Ты наш. Навсегда бесплатное чтение

«Кто сражается с чудовищами,

тому следует остерегаться,

чтобы самому при этом не стать чудовищем.

И если ты долго смотришь в бездну,

то бездна тоже смотрит в тебя…»

© «По ту сторону добра и зла»

Фридрих Ницше

Я давно заметил, что все важные решения в своей жизни принимаю спонтанно, не мучаясь долгими размышлениями, не терзаясь сомнениями. Совершенно точно знаю: если начну рефлексировать или метаться, ничего толкового не получится. Первый импульс всегда оказывается самым верным и, чаще всего, единственно правильным. Во всяком случае, для меня. Так уж я устроен, что поделать…

Знаю, что многие, если не большинство, прежде чем принять судьбоносное решение, непременно советуются с близкими, друзьями, просто знакомыми, теми, кто «лучше знает». Я – другой, мне не нужны советы, чужое мнение мне не интересно. Это моя жизнь, мои удачи и, разумеется, мои ошибки. Но зато мне некого винить, если что-то не получается: сам решил – сам расплачиваюсь.

Три года назад я точно так же, ни секунды не сомневаясь, положил на стол в отделе кадров заявление об уходе. Закрыл дверь, ни с кем не прощаясь, сменил номер телефона, купил ноутбук взамен старого, хоть и вполне приличного, компьютера и начал новую жизнь.

Обычного менеджера по продажам Юрия Летягина не стало, зато на смену ему пришёл писатель Юрий Ардилла. Забавно, но я даже не удивился, когда мой первый рассказ, который я выложил в сеть, неожиданно пришёлся по вкусу любителям хоррора и страшных историй. Разве могло быть иначе? Если бы я начал сомневаться, взвешивать шансы на успех, мониторить самиздатовский рынок… всё могло бы сложиться по-другому. Но я знал: будет именно так, потому что я вовремя прислушался к внутреннему голосу, нашептавшему мне эту идею. Не стал раздумывать, а пошёл и сделал.

Иногда мне кажется, что за моим правым плечом действительно незримо присутствует ангел-хранитель, который в нужный момент шёпотом подсказывает, как следует поступить. А потом, когда я, не задумываясь, выполняю то, что он сказал, вознаграждает меня за безоговорочную веру и, как бы спорно ни звучало это слово, послушание.

Вот и сейчас… Я ехал в старый дом моего деда, потому что твёрдо был уверен: для того, чтобы написать новую историю, которая просто взорвёт рынок, мне нужно посетить это место. И, как всегда, я не стал спорить и анализировать, откуда вдруг в моей голове возникла столь странная идея, а просто закрыл квартиру, сел в машину и через полчаса уже выбрался на платную трассу Санкт-Петербург – Москва.

В багажнике лежала большая спортивная сумка с вещами, необходимыми для более или менее комфортного существования в течение пары недель, продукты на первое время, хотя мне помнилось, что в дедовой деревне был магазин, и портфель с ноутбуком.

Я не опасался, что в доме может кто-то оказаться, так как родителям он и до того, как они окончательно перебрались в Испанию, был не сильно нужен. Других же родственников у нас практически не осталось, да и не поддерживали мы с ними связь. Возможно, это было неправильно: человек силён корнями и поддержкой родичей, но мы всегда были абсолютно самодостаточны. Поэтому ехал я совершенно спокойно, не опасаясь увидеть во дворе развешенное бельё или припаркованный под деревянным навесом чужой автомобиль.

Бросив взгляд на навигатор, который советовал мне съехать с платной трассы, я пожал плечами и дисциплинированно покинул комфортную М-11. Вообще дорогу я помнил, но так как в последний раз был в деревне с поэтичным названием Сирень лет десять назад, то решил на всякий случай воспользоваться современными цифровыми технологиями.

Как выяснилось очень скоро, это было правильное решение, потому что без подсказок я заплутал бы непременно. Всё вокруг выглядело вообще не так, как мне помнилось. Да, населённый пункт с типичным для этих мест названием Подберезье, возле которого я свернул с шоссе на грунтовку, я помнил, но мне казалось, что тогда он выглядел несколько иначе. Хотя десять лет прошло – чему я удивляюсь-то?

Дорога чем дальше, тем становилась хуже, что опять же совершенно не удивительно: какой смысл тратить бюджетные деньги на оснащение дорог, по которым ездят в основном либо на «уазиках», либо на убитых «жигулях», либо вообще на тракторах. Автолавка проедет – и хорошо…

В итоге через полтора часа я наконец-то миновал слегка покосившийся указатель с надписью «Сирень» и притормозил у нужного мне дома. Странно: у меня в памяти чётко отложилось, что дедовский дом был ярко-голубым. Я ещё в детстве, когда приезжал сюда с родителями, думал, что он специально выкрасил его в такой жизнерадостный цвет, чтобы выделиться на фоне остальных, серых, коричневых или вообще некрашеных.

Сейчас же из-за потемневшего и уже слегка заваливающегося забора на меня равнодушно смотрел старый дом, облупленные стены которого когда-то были насыщенного зелёного цвета. При этом не было ни малейших сомнений, что дом-то именно тот, который мне нужен: я отродясь провалами в памяти не страдал. Получается, что дом – тот, но в то же время – другой.

Ощущение неправильности происходящего неожиданно обрушилось на меня, стоило выйти из машины и сделать несколько шагов в сторону калитки. Не было страха, не было даже удивления: всё вокруг было именно неправильным. Самым раздражающим, свербящим, не дающим нормально мыслить было то, что откуда-то возникший передо мной дом был мне знаком.

И тут в памяти всплыли слова: «Дом, когда-то радовавший взгляд тёмно-зелёными стенами и белоснежными наличниками, постепенно приходил в упадок, старел и потому совершенно не удивительно, что со временем именно его облюбовали в качестве приюта враждебные человеку сущности. Они устроили себе лежбища в уютном сыром погребе, где когда-то стояли банки с вареньем и кадушки с квашеной капустой, и на чердаке посреди пустых картонных коробок, валяющихся здесь с незапамятных времён…»

Я медленно перевёл взгляд на дом и почувствовал, как сердце замерло, а потом провалилось куда-то вниз. Это же строки из того самого рассказа, с которого я начался как автор. Он принёс мне первую известность и первые деньги. Я до сих пор прекрасно помню, как слова словно сами ложились на экран новенького ноутбука, как будто кто-то опытный, умеющий сплетать отдельные фразы в изящную паутину текста, нашёптывал их мне.

Обмирая от предвкушения, в которое вплетались пряные нотки тщательно скрываемого страха, я снял старую, давно проржавевшую проволочную петлю, накинутую на ближайший заборный столбик и на калитку. Расшатанная деревянная дверца с каким-то киношным зловещим скрипом качнулась в сторону и чуть не отвалилась, когда я попытался хоть как-то её закрепить.

К крыльцу пришлось идти прямо по высокой траве, так как за участком уже давно никто не ухаживал. Я попытался вспомнить, было ли в моём рассказе какое-нибудь описание двора или сада, но мысли разбегались, как перепуганные тараканы при внезапно вспыхнувшем свете. Добравшись до крыльца, я поднялся по расшатанным ступенькам и ногой сдвинул полуистлевший, а когда-то яркий и весёлый лоскутный коврик. Под ним, как я и предполагал, обнаружился ключ от входной двери: дед, когда уходил в огород, в лес или на пасеку, всегда оставлял его именно здесь. Видимо, перед тем, как уехать в больницу, он по привычке положил его сюда. Откуда деду было знать, что обратно он уже не вернётся…

То, что ключ нашёлся именно там, где я и думал, рассеяло мистический флёр. Скорее всего, я просто забыл или даже не знал, что дом перекрасили, и совпадение с моим рассказом – это всего лишь забавная случайность.

– Не надо искать проблемы там, где их нет, – зачем-то вслух проговорил я, вставляя ключ в замок и с трудом поворачивая его.

В маленьком тёмном коридорчике пахло пустотой, затхлостью и кошками. Протянув руку, я нашарил выключатель, который был на своём привычном месте, и нажал кнопку. Естественно, свет и не подумал включиться: за десять лет, которые прошли после смерти деда, электричество давным-давно отключили или за неуплату, или просто из-за того, что в доме никто не жил.

И с чего я вообще решил, что смогу спокойно существовать в этом заброшенном деревенском домишке? Я, человек до мозга костей городской!? Откуда такая странная самоуверенность?

Хорошо, конечно, что сейчас на улице лето, но без электричества я тут долго не протяну, не говоря уже о невозможности работать. А ведь ехал-то я в первую очередь за вдохновением, за новой сногсшибательной идеей. Надолго батареи ноута не хватит, это понятно, значит, надо попробовать выяснить, как можно максимально быстро восстановить подачу электричества. Наверняка кто-то из соседей в курсе, как и где это можно сделать. Не край земли всё-таки, цивилизация неподалёку.

Успокоенный этой мыслью, я сложил вещи на жалобно скрипнувший диван и вышел на улицу. Нужно отыскать сведущего в вопросах электричества аборигена и договориться насчёт подключения. Ну или хотя бы получить информацию, куда и к кому обращаться.

До конца светового дня было ещё достаточно далеко, следовательно, при определённом везении вопрос можно было бы попытаться решить прямо сегодня. Деньги у меня были, и на карте, и наличкой, так что по этому поводу я не переживал совершенно.

Деревенская улица была пустынна, но это меня не сильно удивило: как правило, в таких местах остались только старики или те, кого принято называть асоциальным элементом, ну а по-простому – алкаши и бомжи, которым просто некуда больше податься. Бабки в это время, скорее всего, смотрят очередное ток-шоу, сопереживая неискренне страдающим героям, а до вечернего полива – интересно, из каких глубин памяти выплыли эти слова? – было ещё часа три.

Я неторопливо прошёлся по улице, чувствуя, как в сердце зарождается беспокойство при виде пустых домов, смотрящих на меня покосившимися и давно лишёнными стёкол окнами. Чем дальше я отходил от дедовского дома, тем тревожнее становилось у меня на сердце. Создавалось впечатление, что деревня полностью вымерла, и из живых людей здесь только я и есть. Это было бы очень некстати, так как где находится ближайший населённый пункт, я не имел ни малейшего представления. В детстве меня это не интересовало, а потом и подавно. Понятно, что можно посмотреть по карте в ноуте или на телефоне, но всё же хотелось бы найти кого-нибудь из местных.

Пустую улицу пересекла другая точно такая же, и на ней тоже не было заметно ни малейшего признака того, что деревня обитаема. Разве что дома вокруг перекрёстка были чуть менее заброшенными. Некоторые даже могли похвастаться целыми стёклами и не оторванными ставнями. Более жилыми от этого они, правда, не выглядели, но я старательно всматривался в темноту окон в надежде заметить хоть какие-то признаки жизни.

Только когда в нескольких метрах передо мной выросла стена леса, я сообразил, что прошёл деревню насквозь, так и заметив ни одного обитателя. И тут же в памяти всплыло: «Вокруг деревни мрачной стеной возвышался вековой лес…» Я помнил, как бился над этой фразой, стараясь избежать банальности звучания, как перебирал эпитеты, сравнения, но в итоге остановился на этом традиционном варианте. И тут же ледяной змейкой скользнула мысль: а был ли вокруг дедовой деревни лес? Какой-то точно был, потому как местные туда за грибами и брусникой ходили, это я отчётливо помню, но почему-то мне казалось, что он не стоял вплотную к последнему дому. Я ещё ворчал, что никому не нужны грибы, если за ними надо тащиться за несколько километров.

Тогда, как говорится, «внимание: вопрос». Откуда здесь взялся этот густой ельник? Не мог же он вырасти за десять лет? Или мог? Да ну, нет, конечно, за такое время максимум – это невысокие сосны и берёзки, а елям, на которые я сейчас смотрел, было лет по сто, наверное.

Так, спокойно, без паники… Это точно был дом деда, данный факт не вызывал ни малейших сомнений: всё было так, ключ на месте, мебель вся привычная и на своих местах. Но почему всё остальное такое чужое и знакомое одновременно?

Развернувшись спиной к лесу и чувствуя затылком чей-то взгляд, я сделал несколько шагов и резко обернулся. Естественно, никого не было, ветки елей не качались, лишь на одной особенно мощной лапе сидела какая-то пёстрая птица и внимательно смотрела на меня круглым глазом.

Я решительно зашагал по дороге в сторону дедовского дома, старательно не обращая внимания на растущее с каждым шагом ощущение сверлящих спину взглядов. Понятное дело, что это у меня от нервов и неожиданного одиночества. Сейчас посмотрю, где ближайшая деревня, и отправлюсь туда, уж там-то наверняка кто-нибудь живой найдётся.

К счастью, дом с когда-то белыми наличниками никуда не исчез, и я, поднявшись по знакомым ступенькам, вошёл в душный коридор. Вещи тоже преспокойно лежали на диване, там, где я их оставил, усиливая ощущение остановившегося времени.

Батарея в ноутбуке была практически полной, поэтому я привычно открыл телефон, чтобы включить раздачу интернета. Но тут меня ждал очередной сюрприз: сети не было. Никакой. Вообще. Вот то есть абсолютно.

Я попробовал набрать первый попавшийся номер из списка контактов – если что, извинюсь и скажу, что случайно нажал – но ответом мне была тишина, нарушаемая едва слышным треском и непонятным шуршанием. Точно так же телефон отреагировал на мои попытки набрать номер 112, который, по идее, должен отзываться всегда. Но, видимо, не в этом случае.

– Прекрасно, – саркастически заявил я, обращаясь к самому себе, – нет ни сети, ни связи, ни электричества.

Память услужливо напомнила, что точно в такой же ситуации оказался Гриша, герой моего первого рассказа, но я решительно отогнал подобные мысли, так как при всей гибкости мышления не допускал возможности переноса в выдуманный текст. Да, дом подозрительно похож на тот, что я описывал тогда. Да, вокруг деревни непонятно откуда взялся пресловутый «вековой лес». Да, я чувствовал недобрые взгляды, буравящие спину. Но это – всего лишь совпадения и игры развитого воображения творческого человека.

Если даже на минуту допустить, что я каким-то невероятным образом попал в собственный рассказ, то где гроза, из-за которой Гриша не смог покинуть деревню? Где все те…

Додумать я не успел, так как мои мысли были прерваны донёсшимися откуда-то издалека грозными громовыми раскатами. Они прозвучали один за другим, слившись в тревожный и жутковатый рокот, от которого неприятно заныло где-то в желудке.

Я выглянул в окно и увидел, как с запада наплывает огромная угольно-чёрная туча, внутри которой зловеще вспыхивали молнии. Или это мне показалось, что они выглядели как-то особенно неприятно?

Прихватив сумки, так и не распакованный портфель с ноутом и куртку, я вышел на крыльцо и торопливо направился к машине. Даже если это всё бред и дурацкое стечение обстоятельств, лучше уехать из этой странной деревни в места, более пригодные для жизни. Я не Робинзон, поэтому к автономному существованию не приспособлен совершенно.

Закинув ноут и куртку в салон, а сумку в багажник, я в последний раз взглянул на дом, пожал плечами, сел за руль и повернул ключ зажигания. Двигатель фыркнул и, кашлянув пару раз, замолк. И это в машине, которой не было и двух лет и которая не подводила меня ни разу! В легенде японского автопрома!

Я откинулся на спинку кресла, чувствуя, как спина покрывается холодным потом, а сердце колотится где-то в горле. Несколько раз глубоко, до боли в подреберье, вздохнув, я постарался успокоиться и, не обращая внимания на постыдную дрожь в руках, аккуратно повернул ключ ещё раз. Двигатель взревел и тут же, издевательски чихнув, замер.

«Гриша посмотрел на стремительно темнеющий небосвод, на придвинувшийся, казалось, к самой машине лес и вдруг с невероятной ясностью понял: он отсюда никогда не выберется»…

Да ну, нет… Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Я взглянул в зеркало заднего вида, и вот тут-то меня пробрало по-настоящему.

Он стоял прямо посреди деревенской улицы, совершенно не скрываясь и даже не пытаясь быть незаметным. Высокий, в своей дурацкой широкополой шляпе, явно знававшей лучшие времена, и распахнутом чёрном пальто, он смотрел прямо на меня, и по его губам змеилась так хорошо знакомая мне презрительная усмешка. Я столько раз описывал её, что даже при всём желании не смог бы не узнать.

Тень. Человек без имени. Тот, кого я сделал воплощением зла, посланцем тёмных сил, символом безнадёжности и смерти. Я придумал его, наделил характером, мыслями, щедро отмерил ему коварства, жестокости и безразличия к проблемам кого бы то ни было. Мне хотелось нарисовать на страницах своих историй некое идеальное зло, квинтэссенцию мрака и тьмы. И мне показалось, что я сумел это сделать: Тень получился именно таким. Читатели боялись его, ненавидели и восхищались, радуясь, что этот тип – лишь писательская выдумка.

И вот он стоял позади машины, слегка покачиваясь с пяток на носки и спокойно глядя на меня. Плод моей авторской фантазии издевательски ухмылялся, явно наслаждаясь эффектом, который произвело его появление. Выждав пару минут, он коснулся двумя пальцами края шляпы, приветствуя меня, отвесил шутовской поклон и невозмутимо удалился куда-то в сторону леса.

Я какое-то время посидел в машине, а потом ещё раз – из чистого упрямства – попробовал завести двигатель, естественно, безрезультатно. Прикинув, что за пару часов, по идее, можно дойти до поворота с лесной дороги на относительно оживлённую грунтовку, я решил махнуть рукой на вещи и продукты и, прихватив только ноут и документы, уйти из этой деревни. Ничего, что было бы дорого, как память, у меня с собой не было, а одежду и всякие мелочи можно потом купить.

Мысль о том, что покинуть Сирень мне просто-напросто не дадут, банально не пришла мне в голову. Несмотря на творческую профессию, я всегда старался руководствоваться разумом и логикой. Да, появление Тени никак не укладывалось в привычную и объяснимую картину мира, но, как говорится, и на солнце есть пятна. Может, это у меня лёгкое помрачение сознания, как у горожанина, хлебнувшего слишком чистого воздуха.

Ну а если – буквально на минутку, чисто гипотетически! – допустить, что я оказался в собственном рассказе, то нужно просто избежать тех ошибок, которые совершил Гриша, и всё будет нормально. Он испугался грозы и остался переночевать в безлюдной деревне, я же такой глупости не сделаю и покину это не слишком гостеприимное место. Нет ночёвки в деревне – нет проблем! Всё просто…

Пока я думал, по крыше машины ударили первые крупные капли, и вскоре за окнами ничего не стало видно кроме сплошных потоков воды. Пару раз мне, правда, показалось, что за ливневой стеной мелькнули какие-то тени, но они больше не появлялись, и я решил, что это ветер закружил водяные потоки.