Соловьи не поют зимой бесплатное чтение

Глава 1

Льдистый луч проник сквозь щель в каменном изгибе пещеры, серебром рассыпался над гладкой поверхностью воды, похожей на глянцевую застывшую глазурь. В воздухе клубился белёсый пар непроницаемым мороком, и маленькие светлячки, точно искристые снежинки, мерцали в нём. Тишина стояла незыблемая. Но вот где-то упала капля воды, а за ней, рассекая тишину яркой вспышкой, раздался протяжный звук гуциня – кто-то в тумане коснулся струны, а затем ещё и ещё, до тех пор, пока мелодия – успокаивающая, глубокая, проникновенная – не рассеяла туман, не разогнала светлячков, взметнувшихся вверх.

Отступивший туман открыл картину, поражающую самое смелое воображение: над водой в позе лотоса парил прекрасный молодой мужчина. Благородные черты его лица могли принадлежать лишь истинному небожителю. Шелковистые чёрные волосы, слегка подколотые сзади заколкой, волной ниспадали до поясницы и могли бы составить конкуренцию самому дорогому шёлку. Мускулистое подтянутое тело и осанка явно выдавали мастера боевых искусств, а изящные тонкие пальцы говорили о многолетнем опыте игры на инструменте. Белое, будто сотканное из облаков и света ханьфу окутывало фигуру мужчины и делало её похожей на цветок лотоса, такого же нежного и стойкого, как гуцинь из белого нефрита перед ним. Гуцинь тоже заслуживал отдельного внимания: его изящная изогнутая поверхность искрилась в призрачном свете, струны отливали серебром, а шёлковая кисть трепетала от каждого звука.

Музыка то лилась потоком горного водопада, то струилась нежностью атласной ленты. То стихала, то набирала обороты и взлетала к сводам пещеры, волнуя и успокаивая, утешая и радуя. Так звучит песнь небожителей, так звучит Песнь очищения сердца.

– Кхм-кхм… – чей-то голос нарушил невообразимую красоту момента, и гуцинь, издав неровный гулкий звук, затих.

Игравший на нём поднялся, встал, едва касаясь ногами поверхности воды, и взмахом руки убрал со лба упавшую прядь волос. В следующее мгновение гуцинь испарился, по телу пробежала волна серебристо-белой чешуи, сменяя ханьфу на изысканный чёрный костюм, а длинную причёску на модную стрижку с убранной наверх чёлкой. Этот образ шёл мужчине ещё больше прежнего, и он, судя по выражению лица, прекрасно это знал.

– Зачем потревожил меня, Яо? – спросил он в полумрак пещеры, ещё не в состоянии увидеть нарушителя покоя.

Свет отразился в его тёмном взгляде, в котором можно было утонуть так же легко, как и очароваться голосом – глубоким и низким, с нотками уверенности и насмешки.

– Прошу прощения, господин Лун [«лун» – дракон], но я не мог ждать. Глава требует вас к себе, – этот голос звучал робко и высоко, хотя явно был не женским.

– Опять? – мужчина прошёл вперёд по воде и остановился у её кромки на светлом камне у выхода в тёмный грот.

Там же стоял и обладатель второго голоса – молодой паренёк тоже в костюме и с перекинутым через руку пальто. Он сложил руки перед собой и поклонился.

– Глава сказал, что это очень важно, что вам необходимо прекратить медитацию и вернуться.

– Да? – мужчина сделал вид, будто удивлён. – Неужели? Знаешь, что случилось?

– Нет, господин. Знаю только, что это очень срочно.

– Ладно. Идём.

Из пещеры они вышли в осенний парк на задворках старого китайского поместья. По дорожкам, выложенным белым камнем, ветер гнал жёлтые листья, накрапывал дождь, в пруду под деревянным мостиком, который они перешли, цвели лотосы. Яо открыл над господином зонтик, когда дождь усилился, и накинул на плечи принесённое пальто.

– Дождь, – проговорил господин Лун, выставляя руку из-под зонта и ловя несколько капель на ладонь, – странно…

– Сейчас осень, что странного? – удивился Яо, аккуратно убирая зонтик и помогая господину войти под крышу дома.

– Осень, – согласился тот, – но сегодня праздник Середины Осени, особенно важный день для нас. Если идёт дождь, это многое значит.

Яо открыл рот, но так ничего и не сказал. Ответа от него и не ждали. Господин Лун кинул пальто в руки вышедшему навстречу мужчине в форме прислуги и взлетел вверх по лестнице. Преодолев несколько метров длинного коридора, раздвинул створки деревянной двери и переступил порог.

Перед ним был кабинет, обставленный в старом китайском стиле. Внутри пахло тушью и персиками, в воздухе витали пары от палочек благовоний. За столом с совершенно прямой спиной сидел мужчина лет шестидесяти в классическом чёрном костюме, в руке он держал длинную кисть и искусно выводил ей иероглифы на большом квадратном листе из рисовой бумаги. Господин Лун откашлялся и склонил голову в вежливом поклоне.

– Дядя, ты звал меня?

Мужчина завершил последний иероглиф, отложил кисть и лишь тогда поднял голову. Он вышел из-за стола, заложив руки за спину, и осмотрел своего гостя.

– Я рад тебя видеть, Инчэн… – их взгляды встретились, и он исправился. – Прости, я помню, что ты не любишь своё личное имя, хотя до сих пор не понимаю, чем тебе не угодила серебряная пыль…

– Дядя! – господин Лун явно не настроен был слушать его слишком долго, и этот резкий и слегка высокомерный оклик дал собеседнику это понять.

– Хорошо, хорошо, Юань Лун, сразу к делу. Но ты ведь и так уже почувствовал? – дядя испытующе посмотрел на племянника.

Тот поджал губы и вздохнул.

– Что именно? В эти два года, пока медитировал, я много чего чувствовал.

– Снег покрывает цветы мэйхуа, лепестки персиков пролетают десять тысяч ли, и море опрокидывается в небо…

– Дядя, хватит загадок! Что случилось? Ты вырвал меня из медитации за неделю до завершения полного цикла энергии в Праздник Середины Осени, в который к тому же ещё пошёл дождь! Что происходит?

– Вот видишь, ты всё понимаешь, – дядя отвернулся и посмотрел в окно, за которым простиралась серая даль неба. Он будто специально мучил племянника ожиданием, и это было действительно так, потому что в следующий миг он рассмеялся, снова обернулся и похлопал его по плечу. – Драконьи письмена активированы. Мастер Тиссонай связался со мной вчера вечером и сообщил, что все иероглифы проступили. Медлить больше нельзя.

Господин Лун открыл рот в изумлении.

– И это, по-твоему, причина для радости?

– Конечно, – дядя тепло улыбнулся, – артефакт взывает к тебе, магия нашего Великого Предка пробудилась, и твой путь ясен. Он ведёт вглубь материка, на территорию другой страны. Ты готов?

– Я давно готов, дядя, только скажи, когда отправляться?

– В конце декабря, а пока что нужно подготовить всё необходимое, но… – дядя поднял вверх указательный палец и нахмурился, – не радуйся слишком сильно. Имуги тоже явились в мир, их наследник может быть кем угодно, тем более, что на днях пропала ученица мастера Тиссоная. Не трать деньги, как ты любишь, не доверяй никому и умерь своё высокомерие.

– Я сам решу, что мне делать!

Дядя кивнул.

– Тогда не забывай, что помимо имуги у тебя есть и другие проблемы. Мы достоверно не знаем, как Соловьи забрали у Великого Предка жемчужину, на какие уловки пошли, чтобы его обмануть. Будь предельно осторожен.

– Дядя… – попытался перебить племянник, но тот предупредительно поднял руку в просьбе выслушать до конца.

– Ошибка может стоить тебе жизни, Юань Лун, подумай об этом. Подумай, – он снова похлопал племянника по плечу и отвернулся.

На этот раз стало ясно, что разговор окончен, и господин Лун, постояв ещё несколько секунд, поклонился и покинул кабинет.

***

Боль. Её разрывает невыносимая боль. Сливаться со смертным, чувствовать, как смешивается кровь в венах, как ускользает чужая душа, уступая место новой… Она давно от такого отвыкла, но сейчас это было необходимостью, сутью выживания её клана. Нужно победить Драконов, обойти их в этой игре даже ценой собственной жизни.

«Девчонка должна была подойти, – голос сквозь поволоку боли пробивается с трудом, но она узнаёт его. – Пан Чжэнь. Пан Чжэнь! Ты слышишь?».

– Да, отец, – хрипит в ответ и сплёвывает застоявшуюся кровь. Тело ощущается гибким, лёгким и сильным, но кровь не позволяет до конца это понять, вызывая ломоту в суставах и жар. Но она справится. Обязательно.

– Хорошо, – чёткий голос отца звучит прямо над ухом, – у меня мало времени. Слушай меня внимательно. Это тело ученицы мастера дао из храма на горе Кунлунь, из великих земель Персиковых цветов, оно крепкое и полное духовной силы. Используй это. У тебя будет несколько месяцев, а затем придётся перебраться в новый сосуд. Наш постоянный тайный наблюдатель помог тебе – теперь на драконе, который отправится за артефактом, есть след. Только ты сможешь увидеть его. Приходи в себя и действуй.

– Отец… – Пан Чжэнь тянется к нему, но он отступает.

– Я должен идти. Клан надеется на тебя, Пан Чжэнь, весь клан, – его силуэт медленно растворяется в полумраке помещения, и когда её взгляд окончательно проясняется, от присутствия отца не остаётся и следа.

Только гулкий ветер за стенами ветхой лачуги да запах скошенной травы.

Глава 2

Лёгкое, звонкое, чистое сопрано взлетало вверх хрустальными созвучиями, заполняло собой каждый уголок большой трёхкомнатной квартиры, обставленной антикварной мебелью. В воздухе витал едва уловимый аромат черёмухи и ландышей – нежный запах весны, хотя за окнами всё блестело от снега, за одну вчерашнюю ночь обильно засыпавшего городок.

Девушка пела, расчёсывая распущенные белокурые волосы. Они пенились густыми волнами, длинными прядями ниспадали на плечи.

– С подружками по ягоду ходить,

На оклик их весёлый отзываться:

«Ау, ау!»

Как же легко поётся в одиночестве! Магия голоса, волшебство напевов рассыпается прозрачными горошинами и возвращается назад, вновь наполняя, а не опустошая.

– Круги водить, за Лелем повторять

С девицами припев весенних песен:

«Ой, Ладо, Лель!»

Милей Снегурочке твоей,

Без песен жизнь не в радость ей.

Воистину не в радость! Что за жизнь без них у соловья? Все удивлялись – почему Надя Астахова не учится на певицу? Но кто и когда давал уроки певчим птичкам?

Надежда любила петь для себя, соловьи вообще любят уединение, но порой ей необходимы были слушатели. Даже если она на время лишалась сил, даря людям маленькое тайное чудо… Поэтому соглашалась выступать в концертах и в любительских оперных спектаклях, которые ставили в местном Доме культуры.

Заведующий как раз этим Домом культуры Надин отец в последние дни сбился с ног – организовывал русско-китайскую историческую конференцию. Он легко уговорил дочку спеть для иностранных гостей в рамках культурной программы. Хотя бы одну арию… Почему нет? Тем более, её любимая Снегурочка… Надя и сама была похожа на эту героиню – светлые волосы, тёмно-серые, странно мерцающие глаза, круглое личико с мягкими славянскими чертами, белая кожа, лишь чуть-чуть розовеющая на щеках нежным румянцем…

– Без песен жизнь не в радость ей,

Не в радость!

Горящий вдохновением взгляд упал за окно. Тёмный зимний вечер окутал застывшую вдалеке Волгу. Огоньки в старой части города омывали сердце ощущением уюта и предвкушением скорого праздника.

Юная певица улыбнулась и задернула штору. Комнату Нади заполняла мебель в её любимых тонах – серо-жемчужных. Многое здесь было современным, в отличие от папиной спальни и совмещённого с библиотекой кабинета. Хобби отца – антиквариат, а Надю все эти атмосферные отголоски старины уже утомили. Хотя и в её личном пространстве белел рукотворный иней некогда вручную связанных кружев, а стены покрывали вышитые крестиком картины на русские мифологические сюжеты.

Что ж… пора бы и переодеться в домашнее, давненько ведь уже вернулась из Дома культуры.

Надя стянула длинный искристо-серый свитер, и тут её взгляд упал на отражение в большом зеркале – невысокая стройная фигура с покатыми плечами и пышной грудью, туго обтянутой тёмным шелком… Но девушка смотрела сейчас не на себя. Что-то заметив в зеркале, быстро перевела взгляд на кулон – она всегда носила его, пряча под одеждой. Голубой хрусталь, словно нетающая льдинка, причудливо перевитый серебром… Обычно нежно и таинственно поблескивающий, сейчас он потускнел, и напоминал уже не кусочек льда в сверкании инея, а простую стеклянную безделушку.

Надя, закусив губу, принялась вновь натягивать свитер. Вышла в коридор, надела тёплую куртку, сунула ноги в сапоги… Входная дверь отворилась, и отец появился на пороге. Удивился.

– Куда ты это на ночь глядя, Надюша?

– Да так, папочка… надо кое-что проверить.

На приятном лице Дмитрия Астахова, поросшем пушкинскими бакенбардами, отразилось удивление – дочь выглядела слишком уж серьёзной и собранной.

– Надь… так поздно уже. Давай завтра, а?

Девушка наконец-то улыбнулась и звонко пропела:

– Пусти, отец!

Когда зимой холодной

Вернёшься ты в свою лесную глушь,

В сумеречки тебя утешу, песню

Под наигрыш метели запою…

Потом чмокнула его в щёку и выбежала за дверь.

Астахов вздохнул. Он знал, что у него необычная дочь. Но по какой-то негласной договоренности они с Надей никогда об этом не говорили. Лишь бы только с ней всё было хорошо… Её мать Татьяна умерла ещё совсем молодой, и Дмитрий больше так и не женился. Сам он, в отличие от покойной жены и дочери, был обыкновенным человеком. Выделялся, пожалуй, страстной любовью к родному городу Соловьёвску и всему, что с ним связано. Такого активиста ещё поискать! Надя разделяла увлечение отца и постоянно помогала ему в организации самых разных мероприятий, идеи которых нередко исходили от администрации города.

А сейчас она, легко сбежав вниз по лестнице с третьего этажа, вышла на улицу, с удовольствием вдохнула холодный вечерний воздух. Морозец тут же прихватил щёки. Надя неспешно зашагала в сторону реки. Но пройдя немного и убедившись, что вокруг никого, обернулась соловьём и полетела к самому волжскому берегу.

Там возле подступающего к городу леса раскинулся под небом музей русского зодчества. Старые избы, в которых прослеживались интересные архитектурные решения, были перенесены сюда из других мест, и только трехъярусный шатровый терем сохранился там, где стоял, с незапамятных времён. Конечно, дошёл он до нынешних дней сильно перестроенным, но дух старины никуда не уходил, и Надя знала это лучше всех. Она всегда любовалась деревянной резьбой, изумительным узорочьем, классическими для Поволжья «корабельными» мотивами на фасадах домов-старожилов. Но сейчас ей было не до этого. Все мысли – только о потускневшем кулоне.

В охраняемый музейный экспонат не проникнуть обычному человеку в неурочное время – но не маленькой птичке, к тому же волшебной. Да Наде и не сам дом был нужен. Когда-то жила здесь дочь Забавы – первой девушки-соловья, и терем навсегда остался связанным с таинственным Запредельем. Он хранил в себе тайну – вход в чудесный иной мир, и Надежда легко, как всегда, пролетела незримую завесу, отделяющую сказку от реальности.

Её встретил Соловьиный край – крошечное царство бесконечной весны, где не стихает душистый дождь из лепестков вечно цветущих черёмух, яблонь и слив. Где всё пронизано птичьими трелями и звоном ручьёв… И кружит голову запах сирени. И прямо на траве – юной, шелковистой – люди-птицы пьют чай, смородиновый и брусничный, из деревянных чашек, расписанных яркими цветами.

Наде очень хотелось обернуться девушкой и присоединиться к приятелям, но тревога неодолимо тянула к собственному соловьиному гнезду. Оно затаилось в зарослях жимолости, возле бьющего из-под земли ключа. Его никто не видел, кроме Нади, никто не мог к нему приблизиться. Чудо – в чуде, волшебство – в волшебстве.

В гнезде, самом обычном, свитом из тонких серых веточек, сдержанно посверкивал лотос. Его лепестки – голубоватые ледяные кристаллы – обрамляли прекрасную жемчужину. Это была тайна Нади. Её восторг, её долг и миссия, переданная через череду поколений людей-соловьёв – защищать жемчужину даже ценой жизни, если потребуется. А сейчас что-то случилось. Светлячки, обычно кружившие возле лотоса, угасли и обернулись бессильно опавшими льдинками. На памяти Нади такого ещё не было… Ей, как хранителю, стало страшно и горько.

Так что же делать? Петь, конечно… И соловушка запела. Только здесь, в краю вечной русской весны, могли звучать сейчас её дивные трели. Не в самой России. Там царит зима, а соловьи не поют зимой. И только в птичьем облике творила Надя истинное волшебство. Она никогда не смогла бы, спев человеческим голосом, создать магию такой силы…

Голос птицы разливался чистыми созвучьями, и светлячки оживали, лёд выпускал их из плена. Они поднимались над лотосом, таящим в себе жемчужину, вновь радостно кружили над ним. Защита восстанавливалась. Все становилось как прежде. Пропев свою песню, девушка-соловей улетела назад с чувством честно исполненного долга.

И всё же, вернувшись в человеческий облик, Надя хмурилась, оставаясь задумчивой и немного встревоженной. Что-то изменилось, и она это чувствовала. Но что? Нет ответа.

Глава 3

Юань Лун вошёл в салон самолёта и занял указанное место в первом классе. Удобно настроил сиденье и отвернулся к иллюминатору, вспоминая последние наставления дяди.

Драконы. Их клан издавна занимал самое высокое положение в Китае. Его братья и сёстры вели крупный бизнес по всей стране, но он – он сам был на особом счету. Дядя, как глава клана, запретил ему работать и взялся лично обучать, однако в последние пять лет сила Юаня превысила силу дяди. Ученик превзошёл учителя, и дядя больше ничем не мог ему помочь. Тогда Юань ушёл в уединение, чтобы совершенствовать силу и дух самостоятельно, а заодно искать свой путь и своё предназначение. В то, что именно в его эпоху откроются драконьи письмена, он не верил – сколько таких наследников было до него и сколько будет после. И всё же это случилось.

Случилось…

Он вспомнил строгие наставления дяди и усмехнулся уголком губ. Дядя никогда не говорил попусту, но с его стороны было излишне напоминать об осторожности и недоверии, к которым Юань был приучен с детства. Что могут эти Соловьи против него, величайшего из существ? Что могут какие-то птицы против драконов? Он усмехнулся снова, вспоминая, как наблюдал битву дяди в его духовном воплощении и водного дракона, собиравшегося отдать свою жемчужину смертной. Дядя победил и с тех пор под предлогом добычи жемчуга наблюдал за водными драконами и оберегал их от необдуманных поступков. Хотя многие считали это не защитой, а пленом, строгим надзором, на который небесные драконы не имели никакого права.

– Пристегнитесь, пожалуйста, молодой человек, – стюардесса коснулась его плеча и вежливо улыбнулась.

Странно, он не успел заметить, как она подошла. Кивнул и пристегнулся, мысленно проклиная необходимость скрывать силу. Но чем меньше будут знать о передвижениях избранного наследника Великого Предка, тем лучше. Духовная граница охраняется как со стороны Китая подчиненными драконам духами, так и воздушными витязями из русского Запределья. Лучше путешествовать подобно простому смертному.

– Господин, – в проходе появился Шуань Яо, поклонился, и только потом занял место рядом. – Глава передал это.

Он протянул чёрную папку с какими-то бумагами, и Юань Лун сразу открыл её.

В бумагах значилось, что в аэропорту ждёт автомобиль, на котором его доставят в небольшой населённый пункт на берегу Волги, а там представят Дмитрию Астахову. Сам Астахов интересовал дракона мало, но город, в котором тот жил, был давним оплотом Соловьёв, а значит, что бы там ни было, сначала придётся втереться в доверие к смертным. В идеале к самому Дмитрию Астахову. Так проще будет узнать, где находятся Соловьи.

Волшебные птахи умели хранить свои тайны. То, что великая жемчужина сокрыта в духовном тайнике, как-то связанном с Соловьёвском, предполагали многие искатели сокровищ. Но никому ещё не удалось выйти на след хранителей. По крайней мере, драконы ничего не знали об этом. Сами же они столетиями ждали предначертанного срока.

Наконец час настал. Явился избранный наследник. В праздник Середины Осени, когда истончается грань между мирами небожителей и людей, всплеск силы утаённой жемчужины активировал драконьи письмена. Написанные кистью древние иероглифы проступили, взывая к действию. И была вероятность, что об этом уже пронюхали те, кому знать ни о чем не следовало. Конечно же, необходима предельная осторожность.

Юань Лун перевернул последний листок уже в воздухе, закрыл папку и хотел было расслабиться, но Яо снова отвлёк его.

– Господин, – прошептал он, чуть наклонившись в его сторону, – в салоне экономкласса летит имуги, я отчётливо почувствовал её.

Ни жестом, ни взглядом Юань Лун не показал своей истинной реакции на эту информацию, только спокойно посмотрел на навязанного дядей секретаря и равнодушно прикрыл глаза.

– Пусть. Пока она держится на расстоянии, я не стану её трогать.

– Воля ваша, – ответил Яо и за весь полёт больше не произнёс ни слова.

***

Их разместили в приличном отеле и отнеслись с почтением. Астахов был более чем вежлив, но Юань Лун всё равно не доверял ему. Любой из местных мог оказаться Соловьём, и даже не один. А может, и вовсе сам Астахов и есть Соловей. Гадать не имело смысла, и Юань справедливо предположил, что на конференции, куда наверняка явятся многие, будет легче определить, кто из них кто.

Он прикрыл глаза, проверяя свои способности, и сразу увидел плетение мироздания. Пять элементов, опутанных прозрачными нитями магии… с непривычки заглушённой для него защитным куполом невиданной силы. Слишком мощной, чтобы не определить её причину в первые же десять секунд. Но Юань Лун заставил себя пока не думать об этом.

Чёрная рубашка, чёрный галстук, того же цвета брюки и пиджак, начищенные до блеска туфли, золотые запонки и модная стрижка, изменённая драконьей магией.

– Как я выгляжу? – спросил он у Яо, когда тот в полной готовности вошёл в номер, чтобы сопроводить его на конференцию.

– Превосходно, господин, – расплылся в улыбке Яо.

Юань Лун нахмурился.

– Этого недостаточно, но вполне сносно, – он смахнул невидимую пылинку с плеча и вышел, чтобы через четверть часа оказаться в местном Доме культуры.

***

Пора… Соловушка вышла на сцену. Поначалу Надя не видела зрительного зала, даже не слышала аккомпанемента. Потёк переливистым ручьём чистый голос. Она не просто запела – начала творить свою лёгкую магию, окутывать души созвучиями, омывать их живительным волнением.

Певица была ещё так молода, но её голос звучал без изъяна. Вот только… не всё, о чем Надя пела, могла она пропустить через себя.

– Великий царь, спроси меня сто раз,

Сто раз отвечу, что я люблю его.

Чудесно, выразительно, но… ей незнакомо. Душа девушки молчала, а сердце тосковало по ещё не встреченному… не совсем человеку. По такому же, как она. Чтобы без объяснений… Чтобы не просто поверил, но и сам ощущал, каково это, когда твоя суть – волшебство.

– Открыла я избраннику души

Любовь свою и кинулась в объятья.

Не было такого. В свои девятнадцать Соловушка оставалась невинной, даже целовалась пару раз, скорее, из любопытства. Но что поделать? Соловьи не поют в неволе, и сердце не заставишь полюбить…

Наконец взгляд Нади невольно устремился в зал. В первом ряду прямо перед ней сидел молодой китаец в изысканном чёрном костюме. И смотрел на неё. Он был нереально, сказочно красив… казалось, что его создала колдовская звёздная ночь и забросила сюда с родной земли лишь для того, чтобы восторженно раскрылись глаза и сердце девушки, никогда ещё не любившей.

Чудится ли ей? Или он и правда – иной? Что-то созвучное в нём ощущалось нечеловеческой частью её души… что-то… родное?

И в этот миг Надя пропела:

– Но что со мной – блаженство или смерть?

Пропела в надрыве, в ощущении внезапной острой боли и непонятного упоения.

А он смотрел на неё…

– Какой восторг… Какая чувств истома…

Да… Да. Да! Слушай меня, слушай. Непонятно, как так сошлось, и почему ты здесь сейчас. И почему я перед тобой на сцене… И кто из нас растает, когда отзвучит моя ария… последняя песнь Снегурочки… Просто слушай меня, умоляю!

– Какая нега томящая течёт во мне!

Надя это уже не спела, а почти выкрикнула протяжным криком, едва не вырвавшись за рамки идеального звучания. Впервые в жизни.

– Люблю и таю…

Ей казалось, что собственное волшебство обратилось против неё. Она допоёт – и сердце остановится.

– Прощай, мой милый. О, милый мой, твоя, твоя.

Надя не понимала, что в трепетно-взволнованное, но по-прежнему сладостное звучание её голоса вплелись нотки неестественной жути. Как будто и правда дохнуло смертью. И это не Снегурочки – нет, её, Надежды Астаховой, сейчас не станет.

Зал замер, поражённый.

– Последний взгляд тебе, мой милый.

Она смотрела, смотрела на молодого мужчину в первом ряду…

– Последний взгляд тебе, любимый.

И пошатнулась, внезапно ослабев.

Сама не поняла, как удержалась на ногах – чудом, не иначе. А когда затих последний звук аккомпанемента, бросилась за кулисы.

Там прислонилась спиной к стене, восстанавливая дыхание. Вот так культурная программа! Вот это концертный номер… Что… что случилось с ней прямо сейчас? Она всё ещё тает в мучительной, но сладостной агонии… и тут же внутренняя боль грызёт внезапно пробудившуюся душу. Кто он? Хотя бы имя узнать…

Очень скоро Соловушку нашел отец.

– Ты что, Надюша? Зал тебя требует! Иди скорее.

Девушка помотала головой.

– Сейчас я не смогу больше петь.

– Так выйди просто на поклон! – и с присущим ему простодушием прибавил: – Ох, дочка… ты у нас, конечно, звучишь как… соловей. Но настолько хорошо ты никогда ещё не пела!

Она и сама это знала. И безропотно пошла с отцом, подхватившим её под руку. Просто потому, что хотела вновь увидеть благородное лицо молодого китайца… и, может быть, разглядеть в нём что-то, отчего гулко стучащее сердце ещё сильнее забьется для неведомой радости…

***

Его усадили на первый ряд, Яо – на второй, что изрядно сгладило эффект от неудобства кресел и запаха сухого окрашенного дерева, который Юань не очень любил. Излишне болтливый Яо его раздражал, и находиться хоть на шаг дальше от него было подлинным счастьем. Когда на сцену вышла певица, Юань тяжело вздохнул. Потерпеть ещё и представление до официальной части? Что ж… его миссия важнее, и он умеет ждать.

Но даже со второго ряда Яо достал его. Он поменялся местами с какой-то женщиной, наклонился и стал шептать последние инструкции перед предстоящей официальной частью как раз в тот момент, когда девушка начала петь. Юань бы не обратил на неё внимания, если бы не лёгкая вибрация, разлившаяся в воздухе от её голоса. Сердце пропустило удар и оборвалось, когда чистой трелью над залом прозвучало:

«Но что со мной – блаженство или смерть?»

«Что со мной?» – подумал Юань Лун, глядя на сцену.

Взгляд певицы был устремлён прямо на него. Взгляд, похожий на глубины древних озёр в крае Персиковых цветов, на небесные дали, что видны с пиков небожителей. Взгляд, способный покорить сердце, лишить воли, навсегда низвергнуть с девяти небес и вознести до необозримых высот. Юань, кажется, перестал дышать, завороженный этим взглядом, и выдохнул, лишь когда его взор прояснился, и оплетающие пять элементов нити магии стали светлеть, а затем он почувствовал… Увидел. Увидел! Это она… Невозможно. Но она, эта юная девушка, эта сладкоголосая пташка и была Соловьём! Это она!

Едва это осознав, Юань почувствовал, как её голос проник в него, коснулся сердца. Её магия соприкоснулась с его магией, а затем произошло уж совсем из ряда вон выходящее. Его собственная жемчужина вздрогнула, затрепетала и запульсировала энергией, восполняя силу настолько, что Юаню показалось, будто за спиной раскрылись драконьи крылья без всякого небесного облика. Во рту пересохло, и он сглотнул, ощущая, как голос Соловушки проскальзывает в самые отдалённые уголки души, выворачивает её наизнанку, бередит старые раны и тут же излечивает их, не оставляя даже шрамов. А она пела и пела, и пела…

«Кто она? Что со мной?» – повторил он мысленно.

Пение оборвалось, забирая с собой что-то очень важное, будто из его личной вселенной украли солнце, вырвали прямо из рук. Юань сглотнул снова. Звук раздавшихся аплодисментов донёсся до него будто сквозь толщу воды. А девушка на сцене, отчего-то побледневшая, еле уловимо пошатнулась и бросилась за кулисы. Юань вскочил на ноги и… наконец пришёл в себя.

«Что же это всё-таки было?»

***

– Господин, вы что-нибудь выяснили? – спросил Яо за ужином, когда все дела текущего дня были завершены. – Как долго мы здесь задержимся?

– Предварительно до Китайского Нового года, а там посмотрим, – задумчиво проговорил Юань.

К еде он не притронулся, только сидел за столом, сложив руки перед собой, и наблюдал, как ест его секретарь.

– Что до выяснения обстоятельств, – продолжил он, – полагаю, я кое-что нашёл. Жемчужина точно здесь, защитное поле над городом не могло быть сформировано ничем иным. Из-за него я слабо чувствую здешнюю магию, но знаю, кто мне поможет.

– Та девушка? – догадался Яо. – Она вам, кажется, понравилась.

– Свои домыслы держи при себе! – оборвал его Юань. – Да, она. Её магию мне удалось глубоко ощутить, только не пойму, почему она столь слаба.

– Думаете, она – хранитель?

Юань Лун вскинул на него взгляд.

– Думаю, соловьи не поют зимой. Она может им быть, но я не верю в такие совпадения. Я здесь второй день, и тут же в центре внимания оказался хранитель? Невозможно.

– Судьба сама по себе невозможна, – пожал плечами Яо.

Взгляд Юань Луна сверкнул сталью.

– Замолкни! Я тебя не спрашивал, – он взял салфетку, вытер ей и без того чистые руки, отбросил на тарелку, а потом встал и отправился к себе в номер.

Там, в полумраке, лёжа на постели, Юань Лун смотрел в потолок, на линии света, падающие от фонаря за окном, и представлял её. Искорки света в волосах, глубина обворожительных глаз, обрамлённая пушистыми ресницами, алые лепестки губ, и кожа, похожая на тонкий фарфор из дворцов небожителей. Как её зовут? Кто она? Наутро он найдёт её и узнает. Наутро всё будет так, как он захочет. И только жемчужина, пульсируя в его сердце, шептала иное: наутро всё изменится безвозвратно. Наутро всё изменится навсегда.

Глава 4

Последнее, что с утра ожидал услышать Юань, так это то, что эта девушка – дочь Астахова. Теперь, понемногу приспособившись к защитному куполу, он ясно почувствовал, что мужчина не обладает ни каплей магии, кроме той, что пропитывает всё живое. Магией жизни. Его смертное сердце билось ровно, и ни одна эмоция не ускользнула от драконьего взора, ни одна интонация. Астахов волновался за дочь, но не мог отказать в знакомстве с певицей иностранному гостю, пожелавшему принести ей благодарность за прекрасное исполнение.

Знакомство могло состояться уже вечером, на ужине с китайской делегацией, все дела которой Юань Лун без зазрения совести свалил на Яо. Ему же нужно было вызвать доверие девушки, а значит, в какой-то степени придётся довериться самому.

Целый день он медитировал и выставлял на всякий случай ментальные защиты. Перед ужином выбрал костюм, взял пальто и прошёлся пешком до указанного места встречи, чем Яо был крайне недоволен, но перечить господину не стал.

Они не опоздали, но зал уже был полон гостей. Украшенный яркими новогодними огнями, он предстал во всём праздничном блеске, и Инчэну вдруг вспомнился похожий праздник – последний, когда он видел своих родителей. Но предаваться печали не стоило, это было неудобно и не к месту, поэтому, выхватив из толпы взглядом Астахова, Юань Лун направился к нему.

***

Наверное, впервые с тех пор, как повзрослела, Надя ожидала от наступающего Нового года настоящих, не придуманных людьми чудес. Они ведь уже начались! После знаменательного выступления, ещё раз взглянув со сцены на прекрасного китайца, девушка выскользнула на улицу. И, поскорее скрывшись с глаз прохожих, обернулась соловьём. Неважно, что зима, неважно, что не спеть… ей хотелось неба, свободы и полёта. В волшебном птичьем облике все казалось иным – мир расширялся, начинал глубже дышать, нежнее звучать, а сейчас и вовсе разбрызгивал краски бытия, словно праздничный салют. Потому что сердце пело без слов, пело песню любви – впервые в жизни.

Надя была уверена, что не сможет уснуть, но наступившая ночь принесла, напротив, на удивление крепкий сон. Снились сказочные узоры – то ли резьба волшебных теремов, то ли сплетённые самой зимой кружева… Они превращались в огромные снежинки, и Надя-соловей, летая туда-сюда на маленьких крылышках, весело путалась в них, пела даже на морозе и звонко смеялась.

Зато потом весь следующий день девушка промаялась, помогая отцу решать какие-то очередные организационные вопросы, и очень сложно ей было на этот раз сохранять рабочую сосредоточенность.

Вся надежда была на праздничный ужин. Он придёт. Не может не прийти… И ей хотелось выглядеть красивой. Надя любила строгий стиль – соловьи птицы скромные. Но в этот раз к тёмному изящному жакету с эффектными жемчужно-серыми вставками и короткой юбке, открывавшей обтянутые чулками стройные ножки, был добавлен набор украшений.

Как и все, кто таинственно связан с русским Запредельем, Надя любила самоцветы. Тёмно-серые агаты из Забайкалья не просто шли к её глазам, в них трепетала созвучная ей едва ощутимая магия. Серьги, брошь и кольцо. А голубой кулон, конечно же, вновь спрятан под одежду… её заветная тайна, её миссия. Но сейчас девушка не думала об этом. Чёрные туфли на высоких каблуках, чуточку блеска для губ, ухоженные локоны, свободно разбросанные по плечам – Надя сама себе нравилась. Её глаза ярко горели, а на щеках играл естественный румянец. Скорей бы!..

И вот вечер наступил. Девушка слонялась по праздничному залу, постоянно натыкаясь на знакомых. Они о чём-то её спрашивали, поздравляли с наступающим, высказывали разные добрые пожелания… Хотя Надя любила уединение, но всегда была доброжелательна к людям, и они платили ей тем же. Вот только сейчас ей был нужен лишь один человек… не совсем человек. Кто он, этот молодой посланец волшебного Китая, она пока так и не поняла, но была уверена – он необычный!

Как назло, именно он ей и не встречался. И когда Надя уже начала не на шутку волноваться, увидела спешащего к ней отца. Астахов слегка запыхался, разыскивая дочь.

– Надюша… идем, дорогая, там один человек хочет с тобой познакомиться…. Один китаец.

Сердце замерло. Потом сильнее заколотилось. Хоть бы это был он! Как больно будет обмануться в ожидании… «Скорее же, папа, скорее».

Радость жаркой волной разлилась в груди, всё внутри затрепетало, когда Надя поняла – и правда он… Магия готова была выплеснуться хоть песней, хоть чем угодно, расцветить и без того яркий зал диковинными огнями.

– Господин Юань, позвольте представить вам мою дочь Надежду, – голос отца прозвучал как сквозь мягкую вату.

– Очень приятно… Можно просто Надя, – пролепетала девушка, утопая в омуте чёрных глаз, устремленных на неё. Она впервые увидела их так близко…

Как и Юань… сначала он поймал взгляд ясных глаз, а затем, когда рука девушки легла в его ладонь в традиционном приветствии, вдруг понял, что мысли спутались и от привычной уверенности не осталось и следа. Слова Астахова звучали издалека, будто сквозь шум ветра, который так любил слушать дракон, взлетая к облакам.

– Можете звать меня Инчэн, – произнёс он, едва ли отдавая себе отчёт в том, что говорит, и в том, что слишком долго не отпускает её руку.

И только драконья чешуя, внезапно появившаяся на локте под рубашкой, привела его в чувство. Началось обращение против воли, хотя у него никогда не было проблем с контролем. Юань слишком резко отпустил Надю и разрешил ситуацию самым изящным на свой взгляд образом. Развернул руку ладонью вверх и склонил голову.

– Желаете потанцевать?

– Да! – девушка согласно кивнула. В широко раскрытых глазах, тёмно-серых, как украшавшие её агаты, отражалось счастливое удивление – даже не имея опыта в любовных делах, Надя поняла, что тоже понравилась ему… Инчэн говорил по-русски свободно, почти без акцента, что особенно радовало. Ладонь, которую она вновь вложила в его руку, пылала. Надя чувствовала странную силу, исходящую от этого молодого мужчины, но тёплые волны, раз за разом накатывающие на неё, говорили и о другом – одно лишь прикосновение пробудило желание, яркую чувственность, до сих пор дремавшую где-то в глубине ещё никем не тронутого тела. Обычная спокойная уверенность в себе дала сбой, и Надя, слегка сбиваясь, проговорила что-то вроде:

– Инчэн – удивительно красивое имя… Я очень рада нашему знакомству.

Её ладонь была в его руке. Пусть ведёт куда угодно – неважно…

Юань вывел Надю в центр зала и обнял за талию одной рукой, другой чуть крепче сжал ладонь девушки и сделал первый шаг. Он идеально танцевал и вёл её в танце. И хотя музыка не отличалась динамичностью, их движения, попадающие в такт, были на удивление упругими и чёткими. Жемчужина непривычно пульсировала в сердце, и Юань, желая хоть немного выпустить эту энергию, осмотрелся, а потом чуть склонился к уху Нади и прошептал:

– Смотри, – и в следующий миг переплёл пальцы их рук.

Запястья соприкоснулись и обвились тонкой лентой энергии. Пока что только одной.... Юань с нетерпением ждал, и вот его надежды оправдались – вторая, иного цвета, обвилась вокруг первой. Ленты скрутились и взлетели вверх, а затем рассыпались салютом, открывая самое потрясающее плетение – плетение мироздания. Пяти элементов и магии среди них.

Поскольку никто в зале не обратил на это внимания, кроме застывшего в углу Яо, Юань понял, что его план сработал. Она действительно была Соловьём, девушкой, способной помочь ему. Но вместе с тем он почувствовал раздражение – её придётся использовать, и злость от того, что она враг.

Один взгляд в глаза Нади, и Юань понял – он не сможет ей навредить. Придётся действовать хитростью.

А сердце девушки билось быстрее, мысли сплетались, словно изумительные магические ленты, которые Инчэн только что неожиданно ей продемонстрировал. А ещё… скрытый одеждой кулон, вечно прохладный, вдруг нагрелся и слегка завибрировал. Но в нынешнем состоянии Надя склонна была считать это предсказанием близкого счастья.

– Вы волшебник? – спросила она прямо. – Что же это за чудо такое?

Юань улыбнулся уголком губ и приподнял руку, позволяя Наде во всей красе показать свой чудесный наряд. В Китае такое не носили, но ему отчего-то очень нравилось, как она одета.

Магия рассеялась, и плетение перестало быть доступным взору, а вместе с тем смолкла и музыка. Китаец снова улыбнулся.

– Я проверял вас, милая девушка. Это были нити мироздания, и лишь при соприкосновении сильной магии двое существ, наделённые даром бессмертной крови, могут их видеть.

«Вот оно как… – Надя заволновалась. – Он знает. Конечно, знает! Он ведь и сам… кто же всё-таки?»

Да, она – Соловей. Волшебству нет дела до обычных законов природы, согласно которым птички-самцы призывают трелями самочек. Девушки-соловьи, способные принимать человеческий облик, поют дивные песни для всех вокруг и для себя самих. Этот дар Надя унаследовала в полном осознании того, что в предках у неё – не просто бессмертные Запределья. Изначальные.

Но надо быть осторожнее. Нельзя выдавать тайну хранителя.

С нежных губ Нади не сходила мягкая улыбка.

– К сожалению, я мало что знаю о Китае, в том числе и о вашей исконной магии. Хотя тот самый Чжоу Байцзун, которому посвящена нынешняя конференция, – мой предок. Он называл себя странствующим купцом, но Угличский князь охотно отдал за него свою дочь Ладомиру. И наш город, тогда ещё бывший обширной деревней, стал её приданым. Говорили, что эта пара сделала счастливыми и всех вокруг. Здешние места стали быстрее развиваться, расцвели ремёсла и торговля, и даже урожай сделался куда обильнее. Почему бы это, как вы думаете, Инчэн?

Надя взглянула на партнера по танцу немного лукаво. Вдруг подумалось: зачем вообще приехал сюда этот маг с красивым именем? Чего он хочет? Что ему интересно?

А Юань так и замер, услышав о предке. Она – хранитель, это точно она! Воистину всё самое желанное всегда лежит на поверхности.

– Он и мой предок тоже, – доверительно сообщил Инчэн. – Я и не думал, что встречу здесь кого-то, столь близкого мне по духу.

Его дракон внутри ворочался и ворчал от вынужденной лжи, но на лице Юаня не проступило ни капли этих эмоций. Он только взял руку Нади и, вежливо коснувшись губами тыльной стороны ладони, произнёс:

– Завтра праздник. Составите мне компанию на новогодней ярмарке? Я слышал, у вас она похожа на наш праздник фонарей?

– Наверное, тем, что это яркое событие с соблюдением народных традиций, – Надя сияла, возвращая ему улыбку. – У нас в Поволжье любят и ценят старину. Конечно же, это отличная идея – пойти вместе!

Юань сделал шаг назад, но всё никак не мог оторваться от девушки и отвести глаз от её утончённой красоты. Этой красоте могли позавидовать небожители, а духовной силе – непревзойдённые боевые мастера. Ему удалось это узнать, едва коснувшись её. Теперь Юань знал, что должен делать, но пока не понимал – как.

«Только бы она завтра пришла», – подумал он, ощущая, как непривычно и несвойственно для него затрепетало сердце. И наконец нашёл в себе силы отпустить руку Нади.

– Завтра я расскажу вам больше… и я плохо знаю город. Где мне вас встретить?

– Давайте встретимся у музея Соловья, – предложила Надя, ласково глядя на Инчэна. – Это в старой части города, рядом с маленькой площадью. Там, у ёлки, будет всё самое интересное, я надеюсь. В какое время вам удобнее?

Ей не хотелось расставаться. Хотелось ещё говорить и говорить… Ведь она куда чаще пела, чем разговаривала с людьми по душам. Мысль о том, что у них общий предок, пока не укладывалась в голове у Нади, хотя ей припомнилось ощущение родства, возникшее при одном взгляде на Инчэна. Он назвал её «близкой по духу»… А ещё – нити мироздания… что-то совсем непонятное и волнующее. Но ведь они обязательно встретятся, он всё объяснит!

Напоследок девушка скользнула взглядом по красивым губам молодого мужчины, но отвела глаза. И все же… вдруг завтра он её поцелует?..

Юань тоже нашёл в себе силы отвести взгляд… и тут же наткнулся им на Яо, который что-то активно показывал руками.

– Давайте вечером, попозже, если вы не против. Ночью новогодние огни сияют ярче.

Они обговорили время, и Юань склонил голову в вежливом поклоне:

– Прошу прощения, я должен идти.

– До завтра, – прошептала Надя. Лёгкая улыбка пробежала по её губам и угасла, оставив после себя лишь особый блеск в глазах. Осторожно обходя знакомых, она быстро пробиралась к выходу из зала, потому что сейчас ощущала потребность в привычном уединении. Душа её и звенела, и рвалась от непривычной боли.

Девушка не замечала, что отец издали наблюдает за ней со смесью удивления и тревоги. Дмитрий Астахов никогда раньше не видел, чтобы его дочь так смотрела на мужчину, так краснела и улыбалась, была такой взволнованной при встрече и потерянной после неё… Но как? Он не понимал. Они же только что познакомились, прямо у него на глазах… И Надя, которая раньше была холодна к парням, как её любимая Снегурочка… Ох, только бы этот иностранец не оказался Мизгирём… заморский гость. Астахов покачал головой. Увы… хочет он того или нет, но его дочь во многом принадлежит другому миру… а это значит, что он никогда не сможет понять её до конца.

***

Пан Чжэнь рассматривала себя в зеркале, которое занимало в её номере полстены. Стройная мускулистая фигура, обтянутая чёрным прямым платьем, чёрные глаза и такие же чёрные волосы, глянцевым шёлком струящиеся по плечам. Ученица Тиссоная была юна, как зимняя слива, и прекрасна, как лепесток лотоса, но главное, что интересовало Пан Чжэнь в её теле – это неуёмная, необъятная духовная сила, разливающаяся по меридианам. Она покрутилась, погладила мягкую кожу на руках. Заимствуя «сосуд», имуги не могли полностью скрывать свою суть, и страшную чёрную чешую приходилось прятать под одеждой. Но с этим телом, даже разденься Пан Чжэнь полностью, никто, кроме небесных драконов, не разгадал бы её тайны.

Для имуги, лишённых физического воплощения, неспособных надолго покинуть место обитания, она была сейчас единственной связью с миром. В тот день, попрощавшись с отцом, Пан Чжэнь выбралась из полуразвалившейся деревянной лачуги, где долгие часы пыталась свыкнуться с новым сильным телом, и где прежняя его хозяйка перенесла столько страданий. В облике ученицы мастера Тиссоная имуги отправилась в край Персиковых цветов, чтобы принести дань уважения учителю. Он не принял во внимание изменившуюся суть той, кого любил горячо, как собственную дочь. Не оскорбил чувств девушки недоверием и излишними проверками – радость от её возвращения затмила ему рассудок. Пан Чжэнь повезло. Ученица как раз достигла возраста, когда ей предстоял путь странствий – испытание силы духа, воли и мужества, испытание миром смертных и разлукой с учителем. Она ушла раньше, чем мастер успел что-то понять, и покинула Китай вслед за высокомерным и самоуверенным драконом, который оказался так же слеп, как и Тиссонай, а заодно и весь драконий клан.

У Пан Чжэнь был с собой камень телепортации, но он предназначался для обратного возвращения. Сейчас же нельзя было терять из виду Юань Луна. Собственная охота клана Имуги за жемчужиной древнего дракона раз за разом заканчивалась неудачей. Удалось лишь выяснить, что ключ к артефакту – волшебный кулон из небесного хрусталя. Когда-то давным-давно об этом проболтался старый Соловей, уже передавший ключ молодой преемнице, но ограниченные в возможностях имуги не смогли воспользоваться полученным знанием. Новая хранительница успела скрыться, и всё пришлось начать сначала. У Пан Чжэнь тоже было мало времени. Проще и разумней пристроиться к сильному дракону, чем действовать самостоятельно. Цена проигрыша слишком высока. Но как же сладко будет обмануть представителя вражьего клана и увидеть его поражение…

Метка на молодом драконе сияла ярким пламенем и вела Пан Чжэнь по следу лучше любого навигатора. Чтобы догнать Юань Луна после аэропорта, она взяла такси и через несколько часов оказалась в небольшом городке на берегу Волги. Сняла номер в том же отеле, что и дракон, но попроще, чтобы не привлекать внимания. На конференцию за ним не пошла и похвалила себя за это решение позже, когда поняла, что его вечный хвост – неуёмный секретарь Яо – заметил её и всё понял. Или почти всё. То, что она пропавшая ученица Тиссоная, он знать не мог, тем паче, что мастер отменил поиски и сообщил, что она вернулась в храм. Если её раскроют…

Пан Чжэнь глубоко вздохнула, справляясь с волнением, и улыбнулась собственному отражению. Пришло время действовать.

Она вышла из отеля на четверть часа позже Юань Луна и по яркому следу метки дошла до встречи китайской и русской делегаций. Они праздновали что-то, наверное, знакомство, а может, это был традиционный ужин в рамках компании – Пан Чжэнь не знала, и ей это было неинтересно. Главное – он.

Весь в чёрном, одет с иголочки, Юань Лун представлял из себя образец совершенства, воплощение небожителей на земле, но Пан Чжэнь не прельстилась на эту красоту. Она видела его насквозь, дракона, свернувшегося в клубок, трепетно охраняющего свою личную жемчужину. Чтобы быть ближе, она пристроилась к какому-то одинокому мужчине и проскользнула внутрь. Снова нашла глазами дракона. Он танцевал с девушкой, и его духовная сущность была этим очень довольна, а жемчужина… Пан Чжэнь замерла, чтобы не спугнуть это чудо. Жемчужина пульсировала так сильно, что она чувствовала её почти физически.

«Так вот значит как, – подумала она, – он влюбился…»

На её губах расцвела изумительно коварная улыбка. Пан Чжэнь ещё раз взглянула на дракона и девушку, а потом покинула торжество, довольная новым открытием. Скоро артефакт будет в её руках.

Глава 5

Весь день Юань не находил себе места, но к вечеру по обыкновению привёл себя в порядок, взял тёплое классическое пальто и вышел. До музея добрался на автомобиле, чтобы не заблудиться, – просто сказал водителю, куда ехать. Вышел на хрустящий снег, застегнулся поплотнее и взглянул на небо. Ночь, как и ожидалось, стояла малооблачная, воздух застыл, словно прозрачный лёд, начищенный к тому же до блеска, луна смотрела на него из-за облаков.

«Какая прекрасная луна… – подумал он и отчего-то пожалел, что не может сказать Наде эти слова, полные особого значения. – Может быть, однажды…»

Робкая надежда, поселившаяся в сердце, была безжалостно вырвана воспоминанием о том, что она враг, что у него есть долг и предначертанная миссия, которую он должен завершить даже ценой собственной жизни. Жемчужине Великого Предка пора вернуться домой… Он хотел было представить статую дракона, того самого, чей лик в детстве внушал ему благоговейный трепет, но вместо этого вспомнил вчерашний разговор с Надей, её глаза и теплоту её рук. Может быть, есть что-то, чего дядя ему не рассказал?

Мимо прошла шумная толпа молодых людей, и Юань отвлёкся. Потоптался на месте в ожидании, слегка использовал силу, чтобы не замёрзнуть, и отошёл немного в сторону. Люди шли и шли мимо к площади, а он ждал с замиранием сердца, ждал и надеялся…

***

Весь день Надя пела о любви. Одна за другой следовали арии из опер, оперетт, самые разные песни – и радостные, и печальные.

В лунном сиянии снег серебрится,

Вдоль по дороге троечка мчится.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь —

Колокольчик звенит,

Этот звон, этот звон

О любви говорит…

Дмитрий Астахов внимательно слушал, и смутная тревога всё сильнее поднималась в сердце. Влюбилась… Девочка влюбилась в гостя из Китая – и, похоже, с первого взгляда. Парень, конечно, видный, но что в нём такого особенного, прельстившего недотрогу-соловушку? Или Надя увидела нечто, простым смертным недоступное?

– Наденька, как у тебя дела? – спросил он, наконец решившись вклиниться между песнями.

– Праздник повсюду! – радостно объявила дочь. – И я тоже иду праздновать!

– С ним? – вырвалось у Астахова. – У тебя свидание?

Надя тихо засмеялась.

– Папочка, не задавай таких вопросов. Скажи, мне идёт это платье?

Платье, длиной до колен, было тёплого бежевого оттенка, с треугольным вырезом и длинными узкими рукавами. Любимый соловушкой классический стиль, дополненный высокими модными сапожками. Волосы вновь распущены, лишь слегка заколоты у висков. Таинственно поблескивающий голубой кулон на длинной серебряной цепочке немного просматривался в вырезе платья, но Надя по-прежнему прятала его.

Девушка была обворожительна, и сердце отца больно сжалось. А что, если тут и правда намечаются какие-то большие чувства? Радоваться же надо, но почему-то не получается. А ещё – Китай ведь так далеко…

Но Надя уже по обыкновению поцеловала папу в пушистые от бакенбард щеки, надела куртку и шапочку и выбежала на улицу.

Старая часть города – сплошь дома конца позапрошлого века. Судя по памятным именным табличкам, проживали здесь почётные граждане, учителя, торговые люди…. Красивые постройки, каменные и деревянные, в основном – двухэтажные, по-прежнему чинно стоят рядками, блестя снеговыми шапками в лунном свете. И все они – жилые до сих пор. Кружевная резьба окон и крылечек украшена сверкающими под звёздами гирляндами, веточками елей, блестящими шарами. Праздничные светящиеся вывески зазывают в крошечные магазинчики и ларьки. Но самое веселье – это лавки под навесами со всякой всячиной. Продавцы в старинных тулупах и душегреях предлагают сбитень и горячие пирожки с рыбой, довершая ощущение неожиданного проникновения в прошлое…

Пахло снежной свежестью, хвоей и выпечкой. Женщины, закутанные в цветастые платки, пели прямо на морозе русские народные песни под заливистую гармонь. Надя прекрасно знала певиц – все они были работницами их с отцом Дома культуры. А вот и музей Соловья – настоящая русская изба с треугольным срубом, украшенная фигурками самых популярных в этом городе птичек. Отсюда открывается вид на маленькую площадь, давно уже блистающую роскошной новогодней ёлкой.

А вот и…

– Инчэн! – звонко воскликнула Надя, с трудом удержавшись, чтобы не подбежать к нему. Он выделялся из всех, как посланник другого мира, казался прекрасным и недоступным. Девушка приблизилась спокойно и неторопливо, но в груди вновь всё пылало и пело. Она была счастлива.

Он почувствовал её за мгновение до того, как звонкий голос нарушил тишину. Мир звучал для Юаня чаще фоном, и сам для себя он считал это своеобразной тишиной, но сейчас в неё музыкой пролилось его имя, пусть даже нелюбимое. Дракон в груди заворочался, поднялся и довольно заурчал, когда их взгляды встретились. В душе сами собой зацвели цветы, и Юань счастливо улыбнулся в ответ. Она пришла. В этот миг было неважно, что между ними… ему хотелось лишь оставить её лицо, улыбку и взор в своих воспоминаниях.

– Добрый вечер, – произнёс он изменившимся от чувств голосом и предложил Наде руку. – Покажите мне ваш прекрасный город, милая госпожа, а я расскажу вам о своём.

– Да… – голос девушки тоже дрогнул, когда она приняла руку очаровательного молодого мужчины. – Я надеюсь, что этот вечер будет очень добрым.

Они пошли вперёд, к ёлке, и Надя, обаятельно улыбнувшись, заговорила тоном заправского экскурсовода:

– Мы находимся в старой части города Соловьёвска, куда жители, сражаясь всеми силами со старой администрацией, героически не допустили новостройки. В основном, здесь можно увидеть старинные купеческие дома. Самые интересные в архитектурном плане постройки отданы под различные музеи, этнографические, краеведческие и художественные выставки. Музей Соловья пользуется наибольшей популярностью. Каких только изображений этой птички там нет! Соловьи украшают старинные орнаменты, деревянную посуду, одежду ручной работы, а уж про разные игрушки и свистульки и говорить нечего! Также в музее звучат старинные граммофонные записи с соловьиными трелями… И всё это потому, – продолжала девушка, всё более и более воодушевляясь, – что прекрасная Ладомира, нежно любимая жена Чжоу Байцзуна, была настоящим соловьём. Таинственные люди-птицы, родом из волшебного Запределья, издавна известны на Руси. Ладомира и Байцзун остались в памяти жителей этого края как образец идеального супружества, они передавали всем вокруг свет и тепло своих душ. Про Чжоу ходили легенды, что он – восьмой брат китайского императора, оставшийся на Руси потому, что не захотел покидать свою дорогую жену, дочь Угличского князя.

Надя внимательно взглянула в лицо Инчэна.

– Вы сказали, что он и ваш предок тоже. Значит, вы должны всё это знать не хуже меня, правда? Признаюсь, сложно принять наше родство, слишком уж это неожиданно. Но… при первом взгляде на вас мне и правда почудилось, что между нами есть некая связь. Да, родство неизмеримо дальнее… но я встречалась и с теми, для кого тысячи лет – не срок.

Она замолчала на миг, пытаясь сообразить, не сказала ли чего-то лишнего… и нужно ли вообще от него таиться?

Юань слушал девушку очень внимательно и пытался уловить всеми чувствами её эмоции. Надя не лгала. Похоже, она и правда верила в то, что говорит. Сам он никогда не сомневался в словах дяди, но сейчас, обращаясь к прошлому, к сотням дней медитаций в последнем пристанище Великого Предка, вспоминал старые иероглифы на стенах. В детстве он думал, что старик-предок перед смертью выдумывал счастливые истории, сказки о лучшей жизни, в которой была его жемчужина и любимая женщина. Драконы расценивали это по-своему. Там, где предок рисовал счастливую семью, они видели обман и воровство, там, где предок изображал детей – усматривали иллюзию. Остаться верным предкам или довериться Соловушке… он улыбнулся, ему понравилось так называть её в своих мыслях. Моя Соловушка.

– Нет, – честно признался Юань, понимая, что не отвечает слишком долго, – нам мало что известно о нём. В старых свитках императорской семьи и далее в архивах нашего клана значится лишь то, что восьмой брат императора Чжоу был своеволен, не имел претензий на трон, его многие любили, ему позволялось многое. Говорят, когда он покинул Запретный город, мэйхуа… зимняя слива в саду его дворца перестала цвести. Много лет она стояла не живая и не мёртвая. А потом он вернулся, и снова появились цветы… будто его дух приносил саму жизнь. Многие современники тогда отмечали, что вернулся он глубоким старцем, хотя по возрасту ещё едва ли им был…

Юань, словно делал так всю жизнь, взял руку Нади и положил на сгиб своей руки, ощущая от этого ещё непонятное для себя робкое волнение. Впереди показалась высокая ёлка, украшенная огнями, и он спросил:

– Значит, жена Байцзуна была из клана Соловьёв?

– Да, – кивнула Соловушка, чувствуя, как внутри всё трепещет от его прикосновения. – Хотя, наверное, в нашем случае лучше употребить выражение «родовая община». Но пусть будет клан. Думаю, Ладомиру можно назвать его основательницей. Её мать пришла из Запределья. Знаете легенду? Сотворив всё сущее, Господь решил отдохнуть, но земля, пропитанная божественным вдохновением, продолжала творить сама и создала незримые волшебные миры. Тот из них, что связан с Россией, и называется Запредельем. Его первозданные, или изначальные, сущности породили бессмертных потомков. У Белозара и Триглавы – живого воплощения неба и земли, родились две дочери – Морена-зима и весна Забава… первая девушка-соловей. Как и многие бессмертные, Забава долго жила на Руси. Её полюбил Угличский князь Глеб, они были счастливы, но их дочь Ладомира уже не была бессмертной… От неё и пошли мы – люди-соловьи.

Надя задумалась. Её ярко горящий взгляд зацепился за молоденькую парочку, с упоением целующуюся у новогодней ёлки, и девушка невольно вздохнула. А потом неспешно продолжила:

– Но я ничего не знаю о том, кем по сути своей был муж Ладомиры… говорят, от одного присутствия небесно-прекрасного китайца цветы пышнее расцветали, и земля давала обильный урожай. Он был волшебником, правда? И вы – его потомок… Пожалуйста, расскажите об этом! Ведь вы унаследовали его магию, да, Инчэн?

Надя произносила личное имя молодого человека с явным удовольствием. У неё оно и правда звучало отголоском соловьиной трели…

Юань проследил за её взглядом, заметил целующуюся пару, а потом снова посмотрел на Надю, на изгиб её губ. Сейчас, ночью, девушка, будто сотканная из серебряного света луны, казалась ещё прекраснее…

– Наши легенды почти не отличаются от ваших, только вместо Господа был великий Пангу, создатель всего сущего. Когда он разрубил топором пространство и время, отделяя землю от неба, сформировались миры из искр, вылетевших от удара топора, а вместе с тем появились и четыре вечных небожителя – Черепаха, Цилинь, Феникс и Дракон. Феникс обосновался в краю вечной весны, Черепаха стала владетелем морей, Цилинь – занял миры за гранью жизни и смерти, а дракон вознёсся на небеса и стал главой девяти небес. Наш предок был прямым потомком первого дракона, в нём ещё текла кровь вечных.

Юань замолчал. Заприметив уединённое пространство рядом с одним из домов, он увлёк туда Надю. Отпустил её руку и встал напротив. Затем развернул раскрытые ладони вверх, едва заметно шевельнул кончиками пальцев, снова являя загадочное плетение.

– Это нити мироздания… – Нити трепетали, переливаясь пятью видами энергий. – Они связывают между собой всё сущее, всех живых существ, но лишь такие, как мы, могут их видеть. А некоторые, например, драконы и другие чистокровные, могут ими управлять.

Он показал на зелёные переливы на нитях:

– Это энергия земли, синяя – энергия воды, белая – принадлежит воздуху, а жёлтая – огню. Но есть ещё и эта…

Юань сделал движение, будто хотел взять пальцами одну из нитей, но поймал чёрную энергию, слегка раздвинул пальцы и сформировал круг. Чёрно-белый круг, знак Инь и Янь.

– А это магия. Чёрная принадлежит тёмным существам, белая – таким как мы, – он улыбнулся и посмотрел Наде в глаза. – Твой отец обычный человек, но я чувствую в тебе силу истинных наследников первородных. Когда я проверил тебя, нити мироздания отреагировали почти так же, как на дракона. Так же, как на меня, Надя. Но сейчас твоя сила будто спит… Почему? Зима ограничивает твои способности?

– Верно, – кивнула девушка, заворожённо созерцая дивные переливчатые нити и ещё не всё вполне осознав из того, что рассказал ей новый друг. – Сейчас зима – время Морены, а её сестра Забава притихла и не поёт. Как и все мы, соловьи. Но песня – моя магия, немного её таится и в моем человеческом голосе. Я могу тебе спеть, Инчэн, и, может быть, тогда ты…

Надя чуть было не сказала: «Поцелуешь меня…» Но вовремя спохватилась с желанием ощутимо хлопнуть себя по губам.

– В общем, – быстро продолжила она, – есть лишь одно место, где моя истинная магия пробуждается зимой – это Соловьиный край в Запределье, там вечная русская весна, цветение черёмух, звоны ручьёв, чудесное благоухание…. И даже там в зимнюю пору моё волшебство не сравнится с настоящей весенней песней соловья…

Надя закусила губу. Её тайна просто рвалась наружу! Так хотелось рассказать, что именно в Соловьином крае спрятан загадочный артефакт, который она охраняет, но ей не всё о нем известно. А Инчэн может что-то знать! Конечно же, Соловушка не могла не связать жемчужину и лотос с наследием своего китайского предка. Но все её прежние попытки выяснить что-то ещё не дали результата.

Как же хочется… но нет. Она клятвенно обещала матери – никому ни слова, и никаких исключений. Наде было тогда двенадцать лет. Стала ли она самым молодым хранителем за всю историю Соловьиного клана? Татьяна Астахова рано ушла к Господу. И Надя по некоторым признакам подозревала сильное магическое истощение. Чем оно было вызвано – ещё одна тайна. Но девушка не переставала ощущать духовную связь с матерью, как и со всеми хранителями, бывшими до неё. И в то же время была одинока.

Вся её жизнь – сплошное противоречие. Она добра ко всем, но у неё нет друзей. Сердечно любит свой город, но тоскует по Запределью. И вот она встретила парня, к которому так и рвётся душа, но скоро он вернётся в свой Китай, и вновь весной ей некому будет спеть соловьиную песнь любви… Несправедливо.

И тут только Надя кое-что поняла…

– Подожди, Инчэн… ты сказал – наш предок был драконом? Так ты… Ты тоже дракон?!

Заворожённый её разговором, её ярким чувством, перекинувшимся и на него, Юань смотрел только на губы Нади и не сразу понял, о чём она спросила.

– Что? – растерялся он, но тут же осознал её вопрос и ответил: – Да. Небесный дракон. В нашем краю вечной весны, на небесах и за гранью этого мира мне тоже проще проявить свою сущность. Но драконы по природе достаточно сильны, так что и тут это не очень трудно. Я бы мог показать тебе, но не здесь и не сейчас… мы можем привлечь ненужное и опасное внимание.

Юань взволнованно сглотнул и заставил себя улыбнуться. Уже не было сомнений – его жемчужина выбрала её.

– Давай обсудим это где-нибудь, где тепло, – продолжил он. – Здесь есть какой-нибудь ресторан? Или кафе? Я расскажу всё, что пожелаешь.

– О, кафе здесь немало! – Надя вдруг тихо рассмеялась. Дракон. Боже мой… настоящий дракон. А ведь она даже думать не смела… хотя кем бы ещё мог быть этот яркий загадочный красавец из Китая, в котором она сразу ощутила что-то необычайное… нечеловеческое…

До них доносились голоса, распевающие новогодние песни, слышался постоянный треск и гром петард и хлопушек, и вот над головой первые россыпи салюта расчертили тёмное небо. Рукотворные цветы вспыхивали роскошными разноцветными искрами, всё краше, всё ярче, всё дерзновенней, словно хотели потеснить луну и затмить собой звёзды…

– Инчэн… – прошептала Надя. – Я…

Слова застыли в горле. Ей хотелось петь и плакать. Но надо было успокоиться и принять всё, что с ней сейчас происходит… Ничего не бывает просто так.

– Здесь есть небольшая гостиница «Былина», совсем недалеко, – девушка едва узнала свой голос, так сдавленно он прозвучал. – Там на первом этаже настоящий русский ресторан, наша национальная кухня… Хочешь, пойдём туда?

– Хочу, – тихо произнёс Инчэн, но никуда не пошёл, лишь сделал ещё один шаг к ней, обнял за талию и привлёк к себе, накрывая её губы своими. Касался их сначала робко и несмело, а затем, когда девушка ответила, стал целовать её чувственно и горячо, едва понимая, что делает. Когда поцелуй прервался, Инчэн нежно коснулся губами носа Нади и прошептал:

– А теперь идём.