Самая большая Луна. Испытание светом и тьмой бесплатное чтение

Глава 1

ТИШИНУ БОЛЬШОГО ОПЕРАЦИОННОГО зала, где все стены были завешаны мониторами, нарушало жужжание вентиляторов компьютеров и бормотание операторов, тихо докладывающих обо всех аномалиях. По помещению, как тигр по клетке, из угла в угол ходил Макеев, а начальник охраны сидел на стуле и молча наблюдал за шефом.

С тех пор как Катя с Денисом закупились в супермаркете, что ЭМРОН отследил по изменениям ауры посетителей, прошло уже много времени, а сеть все не показывала новых аномалий.

– Да где же она, черт побери! – наконец не выдержал Макеев. – Давно уже должна была доехать до Питера или хоть чем-то выдать себя по дороге!

Операторы только вжали головы в плечи, а охранник предпочел не реагировать на риторический вопрос.

Макеев подошел к мониторам и оперся локтями на кресло одного из операторов.

– Что-то случилось… что-то случилось… – тихо сказал он, напряженно вглядываясь в экраны и барабаня пальцами по спинке кресла.

В придорожном кафе завтракали два байкера: парень в полной пластиковой мотоциклетной защите типа «черепаха» и девушка в белоснежном кожаном комбинезоне, расшитом редкими красными всполохами пламени. Встряхнув короткими белыми волосами, она оглядела зал и, убедившись, что их никто не может подслушать, тихо сказала:

– Ну хорошо. Через пропасть наполовину не прыгают. Если уж подписывать тебя на такой риск, то лучше, чтобы ты всё знал. В общем, начнем с того, что мы, эмеры, живем кланами.

– Как вампиры? – усмехнулся Алексей.

– Ты пересмотрел дешевой фэнтезятины, – фыркнула Алиса. – Вампиров не существует. Просто такие, как мы, вынуждены держаться вместе. Хотя бы потому, что способности передаются по наследству. Как и бизнес. Способность видеть эмоциональную ауру человека или вещи иногда здорово помогает в делах. Да и в покер с нами лучше не играть. В общем, кланы существуют давно. Очень давно. И, естественно, мы ведем хроники. Типа семейной летописи. Я, например, прекрасно знаю всех своих предков до двенадцатого века. Не наизусть, конечно, но понимаю, где о них прочитать. Кстати, где-то там затесалась сама Жанна Д’Арк.

– Как? Тоже из ваших?

– Да. Владела воодушевлением. Как еще, по-твоему, она вела за собой целые полки? Короче, мы веками жили очень замкнуто, заключали браки строго по расчету и исключительно с представителями других кланов…

– Прости, конечно, но вы бы давно выродились. Как древние династии монархов, в которых со временем рождалось все больше уродцев с генетическими отклонениями, пока их наконец не скидывали с трона и не меняли на более свежую кровь, – возразил Алексей.

– Ого… я думала, что ты у нас математик, а ты и в истории шаришь? Ты прав, конечно, но эмеров достаточно много – гораздо больше, чем королей, – и нас спасает приток новой крови. Потому что есть самородки. Те, кто рождается эмером не в кланах, а у обычных человеческих родителей.

– Это как? Почему? – оживился парень.

– Слушай, тут теорий как у дурака фантиков, – ответила Алиса, поморщив носик, – и ни одна из них не объясняет всех фактов. Самые популярные версии так или иначе сводятся к тому, что мы появились давно, толпой и как результат разового события: было племя, с ним что-то произошло, и оно превратилось в эмеров. Есть еще фантастическая теория, что мы появились извне.

– Типа вы инопланетяне? – Алексей удивленно поднял брови.

– Типа пришли из сказочной страны через портал. Или, как ангелы, спустились с небес. Говорю же, никто не знает, что случилось, но это сейчас и не важно. Короче, после некоего события «икс» эмеры рассеялись по планете. Чуть позже мы образовали кланы, но в них вошли далеко не все. Кто-то остался за бортом и скрещивался с людьми, все больше разбавляя кровь, и наши гены сейчас есть у многих. Этим объясняется то, что среди людей есть сильные эмпаты: те, кто на интуитивном уровне чувствует чужое настроение. Ну а дальше… когда слишком долго тасуешь колоду, всегда есть вероятность, что тузы окажутся рядом. Иногда бывает так, что у простых людей, носителей наших генов, рождается ребенок с тем сочетанием, которое дает ему способности эмера. Так и появляются самородки. В общем, зря надеешься: нельзя получить такую силу, как у нас, если ее в тебе нет с рождения.

Алексей разочарованно кивнул. Алиса мысленно пожалела его: парень до сих пор не оставлял надежду стать ей ровней.

– С давних пор ходила легенда о том, что первые эмеры были другими. Не такими, как мы. Счастливыми, полноценными. Они владели полным спектром эмоций, умели любить, и им не требовалось постоянной подзарядки чужими чувствами. Но потом что-то случилось. Типа грехопадения и изгнания из рая. Если говорить научным языком, видимо, древние все-таки смешали кровь с обычной человеческой, и получились мы. Если так, то все существующие эмеры – полукровки. Кто-то находит этим словам подтверждение и в Библии: помнишь, там написано, что ангелы зачинали детей с земными женщинами и получались чудовища? Короче, перед тобой одно из таких чудищ. Мы изначально ущербны. У нас есть эмоциональная дыра в спектре, которую приходится непрерывно латать чужими чувствами. Из-за этого мы лишены любви. Есть гипотеза, что боль тоже с этим как-то связана.

– И у вас есть мечта вернуться в рай? – догадался Алексей.

– Именно. Как ты понимаешь, если дело в разбавленных генах, то можно попробовать воспроизвести процесс в обратном порядке: скрещивать эмеров так, чтобы исключить человеческую часть. Вообще. Тогда тот, кто соберет полный набор генов, как у древних, станет таким же, как они. Совершенным. Ангелом. Доперли до этой идеи достаточно давно – лет двести назад.

– Погоди, но генетика же современная наука. Совсем недавно появилась.

– Да, но люди всегда знали, что определенные признаки передаются детям по наследству. Сейчас просто подвели теоретическую базу. Первые попытки начались еще во времена Екатерины Великой. Старались подбирать пары с противоположными спектрами, чтобы они максимально компенсировали друг друга.

– Что, и императрица тоже из ваших?

– Нет. Но в петровские времена появилась новая аристократия – он продвигал самых активных и способных. Тогда эмеры в России пробились к власти, ну и потом началось… Про западную ветвь я хуже знаю. Так или иначе, тогда при дворе много наших отиралось. Появились деньги, возможности, связи с другими странами. Под видом масонской ложи провели первый всемирный конгресс эмеров. На нем приняли канон – свод непреложных правил, которые сохраняют и защищают сообщество эмеров. Во втором пункте там говорится, что необходимо устранять любую опасность разглашения информации о нас. Как правило, это означает, что следует убить всех, и тех, кто знает слишком много, и тех, кто умышленно допустил утечку. Так что запомни: никто ни в коем случае не должен выяснить, что я тебе все это рассказала. Тебя уничтожат.

Алексей молча кивнул, внимательно глядя на нее:

– И тебя заодно. Ты ведь рискуешь не меньше меня?

– Да. Но ты же знаешь, я безбашенная. Я не могу испытывать страх. Идем дальше: тогда, при Катеньке, начались первые эксперименты. Действовали практически вслепую, но кое-чего достигли. Когда люди узнали о генах, все стало существенно проще. Эксперимент по созданию «идеального» эмера вышел на новый уровень и завершился уже лет сорок назад.

– Рождением твоего дяди?

– Именно. Все вышло так, как предсказывали. Он действительно владеет всеми эмоциями и не нуждается в непрерывной подпитке, как остальные. И он способен любить.

– И что? Какой-то практический смысл в этом был? Или просто эксперимент ради эксперимента?

– Во времена молодости моей бабушки, его матери, которая и сама была невероятно крута – ей до совершенства не хватало совсем чуть-чуть, – вдруг появился некий восточный мудрец, и несколько его предсказаний сбылись со стопроцентной точностью. После этого его авторитет у кланов взлетел до небес. И он поделился еще одним пророчеством – про избранного. Про этакого суперэмера, который не только будет обладать невероятной силой, но и сможет подтянуть до своего уровня остальных.

– Как? Если дело только в генетике… – удивился Алексей.

– А шут его знает. Мэджик. Но вроде как он будет способен воздействовать на ауры всех эмеров сразу. По всему миру. И сумеет закрыть эмоциональную дыру в спектре каждого из нас. Но одновременно с этим может и уничтожить эмеров, забрав их силу.

– Типа суперканнибал?

– В точку. В пророчестве говорилось, что только тот, кто будет сочетать в себе силу и слабости человека, эмера и каннибала, при этом обладая полным спектром – то есть генетикой древнего, – сможет обрести такую суперсилу. А вот как он ей воспользуется – зависит от обстоятельств. Как фишка ляжет.

– То есть… избранный – не твой дядя, а Катя?

Алиса кивнула.

– На самом деле ни мать, ни бабушка в пророчество не очень-то верили. Они продолжали многовековой эксперимент по созданию древнего, то есть суперэмера, и считали, что он завершился на Глебе. Но теперь я понимаю, что они ошиблись. Речь шла о его дочери. Дядя не совершенен, хоть и владеет полным спектром. В женщине, которая родила ему дочь, видимо, было нечто такое, что дополнило его гены до идеала. А теперь Катя еще и каник, но ты сам видел по ЭМРОНу – они с тем парнем до сих пор вместе, и ее спектр не черный, а цветной. Она искренне радовалась и даже была счастлива. Такое ощущение, что она переборола в себе тьму и стала только сильнее. Теперь ты понимаешь, почему ее жизнь для меня важнее всего? Даже моей собственной. Потому что она действительно может спасти всех мне подобных.

Алексей помолчал, прикидывая что-то в уме:

– Общественное важнее личного? Не нравятся мне такие теории. Погоди… но если Глеб твой дядя, то у твоей мамы такие же гены… да и у тебя тоже. Почему тогда…

– Я не могу любить? Потому что личный генетический набор – дело случайности. Природа причудливо тасует колоду. Глебу сдали все тузы и королей, а маме досталась мелочь, где самое крупное – валет. Она, конечно, эмер, но самый обычный. Мне повезло чуть больше – она выбрала для меня правильного отца, – и я получилась намного сильнее остальных, но все равно до древнего мне как до Ферганы пешком. Мать, конечно, мечтает найти мне такого партнера, чтобы дети у нас получились не слабее Глеба…

Алиса заметила, как нахмурился Алексей.

– Эй… послушай. Я же не говорила, что меня устраивает этот план. Пока есть возможность отвертеться, я игнорирую любые намеки. Когда станет совсем невмоготу, уеду из дома. Я не инкубатор на ножках для выполнения амбициозных целей маман. Поверь… я ценю наши отношения и не хочу их терять.

– Отношения? – напряженно спросил Алексей.

– Да. Хочешь, считай это клятвой верности. Мы будем вместе, пока этого хотят оба. Я знаю, как ты ко мне относишься, и ценю это.

– Но ты меня никогда не полюбишь… – мрачно произнес он.

– Ну и что? Знаешь, сколько пар так живет? Кому это вообще мешает?

Алексей нахмурился и промолчал. Звучало это логично и в чем-то даже привлекательно. Алиса впервые сказала, что хочет с ним жить. Жить как пара. Но, с другой стороны, постоянно знать, что твоя половинка с тобой не из-за любви, а по дружбе, из благодарности и уважения – можно ли это выдержать? Не поспоришь, многие так живут, но даже они тешат себя иллюзией, что любят друг друга. А у них все будет кристально честно: никакой взаимности.

– В любом случае все это глупые мечты, – ухмыльнулся он, – ты не уйдешь из семьи, раз для вас так важен клан. А значит, ты никогда не будешь со мной.

– Зря ты так думаешь. Не исключено, что мне как раз пора бежать из дома.

– Ты о чем?

– Я хочу… их предать. Семью, мать. Конечно, если я доставлю ей Катю, то она получит то, что хочет, и, возможно, отстанет от меня с грандиозными планами на потенциальных внуков, только я все больше сомневаюсь, что это в принципе хорошая идея. Везти к ней сестренку.

– Почему? Мы же за этим сюда и приехали, – удивился Алексей.

– Не знаю. Мне кажется, вся эта история уже переросла амбиции мамы. Мы имеем дело с чем-то куда более важным, чем местечковая борьба за власть среди кланов. Катя должна пройти свой путь и спасти всех эмеров, а не стать подопытным кроликом моей семьи. Мне кажется, мама только все испортит.

Алиса глянула в окно: двое полицейских подошли к их байкам и принялись внимательно разглядывать прикрепленный к сиденью меч. Она послала им слабый импульс страха. Так, чтобы им стало очень некомфортно находиться в этом месте. Стражи порядка настороженно осмотрелись и отошли прочь.

Катя выпустила из рук тело Дениса, и когда оно растянулось на земле, рухнула ему на грудь.

– Очнись! Не бросай меня! Давай, открой глаза! – говорила она.

Потом, как будто вспомнив детские сказки, приникла к его губам долгим страстным поцелуем… но чуда не произошло. Денис лежал безвольной куклой, уставившись в небо пустым взглядом.

– Пожалуйста, вернись! Я… я люблю тебя! – крикнула она изо всех сил, впервые признавшись самой себе в том, что чувствует.

Катя запрокинула голову. Все цвета ее ауры слились воедино, и она засияла ослепительным белым светом.

Девушка пришла в отчаяние: только сейчас, глядя на безвольное тело Дениса, она поняла, что он для нее значил. Он стал важнее всех на свете. Важнее, чем сама жизнь.

Ее боль, отчаяние и злость на саму себя наполнили тело странной силой, от которой начало пощипывать кончики пальцев. Кате казалось, что скопившаяся внутри энергия разорвет ее изнутри. Она задрала голову к небу и пронзительно закричала, выплескивая эту силу.

Белая молния, вырвавшись из ее груди, озарила холм и ударила в тело Дениса.

Он вздрогнул, выгнулся, как от разряда электрошока, судорожно вздохнул и открыл глаза.

Катя в изумлении посмотрела на Дениса.

– Ты чего плачешь, дурочка? – спросил он и ласково улыбнулся.

Взгляд у парня изменился. Катя подумала, что так он на нее еще не смотрел. В его ауре девушка разглядела совершенно новый оттенок: тонкие, едва различимые нити белого цвета. Возможно, так гасли остаточные всполохи энергии, которая вернула Дениса к жизни. Но Катя надеялась, что это нечто другое.

Девушка снова упала к нему на грудь и прижалась долгим поцелуем к его губам. Денис ответил – сначала неуверенно, но потом все более страстно. Обняв Катю за талию, он стянул с нее свитер и нежно уложил ее на траву.

Главарь каннибалов вздрогнул и посмотрел в сторону леса:

– Она там! – громко сказал он.

Вновь повернувшись к своим соратникам, он встретил непонимающий взгляд новенького.

– Ты пока не ощущаешь тьму так же, как я, – снисходительно пояснил он. – Она во всех нас едина. Я на любом расстоянии чувствую, когда каннибал, тем более такой сильный, выпивает эмера. Девка офигительно крута, ты прав. И сейчас на ее счету два эмера. Она точно наша!

Он несколько раз звонко хлопнул в ладоши, чтобы взбодрить свою стаю.

– Ну-ка, подъем! Нужно ее найти. Выдвигаемся!

Когда Денис проснулся, было уже совсем светло. Катя лежала рядом, пристроив голову ему на плечо, которое уже изрядно затекло. Он осторожно вытащил руку, стараясь не разбудить девушку, и размял онемевшие мышцы. В пальцах начали неприятно покалывать иголочки. Денис прислушался к незнакомому доселе ощущению. Что-то в нем изменилось. Парень снова перевел взгляд на Катю. В ней тоже что-то изменилось. Казалось, что она теперь выглядит… как-то совсем иначе. Он смотрел, как спит Катя – будто доверчивый ребенок, – и вдруг от умиления у него заныло сердце. Он боялся нарушить ее сон, а от ее уязвимости внутри что-то заболело. Стоп. Это еще что такое?

Денис настороженно встал и прислушался к ощущениям. Снова обернулся к Кате.

Что она с ним сделала? Тело было словно чужое и ощущалось совсем иначе.

Не желая будить девушку, Денис сбежал с холма к деревьям и со всей силы ударил кулаком по стволу.

От резкой боли в костяшках у него перехватило дыхание, и он упал на колени. К ощущениям такой силы Денис был совершенно не готов. Обычно дети привыкают к боли с первых дней и учатся переживать ушибы и ранки. Он же ощутил ее впервые в жизни.

Когда перед глазами перестали мелькать темные мушки, на Дениса накатил страх. Страх того, что он уязвим, что теперь всегда будет вот так – больно. Парень вскочил на ноги и бросился бежать. Он летел по лесу, не разбирая дороги, как можно дальше от нее, от трансформации, которую спровоцировала Катя, от боли, которую она ему подарила.

Денису впервые было настолько страшно. Незнакомые ощущения, которые сейчас терзали и душу, и тело, повергали его в ужас.

Денис не заметил подло торчащий из земли корень, споткнулся и кубарем полетел в неглубокий овраг, скрывавшийся за очередным кустом орешника.

Боль пронзила буквально все тело. Не сумев с непривычки пережить такой удар по чувствам, Денис потерял сознание.

Катя проснулась внезапно, как будто от резкого птичьего крика. Сначала она улыбнулась, но тут же осознала, что лежит на холме одна.

Девушка приподнялась на руках и огляделась: Дениса нигде не было видно.

– Денис! – позвала она, но ей никто не ответил.

Катя обеспокоено вскочила на ноги и крикнула изо всех сил:

– Дени-и-ис!!!

Она некоторое время вслушивалась в эхо, понимая, что ей никто не ответит. Денис сбежал. Мысль об этом иглой уколола ее в самое сердце.

Неужели ей показалось и белый свет в его ауре был просто отражением ее собственных чувств? Утром он проснулся прежним. Тем Денисом, который утверждал, что любовь – зло, которое прожигает дыру в душе. Испугался того, что произошло, и убежал.

Катя почувствовала, что тьма снова поднимается со дна ее души. По верхушкам деревьев в округе разбежались красно-черные всполохи.

Стараясь держать себя в руках, Катя дошла до домика с башней, но мопеда у забора уже не было. Зато в грязи она рассмотрела свежие следы шагов Дениса. Старые отпечатки расплылись от утренней влаги, а новые, четкие, он оставил совсем недавно.

Все-таки уехал. Бросил ее одну!

Катя закричала от ярости, больше не в силах сопротивляться боли и агрессии, и тьма брызнула из нее во все стороны мощными струями так, что с яблонь на соседних садовых участках осыпались зрелые плоды.

В этот момент Катя ненавидела всех. Дениса, эмеров, не способных любить, Макеева и даже себя саму.

Она медленно пошла по дороге в сторону трассы, откуда доносился шум проезжавших фур. Вскоре лес расступился, и теперь утреннее солнце светило ей прямо в глаза, отчего Катя не сразу разобрала, что за темная фигура вдруг преградила ей дорогу.

– На кой ты вернулся? Сбежал, так беги! Вали туда, куда собирался. Ты мне не нужен! – зло крикнула она.

Человек невозмутимо приближался.

– Он слился? Я так и думал, – произнес Банан мягким вкрадчивым голосом, который ни с чем нельзя было спутать.

Глава 2

БАНАН ПОДОШЕЛ БЛИЖЕ и знакомым жестом поправил сползающую на глаза крашеную челку:

– Он сбежал! Как предсказуемо! Испугался, потому что знает, что ты его рано или поздно сожрешь.

Катя вздрогнула и испуганно посмотрела на него.

– О-о-о! – Банан широко улыбнулся, уловив изменения в ее ауре. – Так ты уже! Вот, значит, что за всплеск мы засекли. Браво! Всегда знал, что ты быстро учишься.

Только в этот момент Катя разглядела, что глаза у него угольно-черные, как у всех каннибалов.

Она неуверенно отступила на несколько шагов назад. Банан спокойно стоял на месте и даже не думал набрасываться на нее. Катя развернулась, готовая бежать, но позади уже стоял Белоголовый со своей свитой.

Катя испуганно огляделась в поисках пути к спасению.

– Не бойся, – как можно более ласково сказал главарь каннибалов. – Мы тебе не враги.

Он миролюбиво поднял руки.

– Потому что ты теперь одна из нас, – добавил Банан, подходя ближе.

Катя испуганно озиралась по сторонам, но убегать пока передумала. Она действительно не ощущала угрозы. В их темной ауре не было ни злости, ни азарта охоты, ни жажды высосать добычу. Наоборот: проглядывали теплые цвета радости и любопытства.

– Ты не просто одна из нас. Ты сильнейшая, – сказал Белоголовый и сделал шуточный реверанс. – Хочешь занять подобающее тебе место в стае?

Катя в недоумении смотрела на него. Банан подошел совсем близко и, как уже бывало, прошептал ей на ухо:

– Я тебе всегда это говорил. Ты самая крутая! Но раньше это были детские забавы. Все это эмерство-шмемерство. Теперь ты поймешь, что такое настоящая сила и власть.

– Эмеры как шакалы, – поморщился Белоголовый. – Питаются отбросами. Тем, что перепадает им от людей. А мы – львы. Мы на вершине пищевой пирамиды. У нас нет и не может быть врагов. Мы сильнее и опаснее всех. Нас либо боятся, либо обожают. Вот увидишь.

Банан снова зашептал ей на ухо. Его дыхание приятно щекотало шею:

– Да! Быть львом – это такой кайф! Ты уже знаешь, но это только начало. Вспомни! Вспомни, каково это – высосать другого полностью, до самого донышка.

Его слова гипнотизировали Катю. В памяти всплыло наслаждение, которое она испытала, едва не убив Дениса. И как сила приятно разливалась по венам. От этих воспоминаний тьма внутри всколыхнулась и снова начала овладевать девушкой. Зеркала рядом не было, но по довольному выражению на лице Банана Катя поняла, что ее глаза снова почернели.

Внезапно позади раздался рев мотора. Все обернулись, и Катя увидела Дениса на мопеде. Он вылетел из-за поворота и упрямо мчался к ним.

Банан театрально вскинул брови от удивления:

– Оу. Он жив? Значит, ты взяла жизнь кого-то еще? Это даже хорошо. Теперь он никуда от тебя не денется. Выпей его прямо у нас на глазах. Представляю себе, какой это кайф. Два в одном: месть за то, что он тебя бросил, и наслаждение его энергией. А помнишь, как он целовался с Эм? Отомсти ему за все!

Денис на всей скорости подъехал к ним и заложил крутой вираж, разворачиваясь на месте. Он спрыгнул с мопеда и вскинул кулаки, готовясь броситься в безнадежный бой. Шестеро каннибалов из свиты медленно разошлись, окружая Дениса.

Белоголовый даже не дрогнул. Он с любопытством наблюдал за эмером, а потом повернулся к Кате.

– И это нас еще зовут вселенским злом! Ты только глянь, как он пылает ненавистью. Убьет! Разорвет на куски! Он ведь и так уже убил троих из нас. Отправил в больницу так надолго, что вряд ли они выживут, если только я не найду способ привести им эмеров на обед. Он и тебя ненавидит за тьму в глазах, только пока не признался в этом самому себе.

Денис слушал со злым прищуром. Он уже видел, что Кате опасность не грозит. На него каннибалы тоже не нападали, и сам он не спешил начинать драку.

Главарь продолжил:

– А знаешь почему? Он не сказал тебе самого главного. Почему он так ненавидит нас, почему при виде каника теряет волю и превращается в зверя, способного до смерти избить любого из темных?

– Заткнись, урод! – крикнул Денис, оттолкнул преграждавшего ему путь каннибала, подлетел к Белоголовому и схватил его за горло, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Главарь не сопротивлялся и не вырывался, а спокойно продолжал речь, обращаясь к Кате:

– Он не сказал тебе, что его мать сожрали каннибалы? Прямо у него на глазах.

Денис одним коротким движением бросил его на землю, уселся сверху и начал наносить страшные удары по лицу, но Белоголовый, совершенно не чувствуя боли, только смеялся.

– Да! Давай! Отомсти нам! Выпусти своего зверя! Пусть она посмотрит, кто из нас страшнее.

Банан приблизил губы к уху Кати и проговорил своим гипнотическим голосом:

– Видишь? И с тобой рано или поздно будет так же. Он просто не может с этим справиться. Он псих. Зверь, а не человек. Как только разглядит в твоих глазах тьму и смирится с тем, что это навсегда, убьет тебя, не моргнув глазом. Если только ты не высосешь его раньше. У вас нет будущего. Либо ты его, либо он тебя. Так что давай, не тяни время.

Белоголовый продолжал смеяться.

– Сколько тебе тогда было, малыш? Бедный! Ты ничего не мог поделать. Ты струсил! Тогда ты еще не знал, что можешь применять силу, а мы – нет. Мог схватить любую палку или нож и спасти мать. Но ты просто стоял, дрожал и смотрел. Помнишь? Конечно, помнишь. Я вижу.

Катя поняла, что Денис полностью потерял контроль над собой. На его губах выступила пена, глаза стали бешеными, зубы обнажились в зверином оскале. Парень вскочил на ноги, быстро оглянулся и схватил большой камень.

Остальные каники сделали к нему шаг, но главарь жестом остановил их.

– Он не успокоится, пока всех нас не перебьет. И тебя тоже, – сказал Белоголовый Кате.

Денис замахнулся камнем над головой главаря.

– Стой! – закричала Катя.

Он замер, держа камень в поднятой руке. Затем медленно повернулся к ней. Катя ужаснулась от того, какое бешенство горело у него в глазах. Но тут же поняла, что и сама выглядит не лучше – тьма полностью владела ей, и Денис наверняка видел в ней такого же врага, как и в каннибале, которого собирался убить. Но все-таки парень сдержался. Он посмотрел на каннибала у своих ног, отбросил камень в сторону, ссутулил плечи, словно разом сдулся, и, устало пошатываясь, пошел к скутеру.

– Денис! – окликнула его Катя.

Он молча забрался на мопед, посидел несколько секунд, понуро опустив голову, и только потом коротко взглянул на нее:

– Это все правда, – тихо сказал он, завел мотор и повернул рукоять газа.

Катя поняла, что если он сейчас уедет, то она потеряет его навсегда. Не думая о последствиях, она в три прыжка преодолела разделявшее их расстояние и с разбегу запрыгнула на сиденье позади него.

– Стой! – крикнул Белоголовый.

Остальные каннибалы кинулись на перехват, но Денис уже стартовал, и парни в черном остались далеко позади.

– Вы все равно убьете друг друга! – донесся до нее насмешливый комментарий Банана, прежде чем компания каннибалов исчезла за поворотом.

Катя физически ощущала напряжение Дениса. За те двадцать минут, что они ехали по узким грунтовым дорогам, он не проронил ни слова. Она и сама не знала, что сказать, и потому решила, что разговор лучше оставить на потом, когда они доедут и остынут после произошедшего.

Наконец они подъехали к развилке с трассой. Большой указатель говорил, что Санкт-Петербург направо, а Москва – налево. Денис свернул налево.

– Эй! Нам не туда! – не выдержала Катя, но он молча вел мопед, не обращая на нее внимания.

– Зачем ты свернул в Москву? – крикнула она ему в самое ухо, но он по-прежнему не реагировал.

– Останови! Давай поговорим! – потребовала она и постаралась поймать в зеркалах заднего вида его взгляд, но он как будто специально от нее прятался.

– Я не понимаю! Зачем? Что ты задумал? – Она подергала его за плечи. Он не мог не услышать и не почувствовать ее волнение, но все равно продолжал гнать по трассе в сторону Москвы.

– Ну ладно… – прошептала она и закрыла глаза.

Кипящие в ней светлая энергия любви и тьма каннибалов давали гораздо больше возможностей, чем обычная сила простых эмеров. Те работали с яркими чистыми эмоциями, потому что тусклые оттенки требовали больших затрат, но Катя рискнула попробовать внушить Денису сложное составное чувство: сомнение, сбивающее с пути, выкрученное на максимум. Настолько, чтобы человек сам себе придумал непреодолимую преграду.

– Туман! Это ты? Убери туман! – занервничал Денис. Катя прекрасно видела дорогу, а вот он, похоже, уже нет.

В ответ она только усилила давление. Его защита была для нее ничем. Хрупче, чем яичная скорлупа. Катя добавила беспокойство и досаду от неприятного стечения обстоятельств. Пусть сам придумает себе препятствия!

Из-за иллюзии тумана Денис и так ехал со скоростью пешехода, но теперь вдруг нервно постучал пальцем по датчику уровня топлива.

– Черт!

Он свернул к ближайшей придорожной заправке. Катя глянула ему через плечо: в баке оставалось не меньше половины, но Денис, видимо, считал иначе.

Он соскочил с мопеда и помчался платить за подзаправку. Катя не спеша слезла и направилась следом. Все равно он никуда не денется. Если она захочет, то он увидит вокруг не просто туман – его окутает непролазная тьма.

Внутри здания заправки располагалось кафе. За высокими столиками не спеша потягивали кофе несколько водителей. Денис расплатился на кассе, повернулся и столкнулся с Катей.

– Объясни мне, что происходит! – потребовала она, глядя ему в глаза.

Денис отвел взгляд. Катя поняла, что для него невыносимо видеть тьму.

Он попытался пройти мимо, но она его не пустила.

– Ты что, оглох? Куда ты меня везешь?

Денис не сдержался, схватил ее за руку и подтащил к одному из столиков подальше от людей.

– Домой! Домой я тебя везу. Откуда взял, туда и возвращаю!

– Ты же хотел доставить меня к отцу. Ты что, теперь боишься меня? Думаешь, я ему наврежу? Это потому, что я каник, да? – Катя почувствовала, что начала выходить из себя.

– Да нет! Не поэтому! – Денис старательно избегал смотреть ей в глаза.

Сейчас Катя не видела в его ауре белого. То ли всему виной была тьма в ее глазах, которая вызывала у Дениса злость и отвращение, то ли она действительно выдумала его любовь, приняв за его чувства белые отблески собственной ауры. Но как же так? Он так смотрел на нее тогда, на холме. Черт с ней, с аурой, но тот влюбленный взгляд… его нельзя подделать! Что же это тогда было?

– Да почему?! – истерично крикнула она.

Все разом повернулись к ним, но Кате было плевать.

Денис не выдержал и тоже перешел на крик.

– Да потому что ты ни хрена не понимаешь, что происходит!

Он развернулся и направился в туалет. Наверное, для того, чтобы она не могла последовать за ним. Денис громко хлопнул дверью, демонстрируя свое раздражение.

– Слышь… вы чего разорались-то? – сердито буркнул дальнобойщик.

Катя повернулась и яростно исподлобья взглянула на него. Накопившаяся ненависть и раздражение требовали выхода.

– Ну? Чего уставилась? – презрительно ухмыльнулся мужчина.

– Да шалава она. Придорожная шалава, – донеслось до нее из-за дальнего столика. Это была последняя капля. Катя даже не стала целиться: просто выплеснула в окружающее пространство все, что творилось сейчас у нее в душе.

Денис умылся, оперся двумя руками на раковину и уставился на свое мутное расплывчатое отражение. Пару минут он смотрел себе в глаза, успокаивая нервы, пока его зеркальный двойник не обрел обычную четкость.

Он корил себя за то, как поступит с Катей. Ему было давно привычно, что он не имеет права на счастье.

Сейчас на кону стояла жизнь всех эмеров. Вера объяснила ему: либо Катя обретает полную силу и под руководством опытного Глеба спасает эмеров, либо вскоре погибнут все. И Глеб, и Вера, и все эмеры, которых он за шкирку вытаскивал, спасал и привозил в их общий дом. Потому что цифровизация убивает эмоции, потому что эмеры уходят к каннибалам, и этот процесс уже стал лавинообразным. В ближайшие пару-тройку лет такой выбор встанет перед каждым – выпить другого или быть выпитым. Век эмеров закончился. И только Катя может всех спасти, если… у нее на пути не будет стоять Денис.

Услышав это, он возмутился, но был вполне согласен. Потому что не имел способности любить. А потом случилась ночь на холме, и все изменилось.

Денис с ужасом прислушивался к себе и понимал, что внутри зародилось чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Волнующее, болезненное, но тем не менее прекрасное. Запретное. Потому что он должен… обязан забыть про любовь, преодолеть себя, не обращать внимания на это чувство. Пожертвовать всем, чтобы спасти целый мир.

Но и предать любимую, отвезя к тем, кто так цинично хочет нанести Кате рану в самое сердце, он тоже уже не мог. Самым правильным Денис считал отвезти ее обратно домой, и пусть эта расчетливая стерва Вера сама едет и уговаривает Катю помочь Глебу. Денис не будет участвовать в этом чудовищном спектакле, чего бы ему это ни стоило.

Денис несколько раз глубоко вздохнул, чтобы окончательно прийти в себя, и распахнул дверь в зал.

Пролетевший мимо стул врезался в стену в нескольких сантиметрах от его лица. Денис инстинктивно отпрянул в сторону и только потом понял, что происходит. В зале началось настоящее побоище. Похоже, дрались все против всех. Один дальнобойщик избивал ногами лежащего на полу мужика, пока его напарник не заехал ему в челюсть, а после добавил и тому, кого уже повалили.

Катя спокойно стояла посреди хаоса, с яростью и ожесточением наблюдая, как люди избивают друг друга.

Денис увернулся от случайного нападавшего, подлетел к Кате и схватил ее за руку.

– Хватит! Остановись! – крикнул он, но она дернула плечом и вырвалась.

Тогда Денис схватил ее в охапку, оторвал от пола, вынес на улицу, дотащил до мопеда и только там поставил на ноги. Он оглянулся на заправку: драка в тот же момент затихла.

– Садись! – приказал он.

Катя в бешенстве смотрела на него – точно так же, как только что на дерущихся.

– Объясни, что происходит!

– Садись, быстро! – крикнул он и дернул ее за руку, но это только разозлило Катю еще сильнее.

– Зачем ты так со мной? Ты же любишь меня!

Денис на мгновение растерялся.

– Нет! Я не умею… – постарался защититься он.

– Умеешь! Теперь умеешь. И любишь. Я же видела. Ты лжешь и мне, и самому себе. Почему?

Она была права. Конечно, она была права, и он это знал. Лгать больше не было сил.

– Да потому что мне нельзя тебя любить! – крикнул он изо всех сил, вложив в этот вопль все отчаяние, которое накопилось в душе.

Катя внезапно успокоилась, как будто пазл наконец сложился у нее в голове. Она глубоко вздохнула, прищурила глаза и неожиданно хладнокровно спросила:

– И почему же?

Денис уже ругал себя последними словами за то, что не сдержался. Стараясь не смотреть ей в глаза, он молча подошел к мопеду и сел на него. В конце концов, если так надо… если придется, то он уедет и один. Так будет честнее по отношению и к ней, и к самому себе.

Катя прищурилась и мысленно развернула перед собой его несложную ауру.

Белый цвет в ней был. Сейчас он сверкал яркими всполохами. Сомнений не было: Денис ее любит. Только эта любовь перемешана с болью и стыдом. Он искренне считал, что не имеет права на это запретное чувство. Кто-то навесил ему комплекс вины, бороться с которым не было никакой возможности. Что бы она ни сказала, Денис будет противиться с ослиным упрямством и продолжит считать, что обязан сдержать данное кому-то слово. Обещание не любить. Не быть счастливым… по сути, предать ее.

Зачем ему это? Наверное, он и сам не знал. Ему проще было спрятаться за убежденностью, что он отдает важный долг.

Катю уколола обидная мысль, что, возможно, любовь к ней была печальным последствием. Что Денис с самого начала выполнял чье-то задание и начал испытывать чувства к ней вопреки желанию. И сейчас борется сам с собой, убеждая себя, что задание важнее, чем, как он считал, его слабость.

Сейчас она ничего не могла с ним поделать. Возможно, будь у них время, он бы успокоился, они бы поговорили, и Катя смогла бы его переубедить. Но пока он настолько на взводе, что не даст ей даже попытаться. Денис твердо решил действовать. Если она откажется сесть на мопед, он уедет один.

Когда-то, лет в двенадцать, Катя наткнулась в одной книге на упоминание сказки. Там не было полного текста, только краткое содержание: злая волшебница помещала в сердце и глаза людей кристаллики льда, и они начинали видеть и чувствовать все хорошее в искаженном виде. Одного паренька спасла влюбленная девушка. Она явилась к ледяной волшебнице и растопила ее силой любви. Катю поразила эта история. Нигде и никогда больше она не читала ничего подобного. Тексты энциклопедий были сухи и безэмоциональны.

Учитель и отец… тот, кого она считала отцом все эти годы, тогда быстро нашли, что вывело ее из равновесия. Книгу отобрали. Учитель разобрал с ней сказку по кирпичикам, разложил на кубики, убил все чувство, и Катя почти забыла о ней, но сейчас та волшебная история всплыла в памяти.

Дениса как будто заколдовала та самая злая волшебница, заковала в лед его сердце. И чтобы расколдовать его, Кате нужно добраться до Снежной королевы, из-за заклятья которой он не верит, что может любить. Кате нужно было попасть к кукловодам, что дергают ее любимого за ниточки.

Она еще раз посмотрела на ауру Дениса. Ей нужны были более тонкие, пастельные оттенки, которых обычный эмер и вовсе не различит на фоне ярких чувств. Где тот цвет, что заставляет его слушаться неведомого хозяина? Она попыталась представить себе, что чувствует раб, когда господин приказывает ему, а тот безропотно подчиняется и даже получает от этого удовольствие. Есть и такие чувства, и некоторые даже ходят за ними в специальные клубы…

Катя навела на Дениса сложный цвет, звук плети, тактильное ощущение озноба, вкус приятной горечи. Она воспринимала эти эмоции всеми органами чувств одновременно.

– Смотри на меня! – приказала девушка тоном госпожи.

У Дениса не было шансов не повернуться. Он послушно слез с мотоцикла и посмотрел на Катю. Судя по изумленному взгляду, он и сам от себя такого не ожидал.

– Что значит «мне нельзя тебя любить?» – спросила Катя властным тоном.

Денис очень не хотел отвечать. Но отказаться было выше его сил.

– Потому что ты должна быть самой сильной.

– Для чего? Кому должна?

Катя чувствовала, что задела нечто сильнее простого нежелания отвечать. Преданность. Почти любовь к… наставнику, к тому, кто был Денису практически как отец.

Она надавила еще сильнее:

– Отвечай!

И он заговорил. Медленно, будто выплевывая каждое слово по отдельности:

– Любовь. Все. Схлопнет. Всю. Твою. Силу. Мне. Запретили. Ты. Нужна. Сильной.

У Дениса на лбу от сопротивления выступила испарина.

– Кто так решил?! Кому нужна?! – крикнула девушка и ударила эмоциями еще сильнее.

– Твоему… отцу, – тяжело выдохнув, проговорил Денис.

– Отцу? – растерянно переспросила Катя и отпустила его из эмоционального захвата. – Это мой отец захотел, чтобы мне было… вот так? Вот так больно? Он добровольно пожелал мне такого?! – не веря своим ушам, пробормотала она, зная, что сейчас Денис не способен солгать. Парень молча пятился от Кати, с ужасом глядя на нее.

– И ты на это согласился? Вот так легко? – Она изумленно взглянула ему в глаза, ища правдивый ответ.

– Да нет же! Нет! – прошептал он.

– А-а-а-а! – заорала она изо всех сил и в ярости стеганула его тьмой. Денис рухнул как подкошенный.

– А-а-а! – снова крикнула она, не в силах сдержать гнев.

Ненависть и ярость в ней достигли такой мощи, что вместо хаотичного пламени кристаллизовались в лед. Обжигающий насмерть криогенный красный лед.

Катя спокойно подошла к мопеду, села на него и только тут поняла, что забыла потребовать у Дениса адрес. Ей нужно в Питер, к кукловоду, к отцу, который сломал Дениса настолько, что тот не в силах позволить себе чувства по отношению к ней, а теперь хотел сокрушить и ее собственную жизнь. Но где же его искать?

Катя вздохнула, слезла с мопеда и подошла к Денису, который теперь валялся на земле.

Пришлось закачать в него немного жизненной силы: так, чтобы он мог двигаться, но еще оставался несколько не в себе. Денис был как будто под гипнозом: шагал как зомби, выполняя все ее приказы.

Катя вернулась в седло и приказала ему:

– Садись.

Денис послушно разместился позади нее.

– Держись!

Парень мягко обхватил Катю за талию.

– Крепче! – приказала она, и он прижался к ней всем телом.

– Ну держись, папочка. Я еду! – прошептала она и повернула ручку газа.

– Есть! Есть аномалия! – закричал один из операторов. – Множественная, немонохромная аномалия. Станция заправки, трехсотый километр трассы Москва – Санкт-Петербург.

Макеев встрепенулся и подлетел к экрану, жадно рассматривая переливающиеся черно-багровые всполохи.

– Камера! Там должна быть камера. Перехватите сигнал. У вас же есть доступ!

– Есть картинка, – сказал оператор и развернул изображение на весь экран.

Макеев удивленно посмотрел на последствия драки в кафе. Люди сидели на полу, прижимали руки к ранам, трогали места ушибов и смущенно расспрашивали друг друга о том, что на них нашло.

– Ее тут нет. Внешняя камера!

Картинка сменилась. На экране Катя села на мопед. Позади нее пристроился Денис. Она газанула и пропала из поля зрения камеры.

– Вид на выезд! Куда она едет? – крикнул Макеев в раздражении от того, что ему приходится требовать такие очевидные вещи.

Оператор быстро кликнул на другое окошко и развернул его на полный экран. Там было видно, что Катя лихо сворачивает в сторону Санкт-Петербурга.

Макеев с довольным видом выпрямился.

– Игорь! Готовь машины. Мы выезжаем в Питер. К особняку Глеба.

А потом прошептал так, чтобы никто больше не услышал:

– Она готова. Наконец-то готова.

Алексей догнал Алису и жестом показал ей, что нужно остановиться.

Она свернула к обочине. Он притормозил рядом, и Алиса даже сквозь шлем услышала, как смартфон в его нагрудном кармане заливается хрюкающими звуками.

– Давай, смотри быстрее, что там!

Пока Алексей доставал гаджет, она поторопилась отвернуться.

– Много… дюжина человек, может, больше. Сильнейшие наведенные всплески багрового, красного, черного. Это что за эмоции? – спросил он.

– Ярость, злость, ненависть, замешанные на силе каников. Это она. Где сигнал?

– Позади. Километров сто. На заправке.

– В нашу сторону?

Алексей покрутил карту на смартфоне, меняя масштаб:

– Нет. В Москву.

– Черт! Что б я что-нибудь понимала. Разворачиваемся?

– Погоди.

Он все изучал картинку в смартфоне.

– Нет. Они едут сюда. Если знать, что искать, то можно заметить. Она неслабо наводит на водителей по пути. У них видны кратковременные всплески ярости. Редко… машин-то мало сейчас, но все-таки есть.

– Сколько ей до нас ехать?

– А хрен его знает. Тут спидометр не вшит. Могу только сказать, что движется точно сюда.

– Знать бы еще на чем. Тогда бы перехватили. Хотя на фига? Если она в таком состоянии, то слушать нас не будет. А я с ней не справлюсь. К тому же она каник, что еще страшнее. Погнали дальше. Поедем впереди, а искать ее наводки начнем уже в городе. Нужно понять, куда она так стремится. Может, там удастся спокойно поговорить.

Когда Алиса въехала в Петербург, до прибытия Кати оставался еще час с лишним, и она решила подзарядиться перед грядущими событиями. Она слабо представляла себе, что ее ожидает в ближайшее время, но подозревала, что ей скоро понадобится обильно бить страхом по тем, кто вздумает встать у нее на пути.

Обнаружить настоящий чистый страх просто так, посреди улицы, было делом хлопотным и долгим. Хорошо, что для этого у нее припасены другие способы. Она попросила Алексея найти в городе работающий антикварный салон. Ближайшая лавка древностей располагалась в довольно мрачной подворотне, да еще и в полуподвале, из чего Алиса заключила, что работает она явно для ограниченного круга постоянных клиентов. Зайти туда случайно было бы затруднительно. Идеальное место.

Алексей, недоумевая, но ничего не спрашивая, спустился в заведение следом за ней.

Магазин явно экономил на аренде, потому что здесь давно наметился недостаток места: товарами было завалены и полки, и пол, и остался лишь настолько узкий проход, что Алексей в нерешительности остановился на пороге. С его-то плечами он наверняка снес бы какой-нибудь дорогущий сервиз или растоптал что-нибудь не менее ценное.

– Зачем мы сюда пришли? – шепотом спросил он.

– Увидишь, – ответила Алиса и прошла вглубь, приглядываясь к вещам и гадая, кого увидит за прилавком – эмера или человека. Все винтажные салоны, особенно такие, скрытые по подворотням, принадлежали кланам эмеров, да и постоянными клиентами чаще всего тоже были подобные ей.

Судя по всему, сюда эмеры тоже регулярно захаживали, потому что по-настоящему заряженных вещей тут было крайне мало. Конечно, любой винтажный предмет, долго служивший людям, собирал на себя ауру, но одно дело – любимая чашка, а другое – сервиз, годами стоявший в серванте за стеклом. Мощные эмоциональные товары либо припрятывали для своих, либо уже разобрали.

Алиса мельком взглянула на продавца: молодой ушлый парень явно был человеком, а значит, просто работал здесь по найму, а не владел магазином. Его спрашивать было бесполезно.

Она разочарованно огляделась и собиралась уже уйти, когда ее взгляд упал на старинное зеркало в тяжелой бронзовой раме, стоящее у дальней стены. Оно полностью завладело ее вниманием: аура была такая, что Алису притянуло к нему, как магнитом.

Тут всего было в избытке: и первозданный ужас, и отчаяние, и депрессия, и горе. Судя по мощности чувств, Алиса могла бы поручиться, что хотя бы один человек умер, глядя на свое отражение. Возможно, даже свел счеты с жизнью.

В это время в магазин спустился пожилой седой человек в огромных очках на горбатом массивном носу. Судя по почтительности, с которой тут же вскочил продавец, хозяин лавки.

– Как вы могли поставить в зал это? – спросила Алиса, не отрывая взгляд от зеркала.

– Прошу прощения? – отозвался старик, подошел ближе, встал за спиной Алисы и тоже взглянул на зеркало. – Слава, откуда оно у нас? – спросил он после небольшой паузы.

Это, как и предполагала Алиса, был эмер.

– Утром принесли. Я так дешево сторговался, что решил вас не беспокоить… – пробормотал продавец.

– Дешево? Я тебя уверяю, его бы и бесплатно согласились отдать, – фыркнул владелец.

Этот раритетный предмет идеально иллюстрировал собой, что такое «плохое зеркало». С такой мощной аурой в любом доме, куда бы его ни поставили, все начинало идти наперекосяк. Оно во все стороны источало боль, страх и уныние.

– Вам не кажется, что это попахивает нарушением? – Алиса повернулась к старику и прищурилась.

– Прошу прощения, госпожа, вы же слышали. Молодой человек по неразумению…

Продавец удивленно слушал их диалог, совершенно не понимая, что стряслось.

– Вы позволите мне… слегка поправить? – спросила Алиса, надеясь, что старик уловит намек.

– Буду благодарен, – ответил он.

Безусловно, он уже мысленно подсчитал, кому из знакомых эмеров можно было бы за огромную сумму продать это зеркало, но выставлять подобные предметы в общий зал, подвергая опасности обычных людей, действительно не позволялось правилами их бизнеса, так что возражать девушке, явно имеющей отношение к кланам, он не решился. К тому же забрать такую мощную ауру не смог бы ни один эмер. Слишком сложным и сильным коктейлем эмоций был пропитан предмет.

Алиса дотронулась до рамы, настроилась на цвет страха и почувствовала, как по жилам заструилась чистая энергия. Она заполнила себя доверху, так, что даже голова закружилась, а страха в зеркале осталось еще очень много, не говоря уж о других эмоциях.

– Благодарю, – хрипло сказала она.

– Это я благодарю вас за помощь, – учтиво ответил владелец. – Буду рад видеть вас в числе постоянных клиентов.

Алиса постаралась вежливо улыбнуться и направилась к выходу.

На улице Алексей спросил:

– Что, тоже один из вас?

– Да. Практически все антикварные магазины и секонд-хенды принадлежат эмерам. Да и среди посетителей полно наших.

– А секонд-хенды почему? – искренне удивился он.

– Знаешь, сколько эмоций в свадебном костюме или платье? Или в любимой сумочке? Ты даже представить не можешь, за сколько на аукционах эмеров уходят платья актрис после «Оскара», особенно тех, кто очень надеялся получить статуэтку. Там иногда семизначные суммы. Они заряжены так, что можно годами питаться.

Алексей хмыкнул и достал смартфон.

– О… твоя сестренка только что прибыла в Питер.

Глава 3

КОГДА КАТЯ ВЪЕХАЛА в Санкт-Петербург, ночной город показался ей мрачным, таинственным и мистическим. В небе висела яркая, еще почти полная луна и дразнила ее недавними светлыми воспоминаниями, но каменные скалы домов и ущелья улиц навевали смутную тревогу. Катя впервые оказалась в большом городе. Огромные монолиты многоэтажек, громада Исаакия – все это пугало и завораживало одновременно. В другом состоянии она бы обязательно остановилась и попыталась поймать это новое ощущение, впитать его и прочувствовать, но сейчас ярость и ненависть, как магнит, тянули ее к конечной цели.

Денис постепенно приходил в себя. По крайней мере, перестал сидеть как каменный истукан и зашевелился.

Она остановила скутер, слезла, почувствовав, насколько затекли ноги, и посмотрела на Дениса. Тот с трудом сфокусировал на ней взгляд.

– Куда ехать? – спросила она строгим тоном.

Он пьяно кивнул и потянулся к рулю.

– Я поведу. Ты просто говори, – приказала она.

Денис снова послушно кивнул и сместился назад, уступая ей место.

На мгновение Кате стало его очень жалко. Да и себя тоже. Вряд ли он когда-нибудь простит ей эту выходку и превращение в послушную куклу. Возможно, своей яростью она только разрушила их отношения, пытаясь их спасти. Хотя она-то превратила его в послушную марионетку всего на пару часов, а ведь того, кто запретил ему любить, кто велел разбить ей сердце, управлял им все эти годы, Денис слушался и безропотно выполнял его приказ.

В Кате снова вспыхнула ненависть. Она помотала головой, отгоняя романтическую чушь, которая все лезла ей в душу, и села на мопед.

– Говори! – приказала она.

– Налево! – ответил Денис. – Потом пару километров прямо.

Она газанула и помчалась по ночной улице.

Город теперь проносился мимо, больше не задевая ее эмоций. Она вывернула ручку газа на максимум. Мотор мопеда рычал на пределе сил, вибрировал так, что, казалось, сейчас развалится, но все-таки нес ее вперед.

Денис еле успевал подсказывать путь. Катя неслась все быстрее и быстрее, выкручивая ручку газа и вкладывая в это всю свою ярость. Она не замечала, что ее багровая аура разрослась настолько, что сметала с дороги всех: и пешеходов, и машины. От такого напряжения даже техника начинала сбоить. Когда она пролетела мимо светофора, тот вдруг заискрился и замигал всеми цветами одновременно.

Люди разбегались прочь, словно по улице неслась не девица на мопеде, а Дикая Охота, орда призраков, способных утащить с собой любого, кто зазевается и попадется им по дороге.

Денис что-то кричал ей, но она уже не обращала внимания. Катя физически ощущала зарево за небольшим парком впереди. Там было много эмеров. Слишком много, чтобы списывать это на случайность. Сейчас ее вел вперед нюх каннибала.

Алиса обогнала Алексея, заложила крутой вираж и наконец увидела вдали Катю. Последние несколько километров ей не нужны были подсказки ЭМРОНа. Багровое пламя было видно издалека.

Мопед пыжился из последних сил, выдавливая из маленьких цилиндров максимальную скорость, на которую способен. Алиса теперь могла догнать ее за пару секунд, но она, наоборот, притормозила и покатила следом на расстоянии, чтобы не сильно бросаться Кате в глаза, если та вдруг решит глянуть в зеркало заднего вида. Спустя пять минут стал виден пункт назначения: большой особняк в глубине парка. Если присмотреться, можно было заметить вокруг него слабую радужную ауру. Кто-то собрал внутри очень много эмеров.

Катя остановилась у парадного входа и побежала вверх по лестнице, а Алиса резко развернулась и помчалась по небольшому переулку подальше от особняка. Когда она остановилась у маленькой проходной, Алексей наконец догнал ее, стащил с головы шлем и удивленно спросил:

– Ты чего? Она же там…

Алиса приложила палец к губам, давая ему знак помолчать, слезла с седла и зашла внутрь.

Ее предположение оправдалось: до проходной военного госпиталя всеобщая цифровизация еще не докатилась. Тут стоял хоть и кнопочный, но все еще аналоговый телефон для внутренней связи с отделениями.

Алиса сделала уверенный жест удивленному вахтеру – дескать, спокойно, свои, – подняла трубку, нажала девятку и с удовлетворением услышала длинный гудок. Здесь, кроме возможности звонить по внутренним номерам, был еще и выход в город.

Она набрала номер матери.

Трубку снова снял Никита.

– Это Алиса. Позови… – начала было она, но тот коротко ответил:

– Переключаю.

Раздалось еще два коротких гудка, и трубку снова подняли. Судя по гулу, разговаривали из машины.

– Мам? – осторожно спросила Алиса.

– Да. Я на громкой связи, – донесся голос издалека.

Алиса поняла: телефон держал сидевший впереди человек, способный работать с электроникой, а ее мать громко отвечала ей с заднего.

– Я нашла Глеба. Ошибки быть не может.

Алиса назвала адрес.

– А дочь? Девушка-универсал. Что с ней?

Алиса все никак не могла решить, что для нее важнее: дочерний долг и преданность семье или тяжелое интуитивное ощущение, что отдать двоюродную сестренку в руки родне будет огромной ошибкой. Но раз мать спросила… не лгать же ей. В конце концов, пока та с помощниками доедет из Москвы сюда, Катя наверняка уже покинет дом. А если и нет, то Алиса ее предупредит.

– Я за ней и следила. Она сейчас в особняке.

– Спасибо, дочка, – коротко ответила Жанна, и трубку на том конце повесили.

Алиса растерянно смотрела на телефон. Как? Просто спасибо? Это все, что она заслужила? И, что странно, никаких указаний следить, охранять или еще что в этом духе. Это означало только одно: в ее услугах больше не нуждаются, а семья гораздо ближе, чем она думала.

Алиса перевела взгляд на вахтера, который уже принялся бурно возмущаться тем, что она творит со служебным телефоном, показала ему средний палец и вышла на улицу.

Алексей не на шутку всполошился, когда увидел, в каком она состоянии. Молодой человек хорошо ее знал и без всякой ауры понимал, что что-то случилось.

– Ты чего? – спросил он, заглядывая ей в глаза.

– Где здесь ближайший банкомат? – спросила она.

Если он и удивился, то виду не подал. Заглянул в навигатор и ответил:

– Такой, чтобы работал ночью, – десять минут езды.

– Поехали, – сказала она, запрыгивая в седло.

На ступеньках особняка Денис, окончательно придя в себя, схватил Катю за руку:

– Погоди! Послушай.

Она, не оборачиваясь, выдернула руку и зашла внутрь.

Если пришлось бы искать полную противоположность тому месту, где ее растили, это был бы особняк Глеба. Катя привыкла к стерильной белизне, а здесь стены были расписаны яркими кричащими красками, а поверх граффити висели абстракции и экспрессионистские картины. Прямо над парадной лестницей болталась видавшая виды простыня, на которой при помощи старинного проектора четверка эмеров смотрела черно-белое кино.

– Смотри. Эти дубли точно в разные дни снимались. Вот тут она ему еще нравится, а вот тут он ее уже тихо ненавидит. Видимо, актриса поймала звезду и уже задолбала на площадке всех и вся, – произнес одетый как арлекин парень.

– Да нет же! Слепой, что ли? Он все равно ее любит, и это не ненависть, а ревность, – сказала ярко накрашенная девица с малиновыми волосами.

– Точно! Он мучается, потому что она переспала с оператором! Это мой оттенок, – сказал Рыжий, которого когда-то Денис спас от каннибалов. – Но там еще кто-то страдает. Чувствуете негатив?

– Ага, режиссер, которому приходится такое говно снимать, – буркнул арлекин.

Катя стремительно прошла мимо них вверх по лестнице. На проекторе замерла, а потом запузырилась от горячей лампы и лопнула пленка. Четверка эмеров опасливо посторонилась, уловив багряные всполохи в ауре незнакомки.

Денис попытался догнать Катю, но девица с малиновыми волосами поймала его за руку и остановила:

– Привет-привет. Чего как чужой-то? Это что? Она? – девушка кивнула вслед Кате.

Арлекин заинтересованно подался вперед:

– И что? Она правда сильнее Глеба?

Денис молча взглянул наверх. На втором этаже Катя столкнулась с Верой.

Катя узнала «странницу», навещавшую их в доме Банана и Эм. Как давно это было! Вроде всего сутки назад, а как будто в другой жизни.

– Ага… ну теперь все окончательно понятно, – сказала Катя, прищурившись.

– Здесь тебя все очень ждали! – Вера мило и тепло улыбнулась.

– Ну да. Я так и поняла, – ответила девушка.

– И он тоже… очень тебя ждет! – добавила Вера с исключительным миролюбием, активно источая умиление. Но на Катю такие смешные приемы уже не действовали.

– Я все знаю, – резко бросила Катя и сделала шаг вперед, но Вера, вместо того чтобы пропустить девушку, неожиданно обняла ее:

– Понимаю! Тебе сейчас больно. Но скоро и ты поймешь. Поймешь, что по-другому было нельзя.

Катя чувствовала, как Вера старательно окутывает ее волной умиления. Это было так прямолинейно и непосредственно, что Катя с трудом удержалась от того, чтобы не засмеяться. Она легко смешала эти розовые сопли с багровой яростью, сплела из них эмоциональную удавку и вернула измененные навязанные эмоции той, которая их породила.

Вера схватилась за горло и согнулась пополам. Катя отпихнула ее с дороги и пошла дальше. Ей не нужен был проводник. Нюх каннибала и так вел ее к самому сильному сигналу в этом доме.

Денис взлетел по лестнице и чуть не споткнулся о Веру, которая уже приходила в себя. Она закашлялась, поднялась с пола и выпрямилась, преграждая ему путь.

– Пропусти! – приказал Денис.

Вера ласково смерила его взглядом.

– Ты тоже наверняка хочешь меня убить. Это же ты так девчонку накрутил, да?

– Нет! Это вы постарались!

Вера мило и снисходительно улыбнулась, все еще преграждая ему дорогу.

– Довольна, да? – Денис начал закипать. – Считаешь, что твой идеальный план сработал? Что ты все классно рассчитала и подстроила?! Просто вау. Какая ты крутая! Спасительница Глеба! Ты знала, что она уже влюбилась. Подстроила, чтобы она увидела нас с тобой вместе. Манипуляторша хренова. Всеми крутишь и управляешь, как шахматными фигурками. Да, я послушал тебя и впрямь стал вести себя как урод и разбил ей сердце! Все по твоему долбаному плану! И знаешь что? Да пошли вы! Оба. Я вас обоих ненавижу. И тебя, и Глеба. И она теперь тоже!

Вера молча смотрела на него с улыбкой победительницы. Казалось, ее забавляет его бессильная злость.

– А знаешь, чего ты не учла, шахматистка долбаная? – неожиданно для Веры улыбнулся Денис. – Того, что она каник. Даже не просто каник, а суперканнибал. Она выжрала одного из них начисто. Она убила меня, а потом оживила и всадила в меня любовь, как кинжал в сердце.

– Она каннибал?!

Вера испуганно обернулась и уже готова была сорваться и бежать на помощь Глебу, но на этот раз Денис не дал ей двинуться с места. Как она ни дергалась, вырваться из его хватки было не в ее силах.

– Нет, дорогая! Посеявший ветер пожнет бурю. Ты хотела разбить ей сердце, чтобы она обрела силу? Вот. Наслаждайся. Когда уходит любовь, ее место занимает тьма. И это твоих рук дело!

Идя по короткому коридору к Глебу, Катя вспомнила один разговор. Сколько ей тогда было? Четырнадцать, кажется.

– Папа, скажи, а вы с мамой мои настоящие родители?

Макеев, хоть и прекрасно владел собой, все-таки вздрогнул.

– С чего такой вопрос?

– Так… просто. Прочла, что в роддомах бывают ошибки. Ну, когда детей путают.

– А откуда мысли, что тебя могли перепутать?

– Ну… я просто подумала о том, что такое возможно. К тому же мы не очень похожи.

Катя тогда не умела предполагать, какие эмоции пробудят ее слова у других людей. Ведь ее всю жизнь ограждали от чувств. Поэтому она удивилась, что у отца в ауре мелькнула досада и растерянность.

– Зато ты очень похожа на мать. Ты ведь видела ее фото.

– Да. Я похожа на нее, – согласилась Катя.

Но воспоминания о матери к этому возрасту уже поблекли. Превратились в сказку, легенду, про которую вроде бы все говорят как о реальности, но верится с трудом. Она знала только слуг, Учителя и отца. Катя не осознавала почему, но уже тогда чувствовала, что в мире должно быть что-то большее. Кто-то еще.

И вот она нашла настоящего, биологического отца.

И уже его ненавидела.

Катя стремительно ворвалась в зал, где на стене висела мандала из разноцветных осколков стекла. Дверь грохнула о стенку так, что на пол посыпалась штукатурка. Глеб, стоявший у окна, удивленно обернулся на шум.

– Катя… ты? – с радостью и надеждой, но еще не до конца веря своему счастью, произнес он и со светлой улыбкой сделал шаг навстречу девушке.

– Ты! – вместе со словами Катя швырнула в него тугой ком ярости, отчего Глеб выгнулся дугой и рухнул на пол.

– Бросил меня! – крикнула она и ударила еще раз, чтобы он не пытался подняться.

Глеб застонал и перевернулся на живот.

– А теперь еще и искалечил! – закончила она свое обвинение и хлестнула его по спине тьмой, словно плетью.

Глеб вскрикнул, отполз к батарее под окном, кое-как перевернулся и прислонился к ней спиной. Катя подошла, опустилась на корточки и заглянула ему в глаза.

– Больно, да? А мне каково, ты подумал?

Он, держась за батарею, поднялся и оперся на подоконник. Катя выпрямилась.

– Я знаю, каково тебе, – прошептал он, хотя слова давались ему с трудом. – Мне было так же, когда твоя мать забрала тебя и исчезла. Навсегда. Я никогда не бросал тебя.

Катя посмотрела ему в глаза и почувствовала на лице предательские слезы.

– Мне было очень больно. Пока я не понял, какую силу дает эта боль, – сказал Глеб.

От этих слов ярость снова вспыхнула в девушке, как будто на угли плеснули бензином.

– Силу?! – вскричала она.

Нечто в глазах Кати заставило Глеба невольно отшатнулся. Катя поняла: радужную оболочку снова залило тьмой. Хищник внутри нее вышел на охоту, и сейчас добыча стояла прямо перед ним.

– Этого ты для меня хотел? Такой силы? – злобно усмехнулась она. – Ты даже не представляешь, какого монстра из меня сделал!

Между ней и Глебом появилось темное марево, которое всегда возникало перед тем, как каннибал высосет жертву.

– Но не я здесь настоящий монстр, – прошипела она, глядя ему в глаза. – Это ты – чудовище. Понятно, почему мама сбежала. Жаль, что она не сделала этого раньше. И желательно еще до того, как меня зачала. Ты не просто калечишь людей. Ты делаешь это умышленно, с холодным расчетом. Ты специально нашел меня, чтобы изуродовать и превратить вот в это!

– Зато ты стала сильнее всех. Если бы я нашел тебя раньше… – попробовал оправдаться он.

– То искалечил бы меня еще сильнее! Ты и так сломал меня, всего за несколько дней превратил в чудовище. Как же нужно ненавидеть, чтобы сделать со мной такое?!

– Нет! Нет! Я всегда тебя любил, – воскликнул Глеб.

Эта фраза оглушила Катю и привела ее в такое возмущение, что человеческое сознание на миг померкло, а мозгом целиком завладела тьма.

– Любил?! Ты садист, раз у тебя такая любовь. Любил! Как? Что же это за любовь такая? Где она в тебе живет? Здесь?

Катя рывком вытащила из Глеба часть души и воспоминаний и поглотила их. В голове замелькала цепочка образов: Глеб рассказывает собравшимся в этом зале эмерам о плане их спасения, Глеб страстно целует Веру, хотя знает, что она никогда не ответит на его любовь, Глеб отправляет Дениса искать дочь, мысленно прощаясь с ним. Дениса, который все эти годы был ему как сын.

– Это любовь, по-твоему? Так ты любишь? – изумилась Катя. – Ты калечишь всех, с кем соприкасаешься. Или, может, у тебя здесь другая любовь? – с издевкой спросила она и вытянула еще один сгусток энергии.

Глеб застонал, но сил сопротивляться у него не было. На этот раз Кате достались картины из детства Дениса, потерявшего мать в двенадцать лет. Отца у него никогда не было. Мать-эмер зачала исключительно по расчету – просто хотела ребенка. Мужа никогда не заводила, но оно и понятно. Для нее, неспособной любить, брак превратился бы в ад. Глеб хорошо знал эту женщину. Нет, они не были в отношениях, но дружили. Однажды утром его разбудил телефонный звонок растерянного и заплаканного Дениса. Глеб примчался к ним домой и нашел знакомую в коме на полу спальни, а рядом ее рыдающего сына. Оказалось, что ночью к ним в загородный дом проник каннибал. Тогда Глеб забрал мальчишку к себе и воспитывал практически как сына: строго, но с настоящей отеческой заботой. А потом отправил его на задание, зная, что после они друг друга потеряют.

– О! Обалдеть. Ты предал не только меня, но и его! А может, вот тут… поглубже, – плотоядно прошептала Катя и вытащила самые глубокие чувства и воспоминания Глеба.

Катин разум заполнился светлыми образами: ее улыбающаяся мать, счастливый отец. Они втроем жили в доме настолько крохотном, что ее кроватка стояла почти в изголовье родительской. Она впервые увидела себя маленькой чужими глазами, преисполненными искренней любви.

Пожар внутри притух, и Катя ослабила напор. Ее любили. Когда-то ее действительно любили.

Но воспоминания разворачивались дальше. Она ощутила страх матери, когда она узнала правду о своем муже. Катя наблюдала за этой сценой глазами отца, который видел, как его собственная мать окутала целый район облаком ужаса, выдав это за действие самого Глеба. Катя чувствовала его отчаяние, когда мать села в такси и уехала в неизвестном направлении.

– Нет… не надо… – прошептал Глеб, но это только подстегнуло ее любопытство.

Катя погрузилась в его воспоминания о себе самой и своей матери. Неожиданно всплыло лицо мамы – теперь она была старше, чем в предыдущем видении, и казалась очень усталой. Она встретилась взглядом с Глебом, который стоял на другой стороне улицы, и ужасно испугалась. Мама, желая защитить семилетнюю Катю, невольно прижала дочь к себе и начала озираться в поисках пути к побегу. Глеб закричал ей: «Постой», – но это напугало ее еще больше. Неожиданно глаза матери округлились от страха. Раздался удар, и картинка потеряла очертания.

– Так ты ее выследил! Нашел спустя четыре года! Ради мести! Это ты ее убил! – со злобой прошипела Катя.

Утратив остатки жалости, она погрузилась в самые глубины души Глеба. Туда, где он хранил то, что отчаянно пытался скрыть от нее.

– Не надо! Не ходи туда! – простонал он.

– Ну-ка… что за ужас ты там еще прячешь? Что может быть хуже того, что я уже увидела?

Глава 4

АЛЕКСЕЙ МОЛЧА, НО с некоторым любопытством наблюдал, как Алиса распихивает пачки купюр по карманам комбинезона. У банкомата она продиктовала ПИН-код, и Алексей сначала опустошил Алисину дебетовую карту, на которую ежемесячно переводили деньги на развлечения и покупки, а потом и все, что банк позволил снять с кредитки, которой она обычно вообще не пользовалась. Лимит там был большой, но обналичить можно было не все.

Наконец банкомат выдал ошибку «недостаточно средств» и для второй карты.

Алиса взяла из рук Алексея последнюю пачку и вернулась к мотоциклу.

– Можешь найти мне жилье? Здесь, в Питере. За наличные. Забронируй на свое имя – я верну. Там же как-то онлайн можно по-быстрому, да? – попросила она.

– Ты, что, решила сбежать из дома? – догадался он.

– Хуже. Я решила бросить вызов семье. Это значит, что меня не просто проклянут и забудут, а непременно постараются найти. Но о тебе они не знают. Тебя, конечно, видел Димитрий – помнишь священника на похоронах в крематории? – но и он не в курсе ни как тебя зовут, ни где ты живешь. Так что думаю, если ты вернешься к себе и забудешь дорогу к особняку моей семейки, тебе ничего не грозит.

– Бросить тебя одну? Ну уж нет. Работаю я удаленно, так что мне, в общем, все равно, где обитать. Родителей предупрежу. Сейчас все организую. Тебе где-нибудь в центре?

– Нет. Денег пока хватает, но когда-нибудь они кончатся, так что давай подешевле, но не совсем клоповник.

Пока ее друг возился с приложением бронирования, Алиса, кусая губы, прикидывала планы на будущее.

– Вот ты же в офисе работал, да? Скажи, а эйчаром меня могут взять? Я идеально подхожу. Вижу всех кандидатов как на ладони, могу забрать их страх, чтобы они были более раскованны и откровенны…

– Ты не можешь пользоваться компом, – заметил он, не отрываясь от смартфона, – резюме-то откуда будешь брать?

– Это может делать какой-нибудь помощник, – неуверенно предположила она.

– Помощника еще нужно заслужить, – Алексей наконец посмотрел на нее. – Не парься ты так. Я помогу. У меня, конечно, доход не так чтобы офигенный, но на двоих хватит.

– Я не могу… не имею права тебя об этом просить. Это мое решение, и за него должна отвечать только я. – Алиса покачала головой.

– Ну а это мое решение, и ты тоже не должна в него лезть. Короче, вот, двушка, место вроде нормальное. Заезд завтра. На двоих более чем. У тебя своя спальня, у меня – своя.

Алиса вздохнула:

– Возможно, что и на троих. Там разберемся. Теперь я готова. Поехали в особняк.

Катя выдернула из Глеба все воспоминания. Он пошатнулся, но устоял на ногах. До того, чтобы опустошить его полностью, ей оставалось не много.

В ее голове опять возник поток чужих образов и чувств:

Глеб мельком заметил Нину на другой стороне дороги и замер от удивления. Он присмотрелся: сомнений быть не могло! Ему не показалось. Это точно была его жена, а рядом с ней семилетняя Катя. Уже такая большая! А Нина… боже, как она изменилась! Ей явно нелегко дались эти четыре года. Лицо у нее было уставшее, изможденное. В волосах проглядывала первая, слишком ранняя седина.

– Нина! – не выдержал он и окликнул ее.

Мать Кати обернулась и встретилась с ним взглядом. Ее лицо исказил ужас. Она крепче схватила дочь за руку, прижала к себе, лихорадочно огляделась и побежала прочь по тротуару. Это была улица с очень оживленным движением, и поток машин не позволял Глебу перейти дорогу. Он побежал по своей стороне дороги в том же направлении.

– Нина! Постой! Мне так много нужно тебе сказать! Остановись, я не причиню вам зла! Я скучал! Скучал по вам! Не бойся!

Неизвестно, слышала она его или нет, но побежала быстрее, то и дело в ужасе оборачиваясь в его сторону. Дочке передалось ее настроение. Она заплакала, не понимая, чего так испугалась мать.

Неожиданно из подворотни перед Ниной выехал грузовик, остановился, пропуская поток машин, и перегородил тротуар. Чтобы обогнуть его, Нине пришлось бы выбежать на дорогу. Она остановилась и начала в панике озираться в поисках пути к спасению.

– Постой! – снова крикнул Глеб.

Он уже видел, что скоро рядом на светофоре для машин загорится красный и он сможет перебежать к ним.

Ужас Нины от безвыходной ситуации окончательно передался Кате. Она забрала его полностью, закричала от испуга и огромной фиолетовой волной, как ретранслятор, выбросила страх в окружающее пространство, многократно усилив его.

Грузовик взревел мотором, и, не дожидаясь свободного места в ряду, выскочил на проезжую часть. Раздался отчаянный гудок «газели», которая, чтобы не влететь в него, на полном ходу свернула на тротуар. Водитель не заметил женщину с ребенком.

Нина обернулась на звук и в последний момент еле-еле успела оттолкнуть дочь.

Газель задела колесом бордюр, потеряла управление и влетела в стену дома как раз там, где стояла Нина.

Катя упала на тротуар, подняла голову, заметила, что из-под машины виднеются мамины ноги, громко закричала и потеряла сознание.

Глеб окаменел. Он стоял на другой стороне улицы, обхватив лицо руками, и только тихо повторял: «Нина! Нина! Нина…»

Катя резко оборвала связь между собой и отцом. Обессилевший Глеб упал на пол.

– Это я ее убила! – шепотом сказала она, смотря в пустоту перед собой.

Денис силой притащил Веру в отдельную комнату, где им никто не мог помешать, и отпустил ее.

Вера уже успокоилась, плавно подошла к большому глубокому креслу и с кошачьей грацией села в него, подобрав под себя ноги.

– Как бы ты ни кипел праведным гневом, твой план мести не сработал. Глеб до сих пор жив, и я это чувствую. Значит, они уже договорились. Или договариваются.

– План? Да не было у меня никакого плана! – крикнул Денис.

– Тем хуже для тебя. Если ты действовал как слепой щенок. Если ты не понимаешь, что происходит и кто жертва, значит, это ты.

– Ты о чем? – Денис исподлобья взглянул на нее.

Вера улыбнулась и принялась вертеть в пальцах тонкую нитку бус.

– Ты пешка. Та, что выполнила очень важную роль. Прикрыла собой другую, что дошла до конца поля и стала королевой. Но на этом твоя миссия закончена.

– А ты получаешь удовольствие от того, что всеми манипулируешь, да? Этакий серый кардинал.

– Удовольствие? Вовсе нет. Мной движет ужас. От осознания того, куда все катится. Что все, что мы с Глебом создавали, рушится как карточный домик, из-за того, что он преждевременно выжег себя. Что вскоре, если не дать эмерам залечить внутреннюю жажду и потребность в подпитке, их больше не останется. Осталось совсем немного. Пара, может, тройка лет, и каников станет столько, что эмеры окажутся в меньшинстве. Так что да, я готова пожертвовать всем – и тобой, и Катей, и даже собой, лишь бы остановить это и спасти все, за что мы с Глебом боролись.

– Так нельзя! – крикнул Денис. – Идти по головам других людей, лишь бы достичь цели. Такая цель – фальшивка.

– А чего ты кричишь и злишься? Все еще надеешься, что она тебя простит? Думаешь, что ты ей будешь нужен, после того как она выйдет из той комнаты? Зачем? Ты не больше, чем молот, который выковал совершенство. Все. В тебе больше нет необходимости. Помнишь, когда ты только отправлялся на это задание, ты заявил, что это в последний раз и больше ты в наших играх не участвуешь? Ну вот. Твое желание исполнено. Ты закончил свое последнее дело и можешь идти, куда пожелаешь. Ты свободен. Я выполнила твою же просьбу.

– Свободен? – возмутился он. – Да какая это, к черту, свобода? Я не могу ее забыть! Я не могу ее бросить!

Вера грациозно поднялась с кресла и подошла к нему вплотную. Она по-матерински обхватила его лицо ладонями, заглянула ему в глаза и одновременно совсем немного, так, чтобы он не заметил, подпустила вокруг нежности и умиления.

– Бедный мой малыш. Да, это больно. Теперь ты понимаешь, как мучил ее все это время? Любовь – это болезнь. Опасная болезнь. Только она уже переболела и сейчас получает иммунитет. На всю жизнь. Она никогда к тебе не вернется. И тебе придется сделать то же самое. Ты же знаешь, как избавляться от токсичных эмоций? Найди зеркало. Или придумай другой способ забыть ее. Потому что я не могу позволить Кате замкнуться на тебе. Это обрушит все. Так что или ты убьешь в себе любовь и спасешь мир, или я буду вынуждена убить тебя. Не потому, что злюсь или ненавижу. Просто такова цена за то, чтобы все, кого ты знаешь, остались в живых. Здесь тебе в любом случае оставаться нельзя.

– Да я не хочу тебя слушать! Почему ты опять мне приказываешь? – возмутился Денис.

– Потому что если ты ее любишь, то желаешь ей счастья. А она будет счастлива, только если победит болезнь и разовьет свою силу. Она нужна ей, она нужна нам. А если ты останешься рядом, то будешь мучить ее. Не только помешаешь всех спасти, но и будешь постоянно пробуждать ее темную сторону, и тогда рано или поздно нам всем конец. Мы погибнем быстро, потому что она всех нас выпьет, или медленно, потому что до нас доберутся другие каннибалы. Возможно, она проявит силу воли, победит тьму и замкнется на тебе. Знаешь, это как ток. Направь электроны по проводам, и они сделают много нужной и важной работы, а замкни напрямую плюс с минусом – произойдет короткое замыкание. Оба контакта быстро перегорят, и ничего хорошего не будет ни для них, ни для остальных. Так и с вами будет. Она лишится силы, а все мы – защиты и шансов на спасение. Неужели в тебе нет ни капли сострадания Глебу, благодарности этому дому и всей нашей большой семье?

– Нет… нет… все не так… – слабо возразил Денис, но в его голосе уже не было уверенности.

– Так, малыш, так. Я вижу, что ты благодарен Глебу. Как отцу, как наставнику, который спас тебя и воспитывал все эти годы. Ты ведь не хочешь, чтобы он умер? А он все. Выгорел полностью. Он не только не может замкнуть спектр, о чем всю жизнь мечтал. Он вообще почти больше ни на что не способен. Еще один такой массовый импульс, как в поезде, и он закончит свою жизнь в коме или в психушке. А если ты отберешь у него Катю, замкнешь ее на себя, он все равно не бросит эту идею. Попытается сам. Так ты его просто убьешь. Он умрет первым. А если ты уедешь, уберешь из себя это чужое, навязанное тебе чувство – любовь, – то вскоре поймешь, что я была права. И даже скажешь мне спасибо. Ты ведь от рождения неспособен любить. Для тебя это чуждая эмоция. Она все равно надолго в тебе не задержится. Лучше сделай этой сейчас сам, чем потом, измучив и подставив всех.

Вера обняла Дениса и погладила его по затылку и спине:

– Видишь ли, малыш, если останешься, то сделаешь хуже всем. Убьешь наставника, будешь мучиться сам и терзать Катю, все больше превращая ее в каннибала. Лишишь эмеров последней надежды. И все это из эгоизма и непонятного упрямства. А если уедешь, то постепенно избавишься от этого наваждения. Для тебя это чужое. Ты заживешь спокойно и счастливо. И все будут счастливы, понимаешь? И Глеб, и в первую очередь Катя.

– Будет счастлива? – тихо и обреченно спросил Денис.

– Да. Рядом с отцом и со мной. Помогая своим даром всем эмерам вокруг. Она найдет свое место, свое призвание. Так что прощай. Я буду скучать, малыш.

Вера выпустила Дениса из объятий, и он неуверенной походкой пошел к лестнице.

– А если еще раз появишься здесь, мне придется тебя убить, – тихо добавила она. – Знаешь, ведь я умею наводить на эмеров, а от переизбытка умиления тоже можно умереть. Очень хорошая и приятная смерть.

Она проследила за тем, как Денис вышел из комнаты, и довольно улыбнулась.

Катя сидела на полу и рыдала.

– Я не хотела… это же случайность, – шептала она. – Она очень испугалась, и мне тоже от этого стало страшно. Я не знала тогда, что могу усиливать эмоции.

Глеб уже пришел в себя. Он подошел к дочери, присел рядом и обнял ее:

– Ты не виновата. Это действительно была случайность. Никто тебя не винит. Ты ведь видела, ощущала, что я никогда не хотел зла ни тебе, ни ей. Я любил тебя, я любил твою маму. Не вини себя, ты была ребенком и ничего не понимала.

– Нет… я ее убила. Я разрушила все, к чему прикасалась.

Глеб покачал головой:

– Нет, нет, нет. Просто мы с тобой другие. Особенные. Мы обречены на одиночество. Обычным людям рядом с нами опасно. Мы их калечим. Им страшно и больно, и они всегда будут стараться избавиться от нас. Предать, убежать. Да и эмеры не лучше. Они тоже никогда не смогут нас понять. Мы для них чужие.

Глеб услышал, как хлопнула входная дверь. Он встал и выглянул в окно. – Посмотри сюда.

Он подошел, поднял Катю с пола и, приобняв, подвел к стеклу. Она увидела, как Денис садится на мопед и, не обернувшись, уезжает от особняка.

Ее сердце сжалось от боли. В нем больше не осталось бешеной ярости и всепожирающей тьмы. Нет, ей просто было больно, горько и обидно. Оттого, что он тоже испугался и убежал. Бросил ее. Предал. Значит, все ее подозрения оправдались. Та любовь, которую она ощущала в нем, была только отголоском, отражением ее чувства. Денисом же владел один расчет и чувство долга. Он доставил ее к отцу и теперь спокойно уезжал.

Катя настроилась на Дениса, и между ними появилась звенящая эмоциональная связь. Она хотела послать ему импульс своей любви, чтобы он почувствовал, как дорог ей, чтобы понял и вернулся.

Глеб увидел это и произнес:

– Да, ты можешь остановить его. Даже на таком расстоянии. Твоей силы хватит. Можешь внушить ему нежность и раскаяние. Если пожелаешь, он приползет к тебе на коленях, будет целовать ноги и просить прощения. Ты можешь внушить ему любовь… на какое-то время. Однажды ты это уже сделала. Но ему чуждо это чувство. Как болячка, которая рано или поздно залечится и отвалится, если не продолжать ее расковыривать. Он никогда не полюбит тебя искренне, по-настоящему. По своей воле, так, чтобы навсегда, понимаешь? Ты имеешь власть над ним, как и над любым в этом доме. Можешь приказать и заставить. Но хочешь ли ты этого?

Катя вспомнила, как Денис выполнял ее приказы, словно марионетка, и представила, как он так же, подчиняясь ее воле, целует ее. Покорно, как раб. Как зомби, лишенный воли.

Неужели так и было? Она настолько захлестнула его своей любовью, что та проявилась в его глазах, а Катя поверила в его искренность. Потому что очень хотела поверить.

Она зажмурилась и разорвала нить, которая тянулась от нее к Денису. Связь с тихим звоном лопнула, как натянутая резинка, отскочила к ней и иглой вонзилась в сердце. Это было невероятно больно… но правильно. Катя поняла, что не имеет права его заставлять. Она хотела, чтобы Денис вернулся. Но по своей воле. Это должно быть его решение. А если нет… что ж. Катя как-то прочла у одного философа, что любовь – это когда счастье другого для тебя важнее, чем твое собственное. Если он не вернется, то пусть будет счастлив. Пускай далеко от нее, на другом конце Земли, с кем-то другим, но непременно счастлив. Она хотела, чтобы он почаще улыбался так же, как во время их первой встречи. У него была волшебная улыбка, от которой шли мурашки по коже. Но рядом с ней он постепенно перестал улыбаться. Катя поняла, что причиняла ему только страдания.

Она закрыла глаза и некоторое время стояла молча, поглощенная тоскливой болью в сердце.

Отец обнял ее за плечи и, все еще глядя в окно, тихо сказал:

– Да, это больно. Первая влюбленность, увлечение. Они редко заканчиваются хорошо даже у людей, но у нас с тобой нет права на любовь. Однажды, когда я был молодой и глупый, то же самое говорила мне мать. Тогда я взбесился и сбежал из дома – хотел что-то ей доказать. Да и себе тоже. И только спустя много лет я понял, что она была права. Это ужасно несправедливо, верно. Очень неправильно и больно, что мир так устроен. Но мы слишком человечные для эмеров и слишком опасные для людей. Мы с тобой обречены на одиночество, но можем посвятить свою жизнь заботе о других. Мы умеем любить, и это больно. Очень больно. Так хочется изменить человека, чтобы он в ответ искренне полюбил тебя, но это невозможно. Наша судьба – менять мир, чтобы сделать его чуть более справедливым. Чтобы любить научились все. Тогда и только тогда мы с тобой сможем найти свое счастье. В этом и есть твоя суперсила и призвание. Ты должна отказаться от своей любви ради того, чтобы спасти всех. Чтобы научить любить весь мир.

Кате казалось, что ее сердце сжимается в горький комочек хинина. Ком в горле не давал сказать ни слова. Из глаз текли слезы, и она их уже совсем не стеснялась. Глеб провел ладонью по ее щекам и вытер их, а затем крепко обнял Катю за плечи.

– Прости меня, девочка моя. Этот жизненный урок необходимо было пройти. Неизбежно. Но легче мне от этого не становится. Давай исправим этот мир так, чтобы больше никому и никогда не приходилось идти нашей тяжкой дорогой.

Катя повернулась к нему и медленно кивнула.

Выезжая со двора, Денис еле увернулся от трех черных внедорожников, которые направлялись в сторону особняка, но, погруженный в свои мысли, не обратил на них никакого внимания. Он с кровью выдирал из сердца Катю, и каждый метр дороги давался ему все тяжелее и тяжелее. Словно незримая нить, связывающая их, натягивалась все сильнее, отдаваясь тоскливой ноющей болью где-то в груди. Так, что было трудно дышать.

А потом она оборвалась и ударила кинжалом в сердце. Денис вильнул и чуть не упал. Ледяной озноб охватил все тело, перед глазами поплыли черные пятна, на мгновение он будто ослеп и даже втайне пожелал прямо сейчас на полном ходу влететь в столб или в лобовое стекло проезжающей мимо фуры. Тогда все закончилось бы просто и быстро и ему больше не пришлось бы терпеть эту боль. Но тяжесть в груди постепенно рассеивалась, перед глазами прояснилось и боль потихоньку отступила в глубину, оставив только ноющую рану. Денис знал, что она будет напоминать о себе каждый раз, когда он увидит счастливые глаза влюбленных.

Глава 5

ГЛЕБ, ПРИОБНЯВ ДОЧЬ за плечи, вел ее по своему «дворцу», как он иногда называл особняк. Они проходили мимо других эмеров, которые оборачивались им вслед, пристально разглядывали Катю и перешептывались.

– Это она! – периодически доносилось до ее ушей.

Отец уверенным голосом рассказывал Кате свой план. Он готовил эти слова уже очень давно и хорошо отточил речь на многочисленных последователях и помощниках, живших в его доме:

– Понимаешь, в каждом эмере есть брешь. Дыра в эмоциональном спектре. У кого-то это гордость, у кого-то жалость. Восхищение, умиление, ненависть, ужас. То чувство, которого он лишен и всю жизнь вынужден красть. Поэтому эмеры не умеют любить. Любовь всеобъемлюща. Она может зародиться только у полноценного человека, у которого есть все эмоции. Убери хоть одно, и все… любви не будет. А без нее любой эмер вынужден рано или поздно стать каннибалом. В детстве меня учили, что если правильно себя вести, не забирать слишком много эмоций – чтобы, не дай бог, не получить удовольствие, – то каннибализма можно не бояться. Якобы сдержаться не могут только дикие. Они выпивают чувство полностью и от этого подсаживаются на него, как на наркотик, но это только половина правды. Даже те эмеры, которые держат себя в руках, страдают оттого, что им недоступна любовь. Они заглушают эту боль тщеславием, жаждой власти, но даже их когда-нибудь постигает разочарование и прямая дорожка к каннибализму. Одни эмеры истребляют других. Так было испокон веков и продолжалось бы дальше, но человечество уходит в виртуальный мир, который нам недоступен. Их эмоции теперь там. То, что остается в реальности, – это эрзац, которым эмеры неспособны питаться, и поэтому все становится только хуже и хуже. Перед большинством из нас встает выбор: умереть от эмоциональной жажды и ломки или стать каннибалом. А ведь каники тоже вынуждены питаться – только уже эмерами. Как только темных станет слишком много, они выжрут всех без остатка и… погибнут сами. Я хотел бы ошибаться, но по нашим с Верой подсчетам через десяток лет не останется никого. Ни эмеров, ни каннибалов.

Глеб подвел Катю к кругу из цветных стеклышек, выложенных в соответствии со спектром, но образующих странный и чем-то знакомый девушке узор. Она вспомнила, что видела похожий в книгах по восточной культуре и мифологии.

– Мандала, – прошептала она.

– Да, это она. Модель вселенной, как считали индусы. Ее же изображали в круглых витражах католических соборов, на потолках мечетей и медресе. Юнг, хоть и не был эмером, утверждал, что через этот образ раскрывается душа человека, и был прав. Душа каждого – целая вселенная, а каждая религия учит именно этому – полноценной гармонии в ауре. Но это у людей. У эмеров все не так. Мы ущербны от рождения.

Глеб включил подсветку и продолжил:

– Но если собрать все оттенки вокруг мощного источника света, то спектр замкнется. Если каждый эмер даст свою эмоцию, свой чистый цвет, а источник, способный работать со всеми цветами, как ретранслятор, многократно их усилит, то через него пройдут все цвета, полный спектр, и сольются в один мощный белый луч. От этого запустится цепная реакция: волна пойдет дальше, найдет отклик в сердце каждого эмера, он подхватит ее и передаст следующим, усилив доступным ему цветом. Вскоре волна наберет такую силу, что случится чудо: эта энергия заполнит брешь в каждом эмере. Навсегда, понимаешь? Она научит каждого испытывать ту эмоцию, которая раньше была ему недоступна. Мы больше не будем зависеть от людей, не будем жрать друг друга и навсегда получим способность любить. Вот ради чего я существую. Это мое призвание… и твое тоже. Потому что я себя уже выжег. Я не могу дать свет, который зажжет сердца других. Это можешь сделать только ты.

– Я не могу быть светом! Я – тьма. Я преисполнена боли и кроме нее ничего не чувствую. Какая любовь? Я могу подарить этому миру только страдание! Мне очень больно! И я хочу только одного: чтобы эта боль прекратилась! – крикнула Катя.

Неожиданно за их спиной раздались одиночные хлопки аплодисментов.

Глеб с Катей обернулись. В дверях зала стоял Макеев с тремя охранниками.

– Хорошо, – сказал он. – Я выполню твою просьбу.

– Нет… зачем ты… нет… не сейчас… – растерялся Глеб.

– А я обращаюсь не к тебе. Катя?

– Что? Хочешь вернуть меня домой? Я не вернусь! Я перепачкаю тьмой стерильную коробку, в которой меня растили! – с издевкой произнесла она.

Глеб с изумлением смотрел то на нее, то на Макеева, пока в его голове не сложился пазл.

– Так она… все это время была у тебя?

– Забавно, правда? – улыбнулся Макеев.

Катя видела, что вокруг отца собирается багровое облако гнева.

– И ты! Ты! Врал все это время! Делал вид, что помогаешь ее искать?! – с яростью произнес Глеб.

Катя понимала, что полчаса назад и сама выглядела так же страшно. Багрово-красная зарница вспыхнула вокруг отца и грозила обрушиться на Макеева и его свиту.

– Ты еще не все знаешь. До своей смерти Нина уже долгое время жила со мной.

Это была последняя капля. Глеб достиг высшего накала. Вдруг он пошатнулся. Грозная аура вспыхнула и растворилась в воздухе. Катя заметила у отца на лбу испарину. Он окончательно перегорел. Макеев словно специально его провоцировал, зная, что таких сильных эмоций он без вреда для себя не переживет.