Не ходи служить в пехоту! Книга 2. Война по законам мирного времени. Том 2 бесплатное чтение

Союз Советских Социалистических республик, Азербайджанская ССР, Нагорно-Карабахская автономная область, город Степанакерт, пункт постоянной дислокации 366-го гвардейского Мозырского Краснознамённого ордена Суворова мотострелкового полка, 23-й гвардейской мотострелковой Бранденбургской ордена Ленина, Краснознамённой, ордена Суворова дивизии, июнь 1989 года.

Вечером было назначено мероприятие по случаю отъезда нашего старшины роты старшего прапорщика Никитенко Петра Николаевича, который договорился с гражданским руководством нашего офицерского кафе.

После ужина кафе закроют, и мы соберемся своей ротой чтобы отметить это радостное для Петра Николаевича событие.

Новиков после того как обнаружил на разводе некоторых офицеров и прапорщиков роты в условно боеготовом состоянии, был кране зол и устроил выволочку сначала Славику, потом Игнатовичу, потом отдельно Игорю.

Я же отпросился на время политзанятий выйти в город, узнать где у них здесь можно найти квартиру.

Проходя через КПП полка, я увидел, что дежурным стоит прапорщик, явно армянской национальности. Решил у него спросить и посоветоваться по вопросу съема жилья.

Прапорщик оказался очень приветливым и разговорчивым. Выслушав мои пожелания, он предложил свои услуги, сказав, что к двум часам дня (обеденное время) вызовет сюда своего племянника и тот нам покажет возможные варианты. Я обрадовался и по окончании политзанятий все рассказал Игорю, который сильно обрадовался, мы договорились вместо обеда заняться этим вопросом.

Проводя занятия по боевой подготовке со всем личным составом своего взвода, я параллельно всячески начал обучать своих сержантов. Особенно Делимханова.

С первых же занятий стало понятно, что самый сообразительный и подготовленный среди них это Пахомов, следом за ним шел Делимханов, потом Рахимов, а Эргашев был очень тупой.

Незримое, на первый взгляд, влияние Делимханова, я почувствовал сразу, во время занятий, потому что вопрос дисциплины отпал сам собой. Вместе с тем при внимательном изучении внешнего вида личного состава я увидел, что часть из них имеет поврежденные лица, а у Эргашева сильно опухло ухо, на котором виден кровоподтек.

Вместе с тем Пахомов и Попов ожили, их никто не трогал, и они немного осмелели. В один из перерывов я отвел Пахомова в сторону и спросил:

– Тебе замполит передал мои обещания?

– Да, он сказал, чтобы бы с Поповым потерпели. Сказал, что вы все видите и понимаете. Сказал, что вы обещали, что помощь придет скоро.

– Помощь пришла?

– Пришла, откуда мы и не ждали. Спасибо, вам товарищ лейтенант, мы с Лехой об этом никогда не забудем.

– Теперь и сами начинайте себя понемногу ставить. К тому же я решил оставить тебя на должности командира отделения. Ставь свой авторитет понемногу, я понимаю, что после такого это очень тяжело, но Делимханов должен тебе помочь.

– Руслан мне во всем поможет. Он сильный и поддерживаемый землячеством которое весь полк боится.

– Попову сейчас поддержка моя нужна?

– Нет. Уже нет. Он просто еще привыкнуть не может что все кончилось.

Руслан оказался очень любознательным пехотинцем, спрашивал и меня и потом еще многих солдат, особенно Пахомова. Я понимал, что его рвение все изучить было основано не только на любви к оружию, но и на желании быть первым в военном деле среди солдат и сержантов не только взвода, но и всей роты. Я же радовался тому что мои опасения что из Делимханова выйдет хороший пастух, но плохой и ничего не знающий сержант, начали улетучиваться на первых же занятиях.

В назначенное время мы с Игорем были на КПП.

Нас не обманул прапорщик-армянин. Действительно возле КПП стоял не новые «Жигули», из которых нам на встречу вышел не молодой мужчина. Со слов прапорщика оказалось, что племянник занят и нас отвезет, его двоюродный брат. Ему мы еще раз объяснили какое жилье нам надо.

Объехали несколько вариантов, нам все не нравилось.

Наконец приехали в частный сектор, который располагался рядом с полком, немного в стороне и выше.

Здесь выяснилось, что в целях безопасности многие дома хотели бы разместить у себя офицеров, так как эта часть города считалась опасной, в нее могли в случае чего попасть азербайджанцы.

Один из домов располагавшийся на склоне нам понравился. В нем нам предложили большую комнату с печкой на солярке, с небольшой террасой и летней кухней с электроплиткой, теплый туалет. Можно пользоваться душевой, со стиральной машинкой. Холодильника не было, но хозяин тут же предложил старый холодильник из гаража перетащить на летнюю кухню, обещал, что к вечеру его жена отмоет. У нас получался отдельный вход.

Долго торговались и договорились на двадцать пять рублей в месяц за двоих, с уборкой один раз в неделю и сменой постельного белья.

Я понял, что обе стороны были довольны. Более того, хозяева почти ликовали и не скрывали радости, после того как мы оплатили первый месяц проживания.

Они благодарили того человека который нас привез сюда, а то в сою очередь пытался делать вид что он очень старался именно им угодить.

– Юра, из нас торговцы как из говна пуля, похоже. – сказал Игорь, взглядом показывая на радующихся местных жителей.

Довольные тем что проблема жилья решился так быстро и непринужденно, мы вернулись в полк.

Курдюмов появился только вечером. Новиков его отвел в сторону и что-то эмоционально ему выговаривал. Курдюмов молчал.

Проводы старшины начались вовремя. В самом начале Новиков предложил:

– Мужики, давайте без этих кавказских тостов. Мы что грузины? Зачем нам надо воздух сотрясать этим красивыми словами. Посидим. Вспомним. Поговорим по-человечески. Я не уважаю все эти кавказские традиции, которые въелись в наш быт. Как считаете?

Все дружно поддержали.

Разговор лился сам собой.

Я же погрузился в свои мысли.

Грустно было провожать этого многоопытного прапорщика, очень хорошего и доброго человека. Я смотрел на него и понимал, что вместе с ним уходит лучшее что было в Советской армии. Другой армии, не той сталинской которая миллионами губила своих солдат в котлах первого периода Великой Отечественной войны и потом в лоб штурмовала под Ржевом или без подготовки форсировала Днепр, не той армии в которой сейчас мне приходится служить, а той армии, в которой когда-то служил киношный герой Перепелица, или в которой в шестидесятых-семидесятых годах послужил мой отец. Для такой армии наш старшина роты был батя, да и для прежнего состава нашей роты он тоже был всеми уважаемый и заботливый батя.

В нынешней роте ему делать нечего, он с другой планеты, он прошлое и всем будет лучше если он уедет. Может быть там, на Украине, ему еще удастся нормально послужить, при тех порядках и с теми отношениями, в которых он принесет большую пользу и которым он привык. Здесь нет. Здесь он больше не нужен. Я бы с удовольствием на его месте хотел видеть молодого прапорщика, узбека.

Страх и сила! Вот это понимает мой личный состав. По-хорошему, по совести это бесполезно. Будут презирать, считать тебя слабым и презирать. А как только начали получать больно от человека которого боятся, сразу стали послушными.

Я вернулся в разговор, когда старшина отвечал на вопрос Славика.

– Знаешь самое тяжелое за всю службу, это мой первый и последний в этом полку наряд по столовой. Такого я не видел нигде. Такой бардак, плюс личный состав разбежался, собрать не могу, ничего не могу. Все валится из рук и ничего не получается. Хорошо, что Александр Иванович, наш командир роты пришел на помощь и прислал мне этого сержанта, нынешнего старшину, который вместо меня рулить будет. Вот что значит хороший командир роты, предугадал и помог. А этот сержант быстро там своих собрал, при мне же несколько человек побил и все пошло как по маслу. Он, кстати, у всех среднеазиатов в большом авторитете. Сам ташкентский, после армии собирается поступать в школу милиции, у них там это как космос.

Мы выпивали, а старшина мне и Игорю неустанно подкладывал в тарелку побольше мясного.

– Молодежь, кушайте побольше мяса, когда выпиваете. Да и вообще старайтесь здесь поменьше пить. Дурное место и дурное время. А так, выбираетесь отсюда поскорее, хоть куда. Хоть в Россию, хоть на Украину, хоть в Белоруссию. Главное отсюда подальше. Дурное место и народ здесь не добрый. Войны не видели, видать, поэтому они здесь такие.

– Как выбраться? Надо где-то знакомства иметь? – выпалил я.

– А ты Юра, смотри. Точнее присматривайся. Здесь на Южном Кавказе все до денег падкие. Здесь культ денег. Многие офицеры, начинают здесь деньги брать. Вот главное на такого выйти, который берет, на кадровика. Берет конечно кадровик, потом он обязательно делится с кем положено, но грязную работу делает именно он. Среди них, здесь, все берут. Вот найди человека, который тебя сведет с ним. Если сам придешь, он тебя испугается. Они боятся таких молодых и еще не испорченных офицеров. Поэтому будешь в штабе дивизии, найди какую-нибудь женщину, солдатку которая в штабе там писарем или делопроизводителем и все такое. Она, конечно, избалована мужским внимание, но очень специфическим. Познакомься с ней, поговори, может быть пригласи куда-то, но будь деликатен с ней. Они там солдатки эти многие разведенки, как правило брошенки. Ну как там получится с ней. Может быть не сразу получится выйти на кого нужно. Возможно она тебя с другой сведет какой-то, а та уже с кадровиком. Скажут какую сумму, что и как. Вот так примерно выглядит это все здесь. Там на Украине такого нет, там по-другому.

Все просто и понятно. Почему я сам до такого не мог додуматься? Тупой что ли? Спасибо тебе добрый человек.

Засиделись за полночь.

Хорошо посидели. Никто не напился. Вот как надо события отмечать. Учтем на будущее – обязательно.

Стали прощаться. У меня комок к горлу подкатился.

Петр Николаевич выезжает в пол пятого утра. Разошлись. Мы с Игорем решили ночевать сегодня в роте.

В конце июня Новикова назначили заместителем командира нашего батальона, с одновременным присвоением ему воинского звания «майор».

Курдюмова назначили командиром нашей роты.

Новиков сдал роту Курдюмову и уехал в отпуск.

На взвод Курдюмова никого не назначили, должность была вакантной, поэтому командовали этим взводом все, у кого есть возможность. То сам Курдюмов, то Игнатович, то я (чаще всех, даже в основном), то Игорь иногда.

Между тем в первом взводе назревала не хорошая ситуация. Дисциплина в этом взводе была на очень плохом уровне.

Первый звонок прозвучал, когда из взвода сбежал солдат киргиз. Игорь его нашел, его задержали внутренние войска на блок-посту при попытке выехать из Степанакерта.

Курдюмов старался, но оказавшись не под жестким контролем Новикова, стал пить каждый вечер и сильно. Чувствовалось что ему стоит не малых усилий с утра прийти на службу.

Рота при Новикове только начала подниматься, а при Курдюмове начала понемногу заваливаться.

Стало очевидным что лучше всего идут дела в моем взводе.

Я прилагал титанические усилия на занятиях, отдельно занимался с сержантами. Дело продвигалось быстро.

У Пахомова нарастал авторитет, как у самого теоретически умного сержанта.

Делимханов имел необыкновенную страсть к оружию и старался не просто освоить все лучше всех, но и показать всем что он это освоил вооружение лучше всех. За ним тянулись все солдаты взвода, но особенно сержанты. Но как они не старались все равно у Делимханова практическое обращение с техникой и вооружением получалось лучше, быстро обучался и Рахимов, при том что руками он умел все делать лучше и сильно быстрее Пахомова.

Бесспорным отстающим был Эргашев, чего не скажешь о его отделении. В какой-то момент я начал замечать, что Эрагшев превратился в объект шуток, а иногда издевок со стороны Делимханова и Рахимова. Пришлось немедленно вмешаться и объяснить, что мне не нужен сержант изгой. Меня поняли сразу.

Вот так мы и продвигались, поступательно, но уверенно.

Действительно, на фоне других подразделений мой взвод выглядел островком дисциплины, порядка и межнационального мира. Временами я этим сильно гордился.

Как только солдаты получили получку я распорядился чтобы Эргашев принес мне пятьдесят рублей. Меня удивило что он даже не поинтересовался для чего я решил собрать деньги. Когда Эргашев мне их принес, то передал, с таким выражением лица, такими движениями рук, что я почувствовал себя баем, которого хочет задобрить бесправный дехканин. Видимо он посчитал это взяткой. Пришлось все ставить на свои места. Я построил взвод, вывел весь тогдашний состав караула и напомнил, как все было, потом объявил, что возвращаю себе свои пять рублей, а остальные деньги будут фондом взвода и храниться будут у меня.

Я часто заступал с большей частью своего взвода в караул и частенько Курдюмов получал хвалебные отзывы от начальника штаба полка.

Единственной связью с цивилизацией в то время были иностранные радиостанции («вражеские голоса») и советское телевидение.

В нашей местности прием «вражеских голосов» на моем японском радиоприемнике Sony был очень хорошего качества. Я слушал приемник везде, особенно в карауле, а вот телевизор мог посмотреть только на квартире, где я проводил очень мало времени. Печатных, периодических изданий, тех, которые были в России здесь не было, только «Правда», «Красная звезда» и то с большими перебоями и опозданием, но читать эту мерзость мне даже в голову не приходило. Поэтому основным средством массовой информации для меня было радио.

Именно из новостей «вражеских голосов» я узнал о том, что в Прибалтике 23 августа 1989 года состоялась акция «Балтийский путь». Люди выстроились живой цепью от Вильнюса до Риги и дальше к Таллину, в знак протеста против насильственного присоединения Джугашвили независимых государств Литва, Латвия и Эстония к СССР, по результатам сговора с Гитлером по пакту Молотова-Риббентропа, а точнее пакту по Джугашвили (Кобы, Сталина) и Гитлера.

К этому времени я уже прочитал многое об этом пакте в журналах. Даже советское руководство в лице члена политбюро ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева начало признавать кое-что. Но, и до этого я уже давно понимал, что население этих республик никогда не соглашалось с включением в состав СССР, именно поэтому в Прибалтике можно было частенько столкнуться с «русофобией». Жители этих республик почему-то именно русским приписывали факт оккупации и не обращали внимания что СССР в то время руководили грузины Джугашвили и Берия. Я не мог понять почему так.

Акция получилась совершенно мирной и доброжелательной. Особенно подчеркивалось, что на нее вышли как коренные жители республик, так и русские, и все были едины. Я думал о том, что наверняка Лена тоже участвует в этой акции, она точно такое не пропустит, не будет бояться и отсиживаться дома. Если бы я был там, я бы тоже пошел, даже если бы служил в армии, переоделся бы в гражданское и пошел. Вот как надо бороться за свои права, вот с кого надо брать пример, не то что в Тбилиси и вообще в Закавказье. Молодцы прибалты, одним словом.

Вот такие мысли были у меня в то время.

Только в эти дни я впервые услышал о том, что после пакта Джугашвили-Гитлера (Молотова-Риббентропа), уже после оккупации Польши между Германией и СССР был подписан договор «О дружбе и границе».

Это был самый настоящий шок! Я ничего не мог понять. Одно время вообще всему этому не верил. Но потом мне Игорь показал статейку на этот счет в… газете «Правда». Сомнения отпали.

Дружба с Гитлером…

Много читал, когда было время.

Я много времени проводил в одиночестве по ночам, в карауле и часто оставался с мыслями наедине сам с собой. Теперь я понимал почему Джугашвили очень хотел скрыть все что связано с этими договорами.

Будучи воспитанным на святости подвига советского народа в годы Великой Отечественной войны, я также верил в святость И. Сталина. Когда на меня обрушился вал правды обо всем этом, то пересмотрел свое отношение к И. Сталину и он стал для меня Джугашвили.

В это же время я обратил внимание на члена Политбюро А.Н. Яковлева. Раньше я бы ни за что не стал слушать или читать какого-нибудь члена Политбюро ЦК КПСС, это просто исключено. Но А.Н. Яковлев оказался совсем другим человеком, очень непохожим на их всех. Умный, образованный он разрывал все шаблоны о советских коммунистах сложившиеся у меня в голове. Дополнительно конечно оценил то что А.Н. Яковлев был самым настоящим фронтовиком, к тому же воевавшем в пехоте, пусть и морской.

Все эти размышления имели вполне прикладной характер, так как сначала у меня возникла тревога за судьбу СССР. Но я себя успокаивал тем что все плохое ограничено только Южным Кавказом, а корень практической антисоветской деятельности и зла, он идёт исключительно от армян, так как они не хотят выполнять требования руководства ЦК КПСС и желают отсоединения от Азербайджанской ССР.

Но когда началось в Прибалтике…

Для меня, лично, именно события в Прибалтике привели к выводу что распад СССР неизбежен. Советская армия СССР не спасет.

Почему?

Никогда не стану применять оружие против мирного протеста. Кавказ я не воспринимал как свою Родину. Это неправильно, но это факт. Тем не менее, и против мирных демонстрантов на Кавказе я тоже не буду применять оружие, это точно. Это мое личное решение. Я не мент! И никогда им не стану! Никогда! Я Солдат, воин и защитник Отечества от внешнего врага! Точка. Это мои убеждения, которыми я никогда не поступлюсь.

Обсудили мы эту тему и с Сергеем. Взгляды наши полностью совпадали.

Буквально через пару дней ко мне в караул пожаловали замполит полка и секретарь парткома полка.

Обычно караул изредка проверял только замполит полка, поэтому я удивился присутствию секретаря парткома полка. После всяких формальностей, зашли ко мне, в помещение начальника караула и замполит сразу, сходу задал мне вопрос:

– Тимофеев, скоро будем рассматривать тебя кандидатом на освобождающуюся должность командира одной из мотострелковых рот. Как смотришь на это дело?

– С удовольствием, но боюсь, что мне рано. У нас еще много в полку командиров взводов, которые выпустились из училища раньше меня.

– Ну рано или поздно это не тебе решать.

– Я от таких предложений не отказываюсь.

– Понимаешь, Юра, другие претенденты на эту должность уже коммунисты, то есть как минимум кандидаты в члены КПСС и только ты у нас комсомолец. В общем-то только по этому показателю, по большому счету ты им уступаешь. Не думал насчет вступления в партию? – спросил замполит.

Эти два офицера были не плохими людьми, хотя я держался от них подальше и хорошо их не знал. Тем не менее я не испытывал к ним каких-то враждебных чувств. Теперь цель их визита ко мне стала очевидна, а их предложение полностью застигло меня в врасплох. Хотя я и предполагал что-то подобное, сослуживцы мне об этом рассказывали, были уже такие их заходы с боку.

Сначала у меня возникло эмоциональное желание отказаться в грубой форме, но я сам резко остановил себя.

Растерялся.

– Что молчишь? – спросил секретарь парткома.

В голове ничего не складывалось, рой мыслей.

Затянуть время?

А что это даст?

Они с меня не слезут.

Как ответить, чтобы не обидеть?

Как открутиться?

В это время к караульному помещению подошел майор Новиков, он обычно в это время приходил расписаться в постовой ведомости о проверке караула, вместо командира батальона.

Я спросил разрешения встретить его и пошел ему на встречу.

Доложил, предупредил его что у меня находятся замполит и секретарь парткома.

Новиков зашел и по форме представился замполиту и секретарю парткома. Пожали руки.

– Вот зашли, заодно предложить Тимофееву вступить в ряды нашей партии, но что-то ответа нет. Смотри Тимофеев, как твой бывший командир роты двигается. Воин-интернационалист, замкомбат, член партии, по всему видать в следующем году в академию поедет поступать.

Новиков покривился.

Я знал от каких слов и был уверен, что Новиков их просто так не пропустит.

– Товарищ подполковник, все так, но не называйте меня больше интернационалистом, я вас очень прошу.

– То есть как? – изумился замполит.

– Не интернационалист я ни хера.

– Опять не понял? Ты что фашист? – замполит был откровенно изумлен.

– Вы что, товарищ подполковник?! Ну какой у меня может быть интернационал с афганцем, с его американским, пакистанским или иранским инструктором? Или какой у меня на хрен интернационал с китайцем который оружие поставлял душманам из которого нас убивали? Я там не оказывал «братскую помощь», потому что они мне не братья эти зверьки. Я там душье от души мочил и похоже напрасно.

– А, ну ты в это смысле. Но вас же вся страна так называет или воины-интернационалисты или просто «афганцы».

– Еще лучше! Ну а если я в ответ буду кого-то называть афганцем? Вам приятно будет? Если вас афганцем назвать? И пуштунам не понравится если их русскими или хохлами называть.

– Ну а как вас называть?

– Участники войны в Афганистане.

– Там войны не было. – включился в разговор секретарь парткома.

– Это вы мне говорите?

– А кому еще? – не унимался секретарь парткома.

– Ох и заносит тебя Александр Иванович, так и до русского национализма не далеко.

– А что в этом плохого?

– Потом появится украинский, эстонский, узбекский и так далее.

– Это все уже и так есть, только русские боятся говорить, что мы русские. Сразу говорят, что нацист.

– Мы советские.

– Я гражданин советский, по национальности русский, могу запись в удостоверении личности офицера показать.

– Я и так вижу. Ладно. Хватит. Я понял вас. Действительно, я уже не первый раз слышу об этом. Уж очень много у нас в полку требований к словам и терминологии стало. Интернационалистом не называй, афганцем тоже, командира роты не дай бог «ротным» назвать. Херня какая-то. Скоро взводеныши потребуют их называть только командирами взводов. – высказался замполит полка.

Действительно, в полку в среде офицеров были очень жесткие требования к терминологии и эти неписанные правила соблюдали все, хоть и не было никаких официальных установок. Командир полка никогда не называл командира роты «ротным», тоже соблюдал эти неписанные правила. В нашей роте уже было не принято называть командира взвода «взводным» и тем более «взводенышем». Мы жестко огрызались на такое обращение.

– И правильно сделают. А что вы хотели? Почти все офицеры живут без семей, нервы мотают, долбоебизм кругом, просто непобедимый. Вот и нервишки пошаливают. Но мне действительно не нравятся такие обращения, лучше уж тогда полностью по уставу, по воинскому званию – ответил Новиков.

– Что скажешь по поводу вступления в партию Тимофеева? – спросил секретарь парткома, явно рассчитывая, что Новиков скажет мне вступать и поскольку всем известно, что для многих и для меня особенно он непререкаемый авторитет, то вопрос будет быстро решен.

– Какая ему нахрен партия? Вон, вижу бодрствующая смена все с заспанными харями. Вижу, что две обезьяны не стрижены. Обязанности изучили? – воскликнул Новиков.

Я его сразу понял. Никаких заспанных у меня не было, с уставами было конечно не хорошо, но и не плохо. Пострижены все были очень хорошо, за исключение двух человек у которых только успели едва немного отрасти волосы. Новиков об этом отлично знал и специально начал меня критиковать при них, чтобы спасти меня от вступления в партию.

После этих слов Новиков осмотрел всех присутствующих и с выражением лица убежденного честнейшего и принципиальнейшего большевика добавил:

– Рано! Вот пусть еще год послужит, сначала хотя бы старшего лейтенанта получит, посмотрим, как он справится. Должен быть стимул какой-то, чтобы вступить в партию надо сильно стараться. Рано. Не заслужил. Это мое мнение.

Присутствовавшие офицеры прекрасно раскусили ход Новикова. Это я понял по выражению их лиц, но придраться было не к чему. Они с ним согласились и вскоре ушли.

После их ухода Новиков как следует проматерился, расписался в постовой ведомости о проверке караула, поговорил немного с бойцами и ушел.

Я от всей души поблагодарил Новикова за то, что он мне дал еще год спокойной жизни, без КПСС, в которую я не хотел вступать и решил, что откажусь открыто, если прижмут к стенке. Новиков и сам очень плохо относился к политорганам в армии и КПСС в целом, но в высказываниях был сдержан, осторожен, хотя видно было как его подмывает очень круто высказаться.

Как же я уважал этого доблестного, умного, опытного офицера!

Даже несмотря на наши с ним денежных отношениях.

Даже не смотря на то что у него с местными были явно какие-то делишки.

Часто очень и очень солидные местные мужики ждали его на КПП, всегда очень уважительно его спрашивали. Что это были за дела я не знал, мог лишь догадываться. Список возможностей Новикова был неоднократно проанализирован мной и Игорем и к выводу чем он занимается мы пришли аналитическим путем. Оружием он торговать не мог, в батальоне был надлежащий учет и ни одной единицы не пропало. Но и на такое он бы не пошел. Боеприпасы мог продать, такая возможность у него была, но он не мог такое сделать в силу убеждений. Тыловых возможностей у него совершенно не было. Топливо он бы мог продать запросто, но на этом поприще промышлял зампотех нашего батальона, а вот продовольствием или вещевым имуществом не стал бы заниматься. Что остается? Занятия по боевой и командирской подготовке. В этом вопросе он мог пойти во все тяжкие. Видимо, этим и он занимался с офицерами запаса армянской национальности.

Лично я многому научился у Новикова и намерен был продолжать учиться, а иногда и подражать.

В быту Новиков тоже был хорошим примером. Всегда чистое обмундирование и обувь, безупречно выбрит, подшит, аккуратно подстрижен, системно занимается физической подготовкой, но умеренно. Не трезвенник, но и в вопросе выпивки была культура. Никогда не видел его явно пьяным. Мы могли запросто выпить бутылочку конька на двоих, под легкую закуску и на этом поставить точку. Получалось так что выпивали мы еженедельно, точнее не чаще чем раз в неделю, в среднем, и всегда в меру. Даже, такая мелочь, то как он принимал пищу в полевых условиях вызывало у меня уважение. Никогда не наваливал себе на хлеб куски, такие которые не могут пролезть в рот, даже когда торопился. То есть в любых условиях оставался офицером. Подкупало меня и то что он, как и я, в отличии от большинства не любил анекдоты, не слушал их и никогда искусственно не смеялся. Именно у него я перенял манеру рассказчику анекдота прямо заявлять:

– Я не люблю анекдоты и не слушаю их.

Конечно, человек, который впервые слышал такое был шокирован, но за то в дальнейшем я избавлялся от обязанности делать вид что слушаю анекдот и изображать искусственный смех, иногда не в попад.

Даже на музыку и литературу у нас (Новиков, Игорь, Серега и я) были общие взгляды. Мы терпеть не могли попсу и с удовольствием слушали иностранный рок, джаз, кантри. Не любили поэзию, но с удовольствием читали прозу, даже советскую, Михаила Шолохова и Василя Быкова, например. Все имевшиеся у нас толстые журналы ходили по кругу и по заведенной традиции из нашего круга не уходили, мы их не давали никому.

Особое уважение у меня вызывало то что Новиков сразу уничтожал обнаруженные у солдат гитары, потому что солдатский песенный фольклор часто напоминал тюремный, а его мы и слышать не могли. Зато, когда в Шаумяновском районе выяснилось, что у нас в роте есть хороший аккордеонист, то Новиков быстро достал аккордеон и ноты, заставил аккордеониста разучить французские мелодии, а потом еще и петь тирольский йодль. Было смешно слышать йодль, но на фоне гор очень хорошо, и не применено это приводило к психологической разрядке личного состава. Мы слушали аккордеон с удовольствием. Этого аккордеониста он регулярно направлял по взводам, иногда вместе с замполитом и таким образом он еще выполнял миссию привития солдатам хорошего вкуса (так он мне сам как-то признался).

Но особенно мне нравилось, как Новиков мог расположить к себе любого человека. Эта высота оставалась для меня неприступной.

К этому времени я уже знал, что, как и я Новиков пошел поступать в училище осознанно, по призванию, что он очень хорошо закончил обучение в школе и все его отговаривали в свое время от поступления в военное училище.

У нас с ним было много общего, я был его любимчиком. Но не другом, между нами была очень большая дистанция, которая не сокращалась, и даже это обстоятельство вызывало у меня уважение к этому человеку.

У меня оставался без ответа вопрос как этот человек смог завоевать столь непререкаемый авторитет среди офицеров и солдат всего полка. Из всех 2,5 тысяч человек не было ни одного который бы посмел как-то проявить к нему неуважение. При этом нельзя сказать, что Новиков вел себя исключительно уставным образом. Вовсе нет. Он мог, изредка, приструнить какого-то солдата и заехать ему кулаком, или дать хлесткую затрещину, или даже пинка, но это не было системой, он умел добиваться своего почти уставными методами. Причем если он и применял силу на него как-то даже не обижались и можно сказать воспринимали это как справедливость.

Офицеры полка, даже заместители командира полка, даже командиры батальонов и дивизионов и, даже начальник артиллерии полка (очень уважаемый, пожилой, авторитетный), всегда прислушивались к Новикову, а если и спорили, то как-то совсем по-деловому, очень спокойно. Именно секрет этих качеств Новикова я хотел для себя раскрыть. Мне было это очень интересно, и я считал эти методы важными для своей дальнейшей службы. Мне это казалось непостижимым и не доступным моему разуму. Я мучился над разгадкой.

Секрет раскрылся неожиданно и помог его раскрыть Руслан.

Вечером после отбоя я был еще в канцелярии роты, как ко мне заглянул Руслан и отпросился быстро сходить к землякам.

Я отпустил.

Прошло около часа, но Делимханов не вернулся.

Я основательно разозлился и мои мысли пошли дальше, я подумал, что неужели я в нем в принципе ошибся. Было очень обидно.

Вышел из казармы и пошел его искать.

Новиков этим вечером заступил дежурным по полку.

Осмотрев территорию вокруг клуба полка и солдатской столовой, я пошел к кочегарке. Уже на подходе к ней я увидел и Делимханова и Новикова и еще с десяток других солдат. Разговор был внешне вроде бы спокойным и мирным. Новиков взмахом руки подозвал меня.

Сначала я не понял, что произошло, но по мере продолжавшегося разговора суть происходящего полностью раскрылась.

Уже после ужина Новиков обнаружил в солдатской столовой запредельно жестокую драку между дагестанцами и узбеками, разумеется разогнал всех и вызвал командиров соответствующих рот.

Но этим дело не закончилось. Как и следовало бы догадаться замполиту полка, разговор между кавказцами и узбеками продолжился, и Новиков безошибочно вычислил что он произойдет после отбоя у полковой кочегарки.

Оказывается, там собралась большая толпа, которую он с помощью авторитетов от землячеств разогнал и остался разбираться с этими самыми авторитетами, то есть лидерами землячеств полка.

Руслан не был в лидерах своего землячества, но его оставил сам Новиков, когда увидел.

Суть претензий землячеств друг к другу была извечной: кто-то что-то сказал/сделал не так, не так посмотрел или поступил и задел чью-то гордость.

Удивило меня то что Новиков всецело был на стороне землячества Северного Кавказа, и не только не пытался держать нейтралитет, но и открыто обвинял узбеков в беспределе, устроенном ими в полку, причем делал он это крайне жестко.

Я приготовился к худшему.

Разумеется, узбеки с этим не соглашались. И тут один из чеченцев (а может ингуш) предложил лидеру узбеков разобраться «один на один, если ты мужчина».

Возразить этому узбекам было не чем. Новиков поддержал (это было для меня настоящим шоком). Всем было очевидно, что нам предстоит увидеть очень жесткий бой вообще без каких-либо правил.

Через несколько минут узбек был повержен полностью.

После этого разговор лидеров землячеств продолжился и пошел в совсем в другом русле.

Лидер чеченцев, сержант разведроты, предъявил узбекам те же претензии что и должны были предъявлять офицеры. Они хотели прекращения беспредела.

После этого, такие же претензии к узбекам выдвинули таджики, киргизы, казахи и только туркмен оставил нейтралитет. Но после угроз от чеченца, сразу с ним согласился.

Итогом стало обещание узбеков все прекратить.

Это формальный итог. А реальный итог – это то что кавказцы взяли вверх и установили свой авторитет в полку окончательно и бесповоротно.

Когда все разошлись мы с Русланом вернулись в роту. По пути увидели, что Новикова, перед ступеньками в штаб полка поджидал особист нашего полка. Я был уверен, что это не случайно.

Руслан мне рассказал, что и как произошло. Я его спросил:

– А Новиков почему выступил так явно на вашей стороне?

– Наш главный с ним уже знаком. Тогда, когда вы решили меня взять к себе, Новиков нашел нашего старшего и поговорил с ним нормально, по мужски. Мои земляки тоже, как и офицеры, за порядок, поэтому Новиков не мог нас не поддержать. Он же не скажет, давайте узбеки дальше продолжайте свой беспредел. Что он скажет? Давайте, я согласен пусть только русские всю грязную работу делают, пусть узбеки продолжают забирать деньги, всех чмырят и прессуют?

– А как он узнал кто у вас старший?

– Я ему тогда сказал. Они нормально поговорили, наш старший его зауважал потому что он понимает солдатские порядки, солдатскую жизнь, реальную, не брезгует и по этому направлению работать. Наш старший тоже хотел, чтобы меня поставили замкомвзвода, он же хотел мне дать конкретную поддержку.

До меня начало доходить, то до чего я не смог сам додуматься, но обязан был. Несмотря на то что, я сильно приблизился к разгадке методов работы Новикова, все-таки я задал очередной вопрос Руслану:

– Объясни мне почему Новикова все так уважают?

– Все видят, что он делает правильные поступки. А после знакомства с нашим старшим и когда тот к нему начал относиться с уважением, все мои земляки начали его уважать, а это видят все солдаты полка, побоятся с Новиковым связываться. Получается все офицеры и прапорщики полка видят, что Новиков в большом авторитете у всех солдат полка. Кроме того, он в Афгане воевал, правда в нашем полку, в пехоте таких много, но все равно, это только укрепляет его авторитет в глазах солдат.

Выходит, Новиков не просто согласился с моим предложением назначить Руслана моим заместителем, а понимая опасность данного решения, провел большую работу, видимо заручился словом кавказского землячества, то есть получил от них своеобразные гарантии. Умно, ничего не скажешь и главное, совсем не так «как положено», совсем не так как нас учили. Очень нестандартные методы, ничего не скажешь. Да, бесшабашным Новикова не назовешь. А я-то, дурочек, думал, что это он ко мне прислушался, побеседовал с Русланом и все решил. Оказывается так, да не так, все гораздо глубже. Хороший урок для меня. Обязательно возьму это на вооружение. Именно такую работу имел ввиду, видимо, замполит полка в Сибири, когда говорил мне о том, что надо все взаимоувязать все «ниточками».

Все сложно, но логично. Рецепт все тот же: думать, думать и еще раз думать, плюс постоянно учиться и хотеть достичь цели, работать. Много думать, работать и учиться.

Учтем на будущее.

СССР, Азербайджанская СССР, Нагорно-Карабахская автономная область, город Степанакерт, расположение 366-го гвардейского Мозырского Краснознамённого ордена Суворова мотострелкового полка, 23-й гвардейской мотострелковой Бранденбургской ордена Ленина, Краснознамённой, ордена Суворова дивизии, август 1989 года.

Дело было в последние дни августа, и мы только что вернулись с полкового полигона, расположенного между поселками Ходжалы и Аскеран, где была очень приличная боевая подготовка, естественной с боевыми стрельбами.

В этот период времени два мотострелковых батальона в полном составе находились на различных горных заставах и блокпостах, там же были и некоторые другие подразделения полка.

Артиллерийский дивизион, дислоцировавшийся вместе с противотанковых батарей в другом (нижнем) городке также выполнял какие-то задачи на выезде.

Разведывательная рота полка, укомплектованная в основном бывшими солдатами нашей роты, тоже была в разъездах, а наш батальон с зенитным дивизионом, танковой ротой с иными мелкими подразделениями и тылом полка, находились на месте.

Можно сказать, что для нашего батальона, шла обычная мирная жизнь с вялотекущей боевой подготовкой не на полигоне, а на учебной материальной базе расположенной непосредственно на территории самого полка.

В один из дней нам представили нового командира нашего батальона, с виду не молодого подполковника, немного седого с унылым и потухшим взглядом.

Прежний комбат сумел поступить в Военную академию имени М.В. Фрунзе. Отгулявший отпуск Новиков фактически и командовал батальоном, уступая иногда эту ношу начальнику штаба батальона по причине того, что новый комбат беспробудно пил, с самого первого дня пребывания в полку.

Дело дошло до того что появление комбата на совещании офицеров вызывало уже у них смех, который с трудом сдерживал майор Новиков и капитан Зайцев.

Однажды большинство личного состава первого взвода, бывшего взвода Курдюмова, заступило в наряд по столовой с прапорщиком из нашего батальона.

Именно личный состав первого взвода направили в этот наряд, так как в караул их старались не ставить в виду слабой воинской дисциплины в этом взводе. Мягко говоря.

Заступивший в наряд по столовой личный состав там отказался подчиняться прапорщику- дежурному по столовой полка.

Вызвали Курдюмова, который сразу же начал заставлять работать. Один из солдат-узбеков ему заявил, что не будет делать женскую работу и вообще сообщил что такую работу не должны делать настоящие мужчины, а тем более гордые узбеки.

Естественно Курдюмов немедленно избил этого солдата и заставил взять в руки половую тряпку. Потом ему пришлось жестоко избить еще несколько узбеков и туркмен.

К вечеру через Руслана солдатское радио донесло что туркмены и узбеки приняли решение где-то подловить Курдюмова и подрезать его.

Я намеревался сообщить это своему командиру роты и уже начал продумывать предложения по противодействию, совместно с Русланом.

Позже Руслан попросил меня не спешить с докладом, так как старшие от его землячества примут свои меры по этой ситуации.

К вечеру солдат узбек, который отказывался выполнять приказ командира роты оказался в санчасти, а утром его увезли в госпиталь в Кировабад, с сотрясением мозга.

Все мы подумали что эта ситуация как-то сама собой утряслась.

Через несколько дней мы узнали новость что Курдюмова вызвали в штаб полка, там следователь военной прокуратуры Кировабадского гарнизона, его арестовал и увез в следственный изолятор в Кировабад.

Эта новость мгновенно облетела весь полк.

Начальник штаба батальона вызвал Игнатовича и приказал ему временно, но на долго принимать роту.

Новиков был где-то в отъезде, поговаривали что поехал с командиром полка осматривать места на юге Карабаха, где должен будет нести службу наш батальон, потому что и там начались перестрелки между ненавидящими друг друга народами.

Мы с Игорем и Сергеем, начали обговаривать идеи как помочь Саше. Пока что наши мысли сводились к тому что должны были говорить наши солдаты, которые были свидетелями. Игнатович нас выслушал и сказал:

– Мужики, мы здесь самые близкие для Саши люди. Ближе здесь у него никого нет. Если мы не поможем, его обязательно посадят. Для примера, для отчета.

– Согласны. Что ты предлагаешь? – спросил я.

– Пойдемте к замполиту полка. Поговорим, там посмотрим.

– А если не поможет? – спросил Игорь.

– В любом случае он не поможет. Потом пойдем к командиру полка.

Увидев нас у входа в свой кабинет замполит полка, подполковник очень удивился, но сразу пригласил пройти и сесть. Игнатович сухо изложил суть нашей просьбы.

– Друзья. Боевые товарищи – это хорошо. Но надо было удерживать его до того, как он солдата зверски избил.

– Не зверски. К тому же он избил урода, преступника, который отказался выполнять приказ командира роты. – парировал я.

– Надо было ко мне привести этого солдата. – ответил замполит.

– И что это будет за командир роты такой? Он потом сможет этой ротой командовать? – спросил Игнатович.

– Сможет. Не на кулаке держится дисциплина в Советской армии. – с упором на слово советской ответил замполит.

– Именно на кулаке и держится дисциплина в нашем полку. Не знаю про всю Советскую армию, но в нашем с вами полку держится именно на кулаке. – возразил Игнатович делая упор на слова Советская и наш полк.

– Это у вас в роте так, в остальном полку такое не практикуется. – уже с раздражением в голосе ответил замполит полка.

– Или вы не хотите знать, как оно есть на самом деле, товарищ подполковник или вы действительно не знаете положение дел в полку. Если не знаете давайте сейчас соберем командиров рот и взводов и поговорим честно. Давайте? – зло произнес Игнатович.

– Товарищ старший лейтенант, вы за весь полк уполномочены говорить? – спросил Игнатовича замполит полка.

– Не получается с вами разговор, товарищ подполковник. Я предложил сходить сначала к вам чтобы вас не подставить, потому что мы пойдем до самого верха, если не освободят Курдюмова. Где-то нас услышат. Услышат в полку, это хорошо. В дивизии – уже хуже. В общем пойдем до ЦК партии, где-то да услышат и узнают какие порядки у нас в полку и дивизии, да и в округе. Все младшие офицеры полка подтвердят, что в таком бардаке служить невозможно.

– Угрожаешь? – спокойно спросил замполит.

– Да. – спокойно ответил Игнатович.

– У меня есть канал передать письмо в ЦК КПСС и, если Курдюмова не освободят я это сделаю. – спокойно, на ходу соврал я.

– Какой канал? – взволнованно спросил замполит.

– Я встречаюсь с девушкой, москвичкой, у нее мама имеет такие возможности – продолжал я сочинять.

– И что ты здесь тогда делаешь Тимофеев? – с подозрением посмотрел на меня замполит.

– Вот женюсь на ней зимой и тогда уеду отсюда. Ничего вы мне не сделаете. Не хотите последствий, тогда немедленно возвращайте Курдюмова. – продолжал я блефовать.

– Не в нашей это власти, прокурор Кировабадского гарнизона нам не подчиняется никак. – уже другим тоном ответил замполит.

– Кто на него может повлиять? – спросил я.

– Не меньше комдива и начальника политотдела дивизии.

– Товарищ подполковник, говорят Курдюмов сидит в азербайджанской тюрьме, в следственном изоляторе. Вы представляете каково ему там? Давайте что-то делать. – взревел Игнатович.

– Не знаю. Мы не сможем, надо больших начальников просить.

– Курдюмов у нас коммунист, если я не ошибаюсь? – спросил Сергей.

– Это только усугубляет его вину.

– Понятно все. Случилась беда и все в кусты. – не сдавался я.

– Когда вступишь в партию, тогда рассуждать будешь. – резко и зло ответил мне замполит.

Мы еще немного поговорили и ушли, там остался только Игорь и у нас не было сомнений в том, что он не подведет, но и получит по полной программе.

Сергей предложил прийти к офицерской столовой на обед, пораньше, и поговорить там с офицерами, попросить нас поддержать.

Перед входом в столовую собирались офицеры и из уст в уста передавалась новость про Курдюмова, все громко возмущались. Все решили к девяти вечера подойти к штабу полка и поговорить с командиром полка.

Вечером в назначенное время все лейтенант и старшие лейтенанты, в основном командиры взводов, но и некоторые командиры рот и батарей, тоже прибыли к штабу полка.

В полку созрел лейтенантский бунт.

Командир полка повел себя солидно. Не стал делать вид что первый раз слышит о том, что мы собрались с ним поговорить и дал команду открыть полковой клуб и собрать в нем всех находящихся в пункте постоянной дислокации офицеров.

Разговор получился очень тяжелым. Командир полка понимал, что если мы все начнем добиваться выполнения поставленных задач только посредством выполнения дисциплинарного устава, то все рухнет. Кроме того, он дал понять, что о негодовании офицеров полка уже знают и в штабе дивизии, и в штабе армии, и в штабе округа. Информация, видимо, быстро прошла по линии различных служб. На завтра в клубе полка на шестнадцать часов уже назначена встреча с каким-то генералом-политработником.

Можно смело утверждать, что все это время с момента ареста Курдюмова ни одного солдата, ни один офицер пальцем не тронул. Особо тяжелое положение сложилось в солдатской столовой, хоть приемы пищи и не были сорваны, но постоянно находились на грани этого.

К командиру полка поочерёдно подошли сначала дежурный по столовой прапорщик местный армянин, сорвал повязку дежурного и бросил ее на плац, сам пошел в общежитие, потом начальник столовой, тоже прапорщик, заявил, что написал рапорт о снятии его с должности начальника столовой. Пришлось всем начальникам служб тыла, во главе с зампотылом непосредственно руководить в полковой столовой кухонным нарядом.

На следующий день в назначенное время все собрались в клубе полка. По такому случаю в полк приехали некоторые и заранее определенные офицеры из всех остальных подразделений полка, которые выполняли задачи в особом районе.

Генерал начал с того что о нашем полку командующий войсками округа проявляет постоянную заботу, что будут приняты меры по улучшению и повышению и тому подобное. Перед встречей мы с Игнатовичем бросили монетку о том, кто первым будет выступать. Первым выступать должен я.

Генерал закончил выступление и спросил:

– У кого есть вопросы?

– Разрешите товарищ генерал-лейтенант? – встал и спросил я.

– Давайте, пожалуйста, только коротко.

Я представился по всей форме и спросил:

– Когда будет освобожден старший лейтенант Курдюмов?

– А кто это и что случилось? – генерал сделал вид что слышит впервые.

Я честно рассказал, что произошло.

– Ну так за что же его, сынок освобождать, твоего Курдюмова. Он преступник самый настоящий. – усмехаясь произнес генерал.

Я немного растерялся от такой генеральской наглости и самоуверенности.

– Так ведь товарищ генерал не он в этом виноват. Виноват в этом тот, кто поставил полк в такое положение, тот кто не дает открывать на солдат уголовные дела за воинские преступления, которые происходят в каждой роте каждый день.

– Это вы товарищ лейтенант по молодости такую херню порите или от природы такой? А может пьяный? Так вот определю ка я тебя на гауптвахту суток на трое, чтобы ты там протрезвел. После совещания ко мне его. Садитесь. – перебил меня генерал.

– У кого еще есть вопросы?

Встал Игнатович, представился.

– Слушаю тебя, сам родом не из Белоруссии? – спросил генерал.

– Освободите товарищ генерал-лейтенант, Курдюмова. – Серега явно посчитал лишним отвечать на вопрос генерала.

– Я тебе вопрос задал старший лейтенант. – зло произнес генерал.

– Вот и вы нарушаете устав, а не только Курдюмов. Но разница в том, что вам закон не писан, он только для таких как я и Курдюмов. – набычившись процедил сквозь зубы Серега.

– Это как же я закон нарушил? – пораженный таким утверждением завопил генерал.

– А вы меня на «ты» называете. А как положено? Не знаете или забыли? – заорал Серега.

– Я и вас товарищ старший лейтенант на гауптвахту определю. – покраснев пробасил генерал. – ко мне его после собрания.

– Разрешите вопрос? – поднялся командир одного из огневых взводов минометной батареи нашего батальона, лейтенант.

– Давайте, что у вас? – уже мягче спросил генерал.

Минометчик представился и потом произнес:

– Товарищ генерал-лейтенант, вы и на меня сразу записку об аресте выпишите. Если не освободите Курдюмова, мы пойдем до ЦК КПСС и сообщим о порядках в Закавказском военном округе и о том, как вы лично себя с офицерами ведете. Пусть там разберутся про «близость к людям», «гласность» и прочее.

– Садись! Обнаглели нахрен? В чем дело, командир полка?

Командир полка встал и спокойно, уверенно доложил.

– Я просил прокурора не трогать офицера. Предполагал что-то подобное. Он кандидат в члены партии, только на роту назначили. Сорвался, бывает. Солдат уже претензий не имеет. Но прокурор гарнизона уперся. Мы бы его здесь сами по партийной и командирской линии пропесочили, вызвали бы на суд чести младших офицеров. Люди служат и все задачи выполняют, нормальные офицеры, но этот случай всех задел. Считают арест Курдюмова не справедливостью и недоразумением. Батальону надо выходить на днях в особый район, почти никто из офицеров командиров взводов и рот в отпусках не были. Но задачу готовы выполнить.

– Понятно. Замполит полка.

– Сорвался Курдюмов. Ну а сейчас у офицеров нервы сдают, от обиды. Ну конечно бывает, что нерадивый солдат получит там подзатыльник за что-то. Бывает. Что тут скрывать? Ничего такого Курдюмов не сделал, помогите вернуть его в полк и закрыть дело.

– Понятно. Комбат.

Комбат по случаю прибытия в полк такого начальства сегодня был трезвый. Трезвым я видел его впервые.

– Хороший офицер, Курдюмов. У нас в общем, это и есть самая большая проблема и трагедия. Мои офицеры просто не понимают и не смогут понять, что просьбы нашего командования не имеют значения для военного прокурора гарнизона. Я им объясню, а они не понимают. Попросите товарищ генерал-лейтенант вы этого военного прокурора. Что он такой не понятливый?

– А как вы допустили что у вас в батальоне рукоприкладство процветает?

– Допустил, значит отвечу. Но, еще раз, прошу помогите Курдюмову.

– Это вы трое виноваты: командир полка, замполит, комбат. Вы! Особенно ты комбат позорник, не знаешь, как батальон в руках держать? Из-за таких как ты в нашей Советской армии все проблемы. – повысив голос говорил генерал.

Комбат побагровел.

– Так точно.

– Разучились командовать, доросли до комбатов, до подполковников, а солдата живого в глаза не видели. Где это видано чтобы советский офицер советского солдата кулаком воспитывал?

В тот мы момент, я, как и многие другие еще не знали какой славный боевой путь за плечами моего комбата. Только спустя немного времени, когда я узнал о нем больше, я смог оценить его сдержанность и стал понимать, что что стерпел он это ради своего, может быть и не самого лучшего, но своего командира роты.

Генерал остановил свою речь, рукой подозвал полковника из своей свиты, что-то сказал ему на ухо. Полковник быстро удалился.

– У кого есть вопросы ко мне не связанные с Курдюмовым вашим?

Вопрос вызвался задать лейтенант из зенитного дивизиона полка.

– Товарищ генерал-лейтенант, если я не буду заниматься рукоприкладством, то все хозяйственные работы в батарее, да и в дивизионе, да и в полку будут выполнять только славяне, которых очень мало. Если эти работы будут делать только они, то все они сбегут, дезертируют и поедут в Москву жаловаться, правду искать. Так что пусть на меня не обижается командир дивизиона, но проблема эта не только в пехоте. У нас в дивизионе тоже процветает рукоприкладство. Это не про Курдюмова. Расскажите мне, выпускнику Полтавского высшего зенитно-ракетного командного училища, как мне добиться выполнения хозяйственных работ уставными методами. В училище меня этому не научили.

– Плохо что вас в вашем Полтавском ВЗРКУ ничему не учат. Херовое училище. Надо найти подход к личному составу, побеседовать, индивидуальный подход называется. Слышали о таком?

– Слышал. Получается, что, если солдат мой приказ не выполняет, надо с ним побеседовать. Я вас правильно понял?

Зал злобно и громко рассмеялся. Но генерал продолжил:

– До того, как приказ отдан надо воспитывать.

– Разрешите? – поднял руку командир соседней роты нашего батальона, капитан.

Генерал разрешил.

– Я сейчас могу привести солдата, а вы нам всем покажите, как вы его заставите взять в руки метлу и подмести. Покажите, как надо, мы постараемся урок усвоить. Но я думаю, что даже ваши погоны не заставят его это сделать. Почему? Потому что они живут по понятиям. Если тряпку в руки возьмет, значит потом ему в полку будет очень плохо. Он будет слушать того, кого больше боится, то есть своих земляков. Это в округе сложилась такая система. Если бы это было в Германии, солдат бы этот давно был в дисциплинарном батальоне округа. И вот такие солдаты подрывают наш офицерский авторитет. Понимаете? Авторитет всех офицеров. Авторитет вообще государственной власти и закона. В этом дело. Это система. Система, сложившаяся на территории Закавказского, Туркестанского, Среднеазиатского округов, но не в ГСВГ. Я служил и в этих округах, и в Германии служил. Знаю. Почему так, не знаю. Если не освободят Курдюмова, будет плохо. Офицеры перестанут поддерживать дисциплину и добиваться выполнения задач, будут просто бояться, а солдаты обнаглеют до крайности. Сейчас весь полк смотрит, на то, чем все закончится. Пока что получается так что, солдат может не выполнять приказы офицеров, зато если офицер применит силу для наведения порядка, то его посадят. Как быть? Что делать будем? Кстати я закончил Московское высшее общевойсковое командное училище имени Верховного Совета РСФСР, не уважаемое мною кстати очень и очень сильно Полтавское высшее зенитно-ракетное командное училище, но тоже не знаю. И Московское ВОКУ которое закончил в свое время министр обороны СССР маршал Советского Союза Язов Дмитрий Тимофеевич, плохое?

В это время к генералу подошел полковник и что-то сказал ему на ухо.

– В общем, так, ваш Курдюмов сейчас будет доставлен из следственного изолятора в гарнизонный трибунал, его освободят. Дело будет закрыто, так как потерпевший отрицает что его ударил Курдюмов, говорит все напутал. Кто ударил не помнит. Выходит, ваш Курдюмов задержан по ошибке. Бывает. Видите, разобрались и все встает на свои места. Сейчас ваш замполит полка берет машину и выезжает в Кировабад к военному прокурору гарнизона, забирать Курдюмова.

Замполит вскочил, командир полка ему кивком головы и рукой показал, чтобы он немедленно выезжал.

– Доложите мне по телефону, когда ваш Курдюмов будет в полку. Лично. – сказал генерал замполиту полка.

Зал зашумел, явно с облегчением.

Все друг друга поняли, что мы победили. Вырвали из кровожадной пасти советской военной юстиции, по отношению к офицерам (не солдатам) человеческую жизнь.

Офицеры потеряли страх перед вышестоящим командованием, но остались верными своей службе. Страх был утрачен по известному давно основанию: «меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют».

Здесь и сейчас нам не была страшна эта Кушка, находящаяся на юге Туркмении, у нас здесь не лучше, и что ведь интересно в полку нет ни одного «блатного» офицера или как тогда еще называли «с волосатой рукой». Мы просто почувствовали, что наказать нас не смогут. Конечно, в каком-то хорошем месте службы такой солидарности офицерского состава добиться было бы невозможно.

Потом генерал мастерски переключил разговор с офицерами на проблемы укомплектованности должностей прапорщиками, командирами взводов, отпусков, потом на проблемы водоснабжения полка и все обычные вечные иные проблемы такого огромного и крайне неустроенного воинского организма как развернутый мотострелковый полк в неподготовленных условиях, да еще в особом режиме. Потом долго рассказывал про «перестройку», необходимость «быть ближе к людям», «демократизацию в армии» и прочую ахинею.

После окончания встречи все вышли из клуба. Многие закурили.

Генерал в сопровождении командира полка пошел к нему в кабинет, но едва ступив на плац остановился, повернулся лицом к клубу. Офицеры замерли, это движение не предвещало ничего хорошего. Послышался голос командира полка:

– Игнатович, Тимофеев, Копылов ко мне!

Мы втроем переглянулись и выполняя все требования строевого устава подошли и доложили.

– Значит так, вы оба, – генерал обратился к нам с Игнатовичем, – похоже зачинщики и хамло. Где у нас гауптвахта с офицерскими камерами?

– В Кировабаде. – ответил командир полка.

– Понятно. Жаль. Что ж, я не отправлю вас на гауптвахту, слишком просто будет для вас, отправить вас на отдых от личного состава. Но обещаю вам что пока я в Закавказском военном округе, никуда вы отсюда не уедете. Будете здесь служить до пенсии. Поедете, когда здесь все успокоится, служить в Нахичевань, в Джульфу и Кевраг, в дислоцированный там мотострелковые полки. Если, конечно, как-то сильно не отличитесь.

– Есть. – дружно ответили мы с Серегой.

– Ну и тебе замполит роты, дорога туда же. Уж тебя я не забуду, за то, что допустил такое. Ясно? – обратился генерал к Игорю.

– Так точно. – ответил Игорь.

– А может ты зря пошел в замполиты? – угрожающим тоном спросил генерал Игоря.

– Не знаю. Иногда я думаю, что зря. – выпалил Игорь, не сдержавшись.

– Можно поправить, назначим командиром взвода.

– Я отказываться не буду. Может оно и лучше, командиром взвода. Не справляюсь. Товарищ генерал, я говорю вам это не для того чтобы свой характер показать, я сам так думаю. Опять вас подвести могу.

– Успокойся, Копылов. – строго произнес командир полка.

– Я спокоен.

– Вот и помолчи. Нормальный он замполит роты, боевой и рота хорошая, как ни странно. Они все трое не нахалы, и в пьянстве не были замечены. Тут моя вина, замполита полка. Вступились за командира роты. Так ведь мы сами от них хотим этого войскового товарищества, это не круговая порука. Нормальные ребята, им лет то сколько? По возрасту на год-два старше своих солдат, ну Игнатович, понятно, постарше их. Пахарь. Ничего не могу сказать. Исправятся. Я им лично помогу, если вы с командующим доверите мне и дальше полком командовать.

Генерал с командиром полка отвернулись и пошли в штаб. А мы стояли как завороженные. Не могли поверить своим ушам. Не могли поверить в цинизм этого высокопоставленного генерала, который все изначально знал и понимал, и разыгрывал театральное представление, а потом устроил нам акт мести. Коварной, восточной мести по всем правилам, установленным на Кавказе.

Этот не забудет. Неужели мне всю жизнь служить здесь на этом ненавистном Кавказе?

Я все больше и больше погружаюсь в это болото. С этим генералом, теперь и взятки не помогут.

А может он нас просто попугал?

Не похоже. Это настоящий мерзавец. Влип. За то сделал хорошее дело, помог вытащить из тюрьмы Сашу. Оно того стоит. А как вылезать из этого Кавказа надо срочно разбираться.

Ночью приехал замполит полка с Курдюмовым, которого сразу отвезли в полковую санчасть.

Мы все были в роте, ждали Сашу и как только узнали, что он в санчасти полка, сразу направились в санчасть. Пришлось ждать не меньше часа.

Сначала Сашей занимался врач, лейтенант. Потом прибежал капитан, начальник медпункта полка.

Первым к нам вышел лейтенант.

– Как дела? – сразу спросил его Сергей.

– Страшного, вроде бы ничего нет. Весь сильно избит. Сломаны ребра, но они не оперируются. Просто постельный режим. Такое впечатление что его там, этих несколько дней, непрерывно били.

Дождались, когда закончит свои дела капитан медицинской службы.

Мы пошли к Саше в палату, он лежал отдельно, один.

Поздоровались.

– Я все знаю. Мне все замполит полка рассказал. Спасибо вам братья мои. Спасибо!

– Что с тобой там произошло?

– Били. Жестко били, хотели сломать.

– За что?

– За то, что офицер. За то, что русский.

– Просто за то, что офицер, русский офицер? – переспросил Игорь.

– Да. Очень хотели превратить русского командира роты в «машку».

– Расскажи, как было. – попросил я.

– Не буду. Не могу. Ад. И мне стыдно. Я не такой стойкий как мне бы хотелось.

Мы замолчали. Я внимательно рассматривал участки тела свободные от бинтов. Их было мало. Лицо представляло из себя сплошное полностью опухшее месиво. И во мне опять, с новой силой закипала ненависть. Я опять начал обдумывать словосочетание «советский интернационализм».

Игнатович достал бутылку с коньком, я из сумки стаканы и закуску.

– Уберите. Я не буду. – отрезал Саша.

– Ты что, Саня? – удивился Сергей.

– Все, с меня хватит. И вот еще, что… Серега, я больше командовать ротой не буду и в роту не вернусь. Принимай сам там все по факту. Заплачу сколько надо по всем недостачам. Плевать. Замполиту я уже сказал. Сейчас меня в отпуск отправят, как только подлечусь. А потом будут решать. Все. Я пас. Я сломался.

– Ты что такое говоришь? Не спеши. Подумай. – испуганным голосом произнес Сергей.

– Вы не понимаете. Я теперь бояться буду солдата пальцем тронуть. Понимаешь? Буду бояться солдата! Какой из меня нахрен командир роты? Что будет с дисциплиной в моей роте? Я сам измучаюсь и вас измучаю. Я больше не хочу попасть в тюрьму, я там не выживу. Лучше застрелиться. Ты думаешь я для красного словца про застрелиться? Я вам честное слово даю, что еще несколько часов назад я бы сделал это с облегчением!

– Почему тебя посадили в СИЗО с уголовниками? Почему не на гауптвахту, например? – спросил я.

– Это милиция и прочие им подобные содержатся отдельно и сидят на отдельных зонах, а мы армейские, если что, будем сидеть на общих зонах, вместе со всем народом. Такие оказывается у нас в стране законы. А там каждому за честь унизить офицера.

– Что там не нашлось ни одного кто бы заступился за тебя? – спросил Сергей.

– Под конец, они выяснили что, я не воевал за армян. Следом нашелся один кто у них там в авторитете, который объяснил всем что я далеко не мент, что я армейский, а значит ко мне нет и не может быть по их законам претензий. Сразу бить перестали и даже место в общем нормальное определили, а до этого любой и каждый меня избивал сколько хотел. Особенно резвились молодые. Звери!

В палату зашел капитан, начальник медпункта.

– Вот отказывается выпить теперь. – пожаловался ему Сергей.

– Саша, можешь, если хочешь сегодня выпить, я редко разрешаю, но сегодня тебе разрешаю. Если пить не станешь, тогда прикажу тебе поставить анальгин с димедролом. Выбирай.

– Ладно, давайте. Наливай. – сказал Саша.

Капитан тоже немного выпил с нами. Дал Саше напутствия и ушел. Чуть позже, я сбегал еще за коньяком, и мы просидели с Сашей еще часа два. Он немного нам все-таки рассказал про порядки в СИЗО и каково ему там пришлось.

На следующий день началась подготовка к выходу в особый район, которая на следующий день перетекла в сплошные строевые смотры.

Приезжали проверяющие в массовом порядке, замкомандующие войсками округа, армией – генералы и назначенные специально полковники, подполковники, майоры. Замкомдива с комиссией, командир полка с управлением полка. Измотали батальон до невозможности. Мы писали различные рапорта и составляли многочисленные списки, доводили под роспись все что угодно. Но для подготовки техники и вооружения в парке время оставалось только по остаточному принципу.

В конце концов комбат плюнул на все и приказал всех механиков-водителей отправлять в парк и запретил им оттуда убывать.

Приказал при первой же возможности следом отправлял в парк наводчиков-операторов БМП с одним из командиров взводов роты.

В нашей роте выбора уже не было и в парк отправляли меня, где я пролез каждую машину роты лично и был рад что меня избавили от этих изматывающих и бесполезных строевых смотров.

В этот время произошел один неожиданный, но очень приятный сюрприз.

С комбатом произошло преображение.

После того как прошла конкретная команда о выходе нашего батальона в особый район, его перестали видеть выпившим, и он начал «снимать стружку» со всех командиров. Даже в общении со своими заместителями он начал проявлять требовательность, так что даже Новиков едва успевал поворачиваться.

В процессе работы комбат успел познакомиться со всеми командирами взводов, включая меня. Поговорил по-человечески, выяснил все что хотел по службе, но и так в общем по ходу дела расспросил про личную жизнь, биографию. Мне его подход очень понравился, я не любил, когда официально вызывают в кабинет. Так «в движении», волей или не волей становишься откровеннее перед командиром. Правильный подход, надо взять на вооружение.

Дальше – больше.

Комбат, лично выборочно начал проверять некоторые БМП. Выяснилось, что он хорошо знает технику и вооружение. Разумеется, сразу выявились многочисленные недостатки и в парке начались ночные работы. Комбат не только раздавал нам «на пряники», но сам лично оказывал помощь, подсказывал. Для меня этот человек превратился из презренного алкаша в уважаемого мною комбата.

Однажды вечером комбат вызвал всех офицеров и прапорщиков батальона на совещание, в ленинскую комнату одной из рот нашего батальона.

Комбат только приехал из штаба армии, который находился в Баку и был в повседневной форме одежды, то есть в кителе и рубашке с галстуком.

Надо сказать, что в повседневной форме у нас в полку никто не ходил, только в «афганке».

Было жарко и китель комбат висел на стуле. Многие офицеры не отрывали глаз от кителя комбата. Там было на что посмотреть, ведь в колодке наградной планки значились орден Красного Знамени, два ордена Красная звезда, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Пять боевых наград и две красных нашивки, свидетельствовавшие о двух легких ранениях.

А я думал, что он алкаш. Иногда просто ненавидел его за то, что он плюнул на службу и обвинял его во всех бедах.

Но как только пошла речь о том, что нам предстоит не простой марш и реальное дело, комбат преобразился, в глазах загорелся огонь и он взялся за командование батальоном как следует.

На совещании он нам довел все что хотел от нас добиться на марше, а потом еще и рассказал, как этого добиться. У нас были вопросы, он на все их предельно прямо и доходчиво ответил. После марша нам предстояло встать на заставы, которые должны были расположиться вне населенных пунктов, на значительном удалении друг от друга. Каждая застава – это взвод, то есть в роте три заставы. Завтра еще подготовка, проверяющие, итоговый строевой смотр в парке с техникой. После завтра подъем в три утра, завтрак сухим пайком. Начало движения в четыре утра. Первые трое суток питаемся сухим пайком, это хорошо. Дальше будут возить пищу в термосах с ПХД батальона. В качестве напутствия комбат сказал:

– Батальон будет растянут более чем на тридцать километров. Горячее питание будем развозить с ПХД батальона. Помощи от полка не ждите. То, что сейчас стоит задача на три месяца, это не значит, что мы вернемся в полк к зиме. Мое мнение – мы будем там зимовать. Я сам прошел с 860 отдельным гвардейским мотострелковым полком Среднеазиатского военного округа в 1979 году от объявления боевой готовности «Повышенная» до Файзабада, прошел этот «суворовский альпийский марш» по маршруту Ош – Хорог – Ишкашим – Файзабад, а это вам Памир, это не Карабах. Я был тогда командиром взвода, думали на учения пошли… В общем, мужики, берите все что можно: брезенты, печки, трубы. Кстати, полученной одной печки на взвод явно мало. Обязательно берите с собой любую кухонную утварь, емкости для воды, дрова и уголь, все что найдете. Каждый взвод получит по одной хозяйственной машине – это большая роскошь. Надо этим воспользоваться. Машина должна быть забита под завязку. Еще раз говорю, потом ничего из полка не получим. Уже все что можно роздано и утрачено, полковые запасы пополняются плохо и не известно, как дальше будет. В целом НКАО находится в блокаде, хотя на воинских перевозках в целях обеспечения нашего полка, это пока что не сказывается.

– А что они нам сделают. Что не пустят наши машины в дивизию, в Кировабад?! – усмехнулся один из офицеров.

– Вот выйдут на дороги женщины с детьми и перекроют? Что делать будешь, стрелять? Я такую команду дам, но только если получу от командира полка такую команду, и так далее, а Горбачев никогда не даст такую команду. Это знают они и знаем мы.

После комбата высказался его заместитель по политической части, капитан Зайцев и приказал командирам лично провести внеплановые политические занятия с подчиненными подразделениями. Выдал небольшие материалы о национальном устройстве Советского Закавказья, приказал клонить к тому что народы Кавказа всегда дружно жили и наша задача их опять помирить и все в таком духе.

Комбат подтвердил важность поставленной замполитом батальона задачи и добавил, что такое распоряжение пришло прямо из Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота. О выполнении этой задачи сегодня лично будет туда подписывать доклад командир полка и замполит полка. Обязательно будут и проверки исполнения этой задачи.

Открыл выданные материалы:

Культ личности И. Сталина…

Ошибки «большевиков» в национальном вопросе…

Уважение национальных, религиозных традиций народов Закавказья…

«Советская дружба народов»…

Гласность, перестройка, демократизация в армии, близость к людям…

«Новое мышление»…

Подпись что материалы подготовлены начальником Института военной истории Министерства обороны СССР генерал-полковником Д. Волкогоновым и доводятся только до личного состава 366 гвардейского мотострелкового полка по указаниям подписанным начальником Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота генералом армии А. Лизичевым.

В этот раз от проведения политработы мне не открутиться, тем более от меня требуется письменный рапорт на имя командира роты. Комбат предупредил что рапорта будут собраны в штаб полка и там будут храниться неизвестно сколько времени.

Выйдя с совещания я, в целях уяснения задачи, еще раз начал прокручивать всю информацию у себя в голове.

Какая ближайшая задача?

Выйти в район. Стать на высотах заставами и контролировать дорогу Мартуни – Физули.