Сказки у костра бесплатное чтение
Костер почти прогорел.
Вокруг собрались люди серьезные, вдумчивые. Прошла первая неделя занятий, наступили выходные и как-то спонтанно все решили собраться и познакомиться.
Прозвища – прозвищами, но надо немного узнать и остальное.
Мясом для шашлыка никто не озаботился. Но кто-то принес пиво.
Кто-то – хлеб. Картошка пеклась под углями, в большой миске оказался салат.
Борода отломил кусок хлеба и передал по кругу. Малина взяла, тоже оторвала, щедро посыпала солью.
Сибиряк отломил, передал дальше. Достал из миски с салатом кусок огурца, положил на хлеб.
Батон шел по кругу медленно, торжественно. Творился ритуал.
Следом за батоном по кругу пошла пластиковая бутылка с пивом.
Когда она дошла до Малины, та понюхала и поморщилась.
– Ну, извини, – сказал Борода. – Тут за приличным пивом надо аж до города ехать.
– Не против? – спросила Малина и не дожидаясь ответа принялась водить руками над бутылкой. Потом понюхала, кивнула, отхлебнула. Передала дальше.
Сибиряк принял, понюхал, попробовал. Улыбнулся.
– Вот это нужная магия! – сказал он и передал бутылку.
– Да, ерунда, – ответила Малина. – Проф говорит, все прекрасно, но с таким умением мне в полевые работники никуда. На молекулярном уровне я телекинез могу, а выше – не цепляю. Не понимаю чего-то.
– А ты хотела в полевые работники? – спросил Ежик.
– Теперь уже не знаю, – ответила Малина. – Начальник моей лаборатории очень хотел всех выгнать в полевую работу, над моей способностью смеялся… А потом оказалось, что он плясал под дудку демона. Нашу лабораторию всю разогнали, долго проверяли… Я и ляпнула на разговоре, что, мол, хочу в полевую работу. Меня сюда направили. Поучиться.
– Но ведь уникальное же умение – воскликнул Трубач. – Управление процессами на молекулярном уровне – это какой простор…
– Да не, – возразила Малина. – Простор, конечно, но делать-то могу только я. И только прикосновением. А значит, ни о какой технологии на основе этого речи не идет – только о лабораторных экспериментах. И то с сильными ограничениям.
Помолчали.
Бутылка вернулась к Бороде, тот тоже попробовал.
– И все же, хороший талант, – сказал он.
– Хороший, – согласилась Малина. – Я ж не жалуюсь. Ограниченный, но неплохой.
– У всех ограниченные, – сказала Рыба. – Я вот смотрю на вещи, и не знаю порой, на что смотрю. А то, иной раз, глянешь не на то и не так, и только успевай ноги уносить!
Помолчали.
– Ясновидение? – спросил Ежик.
– Если б ясно… – вздохнула Рыба.
Снова помолчали.
– Я смотрю, все уже начали знакомиться, – сказал Борода. – А мы ведь для этого и собрались.
– А я думал, мы посплетничать о преподах хотели, – улыбнулся Ежик.
– А чего о них сплетничать? – сказала Рыба.
– Ну, тебе виднее, – ответила Берёза.
Снова помолчали.
– Ладно, – сказал Борода. – Начну с себя.
Он палкой выкопал из углей картофелину и оставил рядом на земле – немного остыть.
– Я уголовник, – сказал он. – Убийца и насильник. Немного шаман, оборотень-волк.
Он замолчал, ожидая реакции.
– А еще любитель трепаться и шокировать людей, – проворчала Рыба.
Борода расхохотался.
– Ясновидящую не обманешь, – сказал он. – Но я и правда сидел по этим статьям. Вот, как вышло…
***
Парень смотрел на тело и пытался понять, что это такое. Разум не хотел принимать случившегося, отвергал его.
Конечно, это было вовсе не тело. Манекен. Кукла.
Кукла, похожая на человека… Потерянная в лесу, пролежавшая там два дня… и теперь черви копошились в кукольном теле…
Парень поднял голову и посмотрел по сторонам. Удивился, тому, что солнце продолжает светить. Удивился, что в собственной душе нет ни горя, ни слез – только оглушенность. Отстраненное ощущение неправильности.
И запах – сквозь отвратительную вонь гниющего тела пробивался запах цветов. Совсем слабый, едва заметный. Но парень знал, что его нюх не ошибается – цветы были здесь. Не здешние, странные… неправильные.
Он вернулся в деревню, рассказал он находке. Люди сходили в лес, принесли тело Маринки. Вызвали полицию, позвали попа.
Парень сидел в своем доме и слушал.
Внутри себя он слышал тишину, вокруг – суету.
Все говорили, удивлялись, мол, как могла Маринка заблудиться в лесу, знакомом с детства. Как она умерла – ведь никаких ран не было, кроме тех, что оставили звери, добравшиеся до тела уже после смерти.
Слышал и то, что бормотали шепотом – мол, ведьма-ведьма-ведьма извела Маринку. Слишком, мол, красивая была Маринка, ведьма позавидовала… а может, сказала что-то не то… а может… а может…
Поздно вечером парень пришел к попу.
“Не вздумай! – сказал поп. – Грех это! Да и сам сгинешь! Оставь полиции, это ее дело.”
“Но ведь полиция не спросит с ведьмы, – ответил парень. – Следов нет, свидетелей нет.”
И поп вздохнул. Сказал об испытаниях, что посылает Господь.
Парень промолчал.
Ведьма жила на окраине. Была она теткой лет тридцати, красивой и горластой. И от нее нестерпимо пахло теми цветами.
Ведьма только посмотрела на парня и стала смеяться. Ведьма взмахнула руками, и парень повиновался ее жесту – вошел вслед за нею в дом. Разделся.
Ведьма пила парня, как воду, трахала его и пила… но внутри что-то оставалось. Что-то внутри смотрело на все это со стороны и шептало: “жди… еще жди…”
Ведьма говорила, что положит парня в другое место, но потом, когда его найдут, то пусть похоронят рядом с Маринкой. Что парень сам уйдет потом в лес и ляжет там, где она скажет.
А потом ведьма на мгновение отвернулась – прическу поправила, и что-то внутри сказало: “Сейчас!”
И ведьма умерла.
Парень сломал ей шею.
И уснул там же – слишком много выпила из него ведьма.
Так их и нашли на другой день – голого парня и голую тетку со сломанной шеей.
***
– В тюрьме уже, – рассказывал Борода, – вызвали меня к начальнику, а там посторонний какой-то мужик. Поговорили с ним, он меня и забрал. Поучил немного тому-другому, научил через ножик кувыркаться. Сказал, мол, способности у меня большие, только надо уметь ими воспользоваться.
Он поднял картофелину, о которой забыл во время рассказа и стал чистить.
– И то, что Маринка мне чужая была, – сказал Борода, – тот мужик за хорошее посчитал. Мол, я не ради мести, не ради любви ведьму убил, а за справедливость. А я не люблю таких слов красивых, но, мать-его, по другому и не скажешь, вроде. Нехрен ведьме просто ради прихоти людей убивать. Так и привел меня сюда. Поучишься, мол, немного, и станешь оперативником. Работать станешь, чтоб всякие уроды-колдуны, что из-за чар своих поверили, что ничего им не будет…
Он остановился, понял, что разгорячился. Помолчал.
Закончил:
– Да что говорить… и так все понятно. Соль подайте, у кого она там…
Взял тарелочку с солью, макнул картофелину, стал есть.
Сибиряк сунул ему в руку бутылку. Борода благодарно кивнул, выпил.
– И вот что, – сказал Борода. – Я ведь тогда спокоен был. Прямо, как кино смотрел со стороны. А сейчас, как вспомню – так прямо трясет.
Снова отхлебнул из бутылки, потом перевернул и жадно допил все.
– Слушай, Малина, а ты другую бутыль можешь так обработать?
Малина молча взяла из пакета ещё одну бутыль, открыла, отхлебнула немного. Погладила ее руками, сосредоточилась. Передала Бороде.
– Так что, уголовник я, – закончил Борода свой рассказ. – И судимость не снята. По документам, сижу в тюряге на особом режиме.
Он засмеялся, словно сбрасывая с себя груз воспоминаний.
– А раз вы здесь, стал быть, и вы со мной сидите!
Послышался ответный смех.
Берёза хмыкнула.
– Магия через секс, – сказала она. – Вовсе и не обязательно при этом убивать! Мы ж люди, не демоны, не вампиры! Эмоция – вполне достаточный источник силы, а секс, да ещё по любви… Я думаю, всякие волшебные существа именно поэтому порой с людьми вступают в брак.
Она взяла у Бороды бутылку, отпила немного и поставила рядом.
– Волна, скажи, я права? – спросила она.
Волна пожала плечами.
– Не знаю, – ответила она. – Уж я-то точно не за этим здесь.
– А я думала… – начала было Рыба, но замолчала.
– Нет, – хмыкнул Ежик. – Мы с Волной пришли вместе, но не поэтому.
– Я не подглядывала же, – пробормотала Рыба. – Просто видела, что видела…
– Я этнограф, – сказал Ежик. – Ездил туда-сюда, собирал фольклор. И вот однажды…
***
Местные называли ее Гарбс. В переводе это значило что-то вроде “Бурная”, но его знания языка не хватало, чтоб быть уверенным. А может, дело было в местном произношении – все время приходилось переспрашивать, уточнять, просить сказать по другому…
Да и речушка на Бурную никак не походила – маленький ручеек между камнями.
По рельефу было понятно, что когда-то она была шире, больше. Наверное, тогда она была бурной, но сейчас она даже журчала негромко.
– Осторожно, – сказал Нил, хозяин дома, где он остановился. – Осторожно, Бурная может кусаться!
Он попробовал уточнить, но снова уперся в языковой барьер. Очень неудобно собирать фольклор, если понимаешь слова через одно!
И он пошел посмотреть. Он давно уже понял, что за некоторыми сказками можно обнаружить вполне настоящие чудеса. Не всегда добрые, не всегда те, о которых рассказывали…
Когда-то река была больше, но после рядом построили завод. Кирпичи, кажется. Разрабатывали глину, качали воду, нарушили баланс чего-то там… Он не был экологом, он не знал. Но результат налицо – река обмелела, практически исчезла.
Лет двадцать назад экологи настояли на том, чтоб завод закрыли, теперь по берегам снова выросли кусты, Гарбс тихонько журчала по камням, лишь изредка блестя на солнце.
Он подошел ближе, оступился и сел прямо в воду. Больно ударился задницей о камни.
– В самом деле, кусается, – сказал он, когда отдышался. Удар оказался неожиданно болезненным, и первые слова произнести не удалось – не хватило дыхания.
– Разве ж это укусила? – послышался женский голос. – Так, поздоровалась.
Он оглянулся, но увидел ее не сразу.
Девушка сидела на берегу, почти скрытая тенями от кустов и самим кустами. Девушка почти была игрой теней и зелени.
– Привет, – сказал он и встал.
– Привет, – ответила девушка, а он вдруг понял, что понимает ее очень легко. Что говорит она совсем не так, как местные жители.
Он хотел представиться, но вдруг вспомнил, что согласно поверьям, нельзя называть имя случайным встречным. Здесь край легенд и сказок, край фольклора, а кирпичный завод был здесь случайным гостем. Потому и исчез сейчас.
– Ты не местная? – спросил он.
– Еще какая местная, – ответила она.
– Ты говоришь совсем не так, – сказал он. И вдруг понял, что говорит по-русски. Не по-английски, не на своем кривом, ломаном шотландском. По-русски.
Она отвечает, но непонятно, на каком языке. Понятны слова, но непонятно, на каком языке она говорит.
– Ты – из народа холмов? – спросил он.
Она засмеялась, и в ее голосе послышалось журчание реки.
– Ты русалка? – спросил он.
Она встала.
Начинала вставать девушка, а поднялась вороная кобыла с большими глазами. С длинной мокрой гривой, с тонкими ногами. С водорослями, запутавшимися в волосах, словно после купания.