Верные сердца бесплатное чтение

© Анна Рыбкина, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

1. Адидас

Он родился не на улице, не на задворках и не в подвале. Его мама была обычной домашней кошкой, живущей в частном доме. Она выходила гулять на улицу, когда хотела, вот и нагуляла…

Котят было четверо, симпатичных пушистиков ждали будущие хозяева из числа соседей и знакомых. Как-то раз, когда взрослых не было дома, дети вынесли котят во двор поиграть на теплом весеннем солнышке.

Малыши были уже довольно шустрые, они разбегались в разные стороны, а мама-кошка, уставшая от своих проказников, задремала на подоконнике.

Дети не уследили, и один черно-белый котенок, погнавшись за бабочкой, оказался возле забора. Он проскользнул между досок на соседский участок, где тоже было много интересного. Ветер качал цветочки в траве, над ними жужжали пчелы и порхали бабочки.

Котенок был отважным, любопытным и, к сожалению, еще очень глупеньким. Он шел все дальше, а когда в одном из дворов на него лениво гавкнул пес, он припустил со всех ног, уже совершенно не понимая, в какой стороне его дом.

Маленький котенок все больше удалялся от своей судьбы домашнего любимца, он бежал навстречу незавидной участи уличного, бездомного и никому не нужного животного…

* * *

Солнце клонилось к закату, становилось прохладно. Малыш утомился и проголодался. Он плакал и больше всего хотел уткнуться в мамин теплый животик. Его мяуканье услышали местные коты и чуть не надавали ему оплеух.

Бедняжка забился в такую маленькую щель под каким-то сараем, что они не смогли его достать. Да и не очень-то им хотелось, коты отправились по своим делам.

Там, под сараем, котенок и провел всю ночь, трясясь от холода, голода и страха. Скорее всего, малыш бы погиб, слишком уж много опасностей поджидало его на улице, но на следующий день судьба вывела его на задворки столовой, где кормились уже несколько бездомышей.

Большинство из них шипели и гнали от себя незваного гостя, но была там одна кошечка, недавно потерявшая малышей. Она отнеслась к котенку благосклонно, и он стал ее приемным сыночком.

Работницы столовой, выносившие хвостикам еду, сразу заметили кроху. Его трудно было не заметить, потому что он вел себя не так, как уличные кошки и их полудикие пугливые котята.

Он шел, нет, он бежал к людям! Ведь он был уверен, что ему суждено стать домашним любимцем, а значит, одна из этих добрых женщин, выносящих еду, непременно возьмет его на ручки, прижмет к себе и заберет домой!

* * *

Как это обычно бывает, добрые женщины уже имели своих домашних любимцев, и не по одному, и даже не по два. Но ведь всех домой не заберешь!

Так что черно-белый котенок, которого в шутку назвали Адидасом, остался жить на улице, при столовой, а столовая была при санатории. Приемная мама-кошка показала ему места для ночлега, а еще она водила его на прогулки в лесопарковую зону, где учила охотиться на мышей и птиц. Это было очень увлекательно, и все же…

Адидас тянулся к людям. Его не покидала уверенность, что он рожден для ласки и объятий с любимым человеком. И пока его наставница занималась охотой на мышей, он возвращался поближе к санаторию и садился под одной из скамеек – охотиться на своего человека. Когда отдыхающие проходили мимо, Адидас выскакивал из-под скамейки и буквально ловил людей за ноги!

Чаще всего его гнали прочь, ведь он царапал кожу, да и кто захочет прикасаться к чумазому блохастому котенку. Но вера Адидаса в людей не иссякала. Просто он еще не встретил того самого, своего, человека…

* * *

Так прошло лето. А в середине осени закрыли столовую, так как отдыхающих почти не было. Это происходило каждый год, и у кормившейся там компании были свои места для зимовки.

Адидас пошел следом за приемной мамой-кошкой, и она привела его к небольшому продуктовому магазинчику. Персонал там давно не менялся, кошку все знали, Адидаса приняли за ее сыночка. Ну, в общем-то, так и было.

Утром и вечером кошкам и нескольким дворняжкам, обитавшим тут же, перепадало что-нибудь съестное. Продавцы приносили из дома, а иногда угощали списанными деликатесами. Днем животные разбегались по своим делам. Все, кроме Адидаса.

Он усаживался возле входа в магазин и высматривал своего человека. Когда кто-то казался ему подходящим, он подбегал, обхватывал ногу человека передними лапами и не давал пройти, и даже выпускал когти и старался подтянуться повыше, как по дереву.

Как-то в магазин зашла работница из той столовой. На входе узнала Адидаса, а на кассе разговорилась с продавцом:

– Это Адидас. Все лето в санатории у нас провел. Удивительный котенок, вот так настойчиво ищет хозяев!

– Да мы уж знаем, – отвечала девушка на кассе, – переживаем за него! Как бы не обидели, люди-то всякие бывают…

* * *

В конце зимы маму-кошку вновь охватило романтичное настроение, продавцы, уже считавшие местных животных своими подопечными, скинулись и отвезли ее в ветклинику на льготную стерилизацию.

Адидас, хоть и выглядел как взрослый кот, был еще котенком. А приемная мама была самым близким его существом. Когда она исчезла, он растерялся и… пропал.

Его не было больше недели. Видимо, он ходил искать свою маму, кто-то сказал продавцам, что видел черно-белого кота возле санатория.

Когда Адидас вернулся, вид у него был плачевный. Он сильно исхудал, грязная шерсть слиплась, глаза гноились. Он хромал на переднюю лапу, при ближайшем рассмотрении оказалось, что котик травмирован и рана сильно воспалилась. Возможно, кто-то оттолкнул или даже пнул несчастного, когда он пытался искать помощи у людей. Грязному уличному коту следует вести себя скромнее…

Так или иначе, Адидасу требовалась уже медицинская помощь, так что продавцы связались с местным приютом.

Волонтеры забрали котика, тем же вечером его прооперировали, почистили рану, назначили лечение. Так Адидас оказался в приюте…

Он поправился, освоился, теперь у него была крыша над головой, место на диване, еда, вода и даже заботливые руки, которые ее давали и иногда гладили. Но все это приходилось делить с сотней таких же, как он.

Адидас помнил свою мечту – быть домашним и любимым. И он шел к ней с упорством, которому можно позавидовать. Каждый, приходящий в приют, мог в этом убедиться: Адидас расталкивал собратьев, обхватывал ногу нового человека, подтягивался вверх, а когда на него обращали внимание, заглядывал в глаза.

«Посмотри на меня, – говорил его взгляд, – может быть, я тот любимый и единственный кот, который тебе нужен?»

* * *

Адидас прожил в приюте почти год. В феврале я познакомилась с ним лично, когда мы отвозили корм. Да-да, он висел на моей ноге и заглядывал в глаза. Я аккуратно убирала его лапки, объясняя, что приехала не за любимым и единственным котом…

Его зеленые глаза горели надеждой, пробирали до глубины души: «Напишу, обязательно напишу про тебя, – пообещала я Адидасу, – найдется ТВОЙ человек!»

А через некоторое время узнала, что мечта этого котика исполнилась – его забрала девушка, которая влюбилась в Адидаса с первого взгляда! И теперь он домашний, любимый и единственный.

А я все же написала, чтобы и вы порадовались за него!

2. Акробат

Студент третьего курса Константин Смирнов возвращался из гостей в свое общежитие. Час был поздний, шел Костя по безлюдной окраине через частный сектор. Вдруг резкая боль пронзила все его существо, пылая огненным шаром в животе!

Парень, не успев ничего понять, согнулся пополам, в глазах потемнело, и он потерял сознание…

* * *

Костя был местным, родился и вырос в этом городе, в приличной семье. А в общежитии жил, потому что самостоятельности захотелось, не сошлись с отцом в некоторых вопросах, проще говоря – поссорились. И вот уже больше года не общались.

Мама переживала страшно, и ругалась, и плакала, пытаясь их помирить. Все безуспешно. Характеры у них с отцом были одинаковые, тяжелые характеры.

В общаге Косте нравилось, без дела он не сидел, всегда находил, где подработать вечерами. Друзей было много, кроме студенческих, были еще бывшие одноклассники, да и с соседскими ребятами, с которыми выросли в одном дворе, собирались иногда компаниями.

А еще были друзья – бездомные кошки и собаки, которых Костя с детства подкармливал, таская из дома сосиски и котлеты. А теперь и возле общежития его всегда поджидали местные бродяги, зная, что он не забудет купить пакетик корма для котов, а песикам принесет что-нибудь из гостей.

Тем вечером, не дождавшись кормильца, бездомная стая разбрелась на ночлег, кто куда. И лишь один черно-белый пес все сидел у крыльца общежития, внимательно высматривая знакомую фигуру.

А когда начало смеркаться, он побежал по дороге в ту сторону, откуда обычно возвращался Костя…

* * *

Первое, что увидел Костя, когда очнулся, было мамино лицо. Глаза, красные от слез и недосыпа, и улыбка, добрая мамина улыбка.

– Привет, родной, – сказала она, – наконец-то! Как себя чувствуешь? Подожди, я сейчас… врача позову…

От мамы Костя узнал, что был у него острый приступ аппендицита, отчего он и потерял сознание.

– Перитонит это был, – поправил вошедший в палату врач, – опасная штука, скажу я вам! Аппендикс воспаленный лопнул, так что перемыли вам, голубчик, все внутренности. Хорошо, что успели…

Косте предстояло провести в больнице около недели. Ночью ему не спалось, и он услышал тихий разговор дежурной медсестры и нянечки в коридоре:

– Парнишка-то этот на волоске был, если б не собака! Мне Лидка со скорой рассказала, парень в канаве на обочине лежал, сперва думали, что пьяный. А пес возле него – выл на всю округу, а как люди ближе-то подошли, так он лаять начал, как полоумный, за одежду их хватал и прям к парню подтаскивал! О как! Спас хозяина-то!

«Спас хозяина…» – эти слова молотом застучали в голове Кости. Он догадался, кто это был, – молодой черно-белый кобель, которого Костя прозвал Акробатом. Пес был игривым, ловким и прыгучим. Иногда он встречал Костю по дороге в общагу, и парень все удивлялся, как собака чувствует его приближение! Так вот кому Костя теперь обязан жизнью!

На следующий день родители пришли вдвоем. Мама все хлопотала вокруг сына, то одеяло поправит, то лоб влажным полотенцем промокнет. И говорила, говорила:

– Сынок, как выпишут, поедем домой. Тебе нужна строгая диета, мне доктор все написал. Супчики, кашки, все протертое, тепленькое, по семь раз в день. Про общагу свою даже не думай, пока полностью не восстановишься – не пущу!

Костя был еще слаб и бледен. Он посмотрел на отца, который стоял возле окна и, казалось, боялся встретиться с сыном взглядом. Как давно они не виделись, не говорили. Сейчас они оба сожалели о пропасти длиною в год, что пролегла между ними.

У Кости было время подумать, и этой ночью он решил, что сегодня же попросит прощения у отца, да и у мамы тоже, ведь сколько переживаний он ей доставил.

– Простите меня, я был неправ, – сказал Костя слабым голосом, – я думал только о себе и не хотел считаться с вашим мнением…

– Сынок, не надо, тебе нужен покой, мы тебя любим, и папа очень соскучился, правда, Миша? – защебетала мама и с тревогой посмотрела на мужа.

Отец, отвернувшись от окна, внимательно взглянул на сына:

– Тома, не тараторь, дай человеку сказать.

Костя прикрыл глаза, собираясь с силами. Непросто было вновь заговорить о том, что, собственно, и послужило причиной разлада…

О собаке Костя мечтал, сколько себя помнил. Но единожды сказанное отцовское НЕТ не оставляло шансов, пока Костя был ребенком. И вот он окончил школу, поступил в институт и полностью погрузился в учебу. А в конце первого курса, успешно сдав сессию, вновь заговорил о собаке.

И опять его ждала глухая стена несогласия! Вот тогда они с отцом и поссорились, Костя ушел, хлопнув дверью, и с тех пор дома не жил. Первое время перебивался у друзей, а позже удалось получить место в общежитии.

Понятно, что и там заводить собаку было нельзя. Костя не раз задумывался, не снять ли ему какой частный домишко, зажили бы там с Акробатом…

Да-да, мысленно парень уже считал пса своим. Было между ними полное понимание, с полувзгляда, с полуслова. И вот сейчас, спасенный этим самым Акробатом, Костя лежал в больнице, а пес ждал его там, возле общаги, голодал и скучал…

Поэтому, задвинув подальше всю свою молодецкую гордость и амбиции, Костя сказал отцу:

– Папа, я не прошу разрешить мне держать дома собаку, я понимаю… теперь понимаю… это ваша квартира, и вы вправе не хотеть, чтоб по ней бегал пес.

Костя умолк, ему еще трудно было разговаривать, но отец внимательно слушал и не перебивал. Мама тоже притихла. В конце концов, она так хотела, чтобы отец с сыном спокойно поговорили.

– Я прошу о помощи, – продолжил Костя, – там, на улице, мой друг… Он спас мне жизнь, и я его не оставлю. Как только смогу, я заберу его, буду жилье снимать… Но сейчас я прошу, его нужно покормить… Он там, возле общаги, черно-белый такой, зовут Акробат…

Костя был бледен, на лбу выступил пот. Мама вновь промокнула ему лицо влажным полотенцем и заверила, что сейчас же пойдет, купит еды для собак, а отец отнесет.

– Папа, возьми сумку мою, Акробат запах почует и все поймет… – еле слышно добавил Костя.

* * *

– Вот такая история… Пятнадцать лет уж мы вместе с Акробатом по жизни идем, он тогда и с родителями меня помирил, а позже и с супругой будущей познакомил, да… Запутались поводками с ее таксой! Сыновья, вон, все трое, под его присмотром росли… А вы говорите – «усыпить»! Да я за его жизнь до последнего вздоха биться буду!

Мужчина в окружении троих сыновей-подростков сидел в коридоре ветклиники. Акробата оперировали, удаляли опухоль. Несмотря на возраст собаки, хозяин настоял на операции, нашел лучших врачей, все оплатил. И сидел теперь как на иголках, ожидая результата.

И другие посетители, держа на коленях переноски с кошками и собаками, заслушавшись его историей, тоже переживали и старались подбодрить мужчину:

– А чем же закончилась история с аппендицитом? – спросила одна женщина. – Как вы встретились с Акробатом?

Мужчина улыбнулся, вновь погружаясь в воспоминания:

– Мама каждый день навещала меня в больнице и заверяла, что пес-спаситель накормлен и с ним все в порядке. А в день выписки родители приехали за мной на машине, и там… вы представляете… сидел мой Акробат! Намытый, в новом ошейнике! Оказывается, он уже неделю жил у нас дома, отец забрал его в тот же день, после нашего разговора. Я уселся на заднее сиденье, обняв своего друга, а отец, оглянувшись, спросил: «Ну что, едем домой? Восстанавливать силы после операции!» И мы поехали…

Все присутствующие улыбались, прижимая к себе любимых питомцев, больших и маленьких. И тут в коридор вышел врач:

– Константин Михайлович, все прошло успешно, ваш Акробат просто герой! Сейчас он отойдет от наркоза, я выпишу лечение, и можете забирать!

Мужчина, поднявшись, жал руку врача, а по коридору прокатился вздох облегчения.

Через час Константин Михайлович в сопровождении троих сыновей и с собакой на руках вышел из ветлечебницы. Он аккуратно устроил Акробата на коленях у мальчиков, сел за руль, обернулся и сказал:

– Ну что, едем домой? Восстанавливать силы после операции!

И они поехали…

3. Белка

Белке и другим вольным собакам посвящается…

Часть 1. В интересах стаи

Крупная белая собака бежала по лесу. Ветер доносил до нее множество звуков и запахов, все они были интересными, манящими и знакомыми. Можно сказать – родными.

Лес был ее вторым домом. А первым… Настоящего дома у собаки не было, но она и не знала, каким он должен быть. Все три года своей жизни белая собака провела в курортном парке при санатории. Там все ее звали Белкой.

Ничего общего с хвостатыми грызунами, снующими по деревьям, у собаки не было. А Белка – потому что белая. Вся, без единого пятнышка. Красивая, похожая на большую лайку, которые явно были у нее в роду.

Она появилась в парке еще щенком, прибилась к местной стае, да так и осталась. Работники санатория, кормившие собак, уже ничему не удивлялись, на трассе и не таких выбрасывали, породистых…

По достижении нужного возраста Белку, как и многих санаторных собак, стерилизовали, освободив от бремени материнства. И жила она, свободная и счастливая, каждый день бегая по лесу долгими часами, и другой жизни не знала.

К людям и собакам Белка относилась дружелюбно, но никогда ни перед кем не лебезила. Было в ней достоинство, присущее сильным, уверенным в себе животным.

А вот с кошками, которых в парке тоже обитало немало, Белка дружбы не водила, воспринимала их как дичь. Так что при ее появлении у одной из столовых, где все кормились, кошек словно ветром сдувало. Они чувствовали, что белая собака гоняет их не забавы ради и из ее пасти вряд ли удастся вырваться.

Но за кошек заступались люди, и Белка решила, что ей стоит выбрать другие объекты для охоты.

Кровь лайки, бурлившая в ее жилах, гнала в лес, благо он был рядом. Там охотничьи инстинкты вырывались на волю – Белка выслеживала мышей, зайцев, птиц и даже змей.

А иногда просто бежала, как сейчас, в ушах свистел ветер, влажный нос втягивал целый коктейль знакомых, будоражащих запахов, и в груди собаки разливался восторг, дикая и первобытная радость жизни.

И все же Белка была собакой, а они, как известно, животные стайные. А если к собачьей стае присоединялись люди, то картина мира для Белки складывалась полностью. Такие прогулки она обожала.

Лес вокруг курортного парка был испещрен тропами, по которым гуляли туристы и отдыхающие санаториев, те, что пободрее и кому парка недостаточно.

Местные собаководы тоже любили эти места и специально приезжали со своими питомцами погулять в лесу. Иногда собирались по несколько человек и, соответственно, по несколько собак.

Вот к таким компаниям и любила присоединяться Белка. Она легко вливалась в стаю хозяйских собак, и вскоре они бегали за ней, как за вожаком, уткнув носы в землю.

Люди периодически подзывали своих питомцев, а Белка забегала далеко вперед, проверяя, безопасен ли маршрут. Потом возвращалась, и стая с восторгом устремлялась к ней.

Какую опасность высматривала Белка впереди, она не знала, это был просто инстинкт, она словно чувствовала ответственность за всю стаю и людей, идущих по ее лесу.

Вот и сегодня она сопровождала двух женщин, у каждой было по две небольших собачки. Ночью выпал первый снег, и пустой серый лес преобразился. Снег был редким явлением в этом южном крае, он вызывал у Белки особый восторг. И она неслась, сливаясь с пейзажем, оставив позади собачью стаю и людей…

* * *

Наталья и Оксана приезжали сюда гулять уже второй год. Они знали, что тропинка, по которой они неспешно поднимались в гору, за поворотом сойдет на нет и они выйдут на небольшую поляну.

Там они обычно отдыхали и поворачивали назад. Дальше идти было некуда, с одной стороны довольно глубокое ущелье, а с другой – крутая гора без тропинок.

Туда, вверх по склону, и умчалась Белка. Женщины не переживали, она всегда догоняла их.

Вдруг впереди раздался оглушительный выстрел, вмиг стряхнувший тишину и благодать с зимнего леса. Перепуганные птицы захлопали крыльями, а с деревьев посыпался налипший на ветки снег…

Одна из собак, самая молодая, припустила по тропинке в обратный путь, другая, самая чуткая, тревожно залаяла в сторону горы, а два цвергшнауцера настороженно и внимательно уставились на Наталью, свою хозяйку.

Обеим женщинам стало как-то не по себе. Да, сезон охоты был открыт, но очень уж близко прозвучал выстрел, охотники обычно уходили дальше.

Оксана подозвала своих собачек, пристегнула на поводок. Они продолжали смотреть на гору. Затем пару раз там, кажется, взвыла собака, и у Оксаны почему-то вдруг сжалось сердце от нехорошего предчувствия:

– Уж не в Белку ли стреляли?

– Да что ты, кто будет в нее стрелять… – ответила Наталья и осеклась.

По склону медленно спускалась Белка. Она была довольно далеко, и женщины ни за что не разглядели бы ее на снегу, если бы не окрашенный ярко-алым живот. Она останавливалась через каждый метр и ложилась, потом вставала, подвывая, и снова пыталась идти. Вернее, уже ползти.

Оксана, передав подруге поводок, попыталась взобраться по склону навстречу Белке, но, преодолев от силы метров десять, поняла, что дальше ей не подняться. Под тонким слоем снега была мокрая земля, которая скользила, как масло. Ноги просто сами ехали вниз.

Белка уже не продвигалась вперед, лишь скулила в тщетных попытках встать.

– Или у нее повреждены лапы, или, очень серьезно, живот, – предположила Оксана, спустившись обратно.

Все четыре хозяйские собачки дрожали и скулили, чуя кровь и, возможно, кого-то еще…

– Нам нужно идти обратно, вниз, – сказала Наталья, – оттуда сможем позвонить, позвать на помощь, здесь даже телефон не ловит…

Уходить и оставлять Белку одну было тяжко. Оглядываясь, Оксана видела, как собака пытается ползти вниз по склону, но, взвыв от боли, снова замирает.

Оксана заставляла себя отвернуться и идти дальше, потому что оставаться в лесу, не в силах помочь, было бессмысленно. И немного страшно. Женщины уже не сомневались, что Белку подстрелили. Специально ли, случайно? Кто это сделал и где он сейчас?

Они спускались так быстро, как только могли. Минут через двадцать появилась сеть, и Оксана позвонила мужу, вкратце объяснив ситуацию. Он бросил в машину старое покрывало, толстые перчатки, и поехал к курортному парку.

Женщины к этому времени как раз спустились, Наталья посадила в свою машину всех четверых дрожащих собачек и повезла к себе домой, а Оксана с мужем Андреем снова пошли в гору, за Белкой.

Подъем занял еще минут сорок. Оксана, запыхавшись, старалась идти быстрее, ведь Белка лежала там одна, и с каждой минутой из нее уходила жизнь…

Наконец, дошли до поляны. Стали взбираться по скользкому склону, держась за деревья. Белка лежала ближе, чем ее оставили, видимо, собралась с силами и ползла.

– Белочка, мы пришли, потерпи, сейчас… – заговорила Оксана.

Услышав знакомый голос, собака медленно открыла глаза и чуть приподняла голову. Оксана увидела раны, и у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, что дело плохо, но чтобы так…

Надежда на спасение таяла, как красный снег, на котором лежала Белка…

Андрей действовал четко и без лишних эмоций. Заметив, как побледнела жена, он велел ей перестать разглядывать собаку:

– Сейчас я ее приподниму, а ты подсовывай покрывало, – сказал он.

Оксана, стряхнув с себя оцепенение, стала помогать мужу. Белка не сопротивлялась, не скулила, не стонала, только смотрела на людей, и в ее взгляде, казалось, даже не было страдания. Она смотрела тепло и приветливо, будто говорила – я рада вас видеть.

Белка оказалась тяжелее, чем они думали, так что спуск занял много времени. Снег подтаял, тропа была мокрой и скользкой. Несколько раз останавливались, чтобы перевести дух и проверить, жива ли Белка.

Оксана говорила с ней всю дорогу, чтобы собака чувствовала, что она не одна, что ей оказывают помощь, что ее не бросили.

Белка была в сознании, высовывала голову из покрывала и смотрела на свой любимый лес, втягивала носом знакомые запахи, словно стараясь запомнить… Вернется ли она сюда когда-нибудь?

Добравшись, наконец, до машины, уложили собаку на заднее сиденье и поехали в ветклинику. Через пятнадцать минут Белка была на операционном столе.

– Мы не знаем, что случилось, – сбивчиво объясняла Оксана, – но был выстрел. И прошло уже около двух часов…

– Нет, раны не от выстрела, – констатировал врач, осматривая Белку, – такие серьезные повреждения… это мог быть кабан… Что ж, попытаемся…

И двери операционной закрылись.

* * *

Что произошло на самом деле, знала только Белка. Измотанная болью и транспортировкой, она с облегчением погружалась в сон.

Наркоз вновь перенес Белку в лес, по которому она неслась сегодня утром, испытывая радость и восторг, а еще ответственность за оставленных позади четырех собачек и двух женщин.

Вот тогда и раздался выстрел…

В ушах у Белки еще гремело, лапы по инерции еще совершали последний скачок, прежде чем остановиться, а глаза уже видели, как на нее с горы несется раненый кабан!

Огромная туша приближалась, и ей бы отскочить, припасть к земле, пропустив разъяренного зверя… Но там, позади, остались люди и ее стая, а кабан бежал прямо на них…

И Белка бросилась вперед, навстречу. Ей удалось привлечь внимание кабана, и всю свою злость он обратил на собаку. Белка, уводя его в сторону, на секунду отвлеклась, и тут же все ее четыре лапы оторвались от земли!

Секач, пырнув собаку пару раз под живот, отбросил ее на несколько метров в сторону, а сам, сменив направление, побежал вдоль по склону в лес.

После падения Белка подскочила и хотела бежать вниз, к людям, но почему-то снова упала… И пришла боль…

Но сейчас, во сне, боли не было. Белка знала, что тем двум женщинам и четырем собачкам больше ничего не угрожает и они уходят домой.

А ей, Белке, идти некуда, и она остается одна в лесу. И Белка побежала вверх по горе. Тело было невесомым, а лапы словно не касались земли. Так легко ей еще никогда не бегалось!

Душа белой собаки носилась по зимнему лесу, пока врачи, склонившись над ее телом, пытались совершить невозможное.

* * *

– Белочка, вернись, пожалуйста… Давай, девочка, просыпайся, мы рядом, мы тебя ждем…

Белка оглянулась. Что это, ее зовут?

Она посмотрела вперед. Лес манил, сверкая свежевыпавшим снежком, но голос настойчиво повторял:

– Белочка, ну пожалуйста… Возвращайся… Давай, милая, приходи в себя…

Отбросив сомнения, Белка помчалась на голос. Ее зовут! Она нужна! Возможно, кому-то требуется ее помощь…

После нескольких часов напряженной тишины в ветклинике раздались возгласы радости и облегчения. Белка открыла глаза…

Часть 2. Право быть свободной

Собачьи глаза, полные тоски и печали, смотрели сквозь сетку вольера.

– Эх, Белка-Белка! Что же ты со мной делаешь! – вздохнула Оксана и открыла дверь.

Белая собака, похожая на крупную лайку, тут же выскочила во двор. Она отчаянно крутила хвостом и вопросительно переводила взгляд с хозяйки на калитку, ведущую на улицу…

* * *

Хозяйкой Белки Оксана была месяца два, так уж получилось. Бездомную собаку в лесу ранил кабан, и они с мужем привезли ее в клинику чуть живую. Врачи сотворили чудо, но предстоял долгий период восстановления, и Оксана взялась ее выхаживать.

Как только Белка смогла ходить, ее пришлось перевести во двор, где Андрей соорудил небольшой вольер. В помещении уличной собаке было жарко и неуютно, она скулила, озиралась и передвигалась на полусогнутых лапах.

Но и вольер, и даже двор были тесными для вольной собаки. Оксана это понимала, предвидела и все же надеялась, что сможет завоевать сердце белоснежной красавицы вкусной едой, совместными прогулками и, конечно, любовью.

И если с едой все было просто, аппетит у Белки был отменный, то прогулки на поводке стали настоящим испытанием для них обеих.

Белка уже окрепла, и, конечно, ей хотелось передвигаться в своем обычном темпе, который никак не совпадал с походкой женщины. Поводок натягивался, и собака впадала в ступор.

А какие взгляды она при этом бросала на Оксану! В них было все – непонимание, унижение, оскорбление…

На одной из таких прогулок им встретились бездомные собаки, те, с которыми Белка бок о бок рыскала по городу все три года своей жизни.

Стая узнала белую собаку, радостно обнюхивая, сородичи звали Белку поиграть, но поводок ограничивал ее движения. Она стала тянуть, скулить, а потом просто перекусила поводок двумя жевками мощных челюстей!

Ощутив долгожданную свободу, Белка радостным галопом припустила за стаей. Оксана с обрывком поводка смотрела ей вслед. Она понимала – звать бесполезно, Белка убегала в свою прежнюю жизнь, только ее она и знала.

Днем Оксана с Андреем поехали на машине искать Белку. В небольшом курортном городке бездомные собаки знали каждую улицу, и не было сомнений в том, что стая рано или поздно прибежит в зону санаториев, где их подкармливали в многочисленных столовых и кафе.

– Ты уверена, что ей нужна твоя забота? – спросил Андрей, когда они шли по курортному парку.

– Я уверена, – ответила Оксана, – что ей нужны условия для восстановления. Выжить на улице она может, только будучи крепкой и полностью здоровой.

Собак нашли без труда. Набегавшись, они лежали в парке под большой елью, худо-бедно защищавшей их от дождя. В этом году южная зима не баловала солнцем, часто шли дожди, временами переходящие в снег. На улице было холодно, сыро и промозгло.

Увидев своих новых хозяев, Белка обрадовалась, подошла, виляя хвостом. Встретившись взглядом с Оксаной, ткнулась холодным носом ей в ладонь, прости, мол, что сбежала.

Стая провожала их до машины. Белка сама запрыгнула в салон. Похоже, утолив свою жажду свободы, она была не прочь отправиться домой и плотно покушать.

* * *

И вот сейчас Белка, выскочив из вольера, явно собиралась вновь отправиться на самовыгул.

– Нет, Белочка, рано тебе еще, – приговаривала Оксана, поглаживая собаку, – давай до весны подождем, а там посмотрим…

Этой ночью протяжный собачий вой взбудоражил всю округу. Грустную Белкину песню подхватили соседские псы, а две комнатные собачки Оксаны метались по дому и звонко лаяли, слыша такое безобразие во дворе.

Договариваться с Белкой становилось все труднее. К ней возвращались прежние силы, и тоска по вольной жизни брала верх над всеми прелестями и радостями домашних хозяйских собак.

Белкин вой теперь раздавался почти каждую ночь, а иногда и днем, пока Оксана выводила на улицу своих двух собачек.

Пару раз Белке удавалось убежать, один раз она сорвалась у Оксаны с поводка, другой – просто сбила с ног Андрея, когда он, вернувшись домой, заходил в калитку.

Забирали ее все там же, в курортном парке, где она, грязная, пахнущая помойкой и еще неизвестно чем, но очень довольная, отдыхала с сородичами прямо на земле.

Людям она была неизменно рада, домой ехала с удовольствием, и Оксана каждый раз надеялась, что вот-вот дрогнет Белкино сердце и не захочет она больше убегать…

Но ничего не менялось. Наоборот, ближе к весне Белка еще и от еды стала отказываться. Поставив перед ней миску, Оксана подолгу сидела рядом с собакой и вела воспитательные беседы. Белка укладывала голову ей на колени и внимательно слушала, заглядывая в глаза.

И во всей этой истории самым тяжелым для Оксаны были не побеги, не вой и даже не отказ от еды. Самым тяжелым было выдержать этот Белкин взгляд – печальный, всепонимающий, честный:

«Там моя жизнь, почему ты не пускаешь меня?»

– Понимаешь, – говорила Оксана Белке, словно оправдываясь, – всем собакам нужен дом, нужен хозяин, ну, в смысле, любимый человек. И мы хотели… мы думали… что у нас тебе будет лучше. Но у тебя, видимо, свое мнение на этот счет…

Белка ластилась, поскуливая, виляла хвостом и нетерпеливо переступала лапами. Она радовалась, потому что уже знала то, в чем Оксана еще не решалась себе признаться: Белку нужно отпустить.

Если собака хочет так жить, бегать со своей стаей, добывать еду, где придется, спать на земле, выть на луну, это ее право. Пусть ее жизнь будет труднее и, возможно, короче, но она будет и счастливее.

Оксана подошла к калитке, взглянула на собаку. Белка села перед ней, вся как натянутый нерв.

– Беги, гуляй! – И Оксана открыла калитку. – Прощаться не будем, увидимся… – тихо добавила она уже в пустоту и вернулась домой.

Андрей все понял по ее лицу:

– Отпустила?

– Да. Она родилась и жила вольной собакой, и ее право оставаться ею до конца…

4. Большая семья

Ольга уже несколько лет жила одна в небольшом домишке на окраине села. Впрочем, когда женщина слышала такое в свой адрес, ей становилось смешно.

– Да разве ж я одна? – отвечала она. – Не-е-ет, вы что, у меня большая семья!

Деревенские кумушки улыбались и кивали, а за спиной Ольги переглядывались, покручивая пальцем у виска, мол, бабенка-то с придурью, семья у нее, как же, ни мужа, ни детей, одно зверье…

Вот это самое зверье Ольга и называла семьей. И плевать ей было на мнение сельчан, считавших, что если уж держать живность, так для дела, скотину или птицу, ну, пса одного для охраны да кошку, чтоб мышей ловила…

Кошек у Ольги было пять, и четыре собаки. И все они, подумать только, жили в доме, а не во дворе, где им самое место. Так говорили соседи.

Между собой говорили, потому что знали – «этой ненормальной» говорить бесполезно, она лишь рассмеется в ответ:

– Да вы что, нет-нет, хватит с них улицы, нам дома хорошо всем вместе.

Пять лет назад Ольга потеряла мужа и сына в один день. Они возвращались с рыбалки, и на трассе груженая фура вылетела на встречку…

Кое-как придя в себя, Ольга поняла, что не может жить в квартире, где все напоминает о любимых людях, не может ходить по тем же улицам и в те же магазины, что и раньше, с ними. А еще эти сочувственные взгляды соседей…

Через полгода она продала квартиру и вместе с кошкой Дусей переехала в небольшую деревню, купив дом на окраине. Летом занималась огородом, а как наступила зима, устроилась на работу в столовую в райцентре.

И всех своих животных привезла оттуда в разное время. Кто на вокзале попрошайничал, а кто к столовой приходил в поисках еды.

Вот так и собралась у одинокой женщины большая семья, состоящая из родственных душ, в прошлом тоже одиноких и немало настрадавшихся. Но доброе сердце Ольги исцеляло их душевные раны, и они отвечали ей тем же. Любви и тепла хватало на всех.

И еды хватало, хоть было и непросто. Женщина понимала, что не может бесконечно привозить домой животных, и в который раз обещала сама себе – больше никого…

* * *

В марте, после теплых солнечных дней, вдруг вернулся февраль, заметая проталины колючим снегом, загоняя по домам запоздалых прохожих и воя ледяным ветром по ночам.

Ольга спешила на семичасовой автобус, последний вечерний рейс до ее деревушки. Впереди были два выходных дня, и она после работы заскочила в магазины, купив еды для себя и хвостатого семейства, да кое-что несла из столовой, так что обе руки женщины оттягивали тяжелые сумки.

Помня данное себе обещание, Ольга старалась не смотреть по сторонам, думая о ждущих ее дома питомцах и согреваясь этими мыслями.

Но, как говорится в одной мудрой сказке, «зорко одно лишь сердце», и оно заставило женщину остановиться и повернуть голову, не добежав десяти метров до автобуса…

Под скамейкой лежала собака. Она смотрела прямо на Ольгу, но взгляд был отсутствующим, почти стеклянным. Лежала, видимо, давно, ее уже основательно припорошило снегом.

А мимо шли люди, спеша, кутаясь в шарфы и капюшоны. Столько людей, неужели никто не видит?

Сердце у Ольги болезненно сжалось, она сразу забыла и про автобус, и про какие-то обещания. Подбежала к скамейке, бросила сумки и протянула руку к собаке. Та медленно моргнула.

– Слава Богу, живая! – выдохнула Ольга. – Давай, милая, вставай, иди ко мне…

Собака не двигалась, но и не сопротивлялась, когда женщина стала вытаскивать ее из-под скамейки. Собаке было уже почти все равно, она собиралась покинуть этот жестокий мир…

Позже Ольга так и не смогла вспомнить, как дотащилась до здания автостанции с двумя тяжелыми сумками и собакой на руках. Войдя внутрь, она расположилась в самом дальнем углу в зале ожидания и принялась энергично гладить и растирать несчастную худышку, по очереди грея в ладонях ее заиндевевшие лапы.

– Давай, милая, приходи в себя, нам еще до дома добираться. Будешь ты у нас пятой собакой, для ровного счета, – приговаривала Ольга.

Она достала из сумки котлетку и предложила собаке. Та сперва отказывалась, но, немного отогревшись, видимо, передумала покидать этот мир, взгляд ее оживился, ноздри задвигались, и угощение было принято.

Через час женщина с собакой голосовали на трассе, что поделать, автобус-то давно ушел. Ольга соорудила из своего пояса подобие ошейника и поводка, хотя собака, названная Милой, и так шла за ней, буквально прижимаясь к ногам.

А еще через десять минут, не веря в свою удачу, они забирались в теплый салон остановившейся машины.

– Ой, спасибо вам! Не переживайте, я собаку на колени посажу, она ничего не испачкает, – тараторила Ольга.

– А я и не переживаю, – отвечал ей водитель, – пусть на сиденье едет, зачем же на колени. Собачка-то не маленькая…

Но Мила прижалась к Ольге, все еще дрожа, и действительно чудом уместилась на ее коленях.

– Просто… нам так теплее, – улыбнулась Ольга.

Мужчина кивнул, ничего не ответив, только посмотрел на пояс, завязанный вокруг собачьей шеи, и включил посильнее печку. Ехали молча. Ольга обнимала пригревшуюся Милу и задумчиво смотрела вперед, на бешено мчащиеся навстречу снежинки, подсвеченные фарами.

Водитель украдкой поглядывал на красивый профиль сидящей рядом женщины, прижимавшей к себе спасенную собаку. Да, он догадался, что она подобрала ее и везла сейчас домой. Женщина выглядела немного усталой, но спокойной и счастливой.

Он подвез их к самому дому и вышел из машины, помогая донести сумки. Снегу намело уже так много, что мужчине пришлось хорошенько толкнуть плечом покосившуюся калитку. Ржавые петли не выдержали, надломившись, и калитка окончательно завалилась набок.

– Не обращайте внимания, – Ольга вздохнула, – давно пора ремонтировать.

Из дома доносился многоголосый лай и мяуканье. Хозяйка заторопилась к дверям, открыла, и вся ее большая семья высыпала во двор.

– Ну что, потеряли меня? Ну все, все, приехала, куда ж я от вас денусь! Знакомьтесь вот, пополнение прибыло…

Мила неуверенно выглядывала из-за ног своей спасительницы. Ольгины собачки виляли хвостиками и тянули носы к сумкам, которые все еще держал мужчина.

– Ой, да что же мы стоим, – спохватилась хозяйка, – проходите в дом, если вас не пугает наша большая семья. Может, чаю хотите?

Мужчина занес сумки, но проходить не стал:

– Поздно уже, я поеду. А вы кормите семью, они вас так ждали…

* * *

На следующий день, ближе к обеду, во дворе вдруг раздался какой-то стук.

Накинув куртку, Ольга вышла из дома и увидела вчерашнего водителя. Он прибивал новые петли к калитке, разложив вокруг привезенные с собой инструменты.

Увидев Ольгу, мужчина улыбнулся:

– Добрый день! Я вам вчера калитку сломал, вот, чинить приехал… Меня, кстати, Владимир зовут, а вас?

– Ольга…

Хвостатое семейство с любопытством обнюхивало вчерашнего гостя. Он гладил их, присев на корточки.

– Оля, не мерзните, идите в дом. Я скоро закончу, и от чая не откажусь. Там, кстати, тортик в машине. И кое-какие гостинцы для вашей большой семьи…

5. Больше ни на шаг…

Татьяна была слабовидящей с рождения. Девушка давно привыкла к своей инвалидности и научилась с этим жить. Она закончила учебу, нашла работу, самостоятельно передвигалась на общественном транспорте по городу, ходила в магазины… В общем, жила.

Сказать, что она не испытывала при этом никаких трудностей, будет, конечно, нечестно. Испытывала, еще какие! В нашей стране мало что приспособлено для удобства инвалидов, даже в Москве, где и жила Таня.

Каждое лето девушка проводила в Пензе, у мамы. Добиралась самостоятельно на междугороднем автобусе. Ночь в пути – и шумная Москва сменялась тихим уютом родного города…

Июнь выдался солнечным, теплым, ласковым. Танина мама, в отличие от дочери, не могла позволить себе отпуск на все лето, а потому Таня много времени проводила одна, гуляя по знакомым улочкам и скверам.

И однажды, когда девушка сидела на скамейке, подставив лицо солнышку, ей в ладонь ткнулся мокрый нос. Татьяна не испугалась и не отдернула руку – когда зрение ограничено, привыкаешь к неожиданным прикосновениям.

Средних размеров собака стояла возле скамейки и виляла хвостом. Таня смутно различала ее очертания.

– Привет, – улыбнулась девушка и протянула руку.

Собака буквально поднырнула под ладонь, недвусмысленно прося ласки. Так состоялось их знакомство. Через пять минут Таня в сопровождении нового друга направлялась в центр парка, к киоску с хот-догами.

Купив сразу пару, она скормила собаке сперва сосиски, а затем и булки.

– Голодный, бедняга, – прокомментировала продавщица из киоска. – Их тут знаете сколько бегает! Но этот новенький, недавно появился. А местные его гоняют, не берут в свою стаю…

Таня еще немного прогулялась по парку, пес не отходил от нее ни на шаг. Оно и понятно – прикормила, думала девушка. Пора было возвращаться домой, но ей так не хотелось расставаться с новым другом.

Татьяна вдруг ощутила, что в сопровождении собаки идти легче. Пес слегка касался корпусом ее ноги и как будто вел ее. Решив проверить это, Таня пошла чуть вбок и вскоре почти уперлась в ограждение, но за пару шагов до него собака забежала вперед и мягко стала оттеснять девушку от забора.

– Какой же ты молодец! – воскликнула Таня и погладила пса.

Нащупав остро торчащие лопатки и позвоночник, она вспомнила, что пес брошен, голоден и одинок. Ну разве могла она оставить такое сокровище?

– Пойдем домой, – сказала Таня и похлопала себя по левой ноге, чтобы собака продолжала двигаться рядом.

Наверное, эти слова были знакомы бедняге, потому что он сперва замер, а потом плотнее прижался к Тане и уже не отходил ни на шаг.

* * *

Всю следующую неделю у Тани и ее нового друга было много приятных хлопот. Имя ему дали самое что ни на есть простое – Дружок. Оно отлично отражало суть отношений девушки и собаки, это была настоящая дружба, с уважением, доверием и радостью.

Пес был накупан, причесан, обзавелся красивым ошейником и поводком, посетил ветклинику, где ему сделали прививки и выдали ветпаспорт.

Дружок был удивительно смышленым, он сопровождал свою новую хозяйку повсюду и везде вел себя достойно, в магазинах, транспорте, так что ни у кого даже сомнений не возникало, что это обученный пес-поводырь.

За лето Таня так привыкла к Дружку, что уже не представляла, как раньше справлялась без него. Конечно, она решила возвращаться в Москву с собакой. За пару недель до отъезда купила намордник и приучала к нему совершенно добродушного пса.

– Дружок, привыкай! – приговаривала Таня. – А вдруг потребуют, наденем для порядка.

И пес послушно подставлял морду. Он доверял хозяйке всего себя, целиком.

В день отъезда Таня очень нервничала. В кассе, покупая билет, она озадачила женщину-кассира:

– Один взрослый, один багаж и один билет на собаку, пожалуйста.

– На собаку? У нас предусмотрен провоз только мелких животных в специальных переносках. Оплачивается как багаж…

Таня не стала спорить с кассиром и, взяв билет и две багажные квитанции, отправилась на посадку. Чтобы избежать лишних вопросов, намордник на Дружка надели еще при входе на автовокзал, ветпаспорт был наготове, и все же…

Увидев собаку, водитель наотрез отказался пускать ее в салон. Таня объясняла, что она слабовидящая, инвалид, а собака ее сопровождает, все бесполезно. Пассажиры вступились за девушку и тоже спорили с водителем, вызвали даже дежурного по вокзалу.

На Дружка не было документа, что он собака-поводырь, не было переноски, да и к мелким животным его отнести было нельзя, поэтому, чисто теоретически, водитель имел право отказать. Но вот по-человечески…

Собака вела себя тихо и спокойно, прижимаясь к ноге хозяйки, которая уже была близка к отчаянию. Следующим утром Тане нужно на работу, и другой возможности добраться до Москвы вовремя не было.

Подошло время отправления, пассажиры не унимались, споря с водителем. В конце концов он сказал:

– Хорошо, пусть собака едет, но только в багажном отделении! Не в салоне!

Татьяна замешкалась, оставлять Дружка одного в багажном отсеке ей вовсе не хотелось, но времени на дальнейшие споры не было. Пес послушно запрыгнул в багаж, Таня собиралась снять с него намордник, но водитель запротестовал:

– Нет, не снимайте! У нас несколько остановок, будут новые пассажиры с багажом.

Девушка вздохнула. Она наклонилась к Дружку, обняла его и прошептала на ухо:

– Лежи здесь и жди. Скоро мы будем дома, нужно потерпеть до утра, хорошо?

Дружок доверял хозяйке: ждать – значит, ждать, до утра так до утра…

И автобус помчался в ночь…

* * *

Пару часов Таня не находила себе места, переживая за собаку. Она с нетерпением ждала остановки, чтобы выйти и проверить, все ли в порядке у Дружка. В салоне была полутьма, пассажиры спали, и Таня не заметила, как провалилась в тревожный сон, утомленная переживаниями.

Проснулась, когда уже подъезжали к Москве. Еле дождавшись остановки, Таня первой вышла из автобуса. Пассажиры столпились возле багажного отделения, а водитель не очень-то спешил его открывать. А когда, наконец, соизволил, общий возглас удивления пронесся по толпе.

Таня забралась в отсек и стала ползать на коленках, шаря руками между сумок и чемоданов. Но она уже понимала – Дружка в багажном отделении нет…

– Как «убежал»?! Когда, на какой остановке?! Почему вы не сказали мне?

Таня с трудом задавала эти вопросы водителю. Ее душили рыдания. Она ясно представляла себе картину произошедшего: обозленный водитель на первой же остановке, а то и просто на трассе, вышвырнул собаку из багажного отсека и поехал дальше!

Не мог Дружок убежать, Таня это знала. Она умоляла водителя хотя бы сказать, где это случилось, но он, закрыв автобус, просто ушел от девушки, которая видела лишь его силуэт.

Ей потребовалось около часа, чтобы прийти в себя. Домой Таня не поехала, на работу позвонила и взяла отгулы по семейным обстоятельствам, затем купила обратный билет. Что-то ей подсказывало, что искать Дружка надо ближе к Пензе.

* * *

Мама ахнула, увидев вечером дочь с опухшим от слез лицом, а услышав печальные новости, накапала себе успокоительного.

История быстро распространилась среди соседей. Все они успели полюбить милого смышленого пса. И начались поиски.

Соседская девочка дала объявления в интернете, школьная подруга Тани распечатала фото Дружка, и они с мужем проехали по маршруту автобуса, расклеивая листовки на остановках.

Таня и сама ездила с соседом, дедушкой на стареньких жигулях, по городкам и деревням, в надежде найти там Дружка. Но местные, глядя на фото, лишь качали головами – нет, не видали такого…

Прошло две недели. Надежда таяла, но Таня не могла уехать домой, она продолжала верить, что Дружок найдется.

Однажды, незаметно для себя, Таня пришла в парк, где они познакомились. Она долго сидела на той самой скамейке, вспоминая, как в руку ткнулся мокрый нос. Казалось, сама судьба свела их вместе…

По щекам девушки катились слезы, а губы беззвучно двигались, в своем сердце она горячо молилась за собаку:

– Господи, пожалуйста, пусть он будет жив! Пусть он найдется…

В кармане зазвонил телефон, Таня вздрогнула и долго не могла нажать на «ответ», руки почему-то не слушались, сердце колотилось.

Звонили из приюта:

– Алло, Татьяна? Кажется, отловили мы вашу собачку. Трудно точно сказать, состояние у него не очень… Но по описанию вроде ваш, намордник на шее болтается… В общем, приезжайте.

Таня уже бежала к стоянке такси, прижимая к уху телефон:

– Что с ним? Как он? Я сейчас приеду, говорите адрес…

Это был Дружок… Ее родной, любимый, милый, верный пес!

Грязный, исхудавший, покусанный собаками, при виде Татьяны он так застучал хвостом об стол, где ему делали перевязку, что ветврач и волонтеры весело рассмеялись:

– Ого, как оживился, от одного вашего вида сразу на поправку пошел!

Таня плакала, обнимая собаку:

– Дружочек, прости меня! Больше ни на шаг, ни на шаг от себя не отпущу…

* * *

Дружок быстро выздоравливал. Через неделю они с Таней уехали в Москву. На машине с друзьями.

А в дальнейшем – много путешествовали, пес везде сопровождал свою хозяйку. И никогда больше Таня не заходила в транспорт, в который не пускали собаку, и не посещала магазины, в которых ее просили оставить Дружка ждать за дверью.

«Больше ни на шаг…» – она помнила свое обещание.

6. Брошенки

  • «Брошенка» – мороз по коже…
  • Слово режет, как кинжал.
  • Но поймет лишь тот, кто тоже
  • Взглядом спину провожал…
Анна Рыбкина

Женщина сидела на скамейке, не в силах встать. В голове еще звучали его слова: «Прости, нам надо расстаться…»

Сперва была растерянность – как, почему, за что? Она еще не верила, а он уже удалялся быстрым шагом, будто боясь, что она бросится следом, станет плакать, умолять, устроит сцену…

Но женщина лишь смотрела, как его фигура таяла в осенней дымке, и вскоре перед ней была пустая аллея. Вот тогда осознание накатило тяжелым катком, придавив все ее мысли и чувства. Она не могла даже набрать в грудь воздуха, чтобы заплакать.

Время остановилось. Она не знала, сколько просидела так, но очнулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. На долю секунды сердце екнуло от слабой надежды: «Вернулся?!» – но тут же: «Глупости, кого я обманываю!»

Она огляделась, парк был пуст. Только рыжая дворняга сидела у скамейки напротив и внимательно заглядывала в глаза женщине.

А та, мельком посмотрев на собаку, едва ли понимала, что происходит. Ей казалось, что из груди вырвали кусок и теперь там зияющая дыра, в которую вылетает весь ее уютный, слаженный внутренний мир. Остается лишь пустота…

Женщина поднялась и медленно пошла в сторону дома. Не шелохнувшись, собака долго провожала ее взглядом.

* * *

Дома легче не стало, наоборот…

В прихожей еще витал запах его одеколона, на кухне стояла его чашка, в холодильнике – гора нажаренных для него котлет, в ванной – щетка и полотенце.

Она металась по квартире, натыкаясь на его вещи, и пустота в груди заполнялась болью. Нестерпимой, мутной, грозящей захлестнуть с головой и утопить в своей глубине.

И позвонить-то некому. Мама только обрадуется такому известию, не принимала она его, на дух не переносила. Подруги… А нет их, как-то незаметно отдалились, каждая погрузилась в свою жизнь, семью, и стали просто знакомыми, а так, чтоб душу излить… Некому!

«Ох, Лена-Лена, – думала она про себя, – как же ты докатилась до того, что центром твоей вселенной стал мужчина, вытеснив всех остальных, даже тебя саму!»

А теперь он ушел, и вселенная рухнула.

Продолжая ходить по квартире, она остановилась у зеркала и подняла глаза. Осунувшееся лицо и новое, незнакомое выражение – «брошенка». Хотя почему незнакомое? Где-то она видела такой взгляд… Недавно, сегодня…

Вспомнила!

Рыжая собака появилась в парке недели две назад. Каждый день, возвращаясь с работы, Лена видела ее, но едва ли замечала. Ведь она спешила домой, в свой уютный мирок. Там ей было кого кормить, любить, заботиться. ОН, только он был в сердце и в мыслях! А собака… ну, мало ли их, бездомных.

А сейчас, стоя у зеркала, она вспомнила этот взгляд. И вмиг осознала, что чувствует эта рыжая собачка, в глазах которой растерянность, непонимание, вопрос: как, почему, за что? «Брошенка».

Накинув плащ, Лена уже открыла входную дверь, потом, не разуваясь, забежала на кухню, вывалила в пакет котлеты и побежала в парк…

* * *

Уже смеркалось, накрапывал холодный дождик. Лена помнила, что видела дворнягу почти всегда на одном и том же месте. Видимо, и у нее расставание с любимым человеком произошло где-то поблизости.

В сумерках, на фоне рыжей листвы, увидеть собачку было практически невозможно, сама она к людям не подходила, наблюдая всегда со стороны. Оставалось только надеяться, что аромат котлет привлечет ее. Лена очень-очень хотела ее найти.

Она села на мокрую скамейку, ту самую, возле которой пару часов назад сидела собака. Открытый пакет с котлетами положила рядом на тротуар.

– Ну, где же ты, собачка?

* * *

А рыжая собачка лежала, свернувшись калачиком, под скамейкой. Котлеты пахли очень привлекательно, но она не спешила выходить. За свою недолгую бездомную жизнь она уже поняла, что не всякий, дающий еду, имеет добрые намерения.

Да и вообще, она перестала понимать людей. Казалось бы, все, что она могла дать человеку – свою любовь, верность, всю себя без остатка, – она отдавала. Хозяин был для нее всем, центром ее вселенной.

А теперь он ушел, и вселенная рухнула.

И если уж любимому человеку нет до нее дела, то что говорить о других, совершенно чужих людях…

Но эту женщину, сидящую сейчас на мокрой скамейке, она знала. Видела каждый день, как та спешит домой, улыбаясь своим мыслям и не замечая ничего вокруг.

Иногда ее встречал мужчина, и они шли домой вместе. А сегодня этот мужчина бросил ее. Он ушел, точь-в-точь как ее хозяин недавно, а женщина сидела и смотрела ему вслед.

От каждого человека исходят волны эмоций, и животные без труда их распознают. Страх, ненависть, сострадание, жалость, любовь – этого не скрыть от собаки. От этой женщины веяло такой знакомой тоской покинутого существа, что хотелось выть…

Или лучше – подойти, заглянуть в глаза и лизнуть руку? Ну, еще можно съесть одну ароматную котлетку, раз она так хочет…

* * *

Лена чувствовала, что черная дыра в груди увеличивается в размерах. Мысль о том, что нужно возвращаться в пустую квартиру, была невыносима.

– Рыжуля, где же ты? Ты мне так нужна… Пожалуйста, спаси меня…

Не подозревая, что собака рядом и внимательно слушает, Лена, опустив голову, продолжала свой монолог, ей просто необходимо было выговориться:

– Прости, я раньше не замечала, не понимала тебя, мимо проходила. А сегодня, видишь вот, на своей шкуре прочувствовала, каково это… Все по глазам твоим поняла… Пойдем со мной, Рыжуля, вместе мы справимся…

И опять это чувство – чей-то внимательный взгляд. Женщина подняла голову; собака сидела перед ней.

Лена обрадовалась так, будто это была ее потерявшаяся собака и вот она нашлась! Эта радость заполнила пустоту в груди и, вырвавшись наружу, волной окатила рыжую собачку, уставшую от собственной тоски и равнодушия людей.

И они пошли домой, две «брошенки», нашедшие больше, чем потеряли. Им не нужны были слова и даже котлеты…

Хотя нет, котлеты пригодились. Не пропадать же добру!

7. Букет

По мотивам истории Беннет Серф

В одном рейсовом пригородном автобусе по соседству оказались молодая девушка и пожилой мужчина. У девушки на коленях сидел щенок, а мужчина держал в руках огромный букет.

Они ехали около получаса, но девушка уже еле справлялась с непоседливым малышом. Ему скучно было сидеть на коленях, он хотел играть, хватал своими острыми зубками все подряд и уже наделал кучу затяжек на вязаной кофточке хозяйки.

Впрочем, она не была его хозяйкой, и это было заметно. Девушка не знала, как обращаться со щенком, она то ругала, то ласково уговаривала непоседу, при этом ни разу не назвав по имени.

Пожилой мужчина с букетом спокойно наблюдал за своей соседкой. Когда щенок начал скулить, а другие пассажиры – недовольно оборачиваться, он обратился к девушке:

– Позвольте вам помочь…

Встретив ее беспомощный вопросительный взгляд, он улыбнулся:

– Я вижу, у вас нет опыта общения с собаками, тем более с такими вертлявыми хулиганами. Будьте добры, подержите…

И мужчина протянул ей букет, а сам взял на руки щенка. Малыш притих, внимательно обнюхивая нового человека.

– У меня дома кот, вот он и изучает, – пояснил мужчина. – Ну что, будем знакомиться? Я – Павел Дмитриевич…

– Очень приятно, я – Лера, – ответила девушка, – а это… щенок. Имени у него нет, его подкинули нам в подъезд неделю назад. Домой взять я его не могу, родители не разрешают. Я очень надеялась, что кто-нибудь из соседей заберет, но они только ругаться начали, что я собаку в подъезде подкармливаю…

Павел Дмитриевич слушал девушку, разглядывая щенка и почесывая ему за ушками. Тот немного успокоился.

– И куда же вы с ним теперь?

– Бабушке везу, в деревню, – ответила Лера, тяжело вздохнув. – У нее, правда, своих двое, ну, может, уговорю оставить или отдать кому… А вы куда едете? С таким красивым букетом? Ой, простите…

Девушка смутилась от своего любопытства. Букет ее завораживал, она никогда не держала в руках столько цветов. Павел Дмитриевич улыбнулся:

– Букет для моей супруги. Это ее любимые. Сегодня годовщина…

Лере показалось, что мужчина хотел еще что-то добавить, но тут их автобус подъехал к небольшой автостанции, и водитель объявил стоянку десять минут.

Щенок снова забеспокоился, и Павел Дмитриевич предложил вынести его на улицу:

– Вон отличная лужайка, думаю, наш общий друг с удовольствием сделает там лужу. Лера, вы пойдете? Или, если хотите, можете остаться здесь, мы быстро.

– Да-да, я посижу, – ответила девушка.

Она задумчиво смотрела через окно, как Павел Дмитриевич бегает по лужайке, играя со щенком. Седовласый мужчина в приличном костюме смеялся и двигался как юноша.

«Сколько же ему лет? Он явно старше моих родителей, – думала Лера. – Но я не помню, чтобы они когда-нибудь так весело смеялись…»

Она перевела взгляд на букет.

«А эти цветы! Почему папа никогда не дарил маме цветов? У них что, не было годовщин?»

– Ну, вот и мы!

Павел Дмитриевич усаживался на место. Его лицо озарилось очень теплой и доброй улыбкой, на щеках играл румянец.

– Ох, и забавный он, этот ваш щенок! Так обрадовался свободе, так бегал, вы видели? А чтобы ему нескучно было дальше ехать, мы вон палочку нашли. Вам, кстати, еще долго ехать?

Лера рассеянно смотрела на щенка, который уже увлеченно грыз палку, расположившись с ней на коленях Павла Дмитриевича.

– До самого конца, еще около часа, – ответила Лера, – а вам?

– Мне уже скоро выходить…

Какое-то время ехали молча. Девушка прижимала к себе букет, вдыхая аромат свежих роз, а пожилой мужчина баюкал на коленях маленького щенка.

– Послушайте, Лера, – вдруг сказал Павел Дмитриевич, – я вижу, вам очень нравятся цветы. А что, если я подарю вам этот букет, а вы подарите мне щенка? Ведь там, в деревне, его никто не ждет, а мы с ним уже успели привыкнуть друг к другу…

Пожилой мужчина смотрел на Леру глазами подростка, который просит у родителей собаку. Она растерялась. Конечно, она будет только рада, если Павел Дмитриевич заберет себе щенка, но вот принять такой шикарный букет она и хотела, и почему-то не решалась.

– А как же ваша жена? – спросила Лера. – Ведь годовщина…

Мужчина вздохнул, улыбнулся и ответил:

– Лерочка, не беспокойтесь об этом, уверен, она меня простит.

– И не будет против собаки? – зачем-то уточнила Лера.

– Ни в коем случае! – заверил ее Павел Дмитриевич. – Наоборот, она будет рада, что у меня появился новый друг. И знаете, я назову его Букет, в память о нашей встрече.

Через пять минут автобус отъезжал от очередной остановки. Девушка с огромным букетом роз смотрела в окно, провожая глазами пожилого мужчину.

В петлице его пиджака красовалась пурпурная роза, которую он вынул из букета, прежде чем отдать Лере цветы.

Он шел уверенной моложавой походкой, время от времени поглядывая за пазуху и улыбаясь, пока не скрылся в воротах кладбища…

8. Быть тебе Степаном

Обычный рыжий кот, он вырос и жил на улице. И ему были знакомы все опасности и превратности уличной жизни…

Изо дня в день он дрался с другими котами, спасался на деревьях от злых собак, уворачивался от летящих вслед камней, искал укрытие от непогоды в подъездах и подвалах.

Знал он и добрые руки сердобольных старушек, которые, имея дома по несколько кошек, еще умудрялись подкармливать таких, как он, бесхозных…

Самым страшным врагом Рыжего кота был голод, и каждое утро стояла задача – найти пропитание. Потому что, он знал, стоит только остаться голодным на пару дней, как все беды разом свалятся на его рыжую голову. Коты побьют, дворовые псы загоняют, а холод и сырость проберут до костей…

Когда наступала зима, Рыжий обшаривал помойки с двойным усердием – чтобы сопротивляться морозу, нужно было больше есть и больше двигаться.

Все три года его бездомной жизни коту сопутствовала удача, всегда удавалось что-то найти или подбежать вовремя к добрым бабушкам и урвать себе кусочек пожирнее.

Но вот наступила четвертая зима… Таких суровых морозов на памяти Рыжего еще не было! Улицы словно вымерли, старушки куда-то подевались, помойки промерзли. Если где что и было съедобного, то найти это оказалось просто невозможным – все дворы перемело огромными сугробами.

Передвигаться было очень сложно, казалось, лапы вот-вот примерзнут к плотному снежному насту, их сводило судорогой уже через несколько минут. Рыжий, сколько мог, отсиживался в подвале, но голод гнал его на улицу, а морозы не отпускали.

С каждым днем путь до ближайшей помойки становился все длиннее, и однажды, ничего не найдя в заметенных снегом баках, изможденный кот понял, что обратно до подвала ему не добраться…

Так он и сидел в сугробе, уже не чувствуя лап, да и вообще ничего. Даже холода… Даже голода… Рыжий закрыл глаза, хотелось спать…

Из оцепенения его вывел звук подъехавшего автомобиля. Водитель выскочил, подняв ворот дубленки, достал из багажника пакет с мусором, быстро швырнул его в бак и поспешил вернуться за руль. Взглянув на дорогу, он чертыхнулся и снова вышел из машины.

В свете фар мужчина увидел рыжего кота, застывшего прямо перед его автомобилем в странной скрюченной позе. Но полминуты назад никакого кота не было… Значит, он сам выполз на дорогу… Значит, еще жив!

В теплом салоне, завернув кота в плед, мужчина аккуратно его массировал, чтобы разогнать кровь.

– Ну, давай, давай, держись! – приговаривал он. – Сейчас отогреешься… Степка, неужели ты? Бедняга, где ты был, мы же тебя там искали, на старом месте…

Убедившись, что кот немного отогрелся, мужчина повез его домой.

Рыжий никогда не ездил в машине, никогда не ощущал таких уверенных прикосновений человеческих рук, никогда ему не было так страшно и так… хорошо. Он чувствовал, что не зря, собрав остатки сил и волю к жизни, преодолел сковавшее его оцепенение и выполз на дорогу.

И сейчас, свернувшись в теплом пледе, он посматривал на мужчину за рулем, и его обычный животный страх растворялся, уступая место какому-то новому чувству, доселе незнакомому.

Странно, ему не хотелось убегать… Уютный плед и мерное покачивание автомобиля убаюкивали. Рыжий уснул…

* * *

Аккуратно положив на диван свою ношу, мужчина, улыбаясь, повернулся к жене и дочке. Они с любопытством приглядывались к свернутому пледу.

– Милые мои, вы не представляете, какой у меня для вас сюрприз! Наш Степка нашелся!

И мужчина торжественно откинул уголок пледа – оттуда показалось рыжее ухо. Мама с дочкой так и ахнули. Они потеряли своего любимца год назад при переезде. И сколько потом ни искали, сколько ни клеили объявлений – все бесполезно. Не нашли…

Девочка на радостях уже хотела зацеловать «любимого Степочку», но мама вовремя ее остановила:

– Подожди, Катюша, он от нас отвык, давай дадим ему время. В первую очередь его надо накормить и обработать от… ну, в общем, искупать его надо…

Папу тут же отправили в зоомагазин за вкусными паштетами и разными средствами «для давно немытых котов», как выразилась дочка.

Рыжий достойно выдержал все процедуры, отдавшись на милость этих удивительных людей, которые хлопотали вокруг него, ласково приговаривая:

– Степа, Степочка, хороший ты наш… Потерпи, будешь чистый, красивый… Господи, худющий-то какой! Ничего, мы тебя откормим…

Кот действительно был истощен. Сил вырываться и убегать просто не было, да и не хотелось. После лютого мороза и грязного подвала погружение в тазик с теплой водой показалось Рыжему блаженством.

Откушав ароматного паштета, только что купленного и распечатанного специально для него, Рыжий снова уснул. И проспал всю ночь в детской комнате, куда его уложила Катя. Девочка не пожелала расставаться с «любимым Степочкой».

* * *

Утром мужчина отвез дочку в садик, а сам уехал на работу. Рыжий с мамой остались дома на хозяйстве.

– Ну, дружок, – сказала она, – идем, я тебе кое-что объясню…

И пошла в ванную. Там она показала коту лоток с песком и сказала:

– Я знаю, что ты – не он, но это не важно. Так уж вышло, быть тебе Степаном! И пусть это будет нашей с тобой тайной. А чтобы вжиться в роль, тебе надо освоить лоток и когтеточку.

Мама улыбнулась и ласково погладила Рыжего, вернее, теперь уже Степана.

– Ты умный и очень хороший, ты справишься, – подмигнула она.

И он действительно справился. Да и как мог он подвести такую замечательную маму? Или разочаровать прелестную девочку Катю? Или не оправдать надежд папы, своего спасителя?

Встреча с этими людьми была самой большой удачей в жизни Рыжего кота. Так он считал. И надеялся, что мамина доброта и его везение эхом отзовутся в жизни того, потерявшегося Степана. И пусть он тоже обретет любящую семью…

9. Везунчик

Кошка с котятами, по обыкновению, устроилась в подвале. Это были не первые ее дети, но интуиция подсказывала, что последние. Кошка была немолода, и полуголодная уличная жизнь здоровья не прибавляла.

А потому с особой заботой и трепетом она прижимала к себе четыре пушистых комочка, молясь кошачьим ангелам, чтобы хоть кому-то из них повезло обрести настоящий дом.

Конечно, лучше бы всем, но кошка знала по опыту, как редко это случается с уличными котятами…

Она помнила, что такое ДОМ. Когда-то она была домашней, когда-то она была любимой… Это счастье длилось меньше года, потом с ее хозяйкой случилась беда, и юная трехцветная кошечка стала бездомной.

Не приспособленная к уличной жизни, она быстро превратилась в тощую и грязную попрошайку, бежавшую с распахнутым сердцем навстречу каждому человеку…

Но в лучшем случае она получала объедки, брошенные на землю, а в худшем… Не стоит и вспоминать. Кошка быстро поняла, что бесполезно ждать любви и ласки от чужих людей. Видимо, ее любила только хозяйка.

Морозными ночами, отвоевав себе место где-нибудь в подвале на теплой трубе, кошка погружалась в воспоминания. Ей чудилось, что она свернулась калачиком на хозяйских коленях, а ласковые родные руки гладят ее шерстку и чешут за ушком.

А потом кошка впервые стала мамой, и всю свою любовь и нежность направила на малышей. Так повторялось из года в год. Котята взрослели, кто-то убегал в соседние дворы, кого-то забирали люди, с некоторыми случалось непоправимое…

На улице много опасностей – машины, собаки, люди. Сколько боли пережило маленькое сердечко мамы-кошки, было известно лишь ей одной.

* * *

Погрузившись в воспоминания, кошка задремала в теплом подвале с четырьмя новорожденными котятами. Ночью она проснулась от шума воды где-то рядом, а приподнявшись, с ужасом поняла, что ящик, в котором она лежала, уже не стоит на твердой поверхности, а плавает!

Но ей было не до паники, материнский инстинкт сработал четко. Схватив одного из котят, кошка не раздумывая прыгнула в воду и поплыла к подвальному окну, выше которого вода не поднималась, вытекая на улицу.

Выбравшись на тротуар, кошка заметалась в поисках укромного места для малыша. Времени не было. Сунув котенка под лавку, она исчезла в подвальном окне.

Вновь оказавшись в ледяной воде, кошка вдруг поняла, что у нее не так уж много сил. Холод сковывал ее худое тельце, а сердце замирало от ужаса – она не могла найти ящик, в котором остались малыши.

Откуда ей было знать, что от ее прыжка он качнулся, сильно накренившись, и через несколько секунд скрылся под водой. Кошка плавала в темноте кругами, ее лапы двигались все медленнее, и она вполне могла разделить участь своих трех котят, как вдруг с улицы донесся отчаянный писк спасенного малыша. Единственного спасенного!

Собрав последние силы, мама-кошка выбралась из затопленного подвала. Стояла ранняя весна, ночами еще было холодно, и маленький котенок быстро терял тепло.

Мокрая и окоченевшая кошка подхватила его и потрусила через двор, сама не зная куда…

* * *

В соседнем дворе располагалась котельная, там работал дед Степаныч, которого знали все местные кошки и собаки. Старик был суров на вид, постоянно ворчал и покрикивал на уличных лохматых бродяг, но их ведь не обманешь…

Животные точно знают, у кого доброе сердце, и тянутся к такому человеку. Степаныч кормил и помогал тем, кому было особо тяжко, слабым и больным. Зимой пускал погреться замерзавших.

Вот туда и пришла кошка-трехцветка со своим единственным малышом. Она юркнула в приоткрытую дверь, а там, ощутив тепло и относительную безопасность, просто без сил опустилась на пол, прижав к себе котенка.

А он, тоже замерзший и проголодавшийся, ползал, тыкался ей в живот и истошно пищал, требуя еду. От стресса и переохлаждения молоко у мамы-кошки пропало, и жизнь еле теплилась в ее худеньком теле.

Вся живность, обитавшая в котельной, уселась кружком возле лежащей кошки. Первыми котенка услышали две маленькие собачки, живущие здесь с осени. Они разбудили дремавшего Степаныча, и он, что-то ворча себе под нос, пошел смотреть, в чем дело.

За ним, потягиваясь, направились две кошки. А третья тревожно выглядывала из старой плетеной корзины – неделю назад у нее родились котята.

И это было большим везением для голодного малыша, спасенного кошкой-мамой из затопленного подвала…

* * *

Кошку-трехцветку Степаныч выходил с большим трудом. Потеря котят разбила ее сердечко, она совсем не хотела есть и вообще жить. Она ходила по котельной как тень, вдоль стенок, а чаще всего сидела в углу, метрах в трех от корзины с котятами.

Мурка, приняв ее сыночка за своего, не подпускала к детям чужую кошку. Степаныч только вздыхал, наблюдая за горем и отчаянием трехцветки.

Спустя месяц по котельной шустро бегали пятеро котят – четыре сереньких, полосатых, и один ярко-рыжий. И хотя был он на неделю младше остальных, но не уступал собратьям ни в скорости, ни в размерах.

– Ну ты и везунчик! – говорил Степаныч, ухмыляясь.

Узнав о затоплении подвала той ночью, когда мокрая обессилевшая кошка с малышом появились в котельной, старик догадался о случившемся несчастье.

Рыжему котенку повезло дважды. Причем оба раза по-крупному, он выжил! Его первого схватила мать, выбираясь из подвала, а полосатая Мурка приняла его в свою семью и выкормила.

Ну не везунчик ли он? Так и прилепилось к нему это прозвище…

Мурка, уже изрядно утомленная оравой, ослабила надзор, и трехцветке было позволено общаться с котятами. Как она узнала среди них своего Везунчика, было для Степаныча непостижимой загадкой.

Он лишь качал головой и улыбался, наблюдая, с какой нежностью и заботой мама-трехцветка вылизывает рыжего котенка, а он, потерпев несколько минут, отчаянно вырывается, чтобы бежать за своими серыми друзьями.

Котят постепенно разбирали. Дочь Степаныча Люба расклеивала объявления во дворе, предлагала на работе. Однажды она привела в котельную свою сотрудницу:

– Пап, ты где? Мы котенка пришли выбирать!

Навстречу им вышел Степаныч с серым котенком на руках.

– Так вот, – сказал он, – один остался, выбирайте…

Когда счастливая женщина с котенком ушла, Люба внимательно посмотрела на отца:

– Папа, есть ведь еще один котенок, ты что его прячешь?

Степаныч замялся, не глядя на дочь. Дело в том, что он очень хотел подарить Везунчика своей внучке Кате, такой же огненно-рыжей пятилетней девчушке. Конечно, необходимо было заручиться согласием ее мамы.

Старик стал рассказывать дочери историю кошки-трехцветки и ее котенка.

Слушая отца, Люба присела рядом с кошачьим семейством и взяла на колени трехцветку. Поглаживая худенькую спинку, женщина с улыбкой наблюдала за рыжим озорником, игравшим тут же, у ее ног.

– Понимаешь, Люба, он особенный, этот Везунчик, – говорил Степаныч, – я верю, что он приносит счастье… Разреши подарить его Катюше, а?

Люба перевела взгляд на трехцветку. Кошка робко, еле слышно мурчала и щурилась от удовольствия. Ей снова чудилось, что она свернулась калачиком на хозяйских коленях, а ласковые родные руки гладят ее шерстку и чешут за ушком…

Или не чудилось?

– Особенный, говоришь? Счастье приносит? – улыбнулась Люба, продолжая гладить кошку. – Наверное, так и есть. Хорошо, папа, можешь подарить Везунчика Кате, но с одним условием… Маму-кошку мы тоже возьмем, немного везения и счастья ей не помешает.

10. Верное сердце

Часть 1

Он родился у обычной дворняги, а вот отец его был «из благородных» – чистокровный золотистый ретривер.

Дело было весной, ретривер с хозяевами приехал на дачу. Там и случился роман с симпатичной дворняжкой, которая вместе с другими бродячими собаками с началом дачного сезона покинула пригородные свалки и перебралась поближе к садоводам – они всегда подкармливали.

Щенков было четверо. Слишком крупные для средних размеров дворняжки. Двое задохнулись в родовых путях, двое выжили (брат с сестрой), мать и сама еле оклемалась, да и не выкормила бы четверых. Месяц она прятала своих малышей на одной заброшенной даче, но они подросли и скоро стали выбегать из логова.

Симпатяг заприметили дети, стали носить им еду, играть и даже учить командам. А еще спустя месяц сестричке повезло – родители одного из мальчиков согласились взять собаку, у нее появился настоящий хозяин, она разгуливала в новеньком ошейнике, а по вечерам уходила с мальчиком домой, там у нее была своя миска с едой и лежанка… И это было фантастически хорошо!

А братец… Вечером он отправлялся на заброшенную дачу, другого дома он не знал. В августе ночи были уже холодные, и они с матерью спали, тесно прижавшись друг к другу.

Сестренке он не завидовал. На самом деле у него тоже был хозяин, вернее хозяйка. Девочка лет двенадцати держалась в стороне от шумной детворы, он сразу ее заприметил, и ему почему-то захотелось идти за ней – хоть на край света; сидеть с ней рядом, когда она плела венок из ромашек, – хоть целую вечность; охранять ее, когда она, собирая грибы, заходила далеко в лес, – хоть от всех волков и медведей вместе взятых!

Они проводили вместе почти весь день. Скромная и молчаливая среди ребят, наедине со своим щенком девочка оживала, ее веселый смех звенел как колокольчик, они играли в догонялки и прятки, Джек радостно бегал за палками и шишками. Она назвала его так в честь Джека Лондона, которым зачитывалась с недавнего времени.

Уходя домой на обед, она велела ему ждать, и он, щенок, каким-то образом понимал, что бежать за ней нельзя, нужно ждать, и она обязательно вернется и принесет что-нибудь вкусненькое.

Джек неподвижно сидел на «их» поляне, провожая взглядом свою маленькую хозяйку, а сердце его колотилось так, что, казалось, сейчас выскочит из пасти и помчится вслед за ней… хоть на край света!

У девочки были причины скрывать щенка – разговор о домашних животных был закрыт раз и навсегда еще год назад, когда она упросила родителей завести котенка, но мамины нервы не выдержали порванных обоев, шерсти на ковре и пары затяжек на новом платье.

У нее якобы началась аллергия, и котенка быстренько пристроили в добрые руки, «пока ребенок не привык». Но ребенок привык! Девочка долго плакала тайком в подушку, думая о своем котенке.

И сейчас она понимала: если даже маленького котенка родители ей не позволили держать, что уж говорить о щенке, который, судя по всему, вырастет довольно крупным. Да они, если его увидят, сразу запретят ей всякое общение и игры с ним, «пока ребенок не привык»!

А они с Джеком ох как привыкли друг к другу, с первого взгляда привыкли. После шумных и веселых игр они подолгу сидели на своей поляне, девочка доверяла щенку все свои мысли и переживания, иногда пересказывала Джека Лондона, иногда обсуждала девочек из класса.

Вспомнив про школу, она вдруг замолкала, глаза ее наполнялись слезами. Был конец августа, близился отъезд в город. Рука, гладившая Джека, замирала, и тогда щенок вопросительно смотрел на нее красивыми глазами своего породистого отца…

Она уехала внезапно, не имея возможности попрощаться со своим другом – пришла вечером с прогулки, а родители уже вещи собрали:

– Все, Катюша, едем в город.

Она так растерялась, села в машину как во сне и только дома поняла, что ее Джек, ее милый, родной Джек, остался там один.

Ее сотрясали рыдания, в таком состоянии нормального разговора с родителями не получилось (да и мог ли он вообще получиться?). Но они поняли, что речь идет о каком-то бездомном песике, каких полно бегает в дачном поселке. Успокаивали, как им казалось:

– Катюша, ну ты что! Дворняги, они живучие, они везде пропитание найдут! Рыщут, вон, целыми стаями, и люди им не нужны…

На самом деле их слова еще больше убеждали Катю в том, что шансов получить родительское согласие и забрать Джека у нее нет. Ни-ка-ких!

– Он не дворняга, – только и смогла возразить девочка, – если бы вы знали… он такой… такой… благородный!

Короче говоря, родители снова не оценили масштаб трагедии своего ребенка…

А вот классный руководитель Кати через несколько дней позвонила отцу и попросила зайти в школу. Когда он пришел, она положила на стол раскрытую тетрадь:

– Это сочинение вашей дочери на тему «Как я провел лето». Если честно, я плакала. Вы должны что-то сделать, Катя очень страдает. Да вы прочтите!

Домой отец вернулся в глубокой задумчивости. Была пятница, сентябрь стоял сухой и солнечный, и отец сказал:

– А не махнуть ли нам на дачу на выходные?

По дороге он все поглядывал в зеркало заднего вида – таких искрящихся радостью глаз и румяного личика отец не видел у своей дочки уже давно. Потом он переводил взгляд на строгое лицо супруги и вздыхал про себя: «Нет, не согласится…»

Катя, не заходя в дом, со всех ног кинулась на поляну. Джек сидел там. Завидев девочку, он вытянулся по струнке, дрожа всем телом, еще не веря в свое счастье, жадно втягивая ноздрями воздух – неужели ОНА, ну, позови же меня! Сердце его вновь подпрыгивало и рвалось навстречу хозяйке.

– Джее-е-ек! – закричала Катя изо всех сил, еще даже не разглядев неподвижную рыжую фигуру на фоне осеннего пейзажа.

И этого ему было достаточно, чтобы сорваться с места и мчаться к ней стрелой через всю поляну наперегонки с собственным сердцем.

Когда девочка, упав в золотую листву, обняла щенка за шею и прижала к себе, а он слизывал слезы с ее горячих щек и купался в родном и любимом запахе ее волос, окружающий мир перестал существовать для этих двух настрадавшихся сердечек…

Часть 2

В это время между родителями Кати произошел серьезный разговор, и даже спор, но, к сожалению, мужчина не был в нем победителем.

Расстроенный, он вышел на свежий воздух и, размышляя, как же быть с собакой, незаметно добрел до будки сторожа, деда Митрофаныча. Старик жил в деревне неподалеку, а во время дачного сезона подрабатывал сторожем.

– Ну наконец-то, приехали, – проворчал Митрофаныч, – я думал, неужто бросят пса?! Пес-то ладный какой, а уж девчонку вашу страсть как любит! Как ждал-то ее, э-эх, целыми днями на поляне просиживал, голоднехонек! А зову – не идет, вечером тока, как стемнеет, прибежит, немного перехватит…

Катин отец слушал сторожа, все больше мрачнея, а тот продолжал:

– Мать-то его и другие бродяжки уж в стаю сбились да поближе к городу по мусоркам отправились. А этот – нет, не пошел… Ну, слава богу, дождался, бедолага!

Мужчина судорожно соображал, как выходить из ситуации, тут ему в голову пришла идея, и он, виновато поглядывая на сторожа, сказал:

– Слушай, Митрофаныч, тут такое дело… У жены аллергия на животных…

Он старался говорить уверенно, старался сам верить в это, но почему-то хотелось провалиться сквозь землю под пристальным взглядом старика. Мужчина полез в карман куртки за бумажником и затараторил:

– Прошу, ты пригляди за собакой, ну… чтоб не пропал тут зимой. Вот, денег возьми на еду ему, ошейник там… Если надо чего, давай я из города привезу…

– Не надо ничего! – отрезал старик. – И деньги свои убери, не откупишься! А пса домой заберу, не брошу – это ты девочке своей передай, чтоб не убивалась сильно… Хотя… так себе утешение.

– Да ничего, сейчас у нее школа начнется, отвлечется, отойдет…

Лучше бы он промолчал. Дед осерчал еще больше:

– Да что ты понимаешь! Души они родственные, такое, знаешь, нечасто бывает. Вместе им надо быть, а ты говоришь – «отвлечется», «отойдет»… А ты – мужик или тряпка? С бабой своей совладать не можешь, аллергия у нее! Тьфу!

Домой идти не хотелось, и мужчина пошел посмотреть на этого чудесного пса, из-за которого случился весь сыр-бор, да и смеркалось уже, надо было привести Катю домой. Но, придя на поляну, он понял, что провожатые его дочери не нужны с таким-то охранником.

Джек, почуяв его приближение, глухо зарычал совсем не щенячьим голосом. Катя обернулась и, увидев отца, положила руку на голову собаки:

– Тихо, Джек, это папа. Все хорошо.

Отец подошел и присел рядом с ними на сухую траву. Несколько минут сидели в тишине…

– Не разрешила? – первой нарушила молчание Катя. Казалось, она уже знает ответ.

– Нет…

Они снова замолчали. Мужчине никогда еще не было так тошно от самого себя. Девочка ощущала какую-то пустоту в одном из уголков своего сердца, там, где было место для родителей.

И только чистое сердце Джека ликовало и купалось в любви. Пес был здесь и сейчас, совершенно счастливый рядом со своим человеком, и ни о чем не переживал…

Катя с отцом ездили на дачу всю осень, каждые выходные, пока позволяла погода и дороги. Катя сама выбрала в зоомагазине ошейник, к нему прикрепили брелок с гравировкой «ДЖЕК».

Девочка целыми днями занималась с Джеком дрессировкой, обоим это доставляло огромное удовольствие, ведь он понимал ее с полуслова, с одного взгляда. Но время шло, расставание неумолимо приближалось.

Как-то в воскресенье Митрофаныч заявил:

– Все, на следующей неделе не приезжайте. Да и не проехать будет – снег, вон, обещают. Мы с Джеком в деревню уйдем, он уж знает, водил я его на неделе. Здорово он на поводке ходит, надрессированный! – восхищался дед. – Я уж ему и будку сколотил… Но в стужу-то в избу пущу, а как же… Короче, прощайтеся… до весны…

Сказав это, Митрофаныч тяжело вздохнул, глаза его заблестели, он развернулся и быстро пошел к своей сторожке.

Истерик Катя не устраивала, у нее была вся зима впереди, чтобы лить слезы. Она просто хотела побыть со своей собакой. Еще один вечер. Они сидели на своей поляне, прижавшись друг к другу, такие притихшие и умиротворенные в лучах заходящего солнца.

Было холодно, Катя грела руки в густой рыжей шерсти и шептала Джеку на ухо:

– Надо подождать, надо потерпеть, мой хороший! А потом мы снова встретимся, обязательно… Весной ты будешь ждать меня на этой поляне, я приеду, и мы опять будем вместе. Обещаю!

Джек внимательно слушал свою хозяйку. Он чувствовал – что-то не так. Они прощались каждый вечер, иногда до завтра, иногда на долгих пять дней, но никогда еще это не было так… тревожно.

Смеркалось, Катя слышала, как сигналит отец, уже сидя в заведенной машине. Она встала, поцеловала Джека в нос и, как всегда, запретила бежать за ней.

Она уходила, собака сидела не шелохнувшись, не сводя глаз с удаляющейся фигурки. И только сердце ухало в груди, с каждым ударом то подпрыгивая к горлу, то проваливаясь в омут какой-то неизбывной тоски.

Машина выехала из дачного поселка, и Митрофаныч, закрывая ворота, вдруг замер – в холодной звенящей тишине раздался вой, в котором слышались боль, плач и трагедия оставленной собаки…

Часть 3

Когда все стихло, Митрофаныч позвал собаку. Через некоторое время Джек прибежал, но от еды отказался.

– Переживаешь, бедолага… Оно и понятно. – Старик пристегнул пса на поводок и потянул в сторожку: – Пошли, со мной переночуешь, а утром в деревню пойдем.

Утром Джек, конечно, хотел умчаться на поляну, но Митрофаныч с поводка не спустил, строго скомандовал «Рядом!», и они пошли.

Сторожа уважали все дачные собаки, и Джек не был исключением, к тому же в деревню с Митрофанычем они уже ходили, а потом вернулись. Джек послушно пошел.

На новом месте его ждала теплая конура, личная миска и… цепь!

– Ты не серчай, рыжий, – приговаривал Митрофаныч, пристегивая пса, – это на первое время, пока привыкаешь. А то ведь знаю тебя – удерешь!

Первые несколько дней Джек скулил, причем по утрам, когда его непреодолимо тянуло бежать со всех ног на знакомую поляну. И ждать, ждать, ждать.

Но он был щенком-подростком и быстро привык к конуре, ограниченному пространству и теплой похлебке два раза в день. Он отлично охранял двор, не заливаясь, однако, пустым лаем, как деревенские собаки. Только глухо рычал, если кто чужой приближался к воротам.

Митрофаныч частенько возился во дворе. Проходя мимо пса, останавливался, ласково трепал загривок и чесал за ушами. Джек замирал и щурился от удовольствия, а после принимался бегать и прыгать, насколько позволяла цепь.

Через месяц Митрофаныч решил, что Джек уже привык к новому дому и можно дать псу побегать. Но как только щелкнул карабин цепи и Джек понял, что свободен, он тут же вскарабкался на поленницу, а с нее легко перемахнул через забор и был таков!

Поздно вечером он вернулся, был накормлен и пристегнут на цепь.

– Ну что, сбегал, проверил? – ворчал Митрофаныч. – Нет ее там, я знаю… Ну а ты подежурил на поляне-то, так полегчало тебе? Э-эх, это надо же… Она тоже про тебя помнит, не сомневайся!

До дачного поселка было пять километров, и раз в неделю Митрофаныч отпускал Джека сбегать подежурить на поляне, к вечеру пес возвращался. Но потом ударили морозы, навалили сугробы, и «увольнительные» прекратились.

Вечерами старик заводил Джека в избу, и тот дремал возле печки, слушая монотонные рассказы о былых временах…

Так почти прошла зима. И в один из февральских вечеров, когда от вьюги дрожали стекла и страшно выло в трубе, очередной рассказ старика вдруг прервался на полуслове, а чашка с чаем упала на пол.

Джек встревоженно подскочил к Митрофанычу и ткнулся носом в его ладонь, тот застонал.

Дальше Джек действовал по непонятному ему инстинкту, но четко и уверенно. Он с разбегу бросился на дверь, ударив передними лапами рядом с ручкой – она закрывалась плотно, но благо старик еще не задвинул щеколду!

Несколько таких толчков, и дверь распахнулась, впустив в натопленную избу холодный свежий воздух. А Джек, взобравшись на поленницу во дворе, поднял такой лай, что переполошил соседей. Услышав его, они заподозрили неладное, ведь пес практически не лаял, а тут…

Успели вовремя. Пока сосед подгонял уазик, сунули нитроглицерин под язык, да и повезли деда в райцентр.

Во всей этой суете про собаку, ясное дело, никто не вспомнил. Джек провел эту холодную и тревожную ночь в своей будке, а утром, не дождавшись теплой похлебки, перемахнул через забор и помчался по глубоким сугробам туда, куда стремилось его верное сердце…

Джек провел там весь день. Сперва сидел дежурил, внимательно всматриваясь вдаль, потом спал, спрятавшись в сугробе от пронизывающего ветра. Вечером отправился домой, в деревню. Но там его никто не ждал. Соседи зашли днем, увидели, что пес сбежал, ну, что поделать, ладно…

Покрутившись и поскулив возле ворот, Джек улегся прямо тут, прижавшись к забору. А рано утром, продрогший и заметенный снегом, встал, разминая онемевшие лапы, потоптался еще немного у калитки и понял: Митрофаныча там нет.

У Джека было только одно место, где он ЖДАЛ, а потому пес снова направился к дачному поселку.

Сегодня этот путь дался ему нелегко, голод и холод подточили силы собаки, а требовалось их немало, чтобы прыгать по глубокому снегу. Но он дошел, рухнул от усталости и проспал полдня.

Проснулся Джек на закате. Небо расчистилось, ветер стих, нетронутая снежная целина ослепительно сверкала, мороз крепчал. Джек, щурясь, смотрел на заходящее солнце. Возвращаться в деревню он не собирался…

Он уже не чувствовал голодных спазмов в желудке, да и вообще почти не чувствовал свое тело. Он смотрел на солнце, и ему чудилось, что вокруг сухая трава, а рядом ОНА, сидит, обняв его за шею, и шепчет на ухо:

– Надо подождать, надо потерпеть, мой хороший! А потом мы снова встретимся, обязательно… Весной ты будешь ждать меня на этой поляне, я приеду, и мы опять будем вместе. Обещаю!

Конечно, он будет ждать, сколько нужно, хоть целую вечность! Как сладко было погружаться в этот сон, прижимаясь боком к хозяйке. Впервые за последние месяцы его верное чистое сердце никуда не рвалось, оно билось ровно, все медленнее и медленнее…

Ночью Джек ушел на Радугу. И там, устроившись поудобнее, стал с высоты наблюдать за поляной, готовый ждать свою хозяйку хоть целую вечность!

Митрофаныч пролежал в больнице около месяца, а потом еще врачи прописали уход, лекарства, уколы, так что жил у сына в городе. В деревню вернулся только в апреле, когда снег уже растаял.

Постоял во дворе, глядя на собачью конуру и миску, и пошел к соседу, тому, что на уазике его в больницу отвозил.

– Здорово, Леха! Слышь, а пса моего не видали, не прибегал?

– Не, Митрофаныч, как тебя увезли, заходили потом пару раз – ни слуху ни духу!

– Э-эх… Леха, будь добр, подкинь к дачам… Дело у меня там… Срочное.

Они поехали. Леха хотел спросить, чего старику на дачах понадобилось, когда еще нет там никого, но он промолчал, когда увидел, что Митрофаныч взял с собой лопату. И выражение лица у деда всю дорогу было мрачное и скорбное, будто ехал друга хоронить…

А так и было. И хотя Митрофаныч думал про себя и надеялся, что ошибается, но сердцем чуял – ТАМ ОН!

Нашел… Похоронил… Спасибо, Леха помог копать еще мерзлую землю, а потом привалить большим камнем.

Катя с отцом приехали одни из первых, Митрофаныч вышел навстречу. Катя, выскочив из машины, хотела уже бежать на поляну, но, увидев старика, побледнела и медленно пошла к нему.

Подойдя вплотную, остановилась, старик взял ее руку и вложил в нее металлический брелок с гравировкой «ДЖЕК».

– Ты прости меня, дочка, не сберег! А вот он мне жизнь спас… – голос старика предательски дрогнул. – Там он, на поляне, и схоронен. Под большим камнем.

Отец подбежал к Кате, боясь даже представить, что творится в ее душе.

– Доченька, ты только не переживай, ты только успокойся! Ну, так случилось… Ты прости нас… Хочешь, сейчас же поедем… любого щенка… какого хочешь… купим…

– Папа! Мне не надо любого! Оставьте меня в покое, я хочу побыть… с моим Джеком.

Она ушла на ИХ поляну и долго сидела возле большого камня, сжимая в ладошке брелок с гравировкой «ДЖЕК».

– Мой хороший, мы снова встретимся, обязательно… И опять будем вместе, ведь я обещала…

Он смотрел на нее сверху, его чистое и верное сердце ликовало и рвалось поскорее родиться маленьким рыжим щенком, чтобы слизнуть слезы с горячих щек и утонуть в родном и любимом запахе ее волос…

11. Ветеран

История эта произошла в середине восьмидесятых и получила довольно широкую огласку в нашем городе. Но мало кто знал, чего стоило пережить эти события самим участникам и как это отразилось на их дальнейшей судьбе…

Федор Ильич всю жизнь проработал на одном крупном предприятии, вплоть до пенсии. Уходить с привычной работы было трудно, так что устроился он туда же сторожем на полставки.

Старый работник был на хорошем счету, взяли его с удовольствием. И Федор Ильич был доволен, «при деле», как он сам выражался. Но была еще причина, по которой пенсионер не хотел покидать место работы. И сейчас она вышла для него на первый план…

Территория завода охранялась собаками. Крупные псы разных мастей бегали ночью по периметру, а днем сидели в тесных вольерах. Федор Ильич частенько приносил им угощения.

Во время перерыва его не было ни в столовой, ни в курилке. Мужики уж знали:

– Дядя Федор? Так с собаками он, опять обед им понес…

Ему нравилась компания этих угрюмых, суровых псов. Иногда он разговаривал с ними, они внимательно слушали, и в глазах каждой собаки светилась своя, по-видимому, непростая судьба.

А порой ели молча. Дядя Федор раздавал угощение сквозь решетку, сам же довольствовался бутылкой кефира и булочкой из столовой.

Особое внимание Федор Ильич уделял одному псу породы кавказская овчарка. Он дольше всех не подпускал мужчину к вольеру и не брал еду. Звали его когда-то то ли Дик, то ли Рик, но здесь, на заводе, пса прозвали Ветераном.

Он был списан из армии по ранению, полученному, вероятно, в какой-то горячей точке (подробностей, ясное дело, никто не докладывал). Пса подлечили, и попал он сторожем на предприятие, где исправно служил уже четвертый год.

И столько же времени продолжалась странная дружба Ветерана с человеком, каждый день навещавшим собак.

Федор Ильич своим спокойствием и терпением сломил оборону пса. Произошло это не сразу, лишь через месяц Ветеран взял предложенное угощение, еще через месяц впервые вильнул хвостом, а к концу четвертого месяца знакомства пес подставил свою косматую голову под руку дяди Федора.

И вот, выходя на пенсию, Федор Ильич уже не мог представить, как расстанется с другом. Как сможет он сидеть дома, зная, что пес будет ждать его день за днем?! Потому, собственно, и стал дядя Федор сторожем.

Теперь он проводил с собакой больше времени, они вместе обходили территорию, пес прекрасно знал команды, но Федор Ильич их практически не использовал. Умудренный опытом пес понимал все с полуслова.

– Двум старикам всегда найдется о чем поговорить, верно? – Дядя Федор вел задушевные беседы, Ветеран внимательно слушал.

Потом человек умолкал, и они сидели рядом, глядя на звездное небо. Их удивительная дружба вся дышала достоинством и взаимоуважением.

Так прошел год. И однажды почтенный возраст Ветерана дал о себе знать – пес приболел. Заниматься его лечением особо было некому, и Федор Ильич отправился к начальнику:

– Анатолий Палыч, оформи списание, а? Ну куда тебе тут восьмилетний кобель, ему уход нужен. Я бы забрал его…

Начальник согласился. Федор Ильич уволился с завода. Так двое друзей, пенсионер дядя Федор и пес Ветеран, отправились на заслуженный отдых.

* * *

Супруга Федора Ильича была в легком шоке, когда в их хрущевке появился огромный пес. Зайдя на кухню, Ветеран уже не мог там развернуться, а потому пятился обратно задом. Если пес лежал на балконе, выйти туда уже было невозможно, просто некуда встать. И как, спрашивается, развешивать белье?

Но Мария Николаевна была женщиной доброй и чуткой. Она видела теплые искорки в глазах мужа, когда он беседовал с псом. Замечала, каким бодрым он возвращался с ежедневных двухчасовых прогулок. И ведь в любую погоду шли!

Жизнь друзей-пенсионеров протекала спокойно и размеренно. Регулярные прогулки позволяли держать форму, на хорошем уходе и питании Ветеран преобразился, шерсть его заблестела, взгляд стал живым, а временами даже озорным.

Летом семья ездила на дачу на старом жигуленке. Ветеран занимал все заднее сиденье, при этом огромная голова высовывалась из окна. Пока Мария Николаевна занималась огородом, мужчины отправлялись на рыбалку.

Местные собаки до одури лаяли на огромного пса, кошки разбегались по подворотням, а Ветеран чинно вышагивал рядом с хозяином, ни на кого не обращая внимания. Пес был счастлив: у него были дом, семья, любовь…

Осенью, когда огородный сезон был окончен, а погода испортилась, Федор Ильич с женой еще несколько раз ездили на дачу, чтобы привезти домой собранный урожай и закрученные заготовки. Ветерана оставляли дома в целях экономии места в машине.

В одну из таких поездок старый жигуленок сломался, немного не доехав до дачи. Безрезультатно провозившись с машиной около часа, Федор Ильич поймал попутку, и их дотянули на буксире.

Был вечер, рассчитывали обернуться быстро, туда-обратно. Но пришлось остаться на даче с ночевкой.

– Завтра утром с соседом уедем, – сказал Федор Ильич супруге.

Она внимательно посмотрела на него:

– Ты уверен? Как Ветеран-то наш, один там…

– Ничего, он большой мальчик, один переночует, – ответил муж, – я выгулял его перед поездкой.

Той ночью дядя Федор спал плохо. Несколько раз, просыпаясь, он думал о собаке. И было ему как-то тревожно, неспокойно на сердце.

– Большой мальчик, справится… – шептал он, переворачиваясь на другой бок.

* * *

До поздней ночи Ветеран прислушивался к звукам во дворе – не подъезжает ли знакомая машина?

Когда все стихло и во всех окнах погас свет, пес задремал, уткнувшись носом в балконную дверь. Она была чуть приоткрыта, хозяева специально оставили, чтобы он «слушал улицу» и дышал воздухом.

Сон Ветерана был чутким, настороженным, тем более в отсутствие хозяев. Поэтому он услышал чужаков, как только они зашли во двор. Звук их шагов сразу не понравился псу – они ступали осторожно, крадучись. И остановились прямо под балконом…

Пес бесшумно поднялся, приник носом к щели и весь обратился в нюх и слух.

«Двое, – определил он, – чужаки… угроза…»

Когда-то Ветерана обучали защитно-караульной службе. Давно это было, в прошлой жизни, когда звали его Дик, был он молод, неутомим. И был у него хозяин – тоже молодой и неутомимый парень в форме…

Воспоминания увлекли пса на пару секунд, но тут же новые звуки вернули к реальности – злоумышленники взбирались по балконам! Ветеран, тихо ступая, отошел от двери вглубь комнаты.

«Всех впускать, никого не выпускать» – это он запомнил четко.

Забравшись на балкон второго этажа, воры увидели приоткрытую дверь. Какое-то время они стояли, прислушиваясь. Из квартиры не доносилось ни звука.

– Это тридцать четвертая, тут пенсионеры живут, – прошептал один, – видимо, на даче ночуют, машины нет во дворе… Давай, заходим!

– Погоди, собаки-то нет у них? – спросил второй.

В его словах, позе сквозила паника. Видимо, собак он боялся не только в данной ситуации, а вообще – всегда.

– Есть у них собака, – усмехнулся первый, – и она бы тебе не понравилась. Они ее на дачу с собой берут. Пошли, была бы собака, давно бы шум подняла.

И, осторожно толкнув дверь, воры вошли в квартиру…

Включив фонарик, первый стал шарить по шкафам и тумбочкам, а второй… Он никак не мог сосредоточиться, буквально кожей ощущая опасность. Он чувствовал себя так, будто возле него стояла огромная собака.

На самом деле так оно и было…

Оглянувшись на балконную дверь, парень похолодел от ужаса. В лунном свете, падавшем из окна, стоял огромный пес. Раздалось глухое рычание, и оба вора сперва замерли на месте, а затем стали тихонько пятиться к входной двери, ведь путь на балкон был отрезан.

Рычание стало громче, пес сделал шаг вперед, давая понять незваным гостям, что не стоит подходить вообще ни к каким дверям. Он оттеснил чужаков к дивану, и, когда они уселись в уголок, пес немного успокоился.

Парень, что боялся собак, весь покрылся липким потом и утратил способность соображать. А другой, наоборот, лихорадочно прокручивал в голове варианты, как выбраться из квартиры. Перспектива встречи с хозяевами, а тем более с милицией его не прельщала.

Не поворачивая головы, он ровным тихим голосом заговорил со своим напарником:

– Вдвоем мы с ним справимся… У меня нож… Ты отвлекаешь, я бью…

Пес снова зарычал, и напарника накрыла новая волна паники:

– Ты что, ты что! Даже не думай… Сиди не шевелись!

– А я говорю тебе – надо выбираться… Давай, на счет три ты вскакиваешь… Раз… Два…

В следующий момент вор столкнул своего трясущегося напарника с дивана в надежде, что пес бросится на него, а сам выхватил нож.

Ветеран был готов. Он не купился на этот трюк, его учили, что первым делом надо обезвредить противника с оружием. И пес бросился на руку, державшую нож.

Реакция у бандита оказалась отменной, да и сам он был довольно крепким. Успев закрыться другой рукой, он пару раз пырнул собаку куда-то в бок, а дальше пес подмял его под себя, навалившись всей массой. Нож выпал из руки бандита, и шансов спастись от огромной пасти у человека не было.

Тем более что его напарник, упав с дивана и услышав страшный рык и звуки борьбы, сразу рванул к балкону. Он спрыгнул со второго этажа и бежал, не останавливаясь, еще пару кварталов.

А в квартире все стихло. Раненый пес, тяжело дыша, лежал возле бездыханного тела «обезвреженного врага», который уже никому не причинит вред…

Да, когда-то, очень давно, когда его звали Дик, его учили, что противника нужно прижать к земле и не отпускать до команды хозяина…

Но после этого была война… А там либо свой, либо враг, либо ты его, либо он тебя… Ошибка может стоить жизни. Тебе или хозяину…

* * *

Возвращаясь утром домой, Федор Ильич все также ощущал тревогу, но он и представить не мог, какие испытания ждут его впереди.

Увидев страшную картину, Мария Николаевна схватилась за сердце и стала оседать, муж еле успел подхватить ее. А дальше все закрутилось. Скорая, милиция, виноватый взгляд раненого Ветерана…

Федор Ильич сбился со счета, сколько раз в тот день врачи капали ему успокоительное.

Потом, как в тумане, отмывал пол в квартире, навещал супругу в больнице, а после ехал к другу. Ветерана прооперировали, он восстанавливался. Однако вернуться домой пес уже не мог…

Шло следствие, потом суд. Вины хозяина не было, однако собаку суд признал социально опасной, содержать ее в квартире, в обычных условиях, было запрещено. Вопрос стоял об усыплении.

Федор Ильич ходил, обивал пороги, писал, протестовал, доказывал. В итоге, приняв во внимание заслуги пса, службу в армии, ранение, дело было пересмотрено и принято решение о пожизненном содержании Ветерана в военном питомнике на гособеспечении.

Вечером дома Федор Ильич плакал. Это была и радость победы – отстоял все-таки пса, и горечь расставания – в питомник просто так не придешь навестить друга, как на заводе было…

– Стоп! А ведь это мысль, – встрепенулся дядя Федор.

На следующий день он уже собирался ехать в питомник – поинтересоваться о вакансии сторожа, дворника, уборщика, да кого угодно!

Мария Николаевна вышла в прихожую. Она стояла и молча смотрела, как муж надевает пальто. Федор Ильич обернулся, почувствовав ее взгляд, подошел, заглянул в глаза:

– Понимаешь, Маша, не могу я его вот так бросить. Он же герой, он на войне хозяина от пули заслонил, а его списали после этого, в клетку посадили. И сейчас опять: он хозяйское добро защищал, он мне доверился, и что в итоге получил? Снова клетка и одиночество… Нет, я должен быть рядом с ним…

В глазах жены блеснули слезы.

– Езжай, Федя, – сказала она с доброй улыбкой, – я ведь не осуждаю. Наоборот, я горжусь тобой. Вы с Ветераном друг друга стоите, ты ведь тоже ему жизнь спас. Езжай, и пусть у тебя все получится…

P. S. Федор Ильич был принят в питомник на должность уборщика. Следующие пять лет он ездил на работу за сорок километров на своем старом жигуленке, чистил собачьи вольеры и был счастлив. Потому что каждый день в одном из вольеров его ждал друг, старый пес Ветеран.

12. Вольт

Часть 1

Старый пес лежал на балконе и грел косточки под еще ласковым сентябрьским солнышком. Двор жил своей жизнью, лаяли собаки, бегали и играли дети, вороны громко делили что-то возле помойки, а коты взвешивали свои шансы их поймать и не получить клювом в лоб…

Вольт лениво смотрел на все это через полуприкрытые веки с высоты третьего этажа и своих двенадцати лет. Ему было хорошо и спокойно – он был дома.

На балкон вышла молодая женщина, присела на корточки и стала чесать собаке за ухом.

– Ну что, мой хороший, нравится тебе тут? – спросила она.

Вольту, конечно, нравилось, и даже если бы весь мир рухнул, но осталась эта ласковая рука, он был бы счастлив. Потому что слишком уж долго он ждал этой ласки, слишком часто тянулся носом к этой руке в своих тревожных снах, мечтал об этом прикосновении и шел к нему – всю жизнь!

Вольт посмотрел на девушку. Как радостно было находиться рядом с ней после стольких лет, проведенных в приютском вольере и слившихся в один нескончаемый одинаковый день…

Там было неплохо. Его кормили, выводили на прогулки и, что самое главное, не мешали предаваться воспоминаниям о счастливом времени, когда он жил с любимыми людьми…

* * *

Он вспоминал все с самого начала, снова и снова прокручивая тот момент, когда впервые увидел высокого статного мужчину и девочку лет двенадцати, приехавших в питомник выбирать щенка немецкой овчарки.

Вольт сразу решил, что это его люди. Он расталкивал братьев и сестер, привлекая все внимание к себе. Щенок интуитивно почувствовал, что надо понравиться девочке, и не прогадал.

Несомненно, решение принимал мужчина, и такую серьезную собаку он брал себе, но девочка, его обожаемая дочка, могла уговорить отца одним взглядом!

– Папа, посмотри, этот щенок не подпускает ко мне остальных! – смеялась она. – Давай возьмем его, он точно хочет быть нашей собакой!

– Хм, почему бы и нет? – отец оглядел Вольта. – Отличный выбор, Юляша!

Вольт тоже считал, что сделал отличный выбор, – он точно хотел быть их собакой! И началась счастливая пора… Игры с Юлей, прогулки и занятия с ее отцом, вкусные кусочки из рук ее мамы. Он обожал эту семью – свою семью.

Вольт вырос в красивого крепкого пса, сдал на «отлично» все курсы по дрессировке, получил пару оценок на выставках, был послушен, прекрасно воспитан и горячо любим не только своими людьми, но и их соседями и друзьями.

Ему шел третий год, когда его счастливая жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов и… полетела под откос.

Семья любила выезжать на природу. Этот год был урожайным на грибы, и ясным субботним утром все загрузились в машину и отправились за город. Уехали довольно далеко, свернув с шоссе, еще около часа пылили по лесной дороге, желая забраться в места безлюдные и нетронутые.

Вольт не мог дождаться, когда, наконец, можно будет выпрыгнуть из машины и набегаться вволю. И вот – приехали.

Грибов действительно было много, и люди, увлекаясь, разбредались в разные стороны, а пес бегал от одного к другому, желая собрать их в кучу. Но куда там! Азарт охотников за грибами вел их все дальше от машины и друг от друга.

Вольт тоже увлекся охотой на мышей, белок и птиц, он носился по лесу как угорелый и в какой-то момент выпустил из виду Юлю, а когда вспомнил и побежал искать, то никак не мог взять след – девочка несколько раз переходила через ручей.

Он бежал все дальше и вдруг выскочил к небольшой деревеньке. Крайний дом был совсем развалюхой, рядом стоял такой же покосившийся открытый сарай. Забора и вовсе не было.

Вольт решил быстренько обследовать это место и бежать обратно к машине. Он заскочил в сарай, принюхиваясь и прислушиваясь, понял, что Юли тут не было, развернулся и вдруг… дверь сарая захлопнулась прямо перед его носом!

А с той стороны стоял человек, и Вольту совсем не понравилось, как он пахнет. Человек разговаривал с кем-то низким хриплым голосом:

– Алло! Палыч, ты, помнится, говорил, тебе пес породистый нужен для охраны? Есть у меня один, уступлю недорого! Приезжай!

Пес толкал дверь лапами, грыз доски и громко лаял, но выхода не было, и ему пришлось провести эту ночь в сарае. А рано утром к нему зашел человек с длинной палкой, на конце которой была петля. Он ловко накинул ее на шею собаки, затянул и потащил упирающегося Вольта в стоящий у ворот грузовик.

На этом его счастливая жизнь с любимыми людьми закончилась…

* * *

У Палыча были небольшие складские помещения недалеко от города. Тратиться на профессиональную охрану он не хотел, а потому отловил пару крупных бездомных дворняг, посадил их на цепь и провел трос по периметру.

А что? За миску жидкой похлебки и наспех сколоченную будку такая собака будет грозно лаять из-за забора, создавая впечатление, что территория надежно охраняется.

Но для пущей уверенности Палыч мечтал держать у ворот породистого пса, чтобы казалось, что и остальные собаки такие же. И вот его бывший односельчанин и собутыльник подкинул отличный экземпляр «всего за пару тыщ».

И стал Вольт, как и два других кобеля, жить на цепи, спать в хлипкой будке и питаться жидкой похлебкой.

Но трагедия была даже не в этом. А в его отношениях с людьми, вернее – в их отсутствии. Парень-кладовщик собак побаивался, так что обходил стороной, а мужик-уборщик, алкаш из того же села, в обязанности которого входило собак кормить, был с ними груб и жесток.

Беспородные кобели этому не удивлялись, видно, на всяких людей насмотрелись, только уворачивались от очередного пинка, а Вольт не знал, как себя вести.

Гордость и достоинство, присущее чистокровным «немцам», не позволяли ему лебезить и заискивать, а воспитание и порядочность городского пса не давали огрызаться и рявкать на человека, дающего пищу.

Однако было еще что-то, незнакомое и дикое, поднимавшееся из глубин его существа, говорившее ему, что по природе своей он – крупный опасный хищник, относящийся к отряду волков, а уже потом – собака, а то, что городская и воспитанная, – это вообще величина переменная…

Однажды ночью этот внутренний голос прорезался наружу – Вольт выл так самозабвенно, что два других кобеля глухо вторили ему, а где-то далеко на пригородных свалках им отвечал целый хор многоголосой бродячей стаи.

Вольт почувствовал облегчение, казалось, что вместе с этим воем из него выходит щемящая тоска по людям, которых он любил и которые любили его.

А уборщик вдруг перестал быть человеком в глазах Вольта и превратился в злобное существо, не заслуживавшее ни доверия, ни снисхождения собаки.

А потому утром, по привычке замахнувшись на овчарку, мужик в недоумении вытаращил глаза, увидев обнаженные клыки. Ему бы отойти, но он решил утвердить свой авторитет, дав собаке приличного пинка. Через секунду он валялся на земле, схватившись за прокушенную ногу.

С тех пор к Вольту мог подойти только Палыч. Все-таки своим чистокровным «немцем» он гордился, так что, наведываясь на склад раз-два в неделю, привозил ему колбасы или сыра. Угощая, он трепал пса по холке и все думал, почему тот никогда не виляет хвостом?

Ни Вольт, ни его хвост тут были ни при чем – просто в этих чужих руках не было ни капли любви. Прошел год, второй, а руки так и оставались чужими…

Однажды по осени к Палычу на склад приехал какой-то мужик на джипе. Они обходили помещения, осматривали территорию. С мужиком ходил здоровый питбуль, он искоса поглядывал на Вольта и глухо рычал, тот ответил ему злобным лаем. Оба пса как-то сразу решили, что они – заклятые враги, и если бы не цепь Вольта и поводок питбуля…

Мужик оказался покупателем. Через пару дней склады перешли в его собственность. Кладовщик и уборщик уволились, судьба псов мало интересовала нового хозяина, у него был свой ЧОП.

Двух дворняг просто отпустили за ворота, а вот к немцу никто не мог подойти. Психанув, мужик спустил с поводка своего питбуля…

Это была страшная схватка, и преимущество было совсем не на стороне Вольта. От недостатка движения и плохого питания пес был не в лучшей форме, а короткая и тяжелая цепь ограничивала, не давала вовремя отскочить, увернуться от мощных челюстей питбуля.

– Давай, Цербер, сделай его! – Хозяин с водителем и охранником наблюдали за происходящим.

Вольт выдыхался. Его задняя лапа застряла в цепи, онемела, и он уже не мог даже стоять, не то что двигаться. Цербер вцепился мертвой хваткой ему в шею, и освободиться было невозможно. Сознание постепенно угасало.

«За что или за кого я сражаюсь? – подумал Вольт. – Моя жизнь не стоит того, чтоб за нее биться. Такая жизнь – не стоит…»

Обмякшее тело не представляло интереса для противника, и он выпустил шею Вольта.

Хозяин велел своему водителю оттащить овчарку за территорию. Тот подошел, отстегнул карабин, высвободил стянутую цепью заднюю лапу и уже взялся за ошейник, но пес поднял голову, глухо зарычал и сам начал вставать. Удалось это ему попытки с третьей.

Вольт осторожно, подволакивая заднюю лапу, поковылял к открытым воротам. Выйдя на дорогу, он остановился. Позади были два года на цепи, впереди – свобода, с которой он совершенно не знал, что делать…

Часть 2

Сил едва хватило добрести до ближайшего перелеска. В изнеможении Вольт рухнул в овраг и отключился. А когда очнулся, было уже темно. По обе стороны от него, плотно прижавшись теплыми боками, лежали дворняги, с которыми он охранял склады.

Они, выпущенные на волю чуть раньше, побегали по окрестностям, нашли пригородную свалку мусора, поживились там, чем смогли, но ближе к ночи по привычке побежали «домой».

Там их, понятно, никто не ждал, зато они учуяли Вольта. Для них он был не просто член стаи, а авторитет, вожак. Собаки долго зализывали его раны, а после устроились рядом на ночевку.

Утром собаки втроем отправились к свалке. Вольт передвигался с трудом, но нужно было что-то есть…

К зиме Вольт почти оправился, осталась лишь хромота в задней лапе, но это ему не мешало. К ним примкнуло еще несколько собак, и теперь у Вольта была настоящая стая. И пусть не хватало опыта в бродячей жизни, зато он был умен, осторожен и подозрителен…

Перезимовав недалеко от свалки, весной Вольт стал уводить свою стаю подальше от города. Собаки промышляли мелкой дичью, иногда таскали куриц из деревень, людям на глаза старались не попадаться.

А к следующей зиме снова подтягивались ближе к городу, питаясь на свалке и отогреваясь у теплотрасс.

На бродячих собак частенько устраивали облавы, но в стае Вольта была безоговорочная дисциплина, и он всегда уводил своих от людей со знакомыми ему палками с петлей на конце.

Так прошло несколько лет…

Вольт все сильнее ощущал себя диким и все меньше хотел возвращаться поздней осенью в пригород на зимовку. И вот однажды он довел стаю до места, откуда уже просматривалась цивилизация, и остановился. Голодные псы в нетерпении топтались вокруг него и поскуливали.

Вольт сделал несколько шагов, побуждая их идти. Собаки выскочили из леса и потрусили по полям, уже припорошенным снегом. А их вожак постоял пару минут, глядя им вслед, развернулся и побежал прочь от города, людей, свалок, сородичей…

Пришло время стать одиночкой…

Вольт решил уйти в лес навсегда. Он научился охотиться, да и набеги на отдаленные глухие деревушки спасали пса от голода. Хотя он старался свести их к минимуму.

И потекли дни и месяцы одиночества, незаметно складываясь в годы…

Можно было сказать, что Вольт был рад такой жизни. И почти счастлив. Да, можно было бы так сказать, если бы Вольт был волком, если бы он родился диким зверем и не знал человеческой ласки.

Но Вольт был собакой, чистокровной немецкой овчаркой, и его предки сотни лет служили людям, находя в этом радость и смысл жизни. Это было в его крови, а в памяти остался любимый хозяин и девочка Юля, которая уговорила папу взять именно его!

Вспоминая их, пес выл на луну, и становилось легче. Иногда он все же приближался к людям, наблюдая летом из зарослей, как туристы устраивают привалы, как сидят ночью у костра, смеются, поют песни, готовят ароматную еду. Зимой смотрел за охотниками, но никогда не подходил близко, никогда не менял своего решения.

А вот судьба распорядилась по-своему, поставив Вольта перед выбором – пройти мимо людской беды, совершенно его не касающейся, как поступил бы любой дикий зверь, или…

Места, где обитал Вольт, были довольно глухие. Двое детей, мальчик лет тринадцати и его семилетняя сестренка, заблудились. Они бродили по лесу с самого утра, устали, хотели есть, пить и были серьезно напуганы.

Вольт уже полдня наблюдал за ними, не выдавая своего присутствия, надеясь, что ребята выберут нужное направление. Но к вечеру стало ясно, что они ходят большими кругами и ночь застанет их в лесу.

Девочка плакала, мальчик тоже был близок к панике, они уже не кричали во весь голос «Ау! Помогите!», в сумерках лес казался опасным, полным незнакомых звуков, и детям хотелось спрятаться… Они озирались, пятились, меняли направление и незаметно приближались к заболоченной низине.

Наконец, Вольт решился. Он вышел на открытую местность, преграждая детям путь к болотам. Конечно, они приняли его за волка и бросились бежать. Вольт спокойно стоял и смотрел им вслед. Главное, что они бежали прочь от опасного места.

Вскоре уставшие дети замедлили шаг, и пес снова им показался. Мальчик заслонил сестру и схватил с земли палку.

Вольт принял самую, на его взгляд, безобидную позу – медленно подползал к мальчику на животе, прижав уши и усиленно виляя хвостом. Когда-то он умел улыбаться, смешно оттягивая назад губы, и все хлопали в ладоши и смеялись. Сейчас он пытался сделать то же самое.

Мальчик смотрел на него во все глаза, рука, сжимавшая палку, медленно опустилась:

– Юляша, а ведь это не волк! Это собака, овчарка!

ЮЛЯША! Услышав имя девочки, Вольт вздрогнул. О, сколько лет он не слышал это дорогое слово! На старого пса нахлынули воспоминания, как он носился по осеннему лесу, пытаясь собрать в одну стаю гуляющих людей. ЕГО людей…

Продолжение книги