Операция «Гвоздика» бесплатное чтение

Пролог

В цеху бесперебойно раздавались лязганье металлических деталей в гальваническом барабане и гул, что издавал огромный механизм. Едкий дым химикатов свербил нос, заставляя отвлекаться от работы, чтобы почесать его короткими ногтями изнутри. Чувствительная слизистая, как и вся кожа реагировала на щёлочь, частички которой витали в воздухе.

Со стороны второго барабана послышалось недовольное бурчание. Седая покрытая бисеринками пота облысевшая макушка Михаила Ивановича выглянула из-за механизма.

– Надо спать с женщиной, а не с гальваникой в обнимку, – ворчал старик. – Я у вас как прописался. Как что-то сломается, то у моей каморки собирается столпотворение. Никакого покоя.

Михаил Иванович вновь опустился на корточки перед проводами, скрываясь от чужих глаз.

– А у меня, между прочим, таких как вы ещё пол завода! То у строителей шуруповёрт отъебнёт, то станок странно пыхтит от перенапряжения, то вы, то с малярки инструменты опять выклянчивают.

Последние, не переставая насаживать пружины на крючки, широко улыбнулись друг другу, подмигивая. В разговор включился Даниил, подавая электрику ржавый ключ.

– Да Бог с тобой, Иваныч. Всё бухтишь и бухтишь. Возраст даёт своё? Тебе бы что-нибудь успокаивающего выпить…

Михаила Ивановича, единственного электрика на всëм пружинно-механическом заводе, мужчины уважали, а так называемый «молодняк» ласково за глаза называл его «батька Миша». Нравом этот шестидесятилетний электрик был довольно сварлив, но попусту никогда не говорил, не юлил, а при нужде – поддерживал по-особому, по-отечески. Оттого и никто слова поперëк его сказать не мог, понимая, что раз Иванович приказал сделать так, значит другого варианта попросту нет.

– Ага, – посмеялся Андрей, довольно похрюкивая. – Настойки лесной, на кедре…

– Желательно градусов сорок, – подхватил маляр Александр, потирая руки от масла.

За неработающим барабаном раздался тяжëлый вздох, стремительно перетекающий в очередную нотацию.

Остальные представители гальванического цеха, стоявшие поодаль и следившие за функционированием первого барабана, абсолютно не слышали друг друга в этой какофонии звуков.

Так, молодой мальчишка двадцати пяти лет, Святослав, или же Свят, пытался криками и визгами объяснить Алексею предполагаемую проблему, закрепляя вышесказанное хлёстким: «Нихера не понятно, что оно хочет. Я за кофе».

Алиса, сидевшая совсем рядом, не смогла сдержать улыбки, видя, как раскрасневшийся от недовольства гальваник брёл за горячительным напитком. Мужики, пытавшиеся разобраться с другой проблемой, лишь посмеивались, бросая тому вслед едкие комментарии.

Алексей Михайлович не был исключением, наблюдая за стремительно удаляющейся спиной новенького и скалясь в ухмылке. Мужчина смог краем уха услышать лишь последнюю фразу и, не найдя варианта лучше, решил последовать его примеру, убирая в передний карман спецовки свои очки.

– Дядь Лёш, – заметив знакомую лысую макушку, Алиса резво подорвалась с колен и подбежала к старику. – Опять за кофе идёте? Сами ведь на сердечко жаловались ещё вчера в курилке.

Его массивная рука опустилась на женскую макушку, с юношеским озорством принявшись трепать кучерявые волосы. Некогда прилизанный низкий пучок, который с усердием делала Алиса, теперь едва держался на хлипкой резинке, неприятно оттягивая вниз волоски. Алексей заулыбался, видя недовольство на лице девушке. Оно было для него невероятно очаровательным.

– Не, Алис, я сегодня на чаёчке. Смотри, – он кивнул головой на небольшой кухонный стол из тёмного дерева в конце цеха.

На лакированном покрытии лежали коряво порезанные куски лимона. Его сок растекался по поверхности, поблёскивая в свете ламп.

«Витамины убежали», – Алиса была уверена, что об этом подумал и старик, замолчавший на полуслове.

– Глистов не боитесь, дядь Лёш? – девушка многозначительно посмотрела на собеседника, подняв бровь.

Алексей Михайлович лишь хмыкнул, мозолистыми пальцами невпопад слегка постукивая по голове помощницы.

– Да после этой работы наши желудки и стекло переварят, не боись, дочка. А ты что, тоже на перекур отошла?

Взор уставших карих глаз опустился на юное лицо, подмечая на коже сажу и чёрное масло для обработки пружин. На светлых щеках те выделялись довольно ярко, создавая образ трудолюбивого работника.

Алексей, как и многие на этом заводе, не считал поначалу Алису за полноценного работника. Эта хрупкая девочка небольшого роста терялась за огромными ящиками и широкими плечами мужиков, словно приведение, перемещаясь из одного цеха в другой и выполняя распоряжения начальства. В мужчинах она вызывала множество эмоций: от жалости и желания уберечь от тяжёлой работы, до недоумения и раздражения. Многие не понимали, зачем молодой нерожавшей девке работать в подобном месте.

Какого же было их удивление, когда за восьмичасовой рабочий день новенькая перевыполнила норму. За всë время она не была замечена вне своего рабочего места или в общей столовой. Лишь раз, как Алексею поведал коллега, девушка спиной легла на скамью, на которой сидела, разминая одеревеневшие позвонки. Максим Вячеславович остался доволен, но всё же высказался о том, что долго подобный запал не продержится. Однако, когда задания из раза в раз в течении всей недели были выполнены, а после работы для девчонки вовсе не находилось, тот взволнованно попросил присмотреть за Алисой, уже всерьёз опасаясь за женское здоровье.

Новости о новенькой разлетелись довольно стремительно.

– Не, спасибо. Я только со скобами закончила, так мне партию пружин компенсаторов привезли, – девушка тыльной стороной ладони ненавязчиво скинула чужую ладонь, приглаживая к макушке русые волосы. Пребывая в своих мыслях, Алексей вздрогнул и виновато улыбнулся, видя смущение Алисы от телесного контакта.

– А малец где бродит? Я как не посмотрю, ты всë одна въëбываешь.

«Лучше и не скажешь», – Алиса размяла затёкшие пальцы, похрустывая ими.

Дима отсутствовал на рабочем месте третий час. Это было странным, учитывая тягу парня к работе и хождению за Алисой хвостиком.

Она не чувствовала дискомфорта рядом с ним. Холодный и отстранённый семнадцатилетний мальчишка с насупившимся лицом оказался славным малым с очаровательными ямочками на щеках.

Дмитрий пах машинным маслом, терпким ароматом никотина и сладкой жвачкой. Алисе было сложно признаться самой себе в том, что подобная смесь ароматов ей действительно нравилась, заставляя в моменты невольной близости осторожно втягивать носом воздух посильнее и наслаждаться запахом юношеского тела.

Его вечно сбитые костяшки то и дело привлекали её внимание. Девушку привлекала мысль лишний раз коснуться их подушечками пальцев, мягко проводя по бугристой коже или новым ранам, едва покрывшимися корочкой.

Дима был для Алисы чем-то бóльшим, нежели напарником или одним из самых юных работников на заводе, но точно не любовником или романтическим интересом.

«Мал, да удал шкет, – предостерегал отец. – Видел я его как-то с местной шпаной на спортивном поле за Домом Культуры».

До его появления, девушка не нуждалась ни в ком, постепенно управляясь с заданным объëмом самостоятельно. Она разбавляла монотонную работу любимой музыкой, звучащей из старого радио в цеху, и разговорами с коллегами за чашкой горячего крепкого чая без сахара.

С появлением парня композиции группы «Мираж» и Ярослава Евдокимова стали для Алисы менее привлекательны, а уголки губ рвались от быстро меняющихся эмоций всякий раз, как мальчишка рассказывал новую историю.

Отсутствие напарника вселяло в девушку беспокойство и угнетающую тоску.

– Не знаю, дядь Лëш. Я его сегодня вообще не видела, может заболел или отпросился. Сами понимаете, он мне не отчитывается, – Алиса как можно безразличнее пожала плечами.

С губ Алексея сорвался нервный смешок.

– Чëрт с ним, сами справимся. И большая партия виноградников на этот раз?

Алиса пожала плечами, разделяя убывающее настроение дяди Лёши. В последнее время пружины компенсаторы для металлических откосных столбов была для гальванического цеха просто катастрофой. Так называемых «виноградников» было настолько много, что рабочие часто не справлялись с их обработкой, не успевали к сроку сдачи задания, за что получали выговор от директора. Девушка работала на данном предприятии уже больше полутора лет, но привыкнуть к столь громогласному крику вперемешку с обсценной лексикой не смогла до сих пор.

– Узнать у Максима Вячеславовича, дядь Лёш? – тёмные бровки в сочувствии и лёгкой грусти слегка опустились, предавая лицу Алисы более детский вид.

Старик молча покачал головой, прикрывая рот из-за рвущегося кашля. Морщин на широком лбу стало ещё больше.

Алексей Михайлович всегда следил за своим внешним видом. Например, он брился налысо настолько хорошо, что по заводу ходили слухи о том, как мужчина каждые выходные заставлял свою супругу пинцетом выдирать ему отросшие небольшие волоски. На подобное старик не обижался, напротив, с довольным видом отвечал: «Завидуйте молча, молодняк». А завидовать и впрямь было чему. Для своих пятидесяти семи лет «дядь Лёша» оставался задорен и весел, статен и высок, словно года совсем не омрачили его тело и душу. Только едва выглядывающее пузо из-под рванной засаленной тельняшки выдавало в нём возраст и любовь к светлому нефильтрованному.

– Знаешь, дочка, – бросая взгляд на выход из цеха бормотал он, опуская мозолистую ладонь на плечо девушки. – Ты беги к отцу, проведай у него обстановку. И уж если на горизонте всё чисто, то шагай к Вячеславовичу.

Алиса, раздумывая, покусывала нижнюю губу. Поход к начальнику цеха сейчас был равносилен самоубийству. С самого утра мужчина рвал и метал, срываясь на каждого случайно проходящего мимо бедолагу, находясь в расстроенных чувствах после поломки одного из барабанов ночной сменой. Таким злым Максима Вячеславовича девушка не видела никогда, оттого и не хотела лишний раз с ним пересекаться.

Отца беспокоить также не хотелось даже по сильной нужде. Неизвестно, досталось ли ему и его строительной бригаде за одно с гальваниками, дабы те не расслаблялись лишний раз, но упаковочный цех успел услышать о себе много нового. А зная тяжëлый темперамент дорогого родителя и любовь к цитате «если плохо мне, то будет плохо всем», Алиса не хотела стать «грушей для битья».

Сложный выбор, не иначе.

Замечая задумчивость девушки, Алексей Михайлович махнул рукой.

– Если Игорь орать опять начнëт, что отвлекаешь – сваливай всë на меня и уходи.

Алиса подняла взгляд на мужчину. Девушка молчала, почувствовав себя вмиг неуютно перед Алексеем Михайловичем. Было некомфортно осознавать, что о взаимоотношениях между отцом и дочерью не судачил только ленивый. Хотя при условии ознакомлëнности работягами характера Игоря Петровича – подобный исход был закономерен.

Многие люди, имевшие дело с отцом, называли его тяжëлым человеком. Резкий в словах и действиях, не скупой на нецензурную брань и импульсивные поступки, Игорь ярко контрастировал со своей покладистой и неконфликтной женой.

Из груди вырвался тяжëлый вздох и последовавшее за ним хриплое:

– Хорошо.

Мужчина одобряюще улыбнулся, слегка сгибая колени и оказываясь на одном уровне со своей напарницей.

– Беги, дочка. Жду тебя с хорошими новостями.

***

Упаковочный цех представлял собой огромное помещение, доверху набитое коробками песочного цвета. В свете настенных ламп, химически обработанные золотым и серебряным цветом детали разных форм и размеров игриво поблёскивали, разбавляя на удивление унылую рабочую атмосферу.

Этот цех значительно отличался от мест, где располагались строительная бригада, чей смех слышен даже за прочными кирпичными стенами завода, или гальванический цех, с его неунывающими работниками и играющей музыкой из славных шестидесятых, или сваро-сборочный цех, в котором постоянно случались какие-то неурядицы с вечно матерящимися работниками.

В упаковочном цехе, напротив, стояла тишина, разрываемая лишь лязганьем пружин друг об друга и скрипом картонных коробок. Находиться в таком помещении было довольно тяжело. Создавалось впечатление, что воздух давит на тело со всех сторон, а хмурые взгляды в спину только обостряли это чувство.

Алиса со временем привыкла к странному цеху и даже старалась проанализировать поведение работников, которые «населяли» данное место. Однако, совсем скоро это ей наскучило, и девушке стали абсолютно безразличны взгляды, брошенные на неё, и едкий шёпот, что довольно ощутимо отзывался в висках.

Дмитрий же открыто презирал местный контингент.

Молодых ребят Максим Вячеславович частенько отправлял на помощь упаковщикам из-за нехватки рук. И если Алиса быстро перестала обращать внимание на откровенное пренебрежение к ним, молча выполняя свою работу, то Дима молчать был не в силах.

– Гандоны, – не выдержав, прошипел сквозь зубы Дима.

Парень старался успокоиться, привести мысли в порядок перебиранием деталей, не требующих особого уровня интеллекта.

– Сука!

Дмитрий размахнулся со всей силы и швырнул деталь от себя подальше, стоило ей накрепко зацепиться об другую. В помещении раздался неприятный звон удара железного крючка об бетонный пол.

Работники покосились на вспыльчивого молодого человека, едва не крутя пальцем у виска с презрительным:

– Чокнутый…

Алиса покосилась на напарника, продолжая ловко расцеплять железки и укладывать их в коробку.

Этот парень никогда не отличался кропотливостью и уж тем более усидчивостью, давая понять всем вокруг, что задания для развития мелкой моторики – не его специфика. За столь короткое время девушка просто привыкла к подобным эмоциональным взрывам и лишь изредка настаивала на пропитии им курса успокоительных или парочки таблеток пустырника. Последние как раз были припрятаны в тот день в грудном кармашке женской спецовки.

– Я не псих, чтоб таблетки заглатывать.

Если бы этот вопрос не был задан на повышенной интонации, граничащей с истеричной, то она бы поверила и вероятно пристыдила себя за подобные наставления.

Воспоминания заставляли улыбку расцвести на женских губах.

– О, Лис, стой! – мужской оклик эхом пронёсся по цеху.

Девушка испугано дёрнулась, моментально оглядываясь в сторону зовущего. Им оказался низкорослый Никита Сергеевич в своей неизменной грязно-зелёной кепке, прикрывающей седину. Он, лихорадочно дыша, бежал к ней, срываясь на лёгкий кашель.

– Дядь Никит, ну вы чего? – Алиса сорвалась к нему, боясь, что тот из-за излишней физической нагрузки далеко не романтично рухнет перед её ногами. – Я бы сама подбежала, а у вас сердце. Вячеславович мне не простит потерю такого ценного сварщика.

– Поговори мне тут ещё, мелюзга, – Никита Сергеевич упёрся руками в колени, стараясь выровнять дыхание. – У кого сердце? Да я даже в свои годы хоть куда. А ты знаешь вообще, как я в молодости бегал? Ни один из пацанов меня догнать не мог! Так и нёсся в одиночку от села нашего до Симбирска вдоль главной дороги…

Его речь с трудом, но можно было понять. И дело даже не из-за шума в помещении, а в речи мужчины. Никита Сергеевич был человеком крайне активным и энергичным, по всей видимости считая, что даже минута разговорного времени многого стоит. Оттого мужчина постоянно не говорил, а тараторил, в быстроте своей речи превосходя даже сплетницу-бухгалтершу Светлану.

В одна тысяча двадцать четвёртом году постановлением ЦИК СССР в память о товарище Ленине город Симбирск был переименован в Ульяновск. Постепенно, с переименованием города, подавляющее большинство жителей стали называть его по новому названию, однако и остались те, как Никита Сергеевич, кто ласково почивал память исторического прошлого, когда их малая родина носила величественное именование Симбирск.

– Сергеевич, – позади девушки раздался хриплый полусонный голос, а на плечо опустилась тяжёлая ладонь. – Ты, когда после ночной – хер разберёшь, что тараторишь.

Сердце застучало от радости, едва обоняния коснулся знакомый шлейф ароматов.

«Димочка», – на лице расплылась лëгкая улыбка.

Он опять не спал. Это было прекрасно видно по его вялому состоянию и по тому, как Дима упирался об хрупкое плечо, пытаясь стоять прямо перед пожилым сварщиком. Скорее всего, ребята опять пригнали к нему свои старенькие мопеды, у которых что-то стабильно ломалось каждую неделю.

Парень стоял близко. Горячее дыхание опаляло острое плечо, скрытое тонкой тканью мешковатой футболки. Алиса не видела его лица, не могла знать, направлен ли пристальный взгляд на неë или на мужчину перед ними. Однако девушка затылком ощущала нагловатую ухмылку, медленно растягивающуюся на сухих потрескавшихся губах.

Не скрывая своего негодования от наглости мальчишки, Никита Сергеевич возмущался:

– Тебя не спросил, как лучше мне разговаривать, гадёныш.

Переключая своë внимание с юнца, мужчина начал рыскать по своим карманам грязными руками, вытаскивая поочерёдно сначала небольшую измятую пачку с несколькими папиросами, спичечный коробок и маленький полупрозрачный пакетик с шурупами.

Со стороны сварщика послышалось бурчание.

Дима сменил позу, отодвигаясь за спину напарницы и меняя руки на женском плече. Шеи коснулось чужое дыхание, обращая на себя внимание своим жаром. Алиса слегка обернулись.

– Я по твоей хребтине, сопляк, сейчас как пройдусь гаечным ключом – охуеешь. Сразу мозги появятся, – не отрываясь от поисков, бубнил под нос сварщик.

В ответ на внушительную угрозу прозвучал мальчишеский смех.

– Да меня уже поздно воспитывать, Сергеевич. Только инструмент об меня попросту испортишь.

Изловчившись, девушка саданула парня локтëм вбок, выбивая из него хриплый выдох.

Они столкнулись взглядами.

– Дима, – Алиса покачала головой, стараясь сделать выражение лица как можно серьëзнее. – Кто-то сейчас нарвëтся на подработку у Сергеевича на сварочном посту. Он как раз только закончил варить трубы на подвесы и корректировать их.

Намëк был максимально прозрачен.

– Нашёл! Держи, девочка, – бойко схватив нежные ладошки, мужчина вложил в них небольшой бумажный свёрток из которого выглядывало несколько помятых красных ягод.

Лесная земляника пахла изумительно. Утонченный ягодный аромат с пряно-древесными нотками не перебивал даже едкий запах железа и смазывающего материала, витающий по округе.

– Игорь тебе передал, – уточнил мужчина. – Хрен знает, где он с мужиками землянику здесь отыскал, но будем молиться, что она не радиоактивная.

– Будем. Спасибо, что нашли время на это.

Алиса с улыбкой на губах прижимала к груди отцовский подарок, чувствуя, как в районе груди разрастается тепло.

У девушки заблестели глаза. Хотелось немедля засунуть всю горсть в рот, не очищая ягоду от зелени и не делясь ни с кем. Это подарок только еë сладость, отдававшая ароматом отцовских тëплых рук и дешëвого одеколона.

Мужчина привстал на цыпочки, дабы по-отечески потрепать Диму по макушке под нервные возгласы и следом потянулся к голове девушки.

– Ладно, молодняк, не буду вас отвлекать. Побегу к Семëнычу на подмогу, а то как бабёнка моя весь день ныть будет, что сам всë делал.

– Удачи, Сергеевич, – лукавый взгляд парня опустился на напарницу. – У нас тоже дел по горло, да?

Алиса, под елейный голосок парня, улыбнулась загадочно в ответ.

– Не то слово, Димочка. Я аж вспотела от нетерпения.

Никита Сергеевич недоумённо переводил взгляд с одного подростка на другого, но боялся озвучить крутящийся на языке вопрос. Мало ли они на него ответят.

***

– Чтоб я ещё раз согласился с тобой по заводу расхаживать в рабочее время, – бурчал парень себе под нос, обрушая остриё топора на тонкий ствол молодого клёна. – Вячеславович и мёртвого батрачить заставит… надо же было на него нарваться.

Женские смешки плавно перетекали в звонкий хохот. Алиса заливисто смеялась, выронив инструмент из ослабленных рук.

В течение получаса Дмитрий не переставал ворчать, проклиная на чём свет стоит начальника, поймавшего ребят в аккурат тогда, когда те разговаривали насчёт привоза партии злосчастных пружин по просьбе Алексея. Мужчина, широко улыбаясь, торжественно объявил паре новое задание, заключавшееся в зачистке территории за забором от клёна, мешавшего расширению территории. Недовольно переглянувшись под смешки строителей, они посеменили за Максимом Вячеславовичем на склад, а после на улицу.

В посёлке Победный стояла невыносимая жара. Солнечные лучи нагревали землю и металлический забор настолько, что прикоснуться к ним голой плотью не обжигаясь было совсем невозможно. Это касалось и алюминиевого покрытия на трубах, которое до появления работников был хоть немного защищен от губительного тепла ветвями деревьев.

По всей округе раздавались пение птиц и шорох незатейливой беготни ящериц в траве. Последние, словно на спор, носились вдоль труб туда-сюда, помахивая длинными хвостами из травы.

Наблюдать за подобным было весьма занимательно.

– В принципе, никто не говорил нам закончить с вырубкой быстро, верно? – Дима затянулся сигаретой, облокачиваясь спиной на забор и тут же подскакивая на месте, недовольно шипя и матерясь.

Алиса кинула взгляд на своего напарника, снисходительно улыбаясь. Она предупреждала не раз мальчишку, чтобы тот не касался на улице лишний раз тех материалов, которые могли бы нагреться. Но на это, как и на все остальные нотации девушки, Дмитрий лишь задорно приподнимал уголок губ, оголяя зубы, и цитировал свою неизменную фразу:

– Прорвёмся.

Он был из тех людей, кто плевать хотел на правила техники безопасности, довольствуясь имеющимся расположением дел. И как бы Добронравова не ругалась, как бы не причитала, обрабатывая его изрезанные мозолистые пальцы и расцарапанные руки, парень никогда бы не признал своей вины.

Алиса искренне беспокоилась за напарника, успев за несколько месяцев привязаться к этому обворожительному мальчишке. А тот, казалось, только и рад был поднять еë на уши очередной раной или ожогом.

– Осторожнее, Дим. У меня не было в планах отклеивать тебя от профнастила. Да и не дай Бог ты его погнёшь – отец тебе этого не простит, – девушка облокотилась на руки позади себя и стала внимательно вглядываться в траву, намереваясь запечатлеть вновь хотя бы одну маленькую рептилию.

Сбоку прозвучал смешок. Они оба присутствовали во время установки забора строительной бригадой под чутким руководством Вячеславовича. Тогда отец знатно поругался с одним из рабочих, а потом наступил на гвоздь, пробивая ногу насквозь и грязно выражая все свои чувства по поводу этого дня так, что Алиса была уверена – даже самый дальний гальванический цех слышал отборную нецензурную лексику. Так что тема этого относительно недорого металла была для Игоря болезненной, а в кругу коллег, друзей и уж тем более семьи она не поднималась.

– А то. Дядя Игорь заставит меня его сначала выправить, а потом вылизать, чтоб и пятна не осталось, – парень сделал первую затяжку, довольно простонав.

Девушка пусть и привыкла к курящим мужчинам, в детстве пряча отцовские сигареты от бдительного взора материнских глаз по просьбе родителя, но к никотиновой зависимости парней в компании относилась скептически. Все их потуги профессионально втянуть дым, а затем сдержать кашель выглядели максимально по-детски и несерьёзно. Словно именно юношеский максимализм и желание доказать своё «я» подбивали их на сие действие.

Дима же выглядел в её глазах несколько иначе. Он никогда не хвастался своим опытом. Хотя что Алиса, что былые дворовые мальчишки были уверены, ни год и не два назад он попробовал свой первый табачный дым. Об этом свидетельствует его голос – низкий бас с лёгкой очаровательной хрипотцой.

Ещё обучаясь в старшей школе, девушка была свидетельницей разговоров местных болтушек, восхваляющих парня и его верных соратников. Эти ребята мало отличались друг от друга. Они все поголовно носили спортивные костюмы, несмотря на строгий устав ношения школьной формы, а также имели стрижки «бокс», либо вовсе брились налысо. Но самой главной схожестью у них был характер, ярко проявляющийся в речи парней изобилием неуместного мата и таких фраз, как «не ссы, братуха», «я чё, на фраера похож?», а также довольно распространённое «чёрт».

Однако Дмитрий был не согласен с подобным.

– Брехня все эти ваши стереотипы. Ильдар рукастый пацан, который не только полку прибьёт, но и лавку сделает, и движок починит. Да и без причины в драку не полезет. Кодекс пацанов чтит – дерётся до первой юшки. А если увидит, что толпой свои на одного полезли, так пизды всем раздаст.

Бесцельно бредя с напарницей во время обеденного перерыва мимо гудящих станков, парень пнул в негодовании лежащую на земле гайку и продолжил ход.

– Санёк и мухи не обидит, и… рисует он прикольно, – едва слышно пробормотал он, смотря под ноги.

С Александром девушка была заочно знакома, как и с каждым местным хулиганом. Они учились все в одной школе, только Алиса на несколько классов старше. Её классная руководительница Галина Фёдоровна частенько рассказывала о неуправляемом шестом «В» и милом «Сашеньке» Черных.

Детское личико, пухлые щёчки несмотря на худощавое телосложение и кучерявые светлые волосы делали из него пай-мальчика и любимчика учителей, на зависть одноклассникам. К сожалению, именно чёрную зависть. Травле он подвергался регулярно, начиная с четвёртого класса. Тетрадки в унитазе, исписанные чернилами деревянные линейки, портфель в мусорке, кинутые бумажки в спину во время урока – всё это было привычно в отношении мальчика, пока тот на удивление обидчикам не связался с компанией Димы. Те давали свою защиту сначала за детально нарисованные автомобили различных моделей, от легковых и УАЗиков до огромных грузовых фур, а со временем охранять друга стало делом чести. Чем старше они становились, тем сильнее менялась и крепла их дружба.

– И впрямь нелепица, – Алисе только и оставалось, что согласиться с парнем.

Оно и понятно – отрицать очевидное было трудно. Да, при взгляде на них создаётся впечатление, что парни были выпущены не только на одном заводе, но и сделаны на едином станке, но назвать, к примеру, компанию Димы безликими – не поворачивался язык.

– Каждый человек, даже находясь в любом сообществе, имеет свои уникальные черты, мысли, предпочтения и взгляды. Человек в компании – это мандарин с несколькими слоями и множеством долек, которые не похожи друг на друга ни размерами, ни узором жилок. Вкус один и тот же, но если разбирать фрукт по частям, то всë будет не так просто.

Девушка старалась подстроиться под чужой широкий шаг, не успевая, будучи погружённой в собственные рассуждения. Вывел из размышлений еë громкий мальчишеский смех, перерастающий в покашливание от изрядно напряженных связок.

– Только ты могла такое ляпнуть, – парень играючи дёрнул спутницу за тёмно-русую косу.

Смотря на недовольное выражение лица напарницы из-за «нарушения личного пространства», как сама именовала Алиса, его раздражение и вовсе сошло на «нет».

– Лис, – Дима слегка отстранился, нервно бегая взглядом по полу. – А я в твоей компании?

«Нас что-нибудь связывает?» – слышалось девушке.

Ответом ему были загадочная улыбка и тихое на мальчишечий манер:

– Отвечаю, Дим.

Подставляя лицо под солнечные лучи, Алиса закрыла глаза. Она наслаждалась столь редкими мгновениями тишины и покоя. Не было вечно снующего по углам начальника, недовольных лиц в упаковочном цеху и бесконечного потока пружин.

– Слушай, – парень подсел ближе, прерывая затянувшееся молчание.

Алиса слегка качнула головой, давая понять, что вся во внимании и готова слушать.

Он вëл себя странно с самого утра. Не то что бы до этого момента парень был спокоен, но уже пару дней он развлекал Алису на эмоциональных качелях.

– Ты это… домой теперь со мной ходить будешь, поняла?

Девушка недоумëнно приоткрыла глаза, жмурясь с непривычки, и уставилась на Дмитрия в упор. Иронично поднятая вверх бровь говорила сама за себя.

– Не смотри на меня так, дура, – складки на его лбу стали глубже. – Слышала, что по округе маньячело бродит? Такой же урод семь лет назад двоих девок с нашей глуши завалил. А недавно мать рассказала, что девчонка молоденькая лет шестнадцати пропала уж неделю как. Хочешь коллекцию пополнить?

– Так те красавицами слыли… блондинками, а со мной каши не сваришь. Вот что с меня тёмной и конопатой взять?

– Если мальчик конопат, разве мальчик виноват, что родился рыжим, конопатым? Но, однако, с малых лет пареньку прохода нет, – пробубнил Дима, плюя под собственные ноги не то от мерзкого послевкусия папиросы, не то от досады. – Не видишь ты дальше всего носа ничего, лисёнок.

– Возможно.

Девушка не отрицала.

Она переключила свой взор к хаотично снующимся в траве рептилиями.

– Так его поймали, вроде как, – безразлично высказалась, краем глаза замечая острый маленький коричневый хвостик.

«Прыткая или проворная ящерица», – вспомнилось Алисе.

– Ты совсем погрязла в своём мирке? Не «вроде как», а поймали! Громкое дело тогда было, ведь майор Ткаченко единственный, кто смог получить от него признательные показания, – Дима выбросил окурок, втоптав его ботинком в землю. – У тебя ж сестра мент… то есть, следователь.

Эта новость действительно пронеслась мимо неё, несмотря на то, что память всё-таки подкидывала ей моменты судачанья бабок на лавках о честности суда и хаянья уголовного права РСФСР, за неимения возможности самосуда. По всей видимости, именно то дело и было обсуждаемо ими.

Хотя и крайне неудивительно, учитывая, что Добронравова редко расспрашивала Марину о подробностях её специфичной работы. Видя уставшие мокрые карие глаза девушки или заставая родственницу за распитием самогонки поздними ночами, вопросы отпадали сами по себе.

Девушка пожала плечами, мало заинтересованная во всём этом.

Понимая, что заинтересовать собеседницу или мало-мальски шокировать новой информацией у парня не выходит, он заметно сник, теряя былой пыл.

– В общем, ты меня поняла. Домой ходим вместе, а после девяти вечера из дома ни ногой, – шебурша обёрткой, Дима достал ещё одну никотиновую палочку.

На лице вновь расцвела улыбка. Довольная чужой заботой, Алиса пододвинулась к парню ближе, укладывая голову на юношеское плечо. Из груди товарища вырвался шумный вздох.

– А откуда ты знаешь про всё это? – спросила она в пол голоса. Так осторожно и тихо, будто за подобный разговор могли отправить на ковёр к самому генеральному секретарю ЦК КПСС, Михаилу Сергеевичу.

– Дурное дело – не хитрое, – напарник чуть помедлил, обдумывая над ответом. – Старший рассказал. Сначала думали, что Авиаторы воду мутят, но нет. Волк с их главным перетирал.

Алиса не смогла сдержать смешка, утыкаясь застенчиво носом в чужое плечо и пряча широкую улыбку.

Она была наслышана о разбоях и местных группировках, деливших разбитый колёсами автомобилей и временем грязный асфальт. Знала, что имена, дарованные матерями, дворовым мальчишкам были чужды, но столь неординарное погоняло слышала впервые.

– Ты – Ёж, главный твой – Волк. А кто у вас ещё есть в сказочном теремке?

Девушка столкнулась с мрачным взглядом, отчего веселье ушло в миг.

– Ты только при пацанах подобное не ляпни.

– Обещаю. Слушай, я…

– Алиса!

Из-за угла показался запыхавшийся покрасневший начальник. Его глаза в панике бегали по локации, не сразу сумев сфокусироваться на женской фигуре.

– Пожалуйста, пройди на КПП. Тебя ждёт отец.

Голос был натянутым и нервным, прыгая интонационно то вверх, то вниз по середине слов.

– Максим Вячеславович, что…

– Пожалуйста! – крикнул он. Мужчину потрясывало. – Пожалуйста, пройди за мной. Я… не я должен тебе об этом рассказывать.

Август тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года был последним спокойным месяцем.

Глава 1

Пять месяцев спустя.

Ночь. За окном стояла темень, разрываемая вдали тусклым светом фонарных столбов. Редкие облысевшие кроны старых деревьев качались на ветру из стороны в сторону, когтями ветвей пугая запозднившихся уставших работяг.

Один из них, нервно оглядываясь по сторонам, быстрым шагом брел по занесённой снегом дороге, дёргаясь при скрипе ржавых железных качелей на детской площадке. Дрожащими руками молодой парень кутался в объёмный пуховик, заледеневшим носом утыкаясь в воротник и пытаясь хоть как-то спастись от разгулявшейся метели. Вскоре силуэт скрылся в ближайшем подъезде многоэтажки.

– Во дела. А Нюрка говорила, что тепло на днях будет, – бормотала Светлана, стряхивая пальцем пепел с тонкой сигареты в потрескавшуюся временем миску.

Недовольно шмыгая крючковатым носом со смотрящим вниз кончиком, девушка плотнее укуталась в хлопковый халат, изгвазданный жиром.

– Угу, – промычала Алиса в стакан с вином, склонившись в три погибели над ним. Пить не хотелось, а напиваться тем более.

На плите томилось мясо со специями и обилием лука. Тихо потрескивая на сковороде, блюдо распространяло свой жар и аромат по всей территории крохотной кухни. Рядом закипал чайник с вздёрнутым вверх носиком. Запах еды оседал на кончике языка, заставляя желудок девушки неприятно заурчать, а слюну обильно скапливаться во рту.

Света сделала глубокий вдох, втягивая дым в себя и чувствуя, как он едва касается лёгких.

Сигареты отвлекали.

Исписанные выпирающими венами ноги ломило от нарастающей усталости. Тянущая боль поднималась от пят выше и выше к пухлым бёдрам, едва прикрытым тонкой тканью. Невероятно хотелось спать. Никотин совсем не боролся с сонливостью, как и выпитая минутой ранее бутылка крепкого алкогольного напитка. Она одиноко стояла на столе, привлекая внимание своими зеленоватыми бликами.

«Краснодарское», – гласило название на этикетке приятного цвета.

– Торкнуло уже небось, Лис? – натянуто улыбнулась подруга. – Теперь ты хотя бы не ревёшь в три ручья, а сидишь спокойная и захмелевшая.

– Торкнуло, – шмыгнув носом, подтвердила девушка, потирая покрасневшие щёки.

Из груди Светланы вырвался лёгкий смешок, стремительно перетекающий в едва слышимый смех с лёгкой хрипотцой. Создавалось впечатление, что она лишь тихо откашливалась. Присев рядом с Алисой, она запустила пальцы в растрёпанную копну, ласково оглаживая каждую прядь. Добронравова примкнула к женской полной груди, утыкаясь в неё лбом.

Она всегда пахла по-особенному. Не так, как коллеги, часто бывающие в её небольшой квартирке, доставшейся той после смерти одинокой родственницы. Те дамы пахли резкими дешёвыми цветочными духами, иногда с примесью алкоголя. От неё же исходил сладковато-кислый запах пота, перца, смешанного с чесноком и горьковатой сигаретной дряни. Именно так для Алисы в последнее время пахли домашний уют и спокойствие.

Слёзы накатывались на глаза вновь.

– Ну, малыш, – пухлая ладонь опустилась на спину подруги, оглаживая выпирающие сквозь кожу и одежду позвонки. – Теперь давай ты без истерики объяснишь мне, почему оказалась у меня посреди ночи на пороге в одной лишь сорочке, плача и вереща як полуденица? Как ты вообще до меня добралась со своего посёлка?

– Просто… – Алиса нахмурилась, дёрнув вздёрнутым веснушчатым носиком. Говорить о том, что сестра любезно подвезла её до города и оставила у подъезда Светланы, почему-то не хотелось то ли от злобы на Марину и весь мир, то ли от стремительно подбирающегося стыда за проявление лишних эмоций.

Девушка замерла, прислушиваясь к ощущениям и боясь разреветься вновь.

Далеко не было столь просто. Не важно, закрыты ли были веки, перед её взором из раза в раз оказывались кадры из дома. Место, в котором она должна была чувствовать себя лучше всего.

Не хотелось показаться слабой, а уж тем более перед Светой, которая излишне паниковала по любой причине. Обременять её не хотелось, видя из раза в раз как та, еле волоча ногами доползала до дивана и моментально засыпала.

Последние пять месяцев казались сущим адом, после ужасного известия в августе.

Девушка толком не помнила, как с отцом домчалась до поликлиники, как бросили машину посреди двора и как ворвались в морг, видя бьющуюся в истерике сестру над койкой с телом, скрытой белоснежной простынёй. Она была той, кто опознала покойницу как свою мать – Добронравову Елену Михайловну.

Елена с пробитой головой была найдена группой подростков на заброшенном пустыре на юго-западе Ульяновска, отведённого некогда на постройку детского центра творчества. Она лежала лицом в землю, зарытая на половину в земле. Золотая цепочка, серьги и серебряный браслет были при ней. В нескольких метрах от неё был найден паспорт гражданки РСФСР в небольшой сумочке, по которому её предварительно смогли идентифицировать. Следователь Семёнов Роман Андреевич, взявшийся за это дело, утаивал перед родственниками обстоятельства дела. Морщась и стыдливо опуская глаза в пол, чуть слышно тот заявил, что мотив убийства был пока не ясен.

Похороны также прошли как в тумане. Подготовка документов, отпевание, гроб, кладбище – всё это проносилось мимо девушки настолько быстро, что та не заметила, как прошли эти месяцы.

Но ей отчётливо врезались в голову короткие жуткие кадры. На них была сама Алиса, что в чёрном платье сидела на коленях и, сгорбившись над материнской могилой, пронзительно кричала, срывая горло. Ногтями впиваясь в землю, она истерично била кулаками по поверхности, не в силах успокоиться, пока её за плечи оттаскивала в сторону Марина.

Убийцу не нашли, как и ту шестнадцатилетнюю девчушку, пропавшую за неделю до смерти дорогого сердцу человека.

Надевая из раза в раз маску безразличия, она училась жить дальше, скрывая эмоции и только по ночам разрешала себе горько рыдать в подушку, пока обессиленная не засыпала.

Их дом напрочь потерял былые краски и радость, разлагаясь в скорби.

Хлопок. Входная дверь с шумом закрылась, а следом с первого этажа стало раздаваться невнятное бормотание и шуршание куртки.

«Явился, – девушка поморщилась. – Как ему не лень искать свои перчики в такую холодину?» – нервно потирая ладонями заспанное лицо, девушка медленно побрела к двери, пошатываясь от лёгкой боли в неразработанных мышцах бёдер.

Алиса мало верила, что увидит отца в адекватном состоянии. Скорее всего, он как всегда улёгся в уличной одежде на своём потрёпанном диванчике на кухне, не осмеливаясь лечь в постель к жене. Девушка надеялась, что тот уже на подходе к дому начал засыпать, и, оказавшись в горизонтальном положении, сейчас наблюдает счастливые сны.

Осторожно переступая каждую деревянную ступеньку в темноте и волоча за собой махровый плед, она крадучись вошла в комнату. Луна своим мягким светом освещала кухню, давая в январской мгле рассмотреть, если не каждый завиток обоев, то хотя бы контуры кухонной утвари, стоящей на тумбочках.

В углу стоял потрёпанный временем диван. Его обивочная ткань во многих местах была порвана, а из дыр, словно первый снег в ноябре, поблёскивал на свету синтепон. Подлокотники были не в лучшем состоянии – на ткани мелькали пятна от томатной пасты, грязи и чего-то жирного. Только смотря издалека на этого «уродца», в носу начинало неприятно свербить от предполагаемого запашка.

Они с Мариной несколько месяцев намеревались вынести эту мебель на ближайшую свалку. Если разговор происходил тогда, когда отец был трезвым или слегка выпившим, то он буквально вставал в боевую стойку, не позволяя выкинуть его «старичка». Мужчина недовольно бурчал, что лучше и удобнее дивана сейчас не купить. Алиса данное заявление даже не пыталась оспорить, грустно улыбаясь.

Это была необычная мебель. Казалось, диван занимал точно такой же статус важности в семье, как собака или кот. Девушка часто наблюдала за тем, как отец, наблюдая за напряжённым моментом в фильме, невольно поглаживал мягкую ткань обивки, успокаиваясь.

Этот «уродец» был некогда одним из предметов гордости покойного деда Алисы. Иван Григорьевич своими руками искал и обтачивал деревяшки, покупал все материалы. Несколько бессонных ночей за работой и подарок в честь первой годовщины свадьбы своего горячо любимого племянника и его невестки был готов.

Время не щадит никого. Будь ты человек или купленная за большую сумму бездушная вещь, итог один – когда-нибудь от тебя останутся лишь воспоминания.

Алиса никогда не забудет глаза отца, смотрящего на бездыханное тело собственной жены. Упав на колени, он мозолистыми пальцами сжимал её руку, исцеловывая каждый сантиметр ледяной кожи, окропляя ту горячими слезами. Мужчина не готов был отпустить «её».

Сухой кашель прервал мёртвую тишину.

Игорь лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. На нём была стёганая фуфа́йка, а шапка лежала на полу посреди кухни.

«Снял и выкинул её на автомате», – девушка медленно приближалась к родителю, обходя босыми ногами следы грязи и снега от подошвы.

В нос ударил запах пота и перегара. Они создавали омерзительное сочетание ароматов, от которого накатывали приступы тошноты. Алиса не может привыкнуть к подобному, как бы не старалась.

Присев на колени перед отцом, девушка аккуратно стянула с него обувь и поставила её рядом на пол, пачкая тонкие пальцы. Брезгливо поморщившись, Добронравова вытерла их об обивку.

Зимний пуховик поддался женской хватке, сползая с крепких плеч. Игорь машинально приподнялся, пугая девушку, и вытащил конечности из рукавов. Он замер, упираясь руками в мягкую поверхность.

– Пап, – Алиса погладила мужчину по голове, чувствуя кожей жёсткие короткие волосы. – Плохо? Воды будешь?

Ответом ей послужило неразборчивое бурчание и едва слышимое хриплое:

– Нет.

Больше ей здесь делать было нечего.

Девушка слегка надавила на спину отца, укладывая и поворачивая его голову так, чтобы тот не задохнулся во сне. Мужчина подрагивал. Алиса сначала не заметила этого, но сейчас, оказываясь совсем близко, она отчётливо чувствовала вибрацию руками и слышала клацанье зубов друг об друга.

«Где же ты так налакался?» – отряхивая принесённый плед, девушка набросила его на отца, заботливо укрывая от сквозняка каждый кусочек разгоряченного алкоголем тела.

Алиса вновь села на колени, внимательно вглядываясь в напряжённое морщинистое лицо. Прямой нос был синеватым и опухшим, а у ноздри были перепачканы засохшей кровью. На щеке были мелкие царапины, говоря о том, что мужчина скорее всего проехался лицом по ледяной дороге, поскальзываясь.

«Может, ему кто-то помог», – она снова бросила взгляд на некогда здоровый и красивый нос родителя.

Нежно поглаживая костяшками пальцев отцовскую щетину, слёзы застилали глаза девушки, а грудь атаковала ноющая боль.

Девушка больше не могла видеть его таким. День изо дня наблюдать за тем, как мужчина сам копает себе могилу, закидывая бутылки в образовавшуюся яму и пачкая собственный гроб этиловым спиртом.

Из размышлений её вырвал шёпот:

– Пришёл?

Женщина выпорхнула из спальни, обхватывая себя в защите руками. С каждой секундой того, как она смотрела на отца, первые морщины на её лице стали проглядываться явнее.

Облачённая в милицейскую униформу, доставшуюся ей на размер больше, Марина казалась старше собственных лет. Заспанная, со следами от подушки на щеке, она нервно поглядывала то на отца, то на сестру.

«Вызвали», – догадалась, пряча от родственницы слезливый взор.

– Как видишь, – отвернувшись, Алиса постаралась как можно незаметнее вытереть влагу с глаз, дабы не травмировать нервы сестры сильнее.

Ей и без истерик младшей приходилось несладко.

Тяжело вздохнув, Марина опустилась рядом с мужчиной, примкнув лбом к его лбу и прикрыла глаза.

– Милая, иди спокойно спать. Я отведу его в кровать, не волнуйся.

Кивнув, девушка направилась на вход из кухни, замерев подобно мраморной статуе от фразы:

– Пап, ты опять к маме ходил? Молодец, что больше у могилки не спишь. Ей тоже покой нужен, не тревожь её по ночам, – её голос дрожал.

Старые пыльные часы на стене показывали без десяти одиннадцать, когда тяжёлая скрипучая входная дверь захлопнулась за выбегающей на мороз Добронравовой младшей в тонкой материнской ночнушке.

Единственной отрадой Добронравовой стала болтливая бухгалтерша Светлана Сергеевна, которая после смерти матери и нескольких слезливых пьяных ночей с инициативы блондинки стала именоваться любовно «Светочка» или «Светлячок». Словно яркий луч, она освещала девушке пространство во мраке, вытаскивая из болота тоски, безнадёги и печали.

Сухо и избегая лишних подробностей, Алиса пересказала подруге произошедшее часом ранее. Смотреть в лучистые голубые глаза было почему-то стыдно.

– Он… – Светлана, опустив взгляд в пол, сошла на шёпот. – Дядя Игорь ночует у тёти Лены? Свят, свят, свят, – девушка перекрестилась.

Слова «могила» или «погост» с молчаливого согласия обоих сторон были искоренены из лексикона.

Добронравова слегка качнула головой вперёд, одним глотком опустошая наполовину полный стеклянный сосуд с алкоголем. Горло обожгло.

В комнате наступила тишина, разрываемая свистом чайника. Резкий звук ударил по ушам, заставив обеих вздрогнуть, а хозяйку дома – хлёстко выругнуться.

– Чёрт!

– Чертей ночью не упоминают, – девушка пожала плечами, укладываясь горящей щекой на прохладную поверхность стола, ощущая мурашки от перепада температуры. – Примета такая, мама говорила.

Света брезгливо поморщилась, возможно складывая в голове картинку некого апокалипсиса, сотканного вмиг лишь благодаря одному слову.

«Сегодня алкоголя мне достаточно», – подумала девушка, отодвигая бутылку с алой жидкостью подальше от себя.

– А у меня бабушка, – усмехнулась подруга, встав со стула и выключая конфорки на плите. – А знаешь что? – Светлана звонко чмокнула подругу в лоб, глупо хихикая. Кружась по кухне в вальсе с импровизированным партнёром, она подскочила к верхней полке, распахнула дверцы шкафа и достала несколько восковых свечей. – Скоро вот-вот стукнет девятнадцатое января!

Девушка лениво подняла голову, недоумённо глядя на Свету.

– Святочная неделя, лисёнок, – цокнула Сафонова и закатила очи, словно учительница на нелепицу нерадивого ученика. – Поднимайся, будем гадать тебе на суженного.

Женщина, обхватив пальцами одной руки горлышко бутылки и свечки, а другой рукой схватив опьяневшую Добронравову, поспешила в гостиную.

***

– Обряд заключается в том, чтобы создать «коридор» между зеркалами, – вырвал монотонный женский голос девушку из раздумий.

Алиса заинтересованно подсела поближе, словно маленький ребёнок, подпирая щёки кулачками, едва не раня кожу рвано погрызанными ногтями.

Небольшую комнату освещали две толстые свечи, стоявшие по бокам от уже глубоко пьяных дам. Свет крохотных огоньков ненамного распространялся по спальне, больше освещая игрища теней на стене. Берёза, что росла напротив окна, была главным танцором среди остальных, игриво помахивая своими ветвями, перенимая всё внимание на себя.

– А ты хоть знаешь, как гадать то? – пытаясь сфокусироваться на собеседнице, Добронравова устало брякнула первое, что пришло в голову, дабы показать свою вовлеченность в происходящее.

Светлана не отвечала, непрерывно расставляя всё для проведения ритуала. Лишь только сложенные недовольно бровки кричали о том, что слова девушки не остались без внимания.

Алиса не мешала до той поры, пока все приготовления не были завершены в аккурат полночи.

Взору предстало два зеркала, стоявших друг напротив друга. Одно из них было в несколько раз меньше другого. Рядом с ним лежала дешёвая пластиковая расчёска неприметного чёрного цвета. По бокам располагались две длинные восковые свечи, разнося запах парафина и нечто едкого по комнате. Иного освещения не было и быть не должно, согласно инструкции, от чего плывущему пьяному взору казалось, будто в спальне напрочь отсутствовали стены. Очертания предметов также были плохо видимы.

Всё это вызывало воистину странный трепет в груди. Девушка ощущала себя маленьким ребёнком, который верил в сверхъестественные и аномальные явления под влиянием баек местных старух.

– Так, Лис, – Света встала с колен, разминая конечности. – Необходимо будет раздеться до гола. Как сядешь перед зеркалом, то начинай расчёсывать волосы. Смотри только в маленькое зеркальце и повтори отчётливо: «Суженый мой, ряженый, приди, покажись мне в этом зеркале». Потом меня позовёшь, как надоест или может действительно увидишь что-нибудь эдакое.

– Хорошо, – кивнула Добронравова, торопливо снимая с себя хлопковую ткань и кидая куда-то под ноги. Сквозняк прошёлся по нежной девичьей коже обнажённых ягодиц. – А больше ничего не нужно делать? У меня такое чувство, будто мы что-то забыли.

Девушки смолкли. Каждая пыталась найти в глубинах памяти недостающий кусочек, однако их попытки были тщетны – в затуманенной алкоголем голове прокручивалось всё, что угодно, но не хотя бы минимальные сведения о гадании.

– Насрать, – Светлана махнула рукой, шагая в сторону выхода. – Ты только когда Димку увидишь, не визжи слишком сильно от радости.

Заливистый хохот подруги раздался через мгновение после хлопка межкомнатной двери. Подушка, кинутая девушкой, глухо ударилась об неё, так и не долетев до цели.

Алиса сделала так, как велела ей Сафонова. Водила зубчиками расчёски по распущенным волосами и вглядывалась в собственное отражение. Ничего паранормального не происходило. Она не знала, сидела ли уж минут десять, а может и целый час, но ноги стали предательски затекать, вызывая волну раздражения на Светку, собственную наивность и глупую детскую шалость.

«Бред», – покачала головой Алиса, откладывая на столик щетку.

Добронравова уже хотела было встать, как внезапно зеркальная поверхность стала стремительно мутнеть, теряя очертания девушки и сменяясь иными, непохожими.

Дыхание спёрло, а сердце яростно застучало в грудной клетке. Девушка зачарованно вглядывалась в, как казалось ей, очертания фигуры, не веря собственным глазам и смахивая всё на разгулявшееся воображение.

На улице раздались отчётливые шаги. Некто бродил по снегу у дома, будто что-то вынюхивал.

Алиса напряглась. Это было довольно странно и даже пугающе. На улице темень и тишина, не разрываемая даже собаками, моментально реагирующего на каждого прохожего звонким лаем. И даже если брать в расчёт, что кто-то перепил пару баночек хмельного и заплутал по дороге домой, то каков был смысл забредать сюда – она не понимала. Под окнами первого этажа располагались высокие сугробы под метр с небольшим. Было идиотизмом брести сюда, дабы попытаться разглядеть чужое убранство сквозь небольшую щель между плотными шторами или вовсе попытаться залезть внутрь для грабежа.

Леденящий душу холод пробежался вдоль позвоночника. Былой трепет ушёл, оставляя после себя неприятный осадок, переходящий в необъяснимый и иррациональный страх.

Поддавшись этому чувству, Алиса задула свечи, оставшись в непроглядной тьме. Казалось, что вместе со светом ушли все светлые чувства, что нарастали в её душе. Стало невероятно холодно. Темноватые соски на выпуклой груди болезненно напряглись, кожа покрылась мурашками.

Нечто с глухим стуком ударилось об окно, заставляя стекло мелко затрястись.

– Света!

Пронзительный девичий крик разнёсся эхом по комнате, вынуждая соседей забарабанить в хлипкую стену, лишь бы успокоить неугомонную в поздний час. Алиса едва ли обратила на них должное внимание, взглядом пытаясь разглядеть хоть что-то за плотной шторой.

Быстрыми шагами преодолевая расстояние, Светлана вбежала в комнату, моментально цепляясь взором за дрожащее нагое тело.

– Лис! – в комнате зажёгся свет, вынуждая зажмуриться. – Что случил… эй, ты чего?!

Светлана бросилась к подруге, едва завидев её состояние. Побледневшая девушка, сгорбившись, сидела, вцепившись в края табуретки. Алису всю трясло и даже тёплые объятия близкого человека не могли привести разум и тело в чувство, а страх отойти на второй план.

Сердце загнанным воробьём билось в грудной клетке. Буквы с трудом складывались в слова, не говоря уже о целых предложениях.

Обхватив шею девушки, Добронравова просипела:

– Там… что-то…

Вновь послышался знакомый звук, вырывая из побелевших от страха уст кроткий вскрик. Следом за ним послышались едва различимые крики, вперемешку с бранью.

– Ну, малыш, – шептала блондинка, нервно улыбаясь и прижимая девушку к своей полной груди. – Хулиганьё опять за моей соседкой снизу пришло. Как напьются, то напрочь забывают, что живёт она на первом этаже, а не на втором. Всё хорошо, слышишь?

Добронравова неуверенно, больше на автомате, пожала плечами, мертвой хваткой хватаясь за чужие плечи.

Светлана недовольно хмыкнула, подрываясь с места.

– Ну, я этим выродкам сейчас устрою, – дёрганым движениями она распахнула тяжёлую ткань и принялась открывать ставни.

– Не надо, – жалобно запищала Алиса, впопыхах натягивая сорочку.

Признаться в том, что испуг был вызван ничем иным, как её бедовой головой и долгим стрессом, было тяжело. Однако и парней винить в этом никак не хотелось.

Самой себе дороже.

– Надо, лисёнок. Надо, – пыхтела Света от недовольства. – И так народ местный говорит, что я под этими уродцами хожу.

Это была плохая идея.

Она не раз слышала, как местные девчата, учащиеся на медсестёр в колледже жаловались на ежедневные проблемы в больницах из-за местных группировщиков. То спирт украдут, пока лежат в стационаре, то запечатанные шприцы, то бинты. А весь нагоняй получали слабые и беззащитные перед лицом представителей «закона улиц» практикантки.

В лицо вместе с противным скрежетом ударил январский мороз.

– Эй, а ну-ка прекратили свой балаган. Я сейчас участкового на вас вызову, если не заткнётесь, – орала женщина на вмиг затихнувших парней. – Своей девке снежки и бросайте в окна, а мои не трожьте!

– Только попробуй, – раздался снизу «ломкий» голос, явно принадлежавший подростку. Интонация неизвестного отчётливо срывалась с низких нот на высокие. – Мусарнёшься, и мы тебя из хаты вперёд ногами вынесем!

Приятели незнакомца поддерживали того одобрительными возгласами и крайне изощрёнными оскорблениями в сторону Светланы, от которых уши натурально сворачивались в тонкую трубочку.

Сафонова нападки в свою сторону терпеть была явно не намерена. Женщина уже собралась обматерить наглецов на чём свет стоит, но Алиса быстро пресекла бездумный поступок подруги, утягивая её обратно.

– Брось ты это, светлячок. Каков с них толк, если кроме улицы они ничего толком не видели. По волчьи жить – по волчьи выть, помнишь?

Света недовольно засопела, но поперёк слов Добронравовой ничего не высказала. Возможно и понимала, что та права, но ущемлённая гордость грызла изнутри.

С обратной стороны кроткими ударами застучали снежки.

– Эу, – закричали с улицы, разом весь галдёж прерывая. – Вы чё здесь барагозите1, пиздюки?

Прокуренный хриплый голос одиноко разносился по ночным безлюдным улицам. Грубый и озлобленный он проникал в колотящееся под всплеском адреналина сердца.

Стало мигом не по себе. Словно мужчина не незнакомых мальчишек лет тринадцати-четырнадцати отчитывал, а её, по щеке звонко, обманчиво по-доброму похлопывая перед мощным ударом.

Алиса переглянулась с подругой. Те поняли друг друга с полу слова. То, что им было страшно – определённо, но никто любопытства, подогретого алкоголем, не отменял.

На цыпочках, подобно заправским партизанам, девушки подобрались к окну, чуть носами выглядывая.

Хрипящий незнакомец методично пробивал подросткам в нос чётким ударом массивного кулака. Параллельно этому браваду читал о чести «волжских», о чертях подшконочных2 и их гнилой жизни.

Света поморщилась, шепча Добронравовой в замёрзшее ухо:

– Походу старший группировки это, – кивнула сама себе, словно на секунду над собственными словами задумываясь, а после соглашаясь с несокрушимым фактом.

А любопытство девичье всё наружу лезло, заставляя Алису на носочках медленно приподниматься в желании увидеть того самого «старшего».

Он вскинул голову вверх в тот момент, когда девушка выглянула наполовину.

Первое, что бросилось в глаза – рост незнакомца. Девушка едва могла бы достать макушкой его плеча. Расслабленная поза, лукавая улыбка, посвящённая ей и открывающая вид на чуть кривые зубы.

Вьющиеся тёмно-русые волосы были романтично украшены большими снежными хлопьями. Алиса позволила бы себе при других обстоятельствах даже слегка улыбнуться, однако, столкнувшись с взглядом холодных карих глаз, захотела лишь поёжиться и пуститься в бегство.

Только в реальности стояла на месте, не шелохнувшись. Взглядом мужским загипнотизированная, глаз не отводила, позволяя облик его нагло рассматривать.

Верила и надеялась, что они больше не встретятся.

Так бы и глазела на него, игнорируя тихие вопросы Светы, пока мужчина широкой ладонью не замахал лениво, подмигивая неудавшейся шпионке.

Краснея до кончиков пальцев ног от жеста лёгкого, будто бандит пёрышком провёл по её телу, девушка ставни старые с шумом захлопнула, пугливо осев на пол.

С обратной стороны кроткими ударами застучали снежки.

Сафонова рассмеялась, рассеяно посмотрев на подругу.

– Ладно, Лис, поспим сегодня вместе в зале на диване, – мягкий поцелуй опустился на русую макушку. – Идём в кроватку, я укачаю тебя, а завтра вместе пойдём на работу и по дороге мне расскажешь, от кого горишь сейчас, как звезда красная на ёлке.

На ослабленных ногах Алиса побрела под руку за хозяйкой дома, чуть качая головой.

Никому ничего говорить не собиралась, намереваясь в могилу за собой унести момент, как от бандитских заигрываний раскраснелась, как школьница.

***

В темноте, освещаемой лишь жёлтыми лампами, в более или менее чистом кабинете с бежевыми стенами и небрежно побелённым потолком восседали за длинным столом трое.

Во главе сидел мужчина средних лет, задумчиво покручивая ус. Не обращая никакого внимания на своих подчинённых, Виктор Русланович сверлил взглядом из-под густых бровей острые листья драцены, явно попросту зацепившись за яркую точку, выделяющуюся на фоне однотонной комнаты. Совещание затягивалось.

Ближе всех, опираясь локтями на стол, сидели двое: старший лейтенант Добронравова и майор Семёнов. Последний нервно дёргал коленом, а также то и дело тянулся к карману тёмно-синих брюк, из которых заманчиво выпирала светлая помятая пачка сигарет.

Русые волосы старшего лейтенанта слегка вились на концах незатейливой петелью, выглядывая из небрежно собранного пучка. Длинный в рукавах и однозначно старый тёмно-синий пиджак делал девушку похожей на поломанную, но залатанную антикварную вешалку. На острых плечах красовались погоны с тремя маленькими золотыми звёздами, заставлявшие их ссутулиться, словно наплечные знаки различия весили по пуду каждый. Тёмная юбка была в подтон образу, контрастируя на бледной коже. Из-под него при нервном движении сотрудника полиции выглядывали костлявые коленки и худые ноги, издали напоминавшие неровные молоденькие сучки дерева, обтянутые телесными колготками. Её было трудно назвать красавицей, замечая форму, в некоторых местах у которой виднелись потёртости. Её нельзя было разглядеть в толпе, уж сильно она горбилась, становясь ещё меньше, чем есть. Маленькая, чем-то напоминавшая фею с совсем несказочными глазами, она сжимала до побеления пальцев папку, казалось, защищаясь.

Марина была окружена листами бумаг, которые она удобно разложила в начале доклада майора на и так ограниченном пространстве.

Они все бурно и даже в некоторых местах чересчур эмоционально обсуждали последние события, едва не срываясь на крики.

Был найден ещё один труп.

– При всём уважении к вам, Роман Андреевич, – женщина бледными пальцами поправляла пряди на мокром лбу, действуя больше рефлекторно, а не по большой нужде. – Вы вообще соображаете, что городите? Утверждаете, что это серия? Нам по вашей логике тогда надо за каждым человеком в Симбирске слежку установить, а затем всех уголовников в посёлке пересажать, которых из всего населения – не меньше двух, а то и трёх сотен будет…

– Я, Марина Игоревна, всего лишь фиксирую очевидные факты, – острые скулы ходили под кожей ходуном. – И они говорят сами за себя. У нас очередной труп, а убийств с каждым днём становится всё больше, – перевернув страницу, он вновь уткнулся в свой доклад, зачитывая написанное монотонным голосом. – Тело девятилетней Алии Шакировой было найдено у подножия Майской горы рядом с рекой Красёвка. Родители, проживающие в ближайших домах, уехали. Девочка осталась одна. Следов взлома не было обнаружено, следовательно, ребёнок добровольно отворил дверь. Знала она убийцу, или тот воспользовался доверчивостью Алии – не ясно.

Это была официально восьмая жертва за год. Тела изувечены до неузнаваемости, у многих не досчитывалось пальцев и органов. В городе стояла настоящая паника. Люди боялись выходить на улицу не только с заходом солнца, а вообще.

– Довольно, майор Семёнов. С вашим подробным докладом я ознакомился ранее. Каков специфический почерк? – грубый бас подполковника Рогова прозвучал неожиданно, заметно заставляя занервничать Добронравову и остужая зарождающейся пыл Романа Семёнова.

Марина подняла на вышестоящего Виктора Руслановича уставший взгляд, встретившись с его напряжённым на долю секунды.

Гнетущая атмосфера неблагоприятно влияла на каждого из присутствующих. Несколько дней назад произошло очередное убийство, которое нельзя было уже игнорировать или отмахнуться статьёй уголовного кодекса, подводя её к делам.

– Кхм, тщательно исследовав аналогичные по характеру преступления дела, затрагивая похожие архивные, было выявлено несколько факторов. Во-первых, исходя из увечий, мы можем вполне предположить, что в округе работает одна из организованных группировок или человек крепкого телосложения, имеющий садистские наклонности. Повреждения различаются, но схожи в своей чрезмерной жестокости и извращённости. Убийца или убийцы по неизвестной нам причине лишают своих жертв пальцев и языка, унося их с собой. Во-вторых, зафиксировано, что удары наносились именно слева направо, отчего следует, что круг подозреваемых сужается до левшей. Стоит также отметить, что все жертвы были убиты не на местах обнаружения. Судмедэкспертиза подтвердила, что тот или те, кого мы ищем, «путешественники».

– Что говорят судмедэксперты касаемо улик?

Женщина заметно сникла, качая головой.

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Смею предположить, что он или они до деталей продумали…

Смешок разнесся по кабинету, прерывая Романа Андреевича. Старший лейтенант уткнулась лицом в ладони, слегка покачиваясь вперёд-назад.

– «Смею предположить»? Бред. Такими темпами мы можем наводки запросить у гадалки. Пускай она за нас всю работу сделает…

– Еще одна попытка саботажа доклада майора, – в голосе мужчины лязгнула сталь. Виктор Русланович стремительно терял терпение. – И я буду вынужден отправить вас в архив. А если замечу, что ваши сугубо личные отношения влияют на ход следствия, тогда мною будет решено отстранить вас обоих от дела, – покручивая уже второй ус, подполковник перевёл взгляд на Марину, покрасневшую не то от злобы, не то от повышенного давления, – Разъедитесь по своим домам. Одна – в посёлок, другой в Москву – на родину. Вы всё уяснили?

В ответ раздалось синхронное: «Так точно, товарищ подполковник», заставившее мужчину чуть улыбнуться уголками губ, но не потерять своего сурового настроя.

– О том, что происходит у нас в области стало известно на самом высоком уровне. Дело взял под свой контроль центральный комитет коммунистической партии, который принял решение включить в Романа Андреевича в следственно-оперативную группу. Хотите вы или нет, старший лейтенант, но вы обязаны ладить с майором Семёновым хотя бы во время расследования, а дальше хоть глотки друг другу перегрызите, мне всё равно.

Девушка оживилась, а атмосфера с каждой секундой стала накаляться сильнее. Такое было чувство, что сейчас подполковник, одно из главных лиц уголовного розыска Ульяновска, вот-вот мог получить по лицу.

Вздёрнутый маленький носик был сморщен, глаза прищурены, короткие пряди немного подрагивали от недовольного покачивания головой.

Ситуацией в Ульяновске заинтересовались сразу после выпуска статьи в местной газете с провокационным названием «Майский убийца», с отсылкой на неофициальное название горы, разделяющей два рабочих посёлка: Верхняя и Нижняя Террасы.

Спустя неделю в Симбирск был направлен в командировку майор Семёнов, имеющий опыт работы с маньяками и даже входивший в следственную группу по поимке Анатолия Сливко3.

Особые чувства темноволосого мужчины, любившего выругаться от случая к случаю, Марина заметила к себе довольно быстро, ощущая неодобрительный взгляд на собственной спине. А уж когда при приватной беседе специалист из столицы обронил саркастичное: «вести расследование – не борщи варить», женщина поняла, что с этим мужланом ей не по пути, да и вряд ли она с ним поладит.

Добронравова пусть и была суховатой в общении, но искренне горела своей профессией. Несмотря на своеобразный нрав и на небольшой опыт в работе с убийцами и насильниками, их, как считала сама женщина, перекрывали успешные теоретические знания, полученные в академии во время учёбы.

Взрывной характер майора Семёнова походил местами на нрав его напарницы. Сходство темпераментов нередко приводило к конфликтам из-за того, что они оба имели тенденцию быть упрямыми или настойчивыми в своих убеждениях. Поэтому между людьми возникало неоднократно соперничество и желание доминировать в отношениях, вместо стремления к сотрудничеству и взаимопониманию.

Высокий мужчина, рядом с которым и без того невысокая Марина казалась ещё меньше, имел бандитскую отталкивающую внешность. Уставшее, хищное, исхудавшее лицо, обрамлённое короткими седыми волосами, напоминало морду орла. Его карие глаза казались чёрными, как смоль, каждый раз, когда Роман злился или вовсе впадал в ярость. При последнем они были особенно пугающе-отвратительны.

Едва стоило им двоим столкнуться взором, на мгновение лицо, некогда уставшее и злое, заметно приняло иные черты. Глаза сверкнули исподлобья заинтересованным огоньком.

Добронравова уткнулась в стол, грубо игнорируя Романа Андреевича.

После произошедшего в доме говорить хотелось меньше всего. Благо начальство не настаивало на её мнении.

– Старший лейтенант Добронравова, – мужчина заметно занервничал. В горле запершило. – Дело принимает серьёзные обороты, думаю, вы сами понимаете. Сверху выпрашивают у меня точное количество жертв и, стоит мне умолчать малейшие детали, все наши головы полетят моментально. Вы меня понимаете?

Она понимала. Прекрасно осознавала, что долго тянуть с этим не получится.

– Делом вашей покойной матери заинтересовались. Появились вопросы, касаемо расследования дела, идентичного с делами образовавшейся серии, но до сих пор не включенного в него. Из глубокого уважения к вам, Марина Игоревна, и к вашим родителям я оттягивал этот момент до последнего, внемля вашей просьбе…

Дело об убийстве матери вёл майор Семёнов. Моля коллегу о сокрытии деталей и мотивов преступления от родных, она повесила на свою шею тяжёлый груз, тянувший женщину вниз и мешавший спать.

Марина была на смене, когда прозвучал вызов об обнаружении тела женщины. Выехав на место, матёрая и повидавшая многое Добронравова не ожидала увидеть собственную мать.

Точнее то, что от неё осталось.

Первое, что бросалось в глаза – отсутствие пальцев, кроме безымянного, на котором поблёскивало в солнечном свете обручальное кольцо. Подобное казалось откровенным издевательство и насмехательством над чувствами родных. Мясо с пухлых бёдер было вырезано до костей, которые прятались под рваными лоскутами кожи. Живот, грудь, плечи постигла та же участь. Языка также не было обнаружено.

Она не помнила, в какой момент стала кричать. Убитая горем Марина пыталась кинуться к трупу, сдерживаемая крепкими руками оперативников.

Даже самые суровые служители закона не могли сдержать слёз. Словно маленького ребёнка мужчины прижимали коллегу к себе, поглаживая по дрожащей спине и помогая выплеснуть все негативные эмоции.

– Так точно.

– Значит поступим так, во избежание эксцессов на рабочем месте. Старший лейтенант, вы поедете завтра поутру к родным ребёнка ещё раз и опросите: где гуляла Алия, с кем водилась, не было ли замечено ими чего-нибудь подозрительного в поведении дочери и внучки. Может они что-нибудь ещё вспомнят. Адрес найдёте в материалах дела. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ подполковник, – прошептала Марина, не поднимая взора.

– Нет для беспокойства поводов, Марина Игоревна, – улыбнулся жутким оскалом, коим только и мог благодаря полукруглому шраму от уголка губ до самого уха, уродующего его щеку, мужчина на секунду. – Эта работа точно для вас.

– Разрешите откланяться?

Получив одобрение Виктора Руслановича, девушка пулей выскочила из кабинета, хлопнув дверью.

Продолжая накручивать на свой указательный палец длинный ус, мужчина, поблёскивая игривыми огоньками глаз, старался изо всех сил прикрыть ладонью нелепую ухмылку, открывающую вид на его черноватые зубы. Не заметить таких, отдающих пылкостью, взглядов мог лишь слепой или воистину пустой нелепа.

– Так, Ромка, как дядька, я выбор твой уважаю. Добронравова девушка хорошая. Но как начальник твой – осуждаю роман на работе, а методы тем более. Будь поласковее, что ли. Марина… Мариночка многое пережила. Сейчас ей точно не до игр твоих, – тяжело вздыхая, грузный мужчина побрёл к окну, поджигая папиросу.

В спину ему прилетел смешок.

– Так точно, товарищ подполковник, – Роман в волю протёр грубыми пальцами шрам, что в мгновение стал для него раздражающим.

– И это, оперов отправь с «Волжскими» побеседовать. Мне донесли, что это «их» территория, мать вашу. – мужчина закашлял, деря горло дымом. – Только выбери бывалых, опытных. Старший их, с «зелёными» говорить не станет.

На лице мужчины расцвела ухмылка.

– Не лыбься, – предостерегал подполковник сурово. – Дело Волкова возьми для ознакомления. С такими людьми, Ромка, дружить надо.

– Блатной?

– Робин Гуд наш местный. Чалился4 десять лет по сто сорок шестой5. Почти максималку дали в своё время…

***

В зимней темноте холодный воздух разносил свой свежий аромат по округе, кружа редкие снежинки по парку в ленивом танце. Лунный свет заливал парк ярким белым светом.

Леденящий ветер неприятно покалывал щёки и иные открытые участки кожи девушки, от чего ей пришлось совсем скоро спрятать тонкие пальцы в широкие карманы верхней одежды. Холод пронизывал её кости сквозь плотную ткань одежды, но она шла упорно вперед, не сбавляя своего темпа, несмотря на усталость, сковывающую шаги. Огни близлежащих зданий и редких фонарных столбов создавали немного комфорта в столь безлюдном месте.

– Надо было всё-таки попросить бабушку отправить из Казани пару вязанных вещей, – зарываясь покрасневшим носом в воротник пальто, бормотала недовольно девушка.

За своими многочисленными причитаниями она совсем не заметила, как зашла на территорию аллеи. Анна, понимала, что, проходя через неё, значительно сократит время своего пути до долгожданной остановки. Сцепив зубы, девушка быстрым темпом направилась по тропинке.

Она старалась избегать этого места, особенно в тёмное время суток. Не то чтобы здесь происходили криминальные события. Скорее, эта аллея была неким пристанищем местных забияк и гопоты разного разлива. А подобного контингента ей хватало и в школе.

Опуская голову под ноги, Анна почти было прошла мимо веселящейся компании, как совсем рядом раздался свист, а затем знакомый голос:

– Анька, бля буду, ты!

Девушка обернулась. Её взору предстала компания из пяти парней её возраста и двух мальчишек помладше. Она знала их хотя бы на лицо, все ребята были местными, а с одним девушка вовсе училась в одном классе. Как раз Семён её и окликнул.

– Да спасёт Господь твою душу, Семён, – не двигаясь с места, пробормотала девушка с тяжёлым вздохом.

Компания разразилась смешками, а кто-то вовсе под звон бутылок начал писклявым голосом пародировать её фразу.

Одноклассник, широко улыбаясь, подошёл ближе. Его походка была кривой, явно демонстрирующая то, что пивом он только догонялся, употребив перед этим что-то более крепкое.

– Семён Анатольевич, – продолжала Анна, не поднимая своего взора. – Была безумно рада видеть тебя, но могу я спокойно дойти до остановки? Меня мама на ужин ждёт…

– Ты всё такая же ботаничка, Нютка, – она прямо нутром чувствовала, как с его пьяного лица не сходила ухмылка. – Слишком ты какая-то серьёзная. Погнали с нами выпьем. Покумекаем о том, о сём. Отказ я не принимаю.

Едва его широкая ладонь крепко обхватила женское предплечье, в нос резко ударил запах спирта и дешёвых сигарет. Анна невольно сделала шаг назад, в раздражении дёргая носом. Видимо, это его сильно взбесило. Если до этого парень был вполне дружелюбен, то теперь его глаза натурально налились кровью.

Семён резко дёрнулся к девушке вперёд, хватая свободной рукой её за подбородок, поднимая вверх и болезненно сжимая.

– Сука ты, Кравчук, – капельки слюны противно брызнули из его рта на женскую щёку. – Я ведь по-хорошему хотел. Думаешь, если жопу отрастила и в город часто мотаешься, значит теперь ты цаца? Хули заставляешь за собой бегать?!

Паника и страх ударили в голову, словно точным ударом молота. Анна принялась дёргаться, стараясь вырваться.

– Семён! Совсем мозг пропил?! Отпусти меня! – проскулила девушка в конце, истерично дёргаясь в крепкой хватке.

Хватка с подбородка поднялась к щекам. Парень сжал их, заставляя девушку выпятить губки. Красная помада размазалась, выходя за контур.

Испытывая некое наслаждение от происходящего, Семён большим пальцем провёл по верхней губе Анны, смазав помаду красную, проводя линию до скулы. Она опешила, замерев.

– Вот такая ты мне нравишься больше, Анька, – мерзкое дыхание окатило лицо. – Мужика бы тебе нормального. А пока и я могу строптивость с дурью из тебя выбить.

Парни из компании вновь захихикали, выкрикивая:

– Лучше «вытрахать».

В женских глазах показались слёзы от обиды и понимания, что ничего хорошего сегодня её не ждёт.

К компании стремительно приближались тяжёлые шаги, а совсем скоро в свете фонаря показалась высокая величественная мужская фигура, одетая в однотонную куртку то ли тёмно-синего, то ли тёмно-зелёного цвета.

В таком мраке дальше своего носа была увидеть невозможно.

Незнакомец громко засвистел.

– От девушки отошли, уроды малолетние, – грубый мужской бас раздался неожиданно громко, от чего вся компания во главе с Семёном затихла. – Сейчас поймаю вас и повезу в отделение. Посидите с рецидивистами в камере, подумаете хорошенько, как вести себя надо.

Одно дело быть уверенным в себе рядом с хрупкой девушкой, а другое дело – встретиться с оппонентом, значительно превышающему по силе.

К тому же, по всей видимости, с человеком при исполнении.

Анна, глубоко в лёгкие вдохнув морозный воздух, закричала, не жалея горла. Она забилась в руках парня ещё сильнее, визжа, словно полоумная. Семён, не ожидавший подобного выпада со стороны одноклассницы, ослабил хватку, от чего девушка повалилась на заснеженную землю, зашипев от боли в копчике.

Мужчина сорвался с места, приближаясь к парням, давшим дёру сразу, как только он чуть приблизился к ним.

Девушку резким рывком за шиворот подняли на ноги и стали заботливо отряхивать со всех сторон, от чего та, пусть и до сих пор напуганная, покраснела.

– Спасибо.

Пробормотала тихо, засмущавшись сильнее от хриплого смешка над головой.

– Было бы за что, гражданка. Давайте я вас провожу?

Сказанное сказалось не столь вопросительным, сколько утвердительным. Он согнул руку в локте, казалось, настаивая на своём сопровождении.

После пережитого, отказываться от помощи Анне показалось глупым, поэтому она осторожно обхватила заледенелой ладошкой мускулистую конечность, чья твёрдость ощущалась даже через объёмную набитую синтепоном ткань.

Ночь была безмятежной и молчаливой, и лишь порывы ветра завывали рядом с незнакомцами. Снег хрустел под ногами невольных попутчиков, пока те брели вперёд.

– Знаете, у вас такие красивые блондинистые волосы…

Глава 2

– Как думаешь, насколько часто Даня чинит эту хрень? – парень смотрел в сторону гальванической линии, насаживая на полые металлические трубки цинковые крюки квадратной формы. – Вместо того, чтобы Михалычу работу спихнуть и в хер не дуть, он всё сам, всё сам. Ничего не замечает вокруг со своей гальваникой.

– И впрямь, – пробормотала еле слышимо девушка, погружённая в свои мысли. Похмелье и очередные кошмары давали о себе знать в виде ненадлежащего состояния Алисы, именуемого ничем иным как «овощ».

Напарник, отложив в сторону скобы, наклонился ближе, сокращая расстояние между собой и Добронравовой.

– Лис, чё за херня?

На пару секунд между ними воцарилась тишина, разрываемая гулом работающих станков, перекрикиванием заводчан и лязганьем деталей друг об друга.

Алиса подняла неуверенный взгляд на парня, не совсем понимая, как правильнее ответить на поставленный вопрос.

Так называемой «херни» было много. Настолько, что во время их счёта не хватило бы пальцев обеих рук. Отцовский запой, пропадающая на работе днями и ночами сестра, проблемные учебные будни и сны. Последнее вовсе выводило из колеи настолько, что по пробуждении не было сил даже на то, чтобы попросту встать с кровати, отчего успеваемость в колледже стремительно шла на спад.

С того злополучного дня девятнадцатого января она ни разу нормально не высыпалась. Кошмары каждую ночь атаковали её изнурённую по прошествии дня голову, выжимая девушку досуха. Они были разными, но определённо нарастали в своей изощрённости.

За последний месяц Алиса тонула, бросалась с крыши местного дома культуры вслед за почившей матерью, была растерзана диким зверем в тайне, и это была лишь малая часть расправы над ней собственным сознанием.

– Не выспалась, всё хорошо, – девушка, сжимая замёрзшими пальцами трубу.

Ей определённо требовалась хорошая доза снотворного.

– Ты мне лучше расскажи, твой старший больше не упоминал про жертв?

Алиса хотела знать больше о том, что происходило в родных краях. Сказать, что ей было откровенно плевать на собственную жизнь – смешно. В связи с последними событиями, тема смерти пугала девушку больше, нежели пугающие и в значительной степени приукрашенные рассказы местных о душегубе и его методах пыток. Однако нечто, казалось, удерживало интерес, вынуждая раз за разом перечитывать материалы газет, в поисках новой информации о работе следствия.

Посвящать сестру в детали расследования серии убийств Марина отказывалась наотрез, зачастую откровенно грубя младшей, дабы та «не совала свой длинный нос куда не просят».

Хотя ей хотелось как раз-таки «не соваться» в отчий дом, чтобы бы не столкнуться с очередным нервозом родственницы.

Дмитрий пожал плечами.

– Волк молчит, да и он не мент, чтоб в это влезать. Как-то его и нескольких ребят допрашивали, но всё бессмысленно.

«Резонно», – подумалось девушке, дергаясь от вновь рухнувшего барабана и последующего потока обсценной лексики.

Парень процедил нечто нечленораздельное, косясь на мужчину.

– Теперь я допёр, почему рядом с ним баб нет. Был бы он подошёл6 к нам, то сразу получил бы в жало от старших за мат. Что только в нём девушки находят?

Алиса не смогла сдержать смешка, поднимая взгляд на парня.

– А у вас помимо «кодекса пацанов» есть ещё моральные требования?

– Конечно. Мы, «волжские», парни порядочные, а не дворовая гопота. Понятия чтим, ведём себя культурно.

– Ага, – закатила глаза девушка, возвращаясь к рабочему процессу. – Ты то хороший парень, не спорю. Но парни твои доверия не вызывают. Сижу тебя, слушаю, а сама вспоминаю, как Светкино окно толпа снежками закидала…

Бурунов разразился заливистым смехом, роняя из обессиленных рук с мерзким дребезжанием несколько деталей.

– Так это наши и были, Лис, – переложив на лавку оставшееся, чумазыми пальцами смахнул подступившие слёзы с глаз, оставляя на коже грязные разводы. – А я то… я то вспоминал, про какую пухлую бабёнку из пятьдесят седьмой квартиры они говорят. А это они на нашу Свету нарвались.

– Ничего смешного!

Закусывая щёку изнутри, дабы не засмеяться вслед за товарищем, Алиса тыкнула парня под рёбра.

– Я чуть не поседела, когда она высунулась из оконного проёма и стала с ними ругаться. Думала, что они психанут и поднимутся к нам. Особенно этот… с голосом поломанным.

– Семён, – кивнул Дима больше для себя, нежели для подруги. – Это племянник Волка и Зуба, сын сестры их старшей. Зуб в Афгане служит, интернациональный долг выполняет перед родиной, пока брат его водку в себя заливает.

Алиса хотела было уточнить из любопытства, узнать поподробнее об этой криминальной семейке, но, столкнувшись с помрачневшим лицом напарника, лишь кивнула.

– Сёма парень хороший, правда, – попытался улыбнуться Дмитрий, быстро переводя разговор. – Со сверстниками своими, правда, ведёт себя, как блатной, но это пока Олег, то есть Зуб, не вернулся. Он уж его приструнит.

– Он Клычок, получается, – усмехнулась девушка, отставляя заполненную трубу в сторону и следом разминая затёкшие плечи небрежными движениями.

Парень довольно замычал, хихикая.

– Лис, – Бурунов потянулся к Алисе, ласково обхватывая женские ладони своими и внимательно всматриваясь в потускневшую зелень уставших глаз. – Я рядом, слышишь? Никто тебя не тронет. Даже если старшим дорогу придётся перейти – перепрыгну. Ты ж семья моя, ничуть не меньше мамки роднее, сама знаешь.

Знала. Оттого так доверчиво в ответ смотрела, принимая заботу Димы. Но подобных жертв от него не требовала. Наслышана была, как обращались с «чертями» и неугодными, как те под машины бросались и с крыш хрущёвок прыгали, лишь бы больше не терпеть травлю.

Голову заполнили тревожные картинки, сдирая с губ нежную улыбку.

Добронравова чуть кивнула, отпрянув.

– Молодёжь, – окликнул ребят Алексей Михайлович, вытирая руку об грязную тряпку и подходя ближе. – Бросайте всё, вторая смена закончит. Бегите переодеваться, пока толпа не попёрла.

– Так точно, дядь Лёш.

Спорить не хотелось. Да и работа шла, откровенно говоря, так себе.

***

– Что скажете, старший лейтенант?

Удары оперативников о землю раздавались чуть поодаль от места преступления. Они обеспокоенно семенили между высокими стволами сосен, отцепляя территорию и оттесняя в сторону случайных зевак.

Милиция получила информацию около девяти часов утра о том, в районе Майской горы вновь было обнаружено тело девушки. Точное место потрясённая жительница указать не смогла, поэтому оперативники, выехавшие на место, с недоверием побрели вслед за престарелой женщиной по оставленным ею следам и свежей лыжне. Они, перешёптываясь между собой, не сомневались, что вызов был ложным, так как в последнее время в связи с многочисленными январскими праздниками участились случаи заплутавших и заснувших в местных лесополосах пьяниц и тунеядцев. Однако едва милиционеры приблизились к территории совершения преступления, стало ясно, что этот случай отличался от привычных им.

Десяток человек столпились рядом с одним из оперативников, облепляя его со всех сторон. Пока мужчины переглядывались друг с другом молчаливо и пытались разглядеть труп за широкими спинами экспертов и следователей, женщины охали и тяжко вздыхали в перерывах между активным обсуждением случившегося, драматично хватаясь ладонями за сердце.

– Неужто душегуба девка?

Марина поморщилась. В ушах стоял людской гомон, заглушавший собственные мысли. Он перекрывал звуки, но далеко не запах, смешивающийся с морозным воздухом в сладковато-металлический аромат.

Взгляд Добронравовой был серьёзным и сосредоточенным. Женщина внимательно исследовала каждую деталь на месте преступления. Казалось, что за годы работы она привыкла к результатам человеческой жестокости, но увидев данное зверство над брошенном в сугробе безжизненным телом неизвестной, лейтенант не смогла скрыть отвращение на лице.

– Очередная жертва, – пальцы подрагивали, когда доставали из кармана пальто сигарету. – Наша. Девятая, – прошептала следом, затягиваясь никотиновым дымом в полные лёгкие, пока в горле не запершило.

Нервы ни к чёрту.

Каждый сотрудник милиции, проработавший хотя бы больше года, мог до приезда криминалистов и судебно-медицинской экспертизы определить по первому виду, к какой категории относилось то или иное преступление.

Тут же не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить то, что убийство произошло далеко не в ходе ограбления или, так называемой, бытовухи7.

Бледная тонкая конечность с едва выделяющимися пятнами выделялась на белоснежном природном полотне. На нём развернулась жуткая инсталляция за авторством «ульяновского потрошителя», которая была практически идентична прошлым убийствам за исключением одной детали.

– Уверена? – отчеканил майор, явно забывая забывая о тлеющей папиросе, зажатой между тонких губ.

Голова отсутствовала.

Руки девушки были раскинуты в стороны. Несмотря на то, что грудь была припорошена снегом, ярко выделялось отсутствие куска левой молочной железы ближе к ребру. Бёдра раздвинуты, одна нога согнута в колене. Следов борьбы, на первый взгляд, обнаружено не было.

Роман опустился на корточки рядом с трупом по его правую сторону, чтобы не мешать работе судмедэксперта, Виталия Александровича Лапина. Мужчины крепко пожали друг другу руки, не снимая специальных перчаток, знакомясь впервые при столь леденящих кровь обстоятельствах.

О профессионализме мужчины знал каждый сотрудник местного отделения внутренних дел.

Не выглядящий наивным, но слегка смазливым, он имел очень вытянутое бледное лицо, не знавшее тягот сельской жизни, которое гармонировало с близко посаженными светло-карими глазами, отдалённо напоминавшими девушке циркон. Мужчина имел длинный хрящеватый нос, невыразительный скошенный подбородок и маленький рот с тонкими потрескавшимися губами, которые не казались Марине соблазнительными, но многие девушки и женщины, живущие в Ульяновске, явно засыпали с мыслями о них.

Образец стереотипного британского джентльмена из кинематографа, вымершего, как казалось Добронравовой, вида. Он ей более или менее нравился, в отличие от всех остальных коллег, с которыми ей не посчастливилось поработать.

– Как я могу к вам обращаться, товарищ? – не отрывая своего пристального внимания от обнажённой груди, пробормотал учёный, хмурясь от едкого запаха сигареты, исходящего от Семёнова.

Мужчина, замечая это, учтиво потушил недокуренный окурок о снег, втаптывая его ботинком поглубже.

– Майор Семёнов, следователь по особо важным делам Прокуратуры РСФСР.

– Долго специальное обучение проходили, товарищ майор?

– С семидесятого года, – ледяным тоном припечатал Роман, усмехнувшись. – Более десяти лет мурыжили в Ставропольском крае.

Поджав губы, Марина еле удержалась, чтобы не закатить глаза. О деле «Оборотня» из Невинномысска она слышала в последнее время чаще, чем с утра смотрелась в зеркало в ванной.

– Виталий Александрович, – сдерживая раздражение, процедила женщина. – Что по предварительному осмотру?

– Будто вы сами не видите, Марина Игоревна, – улыбнулся судмедэксперт, оглядываясь на Добронравову из-за своего плеча.

Просунув руку под сгиб колена, мужчина бережно немного приподнял ногу покойницы.

– Всё как по сценарию. Можно увидеть кровь на вульве и на внутренней части бедра, следовательно, был совершен насильственный половой акт. Множественные ножевые ранения в спину, язык отсутствует…

– Как и голова, – вставил своё слово Роман, но тут же резко замолк, когда Виталий, не поднимая на него своего взора, указал в сторону пальцем, где столпилось несколько криминалистов, описывающих увиденное.

– Даю слово, майор Семёнов, – усмехнулся мужчина. – Языка там точно нет.

Голова девушки со снятым скальпом лежала в десяти метрах от туловища. Тонкие веки чуть приоткрывали помутневшие глаза. Рот с запёкшейся кровью на уголках рта и подбородке был приоткрыт.

Изгвазданная алой краской кожа контрастировала на фоне белокурых волос.

– Что по остальным уликам, Виталий Александрович? – скомандовала старший лейтенант Добронравова тоном, не терпящим пререканий.

Мужчины переглянулись между собой.

Эксперт, усмехнувшись, покачал головой. С Мариной он работал уже несколько лет, поэтому знал её непростой характер лучше всех остальных коллег. Однако подобную приказную интонацию слышал к себе впервые. Не обижался. Понимал, что женщина хочет поставить новоприбывшего москвича на место.

Она здесь «хозяйка».

Устремил взгляд на Добронравову исподлобья специально, играючи, чтоб неповадно было той использовать его, как инструмент для достижения своих целей. А сам Виталий щёку изнутри закусывал, чтоб не рассмеяться над виновато опустившейся головой женщины.

– Есть, товарищ старший лейтенант. Нашли с ребятами следы ботинка примерно сорок второго размера. Один из оперативников подсказал, мол, у самого такой же, – отметил мужчина, записывая что-то быстро карандашом в протоколе осмотра. – Также на одном из деревьев найден небольшой смазанный след, предполагаемо, крови.

– Брызги от отрезанной головы? – предположила Марина.

– Навряд ли. Оглянись вокруг, – пробормотал Роман, стараясь вглядеться в записи на бумаге, написанные Виталием витиеватым почерком.

Женщина осмотрелась, замечая, что для места преступления, где жертву лишили головы, было довольно чисто. Если человеку нанести проникающее ранение, начнётся кровотечение. В худшем случае оно будет артериальным, основным признаком которого является пульсирующая струя. При обезглавливании кровь лилась бы «фонтаном», пачкая тело вокруг.

Несовпадение локализации биоматериалов с положением тела напрямую указывало на то, что потерпевший перед смертью мог передвигаться, или жертву уже привезли на это место, после совершения преступления.

– Путешественник?

– Проверим, Марина Игоревна. Но пока из своего опыта могу сказать, что да, – закивал Виталий, закрывая и передавая свой протокол подошедшему коллеге, прежде чем пойти к первой значимой улике.

Судмедэксперт в прочном костюме и в берцах аккуратно подходит к сугробу, где был обнаружен след ботинка предполагаемого преступника, ведя за собой майора и старшего лейтенанта.

Вокруг неё уже вовсю работали эксперты-криминалисты, в том числе и Станислав Геннадьевич, стаж работы которого в этой сфере исчислялся ни одним десятком лет.

Он внимательно осматривал улику, оценивая глубину и форму. Затем, пользуясь инструментами, мужчина медленно начинал подготовку для изготовления слепка под пристальные взгляды следственно-оперативной группы.

Мужчина аккуратно очищает поверхность от лишнего снега, чтобы не повредить улику. Следом криминалист взял из рук подошедшего напарника специальный состав на основе силикона и, тщательно размешав субстанцию, начинал наносить его на след ботинка тонким слоем. Силикон медленно распределялся, заполняя каждую деталь и захватывая форму обуви.

Пока силикон затвердевал, Станислав осторожно отступил в сторону, не нарушая процесса. Всё внимание было сосредоточено на том, чтобы слепок был максимально точным и чётким. Правильно выполненная работа позволила бы определить модель обуви, размер и другие важные характеристики убийцы.

– Если моя теория подтвердится, то я изложу её в протоколе, но навскидку могу пока могу сказать следующее, – прервал первым воцарившееся напряжённое молчание пожилой мужчина. – У нас, товарищи, возможно появились примерные данные роста нашего потрошителя.

– Это как понимать? – ответил майор.

– Рост человека вполне возможно вычислить по ширине его шага. Данный метод является лишь приблизительным и может давать отклонения от реальных данных, так как факторы, такие как пропорции тела, тип ходьбы и другие особенности могут оказывать влияние на длину шага каждого человека, – произнёс криминалист, не сводя взора с застывающей массы в выемке сугроба. – Если при проверке окажется, что тот след крови на коре окажется идентичным с группой крови спермы на теле убитой, то можно с высокой вероятностью утверждать, что у нас есть предполагаемые размеры преступника.

– Маньяк мог инстинктивно схватиться за ствол дерева на уровни своих глаз.

Виталий Александрович усмехнулся, поворачиваясь корпусом к задумавшемуся Роману.

– Неплохо, майор. Ставлю вам «отлично» по криминалистическим исследованиям динамических признаков человека.

***

Мягкий оранжевый свет многочисленных фонарных столбов освещал дороги. Асфальт укрывал лёгкий снежок, смешавшейся с грязью. Слякоть была неприятным дополнением к тяжёлому дню. В округе витал запах выхлопных газов автомобилей – сладковатый и маслянистый, оставляющий неприятное послевкусие у корня языка.

Находиться в четырех стенах становилось невыносимо. Давящая атмосфера, даже если отца не было в доме, не давала девушке расслабиться ни на секунду, несмотря на многочисленные просьбы сестры не оставлять родителя в одиночестве. Её все время тянуло на улицу, где хотя бы ненадолго можно было побыть наедине с самой собой и свободно задышать, пока тело не затрясётся в судорогах от холода.

Решение не появляться Алисе ближайший час в доме было принято Буруновым ещё в служебном транспорте на пути домой без всяких отговорок. Парень лишь упомянул, что задержаться с ней дольше не сможет из-за предстоящих сборов.

Победный опустел. Стоя у крыльца, облокотившись о стену потрёпанного жизнью продуктового магазинчика, девушка наблюдала за тем, как Дмитрий медленно втягивал дым крепких сигарет, и пыталась всеми силами сдержать кашель от едкой дряни.

«И нужно ли это тебе на самом деле?» – поморщилась девушка.

– Дура, зачем рядом стоишь? – парень отошёл в сторону, буквально спиной чувствуя женскую улыбку.

Хотя, смотря на разглаживающиеся морщины напарника и вспоминая схожие изменения мимики сестры, она задумалась над правильностью собственных суждений.

Прохожих тут было крайне мало и каждого Алиса хоть немного, но знала. Ощущение того, что ей знаком каждый человек, проживающий на этих улицах, воспоминания о детских прогулках, содранных коленках и первых синяках, заставляло расслабиться в родной атмосфере – грязной, напряженной, но все-таки родной.

– Чтоб тебя позлить, – пожала плечами девушка.

Буркнув под нос что-то вроде: «У тебя отлично выходит», Дима затушил сигарету.

– Пойдём внутрь. Мать попросила бутылку молока купить, да буханку чёрного. Надо со всем разобраться до того, как последний автобус до города отбывать будет.

– А обратно как? – заходя следом за пареньком в светлое тёплое помещение, снизу доверху напиханного разной съестной и не очень всячиной.

Такой разнообразие в дефицит вполне обоснован. Дорога до центра города составляла минут сорок-пятьдесят, а общественный транспорт ездил туда раз в час. Многие односельчане, состоявшие по большей части из людей пожилого возраста, редко выбирались в центр, закупаясь у неизменной кассирши Надежды Степановны.

– У знакомого переночую, – бросил тихо парень, продолжая следом громче. – Здрасте, тёть Надь!

На оклик ребят из-под прилавка высунулась невысокая сутулая женщина средних лет с объёмными русыми кудрями на голове, коим вполне могла позавидовать Алла Борисовна в свои лучшие годы.

– Ой, Димочка, Лисонька, – широко распахивая голубые глаза с редкими ресницами, которые женщина обильно подчёркивала чёрной тушью. Надежда суетливо подбежала к кассе, потирая руки об фартук. – Давненько я вас тут не видала. Ну, оно и не удивительно, верно? Работаете, умнички, не покладая рук на заводе, производство поднимаете!

– Да какая работа, – вздохнул Дима, звонко шмыгая покрасневшим носом и поправляя на лбу белую шапку с вышитыми красными нитями «СПОРТ» посередине. – Заказов практически нет, многих распустили по домам. Если и приходят задания, то обычно такие, в которых наша помощь не к месту. А мы так, решили по посёлку пройтись до вас и обратно.

«С ноября месяца», – добавила про себя девушка, безучастно рассматривая пол.

Сидеть на шее Марины было стыдно. Старшая сестра её ситуацию понимала, не попрекала словом. Нынче каждая вторая сельская девка на учителя шла, поэтому Алисе с неоконченным историческим образованием дорога в образовательное учреждение была перекрыта, а в музеи вовсе брали лишь «своих» или по связям.

– У вас то как дела? Как торговля? – заулыбался парень, переводя тему в иное русло.

Женщина заметно занервничала. Глаза, густо подведённые чёрным карандашом, забегали по углам.

– Да если б, ребятки. Сейчас уж редко кто ко мне захаживает, и то, только до часов трёх-четырёх, чтобы в светлое время суток до дома дойти успеть, – Надежда Степановна легла грудью на прилавок, сокращая расстояние между растерянными подростками. – Слышали же небось, что в Победном творится?

Посёлок Победный лет десять назад был процветающим рабочим населённым пунктом, построенным ещё в тридцатые годы прошлого столетия под фермерские угодья. Во времена Великой Отечественной войны совхоз стал местом расселения репрессированных немцев, отчего в дальнейшем среди поселения и по сей день много этнических немцев и их родственников.

Приезжих в эти края было крайне мало. Оттого люди про каждого односельчанина знали практически всё, прожив большую часть жизни друг с другом бок о бок, как бы иронично не звучало, и в радости, и в горе.

– Ко мне Ритка месяц назад забегала, – заговорческим тоном продолжала женщина. – Думала, что у неё очередной банкет намечается в столовой, а вот нет. Запыхавшаяся вся, красная, спрашивает, мол, не видала ли я свекровь её. А Зинаида Васильевна у неё этим… альцгеймером болеет. Они с мужем по делам уехали, вернулись через часа два-три, а старушки и след простыл, только дверь входная, да калитка открытыми настежь остались, – Надежда Степановна перекрестилась несколько раз, сжав через ткань одежды крестик.

Алисе стало вмиг не по себе. Воображение моментально нарисовало картину, на коей пожилая дама, осунувшаяся и исхудавшая под воздействием неизлечимой болезни, босиком сновала между деревьев по белоснежному снегу на окраине села. Её израненные жесткой корой хрупкие пальцы цеплялись за могучие стволы, словно за спасительную соломинку, судорожно оглядываясь по сторонам.

К горлу подступил ком.

– И что? Нашли? – неуверенно спросила девушка, изрядно впечатлившись историей, о чём поспешил поведать Алисе сказать напарник, видя её изменившимся выражением лица.

– Да если б просто нашли, дорогая, – женщина вновь перекрестилась. – Участковый приезжал, несколько полицейских из города вызвали и начали её искать. Весь Победный прочесали перед тем, как решили чуть дальше сунуться. Несколько наших мужиков в поисках участвовали. Мой муж тоже там был, оттуда подробности и знаю, – голос Надежды задрожал. На пару мгновений она замолчала, раздумывая, нужно ли рассказывать подобное подросткам. – Вот вам крест, дети, в овраге тётю Зину нашли. Лежала брюхом кверху. Рёбра торчат, внутренности были наружу вытащены, челюсти нижней нет, как и языка. Бедный Андрюшка, сын её. Милиция его кое-как от тела оттащила, пока тот горло криком срывал, да в крепких руках их в истерике бился.

Дима громко выругался, отшатываясь от кассирши назад так, словно она и была виновницей произошедшего. С лица девушки сошли все краски, делая его бледным на манер белоснежной поверхности листа бумаги.

Действительно, лучше бы просто нашли старую больную женщину замёрзшей насмерть, а не вот это всё.

– И… и как? – неуверенно пробормотал Бурунов. – Нашли причину смерти? Это звери её так?

Надежда энергично покачала головой, нахмурившись.

– Да какое ж зверьё на подобное способно? Говорю вам, как и милиции нашей говорила – бандиты это! Вон их сколько развелось в городе. Ходят, скрываются в нашем Победном и ищут себе жертв среди слабых и немощных – детей, да стариков. Они ведь ведомые.

– Но зачем, тёть Надь…? – неуверенно начала Добронравова, но определённо пожалела, столкнувшись с волчьим взглядом Надежды Степановны.

– На органы их продают, вот, что я вам скажу!

– Да херня это всё, – сплюнул на пол Дима, рыкнув на продавщицу. – Кто ж из здравых пацанов на это пойдёт? Свои же и загасят за подобное.

– Все вы здравые, пока деньгами у носа не поводить, – процедила сквозь зубы женщина, раздражаясь. – У дитяток наших они свежие, гадостью никакой не порченные, да и у нас условия жизни лучшие. Рядом с лесом ведь живём, на чистом воздухе, без всяких химикатов и выхлопных газов. А старики – это так, чтоб зря не пропадали. Поэтому у Васильевны языка то и не было.

Внезапно за дверью раздался собачий лай вперемешку с воем, прерывая разгорающуюся дискуссию. Надежда тотчас смолкла, напряжённо вглядываясь в небольшое оконце рядом с выходом. Алиса также обернулась, чуть прищурившись из-за лучей заходящего солнца, окрасившего небо в ярко-оранжевое полотно с тёмно-розовыми линиями.

– Так, ребятки, давайте-ка я вас обслужу побыстрее, а вы разойдётесь по домам. И, пожалуйста, не выходите после заката за пределы участка. Неспокойное сейчас время, сами слышали.

Переглянувшись с напарником, девушка закивала, пропуская его вперёд. В голове из раза в раз прокручивался рассказ кассирши.

***

– Совсем отупели в своей глуши от страха, – ругался парень, энергично размахивая руками. Хлеб вот-вот норовил вылететь из его плотно сомкнутых пальцев, утопая в снегу, от чего Алиса несколько раз дëргалась к другу в попытках спасти несчастное съестное изделие. – Как полку прибить или дрова нарубить так: «какие же вы хорошие ребята! Зря про вас дурное говорят. Не гопота, а настоящие комсомольцы», – пискливым голосом пародировал соседок Дима, театрально хлопая белëсыми от снега ресницами. – А как случись что, так сразу крайними оказываемся! Где же хвалëная взрослая честность?!

Алиса пожала плечами, безостановочно кивая разъярëнному товарищу. Понимала, что в такие моменты парня надо было выслушать и дать время прокричаться. Однако делал он это в своей манере – комично и эмоционально, от чего сопереживать ему становилось труднее, как и сдерживать подступающий смех. В моменты горячки Дмитрий ничем не отличался от того же ребëнка, которому слишком рано раскрыли секрет о личности Деда Мороза и как именно подарки появляются под пушистой нарядной ëлкой.

– А если я чуть-чуть корки отщипну, мать сильно по бошке надаëт, что думаешь?

Справедливости ради, отходил он также быстро, как начинал злиться.

– Попробуй, – пожала плечами девушка. – Я с интересом выслушаю еë жалобу на то, какой же у столь прекрасной женщины сын уродился эгоистом.

Лицо парня поморщилось, словно тот тотчас со словами подруги зажевал недозрелый лимон. Добронравова захихикала, игриво толкая бëдрами Диму чуть вбок.

– Вы, женщины… – толкнул Бурунов напарницу в ответ, улыбаясь. – …вечно против меня воду мутите. Причëм ту, которую я ей, не жалея спины, в баню ношу из колодца.

Ирина Петровна растила Дмитрия без участия мужа. Спился он или же попросту доживал свои годы в отдалении от семьи – известно не было. Слухи ходили по Победному различные, но женщина их не подтверждала, но и не опровергала. Сыну про отца рассказывала мало. При личном разговоре с парнем, тот упоминал про него лишь фразой: «Если накосячу, мать опять скажет, что я – порода отцовская. А раз «отцовская», значит разговаривать весь день со мной не будет».

Оставшийся путь до дома Добронравовых прошёл в относительном молчании. То ли социальная батарея парня опустилась до нуля, то ли Бурунов был погружён в свои мысли – не ясно. Беспокоить друга лишними разговорами не хотелось, видя, как складки на его лбу хаотично двигались от напряжения.

Лишь подойдя к родному покосившемуся деревянному забору, Дима чуть слышно пробормотал:

– Ты тоже так думаешь?

Девушка остановилась, не доходя до калитки пару метров.

– Как думаю, Дим? Думаю, что это парни из группировок беспредел устраивают?

Парень закачал головой, опуская глаза в пол. Носком поношенного ботинка он нервно ковырял в снегу.

Алиса не знала, как правильно было бы ответить на этот вопрос.

С одной стороны, старшая сестра, узнавшая, что девушка близка с парнем из местной ОПГ ни раз разговаривала с ней, описывая в красках ужасы той незаконной деятельности, в которую вовлекали наивную молодёжь, и настоятельно просила ограничить общение с Дмитрием.

– На кой чёрт он тебе сдался? Мало того, что ни кола, ни двора, так ещё не заметишь, как пол имущества у нас вынесет.

В восьмидесятые годы на просторах города Ульяновска взошла зловещая тень бандитизма, причиняющих немало страданий и тревоги. Эти преступные объединения, плетущие свои темные интриги, властно распространяли сети своего влияния и безжалостно наводили ужас на мирных граждан.

Один из наиболее пагубных видов незаконной деятельности, на которую ссылались группировки, была контрабанда. Беззаконными способами импортируя и сбывая электронику, алкоголь и наркотики, они осуществляли своеобразный преступный обмен большого масштаба. Продукты данного оборота изымались с примыкающей к границе земли и распространялись по городам Поволжья и другим регионам Советского Союза, наводя страх и создавая нарушение общественного порядка и безопасности.

Алиса помнила, какой уставшей приходила сестра домой, едва не засыпая на пороге. Бесконечная вереница допросов, ловля подростков, примкнувших к различным группировкам – всё это было больной мозолью Марины, едва начавшей карьеру в милиции после выпуска из академии.

– Пойми, дорогая, такие как он, если стали «пацанами», то в нормальное общество вряд ли вернутся. Они почувствовали вкус денег, вкус власти и вседозволенности.

Также имело место быть коварная и срамная практика проституции, в которую эти безжалостные группировки заковывали женщин и девушек. Им не давали другого выбора, кроме как поддаться сексуальной эксплуатации под угрозой насилия и шантажа. Пленницы группировок становились марионетками в их темных играх, вынужденными вступить в сферу непристойных услуг. Их жизни были лишены свободы, достоинства и надежды, а их тела стали лишь объектами для жаждущих плотских наслаждений.

Но трагедия, вызванная этими группировками, не ограничивалась лишь этим. Вымогательство, бандитизм, мошенничество, кражи, как зловещие стрелы, протыкали обычных граждан день ото дня, угрожая их финансовой стабильности и безопасности.

Однако у всего этого была и другая сторона.

– Нет, – Алиса закачала головой. – Пусть в твоих глазах я буду доверчивой простушкой, но он хороший парень. Добрый, порядочный, пусть и вспыльчивый. И меня он любит и мать свою. Сколько раз он отцу нашему в хозяйстве помогал? А тебе с машиной? Никогда не отказывался, труда не боялся. Всего себя готов наизнанку вывернуть, лишь бы другим лучше было.

Сместив акцент с общепринятого представления о преступниках на более глубокие мотивы и личностные причины их участия в нелегальной деятельности, можно обнаружить даже внутри мрачного облика преступных группировок «хороших парней», обладающих весьма необычными качествами.

Такие мальчишки, как правило, присоединялись к группировкам не только в целях совершения преступлений, но и с иными, возможно, более благородными целями. Они поклонялись идеалу защиты и обеспечения благополучия своих родных и близких.

Девушки сидели друг напротив друга за обеденным столом, сталкиваясь взглядами. Казалось не стол, а целая пропасть разделяла сестёр, не давая услышать одной другую.

– И что? – черты лица Марины исказились в недовольной гримасе. – Думаешь, не бросит тебя твой Димочка, едва старший рукой махнёт с командой «фас».

– Не бросит. Потому что семью не бросают, Мариш. Не тебе ли об этом знать? – намекала Добронравова младшая на то, как часто сестра прикрывала жестокое обращение своих коллег к свидетелям или подозреваемым на допросах.

Девушка, поджав губы, лишь прошептала:

– Дура ты, лисёнок.

«Дура», – соглашалась девушка, вспоминая последний неудачный разговор с родственницей. Но сердцу приказы отдавать бессмысленно.

– Не отрицаю, – не стала утаивать очевидное Алиса, подходя к другу ближе. – Но то, что это не твои парни, уверена. Ты не такой человек, чтобы утаивать и содействовать подобному, – мягкие девичьи руки обхватили шею Дмитрия, прижимая к себе в крепких объятиях. В следующий миг широкая улыбка расцвела на женских губах, стоило телу почувствовать ответное прикосновение. Голос стал тише. – Ты – мой друг, Дим. А значит твоё слово превалирует над мнением остальных. Если же ты оступишься…

– …то ты мне скажешь об этом? – хмыкнул подросток, утыкаясь холодным носом в открытую шею.

– Руку протяну, дурак. Подниму, отряхну от снега, выпорю тебя отцовским ремнём с тяжёлой бляшкой и помогу вновь встать на верный путь.

Кожу опалило горячее дыхание, вызывая мурашки.

Послышался смешок, перетёкший в глупое хихиканье.

– Сама ты дура.

«Спасибо» слышалось ей, стоя в объятиях близкого товарища под дождём из объёмных снежных хлопьев.

– Только не ляпни при пацанах это мусорское название «группировка». Не бандиты мы, а порядочные люди.

Алиса чуть отстранилась от друга, глаза на него поднимая. Пусть и вслух ничего девушка не произнесла, но красноречивое выражение лица говорило само за себя.

Понятий местных мальчишек она не знала и более того разбираться в них не считала нужным, несмотря на тесные взаимоотношения с Димой. Как-то не задумывалась Добронравова младшая о корректности того или иного слова, однако в последнее время стала чаще задаваться вопросами, которые парень откровенно называл «не нужными».

– И как же тогда вас называть? Клуб по интересам?

– Семья.

Кратко ответил подросток, но уточнений более Алисе не требовалось.

В силу расцвета криминала и тяжёлой жизни многие мальчишки, оказавшись втянутыми в опасный мир, воспринимали друг друга не просто как товарищей по несчастью, а как членов своей «семьи». Малолетние хулиганы видели друг в друге опору, защиту и понимание, которые зачастую недополучали у родителей, пропадавшими днями и ночами на работе.

Длинные пурпурные сумерки окутывали небо, когда наступил зимний вечер.

Вдали слышны были лишь приглушенные звуки шагов по засыпанному снегом тротуару, мимолетные разговоры, голоса уставших трудяг, окутанные вуалью холода. Обсуждали они прошедший очередной рабочий день, грезили о стопке водки, вкусном ужине и о тёплых руках жён.

– Красиво, да? – шептал парень, подняв лицо вверх и по-ребячески высовывая язык, вызывая смех Алисы. Тихий, но не менее искренний.

Ледяные звезды, засиявшие в далеком небе, словно маленькие фонарики, напоминали о том, что за пределами этого дивного мира зимы есть еще много неизведанного и невероятного.

Они были юны для всего того, что происходило с ними. Несмотря на разницу в возрасте в четыре года, оба подростка слишком рано осознали, что жизнь не всегда может быть справедлива и что её испытания могут быть столь тяжелыми. Но их дружба стала светом во тьме, утешением в горе и огромной силой.

– Пошли домой, ценитель красоты, – потрепала девушка товарища по шапке, взъерошив волосы. – Не задерживайся на своём собрании. Выспись и возвращайся поскорее. Не заставляй Ирину Петровну волноваться.

Бурунов заворчал на подругу больше для вида, нежели из недовольства. Слишком было довольное лицо парня, пусть и со скрываемой улыбкой.

– Ладно-ладно. Всё равно завтра выходной, чего ж не задержаться? – хотел было улыбнуться Дмитрий, но замялся, увидев осуждающий взгляд. – Да понял я! Хуже мамки моей. Воды мне вынеси только, пожалуйста. Не хочется снег грызть по дороге.

Чуть кивнув, Алиса махнула рукой в сторону жилища, поспешив в тёплое помещение.

– А ты погрызи, – не удержалась от шутки Добронравова. – Может, нам с Маринкой меньше снега чистить придётся.

Она так и не услышала ответ, переступив порог дома, но точно знала, что подросток наверняка закатил глаза в своём стиле.

Помимо уютного тепла, девушку встретила взволнованная речь сестры в спальне родителей. Разобрать то, что именно говорила родственница, не представлялось возможным. Чтобы добраться до комнаты, необходимо было пересечь сначала прихожую, а следом небольшую кухню.

Родительская спальня ограждалась двумя деревянными дверьми, выкрашенные лично отцом белой краской, со скрипучими петлями, пугавшие своим звучанием Алису в глубоком детстве.

Дима аккуратно и как можно незаметнее прикрыл входную дверь, зашуганным зайцем выглядывая из-за плеча подруги и глазами рыща в поисках её сестры. Живы были воспоминания о последнем допросе с пристрастиями и запугиваниями детской колонией.

Видя состояние парня, Алиса подыграла.

– Стой тут, – шептала она, стараясь тихо разуться. – Я сейчас быстро всё сделаю, чтоб ты на Маринку не наткнулся. Молодец, что прячешься. Злая она сейчас, мало ли что. Вот увидит тебя, схватит и усадит в чёрный воронок8, – прикрывая рукавом зимнего бежевого пальто хитрую улыбку, девушка на цыпочках засеменила на кухню, подкрадываясь к кувшину.

Разговор стал более отчётливым.

– Нет, Роман Андреевич. Я разговаривала с Виталием насчёт последнего отчёта. Время смерти Анны Кравчук, судя по полигональным пятнам, наступил восемь-десять часов назад с момента обнаружения трупа. Гражданин Емельянов в то время находился на застолье у знакомых, следовательно, у него имеется алиби…

«Очередная жертва?» – не налив и половины стакана, девушка осторожно поставила его в раковину и подошла ближе к комнате, прислушиваясь.

Грубый мужской голос что-то говорил Марине на повышенных тонах, по всей видимости, оспаривая мнение коллеги.

В спальне раздался шумный вздох, граничащий с раздражением.

– Я не собираюсь с пеной у рта доказывать вам обратное. Если вас не устраивает мой отчёт, то распишите своё недовольство в рапорте Виктору Руслановичу, – цоканье отросших ноготков девушки интенсивно настукивали по поверхности тумбочки, на которой располагался телефон. – Нет, ничего нового неизвестно. А что убитые горем родители могли мне ещё рассказать, кроме как то, что их ребёнка пытали так, как нацисты в свои лучшие годы бы даже о таком не додумались? Я и так разрывалась между тем, чтобы работу свою выполнить и хозяйку дома в чувство привести. Она раза три на моих глазах чуть сознание не потеряла…

Привычка Марины была хорошо известна каждому члену семьи, от чего отец, дабы своеобразно отвлечь дочь, начинал отбивать ритм пальцами сильнее и старался как можно карикатурнее изобразить натужное девичье лицо.

Чужие разборки не были Алисе интересны, более того, влезать в личную жизнь сестры ей виделось низким занятием. Припоминая рассказы девушки о неприятном родственнике её начальника, она уже было развернулась и пошла обратно, как ноги к месту буквально пригвоздило понурое:

– Нет. Я не знаю, что делать с делом матери.

Алиса сдерживала себя из последних сил, дабы не приложить ухо к двери и не выдать себя. Прислушивалась к разговору своей старшей сестры, стоя в тени за дверью комнаты. Она ощущала себя натянутой струной. Страх и нервозность стесняли её дыхание, заставляя сердце биться сумасшедшим ритмом, громко отдаваясь в ушах.

Девушка с самого начала чувствовала, что обстоятельства смерти матери были непонятны для неё. Казалось странным поведение сотрудников правопорядка и Марины, избегающей любого разговора о матери, за исключением ностальгии по родительнице. Вместо честных ответов на волнующие вопросы, сестра преуменьшала или уклончиво отвечала на каждое слово.

– Её дело сегодня официально было прикреплено к остальным. Местные журналисты вынюхивают о каждой жертве этого урода, уже написали пару статей о первых убийствах… – Марина говорила спокойным, холодным голосом, который леденил кровь в жилах. Наполненный горечью печали смешок прервал секундное молчание. – …не думаю, а знаю. Это вопрос времени. Не хотелось бы за чашкой кофе вычитать в газете, как в красках расчленяли мою мать на этом блядском пустыре. Поэтому, прошу вас, найдите номер издательства и попросите в их последующих работах избавить читателей от лицезрения всей той мерзости из уважения памяти семьям убитых. Пускай напишут…

Алиса не могла поверить, что её собственная сестра, её кровь, способна скрывать такие важные детали. Раздражение и страх росли, как лавина, заслоняя свет и надежду, крохами оставшиеся в девичьей душе. Но более превалировал гнев. Разъедающая ярость вызволяла из вмиг потухших глаз горячие слёзы.

Алиса ощущала, что в тот момент, когда правда раскрылась, она потеряла последние частички своего детства. Чувства заполнили каждую клеточку тела, заставляя испытывать пульсирующую боль, нарастающую с каждой секундой от женского голоса по ту сторону двери.

Она упрямо продолжала подслушивать, трясясь от какофонии чувств. Слушала, как монотонным голосом Марина излагала сухие факты из дела их матери, словно читала скучный доклад с тетрадного листа. Время смерти, детали, связывающие убийство родного человека с другими – идентичными по составу преступления.

Отсутствие определённых конечностей и органов, следы сексуального насилия после смерти – вот, что скрывалось за уставшим и безразличным «фирменный почерк маньяка». О нём она читала из тех самых статей, увлёкшись новостью о веренице изощрённых убийств каннибалом, пожирающим своих жертв, исходя из неимения у всех трупов части мяса на бёдрах, брюхе или руках.

Она на пятках развернулась в сторону выхода, издавая шерстяными носками шуршание, и отправилась на выход, решив бежать из дома.

Но надежды на скорый уход рухнули, когда она услышала знакомый скрип открываемых дверей, долетевший до её ушей. Марина, услышав шаги, по всей видимости, решила проверить, спит ли пришедший домой отец, явно не ожидая прихода младшей сестры.

– Алиса? – осознание к девушке пришло стремительно, исходя из вмиг поджатых губ и опущенного вниз взгляда.

– Ты врала, – процедила сквозь зубы. – Врала, смотрела бесстыжими глазами в мои, в отцовские. Не дала попрощаться с ней, решая за нас, кто достоин правды, а кто нет.

– Я не хотела, чтобы вы знали правду, – Марина дрожащими ладонями укрыла лицо, вцепившись ногтями в кожу. – Не хотела, чтобы вы знали подобное, хотела уберечь…

– Да кто ты такая, чтобы решать это за меня? Кто ты такая, скажи мне?! – не выдержала, сорвалась на крик, срывая горло.

Взорвавшись внутри, Марина не сдержала себя, и ладонь ниспала на лицо младшей сестры.

Взгляд Алисы, полный удивления и утраты, смешался с волнами страха, которые качнулись в душе. На неё никогда не поднимали руку. Даже в моменты сильного гнева родители могли ранить словом, молчанием, но никак не физически.

Внутренний вихрь, затухший мгновенно, оставил после себя испуг, отразившийся на лице Марины. Она в ту же секунду осознала, что сделала, потянувшись той же карающей рукой в сторону младшей.

Алиса дёрнулась назад, ожидая нового удара. При виде подобной картины, губы женщины невольно поджались. В глазах полных слёз мелькнула тень сожаления, однако было уже поздно.

Никто не заметил вбежавшего на шум Дмитрия и стоявшего в узком проёме кухни в ожидании неизвестного. Сёстры смотрели друг от друга, не смея разорвать зрительный контакт. В тишине осталась лишь эхо эмоций и встревоженный шепот прощения в душе старшей, чьи руки оказались тяжелее, чем ей казалось.

– Ненавижу.

Это было последнее, что услышала Марина перед громким хлопком входной двери.

Глава 3

Дмитрий, сидящий рядом, впервые не знал, каким словом лучше поддержать подругу. В глубине его самого Дима чувствовал непреодолимое желание помочь ей, обнять и успокоить, но он ощущал безысходность ситуации.

Он коснулся женского плеча, выразив свою тихую поддержку, и дал ей знак, что он рядом сейчас и будет рядом тогда, когда она будет готова заговорить. Добронравова младшая, заскулив, как раненый дворовой щенок, бросилась в объятия друга, утыкаясь в грудь мальчишки.

– Ну-ну, лисёнок, – сухие губы опустились на русую макушку в невесомом поцелуе. – Всё будет хорошо. Сейчас дойдём до Светки, и ты будешь в безопасности. Вещи твои я завтра привезу, идёт?

Парень застал всю ссору до мельчайших подробностей. Оторопев от услышанного, он не сразу понял, что собирается сделать разъярённая Марина, а остановить сие действие и подавно.

Идея забрать Алису с собой в город появилась незамедлительно, едва стоило паре пересечь порог дома.

Впервые он поймал себя на мысли, что хотел переступить через кодекс пацанов, ударить женщину в ответ, даже не задумываясь о последствиях. Для него она перешла все границы дозволенного, прямо на глазах превращаясь из сурового, но добропорядочного служителя закона в обыкновенного гнилого мента.

Автобус остановился, давая им сигнал к выходу. Дмитрий, вытирая влагу с щёк Алисы, помог ей подняться и выйти на свежий воздух.

Шмыгая курносым носом, Алиса шла под руку с Дмитрием. В пол уха слушая рассказы парня о том, чья та или иная территория, она внимательно рассматривала вечерний Ульяновск, наслаждаясь его видами. Возможно потому, что девушка редко выбиралась из Победного, подобные виды восхищали, напрочь выбивая из головы мысли об опасных группировках и убийствах.

Как объяснил парень, своеобразная инаугурация начиналась с общения, с наблюдения за новичком и его реакциями. Изучались его манера поведения, способность принимать решения в сложных ситуациях. Принципиальная роль играла надежность – быть на месте в нужный момент, выполнять долг и не брать больше, чем можно. Все эти факторы, оцениваемые просвещенными глазами старожил, утверждали и подтверждали новичка в их рядах.

– Дим, а это кто? – пробормотала девушка, взглядом зацепившись за тёмные фигуры на заброшенном футбольном поле, чья территория была припорошена снегом. Это заставило их остановиться.

Парень взглянул на то место, куда указывала пальцем спутница и поморщился. Он понял, что опоздал на сборы, не заметив ускользающего времени за разговорами.

– Это…

– Опа, какие люди, – к ребятам донёсся грубый голос с отчётливо слышимой хрипотцой. – Ёж, иди сюда, и барышню свою захвати. Знакомиться будем.

Сжав крепко женскую кисть, Дмитрий на пути к неизвестному мужчине шептал:

– Скажу сразу, меня наказывать будут, Лис. Не кричи, не зови ментов и не вмешивайся, поняла? – он перевёл взгляд на застывшую от страха девушку, понимая, что та его абсолютно не слышит. Пальцами парень как можно сильнее ущипнул подругу за тыльную сторону ладони, вызывая шипение. – Слышишь меня? Не кричи, не зови и не вмешивайся. Поняла?

Алиса кивнула, подходя к фигуре в тёмном плаще.

Он выглядел, как бандит в своём потрёпанном длинном плаще, возвращая девушку в момент их первой встречи несколькими днями ранее. Курил, как курят только бандиты. А в голове промелькнуло:

«Не просто бандит, а старший. Тот самый Волк».

Мужчина обвёл взглядом пару и подошёл ближе – на расстоянии вытянутой руки.

Его вьющиеся тёмно-русые волосы были романтично украшены большими снежными хлопьями. Алиса позволила бы себе при других обстоятельствах даже слегка улыбнуться, однако, столкнувшись с взглядом с холодных карих глаз, захотела лишь поёжиться и пуститься в бегство.

– Так дела не делаются, Ёж, догадываешься об этом? – парень кивнул, наблюдая за тем, как старший затягивался сигаретой в драматичной паузе. – Сборы из-за бабы пропускать – дело гнилое, не пацанское. Ты ж пацан?

– Пацан, – буркнул Дима, сжимая уже до боли девичью конечность.

Мужчина улыбнулся хитро и широко на ответ парня, переводя всё своё внимание на девушку.

Волк с любопытством рассматривал каждую деталь подошедшей, от чего Алиса слегка попятилась назад, прячась за спиной товарища. Совсем немного, но заметно для того, кто держал под контролем ситуацию. Сие действие вырвало из мужчины тихий смешок.

Определённо вспомнил, как с такими же слезливыми в ту злополучную ночь за окошком скрылась, на колени юркнув.

Алиса тоже помнила, усмешку его вспоминая. За исключением лишь, что до этого сигарета между зубов кривых сжата была.

– И как зовут тебя, барышня?

Девушка, чуть помявшись, уже открыла было рот, как её опередил Дмитрий.

– Алиса.

Старшему определённо это не понравилось.

– А я тебя спрашивал, средняк? Рот позволил открывать? – рявкнул мужчина, от лукавого выражения которого не осталось и следа. Посмотрев за пару, он кивнул кому-то головой в их сторону. – Сёма, подсоби по старой дружбе.

Добронравова не успела опомниться, как руку Дмитрия оторвали от неё, откидывая друга под ноги мужчине.

Девушка дёрнулась на помощь Бурунову, но была схвачена крепкой хваткой сзади, пригвоздившей её к месту.

– Не дёргайся, – зашептали над ухом. – Хуже только будет.

Алиса энергично закивала, вызывая у неизвестного смешок.

Волк присел на корточки перед парнем, пуская едкий дым ему в лицо, издеваясь.

– И чего ты такой нервный? Под тобой что ли ходит? Мой тебе совет, ты бы по возрасту себе выбирал девчонок. Эта ж вообще мелкая ещё, – низкий прокуренный голос неприятно отдавал в ушах с каждым произнесённым им словом. – Здравый же пацан, зарекомендовал себя неплохо, в косяках замечен не был. Что сейчас начал исполнять, а? Жизнь чёрта ярче кажется? Лучше?

Дмитрий попытался подняться, садясь перед старшим на колени.

Удар.

Девушка не понимала, кричала ли это она, или Дима, ощутивший крепкий удар. Не сдержавшись, парень застонал.

– Леший, держи девчонку крепче, – рывком он поднял державшегося за нос парня и, отняв от лица его руки, ударил ещё раз, валя Бурунова с ног.

Она не заметила, как слёзы вновь потекли из глаз. Боялась, что друга изобьют до смерти, представляла, как труп его хладный через хрущёвки тащила бы и молила, чтоб глаза открытыми держал, не засыпал. Оттого и билась пойманной птицей в чужих руках. Извернувшись в крепкой хватке, со всей силы укусила незнакомца за ладонь, от чего тот невольно отбросил девушку от себя.

Оказавшись сидя, поползла без всякого смущения к другу, всхлипывая.

– Куда-куда, – талию перехватили широкие мозолистые пальцы, обхватившие беглянку и прижавшие к твёрдой груди. В нос ударил запах никотина. – Видишь, что творишь, Ёж? Девка готова за тебя конечности всем нам откусить. Как звать тебя, мышонок с острыми зубами? Алиса?

Девушка понимала, что грубить ему или повторять то, что было ранее – себе дороже. Щека до сих пор помнила тяжёлый удар сестры, а ощущать ещё раз насилие не хотелось совсем.

– Алиса, – прошептала, сжимаясь под острым взглядом.

Пальца талию сдавили сильнее, норовя оставить лиловые отметины.

– Родители не научили тебя, Алиса, что собеседнику в глаза смотреть надо.

Девушка, помедлив, подняла вверх лицо, сталкиваясь взглядом со старшим.

Глубокие карие глаза при близком рассмотрении не казались столь пугающими и тёмными. Они были приятного цвета и, кладя руку на сердце, Алиса признавала, что находила их красивыми. Шоколадные очи с тёмными вкраплениями у чёрного зрачка всматривались в её – каре-зелёные, похожие на грязное болото, нежели на что-то менее мерзкое, как казалось Добронравовой.

– Простите, – просипела едва слышно, стараясь не отводить взора по требованию мужчины.

Его взгляд смягчился, а на губах заиграла та самая хитрая улыбка, которую она могла наблюдать в их первую встречу.

– Леший, – обратился он по всей видимости к тому, кто держал девушку ранее. – Бери Чёрного и Семёна и идите раненному помогать. А я пока с барышней потолкую, усекли?

Получив согласие, мужчина сжал женское плечо и потащил Алису за собой. Девушка, перебирая подкошенные ноги, старалась не упасть.

Пугала прерогатива получить ещё раз по лицу.

Пройдя лабиринт из старых железных коробок, Добронравова младшая под чутким руководством мужчины зашла в одну из них.

В этом гараже, в котором время словно остановилось.

Задымленный воздух мерно пульсировал, аромат пота, сигарет, стали и пыли пронизывал стены.

Девушку подтолкнули вперёд, направляя зайти дальше, аккуратно оттесняя её от приоткрытого погреба рядом с ржавым разобранными наполовину автомобилем, искажённого под натиском годов.

Расписной ковёр моментально привлекает внимание. Он висел на стене, определённо скрывая сколы и неровности покрытия. Алиса не думала, что поселил его сюда сам старший, дабы чувствовать себя в просторном гараже, как дома.

Впритык к нему стоял светлый столик, на котором располагалось небольшое радио и несколько пепельниц, доверху набитых окурками.

С противоположной стороны находился старый потрёпанный диванчик, уступающим мебели в её доме по размерам, но определённо не по годам. Девушка предположила, что он был либо украден, либо утащен с ближайшей помойки. Рядом с ним располагался небольшой квадратный столик и несколько кресел.

– Присаживайся, мышонок, – не дожидаясь ответа, Волк усадил девушку в первое кресло, присаживаясь на диван напротив неё. – Чай-кофе не предлагаю, разговор у нас не длинный, но информативный.

Алиса и впрямь чувствовала себя мышью, коей зачистил её называть старший. Она пыталась оставаться спокойной, убеждать себя, что опасность не грозит, однако червяк сомнения копошился в груди, намекая о последующих неприятностях.

Девушка была трусихой. Глупой, возможно с большим самомнением, раз решила противостоять одному из членов группировки и даже нанести малый, но всё же вред.

На языке до сих пор присутствовал солоноватый вкус чужой руки.

– Да ты не пугайся. Раз уж под одним из нас ходишь, значит тоже наша, волжская, – мужчина вновь закурил. – Сколько лет то тебе, мышонок?

– Двадцать, – помнила о словах старшего, голову держала прямо, взгляд не опускала.

Волк прыснул со смеху, давясь дымом. Дурашливо так, театрально и совсем не правдиво, ибо взгляд колючий стал настолько, словно об него порезаться легко можно было бы.

– Что ж сложно то так с вами, а? Я ж с вами по-человечески, как с нормальными людьми поговорить пытаюсь, а вы меня все дурите, – по комнате раздался шумный вздох втянутой в лёгкие порции никотина. Голос стал грубее. – Ты же понимаешь, что за враньё я тебя наказать не смогу? А значит что? Правильно. Пацанчику твоему отвечать придётся.

Алиса, несмотря на страх, не смогла сдержать удивления на лице, захлопав пушистыми ресницами.

– Враньё? Но я ведь не лгу вам. Мне двадцать один исполнится в апреле. Родилась в шестьдесят восьмом, – убеждала девушка мужчину, наблюдая, как хаотично меняется его выражение лица. – Я… я и паспорт могу показать! Не взяла сегодня, но завтра принести смогу и…

– Верю я, суету не разводи, – старший замялся, задумываясь о чём-то своём и откладывая папиросу в сторону. – Признаюсь, удивила. Не бывал в ситуациях, когда барышня старше пацана нашего. Это ж, получается, на нашей практике, мышонок, впервые такой экземпляр как ты под средняком ходит.

Между ними воцарилось молчание, разрываемое тихим:

– Извините, а что значит «ходить под кем-то»? – в ответ на неё уставились удивлённые глаза старшего, от чего Алиса посчитала, что сказала что-то не то. – Это плохое что-то?

Тотчас в каморке разразился хриплый смех, отдававшийся эхом от стен. Волк, уткнувшись в ладони, расписанные партаками, откровенно хохотал, не сумев успокоиться с первых попыток. Смеялся не глумливо, а от всего сердца, закашлявшись то ли из-за прожжённого сигаретами горла, то ли подавившись слюной.

– Я ж… блять, ещё с первой встречи должен был догадаться, – бурчал под нос. – Где ж он тебя, мышонок, такую нашёл, скажи мне? – он смотрела на девушку так, как мог только он – хитро и лукаво, но отнюдь не выражая взглядом ничего плохого, за исключением интереса.

– На работе, – пробормотала неуверенно.

– Ах, на работе. Работа – это хорошо, знаешь? Насколько я помню, Ёж на заводе местном работает. Молодцы, – исписанная наколками рука потянулась за гранёным стаканом с неизвестным прозрачным содержимым. Залпом выпив, он поморщился, вызывая у Добронравовой неприятные воспоминания об отце. – Производство поднимаете в нашем городе, значит.

Дверь распахнулась. На пороге стояло несколько человек, включая Дмитрия, державшего ватку у носа.

Алиса широко улыбнулась, сама того не осознавая. Друг стоял перед ней живой. Пусть и потрёпанный, но смотрел на неё в ответ, стоял на ногах практически не покачиваясь, ровно. Она уже было накрутила себя на то, как в одинокой больничной палате лежит её Димочка, постанывая от боли.

Волк заметил эту улыбку, переводя внимание девушки на себя громким ударом стакана об стол.

Все находящиеся в комнате невольно дёрнулись.

– Не волнуйся, Ёж. Жив и цел твой мышонок. Мы просто мило побеседовали, не так ли? – мужчина подмигнул Алисе, вызывая у той смущение. – Пацан ты ровный, поэтому на первый раз прощаю. И барышне «спасибо» скажи. Считай, тоже вклад внесла в твою судьбу, – закурил, отворачиваясь неохотно от силуэта женского. – Так бы выгнал, если бы не глазёнки её.

Волк махнул рукой, отпуская их.

Добронравовой многого было и не надо. Вскочив с кресла, она подлетела к парню, ласково ладони на щёки укладывая и внимательно рассматривая каждую царапинку.

Бурунов улыбнулся, легонько погладив пальцами женские руки. Затем, выглянув из-за женского плеча, кивнул старшему в благодарность и поспешил на выход, утягивая подругу за собой.

Перед тем как выйти за порог комнаты, Алиса оглянулась, молясь, чтобы их встреча была последней.

– До свидания, – вежливость никто не отменял, каким бы мерзким не был перед ней человек.

Волк довольно хмыкнул, игриво помахав ладонью.

– Не прощаюсь, мышонок.

«А зря», – подумалось девушке на выходе из подвального помещения.

Это злополучное место вместе с заброшенным спортивным полем она будет обходить десятой дорогой.

***

– И шо? Прям рассмеялся? – Светлана еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться самой после эмоционального рассказа пьяной подруги о прошедшем дне.

Девушки сидели за столом перед налитыми всклень стаканами вина, обсуждая детали минувших событий. Короткие светлые локоны Светланы скользили по пухлым плечам от каждого поворота головой. Взгляды обоих девушек отражали безмятежность, которую так не хватало Алисе.

В темное время суток, когда на улице плотная мгла окутывала холодные стены хрущёвской кухни, зажигались бледные лампы, и кухонная плита начинала лениво потрескивать, испуская тепло и приятный запах еды.

Мягкий свет изгибался на их лицах, раскрывая их молодую красоту и привлекательность. Света смеялась на очередной рассказ подруги. Заразительный хохот разносился по всему помещению, наполняя его радостью и позитивными эмоциями. Алиса с выразительным взглядом улыбалась и отвечала веселыми фразами, создавая теплую атмосферу собранности и прекрасного времяпровождения.

Думать о старшей сестре не хотелось. Благо подруга не спрашивала, почему та вновь оказалась на пороге её квартиры поздним вечером.

– Не смешно, Светка, – Алиса подпёрла щёку рукой, стараясь не задеть участок с синяком, который образовался чуть ниже правого глаза. – Я думала, что меня оттуда вперёд ногами вынесут.

– Страшный что ль такой?

Страшный. Не лицо, а, как говорил отец, «морда бандитская». Улыбка демонстрировала совсем непривлекательные зубы с отчётливыми промежутками, а голос был прокурен настолько, что, казалось, человек не проживёт и больше десятка лет – настолько часто он курил. Мужчина был совсем не похож на приятелей из её окружения. Те являлись порядочными парнями, которые не связали свою жизнь с криминалом и зарабатывали деньги честным путём.

Но глазища Волка из головы не вылезали, как и голос его низкий, с хрипотцой, от которого сердце в груди воробьём билось. Тёмные кудри, лежавшие небрежно, хотелось пригладить рукой и потрогать наощупь. Они казались ей мягкими, совсем не похожими на старшего с его фирменной ухмылочкой.

Девушка замолчала, обдумывая вопрос.

– Да ладно, лисёнок? В душу запал? – Светлана улыбнулась, отпивая порцию алкоголя, но красноречивый взгляд от подруги не отводила.

– Дурёха ты, Сафонова, – Алиса покачала головой. – Может, и не урод внешне, да только выродок снаружи. С таким ни каши не сваришь, ни детей не воспитаешь – подохнет раньше в перестрелке, если дома не забьёт.

Девушка оспаривать это не стала, придерживаясь мнения подруги.

Пока в стране царила особая атмосфера безысходности и безденежья, некоторые девушки влюблялись не в тех мужчин, в которых бы следовало. Группировщики воплощали в себе некую романтику и непредсказуемость для них. Более того, Алиса понимала их решение. Бандиты лучше всего умели крутиться и «зарабатывать» себе на хлеб.

Однако, решение выйти замуж за бандита было неблагоразумным и опасным для юной девушки. Жизнь их кавалеров нередко сопровождается насилием, опасностью и непростыми выборами. Это в основе приводило к нестабильности и стрессу в брачных отношениях.

Также девушка не думала, что родители невесты приняли бы такой союз с одобрением. Они были бы озабочены безопасностью своей дочери. Выбор партнера из группировки, особенно с учетом связанной с ними травматической и криминальной деятельности, вызвал бы у родителей серьезные опасения. Они нередко пытались отговорить дочь от такой замысловатой идеи, умоляя искать более безопасное и стабильное будущее для нее.

Было бы всё так просто, если человек бы имел власть над собственными чувствами.

– А с Димкой что? – перевела тему Сафонова, потянувшись к пачке «Космоса» на подоконнике.

– Я так поняла, что Дима ещё легко отделался. Порядки у них, конечно, звериные, не иначе, – Алиса чуть отодвинулась вбок от подруги, дабы сигаретный дым не достиг её носа.

С Дмитрием было всё хорошо, от чего душа буквально пела. Да и не только с ним.

– О чём говорили с Волком?

Ребята шли в направлении квартиры Сафоновой, придерживая друг друга за локоть. Они оба не знали наверняка – были ли надобность в этом, или же друзьям было жизненно необходимо чувствовать друг друга, не веря, что опасность в лице старшего миновала.

– Ни о чём таком, что тебя могло бы беспокоить, солнышко, – пробормотала, прижимаясь щекой к плечу мальчишки. – Узнавал, кто я и чем занимаюсь. Могу понять его обеспокоенность, на самом то деле.

– Беспокоит его только алкашка, – буркнул Дима.

Позади них раздавались голоса двоих, бредших следом за парой.

Ильдар и Саша, которых девушка смогла с трудом вспомнить, предложили проводить ребят, ссылаясь на шило в причинном месте, что Димы, что Алисы. Однако, они держались в стороне, раз за разом кидая странные взгляды в сторону Добронравовой.

Несколько раз она столкнулась с глазами Лешего.

Смотри ли они на девушку с затаённой обидой – Алиса не знала. Однако, вспомнив неудачное знакомство с одним из них, совесть стала усиленно грызть Добронравову изнутри.

Никто из них двоих не мог подумать, что первой решится заговорить именно Алиса. Мгновениями ранее тихая, плаксивая и жалкая девчонка попросила друга остановиться и развернулась к подростку, подходя поближе.

– Тебя ведь Лешим теперь кличут, верно? – опустив голову, Добронравова чуть помедлила, прежде чем продолжила говорить. Было стыдно. – Ты… ты прости меня пожалуйста, что сделала тебе больно. Я знаю, как вам важно лицо перед парнями держать, поэтому можешь меня тоже при всех укусить, хорошо? Я…

Парень широко улыбнулся, мотая головой.

– Да не парься. Дело ведь хорошее сделала – пацана нашего защитить пыталась, Волку противостояла. Не у каждого яйца найдутся на это, смекаешь?

– Не очень-то и получилось, на самом деле, – смутилась девушка, протягивая вперёд вытянутый мизинец. – Ещё раз прости меня. Мир?

Ильдар замолк, уставившись по началу на палец так, словно перед ним было нечто инородное, чуждое его привычному мироустройству. Алиса уже было потянула конечность назад, как мизинец обхватил другой – с тёплой и мозолистой кожей.

Подросток стоял с горящими то ли от холода, то ли от смущения щеками, с усилием рассматривая снег на тёмном носке потёртого ботинка. Можно было посчитать, что парень сделал это из жалости или желания поскорее закончить попытки девушки на восстановление отношений, как его губы растянулись в улыбке.

– Мир. И это… Ильдаром меня зови, когда пацанов других поблизости нет.

Александр, поправляя свою шапку с крупным и пушистым помпоном на светлых волосах, подскочил к девушке поближе, с интересом вглядываясь ей в глаза. Его пухловатые мягкие щёки чуть вытянулись из-за широкой улыбки мальчишки.

– А меня Сашкой зови!

– Все они в общем-то звери, Лис, – пробормотала Светлана, переводя своё внимание не небольшое окно с чуть приоткрытой форточкой.

Из окна открывался вид на зимний ночной Симбирск.

Огни редких уличных фонарей расплывались между снежными хлопьями. Они были подобны звёздам, коих было практически не разглядеть на ночном небе города.

Вдали виднелись облака паров, извергаемых дыханием городских трубочек и трубопроводов.

Приятное молчание в кухне нарушил еле различимый шёпот Сафоновой:

– Как думаешь… почему он так делает? – язык её заплетался. Девушка невольно растягивала гласные, казалось для того, чтобы за эти несколько секунд вспомнить, что говорить дальше.

– Кто «он»?

– Ну этот… людей ест который.

Холодок тотчас пробежал по позвоночнику. Алиса могла поклясться, что моментально протрезвела, едва эти слова выскользнули из уст подруги.

Светлана продолжала говорить, вбивая в девичье сердце длинные ржавые гвозди.

– Только о нём и пишут в газете последнее время, – она усмехнулась. – То, какими тела находят, как следствие плохо работает, раз душегуба поймать не способны всей гурьбой.

– Светка… – Добронравова уткнулась лицом в ладони, завыв. – …не надо про него, пожалуйста.

Понимала, что подруга бред пьяный несла. Ей бы губы покрепче сжать, да слова проигнорировать, если б высказать не хотелось. Впервые с самыми грязными подробностями, несмотря на указ матери «ссор из дома не выносить». Поведать Светлане о мерзком поступке сестры, проклятия выкрикивая, сдирая горло.

Только слёз уже совсем не осталось. Несмотря на то, что именно сейчас хотелось разреветься от горечи тоски, выворачивающей тело наизнанку, прошептала:

– Эй, лисёнок, – Сафонова подскочила к подруге, опускаясь перед ней на колени. – Ты чего у меня такая впечатлительная стала? Понимаю, что жалко девок, но чтоб уж так убиваться…

– Мама, – перебила Алиса своего яркого светлячка, с трудом сглатывая комок в горле. – Скоро и моя мама в этой статье будет, Свет.

Как бы не храбрилась в мыслях, как бы не представляла красочный момент расправы над кровавым ублюдком, Марину, стоящей на коленях в прощении, в итоге это всё, на что её хватило.

Тонкие девичьи пальчики крепко вцепились в нежную кожу щёк, царапая ту и закрывая обзор на происходящее. Девушка не видела, как мгновенно поменялась бухгалтерша в лице, стремительно осознавая сказанное. Не видела, как Светлана смотрела на близкую подругу глазами полного ужаса, а рот её приоткрылся в немом крике. Не видела, как потянулись к ней пухлые руки, пропахнувшие горькими сигаретным дымом, и прижали Алису к груди.

Она ревела, не сдерживая себя. Повторно оплакивала добрую женщину с невероятно мягким взором, которая ласково называла её третьей дочерью.

Светлана проливала слёзы за Добронравову младшую, за что та была ей безумно благодарна.

***

– Проводил? – не спросил. Это была констатация неоспоримого факта.

Дмитрий, почёсывая нервно разбухший нос, молча кивнул, взгляда не поднимая.

Волку подобное поведение нравилось. Мужчина не любил, как часто выражался в кругу пацанов, выёбистых. В личных отношениях за непослушание мог товарищу в жмур прописать, а бабёнку чересчур языкастую – голой в холод на улицу вышвырнуть, игнорируя женские крики.

Ёж ему в какой-то степени импонировал. Никита даже подумывал его старшим сделать для молодняка, рядом держать. Парень он был здравый – законы уличные чтил, беспредел не устраивал и с непорядочными девушками замечен не был. Готов был закрыть глаза на его знакомство с ментовкой, Мариной Игоревной, если бы не откровенная глупость Дмитрия.

«Алиса», – вспоминал имя мальчишечьим голосом, а сам во рту у себя его перекатывал, наслаждался, языком оглаживая.

Он девицу ещё в Сочельник запомнил, но внимания должного встрече не уделил.

Да, признавал, что хорошенькой была со своими растрёпанными волосами и помятой ночнушке – розовой, как её щечки, с рюшками белыми. Наслаждался тем вечером, переглядками их, пока глазёнки светлые, явно зелёные в лучах одинокого фонаря, по нему проходились.

Волк и не был против, впервые на свою шутовскую маску злясь, когда незнакомка скрылась из его виду.

Из мыслей её силуэт вытеснил, забывая, словно об очередной драке. Практически забыл, пока не увидел девушку вновь в сопровождении Ежа.

Клялся мысленно пацанской честью перед Димой, что девку его уводить не собирался, пока та ему сама команду не дала. Да такую громкую, что аж в ушах звонким эхом от стенок отбивалась.

– Извините… а что значит «ходить под кем-то»?

– Ёж, – подозвал к себе пальцем, параллельно сигарету закуривая. Затянулся во все лёгкие, не жалея их. – Говоришь, не твоя девчонка?

Лукаво, обманчиво добро, улыбнулся, тяжёлую руку на шею паренька укладывая.

– Да не дрейфь, малец. Вижу, что близок ей, что ради неё распетушиться перед пацанами готов. Ну, ты и сам это знаешь, – обвёл пальцем мальчишеский нос, игнорируя чужую боль, Сие действие заставило парня зажмуриться, но не пискнуть.

Специально тыкал, чтоб неповадно мальцу было.

Дима это знал, Волк понимал, что Ёж, повторись подобное ещё раз, вновь кинется в защиту подруги, пренебрегая пацанскими понятиями.

Понимал, оттого злило.

– И раз уж барышня не под кем не ходит, то никто предъявлять за неё не будет, я верно говорю? Верно, – дым в лицо пускает, запугивая. На место ставит, обращая внимание на то, как подростку этот расклад неугоден. – Так как ты ближе всего к мышонку, значит и расскажешь о ней всё, что знаешь. А я, так уж и быть, забываю твой сегодняшний проёб и пиздюкам скажу, чтоб не судачили. Нет, так Леший воспитательный им процесс устроит, смекаешь?

Читалось между строк:

«Соглашайся, и я предоставлю тебе место под солнцем рядом с собой».

Сомнения определённо были. Неохотно представлял, как эту информацию из него с кровью выбивать придётся, вспоминая их близкие отношения.

– Что именно вам интересно?

По дружбе сдал, мать вашу.

Ухмыльнулся, довольствуясь не только ответом, но и тем, как сдал мальчишка свою подружку. С садистским кайфом представлял глазки мокрые, пока Никита к себе прижимает её, разбитую предательством, к груди.

Сделав последнюю затяжку, выбросил папиросу.

– Всё, малец. Порядочная ли, с кем трётся помимо тебя, есть ли связь с ментами, где учится, какие панталоны носит, блять, – ладонями лицо потирал, улыбку пряча. Ожидание было сладкой вещью.

Дмитрий его радости не разделял, сокрушаясь на свою трусость. Проблем с Волком не хотел, поэтому выкладывал, как на духу, а сам, руку на сердце укладывая, клятву давал от Алисы бешенного пса отвадить.

Только про Марину умолчал. Знал, что старшему подобное не понравится, а грушей для битья, хотя бы пока раны не заживут, не хотелось.

Никита молча выслушивал, не перебивая. Начатую бутылку водки из-под ног достал, из горла чуть отхлёбывая, не морщась.

– Вот что, Ёж, – перебил, тыльной стороной ладони спирт с губ вытирая. – Я тебе завтра презент для дамы передам. Отнеси по старой дружбе.

– Будет сделано, – не перечил, хотя на глаза Добронравовой после предательства показываться не хотелось.

***

– Таким образом характер ранений, нанесённой Анны Кравчук, тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения, соответствует характеру ранений, ранее нанесённых Устиновой Анастасии, несовершеннолетним Синициной Наталье и Фольц Ольге, малолетней Шировой Алие, а также двум женщинам, личность которых так и не была установлена, – монотонным голосом зачитывал доклад майор Семёнов на совещании под пристальными взглядами нескольких капитанов милиции, штатного криминалиста и подполковника Колесникова, сидящего во главе всех, как и полагалось начальнику.

Среди них выделялась лишь Добронравова, уткнувшаяся носом в отчёт Виталия Александровича, отданный ей доверительно в руки накануне собрания.

Следы мужских выделений были найдены во влагалище, смешанные вместе с кровью самой жертвы. Однако, этого было крайне мало для полноценной зацепки.

– Вам есть что добавить, старший лейтенант? – командный голос подполковника, прервал размышления женщины, заставляя ту дёргнуться и быстро оглянуться. Брови подполковника напряжённо сошлись на переносице.

Зашелестев бумажками, Марина старательно подбирала каждое слово, стараясь задать разговору вежливо-деловой тон, но все шло непонятно куда. Она чувствовала, что не справлялась со стрессом.

– Исходя из найденного биоматериала на теле жертвы следует, что у преступника вторая группа крови, Виктор Русланович. Это конечно помогает нам снизить круг предполагаемых преступников, но вы сами понимаете, что подозревать можно половину области.

Присутствующие в кабинете согласовано замычали. Даже Роман, вначале скептически смотревший на напарницу, теперь удовлетворительно кивал.

Марина искренне оценила бы это, если бы не нарастающая тревога и страх без видимой причины. Дыхание участилось, стало неровным и ощущалось как удушье. Дрожь пробежала по мокрой спине, покрывшейся под белой рубашкой бисеринками холодного пота.

Она знала, что её голова должна быть забита только работой, особенно в нынешней обострившейся обстановке. Но каждый раз, когда старший лейтенант прикрывала на мгновение веки, перед глазами всплывало юное веснушчатое лицо, на котором ярко отражалось разочарование.

– Ненавижу.

Марина помотала головой, потирая пальцами переносицу.

– Марина Игоревна, может у вас имеются какие-нибудь идеи? – мрачно поинтересовался Виктор Русланович, устало откидываясь на спинку стула.

Идеи действительно были. Несколько.

Первая и самая основная – у преступника был личный автотранспорт. Последняя жертва, Кравчук, лишь подтвердила теорию женщины о том, что голова была отделена от тела не в том месте, где был найден труп, из-за отсутствия характерных кровавых следов вокруг. На обнажённой груди также не было ни капельки крови. Даже оперативники отметили то, что поначалу даже не поняли, что лежало в сугробе.

– Вот вам крест, товарищ старший лейтенант. Мы с Витьком думали, что манекен лежит. Это ж мы потом узнали, что у неё ножевые на спине, а спереди то всё чистенько…

Также весомыми аргументами для данной гипотезы являлись дела Устиновой, двух неопознанных женщин, Фольц, Синициной и матери.

У всех шестерых отсутствовали различные части тела. У того, кто был пухлее, отсутствовали куски с бёдер и живота, а у других – уши, пальцы и щёки.

Отличались тела Шакировой и Фомичёвой, последнюю так и вовсе убили с особой жестокостью, но исключить жертв из серии не представлялось возможным.

Каждая из девяти убитых подвергалась сексуальному насилию перед смертью.

Второе – исходя из отчётов, предоставленных судмедэкспертами, можно сделать вывод, что предполагаемый преступник имеет медицинское образование или имеет опыт мясника. Срезы были ровными, не рваными, определённо сделанные человеком знающим, по каким именно местам и сгибам совершать удары.

Третье – убийца имел рост от ста восьмидесяти до ста восьмидесяти пяти сантиметров.

Со всеми своими наблюдениями Добронравова поделилась с коллегами и начальником.

Тревожная атмосфера в кабинете давила на окружающих, оседая на головы присутствующих тяжёлым облаком, придавливающих их к стульям намертво. Взгляды всех сосредотачиваются на женщине, ожидая продолжения.

Лицо Романа выражало напряжение, но в тени его глаз мелькало что-то ещё – недовольство, которое ему не удаётся скрыть. На щетинистом лице медленно растянулась усмешка, далеко не дружелюбная.

– Вы излагаете факты, которые ясны нам с самого начала, товарищ старший лейтенант, – высказывается майор, вызывая раздражение на осунувшемся лице Марины.

Оба крепко сжали свои челюсти, лишь бы не опуститься до примитивных оскорблений.

– Что вы имеете в виду?

– Насколько мне известно криминологический портрет предполагаемого преступника составлен был не составлен до моего приезда. А когда я запросил его у экспертов, то он был основан расплывчато, полагаясь на тех версиях, которые были озвучены вами. Мясоруб? Хирург? Не стоит исключать, но тогда под подозрения могут попадать и светилы отечественной медицины, – продолжил Семёнов, потирая свой шрам пальцами. – Каким, по вашему мнению, должен быть человек, совершившим подобное? На какой части населения делать акцент во время проверок, которые так и не были проведены?

Ирония пронзила воздух, вызывая недоумевающие переглядки между милиционерами. Лишь Добронравова не отводила взгляд от майора, впитывая, казалось, губкой каждое слово.

– Стоящие на учёте психбольные.

– Полоумные, которые ложку в руках без дрожи держать не могут? Маловероятно, но исключать никогда не стоит, – мужчина нагнулся через стол, нависая мощной фигурой над храбрившейся Мариной, сжимающей крепко края стола пальцами до бела.

– Да, потому что не будет нормальный советский гражданин промышлять подобным. Определённо это рук человека психически нездорового, склонного к половым извращениям или ранее судимого за подобные преступления…

– Я не психиатр, товарищ старший лейтенант, – вспыхивает моментально Роман, перебивая, но тона не повышая, что напрягало сильнее криков. – Но по своему опыту скажу, что делать упор на подобных индивидах – ошибка. Такие люди эмоционально неуравновешенные, им чужд самоконтроль из-за невозможности сдержать агрессивных вспышек. Наш же убийца обладает либо привлекательной наружностью, либо заманивал своих жертв галантным поведением. Посудите сами, Марина Игоревна, следы сопротивления на трупах не были обнаружены, удары приходились в спину в заднюю часть головы. А что это означает? – его голос опустился до шёпота. – Человек повернётся спиной, своей уязвимой частью, только если он кому-то доверяет в достаточной степени, чтобы не ожидать от него подвоха и опасности.

Добронравовой впервые не было, что добавить. Поджав сухие губы, женщина сникла, ощущая, как в висках закололо от возникшей головной боли.

Не поддаваться на провокацию становилось труднее.

Семёнов сел обратно на стул, ослабляя чуть удавку галстука на шее.

– Вы предлагаете что-то конкретное, майор Семёнов?

Басистый прокуренный голос Виктора Руслановича был подобен удару судейского молотка. Марина сглотнула мерзкий ком в горле, образовавшейся из вины и стыда за свою недальновидность. В глубине души она знала, что была опрометчива и наивна, злилась из-за недостатка опыта, который не давал ей взглянуть на ситуацию иначе, по-новому.

Это был нетипичный убийца, а значит уравнивать его с другими преступниками категорически недопустимо.

– Предлагаю запросить помощи у соседних областей, чтобы коллеги выделили для нашей операции больше людей, а также просмотрели тщательно архивные дела, дабы исключить вариант того, что наш маньяк может быть «путешественником», – Роман стал говорить спокойнее, казалось, возвращаясь к своему привычному вальяжному состоянию, морщины на лице демонстрировали обратное. – Товарищи, на данный момент мы вынуждены искать его методом исключения, как бы прискорбно это не было. Если преступник сможет один раз проскочить мимо нас как «отработанный», то уверяю вас, Ульяновск будет пополняться жертвами до тех пор, пока он не попадётся к нам в руки по нелепой случайности. Но до этого каждый труп, – мужчина обвёл взглядом исподлобья каждого сидящего в кабинете. – Будет на вашей совести.

Глава 4

XX января 19XX года.

– Сука, – мужчина с диким ревом швырнул детскую книжку с картинками об стену. Малыш в комнате заканючил, пугаясь, пока женщина дрожащей ладонью ему рот закрывала.

Екатерина замерла, не смея пошевельнуться. Ждала своей участи покорно, зная, что при сопротивлении получит сильнее.

Однако, отец лишь раздражённо шею размял, громкими шагами уходя прочь.

– Не надо мне никаких носков. На глаза мне не показывайтесь.

Мужчина скрылся за дверью, даже не хлопнув в той же в привычной манере.

Девушка опустилась на колени, книгу Мишки поднимая. Заметила, что корешок порвался, от чего вздохнула так тяжко, насколько смогла.

«Ну вот, – прикусила губу обидчиво. – Мы только у Марьи Сергеевны еë купили, почти новую».

Денег больших в семье отродясь не водилось. Было огромной удачей, если матери удавалось найти и первой выкупить у людей, то сарафанчик школьный, то бутылочку младшему ребёнку. Женщина тогда сильно радовалась, что Михаил соски не любил, на пол выплëвывал.

– И траты лишней не будет, когда еë первыми зубками изгрызëт, и продать соску можно, – пританцовывала в коридоре мать. Аккуратно, чтоб лишний раз на ногу правую не опираться, на которой багровел внушительных размеров синяк на бедре.

Вспоминала Катя, а у самой на душе всë тоскливее становилось. Любила она отца, несмотря на его агрессию и упрëки. Любила родителя, даже когда тот был пьян и неадекватен.

Девушка знала, что эта привязанность была больной, которая держалась на страхе. Иначе никак понять не могла, почему в милицию не обращалась, и сама мать на своëм горбу в мороз тащила до местной больницы, а другой рукой младшего брата к груди прижимая.

А возможно всегда прощала, потому что дочь он никогда серьёзно не трогал. Мог по заднице ремнём или ладонью тяжëлой отшлëпать, несмотря на возраст Кати. Мог нагрубить, но шëл извиняться быстрее, чем девушка успевала накрутить себя и сильно обидеться.

Видела, как матушку это злило.

– Катенька, родная, – женщина перед дочерью на колени опустилась, размеренным голосом приговаривая. – Ты сходи отцу плед шерстяной отнеси, ладно? Тебя он больше меня принимает, может и не ударит… иначе до самого утра фестивалить будет. Сходи-сходи, – сорвалась она на слëзы, побитый глаз руками закрывая.

Екатерина и не думала сопротивляться, но почувствовав толчки в спину едко улыбнулась. Противно в миг стало, как родительница шкуру свою спасти хочет, отдав кровинушку свою на растерзание мужу.

Пяткой с психу женщину отпихнула от себя, слыша в ответ скулëж.