Грозы над Маргутом бесплатное чтение

Глава первая

Великий Маргут, Город тысячи храмов, никогда не заливало дождем так, как случилось осенью в год Белого журавля и цветущего лотоса. Ливень хлестал столицу день и ночь, затопив нижние ярусы Подполья и разрушив сады с недавно отремонтированными дорогами в южном квартале Угодья. Вышедшая из берегов Мара возвращаться в русло не пожелала, залив мутными водами цвета кофе с молоком Утреннюю набережную и часть городского парка имени Принцессы Северии.

Древняя и самая полноводная река Деянкурской империи делила столицу на две непримиримые половины – Подполье и Угодья. Если в первой прозябали отбросы общества, загнанные законом в катакомбы, простиравшиеся под землей далеко за пределы наземного города, то во второй, куда большей части Маргута, бурлила та самая столичная жизнь, которая манила каждого провинциала с необъятных просторов империи. В Деянкуре было много прекрасных городов – новых и старых, но в Маргуте билось сердце страны, и хотя бы побывать здесь стремился каждый.

Сегодня сердце империи стучало в унисон жреческих барабанов, потому что не справившиеся со стихией погодные маги решили смыть позор жертвенной кровью. К обряду Успокоения погоды прибегали редко, но главный маг-стихийник страны, молодой выскочка Демьян Ледянский, который, по слухам, приходился родней самому Императору, объявил о необходимости божественного вмешательства. А так как утром речные воды подобрались к подножью статуи Левиафана, угрожая подмыть пьедестал и утащить прародителя магов в пучину, комиссия по чрезвычайным делам прислушалась к рекомендациям главного стихийника и согласовала отлов жертвы из нижних кабиров, проживающих в Подполье.

По закону подлости этой жертвой стал мой друг, вампир Алистер. У него имелись сотни отвратительных привычек, скверный характер, напрочь прогнившая душонка и ни одной благородной черты, из-за которой стоило его спасать. Но этот кровосос принадлежал к банде Свистящих во тьме, и пока я оставался ее главарем, ни один жрец, жандарм или выродок магов-мавари не смел поднять ритуальный нож над небьющимся сердцем моего человека. В банде Свистящих во тьме не было ни одного существа, который мог бы назвать себя человеком, однако принадлежность к людям, пусть и выдуманная, казалась нам той чертой, которая отличала нас, жителей Подполья, от тварей и демонов, обитавших еще ниже. Высокородные, поселившиеся на правом берегу Мары, заведомо считали всех обитателей Подполья низшими существами – без души, прав и моральных качеств. Но душа у нас была, даже у вампира Алистера, как и обостренное чувство справедливости, от которого в моей голове с утра гремели собственные барабаны, мешающие успокоиться и действовать по плану.

План был похож на Шестую улицу Маргута, где сейчас проходило ритуальное шествие горожан, облаченных в синие одежды – цвет, который считался приятным взору речной богини Мары. В плане зияли дыры, напоминающие те самые открытые ливневки, на которые всегда полагались городские хозяйственники. Но так как канализационные трубы были засорены и затоплены, ливневки не справились, и коричневая вода плескалась по мостовой, заливая бордюры и башмаки прохожих. Коричневое с синим – на мой взгляд, выглядело красиво.

– Эй, вирго, – стоявший впереди Юрген обернулся, обратившись ко мне так, как обычно в Подполье звали начальников, которых уважали. Вирго был заведующий складом, раздавший просрочку, жандарм, отпустивший во время облавы, или такой, как я, – главарь одной из банд, в которые собирались люди и кабиры, населяющие Подполье. В Нижнем мире одиночки не выживали, быстро становясь жертвой каннибалов, вампиров или торговцев плотью. Лично мне слово «вирго» никогда не нравилось, но традиции были слишком сильны. Как бы я ни настаивал, чтобы меня звали по имени, мои люди продолжали кидаться в меня этим «вирго», что на древнем маварском означало «душегуб».

В Подполье слово «мавари», как и все от него составляющие, считалось ругательством, а тех, кто знал язык, на котором разговаривали маги, можно было пересчитать по пальцам. Знание маварского, как и многих других языков, вдолбила в меня с детства мать, о чем я помалкивал. В Подполье интеллектуальные способности уважением не пользовались и даже наоборот – презирались. Пожалуй, только Док мог умничать и ничего ему за это не было, но на то он и был Доком, лечившим все Подполье, да и добрую половину Угодья. Дворяне хоть его и изгнали из своего круга высокородных, но, когда дело касалось черной медицины, заменить Дока было некому.

У меня для Дока других слов, кроме как «мерзавец» и «подонок», обычно не находилось – слишком свежи были воспоминания, сколько монет он затребовал за то, чтобы пришить обратно ногу Демиду, которого наши враги из «Летящих во тьме» (эти черти даже название у нас сдернули!) столкнули на рельсы. Так нас теперь все Подполье и называло, чтобы не путаться. Эти Свистуны, а те Летуны.

Но сейчас от Дока зависел наш план, а вернее, от его химикатов, которые я обменял на пять пар кожаных полицейских сапог. Какого дьявола Доку понадобились сапоги жандармов – то никто никогда не узнает, но о том, как я доставал их сегодня ночью, вряд ли забуду. После лазания по узким оконным бордюрам новостройки, в которую недавно переехала наша доблестная жандармерия, у меня до сих пор руки тряслись. Те, кто вырос в Подполье, с высотой не дружили.

Одна часть с трудом добытой химии пряталась в ящике, на котором Эд разложил дымящиеся пирожки, и я точно не хотел знать, что у них внутри. Мамаша Эда торговала пирожками на Южном вокзале всю жизнь, отправила на тот свет не одного горожанина и так бы и продолжала травить жителей Угодья, если бы не один высокородный, который однажды съел не тот пирожок. Бежав в Подполье, добрая женщина быстро освоилась и даже открыла собственную пекарню. Высокородные стрелялись на дуэлях, а у нас в Подполье бросали вызов, приглашая в пирожковую Каталины. Одно было известно наверняка: в пирожках Каталины не было кошек и крыс, потому что этих животных женщина боготворила. Впрочем, заявленной свинины в них тоже не имелось – достаточно было посмотреть на цену, которую ломили фермеры. А пирожки мамаши Каталины стоили пару медяков…

Второй пакет с химикатами грелся у меня под курткой. Грелся он в прямом смысле. За те два часа, что я проторчал с ним на площади, он наверняка успел прожечь дыру в моей единственной парадной рубахе. Подпольщиков в Угодье пропускали редко, да и то с условиями. Проверяли одежду и тело на чистоту. Дворяне боялись наших зараз, как огня, поэтому жандармы использовали завезенных с Лантайских островов карликовых собак, которые были обучены чуять грязь на теле и одежде. Звучало, как полная чушь, но я сам видел этих собачек в действии. Жандармы держали карликовых псин на руках, встречая подпольщиков на Первом императорском мосту, проход по которому открывали в такие дни, как этот – на праздники, ритуалы и разные важные государственные собрания, когда требовалась массовка. Лантайские псинки, действительно, гавкали на тех, кто шел с немытой шеей или в грязной рубахе, а полицаи, не разбираясь, заворачивали нерях обратно. Лучше бы эти псины выявляли оспу, которая иногда вспыхивала в Подполье, дотягиваясь потом и до высокородных.

Однажды, терзаемый любопытством, я провел эксперимент на новогодние торжества. Мыться зимой в Подполье – то еще удовольствие, поэтому, когда я накануне велел Демиду неделю к воде не прикасаться, тот выполнил поручение с радостью. Правда, бедолагу на императорскую елку не пропустили. Лантайский карлик на руках жандарма начал выть сразу, как только грязный Демид попытался сойти с моста. Впрочем, от него воняло за много метров, поэтому, чистота эксперимента была под сомнением. А вот кашляющего Сидона, которого мы отмыли и нарядили в чистое, полиция пропустила, не прицепившись. От чего он кашлял, даже Док не разобрался.

Пакет с доковскими химикатами начал серьезно припекать, и я заволновался. Церемония по какой-то причине затягивалась, а мне нужно было избавиться от подарочка в ближайшие тридцать минут – не позже. Но даже Алистера еще не привели. Может, снова непогода?

Взглянув на небо, я какое-то время мрачно созерцал нахмурившиеся над головой тучи, потом задумчиво перевел взгляд на свои изрядно промокшие башмаки. Впитав грязную воду, ткань брюк окрасилась в черный почти до колена.

На городских мероприятиях массовка из Подполья обычно стояла сразу за полицейскими рядами, окружающими сцену с главными действующими лицами – чиновниками, палачами, магами, жрецами и жертвами. Несмотря на то что для подобных зрелищ сооружали помост, снизу можно было разглядеть только головы. Другое дело – места для зрителей. Они располагались по периметру площади, вмещая добрую половину жителей Маргута.

Я встал на цыпочки, стараясь разглядеть шестой ряд, где обычно сидело семейство ДеБурков. Герцог со своей тучной женушкой и тремя старшими сыновьями были на местах, сверкая фамильными драгоценностями на шарфах и шляпах. Закутались от непогоды они серьезно, но начавшаяся морось не щадила никого, обещая в скором времени превратиться в новый ливень.

ДеБурки интересовали меня только по одной причине. Где-то рядом с семейством должно было появиться знакомое лицо, которое волновало меня, с тех пор как я увидел Аманду на крысиных бегах в Подполье. Впрочем, Амандой она называла себя только на правом побережье Мары, на левом же становилась Адой, бунтовщицей, гонщицей и моей личной занозой, потому что два года Ада просилась в мою банду, а я ломал голову, выдумывая причины для отказа, пока не вмешался Железный Барон, встав на ее сторону.

Высокородные часто навещали Подполье, а многие открыто вели дела с крупными дельцами вроде Дока или Железного Барона, но, чтобы дворянка просилась в банду, промышляющей мелким разбоем, то лично мне казалось ненормальным, поэтому общего языка мы с ней не находили. У Аманды, определенно, имелись проблемы с семьей, в которые она нас не посвящала, однако то, что девушка ее возраста свободно разгуливала по Маргуту, говорило, что эти самые проблемы она как-то решала. Ада была старше меня на два года, а я только в этом году получил справку о совершеннолетии.

Паспорт жителям Подполья на полагался, но такие справки выдавались, чтобы пополнять ряды налогоплательщиков и военнообязанных. Воинская служба переманивала многих подпольщиков, вытаскивая нас из нищеты, но в отличие от высокородных служить нам полагалось пятнадцать лет, поэтому на такой шаг решались не все. Либо за бешеные деньги покупали у Дока справку об инвалидности, либо всю жизнь бегали от жандармов, которые иногда спускались в Подполье. На таких мероприятиях, как это, призывников не ловили. Знали, что, если нарушат хрупкий баланс, восстание неминуемо. Наверное, в конце концов я отправился бы служить, если бы не одно событие, которое вот уже неделю бередило мой разум.

Шестой ряд заволновался, люди недовольно вставали, пропуская высокую брюнетку в синем платье. Даже с расстояния я видел, что оно было слишком облегающим и со слишком короткими рукавами. Многое бы отдал, чтобы узнать, чем именно шантажировала Ада своих родителей. Хватало одного взгляда на чету ДеБурков, чтобы понять – свою старшую дочь они ненавидели, но вынужденно терпели. Аманда давно должна была быть замужем, но по каким-то причинам герцог отклонял предложения сватов, не проявлял инициативы и сам. Ада же свободно шлялась по всему Маргуту, компрометируя и себя, и семью, и весь дворянский род. Не то чтобы меня волновала честь ДеБурков, но то, что Аманда вытворяла в Подполье, заставало порой врасплох и меня, того, кто в Нижнем Маргуте вырос и повидал всякого. А то, с какой настойчивостью Ада просилась, чтобы ее приняли в «Свистящие во тьме» – и только в эту банду и ни в какую другую, заставляло меня нервничать. В общем, равнодушным Ада не оставляла никого – и я исключением не являлся.

Вытянув руку, затянутую в тугую перчатку, в нашу сторону, Аманда принялась махать, пока ДеБурки ее, наконец, не усадили. Стоявшие рядом со мной парни, конечно, приняли жест на свой счет и стали махать ей в ответ, я же опустил голову, сделав вид, что беспокоюсь исключительно о судьбе плана, который, если честно, внушал мне все больше сомнений. На самом деле я хотел скрыть рдеющие щеки, которые всегда вспыхивали, когда Ада обращала на меня внимание. Как и все Свистуны, пришедшие сегодня на площадь спасать Алистера, я тоже решил, что ее приветствие предназначалось исключительно мне. А еще у меня появились веские причины для беспокойства за предстоящую операцию: Ада точно знала, зачем мы явились на церемонию в полном составе. И хотя она уже два года тусовалась с моими ребятами в Подполье, доверять я ей так и не научился. Ада была закрытой шкатулкой с торчащим ключом в замочке. Казалось, протяни руку, поверни ключ и открой, но я был уверен, что у этой девицы имелись секреты, которые я не захочу знать. Как не захочу рассказывать свои.

На сцене-помосте зачадили горшки с травами, а значит, церемония должна была вот-вот начаться. После дождливого лета Маргут утопал в комарах, которые прекрасно себя чувствовали, размножаясь в вечно мокром городе. Удивительно, как при таких обстоятельствах стихийники умудрялись оставаться любимыми магами императора. Я бы за такую работу всех казнил и того выскочку, который показался на помосте, в первую очередь.

Демьян Ледянский расхаживал по сцене, читая наставления магам-стихийникам и жандармам. В нем сразу чувствовалась кровь настоящего мавари. Черные волосы и жгучий взгляд темных глаз имели многие высокородные, но вместе с бледной, почти голубой кожей – то был будто штамп в паспорте. Таким цветом кожи обладали только потомки древних магов-мавари. Шуточки про голубую кровь мавари были излюбленными в Подполье, но Гильдия убийц, с некоторыми из которых я дружил, любимый народом миф не поддерживала: кровь у потомков мавари была красной, как и у всех нас.

Наверное, Алистера тоже привели, но с его-то низеньким ростом увидеть вампира шансов не было. Вообще, вампиров я не любил. Среди нижних кабиров, населяющих Подполье, они отличались подлостью и особенно скверным характером. Разумеется, ни один вампир не соблюдал императорский закон о неприкосновенности людей, поэтому, если бы жрецы для своих делишек отловили какого другого вампира, я бы, пожалуй, с удовольствием, понаблюдал за кровавой резней. Но Алистер однажды спас мою мать, когда она, впервые попав в Подполье, едва не стала жертвой вампирской оргии. С тех пор утекло много воды, но возможность отплатить долг предоставилась только сейчас. Алистер, сохранивший внешность подростка, считал меня своим другом. Я пытался отвечать тем же, но дружба с вампиром имела определенные рамки, за которые выходить не стоило.

– Козлов! – возглас раздался едва ли не на всю площадь, заставив скривиться не только меня, но и стоявших рядом Юргена с Радиусом. Последний был из вервольфов, а имя ему дал Док, нашедший младенца на мусорке в корзинке с книгами по алгебре.

Только «летунов» тут не хватало. Джастин Син, главарь «Летящих по тьме», вместе с шайкой преданных ему мордоворотов проталкивался сквозь толпу прямо ко мне. И так не радужное настроение покрылось всеми оттенками черного.

– Одно мое слово, Козлов, и весь твой план по освобождению кровососа обернется прахом, – пафосно заявил Син, тряся рыжей шевелюрой. Он был классическим рыжим дварфом-переростком – с покрытой веснушками кожей, мощными плечами и огромными ручищами. От дварфа в нем ничего не осталось, разве что цвет волос.

Я кожей почувствовал, как напрягся Юрген и подобрались Сидон с Демидом. За ногу Демида, которую отрезало поездом, когда «летуны» столкнули его с платформы, мы уже отомстили, но я знал, что Демид не успокоится никогда. Стычка буквально за спинами полицейских испортила бы весь план окончательно, на что, вероятно, Джастин и надеялся.

Эх, невовремя петух закукарекал. Нужно было срочно спасать ситуацию.

Глава вторая

Я поспешил сделать шаг навстречу рыжеволосому Джастину. Как говорила моя покойная матушка: «В бурю мудрая женщина молится богам, но и к берегу грести не забывает». Я уже по взгляду рыжего догадался, что пришел он сюда не за разговорами. Зная про наш план, он сделает все возможное, чтобы его испортить.

– Можно без формальностей, – улыбнулся я Сину. – Для тебя я всегда Лев.

Главный «летун» маварского не знал и мою тонкую шутку не оценил. Его фамилия на маварском означала «щенок», но мне он, конечно, не поверил бы.

– Козлов, – продолжал фамильярничать Джастин, зная, что я не люблю, когда треплют мою фамилию, – ты ведь сюда не просто так со всей бандой явился. А хочешь, я сейчас позову вон того верзилу жандарма и объясню ему, что ты задумал? Даже если мне и не поверят, тебя заберут просто так – ради общественного спокойствия.

– И за что же на тебя так Святой Кава обиделся? – вздохнул я, намекая, что вместе с нами заберут и Джастина с ребятами, но тугодум Син опять не понял, что я имел в виду и почему упомянул бога-покровителя, подарившего людям мозги.

– У тебя наверняка имеется встречное предложение, – добавил я, посматривая на сцену. Эд ждал моего сигнала, но Ледянский все еще трепался со своими жрецами, изводя терпение зрителей. Мне его проволочки были только на руку. Я был уверен, что Джастин Син не знал о нашем плане, но, как всегда, включал быка и шел напролом. Я бы предпочел выбить ему новые зубы, которые он, по слухам, купил задорого у Дока, однако умение различать, когда махать кулаками, а когда заговаривать зубы, досталось мне с рождения.

– Про Айву хочешь поговорить? – спросил я, предугадывая ход мыслей Джастина и оттесняя плечом Демида. Тот был крупнее меня, но спорить не стал, хотя, зная его характер, я был уверен, что без драки сегодня не обойдется.

На физиономии Джастина нарисовалось: «А как ты догадался?». В прошлом месяце самая популярная в Подполье швея Айва Две Иглы попросилась в мою Яму, закрыв лавку на Шестнадцатом рынке, который контролировали «летуны». В Подполье, как и во всем Маргуте, любили названия с цифрами: Третья кладбищенская аллея, Двадцатый тоннель, Сорок седьмой рынок… Ямами называли жилища банд и подземные рынки, которые хаотично возникали на пересечении главных тоннелей, вырытых кем-то задолго до строительства наземного Маргута. Такие банды, как моя, обычно брали десять процентов с прибыли лавочников, торгующих в Ямах, взамен защищая их от других банд и от тех, кто иногда лез с нижних ярусов. В последние два года нам везло, так как почти всех мутантов истребил мор, к счастью, до нас не добравшийся. Однако подпольщики помнили времена, когда нижние никому не давали жилья, поэтому торговцы исправно платили дань, а мы старались не терять бдительности. Пока все разборки сводились к теркам с другими бандами, сражающимися за территорию и таких, как Айва.

Не знаю, что у них с Джастином случилось, но, по слухам, Син чем-то ее обидел, поэтому Айва Две Иглы попросилась со своей лавкой и мастерской ко мне, разумеется, получив согласие. Айва родилась фейлиной, и тонкое чувство красоты и вкуса было у нее в крови. Цены она не ломила, обшивая все Подполье, а заодно и некоторых высокородных, которым хотелось экзотики. Доход у нее поступал регулярный, и я в нее с радостью вцепился, предоставив лучшее место, недалеко от своей норы.

Джастин уход Айвы простить не мог и периодически портил мне из-за нее нервы.

– Она должна вернуться ко мне, – заладил тупоголовый, а я в этот момент заметил движение на сцене. Пора было начинать и нам, потому что на помосте появился палач. Демьян Ледянский, может, и затеял всю эту церемонию, но перерезать горло вампиру явно был не способен – слишком нежен, слишком воспитан и слишком высокороден. Признаться, мне однажды приходилось пачкать руки о вампира, и главное слово здесь было – «пачкать». Крови из вурдалаков вытекало раз в пять больше, чем из обычного человека, и никакими физическими законами это не объяснялось, хотя Док пытался.

– Давай, выкладывай свои аргументы, – важно кивнул я Джастину, чем явно того озадачил. Фраза для рыжего была слишком мудреная, и пока он соображал, что именно от него хотели, я успел дать знак Эду.

Тот быстро прикрыл торговлю и наклонился к ящику, чтобы поджечь смесь. И… ничего не произошло. Ни через секунду, ни через полминуты, ни через две. У меня задергался глаз.

Рыжий принялся что-то бубнить, пытаясь угрожать и договариваться одновременно, но сейчас было не до него. Почувствовав скопившуюся на лице влагу, я вспомнил о мороси, которая все это время неспеша увлажняла мир, видимо, намочив и химикаты Дока.

– Если твоя Клара будет танцевать в моей яме, я забуду про Айву.

Моя голова, корпевшая над различными вариантами дальнейших событий, не сразу осознала смысл сказанных Джастиным слов. А потом я получил тычок в спину от Юргена и, следуя направлению его пальца, уставился на первый зрительский ряд, где, совсем недалеко от ДеБурков, взгромоздилась на бочку девушка с ярко красными волосами в мужском акробатическом костюме. Чтобы еще больше привлечь к себе внимание, она использовала южные свечи, которые зажглись послушно и без выкрутасов – не то что химия Дока. Огни вспыхнули под бешеный ритм, который выбил на подвесном барабане Сидон, и гибкое тело Клары качнулось в нежном изгибе раз, другой, а потом согнулось так, как обычное человеческое тело складываться не может. Кларе было обеспечено внимание не только зрителей, но и участников скучного ритуала – жрецов, магов, чиновников, а заодно и жандармов. То был план Б, который я запретил, положившись на то, что салют в пирожковом ящике Эда быстрее отвлечет внимание жандармов и поможет подобраться к помосту, где в ход должна была вступить та химия Дока, которую я уже несколько часов грел на груди.

Но Клара, по глупости влюбленная в Алистера, конечно, поступила по-своему. Плохая сестричка. Следующие крысиные гонки ты точно сидишь взаперти. Впрочем, родственников не выбирают. Я велел себе запомнить, что при случае следует набить Джастину рожу за его гнусное предложение. Чтобы моя Клара да в его Яме? «Летуны» были известны своими борделями, и слова Джастина иначе как оскорбление воспринимать было нельзя.

Но сейчас было не до «летунов», потому что хоть ящик Эда и не взорвался, план Б сделал свое дело. Жандармы всполошились, зрители повскакивали с рядов, вытягивая шеи, чтобы лучше увидеть Клару, потому что юное тело, которое она так беспардонно оголила (обтягивающее трико и водолазка ничего не скрывали), притягивало куда больше взглядов, чем скучные рожи чиновников и один тщедушный вампир, который на самом деле никого не интересовал. Обряд укрощения погоды проводился так редко, что большинство воспринимали его как очередную казнь провинившегося из Подполья. Одним словом – скукота. Ни я, ни другие горожане Маргута в то, что смерть Алистера поможет угомонить непогоду, не верили.

Ну, Док, на этот раз не подведи. Рыжеволосый Джастин все еще ждал ответа, всматриваясь в мою озабоченную физиономию, поэтому первый шарик, который я достал из нагрудного кармана, полетел в него. Во время подобных мероприятий по всему Маргуту, а особенно в месте проведения церемоний, устанавливали специальные каменные столбы, призванные гасить любую магию. В народе их называли «истуканами» – еще одно наследие древних мавари, которые оставили нам не только свою магическую кровь, но и средства борьбы с колдовством. Однако то, что дал мне Док, имело не магическую природу, а химическую. В науках я не разбирался, но уже уяснил, что иной раз прибегнуть к таким штучкам, куда полезнее, чем к магическим артефактам. Хотел бы сказать – надежнее, но ящик Эда нас все-таки подвел. За Клару я не беспокоился, знал, что Ада прикроит. Без ее участия там точно не обошлось, а значит, выволочка ждала потом обеих.

Огненные горошины сработали как надо. Опалив бороду и брови Джастина, яркий шар света размером с кулак метнулся вверх и, зависнув в паре метров над землей, рассыпался яркими искрами. Следуя моему примеру, разбрасывать свои горошины стали и Юрген с Демидом, двинувшись в разные направления и сея хаос в толпе. Джастину было не до меня, как и его мародерам, которые тушили ему бороду, поэтому я беспрепятственно двинулся к сцене. К этому времени от стройных рядов жандармов, оцепляющих помост, ничего не осталось. Одни бросились к зрителям, другие служители закона поспешили укрыть собой чиновников, решив, что нынешний саботаж – по их душу. О вампире, разумеется, никто не думал, потому что кому он, кроме нас, мог понадобиться?

Взглянув на Демьяна Ледянского, который, прикрыв глаза, сосредоточенно превращал морось, сыплющую на площадь, в дождь с явным намерением потушить праздничный салют Дока, я не удержался от ухмылки и специально бросил в Ледянского огненную горошину, которая в мага попала, но в отличие от остальных снопом искр не взорвалась. Вообще-то, Док обещал, что никакой дождь его химии навредить не может, однако, как минимум, два прокола были налицо. Ящик намок, а шарик, угодивший в мага, попал под чары стихийника и погас. Из-за проделки оставшиеся два метра до помоста пришлось преодолевать, согнувшись в три погибели. Впрочем, остальные горошины, которые я разбросал – а их было не меньше пятидесяти, порхали огненными шарами над головами горожан, плюясь искрами и чадя дымом. Последний был мне особенно на руку. Когда я добрался до сцены, площадь основательно затянуло чадом, который хоть и прибила к земле морось, но полностью уничтожить не могла.

Алистер уже тянул ко мне руки, закованные в кералитовые наручники, мешающие ему превратиться в летучую мышь. Универсальный ключ-отмычка, который я когда-то купил у Железного Барона, стоил безумно дорого, но всегда выручал. Как только кералитовые побрякушки грохнулись о помост, Алистер, чиркнув в воздухе крыльями, юркнул мне в карман, я же нырнул сначала под стол с бумагами, за которым еще пару минут назад восседали чиновники, а потом, дождавшись, когда взбешенные стихийники покинут помост, последовал их примеру и, вывернув куртку на изнанку, превратился в мечущегося от страха горожанина.

Магам мы сегодня не только день, но и репутацию испортили. Огненные шары им не подчинялись, потому что с природной стихией ничего общего не имели. Я честно не хотел знать, чем Док занимался в своих лабораториях, но подозревал, что с такими экспериментами его царство в Подполье продлится недолго.

Когда я уже почти добрался до конца площади, в небе на фоне сизых туч мелькнули гигантские тени. Запахло гарью и серой, и я точно знал, что это не от наших горошин. Драконы явились – как всегда с опозданием. Четыре силуэта приземлились за дымными клубами в районе храма богини Мары. Судя по желто-красным оттенкам крыльев, на ритуал наведался клан Яхсари, обитавший в горах за северным Маргутом. Расстояние неблизкое, лететь долго – аж пятнадцать минут, вылетели с расчетом эффектно появиться прямо перед казнью, а тут диверсия, самое интересное пропустили. Оставалось только позлорадствовать. С кланом Яхсари у меня имелись давние счеты, и любая их неудача ложилась бальзамом на мое сердце. Драконы никак повлиять на ситуацию не могли, дело было выполнено, однако вместо того чтобы скрыться в Подполье, ноги сами направились к оврагу под мостом, который уже никто не охранял. Всех жандармов заняли огненные шары.

Было принципиально разобраться с Алистером на правом берегу Маргута. Вампиры считали, что вода по эту сторону моста регулярно освящается жрецами разных божеств, а потому для них вредна и даже опасна. Я как-то болтал на эту тему с Доком, правда, не очень-то его понял. Док считал, что вампиры подвержены внушениям и гипнозу сильнее, чем люди. Согласно его опытам, чеснок никак не влиял на их самочувствие, однако все вампиры Подполья боялись овоща, как огня. И все же я выбрал воду. Алистер спокойно заходил в реку на стороне Подполья, однако за мостом, где начиналось Угодье, дергался и шипел каждый раз, когда я в шутку в него брызгался. Он утверждал, что потом у него на коже надувались волдыри от ожогов, правда, я ни одного так и не увидел.

Когда я вытащил из-за пазухи летучую мышь, держа вампира-оборотня за крыло перчаткой с кералитовыми вставками, Алистер заверещал так, что уши заложило. Нас могли услышать разве что жрецы в храме, но сейчас весь Маргут был на Львиной площади, а служители Мары исключением не являлись и так же были падки на развлечения.

Обмакнув тварь пару раз в грязную речную воду, я бросил вампира на каменную набережную. Он обратился не сразу, изображая, будто жутко покалечен. И даже приняв привычный облик, Алистер продолжал валять дурака, поджав колени к груди и обхватив себя руками.

– За что? – трагически протянул он.

– Твоих клыков дело? – я сунул ему под нос утреннюю газету, которая сразу привлекала внимание статьей на первой полосе: «Убита и обескровлена магичка-стихийница!»

Тело нашли в реке спустя неделю без головы и конечностей, но Ледянский опознал свою сотрудницу, которую все это время искали, считая без вести пропавшей.

– Зуб даю не я! – в своем привычном репертуаре заявил Алистер, на миг забыв о том, что он «смертельно обожженный». – Все наши закон нарушают, почему сразу я? Ты же меня сейчас спас!

– Неделю назад проходили гонки на крысалах, а ты отпросился по делам в наземный Маргут, – объяснил я, проигнорировав его последнюю реплику. – Потом лодочник вспомнил, что видел тебя под мостом с телом в руках. Ты кого-то топил в реке.

– Совсем спятил, что ли? – без всякого уважения к моему почетному статусу главного в банде заявил Алистер. – С каких пор тебя стихийники интересуют?

– Когда мы тебя принимали, ты поклялся питаться крысиной кровью до конца своих дней и никогда не посягать на человека, – напомнил ему я. – Мы соблюдаем законы Маргута.

– Ой ли? – скривил физиономию Алистер, но, взглянув на меня, поспешил сменить тон. Говорят, когда я злился, у меня в глазах плясали дьявольские огни. В Подполье так еще отзывались о психах, поэтому за подобное сравнение вслух я мог и навалять.

Видя, что я сделал к нему шаг с явным намерением снова искупать его в реке, Алистер поднял вверх когтистые руки и затараторил:

– Я все-таки еще и Круавье служу, он мой создатель. Ну, попросил меня папаша тело в реке спрятать, отчего ж просьбу старика не выполнить? И там не женщина была, а парень. И не я его загрыз. Клянусь, всю прошлую неделю крысами питался. Не трогали мы твою стихийницу. Да и зачем она тебе? Где ты, а где маги?

За дерзость его точно следовало снова притопить в речной воде, да и врал Алистер плохо, потому что на крысиной крови он бы так легко в мышь не обратился. Однако вопросы он всегда задавал верные.

Стихийницу ту я лично не знал, но с некоторых пор наши судьбы связались, пусть я этого еще и не осознал.

– Ладно, ступай, – махнул я ему, погружаясь в пучину сомнений, в которой барахтался последнюю неделю, с тех пор как получил известие, грозившее кардинально изменить мою жизнь.

– Спасибо! Увидимся в яме, – привычно пискнул вампир, моментально оборачиваясь в мышь. Я точно знал, что вампиры, которые соблюдали закон, питаясь крысами и мелкими грызунами, на такое способны не были. Впрочем, подобных кровососов почти не осталось.

– Увидимся, – буркнул я и неожиданно для себя опустился на каменную лавку, на которой полагалось молиться Маре. Богиню я уважал, но помыслы чаще доверял Святому Каве, который, как утверждали жрецы, развил у людей мозги и способность мыслить. Впрочем, Мару я тоже не обижал и на новый год всегда приносил к реке живой цветок, чтобы почтить память утопших. Многие из нижних заканчивали свой путь в Маре, были среди них и мои друзья. Вероятно, и я там окажусь – через год-другой, а может, даже и завтра. С таким-то количеством врагов о старости я не помышлял. Редко кто из подпольщиков доживал до почтенного возраста спокойствия, как в Деянкуре называли сорокалетних и старше. Так и сложилось, что правый берег Мары – это земля стариков, а на левом жили молодые, которые сгорали быстрее, чем успевали понять, что такое жизнь.

Впервые возвращаться в Подполье не хотелось.

Старик ждал ответа через неделю, но события сегодняшнего утра помогли принять решение раньше. Перед глазами все еще стояла Клара, танцующая на бочке, а в ушах звенел голос рыжего Сина, предлагающего ей выступать в его яме. Я Джастина знал хорошо. Если этот тип что надумал, будет своего добиваться. Не место Кларе в Подполье. Пока еще она девочка-подросток, но не за горами время, когда бутон расцветет. Я не знал ни одну фейлину, у которой сложилась бы хорошая судьба в Подполье. Даже Айва Две Иглы при всем ее нынешнем благополучии прошла через ад, вырваться из которого помогли ее природная красота и стройное тело. Кларе такой судьбы я не желал.

Морось превратилась в нудный дождь – то ли старания Ледянского против наших огней увенчались успехом, то ли просто вернулась непогода, терзающая Маргут все лето.

Любой в Подполье сказал бы, что трусом меня назвать нельзя, а тот, кто вставал на пути Льва Козлова, потом выплевывал в ладошку собственные зубы. Но сейчас мне было также страшно как в тот далекий день пятнадцать лет назад, когда мы с матерью впервые оказались на улицах Подполья – изгнанные и преданные своим родом.

Глава третья

Мой крысал по кличке Мамлюк с трудом вписался в крутой поворот, отчего я едва не задел головой грибной нарост на потолке низкого тоннеля. Зашипев, я сжал пятками поджарые бока твари и вонзил пальцы в его жабры, выражая недовольство. Но Мамлюк ждал своего победного часа слишком давно, чтобы обращать внимание на мои человеческие вопли. Он уверенно лидировал, оставив позади других сто тридцать крысалов, участвующих в сегодняшних гонках.

До сих пор в Подполье не было одного мнения, кто получал больше удовольствия от бешеных скачек по катакомбам – люди или крысалы. Эти мутанты ростом с лошадь водились в подземных тоннелях задолго до того, как наверху стал строиться Маргут. По мере того как столичные трущобы разрастались и спускались вниз, в подземелье, крысалы постепенно занимали место в человеческом мире. Во время голода их пробовали есть, но лучше было нажраться плесени со стен, чем грызть крысалье мясо, которое в любом виде так сильно горчило, что смягчить эту горечь не могла ни одна приправа.

Со временем подпольщики крысалов почти обожествили. У нас говорили, что мир держит крысал, и когда он шевелит лапами, земля трясется.

С крысами у этих тварей оказалось мало общего – разве что силуэт, напоминающий увеличенного в размерах грызуна. Огромная задница с парой сильных, мускулистых ног нарушала равновесие фигуры, но не мешала им развивать огромную скорость. Короткими передними лапами с огромными когтями во время бега крысалы почти не пользовалась. Ими они рвали добычу, состоящую из грызунов, кошек, собак и людей – больше в катакомбах никого не водилось. Самой примечательной частью тела этой зверюги была вытянутая треугольная башка с маленькими красными глазками и подвижным носом. У крысала имелись чувствительные жабры, которые люди использовали во время их дрессировки. Крысалы прекрасно чувствовали себя в канализационных стоках, способные оставаться под грязной водой по несколько часов. Они были покрыты короткой шерстью, которая впитывала в себя все зловония подземного мира. Стоит ли говорить, что крысалы источали такую вонь, что после гонок все участники скребли и терли себя до крови лишь бы справиться с мерзким запахом, который въедался в кожу. Но самым отвратительным в крысалах был хвост – метра три длиной, покрытый слизью, на которую налипала вся грязь Подполья. Док говорил, что с помощью хвоста крысалы спариваются, но я ни разу не видел крысальих самок.

Гончих крысалов в Подполье разводил и продавал Железный Барон, местный авторитет, с которым никто не спорил. Почти никто. Я своего крысала отловил и надрессировал сам, купив на него фальшивый документ, что он якобы был «выращен» в яслях Барона. Я был в своем уме, чтобы открыто не вставать на пути у главного подпольщика.

Высокородные о наших развлечениях, разумеется, знали и даже выпустили закон, запрещающий крысальи гонки, однако вампир Алистер был прав: законы, которые мы соблюдали, можно было пересчитать по пальцам.

За год в Подполье проводилось четыре гонки – одна на сезон. Из-за последних потопов летнюю гонку мы пропустили, перенеся ее на сентябрь. Нынешняя трасса пролегала по четвертому уровню, который состоял сплошь из тупиков и лабиринтов. Из-за скоплений туманного газа, которые встречались хаотично, представляя серьезную опасность, люди здесь не жили, заселившись на первом, втором и третьем ярусах. Ниже четвертого уровня тоже обычно не спускались. То была территория диких крысалов и тех нижних, которых мы называли демонами. Жандармы в Подполье совались редко. Если и проводили облавы, то разве что на первом уровне. Поэтому за безопасность люди платили таким бандам, как моя, ну, а мы старались, как могли. Хотя, если нижние лезли наверх, без жертв никогда не обходилось.

Я оглянулся и увидел черного крысала, наседающего на моего Мамлюка. Такая зверюга имелась лишь у одного гонщика, и я заскрежетал зубами от досады. Богатая Ада не скупилась сорить деньгами своего отца и купила у Барона редкого крысала с черной шерстью и синими глазами. Она назвала его Вороном и на весенней гонке едва не обошла Мамлюка. Да пусть бы и обошла. Проиграть Аде было незазорно, тем более что за те три года, что она провела в нашей компании, гонщицей она стала хорошей. Да вот только цели у нас были разные. Если Мамлюк хотел прибежать первым из крысальего упрямства, а я – ради кучи денег, которую получал победитель от Железного Барона, сумасшедшая Ада участвовала скуки ради, потому что на своей половине Маргута она уже испробовала все доступные виды развлечений и хотела сравнить их с теми, что предлагало Подполье.

Про Аду я ничего не выдумывал – она сама мне все рассказывала во время наших откровенных разговоров. Таких было много. Я с маниакальным упрямством отсылал ее обратно наверх, она так же настырно всегда возвращалась. Я знал, что тем самым лишь больше разжигаю ее любопытство, но поделать с собой ничего не мог. Мерзавка Ада запала мне в сердце, а я не привык терпеть занозы в теле. Огромная социальная разница между нами сжигала меня дотла и не давала покоя. Быть ее временным развлечением я не собирался. Давно бы отправил негодницу с глаз долой, если бы она не задружилась с Бароном, ему же и нажаловавшись о том, что я не хочу принимать ее в банду. Мне сломали пару пальцев, а потом вежливо объяснили, что таким девушкам, как Ада, отказывать нельзя. С тех пор гремучая смесь химии, образовавшаяся между нами, грозила взорваться в самый неподходящий момент.

Впереди уже маячила арка из светящихся кристаллов, которая обозначала финиш. Зрители располагались в начале и в конце трассы, на безопасных участках, а сам путь мы проделывали самостоятельно. На этом невидимом для зрителей участке разрешалось все – драки, обман, подставы. Гонки на крысалах с честной победой ничего общего не имели. Сначала я переживал за Аду, когда она заявила, что хочет стать гонщицей, однако, получив от нее пару тумаков на закрытой трассе, а потом увидев, как она порезала гонщика из банды Горбунов со второго уровня, убедился, что подготовка у нее получше, чем у некоторых моих ребят. На своей половине Маргута Ада времени не теряла, овладев и навыками рукопашного боя, и приемами поножовщины. Разговаривать с ней тоже было все равно, что на ножах махаться. Такого острого языка я еще не встречал, поэтому в ее компании чаще помалкивал.

Мамлюк не понял, почему я начал его притормаживать. Я знал, что на полном скаку крысал сразу не остановится. До финиша еще оставалось метров пятьсот, но уже и так было понятно, что я пришел бы первым. Не каждая гонка заканчивалась для нас с Мамлюком удачно, но последняя обязана была быть победоносной. Крысал что-то заподозрил, однако изменить что-либо не мог. Решение было принято.

– Тормози, родной, – прошептал я, наклонившись к треугольной башке моего друга.

Наконец Мамлюк осознал неизбежность проигрыша, одновременно почуяв перемены в моем голосе. Таким тоном я к нему еще не обращался, и это крысала заинтриговало. Мимо с торжествующим воплем пронеслась Ада, а за ней еще два гонщика, наседающие ей на пятки.

Дождавшись, когда они промчатся, я дернул уздечку, заставляя Мамлюка свернуть с трассы. Четвертый уровень был непредсказуем, но, кому надо, тот найдет. Именно на этом отрезке пути, незадолго до финиша, в одной из стен за бородой столетнего лишайника скрывался лаз, ведущий в нижние уровни. Содрав часть нароста ножом, я подвел Мамлюка к зияющей чернотой дыре, откуда смердело так, что можно было лишь порадоваться, что гонки проводились на голодный желудок.

– Расстаемся, дружок, – я похлопал крысала по загривку, чувствуя, как перчатка наездника намокает зловонной слизью. – Спасибо, что был со мной эти пять лет. Теперь у нас разные пути. Мне тоже грустно, но я собираюсь подняться наверх. Тебя туда нельзя.

С крысалами можно было только так – честно. Пусть Железный Барон и утверждал, что крысалы после неволи никогда не захотят вернуться обратно, но мой Мамлюк все понял. Соображал он всегда лучше других. Ему возвращали волю, а я не знал существа, которое предпочло бы рабство свободе. Прощался он недолго – я даже немного обиделся. Хотя, скорее всего, обиделся он и таким образом выразил мне свое презрение.

Отодвинув башку от моей руки, Мамлюк повернулся задом и исчез в темноте лаза, даже не удостоив меня прощальным взглядом. Можно было подумать, что он только этого и ждал. Вот и верь потом заводчикам, которые утверждали, что крысалы привязываются на всю жизнь. Если я и нанес Мамлюку душевную рану, то он оставил в моем сердце не менее глубокий след. Я долго думал над этим тяжелым решением, но выхода не нашел. Наверху крысалов отстреливали, и не было ни одного шанса спрятать его на правом берегу Маргута. Похоже, к обидам придется привыкать, потому что я не представлял, как отреагируют Свистуны на весть о моем уходе. Скорее всего, для них я тоже останусь предателем.

Мимо пробежал крысал, на котором сидела половина человека, все еще привязанная креплениями к седлу. От гонщика остались ноги да часть торса, откуда вываливались внутренности. Я прислонил ладонь к сердцу, провожая в последний путь невезучего игрока. И такое случалось. Скорее всего где-то на потолке трассы проснулся живун. Обычно устроители перед гонками проверяли лабиринт, но предсказать появление живуна было невозможно. Их личинки передвигались внутри грунта с невероятной скоростью, и даже каменные блоки, которые защищали человеческие жилища на верхних уровнях не могли быть гарантией безопасности. Я решил считать мертвеца на крысале знаком того, что я поступаю правильно. Я редко обращался к чужому мнению в вопросах, касающихся меня лично, но сейчас остро нуждался в ободрении. Ведь знал, что среди товарищей его не найду. Так пусть хоть Святой Кава поможет мне не упасть духом.

Постояв еще какое-то время у лаза и убедившись, что Мамлюк не вернется со мной прощаться, я направился к запасному выходу – для тех, кто во время гонок потерял своего крысала и сошел с дистанции. К счастью, компании у меня не было. Пока не отпустил Мамлюка, я не почувствовал, насколько это больно – прощаться с тем, что занимало огромную часть тебя. На крысала посадила меня мать в первый месяц нашей жизни в Подполье. После кровавой резни, которую мы с ней пережили наверху, я боялся всего, шарахаясь от каждого звука. И тогда она привела меня в крысиные ясли Барона, заплатив немалые деньги за то, чтобы мне разрешили посидеть на крысале.

– Страшное кажется нам страшным, потому что мы стоим перед ним на коленях, – сказала она. – Поднимись, а потом стань еще выше.

Теперь эти слова вспоминались мне чаще. Ведь я собирался подняться в буквальном смысле.

Я нашел своих в кабаке «Гнилье и отребье» – самом популярном питейном заведении нижнего Маргута, которое находилось под покровительством Железного Барона, процветало и занимало едва ли не четверть второго яруса, включая в себя гостиницу, баню и тюрьму для недругов Подполья.

Свистуны заняли наше излюбленное место на верхнем балконе, напоминающим гриб. Таких грибов, наросших на стенах, уходящих в темную высь первого уровня, было множество. Они тяжело нависали над главной залой, где располагалась стойка Синего Джо – неизменного хозяина кабака, мутанта с двумя головами, в котором текла кровь настоящего мавари. Так утверждал сам Джо, хотя колдовских способностей у него не было. По крайней мере, никто их не видел. Если бы в Джо имелась хоть капля крови мавари, он не позволил бы отрубить себе ногу. Левой ступни Синий Джо лишился во время одной из драк, которые в «Гнилье и отребье» никогда не заканчивались без жертв.

На весь кабак гудели Жутосы – наши собственные доморощенные музыканты, мечтающие о славе во всем Маргуте. Они играли на барабанах и дудках, подпевая в четыре глотки. На мой взгляд, выходило немелодично, но другим людям нравилось. Внутри кабака всегда пахло жареной крысятиной, лишайниковой брагой, рвотой и лавандовой сиренью. Аромат последней контрастировал со зловонием, не в силах его перебить. Впрочем, хозяйка Синего Джо – почти каждый месяц новая – жгла благовонные смести в горшочках совсем не для того, чтобы заглушить вонь.

К зловонию все, кто проводил в Подполье больше недели, постепенно привыкали. Аромат лавандовой сирени хорошо отгонял клопов, которые отличались от своих сородичей из верхнего Маргута. Оказавшись под землей, клопы выросли в размерах и отрастили себе крылья. А так как искусственного света они не боялись, спасу от них не было нигде. Синий Джо считал, что этот вид клопов появился, когда на территории нижнего Маргута сожгли ведьму – настоящую мавари. Ее пепел превратился в клопов и ос. Первые остались у нас, ведь никто из подпольщиков за ведьму не заступился, а вторые полетели мстить обидчикам в верхний Маргут. Вероятно, хозяин кабака говорил о каких-то очень древних временах, потому что в настоящем Маргуте ведьм не водилось – одни маги, все сплошь высокородные дворяне, верные слуги императора.

Наверное, я предпочел бы комаров. Этих хотя бы можно было прихлопнуть, а вот клопов так просто раздавить не получалось. По слухам, оба вида кровососов – комаров и клопов, разводили вампиры, но все их кланы от подобных обвинений отфыркивались. Да и кто бы их стал всерьез обвинять. Железный Барон – единственная сила, которую боялся каждый в Подполье, включая вампиров, был железным, и на летающих кровопийц ему было плевать.

Я принялся проталкиваться сквозь завсегдатаев кабака. Новых лиц не наблюдалось, хотя у Синего Джо и собралось сегодня не меньше сотни человек. На первом ярусе у стойки толпились крепкие жители нижнего Маргута, не замеченные в особом криминале, но и никогда не возражающие против незаконной работенки. Двадцать-тридцать гольдов – обычная цена за участие в массовке. Такие собирали, если задумывали крупный рейд в верхний Маргут или для масштабных разборок между подпольными бандами.

За отдельными столиками по углам потягивали пиво профессиональные бандиты, обычно все – члены гильдий убийц и воров. Эти всегда скучали, нередко провоцируя драки, чтобы развлечься. В середине первого яруса, ближе к музыкантам, толпились проститутки, и мне совсем не нравилось, когда Клара ошивалась от них неподалеку. Будучи по своей фейлинской натуре слишком общительной, она завела подруг даже среди наемных убийц.

На балконах-грибах обычно располагались банды, вроде моей. Друг с другом банды враждовали, каждая группировка контролировала свою территорию, или «Яму», как называли такие владения в Подполье, но все мы негласно подчинялись Барону, который был некоронованным королем нижнего Маргута. Рядом с бандами крутились и обычные хулиганы – или хулиганки, – простые горожане, часто из Верхнего города, которые, как, например, Ада, спускались в Подполье ради развлечений.

Я подошел к нашему балкону – всегда третьему слева, и окинул взглядом знакомые лица. «Свистящие во тьме» праздновали. Повода была два: победа Ады на скачках и спасение Алистера. Последний сидел во главе стола в майке с надписью «Я люблю людей» и принимал поздравления с тем, что остался в живых. Пьяный Юрген сидел рядом с ним, делая вид, что план был пустяковым и, вообще, нашли из-за чего переживать, он, мол, и не такие дела проворачивал.

Над столом на целую голову выше других возвышался Гром. На прошлой неделе ему исполнилось двадцать три. Грома выперли из Цирка силачей, который располагался в левой части Маргута, как раз над Подпольем. Фабричный квартал, базары, бани со шлюхами, пара цирков и храм Гроху, богу смерти, – вот, что располагалось на земле левого побережья Мары. Большая часть жилых домов была давно перенесена в катакомбы. Несмотря на нижних, тут, в Подполье, оказалось безопаснее, да и жандармы сюда спускались редко. Гром еще наверху пристрастился к дури, за что ругал его и я, но авторитетов у этого силача среди Свистунов не было. А так как людей с боевыми навыками в нашей банде имелось немного, Грома терпели.

Рядом с ним сидел пьяный Демид, вытянувший в проход искусственные ноги, которые плохо сгибались. Дальше расположились Сидон, Эд, Ланго, Радиус, Натальян и братья Ыган в полном составе из шести человек. Со многими я вырос в Подполье, некоторые спустились под землю уже подростками, пустившись в бега сами или попав в немилость вместе с родителями. В Маргуте было не редкостью, когда в Подполье от опалы бежали целыми семьями.

Девчонок у нас было мало. Гая пошла по стопам брата, который был Свистуном еще при прежнем вирго, но погиб во время скачек на крысалах. Ясна попросила меня выкупить ее из Дома терпимости Белых хризантем, устроилась на работу к Айве и в прошлом году полностью оплатила свой долг.

Айва Две Иглы тоже пришла, прихватив пару своих мастериц. Официально ее в банду не принимали, но престарелая фейлина все равно считала себя одной из Свистунов, называя себя Свистуньей. Увидев меня, уже немолодая, но сохранившая красоту фейлина послала мне воздушный поцелуй и провела в воздухе указательным пальцем круг у своей левой груди. Я не удержался и покраснел от столь прямого намека, что меня хотят. У нас с ней случился то всего разок, еще в прошлом году на пьяную голову, но Айве одного раза было мало. Мой же энтузиазм кончился, когда я узнал о дневнике Айвы, в котором я оказался под номером шестьсот шестьдесят шесть – цифра Гроха, бога смерти. Суеверным я не был, в верности и любви мы с Айвой друг другу тоже не клялись, но быть частью ее гаремника мне не хотелось. Чего не скажешь о Юргене, который открыто завидовал и мечтал, чтобы Айва обратила на него внимание.

Я не любил, когда Клара приходила в «Гнилье и отребье», но, зная, что я устрою ей взбучку за случившееся на площади, моя вредная сестра заявилась в компании с Адой, и теперь эти обе занозы опасно сидели на перилах, потягивая пиво. Клара держала в руках красную кружку с надписью «молоко», но я точно знал, что за напиток она хлебала.

Вскоре меня заметила не только Айва, хотя я замер на пороге, не решаясь войти. Я точно знал, что мне нужно сказать, но правильные слова никак не находились. Сказать нужно было правду, а от правды меня тошнило.

Старики в Подполье говорят, что ночь – дура. Чего ни сделаешь, она не осудит. Внизу всегда было темно, но жили мы по городскому расписанию, и сейчас время близилось к полуночи.

Я выдохнул и решился.

Глава четвертая

– Пусть тьма не покорит ваши сердца, – выдавил я из себя традиционное приветствие. Прозвучало немного официально, зато сразу привлекло внимание. Прозорливая Ада первой поняла, что у меня на уме то, что всем не понравится. Спрыгнув с перил, она сдернула за руку и Клару, поставив ее рядом с собой.

– Спасибо, что доверяли, – я снял с запястья широкий кожаный браслет, который в свое время достался мне от бывшего вирго Гейдара, много лет назад заразившегося червивой лихорадкой, и протянул его Юргену. – С этого дня я больше не ваш вирго. У Юргена хорошо работает голова, и в боях он показал себя на славу, так что теперь он главный Свистун. У меня… возникли обстоятельства.

И хотя в кабаке грохотало на все лады, на нашем балконе воцарилась мертвая тишина. Да уж, сказать хуже было нельзя, особенно про «обстоятельства» зря ляпнул. Таких слов в Подполье не понимали, но, несмотря на репетицию в туалете, я неожиданно растерялся.

– Я устроился на работу и переезжаю в верхний Маргут, – выдавил я на одном дыхании.

Какое-то время все безмолвно таращились то на меня, то друг на друга. Мое сердце пропустило пару ударов, и я набрал воздуха в грудь, чтобы извиниться или сказать еще какую-нибудь глупость, но тут тишина треснула, и над столом прокатился дружный раскатистый хохот.

– Ну, ты и шутник!

– А наш Лев – весельчак!

– Повеселил так повеселил.

– Не переживай, выше нос! Плевать, что поиграл. Следующая гонка будет твоей.

Они уже придумали свою легенду о том, что Мамлюк взбунтовался, сбросил меня в лабиринте, отчего я пришел последним. Как и сейчас решили, что я выдал отличную шутку.

Итак, сказать правду не получилось. Подобрав со стола первый попавшийся бокал, я поднял его и, кивнув каждому, осушил до дна. Потом так же быстро ретировался с балкона, воспользовавшись тем, что Алистер затянул долгий анекдот, который, скорее всего, никто не поймет. Вампиры, вообще, шутили своеобразно.

Спустившись к стойке и обрадовавшись, что у бара оказался свободным мой любимый высокий стул в углу, я взгромоздился на него, попросив Синего Джо плеснуть что-нибудь для поднятия духа. Одна из голов мне подмигнула, другая показала язык и передо мной возник пузырящийся прозрачный напиток, пахнущий крысиным пометом и апельсинами. Я задумчиво вертел его в руках, когда ко мне рядом подсел Юрген.

– Разбери меня чертяка, это, что, правда? – спросил он, заявившись аж через полчаса. Я даже успел подумать, что у них там что-то случилось.

– Переезжаю наверх, на правый берег, – повторил я прежнюю версию. Не соврал, но и настоящую причину рассказать не смог.

– Не верю. Неужели в армию собрался? – нахмурился Юрген, а я вдруг понял, что он вовсе не так недоволен положением дел, как сперва казалось.

– Я, правда, на работу устроился. Получаю паспорт и уезжаю. Как только встану на ноги, помогу любому из наших, кто захочет так же. Но быстро не смогу. Сам знаешь, мне нужно десять лет там прожить, чтобы я смог стать поручителем.

Юрген сплюнул на дощатый пол, выражая презрение.

– Лучше, если бы ты, действительно, пошутил. Не хочу я оказаться в твоих сапогах, Лев, когда тебя однажды проймет ностальгия, и ты сунешься обратно в Подполье.

Я поморщился от его угроз. А еще другом назывался. Мог хотя бы попытаться меня понять. Я слышал, что перебежчиков в нижнем Маргуте не только открыто презирали, но многие считали своим долгом мстить им до конца жизни.

Я молчал, и Юрген не выдержал.

– Что у тебя случилось? Не верю, что ты Клару бросаешь.

– Она со мной едет. За нее я тоже договорился. Она ж сестра.

– Нельзя за другого человека решать.

– Ей всего шестнадцать.

– Ага, скажи еще, что не хочешь, чтобы она среди нашей грязи взрослела.

Юрген, как всегда, верно подметил, но я решил не подливать масла в огонь.

– Давай выпьем, что ли? – предложил я. – Из тебя выйдет отличный вирго. Мы оба знали, что Гейдар должен был выбрать тебя, а не меня.

– Да пошел ты, – Юрген спрыгнул с табурета и слился с толпой, то ли изобразив обиженного, то ли обидевшись на самом деле. Я надеялся, что у нас с ним еще будет возможность поговорить, когда он перестанет искрить и фонтанировать эмоциями. Юрген быстро воспламенялся, но, к счастью, успокаивался тоже мгновенно. Я был уверен, что уже утром он придет ко мне поговорить по душам и попрощаться по-хорошему.

– Без главного дурака здесь станет скучно, – сказала Ада, появляясь как всегда с неожиданной стороны. Она возникла напротив, за барной стойкой, потеснив Синего Джо в другой угол. Там, где появлялась Ада, сразу устанавливался ее миропорядок. Красивая, высокая, в облегающем синем костюме то ли с широкими штанами, то ли с узкой длинной юбкой, в вызывающем декольте, она всегда смотрела на мир сверху вниз. Лично меня в присутствии этой жгучей брюнетки начинало слегка знобить.

– Ты слышал о злых калах? – спросила она, забирая мой апельсиново-крысиный бокал, из которого я так и не успел отхлебнуть. – Нянька в детстве часто меня ими пугала.

– У тебя, наверное, была армия нянек, детка, и каждая рассказывала что-то ужасное. Оттого ты выросла такой безрассудной.

Ада отпила и скривилась, но не от крепости, а от того, что напиток не произвел на нее впечатление.

– Не знала, что тут наливают лимонад, – пробормотала она, сплюнув на пол, а потом пролив туда же немного из бокала. Под моим табуретом образовалось солидное пятно. – Так вот. Калы охотятся на людей, как те на животных. Если догоняют, то бьют по голове невидимым топором, и тогда у человека случается помутнение рассудка. Калы – остроголовые, одноглазые, с длинными ногтями и острыми зубами. Чем-то похожи на ваших крысалов. Я думаю, что где-то в лабиринте во время гонок на тебя напали калы, и поэтому сегодня ты сошел с ума и сказал чушь вместо того, чтобы поздравить меня с победой.

Всегда было трудно понять, что Ада имела в виду на самом деле.

– Вообще-то, я все это затеял только ради тебя, – я взглянул на нее со всей серьезностью. – Когда получу паспорт, стану работать и превращусь в добропорядочного гайрана, у меня появится шанс предложить тебе руку и сердце.

При слове «гайран» красивое лицо Ады скривилось от отвращения. Так в простонародье называли обычных граждан Маргута, проживающих в Угодье на правом берегу Мары и не являющихся высокородными. Гайранов придумал народ в противовес дворянам.

– Ты теряешь свой шанс прямо сейчас, – прошипела она. – Я ни за одним мужчиной так не бегала, как приходится за тобой. Пошли наверх прямо сейчас. У Синего Джо наверняка найдется для нас уютное гнездышко на пару часов.

Эта наша с ней игра длилась слишком долго и должна была рано или поздно закончиться. Я знал, что моя внешность нравится женщинам, но мне не хотелось ни становиться частью коллекции Ады, ни вписывать ее в свой личный список мимолетных любовных увлечений. Стройная фигура, длинные ноги, большая грудь – да она могла быть мечтой любого. Каждый раз игнорируя ее намеки, я чувствовал себя дураком, но в то же время понимал, что только так смогу продлить наши мученические отношения. С ней поневоле приходилось становиться мазохистом.

Ада любила распускать слухи о том, что готова заплатить мужчине за хороший секс, но я также знал, что кокон лжи вокруг себя она сплела такой прочный, что до настоящей Ады здесь, в Подполье, точно не докопаешься. В нижнем Маргуте к сексу относились легко. Если человек отвечает взаимностью, согреться телом и душой – святое право любой пары. Я нравился Аде, и она нравилась мне, но все, что касалось старшей дочери ДеБурков, правилам Подполья не подчинялось. Она хотела флирта и приключений, а я, всегда находя смешинку в ее гордом взгляде, каждый раз напоминал себе о том невесомом мосточке, который она проложила над пропастью между нами и который обрушится сразу, едва я удовлетворю ее и свой плотский интерес. Высокородная коллекционерка Ада переключится на новый объект и на этот раз не обязательно в Подполье. Вот такого я был о ней мнения. Впрочем, догадывался, что и ее оценка меня не зашкаливала.

– Как насчет свидания в пятницу в Тополиной Алее? – предложил я, стараясь сохранять серьезность. – Слышал, там у вас наверху все парочки встречаются.

– Мне говорили, что у тебя в голове реденько засеяно, но не предполагала, что настолько! – фыркнула Ада. – Верхний Маргут меня не интересует. Уедешь отсюда, и мы никогда не увидимся. Как у нас говорят, кто не на глазах, то и не в сердце.

– Извращенка, – обозвал я любительницу острых ощущений и попросил Синего Джо повторить его чудесный напиток, который Ада полностью вылила на пол мне под ноги. Хорошо, что не на мою голову, и то ладно. Теперь ножки табурета, на котором я сидел, мокли в большой луже.

– Тупая, чванливая свинья, – обозвала она меня в ответ и, махнув длинными волосами, скрылась за служебной дверью с надписью «Вход только для персонала». Для такой, как Ада, запретных путей не было.

Я получил вторую порцию пойла и принялся гадать, правда, ли наши отношения с Адой сводились только к желанию секса или в них пряталось что-то еще. Такие мысли помогали отвлечься от главной проблемы, которая поедала меня изнутри, как плотоядная бактерия, о которой Док в последнее время только и говорил. Мол, бактерия проникла в Подполье с южным течением через канализацию, и скоро мы все умрем. Впрочем, у него каждую неделю находилась новая причина для массовой гибели населения катакомб.

Меня грубо ткнули в плечо сзади, отчего апельсиново-крысиный коктейль снова оказался на полу – я выплеснул его себе под ноги, не успев донести до рта.

– Твоя лужа намочила мои сапоги, – прогудел высокий урод, на которого я воззрился снизу вверх, крутанувшись на своем стуле. Это и, правда, был урод – безносый и безухий верзила, явно побывавший в руках имперских палачей. Лужа из-под моего табурета доползла до его территории под сиденьем, окрасив белую кожу замшевых сапог в ярко-красный цвет. Только дурак пойдет в «Гнилье и отребье» в белой одежде и обуви, хотя потом я сообразил, что тип сделал это специально. Не разлитый коктейль, так чих или пердеж – повод для драки он нашел бы в любом случае.

Я несказанно обрадовался, потому что не только ему хотелось выпустить пар. Мысленно поблагодарив типа, я выплюнул жевательную смолу, которую смаковал еще во время гонок, в его правый глаз, и понеслось.

Из кабака я вывалился через полчаса, вспомнив, что мне еще надо собрать вещи, так как Старик ждал меня на правом берегу уже завтра. И да – предстоял разговор с Кларой, хотя я надеялся надавить на нее авторитетом старшего брата. Правда, козырный туз в рукаве тоже припрятал, потому что Клара стремительно взрослела и приобретала стервозный фейлинский характер.

Мне разбили нос и порезали осколком стекла лоб, но, в целом, я легко отделался, потому что скоро спустилась моя, уже бывшая, банда. Правда, тип тоже оказался не одиноким волком, а из Лишайников, драка завязалась на славу, однако Синий Джо все испортил, открыв канализационные стоки и окатив нас сверху вонючей водой. Обычно он в драки не вмешивался, но потом выяснилось, что ближе к утру в кабаке намечалась сходка двух конкурирующих гильдий убийц, и ему нужно было пораньше освободить помещение. А теперь еще и почистить.

За поворотом меня ждала Ада. Я даже вздрогнул от неожиданности, когда она меня окликнула. Решил, что мое время вышло, и за мной все-таки пришли.

Я потянулся к ней, собираясь обнять за талию – разгоряченное после драки тело требовало нежных прикосновений, но Ада вытянула руку и уперлась ладонью мне в грудь, оставшись в тени и сохранив между нами дистанцию.

– Знаешь, там, наверху, снова льет дождь, – невпопад сказала она. Я видел, как блеснули ее глаза, но решил, что это просто отблеск от фонаря на входе в кабак. После тяжелого дня и не менее сложного решения соображалось с трудом.

– У меня есть плащ и зонт, могу поделиться, – ответил я, слегка навалившись на ее ладонь. Ей пришлось выставить вперед вторую руку, чтобы выдержать мой вес.

– На какую работу ты устроился? – снова перевела она тему. Я молчал и сопел, Ада же усмехнулась и ответила самой себе.

– Гордый Лев будет строить дома для высокородных. Не верю, что дело в деньгах. Да, Маргут активно застраивают маги-стихийники, набирая дешевую рабочую силу из Подполья и пользуясь тем, что им потворствует император. Но строительство – опасное дело, а такие, как ты – разменная монета. Твоя жизнь на правом берегу ничего стоит. Драконы делают все, чтобы отомстить стихийникам за отобранный бизнес, ведь строительство доходных домов всегда было их делом. Поджоги, убийство рабочих – драконьи кланы ни перед чем не останавливаются. Наверху ты долго не проживешь.

Я кивнул и попытался спрятать улыбку, так как не ожидал, что Аду, оказывается, заботит мое будущее. Да, я слышал об этой истории. Маги-стихийники отличились на войне, а драконы, наоборот, облажались. Император отобрал у драконьих кланов земли в центре Маргута, где планировалось создание нового района для высокородных, и отдал их гильдии стихийников, чья строительная компания с энтузиазмом принялась за дворцы и доходные дома. Дело всегда было в деньгах. Этой истории насчитывалось уже десять лет, но драконы никак не могли успокоиться, вставляя шпильки в колеса магов и пресмыкаясь перед императором, который продолжал обожать стихийников, даже несмотря на их проколы с погодой этим летом и осенью.

– Мое предложение о свидании в силе. На встрече в Тополиной Аллее я расскажу тебе все.

Мне на самом деле было важно увидеться с Адой на правом берегу Мары, а не в Подполье, но она с силой оттолкнула меня и отошла глубже в тень.

– Дурак, – злобно бросила она. – Ты сказал, что поднимаешься наверх ради меня, так вот знай. Вниз я спустилась тоже ради тебя. Потому что без тебя, Козлов, Подполье мне не нужно.

Вот умела эта женщина огорошить. То ли отомстила жестокой ложью, то ли излила чувства, замаскировав их под вымысел.

– Эй, так в чем проблема встретиться наверху? – крикнул я ей вслед, а потом бросился вдогонку, намереваясь припечатать подлую ДеБурк к стенке и заставить сказать только правду. Но Ада хорошо освоилась в Подполье, потому что через три минуты я потерял ее в толпе, хотя гордился тем, что умел выслеживать людей в любых ситуациях. Аманда всегда была исключением.

Опустившись на брошенную каким-то торговцем корзину, я вдруг понял, что пьян. Всего-то глоток сделал того пойла, а в голове мелькали звезды, прячась в тумане, который застилал взор и мутил рассудок. Вздохнув, я протолкался до стены и по старинке пешком, придерживаясь за влажный камень, побрел искать свою Яму. А раньше меня бы гордо вез мой Мамлюк. Счастья тебе и процветания, крысяка, но как же я без тебя скучаю.

Не было никакой работы, которая ждала бы меня наверху, как не существовало обещанного паспорта. По крайней мере, сейчас. Были заказ сверху на мою голову и встреча со старым другом из Гильдии убийц, который рассказал, что у меня примерно полгода жизни, если я перееду наверх, или пара дней, если останусь здесь, внизу. Заказ на меня и Клару поступил из верхнего Маргута, но платили мало, а времени на убийство давали много. Так как фигурой в Подполье я был известной, с Бароном, вроде как, дружил, связываться с таким заказом за столь маленькие деньги пока никто из Гильдии не хотел. Заказчик оказался жадным и цену повышать не стал, несмотря на открытые намеки Гильдии. Заказчика мой друг не знал, так как дело оформили анонимно, но искренне посоветовал мне не искушать судьбу. Ведь рано или поздно найдется голодный киллер, который сделает мою жизнь невыносимым, несмотря на все мои знакомства, дружбу с Гильдией убийц и вроде как неплохие отношения с Железным Бароном.

– Уедешь из Подполья, и мы тебя не тронем, – похлопал меня по плечу Карук, мой знакомый киллер. – Заказ был вполне конкретным – найти тебя в Подполье и устранить. Месяцев шесть или семь наверху у тебя есть. Реши там свою проблему и возвращайся, мы потом с тобой еще выпьем. В Подполье пока не суйся, судьбу лучше не искушать.

Старик и в самом деле предлагал мне работу, но очень давно, и то по пьяни. Вчера после спасения Алистера я напомнил ему о его предложении, и он каким-то чудом вспомнил, согласившись взять меня на испытательный срок, а Клару под свою опеку на тот же период.

Да, я бросал Подполье, но только для того, чтобы найти мерзавца, который меня заказал, а потом сделать все, чтобы вернуться обратно. Я знал, что быстро такие дела не решались, и что потом мне придется начинать в Подполье заново, и все пройдет куда труднее, чем пятнадцать лет назад, но оставаться наверху навсегда я тоже не собирался. Высокородные предали мою мать, и места им в моей жизни не было.

Глава пятая

В первый день в новом статусе работающего гражданина, я проснулся задолго до рассвета, проспав в итоге едва ли пару-тройку часов. Клара, нарыдавшись, спала, как убитая, и даже грохот первого утреннего трамвая не потревожил сон молодой фейлины.

Трамваи были новшеством, о котором трубили на каждом углу. В отличие от слабого колдовства техномагов, эти смешные вагончики работали не на волшебстве клуатона, а на каких-то других кристаллах, созданных научной группой главного стихийника Демьяна Ледянского. Я решил, что ездить на этих штуках не буду из принципа. Из всех императорских магов я особенно не переваривал стихийников, хотя бы потому что был зол на них за мой протекающий потолок. Ада оказалась права – наверху, действительно, лило. И вчера, и сегодня, и завтра тоже обещали ливень.

Когда мы с Кларой прибыли в нашу первую в жизни съемную комнату, которая располагалась на чердаке доходного дома почти в центре города, мне, как и ей, захотелось рыдать в голос. Вот только Клара не сдерживалась и ревела весь вечер, я же должен был собрать волю в кулак и изображать довольного.

Комнату снял нам Старик по знакомству. В городе намечались международные игры магов-стихийников (будь они прокляты!), и свободного жилья не осталось, поэтому я честно старался не жаловаться. Однако после нашей с Кларой шикарной Ямы на третьем уровне Подполья эту комнату даже норой нельзя было назвать. А протекающий потолок, вообще, казался издевательством. Девять квадратных метров для нас с Кларой были маловаты, но Старик уже предупредил меня, что работать порой придется круглосуточно, а Кларе, вообще, предстояли экзамены в Танцевальную Академию.

– Не реви! – одернул ее я, когда понял, что утонуть в фейлинских слезах можно так же легко, как и в полноводной Маре. – Когда поступишь, переедешь в общежитие, оно как дворец.

Поступление Клары в Императорскую Танцевальную Академию было моим козырем, который я выложил еще в Подполье, когда переговоры зашли в тупик, и Клара окончательно уперлась. Как бы она ни злилась, но возразить такому аргументу не смогла. Уговорить Старика написать бумаги на Клару – рекомендацию и заявление, было нелегко, но я справился, стараясь не думать, что он потребует от меня в ответ.

– А если не поступлю? – никак не могла успокоиться Клара.

Я такого варианта не допускал и ответил со всей решимостью:

– Тебя обучала лучшая танцовщица Подполья, сама Руанда. Не ной.

Руанда была опальной балериной, некогда блиставшей на сцене Хрустального – главного театра страны. Одни говорили, что она связалась с дельцами дури, другие обвиняли ее в шпионаже, но так или иначе однажды ей пришлось бежать. Я пропустил момент, как именно Клара познакомилась с Руандой, сестра просто поставила меня перед фактом, что теперь будет обучаться танцам, и Руанде надо платить. Я и платил, пока через восемь лет знаменитую балерину все-таки не убили. Мои друзья из Гильдии убийц до сих пор утверждали, что это не их рук дело, но, если не они, то кто? Руанда унесла тайну с собой, и оплакивало ее все Подполье, так как балерину искренне любили.

Экзамены начинались через неделю, и я надеялся, что за это время Клара освоится и настроится на победу.

В комнате не было мебели, но из Ямы я захватил с собой матрасы, так как знал, что больше в наше новое жилище ничего не поместится. Удобства находились этажом ниже, и Клара, привыкшая к тому, что в наших шикарных апартаментах в Яме у нее имелся личный туалет с ванной, не упустила возможность свернуть мне кровь перед сном. С четвертого этажа открывался прекрасный вид, но мою сестру он не волновал. Еще ей хотелось летать, а фейлинам на правобережном Маргуте можно было летать только в Южном парке.

Порой и в нашей Яме несло зловонием, ведь жили мы все-таки рядом с канализацией. На чердаке нового дома тоже воняло – плесенью, сыростью и готовившейся пищей со всего дома, так как вытяжка проходила где-то рядом, но никакие дурные запахи не могли мне помешать. Ведь главное препятствие я уже преодолел: Клара согласилась. Что до звуков, то мне всегда нравилось слышать живущих рядом людей. Когда же я распахнул окно, то вместе с сырым воздухом в комнату ворвались чарующие звуки никогда не засыпающего города – кричали ночные торговцы и извозчики, громыхали колесами повозки, где-то свистнул поезд, ходивший через весь правобережный Маргут. Не обошлось и без знакомых звуков потасовок и пьяной брани, но их заглушали песнопения жрецов Дуку и Гроха, которые зазывали в храмы на ночные молитвы. А еще надрывалась какая-то птица, да с такими тоскливыми нотками и отчаянием в голосе, что мне захотелось бросить свою аферу немедленно и вернуться в Подполье, наняв с десяток-другой телохранителей.

На небо я старался не смотреть, потому что здесь, в верхнем Маргуте, оно было слишком близко, и давно зажитые раны у меня на спине начинали чесаться и зудеть.

Неприятным сюрпризом стал Алистер, которого я обнаружил мирно спящим на дне моего чемодана. Судя по том, как устойчиво он сохранял облик летучей мыши, вампир совсем недавно откушал человеческой крови.

– Только не прогоняй! – пискнул Алистер и заметался по узкой комнате, пока не вылетел в окно. Я уже хотел захлопнуть створку, но не успел, потому что вампир вернулся обратно.

– Брысь отсюда, – шикнул я на него, но приятель, как всегда, мое недовольство проигнорировал. Стукнувшись о стену под хохот Клары, он принял человеческий облик и развалился на матрасе.

– Какое убожество, – протянул Алистер, оглядывая наше новое жилище. – Я знаю о твоих проблемах, Лев, поэтому мое сердце с тобой. Без тебя Свистуном я не буду.

– У тебя нет сердца.

– Не цепляйся к мелочам. Я вас не потесню.

– Ты не можешь жить в верхнем Маргуте. Здесь солнце.

– Не всегда же, – невозмутимо ответил вампир. – Я собой плотную занавесочку прихватил. Тут на полу как раз три человека помещаются.

– И не мечтай.

– Я навел справки про Старика, – не слыша меня, продолжал Алистер. – Кстати, его настоящее имя Номьен Буравский, и он подрабатывает на Тайную Канцелярию. Тебе это надо? Тяжелая у него работенка, нервная. Ты не сможешь батрачить на него и одновременно поддерживать домашнее хозяйство. Кто-то должен мыть полы, стирать, готовить… Я справлюсь!

Клара уже не сдерживалась и хохотала во весь голос.

– И кто-то должен присматривать за твоей сестренкой. Хотя бы по ночам.

А вот это уже был сильный аргумент. Фейлины – ночные существа, и, хотя мне удалось перевести Клару на нормальный человеческий режим, я подозревал, что иногда она убегала от меня по ночам и шлялась по Подполью.

– Вот и я о том же, – Алистер не мог читать мои мысли, но интуиция у него была развита отлично.

Решив, что у меня достаточно проблем, чтобы еще разбираться с назойливым вампиром, я махнул рукой, отложив вопрос о его выселении на ближайшие выходные.

– Пусть хоть только один из жильцов пожалуется на недомогание или тяжелые сны про укусы, и я тебя лично сдам жандармам, – пригрозил я вампиру.

– Буду тихим, как мышь! – поднял он руки и улыбнулся, оскалив клыки. Оставлять с ним Клару я не боялся, так как фейлинская кровь для вампиров была ядовита. За себя тоже не переживал – тут больше волноваться стоило самому Алистеру, потому что, укусив меня, он точно обрекал себя на длительную и мучительную смерть.

В конце концов, я нашел ему применение и отправил его выгуливать Клару в Южный парк, стараясь не думать о том, что моя сестренка, наконец, взлетит в небо. Но зависть все равно запускала когти в сердце, поэтому, выпроводив их, я завалился спать, стараясь не думать ни о небесах Маргута, ни о летающей в них Кларе. Там, внизу, в Подполье, было легко. Никаких небесных просторов, высокие потолки – да, но над ними – пласты земли, которые еще в детстве задушили тоску по полетам, потерянным навсегда.

Я долго не мог заснуть и ворочался на тонком матрасе, вспоминая свою роскошную кровать с балдахином, которую вместе с апартаментами я уступил Айве. Она единственная, кто сказала, что будет меня ждать, когда я решу свои дела наверху и вернусь. А еще я думал про Аду и ее последних словах. Я твердо намеревался найти ее в Верхнем Маргуте, но, зная ее взрывной характер, собирался выждать пару недель. К мосту в Тополиной Аллее она, конечно, не пришла, хотя я, как дурак, и прождал ее там три часа.

Пусть пройдет время.

Утром я, как добропорядочный гайран, отправился на работу, окинув с завистью спящих Алистера и Клару. Клара была достаточно взрослой, чтобы позаботиться о своем пропитании, денег я ей оставил, а вот сам решил перекусить уже после встречи со Стариком. Если честно, волновался так, что никакой кусок в горло не полез бы.

И хотя у Старика было имя, сам он настаивал, что его звали Стариком, будто издевался над своим возрастом. В Подполье не любили жандармов, но Старик занимался частным сыском, всегда ругая и браня полицию от души, когда захаживал выпить в «Гнилье и отребье». Если и притворялся, то делал это хорошо. В кабаке мы с ним и познакомились. Старик искал кого-то, кто знал бы старое деянкурское наречие, на котором говорило простонародье лет сто назад. Императорская библиотека ему не помогла, таких словарей просто не существовало, вот он и решил поискать в Подполье, вдруг кто из пожилых, помнящих наречие, еще жив.

Таких Старик не нашел, о чем громко ныл за стойкой Синего Джо. Ему позарез нужно было прочитать, что за послание оставил маньяк над кроватью убитой девушки. Все, что смогли сказать эксперты, так это то, что слова были выведены кровью на старом простонародном наречии, на котором разговаривали бандиты Деянкура лет двести назад. Обычно я помалкивал о своих лингвистических талантах, за которые следовало поблагодарить мою матушку, которая почему-то считала, что знание языков поможет мне устроиться в Подполье лучше, чем умение махать кулаками и трепать языком. Как бы там ни было, семь мировых языков и двенадцать наречий Деянкура я усвоил, но до встречи со стариком был уверен, что столько лет потратил на совершенно бесполезное занятие.

Однако Старик предлагал большие деньги, а я тогда должен был Железному Барону за кинжалы, которые в рассрочку купил для своей банды. И во-вторых, мне вдруг стало любопытно. Ведь интересно же, что у психов в голове, и какие маньяки могут оставить послания.

В общем, мы со Стариком сработались, хоть и тайно, потому что мои Свистуны связей с человеком, близком к полиции, точно не поняли бы. Старик пусть и занимался частным сыском, но был из бывших жандармов и по старому знакомству иногда выполнял для полиции разные поручения. Поэтому о нашей завязавшейся с ним дружбе я помалкивал.

С тех пор я прочитал ему не только надпись над кроватью, но и помог с переводом некоторых писем, а также провел по нижним ярусам Подполья, когда он искал пропавшего ребенка. Увы, мальчика мы нашли мертвым, а вот надпись, оставленную маньяком, запала мне в душу, хотя делу и не помогла. «Смерть клану Яхсари!» – гласила она. Убитая девушка к драконьему клану отношения не имела, она была простой прачкой, но слова из надписи маньяка мне понравились, потому что я и сам желал всем драконам мучительной погибели. После поиска в катакомбах Старик и предложил мне работу своим помощником, от которой я сначала отказался, вспомнив о предложении только, когда петух мне весь зад исклевал. Работа у Старика теперь казалась единственным выходом из положения.

Я знал, что Старик – не сахар, но надеялся, что он, если не прямо поможет мне с расследованием моего собственного дела, то хотя бы чему-нибудь научит, потому что зацепок, а тем более навыков сыска, у меня не было. Все, что я пока придумал – попытаться подкупить писаря из Гильдии убийц, но получил лишь неприятности в виде грозных предупреждений.

Верхний Маргут был огромным городом, плотно застроенным храмами, театрами, базарами, доходными домами и частными дворцами, не считая императорского комплекса. То был отдельный, закрытый город в городе.

Из дома я вышел еще до рассвета, не ожидая, что окажусь толпе в спешащих на работу людей. Мне приходилось бывать в верхнем Маргуте по разным делам, но никогда в такую рань. Дул промозглый ветер, чернильные тучи плевались холодными струями дождя, тротуары были залиты водой. Пожалев, что не выпил хотя бы горячего чая, я тут же продрог, ведь в Подполье даже по ночам было тепло – нас там грела канализация. Очень скоро меня одолели упаднические мысли, и не холод, голод и ливень стали им причиной. Я вдруг подумал, что за паспорт и не очень большую зарплату мне придется каждый день вот так утром шагать на работу со всеми гайранами Маргута. Самооценка Льва Козлова покатилась по шкале вниз и восстанавливаться не желала. Пришлось успокаиваться мыслями о мучительной смерти, которой я подвергну того заказчика. Сам того не зная, он добавил в мою жизнь остроты, какой там и так хватало.

Хорошо, что идти пришлось недолго. Контора Старика располагалась неподалеку от Львиной площади на первом этаже старинного доходного дома. В нем едва ли остались жилые квартиры – все были давно выкуплены под бизнес. Окинув грустным взглядом уже светящиеся окна, я вдруг осознал важное отличие жителей Угодья. Мы могли не спать ночь, но утро всегда было святым временем сна. В верхнем Маргуте утренних часов для работяг не существовало – они начинали день задолго до рассвета, и едва ли замечали движение солнца по небу.

Толкнув дверь, я заставил себя прекратить нытье. В конце концов, не на стройку шел, и в конторе за бумагами тоже вряд ли сидеть буду. Последнее представлялось особенно жутким кошмаром жизни.

Старик уже ждал меня в квартире на втором этаже. Одна комната и прихожая были завалены гроссбухами, книгами, газетами и пачками бумаг, громоздясь стопками до самого потолка. Огромный шкаф трещал по швам. Казалось, что его с трудом закрыли и с тех пор боялись открывать. Листки торчали из всех щелей. Старик сидел у окна за единственным столом на единственном стуле. Больше мебели в комнате не было. Ни хотя бы табуретки для помощника, то есть, меня, ни еще одного стула для гостей и клиентов. Пахло куревом и клопами. На полу под ногами скрипел занесенный с улицы мусор. В таком месте задерживаться долго не хотелось. Так и казалось, что тут можно подцепить какую-нибудь заразу. А снаружи здание выглядело вполне элитным. Кто бы подумал, что внутри сохранились такие нищенские комнаты. И если у Старика настолько плохо с деньгами, чтобы нанять уборщицу, чем он собирался выплачивать мне зарплату?

Сам Старик выглядел плохо. Я не видел его несколько недель, но казалось, что он сильно сдал за последнее время. Кожа в свете тусклого керосинового светильника отливала серым, в глазах поселилась усталость, оставившая тяжелые мешки под нижними веками. Я вдруг подумал, что мне несказанно повезло – я успел воспользоваться его щедрым предложением. Старик выглядел так, будто мог закончиться в любой момент. А других знакомых наверху у меня не было. Про Старика болтали, что в прошлом он был неплохим сыщиком, но, мол, в последние годы сильно сдал и занимался больше бумажной работой. Это мне было на руку. Я надеялся, что у меня будет время, чтобы заняться собственным делом.

– А, это ты, – вместо приветствия кивнул мне Старик. – Опоздал на две минуты.

Это было неправда, до назначенного времени еще оставалось полчаса, но в первый день я с начальством решил не спорить.

– Звиняюсь, – пробормотал я, чувствуя, как таким словам противится все внутреннее естество гордеца Льва Козлова.

Старик глянул на меня будто с одобрением.

– Садись, – кивнул он на подоконник. – Сейчас перекусим и побежим. Дел сегодня невпроворот. Как устроился? Сестра нормально?

Я тоже кивнул, выдавил из себя формальности и, переложив книги с окна, сел, предварительно подложив под зад пачку бумаг. Светлые брюки у меня были одни, а подоконник покрывал толстый слой пыли. Чувствовал я себя странно. Помогать Старику мне было привычно и всегда интересно, но тут между нами встал барьер и назывался он служебными отношениями.

Тем временем Старик достал из сумки бутерброды с колбасой, две кружки и термос, пахнущий кофе, и я вдруг подумал, что не все так плохо этим ранним дождливым утром. Он не должен был меня кормить, но отказываться от угощения я не стал. Прогулка по Маргуту пробудила во мне звериный аппетит, однако я заставил себя ограничиться одним куском хлеба. Зато у Старика аппетита вовсе не оказалось и, ковырнув свой бутерброд, он подвинул весь сверток ко мне.

– Доедай, – буркнул он. – Иначе тараканы съедят, жалко будет.

Аргумент был весомый. И так, жуя белый хлеб с маслом и острой колбаской и запивая горячим кофе с таким количеством сахара, что аж губы слипались, я выслушал свое первое задание.

– Помнишь ту магичку-утопленницу, о которой в газетах писали?

Я кивнул, вспомнив, как допрашивал Алистера на правом берегу Мары.

– Стихийница, – кивнул я ему. Старик мне о ней рассказывал еще до того, как историю прознали журналисты. Почему-то версию про вампиров он отверг сразу, хотя мне она казалась очень вероятной. Потому я к Алистеру и прицепился.

– Официальная версия – самоубийство, – Старик закурил, захрипел, сплюнул на пол, потом снова затянулся и задышал ровнее. – Но родственники не верят. Родители у девицы богатые, хотят, чтобы я провел независимое тайное расследование, поэтому готовься. Придется побегать. Ключевое слово – тайное. Полиция не знает, чем мы будем заниматься. И не должна знать.

Слушая его, я задумался о том, что, если родня убитой была богатой, почему они обратились именно к Старику. Трудно было представить богачей, заходящих в такую убогую контору. Поэтому я дал самому себе первое задание – выяснить о Старике то, что знают другие, но не знаю я.

Честно говоря, я ожидал, что Старик велит мне прибираться в комнате – ведь именно подобные грязные дела поручают помощникам без опыта, но вместо этого я услышал:

– Так как вопрос о похоронах еще не решен, и родители тянут с подписанием документов и дают нам время, то вот, что ты должен будешь сделать. Знаешь, где находится городской морг? Я дам тебе адрес. Надо выкрасть тело и привезти его вашему Доку в Подполье на повторное вскрытие. Я с ним уже договорился и все оплатил. Займись этим, тело надо доставить к вечеру.

Старик покосился на меня, но так как я не проронил ни звука, обратясь во внимание и честно доедая хлеб с колбасой, продолжил:

– Если честно, у меня по этому делу ни одной зацепки. Ледянский дал весьма скудные показания, а допросить его под галиуфом я не могу из-за его неприкосновенного статуса. Нашу жертву зовут Орнанна Дульсеева, магичка-стихийница, двадцать пять лет. Поступила на работу к Ледянскому на должность стажера сразу после Академии. Через неделю она пропала, еще через две нашли тело. В Академии дали справку, что девушка страдала депрессиями, а Ледянский заявил, что видел у нее в сумочке кералитовые наручники, которые подавляют магические способности. Сказал, что постеснялся уточнять у нее напрямую, хотя по нему не скажешь, что он может чего-то стесняться. По версии полиции Орнанна надела наручники себе на запястья и лодыжки и спрыгнула в воду, покончив жизнь самоубийством. Не выдержала стресса на работе или что-то в этом роде. Никто не может обвинить Ледянского в том, что он обижает подчиненных, потому что сам император заявил, чтобы мага не трогали. Родители уверены, что это убийство. По словам матери, Орнанна очень чтила женскую богиню Сангу, а это божество не терпит самоубийств. Тело пролежало в воде не так уж и долго, но вода в нашей Маре сам знаешь какая, началось разложение, помогли рыбы, в результате, лодыжки и запястья, придавленные тяжестью кералитовых наручников, остались на дне, а тело прибило течением к Северной набережной, где его и выловили. Существование наручников, кстати, не доказано. Их видел только Ледянский, но это не значит, что они были на Орнанне в момент смерти. Все, что мы имеем – тело с оторванными конечностями, и немного слухов. Мне нужно исследование Дока. Городские судмедэксперты, мягко говоря, боятся Ледянского и в справках напишут все, что он им скажет. Такое вот дело. Сегодня можешь в контору уже не возвращаться. Встретимся, как Док сделает документы. Он обещал к завтрашнему утру, надеюсь, не подведет, а то у нас не так много времени. Папаша там очень нервный.

Какое-то время я еще сидел со слегка отвисшей челюстью, потом осознал, что все серьезно. Мой первый рабочий день начнется с кражи трупа, что карается по закону повешением. Так вот почему Старик меня взял на работу. Хм, может, стоило потребовать с него больше денег? Наверняка раньше он кого-то нанимал для грязной физической работенки, но иметь под рукой крепкого парня для таких дел куда удобнее.

Окинув взглядом убогую контору Старика, я велел своему недовольству заткнуться. Да, предстояло на время вернуться в Подполье, которое меня однозначно встретит неласково, а еще каким-то образом нужно было умыкнуть труп из охраняемого морга, но все это казалось куда лучшим занятием, чем наведение чистоты и порядка в конторе сыщика, где никто никогда не убирался. А еще у меня намечалось свободное время – для себя, своего дела и… Ады. О ней в Верхнем Маргуте напоминало буквально все.

Что там сказал Старик? Никаких зацепок? Как говорила моя матушка, белые пустые листы существуют для того, чтобы их заполнить. В отличие от дела, над которым теперь предстояло работать и мне, в моей личной истории зацепки имелись. Правда, от понимания этого легче не становилось. Потому что, если меня заказали драконы, никакое переселение в Верхний Маргут мне не поможет. Лапы у клана Яхсари были длинными.

Глава шестая

– Молодец, что выбрался из своей канализации, – сказал Старик, протягивая мне заветный паспорт. – Начинать всегда трудно, но оно того стоит. Это сейчас ты молод и силен, но пройдут годы и вечные драки с гонками на крысалах уже не покажутся таким отличным времяпровождением. Ты думаешь, что все знаешь о Подполье, но послушай Старика. Как только перевалишь за тридцать, все, что тебе останется – жарить шашлыки из крысиных ляжек и бегать на побегушках у Барона. Потом же подсядешь на дурь или выпивку – все в Подполье так заканчивают. Да ты и сам знаешь. Остаться внизу или переехать к нам – это выбор между смертью до тридцати и возможностью дожить до старости. У нас тут тоже несладко, однако шансов узнать кое-что о жизни больше.

Я скептически посмотрел на его разваливающееся тело, но промолчал. К мысли дожить до старости я не привыкал, да и вид начальника не очень-то воодушевлял, но ради разнообразия можно было пофантазировать и даже попробовать. Например, ради Клары.

В любом случае, выбор у меня сейчас был невелик, и чтобы отвлечься от внезапно навалившейся тоски по жизни в Подполье, я решил погрузиться в порученное дело с головой.

Старик также показал мне черно-белый портрет Орнанны, который принесла ему мать девушки, и я удивился ее схожести с Адой. С чертовкой из рода ДеБурков я не виделся всего сутки, но уже чувствовал себя не на месте. Я ведь привык, что каждый вечер она неизменно заглядывала в нашу Яму, а, если предстояли гонки, то и вовсе проводила с нами целые дни, тренируя своего Ворона. Хорошо, что Старик отправил меня к Доку – значит, будет шанс повидаться и с Адой. Мне очень хотелось проверить правдивость ее слов. Точно ли она больше не покажется в катакомбах, раз я оттуда ушел, или солгала, как обычно?

Мне пришлось заплатить солидные откупные Барону, потому что так просто исчезнуть из Подполья никто не мог. Большой начальник знал о моей проблеме, притворно посочувствовал, но выкупом, вроде как, остался доволен и даже выдал мне три пропуска на посещение Подполья, если я вдруг захочу спуститься вниз по делам или в гости. Пообещал также вмешаться, если вдруг кто из Гильдии убийц захочет взяться за мое дело в ближайшие шесть месяцев.

– Полгода у тебя есть, дружище, – Барон снизошел до того, что похлопал меня по плечу жирной ручищей. – Однако потом не обессудь. На твоем месте я бы из Деянкура уехал. Лучше всего на Лантайские острова, у меня там братан живет, могу порекомендовать.

Я вежливо отказался, сказав, что шести месяцев мне хватит, чтобы убедить заказчика передумать на мой счет. Барон вежливо покивал, но заявлять о том, что будет ждать меня в Подполье, как только я решу свой вопрос, не стал. Оно и понятно. Таких, как я, внизу были сотни, и Юрген в качестве моей замены Барону подходил идеально. Поэтому все, на что я мог пока рассчитывать, это три раза спуститься в катакомбы, при этом не злоупотребляя ничьим временем. На четвертый раз мне сломают палец в качестве предупреждения (у Барона был какой-то фетиш на сломанных пальцах), а на пятый, наверное, отрежут голову и передадут через Гильдию моему заказчику.

Несмотря на столь очевидные неприятности, я с нетерпением ждал, когда снова спущусь в Подполье. Пуповину, связывающую со взрастившей меня колыбелью, разорвать было непросто. Но сначала нужно было ограбить городской морг.

Когда я покинул контору Старика, то ожидал, что на голову, прикрытую шляпой, которую полагалось носить всем гайранам Маргута, снова прольется дождь, однако меня едва не сбил с ног порыв ветра, шибанувший также идущую впереди бабульку. Я вежливо придержал старушку, потом мы с ней вместе поругали погоду и магов-стихийников, после чего меня озарила мысль.

«Театральный» чемоданчик достался мне от прежнего главаря Свистунов, а так как мы использовали его редко, Юрген о нем не вспомнил, я же решил, что он пригодится мне наверху, так как знал, к кому устраиваюсь на работу. Парики, усы, восковые накладки, линзы, баночки с декоративной косметикой и еще много чего интересного достались бывшему вирго Свистунов от одного императорского шпиона, который попал в опалу, сбежал в Подполье, там подсел на дурь и быстро закончился. Сейчас его наследство должно было мне помочь.

Правда, солидную долю косметики пришлось подарить Кларе, потому что ее любопытный фейлинский нос знал обо всем на свете. За такие щедрые откупные она обещала помогать мне с маскировкой, и сейчас я собирался ее обещанием воспользоваться.

Ближе к десяти утра тучи сменили цвет с черного на серый, временами покрываясь снизу позолотой – то лучи встающего солнца заглядывали в дыры, проделанные в облаках разгулявшимся ветром. Облик прохожих тоже сменился. Работяги, трудившиеся на заводах, торговцы, спешившие к своим лавкам, и чернорабочие, выполнявшие всю грязную работу по обслуживанию высокородных, сменились проснувшимися горожанами статусом повыше. Я подумал, что со своей нынешней работой больше подходил в их категорию, чем в первую. Все-таки не грузчиком в порт устроился. Деловые парни, мужчины и деды в костюмах и шляпах не спеша направлялись к своим конторам, по пути заглядывая в открывающиеся кофейни и пекарни.

Так как дом, где я снимал квартиру, находился в центре Маргута, со всех сторон меня окружали одуряющие ароматы свежей выпечки, шоколада и кофе. Верхний город поглощал сладкое в таких количествах, какие нижнему Подполью было трудно представить. Женщины пока не показывались, хотя я заметил парочку симпатичных заспанных мордашек в окнах с ажурными ставнями. Кажется, дамы только просыпались. Наверное, на окраинах Верхнего Маргута, где проживала основная масса слуг, наблюдалась иная картина, но здесь, в центре день высокородных женщин еще даже не начинался.

Снова подумалось про Аманду ДеБурк. Я не мог ее объяснить и понять, оттого ее образ постоянно занимал мои мысли. Только ли скука толкнула ее в Подполье? Не хотелось тешить себя ложными надеждами, что однажды она увидела меня и влюбилась без памяти.

Когда я добрался до дома, ветер поднялся такой силы, что я с трудом открыл парадную дверь. Консьерж окинул меня подозрительным взглядом, получив такой же в ответ. Я ничем не мог ему помочь. Те, кто снимал комнаты на четвертом этаже, не имели шансов понравиться этому любителю угождать высокородным. Дворяне, не сумевшие наскрести на собственный дворец, или расставшиеся с таковым по причине нищеты, вынуждены были снимать квартиры в одном со мной доме. Им принадлежали вторые и третьи этажи, где некоторые квартиры включали до двадцати комнат. Первый этаж нашего дома занимала кондитерская, где я и обнаружил Клару, уже сбегав наверх и убедившись, что в нашей каморке наверху пусто. Лишь ветер трепал занавеску, повешенную, очевидно, Алистером.

Вместо нормального завтрака моя ненормальная сестренка уплетала огромную булку с шоколадной начинкой. Клара устроилась у окна, намотав на себя неизвестный мне шарф синего цвета, который ярко контрастировал с красными волосами, свободно распущенными по плечам. Кажется, Клара успела пробежаться по утренним магазинам. Перчатки до локтей, но без пальцев, а также крошечную лакированную сумку, в которую и губная помада с трудом поместиться, я раньше у нее не видел. Булку она крепко держала двумя пальцами, хорошенько сжав ее румяные бока. Шоколадная начинка выливалась на тарелку с зефирами, также громоздившуюся перед Кларой. Стакан со взбитыми сливками и кружка кофе дополняли картину завтрака молодой проголодавшейся фейлины. А вот глаза у Клары были покрасневшими, как и нос. Я сразу понял, что она недавно плакала, отчего желание ее отругать немедленно превратилось в желание купить ей еще одно пирожное.

И все же я себя сдержал, попытавшись проявить строгость.

– У тебя вечером экзамены! – всплеснул я руками. – Что ты делаешь? Как ты собираешься танцевать?

Попытка провалилась, едва она взглянула мне в глаза. Похлопав по стулу рядом с собой, Клара придвинула мне тарелку с зефиром, политым шоколадом. Пахло восхитительно, мы с ней оба были сладкоежками, но в отличие от нее мне приходилось держаться. Жирные в Подполье вообще не выживали.

– Это для тебя, – всхлипнула фейлина, изображая саму невинность. – Здесь такие нежные зефирки пекут. Если бы не они, я бы повесилась.

Уловив в ее голосе знакомые манипуляторские нотки, я, наконец, очнулся. Этим трюкам она научилась от Алистера, а так как с вампиром я проводил много времени, то к подобным штучкам приобрел иммунитет.

– Провалишь экзамены, пойдешь поломойкой или прачкой работать, поняла? – пригрозил я ей.

– Жестокий, – всхлипнула Клара. – Я больше ничего есть сегодня не собиралась. Буду ходить голодная. А до экзаменов еще пять часов.

Ей повезло, что она родилась фейлиной. От древних мавари, которые оставили нам магию и своих противных потомков – современных магов, миру также достались многочисленные кабиры. Кабирами назывались расы, искусственно созданные первыми магами. Из всех кабиров только драконы и фейлины имели гражданские права. Остальные кабиры назывались низшими и включали в себя такое разнообразие рас, что даже Док не взялся бы их все перечислить. По понятным причинам почти все нижние кабиры жили в Подполье. Они обладали еще более мерзким характером, чем фейлины и драконы. Я был знаком только с дварфами и вервольфами, и мне хватило, чтобы ни с кем из нижних кабиров общих дел не иметь.

Фейлинам здорово повезло с тем, что они могли жрать как не в себя, включая сладкое и жирное, и ничего им от этого не было. Потому Клара и позволяла себе такие выходки.

– Это что? – перевел я тему, уцепив ее за шарф.

Она сразу поняла, что не шарф меня интересует.

– Деньги, что ты мне оставил, хватило только на кофе, – не стала юлить Клара. – А мне нужно было успокоиться. Поэтому я взяла немного денег из наших запасов и прошлась по магазинам. Там еще осталось. Не переживай, у тебя скоро будет аванс.

Я медленно вздохнул и выдохнул. Я хорошо помнил, что объяснял ей про мои нынешние заработки. Таких доходов, как в Подполье, у нас пока не будет. А так как откупные Барону отожрали значительную часть средств, нам предстояло жить экономно – хотя бы какое-то время. Клара, как всегда, предпочла услышать только то, что ей было удобно: мне будут платить зарплату.

– Почему ты ревешь? – наконец, задал я правильный вопрос, и на ее лице сверкнула довольная улыбка. Впрочем, она быстро погасла, сменившись тоской и драмой в глазах. Актриса из нее получится замечательная, лишь бы вступительные не завалила.

– Ты бы лучше спросил, где Алистер, – снова всхлипнула Клара. – Я думала, у нас с ним чувства, а этот кровосос сегодня утром обнимал другую девицу. Еще темно было, ты только ушел. Я решила помахать тебе в окошко, но ты даже не обернулся, зато я увидела нашего вампира с какой-то девкой на скамейке. Они обнимались, и он смотрел на нее так же, как на меня. На еду они так не смотрят.

Я постарался не издать торжествующего вопля. Я специально не вмешивался в их отношения, так как знал, что рано или поздно чересчур любвеобильный вампир сам все испортит. Так и случилось. Я остался хорошеньким, не посягая на свободу Клары, Алистер же стал еще и козлом. Клару, очевидно, не беспокоила судьба той девушки, я же взял себе на заметку обязательно навести справки. Неожиданно я вдруг осознал, что устроился на работу помощником детектива. Да мне просто полагалось все знать!

Непонятно, как так получилось, но в результате мы слопали на двоих не только тот зефир в шоколаде, но еще и по куску бисквитного торта с малиновым сиропом. Вышло дорого, и я потом долго ругал себя за слабину, проделавшую еще одну дыру в семейном бюджете.

Уже позже в нашей комнате наверху, когда подобревшая Клара помогала мне с маскировкой, я вдруг услышал от нее то, что испортило мне настроение на весь оставшийся день. Да и на ближайшее будущее тоже.

– Пусть Алистер целует, кого хочет, – выдала Клара. – Я его больше не люблю. Кажется, у меня появился новый парень.

– Кажется? – от удивления у меня даже линзы выпали.

– Мы с ним в магазине познакомились, – Клара загадочно улыбнулась. – Это он мне шарф подарил. А твои деньги все на сумочку пошли.

Глазной тик – это плохо. Что-то часто он стал со мной приключаться.

– Нет, не скажу, – опередила мой вопрос Клара. – Вот сдам экзамены, тогда и узнаешь. Он, кстати, обещал прийти посмотреть. В отличие от тебя у него время на меня найдется.

Это был справедливый упрек, но сейчас меня больше волновал чертов незнакомец, который привязался к моей сестре.

– Ладно, – осторожно кивнул я, чтобы ее не спугнуть. Могла ведь мне ничего и не рассказывать. – Познакомь нас потом.

Клара, конечно, заподозрила неладное в моем голосе, но я старательно улыбался, а вскоре и вовсе перевел тему на свою работу, рассмешив ее тем, чем собирался заняться.

А вот мне было не смешно.

Когда я спустился по лестницу в бабкином прикиде, консьерж едва ложку не проглотил. Что-то он там ел вонючее из стеклянной банки. Впрочем, я успел выбежать достаточно проворно, чтобы он ко мне не успел прицепиться. Хорошо было уже то, что меня не узнали.

В Подполье мы с Кларой пару раз пробовали реквизит из театрального чемоданчика, переоблачаясь в разных персонажей. У бывшего шпиона имелось особенно много масок со старческой кожей, поэтому переоблачаться в дедов и бабок я научился. Клара утверждала, что особенно хорошо у меня получаются вредные старушенции, и однажды я даже разыграл Барона, подкатив к нему в баре в образе пожилой графини в опале. Он так растрогался моему рассказу, что купил мне выпивку на весь вечер. Я, правда, потом не спал неделю, ожидая, что ко мне явятся его люди с разборками, но тогда вроде пронесло.

В понедельник толпы в городском морге не наблюдалось. То ли всех распугала погода – ветер поднялся нешуточный, то ли никто еще сегодня не умер. Охрана ко мне прицепилась, но я включил режим оскорбленной злобной старушки, и меня пропустили к администратору. Помогли дорогие бусы и серьги, которые я одолжил у Клары. Богатая сердитая старушка весомее бедной злой старушенции.

– Я к Орнаннушке, – заявил я клерку с порога. – Вчера в Маргут только прибыла, а тут такие новости. Внученьку мою замучили, загубили изверги, змеи гадючие, да еще и приплели, что сама она с камушком в воду нырнула. Бестолочи! А ну, пропусти!

Администратор – лысеющий тип в очках с толстой оправой, в сером мятом костюме и с таким же серым оттенком кожи, на миг потерял дар речи, но работал он все-таки в городском морге, повидал всякое, потому пришел в себя быстро.

– Вы про Орнанну Дульсееву? – сообразил он. – Дело закрыто, тело ждет погребения. Если вы были знакомы с усопшей, пожалуйста, обратитесь к родственникам. Мы ожидаем, когда они подпишут документы для того, чтобы передать тело похоронным службам.

– Балбес, – я с удовольствием швырнул в него карандаш, лежавший между нами на стойке. Лев Козлов мог бросить этот невинный предмет так, что стало бы очень больно, но бабкин бросок два ли можно было ощутить. И все же внимание клерка он привлек.

– Документы не подписывают, потому что я им не разрешаю, – рявкнул я, изображая старушечье негодование. – Как ты думаешь, зачем я приехала в ваш вонючий город? Между прочим, я, герцогиня Дульсеева, никогда не покидала свое уютное гнездышко в Чертогах. Но тут такая весть… Моя внученька…

Я порадовался стойкому гриму и пустил слезу. Богатые бирюльки на старческом теле, а также упоминание престижного района в пригороде Маргута, где жили высокородные, сломили сопротивление клерка окончательно.

– Ох, простите, я не знал, – начал изворачиваться он. – Я раньше разговаривал только с матушкой покойной.

– А теперь будете только со мной, – отрезал я. – Хочу видеть внучку. И отчет со вскрытия мне тоже предоставьте.

– Боюсь, это невозможно… – начал он, но осекся под моим тяжелым взглядом.

– Твое повышение по службе будет невозможно, – снова рявкнул я от души. – Думаешь, я просто так приехала сюда в такую рань, позволив вашему дождю и ветру истрепать мой плащ? Думаешь, я вот так просто повернусь и уйду?

В глазах лысеющего типа мелькнул ужас при мысли, что я, застряв здесь, смогу случайно встретиться с его начальством.

– Мы сделаем для вас исключение, – сглотнул он. – Сейчас вас проводят к телу, а я подготовлю копию справки о вскрытии. Девушка утопилась, это самоубийство. Могу я взглянуть на ваш паспорт?

– Чушь! – Я саданул кулаком по стойке, немного переусердствовав с приложенной силой, а потом наставил на клерка указательный палец с дорогим перстнем. Все эти побрякушки достались Кларе от ее многочисленных поклонников из Подполья, в том числе, и от Барона. К моему великому облегчению Барону нравились зрелые женщины, но талант Клары он оценил, выдав ей в отличие от меня бессрочный пропуск на посещение Подполья.

– Моя Орнаннушка никогда не могла оскорбить честь великой богини Санги, наложив на себя руки, – я всеми силами старался перетянуть внимание клерка от несуществующего паспорта.

И тут случилось непредвиденное. Я ожидал нечто подобное, потому что «непредвиденное» – это то, что всегда портит хорошие планы, однако настроение у меня испортилось, а боевой настрой покрылся дырами неуверенности.

Дверь за стойкой с клерка открылась, и оттуда вышел не кто иной, как Демьян Ледянский собственной персоной. Главный маг-стихийник империи, человек, который недавно чуть не повесил моего друга, а еще невольная жертва моей шутки с огненными шарами. Я искренне надеялся, что Ледянский так и не понял, кто его тогда оскорбил. С трудом удержавшись от того, чтобы не потрогать маску старушенции на лице, я порадовался, что Ледянский был магом стихийником, а не психопатом – так мы в народе называли психомагов, которых не любили еще больше, чем стихийников. Те бы сразу залезли мне в голову, благо их рождались единицы, и все они были жутко заняты на государственной службе. Шансы встретить психомага на улицах Маргута, даже Верхнего, равнялись нулю.

Ледянский уставился на меня тяжелым взглядом.

– Герцогиня Дульсеева, бабушка усопшей, приехала в Маргут проститься с телом внучки, – пробормотал чересчур услужливый клерк. Кто его просил меня представлять? Может, эта ледышка и мимо прошла бы, теперь же Ледянский пялился на меня, не скрываясь. Еще чуток, и воздух вокруг нас начнет превращаться в иней. Я знал, что маги не имеют права колдовать на гражданских, да и вообще, источник их магии – великий клуатон, заканчивался, поэтому силушку свою они берегли. Однако отчего-то казалось, что он решил лично меня заморозить. Пальцы ног буквально заледенели.

– Не слышал, что у Дульсеевой есть бабушка герцогиня, – голос у этого Ледянского был похож на сквозняк с простуженными и сипящими нотками. А еще магом зимы назывался. Я точно прыснул бы от смеха, если бы подслушивал диалог, а не участвовал в нем напрямую.

Клерк метнул на меня испуганный взгляд, он оказался меж двух огней, я же напрягся, что лысый сейчас снова спросит про паспорт. Но, кажется, меня загоняли в угол, а в таких ситуациях я обычно терял такт и терпение.

Решив, что бабкам можно все, я обнаглел:

– А я не слышала, чтобы с небес было принято лить все лето каждый день, не переставая. Демьян Ледянский, если не ошибаюсь? Я вас, стихийников, сразу чую. Бездари и лодыри! Кто будет отвечать за мои погибшие петунии? А за розы, которые болели все это чертово дождливое лето, а потом сгнили так и не распустившись? Запомните мое лицо! Потому что я уже подала на вас в суд с требованием возместить мне убытки за мой погибший сад! А может, вы хотите знать, как я себя чувствую? Я пожилая женщина, у меня хрупкое здоровье, которое такая погода отнюдь не улучшает. Признайтесь, вы желаете моей смерти? А я, между прочим, прилежно оплачиваю погодный налог. Вам не жгут карманы деньги, которые вы не заработали?

– Госпожа Дульсеева, я очень занят, – пробормотал Демьян Ледянский вмиг изменившимся тоном. – Если у вас есть жалобы, вы можете направить их в клиентский отдел Дворца Стихий.

– Есть, есть у меня жалобы! – крикнул я ему вслед, но Ледянский уже удалялся быстрым шагом. Я подавил чувство эйфории, потому что дело было еще не сделано. Такие типы, как этот стихийник, всегда вызывали во мне антипатию. И дело было не в погоде. Он был примерно одного со мной возраста. Когда мы с матерью сражались за еду в катакомбах, этот Ледянский выбирал в какой Академии обучаться, и какие полезные связи завести. Я ему не завидовал, но ненависть к высокородным, особенно к мавари, не мог из себя искоренить.

А еще, проводив его взглядом, я подумал, что, если бы у меня был такой начальник, я точно бы повесился. Старик был прав. История этой Дульсеевой была мутная.

– Веди меня к моей Орнанне немедленно, – я перевел взгляд на лысого, и тот сдался, засеменив впереди. Мне самому было страшно от того, что я только что наговорил верховному стихийнику. И ведь правду говорят – старушкам все с рук сходит.

– Мне очень жаль, но отчет судмедэксперта о самоубийстве уже подписан, – бормотал клерк, отчаянно суетясь и открывая передо мной дверь в помещение, где, очевидно, хранили трупы. Меня окатило холодом и разочарованием. Вход охраняли двое амбалов.

– Перепишите, – я махнул рукой, показывая, что хочу остаться с телом наедине, но тип, выдвинув из стены ящик с мертвой девушкой, лишь деликатно отошел в сторонку.

Я уставился на труп, чувствуя, как зефирки просятся обратно. Мертвяков мне видеть приходилось, однако никогда в столь сильно разлагающимся состоянии. Бедная утопленница. Еще не зная подробностей, я был согласен с родственниками, считавшими, что девушку убили. Если Орнанна и правда была прихожанкой храма Санги, верховного женского божества Деянкура, она никогда не смогла бы наложить на себя руки. Считалось, что суровее всех Санга наказывает самоубийц.