Цвет ночи бесплатное чтение

© Алла Грин, текст, 2024

© Анастасия Васильева (kawamura), иллюстрация, 2024

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

Прибежище цмоков

Мы приземлились вблизи реки, у рва, отделяющего нас от покрытого снегом возвышения, напоминающего холм. Из-за него выглядывало очертание строения, на светлых стенах которого отражалось сияние полной холодной луны, а в окнах мерцали огни теплого света, наверное, то были факелы.

Сменив драконий лик на человеческий, Ян продолжал держать меня на руках и шел по направлению к холму, который наполовину закрывал собой здание, словно притворяясь одной из его прочных стен. Кажется, цмок был весь в собственных мыслях, отчего даже забыл поставить меня на землю. Обхватив его шею руками, я оглянулась, чтобы поискать во тьме Гая и Кинли. С облегчением обнаружила, что они двигаются по нашим следам.

Никто из нас не говорил друг другу ни слова. Не находил нужных. Я же молчала еще и потому, что не имела сил: ни моральных, ни физических. И не спрашивала, где мы очутились на сей раз, проявляя стойкое терпение.

Трепещущее пламя факелов постепенно открывало вид на каменный трехпролетный мост, пролегающий надо рвом, к которому мы приближались. У его окончания располагался вход, похожий на врата средневекового замка. Затормозив у подножия переправы, Ян наконец, опомнившись, мягко приземлил меня на ноги. Мельком пробежавшись взглядом по моему лицу, он нахмурился и тотчас отвернулся в сторону – мгновением ранее аквамариновые радужки вспыхнули и быстро потухли, будто угасли от скорби, которая его остро терзала. Я знала: сейчас мое лицо, впрочем, как и весь облик напоминали ему о случившемся этим вечером. Сажа, пыль, раны на щеках и теле, где не видны под одеждой, но которые я ощущала жжением, ломотой и тупой болью, стали частью моего образа и неутешительным напоминанием нашего проигрыша, а еще – смерти. Неумолимой и трагической. Точнее того – что даже хуже.

Синий, летящий в небо пепел, предшествующий расщеплению бессмертной души…

Ян тоже выглядел нехорошо: белая рубашка, в которой он попал в навь после дня моего рождения, с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами, была разорвана в нескольких местах и перепачкана серой грязью. Взлохмаченные волосы, по обыкновению, аккуратно причесанные, выдавали его беспокойство, и он слегка пригладил пряди, прежде чем сделал шаг к подножию моста.

Когда мы очутились у ворот, глаза невольно приковались к небольшой табличке между кирпичами. Надпись гласила: CONDITUM ANNO DOMINI 1583. Сейчас я пребывала не в том состоянии, чтобы замечать детали, но эта отчего-то привлекла внимание. Мне показалось несколько странным увидеть в нави латынь, ведь более уместным был праславянский язык.

К своему удивлению, надпись я даже перевела – в школе из-за поступления на юридический пришлось посещать факультатив по латыни, и, вероятно, занятия не прошли даром, поскольку значение фразы почти непроизвольно всплыло в мыслях.

«Возведено в тысяча пятьсот восемьдесят третьем году», – подумалось мне.

Поспешно оторвавшись от таблички, я ступила во тьму, скопившуюся в туннеле въездных ворот, в которых успел исчезнуть Ян. Меня поторапливали шаги Гая и шелест крыльев взмывшего в воздух Кинельгана.

Луна озаряла ледяным сиянием обширную площадку из брусчатки, слегка припорошенную снегом. Нас окружали стены, вернее, постройки, двухэтажные, трехэтажные и нечто вроде ратуши. Плотно прилегающие друг к другу здания, с арками и высокими окнами, с крышами, устланными коричнево-красной черепицей, образовывали замкнутое пространство внутреннего двора. Впереди, увенчивая центр сооружений, располагалось самое высокое – из пяти ярусов.

Я пару минут разглядывала старинные фонари, украшающие фасад, широкую террасу, заметила мерцание свечей в окнах и попыталась разобраться в очертаниях герба, расположенного у самой крыши, но скрытого ночной полутьмой. Изображение издалека напоминало дракона. Или же птицу… Ну а архитектурный ансамбль в целом смахивал на замок. Или на крепость. Очутившись в этих стенах, я, еще не имея на то причин, почему-то ощутила себя защищенной. Каменная кладка, которая была повсюду, создавала впечатление островка безопасности, ограждающего от враждебной нави, кишащей смертью, неведомыми духами, жестокостью, злом.

Мы были словно надежно запрятаны от места, где совсем недавно Ян и Роксолана сражались с волками в драконьем пламени.

От места, где Роксолана исчезла навсегда…

И в следующее мгновение, замерев в центре открытого дворика, я внезапно услышала музыку – мягкие и чарующие переливы мелодии, задевающие нечто в душе, не просто израненной, а разорванной на куски. Однако нахлынувшие эмоции покоя вдруг прервал взвизг, донесшийся от одного из бесчисленных оконец. В нем внезапно потух свет.

Распахнулись двери парадного входа – оттуда поползли тени. Быстрые и медленные, синие, черные, зеленые, с красными глазами и впалыми дырами вместо них – всевозможные существа нави. Зажмурившись, я вытянулась струной, стараясь не двигаться – как будто это поможет остаться незамеченной и они не тронут меня. Ведь для человека сражаться против них бессмысленно, а ринуться к Яну за помощью я не успею. Но, когда по внутреннему двору разнеслись крики, стало ясно, что сущности неслись не на нас, а мимо, в спешке покидая замок, как при пожаре, если бы огонь мог их убить. Точнее – расщепить.

Осознав это, чуть приподняв веки, я увидела, что Ян остановился и запустил руки в карманы брюк, скучающе наблюдая за происходящим, и с подчеркнутым недовольством от промедления ожидал, когда все закончится. Мне вспомнился момент, когда мы направились в таверну в деревне на рубеже – тогда навьи твари тоже пытались стремительно убежать, не помышляя причинить мне вред.

А еще Ян… мой Ян расщеплял их. В памяти снова всплыл синий, летящий в небо пепел…

Кажется, одно присутствие цмока ввергло жителей замка в панику.

Цмоки мало кому нравились. Но не слишком ясно, беспокоит ли их присутствие Гая в той же мере. Скорее всего, нет. Ведь рыжеволосый молодой мужчина, сын Велеса, бог чего-то – я до сих пор не знала чего, – чья сила могла быть скромной и внушительной, разрушительной и созидающей, – более мягок, чем Ян. А еще терпим. И дружелюбен. В общем, Гай не являлся цмоком, которые, согласно легендам, крайне спесивы. Драконы считали себя особенными, иными, даже в чем-то лучше остальных. Соответственно к ним и относились – избегали и боялись.

Даже Кинли, который всегда сторонился Яна, был расположен к Гаю. Но лично меня Ян не пугал. Пока что – нет. Почти.

Вот только пепел, летящий в небо, не давал покоя. Пока что я умело отмахивалась от него.

– Дорогой, Ян! – раздался женский, звонкий, как колокол, голос. Он доносился из распахнутой двери, пролетая по опустевшему крыльцу, где скопился полумрак.

В следующую секунду из замка вышагнула незнакомка.

Это была молодая женщина, скорее, девушка – с рыжими волосами, собранными в замысловатую высокую прическу, из которой выбивались отдельные пряди, мелкими частыми кудрями ниспадая на лоб и щеки. Она была одета в яркое помпезное платье с юбкой из пурпурного атласа и корсетом, отделанным того же цвета бисером – с декольте и расшитыми золотыми нитями рукавами, расклешенными у локтей, оканчивающимися оборками и кружевами.

«Если замок был возведен в тысяча пятьсот каком-то там году, – подумала я, – то девушка была его королевой из того же столетия, сейчас словно вырванной из времени».

– Ты не мог прийти попозже? – громко и с возмущением воскликнула она. – Ты разогнал все веселье! Распугал моих драгоценных гостей.

Ян фыркнул, ответив ей нарочито оскорбленным тоном:

– Попозже? Меня не было несколько веков. – Его губы растянулись в неожиданной игривой усмешке.

Я пристально смотрела на него. Мне открылась удивительная перемена в Яне, будто несколько долгих мгновений назад абсолютно ничего не произошло: Роксолана не канула в вечное забвение от рук жестокой богини луны, а сам он не сражался в опасной схватке.

Ян выглядел непринужденным и слабо улыбался одними уголками рта, но вполне искренне. И только речи цмока были наполнены язвительностью.

– Ну, здравствуй, брат, – сладко протянула девушка.

«Брат?» – изумилась я. И прокрутила фразу Яна в голове. «Меня не было несколько веков». Что ж… Похоже, ровно столько времени он не посещал навь. А я по-прежнему не знала причин.

Значит, это его сестра. Судя по медному цвету волос, какой имел и Гай – у нее с Яном тоже общая мать, но разные отцы. И ее отец – Велес.

Теперь, видя в незнакомке сестру Яна, о существовании которой совершенно не догадывалась ранее, я еще пристальнее принялась наблюдать за ней и с неприкрытым интересом следила за каждым движением и изменением мимики, за каждым взмахом черных, необычайно длинных и пушистых ресниц.

– Моя сестра придерживается свободных нравов, – сказал Ян, обращаясь ко мне, но продолжая глядеть на нее. – Общается со всеми навьими тварями без разбора.

– Ты против? – вопросила она с такой интонацией, что я поняла: ей будет приятен утвердительный ответ.

– Помнится, я никогда не ограничивал тебя в общении с кем бы то ни было, – ровно произнес Ян. – Проводи время, с кем пожелаешь. Но лично меня они не привлекают, и здесь я предпочитаю их не лицезреть.

– И я, – взмахнув ресницами, проговорила она. – Просто они любят веселиться, так же сильно, как и я. Не то что все вы, бросившие меня совсем одну.

Она явно укоряла Яна за долгое отсутствие. С показным видом девушка поджала губы и состроила печальные глаза, артистично обыгрывая масштаб нанесенной ей обиды.

Я поймала себя на мысли, что она в некоторой степени очаровательна. Сестра Яна – мне было неведомо ее имя – вела себя как ребенок: капризный, милый, красивый и требовательный.

Однако меня не покидало ощущение, что сколько в ней имелось очарования – столько же в ней было и опасности. Неясной, едва уловимой – пугающее ощущение рождалось на уровне подсознания и инстинктов. Ее пышные, чересчур длинные ресницы словно были отвлекающим маневром – они прикрывали глаза: выразительные и блестящие… но ее взгляд источал жесткость и необъяснимую хищность.

Мы по-прежнему стояли возле крыльца, не двигаясь с места. Сестра Яна не приглашала нас в замок, а Ян не спешил туда войти. Необычное, ненавязчивое выяснение отношений после длительной разлуки продолжалось прямо на свежем воздухе. На холоде, который я уже явственно ощущала, хотя мое ноющее уставшее тело уже привыкло к нему, а может, мне и вовсе стало все безразлично, несмотря на то, что я боролась с болью и ломотой.

Окинув коротким взглядом замок, вздохнув чуть громче, чем следовало, Ян повернулся к сестре.

– Валентина, едва ли решаюсь спросить: а где все?

«Валентина. Вот как ее зовут. И кого он имел в виду под этим “все”?»

Валентина с деланой невинностью пожала плечами:

– Улетели – кто куда. Им пришлись не по нраву мои гуляния.

– Ты это специально сделала? – укоризненно уточнил Ян. В его тоне были слышны зачатки нарастающего негодования.

– Выгнала твоих друзей из нашего дома, чтобы разгневать тебя, когда ты вернешься? Возможно.

– Наших друзей, – с трудом сохраняя самообладание, поправил Ян.

Очевидно, она нарочно его злила, а Ян – шел на поводу. Что-то мне это напоминало. Мое общение с ним – дома мы частенько вступали с ним в подобные перепалки.

Валентина продолжала, будто не слушала его реплик:

– Я не могла даже рассчитывать на твою столь щедрую благосклонность, братик – одарить меня своим возмущением. И не могла поверить в то, что ты когда-нибудь вообще нас навестишь.

«Друзья… Что еще за друзья?»

Ян посерьезнел.

– Давно ли ты, сестрица, слышала, как воют волки?

Его вопрос заставил ее легкость и беззаботность вмиг улетучиться.

Красивое лицо нахмурилось и ожесточилось.

– Недавно слышала.

Ее очи загорелись лиловым магическим огнем, подобно тому, как ранее ультрамариновым зажглись глаза Яна. И взор Валентины сейчас запылал ненавистью.

– Поганые волколаки, – внезапно выругалась она.

Я подметила чрезмерную жесткость ее суждения. Такая злость по отношению к ним свойственна немногим. Вряд ли у Гая она была столь же яркой. Эмоции Валентины к волколакам казались личными. Как у любого цмока, согласно преданиям.

Всматриваясь в фиолетовые мерцающие крапинки ее радужек, я приходила к выводу, что ошиблась. Вероятно, Валентина и Ян находились в более близком родстве, чем мне подумалось ранее, а рыжий цвет ее прядей, совпадающий с оттенком волос Гая, – просто-напросто совпадение.

Валентина – не дочь Велеса. Она – цмок. А лиловые глаза… Готова поспорить, что цвет ее драконьего обличья будет точно таким же. Кстати, они сами выбирали оттенки? Значило ли это, что Константин – тот, кого люди называли Кощеем – предпочел красные глаза?

Встрепенувшись, Валентина помотала головой, потушила фиолетовое пламя и проронила безмятежным тоном, вероятно, наигравшись в капризную обиженную девчонку:

– Надеюсь, тебе есть что рассказать по поводу волков. – И начала спускаться по ступеням.

Подошла к брату и потянулась к нему навстречу. Они обнялись быстро, но крепко. Таким же образом Валентина поприветствовала и Гая, а я услышала, как она шепнула ему на ухо, что к нему конкретно: «Никаких претензий нет».

Гай весело рассмеялся. Наверное, с Гаем, который жил в нави, они виделись чаще, и он иногда ее навещал.

Отступив на шаг, она остановила взгляд на мне. Валентина впервые обратила на меня внимание, как будто я только что здесь появилась.

– А это кто? – звонко прощебетала она. – Мой извинительный подарок? Что мне с ней делать – играть, переодевать?

Я искренне не понимала, шутит она или говорит серьезно, но она весьма воодушевленно изучала меня с головы до пят, похоже, не упуская ни единой детали моего грязного, измученного и потрепанного облика.

– Она человек, а не игрушка, – строго заметил Ян. – Ее зовут Ава, и она мой друг.

Когда речь зашла обо мне, Ян сразу же стал собранным, его голос сделался повелительным, и я уловила в нем возникшую тревогу – классические симптомы проявления привычной чрезмерной опеки надо мной.

– Какая-то она совсем некрасивая, – нахмурившись, сморщив на секунду аккуратный носик, бросила Валентина.

По моему телу мгновенно пробежал жар – меня сковала неловкость.

– Я хочу, чтобы ты о ней позаботилась, – продолжил Ян. – Прямо сейчас. Найди, во что ей переодеться и отведи в ванную. И проследи, чтобы никто из твоих нечаянно затерявшихся в коридорах гостей ее не съел. – Он сурово посмотрел на сестру в упор и добавил, вложив в сказанное властные нотки и тем самым демонстрируя свою значимость: – Ава очень важна для меня. Ты поняла?

Как ни странно, но Валентина покорно кивнула. Не отшучиваясь, не вздумав язвить.

В их пристальных взглядах я увидела нечто… непостижимое. Но вскоре я нашла ответ. Ян и Валентина все время поддевали друг друга, но я понимала: их братско-сестринская привязанность – гораздо крепче, чем в принципе могло показаться.

Они относились друг к другу с большей серьезностью, чем можно было предположить. Возможно, у них имеются разногласия. Но они… между ними есть прочная, хоть и замысловатая связь.

Неожиданно Валентина потянулась ко мне и коснувшись меховой накидки, взяла под руку и вывела из ступора. А после принялась подниматься по ступенькам крыльца, увлекая меня за собой.

– Кто-то уже пытался тебя съесть? – вопросила она тихим и веселым голосом, не сбавляя шага.

Я не успела ничего ответить, оборачиваясь, осознавая, что Кинли остался рядом с Гаем. Мой маленький дракон устал, как и я, и наверняка давно проголодался.

Гай кивнул мне на прощание, словно читая мысли. Повернулся к Яну, и они продолжили разговор, которого я уже не слышала.

Спустя несколько секунд я очутилась в просторном холле. Полумрак рассеивало пламя настенных факелов, и мне тотчас бросилась в глаза диковинная люстра в форме крупной металлической птицы с зажженными свечами и лестница, устланная мягким ковром, подножие которой наполовину скрывали плотные бархатные шторы.

Два камина стояли друг напротив друга, а рядом располагалось несколько запертых дверей. Я обратила внимание на подсвечники, расставленные повсюду. Они были сделаны в виде животного, изображенного на гербе у самой крыши замка. Теперь, вблизи, я различила, что существо – не дракон, а обычный черный орел, как ни парадоксально.

– Дай подумаю, кто хотел тобой полакомиться, – тараторила Валентина, невзирая на то, что я не ответила ей ранее. – Дай-ка минутку… Считай до трех, а я угадаю, о ком речь. Раз, два, три – Константин, верно? Ты что, уже знакома с ним?

У нее была нетривиальная манера общения. Возможно, ей нужен не собеседник. А лишь тот, кто будет ее слушать. И это довольно удобно, ведь никакой энергии для поддержания светской беседы у меня не осталось. В лучшие дни я бы с радостью сама заболтала кого-нибудь до смерти.

– Да, – только и выдавила я в ответ. – Познакомились.

Мы шли по лестницам и коридорам, и я с трудом запоминала путь.

– Знаешь, он более безобидный, чем кажется. Депрессивный? Да. Мрачный? Вынуждено. Видок у него тот еще, конечно!

Я мимолетно задумалась о Константине. Любопытно, где же он? Не угодил ли в беду, как и мы, неудачно столкнувшиеся с богиней луны и ее приспешниками?

Хотя и он, образно говоря, сам был бедой, страшной опасностью для многих. Кощей из детских сказок. Из легенд. Не стоило волноваться за такого. Тем более мне – он же пытался меня обидеть, навредить. Правда, спасал меня от волков, обернувшись костяным цмоком у болота, но ранее похитил, собирался лишить жизни и даже пил мою кровь, пусть его рассудок и был не в порядке, затуманенный таинственными видениями и фантазиями о некоей человеческой девушке.

– Ну, еще и Диана, – буркнула я, когда Валентина распахнула двери и пригласила меня в комнату. – Баба-яга.

– О-о-о!.. – вздохнула она. – Терпеть ее не могу. Жду не дождусь, когда Ян отправит ее в пекло.

Комната представляла собой проходную: кроме очередного камина, окон, бежевых ковров и светло-голубых стен, на которых висели две картины, здесь ничего не было.

Валентина направилась дальше и, открыв новые двери, пригласила в какие-то покои. Наверное, в те, где я наконец-то смогу отдохнуть.

Комната выглядела просторной – из высоких застекленных окон, достигающих потолка, лился лунный свет. Пол устилал паркет, стены были светлыми, а предметы мебели: шкаф с зеркалом, мягкие кресла у камина, маленький круглый столик с тремя стульями, приставленными к нему, и комод, на котором горели свечи, – тоже небесно-голубого оттенка.

Одним резким мановением руки в сторону очага Валентина вмиг зажгла огонь. Сомнений в том, что она цмок – не возникало.

Глаза уперлись в двери, увенчанные золотым гербом с завитками и буквами. Стену украшали золотые часы, циферблат которых держали кованые грифоны. Стрелки застыли, никуда не двигаясь.

Но, не давая мне здесь задержаться, Валентина прошла мимо часов, проскользнув над золотым гербом. Я кинулась за ней и очутилась в месте, которое совершенно точно было нашей последней остановкой.

Мой взор упал на кровать, светло-бирюзовую, с белым пышным многослойным балдахином. Справа располагалась прикроватная тумбочка на тонких ножках, с другой стороны – комод. В комнате имелась и софа, и стульчики с обивкой. Покои имели два окна и выход на террасу.

А еще я заметила две двери, ведущие в какие-то дополнительные помещения, и очаг, который Валентина снова моментально зажгла.

Дракониха принялась стремительно открывать тумбочки и комоды. Нашла полотенце и одежду, в которой я буду спать. Выбежав в предыдущую комнату, распахнула шкаф и словно в порыве нахлынувшего вдохновения зашуршала платьями. Вытащив одно, вернулась и положила на кровать, вероятно, рассчитывая, что в него я и переоденусь, когда сниму грязную одежду и вымою перепачканное тело.

Однако, глядя на выбранный Валентиной наряд, я слабо представляла себя в нем. Платье было из плотной тафты, изумрудно-зеленое, однотонное, с корсетом и шнуровкой на груди, с очень пышной юбкой и белым воротником-стойкой, обрамляющим плечи. Рукава едва доставали до локтей.

Между тем Валентина разместила на кровати второе одеяние – напоминающее нижнее платье, полностью молочного цвета из летящей ткани, с удлиненными рукавами, кружева которых доставали почти до пят. Я живо вообразила, как они тянутся позади по полу при ходьбе, подобно шлейфу.

– Я не уверена, – пробормотала я нерешительно.

– Тебе не нравится? – вопросила она.

Я была вынуждена признаться:

– Как-то уж слишком.

– Это – мое лучшее платье. Надевай… или я обижусь. – Улыбнувшись, обнажив белоснежные зубы и взмахнув густыми ресницами, Валентина заявила без малейшего намека на доброжелательный тон: – Со мной лучше дружить.

Валентина была драконом – древним существом, внутри которого полыхало горячее закаленное пламя, о чем она с удовольствием время от времени полунамеком напоминала всякому. И я отчетливо распознала угрожающий сигнал. Наверное, разумно остерегаться Валентину не меньше, чем ее брата – Константина. Чувствовалось в ней нечто противоречивое.

Возражать теперь я не собиралась, поэтому промолчала и позволила ей пропасть в соседнем помещении, вероятно, в ванной комнате.

Я не задавалась вопросами, как она набрала ванную, но точно знала, как именно подогрела воду, которая мигом почти закипела: вот что мне было нужно.

Убедившись, что предоставила все необходимое, Валентина сообщила, что оставит меня ненадолго. Когда дракониха сделала несколько шагов по направлению к выходу, я, удививши себя, схватила ее за руку.

– Та девушка, – начала я, взяв ее ладонь в свою, – полудракон. Она умер… Ее больше нет.

Валентина резко обернулась, глаза блеснули лиловым.

– Роксолана?

Я кивнула, не разжимая пальцы. Валентину не смущало прикосновение человеческой незнакомки, появившейся в доме.

– Плохо, – выдохнула она. – Очень плохо. – И добавила глухим голосом: – Он не сказал мне. Впрочем, как обычно, в ситуациях, которые для него важны.

Валентина явно растревожилась. Эта взбалмошная и вроде бы легкомысленная девушка оказалась весьма уязвимой. Но за кого она переживала? За Роксолану? Была ли жизнь полудракона для нее ценна? Либо волновалась за Яна, который за несколько минут до появления в замке попытался принять абсолютно беззаботный вид, словно не терял подругу, а в его душе царил покой, будто ничего не случилось.

Валентина знала брата несравнимо дольше, чем я, но и мне отлично известна излюбленная привычка Яна – никого не пускать внутрь запертой на замок души. Он мог сколько угодно быть общительным, искренним и даже открытым в чем-то, однако о некоторых вещах никогда и никому не собирался говорить.

Или не решался – слишком долго.

Он вечно отшучивался, прятался за маской легкости и безразличия ко всему. Интересно, это было врожденным или приобретенным воспитанием?

– Он любил ее, – шепнула я.

– Любил? Ян? – недоуменно встрепенулась Валентина. Будто «любовь» – в принципе не про него. – Нет, не совсем так. Но Роксолана была важна для него. Как и для всех остальных. Полудракон являлась одной из нас.

Момент вынужденной близости закончился. Валентина дернулась, я отпустила ее, и она удалилась, закрыв двери. Я же постаралась не думать о том, далеко ли она отправится, ведь я не забыла фразу Яна, что мне может причинить вред какой-нибудь ее гость, не успевший скрыться.

Я понадеялась, что Ян сказал это не всерьез.

Останься кто-то из «гостей» в замке, цмоки почувствовали бы их сразу же.

Когда я снимала меховую накидку и черные одежды, которые достались от Роксоланы, невольно вспомнилось, как на меня падали кирпичи и куски каменных плит разрушенной усыпальницы из-за превращения волколаков и драконов внутри того самого помещения. Отметины ударов остались на теле – кое-где на коже виднелись кровоподтеки и ссадины, а кое-что просто болело, и я знала, что завтра там появятся синяки.

Раздевшись догола, окутанная клубами раскаленного пара, я провела по зеркалу рукой и мельком взглянула на себя. Я была чумазой, как извалявшийся в грязной дождевой луже ребенок. Запутанные волосы хранили в себе мраморные крошки и осколки стекла с камнями, прическа напоминала кубло – логово – дикого зверька или разваливающееся гнездо.

Переступив края ванной, я опустилась в горячую воду, и моя плоть, по-прежнему живая и более-менее невредимая, все же заныла от физического дискомфорта вперемешку с блеклым удовольствием. Однако несмотря ни на что, было приятно оказаться в тепле. В безопасности. В данную минуту я уже ничего не хотела от жизни.

Сейчас я имела все необходимое.

Прислонившись затылком к краю купальни, я лежала и ни о чем не думала, пребывая в полутрансе. Чистая, согревающая, живительная влага обволакивала тело. Окунувшись несколько раз с головой, я давала время отмякнуть волосам.

Я бы так и лежала дальше, наверное, до утра, которое, правда, уже не наступит из-за поимки Хороса – бога солнца – его враждебно настроенной сестрой Дивией, если бы не уловила за стеной шаги. Сперва я напряглась, но почти сразу послышался голос Яна.

Цмок тихо постучал в дверь.

– Ты в порядке? – вопросил он, находясь снаружи.

Я тотчас ответила утвердительно и сообщила, что скоро выйду, после чего запоздало сообразила, что мне надо помыться.

Приподнявшись, потянулась за бортик к близко приставленному столику – на нем покоились баночки с густой жижей разных цветов, смахивающей на мыло.

Открыв первую, я буквально заставила себя вдохнуть ее аромат, поскольку была уверена: мне сейчас просто жизненно необходимо хоть что-то почувствовать, чтобы не потеряться в мире теней и остаться в нем человеком, коим являюсь. Чтобы напомнить себе, что я живая.

И втянув носом пары мыльной красноватой жижи, я учуяла цветочный аромат. Роза и персик. Пару мгновений я подержала емкость у носа, зажмурившись, и медленно водрузила на столик.

Другая баночка оказалась черной – меня окутал запах древесного угля, и, не воспылав интересом, я отставила ее подальше. В третьей было «запечатано» благоухание меда и молока, а в соседней с ней – имбиря и лимона. Эти букеты и сочетания вызывали в памяти дом. Явь.

Благодаря им я могла за что-то зацепиться. Я вдыхала их, снова закрывая глаза, позабыв о Яне, который ждал меня снаружи.

И вот в темно-зеленой баночке с коричневыми крапинками я ощутила нотки… мяты и пряной корицы. Или кофе? Возможно, этот аромат я придумала. Или мне просто захотелось опять его ощутить. Но нет, мне не показалось. Мыло наподобие скраба имело нечто схожее с тем, как пахли волосы Роксоланы.

В память о ней, я натерлась им полностью и хорошенько вспенив, нанесла на пряди.

Вымывшись и выполоскав волосы, я обтерлась насухо и переоделась в предоставленную Валентиной белую ночную сорочку до пят, мягкую и воздушную, оголявшей лишь шею и кисти рук, выглядывающие из-под оборок.

Расчесанные влажные пряди свободно ниспадали к плечам, едва доставая до них мокрыми кончиками.

Когда я вошла в спальню, Ян сидел на кровати. Он уже привел себя в порядок и переоделся в черное, облачившись в камзол с длинными рукавами, плотно застегнутый на все пуговицы до основания шеи, узкие замшевые кюлоты и высокие кожаные сапоги.

Костюм на старинный манер очень ему шел, но оказался совершенно не в стиле Яна. Ему нравилось ощущать себя свободным – следовать правилам, но своим собственным, а подобная одежда представлялась оковами. А наряд был даже хуже, чем прежний – классический, который он нацепил первый раз за год из-за моего праздника. Волосы он расчесал, а с кожи напрочь исчезла грязь, наверное, мои покои были не единственным местом, где можно принять ванну.

* * *

Мы выбрались на балкон. Я накинула на плечи красный плащ с капюшоном, чтобы не озябнуть в тонкой сорочке. Мокрые волосы, здесь, под открытым небом посреди зимы, не вызывали тревоги – Ян распалил драконий магический огонь рядом с перилами, и прическа даже начала высыхать.

Стоя чуть позади цмока, отвернувшегося, печального, смотрящего вдаль – куда-то за пределы внутреннего замкового двора, я прислонилась головой к широкой спине.

– Дракон, – шепнула я, – мне жаль.

Он страдал. Я догадывалась, о чем он думает: что оказался в какой-то степени виноват. Возможно, сетовал, что не стоило брать на поиски Хороса ни Роксолану, ни меня. Что следовало пойти одному или с Гаем.

В конце концов, я знала и о другой ужасающей Яна мысли – дома, на моей ферме, в час нападения волков, он должен был спасти Кристину, мою двоюродную сестру, а не меня.

Кристину, которая могла бы покончить с волколаками раз и навсегда, получив в наследство магию, которая для меня уже была утеряна, поскольку в ночь восемнадцатилетия я передала дар ей.

Но Ян не успел. Или хуже: намеренно выбрал меня – но вот этого я уже не знала наверняка.

Мне вспомнилась игривая улыбка Роксоланы – у пылающего очага в ее деревянном жилище посреди осеннего леса.

«Ты, я, Гай и одна человеческая девушка. Что с ней случится? Скажи-ка мне честно, когда ты начал быть таким предусмотрительным? Или опять взыграла твоя извечная мания все контролировать?»

«Не со мной, Роксолана, – подумала я, – может что-то случиться. С тобой. Уже случилось».

О подобной трагедии в тот момент никто не помышлял.

Оторвавшись от дракона, я обогнула его и коснулась лица, обняв напряженные скулы Яна ладонями.

– Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты намерен так поступить.

Ян очнулся – будто его разбудили от затяжного сна. Я увидела в направленном на меня взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на прозвучавшие фразы.

– Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно? – Сняв мои руки со щек, Ян заключил меня в объятия, обвив плечи и сжав чуть сильнее, чем необходимо.

Мои глаза наполнились слезами, но я не дала им волю. Прижатая к нерушимой груди, я утыкалась в горячую шею и плакала, но лишь мысленно. Беззвучно скорбела обо всем, что произошло. О гибели семьи: родителей, дяди и тети, двоюродных сестер, а еще домашних прирученных драконов и о жестоком растворении в ткани бытия полудракона Роксоланы, о своей судьбе и столкновении со всевозможными пугающими, опасными существами.

Мне было страшно и грустно одновременно. Цмок молча гладил меня по волосам и единожды ненавязчиво поцеловал в лоб. Мы были близки в тот момент как никогда. Я вновь ощутила себя ребенком – девочкой, которую он оберегал, когда я была маленькой.

Теперь, когда я выросла, мне хотелось заботиться о нем в ответ.

Мы застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Меня окутывало тепло, а порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили. Но в какой-то момент мы все-таки разъединились. Когда Ян отстранялся, я заметила вспыхнувшую в его глазах мимолетную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Ее запах. Мята и корица.

Наверное, было плохой идеей использовать мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но призрачная память о ней. Хотя оно и к лучшему: можно подарить Яну бесценную возможность в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.

Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.

– Что будет с Хоросом? – спросила я, вспоминая о еще одной скорби.

Как жаль, что ничего не удалось – мы не сумели помешать Дивии забрать его. А ведь Хорос проявил доброе отношение к нам и хотел помочь.

– Дивия не причинит ему серьезного вреда. Он же ее родной брат. А когда мы сможем ее сковать, Хорос освободится.

Ответ Яна немного утешил меня.

Затем Ян, не меняя мягкости тона, повернулся ко мне и добавил:

– Ты рассказала Валентине о Роксолане, однако увидела ее впервые. Не стоит доверять всем подряд.

Опешив, я нахмурилась и напомнила ему очевидное, заодно стараясь оправдаться:

– Всем подряд? Она – твоя сестра.

А после, не пытаясь выведать причин их переменчивых холодно-теплых отношений, поскольку сейчас было не время и не место, чуть увела тему в сторону:

– Ее имя… похоже на мое.

Валентина. И Алевтина. Я сразу заметила, но не придала этому особого значения, потому что, пожалуй, могла и ошибиться, а дело обстояло совершенно по-иному.

– Совпадение?

– Может, да, а может, и нет, – пожал плечами Ян. – Твои родители сами решали, как тебя назвать. Но, вероятно, кто-то мог дать им совет, а они – его принять.

«Он любит ее, – удостоверилась я. – Любит сестру, и не важно, что именно говорит о ней и как себя ведет».

Ян был к ней привязан, раньше лишь демонстрируя напоказ, что не склонен к слабостям такого толка. Впервые я обнаружила, что он действительно к кому-то по-настоящему неравнодушен.

– Ты не рассказал бы Валентине, – парировала я, хотя в общем-то он со мной и не спорил и не задавал вопросов. – Это должны были сделать либо я, либо Гай.

Я слишком хорошо знала Яна: он крепко держался за беззаботный, ветреный, оптимистичный образ.

Как будто всегда должен быть в форме.

Ян согласно кивнул и замолчал, благодаря меня или соглашаясь.

Снова шагнув ко мне вплотную, он накрыл рукой мое плечо и приобнял. Я вдруг ощутила тонкий, едва уловимый запах, помимо мяты и корицы, который почему-то не замечала ранее. То, как пахло от него: лесом, скорее, свежей хвоей и дымом костров, которые он жег на руинах усыпальницы. Хотя Ян успел вымыться и переодеться, кожа все равно хранила следы того, где довелось побывать.

Или от дракона всегда так пахло, а я не обращала внимания? Может, это следы не того, где он был, а кем был?

– Не хочешь поспать? – вопросил он.

– Вроде нет, – шепнула я.

– Тебе надо отдохнуть, – все равно велел он.

– Я уже не знаю, в какой я реальности. И почти ничего не чувствую, – призналась я.

– Потому что ты устала.

Я опять прислонила голову к его плечу, уткнувшись лбом в шершавую плотную ткань камзола. И протяжно вздохнула:

– Что, если это из-за меня, Ян?

Ведь если бы я не спела с друзьями на берегу озера ту дурацкую песню, истинно являющуюся проклятием Яна, отобравшим на время его силу, у него хватило бы времени и возможностей учуять волков и спасти Кристину, наследовавшую магию.

И даже, если бы повезло – всю мою оставшуюся семью. Родители бы не погибли.

– Может, из-за меня? – возразил он.

«А он, – подумала я, – считал, что ему вовсе не стоило уезжать и покидать нас надолго. Если бы наш дом и участок хранили частицы магии древнего цмока – волки не сунулись бы на ферму».

Нам было больно. Обоим. Мы крепко обняли друг друга. Ян склонил голову к моей, и теперь мы чувствовали дыхания друг друга. Что-то не давало нам расстаться сегодня ночью. Что-то удерживало нас, незримые силы сковывали, диктуя держаться рядом. Мне и правда не хотелось никуда его отпускать. Я была не уверена, что смогу уснуть, хотя и впрямь очень устала. Я была истощена.

Но внезапно Ян отпрянул и отшагнул от меня.

Я понимала, что это означает. Он являлся драконом. Цмоком. Мы – почти что родные, но бесконечно разные. В одно и то же время я оказалась для него и своей, и чужой. Хотя он любил меня.

Но место, где мы находились, ясно свидетельствовало о том, что мы – из абсолютно разных миров, противопоставленных друг другу. Взаимоисключающих.

У меня уже не возникало сомнений, кто он такой. Величественный древний дракон – легендарный цмок? Да, но это не предел. Не полная картина. Ведь, не проговаривая вслух, ни даже мысленно того, что для меня открылось благодаря синим искрам пепла, вздымающегося в небо и рассказам Гая, таясь перед собой, я до сих пор имела возможность воображать, что он прежний. Тот самый Ян, с которым я знакома восемнадцать лет – с рождения.

Значит, и наши отношения не изменились, верно?

Но то был самообман. Так или иначе, но Ян – нечто большее, чем мне представлялось все прошедшие годы. Однако я скрывала истину от себя. Хотя, вероятно, нутром поняла суть, причем раньше, чем узрела пепел.

Осознала, едва услышала, что Дивия – его тетя, как только та в первый раз назвала его племянником. Дальние они или близкие родственники: разницы – никакой. Ян – потомок богов. И теперь мне надо смириться с подобным раскладом. Вот так все и обстоит.

Мой Ян – бог. Такой же, как и Гай или Велес.

Я сделала глубокий судорожный вдох, когда в полуметре оглушительно лязгнули перила, и с грохотом на них приземлилось нечто черное, размером с ребенка, машущее крыльями.

Опешив, я не успела ни взвизгнуть, ни попятиться. Ян в свою очередь даже не шелохнулся. Из-под черного рваного балахона существа проглядывали белые кости, мерцающие бликами в свете полной луны.

Костомаха! Небольшая. Детеныш, а точнее… мертвый… приблизительно шестилетний малыш.

«Константин что, позволил ребенку решать, стать ли ему костомахой?»

Меня пронзил ужас, но не от пугающего вида костомахи, а от поступка создателя, ее хозяина. Затем я догадалась, что решало, вероятно, не дитя. А бессмертная вечная душа, прожившая много других жизней и запутавшаяся в последней.

Пока я прокручивала эти мысли в голове, костомаха таращилась на меня из пустых щелей черепа несуществующими глазами. В руках она держала сверток – целлофановый непрозрачный пакет, словно из человеческого мира, из яви. Я смутилась от непонимания происходящего. Почти мгновенно ощутила запах, как ни странно, свежей выпечки, и у меня отнялся не только дар речи, но и способность соображать.

Уставившись во внутренний двор, я обнаружила, что он заполнился полчищем собратьев-костомах. Среди них выделялось существо с горящими ярко-красными глазами, с рогами, как у черта, в потрепанном одеянии, обкрученном цепями, в старинном плаще – на вид когда-то дорогом, но изорванном. Я сразу узнала Константина, в худшей, самой темной и мрачной его ипостаси. Именно так в моем представлении и должен выглядеть Кощей. Если бы его губы не были обожженными и сгнившими, я бы предположила, что он улыбается мне, направив взор на балкон.

Получается, он избежал неприятностей в лесу и отыскал нас. И похоже, вспомнил, что я человек, ведь передал для меня – с помощью ручной послушной костомахи – настоящую еду!

Я растерялась. Как реагировать на столь щедрый жест от того, от кого менее всего его ожидаешь?

Глава 2

Черная королева

Реальность сжалась до размеров комнаты, заставленной мебелью, да и я тоже будто скукожилась. Я находилась дома, в гостиной. И была совсем маленькой.

Меня настигло одно из тех воспоминаний, о которых можно лишь смутно догадываться, что действительно помнишь их.

Делишься ими с родителями, а они удивляются и заявляют: ты была слишком мала, чтобы помнить.

Но я вижу все воочию, хоть и во сне, а затем буквально покидаю тело и смотрю на себя со стороны. В кресле – лицом ко мне – сидит Ян и читает газету, однако никак на меня не реагирует, словно в комнате никого нет. Слышно, как мама готовит на кухне и стучит столовыми приборами.

Ребенок – то есть я – встает и делает несколько шажочков, настолько неуверенных, словно только вчера научился ходить. Неожиданно маленькое тельце кренится вбок – к угловатой панели низкого журнального столика.

Девочка – это я в прошлом – не успевает испугаться и в силу возраста сообразить, что ей вообще что-то угрожает, и мотает кучерявой головой. Внезапно не обращающий на меня совершенно никакого внимания мужчина, которого я еще почти не знаю, резко тянется вперед и удерживает меня от удара о столешницу.

Мы долго смотрим друг на друга. Он – будто впервые меня заметив, а я – с интересом, и отчего-то начинаю улыбаться.

А он не улыбается в ответ. Его лицо остается серьезным.

В комнате появляется мама.

«Она тебе мешает, Ян?» – спрашивает она, вытирая руки клетчатым кухонным полотенцем.

«Нет. Совсем нет, – отстраненно отвечает он. – Когда она уже начнет говорить? Ей нужно выучить пару предложений».

Он имеет в виду заклинание, которое я буду впоследствии читать каждый месяц каждого года до совершеннолетия. Но тогда я вряд ли могла в должной мере различать и смысл его речей, и любые слова в принципе.

«Она еще слишком мала. Наберись терпения».

Я тянусь к нему, подпрыгивая на месте, прошу, как просят обычно дети взять их на руки. Но он вновь меня игнорирует. Сейчас мне взрослой становится понятно, что это наше первое пусть и не знакомство, но контакт с ним. Настоящий.

В окна гостиной врывается порыв ветра, на несколько мгновений меня ослепляет солнечный свет…

Ребенок – та же кучерявая черноволосая девочка – оказывается в месте, где очень много воды. Но малышка уже чуть постарше.

Передо мной расстилается озеро, я ползу к переливам воды, сверкающим бликами от солнечных лучей. Они смахивают на рассыпанные блестки, которые так и манят. Я пытаюсь быстрее добраться туда на четвереньках, но вдруг у меня на пути вырастает преграда. Высокий неулыбчивый мужчина. Ян.

Он склоняет голову набок, с любопытством разглядывая меня.

«Что ты делаешь здесь одна?» – интересуется он.

Я пока не могу ничего ответить. Я крошечная и неразумная. И на сей раз я начинаю плакать, ведь мужчина не дает мне сделать то, чего хочу. Добраться туда, куда хочу.

Высокий мужчина закрывает мне все блестки. Не сдаваясь, я пытаюсь обогнуть его ноги и добраться до цели. Меня не пускают, но я не отступаю. В итоге Ян вынужден взять меня на руки. Бросив пустое ведро на песок, к нам несется мама. Она просто летит к нам. Со страхом в глазах. Вероятно, не нашла меня там, где оставила минуту назад.

Мама протягивает руки, но Ян меня не отдает.

«Она была буквально в шаге от воды», – спокойно говорит он в своей невозмутимой манере холодно обвинять.

Мама плачет. Я тоже реву. Ян смотрит на меня. Его глаза – впервые на моей детской памяти – загораются синим огнем.

Я замолкаю, слезы мигом высыхают и уже не прочерчивают дорожки, не бегут по розовым пухлым щекам. Я завороженно гляжу на синий свет. Я напрочь забыла на блестки на воде. Меня увлекает необычайное ультрамариновое мерцание. Однако оно быстро потухает. В первую же секунду, когда понимаю, что оно исчезло – рыдание возобновляется. Мой крик оглушает, мужчина раздраженно морщится, радужки на короткий миг снова вспыхивают, как разряд молнии.

Мигание отвлекает меня, и я успокаиваюсь. Ян хмурится, подмечая перемену в моем настроении, улавливая взаимосвязь.

И повторно мигает – до полного прекращения режущего слух детского рева.

А затем реальность тускнеет, озеро накрывает пеленой пустоты, как покрывалом, мама исчезает из поля зрения и остается лишь Ян. Ультрамариновый цвет вспыхивает в последний раз, и меня, взрослую, наблюдающую со стороны, засасывает в собственное тело.

Я зажмуриваюсь, ощущая головокружение, резко распахиваю глаза…

Мир уже не такой огромный. Да и я не ребенок. Я высокая. Значит, уже повзрослела. Пышная челка чуть застилает обзор, а кончики длинных волос достают почти до талии. Значит, мне примерно четырнадцать лет, ведь я еще не успела сделать короткую стрижку. В моих руках – ошейник Кинли. Я твердо знаю, что ищу питомца – хотела посадить проказника на поводок, поскольку он мал, а его голова полна безрассудства – он все еще бросается на цмока, свирепо размахивая крыльями, когда тот появляется на ферме, и однажды это может плохо закончиться.

Но я нигде не нахожу Кинли. Оставляя ошейник на шезлонге, спешу в дом. Врываюсь в кухню, где вижу Яна. Рядом стоят мама и папа. Они болтают. Ян отсутствовал пару недель, он довольно часто уезжал. А я его ждала. Меня переполняет радость.

«Ты мне что-нибудь привез?» – с ходу выпаливаю я, не успев поздороваться и широко улыбаюсь.

Ян отвлекается от родителей, морщится и цедит, словно обращаясь вовсе не ко мне:

«Ее кто-то вообще воспитывает?»

«Ты», – говорит отец.

Ян вопросительно и с недовольством косится на папу.

Тот невозмутимо пожимает плечами и добавляет, не отрекаясь от сказанного:

«В том числе ты, Ян».

Я понимаю, что их беспокоит мое поведение. Я замечаю, что чересчур поддалась эмоциям и повела себя некрасиво. Да, я привыкла к его постоянным подаркам и особенному вниманию. Причем настолько, что потребовала его – непринужденно, беззастенчиво, как нечто само собой разумеющееся. Мне стоило попридержать язык за зубами.

Вмиг замираю. Мои губы уже не растянуты в улыбке: они – ровная сплошная нить. Мне неловко и стыдно, и я стараюсь спрятать глаза.

Ян негодующе качает головой, но видя, что я расстроилась, смягчается и идет на сближение.

«Ну и что ты думаешь, я тебе привез?»

«Ничего?» – поникшим голосом спрашиваю я.

Ян по-доброму усмехается, удовлетворенный тем, что краткий урок дал результаты.

Радужки Яна окрашиваются ультрамариновым пламенем.

«Чуть больше, чем ничего».

Настроение улучшается. Я чувствую ликование и – как та малышки из воспоминаний – шагаю к нему навстречу, но спотыкаюсь о нечто, резко возникшее под ногами.

Меня уносит куда-то в пустоту, разверзшуюся посреди кухни, в прореху пространства, и последнее, что я вижу – как вспыхивают и потухают синие глаза, а затем я делаю кувырок через необъяснимую серость реальности и попадаю во мрак…

Жарко и сухо. Делая поверхностный вдох, поднимаю веки.

Напротив меня стоит Ян. Но его глаза – горят не синим, а… красным. Он одет в черную клубящуюся тень, за спиной развевается длинный плащ, а вокруг почти нет света. К тому же я – больше не я. Ведь я замечаю, как по моим плечам струятся белые волосы. Осматривая руки, обнаруживаю, что они мужские.

Первое, что приходит на ум – Константин. Он – единственный мужчина с длинными серебристыми волосами, которого я знаю. Я – Константин? И почему-то нас с Яном разделяет решетка. Он снаружи, а я заперт. Где-то глубоко внутри меня присутствует убежденность в том, что именно Ян меня и заточил.

Медленно поворачивая голову влево, нахожу в соседней клетке Валентину. За спиной Яна – еще двое пленников. Лицо одного не могу различить из-за теней – зато второго узника вижу прекрасно.

Это молодая девушка, ничем не примечательная – тусклые русые волосы, бесцветные глаза, узкое личико с заостренными скулами.

Ян приближается ко мне и перекрывает обзор. Алый цвет радужек полыхает, его глаза буравят меня. Мое зрение затуманивается. И оно меня подводит: в следующую галлюцинацию, мимолетный нечеткий обрывок…

Я снова у озера, и я – уже не Константин. Я точно нахожусь вне его тела. Но это озеро – не Червоное, не на моей ферме, а другое, которое я посещала раньше… в ином сне. Мягкая зеленая трава, синий, насыщенный оттенок неба и какой-то лазурный воздух.

Я попала в свой прошлый – «синий сон». Рядом с Константином – он в облике человека – сидит девушка с золотистыми локонами. Некая загадочная Алена. Она что-то говорит, но я не слышу, что именно. Будто выключили звук.

Протягивая руку, девушка показывает рану на ладони – резаную и глубокую. Рядом лежит окровавленный серп. Константин что-то отвечает, но для меня – беззвучно.

А я не могу оторваться от застывших красных капель на коже Алены.

Цвет заполняет собой все и багровеет, превращаясь в черный. Я проваливаюсь во тьму и резко просыпаюсь от обманчивого ощущения падения с высоты.

* * *

Я уставилась в потолок и следила за узорами, которые на нем рисовал танцующий огонь зажженной свечи. Мысли витали где-то далеко, пребывая в видениях, парили над кроватью, преодолевая пышную ткань балдахина, пробивая потолок и достигая верхних этажей замка, преодолевая крышу и смешиваясь с ночной темнотой, с ясным, но беззвездным небом.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы опомниться.

Несмотря на отсутствие сонливости, я быстро уснула снова. Нервная система была перегружена и в аварийном режиме выключила меня, как только голова коснулась подушки.

Однако сон не был настолько глубоким, как того хотелось. Навязчивые повторяющиеся картинки то и дело всплывали в сознании, не давая полноценно отдохнуть.

Когда я окончательно пробудилась, то продолжала обдумывать видения, стараясь не зацикливаться. Впечатления, которые волею судьбы настигли меня в нави, порождали фантазии о Яне, как о некоем зловещем существе, что, несомненно, никак не вязалось с действительностью.

Но совсем недавно мне открылась другая его сущность. Похоже, меня тревожило, что Ян – вообще не тот, кем я считала его всю жизнь, и, по сути, мы не слишком хорошо знакомы друг с другом, хотя он находился рядом – и был ближе, чем многие, – приличное количество лет.

А вот Константин и Алена…

Что ж, Константин здорово меня напугал при первой встрече, утащив в логово на болоте, желая добавить, как приправу, в грибной суп. Не представляю, что случилось с Аленой, но, вероятно, когда-то он любил ее, но она куда-то пропала.

Ее не стало?

Как, например, не стало Роксоланы…

Так или иначе, но почему-то, возможно, находясь в бреду иллюзий, из-за долгих скитаний по лесу в окружении костомах, он спутал меня с Аленой. Наверное, теперь я просто боялась, что он сделает это снова. Поэтому он мне и снился.

А что же насчет белого дракона, в которого в прошлый раз он обратился опять-таки в моем похожем видении (кстати, по словам Гая, это обличье было у Константина до костяной личины)?

Могу сказать, что белый цвет предсказуемо повторял оттенок его волос. Наверное, у меня разыгралось воображение.

А вот обрывочные, фрагментарные сны о родном доме… о семье… увиденное причиняло боль. К тому же я задавалась вопросом: неужели те моменты о кучерявой крошечной девочке правдивы? Подсознание их сочинило или вытащило наружу из глубин моей первобытной памяти?

Пожалуй, только это и было довольно интересным. Мне даже захотелось спросить у Яна, помнит ли он те давние случаи.

Когда ступила ногами на твердый пол, ощутила, что тело заныло от неясной, но всеохватывающей боли. Затекли мышцы, ломило кости. Снимая ночную сорочку, я обнаружила несколько крупных проявившихся синяков. Зацепив щеку бантом на воротнике, нечаянно содрала образовавшуюся корочку, и рана засаднила. Нагишом я быстро юркнула в ванную, где имелась чистая холодная вода. Вернувшись в спальню, на миг замерев у окна, я взглянула на луну – крупный ровный круг, источающий ледяной свет.

На улице – никакого намека на рассвет, поэтому невозможно было понять, сколько прошло времени с того момента, как я легла в кровать. Часы с грифонами в соседней комнате не тикали. Хотя я никогда не задавалась вопросом, было ли в нави такое же течение времени, как в яви. Скорее всего, да.

Но никто здесь часами не пользовался. У Яна на руке их тоже нет, возможно, потерял их в одной из схваток. Между прочим, он ни разу не доставал телефон, с которым в яви не расставался. Да и был ли тот при нем?

Еще до того, как отправлялась спать, я разложила на стуле изумрудное платье, предоставленное Валентиной. И сейчас смотрела на него, собираясь надеть. Пусть оно и вычурное и выглядит как из прошлых веков, однако оно чистое, а ткань – плотная.

Рядом покоилось нижнее платье, что утеплит наряд. В дополнение дракониха подобрала идентичного зеленого оттенка атласные туфельки на небольшом каблуке.

Мне повезло, что шнуровка корсета была спереди, и я почти без труда справилась в одиночку. Я направилась в смежную комнату, освещенную свечами, под аккомпанемент потрескивающего очага, непривычного шуршания темно-зеленой тафты о паркет, тянущейся за мной, и вскоре добралась до зеркала, в которое я и посмотрелась.

Общее впечатление значительно испортила алая царапина, рассекающая левую скулу. Но из-за того, что я уснула с влажной головой, волосы выглядели более объемными, чем обычно, они струились легкой волной, что, как ни странно, хорошо гармонировало с необычным нарядом.

Платье и правда было красивым – изумруд сочетался с темным шоколадом моих прядей, а белые длинные рукава, расклешенные от локтей, открывающие кисти и практически доходящие до пола, придавали всему образу хрупкую нежность. Наверное, я просто не привыкла носить подобное. Даже на выпускной не надевала ничего такого. И теперь ощущала себя немного глупо.

Но бесспорно здесь, в замке, платье было уместным.

Меня по-прежнему никто не навестил. Я находилась в покоях в одиночестве, не решаясь высунуть нос наружу и, разумеется, не осмеливаясь бродить по незнакомым залам в надежде наткнуться на Яна или Гая. Кроме того, мне не очень хотелось попасть в поле зрения Валентины и, конечно, Константина. Еще раз выглянув в окно, я посмотрела не в небо, а на внутренний двор. Его уже не столь густо заполняли костомахи, как накануне.

Любопытно, где остальные? Разбрелись по замку? Мне совершенно расхотелось выходить. А затем мой взгляд зацепился за возвышающуюся над всеми постройками башенку – в свете холодной луны на ее верхушке блестел металлический значок в виде орла.

Я еще раз неспешно изучила стены дворца, и – как снег на голову – место показалось мне знакомым. Догадка поразила меня, я оторвалась от застекленного окна и ринулась к двери, а затем трезво оценила апартаменты с этого угла обзора.

Мне открылась гостиная и пролегающая далее роскошная спальня в лазурно-голубых и бежевых оттенках.

Итак, я была здесь ранее. Совершенно точно. В своей обычной жизни. Во внутреннем дворе и в этих стенах. И фраза на табличке у ворот с годом основания замка… Теперь мне даже показалось удивительным, что я ничего не поняла, когда находилась на мостике.

Я ведь ходила по нему несколько лет назад. Но вчера, сокрушенная и разбитая, не обратила никакого внимания на окружающую обстановку. Да и на улице была зимняя ночь. Но… разве такое возможно?

Ян ведь не мог успеть вернуть меня в явь? Диану я не видела, равно как и Калинового моста. Значит, мы не улетали обратно.

Тогда откуда в нави – Несвижский замок?![1]

Нас возили сюда на экскурсию, когда мы учились в школе – классе в пятом. Потом мы ездили сюда семьей, уже с Яном. Вход в покои всегда оказывался закрыт, ими разрешали полюбоваться только с порога, а нежно-небесная отделка мебели магически завораживала туристов, в том числе и меня.

Но теперь я очутилась здесь, перемещалась по комнатам и спала на старинной кровати. Что тут вообще творится?!

Распахнув двери, я вышагнула в коридор. Но моя решимость мигом поутихла, поскольку я не ошиблась – костомахи и впрямь расползлись по замку. И они подстерегали меня.

Я вскрикнула, оступилась и, запутавшись в подоле, едва не рухнула на пол. Меня охватила паника, но страх отхлынул, когда я сообразила, что слуги черного духа не преследуют меня. Подобно статуям – или стражникам в ночи – эти ходячие живые мертвецы выжидали в метре от порога. На белых костях играло пламя свечей. Оно тревожно потрескивало, звук смешивался со скрежетанием зубов.

Но костомахи не трогали меня, не демонстрируя никакого намерения даже коснуться. Если бы они хотели напасть – они бы точно не медлили.

Неужто они охраняли меня? По приказу Константина?

Поглубже вдохнув, я расправила юбку и заодно выпрямилась, после чего смело покинула пределы своего убежища. Если я сейчас умру, хорошая новость заключается в том, что я уже нахожусь в царстве мертвых. Далеко идти не придется. Надеюсь, костомахи оставят хотя бы частичку моей души, чтобы я сумела переродиться в новой человеческой жизни.

Но абсолютно ничего не произошло. Лишь непрекращающийся скрип зубов продолжал меня настораживать. Если не знать, кто они такие – можно принять костомах за музейные экспонаты.

Но я знала не понаслышке. Как и то, что внезапное желание или малейшая попытка непослушания хозяину – и меня не станет. Они выкачают из меня всю энергию, ноги перестанут мне подчиняться, и бездыханное тело пластом рухнет на застеленный дорогими коврами паркет.

Но мне подумалось, что показывать страх – самое безнадежное, что я могу сейчас предпринять. Ведь если костомахи не учуют мой ужас, то и не нападут, как стая бродячих собак.

Вряд ли такой прием сработал бы для потусторонних духов, однако в глубине души я свято верила – Константин решил меня покормить вовсе не потому, что вознамерился превратить в свинью на убой для своих питомцев.

Черный дух – брат Яна. Он не позволит костомахам меня обидеть. Наверное.

Добравшись до очередных дверей, я столкнулась с новой группой мрачных костяных стражников. Коридор был длинным, и они тенями замерли вдоль стен, сужая возможности для прохода.

Но я уже не останавливалась. Если честно, через пару пролетов, я вроде бы перестала на них реагировать и вздрагивать.

Я посещала настоящий замок всего два раза, естественно, в человеческом мире – поэтому толком не запомнила порядка залов и не ориентировалась, в каком направлении надо идти.

Не запомнила я путь и накануне, когда Валентина практически волокла меня сюда, держа под руку. И теперь каким-то образом оказалась в оружейной.

В помещении было пусто, но, как и везде, горели свечи. Несомненно, драконы не жалели и не боялись огня, который случайно мог спалить все подчистую. Я продолжала продвигаться по замку и набрела на зал с кромешно-черными стенами и яркими красными гербами с черным же орлом – символом герба рода Радзивиллов, которым принадлежал замок. Видела я и охотничью галерею, полную трофеев, туш животных, оленьих рогов и разных расцветок шкур.

Я пересекала пустые помещения, напоминающие прихожие, шагала по ступенькам, блуждала, петляла, периодически возвращаясь обратно, не слыша никаких звуков, помимо глухого побрякивания костей и неуемного скрежета.

Когда я переступила порог белого зала, стены которого были покрыты золотыми объемными узорами, с невероятно высоким потолком, украшенным величественными люстрами, золотыми ангелами и гербом, я опустилась на отделанный алым бархатом пуфик и боролась с отчаянным желанием спросить дорогу у костомах. Затем ощутила, что начинаю замерзать – то было просторное помещение, почти без мебели, вероятно, предназначенное для балов, и я пожалела, что не позаимствовала шкуру в охотничьей галерее.

Но как вернуться туда – я уже не знала.

В итоге я поднялась на ноги и поплелась к ближайшему очагу: их было два, расположенных друг напротив друга – на противоположных стенах. Над каждым висело длинное зеркало.

Подставив ладони огню, я еще раз взглянула на свое отражение – мой облик был настолько непривычным, что я с трудом оторвала взгляд. Но спустя мгновение потеряла интерес. И наморщила лоб. Хоть и не помнила архитектурный план дворца, я внезапно поняла, в какое помещение меня занесло.

Место, где видели Черную даму[2]. Тут она и появлялась. Всего на секунду у меня пробежали мурашки по коже. Но это было не страшнее, чем скрип голых костей.

Я с былым любопытством вперила взор в зеркало. Когда мы были на экскурсии, нам, еще школьникам, рассказывали несколько легенд про замок. Одна из них оказалась невероятно романтичной, трагичной и жуткой. Согласно преданию, душа Барбары Радзивилл[3], ее неупокоенного духа, обитает в здешних коридорах.

Барбара была женой короля, любимой им безмерно. Но судьба печально распорядилась – она умерла спустя несколько месяцев после свадьбы. Говорят, король сходил с ума от утраты, а когда приехал с визитом в Несвижское имение, пригласил чернокнижников, чтобы вызвать ее дух.

Призрак появился, а вдовца предупредили, что он ни в коем случае не должен к нему прикасаться. Тот не смог совладать с эмоциями, и с криками «Басенька!» – так он ласково называл супругу при жизни – бросился к Барбаре с объятиями. В результате покойная королева уже не смогла вернуться в потусторонний мир и теперь бестелесным привидением скитается по окрестностям.

Видят ее достаточно редко – перед чьей-нибудь смертью или перед пожарами. А вот появляется она как раз из этих зеркал. Я и сейчас увидела дорожку – бесконечное пространство в отражениях, напоминающее длинный проход.

Зрелище, особенно в свете свечей, завораживало. В одном зеркале отражалось второе, висящее напротив, создавая эффект черного коридора вдали.

Сейчас я смотрела в самую его глубь. В коридор попадало отражение огонька свечи – тот будто освещал путь. Было ли мне страшно? Немного. Мне даже показалось, что я начинаю различать шаги.

И я прислушалась: да, так и есть.

Я обернулась. Костомахи позади меня не шелохнулись. Эхо гуляло среди стен. Глухие удары каблуков приближались. Я металась взглядом от одной двери к другой, гадая, кто именно и откуда сейчас выйдет. Гай? Ян? Валентина?.. Константин?

Но нет. Источник звук был иным. Он раздавался из камина. Или из… Я крутанулась. Подняла взгляд и содрогнулась так сильно, что ощутила физическую боль.

В зеркале что-то мелькало, двигалось. Мерцающий огонек потух. Его заслонил белый увеличивающийся силуэт.

И будто ошпаренная кипятком, я отскочила на несколько шагов в сторону.

– Это шутка? – выпалила я в панике, не адресуя вопрос абсолютно никому. – Это шутка?..

Стук каблуков отбивался в висках, заставляя бурлить кровь. Я забыла, как дышать, и теперь уже немо глядела, как по черной извилистой дороге из недр отражения зеркал прямиком ко мне кто-то довольно быстро приближался.

Призрак…

…самой Барбары Радзивилл или кого бы то ни было еще. Иными словами, здесь появился дух – и отнюдь не костомаха, подчиняющаяся Константину.

Он подобен лесным навьим тварям и определенно нападет на меня.

И он уже подбирается ко мне.

Я сорвалась с места и побежала куда глаза глядят – лишь бы подальше отсюда. Рванув за дверь, врезалась в костомаху, зацепилась рукавом за ее выступающую острую часть бедра, и едва смогла вырваться. Шаги звучали уже не в зеркале, а за моей спиной. Чья-то обувь, далеко не призрачная, а вполне осязаемая и настоящая, соприкасалась с паркетом.

И этот кто-то принялся преследовать меня.

Я бежала, взлетая по ступенькам, а когда оглядывалась, замечала голубоватое свечение и мельтешащую будто бы раздвоенную фигуру, очертания которой были размыты. Конечно, я не знала, куда направляюсь, я и понятия не имела, где все эти цмоки, куда они подевались, и злилась, что меня бросили одну. И боялась.

Какая глупость – обычное привидение, ведь даже полчище костомах не представляет для меня опасности, – но сейчас я могу кануть в небытие. В конце концов, почему Константин приказал им за мной надзирать, но не повелел защищать? То, что следовало за мной, оказалось стремительным и перемещалось, как ветер. Когда я скользнула за очередной поворот, то мне померещилось, что оно коснулось моей спины. Я визжала, пытаясь привлечь хоть чье-нибудь внимание, надеясь быть услышанной и спасенной. От призрака меня отделял лишь мой тянущийся изумрудный подол.

И вот опять – арка над головой – и я перестаю что-либо видеть, предплечье крепко сжимают ледяные тонкие пальцы. Из моих легких вырывается громкий крик, полный ужаса, мое тело млеет и обмякает.

Но держащая рука встряхивает меня.

Зрение делается четким, привыкая к полумраку среди темно-коричневых стен, и передо мной возникает лицо Константина: голый череп, чешуйчатые рога, серая кожа в гнойных волдырях, скалящиеся зубы в безгубом рту, кровавые глаза. Я пугаюсь с новой силой, отшатываясь, но он мертвой хваткой удерживает меня на месте.

Пронзая насквозь все мое существо, хриплый, замогильный голос буквально тянется в мою сторону – вместе с густым и вязким воздухом нави, вместе со жгучим дыханием:

– Спокойно, это просто Бася.

– Бася? – прерывисто выдыхаю я, ощущая нелепость ситуации, уже не держась на ногах, подвешенная его рукой в воздухе.

Мои мысли путаются.

Я смотрю на него, на острые наросты его лба. И перевожу взгляд за плечо Константина, различая призрака, который оказался гораздо дальше, чем мне примерещилось.

А потом рядом со мной материализуется Ян. Не то чтобы он подступает, просто проявляется из полумрака, сгустившегося из-за тусклых, колеблющихся язычков пламени в подсвечниках и насыщенного оттенка коричневого дерева, которым отделан потолок и часть стен с мебелью – мне не сразу удалось адаптироваться к освещению.

Еще несколько долгих мгновений меня одолевает частое прерывистое дыхание.

Ян стоял совсем близко, его рука была протянута ко мне, но, похоже, Константин успел перехватить меня первым.

Безэмоциональный взгляд Яна упрямо сверлит меня. Константин до сих пор меня не отпустил, однако как только я смогла сохранить равновесие, ощутив под ногами твердый пол, его костлявые пальцы начали неторопливо разжиматься.

Из глубоких пучин отлива коричневого света выбираются Валентина и Гай, который находятся в метре от меня.

Наверное, все они вчетвером стояли полукругом и что-то обсуждали, пока с жуткими криками сюда не ворвалась я.

Когда Константин освободил меня из цепкой хватки, Ян молниеносно отбросил растрепавшиеся волосы с моего лица и как-то слишком покровительственно, даже демонстративно пригладил их. И взял меня за подбородок, приподняв мое лицо вверх, чтобы заглянуть в глаза.

– Барбара – королева польская и великая княгиня литовская, представительница великой династии Радзивиллов. Она наш друг и не причинит тебе никакого вреда.

Выпустив мой подбородок, он повернулся к Константину и задержал недолгое недовольство на его силуэте.

Мне подумалось, что Яну не понравился выпад брата.

Ян знал – как я его боюсь, и, пожалуй, просил Константина особо не приближаться ко мне, хотя бы первое время.

Затем Ян взглянул на нашу потустороннюю гостью и с приветственным «королева», уважительно поклонился. Его примеру последовали и остальные. С абсолютно серьезнейшими выражениями лиц. Никто не шутил.

Я опешила и уставилась на привидение.

Оно находилось уже в нескольких шагах от меня и приняло материальное обличье.

Это была молодая женщина лет тридцати, причем удивительной красоты. Золото и серебро смешались в ее внешности… Статная, стройная, со светло-каштановыми волосами, уходящими в рыжину, и алебастровой сияющей кожей, с карими, ореховыми глазами, она была одета в темно-бордовое бархатное платье. Пальцы ее украшали мерцающие драгоценными камнями кольца, а прическу покрывал наголовник, унизанный крупными жемчужинами. Она приветливо улыбалась собравшимся.

Барбара Радзивилл?! Серьезно?

«Я в царстве мертвых, – пронеслось в моем рассудке. – Это – Черная дама Несвижа».

Барбара Радзивилл, та самая, из школьного учебника истории – передо мной.

Умершая королева. Душа, которая застряла в нави, как и множество других.

Ничего необычного.

Все логично.

Я в здравом рассудке.

Пока что.

Я точно не знала, как делать реверанс, но была убеждена, что обязана воспроизвести хоть какой-то жест почтения. И как умела, отступила на шаг и присела, склонив голову.

И поймала на себе одобрительный взгляд Яна.

– Барбара, – начал Ян, – наше связующее звено с миром людей. Она – дух места и способна без труда перемещаться из этого замка в тот, минуя необходимость прохождения рубежей. Весьма удобно. На данный момент она помогает нам, информируя об обстановке, за что мы ей крайне признательны. – Он посмотрел на Барбару с искренним уважением и улыбнулся.

Поэтому костомахи и не реагировали, когда я убегала от нее? Поскольку мне, в сущности, ничего не угрожало?

– По коридору в зеркалах может пройти любой? – изумленно спросила я.

Это ведь небезопасно.

– Лишь она. Я рассказывал тебе историю королевы, когда мы приезжали во дворец в яви, по понятным причинам опуская кое-какие подробности. Но не говори, что ничего не помнишь.

– Помню.

Я жаждала получить некоторые объяснения, но поняла, что надо подождать – поразительно долго молчащая Валентина встрепенулась и бодрым тоном промолвила, обратившись ко мне:

– Надо же, а ты симпатичная, когда не чумазая.

Фраза смахивала на комплимент. Такой себе миленький, язвительный, но комплимент. А после я услышала еще один, поразивший не столько содержанием, столько тем, кто его произнес.

– Тебе… идет это платье, – раздался хриплый глас из преисподней. Голос Константина.

Я не представляла, что ответить и должна ли поблагодарить Константина. У меня получилось лишь окончательно растеряться и промолчать.

Зато Ян одарил брата придирчивым взглядом, смерив Константина с головы до пят.

– Константин, будь добр, прими уже нормальный вид. Здесь дамы. – И он кивнул в сторону королевы. Но намекал, бесспорно, и на меня.

До сих пор Константин создавал впечатление загадочного, отрешенного и погруженного в себя существа. И образ не разрушился, даже когда он с досадой закатил глаза. Это было выражением не возмущения от практически приказа, как могло показаться, а усталости и утомленности.

Константин часто заморгал, глядя вверх, и радужки подернулись, став обычными, человеческими, сине-серыми – прямо как у Яна. А пока я зачарованно смотрела на цвет, то упустила, каким образом его оголенные мышцы и жилы обтянуло кожей и когда пропали волдыри. На плечах раскинулись белые длинные волосы. Рога тоже куда-то подевались.

Теперь все, что напоминало о черном духе – это рваное потрепанное одеяние, через дыры которого теперь проступали не куски плоти и оголенные ребра, а мышцы, закованные в ржавые цепи.

У Валентины не получалось устоять на месте, и она активно начала приглашать всех к столу. Она, Гай и Барбара удалились, а я изучила просторную комнату, в которой мы пребывали. Бросила взгляд на низкий потолок, а затем на три камина, причем один из них – самый большой, украшенный резьбой, располагался по центру. Возле очагов стояла мебель: кованые торшеры, кресла и стулья, на которых можно было удобно устроиться, отдохнуть и погреться, сделанные из дерева того же глубокого насыщенного оттенка.

А под потолком, как раз там, где деревянная облицовка заканчивалась, висело множество портретов. Из прошлого посещения имения я узнала, что там запечатлены лики князей и княгинь, когда-то живших здесь. Но вот что странно – теперь картины были несколько иными. На них по-прежнему были хозяева замка, но на некоторых я разглядела Валентину, Константина в облике человека и даже Яна. Поодиночке и вместе.

– Как дела с твоей армией? – отвлек меня голос Яна, обращенный к брату.

Ни Ян, ни Константин пока не присоединились к Валентине, Гаю и Барбаре – тех уже и след простыл.

– Слышал, ты долгое время скитаешься в одиночестве по лесам. Они тебя вспомнили? – продолжил он.

Константин лениво щелкнул пальцами, и пространство наполнилось десятком костомах. Я машинально вздрогнула – хоть мой разум и уяснил, что они подчиняются ему, тело выдавало естественную реакцию страха.

– Вот и славно, что они тебя слушаются. Останься с ними подольше, а там посмотрим, что из этого выйдет.

Меня ошарашил требовательный, грубый голос Яна. Никак иначе, а он поддевал брата. Между ними витало нечто неосязаемое. Какой-то конфликт. Или недосказанность. Может, Ян хотел привести его в чувство? Расшевелить? Ведь Константин явно не в порядке – еще пару дней назад он бредил, похитив меня. И даже когда на мне было заклинание Дивии, и меня отыскали в осеннем лесу все три брата, Константину и тогда казалось, что я – его бывшая знакомая.

И хоть я находилась в полусознании, я не забыла, как Ян рычал на него, убеждая в обратном.

– Они мне верны, – глухо ответил Константин с долей легкого раздражения. – На годы, столетия, века.

Но Ян не удовлетворился кратким объяснением.

– Главное, чтобы именно ты был абсолютно уверен. Однако я не вижу остальных. Они понадобятся нам все – и скоро.

– Я их призвал, – сказал Константин погромче, и в его голосе зазвучали нотки враждебности. Он словно на секунду ожил, очнулся после длительного сна. Стал кем-то еще, а не просто потерянным черным духом. Но лишь на минуту. – Они прибудут.

Ян довольно кивнул. Он отчасти смягчился, ведь получил то, что хотел – оживленную реакцию брата, который обычно пребывал в молчаливой отстраненности.

В ту же секунду нас окликнула Валентина, рассерженная из-за ожидания.

Мы оторвались от стены, у которой до сих пор вели беседу, и двинулись в глубь замка по ковровой дорожке: она привела нас в соседний зал, вероятно, в столовую.

Константин выбился вперед, Ян шел за ним, а я отставала, но не нарочно. Меня заинтриговали картины. Я цеплялась взглядом почти за каждую, не зная, будет ли у меня время вернуться и рассмотреть живописные полотна получше, ведь у нас на носу была война с волколаками.

Лики драконов в классических одеяниях, знатные князья. И вдруг один из портретов заставил меня замереть на месте.

Девушка, молодая, почти ничем не примечательная – русые волосы мышиного оттенка, бесцветные глаза, узкое лицо с заостренными скулами… Она очень знакома мне!

Ян обернулся и направился ко мне, перекрывая обзор. Ультрамариновый цвет радужек сверлит меня, и мое зрение становится расфокусированным. Оно меня подводит, но перед внутренним взором мелькает то ли полузабытая галлюцинация, то ли мимолетный нечеткий обрывок, но я резко вспоминаю…

Мой сон о запертом в клетке Константине. И об остальных.

Она – девушка из моего сна.

Из соседней клетки.

«Как она могла присниться мне, если я никогда ее не видела ранее?»

– Кто это? – вопрошаю я.

Мне отвечает Валентина, замершая в скуке у дверного косяка.

– Наша младшая сестра – Александра, – бросает она и вздыхает, категорично добавляя: – Столько бы еще ее не видела!

Мой взгляд прикован к портрету. Меня пронзает озноб.

Неужели мои диковинные сны – правдивы?

– Ава! – зовет меня Ян.

Мои плечи вздрагивают. Я всматриваюсь в Яна, впервые – с замешательством, с неясной опаской. Пытаюсь различить, не загорятся ли его глаза красным вместо привычного синего. И нет ли у него за спиной длинного черного плаща.

Я прямо-таки ожидаю подобную трансформацию.

– Все хорошо? – спрашивает он.

– Да, – вру я.

Он протягивает мне открытую ладонь:

– Пойдем.

«Это Ян, – мысленно говорю я себе. – Мой Ян. В нем ничего не поменялось. Он не Ян из моего кошмара, окутанный черным туманом, не Ян, который запер братьев и сестер в тюрьме. А я – человек. И не могу видеть ни вещих снов, ни сновидений о чужом прошлом».

Делаю глубокий вдох. Пожалуй, мне примерещилось. Александра, кем бы она ни была – похожа на незнакомку из видения, но не более того, а непритязательные черты ее личика еще ни о чем не свидетельствуют. Таких, как она – тысячи.

Позже я вернусь сюда, дабы убедиться, что девушка из сна и незнакомка на портрете все же чем-то отличаются. Или лучше не буду – поскольку совершенно точно заблуждаюсь. Только что я испытала сильный стресс от встречи с Барбарой – он сказывается на мне.

Потянувшись к Яну, я шагаю с ним бок о бок, попытавшись выбросить все лишнее из головы.

Проскользнув между границами сумрака, очерченными старинными балками дверного проема, мы очутились в следующем зале. Остальные уже были в сборе и поджидали нас, стоя у прохода.

Глава 3

Война драконов и волков

Подсвечники красовались посередине длинного банкетного стола, рассчитанного на двенадцать человек, не меньше.

Пляшущее мерцание свечей озаряло кувшины и вазы, столовые приборы, многочисленные готовые блюда и живые цветы – чайные розы и лилии. Костомахи – притихшие, склонившие головы, покрытые черными капюшонами – продолжали его сервировать, как вышколенные замковые слуги.

На одном из стульев восседал мужчина средних лет – с длинными, волнистыми, каштаново-рыжими волосами, в шубе, небрежно наброшенной на плечи, распахнутой на груди. Однако оригинальный выбор одеяния был продиктован не холодом (ведь помещение прогрелось благодаря жаркому очагу), а необходимостью не оставаться голым, потому что именно так, по-видимому, и привык бороздить навь, как и многие здешние обитатели. Из-под подола выглядывали покрытые каштановыми волосами икры ног и ступни, на которых не наблюдалось ни сапог, ни другой обуви. На левом плече мужчины сидел мой Кинельган – урчание дракона смешивалось с треском поленьев в печи.

Кинли с жадным удовольствием жевал и проглатывал кусочки пищи, которые Велес протягивал ему со стола.

Да, Велес. Мы виделись совсем недавно – он переправлял нас с Яном в ирий по млечной туманной реке, но казалось, минула вечность. Я не предполагала столкнуться с ним в замке, но обрадовалась, что мой маленький дракон теперь находится в полной безопасности.

Гай пребывал поблизости – ноги его тоже были босы, он ступал по узорчатому паркету, направляясь к отцу, и опустился на соседний стул.

В промежутке между только что поглощенным и очередным кусочком сырого мяса, зажатого между пальцами Велеса, которое Кинли самолично собирался поджарить, мой питомец наконец-то заметил меня и мгновенно спорхнул с плеча своего благодетеля, шумно взмахивая крыльями и пища, ударяясь тельцем в мои ребра.

Прижав дракона к груди, я принимаюсь целовать его мордочку, и он сразу ластится о мой подбородок. С облегчением осознаю, что Кинли не злится – он простил меня, и мы снова друзья.

Слышу поблизости чужое шипение. Поворачиваю голову в поисках источника подозрительного звука, который быстро сменяется фырканьем.

– Хутам не место за столом, – чеканит Валентина. – Я уже молчу о нашем доме и нави в принципе.

С настороженной недоброжелательностью посматриваю на нее, еще крепче прижимая дракона к себе. Я до сих пор не сумела разобраться, как отношусь к сестре Яна, ведь она оказалась довольно противоречивым человеком.

Точнее, не человеком, а цмоком. И она обидела Кинли – я не могла так легко ей этого простить.

– Дорогая сестра, – произносит Ян, – ты сделала из нашего дома приют для скучающих навок всевозможных видов и мастей. Один хут не сыграет роли своим присутствием в бесповоротном осквернении жилища.

Я задумчиво хмурю брови.

Я и не знала, благодарить его за защиту либо расценить неоднозначную фразу как оскорбление питомца. Однако размышления я не высказала вслух – не успела. Звучным голосом и доброй улыбкой Велес поприветствовал меня и широким жестом позвал всех рассаживаться. Ни то обед, ни то ужин дымился на подносах и тарелках. Запах еды пробуждал во мне голод. То было напоминанием о моей человечности, смертности и о моем бесконечном отличии от собравшихся.

Валентина парировала реплику Яна, но из-за нарастающего шума я не расслышала, что конкретно она сказала.

Чуть помедлив, я проследила, куда двинулась Валентина, и, не желая сидеть рядом с ней, подступила к другой стороне стола. А затем опустилась на свободный стул, расположившись лицом к Велесу и Гаю.

Возле Гая, кстати, Валентина и устроилась.

По правую руку от меня мелькнул бордовый всполох – бархатное платье Барбары. Костомаха услужливо отодвигала ей стул, и пока Черная дама усаживалась рядом со мной – практически вплотную, – мое нутро сжималось от подобной опасной близости и в то же время – от благоговения к призрачной персоне.

Я испытывала двойственные чувства из-за того, что Барбара выбрала это место, и спокойствия мне придавала лишь мысль, что по левую руку сядет Ян. Конечно, мне ничего не угрожает – пускай королева и является навкой, вряд ли она начнет на глазах у всех высасывать мою энергию – тем не менее соседство Яна облегчит мою тревогу и надуманные переживания.

Однако в последний момент я замечаю, что Константин внезапно преграждает ему путь, и, увы, теперь этот мрачный дух возвышается надо мной.

Скрежет ножек о паркет неприятно режет слух, и я озадаченно понимаю, что сейчас окажусь зажатой между Черной дамой – призраком почившей королевы, гнавшей меня по замку через пустые коридоры, и черным же духом – Кощеем Бессмертным, сковавшим меня в цепи, похитившим, пробовавшим на вкус мою кровь и желавшим употребить в пищу.

Меня начинает бить озноб, дрожь никак не получалось унять, невидимые иголки пронзали тело. От призрака (хоть Барбара и приняла телесный облик) веяло холодом, а от Константина – теплом, как от настоящего дракона. И я была готова придвинуться к нему поближе, если бы он не был тем, кем являлся.

Не представляю, в курсе ли он, что пугает меня до чертиков, имел ли определенный мотив быть возле меня, но скрип зубов Яна уже свидетельствовал о том, что ответ на мои рассуждения – утвердительный.

Сжав челюсть, играя желваками, с недобрым блеском в глазах, Ян обходит стол и садится прямо напротив меня, а я все еще думаю: зачем Константину так поступать?

А потом, вспоминая повелительный, поддевающий тон Яна, каким он говорил с братом, зарождающиеся нотки раздражения и злости в голосе Константина, догадываюсь: должно быть, Ян сейчас не рад, что раззадорил его.

Ну а Константин включился в предлагаемую игру.

Ян улыбнулся мне подбадривающе, и я уцепилась за улыбку, как за якорь, не позволяющий мне действительно кануть в Лету, благодаря нахождению между двумя темными сверхъестественными созданиями. Приподнимаясь с моих колен, к столу льнет Кинли, но не рискует на него забраться – и ему не по душе соседство потусторонних духов. Тянусь за кусочком порезанной груши и скармливаю питомцу.

– Есть какие-то новости, Барбара? – спрашивает Ян деловито и дружелюбно.

Барбара тонкими пальцами, унизанными сверкающими кольцами, держит столовое серебро и намеревается приступить к трапезе, словно пища имеет для призрака хоть какое-то значение.

– Там по-прежнему царит ночь, как и здесь, – напевно отвечает Барбара голосом, почти лишенным эмоций. – На сей раз я видела несколько железных птиц в небе и огромных мух, жужжащих невыносимо громко. Люди прячутся в темноте. А голоса в мелких странных светящихся кирпичиках сообщают, что волки пока не показываются.

Ян и Валентина тотчас усмехаются, переглядываясь, как будто у них самые теплые в мире отношения.

– Они ждут нас! – весело восклицает Валентина с неким куражом. – Они знают, что мы придем!

– И собирают армию, рассчитывая позиции, – добавляет Ян без особого восторга.

«А наша армия? – подумала я. – Мы торчим здесь в прекрасном уютном замке, сидим за богатым столом. И просто собираемся пировать, ничего толком не предпринимая. Что же мы противопоставим в ответ?»

– Пока что люди в безопасности, – вещает Барбара.

Значит, волки напали, но теперь затаились. Сначала они хотели напугать людей. Очереди из душ на рубеже, о которых предупреждал Велес… мы что, больше ничего такого не увидим?

Драконы и медведи, духи, призраки и кощеи – стали разом браться за вилки и ножи.

Но как-то странно, что мы – хоть я и не в счет – спокойно трапезничаем и не волнуемся после услышанного.

– Вы уже поговорили с Трояном, пока я спала? – спрашиваю я, игнорируя голод.

Перед тем как Дивия вторглась в усыпальницу, где мы беседовали с ее братом – богом солнечного диска – Хоросом, он успел рассказать нам о том, что Троян сперва очаровал властительницу луны, а затем отверг ее чувства, из-за чего она воспользовалась его уязвимым местом – наложенным на него проклятием – и убила.

И теперь, подобно смертному, он заточен в аду.

– Еще нет, – коротко откликается Ян.

– Когда вы туда пойдете? – интересуюсь я.

Он не вдается в подробности:

– Попозже.

Вероятно, я ничего не добьюсь, прибегая к расспросам.

То ли Ян сейчас находился не в духе из-за слегка уловимой, но явственной стычки с Константином, ни то он не желал посвящать меня в стратегические моменты.

Удивительно, но я даже разозлилась. Ничего не могла с собой поделать, но неприятные ощущения и гнев не покидали меня. Обуреваемая эмоциями, я принялась за еду, не обращая внимания, что попадается мне под руку. Естественно, все блюда были несолеными, но я заметила это не сразу.

Однако неподалеку от моей тарелки стояла наполненная солонка, предусмотрительно принесенная костомахой.

Я гадала, почему же вместо того, чтобы спасать Хороса и идти за Трояном, мы проводим время тут, праздно обедая. Но никто об этом не заикался, а я не могла лезть в… не в свое дело. Ведь бессмертным существам виднее. В итоге я была вынуждена вслушиваться в светский разговор Валентины и Барбары, которые, несомненно, являлись подругами, поскольку много лет жили в замке.

Остальные хранили молчание. Через несколько минут, немного наполнив желудок горячей пищей, я ощутила себя более расслабленной, и мне кое-что взбрело на ум – несоленая приготовленная еда.

Откуда она могла здесь быть? Из яви? Получается, костомахи притащили ее сюда, как и мой ужин накануне. Далеко ли отсюда до рубежей?

И кто в яви готовил – для них – несоленую пищу? А может, все обстоит иначе? Допустим, они где-то украли еду. Но если так, то при готовке люди обычно приправляют блюда…

Голоса Барбары и Валентины заполняли собой пространство, к ним присоединился и Велес, принявшись время от времени шутить. Обращаясь к Барбаре, он взирал на нее отнюдь не равнодушным взглядом. Да, она оказалась удивительно красива.

В принципе была самой красивой женщиной, которую я встречала за все свои восемнадцать лет, и я сама не смогла бы оторваться от нее, если бы не страшилась вообще смотреть в ее сторону.

Поэтому, не нарушая их беседы, я тихонько уточнила у Яна:

– Где вы взяли столько несоленой еды?

Мне ответили с такой же тихой и непринужденной интонацией:

– Одна щепотка магии решает проблему.

Сказанные слова не принадлежали Яну. В наш диалог успел вклиниться Константин.

Было проще забыть, сделать вид, что он не сидит рядом со мной. Но он умело напомнил о своем присутствии.

И снова в глазах Яна промелькнуло нечто более темное, чем привычный ультрамариновый цвет.

Я нервничала, когда Константин вторгался в мое личное пространство, говорил со мной или прикасался ко мне. И уже не понимала, как реагировать на очередное навязчивое проявление внимания. Правильнее всего притвориться, что я воспринимаю ситуацию спокойно. Возможно, тем самым я даже ослаблю свое напряжение и перестану дергаться.

Я опять обратилась к Яну:

– И ты отправлял меня на кухню заново готовить яичницу всякий раз, когда я по забывчивости ее солила? Разве ты не мог воспользоваться крохой магии?

Ян поддержал мою попытку пойти на сближение, влиться в его семью, помогая мне почувствовать себя в непринужденной обстановке. Однако он проявил не самую желанную реакцию и повел себя как настоящий цмок. Но я уже приноровилась к этому. Мы словно очутились на ферме, дома, на кухне.

Он фыркнул, будто я спросила нечто невообразимо глупое. Возмутительное.

– С какой стати я должен был это делать? – с глубочайшим удивлением осведомился он, дескать, он оскорбился.

Затем Ян как ни в чем не бывало переглянулся с Константином, а Валентина, которая прислушивалась к нашему разговор, тоже перехватила их взгляды и многозначительно качнула головой, разделяя мнение брата.

Я изогнула бровь и неожиданно поймала на себе взор Велеса.

– Человеческие легенды гласят, – пророкотал он низким басом, включаясь в нашу беседу, – что цмоки доброжелательны к людям и любят их. Не так ли, девочка?

Я кивнула, недоумевая, к чему он клонит.

– Так люди – ваши друзья или нет? – спросил он у Яна с задорным, язвительным подтекстом, бросая словесный вызов.

– Друзья, – согласился Ян и добавил: – но нужно понимать и принимать, что цмоки…

– Лучше всех, – дерзко перебив, закончил за него Велес.

Древний бог явно пытался поддеть Яна и, возможно, не только его. Что это: давняя претензия или дружеский игривый укол? Либо желание повеселиться за счет красноречивого гнева, вспыхнувшего на лице Яна?

– Не обращай внимания, девочка. Сжалься – не рушь их иллюзии собственной значимости, – обратился Велес ко мне.

Ян ухмыльнулся и закатил глаза.

И, шумно выдохнув, заявил абсолютно непоколебимым тоном:

– Велес, тебе прекрасно известно, что цмоки не равны ни людям, ни волкам. И не равны навкам. – Он на миг прервался и повел рукой в сторону королевы, то ли извинившись, поскольку она была навкой, то ли оказав ей очередной знак уважения и почтения, и продолжил: – Мы все разные. И очень отличаемся.

Глаза Велеса еще раз вперились в меня, по ним я буквально читала: дурацкие спесивые цмоки. Считают себя лучше остальных.

Отлично. Хоть кто-то меня здесь понимал.

Древний бог отметил:

– Когда ты говоришь подобное, я слышу речи вашего отца.

Ухмылка резко пропала с лица Яна. Нет, он не был зол. Он погрузился в молчаливую тихую ярость. Валентина и Константин одновременно повернулись к Велесу, молниеносно переняв настроение брата.

Теперь, когда они сплотились против Велеса, я впервые по-настоящему ощутила, что они – семья. Довольно странная, но семья. И почему их задело замечание об отце – оставалось загадкой в бесконечной череде других.

Велес поднял руки, как будто сдавался. Мне стало любопытно, что ему знаком жест, расхожий среди людей. Хотя, согласно поверьям, Велес как раз проводил много времени среди смертных.

– Цмоки и люди просто не могут быть равными. Это очевидно, как и то, что мы не равны хутам. Или как то, что мир создала Тьма, – подытожила Валентина.

«Отлично, – подумала я, – теперь она сравнила меня с домашним драконом».

– Ава, ты особенный человек, – утешил меня Ян. – Не подумай ничего плохого, мы с тобой равны.

Велес расхохотался:

– Но ты все равно повелеваешь ей заново готовить тебе яичницу.

Закипая, Ян крепко стиснул челюсть в попытке скрыть гнев.

Я ощутила раздражение. Меня задело, что Велес в какой-то степени прав, однако даже было по душе, что он критиковал Яна.

Ян действительно вел себя высокомерно. Вот прямо сейчас. Были и другие моменты в наших жизнях, когда это проявлялось. Но чаще всего я не воспринимала его гордыню всерьез.

То было игрой, частью нашего поддразнивания. Дружеского. Однако мы сталкивались и с ситуациями, когда цмок перегибал палку и, возможно, не осознавал, что делает нечто предосудительное, подстегиваемый цмоковским самомнением. Этого было у него не отнять.

Да, он имел недостатки. Сто процентов. Хотела бы я, чтобы он менялся? Если честно, нет. В этом же весь Ян. Он нравится мне таким. Он не повелевал мной.

Я не была в его власти. Он никогда не проникал в мой разум, дабы заставить что-либо сделать – я не могла знать наверняка, но верила, что он никогда так не поступал. У него есть честь и совесть. И я всегда могла ему возразить и защититься. По крайней мере, словесно. Возможно, характер являлся главным его недостатком, но я любила Яна.

Мне ничего не мешало – я любила Яна с этим изъяном. У него как минимум имелись правила, хоть и свои собственные, подчиненные его личной морали, позволяющие ему порой делать что-то неправильное, но с его точки зрения – оправдываемое.

Я поглядела на Велеса в упор.

Он тоже на меня смотрел.

«Не рушь их иллюзии значимости».

Довольно дельный совет.

Велес широко и довольно улыбался, он не соблюдал приличий в разговоре, как и в одежде, поднимал неудобные темы, и как я рассудила теперь – ему было наплевать, обидятся на него, разозлятся или что-либо подумают про его божественную персону. Он был прямолинеен и уверен в себе. Достаточно смел, чтобы поучать самых высокомерных созданий в мире, точнее, во всех мирах, о которых мне ведомо.

И это качество казалось притягательным.

– И как вы вообще переносите в своем обществе полудраконов? Допускаете их в свой избранный круг? – сказал он, и вдруг улыбка на его лице померкла. – Кто-нибудь вообще произнесет наконец имя погибшей и почтет ее память? Или она не имела для вас, избранных, никакого значения?

Вот за это его можно было невольно начать уважать прямо сейчас.

Легкость непринужденной беседы разбилась о скалы реальности.

Я нахмурилась, Ян и все остальные резко помрачнели.

Но такая честность мне импонировала. Незачем продолжать замалчивать произошедшее с Роксоланой.

Велес начинал мне нравиться все больше и больше.

Я еще не притрагивалась к своему бокалу, наполненному до краев. Гай, не дожидаясь, пока костомахи начнут прислуживать, сам разлил вино.

Мы выпили, не чокаясь, как делают на поминках – присутствующие были знакомы с традициями. Валентина и Константин, скорее всего, когда-то бывали в мире людей, согласно легендам о древних цмоках, помогавших смертным.

Ян жил там. А душа Барбары застряла в облике земной королевы, которой она была очень давно. Велес же являлся богом, покровительствующим людям, и его сын, думаю, занимался схожим родом деятельности.

Пауза затянулась. Ее нарушил древний бог. Надо отдать ему должное: сегодня он изрядно взбодрил цмоков. И похоже, останавливаться не собирался.

– Скажу неприятную вещь, Ава. В первобытном обществе нави до сих пор процветает расизм.

Ян прыснул.

– Что за расизм? – встрепенулась Барбара. В том веке, в котором она жила, не существовало такого термина.

Вопрос застыл и на лицах Валентины и Константина.

Интересно, когда именно они в последний раз были в яви? Наверное, и сами подзабыли.

Ян громко выдохнул и решил прекратить дискуссию, однако максимально учтиво и доброжелательно:

– Велес, мы не считаем, что другие виды хуже нас. Тут вопрос не превосходства, а отношений власти и подчинения. И ты отлично знаешь почему.

«Подчинение и власть», – мысленно повторила я. Да, точно про них. Но почему это относилось конкретно к ним… Цмоки, по словам Велеса, произнесенным еще в лодке на млечной реке, выполняли функции, которые держали мир в равновесии. Он говорил, что один из них – предводитель – правил в аду. Чернобог. Дракон. Владыка пекла. Может статься, им нужно, чтобы их боялись. И авторитет выступал необходимостью. А Ян… Он выслеживал существ нави в мире людей и отправлял обратно.

Не будь у него власти над ними, вряд ли он смог бы вершить подобное.

Раз уж мы об этом заговорили, я рискнула снова поднять по-настоящему волнующую меня тему.

– Когда мы наконец спустимся в ад, чтобы найти Трояна и пообщаться с ним?

– Мы? – поднял брови Ян.

– Вы, – исправилась я, спохватившись и осознавая, что мы действительно обсуждаем ад, ту самую преисподнюю – одно из жутчайших мест во обозримой и необозримой вселенной, какое только можно вообразить. И я не желала там появляться. Честно. Надеюсь, что и не придется.

– Троян – пленник властелина пекла. Нельзя просто так взять и отправиться туда. Между прочим, мы ждем того, кто нас проведет.

– Но там правит ваш предводитель. Дракон, – выпалила я.

Ян погрузился в размышления, тщательно подбирая выражения.

– Взаимодействовать с ним – довольно затруднительно. В целом лучше подождать проводника.

– Значит, у нас есть куча свободного времени, – подытожил Велес. – Может, спросишь о чем-нибудь тебя интересующем, девочка?

Яну не понравилось его предложение.

– Нам придется как-то скоротать долгие часы, – объяснил Велес. – Хотя если я продолжу пить вино и беседовать с очаровательной Барбарой, то сделаю ей предложение, после которого ты, вероятно, вызовешь меня на дуэль, дабы защитить честь своей старейшей дорогой подруги. И все покатится по кривой дорожке. А поскольку юная Ава – следующий самый приятный собеседник, а с сыном я и так общался уже больше одного раза в этом году, то я выбираю ее. Чего ты боишься? – спросил он у цмока.

Преодолевая оцепенение, я повернулась к Барбаре – она мягко и смущенно улыбалась. Когда она опустила глаза, ее длинные ресницы коснулись алебастровой бархатистой кожи щек. Я едва сдержалась, чтобы не охнуть от такого зрелища.

«А любит ли она до сих пор своего короля, который дорожил ею когда-то безмерно? – думала я, завороженно глядя на нее. – И где он был сейчас, то есть его душа? Ведь он уже умер… Жалела ли она, что не отправилась дальше, нырнув во тьму, чтобы когда-то иметь шанс воссоединиться с ним в вырае?»

Мне безумно захотелось это узнать, но я ни за что не решилась бы спросить.

– Хочу сохранить ей более-менее здоровую психику, – искренне сказал Ян.

– Ты уже опоздал, – послышалось от Велеса, и никто не смог бы ему возразить.

Да, я увидела то, что не должна была – и невыразимое человеческим языком уже повлияло на меня.

У Яна горели искры в глазах. Злые. Сердился ли он на себя или на то, что опять разговор пошел не в то русло? Но превозмогая низменные чувства, усилием воли подавил ультрамариновое мерцание. И посмотрел на меня.

– А ты что молчишь? Есть возможность получить поддержку у других.

Я сидела между тем, кого называли Кощеем Бессмертным и призраком королевы из легенд – предвестницей смерти и несчастий. Позади застыли нерушимые зловещие тени костомах. Я растерялась. И пыталась убедить себя, что все в порядке. Я лишь самую малость стушевалась, верно?

– Я доверяю тебе, – сообщила я Яну, давая понять, что приму его совет.

– Очень мило, – звенящим голосом заметила Валентина. – Какое хорошее послушное человеческое создание. Поразительно. Совсем как ты любишь, Ян.

Ян, который держал хрустальный бокал и плавно покачивал его за тонкую ножку, улыбнулся уголком рта.

– Вы плохо ее знаете, – изрек он. – Ава просто стесняется. К тому же расстроена и напугана. За каких-то восемнадцать лет она успела изрядно потрепать мне нервы.

Я украдкой усмехнулась. Все было не так, как он описал. Точнее – так происходило в моем подростковом возрасте. Но сейчас, когда я достигла совершеннолетия? Вопрос спорный. Так или иначе, Ян все-таки никого не обманывал. Сейчас я очутилась не в том месте, не в том времени, не в той ситуации. И я не находила плохим или неправильным свой порыв следовать за Яном, соглашаться с его советами и указаниями, пока пребываю здесь.

Таков мой сознательный выбор.

– Нет в ней ни капли послушания, – заключил он.

– Да, тиранам всегда мало послушания и покорности, – съязвила Валентина, увлеченно орудуя столовыми серебряными приборами и расправляясь с сочным куском запеченного мяса.

– Неужто намек, сестра? Я часто тираню тебя? – переспросил он, будто ради приличия.

– Перерыв был, к сожалению, лишь из-за твоего отсутствия.

– Обещаю, буду кошмарить тебя чаще, если ты скучала.

Удивительно, но они смеются. А я вспоминаю недобрые сны о подземелье и клетках, в которых сидели узники, а Ян и правда выглядел как тиран. Как бездушное красноглазое чудовище.

– Ладно, обсудим, – отмахнулся Ян. – Велес, можешь ответить на… некоторые ее вопросы.

Произнесено так, что становится ясно: Ян оборвет нас обоих, едва мы выберемся за пределы призрачных, очерченных им самим границ и коснемся каких-либо запретных тем.

Я насупилась и смутилась. С чего начать? Вообще-то я долго ждала, чтобы Ян впустил меня хотя бы на порог своей жизни – иной жизни и позволил посмотреть на нее хотя бы через узенькую щель. Кое-что мне уже поведал Гай, хотя Ян и не давал на это дозволения. И вот теперь, когда у меня появилась легальная возможность открыть для себя тайны нави – я оторопела.

Поэтому решила начать с первого, что пришло на ум.

– Троян… Почему Хорос назвал его богом конца света?

– Что ж, вероятно потому, что Троян – верховный древнейший бог, который помогал Тьме творить разделение миров, – хрипло ответил Велес. – В свою очередь, он может их и разрушить и устроить апокалипсис. У него есть другое имя – Триглав. Что буквально означает три головы, три границы вселенной. До заточения в ад он исправно надзирал за ними.

Явь, навь и пекло. Значит, Триглав создавал их рука об руку с Тьмой.

– Он может влиять на Тьму? Он повелевает ею?

– Никто не влияет на Тьму, девочка. Никто.

Я взяла бокал и пригубила напиток.

– Получается, вы толком не знали, что Троян в аду?

– Судя по речам Хороса, в то время, когда Троян туда попал, была война с волколаками, – встрял Ян. – И она заканчивалась. А после… Нет, мы уже не контактировали. Велес по обыкновению виделся с ним еще реже, поэтому у нас даже подозрений не возникло, что Троян бесследно исчез.

– Но кто проклял его? – Я сгорала от любопытства.

Кто способен наложить на столь могущественное создание проклятие, сделавшее его смертным.

Проклятие смертности, которым воспользовалась Дивия, желая отомстить, чтобы он и оказался в аду.

Велес сообщил, что, возможно, это сделала именно Тьма. Ведь она и наделила Трояна чрезмерной властью, однако у него, несомненно, было уязвимое место.

Тьма создала его с изъяном, но не для того, дабы защититься самой, а чтобы защитить других. Выдержать баланс, поскольку никто не должен обладать безграничным могуществом.

– И теперь, когда он смертен, что с ним? Что с его силой?

– Ну… – сказал рыжеволосый бог, – ее больше нет. Не в той мере, в какой имелась раньше. Полагаю, он сейчас наименее связан с Тьмой.

Получается, Троян – прежде один из величайших богов ирия – заперт в чертогах ада и лишен былого величия. Довольно необычная ситуация.

– Почему ты участвуешь в этом? – спросила я у Велеса, уже раззадорившись. – Ты не дракон. Я не рассчитывала увидеть тебя – мы же… собираемся бороться с волколаками.

– Ты знаешь, кто я?

– Да, – мгновенно сорвалось с моих губ. Принявшись за еду, я продолжала: – Ты говорил, что тебя волнуют прибывающие в навь души. Души, которые раньше положенного времени и в больших количествах сюда отправят волки.

– Нет, ты не знаешь. Имеются кое-какие нюансы. Как, по-твоему, души младенцев попадают в порубежный мир?

Боясь ошибиться, я робко предположила:

– Твоими силами?

– Мой отец, – вклинился Гай, – бог, направляющий души младенцев в явь. Иногда говорят, что он ближе к людям, чем к богам. Велес был сотворен в незапамятной древности – из света, тьмы и первозданной силы, символизирующей суть созидания и разрушения. Он одновременно следит за навью, за потерянными навками и помогает людям. Но главная его работа – направлять души в явь, в тела младенцев.

Валентина осушила бокал и подозвала одну из костомах – наших незримых тихих слуг. Прошептав ей что-то на ухо, во тьму капюшона, она быстро и самостоятельно пополнила бокал, не дав шанса даже Яну за собой поухаживать.

– Да, – подтвердил Велес. – И если душ здесь будет чересчур много, а там не будет рождаться достаточное количество людей – куда мне их девать? Все должно идти непрерывным потоком. Нельзя нарушать процесс и баланс. Поэтому сейчас я и нахожусь за этим столом.

Итак, у Велеса была важная функция, он нес ответственность за равновесие мироздания. И его миссия действительно благородна.

Внезапно до нас донеслась негромкая музыка. Мелодичные звуки рояля доносились из приоткрытой костомахой двери.

Вот о чем Валентина попросила костомаху! Но кто же играл?

– И за что тебя умудрились выгнать из рая… – еле слышно пробубнила я себе под нос в искреннем недоумении. Я не собиралась произносить этого вслух.

Велес, однако, услышал и решил ответить раскатистым смехом.

Определенность внес Ян, отчеканивший с надменностью и толикой осуждения:

– Велес вел себя неподобающе. Скажем так: слишком много времени якшался с возлюбленной одного из ирийских богов.

– Одного? – делано изумилась Валентина. – Давай будем прямолинейными: у него есть губительная привычка соблазнять чужих жен. И он не кается.

Да, цмоки ценили узы брака. Я помнила, что цмоки покровительствуют крепким парам, семьям. Уважают их. Зато молодых девушек, которые не думали о замужестве, наоборот, могли наказывать или, судя по байкам, утопить.

Этим нередко в шутку мне угрожал Ян, когда я заявляла, что не стремлюсь к раннему обретению семьи. Существовало поверье: цмоки не одобряли и наказывали за три греха: пьянство, разврат и жажду легкой наживы.

Велес бросил быстрый и вроде бы несколько смущенный взгляд на Барбару, затем перевел его на Яна и произнес, совсем неискренне улыбаясь:

– И это будет говорить мне дракон? Один из тех, которым люди еще несколько веков назад жертвовали юных девиц в качестве подношений? Давай не будем о морали. Вы говорите о ней, когда вам удобно. Как же меня раздражает ваша спесь!

– От этого она не испарится, – непринужденно проронил Ян и пожал плечами.

Велес блеснул глазами. Как, впрочем, и Ян.

– Ла-а-дно, – протянул Велес, – откинувшись на мягкую спинку стула, и его шуба всколыхнулась, сильнее распахнувшись на груди. – Да, я увел чужую невесту. Но мне воздалось. Через много лет от меня ушла ваша мать. Прямо из-под носа к Смогу.

«Смог», – отметила я.

Никогда прежде не слышала про Смога. Значит, так звали их отца?

Не могу досконально утверждать, собирался ли Велес произнести это вслух или случайно проговорился, но трое драконов мигом переглянулись с мрачными выражениями лиц.

Словно сие имя нельзя произносить. Потому что оно под строжайшим запретом.

– Такой неотразимый, как все цмоки, загадочный и сложный, – продолжал Велес. – Осталась бы со мной, не вкусила бы той поганой жизни, которой он вынудил ее жить.

Его речи были пронизаны озлобленностью вкупе с сожалением.

– Но тогда ты не узнал бы своих чудесных пасынков и падчериц. Ну или как там правильно нас называть… – промолвила Валентина, растягивая губы в улыбке.

– Ага, но почему-то именно я сейчас сижу с вами и разгребаю проблемы, а не ваш отец. И не ваша матушка. Хотел бы я с ней встретиться хотя бы по этому поводу.

Валентина закатила глаза и захихикала.

– Все, что он делал в вырае, – обратилась она ко мне, – это соблазнял женщин и чужих жен. Однажды он покусился на невесту Перуна[4] – великого громовержца. Они схлестнулись в противостоянии, гремел гром и сверкали молнии, земля сотрясалась – они чуть не разрушили вселенную в тот роковой день. Таким образом стало ясно, что в ирии для них двоих слишком мало места, и Велес ушел в навь. Здесь он и встретил нашу мать, но судьба его наказала впоследствии.

– Не судьба, а ваш папочка, – процедил Велес. Он уже не смотрел на Барбару и ни на кого из нас.

Наверное, произошедшее много лет назад, а может и столетий, до сих пор его задевало.

– Ты был ей неверен, напомню, – укоризненно добавила Валентина.

Велес ожил, кривая ухмылка снова промелькнула на губах.

– Было дело. Не всегда получается держать себя в руках. Зато теперь трапезничаю с ее детьми, слежу, чтобы они не натворили глупостей. Чем не искупление?

– Но ты не особо и помогаешь, – фыркнула она.

Изгнанный бог помолчал. Он позволил музыке наполнить зал, неторопливая мелодия коснулась наших душ и мыслей, но Велес оборвал идиллию.

– Правда? Ты так считаешь? А я ведь мог и не водить этих двоих в ирий, – напомнил он.

Валентина поджала губы.

Велес действительно помогал нам как мог. Возможно, он и не хотел по-настоящему втягивать себя в чужую – личную – войну волков и драконов, но его поддержка была бесценной.

Мы не попали бы в ирий без него, ни Гай, ни Константин не нашли бы нас с Яном во время первого нападения на нас Дивии в навьем доме цмока. И Велес сообщил Константину и своему сыну, что Ян прибыл в навь, а Константин двинулся на его поиски, наткнувшись в лесу на меня. Пусть дальнейшее взаимодействие с черным духом было не из приятных, но я же осталась жива.

Назревал конфликт, и я попробовала увести разговор в другую сторону.

– Как получилось, что волколаки и цмоки начали враждовать?

– Ну… – протянул Ян, давая понять, что история уходит в глубь веков.

Велес перехватил его речь:

– Так легко и не ответишь. Тут лучше начать с самого начала.

– С момента создания Тьмой вселенной? – уточнила Валентина, у которой брови аж на лоб подпрыгнули.

– Почти. Что появилось раньше – Тьма или вселенная? – усмехнулся Велес. – Извечный вопрос.

– Я полагал, что мне наконец-то ответит кто-то из вас, древнейших, – вклинился Ян. – И это мучает меня уже… – Осекшись, он посмотрел на меня, не желая сообщать свой возраст. – Довольно давно.

Неужели он думает, что я испугаюсь, выяснив, сколько ему на самом деле лет?

– Ладно, – послышалось от Велеса. – Ответ мне неизвестен. Но могу поведать то, что было чуть позже, девочка. – Он устроился на стуле поудобнее, облокотившись на спинку.

Но прежде чем он приступил к рассказу, Валентина тоскливо вздохнула и проворчала:

– Этого наискучнейшего рассказа я не выдержу. – И взглянула на королеву. – Барбара, не хочешь ли услышать историю о том, как один из твоих дальних родственничков разбил мне сердце несколько сотен лет назад?

Вопрос не требовал ответа. Они обе поднялись из-за стола и собрались покинуть зал.

– Помнится, ты горевала ровно неделю, Валентина, – бросил вслед Ян. – Даже по человеческим меркам это слишком мало, поэтому не пытайся сделать вид, что сердце у тебя имеется.

Однако они никак не отреагировали и направились к террасе. Велес проводил их задумчивым взглядом.

Внезапно Гай вскочил на ноги и, обвив пальцами горлышко одной из початых бутылок вина, с которой он не желал расставаться, громко заявил:

– А вот я с удовольствием послушаю эту историю, сестрица.

Когда и куда испарился Константин – я не поняла и удивилась, обнаружив, что соседний стул пуст. Столовую все еще наполняли приглушенные звуки рояля, а возле террасы тихо переговаривалась только что образовавшаяся компания. Кинли, наевшись, свернулся клубком на моих коленях и спал, пока я ласково гладила его белоснежную чешую. За столом остались лишь трое – Ян, Велес и я.

Плеснув в бокал вина и сделав глоток, цмок сомкнул губы и пристально смотрел на Велеса, ожидая его рассказа. Похоже, он намеревался внимательно следить за ходом нашей беседы. Пожалуй, Ян приготовился к тому, чтобы в любой момент прервать его и заставить сменить неугодную ему тему.

– Тьма… – произнес древний бог, потянувшись к блюду с запеченной курицей. – Нам доподлинно известно, что Тьма – первозданный и главнейший регулятор всего. Бытует мнение, что Тьма не сознательна. И подобна механизму, рождающему и сортирующему души. Она создала мир, точнее, наши миры такими, какие они сейчас есть – ирий, явь и навь. Но ранее, в начале существования, мир был только один. Он назывался ирием. И представлял собой всю… как же вы говорите… да, планету.

Расправившись с парой куриных ножек, он, совсем как человек, по-простому, без смущения облизал пальцы.

И продолжил:

– Первые души рождались в ирии и жили там. Сейчас они считаются древнейшими ирийскими богами. Но не все души рождались добрыми. Их обуревали страсти – алчность, лень, похоть, корысть, злоба, ненависть, жажда власти. Поэтому одни боги мешали другим жить в райском месте, что явилось толчком для сотворения Тьмой нави. Она должна была стать новым домом тем, кому оказалось тесно в сказочно-прекрасном и дружелюбном ирии. Часть богов изгнали туда свои же собратья, чтобы те смогли одуматься, исправиться и вернуться. Однако воротились не все. Кто-то – не захотел, а кого-то ирийские боги не приняли обратно.

Новые же души, образующиеся из черной материи вселенной, теперь не материализовались сразу в раю, кроме тех, которых зачинали своей любовью друг к другу ирийские боги. Дети же богов темной нави, в свою очередь, рождались как раз в темной нави, что логично.

А у самых, если можно так выразиться, свежеиспеченных душ был иной удел. Тьма – во избежание прошлых ошибок – отправляла их в третье место – в порубежный мир. В новый мир яви. Проживание там должно было стать своеобразной подготовкой, проверкой перед жизнью в раю. Душам следовало доказать, что они способны существовать в ирии в полном согласии между собой и имеют право быть богами.

Если душа, облаченная в смертное бренное тело, чиста, она будет делать хорошее. Если нечиста – плохое. А затем она попадет в навь, пройдет через Тьму и ее дальнейший путь будет ясен.

Самые чистые души сразу отправлялись в рай – к светлым и добрым божествам и приравнивались к оным. Некоторые проваливали отбор, и тогда Тьма возвращала их обратно в порубежный мир – получать дальнейший опыт в яви, который мог взрастить их добродетель испытаниями… и здесь я имею в виду физическую боль и страдания. Но они обретали зрелость, познавая любовь и счастье.

В череде испытаний был, конечно, и страх смерти, прохождение через нее и принятие самой ужасной потери – лишения жизни, бытия. Так запустился цикл бесчисленных рождений.

Но скоро выяснилось, что появлялись и очень сумрачные души, настолько черные и ужасные, что Тьма была вынуждена создать особое место в нави – пекло, где их ждали столь немыслимые наказания, которых не могло существовать в яви или где бы то ни было еще. Предполагалось, что там душа либо сгинет навсегда, либо от безысходности изберет путь исправления.

Драконы и волколаки рождались в ирии, вместе с птицами и быками, медведями и рогатыми оленями и другими сущностями, впоследствии названными божествами. Одни рождались раньше, иные – позже. Некоторые стали древнейшими ирийскими богами, другие – молодыми божествами. Но все они появились, когда еще не было порубежного мира. А тех, кто вел себя неподобающе… их, как я и говорил, отправили в сотворенную для целей изгнания навь.

Высланные быки превратились в чертей, для твоего народа это туросики. Изгнанные драконы явились в навь высокомерными цмоками. Волков тоже изгоняли. И медведей, и птиц, которые перестали походить на белокрылых ангелов… теперь их крылья стали черными и жилистыми, как у летучих мышей.

Однако постепенно открылось, что и некоторые древнейшие ирийские боги, которые созерцали сотворение нави и собственноручно изгоняли туда нерадивых собратьев, начали проявлять не самые лучшие качества. Их сущность не закалялась порубежным миром, страданиями и болью, любовью и счастьем, они не понимали, что такое смерть, что значит существовать в страхе потери самого ценного – жизни.

Итак, столетия спустя, они раскрывали свою истинную нелицеприятную натуру. И больше в ирии им не находилось места, а в цикл рождений им было не попасть, ведь он создан уже после их появления на свет. Они спускались в темный мир нави, где их пребывание стало уместным. Таким образом там очутился и я. Других же – вроде меня – иногда было некому изгнать, либо они еще не выдали испорченную сторону своей натуры. И подобно Дивии – древнейшей ириской богине с не очень доброй, обозленной душой – продолжали и продолжают жить там.

А некоторые – спускались в навь добровольно. Как Чернобог, который вызвался в пекло, желая править там и одновременно служить вселенной, первозданной Тьме. Дабы с высоты горделивого благородства чинить миропорядок и помогать душам. За ним как за своим предводителем отправились в навь многие драконы.

Первоначально волколаки родились в ирии. Как и цмоки. Но большинство из них были темными душами – алчными и корыстными. Жажда власти была определяющей силой их стремлений. Они оказались сотканы из самых темных частиц вселенной. Это предопределило их суть. Благородные боги прави вышвырнули их. Драконам и волкам пришлось делить холодные, мглистые земли нави.

Известно, что драконы отличались спесивым нравом. И считали себя лучше остальных. Волков, которые жаждали утвердить себя как хозяев нави, раз уж им не удалось закрепиться в ирии, это злило, и они пытались продемонстрировать свое превосходство. Век за веком два вида пытались выяснить, кто сильнее, и обернулись ярыми врагами. Множество битв разворачивалось на сумрачных полях сражений.

Результатом затяжной войны стало то, что драконы прокляли волколаков: заковав в человеческие обличья, их отправили в наказание в явь. Проживая вечность в беспомощности, они влачили жалкое существование. Именно так и отплатили им цмоки, конкретно, могущественный… Чернобог.

Наступил покой. Волколаки потерпели поражение. Но магия в них никуда не делась. Они научились использовать свет полной луны для обращения. Надо сказать, они упорно боролись с проклятием драконов, чтобы становиться собой хотя бы ненадолго, на пару ночей в лунном месяце. Они стремились вернуться к истинному облику – ведь таково было их главное желание. А позже они придумали ритуал с ножами, через которые нужно перекидываться кувырком и читать заклинание.

Они совершали обряд, разумеется, при свете полной луны – высшего источника магических сил в порубежном мире, смогли принимать свою звериную сущность, превращались в самих себя. Они стали колдунами. Оборотнями. И, обретая силу, хоть и гораздо меньшую, чем ранее, принялись устанавливать власть в мире людей, где теперь жили, а еще прорывались в навь, жаждая отмщения.

Очутившись в царстве теней, они убивали цмоков. Драконы разозлились на волков и прибыли истреблять их в мир людей – впервые массово переступили его границы.

Происходили крупные сражения, а люди в те времена занимали сторону драконов. Поэтому волки тоже сочли смертных своими заклятыми врагами.

А потом волколаки исчезли. Перестали обращаться. Драконы решили, что они сбежали, сдались, попрятались. Они куда-то пропали, отсутствовали много лет. Столетий. Драконы считали себя одержавшими победу и забыли о врагах. Цмокам понравилось бывать в мире людей, и они стали чаще наведываться туда.

Цмоки просили людей почитать их как божеств. А затем начали требовать этого. Иначе угрожали сжечь дома смертных дотла. Кроме того, они забавлялись с человеческими женщинами.

Драконы открыли для себя удовольствия от вкусной человеческой пищи и созерцания великолепных рукотворных вещей, а также от обладания ими. Они хотели иметь все, что было у людей в том несовершенном, но прекрасном мире.

Драконы поставили себя выше всех, обосновавшись на земле. Они хотели, чтобы им подчинялись. Шло время, и они начали творить произвол. Люди не могли равноценно сражаться с драконами – смертные не могут их убить, а человеческим колдунам и ведьмам под силу лишь накладывать различные проклятия.

Такое положение вещей продолжалось до тех пор, пока не вмешался Чернобог. Главный дракон решил забрать своих подопечных из мира людей обратно домой.

Чернобог – страж баланса – остановил произвол сородичей. Только изредка он посылал в порубежный мир помощников, чтобы те следили за порядком. Чтобы там не было слишком много зла, о котором он узнавал от пропащих, самых скверных душ в аду. Ведь людям следовало дать шанс не появиться в пекле – это тоже было своеобразной превентивной или регулятивной мерой, помогающей исполнять волю первозданной Тьмы.

После минула тысяча лет – и волколаки нагрянули на землю твоего дома и растерзали твою семью, вернувшись столь же неожиданно, как и однажды пропали во время войны. И тогда стало ясно, что все это время у них не было возможности обратиться из-за лишенной сил богини лунного диска Дивии, сдерживаемой древним заклинанием твоих предков. Ну а дальше – ты сидишь в нави, здесь, в замке, за столом рядом с драконом и со мной и пытаешься снова их сковать, – обыденно подытожил Велес.

Я вернулась в настоящий момент, словно очнувшись от глубокого сна. Благодаря Велесу я получила достаточно информации, чтобы тщательно обдумывать ее, например, неделю. Но роскошью в виде подобного количества времени в запасе я не обладала.

Оторвав свой неподвижный взгляд от стола, я посмотрела на Яна – он уже сменил бокал на дымящуюся чашку и наблюдал за мной. По его расслабленному виду и по тому, что цмок ни разу не прервал речь Велеса, я понимала – он удовлетворен манерой изложения и содержанием рассказа.

В столовой витал насыщенный аромат кофе.

– Значит, Чернобог не просто главный в пекле, но и руководит всеми драконами, – повторила я, утрамбовывая в голове полученные сведения.

– Да, он объединяет все наши кланы, – ответил Ян.

Мы давно закончили есть. Пустые блюда унесли костомахи – на скатерти красовались вазы с фруктами, емкости с десертами и горячими напитками.

Коснувшись фарфоровой чашки, я поднесла ее к губам и ощутила мягкий травяной запах, напоминающий мяту и листья смородины.

– Почему он не может опять остановить волков? – мягко поинтересовалась я, прислушиваясь к звукам рояля.

Покинувшая нас компания, включающая Валентину, Барбару и Гая, уже возвращалась к столу.

– На них – его заклятие, – сказал Ян. – Они преодолевают его с помощью энергии луны, как и тысячу лет назад, до вмешательства твоих предков. Но даже Чернобог на большее не способен.

От сладкого запаха еды проснулся Кинли и снова потянулся к столу. Рядом со мной – на своем прежнем месте – появился Константин, возникая столь же незаметно и бесшумно, как и исчезая. Он будто выбирался из незримой прорехи в пространстве плотного воздуха нави и скопившегося полумрака свечей.

Он чуть повернул голову в мою сторону, и я ощутила дуновение легкого ветерка – его дыхание на своей щеке. И задержала свое. Краешком глаза я углядела, что за нами пристально следит Ян.

– Но разве Чернобог не может наложить другое заклятие, посильнее? – продолжала я, пытаясь понять, как именно работают магические силы. – Как он сделал в первый раз?

– В первый раз он оказался достаточно разгневан и вступил в схватку с их предводителем, одолев его. Как именно после он отравил проклятием все их племя – никто не знает до сих пор. Но таковой в тот момент оказалась по величине его сила.

– Чернобог в курсе, что волки вернулись?

Ян отчего-то помедлил. Они с Константином одновременно посмотрели друг на друга.

Их долгие взгляды при гнетущем молчании говорили о многом, а меня только запутывали.

– Да, полагаю, Чернобог более чем в курсе. Предвосхищая твой следующий вопрос, скажу: обратиться за помощью к нему мы сейчас не можем. Именно этого он и ждет, поэтому придется действовать по-другому. К сожалению, Чернобог уже не так дружелюбно относится к миру людей, как раньше. Многое поменялось. От его благородных порывов защищать человечество – мало что осталось спустя столько лет.

Вдыхая пар с запахом мяты и черной смородины, я пыталась понять, что могли означать речи Яна. Они справедливо наталкивали меня на мысль, что у клана цмоков, с представителями которого я сейчас праздно проводила время, имелись какие-то разногласия с правителем ада.

Сделав очередной глоток сладковатого насыщенного напитка и поморщившись от вязкого вкуса, я тихо проронила:

– Ну а когда прибудет проводник, вы все тайком отправитесь в пекло.

– Не все, – поправила Валентина. – Пойду я, Ян и Алексей – еще один наш брат. Если, конечно, он соизволит явиться сюда.

– Он приедет позже. Если захочет, – ровным тоном произнес Ян. – Он уже осведомлен о ситуации.

– Как обычно, – хмыкнула Валентина и спародировала слова Яна его же интонацией: – Если захочет. – Ее голос стал грубым и буквально сочился ядом: – Приедет, когда его эгоистичному величеству захочется нам наконец помочь. Когда, превозмогая себя и откладывая важные дела в сторону, он решит посетить столь нежелательное общество и побыть в кругу семьи.

Воцарилась тишина. Лицо Константина было непроницаемо и безэмоционально. Велес и Гай непринужденно взялись за дымящиеся чашки.

А Ян, задумчиво сощурившись, встрепенулся:

– То же самое ты, значит, говорила и обо мне, когда я ушел?

– Ты знаешь, о чем я, – возразила дракониха. – О том, что Алексей всегда ставил нас на последнее место и когда требовалось его участие, делал вид, что преподносит величайшее одолжение, а мы – чокнутые неблагополучные родственники – отвлекаем его от счастливой жизни.

Ян вздохнул. Теперь он не спорил с ней. Остальные словно не вслушивались в их разговор. И цмок лишь повторил, завершая на нейтральной ноте перепалку:

– Если захочет – приедет.

«Алексей», – отметила я. Еще одно новое имя, загадочный и неоднозначный член семьи. А затем сообразила…

Отвечая на мой вопрос о походе в ад, Валентина назвала не всех. Машинально повернувшись к Константину, я едва не озвучила вслух очередной вопрос, который возник у меня в голове.

Он останется здесь? Константин и его костомахи?

Разве он никуда не пойдет?

– Между прочим, меня – единственного во всех мирах – не могут расщепить, – неожиданно проговорил немногословный Константин, предвосхищая мой вопрос. Его лицо выглядело суровым, а интонация была непререкаемой.

– Да, – согласился Ян и бескомпромиссно добавил: – Именно поэтому ты и останешься. Ведь ты можешь убить там кого-нибудь, кого убивать не нужно. Не стоит создавать… неудобств.

Константин напряженно раздумывал.

Не представляю, откуда у меня взялась смелость, но вновь повернувшись к нему, я выпалила:

– Если тебя не могут расщепить, значит, ты обладаешь неограниченной силой?

Удивленные глаза Константина вперились в меня. Вероятно, он не ожидал, что я когда-нибудь заговорю с ним первой.

– Нет, – коротко ответил он и пояснил: – В бою меня не смогут одолеть, но я успею победить не столь многих, как хотелось бы, пока мои силы не иссякнут. Тогда я стану бесполезен на какое-то время.

В таком случае кого именно имел в виду Ян, говоря, что Константин может «кого-то» расщепить? Кого-то конкретного?

Но теперь я держала язык за зубами. Беседа о войнах, богах, создании Вселенной и всего сущего, о Тьме и проклятиях утомила меня. По ощущениям, застолье длилось не один час, и хоть я была сыта и согрета, я чувствовала себя не очень хорошо. То ли густой воздух нави, вязкий и влажный, в котором было маловато кислорода, подобным образом подействовал на меня, то ли я не выспалась.

Валентина быстро сменила тему, начав расспрашивать Яна о том, чем он занимался в порубежном мире, пока отсутствовал, и он принялся повествовать об этом в красках и деталях, описывая мой мир и нашу жизнь.

Однако – чаще, чем нужно – он украдкой и с беспокойством поглядывал на меня.

Спустя полчаса он начал закругляться, отчетливо распознавая на моем лице усталость, а в позе – слабость. Когда Ян предложил отвести меня обратно в комнату, чтобы я прилегла, – я не раздумывая согласилась.

Напоследок Ян попросил Барбару опять наведаться в явь на разведку.

Глава 4

Алая река

Мы покинули столовую и двигались по замку, минуя многочисленные, сменяющие друг друга просторные залы. Молча, не говоря друг другу ни слова, мы просто шли в обволакивающей продолжительной тишине, прерывающейся скрипом паркета от наших шагов, хлопаньем маленьких белых крыльев и дыханиями: моего, Кинельгана, Яна и костомах, наводняющих коридоры.

Минуя зеркала, из отражения которых перед ужином вынырнула Барбара, напугав меня, я отметила, что теперь даже не съежилась, твердо осознавая, что мне уже ничто не угрожает. Да и на страх у меня не осталось сил.

Не слишком проворно переставляя ноги, я плелась за Яном. От физического изнурения, внезапно нахлынувшего на меня, просто не могла идти быстрее. На ум взбрело, что, вероятно, мне и впрямь удалось поспать лишь несколько часов, поэтому бодрость, которую я ощутила при пробуждении, резко иссякла.

Внезапно почувствовался толчок – пол под ногами покачнулся, словно замок настигло землетрясение. На несколько секунд у меня закружилась голова. Я запуталась в полах платья или же споткнулась о ковер и чуть подалась вперед всем телом, но Ян тотчас подхватил меня, поддерживая и помогая восстановить равновесие.

– Чем дольше ты пребываешь в нави, – сказал он, – тем хуже ты будешь себя чувствовать. Это место не для людей – оно поглощает резервы твоего организма.

Он коснулся моей ладони и уже не отпускал ее, и теперь наши плечи соприкасались, а пальцы переплетались. Подобная близость стала для меня привычной за столько лет, и я не спешила отстраниться. Драконье тепло, исходящее от кожи Яна, окутывало меня, как невидимое облако. Чувство спокойствия и уверенности разливалось по телу.

Вскоре мы очутились в комнате, похожей на рабочий кабинет. В нем имелась приоткрытая дверь в соседнее помещение, напоминающее покои давно усопшего князя.

Ян аккуратно подвел меня к темно-коричневому дивану, и пальцы дракона отпустили мои. Он велел присесть на старинную кожаную мебель и замер напротив, стоя впритык, возвышаясь скалой, упершись взглядом в мое лицо.

Мы хранили молчание. Я с любопытством смотрела на него снизу вверх. Не знала, зачем он меня сюда привел, и не понимала выражения его глаз. Замечала только, что его внимание привлекла моя царапина, протянутая красной воспаленной нитью по левой скуле. Иногда я забывала о ее наличии, а потом вспоминала, когда та начинала пульсировать, как сейчас.

Когда Ян протянул ладонь и коснулся моей щеки, я вздрогнула от волны новой несильной боли.

Сощурившись, он сердито нахмурился.

Позади его спины вдруг послышался скрежет – Кинли взобрался на письменный стол и, поддевая носом оставленные там книги, принялся перемещать их, намереваясь сбросить на пол.

Когда я перевела взгляд на Яна, обнаружила, что он изучает мою шею. Оторвав указательный палец от царапины, он почти невесомо, едва касаясь кожи, повел им, словно очерчивая дорожку к моему подбородку.

Его палец достиг шеи и осторожно скользнул под волосы, отбросив их в сторону. И я догадалась, что там наверняка проявился очередной синяк. Думаю, его очертания выходили за пределы шеи, поскольку Ян одним точным движением спустил рукав платья с моего левого плеча, обнажив его.

Я ощутила холод на оголенном месте, где только что была ткань нарядного одеяния.

Но тут кабинет наполнился грохотом: одна из книг – не без помощи Кинли – рухнула со стола.

– Я должен был позаботиться об этом раньше, – вымолвил Ян. – Я все время упускаю тот факт, что ты очень хрупкая.

В ту же секунду он резко отпрянул и направился к письменному столу. Оставив нетронутыми разбросанные там моим питомцем в небрежности книги и свитки, Ян что-то поискал в ящиках стола и вернулся – с двумя стеклянными баночками с какой-то прозрачной жидкостью.

Я не шелохнувшись сидела на диване. Величественно возвышаясь надо мной, он протянул мне обе емкости. Следуя его указаниям, я поднесла к губам сперва одну, а после – другую, делая по глотку содержимого. Как ни странно, но я будто выпила обычную воду.

Затем Ян взял у меня баночку, окунул в нее кончики пальцев, окропил мою кожу над корсетом и едва слышимым шепотом произнес несколько непонятных фраз на праславянском. В его глазах мелькнуло свечение ультрамариновой драконьей магии. Это напомнило мне кое-что: момент, когда у быстро бегущего ручья он схожим образом снимал с меня заклятие Дивии и приводил в чувство с помощью живой и мертвой воды. Теперь боль исчезла, и я закрыла глаза, ощущая облегчение.

Я знала, что когда в следующий раз посмотрюсь в зеркало, то не найду в отражении ни царапин, ни синяков, ни ссадин.

Не возвращая полупустые мензурки на место, Ян спрятал их в подобие кармана на камзоле и сделал характерный жест, призывающий меня подняться. Переступив порог смежных покоев, уставленных старинной мебелью, мы скоро очутились в узком коридоре, берущем начало прямо из спальни. Зажав в зубах свиток, перевязанный лентой, Кинли продвигался за нами.

Зажигая будто одним усилием мысли драконий огонь в факелах, закрепленных на стенах, Ян освещал нам путь. В свою очередь Кинельган, выбросив добычу, проглатывал огонь позади нас, как только мы делали пару шагов вперед.

В коридоре не имелось ни окон, ни других дверей. Обычный проход, длинный, непримечательный и ничем не обставленный, кроме как диковинными статуями, стоящими в ряд вдоль правой стены: они были высотой в человеческий рост, отделанные золотом и украшенные переливающимися камнями, как мне думалось – драгоценными. Я насчитала более десяти изваяний, но сбилась в тот момент, когда у новой двери заметила двух костомах, личины которых проявились из полутьмы.

Подобно стражникам они преграждали нам путь.

Голые черепа, лишенные плоти, запрятывались в капюшоны по мере приближения Яна. Посмотрев на них на пару секунд дольше, чем требовалось, я перевела взгляд на статую, с которой поравнялась. И неожиданно остановилась.

Скульптура заворожила меня, притянула внимание как магнит, и я долго разглядывала ее, пока не опомнилась. Кинли сел к ней на плечо и лизнул языком синие и зеленые драгоценные камни на отлитом золоте, напоминающие изумруды и сапфиры.

Мое боковое зрение уловило проблеск света – в полумраке, за спинами костомах нечто рассеивало кромешную черноту. Там сквозь приоткрытый дверной проем проглядывал нежно-лазурный цвет стен. К моему удивлению, мы подходили к моей спальне. Просто иным путем. Коридор оказался потаенным проходом, скрытым в стенах замка, соединяющим две спальни.

Кинли шипел и скалился, когда мы настигли мрачных костомах, я даже взяла его на руки, чтобы успокоить и побыстрее провести мимо них. Когда мы очутились в хорошо знакомой мне спальне, Ян плотно прикрыл дверь, а я мимолетно задумалась о том, присутствовали ли за ней костомахи и ранее, когда я спала здесь накануне.

Неужели они все время находились поблизости? Я надеялась, что Константин действительно контролировал их и что они ни в коем случае не ослушаются его, поддавшись соблазну полакомиться человеческой энергией, которая была для них столь желанна и привлекательна, и не ворвутся сюда, когда я останусь в комнате одна.

Сразу же по приходе я пересаживаю Кинли на кровать, и он, переминаясь с лапы на лапу и взмахивая крыльями, начинает исследовать ее, подыскивая себе удобное место. Я присаживаюсь на край и оглядываюсь. Ян стоит у окна, его руки скрещены на груди, но поза расслаблена – он прислоняется спиной о косяк стены. Очертания повернутого ко мне силуэта подсвечиваются лунным светом, бьющим через стекло – ослепляющие ледяные лучи пробиваются сквозь волосы дракона, серебря их, придавая им неестественный цвет.

– Неважно выглядишь, – констатирует он.

Я не обижаюсь. Знаю, что под глазами наверняка сереют синяки. И взгляд не такой живой, как раньше: как и моя душа, он наполовину – если не целиком – утратил былое свечение.

– Мне снятся кошмары, – отвечаю я.

Точнее, странные сумбурные видения, сквозь которые брезжит истина, устрашающая меня.

– Если ты плохо спишь, я могу подарить тебе немного хороших снов. Просто дай разрешение.

Помню, как он проник в мой разум в прошлый раз, когда мы оказались в его городской квартире. Тогда он шагнул в чертоги моего рассудка и пропустил мои воспоминания сквозь фильтр – по моей просьбе забрав то, от чего я хотела избавиться: от ужасающих картин гибели семьи. И я понимала, что он может прямо сейчас раз и навсегда освободить меня от кошмаров.

Но в какой-то степени я не хотела, чтобы Ян узрел их. Ведь в них был именно он – пугающий и чужой. Там же были мои тревоги и сомнения по поводу увиденного, хоть оно, вероятно, и не являлось правдой. По крайней мере, отчасти.

И там же накапливались мои страхи относительно того, что теперь стало очевидным: Ян – некто другой, не тот, кого я знала ранее. И я не хотела поднимать эту тему. Не желала переступать границы, вернуться обратно за которые уже не получится.

Я отрицательно качаю головой. Выдыхая громче и тяжелее, чем обычно, я с таким же трудом втягиваю в себя вязкий воздух и думаю, что мне лучше не концентрироваться на дыхании, иначе начну ощущать удушье. Развязывая тесемки шнуровки на корсете, ослабляю его, намереваясь выскользнуть из красивого платья перед сном.

– Могу позвать Гая, если ты не хочешь, чтобы я был в твоей голове, – добавляет он, угадывая мои мысли.

И тем самым Ян невольно наталкивает меня на отнюдь не радужные воспоминания об усыпальнице вблизи кладбища, о Хоросе, превратившемся в неконтролируемый солнечный сгусток энергии, и о том, как два брата – Ян и Гай – проникают в глубины его мыслей, успокаивая пульсирующие прожекторы-лучи, заполонившие все вокруг, извергающиеся как вулкан. А потом появляется Дивия с волками, и Хороса забирают…

Снова мотая головой, поднимаясь на ноги, я продолжаю избавляться от сковывающего меня наряда. Слишком поздно замечаю, как брови дракона ползут вверх, и он отворачивается к окну. Раскладывая помпезную юбку на близстоящих стульях, остаюсь в легких одеждах из непрозрачной ткани: белой, мягкой, как облако.

В таком виде возвращаюсь к кровати и ныряю под теплые покрывала. Задремавший Кинли распахивает бусинки-глаза и приподнимает голову.

– Усну сама, – обещаю я.

Дракон поворачивается ко мне, отрывается от стены и подступает к кровати.

– Могу побыть с тобой или уйти, – говорит он с вопросительной интонацией.

Я прошу его ненадолго остаться. Когда он присаживается на кровать, протягиваю руку, и он моментально сжимает мою ладонь в своей.

– Ян, это что, исчезнувшие апостолы Радзивиллов?[5] – тихо интересуюсь я. – В коридоре…

Меня уже ничто не могло поразить, хотя перед внутренним взором до сих пор стояло изваяние, затуманившее мой разум своим великолепием. Но легенда о статуях более не казалась для меня чем-то из ряда вон выходящим.

– Да, – бросил он, словно утвердительный ответ ничего особенного не значил.

– Но откуда? – проговорила я, зевнув. – Вы их похитили?

Ян усмехнулся.

– Согласно мифам, драконы – хранители золота и драгоценных камней, ты же знаешь, – пояснил как ни в чем не бывало цмок. – Апостолы изначально были нашим подарком княжескому роду. Лишившись владений, потомки династии попросили сберечь их собственность. Мы спрятали апостолов в укромном месте – здесь до них вряд ли кто-нибудь доберется. – Усмешка Яна превратилась в мягкую улыбку. – В ближайшее время я собирался их вернуть, просто были причины оттягивать появление в нави.

После сказанного Яном я нахмурилась. Если честно, меня охватило изумление.

– Потомки княжеского рода? – повторила я. – Ты с ними знаком?

– Ну да, – пожал плечами он. – А в прошлом их предки были моими хорошими друзьями.

Интерес, который вызывал его рассказ, все равно не перебивал сонливость, утяжеляющую мои веки.

«Ян часто уезжал», – думала я.

У него имелась масса знакомых – тех, с кем он проводил время. Он мог гостить у них, но никогда не говорил, где бывал.

«Много лет назад их предки были моими хорошими друзьями».

«Много лет назад их предки…»

Сколько же веков прошло? Сколько поколений Ян застал? Рожден ли он задолго до появления династии и строительства замка? Нет, я не хотела выяснять, сколько ему лет. Не стоит. Это бы все изменило.

Я не собиралась уточнять его возраст, ведь изменилось уже так много. Причем так кардинально, что моей прежней жизни не существовало.

Кстати, сколько еще времени я смогу отрицать перемену в Яне? Вернее, его истинную сущность, о которой случайно узнала?

– Но зачем вы воссоздали замок? Он вам дорог?

– Как бы выразиться поточнее… – Ян медленно перебирал мои пальцы. – Правильнее будет упомянуть, что замок в каком-то смысле им достался тоже от нас.

– Что? – выпалила я. – Как?

– Вначале мы бывали в яви изредка, а Валентина хотела иметь в нави нечто напоминающее ей человеческий мир. Таким образом и появилось это место. Когда мы уже наведывались в яви чаще, нам захотелось, чтобы и у нас было нечто вроде дома. Мы как раз познакомились с князьями, они собиралась возводить поместье. Поскольку мы сдружились, я любезно показал им нашу крепость через свои мысли. И они построили такую же.

Натянув покрывало до подбородка, я мечтательно вообразила, какой была их встреча, как они ужинали, какие из средневековых блюд стояли на столе, над какими шутками смеялись, бывал ли Ян на балах, в каких платьях Валентина посещала княжеские владения.

Я переносилась в сказку, сотканную из древних преданий, которые для меня существовали лишь в виде сказаний и записей на страницах учебников и пыльных рукописей библиотек, а для Яна – были частью его прошлого.

– Князья были в курсе, что вы драконы?

– Да. И весьма ценили нашу дружбу. Благодаря одному из представителей рода Валентина и обрела невероятную любовь к гуляниям. Впрочем, и мне он был довольно близким другом.

– А Барбара Радзивилл как тут очутилась? В смысле, как вообще стала призраком… – Мой голос превратился в шепот.

Ян смерил меня пристальным взглядом, оценивая, насколько сильно меня клонило в сон и не отключусь ли я прямо посреди его рассказа. Я же постаралась распахнуть глаза как можно шире, желая услышать продолжение, прежде чем он оставит меня и вернется к семье – в далекие отсюда залы.

– Нехорошая история, – покачал Ян головой. – Когда Барбара умерла столь молодой и красивой, король обезумел от горя. Спрашивал меня, что можно сделать, просил перенести его в загробный мир. Конечно, я не поддался на уговоры. О том не могло быть и речи. Позже до меня дошли слухи от придворных, что он собирается вызвать ее дух и уже обратился к чернокнижнику.

Машинально вдохнув поглубже, будто желая проглотить слова, что он произнес, я ощутила и тот самый запах – хвои и дыма, – исходивший от него и прежде, когда мы стояли в обнимку на балконе.

– Значит, легенда правдива?

– Да. Я предупредил короля, что подобные действия опасны. Проводил с ним бессчетное количество времени, убеждая отступить. Я не был готов загипнотизировать его, влезть в разум, но он догадывался, что я ему помешаю каким-нибудь иным способом, и притворился, что успокоился. Ему удалось усыпить мою бдительность. Несомненно, у него бы ничего не получилось, если бы Барбара к тому моменту уже отбыла в ирий или на новый круг рождения. Но она не ускользнула во тьму. Она сбежала и даже нашла озерницу, которая отвела ее сюда, в замок, аналогичный тому, что находился в яви: она прекрасно знала о его существовании благодаря нам. Когда король вызывал ее дух – Барбара стала не просто призраком места, для нее создался беспрепятственный проход между мирами. Ситуация уникальнейшая. После мы перестали распространять среди людей информацию о том, что навь вообще существует. Да и о том, что мы – цмоки – тоже. Одна душа уже была загублена. Этого мы посчитали достаточным.

Печально выдохнув, я подтянула ноги к груди, свернувшись калачиком, подобно Кинли, который сопел рядом с подушкой, укрывшись перепончатыми крыльями. А я плотнее укуталась в одеяло.

– Но ведь Барбара может нырнуть во тьму и переродиться?

– Да. Но не хочет.

– И вы никак не можете ее заставить так поступить?

Ян наклонил голову набок, на лице отразилось легкое недоумение.

– Решить за нее? Нет. Никогда. Точно не уверен, боится ли она, что прожила не слишком благую жизнь и что Тьма отправит ее в пекло… или она просто не желает продвигаться дальше. Да и я – не тот, кто стал бы кого-то принуждать против воли. Никто из нас не таков. Ни я, ни Валентина, ни Константин.

Насчет Валентины я была не уверена, ведь она уже пыталась командовать мной, но не хотелось ябедничать Яну.

– Но Ян, табличка на входе и весь интерьер… Замок – почти копия того, который сооружен в моем мире. То есть его же перестраивали и меняли обстановку, по-моему, не раз…

– Когда Валентине, можно сказать, запретили бывать в яви, сестра не ослушалась. Праздно живя в человеческом мире, она научилась веселиться и решила не останавливаться и здесь. Она перекроила это место по прообразу, чтобы оно напоминало об утерянной обители. Я редко бывал тут. Ведь я переселился в явь и порой думал, что навсегда.

Как больно слышать его речи! Я понимала – Ян печалится из-за того, что не мог вернуться. Словно его лишили возможности. И он оказался изгнанником из нави, как Велес – из ирия. Но для меня оставалось загадкой, почему Ян сбежал отсюда. Однако кое-какие подозрения у меня уже имелись.

– Кто запретил ей? Ваш отец? Смог?.. – вопросила я.

Ян кивнул. Я не надеялась, что он поведает о причине, и он действительно помалкивал.

Тогда я задала вопрос ненавязчивым тоном, толком не зная, хочу ли получить ответ.

– Кто твои родители, Ян? Какие они?

– Мы не общаемся, Ава, – коротко бросил он.

– Из-за них ты ушел из нави?

– Да. – Внезапно высвободив мою руку, отстранившись и выпрямившись, он добавил: – Они мало что хорошего сделали за свою долгую бессмертную жизнь. Мать, конечно, помогла Константину получить истинное бессмертие, коего не имелось ни у одного другого существа во всех возможных мирах, но и это не было актом благородной доброй воли. Она просто искупала собственную вину, пусть и не за свой поступок, но за свое преступное бездействие.

К сожалению, сонливость неумолимо одолевала меня. Ни Ян, ни я не ощущали энтузиазма к продолжению беседы на столь драматичную тему. И чтобы освободить его от необходимости уклоняться от подробностей, я осознанно сменила ее, сообразив, что с минуты на минуту грезы захватят меня.

– Значит, когда-то вы вместе жили в яви? Валентина, Константин…

– Да, и такое случалось. Тогда мы были дружны.

«Они и сейчас дружны, – подумала я, – но чересчур много поддевают друг друга. Между ними чувствуются нетривиальные братско-сестринские отношения. Что-то граничащее между любовью и ненавистью. Но любви в принципе больше».

– Но почему вам нравится порубежный мир? Зачем вы вообще стали туда захаживать?

Ян пожал плечами:

– Это неплохой мир, где никто ничего не ведает о твоем прошлом. Там можно начать все с чистого листа.

«Ясно, – пронеслась у меня очередная мысль. – Ян пытался начать жизнь заново».

Зевнув еще раз, я почувствовала, как моя голова утопает в подушке. Закрыв глаза, я не видела Яна, зато слышала, как зашуршала постель – на меня хлынула волна тепла от приближения дракона, жаркие губы мягко коснулись моего лба.

На прощание он шепнул, чтобы я как следует отдохнула, и подоткнул кончик одеяла к моей шее. Затем отстранился, встал с кровати, и его шаги постепенно затихли.

Я понимала, что коридоры замка буквально наводнены костомахами, жаждущими – в пучинах своих черных душ – тайком полакомиться моей энергией. Но сейчас я была лишена возможности бояться. Ведь я стремительно погружалась в грезы. Слишком быстро для человека, который может быть напуганным.

* * *

Сновидения были несуществующей реальностью. Рваные куски воспоминаний, перемешанных с фантазиями. Разум воспроизводил то, что я слышала от Велеса сегодня за обедом, и додумывал нечто уникальное.

Все это выстраивалось в странный сюжет, не способный принять логичную последовательность.

Я видела всех, все и сразу…

Я видела войну и сражения. То, как волки разрывают на части людей: мою семью на ферме у драконьих вольеров. И убивают иных – на полях, среди луговых трав, полевых цветов, среди фиолетового вереска, орошенного алой кровью под ночным небом, при свете огромной полной луны.

Видела, как Дивия впервые встречает Трояна, лицо которого скрыто, и мое сердце бьется в такт с ее, влюбленным…

…Вот я в длинном черном платье, наблюдаю за битвой, развернувшуюся на руинах усыпальницы возле пустого кладбища. Расщепляют Роксолану – прямо у меня на глазах.

И кобальтовый дракон идет мне навстречу. Я знаю, что он бог. Он – тот, кого нельзя описать словами. Я уверена, что рядом со мной должен стоять Гай, но вместо него обнаруживаю семью Яна: Валентина и Константин… и еще женщина. У нее темные волосы цвета вороного крыла и белая как мел кожа. Она высокая и красивая, черты лица напоминают лицо Константина. По левое плечо от нее замер мужчина, скрытый завесой тьмы.

Кто он – их отец?.. Или брат Алексей?.. Громкие голоса отвлекают меня от размышлений.

Они спорят, проговаривают слова на повышенных тонах, но мне невдомек, в чем суть перебранки.

Белые пустые глаза незнакомого мужчины как прожекторы рассеивают черную штору ночного тумана. Женщина боится.

И я вижу, как белый дракон появляется на месте Константина, а другой – черный и огромный – на месте окутанного во мрак незнакомца. Гигантская тень цмока цвета кромешной тьмы теперь отделяет меня от мира.

Когда зрение проясняется, я озираюсь по сторонам и замечаю, что вновь переместилась на поле боя. Теперь я стою на берегу быстробегущей реки…

Вокруг – вспышки молний, грохот и подобие взрывов, пылающие огни и дымящийся вдалеке лес, снопы искр и голубого пепла, вздымающегося в небо – волколаки воюют с цмоками. Чешуя одного из них – сине-кобальтовая, с голубыми линиями по контурам крыльев. В нем я молниеносно узнаю Яна. И глаза его звериной сущности почему-то алые.

Меня окропляют брызги крови, орошающие волосы, лоб и скулы, заливающие одежду, и окутывает ледяной свет полной луны. Сердце бьется часто, меня знобит. Ян окружен, и мне кажется, ему не победить. Повсюду трупы – обездвиженные разорванные тела цмоков и волколаков.

В водовороте мыслей я осознаю, что вижу сон. Это помогает успокоиться. Однако когда на меня несется разъяренно рычащий зверь, я резво отступаю, несусь прочь что есть мочи, кричу во все горло и с разбега лечу с обрыва вниз, падая в реку, погружаясь в воду с головой.

Но не пробуждаюсь…

…Выныриваю и оказываюсь под ярким дневным солнцем. Светило висит над моей головой в зените. Разуму нужно несколько секунд, чтобы адаптироваться, но телу не требуется ничего подобного. Оно действует инстинктивно.

Ян стоит вдалеке – у пристани. Возле дома. Мы – на ферме «Драконий камень», и я плаваю в Червоном озере.

Едва вижу Яна, начинаю подплывать к берегу, и когда выхожу на сушу, следуя воле прошлой версии себя, бегу к Яну. Мокрая, мчусь к нему и обнимаю, весело смеясь. Не контролируя движения, подчиняясь им, становлюсь пленницей отрывка из своего же прошлого. Прижимаюсь к одежде Яна мокрым купальником и вспоминаю, что несколько лет назад сделала это специально, чтобы его позлить. Хотя из головы не выходит поле битвы, кровавое и задымленное.

Ян бесится. И конечно, отомстит мне за нелепый поступок.

Дракон снимает пиджак и бросает мне, повелевая просушить и погладить. Ткань в полете на секунду застилает обзор. Когда я снова вижу свет, то понимаю, что мы переместились на городскую набережную.

Значит, меня опять перебросило. Пытаюсь сообразить, что происходит – в каком жизненном отрезке я нахожусь.

Сердце бьется чаще, чем нужно. Мы с Яном бредем вдоль кованых перил ограды, смотрим на синюю реку и едим мороженое. Встречаем рассвет.

Я вновь вспоминаю, что накануне я гуляла в городе, и Ян приехал меня забрать. Иду в откровенном наряде, по крайней мере, так считает дракон: в платье, которое короче, чем ему следовало быть. Совсем недавно брошенный Яном пиджак – уже на моих плечах. Смотрю на черную ткань, прикрывающую живот и бедра, и на мгновение наряд кажется мне похожим на платье, которое мне одолжила Роксолана, после чего сновидческая реальность начинает рябить сумрачными волнами…

…Я – в темном помещении. Но что-то загорается впереди – яркий свет софитов, озаривших сцену. Мы сидим в театре. Ян, мама, папа и я.

Смотрю на зал, который набит битком, и поворачиваюсь к дракону. Хочу задержаться тут – хотя бы ненадолго.

То был чудесный день, который мы провели вместе. Мне удалось затеряться в собственной памяти, постоять на кромке далекого радужного прошлого лишь на миг, и я снова начинаю понимать, что происходящее – сон. Ведь родители мертвы, что вдребезги разбивает момент счастья, запечатленный в моем рассудке.

Только здесь и сейчас могу побыть с ними. В краткое мгновение – мы рядом, но оно скоро разрушится. Слезы наворачиваются на глаза и без устали текут по щекам, которые стали мокрыми от соленой влаги. Я плачу…

…Я настоящая и я прошлая слились воедино и рыдаем. Зажмуриваюсь и не сопротивляюсь, когда неведомая сила выдергивает меня с мягкого сиденья и уносит дальше.

Мы с Яном находимся в его машине. Только он и я. Автомобиль стоит на обочине в нескольких километрах от города, на фоне усеянного пшеницей поля, колосья качаются от порывов ночного ветра.

Я вылезаю из машины, понимая, что не могу дышать в салоне, и присаживаюсь на капот. Смеюсь и плачу. Одновременно. Чувствую себя плохо, мне только недавно исполнилось семнадцать, и я выпила лишнего, чего мне вообще делать нельзя.

«Ава, – говорит Ян, – мое терпение в отношении твоего трудного подросткового возраста заканчивается. Все это мне очень, очень не нравится».

Наверняка он не испепелил меня драконьим огнем исключительно потому, что когда-то заявил: если я буду не в порядке, он приедет и ничего не расскажет родителям, если я его позову.

А я пообещала, что обязательно попрошу о помощи.

Соображаю плохо, но что-то подсказывает, такими темпами он точно заберет свои слова обратно, если я не перестану злоупотреблять его всепрощающим отношением ко мне.

От этих мыслей я и плачу, а вот смеюсь от собственной глупости.

«Зачаруешь их, чтобы они не догадались, что я нетрезвая?» — спрашиваю я, подразумевая родителей.

На самом деле они сейчас спят. Мирно почивают. Ведь они уверены, что я в гостях у Вероники, поэтому ждут меня к утру.

«Скорее, я зачарую тебя. Хорошенько встряхну разок твой разум, чтобы все в нем встало на свои места. Или хотя бы выясню, что с тобой творится».

Начинаю плакать навзрыд. Ян закатывает глаза, вздыхает, однако помогает мне.

Вытирает мои слезы и дает попить воды. Потом держит волосы, пока меня тошнит.

Закрываю глаза, ощущая теплую широкую ладонь на спине. А когда открываю – вдруг оказываюсь у водоема.

И это озеро – не Червоное, не на моей ферме, а другое, которое я уже посещала прежде – во снах. И рука на моей спине – явно не рука Яна, а Константина…

Мягкая зеленая трава, синий насыщенный оттенок неба и лазурный воздух…

Я попала в прошлые видения, в которых всегда присутствовал невероятный синий цвет, кажущийся полупрозрачной пеленой. Константин и Алена… Сейчас я стала ею. Вновь.

По моим плечам струятся золотистые локоны. Я демонстрирую Константину зияющую рану на ладони – резаную и глубокую. Рядом лежит окровавленный серп.

Константин что-то отвечает мне, и на сей раз я слышу, что именно.

«Ты такая хрупкая… Люди такие хрупкие».

Вот что он говорил Алене в прошлый раз, чего я не сумела расслышать.

Он сказал, что она человек.

Он хотел вымолвить что-то еще, но сон оборвался громким криком.

Отделившись от тела Алены, я увидела ее в другой обстановке – стонущей от боли. Вокруг нее разлита лужа крови.

Алена – в подземелье, в уже знакомой тюрьме, среди клеток. И последнее, на чем удается сфокусироваться – это ее светлые кудри, пропитанные красным. Рядом журчит вода – река алого оттенка.

Глава 5

Ночные гости

Просыпаюсь от собственного шепота.

Говорю вслух и пугаюсь:

– Человек… Человек… Алена – человек…

Только спустя полминуты осознаю, что голос – мой собственный.

Вздрагиваю, сажусь на кровать, невольно задевая Кинли. Он поднимает голову и тихо скулит, видя, что я взволнована, пытаясь сообразить, что происходит и не грозит ли нам опасность.

«Человек? Значит, Алена была человеком?» – спрашиваю себя я.

Пальцы касаются волос, запутываясь в них. Продолжаю держаться за голову. Навязчивые сны, которые буквально преследовали, утомляли, страшили, запутывали. Вклинивались в разум, нарушая его целостность.

– Умерла – подобно человеку? – бормочу я вслух, задавая вопрос стенам. – И куда она двинулась дальше? В другую жизнь или в ирий?

Константин потерял ее, зная, что ее душа до сих пор пребывает где-то здесь. Может, поэтому он и набросился на меня в навьем лесу, заточил в пещере у болота. Учуял человека и предположил, что я – и есть она. Он решил, что я Алена.

В голове постепенно начало проясняться.

Теперь понятно, почему тот, кого люди прозвали Кощеем, бросался на всех девушек и уводил в явь? Похищал их, но ему нужна лишь одна.

Он искал ее – среди множества других человеческих женщин.

А затем все прояснилось настолько, что я объявила:

– Конечно же, мой сон – вымысел. Вероятно, так и есть.

Хватит. Я могла видеть собственное прошлое, но не чужое. На этом мои диалоги с самой собой прекратились.

Отдышавшись, я встала с кровати и принялась озираться по сторонам. На пол за мной спрыгнул Кинельган и зацарапал когтями по паркету.

В спальне, кроме нас двоих, больше никого не было.

Минуя брошенное изумрудное платье, разложенное на стульях, я направилась в соседнюю комнату, распахнув двери и, к счастью, не столкнувшись с костомахами. Они по-прежнему не заходили на мою территорию.

Расправив на себе воздушное нижнее одеяние, в котором была, я обнаружила, что ткань почти не помялась, а затем шагнула к зеркалу, намереваясь посмотреть, не оставил ли ночной кошмар отпечатка на моем лице. Не то чтобы мне было важно узнать, как я выгляжу. Нет.

Мне нужно было подтверждение, что оно в принципе мое. Хотелось увидеть именно себя, а не чужую человеческую девушку с золотистыми длинными кудрями.

Я посмотрела на свое отражение и с облегчением выдохнула. Мои ореховые глаза, прямой нос и острый подбородок, шоколадного цвета волосы. И моя крошечная, еле заметная родинка на правой щеке.

Однако впервые у меня закрался вопрос, который я не спешила себе задавать долгое время.

А думала ли я, кем была на самом деле? Моя жизнь, которая у меня сейчас есть – что она в себе таила?

И что включала в себя моя душа? Сколько раз я попадала во тьму, перерождаясь?

Сколько раз мою душу нес на руках Велес или его слуги? А сколько раз я уже была в нави? Сколько вообще жила и кем была раньше?

А ведь все это совершенно точно происходило со мной. Итак, я себя не знала. Не была знакома со своей личностью.

Я будто стала человеком с амнезией. У меня отобрали память. Я заперта в собственном теле, вернее, уже не в собственном.

Я настоящая заперта в чьем-то теле и мне не вырваться – пока я не погибну. Снова… И кстати, в который раз?

От жутких мыслей закружилась голова, и мне пришлось опереться руками на комод.

Если Алена действительно была человеком, то прямо сейчас она находилась в ином теле, а Константин не понимал – в чьем. Какая ужасная пытка, не правда ли?

На его месте я бы свихнулась. Он еще неплохо выглядел, между прочим. И неужели он будет искать ее множество столетий, пока девушка не настигнет ирия? Или не попадет в ад. Например, будучи в ирии, вспомнив саму себя, захочет ли она отыскать Константина?

Она знала его лишь в одной крупице своего существования. Всего каких-то несколько лет в океане бессмертия. Ее душа – нечто гораздо большее. Это не она являлась мгновением в его бесконечной долгой жизни, а он – в ее жизни.

Пролетел рядом и упорхнул, как мотылек. Придаст ли она значение той связи, что у них была? Сможет ли ее бессмертная душа любить Константина или малой части той любви уже не будет достаточно?

А если она прежде любила кого-то другого в иных воплощениях?

Я пресекла умствования. Но мысли опять вырвались наружу. Я не сумела с ними совладать и запаниковала. Какая-то граница, которую никогда не должен переступать человек, была насильно разрушена моим перемещением в навь, и теперь меня атаковали рассуждения, которые могли открыть для меня либо истину бытия, либо напрочь свести с ума.

Почему я видела все это?

Почему Алена – в каждом моем сне?

Почему Константину показалось, что я и есть она?

Почему Константин проявлял ко мне внимание сейчас?

Кто же показывает мне сны? Константин? Зачем? Какой смысл ему проникать в мой разум, подобно Яну, и показывать это? Только если…

А что, если Алена – это я?..

Судорожно вдохнув плотный воздух, я оторвалась от комода и, покачнувшись, опустилась на пол, потеряв равновесие.

А если я помню их – Алену и Константина на берегу, как помню отрывки из детства, которые не может воспроизвести мое сознание?

То есть я помню Алену, но на каком-то ином уровне?

Что, если я – это она?

Стоп.

Такого не может быть.

Но откуда же мне известны вещи, о которых я не имею представления? Почему я узрела, что Константин – белый дракон? А лицо Александры, их младшей сестры?

Алена когда-то была с ней знакома. Почудилось ли мне, что лик Александры явился ко мне во снах?

Значит ли это, что и остальное – правда? А Ян с красными глазами? Он держал братьев и сестер в плену? Нет. Такое нереально, недопустимо.

Я придумала себе все подчистую.

Но что, если…

Внутренний диалог не заканчивался.

Константин… Он волновал меня не меньше, чем я его. Меня он будоражил даже сильнее. Я испытывала страх, смешанный с интересом, когда находилась рядом с ним.

И не могла найти логическое объяснение своему поведению.

Как бы мне спросить кого-либо об этом и не выглядеть сумасшедшей?

Хорошо, что рядом находился Кинли. Когда его горячий нос коснулся моей оголенной лодыжки, я встрепенулась и отвлеклась, но всего на секунду. Однако когда он ни с того ни с сего запрыгнул на мои ноги и начал карабкаться по мне вверх как по дереву, забираясь на плечи, а затем на голову – этого хватило, чтобы выдернуть мое сознание из моря безумия, в котором я тонула.

Кинли принялся дурачиться, ластиться, просил его пожалеть и настырно привлекал к себе внимание.

И я позволила ему себя занять.

Отцепив Кинли от своих волос и сняв с головы, погладив несколько минут, я заметила, что пол уже кажется устойчивым, спина выпрямилась, а повлажневшие от слез ресницы – высохли.

Поднявшись на ноги, держа Кинли на руках, я продолжила чесать его чешую под шейкой. А потом, отвернувшись от зеркала, вернулась к постели. Бросив мимолетный взгляд в окно, притормозила. Мои брови сошлись на переносице, ведь внутренний двор уже не выглядел так, как накануне, когда я отправилась спать.

На улице стояла глубокая ночь, длящаяся, по моим предположениям, более суток и не имеющая намерений отступать. Каменная кладка стен и булыжники с брусчаткой были подсвечены серебром луны и припорошены блестящим снегом.

А на этом снегу, окруженные стенами, томились иные существа. Не костомахи. Цмоки. Четыре чужих дракона.

Цвет их чешуи говорил о том, что я с ними не знакома. Окрас каждого имел уникальный оттенок: бордово-красный – у одного, серый – у другого (да и вдобавок у него оказались крылья медного отлива), золотой – у третьего и кремово-желтый – у четвертого.

Золотой дракон стоял у входа в крепость. Остальные лежали во дворе, растянув тела на брусчатке.

Насупившись, я проследила за ними минуту и убедилась, что они вроде бы не враждебны. В любом случае цмоки не пытались напасть на замок или даже сдвинуться со своих мест. Не причиняли вреда они и костомахам, снующим между тенями, отбрасываемыми постройками. Впрочем, и костомахи не трогали их.

Не желая погружаться в пучину ночных кошмаров и наспех приняв решение, что отдых можно считать законченным, я собралась вернуться к Яну и остальным, дабы узнать новости о том, кто еще пожаловал в наше убежище.

Обернувшись, я посмотрела на изумрудное платье и вновь нахмурилась. И оторвавшись от окна, прошествовала мимо наряда.

Если раньше я побаивалась угрозы Валентины, которая приказывала мне облачиться в самое пышное и помпезное платье, которое имелось в здешнем гардеробе, то теперь ситуация кардинально изменилась. Я намеревалась ее ослушаться. На сей раз я жаждала поступить именно так, как хочу.

Отразив ее попытки меня напугать, я, возможно, и впрямь стану смелее, пребывая в этом враждебном мире. Пусть даже выбор платья и является мелочью. Но мне необходим кураж.

Бросив вызов страху, который внушала меня сестра Яна, я верну себе часть внутренней силы, которая у меня есть. И вряд ли Валентина убьет меня на глазах у брата. И точно не отведет в темный угол, чтобы совершить преступление. Я нужна ей, чтобы победить ненавистных волков.

Может, убьет меня позже. Если успеет – прежде остальных монстров.

Приблизившись к шкафу, я распахнула дверцы, чтобы изучить содержимое. Абсолютно все наряды были, мягко говоря, экстраординарными. Не то чтобы они не нравились мне – платья действительно оказались великолепными, и я знала, что буду в любом из них очень красивой, хоть это меня сейчас ни капли не волновало – просто они были далеки от моего мира и моей прежней жизни. Желание ощутить опору, обращаясь к своему прошлому, привело меня сюда, и я не собиралась отступать.

На глаза попался черный замшевый корсет. Внимательно его рассмотрев, я окинула оценивающим взором свое длинное воздушное белое платье и умозаключила, что лучшего решения не найду. Теперь у меня будет комплект.

Затянув шнуровку, я разгладила юбку, поправила свободные рукава, задняя часть которых – весьма удлиненная – практически касалась пола, и дополнила образ кожаными сапогами на каблучке, которые в Средневековье, вероятно, использовали для верховой езды или охоты. Пробежавшись расческой по волосам, которые неестественно завивались из-за отсутствия фена и наличия вязкого воздуха, я взяла Кинли на руки и вышла в коридор.

* * *

Я не плутала: мне быстро удалось найти верный путь. Я уже начинала понемногу ориентироваться в замке. И когда я достигла зала с зеркалами и золотой лепниной на стенах и потолке, Барбару в помещении я не застала, что сочла хорошим знаком.

Однако и в каминном зале, где висели портреты, никого не обнаружилось. Не упуская случая, я приблизилась к картинам, хотя дала себе слово этого не делать. Нашла изображение Александры, сестры Яна, и долго вглядывалась в невзрачное личико, обрамленное блекло-серыми волосами, схожими своим оттенком с хмурыми тучами. Глаза девушки были подобны льдинкам, и я пыталась понять, ее ли видела в недавних грезах.

Но, к сожалению, не могла дать ответ. Ее образ в моей памяти уже смазался, на него наложились другие обрывочные видения, поразившие мой уставший разум.

Оставив в покое Александру, я направилась в столовую, но и там никого не оказалось. Зато меня настигли звуки музыки. Кто-то играл на рояле. И в мягкой переливающейся мелодии растворялись приглушенные голоса.

Под аккомпанемент рояля и шепота я переступила порог – двери были распахнуты – и очутилась в доселе неизвестном помещении. Цианового цвета зал.

Здесь собралась целая толпа.

Оступившись, я замерла. Зал полнился силуэтами, смахивающими очертаниями на людей, хотя это совершенно точно были не они. Повсюду витали клубы белого и голубоватого тумана, а еще сильно пахло благовониями. Меня окутывали ароматы трав, цветов и леса.

Люди, точнее, не совсем люди, были разодеты в пух и прах. Наряды некоторых походили фасоном на старинный камзол Яна или же платье Валентины, хотя я заметила и щеголявших в плащах и простых и, на мой взгляд, странных и диковинных черных одеяниях, словно сотканных из плотных теней.

И эти «не совсем люди» плавно двигались под перезвон клавиш, кружась в танце, классическом и торжественном, как на настоящем балу.

Я стояла столбом. Взоры близстоящих вперились в меня и задержались на моем лице на пару секунд, чуть дольше они почему-то разглядывали мой наряд. Меня прожгло удивление и атаковало беспокойство. Где я очутилась? В очередном сне-галлюцинации?

Неожиданно Кинли зарычал у меня на руках, а затем стал выкручиваться. Я отчаянно старалась удержать его, но он вырвался при помощи аргумента немой угрозы обжечь меня, дохнув горячим паром из ноздрей. Вспорхнув, умчался куда-то вперед, полетев под самым потолком.

Теряя ощущение реальности, ущипнув себя и ощутив боль, мне все равно не удалось убедить себя в достоверности происходящего, и тронувшись с места, я устремилась в ту сторону, куда с минуту назад отправился Кинельган, принявшись брести меж плавно покачивающихся пар, голубоватого тумана, смешанного с тенями, отделяющимися от сверхъестественных плащей. Спустя несколько долгих мгновений, среди призрачных силуэтов, я стала различать свет пламени, томящегося в камине за высокими мраморными колоннами – там, вдалеке, по моему предположению, зал и заканчивался, точнее, таким образом танцевальная часть отделялась от другой.

Минуя фигуры, загораживающие обзор, я шагала к раскаленному оранжевому свету и пыталась разглядеть бледную мебель, расположенную за колоннами – мягкие стулья и обшитые кремовой обивкой скамьи – и, конечно, тех, кто сидел на них.

Я была почти у цели, как проход мне внезапно перегородили, опять заслонив обзор.

– Ты и правда собралась ходить голой среди всех гостей и уже знакомых цмоков? – спросил низкий строгий голос.

Я подняла ошарашенные глаза на Яна и на несколько мгновений потеряла дар речи.

– Очень красивое платье, – послышался второй голос за моей спиной, шепчущий и потусторонний.

Голос черного духа.

Я содрогнулась, еще не привыкнув к его звучанию и уж тем более не ожидая услышать от Константина комплимент.

– Ты в нижнем белье, – процедил Ян сквозь зубы. Он сделал шаг ко мне навстречу и угрожающе навис надо мной. – Переоденься.

Я поморгала, желая возразить Яну от непонимания его претензии. Да, я предполагала, что он намекал на мое нижнее платье, которое наверняка являлось интимным и откровенным предметом гардероба несколько столетий назад.

Но какое это имело значение сейчас? Боковым зрением я уловила очертания Константина и услышала звон цепей, обматывающих его ребра, вернее, торс, ведь теперь он был в безобидном человеческом обличье.

– Ты говоришь мне такое в двадцать первом веке, когда девушки свободно ходят в открытых купальниках? – удивилась я, обращаясь к Яну.

Его глаза сердито пронзали меня синим светом, и если бы вселенная хотела смилостивиться надо мной, то она не подослала бы к нам Валентину. Но копна рыжих волос драконихи, уложенная в новую замысловатую высокую прическу, свидетельствовала о том, что Валентина направлялась именно к нам.

Она внимательно осмотрела меня с головы до пят, плотно сжимая губы и ревностно оценивая, что я сделала с ее одеждой и на что променяла чудесное изумрудное платье, благородно пожертвованное мне насильно.

Громко выдохнув, она с флером задумчивости наклонила голову набок и хмыкнула, бросив:

– Очень… необычно, девочка.

Мне показалось… или я действительно услышала в ее голосе одобрение?

Деловито сложив руки на груди, она спросила:

– Мода порубежного мира? Возможно, я слишком давно не была там. – И требовательно добавила: – Ты должна рассказать мне, что еще вы сейчас носите.

Ее мгновенно перебил Ян:

– В данный момент Ава расхаживает в нижнем белье.

Я не могла поверить – он, что всерьез? Но выглядел Ян негодующим.

В замешательстве хлопая ресницами, я повторила:

– Ты видел меня в купальнике. Очень много раз.

Он процедил:

– Это другое.

Пока звуки рояля разливались в полутьме освещенного свечами зала, а в вальсе кружились гости, кем бы они ни были, но явно наслаждаясь балом, мы стояли полукругом за мраморными белыми колоннами, уходящими в потолок. Ян, подцепив лихорадку драконьей спесивости, донимал меня, а остальные наблюдали.

– Другое? – Я фыркнула. – Ты невыносим, Ян.

Уголки его рта поползли вверх, но внезапная улыбка не коснулась холодных драконьих глаз.

Однако его улыбка была напряженной, и я понимала: если дело обстоит таким образом, значит, Ян изо всех сил старается на меня не злиться.

Не выдержав его взгляда, я опустила свой в пол.

– Потрудись выбирать выражения, Алевтина, – с расстановкой произнес он.

Алевтина? Я резко подняла голову.

Алевтина?! Он действительно так сказал?

Назвал меня полным именем? Прозвучало так, будто он отчитывал меня.

– Хорошо, дракон! – ответила я с такой же расстановкой, без капли сожаления и с долей удовольствия. – Если это поднимет тебе настроение, дракон.

Он вспыхнул. Ян ненавидел, когда я называла его не по имени. Не представляю – почему, но предполагаю, что подобное обращение всегда казалось ему недостаточно уважительным, даже оскорбляющим цмоковскую гордость.

Тем временем Валентина продолжала наблюдать за нами с любопытством. На ее устах блуждала легкая задорная ухмылка. Внимание Константина тоже было приковано к нам, однако он хмурил брови и щурился.

Но мне уже было наплевать.

– То есть Велесу можно ходить голым, а мне нет? – добавила я.

То, что в руках Яна был наполненный хрустальный бокал, я заметила уже посреди перепалки, когда дракон со звоном опустил емкость на высокую мраморную тумбу.

Ян смерил меня сумрачным взглядом, словно хотел испепелить, но я не поддалась. Не отвела глаз, не уступила.

Валентина расхохоталась.

На ее смех наслоился голос, звучный и раскатистый:

– Таким способом я обольщаю женщин, девочка. И работает ведь, да?

Повернувшись, я обнаружила Велеса, восседающего у камина на нескольких поставленных рядом стульях – как раз рядом с Гаем. На плече у изгнанного бога, переминаясь с одной лапки на другую, пытался примоститься Кинли. Вот куда он упорхнул с моих рук. Хоть бы предупредил, что ли…

– А мне нравится человеческая девчонка! – посмеивалась Валентина. – Ян, можно я буду с ней дружить? Никогда не видела прежде, чтобы тебя кто-нибудь столь умело донимал, кроме, конечно же, меня.

Ян плотно сжал челюсти, на его лице ходуном заходили желваки. На меня он уже не смотрел, буравил взглядом на сестру, но пылающие глаза дракона потухли.

– Ава не игрушка, – ровным тоном объявил Ян. – Спрашивай у нее, Тина.

«Тина», – мысленно повторила я.

Как мягко и красиво он ее назвал.

Так называл меня отец, когда остальные сокращали мое имя по-другому. У нас с Валентиной – почти одинаковые имена.

– Не моя игрушка, – лукаво прощебетала она, – но твоя?

– И не моя… – откликнулся Ян, добавив: – …не игрушка. – Он молниеносно сменил тему и даже решил сгладить острые углы. – Я очень рад, Ава, что ты чувствуешь себя настолько отдохнувшей и освоившейся, что можешь снова мне дерзить, – молвил он.

Возможно, он не язвил, и моя попытка ему противостоять и правда являлась хорошим знаком. Но на этом мои испытания не закончились.

Семья драконов не предоставила мне ни единого шанса осмотреться по сторонам. И мешала прояснить, кто все эти собравшиеся, не давая передышки. Сперва на меня обрушился Ян со своим цмоковским негодованием, а теперь ко мне неожиданно подступил не особо разговорчивый Константин.

На какое-то время я успела подзабыть, что он находится здесь – намеренно или нет, но он умел оставаться незамеченным.

И похоже, поразилась не только я, но и Ян, потому что удивленно поднял брови, когда Константин, склоняясь над моим ухом, обжигая кожу щеки дыханием дремлющего в нем дракона, прошептал:

– Позволь пригласить тебя на танец.

Все мысли спутались: страх, изумление, желание бежать, надежда, что его инициатива – неуместная шутка… Не помню, как вложила свою ладонь в его руку, не помню, посмотрела ли на Яна, когда уходила с Константином, минуя колонны.

Не понимаю, как получилось, что я не отказала черному духу.

Мелодия не прерывалась ни на секунду, а сейчас снова зазвучал вальс. Можно сказать, повезло, поскольку то был единственный классический танец, который я знала. Хотя меня не слишком тревожило, насколько умелой танцоршей я буду выглядеть перед Константином.

Неужто он умел танцевать? Разве не он бродил по навьему лесу денно и нощно в обществе полусгнивших костомах, нагоняя ужас на человеческий род, веками добиваясь того, чтобы его прозвали Кощеем?

Когда его левая рука коснулась моей ладони и сжала пальцы – я еще держалась из последних сил, но когда правая легла на мою талию, и сквозь корсет и тонкую ткань нижнего платья я ощутила тепло его обжигающего прикосновения – я едва не воззвала к Яну.

Я была готова просить у него прощения, что не надела дурацкое изумрудное плотное платье, и могла запросто признать свое поражение и его правоту. Ян был бы польщен, а я бы многое отдала, чтобы оказаться в платье Валентины.

Естественно, судя по испуганному и растерянному выражению моего лица, Ян мог бы об этом догадаться, но я уже не оборачивалась, не искала его взгляда, неуверенно взирая на своего похитителя.

Хотя на сей раз я добровольно пошла за ним.

– Наша первая встреча… – шепотом начал он, когда мы закружились в танце. – Желаю за все извиниться.

Это, как и многое другое, я не ожидала от него услышать.

– Я и забыла о ней. – Зачем-то вру после недолгой паузы. Вероятно, не вижу смысла отвечать как-то еще. Претензии и обвинения предъявлять не стану, разумеется, боюсь ответной реакции, которая может оказаться любой.

Я совсем не знала его, не могла предвосхищать его поступки, хотя после моих снов он, если честно, в некоторой степени стал мне близок. Ну… не он, а Константин из грез – добрый, улыбающийся, открыто и искренне любящий кого-то.

«Некую девушку, которая не является мной», – твердо сказала себе я.

Однако я не знала, что еще сказать. У нас не могло быть общих тем. И единственное, что вертелось на языке, пока мы двигались в безмолвном танце – это кем была для него Алена и что с ней случилось.

Но почему-то я брякнула, не планируя:

– Мне жаль, что нечто нехорошее, произошедшее давным-давно в твоей жизни, заставило тебя поступить со мной подобным образом.

Я надеялась, что фраза не прозвучала грубо. Я была искренней. Но не понимала: я что, пытаюсь проявить к нему сочувствие? Но ведь он виноват передо мной. Ничто не оправдает похищение.

Не заражусь ведь я, в конце концов, синдромом жертвы, проявляя нездоровый интерес к похитителю, стокгольмским синдромом[6] или как там его…

Константин на миг отпрянул и посмотрел на меня… испуганно.

А затем стал привычным мне Константином.

– Хочешь знать, что произошло? – глухо вопросил он.

Не я это произнесла, а он. Лично предложил признаться. Кстати, если Ян никогда не позволял себе проникать в мои мысли, чтобы читать их, то имелся ли кодекс чести у Константина?

От размышлений о том, что он роется в моей голове, мне стало неуютно – жгучий беспричинный стыд соревновался с гневом, но, к счастью, я сообразила, что знай он о том, что я и впрямь о нем думаю, отшатнулся бы от меня не сейчас, а гораздо раньше.

И эти рассуждения подтолкнули меня к уверенности в том, что Константин не прибегнул к своим потусторонним способностям.

– Если тебе будет удобно рассказать, – бесстрастно ответила я.

Рука Константина дрогнула, крепче сжав мои пальцы, но он столь же быстро ослабил хватку, однако успел выпустить на волю полчище мурашек, которые, как схлестнувшиеся лед и пламя, помчались вместе с током моей крови и разнеслись от эпицентра касания по всему телу. Как ни крути, а Константин вызывал во мне массу эмоций, включая как минимум ледяной ужас и обжигающее недовольство от вынужденной близости – только так я могла это объяснить.

– Несколько лет… несколько сотен лет назад, в одной из схваток меня расщепили. Но у меня получилось уцелеть. Стать прежним я уже не смог. Пытался, но… Последствия ты видишь сама.

Дрожь не отступала, но теперь она пробирала мое тело по другим причинам. «Его должно было стереть с канвы вселенной, – подумала я, – но он здесь – по-настоящему бессмертное и опасное существо».

– Как у тебя получилось уцелеть? – спросила я, хотя Ян уже успел немного рассказать об этом.

– Мать спасла меня. Можно сказать, совершила невозможное, – только и ответил он, ограничившись тем же самым, что поведал его брат ранее.

1 Архитектурный памятник; расположен в городе Несвиже (Минская область Беларуси). Несвижский замок был основан князем Н.Х. Радзивиллом Сироткой в конце XVI столетия, являлся родовой резиденцией Радзивиллов на протяжении нескольких веков. (Здесь и далее прим. автора.)
2 Согласно легендам, Черная дама, или Черная панна, – призрак Несвижского замка.
3 Представительница рода Радзивиллов, жившая в XVI веке; жена государственного деятеля Станислава Гаштольда, а потом великого князя литовского и короля польского Сигизмунда II Августа.
4 В славянской мифологии – бог грозы, войны и воинской доблести. Согласно легендам, главный антагонист бога Велеса.
5 Речь идет о двенадцати статуях высотой в человеческий рост, изготовленных из золота и серебра и украшенных драгоценными камнями. По легенде, статуи апостолов пропали из Несвижского имения во время войны с Наполеоном; их местонахождение по сей день не установлено.
6 Термин используется в психологии в тех случаях, когда жертва испытывает симпатию по отношению к агрессору (иногда симпатия взаимна), причем сами ситуации варьируются от бытовых до представляющих угрозу жизни. Под воздействием сильного эмоционального переживания жертва начинает сочувствовать агрессору и всячески оправдывать его действия.
Продолжение книги