Black Alert бесплатное чтение

Глава 1. Атака мертвецов

Жало, не случайно получил тайную миссию. Он всегда был философски настроен по отношению к своей жизни и, не вдаваясь в подробности, рисковал собою.

Вот и сейчас, поняв, что хочет от него вождь и, несмотря на его же предупреждение, рьяно взялся за выполнение приказа.

Отыскать тех людей, которых приказал отыскать ему Мамба, было не сказать, чтобы трудно, можно сказать – даже легко, но вот заставить их выполнить возложенную миссию, было очень непросто, практически не возможно.

Этим людям, было бессмысленно угрожать, они не боялись смерти, практически сжившись с нею, но они были плохо транспортабельны, в связи с общей слабостью и неспособностью самостоятельно передвигаться.

Все они были раскиданы по огромным территориям и жили в разных селениях и городах, если им вообще давали жить. И это то же было проблемой. Их надо было транспортировать в то место, которое указал Мамба, и найти ещё тех, которые готовы были пойти на верную смерть вместе с ними.

Тридцать шесть воинов-смертников у Жала уже были. Все они, как один, были мятежниками Момо, и сейчас готовы были искупить предательство своей жизнью, лишь бы великий унган Мамба, а по-совместительству их король, не проклял их души, заставив вечно скитаться по Африке.

Со всех концов территории короля Иоанна Тёмного, брели и шли, сирые и убогие, больные слоновьей болезнью и ужасными паразитами, люди. Тех, кто не мог идти сам, несли смертники, в свою очередь, заражаясь от них, той гадостью, которой те болели.

Холера, оспа, лихорадка Ласса, дракункулёз, малярия, проказа, болезни вызванные простейшими паразитами, лихорадка Марбурга, туберкулёз, вот, не полный перечень той гадости живущей в людях. И сейчас носители всех этих болезней, двигалась в сторону Момбасы, Найроби и Кампалы.

А пигмей по кличке Жало, продолжал поиск людей, с которыми ни один нормальный связываться бы не стал, а он и не был нормальным. Да и не сам он искал и подчас не общался с теми, кого нашёл через других.

Приказ Мамбы был недвусмысленным, а исполнителей хватало. Кто спасал свои семьи, кто надеялся уйти на тот свет счастливым и «богатым», кто был фанатично предан, а кто, просто не мог по-другому.

К этому времени, рас Алула Куби прошёлся со своим войском по всей территории Восточной Британской Африки частым гребнем, согнав с привычных мест обитания разрозненные племена масаев. Эти высокие и худые негры, нилотских племён, с головами обтянутыми тонкой кожей и не имеющими волос, страшные видом, и жестокие нравом, не смогли оказать организованное сопротивление.

Потерпев, несколько жестоких поражений, они откочевали в немецкую Танганьику вместе со своими стадами. Английские поселенцы и фермеры, уже не надеясь на помощь метрополии, тоже вынуждены были бежать к побережью, откуда и наблюдали ужасную картину поражения.

Выдвинувшиеся навстречу войску раса английские колониальные войска, обнаружили только больных и мёртвых. Рас Алула, стремительно уходил из Кенийских степей, двигаясь вдоль побережья в сторону Южного Судана, разоряя при этом все поселения белых, их станции и фактории.

Посевы вытаптывались, урожай расхищался, плантации разграблялись, а то сопротивление, которое могли оказать колонизаторы, было смешным, ведь у них не было ни пулемётов, ни достаточно подготовленных бойцов. Это ведь не буры.

Само войско раса Алулы Куби, проводившего волю своего вождя Мамбы, двигалось налегке, не имея ни обоза, ни тяжёлого вооружения. Все пулемёты были оставлены в Уганде и Экватории. С собой, каждый воин имел только винтовку, с запасом патронов к ней, саблю, нож, копьё или лёгкие дротики. Запас сушёного мяса, сушёных фруктов, лекарственных трав, воды и необходимого минимума имущества. Всё это имело вес, не больше двадцати килограммов, что позволяло совершать большие переходы по степям и саваннам.

Преследовавшие войско раса английские войска, наталкивались на бредущих в сторону побережья больных людей, поражённых вышеперечисленными болезнями. Кто-то уже лежал, разлагаясь на солнце, не выдержав болезни и тяжелого пути. Кто-то, увидев идущих навстречу стройными колоннами англичан, бросался навстречу, умоляя о помощи, и неизменно встречал пулю.

Трудно осуждать завоевателей за эти поступки, больные не нужны никому. Момбаса была наполнена ужасными рассказами, когда рано поутру плантатор обнаруживал у себя во дворе негра со слоновостью, или поражённого дранкулёзом, что приводило в трепет от омерзения. Зрелище, действительно было не для слабонервных. Когда длинные извивающиеся самки червей-паразитов высовывались из пяток, собираясь отложить свои яйца, это мало кто мог перенести, без экстренных позывов рвоты.

Не выдержав непрерывного потока всевозможных больных, и не успевая их уничтожать, владельцам плантаций, а также их наёмным работникам приходилось, в конце концов, бежать с нажитого места.

Все заражённые либо изгонялись, либо уничтожались, но проблему это не решало. Великий унган Мамба приказал каждому выплатить свой последний долг перед своим племенем и перед Африкой, и тысячи людей, брели, шатаясь и спотыкаясь, только с одной целью – умереть, принеся тем самым пользу и выполнить свой долг.

Всю саванну и все обжитые плантации Восточной Британской Африки охватила паника. Солдаты колониальных войск, безжалостно уничтожали уже любого негра, подозревая в них разносчиков эпидемии, это породило ещё большую панику, и волна беженцев хлынула во все стороны. В разных местах стали вспыхивать стихийные восстания, из-за чего эпидемии только крепли.

Между тем, особо доверенные люди Жала самым изощрённым способом распространяли болезнь. Тридцать шесть предателей добровольно заразились холерой, и другими болезнями, названий которых никто из них не знал, и нанялись охранниками в караван купца-араба, двигавшегося в Момбасу.

С собой они взяли много ярких тканей пропитанных испражнения больных, а затем высушенных и перемешанных вместе с обычными незаражёнными тканями. Некоторые взяли с собой и мелкие украшения из золота и драгоценных камней для продажи, обработав заражёнными внутренними человеческими выделениями.

Узнав о партизанской деятельности отрядов Иоанна Тёмного в Кении правительство Великобритании, направило дополнительные силы колониальных войск для наведения порядка и отражения нападения.

Разгрузившись в порту Момбасы присланные войска, оказались в эпицентре внимания, а также в скоротечно возникшем очаге эпидемии. Заражение уже пошло, и пока отдельные британские отряды искали пропавшего в сухих саваннах войско раса, и отстреливали больных, болезни уже прорвались в прибрежную зону.

Порт Момбасы был расположен на острове и был, таким образом, частично защищён от распространения болезней. Но она взяла своё на побережье. На улицах всех селений, лежали мёртвые негры, и их никто не собирался уже убирать.

По всем городам и селениям рыскали чёрные гонцы, крича вслух – «Мамба сказал, кто не с ним, тот против него! Умрите несчастные, продавшие свою Родину! Смерть – колонизаторам! Это они принесли с собою болезни! Смерть им!»

Положение дел, постепенно стало переходить в катастрофическое. Экспедиционные силы, не успели ещё выдвинуться для поиска и уничтожения войск противника, а их уже посетили пораженческие настроения. Везде царила паника.

Пароходы, уходившие в метрополию и другие места, были переполнены плантаторами, спасавшие свои жизни. Руководство Восточно-Британской компании было отстранено из-за провала своей деятельности, и её территории, перешли под управление Британской Империи.

Между тем, бывшие предатели, уже давно распродали свой товар, включая и драгоценности, и теперь умирали один за другим. У каждого перед смертью на устах было имя Мамбы и улыбка, символизирующая то, что его душа будет свободна, и он очистился от своего греха, а Мамба его простил.

Это было страшно, это было необъяснимо. В колониальных войсках началась эпидемия холеры, и ещё одного заболевания, позднее названного лихорадкой Ласса. Боеготовность была подорвана, и был объявлен карантин.

Лондон, не принимал пароходы из Восточной Африки, объявив их чумными, также поступили САСШ, Франция, Италия, Германия, Россия, и Португалия. Поставки сырья из Африки резко уменьшились, а цены на каучук, гумми-арабик, хлопок, сахар, резко возросли.

Вслед за этим, взлетели цены и на продукты, и на промышленные товары, а оплата труда, наоборот уменьшилась. Это не могло «не радовать» правительства всех ведущих стран.

Маркиз Солсбери, громко стучал кулаком по столу, и требовал от дипломатического работника ответственного за проведение тайных операций голову Иоанна Тёмного.

– Когда, вы принесёте мне известие о его смерти? Мне надоел этот наглый и вонючий негр! – орал он на своего подчинённого. В ответ, он слышал только молчание. Не мог же ответственный работник, открытым текстом сказать, что их лучший агент, давно работает в этом направлении, но тщетно.

Палач этим временем докладывал Мамбе об уничтожении группы наёмников, заночевавших на одной из почтовых станций, и прикрывавшихся легендой о желании наняться к известному чёрному королю.

Внимание на себя они обратили, очень хорошим вооружением, профессиональными навыками и постоянными расспросами о жизни короля. Да они особо не скрывались, обсуждая наедине между собою свои планы, когда не было рядом никого из случайно попавших в Африку европейцев.

Но Палач, после всего произошедшего, развил бурную деятельность и внедрил на станции наспех собранных агентов. Были там и бывшие афроамериканцы, владевшие английским языком, а точнее афроамериканочки, главной деятельностью которых было слушать и запоминать, а потом докладывать, всё услышанное и всё увиденное.

Были на станциях люди, владевшие и русским, и арабским, и французским, и португальским, но появились они не сразу, а постепенно, и дело своё делали хорошо.

Рано поутру, заночевавший на одной из почтовых станций отряд убийц, был захвачен врасплох и уничтожен воинами одной из сотен подчинённой лично Палачу. Мамба, отказался от голов этих убийц, после того, как допросил одного из них. Они были ему не нужны. Всё равно, тот кто его заказал и так был ясен, а цепочка посредников, не вызвала у него никакого интереса.

Головами несостоявшихся убийц, украсил ограду своей хижины Палач, как напоминание о том, что враг не дремлет, и враг многолик. В центре импровизированного «сборища» красовалась голова его личного врага Раббиха-аз-Зубейра отданная ему Мамбой, лично им засмоленная и высушенная. Враг не дремлет – враг не спит, враг везде, враг – всегда, не думай о нём хорошо никогда.

***

Есаул Пётр Миронов двигался с небольшим отрядом из тысячи бойцов при четырёх орудиях и четырёх пулемётах сквозь джунгли. Вся пулемётная и орудийная прислуга за исключением подносчиков снарядов, состояла из оставшихся в Африке казаков, остальные же были неграми. Орудиями командовал Семён Кнут, уже имевший немалый опыт пушкаря.

Сплавившись по реке, насколько это было возможно, они обогнули Леопольдвиль и направились к порту Матади, у пирса которого спокойно дремали на речной воде обе канонерки, не ожидающие ничего для себя плохого.

Тиха африканская ночь, но канонерки треба было убрать. Ранним утром, когда полоска на горизонте, только-только начала сереть, предвещая скорый рассвет и яркий солнечный день. Ночную тишину реки, нарушаемую только всплесками сонной рыбы, вознёй крокодилов и шуршанием прибрежной растительности, сквозь которую пробирались представители ночной фауны, разорвал грохот горных пушек, высунувших жала своих стволов с противоположного берега.

Пристрелочные выстрелы подняли фонтаны воды, переполошив, как охрану, так и обитателей реки. Панические крики людей и животных всколыхнули предрассветный воздух.

Пристрелявшись, четыре горных пушки, стали ввинчивать снаряды в корпуса канонерских лодок, пользуясь внезапностью. Мелкие щепки корпуса стали лететь в реку и на берег. Сквозь пробитые снарядами борта ниже ватерлинии, стала поступать вода, постепенно затапливая небольшие боевые корабли. Начались пожары. Боцманы изо всех сил били в корабельный колокол, объявляя боевую тревогу.

Метавшиеся по берегу солдаты, а на кораблях – матросы, никак не могли сообразить, кто же на них всё-таки напал. В том, что это были негры Мамбы, никто не верил, особенно после того, как по скопившимся на деревянном пирсе людям хлестнули длинными очередями пулемёты.

Люди гибли, расстреливаемые с расстояния пятисот метров, но 7, 62 мм пуля с лёгкостью преодолевала это расстояние, не уменьшая своей убойной силы. Разобравшись, откуда идёт нападение, капитаны кораблей, стали командовать матросами на канонерках быстро разворачивая на врага кормовые и носовые орудия.

Внезапно, один из снарядов пробив ничем не защищённый борт французской канонерской лодки, попал в пороховой погреб и подорвал его. Мощный взрыв разметал корпус корабля, и выбросил на берег вторую канонерку, перевернув её набок.

Дальнейший огонь окончательно довершил разгром морского отряда и обратил в бегство, немногих оставшихся в живых. Есаул, наскоро осмотрев в бинокль поле битвы, решился на переправу.

Оставив на своём берегу пулемёты и орудия, пять сотен негров вооружённых винтовками переправились на плотах на противоположный берег, немного ниже по-течению.

Быстро преодолев джунгли, находившиеся на пути от места переправы до Матади, он обрушился вместе со своими солдатами на деморализованных врагов. Мелькая между деревьями и убогими тукулями, непрерывно ведя огонь, они бросились в штыковую атаку, взяв на штыки всех, кто не успел разбежаться.

Пара пулемётов бельгийцев на время ослабила атаку, но их обошли с других сторон и, прикрываясь деревьями и зданиями, уничтожили. Речной порт Матади в очередной раз перешёл в другие руки, став очередным трофеем в карьере старого есаула.

Пётр Миронов, придерживая рукою бесполезную сейчас саблю, орал во всю силу лёгких на суахили, размахивая револьвером. «Вперёд», «Вашу мать» – (это по-русски). Вперёд, эбеновые чурки, взять их в штыки. Аааа.

Впереди него бежал высокий худой воин с матовой и блестящей от пота кожей. Приостановившись, и прицелившись, он выстрелил. Впереди раздался вскрик. Передёрнув винтовочным затвором, он дослал очередной патрон в патронник, но из-за плохой чистки патрон не желал входить, застряв в ржавчине и пороховой копоти, это почти стоило жизни этому воину.

Из-за полуразрушенного тукуля, который здесь заменял обычную хижину состоящую из навеса и столбов, выскочил бельгийский унтер-офицер и, размахивая саблей ринулся на негра, пытаясь отрубить ему что-нибудь ненужное.

Вытянув руку с револьвером Миронов, нажал на спуск. Щёлкнул курок и боёк, наколов капсюль патрона, воспламенил порох. Разогнавшаяся от пороховых газов пуля, покинула короткий револьверный ствол и, ударив в грудь атакующего бельгийца, отшвырнула его прочь.

Подчинённый есаула, даже не обернувшись, засунул свой заскорузлый указательный палец в отверстие патронника и, поковырявшись там, он извлёк из него, комок жирной пороховой копоти смешанной с ржавчиной и илом.

Выкинув грязный катышек, он сразу же сунул туда мизинец, желая окончательно очистить винтовку от грязи. Вытащив из патронника мизинец, с глубокомысленным видом оттерев свой чёрный палец с невидимой на нём копотью о своё потное тело и засунув в патронник многострадальный патрон, он задвинул затвор, приготовив винтовку к очередному выстрелу. И побежал с нею дальше, как ни в чём не бывало.

Миронов, в очередной раз подивился такому отношению, как к огнестрельному оружию, так и к собственной жизни в бою, в частности и, выкинув всё из головы, принялся командовать своими полудикими воинами, крича команды на смеси русского, суахили, диалекта банда и ещё бог весть каких языков.

Собрав трофеи и сняв с канонерок весь металл, боеприпасы, и любое полезное имущество, они переправились снова на свой берег и отправились в сторону Леопольдвилля, который начали тревожить партизанскими вылазками.

Больше есаул сам переправляться не стал, заняв оборону, прямо напротив Леопольдвилля, и время от времени, постреливая в его сторону из орудий, пока небольшие группы его воинов, переправившись в разных местах, атаковали партизанскими рейдами, расквартированные по окрестностям города пехотные части бельгийцев.

Изрядно потрепав противника, ожидающего помощи, которой не было, и быть не могло, он отправил назад пушки, к которым были уже израсходованы все снаряды, оставив себе, только пулемёты.

У пехотного батальона, тоже были пулемёты, которыми он ожесточённо огрызался на огонь с противоположного берега. Завязалась перестрелка. Есаул с пренебрежением относился к паре оставшихся снайперских винтовок, выданных ему Мамбой, но приноровившись к громоздкому оптическому прицелу, он оценил его эффективность.

Сухо щёлкали редкие винтовочные выстрелы. Негритянские солдаты, научившись стрелять, и обладая очень зорким зрением, с лёгкостью выцеливали мишени в белой маркой одежде на противоположном берегу и выбивали их, как в тире. То же самое делал и есаул вместе с одним из своих товарищей по имени Елисей.

Не давая покой ни ночью, ни днём с помощью постоянных вылазок на тот берег, он довёл бельгийских солдат до деморализации. Быстро разлагающиеся в жарком климате трупы, антисанитария, тучи мух и других паразитов, и бесконечные выстрелы и атаки со всех сторон, вынудили командование пехотного батальона, бросить город, и отступить вдоль реки в сторону Атлантического побережья.

Дальнейшее их отступление превратилось в банальное бегство. Теряя людей и оружие, они откатывались назад, продвигаясь сквозь джунгли, увиденное в Матади, окончательно подорвало боевой дух бельгийцев, и они не разбежались только потому, что понимали, что поодиночке, просто не выживут в экваториальных джунглях.

До столицы Бомо, живыми добралось не больше сотни человек, все остальные сгинули на необъятных просторах Конго, навсегда оставшись там. Там же остались и экипажи английской, и французской канонерских лодок вместе со всем снаряжением и оружием. И это добавило ещё один штрих, к общей картине бессилия европейцев перед климатом Африки и правильно организованного сопротивления населения.

Глава 2. Ричард Вествуд и Весёлый Роджер

В начале 1897 года все собранные Иоанном Тёмным войска выступили в сторону бывшей станции Ладо и посёлка Гондокоро, а ныне города Бартер. Из Банги вышел десятитысячный отряд при двух орудиях и двадцати пулемётах. В каждом городе, отряд обрастал всё большим количеством воинов, набранных с окрестных селений.

Один их гонцов добрался до войска раса Алулы Куби, который дошёл уже до султаната Виту, ранее бывшего под протекторатом Германии. Развернув своё победоносное войско, также увеличившееся за счёт притока чернокожих добровольцев, рас Алула повёл его на встречу с Иоанном Тёмным.

Катикиро Буганды, получил от Мамбы приказ выделить солдат, соль и продовольствие, причём в качестве солдат дозволялось прислать негров с сопредельной территории, а именно, из Германской Танганьики, которая постоянно бурлила из-за жёсткой политики немецких колонистов.

По всем рекам, а особенно по Белому Нилу шли караваны плотов с продовольствием, предназначенным для армии. По пути следования войск Иоанна Тёмного, раскупоривались оружейные склады, где хранились в густой смазке из животных жиров, винтовки и пулемёты, как трофейные, так и приобретённые за деньги.

Доставались штатные укупорки с боеприпасами. В дело пошли все имеющиеся в наличии магазинные итальянские винтовки. В ходе марша Иоанном Тёмным устраивались учения, на которых, назначенный генералом, Ярый, командовал вверенными ему войсками, проводя манёвры и стрельбы.

Боеприпасы жалели, поощряя меткость. В ходу были различные конкурсы стрелков и снайперов. Тот, кто входил в победную тройку, получал приз на свой выбор. Отказа не было ни в чём.

Более того, на его родину в богом забытое селение, или город, посылались подарки всем его родственникам – жёнам, сёстрам, девушкам, кому угодно, с одним только пожеланием – растить будущих воинов, метких стрелков и храбрых воинов.

Мамба не жалел ничего для снайперов, поощряя их даже рабынями, закрывая на этот факт глаза. Проводились конкурсы и среди следопытов, бегунов, диверсантов, пулемётчиков, артиллеристов и прочих. Критерий был только один – умение воевать, и думать головой.

Формировались элитные подразделения, помимо старой гвардии с кожаными стягами, вроде бабуинов и носорогов. Те, кто попал в эти сотни, могли рассчитывать на двойной паёк, уважение, и быструю смерть в бою.

Иоанн Тёмный, объявил свою волю, тот, кто запятнал свою честь трусостью, и бросил своего товарища в бою, или проявил тупость или неумение воевать, что привело к гибели других воинов, но служил в элитной сотне, имел право сам выбрать свою смерть. Исключение составляли только предатели, для тех итог был один – участь Момо.

Дикий, потерянный вид домашнего животного, не умеющего ничего, кроме как есть, и ходить под себя, повергал в шок, любого, кто его видел. Все африканцы, боялись повторить его участь. Немногочисленные европейцы всевозможных национальностей, которые нашли себе место в войске Иоанна Тёмного в качестве офицеров, капралов, или инструкторов, опасались.

С одной стороны, они не верили в это, а с другой, не хотели проверять это на себе. Все видели, как здоровый и грозный Момо, за две минуты превратился в ничто. Может этому был виноват яд, может мистическая сила, которой обладал Иоанн Тёмный, им было без разницы. Никто не хотел проверять это на своей шкуре – никто.

Войско медленно продвигалось вперёд, тренируясь в меткости на животных, экономя специально взятые с собой продукты. В ходе этого марша, они пополнили склады слоновыми бивнями, кожей и шкурами, других животных саванны, а также страусовыми перьями, запас которых обещали в скором времени вывезти через Абиссинию, и выгодно продать модницам по всему миру.

В Барак прибыло уже двенадцать тысяч воинов, к которым присоединилось в скором времени ещё восемь тысяч солдат, ведомых расом Алулой. Здесь Мамба решил подготовиться к будущей битве с англичанами, для чего активно принимал в свои ряды всех желающих, а также воинов, присланных вождями других племён, которых сразу же брали в оборот в полевом лагере.

Это лагерь стал крупнейшем полигоном в Африке на котором тренировали молодых воинов стрелять из винтовок и пулемётов, ходить в штыковую атаку, проводить диверсии. Всё это происходило жёстко, никто не собирался жалеть новые кадры, приучая их к воинской дисциплине, а также строю.

Каждый из молодых воинов, учил новый язык каракешей, в котором было много слов из разных языков, не только из русского, но из суахили, хауса, амхарского и прочих народов. Были там слова и из арабского, и английского, а также французского и португальского.

Было в этом языке, только одно общее, и это, как ни трудно догадаться, был русский мат. Великий и могучий разговорный, дополнился только парами фраз с разных языков, обозначавших белое пушистое северное животное с буквой З, вместо С.

***

Я возлежал на маленьких подушках в одном из низких глиняных зданий в мавританском стиле. У меня дико болела спина – потянул, когда мы вытаскивали одно из двух орудий. Эти бестолковые обезьяны, чуть не упустили в болото нашу стреляющую прелесть.

А я как раз находился поблизости. Сердце кровью обливалось, когда я увидел, как носильщики, сначала застряли в грязи, а потом почти упустили в жидкий ил орудие, которое мы с таким трудом тащили через всю Африку. Пся крев!

Бить и орать, было некогда. Вот и пришлось отбросить королевские регалии, соскочить с осла, на котором я величаво передвигался, и броситься на помощь лодырям и вредителям королевской собственности.

Орудие, мы общими усилиями не дали утопить, а то чисть его потом. Все упустившие были мною жёстко покарана, лишились доппайка и женщин на месяц, а я мучился со спиной, натирая её своими мазями на основе пчелиного яда.

Даже пришлось отправить провинившихся, за ульем пчёл, а потом мне их сажали на спину, чтобы привести в чувство их укусами. В чувство не привели, а разозлить разозлили, неумехи. Спасли моё доброе отношение только женщины, которых прислал мне Верный, бывший в Бартере мэром и наместником в одном лице.

Женщины помогли мне отвлечься от горестных дум, боли в спине, и спермотоксикоза, который начал в последнее время меня одолевать. Не так, чтобы сильно, но мужская природа требует своего, а у меня ещё и сына нет.

А эти две мелкие пакости – мои дочери, причём одна из них уже довольно рослая, теперь уже учились выносить у меня мозг, и это в семь лет! Что же будет дальше. А я абсолютно не готов. Не хватало ещё на старости лет становиться подсандальником. Ладно, ещё подкаблучником, что вряд ли. Никто здесь не носит каблуков, а вот подсандальником уже наверняка.

Старшая, Мирра, была прямая, как палка, и такая же бесхитростная, а вот младшая дочка, Слава, была чисто по-женски хитра, и делала всё исподволь, ненавязчиво. Тренировалась, так сказать на отце. Бессовестная… Вот так и живу, хлеб из сорго жую.

Кстати, о хлебе насущном, если кто думает, что в Африке выращивали только бананы, бататы и прочий маниок, то он жестоко ошибается. Здесь были посевы африканского сорго нескольких видов, и красного, и дурры, и суданской травы. Несколько видов, чисто африканского риса, проса, выращиваемого при Нильской низменности, а также пшеницы, кукурузы, ячменя и другого.

И это не считая привозных культур, вроде хлопка и какао. Так что, есть тут было чего, и из чего выбрать, тоже. Русские крестьяне, как-бы не хуже питались, и это при суровом и неблагоприятном климате, где требуется улучшенное питание из-за повышенных расходов тепла.

Проблема была с мясом, но благодаря уменьшению налогов и обуздания грабительских набегов арабов и нубийцев, местные скотоводческие племена за два года увеличили поголовье и теперь активно обменивали домашних животных, коров и коз, на продукты с полей.

Я не торопился с помощью дервишам, эти махдисты, хотели сразу всё. И на кол сесть, и рыбу вкусную съесть. И ещё не прислали мне ни грамма золота, кормя только обещаниями, и собирая при этом огромную армию. По сведеньям лазутчиков, они собрали не меньше пятидесяти тысяч и наверняка думали, что справятся сами. Я не хотел их разочаровывать.

Когда ко мне прибыл давнишний переговорщик Хуссейн ибн Салех, я так ему и сказал.

– Наш договор в силе, уважаемый, так и передайте своим вождям. Иоанн Тёмный, держит своё слово, и дальше Фашоды не пойдёт, если вы не попросите меня. Но если я пойду, то готовьтесь расплачиваться со мною золотом и территориями.

Хуссейн ибн Салех всё понял, и более не задерживаясь, решил по-тихому удалиться. Ну, на всё воля Аллаха! А, как известно, Аллах Велик! Но Аллах далеко, а я близко. И никакой Аллах их не спасёт от поражения.

Я же не собирался заниматься вероломством, пока меня к этому, конечно, не вынудят. Сейчас, я тупо копил силы, вникал в обстановку, докупал оружие, которое мне передавали, через Абиссинию. Расплачивался слоновой костью, перьями страуса, зерном, и другими африканскими товарами, которые затем перепродавались дальше.

Менелик II, прислал ко мне Аксиса Мехриса с договором о ненападении. Вот же умный человек, учёл опыт прошлых ошибок, и решил подстраховаться. Да я и не против. Время Абиссинии ещё не пришло. Внебрачный сын негуса Иоханныса IV был в ссылке, лишённый власти и влияния, но попыток её взять силой, по-крайней мере, в мыслях, не оставлял.

Мне же предложили династический брак с некой Хайдди Селассие. Невесте было то ли тринадцать, то ли пятнадцать. Малолетка в общем, но здесь и сейчас, это был выгодный брак. Никому были не интересны её юные прелести, а вот приобретённые связи, всех интересовали, и очень сильно.

Невесту я не видел, да и не до неё мне сейчас было, но устное согласие я всё же дал. Так на всякий пожарный случай. Потом, всегда можно будет отказаться. Передумал мол. Мужик, слово дал – мужик, слово взял!

Как бы там ни было, а к концу 1897 года я уже обладал двадцати пятитысячным войском, расквартированным в неделе пути друг от друга, чтобы не создавать антисанитарию и не провоцировать заразные болезни, которые я сам и активировал, но не здесь.

Все больные, покорные моей воле, по-прежнему уходили умирать на побережье. Жестоко, конечно. Всё для фронта, всё для победы. Буду добрым сейчас, придётся быть жестоким, потом. Мне никто и ничего не простит, и я, прощать никому и ничего, не собираюсь.

Я мстю, и мстя моя страшна. Эту решимость, подкрепил очередной случай покушения на меня.

***

– Федот, смотри вот он, вот!

– Где, где?

– Да вот же он идёт.

Мимо двоих русских, заросших по уши густыми чёрными бородами и щеголявших длинными, не чесаными усами, стоящими в конце улицы, в окружении почётной охраны прошёл король Иоанн Тёмный.

Окинув равнодушным взглядом, двоих замызганных и заросших европейцев, судя по одежде выходцев из России, я прошёл мимо них, мельком подумав – «Наверно наниматься пришли».

Какое-то внутреннее чувство опасности, заставило меня обернуться и снова взглянуть на них, и как раз вовремя. Один из них вытащил из-за пазухи револьвер и торопливо оттягивал курок. Второй, скинул с плеча короткоствольный карабин, и, загнав патрон в патронник, собирался целиться в меня.

Наученный горьким опытом, я не сомневался по чью душу, они прибыли, и что сейчас собирались сделать.

– Взять, – коротко рявкнул я и бросился за угол ближайшего здания. Грянул, сначала, револьверный выстрел, пуля которого впилась в стену дувала. Вслед за ним, протрещал ружейный. На этот раз пуля попала в моего телохранителя.

Первый, тот, который с револьвером, был убит сразу, а у второго, был отобран карабин, а сам он схвачен и избит. На допросе он во всём признался, лишь бы не потерять свою душу, о чём был уже весьма, наслышан.

Пришлось его прилюдно утопить в Ниле, пустив на корм крокодилам, но осадочек от этого случая, остался. Я стал ещё более осторожен и подозрителен, но не собирался прятаться, а наоборот, решил выявить всех предателей и убийц, пообрубав все головы этой гидре.

***

Полковник Ричард Вествуд, прибыл в город Бартер, поздно ночью, и, остановившись в караван-сарае под личиной арабского купца, стал вникать в ситуацию.

Прибыл он сюда, с единственной целью – уничтожить короля Иоанна Тёмного. Ну и выполнить попутно тайную миссию, по добыванию копья судьбы. Прибыл он вовремя, чтобы увидеть гибель двух глупых агентов, решивших, что они смогут взять себе славу террористов.

Не получилось…, и в целом их можно было оправдать, особенно, глядя на спину здорового негра, бывшего, когда-то приближённым вождя, а сейчас выполнявшем при нём роль, то ли блаженного, то ли живого напоминания о последствиях предательства. Одним словом – это существо, человеком, уже не было.

Но, копья судьбы у вождя больше не было. Точнее, не копья, а старого кинжала, который всегда висел у него на поясе. Истратив кучу денег, Ричард Вествуд узнал, что Иоанн Тёмный прибыл в Бартер без кинжала. И никто его не видел уже очень давно, с того самого времени, как король вышел из джунглей в сопровождении всего лишь одного человека, и то приблудного.

– Потерял, осёл, – выругался Вествуд, – какой же ты осёл Мамба. Потерять, такую реликвию…

Тайная миссия, полетела в тартаррары. В том, что у короля кинжала больше нет, Вествуд уже не сомневался, он это чувствовал, шестым чувством, о наличии которого никто не знал, но все говорили.

Но обострившееся чутьё опытного авантюриста и мастера, подсказывала, что у Мамбы есть, что-то другое, не менее ценное. Только что это, он не знал. Вздохнув про себя, он решил приступить к той миссии, ради которой его прислали сюда, пользуясь, подвернувшимся случаем.

На днях должен был прибыть, второй его подельник, которого он знал под прозвищем Весёлый Роджер. Вместе, они должны были гарантированно уничтожить вождя.

Лучшим вариантом, было напасть ночью на его резиденцию, и в начавшейся суматохе, убить его. Второй вариант, был взорвать, третий, отравить его, или застрелить на улице, но не так топорно, как это сделали те двое. Были ещё женщины, но пораспрашивав разных людей, пришлось от этого варианта отказаться, так же, как и от отравления.

Весёлый Роджер, прибыл не один, а с целым отрядом арабских наёмников, которые рядились под торговый караван. Вычислив резиденцию и подготовив нападение, они отправились ночью на дело.

***

Я проснулся от рывка. Как будто бы меня кто-то укусил за ногу. Осмотревшись вокруг, я не обнаружил никого, кто это бы мог сделать. Хотел заснуть снова, но ирреальность происходящего вокруг меня, заставила насторожиться.

Воздух был недвижим, все звуки, как будто повисли, вокруг царила мёртвая тишина. Отбросив лёгкое покрывало из местной ткани, которое защищало меня от ночного холода, я первым делом схватился за деревянную кобуру маузера, и только почувствовав его успокаивающую металлическую прохладу, предпринял следующие шаги.

Жало, громко заорал я, взбудоражив охрану.

– Грёбанный вождь, – чертыхнулся Вествуд, и в свою очередь заорал: – К бою, черти!

Бесшумные тени, одетых во всё чёрное людей, обнажив короткие мечи, бросились на охрану. Но бодрствующая охрана, взбудораженная криком своего короля, оказала ожесточённое сопротивление, сразу открыв огонь на поражение.

Загремели выстрелы. Поняв, что мечи уже бесполезны, нападающие достали револьверы и тоже открыли огонь. Завязалась скоротечная схватка. Охраны было немного, всего пять человек, а нападавших, больше тридцати.

Но время было дорого. С минуты на минуту, должен был примчаться отряд личной гвардии короля. И дело надо было сделать, до их прибытия. Потеряв восьмерых, они бросились в узкий проём внутреннего помещения, где спал Иоанн Тёмный.

Яркая вспышка выстрела на мгновение ослепила их, и первый из бежавших, отдал богу душу. Кому именно, он не уточнил. Вслед за ним, вместе с выстрелами из маузера, отправились и остальные, пополнив когорты, убитых лично королём.

Все пятнадцать патронов были выпущены в тёмные фигуры, жаждавшие прорваться во внутрь. Я же лежал на глиняном полу, и расстреливал их, как в тире, ориентируясь по лунному свету, отблески которого перекрывали убийцы.

Расстреляв весь магазин из своего верного, в будущем, революционного друга, я ползком, стал выбираться в сторону потайного хода. Его ещё не успели до конца выкопать, но спрятаться в нём уже можно было.

Нащупав рукою замаскированную крышку, я откинул её правой рукой, и нырнул в тёмное круглое отверстие, захлопнув её за собою, и стал неспешно перезаряжать свой маузер, опираясь спиной о холодную стену.

Весёлый Роджер, с болью в сердце, смотрел, как гибнут его лучшие люди. Маузер короля с лёгкостью отправлял на тот свет одного за другим, а тут уже спешили на помощь солдаты Мамбы, и из-за чего, пришлось отправить для отражения их атаки, часть своих людей.

Наконец, выстрелы из дома стихли, и им удалось прорваться туда. Но там, никого не было. Только валялись по углам раскиданные в суматохе подушки, да лежало скомканное тонкое одеяло, и больше ничего. Ругаясь по-английски, он начал шарить по помещению со своими людьми, в поисках вождя, но тот словно испарился.

Условный свист, а затем разгоревшаяся пальба, заставила его бросить своё занятие и устремиться на выход. Мистика, успел подумать он, выбегая из здания, и не слышал, как затоптанная, покрытая слоем глины и плотно пригнанная к глиняному полу крышка, съехала в сторону, и оттуда выглянул любопытный чёрный глаз. Два раза моргнул, из-за чего белый белок отразил лунный свет. Со стороны бы показалось, что сама Африка выглянула из своих недр, чтобы посмотреть, кто решился нарушить её покой.

Увиденное, ей не понравилось. Из отверстия высунулась рука с маузером, ствол которого, сопроводил убегающую мишень. Грянул выстрел, пуля толкнула в спину, ничего подобного, не ожидавшего Роджера, и он перестал быть весёлым, а стал, мёртвым.

Так его потом и нашли, с маской недоумения, на породистом «лошадином» лице английского аристократа, самых чистых кровей, лежащего у самого выхода, среди убитых людей своего отряда наёмников.

Ричард Вествуд, забрав жалкие остатки их отряда, поспешно ретировался, так и не решившись себя обнаружить. Вместе с ним ушли и пятеро выживших убийц. Раненых среди них не было, все раненые, как только осознавали своё неумение выжить, и перспективу попадания в плен, сразу же переходили в статус мёртвых.

Первый вариант, устранения Мамбы, с треском провалился. Следовало переходить ко второму и третьему. Чтобы всё сделать наверняка, Вествуд решил совместить оба варианта: и взорвать, и застрелить. Два в одном, всё же предпочтительнее одного в двух. А пока, он решил переждать пару дней, чтобы улеглась вся эта суматоха, и король, немного расслабился.

Между первой и второй, перерывчик небольшой. Между третьей и второй, перерывчик уже большой. Мамба, дураком не оказался. То ли он действительно был гением, то ли подсказывал ему кто, но по всем караван-сараям, стали рыскать гвардейцы чёрного короля, во главе с мелким «укурком», пигмеем по кличке Жало.

Этот мелкий гадёныш, чуть ли не копал землю носом, в поисках пропавших несостоявшихся убийц напавших на его короля. Хорошо, что это был пигмей. Слухи, разносившееся по городу, и среди торговцев вещали, что у чёрного короля, был ещё и хлеще пёс, по кличке Палач. И уж тот, был намного хуже, чем эта доморощенная шавка, и уже наверняка бы нашёл их.

Пришлось менять место дислокации, и съезжать с караван-сарая в другое место. В дом одного из арабских купцов, бывшего тайным агентом Великобритании, и получавшим немалые от этого выгоды. Риск его засвета был большим, но и на кону, стояло очень многое.

Короля надо было уничтожить, и Вествуду было не с руки, возвращаться не солоно хлебавшим. И потерявшим почти всех людей. Попытка – не пытка, а у него ещё был шанс. Ну, а если опять не получиться убить Мамбу, то тогда ни у кого больше, и не получиться, и следует временно отступиться от этого самородка, пока не вышло хуже.

Обо всём происходящем на восточном побережье Африки Ричард Вествуд был уже наслышан, и оценил задумку короля, мысленно поставив ему за это, пять баллов, по шести бальной шкале. Сам бы он сделал это тоньше, и с ещё более худшими последствиями.

А так, эпидемия, так и не добралась до Лондона, остановившись в Момбасе и других прибрежных городах, Но паника, и в правду была знатная. Все так и визжали от страха. «Господа, господа, у меня умирает жена и ребёнок, помогите!».

– Бог поможет, или Мамба – идите все к нему, – отбивался от плантаторов осипший от крика и бессонных ночей английский врач. Вествуд усмехнулся про себя от этих воспоминаний.

Подходящий случай взорвать вождя представился через неделю. В городе всё утряслось, охрана была утроена. Резиденция расширена и перекрыта со всех сторон, но король, продолжал время от времени устраивать смотр своим войскам, для чего ходил в сопровождении своей охраны в сторону полигона.

С этой целью, его сопровождала полусотня бойцов его личной гвардии. Сейчас, сопровождая короля в пути, впереди него шёл десяток, сзади два десятка, и непосредственно рядом с ним все остальные, защищая его со всех сторон своими телами. Хоть в прошлый раз, только отменная реакция самого короля спасла его от гибели.

Вествуд выбрал позицию на крыше одного из крайних домов. Всё семейство, проживающее в нём, было отправлено арабским купцом в другой дом за большие деньги, без объяснения причин. Да они и не интересовались, зачем понадобился их дом богатому и уважаемому купцу, потому как, себе дороже.

Во дворе дома, находились последние солдаты их отряда, и ещё с десяток нанятых арабов без роду, без племени, живших под кустом, накрывавшихся листом, и не знавших, для какой миссии их будут использовать.

Арабы Мамбу, не то, чтобы ненавидели, просто они с ним считались, и считали своим долгом уничтожить его, как возможного конкурента борьбы за будущую власть, несмотря на то, что он был их номинальным союзником.

Но ситуация сейчас в Судане, напоминала гордиев узел, который невозможно было развязать. В нём сейчас сплелись интересы и арабов, и самих суданцев, и Абиссинии, и англичан, и французов, которые на словах поддерживали во всём Великобританию. А на самом деле, дико завидовали их успехам и расценивали их, как конкурентов в борьбе за пески севера Африки.

Этот узел, можно было только разрубить, что и собирался сделать генерал Китченер, не подозревая, что у него появился чернокожий конкурент. Ну а Ричард Вествуд, собирался повесить на свою грудь очередную медаль, которую не принято носить на парадном мундире, а только на гражданском сюртуке, и только в одном очень приличном доме, на территории закрытого интерната.

А также, очень весомую сумму денег, которая поможет ему встретить безбедную старость, в окружении исключительно приятных женщин, и не менее приятных развлечений, но для этого придётся сильно постараться.

Английский цинизм и выверенная практичность, подсказали ему план уничтожения, и сейчас он собирался воплотить его в жизнь. Приложив к глазам миниатюрный цейсовский бинокль, он увидел долгожданное облачко пыли, которое, наконец, появилось на линии горизонта.

Верблюжьи всадники, а это были именно они, были наняты далеко отсюда, в одном из берберских племён, и вознаграждены новыми английскими винтовками с большим запасом патронов, помимо полновесного серебра, уплаченного каждому из полусотни стрелков.

Вествуд, не собирался мелочиться. Алягер, ком алягер. Гулять, так гулять. Дело, прежде всего. Кто водиться с волками, научиться выть. Бросив перебирать в голове пословицы разных народов, он внимательно смотрел, как разогнавшаяся полусотня, пошла в атаку.

***

Я спокойно выходил из города намереваясь посетить полигон, и порадоваться успехам своих воинов, как слегка различимый гул, от которого подрагивала земля, насторожил меня. Оглянувшись вокруг в поисках непонятного звука, я увидел вдали пятно пыли, стремительно приближающееся ко мне и моим телохранителям.

– Ёрш, твою медь, опять, гадская муха по мою душу, – выругался я. Ни минуты не сомневаясь в этом.

– К бою, мои верные воины, к бою!

Телохранители, быстро перестроились, окружив меня со всех сторон, и мы стали, сохраняя порядок, медленно отступать обратно в город, чтобы укрыться за стенами его дувалов, пока ко мне на помощь, не примчаться мои сотни с полигона, или с других концов города.

Из облака пыли показались верблюжьи морды, а потом прозвучали и первые выстрелы в нас. Всадники, нахлёстывая поводьями, зажатыми в левой руке своих верблюдов, доставали на ходу свои ружья и винтовки. Телохранители, открыли ответный огонь, вышибая из седел седоков и отстреливая самих верблюдов.

Верблюжьи всадники, не снижая темпа, бросились на нас. Отчаявшись стрелять на ходу, они вытащили взамен винтовок, сабли, решив изрубить нас в капусту. Решение надо было принимать мгновенно.

– Стрелять только по верблюдам, – проорал я приказ и, оставив заслон из тридцати воинов, бросился назад в город.

Вествуд, внимательно смотрел за развитием событий. Увидев, что король снова правильно отреагировал, и берберам не удастся его поймать, он отдал приказ напасть на Мамбу, сзади.

Его воины, хлынули их неприметной калитки, выбегая поочерёдно на узкую улочку, ведущую в сторону полигона. Раздались выстрелы, и посредине улицы закипела ожесточённая схватка.

Первый раз, я оказался схвачен врасплох. Казалось бы, в каких только переделках я не побывал, но сейчас явно была одна из самых сложных ситуаций.

Не успел я добежать до ближайшей городской улице, из которой вышел не более десяти минут назад, как там уже кипел бой, неизвестно с кем. Сердце укрытое кожаной жилеткой с вставленными в неё толстыми свинцовыми пластинами, гулко забилось.

Брызнул в кровь адреналин выработанный надпочечниками. Крутанулось сознание. Верный маузер, как влитой сидел в моей руке. С нами Бог, и духи Вуду, ничего я не забуду. Всех достану, всех поймаю, на куски разломаю.

Круто повернувшись, я бросился назад на помощь своим воинам, которые сражались со всадниками на верблюдах. В этой схватке было проще затеряться, чем на городской улице. Ведь поднятая верблюдами пыль, вскоре накрыла всех сражающихся, даря преимущество тем, кто чуял сердцем врага.

Сзади осталась схватка на тесной улочке, в которой было преимущество у напавших на меня. Присоединив деревянную кобуру к маузеру и приложив её к плечу, я как из винтовки, стал расстреливать всадников.

Кружась на своих верблюдах, теряя бойцов, те рубили саблями моих воинов. Негры отбивались от них штыками и прикладами винтовок, временами ссаживая берберов вниз. Бросившись в самую кучу сражающихся и подхватив с земли, чью-то саблю, я отдался азарту битвы, полосуя своих врагов острой саблей. Пока она не развалилась на две половинки.

Вествуд с яростью смотрел на то, что происходило под ним. Его сброд, добивал тех воинов Мамбы, которые втянулись в город. Хотя, фраза, «добивал», была избыточной.

Чёрный король, опять спутал его карты, своим неожиданным манёвром. И ведь бежал уже в объятия смерти. Осталось всего ничего…, и тогда Вествуд, застрелил бы его прямо с крыши, или закидал гранатами, не оставив ему и шанса.

Но гадский вождь, опять выкрутился, и устремился назад, в самую гущу своих воинов сражавшихся с верблюжьими всадниками, безошибочно приняв единственно верное решение.

Подхватив три гранаты, специально сделанные и доставленные ему ещё в Момбасе, Вествуд, скатился кубарем с плоской крыши и, добив выстрелами из револьвера в спину двух рослых негров, побежал в сторону Мамбы.

С собой он забрал троих выживших из своего отряда, которые бежали позади него, тяжело дыша ему в спину. Впереди клубилась пыль, гремели выстрелы, мелькали быстрыми росчерками изогнутые сабли, и блестели потом, чёрные спины сражающихся.

Где-то там был и вождь. В этом мельтешении человеческих тел и тел животных, не было никакой возможности разобраться. И Ричард Вествуд, решил не разбираться, и закончить всё одним движением своей длани.

В который раз за этот день, я почувствовал по отношению к себе угрозу. И это несмотря на то, что вокруг меня убивали друг друга люди, а также угрожали и мне. Но увидев бежавшую к нам любопытную троицу незнакомых воинов, один из которых держал в руках штуки, очень похожие на корявые ручные гранаты, я смекнул, что дело пахнет керосином, и нырнул под брюхо убитого верблюда.

Через пару минут нудного ожидания, прошедшего в заряжании опустевшего магазина маузера патронами, я услышал, лёжа на боку долгожданные разрывы.

– Брах, и рваные клочки почвы взлетели вверх, салютуя моей прозорливости.

– Браааах, и в разные стороны разлетелись гранатные осколки и куски людей и погибших животных. Третьего взрыва не последовало. Пыль, поднятая взрывами, медленно оседала вниз.

Уцелевшие в скоротечной битве всадники, разворачивали верблюдов и, разрывая металлическими удилами их губы, гнали вперёд, стремясь поскорее выйти из мясорубки, в которую ненароком угодили все вместе. Было их очень немного, так же, как и тех воинов Мамбы, которые остались в живых.

Выглянув из-за туши убитого верблюда, принявшего в своё тело многочисленные осколки, я увидел рыщущих среди мёртвых и раненых двоих чужаков.

Разбираться, кто из них ХУ, я не стал, а сопроводив стволом маузера застрелил сначала одного, а потом… Потом, мне не дали. В меня полетела очередная граната. Вот же гад!

Не знаю, какой системы была граната, здесь они мне пока ещё не встречались, но после того, как она, ударившись о круп верблюда, скатилась мне под ноги, я подхватил её и швырнул обратно. А то ишь, дураков нашли. Знаем, плавали. По уши в дерьме и задницей кверху.

Граната разорвалась в воздухе, не долетев до того, кто её метнул, засыпав всё окружающее пространство своими осколками. Выглянув в очередной раз, я увидел, как приволакивая раненую ногу, последний из выживших убийц, стремился убежать в сторону Нила, чтобы затеряться среди густых прибрежных кустов.

Ну, уж нет, прицелившись, я открыл по нему огонь из маузера, опираясь руками на тушу мёртвого верблюда. Пули, жужжа, как рассвирепевшие пчёлы, вспороли воздух вокруг Вествуда. Одна из них, сорвала с его головы чалму, которая обнажила светлые волосы европейца.

– Агрх, так вот ты какой… северный олень! А ну-ка иди сюда, сволочь недобитая. Волк тряпичный, заяц заскорузлый, помесь кота с бегемотом. Я сейчас покажу тебе, как я умею ненавидеть.

Вествуд, не ожидал такого развития событий. Швырнув гранаты в самый центр битвы, он нарушил её ход. Разрывы поубивали всех, кого достали своими осколками. В ответ раздалась стрельба, и он потерял ещё одного из своего отряда.

Дальше, сражающиеся распались. На земле остались одни только убитые и раненые, а выжившие всадники, настёгивая верблюдов, умчались прочь, оставив поле сражения, за новым противником.

Но вождь, опять выжил. Он оказался лежащим, за одним из убитых верблюдов. Заметив его, Вествуд швырнул в его сторону, последнюю гранату, надеясь его убить.

Граната попала в верблюда, и скатилась с его туши, прямо под ноги Мамбе, но тот, не медля ни секунды, подхватил её и швырнул обратно. Запал горел уже долго, и граната взорвалась в воздухе, не долетев до него и засыпав всё вокруг своими осколками. Из-за этого, погиб последний его воин, а сам он был ранен в ногу.

Битва была проиграна, и он, прихрамывая на раненную ногу, торопился уйти прочь. Раздавшиеся вслед ему выстрелы из маузера, заставили его вспомнить все уроки выживания, какие он знал, а также использовать весь опыт, который у него был. Виляя из стороны в сторону, чтобы уйти с линии прицельной стрельбы, он добился того, что в него, так и не попала ни одна пуля.

Сбитый с головы арабский бурнус, и вспоротая пулей штанина – не в счёт!

Обернувшись, он разрядил весь барабан своего револьвера, в бросившегося было к нему, Иоанна Тёмного, но видимо не попал. Времени, перезаряжать револьвер не было, и он быстро похромал вперёд, стремясь затеряться в кустарнике, что рос у Белого Нила.

Его догнал дикий крик. Обернувшись, он увидел, бежавшего к нему чёрного короля, размахивавшего обрубком сабли. Сил уйти не было. Что ж, придётся биться один на один. Попытавшись быстро вставить хотя бы один патрон в барабан револьвера, он был остановлен новым криком своего противника.

Отрицательно покачивая из стороны в сторону своим разряженным маузером, Мамба, показывал, что не стоит этого делать, и предлагал решить исход сражения в честном бою.

Ну, да ладно. У него ещё был спрятан в складках ватного халата однозарядный дамский револьвер. Последний шанс, так сказать. Полковник, вытащил из-за пояса широкий тесак, и они стали кружить друг против друга. Сейчас, преимущество было скорее за королём, чем за полковником.

Вождь сделал выпад, и тесак заскрежетал о его обрубок сабли. Отбросив саблю, Вествуд, несмотря на то, что был не такого могучего телосложения, как вождь, сделал в свою очередь свой выпад. Вествуд был весь покрыт железными мышцами, пускай не такими рельефными, как у вождя, зато весьма развитыми, которыми они стали, в ходе упорных отработок приёмов джиу-джитсу и бокса.

Тесак, разогнанный умелым ударом, врубился в саблю и разломил её пополам. Мамба, отвёл руку назад, выбросив остатки сабли, и неожиданно одним прыжком набросился на Вествуда.

Отбив левой рукой его тесак, не успевший набрать разгон, он не обращая внимания на стекающую кровь из надрезанной тесаком руки, схватил руками за горло полковника и стал его душить своими чёрными пальцами.

– Мавр, сделал своё дело, мавр, может уходить, – промелькнуло у меня в голове. Я душил незнакомца, в чертах лица которого угадывал извечного тайного противника. «Фак, бич, бастард», – хрипел по-английски мой противник.

Сейчас будет тебе и фак, и вульва, и прочая, – думал я, всё сильнее сжимая свои пальцы на его горле. Руки англичанина, начали лихорадочно шарить под его халатом.

– Нож, – промелькнула в моей голове здравая мысль. Но, это оказался не нож, а миниатюрный пистолет. Приставив его к моей груди, он нажал на курок. В последнее мгновенье, я выпустил его и отклонился. Маленькая пуля впилась в свинцовую пластину, на мгновенье, вышибив из моих лёгких воздух.

Я закашлялся, выпустив своего противника, который катался по песку, задыхаясь и пытаясь протолкнуть в себя, хотя бы кубический сантиметр свежего воздуха. Наконец, это ему удалось, и он снова попытался сбежать от меня. Пока я держался за ушибленную выстрелом грудь.

– Стоять, – крикнул я ему, и в отчаянном прыжке, схватил его за ногу. А потом стал подтягивать за неё, к себе. Он сопротивлялся, дрыгая ногой и стараясь сбросить мои руки со своего тела. Я же, неумолимо подтягивал его к себе, пытаясь снова добраться до его горла.

В пылу схватки, я забыл, с кем имею дело, и выпустил ситуацию из-под контроля. Полковник Ричард Вествуд, проходил службу в разных уголках Британской империи. Был он и в Индии, был и в Китае, и даже посещал Японию.

Воспользовавшись удачный моментом, он изо всей силы ударил свободною ногою в моё лицо, разбив его. Кровь хлынула у меня из носа, а мгновенная и острая боль вышибла не только кровь, но и слёзы из моих глаз.

От неожиданности, я выпустил ногу противника и схватился за лицо. Не дожидаясь, когда я приду в чувство, Вествуд, нанёс мне следующий удар костяшками пальцев, чуть не выбив мне глаз.

Чтобы уйти с линии поражения, я, не ориентируясь в окружающем пространстве, откатился от него одним рывком, а потом, быстро поднявшись на ноги, отбежал прочь, и только тогда открыл заплывший от удара глаз, стерев с лица кровь.

Враг рыскал по земле в поисках своего револьвера, который валялся на земле недалеко от него. Мой же маузер лежал намного дальше, и я не успевал добежать до него, несмотря ни на что.

Надрезанная тесаком левая рука, ужасно саднила, а глаз заплыл. Но это не мешало мне смотреть, как мой враг схватил револьвер и, откинув его барабан судорожно запихивал в него патроны, искоса смотря на меня одним глазом.

Время остановилось и медленно потекло, как густая патока. Судьба, глянула в моё лицо мёртвым оскалом гнилых зубов лишённых плоти губ. Пахнуло могильным смрадом. У меня не было шансов добраться до своего маузера, он был слишком далеко. Холодного оружия у меня не было. Ничего похожего на него, тоже не было.

В эти тягучие мгновения, я успел осмотреться вокруг, надеясь на чужую помощь. Но рядом не было, ни одного из моих воинов, по-крайней мере из живых. А поднимать мёртвых, я пока ещё не научился, да и не смог бы это сделать всего лишь за пару секунд.

Время стремительно утекало прочь, давая шанс моему врагу, убить меня. Умирать не хотелось. Ещё очень многое было не сделано, ещё были маленькими дочери, ещё хотелось бы иметь наследника, да и многого чего хотелось бы. Хотелки, они такие, всегда, тут как тут.

Но увы… Ни внезапной помощи, от очнувшегося моего раненного воина, ни тайного доброжелателя примчавшегося на помощь своему королю, ни доброго самаритянина, совершенно случайно оказавшегося рядом, вокруг не наблюдалось.

Вот опять, дело спасения утопающих, дело рук самих утопающих – бессмертные слова Михаила Булгакова, как никогда соответствовали данной ситуации.

Придётся брать в свои руки, свою же судьбу. Когда-то в детстве, я очень любил играть в «пекаря» суть которого была в точном метании палок сбивавших, стоящую в очерченном кругу банку с большого расстояния.

Кидать мне было нечего. Ножей с собой у меня не было, хопеша или сабли, тоже. Были только тяжёлые свинцовые пластины в моём доморощенном броне кожаном жилете. Ухватив заскорузлыми пальцами за край кармана, в котором лежала свинцовая пластина, я одним резким рывком, оторвал край ткани и, ухватив пальцами свинцовую пластину, вытащил её наружу.

Мой враг, увидев мои действия, сначала не понял их, и это дало мне шанс. Тем не менее, вставив в барабан три патрона, он вставил его барабан на место, когда я обхватив тяжёлую свинцовую пластину ладонью, коротко размахнулся и швырнул её со всей силой в голову англичанину.

Кувыркаясь в воздухе, пластина полетела в светловолосую голову англичанина. Тот успел, только вскинуть револьвер в мою сторону, как бешено крутящаяся пластина ребром угодила ему прямо в лоб. Револьверный выстрел, прозвучал уже после глухого удара пластины, о крепкий лоб полковника.

Пуля, покинув ствол, улетела в небо, вспугнув парочку грифов, уже круживших в желании полакомиться свежей верблюжатинкой. Сознание Вествуда, померкло и, выронив из рук револьвер, он упал плашмя на землю, потеряв сознание от сильнейшего удара. По его голове хлынула кровь из рассеченного лба, а глаза глубоко закатились под веки. На сознание надвинулась плотная тьма, и он надолго отключился.

Шатаясь, как пьяный, я подошёл к англичанину, и со спокойствием профессионального врача, оттянул его веко, с удовлетворением осмотрев его закатившийся под лоб глаз. Потом посмотрел на его разбитый лоб, пощупал пульс, пнул зачем-то его под рёбра сандалием, зло сплюнул и глубокомысленно изрёк куда-то в пространство – Жить, будет, урод! Если я не убью.

Собрав лежавшее вокруг оружие и зарядив его, я связал руки и ноги англичанина, и уселся рядом с ним, терпеливо дожидаясь, когда же прибегут мои воины, и спасут своего короля. Я хоть, и не принцесса, но то же люблю, когда меня спасают. Жаль, одним поцелуем, эти гады от меня не отделаются!

Глава 3. Феликс фон Штуббе

Феликс смотрел в фиалковые глаза Софии Павленко и медленно растворялся в их насыщенной глубине. Эти глаза манили его, они обещали того, чего на свете и быть не могло.

Его холодный мозг прожжённого авантюриста бился в тисках любви, силясь найти выход из этого положения. Иррациональность происходящего с ним, толкало его на необдуманные поступки, но всё было тщетно. Руки, ноги и сама голова, не повиновались больше его холодному рассудку.

Всё заполонило одно всеобъемлющее чувство любви. Гормоны, насытив его кровь до критической отметки, полностью подчинили его волю себе, отключив на время разум. Ему хотелось только одного, чтобы объект его любви, постоянно находился рядом с ним, и что-то щебетал нежными розовыми губками, глупо хлопал длинными тёмными ресницами, откидывал назад светло-каштановые волосы и небрежно поправлял их, когда они непокорными локонами устремлялись обратно.

А также, совал свой милый белый носик, в те дела, в которые до этого ему не было никакого дела, и ровным счётом туда его никто и не пускал. Обнимал его, впиваясь сзади в его мундир жёстким сукном своего платья, сквозь толщину которого, чувствовались упругие и мягкие формы девичьей плоти.

В общем, Феликсу хотелось всего того, что хотелось и любому другому нормальному мужчине на его месте. Он, уже довольно старый для своего времени авантюрист, устал мотаться по диким джунглям, гоняя там бесхвостых чёрных обезьян, и ища при этом возможность сказочно разбогатеть.

Разбогатеть, он всё же смог, и даже очень, но в этом была заслуга не только его, а ещё одного человека, одного из тех, кого он, не признаваясь даже самому себе, не считал за полноценных людей. Таково было его время, таково было отношение белых авантюристов ко всему негритянскому населению.

Смотря на свою возлюбленную, Феликс принял решение жениться на ней, и это желание было обоюдным. Софья Николаевна Павленко, была хорошей партией ему. Дочь успешного владельца небольшой врачебной клиники, бывшего выходцем из обедневшего дворянского рода, она получила хорошее образование и была строго воспитана.

Её происхождение, только добавило решимости Феликсу узаконить их пока платонические отношения. Софья Николаевна была девушкой страстной, но порядочной, и не позволяла Феликсу, демонстрировать свою любовь в постели до её замужества.

Тем не менее, она буквально таяла, глядя в прозрачные, как горный хрусталь глаза будущего мужа. Его скупые рассказы о жаркой Африке, приключениях там, изрядно будоражили её кровь, никуда не выезжающей дальше Санкт-Петербурга, девицы.

Она не прочь была попутешествовать, но одна не решалась, а вдвоем, до встречи с Феликсом, было просто не с кем. Её отец, был весьма строгим. Это был высокий мужчина, с бородкой и усами, как у А.П.Чехова, и не одобрял фривольного отношения к жизни молодёжи. Из-за чего, всячески ограничивал в перемещениях и знакомствах юную девушку, обладавшую отменной красотой.

С этим был согласен и Феликс, не понаслышке знавший, что ожидает одинокую светловолосую девушку в заморских странах, если только её не охраняет отряд вооружённых до зубов наёмников.

Как бы там ни было, но благодаря знакомству с Софьей, которую устроил ему его брат Герхард, Феликс узнал, что такое любовь и решил жениться.

Женитьба состоялась в 1895 году, а уже через год, любимая супруга осчастливила его двумя малышами, мальчиком и девочкой, и жизнь закрутилась в новом, уже семейном, калейдоскопе. Энергия авантюриста требовала выхода, и он целиком погрузился в задачи расширения своего производства и достройки полноценного артиллерийского завода.

Приглашённые из Германии инженеры, вместе с выпускниками Рижского политехнического училища, Императорского Московского технического училища и, конечно же, Санкт-Петербургского практического технологического института, приступили к налаживанию нового оборудования.

При заводе было организовано частное ремесленное училище, готовившее квалифицированных рабочих. За два года завод приобрел все цеха, необходимые для полного цикла производства любого оружия, начиная от цеха по отливки металла, до цеха окончательной сборки изделия.

Полевые артиллерийские системы имеют от 750 до 3500 различных деталей и от восьми до пятнадцати различных сборок или узлов представляющих отдельные механизмы. Из-за этого, завод и получился таким затратным и очень сложным. На нём же планировалось выпускать и корпуса артиллерийских снарядов различных видов, а также винтовочные гильзы, для чего пришлось дополнительно построить патронных цех.

К концу третьего года Феликс смог оснастить завод новейшими металлообрабатывающими станками, работающими от паровых машин и другими сложными механизмами. Были на заводе и другие станки, необходимые в производстве стволов и лафетов, здесь в полной мере проявил себя гений Бенджамина Брэдли.

Этот чернокожий изобретатель, полностью оправдал все вложенные в него средства, придумав огромное количество работающих от энергии пара механизмов, вроде парового пресса или револьверного станка.

Остро не хватало квалифицированных кадров и денег. Завод требовал просто катастрофического вливания денежных средств. Все деньги, которые Феликс получил от Мамбы, а также все свои сбережения он вложил в завод. Пришлось даже создать акционерное общество «Артиллерийский завод Штуббе» для привлечения денег частных инвесторов. Но контрольный пакет акций, всё равно остался у Феликса.

Организованные при заводе мастерские усиленно создавали новый пулемёт. Сэмюэль Маклейн к началу 1897 года, всё же смог получить опытный образец лёгкого пулемёта, который он увидел в зарисовках, которые прислал им Мамба. Много нервов и бессонных ночей потратил он на его изобретение.

Если бы не жёсткое техническое задание, которое он получил, то пулемёт давно бы был уже готов. Но требования, чтобы пулемёт был переносным и относительно лёгким, губили на корню все его попытки создать пулемёт с водяным охлаждением, как пулемёт Максима.

Решение было только одно, кожух ствола пулемёта должен был быть воздушного охлаждения, и никак иначе.

Технический прогресс не стоял на месте, а Феликс фон Штуббе, не жалел деньги на разработку оружия, тем более они были и не его. Сэмюэль Маклейн, выписывал все новые журналы и книги по производству оружия. Периодически ездил в Европу и даже САСШ с целью ознакомления с новейшими разработками.

За всё платил Феликс (Мамба), но Макклейну и в голову бы даже не пришло, что все его потуги оплачивает один очень темнокожий клиент. Ему и так хватило соседства Брэдли, с которым, он чисто принципиально не общался, и всячески игнорировал, когда случайно встречал, бродя по новым цехам артиллерийского завода.

Сейчас же Макклейн с удовлетворением успешного изобретателя рассматривал созданный им пулемёт. Это был именно тот пулемёт, который был изображён на присланном рисунке, правда, с незначительными отличиями. Был он создан в соавторстве с выпускником Рижского политехнического училища Пафнутием Коробейниковым.

Пафнутием был изобретён коробчатый магазин на сто патронов и придумана простая конструкция складных сошек и воздушного кожуха. Пистолетную рукоятку и прочее, они просто скопировали с рисунка, доведя до совершенства.

Первые демонстрационные стрельбы, которые они провели перед Штуббе, шокировали того эффективным огнём, после чего пулемёт сломался из-за несовершенства конструкции и плохой закалки металла. Доведя его до ума к середине 1897 года, они были готовы начать его производство. Пулемёт создавался под 7,62 мм винтовочный патрон, и поэтому в нём могли использоваться боеприпасы, производимые в России для винтовок Мосина.

Но денег на его производство, увы, пока не было. Феликс с удовольствием продал бы его русской армии, но Мамба требовал, чтобы об этом пулемёте никто не знал, и он никому не продавался, кроме него. Приходилось ждать, когда он объявится или придут от него деньги, или люди.

И дождались. В июне 1897 года к Феликсу прибыл весьма колоритный персонаж, представившийся отцом Пантелеймоном. Был он одет в рясу, суров, и неразговорчив. Густые насупленные брови и чёрный загар, недвусмысленно указывали на то, откуда он прибыл.

Беседа с ним была скупа и малосодержательна.

Почти ничего не говоря, отец Пантелеймон, вытащил из дорожного кожаного сидора несколько пакетов, в которых были письма, завёрнутые в промасленную бумагу. Затем, он достал небольшой кожаный мешочек в котором оказались драгоценные камни, и несколько мешков, гораздо большего размера и к тому же очень тяжёлых. Эти, были с золотым песком, после чего удалился, что-то бормоча себе под нос.

Пришлось разворачивать его и допытывать.

– Когда прибыли святой отец? Как нашли меня? Что просил передать на словах, Мамба?

– Дорога была вельми далека и опасна. Но с божьей помощью, да с револьвером, – и святой отец, усмехнувшись, полез в рясу и выудил оттуда видавший виды огромный американский револьвер, – мы этот путь преодолели.

– А Мамба велел передать, чтобы ты делал пулемёты и эти, как их… А, миномёты, и присылал ему. Срочно присылал!

– Трудно ему сейчас. Надежды нет ни на кого. А то, что он наметил сделать, зело трудно и мало достижимо. Но тот найдёт, кто обрящет! И тот дойдёт, кто идёт! А более всё в письмах. И от себя хотел бы добавить… Мамбу, можно обмануть только один раз, а более никто не переживёт.

И священник так глянул в прозрачные глаза Феликса, что того пробрало до самого сердца. Но взгляд Феликс не отвёл. Зачем?! Он не собирался никого обманывать, особенно, после стольких лет жизни среди лживых и циничных людей, что уже успел устать от этого.

– Мамба не женился?

– Не до женщин ему сейчас. И так грехов кругом полно, чтобы сосуды греха привечать.

– Ясно. Значит, тучи сгущаются над Африкой.

– Нет, сезон дождей закончился. Скорее дует ветер перемен, – и отец Пантелеймон, усмехнулся своим мыслям и, подобрав широкую рясу, собрался, чтобы уйти.

– Передайте Мамбе, что наш договор с ним в силе и он на всю жизнь, -поддавшись сиюминутному порыву сказал Феликс уже вдогонку уходившему святому отцу.

Мамбу Феликс воспринимал, как торгового партнёра и ему уже давно было наплевать, что у того был чёрный цвет кожи. Мамба, помог ему и продолжал помогать дальше, появляясь в самый критический момент. А Феликс всегда был готов помочь ему, приобретя очередную выгоду.

Священник не оборачиваясь, кивнул согласно головой и вышел из кабинета. На том, они и разошлись.

Оставшись один, фон Штуббе поочерёдно вскрыл пакеты, там содержались письма. В одном из них, Мамба настоятельно просил, чтобы Феликс на полученные от продажи золотого песка и драгоценных камней деньги, прислал оружия, а также сельскохозяйственных орудий. Простейшие из которых, были представлены на присланных рисунках.

Мотыги, плоскорезы, мини-вилы и мини-грабли, с загнутыми вниз остриями. Сапёрные лопатки, с указанием размеров и формы, всё это необходимо было сделать, и прислать к нему вместе с переселенцами.

Насчёт переселенцев, следовало остановиться отдельно. Не секрет, что в России, вошедшей в эпоху капитализма, частенько был голод. Всё это происходило из-за плохой логистики и головотяпства чиновников. От голода, периодически страдали люди, несмотря на то, что урожай, хоть и не на всей территории России, но был, и позволял прокормить страну. Но его продавали за границу.

Этим и хотел воспользоваться Мамба. Общая идея была такова. Небольшая частная организация организованная под патронажем Феликса, помогала крестьянам голодающих регионов зерновыми ссудами, либо деньгами, и агитировала молодых парней, либо бобылей не имеющих детей, переселяться в Африку.

Желающих переселиться вместе с семьёй, предупреждали о сложном и опасном пути, болезнях, опасных насекомых, диких животных, плохом климате, всячески отговаривая их. Если это не возымело своего действия, то принимали и таких.

Идея впоследствии была подхвачена императрицей, желающей помочь чернокожему королю. Организация, возглавляемая изначально женой Феликса, Софией, была маленькой. И хоть неясные слухи об африканской жизни, уже давно бродили в обществе, «благодаря» стараниями атамана Ашинова, но до крестьян эта информация не дошла, что было, впрочем, не удивительно.

После того, как об этом узнала императрица, процесс подготовки к переселению пошёл гораздо быстрее, в том числе и благодаря выделенным из казны небольшим суммам.

Но главным, были не деньги, а одобрение этого процесса самим императором, который не стал перечить своей супруге, и сердцем понимая справедливость её требований.

Николай II, начал даже втайне, начал симпатизировать неуступчивому африканскому вождю, проявившего несвойственные дикарям человеческие качества, достойные цивилизованного государя, и всегда выполнял свои, как обещания, так и угрозы.

В другом письме была указана необходимость заняться нефтяными промыслами и подробно описан процесс нефтяного крекинга, а также указана фамилия русского инженера Шухова, которую Мамба вспомнил совершенно случайно, когда размышлял, что можно сделать из нефти в этих условиях.

Этого инженера следовало найти, и привлечь к разработке улучшенного крекинга нефти, который и был описан Мамбой, с указанием всяческих катализаторов, которых Феликс и не знал. Трубчатая установка термического крекинга и прочее. После писем, у него закружилась голова от всех этих технических изобретений.

Временно отложив письма, он перешёл к гораздо приятному. В тяжёлых кожаных мешках, ожидаемо оказался золотой песок, а вот в небольшом мешочке было целое состояние. Там оказался ещё более крупный изумруд, чем был в прошлый раз. Остальные камни были тоже самые отборные, хоть и намного меньше. Теперь всё это богатство следовало продать, и не продешевить при этом, и это тоже была определённая проблема.

В один из дней Феликс пригласил к себе Бенджамина Брэдли и спросил у него, что он знает о двигателе Стирлинга. Оказалось, что почти ничего. Феликс, передал ему старый экземпляр газеты с фотопортретом Иоанна Тёмного и сказал.

– Вот этот человек, хочет, чтобы вы господин Брэдли занялись совершенствованием машин, изобретённых Стирлингом. Задача сложна и очень ответственна. Но он – и его палец уткнулся в портрет вождя, – настоятельно просил меня, чтобы я нашёл настоящего фаната своего дела и обязательно чернокожего. Как вы на это смотрите?

Вихрь самых разнообразных мыслей, промелькнул в голове Бенджамина Брэдли. Очевидно-невероятное, было основополагающей характеристикой того, что творилось сейчас в его голове. Он уже был далеко не молод, а жизнь в холодной России не лучшим образом сказалось на его здоровье. Но какова задача, которую только сейчас поставили перед ним! И самое главное, кто это сделал!

– Я согласен, только и смогли вымолвить его губы, задрожавшие от тщательно сдерживаемых эмоций.

– Вот и замечательно. Как только приступите, сразу информируйте меня обо всём, и обо всех ваших затруднениях.

– Хорошо.

Придя домой Брэдли, развил бурную деятельность, стремясь обхватить необъятное. Необъятное очень сильно сопротивлялось. Погрузившись в чертежи машин, и сделав несколько моделей, он понял, что ему не хватает знаний, а также нужна хорошо проработанная математическая модель данного двигателя, которая бы исключала худший КПД, чем у парового двигателя, либо двигателя внутреннего сгорания. Пришлось идти к Феликсу.

– Я вас слушаю Бенджамин!?

Изобретатель замялся, не решаясь озвучить свои требования, наконец, мучительные сомнения, которые бродили в его голове разрешились сами собой, и он произнёс.

– Мне необходим математик, а также пару человек мастеровых или инженеров, которые бы до этого имели дело с двигателями Стирлинга.

– Про знающих людей я понял, а зачем вам математик? – удивился фон Штуббе.

– Математик нужен, для того, чтобы понять, будет ли двигатель полезен изначально, или он будет работать вхолостую, потребляя ресурсы и не выдавая ничего в ответ. А для этого надо разработать математическую модель двигателя. Вы же не хотите получить обычный паровой двигатель, только с гораздо худшими характеристиками?

Феликс задумался. Брэдли был прав, а значит, придётся обращаться к брату. К нему всё равно, и так, и так, пришлось бы обращаться, а теперь появилась ещё одна причина. Отпустив Брэдли, и пообещав ему, что он найдёт ему и людей и математика, Феликс стал собираться в дорогу. Его ждал вечно дождливый и пасмурный Санкт- Петербург.

Добрался он до него довольно быстро. Сначала на речном пароходе по Волге до Нижнего Новгорода. Оттуда на поезде, сначала до Москвы, а потом и до самого Санкт-Петербурга. На вокзале его встретил Герхард фон Штуббе. Крепко обнявшись, он подхватил дорожный чемоданчик Феликса и, поймав извозчика, они укатили на нём к нему домой.

Герхард фон Штуббе уже был полковником и служил в Главном артиллерийском управлении, где имел выходы, как на его начальника, так и на этот момент негласного куратора артиллерии, великого князя Сергея Михайловича.

Тот в свою очередь, был сыном великого князя Михаила Николаевича, который был генералом-инспектором русской артиллерии с 1856 года, но уже давно отошёл от дел и проживал «безрадостную» жизнь во Франции.

Великий князь Сергей Михайлович был знатным плейбоем, и принял от Николая II его бывшую пассию – балерину Матильду Кшесинскую, всячески её, обихаживая, отчего страдающая от разлуки с Николаем II, дама, прирастала дворцами, виллами и деньгами.

Привезённые Феликсом драгоценности, были огранены у местного ювелира, которому пришлось продать несколько камней, дабы он был заинтересован лично и дал хорошую цену и скидку на сами ювелирные изделия, сделанные с этими камнями.

Некоторые из камней, были весьма крупного размера, и были вручены в качестве презента великому князю Сергею Михайловичу. Не был обойдён вниманием и начальник Главного артиллерийского управления Михаил Егорович Альтфатер, ему был преподнесён чудесный витой браслет, усыпанный мелкими бриллиантами и изумрудами.

Великий князь Сергей Михайлович, жмурясь, как довольный кот внимательно рассматривал золотое кольцо с крупным изумрудом, стоимость которого по самым примерным прикидкам составляла десятки тысяч рублей, а ещё его ждал чудный женский браслет в виде змейки с рубиновыми глазками.

– Так вы говорите, любезный Герхард Христофорович, что ваш брат построил артиллерийский завод с самыми новейшими и лучшими станками, которые сейчас производят в Германии, Франции и САСШ?

– Так точно, Ваше Высочество!

– Вы это серьёзно!? Никогда не слышал, чтобы у нас в России, так быстро построили бы завод. Я бы знал…

– Вот, Ваше Высочество фотографии завода. А также купчая на землю. Акт из реестра о занесении зданий и сооружений завода на баланс города. И соответствующие бумаги из налоговой инспекции его Императорского Величества. Есть даже акционерное общество «Артиллерийский завод Штуббе» вот бумаги о его учреждении.

– Да, действительно, всё верно, – рассмотрев бумаги, подтвердил великий князь. Впрочем, я и не сомневался в этом. Вы не тот человек, который будет обманывать своего патрона.

– В общем, вы ждёте крупный заказ на производство пушек и прочего, у себя на заводе? Это же ваш завод, я не ошибаюсь?

– Нет, это завод не мой, это завод моего брата, Феликса фон Штуббе.

– А брат родной?

– Да, младший.

– Гм. А откуда у него деньги на строительство завода, вы же не из богатых, насколько я могу представить? – и великий князь покрутил в руках великолепный перстень, достойный украсить руку любой женщине, хотя предназначался только для одной.

– Феликс, долгое время жил в Африке, и разбогател там, да и сейчас поддерживает необходимые связи. Держит, так сказать руку на пульсе.

– Интересно, интересно, – задумчиво крутя в руках роскошный перстень, – сказал Сергей Михайлович.

– Какой великолепный камень! А тут у нас, как раз, намечается крупный заказ на производство шестидюймовых артиллерийских орудий системы Канэ для флота. А мы и не знаем, кому поручить их производство. Всё французские, да немецкие фирмы, Шнейдеры и К, да Круппы. Пора уже нам свои производства развивать, пора…

«Тем более, когда свои готовы дарить такие подарки» – про себя подумал он, а вслух сказал.

– Что ж, думаю, что ваш завод получит заказ в самое ближайшее время.

– Да… – остановил он, собиравшегося уже почти уйти полковника фон Штуббе.

– Императору очень нравятся крупные красивые изумруды, которых не хватает в его сокровищнице. Урал богат только мелкими изумрудами, да яшмой, и так и не дал царской сокровищнице ничего достойного. Я слышал пару лет назад, один очень крупный экземпляр приобрели во Франции, за сумму, которую никто не разглашает, но она весьма велика, как и сам камень.

– Если у вас есть не худший экземпляр, то я думаю, что смогу помочь вам реализовать камень даже за бо́льшую сумму, чем тот. Ну и само собой, определённое покровительство вашему брату и его делам со стороны императорской семьи будет обеспечено – и он снова зажмурил свои глаза, как довольный жизнью и сытый, кот.

– И я, и мой брат, сочтём за честь продать через вас любые драгоценности царской семье, – ответил фон Штуббе.

– Вот и хорошо, Герхард Христофорович, вот и хорошо. Всегда готов вас принять у себя. Всего хорошего.

Герхард фон Штуббе, прищёлкнул каблуками форменных сапог и вышел из кабинета. Дело было сделано, и заказ не замедлил себя ждать, обеспечив работой завод, а деньгами его хозяина.

Царский изумруд, а также все остальные камни были проданы по хорошей цене, через великого князя, что позволило начать производство ручных пулемётов и вплотную заняться миномётами, которые находились, только на стадии разработки.

Великий князь, помог не только с заказом. Российская империя стремительно развивалась, и постройки новых заводов приветствовались. Пользуясь положительной динамикой и поддержкой царской семьи, Феликс решился заложить ещё и патронный завод, с полным циклом производства от пороха и капсюлей, до готовой продукции – патронов, различных калибров.

Завод был заложен напротив артиллерийского, на другом берегу Волги. А то мало ли что… Рванёт, и сразу всех накроет, да и спокойнее так.

Нашлось время и на Шухова, правда, не сразу. Инженер нашёлся в Баку, о котором постоянно вспоминал Мамба, и где у Феликса был небольшой нефтеносный участок. Нашёл его купец первой гильдии Амуров, который уже разбогател на сигаретах с изображением вождя и прочих папиросах с фильтром и без. Нашёл и перекупил его у Нобелей.

Уже зная от Феликса о провидческих способностях Иоанна Тёмного и безоговорочно веря в это, Амуров вложился своими деньгами в завод по производству керосина, надеясь на огромную прибыль. Но перед этим у него состоялся разговор с Феликсом, продавшим ему идею за контрольный пакет акций нового акционерного общества.

Акционерное общество имело говорящее название «Чёрное золото». В его уставе была отражена основная деятельность – переработка нефти, для получения керосина и иных товаров. В это общество вложилось множество купцов первой гильдии веривших в Амурова, который в последнее время резко пошёл гору, и обладал, по их мнению, мистическим чутьём на деньги.

Разговор был непростой, и касался Мамбы.

– Тимофей Иванович, начал издалека Феликс, – вы наверно понимаете, что не всё так просто с этими изобретениями. Я их не сам выдумываю, а получаю прямиком из Африки, от тамошнего провидца. Да вы наверно знаете его, Иоанном Тёмным зовут его.

Амуров молчал, не зная, что сказать.

– Ну, так вот. Часть денег я отправляю ему товарами. Хотелось бы от вас понимания. Наши доходы зависят от его воли и подсказок. Я бы советовал вам не обманывать ни меня, ни его. А то знаете, как бывает. Сегодня купец первой гильдии, и ворочаешь миллионами, а завтра уже нищий.

– Там неудача, тут пожар. Здесь занял, тот не отдал. Цены упали, товар украли. Сын растратчик, жена – предатель, а сам уже и не интересен никому. Удача, как вы знаете – капризная штука и даётся не всем, и не всегда.

Купец, действительно, знал немало историй, когда от одной сделки зависело всё благосостояние купца или промышленника, знал об этом и Феликс, и не желал рисковать, обретя и спокойную жизнь, и любимую семью, ради призрачной наживы. Конечно, всё это было изрядно притянуто за уши, и Африка была далеко, как и сам Мамба.

Иоанна Тёмного, могли убить. Он мог умереть от болезни или сойти с ума. Но вот, что-то подсказывало ему, что не зря, время от времени он получал от Мамбы, письма с идеями и драгоценности, которые всегда очень удачно продавал, богатея всё больше и больше, ох, не зря. А поэтому он и предупреждал Амурова, коль они стали близкими компаньонами, о вреде поспешных поступков и действий.

Амуров, тоже это понимал и тоже не желал рисковать.

– Не волнуйтесь Феликс Христофорович, я понимаю ваши опасения, и не осуждаю их, буду работать, как на царя-батюшку.

– На царя не надо… Ворьё только на него и работает…

– Да, действительно, тогда, как на себя. А от себя прибылей не утаишь! Так вы говорите, ему не деньги нужны, а товары?

– Да, товары или услуги. Список необходимого есть, можете с ним ознакомиться. И как хотите, хотите товарами, хотите деньгами. Через Иран, Абиссинию и дальше.

– Всенепременно.

Глава 4. Купцы

Я стоял на площади города Бартер и смотрел на раздетого донага арабского купца, на шее которого была завязана удавка. Погиб Жало. Погиб глупо и напрасно, ввязавшись в заведомо проигрышную схватку на улице с людьми полковника Вествуда.

Маленький пигмей, уже ощутимо не справлялся с теми задачами, которыми был вынужден заниматься. Последняя его акция с заражёнными, подорвала его удачу. Что ж, в этом была и моя вина. Наверно, я слишком многого прошу от своих людей, которых катастрофически мало, а они всё слишком буквально воспринимают. Брать новых негде, только нанимать тех, кто готов работать ради своей выгоды, и только ради неё.

Жало был похоронен у себя на родине, в густых джунглях Экваториального Конго. Его мумифицированное тело было доставлено с особыми почестями его соплеменникам, вместе со всем его имуществом, и моими дарами его родственникам, воспитавшим такого человека. Он так и не женился, довольствуясь приходящими женщинами и не оставив после себя потомства.

Каждый из нас одинаково приходит в этот мир, крича и плача, а уходит из него по-разному, очень по-разному. Я грустил, смотря на арабского купца в одной набедренной повязке – дань уважения его арабскому происхождению. Купца сдали его же рабы, рассказав рыскающим по всему городу моим воинам, о том, кто у них находился всё это время в гостях.

Вернее, рассказали они об этом людям Палача, специально прибывшего для расследования покушений на меня. Может, кто и не хотел рассказывать об этом, я не знаю. Знаю лишь то, что Кат знал своё дело, и постоянно совершенствовался в нём, находя в этом смысл своей жизни и испытывая какое-то изощрённое удовлетворение… Страшный человек, и весёлый, во всяком случае, для меня.

Весь город и его окрестности были пропущены сквозь мелкое сито информаторов и людей Ката. Кат, лишний раз доказал справедливость своего прозвища. Не жалели никого. Многие стояли на коленях посреди пыльной площади, готовясь окропить её своей кровью, или испражнениями после перенесённых экзекуций над собою.

Жалеть, я никого не собирался. Зачем? Восток не любит слабости. Только жестокое наказание за содеянное, приносит свои плоды и подчинение, но кара должна быть заслуженной и справедливой. Вина купца была доказана, имущество – конфисковано, а семья продана в рабство.

У меня была мысль в качестве казни прилюдно отравить его. Но поразмыслив, я отказался от неё, так же, как от того, чтобы забрать его душу с помощью эликсира безумия. Этот эликсир был очень тяжёл в изготовлении. Требовал многих ингредиентов и ещё больше условий. Слишком жирно для жирного купца.

К тому же, моя душа к нему не лежала, и я не собирался расходовать имеющийся у меня запас эликсира на мелких предателей.

Для мусульманина позорной считалась смерть от повешенья, как нельзя лучше это подходило для предателей, живущих в моём городе и помышлявших против меня, а тут ещё работа на англичан, этих циников и лицемеров, этого я не мог простить.

Удавка виселицы окончательно затянулась на шее под длинной густой бородой купца. Быстрое движение пальцами, и рослый и худой негр из одного из нилотских племён, потянул на себя верёвку. Арабский купец закачался в воздухе, судорожно пытаясь своими пальцами ослабить смертельный узел. Он натужно хрипел, выпучив от натуги свои глаза, и боролся за жизнь, пока силы окончательно не оставили его.

Руки, судорожно скребущие по верёвке, резко расслабились, а потом, опустились вдоль тела, пока назначенный Катом палач, держал верёвку с той стороны виселицы. Верёвка была намотана его руку, и натянута через кронштейн для более мучительной смерти подлежащего казни человека.

Дёргающееся в предсмертных муках тело, выгнулось дугой, мышцы шеи не справились с удержанием веса грузного тела, и шейный отдел позвоночника сломался. В набедренную повязку потекли испражнения трупа, после чего, палач выпустил веревку, и труп с глухим звуком рухнул на землю.

Толпа дико взревела, получив от зрелища массу противоречивых эмоций. Для кого, это было развлечение, для кого удовлетворение от свершившейся мести. Кто-то равнодушно смотрел на это действо, видя в нём только решение суда хозяев города, а кто-то со страхом смотрел на гибель себе подобного.

В городе начались масштабные чистки, которые касались в основном арабоязычного населения. Воспользовавшись предлогом и стараясь окончательно утвердиться в этом регионе, я отдал команду «фас» своим верным воинам, разозлённых гибелью своих товарищей из моей личной охраны, заодно они изрядно проредили верхушку местного феодалитета.

По всему городу начались грабежи и убийства арабских торговцев, крупных землевладельцев, и всех связанных с ними. Армянские купцы, как и обычно, в этой жизни, сразу подстраховались, прислав ко мне свою делегацию с богатыми подарками, заверениями в любви и дружбе, а также напоминаниями того, что, несмотря на внешнее сходство с арабами, они не являются ими. А вера их, самая, что ни на есть, христианская, и приняли они её не намного позже, чем образовалась коптская церковь.

Я, благосклонно принял их дары, да ещё и озадачив разными поручениями. Кроме этого, они с удовольствием сдали своих арабских конкурентов, рассказав, как они подло обманывают меня, наживаясь на войне, которую я веду с колонизаторами, и выставив себя белыми и пушистыми.

С огромным скепсисом, я смотрел на их загорелые лица, заросшие до самых ушей действительно пушистыми и кучерявыми бородами. В ответ получил испуганные взгляды, не понимающих природы моей понятливости людей, но остро при этом чувствующие исходящую от меня опасность, той самой, пресловутой пятой точкой, которая очень хорошо развита у всех представителей их племени.

Ограбленные, избитые, потерявшие многих своих людей, ко мне пришли и упали в ноги представители всех арабоязычных торговцев, не только чистых арабов, а и происходящих из племён баракка, и прочих. Были там и донколанцы.

– О, божественный и несокрушимый вождь! Ты источник мудрости, Великий повелитель чёрных людей. Твой дух общается напрямую с духами Вуду, и то ведомо нам. Защити нас от своих людей!

– А вы откуда знаете, что я общаюсь напрямую с духами Вуду, я же христианин? – возмутился я, решив поизголяться над торговцами.

– О том говорит Нил, об этом шепчут бестелесные губы наших предков, а также многочисленные трупы несостоявшихся убийц. Мы склоняем головы перед неизбежным, о могучий унган!

– Мне, не нужны ваши головы. Мне нужны ваши ноги и ваши деньги.

– ???

Я поморщился, наверное, всё-таки перестарался и не правильно выразился. Деньги? Деньги, я и так с них получу. Но уничтожать всё вокруг, мне было не нужно. А нужно было подмять под себя всё. Кто сильнее, тот и прав! Но когда ты не оставляешь выбора и припираешь человека к стенке, тогда с тобою будут сражаться до конца, а мне лень.

Мне нужно было в кратчайший срок захватить их страну, не влезая в дрязги и затяжную войну всех со всеми. Мне нужны были их связи, их влияние, их товары, и их пронырливость, чтобы без проблем распространять своё влияние на окружающие страны, а не их бесполезные для меня трупы.

– Я услышал вас, о дерзкие, и продажные!

Среди делегации возникло волнение и горестные вскрики. Сам же я, стал говорить, как-бы сам с собой, размышляя вслух.

– А я ведь думал стать справедливым правителем и объединить всю Африку, и дать жить и процветать всем народам её населяющим. Дать преимущество наиболее развитым, имеющим свою культуру, развитый язык, древнюю письменность. Я приверженец коптской православной церкви. И я верую!

На этих словах, я воздел свои руки вверх, и развёл их далеко в стороны, обратив своё лицо к небу. Вместо неба, мой взгляд упёрся в низкий потолок глиняного дома. Тяжело вздохнув, я с видимым усилием вернулся обратно.

– Эх, вздохнул я ещё раз на показ. Скупая мужская слеза скатилась по моему изрезанному шрамами и коротким волосом лицу. Ткнуло острой болью изрезанная тесаком полковника левая рука. А кругом одни предатели! Убить меня хотели сволочи… Да? Да?! Да??? Последнее «да» я уже орал.

– Убить, хотели короля своего!!! Я, потомок египетских фараонов. А меня убить! Да не один раз! А вот хер вам!

Моя огромная лапа сложилась в большой кукиш и показала её купцам.

Я вскочил со своего места и, вытащив из-за пояса медный хопеш, хватил им о деревянную скамейку для почётных гостей. Скамейка разлетелась вдребезги, брызнув во все стороны деревянной щепой.

Горящим яростью взором окинув присмиревшие ряды торговцев, и заставив их невольно поёжиться, я начал молиться. Окружающие меня воины, клацнули затворами винтовок. Палач, скромно стоявший в уголке, самом тёмном из имеющихся, нервно лизнул языком свои тонкие сухие губы, примериваясь взглядом, какими казнями, он казнит этих купцов.

– И вот, – патетически вскинув руки вверх, и взметнув своё тонкое и широкое одеяние, произнёс я, – и что я вижу?

– А вижу я чёрррную неблагодарность. И это тогда, когда я решил избавить от всех налогов на целый год всех арабских купцов взамен на их возможную помощь и сотрудничество в деле налаживания торговли, и привлечения новых покупателей и продавцов.

– Мои склады ломятся от слоновой кости, каучука, ценных пород древесины, шкур редких животных и редких тканей. И что?

– Золото плавает в моих реках, но некому его добывать. Алмазы, прячутся в моих землях, но некому их найти. Изумруды, валяются на горных кручах. Рубины, светят изломанными гранями между корней деревьев в диких джунглях, но некому найти их и принести мне, получив за это мою благодарность и деньги. Некому, вывезти всё это с моего ведома, и выгодно продать другим народам. Некому, собирать пошлину, и платить налоги. Некому их собирать. Я несчастный король с несчастными подданными. Горе мне!

Я со злостью пнул валявшуюся подушку, зафутболив её в дальний угол.

– Мне нужны, деньги, деньги, деньги.

– Для чего? Для гарема думаете? Нет! Для роскоши? Нет! Для власти? Да!!! Для безграничной власти! Для самой безграничной власти от океана до океана. От Алжира до Капской колонии. От Монровии до Момбасы, от Каира до Кейптауна, ну и так далее.

– Скоро мои чёрные легионы будут топтать своими деревянными сандалиями все просторы нашего необъятного континента, выполняя мою волю. Не верите? Смотрите туда – и я указал в сторону выхода, за которым находилась улица, по которой маршировали мои многочисленные войска, направляясь на полигон.

– Я привлеку всех, кого только найду. Я приползу на коленях к русскому царю и к немецкому кайзеру, и попрошу у них офицеров и оружия. Да! Попрошу, но добьюсь того, чего хочу. А тот, кто мне помешает в этом, рассыплется в пыль у моих ног, чтобы остаться всего лишь грязью на моих сандалиях.

– Мне нужно оружие, много оружия. Тот, кто обеспечит мне его приток, а также покупку того, чего я захочу, получит право беспошлинной торговли ровно на три года, да и потом, не будет забыт. Я разобью французов и англичан, смету всех, кто стоит на пути к вершине моей власти, ВСЕЕЕХ – заорал я в избытке своих чувств.

– И НИКТО, вы слышите НИКТО, не помешает мне!

Говорил я по-арабски, в кратчайшее время, выучив этот язык, а стресс и смертельная опасность, изрядно помогли мне в этом трудном деле.

Арабы притихли, как заворожённые, смотря мне в лицо и покачиваясь вслед за мною, войдя в резонанс с моей яростью и жаждой власти. Толстые, жирные семена моего тщеславия упали на благодатную почву их жажды наживы, желания получить свой лучик славы от солнца щедрости, могучего правителя.

– Вы думаете, дервиши победят англичан? Нет, пророчествую в этом – и я стал покачиваться, будто бы в трансе, говоря при этом слегка нараспев, и будто мурлыкая, как кот, на арабском языке.

«Пройдет, полгода и ещё декада, и Омдурман падёт. И тот, кто с силой туда войдёт, из мавзолея выкинет «Махди» и, надругавшись, покорит, на веки вечные, сражавшихся людей. Лишь только Мамба может их спасти. Лишь только Мамба, если только… к нему во сне придёт Махди».

Закончив пророчествовать, я обвёл взглядом притихших торговцев. Прониклись. Ну, и хорошо. Хлопнув в ладоши, я отпустил их, перекрестив напоследок из чистого озорства, но пообещав не трогать никого из них, взамен уплаты штрафа за мнимое предательство моих интересов.

Арабские погромы прекратились. К каждому торговцу была приставлена охрана, разграбленное имущество частично возвращено, и были даны гарантии защиты их жизни и здоровья и здоровья и жизни их семей. Жизнь вернулась в прежнее русло. Войска стали дальше тренироваться, а я искать оружие и возможности решения стоящих передо мною задач.

***

Полковник Ричард Вествуд очнулся прикованным к стене. На его ногах были закреплены деревянные колодки из тяжёлого дерева. А сам он лежал на боку. Ощупав себя, он убедился, что наполовину наг, а на его голове была огромная шишка с запёкшейся кровью.

События прошедшего дня или суток, с трудом всплывали в его голове, очумелой от пережитого попадания тяжёлого предмета. Он с трудом вспомнил, как сражался с чёрным королём, и как почти выиграл неожиданный поединок, как прилетевшая ему в голову свинцовая пластина чуть не вышибла ему мозги. Но оглянувшись вокруг, он невольно подумал, что было бы лучше, чтобы мозги ему всё-таки бы вышибло.

По всей видимости, он был в плену, да ещё в качестве опасного преступника, либо раба. Король был предусмотрителен и подстраховался, сковав его, находящегося в бессознательном состоянии. Придя в себя, он надеялся, что сейчас к нему зайдут и окажут помощь, либо станут допрашивать, выведывая с какой целью, он находился здесь, либо почему хотел убить короля. Потом будут требовать с него выкуп, который он в состоянии выплатить, причём достаточно существенный.

Но ни на первый день, ни на второй, никто к нему не зашёл. Раз в день, ему приносили, как собаке, миску с водой и половину чёрствой лепёшки из муки дурры. Его железный организм, выдержавший и тяжёлый африканский климат, и тропические болезни, и даже переживший тяжёлое ранение, сейчас ослабел на одном хлебе и воде.

На третий день, хлипкая деревянная дверь отворилась, и в неё вошёл в сопровождении охранника, который ежедневно кормил его, долго ожидаемый Иоанн Тёмный. Скользнув равнодушным взглядом по его лицу, он присел на занесённую охранником резную скамеечку, и, откинувшись спиною на стену хижины, достал из-за пазухи пузырёк с жидкостью.

Посмотрев его на свет, и деловито откупорив его, он накапал несколько капель в глиняную чашку с водой, а потом, протянув её ему, с ласковой улыбой сказал по-арабски.

– Пей дорогой, ты наверно, устал и измождён. А здесь унганский эликсир, который позволит тебе набраться сил для разговора со мной.

И такая доброта промелькнула в его глазах, и столько яда было в его улыбке, что Вествуда невольно передёрнуло от такого показного цинизма. Уж чего-чего, но ничего пить из рук вождя не следовало. Правда оставался тот факт, что все эти два дня, он и так пил воду, в которую можно было добавить всё, что угодно, так как не пить её было невозможно, в душном жарком помещении, да ещё, после обильной потери крови.

– Что же ты не пьёшь, англичанин? – теперь уже на ломаном английском спросил его вождь.

– Спасибо, я уже получил от тебя подарок, – и он прикоснулся к огромной кровоточащей шишке на лбу.

– Да это же не подарок, а возвращение долгов, – снова по-арабски произнёс король, – я всегда возвращаю свои долги. Злой я, и бездушный. Ты как хочешь умереть? Не бойся, здесь не яд. Яд, уже давно плещется в твоей крови. Это всего лишь унганское зелье, оно облегчит твою боль, и позволит тебе ещё продержаться, на одной воде и хлебе.

– А тебя, наверно ждут дома, если он у тебя есть. Такой милый особнячок, где-нибудь в графстве Уэссекс. Или в закрытом интернате, твои бывшие друзья. Или они у тебя подруги? У вас там, в Англии, всё, ни как у людей, ты может из этих. Для которых, друг, это не друг, а уже подруга.

Ричард Вествуд не совсем понял, о чём говорил вождь, но догадывался, что тот имел в виду. Но откуда он мог знать, некоторые неписаные правила шефства старших над младшими, в закрытых аристократических интернатах, часто имели некрасивую и тошнотворную подоплёку. Таким образом, в детях уничтожалось всё хорошее, что было заложено в них от природы и насаждались извращения и гадкое отношение ко всем окружающим.

Нездоровый карьеризм, манипулирование другими, лицемерие, тонкие издевательства и скрытые надругательства, неоднократно имели там место. Это было не со всеми, и не всегда. Но это было, и все выпускники закрытых интернатов, об этом знали. Откуда об этом знал вождь, было непонятно.

Но, также было непонятно, откуда он знал русский язык, огнестрельное оружие, технически сложные механизмы, историю разных стран. Легко обучался иностранным языкам, умел обращаться с картой, и на равных общался с людьми, стоявшими гораздо выше его, как по культурному и духовному развитию, так и по уровню образованности.

– Что ты хочешь от меня… вождь?

– Правды, и ничего, кроме правды. А потом, ты умрёшь, – равнодушно ответил тот.

– Я могу заплатить за себя выкуп.

– Деньги, тлен. Мне нужно оружие. Ты можешь дать мне батарею артиллерийских орудий с запасом снарядов на каждое?

Вествуд погрустнел и ничего не ответил, лихорадочно обдумывая свою участь, и ища пути выхода из сложившегося положения.

– Вот и я про то же. Грустно и смешно. Кто ты англичанин, ты, майор? Полковник?

Вествуд, не сдержался и в его глазах мелькнул огонек.

– Гм, значит полковник. Хорошо… Но мало. Ты тёртый калач, раз дослужился до такого звания и тебе поручили меня убить. Но, у тебя ничего не получилось, к счастью для меня.

– Двойного агента из тебя не сделать – обманешь, и предашь. А предателей, я не люблю. Придётся тебя отравить. Заодно и испытаю действие нового парализующего яда. Я назвал его – «Новичок». Как тебе название? Да, ты не поймёшь в чём прикол, к сожалению. Ну да ладно.

– Есть, что мне сказать? Нет? Кто тебя послал? Королева? Парламент? Да всё и так ясно. И Парламент, и королева. Ладно, подумаю, что с тобой делать! Может, на британский флаг порву, и выставлю на стену, в назидание, так сказать другим – и резко оборвав бесполезный разговор, я вышел, не прощаясь.

Глава 5. Послы

Пора было отправляться в Фашоду, которая была пока под контролем дервишей. Но мне пришлось немного задержаться, так как прибыл посол от Менелика II. Его сопровождал Аксис Мехрис, который уже во второй раз приехал ко мне, с подготовленным пактом о ненападении. Тема, как, оказалось, была очень скользкая. Менелик, требовал от меня гарантии того, что я не буду нападать на него, сговорившись с дервишами или англичанами.

Его опасения были небезосновательными. Я действительно подумывал об этом, вспоминая ту информацию, которую мне рассказал штабс-капитан Мещерский и рассматривая очень подробные карты, купленные мною у него же, а также у торговцев. Эти карты, были перерисованы в свою очередь с английских и были весьма подробны. По ним я и ориентировался.

Внимательно всё обдумав, я решил принять послов. У Менелика, я покупал оружие, у него же служили в качестве инструкторов русские офицеры и даже был организован полевой госпиталь. Чего мне крайне не хватало. Наконец, все коптские священники происходили из его страны, всё это просто не давало мне повода игнорировать его.

А тут ещё предложение руки и сердца, а по-сути династического брака с малолетней Хайдди Селассие, от которого нельзя было отказываться. Покопавшись в своей многострадальной памяти, я вспомнил, как мой школьный товарищ собирал монеты.

Точнее сказать, нумизматом был его престарелый дедушка, а он просто перенял у него эту страсть, сделавшись завзятым посетителем всяких сборищ и тусовок, которые устраивали собиратели царских и иностранных монет. О чём он докладывал своему дедушке и по его поручению продавал или покупал новые монеты, а то и обменивал их на другие. Мой друг собирал монеты Африки, были у него в коллекции и Эфиопские бырры.

И последняя монета была датирована 1902 годом, из чего следовало, что правлению МенеликаII, скоро должен был прийти конец. Последующие правители, не остались у меня в памяти, и я ничего не слышал о них, из чего следовало, что ничего хорошего Абиссинию, а в последующем Эфиопию не ждало.

Только очередная война с итальянцами и чудом сохранённая независимость. Из чего следовало, что не надо торопить события, и подождать, когда чёрный цвет будущей смерти императора Абиссинии облетит и созреет плод его гибели, после которого и стоило уже предпринимать активные действия. И если не захватывать власть самому, то по-крайней мере толкать к этому, внебрачного сына Иоханныса IV, с последующим протекторатом в свою пользу, либо созданием конфедерации со мною во главе. Я не люблю власть, я к ней стремлюсь! Но, исключительно, вынужденно. Мне ещё родину спасать, если сам не погибну к этому времени.

У меня по-прежнему были только жалкие зачатки примитивной медицины, несмотря на огромную работу, проделанную фельдшером Самусевым и его огромной супругой Сивиллой. Всё, что они смогли сделать, это создать курсы медсестёр и медбратанов, которые были наполовину знахарями, а наполовину практикующими хирургами.

«Кому что отрезать, сюда пожалуйтца!»

Единственным их достижением были акушерские курсы, которые они организовали в каждом городе. Курсы имели форму тайного общества, в которое допускали, только проверенных и специально отобранных женщин, рекомендованных старшинами селений.

После этого, хоть рождаемость и осталась прежней, но послеродовая выживаемость матери и ребёнка, резко возросла. Особыми льготами пользовались женщины беременные от белых, им выдавали подарки, и на первое время после благополучных родов, снабжали продуктами, по моему личному распоряжению.

Местные повитухи активно делились своим опытом, который обобщался женой Самусева Сивиллой, в свою очередь, обогащаясь знаниями, которые добавил он. Знание местных лекарственных трав, плодов, корнеплодов, отваров и эликсиров, произведённых из них, а также мои знания фармококинетики и фармокодинамики, в общем, и дали такой предсказуемый эффект.

Время моего стояния в городе Бартер, то же не прошло даром. Я, наконец, разобрался с переписью населения, обязав каждого сельского старшину отчитываться о количестве людей, проживающих в его деревне, и собирать с каждого дома ракушки каори в виде отчётности. Одна ракушка, один человек.

Десяток ракушек преобразовывался в дощечку, на которой было изображение человека. Каждый десяток изображался одним изображением. Заканчивалась табличка, делалась следующая, ну и так далее. На первое время, этого должно было хватить, а потом уже будет проведен более сложный учёт населения.

Там же стали внедрять и принудительную татуировку. Первая буква на русском алфавите обозначала название племени, например, «Б» – банда, год рождения, тоже буквой, как на монетах времён Пера 1. Например, «А»– 1850 год, ну и третья буква, обозначала страну, в которой он родился на тот момент, например, Буганда – буква «Б». Примитивно, конечно, но хоть что-то.