Боги Абрэона бесплатное чтение

Наверное, правильнее будет сразу сказать, что никакой я не писатель. Этот текст вообще сложился сам собой из записей в старых тетрадях, между строк других книг, кое-что восстановлено по памяти уже после описываемых событий. Записывать всё это я начал после того, как понял, что со мной происходит что-то необычное. Часть записей я успел немного причесать, но многие места набрасывал на ходу, возможности их редактировать не было. Для меня важнее было передать суть происходящего, чем соблюсти высокий слог. Не думаю, что стилистическая неоднородность материала сильно повлияла на пересказ событий, но все же посчитал нужным сказать об этом в самом начале.

1. Странный лес

Мир вокруг меня замер. Затаили дыхание лесные шорохи, даже снег под ногами перестал скрипеть. Все погрузилось в какое-то липкое беззвучие. Хотя раньше мне казалось, что в лесу всегда должны быть какие-нибудь звуки, даже зимой. Но сегодня их не было, густая мрачная тишина была настолько плотной, что даже морозный воздух вдыхался с трудом. Я сорвал с головы шапку и замахал ею, а потом громко свистнул. С ближайших заснеженных деревьев суетливо вспорхнули редкие пташки. И снова могильная тишина. Погруженный в полуденную дрему озябший декабрьский лес было не так-то просто разбудить.

И все-таки странный какой-то был этот лес, если внимательно в него вглядеться. Перекрученные стволы осин, как змеи, извивались вокруг одиноких берез, которые пугливо прятались за столбами голых сосен. Изредка встречались корявые дубы, покрытые замшелой корой с глубокими трещинами и наростами. Причем почти все деревья здесь были какие-то взъерошенные, росли не как им положено природой – вверх к солнцу, а торчали во все стороны или вообще к земле клонились. В общем, гнетущее такое впечатление производил этот лесок. Не зря жители окрестных деревень его ведьминым гнездом называли и разные ужасы про него рассказывали. И что скотина в нем пропадала бесследно, и что люди здесь плутали и обратной дороги найти не могли. И долго потом еще им нечисть разная мерещилась, отчего они сознание и даже память теряли.

Нет, я-то этих историй точно не боялся, я их еще в детстве наслушался. Деревня моих бабушки и дедушки стояла на окраине этого леса, и мы с местными ребятами часто в нем играли, ходили сюда за ягодами и грибами. И лес тогда не казался мне странным, а наоборот, какое-то сказочное очарование чудилось в нем мне, маленькому мальчику из большого города. В шелесте листьев на ветру мне слышалось пение фей, а под кустами прятались маленькие лесные гномы. Для меня, городского мальчишки, этот лес тогда казался волшебным местом, в котором оживали все мои детские фантазии. И ведь близко было совсем, всего час-полтора езды от города до деревни, а в детстве казалось, что попадаешь в другой мир, в котором нет никакой жизни в городе, унылой школы и бесконечных уроков. Я хорошо помнил, как легко переключался с городского темпа на размеренный деревенский уклад. Как будто раньше всегда в деревне жил, шутил надо мной дедушка. Может и вправду жил, думал я тогда про себя, очень уж мне нравилось носиться по полям и лугам. А в этом лесу я вообще был совсем как дома. Сколько в нем тогда было ягод, земляники и костяники! А грибов то в нем сколько было! Мы с дедом иной раз, наполнив взятые с собой из дома корзины и ведра, собирали грибы в скинутую дедом рубаху, которую потом завязывали, как рюкзак, и несли так домой. А там бабушка снова ворчала, мол, грибов-то они насобирали, а ей чистить приходится. Но по-доброму так ворчала и такие вкусные пирожки с грибами пекла, которых я потом за всю жизнь нигде больше не пробовал.

Прислонившись лбом к стволу какого-то дерева, я выдохнул на него струю пара. Лет пятнадцать прошло уже с тех пор, давно ушли в мир иной бабушка с дедушкой. Их изба в заброшенной деревушке Беловская рядом с Шумхорским урочищем потихоньку разрушалась рядом с десятком таких же брошенных домов. Родных или просто знакомых в этих местах у меня не осталось. А я нет-нет да приезжал сюда. Просто так приезжал, походить по лесу моего детства, подышать свежим воздухом. Раньше приезжал на электричке, а потом, после покупки машины, уже на ней ездил. Голове стало ощутимо прохладно. Натянув шапку, я уперся руками в дерево и поглядел на спящий лес. Вот зачем я сюда езжу, сегодня вот снова приехал? Может быть, это мое место силы? Как там, у буддистов – место просветления? Нет, для меня это слишком уж сложно. Да, мне тут хорошо думалось. Мысли как-то успокаивались, становились медленными и ясными. То, о чем в городе думать совсем не хотелось, здесь понемногу само вылезало на поверхность и виделось уже совсем по-другому. Но это не было связано с моими приездами сюда. И ностальгией они тоже не объяснялись, повышенной сентиментальностью я никогда особо не страдал. Да, я часто вспоминал бабушку с дедушкой, но все-таки это было что-то другое. А что еще меня притягивало в этот лес, кроме воспоминаний детства, было не понятно. Как наваждение какое-то.

Причем, ладно бы один раз так было, случайно задумался и поехал. Так ведь уже пятый раз за последние полгода приехал я сюда. При этом только за последний месяц это был уже второй раз. А до этого еще в ноябре два раза. И в сентябре зачем-то сорвался сюда, помнится, даже отменил какую-то важную деловую встречу. Вот тогда это тоже было непонятно. Потом я, конечно, старался найти хотя бы для себя разумное объяснение той странной поездке. Вроде как соскучился по местам детства да грибов хотел пособирать в грибной сезон, а их, по словам коллег, в этом году было очень много. Но тогда ладно, хоть и странно, но с натяжкой объяснить все же можно было. Но последние мои поездки внятной причины совсем не имели, и найти им оправдание было гораздо сложнее. В ноябре я оба раза приезжал в выходные, но тогда как бы случайно просто оказывался неподалеку. В начале декабря первый раз я приехал сюда после обеда со старым знакомым в кафешке на привокзальной площади. Мы с ним тогда немного выпили за встречу, а потом я внезапно обнаружил себя в пригородной электричке. В тепле вагона под стук колес меня сморило, а как раз перед нужной станцией меня нечаянно толкнул какой-то идущий к выходу старик. Помню, как вышел из вагона, как на автомате мои ноги сами по хрустящему снегу дошагали до пустеющей деревни и завернули к мрачной окраине урочища. Постоял я тогда в лесу, подышал, вроде бы даже дерево какое-то обнимал. В общем, когда хмель из головы выветрился, вернулся домой.

Но вот как я сегодня здесь оказался, вообще вспомнить не могу. При том, что ехать сюда я точно не собирался. И даже в мыслях такого не было, потому что в эту субботу мы с Юлей собирались в кино сходить, а потом погулять по городу. Поэтому я проснулся пораньше, привел себя в порядок, погладил брюки, начистил кремом туфли и переложил из карманов куртки мятые купюры в новый бумажник. Выпил чашку кофе и перед выходом из дома написал Юле сообщение. Короче, имел самые радужные субботние намерения. Помню, как вышел из дома, сел в машину и поехал за цветами, до встречи оставалось еще полтора часа. Помнил, что выехал со двора, а потом впал в ступор. Очнулся только тогда, когда уже выехал с трассы на дорогу, ведущую к деревушке моего детства. И вот стою я сейчас посередине этого леса и не могу ответить сам себе на вопрос, какого лешего я здесь делаю. Я с трудом оторвал свои задубевшие от мороза руки от ствола дерева. Мне показалось или я на самом деле сжимал его с такой силой, что на нем остались отпечатки моих ладоней? Присмотревшись, я увидел следы своих рук на коре дерева. Видны были даже линии на ладонях и фалангах пальцев, отпечатавшиеся с такой четкостью, как будто я вжимал их в пластилин. А на ладонях остались следы от бороздок коры дерева и налипший черный мох. Почему-то я вспомнил, что оттирался он с трудом и был липким, как смола. В детстве я как-то испачкал руки таким мхом, еле стёр. Потом это все, конечно, забылось. Но сейчас мне почему-то показалось, что именно это дерево видело меня еще совсем маленьким.

Сделав два шага назад, я внимательно на него посмотрел. Оно напоминало обрубок сруба, которые иногда торчат на месте пожарищ. У него не было верхушки, всего несколько длинных веток, на которых не было ни одного листочка. Ну и что, что зима, но и летом их тоже не было, я это почему-то знал. Дерево это было черного цвета, словно выгорело или потемнело от старости. Но оно точно было живым, я это чувствовал. Такое старое и жилистое, оно производило впечатление спящего великана. Подойдя к нему, я зачем-то снова приложил руки к оставшимся до этого отпечаткам. Что произошло с моим сознанием после этого, я так и не понял. Даже потом, вспоминая этот момент, ничего внятного на ум мне не приходило. Помню только, как сначала по мне прошла быстрая жаркая волна. Следом появилось такое жуткое ощущение, что дерево втягивает меня в себя. А потом я задрожал всем телом, как от удара током, и с трудом оторвал руки от дерева. Развернулся и как в бреду зачем-то пошел пешком до трассы. При том, что моя машина стояла на окраине леса всего в нескольких десятках метров. А вот дальше я вроде бы все помнил, но так, как будто все это происходило не со мной.

Выйдя на дорогу, я какое время шел по обочине. Проносящиеся мимо машины обдавали меня взвесью мокрого снега и грязи, которая оседала бурой коркой на одежде. Наверное, со стороны моя походка напоминала движения пьяного пешехода. Зачем-то широко размахивая руками, я двигался немного боком, потому что мое лицо было повернуто в сторону темнеющих справа от дороги деревьев. Потом меня почему-то потянуло перейти на другую сторону дороги. Резко повернув влево, я успел сделать всего несколько шагов, споткнувшись на ровном месте прямо посередине дороги. Следом за спиной раздался визг тормозов, грохот удара и звон бьющегося стекла. Повернувшись, я увидел большой черный джип, который торчал передком в старом кряжистом дубе, стоящем немного в стороне от дороги. Над смятым капотом машины струился белесый дымок. Помню, как в голове тогда промелькнула мысль, что надо бы помочь водителю из машины выбраться. Но стряхнуть с себя наваждение и двинуться с места я не смог. Так и продолжал стоять в оцепенении, не сводя глаз с места аварии, виновником которой я нечаянно стал. К счастью, машина не загорелась. Со скрежетом открылась водительская дверь, и наружу вывалился кашляющий мужчина в сером джемпере. В руках он сжимал телефон, который между приступами кашля пытался приложить к уху. Сколько я там еще так простоял, я не знаю. Из оцепенения меня вывел звук подъехавшей полицейской машины.

Пожилой усатый капитан ковырялся кончиком ручки в зубах, бросая взгляд то на взъерошенного водителя, сидящего на переднем сидении служебной машины, то на его врезавшийся в дерево автомобиль.

– Вот ведь и машины теперь хорошие делают, с подушками безопасности и компьютерами внутри, а аварий меньше не становится. А потому что гоняют все как сумасшедшие и ничего не боятся. И ездить толком не умеют, а туда же. Покупают себе дорогущие сараи, а потом пищат, что налоги на них высокие, что дороги плохие. А зачем вам хорошие дороги то нужны, вы вон и в глухом лесу себе столб найдете – непонятно, кому были адресованы эти слова капитана. Скорее всего, он просто озвучил мысли, накопившиеся у него в уставшей за день дежурства голове. Посмотрев еще раз на внедорожник, торчащий задом из ствола большого дерева, капитан озадаченно почесал затылок и повернулся ко мне, застывшему на заднем сидении.

– Ты-то как себя чувствуешь? Везунчик ты, однако. Ничего не болит, врач тебе не нужен?

От его слов я почему-то вздрогнул, видимо, все еще был в состоянии ступора. Медленно растягивая губы, я прошептал: не болит.

– Это хорошо, что не болит, тогда посиди пока.

Водителя машины они с напарником осмотрели в первую очередь. Внешних повреждений у него тоже не было, а сам он особо ни на что не жаловался. Был он немного приторможенный, ну это обычный шок, они сказали, что само пройдет. Я слышал, как полицейские переговариваются между собой, но как во сне, смысл их слов доходил до меня с опозданием. Помню, что они решили скорую помощь не вызывать, а то оформление затянулось бы надолго. Пока сюда скорая доедет, а их смена уже через полтора часа заканчивалась. Поэтому решили вызвать только эвакуатор и по-быстрому составить протокол, чтобы не задерживаться после дежурства.

Достав из планшета бланк протокола, капитан повернулся к водителю внедорожника.

– Так, гражданин, расскажите нам, как вы на пустой дороге человека чуть не сшибли? Правила дорожного движения, наверное, нарушали? Дерево вон сломали, машину свою помяли.

Уперев кончик ручки в листок протокола, капитан выжидающе посмотрел в сторону нарушителя и вздрогнул, встретив взгляд совершенно безумных глаз.

– Это не я сломал дерево, это оно само на меня прыгнуло, понимаете, само прыгнуло, – трясущимися губами проговорил водитель.

– Как это само прыгнуло? – голос полицейского даже сел от неожиданности.

– Дерево, оно само прыгнуло на меня, понимаете? Я с работы домой ехал, я каждый день здесь езжу. Ехал не быстро, да здесь особо и не разгонишься. Вдруг сразу за поворотом прямо перед моей машиной этот парень выскочил на дорогу и застыл. Я сразу понял, что затормозить не успею, начал выворачивать руль, и тут это дерево. Оно как будто схватило мою машину своими ветками и утащило с дороги.

Капитан хмыкнул в свои прокуренные усы, потом немного склонившись к мужчине, подозрительно втянул в себя воздух. Хотя и до этого он уже к нему принюхивался, спиртным от него не пахло.

– Дерево, значит, прыгнуло? Угу. Вы не пили сегодня или вчера? Наркотики не потребляете?

– Нет, не пил. Я вообще мало пью. А наркотики тем более, никогда даже не прикасался.

– И все-таки утверждаете, что дерево схватило машину? Оно что, живое? Вам, наверное, это показалось. Машину занесло, вы не справились с управлением и врезались в дерево, так?

– Нет, не показалось. Занесло, да, но и дерево тоже было, как живое, я точно видел, – мужчина с опаской посмотрел в сторону своей машины, словно проверяя, не привиделось ли ему все это.

Приоткрыв окно, капитан позвал своего напарника, который с рулеткой возился около джипа.

– Петрухин, ты все-таки того, медицину тоже зови.

– Чего? Я не расслышал.

Сплюнув в окно, капитан вышел из машины и сделал пару шагов в сторону напарника.

– В скорую звони, говорю, пусть тоже приедут. Скажи, здесь авария, есть пострадавший. Его в любом случае надо осмотреть, вроде бы трезвый, но на освидетельствование все равно нужно. Может он в шоке, может головой сильно стукнулся, а может и под кайфом. Короче, он явно не в себе. Пока скорую ждем, я протокол заполню.

Сев обратно в машину, капитан стал что-то писать, временами задавая сидящему на переднем сидении мужчине односложные вопросы. Я прижался горячей щекой к прохладному окну. Что же такое со мной происходит? Как я оказался на дороге, почему пешком? И ведь меня чуть-чуть не сбила машина. А спасло меня дерево. Бред какой-то. Что-то слишком много деревьев стало в моей жизни в последнее время. Лес этот еще, зачем я туда езжу? А начались эти необъяснимые поездки со странных снов про детство. Снился дед, походы за грибами, гнутые стволы деревьев, черный ствол старого дерева. Я вдруг понял, что это черное дерево часто мне снилось. И скорее всего, это то же самое дерево, которое я обнимал сегодня. Это ведь оно меня ударило током, и с этого потом все и началось. Откуда оно вообще взялось, я вроде бы его раньше в лесу никогда не видел. Или все же видел? Почему-то вспомнился один из наших с дедом походов за грибами. Я тогда сильно устал и заснул прямо на дедовской фуфайке, расстеленной под каким-то деревом. А проснулся от того, что меня звал дед. Повернувшись на бок, я увидел, как моя рука крепко сжимает торчащий из земли корень. С трудом разжал руку, до того она затекла.

– Умаялся ты грибы собирать, вот тебя и сморило, – дед присел рядом. В одной руке у него была свернутая кулем куртка, битком набитая грибами. Взгляд его упал на дерево, под которым я спал.

– И дерево ты для сна себе выбрал странное какое-то. Черное, но не сухое и не горелое, – дед потрогал дерево.

– Да и на ощупь живое. Вот, помнится, также и дед мой, твой прапрадед, ходил везде с посохом из вот такого же черного дерева. Говорил, что он ему силы придает. И верно ведь, больше ста лет он прожил. Только вот на старости лет немного умом тронулся. Все про какую-то неведомую страну рассказывал. Что растут там черные деревья, такие же, как его посох, и он сам оттуда родом. Мол, кто-то зовет его оттуда. И что попал он в наши места не по воле своей и не через женское старание, а через это самое дерево, посох из которого он в руках держал. Да еще меня, бывало, сажал рядом и заставлял руками держаться за этот посох. Я возьмусь за него своими ручонками, а он свои поверх положит и смотрит на меня так странно, словно ждет чего-то. А я ее, эту палку, до жути боялся, старался поскорее от нее руки отдернуть. Дед разочарованно вздыхал, но вскоре после этого перестал приставать ко мне со своим посохом. Чудной дед был, одним словом. Но в деревне его любили, он всегда людям помогал, мог даже разные болезни руками лечить. Вот так вот. Ну что, пошли домой, – дед встал и поднял куль с грибами.

Кроме этого разговора больше ничего такого из своего детства, связанного с деревьями, я не помнил. И про лес тоже ничего особенного на ум не приходило. Лес как лес, грибов в нем много было. Ну и деревья всегда были какие-то изогнутые. А в остальном все как в других местах. Хотя, помнится, я еще маленьким слышал разговоры о том, как давным-давно, еще до революции, в этих лесах упал с неба огромный камень. И с тех пор пошла про здешние леса дурная слава, а деревья в нем почернели. И стали причудливо так расти, одни вниз, другие в бок, так что издалека в темноте их за разные существа принять можно было. Наверное, из-за этого людям там разная бесовщина чудиться начала. Хотя где-то глубоко внутри себя я тоже чувствовал, что что-то не так с этим лесом и моими поездками. Тем более, что ничем вразумительным объяснить это себе я не мог. И до сегодняшнего дня были мысли об этом, но я старался гнать их от себя. Старался не думать об этом, но мысли про какую-то мою связь с лесом все равно приходили. А сейчас, прижавшись щекой к стеклу полицейской машины, я остро ощущал, что и в аварии этой есть что-то необъяснимое. Как я здесь очутился, куда я шел? Непонятно. Но слова водителя мне, в отличие от капитана, бредом не казались. А еще я знал, что нельзя мне больше ездить в этот лес. И если я еще раз туда поеду, то это будет моя последняя поездка.

2. Случайная встреча

Раньше мне казалось, что моя жизнь мало чем отличается от жизни других ребят моего возраста. Сравнивая себя с ними, я часто думал, что в принципе-то к своим двадцати пяти годам у меня в жизни все было ровно. Довольно успешно и без особых потерь прошагал школьные и институтские годы. Учеба давалась мне легко, я мог даже получить красный диплом, если бы пересдал несколько четверок. Просто выпрашивать себе оценки было не в моем характере, хотя на нашем курсе так делали многие. Потом мне повезло устроиться в крупную нефтяную компанию. Наверняка не без помощи родителей, но в силу юношеского максимализма я все свои успехи приписывал исключительно себе. Это прибавляло мне уверенности в своих силах.

Хотя низкой самооценкой я никогда особо и не страдал, причин для этого не было. Появился на свет я в дружной семье любящих друг друга студентов, которые воспитывали меня родительской заботой, задушевными разговорами и хорошими книжками. Так что понятия о добре и зле у меня с детства правильные были. В остальном я рос, как и все ребята моего возраста, еще успевшие застать времена дворовых игр. Гоняли мяч и шайбу, дворовой бандой ходили купаться на заброшенный пруд за овощехранилищем. Случалось и дрались. В общем, нормальное было детство. Поэтому и вырос из меня, как говорил отец, местами шалопай, но толковый и честный парень.

Что еще такого интересного было в моей жизни, о чем можно было бы рассказать? Раньше было много спорта. Отец сам в юности серьезно занимался конькобежным спортом, выигрывал чемпионаты России и даже был членом олимпийской сборной. Потом из-за проблем с сердцем уже не смог тренироваться в полную силу. И вот эти свои не до конца сбывшиеся спортивные надежды он решил воплотить с помощью сына. Но с коньками у меня не сложилось с самого начала. На первой же тренировке я красиво так уехал ногами вперед, а головой назад об лед. И все, желание кататься на коньках у меня пропало. Отец, поняв это, в итоге таскал меня по разным другим секциям. Где-то к классу третьему остановились на борьбе. Потом долго был бокс, сломанный нос, много шишек на голове и мамины вздохи. Но в итоге после победы на первенстве юниоров я стал кандидатом в мастера спорта. А между борьбой и боксом была еще секция фехтования, года полтора я ходил в нее одновременно с боксом.

Ах да, была же еще и культурная линия моего взросления. Где-то в возрасте третьего класса мама вдруг решила начать меня прокачивать не только физически, но и духовно. Поэтому она по примеру своих подруг с работы захотела отдать сына в музыкальную школу. Ну как же, это же престижно, как вы не понимаете, говорила она нам с папой. Папа, как обычно, с умным видом хмыкал в газету. А мама в ответ фыркала и продолжала свой монолог. О том, что каждый ребенок из приличной семьи должен учиться музыке. Да и вообще сейчас это модно, все своих детей учат, причем обязательно игре на пианино. Ну как в старинных дворянских семьях, мама при этих словах выразительно смотрела в сторону папы. Папе на дворянские семьи было глубоко наплевать, главное, что сын спортом занимается. А пианино, как он тогда выразился, это отживший вид искусства. В ответ на мамино возмущенное фырканье папа пояснил, что оно большое, его с собой в поход не возьмешь и девушке на скамейке песню не сыграешь. Лучше уж тогда пусть на гитаре учится играть.

Помнится, что эта борьба спорта с культурой продолжалась тогда вечерами почти целый месяц. Боевые действия шли с переменным успехом. Слушая разговоры родителей, мне иногда казалось, что побеждает музыка. Восторги мамы от игры детей ее подруг заполняли квартиру приторными фугами Баха. Потом громкий папин голос вроде бы снова выравнивал позиции. А я тогда как раз смотрел фильм про мушкетеров. Под его впечатлением мне тоже захотелось научиться махать шпагой. Когда оставался дома один, ручкой от швабры я воевал с подушками, но у меня не получалось так красиво, как в кино. В общем, в один из вечеров во время короткого родительского перемирия я робко заикнулся об этом на кухне. Оба родителя фыркнули и продолжили о своем. А фехтование назвали киношным видом спорта. Папа сказал, что лучше они тогда с самбо на бокс перейдут. А мама снова про свою музыку. В общем, спустя еще месяц был найден компромисс. В третьем классе меня отдали на гитару и на бокс. А сам я тайком от родителей записался в секцию фехтования.

К шестнадцати годам я сильно вырос, почти под 190 сантиметров. При этом был худощавым, но на удивление жилистым. Видимо, гантели и подтягивания, которыми отец с детства заставлял меня заниматься в дополнение к тренировкам в секции, давали о себе знать. И еще у меня были длинные руки, что оказалось большим подспорьем в занятиях не только боксом, но и фехтованием. Я его, кстати, не сразу бросил, тренировки не пропускал и даже часто побеждал в разных соревнованиях. Причем благодаря широкой кисти я на удивление хорошо владел шпагой и рапирой, мог бы даже с легкостью, наверное, и тяжелым мечом фехтовать. Папа посмеивался надо мной, как интересно тебе твое умение махать палкой пригодится в реальной драке. Будешь убегать, пока на дороге шпага не найдется?

Вот такое было у меня детство. А сейчас я работаю в солидной организации. Денег на жизнь вроде бы хватает, но это еще и потому, что я до сих пор живу с родителями. Вообще-то я мог бы начать снимать квартиру, зарплата позволяла, полгода назад я даже купил в кредит подержанную иномарку. Но вот необходимости в отдельном жилье я пока не видел. Девушки, с которой я хотел бы начать жить вместе, у меня пока не было. Хотя с Юлей из параллельной группы мы дружили уже почти три года. Сблизились мы еще на пятом курсе института, потому что вместе проходили практику в этой же самой компании, где я сейчас тружусь. А у Юли здесь работала тетя, которая ее и устроила на практику. Но сама Юля работать по профилю не хотела, ее интересовали разные несерьезные, как я считал, вещи. А еще ей хотелось всего и сразу. Она грезила несбыточными мечтами, немного наивными проектами, далекими странами и путешествиями. Причем проекты эти у нее менялись почти каждый день. То она открывает бутик модной одежды, то косметический салон. Мне периодически приходилось приземлять ее и возвращать в реальность. В общем, пока она искала себя, благо родители могли любимому чаду это позволить. А в свободное от мечтаний время она работала администратором в салоне красоты. Но была твердо убеждена, что это временно, пока она не найдет чего-нибудь более выгодного. Вот только это временно тянулось уже второй год.

Причем сейчас мне уже кажется, что и сама эта история с практикой была какая-то мутная. Нет, я и до этого знал, что наши родители были знакомы, мой папа раньше учился с папой Юли. Но раньше мне не приходило в голову, что они специально устроили нас в одно место на практику. Получилось вроде бы случайно, сначала мы с Юлей познакомились, а потом выяснилось, что и родители наши тоже знакомы. А что, и не такое в жизни бывает. Нашу дружбу, которая продолжилась и после завершения практики, родители поощряли. Сами разные разговоры интересные заводили: мол, какая красивая пара, пора бы уже и о внуках подумать. Хотя по поводу пары доля истины здесь была, по отзывам знакомых, мы неплохо смотрелись вместе. Видимо, эти отзывы, да и сама логика наших отношений понемногу двигали события в известном направлении. Дружили мы уже довольно долго. Но именно, что дружили. Да мы даже почти и не ссорились, лишних эмоций друг на друга не тратили, неспешно обсуждали общих знакомых или разные новости. О более серьезных вещах мы старались не разговаривать, нам было удобно общаться именно так. Каких-нибудь совместных планов мы тоже не строили. Но нам было хорошо вместе. Немного взбалмошная Юля была как паруса, которые приподнимали от земли меня, в меру практичного, но не самого романтичного из живущих на земле парней. Встречались часто, но жили пока каждый со своими родителями. Зато, как говорила Юля, мы не успеваем надоесть друг другу. Прошлой весной она познакомила меня со своими родителями, которые очень тепло ко мне отнеслись. В общем, наши отношения уверенно шли к обмену кольцами. Мы об этом не говорили, но такой финал витал в воздухе. А пока мы строили планы на январские выходные. Юля очень хотела в теплые края, а я куда-нибудь на лыжах. Понятно, что в итоге выбор места остался за Юлей. Куда еще не выбрали, но она хотела как можно дальше.

Ну вот, если совсем уж вкратце, то вся моя жизнь легко уместилась на паре страниц. Кстати, я ведь еще и читать любил, причем не с планшета, а именно бумажные книги, чтобы слышать шелест книжных листов, чувствовать их шероховатость, вставить закладку между ними. Но в последнее время из-за работы читал не так часто. Вот и в тот вечер я возвращался домой довольно поздно. На машине с утра выехать не смог, какой-то умник наглухо перекрыл мне выезд. Поэтому утром на работу я опоздал. И вечером пришлось задержаться, потом на метро, потом пешком. Уже подходя к дому, услышал какие-то сдавленные стоны, короткий девичий визг. Рванул вдоль забора, потом за угол. Рядом с мусорным контейнером две тени крутили девушке руки и зажимали ей рот. Еще одна пара рук вытряхала содержимое ее сумочки.

– Ау, бродяги, девушку отпустили. Сумку ей отдайте и валите, – понятно, что я и не ждал, что меня услышат. Сам на улице вырос, лишней наивностью не страдал. Поэтому короткими шагами приближался к замершим теням, выбирая себе удобную позицию.

Тени зашуршали, послышался короткий вскрик, видимо, девочка кого-то укусила за руку. Две фигуры вышли из-под забора и оказались вполне себе приличными парнями. Одеты вроде бы неплохо, у одного вон даже наручные часы сверкают. Странные ребята.

– Ты иди, герой, куда шел. Мы девчонку не обидим, и вещи нам ее не нужны. Мы просто поговорим с ней немного и отпустим, – парень с часами пытался приладить себе на пальцы какую-то блестящую штуковину. Второй держал руку в кармане и в полшага заходил мне за спину. В общем, классика жанра, проходили мы такое. Хотя и этих ребят понять вполне было можно. Ну не производил я впечатления крутого вышибалы из боевика. Те приземистые, с толстыми шеями и тупыми глазами. А я высокий, вполне интеллигентного вида. Это внутри я быстрый как ртуть и сам весь как канатами перевитый. Но им этого было не видно. Вот и не ждали от меня особых проблем эти любители отжать чужое.

Парень с блестящим кулаком резко рванул ко мне. Уклонившись от кастета, я коротким хуком остановил его, потом боковым уронил тело на землю. Обычная двойка, вырубала надежно. Но здесь эффект от моих ударов был просто фантастическим. По голове и затем по всему туловищу упавшего парня пошла рябь, его руки задрожали, как от удара током. Потом у него подогнулись ноги, и весь он резко вытянулся, дернулся и затих. Пока я удивленно смотрел на эти странные движения, второй налетчик мазнул меня ножом по левой руке. В плече стало горячо. Я сделал шаг в сторону и с разворота ногой уронил нападавшего на мусорный контейнер. Падая, тот стукнулся головой и на время отключился. Резко развернулся в сторону третьего паренька, который держал девушку. В этот момент его тень под забором смешно хрюкнула: видимо, получил удар в живот от девушки. Потом парень быстрыми скачками, как раненый заяц, умчался в сторону переулка. Девушка, которая вроде бы особо не пострадала, присев на корточки, собирала выпавшие из сумки вещи.

Засунул руку под куртку, на пальцах была кровь. Теряешь квалификацию, сказал бы отец. Ладно, вроде не так сильно. Я повернулся к первому парню и присел рядом с ним на корточки.

– Эй, ты живой? – Я хлопнул его по щеке. В ответ раздалось глухое мычание, потом парень закашлялся и открыл глаза.

– Ты кто такой? Чего тебе от меня надо? Где я? – его рука потянулась к губам, потрогала зубы. Увидев кровь на своих пальцах, парень закричал: – да что, блин, происходит вообще?

– Ты что, ничего не помнишь? Или прикидываешься?

– Да что я должен помнить-то? – Паренек застонал и попробовал сесть.

– Вы приставали к девушке, я мимо шел, вас тормознул. Вон твой дружок рядом лежит.

Парень посмотрел на лежащего без сознания любителя поножовщины, потом на меня.

– Да я его вообще не знаю, первый раз в жизни вижу. Это ты нас, наверное, избил и ограбил еще, – вытянув руку, он удивленно уставился на свой кастет. Потом потрогал часы на запястье, сунул руку во внутренний карман крутки.

– Так, ты успокойся. И хватит прикидываться. Мой тебе совет, больше не обижай девушек.

– Да пошел ты. Я на тебя в полицию заявлю, – с трудом встав, парень пошел в сторону проспекта. Вроде живой. Только что же с ним такое было после моих ударов?

Спиной я ощутил чье-то присутствие. Девушка вышла из тени и подошла ко мне. Я встал и развернулся, поморщившись от тянущей боли в левом предплечье. Это не ускользнуло от внимания девушки, она робко коснулась рукава моей куртки.

– Ты ранен. Давай я тебя перевяжу. Только отойдем немного подальше отсюда. Не бойся, я работаю медсестрой, больно не будет, – кажется, девушка улыбнулась. Она была стройная, примерно одного со мной роста, в гладких черных волосах блестела красивая заколка в форме солнца. Правильные черты лица, ровный носик, глаза…

– Что, – я, кажется, не расслышал ее последних слов.

– Нужно будет снять куртку, но тебе, наверное, будет холодно. А вообще лучше пойти в больницу, рана может быть глубокой.

– Нет, там же надо будет рассказывать, где я так неудачно порезался. Или врать. А врать я не люблю. Да и рана не слишком глубокая, я чувствую, – я улыбнулся. – Меня Алексеем зовут. А вас? – сняв куртку, я начал расстегивать рубашку.

– А меня Настя, – девушка открыла свою сумку, достала из нее салфетки и какой-то пузырек.

– Очень приятно, – высвободив руку из рукава рубашки, я снова немного поморщился от боли.

Настя профессиональным движением промокнула рану, салфеткой обтерла ее. Потом включила фонарик на телефоне и внимательно ее осмотрела.

– Да, рана поверхностная, но все равно надо ее обрабатывать. Я сейчас наложу легкую повязку, дома тебе надо будет залить место пореза зеленкой и заклеить пластырем. Справишься?

– Легко. То есть я буду жить и рана не смертельная? А я уж думал, что как настоящий благородный рыцарь отдам жизнь за прекрасную даму.

– Ну, за прекрасную даму спасибо, да и ты на самом деле настоящий рыцарь. Спасибо тебе большое, честно. Очень многие на твоем месте просто прошли бы мимо и сделали вид, что ничего не слышат.

– Да перестань. Любой на моем месте сделал бы также. Давай лучше, если ты не против, я тебя провожу, так, на всякий случай, – стараясь, чтобы повязка не слетела с раны, я аккуратно застегнул рубашку.

– Проводи. Только я уже почти пришла, вон за тем домом живет моя подруга.

До нужного дома мы дошли быстро, хотя я и старался идти как можно медленнее. Говорили о разных пустяках, о том, как бывает опасно ходить вечерами в незнакомых местах. Настя восхищалась моим умением драться, а я отнекивался, говорил, что это они сами об меня неудачно стукались. Потом около подъезда Настя еще раз поблагодарила меня за свое, как она выразилась, спасение и юркнула в дверь подъезда. Я немного постоял и пошел домой. Идти мне было совсем близко, буквально три квартала. Пройдя несколько шагов, я остановился и хлопнул себя по лбу. Какой же я осел! А телефон спросить у Насти забыл? Оглянувшись на темные окна спящего дома, я аж застонал от своей тупости. Ну не обходить же мне сейчас те редкие квартиры, в которых горели окна. Или караулить дверь подъезда до утра? Ругая себя последними словами, я дошел до дома и лег спать. Перед глазами стояла она.

Следующая встреча была случайной. После нашего знакомства прошло несколько дней. Вечерами я прогуливался вокруг того дома, подолгу сидел на скамейке около подъезда. Надеяться, что можно встретить Настю здесь, было наивным. Конечно, я это понимал, но чувствовал, что новая встреча будет обязательно. И мое предчувствие меня не обмануло. Я столкнулся с ней в подземном переходе. Столкнулся в прямом смысле слова. Торопясь на работу после обеденного перерыва, я на секунду отвлёкся на уличного музыканта. И врезался в стройную девушку в белой куртке. От моего удара она чуть не упала, я еле-еле успел подхватить ее в последний момент. Это была она, Настя. На ее лице было написано удивление. У меня же от чувства своей неловкости и внезапного стеснения все слова потерялись.

– Извините, пожалуйста, вы не ушиблись, – сказал я и понял, что сморозил чушь. Она же не упала, об него что ли она могла ушибиться. И даже не поздоровался.

– Здравствуй, Настя, – я неуверенно поздоровался. Потом в смущении посмотрел в лицо девушке и поплыл. Ее полуприкрытые пушистыми ресницами глаза просто завораживали.

Девушка изящным движением высвободилась из кольца моих рук и застенчиво ответила, – нет, не ушиблась, спасибо. Здравствуй, Алеша. Это ты меня извини, совсем перед собой не смотрю.

– Да нет, что ты, это я бегу как угорелый. Просто на работу опаздываю, поэтому быстро шел, а тут ты.

– Снова у тебя на пути оказалась, да, – улыбка Насти легким хмелем кружила мне голову.

– Нет, просто я сам отвлекся на музыканта, – я огляделся в поисках гитариста, но того и след простыл.

– Как рука, не сильно болит?

– Рука хорошо, почти зажила уже. Настя, я в прошлый раз забыл спросить. Только потом вспомнил, что забыл. Ну, после той нашей встречи, потом понял, что где тебя искать – я не знаю. Ну, в смысле я все время думаю, – поняв, что не могу четко говорить, я неожиданно для себя покраснел.

– И что же ты думаешь, – Настя, казалось, и не замечала моей растерянности. Она оглянулась по сторонам. Мы с ней так и стояли прямо посередине подземного перехода. И толпы людей шли мимо, огибая нас. Но я всего этого не замечал, потому что искал нужные слова.

– В общем, я хотел спросить твой номер телефона. Если честно, ты мне очень понравилась, и я хочу встретиться с тобой еще раз. Тем более сама судьба этого хочет.

– А ты уверен, что судьба этого хочет? – девушка улыбнулась, взяла меня за рукав и мягким движением потянула к стене, чтобы не мешать спешащим по переходу людям.

– Да, уверен. Вот в прошлый раз я забыл спросить у тебя номер телефона. Но у меня было ощущение, что мы обязательно снова встретимся. И вот так и случилось.

– А может это просто случайность? Или ты веришь в судьбу?

– Теперь верю. Я чувствую, что это было не простое совпадение. Мы должны это проверить. Вот если бы ты мне свой номер телефона дала.

Девушка улыбнулась и, с трудом сдерживая смех, сказала: «Записывай номер». Пока я доставал из кармана своей телефон и быстрыми пальцами набирал ее номер, Настя продолжала с улыбкой меня разглядывать. Интересно, что она обо мне думает? Смеется, наверное.

Тогда я еще и предположить не мог, что она совсем не смеялась надо мной. Ее сердце сжималось от радости, а мысли скакали так быстро, что казалось, еще немного и они выпрыгнут из ее головы. Да, это невероятно, это просто невозможно, – думала она. Но она смогла найти его. И он оказался именно таким, каким она его себе и представляла. Высокий, сильный и смелый. А еще добрый и симпатичный. Да, это его она видела в своих видениях. И это за ним ее душа прилетела в этот мир.

– Тогда я тебе попозже позвоню, Настя, хорошо? – мой голос вывел девушку из легкой задумчивости.

– Да, звони. До свидания, Алеша.

– До свидания, Настя.

Образ этой девушки потом до конца дня кружил мне голову не хуже глотка чего-нибудь крепкого. Она была какой-то совсем другой, совсем не похожей на девушек, с которыми я до этого общался. Даже Юля была другой. Нет, я не мог сказать, что досконально изучил всех представительниц женского пола. Все как-то быстро в моей жизни происходило, и времени всегда было в обрез. Много разных дел, занятия спортом, потом учеба, работа. Встречался, конечно, с разными девушками, но это было все не то. Так, вроде как дружба с прицелом на большее, но этим большим так и не ставшая. Вот как сейчас с Юлей. Хотя, она-то себе уже что-то точно о нас придумывала. Наверное, наши знакомые, да и родители тоже насчет нас уже нафантазировали. Нет, Юля, она очень хорошая. Но сейчас, после встречи с Настей, я понял, почему до этого у меня не было серьезных отношений с другими девушками. Нет, она мне раньше не снилась, и ее глаза мне не мерещились в каждой встречной. Так только в книгах бывает. Ну, вроде того, что он встретил ее и понял, кто являлся к нему во снах всю его жизнь. Не было у меня ничего такого. Просто я случайно проходил мимо и заступился за девушку, с которой потом мы познакомились. И она мне понравилась. Потому что она красивая и совершенно незнакомая. Вот Юля, она словно продолжение меня самого. А эта девушка как первая весенняя гроза, как удар током или как сотрясение мозга. Примерно в таких отрывистых мыслях прошел у меня остаток рабочего дня. А что делать дальше, я не знал. Правильно ли будет позвонить ей уже сегодня? Подумает еще, что я приставучий. Но позвонить мне очень хотелось. Ну, ты что, Леха, это ведь всего лишь телефонный звонок. Тебя же за это не убьют. Примерно так я себя уговаривал, а рука уже набирала заветный номер.

Встретились мы в кафешке на углу. И сразу начали разговаривать как старые знакомые. Шутили, смеялись, у меня даже возникло ощущение, что мы знакомы чуть ли не с детства. Потом гуляли по вечерним улицам. Я проводил ее до метро. Как сам дошел до дома почти не помнил. В ушах звучал ее голос и нежный смех. Ее глаза, она ими постоянно мне улыбалась. И еще она так смотрела на меня. Когда дотрагивалась своей рукой до моей руки или смахивала несуществующую пылинку с моей куртки. Я, кажется, влюбился в эту девушку. Я даже вздрогнул от своего открытия. А как же Юля? Мы будем по-прежнему общаться? Ну конечно, мы же друзья. Но былой уверенности в этих мыслях у меня не было. Теперь я понял, что не хочу жениться на Юле. И ехать с ней в теплые края тоже не хочу. Мне хотелось снова встретиться с Настей. В эту ночь мне снилась разная ерунда. Дурные сны, как я их называл. Причем в последнее время они стали такими привычными, что ночь без пугающе красочных кошмаров казалась мне неправильной. Снова снились деревья, гора поломанных веток загоралась от нестерпимо яркого света красного солнца. Снилась черная вода, какие-то люди со змеиной кожей, Юля с лицом Насти.

На следующий день рабочая суета немного вытеснила сумятицу из моей головы. Сегодня надо было подготовить документацию по двум сделкам, которые планировались на следующей неделе. Шеф уже вторую неделю про эти документы напоминает. Пока спокойно, но скоро может уже и матом начать. Ну, здесь я сам виноват, затянул с ними. Вроде бы все время чем-то занят, но все равно ничего не успеваю. Причем не только на работе. В последние дни после той поездки в лес и странной аварии у меня было такое чувство, что я не успеваю жить. Не успеваю сделать что-то очень важное и нужное, перед тем как снова поеду туда. А в том, что я туда поеду, я уже не сомневался. Я эту поездку уже видел несколько раз в своих снах. Кстати, снова о снах. Сниться эти сны мне начали после моей предпоследней поездки в лес. Дня через два мне приснился до того реалистичный сон, что я аж с криком проснулся. Дверь на балкон была открыта, в комнате было ощутимо свежо, видимо, ко сну добавилось еще и то, что я замерз. А снилось мне огромное дерево из черной глины, заслонявшее полнеба. Оно покачивалось на ветру и шелестело своими листьями. Нет, это были не листья, это были ошметки кожи. Видел я и себя во сне, и еще смутно угадываемый в тени дерева чей-то женский силуэт. Он стоял неподвижно и колыхался вместе с деревом. Потом мне показалось, что эта фигура поманила меня рукой. Я медленно пошел в ее сторону, пока не уперся лбом в ствол дерева, которое крепко обняло меня своими крючковатыми ветвями. И потом это дерево стало сниться мне каждую ночь. А силуэт рядом с ним становился все отчетливей, скоро я мог уже различить ее волосы и лицо. В одну из ночей девушка протянула мне руку, я коснулся ее ладони и с криком проснулся. И все, потом она мне больше не снилась. А сейчас, после знакомства с Настей, я мучительно пытался отделаться от мысли, что это она была той девушкой из моего сна.

И вообще какое-то странное ощущение не покидало меня уже несколько дней подряд. Я даже взял за привычку мерить с утра температуру, но она редко поднималась выше 36 градусов, в основном была ниже. Но при этом самочувствие было вполне сносное. То есть ощущение не было связано со здоровьем, на меня надвигалось что-то другое, как свинцовая грозовая туча заволакивала небо надо мной. Время на работе тянулось жутко медленно. Стрелки часов на стене кабинета явно издевались надо мной. Стоило мне только отвести от них глаза, как они застывали на месте. Хотя по моим внутренним ощущениям прошло уже не меньше трех часов с моего появления в офисе, но часовая стрелка упрямо торчала в левой части циферблата. С таким настроем из меня сегодня плохой работник. Я перечитывал проект договора в третий раз, с трудом понимая, о чем в нем написано. Мозг наотрез отказывался воспринимать текст, буквы сливались в ее имя, а перед глазами стояло знакомое лицо. Даже стуча пальцами по клавиатуре, я не мог сосредоточиться, все мысли были о ней. Прямо наваждение какое-то. Может, она меня заколдовала, порчу навела? Переслав по почте замечания по договору, рука сама потянулась к телефону. Может она и ведьма, но не думать о ней сегодня было выше моих сил.

– Привет, Алеша, – ее голос разом развеял мои сомнения. – Как у тебя дела? Я ждала твоего звонка, ты же сказал, что утром позвонишь. Рука не болит?

– Привет, Настя. Извини, с утра был занят по работе. У тебя сегодня какие планы? Может, встретимся после работы? Можно в том же кафе.

– Хорошо, давай встретимся.

– До встречи, Настя.

Уф, сразу стало легче. Как гора с плеч. А я еще раздумывал, звонить или нет. Вот, ничего же не случилось. Вечером мы снова встретились так, словно были знакомы тысячу лет. Снова болтали ни о чем, легко так, на одной волне, шутили, смеялись. Потом шли по улице, я часто ловил ее взгляд, брошенный украдкой. У нее блестели глаза, она с легкой улыбкой отводила взгляд и крепко держала меня за руку. Интересно, что она обо мне думает, я ей нравлюсь? И чувствует ли она, что я к ней неравнодушен? Как вообще так случилось, что мы с ней встретились? Такое ощущение, что она появилась в моей жизни не случайно.

3. Абрэон

Назвать это космическое тело планетой было бы насмешкой над всеми законами мироздания. Эта серая глыба причудливой формы напоминала вытянутый и немного согнутый в центре овал. Она не значилась ни на каких космических картах, и в обычном мире людей ее не существовало вовсе. Глыбу можно было классифицировать как гигантскую экзопланету, диаметр которой превышал земной чуть ли не в полтора раза. Она не имела своего имени, но населявшие ее существа величали свой мир Абрэоном. Располагался Абрэон в той загадочной области вселенной, которую земные астрономы называли пустотой Волопаса. Ученые предполагали, что в этой пустоте или совсем ничего нет, или есть некое «ничто», не имеющее связи ни с пространством, ни со временем. Однако Абрэон вопреки этим гипотезам был вполне себе реален. Причем настолько, что когда-то даже смог дать жизнь разумным биологическим формам. Правда, жизнь эта по земным меркам была просто ужасающей.

Начнем с того, что у Абрэона не было даже своей собственной орбиты. Он метался в пустоте по бессмысленной траектории вслед за безумным красным карликом, который был крупным обломком сверхновой звезды, уцелевшим при ее взрыве. При этом этот обломок вопреки всем известным законам физики сохранил способность не только светить, но и испускать тепло. Да еще и сумел установить прочную гравитационную связь с Абрэоном и начал таскать его за собой по странной параболе, напоминающей по форме цифру восемь. Как это ни парадоксально, но такое сосуществование оказалось достаточно устойчивым, хотя и не совсем типичным для большинства планетарных систем.

Да и окружающее Абрэон пространство никак не соответствовало канонам межзвездного космоса. Оно было наполнено бесчисленным количеством мельчайших частиц космической взвеси, которые отражали свет звезд. Эти частицы представляли собой колонии особых химических образований, живущих по своим собственным законам. Их состав постоянно менялся и был непостижим для исследования. Даже если бы они попали в земную лабораторию, ученые не смогли бы обнаружить их аналоги в таблице Менделеева. Но на Абрэоне таких исследований никогда не проводили. Хотя некоторые особо наблюдательные аборигены замечали связь между свечением ночного неба и температурой воздуха на планете.

Дело было в том, что частицы космической взвеси всегда находились в состоянии вихревого потока. Это вращение иногда замедлялось, и тогда в ночном небе Абрэона можно было разглядеть свет далеких звезд. Если вращение ускорялось, то все небо озарялось тысячами искр. Это частицы космической взвеси от быстрого кручения начинали светиться и разогревали температуру вокруг Абрэона до высоких значений. Поэтому искрящееся небо для местных жителей было предвестником повышения температуры. Причем эти частицы меняли не только температуру, их вращение воздействовало и на атмосферу Абрэона, меняя ее химический состав. Иногда изменялись даже показатели радиационного фона, который на этой планете был выше естественных земных значений. Часто менялась продолжительность светлого и темного времени суток. Зависело это от положения планеты и красного карлика, который вращался вокруг Абрэона. Когда светило проходило через скопление вихревых потоков, небо озаряла россыпь молний. Земные любители телескопов, наверное, задохнулись бы от восторга, увидев такое буйство космических красок. Но здесь оценить эту красоту было некому, смотреть в небо кроме предзакатного часа было преступлением. Только в этот час, названный часом Гох по имени первого верховного жреца, верующим разрешалось обратить свой взор вверх и помолиться о скором пришествии божества. В иное время смотреть в небо запрещалось, чтобы не оскорблять красного бога своими немыми мольбами.

Подумать только, и ведь местное население верило, что обломок звезды, который заменял им солнце, был воплощением их красного бога. Их не смущало даже то, что он был ужасающе уродлив, изогнутый и с неровными краями. А еще он испускал пульсирующий ядовито-красный свет, который из-за пылевого состава местной атмосферы немного рассеивал свой жуткий световой спектр до терпимого оранжевого оттенка. Но в человеке, привыкшем к земному светилу, это красное непотребство убило бы всю веру в божественное происхождение жизни. Ибо создать такое явно не входило в любой божий промысел.

Однако сами жрецы красного бога свято верили, что Абрэон был создан по воле их божества на заре времен и по своему возрасту равнялся самой вселенной. Но даже и без религиозных мифов эта планета была действительно старой, она существовала уже бесчисленное количество световых тысячелетий. При этом, несмотря на неблагоприятные внешние факторы, Абрэон обладал на удивление гармоничным ландшафтом с равномерным распределением океанов, гор, лесов и полей. Количество материков близилось к десяти, потому что полуостров Торгах в западном океане понемногу отдалялся от материковой части, сейчас пролив между ними достигал уже сотни метров. В периоды усиления гравитации почти треть этого полуострова скрывалась под темными водами океана. Да, меняющаяся гравитация тоже относилась к одной из странностей Абрэона. Сила гравитации менялась здесь не только от места к месту на самой планете, но зависела и от времени. В периоды максимального приближения Абрэона к красному карлику она достигала своего максимума. А полуостров Торгах находился на самой верхушке планеты, поэтому гравитация там и так всегда превышала почти в полтора раза силу тяжести в других местах.

Еще одной особенностью Абрэона было наличие просто бесчисленного количества дышащих гор. Нет, это были не вулканы, высота этих холмов не превышала даже сотни метров. И они дышали, то есть постоянно выпускали в воздух пары дыма. По давно забытым преданиям, местное светило раньше было желтым и круглым. Но после ужасного взрыва стало уродливо рваным и красным. Тогда-то и стали появляться эти дышащие холмы. На них не обращали особо внимания, давно привыкнув к чадящим сопкам. И только властители казематов и приближенные к ним жрецы знали, что эти холмы – вестники скорого прихода в мир их божества. Выхлопы из нутра дымящих вершин понемногу меняли состав местной атмосферы, наполняя ее неизвестными газами и делая пригодной для дыхания бога.

Но самая главная фишка Абрэона была в наличии магии. Да, в этом мире была своя магия, если этим словом можно называть материальные проявления, необъяснимые общепринятыми физическими законами. Эти проявления не были постоянными, они тоже жили своей жизнью, то появляясь, то исчезая. Фактически они представляли собой мигрирующую концентрацию сгустков какой-то энергии. Их сила и периодичность появления не поддавались ни контролю, ни прогнозу. Потоки магической энергии двигались совершенно хаотично. Иногда они пропадали на десятилетия, а в некоторых местностях Абрэона их не было столетиями. Для всех живых существ Абрэона эти магические потоки были пустым звуком, потому что никто из них не мог ни чувствовать магию, ни управлять ею. В древних преданиях говорилось, что чувствовать эти магические потоки и черпать их энергию могли только те, в ком текла кровь черных колдунов. Только они могли управлять этой энергией и творить разные волшебства. Но не осталось в этом мире никого, в ком текла бы кровь этого древнего рода. Поэтому магические потоки для жителей Абрэона были совершенно бесполезны. Даже жрецам красного бога были недоступны силы этой древней магии. И хотя они чувствовали эти магические волны, использовать их энергию они не могли. А без использования этой энергии вся остальная магия на Абрэоне сводилась фактически к балаганным фокусам, вроде призыва дождя или зажигания факелов для увеселения непритязательной местной публики.

Что до самой этой публики, то общество этого мира напоминало земное средневековье с той лишь разницей, что культура и наука находились здесь в почти зачаточном состоянии. В этом мире не было ученых, художников и писателей. Все творчество было представлено умельцами промыслов, сказителями и странствующими мелодистами, весь репертуар которых сводился к рассказам о мольбах, обращенных к красному богу, которые им были услышаны. Причем за малейшую вольность в тексте легко можно было отправиться в подвалы жертвенного каземата. Поэтому мелодисты тысячи раз повторяли давно заученные ими скучные баллады, не смея добавить нового слова. Странствовали они между крупными городами и дорожными заставами, стараясь каждый раз выбирать новые маршруты, причем желательно те, по которым ездили торговые повозки. Ходить многие лиги своими ногами мелодисты и им подобные попрошайки ленились. Кстати, лигой в этом мире называлась мера длины, равная шагу взрослого абрэонца.

На Абрэоне было несколько десятков крупных государств и множество владений более мелкого размера. Господствующей расой была биологическая форма жизни человеческого типа. Даже самый въедливый земной биолог признал бы почти полное совпадение генома этих существ с человеческой расой. Может, немного иное строение черепа, сильнее выпирали скулы и ключица. Ну, еще и руки были длиннее, почти у всех абрэонцев они доставали до колен. Но в целом это были люди, точно такие же, как на Земле. Разумного объяснения этому возможно и не существовало, но зато вполне объясняло местное мироустройство, которое развивалось по законам, присущим именно человеческому обществу. Поэтому вдобавок к биологической похожести все человеческие пороки и добродетели были представлены в этом мире также в полном объеме. Гордыня и жажда власти многие века служили причиной кровопролитных войн среди местного населения. Но были ему известны и милосердие, и благородство, и любовь.

Помимо расы людей на Абрэоне встречались и гораздо более причудливые формы жизни. Так на вышеупомянутом полуострове Торгах с полуторной силой тяжести жили каменные люди. Их сила воспевалась в легендах сказителей. По одной из этих легенд, когда их теперь уже острову грозило полное затопление, воины Торгаха спустились на дно океана и подняли свой остров вверх. Так они спасли свой народ от гибели. В бою каменные люди были непобедимы. Даже самые прочные стрелы и мечи не могли пробить их кожу. Они могли бы вести битвы и завоевывать другие владения, если бы захотели. Вот только их было не так много. Да и за пределы своего острова они почти никогда не выбирались.

Самым большим государством Абрэона была империя Абрах, форма правления в которой представляла собой странную смесь религии с поистине иезуитской практикой завоеваний. Именно имперцы принимали самое активное участие в уничтожении черных колдунов, а сама империя стала убежищем для разгромленных в последней великой битве приспешников красного бога. И пусть минуло с той поры уже много сотен лет, до сих пор Абрах считался истоком истинной религии и веры. На всей территории империи были храмы красного бога, а сила жрецов была здесь так велика, как нигде более на Абрэоне. А с учетом того, что Абрах был самым сильным государством, то и в других государствах жрецы находились под защитой имперского флага и чувствовали себя вольготно. Если не сказать более – после исчезновения черных колдунов религия красного бога стала повсеместной. Было в этом мире еще несколько крупных метрополий и владений, которые были осколками некогда великих государств. Но все они были тесно связаны с Абрахом и зависели от него. Поддавшись имперскому влиянию, они также безропотно приняли жреческую власть на своих территориях. Так что не было в этом мире силы, способной соперничать с империей и послушной ей сворой владений и государств. Сгинули в прошлом те могущественные царства, которые могли стать вровень с Абрахом. Сегодня только развалины величественных замков и сохранившиеся местами участки крепостных стен напоминали об их былом могуществе. А из оставшихся более-менее независимых королевств никто желания связываться с империей не имел, поэтому держался в стороне от их воинственной политики.

Сейчас был сезон Боргех, когда сила тяжести была максимальной. Материки были окружены по краям темным океаном, который был губителен для всего живого. Но по преданиям, он не всегда был такой и далеко в океане есть большие острова, на которых живут люди. Правда это или нет – неизвестно. Но даже если это и так, то до них никому нет дела. И не знает никто, есть ли там кто-нибудь живой, потому что сама мысль отправиться в плавание по водам темного океана выглядела как самоубийство. В сезон Боргех не велась торговля, дороги пустели, а повозки караванщиков простаивали у ворот поселений. Не был слышен даже скрип ходунков вездесущих странствующих мелодистов, которые все попрятались по своим норам. Даже жрецам было в тягость выезжать за новыми несчастными для жертвенного каземата. Жизнь замерла на долгие десять оборотов местного солнца, которое абрэонцы называли красным карликом. Но жрецы никуда не торопились, они были терпеливые и умели ждать. И ждали они неспроста. Люди давно забыли, а между тем со времени последнего пришествия красного бога прошла всего тысяча лет. Забыли, потому что в этом мире простые люди не знали письма и не умели читать. Да и книг у них не было. А людская память не могла сохранить все те ужасы, которыми сопровождалось прежнее пришествие красного бога. Забыли люди и подвиги черных колдунов, которые ценой своих жизней смогли сохранить жизнь на этой планете. Даже сказители и мелодисты не знали и не пели легенд о тех давних сражениях. Поэтому-то и не помнил никто, что реки крови и тысячи смертей сопровождали попытку пришествия красного бога. И изгнали его из мира как раз черные колдуны, которые принесли себя в жертву всему Абрэону. В той жестокой битве они все сгинули, но дали людям шанс выжить, дали им будущее, ибо возродиться красный бог мог только один раз в тысячелетие.

Вот чего ждали жрецы. Хотя проверить эти легенды либо отринуть их не было никакой возможности. Потому что уже долгие годы на Абрэоне не было черных колдунов, не было даже ни одного черного дерева. И никто их не видел. Да даже за само упоминание о них полагалась отправка в жертвенный каземат, что означало жуткую смерть в колодце призыва, у которого не было дна. Поэтому и забыли все про черные деревья. И везде царил жертвенный покой, власть жрецов красного бога была неопровержима и всецело принята людьми. Потому что именно жрецам люди были обязаны избавлением от власти черных колдунов, которые своими черными посохами превращали людей в труху, в пищу для своих черных деревьев. Такой была одобренная жрецами версия древних событий. Так устами жрецов была исковеркана история, и участь людей была предрешена. А жрецы ждали. Они терпеливо ждали подходящего времени, когда причудливая траектория красного карлика вытащит Абрэон прямо в центр великой пустоты, где берет свое начало черная дыра, пронзающая всю материю мироздания. Это был самый благоприятный момент для возрождения их древнего божества.

И жрецы рьяно готовились к этому времени, подмяв под себя все население этого обреченного мира, понастроив везде свои жуткие храмы, от которых кровь стыла в жилах. Дивные плодородные поля злаков и плодов с исчезновением черных деревьев превратились в безжизненные пустыни. Наступил голод. Но жрецы ничего этого не замечали. Они строили храмы и жестоко пресекали неповиновение. Наказание за все было одинаковым – немедленная смерть от клинка имперских воинов, которые всегда сопровождали жрецов, или отправка в жертвенный каземат, что означало еще более страшную смерть. За поднятую голову после часа Гох – смерть. За отказ привести второго ребенка в каземат зовущих – тоже смерть. За упоминание черных богов – смерть всей семье. И никто не мог рассказать людям всей правды. Потому что никто из живущих ее и не знал. Не черные колдуны были врагами людей многие столетия назад. Нет, они были оберегами, последними защитниками людского мира, в который вторглись жрецы, носители промысла чуждого бога, демона кровавого солнца.

К чему стремились жрецы? Кто мог это сказать? К завоеванию всей планеты? Так она и так была в их власти уже многие годы. В каждом захудалом городке был храм красного бога, а в крупных городах эти храмы своим величием и монументальностью всегда превосходили замки местных правителей. Нет, жрецы готовили этот мир к пришествию некоей демонической сущности, которой для своей материализации в физическом мире были нужны души людей и энергия в них заключенная. А люди были уже все зачарованы жрецами. Пришествие красного бога планировалось в день десяти колец, который был предсказан сотни лет назад. Тогда жрецы окончательно еще не победили в битве с черными колдунами. И предсказан был этот день одним из последних видящих старого мира, который описал его как последний вздох всего живого. Было в его предании и про того, кто давно умер, но от смерти и старости взошел к силе, превзошедшей силу красного бога. Но эту часть предсказания уже никто не помнил.

Душа красного бога была слишком большой, чтобы ее мог вместить разумный человек, со своими мыслями и чувствами. Поэтому для ее вместилища нужно было живое тело, но лишенное души. Эту душу следовало заключить в магический кристалл, ловец душ, который бы ее надежно держал в плену, пока телом пользуется дух демона. А еще нужна будет тысяча молодых людей, которые станут камертоном и примут на себя магический рикошет от вселения бога. Почти все они умрут, но выжившие станут носителями печати и его хранителями. Это была великая честь, и поэтому не было отбоя от родителей, желавших отдать свое дитя в каземат зовущих. Саму же человеческую оболочку для вселения божества жрецы искали долго. Беспрепятственно вселиться красный бог мог только в тело девственной девушки, родившейся в год мертвой луны и каменной змеи, последний раз который был двадцать лет назад. А девушка эта должна быть хоть и безумной, но здоровой. Причем в этом жестоком мире родившихся увечными или безумными детей сразу приносили в жертвенный каземат, чтобы за счет них спасти жизни других членов семьи. Выжить такие дети не могли, тем более дожить до возраста преклонения богам. Так что эти поиски заранее были обречены на провал. Но вот спустя сотни оборотов карлика после начала поисков они все же завершились успехом. В родовитой семье города утренних жрецов, который находился в восточных пределах империи, была найдена подходящая по всем требованиям девушка. После достижения возраста преклонения богам она стала безумной, и ее душа покинула тело. Она была пуста душой, но молода и здорова телом. И рождена была в нужное время. Никто из ее родных не знал или не признавался, что знал, почему ее душа отправилась в странствие. Но девушку хранили и ухаживали за ней в надежде на ее возвращение к разумной жизни. Об этой девушке стало известно совершенно случайно – проболтался выпивший смотритель их родового имения. Понятно, что как только слух об этом дошел до каземата зовущих, девушку забрали из семьи и перевезли в подвалы храмового круга в городе тысячи храмов, который был столицей империи Абрах. Жреческие прислужники ее как куклу одевали, кормили и поили. Властитель каземата зовущих первое время лично проверял ее состояние. Но спустя несколько оборотов карлика про нее понемногу забыли, посчитав эту часть плана по вселению бога исполненной. Предстояло выполнить еще много других дел, главным из которых была подготовка масштабного жертвоприношения, энергия которого станет ключом к открытию врат.

4. Перенос души

Жизнь среднего абрэонца редко когда превышала сто прохождений красного карлика по своей витиеватой параболе, что равнялось примерно пятидесяти земным годам. Но это были весьма условные значения, потому что, например, богатые горожане и представители родовитых семей жили гораздо дольше. В давние времена, еще до первого пришествия красного бога, те, в ком текла кровь древних родов, могли жить очень долго. Всем было известно, что у отпрысков старинных королевских династий были свои секреты продления жизни. Они могли погружаться в безвременье. Это такой сон на границе жизни и смерти, иногда исчисляемый столетиями, когда тело продолжало жить, но словно бы окаменевало, а душа витала в бескрайних просторах мироздания. Но из ныне живущих даже если кто и слышал об этом, то был убежден, что такой секрет утерян. Да и сами жрецы давно не слышали о внезапном появлении людей, ранее считавшихся умершими. Видимо, если такие долгожители и остались на Абрэоне, то их тайна тщательно оберегалась членами высокородных семьей.

Обычные же абрэонцы, проживающие в поселениях за пределами городов, прозябали в нищете. Они почти все время жили впроголодь, носили рваные одежды и не могли позволить себе нанять целителя для своих детей или купить лечебные зелья. Поэтому их век был короток, много детей умирало еще в младенческом возрасте. Наличие жилища в черте города уже относило его обладателя к привилегированной касте горожан. Их, например, запрещалось забирать в жертвенный каземат, что уже само по себе продляло жизнь. И хотя запрет этот был весьма условным, потому что жрецы уже давно не обращали на него никакого внимания, все же жизнь в городе давала ощутимый шанс пожить подольше. Вот только получить жилище внутри городских стен было несбыточной мечтой для многих, чьи жалкие лачуги раскинулись на бескрайних просторах Абрэона. Им за всю жизнь не накопить даже пары имперских монет, необходимых для покупки угла в подвале гостевого дома. Да многие из них вообще могли только слышать, но ни разу не видели этих монет – маленьких кубиков из драгоценного камня, которые были в ходу в имперских городах. А за пределами городов процветал натуральный обмен либо использовались другие монеты, отлитые из мягкого металла огненной горы. Но даже если бы у бедных абрэонцев вдруг появились деньги, это не помогло бы им стать горожанами, потому что жрецы почти никогда не давали своего разрешения на поселение в городе тех, чьим предназначением был путь в жертвенные колодцы. И даже если изредка жрецы давали такое разрешение какой-либо семье, то с условием, что кого-нибудь из членов семьи уводили в казематы. Поэтому простые люди на Абрэоне не могли похвастаться долгой и безоблачной жизнью.

Другое дело – верховные жрецы, которые, по слухам, могли жить чуть ли не вечно. Не только простые абрэонцы, но даже низшие жрецы и их прислужники верили, что, достигнув высот в поклонении красному богу, они тоже обретут его благодать и смогут продолжать свой жизненный цикл бесконечно. На базарных площадях и в тавернах шепотом обсуждали внешнее сходство нового верховного жреца с чертами лица прежнего близкого к приходу. Люди говорили, что верховный жрец бессмертен и это уже его сотое воплощение на Абрэоне. Так это было на самом деле или просто слухи, доподлинно было не известно никому. Верховные жрецы не спешили открывать свои тайны, но жили они гораздо дольше даже самых зажиточных горожан, у которых было достаточно денег на покупки исцеляющих и омолаживающих зелий.

Хотя рептилоиды с дальних озер все равно жили гораздо дольше жрецов. Разумные ящеры были прямоходящими, то есть вполне гуманоидного телосложения, издалека их можно было принять за людей. Эти обитатели гиблого болотного края, покрытые чешуйчатой кожей, были, наверное, местными чемпионами по продолжительности жизни. Внешне их возраст было невозможно определить. Они редко появлялись в мире людей и были все неотличимо похожи друг на друга. Никто не видел совсем старых ящеров или их детенышей. Такое ощущение, что они сразу вылуплялись из своих яиц взрослыми и такими же умирали. Или уплывали вглубь темного океана, где их съедали монстры глубин.

Сравниться с ними в долгожительстве могли лишь каменные люди, которые, по слухам, умели замедлять свой метаболизм на долгие десятилетия. Мелодисты до сих пор пели легенду о путнике, который попал на острове Торгах в мертвый город живых статуй. Все в нем было так давно заброшено, что пыль и запустение были кругом. Путник решил, что попал в покинутый давным-давно город. И лишь множество замерших в разных позах статуй вселяли в него сомнение. А уж когда ему привиделось, что одна из статуй пошевелилась, бежал он из тех мест без оглядки. Были на Абрэоне представители и других рас, которые не отличилась своей многочисленностью или долгожительством, и поэтому какой-либо заметной роли в истории они не играли.

Тысяча лет уже минула со времен последней битвы, в которой черные колдуны защитили Абрэон от воплощения демонического существа, именуемого жрецами красным богом. И за прошедшие с тех пор годы культ поклонения красному богу стал тотальным. Жрецы считали зримым его проявлением красное солнце, через которое, как они думали, бог следил за миром Абрэона. Однако это древнее зло не имело никого отношения к красному карлику, который заменял абрэонцам небесное светило. Возраст этой разумной сущности был равен возрасту самой пустоты Волопаса, которая образовалась в результате двойного взрыва сверхновой звезды миллионы лет назад. И в образовавшуюся после взрыва галактическую лакуну затянуло межзвездную сущность, которая питалась любыми проявлениями энергии. Проще говоря, эта тварь была космическим вампиром. И она могла при определенных условиях материализоваться внутри биологической оболочки. Эта сущность сначала кормилась энергией распада космических тел, попавших в пустоту, в которой они оказались в ловушке. А потом стала улавливать сначала бедные, но становившиеся все более обильными энергетические потоки от развивающихся на одной из планет пустоты биологических форм жизни. В одно из первых своих материальных воплощений существо проделало в толще этой планеты множество округлых тоннелей, которые служили для разгона энергии. Они были прорыты демоном по специальным траекториям, которые обеспечивали накопление энергии. Демон без труда управлял сознанием представителей жреческой верхушки, которые носили его метку. В периоды их мысленного контакта он направлял их действия. Так по его подсказкам появились жертвенный и зовущий казематы, начались регулярные жертвоприношения. Жертвенный колодец наполнялся свежей кровью и энергией умирающих душ, которая накапливалась в тоннелях и питала демоническую субстанцию.

Проблема была только в том, что материальные воплощения этого существа в своем истинном облике требовали такую прорву энергии, что даже одномоментной смерти всех абрэонцев вряд ли было бы достаточно для появления демона во плоти. Гораздо проще для него было использовать вселение в безвольную человеческую оболочку, для этого энергии жертвенных колодцев должно было хватить. Но и то при условии, что Абрэон будет находиться в точке бифуркации всех энергетических потоков пустоты Волопаса. Накопленная в тоннелях энергия в точке бифуркации создавала нужное усилие для прорыва ткани мироздания. Кроме того, такой энергетической синергии хватило бы демону на время, пока он окончательно бы не освоился в физическом мире, потому что, находясь в своем материализованном облике, существо вынуждено было расходовать энергию примитивных биологических форм ускоренными темпами. И поэтому для воплощения нужен был период, когда пустота Волопаса приближалась к апогею своего положения относительно смежной галактики. Только тогда ткань мироздания истончалась настолько, что для ее прорыва хватало энергии тоннельной системы планеты. Примитивные биологические формы научились обильно насыщать тоннели своей энергией, что во многом и определяло нахождение существа до сих пор в этой реальности и в пустоте Волопаса, которое легко могло продлиться вплоть до смерти последнего абрэонца.

Ностейра, великая принцесса из рода порубежных правителей, должна была умереть уже много лет назад. Трижды ее жизнь была остановлена дыханием безвременья, в котором ее душа провела в поисках своего суженого сотни лет, рыская по просторам вселенной. Вернувшись из своего последнего безвременья, Ностейра отчетливо поняла, что ее конец близок, оставалось всего два или три десятка оборотов красного карлика. За время ее странствий в безвременье сменилось несколько поколений ее потомков. Они заботливо берегли покой и тело старейшины их рода. В настоящее время в наследном имении проживала ее неизвестно через сколько поколений внучка – молодая девушка, носящая такое же как у нее имя. А хранила покой странствующей правительницы семья ее верной прислужницы Боэры, точнее ее наследники. На глазах Ностейры сменилось уже более десяти поколений семьи ее прислужницы, где все девочки выбирали для себя путь служения великой принцессе. Все они носили имя Боэра, и по достижению совершеннолетия посвящались старшими членам семьи в таинство родовых обрядов, которыми поддерживался ритуал безвременья.

В последние столетия в периоды между безвременьем Ностейра днями и ночами молила судьбу о том, чтобы ее возлюбленный вернулся. Сердцем и кровью своей, которой она уже успела повенчаться со своим любимым по древнему обряду золы, она чувствовала, что он жив, но его нет в ее мире. И так всю свою жизнь она провела в молитвах за его душу. И даже выйдя замуж, родив дочь и став бабушкой, она продолжала молиться. Ностейра и через несколько поколений любила своего первого суженого и молилась о его здоровье. Она чувствовала связь с ним, с душами его потомков. Она понимала, что была судьбой и богами всех миров предначертана быть его. И этот неисполненный долг висел на ней. Ей довелось увидеть крах привычного ей мира, когда эпоха черных колдунов окончательно ушла в небытие и сменилась мрачным всевластием жрецов, которые выжигали любое упоминание о былом и ни одного черного дерева сейчас не осталось в этом мире.

Придя в себя после своего последнего странствия, Ностейра, уже совсем отчаявшись, смиренно приготовилась принять свою смерть. Сейчас, когда ее жизненный путь приблизился к своему концу, ей снизошло откровение, что старые боги услышали ее молитвы и готовы отправить ее душу незримыми путями, чтобы свершился их завет и предначертанный судьбой обряд золы был наконец-то исполнен. Но она чувствовала уже свой конец и знала, что и ее любимого уже нет в живых. Сердцем она видела продолжение его рода, которое сохранило силу древней крови. Она призвала к себе свою наследницу – Ностейру, названную так в честь нее самой. Именно ее она решила отправить незримыми тропами судьбы, чтобы исполнился свершенный обряд, и упокоились с миром старые боги. И если очень повезет, то ее внучка сможет привести наследника черного колдуна в их мир. Вернуть его сюда, чтобы он спас Абрэон от жреческого ига и остановил новое пришествие демона. Как найти того, с кем ей было суждено встретиться, она своей юной наследнице не сказала. Сказала только, что судьба сама соединит их друг с другом. Великая принцесса послала весть, и спустя два оборота красного карлика хранители Абрэона прислали своего посланника, известившего, что они поддерживают идею Ностейры и примут участие в ритуале.

Перенос души в иные миры был одним из самых загадочных ритуалов древней магии Абрэона. Даже во времена расцвета владычества черных колдунов очень немногие из них были посвящены в таинство этого ритуала. Его секреты были ведомы сначала только верховным колдунам, а потом и хранителям. Но и они прибегали к нему крайне редко, за всю историю ведения летописей хранители не могли припомнить более десяти достоверных случаев проведения ритуала. Объяснялось это тем, что для переноса души между мирами требовалось значительное количество магической энергии. Но даже проведение ритуала на пике магической волны и участие в нем сразу нескольких колдунов не всегда гарантировало успешный перенос души. Иногда извлеченная душа, покинув тело, не могла вселиться в другую оболочку и была обречена на вечное странствие в мире неприкаянных сущностей. Мрачная участь их ждала, поэтому и желающих добровольно отдать свою душу для ее переноса даже среди смертельно раненных воинов почти не было.

Для переноса души всегда нужна была чья-то смерть и жертвенная кровь, поэтому Ностейра собиралась в жертву принести себя. Все равно ее дни были на исходе. Хранительница родовой памяти Боэра, дальний потомок той старушки, которая сотни лет назад растила Ностейру, знала обо всех опасностях ритуала переноса душ. И ее охватывал ужас при одной только мысли о том, что именно ей придется своими руками отправить душу ее госпожи, совсем юной принцессы Ностейры в дальнее странствие. Настолько дальнее, что обратно ее душа может уже никогда не вернуться. Поэтому в самых далеких уголках своей головы Боэра прятала мысли о том, что ритуал этот мало чем отличается от обычного убийства. Причем убить они собирались не эту отжившую свой век старуху, дни которой и так были сочтены. А ее юную воспитанницу, которая еще вчера была наивным голубоглазым ребенком. Она изо всех сил гнала от себя мысли, что приложила мало усилий для защиты наследницы древнего рода. Умом Боэра понимала, что это чуть ли не единственная возможность спасти их мир от полного порабощения жрецами и жутким демоном, которого они называли своим богом. Но сердце ее сжималось от жгучей тоски и отчаяния. И хотя решение хранителей было уже принято, Боэра с трудом смогла найти в себе силы для участия в ритуале. И сейчас, спускаясь в глубокие подвалы родового имения, она в сотый раз спрашивала себя – всё ли они делают правильно? Оправдывает ли их цель принесение в жертву последней наследницы порубежных правителей эпохи черных колдунов? Той, чьи предки правили еще во времена расцвета могущества древней магии Абрэона?

Но воля вернувшейся из безвременья старой госпожи была непреклонна. Одними только ей ведомыми путями она сама призвала в замок хранителей, также посвященных в таинство переноса душ. Боэра раньше и в самых смелых мыслях не могла предположить, что на Абрэоне еще остались люди, сведущие в столь древних ритуалах. Она думала, что осталась единственной живущей из тех, кто был посвящен в эти давно забытые всем остальным миром знания. Но оказалось, что остались еще те, кто их знает. Это они, легендарные хранители.

В мрачном полумраке подвального зала истуканами застыли четыре фигуры хранителей, которые прибыли вчера для проведения ритуала. Перед одним из них на возвышении из тумбы черного дерева мерцал синий кристалл, один из немногих уцелевших источников древней магии. Его свет пульсировал и становился все ярче и ярче. Это значит, что магическая волна приближалась к своему пику. В самом центре зала на подиуме, сколоченном из широких досок, лежала молодая Ностейра. Ее бледное лицо словно застыло в немом крике. И вся она, облаченная в длинную рубаху, напоминала привидение. Боэра не смотрела в ее сторону, боясь, что решимость окончательно покинет ее. Переступая через ноги лежащей у подиума старой госпожи, из ран на руках которой вытекала кровь, а вместе с ней и ее жизнь, Боэра подошла к тумбе и прикоснулась к кристаллу. Кристалл вспыхнул и засиял нестерпимой синевой. Настало время для проведения ритуала. Под речитатив древних молитв, который затянули хранители, Боэра подошла к своей воспитаннице и крепко поцеловала ее в лоб. Потом взяв в руки заранее приготовленный кубок с кровью старой госпожи, приложила его край к губам девушки. Глаза Ностейры расширились, она сделала один полный глоток, потом другой. Внезапно ее тело выгнулось дугой, потом натянулось как струна и обмякло. Рядом с ее ложем безвольным кулем опустилась на пол Боэра. Теперь все было в руках богов, все возможное они уже сделали.

Никто не знал, что бывает с душой, которую отправили в путешествие между мирами. Оно отличалось от безвременья, в котором душа не вселялась в другое тело, а была в свободном движении. Рассказать об этом тоже никто не мог, потому что из таких путешествий никто и никогда не возвращался. Тем более не знала об этом и юная Ностейра, которая послушно следовала воле своей могущественной прародительницы. Последнее, что она запомнила, это ее тихий умирающий шепот, звучащий у нее в голове, – найди его, найди наследника черных колдунов и призови его в наш мир. После этого свет для юной девушки померк, и наступила темнота. Сколько она продолжалась, Ностейра не знала, но ей показалось, что длилась она не меньше, чем все прожитые ею годы. Для затуманенного разума девушки прошла целая вечность, прежде чем в окружающей ее кромешной тьме стали появляться проблески света. Потом появился жуткий страх, ошеломление и возбуждение и лишь спустя несколько мгновений робкая надежда. Но прошло еще много ударов чьего-то чужого сердца, прежде чем к Ностейре пришло понимание, что ее вселение все-таки получилось. Потому что внутри ее головы раздался еле слышимый детский шепот, – кто ты?

Хранителям и старой Боэре все-таки удалось извлечь ее душу и отправить по неведомым путям в чужой мир, в котором, по их предположениям, находился носитель крови черных колдунов. Или должен был там находиться. Так, по крайней мере, думала ее прародительница и согласные с ней хранители. Наверное, все-таки не сам черный колдун, а его предок, потому что с момента принесения в жертву древнего принца прошло много сотен лет. И даже если в этом чужом мире время течет с иной скоростью, все равно там тоже прошли долгие годы, в течение которых душа истинного черного колдуна наверняка обрела покой. Но кровь и родовая память были переданы им его потомкам, в этом хранители были точно уверены. Они чувствовали еле улавливаемое биение знакомой им ауры даже в чужом мире. Поэтому старая госпожа с хранителями решили создать тропу в этот мир и отправить туда душу Ностейры. Выбор пал именно на нее, потому что она прямая наследница той, которая была по обряду предназначена последнему принцу черных колдунов.

Еще не открывая глаз, Ностейра сжала руки в кулачки, пошевелила пальцами ног. Тело ее слушалось, какого-либо сопротивления не было. Она лежала, видимо, на мягкой кровати. В комнате было тихо, только раздавалось приглушенное сопение. Так сопят дети во сне. Ее душа вселилась в спящего ребенка, судя по ощущениям, в девочку. Внутри снова раздался настороженный шепот, – кто ты и почему я слышу твои мысли? Ностейра улыбнулась и представила, как ласково погладила ребенка по волосам. Детское дыхание стало ровнее, так и не проснувшись до конца, девочка снова провалилась в глубокий сон. Совсем еще юная особа, с которой Ностейре придется как-то уживаться в одном теле. Но сейчас ей лучше затаиться, предоставив этой девочке самостоятельно взрослеть. А Ностейра в это время будет изучать мир, в который она волею судеб оказалась заброшена. Ей надо будет привыкнуть к этому миру, выучить его языки и обычаи. Сколько у нее времени в запасе она не знала. Хранители так и не смогли определить точно, как время чужого мира сравнить со временем на Абрэоне. Успеет ли она найти наследника черных богов и призвать его в мир Абрэона до пришествия красного бога? Даже если она и сможет это сделать, вернуться вновь в свое прежнее тело на Абрэоне Ностейра не мечтала. Хранители и даже старая Боэра промолчали в ответ на ее вопрос об этом, а ее прародительница только моргнула своими белесыми глазами. Это значит, что пути назад у нее не было. Но Ностейра чувствовала, что надолго она в этом мире и теле не задержится. Каким будет конец ее вселения, ей было неведомо. Но долгим оно не должно быть. Предсказанное в легендах скорое пришествие кровавого бога было не за горами. И остановить его мог только истинный носитель рода черной крови, единственный живой представитель которого был в этом чужом мире. Ностейре надо было успеть найти его, пробудить родовую память и придумать способ отправить его душу на Абрэон. Тело для его вселения хранители обещали найти в ближайшее время. А для этого необходимо было отыскать в этом мире точку концентрации энергии, которая вероятнее всего будет воплощена в виде черного дерева. Так ей сказали хранители. Ну и слишком долго она здесь оставаться не могла еще и потому, что и ее собственная душа могла забыть дорогу домой. И тогда даже самая призрачная надежда на возвращение исчезнет навсегда.

Голос хранителя подрагивал, временами он переходил на шепот и впадал в транс. Тогда он начинал раскачиваться из стороны в сторону, на его губах пузырилась розовая слюна, и тихим голосом он повторял как молитву – инерх вигарэ, что означало – конец всего. В бликах костра сидящим в пещере десяти юным хранителям этот шепот древнего старика казался зловещим. И те вещи, о которых он рассказывал, казались нереальными. Хотя и юными-то их назвать можно было лишь условно: каждый из них разменял уже сотую орбиту красного карлика, они давно вошли в возраст познания бога. Эти хранители были последними из тех, кто был готов прийти на смену дряхлеющим свидетелям прошлого могущества ордена хранителей.

5. Чужой мир

Прошло уже семь лет по времени этого мира с тех пор, как Ностейра очнулась в чужом теле юной девочки. Эта девочка, ставшая теперь уже взрослой девушкой, оказалась добрым и жизнелюбивым существом. Ее звали Настя, и она вела спокойный образ жизни, прилежно посещая учебные занятия. Вечера проводила дома, читая фолианты либо занимаясь различным рукоделием. Круг ее посещений также не отличался особым разнообразием – пожилые родственники, соседи и знакомые по месту учебы. Поэтому Ностейре не составило большого труда приноровиться к нехитрым желаниям и поступкам девочки. С нею вместе она изучала языки и науки в школе, потом также внимательно посещала занятия в институте. И все это время не переставала изучать местный мир и искать возможности найти наследника черных колдунов. К сожалению, хранители смогли лишь приблизительно определить пространственную часть чужого мира, откуда исходили эманации ауры черного колдуна. Но передать ей с собой сонар крови, чтобы определить точное местонахождение носителя, они не могли. Вот и приходилось ей думать, как найти того, кого она могла никогда не найти за всю жизнь. Но надежда все-таки была, благо, что перед самым переносом Боэра поделилась с ней своими догадками, что ей нужно будет искать не самого колдуна, а место его силы. Но даже и эта задача казалась девушке невыполнимой, потому что чужой мир оказался таким большим и странным. Она просто не знала, с чего ей начинать свои поиски, и боялась, что напрасно проведет остаток своей жизни в чужом теле.

Эти мысли часто посещали Ностейру, иногда она отчаивалась от своего бессилия. Но время шло, ребенок, в теле которого оказалась Ностейра, взрослел и познавал мир. Ее чистые и наивные переживания захлестнули Ностейру. Она старалась своим более зрелым женским чутьем поддержать девочку. После того, как та вошла в женскую силу, чувства самой Ностейры резко обострились. Она стала улавливать тонкие магические пучки, которые в этом мире так и не смогли сформироваться в полноценные волны. Но даже их слабое дуновение девушка остро ощущала и могла уже различать потоки разных энергий. Где-то год спустя после этого она почувствовала, что наследник черных колдунов тоже находится в этой части мира. Причем расстояние до него в местных мерах длины не было слишком велико. А еще спустя некоторое время Ностейра стала улавливать слабую пульсацию энергии, с которой она раньше никогда не сталкивалась. Но привлекло ее внимание не это – все в этом мире для нее было новым и ранее неизведанным, а то, что и для этого мира пульсация тоже была чужой. Да и сам рисунок энергетических колебаний чем-то напоминал ей Абрэон. После того, как она уловила эти пульсации в третий или даже в четвертый раз, ей почему-то подумалось, что так, наверное, могла звучать аура священной рощи черных колдунов. На всем Абрэоне не осталось священных черных деревьев, откуда им было взяться в этом мире, Ностейра не знала. Но постепенно она убедила себя, что эти магические вибрации не могли быть ничем иным, кроме как дыханием священной рощи. И скоро Ностейра даже начала чувствовать ее примерное расположение. И почему то ей казалось, что наследник тоже с этим связан.

Долгое время Ностейра никак не могла понять, где находится это место. Словно уперлась в какую-то невидимую стену. То есть она понимала, что все это реально, а не ее фантазии. Слышала ментальные звуки, чувствовала колебания, но и все на этом. Откуда они происходят – она так и не смогла понять. Пока вдруг случайно не потеряла сознание. Прямо на улице ей стало плохо, голова будто взорвалась изнутри и на несколько секунд девушка выпала из реальности. С трудом восстановив дыхание, Ностейра огляделась по сторонам. Она находилась в центре города, на одной из самых оживленных улиц. Мимо нее, огибая с двух сторон, шли толпы людей с отсутствующими лицами. Никто на нее не смотрел. Что же стало причиной ее внезапного помутнения? С трудом сдержав позывы к рвоте, Ностейра отошла к стене здания. Девушка Настя, хозяйка тела, с досадой думала про съеденный второпях пирожок в уличной забегаловке. Но Ностейра, кажется, поняла, в чем дело. Она почувствовала сильнейшее излучение ауры предка черного колдуна. Он был совсем рядом с ней. А поскольку сознание Ностейры почти полностью встроилось в организм своей носительницы, то и реакция ее тела была такой резкой.

Но вот почему такая реакция произошла, Ностейре было непонятно. Она, как наследница одной из самых родовитых семей Абрэона, с детства чувствовала магические волны. Никакого вреда они ей не причиняли, хотя и управлять ими она не могла. Видимо, психологические переживания Ностейры вошли в резонанс с аурой наследника и запустили такую реакцию в организме Насти. Немного отдышавшись, девушка пошла дальше, обещая себе – больше не есть никаких уличных пирожков. А Ностейра в это время напряженно думала, как ей использовать испытанные сейчас ощущения для поиска наследника. Если они встретились в этом районе, значит, можно предположить, что он здесь часто появляется, работает, учится или живет где-то поблизости. К сожалению, Ностейра даже предположить не могла, кого ей искать: как носитель древней крови выглядит внешне, какого он пола, в каком возрасте, ребенок или старый. Ответов на эти вопросы у нее не было.

Еще сразу после вселения Ностейре показалось, что девочка, чье тело стало домом для ее разума, почувствовала ее присутствие. Настя не только своим именем была похожа на Ностейру. Даже внешне она напоминала ей саму себя в юном возрасте – отражение в гладком стекле показало Ностейре стройную девушку с красивым лицом и начавшими оформляться телесными формами. Эти гладкие стекла были гораздо лучше начищенной до блеска кожуры морских чудовищ, которые вместо зеркал натягивали на рамы на Абрэоне. Зеркала в чужом мире были такие красивые, что до них хотелось дотронуться рукой. В самый первый раз, в утро вселения Ностейра хотела их потрогать, но увидела в отражении изумленное лицо девочки, которая с испугом отдернула руку от зеркала. С тех пор Ностейра стала осторожнее и не пыталась управлять телом своей хозяйки. Хотя она уже поняла, что может это делать, но пока ей отводилась роль зрителя, который с любопытством взирал на новый для нее мир.

Ностейре в этом мире было интересно все. Поначалу она жадно повторяла про себя все новые слова, подолгу разглядывала незнакомые изображения на пергаментах и в ящике живых картинок. В первые дни и даже месяцы все вокруг она воспринимала, как дикарка с необитаемого острова. Это потом, спустя годы, она, благодаря своему живому уму, повышенной любознательности и наблюдательности, знала об этом мире почти столько же, сколько и его коренные обитатели, та же Настя. Поэтому в один прекрасный момент Ностейра поняла, что она готова принять на себя полное управление телом своей хозяйки. Ностейра чувствовала, что она ничем не будет отличаться от своих земных сверстниц, что она справится с любой ситуацией. Но ее почему-то страшил сам момент начала управления жизнью девушки. Где-то в глубине души она понимала, что просто не знает, что ей делать, какого-либо конкретного плана действий у нее не было. А раз его нет, то и необходимости в активных действиях тоже не было. Кроме того, ей было уютно в этом теле и в этом мире, ей нравилась Настя, ее спокойные и добрые мысли. Ностейре не хотелось обижать ее, потому что она не знала, как Настя отнесется к тому, что сама станет гостьей в своем теле. Часто так получалось, что они думали о многом примерно одинаково. Со временем Ностейре стало казаться, что произошло почти полное слияние их сознаний. Причем за счет опыта Ностейры девочка Настя вела себя гораздо более взвешенно и разумно по сравнению с ее сверстницами. Даже ее речь, манера поведения стали отличаться, что иногда вызывало задумчивые взгляды со стороны родителей девочки. Иногда она удивляла своим поведением не только подруг, но и учителей. Как ей однажды сказала ее подруга Оля, с которой они дружили с первого класса, что ей кажется, что внутри Насти живет какой-то другой, совсем взрослый человек Что же, подруга сильно бы удивилась, если бы узнала, насколько она была близка к истине.

Потоки чужого внимания Ностейра почувствовала несколько дней назад. Она не могла четко сказать, кто за ней наблюдал, сколько их было, но предельно остро чувствовала враждебность намерений и их явную направленность на нее. Причем, что ее саму сильно удивило, пришло внезапное понимание того, что враждебность эта адресована именно ей, Ностейре, и никак не связана с земной девочкой Настей. Да и откуда у этой милой девушки могли быть недоброжелатели. После долгих размышлений Ностейра пришла к выводу, что это не могло быть ничем иным, кроме как посланием с Абрэона. Ее нашли в этом мире и, судя по ее ощущениям, нашли с явно недобрыми целями. Очевидно, что это не просто рикошет чужих мыслей, это такое же вселение, как было с ней. Правда раньше Ностейра думала, что знание ритуала переноса душ доступно только хранителям. Но вполне возможно, что жрецы силой вырвали у них священные знания, либо изначально обладали секретом таких перемещений сознания, которые работали по другим правилам. Но факт остается фактом, в этом мире появился враждебный носитель чужого сознания, который наблюдал за ней. Потоки внимания становились то сильнее, то совсем пропадали. Но тот, кто наблюдал за ней, был рядом, она чувствовала чуждое этому миру энергетическое дыхание. И он ждал удобного момента, чтобы напасть на нее. Что ж, какие бы цели не были у жреческого посланца, Ностейре было никак не избежать встречи с ним. Открыться она никому не могла, в лучшем случае над ней бы посмеялись, а в худшем могли отправить в дом для лишенных разума, про такие вещи она читала в книгах.

Сегодня после занятий Настя решила зайти к своей школьной подруге, которая жила в паре остановок от ее дома. На улице уже затеялись легкие сумерки, когда она вышла из метро и пошла вдоль аллеи. Внезапно накатило такое отчаяние, что она чуть не задохнулась. Потом на смену жуткому страху пришло желание бежать и бежать как можно быстрее. Скрежещущий шепот стал монотонно читать слова молитвы на почти забытом ею языке, и Ностейра поняла, что в сознании Насти помимо нее и самой девочки есть кто-то еще. Его злобное внимание просто душило ее и лишало возможности думать о своих действиях. Девушка зачем-то резко свернула в незнакомый переулок, хотя до дома подруги было идти еще два квартала. Стоило ей пройти буквально с десяток шагов, как оглянувшись, она заметила три силуэта, которые стремительно ее настигали. Сорвавшись на бег, Ностейра побежала вокруг заброшенного здания, которое зияло пустыми глазницами окон с выбитыми стеклами. По звукам сиплого дыхания сзади, ее уже почти догнали. Но тут к прежним ощущениям девушки добавилось что-то новое. Она остро почувствовала знакомые вибрации и излучение ауры, от которой ей стало дурно, когда она столкнулась с ней в первый раз. Повинуясь внезапно возникшему желанию, девушка свернула в переход, который вел к мусорным бакам, надеясь отсюда выскочить на оживленную улицу. Но она просчиталась, прямо у тех мусорных баков ее и настигли трое парней. Один из них сразу скрутил ей руки за спиной, второй принялся деловито шарить по карманам куртки. Главный из них открыл сумку девушки и вывалил ее содержимое на землю. Это от него исходило подавляющее волю давление. И ему не нужны были деньги или украшения, которые могли быть в сумке у любой девушки. Ностейра была уверена, что это не простые грабители. И они не насильники и не маньяки. Их цель была другой – они пришли забрать ее жизнь. Ностейра поняла, что они точно знали про нее, знали про Ностейру, которая живет внутри этой земной девушки. И именно ее жизнь и душа им были нужны. За ними они были посланы своими хозяевами – жрецами Абрэона. В этом Ностейра уже не сомневалась. А после того, как их предводитель свистящим шепотом назвал ее беглянкой, убедилась окончательно. Он засунул руку в карман, доставая что-то такое, что положит конец жизни Ностейры в этом мире. В это время ощущение другой ауры стало таким сильным, что девушка вскрикнула. Потом закрыла глаза и услышала веселый голос, – Ау, бродяги, девчонку отпустили.

Да, сомнений у нее уже не оставалось никаких. Это был он, носитель крови черных колдунов. И судьба сама свела ее с ним, ее прабабушка оказалась права. И теперь только от нее самой зависит, сумеет ли она все сделать правильно, найти такие слова, которые дойдут до его сердца. Помогите нам, древние боги Абрэона, как молитву шептала она про себя. Быстрыми сильными ударами тот, кого она так искала, легко поверг ее обидчиков наземь. Причем сила его ударов была такой, что они отлетали от него, как куклы. Ностейре показалось, что ее заступник даже сам не отдавал себе отчет в том, какой разрушительной мощью он обладает. Наверное, причина была в том, что к его природной физической силе добавлялась мощь его ауры и магической энергии этого мира. От удара из поверженного тела налетчика с пустыми глазницами и отсутствующим взглядом, в котором она почувствовала присутствие жреческой воли, душа привлеченного в этот мир жреца с треском вылетела и развеялась. Наведенная аура исчезла, оставив после себя недоумевающего молодого парня. Пока ее спаситель с ним разговаривал, Настя быстро собрала выпавшие из сумки вещи и подошла к ним. Один из нападавших ранил ее защитника ножом, по его плечу струилась кровь, и девушка перевязала его. Дальше он вызвался ее проводить, и они вместе дошли до дома ее подруги. Попрощались около подъезда, но Ностейра была уверена, что они еще увидятся. Внутри нее все пело – мало того, что она нашла и смогла познакомиться с носителем древней крови черных колдунов, так ее обладатель оказался еще и симпатичным парнем, смелым и сильным. И чего уж лукавить, он ей понравился. И не только ей, подумала она, прикоснувшись еле слышно к мыслям Насти, для которой все происходящее стало просто фейерверком ошеломительных событий.

6. Жрецы Абрэона

Высокий смуглый мужчина откинулся на спинку широкого плетеного кресла, вытянув свои длинные ноги к костру, который медленно догорал прямо в центре комнаты. Пьянящий дым от огня, в который слуги бросили пучки мха со стен жертвенных колодцев, причудливо извиваясь, струился по потолку. Мужчина никак не мог отрешиться от своих беспокойных мыслей, чтобы превратиться в пустоту, которую красный бог мог наполнить своей волей в любой миг. Что-то держало его в напряжении, не давая открыть свой разум. И он знал, что это было – страх, что они не смогут выполнить возложенную на них великую миссию.

Мужчина с силой почесал свой нос с горбинкой. Почему-то именно эта горбинка всегда у него чесалась в моменты сильного волнения. А волноваться ему приходилось часто, потому что носил он титул верховного жреца, близкого к приходу. Это означало, что он главный жрец всех храмов красного бога, который впускает его в наш мир. И на самом деле сейчас у него было неспокойно на душе. До воплощения божества Ахара или, как его называли смертные абрэонцы, красного бога, оставалось четыре цикла. Каждый цикл равнялся ста оборотам Абрэона. И к приходу божества уже все было готово, число прислужников каземата зовущих за последние столетия значительно выросло. Сейчас оно в десятки раз превосходило то количество, которое нужно было для открытия прохода. Их души были связаны незримой цепью и готовы в любой миг по приказу верховного жреца покинуть бренные тела. Смерть нескольких тысяч зовущих была предрешена их собственным выбором и должна была создать достаточный порог энтропии для перехода Ахара из аморфного состояния в физическую оболочку. И даже сама эта физическая оболочка уже была готова, она находилась под постоянным присмотром жрецов каземата зовущих. На всякий случай он сам лично проверил то, как выполняются его указания по содержанию оболочки, и остался доволен.

Внешне вроде бы причин для переживаний и не было. Но что-то все равно было не так. Мужчина поднялся и подошел к большому застекленному проему, сквозь который можно было рассмотреть богатое убранство внутреннего двора главного храма. В мутной поверхности стекла отразилось хищное лицо, наверное, самого могущественного человека на Абрэоне. Хотя человеком он мог называться лишь условно, потому что кроме тела ничего общего с родом людей в нем уже не осталось. Устало вздохнув, мужчина отошел от окна и снова сел в плетеное кресло. С протяжным скрипом в углу комнаты приоткрылась дверь, и в нее просунулась голова жреческого прислужника, носящего имя Тенх, что означало ускользающий. Под стать такому имени было и лицо слуги, лисьи черты которого иногда настолько раздражали хозяина, что он всерьез подумывал отправить его в жертвенный каземат. Вот только привык он к нему, да и заменить его пока было не кем.

– Нимос, верховный жрец, – слуга угодливо согнулся в поклоне в паре шагов от кресла.

– Нимос, Тенх, слушаю тебя. Надеюсь, у тебя была веская причина нарушить мой покой в этот час, – от жести в голосе верховного жреца фигура прислужника сложилась еще больше.

– Вы просили предупредить, когда властители казематов соберутся для встречи с вами. Они ждут вас в главном зале жертвенного каземата, рядом с колодцем призыва.

– Передай им, что наша встреча состоится еще до часа Гох. Иди, – в голосе верховного жреца явственно звучали нотки угрозы и недовольства. Прислужника словно ветром сдуло, скрипнула тяжелая дверь, оставив верховного жреца наедине со своими мыслями. У него еще было немного времени до встречи с этими лживыми трусами, которые больше всего боятся за свои никчемные жизни. А ведь они тоже что-то чувствуют, вдруг понял верховный жрец. Не только он понимает всю опасность сложившейся ситуации. Именно страх заставил жрецов с такой поспешностью откликнуться на его зов. Что ж, верховный жрец не будет вынуждать их ждать слишком долго, скоро он заставит их дрожать от ужаса еще сильнее. Зловеще ухмыльнувшись, мужчина встал и направился к выходу во внутренний двор, который встретил его багровым светом солнца, склонившегося к краю горизонта. На Абрэоне близился час Гох.

Близкого к приходу и фактически живого наместника Ахара величали именем Граэрх, что в переводе с языка равнинных племен Абрэона означало «открывающий двери». Родился и вырос Граэрх в семье властителя каземата карающих. С детства он был свидетелем многих тысяч быстрых смертей и долгих мучительных стонов. В его глазах, сначала мальчика, потом юноши, а теперь уже и взрослого мужчины, смерть тех, кто попадал в каземат карающих, была не только оправдана, но и необходима. И относился он к ней, как к отправлению простой человеческой потребности, вроде как поесть или справить нужду. Надо ли говорить, что такое воспитание и отношение к смертям не было для Граэрха проявлением жестокости. Нет, это для него и для всех жрецов каземата карающих было абсолютно нормальным. И когда пришло время Граэрху стать вместо отца властителем каземата, число казней не только не уменьшилось, но даже и возросло.

Откровения божества Ахара стали для Граэрха такой неожиданностью, что он даже не сразу поверил в это. Сначала они проявлялись в виде неясных образов во время молитвенного транса в час Гох. Потом Граэрх решил усилить силу своих молитв, и во время очередного часа Гох в жертву Ахару были принесены десять пленников. Нахлынувшие на Граэрха неясные образы в этот раз стали намного четче, они напитались силой и объемом. В них он увидел огромное багровое лицо, заполнившее собой половину неба. Вокруг него были дуги из белесого тумана, которые вырывались из недр Абрэона и соединялись в сложные узоры. После этого такие видения стали повторяться регулярно, сначала только во время молитвенных сборищ верховного жреца с властителями казематов, а потом и в любое другое время. Когда молва об этих его видениях дошла до властителей других казематов, они стали угодливо изгибаться при встрече с ним.

Именно тогда Граэрх осознал, что Ахар выбрал его новым верховным жрецом. А дни престарелого Лодэха, прежнего близкого к приходу, который уже многие месяцы не покидал своих покоев, сочтены. После постижения этой истины магическая аура Граэрха начала увеличиваться, наполняться зловещей силой и подавлять окружающих. Образы в его голове все чаще стали принимать форму четких указаний, иногда Граэрху даже слышался свистящий мертвый шепот и еле различимые слова, по обрывкам которых он догадывался, что должен делать. Так по воле Ахара в жертву ему был принесен умирающий Лодэх. Причем Граэрх объявил властителям казематов и старшим жрецам, что такова воля их божества. И что это великая честь для каждого жреца независимо от его ранга послужить своей смертью приходу Ахара в их мир. После этой казни высший совет властителей казематов провозгласил проводника воли Ахара и властителя каземата карающих Граэрха новым верховным жрецом и близким к приходу. Все жрецы, присутствующие на церемонии провозглашения во внутреннем дворе главного храма Ахара, преклонили перед ним свои колени.

Но это преклонение в глазах Граэрха не значило ровным счетом ничего. Он прекрасно знал этот змеиный мир изнутри, жизнь властителя каземата приучила Граэрха к дьявольской осторожности. Еще с самых ранних лет он привык пить и есть под покровом ночи, закрывшись от всех в каменном склепе, находящемся под покоями его отца. Это было единственное место, где он был скрыт от враждебных глаз. Отец с раннего детства приучал Граэрха к осторожности. Только так он мог спасти сына от враждебных намерений других жрецов усилить свое могущество за счет его жизни. В этом они видели легкую возможность не только подняться по жреческой иерархии, но и заслужить благодарность Ахара. Поэтому-то в прежние времена случаи отравления в казематах не были чем-то необычным. Но и после начала кормления всех жрецов из одного котла в общем зале находились те, кто с радостью были готовы подмешать зазевавшемуся жрецу в похлебку кровь эрнехских крыс, которая внутри человека превращалась в смертельный яд.

Но для верховного жреца это все было в прошлом. Сегодня его занимали совсем другие мысли, гораздо более масштабные и тревожные. Медленно спускаясь по каменным ступеням, Граэрх мрачно усмехнулся. А были ли у него когда-нибудь другие мысли? Служение Ахару – это постоянная тревога и готовность к смерти. Хотя по рассказам властителя каземата помнящих, в былые времена все было гораздо хуже. Вообще за долгие столетия с момента осознания людьми присутствия в их реальности божественного существа, многое изменилось. Еще в эпоху до первого прихода Ахара, когда этот мир задыхался в цепких объятиях черных колдунов, жрецы уже выработали правила, часть из которых без особых изменений дошла до сегодняшних дней. В их числе организация жреческой жизни по принципу казематов. Всего существовало десять казематов, которые управляли всеми религиозными культами и службами. Во главе казематов стояли властители или верховные смотрители, ниже их по иерархии следовали старшие смотрители, главные и старшие жрецы и их прислужники. А во главе всей жреческой власти стоял верховный жрец, который был проводником воли Ахара. Благодаря такой продуманной организации за годы, минувшие с момента первого прихода, небольшая кучка оставшихся тогда в живых жрецов не только смогла возродить культ Ахара, но стала единственной религией на всем Абрэоне. Это стало возможным благодаря агрессивной храмовой политике жрецов и поддержке со стороны правителей Абрэона.

Эпоха разрушительных войн, которой ознаменовалось противостояние Ахара и его сторонников с черными колдунами, сильно напугала не только властителей казематов, но и правителей империи и крупных владений. А причина была в том, что вместе с черными колдунами восстал и сражался весь народ Абрэона, который почувствовал шанс обрести свободу от ненавистной власти жестоких правителей. Поэтому цари, короли и императоры единогласно поддержали в той битве жречество, которое устами верховного жреца обещало им поддержку со стороны красного бога, и любые другие блага, вплоть до вечной жизни. А уже после войны и уничтожения черных колдунов началось триумфальное шествие жречества по Абрэону. В каждом крупном поселении воздвигался храм, младшие жрецы составляли списки тех, кто мог быть призван в казематы. Сотнями угоняли абрэонцев в жертвенный каземат. И даже если они сразу не были принесены в жертву, они могли годами томиться в бараках смерти, ожидая своей очереди. Все это было отработано до автоматизма, поводов для переживаний у верховного жреца здесь не было.

Но все равно было неспокойно в мыслях верховного жреца. Что-то неуловимо менялось в этом мире. Какая-то тревога витала в воздухе в последнее время и поселилась в мыслях самих жрецов. Часто он ловил на себе их взгляды, словно спрашивающие близкого к приходу о своем будущем. Но ничего в ответ сказать он им не мог. Потому что и у самого верховного жреца в сердце жила тревога и не было ответов на их немые вопросы. И со временем она только усиливалась, хотя все вокруг уверяли его в том, что нет оснований тревожиться. Но все же что-то было не так. Иногда даже в обычных звуках улицы близкому к приходу слышались отголоски былых времен и звуки прошедших битв. Словно пробудились от вечного сна давно канувшие в бездну древние боги. Жуткие боги из черного дерева, которые до пришествия в этот мир красного бога, долгие тысячелетия были его хранителями. Вряд ли они были разумными в обычном понимании, то есть годными для создания каких-либо культов. Они наверняка не нуждались ни в жертвенной энергии, ни даже в обычных молитвах, к ним обращенных. Не было у них власти над верующими. Но вот мощь, которую они имели по древним писаниям, просто ужасала. Хотя уже давно были выжжены все священные леса старых богов, дотла разорены деревни, которые были рядом со святыми урочищами. Но надо все равно еще раз послать жрецов по миру проверить, что происходит в этих местах.

В прошлый раз жреческие посланники сообщали, что по всему Абрэону витает ощущение близкой бури, рождения чего-то нового, неясного предчувствия изменения. Причем, по их словам, во многом эти чувства разгоняли песни мелодистов. Ранее изредка возникавшие слухи о возрождении черных колдунов в последние годы стали появляться все чаще и чаще. Они упорно кочевали из города в город, странствующие мелодисты в небольших тавернах пели о могучем воине, в котором течет легендарная кровь древних магов. Он сможет побороть красного демона, который хочет выпить кровь из людей и погубить их мир. Простой люд, открыв от изумления рты, вслушивался в дивную музыку и внимал смелым словам. Все больше становилось слушателей вокруг мелодистов. И людей уже не страшили подвалы жертвенного каземата, куда их могли забрать за участие в таких сборищах.

И не только люди – зашевелились все на Абрэоне. Все чаще в предгорных районах стали видеть ящеров и змеелюдей. Оживилась торговля на столетиями заброшенных древних трактах, за последнее время количество торговых караванов возросло в десятки раз. Причем значительно увеличился спрос на оружие, словно люди готовились к неминуемой битве. Чувствовали все это и жрецы, которые скрипели зубами от злости, но никак не могли приблизить время возрождения своего бога. Им оставалось только укреплять свою власть и готовиться к эпической битве, равной которой никогда не было на Абрэоне. А в том, что эта битва грядет, уже мало кто сомневался. Оставалось только окончательно определиться с ее участниками. Понятно, что это будут жрецы с неисчислимыми армиями людских королевств, которые давно попали под их влияние. Вот только против кого данное войско может сражаться? Ведь даже если поставить в строй всех остальных жителей планеты, их число едва ли сравнится с армией жреческих легионов, исчисляемой миллионами.

Но сомнений у близкого к приходу уже не оставалось. Что-то появилось в этом мире и пробудило от спячки древних богов. Все сильнее стали ощущения жрецов от магических волн. Разосланные по людским поселениям слышащие видели разные вещи. Кое-кто даже говорил о черных побегах на местах давно сожжённых заповедных рощ. Рассказывали о том, что жители поселений, далеких от центральных областей Абрэона, отказывались отдавать детей в казематы. Безумие охватывало этот мир, который вековыми усилиями жрецов давно был превращен в послушную овечку. И это буквально в считанные дни до прихода красного бога.

Нужно поскорее наполнить жертвенные колодцы новой кровью. И показать обезумевшим людям, что все их надежды тщетны, и что власть жрецов незыблема. И скорый приход их божества неминуем. И скакали уже посланники к правителям с требованием направить войска к главному храму жрецов для охраны жертвенных колодцев. И вроде бы приняты все нужные меры, но не было покоя и радости на душе у близкого к приходу. Словно что-то царапало, что-то невидимое. Гнал он от себя мысли, что неспроста все это происходит, что появилась в этом мире какая-то сила, которую следовало остерегаться.

Встреча с властителями казематов не принесла Граэрху успокоения. Глядя в их пустые лица и бегающие глаза, которые они старательно от него прятали, верховный жрец понимал, что они ему никак не помогут. И ответственность за возрождение Ахара лежит целиком и полностью только на нем одном. Хотя в своем грозном послании он и постарался донести до них всю меру своего гнева от их недостаточного прилежания. Но если Граэрх хотел этим самым взбодрить жрецов, то он просчитался: плескавшийся в их глазах страх сменился ужасом. Особенно после того, как он намекнул им, что от жертвенного колодца никто из них не спасется. Лежа сейчас в своих покоях, Граэрх с усмешкой представлял, как ночные кошмары мучают властителей казематов.

С противным скрипом открылась внутренняя дверь. В ней немым изваянием застыл борах – храмовый прислужник верховного жреца, отворяющий двери. Сам заговорить с близким к приходу он не мог, лишь его согнутая к полу фигура говорила о том, что он принес важные вести.

– Говори, – Граэрх властно махнул рукой в сторону изваяния.

– Господин, сосуд для вселения, – голос бораха подрагивал от напряжения.

– Что с ним? Его ведь содержат в нужном порядке? Я сам проверял это.

– Его дух блуждал в неведомых мирах. Жрецы каземата зовущих смогли найти его и протянуть к нему нить, по которой в чужой мир отправился дух верховного смотрителя каземата. Он пытался забрать душу оболочки в кристалл, но был погублен местным жителем и низвергнут, – согнувшийся еще ниже борах приготовился к неминуемой смерти за дурные вести.

– Ты оскорбляешь меня и нашего бога своими лживыми словами. Верховный смотритель каземата не мог быть низвергнут в ином мире, поскольку для этого нужна сила нашего мира. Ты хочешь сказать, что у какого-то местного жителя была эта сила? И он находится в другом мире, а рядом с ним была эта безумная? Что же это значит? Надо немедленно послать по нити еще одного жреца каземата зовущих.

– Нить исчезла, господин.

– Как исчезла. Она, эта безумная, что умерла? Или она вернула свой рассудок?

– Нет, она жива и по-прежнему безумна. Но видящий души Гнезах больше не видит нити. Ее душа стала для нас недоступна.

– Но тело живет? Так не может быть, Гнезах ошибается. Душа не может сама оторваться от тела, пока оно живое. Нить не могла исчезнуть. Только если рядом с ней не появился тот, кто может укрыть ее от наших глаз. Но в чужом мире это совершенно немыслимо. Поэтому передай Гнезаху, что эту душу надо найти, если он не устал быть живым. Пусть ищет, пусть и другие видящие ищут ее.

– Господин, а что им делать, если тело вновь обретет свою душу, и девушка вернет рассудок?

– Тогда надо будет лишить ее разума еще раз, теперь уже навсегда. Гнезах и сам хорошо знает, как причинить телу такую боль, что душа покинет его добровольно. Иди и без добрых вестей не возвращайся. И передай Гнезаху, что надо послать еще двоих жрецов из каземата карающих путями низвергнутого верховного смотрителя, по его предсмертной нити, которая еще не истлела со временем. У них есть еще пара оборотов Абрэона до ее полного исчезновения. Пусть ищут дух оболочки и заключат его в кристалл. А если и они потерпят неудачу, то пошлите других. И так до тех пор, пока не плените эту проклятую душу.

Глядя вслед подобострастно пятившемуся к дверям бораху, горбоносый нахмурился. Дурные вести принес открывающий двери. Если видящие говорят, что нить исчезла, значит в том чужом мире есть сила, которая может сравниться с ними и сделать для них нить невидимой. А если связать это с его тревожными предчувствиями, то окажется, что ритуал прихода, который они готовили сотни лет, может оказаться под угрозой. И в этом будет повинен он.

Близкий к приходу нервно ходил по своим покоям, когда дверь снова заскрипела. На сей раз в нее просунулся плюгавый посланник северных жрецов, в глазах которого плескался ужас. Не решаясь приблизиться к верховному жрецу, посланник согнулся в поклоне прямо в дверном проеме.

– Какие вести ты принес, – Граэрха прямо переполняло злое нетерпение, потому что с севера он никогда хороших известий не ждал. Народ, проживающий в тех местах, да и практически на всем побережье темного океана, так и не признал власти жрецов.

– Верховный жрец, страшные вести я принес. В крепости горного королевства Ахмора был убит главный жрец северного города Ромэх.

Жгучее бешенство ударило в голову Граэрха. Ошеломленный известием об убийстве жреца на землях горных народов, близкий к приходу неуловимым движением вонзил узкое жало в шею гонца. Чего-то подобного он и ожидал. Какую-нибудь пакость со стороны этих горных дикарей. Но чтобы убить жреца, носителя печати их бога? Это было невозможно. Но это случилось. И теперь нужно было думать, как покарать убийц. Нет, не кого-то конкретно. Нужно наказать весь народ. Нужна война. Никто не может безнаказанно убивать жрецов. Как раз сейчас в город тысячи храмов на призыв Граэрха стекались полчища войск под разными знаменами. Кого там только не было. И уродливые карлики с низинных земель, которые умели далеко и метко метать камни. И пронырливые крысоловы с отрогов южных гор Миндраха, которые умели призывать в бой крыс. И даже несколько сотен грондов, земляных гигантов, которые были почти слепыми, но обладали чудовищной силой. И это не считая тысяч людских отрядов мечников и стрелков. С далеких равнин Гренборха пришли легионы лучших всадников. Сейчас жрецам предстояло распределить этих воинов на защиту города тысячи храмов и других городов с колодцами и направить главное войско на усмирение непокорного горного королевства Ахмора.