Худой мир. Тревожные сны в подарок бесплатное чтение

Глава 1

Не тронутые боями столетние леса наполнились туманом и росой в холодный предрассветный час. Солнце на цыпочках заглянуло в дырявую пожелтевшую листву и потревожило Маринин сон. Она поморщилась, открыла глаза, потянулась и села, откинув край большого спального мешка. Спальный мешок поменьше был уже пуст.

Марина зевнула и осмотрелась. Утро раскрасило синим закрытое платье с оторванными рукавами, всё в порезах, и красным – раны на лице и шее. Раны были свежими.

– Лиза? – чуть осипшим со сна голосом позвала она и поднялась на ноги, отряхиваясь. – Лизка, выходи.

– Ага! – боевой клич раздался из кустарника позади, и Марина резко обернулась, выставив руку вперёд и упёршись ногой в корень дерева, словно отражая нападение. Из зарослей, ничуть не таясь, выскочил перемазанный детёныш в комбинезоне и кроссовках на размер больше чем надо и торжествующе протянул насаженную на лезвие лягушку. – Я поймала!

Марина вздохнула, спрятала руку за спину и сказала строго:

– Лиза, а что я говорила про зверюшек?

Лиза резко спрятала лезвие в руку, отчего бедная лягушка шлёпнулась на землю, и сообщила:

– Я её отпустила. А ты что поймала? Что у тебя за спиной?

Марина улыбнулась, пожала плечами и соврала:

– Ничего. Так, разминаюсь.

Усилием воли она заставила ствол винтовки втянуться в предплечье. Словно лепестки диковинного цветка сомкнулись в человеческую кисть, коже вернулся розоватый оттенок, а места стыка стали тусклыми светлыми идеально ровными линиями.

– Видишь? – протянула она дрожащую ладонь.

Но Лиза уже не смотрела. Она карабкалась на ветку дерева – посмотреть, куда идти дальше. При этом она представляла себя моряком на мачте и кричала что-то про бом-брамсели. Лезла как нормальный ребёнок, цепляясь цепкими пальцами, отталкиваясь кроссовками, вверх, выше и выше.

– Ого, прямо по курсу озеро!

Это была не новость. На Карельском перешейке сложно спрятаться от озёр и дачных посёлков.

– Терпящих бедствие или пиратов не видно? – спросила Марина, упаковывая спальники.

– Никак нет. – Лиза ловко спрыгнула и подбежала к ней. Марина вытащила застиранный платок и попыталась сделать лицо сестры узнаваемым. Потом села с ней на корнях и вытащила из рюкзака пару сухпайков.

– Хочу яблоко, – выдала Лиза, жуя и дрыгая ногами.

– Не говори с набитым ртом, – ответила Марина, откусывая свой батончик. – Если встретим яблоню, наедимся до отвала, обещаю.

– А куда мы идём?

«Ох, какой сложный вопрос».

– Помнишь Элли? «Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной», – напела она. – Вот так и мы. Идём к Великому Гудвину.

– Ого, – сказала Лиза, – а у него можно попросить новые кроссовки?

– Конечно, – ответила Марина, улыбнувшись.

– Нет, – Лиза помрачнела, – не надо. Пусть лучше сделает, чтобы мы никогда больше не дрались. Чтобы ты всегда была зелёной.

У Марины ком подступил к горлу. Лиза разглядывала глубокие порезы на своей ручке. «Не сдержалась, не уследила».

– Это мы у него и попросим. Идёт?

Лиза кивнула:

– Идёт.

* * *

Биорефакторинг на заре своего появления казался странной нелепой игрушкой, бесполезной альтернативой таких понятных и солидных, но топчущихся на месте протезов. Горсть микромашин помещается в тело, а тело погружается в сон, и машины начинают перестройку. Клетка за клеткой, ткань за тканью проникают везде и всюду, вытесняя коренное население, присасываясь к кровеносным сосудам, перехватывая сигналы нервов. Они учатся подражать заменяемой части, наблюдая за её работой. А накопленные знания могут использовать другие машины. Первый рефакторинг мышиной ноги занял почти год и не был успешным. У следующей группы это был уже месяц. Две недели, неделя, день. Микромашины могли и быстрее. Плоть не могла.

Биорефакторинг вошёл в моду. Как мобильная связь, сначала простенькие модели у богатых и успешных, потом модели на любой вкус – у всех. В детстве Марины всё ещё только начиналось. Громко протестовала церковь, втихаря поправляя отказывающие конечности своих одряхлевших лидеров, бурно негодовали военные, попутно делая миллионные закупки микромашин и разрабатывая свои программы. Всё как всегда. Когда родилась Лиза, всё это стало повседневностью.

Стоила процедура как хороший автомобиль, но зато последующие изменения вносить было легко. Просто ещё одна программа для микромашин, пара деньков принудительного сна – и всё готово. И ещё специальное питание, это как бензин.

Лиза очень любила плавать. Так всё и началось, с каких-то знаменитых на весь мир соревнований. Ноги, превращающиеся в ласты. Руки – она вытягивала их вперёд и буквально превращалась в маленькую торпеду. И как вишенка на торте – жабры. Это уже мама настояла – очень она боялась, что Лиза захлебнётся и утонет.

Спортом Марина не увлекалась, да и вообще вся эта техномагия казалась ей ненужной. На вопросы знакомых отвечала «Я слишком стара для всего этого» или «Я слишком молода». Ей предлагали хотя бы попробовать. «Смотри, – говорили ей, и зажатый в ладони фотоаппарат выезжал на метр вверх, – я могу делать селфи!» Встроенный в кисть селфи-стик был самым дешёвым и банальным модулем и шёл на распродаже по цене самоката.

Однажды, гуляя по набережной, она встретила знакомого старичка-художника. Его левая рука заменяла ему мольберт, а правая превратилась в причудливое сплетение кистей. Он сосредоточенно рисовал неспокойную Неву, чаек, набережную, а пока Марина шла в его сторону, успел нарисовать и её.

– Я теперь их десяткам рисую, – похвастался старик и попытался поправить шляпу перепачканными в красках кистями. – Тьфу, – он досадливо взглянул на свою руку, и та приобрела нормальный вид, – всё время забываю.

– И как они вам, не мешают? – спросила Марина, разглядывая написанные работы.

– Совершенно не мешают, – замотал он головой. – Я, Мариночка, вам так скажу: надо успевать за прогрессом, если хотите чего-то добиться. Иначе вас обскачут, – он присвистнул, – ахнуть не успеете.

Уже потом, вспоминая тот разговор, Марина не могла точно вспомнить – понравились ли ей его новые картины, что он рисовал десятками в день? Кто рисовал их – он или машина? Кто потом рисовал её собственные рисунки – сама Марина или тысячи людей до неё, у которых машины подслушали верные и неверные движения?

* * *

Ближе к полудню они снова вышли к железной дороге.

– Поедем на поезде? – спросила Лиза.

– Не, заяц, поезда не ходят, – ответила Марина, осматриваясь. – Устала?

– Я долго могу шагать, – ответила Лиза и случайно поменяла форму ступней. Кроссовки в очередной раз треснули.

– Эй-эй, – строго сказала Марина. – Порвёшь ботинки – пойдёшь босиком. Как хоббит.

– А кто такой хоббит? – Девочка взбежала по гравию, опустилась на четвереньки и приложила ухо к рельсам. – Никто не едет!

Марина перешла пути и приготовилась углубиться в чащу леса, как вдруг ей померещился шум пропеллера. Она замерла и подманила к себе Лизу, жестом попросив помолчать. Вроде тишина.

– Мы сейчас где? – шёпотом спросила она.

Лиза задумалась. Где-то в её мозгу модуль «Юный натуралист» пытался установить местоположение без GPS-сигнала. Она стала осматриваться – неестественно, рывками, сканируя, – и выдала:

– Станция Орехово. Озеро Фигурное к северу, два километра. Идём к озеру?

– Веди. Только не по тропе.

Сделав несколько шагов вглубь леса, Марина обернулась. Что-то промелькнуло вдоль железной дороги? Или показалось? Она посмотрела на часы – 12:33.

«Подходящее время для беды», – подумала она.

* * *

Эта война должна была затмить историю прежних войн. Она должна была начаться величайшей бойней, а закончиться ядерным апокалипсисом. Симфония была расписана по нотам, инструменты настроены, дирижёры вступили на подмостки в безупречно чёрных фраках с остро наточенными палочками – и в 12:37 заиграли марши.

Марина помнит себя в толпе, на празднике, превратившемся в парад. Помнит, как её рука взмыла в приветствии против её воли и как она силилась опустить её. Помнит, как их напутствовал верховный главнокомандующий и что вместо десятка кисточек её рука родила из себя винтовку. Мир стал красно-зелёным, поделился на своих и чужих. А потом налетели дроны, и все цвета перемешались. Кажется, голос по радио вещал, что наши дроны взломали сорок процентов населения Нью-Йорка, и город охватила паника. Голос в упор не замечал, как то же самое происходило прямо здесь.

Марина отказывается вспоминать, сделала ли она хоть один выстрел по людям. Ей кажется, что нет. Ей кажется, что она спряталась, закрылась на засов и сжала голову руками, пытаясь заткнуть бьющий ключом адреналин.

Через полчаса крики на улице стихли, раздавались лишь стоны и плач. В воздухе повисло тягостное ожидание свиста падающих бомб.

Но бомбы не упали.

* * *

Дорога вокруг озера отняла почти целый день. То и дело им на пути попадались оставленные стоянки – палатки, автомобили, даже надувная лодка, спущенная на воду. Кое-где ещё стояли на рогатинах удочки. Марина старалась внимательно осмотреть их первой, но Лиза, как всегда, проворно вырывалась вперёд или вдруг кричала с ветки дерева: «Смотри, там дядя лежит!» У Марины сжималось сердце, и она не жалела ног, чтобы обойти такие лагери подальше.

Вечером они устроились на песчаном пятачке, неприметном с дороги, со следами старых кострищ и грудой мусора в кустах. Там-то их и настиг дрон.

Марина первой услышала назойливое тарахтение пропеллера и настороженно приподнялась. Он летал где-то в отдалении, звук многократно отражался водной гладью и скрывал его местоположение.

– Иди сюда, – негромко попросила Марина и уселась в объятия старых корней, вгрызшихся в песок. Лиза тихо подбежала и села рядом, забившись ей подмышку.

Звук нарастал. Вместе с ним в ушах загрохотали барабаны и леденяще завыла сирена. Марина почувствовала яростное желание занять место в строю и дать отпор любому врагу.

– Марина…

– Да, заяц?

– Ты краснеешь.

Марина присела на корточки и взяла Лизу за плечи. Та дрожала и всхлипывала.

– Лизка, слушай меня. Это не ты, понимаешь? Ты не хочешь драться. Надо вытерпеть, как укол. Давай, представь, что тебе делают укол и надо просто перетерпеть. Крепись, не поддавайся. Эй! – Она весело улыбнулась и погладила сестру по волосам. – Ты у меня умница, ты справишься.

Вой сирены в голове нарастал. Зрение сбоило, выдавая помехи, – видимо, дрон пытался наладить связь со штабом. Марина быстро огляделась, пытаясь обнаружить летающую заразу. А когда посмотрела на Лизу снова, увидела лишь ярко-красное пятно, мерзкую густую размазню. Клякса омерзительно ухмылялась.

«Нет, это всё ложь. Это Лиза, я знаю. Тебе меня не обмануть».

– Не надо, – попросила она. Изображение мигнуло на мгновение, показав напуганную маленькую девочку. А потом раздался лязг – это сработала защита, и выставленная рука схватила прилетевшее в неё лезвие.

Марина отскочила назад, сбрасывая рюкзак и мешающую куртку. Выставив левую руку вперёд, она попыталась превратить вторую руку в клещи – ими было удобно сдерживать Лизу, не причиняя вреда. Но против её воли выскочила винтовка, и грянул выстрел.

«Вот дрянь, я же тебя разряжала!» – выругалась мысленно Марина. Пуля выбила ворох щепок с дерева и срикошетила в озеро. Лиза успела увернуться и теперь мелькала между деревьями, подбираясь ближе. Глаза её горели чьей-то чужой ненавистью.

Вращаясь на месте, Марина всё-таки прозевала момент, и сестра накинулась на неё сзади стальным вихрем. С трудом отбиваясь, девушка сделала резкий выпад вперёд и ударила наотмашь. Лиза отлетела на несколько метров, перевернулась, как кошка, и вонзилась лезвиями – руками и ногами – в дерево. Обернулась, вывернулась, зло посмотрела. На щеке красовался свежий красный след.

«Господи, прости меня, Лизка». Это было какой-то пыткой, дурным сном, злой сказкой. Опять, опять и опять. Девочка рванулась к озеру, разбежалась и нырнула рыбкой, вошла как нож в масло, без брызг и всплеска. Марина схватилась за ствол дерева, чтобы отдышаться, и почувствовала боль в левой руке. В прорезях кровавых порезов резвились микромашины, восстанавливая слабую плоть. «Заделывают брешь в обороне, – с бессильной ненавистью подумала Марина. – Однажды они заменят меня всю. Ради моей же безопасности они меня убьют».

Лиза не появлялась. Вода была мутной, и Марина не знала, откуда ждать нападения. Прислушалась.

«Тихо. Только лягушки на том конце озера курлычут. Сами по себе или Лизы испугались? Хорошо хоть дрона больше не слышно. Улетел искать других уклонистов. А тот, кто их создал, где он сейчас? С кем сражается – с детьми, с друзьями, с родителями? Говорят, всё можно использовать во благо или во зло, что изобретатель не виноват. Но ведь тот, кто создал этих летающих комиссаров, знал же, что делает?»

Начинало темнеть. Марина начала беспокоиться. «Действие призыва скоро кончится, и Лиза поймёт, где она и что с ней? А почему я решила, что скоро кончится? Я всё ещё его слышу, я всё ещё жажду крови. И Лиза слышит. Ох, темнеет. И у неё есть ночное зрение, а у меня нет…»

– Ты ждёшь ночи, – произнесла она вслух. – Неужели ты и правда меня тогда убьёшь?

Раздался оглушительный всплеск. Лиза выскочила из воды, словно тигр из засады, зависла в воздухе и с торжествующим криком обрушилась на сестру, ощетинившись остриями лезвий. А Марина отскочила назад, выкинула вперёд левую ладонь и выпалила вспышкой прямо в любимые голубые глаза.

Лизу отбросило на песок и затрясло. Руки и ноги бились в конвульсиях, беспорядочно меняя форму, а сама она жутко и протяжно выла. Потом сирена в голове умолкла, и вой сменился плачем. Марина опустилась на колени рядом с сестрой и обняла её крепко-крепко.

– Всё, всё, дружочек, не плачь. Всё закончилось. Прости меня, прости.

Глава 2

Этим утром Марина проснулась раньше Лизы. Поёжившись, она посмотрела на сестру – та спала, завернувшись в две куртки и свой спальник взамен промокшей накануне одежды. Девушка потянулась, протёрла глаза и спустилась к озеру умыться. Не мешало бы искупаться, но Марина всё ещё стеснялась делать это днём.

Вода была тёплой и почти прозрачной. Наверное, с месяц её никто не баламутил. Поворчав на спутанные волосы и отсутствие расчёски, Марина уселась на погружённый в воду корень, окунув ноги, и осмотрела наспех перебинтованные раны. На левой руке красовался свежий рубец, порезы на ногах были поверхностными и уже затянулись.

«Сколько мы уже идём, интересно?» – подумала Марина и машинально взглянула на часы. Но те тикали себе стрелками и про дату ничего не знали.

– Лизка, подъём, – посигналила она. – Давай умывайся, и пойдём чай готовить.

Кокон из спальников и курток недовольно заворчал и явил миру хмурую заспанную Лизу. Она зевнула, не прикрываясь, вылезла, завёрнутая в Маринину куртку с капюшоном, и пошлёпала босыми ногами к воде. Поплескавшись, она стянула с куста сохнущий комбинезон и принялась одеваться, после чего была отправлена собирать хворост.

Марина тем временем походила по стоянке, пособирала щепок и мелких веток, расчистила кострище и извлекла из рюкзака своё сокровище – линзу. Ни спичек, ни зажигалки она взять с собой не догадалась. За деревьями был слышен хруст сухих веток и пыхтение. Потом вдруг стало как-то тихо, и Марина насторожилась. Вж-ж-жик. Вж-жик. Кто-то водил зубьями по дереву. Ага, вон и тонкая сосенка задрожала в такт.

– Лиза, – строго и громко сказала Марина, – я всё вижу!

Заклинание сработало, пиление прекратилось.

«Сейчас будет проверка», – подумала Марина, устраиваясь с линзой поудобнее.

Вж-жик.

– Лиза!

Из-за еловых веток показалась белокурая голова, глаза горят интересом.

– Эй, а как ты видишь?

– А вот так.

– У тебя какой-то модуль? «Орлиное зрение»?

– Да, модуль. «Старшая сестра» называется. А где хворост?

– Хворост? – задумалась Лиза.

– Чая не будет, – заключила Марина. Ветки тут же схлопнулись, и по лесу промчался маленький торнадо. Через несколько минут кипа хвороста уже лежала перед Мариной, и та довольно хлопнула в ладоши.

– Ура! Тащи кружку.

Другой тары для готовки у них не было.

Потом они сидели на берегу, прихлёбывая из горячей кружки, и играли в слова. Солнце поднималось всё выше и выше, золотя озеро. Кожа предвкушала осенние холода и грелась впрок.

– Марин, – Лиза вдруг прервала игру, – а тот доктор – он хороший человек?

– Да, – улыбнулась Марина.

– Лучше папы?

– Гораздо, – вырвалось у Марины. Она почувствовала гнев и зарождающуюся ненависть и машинально посмотрела на часы. Было двадцать минут второго.

* * *

Марина пришла в себя в каком-то полуподвале, заваленном всяким хламом. Может, здесь было что-то вроде приёмной – два стола с креслами, древний компьютер, календари на стенах. В углу какие-то доски, садовый инвентарь и топор. На полу валялись газеты. Одна из них, раскрытая на середине, пестрела красным и зелёным. Зелёное было правильным, красное – нет. Марина пыталась прочесть заголовки и чувствовала какую-то гниль в словах – неважно, каким цветом они были подсвечены. «Смотрите-ка, „война“ у них зелёное слово. „Война со всеми, если понадобится“. Если понадобится…»

В груди ярким знаменем развевалось какое-то новое чувство. Это было непередаваемое ощущение абсолютного понимания устройства мира и единственно верного способа его переделать. Зелёным и красным окрасилось всё. Зелёные мысли думать можно, красные – нельзя. От зелёных слов нужно заходиться в экстазе, от красных – впадать в бешенство. Всё просто. Никаких полутонов. Никаких других цветов. Красное – стреляй. Стреляй? Она вспомнила праздник на площади, превратившийся в парад, превратившийся в бойню, и её пробила дрожь. «Дальше заговорят ядерные ракеты» – прочла она зелёную надпись в газете. Конечно. Они, должно быть, уже в пути.

За дверью, которую Марина автоматически заперла, когда пряталась, раздались шаги. В тот же миг, как девушка посмотрела на дверь, она отчётливо увидела подсвеченные силуэты с той стороны – красный стоял над лежащим зелёным и злостно ухмылялся. Он протягивает когтистую руку к прекрасному беззащитному юноше, ещё почти мальчику, и тут Марина не выдержала.

– Оставь его!

Красная фигура замерла на мгновение, подняв хищно ухмыляющуюся голову.

– Я врач, – произнёс голос за дверью, – я не причиню вреда. Сейчас перевяжу парню ногу, – Марина отчётливо видела, как говоривший отрывает куски плоти и проглатывает их, – и подойду осмотреть вас, идёт?

«Что за бред, – подумала Марина. – Не могу же я видеть сквозь стену, в самом деле. Глазки мои глазки, зачем вы мне это рисуете?»

Он поднял голову и обратил к ней омерзительную окровавленную пасть. Потом поднялся и сделал шаг в её сторону. Марина с изумлением поднесла к глазам правую руку. Длинные тонкие пальцы исчезли, запястье раскрылось, подобно цветку, а из недр предплечья вытянулся оружейный ствол. Она ощутила, как невесть откуда взявшийся патрон лёг в ложе в ожидании. Марине же, судя по всему, надлежало успокоиться и считать винтовку, выросшую из её руки, частью нормы.

Вместо этого она вскрикнула и затрясла рукой, словно пытаясь стряхнуть паука, но оружие не исчезало. Тогда она попыталась убрать его. Скомандовала, как когда-то своему набору кистей. Никакого отклика.

Доктор сделал ещё один шаг в её сторону, и винтовка тут же нацелилась на него, словно сторожевой пёс, минуту назад лежавший безучастно в будке, а теперь вытянувшийся к чужаку и ощерившийся от носа до хвоста.

– Стойте! – в отчаянии крикнула Марина, пятясь назад. Споткнувшись, она упала спиной на пол, приподнялась на левой руке – правая как заговорённая смотрела в дверь – и поползла спиной вперёд. – Не двигайтесь! Она вас пристрелит!

Врач замер. Марина уткнулась спиной в угол и постаралась отдышаться, левой рукой поправляя задравшееся платье. Чудище стояло, не двигаясь, роняя капли крови с когтей. Отвернувшись, Марина закрыла глаза и начала считать вслух.

– Раз, два, три, четыре, пять…

«Нужно представить, как он выглядит. Так, думай. По голосу молодой, лет тридцать. Пусть будет брюнет. С усами. Ладно, без усов. Нос с горбинкой. Почему с горбинкой? У дяди Вовы такой. Пусть будет похож на дядю Вову. И белый халат. Точно».

Досчитав до тридцати, Марина снова посмотрела на дверь и заставила себя поверить в придуманный образ. Дыхание её замедлилось, сердцебиение стихло. Винтовка нехотя, с сомнением зарылась в руку. Девушка пошевелила пальцами.

«Это же мои пальцы. Моя рука. Она неплохо рисует, хорошо готовит и знает, как защекотать Лизку до слёз. Почему она должна вдруг кого-то убивать?»

– Вы там как, девушка?

– Ох, ну и вопросики, – горько усмехнулась Марина.

– Ранений нет?

– Нет.

– Убивать меня не планируете?

– Нет. Но я себя не контролирую.

– Чушь, – фыркнул доктор, – я же контролирую.

– Рада за вас.

– Не обижайтесь. Скоро это всё закончится.

У Марины сердце провалилось куда-то под пол. Она сглотнула образовавшийся ком в горле и тихо спросила:

– Ракеты?

* * *

Днём, когда они уже шагали по опустевшей дороге, то и дело натыкаясь на брошенные автомобили, это случилось опять. Это было тягуче-мерзкое чувство. Тошнотворно-рвотный привкус во рту, онемение и холод внизу живота и ноющий нарыв где-то внутри. Марина чувствовала, как внутри что-то шевелится, что-то ворочается, чьи-то холодные металлические пальцы лепят из её тела, как из пластилина, смертоносную гнусь. Она охнула и схватилась за живот руками.

– Болит? – участливо спросила Лиза. Марина кивнула.

– Я сейчас, – промычала она сквозь сжатые зубы и медленно, держась за живот одной рукой, сошла с дороги в лес. С трудом шагая среди деревьев, она ощущала себя торговым автоматом. «Кто-то опустил в меня монетку, и вот сейчас монетка катится себе по жёлобу, нажимая рычажки, а потом этот кто-то получит свой товар. Неприятное сравнение. Может, лучше сравнить себя с деревом? Набухает почка, тянет из меня по жилам соки, растёт, вырывается из меня. Какое же мерзкое чувство!»

Марина отошла достаточно далеко и села на мох. Погладила его правой рукой, успокоилась и зажмурила глаза.

Щёлк.

«Заберите ваш товар из лотка, спасибо за покупку».

Её чрево родило свеженькую холёненькую пулю. Машины-акушерки заботливо укутали её в пелёнки патрона и уложили в кроватку-магазин. «Эй, у вас здоровая малышка! – радостно сообщили они, пытаясь вкачать Марине дозу радости в кровь. – Целых четыре грамма! Будьте здоровенькими, берегите её как зеницу ока».

– Чёрта с два, – ответила Марина. Рука извергла ствол винтовки, и новорождённая пуля ушла глубоко в землю. Земля застонала, но выдержала. Марина посидела немного, поглаживая холодный зелёный мох, вытерла пот с лица и вернулась на дорогу.

– Если болит живот, можно приготовить отвар ромашки или мяты, – серьёзно заявила Лиза, шагая рядом. – «Юный натуралист» знает, как они выглядят, давай поищем?

– А ты сама будто не знаешь, – улыбнулась Марина.

– Знаю. Но вдруг я ошибусь. А «Юный натуралист» не ошибается.

Лиза вдруг остановилась.

– Красная точка на земле, – удивлённо произнесла она. Марина едва успела перехватить сестру за руку, не дав приблизиться. Точка мерцала и двигалась из стороны в сторону, будто преграждая путь. Оценив обстановку, Марина резко нырнула в заросли, потащив за собой Лизу.

Точка осталась на месте. Только моргать начала. То появится, то пропадёт. Марина прислушалась – было тихо. Ни шума, ни голоса. Что за чертовщина?

– Я… в четырёх… километрах, – вдруг медленно, по слогам произнесла Лиза, будто читая сложноразборчивый почерк. – Не иди… те… дальше.

– Лиза, ты чего? – озадаченно спросила Марина.

– Это азбука Морзе, – ответила девочка, наблюдая за мигающей точкой. – «Юный натуралист» знает сотню разных сигналов всех народов мира, – повторила она рекламный текст. – Он пишет, что он… снайпер. Кто такой снайпер? А, мы можем… можем выйти, тогда он будет читать по губам.

– Я выйду, – поднялась Марина, – а ты сиди тут.

– Но ты не знаешь азбуку Морзе!

– Будешь суфлёром, как в театре.

«Снайпер – это тот, кто может убить незнакомого ему человека за четыре километра и найти себе оправдание».

Марина вышла из укрытия и встала ровно посреди дороги, в метре от мерцающей точки, и отчётливо произнесла:

– Мы тебя поняли. Что тебе нужно?

– Обойдите стороной, – медленно прочла Лиза. – Не хочу ранить девочку.

– А меня?

– Ты союзник, цвет зелёный.

– Как нам тебя обойти?

– На север. Я на горе Ястребок. Не приближайтесь.

– Спасибо.

– Стой.

Марина, собравшаяся было уже уходить, вздрогнула. Лиза читала текст как учебник, без эмоций. Что это было? Приказ? Мольба? Просьба?

– Да? – нейтрально ответила она.

– Эта… не разобрала слово… работает?

– Повтори, пожалуйста.

– СОМН. Марин, что это?

– Работает.

– Гражданские не убивают друг друга?

– Уже нет. Если только не прилетают дроны.

– Сбиваю по мере возможности.

– Почему ты не уходишь сам?

Лиза помедлила с переводом.

– Ха.

– Что «ха»? – удивилась Марина.

– Это он так написал. Теперь он спрашивает, кто читает его сообщения.

– Девочка. Ей восемь.

– Почти девять! – возмутилась Лиза.

– Лиза, переводи, пожалуйста.

– Говорит, винтовке нужны патроны. Припасов мало. Всё, дальше молчит.

Марина, стараясь сохранить артикуляцию, произнесла почти про себя:

– Они пустили твоё тело на патроны?

– Пишет «да». А что ты спросила?

Марина покачала головой и невольно посмотрела на свою правую руку. Та делала вид, что абсолютно ни при чём. «Эй, я же просто твоя рука, что ты на меня смотришь?»

– Я могу тебе помочь?

– Не нужно. Ко мне приходят. Родные.

– Тогда мы уходим. Прощай.

– Ф… Конец связи. Мне можно уже вылезти отсюда?

* * *

– Ракеты не взлетят. Если, конечно, Миронов и Джонсон сдержат своё слово. Через десять минут увидим своими глазами.

Марина недоверчиво покосилась на дверь.

– Увидим что?

– А вы правда не слышали? – удивился голос. – Про перемирие, про программу СОМН? Я думал, каждый утюг передавал.

– С утюгами тут напряг, – попыталась пошутить Марина.

– Хотите, я вам дам свой телефон, прослушаете? – За дверью послышалось шевеление, и сквозь щель под дверью пролез тонкий чёрный телефон. – Я, признаться, был сильно удивлён. Второй раз за день. Первый раз я удивился, когда наш водитель попытался меня придушить.

Марина всего мельком увидела его руку. Да что там – два пальца. Смуглых, с обкусанными ногтями. Образ доктора в белом халате рассыпался, взгляд её затуманили всполохи пламени. Она выстрелила в телефон – несколько раз, держась левой рукой за ствол и упёршись спиной в стену, – а потом, когда не осталось ни единого осколка, вскочила и двумя последними выстрелами сбила закрытый ею замок. Дверь распахнулась. На полу скорчился молодой человек – кожа смуглая от загара, выжженные русые волосы – и держался за окровавленную кисть. Впрочем, Марина уже ясно видела, что враг просто притворяется и лишь ждёт момента, чтобы прикончить её. Упреждающий удар – вот что было нужно, и она, спрятав разряженное оружие, схватила топор и ринулась на него.

* * *

Весь день Марина спорила со своей совестью, но к вечеру совести пришлось уступить. Запасов еды осталось мало, Лизе нужна была одежда или хотя бы материал для заплат. А ещё впереди зима. Конечно, можно было бы дождаться доктора, но кто знает, смогут ли они вообще встретиться? А тут ещё и тучи набежали, угрожая типичным питерским затяжным дождём без намёка на просвет.

Так и вышло, что ночь сёстры встречали под крышей базы отдыха с пафосным названием «Золотой орех», по счастью, пустующей. Выбрав пустующий номер и строго-настрого запретив Лизе покидать его, Марина отправилась на разведку. Электричества, само собой, не было, водопровод не работал, зато был колодец, полный воды, и – предел мечтаний – настоящая баня. «Завтра же мыться», – решила Марина и пошла поглядеть на отдельные коттеджи – вдруг лучше переселиться в них.

За первым же из них Марину чуть не вывернуло: два трупа, мужчина и женщина, лежали прямо на лестнице из бетонных плит, ведущих к воде. Тела их были порядком обглоданы, кое-где проглядывали следы былых модификаций. Каждый крепко сжимал шею другого. Вернувшись в основной корпус, Марина решила уйти на следующий день. «К чёрту такую баню. Только припасы собрать, поспать и двигать дальше».

На кухне был относительный порядок. Консервы, запас чёрствого, но не плесневелого хлеба, овощи и сухофрукты. В холодильник даже и заглядывать не стоило.

В углу что-то зашевелилось. Крыса. Большая, лохматая и грязная, она кинулась вдоль стены, смешно подпрыгивая, прямо к уже погрызенным мешкам с крупой. И тут – щёлк! писк! – сработала заготовленная невесть когда мышеловка. Крыса забилась в агонии, пытаясь освободить прижатую голову. Чёрные глаза-бусинки стали тускнеть и заплывать.

– Ой, бедная, – воскликнула Марина. Она подошла ближе, хотя и не очень решительно – крыс и мышей она боялась. – Что ж ты так.

Марина поискала глазами что-то, чем можно было бы разжать стальную хватку (очень уж страшно было лезть руками), как вдруг крыса начала меняться. Её шея раздулась, с треском разрывая шкуру, и приподняла рычаг. Лапами она упёрлась в край мышеловки и, сжав их словно пружины, рывком вытащила голову из ловушки. Лапы заскользили по полу и вдруг зацепились за него стальными крючьями. Отряхнувшись, крыса повела носом в сторону девушки, вернула себя к нормальной форме и скрылась в ближайшем мешке.

Присмотревшись напоследок, Марина заметила алое сияние вокруг её тушки.

* * *

Уже позднее, лёжа в постели без сна, Марина сложила два и два. Право же, никто же не думал, что модифицированные тела будут просто так валяться повсюду и звери смогут их пожирать? А ведь машины знают про крыс больше, чем про кого бы то ни было. Они с них начинали.

«Час от часу не легче», – подумала Марина и забылась беспокойным сном. Во сне она сама попала рукой в мышеловку и пыталась выбраться, но пружина слишком тугая, и сил не хватало. Она, кажется, звала Лизу на помощь, но вместо неё появился отец и с улыбкой отрубил ей руку.

Глава 3

Было тихо, напряжённо-выжидающе тихо, будто где-то тикали огромные часы и каждое движение секундной стрелки отзывалось дрожью в теле. За несколько минут они услышали лишь пяток проезжающих машин, десяток выстрелов и один громыхающий трамвай. Был ли кто-то живой внутри, Марина не знала. Саша – так звали доктора – был уверен, что не было.

– Захват ослабить? – спросил он. Марина скосила глаза на собственную вывернутую руку, всё ещё крепко сжимавшую топор. Она её почти не чувствовала.

– Может, лучше не стоит? – ответила она.

– Давай попробуем.

Замысловатые клещи, в которые превратилась его рука, чуть раскрылись. Марина почувствовала облегчение и вместе с тем жжение на сгибе локтя, как при снятии жгута, и тут же на сантиметр ближе придвинула ржавое лезвие топора.

– Ох, – вздохнула она, – давай воздержимся. Осталось же минут пять.

– Немного крови нужно было пропустить, – ответил он. – Рука же тебе ещё пригодится?

Они снова погрузились в неловкое молчание, сжимая друг друга в стальных объятиях. Марина попыталась представить себе это со стороны и рассмеялась.

– Нет, меня, конечно, и раньше молодые люди обнимали, но чтобы так вот с топором – это впервые.

Саша улыбнулся.

– Хорошо, что впервые. У нас на скорой и не такое бывало.

– Ах вот у тебя откуда такой захват. Против буйных, типа меня.

– Вроде того.

Они помолчали ещё немного. Марина поворочала головой, хрустнув шейными позвонками, и уставилась в стену. На доктора смотреть пока не стоило – глаза то и дело рисовали ей чудовище, которое непременно нужно убить.

– Извини за руку.

– Нормально, – ответил Саша. – Пуля не попала, просто оцарапало осколком.

– Я же так и не узнала, что произошло, – напомнила Марина. – Мы победили? Проиграли?

– Сложно сказать. Два старика главнокомандующих, заваривших кашу, мертвы. Убиты, я слышал, своими же взломанными телохранителями. Ты же не думаешь, что взлом для нас с тобой устроили? Мы так, под руку попались, как обычно. В общем, час спустя некие Миронов и Джонсон, якобы старшие из оставшихся в живых офицеров, договорились остановить войну. Очень вовремя договорились. Корабли ещё двигались к точкам, самолёты не успели покинуть аэродромы. Ракеты ещё не были запущены. Всех отвлекла паника на улицах больших городов. Я так думаю, они ожидали, что взломают процентов десять и с ними быстро разберутся свои же. А получилось то, что получилось.

Я, на самом деле, слушал и ушам не верил. Столько времени готовилась эта война, нас с тобой тоже готовили. Вспомни цвета телепередач, плакатов на улицах. Помнишь эти оттенки зелёного и красного? А теперь всё отменяется. Я сказал себе: это ненадолго. Сейчас этих двоих живо устранят и дадут новую команду фас. Но тут Джонсон сделал ход конём. Система СОМН забивает все каналы связи бессвязным шумом. Радио на всех частотах, телевидение, само собой, интернет – всё, до чего смогли дотянуться. Спецсвязь. Наверное, на коротких дистанциях радио ещё будет работать, может, есть ещё какие-то лазейки, я не знаю. Но суть в том, что все официальные каналы связи будут молчать. Никто не отменит мирное соглашение, понимаешь?

Он повернул к ней сияющие восторгом глаза, и в тот же миг мир перестал быть двухцветным. Трубы и барабаны в голове утихли, исчезли следы крови на полу – их тоже рисовало обманутое призывом зрение. Марине показалось, что она слышит пение птиц.

– Вот и всё, – сказал доктор и вернул своей руке прежнюю форму. Топор глухо упал на бетонный пол. Марина отодвинулась и прислонилась к противоположной стене, растирая онемевшую кисть и одновременно недоверчиво поглядывая на неё – не выкинет ли она ещё какой-нибудь фокус. Саша сел напротив неё, глубоко вздохнул и потёр виски.

– Мало спал сегодня, – пояснил он, – и, похоже, усну ещё не скоро. Я закурю, не против?

Марина кивнула и спросила:

– А на тебя этот… призыв… похоже, не действовал?

– Почему? – с сигаретой в зубах спросил Саша и, поднеся руку, чиркнул пальцем о палец. Модуль «Зажигалка». – Действовал.

– Да, но ты не пытался меня убить.

Саша затянулся и, с наслаждением выдохнув дым, ответил:

– А ты думаешь, мне никогда не приходилось работать с пациентами, которых хочется так взять – и придушить на месте? Ты не представляешь, сколько их было. Сдерживался как-то. Почему бы и сейчас не сдержаться?

Марина грустно посмотрела на валяющийся между ними ржавый топор.

– Я бы тоже хотела сдержаться.

– Ты сдержалась, – улыбнулся Саша, – иначе я был бы мёртв. Когда человек хочет убить, он делает это, находя себе любое оправдание. Тебе и оправдание было не нужно – взломали, заставили. А ты сопротивлялась.

– Ты так говоришь, будто тех людей на площади не взломали и не заставили.

– И что? Хочешь сказать, они не виноваты в смерти друг друга? Нет, Марин, виноваты. Потому что два разумных человека, когда действительно не хотят убивать друг друга, найдут способ этого не делать.

* * *

Шагая по дорожкам и тропинкам, вдыхая ароматы трав и древесной смолы, Марина то и дело забывала о том, что случилось. Запевая очередную песенку, она вспоминала их прогулки с мамой, когда ей было столько же, сколько Лизе сейчас. Тогда солнце над её головой золотым чудом светило лишь для неё, незамутнённо, незатуманенно. Марине хотелось хоть на мгновение избавиться от своих страхов и тревог и петь в полный голос, а не опасливым шёпотом. Но солнце не греет сквозь холодное окошко прошлого.

«Это путешествие не всегда будет беспечным», – пророчила она себе. И сама же отвечала ещё более жутко: «Скорее всего, больше никогда оно не будет таким беспечным».

– Черника! – воскликнула Лиза и побежала к обочине. Марина, выдернутая из своих мыслей, автоматически улыбнулась ей вслед. Потом лицо её посуровело, и она осмотрелась по сторонам.

«Надо быть бдительной, – наставляла она себя. – Я за неё отвечаю».

Сверху раздался вороний грай. Лиза уплетала ягоды и внимания не обратила, а Марина бросила мельком взгляд наверх – и впилась глазами.

Ворона как ворона. Сидит на ветке, каркает, чёрные глазки так и рыскают в поисках чего-то. Но этот зелёный силуэт вокруг ни с чем нельзя было спутать. Птица расправила крылья, слетела с ветки и скрылась за деревьями.

– Помнишь, мы с мамой катались за ягодами? – спросила Лиза.

– Помню, – улыбнулась Марина. – А ещё помню, как кто-то всю дорогу хныкал.

– Я не хныкала, – возмутилась девочка, поднимаясь с корточек.

– Правда? Но кто-то же хныкал. Неужели мама?

– Бе-бе-бе, – Лиза скорчила лицо и показала язык, синий от ягод. Марина в ответ изумлённо округлила глаза и ткнула пальцем куда-то в лес.

– Смотри, что это?

Лиза послушно отвернулась и тут же получила лёгкий тычок в бок от сестры.

– Эй! – крикнула она и кинулась в атаку. Они весело попихались какое-то время, а потом Лиза тоже сделала удивлённое лицо и совершенно ненатурально закричала:

– Смотри, что там?

Марина сделала вид, что верит, обернулась – и едва удержалась, чтобы не взвыть от боли.

– Лиза, – как можно спокойнее попросила она, чувствуя, как кровь течёт по руке, – убери, пожалуйста, лезвие.

– Ой. Мариночка, прости, я нечаянно! – запричитала Лиза и отдёрнула руку-лезвие, очень неаккуратно, так что Марине опять пришлось прикусить губу. Она села на корточки и стянула одной рукой рюкзак.

– Ну, давай меня перевязывать. Сестра, бинт.

* * *

Когда дома отдыха, ютившиеся вдоль озера, скрылись из виду, а впереди замаячили разноцветные крыши дачных и жилых домов, напоминавшие птичий базар, их остановил чей-то возглас:

– Стоять!

Сёстры замерли. Марина, не поворачивая головы, порыскала взглядом, но не нашла, откуда раздался оклик.

– Видите, стоим! – осмелев, крикнула она в ответ.

– Девчонка может пройти, ты – нет.

– Почему?

– По кочану. Есть приказ, зелёных пропускать, красных не пропускать. Нарушителей расстреливать на месте.

– С кем я говорю? – разозлилась Марина. – Покажись, что ли.

– Не положено, – недовольно ответил голос. – Всё, проваливайте, а то буду стрелять.

– Война окончилась! – подала голос Лиза.

– Зубы мне не заговаривайте.

И всё. Вот и весь сказ.

Марина схватила Лизу за руку и потащила в обратную сторону.

– Идём.

– А он что, не знает, что война закончилась? – спросила Лиза.

– Видимо, нет, – ответила Марина, а сама подумала: «Есть люди, которые молятся на то, чтобы она не заканчивалась».

– Как же мы пойдём? В обход, по железной дороге?

– Похоже на то, – вздохнула Марина. Вот и конец беспечности.

– А мама нас найдёт, как думаешь?

Марина сразу узнала эту дрожь в голосе, эти слезинки в родных глазах. «Скучает, бедная. Нет-нет, а вспомнит».

– Найдёт, конечно, заяц. Или мы её найдём. Помнишь, мы оставили ей записку?

– Надо было её дождаться. Пошли бы все вместе.

Марина не спорила. Может, это было бы лучше. Но доктор ясно сказал: «Уходите из города как можно скорее». Они просидели в квартире два дня, а на третий скрепя сердце повернули ключ в замке и ушли. Вернутся ли они туда ещё… Вдруг Марине стало абсолютно очевидно, что нет, не вернутся. Это не загородная прогулка, не поход, не экспедиция. Не чудесное приключение, о котором можно будет повспоминать на кухне за кружкой какао, вернувшись в обычную жизнь. Это и есть теперь их обычная жизнь.

– Нельзя было ждать. Ты же знаешь, можно было сильно заболеть. И воды дома не было, помнишь. Потом и свет пропал. Мама как приедет, ни минуты там не останется и пойдёт нас искать.

– И позвонить ей нельзя… – Лиза шмыгнула носом.

«Ох-ох-ох», – подумала Марина, сунув руки в карманы. Нащупав невесть когда завалявшийся карандаш, она вытащила его и протянула Лизе.

– Напиши ей письмо. Бумажку сейчас найдём.

– Письмо? – заинтересовалась Лиза. – Давай напишу. А как мама его получит?

– А мы его передадим, – загадочно сказала Марина. – Как встретим кого-нибудь, попросим передать. Мама пойдёт за нами следом и получит письмо.

– А вороны умеют носить письма?

– Нет, Лиз, только голуби.

– Вон ворона сидит на пеньке, – Лиза указала пальцем. – Она точно не сумеет?

Ворона действительно сидела на пне, смотря чёрными глазками куда-то в сторону, и что-то с ней было не так. Нет, зелёному силуэту Марина даже не удивилась, равно как и поблёскивающему металлу на крыльях. Птица не двигалась. Не моргала, не поворачивала голову, не переминалась с лапы на лапу. Словно окаменела.

– Лиза, красных точек или чего-то необычного вокруг не наблюдаешь?

Лиза медленно оглянулась, задействовав «Юного натуралиста», и помотала головой.

– Нет, ничего. А что, ты что-то заметила?

– Может быть. Давай так. Играем в разведчиков. Ты забираешься во-он в те ёлки и сидишь тихо-тихо, пишешь маме письмо. А я иду в разведку.

– Я хочу в разведку!

– Тише. Пойдёшь в следующий раз, обещаю. А сейчас у тебя спецзадание. Марш в ёлки!

– Есть марш в ёлки! – Лиза отдала честь и скрылась в зарослях.

Марина осторожно подошла к вороне и присела на корточки рядом.

– Ну здравствуй, союзная птица.

Она протянула руку и коснулась перьев. Мягкие. Кожа под ними тёплая. Колотится маленькое птичье сердечко. И больше ничего, никакого движения.

«Что это, просто сбой микромашин? Или оружие? Тебя ли мы видели полчаса назад или другую твою товарку?»

* * *

– Я считаю так, – продолжал доктор, закуривая. – «Мне приказали, я лишь выполнял» – это всё оправдания. Если солдату прикажут удалить аппендикс, сыграть симфонию Шостаковича или добыть снега летом, он откажется. Скажет, что не может. Однако нажать на курок и лишить жизни другого человека он может. Это кажется ему простым. Это даёт власть.

* * *

Марина решила идти ровно пятнадцать минут и на исходе намеченного времени вышла к развилку – две дорожки уходили, петляя, на восток, во владения несчастного снайпера.

«Похоже, никого, – решила Марина и повернула назад. – Надеюсь, Лизка никуда не ушла».

И как раз в тот момент, когда девушка отошла от перекрёстка на несколько шагов, на одной из тропинок показался велосипедист.

* * *

Сколько Марина помнила, отец никогда не проявлял к ней какого-либо интереса. Просто по вечерам в доме возникал ещё один человек, слабо отличавшийся от людей в телевизоре, – тем тоже было всё равно, что происходит в квартире, и выключались они одновременно. Лишь на некоторые праздники, в которые, как правило, Маринин день рождения не входил, он приходил чуть пораньше, подобревший и пьяненький, и делился впечатлениями. Иногда это были парады, и тогда он говорил: «Да, с такой мощью нам ничего не страшно. Живём спокойно, никто нам не угроза и не указ. Что ещё человеку надо для нормальной жизни?» Что он понимал под нормальной жизнью, оставалось загадкой. Что мама, что Марина, по его мнению, жили жизнью ненормальной – много гуляли, путешествовали и пели песни.

Марина рисовала по его рассказам колонны танков и роты солдат. С цветами, радугой, волшебными замками – как она это себе представляла. Он посмеивался, принимая от неё рисунки. Как-то раз Марина нашла их в мусорке и от обиды зареклась рисовать вообще для кого-либо. Впрочем, это глупое обещание она не сдержала.

Ожидание второго ребёнка ненадолго его оживило – ровно до тех пор, пока не выяснился пол ребёнка. Кто знает, как бы всё повернулось, продолжайся так ещё хоть несколько лет. Но однажды – кажется, это опять был военный парад – отец вернулся в пустую квартиру.

Пять лет Марина не видела его и уже стала забывать о его существовании. Как-то раз, вернувшись с подготовительных курсов, она услышала почти забытый голос на кухне. Он сидел, посадив Лизку себе на колени, и беседовал с мамой. Мама улыбалась и смеялась, было в ней что-то весеннее в этот момент, глаза смешливо сияли. Отца было сложно узнать. В камуфляже, военных ботинках (и это по помытому полу!), гладко выбритый, не считая нелепых мелких усиков, он казался стройнее и надёжнее, чем пять лет назад. Разве что глаза остались теми же, только появилась в них какая-то надменность.

Позже мама рассказывала ей восхищённо, что отец занялся какой-то военной реконструкцией. Было модно на тот момент. Показывала фотографии и даже видео, где тот, выступая на трибуне перед толпой цвета хаки, пророчил смерть врагам.

– Ну, это всё-таки лучше, чем то, что было раньше, согласись уж, – обижалась мама на её замечания. Впрочем, эта их вторая влюблённость очень быстро сошла на нет. «Нельзя в одну реку войти дважды», – сказала про это мама, пряча грусть. И потом как-то раз обмолвилась: «Я думала, раньше ему было плевать на нас. Оказалось, раньше ему было плевать вообще на всё. А сейчас – только на нас».

* * *

Когда Марина остановилась, чтобы определить источник шуршащего звука, было уже поздно – велосипедист показался из-за крутого поворота и резко затормозил, заметив её. На нём были камуфляжные штаны, запачканные грязью, и полосатый свитер. В багажнике велосипеда что-то было завёрнуто в камуфляжную же куртку. Силуэт был красным, но каким-то нечётким.

– Привет, – сказал он гулким басом. – Не бойся, я тебя не трону. Оу…

Он уставился на её правую руку, Марина тоже. «И когда только успела», – подумала она, пряча винтовку обратно.

– Видимо, это мне надо было опасаться, – улыбнулся он.

– Вы не военный?

– Нет, уже нет. Вы прямо собирались идти?

– Да, – ответила Марина. Глупо было отрицать очевидное.

– Не советую, – покачал он головой. – Там у нас подразделение «Сфекс», принимают только своих.

– А про взломы они не слышали, – с сарказмом заметила Марина. – Будто я виновата, что меня… перекрасили.

– Ну, у них своя философия, – пожал плечами велосипедист. – Моё дело простое. Привёз, отвёз, получил паёк.

– Много тут таких… подразделений? – решила уточнить Марина. Её собеседник странно заулыбался в ответ.

– Они есть. Если знаете, что за лакомый кусочек их тянет, то догадаетесь сами. Если нет – шагайте лучше в город, мой вам совет.

«Все мне что-то советуют постоянно, – проворчала про себя Марина. – Как я раньше без вас, советчиков, жила – ума не приложу».

– Спасибо за совет. Так, видимо, и поступлю, – сказала она вслух и, развернувшись, пошла мимо велосипеда в обратную сторону. «Дождусь, пока уедет, и пойду забирать Лизку».

Куртка на багажнике вдруг задрожала, и, разрывая ткань изнутри, из неё с жутким визгом вылупился пропеллер. Он бесновался в своей смирительной рубашке, бессильно рассекая воздух, и затем устало затих.

У Марины душа ушла в пятки от страха. Несколько секунд она пыталась отдышаться, вытаращив глаза.

– Ух ты, заработал! – обрадовался велосипедист, глядя на свёрнутую куртку с любовью. – А то повадился кто-то сбивать дроны, которые я приспособил для передачи сообщений. Катайся ищи их потом.

– Вы… вы знаете, что он делает?

– Он? – Он посмотрел на неё озадаченно. – Ну, этот я приспособил под передачу сообщений. Есть там одна хитрая лазейка, через ИК-порт, главное, попасть в зону прямой видимости…

– Этот заставляет людей убивать друг друга? – перебила Марина.

– А, вот вы о чём, – разочарованно протянул курьер. – «Призыв» он, само собой, транслирует. Но нам-то с вами чего бояться? О! – Он заулыбался, будто вспомнил что-то. – Совсем забыл!

У Марины зарябило в глазах, и она потёрла их кулаками. Сморгнув несколько раз, она вдруг увидела, как контур юноши стал зелёным. Бледно-бледно-зелёным, будто система сомневалась.

– Вот, теперь мы с вами не подерёмся, – усмехнулся он.

У Марины снова перехватило дух, второй раз за последние пять минут. Неужели…

– Как… как вы это сделали? – Она готова была броситься к нему на шею от радости.

– А, пустяки, – махнул он рукой. – Маскировочный модуль. Так, случайно достался.

– Вы можете сменить мой цвет?

Курьер посмотрел на неё с хитрецой и собрался что-то ответить, но не смог. Сначала Марина решила, что его, как и её саму, оглушил выстрел. Когда он схватился за окровавленное горло, тараща на неё испуганные глаза, она закричала от ужаса – и словно в ответ на её крик автоматная очередь прошибла его голову и опрокинула его вместе с велосипедом.

Он упал лицом вниз, гипнотический умирающий взгляд исчез, и Марина нашла в себе силы повернуть голову. Из складки дороги показалась Лиза, а рядом с ней, держа её за руку, шёл отец. На плече у него висел автомат, который он держал правой рукой. Силуэт отца был кроваво-красным. Он смотрел на Марину скучающе, немного брезгливо и не стал удерживать Лизку, когда она вырвала руку и побежала к сестре. Марина опомнилась уже в её объятиях, присев на корточки и гладя по волосам.

– Ну, здравствуй, предательница, – усмехнулся отец и убрал автомат за спину. Марина не ответила. В ней кипела буря чувств. Ужас от перекошенного от боли лица, этот цепляющийся за жизнь взгляд, гнев из-за бессмысленного и такого ненужного убийства. «А ведь он мог помочь нам с Лизкой! – злилась она про себя и тут же возражала сама себе, злясь ещё больше: – Конечно, дура, всем только и нужно, что тебе помогать! А если бы он дрона запустил прямо здесь?»

Она встала, едва сдерживая ярость, отодвинула Лизу и попросила кипящим от злости голосом, глядя при этом на отца:

– Лиз, отойди, пожалуйста, на пару метров. Мне надо кое-что сделать.

Лиза послушалась, отбежала к обочине и замерла. А Марина перешагнула через мёртвое тело и схватила свёрток с курткой.

– Не советую, – покачал головой отец.

– Иди ты к чёрту, – процедила Марина, схватила дрон за торчащий пропеллер и с размаху приложила о дерево. Тот разлетелся на сотню мелких осколков, закружились в воздухе пропеллеры, заведясь напоследок. Один из них резанул её по щеке, заметался, влетел в еловые ветки, застрял и, побарахтавшись несколько мгновений, замолчал навсегда.

Глава 4

Ещё весной, незадолго до того, как Марина прошла биорефакторинг, она и Ваня – двоюродный брат по маминой линии – сидели в какой-то кафешке и усиленно грели носы в кружках с дымящимся кофе. Погода стояла странная – ни тепло, ни холодно, а как-то всё одновременно. Рассуждая о завтрашней прогулке, они отвлеклись на бубнящий в углу телевизор, который, похоже, говорил о погоде. Так, по крайней мере, им показалось на первый взгляд.

На экране красивая девушка в зелёном платье («Приятный цвет», – подумала Марина) с улыбкой на лице водила указкой по карте.

– А теперь о погоде в мире. Над центральными штатами бушует сильный циклон, ветер до десяти метров в секунду гонит облака с западного побережья на восточное. Это означает, что на завтрашней ассамблее ООН нашим партнёрам следует воздержаться от резких заявлений. Как мы с вами знаем, время полёта баллистической ракеты «Стрекоза» – всего пять минут, а сильный ветер легко разнесёт облако с радиоактивными осадками по всему континенту. Обильные дожди в восточной части лишь усугубят ситуацию.

– Ну, нам этот прогноз не сильно поможет, – заключил Ваня. Марина поморщилась:

– Мерзко это как-то. Я бы не смогла вот так вот, с улыбкой, рассуждать. Ты представь, что там где-нибудь в кафешке сидит некая Мэри, такая же, как я.

– И кузен Джон, – вставил Ваня.

– Да. И кузен Джон.

– И смотрят то же самое, только со своей стороны.

– Вот именно. И им тоже неприятно, мерзко. Тогда зачем мы это смотрим, зачем нам это показывают? Кому от этого хорошо?

Ваня сделал большой глоток кофе, промокнул салфеткой свои редкие ещё усы и ответил:

– Ты слишком серьёзно к этому относишься. Ты же понимаешь, что сказать и сделать – разные вещи. В сердцах или сгоряча можно наговорить всякого, а потом вроде как приходится придерживаться сказанного – но только на словах.

– Не думаю, что они там, – Марина кивнула в сторону телевизора, который увлечённо рассказывал о системе наведения «Стрекозы», – говорят сгоряча.

– Тогда другой вариант. Ты, скажем, перед экзаменом говоришь же себе обычно – «Я завтра обязательно всё сдам». Это вроде как не совсем правда, и никакой уверенности у тебя быть не может, но говоришь же. А кто-то говорит: «Вот бы препод сломал себе ногу». Это как бы не значит, что человек реально пойдёт ломать преподавателю ногу. Он даже, наверное, не сильно обрадуется, узнав, что его пожелание сбылось. Это защитная реакция на стресс. И это, – он кивнул на телевизор, – тоже. Вроде аутотренинг перед дракой, «мы обязательно победим» и так далее.

– Да, но я не хочу ни с кем драться, – возмутилась Марина.

– Ну, – протянул Ваня, – это не мы с тобой решаем – будет драка или нет.

– Зато, – возразила Марина, – мы решаем, хотим ли мы.

Позже вечером, завершая прогулку, Ваня задумчиво спросил её:

– Знаешь, может быть, ты и права. Ты не хочешь драки, Мэри, допустим, тоже. И всё бы ничего, но тогда зачем вы дали дубину в руки тому, кто хочет?

* * *

Теперь они шагали втроём, назад, к железной дороге. Дальше они пойдут по путям – отец сказал им ничего не бояться, пока он с ними. Он уверенно шёл вперёд, придерживая правой рукой висящий на ремне автомат. Шёл он быстро, и сёстры быстро уставали от его темпа. Тогда он великодушно останавливался на отдых, подтрунивая над ними.

– Ты куда-то торопишься? – огрызнулась Марина. – Я тебя не держу.

Лиза посмотрела на неё с удивлением.

– Прогоняешь? – укоризненно покачал головой отец. – Нет, как я могу вас теперь бросить. Дойдём, посмотрим на вашего доктора, тогда и разойдёмся.

– Думаешь, без тебя не дойдём?

– Думаю. И тебе не мешало бы начать. Может, перестанешь пытаться разбивать приборы об дерево.

– А что я должна была с ним сделать? – кипятилась Марина.

– Выключить, – спокойно ответил отец. – Есть такие выключатели. Или обесточить. Армейский квадрокоптер рассчитан на взрыв гранаты поблизости. Ты могла не разбить его, а активировать. И что бы я с вами двумя дерущимися тогда делал?

Лиза, переводя взгляд с сестры на отца, тихо сказала:

– Не ссорьтесь, пожалуйста.

Марина промолчала и виновато посмотрела на неё. Отец удивлённо заявил, поднимаясь:

– Да разве мы ссоримся? Так, разговариваем. Ну всё, отдохнули, пошли.

И они пошли дальше. Марина шла, крепко держа Лизу за руку, и смотрела по сторонам. Осень наступала неумолимо, и места, где они шли ещё день назад, изменились. Больше листвы на дороге, меньше на деревьях. И ветер холоднее. «По этой дороге мы шли туда, – думала Марина, – теперь идём обратно. Только туда шла одна маленькая девочка, а обратно – две».

Вечером, когда начало темнеть, они свернули с железной дороги в лес и, по выражению отца, «разбили лагерь». Лиза тут же заявила, что она ничего такого не разбивала и вообще ходила за хворостом.

Придирчиво оценив принесённые дочерьми ветки, он высказал своё одобрение и стал выкладывать костёр. Затем он поднёс палец, щелчок – и ветки вспыхнули.

«Странно, – подумала Марина, – я почему-то только сейчас поняла, что у него тоже есть модификации. Как-то это не бросалось в глаза».

– Следите за огнём, я пойду принесу что-нибудь покрупнее.

Он скрылся за деревьями, и Марина заняла его место. Лиза пристроилась рядом. «Сейчас будет пилить или рубить, – раздосадованно подумала Марина, – и всё, что я Лизке говорила, пойдёт насмарку». К её изумлению, отец вскоре вернулся с аккуратно напиленными полешками. Как он раздобыл их совершенно бесшумно – вот загадка.

Подложив поленья в костёр, он достал из кармана мятую пачку сигарет – на неё был налеплен зелёный ценник, – вынул одну, взял зубами. А потом протянул руку к костру, вытащил красный уголёк и прикурил от него. Сёстры не поверили своим глазам. Отец заметил это и удивлённо спросил, не выпуская сигареты:

– Чего это вы на меня уставились?

– Он же горячий! – воскликнула Лиза.

– Да ну, – он затянулся и выпустил струю дыма, – а я думал холодный.

– Ты не обжёгся?

– У меня, как и у вас, в правой руке почти не осталось своих тканей. Чему там обжигаться, железкам?

Лиза сообразила быстрее и запустила в костёр ладонь, набрав пригоршню углей.

– Ух ты!

– Не держи долго, – поучал её отец. – Нагреется металл – начнёт отдавать тепло телу.

– А на порезы болит, – задумчиво сказала Марина, разглядывая свою руку.

– Если ты сама полоснёшь себе руку – боли не будет, – пояснил отец.

Потом они сидели втроём вокруг пылающего костра. А кругом стеной стоял лес. И тишина. И темнота. Чем ярче пламя, тем гуще тьма вокруг. «Почему так?» – гадала Марина. Она посмотрела на отца. Костёр отбрасывал причудливые тени на его лицо. Немолодое уже и такое непривычное, только напоминающее лицо человека, которого она знала в детстве. Марина поёжилась и вдруг, от наплыва чувств, прижалась к отцовскому плечу. «Я не могу всё время быть сильной. Позволь мне от этого отдохнуть, пожалуйста». Не сразу, с десяток всполохов пламени спустя, он обнял её свободной рукой и… улыбнулся?

«Так славно, – думала Марина. – И так странно. Я же никогда толком его не знала. Может ли так случиться, что он действительно любит нас?» Лиза подсела с другой стороны и положила голову ему на колени. Натянув капюшон, она будто бы дремала. Так они сидели какое-то время, и было так неожиданно тепло.

* * *

Марина вернулась домой за полночь, даже не пытаясь сосчитать часы до предстоящего подъёма. Осторожно повернула ключ в замке, тихо зашла в тёмную прихожую. В маминой комнате горел свет, пробиваясь из-под двери. Там творилось колдовство.

Мама задумчиво ходила вокруг рабочего стола – гигантского экрана с голографическим проектором – и варила зелье очередной загородной резиденции. Задумчиво добавляла ингредиенты – щепотку клумб, горсть ёлок, вязанку дорожек – и тщательно перемешивала. Оценивала, смотрела. Крутила лампу над столом – это её местное солнце. Потом морщилась и взмахом руки стирала всё. Дом, сад, забор рассеивались словно дым. И всё начиналось заново.

– Тук-тук, – Марина приоткрыла дверь.

– Привет, гулёна. – Мама задумчиво смотрела на пустой пока ландшафт. Потом улыбнулась: – Всё равно не думается, давай пить чай.

– Давай, – обрадовалась Марина, – сейчас чайник подогрею и всё принесу.

Через пятнадцать минут они уже сидели за маленьким столиком у окна и дули на чашки. Город за окном то ли засыпал, то ли уже просыпался, окна домов то загорались, то гасли. То ли завтра, то ли сегодня.

– Последнее время заказов немного, – жаловалась мама. – И все однообразные до ужаса. Высокий забор, с колючей проволокой, дом из кирпича. Или вообще бетона. И вот ещё мода пошла – «убежище». Разглядели у какого-то чиновника на даче, и всё – подавай каждому убежище. Или бункер. Главное, что там должно быть, из чего оно – никто толком сказать не может. А я как-то никогда не подряжалась строить бомбоубежища. Это же не погреб с картошкой. Отговариваешь – обижаются. Вот, посмотри.

Она повернулась к рабочему столу и жестами начала листать проекты один за другим.

– Вот это на что похоже?

– Замок, – не задумываясь ответила Марина.

– А это?

– Замок со рвом.

– А это?

– Высокий замок. Кстати, он не обрушится?

– Обижаешь. А вот последний заказ, ушёл уже в работу.

Одноэтажное строение словно вжалось в землю, спряталось, выглядывало несмело. А вокруг – каменный забор. Колодец, дорожка от ворот к дому. И – всё?

– Там внутри склеп?

– Вот и нет. Обычная обстановка. Кухня, гостиная, спальни. Детская, кстати. Канализация, отопление. В подвале котёл и генератор. Слава богу, хоть бункера нет.

– А ворота – тяжеленные. На такие раньше вешали щиты поверженных врагов.

Мама приблизила изображение.

– О, – поразилась Марина и принялась считать развешенные на стене и воротах флаги. – То ли мания величия, то ли он и правда так на всех обижен.

– Хозяин – барин, – развела руками мама. Марина ещё раз осмотрела неказистый домик и спросила:

– Мам, а тебе самой нравятся эти проекты?

– Стёрла бы не задумываясь. – Мама взмахнула рукой, и проект рассыпался.

– Так, может…

– Бросить? Ах, Мариш, было бы всё так просто, – грустно улыбнулась она. – Я же ничего другого не умею. Я надеюсь, это всё временно. И на моих проектах снова окажутся клумбы, детские площадки.

Она говорила всё тише, будто сама не веря в то, что говорит. Потом вдруг отряхнулась от невесёлых мыслей и весело предложила:

– Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее.

* * *

На станции доктора не оказалось. Марина и Лиза тщетно искали какую-то весточку от Саши, но ничего не нашли. Отец триста раз спросил, не перепутала ли Марина станции. Марина привычно отвечала, что не такая уж она дурочка. На что отец в свою очередь высказывал шутливые сомнения.

Они пробыли на станции целый день и заночевали неподалёку. Отец, нисколько не смущаясь, взломал запертый магазинчик недалеко от станции и пополнил запасы. Наутро он не пожелал слышать никаких возражений.

– Нет, – говорил он, – мы уходим сейчас же. У меня есть ещё дела, а оставлять вас тут я не собираюсь. Хотите, пишите ему записку.

– И напишем, – отвечала Марина. – Но ты можешь хотя бы сказать, куда мы идём?

– Пиши «Париканъярви». Если ваш доктор не совсем дурак, он знает, что это. Впрочем, если он не дурак, то не будет туда соваться.

– Отлично. А мы туда зачем тогда суёмся?

– Всему своё время, – загадочно ответил отец. – Собирайтесь и пошли.

Они отправились прямо на запад, через брошенные и опустевшие дачные участки. Отец шёл совершенно не таясь, будто знал, что никого они не встретят. Где-то вдалеке, прямо по курсу, что-то прогрохотало по разбитой дороге. Отец даже ухом не повёл.

– А как ты выбираешь направление? У тебя тоже есть «Юный натуралист»? – спросила его Лиза.

– Я иду по солнцу, – ответил он. – Оно никогда не обманывает.

– «Юный натуралист» тоже не обманывает, – возразила Лиза.

– Да ну? Это вот что за грибы? – Он ткнул пальцем в пенёк, из которого росло семейство невысоких светло-розовых грибов. Лиза прищурилась:

– Это опята.

– Вот и наврала твоя система, – срезал её отец. – Это ложные опята.

Марина уставилась на грибы в недоумении. Грибник из неё был никакой, она совершенно не знала, чем одни отличаются от других. «Ох, рассказывал мне дед, а я ушами хлопала».

– Ничего не наврала, – возмутилась Лиза, – Его даже в школе всем рекомендуют.

– Ага, а составлял твоего «Натуралиста» кто? Мы? Или они? Откуда ты знаешь, что они не взломали его и не перепутали съедобные и ядовитые грибы?

– Да ну, ты уже какие-то глупости говоришь, – вмешалась Марина.

– Да? – Отец обернулся на неё и остановился. – Может, испытание проведём? Давай. Кто будет пробовать – я, ты? Или Лизка?

Марина слегка опешила и не нашлась что сказать. Отец, выждав паузу, хмыкнул и продолжил движение. Сёстры несмело поплелись вслед за ним. С каждым шагом их путешествие нравилось Марине всё меньше и меньше. Ей было тревожно от того, что ждало их впереди. Кто-то добрый внутри неё говорил ей успокаивающе: «Ты же помнишь вчерашний вечер. Всё же было хорошо». А кто-то злой говорил ей: «Ты же помнишь предыдущие двадцать пять лет. Всё же было совсем не хорошо».

– Ты мне вчера не ответил, – твёрдо начала она, – почему ты убил того человека.

– Я увидел врага рядом со своей дочерью, на моей земле, – спокойно ответил отец. – Что я ещё должен был сделать?

– Он мог менять цвет. Если бы он рассказал как, мы могли бы стать одного цвета и перестать стрелять друг в друга.

– Во-первых, нет никакого цвета. Есть код страны. Система «свой – чужой» знает, с кем мы в состоянии войны, и помечает цели. Ты не можешь так просто взять и сменить код.

– Но он же…

– Не перебивай. У него был модуль-шпион. Это военный модуль, его нельзя просто взять и поставить другому солдату. Не говоря уже о гражданских. Ничем бы тебе этот предатель не помог.

– Предатель, говоришь, да? – разозлилась Марина. – А меня ты заодно почему не пристрелил?

– А у меня родные и близкие добавлены в исключения, – парировал он. – Право добровольца.

– Вот спасибо, позаботился.

– Именно что позаботился. А ты – нет. Вот и прячетесь теперь от дронов как от чумы.

– Он не собирался причинять мне вред, – гнула своё Марина. – Ты убил человека только потому, что он высветился не таким цветом.

Отец остановился и развернулся к ней, глядя на неё с какой-то… жалостью?

– Ты, дочь, почему-то зациклилась на цвете, – менторским тоном начал он её наставлять. – Почему ты думаешь, что взлом меняет только код страны, только цвет? Может, провода в твоей голове перепутали и ты тоже не знаешь, где опята ложные, а где – настоящие? Где свои, где чужие? Вложили тебе в голову, что отец плохой, и ты вместо того, чтобы довериться, донимаешь меня какими-то подозрениями.

Он подошёл близко – так, что дуло автомата ненароком упёрлось ей в руку.

– Ну так как мне поступить, дочь? – спросил он. – Мне меньше всего хочется подставлять своих ребят.

– Каких ещё ребят?

– Вот этих. – Отец вытянул руку вверх, и в воздух взвилась сигнальная ракета. Не прошло и минуты, как откуда-то из леса поднялся ответный огонёк. Взревел мотор, и что-то тяжёлое заскребло колёсами вдали, медленно приближаясь.

– Извини, я не могу взять тебя в лагерь, – покачал он головой. – Я боюсь, ты кого-нибудь там убьёшь ненароком.

– Я? – Марина полностью растерялась, беспомощно глядя то на отца, то на приближающийся бронетранспортёр. Лиза стояла рядом, разинув рот, пока отец не схватил её за руку и не дёрнул на себя.

– Лиза пойдёт со мной, – заявил он, – поспит и поест в нормальных условиях. Тебя я тоже не бросаю – пригоню тебе палатку и ужин. Но с нами тебе нельзя.

– У тебя тут что, военный лагерь?

– Так точно, – улыбнулся он.

– Война закончилась.

– Это твоей взломанной головушке так кажется. Но ничего. Я её закончу, тогда и займёмся твоим лечением.

– Разве Марина заболела? – ничего не поняла Лиза.

– Немножко, – ответил отец. Он поднял руку – и транспортёр остановился в сотне метров от них. – Боюсь, ближе они могут открыть огонь, не разобравшись. Жди тут. И никуда не уходи, если жизнь дорога. Скоро вернёмся.

И они пошли от неё прочь. Марина стояла посреди дороги и смотрела им вслед, не веря, что это действительно происходит. «Бред, дурной сон. Я сплю. Мы ещё идём с Лизой вдвоём, и я просто вижу кошмар».

Трое бойцов выскочили из бронетранспортёра и, построившись по стойке смирно, отдали отцу честь. Лиза с любопытством посмотрела на них и тоже приложила руку к голове, но отец одёрнул её. Они залезли на машину, и та начала сдавать назад.

Придя в себя, Марина рванулась было за ними, но вовремя одумалась. У всех бойцов и у самой машины были ярко-красные силуэты. «Не думаю, что они меня пожалеют». Она, шатаясь, отошла с дороги и присела у пенька с непонятными опятами. Её трясло и знобило, осеннее солнце не грело и не давало утешения. «Что мне делать… Ждать, что же ещё? Куда мне ещё идти? И как я могу бросить Лизку?»

* * *

Вечером Лиза пришла к ней. Она усердно тащила армейскую палатку и котелок с остывшим рисом.

– Там здорово, – рассказывала она, помогая ставить палатку. – Все добрые, улыбаются. Конфет надавали полный карман. Вот, держи половину.

– Ты останешься? – с надеждой спросила Марина.

– Я обещала папе, что вернусь, – опустила глаза Лиза. – Да и дядя Игнат стоит там и ждёт меня.

Марина вздохнула.

– Отец не говорил тебе, что они там делают?

– Он сказал, что хочет закончить войну. Дал мне вот такую штуку. – Она вытянула руку, и её указательный палец превратился в сложный узор выступов и впадин. Марина поняла – это был ключ. – Сказал, что под дном озера расположена шахта «Стрекозы». Мы спустимся туда и оба повернём ключи. Он смеялся, когда рассказывал. Я думаю, он хочет выключить ракету, чтобы её никто не запустил. Правда ведь?

Марина закрыла глаза.

– Да, – с трудом ответила она. – Конечно, выключить. Посиди со мной ещё немного. Пожалуйста.

Глава 5

Добыча была обречена. Прижав уши, тщетно путая след, ясный, как лунная дорожка, крольчиха выбежала на тропу. Неясыть оглянулась по сторонам, нырнула в ночной воздух и поплыла. Серой лёгкой тенью, тщательно скрывая блестящий металл под мягким пером.

Бесшумно паря, сова на мгновение вынырнула из надёжного лесного покрова на просеку, разделившую лес надвое. Мельком она увидела двоих: солдата и маленькую девочку. Они горели опасно-алым и шли, не таясь, в свою шумную человеческую стаю. Что-то заставляло сову испытывать к ним страх.

Жертва, повинуясь какому-то чувству, резко ушла в сторону. Лёгким наклоном крыла сова изменила курс, неумолимо приближаясь, впившись жёлтыми глазами в красный силуэт. Настигнуть, обрушиться, растерзать. Как сотню кроликов до, как сотню кроликов после. Неминуемый триумф.

Чуткий совиный слух уловил выстрел. Он уловил бы его, случись тот в километрах отсюда. И даже тогда было бы поздно: пуля летит быстрее. Боль обожгла приветливо распахнутое крыло, разметала сталь и плоть, пролила кровь на жёлтые опавшие листья. Крольчиха метнулась в чащу, не ведая даже, что ей грозило. Неясыть инстинктивно дёрнулась за ней, не рассчитала и рухнула, зацепившись за разлапистые еловые ветки. Тяжёлый мокрый мох присосался к зияющей ране, земля приветливо распахнула объятья узловатых корней, дохнула могильным холодом. Птица попыталась подняться и вдруг заметила в кустах два голодных глаза. Лохматый и мокрый, с обрывком цепи на железном ошейнике, пёс стоял и капал слюной от вожделения. Сова попыталась распушиться и раскинуть широко крылья, угрожающе открыла клюв и выпучила жёлтые глаза. Но пса не обмануть, пёс уже почуял кровь.

Внезапно зверь поднял взгляд куда-то вверх и кротко вильнул хвостом по старой привычке.

– Уходи, – раздался строгий голос. Зелёный силуэт возвысился над совой. Пёс захлопнул пасть и заворчал. Резко дёрнулась рука – собака трусливо нырнула в кусты. Потом вытянула морду оттуда, быстро схватила брошенный батончик и скрылась во тьме.

* * *

Марина погладила сову по мягким перьям. Та чуть вздрогнула во сне. Девушка стряхнула с платья крошки питательных батончиков, которые птица заглотила с дикой жадностью, и наклонилась поближе к ране. Микромашины деловито копошились, затягивая кожу, словно занавесь. Некоторые проросли перьями и торопливо меняли цвет, пытаясь подобрать правильный окрас.

Выстрел спугнул её сон, а возня с сопротивляющейся совой разбудила окончательно. Нервно покусывая губу, она посидела на тёплом ещё спальнике, а потом расстегнула палатку и вылезла в холодную ночь.

Её глаза непроизвольно выцепили алеющий лагерь. На левом запястье плотно сидел сплетённый из полосатой верёвки браслет с компасом. Лиза похвасталась тем, что сделала его сама, и вручила сестре перед уходом. «Вдруг тебе надо будет идти без меня, у тебя же нет „Юного натуралиста“», – серьёзно объяснила она.

Компас говорил, что Лиза на западе.

«Её забрали туда, – думала Марина про себя и сама себя поправляла: – Она сама пошла со своим отцом». Вслед за дрожащей синей стрелкой она посмотрела на север. Где-то там, под ложным дном лесного озера, дремлет смерть. Спит в высокой башне, ожидая прекрасного принца, который разбудит её поцелуем.

«Поправляйся, птица. Поправляйся и лети отсюда прочь, спасайся. А я? Что делать мне?»

Марина хлопнула себя по плечу – комар уже успел насосаться крови и неприятно хлюпнул под ладонью. Она поёжилась: куртка осталась в палатке под совой. «Ничего, скоро мы все погреемся», – невесело думала она, нервно рыская глазами по тёмным кронам. На каждом дереве ей мерещился снайпер, который подстрелит её, как только она сделает один неверный шаг к своей сестре. Но, как ни напрягала она зрение, ничьих цветных силуэтов не увидела.

Кто-то прошелестел в кустах, и Марина от испуга выставила винтовку. И – тишина. То ли голодный пёс ошивался в округе, то ли ещё какой зверь. Марина чертыхнулась и поспешно приказала винтовке скрыться, но вдруг задумалась.

Девушка присела на поваленное дерево и стала внимательно осматривать правую руку. Гладкий на ощупь ствол плыл рябью в глазах. Муравьями копошились микромашины, завершая преобразования, устанавливая связи, дорисовывая последние штрихи. Нарисовалось цевьё, которое удобно легло в левую руку. Правое плечо надорвало и без того многострадальное платье, выгнулось, окрепло, стало само себе прикладом. Марина увидела наконец свою винтовку так, как её замыслил неведомый создатель.

Внутренний голос подсказал ей присесть, уперевшись спиной в поваленный ствол. Мир вокруг превратился в набор целей. Шутя, словно в тире, Марина прицелилась в ветку высоченной сосны – и та резко приблизилась, перечёркнутая красным перекрестием. Осторожно, лишь бы не сбить прицел, её тело отштамповало пулю и загнало её в ствол.

Грянул выстрел. Выстрелы. Канонада выстрелов. Где-то в лесу, далеко от лагеря, но так отчётливо и страшно. Марина опустила ствол, срочно возвращая неотстрелянную пулю в магазин, и испуганно осмотрелась. Ничего не было видно. Ни сполохов, ни огней. Отгремели ещё пять выстрелов – чётких, хладнокровных, один за другим. Сорвалась и быстро промелькнула какая-то испуганная птица.

А потом раздался стон. Марина сжалась, услышав его. Грозная винтовка дрогнула, расплылась. Ещё выстрел вдали, вскрик – и дрожащей рукой она закрыла себе рот, чтобы не закричать. Ещё выстрел – и она согнулась, скрючилась за упавшим деревом, как за последней защитой, боясь выдать себя биением испуганного сердца.

Так она просидела очень долго. Вслушивалась в темноту и ждала кого-то, кто придёт за ней. Ей вдруг захотелось сорваться с места и бежать в лагерь, к отцу, под его защиту. Страх решил, что вопросы справедливости конкретно сейчас неактуальны, и деловито подзабыл как вчерашний день, так и прошедшие двадцать пять лет. Косой взгляд на выданную отцом палатку напомнил о подстреленной сове. Дни проведённого в пути месяца развернулись, как туго скрученная пружина, и страх сменился апатией. Марине вдруг стало всё равно. Она отогнула полог палатки, забралась внутрь, подвинула дремлющую сову в сторону и завернулась в спальник. Сова открыла жёлтые глаза, мигнула несколько раз и заснула вновь.

* * *

Во сне Марина видела Дворцовую площадь, блестящую в потоках дождя, и слышала пение саксофона. Чарующая музыка эхом отражалась от стен, а может, от каждой капли дождя, и лилась отовсюду. Лишь назойливый рокот мотора раздавался со стороны набережной, всё приближаясь. Свет фар полоснул Марину по лицу, и она нехотя проснулась.

Дождь лил взаправду, барабаня по натянутому брезенту. Совы в палатке уже не было. Снаружи было светло.

Отдыха сон не принёс, вчерашний день для девушки ещё не закончился. Она потянулась, хрустнув затёкшими позвонками, и почувствовала неладное. Сев в палатке, она выкрутила зрение на максимум и напряжённо осмотрелась.

Лагерь исчез.

Марину прошиб холодный пот.

«Как?» – стукнуло сердце раз. «Куда?» – стукнуло другой.

«Будто вариантов много!» – ответила она сама себе.

– Вот раззява! – отругала она себя, впопыхах собирая вещи в рюкзак. Спешно натянула куртку, не попадая в рукава. Спину неприятно щекотали перья, прилипшие к пятнам запёкшейся крови. «Мне бы сейчас крылышки в самый раз», – невесело подумала она. Марина выскочила под проливной дождь, с сомнением взглянула на палатку и, махнув рукой, побежала по хлюпающему мху на север, в самую чащу, не разбирая дороги.

Ветер, будто нарочно, хлестал её дождём со всех сторон. Платье цеплялось за каждую ветку, а стоптанные к чертям туфли так и норовили слететь. Очень скоро она промокла насквозь и выдохлась. Марина отчаянно пыталась идти дальше, но каждый шаг давался труднее и труднее. Всё на неё навалилось – и дождь, и усталость, и полная безнадёжность. Уже почти шагом, убирая намокшие волосы с лица, она вышла на грунтовую дорогу. Тут она и нашла первое тело. А взглянув вдоль дороги, увидела ещё несколько, сцепившихся в смертельных объятиях.

Какая-то пустота охватила Марину. «Не найду я их. Не догоню. Они на машинах, выехали давно. Отец, должно быть, уже там». Она даже не сразу заметила, как ей машет из-за камней белокурая невысокая девушка. Марина кивнула в ответ и, обретя второе дыхание, быстро добежала до покрытого мхом валуна. Несколько огромных камней, принесённых сюда ещё ледником, да корень поваленной столетней сосны образовали надёжную защиту от дождя и ветра. Тут на еловых ветках сидела девушка в толстовке, из-под капюшона которой выбивались непослушные светлые пряди. Рядом с девушкой валялся рюкзак и стояла переноска с двумя мышками. Мышки беспокойно бродили из угла в угол, привставали на задних лапках и нюхали воздух. Их окружало чуть алое сияние. У девушки сияния не было.

Марина забилась под навес и обхватила себя руками – её начал бить озноб. Девушка жалостливо улыбнулась и спросила:

– Во льёт, ага?

Голос у неё был грубоватый, низкий. Но Марину это человеческое участие внезапно растрогало, почти до слёз. Она вытерла глаза, будто от дождя, улыбнулась и представилась:

– Марина.

– А я Диана, – ответила белокурая девушка и поёжилась. – В такой дождь хорошо дома сидеть. Мой папаня так любил говорить. Меня, правда, выгонял при любой погоде. Очень меня любил.

Говорила она всё это куда-то в рюкзак, косясь на Марину лишь изредка. Потом будто опомнилась и подозрительно уставилась на неё, поджав губы:

– А ты чего тут гуляешь?

– Сестру ищу, – честно ответила Марина. – Её забрали к озеру… чёрт, вылетело из головы название.

– К о-о-озеру, – протянула Диана презрительно, чуть свысока, как это умеют семнадцатилетние. – Тут одно озеро, которое всем нужно. Кто, говоришь, забрал?

Марина вздохнула.

– Наш отец.

Диана опять уставилась на рюкзак и усмехнулась:

– Вояка?

– Вроде того. Я не разобралась толком. Всё как-то быстро случилось…

– Понятно, – перебила её Диана. – Взял любимую дочурку с собой, а тебя тут бросил. – Её это почему-то развеселило. – Не дрейфь, найдём твою сеструху.

– Ты знаешь, где озеро?

– Ну, знаю. Только их там нет. Дэн никого из глючных не пропустит.

– Кого? – не поняла Марина.

– Уродов с модификациями, кого ещё, – брезгливо отозвалась Диана и поправила упавший на лицо локон. – Типа моего папани. И твоего тоже, ага?

Марина немного растерялась и кивнула.

– Я когда дурой была, тоже хотела себе поставить, – решила выговориться Диана. – Папаня зажидился, как обычно. Себе-то поставил, моим путёвым братьям тоже, а мне, непутёвой, ни к чему. Зато когда началось, ох как они начали друг друга крошить. Ты себе представить не можешь, что за цирк был.

Она рассказывала с азартом, увлечённо, жестами показывая, как всё происходило. Марина ушам своим не верила. «Если заткнуть уши, можно представить, как она рассказывает о футбольном матче. Так… просто?»

Чтобы сменить тему, Марина указала пальцем на мышей.

– Твои питомцы?

Диана поморщилась.

– Ненавижу крыс. Это для дела. Смотри, что ребята Дэна придумали.

Она достала из-под толстовки туго завёрнутый пакет, осторожно размотала и вытащила нечто похожее на брелок от машины.

– Оп, – Диана щёлкнула выключателем. Мыши стали активно светиться красным и замерли. Марина почувствовала тревогу, в голове еле слышно заиграли барабаны. – Это как дроны, только в крысах. Дронов глюки уже привыкли побаиваться, а крыс они не сразу замечают. Выпускаешь, даёшь подойти поближе, потом р-раз, – она взмахнула брелоком, и Марина вздрогнула, – и начинается махач. Вон там придурок на дороге валяется, заметила? – Диана явно вспомнила что-то смешное. – Крыса когда выскочила, он к ней наклонился, говорит: «Чего вынюхиваешь? Жрать хочешь?» Ага, подумала я, да как врубила на полную. – Она перевела дух и мечтательно подытожила: – Хорошо, когда группа разноцветная, Дэну патроны тратить не приходится.

Марина судорожно сглотнула. «Кажется, лучше уходить». Диана, похоже, прочла её мысли.

– Дождь вроде стихает, можно двигать. Тут, может, ещё кто пойдёт по дороге – лучше рядом не стоять. Пойдём, покажу.

Она как-то неуклюже поднялась, потянулась, сморщившись, и пошла в ту сторону, где торчала над деревьями верхушка ЛЭПовской опоры. Шла она, прихрамывая на правую ногу. Марине, идущей следом, было несколько не по себе, но она не смогла не спросить:

– Ты не ранена?

– А? Не, это старое. Об папаню неудачно споткнулась. До свадьбы заживёт.

Они вышли на просеку, где в обе стороны бежали молчаливые пустые провода, держась за металлические ёлки, как гирлянды.

– Вот так иди, – Диана махнула рукой вдоль просеки. – Только не сворачивай. А то Дэновы ребята могут не то подумать. А мне назад. Задание у меня, понимаешь ли. Что папаня гонял туда-сюда, что Дэн – подай-принеси. Оба уроды, если по чесноку.

С этими словами она похромала назад. Марина выждала, пока та скроется из виду, чуть прошла по просеке, а потом резко нырнула обратно в лес.

Слишком рано нырнула, чтобы остаться незамеченной.

* * *

Дождь сменился моросью, а из-за туч даже показалось солнце, давая ложную надежду на тепло. Марина шла, но не по просеке, а рядом, по лесу, стараясь не терять стальные столбы из виду.

Спустя некоторое время тучи ушли совсем. Стих ветер. «Если на минутку забыть о ядерной ракете под землёй, то идти станет чуточку веселее. Ох, какая я оптимистка сегодня!» Она утешала себя мыслью о том, что отец всё-таки не даст Лизу в обиду. Другое дело, что способ недавания в обиду у отца мог принять самые неожиданные формы.

Она довольно бодро отшагала час или полтора, пока желудок предательски не свело от голода. Марине пришло в голову, что отойти чуть подальше в лес и попытаться развести костёр – это хорошая идея. «Надо спокойно посидеть, собраться с мыслями. Зачем бежать сломя голову, если их там нет, – думала она и сама себе возражала: – А что, Диана соврать не могла?»

Наткнувшись на упавшую сухую ель, Марина принялась обламывать ветки посуше и потоньше. Сложив их аккуратной кучей, она вдруг остановилась. Несколько недоумённо взглянула на правую ладонь, словно обдумывая внезапно пришедшую мысль. Вернулась к ели, взялась за нижнюю ветку – с руку толщиной. Придерживая левой рукой, взялась правой у основания, упёрлась ногой в ствол и – переломила. Хруст ветки отдался в ногах и спине, от неожиданности она едва не потеряла равновесие.

– Ух, – выдохнула она, держа ветку как дубину.

– Здорово, – согласился кто-то издалека. Марина закрутила головой в поисках говорившего, и тот решил помочь: – Я на холме. Извини, не могу подойти к тебе сам.

Она наконец разглядела. Мужчина, может, даже юноша, только сильно заросший и грязный, сидел, прислонившись к старому дубу. Кора у самого основания треснула и расползлась, и сидящего будто вдавило в древесину. Руками он обнимал колени, смотрел на неё с улыбкой. Приятной, доброй улыбкой.

– Я немножко привязан, – извинился он. – Я подумал, вдруг ты сможешь сломать цепь.

Приблизившись, Марина действительно увидела цепь. Она трижды опоясывала парня, оставив заметные потёртости на видавшей виды куртке. Ей показалось, что за плечами его тоже блестит что-то металлическое.

– У тебя не найдётся еды? – спросил он. Подойдя, Марина стащила рюкзак и достала последние пять батончиков.

– Держи.

Он осторожно взял один из них, очень неспешно развернул и, благодарно кивнув, принялся за еду.

– Давно ты тут?

Парень откусил батончик, с наслаждением прожевал, проглотил и только потом ответил:

– Честно, не знаю. Меня привязали, ещё когда всё началось.

– Боже… За что?

– За это.

Он обронил обёртку, сцепил руки в замке, запрокинул голову – и начал меняться.

Превращение было долгим, медленным. Сначала руки потеряли цвет, будто сбросили кожу. Затем они слились в колышущуюся металлическую массу, в которой начали формироваться пулемётный ствол и сошка. Зыбкие, нечёткие, как оплавленный воск. А дальше дело не шло. Что-то заело в отлаженном механизме, по едва оформившемуся оружию прошла дрожь. Ствол изогнулся причудливо и нацелился парню в рот. Марина с ужасом подумала, что машины убьют его, и протянула руку – с мольбой в глазах протянула.

Но случилось иное. Приклад вдруг надулся, как мыльный пузырь, и лопнул. Золочёным цветком раскрылся раструб. Юноша поймал губами мундштук, и саксофон окончательно оформился, заблестел, запел. Звонко, певуче, неожиданно радостно.

Марина озадаченно посмотрела на него, потом перевела взгляд на свою руку. Та на всякий случай сложилась в винтовку.

– А у меня теперь вот это, – пояснила она. – Тебе повезло.

– Думаешь? – Он оторвался от инструмента. – Выглядело это донельзя глупо. Все бегают, сражаются, а я стою как дурак. В голове барабаны, и вроде тоже надо бегать и убивать, но в руках-то не оружие.

Он нахмурился, строго взглянул на саксофон – тот попытался превратиться во что-то ещё, но потом сдался и вернул рукам прежнюю форму. Парень покачал головой.

– Нет, никак. Я же играю на нём с десяти лет. Я с ним почти сросся. А полгода назад – действительно сросся. И ещё обещал себе, что ни на что другое его не променяю. Очень странно сработало это обещание.

Он посмотрел на Марину.

– Не посмотришь, что с цепью? Не то чтобы я жалуюсь…

Девушка опомнилась, стыдливо убрала оружие и подошла к дереву, встав сбоку от музыканта. Цепь добротная, толстая. «Может, из колодца», – подумалось Марине. Она с сомнением посмотрела на свои ладони – такие ещё гладкие, будто и не жила месяц в лесу, – потом на цепь. Взялась за звенья и чуть не вскрикнула от удивления.

Серебристая паутина тянулась из-под куртки и растворялась в обнажённой сердцевине старого дерева. Присмотревшись, она разглядела снующие по ниточкам-магистралям микромашины. Помотав головой, словно отгоняя видение, она настроила зрение: и парень, и старый дуб светились тускло-малиновым. От неожиданности она попятилась назад.

– Не получается? – участливо спросил парень, а потом вдруг посмотрел куда-то вниз и улыбнулся: – Смотри, мышка.

Марина резко обернулась. Мышь, сияя ярко-красным, сидела прямо перед ней как заворожённая. Внутри всё похолодело. Марина беспомощно обернулась на парня, и тот, кажется, догадался, что происходит.

– Если что, – дрожащим голосом произнёс он, – не затягивай. Я ничего не сделаю.

Барабаны обрушились на Марину, мир снова стал красно-зелёным. Винтовка уже была наготове и плясала в руке от нетерпения. «Только не оборачиваться, только не целиться в него».

Еле-еле сфокусировав взгляд на мире реальном, она заметила знакомые локоны в полусотне шагов от себя. Диана буравила её недобрым взглядом, на миловидном лице читался вынесенный приговор. В руке она держала брелок и нервно, нетерпеливо жала одну и ту же кнопку.

Марине физически больно было не смотреть на саксофониста. Наличие врага за спиной воспринималось её изменённым сознанием как вонзённый нож – шаг вперёд был бы самоубийством.

Марина закрыла глаза и сделала этот шаг.

«Маленький шаг для человека…»

Ей казалось, она встала на горящие угли. Барабаны неистово били.

Ещё шаг.

Битое стекло. Змеи. Обрыв.

Шаг другой ногой.

Правая рука беспомощно спрятала винтовку и вцепилась в молодую ель. Марина почувствовала, что её разворачивает против её воли. Силясь совладать с собой, она открыла глаза.

И время словно замедлилось.

Безмолвно, бесшумно и неотвратимо с верхушки молодой сосны соскользнула крылатая тень. Недозалатанное крыло отливало бронзой, жёлтые глаза не видели ничего, кроме одиноко стоящей посреди поляны добычи. Мягкий спуск вниз, острые когти, выхваченные из-под крыльев, как кинжалы из-под плаща.

Вонзила – и взмыла ввысь.

Щёлкнул выключатель, в мир вернулись прежние краски и полутона. Марина отпустила ель и чуть не рухнула оземь от накатившей усталости. Пытаясь отдышаться, она взглянула на парня – тот сидел ни жив ни мёртв, с испариной на лбу, толком не понимая, что произошло.

Она обернулась. Диана глупо щёлкала бесполезным брелоком. Потом к презрению на её лице добавился ужас, она выронила брелок и, сильно хромая, ринулась прочь, затравленно оглядываясь. Марине не стоило бы большого труда догнать её – адреналин ещё гулял в крови, – но она этого делать не стала.

Она дошла до старого дуба и села на мокрые корни, прислонившись спиной к волнистой коре.

– Скажи, – спросила она, – раз уж неизвестно сколько мы с тобой ещё проживём… Как тебя, кстати, зовут?

– Павел, – озадаченно ответил тот.

– Павел, ты никогда не замечал, что сросся с деревом?

Глава 6

«Я схожу поищу воды», – сказала Марина Павлу перед уходом. Она собиралась вернуться через полчаса максимум. Но не вернулась. Эта мысль, как заноза, сидела где-то под рёбрами. Она непроизвольно оборачивалась и спрашивала себя: «Правильно ли я сделала?»

– О чём грустишь? – приветливо спросил Ян. Крепкий мужик, за шестьдесят, с аккуратно стриженной сединой, толкал перед собой пустую тачку, громыхающую на каждой кочке. Супруга его представиться забыла, и шла она, еле поспевая, опираясь на трекинговые палки. Впрочем, она не жаловалась и на вопросительные взгляды Марины по-доброму отвечала: – Иди, милая, не бойся, не потеряюсь.

Марина наткнулась на них на тропинке. Печальное состояние её одежды, да ещё и раны на теле вызвали у пожилой пары желание помочь: взять с собой, отвести в безопасное место, переодеть и накормить. Кутаясь в Янову тёплую куртку, Марина размышляла: сказать про Павла?

Когда она уходила, Павел заснул. Заснув, он перестал сиять красным. Его втянуло вглубь старого могучего ствола, и края ниши захлопнулись, как створки. Он предупреждал её, что так будет, и всё же она не верила своим глазам. Нет его, будто и не было. Только покачиваются ветки на ветру, роняя жёлтые листья, и гуляет гул, будто дерево храпит медным горлом.

«Пока не стоит, – ответила она себе. – Сейчас он в безопасности. Вспомни Диану. Узнай их получше».

– Тут одной опасно ходить, – поучал Ян. – Вот севернее, за Новожиловым, уже спокойно. А вокруг Смородинова озера лучше не стоит.

– А мы разве не к нему идём? – уточнила Марина.

– Так я ж говорю – одной опасно, – пояснил он. – Ты с Орехова?

– Из Питера.

– Эк тебя занесло, – присвистнул Ян. Он остановился, похлопал себя по карманам, вытащил из смятой пачки сигарету. Зажав её зубами, поднёс палец – и вспыхнуло пламя. Зеленоватое сияние Марина заметила ещё раньше, что у мужа, что у жены. «Повезло им, – подумала она. – Не пришлось терзать друг друга». Потом спохватилась. «Правду сказать или?..»

– Мы с одним доктором условились пересечься тут неподалёку. Но не пересеклись, – Марина вздохнула. И полуправде поверили.

– Говорят, там много людей погибло, – задумчиво произнёс Ян, выдыхая дым. – Правильно сделала, что ушла. А что же родные? Родители?

«Как поступить? – судорожно рассуждала Марина. – Сказать, не сказать? Доверять, не доверять?»

Вместо ответа она многозначительно помотала головой. Ян понял – по своему разумению – и тяжело вздохнул. Жена его, стоя рядом, что-то шепнула на ухо мужу. Тот вдруг просиял и спросил, обращаясь к Марине:

– Фамилия доктора, часом, не Орлов?

– Звали его Саша, а фамилию не спросила.

– Чёрт, а я имени не знаю. Неделю назад появился в Новожилове. Может, как раз твой знакомец? Тогда и думать нечего, идём с нами, проводим.

Так она и пошла вместе с ними, вслед за громыхающей тачкой, чуть впереди улыбающейся старушки. Пройдя порядочно, она обернулась – не виднеется ли красное сияние. Вдали ничего не было. А вблизи, в придорожной канаве, краснело перепуганное чумазое лицо. Юное совсем, восточное, с узким разрезом глаз. Дрожащий палец припал к губам, нервно качается голова из стороны в сторону.

Ей вспомнились Диана и убитые ею на дороге люди.

«Прячется. От кого? От неё? От моего отца? Ото всех на свете?»

Она отвернулась и промолчала. Не выдала его ни кивком, ни поворотом головы, ни движением губ. Повернулась назад, украдкой взглянула на своих спутников – вроде не заметили.

«Пусть прячется. Мне самой бы ох как хотелось спрятаться…»

* * *

На закате они пришли к низкой избушке, крепкой, сосновой. Восточная стена была выкрашена белым, тут же валялось опрокинутое ведро с засохшей краской, а прочие стены синели облезло-обшарпанно. Окна то ли закрыты изнутри ставнями, то ли вовсе заколочены. Над треугольной ржаво-рыжей крышей – кирпичная труба. Невысокая плетёная оградка отделяла заваленный листьями двор от заваленного листьями леса.

– Тут раньше жил лесник, Иван Сергеевич, – пояснил Ян, прислоняя тачку к стене. – Хороший был мужик. Вот не знаю, куда делся.

Жена его уже поднялась на крыльцо и поманила Марину рукой.

– Пойдём, милая, в доме никого, – ласково позвала она. – Ян, сходи воды принеси пока.

Тот открыл было рот, чтобы что-то возмущённо возразить, но, вовремя сообразив, что к чему, промолчал и очень уж медленно пошёл к колодцу. Марина улыбнулась про себя и направилась в дом. Скрип-скрип по ступенькам, жалобно запела несмазанная дверь.

В домике было темно, свет шёл только от дверного проёма. Небольшой коридор, закрытая дверь направо. Прямо – комната, массивный шкаф, печь и грубо сколоченные нары – восемь спальных мест по два яруса. На них матрасы и удивительно чистое бельё. Пахло деревом, свечками и мхом.

– Бывает, не продохнуться, а сегодня повезло – никого, – радовалась старушка, копошась в шкафу. – Тебе надо переодеться, а то простудишься. Вот, вроде что-то подходящее.

Она вытаскивала вещи и складывала их на ближайшую лежанку. Сначала там оказались джинсы – почти новые, – затем монотонно-зелёный свитер, неуместно весёлый, и вязаные носки, длинные, как гольфы.

– Это я сама вязала, – похвасталась хозяйка, – Держи.

– Спасибо, – Марина приняла от неё одежду. – А как вас зовут?

– Ольга Петровна, – ответила хозяйка, чиркая спичками около печки. – Сейчас много народу приходит. Я таскаю сюда одежду из дома на всякий случай. Кому переодеться, кому подлатать. Конечно, всё больше мужское. Куртку возьмёшь зимнюю Яновскую. А ты чего стоишь? Давай переодевайся.

Марина, немного смутившись, пошла к нарам в дальний угол. Ей не хотелось переодеваться прямо сейчас – при чужом человеке, в чужие вещи. Но платье её, летнее любимое платье, действительно уже не грело, а как держалось до сих пор – вообще непонятно. Поколебавшись, она сбросила куртку и рюкзак и, отвернувшись, расстегнула молнию.

В печке весело зашуршал огонь. Старушка открыла заслонку, в трубе заиграл ветер.

– Тебе если что-то по женской части надо, ты говори.

Пока Марина соображала, как ответить, та повернулась к ней и всплеснула руками:

– Ой, как всё подошло! Не жмёт нигде, не колет? Ну и слава богу. Отдыхай, скоро будем ужинать.

Всё и правда подошло, разве что браслет с компасом пришлось снять – больно узкими были рукава у свитера. «Обувь бы ещё новую, – печально подумала Марина. – Или хотя бы чуть менее старую».

Вскоре пришёл Ян с двумя вёдрами воды, зажёг керосиновую лампу и несколько свечей. За ужином Ян вспоминал людей, которых он встречал в Петербурге двадцать лет назад, места, где он бывал. Радовался, когда Марина могла что-то ему ответить, огорчался, если не могла. «Я ведь рассказываю ему то, чего больше нет, – думала она. – Месяц назад было, а теперь уже нет. Дворцовая, Конюшенная, Марсово поле. Мне каждое воспоминание как горечь, а ему от них светло. Будет ли мне так же светло вспоминать через двадцать лет?»

– Мы сегодня уже не пойдём, – подытожил Ян. – Ты извини стариков, я думал, быстрее управимся. Заночуем тут, а завтра пойдём в Новожилово. Авось ничего не случится.

– А ракета? – поинтересовалась Марина. – Её разве не могут запустить?

– Ааа, слышала? Не бойся, Денис мухи не подпустит к ней. Да никто пока и не рискует приблизиться. Опасаются. Разве что пойдут на штурм, но мы об этом точно узнаем. Спи спокойно.

Забравшись на вторую полку, под самый потолок, Марина завернулась в одеяло и только тогда почувствовала, как устала за все эти дни. Ноги ныли, ссадины и мозоли тёрлись о шерсть носков. В голове бродили мысли, путались, мешая друг другу. Одна из них, стыдливо прятавшаяся где-то в закоулках разума, робко выглянула, потревоженная невинными расспросами Ольги Петровны.

Задержка составляла уже три недели.

* * *

Поспать спокойно не удалось. Было темно и по-раннему прохладно и сыро, когда за дверью раздались голоса. Дверь отворилась резко, в проёме замелькали огни фонариков.

– Кто есть? – раздался басовитый шёпот. Марина раздумывала, стоит ли отвечать, но голос подал Ян:

– Я, – ответил он отчётливо. – Денис, ты разве не в Новожилове должен быть?

– Пришлось побегать. – Дверь закрылась, зажглась керосиновая лампа и первым делом выхватила из темноты огненно-рыжую бороду. Невидимая рука подняла лампу выше, осветив такую же рыжую шевелюру и тёмно-зелёную бандану на шее. – Мало мне Вепря, так ещё Наташка – балбесина – упустила патруль. Хорошо, поспел вовремя, разобрали на запчасти.

– Косоглазый тот ушёл, – напомнил спутник. Голос у него был негромкий, вкрадчивый.

– Да и пёс с ним.

– Тише, – шикнула на него Ольга Петровна. – Девочку разбудишь.

Рыжий умолк, посветив лампой вокруг. Видеть лицо Марины он не мог, но силуэт под одеялом заметил. Спутник рыжего тем временем сел на скамью у входа. Был он то ли лыс, то ли выбрит, одет в чёрное и своей молчаливостью казался куда опаснее. Микромашины подсказали Марине, что за поясом под курткой спрятан пистолет.

– Ага, вижу, – уже шёпотом ответил Денис. – Кто такая, откуда?

– Из города. Идёт с нами в Новожилово.

– Ну да, у нас же там народу мало, – съязвил рыжий, присаживаясь поближе к Яну. Второй усмехнулся и, перекинув ногу на ногу, начал расшнуровывать высокие ботинки. – Ян Николаевич, может, её сразу к работе приставить? Осталось всего ничего, вы нам так руки развяжете.

– Денис, давай ты своё дело будешь делать, а я своё, – сердито ответил Ян. – Сначала со знакомым пусть увидится. Имей совесть, человек месяц из города шёл.

– Да я что, – пожал плечами рыжий Денис. – Я просто предложил. Надо прикорнуть хоть ненадолго, а то свалюсь в канаву. Олег, ты давай тут, а я наверху улягусь. Ну, Наташка…

Он так старался говорить шёпотом и вести себя тихо, что натыкался и наступал на всё подряд, красноречиво комментируя. Наконец он забрался на верхнюю полку ближе к выходу и захрапел. Бритоголовый уже давно прилёг, толком не раздевшись, и спал на спине, положив ладони под голову.

Марина уснула обратно, хоть богатырский храп и выдёргивал её из грёз время от времени. Позже, когда уже рассвело, храп смешался с несмелым птичьим пением и превратился в тревожный сон. Марине снилось, что с пола по нарам ползёт огромный противно-хитиновый таракан, деловито перебирая лапками и шевеля усами. Он раскрывал крылья, готовясь то ли полететь, то ли прыгнуть. Таракан достиг второй полки и оказался рядом с ней. Сквозь толстое одеяло и зелёный свитер она брезгливо ощущала, как мерзко елозят его лапки.

Ей хотелось убить его. Прихлопнуть ладонью, подушкой, да хоть бы даже и пристрелить. Размазать по одеялу, превратить в блевотную кляксу. Она вытянула правую руку, взглянула на насекомое с отвращением – и вдруг всё исчезло. Она оказалась посреди цветочного луга, и таракан сидел на её ладони. Он распахнул крылья – и обратился бабочкой.

Вдалеке протяжно загудел поезд, набирая ход, и Марина проснулась.

Ян Николаевич и Денис сидели за столом и беседовали. Ни Ольги Петровны, ни Олега в избушке не видно.

– С Вепрем непонятно, – объяснял Денис. – Он вчера снялся с лагерем и исчез. Мои ребята так и не поняли куда. Я уж думал, он собрался на штурм, но сутки прошли, а он не проявился.

– Может, плюнул на всё? – предположил Ян. – Или солдаты взбунтовались?

– Что-то не верится, – покачал головой Денис.

– Ну, было же уже. У этого, как его, генерала все дезертировали.

– Генерал был дурак, – возразил Денис. – Вепрь не дурак. У других отряды редеют, у него – растёт. Он технику раздобыл. Явно не для того, чтобы отступить в последний момент.

Марина начала понимать, о ком идёт речь. «Вепрь, надо же». Она раздумывала, не присоединиться ли ей к беседе, как вдруг услышала знакомый голос. Низкий и грубоватый.

– Как могу, так и иду, – сердито огрызался голос. В избушку вернулся молчаливый Олег, а следом за ним, прихрамывая, шла Диана. Вид у неё был уставший.

«Пожалуй, торопиться не буду», – сказала себе Марина и вжалась в лежак, смотря в оба. Диана стояла перед мужчинами, сунув руки в карманы и нервно подёргивая ногой.

– И? – развёл руками Денис. – Докладывать будешь?

– Патруль я подстерегла, – буркнула девушка. – Никто не ушёл.

– А второй патруль что?

Она промолчала, насупившись.

– Мне докладывают, что второй патруль беспрепятственно шляется в пяти километрах от ракеты, а от тебя ни весточки. Я думал, тебя прикончили, это было бы уважительной причиной.

– Меня чуть и не прикончили, – начала оправдываться Диана. – На меня напали.

– Кто на тебя напал?

– Шпион Вепря, – выпалила она.

– Кто-кто? – удивился Денис.

– Баба, назвалась его дочкой, – затараторила Диана. – Шла такая по лесу, я думала сначала, что мирная. А она на меня напала потом, я еле ноги унесла.

– Хороший шпион, – вставил молчаливый Олег. – И представился, и ноги дал унести.

Денис расхохотался. Ян покачал головой и сказал с упрёком:

– Денис, а обычным людям с Новожилова как теперь ходить? Если твоим бойцам везде враги мерещатся?

– Ян Николаевич, – негромко возразил Денис, – давайте вы своё дело будете делать, а я – своё.

– Как мне его делать, если вы будете стрелять без разбора? Этак она могла ту девушку укокошить.

Он кивнул в сторону Марины, и та чертыхнулась про себя. «Делать вид, что меня тут нет, уже не получится».

– Без разбора? Она меня укокошить хотела!

«Если я хочу найти отца, мне не нужно Новожилово, – напряжённо думала Марина. – Мне нужно держаться рядом с Денисом». Уже готовясь отбросить одеяло, она засомневалась. «Не прикончит ли он меня тут же, на месте?»

Она закрыла глаза и, мысленно сосчитав до десяти, сама себе ответила: «Нас всех прикончит отец, если ничего не сделать. Была не была».

Марина легко соскочила с нар и громко объявила.

– Врёт.

Диана обернулась и в ужасе отшатнулась, чуть не упав на Дениса. Тот грубо отпихнул её на свободное место на скамье и с интересом посмотрел на Марину.

– Это она! – спохватилась Диана, – Пристрели её!

Вроде бы никто серьёзно к её крикам не отнёсся, но Марина всё-таки почувствовала, как напрягся Олег. Рука его незаметно переместилась в карман.

– Не надо, – попросила она, медленно вытянув правую руку в сторону. – Я не смогу это контролировать.

– Интересно, – пробасил Денис. – Наташа, выйди.

– Я просила меня так не называть, – зашипела девушка в ответ. Денис красноречиво взглянул на неё, и та поспешно захромала к выходу, подарив Марине несколько выразительно-смертоносных взглядов.

Марина стояла как вкопанная посреди избы и чувствовала себя глупо. Оглянувшись, она присела на краешек кровати и с вызовом посмотрела Денису в глаза.