Тот, кто был всегда бесплатное чтение
Если кто-то это читает, значит, вы нашли книгу, которую я пишу сейчас, в этот самый момент. Вы читаете не просто слова. Вы читаете мою жизнь.
Глава 1. Начало
Я открыл глаза и сразу понял, что не понимаю, где нахожусь. Сначала всё казалось странным сном: прозрачные стены вокруг меня не отбрасывали теней, не создавали бликов. Только через несколько мгновений я осознал, что могу видеть всё с пугающей ясностью, как будто барьеры вовсе отсутствуют.
Никаких дверей. Никаких швов. Только ровная, бесконечно гладкая поверхность, окружавшая меня со всех сторон. Паника накатила внезапно, как холодный прилив: я бросился к одной из стен и ударил кулаком. Никакого отклика – ни звука, ни вибрации. Стена была неподатлива, как сама вечность.
Я сделал шаг назад, пытаясь сосредоточиться. Глубокий вдох, но воздуха в груди не хватало. Поднял руку, чтобы коснуться лица, и тут же заметил, что оно покрыто потом, хотя я абсолютно не чувствовал жары. Всё тело было лёгким, будто лишённым привычной тяжести.
Осмотревшись, я понял, что стою на чём-то невидимом. Пол выглядел идентичным стенам, не различимым даже по текстуре. Я ступал по нему, но не слышал шагов. Снаружи была природа: бесконечные зелёные поля, низкий горизонт и густой лес где-то вдали. Всё казалось одновременно реальным и чуждым.
– Это сон, – сказал я вслух, больше для того, чтобы услышать свой голос, чем для уверенности в собственных словах.
Но мой голос звучал как чужой: сухой, хриплый, наполненный отчаянием.
Я сжал кулаки и снова ударил по стене. В этот раз сильнее, снова и снова, пока кожа не начала покрываться кровавыми ссадинами и тут же заживляться. Стена осталась идеальной, как будто издевалась надо мной своим безмолвием.
– Кто меня здесь запер?! – закричал я, даже не заметив излечения ссадин.
Ответа не было. Даже эхо отказалось утешить меня своим присутствием.
Мгновения растягивались в часы, или, возможно, это действительно были часы. Я не мог сказать точно. В этом месте время будто утратило значение. Усталость, голод, жажда – ни одного из этих чувств я не ощущал. Только бесконечную пустоту, которая разрасталась внутри меня с каждой секундой.
Я попробовал кричать снова, сначала изо всех сил, а потом тише, осознавая тщетность своих попыток. Звуки моего голоса тонули в этой прозрачной тюрьме.
Снаружи мир продолжал своё спокойное существование. Трава покачивалась под лёгким ветром, солнце медленно двигалось к горизонту, отбрасывая длинные золотые тени. Никто не слышал меня. Никто даже не знал, что я здесь.
Мои ноги подкосились, и я упал на невидимый пол, медленно откинувшись на прозрачную стену. Холодное прикосновение за спиной едва ощущалось через дрожь, которая охватила всё моё тело.
– Почему? – прошептал я, уже не ожидая никакого ответа.
И ответа действительно не было. Только тишина и этот окружающий мир, наблюдавший за мной с безразличием.
Прошло ли несколько часов или несколько дней, я не знал. В этом странном месте даже ощущение времени ускользало, как песок сквозь пальцы.
Сначала я просто сидел, прислонившись к стене. Мысли обрушивались каскадом: как я сюда попал? Почему? Что это за место? Мой разум отчаянно пытался за что-то зацепиться, но воспоминания казались размытыми. Я помнил свой дом – большой, роскошный особняк, который я считал воплощением своих амбиций. Помнил шумные вечера в кругу гостей, запах вина и звуки музыки.
Но кто я? Как моё имя? Я напрягался, пытаясь вытащить это из глубин сознания, но оно не поддавалось. Словно его никогда и не было. Это меня пугало больше всего: я забывал себя, медленно превращаясь в безымянную тень, заточённую в невидимую клетку.
Когда силы покинули меня, я лёг на спину. Гладкая поверхность подо мной была холодной, но невыносимо комфортной. Я закрыл глаза, надеясь, что всё это закончится.
Но не закончилось.
Спустя пару часов, а может быть дней, я открыл их снова и увидел перед собой то, чего не замечал раньше. Надо мной плавала крохотная точка света, как блуждающая звезда. Я протянул к ней руку, и она чуть отодвинулась, как будто следила за моими движениями.
– Что ты? – спросил я вслух.
Это была глупость, но говорить вслух казалось единственным способом сохранить здравый рассудок.
Точка света никак не отреагировала. Она просто парила, подчиняясь невидимым законам этого места.
Моё внимание вернулось к окружающему миру. Снаружи природа казалась пугающе идеальной. Ни одного порыва ветра, ни единого звука. Даже птицы, которых я видел среди ветвей деревьев, молчали, как будто этот мир замер в своей собственной вечности.
Я поднялся на ноги. Стены куба – если их вообще можно так назвать – казались одновременно прозрачными и осязаемыми. Я провёл по одной из них пальцами, ожидая хотя бы лёгкой вибрации, но не почувствовал ничего.
Я хотел двигаться; безусловно, в кубе было пространство, по которому я мог ходить, но сам куб не двигался, это сводило с ума, желание покинуть эту местность росло, и вдруг, когда я сделал очередной шаг вперёд, произошло нечто странное. Куб послушно двинулся вместе со мной. Я остановился – и он остановился. Я шагнул назад – и он отступил.
– Я могу управлять тобой? – сказал я, всё ещё не веря самому себе.
Это было первое открытие. Маленькая искра контроля в море хаоса моих ощущений.
Я начал двигаться медленнее, делая осторожные шаги. Куб плавно скользил вместе со мной, не издавая ни звука. Я попробовал быстрее, и он безупречно следовал за моими действиями.
Но вместо ожидаемого облегчения это принесло только новый ужас. Даже будучи управляемым, он оставался клеткой, подчинённой лишь моим движениям.
Моё внимание вернулось к внешнему миру. Я подошёл ближе к прозрачной стене, чтобы рассмотреть его лучше. Я видел каждую травинку, каждую тень от листа, падающую на землю. Всё было так детализировано, что мне хотелось протянуть руку и коснуться этого совершенства.
Я сжал кулаки. Меня раздражало то, что я был заперт.
– Выпусти меня, – прошептал я, зная, что мне никто не ответит.
Я приложил ладонь к невидимому барьеру, и тот остался таким же непробиваемым, как и прежде. На этот раз я не кричал, не стучал. Я попробовал подлететь ближе к земле, и, даже находясь вплотную к земле, я не мог коснуться её. Но вот что странно, внешние объекты, такие как трава или кустарники, проходили сквозь куб, но потрогать их у меня не было возможности, они проскальзывали сквозь меня, будто я был призраком.
Внутри меня начало зреть что-то новое – смесь страха и ярости. Но ярость была бесполезна, а страх… страх становился моим постоянным спутником.
– А вдруг я действительно умер? Я стал призраком?
Во все эти легенды я не верил, как и в загробную жизнь.
Я долго стоял перед этой невидимой стеной, глядя на мир за её пределами. Сначала я думал, что это всего лишь сон – странный, запутанный, но всё-таки сон, это мне казалось более вероятным, чем то, что я мог стать призраком. Трава росла ровными полосами, как будто её подстригали. Деревья стояли так, словно кто-то расставил их специально, рассчитывая каждую деталь. Даже воздух казался густым и неподвижным, как вода в спокойном озере.
Но время шло, а я всё ещё был здесь. Каждая попытка взаимодействовать с окружающим миром приводила меня к одному и тому же выводу: я пленник. Не просто заложник этого странного куба, а чего-то гораздо более глубокого и непонятного.
Я попробовал бежать. Просто разогнался и врезался в стену – если так можно назвать то, что окружало меня. Удар был мягким, как если бы я столкнулся с подушкой, но одновременно он обжигал своей бесполезностью. Затем я попробовал бить по стенам руками, ногами, даже головой, пока не упал на пол, измождённый и униженный.
– Почему я? – закричал в пустоту от своего бессилия.
Ответа не последовало. Лишь мерцающая точка света продолжала кружиться надо мной, будто насмехаясь над моей беспомощностью.
Снаружи мир оставался спокойным. Никаких бурь, никаких резких изменений. Только медленное течение времени, которое я мог ощущать лишь по изменению положения солнца. Моя единственная компания – это точка света и моё собственное отражение в стенах куба. Да, куб был прозрачен, но всё же давал мне взглянуть на себя.
Я начал говорить с собой. Это было странно, даже пугающе, но молчание было ещё хуже.
– Думаешь, это испытание? – спрашивал я своё отражение, не ожидая ответа. – Или, может, наказание?
Отражение лишь смотрело на меня, повторяя каждое моё движение.
В какой-то момент я перестал задавать вопросы. Какая в этом польза, если никто не отвечает? Я даже посмеялся от этой мысли, всё это было похоже на помешательство рассудка, коим оно уже начинало и быть. Я начал исследовать куб, дабы не сойти с ума окончательно, несмотря на его кажущуюся простоту. Стены были абсолютно гладкими, без малейших изъянов. Пол – ровным и прохладным.
Начал двигаться внутри куба, проверяя, как он реагирует на мои действия. Он не сопротивлялся. Каждый шаг, каждый наклон – куб послушно следовал за мной, словно был продолжением моего тела.
Но это не приносило утешения. Вместо этого мне казалось, что я несу этот невидимый гроб на своих плечах.
Прошли дни, может, недели. Моё восприятие времени исчезло окончательно. Я пытался считать «дни» по смене дня и ночи, но вскоре сбился.
Вскоре я принял решение: раз я не могу выбраться, значит, я должен научиться жить в этом пространстве.
Я сел посреди куба и закрыл глаза. Если раньше я пытался сопротивляться, то теперь решил плыть по течению. Мои мысли блуждали, возвращаясь к прошлой жизни. Я вспомнил дом, своё богатство, своё окружение. Вспомнил дни, когда я чувствовал себя всемогущим.
Но с каждым воспоминанием я всё яснее осознавал, что это были лишь иллюзии. Я жил так, будто весь мир принадлежал мне, но на самом деле я был таким же пленником, как сейчас. Только тогда клетка была невидимой, созданной из золота и тщеславия.
И вот теперь я здесь, в настоящей клетке, лишённой всего. Даже имени.
Я не помнил, как я сюда попал, но одно воспоминание было ясным, как день: я всегда хотел быть бессмертным. Я был уверен, что это принесёт мне счастье, власть, свободу.
И вот я получил то, о чём мечтал. Ведь здесь я не чувствовал ни голода, ни жажды, мне даже не хотелось спать. Силы, что я терял, восстанавливались сразу как заканчивались. Боль, что я мог причинить себе, проходила моментально, раны заживали, иногда даже не успев появиться, проводя недели в заточении, я пробовал всё, что мог, но ничего не приносило результатов. Я даже не управлял кубом, ведь не знал куда идти.
Через время, может быть месяц, пришло осознание, что я сижу на полу куба, скрестив ноги, и смотрю на мир за его пределами. Там шел дождь. Он начался внезапно, как будто кто-то просто перевернул ведро, возможно, это и послужило моему возвращению в сознание. Струи воды, разбиваясь о поверхность земли, казались мне музыкой. Музыкой свободы, которая была мне недоступна. Но единственное, что осталось со мной даже внутри этого куба, это обоняние, я чувствовал запах свежести от дождя, вдыхать воздух было единственным наслаждением.
Я провёл рукой по гладкой, прозрачной стене, ощущая её прохладу. Почему эта клетка невидима, но такая ощутимая? Почему она позволяет мне видеть всё, но не трогать?
Тишина внутри была гнетущей. Иногда я улавливал звук собственного дыхания, как будто оно отдавалось эхом. Это странное ощущение делало меня ещё более отчуждённым. Даже я сам становился частью этой пустоты.
Но вдруг, в этом мёртвом спокойствии, я заметил движение. Маленькая птица – воробей или что-то похожее – приземлилась прямо перед моим кубом на ветку дерева. Она встряхнула перья, как будто дождь застал её врасплох, и посмотрела в мою сторону.
Я замер.
– Ты меня видишь? – прошептал я, сам удивляясь своему голосу и переживая в этот момент настоящую бурю эмоций.
Птица наклонила голову, словно изучая меня, и сделала маленький прыжок вперёд. Её глаза блестели, как две чёрные бусины. Я подвинулся ближе, стараясь не спугнуть её.
– Привет, – сказал я, чувствуя, как странное тепло разливается внутри. Неужели хоть кто-то может меня видеть?
Птица продолжала смотреть на меня. Её клюв слегка подрагивал, будто она готовилась что-то сделать.
Как вдруг она спрыгнула и полетела прямо на меня, я было испугался, но нет, она пролетела сквозь меня и устремилась за добычей, которая была позади меня.
Всякая надежда, питавшая меня эти доли секунд, исчезла, я вновь рухнул на прозрачный пол и начал избивать его кулаками.
–НЕТ, НЕТ, НЕТ! – Слезы стекали по моим щекам и падали на пол точно также, как дождь капал за пределами куба.
–ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ Я? – надрываясь, кричал я.
Ответом мне было только мягкое журчание дождя.
Я начал понимать, что одиночество здесь – не просто состояние, а часть моего наказания. Или, возможно, даже самой конструкции этого места. Куб позволял мне видеть всё, слышать всё, но никогда не быть частью этого мира.
Это осознание было мучительным. Гораздо хуже, чем любая физическая боль, которую я мог бы испытать.
Я снова повернулся к центру куба и закрыл глаза. В моей памяти начали всплывать лица людей, которых я знал. Их голоса, их смех. Я пытался удержать их, как тонущий человек цепляется за обломки корабля.
Но чем больше я старался, тем быстрее эти образы исчезали. Вместо них приходила пустота, ещё более глубокая, чем стены куба.
Я открыл глаза и посмотрел на свои руки. Они казались мне чужими.
– Кто я теперь? – спросил я у тишины.
Тишина, как всегда, осталась безразличной.
Дождь прекратился. Влажная земля за стенами куба блестела, как гладкий шёлк, и поднимался лёгкий пар. Воздух был свежим и, возможно, прохладным, но об этом я мог лишь догадываться. Здесь, внутри, климат оставался неизменным, без холода или жары, без ветра, без ощущения времени.
Я поднялся на ноги, чувствуя, как боль в затёкших конечностях отзывается тянущими уколами. Забавно, что в бессмертном теле боль всё ещё могла существовать. Пусть она была мимолётной и пустой, но она напоминала мне, что я жив.
– Жив, – прошептал я, обращаясь к себе, словно пытаясь убедить.
Нужно было чем-то заняться. Каждый раз, когда я оставался без движения, мысли начинали захватывать меня, затягивать, как зыбучие пески.
Тогда и начались эксперименты, я пробовал всё, что мог: управлял кубом, поднимаясь и вверх, и вниз, научился разгонять его, перемещаясь всё быстрее. Вскоре и это занятие мне наскучило, впервые я захотел что-то потрогать кроме этих гладких стен, посмотрел вниз на землю.
–Как бы было здорово ощутить землю, потрогать её, помять в своих руках!
Моё желание практически стало материальным. Как вдруг из пучка света над головой появилась и начала падать горсть земли. Я испугался и поймал её чисто машинально. Да, это была земля, такой какой я её помню, мягкая, податливая и такая приятная.
– Если я могу создать землю, значит и что-то другое смогу!
Я вытянул перед собой руку, сосредоточился. Куб отозвался почти мгновенно, повинуясь моему мысленному приказу. В воздухе передо мной возник стул. Тот самый, который я видел в прошлом, массивный, деревянный, с искусной резьбой на спинке.
Я присел на него, провёл рукой по текстуре дерева. Оно было идеально гладким, без единого изъяна. Воссозданное воспоминание, безупречное и бесчувственное.
На этот раз я решил добавить больше деталей. Передо мной появился стол – круглый, с мраморной поверхностью. На столе – кувшин и бокал. В кувшине красное вино, богатое, насыщенное, такое, каким я его помнил.
Я налил себе бокал, глядя, как жидкость заполняет его, создавая плотную, тёмно-рубиновую поверхность. Поднёс бокал к губам и сделал маленький глоток.
Вкус был таким, каким и должен быть, но почему-то оставлял только пустоту и легкое алкогольное опьянение.
– Настоящее вино должно быть выпито в компании, – сказал я вслух, безразлично разглядывая бокал.
Я поставил его обратно на стол, не допив. Глубоко вдохнул, хотя это не было необходимо, и закрыл глаза.
Перед моим мысленным взором снова встал тот день. Мой дом. Высокие стены, картины, серебряные канделябры. Рабы спешат с подносами, обеденный стол ломится от еды. А я сижу во главе, обсуждая с гостями литературу, музыку, политику.
Это казалось настолько реальным, что я почти услышал их голоса. Смеющиеся, спорящие, наполненные жизнью.
Но стоило мне попытаться сосредоточиться на деталях, как образ распался. Лица гостей стали размываться, голоса – затихать.
Я открыл глаза. Только куб. Только пустота.
Я откинулся на стуле, сцепив руки за головой. Воспоминания всегда играли со мной в эту жестокую игру. Они приходили, заставляя меня верить в их реальность, а затем исчезали, оставляя только горечь.
– Я теряю их, – прошептал я.
Каждый раз, когда я пытался восстановить образы из прошлого, они становились всё менее чёткими, как картины, которые слишком долго держали на солнце.
Я встал, оттолкнув стул. Он остался стоять неподвижно, идеальное воспоминание, воплощённое в кубе. Я медленно подошёл к прозрачной стене и посмотрел наружу.
Мир снаружи жил своей жизнью. Вдалеке, в стороне леса, мелькнула фигура животного. Может, олень. Или просто моё воображение.
Я поднял руку, словно хотел прикоснуться к этому существу. Но между мной и ним, как всегда, стояла непреодолимая преграда, и это было далеко не расстояние.
– Я бы отдал всё, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать, что значит быть частью этого мира, – произнёс я.
Каждый день я ждал, что что-то изменится. Может, в стенах появится трещина. Может, кто-то придёт. Или я проснусь, и всё это окажется сном. Но дни текли, как вода сквозь пальцы. Солнце вставало и садилось. Луна, как старая подруга, каждую ночь светила мне своим равнодушным взглядом.
В какой-то момент я перестал пытаться считать дни. Какая разница? Один и тот же рассвет, один и тот же закат. Всё стало бесконечно однообразным.
Я сидел на полу, глядя на горизонт. Он был невыразимо прекрасным: багровое небо, мягкий свет уходящего солнца, облака, медленно растворяющиеся в сумраке. Но мне было всё равно.
И вдруг я почувствовал это. Как маленькая иголка, колющая где-то внутри. Непонимание. Раздражение. А затем оно стало расти. Сначала медленно, как вода, поднимающаяся в сосуде, а потом всё быстрее. Беспокойство, злость, страх – они наполнили меня, будто лавина, накрывающая горную деревню.
– Какого чёрта?! – вырвалось из меня.
Я вскочил на ноги, не чувствуя под собой пол. Грудь сжалась, дыхание стало прерывистым. Словно кто-то разжигал во мне пламя, горячее и неуправляемое.
– Почему ты молчишь?! Кто ты?! – Я бросился к стенам, яростно ударяя кулаками.
Удары раздавались громкими хлопками, но не оставляли даже следов. Никакой реакции. Ничего.
– Слышишь меня?! ВЫПУСТИ МЕНЯ!!!
Я кричал до хрипоты, бил кулаками, пока костяшки не стали мокрыми от крови. В какой-то момент я схватил один из воссозданных предметов – деревянный стул – и с размаху швырнул его в стену. Стул разлетелся на куски, но куб оставался таким же неподвижным и холодным.
Это было началом конца.
Я не останавливался. Всё, что было вокруг, становилось оружием в моих руках. Посуда, книги, созданные мною вещи – всё летело в прозрачные стены. Раз за разом. Как если бы они могли почувствовать мой гнев. Как если бы это могло хоть что-то изменить.
Дни сменялись ночами, недели сливались в месяцы. Я боролся с тишиной, с холодной, непроницаемой пустотой, ломая всё что создавал, пока не понял: ничего не поможет.
Первая зима, которую я встретил в этом аду, пролетела незаметно. А затем пришла ещё одна. И ещё. Лет через десять я бросил все попытки. Усталость сменилась безразличием, а бессилие – ледяным принятием.
– Ты победил, – прошептал я, лёжа на полу.
Всё вокруг погрузилось в абсолютную тишину. Только моё дыхание нарушало её, еле слышное, словно чужое.
Я начал забывать, как дышать. Все казалось таким… пустым. Я больше не смотрел на природу, не смотрел на небо – или на то, что я думал, что оно было. Внутри меня не было времени. Его больше не существовало, как не существовало и мира. Были только стены. Бесконечные стены. Я не знал, сколько лет прошло.
Мои попытки выбраться становились всё более отчаянными и нелепыми. Я ловил себя на мысли, что забываю, как управлять кубом, ведь я не двигался уже несколько лет. Сперва это было странным – ощущение, что ты потерял что-то важное, но потом оно исчезло, как и всё остальное.
Временами мне казалось, что я даже не помнил, как выглядел мир за этими стенами. Я знал, что был человеком, знал, что когда-то был богат, важен, что мой мир был большим, полным, но это всё теперь стало таким же удалённым, как и свет, что когда-то проникал сюда через невидимые щели.
Я сидел на полу, облокотившись на стену, с пустой бутылкой в руке. Мой взгляд блуждал по комнате, но я ничего не видел. Лишь пустота.
Было легче пить. Я чувствовал, как алкоголь пропитывает меня изнутри, как каждый глоток забирает у меня остатки разума и оставляет лишь туман. И хотя я знал, что это не может быть выходом, хотя я понимал, что не уйду от этой пустоты с бутылкой в руке, я не мог остановиться. Я пил.
В минуты наибольшей остроты отчаяния, когда алкоголь не мог затмить боль, я пытался бороться с этим миром. Я лез на стену, разбивая, всё что создавал, снова и снова, но уже не пытался пробить её, не пытался найти за ней выход. Я пытался просто вызвать ответ. В пустоте. В этой тишине, которая казалась более болезненной, чем любой звук.
– Может, ты меня слышишь? – спрашивал я, глядя в угол, находясь в полном бреду. Но ответа не было. Я знал, что не получу его. Всё, что я слышал, – это мой собственный голос.
Не знал, как двигаться. Мои мысли блуждали. Я осознавал, что я просто… здесь. Пребываю в каком-то временном промежутке, что ничего не имеет ни смысла, ни выхода. Моё тело было беспомощным, как и мой разум. Я стал тенью, при том незримой. Слишком долго я пытался выбраться, что забыл, что вообще могу что-то сделать. А теперь и сил уже не было. Я сидел и пил.
– Почему? – я шептал раз за разом, но даже эти слова казались лишними. Они умирали на языке, не доходя до моего сознания.
Я забыл, как управлять кубом. Я забыл, что когда-то мог создавать вещи, манипулировать пространством. Я не помнил, что я мог просто захотеть чего-то и оно появится. Единственное, что создавалось, уже машинально, это крепкий алкоголь, это было не осознано, что-то на уровне рефлексов. Чувство, что всё возможно, которое некогда царило во мне – оно исчезло, как будто оно никогда и не существовало. Мои руки стали беспомощными, и в них не было силы. Я не был уверен даже в том, что когда-то был тем человеком, что жил полную и насыщенную жизнь, мечтая только об одном, чтобы жизнь никогда не кончалась.
Я выпивал. Забывая. Забывая, что было раньше. Забывая, как это – жить. Однажды я осознал, что забыл, как быть живым. И тогда я понял, что уже давно умер. Я просто не знал этого.
И вот я снова стоял, не зная, как и почему, не зная даже причины того, почему это происходит. Это было настолько естественно, что я даже не удивился. Конечно, я мог двигаться, всегда мог. Но я не думал об этом давно. Я мог перемещаться, двигать куб, и он подчинялся мне так, как мне хотелось. Я мог идти в любую сторону, мог выбирать путь, и это было, как всегда, просто часть меня. Не было ничего удивительного в том, что я начал двигаться.
Я сделал шаг. Нет, даже не шаг, а движение, как будто некое чувство усталости от бездействия вдруг заставило меня действовать. Как будто мои руки, мои ноги сами по себе начали двигаться, и я позволил себе идти. Просто шёл. Я не осознавал, что делаю это в полной пустоте. Я не знал, что меня ждёт за пределами этой белой, безликой изоляции, уже не то, чтобы куба, а моего разума. Я был всё так же человеком с помутнённым разумом, но что-то внутри меня толкало вперёд.
Может быть, я забыл всё, но в этих движениях было что-то привычное. Я просто шел.
Я чувствовал странное желание выйти из тех мест, в которых провел по ощущению не один век. На самом деле, я никогда не думал, что мне нужно быть среди людей. Но теперь, как будто сама мысль о том, чтобы выйти из этой пустоты и увидеть хоть какую-то жизнь, казалась мне самым важным. Я не знал, почему решил пойти туда, за пределы бескрайних лесов, туда, где когда-то, может быть, были живые люди или, может быть, есть сейчас. Это было какое-то желание, какое-то наваждение, не обоснованное логикой или здравым смыслом. Всё просто внезапно стало значимым. Я, наконец, осознал, что был окружён не просто пустотой, а безвременьем. Не было ни дня, ни ночи. Лишь затмение. Внутри куба это затмение никогда не менялось.
Я вспомнил, что в прошлом, в своей жизни, видел людей. Много людей. Их радости, их боль, их страдания, их существование – всё это казалось таким далёким, но отчего-то таким важным. И теперь, стоя на краю этой пустоты, я решил, что пришло время увидеть их снова. Сколько времени прошло с тех пор, как я был среди людей? Я не знал. Может, сотни лет, а может – только мгновение. Но мне нужно было увидеть их. Почувствовать этот вкус жизни, от которого я так отдалился.
Я снова вспомнил, как это было – быть среди людей. Как их глаза смотрят на тебя, как они разговаривают, как их слова касаются твоего сердца. Я не чувствовал страха. Было даже немного легче. Что могло меня испугать? Это были люди. Я хотел вернуться к ним. Хотел вновь ощутить эту тесную связь, которой я так давно лишился, это естественно. Все эти мысли стали почти навязчивыми.
Я не думал, куда иду, но, как всегда, куб двигался с той же лёгкостью, как и раньше. Я не переживал. Как будто я всегда был в пути.
Местность, по которой я двигался, менялась, и я понимал, что перешёл какое-то невидимое пространство. За границами куба открывался мир. Я оказался в лесу под покровом темноты, посмотрел вперёд – по ту сторону леса мерцали огни. Я двигался туда, должен был понять, что это, не мог просто взять и остановиться. Вдруг там, среди людей, я смогу найти то, что потерял. Может, их жизни, их чувства… что-то, что могло бы вернуть мне смысл. Или, может быть, мне нужно было просто почувствовать, что я не один?
Выйдя из леса, я увидел деревню. Деревянные дома с соломенными крышами теснились друг к другу, словно защищаясь от ветров. В центре деревни, на небольшой площади, горел большой костёр. Его свет заливал всё вокруг тёплым оранжевым сиянием, и это место казалось живым: люди пели, смеялись, танцевали. Кто-то, обнявшись, качался в такт мелодии, а кто-то заливался громким хохотом, размахивая кружкой.
Я устремился вперёд. Как же давно я не видел людей. Пусть меня и не могли заметить или увидеть, но это было неважно. Я хотел быть ближе, слышать их голоса, чувствовать тепло их смеха.
Я ходил от одной группы к другой, вслушиваясь в их разговоры, первыми оказались двое мужчин на лавке.
– Ванька, балбес мой младшенький, – начал рассказывать один мужчина своему собеседнику, тяжело покачиваясь от выпитого. – Отправил я его конюшню убирать. Ну, что ты думаешь? Не прошло и десяти минут, как он плюхнулся в навоз и весь уванялся. Отправил его в речку купаться, так он там чуть не потонул!
Собеседник рассмеялся так громко, что чуть не уронил кружку.
– Ха! А мой Петька-то! – воскликнул он. – Решил на кобыле прокатиться вчера. А та заботы не оценила. Как дала копытом промеж глаз – так он потом полдня косым ходил!
– Ахаха, ой, – икнул первый, вытирая слёзы. – Давай за наших непутёвых ещё по кружечке!
Я не смог удержаться и засмеялся вместе с ними. Эти простые разговоры, наполненные теплотой и жизнью, были такими живыми, настоящими. Я чувствовал, будто снова стал частью этого мира, хотя никто и не замечал меня.
Ощущение единства переполняло. Я создал для себя кружку выпивки, чтобы стать частью этой радости.
И вот я пил вместе с ними, танцевал у костра, забыв обо всех своих страданиях. Смеялся, подпевал песням, даже хлопал в такт музыке. В эту ночь я был свободен.
Когда гуляние подошло к концу, люди начали расходиться по домам. Я отправился на ближайший холм. Сел на вершине, откуда открывался вид на всю деревню. Костёр постепенно угасал, но в небе уже зажигался новый рассвет.
Рассвет мягко растекался по горизонту, золотя крыши домов. Я смотрел на него, чувствуя тепло, которого не испытывал уже долгие века.
А дальше, а дальше я отправился в путь. Я продолжал путешествовать, и с каждым шагом передо мной разворачивались новые города и деревни. Старые каменные стены, обвитыми лианами, массивные деревянные ворота, тянущиеся на многие мили дороги, мощёные булыжником. Природа менялась, в одном месте я ощущал запах свежести от сосновых лесов, в другом – стойкий аромат морской соли. Я наблюдал, как меняются люди, их образы, их жизни. Но я не был с ними по-настоящему. Я был не зрим, не осязаем. Я был частью их мира лишь как прохожий, как чужой наблюдатель, не имеющий права ни на участие, ни на вмешательство.
Радости первой встречи с людьми уже не было, опять пришла тоска, я чувствовал, как пустота снова заполняет меня, как невыносимая тяжесть от горечи прошедших лет снова накрывает. И хотя я мог идти, куда хотел, и наблюдать всё, что происходило, я не мог почувствовать в себе ни привязанности, ни связи с этим миром. Это стало невыносимым. Моя душа, охваченная туманом одиночества и боли, начала требовать освобождения. Но что я мог сделать? Я мог только пить. Пить, чтобы забыться.
Я сосредоточился, и передо мной возникла привычная бутылка. Густой, тёмный напиток заполнил пространство. Я мог создавать его силой мысли, как и любой другой предмет, что когда-то видел. Но это было не то, что могло бы дать мне успокоение. Это была всего лишь иллюзия утешения.
Я взял в воздухе воображаемую бутылку и, медленно откупорив её, наполнил стакан. Горечь алкоголя проникала в моё сознание, унося меня в состояние полудремы. В этом состоянии я мог хотя бы на время забыться. Хоть немного освободиться от тяжести своего существования. Питьё было привычным способом справляться с тем, что невозможно было изменить. Не было боли, не было тоски – лишь воспоминания о тех временах, когда всё казалось живым, настоящим, когда я не был заключён в этот куб, в эту тюрьму времени.
И вот я пил. Долгое время, не помня ни дня, ни ночи. Каждый глоток утягивал меня в пустоту, но каждый из них приносил с собой хотя бы временное облегчение. Я пил, как это всегда делал, и знал, что это лишь отсрочка. И всё равно, я продолжал искать выход.
Глава 2. Яркая звезда
Ночь покрывала землю густым, непроглядным покровом. Только слабый свет луны пробивался сквозь редкие просветы облаков, вырисовывая очертания деревьев, крыши домов и холмов, уходящих вдаль. Эта деревушка ничем не отличалась от десятков других, которые я проходил мимо. Маленькие дома с соломенными крышами стояли в хаотичном порядке, улицы были пусты, только редкий лай собак раздавался где-то в глубине. Но что-то привлекло моё внимание – одинокий огонёк свечи, горевший в окне крайнего дома. Он пульсировал в тишине ночи, как сердцебиение.
Я подошёл ближе, и, как обычно, стоял за пределами, наблюдая. Этот дом был похож на остальные – низкий, с покосившимися стенами и маленьким крыльцом. Изнутри доносились приглушённые голоса. Мне хотелось увидеть, что происходит, и, будто подчиняясь какому-то внезапному порыву, я почувствовал, как могу продвинуться вперёд, словно скользя сквозь стены дома. Это было странное ощущение – как будто меня пропускала сама материя, не хотя, но всё же уступая моему желанию.
Внутри было темно, лишь одна свеча давала свет. Я увидел нескольких человек – двоих женщин, старую и молодую, а рядом с ними стоял мужчина, теребя шапку в руках. В центре комнаты, на кровати, лежала ещё одна женщина, её лицо было бледным, измученным, она тяжело дышала. Я сразу понял – это были роды.
– Дыши, дочка, дыши, не останавливайся, – говорила старая женщина, видимо, повитуха. Она держала молодую женщину за руку, её голос был строгим, но не лишённым тепла.
– Мать Божья, дай ей сил, – прошептал мужчина, глядя на жену с отчаянием. Его голос дрожал.
Молодая женщина вскрикнула, её крик заполнил всю комнату. Я вздрогнул, для меня не было никакой опасности, но тревога и переживания сами накатывались волной на моё сердце.
– Держись, Аня, ещё немного, – старая женщина поправила тряпки на её лбу. – Всё идёт хорошо.
Но по её лицу я видел, что она беспокоилась. Тонкие морщины, и без того глубокие, словно стали резче. Руки у неё дрожали, когда она вытирала лоб роженицы.
– Бабушка, скажите… Она будет жить? – спросил мужчина. Его голос был еле слышным.
– Заткнись, Егор! – резко отозвалась старуха. – Говори такие слова подальше от Божьей свечи!
Комната словно сжалась. Воздух стал плотнее. Я ощущал, как напряжение нарастает. Аня снова вскрикнула, и её тело выгнулось в спазме. Мужчина шагнул было к кровати, но старуха остановила его взглядом.
– Всё будет, как должно, – пробормотала она, начиная молитву.
Каждая деталь этой сцены врезалась в меня, в мою память. Какое-то время я был почти безразличен к тому, что происходит вокруг. Но сейчас я чувствовал напряжение этих людей. Их отчаяние, страх, надежду. Это не было просто зрелищем для меня. Я видел жизнь, настоящую, которая боролась, чтобы появиться на свет.
Прошло ещё несколько мучительных мгновений. Женщина вскрикнула в последний раз, и вдруг всё стихло. И вот комната наполнилась звуком детского плача. Маленький, хрупкий звук разорвал тишину, и вместе с этим что-то внутри меня тоже дрогнуло.
– Девочка! Это девочка! – воскликнула старуха, поднимая младенца на руки. Её лицо осветилось радостью, глаза блестели. – Она жива!
Мужчина рухнул на колени, склонив голову. Молодая мать была слишком слаба, чтобы даже улыбнуться, но её глаза наполнились слезами. Она протянула руки, и старуха бережно передала ей ребёнка.
– Слава тебе, Господи… – прошептал мужчина.
Я смотрел на эту сцену и не мог отвести глаз. Жизнь, новая, чистая, невинная, появилась прямо передо мной. В этот момент я не чувствовал своего одиночества, своего проклятия. Всё, что я видел, было сосредоточено в этом маленьком существе, которое впервые открыло глаза.
Что-то внутри меня шептало остаться. Я ещё не знал, почему, но знал одно – я не уйду.
Рождение девочки стало началом чего-то совершенно нового для меня. Я, вечный наблюдатель, теперь имел цель, даже если она была всего лишь побочным эффектом моего бессмысленного существования.
Прошло несколько месяцев. Я не отходил далеко от дома, где произошли роды. Было что-то притягательное в этом месте – его простота, тёплая атмосфера, наполненная звуками смеха, голосами и движением.
Время в деревне текло размеренно. Жизнь была тяжёлой, но люди справлялись. Мужчины уходили работать на поля или в лес, женщины работали дома, дети носились по улицам, поднимая пыль. Но моя точка внимания оставалась на одном – маленькой девочке, которая только начинала открывать для себя этот мир.
Каждое утро мать брала её на руки и выходила на крыльцо, прижимая к себе.
– Смотри, солнышко моё, – говорила она, указывая на луга, простирающиеся вдаль. – Это всё для тебя. Расти большой и сильной.
Отец, суровый мужчина с загорелыми руками и грубым лицом, старался проводить больше времени дома, чем это было принято. Он делал для неё игрушки из дерева, даже несмотря на усталость.
– Вот, смотри, Маша, – говорил он, показывая вырезанную деревянную лошадку. – Это для тебя.
Девочка смотрела на лошадку широко раскрытыми глазами и тянула к ней маленькие ручки, издавая неуверенные звуки, похожие на смех.
Вечерами в доме зажигали свечи, и родители, укладывая ребёнка спать, пели тихие песни. Я сидел в тени, почти растворяясь в углах комнаты, но ощущал тепло этого момента.
Однажды ночью, когда деревня затихла, я наблюдал, как девочка спит в своей люльке. Лунный свет освещал её лицо, делая его похожим на что-то неземное. В этот момент я впервые за долгое время почувствовал, как внутри что-то отзывается. Это была не боль, не грусть, а что-то мягкое, тёплое, почти забытое.
Дни сменялись ночами, недели – месяцами. Девочка начала ползать, неуверенно, но целеустремлённо, исследуя дом. Её первые шаги были встречены радостью родителей. Отец, стоя на коленях, звал её к себе:
– Иди сюда, малышка, давай, смелее!
Она шаталась, падала, но упорно поднималась и, наконец, дошла до него. Он подхватил её на руки и закружил.
– Молодец! Ты у нас такая умница!
Эти моменты, такие простые для них, для меня становились чем-то сакральным. Я не помнил своих первых шагов, да и вообще, был ли у меня такой момент? Я пытался вспомнить, но воспоминания ускользали, как вода сквозь пальцы.
Наступила зима. Морозы пришли неожиданно, сковав деревню белым одеялом. Жизнь замерла, но в доме, где жила девочка, царило тепло. Огонь в очаге горел почти круглые сутки, обогревая комнату. Девочка, сидя на полу, играла с игрушками, которые сделал ей отец.
Я заметил, как она начала произносить первые звуки. Сначала это были простые «ма-ма», «па-па», но потом слова начали соединяться в неуклюжие фразы. Её голос, звонкий и мелодичный, разносился по дому, и даже я, сидя в своём незримом кубе, не мог не улыбаться.
Мать, занимаясь стиркой, бросала взгляд на неё и смеялась:
– Егор, послушай, наша малышка уже говорит!
– Да, – отвечал он, не скрывая гордости. – Она у нас смышлёная.
Каждый день приносил что-то новое. Девочка начинала задавать вопросы, сначала простые, но с каждым разом всё более любопытные. Однажды она спросила у отца:
– Папа, а почему снег холодный?
Он, сидя у очага, задумался, а потом ответил:
– Потому что он из воды, милая, а вода замерзает, когда становится холодно.