Мама для Совенка бесплатное чтение

Словарь

Асмас – название эсхарата

Ассар – ассара: наставник – наставница

Бездна – подземное озеро под дворцом. Используется для купания в зимний сезон.

Вальшгас – тоже ящерица, но бегающая и ползающая. Используется как средство передвижения по горам.

Девятиликий – местное божество, обладающее девятью ликами (боль-болезнь, гнев, радость, любовь, кара-возмездие, смерть, рождение, наслаждение, страх)

Ерьки – местная мелкая рыба, живет в пресноводных озерах.

Жигра – остро пахнущая трава, любимая горными козлами, часто употребляется для добавления в мыло, шампуни.

Калкалос – дракон, условно-разумное существо, которое местные относят к летающим ящерицам

Котел – аналог хаммама (турецкой парной)

Мыслевик – артефакт, позволяющий общаться на незнакомом языке. Обладает побочным эффектом в виде головной боли

Ракханы – раса «сероволосых»

Световик – осветительный шар. Реагирует на движение и загорается, если рядом находится живой организм.

Свириллум – драгоценный металл, что-то вроде белого золота.

Столп – правитель тэората

Таркас – столица Асмаса

Тапуны – местное население

Тэорат – часть страны (королевства), отданная под управление принцу

Шайрат – название мира

Чарксы – огромные птицы, напоминают наших орлов. Поддаются дрессировки. Могут нести на себе всадника. Тяжело разводятся в неволе, потому редки. Используются для патрулирования и разведки.

Эсхарат – страна, с монархическим типом правления, аналог королевства или княжества

Глава 1

Одиноко стоящего у подъезда малыша, лет пяти, она заметила издалека. Мальчишка выделялся серой, давно немытой шевелюрой густых волос, стриженных на манер ирокеза. Коричневая куртка на нем была явно снята со взрослого. Ее рукава доставали почти до земли, и пацан меланхолично болтал ими из стороны в сторону, сосредоточенно разглядывая окна подъезда.

Юля переложила тяжелый пакет в другую руку, прибавила шаг. Сердце противно заныло – так бывало, когда перед ней вставала проблема, требующая непростого решения. Чем ближе подходила, тем крепче стискивала зубы. Надежда, что малыш ждет кого-то из взрослых, таяла с каждым шагом. Она знала более-менее всех детей в подъезде, но этот ребенок был ей незнаком. Такого захочешь – не забудешь. Странная обувь – больше похожая на пошитые вручную мягкие сапожки, бывшие когда-то белыми штанишки, едва выглядывающие из-под чрезмерно большой куртки, грязь на щеке и огромные серые глаза, опушенные густыми ресницами.

Эти глаза цепляли. Непонятно чем, но Юля остановилась. Поставила пакет на скамейку, уже ругая себя за мягкость: «Куда опять лезешь, дура?», медленно повернулась, присела на корточки и, улыбаясь, спросила:

– Чей ты, малыш? Маму ждешь?

В равнодушном взгляде мальчишки промелькнул интерес. Он склонил голову набок, став похож на серую, пушистую сову. Поджал губы, почесал грязным пальцем нос, окинул ее внимательным, показавшимся взрослым взглядом. Юля терпеливо ждала ответ.

– Тебя, – выдал, наконец, и Юля вскинула брови.

Пробормотала: «Неожиданно».

– И давно ждешь? – уточнила.

– Не-а, – качнул головой двуногий птенец совы, потом вытянул шею и заинтересованно заглянул в пакет. Урчание живота подтвердило еще одно опасение: «птенчик» не просто потерялся, но был еще и голоден.

– А живешь где? – спросила, уже смиряясь с тем, что пятничный вечер перестает быть мирным.

«Совенок» пожал плечами. Задумался, затем выдал очередную «блестящую» догадку:

– У тебя?

Юля поднялась, беспомощно оглядела пустой проезд перед домом. Как назло, плохая погода разогнала всех бабушек и мам с детьми по домам. Не с кем даже посоветоваться. Надо звонить в полицию, но отправлять в отделение грязного, голодного ребенка…

– Раз у меня – тогда пошли, – и она торопливо, боясь передумать, достала ключи из сумки.

В лифте малыш чего-то испугался, доверчиво прижался к бедру, обняв за талию, и сердце Юли сжалось от нежности. Пришлось сурово напомнить – ребенок чужой. Она приютит его лишь на время.

– Зовут тебя как, Совенок? – спросила, открывая дверь в квартиру. В голове крутились неприятные мысли о сбежавшем из-под цыганской опеки попрошайке или потерявшемся малыше нерадивой мамаши-алкоголички. Смущал только взгляд. Было в нем что-то чужое и слишком взрослое для пяти лет.

– А кто такой совенок? – спросил мальчишка, и Юля тряхнула головой, прогоняя надуманное – ребенок, он и есть ребенок.

– Такой, как ты, только с крыльями. Птенец птицы, которую зовут сова.

– Мне нравится, – степенно кивнул малыш и разрешил: – Можешь звать меня так.

Юля решила не заморачиваться с именем. Совенок, так Совенок. Сначала ванна, потом кормежка, а там уж и до имени доберутся.

Оказавшегося в квартире мальчишку дальше порога не пустила, заставив сначала раздеться. Куртку брезгливо выбросила в пакет, а вот штаны и странного покроя рубашку положила постирать. Ткань на ощупь была дорогой, только грязной.

Совенок не стал возражать ни против раздевания, ни против мытья, только глаза не закрыл, когда она намылила ему голову шампунем. Когда Юля это заметила, было уже поздно – шампунь попал в глаза. Малыш завопил, хватая ртом воду, льющуюся из душа, и Юля, ругая себя за оплошность, бросилась промывать глаза и успокаивать Совенка.

Мальчишка был худощав, но крепок, а еще на спине и правой руке Юля обнаружила три шрама: два старых, один свежий, что еще больше укрепило подозрение о сбежавшем из-за жестокого обращения ребенке.

Потом она торопливо варила макароны, тушила рыбу, делала салат – ребенку нужны свежие овощи. Найденыш все это время сидел на кухонном стуле, одетый в ее футболку, закутанный в махровое полотенце и грыз сушки, запивая найденным в шкафу соком. Еда, купленная для готовки на выходных, неожиданно попала под раздачу в пятницу, а сговоренный с желудком разгрузочный вечер пришлось отложить.

– Почему сама не ешь? – подозрительно поинтересовался Совенок, точно она его травить собралась.

– Ем, – обреченно вздохнула Юля, накладывая себе макарон с рыбой. Потом пришла очередь чая и круассана. Даже варенье для такого случая нашлось в шкафу.

Малыш увлеченно уплетал сладости и пил чай, а Юля достала мобильник, набрала сто двенадцать, повисела на линии минут пять, пока усталый голос оператора не ответил:

– Слушаю.

Узнав о найденном ребенке, оператор оживился, переключил на полицию. Там выспросили кучу подробностей, записали адрес и данные Юлии и предложили привести ребенка в отделение.

– Вы что, издеваетесь? – возмутилась девушка. – Девять вечера. Ему спать пора, а вы его в отделение предлагаете, точно преступника. Это же ребенок! Утром пусть приходят из опеки и будем решать.

Дежурный попросил подождать на линии, получил добро от начальства и разрешил оставить найденыша дома. Юля записала номер отделения, обещала звонить, если что, и отключилась. Выдохнула – самое сложное впереди и замерла, наткнувшись на серьезный взгляд малыша.

– Не хочу домой, – провозгласил Совенок.

Юля прикусила губу, сдерживая эмоции. Воображение уже рисовало жуткие картины, и она чувствовала себя предательницей. Но ведь это чужой ребенок, она не может оставить его себе. У него есть, пусть и плохая, но семья.

– Никто тебя домой прямо сейчас не отправляет, – попыталась мягко объяснить, – но нам надо связаться с твоими родными.

– Зачем? – насупил серые брови малыш. Тряхнул подсохшими волосами, которые так и остались грязно-серыми, как ни старалась их отмыть Юля.

– Но ведь они волнуются, – девушка растянула губы в жалкой попытке улыбнуться. Глаза защипало, и ей пришлось приложить усилия, чтобы не расплакаться. Пятничный вечер превращался в мелодраму. Она, чужой ребенок и его беды. Не хватало только бывшего, который умел довести любую мелодраму до трагедии.

– Нет, не волнуются, – воспротивился Совенок, – у отца – эсхарат, у брата – тэорат, а Жаннек только знает, что орать, какой я дурак.

Обилие чужих слов – цыганских? – сбивало с толку, как и странные имена. А еще малыш умел строить сложные фразы. И она поймала себя на том, что не знает, как вести себя с этим ребенком, который даже имени своего назвать не хочет.

– Жаннек, он, – Юля замялась, подбирая слова, потом вспомнила распространенный тест и резко протянула руку, якобы поправить Совенку волосы. Тот не дернулся. Наоборот, подался вперед и зажмурился под лаской, а она со вздохом взлохматила жесткие волосы – Совенок все глубже пробирался в сердце. Не дернулся, значит не били, но откуда тогда шрамы?

– Кто он тебе? – изменила вопрос.

Совенок по-взрослому вздохнул, хрустнул сушкой – они явно пришлись ему по вкусу – и ответил:

– Воспитатель, только он плохой, я его не люблю. В прошлом месяце запретил мне ездить на вальшгасе, не пустил ловить ерьков и отобрал кинжал, подаренный братом.

Малыш путал русские и чужие слова, и Юля не понимала: то ли у него богатое воображение, то ли он действительно иностранец, но почему тогда говорит без акцента?

– Знаешь, я бы тоже хотела прокатиться на вальшгасе. Это лошадь? – попыталась она нащупать почву под рассказами Совенка.

– Не-а, – мотнул головой малыш, – сейчас покажу.

Он положил ладонь на грудь, и из-под пальцев брызнули белые лучи, а когда отнял, Юля увидела висящий на шее кулон – светящийся голубыми искрами кристалл, который обнимало когтистыми лапами нечто, похожее на ящерицу.

– Это – вальшгас, – объявил Совенок, ткнув пальцем в ящерицу, и Юля заторможенно кивнула. Вальшгас, так вальшгас. Какая теперь разница, когда ей только что продемонстрировали то, чего быть не может. Она ведь мыла ребенка, осматривала его одежду – кулона на нем не было.

– Можно? – спросила, протягивая руку. Совенок разрешил. Юля осторожно, одним пальцем, коснулась камня – исключительно с целью проверить реальность происходящего. Камень на ощупь был теплым и твердым. Иллюзия исключалась. Шизофрения выходила уж больно многоплановой и занятной. Что тогда? «Секретные материалы?»

Голова начала болеть, и Юля потерла виски. Встала, налила воды, выпила залпом, успокаивая зашедшееся в панике сердце. Совенок беззаботно хрустел сушками.

– Как ты сюда попал? – спросила хрипло. Хруст стих. Юля повернулась – мальчишка с виноватым видом выводил узоры по столу.

– Я на время взял, потом верну, – пообещал, накрывая камень ладошкой. Когда отнял – на шее снова ничего не было. Юля нервно сглотнула, отвела взгляд от цыплячьей груди ребенка, досчитала до десяти.

Картинка начала вырисовываться. Некий пусть артефакт мог быть видимым и невидимым. И с его помощью Совенок попал к ней. Откуда? Кидаться с воплями «Ты пришелец?» нельзя, деть может испугаться.

– Ты знаешь, как называется мой мир и моя планета? – зашла издалека.

Ответ Совенок нашел быстро:

– Земля.

– А твой? – спросила, затаив дыхание.

– Шайрат.

Еще через полчаса осторожных расспросов, трех стаканов воды и тридцати капель валерианы случившееся с Совенком стало более-менее понятным.

Обидевшись, она так толком и не поняла на что, но оценила по эмоциям Совенка на десять баллов из десяти, мальчишка стащил дядин амулет и удрал на Землю. Здесь он помыкался, однако быстро разобрался, что к чему. Под машину не попал, в полицию тоже, а вот остальное…

– Добрые дяди пахли плохо, зато куртку подарили, еще и накормили, – делился он прожитым. Юля содрогалась, но мысленно благодарила дядей за заботу. Играть одному на площадке было скучно, к де́тям идти он не решился, и потому Совенок быстро заскучал и отправился к Юле. Почему и как нашел – не ответил.

– А как ты наш язык понимаешь? – спросила напоследок, видя, что малыш уже третий раз подряд зевнул. Ей снова продемонстрировали фокус с появлением и исчезновением, на этот раз – камня, вдавленного в кожу на виске, и десятка мелких, украшавших правое ухо.

– Мыслевик, – пояснил малыш, ткнув пальцем в камни.

Юля сделала вид, что поняла. Мыслевик, так мыслевик.

– Только голова от него болит, когда используешь, – и он потер лоб.

– А давай-ка, милый, спать. Ты сейчас у меня прямо на стуле отрубишься.

Она подняла легкое тельце на руки, и малыш доверчиво обвил руками шею, прижался, прошептав на ухо:

– Ты ведь не отдашь меня?

Юля не ответила. Да и как тут ответить, когда у нее на руках не просто чужой, а ребенок из другого мира.

Когда Совенок крепко спал, она набрала номер отделения полиции. В этот раз ожидание было недолгим. Уже знакомому дежурному Юля кратко обрисовала ситуацию и попросила:

– Отмените, пожалуйста, заявление. Мать буквально, как мы с вами поговорили, позвонила в мою квартиру. Очень извинялась. Они из деревни в гости приехали, мальчик впервые оказался в многоквартирном доме. Остался на пару часов один и решил, что, как и в частном доме – можно выйти погулять на улицу. Вышел, поиграл на площадке, а как обратно вернуться не знал – номер квартиры не запомнил. Пока играл, перемазался, я и напридумывала лишнее. Вы не подумайте, ребенок мать сразу узнал, она и фото их в телефоне показала. Пожалуйста, снимите заявление. И еще раз прошу прощение за беспокойство.

Ей ожидаемо поверили не сразу. Мурыжили минут пять разными вопросами, но Юля стояла на своем. Оператор сдался, пригрозив, что завтра или в понедельник ей могут позвонить для выяснения подробностей.

      Совенку Юля постелила на диване в гостиной, и он, умаявшись, сладко сопел. Она постояла над ним – сердце болело от одной только мысли расстаться. Обругала себя дурой и пошла спать, но заснуть не удалось. В голову лезли разные мысли, одна забористей другой. И Юля, не выдержав, сходила в гостиную, осторожно подняла Совенка, отнесла к себе на кровать. Легла рядом, обняла щуплое тельце, и голова сразу потяжелела, расслабляясь.

Утро встретило их отличной погодой. Ярко светило солнце, намекая, что холодный май заканчивался и впереди было лето. Совенок сладко сопел в ухо, закинув ногу ей на живот. Юля вздохнула, ощущая, как распускается внутри невидимая пружина, как отпускает застарелая боль. Давно это было… Очень давно. Но если бы не одна глупость и трусость бывшего, ее малышу сейчас было бы почти четыре. Надо простить себя и его, а вот не получается… Но рядом с Совенком дышится легче. И мысли в голове крутятся такие приятные: что бы вкусное приготовить на завтрак? И чем потом заняться?

– Нравятся? – спросила Юля, когда Совенок наворачивал третий по счету блин. Малыш угукнул и потянулся за добавкой.

– Знаешь, я тут подумала, – Юля решила, что момент удачный. Совенок выглядел расслабленным и довольным, – может, и зря ты на всех обиделся. Помню, когда я была примерно твоего возраста, повздорила с бабулей. Она у нас старенькой была, ворчливой. Я вспылила и решила тут же нажаловаться бабушке. Сказано, сделано. Меня не остановило то, что бабушка работала в центре города, в библиотеке, до которой было полчаса ходьбы. Отправилась туда одна, никого не предупредив. Помню, как испугалась бабушка, увидев меня, и как жалко прозвучала моя обида. Меня даже ругать особо не стали, дали коробку эклеров и отправили домой в сопровождении бабушкиной знакомой. Столько лет прошло, а мне все еще стыдно за ту глупость. Теперь я понимаю, как по-дурацки выглядела моя обида и сколько волнений принесла отлучка из дома. Но тогда я была слишком маленькой, чтобы это понять. Думаешь, почему взрослые часто запрещают или не разрешают что-то де́тям? Не потому, что вы глупые, а потому что еще не выросли. Вот сравни мою голову и свою.

Юля придвинула голову ближе к Совенку, и тот ощупал ее своими пальчиками. Потом обхватил свою. Задумался.

– Знаешь, что там у тебя внутри?

– Мозги, – проворчал малыш, явно вспомнив что-то неприятное.

– Ничего удивительного, что ты не можешь понять все, что делают взрослые. Вот когда твой мозг дорастет до нужного размера, ты станешь самым умным на свете, если не будешь лениться, конечно.

И она потрепала Совенка по жестким волосам.

– Уверена, твоя семья волнуется.

Совенок глубоко задумался, забыв про блины и какао.

– Ты не можешь оставить меня себе? – спросил, взобравшись на колени. Обнял, уткнулся носом в шею, часто задышал. – Юля, – она разрешила так себя называть, – я не много ем, честно. Буду помогать и не стану лениться.

– Прости, Совенок, – прижала к себе, поцеловала в макушку. Больше всего на свете она хотела оставить этого ребенка себе. С ним сердце билось по-новому, но реальность – жестокая вещь – уже нашептывала, сколько проблем принесет это решение.

– Меня зовут Альгар, – всхлипнул малыш, и Юля прикусила губу, удерживая собственные слезы.

– Обещаю, Аль, что буду с тобой до того момента, пока тебя не заберут. К тому же, – она мысленно попросила прощение у семьи Альгара, – мы ведь не отправляем тебя прямо сейчас. Спорим, ты никогда не катался на каруселях?

– Не-а, – помотал головой Совенок.

И Юля принялась расписывать, как здорово в Диво-острове.

Совенок в ее толстовке и своем странном костюме вызвал замешательство в детском магазине. Но когда она одела его в ярко-красную курточку, синюю кофту со смешным щенком на груди, белую футболку, джинсы и белые кроссовки – малыш удостоился комплиментов от всех продавщиц. Потом они купили конструктор, плюшевого мишку и пистолет с пулями на присосках – а вот нечего разбрасывать опасные артефакты в доступности. Совенок был счастлив.

После была поездка на метро, которую малыш выдержал с честью, только жался к девушке, и огромный парк с каруселями, качелями.

Отправив малыша на карусель с пожарными машинами, Юля позвонила маме. Ей внезапно захотелось услышать до боли родной голос.

– Доченька! – обрадовалась мама. – Как дела? Чем занимаешься?

– В парке решила погулять, погода-то какая! А ты? Как себя чувствуешь? Сережка не звонил?

С братом у них была разница восемь лет, и Юле нередко казалось, что Сережка – не брат, а ее первый ребенок. После вторых родов мама часто болела, и забота о маленьком братишке легла на плечи девочки. Она ухитрялась справляться со всем: помогать матери по хозяйству, нянчить брата и учиться на отлично. Смогла поступить на бюджет в Таможенную академию. Мама тогда чувствовала себя хорошо – казалось, болезнь отступила, и даже устроилась на работу. Семья смогла выделить деньги на подготовку к ЕГЭ. Но временное улучшение прошло, а там и отца внезапно сократили на работе. Юля вынуждена была перевестись на заочное. Было непросто прожить те полгода на ее скромную зарплату, но они продержались. Потом ушла на другую работу, где и познакомилась с Юрой. Бывший поначалу шутил, что у них сразу есть общее: имена на одну и ту же букву.

Уже после разрыва, после тонны грязи и глупых обвинений Юля осознала, что эта чертова буква так и осталась единственным общим. Просто Юрке была удобна неприхотливая девочка с доставшейся ей от бабушки двухкомнатной квартирой. Долго ли закрутить голову первой любовью той, кто в жизни не видела ничего, кроме семьи и учебы, а после жить в удобстве и комфорте. Только ребенок в этот комфорт не вписывался, н-да…

– Нет, не звонил, но Сережа говорил, что следующий раз им разрешат позвонить через неделю, не раньше.

Сережка после девятого поступил в колледж, отучился четыре года на автомеханика и ушел в армию, где сейчас и служил в десантных войсках. Вымахал «лось» под два метра и часто с гордостью предлагал навалять всем ухажерам сестренки, если те наглеть будут.

Юля вспомнила, как в первый месяц после призыва брата она, как обычно, принесла деньги родителям, но мать отвела ее на кухню.

– Доченька, нам с отцом много не надо. Прошу, начни жить для себя, мы и так украли у тебя столько лет… Пора подумать о себе. Двадцать шесть, а ты одна. Забудь того козла, найди нормального работящего парня. Нам с отцом большего и не надо.

Она пыталась ругаться, настаивать, но мать была неумолима. И вот уже больше полугода не брала у дочери ни копейки.

– Хорошо, мам. Позвоню в понедельник. Береги себя, ладно.

Довольный Совенок, затушив нарисованный пожар, уже бежал к ней.

– И ты себя, дочка.

Они покатались везде, где было можно. Купили сладкой ваты, съели по эскимо. Юля купила воздушный шарик в виде мишки. Совенок уже еле двигал ноги от усталости, а ей столько хотелось рассказать и показать, но…

– Думаю, пора, – она кивнула на скамейку, спрятанную в глубине парка за жирным кустом сирени. Здесь, вдали от основных дорожек, было тихо и сумрачно. Удобное место, чтобы вернуть ребенка домой.

– Хорошо, – с тяжким вздохом согласился Совенок. Накрыл медальон ладонью, делая его вновь видимым.

– Теперь меня можно найти, – пояснил, и Юле осталось только поверить на слово. Впрочем, не прошло и десяти минут, как она ощутила чужой, изучающий – аж спина зачесалась – взгляд.

– Я хотел бы угостить брата, – шепотом попросил Совенок, кивнув на недоеденную сахарную вату. Значит, не показалось. Юле стало не по себе. И в голову полезли панические мысли. Например, что от хороших не сбегают. И как воспримет возвращение беглеца его семья? Еще вспомнилось, что Совенок ни разу не упомянул о матери. Что если рядом с отцом, у которого какой-то там эсхарат, мачеха? Не от нее ли сбежал Совенок? Но поздно мучиться сомнениями.

– Ой, шарик, – расстроенно воскликнул малыш, выпустив ленточку из рук.

Юля вскочила догонять, почти дотянулась пальцами до ленты медленно всплывающего в небо коричневого медведя, как замерла, ощутив холод стали у горла. Скосила глаза – клинок выходил из пустоты. В тот же момент отчаянный крик Совенка «Юля!» ударил по нервам. Она дернулась:

– Аль!

Обернулась, забыв про лезвие у горла. Кожу обожгло. Над ухом прошипели что-то злое. Чужие пальцы впились в плечо, удерживая. А она не чувствовала ни боли от пореза, ни тепла льющейся на грудь крови. В глазах стоял брошенный пакет с игрушками, втоптанная в землю сахарная вата и пустая скамейка. Нарастающий шум в ушах заглушил остальные звуки. Ноги подкосились, и Юля стала медленно оседать.

Глава 2

Упасть ей не дали. Обхватили, прижав к чему-то твердому. Горячая ладонь обняла горло, и кожу запекло так, что Юля взвыла, а из глаз брызнули слезы.

Ее заставили сделать шаг назад. Чувство короткого падения, возмутившийся желудок. Мир все еще был размыт слезами, зато обоняния и слух обострились. Пахло железом, мужским потом, остро воняло чем-то звериным. А еще здесь было на порядок холоднее, и ветер, пробираясь под тонкую куртку, заставлял ежиться.

Удерживающий ее человек перебросил Юлю через плечо, и она охнула, больно стукнувшись животом о твердое, как камень, плечо. Похитителю до ее проблем не было никакого дела. Он размашисто шагал куда-то, и девушка напрягала мышцы, чтобы меньше подпрыгивать при каждом шаге.

Скрип двери. Лестница. Спуск вниз. Полумрак коридора. Стертые камни пола. Запах сгоревшей еды. Еще один проход, и ее скинули вниз. Каменный пол ударил по коленям, сбил кожу на ладонях. Юля зашипела от боли, облизала прокушенную губу, сглотнула, ощущая металлический вкус крови во рту. Села, потрясла выбитым запястьем, огляделась.

Ее принесли в небольшое помещение без окон. Подвал? Под потолком висела странная сфера-лампа, заливая все вокруг ровным желтым светом. Цепи на каменных стенах, металлические стулья и темные пятна на полу навевали мысли о средневековой пыточной. А еще в комнате со сводчатым потолком было полно народу. Мужчины разного возраста, все в кожаных с черными металлическими вставками доспехах, разглядывали ее с одинаковым выражением неодобрения на лицах.

Они не отличались от людей. Почти. Волосы, оттенков от белого до темно-серого, жесткой, проволочной гривой спускались до лопаток. Кожа загорелая, как у тех, кто много времени проводит на свежем воздухе, а вот странные глаза Юля рассматривать не решилась. Хватило того, что от взглядов била нервная дрожь, а в желудке точно кусок льда поселился.

Девушка подобралась, села, обхватив колени руками. Ощупала горло. Кожу стягивало от засыхающей крови, но пореза не ощущалось. Залечили. Зачем? Чтобы потом убить еще раз? Юля прекрасно осознавала, что со вскрытым горлом смогла прожить пару минут, не больше.

Досада на себя – вот знала, что от хорошей жизни не сбегают – приглушила страх. Страшно все же было, но больше за Совенка. А эти идиоты… Думают, если их семеро здоровых, то можно качать права перед одной женщиной? И где они были, такие здоровые и сильные, когда малыш сбегал из дома?

Мужчины обменялись парой фраз, потом разговор разгорелся, перешел в спор. Один из них вытащил клинок, и лезвие со свистом прошило воздух рядом с девушкой, Юля успела зажмурить глаза, но оказалось мужчину интересовала ее сумка. Он поднял ее с пола за перерезанный ремешок, бросил другому.

Сумку было жаль – два месяца, как купила. И ладно сумка, но там телефон, карты, короче, вся жизнь! Юля попробовала встать, но ее грубо пихнули на пол, рявкнув что-то вроде: «Сидеть» или «Место».

– Идиоты, – пробормотала, с содроганием усаживаясь на грязный пол, – твари, дебилы, придурки.

– А у вас неплохой словарный запас, барышня, – насмешливо озвучили на русском у нее за спиной. Юля обернулась. Вскинула брови. Человек в обычном мужском костюме смотрелся среди воинов в доспехах, как чиновник, заглянувший на реконструкцию. Короткая стрижка ежиком, темные очки, убранные наверх – встреть она его на улице, не обратила бы внимания. Но взгляд уже выцеплял знакомый оттенок волос, разрез глаз – незнакомец точно был местный, хоть и говорил по-русски без акцента.

Из окружавших девушку мужчин к нему шагнул один, обменялся парой фраз. Юля мельком отметила, что у этого золотой выгравированный узор на антрацитовых пластинах доспеха, кожаные перчатки и явно пошитые вручную высокие сапоги, а не грубые ботинки. Перед ней был кто-то из начальства.

– Так-так, – «русский» заглянул в ее сумку, выпотрошил содержимое на стол. Юля только зубами скрипнула, когда мобильник стукнулся об металл стола. Мужчина откопал кредитку, поднес к глазам. Девушка могла поклясться – он знал, что это такое, – Юлия Никольская. Приятно, – словно издеваясь, поклонился, – познакомиться.

Его сосед что-то сказал, и приветливое выражение лица «русского» сменила застывшая маска. Мужчина шагнул ближе, навис над девушкой. Жесткий голос давил, прижимая к полу:

– Кто вы? На кого работаете? Кто вам заплатил за похищение шестого принца?

Япона мама! Совенок – принц. Пусть шестой, но принц!

– Никто, – замотала головой, стараясь не поддаваться панике.

Перевода не требовалось, потому как второй из начальства в одно движение оказался рядом, вздернул ее наверх, впечатал в стену так, что в спине хрустнуло, а затылок стрельнул болью. Сдавил многострадальное горло.

Непонятные слова стегали по лицу, но хуже был огонь безумия, горящий в глазах мужчины. Черный зрачок расширился, серая радужка налилась золотом. Юля могла поклясться, что смотрит в глаза собственной смерти, но оторвать взгляд не могла – настолько дико и притягательно смотрелись ярко-оранжевые с черным зрачком глаза. В них хотелось погрузиться, им хотелось рассказать все. Эти глаза обещали покой.

Юля моргнула, стряхивая дурман. Мужчина чуть ослабил хватку, а мерцание в глазах снизило интенсивность.

– Лучше признайтесь, – устало посоветовали сбоку, – здесь знают толк в пытках.

Долбаное средневековье. Долбаное сострадание. Надо было пройти мимо, но Совенок… Нет, пройти мимо было нельзя. Надо было просто оставить малыша у себя, а не возвращать в семью убийц, которая еще и в пытках знает толк!

– Не упорствуйте, хуже будет, – уговаривал «русский», в то время как второй сильнее сдавливал горло – у нее уже цветные пятна плыли перед глазами. Юля захрипела, хватаясь рукой за ладонь мужчины – тело испуганно цеплялось за крохи жизни, и мучитель ослабил давление. Ей дали набрать воздуха, но отпускать не спешили, контролируя жизнь.

В этот момент Юле хотелось одного – чтобы все закончилось. Можно было не гадать, какое наказание ждет причастного к побегу принца. И какая разница – сейчас она умрет или чуть позже? Так хоть выскажет все, что думает о придурках.

Вернуть под свою власть впавшие в панику мозги было непросто, но она справилась.

– Идиот! – выдохнула в лицо монстра. – Вы все идиоты! Не зря Аль сбежал от вас.

Имя ребенка монстр уловил, нахмурился, вопросительно посмотрел на товарища. Тот перевел, потом спросил недовольно:

– Кто дал вам право так его называть?

Не все ли равно, как она называет Совенка, когда ее обвиняют в похищении? Юля прикрыла глаза, отказываясь отвечать на глупые вопросы, ее встряхнули, снова приложив затылком о стену, еще и медленно подняли руку, заставляя тянуться следом и встать на цыпочки. Юля зашипела от боли, искренне желая всем сдохнуть.

Желала вслух, уже не стесняясь – первым от боли скончалось воспитание, и «русский» хмыкнул, однако переводить не спешил. Мужчины заспорили, прервавшись, когда в пыточную вбежал незнакомый юноша и с поклоном передал тряпочный мешочек ее мучителю. Тот убрал руку с горла девушки, и Юле пришлось приложить усилие, чтобы позорно не сползти по стеночке. Поваляться в ногах она всегда успеет, но пока есть силы, останется на своих.

– Ну все, ты попала, – прокомментировал «русский», подрастеряв вежливое «вы», – доупрямилась? Теперь я не смогу тебе помочь.

Если это помощь, то она – ежик в тумане. Впрочем, до пыток пока не дошли. Так, может, действительно помогал, и зря она упрямилась? Только чем ей помочь «русскому», если она не знает, ни кто заплатил за «похищение», ни на кого ей нужно «работать». Даже соврать вразумительно не сможет. Засада… А в простую доброту здесь не поверят.

Воин между тем достал из мешочка знакомый камень – мыслевик, прижал его к коже на виске, скривился – процедура была явно неприятной, и Юля полюбовалась перекошенной физиономией.

– Ты, – выдохнул по-русски, навис сверху, обхватив затылок «каменными» пальцами, – отвечай сейчас же.

Юле ответила бы, покаялась, авось и поняли бы головы чугунные, что она тут ни при чем, но была у нее одна черта характера, из-за которой даже местные хулиганы с ней не связывались. Страх с адреналином шли у нее рука об руку. Грубо говоря – Юля была из тех, у кого от страха сносило крышу, и падала эта крыша исключительно на противника.

Вот и сейчас, чувствуя, что теряет контроль, а здравый смысл машет ручкой и уходит за горизонт, Юля выдохнула, расслабляясь. Бесполезно мешать тому, кто сейчас вылезет на сцену. Понесло, так понесло…

– А что, товарищ «Черный властелин», самим слабо догадаться? Умишко не варит?

Мужчина ошарашенно моргнул своими серыми с оранжевыми искорками глазищами, и Юля наконец поняла – что за странность цепляла в них. Глаза у мужчин были еще круглее и больше, чем у малыша, вдобавок ресницы наличествовали густые и темные, точно наращенные. И зрачок ненормальный – чисто как у совы. Сходство усиливалось, когда серая радужка становилась оранжевой. Совы, одним словом. И такие же заторможенные. Смешок она задавила не до конца, и тишина в подвале стала напряженной. «Русский» тяжко вздохнул, однако вмешиваться не стал. Не по рангу, видать, против «Черного властелина» идти.

– Отвечай, – повторил не так уже уверенно мучитель.

– А смысл общаться с идиотами? – пожала плечами Юля. Бушующий в крови адреналин позволил забыть о боли и недавно вскрытом горле.

Она вывернулась из-под захвата – точнее, ей позволили это сделать – шагнула к стоявшим в подвале мужчинам.

– Где вы были, когда ребенок сбегал из дома? Это ведь ты, – повернулась к «русскому», и тот отвел взгляд, – оставил камень переноса без присмотра? Позволил его взять? А ты?

«Властелин» вскинул брови, его совиный взгляд потерял кровожадность, и в нем мелькнули искры интереса.

– Хоть представляешь, каким опасным может быть мой мир для маленького ребенка, который никогда в жизни механизмы не видел? Просто чудо, что он не попал под машину или его не переехал поезд. Наши механизмы нельзя остановить мгновенно. Хотя кому я это объясняю? – она махнула рукой, отворачиваясь. Говорить становилось все труднее, голос подводил, не выдерживая. Да и запал уже погас.

– Только и умеете, что ножичками размахивать. А как воспитывать – так сразу «похитили», «заплатили»! Слабо признать, что от тебя такого, – обвела оценивающим взглядом, – самонадеянного просто сбежали? – она уже шептала – каждое слово шло через боль: – Ты был там, наблюдал. Неужели это было хоть немного похоже на похищение?

– Обвиняешь меня? – вздернул брови главный из «сов».

– Она в чем-то права, – подал голос «русский», за что тут же схлопотал.

– Лучше молчи, с тобой я еще разберусь. А ты со мной, – указал на Юлю.

Сказал – сделал. Ухватил за плечо, направив прочь из подвала. Девушка не возражала – в памяти был жив способ доставки сюда. Закатить истерику и поболтаться на плече – еще успеется.

На узкой лестнице мужчина заставил идти впереди, и Юля ощущала ввинчивающийся под лопатку взгляд. Так и представлялась тюрьма, конвой и ствол автомата, смотрящий в спину.

Поднявшись, они оказались в широком, мрачном коридоре. Теплый свет местных ламп лишь подчеркивал скорбный вид темно-серых, кое-где покрытых мхом камней. Через десяток шагов ее провожатый остановился, притормозив девушку за плечо. Мазнул ладонью по пустоте, камни на его браслете на мгновенье полыхнули синим, и пространство дрогнуло, подернулось рябью, а следом проступил совсем другой интерьер.

Словно сквозь мутное стекло, Юля смотрела на огромный зал, высоченные колонны, а собственные ноги приросли к полу, не желая делать шаг за грань.

– Испугалась? – поинтересовались сзади. Девушка фыркнула – варвара бы в лифт или в метро, тогда бы они сравнили свои страхи.

– Кто знает, как хорошо ты учился в школе, – пробормотала, не рассчитывая на ответ, но ей ответили. Мужчина развернул лицом к себе, впиваясь злым взглядом.

– Сомневаешься в моих силах, чужачка?

Нависший над головой здоровяк, который был шире ее раза в два, мог задавить, просто прижав к стене – даже меч не понадобился бы. И как-то сразу вспомнилось, что русский здесь понимают и надо бы следить за языком.

– Опасаюсь чужих технологий.

Мужчина хмыкнул, склонился еще ниже. Юля с удовольствием бы отступила, но за спиной была разорванная грань пространства. Пришлось терпеть.

– Опасаться здесь стоит только меня. И, чужачка, разве в твоем мире не принято говорить «вы» тем, кто выше?

– Ты хотел сказать – старше? – уточнила Юля. Нет, а что? Хочет – «вы», будет ему уважительное обращение к старшему поколению. – В моем мире если тебе тыкают в лицо, нечего ждать вежливости в ответ.

– «Вы», – поправил воин, – не заставляй меня повторять, а с возрастом, о котором ты говорила, мы разберемся после. Нас ждут, – он подхватил ее подмышки, точнее попытался, потому как Юля со словами:

– «Вы говорили», – шагнула спиной вперед. Нечего ее таскать, она и сама пойдет, а варвару придется выучить, что уважение должно быть взаимно.

Юля сглотнула, прогоняя тошноту, – в этот раз переход прошел легче, огляделась. Они находились в гигантском, размером со стадион зале. Высокие колонны, расходясь лепестками кверху, поддерживали сводчатый потолок. Здесь было светло – хотя окон заметно не было – мягкий свет излучали поверхности, а еще было много белого – точнее, белым было все. И на белом полу Юля сразу выцепила темное пятно – коленопреклоненного Совенка.

В стоящей фигурке со склоненной головой было столько печали, что сердце девушки сдавила боль.

– Аль, – бросилась к ребенку. Тот вздрогнул, однако позы не изменил, так и продолжая стоять на коленях. Варвар неподвижной статуей застыл неподалеку, не мешая.

– Аль, – Юля опустилась на колени, обняла, прижала к себе застывшее тело, покрыла жесткие волосенки поцелуями, забрала холодные руки в свои ладони, подышала на них, согревая теплом. Если это наказание – пусть наказывают ее. Совенок столько всего пережил в чужом мире, он уже давно раскаялся, что сбежал. Она не позволит над ним издеваться.

– Юля, – мальчишка выдохнул, оттаивая и расслабляясь, – ты пришла. Я так боялся, что ты умрешь, – и он спрятал лицо у нее на груди, а она стояла на коленях, гладя узкую спину. Хотелось выть от злости – нелюди не сочли нужным сказать, что с ней все в порядке, а ведь последнее, что видел малыш, как ей вскрыли горло мечом.

Страстно хотелось закрыть ребенка, спрятать от жестокого мира, а всю долбаную семейку пустить в расход. Юля никогда, даже к брату, не ощущала такого всепоглощающего чувства. Это было странно, но желания анализировать не было. Внутри горело от решимости: утащить малыша с собой и не делиться ни с кем.

Подняла голову – показалось, что в соседнем пятиугольнике, на которые был нарезан пол, мелькнули тени. Юля притянула Совенка крепче и поймала себя на порыве зарычать. Тени заволновались. Юля неотрывно, с охотничьим интересом следила за едва заметным колебанием воздуха, а внутри зрела уверенность – тени живые. А раз живые, то им можно и глотку порвать. Даже нужно. Она сглотнула, явственно ощущая привкус горячей крови во рту. Это чувство, а еще глухое, едва слышимое рычание – мамочки, это она? – отрезвили.

Юля встряхнулась, моргнула, и этого мгновения теням хватило, чтобы исчезнуть. Еще какое-то время она с подозрением изучала пустоту, потом успокоено выдохнула, чуть отпуская Совенка.

А вообще странно – в таком огромном зале никого, кроме них троих. И мебели тоже нет, даже захудалого трона. Это специальный зал для провинившихся? Богато живут, однако. Столько место для одного наказанного ребенка.

Но если вспомнить, как легко прятал Совенок артефакты, то что мешает спрятать целый полк варваров? Пусть прячут. Юля приказала себе сосредоточиться на ребенке, забыть о собственном помешательстве, а все, кто пока не угрожают малышу, могут жить.

– Когда это я помирать собралась? – выдавила из себя смешок, добавив нарочито весело: – Я, между прочим, неубиваемая как, – тут она запнулась – малыш ведь не знал никого из земных супергероев, – как ящерица, вот! Ей хвост отрежешь, а она новый вырастит, – болтала, усаживая Совенка к себе на колени. Деть обхватил за шею, словно боясь, что она исчезнет.

– Да-а-а? – недоверчиво протянул малыш. Его дыхание приятно щекотало кожу, и Юля ощутила, как расслабляется, напряжение отпускает, а странная жажда крови проходит. – Наши ящерицы так не могут.

– И вряд ли у вас получится отрезать ей хвост, – добавил варвар. И когда только успел подкрасться так близко, что оказался у нее за спиной? Юля нервно дернулась, оборачиваясь, но малыш вцепился, жарко дыша в ухо.

– Ю-ли-я, – протянул мужчина по складам, наклонился, оглядел, точно увидел впервые и добавил: – А вы полны сюрпризов.

Это он на ее проснувшуюся кровожадность намекает? Напрасно. Ей не стыдно. Стыд скончался, когда ей горло перерезали. Вдобавок в материнском инстинкте нет ничего ужасного, разве что странно испытывать такое к малознакомому ребенку, но тут Юля не пыталась анализировать, записав внезапно проснувшееся чувство в область иррационального. А вот вежливость товарища – даже имя вспомнил – настораживала.

– Отпусти ее, братишка, а то задушишь, – посоветовал варвар, и Совенок ослабил хватку. Отстранился, заглядывая в лицо совиными глазами, в которых уже дрожали первые слезы:

– Ты ведь останешься, да? Не уйдешь?

Юля замерла, забыв, как дышать, не сразу осознав, что варвар назвал Совенка братом.

– Не уходи, прошу. И на работу тебе не надо, брат обо всем позаботится, обещаю.

О! Варвар, безусловно, позаботится. Навесит с десяток обвинений – похоже, у местных нехватка подозреваемых – и подберет место в камере. Под ложечкой засосало. Догадка, что она может не вернуться домой, стала отчетливей.

Япона мама! Если Юля не появится дома в понедельник утром… На работе удивятся, засчитают прогул, а не дозвонившись – поставят вопрос об увольнении. Альбина Андреевна не прощала наплевательского отношения к дисциплине. Сотрудники из ее отдела вылетали и за меньшее, Юля продержалась полтора года только из-за личного усердия и самоотдачи. Зато платили больше, чем в других компаниях. И вот теперь из-за одного тупого варвара все старания псу под хвост?!

Ладно работа, но что подумает мама, если она не выйдет на связь в понедельник? Даже представлять не хотелось.

– Прости, Совенок. Я очень-очень хочу с тобой остаться, но дома у меня дела. Ты ведь сильно обо мне сейчас беспокоился?

Малыш насупил брови, нехотя кивнул. Юля вздохнула – хоть разорвись. И Совенка не хочется бросать на растерзание родственничкам и не бросить нельзя.

– Обо мне тоже станут беспокоиться, если я не вернусь завтра вечером.

Аль наморщил лоб, размышляя, а потом его лицо осветила надежда:

– Но до завтра ты ведь можешь остаться?

Остаться в долбаном средневековье, где «шкафы» с мечами запросто могут убить? А магия… отдельный разговор. Впрочем, к порталам она уже привыкла. Почти… Только отпустят ли ее завтра?

Юля смотрела в глаза Совенка, понимая, что уже согласилась. А если варвар решит, что ей отлично подойдет местная камера, она знает у кого искать ключ домой. «Русский» слишком хорошо ориентируется в ее мире, чтобы быть там новичком.

Перевела вопросительный взгляд на варвара. Хм, если он брат Совенка, то, выходит, принц. Нумерацией с первого до пятого. Вот на что он намекал, требуя вежливого обращения. А она его «черным властелином» вместо «ваше высочество»…

Глава 3

– Альгар, разреши нам поговорить, – внес разумное предложение варвар.

– Обещаю, я быстро, – проговорила Юля, ссаживая Совенка с колен. Встала, шагнула к ожидающему мужчине, но не выдержала, оглянулась, чтобы тут же выругаться – малыш снова стоял на коленях, склонив голову. Дернулась назад, но ее ухватили за руку.

– Не стоит, таковы правила, – предупредил варвар. Юля скрипнула зубами в бессильной ярости. Внутри бушевало пламя, требуя спалить все к чертовой бабушке.

– Это ведь не обычный зал? – попыталась отвлечься от того, кто болью засел в сердце.

– Это зал скорби.

Ясно. Кому-то белый – цвет радости и чистоты, а кому-то – наоборот. Юлю в этом зале больше давили пустота: высоченный потолок, гуляющее между колонн эхо, сквозняк, пробирающийся под куртку, и чувство собственной незначительности, по сравнению с местным гигантизмом.

Варвар остановился в десятке шагов от коленопреклоненной фигурки, что-то сделал с воздухом, потому как тот загустел, гася окружающие звуки.

– Вы ведь понимаете – расследование исчезновения его высочества Альгара еще не закончено? – спросил, нависая и даря недобрый взгляд главной подозреваемой. – Но я могу сделать так, чтобы с вас сняли обвинения…

Многозначительная пауза намекала, что бесплатно ее из камеры не освободят.

– И что хотите взамен? – Юля отзеркалила взгляд. Знает, сволочь, что не виновата, а нервы треплет, точно она серийный маньяк с десятком трупов за спиной.

– Ничего сложного, – мужчина отодвинулся, сложил руки на груди, нацепив на лицо благодушно-высокомерное выражение. Теперь, когда Юля была в курсе, кто перед ней, заносчивое поведение варвара казалось естественным. Да, бесило, но удивления больше не вызывало.

– Вы будете носить мыслевик и сопровождать его высочество везде, где необходимо. От вас также потребуется уважительное отношение к нашим традициям и законам.

– И насколько вы рассчитываете продлить мой визит? – осторожно уточнила девушка, уже представляя «радость» знакомства с местным обществом и всю прелесть соблюдения неизвестных ей законов и правил. Хотя разве кому-то, кроме Совенка, есть дело до ее трудностей?

– Все будет зависеть от вашего поведения, – оскалился улыбкой варвар, – но постарайтесь никого больше не оскорблять, иначе можете не дожить до конца вашего, – усмехнулся, – визита.

«Оптимистичное» пожелание, а главное – сразу хочется послать всех в далекое путешествие. Как в том анекдоте: «Вот вам пять тысяч и не перебивайте».

– Тогда начнем с вас? – вскинула брови, склонила голову, оценивающе оглядывая варвара – хорош: высокий, широкоплечий, брутальный. Хищный профиль чем-то напоминает команчей Северной Америки. Темная, выдубленная кожа. Густые серые брови и необычный темно-серебристый цвет волос, а про глаза… стихи сочинять можно. – Как мне вас называть?

– Достаточно будет «ваше высочество». С короткой памятью, как у вас, и привычкой сокращать имена, я не хочу рисковать.

Юля фыркнула – у варвара точно пунктик касательно имен и титулов. Что возьмешь с аристократа… Не понимает, что Альгар – имя для шестого принца. Для того, кому не повезло родиться в венценосной семье – заволновались, только когда сбежал и вовлек в скандал. Аль – имя для них двоих, и она будет его так называть, даже если варвар облысеет от злости.

Но каков! Имя свое побоялся назвать, точно она слабоумная. Что же… сам виноват. Она постарается придумать что-нибудь достойное столь «славного» господина.

– И чтоб вы знали. «Черным властелином» называют себя вожди племени сиртсов. Они моются два раза в год, никогда не стригут волосы и поедают внутренности своих врагов.

Выдав сею убийственную информацию, варвар поискал следы раскаяния на лице девушки, но та лишь вежливо улыбнулась в ответ:

– Простите, не знала. У нас «черные властелины» моются чаще.

В ее самый «честный» взгляд варвар, кажется, не поверил, еще с полминуты разглядывал с подозрением, но Юле удалось удержать невозмутимое выражение лица, и его высочество отвернулся, пробормотав что-то на местном.

– Я не услышал ваш ответ.

Юля потерла горло, залитый кровью край кофты засох и неприятно царапал кожу. Помыться бы и переодеться, но здесь забота о гостях ограничивалась допросом и пыткой. Ах да, на десерт предлагались запугивание и шантаж. Но просить что-либо у варвара… Лучше грязной ходить, чем унижаться перед «шкафом» в доспехах.

– Значит, носить мыслевик и сопровождать?

Мужчина кивнул. Звучало несложно, но кто знает, как оно окажется на самом деле. Однако Юля сейчас не в том положении, чтобы диктовать. Придется верить на слово, которое варвар мог изменить в любой момент.

Потребовать гарантий? И нарваться на возмущенное: «Не верите моему слову?». Так и к камере вернуться можно, а попасть туда Юле не хотелось. Для впечатлений хватило и пыточной.

– Хорошо, я согласна. Что касается оскорблений, держитесь от меня подальше – и никто не пострадает, – мило улыбнулась, глядя, как его высочество недовольно поджимает губы.

– Надеюсь, – с нажимом произнес варвар, – на ваше здравомыслие.

      Юля могла бы долго рассуждать о том, что понятие здравости у них разное, но махнула рукой – сутки как-нибудь продержится, а там придумает способ вернуться домой. Если ребенок смог, почему бы взрослой тете не справиться.

– Я могу его забрать? – спросила Юля, с болью глядя на Совенка.

– Вы – да, – подтвердил варвар.

– А наказание?

– Не ваша забота. Вы же собираетесь вернуться? – подколол ее варвар. Вот пойми его, то обвиняет в похищении, то в вину ставит желание вернуться. Как собака, честное слово: и кусает, и уйти не дает.

Она не собиралась оправдываться. Если тупому варвару не понятно, что у взрослого человека могут быть свои обязательства, то он… просто тупой варвар.

– Аль, вставай, мне разрешили тебя забрать, – обняла худенькое тельце, прижимая к себе. И сразу неважным показались причины, требовавшие возвращения домой.

– Юля, – выдохнул Совенок, утыкаясь лицом в живот.

– Я останусь здесь до завтра. Покажешь свою комнату? – с деланной беззаботностью проговорила девушка, гладя де́тя по жестким волосам. Ее сложности не должны ранить ребенка.

– Останешься? – Совенок заглянул в лицо, и она кивнула, но малыш внезапно нахмурился, повернулся к варвару.

– Брат, ты даруешь Юле свою защиту? – спросил требовательно. Варвар в ответ едва заметно скривился, словно его попросили о чем-то непотребном.

– Мне не нужна защита, милый, – попыталась отказаться Юля, но малыш заупрямился:

– Нет, нужна. Я же принял твое покровительство, так почему ты отказываешься?

Ничего не понятно, но в целом мысль улавливалась. Привела домой, покормила, одела – это покровительство? Если так, пусть будет, как хочет. Главное, чтобы покровитель не придумал лишнего.

– Твой брат может не согласиться, – привела весомый аргумент Юля. Варвар вскинул бровь, прищурился и разъединил браслет, отщелкнув от него узкое кольцо.

– Я согласен. Твоя просьба разумна. Этой женщине лучше ходить под моей защитой.

Звучало, точно ее на поводок сажали. Впрочем, без присмотра все равно не оставят. Так что… одним присматривающим больше, одним меньше.

– Спасибо, Фильярг, – просиял малыш.

– Фильярг? – с предвкушением уточнила девушка, раздумывая, что выбрать для его высочества: Филь или Ярг, но ее опередили, легко угадав намерение по выражению лица.

– Даже не думайте, – предупредил с угрозой мужчина.

– Не думать не могу, – честно призналась девушка, – а остальное – зависит от вас.

Варвар смерил ее недобрым взглядом, обещая вернуться к версии главной подозреваемой, а заодно и к пыткам, но Юля и бровью не повела – и пострашнее видали взгляды, особенно у начальства на работе.

В итоге взглядами их противостояние и закончилось. Варвар вернул себе отстраненно-высокомерный вид и официально произнес в пустоту:

– Я, Фильярг Соваш Ангальский, четвертый принц эсхарата Асмас, наследный правитель четвертого тэората, принимаю Ю-лию Никольскую, гостью из мира «Земля», под свою защиту и покровительство.

Кровожадно алым полыхнули камни на обоих частях браслета, и Юля внутренне содрогнулась, с трудом поборов желание спрятать руки за спину.

– Позвольте.

Пришлось постараться, чтобы протянутая варвару рука не дрожала.

Браслет защелкнулся, тело на мгновение окуталось теплом. Юлия поежилась – магия оказалась серьезным испытанием для нервной системы. Невидимое, но ощущаемое воздействие воспринималось чужеродным. Мозги начинали тихо закипать от попытки уложить картину нового мира в голове. А то ли еще будет…

Она полюбовалась на усыпанный алыми камушками узкий и довольно увесистый браслет, сделанный из неизвестного белого металла.

– Покровительство означает, что теперь меня убить сможете только вы? – внесла уточнение. Мужчина благодушно ухмыльнулся:

– Вы верно понимаете ситуацию, Ю-лия.

Его высочество ухитрялся короткое имя разбивать на два. И это Ю – пауза – лия начинало выводить из себя.

– Вам пора, – не стал затягивать с церемонией, открыл портал и приглашающе махнул рукой: – Прошу, я присоединюсь позже.

Совенок потянул Юлю, торопясь покинуть зал скорби. Переход – и они вышли в широком коридоре, где пол был вымощен серым камнем, стены покрыты белой, блестящей облицовкой, сводчатый потолок – а здесь любили высоту и простор – освещался магическими лампами. Двери повторялись через каждые метров десять. Это явно были господские покои, а не коридоры тюрьмы, куда Юлю притащили первый раз.

– Почему ваши порталы не калечат, открываясь внутри дома? – спросила девушка, едва поспевая за набравшим скорость малышом.

Совенок чуть притормозил, но тут же рванул вперед:

– Не знаю, но никогда не слышал, чтобы кого-то покалечило.

Значит, решили этот вопрос с открытием портала в помещении. И Юля поставила себе мысленную пометку, если доживет – пообщаться с «русским». Интересно же.

– Помнишь о вальшгасе? Обязательно сходим в загон. Еще пойдем в плавающие сады и в призрачную галерею, тебе понравится, – фонтанировал идеями Совенок. Как и любой ребенок, он уже забыл о слезах, наказании и неприятностях. Юля так быстро переключаться не умела и настороженно поглядывала по сторонам, идя следом за малышом. Накаркала.

Одна из дверей распахнулась, и в коридор вывалилась целая процессия. Ну как вывалилась… Степенно и величественно вытекла из двери, и было ясно, что избежать встречи не удастся.

Высшее общество эсхарата Асмас предпочитало черный, темно-зеленый, серый и синий цвета. Красный, золотой и серебряный Юля заметила на вышивке, которой щедро были украшены наряды. Мужчины здесь носили обтягивающие брюки, рубашки с широкими рукавами и жилеты: короткие, средние или длинные. А еще на жилетах болтались платки, идущие от правой груди до правого же рукава. Женщины были в длинных до полах – кто бы сомневался – приталенных платьях и аналогичных жилетах, отличающихся от мужского варианта более богатой вышивкой. В остальном все было знакомо: серо-белые шевелюры и надменные лица.

Процессия хозяев жизни замедлила шаг. Совенок, наоборот, ускорился, идя на таран. Юля уже приготовила извинения – пусть на русском, зато с улыбкой, но тут рослый мужчина заступил им дорогу, и деть был вынужден остановиться. По девушке скользнули недоуменные взгляды, еще бы – джинсы, кроссовки, кофта и длинная – до колен – ветровка-парка ярко-оранжевого цвета не вписывались в местную моду. Юля специально решила соблюсти баланс – не платье, но попа прикрыта, а кроссовки и джинсы – как чувствовала, что пригодятся.

Далее последовал обмен репликами. Дядя наседал на ребенка, багровея лицом и повышая голос. Совенок вяло оправдывался, опуская голову. А на Юлю вновь начало накатывать. Ненависть, точно живое существо, билась внутри, требуя крови. Был бы в руках дробовик – так бы и зарядила в живот.

Она сама и не поняла, что сделала. Просто в какой-то момент мужик занес руку, чтобы закатить оплеуху Совенку, и Юля оказался между ним и ребенком, сжимая чужое запястье. Вроде просто сжимала, а мужик почему-то заорал, обмякая к ногам девушки.

Коридор взорвался визгами и криками. Голосило сразу несколько дур, то есть дам, а вот кавалеры на визг размениваться не стали. В лицо Юли ударил теплый порыв ветра, краем глаза она заметила цветную пыль, а потом от браслета во все стороны, обходя Совенка, разошлась волна силы. Без звука снесла аристократов к стенам, расчистив дорогу.

Юля залюбовалась живописной картиной – кто-то сползал на пол вниз головой. И панталоны у них здесь… так себе. Не чета земному белью.

– Пошли, – дернул за рукав куртки Совенок. Юля встряхнулась – действительно пора убираться, а то на шум еще принесет Филя…

Девушка обошла постанывающего мужчину, баюкавшего руку. Какие здесь нежные, однако, товарищи… По виду и не скажешь.

Неплохая защита у варвара, – думала Юля, идя следом за Совенком. Только вопросов возникало сразу два: насколько хватит заряда браслета при частом использовании, а что оно будет частым – девушка не сомневалась. Местное общество вызывало изжогу и желание обзавестись пулеметом. И как отреагирует его высочество на столь вольное обращение с артефактом? После сегодняшней стычки Юля опасалась, что Фильярг предпочтет прибить гостью, чем разбираться с жалобами товарищей.

– Скажи, а кто это был? – спросила, решив заранее оценить масштаб проблемы.

– Дядя, – недовольно буркнул Совенок, пояснив: – Второй брат отца. Его из тэората сняли, он сюда вернулся, ждать волю. Но ты не бойся. Его здесь никто не любит.

То, что не любят, и то, что всего лишь дядя, а не старший брат или правитель – радовало, зато остальное было непонятно. Однако уточнить не успела – пришли.

Коридор заканчивался впечатляющей дверью из темного дерева, за которой открывалась часть стены, соединяющая два здания. Или две части одного здания. С какой стороны посмотреть. Здесь Юля залипла, потому как за каменным парапетом обнаружился потрясающий – дух захватывало – вид. Прямо напротив места, где они стояли, шла невысокая, заросшая лесом гряда. Над густым подлеском вставали настоящие гиганты с огромными, зонтичными головами. Между ними острыми пиками стремились в небо деревья, похожие на кипарисы. Юля смогла выцепить и нечто напоминающее сосну, но с более длинными иголками, и гигантские папоротники. Чем-то увиденное напоминало картинки инопланетной флоры и одновременно доисторического леса. И над всем этим великолепием простиралось практически питерское серое небо. Лишь пара облаков решила отдохнуть на вершине гряды, неспешно перетекая в ущелье.

В этом мире было утро, рассвет набирал силу, активно выгоняя из ущелья ночные тени. Холодный ветер, гуляющий по стене, намекал, что день будет прохладным. Юля поймала на нос снежинку, поежилась. Вспомнила местные наряды – она бы не отказалась от теплого жилета.

– Нравится? – осведомились из-за спины, и рядом с ней, на парапет, легла пара ладоней в кожаных перчатках.

– Пейзаж – да, потрясающий, а вот люди, – Юля замялась, но решила быть честной, – не очень.

– Вы про тех, кого оставили лежать в коридоре? – буднично осведомился варвар.

– Про них, – со вздохом призналась девушка. Все равно ведь доложат, так лучше здесь пообщаться, чем в пыточной.

– Вам повезло. Этот человек не опасен, но следующий раз можете нарваться на неприятности. Если вам настолько недорога жизнь, скажите – я распоряжусь ею по-своему.

То есть порка отменяется? Юля воспрянула духом. Мысль, что она может подставить Совенка под худшее наказание, не отпускала. Даже собственное сумасшествие не казалось таким уж важным, как риск подвести малыша. А предложение варвара… Подавится. Пусть своей жизнью распоряжается, а в ее не лезет.

– Обязательно извещу вас о своем решении, – ответила, усмехнувшись про себя – настолько чопорно прозвучала фраза.

– Крупные у вас тут птички, – отвлеклась на темный силуэт, парящий над горами.

– Это калкалос, та самая ящерица, которой вы хотели отрезать хвост.

Юля прищурилась, вглядываясь, – ящерицу, которая летает, хотелось рассмотреть в деталях – и едва не заорала, обнаружив, что расстояние между ними схлопнулось, и она смотрит в узкие, вытянутые зрачки дракона. С испугом отшатнулась, разрывая контакт. Удостоверилась, что никакого дракона и в помине нет: она все так же стоит на стене, а под спину ее поддерживает мужская рука.

– С вами все в порядке? – обеспокоенно осведомился варвар, или Юле захотелось услышать беспокойство в его голосе.

– Да, все в порядке.

Шагнула, разрывая телесный контакт. Нечего тянуть к ней руки! Она еще помнит, чем закончились первые обнимашки.

В порядке ли она? Ни черта не в порядке! Когда сумасшествие начинает атаку на мозг, привыкаешь к странностям. Привиделась морда дракона? Необычно, но не смертельно. Гораздо занятнее, что дальше? Голоса в голове?

– Лысая обезьяна! – шипящий рокот ввинтился в мозг. Голос был нечеловеческим и больше напоминал перекатывание гальки по дну реки, чем привычную речь, но смысл улавливался четко.

– Двуногая, бесхвостая, тупая и ползающая по земле обезьяна, – добавил подробностей голос.

Юля готова была смириться с собеседником в голове, но терпеть оскорбления – не в этой жизни. Подсознательная уверенность, что хозяин шипящего баритона сейчас усиленно машет крыльями в их сторону, крепла с каждой секундой.

– Чешуйчатая ящерица, – пробный пошел.

– Жаба с крыльями, пожиратель помета, выползень бородавчатый, – снаряды ложились кучно. Дальше фантазия примолкла, собираясь с силами, голос тоже не подавал признаков жизни. Юля искренне пожелала ему немоты, годков этак на десять.

– Странно, – задумчиво проговорил варвар, – и что его здесь привлекло?

Юля вгляделась в горизонт – черное пятно быстро увеличивалось в размерах. Уже четко были видны крылья, узкая длинная морда и гребень на спине.

– Двуногая личинка навозника, – умоляюще пророкотало в голове. Восторг, предвкушение… Ей с трудом удалось отделить чужие эмоции от своих.

– Червяк, возомнивший себя птицей.

Волна восторга была столь сильной, что Юля подпрыгнула на месте, поймала странный взгляд варвара и едва удержалась, чтобы не показать мужчине язык. Он посмотрел на небо, покачал головой:

– Сюда направляется.

– Заметил что-то, вот и решил посмотреть. Глупый же, – Совенок взял ее за руку.

– Глупый? – с сомнением протянула девушка. По ее мнению, чешуйчатое нечто было похабником со стажем, а вот глупым – вряд ли.

– Ага. Когда-то они вместе с людьми населяли Шайрат, но потом Девятиликий обиделся на них и лишил мозгов. Правда, они схитрили и смогли сохранить часть.

– Вижу, ты плохо помнишь легенды, – пожурил младшего брата его высочество, – повтори, вечером проверю. Но в целом он прав, Ю-лия. Калкалосы считаются частично разумными. Пусть они не нападают без причины, к ним лучше не приближаться. Да они и сами к себе не подпускают. Было время, когда их почти истребили, но сейчас охота в прошлом.

Юля с предвкушением смотрела, как дракон опровергает слова варвара. Встав на одно крыло, он заложил лихой вираж над башней, сложил крылья, нырнул вниз и плюхнулся на живот метрах в пяти от них. У его высочества от удивления закончились слова, Совенок издал восхищенное:

– Еш-ш-шь!

При звуках его голоса Филь отмер. Закрыл их собой, спрятав за широкой спиной. Еще и меч потянул из ножен.

– Вы сказали, они не нападают?

В голове ехидно хихикнули.

– Значит, не о чем волноваться.

Юля обогнула фигуру варвара и остановилась, поймав взгляд вертикальных зрачков. Дракон был небольшим – туловище размером с газель. Длинная шея, кожистые крылья с когтями для ползанья по скалам, шипастый хвост и очень – ну очень – выразительный взгляд давно живущего существа, уверенного, что в жизни самый здоровый смех – это ехидный, а все остальное – чешуя.

На Юлю повеяло таким родным и знакомым, что она невольно прислушалась – не раздастся ли поблизости голос Любки. Но, нет. Позади оживленно сопел Аль, его брат изображал готовность к атаке, и Юля надеялась, что ему хватит выдержки не броситься на дракона.

А Любка… Второй такой в жизни ей больше не встретилось. Шквал идей, взрыв энергии, азарт во всем: от рыбалки до езды на велосипедах. Они встречались летом в деревне, куда Юля приезжала с Сережкой, пока бабушка была жива. И по вечерам, сидя на лавочке у забора, развлекались, придумывая смешные прозвища знакомым и друзьям. На их гогот оборачивались, грозились, но сделать ничего не могли. Золотые были времена, н-да…

– Можно? – с замиранием спросила Юля, делая шаг к дракону.

Глава 4

Удивительно, но варвар понял, что обращалась она не к нему. Препятствовать не стал, мол, идите, товарищ Ю-лия, в пасть дракона, если вам так хочется.

В пасть не хотелось, но калкалос приглашающе вытянул шею, искушающе сверкнул глазами и пророкотал:

– Испугалась, слизь желтобрюхая?

Допустим, не желтая, а рыжая. И кто еще испугался? В пять шагов добралась до морды, с вызовом найдя свое отражение в золотистых глазах. Задрала голову – крупный засранец. Схрумкает ее раза за три или даже в два уложится – ростом Юля не вышла, до модельного на целую голову не дотягивала.

Внутри в припадке бился инстинкт самосохранения, дрожали в азарте поджилки и хотелось невозможного.

– Ты кого слизью назвал, плешивый тритон-переросток?

Протянула руку, не решаясь дотронуться до глянцевого носа, но дракон сам коснулся ее ладони, и она замерла, млея от восторга. Нос был гладким, прохладным и кожаным на ощупь. Понимание, что она гладит дракона, рождало внутри шквал эмоций.

За спиной тихо переговаривались.

– Она же его понимает, да?

– Определенно.

– Но ты говорил, что это сложно.

– Сложно. Я сам долго учился, но здесь, видимо, совпали характеры.

За такой вывод варвара хотелось прибить, однако желание помочь Совенку пересилило. Вот подкопит она счета к его высочеству и выкатит за все разом.

– Аль, иди сюда, – позвала, и малыш с готовностью подбежал, вставая рядом.

– Давай помогу, – подняла на руки, чтобы тот смог дотянуться. – Сосредоточься. Протяни руку, коснись и попробуй что-нибудь сказать про себя. Еще лучше представь, что у тебя дуэль с противником. Только не на кулаках, а на словах. Понял?

– Ага, – малыш кивнул, зажмурился, сосредотачиваясь. Положил крохотную ладошку на гладкий черный нос, наморщил лоб, стараясь изо всех, чтобы через минуту издать восторженный вопль: – Получилось! Я его услышал! Он назвал меня лысым яйцом.

Юля испытала прямо-таки материнскую гордость за подопечного.

– Спасибо, – поблагодарила дракона, так как была уверена, что тот сам выбирает с кем «разговаривать», и обучение местных здесь совсем ни при чем.

Совенок вывернулся, подбежал к брату, теребя его за край куртки:

– Ты сказал, что я услышу калкалоса, когда стану взрослым. Значит, я уже взрослый? – и столько ожидания было в этом вопросе, что Юле стало ясно – де́тю позарез надо нечто особенное, а взрослые отнекиваются, кивая на возраст.

– Нет, Альгар, ты не стал взрослым, – спокойно ответил Фильярг. И все. Ни гордости за брата, ни «Какой ты молодец». Этого Юля вынести уже не могла.

Дракон понял без слов. Взмахнул крыльями, Юля отошла, освобождая место для взлета, но ящер запрыгнул на парапет и оттуда просто сверзнулся башкой вниз. Девушка ахнула, свесилась, высматривая позера.

– Прощай, лысая личинка, – раздалось в голове, и над стеной взмыл крылатый силуэт, – если понадоблюсь – зови, услышу.

– И тебе не хворать! Спасибо! – прокричала Юля, маша рукой. Повернулась к Совенку, присела, обняла.

– Ты – молодец! Сразу услышал калкалоса, когда некоторым понадобилось для этого много времени, – покосилась на Филя, но тот и бровью не повел, – такой талантливый ребенок, что впору начинать бояться.

Совенок просиял.

– Правда?

– Конечно, – улыбнулась Юля в ответ. Этим глазам, курносому носику и щечкам невозможно было не улыбнуться. А вот Филь остался верен себе – невозмутим, как статуя. И так же немногословен.

Потом они шли по длинным переходам, поднимались по крутой лестнице. Нагулявшись с утра, Юля ощутила, что ноги уже гудят от усталости.

– И почему нельзя было открыть портал? – спросила недовольно на очередном повороте. К хорошему быстро привыкаешь. Скоро она начнет требовать портал в ванную или в туалет.

Юля не рассчитывала на ответ, но его высочество соизволил пояснить:

– Это башня принцев. Сюда невозможно открыть портал.

Из-за безопасности, – догадалась девушка. Чтобы ни один наемный убийца не добрался до голов их высочеств.

– Мы пришли, – сказал Фильярг, когда они остановились напротив двухстворчатой двери.

– Покои шестого принца, – объявил, добавив: – Ваши дальше по коридору. Их скоро подготовят.

Совенок распахнул двери, первым влетая в комнату и останавливаясь сразу за порогом.

– И где все? – спросил, обводя растерянным взглядом безлюдное помещение. На взгляд Юли, вполне достойное – на принцах здесь не экономили. Большая овальная комната, панорамное окно и три двери, ведущие в другие комнаты.

– Альгар, новых слуг пришлют завтра. Сегодня не успели никого найти. Но у тебя есть Ю-лия, ты не будешь один.

– Новых?

Отвлекшаяся на рассматривание убранства Юля обернулась. Нахмурилась, заметив в серых глазах малыша дрожащие слезы.

– В чем дело? – спросила у варвара.

– Они! – срывая голос, зло выкрикнул малыш. – Убрали! Всех!

– Всех, кто не досмотрел, – едва слышно – для Юли – пояснил варвар.

И среди этих «всех» был кто-то дорог Совенку… Юля вздохнула. Чем тут помочь? Уволить – она искренне надеялась, что слуг именно уволили – было жестким, но оправданным решением. Не досмотрели за ребенком, позволив ему сбежать из дома. Такое сложно оправдать.

– Аль, – наклонилась, заставляя малыша смотреть ей в глаза, – ты же понимаешь – слезами тут не исправить. Сбежав из дома, ты повел себя, как маленький ребенок. А ведь ты – принц. На тебя смотрят, равняются. А что будет, если все дети начнут сбегать из дома, потому что шестой принц подал им такой пример?

Совенок засопел, шмыгнул носом, и Юля вытерла бегущую по его щеке слезу.

– Никто на меня не смотрит, – возразил, но неуверенно.

– Это тебе так кажется. Ты – лицо страны. Хочешь этого или нет. Но я знаю, как помочь твоему горю. Не прямо сейчас, чуть позже. Докажи, что исправился. Стал достаточно взрослым, чтобы принять ответственность. Сделай что-нибудь особенное. Уверена, отец захочет тебя наградить. И ты сможешь вернуть кого угодно.

Юля не представляла, как его величество общается с детьми, хотелось надеяться, что как-то общается. Да и просьба – вернуть слугу в дом – не такое уж невыполнимое желание. Сейчас, конечно, все станут выдерживать характер, замена слуг – часть наказания, но когда страсти поутихнут и побег забудется, можно попытаться. Если у Совенка есть характер, он добьется своего, нет – не очень-то и нужно было.

Кажется, ее речь произвела благоприятное впечатление на варвара, потому как он решил озаботиться комфортом гостьи.

– Альгар, Ю-лие надо помыться и переодеться. Одежду скоро принесут. Вашу оставьте, ее приведут в порядок.

– А можно мы в котел пойдем? – подпрыгнул Совенок, слезы на лице разом высохли, и только внимательный взгляд мог заметить грустинку, поселившуюся в глубине серых глаз.

– Можно, – разрешающе кивнул Фильярг, – и Сове… – запнулся, моргнул, на лице промелькнула тень раздражения.

– Альгар, – исправился, бросив обвиняющий взгляд в сторону Юлии, – не торопитесь. Котел сегодня свободен.

В дверь постучали, Филь лично снизошел до того, чтобы открыть и принять стопку одежды. И лично передать ее Юле.

Стопка была высокой – хозяева расщедрились на «переодевашки». Принимая, девушка коснулась затянутых в перчатки рук и неожиданно смутилась. Виной тому был пристальный мужской взгляд, от которого внезапно стало неуютно.

Нет-нет, – встряхнулась. Только отношений в чужом мире ей не хватает. С отсутствием контрацепции и невозможностью в случае чего призвать папашу к ответственности…

      А Совенок уже тянул к одной из дверей, за которой обнаружился коридорчик, с одной стороны ведущий в туалетную комнату со вполне узнаваемыми удобствами, с другой – утыкающийся в лестницу.

– Подожди меня, – попросила девушка, закрываясь в туалетной комнате. Глянула в зеркало, вздрогнула. С таким прикидом ее в любой клуб на Хэллоуин без очереди пустят. Бледное лицо, лихорадочно блестящие глаза, в которых застыло удивление и шок Алисы, падающей в кроличью нору, встрепанные волосы – тщетно попыталась пригладить, но самым шиком была залитая кровью верхняя часть тела. Капельки брызг живописно начинались от подбородка, на шее и груди превращаясь в сплошные потеки. Юля вспомнила недавнюю встречу. Крепкие у товарищей нервы. Она бы от такой «красоты» шарахнулась и сама бы дорогу уступила, а эти и глазом не моргнули – привычные.

Долбаное кровавое средневековье. Зато все дурные мысли из головы как метлой вымело. Что там у этой «статуи» на уме? Сегодня он положительный, заботливый, а завтра меч в руки – и голову с плеч? Не-не. Никаких варваров с мечами. Сутки еще продержаться, а там, если его высочество смилуется, домой.

Стерла кровь с куртки, на кофту махнула рукой и потопала в загадочный котел.

Сначала они долго – этажей шесть – спускались по лестнице. С каждым пролетом воздух набухал сыростью, стены «плакали», на ступенях кое-где блестели лужицы воды, и все более ощутимым становился запах серы. Миновав последний пролет, оказались в вытянутом помещении, откуда несколько дверей вели в раздевалки, они же помывочные. Комнатки были разделены на две части, в одной наличествовали краны: верхний, нижний и углубление со сливом в каменном полу. В другой – застеленной деревянным полом – следовало переодеваться. На ноги предлагались деревянные шлепки размера эдак сорок пятого – лапы у принцев были внушительными.

– Выбирай любую, – махнул рукой малыш, – повезло, мы здесь одни.

– А что из этого здесь носят? – Юля с сомнением покосилась на одежду в руках. Идея с обнаженкой ее не привлекала. Это сейчас здесь никого, а потом всем внезапно понадобится принять банные процедуры.

Совенок порылся в стопке, выудил две ночнушки. Одну – маленькую, вторую побольше. Ее и протянул Юле. Девушка помяла непривычную ткань – ни на что не похоже – и поспешила в комнатку. Грудь уже не чесалась – горела, и нестерпимо хотелось все с себя снять.

Вторая дверь из помывочной вела в просторное помещение, чьи стены терялись в густых горячих клубах пара. В центре, куда Юля добралась почти на ощупь, возвышался сложенный из камней резервуар с водой. Он действительно напоминал котел, в котором плевалась, бурлила и поднималась к потолку паром вода, слегка пахнущая серой.

– Ближе не подходи, может и брызнуть, – предупредил Совенок, нарисовываясь рядом. В ночнушке, с намокшими волосами, зарумянившимися щеками и приоткрытым от жара ртом он походил на девчонку.

Юля вдохнула глубже, закашлялась, запах серы, хоть и несильный, портил всю прелесть местной бани.

– А есть мыло? С запахом? Или ароматное масло? – идея родилась сама собой.

– Есть, – кивнул Совенок, – выйдешь обратно в зал. Последняя дверь – кладовая. Выбирай, что хочешь.

Юля и не думала стесняться. От бадейки с жидким мылом, куда она добавила масло с ароматом, напоминающим мяту, его величество не обеднеет.

      Вышла спиной вперед, одной рукой закрывая дверь, второй придерживая бадью, и услышала шаги. Резко обернулась, опасно забалансировала в огромных сандалиях, бадья начала выскальзывать, и Юля успела подхватить ее в последний момент, а вот мыло спасти не удалось.

– Ой!

Зрелище стекающего по обнаженному торсу варвара жидкого мыла, цвета морской волны, собрало бы на тик-токе сотни восторженных отзывов. Объективно, там было на что посмотреть и даже потрогать, но все портил дурацкий аромат мяты. Вкупе с каменным выражением лица, на которое тоже, кстати, попало… Юля зажала рот рукой, сдерживая прорывающийся смех.

Его высочество величественно стер каплю мыла со щеки, стряхнул на пол и вопросительно вздернул бровь.

Все. Больше держаться не было сил.

– П-п-простите, – выдавила, склоняя голову и пряча лицо. Хотя… что там прятать, когда смех, зараза, лез наружу, точно упрямое тесто из кастрюли.

Обогнула одетого в легкие штаны варвара, спасаясь бегством. Ввалилась в котел. Рухнула на ближайшую лежанку из отполированного камня, уже не сдерживая хохот.

– Не будет нам мыла, ха-ха. Я его, хрм, на твоего, ой, не могу, ну и рожа была, братца вылила. А он… такой, а-а-а, молча обтекает.

– На Фильярга? – ахнул Совенок.

– На него, родимого, – кивнула Юля, – целую бадью мыла. Еще и с мятой.

Смеялся Аль потрясающе. Сначала задирался вверх кончик носа, растягивались в улыбке губы, на щеках появлялись очаровательные ямочки, в глазах загорались золотые искорки, потом смех начинал сотрясать тельце, даже брови и уши участвовали в веселье. И глядя на угорающего Совенка, смеяться хотелось еще больше.

Мужчина постоял за дверью, ведущей в котел. Послушал доносящийся из-за нее хохот – детский и женский. Покачал головой. Эта женщина снова ставила его в тупик. Вместо того, чтобы пасть ниц и молить о прощении, она вздумала над ним смеяться! Нет, не смеяться, а самым натуральным образом ржать, точно он – шут, а не четвертый сын его величества.

Стер мыло с груди, принюхался – воняло так, что глаза начинали слезиться и хотелось чихать. Ужасная, невозможная женщина. Развернулся и отправился под воду – смывать с себя следы безобразия. Если Третий унюхает – не обойдется без подколок, а над ним сегодня и так на месяц вперед насмеялись.

Не зря говорят – смех лечит. Отсмеявшись, Юля ощутила, как легче становится на душе, отступает призрак истерики и страх становится более взвешенным. А его высочество… Конечно, может и характер проявить, но вряд ли перейдет к военным действиям. Явно ему от нее что-то надо…

Совенок в последний раз икнул от смеха, выдохнул и предложил:

– А пойдем в Бездну? Мне туда одному запрещено, а с тобой можно.

Хотелось спросить, а почему сразу не в ад, но, с другой стороны, в котле были, почему бы и в Бездну не наведаться, и Юля согласилась.

Неприметная дверь вела в узкий коридор. Низкий потолок, пол, отполированный ногами, но все еще остающийся неровным, фосфоресцирующий мох на камнях, дающий бледно-лиловую иллюминацию. Складывалось впечатление, что проход вырублен прямо в горе.

Идти молча по изгибающемуся проходу было не интересно, и Юля спросила:

– Аль, а сколько у тебя братьев?

– Первых? – уточнил Совенок. – Пять, но будет семь. Нас всегда восемь.

Юля запнулась, прокляла шлепки, плюнула – сняла и пошла босиком. В коридоре было приятно прохладно, откуда-то тянуло свежестью, и после душного котла дышалось полной грудью.

– Первые – это принцы?

Продираться сквозь детский взгляд на иерархию чужого мира было непросто, но Юля не сдавалась.

– Нет, – помотал головой Аль, – Первые – это столпы Асмаса.

Деть явно повторял чужие слова, а вот понимал их – тот еще вопрос. Спрашивать было неудобно, но Юля не утерпела:

– А если первой родится сестренка, тоже станет столпом?

Аль даже остановился, воззрившись на нее в возмущении.

– Первый – всегда мальчик, – и добавил задумчиво: – Хотя у седьмой мамы никак не получается.

Какое-то время Юля переваривала услышанное, и утопавшего вперед Совенка ей пришлось догонять.

В целом логика прослеживалась. Вряд ли ее величество осилила бы такую нагрузку в одиночку, причем регулярно, из поколения в поколение. А так – требуется его величеству – интересно, у них король или император? – ровно восемь первенцев (если она правильно понимает значение «первых»), вот и заводит, бедолага, восемь жен, с каждой получая по мальчику. Восемь принцев, восемь мам и один папа… Какая-то извращенная арифметика.

– Аль, а ты познакомишь меня с твоей шестой мамой?

Если она не ошиблась, то мама Совенка идет под номером шесть. И он сейчас самый младший среди Первых, так как у седьмой мамы никак с первенцем не получается…

– Мама ушла в гарфар сразу после моего рождения.

Что такое гарфар Юля не знала, но сердце подсказало ответ.

– Прости. Мне жаль.

Совенок беспомощно улыбнулся.

– Я ее не видел и не помню. Она только посмотрела на меня и умерла. Говорят, ритуал ей был не по силам, а она все равно прошла, чтобы я родился. А еще говорят, – Аль опустил голову, кусая губы, – из-за того, что шестая мать была слабой, я тоже слаб.

Оставить такое без ответа было нельзя. Юля присела на корточки, заглядывая в лицо. Так и есть – в серых глазах дрожали слезы.

– Знаешь, у нас был один полководец. Кучу сражений выиграл, войска его боготворили, а в детстве хилым был, болел часто, учебу пропускал. Потом взял себя в руки, начал тренироваться и стал одним из знаменитых военачальников в истории. Так что не бери в голову. Если внутри есть сила, человек не будет слаб. А трус сколько угодно может мышцы качать, в сердце трусом и останется. Понял?

Совенок нерешительно кивнул. Конечно, Юля и не рассчитывала на мгновенный эффект. Когда тебе с детства намекают на слабость и тычут в лицо смертью матери – одной речью тут не поможешь.

А вообще интересный расклад. Его величество… настоящий отец-производитель. На взгляд Юли, больше одного прямого наследника – сплошной головняк для государства, а тут их восемь. С девочками – проще. Выдал замуж, лояльность зятя приобрел или его страну под свой протекторат заполучил. А восемь пацанов, которые горло друг другу начнут грызть за власть? Нет, она решительно местных не понимает.

Еще тэораты, которыми правят братья. Зачем усложнять? Если тэорат – часть страны, вполне можно губернатора назначить из подданных. Или подданным тут совсем не доверяют? Впрочем, наследник для его величества не проблема… Ритуал, опять же имеется, за который на Земле товарищи в арафатках и тюрбанах золота не пожалеют.

Юля представила, как его величество подходит вечером к кровати энной по номеру супруги, морщит лоб и решает: – А зачну-ка я сегодня наследника.

И зачинает. С практикой не поспоришь – шесть уже есть.

Выходит гарем? Или жену после рождения первенца убирают? Отработала и на вынос? Следующая заходи. Нет, Совенок не стал бы сильно грустить о матери, если бы остальные тоже умирали. Остается гарем.

Интересно, сколько жен у варвара? Ладошки аж зачесались, так захотелось задать его высочеству этот вопрос. Только задавать стоило до того, как она его мылом облила. А теперь пока не остынет – лучше держаться подальше от мятного господина.

Нужен «русский». Позарез. Столько вопросов – голова кругом. Тема деликатная, Совенка не попытаешь, к варвару – только к закованному в наручниках, а вот «русский» – самый адекватный из всех, на первый взгляд, конечно.

Но где его найдешь, этого «русского»? Судя по отношению варвара – он точно не из Первых. Может из вторых? Или третьих? А если вспомнить, что у правителя семь братьев, с одним из которых Юля имела «счастье» познакомиться, и у каждого из дядей есть семья, дети… Словом, греческая семейка нервно курит в сторонке. Интересно, как здесь проходят семейные сборища? Столы накрывают человек на пятьсот или сразу на тысячу?

Не удивительно, что Совенок такой одинокий. Столько родственников – застрелиться можно. Говорят же, что у семи нянек – дитя без глазу.

Можно попросить Совенка, но заставлять его идти к тому, у кого он взял без спроса портальный артефакт… Нет, она решит этот вопрос как-нибудь без Аля.

Глава 5

Бездна оказалась подземным озером. Приличного размера – дальний берег терялся во мраке пещеры. Освещение здесь присутствовало, точно прилетало. Стоило им шагнуть в пещеру, как в воздухе вспыхнули три круглых световых шара, устремились к Совенку с Юлей, зависли в паре метров над их головами, да так и «прилипли». Девушка какое-то время косилась на странные шары, пытаясь разгадать их природу, потом плюнула – летают, светят, под руки не лезут, а большего и не требуется.

– Здесь можно плавать? – поинтересовалась Юля, становясь на каменный бортик озера. Эту часть озера облагородили, а вот лестницу делать не стали – сигайте, товарищи принцы, с борта головой вниз.

– Ага, – подтвердил Аль, усаживаясь на бортик и принимаясь болтать ногами. Юля попробовала воду – прохладная, но плавать самое то. Соскользнула в воду, отплыла на пару метров, не выпуская Совенка из вида, тот, однако, в воду не полез, оставшись на бортике, и девушка вернулась. Подтянулась, усаживаясь рядом. Пощупала подол ночнушки – ткань осталось сухой – чудеса. То есть это местный купальный костюм? Не намокает, не просвечивает – мечта, а не купальник.

– Ты почему не плаваешь?

– Не умею, – вздохнул Совенок, – а здесь глубоко.

Глубина действительно уходила сразу метра на два. Это, конечно, авантюра – если она утопит принца, ей без всяких расследований отрубят голову, но желание помочь непрерывно зудело внутри. Такое ощущение, что она подхватила чесотку по имени «Аль».

– Так, – вернулась в воду, – сейчас ты слушаешь меня внимательно и делаешь то, что скажу. Сначала здесь, на бортике, потом в воде. Начнешь дергаться или топить меня – вышвырну из воды, невзирая на высокое происхождение. Понял?

Совенок понял. Он вообще оказался понятливым ребенком и многое хватал на лету. Как говорила первая учительница Юли, которая потом и Сережу учила: «Глупых детей не бывает, бывают педагогически запущенные». Вот Аль как раз и был таким «запущенным».

Она вспомнила, как таскала Сережку на секции, ухитряясь и сама ходить на танцы, стрельбу, спортивное ориентирование и даже в театральный кружок – куда брали бесплатно, туда и ходила. А потом брат уже сам выбирал – дзюдо, бокс, моделирование.

– Все, отдыхать.

Помогла малышу вылезти из воды, и тот растянулся на камнях, хватая ртом воздух.

– Что? Тяжело? – с ехидцей осведомилась Юля. – Завтра будет еще больнее, – «утешила». Пусть привыкает нормально реагировать на нагрузки и боль в мышцах.

Тень шевельнулась, отклеиваясь от стены. Один из световиков отреагировал, метнулся подсветить, но Фильярг успел поставить заслон. Световик потерял цель, покрутился и улетел обратно к озеру, а мужчина неслышно двинулся к выходу. Делать здесь больше было нечего, вряд ли после тренировки у этих двоих остались силы на новые проделки, а его ждет доклад у Третьего – очередной вестник нервно крутился около лица, и его высочество отмахнулся, прибивая. Идет он, идет. Но как тут было оставить эту парочку без присмотра хоть на минуту? Принюхался – едва заметный аромат жигры, столь любимой горными козлами, вызывал желание пойти и придушить. Тем более есть за что и кроме дурацкой выходки с мылом.

Фильярг вспомнил свой ужас, когда девчонка поволокла Сове… тьфу, привязалось же, Альгара в воду. Удержало на месте только данное самому себе слово: не вмешиваться. Ассара лучше знает, что требуется подопечному.

В помывочной Юля намылила Совенка, потерла местным аналогом мочалки, промыла жесткие – как проволока – волосы, ополоснула и помогла одеться. Потом ушла в свою «комнатку», быстро обмылась, оделась, грязную одежду оставив в подсказанном Алем месте.

Местные хозяева на одежде для гостьи заморачиваться не стали и, похоже, раздели какую-то служанку… Все было чистым, глаженным, но простым, как пять копеек. Бежевое, не приталенное платье, халат из того же материала и еще один – покороче. Юля решила – лишний – и надевать не стала.

Когда вышла в зал – Совенок покатился с хохота. Отсмеявшись, начал менять местами. Халат – оказался «фартуком», который завязывался на спине, а маленький халат – чем-то вроде жилета. Зато кроссовки Юля оставила свои и ни разу не пожалела – идти в них по лестнице на шестой этаж было самое то. Дошли с остановками – сил после купания и тренировки у обоих было немного.

Вернувшись, деть сразу прошел в спальню, рухнул на кровать и закрыл глаза. Юля обошла все кругом, убедилась, что пусто – на озере чей-то взгляд постоянно царапал кожу, и вытянулась рядом с малышом. Тот тут же перекатился под бок, обнял и засопел. Под его уютное сопение Юля сама мгновенно провалилась в сон.

– Уверен? – Третий отложил в сторону самопишущее перо, вперив в Фильярга требовательный взгляд.

– Ты сам все видел в зале скорби. Она смогла распознать угрозу даже сквозь полог. Кому другому это под силу? Вряд ли перед нами маг, настолько талантливо скрывающий свои возможности.

– Значит, ассара, – брат поморщился, с тоской покосился на стопку листов на краю стола, обреченно вздохнул и пододвинул один к себе, прочитав: – Юлия Никольская. Какая из нее ассара? – спросил раздраженно: – Девчонка, да еще из другого мира. Чему она научит? Не зная наших законов и обычаев… Бред.

Дернул со злостью прядь волос.

– Нет, отец не согласится.

Фильярг был с ним солидарен, он и сам бы не согласился, но…

– За те пару часов, что она здесь, ассара научила Шестого общаться с калкалосом, а еще он проплыл самостоятельно три метра в Бездне. Ты же помнишь, как панически Альгар боялся воды и отказывался учиться плавать?

– Бездна? – напряженно подался вперед Третий. – И ты разрешил?

– Я был рядом, – лаконично ответил Фильярг, не став заострять внимание на том, что его разрешения никто не спрашивал.

– Мысленная речь и плавание, – уже смиряясь, повторил брат. Звякнуло, на угол стола спланировал еще один лист, от верха до низа заполненный изящным почерком.

– Четырнадцатая, – поджал губы Третий, – за те пару часов, что она здесь, я получил четырнадцать жалоб.

Выдохнул, откидываясь на кресле и прикрывая глаза. Фильярг не мешал, понимая, что Третьему предстоит непростое решение. На одной чаше весов жизнь Шестого, на другой – закон, запрещающий чужакам вмешиваться во внутренние дела дворца, а воспитание одного из Столпов невозможно трактовать иначе. Но другой ассары у них нет.

– Жыргхвова задница, – выругался Третий, рубанув ладонью воздух, – хорошо, я согласен, но ты отвечаешь за нее головой. Делай что хочешь, но чтобы больше я этого имени в дворцовых писульках не встречал.

Фильярг был уверен, Харт встретит, и еще не раз, но расстраивать Третьего заранее не стал.

– Отца я уговорю. Он будет только рад, если у Шестого появится шанс. Что-то еще? – спросил, заметив, что Фильярг не торопится уходить.

– Да, есть еще кое-что. Ассара просит вернуть ее домой.

Харт поднял брови, сложил руки на груди:

– Так в чем дело? Пообещай денег, драгоценностей, запри, в конце концов. Не узнаю тебя. Ты и не можешь справиться с женщиной? Если беспокоишься, я усилю охрану перехода и лично прослежу, чтобы каждый из стражей выучил внешность ассары.

Если бы было так просто, Фильярг запер бы неугомонную девчонку в покоях младшего брата, но внутренний голос нашептывал, что эту женщину запертая дверь не остановит.

– Она думает иначе, чем мы. И я не берусь предсказать, что она выкинет в следующий раз. Там, где надо плакать – смеется, ничего не боится и никого не уважает. Уверен, если запру – она сбежит и… не одна.

– Прихватив в собой Альгара, – закончил за него Третий. – Я уже понял, что у ассары есть характер. Демонстрация защитника в зале была, гм, впечатляющий, даже у меня мурашки по коже побежали. Но хочет девчонка или нет, она – ассара, и мы ее не отпустим. Если о ней прознает кто-нибудь еще… Ты понимаешь, какой это рычаг давления на Шестого. Она поманит – он побежит, не задумываясь.

– Предав страну и семью, – хмуро подтвердил Фильярг, – ты, конечно, прав. Мы ее не отпустим.

– Найди способ уговорить. Все, что хочешь. Хоть женись. Времени у тебя до начала недели.

– Как там Второй? – поинтересовался Фильярг. Жена Второго должна была родить на днях, а роды первенца из-за ритуала никогда не были простыми. Отец, потеряв шестую супругу, предпочитал контролировать их лично.

– Пока не родила, – бросил желчно брат и тут же извинился: – Прости, – устало растер ладонями лицо, – столько всего навалилось.

Фильярг сочувственно кивнул. Брат замещал отца в его отсутствие, кроме того, на нем лежала внутренняя безопасность страны, и в первую очередь дворца.

– Глупый побег, который породил кучу слухов – мои парни умотались их пересказывать. Но мы заткнем рот всем недовольным появлением ассары. Ты же понимаешь, что это значит для Шестого?

Он, конечно, понимал, потому терпел девчонку со всеми ее закидонами и выходками. А Шестого… наконец, перестанут считать слабаком.

– О! – встрепенулся Третий, взглянул на дверь и бросил громкое: – Входи, хватит мяться. Рудники от этого дальше не станут.

Вошедший мужчина так и не переоделся, оставшись в костюме из чужого мира.

– Все так плохо? – спросил он, бросая страдальческий взгляд на хозяина кабинета.

– А ты как думал? – развел руками тот. – За то, что пустил несовершеннолетнего в лабораторию, оставил без присмотра, еще и портальный камень на видном месте положил, тебе спасибо скажут?

Из вошедшего словно весь воздух выпустили, плечи опустились, он сгорбился, опустил подбородок на грудь, всем видом выражая глубочайшую скорбь. Третий поднялся, вышел из-за стола. Покачался с носков на пятку, бросил зло:

– А все твои сказочки, Кайлес, – и передразнил: – Там такие парки с небывалыми качелями, дети ездят на удивительных механизмах, люди ходят, разодетые героями сказок. На улицах продают сладкое замороженное молоко.

– А еще там лучшие женщины, – еле слышно прошептал тот, кого назвали Кайлесом.

– ЧТО? – взъярился Харт, и Фильярг еле успел перехватить, останавливая удар.

Брат выпустил воздух сквозь сжатые зубы, дернул плечом, освобождаясь, скривился, сплюнул и спросил:

– Задурил пацану голову? Чем вину искупать будешь? Новыми сказками?

Фильярг вернулся в кресло. Если брат заговорил о выкупе, значит кузен будет жить, а уж в каком качестве – зависит от искупления.

Сердце кольнуло – Фильярг вспомнил, как в порыве злости Альгар кричал, глотая слезы, что не хочет быть Столпом, что дворец – тюрьма, где его никто не любит. Тогда Фильярг посчитал слова брата детским капризом. Им всем бывало непросто. Иногда скручивало так – хоть со стены прыгай, но капризы – не повод отлынивать от обязанностей. А следовало, наверное, задержаться, поговорить. Глядишь – и не было бы глупого побега.

– Я лишь хотел немного скрасить ему жизнь, – оправдываясь, еще тише прошептал Кайлес.

– Вечный сказочник, – уже остывая, проговорил с досадой Харт, – тебя бы в Огненные пещеры. Сильно бы там помогли твои сказки?

Вернулся в кресло, устало покрутил шеей, с досадой посмотрел на стоящего перед ним мужчину.

– Никто из нас не выбирал свою судьбу. Не один ты переживаешь за Шестого, но остальные хотя бы не вредят.

– Прости, – кузен прикусил губу.

– Что ты у меня прощения просишь? Проси у него, – Третий кивнул на Фильярга, – это он двое суток без сна перерывал твой сказочный мир. Повезло поймать короткий сигнал от камня и сузить район поисков. Кстати, выяснили, кто научил Альгара так ловко маскироваться? Я не распознал плетения. Что-то новенькое.

– Не было времени, – покачал головой Фильярг, – а сам он никого не сдаст. Наша порода, – добавил, не скрывая гордости.

– Выпороть бы эту породу за наглость, – проворчал Харт, – в его годы мы с тобой такого себе не позволяли. Да и времени не было. Через сколько у него начинаются занятия в Тальграде?

– Через три месяца.

Харт нахмурился, побарабанил пальцами по столу. Его, как и остальных братьев, беспокоил уровень подготовки Шестого. В Академии скидок не делали, а принцев учили еще жестче, чем остальных.

– Еще эта головная боль с ассарой…

– Ассарой? – встрепенулся, оживая, Кайлес.

– Ассарой – ассарой, – подтвердил Третий, поясняя: – Девчонка, которую вы притащили с собой.

– Так это замечательно! – просиял Кайлес, разом вырастая, расправляя плечи и в одно движение занимая второе посетительское кресло. – Если она ассара – проблема с Шестым решена. Она сделает из него настоящего правителя.

– Она сделает из нас идиотов на весь Асмас, – не согласился Третий, покосившись на стопку жалоб.

– Не сделает. К этим женщинам надо найти подход, – кузен ухватил со стола самопишущее перо, нарисовал им в воздухе овал, ничуть не смущаясь мрачно-недовольного взгляда владельца. – Только представьте, какое это чудо. Они умны, образованы, ответственны, смелы и бесстрашны. Все это она передаст Шестому. Вот увидите, – перо в его руках задергалось в экстазе, – его высочество всех нас удивит и займет Каменный трон. Слабейший станет сильнейшим!

Братья переглянулись, Фильярг сделал жест пальцами, и поток слов разом оборвался. Кузен беззвучно открыл рот, закрыл, снова открыл, яростно завращал глазами, истерично жестикулируя, но братья не обращали на него внимания.

– Дожить бы до этого замечательного момента, – протянул Третий, процитировав: – Слабейший станет сильнейшим. Как думаешь, может, моим парням это использовать?

– Не стоит, подставим под удар ассару, вдруг кто-то поверит в этот бред.

– А ты, значит, не веришь? – провокационно прищурился Третий.

– Никогда не слышал, чтобы ассарой мужчины была женщина, это раз. Во-вторых, не верю, что она сможет воспитать кого-то по-настоящему достойного. В-третьих, она из другого мира. Иное воспитание, привычки, манеры. Кого она сможет вырастить? Только похожего на себя. Но если ей удастся сохранить Альгару жизнь, провести через ритуал – этого будет достаточно.

– В твоих словах есть здравый смысл, но кое-кто считает иначе, – и Третий с насмешкой кивнул на кузена. Хлопнул ладонью по столу, принимая решение:

– Работаете оба. Тот, кто уговорит ассару, получит награду.

– Три года без свадебного круга, – быстро проговорил Фильярг.

– Два, – не поддался брат, – и не проси больше.

Фильярг нахмурился, но спорить не стал. Сам Харт успешно отлынивал от свадебного круга, отговариваясь занятостью и работой на благо государства, а брату отсрочку только на два года дал… Ладно-ладно, он ему это еще припомнит.

– А ты, – Третий указал на кузена, – получишь смягчение приговора. Полностью снять не смогу, но заслуги учту и перед отцом лично ходатайствовать буду.

Кайлес просиял, говорить он все еще не мог, зато мог кивать и жестикулировать.

– Срок у вас – до возвращения отца. Если к этому времени по дворцу будет разгуливать неприрученная ассара – пострадаем все.

Фильярг щелкнул пальцами, снимая заклинание.

– А если рассказать ей правду? – выпалил кузен, едва только к нему вернулась способность говорить.

– Не зная, что творится в голове у этой женщины, ты дашь ей власть? – Третий посмотрел на него со скорбью, как на больного. – Шестому она не причинит вред, а остальным?

Кайлес смутился.

– Свободны, – махнул рукой в сторону выхода Третий, – утром жду доклад. Не забудьте, вечером праздник в честь Шестого. Ассара должна быть готова.

Юля с трудом вынырнула из сна. Прокляла соседей, решивших затеять ремонт. С недоумением оглядела незнакомые покои: широкую кровать, нишу в стене, заменявшую шкаф, диванчик, столик, пару кресел непривычной формы. Да и стены тут были отделаны затейливо: нижнюю половину покрывал оплавленный до состояния глазури светлый камень, верх был оставлен в природной шероховатости.

Стук повторился, и до девушки дошло – барабанили в дверь. Совенок сладко посапывал, не думая просыпаться. Пришлось вставать и идти самой проверять – кого там принесло.

Принесло, конечно, кого-то из местных. Юля окинула заинтересованным взглядом похожее на ее собственное платье – точно со служанки сняли – дошла взглядом до лица. Незнакомка была смуглой, черноволосой, черноглазой и кудрявой, словно у нее на голове росли не волосы, а спиральки макарон. Она здорово смахивала на земную негритянку – даже разрез глаз совпадал, только серо-седые спиральки, чередовавшиеся с угольно-черными, выдавали иномирность, да еще с левого виска к подбородку спускалась седая косичка.

Незнакомка быстро-быстро, прижимая руки к груди, залопотала на местном. Мыслевика, конечно, ей никто не дал, Юле тоже, и сейчас они стояли друг напротив друга в глупейшей ситуации. «Негритянке» явно было что-то нужно, причем позарез – уже и руки подключила, объясняя, но помогало слабо. Местные жесты, как и язык Юле были незнакомы.

Пришлось разворачиваться и идти будить Совенка, а то у служанки уже слезы на глазах показались.

Поцеловала в щечку, носик, лоб. Малыш сладко потянулся, зевнул, продолжая досматривать свой сон. Пощекотала – Аль завозился, отползая и пытаясь закопаться под одеяло, но Юля была неумолима. Скомандовала на ухо:

– Подъем, солдат!

Совенок резко сел, распахивая глаза. Так вот как его будили, – догадалась девушка.

– Аль, там, – кивнула на дверь, но служанка уже была у кровати. Последовал быстрый монолог, и его высочество резко побледнел, выдыхая по-русски:

– Седьмая мать пришла, – подскочил, заметался, пытаясь одновременно причесаться, сменить рубашку и выпрыгнуть из штанов.

Секундное оцепенение – япона мама, а не седьмая – отпустило, и Юля отловила вихрь, отправив в ванную – умываться. С помощью служанки приготовила де́тю одежду. Потом оставила Аля одеваться, сама отправившись в ванную. Лично ей переодеваться было не во что. Разве что еще в одно бежевое платье.

Перед дверью, ведущую в гостиную, Совенок притормозил, набираясь духа, и Юля решительно взяла огонь на себя. Шагнула первой, улыбаясь так, словно ее прямо сейчас награждали премией мира.

Седьмая была женщиной не глупой, потому как пришла в гости не одна, а со столом, уставленным едой и напитками. Исполненным достоинства движением выросла из-за стола, разом демонстрируя разницу между собой и шайратским светским обществом, которое Юля успела лицезреть в разных, гм, позах. Никаких фижм и прочих извращений в наряде – приталенное серебристое платье с ниспадающими складками, но ткань, вышивка, жемчуг, обвитый тонкой сеткой и пущенный по лифу, белая меховая опушка на жилете, украшенный камнями обруч в волосах – все говорило о статусе гостьи. И лицо, с выражением уверенного в себе на целое королевство человека. Красивое, кстати, лицо. Кожа чуть более светлая, чем у Филя, черты поизящнее, зато длинный нос, хищный профиль, густые ресницы и тонкие губы один в один, как у местной аристократии.

Седьмая мать напряженно улыбнулась Совенку, шагнула к нему, но тот юркнул за Юлю, прячась. Так по-детски, что у нее защемило сердце. Но что позволено ребенку – запрещено его высочество. И вот уже недовольная складка залегла меж бровей гостьи.

– Добрый день, я так рада с вами познакомиться. Альгар столько о вас рассказывал, – еще шире улыбнулась Юля, ощущая, как внутри колется азартом боевой настрой. Седьмая мать? Переживем. Вот если бы они собрались здесь все, кроме шестой, пришлось бы тяжко. А так… не сложнее, чем убедить клиента, что фирма обязательно отвезет его груз за полцены. Причем в срок, целым и невредимым.

Работа логиста часто представлялась Юле жонглированием десятком мячей за раз. Причем мячами живыми и своевольными. Забыл отправитель исправить документы – досмотр на таможне и корректировка коносамента. Или водитель ездил до последнего, надеясь на авось – поломка, перегруз и срыв сроков. Еще и паспорт дома забыл – до свидания загрузка. Но самый прикол был, когда на одном высокотехничном европейском производстве, где не то что курить, чихнуть лишний раз боялись – реактор под боком, один из водителей решил скоротать ожидание, подогрев еду на открытой горелке. Рассказывали, что глаза у охраны были не круглыми, а квадратными от удивления. Водилу, конечно, выпроводили, причем не только с завода, но и из страны.

И вот сейчас Юля ощущала себя тем самым жонглером, только вместо привычных водителей, таможни и складов – гранаты, начиненные величества с их высочествами. И каждый имел власть отправить лично ее, Юлю, на казнь.

      Выпалила приветствие, скалясь дурной улыбкой, и только потом озадачилась – а поняли ли? Поняли. Ее величество поблекла, поднесла руку к виску, отодвигая прядь, за которой блеснул мыслевик.

– И я рада с вами познакомиться, ассара моего шестого сына.

На «моего сына» внутри подняла голову ревность, и Юле пришлось давить порыв ухватить ее величество за горло и рыкнуть в лицо. Хороша бы она была брызжущая слюной в царственный лик.

Вместо рыка спросила нейтрально:

– Простите, но не могли бы вы подсказать, кто такая ассара.

Ее величество моргнула озадаченно, не сразу сообразив, почему у нее спрашивают о столь общеизвестной вещи. Потом сложила иномирское происхождение с неподобающим поведением и расслабилась. Задумалась, с чего бы начать, но тут за Юлиной спиной чей-то живот просигналил громким бурчанием, и девушка очнулась – а деть-то не кормленный!

– Давайте присядем за стол. И вы мне подробно все расскажете, – предложила Юля, мысленно потирая ладошки – вот и источник информации наклевывается, – как у нас говорят – в ногах правды нет.

      Ее величество вскинулась, ошалело посмотрела на девушку – это была ее реплика, как хозяйки, но Юля ответила честным, без всякой задней мысли взглядом – и ее величество махнула рукой на этикет:

– Конечно, прошу.

Глава 6       

Голодный деть – прекрасный повод для знакомства, а еда – удобный случай знакомство продолжить.

Следующие двадцать минут за столом раздавались исключительно светские фразы:

– Попробуйте вот это. Мяса кхмара вышло сегодня исключительно нежным.

Или:

– Суфле из ягод черновника. Прекрасно оттеняет ралочье рагу. А вот заварные рафьи. Повар превзошел сам себя. Вам понравится их островатый вкус.

И Юля честно пробовала, искренне надеясь, что если мяса кхмара или суфле из ягод не примет ее земной желудок – Филь откачает. Оживил он ее один раз. А что такое пищевое отравление против перерезанного горла? Тьфу, а не диагноз. Так что она вкушала, восхищалась, не забывая восхвалять талант повара. Седьмая польщено улыбалась. Совенок просто ел, как голодный ребенок.

Сразу после того, как сели за стол, Юля уточнила, удобно ли будет обращение «ваше величество». Разрешение ей дали, а на большее она и не претендовала. Повезло – ее величество здесь одна и не надо заморачиваться с сортировкой гарема. Интересно, правитель жен как называет? По номерам? И есть ли у него «любимая жена»?

Седьмая на вид была чуть старше Юли. Не удивительно, что вскоре за столом установилась вполне дружеская атмосфера.

– Юлия, я хотела вас поблагодарить за Альгара. Если бы не вы, не знаю, что с ним могло случиться, – вздохнула ее величество. В серых глазах мелькнул призрак недавней тревоги.

Как что. Полицейское отделение, служба опеки и круглые глаза тетенек, когда им продемонстрировали бы фокус с исчезающим и появляющимся камнем. Юля позволила себе представить Филя в полицейском участке, выкрадывающим Совенка…

– Все со мной было бы хорошо, – проворчал деть, разрушая сладкую иллюзию: Филь с мечом против полицейского с калашом. Блокбастер. Часть первая.

– Аль, – поспешила вмешаться Юля, видя, как закаменело лицо седьмой матери, – излишняя самоуверенность вредна всем, а уж военачальникам она как смерть.

Деть надулся, но промолчал.

– И ты забыл об одном. То, что с тобой хорошо, знал только ты. Остальные в это время мучились тревогой и сомнениями.

Ее величество с благодарностью во взгляде поддержала:

– Я так боялась за тебя, Альгард.

Совенок недоверчиво округлил глаза. Он все еще выглядел настороженным олененком, но первый лед был разбит.

– И всю ночь молилась за тебя Девятиликому.

Юля смотрела на седьмую мать, понимая, что это шанс найти заступника для Совенка. Придушить ревность, свести этих двоих. Интуиция была «за» – Седьмая не казалась монстром. Пусть хоть кто-то будет рядом, когда она вернется домой.

– Ты должен извиниться, – прошептала, склонившись к маленькому ушку. Деть тяжко вздохнул – упрямый ослик – поднялся. Подошел к ее величеству, склонил голову, прижал ладонь к сердцу.

– Прошу меня простить за неподобающее поведение, мать Эллиана.

– Обнимите его, – прошептала еле слышно Юля, глазами указывая на Совенка.

Ее величество испуганно моргнула, но поднялась, неловко обняла малыша, привлекая к себе. Осторожно, точно Аль мог укусить, провела рукой по жестким волосам.

– Вы правда волновались? – уткнувшись лицом в платье, и оттого глухо спросил малыш.

Маска на лице седьмой матери пошла трещинами, и сквозь растерянность и настороженность проглянула нежность.

– Да, милый, очень, – проговорила женщина. Уже не стесняясь, прижала к себе худенькое тельце. И Аль поверил.

– Простите, – прошептал на этот раз вполне искренне, отодвинулся, заглянул в лицо седьмой матери, и та подарила ему растроганную улыбку:

– Я больше не сержусь, правда. Главное – ты нашелся. И буду очень рада, если ты станешь забегать ко мне.

Потрепала по голове, на поцелуй не решилась и предложила:

– Не хочешь глянуть новую книжку? Я оставила для тебя на кресле.

Совенок хотел. Да и скучно ему было сидеть за столом с двумя взрослыми тетями.

– Иди-иди, – кивнула Юля. Еще и Филь задал какие-то легенды… И вот какая учеба после такого дня?!

– У меня сейчас много времени, – словно извиняясь, сказала ее величество, глядя сквозь Юлю и добавляя с горечью: – Слишком много. Вы ведь не знаете наших обычаев? Я считаюсь матерью чужих детей, из которых только Альгард еще ребенок. Остальные уже взрослые или почти взрослые.

Юля сокрушенно соглашалась, подталкивая к откровенности.

– Не знаю, зачем я вам это рассказываю, – расстроенно удивлялась Седьмая, – я ведь ритуал два раза пыталась пройти. Не получается. Целители меня проверяли. Говорят, проблема не с телом, а с головой, мол, не готова носить ребенка, вот и сопротивляюсь. Но как же не готова, когда я этого так хочу!

На взгляд постороннего человека, ее величество панически боялась детей. Но когда это мешало беременности? – рассуждала Юля, сочувственно кивая. Здесь, однако, это не работало. Вынь и положи им готовность к беременности у той, кто ни разу не носил ребенка! Бред.

Впрочем, ее величество движется в правильном направлении. Аль – отзывчивый ребенок. Немного ласки, и он научит ее любить детей.

– Знаете, мне тут вспомнился один обычай. Примитивный, конечно, но и племя, в котором он существовал, тоже было примитивным. Женщины, которые не могли забеременеть, брали живого скорпиона – такое насекомое размером с ладонь – помещали его в кожаный мешочек и носили под грудью на животе. Скорпион шевелился, и это шевеление под сердцем помогало телу привыкнуть к мысли о ребенке.

– Какой, – задумчиво проговорила ее величество, – простой и одновременно глубокий обычай. Спасибо, я обязательно воспользуюсь вашим советом. Бесконечно рада была познакомиться.

И Седьмая мать встала, явно торопясь прямо сейчас отправиться на собственноручный отлов скорпиона.

Юля прокляла свой длинный язык – источник информации сбегал.

– Буду рада, если поможет. И последний вопрос.

Ее величество удивленно развернулась – она явно не привыкла, чтобы ее останавливали, но сдержанно улыбнулась:

– Конечно.

– Кто такая ассара?

– Ах это, – выдержала паузу Эллиана, – точного слова в вашем языке нет. Самое близкое к нему понятие – наставница или учительница. Хотя нет, наставница – ближе. До вечера, ассара.

Хлопнула дверь, и Юля осталась в покоях с Совенком одна. Вот и поговорили…

Совенок, высунув кончик языка, сосредоточенно рассматривал книжку. Юля села рядом на подлокотник кресла, заглядывая через плечо. Видя ее интерес, деть начал вслух переводить историю о путешественнике, попавшем в череду штормов. Эдакий местный Конюхов – один и на утлом суденышке.

– Аль, а сколько тебе лет? – поинтересовалась Юля, поймав себя на ощущении, что слушает беглую речь отнюдь не пятилетнего малыша. Это же не просто читать, еще и переводить, пусть и своими словами, но с листа.

– Четырнадцать, – пожал плечами Совенок.

– Четырнадцать, – эхом повторила девушка, мозги офигели и запросили дополнительной информации.

– А до скольки здесь живут?

Оказалось, жизнь в этом мире отмерялась щедрее, чем на Земле – почти до двухсот, и совершеннолетие наступало в тридцать. Пятый его почти достиг, Совенку – еще ждать и ждать. Юля по местным законам считалась подростком – забавный казус, но вряд ли стоило рассчитывать на снисхождение и ограниченную ответственность. Для иномирцев, как и для животных, здесь явно существовал свой калькулятор – год за два.

– Мне пятьдесят два, – пробормотала потрясенно Юля.

– Сколько вам? – осведомились из-за спины. Господин Четвертый обладал не только хорошим слухом, но еще и отвратительной способностью подкрадываться как ниндзя бесшумно. Стука двери слышно не было или он прошел сквозь стену?

– Двадцать шесть, если вам это интересно, – огрызнулась Юля, расстроенная проблемами со слухом.

– Вижу, это интересно вам, – парировал его высочество, усаживаясь на соседний подлокотник. Кресло угрожающе заскрипело, однако тройную нагрузку выдержало.

– Вы действительно так долго живете?

– Сто девяносто – это долго? – искренне удивился мужчина.

Юля не ответила. О чем можно говорить с тем, кто не знает, каково это жить до семидесяти? Кто только в тридцать умнеет настолько, чтобы стать полноправным членом общества.

– А жениться у нас с двадцати шести можно, – зачем-то добавил Филь.

Умнеть в тридцать, а жениться без мозгов в двадцать шесть. «Прекрасное» общество: «справедливое и гуманное», – думала Юля, пытаясь смириться с тем, что кто-то в двадцать шесть – еще ребенок, а не взрослая тетя. Жизнь несправедлива!

– Раз уж мы разобрались с возрастом, перейдем к делу, – его высочество достал из кармана тряпочный мешочек, вытряхнул на ладонь мыслевик и шесть мелких камушков, – присаживайтесь, Ю-лия, – махнул на мягкий пуфик.

– Может, не стоит? – засомневалась девушка. Вживлять в себя иномирские технологии было… боязно.

– Забыли о нашей договоренности? – вскинул брови Фильярг.

– Забудешь тут, – проворчала Юля.

– Тогда могу предположить – вы трусите? – издевательски вежливо осведомился мужчина.

– Я? – вспыхнула Юля. Встала, гордо продефилировала до пуфика, уселась, не забыв, выпрямить спину. Задержала дыхание, приготовившись к жуткой боли.

Фильярг не спешил. Встал со спины, пробежался пальцами по виску, щеке, спустился ниже. Остановился в районе многострадального горла, Юля уже устала не дышать, а его высочество так и не приступил к вживлению.

– Что вы делаете? – спросила сипло, потому как волна тепла окутала кожу, прошлась сотней тончайших иголочек, вызывая иррациональное желание замурчать.

– Убираю следы недоразумения, – невозмутимо ответил убийца-целитель.

Это он про следы пальцев на шее, – догадалась Юля. Не стоило. Первые пять минут она еще пугалась своего отражения в зеркале – жертва маньяка – потом привыкла.

– Мне не мешают, – запротестовала.

– Зато мне – да, – не согласился мужчина. От шеи перешел к голове, пропустил пряди между пальцев, похвалил:

– У вас прекрасные волосы.

Волосы Юле от мамы достались шикарные: черные с шоколадным отливом на солнце, густые, волнистые, от дождя вившиеся мелким бесом. Девчонки завидовали – на выпускном Юля была нарасхват: точеная фигурка, симпатичное лицо, легкий нрав. И на свидание ее тогда позвали аж трое, только не до гулянок было – экзамены, поступление, а потом и вовсе забыла о личной жизни. Можно сказать, последние полгода почувствовала себя женщиной – в салон сходила, сделала коррекцию бровей, пилинг и даже на массаж записалась. Не дошла.

Чужие пальцы мягко прошлись по затылку, коснулись шишки, и Юля зашипела.

– И это тоже уберем.

Волна тепла окутала голову, и тело среагировало, расслабляясь. Стон наслаждения Юля смогла поймать в последний момент. Прикусила губу, затыкая рот. А его высочество и не думал останавливаться. Убрал на одну сторону волосы, открывая доступ к правому уху, принявшись бережно, но сильно проминать каждую точку, ласково оглаживая, почти интимно – Юля прикрыла глаза, пытаясь удержать себя в руках. Кто там говорил, что ухо – это эрогенная зона? Как же он был прав. Причем сплошная.

Нет, надо взять себя в руки, пока они еще ей подчиняются. Прибить взметнувшихся в животе бабочек. Сурово напомнить: за спиной – маньяк. Воссоздать в памяти образ его жертвы – залитую кровью кофту, синяки на шее. И предложить повторить. Она не знает, что выведет его из себя в следующий раз. Так стоит ли доверять?

– Скажите-ка, Ю-лия, – ухо уже не сопротивлялось, пребывая полностью во власти ласкающих его пальцев, – не вы ли причина сегодняшних беспорядков в башне седьмой жены?

– А? – выдавила из себя Юля. Мозг уже дошел до состояния желе и среагировал только на цифру семь.

Его высочество укоризненно вздохнул. Он ждал чистосердечного.

– Мой третий брат сейчас замещает отсутствующего во дворце отца. Знаете, что он ненавидит больше всего после водорослей в своей тарелке?

Юля не знала, как и не знала, что Третий не в ладах с водорослями. Она вообще подозревала, что его высочество осведомлен обо всем и сейчас просто издевается.

– Насекомых, – просветил ее принц, – мерзких, разбегающихся по углам и прячущихся в щелях насекомых, многие из которых весьма и весьма ядовиты. Кстати, вы не в курсе, зачем седьмой жене они вдруг понадобились? Да еще и в таком количестве?

Юля догадывалась, но если Седьмая решила устроить кастинг – ее право. А Третий… переживет как-нибудь. Не барышня падать в обморок при виде паука. Надо когда-нибудь начинать бороться со своими фобиями, к тому же еще и принц называется.

Она, конечно, тоже хороша. Полезла с глупыми советами. И к кому? К той, которая может отдать приказ собрать во дворце насекомых со всей страны, если уже этого не сделала. Следующий раз будет наука – кому и что советовать. А то проснется ночью с перерезанным горлом, вот тогда будет «ой».

– Почему бы вам не спросить у нее самой? – с самым честным видом хлопнула глазами.

– Ю-лия, – устало вздохнули за спиной, кожу на мочке уха прошила огненная игла, девушка дернулась, зашипела, но ее мягко удержали за плечи.

– Тише, сейчас все пройдет, – его высочество подул на пострадавшее ухо. Контраст от холодного воздуха был восхитительным, и Юля упрямо, до зубовного скрежета, сжала челюсти. Она – кремень. «Кремень, я сказала!» В жизни многое нужно попробовать, но растекаться лужицей у ног маньяка… НИ-КО-ГДА!

– Я рад, что вы помогли Альгарду стать ближе с Седьмой матерью, – пальцы продолжали распалять и без того разгоряченную кожу, – моему шестому брату приходится нелегко, он очень одинок, и Эллиане тоже непросто во дворце. Но, Юлия, – очередной укол, на этот раз девушка ощутила, как запекшуюся кожу волнующе коснулись мужские губы, – прошу, – голос склонившегося к ней Фильярга щекотал, возбуждая, – не переходите черту. Даже я не могу защитить вас от всего.

– Я поняла, – сквозь зубы вымолвила Юля, попросив: – Нельзя ли побыстрее?

– Вам не нравится? – очень искренне удивился его высочество.

Нравится и очень. Причем все. Даже само вживление казалось не таким уж болезненным, но не признаваться же в этом варвару. Юля, конечно, все реже называла так его высочество, но душевное равновесие требовало жертв. Приходилось идти против истины. А так – варвар и считаться с ним не нужно.

– Нет, – процедила, обещая себе статус на всех страничках «женщина – кремень». Вот вернется и сразу поставит. А потом купит бутылку шампанского, чтобы отпраздновать или залить горе, смотря, как пойдет. И его высочество тут ни при чем. Просто у нее давно не было мужчины, а у некоторых просто удивительно нежные для варвара пальцы.

Про черту его высочество «понятно» намекнул – Юля и так чувствовала себя как на минном поле, теперь еще и снайпер будет мерещиться под кустом. Лучше бы обозначил предел – и дышать стало бы легче. Существовал, конечно, вариант – никуда не лезть и ни с кем не разговаривать, но на практике он был невыполним. За Совенком Юля полезет даже в пасть к дракону.

Его высочество явно обиделся на Юлину неблагодарность и процедуру вживления закончил ускоренными темпами – без поцелуев. И потому Юля чувствовала себя чуточку обделенной и одновременно гордой собой – кремень!

В комнате между тем наблюдалось оживление. Хлопала дверь, кто-то тихо разговаривал, что-то шелестело. Было жутко любопытно, но повернуться Юля не могла.

– Все, – наконец устало выдохнул Фильярг, отодвигаясь, – настройка простая. Активация прикосновением. Если будет сильно болеть голова – приходите, помогу.

Юля фыркнула – прийти в комнату к его высочеству за таблеткой от головной боли? И с большой долей вероятности остаться до утра? На трезвую голову – точно нет.

Встала, повернулась, задрала подбородок, чтобы встретить потемневший мужской взгляд. Неосознанно облизала губы, и глаза мужчины прикипели к ним. А рука уже тянулась поправить волосы, грудь лезла вперед, тело норовило принять позу посимпатичней. Короче, бунт.

Юля выругалась, напомнив, кого дурное тело с не менее дурным сердцем пытаются соблазнить. Варвар не станет играть. Прижмет к стенке, задерет платье и будет чувствовать себя правым – сама дала повод. От нарисовавшейся картинки жар бросился в лицо. И взгляд его высочества сделался таким понимающим… и довольным.

Нет, Юля еще не готова идти до конца.

– Благодарю, запомню, – плеснула арктического холода во взгляд. Фильярг удивленно вскинул брови, но комментировать не стал, перейдя к официальной части:

– Сейчас вас проводят в комнату и помогут подготовиться. Вечером прием в честь Шестого, ваше присутствие не обсуждается.

Не обсуждается, так не обсуждается.

– Вижу, вы настолько поразили Седьмую жену, что она прислала дары.

Принц кивнул на двух служанок, парочкой шоколадных зайчиков застывших около двери. В руках каждая держала по шкатулке. Его высочество открыл их по очереди, сунул туда свой любопытный нос, захмыкал еще более задумчиво и вынес вердикт:

– Удивительная щедрость, – добавив: – Вам понравится.

Совенка тоже готовили к приему, и Юля клятвенно обещала вернуться как можно раньше. Хитрый деть, пользуясь присутствием брата, выторговал на завтра посещение загона с вальшгасами и разрешение покататься. Юля представила себя на ящерице, содрогнулась и изобразила энтузиазм. Кататься, так кататься.

Вообще, эти ящерицы были весьма популярны. Их изображения встречались на каждом шагу. Когтистые силуэты вплетались в деревянные украшения на спинках диванов, обвивали собой светящиеся шары, присутствовали в вышивке на ковре, были на каменных барельефах. Вот завтра она с этой местной достопримечательностью и познакомится – нос к носу.

Когда Юля со служанками вышла в коридор, оказалось, что во дворце включили освещение. И то, что днем виделось барельефом или колонной, теперь светилось желтым, белым, зеленым и даже красным светом. И если в оформлении местные дизайнеры были сдержаны: камень с разной степенью обработанности, колонны, изредка вазы с картинами, то в освещении не сдерживали себя ничем. Внутренние покои дворца сияли, точно хорошо оборудованный ночной клуб, разве что не подмигивали лампочками.

В коридоре служанки повернули налево, потом направо, спустились на пару ступеней вниз и почти сразу остановились, выжидающе глядя на девушку. Юля, спохватившись, активировала мыслевик.

– Ваша комната, госпожа ассара.

Перевод накладывался на слова практически без задержки, надо было только сосредоточиться, отключить внешний слух и воспринимать мыслеречь.

– Спасибо.

Перед тем как войти, Юля внимательно оглядела дверь, запоминая витиеватый узор и веночек в правом углу. Не хватало заблудиться на обратном пути.

Служанки оставили дары на столике, передали благодарность от хозяйки и с поклоном удалились.

– Меня зовут Зарьяна, госпожа ассара, – представилась выделенная Юле служанка, – я помогу вам переодеться, – махнула рукой в сторону стоящей посередине комнаты вешалки с платьем.

Юля задумчиво обошла по кругу изделие местной промышленности. Что сказать… Тяжелая ткань темно-синего цвета с серебряными вставками. Однозначно, не платье служанки, но до королевского наряда далеко.

– Одеваемся, – скомандовала Юля, прижимая ладонь к виску – тупая боль ввинтилась под кожу. Расплата за использование мыслевика была не слишком приятной, но вытерпеть можно.

Платье село на Юлию как влитое. Зарьяна восхищенно ахала, выпаливая комплименты со скоростью бота. Сразу видно – не первое поколение в услужении. Спросить бы еще о столь сильном различии во внешности хозяев и слуг, размышляла Юля, усаживаясь на пуф перед зеркалом, но вопрос будет не слишком этичен. А если их завоевали сероволосые? И шоколадные зайцы все еще борются за независимость? Нарваться на повстанцев будет фееричным завершением этого приключения.

Наконец дошла очередь до подарка, и Зарьяна с придыханием достала две небольшие баночки. Одна – омолаживающее средство для кожи, вторая – для волос.

Юля с сомнением оглядела дары – иномирская косметика доверия не внушала.

– Не волнуйтесь, госпожа, вам понравится результат, – заверила ее служанка.

Примерно через полчаса Юля глядела в зеркало на диву. Вот сейчас от нее не отказалось бы ни одно модельное агентство, невзирая на метр с кепкой рост. Кожа выглядела ухоженно – тысяч на сто долларов косметических процедур. Ни единой рытвинки, пятнышка – только сияние и бархатистость. Подтянулись скулы. Исчезли мелкие морщинки. Губы стали пухлее. Волосы сделались плотнее, толще и послушнее, перестав пушиться и обретя салонную гладкость, а еще они едва заметно мерцали. Юля безоговорочно влюбилась в эти чудо-средства, пусть эффект от них был временный – зато какой!

Впрочем, красоту ей пообещали почти на год. Была, правда, одна особенность – эффект тускнел на солнечном свете и проявлял себя при магическом освещении. Словом, настоящий макияж клубной дивы.

Глава 7

В парадный зал Юля входила не без волнения. Все-таки чужой мир, светский прием, вдобавок новая обувь – кроссовки отстоять не удалось. Пришлось соглашаться на местный вариант: мягкий кожаный носок, пришитый к деревянной платформе. Оказалось все не так страшно, как выглядело. Дерево каким-то образом принимало форму стопы, превращаясь в аналог ортопедических стелек.

Зал, где проходило отстаивание народа перед приемом, был огромным, с высоким потолком, на котором изображалось звездное небо – ни одного знакомого созвездия Юля так и не нашла. На стенах, погруженных в тень, плясали алые пятна, отчего создавалось впечатление, что разгуливающую по залу праздную толпу окружают вражеские костры. Почему вражеские? Потому что время от времени по залу проносился тревожный рокот барабанов. Толпа застывала, одобрительно прислушивалась и продолжала дефилировать. Иногда кто-то из гостей щелкал пальцами, и тогда к нему из темноты потолка спускался поднос, на котором стояли бокалы и наколотые на палочки закуски – канапе.

Юля старалась не глазеть, но голова сама крутилась по сторонам. Смотреть было на что и на кого. Будь она мужиком – ослепла бы, а жюри конкурса красоты, проходи он здесь, повесилось бы в полном составе, выбирая победительницу. Одна к одной. Ухоженные, идеальные, сияющие. Днем – обычные тетки, видела она их в коридоре кверху попой, зато ночью – глаз не отвести. И не пользуются ведь декоративной косметикой – никаких теней, помад или румян. Исключительно магическое подчеркивание естественной красоты.

Юля не сразу поняла, что ее смущает на этом празднике. Смущали женщины. Ведущие себя свободно, смеющиеся и даже – это точно был флирт! В гареме подобное вряд имело бы место. Там женщину прятали, не разрешая веселиться с чужими мужчинами. Неужели ее догадка неверна или у местных неправильный гарем?

Чужое неприятие царапнуло спину, и Юля обернулась – так и есть – знакомый дядюшка со свитой. Смотрит, точно она у него честь украла. Нагло врет – ничего не крала и красть не собиралась.

Юля неспешно поправила волосы – сползший рукав приоткрыл браслет, который она демонстративно покрутила. Дядя вызов не принял, сдулся, побледнел и предпочел слинять в сторону.

Рокот барабанов снова ворвался в гул голосов.

– Что это? – спросила Юля у Совенка.

– Тапунские барабаны, – пояснил Аль, – сегодня день высадки. В истории написано, что когда наши предки достигли земли, то в первую ночь их окружили вражеские костры и отовсюду звучали барабаны.