Размышления о методике преподавания иностранных языков бесплатное чтение

О себе

Последние лет 12-15 я не преподаю иностранные языки никому, кроме своих детей. Профессиональная деятельность и жизненные интересы увели в сторону от этого ремесла, к которому, честно признаться, я никогда не чувствовала ни природных способностей, ни особой любви. Просто овладела им, потому что это было выгодно в краткосрочной перспективе и пользовалась как возможностью зарабатывать в более комфортных условиях, чем при физическом труде.

У меня были и группы студентов, и частные ученики, среди которых были и двухлетние малыши, и школьники, и даже пенсионерка, готовившаяся эмигрировать к детям. Не могу сказать, что хоть одного из них я научила от азов до уверенного владения устной и письменной речью. В большинстве случаев – некоторое повышение уровня. В методическом плане я бы оценила уровень своих уроков как средний – они были далеки от совершенства в силу отсутствия желания стремиться к педагогическим высотам и наличия других жизненных приоритетов, но при этом я в меру своих сил честно добывала свой заработок.

Чему учили в институте иностранных языков

Видимо, нас в свое время качественно учили методике преподавания иностранных языков, так как по прошествии (страшно сказать) четверти века я помню отрывки лекций с такой отчетливостью, будто только что закончилась, а ответы на некоторые билеты так, как будто мне сейчас отвечать на экзамене.

По методике нас учили запомнить, как дважды два: до становления уверенной письменной речи на родном языке нельзя учить письменной речи на иностранном языке (ни чтению, ни письму, ни буквам). В среднем это примерно до 10 лет. Т.е. до времени когда ребенок не просто с удовольствием читает целые книжки и умеет писать, но умеет писать на родном языке грамотно (может путаться в сложных вещах, но на уровне простых в голове все уложилось).

В любом случае (даже если обучение начинается позже 10 лет) обучение начинается с устной речи. Но для взрослых (давно привыкших больше к восприятию письменной речи, обычно желающих заниматься по учебнику и иметь зрительную опору в виде текста, а не материальных объектов) это может быть первые 2-3 недели; а для ребят 10-11 лет – первые 2-3 месяца (первая четверть по советской программе для обычных общеобразовательных школ).

«Забудьте все, чему вас учили в институте»

Я не знаю, где и как учились современные методисты и учителя иностранного языка, но вижу, что в последние лет 10-20 эти базовые принципы, которые от нас так требовали твердо знать и соблюдать при подготовке учебных планов уроков (план урока на тему «алфавит» для 2 класса мы, будучи студентами, без разговоров полностью переделывали на «игру в магазин»), так вот эти базовые принципы массово и грубо нарушаются.

Это так легко и приятно для учительницы чувствовать себя умной-разумой и руководить написанием целой строчки "А" 3-5-летним ребенком, физиологически неготовым для такой мелкой моторной деятельности. В течение года можно разучивать с ним наизусть десяток фраз и отдельных слов, петь песенки и разучивать простые рифмовки. Спорим, неделя самоподготовки и я смогу на таком уровне проводить занятия любого иностранного языка? Собственно, знания языка тут нужно немного, а наивные родители с удовольствием оплачивают такие услуги, полагая, что вкладываются в развитие ребенка.

Чуть менее приятно упражняться с учеником в спряжении глаголов, но тоже годится. Тут нужно и получше язык знать, и логическое мышление подключать, и фантазию проявлять чаще.

А вот целое занятие (пускай даже 15–20-минутное) ползать с дошколенком по полу, как черепашка, а потом изображать птичку на дереве, непрерывно болтая на иностранном языке – это и язык надо знать (кстати не только чтобы болтать, но и чтобы читать – есть большой пласт методической литературы, где такие уроки расписаны пошагово «поднимите руки вверх, взмахните, скажите "я летаю"…», только там это все написано не по-русски), и методикой владеть, и фантазию иметь (если не нравится написанное в литературе), и не всякое платье наденешь на работу. Похвастаюсь: работая с детьми младше 10 лет, я честно ползала, прыгала, «летала», рисовала, придумывала настольные игры и даже пела, время от времени попадая в ноты. Исключение составляли заказы на репетиторские занятия в рамках школьной программы, попросту – делать с ребенком домашние задания. Обычно для этого как раз требовалось забыть все, чему учили в институте, и выполнить задание в тетради. Правда, тогда по общению с коллегами и однокурсниками я знала, что так работают не везде, оптимистично верила в то, что это редкие исключения из правил, которые скоро будут изжиты как несоответствующие духу времени.

А как было раньше?

Кстати, о духе времени. Тут никак не обойтись без исторического экскурса. Всех иностранцев на Руси традиционно называли немцами, то есть немыми. Непонятная (нечленораздельная для неподготовленного уха) речь, неспособность понимать обращение к ним, необходимость объясняться знаками – ведь он и правда ничем не отличается от немого.

Профессия толмача была редкой и мало востребованной. Средневековый мир довольствовался своим собственным малым мирком и не стремился к расширению контактов. Толмачами обычно становились люди, в силу каких-то причин вырванные из родной привычной среды и прожившие некоторое время в иноязычной. Они хорошо осваивали не только язык, но и особенности культуры.

Исторические моменты запечатлели их вклад в развитие международной торговли и дипломатических отношений, но не всегда сохранили имена этих замечательных людей, прекрасно знавших свое дело, не лишенных ума, гуманизма и фантазии. Так например, Папа Инокентий 4-й отправил послов во главе с Плано Карпини для просветительской миссионерской деятельности в ставке хана Батыя и обращения его вместе со всеми подданными в христианство. Группа францисканских монахов, сама того не подозревая, отправлялась не просто на верную гибель, а на медленную и мучительную смерть после изощренных монгольских пыток. Выслушав, зачем они прибыли на место назначения, толмач сообщил хану, что в далекой-далекой стране, где заходит солнце, живет маааааленький и слааааабенький такой ханчик. Этот ханчик, прослышав про силу и храбрость великого Бату-хана, его несметное войско и необозримые покоренные земли, решил послать к нему вот этих людей с просьбой принять в свои владение еще и то далекое, слабое, одинокое, маленькое ханство. Польщенный Батый великодушно согласился, и толмач сообщил миссионерам, что тот примет христианство, когда изучит Библию, чем займется в ближайшее время, а покуда они могут возвращаться восвояси с вестью о том, что владения Папы Римского скоро будут включать в себя всю Золотую Орду; во всяком случае, хан уже точно дал утвердительный ответ.

Дух Нового времени

На смену замкнутым и самодостаточным средневековым миркам шла эпоха Великих географических открытий. Повышалась мобильность, активизировались контакты, расширялись границы государств. В этих условиях роль толмачей не могла оставаться прежней. Их количество стало расти, появились ученики, изучавшие язык, не покидая родного края. В Россию приехали иностранцы, приглашенные не только для строительства Кремля, литья пушек или представления экзотических танцев при дворе, но и для обучения иностранным языкам.

В большинстве случаев европейцы тяжело адаптировались в нашей стране. Они селились обособленными общинами, везли с собой привычные предметы быта и гардероба, по возможности заказывали из дома продукты питания. При известном дефиците древесины в Англии и развитой экспортной торговли этим сырьем через Архангельск, а позже – Санкт-Петербург приезжие с туманного Альбиона уверяли, что русские дрова плохо горят, не так греют и навевают тоску о запахе домашнего уюта, поэтому заказывали себе топливо из Лондона, и, если бы бревна обрели дар речи, они могли бы удивлять рассказами о своих морских путешествиях.

Учителя иностранных языков в учебных заведениях и домашние гувернеры должны были проявить наибольшую гибкость и открытость к сотрудничеству. Их дело не позволяло запереться в мастерской и продолжать жить своим закрытым мирком, лишь изредка «выглядывая в окошко» для разговора с заказчиком. Учителя были разными – профессионалами и проходимцами, любившими свое дело или занимавшимися им искренне, успешные и менее успешные, нервные и терпеливые, добрые и жестокие… Большинство их объединяло незнание русского языка. Ученику волей-неволей приходилось выражать свои чувства и мысли по-французски или по-немецки, чтобы достичь понимания хотя бы на элементарном уровне.

Воспоминания о кадетских корпусах и Институте благородных девиц, а также художественная литература запечатлели мало привлекательный собирательный образ преподавателей иностранных языков в России имперского периода. Как гуманитарию мне трудно выразить в цифрах показатель, на который следует делить эти эмоции для вычисления объективной картины; но могу уверенно сказать, что он получается из суммы:

– детской тоски по дому в казенном учреждении;

– естественной для человека потребности выплескивать негативные эмоции и не менее естественной склонности считать все хорошее само собой разумеющимся.

На противоположном краю широкого спектра возможных в императорской России вариантов «Портрет Воейкова с дочерью и англичанкой мисс Сорокк» Василия Андреевича Тропинина. Румяная, ухоженная, удобно и красиво одетая Варечка смотрит на отца с любопытством и недоверием, как на чужого человека, к которому ее вдруг привели. Суеверный знак левой ручкой явно имеет защитное значение. Опасливо выглядывает из-за этой руки кукла-старушка. Недоумение («это моя дочь?») читается и на лице Дмитрия Петровича. Мысли героя войны с Наполеоном явно больше обращены к перспективе открыть табакерку, к коням, символизируемым статуэткой на столе. Девочка ищет поддержки у гувернантки, цепляется за ее руку и получает искомое от обладательницы внимательного, чуткого и заботливого взгляда.

Другим значимым методом обучения языкам стали путешествия по Европе. В течение XVIII в. они приобрели значение завершающего этапа образования в аристократическом обществе. Молодой человек должен был расширить кругозор, получить первый опыт самостоятельной жизни в непривычных условиях и, конечно, практиковаться в речи на иностранных языках.

Наконец, нельзя не упомянуть искусственную языковую среду – знаменитый Аглинский клуб, моду на общение в свете по-французски, деловую переписку на немецком. Искусственная языковая среда создавалась и в учебных заведениях. Требование обращаться друг к другу на иностранном языке и не сбиваться на родной распространялось даже на латынь – так, учащиеся Киево-Могилянской академии начиная с третьего года обучения были обязаны постоянно тренироваться в активном использовании языка и общаться друг с другом только на латыни. Переход на другой язык или грамматическая ошибка каралась вручением «калькулюса» – бумажного свитка в небольшом деревянном футляре. Провинившийся должен был носить это «украшение» до тех пор, пока не подловит своего товарища на аналогичном прегрешении и не передаст ему калькулюс. Эта традиция существовала более 150 лет в различных духовных учебных заведениях и, не взирая на игровой характер, запечатлена в личных воспоминаниях как связанная с неприятными переживаниями; свитки модифицировались в пакеты, камешки (в соответствии с изначальным значением этого латинского слова) и другие символические предметы.

В наше время эта идея не утрачивает эффективности и время от времени используется в педагогике. Перед вами фотографии из военно-патриотического лагеря, в котором запрещено использование телефонов и гаджетов. Нарушитель этого правила должен не только сдать цифровую технику на хранение, как это сделали все дисциплинированные участники сразу по прибытии, но и получить для ношения деревянный смартфон. Вряд ли «счастливый обладатель» через много лет с теплотой вспомнит момент вручения и период обладания таким «калькулюсом».