Нарисованные шрамы бесплатное чтение
Ответственный редактор София Папикян
Выпускающий редактор Галина Логвинова
Переводчик Елена Судакова
Корректор Татьяна Слепова
Это произведение художественной литературы. Имена, персонажи, места и события либо являются плодом воображения автора, либо используются в художественных целях. Любое совпадение с реальными людьми, живыми или жившими ранее, событиями или местами абсолютно случайно.
Copyright © Neva Altaj, 2023
© Судакова Е., перевод, 2024
© ООО «Феникс», оформление, 2024
© Оригинальный дизайн обложки Deranged Doctor Design
© В книге использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com
Дорогой читатель, в книге упоминается несколько терминов, относящихся к русской мафии, поэтому здесь представлены пояснения:
пахан – глава русской мафии;
Братва – русская организованная преступность, или русская мафия.
Справка касательно русских фамилий: фамилии большинства русских женщин образуются добавлением буквы а в конце фамилии их мужа (пример: Петров – Петрова). Русские, проживающие за границей, могут адаптироваться к местным правилам, и оба – муж и жена – будут иметь одинаковое окончание фамилии в водительских правах и других документах во избежание недоразумений (Roman Petrov – Nina Petrov). Однако к женщине русские все равно будут обращаться как «Нина Петрова», независимо от того, в какой стране они живут.
Пожалуйста, примите во внимание, что эта книга содержит сцены, которые могут быть шокирующими для определенной аудитории: домашнее насилие, упоминание насилия и графическое описание насилия и пыток (все упомянутое ранее не происходит между героем/героиней).
Пролог
Бип. Бип.
Сильный больничный запах. Кажется, я живой.
Пытаюсь открыть глаза – не получается. Наркоз, возможно, только начал отходить. По крайней мере, больше нет боли. Слева от меня слышны приглушенные, тихие голоса. И хотя они кажутся мне знакомыми, я не могу понять, кто это.
Бип. Бип.
– Он нас слышит?
– Нет. Он под сильной анестезией.
Бип.
– Он будет жить?
– Да, к несчастью. Раны на груди были не тяжелыми. Их подлатали.
– Мы всегда можем попробовать снова. Снова обвинить итальянцев.
– Слишком рискованно. Люди верны пахану. Если меня заподозрят, я закончу в канаве.
Бип.
– Нет худа без добра. Осколок раздробил ему колено.
– И?
– Врач сказал, что он не сможет больше ходить. Если на горизонте появится кто-то более способный, то люди, как бы верны они ни были, вряд ли поддержат пахана в инвалидном кресле, если им предоставят вариант получше.
– Ну, тогда, я думаю, мы все правильно сделали.
Слышны удаляющиеся шаги, после чего дверь закрывается.
Глава 1
Три месяца спустя
Наркоты никогда не бывает достаточно.
Я кладу лист с записями на пачку бумаг на столе и концентрируюсь на цифрах в ноутбуке.
– Позвони Сергею. – Я откидываюсь на спинку инвалидной коляски и смотрю на Максима, который сидит по другую сторону стола. – Мне нужно, чтобы он организовал две дополнительные поставки в этом месяце.
– Он уже договорился с Мендосой о количестве за квартал. Не уверен, что мексиканцы смогут его удвоить за такой короткий срок.
– Смогут. А теперь скажи мне, что, черт возьми, произошло, потому что мне хорошо знаком этот взгляд, и я знаю – ответ мне не понравится.
– Сэмюэль Грей украл три миллиона долларов. Наши деньги.
Я вздыхаю и покачиваю головой:
– Кто такой Сэмюэль Грей? Почему у него был доступ к нашим деньгам и как он смог это сделать?
– Наш агент по недвижимости. Деньги предназначались для покупки еще двух участков рядом с северным складом. Грей думал, что он сможет одолжить наши деньги на неделю для какого-то инвестирования, которое в итоге оказалось финансовой пирамидой.
Каким идиотом должен быть человек, который крадет у Братвы? Иногда меня удивляет человеческая глупость.
– Он сможет вернуть долг? – спрашиваю я.
– Нет.
– Убей его. И сделай это в назидание всем остальным.
– У меня была другая идея. Люди… люди начинают говорить, Роман. Нам нужен отвлекающий маневр, и быстро. Я думаю, что Грей сможет с этим помочь.
– Да? И о чем же они говорят? – Я знаю Максима с тех пор, как он стал работать на моего отца двадцать лет назад в качестве бойца. Старый пахан никогда не мог определить потенциал ребят. Растрачивание такого способного человека, как Максим, на простую работу на выездах было одной из многих ошибок, которые я исправил, как только стал паханом двенадцать лет назад. Сразу после того, как я убил этого ублюдка.
– О тебе. Что ты все еще неженат.
Это уже не новость.
– Но это же не все, да? Что еще? – Я прищурившись смотрю на Максима.
Он же не смотрит на меня. Его взгляд прикован к чему-то на стене за моей спиной.
– Ходят слухи, что ты больше не сможешь управлять Братвой и кто-то другой займет твое место. Кто-то более… физически способный.
– И ты разделяешь их мнение?
– Не оскорбляй меня, Роман. Ты знаешь, что я всегда был и буду за тебя. Даже если бы я не считал, что ты – самый способный пахан, который когда-либо был у Братвы. Но ты прячешься здесь три месяца. Не был ни в одном из наших клубов и не проверял там дела, как ты делал это до взрыва: хотя бы раз в месяц. И тебя не видели с женщиной.
– Выходит, что статус моей сексуальной жизни – это лучший показатель моей способности управлять Братвой, чем тот факт, что мы удвоили нашу прибыль за последние два месяца?
– Людям необходимо чувство стабильности, Роман. Они все еще помнят время, когда твой отец занял место предыдущего пахана, и тот хаос, который затем последовал. Братва потеряла больше пятидесяти человек во внутренних разборках, и бизнес был разрушен. Им нужно знать, что такого больше не повторится. Наличие жены означает, что будет наследник, который сможет занять твое место, когда придет время, без внутренней войны или людских потерь.
– Я не собираюсь связывать себя на всю жизнь с какой-то случайной женщиной только для того, чтобы успокоить людей.
– Позволь показать тебе кое-что. – Максим достает телефон и начинает скроллить экран. – Моя дочь ходила в школу с дочерью Сэмюэля. Они не были близкими подругами или чем-то в этом роде, но часто тусили вместе. И я помню, что она показывала мне видео, которые снимала. Я попросил ее прислать одно из них прошлой ночью, когда узнал, что сделал Сэмюэль.
– Где связь между видео подростков и моей способностью управлять Братвой?
– Ну, она уже не подросток. Нина Грей получила художественное образование в институте искусств здесь, в Чикаго, за два года вместо четырех лет. И сейчас она – самый востребованный молодой художник в стране. Ее картины продаются за четырехзначные суммы каждая.
– И что, мы наймем ее, чтобы она написала для нас семейный портрет? – Я пощипываю переносицу. – Тебе всего пятьдесят. У тебя развивается преждевременный маразм?
– Мы не будем нанимать ее, чтобы она написала для нас портрет. Мы будем ее шантажировать. Жизнь ее отца за ее услуги.
– Какие услуги?
– Выйти за тебя замуж, Роман. Ну, хотя бы временно.
Несколько секунд я пристально смотрю на своего заместителя и разражаюсь хохотом.
– Ты спятил.
– Разве? – Максим скрещивает руки и откидывается назад. – А что говорит врач? Насчет твоей ноги.
– Он считает, что я смогу восстановить около восьмидесяти процентов ее функций.
– Что это значит?
– Это значит костыли в худшем случае. Трость – в лучшем.
– Хорошо! О каком времени идет речь? Месяц?
Я смотрю ему прямо в глаза и стискиваю зубы.
– Как минимум еще шесть месяцев физиотерапии.
– Черт, Роман! – Он сдавливает виски руками. – Мы не можем так долго ждать. Нам нужно что-то делать сейчас, иначе будет бунт.
Я смотрю в окно и вздыхаю. Максим обычно всегда прав.
– Ты хочешь сказать, что у меня должно быть либо две полноценные ноги, либо жена? Я еще не скоро смогу ходить, Максим.
– Ну, тогда мы найдем тебе жену до тех пор, пока ты не сможешь ходить.
– Это смешно! Я не могу шантажировать женщину, которую не знаю, чтобы та шесть месяцев притворялась моей женой, особенно если она никак не связана с нашим миром. Она, наверное, будет до смерти напугана. Никто в это не поверит.
– Взгляни, – говорит Максим и сует свой телефон мне в руку.
Видео зернистое – возможно, потому что оно было снято несколько лет назад, – но освещение хорошее, и я вижу комнату, в которой находится несколько подростков, сидящих полукругом, спиной к камере. Единственный человек, чье лицо видно, – это темноволосая девушка, сидящая по-турецки перед публикой. Камера приближается, фокусируясь на необычных чертах. Кто-то в ее семье, должно быть, азиатского происхождения, потому что ее глаза слегка раскосые, что делает их похожими на кошачьи. Интересно, как она выглядит сейчас?
– Можешь изобразить миссис Нолан? – спрашивает кто-то из полукруга. – Когда она говорит о своих кошках?
– Опять? – вздыхает юная Нина Грей. – Как насчет кого-то нового? Может быть, политика?
Раздается звук всеобщего недовольства, и несколько подростков кричат: «Миссис Нолан!» Юная Нина мотает головой, затем улыбается и закрывает глаза. Когда она открывает их несколько секунд спустя и начинает говорить, я замечаю, что притягиваю телефон к себе, совершенно очарованный.
Она продолжает, но я не обращаю внимания на сами слова. Я полностью поглощен ее мимикой, тем, как слегка дрожит правый глаз, когда она говорит, как она выделяет слова. Она кажется совершенно другим человеком.
– Сколько ей лет на этом видео? – спрашиваю я, не отрывая глаз от экрана.
– Четырнадцать. Восхитительна, правда?
На видео кто-то выкрикивает другое имя и указывает на девушку, сидящую в конце полукруга. Нина Грей смеется, закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться, и затем начинает новую сценку. Опять она принимает совершенно новый образ – образ девушки, на которую указали: ее позу, то, как двигаются ее руки, когда она говорит. Девушка сбоку смотрит на нее, потом смеется и закрывает лицо рукой. Нина повторяет это движение в деталях, даже то, как плечи девушки слегка приподнимаются, от смеха. Не думаю, что я когда-либо был свидетелем чего-то подобного.
Я поднимаю глаза и вижу, что Максим довольно улыбается:
– Как видишь, не должно быть никаких проблем, чтобы она притворилась всем, что тебе угодно.
– Ты это серьезно? – Его идея мне все еще кажется абсолютно глупой.
– Отчаянные времена требуют отчаянных средств, Роман. Нам нужно заглушить слухи, и нужно сделать это сейчас.
– В таком случае пусть будет жена. – Я захлопываю ноутбук. – Черт!
Я кладу сумку на кресло и осматриваю гостиную. Прошли месяцы с тех пор, как я была здесь, но кажется, что ничего не изменилось. Те же белые занавески и ковер, бежево-белая мебель, голые белые стены. Так много белого, что комната кажется стерильной. Я всегда это ненавидела. Неудивительно, что первую внушительную сумму, заработанную мной, я потратила на аренду квартиры, чтобы сбежать из этой пустоты.
– Дома! – кричу я.
Через несколько секунд слышится стук каблуков, цокающих в моем направлении. Моя мама выходит из кухни и бросается ко мне, держа руки на бедрах. Зара Грей – моя абсолютная противоположность: высокая блондинка с полным макияжем и в идеально выглаженном платье. В белом шелковом платье. Мне хочется выть.
– Ты опоздала на три часа! Я тебя предупреждала! – Она останавливается на полуслове. – Боже мой! Что ты с собой сделала?
– Можно поточнее?
– Металлическая штука у тебя в носу.
– Это называется пирсинг, мам.
– Люди заражаются через него, Нина. Когда отец тебя увидит, у него будет инфаркт.
– Мне двадцать четыре. Я могу делать со своим телом все, что захочу. И пирсинг у меня уже несколько лет. Я просто снимаю его, когда приезжаю сюда, чтобы ты меня не доставала. Сегодня я забыла.
– И почему ты вся в черном? Кто-то умер?
Несколько клеток моего мозга, конечно.
– У меня в этом месяце темная полоса. – Я пожимаю плечами.
Мама любит избитые фразы. Думаю, что с ними она чувствует себя комфортнее, особенно рядом со мной. Ей все еще тяжело переварить мой выбор карьеры. Может быть, ей стало бы легче, если бы я рисовала цветочные композиции или оленят. Интересно, что бы она сказала о моей последней картине? Это все еще незаконченная работа, но в ней не планируются ни цветы, ни олени.
– Почему ты всегда такая странная?
– Это отлично работает с парнями, – улыбаюсь я. – Мужчины любят странных женщин.
– Я в этом не уверена, дорогая.
Боже, она даже не может понять мой сарказм.
– Когда папа звонил, то сказал, что это срочно. Где он?
– В кабинете. В последние несколько дней отец сам не свой. Я думаю, что это из-за работы, но он ничего мне не говорит. Кажется… что он чем-то напуган.
Мой отец занимается недвижимостью. Там почти нечего бояться. Я захожу в коридор слева и стучусь в кабинет отца, даже не подозревая о том, как радикально изменится моя жизнь после того, как я войду.
Полчаса спустя я сижу в кресле, занимающем угол кабинета, и с открытым ртом смотрю на отца.
– Это шутка?
– Это не шутка. – Он опускает плечи и проводит рукой по своим седеющим волосам.
– Окей, давай разбираться. Ты украл деньги у русских и проиграл их, поэтому сейчас ты просишь меня выйти замуж за босса русской мафии.
– Я ничего не крал, Нина. – Он взмахивает руками, встает и начинает ходить взад-вперед. – Я просто взял их в долг на несколько дней, потому что мне нужны были средства для этой сделки. Я не думал, что парень окажется аферистом или что он возьмет деньги и исчезнет.
– Ты взял деньги, и ты не можешь их вернуть. Как, черт возьми, ты связался с русской мафией? О чем ты вообще думал, папа?
– Не говори со мной таким тоном! – Он обвиняюще указывает на меня пальцем. – Я твой отец!
– Боже мой, ты просишь меня выйти замуж за преступника, чтобы спасти твою задницу. Учитывая все это, я думаю, что могу говорить с тобой в любом тоне.
– Нина…
– Они ждут, что я выйду замуж за их босса? Реально?
– Это временно. – Он машет рукой, как будто сказанное ерунда.
– Но почему? Разве дочери мафии, которые хотят выйти за него замуж, еще не выстраиваются в очередь? Для любой из них подобное было бы исполнением мечты, разве не так? Почему я?
– Они не сказали. Такие люди ничего не объясняют. Они говорят тебе, что делать, и если ты этого не делаешь, ты труп.
– Ты правда думаешь, что они тебя убьют?
– Да. Меня удивляет, что они еще этого не сделали. – Он перестает ходить и поворачивается ко мне. – Если ты не сделаешь то, о чем они просят, я – труп.
Я делаю глубокий вдох и запускаю руки в волосы, сжимая голову, как будто это поможет мне найти решение проблемы. Потому что я не собираюсь ни за кого выходить замуж, будь то фиктивный брак или нет.
– Окей, давай подумаем. Должен быть какой-то способ исправить это. У меня есть сбережения – тысяч пятьдесят. Через месяц у меня будет следующая выставка, и я смогу достать еще двадцать, если получится закончить все пятнадцать картин и они все продадутся. Сколько денег ты сможешь получить за дом?
– Тысяч восемьдесят. Или девяносто, если мы продадим еще и мебель. Еще десять я смогу получить за машину.
– Хорошо. Это нам дает около ста семидесяти тысяч. Этого будет достаточно? Сколько ты им должен?
– Три миллиона.
Должно быть, у меня случился микроинсульт, ведь отецникак не мог сказать то, что я только что услышала.
– Можешь, пожалуйста, повторить?
– Я должен им три миллиона долларов.
Я смотрю на него с широко открытым ртом.
– Боже мой, папа!
Я наклоняюсь и прислоняюсь лбом к коленям, стараясь контролировать дыхание. Я не создана для брака. Никто в здравом уме не предложил бы три миллиона долларов в обмен на шесть месяцев брака. Здесь должен быть подвох.
– Ему девяносто, да? – бормочу я себе в колени.
– Я не знаю, сколько лет их пахану, но не думаю, чтоему девяносто.
– Тогда восемьдесят. Какое облегчение! – Меня начинает тошнить.
– Они сказали, что это будет брак только на словах. Тебе не придется… ты знаешь.
– Спать с ним? Ну, если ему восемьдесят, тогда, вероятно, он не сможет заниматься сексом. Это хорошо. Восемьдесят – это хорошо.
– Нина… я… мне так жаль. Если ты не хочешь проходить через это – нет проблем. Я что-нибудь придумаю.
Я выпрямляюсь и смотрю на отца, который поник на стуле: волосы в беспорядке, глаза покраснели. Внезапно он кажется таким старым и немощным.
– Если ты не собираешься идти в полицию, то сделать больше ничего нельзя, так? – спрашиваю я.
– Ты знаешь, что я не могу настучать полиции на русскую мафию. Они всех нас убьют.
Конечно, они нас убьют. Я закрываю глаза и вздыхаю.
– Окей, я это сделаю.
Отец смотрит на меня несколько секунд, затем закрывает лицо руками и плачет. Я тоже хочу плакать, но это бессмысленно.
– Я думаю, они организуют встречу или что-то типа того, где мы обсудим детали.
– Они уже организовали. Мы встречаемся с паханом через час.
Я смотрю на отца и запускаю руки в волосы.
– Отлично. Я только схожу в туалет, выблюю ланч, и встретимся у парадной двери через пять минут.
Глава 2
Девушка приносит мой виски, ставит его на стол передо мной, и, не поднимая взгляда, поворачивается и бежит обратно к кухне. Я осматриваюсь, замечая бесцветные скатерти и разнотипные стулья. Это место – дыра. Его закрыли в прошлом месяце, и именно поэтому я выбрал его для встречи. Звук звонящего телефона пронзает тишину.
– Они здесь, – говорит Максим со своего места за моей спиной. – Она пришла со своим отцом.
– Впусти девушку. Отец пусть останется снаружи.
Я делаю глоток виски и устремляю взгляд на стеклянную дверь на другой стороне комнаты. Раздается стук, и мой человек, стоящий у двери, открывает ее, впуская девушку внутрь.
Почему-то я ожидал, что она будет выше. Она – крошка, ненамного больше пяти футов. Ее длинные, черные как смоль волосы заплетены в две толстые косы по обеим сторонам лица, а одного взгляда на грудь достаточно, чтобы принять девушку за подростка. Она даже одета как подросток: рваные черные джинсы, черное худи и те черные ботинки, которые я видел на эмо-кидах.
Я на секунду закрываю глаза и мотаю головой. Это ни за что не сработает. Я уже собираюсь сказать Максиму, чтобы отправил ее обратно, когда она поворачивает голову ко мне, и слова замирают на моих губах. У нее те же черты, которые я видел на видео, но лицо ее потеряло то детское выражение с пухлыми щеками. Вместо милой девочки-подростка стоит невероятно красивая женщина, смотрящая на меня с чем-то очень похожим на злобу. Ее глаза встречаются с моими, и одна идеальная черная бровь вопрошающе изгибается дугой.
– Мисс Грей, – говорю я и указываю на пустой стул на другой стороне стола, – пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
Я жду, что она попятится, возможно содрогнется, но мисс Грей кажется нисколько не взволнованной этой ситуацией. Она приближается, ни на секунду не отрывая свой взгляд от моего. Она не садится на предложенный ей стул, но встает прямо передо мной и окидывает взглядом. Я внимательно слежу за ее лицом, ожидая увидеть реакцию, когда она заметит инвалидное кресло. Никакой реакции нет.
– Вы не такой, как я ожидала, мистер Петров, – говорит она, и я должен признать, что у нее есть яйца.
– Почему, мисс Грей?
– Я думала, что вам восемьдесят. – Она поджимает губы.
Интересно, так ли она спокойна и невозмутима на самом деле, или это напускное? Если это не притворство, то она поистине хороша.
– Мне тридцать пять. – Я отпиваю немного из стакана. – Теперь, когда мы с этим разобрались, давайте поговорим о деле. Ваш отец объяснил, что от вас ожидают?
– Объяснил. И у меня есть несколько вопросов. – Она берет конец одной из своих кос и начинает наматывать ее на палец. Все-таки она не так спокойна, как старается казаться. – И так как мы будем называть это сделкой, то у меня есть одно условие.
– Условие? Вы не в том положении, чтобы обсуждать условия, мисс Грей, но давайте послушаем.
– Вы отпустите моего отца. Эта… сделка останется только между нами. Он вне игры.
– Я подумаю об этом. Теперь давайте к вопросам.
– Зачем вам фиктивная жена?
– Это вас не касается. И брак не будет фиктивным. Следующий вопрос.
Она смотрит на меня прищурившись.
– Что будет после шести месяцев?
– Вы получите бумаги о разводе, и мы разойдемся.
– Как мы поступим со свадьбой? Просто пойдем и подпишем бумаги?
Я откидываюсь на спинку стула и смотрю на нее.
– Нам нужно прояснить некоторые вещи, мисс Грей. Мне не нужна жена только на бумаге. Если кто-то заподозрит, что мы не безумно влюблены и что этот брак липовый, – ваш отец умрет. И вы присоединитесь к нему.
Она моргает и смотрит на меня с недоумением, которое ясно отражается на ее лице.
– Вы ждете, что мы будем жить вместе шесть месяцев?
– Конечно. Как еще люди поверят в этот брак?
Кажется, что-то, наконец, ее испугало: она просто стоит, уставившись на меня широко открытыми глазами, не говоря ничего. У меня такое чувство, что мало что может лишить Нину Грей дара речи.
– В субботу будет вечеринка, – продолжаю я, – вы придете со своим отцом. Мы встретимся и станем без ума друг от друга. В тот вечер я увезу вас к себе домой, и мы не будем выходить из моей комнаты два дня.
– Мне нужно будет заниматься с вами сексом?
Она произносит вопрос ровным голосом, как будто спрашивает о погоде, но в ее глазах я вижу еле сдерживаемый ужас. Я практически уверен, что никто бы не заметил этого, потому что внешне она совершенно спокойна. Но вызывание страха в людях – то, чем я регулярно занимаюсь и теперь вижу совершенно отчетливо. Она в ужасе.
– Нет, – говорю я и затем решаю немного попугать ее. – Только если вы не захотите, конечно.
– Спасибо за предложение, мистер Петров, но я должна отказаться. – Она отпускает косу и засовывает руки в задние карманы джинсов.
И хотя я ожидал, что она скажет нет, почему-то ее ответ задевает меня.
– И что мы будем делать два дня в вашей комнате, мистер Петров?
– Для всех остальных у нас будет много-много секса. В реальности вы можете делать, что вам угодно, – отмахиваюсь я. – Смотрите «Нетфликс». Разгадывайте кроссворды. Мне все равно. В любом случае я буду постоянно работать.
– Прекрасно. И что будет после двух дней секс-марафона?
– Я потеряю голову из-за вас. Мы поженимся черезнесколько недель. После этого вы будете играть роль безумно влюбленной жены. – Я пожимаю плечами. – Что вы делаете со своим досугом – это ваше дело, если при этом вы будете играть свою роль.
– И? Это все?
– Это все.
– Вы и правда думаете, что кто-то поверит в этот… фарс?
– Ну, все зависит от вас, мисс Грей. На карту поставлена жизнь вашего отца.
– А вы? Вы сможете справиться со своей ролью?
– Какой ролью?
– С ролью мужчины, безумно влюбленного в свою жену. Вы не похожи на такого.
– Думаю, вам нужно подождать, и вы сами увидите, – отвечаю я и улыбаюсь. – Договорились, мисс Грей?
Я почти вижу колесики, вращающиеся в ее голове, как она взвешивает варианты, за и против, ища выход. Но его нет, и мы оба это знаем. Мне удается уловить точный момент принятия ею решения: едва заметное напряжение вокруг челюсти, когда она стискивает зубы.
– Договорились, мистер Петров.
Вечер необыкновенно теплый, но я все равно чувствую холод во всем теле, когда выхожу из ресторана. Отец хватает меня за руку и поспешно ведет к машине, попутно задавая вопросы, но я не могу сосредоточиться на его словах. Я открываю переднюю дверь и сажусь. Мои ноги дрожат. Кажется, адреналин закончился, и я ощущаю последствия.
Я никогда не была так напугана, как в тот момент, когда входила в ресторан, размышляя: не передумали ли они и не решили ли убить нас. Оставаться сдержанной и холодной перед этим мужчиной-акулой требовало огромного самоконтроля. Несколько раз я почти сдалась. Но если бы он подумал, хоть на миг, что я не смогу играть в его игру, – мы с отцом были бы уже покойниками. Инвалидное кресло не одурачило меня. Я знала, перед кем нахожусь в момент, когда наши взгляды встретились: перед хладнокровным убийцей.
Роман Петров. Я предполагала, что он – пожилой мужик с пивным животом и лысиной. Иначе зачем бы он стал шантажировать женщину ради брака? Это была моя самая большая ошибка.
Во время нашего разговора я старалась изо всех сил не отрывать свои глаза от его, но тем не менее мне удалось украдкой взглянуть и на другое. Он невероятно привлекательный мужчина. Это было очевидно даже при тусклом освещении. Я не смогла точно определить его рост, так как он сидел, а я стояла, но наши головы были на одном уровне. Он точно выше меня минимум на фут. Нехорошо так говорить, но мне было легче оттого, что он был в инвалидном кресле. Находиться рядом с высокими мужчинами – серьезная проблема для меня, и мысль о том, что я застряну у одного из них на шесть месяцев, вызывала жуткую панику.
– Нина! – кричит отец. – Ты вообще меня слышишь? Что, черт возьми, произошло внутри? Я пытался войти, но головорезы меня не впустили.
Я делаю глубокий вдох и, смотря на машины, проезжающие мимо нас по дороге, начинаю вкратце рассказывать о сделке, которую заключила с главой русского преступного мира. Я делюсь только основными условиями брачного соглашения. Чем меньше отец знает, тем лучше.
– Ни слова об этом маме, – говорю я, когда мы подъезжаем к дому, – и постарайся вести себя так, будто ты не встречался с Петровым в субботу. Он сказал, что, если что-то пойдет не так, сделки не будет.
– Что ты имеешь в виду?
– Это значит, что если кто-то, включая маму, заподозрит, что я не влюблена до безумия в этого сукина сына, то мы покойники.
Глава 3
Я смотрю на гору платьев, которые только что закончила примерять, и ощущаю острую необходимость сесть на маленький табурет в примерочной и заплакать. Все они сшиты на женщин выше меня и одаренных огромной грудью. Каждое платье, которое я примерила, придавало мне комичный вид, как девочке, которая играет в гардеробной мамы.
Я думала о вечеринке всю неделю, прокручивая в голове различные сценарии, которые могут произойти, когда я приеду. Они занимали все мои мысли в течение дня, и я абсолютно забыла купить платье. Осознание пришло только этим утром, когда я ела хлопья, и я чуть не упала в обморок. У меня всегда были проблемы с поисками подходящих платьев, поэтому найти его за несколько часов представлялось невозможным достижением.
Быстрая перемотка вперед – и вот начался уже пятый час моего безуспешного активного шопинга, а я все еще не нашла ничего, хотя бы отдаленно подходящего для торжественного случая. Я люблю носить элегантную одежду, но так расстраивалась каждый раз, когда пыталась что-то купить, что перестала искать и сосредоточилась на своем повседневном гардеробе. Никому никогда не призналась бы, но в основном я покупаю вещи в отделе для подростков. Согласно ярлыкам, мне четырнадцать лет. И сегодня я бы скорее пошла в моих джинсах, чем в платье из отдела для выпускного.
Звонит мой телефон, я выуживаю его из кармана джинсов, лежащих на стуле, и смотрю на неизвестный номер на экране. Наверное, ошиблись номером. Я кладу телефон обратно на сложенные джинсы, оставляя его звонить дальше, и тянусь за последним платьем для примерки. Это красивая шелковая зеленая вещица, и она бы смотрелась потрясающе… на ком-то другом. Достаточно просто взглянуть на нее, чтобы увидеть, что талия будет ниже моей, почти на бедрах. Телефон опять звонит, и это тот же номер. Я сбрасываю вызов, но через минуту мне опять звонят. Ну до чего же этот кто-то настойчивый! Возможно, он так и будет звонить, так что лучше положить этому конец прямо сейчас.
– Да? – рявкаю я, держа телефон между ухом и плечом, и расстегиваю зеленое платье. Может быть, оно не так уж и плохо.
– Мисс Грей, – отвечает низкий голос, и платье выскальзывает у меня из рук. – Я хотел проверить, все ли идет согласно графику с вашей стороны.
– Безусловно, мистер Петров. Почему вы спрашиваете?
– Потому что Максим только что звонил и сказал, что вы почти час сидите в примерочной в каком-то магазине.
Что? Я хватаюсь за тяжелую занавеску, намереваясь выйти из примерочной, когда вспоминаю, что в нижнем белье. Черт!
– Вы за мной следите? – раздраженно шепчу я в телефон.
– Технически это Максим следит. Я не хочу рисковать вашим исчезновением без выполнения нашего соглашения.
Я подбираю зеленое платье с пола и начинаю его надевать.
– Я никуда не уезжаю. Я пытаюсь найти платье для вашей чертовой вечеринки. Уберите вашего сталкера, мистер Петров.
Поворачиваясь к зеркалу, я смотрю на свое отражение и тяжело вздыхаю. Определенное «нет» зеленому платью.
– У вас все еще нет платья? Вечеринка через четыре часа.
– Я знаю! Но мне здесь ничего не подходит.
С его стороны следует пауза, а затем: «Оставайтесь там». Линия обрывается.
Что, черт возьми, сейчас произошло? «Неважно», – бормочу я, уставившись на телефон, затем собираю платья и оставляю их у консультанта. Есть еще один магазин, который можно проверить в этой части торгового центра, но если я и там ничего не найду, то не представляю, что буду делать. Думаю, можно отправляться на верхний этаж. Там есть несколько элитных бутиков. Вероятно, я смогу найти что-то, и у них на месте обычно есть портниха, которая может сразу укоротить платье. Но это дорогие магазины. Я ни за что не потрачу две тысячи на платье.
Я направляюсь к выходу, когда вижу того типа из ресторана. Помнится, он все время стоял на несколько шагов позади Петрова. Ему около пятидесяти, и он слегка полноват, но ему это идет. Его темный костюм и галстук безупречны и точно дорогие. Он выглядит скорее как кто-то из топ-менеджмента банка, чем как преступник. Когда я вышла из магазина, он смерил меня взглядом поверх очков и помотал головой. Возможно, он видит во мне недостатки. Как будто меня это волнует!
– Идемте. – Он кивает в сторону лифта. – Они ждут вас для примерки.
– Кто это «они»?
– Персонал бутика.
– Какого бутика? – спрашиваю я, заходя в лифт.
– Роман сказал, что самого дорогого. Я не обратил внимания на название.
– У меня ограниченный бюджет.
– Платит Роман.
Я открываю рот, чтобы сказать нет, и задумываюсь. Этот тип шантажирует меня ради брака, размахивая жизнью отца перед моим носом. Он должен заплатить за платье.
Полтора часа спустя я выхожу из бутика с огромной сумкой, скрывающей мое новое, профессионально укороченное платье, и еще двумя коробками: с босоножками на каблуках и клатчем. Интересно, что мой будущий муж подумает о платье? В одном я уверена: ему не понравится, когда он увидит чек.
Она опаздывает.
Я возвращаюсь к разговору за столом, изо всех сил стараясь изобразить интерес. Мне никогда не нравились большие сборища. Фальшивые люди с фальшивымиулыбками, притворяющиеся, что они безумно счастливы тебя видеть, в то время как втайне желают твоего провала. Я смотрю на сидящих за столом и размышляю о том, кто из них подложил бомбу, которая испоганила мне жизнь. Это были не итальянцы. В этом я уверен. Устройство установили под моей машиной, а если бы это были итальянцы, то они бы заминировали весь склад. Мне повезло, что ублюдок не удержался и нажал на кнопку пульта за несколько секунд до того, как я попал внутрь. Совсем немного людей знали мой график в тот день, и некоторые из них сидят за этим столом.
Я тянусь за бутылкой виски, чтобы наполнить стакан, когда мой дядя, будучи нецивилизованной свиньей, издает свист и указывает на вход своей сигаретой.
– Хорошая задница, – комментирует он.
Я смотрю туда же, куда и он, и мой взгляд останавливается на женщине в длинном изумрудно-зеленом платье. Черная вышивка подчеркивает линию шеи и ее осиную талию и затем струится по краям высокого выреза, обнажая одну стройную ногу. Мой взгляд следует вверх по вырезу, пока не останавливается на лице, и я почти не узнаю ее. Она сняла кольцо с носа. Ее волосы тоже другие и собраны в высокую, сложную прическу. С трудом могу поверить, что это та же женщина, которую я встретил несколько дней назад. Мужчины за столом бормочут между собой, а мне бы хотелось, чтобы они заткнулись и я смог насладиться видом в тишине.
– Это жена Сэмюэля? – спрашивает кто-то.
– Ага, конечно.
– Кто этот Сэмюэль?
– Он занимается покупкой недвижимости для Михаила. Это, должно быть, его дочь.
– Я был бы не против провести с ней ночь.
Они продолжают смеяться над своими тупыми шутками, и это настолько сводит меня с ума, что мне хочется свернуть им шеи.
– Заткнитесь! – рявкаю я и пронзаю их взглядом, одного за другим.
Они секунду таращатся на меня, и мгновенно разговор переключается на другую тему. Я возвращаюсь к разглядыванию Нины. Она стоит со своим отцом и несколькими мужчинами, улыбаясь чему-то, что сказал один из них, и я ощущаю странное желание пристрелить мужчину, на которого направлена сейчас эта улыбка.
– Увидел что-то, что тебе понравилось, Роман? – Дядя подталкивает меня плечом.
– Может быть.
– Она хорошенькая малышка. Не совсем твой типаж.
– Уйди. – Я тянусь за виски. – И забери ребят с собой.
– Что?
– Иди и поищи другой стол, Леонид. Сейчас же.
Он бормочет что-то, но встает, и через несколько секунд скрипят остальные три стула. Я откидываюсь на спинку инвалидного кресла, и мой взгляд возвращается к маленькой шалунье на другом конце комнаты.
Я чувствую покалывание на затылке. Оно началось в тот момент, когда мы вошли, и я не могу от него избавиться. Возможно, это волнение оттого, что я здесь, в волчьем логове, окруженная мужчинами и женщинами в дорогих нарядах. Они улыбаются и болтают, а я думаю: у скольких из них руки в крови?
Я поворачиваюсь, чтобы взять бокал вина у официанта, когда мой взгляд останавливается на мужчине, одиноко сидящем за столом в углу, и мое сердце начинает биться чаще.
Непринужденно откинувшись на спинку инвалидного кресла, Петров следит за мной прищуренными глазами, и тщеславная часть меня упивается его вниманием. Ну да, мистер Петров, я вне конкуренции. В ту ночь, когда мы встретились, мрачный интерьер ресторана помешал мне разглядеть его, но здесь, благодаря всем этим большим люстрам, освещающим комнату, я могу наконец-то увидеть его во всей красе.
На нем черные классические брюки и темно-серая рубашка с двумя расстегнутыми пуговицами сверху, обнажающими края черной татуировки на груди. Рукава его рубашки закатаны до локтей, и вокруг правого предплечья виден похожий по дизайну рисунок. Не знаю почему, но он не произвел на меня впечатление мужчины, который сделал бы на своей коже татуировки.
Я встречала много красивых мужчин. У нас даже было несколько моделей, которые позировали для нас на уроке по рисованию. Всегда было трудно копировать их идеальные черты лица на бумаге. Роман Петров совсем не похож на тех мужчин: это как сравнивать газель с бешеным тигром. Они – совершенно разные виды. Если бы мне нужно было выбрать одно слово, чтобы описать русского пахана, это было бы слово «поразительный». Черные волосы, немного длиннее на макушке, острые скулы и нос немного больше совершенного. Ничего, что бы выделялось само по себе, но в целом его лицо из тех, которые я бы никогда не забыла. Может быть, эту дьявольскую энергетику создают его темные пронизывающие глаза, все еще сосредоточенные на мне, или его взгляд, который вызывает желание развернуться и сбежать. Должно быть, это первобытная реакция: интуитивное понимание добычей того, что она находится в центре внимания хищника.
Не прерывая зрительного контакта, он тянется за стулом, находящимся сбоку, пододвигает ближе к себе и кивает в его сторону. Видимо, мне следует идти туда, но ноги будто вросли в пол.
– Мисс Грей, Роман Петров приглашает вас присоединиться к нему, – говорит мужчина слева от меня. – Неблагоразумно заставлять пахана ждать.
Ну вот, похоже, шоу началось. С глубоким вдохом я приклеиваю на лицо обольстительную улыбку и начинаю идти к, возможно, самому опасному мужчине в комнате. И размышляю, не направляюсь ли я к своей гибели.
Я останавливаюсь прямо перед ним и протягиваю ему руку:
– Мистер Петров, вы меня звали?
Вместо того чтобы ее пожать, он аккуратно берет мои пальцы и подносит руку к губам, а затем оставляет легкий поцелуй на костяшках. Такое ощущение, будто огонь только что прожег мою плоть. Он не сразу отпускает руку, и я не могу оторвать глаз, замечая, насколько до смешного крошечной выглядит моя рука по сравнению с его.
– Роман, – говорит он низким баритоном, и рой сумасшедших бабочек атакует меня изнутри.
Я сажусь рядом с ним и быстро поправляю ткань платья, чтобы закрыть дрожащие ноги. Когда я бросаю взгляд на отца, он все еще стоит с той же самой группой людей, и все они смотрят в нашу сторону.
– Это всегда так для вас работает? – спрашиваю я с фальшивой улыбкой, растянутой по всему лицу. – Вы выбираете женщину, киваете и она прибегает?
– В основном – да.
– Это, наверное, весело.
– Совсем нет. – Он отпивает из своего бокала, наблюдая за слоняющимися по комнате людьми. Большинство из них смотрят прямо на нас, но когда они ловят взгляд Романа, то быстро отворачиваются.
– Скажите мне, Нина, если бы между нами не было этой сделки, вы бы подошли, когда я кивнул? – спрашивает он.
– Не-а.
Я не жду, что он попросит меня вдаваться в подробности, но он это делает, и его вопрос меня удивляет:
– Почему нет? Из-за инвалидного кресла?
Он произносит это непринужденно, но здесь есть скрытый подтекст, который я не совсем могу определить. Я перестаю наблюдать за толпой и смотрю ему прямо в глаза.
– Это потому, что я не пудель, мистер Петров.
Он смеется и опять отпивает из своего бокала, мотая головой.
– Что произошло? – Я киваю в сторону его ног.
– А вы не ходите вокруг да около, правда, Нина?
– Вы хотите, чтобы я ходила?
– Это была бомба в машине. Осколок попал в правое колено и раздробил его.
– Больно?
– Адски, – резко отвечает он и одним глотком допивает остатки выпивки.
– У вас есть деньги. Я уверена, что существует операция, которая сможет помочь.
– Ну, кажется, есть вещи, которые не купить ни за какие деньги.
– Да, хреново. Ну, хотя бы жену вы купить можете. – Я пожимаю плечами. – За три миллиона вы могли бы приобрести целый гарем, а не только одну.
Роман наклоняет голову вбок, разглядывая меня с интересом, и затем подается ближе, чтобы прошептать на ухо: «Вы, Нина Грей, странная женщина».
Даже голос у него сексуальный, черт бы его побрал.
– Моя мать тоже так думает. Она говорит, что я никогда не найду мужчину, который захочет иметь дело с такой сумасшедшей, как я, по крайней мере надолго.
– Какой оптимистичный, поддерживающий родитель. – Он протягивает руку и проводит линию по внутренней стороне моего предплечья, начиная от локтя и до основания кисти. – Парень есть на горизонте?
Почти невозможно сконцентрироваться, когда его палец продолжает проводить линию вверх и вниз по моей руке. Его прикосновение легкое как перышко, но тем не менее такое ощущение, будто он ставит на мне клеймо.
– Почему вы меня спрашиваете? Вы бы рассмотрели мое освобождение от нашего контракта, если бы па-рень был?
– Нет.
– Тогда, мне кажется, это неважно.
Продолжая удерживать взгляд своих глаз на моих, он берет мою руку в свою и подносит к губам, один из уголков его рта поднимается в едва заметной улыбке.
– Я загуглил вас вчера, – говорит он, все еще держа мои пальцы в своей руке, всего в дюйме от губ. – Кто бы мог подумать, что такая изящная ручка может создавать такое… волнующее искусство.
Я улыбаюсь, стараясь скрыть, как сильно его прикосновение и близость действуют на меня. Романа Петрова, как я поняла, невозможно игнорировать, особенно когда он включает свой шарм.
– Вам не нравится?
– О, наоборот, мисс Грей. Мне очень нравится.
Его губы слегка касаются кончиков моих пальцев и задерживаются на них на несколько секунд перед тем, как он опускает мою руку, но продолжает сжимать ее в своей. Он так хорошо играет свою роль! Изворотливый, опасный мужчина.
– Не напишете что-нибудь для меня?
Я поднимаю на него глаза, удивленная вопросом.
– Я не беру заказы.
– По какой-то особой причине?
– Мне не нравится, когда меня заставляют делать то, чего я не хочу.
Губы Романа расплываются в улыбке. Да, он понял двойной смысл.
– Тогда как насчет сделки? Вы для меня пишете кое-что, а я даю вам то, что вы хотите.
– Что угодно?
– Деньги, украшения – все что хотите.
Заманчиво. Но то, что я от него хочу, не вещь.
– Я хочу ответ на вопрос, – говорю я. – Такая опция возможна?
Мой выбор удивляет его. Я это вижу по тому, как его глаза слегка расширяются. И он недоволен.
– Зависит от вопроса.
– В таком случае я вынуждена отказаться, мистер Петров.
Он смотрит на меня и затем разражается смехом, из-за чего несколько голов оборачиваются в нашу сторону.
– Вы жестко торгуетесь, мисс Грей. – Он наклоняет голову и шепчет на ухо: – Спрашивайте.
Мне сложно поверить, что он согласился. Петров не похож на человека, который согласится на чьи бы то ни было условия. Должно быть, он правда хочет эту картину. Я поднимаю голову и смотрю в его расчетливые темные глаза, пока несколько возможных вариантов пробегают у меня в голове.
– Зачем вам нужна временная жена, Роман? Вы красивы, богаты, влиятельны. Я уверена, что десятки женщин были бы счастливы выйти за вас замуж. Зачем тратить три миллиона долларов, когда вы могли бы получить жену бесплатно?
– Потому что я не хочу постоянную жену, а текущая ситуация с бизнесом требует от меня быть женатым в последующие шесть месяцев.
– Почему именно шесть месяцев?
– А это уже второй вопрос. – Он улыбается. – А вы договорились только насчет одного.
Хороший аргумент.
Он ответил, не объяснив вообще ничего. Мне следовало этого ожидать и перефразировать вопрос, но теперь уже поздно.
– Итак, что вы хотите, чтобы я для вас написала? Пейзаж? Вашу собаку? Яблоки, сыр и увядшие цветы на столе? – Это обычные запросы, когда дело касается индивидуальных заказов, и главная причина, почему я ненавижу их выполнять.
– Не-а. У меня на уме было кое-что другое. – И вот опять она, эта лукавая, расчетливая полуулыбка. – Я хочу ваш автопортрет.
– Автопортрет? – Я поднимаю брови. Какого черта он собирается делать с моим автопортретом? Почему не пейзаж?
– Да. Это проблема?
– Нет. Какие-то определенные пожелания? Поза? Фон?
Он наклоняется вперед, пока его лицо не оказывается прямо перед моим, берет меня за подбородок двумя пальцами и слегка задирает его.
– Всего одно, – говорит он и фокусирует взгляд на моих губах. – Я хочу, чтобы вы были обнаженной.
Я широко раскрываю глаза, когда понимаю, чтоон только что сказал, и меня это настолько шокирует, что не получается подобрать вразумительный ответ.
– Кажется, мы стали главной достопримечательностью в этой комнате, – бормочет он, все еще фокусируясь на моих губах. – Вы готовы, Нина?
Его близость как-то странно действует на мой встревоженный разум, и боже мой, как же он классно пахнет. Стараясь спуститься с небес на землю, я начинаю повторять новую мантру у себя в голове: «Он преступник. Он преступник».
– Готова? К… чему? – бормочу я.
– Показать мне, насколько вы на самом деле хорошая актриса. – Он улыбается и впивается своими губами в мои.
Все стерто. Любые связные мысли испарились. Вот я – мыслящее, рациональное существо. А вот – все логичные мысли исчезли только для того, чтобы их заменило одно сводящее с ума желание: еще. Еще его губ, еще его запаха, еще всего.
Раздается звук бьющегося стекла. Что-то мокрое проливается мне на ноги. Я открываю глаза и начинаю различать реальность, кусочек за кусочком. Лицо Романа всего в дюйме от меня, его рука – на моем затылке. Мои пальцы в его волосах, сжимают черные шелковые пряди.
– Это было выдающееся исполнение, – говорит он шепотом. – Бокал был искусной деталью.
Я отнимаю руки от волос Романа и смотрю вниз, где лежит мой бокал для вина, разбитый вдребезги. Красная жидкость портит безупречный белый мраморный пол, и часть ее забрызгала всю мою правую ступню и туфлю.
Роман хватается за колеса своего кресла и в два быстрых движения передвигается так, чтобы быть напротив меня.
– Поменяйте местами ноги, мисс Грей. Правую наверх.
Смотря на него прищуренными глазами, я выпрямляю ноги и затем снова кладу одну на другую так, чтобы правая нога находилась на левой.
Он наклоняется, обхватывает рукой мою правую лодыжку, расстегивает застежку и стягивает ремешок с пятки. Он снимает туфлю, и я с удивлением смотрю на его руки, пока он вытирает вино с моей ступни белой салфеткой, которую взял со стола. Когда он заканчивает, то надевает туфлю обратно и застегивает ремешок. Держа за лодыжку, он медленно опускает мою ногу.
Я лишь частично осознаю присутствие в комнате других людей, которые неожиданно притихли: все они глазеют на нас. Я стараюсь, но не могу переварить, что только что произошло. Это самое эротическое, не связанное с сексом переживание, которое я когда-либо испытывала.
– Я думаю, нам пора уходить, – говорит Роман и взмахивает рукой в направлении Максима, который стоит, опираясь на стену, недалеко от нас. – Идите к отцу, скажите ему, что вы едете со мной, и убедитесь, что несколько человек слышат, как вы это говорите. Мы будем ждать в машине у входа.
Он берется за колеса своего кресла и направляется к выходу, Максим на несколько шагов позади него. Люди смотрят, как они уходят, и затем их глаза устремляются на меня. Я чувствую себя как на выставке, когда иду к отцу и целую его в щеку.
– Роман пригласил меня выпить наедине.
Вокруг нас начинают шептаться. Отец улыбается, но через силу, и я похлопываю его по руке перед тем, как пересечь зал в направлении выхода. Толпа взглядами впивается мне в спину. Они, наверное, думают, что я шлюха, но мне наплевать. С высоко поднятой головой и фальшивой улыбкой я покидаю комнату.
У входа ожидает большая белая машина, как и было обещано. Максим стоит у задней двери и открывает ее для меня, как только я подхожу. Когда оказываюсь внутри, то не могу не задаваться вопросом, что, черт возьми, я делаю.
Я знала, что Роман богат. Иначе и быть не могло, ведь он был главой Братвы. Поэтому я предполагала, что он будет жить в каком-нибудь особняке. Однако то, что я сейчас вижу, не просто дом. Это чертова крепость, и к ней прилагается своя собственная маленькая армия.
Высокие бетонные стены окружают огромное поместье со всех четырех сторон, и наверху через каждые десять футов установлены камеры. Машина проезжает через большие автоматические ворота мимо поста охраны и следует по широкой гравийной дороге к особняку-монстру. Во все стороны простирается идеально подстриженный газон, и лишь несколько деревьев беспорядочно посажены тут и там так, чтобы не заслонять вид. Видимо, это такая мера безопасности.
Двое мужчин в черной форме с оружием на ремне стоят перед домом, и еще несколько патрулируют территорию. Я уверена, что их больше, просто их не видно.
– Внутри у вас тоже камеры? – спрашиваю я.
– Если хочешь, чтобы люди тебе доверяли и оставались преданными, приходится отвечать взаимностью, – говорит Роман, сидя рядом со мной. – Установка камер внутри означала бы, что я не доверяю своим людям.
Машина останавливается перед домом, и Максим открывает мне дверь, пока водитель идет к багажнику, чтобы достать инвалидное кресло Романа. Я выхожу из машины и осматриваю здание. Оно всего в два этажа высотой, но простирается по крайней мере на пятьдесят ярдов с каждой стороны. Оно гигантское.
Роман подъезжает и останавливается рядом со мной.
– Нравится?
– Нет.
– Почему?
– Я не фанат всего большого, – бормочу я.
Три каменные ступени ведут к парадной двери, и мне интересно, как он поднимется по ним, но потом я замечаю узкий пандус с дальней стороны. Роман с легкостью заезжает наверх. Наблюдая за ним, я чувствую внезапную грусть. Должно быть, очень тяжело для такого мужчины, как он, принять то, что жизнь так кардинально переворачивается с ног на голову. Я поднимаюсь по лестнице и встречаюсь с ним у входа, и охранник, ожидающий приезд Романа, открывает перед нами большую дубовую дверь.
Роман ведет меня через большое фойе к лифту под огромной двойной лестницей. Человек в такой же черной форме, как и у тех, снаружи, выходит из коридора слева. Когда он нас видит, то останавливается и кивает Роману.
– Пахан, – говорит он.
– Варя еще не спит?
– Нет. Я думаю, она на кухне.
– Скажи ей, что я вернулся. Пусть она даст указания одной из девочек, чтобы приготовили легкий ужин, а затем она может ложиться спать, – велит Роман и пристально смотрит на меня. – И скажи персоналу, чтобы держались подальше от восточного крыла. Не хочу, чтобы кто-то оказался там без моего приглашения.
– Этой ночью?
Я вижу, как на губах Романа появляется загадочная улыбка.
– Нет. Скажи им, что это впредь до дальнейшего распоряжения, Вова. Я позвоню на кухню, когда мы будем готовы к ужину.
– Конечно, – кивает мужчина и поворачивается, чтобы уйти, но перед этим бросает заинтересованный взгляд в моем направлении.
Судя по выражению его лица и тому, как расширились его глаза после комментария Романа, скоро поползут слухи.
Когда мы выходим из лифта, Роман ведет меня по коридору налево, проводит через декорированную деревянную дверь, выходящую в огромное помещение с гостиной в центре. В дальнем левом углу находится библиотека, а справа – огромная современная кухня со столовой. Мебели мало. Наверное, так ему проще передвигаться. Пространство декорировано в разных оттенках земли, в основном коричневом и бежевом, со множеством натуральных материалов, главным образом деревом. Современно, но не холодно. Мне нравится.
– Нам нужно обсудить основные детали, – говорит он и кивает в сторону гостиной, где длинный диван, на котором поместилось бы, наверное, человек пять, занимает центральное место перед большим телевизором, висящим на стене.
– Вы будете спать вон в той комнате. – Он указывает направо. – Моя спальня на другой стороне.
Помещение так огромно, что мне требуется несколько секунд, чтобы найти двери, о которых он говорит. Мне не особенно важно, как выглядит комната, только бы в ней была мягкая кровать и замок с ключом на двери. Ступни ужасно болят, поэтому я иду к дивану, на ходу снимая туфли, и падаю на мягкие подушки.
Странное ощущение быть здесь, на его территории. Здесь я буду жить следующие шесть месяцев. С ним. Все казалось каким-то нереальным до этого момента, как будто происходило с кем-то другим. Но сейчас, когда я сижу на его диване, в его доме, наконец-то до меня доходит. Все происходит на самом деле.
Мне следовало бы быть чертовски напуганной. Видимо, со мной явно что-то не так, потому что – да, я волнуюсь и нервничаю, но страха нет. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом с главой русского преступного мира – человеком, который обещал убить меня, если я не смогу сыграть свою роль в его странной схеме, – и тот рой бабочек снова взрывается у меня в животе. О боже, мне надо провериться, потому что я не боюсь, как нормальный человек, вместо этого меня тянет к нему.
– Уже поздно, поэтому мы пройдемся по дому завтра. – Я подъезжаю к дивану. – Вам лучше не болтаться одной, пока я вас всем не представлю.
– Окей. – Нина кивает. – Ну, что теперь?
– Я позвоню на кухню, чтобы принесли нам еды, ведь мы ничего не ели. Вы хотите что-то определенное?
– Я не голодна. Но не помешало бы, если бы персонал нас застал. Это поможет слухам набрать обороты.
Организация шоу для персонала не входила в мои планы на сегодня. Я предполагал, что она захочет лечь спать, чтобы избавиться от меня, как только мы приедем, но теперь мне любопытно, что у нее на уме. Это слегка волнительно: она ведет себя настолько непринужденно, как будто вся эта ситуация абсолютно нормальна. Нет ничего нормального в том, что тебя вынуждают переехать к незнакомцу и притворяться его женой. Она, должно быть, действительно любит своего отца, если согласилась на эту фикцию и так вкладывается в нее.
Пока я звоню на кухню, Нина начинает вынимать шпильки из волос, и я смотрю на то, как длинные черные пряди падают ей на спину одна за другой, как водопад чернильного шелка. Интересно, настолько ли ее волосы мягкие, как выглядят?
– Когда должна прийти горничная? – спрашивает Нина, вынимая последнюю шпильку.
– В любую секунду.
– Окей, давайте начинать. – Она поднимается с дивана, подходит и встает передо мной.
Наклоняясь, она начинает расстегивать пуговицы на моей рубашке, лицо – воплощение спокойствия, но я замечаю, что ее руки слегка дрожат. Наконец-то нормальная реакция. Разделавшись с рубашкой, она наклоняет голову, как будто думает о чем-то, и затем смотрит мне в глаза.
– Я могу запрыгнуть?
Я прищуриваюсь: «Куда?»
– К вам на колени. Ноге не будет больно?
Она хочет залезть мне на колени? Я не могу прекратить таращиться на нее.
– Ноге не будет больно.
Нина кивает, подтягивает платье одной рукой, а другую кладет на мое плечо. Затем она прикусывает нижнюю губу, очевидно в недоумении, что делать дальше. Я подаюсь вперед, хватаю ее за талию и поднимаю, чтобы поместить у себя на бедрах. Она вскрикивает, руками обвивает мою шею, глаза широко открыты.
– И что теперь? – спрашиваю я, стараясь подавить смех.
– Теперь мы ждем, когда горничная застанет нас в обнимку.
– Но мы же не обнимаемся? Вы просто сидите у меня на коленях. – Протягивая руку, я сдвигаю длинную черную прядь волос, которая упала ей на лицо. Затем, держа ее за затылок, наклоняюсь и оставляю поцелуй на тонкой шее. Другой рукой я нахожу разрез на платье и слышу шумный вдох, когда начинаю двигаться пальцами вверх по ее бедру.
Раздается стук в дверь.
– Войдите, – рявкаю я через плечо Нины и затем продолжаю покрывать поцелуями ее шею.
– Пахан, Варя просила принести… – голос Валентины обрывается на полуслове.
– Оставь поднос на кухне и исчезни, – мои слова резки, как будто Валентина прерывает что-то настоящее. Мое тело, кажется, так и думает.
Девушка спешит оставить еду и затем буквально убегает, захлопнув за собой дверь.
Как только Валентина уходит, Нина отпускает мою шею и поспешно спрыгивает с колен. Хорошо. Если бы она задержалась, то, возможно, заметила бы, что мой твердый член упирается в ткань штанов.
– Мне кажется, все прошло хорошо, – говорит она и проводит руками по волосам, еще больше спутывая их.
– Действительно, прекрасное исполнение.
– Ну, сейчас я, пожалуй, пойду спать. – Она направляется к своей комнате, но останавливается на полпути. – Можно я одолжу рубашку или что-то наподобие? – бросает она вопрос через плечо. – Я не хочу спать в платье от «Оскара де ла Рента».
Мысль о ней в моей одежде что-то всколыхнула у меня внутри, и я представляю, как хватаю ее и несу в свою кровать. Мне это совсем не нравится. Это сделка, и ничего больше.
– Я принесу тебе что-нибудь. Мы можем послать кого-нибудь за твоими вещами завтра. Оставь ключи на кухне.
После быстрого душа я надеваю серую футболку, которую Роман оставил для меня на дверной ручке, забираюсь в большую кровать с балдахином и уютно устраиваюсь под толстым одеялом. Я посмотрела время на телефоне, прежде чем лечь в кровать. Уже давно за полночь, но я не могу уснуть. И главная причина этого не в том, что я нахожусь в чужом доме. Намного важнее то, что я на расстоянии пары дюжин ярдов от него. Даже просто думая о нем, мой и так поджаренный мозг сходит с ума.
Грудь Романа полностью покрыта татуировками. Я их видела, когда расстегнула рубашку, но у меня не было достаточно времени, чтобы рассмотреть рисунки. Я жалею, что не сделала этого, потому что необходимость раскрыть хотя бы некоторые из его секретов поедает меня изнутри. Русский пахан – это загадка и полная противоположность прямолинейным смешным парням: таким, которые могут меня рассмешить и которые обычно меня привлекают. Мне нравится ощущение беззаботности, нравится кто-то, с кем легко общаться и кого еще проще бросить: мужчина, который не будет требовать от меня раскрыться. Привязываться к пахану сильнее, чем необходимо для того, чтобы этот план сработал, неблагоразумно.
Я закрываю глаза, и образ Романа, хватающего меня за бедро в то время, как его грешные губы оставляют линию из поцелуев на моей шее, заполняет сознание. Как будто сама по себе, моя рука скользит вниз по животу и останавливается между ногами. Я кладу палец по центру, слегка нажимаю и издаю стон. Нет. Я не должна получать удовольствие, думая о человеке, который угрожал убить меня. Это так неправильно. Я быстро убираю руку, засовываю обе под подушку и пытаюсь игнорировать боль между ногами. Я не буду этого делать.
Часами я лежу в кровати без сна, вцепившись в подушку, ожидая, пока мое предательское тело успокоится. Оно не успокаивается. На самом деле становится только хуже: так, что я не могу больше это терпеть, поэтому в конце концов поддаюсь желанию, и рука скользит обратно между ног. Я кончаю за несколько секунд, уткнувшись лицом в подушку и с именем убийцы на губах.
Глава 4
Мой телефон звонит, когда я расстегиваю рубашку, имя дяди отображается на экране. Старая свинья обычно любит поспать до полудня по воскресеньям. Я знаю только одну причину, по которой он стал бы звонить так рано.
– Что такое, Леонид? – рявкаю я в телефон.
– Я слышал, что ты привез к себе женщину. Она все еще в доме?
– Это мой дом, поэтому тебя это не касается.
– Значит, да. Ты никогда не приводишь своих шлюх домой, – говорит он, и мое тело застывает.
– Если я еще хоть раз услышу, что ты ее так называешь, в разговоре со мной или кем-то еще, я перережу тебе горло. Ясно?
– Что, черт возьми, на тебя нашло, Роман?
– Я ясно выразился, Леонид?
На другом конце линии повисает тишина, затем он отвечает: «Да».
– Хорошо. – Я кладу трубку.
Я ненавижу этого человека, но не могу рисковать и избавиться от него, и неважно, как сильно этого хочу. Леонид слишком много знает, и он мне нужен здесь, где можно все время присматривать за ним.
Я тянусь за костылями, опираясь на тумбочку, ставлю их по бокам и поднимаю себя. Подставив костыли под мышки, я делаю глубокий вдох и совершаю несколько первых, болезненно-медленных шагов. Колено обычно не сгибается по утрам, но оно намного лучше, чем было месяц назад. Все те часы физиотерапии наконец-то окупаются, но я все еще очень далек от того, чтобы избавиться от чертова инвалидного кресла. Я ненавижу эту проклятую штуку, но у меня до сих пор бывают дни, когда боль настолько сильна, что даже невозможно пошевелить правой ногой.
Когда я найду ублюдков, которые подложили эту бомбу, то с наслаждением их убью. Вероятно, наркоз все еще действовал, но я помню двух человек, которые разговаривали в моей больничной палате. Я не узнал их голоса и не уловил всего смысла сказанного, но услышал достаточно, чтобы понять: они были замешаны.
Один из них, возможно, моей плоти и крови и живет под моей крышей. У меня нет доказательств, но я почти уверен, что Леонид сыграл в этом свою роль. Кто же второй из них? Мне нужно это выяснить.
Когда я выхожу из комнаты, то слышу звук слегка фальшивого пения, раздающегося из кухни, и вижу Нину, которая роется в холодильнике. Я знал, что она невысокая, но из-за того, что прошлую ночь провел в инвалидном кресле, не получилось точно определить ее рост. Она даже ниже, чем я думал: от силы пять футов.
Низ моей футболки достает ей до колен, и в ней она выглядит комично. Сейчас она босая, и ее макушка не дотянула бы даже до моей груди.
Она стоит спиной ко мне, поэтому не видит, как я подхожу и встаю у обеденного стола в нескольких шагах позади нее.
– Нашла что-нибудь интересное в этом холодильнике? – спрашиваю я.
Нина подпрыгивает с испуганным вскриком и захлопывает холодильник.
– Черт, ты почти довел меня до сердечного при…
Она останавливается на полуслове и просто стоит, уставившись на меня огромными глазами. Я думал, что она удивится, увидев меня не в инвалидном кресле, но эмоция, отобразившаяся на ее лице, – не удивление. Это страх.
– Нина? – Я делаю шаг в ее направлении.
Она вздрагивает и делает шаг назад, натыкаясь на холодильник. Ее дыхание учащается, становится поверхностным, как будто она не может вдохнуть достаточно воздуха, ее руки слегка дрожат. У нее паническая атака. Понятия не имею, что ее вызвало, но она в ужасе от чего-то, и я практически уверен, что «что-то» – это я. Бред. Всего несколько часов назад я держал ее у себя на коленях, и Нина совсем не казалась напуганной.
– Роман, – говорит она наконец, голос чуть громче шепота. – Прошу тебя, сядь. Пожалуйста.
Я не вижу смысла в ее просьбе, но делаю два шага к обеденному столу, выдвигаю стул и сажусь. Нина остается прикованной к месту перед холодильником, но, кажется, хотя бы ее дыхание возвращается в норму.
И я случайно вспоминаю о том, что она сказала, когда мы приехали. Сейчас я ясно это помню, и мне не нравится, к чему все идет.
– Ты кое-что сказала прошлым вечером. Мне нужно, чтобы ты объяснила, что имела в виду.
Она моргает и мотает головой.
– Что конкретно?
Ее голос окреп, он почти нормальный, но тем не менее она не двигается с места. Ее спина приклеена к холодильнику, как будто она хочет раствориться в нем.
Я останавливаю взгляд на ее лице, чтобы наверняка уловить реакцию.
– Что ты имела в виду под «я не фанат всего большого»?
Она моргает и вместо ответа разворачивается и бежит к себе в комнату. Дверь с грохотом закрывается, и в то же самое время приходит осознание, и гнев закипает у меня внутри. Кто-то причинил ей боль, и если она так реагирует, то, видимо, все закончилось действительно плохо.
Часы на тумбочке показывают два часа дня. Нельзя оставаться в запертой комнате весь день, я это знаю. Но тем не менее не могу заставить себя выйти и столкнуться с Романом после того, что произошло утром. Он, наверное, думает, что я сумасшедшая. Боже, даже спустя два года я все еще больная на всю голову.
Мое состояние улучшалось. Я достигла того, что безпаники могла находиться в компании огромных мужчин. И даже могла вести нормальный разговор, если они меня не касались. Да, многие люди, особенно мужчины, выше меня. Но большинство из них не вызывают паническую атаку. Я реагирую только на мужчин, которые одного роста с Брайаном и у которых внушительная мышечная масса.
Роман совсем не похож на Брайана, который был блондином и выглядел как серфер, но у них примерно одинаковый рост и комплекция. Может быть, если бы меня как-то предупредили, или если бы я знала, чего ожидать, я бы не отреагировала так остро. Но я все еще была сонной, и когда Роман вдруг возвысился передо мной, я просто впала в ступор.
Мне нужно выйти из этой комнаты. У меня есть работа – обманывать людей. Я смогу.
Вдохновленная своим же напутствием, я встаю с кровати и с высоко поднятой головой выхожу из комнаты.
Роман сидит за столом с вилкой в одной руке, а другой прижимает к уху телефон. Судя по мрачному выражению лица, новости плохие. Я изо всех сил стараюсь собраться и присоединяюсь к нему, специально выбрав стул рядом с ним. Мое действие как бы говорит: «Я не боюсь тебя. Эпизод на кухне был простым недоразумением. Давай сделаем вид, что ничего не было».
Он все еще на связи, когда я сажусь, но взглядом следит за каждым моим шагом. Стараясь, чтобы мои движения были совершенно спокойными, я наливаю воды в стакан и сосредоточиваюсь на еде на столе. Здесь есть блюдо с пюре, разные виды рыбы и несколько салатов, поэтому я беру тарелку и накладываю гору еды. Еще хватаю кусок хлеба и начинаю есть.
– Я буду внизу через двадцать минут, – говорит Роман в трубку, кладет телефон на стол и продолжает есть.
Мы едим в тишине. Единственный звук – от столовых приборов, и он странным образом… домашний. Я жду, что Роман будет спрашивать об этом утре, но он не заговаривает о нем, и я испытываю облегчение.
– Я отправлял Валентину забрать некоторые твои вещи, – выдает он наконец. – Они в сумке в гостиной.
– Супер. – Я хватаю помидор черри с тарелки и закидываю его в рот.
Роман откидывается назад и, скрестив на груди руки, смотрит на меня в течение нескольких секунд. Я пытаюсь концентрироваться на еде, а не на его мускулистых руках, которые растягивают материал его рубашки. Я с треском проваливаюсь.
Он наклоняет голову и смотрит на меня прищурившись.
– Знаешь, мне кажется очень интересным то, что ты справляешься с этой ситуацией намного лучше, чем я ожидал.
– Какой ситуацией? – Я кладу в тарелку еще листьев салата и помидоров черри.
– Этой. То, что тебя шантажом заставляют выйти замуж за такого, как я. И тебе приходится ставить жизнь на паузу на шесть месяцев. Я думал, ты будешь настороженной. Будешь сопротивляться. Бояться. Ты кажешься… неестественно беззаботной.
– Ты думаешь, что я психически неуравновешенная? – Я беру лист салата, оборачиваю его вокруг черри и окунаю в майонез, в то время как Роман оглядывает меня с интересом.
– А ты такая? – спрашивает он. – Психически неуравновешенная?
– Конечно нет. Я – воплощение психической стабильности. Спроси любого. – Я указываю пальцем на салатно-томатно-майонезный шарик. – Хочешь?
Судя по выражению лица, Роману не до шуток. Я вздыхаю и смотрю ему прямо в глаза.
– Да, мне эта ситуация кажется тревожной, но чтоесть, то есть. Имею ли я в ней право голоса? Нет. Могу ли я что-то поменять? Снова нет. Буду ли я сопротивляться или нет, результат будет тот же. Я все вижу так: лучше просто принять эту хрень и жить с ней.
– Ты немного чокнутая. Ты ведь это знаешь?
– Жизнь – вещь сумасшедшая. Приходится ее принимать. – Я пожимаю плечами и указываю головой на костыли, прислоненные к столу рядом с ним. – Зачем инвалидное кресло, если ты можешь ходить?
– Я бы скорее назвал это «волочить ноги». Мне все еще трудно проводить целый день на костылях. Я планирую в какой-то момент отказаться от инвалидного кресла, но до тех пор, пока невозможно обходиться без него целый день, я не хочу, чтобы кто-то знал.
– Почему?
– У меня есть на то свои причины. В курсе только Максим, Варя и мой физиотерапевт. И теперь ты. Я хочу, чтобы так и было, Нина.
– Никто не застал тебя на ногах? Горничная? Кто-то, кто пришел в твою комнату без приглашения?
– Только у Вари есть разрешение сюда входить. Она занимается уборкой. Все остальные знают, что надо держаться подальше от моей комнаты, только если их специально не пригласят.
– И что бы случилось, если бы кто-то тебя застал? Это бы стало проблемой?
– Вовсе нет. Потому что я бы убил его на месте.
Поначалу я думаю, что он шутит, но затем Роман смотрит на меня, и в его глазах ясно видно: он крайне серьезен.
– Вы страшный человек, мистер Петров.
– Это входит в служебные обязанности, Нина, – говорит он. – Есть лишь три вещи, которые люди понимают в моем мире: верность, деньги и смерть. Помни это. – Он тянется за костылями. – Мне нужно обсудить кое-что с Максимом. Вернусь через час.
Я быстро встаю, делаю глубокий вдох и приказываю ногам не двигаться с места. Ни в коем случае не позволю этому утреннему эпизоду повториться. Он не Брайан. Я не дам необоснованному страху управлять мной.
Роман ставит костыли по обе стороны от себя и выпрямляется передо мной. Боже мой, он огромен. Сердце бьется чаще, но у меня получается не дрогнуть. Я могу с этим справиться. Я буду жить с ним шесть месяцев, поэтому мне нужно собраться. Очень медленно я поднимаю голову и смотрю ему в глаза не моргая. Но, конечно же, слежу за тем, чтобы мои дрожащие руки были спрятаны за спиной.
– Интересно, чем тебя кормили, когда ты был маленьким? – говорю я и даже умудряюсь изобразить небольшую ухмылку.
Он просто смотрит на меня несколько секунд, а затем протягивает руку и проводит большим пальцем по щеке.
– Ты исключительная актриса, малыш.
Его рука исчезает с моей щеки, и он медленно направляется к себе в спальню. Интересно, что он имел в виду?
Глава 5
Я тупо смотрю на Максима, который стоит передмоим письменным столом со скрещенными на груди руками, и гадаю над тем, откуда он ни с того ни с сего берет свои глупые идеи.
– Нет, – говорю я.
– Почему? Это отличная возможность. Она может сказать, что просто потерялась или что исследует дом.
– Потому что, во-первых, скорее всего, она никогда в жизни не видела подслушивающее устройство и не знает, как и где его установить. И во-вторых, никто не поверит, что она просто случайно забрела в комнату Леонида или в его кабинет. Мы не знаем, кто еще замешан. Это мог быть кто-то из персонала или один из охранников. Я не хочу, чтобы она предупредила Леонида или его сообщника раньше, чем нужно.
– Ты уверен, что это был Леонид?
– Определенно.
– Давай тогда просто сразу схватим его. Скажи Михаилу заняться им. К утру он запоет, как птичка.
– А если это был не он? – спрашиваю я. – Ты вообще представляешь, как бы это повлияло на боевой дух и доверие моих людей, если бы я подверг пытке одного из своих без доказательств только для того, чтобы выяснить, что он невиновен?
– Ну, тогда мы зашли в тупик, Роман. – Он снимает очки и вздыхает. – Я слушал записи месяцами и не нашел ничего, кроме обычных сплетен. Ты знал, что Костя спит и с Валентиной, и с Ольгой?
– Мне совершенно наплевать, кто с кем спит. В каких комнатах ты уже поставил «жучки»?
– В библиотеке, гостиной, столовой, в обеих ванных внизу, в подвале и еще в оружейной. Варя поставила за меня «жучки» на кухне и в кладовке. Все.
– В машинах?
– Во всех, кроме машин Леонида, Михаила и Сергея.
– Не нужно прослушивать машину Сергея. Если бы он был тем, кто заложил ту бомбу, я был бы мертв. Возможно, вместе со всем чертовым кварталом. Это и не Михаил. – Я постукиваю пальцем по столу, размышляя. – Скажи Валентине поставить «жучок» в комнате Леонида и в его кабинете.
– Валентине?
– Почему нет? Ей можно доверять.
Он мотает головой.
– Ну, скажем так. Прошлой ночью Нина сидела у тебя на коленях, с растрепанными волосами, босая, обхватывая рукой твою шею, в то время как ты ощупывал ее ногу под платьем. Твоя рубашка была расстегнута, и ты целовал ее как одержимый, – говорит Максим и смотрит на меня, подняв брови. – Весь персонал узнал обо всех деталях в тот момент, когда Валентина бросилась обратно на кухню, так же как и ее вывод о том, что вы двое – родственные души и скоро у вас будут красивые детки. Она верная, но язык у нее длиной в милю. Ни за что она не сможет держать рот на замке, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
– Зашибись. – Я делаю глубокий вдох и смотрю в потолок. – Есть ли в этом доме кто-то, кто хотя бы немного в здравом уме?
– Мы должны попросить Нину сделать это. Персонал и парни пока не встречали ее, и, если ты дашь ей указания притворяться хихикающей простодушной дурочкой, никто не будет обращать внимания на то, что она делает.
– Я бы никогда не женился на «хихикающей простодушной дурочке», Максим. Все это знают.
– Конечно, женился бы. Ты одержимый мужчина, помнишь?
Я закрываю глаза и мотаю головой в раздражении. Когда-нибудь придушу Валентину.
– Тогда решено. – Максим расправляет куртку, надевает очки и поворачивается, чтобы уйти. – Дай мне знать, когда ты хочешь, чтобы я пришел и объяснил все Нине.
Когда я возвращаюсь в свои апартаменты в восточном крыле, то нигде не нахожу Нину: ни на кухне, ни в гостиной, поэтому направляюсь в ее спальню, которая также оказывается пустой. На секунду я предполагаю, что она передумала и каким-то образом сбежала. Я разворачиваю инвалидное кресло, собираясь поднять тревогу, когда замечаю ее, и сжимающее грудь давление, которое я не осознавал, исчезает.
Она сидит по-турецки в дальнем углу библиотеки, спиной к книжной полке, несколько бумажных полотенец разложены на полу вокруг нее. Я проезжаю через гостиную, останавливаюсь в нескольких шагах и наблюдаю. Нина делает какие-то наброски на одном из бумажных полотенец. Они очень схематичны, но я могу различить очертания женщины, держащей что-то перед собой. Большинство остальных бумажных полотенец, разбросанных вокруг, имеют похожие композиции. Некоторые – всего лишь неразличимые линии, другие – более детальны. Меня не было чуть меньше часа. Как она смогла сделать их за такое короткое время?
– Можешь послать кого-нибудь ко мне домой, чтобы привезли мои вещи? – спрашивает Нина, не отрывая глаз от рисунка. – В гостиной есть три большие коробки. Скажи парням, чтобы были осторожны: внутри лежат мои холсты и краски.
– Когда они тебе нужны?
– Вчера. Если уж я тут застряла, лучше потратить время с пользой. У меня выставка через три недели, а готово всего шесть работ. Мне нужно еще девять, а также «большой парень».
– «Большой парень»?
– Моя главная работа. Я заказала для нее холст, он придет на следующей неделе.
Я еще несколько минут наблюдаю за тем, как она работает, замечая, как она время от времени прищуривает глаза на какую-нибудь деталь или наклоняет голову вбок и кусает щеку, когда думает. Ее волосы – это копна спутанных прядей, которые она собрала на макушке и скрепила карандашом. Такое непонятное существо. Так непохожа на женщин, с которыми я привык проводить время. Свежие и опасно притягательные ощущения.
– Мне нужно с тобой поговорить, когда ты закончишь, – произношу я, едва мне удается отвести от нее взгляд. – Я буду в гостиной.
– Ага. – Она откладывает в сторону законченный набросок, берет последнее неиспользованное бумажное полотенце и начинает рисовать на нем.
Кажется, мне дали понять, что я могу идти.
Заехав в спальню за ноутбуком, который я там держу, я перемещаюсь на диван и включаю телевизор. Опираюсь правой ногой на стол перед собой, открываю ноутбук и начинаю просматривать почту. Я почти закончил, когда Нина падает рядом со мной и зевает.
– Извини, увлеклась. О чем ты хотел поговорить?
Я закрываю ноутбук и поворачиваюсь к ней:
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, пока ты здесь.
– Типа пропылесосить и вытереть пыль? – Она морщит нос. – Не помню, чтобы я на это соглашалась. Глажка белья – пожалуйста, уборка пыли – тоже, но я ненавижу пылесосить.
– Разместить несколько «жучков» здесь, в доме, так, чтобы никто не заметил.
Она смотрит на меня со смесью растерянности и отвращения. Видимо, я должен уточнить.
– Подслушивающие устройства. Не насекомых.
– Это очень странная просьба, мистер Петров. Может, объясните?
– С этого момента и далее: Роман. Пожалуйста, следи за тем, чтобы не оговориться, когда кто-то рядом.
– Не оговорюсь, Роман, – улыбается она и подмигивает мне. Черт возьми, она мне подмигивает.
Я вздыхаю.
– У меня есть основание полагать, что, по крайней мере, один из тех, кто подложил бомбу, предназначенную убить меня, находится здесь, в этом доме. Максим поместил в большинство комнат «жучки» два месяца назад, но он не может разместить их в последних нескольких комнатах без риска быть замеченным.
– Ну, я тронута твоей верой в мои способности, но правда не понимаю, как я смогу это сделать, если он не смог.
– Потому что, если бы кто-то увидел, что Максим входит в одну из тех комнат, они бы поняли, что что-то не так. Но если кто-то поймает тебя, ты всегда можешь сказать, что потерялась.
– Твой дом огромный, но не думаю, что я бы настолько потерялась, чтобы войти в чужую комнату. – Она выглядит обиженной. – Я не дура.
– Это приводит нас ко второму вопросу, который нам нужно обсудить, и он касается того, как люди, которые живут и работают здесь, воспринимают тебя. Мне нужно, чтобы ты казалась… скажем так, поверхностной.
– Ты имеешь в виду «глупой»?
– Не совсем. Мне нужно, чтобы, когда люди видели, что ты заходишь в комнату, они не становились осторожными или подозрительными. Я хочу, чтобы они украдкой закатывали глаза и не замечали, что ты делаешь, потому что они полагают, что ты… безобидная.
Она смотрит на меня с удивлением, затем смеется. Это несдерживаемый и искренний смех, и ее глаза тоже смеются.
– Окей, ты точно имеешь в виду «глупая». Окей. Мне нужна пара минут.
Нина ложится на подушки, запрокидывает голову и, обратив лицо к потолку, закрывает глаза. Она остается в таком положении несколько секунд и затем начинает говорить:
– Поверхностная. Безобидная. Немножко глупая. Безумно влюблена в тебя. Ей нужен доступ во все части дома. Давайте подумаем… Кто я? Ну, трофейная жена Романа, конечно. Я хорошенькая, элегантная и чересчур надменная. Я люблю носить дорогую одежду, только самые лучшие бренды. Платья мне не особо нравятся, только если мероприятие их не подразумевает. Я гораздо больше предпочитаю дизайнерские джинсы в паре с шелковыми блузами. Обязательно каблуки.
Она делает паузу, открывает глаза и поворачивается ко мне.
– Каблуки обязательны, как ты думаешь? – Она морщит свой крошечный носик. – Конечно! Черт. Я ненавижу носить каблуки.
Она снова закрывает глаза и продолжает:
– Каблуки обязательны, и у меня их сотни. Роман любит, когда я их ношу. Он говорит, что они делают мою задницу потрясающей. А еще я очень стесняюсь своего роста, и ношение каблуков все время помогает мне забыть, насколько я низкая. Мое любимое занятие – это шопинг, и я покупаю тонны одежды. Моему мужу приходится выделить одного водителя специально для меня и моих походов по магазинам.
Очередная пауза, и она опять оборачивается ко мне.
– Роман, мне понадобятся деньги, чтобы поддержать ее пристрастие к одежде. Она – импульсивный покупатель.
– Ты получишь все, что тебе нужно, – смеюсь я. Она совсем спятила.
– Мой муж сходит от меня с ума и позволяет мне делать все, что я хочу, с домом, например переставлять мебель, чтобы аура улучшилась от земных вибраций. Дом кажется ужасно холодным, поэтому я покупаю несколько комнатных растений и повсюду их расставляю. Также я обхожу каждую комнату, потому что хочу убедиться в том, что энергия течет беспрепятственно, и я перевешиваю картины и зеркала. Еще я терпеть не могу обеденный стол – он так переоценен – и решаю поменять его на изящный стеклянный стол, который нашла в журнале о дизайне интерьера.
Очередная пауза.
– Эта женщина дорогая, Роман. Надеюсь, ты знаешь, во что ввязываешься.
– Я справлюсь.
– Пеняй на себя. – Она пожимает плечами и продолжает: – Моему мужу не нравится, когда ему мешают, но, конечно, ко мне это не относится. Я часто прихожу в его кабинет, чтобы просто проведать и обменяться несколькими поцелуями. Это так раздражает его людей! Они гадают, что он во мне видит и почему дает мне так много свободы, а потом решают, что он думает своим членом. Я всегда рядом, и они это просто ненавидят.
Я очарован тем, как она создает нового человека. Это одновременно безумно и блестяще.
– Она должна быть потрясающей в постели, чтобы так крутить своим мужем, – комментирую я.
– Конечно. Иначе как бы она настолько свела его с ума? Она не очень умная, но делает лучшие минеты.