Джули и я бесплатное чтение
© Аня Энджелин, 2024
ISBN 978-5-0065-1012-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ноябрь
В тот вечер, когда пошел первый снег этой зимы, я стояла на балконе, докуривала последнюю сигарету из пачки и размышляла над тем, стоит ли идти за новой прямо сейчас или это дело может подождать до завтра. Улица внизу гудела – типичные столичные пробки в пятницу. Всем быстрее хочется домой, вот они и сигналят без устали. На минуту я представила себе, что творится под землей: полный хаос и давка. Метро никогда не менялось. В принципе, если подумать масштабно, в жизни мало что меняется кардинально.
Сигарета превратилась в окурок, и я затушила ее о кованые перила балкона. А на улице-то красиво. Белые хлопья, темное небо, свет фонарей. От такой атмосферы того и гляди на радостях елку поставишь. Меня уже не первый год сводит с ума моя одна особенность – новогоднее настроение появляется как только выпадает снег, а к самому празднику от него остаётся только легкая дымка.
В дверь позвонили, загавкала Фэй. Странно. Я никого сегодня не ждала и еще больше удивилась, когда на пороге увидела незнакомого мужчину с заснеженной головой.
– Добрый вечер, Александра Лисовец?
– Да, – я кивнула, пребывая в недоумении. – А вы…
– Вам письмо. С пометкой лично в руки.
Вот невидаль! Настоящих писем я в руках не держала, только видела у бабушки в комоде в детстве. А тут даже лично в руки. Кому такое на ум пришло?
– Забирать будете? – заснеженная голова, видимо, устал ждать, и я не смела больше его томить, взяла письмо и закрыла дверь. Фэй тявкнула на прощанье.
Я потрепала собаку за ухом и вгляделась в конверт.
– Да ладно…
Я села прямо на пол и смотрела на письмо так, словно оно пришло из далеко будущего. Фэй воспользовалась моментом и устроилась у моих ног. Минуту я сидела в оцепенении. Быть такого не может! У меня ведь не было никаких ее контактов, как и моих у нее. Ни номера, ни адреса я ей не давала, но откуда тогда взяться этому белому конверту в моих руках? Взгляд не отрывался от строки: «Отправитель: Джули Бергманн».
Меньше всего я ожидала когда-либо снова столкнуться с ней в этой жизни и услышать отголоски моего эстонского лета. Словно все время, проведенное там с ней, было сном, чем-то нереальным – так я привыкла думать, тем не менее бережно храня каждое воспоминание. Джули была припорошенной песком времени тайной, эпизодом, который невозможно забыть и, как я думала, невозможно повторить. Но кажется, сама она так не считала. Я вскрыла конверт.
«Здравствуй, Алекса.
Ты удивлена сейчас, но все абсолютно просто. Твой адрес я нашла в гостинице, в которую ты должна была заселиться, а вот номера телефона у них не сохранилось. Поэтому пишу от руки.
Я была в больнице. Пошла туда не сама, упала в обморок на улице, люди вызвали медиков. Летом ты беспокоилась за мои головокружения. Диагностировали опухоль.
Буду рада, если приедешь. В твоей комнате все по-прежнему.
Извини за неожиданность.
Джули»
Я положила письмо на пол. Наверное, в таких случаях люди ахают, охают и начинают плакать, но лично у меня было ощущение, будто меня окатили ледяной водой. Джули в своем репертуаре – прямолинейно, резко, по делу. И в этом шоковом состоянии мой мозг лихорадочно выдавал вопрос за вопросом. Отчего вдруг она пишет мне об этом? Неужели я была неправа, когда думала что ей все в этом свете по барабану? Почему хочет видеть меня, девушку, которую ей довелось узнать по нелепой случайности? И самый главный вопрос: когда лететь в Эстонию?
Письмо было коротким, но и его появление, и содержание были такой громадной порцией неожиданности, что мой котелок кипел и шкворчал. Джули знала, что перевернет мне все с ног на голову, и даже извинилась за эту неожиданность, но это ничего не сгладило. Наверное, вся ее сущность заключалась в том, чтобы поражать людей и делать это внезапно. Ей это было привычно ровно так же, как и ее извечное спокойствие и отстраненность от мира.
Долго думать я не стала. Надо звонить отцу и, в свою очередь, шокировать его. Я проработала в его компании три месяца, а теперь собиралась просить отпуск. Он, конечно, неслабо удивиться, но препятствовать не станет, духу не хватит мне возразить. Вот вам и плюс быть единственной дочерью своего же начальника.
– Алло, пап, мне срочно нужен отпуск. Желательно на месяц, – я выдала все сразу.
– Саша, ты чего вдруг? – ответ последовал после продолжительного молчания.
– Мне очень надо. Прям очень. Случилось кое-что, без меня не обойдется. Я тебе потом объясню, – я специально тараторила, чтобы не дать ему время подумать. Сердце зашлось в аритмии.
– Ну, надо значит надо, – изрек он на мои непонятные объяснения и вздохнул. – Мама знает? – после развода, будучи еще девочкой, я не раз замечала, что маму он уважительно побаивается.
– Не знает, я ей позже скажу.
– Тогда с завтрашнего дня будешь свободна. Только расскажи потом, что у тебя там произошло.
– Хорошо, спасибо, – я постаралась сделать максимально радостный и благодарный тон, который папе очень нравился. – Корми, пожалуйста, Фэй и гуляй с ней. Ключи у тебя есть.
Да, папа вам не мама. Особенно мой. Никаких лишних вопросов и восклицаний. Логика простая: осчастливил дочь и тем доволен, а отчитать ее и в мысль не придет. Мама бы подняла шум. Скажу ей о внезапном отпуске, когда уже буду в Эстонии.
Имя Джули вертелось в мыслях. Только теперь я явственно ощущала, что все правда серьезно, но все еще не понимала, зачем ей вдруг понадобилась я. Мне казалось, ей никто никогда по-настоящему не нужен. Однако села за ноутбук и стала искать авиабилеты. Нашла. Вылетаю завтра ночью.
Ту поездку, первую, я тоже выпросила у отца. Он обещал мне оплатить отпуск по окончании университета, ожидая услышать от меня просьбы о Турции или Таиланде, но я выдала: «Хочу в Эстонию!». Посещение этой страны на тот момент казалось единственно верным решением. Четыре года адской муки были позади и мне нужно было «очистить душу».
Я не любила учиться от слова совсем. Это началось в средней школе и так и не закончилось – мне все было ужасно скучно, и я даже завидовала тем, кто с горящими глазами поступал на специальности, которые казались им мечтой. Я поступала потому, что по-другому не могла – надо же как-то зарабатывать потом. А что мне, собственно, было интересно? Читать полночи, а дни напролет проводить с друзьями за самыми разными занятиями, изучать эзотерику (наверное, чтобы жить не было так скучно, меня интуитивно тянуло к этому с детства, и к двадцати двум годам я гадала на разных колодах карт и читала натальные карты), иногда увлекаться познанием языков, в какое-то время очень любила рисовать… В общем, тянуло меня к разнообразным увлечениям всю жизнь. Проблема была в том, что я ни в чем не видела призвания, лишь удовольствие. Понятия профессия и удовольствие вообще у меня никак не сливались воедино. Не знаю я, как можно получать радость от работы. Не такой я человек. Как только что-то нужно делать не для себя самой, а потому что «надо», я прихожу в апатию и раздражение. Ладно еще, что проблем с поиском этой самой работы не было – папа и тут все решил. А мне решать-то было нечего. Я не знала, что решать и как.
В общем, учеба меня сводила с ума. И к концу четвертого курса мне казалось, что я стала пустой, потерянной и потеряла ко всему интерес. Это пугало и навевало мысли о том, что мне нужно вновь ощутить вкус соли этой жизни. Искать его отчего-то потянуло в Прибалтику. На самом деле я давно хотела туда съездить, но мысль эта оставалась запертой на задворках сознания, а тут вдруг вынырнула оттуда и стала моей реальностью.
Так и началась моя история с Джули.
Июль
Наверное, впервые в жизни я настолько сильно негодовала. Стоя с огромным чемоданом у стойки регистрации в гостинице, я слушала извинения администраторши с самым суровым из всех выражений моего лица.
– Еще раз приносим извинения, госпожа Лисовец, мы сами в полной растерянности.
Гостиницу неожиданно затопило прямо за час до моего приезда. Прекрасно. Представьте себе рыжую девицу с глазами по пять рублей в зеленом платьице в цветочек – вот так именно я и выглядела, та самая госпожа Лисовец, как ко мне здесь обращались. Мне очень хотелось метать молнии и ругаться, но самообладание взяло над этим желанием верх. Да я и не была властна над этой ситуацией. Что делать в таком случае? Искать другую гостиницу. Но сначала – кофе. Мечтала о нем с самого прилета.
– Есть ли поблизости кафе?
– Прямо напротив. Извините еще раз.
И я поволоклась через дорогу с чемоданом и рюкзачком, размышляя о том, насколько в жизни все непредсказуемо. Кто же знал, что мой отдых в небольшом городишке на Северо-Восточном побережье может так сорваться? Я мечтала о Балтийском море, спокойствии и поиске вдохновения в эстонской медлительности, но что-то спокойствием пока и не пахло.
Я заказала капучино с корицей и приземлилась за единственный свободный столик. Маленькое, уютное кафе всего с четырьмя плетеными столиками и гирляндами под потолком мне понравилось. Вообще, городок располагал к себе в первого взгляда. Наверное, перед Рождеством тут невероятно красиво. Да и кофе вкусный.
– Я присяду?
Фигура передо мной возникла из ниоткуда. Я вздрогнула. Прямо по курсу стояла высокая и необычайно худая женщина с длинными пепельными волосами и огромными синими глазами, смотревшими на меня так, словно все обо мне знали, даже каждый маленький секрет или несущественную деаль. И обратилась она ко мне именно по-русски, будто угадав, что на эстонском я и предложения не составлю.
– Да, конечно, – наконец ответила я этой особе, а затем осмотрелась по сторонам. Столиков и правда не хватало.
Мне очень хотелось поближе рассмотреть даму, сидящую напротив, но я посчитала, что будет неприлично пялиться на нее так, словно она музейный экспонат, и уткнулась в телефон в поисках гостиниц. Однако она сама первая снова ко мне обратилась:
– Ты не местная, так ведь? – голос ее можно было описать словосочетанием «хриплый бархат». Синие глаза теперь обратились к моему чемодану.
– Да, отдыхать приехала. Пока получается не очень.
Я все же решилась ее рассмотреть. Поразительно четкие скулы выделялись на бледном, даже белом лице, пухлые губы накрашены сливовой помадой, благородный аристократический лоб, бирюзовая блуза с бантом у горла – она показалась мне какой-то космической, не от мира сего. Даже ее пепельный блонд напоминал звездную пыль. На вид ей было немногим меньше тридцати. Очень красивая женщина.
– Не очень? – она приподняла бровь.
– Мою гостиницу неожиданно затопило, – я вздохнула и отпила кофе. – Ищу другую.
Дама замолчала, и я было подумала, что разговор окончен, но через минуту ее голос опять прорезал тишину.
– Зовут тебя как?
– Александра, – ответила я, а потом призадумалась: какая ж из меня Александра, еще бы отчество назвала! Поэтому исправилась: – Алекса, – так называли друзья.
– Джули, – она сказала это так просто и отстраненно, что я не сразу поняла, что она тоже представилась, произнеся свое имя на французский манер с ударением на последнюю гласную. – И что же ты, Алекса, планируешь найти другую гостиницу?
– А что еще тут сделать, – я развела руками.
Джули смотрела в упор, словно выискивая во мне что-то, я даже подумала не образовалось ли из моих волос гнездо. Она была красива какой-то недоступной всему миру, сотканной из звезд красотой.
– Поживи у меня.
Я оторопела. Она видит меня в первый раз в жизни, но предлагает остаться у нее, таинственной незнакомки.
– А… – рот-то я открыла, а сказать ничего не смогла.
– Дом двухэтажный, есть свободная комната. К морю близко. Надолго ты здесь?
– Почти до конца августа, но…
– Но? – Джули ждала продолжения.
– Я же вас совсем не знаю. И вы меня тоже.
– А хозяйку гостиницы ты знала до сегодняшнего утра, хочешь сказать?
– Нет, но я бронировала номер заранее.
– У меня все проще, никакой брони. Просто будешь моей гостьей.
– Тогда… сколько я вам должна?
– Нисколько. Ты закончила с кофе?
– Да, – наверное, способность думать у меня напрочь отключилась. Сейчас я понимаю, что ситуация выглядела сомнительно, но тогда я просто поднялась из-за стола и пошла вслед за Джули в полном недоумении. Будто кто-то незримый повел меня вслед за ней.
Она вышла на улицу, открыла багажник белого автомобиля и скрестила руки на груди, ожидая, пока я закину туда чемодан. В кафе я разглядела лишь бирюзовую блузу, а теперь перед моими глазами предстали длинные ноги в кожаной мини-юбке, черных чулках в кружевных узорах и грубых ботинках.
В машине она закурила и протянула пачку мне. Я собиралась бросать после окончания университета, но отказываться не стала – силы воли у меня, конечно, маловато. Мне все еще казалось, что я пребываю в тумане. Согласитесь, в незнакомом городе незнакомая женщина предлагает пожить у нее за бесплатно – странный случай.
– А вы часто так принимаете гостей? – вдруг спросила я, смахивая пепел в окно.
– Ты первая, – односложно ответила Джули, смотря прямо на дорогу.
– Тогда почему вы предложили мне остаться у вас?
– Я тебя во снах видела, – усмехнулась она. – Шучу. Мне просто захотелось так сделать.
Я еще раз затянулась. Еду, а куда не знаю. Ну и пусть. Хотя бы раз в жизни могла я рискнуть?
Ноябрь
Было холодно и мерзко. Ветер задувал под пальто, заставляя ежиться. Эстония встречала меня нерадостным дождем. Серое небо, свинцовые облака – картина Айвазовского, только моря не хватает.
А море было в получасе ходьбы от места, где я сейчас стояла. Ворота дома Джули находились прямо напротив, сделай шаг – и откроешь их. Только я почему-то словно приклеилась к земле суперклеем и не могла заставить себя войти, хотя за все время с получения письма я конкретно успела себя извести.
Как только я купила билеты, на этом закончилось всё, что я могла сделать на тот момент. И хлынули эмоции: страх, переживания и опять тысяча вопросов. А все ли сейчас в порядке у Джули? Может, она написала мне как раз потому, что ни о каком порядке и не стоит говорить? Я ни разу не видела, чтоб с ней рядом кто-то был. А не поздно ли я еду? Как она себя чувствует сейчас? Принимает ли нужные лекарства? И самый страшный вопрос я боялась озвучивать даже в мыслях. Я переживала о ней так, как переживают о дорогом человеке, которого знают всю жизнь. А мы знали друг друга лишь два месяца этим летом. Но почему-то я все равно здесь, стою перед воротами и не могу их открыть.
Она не знала, что я приеду. Ответное письмо могло бы дойти до нее гораздо позже, чем мой самолёт приземлился бы в Эстонии, писать его не было смысла. Я коснулась ручки ворот, и та мне поддалась. Джули их не закрывала. Я зашла во двор, где меня встретили голые кусты роз – летом они цвели, и душистый запах проникал в открытые окна дома. Тогда я просыпалась каждое утро в ореоле их аромата. Можно было закрыть глаза и мысленно перенестись в лето, можно даже забыть о последовавшей за ней осени и почувствовать как ноздри щекочет запах цветов.
Входная дверь тоже оказалась незапертой. Она никогда не заботилась о замках и ключах. Я пару секунд простояла в нерешительности, держа ручку, как спасательный круг, и как открыла дверь, ахнула. Джули стояла прямо на пороге, с ее фирменной легкой полуулыбкой, будто ждала меня здесь, зная, что я иду.
– Ну привет, Алекса. Я ждала тебя.
На первый взгляд она совсем не изменилась. Такая же красивая, в белой мужской рубашке и джинсовых шортах, волосы собраны в одну слабую косу, стоит, опираясь на дверной косяк.
Однажды нас еще в школе попросили встать в круг и взяться за руки, чтобы показать, как по цепочке по нам пройдется ток из прибора, названия которого я не помню. Сейчас я словно вновь ощутила ток на своей коже, почти как тогда. Он бежал вниз по позвоночнику и искрился на кончиках пальцев.
– Ты была так уверена, что я приеду? – я улыбнулась и скинула на пол рюкзак.
– Я хотела, чтоб ты приехала. И ты приехала. Ты ведь сама веришь в силу желаний, – она пожала плечами и забрала мое пальто. – Будешь кофе?
– Буду.
В самом доме тоже ничего не изменилось. Я отметила это с заметным облегчением – не любила, когда дорогие моему сердцу места преображаются и теряют признаки прошлого. На первом этаже кухня была совмещена с гостиной, но сама кухня по сути простаивала зря. Посуды было удивительно мало. Ни я, ни Джули там почти никогда не готовили. Единственными действительно нужными вещами являлись электрический чайник и кофемашина, которая сейчас мерно журчала. В гостиной стены были выкрашены в цвет индиго, стоял черный вельветовый диван и плазменный телевизор, который тоже, к слову, почти никогда не работал. Зато были доверху заполненные книгами шкафы.
– Две ложки сахара, верно? – спросила Джули, стоя над чашками. Ее волосы светились под белой лампой в виде куба над столом.
– Уже одна.
– Да у нас перемены, – она посмотрела на меня и хмыкнула.
Перемены… И, только посмотрев на нее со стороны, я поняла, что все-таки изменилось в ней. Скулы, до этого четко очерченные, сейчас будто впадали, худоба была ей свойственна, но теперь она выглядела фарфоровой барышней, до которой дотронешься – рассыпется. И самое странное – ее взгляд. Раньше, глядя в ее глубокие синие глаза, я видела бесконечную тайную мудрость, которая другим людям недоступна. Сейчас они выглядели лишь усталыми, поблеклыми, а под ними – темные круги. А в остальном – это всё та же Джули, которую я видела летом. Никаких шумных приветствий, объятий и возгласов. Она такое не принимала, а с ней другой становилась и я.
– Расскажи мне, что там у тебя, – произнесла Джули, сидя за столом и помешивая ложкой кофе.
Вот так просто, без вступлений.
– Я завела собаку, корги. Назвала Фэй, – почему-то первой мне в голову пришла мордочка моей собаки. – Сейчас папа за ней смотрит. Работаю у него в компании, выпросила отпуск на месяц.
– Ты выглядишь серьезнее. Даже твои кудри уложены аккуратнее.
Я провела рукой по волосам. Действительно, рыжий взрыв на моей голове я научилась более-менее красиво укладывать, чтобы выглядеть солидней на работе.
– Ты рисуешь?
– Иногда. Чаще прокрастинирую или читаю, кисти в руки не лезут. Мои музы, видимо, в отпуске.
Джули расспрашивала обо мне, моих рисунках, но ни слова ни сказала о себе. Летом я снова после долго перерывала начала рисовать именно в этом доме красками Джули, и возвращение вдохновения стало для меня праздником. Но теперь это казалось мне неважным, я хотела знать, что с ней.
– Джули?
– Что?
– Расскажи об опухоли.
Она и бровью не повела, отпила кофе и взглянула на меня. Ее глаза смотрели в упор, но я не могла прочитать эмоций во взгляде. Синий иней, как есть.
– Что именно ты хочешь знать?
– Всё.
– А как это обычно случается у людей? В моем случае все ровно так же, ничего сверхъестественного, – ее будто ничего не волновало. Холодная и отстраненная снежная королева.
– Но что сказали врачи? Что тебе делать?
– Алекса, все уже предрешено, не суетись. Операция в начале декабря. Что дальше? Не знаю.
– А лекарства?
– Я пью, что надо.
– А как ты себя чувствуешь? – Мой вопрос прозвучал неуверенно, говорить с Джули о таком представлялось чем-то нереальным.
– Со мной все в порядке, – она равнодушно пожала плечами. Да неужто ей и впрямь так все равно? Из всех людей, которых я знала в этой жизни, только ее я никак не могла прочесть.
– Почему я здесь, Джули? – я была растеряна уже какой раз за день.
– Пей кофе.
Кофе и впрямь был хорош. Может, она того и хотела – просто попить со мной кофе от делать нечего. Очень на нее похоже.
Июль
Мы ехали по аккуратной маленькой улочке с частными домами и небольшими магазинчиками, небо было невероятно голубым, а на губах еще оставался «честный вкус сигарет». Моя новая знакомая не проронила ни слова больше, а я погрузилась в созерцание пейзажей. Внутри у меня сладким ликером разливалась чувство безмятежности несмотря на спонтанность всего произошедшего.
– Вылезай, – Джули остановилась у ворот самого последнего дома на улице, стоящего в некотором отдалении от других.
Я покорно вышла из машины и стала доставать из багажника чемодан, хозяйка дома уже открыла ворота и опять ждала меня со скрещенными на груди руками. Перед моими глазами предстал двухэтажный дом из обычного оранжевого кирпича с покатой крышей. На земле было множество розовых кустов, пестревших разными цветами: красный, розовый, белый и желтый. Я смекнула, что это любимые цветы загадочной Джули.
Она безмолвно провела меня в комнату, где мне предстояло жить этим летом. Оливковые стены, белая односпальная кровать с белым постельным бельем, да и все остальное тоже было белым: стол, стул и платяной шкаф. Довольно лаконично. В окно без занавеси приветливо били яркие солнечные лучи.
– Можешь делать здесь, что хочешь. Я этой комнатой не пользуюсь. Ванная на этаже, – сказала она и удалилась. На самом деле, все это начинало мне нравиться.
Позже я разложила вещи из чемодана и приняла душ, собираясь предпринять прогулку к морю. Сменила зеленое платье на белое почти в пол, попыталась расчесать кудряшки – получилось не очень, поэтому я собрала их в косу. Косметику еще в Москве решила принципиально не брать, устроив себе отдых от всего, и нанесла лишь уходовые средства. Отражение в зеркале улыбалось, а солнечный свет сделал из моих карих глаз медовые. Отдых начинался.
Я не помню, сколько провела на побережье, но когда решила уходить, солнце уже клонилось к закату. Море лечит душу. Это я поняла, когда после окончания девятого класса и трагической первой любви очутилась в Турции. Тогда мне впервые довелось испытать чувство совершенно пустой головы – я смотрела на волны и не думала ни о чем и даже не сразу заметила это, а когда заметила, пришла в шок. Никогда в своей жизни я не знала этой легкости – шестеренки внутри меня всегда крутились, жужжали и иногда даже выводили из себя. Я всегда думала, и даже во сне видела красочные сны, ни разу не провалившись просто в забытье. Я даже записывала свои сны, ведь их сюжеты были мне интересны, и просто выкидывать их из сознания мне не хотелось.
В Эстонии шестеренки не остановились, но замедлились. Людей вокруг было немного, и я слышала только медленную и тягучую речь эстонцев, шум прибоя и шелест листьев дерева, под которым я сидела с книжкой Джоан Харрис. Мысли тоже начали проясняться: я поняла отчётливо то, в какую передрягу я попала. Сижу у моря в незнакомой стране, пошла за незнакомой женщиной и поселилась у нее совершенно бесплатно. Но никакого подвоха я здесь не чувствовала, наоборот, казалось, будто Джули упала с неба этаким подарком от вселенной. Просыпаться в частном доме с розовым садом куда приятнее, чем в гостинице.
По пути назад я нарвала букет ромашек, и только позже сообразила, что ставить его будет некуда. Просить вазу у Джули уже казалось неудобным, и я зашла в магазин, нашедшийся по дороге, и приобрела цветную бумагу, скотч и нити для мексиканских гирлянд и небольшой стеклянный стакан для цветов. Она ведь позволила мне делать в комнате все, что вздумается? Чем плохо разрядить бело-оливковую обстановку разноцветными гирляндами? У меня в квартире висели такие же. Вспомнив, что толком не ела весь день, купила и лапшу быстрого приготовления и парочку яблок. С готовкой я никогда не заморачивалась и не собиралась начинать.
Дом встретил тишиной, Джули не было ни видно, ни слышно. С утра осмотреться я не успела, но теперь желание рассмотреть все поближе заставило отложить приготовление так называемого обеда. Первыми внимание привлекли книжные шкафы, и именно к ним я подошла поближе. Литература была совершенно разной и на разных языках: Джули, видимо понимала по-русски, по-английски, по-эстонски, по-французски и по-немецки. Было что-то и на латыни. Я взяла в руки Ремарка. По-немецки я помнила только как сказать слово «бабочка», но многие его романы стояли и на моих полках. Разумеется, на русском.
– Liest du gerne? – голос из-за спины.
Я повернулась. Джули стояла в белом шелковом халате и без макияжа казалась совсем призрачной, невесомой. Я понятия не имела, что она у меня спросила. Из иностранных языков я говорила лишь на английском и французском. А она верно растолковала мое молчание:
– Любишь читать?
– Да.
– Можешь брать, что хочешь отсюда.
– Спасибо, – я благодарственно кивнула.
Она удалилась на кухню, а я двинулась к лестнице. Перед тем как подняться, я еще раз взглянула на хозяйку дома. Она грациозно засыпала чай в заварник. И все-таки она похожа на гостью из космоса, как не верти.
Ноябрь
После кофе я ушла в ванную и застряла там на добрый час, а потом спустилась вниз. Джули сидела на диване с книгой. Я взяла с полки Фицджеральда и села рядом. Словно опять лето, ничего не отличалось, лишь осенний дождь шумел за окном. Мы часто так сидели вдвоем в тишине.
Через какое-то время она поднялась.
– Спать? – я подняла взгляд на нее.
– Ты не хочешь?
– Не знаю, но, наверное, пойду, – и мы разошлись по комнатам. Я засыпала, смотря на свои мексиканские гирлянды на стене напротив.
Сон ушел, развеявшись от от звона стекла. Была еще ночь, и неожиданный звук ударил по ушам. Дверь в комнату я на ночь не закрыла, так как в доме было очень натоплено, а спать в душных помещениях я не привыкла. Что это делает Джули?
Внизу был включен свет. Я начала спускаться и уже на середине лестницы замерла. Мне открылся вид на кухню. Джули сидела на полу у кухонного гарнитура, прижав ноги к груди. Рядом лежали осколки. Стакан? Ее руки сдавливали виски, голова лежала на коленях. Мое дыхание перехватило.
– Джули!
Я сбежала вниз и присела рядом, положила ладонь ей на плечо. Ее трясло, на мой голос она не реагировала. «Это не она, нет! Не Джули, я ее такой не видела!», – сознание разрывалось. Страх распустил свои щупальца в моей грудной клетке.
– Что с тобой? – я придвинулась еще ближе. – Джули, что происходит?
Она молчала и все еще не смотрела на меня. Я чувствовала, что еще чуть-чуть и начну дрожать сама. Я окинула взглядом комнату и заметила на столе пачку каких-то таблеток.
– Тебе больно? – стараясь придать голосу одновременно уверенности и мягкости, я не сводила с нее глаз.
– Да, – наконец-то хоть какой-то ответ. Сдавленный полушепот.
– Что болит? – я неосознанно начала поглаживать ее по спине.
– Голова.
– Джули, посмотри на меня, пожалуйста. Сильно?
– Да.
Она подняла голову. И если до этого я знала красивую, уверенную и эксцентричную Джули, то сейчас она была полной ее противоположностью. Я увидела совсем бледное лицо, искаженное болью, что проникла даже в синеву ее всегда спокойных глаз. Она смотрела на меня растерянно, будто бы даже испуганно, ничего не ожидая.
– Как часто такое происходит? – я все еще водила рукой по ее спине.
– Почти каждую ночь. Но не всегда все настолько плохо, – надломленный голос говорил сам за себя. Я постаралась откинуть собственный испуг и обратиться полностью к ней.
– Таблетки от этой боли? Ты выпила их?
– Не выпила, выронила стакан.
Я встала, взяла другой стакан и наполнила его водой. Сердце клокотало. Я мало что понимала и уж точно меньше того умела, но мне нужно было сделать хоть что-то, чтобы помочь Джули, снова в бессилии уронившей голову на колени.
– Сколько нужно таблеток?
– Две, – так тихо, что я еле услышала ответ.
Я снова села рядом, поднеся ладонь с таблетками к ее губам, дала запить. Она казалась безжизненной куклой, падшим ангелом, теряющим связь с небом. Нужно отвести ее в спальню.
– Можешь встать? Пойдем наверх, тебе надо лечь.
Она поднялась, держась за мои руки, и, морщась, покачнулась.
Когда мы добрались до спальни, она буквально упала на кровать, сразу же съежившись. Я легла рядом, и растерянность возникла снова. Так близко я не была к ней никогда. Мы обнялись-то всего лишь единожды перед моим отъездом. Что я еще могу сделать для нее, чем могу помочь? Никаких соображений. А она тем временем дрожала и прерывисто дышала. Боль, симптом злосчастной опухоли, раскрыла себя, проявилась. Уйти я точно не могла. Я увидела все, что она не хотела показывать.
И тогда я просто прижала Джули к себе, ее голова оказалась на моей груди. Я стала гладить ее по волосам так нежно, как только могла. Неужели человеку, прошедшему столько ступеней эволюции, в нужный момент по итогу могут быть даны только эти простые прикосновения? Так ничтожно мало, но другого я не могла.
– Черт…
Она еле терпела, трясти не переставало. Я готова была умереть на месте, лишь бы всего этого не было.
– Может, вызвать врачей? – я предложила единственный разумный вариант.
– Они не помогут, – мне показалось, что она всхлипнула. – Алекса… – Джули запнулась.
– Что?
– Просто посиди со мной, – она выдохнула, прижимаясь ко мне еще сильнее.
– Я не уйду, Джули. Все скоро пройдёт, – если бы только я могла хоть как-то все исправить.
Я чувствовала ее дыхание на своей коже, чувствовала все, чего никогда не чувствовала. Джули мне доверяла. И теперь я ясно понимала, почему я приехала. Чтобы просто быть здесь, быть с ней. Она бы никогда не признала, но ей важно, чтобы я была рядом. Посторонняя девчонка из другой страны стала единственным человеком, который ей сейчас нужен.
Со временем ее перестало трясти, и дыхание выровнялось. Видимо, таблетки подействовали. Однако она все еще лежала в моих объятьях, не двигаясь. Завтра нужно будет заставить ее рассказать обо всем. А пока я просто оставалась в ее спальне, отдавая все тепло, что у меня есть.
– Спасибо, – вдруг промолвила она.
Июль
Я гуляла по Эстонии, пила кофе со льдом и мятным сиропом и совершенно забыла о своей жизни в Москве, единственным напоминанием о которой были сообщения от друзей, на которые я отвечала только по ночам. Я хотела, чтобы так было всегда: море, немного холоднее привычной температуры воды, улочки, где чувствовалась атмосфера Европы, замедленный ритм жизни, книги из домашней библиотеки Джули, стрекотание кузнечиков в розовых кустах.
В меня вдохнули жизнь, меня стало интересовать все подряд: эстонский язык, который я иногда учила по вечерам, их культура и их кухня. Я даже попробовала пельмени с мясом лося. Даже совсем не хотелось собирать волосы, и ветер играл в моих освобожденных от причесок кудряшках. Мне хотелось что-то делать, вдохновение раздирало изнутри. Но что я могла? Только рисовать ручкой в блокноте. Я ведь так давно не брала в руки ни красок, ни карандашей, хотя раньше любила это дело. Но это состояние возвышенности радовало меня уже само по себе. Прежняя, настоящая и живая Алекса вовзвращалась. Я не думала о будущем, и у меня не было проблем в настоящем.
С Джули мы практически не пересекались и едва ли говорили. Но она все равно успевала меня удивлять своими образами: шелк, кружева, кожа, ленты в волосах, корсеты – ее шкаф, наверное, трещал по швам. Никогда не угадаешь, в чем она явится завтра. Складывалось впечатление, будто она совсем не ест и неизвестно чем занимается.
Все изменилось в одно солнечное утро, когда я пыталась сообразить на сковороде что-то вроде омлета. Джули возникла за спиной как всегда неожиданно. Я убеждала себя, что когда-нибудь привыкну к таким ее появлениям.
– Что ты делаешь сегодня? – она вертела в руках секатор.
– Пока готовлю омлет, – я с сомнением посмотрела на яйца в сковороде. У меня часто все либо получалось недоготовленным, либо, наоборот, пригорало.
– Поможешь мне с розами?
Явление Христа народу! Чего не ждали, того не ждали. Я опешила.
– Да, но только я не умею, – в делах, связанных с садоводством, овощеводством и всем подобным я не соображала ничего. Надо мной часто подшучивали, что я белоручка, а я и не отрицала.
– Я тебе все покажу, заканчивай с омлетом и выходи на улицу.
Я сменила пижаму на джинсовые шорты и простую белую футболку и вышла на улицу. Солнце слепило глаза. Джули сидела у своих розовых кустов и возилась с какими-то пакетиками.
– Так, что изволите мне приказать? – я подошла, с недоумением смотря на все, что она тут развела.
– Вот это надо подкопать в землю, – она указала на пакетики. Кажется, с удобрениями, – а этим опрыскать сами кусты, – кивнула в сторону бутылки с какой-то желтой жидкостью.
– Все кусты? – я окинула взглядом сад. Работы было достаточно.
– Все.
И она начала показывать мне, как возиться с удобрениями с лопаткой, похожей на ту, с какими играют дети в песочнице. Я слушала и пыталась повторять. В нашем загородном доме я прикасалась к кустам только чтобы нарвать ягод и сразу же их съесть, а теперь сидела со сосредоточенным лицом, как будто не розами занималась, а разработкой военного плана. И все думала о Джули. Особа, несомненно, странная. Ничего о ней не знаю, но с цветами ее сижу, и не просто сижу, а делаю это как будто бы даже с удовольствием. Приятная у нее аура: тягучая, как патока, и мерцающая. Еще и мускусно-кофейный аромат ее духов – так и подмывало спросить, где она их нашла. Этакая ядерная смесь, но я любила смелые парфюмерные решения.
– Твои расплавленные мозги сейчас полезут из ушей, – голос, такой же тягучий, как шлейф ее духов, прорезал тишину.
Я поняла, что все это время хмурила брови и дула губы. Выглядела я, наверно, крайне забавно – Джули улыбалась краешком губ.
– О чем ты думаешь, Алекса? – она откинула светлую прядь со лба.
– О вас, – придумывать других ответов я не стала.
– И что же во мне заставляет тебя хмуриться? И не выкай мне уже, я не старая.
– Расскажите… – я запнулась. – Расскажи мне что-нибудь о себе, – чувствовала я себе нелепо, но любопытство было сильнее. – Чем ты занимаешься? Откуда ты? Ну и всё прочее. Я даже фамилии твоей не знаю, хоть и живу у тебя неделю.
– Бергманн, – она словила мой недоумевающий взгляд. – Моя фамилия – Бергманн. Чем я занимаюсь? Если ты про профессию, то я редактор текстов в книжных изданиях, иногда переводчик. В прошлом сама писала, потом – надоело. Я из Эстонии, но не без русских корней.
Она отвечала, будто заполняя графы в созданном в моей голове списке. Редактор, значит? Вопросы, которые я хотела бы задать Джули, вертелись в моей голове, но в четкий ряд не выстраивались.
– Прекрати думать, просто спрашивай, – она словно читала мои мысли и при этом все еще сохраняла свою загадочную улыбку.
– Ты всегда жила здесь одна?
– Нет. Мама умерла. Отчим тоже, царствие ему Люциферово, – опять увидела вопрос в моих глазах: – Отца не знаю, братьев и сестер нет.
– А муж или… Партнер?
Джули только хмыкнула. Получается, тоже нет. Хотя к ее ногам могла бы лечь хоть тысяча мужчин. Но я разделяла ее реакцию на мой вопрос. Мне отчего-то никогда не хотелось, чтобы мои интрижки перерастали в совместную жизнь. Моя квартира – храм.
– Твои мозги все еще на грани выползания из ушей, – Джули смотрела с веселыми чертиками во взгляде, но не насмешливо.
– Твои духи… Что это за аромат? Удивительный, – я засыпала удобрение в землю и поелозила в ней лопатой.
– А какой запах ты ощущаешь?
– Мускус, кофе, что-то пряное.
– Да у тебя тонкий нюх. Многие говорят, что от меня просто пахнет жженым сахарам.
Я улыбнулась. Ароматы я любила и часто экспериментировала с ними.
– Я отдам флакон, раз уж тебе так нравится. У меня есть второй, – она махнула рукой.
– Спасибо, – я удивилась такой щедрости, но виду не подала. Не слишком ли много я беру – и живу бесплатно, и принимаю в подарок духи?
Оказывается, так просто было с ней заговорить. А мне-то все время она представлялась какой-то чужой, неуловимой. И хоть ощущение ее космичности оставалось, стало казаться, что я поднялась ближе к звездам, но они меня вовсе не слепят.
– А ты сама, Алекса? Кто ты? – она спрашивала так естественно, глядя при этом только на розы. Мне бы пора переставать выпадать из реальности, слыша ее томный голос.
– Я? А что ты во мне видишь? – захотелось поиграть во что-то вроде угадайки. Интересно узнать, как я выгляжу со стороны.