На крючке бесплатное чтение

Emily McIntire

Hooked (Never After Series)

Печатается с разрешения литературных агентств Brower Literary & Management, Inc., и Andrew Nurnberg.

Copyright © 2021, 2022. HOOKED by Emily McIntire the moral rights of the author have been asserted

© О. Захватова, перевод на русский язык

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Посвящается всем, кому довелось побывать злодеем в истории чьей-то жизни.

Lost Boy – Ruth B

Control – Halsey

Heathens – Twenty One Pilots

Bad Romance – Lady Gaga

Bury a Friend – Billie Eilish

Blood // Water – Grandson

In the Shadows – Amy Stroup

Look What You Made Me Do – Taylor Swift

Ocean Eyes – Billie Eilish

Lifetime – Justin Bieber

Примечание автора

«На крючке» – это книга в современном жанре темной романтики, сказка для взрослых.

Это не фэнтези и не пересказ.

Главный герой романа – злодей. Если вы ищете книгу без сцен жестокости, с искуплением грехов и превращением плохого парня в героя, советую рассмотреть другой вариант.

«На крючке» содержит откровенные сексуальные сцены и другой контент, неприемлемый для некоторых категорий читателей. Настоятельно рекомендую проявлять бдительность.

Мой совет – не прибегать к тизерам, но если вам интересно узнать некоторые детали, тогда переходите на сайт EmilyMcIntire.com.

«В жизни можно получить все что угодно, если ради этого пожертвовать всем остальным».

– Дж. М. Барри, Питер Пэн.

Пролог

Давным-давно…

Я думал, что получу иные ощущения.

От процесса его убийства.

Крепко сжав кулак, я поворачиваю запястье. Кровь хлещет из его шеи, заливая мое предплечье, но я испытываю лишь удовлетворение от того, что решился вонзить клинок в его сонную артерию. Он умрет, обязательно умрет, но уходить будет медленно, дав мне насладиться этим зрелищем – как утекает каждая последняя секунда его жалкой жизни, забирая с собой его убогую душу.

Я знал, что он быстро отключится, но это и хорошо.

Этих секунд более чем достаточно.

Достаточно, чтобы он заглянул мне в глаза и понял, что этот монстр во мне – отчасти его произведение. Живое воплощение его грехов, воскресшее, чтобы сеять справедливость.

Но все-таки я надеялся, что он станет меня умолять. Хотя бы немного.

Кайф от кровопролития постепенно проходит, а я так и стою, нависнув над ним и обхватив мозолистой ладонью его шею. В другой руке я крепко держу ножны, как будто ожидаю чего-то. Только ожидание напрасно, потому что в ответ я получаю лишь холод остывающей крови на коже и осознание, что покой мне принесет вовсе не его смерть.

К реальности меня возвращает вибрация телефона в кармане – наконец я отпускаю обмякшее тело.

– Приветствую, Руфус.

– Сколько раз я должен повторять, чтобы ты не называл меня Руфусом? – срывается он.

– Думаю, еще разок, – усмехаюсь я.

– Ты закончил?

Пройдя через кабинет в ванную комнату, я открываю кран, жду, когда вода станет теплой, включаю громкую связь и начинаю смывать брызги крови с рук.

– Конечно.

– И как? – Ру хмыкает. – Стало легче?

Держась за край раковины, я наклоняюсь к зеркалу, чтобы получше рассмотреть свое отражение.

Легче ли мне?

Сердце бьется ровно. Не бурлит в жилах огонь. И никакая сила не рвется наружу.

– Боюсь, ожидания не оправдались, – схватив полотенце с крючка, я вытираюсь и возвращаюсь в кабинет за костюмом.

– Неудивительно. Ты ведь Джеймс Барри, самый трудный ребенок во всей, сука, вселенной. Тебе невозможно угодить.

Я ухмыляюсь, застегивая пиджак, поправляю манжеты и возвращаюсь к телу дяди. Смотрю на черные глаза, безучастно сверлящие потолок, на открытый, расслабленный рот: точно такой же, какой он всегда требовал от меня.

Забавно.

Впрочем, мою невинность украли задолго до него.

Я отпихиваю ногу моего дяди с дороги – уродские ботинки из крокодиловой кожи плюхаются в лужу крови, скопившуюся под его телом.

Со вздохом потираю переносицу.

– Я тут… немного наследил.

– Об этом не беспокойся, – смеется Ру. – Выдохни, парень. Ты хорошо справился. Встретимся в «Веселом Роджере»? Нужно отпраздновать это дело.

Я отключаюсь, ничего не ответив, и погружаюсь в раздумья: это ведь последний раз, когда я вижу своего родственника. Закрыв глаза, я глубоко вздыхаю, пытаясь отыскать в душе хоть каплю сожаления.

Но и ее там нет.

Тик.

Тик.

Тик.

Звук прорывается сквозь тишину, царапая нутро. Нервно скрежеща зубами, я распахиваю глаза и напрягаю уши в поисках непрерывного звука. Приседаю, достаю платок из нагрудного кармана, лезу в джинсы дяди и достаю оттуда золотые карманные часы.

Тик.

Тик.

Тик.

Ярость, точно змея, вцепляется в меня мертвой хваткой. Я швыряю часы на пол и с колотящимся сердцем бью ногой по этой убогой вещице, пока пот не выступает на лбу и не стекает по щеке на пол. И останавливаюсь я только тогда, когда тишину больше не смеет потревожить ни один посторонний звук.

Выпрямившись, я тяжело выдыхаю, зачесываю пальцами волосы и разминаю шею.

Вот. Так-то лучше.

– Прощай, дядюшка.

Затолкав платок обратно в карман, я ухожу от человека, которого хотел бы никогда не знать.

Теперь я на шаг ближе к тому, кто несет ответственность абсолютно за все. И на этот раз улететь ему не удастся.

Глава 1

В Массачусетсе я никогда не была, но слышала, что жары здесь не бывает. Меня, конечно, поразила такая разница температур, но, с другой стороны, иллюзиями по поводу теплой погоды я себя и не тешила. Между тем, стоя на ветру в одной майке и дрожа от холода, я поневоле жалею, что не осталась во Флориде, а поехала с семьей в новый дом в Блумсберге.

Но какой у меня был выбор? Я ведь жить не смогу, находясь в такой дали от родных. Отец у меня и без того трудоголик, а после смерти матери вообще с головой ушел в работу. Получается, что Джонатан, мой шестнадцатилетний брат, остался бы один.

Я всегда была папиной дочкой, пусть порой с ним и нелегко. Я надеялась, что после переезда он все-таки сбавит обороты, будет больше времени уделять семье, а не постоянно искать очередной перспективный проект, в который вцепится зубами. Но нет, Питер Майклз никогда не успокоится: его жажда новых начинаний преобладает над стремлением к семейным ценностям. Пятый год подряд его называют лучшим бизнесменом по версии Форбс, а это значит, что перед ним открыты большие возможности. Да и средств на их реализацию у него тоже хватает, особенно если учесть, что он владеет крупнейшей авиакомпанией в западном полушарии.

NevAirLand[1]. С вас – мечта, с нас – транспорт.

– Сходим куда-нибудь вечером? – спрашивает моя подруга Энджи, вытирая столы в «Ванильном стручке», кофейне, где мы обе работаем.

– Куда? – протягиваю я. Честно говоря, я надеялась пойти домой и отдохнуть. Я живу в этом городе чуть больше месяца и так много работаю, что еще ни разу не провела вечер с Джонатаном. С другой стороны, сейчас у брата такой период в жизни, когда ему никто не нужен, так что, возможно, он меня и не ждет.

Энджи пожимает плечами.

– Не знаю. Слышала, что девочки собирались в «Веселого Роджера».

Я морщу нос – и от того, что она сказала «девочки», и от названия заведения.

– Да ладно, Венди. Ты в городе уже почти два месяца, но ни разу со мной никуда не сходила, – выпятив нижнюю губу, она складывает руки в просьбе.

– Мне кажется… – я вздыхаю, качая головой. – Я не очень нравлюсь твоим друзьям.

– Неправда, – настаивает она. – Они просто тебя не знают. А чтобы познакомиться, тебе нужно с нами погулять.

– Не знаю, Энджи, – я впиваюсь зубами в нижнюю губу. – Мой отец сейчас не в городе, а ему очень не нравится, когда я куда-то хожу и привлекаю внимание.

– Тебе двадцать, девочка. Обрежь уже пуповину, – подруга закатывает глаза.

Я нерешительно улыбаюсь. Она, как и большинство людей, не может понять, каково это – быть дочерью Питера Майклза. Даже если бы я захотела, пуповину не перерезать. Его власть и влияние достигают каждого уголка вселенной – ничто и никто не выйдет из-под его контроля. А если такие счастливчики и есть, то я их никогда не встречала.

Колокольчик над входной дверью извещает о приходе Марии, подруги Энджи. Ее длинные черные волосы сияют в свете верхней лампы, пока она направляется в нашу сторону.

С поднятыми от удивления бровями я смотрю на девушку, а потом снова возвращаю внимание к Энджи:

– Да и что это за место, куда пускают двадцатилетних?

– А у тебя разве нет поддельного удостоверения? – удивляется Мария, подходя к стойке.

– Конечно нет! Я никогда в жизни не пыталась проникнуть в бар или клуб. У меня скоро день рождения, пойду в следующий раз, – пытаюсь отвязаться я.

Мария осматривает меня сверху донизу.

– Энджи, у тебя нет с собой документов сестры? Твоя подружка на нее чем-то… похожа, – она прикасается рукой к моим каштановым волосам. – Расслабься, покажи немного тела, и они даже не посмотрят на фотографию в удостоверении.

Я вроде и смеюсь, пытаясь не заострять внимание на ее словах, но внутри все равно что-то екает, а тепло разливается по венам, воспламеняя щеки. Я ведь не нарушаю правил. И никогда не нарушала. Но одна мысль о непослушании, о том, чтобы сделать что-то плохое, невольно меня будоражит.

Мария – одна из «девочек», и она далеко не самая любезная персона. Но когда я смотрю на ее хитрую улыбку, на то, как она запускает руки в волосы, я начинаю думать, что, может быть, Энджи права. Возможно, я сама себя ограничиваю и отказываюсь дать ей хотя бы один шанс. У меня ведь никогда не было близких подруг – я понятия не имею, как это все устроено.

– Мне плевать, хочешь ты или нет, – дуется Энджи, бросая в меня влажную тряпку. – Здесь я принимаю решение.

Я смеюсь, качая головой, и заканчиваю с расстановкой чашек к следующему рабочему утру.

– Хм, – Мария надувает пузырь из жвачки, и тот громко лопается. Ее темные глаза сверлят мою щеку. – Идти не хочешь?

– Не в этом дело, просто… – я пожимаю плечами.

– Ладно, наверное, это к лучшему, – перебивает она. – «ВР», похоже, не для тебя.

Ее слова меня задевают.

– В каком смысле? – я расправляю плечи.

– В том… – Мария ухмыляется. – Что это заведение не для детей.

– Мария, хватит уже. Ведешь себя как сучка, – вклинивается Энджи.

– Я не сучка, – та смеется. – Я просто размышляю. А вдруг придет он? Как ты себе это представляешь? Да она в штаны от страха наложит, оказавшись с ним под одной крышей, и побежит домой папочке рассказывать.

– Моего отца нет в городе, – я вздергиваю подбородок.

– Значит, няне, – Мария задирает голову, поджав губы.

Вспыхнувшее во мне раздражение подталкивает меня доказать неправоту Марии и принять окончательное решение. Я смотрю на Энджи, и слова сами слетают с языка:

– Я в деле.

– Ура! – она хлопает в ладоши.

– Надеюсь, у тебя хватит смелости, – глаза Марии сверкнули.

– Мария, уймись. Все будет нормально. Это ведь бар, а не секс-клуб, – насмехается Энджи, после чего поворачивается в мою сторону. – Не слушай ее, Венди. Да и вообще, мы идем туда лишь для того, чтобы она попыталась привлечь внимание своего таинственного мужчины.

– И привлеку.

– Да-а, – Энджи склоняет голову набок. – Он даже не знает о твоем существовании, милочка.

– Когда-то мне должно повезти, – Мария пожимает плечами.

– Эй! – в полной растерянности я вскидываю брови. – О ком вы вообще говорите?

По лицу Марии расползается улыбка. Тем временем глаза Энджи наполняются тоской.

– О Крюке.

Глава 2

– Нам поступило новое предложение.

Налив двойную порцию виски Basil Hayden в хрустальный стакан, я добавляю туда кубик льда и смакую, прежде чем повернуться к Ру.

– Не знал, что мы беремся за новые дела.

Пожав плечами, он прикуривает сигару и выпускает в воздух клуб дыма.

– Верно. Но я бизнесмен, а на горизонте замаячила кругленькая сумма.

Из-за сигары он говорит невнятно, но мне, человеку, который годами впитывал его слова как Евангелие, понять эти речи несложно.

Руфус – известный миру как Ру – единственный человек в моей жизни, достойный доверия. Он спас меня от ада, за что я всегда буду в долгу. Моя благосклонность, однако, распространяется исключительно на него, что крайне осложняет ситуацию, когда он решает взять в дело новых людей.

С возрастом Руфус стал безрассудным.

– Знаешь, чем однажды закончится твое неумение отказываться от прибыли? Тебя грохнут, – говорю я ему.

– Я, знаешь ли… – тот щурится. – Не намерен умирать и оставлять наследство британцу.

Я ухмыляюсь. Его наследство – мое, просто он не хочет говорить об этом вслух. Не хочет признавать, что ученик превзошел мастера; что он держит бразды правления только потому, что я ему позволяю. Власть он потерял еще восемь лет назад, когда в день моего восемнадцатилетия от моей руки пролилась кровь моего дяди. Я выпотрошил его, как никчемную рыбу, а потом тем же ножом резал стейк за ужином – с таким видом, что никто даже не усомнился, почему мои пальцы окрашены в красный.

Ру, может, и носит титул босса, но все они боятся только меня.

Поставив стакан на край стола, я сажусь в кресло с подголовником.

– Твоя смертность – не самая любимая тема для шуток.

Порой мне действительно кажется, что Ру считает себя неприкасаемым. Эта черта делает его небрежным: он слишком быстро начинает доверять людям и подпускать их к себе. Но, к счастью, у него есть я. А я всажу лезвие в живот любому, кто попытается что-то сделать, а после буду наслаждаться остатками жизни, вытекающими из его глаз, и видом крови, капающей мне на руки.

Пожалуй, пройдя столько испытаний, сколько выпало на мою долю, начинаешь быстро понимать, что бессмертие можно обрести только в воспоминаниях людей.

Ру наклоняется, оставив сигару в богато украшенной пепельнице на углу стола.

– Тогда слушай внимательно. Кое-кто заинтересован в партнерстве с нами, – Ру усмехается. – Хочет расширить охват нашей деятельности, распространить волшебную пыльцу в новые уголки вселенной.

– Как мило, – я смахиваю пылинки с пиджака. – И кто же это?

Я говорю лишь для того, чтобы его успокоить. Вот кто меня вообще не заботит, так это новые партнеры. С нынешним торговцем мы работаем уже три года, и я лично его проверил. Я видел, как он потел до трусов, наблюдая за погрузкой в самолет пикси-пыли, спрятанной в ящиках с омарами. Весь полет сидел рядом с ним в кабине пилота и вертел в пальцах лезвие крюка, пока он мочился от нервов.

Если ты хочешь заручиться чьей-то преданностью, важно убедиться, что человек понимает, почему ты ее заслуживаешь, и осознает, что лезвие ножа ранит гораздо сильнее, когда владеющий им человек получает удовольствие от причинения боли.

– Слышал о самолетах NevAirLand? – Ру вытирает рот рукой.

Я застываю на месте. Кровь стынет в жилах: я совершенно уверен, что никогда не упоминал это название, особенно в присутствии Ру.

– Что-то не припоминаю, – у меня подрагивает челюсть.

– Значит, ты единственный, кто не слышал, – смеется Ру. – Владелец, Питер Майклз, только что переехал в город.

Сердце колотится о ребра. Как эта информация просочилась мимо меня?

– Правда?

Ру кивает.

– Он ищет новых приключений, – Ру улыбается, оголяя слегка кривые зубы. – Будет справедливо, если мы его поприветствуем, дадим ему знать, как здесь все устроено.

От ярости, которая вспыхивает во мне всякий раз при упоминании Питера Майклза, у меня дрожат руки. В груди растет предвкушение – я тянусь за виски и крепко сжимаю в пальцах хрустальный стакан.

Вот так удача: человек, которого я мечтаю убить, преподносит себя на серебряном блюде.

– Что ж, думаю, это прекрасная возможность, – улыбаюсь я.

– Я не спрашивал твоего разрешения, парень, но я рад, что ты в деле, – Ру поднимает сигару.

– И когда у нас встреча? – я делаю глоток виски, чтобы утихомирить торопливое сердце.

– У меня? Сегодня вечером. Мы идем одни, – Ру щурится.

– Возьми меня с собой, Руфус, – от напряжения мои внутренности сдавливаются. – Встречаться наедине с этим парнем – плохая затея.

– Ты, детеныш, слишком устрашающе выглядишь, а мне нужно, чтобы встреча носила дружеский характер, – со вздохом Ру запускает руку в нелепо яркие рыжие волосы.

И разве тут поспоришь?

– Тогда возьми кого-то из парней, – от мысли о том, что Ру останется наедине с Питером Майклзом, по позвоночнику бежит холодок.

Руфус выпускает в воздух колечко дыма. Упираясь костяшками пальцев в его стол, я наклоняюсь чуть ближе:

– Руфус. Обещай, что не пойдешь один. Не делай глупостей.

– А ты не забывай свое место, – огрызается он. – Здесь я босс, а не ты. Ты – подчиненный. Может, пора уже проявить уважение? И хотя бы раз в жизни взять и сделать то, что тебе, мать твою, сказали?

Зубы скрежещут от этого тона: будь на его месте кто-то другой, я бы поблагодарил за напоминание и отрезал бы ему язык. Но Ру сходит с рук многое из того, что не сходит никому другому.

Впервые я встретился с Ру в тринадцать лет – через два года после того, как меня отправили в Америку к дяде. Читая в библиотеке, я услышал какую-то суматоху в коридоре и пошел на шум. Подглядывая в щель в двери кабинета, я завороженно наблюдал, как крупный мужчина с оливковой кожей и крашеными рыжими волосами навис над столом моего дяди, который в тот момент находился на волоске от смерти, с пистолетом у виска и под угрозой, сквозившей в сильном бостонском акценте. Серьезно, это было невероятное зрелище. Я никогда раньше не видел, чтобы мой дядя от страха обливался холодным потом. Обычно это было его любимым развлечением: наблюдать, как другие падали перед ним на колени.

Будучи политиком, он зачастую делал это публично.

Будучи человеком, пропитанным яростью и извращениями, еще чаще он это делал наедине.

Поэтому меня так вдохновил этот загадочный мужчина. Когда он ушел, я начал за ним следить, отчаянно пытаясь подражать его силе. Наверное, это можно назвать одержимостью, но я никогда не знал людей, похожих на него. Никогда не видел, чтобы кто-то подчинил себе человека, который управлял целым миром.

И мне очень хотелось узнать, как это делается.

Однако в тринадцать лет я еще не овладел искусством неуловимости – в конечном счете Ру узнал, что я его преследовал. Он взял меня к себе и научил всему, что знал сам, познакомил с улицами Блумсберга и не давал сойти с ума от кошмаров, изводивших меня по ночам.

Так что я буду подчиняться его желаниям, потому что на этой планете нет ни одной души, которая бы заботилась обо мне так, как это делает он.

Когда-то была еще одна такая, но это было давно. В другой жизни.

– Ты прав, – соглашаюсь я. – Тебе я доверяю. А вот остальным – нет.

Ру смеется, открывает рот, чтобы ответить, но стук в дверь его прерывает.

– Входи, – ворчит он.

Старки, один из наших молодых новобранцев, заглядывает в дверь.

– Извините, что мешаю, босс, – его глаза находят мои, расширяются, и он быстро отводит взгляд. – У нас тут девицы пытаются войти с поддельными удостоверениями. Никак не выдворить.

– Ты поднялся сюда, чтобы отвлекать нас этим дерьмом? – рявкает Ру. – За что, черт возьми, мы тебе платим?

Ухмыльнувшись, я шагаю к камерам наблюдения и смотрю на ту, что направлена на главный вход. Как и сказал Старки, вижу трех девушек, одна из которых вопит в лицо вышибале. Жалкое зрелище. Продолжаю наблюдать, и тут мои глаза останавливаются на красотке в стороне.

Живот сжимается, пока я скольжу взглядом по ее телу в облегающем голубом платье. Она обхватила себя руками, взгляд мечется туда-сюда между вышибалой и такси, припаркованными вдоль улицы.

В груди растет раздражение: жаль, что мне не видно ее так же ясно, как хотелось бы. Но и без того понятно, как неловко она себя чувствует. Она выглядит невинной – это заведение явно не для нее. Но по какой-то причине это возбуждает мой член, который тут же наливается кровью и начинает пульсировать. В голове мелькают все способы, которыми он мог бы ее осквернить. Такая реакция у меня бывает редко. На самом деле отсутствие реакции уже давно служит мне щитом, сквозь который ничто не может проникнуть. Такая вот пустая оболочка с единственной целью.

Тот факт, что эта девушка вызвала во мне хоть какой-то интерес, пробудило мое любопытство.

– Впусти их, – перебиваю я, не сводя глаз с красотки-брюнетки.

Старки перестает тараторить, стреляет взглядом в мою сторону, а потом снова смотрит на Ру.

– Ты уверен? Я…

– Я что, невнятно сказал? – спрашиваю я. – Или, может быть, ты из-за акцента не понимаешь?

– Н-нет, просто…

– Просто, – перебиваю я, – тебе нужна помощь, подсказка, как справиться с пустяковой проблемой. Или я неправильно понял причину твоего прихода?

Ру усмехается, откинувшись в кресле.

– Нет, Крюк. Ты все правильно понял.

– Хм. Тогда да, это, конечно, проблема, – я киваю. – Как ты думаешь, нам нужно уволить вышибалу?

– Эм, я не… – начинает Старки.

– В конце концов, если он не может справиться с группой женщин, откуда нам знать, что он справится с кем-то еще? – я склоняю голову.

– Я… Они… – Старки сглатывает, кадык его подрагивает.

– Видишь ли, – продолжаю я, раскрывая крючковатый нож, который вытащил из кармана, – покорение женщины строится на контроле.

Я подхожу к Старки, играя со стальным лезвием и поглаживая замысловатый коричневый узор на рукояти.

– Это тонкое переплетение силы. Взаимные уступки, так сказать. Это умение доставлять им абсолютное удовольствие от своего господства, – оказавшись прямо перед Старки, нож замирает в моей ладони. Я наклоняюсь ближе, упираю кончик клинка в его горло. Свободной рукой я тянусь к Старки и поправляю его галстук. – Судя по всему, у нашего вышибалы сегодня преобладает ген покорности. Я понимаю, как это сложно – распознать в себе ту же черту. Будь паинькой, Старки, и впусти. Их. Внутрь.

– Да, сэр, – бормочет он.

Я хлопаю его по плечу – он поворачивается и мчится за дверь.

– Вот почему ты не пойдешь на эту встречу, – с весельем в глазах Ру указывает на меня сигарой.

– Справедливо, – я улыбаюсь, поправляя манжеты пиджака. – В любом случае у меня есть дела внизу: вышибала, который должен исчезнуть, и внезапный аппетит на что-то красивое.

– Только убедись, что они совершеннолетние, – Ру смеется.

Уже взявшись за ручку двери, я приостанавливаюсь:

– Ру?

Тот отзывается ворчанием.

– Скажи Питеру, что я с нетерпением жду нашей встречи. Лицом к лицу.

Глава 3

Еще час назад я боялась, что нас арестуют, а теперь я сижу в VIP-зале шикарного бара, попивая дорогое шампанское, любезно заказанное «поклонником».

Похоже, законный возраст для употребления алкоголя здесь скорее рекомендация, нежели требование. Вспоминая, как на нас смотрели люди снаружи, я смущаюсь. Мария орала на вышибалу, потому что тот не повелся на мое поддельное удостоверение, но я и не удивлена: я ни капли не похожа на сестру Энджи. Еще чуть-чуть, и я бы запрыгнула в ближайшее такси и уехала, но тут вышел блондин в идеально подогнанном по фигуре костюме и что-то прошептал швейцару. В следующее мгновение нас уже провожали в VIP-зону.

Мне не по себе в этом месте, но, пожалуй, такого веселья в последние годы со мной не случалось, отчего мне саму себя становится жалко, ведь мы ничего не делаем, только пьем и наблюдаем за людьми.

Вернее, мы наблюдаем за единственным человеком.

За Крюком.

Я недоумеваю от одного только прозвища, но любопытство все равно берет верх. Кто этот парень, ради которого они всегда приходят именно в это место?

Мария клянется, что он ее родственная душа, поэтому проводит здесь каждые выходные. Глаза ее начеку, а ноги наполовину раздвинуты в надежде, что он спустится со своей башни из слоновой кости, и она сможет его увести.

– Расскажи о своем мужчине, – прошу я Марию, делая глоток шампанского и рассматривая помещение.

– Тьфу, не заводи ее, – Энджи стонет.

– Это случилось около месяца назад, когда я сидела в баре с коктейлем. Толпа расступилась, и, клянусь тебе, там был он. Сидел, как, сука, бог, в дальней кабинке, окутанный сигаретным дымом, – Мария расплывается в улыбке.

– Ты подошла к нему? – спрашиваю я.

– Ага, конечно, – смеется Энджи. – Для этого ей пришлось бы пробраться через толпу лакеев.

– Лакеев? – я удивленно приподнимаю голову.

– Он всегда окружен толпой мужчин, – подруга пожимает плечом.

– Может, он… из этих? – мои брови взлетают к линии роста волос.

Пока Энджи смеется, Мария хмурится.

– Между нами пробежала искра.

– Такая сильная, что потом он даже не захотел познакомиться, – фыркает Энджи.

– Он занятой человек, – возражает Мария, смахивая с лица прядь волос. – Но именно поэтому мы и здесь. В один из вечеров он меня отыщет.

– Отыщет и заберет в постель, где разделит на части своим огромным членом, – Энджи округляет глаза и разводит руки до ширины плеч.

– Звучит реалистично, – хихикая, я потираю лицо.

– Девочка, зачем ты вообще пришла, если все время перечишь? – Мария кривит губы. – Могла бы остаться дома и избавить нас от проблем.

Я съеживаюсь. Желудок горит от чувства вины.

– Прости, я верю тебе, правда, – я переплетаю пальцы на коленях. – Просто ты говоришь о нем, как о каком-то мифическом персонаже…

Она закатывает глаза.

– Венди, он не похож на плод воображения. Он бизнесмен. Этот бар принадлежит ему! – она хлопает ладонями по подушке сиденья.

– Он владелец? – я вскидываю бровь.

– Я так думаю. Он не каждый раз здесь, но когда появляется, то всегда заходит с черного хода и садится на одно и то же место, – Мария, сделав глоток шампанского, указывает на кабинку в дальнем углу: на пустое место в переполненном зале. – Удача все равно на моей стороне. Я это чувствую.

Она постукивает длинным красным ногтем по виску.

Я наклоняюсь и прислоняю бокал к ее бокалу, пытаясь восстановить мосты, которые, судя по всему, я сожгла еще до того, как их успели построить.

– Думаю, ты права. Сегодня тебе наверняка улыбнется удача.

Мария посмеивается – это первая искренняя улыбка, которую она мне подарила. Я успокаиваюсь: быть может, у меня все-таки получится постигнуть азы этой дружбы.

Внезапно я чувствую теплое покалывание в затылке. Меня охватывает странное тревожное ощущение, как будто за мной наблюдают. Я оборачиваюсь, но никого не замечаю.

Странно.

Допив шампанское, я встаю и наклоняюсь к девочкам:

– Я скоро вернусь. Мне нужно в уборную.

– Эй, – кричит Энджи, когда я уже почти вышла. – В том, что внизу, всегда очереди. Справа от бара будет коридор. Там дальше есть туалет, которым не так часто пользуются.

Я киваю.

Запомнив ее указания, я начинаю пробираться сквозь толпу посетителей. От шампанского зрение затуманивается, и я, споткнувшись, в кого-то врезаюсь.

– Черт! Прошу прощения, – руки инстинктивно тянутся вверх и врезаются в чью-то твердую грудь. Грубые ладони обхватывают мои плечи – от теплого прикосновения незнакомца по коже ползут мурашки.

– Грязные слова для такого красивого ротика.

Низкий голос с британским акцентом ласкает мою кожу, как шелк, обволакивает до дрожи в позвоночнике. Хватка его усиливается, ладони скользят по рукам, пока не доходят до плеч. Мои пальцы все еще прижаты к его груди, к мягкой черной ткани костюма. Дыхание сбивается, когда он смотрит на меня своими глазами, лазурными, точно стекло, и чарующими своей красотой.

Разорвав зрительный контакт, я наконец понимаю его слова.

– Что?

Он улыбается. Я замечаю его высокие скулы и это естественное сияние, которое подчеркивает точеные черты и резко контрастирует с черными бровями и взъерошенными волосами.

От его привлекательности кружится голова.

Он опускает голову, пока рот не оказывается рядом с моим ухом. Дыхание щекочет шею, разжигая в сердце пожар.

– Я сказал…

– Нет, я слышала, что ты сказал, – перебиваю я. – Это был риторический вопрос.

Он чуть отходит. Улыбка медленно расползается по губам, пока большие пальцы ритмично гладят мою голую кожу – вверх, вниз.

– Даже так?

– Да, – я киваю.

Чувствуя, как в груди растет напряжение, я оглядываюсь, оценивая обстановку. Здесь десятки людей, но кажется, будто в комнате он один. Его энергия беспрепятственно искрится в воздухе. Этот мужчина излучает силу, и на долю секунды я даже задумываюсь, каково это – с головой окунуться в неприятности. Хотя бы чуть-чуть пожить без ограничений.

Что за глупости.

Покачав головой, я отступаю назад, впиваясь зубами в нижнюю губу.

– Ладно… Было…

– Очень приятно, – мурлычет мужчина. Он снова приближается, берет мою ладонь, подносит ее к губам и невесомо целует.

Сердце в груди подпрыгивает.

– Я хотела сказать «странно», но, конечно, мне тоже… приятно, – с чувством досады я убираю руку. Странно, но мне почему-то грустно прощаться.

Я уже собираюсь уйти, как вдруг незнакомец хватает меня за руку и притягивает к себе – я чувствую каждую твердую линию его тела, прижатого к моим мягким изгибам. Задыхаясь, я застываю на месте. Этот мужчина – этот незнакомец – прикасается ко мне так, будто это его право. Как будто я принадлежу ему.

– Разве я не должен узнать твое имя? – рычит он мне в шею.

У меня ноги подкашиваются от его глубокого тембра.

Со мной еще никто и никогда так не разговаривал. Никто не уделял мне такого внимания. Эта странная смесь эмоций одновременно бесит и опьяняет, щекоча нервы.

Выдохнув, я пытаюсь подавить дрожь в голосе. Может быть, дело в шампанском, а может – в самом мужчине, но желание быть совсем другой Венди вынуждает язык развязаться раньше, чем я успеваю его остановить.

– Нет. Ты не заслужил, – я вырываю руку из его хватки. – И для протокола: эти красивые губы будут говорить все, что, на хрен, захотят.

И на этом я разворачиваюсь и ухожу.

Его глаза вспыхивают, уголок рта подергивается, но он больше ничего не говорит. Просто засовывает руки в карманы костюма-тройки и качается на пятках, пронзая мою спину взглядом.

Глава 4

Сердце колотится о ребра.

Венди Майклз.

Конечно, я знаю, кто она такая. Дочь особы, за которой я слежу с одиннадцати лет. Сейчас, когда Венди выросла, отец старательно ее прячет – скорее всего, чтобы оградить от неприглядных сторон своего бизнеса. Только все это напрасно, ведь когда ты всю жизнь следишь за человеком, ты узнаешь о нем все, включая очертания его теней.

Вот почему я так удивился его появлению в городе. Как вообще я мог его упустить?

Опять-таки у меня нет такой привычки – осуждать потомков за грехи их отцов. Все мы – побочный продукт зла, рожденные в нем или созданные обстоятельствами.

Но раз уж вселенная решила сама отдать Венди мне в руки, самое малое, что я могу сделать, – принять этот дар и должным образом его использовать.

Член наливается кровью от одной только мысли, что он будет входить в нее до тех пор, пока сердце ее не разобьется. Что оставит шрамы, напоминающие о моем присутствии. Что я запятнаю ее невинность, а потом брошу к ногам отца. Эту оскверненную версию девушки, которую он вырастил.

Как же это вкусно.

Я наблюдал за ней на одном дыхании: с первой секунды, как она переступила порог бара. Теперь-то я понял, кто она такая – чего не могло произойти раньше из-за зернистого видео.

Губы медленно расползаются в улыбке, пока я шагаю в свой кабинет, намереваясь продолжить наблюдения через экран. Волнение от предстоящей охоты пульсирует в венах; предвкушение ее поимки просачивается прямиком в кости.

Если честно, в последнее время мне было скучно. Я жажду чего-то нового, во что можно было бы вцепиться зубами, и Венди Майклз – идеальная жертва. У меня дух захватывает при мысли о том, как я ее приручу. Как она будет мурлыкать от наслаждения, а я возьму и отдам поводок ее новому хозяину. Как же прекрасна эта гармония: управление симфонией уничтожения Питера.

Уже расстегнув пиджак, я опускаюсь в кожаное кресло перед столом и ввожу в поисковик имя и фамилию Венди – на экране одна за другой мелькают статьи. Желудок сжимается от волнения, пока я читаю о любви Питера к своей дочери.

Его Маленькая Тень.

Подходящее прозвище. В конце концов, любая тень рано или поздно исчезает.

Я представляю, как трахаю ее поверх останков отца, как сперма капает с ее бедер и смешивается с лужей крови под нами, и от этих ужасных образов член начинает подергиваться. Из горла вырывается стон, пока я бью ладонью по своей ноющей эрекции.

Нет, это не дело.

Вытащив телефон, я отправляю сообщение Мойре, одной из официанток, которая сегодня на смене, и прошу ее зайти. Срочно.

Свернув статьи на экране, я вывожу запись с камер наблюдения. С зудящим в груди удовлетворением я наблюдаю, как Венди пьет шампанское и пытается вести себя так, будто вписывается в это место.

Но это не так.

Это заведение не для нее, и уж точно не в этой жалкой компании. Ее невинность сияет, как маяк, как сверкающая драгоценность среди мусора, как приманка в мою тьму, которая настигнет ее и поглотит целиком.

Дверь со щелчком открывается и закрывается. Высокая полураздетая девушка – Мойра – пробирается ко мне с улыбкой на рубиново-красных губах.

– Крюк, – выдыхает она, огибая дубовый стол. – Я скучала.

Я слегка улыбаюсь, не обращая внимания на раздражающий голос. Небрежно играю с прядью черных волос у нее за плечом, потом хватаю ее за шею и притягиваю к себе, пока она не оказывается в нескольких сантиметрах от моего тела, лаская кожу влажным дыханием.

Мойра резко отводит голову в сторону.

– Прости, новая татуировка. Все еще болит.

– На колени.

Она послушно опускается, обхватывает член наманикюренными пальцами и начинает скользить ими вверх-вниз, одновременно прижимаясь губами к преграде в виде брючной ткани. Я сжимаю зубы, раздраженный этой неудачной попыткой прелюдии, прижимаю ладонь к ее затылку, хватаю волосы в кулак и рывком дергаю ее голову, чтобы она подняла на меня глаза. Свободной рукой я давлю ей на челюсть – с такой силой, что чувствую корни ее зубов, – а потом большим пальцем стираю с губ красную помаду.

Мойра вздрагивает, щеки сплющиваются под стальной хваткой, пробуждая во мне всплеск удовольствия.

– Это кашемировый костюм, детка. Не замарай его своей дешевой краской, ясно?

Сглотнув, она кивает.

– Хорошая девочка, – я похлопываю ее по щеке, прежде чем опустить ее голову между ног.

Мой взгляд переходит к компьютеру – к истинному объекту моего желания. И пока горячий рот Мойры обхватывает мой член и проталкивает его до самого горла, я пристально смотрю на экран, представляя себе день, когда на месте Мойры окажется Венди.

Когда она подавится чем-то по-настоящему грязным.

– Живой, гляжу, – обращаюсь я к Ру, который вальсирует через дверь кабинета.

– Как никогда, – с ухмылкой он подходит к деревянному бару-глобусу, достает бренди и наливает себе стакан.

– Значит, встреча завершилась успехом? – я поднимаю глаза на часы. Времени прошло мало – всего несколько часов.

Пока я ждал его возвращения, внутри меня не утихала тревога. Несмотря на безупречный имидж Питера Майклза, я прекрасно знаю, что он опасный человек. А еще я знаю, что Ру иногда теряет самообладание. И хотя я благодарен, что ничего плохого не случилось, я все равно сожалею, что он не позволил мне сопровождать его, хотя бы ради его безопасности.

Я слишком хорош в своем деле, чтобы вот так просто слететь с катушек при первом же взгляде на Питера. Я бы не стал выходить из себя. Пожал бы ему руку и посмотрел бы в глаза, представляя, с каким наслаждением подарю ему мучительную смерть.

Вздохнув, Ру опускается на черный диван у стены, отпивает виски и тянется за сигарой.

– Этот ублюдок так и не появился. Прислал какого-то пацаненка, как будто я готов поставить все на кон ради шестерки.

Странное чувство облегчения наполняет мою грудь.

– Абсурд.

– Неуважение, – выплевывает Ру.

– И что, ты передумал с ним работать? – я вздергиваю голову.

Надеюсь, Ру откажется от этой затеи, потому что присутствие Питера в нашем бизнесе только усложнит дело, когда придет время покончить с его жизнью. Не скажу, что это невозможно. Просто затруднительно.

Ру пожимает плечами, смотрит на сигару, перекатывая ее между пальцами.

– Я велел парнишке передать мистеру Майклзу сообщение. Пусть знает, как здесь дела ведутся. И я надеюсь, что он поймет одну важную вещь: мне плевать, сколько у него денег, если он, сучье отродье, не уважает мое имя… – Ру сжимает кулак, превращая сигару в труху. – Знаешь, детеныш, кажется, я изменил свое мнение. Если он хочет пообщаться, будет справедливо, если он встретится с нами обоими.

В животе бурлит волнение.

– Вот это другое дело, – взглянув на экран, я замечаю, что Венди и ее подруги собрались уходить. Я тут же встаю и застегиваю пиджак. – Если позволишь, у меня осталось несколько неоконченных дел, с которыми очень хотелось бы разобраться.

Ру отмахивается, отпивая бренди.

Я выхожу через черный ход, чтобы меня не заметили. Юркнув за угол здания, я наблюдаю, как Венди обнимает подруг на прощание и забирается в желтое такси. Меня переполняет отвращение к такому безрассудству и полному пренебрежению друзей к ее безопасности.

У ее отца столько денег, но он даже не предоставил водителя? И никакой охраны?

Поспешно сев в свой «Ауди», я выезжаю на оживленную улицу: хочу проследить за ней и убедиться, что она добралась до дома в целости и сохранности. Я не заинтересован во владении чем-то испорченным, пусть даже временно.

И пока я не решу иначе, Венди Майклз – моя.

Глава 5

– Что значит «домашнее обучение»? – спрашиваю я Джона, своего брата.

Тот пожимает плечами, указывая в сторону бумаг, разложенных на обеденном столе. Черные волосы покачиваются в такт его движениям.

– То и значит. Я спросил папу, можно ли мне учиться дома, и он разрешил.

Я хмурюсь. Почему отец не рассказал мне об этом?

– Круто. Значит, разговор с папой прошел хорошо? – я плюхаюсь на стул рядом.

Джон чуть кривит губы.

– Венди, очнись. Когда в последний раз папа со мной общался?

Я вздыхаю: от его слов мне не по себе.

– Он просто занят, Джон, – я так быстро начинаю оправдывать поведение папы, что едва чувствую привкус лжи. – Ты же знаешь, что он любит тебя и хотел бы быть здесь.

Брат усмехается и так крепко сжимает карандаш, что костяшки его пальцев белеют.

– Ага, конечно.

– А еще, – продолжаю я, – у тебя есть я, а мы оба знаем, что кроме меня тебе никто не нужен.

Джон посмеивается, глядя на меня через крупные очки в квадратной оправе.

– Ты права. Кому нужны родители, когда у них есть ты? Твоей материнской заботы хватит на весь чертов город.

Я, хоть и корчу рожицу, чувствую, что в груди от его слов разливается тепло.

– Эй, следи за языком.

– Я всего лишь выражаю мнение, – он поправляет очки. – На самом деле домашнее обучение – это даже круто… Мне так будет спокойнее.

Джон прав. По сравнению с другими семьями, где есть братья и сестры, я, наверное, и правда чрезмерно его опекаю. Но ведь кроме меня у него никого нет. Мама погибла, когда Джону едва исполнился год: попала в автокатастрофу по вине пьяного водителя. И хотя я никогда не осмелюсь произнести это вслух, отец действительно не уделяет Джону того внимания и времени, которых он заслуживает. В наших отношениях это больная тема, и мне очень не нравится погружаться в нее с головой.

– Тогда я рада, что папа перевел тебя на домашнее обучение, тем более, что ты сам этого хочешь. Но ты уверен, что тебе будет хватать общения?

– Уверен. Дети – те еще засранцы, – Джон вздыхает, закатывая глаза.

От его слов щемит сердце. Кто знает, может, домашнее обучение и правда пойдет ему на пользу. Неужели отец все-таки меня услышал? Я ведь неоднократно умоляла его вмешаться в ситуацию с издевательствами над Джоном.

– Ладно, мне пора на работу, – я улыбаюсь. – Хочешь, посмотрим вечером фильм?

– Зачем ты работаешь, если тебе не нужны деньги? – спрашивает он.

– Чтобы не умереть от скуки, наверное, – покусывая нижнюю губу, я пожимаю плечами.

– В таком случае поступай в колледж, – брат одаривает меня улыбкой.

– И бросить тебя? Что ты без меня будешь делать?

С ухмылкой Джон склоняется над бумагами, фактически заканчивая наш разговор.

Тяжело вздохнув, я поднимаюсь со стула и ухожу, оставляя брата наедине с собой. Мне нравится быть рядом, но, если честно, я очень скучаю по дням, когда он цеплялся за мои ноги и не хотел отпускать; когда прижимал свои липкие детские ладошки к моим щекам и говорил, что любит меня больше всех в мире.

Став старше, он замкнулся в себе, начал прятаться за стенами, которые вынужденно возвел из-за жестоких издевательств.

В груди разрастается боль и не покидает всю дорогу до «Ванильного стручка». Только спустя два часа, уже после того, как я запорола два макиато и пролила целый галлон карамели на пол, я понимаю, что сегодня не мой день. Напарник уже ушел, так что я осталась одна, и по какой-то причине, за что бы я ни бралась, у меня толком ничего не выходит.

– Здесь кто-нибудь может принять заказ? – звучит из зала раскатистый голос мужчины.

В это время я как раз вытираю карамель с пола. Я встаю, смахиваю волосы с лица и выглядываю из-за угла. Я даже не слышала, что в кофейню вошел гость.

– Здравствуйте! Простите за ожидание, я сейчас подойду.

С недовольным лицом мужчина скрещивает руки, сверкая крупными часами на запястье.

– У некоторых из нас вообще-то есть дела. Я уже пять минут здесь торчу.

Я чувствую укол раздражения. Бросив на стойку тряпку – настолько мокрую, что с нее на пол капает вода, – я направляюсь в зал.

– Прошу прощения, сэр.

Тот, нервно постукивая рукой по столешнице, хмыкает.

К грубым посетителям я уже привыкла: к сожалению, в сфере обслуживания недовольных клиентов куда больше, чем довольных. Но сегодня у меня нервы ни к черту: я чувствую, как в животе разгорается огненный шар, вращается и растет, опаляя своим пламенем мои внутренности.

– Что вам приготовить? – я натягиваю улыбку.

– Большой горячий кофе без молока.

Я киваю, молча радуясь, что он выбрал простой напиток.

Когда он расплачивается, я отворачиваюсь, краем глаза отмечая собравшуюся на полу лужу от тряпки.

Пока я наливаю кофе, над дверью раздается звон колокольчика – так неожиданно, что я непроизвольно вздрагиваю. Я даже голову не успеваю повернуть в сторону входа, как нога уже поскальзывается, и я падаю, обжигаясь горячим напитком. Копчик пульсирует от боли, пока я лежу на холодном полу с закрытыми от стыда глазами, пытаясь собраться с силами, встать и сварить уже кофе этому парню.

– Господи Иисусе! Кто-нибудь может приготовить мне кофе? Или здесь одни бездари работают?

Боль от ожога смешивается со слезами.

Да пошел он.

Я осторожно встаю на колени, дышу медленно и ровно, стараясь успокоить колотящееся сердце. Сегодня точно не мой день.

– А я-то думал, что мужчины знают, как вести себя с леди.

Я замираю. Мокрая рубашка, пропитанная кофе, прилипает к коже; руки застывают на кафельном полу. Этот акцент.

Разъяренный клиент с усмешкой шлепает ладонью по стойке, словно акцентируя наше внимание на словах, которые он собирается извергнуть. Его безвкусные часы громко отсчитывают секунды.

– А я-то думал, что смогу выпить кофе, а не ждать, когда запустится производство.

Мои щеки заливаются краской. Я медленно встаю, морщась от пульсирующей боли в пояснице, и заглядываю в два голубых океана глаз, принадлежащих таинственному мужчине, которого я недавно встретила в баре. Он выглядит так, будто его вытащили прямо из моих снов и поставили напротив меня.

Отлично. Умеет выбрать время.

Прищурив глаза, я смотрю на клиента и стараюсь дышать ровно, чтобы не впасть в ярость.

– Простите, – я улыбаюсь от уха до уха. – Я приготовлю другой за счет заведения.

Мужчина одаривает меня пристальным взглядом, уголки его губ опускаются вниз.

– Я уже заплатил. Просто сделай чертов напиток!

Внутри меня все кипит от злости. Я уже представляю, как сварю кофе и швырну чашку прямо ему в лицо.

– Стой.

Я замираю, услышав голос таинственного мужчины.

Я буду последней лгуньей, если скажу, что не думала о нем последние два дня. Но вот чего я точно не ожидала, так это его появления в кофейне.

Незнакомец прислоняется к стеклянной витрине. В идеально отглаженном костюме-тройке он выглядит очень изысканно, полностью затмевая собой этого грубияна.

– Дорогая, неужели ты позволяешь никчемным мужчинам такой тон?

Стыд закрадывается мне в душу.

– Нет, я… – я прочищаю горло. – Он клиент, вот и все.

– Слушай, приятель, эта сучка даже с простой задачей не может справиться.

Из груди таинственного мужчины вырывается смешок, и этот вибрирующий, хриплый звук разлетается по всему заведению. Незнакомец и так выше своего оппонента, но в эту секунду он как будто превращается в оборотня и высасывает из помещения всю энергию, чтобы еще больше увеличить свой рост. Я никогда не видела ничего подобного, поэтому смотрю на происходящее как завороженная.

– У тебя часы слишком шумные, – незнакомец наклоняется к уху клиента.

– Чего? – парень хмурится.

Таинственный мужчина кивком указывает на запястье, где, точно маяк, сверкает инкрустированный бриллиантами аксессуар.

– Твои часы. Они… тикают.

– И что?

Таинственный мужчина вздыхает, поднимает руку, потирает пальцами нижнюю челюсть. Следя за этими движениями, я отмечаю его невероятную привлекательность, особенно сейчас, при свете дня.

Придурок с часами поворачивается ко мне, распахивает глаза и снова шлепает ладонью по стойке. Этот звук настолько неприятен, насколько омерзителен звук гвоздей, царапающих меловую доску.

– Что, понравилось шоу? Я все еще жду кофе.

Я стискиваю зубы. Не будь я на рабочем месте, я бы не стала молчать. Но сейчас я на смене, на своей первой в жизни работе, которую очень люблю. В деньгах я, конечно, не нуждаюсь, но мне все же приятно иметь хоть что-то, чего я достигаю самостоятельно. Что-то, что не досталось мне благодаря моей фамилии и крови, которая течет в моих жилах.

Как бы я ни любила отца, иногда мне очень тяжело жить в его тени.

– Не нужно, дорогая.

От этого обращения у меня сводит живот. Взгляд мечется между двумя мужчинами.

Лицо клиента краснеет, но он молчит. Не спорит. Скорее всего потому, что даже он чувствует силу, которую излучает его оппонент.

Язык незнакомца скользит по нижней губе, вызывая резкую боль у меня между ног.

– Достойное поведение, – отмечает он, заглянув мне в глаза. – Знаешь, оно больше говорит о твоем характере, чем о его.

Тепло благодарности приливает к щекам, озаряя меня, как рождественские огни. Как этот мужчина с помощью нескольких простых слов сумел превратить мое унижение в нечто прекрасное?

– Да пошел ты, – выплевывает придурок.

Голубые глаза таинственного мужчины становятся суровыми, губы кривятся в натянутой улыбке. Он сует руку в карман, наклоняется к парню и что-то бормочет ему на ухо.

Я пытаюсь прислушаться, но он говорит так тихо, что расслышать его невозможно. Что бы он ни сказал, глаза мужчины тут же распахиваются, он поворачивается и выбегает за дверь, не сказав больше ни слова.

Я застываю на месте. Сердце колотится в груди, пока я оглядываюсь по сторонам. Только тогда я понимаю, что в кофейне находятся и другие люди. В стороне стоят два молодых человека, оба в черных костюмах, оба с одинаковыми лицами. Близнецы.

Я настолько увлеклась происходящим, что даже их не заметила. Глаза таинственного мужчины перемещаются в их сторону, и когда он кивает, эта парочка послушно выходит на улицу.

Странно.

Внимание незнакомца возвращается ко мне, и я, как мотылек, летящий на пламя, полностью переключаюсь на его глаза – любые мои вопросы вмиг упархивают на задворки сознания.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Да, все хорошо, – мое сердце замирает. – Но все равно спасибо, что заступился.

– Он грубиян, дорогая, – глаза его сияют. – Недостойный дышать с тобой одним воздухом.

Я чувствую, как пылают щеки. Я уже и забыла, какой он прямолинейный и насколько всепоглощающе его присутствие.

– Ну, раз ты так считаешь… – я улыбаюсь, глядя на свои розовые ногти, а потом снова поднимаю глаза. – Что я могу тебе предложить?

– Свидание.

От его слов у меня перехватывает дыхание. От волнения сжимается желудок.

– Ч-что?

– Мне кажется, ты все расслышала, – уголок его рта приподнимается.

Я выгибаю бровь. Тот же огонь, который я чувствовала два дня назад, возвращается.

– Расслышала.

– Вот и хорошо, – он оборачивается к пустым столикам. – Когда ты заканчиваешь?

Я кладу ладонь на стойку:

– Я ценю этот жест, но… у меня уже есть планы на вечер.

– Верно, – соглашается он. – Со мной.

Внутри меня закипает раздражение.

– Не с тобой. Черт, ну ты и настырный.

– Опять ты ругаешься, – в его глазах вспыхивает искра.

Я улыбаюсь, чувствуя, как подпрыгивает сердце, ударяясь о грудь.

– Скажи мне свое имя, – незнакомец наклоняется, нависая над стойкой.

Я наклоняю голову:

– А что, ты не узнал его, когда разыскивал место моей работы?

Издав смешок, он выпрямляется, пронзая меня своим взглядом.

– Счастливое совпадение, честно.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Джеймс, – он протягивает руку через стойку.

Во мне растет напряжение – я впиваюсь зубами в нижнюю губу, а потом, медленно подняв руку, принимаю пронзительно теплое рукопожатие.

– Венди.

– Венди, – Джеймс разворачивает мою руку ладонью вниз и подносит к губам. – Приятно познакомиться.

Меня накрывает волна жара.

Внезапно над дверью раздается звон колокольчика – в кофейню заходит молодая женщина с детьми. Я быстро отстраняюсь и поправляю фартук.

Левый уголок его рта приподнимается.

– Увидимся, Венди, дорогая, – Джеймс не сводит глаз с моего тела.

А потом он поворачивается и выходит за дверь. Женщина, которая только что вошла, смотрит ему вслед с открытым ртом.

И я ее не виню.

В попытке успокоить собственные нервы, я глубоко вздыхаю, стараясь игнорировать пожар, охвативший все мое тело. Мне никто и никогда не уделял такого внимания, и я не могу не задаться вопросом: неужели он со всеми такой? Как будто его мир перестает вращаться, и сама ось наклонятся только ради тебя.

Что ж, как бы то ни было, мне это нравится.

Спустя несколько часов после того, когда я закрыла магазин и приготовилась к вечернему просмотру фильма в компании Джона, меня вдруг озаряет: Джеймс так ничего и не заказал. Едва заметная улыбка касается моих губ. При мысли о том, что, возможно, он все-таки пришел туда ради меня, в животе просыпаются бабочки.

И вроде бы это должно насторожить, но почему-то меня захлестывает только волнение.

Этой ночью, когда я засыпаю, мне снится голубая лазурь.

Мне снится Джеймс.

Глава 6

В подвале «ВР» раздается стук каблуков. Я улыбаюсь, вспоминая, как Ру настаивал на бетонной поверхности и категорически отказывался выкладывать пол плиткой. Но я был неумолим. Бетон пористый, его труднее мыть. В конце концов Ру остался мне благодарен, особенно когда понял, что цементная темница в подвале бара выглядела бы гораздо более подозрительно в глазах федералов.

Которые каждые несколько лет пытаются что-то разнюхать.

К тому же в последнее время Ру стал небрежен: стреляет в людей средь бела дня и рассчитывает на отсутствие ответного удара.

Будь на его месте кто-то другой, он бы уже сдох и сгнил – в конце концов, единственный способ научиться на ошибках – это пережить последствия. Но это Руфус. И если Ру – песок, то я – волна, смывающая следы.

Поэтому я все уладил, и теперь на нас работают федералы, которые следят не только за нашими конкурентами, но и за тем, чтобы на столах копов не появлялись бумаги с нашими именами. Нам обеспечена полная свобода действий – во всяком случае до тех пор, пока карманы федералов набиты деньгами, а их семьи сыты.

«Пропащие мальчики» – как ласково называют нас газеты – по-прежнему на свободе.

Я уверен, что люди, далекие от преступного мира, совершенно не понимают, как такое возможно. Большинство американцев живут в иллюзии: они свято верят, что в мире царит справедливость, а стражи порядка, которые дали клятву, действительно защищают их и помогают.

Они, конечно, помогают. Мне.

И это лишь одна из многих причин, почему я так рад, что Питер Майклз вместе с дочерью сами явились в логово зверя. Питер – человек могущественный, однако здесь его имя бесполезно, а все его деньги – не более чем крашеная бумага.

В этом городе люди подчиняются мне.

Включая жалкое подобие человека, привязанного к металлическому стулу в центре комнаты. Того, кто думал, что сможет безнаказанно называть Венди Майклз сучкой. Я не терплю неуважения, особенно по отношению к женщине, которой я планирую обладать.

– Что ж, – я подхожу ближе, стуча каблуками по кафелю, – вот мы и встретились.

С ухмылкой я развожу руки в стороны.

Мужчина, чьи глаза округлились и покраснели от ужаса, пытается освободить руки от стяжек за спиной. Он что-то бормочет, но из-за скотча слова трудно расслышать.

С растущей улыбкой я наклоняюсь вперед:

– Прости, ты что-то сказал?

Я смотрю на близнецов, двух братьев-попрошаек, которые работают на меня с пятнадцати лет. Они абсолютно одинаковые, и я так часто их путал, что в итоге перестал обращаться к ним по именам.

– Вы поняли, что он сказал? – спрашиваю я.

– Нет, Крюк. Я ничего не расслышал, – отвечает один из них.

– Хм… – переведя взгляд на связанного мужчину, я прикладываю палец ко рту. – Из-за скотча тебя плохо слышно. Наверное, стоит его снять.

Близнец номер один кивает, подходит к мужчине и резким движением срывает скотч, оставляя на коже красные следы.

– Так-то лучше, – киваю я. – Так что ты хотел сказать?

– Пошел к черту, – выплевывает он, жмурясь.

С раздражением я смотрю на слюну, вылетевшую на пол из его мерзкого рта.

– Ты меня посылаешь? – я тыкаю в себя пальцем и, расстегивая пиджак, направляюсь к металлическому столу у стены. – Меня забавляет, когда люди не понимают, что их жизнь находится в опасности. И обычно на это есть две причины. Рассказать?

Его молчание я принимаю за согласие.

– Знаешь, это весьма интересная штука, – я беру черные кожаные перчатки и натягиваю их на пальцы, наслаждаясь приятными ощущениями. – Тут либо в гордости дело, либо в недостатке ума. И то, и другое – ужасно неподобающие черты.

Меня охватывает чувство предвкушения.

– Какой из этих двух вариантов твой?

Я поворачиваюсь, запускаю руку в карман и достаю оттуда крючковидный клинок. Раскрыв его и вложив между пальцами, я медленно иду к стулу и останавливаюсь прямо перед мужчиной. Тот молча следит за движением лезвия. Я подхожу ближе, и его руки, зажатые пластиковой стяжкой, начинают биться о металлическую спинку стула.

– Не знаешь? – я задираю голову. Я обхожу его сзади, царапая щеку кончиком лезвия. Моя рука в перчатке опускается ему на плечо. – А вот я знаю. Ты не умеешь думать. Ты даже не видишь, что оказался в опасности. Не чувствуешь угрозы. В противном случае, ты бы понял… что не стоит в моем присутствии хамить Венди Майклз.

– Слушай, я н-не знаю, кто ты, но если это из-за того случая в кофейне, то мне жаль, парень, – он заикается, голос становится высоким и напряженным.

– Вот она, потеря гордости, – я цыкаю. – Жаль только, что меня это не цепляет.

– Отпусти меня! Я на все готов! Я извинюсь перед девушкой, если ты этого хочешь. Я просто… пожалуйста, – его слова окрашены паникой.

Крепче сжав руку, я наклоняюсь до тех пор, пока мое лицо не оказывается рядом с его ухом:

– Хватит болтать, иначе я отрежу твой язык, и, пока ты будешь заливать кровью свой дешевый полиэстеровый костюм, скормлю его собакам.

Его плечо напрягается, но он молчит.

Я выпрямляюсь, сжимая пальцы еще крепче:

– Хороший мальчик.

Обойдя его спереди, я опускаю голову и наблюдаю за его дрожью. Моя тень нависает над ним, образуя призрачную ауру.

– Почему же в кофейне ты был такой бесстрашный, друг? – я улыбаюсь чуть шире. – Мы бы столько времени сэкономили, если бы ты знал свое место.

Он молчит.

Я наклоняю голову. При виде страха в его мутном взгляде меня охватывает приятное чувство волнения.

Я приближаюсь и понижаю голос:

– Я задал вопрос.

– Я н-не з-знаю… Я просто… Прости. Пожалуйста, от-отпусти меня.

– Неужели было так трудно ответить сразу? – я поворачиваюсь к близнецам. – Нет, ну серьезно, как же это грубо – молчать, когда с тобой разговаривают.

Повернувшись обратно к мужчине, я замечаю, что светло-серая ткань между его ног становится темной и влажной. Обмочился – даже не сомневаюсь.

Улыбка касается моих губ, а из груди вырывается негромкий смешок.

– Расслабься, парень. Я пошутил насчет языка.

Тик.

Тик.

Тик.

По спине пробегает холодок, вызывая спазм. Я дышу глубоко через нос, пытаясь унять тошноту, которая накатывает на меня и разрастается, как неукротимый лесной пожар.

Моя битва проиграна.

Делая выпад, я хватаю его за лицо.

– Я уже говорил тебе, что этот чертов механизм громко работает, но ты все равно продолжаешь их носить в моем присутствии?

Мужчина корчится от боли, глаза расширяются, слезы стекают по румяным щекам.

Тик.

Тик.

Тик.

От этого звука у меня сжимаются внутренности, голова пухнет от воспоминаний о собственной беспомощности. О тех случаях, когда я становился заложником ситуаций, лишенных гордости и уважения. О ночах, когда я, одиннадцатилетний мальчик, недавно прибывший из Англии, оплакивал смерть своей семьи и задавался единственным вопросом: почему Господь оставил меня в живых?

Что плохого я сделал?

Меня тошнит, желчь подступает к горлу, голова кружится от воспоминаний. Я слышу стук дядиных крокодиловых ботинок по деревянным половицам. Сердце щемит от звука его карманных часов в ночной тишине – тик, тик, тик, – когда он закрывает за собой дверь моей спальни.

Во мне воспламеняется гнев, густой и тяжелый, а потом прорывается сквозь внутренности, ослепляя своим пламенем.

Я давлю пальцами на его челюсть, пока его губы не застывают в форме «о». Крючковатый нож, который я держу во второй руке, проникает ему в рот, захватывает кончик языка и тянет до тех пор, пока мужчина не вскрикивает от боли не начинает биться о стул в конвульсиях. Погружение лезвия в мясистую плоть порождает во мне волну удовольствия.

– Упс, – я делаю последний разрез и улыбаюсь, услышав звук разорванных мышц. – Я, похоже, солгал.

Бросив куда-то за плечо бесполезный кусок мяса, я до самой рукоятки вонзаю лезвие в подмышечную впадину и выдергиваю его обратно. Артерия разрывается: горячая жидкость брызжет мне в лицо.

Стоя у него за спиной, я поднимаю нож, с которого мне на руку капает кровь, – щелчок перерезаемой стяжки теряется в беспорядочных криках агонии, которые вырываются из его окровавленного, лишенного языка рта. Я кладу его руку на подлокотник, берусь за тупой край рукояти и начинаю бить по часам с такой силой, что осколки, сверкая, разлетаются по всему полу.

– Не смей, – я наношу удар. Кости запястья ломаются. Ломаются пальцы. – Так. Со мной. Разговаривать.

Я бью снова и снова, пока тело не устает от однотипных движений. Волосы спадают на лоб, который к этому моменту уже покрылся испариной. В груди полыхает ярость – я переворачиваю нож, полный решимости отрезать ему руку. Сделать так, чтобы он больше никогда не вывел меня на эмоции.

Как он вообще посмел?

Лезвие разрезает сухожилия и сосуды, пока не упирается в кость, на которой болтается теперь уже бесполезная кисть, обтянутая изуродованной кожей.

Я продолжаю наносить удары по его торсу – по одному за каждый тик, который он заставил меня вытерпеть.

Булькающие крики постепенно смолкают, как и звуки его часов, и вместе с наступающей тишиной потухает и ярость.

Потихоньку кошмары исчезают – глаза вновь обретают фокус. Тяжело дыша, я опускаю голову и вижу брызги крови. Они повсюду: и на одежде, и на открытых участках тела.

Я разминаю шею, наслаждаясь благословенным звуком тишины.

Мой взгляд переходит с близнецов, прислонившихся к дальней стене, на связанного мужчину. Глаза его пусты, рот разинут, тело пропитано кровью, сочащейся из длинных, неровных порезов. Его рука висит под странным углом, и под ней уже образовалась темно-красная лужа.

Я шагаю по хрустящим осколкам, оставшимся от разбитых часов. Теснота в груди ослабевает – я удовлетворенно выдыхаю. Подойдя к металлическому столу, я снимаю перчатки, хватаю пиджак от костюма и поворачиваюсь, чтобы выйти за дверь. Я смотрю на близнецов, которые застыли у стены как вкопанные. Замедляюсь, наступив на что-то мягкое, и опускаю взгляд на отрезанный язык, раздавленный подошвой ботинка. От этого зрелища на душе становится радостно.

Я смотрю на близнецов, запуская руку в волосы:

– Уберитесь здесь. И убедитесь, что он не был кем-то важным.

Они кивают, и я выхожу из комнаты. От азарта и адреналина во мне искрится каждая клеточка, кровь бьет ключом, а член твердеет.

Есть что-то до странности приятное в том, чтобы быть кому-то судьей, присяжным, палачом. Эти ощущения повторить невозможно. Они пронизывают твои внутренности и заставляют чувствовать себя неприкасаемым. Несокрушимым.

Как бог.

Поднимаясь по черной лестнице в кабинет, я хватаю по дороге пакет. Расстегиваю рубашку, затем брюки, стягиваю пропитанную кровью одежду, чтобы один из парней ее выбросил.

Переодевшись в запасной комплект, который висел в шкафу, я сажусь в кресло, закидываю ноги на стол и прикуриваю сигару, смакуя земляной вкус. Включив экран компьютера, нахожу фотографию Питера Майклза и его семьи. Останавливаюсь на Венди. Меня накрывает желание: я представляю, каково это – иметь ее, лежа сверху. Каково это – полностью подчинить ее, а потом сломать и отправить обратно в дом без отца.

Я стону, нащупывая пульсирующий член.

Венди Майклз – то еще лакомство, и я не могу дождаться, когда буду наслаждаться каждым ее кусочком.

Глава 7

– Но хоть к ужину ты приедешь? – меня бесит собственный голос, полный мольбы и надежды на скорое возвращение папы.

На заднем фоне раздается едва слышный шелест бумаги.

– Сегодня не получится, милая, но на выходных постараюсь.

Охваченная тревогой, я кусаю нижнюю губу. Отец всегда был занятым человеком, но раньше он все-таки находил на меня время. С годами он отдалялся все больше и больше, и теперь я даже не знаю, как вернуть его внимание. Как убедить его, что нам тоже нужна забота.

– Ты даже не видел наш новый дом, пап. Это как-то… Не знаю.

– А чего ты ожидала, Венди? – он вздыхает. – Ты ведь знаешь, как обстоят дела.

Я не хочу, чтобы Джон и дальше занимался собственным воспитанием.

Мне так и хочется озвучить эти мысли, но я сдерживаюсь в надежде, что моя покорность вернет его домой.

– Чем занимаешься?

Отец снова вздыхает, и на этот раз на заднем плане слышится отчетливый женский голос.

Сердце замирает. Я так сильно сжимаю телефонную трубку, что костяшки пальцев белеют.

– Ты вообще в Блумсберге?

– В данный момент – нет, – он прочищает горло.

В груди, как грозовая туча, растет негодование.

– Пап, ты обещал, что после переезда будешь приезжать чаще.

– Да. Буду.

– Тогда почему ты по-прежнему… везде, но не здесь? – подступающие слезы жалят глаза.

Когда-то я считала отца совершенством, образцом для подражания. Я следовала за ним повсюду и все делала вместе с ним. Мы были настолько близки, что он прозвал меня Маленькой Тенью. Но когда я стала старше, все изменилось. Постепенно меня отодвинули на задний план, а потом и вовсе вытеснили из жизни. Бросили, как ненужный багаж.

С какой-то стороны Джону даже легче, ведь он никогда не знал каково это – иметь отца. Папа никогда не уделял ему столько внимания, сколько мне. Тем не менее я готова на все ради любви, которую дарил мне отец. Я отдала бы все на свете, и даже больше, лишь бы Джон впервые почувствовал вкус родительской заботы.

Я не считаю отца плохим человеком, я просто думаю, что его жажда приключений сначала пересилила потребность в семье, а потом он и вовсе забыл, что она у него есть.

– Мы скучаем по тебе, вот и все, – я сглатываю комок, образовавшийся в горле из невысказанных слов. – Кстати, спасибо, что перевел Джона на домашнее обучение.

– Да, кстати об этом… Я пересмотрел свое решение. В пригороде Блумсберга есть отличная школа-интернат. Он поедет туда.

– Что? – сердце в груди замирает.

– Я встречался на днях с деканом, и он убедил меня, что Джону там будет лучше.

У меня дыхание перехватывает. Отец встречается с незнакомцем, но при этом не может найти время на собственных детей?

– Школа-интернат? Пап, он возненавидит это место. Ты же знаешь, как у него обстоят дела с детьми.

– Ну, там будут другие дети.

– Пап…

– Венди, – перебивает он. – Слушай, это не обсуждается.

– Почему? – я сжимаю в руке телефон.

Отец снова прочищает горло – так он делает всякий раз, когда пытается уйти от темы. Выжидает время, формулирует мысли, прежде чем выпустить их на свободу.

– Декан – мой деловой партнер. И меня заверили, что для Джона это наилучший вариант.

Я думаю о недавнем разговоре с Джоном, вспоминаю, как расслабились его плечи, когда он говорил о возможности учиться из дома. Я чувствую, как в груди зарождается гнев, растет и окутывает меня, словно дым. Единственная причина, по которой я переехала в этот город, – это желание находиться рядом с братом и стремление воссоединить разбитую семью. Отец обещал, что будет чаще бывать дома, что Блумсберг – идеальное место, где можно обосноваться, пустить корни и начать уже жить для родных.

А теперь он собирается выслать из дома единственного близкого мне человека. А меня оставить здесь. Работать в кофейне и жить в особняке. Одну. И ради чего?

– И когда ты собираешься ему рассказать? – крепко зажмурив глаза, я выдыхаю.

– Он будет дома еще неделю. Вернусь и расскажу.

– Пап, не сваливай это на мои плечи. Это твоя обязанность – сказать ему и объяснить причины.

Самое обидное, что я могу распинаться хоть до хрипоты, до боли в горле, но это вряд вернет его внимание. И с каждым днем его отсутствия, будь то очередная командировка или экскурсия, на которую нас не берут, он ускользает все дальше и дальше. Туда, куда не доберешься даже при огромном желании.

– Я тебя услышал, милая. Я поговорю с ним, когда вернусь. Прости за сорвавшийся ужин.

И на этом он бросает трубку.

Подавив приступ раздражения, я смотрю на каминную полку, куда я поставила нашу общую фотографию. Я искренне надеялась, что, глядя на нее, я буду вспоминать о лучших днях. И он тоже. На снимке я сижу у него на плечах, и мы оба улыбаемся до самых ушей. Интересно, в какой момент все изменилось? То ли это я изменилась и перестала быть той же наивной девочкой, то ли это отец воздвиг стену между нами после смерти мамы.

А может быть, люди никогда не меняются, а меняется лишь их восприятие.

Я кладу телефон на стол, но в эту же секунду раздается звук входящего сообщения. В сердце трепещет надежда, хотя головой я понимаю, что это не отец.

И, конечно же, это не он. Это Энджи.

Энджи: Идем вечером в «ВР», сучка! Не говори нет. Заеду за тобой в семь.

Сердце замирает, а мысли тотчас устремляются к прекрасному незнакомцу, что пригласил меня на свидание, а потом исчез на несколько дней.

Будет ли он там?

Прикусив нижнюю губу, я набираю ответ:

Я: Ладно. Рассчитывай на меня.

Глава 8

– Питер Майклз ждет встречи.

Сердце екает в ту же секунду, когда имя этой персоны слетает с губ Ру.

– Я знаю, Руфус. Последнюю неделю ты только об этом и говоришь.

– Не умничай, – Ру вскидывает брови. – Это… как ты там говоришь? Неблаговидно.

Его попытка изобразить английский акцент вызывает улыбку, хотя, если честно, я уже и сам говорю не так чисто, как раньше. Годы сгладили разницу в произношении, и мой акцент превратился в странную смесь, не совсем британскую, но и далеко не американскую.

– Так в чем дело? – спрашиваю я.

– В том, что ты должен пойти со мной.

– Я что-то запамятовал: почему мне нельзя было пойти сразу? – вздохнув, я расстегиваю пиджак и сажусь за стол напротив него.

– Потому что ты запугиваешь людей, – тот щурит глаза.

Мои брови поднимаются к линии волос, и я указываю на себя пальцем:

– Я?

Ру усмехается.

– Не прикидывайся дурачком, сынок. Мы оба знаем, что ты… – он взмахивает рукой в мою сторону, – ну, что-то в тебе есть. И другим мужчинам, влиятельным мужчинам, такое не нравится.

– Ты влиятельный человек, но я тебе нравлюсь, – я сдерживаю улыбку.

Ру усмехается, перекатывая сигару между губами.

– Я вижу, что ты мне предан. Знаю, что работаешь на меня, – он пожимает плечами. – За себя я не переживаю. И за тебя тоже. У тебя в этом мире своя роль.

Я, может, и ценю его признание, но почему-то оно вызывает в груди неприятный спазм. Он думает, что осведомлен о моем предназначении в жизни, но на самом деле он не знает всей правды. Ру неизвестно, что мой отец переехал из Америки, когда ему было чуть меньше двадцати лет, и стал самым крупным бизнесменом в Англии. Что я родился в роскоши и до самой его смерти равнялся только на него. Ру не знает, что с момента гибели отца каждая секунда моей жизни посвящена мести человеку, ответственному за это событие.

Фантомная боль пронзает бок. В борьбе с желанием прикоснуться к зазубренному шраму на торсе я сжимаю кулаки и вижу, как белеют костяшки.

Кто-то приходит в этот мир с целью, а другие в нем же калечатся.

Я чувствую искру нежданной эмоции: странная боль тяжким грузом хочет опуститься на грудь. Я сжимаю зубы, пытаясь ее отогнать: время печали давно уже прошло. Теперь мной движет лишь жажда мести.

Пока я сижу в кресле, пламя, подогревающее ориентир всей моей жизни, облизывает меня соблазнительным теплом.

– И когда мы встречаемся?

– На следующей неделе, – с улыбкой отвечает мне Ру.

– Отлично. У меня есть планы на ближайшие несколько вечеров – было бы обидно, если бы они сорвались.

– Даже так?

Я киваю, не желая уточнять, не желая отказываться от своего приза до того, как поймаю его в паутину. Я хочу, чтобы Венди пришла добровольно. В моих руках она станет настоящим предметом хвастовства. Я покажу ее всему миру. Приду к ней домой на ужин и буду наблюдать, как искажается лицо ее отца.

– Да. Есть у меня один очень интересный проект, если так можно сказать, – на моих губах расцветает улыбка.

– И на кой тебе это, парень? – Ру усмехается, проводя рукой по лицу. – С твоей-то внешностью я бы каждый день засаживал в киску. Странно, что ты вообще проявляешь сдержанность.

Я сжимаю зубы, пытаясь избавиться от чувства отвращения, вызванного его словами. Разве это возможно – чтобы я потерял самообладание ради сексуального удовольствия? Одно дело – желание, совсем другое – поддаться искушению. И да, иногда я использую Мойру, чтобы утолить жажду, но я никогда не стану от этого зависим. Годы, проведенные в руках нездорового человека, научили меня важности самообладания. Секс снимает стресс, вот и все. И ничем больше он никогда не станет. Я никогда не получу от него истинного наслаждения.

– Ты вечером будешь в баре? – спрашивает Ру, разглядывая столешницу. В его словах сквозит уязвимость, такая легкая, что ее едва слышно.

– Конечно, Руфус, – кивнув, я встаю и направляюсь к входу в его кабинет.

Запустив руку в карман пиджака, я достаю оттуда коробочку. Ру не очень любит подарки, но от своих любимых зажигалок никогда не отказывается. У него их целая коллекция в ящике. А эта – особенная, сделанная на заказ в С. Т. Дюпон, инкрустированная красными рубинами, с надписью на лицевой стороне:

«Прямо, до самого утра».[2]

Это первый совет, который дал мне Ру, и с тех пор я его не забываю. Я глажу пальцем слова на зажигалке, и мои мысли вмиг возвращаются к той ночи.

Тяжело дыша от волнения, я выглядываю из-за угла. Кирпич крошится под пальцами. Он свидетельство того, насколько бедно здесь живут люди. Мы находимся не в самом лучшем районе города, поэтому меня терзают сомнения, кто этот человек, за которым я следил. Чем он зарабатывает на жизнь? Почему ему так спокойно в районе, от которого даже мой дядя велел держаться подальше?

– Даже не вздумай приближаться к городской площади с часовой башней.

Из здания, над крыльцом которого развивается выцветший зеленый тент, выходит мужчина с рыжими волосами. Он что-то говорит парням, что стоят рядом с ним, те тотчас кивают и заходят внутрь, оставляя его одного. Незнакомец так резко оборачивается, что у меня замирает сердце. Наполнив легкие воздухом, я прячусь за угол кирпичной стены, царапая спину через ткань рубашки.

Сделав несколько глубоких вдохов, я снова выглядываю, только на этот раз он уже стоит прямо передо мной. Руки его в карманах, а серые глаза искрятся весельем.

– Ты следишь за мной, детеныш?

У него сильный акцент, и он протягивает некоторые звуки.

С вытаращенными глазами я смотрю на него и киваю. Я никогда не умел врать.

Наверное, мне следует бояться, но страха я не чувствую, потому что самый главный монстр из всех мне известных – это тот, кто сидит со мной за одним столом во время ужина. Во мне, как в котле, давно уже варится страх, ожидая, когда я воспользуюсь им, словно ядом. Поэтому, пусть это и нелепо, человек, который стоит сейчас передо мной, меня совсем не пугает. Скорее, внушает надежду.

Враг моего врага – это друг.

– Что ж, у тебя получилось привлечь мое внимание, – продолжает он. С легкой улыбкой на губах он внимательно меня изучает. – Ты сын Крока?

– Я не знаю, кто это, – хмурюсь, услышав это имя.

– Не знаешь Крока? – подняв голову, он гладит рукой лицо. – Брешешь. Все ты знаешь. Я видел, как ты наблюдал за нами из коридора. Какого черта ты здесь делаешь?

От его слов сжимается желудок. Мне становится стыдно: я думал, что остался незамеченным, а на самом деле он все знал. Знал с самого начала, что я наблюдал за ними.

Тошнота подкатывает к горлу при мысли о том, что дядя тоже в курсе.

– Это не имеет значения, – я запускаю руку в волосы. – Какой же я все-таки тупица.

Я поворачиваюсь, намереваясь уйти, но грубая рука опускается мне на плечо и вынуждает обернуться:

– Не уходи, когда с тобой разговаривают, парень. Ты проделал большой путь. Не сдавайся, ладно? Продолжай идти.

Я хмурюсь, пытаясь осмыслить его слова.

– Но куда идти? И как долго продолжать?

Он указывает на башню с часами, стоящую посреди городской площади, на фоне которой мерцают луна и звезды.

– Прямо, и до самого утра.

– Что это значит? – я наклоняю голову.

Он обнимает меня за плечо и притягивает ближе:

– Это значит, что ты не уйдешь, пока не добьешься своего. Даже если на это уйдет вся чертова ночь. Понял?

Я улыбаюсь, вспоминая тот вечер, и бросаю подарок на стол.

– Руфус, – я цыкаю. – Ты серьезно думаешь, что я забыл?

Ру ворчит и отмахивается, но я-то вижу, как тяжесть спадает с его плеч, а на губах расцветает улыбка.

Разве я могу забыть о дне рождения собственного спасителя?

Джейсон – дешевый наркоторговец по прозвищу Нибс, который не стирает свои майки и думает, что золотая цепь придает ему крутизны. На самом деле, если опустить все нюансы, он неплохо справлялся с работой по распространению пикси-пыли, вот только в последнее время у него развязался язык, и он пытался устроить мятеж вместе с другими ничтожествами, которые ходят по моим улицам и думают, что этот город принадлежит им.

Джейсон пересаживается в кабинку напротив, пока я раскуриваю сигару. Слабое освещение бара отбрасывает тень на его лицо, подчеркивая бусинки пота вдоль линии волос. Я не совсем уверен, что ему известна моя должность: чаще всего толкачи низшего уровня не имеют чести со мной повидаться.

– Джейсон, ты знаешь, почему ты здесь? – спрашиваю я.

– Потому что я работаю на тебя?

Посмаковав сигару, я кладу ее в пепельницу и ставлю локти на устойчивый стол.

– Правильно, Джейсон. Ты работаешь на меня.

Судя по его лицу, он напрягается.

– Ты об этом забыл? – я наклоняю голову.

– Нет, – бормочет он.

– Нет, сэр, – я наклоняюсь вперед.

Джейсон, глядя на близнецов, которые стоят по обе стороны, нервно сглатывает.

– Не смотри на них, – отрезаю я, почесывая подбородок. – Близнецы давно тебе не помощники. Вообще-то, ты сам от них отвернулся. Так что теперь ты будешь разбираться со мной. Понял?

– Ну-у… д-да, сэр, – он прочищает горло.

– Вот и молодец, – я ухмыляюсь, расслабленно откидываясь на спинку диванчика. – Я только что понял, что у тебя нет напитка. Тебя, наверное, мучает жажда. Будешь что-нибудь?

Я киваю Мойре, и та подходит, уперев руки в бока. Глаза Джейсона мечутся между мной, близнецами, Мойрой, а потом обратно. Он открывает рот, чтобы заговорить, но движение со стороны бара отвлекает меня от любых его слов.

Словно луч света, разгоняющий темные тучи, в клуб заходит Венди Майклз – прямо в логово гадюки, как будто мечтая быть укушенной.

Как будто это место – ее родной дом.

Низ живота вспыхивает искрами, глаза испепеляют ее, словно она – это вода, а я – само солнце. Венди в сопровождении подруг подходит к бару. Ее приветствует Керли, наш бармен. Он что-то говорит, а она в ответ начинает громко смеяться. Ее волосы, струящиеся по обнаженной спине, сверкают в свете лампы. Мне так и хочется подойти к ней и увести подальше от глаз этого парня, но я сдерживаюсь.

Отведя взгляд, я возвращаю внимание к Джейсону: я хотел поиграть, но теперь я мечтаю поскорее закончить. Сердце щемит от предвкушения, однако мне приходится держаться и не отвлекаться от важной задачи.

– Ты ведь, Джейсон, мастер на все руки.

Его грудь вздымается, как у павлина.

– Ты здесь, потому что у нас, кажется, появился предатель. И мне нужна твоя помощь, – мои губы подрагивают, когда он с облегчением кивает. Ну и простофиля. Тупое создание. – До меня дошли слухи, что среди нас завелась крыса.

Джейсон наклоняется ближе, как будто ждет, что я продолжу, но я этого не делаю. Я откидываюсь на спинку диванчика и беру сигару, не обращая внимания на удушающий дым.

И жду.

Секунды мучительно тянутся. Все, что я сейчас слышу, – это звук толпы в баре и собственный голос, зовущий обратить внимание на красивую девушку. Но я этого не делаю. Я держу фокус на Джейсоне, ожидая, когда он сломается.

Чем дольше я смотрю, тем больше он ерзает, пока наконец его плечи не напрягаются.

– Нет, ты же не думаешь, что я…

Я поднимаю руку, обрывая его на полуслове.

– Как же это интересно – дать человеку возможность высказаться и наблюдать, что будет дальше, – я посмеиваюсь. – Видишь ли, молчание – лучший способ выманить крыс.

Наклонившись, я понижаю голос.

– У тебя есть два варианта, Джейсон. Либо ты сохраняешь хоть каплю достоинства и, не устраивая сцен, позволяешь близнецам отвести тебя в подвал, – я ухмыляюсь. Сунув руку в карман, я хватаюсь за кожаную рукоятку и осторожно кладу нож на стол рядом со мной. – Либо это происходит насильно. Уверяю тебя, второй вариант закончится не в твою пользу.

Джейсон мотает головой, грудь быстро вздымается и опускается.

– Слушай, ты неправильно понял. Он заставил меня. Он бы меня грохнул. Я не могу… У меня не было выбора.

Я наклоняю голову, запоминая его слова: они мне еще пригодятся. Я не удивлен, что слухи пустил не он. У нас с Ру много врагов, и такие пешки, как Джейсон, не бывают главарями.

Интересно, он выдаст имена сам, или мне придется вытащить их силой?

Кивнув, я выскальзываю из кабинки, подхожу к Джейсону, поправляю свой костюм. А потом наклоняюсь к его уху:

– Выбор существует всегда.

И ухожу. Все мое внимание приковывает к себе девушка в передней зоне бара.

Глава 9

– Черт, он идет к нам, – шепчет Мария, практически подпрыгивая на барном стуле. Она вычислила его с первой секунды, как мы вошли, и пихала меня в ребра до боли, чтобы дать знать о его присутствии.

Своего мужчину она описала довольно точно: все время находясь в окружении лакеев, он сидит в задней части бара при таком тусклом освещении, что едва можно различить его тень.

Но даже с такого расстояния я его чувствую.

Я выросла в доме, пропитанном властью и влиянием, так что я без труда определяю характер людей. И, как бы мне ни хотелось в этом признаваться, такая сила меня привлекает.

С улыбкой я подмигиваю Марии и поворачиваюсь в его сторону, но ее ногти тотчас впиваются мне в руку.

– Не смотри, – шепчет она. – О чем ты думаешь? Это самый ответственный момент. Нельзя действовать слишком открыто.

– Как будто он не видел, что ты каждые две секунды на него пялишься. И откуда ты знаешь, что он направляется к тебе? Может, он просто идет к бару, – Энджи усмехается, прижав губы к стакану.

– Он когда-нибудь так делал? – Мария вскидывает бровь.

Энджи пожимает плечами. Я морщусь, сделав глоток сухого красного вина.

– Уверена, что он идет к тебе, – вклиниваюсь я. – Ты ведь сама говорила, что между вами пробегала искра. Возможно, до этого момента он просто был занят.

– Думаешь?

Пусть Мария и вела себя как стерва с первого дня нашего знакомства, я все равно киваю, искренне желая ее поддержать.

– Не думаю. Знаю! – хихикаю я.

Ее рубиново-красные губы расплываются в улыбке, а глаза, скользнувшие мимо меня, слегка округляются.

– Рад тебя видеть, дорогая.

У меня перехватывает дыхание. Страх накатывает, словно волна. Этот голос… Я узнаю его где угодно. И судя по взгляду Марии, у меня закрадывается подозрение, что ее мужчина – это мой незнакомец.

В надежде, что отсутствие реакции с моей стороны вынудит его уйти, я не обращаю на него никакого внимания. Впрочем, в последнее время мои желания не сбываются, поэтому, конечно же, он так и стоит на месте.

Мария отводит плечи, выпячивает грудь, и, хочу я того или нет, во мне зарождается ревность: я, может, и не жажду внимания Джеймса, но и делиться им с Марией мне тоже не хочется.

Через силу я делаю глоток вина.

По спине пробегает тепло, вызывая приятные мурашки. Краем глаза я вижу, как меняется выражение лица Марии, как опускаются уголки ее губ. Бросив взгляд в другую сторону, я замечаю, что глаза Энджи мечутся между мужчиной у меня за спиной и мной.

– Игнорируешь меня в моем же баре? – его дыхание ласкает мое ухо, и я закрываю глаза, борясь с дрожью. – Не очень-то вежливо с твоей стороны.

Я виновато смотрю на Марию, а потом, с тяжелым вздохом, обращаюсь к мужчине, который ждет моего ответа:

– Я не знала, что это твой бар.

Я отворачиваюсь, надеясь, что он отойдет, но он так и стоит на месте – да так близко, что я коленями упираюсь в его бедра. Наши взгляды встречаются, и от его ледяных голубых глаз в груди становится тесно.

– Ты многого обо мне не знаешь, – он наклоняет голову. – Но это можно исправить.

В голове прокручиваются все наши встречи.

– Это ты нас впустил, когда вышибала нас отфутболил?

Правый уголок его губ приподнимается.

– И это ты был тайным поклонником, который заказывал нам напитки?

Он наблюдает за мной, беззаботно убрав руки в карманы – почти как в момент нашей первой встречи.

– Ты хочешь, чтобы я сказал «да»?

– Я бы хотела, чтобы ты сказал правду.

– Так неинтересно.

– Венди, – голос Марии прорезает воздух, отвлекая меня от диалога. – Может, ты познакомишь нас со своим… другом?

– Я бы не назвала его другом. Мария, Энджи, это Джеймс. Джеймс, это Мария, – гримасничаю я и указываю в ее сторону, игнорируя легкое бурчание в животе. – И Энджи.

– Здравствуйте, леди, – приветствует он, не сводя с меня глаз. – Рад познакомиться.

– О, поверь, это взаимно, – вклинивается Мария.

Столь безвкусная фраза вызывает тошноту, но я все равно жду, когда Джеймс переключится на Марию и поймет, что здесь есть девушка, которая созрела и готова к близости. Я всегда считала, что мужчинам нравятся легкие мишени. Но что касается меня… Я, конечно, не стану лукавить, утверждая, что его интерес мне неприятен, но вот кем я себя точно не назову, так это уверенной в себе девушкой.

Но даже несмотря на это, глаза Джеймса прикованы только ко мне.

Я тоже не отвожу взгляда, боясь потерять то, что еще даже не получила.

В воздухе витает напряжение. Я высовываю язык, чтобы облизать пересохшие губы, и его томные глаза опускаются к моему рту.

Энджи прочищает горло.

– Значит, – начинает она, – ты владелец клуба?

Его взор задерживается на мне, но потом наконец-то отрывается и обращается к Энджи. Такое чувство, что я лет сто не дышала, и теперь моя грудь наполняется воздухом. Я смотрю на Марию, но та избегает моего взгляда. Губы ее сжаты, спина напряжена.

Отлично.

– Можно и так сказать, – отвечает он. – Надеюсь, вам здесь нравится?

– Над напитками не мешало бы поработать, – щеки Энджи розовеют, она усмехается.

– Серьезно?

Джеймс подходит ближе – я чувствую, как меня окутывает его тепло. Как только его рука опускается на спинку моего стула, он кивает, и бармен с белым полотенцем на плече, которое резко контрастирует с его смуглой кожей, тут же торопится к нам.

– Сэр?

– Похоже, Керли, наши гостьи не оценили напитки.

Я наблюдаю, как напрягаются широкие плечи Керли, и почему-то меня охватывает колючее чувство тревоги. Как будто это важно – сказать Джеймсу, что с напитками все хорошо, а Энджи просто пошутила. Или, может, мне просто хочется снять напряжение, которое все еще исходит от жутко молчаливой Марии.

– Напитки потрясающие, – успокаиваю я. – Они идеальны, Джеймс. Энджи просто дразнится.

– Ты уверена? – он переводит взгляд на меня.

Я киваю, и он снова поворачивается к Керли:

– Эти леди – самые важные гости, понял? Денег с них не бери и давай им все, что они попросят.

– Понял, босс, – кивает Керли.

– Тогда мне повторить! – хихикает Энджи. – А вы будете, девочки?

Джеймс уже повернулся ко мне. Его взгляд настолько пронзительный, что без труда проникает мне в грудь.

– Не стоило этого делать, – протягиваю я.

Он улыбается.

– А я ничего и не делаю, – его рука поднимается и убирает с моей щеки прядь волос. Это прикосновение настолько нежное, что в животе просыпаются бабочки. – Мне важно, чтобы ты ни в чем не нуждалась, дорогая.

В глубине живота вспыхивает жар. Я сопротивляюсь желанию потереть бедра друг о друга: не хочется показывать, какое влияние он на меня оказывает, не хочется, чтобы этот незнакомец понял, что его слова не раздражают и не вызывают отвращения, а только возбуждают.

Его ладонь проскальзывает в мою. Он подносит мою руку к губам и оставляет на тыльной стороне ладони нежный поцелуй, от которого сердце почти замирает.

– Подари мне свидание.

По руке пробегают мурашки. Где-то на заднем фоне, слева от меня, я слышу вздох, но не могу сосредоточиться, потому что все, что связано с этим мужчиной, засасывает меня, как водоворот. Как параллельный мир, где все звуки стихли и слышен только голос Джеймса.

Меня переполняет волнение.

– Хорошо.

Он смеется, и от его обезоруживающей улыбки перехватывает дыхание. Но прежде чем он успевает сказать что-то еще, молодой человек, тот самый, который впустил нас в бар на прошлой неделе, подбегает к нему и шепчет что-то на ухо. И тут же поведение Джеймса меняется, радость исчезает с его лица. Он кивает и поворачивается ко мне.

– К сожалению, мне нужно уладить кое-какие дела, – подняв наши переплетенные руки, он прижимает их к своей груди. – Ты ведь не уйдешь, не попрощавшись?

Я качаю головой, не в силах подобрать слова.

Джеймс проводит большим пальцем по моей щеке.

– Хорошо, – бросив взгляд в сторону Энджи и Марии, он коротко кивает. – Леди.

И уходит, оставляя меня безмолвно смотреть ему вслед под жгучими взглядами подруг.

Глава 10

Прижав губы к бокалу, я с трудом выпиваю горькую жидкость. Терпеть не могу красное вино, но это неважно: мне приходится пить, чтобы выглядеть своей в этом баре. Я хочу быть утонченной, а не выпендриваться, отказываясь от спиртного.

У меня ноет сердце: и чего я беспокоюсь, если все равно все пошло прахом с момента его появления?

Джеймс.

Это тот самый парень, которым одержима Мария. А это означает, что это его называют…

Крюком.

Осознание этого факта обрушивается на меня как кувалда, разбивая на кусочки все мои иллюзии. Так это он – тот самый парень, о ком подруги часами слагали поэмы. Мужчина, которому они готовы позволить «разделить себя на части своим огромным членом».

Я фыркаю, не отрывая губ от бокала. Мне смешно, и я даже не знаю, что послужило поводом – вино, которое ударило в голову, или остатки головокружительных чувств после общения с Джеймсом.

Он неуловим. Опасен.

Внизу живота вспыхивают искры возбуждения.

Эта ситуация не должна вызывать столько эмоций. Уж лучше задуматься, почему этот тип без стеснения пускает в бар несовершеннолетних девушек. Или почему он всегда находится в окружении мужчин, которые приходят по первому его зову. Мне стоило бы задуматься, почему в его компании я полностью теряю голову и едва могу дышать.

Но меня это совершенно не волнует.

Возможно, причина в том, что в глубине души я и сама знала, что он другой. От него веет опасностью, которая, как щупальца, опутывает кожу зловещей теплотой. И меня это возбуждает, хотя я и знаю, что так быть не должно и мой отец был бы против.

Впрочем, папа давно перестал меня слушать, так что, может быть, пришло время вернуть должок.

– Что это было? – спрашивает Энджи.

Я пожимаю плечами, пытаясь сдержать эмоции, которые бурлят в крови, окрашивая щеки в красный. Я не планировала ему поддаваться. И уж точно не собиралась соглашаться на чертово свидание, особенно на глазах у Марии, которая месяцами говорила о его «неприкосновенности».

А оказалось, что он не такой.

Меня бы к себе он подпустил.

Меня охватывает волнение, и, как бы я ни старалась игнорировать свои чувства, мне нравится, что привлечь внимание этого парня удалось только мне. Как будто я особенная.

Мария, допив свой напиток, осторожно ставит бокал на стойку и переводит глаза на меня. От ее жалящего, пронзительного взгляда мне становится не по себе.

– Слушай, – начинаю я, – откуда мне было знать, что ты говорила именно об этом парне?

Она усмехается.

– Прости, Мария, мне правда жаль. Он был… настойчив, – я морщусь, понимая, что своими словами только усугубляю и без того сложную ситуацию.

– Да ладно, ладно. Я в порядке, – пару секунд она молчит. – Я просто удивилась. Не могу поверить, что ему понравилась такая девушка, как ты.

Я морщу нос. Ее осуждение моросит по телу, как дождь. Она только и делает, что меня подкалывает, и мне это осточертело.

– Мария, не надо… – пытается Энджи.

– Что ты хотела сказать? – вклиниваюсь я.

– То и хотела. Все это странно. Он влиятельный человек, тот, кто может заполучить любую женщину. А он решил тебя подцепить? – Мария пожимает плечами.

Я инстинктивно съеживаюсь.

– Ой, – шепчу я.

– Без обид, конечно, – Мария улыбается, тянется ко мне и похлопывает по руке.

Ее слова попадают в цель, пронзая меня до глубины души и оставляя настолько серьезную рану, что оттуда начинает вырываться гнев. Он выплескивается, как ураган, но я подавляю его несколькими глубокими вдохами.

Плевать, что она думает.

– Если честно, он и мне показался чересчур напористым, – подтверждает Энджи. – Откуда ты вообще его знаешь? Ты ведь держалась в стороне.

Я играю с салфеткой, разрываю хрупкую бумагу на мелкие кусочки.

– Я не знала его, – я смотрю на Марию. – Клянусь. Мы в прошлый раз здесь столкнулись, а потом он заявился в кафе.

– Серьезно? Я никогда его там не видела, – глаза Энджи округляются.

Пожав плечами, я опускаю взгляд на барную стойку. Острое желание сменить тему вызывает приступ тошноты.

– Ладно, – Мария отмахивается. – На нем свет клином не сошелся. Кроме того, может быть, он еще одумается. Ты ведь не возражаешь, если я заберу его, как только он закончит с тобой?

Возможно, она права, и я для него – мимолетное увлечение. Что-то недостижимое, что он жаждет поймать. Но почему-то от образов, которые рождаются у меня в голове при мысли о Марии и Джеймсе, к горлу подкатывает содержимое желудка.

Это чувство не покидает меня до конца вечера, еще долго после того, как я перешла на газированную воду и стала просто наблюдать, как напиваются девочки.

Оно не покидает меня, когда мы выходим из бара и ловим такси, а мое сердце тонет в море разочарования. Ведь Джеймс так и не появился.

Я уже почти села в такси, как вдруг позади меня раздается голос:

– Мисс.

Испуганная, я оборачиваюсь.

– Ты, – он указывает на меня пальцем. – Я дал слово, что ты не уйдешь.

Я поворачиваюсь обратно к машине и сталкиваюсь лицом к лицу с Марией и Энджи, которые смотрят на меня круглыми от удивления глазами.

Я ждала весь вечер, как было велено, а он только сейчас удосужился меня позвать? Еще и не лично?

Получается, Джеймс умолял меня о свидании, а потом без лишних колебаний спихнул меня на своих подчиненных.

Собравшись с мыслями, я уже хочу сесть к девочкам в машину, но ледяной, пьяный взгляд Марии меня останавливает: я вспоминаю все ее слова, сказанные за вечер, эти тонко завуалированные, жалящие оскорбления.

Шепот гнева, который все это время томился в груди, наконец вырывается. Если мне придется выбирать между раздражением на Джеймса и словесной атакой Марии, выбор будет довольно простым.

Я наклоняюсь к машине:

– Езжайте без меня, дамы. И спасибо за веселый вечер.

Глаза Марии сужаются до щелей.

– Ты уверена, детка? – смеется Энджи.

Я киваю, разворачиваюсь и, взмахнув рукой в сторону входа, ухожу к безымянному мужчине.

– Ну. Ведите меня к своему хозяину.

Его улыбка превращается в усмешку, но он не говорит ни слова, а только кладет руку мне на поясницу и подталкивает к входной двери.

Глава 11

Мой кабинет в «ВР» – самый большой из всех подсобных помещений клуба. Раньше он принадлежал Ру, но я убедил его переехать, сославшись на необходимость в собственном душе. Ру не стал возражать, потому что сам он редко марает руки – в отличие от меня, кому частенько приходится смывать с себя пятна крови.

Сегодняшний вечер не стал исключением.

С еще не просохшими волосами я сижу за столом, перебирая в голове информацию, добытую от этого идиота Джейсона. Стоило мне зайти в комнату с ножом в руках, сверкающим под флуоресцентными лампами, как он тут же распустил нюни. Один только вид крючковатого лезвия вынудил его признаться во всем, что он знал. Впрочем, его правда не принесла много пользы. На самом деле он даже не знал того человека, ради которого, как он решил, стоило перейти мне дорогу. Не знал даже его имени.

Но Джейсон – это жалкое подобие мальчишки. А мальчишки непостоянны.

Верность хранят только настоящие мужчины.

К тому же, я не идиот. Не нужно быть ученым, чтобы сложить два и два. В городе появился новый игрок, у которого есть власть и деньги, позволяющие ему оставаться в тени, не выставлять свои злодеяния на всеобщее обозрение и свободно расхаживать по городу, как какой-то король.

Питер Майклз.

Умно. В конце концов, творить зло гораздо легче, когда ты у всех на виду, потому что люди не ожидают увидеть тьму при свете дня.

Стук в дверь кабинета отрывает меня от размышлений.

– Входи.

Мальчишеское лицо Старки хмурится, когда он вталкивает Венди в комнату.

Девушка оглядывается, и ее розовые щеки мгновенно заливаются пунцовой краской. Она смотрит на меня, все еще сидящего за своим столом, и переплетает пальцы рук. Как же это приятно – видеть ее тревогу.

– Свободен, – говорю я Старки, не сводя с Венди глаз.

Воздух накаляется – как и всегда в ее присутствии. Между нами пробегает искра. Мне было бы проще, не будь она такой привлекательной. Хотя есть в этом и положительная сторона: наличие химии между нами только поможет в осуществлении плана.

Поможет сделать эту историю правдоподобной.

Она приближается. Бледно-голубая ткань ее платья струится по коленям, темные волосы спадают на пунцовые щеки. Кончик языка облизывает нижнюю губу.

– Привет, – здоровается она.

– Привет, – у меня сжимается живот.

– Ты всегда сваливаешь грязную работу на подчиненных?

– Зависит от обстоятельств, – я наклоняю голову. – А ты, значит, планируешь… испачкаться?

– Ты всегда такой? – смеется она.

– Какой?

– Обаятельный до тошноты. У тебя, наверное, много практики.

– Ты находишь меня обаятельным? – я поднимаюсь со стула, огибаю свой стол и прислоняюсь к столешнице.

– Что-то мне подсказывает, что я здесь не для повышения твоей самооценки, – лицо Венди окрашивается в пунцовый, вызывая во мне вспышку возбуждения.

– Напротив, дорогая, ты нужна мне для разных целей, – взяв ее за руку и поглаживая большим пальцем кожу, я любуюсь розовым лаком на изящных пальчиках.

Ее рот приоткрывается на вдохе.

– Теперь моя очередь задавать вопросы, – я делаю шаг ближе. – Ты нервничаешь?

– Нет, – бормочет она. Ее грудь прижимается к моему торсу при каждом вдохе, вызывая дрожь по всему позвоночнику.

– Не лги мне, – свободной рукой я прикасаюсь к ее волосам и убираю выбившуюся прядь за ухо.

– А то что? – шепчет она.

– Лучше тебе не знать, – уголок моих губ приподнимается.

Наши глаза встречаются, в груди становится тесно. Она смотрит на меня так, словно пытается разглядеть оттенки моей души, и от этого ощущения появляется зуд. Я отвожу глаза, понимая, что внутри меня кроме пустоты она ничего не найдет.

Венди дотрагивается до моего лица и поворачивает голову так, чтобы я снова посмотрел на нее. От ее прикосновения екает сердце.

– Зачем ты позвал меня?

Я смотрю на ее рот: мне хочется знать, так ли она хороша на вкус, как и на ощупь. Я наклоняюсь ближе, чувствуя, как ее дыхание ласкает мои губы.

– Чтобы пожелать спокойной ночи, – шепчу я.

Венди прижимается ко мне всем телом, и даже сквозь ткань рубашки я чувствую жар.

Эта девушка способна свести меня с ума.

– Тогда почему ты бездействуешь? – спрашивает она. – Не желаешь мне доброй ночи.

Пораженный такой откровенностью, я вскидываю брови. Кровь приливает к члену, делая его твердым, как камень. Обняв Венди за талию, я притягиваю ее к себе и прогуливаюсь пальцами по ее стану.

– Ты этого хочешь?

– Д-да, – заикается она.

Ее руки прижимаются к моей груди. Я наклоняюсь и уже почти прикасаюсь губами к ее губам…

Тук. Тук.

Венди отпрыгивает. Я напрягаюсь, раздраженный тем фактом, что кто-то позволил испортить такой яркий момент.

– Что надо? – шиплю я.

Дверь открывается, и в кабинет заходит Ру.

– Детеныш, я тут… О, черт, – его шаги замирают, он смотрит на представшую перед ним сцену. – Я помешал?

Так и хочется сказать ему, чтобы он убирался, но вместо этого я натягиваю улыбку:

– Если ты спрашиваешь, значит, ты уже знаешь ответ.

Ру садится на диван у дальней стены и широко расставляет ноги.

– Не хочешь нас познакомить? – он кивает в сторону Венди.

Сердце так и замирает. Нет. Я не планировал знакомить Ру с Венди: меньше всего на свете мне хочется, чтобы он сложил два плюс два и понял, что она дочь человека, который пытается запустить руки в наш бизнес.

– Меня зовут Венди.

Я поворачиваюсь к ней, затем к Ру, и тут происходит странная вещь.

Непонятная горячая энергия обрушивается на мои внутренности и пронзает их насквозь. Я едва сдерживаюсь, чтобы не притянуть Венди в объятия и не показать тем самым Ру, что она принадлежит только мне.

– Венди, – улыбается он. – Я Ру. Приятно познакомиться.

– Взаимно, – она легонько машет ему пальцами. – Я вас оставлю. Доброй вам ночи.

Моя грудь вздымается, когда она направляется к двери. Как только Венди проходит мимо меня, я хватаю ее за запястье:

– Я могу отвезти тебя домой?

– Все в порядке, правда. Я возьму такси, – она качает головой.

Я бы и хотел возразить, но я понимаю, что такое напористое поведение может ее отпугнуть.

– Тогда позволь мне проводить тебя.

Прикусив нижнюю губу, она кивает и поворачивается к двери. Обняв ее за талию, я замечаю широкую улыбку Ру.

– Ты, – я указываю на него, сузив глаза. – Никуда не уходи.

– Закончи свои дела, малыш. У нас вся ночь впереди, – Ру с усмешкой вскидывает руки.

Я провожаю Венди к выходу, не обращая внимания на нескольких людей, которые все еще находятся в баре: пара посетителей и Мойра с Керли, которые наводят порядок.

Когда мы выходим на улицу, такси уже ждет. Венди уже хочет открыть дверь, но я резким движением прижимаю ее к машине, положив ладони на холодную крышу.

– Я могу тебя отвезти. Ты уверена, что поедешь на такси?

С улыбкой она поворачивается ко мне:

– Спасибо, я справлюсь.

Я прижимаю ладонь к ее щеке, большим пальцем скольжу по нижней губе. Ее зрачки расширяются в желтых бликах уличных фонарей.

– Детка, когда ты подаришь мне свидание?

– А когда ты хочешь?

– Вчера, – я прижимаюсь к ней, Венди прислоняется к двери. – Сейчас. Завтра.

– Давай завтра, – она кладет руки мне на грудь.

– И как я тебя найду? – я наклоняюсь и прикасаюсь ртом к ее уху.

– Я заканчиваю в кафе в семь часов. Можешь меня забрать, – она поднимается на носочки, чтобы дотронуться губами до моей щеки. – Спокойной ночи, Джеймс.

И вот она уже запрыгивает в такси, закрывая за собой дверь.

Я подхожу к передней двери, стучу в пассажирское окно, пока оно не опускается, беру в руки визитку с именем водителя и понижаю голос, чтобы Венди не услышала:

– Если с ней что-нибудь случится, ни один уголок земли не сможет скрыть тебя от меня. Понял?

С круглыми от удивления глазами таксист кивает и берет у меня из рук пачку купюр.

– Вот и умница.

Я стучу по крыше такси и остаюсь на обочине, пока они не сворачивают за угол. Интересно, что это за теплое ощущение в груди? И почему мне кажется, что завтрашнего дня придется ждать целую вечность?

Глава 12

В шкафу творится апокалипсис; на полу валяются кучи одежды. Я со стоном смотрю на эти горы тряпок. Как это возможно – иметь столько шмоток и не найти тот единственный комплект, который можно надеть?

По спине бегут мурашки, когда я смотрю на часы и понимаю, что до встречи с Джеймсом в «Ванильном стручке» осталось всего полчаса.

Дьявол.

Да, можно было попросить его подъехать к дому, но от одной только мысли, что он увидит особняк, у меня сводит живот. Он начнет удивляться, расспрашивать, а учитывая, что он первый человек в моей жизни, который обратил внимание на меня, а не на кошелек моего отца, я надеюсь избегать этого разговора как можно дольше.

Путь к моему сердцу пытались проложить множество мужчин, однако все они улыбались мне неспроста. Хотя глаза у них и были добрыми, они никогда не сияли в моем присутствии так ярко, как это происходило в присутствии моего отца. Да и я никогда в них не влюблялась. Еще в юном возрасте, в шесть лет, если быть точнее, я поняла, что людей интересую не я, а исключительно польза, которую я могу принести. Даже дети понимают, что такое одиночество, и когда умерла моя мать, все люди, на которых я так полагалась, сразу же отвернулись, как будто я превратилась в проблему, а мое горе стало для них невыносимым.

И, возможно, именно поэтому меня так тянет к Джеймсу. Потому что впервые в моей жизни кто-то хочет меня, а не все это дерьмо, которое идет в придачу.

Вздохнув, я останавливаю выбор на черном платье, достаточно облегающем, чтобы продемонстрировать мои формы, но довольно простом, чтобы не сделать вывод о моем стремлении понравиться.

Наконец я заканчиваю сборы и спускаюсь по лестнице. Джон сидит в гостиной, разложив на журнальном столике сотню деталей от модели самолета.

Я плюхаюсь в кресло напротив него.

Брат поднимает глаза, и они тут же округляются:

– Отпадно выглядишь. Неужели свидание?

– Спасибо. Да, так и есть, – я улыбаюсь, в груди теплеет от его комплимента.

– Круто, – он улыбается. – А я планирую позаниматься.

Его слова меня ранят, опускаясь на грудь тяжким грузом. Я ведь так и не рассказала ему о школе-интернате. Вообще, мне кажется неправильным знать и молчать, но папа обещал вернуться домой. Это он должен смотреть в глаза Джону, рассказывая о его отъезде из дома.

Я оглядываюсь, отмечая готовые модели самолетов, расставленные в разных местах. Джон всегда ими увлекался, но с момента переезда он заполонил ими весь дом.

– Как ты справляешься? – интересуюсь я.

– Смотря что ты имеешь в виду, – прищурившись, Джон наклоняет голову и внимательно рассматривает детали, которые склеивает.

– Ну… все. Переезд и прочее. У тебя все хорошо?

– Да, все нормально. Было бы здорово навсегда остаться в этом доме и больше никогда не переезжать, – брат пожимает плечами.

Меня гложет чувство вины. Может, есть еще время отговорить папу от этой дурацкой затеи с интернатом? Но опять же, насколько это полезно для здоровья ребенка: сидеть целыми днями дома в компании старшей сестры?

– Серьезно, Венди, все нормально. Ты слишком обо мне печешься, – Джон потирает нос.

– Кто-то ведь должен.

– Иди уже на свидание, – отмахивается он.

– Хочешь, я отменю свидание? Побудем вместе, – покусывая щеку, я тереблю пальцы.

Взгляд Джона наконец отрывается от самолета и перемещается на меня, и, судя по круглым глазам, моя идея ему не пришла по вкусу.

– Ладно, ладно. Не стоит так реагировать, – я тяжело вздыхаю.

Он улыбается, и от вида этих ямочек на щеках сердце пронзает боль: они так похожи на ямочки нашей матери.

– Так и быть. Увидимся позже, – я поднимаюсь со стула и собираюсь уходить.

– Не делай ничего такого, чего бы не сделал я.

– Ты ничего не делаешь, – щурюсь я.

– Вот именно, – хихикает брат.

На долю секунды я даже задумываюсь об отмене встречи с Джеймсом: он выглядит устрашающе, всепоглощающе – рядом с таким человеком невольно сводит живот, а разум затуманивается. Но как только эта мысль приходит мне в голову, я ее тут же отбрасываю, зная, что ни за что на свете не откажусь от свидания.

Внимание Джеймса – это огонек, мерцающий в сердце и освещающий все на своем пути. А еще где-то в самых темных уголках моего сознания живет надежда, что если мой отец узнает об этих встречах с Джеймсом, с парнем, который немного старше и намного сильнее меня, то он, наконец, вернется домой.

По дороге в кафе тревога нарастает, как штормовая волна. Я иду к входной двери, вспотевшими руками поправляя платье, и глубоко дышу, чтобы успокоить нервы.

О чем я думала, соглашаясь на это?

Я специально приехала немного пораньше, чтобы у меня было время, но как только я захожу внутрь, я вижу его. Одетый в идеально подогнанный по фигуре костюм, он болтает с Энджи, как будто они старые друзья. Интересно, как бы он выглядел в джинсах или старой запятнанной футболке? Складывается ощущение, что он всегда одет с иголочки.

С колотящимся сердцем я осматриваюсь. Сегодня в кофейне довольно многолюдно, и Джеймс пока что меня не заметил. Идти к нему – все равно что нырять в глубокую воду, не умея плавать, но я не останавливаюсь, а, наоборот, ускоряю шаг: странное чувство возбуждения толкает меня вперед, чтобы я узнала, насколько глубоки эти воды.

Сначала меня замечает Энджи, и я сразу отмечаю, как блестят ее глаза.

– Эй, крошка, посмотри-ка, кто-то пришел раньше тебя! Кто-то высокий, темноволосый и привлекательный.

Джеймс поворачивается, и от одного его взгляда, словно от скачка напряжения, тело начинает искрится, а волоски приподниматься.

– Привет, – улыбаюсь я.

Расправив плечи, он подходит ко мне и легонько прикасается губами к моей щеке. Его тепло порождает мурашки, почти лишая меня дыхания. Кончики его пальцев скользят по моей руке, и он отступает, глядя на меня томными, раздевающими догола глазами. Пьянящее ощущение растет в глубине живота и оседает у меня между ног.

– Прекрасная, – произносит он.

Вроде бы одно только слово, но оно ласкает меня, как бархат, и дарит незабываемые ощущения внутри живота.

– Ты тоже. Он улыбается.

– Ты находишь меня красивым? – его игривый тон разжигает во мне тот странный огонь, который вспыхнул в момент нашей первой встречи.

В момент, когда я задавалась вопросом, каково это – быть другой Венди.

– А ты думаешь, что мужчина не может быть красивым? – я выгибаю бровь.

– Мужчина может обладать многими качествами, дорогая, – он подходит ближе. – Но единственная красота, которую я сегодня надеюсь лицезреть, – это твоя.

Живот сводит, бабочки вспархивают.

– Твой язык нужно запретить законом, – бормочу я. – Ну так что, куда ты меня приглашаешь?

Энджи смеется.

– Какая разница, крошка? Просто иди, – она отмахивается от меня.

Джеймс, бросив взгляд в сторону Энджи, обнимает меня за талию.

– Твоя подруга права. Расслабься и позволь мне тебя как следует накормить, – он наклоняется и прикасается губами к моему уху. – А если ты будешь хорошей девочкой, тогда, возможно, я покажу тебе истинную причину, по которой мой язык следует держать под замком.

Меня накрывает тепло, проникая в самые глубины души и пульсируя между ног.

– Очень самонадеянно, – с удивленным вздохом я упираюсь пальцами в его грудь.

С блеском в глазах он провожает меня к двери, по-прежнему обнимая за талию.

– Ты ведь должна знать, какие блюда представлены в меню.

Мы выходим на улицу, и Джеймс ведет меня к тонированной Ауди. Подойдя к машине, я тянусь к ручке, но не успеваю и дотронуться, как он уже тут как тут – помогает мне открыть дверь и сесть внутрь.

Сердце замирает. Вроде бы такой простой жест, но я начинаю чувствовать себя особенной. Чувствовать, что обо мне заботятся.

– Мне следовало бы обидеться, – подмечаю я, когда он забирается на водительское сиденье.

С улыбкой Джейсон заводит машину, но с места не трогается.

– Почему? – он поворачивается ко мне.

– Ты только что велел мне быть хорошей девочкой, и ты… ну, ты понял.

– Я не уверен, что понял, – он вскидывает бровь.

Быстрым движением он наклоняется, прижимая меня спиной к сиденью, и проводит носом по моей шее. От этого прикосновения у меня сводит живот и сбивается дыхание.

– Потому что я хочу прижаться к твоим губам? – его губы скользят от моего уха вниз по челюсти, пока не оказываются над моими.

Сердце бьется о грудную клетку. Я чувствую себя не в своей тарелке.

– Я обещаю, тебе понравится, – шепчет он.

И на этом тепло его тела исчезает. Он возвращается на сиденье и задним ходом выезжает с парковки.

Глава 13

Я везу ее на пристань, к себе домой. Я думал о более публичном свидании, но решил отказаться от этой идеи: не хотелось бы, чтобы ее отец раньше времени все понял и застал меня врасплох.

Он должен знать, кто я такой, знать это наверняка, прежде чем я выбью почву из-под его ног.

К счастью, Ру не стал задавать вопросов, скорее всего решив, что Венди для меня – мимолетное увлечение. Будь он более внимательным, он бы понял, что я никогда не привожу к себе в кабинет случайных девушек – только Мойру и только тогда, когда мне нужно расслабиться. Однако люди видят мир через собственную призму, им куда проще поверить в свою правду, а не разбираться в чужой. Как бы то ни было, но в этот раз ситуация сложилась в мою пользу.

Наша встреча с Питером состоится уже завтра, и у меня голова идет кругом от мысли, что я встречусь с ним лицом к лицу и увижу его взгляд, когда мы с Ру откажемся от сотрудничества. Пусть ведет свой грязный бизнес где и как хочет, я уверен, что за все эти годы он преуспел в этом деле, но этой территории ему не видать. Он и так много у меня отнял, я не позволю ему заполучить и это.