По ту сторону экрана бесплатное чтение

* * *

Глава 1. «Страх»

– Ева Сергеевна, вам на рабочем месте больше заняться нечем? – бархатный голос угрожающе прозвучал прямо над моим ухом, вынуждая подпрыгнуть на месте от неожиданности.

Ёшкин кодекс! Будучи пойманной с поличным, я всё же попыталась сделать хорошую мину при плохой игре, дрожащей рукой кликнув указателем мышки на символ, позволяющий свернуть окно браузера, но не тут-то было. Или я со страху нажала не туда, или мой допотопный рабочий компьютер испугался и завис вместе со мной – провокационное окно популярного сайта для знакомств «Фотострана» с монитора исчезать не пожелало.

– Есть чем, – пробормотала я, виновато опустив взгляд на загромождённый документами стол, потому что мне в этот момент хотелось смотреть куда угодно, только не на Дениса Станиславовича, что так некстати оказался за моей спиной.

Честно говоря, я долгое время считала, что из-за этих нагромождений разноцветных папок, сшивов и книг меня было совсем незаметно. Они охраняли меня, словно каменные стены средневекового форта. Но кто же знал, что новый руководитель умеет подкрадываться настолько бесшумно. Хоть бы набойки металлические на туфли сделал или колокольчик на шею вешал, что ли. А ещё – поскорее бы отошёл подальше и перестал суровым взглядом своих серых глаз вгонять меня в краску.

Вот только уходить Лазарев не хотел. Вместо этого он сделал шаг ещё ближе, отчего в нос ударил сногсшибательный аромат его парфюма. Что-то травянисто-древесное, приятное, напоминающее о скорой весне заставило мои мысли устремиться ещё дальше от работы, хотя дальше, казалось бы, некуда.

– «Женщина – не слабый пол, слабый пол – это доски»? – язвительно процитировал он фразу из моего статуса на сайте, которая в его исполнении выглядела ещё более дурацкой и несуразной, чем раньше, когда Аллочка убеждала меня её туда добавить. – Серьёзно? Ясенева, вы меня поражаете и заставляете сомневаться в вашей профпригодности!

И я поняла, что поразила Дениса Станиславовича далеко не в лучшем смысле этого слова. Оправданий в голове никак не находилось, и я молчала, разглядывая его, пока он изучал так не вовремя зависшее на мониторе бело-оранжевое окно с моей фотографией в левой его части.

– Вы правда считаете, что кто-то клюнет на такое? – полюбопытствовал он ехидно, отвлекая меня от совсем неприличного любования рельефными мышцами его скрещённых на груди рук.

Нужно на законодательном уровне запретить красивых и головокружительно пахнущих начальников. Или хотя бы для начала штрафовать за то, что закатывают рукава брендовых рубашек на рабочем месте. Ну ни в какие ворота не лезет, правда!

– Что бы вы ни имели в виду под словом «такое», это звучит оскорбительно и не имеет отношения к моей профпригодности и вообще к работе! – нашлась наконец я, потому что злость на его язвительные комментарии неожиданно придала сил.

– Разве? Не реши вы заниматься этим в рабочее время – слова бы против не сказал, но теперь уж извольте, – лениво усмехнулся шеф уголками губ. – Подобные фото и избитые фразы привлекут разве что извращенцев.

А вот Аллочка с пеной у рта убеждала, что я выгляжу на снимках очень целомудренно и строго и не вызову у потенциальных женихов никаких противоречивых мыслей. Она когда-то была завсегдатаем сайтов знакомств и чувствовала себя на них как рыба в воде, в отличие от меня. Подруга рассказывала, что там нередки альфонсы, мошенники и просто ненормальные, поэтому я предпочла положиться на её жизненный опыт. Но Лазарев, вероятно, считал иначе.

– Сами вы извращенец! – вспылила я обиженно, поскольку слышать такое, да ещё и именно от него, почему-то было слишком неприятно. – Компьютер у меня виснет! Я и хотела бы работать, но он сначала вырубился, потом загрузил старые вкладки вместо новых, а тут ещё вы подкрались!

Начальник недоверчиво приподнял одну бровь. Естественно, я бессовестно врала насчёт собственных планов, но компьютер и правда был раритетным – то, что он вообще включался, можно было смело считать одним из чудес света.

– Я Станиславу Викторовичу давно говорила, и он пообещал выделить новый, но постоянно было не до того, а потом… – я замялась на секунду, но всё же с уверенностью продолжила: – А потом появились вы.

Станислав Викторович руководил адвокатским бюро[1] S&L, расшифровывающимся как «Сушков и Лазарев», много лет, и работалось с ним легко и комфортно. Ни ругани, ни споров, ни нравоучений. Я выполняла то, что от меня требовалось, и вовремя получала оплату за свой необременительный труд. Но так продолжалось ровно до того момента, пока Лазарев-старший неожиданно не заболел, а его место не занял привлекательный до умопомрачения, но столь же вредный Лазарев-младший.

И теперь он смотрел на меня странным, не поддающимся определению, взглядом. Не то оценивающим, не то презрительным. Под ним я почувствовала себя крайне неуютно и невольно поёжилась.

Я вообще не привыкла быть предметом разглядываний: всю жизнь старалась казаться как можно незаметнее. Носила неброские, невызывающие наряды, почти не красилась и считала, что красота должна быть в первую очередь внутри.

Тем не менее с тех пор, как в бюро появился Денис Станиславович, я, то и дело задерживая на нём заинтересованный взгляд, – разумеется, из исключительно эстетических соображений, – задумывалась над тем, что моё правило имеет исключения. Видимо, это приближающаяся весна так действовала на меня, мутя и без того неуправляемые гормоны.

И вот именно это исключение возвышалось надо мной со скрещёнными на груди руками, ухмылялось очень уж саркастичной ухмылкой и сверкало глазами цвета грозового неба.

Я же надеялась, что мысли не написаны на моём лице, словно в открытой книге. Смущение и без того успело расцвести внутри пунцовыми цветами.

А Лазарев строго произнёс:

– Подготовьте все свои дела и адвокатские производства к передаче, подшейте и оставьте на столе. А через полчаса я жду вас в моём кабинете.

После этих слов, каждое из которых оказалось для меня равносильным удару под дых, он как ни в чём не бывало развернулся и ушёл в этот самый кабинет, не дав больше никаких объяснений. У меня же внутри на цветах смущения выросли огромные шипы. Они кололи острыми иглами кожу до красноты, лозами оплели руки и ноги, не давая пошевелиться, заставили виновато опустить плечи и голову перед осознанием неизбежности катастрофы.

«Всё, Ясенева, приплыли, ты уволена. Вот и кончились беззаботные деньки в S&L, а скоро кончатся и деньги. А у тебя квартира в ипотеке и кошка на полном иждивении».

Он ведь выразился недвусмысленно: собрать вещи. Это значит увольнение? Или нет?

Я застыла, пытаясь понять, что же теперь делать. Выполнять прямое указание Лазарева и готовить к сдаче дела? Расплакаться от отчаяния? Попробовать его уговорить? Извиниться? Что?

– Уволит, как пить дать, – заговорщически шепнула Кристи, подкатившись поближе на своём офисном кресле, чем отвлекла меня от раздумий. И добавила патетично: – Положит конец эпохе совместной работы Кристины Зелёной и Евы Ясеневой.

Коллега картинно вздохнула, но не было похоже, что новость о моём увольнении сильно её расстроила.

– И тебя не смущает перспектива в одиночку изучать дела, готовить заявления и ходатайства, отправлять корреспонденцию и вести деловую переписку? – напомнила я ей об обязанностях, которые мы обычно делили между собой.

Это сделало разочарование Кристины более искренним, но, погрустив пару секунд, она предположила:

– Но ведь он наймёт кого-нибудь другого? Разве нет? Свято место пусто не бывает.

Мы никогда не были с ней близкими подругами и не общались за пределами бюро, что объясняло отсутствие сострадания к моим проблемам. Но после стольких лет работы бок о бок помощницами Лазарева-старшего Кристи могла бы проявить хоть немного сочувствия.

Хотя, сказать по правде, меня тоже не слишком волновало то, как сложится её жизнь после моего ухода из бюро.

– Интересно, как отреагирует на такое самоуправство его отец, когда вернётся, – с сомнением в голосе пробормотала я, цепляясь за возвращение Станислава Викторовича как за последнюю надежду.

Такого хорошего начальника, как он, ещё поискать. Внимательный, заботливый, справедливый и честный. Однако Денису Станиславовичу, кажется, не передалось ни одно из отцовских замечательных качеств. Он был его полной противоположностью – требовательный, властный, педантичный, ещё и будто бы предвзятый именно ко мне. Слишком уж часто он придирался к результатам моей работы, и я то и дело с недоумением ловила на себе его пристальный недовольный взгляд.

Неудивительно, что возвращения Станислава Викторовича я ждала с таким нетерпением. Но, как выяснилось сегодня, вполне могла и не дождаться.

Кристина усмехнулась:

– Если вернётся, Ева. Если. А вообще это далеко не факт.

Мысленно я прошла стадии отрицания, торга, депрессии и, дойдя до смирения, принялась нехотя выполнять поручение Дениса Станиславовича, или Деспота, как мы с коллегами успели его окрестить за те пару недель, что он безраздельно царствовал в S&L, пока второй партнёр – Михаил Сушков – был в отъезде.

– Почему это не факт? С его доходом он может позволить себе лечение в любой клинике – как в местной, так и в зарубежной. Рано или поздно он всё равно вернётся и снова займёт своё место. И всё станет как прежде.

Зелёная снисходительно покачала головой и издала демонстративно-печальный вздох, далёкий от искренней грусти, как я от идеала женской красоты.

– К сожалению, не всё можно купить за деньги, Ясенева, а здоровье – первое в этом непокупаемом списке.

Тут я, конечно, была с ней согласна и всё же не могла поверить в то, что состояние здоровья начальника под сильной угрозой. При нашей последней встрече, когда Станислав Викторович приезжал в бюро для расторжения партнёрского договора, он выглядел разве что усталым, но как обычно шутил, улыбался и обещал вернуться в S&L, как только пройдёт необходимое лечение.

– Неужели всё настолько плохо? – изумилась я, прижав к груди огромную папку с подшитыми в неё файлами адвокатского производства.

– Раз Деспот появился здесь, думаю – хуже некуда, – изрекла собеседница, многозначительно поджимая тонкие губы.

– Почему?

В отличие от Кристи я мало интересовалась офисными сплетнями, предпочитая вместо этого работать, а в свободное время читать что-нибудь интересное. Зато Зелёная, будучи завсегдатаем курилки, была в курсе свежих и не очень новостей о начальстве и коллегах. Кто с кем спит, сколько получает, от кого ушла жена, а кто копит на новую шубу.

Вне зависимости от того, просила я или нет, она считала своим святым долгом регулярно делиться сплетнями со мной. Но если обычно я слушала подобные «доклады» в пол-уха, теперь информация напрямую касалась того, как скоро я вернусь к работе. И вернусь ли вообще. И по этой причине была важна как никогда.

– Потому что Деспот не ладит с отцом после того, как тот второй раз женился. Лазарев-младший из принципа не пошёл в адвокатуру после окончания института и работал в следственном комитете. Но потом и там с кем-то не поладил и всё же сдал адвокатский экзамен. Назло отцу год числился в конторе конкурентов S&L, а потом открыл собственный кабинет, – шёпотом поведала Зелёная, пока я продолжала готовить к сдаче свои документы. – Павлова из бухгалтерии сказала, что именно из-за конфликта Лазаревых S&L перестало работать по уголовным делам, оставив только гражданские, семейные и арбитражи.

А я думала, что гражданские дела просто более прибыльные, спокойные и безопасные, в конце концов. В отличие от большинства сокурсниц, что смотрели детективные сериалы об убийствах и громких расследованиях, я предпочитала работу с бумажками и цифрами, а потому никогда не любила уголовное право.

Я расстроенно вздохнула. К чему мне сейчас биография Деспота, если она никак не поможет в сложившейся ситуации?

Папки с документами кончились, и я принялась складывать личные вещи из ящиков стола в любезно предоставленную Кристи картонную коробку. Компьютер наконец-то соизволил заработать. Закрыв компрометирующее окошко, сослужившее столь дурную службу, я перенесла нужную информацию на рабочий стол. Пусть тому, кто получит мои дела, будет проще и не придётся беспокоить меня попусту.

Впереди маячили неприятные перспективы поиска новой работы, которая вряд ли окажется такой замечательной, как эта. Я всегда считала стабильность одним из важнейших столпов собственной жизни, а теперь придётся погрузиться в коварную и пугающую неопределённость, что уже тянула ко мне свои скользкие и противные лапки.

Обозначенные Лазаревым полчаса истекли, и я, оглядев наш просторный и уютный кабинет напоследок, сжала кулаки и зажмурилась, чтобы собраться с силами перед предстоящим тяжёлым разговором. Хоть бы не расплакаться в его присутствии и не выглядеть ещё более жалко, чем я чувствовала себя в этот момент!

В кабинет Деспота плелась, как на каторгу, оттягивая мгновение неизбежного увольнения. Я поправила очки на переносице и убрала за уши выбившиеся из строгой причёски каштановые пряди. Эх, была не была. Нужно решиться, пересилить собственный страх и пережить напоследок ещё пять минут позора.

– Входите, Ева Сергеевна, – пробормотал Деспот, когда я неуверенно постучала в дверь его кабинета и принялась в нерешительности топтаться на пороге.

Он поднял взгляд от лежащих на рабочем столе документов и устало потёр пальцами переносицу. Хорошо, хоть ругаться с ходу не стал. Значит, всё-таки есть в нём какие-то управленческие знания о том, что нельзя отчитывать сотрудников при посторонних. Уверена, Зелёная уже настроила все свои локаторы, чтобы передать историю о моём увольнении из уст в уста, как мифы и легенды о героях Древней Греции.

– Не стойте, присаживайтесь, – снисходительно кивнул Лазарев на кресло перед собой.

Глянув на него, сидящего за огромным столом, со сведёнными перед собой кончиками пальцев, я растеряла всю заранее заготовленную уверенность и смелость, которых и так было маловато для противостояния столь серьёзному противнику. Вместо рациональных идей о каких-то словах, которые я могла бы сказать, чтобы в последний момент изменить ситуацию в свою пользу, в голове крутился отвлечённый вопрос: «Почему рукава его рубашки, будучи теперь раскатанными, не помялись? Это ткань такая? Или он рубашку успел переодеть?»

– Когда отец просил меня поработать какое-то время в бюро, он рекомендовал присмотреться к вашей скромной персоне, – начал Денис Станиславович, пока я, поправив полы длинной юбки, усаживалась на краешек кресла напротив него. – Он охарактеризовал вас как одну из самых компетентных сотрудниц S&L, говорил, что в вас есть большой потенциал.

Да уж. Всё ясно. Сейчас начнёт разговор о неоправданном доверии и несоответствии его мнения отцовскому. Видимо, для того чтобы я почувствовала себя ещё подавленней и никчёмней, чем сейчас, если это вообще возможно.

Ладони вспотели, и я старалась поменьше ёрзать в кресле, чтобы ненароком не выдать своего волнения, от которого сердце в груди непрерывно совершало кульбиты, как затянутый в сверкающий комбинезон эквилибрист цирка Гии Эрадзе.

Я опустила глаза на собственные руки и принялась из-за разыгравшихся нервов царапать заусенец на большом пальце. В горле встал ком, и я вряд ли смогла бы произнести что-то вразумительное в ответ. Хотелось просто закончить с этим неприятным разговором поскорее и уйти. Но вместо этого я, всеми силами стараясь не выдать досады, грусти и собственного страха перед ним, продолжала слушать негромкий монолог:

– Я, конечно, предпочёл бы перевести в бюро собственного личного помощника из адвокатского кабинета, но она совершенно некстати собралась уйти в декретный отпуск, – в голосе Деспота проскользнула нотка едва ощутимого недовольства этим фактом. – А весьма небольшой срок моей работы в S&L не позволяет сформировать мнение о его сотрудниках, поэтому, несмотря на мои личные предпочтения и сегодняшнюю ситуацию, вызвавшую некоторые сомнения в вашем профессионализме, я впервые предпочту прислушаться к отцовскому совету.

Не сразу мне удалось осознать, что диалог с Лазаревым, который я мысленно успела представить в своей голове, пошёл совсем не по намеченному плану. Я подняла глаза на собеседника, склонила голову к правому плечу, пытаясь вникнуть в то, что он сказал, и недоверчиво переспросила:

– Вы хотите, чтобы я стала вашим личным помощником?

– Именно так, – подтвердил Денис Станиславович, лениво следя за моей реакцией. – Хотя слово «вынужден» подходит к этой ситуации куда больше, нежели «хочу», суть вы уловили верно.

– Но вы же работаете по уголовным делам, а я…

– А вы собирались всю свою жизнь просидеть в этом офисе на месте помощника одного из адвокатов, не стремясь к тому, чтобы сдать адвокатский экзамен и начать собственную карьеру? – резко оборвал он, подняв светлые брови. – Если так, то все дифирамбы, что пел вам отец, явно не соответствуют действительности.

– Не собиралась, – отозвалась я, убрав из голоса неуверенность и поборов внутреннее неприятие. – И всё же моя специализация – гражданское, семейное и трудовое законодательство.

Мозг лихорадочно соображал. В институте я изучала все отрасли права, поскольку это предполагает любое высшее юридическое образование, но практического опыта работы по уголовным делам у меня не было никакого. Как и желания этот опыт получать. С другой стороны, должность помощника не предусматривает столь же большой ответственности, как статус адвоката. И такая работа откроет передо мной куда больше перспектив, и уж точно она куда предпочтительнее увольнения, в фатальной неизбежности которого я была уверена только что.

– Значит, вы отказываетесь? – переспросил Лазарев, но в тот момент я уже точно знала, что соглашусь.

– Не отказываюсь.

– В таком случае приступаете немедленно. Кабинет смените на смежный. Помимо работы с документами, к которой вы привыкли, будете сопровождать меня на следственных действиях и судебных процессах, на один из которых я выезжаю сейчас. Машина нас уже ждёт, – произнёс он так, словно был заранее уверен в моём ответе. – Стационарный компьютер, на который вы всё равно жаловались, не подойдёт. Будете работать на этом.

И Деспот придвинул ближе ко мне серебристый «Макбук» с зарядным устройством. Он и раньше лежал на лакированной столешнице, но, будучи увлечённой собственными переживаниями, я совсем не обратила на него внимания.

Успев понять, что новый руководитель не терпит лишних пререканий, обсуждений и промедления, я без разговоров взяла ноутбук, тонкий и лёгкий, совершенно не чета тому доисторическому монстру, на котором я работала до этого.

– Всё потом, – шепнула я Кристи, которая терпеливо караулила меня на выходе из кабинета в ожидании душещипательных подробностей.

И, схватив сумку, я поспешила догонять Лазарева, который уже успел надеть пиджак и в десяток широких шагов, каждый из которых был равен трём моим, дойти до дверей лифта.

Глава 2. «Обида»

Угрюмый молчаливый водитель услужливо открыл перед нами дверцу начищенного до блеска чёрного седана, а начальник галантно пропустил меня первой усесться на заднем сиденье широкого, пахнущего кожей и дорогим ароматизатором салона.

Машина плавно тронулась с места. Пока я с интересом разглядывала пролетающие за тонированными стёклами городские улицы, Деспот внимательно просматривал какие-то документы и пил кофе из крафтового стаканчика, дожидавшегося его в подстаканнике между сиденьями.

– Кофе, – произнёс он, когда многоэтажное здание городского суда уже показалось вдалеке. – Приносить его трижды в день тоже станет вашей обязанностью. Американо, двойного объёма и крепости, без сахара и сливок.

«Очевидно же, что тот, кто пьёт подобную горькую гадость, начисто лишён нормальных человеческих качеств», – мрачно подумала я, подавив в себе желание возмутиться и просветить босса о том, что не нанималась в обслуживающий персонал и высшее юридическое образование предполагает несколько иные обязанности. Но слишком свежи были в памяти ощущения от маячащей на горизонте перспективы увольнения. Поэтому я кивнула, мысленно добавив этот пункт в расплывчатый список новых обязательств.

Я ожидала, что новоявленный руководитель даст ещё какие-то указания относительно действий в суде, однако больше за время пути Деспот не проронил ни слова.

Собственной машины, тем более такой комфортной и красивой, у меня не было, и я предпочитала добираться на работу на автобусе, поэтому молчание спутника не напрягало. Я просто наслаждалась поездкой, получала эстетическое удовольствие от созерцания улиц и, чего греха таить, иногда осторожно, из-под ресниц разглядывала попутчика, пока он, увлечённый чтением, задумчиво кусал нижнюю губу и хмурил широкие светлые брови.

Я ещё не успела понять собственное отношение к тому, что Деспот ни с того ни с сего сделал меня своим помощником. Причём теоретически я была им и так, поскольку до этого числилась в штате его отца, но что-то подсказывало, что с этого дня мой статус и обязанности кардинально изменились. И к лучшему это или нет, покажет время. Сейчас понятно лишь то, что так просто и легко, как раньше, мне уже не будет. С кем-то вроде Деспота слова «просто» и «легко» в одном предложении не применяются.

Водитель остановил автомобиль у входа в суд – монументальное, многоэтажное здание. Мрачно оглядев собравшуюся у дверей толпу, Деспот сунул документы в чёрную папку и уверенно вышел, а я последовала за ним. Промозглый уличный холод не успел пробраться под мой слишком лёгкий для последних зимних дней жакет, потому что я торопливо проскользнула в автоматические двери вслед за шефом.

Внутри огромного холла дул горячим воздухом кондиционер, тут же растрепавший мою и без того неаккуратную причёску. И пока Лазарев предъявлял своё адвокатское удостоверение и сообщал судебным приставам о цели своего визита, я торопливо поправила волосы и очки, одёрнула длинную тёмно-серую юбку и следом за Деспотом протянула своё удостоверение помощника. Но пристав с улыбкой отмахнулся, словно не счёл меня персоной, представляющей угрозу. В отличие от Лазарева. Хотя тут я не могла с ним не согласиться: Деспот производил впечатление человека, с которым лучше не связываться.

Пока сверкающая кабина стеклянного лифта поднималась на нужный этаж, я внезапно ощутила волнение. Мне уже доводилось бывать в этой части здания суда во время институтской практики, но тот визит не оставил в памяти яркого следа. Зато сейчас я с интересом разглядывала двери кабинетов судей и залов заседаний, на первый взгляд почти не отличающиеся от тех, где рассматривали гражданско-правовые споры.

И всё же было в них нечто неуловимо-притягательное. То, что делало эти двери особенными. Изо дня в день за ними принимались судьбоносные решения, рушились чьи-то планы, восстанавливалась социальная справедливость. Было в этом что-то, что вызывало неподдельное любопытство и желание погрузиться в опасный, но увлекательный мир.

Я только сейчас осознала, насколько разными были «ставки» в гражданских и уголовных делах. Рискуя получить негативные решения по первым, участники могли в худшем случае потерять деньги, пусть даже иногда немалые. Но, получив обвинительный приговор по вторым, можно было лишиться свободы, а это, пожалуй, гораздо страшней.

– Здравствуйте, Денис Станиславович, – обратился к Лазареву один из стоящих в коридоре мужчин, одетый в синюю форму сотрудника прокуратуры. – Могу я с вами кое-что обсудить?

– Можете, – бесстрастно отозвался Лазарев и глянул на меня. – Ева Сергеевна, отметьте наше прибытие у помощника судьи и передайте моё удостоверение и ордер.

Станислав Викторович раньше никогда не просил ни меня, ни Зелёную сопровождать его в судебных заседаниях – считал, что у нас и без того достаточно работы. И хотя теоретически я представляла, что именно должна делать, мне хотелось получить от Деспота чуть больше конкретики. Однако тот, вероятно, счёл бы лишние вопросы очередным проявлением некомпетентности, поэтому я молча взяла протянутые документы и отправилась в нужный кабинет, определив его по табличке с фамилией судьи.

Там меня встретили неодобрительными взглядами две девушки примерно моего возраста, сидящие за соединёнными столами. При моём появлении обе с недовольством переглянулись, словно обменялись безмолвными репликами.

– Вообще-то, нужно стучать, – сходу категорично заявила помощник судьи, делая вид, что чем-то крайне занята, хотя чашки с горячим чаем на столе и надломленная шоколадная плитка утверждали обратное.

Девушки тоже не вызывали у меня симпатии, но воспитание и нежелание ругаться сыграли свою роль в том, что я решила не выставлять это напоказ.

– Прошу прощения, – не стала углублять конфликт я. – Хотела сообщить, что для участия в судебном заседании, назначенном на четырнадцать часов, прибыла сторона защиты, и передать вам ордер и удостоверение защитника.

– А вы кто? – полюбопытствовала вторая, оказавшаяся секретарём, ломая шоколадку ещё на несколько кусочков. Кажется, моё присутствие нисколечко её не стесняло.

– Помощник адвоката.

Когда удостоверение и ордер оказались на столе, прозвучало недоверчивое:

– Вы – помощник Лазарева?

Я кивнула и подверглась на этот раз ещё более пристальному осмотру, после чего помощник и секретарь снова многозначительно переглянулись.

– Своё удостоверение тоже оставьте, если планируете присутствовать в судебном заседании. И можете идти.

Обе работницы аппарата судьи были словно единый – судя по всему, одноклеточный – организм, понимающий друг друга без лишних слов и одинаково реагирующий на любые внешние раздражители. И я интуитивно чувствовала, что этому организму не нравлюсь, но никогда и не считала нужным нравиться всем вокруг поголовно.

Я вытащила из сумки собственное удостоверение и, положив его на стол, с радостью покинула негостеприимный кабинет, поспешив закрыть за собой дверь. Однако облегчение, которое я при этом испытала, было преждевременным, потому что дверь оказалась слишком тонкой, чтобы я не услышала вслед язвительное:

– Да уж, Эльвира была в разы эффектнее, но, говорят, она от Лазарева и залетела, так что вернётся не скоро.

– Вполне вероятно, раз уж он взял на её место такую замухрышку. Видела, во что она одета?

– Ага, а эта гулька на голове и бабушкины очки чего стоят!

Дальше я постаралась не вслушиваться, хоть это и было непросто, и сдержала желание провалиться сквозь землю. И вдвойне неприятно стало оттого, что Лазарев, который к этому моменту уже закончил разговор с прокурорским работником, тоже всё прекрасно слышал. При этом он не выглядел недовольным или даже удивлённым. Его лицо выражало скорее лёгкую степень любопытства.

Ёшкин кодекс! Да две эти барышни всего лишь аппарат судьи! Их должности ничем не лучше, если не хуже, моей. Откуда, спрашивается, столько высокомерия?

– Тоже считаете, что внешность – главное в человеке? – не сдержалась я, подойдя к Лазареву и старательно игнорируя мысли о причинах ухода его предыдущей помощницы в декретный отпуск.

– Если бы я так считал, вас бы сейчас здесь не было. Но выражение о том, что встречают по одёжке, никто не отменял, к тому же, если вы будете выглядеть как оборванка, общение с вами не дойдёт до того этапа, когда кому-то захочется слушать ваши умные мысли.

Его слова заставили гнев внутри меня закипеть, словно вода в блестящем чайнике со свистком. И точно так же, как с этого самого чайника, от кипения у меня рисковала сорваться крышечка.

– Значит, я выгляжу как оборванка?

Перед глазами встала пелена злости от его вопиющей грубости и бестактности, подводя меня к той грани, когда можно наговорить такого, о чём потом придётся жалеть.

Собеседник лениво усмехнулся:

– Вообще-то, я сказал «если». Но маникюр вам явно не помешал бы, и одеваться можно было бы поженственнее.

Ёшкин кодекс! Вот же гад, то есть юрист с опытом – вроде обидел, а не подкопаешься. Я подавила в себе порыв назло ему одеться в следующий раз в самое бесформенное из своих платьев. Раздражал тот факт, что Деспот говорил так равнодушно, словно мой гнев его не только не трогал, но и даже немного забавлял.

– Простые смертные так и выглядят, Денис Станиславович. Не всех, знаете ли, с детства кормили чёрной икрой с золотой ложечки, – фыркнула я, вложив в эти слова всю язвительность, что сумела в себе собрать.

И, кажется, это всё-таки возымело нужный эффект и пошатнуло его невозмутимость.

– Для человека, который любит считать чужие деньги, вы поразительно мало обо мне осведомлены, Ева Сергеевна, – выдохнул он недовольно, но тут же сумел взять эмоции под контроль: – К тому же с зарплатой моего помощника вы сможете позволить себе гораздо больше, чем раньше. Если пожелаете.

– То есть вы не любите, когда кто-то считает ваши деньги, но при этом не видите ничего предосудительного в том, чтобы считать мои?

Мне очень хотелось продолжить перепалку с Лазаревым, но уже знакомая грымза-секретарь объявила о начале судебного заседания, приглашая участников занять места в зале.

– Ваша задача – фиксировать ход судебного заседания наравне с секретарём. Мои реплики не столь важны, как реплики остальных участников, – коротко бросил адвокат, не удостоив меня даже взглядом, словно все его мысли тут же переключились на работу, а наш спор исчез из памяти без следа.

Я кивнула, понимая, что мне вряд ли удастся так же легко переключиться с клокочущей внутри ярости на ход судебного процесса, но фраза о повышении оклада немного успокоила. А потом я неожиданно увлеклась происходящим вокруг.

Зал, в котором рассматривают уголовные дела, отличался от тех, в которых я бывала раньше, во-первых, куда более впечатляющим размером, а во-вторых, клеткой с толстыми железными прутьями, в которую судебные приставы вскоре ввели подсудимого с заведёнными за спину руками.

Новый, лёгкий и красивый «Макбук» позволил быстро фиксировать все реплики участников в «вордовском» документе. Пальцы порхали над клавиатурой, едва поспевая за чужими словами, но я была довольна результатом собственного труда и неожиданно восхищена работой Лазарева – с того самого момента, как он впервые оказался за трибуной для выступающих.

Несмотря на то что главным в процессе должен был быть степенный, одетый в чёрную мантию судья, а фокус внимания предполагался на подсудимом, основным и, безусловно, самым эффектным действующим лицом являлся именно Деспот. Каждое из его выступлений было красивым театром одного актёра. С привычным сарказмом он умудрялся переворачивать чужие фразы и без запинки цитировать длиннющие положения уголовного и уголовно-процессуального кодексов, ссылаться на судебную практику и листы дела.

В его интерпретации произошедшего потерпевший подсудимому разве что спасибо не должен был сказать, а судья и прокурор – извиниться перед незаконно привлечённым к уголовной ответственности беднягой.

И это выглядело по-настоящему эффектно. Настолько, что я и сама, находясь под впечатлением, стала придерживаться такой позиции и вынуждена была напомнить себе, что вообще-то вот этот человек в клетке – преступник, а золотистый нимб ему просто адвокат очень умело пририсовал. Хоть, надо признать, пририсовал настолько натурально и гармонично, что он никак не желал стираться в моём воображении.

Несколько часов пролетели на одном дыхании, и, когда судья объявил перерыв и назначил дату следующего заседания, а я захлопнула ноутбук, за окном успело стемнеть и на небе зажглись первые звёзды.

– Перешлите мне то, что успели записать, по электронной почте, – попросил Лазарев, когда мы снова оказались в салоне машины, а за тонированными стёклами замелькали жёлтые огни жилых домов.

Он протянул мне стильную пластиковую визитку с чёткими золотыми символами на чёрном фоне. Фамилия, имя, отчество, телефон и электронный адрес, а рядом – логотип адвокатского кабинета. Красивая и строгая, напечатанная на приятной на ощупь бархатной бумаге, она полностью отражала суть своего хозяина, подходила ему по стилю и оформлению.

Я же, чувствуя гордость за хорошо выполненную работу, собиралась предоставить Деспоту возможность оценить мой талант по достоинству и сделать это, не откладывая в долгий ящик, но, открыв ноутбук, с ужасом поняла, что ничего не сохранилось.

– Ёшкин кодекс, – только и сумела выговорить я, донельзя смутившись. И виновато добавила: – Кажется, я не сохранила документ, и он куда-то исчез. Тут просто «Мак ОС» установлен, а я привыкла на «Виндовсе» работать.

Гнев адвоката был вполне предсказуем, но он сдержался и, прежде чем ответить, отпил кофе, который водитель успел купить, пока мы были в суде. Запах кофейных зёрен напомнил мне, что я и сама с утра ничего не ела, а учитывая сегодняшнюю нервотрёпку, не отказалась бы съесть целый вафельный торт в одно лицо. И всё время, пока Деспот молчал, я с ужасом готовилась к худшему – не удивилась бы даже, реши он уволить меня именно сейчас, но услышала лишь устало-снисходительное:

– Подготовьте и направьте ходатайство о предоставлении копии протокола сегодняшнего судебного заседания.

И вот лучше бы он разозлился, честное слово. Лазарев будто изначально ожидал, что я не справлюсь даже с простейшим заданием, а когда я и правда не справилась, только мысленно подтвердил собственное нелестное мнение обо мне. Словно всё это было просто своеобразной проверкой, которую я не прошла.

В груди разлилась жгучая досада, и я еле сдержала подступившие слёзы обиды, а до конца пути в машине витало напряжение, пережить которое не помогали даже мечты о вафельном торте.

Он ведь не мог знать, что так произойдёт? Или мог?

Я ощущала себя подопытным кроликом, запертым в клетке с удавом, который внимательно наблюдает за ним, изучает и облизывается, прежде чем в конце концов обязательно сожрёт.

Глава 3. «Злость»

– Приходи срочно, у меня торт и чай, – не утруждая себя приветствиями и предисловиями, заявила я Аллочке по телефону, как только пришла домой.

Подруга детства жила на одном этаже со мной, и подобные чайные церемонии давно стали для нас неотъемлемой частью многолетнего приятельства.

Когда-то мы вместе ходили в детский сад, потом в один класс школы, потом поступили в институт на юридический факультет, с которого она вылетела после первой же сессии. Но это не стало преградой нашим встречам. К тому же, когда по окончании вуза я оформила в ипотеку квартиру на одном этаже с ней, наше общение стало ещё более плотным.

– Может, вы с тортом придёте ко мне? – отозвалась Аллочка, не желая соглашаться с предложенным планом. Судя по фоновым звукам, подруга что-то готовила и правда была занята. – Я Сашку жду, он скоро с работы придёт.

Сашка – это, конечно, святое. В отличие от моей, личная жизнь подруги была куда лучше и гармоничней. Времена, когда она настойчиво и рьяно искала свою любовь, неожиданно закончились год назад: Аллочка встретила Сашку на том же сайте знакомств, который сегодня чуть было не послужил причиной моего увольнения. С тех пор они жили, что называется, душа в душу и планировали в скором времени пожениться.

– Ладно, – пробормотала я, решив извлечь из этого личный интерес, поскольку Сашка, будучи более сведущим в компьютерах, мог показать мне, как усмирить коварный «Мак ОC» на рабочем ноутбуке, а это почему-то было для меня сейчас даже важнее торта.

Переодевшись в тёмные джинсы и растянутый серый свитер, я покормила Контру, которая с самого моего возвращения домой жалобно мяукала и тёрлась рыжим шерстяным боком о ноги, и, пройдя по тёмному сырому подъезду с ноутбуком и тортом в руках, оказалась у дверей соседней квартиры.

В отличие от моей собственной, холодной и практически необжитой, в квартире Аллочки царили тепло и уют, а ещё приятно пахло чем-то жареным или печёным. Вылетев из института, подруга, вместо того чтобы отчаяться, прошла массу полезных курсов – от кулинарных до психологических – и теперь являла собой образец женственности, хозяйственности и изящества, что вкупе с привлекательной внешностью делало её настоящей находкой для Сашки, который, к слову, это ценил и пылинки сдувал с будущей невесты.

Пожалуй, я могла бы ей даже позавидовать. Полностью обеспечиваемая женихом подруга сидела дома, смотрела сериалы, постоянно меняла творческие увлечения и неизменно светилась хорошим настроением и бодростью.

Возможно, я когда-нибудь тоже встречу кого-то, кто будет точно так же обо мне заботиться. Для кого мне тоже захочется печь. И что, что я не умею? Вот как только – так сразу научусь. Всё равно подходящей кандидатуры на горизонте не наблюдалось.

– Пойдём на кухню, – распорядилась подруга, принимая коробку с тортом, пока я разувалась в коридоре.

Усевшись за стол, уплетая жареную картошку с солёными огурчиками из тарелки, которую безо всяких просьб привычно поставила передо мной хозяйка, я в подробностях поведала ей о своих сегодняшних злоключениях. О компьютере, не вовремя зависшем на странице сайта знакомств, о перспективе увольнения и о своей новой должности, которая, кажется, оказалась вовсе не спасением, а новым витком проблем.

– Ну ты даёшь! – подвела она итог моему рассказу. – А если бы и правда уволил?

– Тогда торта было бы два, – отозвалась я с набитым ртом, запивая вкусный ужин горячим чаем. – Или даже три. Хотя я и так перенервничала.

И винить в этом было некого, кроме разве что собственной неосмотрительности, Аллочкиной гениальной идеи зарегистрировать меня на «Фотостране» и шефа, который мало того, что чуть не уволил, так ещё и вряд ли позволит забыть о сегодняшнем позоре слишком быстро.

Торт был уже съеден, когда с работы вернулся Аллочкин долгожданный жених, и я, раскрыв ноутбук прямо на кухонном столе, поведала, как сегодня бесследно исчез результат моей многочасовой работы.

– Фигня, – одним словом обнадёжил меня Сашка и, выполнив с компьютером непонятные манипуляции, через несколько минут восстановил содержимое пропавшего документа. Он также объяснил, почему это произошло и как не допустить подобного впредь.

Я сообщила ему, что моя благодарность не знает границ, и вскоре мы с подругой расположились на диване в зале. Подключив «Макбук» к беспроводному интернету, я сразу же отправила восстановленный документ на рабочую почту Лазарева. Её я нашла на визитке, которую продолжала задумчиво вертеть в пальцах, с удовольствием касаясь приятной на ощупь пластинки.

– Тебе нужен мужик, Ясенева, – в который раз безапелляционно постановила подруга, а я традиционно закатила глаза, поскольку она заявляла подобное с завидной регулярностью.

По мнению Аллочки, женщина без мужчины – пустой звук, а наличие оного решает все имеющиеся в жизни проблемы. Может, применительно к её случаю так оно и было, но лично я сомневалась, что наличие пресловутого мужика как-то помогло бы разобраться со всем, что в последнее время на меня навалилось.

Успев пару раз обжечься в отношениях и растерять излишний романтизм, я знала, что розовые очки бьются стёклами внутрь, а любовь не всегда приносит только счастье. Иногда она оставляет после себя лишь слёзы, боль и разочарование. Я могу быть гораздо счастливее без неё, позволив себе плыть по течению собственной жизни и радоваться ей, независимо от того, есть в ней мужчина или нет.

Я допускала его появление гипотетически, но представляла будущие отношения осознанными и серьёзными. А претендента на таковые в обозримом будущем не имелось.

Когда с отправкой почты было покончено, я, наконец, позволила себе немного расслабиться и, откинувшись на спинку дивана, прикрыла глаза. День выдался не из лёгких. И неясно, что принесёт завтрашний.

Вкусный ужин, сладкий вафельный торт и легко разрешившаяся проблема немного ослабили напряжённый узел внутри, позволив разомлеть на мягких диванных подушках. Но пора было собираться восвояси, хоть покидать квартиру, полную тепла, уюта и дружеского участия, не хотелось.

– О, смотри, тебе написал кто-то, – голос Аллочки донёсся будто издалека. Видимо, мой уставший мозг собирался отключиться, не дотерпев до дома. – А нет, отбой тревоги – не наш вариант.

Оказалось, она не теряла времени даром, а открыла «Фотострану», ввела мой логин и принялась вовсю развлекаться. Поскольку её собственные поиски жениха давно были с успехом завершены, она вознамерилась во что бы то ни стало найти спутника жизни и для меня. И ей как создательнице моего профиля на сайте знакомств были известны все нужные данные. То, что я не считаю наличие мужчины смыслом жизни, ей тоже было известно и, как оказалось, глубоко фиолетово.

– Этот, например, предлагает вылизывать тебе ноги, ты как? Не против? А с виду вроде нормальный… – Аллочка заливисто расхохоталась, позволяя длинным светлым локонам упасть на лицо. Её характер, лёгкий, как воздушное безе, позволял относиться к подобному с юмором.

– Фу, – одним словом резюмировала я и зевнула. – Вот небось из-за него у меня компьютер и завис.

– Может, и из-за него, а может, и из-за вот этого. Он, кстати, тебя на свидание зовёт. В любом случае новый компьютер точно не зависнет. Хоть за это твоему Деспоту спасибо.

– Он не мой. А тот позор, что я сегодня пережила по его вине, никаким «Макбуком» не загладишь. К тому же компьютер рабочий и, если Лазарев захочет меня уволить, придётся и ноут вернуть. А на свидание я не хочу.

– Вот же ты бука. Поэтому ты такая одинокая и несчастная. Ну и ещё, может, из-за твоей вечной гульки на голове и очков на пол-лица.

Когда подобные претензии высказывала подруга – это нисколько не задевало, потому что я знала: за ними стоит желание потратить день на бьюти-процедуры и шопинг, бессмысленный и беспощадный.

– Я выгляжу строго и по-деловому. И не одинокая, а свободная. Это совершенно разные вещи, – пробормотала сонно, надеясь всё-таки наскрести в себе силы на то, чтобы добраться до собственной квартиры.

– И в чём разница? – фыркнула Аллочка.

– Моя свобода мне нравится. Мне в ней комфортно и хорошо. Я допускаю наличие отношений в своей жизни, но они должны быть качественными, потому я и не тороплюсь. Всё. Я – домой.

Я села на диване, распустила так раздражающий подругу высокий пучок, от которого начала болеть голова, и повернулась к экрану монитора, на котором Аллочка, не желая сдаваться, использовала все имеющиеся силы и средства в неравном бою за мою счастливую личную жизнь. Она пролистывала одно мужское фото за другим, которые мелькали перед моим полусонным сознанием словно какая-то сумасшедшая нескончаемая карусель.

– Стой! – вдруг остановила её я, почти вскрикнув, выхватив из этой аляповатой презентации лицо, показавшееся знакомым.

Аллочка остановилась и замерла, а Сашка тут же поинтересовался с кухни, всё ли у нас нормально.

– Что, понравился? И правда, красавчик, – хихикнула подруга, не понимая причин моего шока, удивления и неверия.

– Ёшкин кодекс! Это же Денис, – выдохнула я и пригляделась к фото, чтобы убедиться в собственной правоте.

Ну надо же! Какая неожиданная встреча! Когда Лазарев сегодня с таким нескрываемым скепсисом высказывался о приложениях для знакомств, я и в мыслях допустить не могла, что он сам зарегистрирован на том же сайте, за который сегодня с таким удовольствием вылил цистерну сарказма на меня.

– Я вижу, что Денис, – недоумевала блондинка. – Тут так и написано «Денис». А ещё, что ему тридцать три и он увлекается программированием и сноубордингом.

Тридцать три, значит. А я думала, он старше. Мой мозг тут же зачем-то высчитал нашу разницу в возрасте, любезно сообщив, что она составляет шесть лет в его пользу. Ну и зачем мне, спрашивается, эта информация?

– Ты не поняла, – покачала я головой, в которой уже начал зреть план изощрённой мести. – Это Лазарев Денис Станиславович – мой новый босс, он же Деспот.

Аллочка тоже присмотрелась к фото на мониторе. На снимке, достойном журнальных страниц, мужчина вместо привычного делового костюма был одет в серо-зелёный свитер с высоким горлом и не смотрел в камеру, словно фотограф запечатлел его случайно или же словно смотреть на меня, даже с фото, было выше его достоинства.

– Ну, давай ему лайк поставим, заслужил же, гад. Ты не упоминала, что он выглядит как голливудский актёр, – хихикнула подружка, а я тут же убрала её руку от тачпада, а то с неё сталось бы исполнить задуманное немедленно. А мне потом красней и объясняйся с боссом при личной встрече.

– Думаю, он заслужил кое-что другое, – прищурилась я, изобразив на лице самое коварное выражение из возможных. – Мы создадим фейковый профиль и познакомимся с ним. Заставим Деспота влюбиться в несуществующую девушку.

– Глупости, – скривилась Аллочка, хотя я и не ожидала, что мой хитроумный план её впечатлит. – Ясенева, ты же не такая! Ну где ты и где месть? Это всё потому…

– Что у меня нет мужика?! – расхохоталась я, не удержавшись, понимая, что для подруги эта причина объясняет множество бед разной степени глобальности – от разбитой лампочки в нашем подъезде до дыр в озоновом слое Земли.

– Вот именно! – засмеялась она в ответ.

Тем не менее сон как рукой сняло. И мне всё-таки удалось не только уговорить подругу создать для меня фейковый профиль с именем «Яна», привязанный к специально заведённой электронной почте, но и поместить туда в качестве приманки Аллочкину фотографию, несмотря на все её отговорки. Раз этот гад сказал, что на такую, как я, он бы не клюнул, то он точно не пройдёт мимо шикарной блондинки с бездонными голубыми глазами.

«Хочу влюбиться. Так, чтобы один раз и на всю жизнь» – гласил статус вымышленной красавицы, намекая на её романтичность, восторженность и мечтательность. Ну как такую не заметить и не запасть? Я бы сама, наверное, запала на его месте.

– Может, написать ему что-нибудь от имени этой Яны? – спросила я неуверенно, впервые пожалев об отсутствии большого романтического опыта.

Аллочка же перевела скептический взгляд с монитора на меня:

– Не надо, хорошие девочки первыми не пишут.

– А может, ему плохие нравятся? – засомневалась я ещё больше.

– Плохие как раз с чужих профилей мстят красивым начальникам, – рассмеялась она. – Но отметиться всё же нужно.

И тогда я, затаив дыхание, всё-таки лайкнула на сайте фотографию Лазарева.

Я потёрла ладони одну о другую, довольная собственной шалостью:

– Игра началась, Денис.

Теперь посмотрим, кто из нас будет выглядеть по-идиотски.

А потом с чувством выполненного долга я наконец отправилась спать.

Глава 4. «Интерес»

Следующий день, несмотря на свою будничность, был ознаменован корпоративом, приуроченным сразу и к недавно прошедшему Дню защитника Отечества, и к грядущему Всемирному женскому дню. В бюро успела сложиться традиция отмечать их в один день. Не столько из экономии средств, сколько из экономии времени и сил, ведь, как известно, подобные мероприятия автоматически отбирают не только сам праздничный день, но и следующий за ним похмельно-восстановительный.

Но коллективный поход в ресторан был запланирован лишь на вечер, а утром, по прибытии в офис S&L, меня ожидал сюрприз, причём не то чтобы приятный.

– Кристи? – удивилась я, обнаружив, что Зелёная расположилась за моим столом так, словно считала это место своим собственным.

Она по-хозяйски перенесла туда собственную канцелярию и увлечённо щёлкала мышью моего допотопного компьютера, очевидно, выискивая мины в «Сапёре». Моему появлению напарница изумилась не меньше, чем только что изумилась я:

– Ой, Ясень?! Ничего, что я твоё место заняла? Решила, что оно тебе больше не пригодится.

Прелестно. Лазарев меня не уволил, зато «уволила» коллега, позарившаяся на более удобный стол, расположенный на солнечной стороне кабинета. Моё появление хоть и смутило её, однако не настолько, чтобы заставить извиниться. Не за самовольный захват стола, так хотя бы за бестактность последней фразы.

– Не пригодится, – сверкнула глазами я, – но вовсе не по той причине, на которую ты подумала. Я продолжаю работать в бюро. И хоть и планировала сменить кабинет, предпочла бы сделать это самостоятельно, без твоей непрошенной помощи. Где мои вещи?

Кристина стушевалась и покраснела, а компьютер издал характерный «бабах», оповещающий о неверном ходе и проигрыше. Представляю себе её ощущения. Так, наверное, чувствуют себя родственнички безвременно почившего богатого дядюшки, которые вместо оглашения завещания получают этого самого дядюшку живым, здоровым и заявляющим, что он пошутил. Но мне не было её жаль.

– Вон там, я их в угол поставила, – пробормотала она, кивая в сторону, где я и обнаружила коробку со своими вещами и канцелярией прямо на полу.

Я собралась было высказать всё, что думаю по поводу её самоуправства, но от разбирательства Зелёную неожиданно спас выглянувший из своего кабинета Лазарев.

– Ева Сергеевна, почему вы уже здесь, а мой кофе – ещё нет?

Теперь настала моя очередь смутиться. Во-первых, потому, что подобная фраза недвусмысленно указывала на мои новые довольно-таки унизительные обязанности, опуская меня с престижной должности помощника адвоката до секретарши уровня подай-принеси, для которой и высшего образования-то не требовалось. Во-вторых, потому, что про этот треклятый кофе я в утренней спешке, конечно же, забыла.

– Скоро будет, Денис Станиславович, – буркнула я, отложив разбирательство с Зелёной до лучших времён.

Оставив сумку с ноутбуком и коробку с вещами в новом кабинете-приёмной, смежном с рабочим местом Лазарева, я отправилась за кофе, не забыв напоследок угрожающе зыркнуть на Кристи.

«Вот же нахалка!» – негодовала я по пути. Знала, конечно, что Зелёная никогда не отличалась особым тактом и пониманием, но и такой подлости от неё не ожидала.

Повезло, что на первом этаже огромного бизнес-центра, в котором помимо S&L располагалась масса других организаций, имелась маленькая кофейня. Там я и разжилась пресловутым американо двойного объёма и крепости без сахара и сливок, и вскоре заветный бумажный стаканчик уже стоял на глянцевой поверхности стола Деспота, рядом со свежим номером Адвокатской газеты.

– Надо же. Не думала, что кто-то ещё читает печатные издания, – пробормотала я, успев пожалеть о том, что произнесла это вслух. Не стоило выдавать терзающее меня раздражение, поскольку оно, кажется, этому самодовольному ехидному типу только льстило.

– Я читаю, – резко ответил Лазарев, отвлекаясь от монитора идентичного моему «Макбука». – А на то, делают ли это остальные, мне, в общем-то, плевать.

Сегодня он облачился в тёмно-серый костюм-тройку. На ком-нибудь другом подобные вещи смотрелись бы старомодно, но именно Деспота почему-то делали ещё более неотразимым. Интересно, что должна сделать я сама для того, чтобы все кому не лень перестали критиковать мой вечный пучок и очки? И должна ли?

С утра я успела немного обжиться на новом рабочем месте, а когда открыла ноутбук и подключила к сети, обрадовалась, увидев, что Лазарев успел клюнуть на вчерашнюю приманку. Он тоже лайкнул фотографию «Яны» и даже написал сообщение, после которого у меня отпали всякие сомнения в том, что под личиной Лазарева зарегистрирован именно он, а не кто-то другой:

«Вам понравилось моё фото? Что дальше?»

Как это на него похоже. Этот ленивый интерес, без «здравствуйте» и «до свидания». Я даже прочла написанную фразу в собственной голове с привычной Деспоту интонацией. Хотелось пробить «фейспалм» или закатить глаза, но радость от того, что Деспот всё-таки ответил, пересилила. И я тут же написала то, что, на мой взгляд, должно было ему понравиться:

«Дальше всё зависит от вас. Я девушка традиционных взглядов и предпочитаю, чтобы мужчина предлагал варианты, а я лишь выбирала, соглашаться мне или отказываться».

Думаю, именно так могла ответить уверенная в себе Яна с модельной внешностью, часто идущей в комплекте с самомнением размером с Евразию.

Чтобы не быть снова пойманной с поличным, я тут же закрыла компрометирующую «Фотострану», оставив на рабочем столе открытым документ со вчерашним конспектом судебного заседания. Просмотрела скучные реплики судьи, прокурора, свидетелей и поняла, что именно слов адвоката не хватает для того, чтобы эту писанину было интересно читать, словно увлекательную историю. Но именно их Деспот почему-то посчитал несущественными.

Улучив момент, когда к Лазареву зайдёт вернувшийся из командировки Михаил Сушков – второй партнёр S&L, я позвонила Аллочке и рассказала ей о сообщении на сайте.

– Ну его, твоего начальника, – отмахнулась собеседница. – Лучше бы свой профиль проверила – там тебя неплохой вариант в обед на свидание зовёт.

«Вариант» – именно так именовала кандидатов в женихи подруга, словно с любым из них меня потенциально ожидало счастливое и безоблачное будущее. И когда я отметала каждого из них как неподходящего, она говорила: «Зря отказалась от такого отличного варианта».

– Свидание? Ты видела, какая слякоть на улице? – поморщилась я, вспомнив, как с утра чуть не упала, поскользнувшись на ступеньках крыльца у подъезда. – К тому же я не уверена в том, что у меня сегодня будет обед.

– Это ещё почему? Перерыв на обед всем работникам положен. Кто из нас знаток трудового законодательства? Я или ты?

Как раз, будучи знатоком, я могла бы пояснить ей, что в нашей стране тех, кто пеняет начальникам на положения трудового кодекса, увольняют первыми. Иногда их потом восстанавливают, – конечно, не без помощи нашего бюро, – но я не считала пропущенный обед поводом для подобной мороки.

– К тому же я всё равно уже от твоего имени согласилась, – огорошила она меня. Вот что бывает, когда неугомонная подруга берёт на себя роль строителя чужой личной жизни.

– А теперь возьми и от моего имени откажись!

– Нет уж, я так не могу. Тем более свидание в кафе на первом этаже вашего бизнес-центра. И в обед. К тому же парень действительно симпатичный. Не твой новый шеф, конечно, но тоже ничего, – довольно заявила Аллочка из динамика смартфона. И, словно это должно было изменить моё мнение до кардинально противоположного, добавила: – Кстати, он спортсмен. В общем, отличный вариант!

Ох уж эти её «варианты». Я мысленно взвесила желание угодить подруге и нежелание идти в обеденный перерыв куда бы то ни было. От осознания того, что она может обижаться по нескольку дней, которые я, скорее всего, проведу без ужина, первое пересилило.

– Ладно, – протянула я недовольно. – Но если мы с твоим вариантом друг-другу не понравимся, обещай, что не станешь настаивать на продолжении знакомства!

Правильнее было бы сказать не «если», а «когда», но в этом случае я сразу выдала бы ей собственные намерения сбежать с так старательно организованной ею встречи пораньше.

– Обещаю, – легко согласилась она. – А ты вечером расскажешь мне, как всё прошло. Вдруг почувствуешь, что он тот самый, ради которого ты захочешь пожертвовать своей драгоценной свободой.

– Вечером у меня корпоратив, и я, наверное, приеду поздно. Но я уже сейчас могу рассказать тебе, что чувствую себя кошкой, которую хозяйка в принудительном порядке тащит в переноске на случку с очередным блохастым кавалером!

– Хорошее сравнение! – Аллочка рассмеялась своим мелодичным заразительным смехом. – Значит, расскажешь завтра. А если подцепишь блох, я, так уж и быть, помогу тебе их вывести! Всё, целую, Ева, мне пора! Хорошо тебе повеселиться!

Не дожидаясь ответа, подруга завершила звонок и сразу же скинула мне на один из мессенджеров фото «варианта» по имени Андрей. На первый взгляд в потенциальном кавалере не было ничего особенного. Брюнет с немного раскосыми глазами и полными губами улыбался и демонстрировал невидимому фотографу впечатляющие бицепсы. Интересный, конечно, ничего не скажешь. Привлекательный. Пожалуй, и правда можно было бы дать шанс нам обоим.

Я прислушалась к разговору Лазарева и Сушкова в соседнем кабинете и поняла, что он давно уже ведётся на повышенных тонах, просто я, увлечённая Аллочкиными новостями, не сразу обратила на это внимание. Но теперь голоса стали столь громкими, что проигнорировать их было непросто:

– …не занимались уголовными делами и не планируем! Твой отец тоже всегда был сторонником этой позиции! – Михаил явно был зол и настроен против присутствия в бюро младшего Лазарева.

– И тем не менее ими занимаюсь я, а именно меня отец попросил занять место второго партнёра, пока он отсутствует, – ответил Деспот, голос которого казался спокойным несмотря на то, что в нём иногда проскальзывали стальные нотки.

– Когда я соглашался на новый партнёрский договор, об этом и речи не шло!

– Согласен. Когда на него соглашался я, ты тоже забыл упомянуть о некоторых деталях.

– Сам же понимаешь, что, как бы там ни было, нам придётся какое-то время работать вместе! Ты всего лишь мальчишка, который пытается установить новые порядки там, где этого делать не нужно! И я всё равно сделаю по-своему! Ноги твоей здесь не будет! Как и уголовников твоих!

– Может, и не будет, но пока я здесь, ты будешь считаться с моим мнением. Раз уж отец заставил тебя подписать новый партнёрский договор, то теперь в S&L Сушков – ты, а Лазарев – я.

– Временно и ненадолго! – недовольно выплюнул Михаил и резко открыл дверь кабинета, почти столкнувшись со мной, а вслед ему донеслось не менее злое:

– Нет ничего более постоянного, чем временное.

Сушков уставился на меня, и выражение его лица с широким орлиным носом мигом изменилось с откровенно хищного на более благосклонное:

– Ева Сергеевна, – подчёркнуто вежливо поприветствовал он. – Как работается?

Интересно, что Сушков ожидал услышать в ответ? Что я пожалуюсь на Лазарева? Или что поддержу его? Я ведь могла бы с одинаковой долей вероятности ответить и то и другое, но предпочла нейтральное:

– Нормально, Михаил Александрович.

Возраст Сушкова тяжело было определить даже намётанным взглядом. Я могла лишь с уверенностью сказать, что он старше Лазарева-младшего и младше Лазарева-старшего. С лёгкой сединой в тёмных волосах, он выглядел как мужчина, умудрённый опытом, хотя и вёл себя иногда прямо противоположно. Его вспыльчивость и неосмотрительность нередко становились для S&L источником проблем с клиентами.

– Хорошо, – обойдя меня, партнёр бюро направился к себе, а я продолжила путь в кабинет Дениса.

Начальник ожидаемо был в дурном расположении духа. Сурово сдвинутые брови и сжатые кулаки говорили о том, что я зашла крайне не вовремя.

Но как иначе было объяснить собственное стояние под дверью? Я предпочла правдивому признанию в подслушивании небольшой экспромт:

– Денис Станиславович, я могу войти?

– Да, Ева Сергеевна, – пробормотал он отрывисто. – Говорите.

– Я хотела уточнить у вас планы на сегодняшний день и спросить: могу ли я отлучиться с рабочего места в обеденный перерыв?

Он хмыкнул и перевёл на меня вопросительный взгляд. В смешанном освещении кабинета его глаза, обычно светло-стальные, после ссоры с Сушковым приобрели оттенок тёмного грозового неба.

– Для чего, если не секрет? Мне необходимо, чтобы вы отредактировали речь для прений сторон по делу Соболева, а сразу после обеда мы вместе поедем в суд на заседание по разбою.

– У меня запланирована встреча. Если я не успею отредактировать прения днём, доделаю вечером или на выходных, – пожала плечами я.

– Как пожелаете. В таком случае не забудьте принести мне кофе, когда будете возвращаться. – он указал на меня серебристой ручкой «Паркер». – И ещё: вы должны подписать договор о соблюдении адвокатской тайны по моим делам.

Я недоумённо вскинула брови:

– Пункт о неразглашении имеется в договоре, который я подписывала при трудоустройстве.

– В нём вы обязались не разглашать информацию, связанную с делами S&L, а теперь, будучи моим помощником, работаете с делами моего кабинета. При этом нового трудового договора не требуется, поскольку сейчас я один из партнёров бюро.

– Хорошо, – бесстрастно согласилась я, ведь в любом случае не собиралась ничего разглашать, и взяла протянутый Лазаревым документ.

А перед самым обедом, когда я уже занесла подписанный листок хмурому руководителю и надевала жакет, чтобы отправиться исполнять данное Аллочке обещание, на экране телефона высветилось уведомление о зачислении на банковский счёт немаленькой суммы денег, обозначенной как «возмещение расходов». И всё бы ничего, только вместо привычного S&L отправителем был АК «Лазарев».

Я как раз собиралась намекнуть Деспоту, что ежедневные затраты на его кофе могут существенно отразиться на моём благосостоянии. Тем не менее перечисленная сумма эти расходы явно превышала, почти сравнявшись с моей предыдущей заплатой, и я мысленно сделала заметку узнать об иных тратах, которые предполагала моя новая должность.

И теперь мои мысли занимало отнюдь не предстоящее свидание.

Тем не менее Аллочкин «вариант» уже дожидался меня в кафе за столиком у окна. Андрей оказался милым, обаятельным и улыбчивым и во время совместного обеда развлекал меня весёлыми историями о себе и своих друзьях, похвастался чёрным поясом по карате и победами на международных соревнованиях. Завершив спортивную карьеру, он теперь тренировал мальчишек в нескольких спортивных секциях.

Пожалуй, на этом свидании я всерьёз увлеклась разговором и неплохо проводила время до тех пор, пока мимо окон кафе не прошагал мрачный Лазарев. Прежде чем усесться на заднее сиденье тонированного чёрного седана бюро, он встретился со мной взглядом.

Хотя этот взгляд можно было считать небрежно-безразличным, не выражающим негатива или злости, настроение отчего-то испортилось, а нить беседы, только что казавшейся интересной, я безнадёжно упустила, и мне потребовалось какое-то время, чтобы увлечься снова.

Мы проговорили около часа, прежде чем попрощаться и разойтись. Захватив с собой кофе для Лазарева, который, вероятно, ещё не вернулся, я отправилась в офис, размышляя по пути об итогах обеденной встречи. «Вариант» Андрей был объективно хорошим, но объяснить причину, по которой я не торопилась продолжать с ним отношения, было непросто. И всё же мне интуитивно казалось, что он не тот, ради кого я, как выразилась Аллочка, готова была пожертвовать собственной свободой.

Возможно, такого мужчины и не существует вовсе. А может, мне просто нужно время, чтобы присмотреться к нему, кто знает. Желания торопить события не возникло, и я понимала, что вряд ли расстроюсь, если Андрей мне больше не напишет.

Глава 5. «Интрига»

– …они даже жениться собирались, точно тебе говорю, – услышала я голос Кристи, едва вышла из кабины лифта.

– Да ты что?! – ахнула одна из помощниц Сушкова. – А почему не стали?

Я не планировала внимательно прислушиваться к ежедневному круговороту сплетен в офисе, пока не поняла, кто именно предмет обсуждения.

– А потом Деспот её в постели с собственным другом застал и жениться, естественно, передумал.

– Быть не может! А ты откуда знаешь?

– Мы с ней к одной маникюрше ходим, вот она мне и рассказала, а ещё…

Что же там ещё, я так и не узнала, потому что, стоило мне показаться, разговор тут же смолк. Я могла бы поругаться с Зелёной, как планировала утром, однако прекрасное настроение, оставленное удачным свиданием, ещё не успело испариться из моих мыслей, и я просто молча прошла мимо сплетниц, не удостоив их вниманием.

Любопытно, характер Деспота изначально был несносным или стал таким под влиянием описанных Кристи обстоятельств?

Войдя в ожидаемо пустой кабинет Лазарева, чтобы оставить на столе кофе, я впервые обратила внимание на то, как изменилось это прежде уютное и солнечное помещение с переездом в него Деспота. От яркого ретро-стиля Станислава Викторовича почти ничего не осталось. Незаметно исчезли статуэтки, картины, грамоты и сертификаты в стильных рамках. Высокие окна спрятались за тяжёлыми портьерами, не впускавшими внутрь яркие солнечные лучи. Теперь здесь царили полумрак и строгий минимализм, и это делало помещение холодным и неприветливым. Таким же, как его временный хозяин.

А вот огромный стол из тёмного дерева остался прежним. Я задумчиво провела пальцами по гладкой столешнице, вспомнив, как совсем недавно всё было совершенно иначе. Когда моя жизнь была стабильной и простой, а в бюро царили спокойствие и постоянство. Станислав Викторович относился к нам с Кристиной по-отечески, не загружал лишней работой, отправлял домой при малейших признаках плохого самочувствия, подбадривал, когда что-то не получалось. А с уходом старшего Лазарева всё перевернулось в одночасье.

Сначала сотрудники бюро были огорошены новостью о болезни Станислава Викторовича, потом – о заключении нового партнёрского договора, а когда одним морозным и пасмурным утром место предыдущего начальника внезапно занял мрачный, надменный и бесцеремонный Деспот, простой и комфортной жизни пришёл конец.

– Ева Сергеевна? – неожиданно окликнул меня Денис Станиславович, неслышно вошедший в кабинет и вырвавший меня из воспоминаний и раздумий.

– Я принесла ваш кофе, – объяснила я собственное присутствие неожиданно хрипловатым голосом.

– Хорошо, – произнёс он в ответ, даже не глянув на меня. – Нам пора выезжать. Ноутбук можете не брать. Сегодня будет стадия прений и приговора, так что записывать ничего не придётся.

Это меня удивило, заставив смущённо одёрнуть платье и нервно пригладить волосы.

– А зачем тогда там вообще нужно моё присутствие? Может, я лучше прения отредактирую? – поинтересовалась я, глядя на то, как он, повернувшись ко мне спиной, аккуратно перед зеркалом завязывает узел на галстуке и затягивает его на шее. Вероятно, где бы Деспот ни обедал, там он мог позволить себе выглядеть более неформально.

И было в этом процессе что-то такое приватное, завораживающее, что заставило меня стыдливо покраснеть и отвернуться.

– Может, вы лучше будете делать то, что я говорю, Ева Сергеевна? – глухо произнёс Деспот. А когда узел на галстуке стал, по его мнению, безупречным, он повернулся ко мне. – Вам не помешает дополнительный опыт. Судя по тому, с какой заинтересованностью вы вчера наблюдали за судебным процессом, вам всё в новинку. Сегодня будет ещё увлекательнее, могу заверить.

– Предпочла бы поверить на слово, – пробормотала я, понимая, что моё мнение ему, судя по всему, не интересно.

В машине Лазарев, шурша листами, просматривал документы, освежая в собственной памяти детали уголовного дела, судебное заседание по которому нам предстояло посетить.

Поскольку прения сторон, когда каждый из участников мог высказать свою итоговую позицию относительно произошедшего, являлись завершающей стадией разбирательств, мне стало очевидно, что Деспот взял на себя защиту этого подсудимого достаточно давно. Дело уже успели рассмотреть, допросили всех, кого следовало, изучили доказательства – вникнуть в суть происходящего на данном этапе будет очень непросто. Поэтому, рискуя навлечь на себя гнев Лазарева за отвлечение его от важных дел, я всё же полюбопытствовала:

– Денис Станиславович, а что за дело будут рассматривать?

Он дочитал абзац, но, отведя взгляд от бумажного листа, вместо того чтобы посмотреть на меня, задумчиво глянул в окно, словно просчитывая, уложится ли наш разговор во время пути до здания городского суда или нет.

– А что, по-вашему, подразумевает разбой?

Ну вот. Хотела расширить кругозор, а в итоге попала на экзамен. Словно Лазарев выдумал очередную проверку моих знаний и умений, о которой мы не договаривались. Однако пенять Деспоту на то, что он ответил вопросом на вопрос, не стала. К тому же какие-никакие институтские знания в голове ещё остались. И я ответила:

– Одно из самых опасных преступлений против собственности, которое помимо неё посягает ещё и на личность. Выражается в нападении в целях хищения имущества с применением насилия или угрозой его применения.

– Похвально, – хмыкнул Лазарев так, словно мой ответ его удивил. Он, видно, решил, что красный институтский диплом мне за красивые глаза дали. – Вот именно это и произошло. В трёх оконченных эпизодах.

– И на кого ваш подзащитный нападал? Что похитил?

– Подкарауливал припозднившихся посетителей одного из супермаркетов в неблагополучном районе города на неосвещённой парковке. Забирал всё, что было: деньги, покупки, с одной из потерпевших снял шубу. Ничего сверхъестественного.

Это для него ничего, а я поёжилась. Воображение живо нарисовало мне, как всё это могло происходить, и поставило на место тех, кому не посчастливилось после и без того тяжёлого дня, когда хочется быстрее попасть домой и отдохнуть, подвергнуться такому нападению. Шубы у меня, конечно, не было, поэтому представления о том, каково с ней расставаться, я не имела, но понять, что приятного в этом мало, получалось легко.

– И что его теперь ждёт? Статья же посадочная, и эпизодов целых три.

– Посмотрим, – уклончиво произнёс Лазарев с лёгкой усмешкой. – Знаете ведь, что ни один адвокат никогда не даёт гарантий.

– Потому что решение в итоге принимает не он, – продолжила я основное и всем известное правило кодекса адвокатской этики. – И всё же у вас ведь есть какие-нибудь предположения относительно наказания, которое получит ваш подзащитный?

Деспот побарабанил пальцами по подлокотнику и, когда машина уже въезжала на парковку суда, произнёс с нескрываемым сарказмом:

– Есть, но я предпочту оставить их при себе и не раскрывать интригу: вы ведь, судя по-вчерашнему, ходите в суд как на увлекательное шоу. Так что «занимайте места согласно купленным билетам» и наслаждайтесь.

Ёшкин кодекс! Вот, значит, зачем он взял меня с собой, хотя и толку от меня в сегодняшнем судебном заседании никакого. Чтобы не лишать себя удовольствия поддевать подчинённую!

В суде я всеми силами постаралась сделать так, чтобы моё лицо выражало такую же бесстрастность и непроницаемость, как у Деспота, но не была уверена, что у меня получилось.

Заседание вёл другой судья, а его секретарь с помощником не выразили никакого удивления и неприязни как по поводу моего появления, так и по поводу того, что я сделалась помощником Лазарева. Даже не стали сравнивать с этой предыдущей Эльвирой, сколь бы прекрасна она ни была.

С одной стороны, это успокаивало и свидетельствовало о том, что не все вокруг враждебные и придирчивые, но с другой – новость обо мне просто могла разойтись среди коллег достаточно быстро, и именно поэтому ни мой внешний вид, ни само существование сегодня уже не способны были произвести фурора.

Первым в прениях сторон выступал помощник прокурора. Он повторил не так давно рассказанную мне Лазаревым историю: как ранее не судимый, нигде не работающий Пак Сергей Вячеславович цинично и жестоко нападал на беззащитных потерпевших, специально выбирая тех, кто слабее и не сумеет оказать ему должного сопротивления, запугивал их и бил, отбирая всё ценное, что имелось у них на тот момент.

Действия подсудимого, по словам сотрудника прокуратуры, были умышлены и спланированы. И если бы не случайно оказавшиеся рядом мужчины-очевидцы, которые скрутили его на месте последнего преступления, Пак бы и дальше терроризировал бедных жителей. В заключение своих слов помощник прокурора попросил суд о назначении подсудимому наказания в виде пяти лет лишения свободы.

И я была с ним полностью согласна, поскольку считала, что такие поступки нельзя оставлять безнаказанными. Тем более этот самый Пак чувствовал себя в суде очень вольготно, расслабленно и уверенно и разве что не ухмылялся в ответ на прокурорскую речь. По нему было видно, что, останься он на свободе, не пройдёт и полугода, как он найдёт новый тёмный переулок, чтобы поджидать в нём очередных беззащитных жертв.

И, глядя на Лазарева, поднимающегося с места следующим, я была уверена, что ему не удастся переубедить ни меня, ни судью. Тем не менее он в противовес прокурору описал деяния Сергея Пака иначе, в совершенно иных выражениях. Мой новый начальник напомнил о том, что, несмотря на поимку на месте преступления, его подзащитный тут же раскаялся, написал явку с повинной, в которой честно и не таясь рассказал о двух оставшихся эпизодах собственной преступной деятельности, устроился на работу, где его уже успели положительно охарактеризовать, возместил потерпевшим весь причинённый ущерб – и никто из них теперь не имел к подсудимому претензий. Не находя себе места от сожаления, Сергей поучаствовал в паре городских благотворительных мероприятий, где помогал нуждающимся, стремясь загладить свою вину перед обществом. К тому же оказалось, что на иждивении подсудимого имеется малолетняя дочь. И раз уж наш подзащитный ранее не судим, наказание в виде лишения свободы сломает ему жизнь, поэтому не стоит относиться к парнишке с такой суровостью, а стоит если не пожалеть, то хотя бы дать ему шанс.

Потерпевшие на судебное заседание не явились, зато успели ранее подтвердить, что причинённый ущерб возмещён и на строгом наказании для подсудимого они не настаивают.

Речь Лазарева была убедительной и уверенной, но обещания подсудимого исправиться в последнем слове звучали неискренне. Он говорил то, что следовало, но так, что поверить в это не получалось. Словно стихотворение заучил и прочёл без нужного выражения.

Когда бесстрастный судья ушёл в совещательную комнату, секретарь выпроводила нас в коридор дожидаться оглашения приговора. Время приближалось к шести, и я, взглянув на экран смартфона, прочла сообщение от Зелёной:

«Ясень, ты что сегодня пить будешь?»

И только тогда я поняла, что полностью подтвердила мнение Лазарева обо мне, ведь, увлёкшись судебным заседанием, совершенно забыла о корпоративе. Обычно в такие дни всех нас отпускали домой пораньше, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Я даже с утра платье понаряднее приготовила и торжественно повесила на дверцу шкафа, чтобы не помялось, а теперь представила, как оно сиротливо висит там и ждёт.

С тем же нетерпением Зелёная ожидала запланированного на вечер изобилия спиртного, оплачиваемого S&L.

«Как обычно, клубничный лимонад, – напечатала я, потому что алкоголь в любом случае пить не собиралась. – Но пока можете не заказывать, я опоздаю».

Причём я сама не знала на сколько. Деспот на корпоратив, кажется, не собирался. Сейчас он беседовал со своим мерзким подзащитным, и по лицу Лазарева понять его отношение к Паку не получалось. Адвокат оставался вежлив и корректен, пока о чём-то консультировал клиента в стороне от остальных.

Но когда тот решил выйти покурить, Деспот, не торопясь, подошёл ко мне.

– Вы помните про сегодняшний корпоратив, Денис Станиславович? – скучающим тоном осведомилась у него я.

Он нахмурился и скривил уголок губ.

– Я тоже должен туда идти?

– Станислав Викторович всегда присутствовал на подобных мероприятиях, как и Сушков, – пожала плечами я. – И насколько мне известно, вам тоже следовало бы там появиться.

Лазарев сначала тоскливо глянул в окно, за которым на город неторопливо опускались сумерки, потом, согнув локоть, перевёл задумчивый взгляд на серебристые наручные часы.

– Я в любом случае останусь на приговор, а вас, если хотите, могу отпустить на ваше мероприятие.

– Во-первых, мероприятие не «ваше», а «наше», раз уж вы с некоторых пор один из партнёров, – позволила себе не согласиться я. – А во-вторых, если уж я, как вы выразились, хожу в суд словно на интересное шоу, разве я могу пропустить его финал?

В ответ на мою поддёвку он улыбнулся, кажется, даже искренне:

– Значит, дождёмся вместе. Не думаю, что судья ещё долго будет в совещательной комнате. Обычно приговор успевают подготовить ещё до судебного заседания, а после прений остаётся лишь впечатать в него желаемое наказание.

– Тогда о чём он там совещается сам с собой?

Лазарев пожал плечами.

– Иногда судьи смотрят судебную практику, чтобы не допустить ошибок, иногда консультируются с коллегами по телефону, иногда просто наслаждаются ощущением собственной важности и значимости, ведь так много людей с нетерпением ждут в коридоре их решений.

Вот мне бы последнее даже в голову не пришло, зато Деспот, вероятно, судя по себе, вполне допускал подобный вариант развития событий. И всё же долго ждать нам действительно не пришлось. Или судья и сам хотел поскорее закончить свой рабочий день, или приговор в самом деле был уже готов и долгих совещаний не потребовалось.

Снова оказавшись в зале заседаний под яркими лампами дневного света все мы стоя слушали оглашаемый судьёй документ. Он учёл все доводы помощника прокурора и адвоката и посчитал, что для исправления Пака и восстановления нарушенной им социальной справедливости хватит и четырёх лет лишения свободы. Условно.

Но глядя на ухмыляющегося подсудимого, осознавшего, что по-настоящему лишать свободы его никто не собирается, я поняла, что нет, не хватит. Точно не хватит. И не заслужил он того шанса, что судья столь любезно решил ему предоставить.

Лазарев выглядел сдержанно и по выражению лица понять его отношение к услышанному было невозможно. У лифта он как ни в чём не бывало пожал руку улыбающемуся до ушей Сергею Паку, перемолвился парой слов с помощником прокурора и, наконец, снизошёл до того, чтобы обратить внимание на меня:

– И как вам шоу, Ева Сергеевна? Оправдало ожидания?

– Нет, – буркнула я, входя вслед за ним в кабину лифта. – Пак этого не заслужил.

– Правда? – вскинул брови Деспот. – И что же он тогда заслужил, по-вашему?

И я мысленно поставила себя на место беспристрастного судьи. Тяжело ему, наверное, дался такой моральный выбор, и, вероятно, всё это время он действительно совещался с собственной совестью.

– Не знаю, но что-то более суровое. Такое, чтобы ваш подзащитный действительно извлёк из произошедшего урок и, прежде чем решит нападать на беззащитных граждан, задумывался, стоит оно того или нет. Неужели судья поверил в его раскаяние?

Шагая по освещённой лишь фарами редких машин парковке к чёрному седану бюро, я заметила Пака в компании нескольких парней у блестящего белого спорткара. Друзья хлопали его по плечам, поздравляли с «непосадочным» приговором, шутили, смеялись и громко разговаривали друг с другом. Ну правда ведь, разве раскаяние и муки совести выглядят так?

– Не поверил, конечно, – отозвался Лазарев, не оборачиваясь и не глядя на весёлую компанию. – Но на самом деле у него просто выбора не было. При наличии имеющихся исходных данных он не мог вынести иного решения. Большое количество смягчающих обстоятельств и отсутствие судимости образно связали ему руки.

– Но они же все за уши притянуты! – возмутилась я, продолжив спор, когда мы оказались в салоне машины. – Да, Пак не судим, но разве явка с повинной после того, как его на месте преступления схватили очевидцы, хоть чего-то стоит? А положительная характеристика с работы, куда он устроился месяц назад? А дочь свою неужели он воспитывает? А все эти показные участия в благотворительных мероприятиях?

Почему-то больше всего из вышеперечисленного меня раздражало упоминание дочери. Ну не похож Пак на благородного и образцового отца. Хотя разве могла я знать, каким он должен быть, не имея никакого?

– Семён, езжайте по объездной дороге: нам нужно в ресторан «Империя», – обратился Лазарев к водителю после того, как снова взглянул на часы и оценил масштабы нашего с ним опоздания на корпоратив. – Согласен, всё это ничего не стоит. И он не только дочь свою не воспитывает, но и алименты платит через раз. И искренним раскаянием там не пахнет. Тем не менее всё это – те самые формальности, которые закон обязывает учитывать при назначении наказания. Вот они и сыграли свою роль.

Я фыркнула недовольно и отвернулась к окну, не желая соглашаться с произошедшим.

– Но у вас-то руки связаны не были.

Сиди я напротив, не осмелилась бы произнести ничего подобного, но в полумраке салона у меня появилась отличная возможность не смотреть Деспоту в глаза.

– Вы решили обвинить меня? – самодовольно хмыкнул он так, словно и не собирался принимать мои обвинения всерьёз и наша беседа его забавляла. – То есть, по-вашему, я должен был, пользуясь собственным положением, умышленно выполнить свои обязанности недостаточно добросовестно или даже, вопреки всему, что подразумевает мой статус, сделать так, чтобы подзащитный в угоду вашим представлениям о мироустройстве получил по заслугам?

– Не знаю. – Я скрестила руки на груди, поняв, что в умении загнать в угол мне с Деспотом не тягаться. Но и капитулировать так просто была не готова. – Разве нельзя было соблюсти баланс: и защитить интересы клиента, и добиться справедливого наказания?

Лазарев проигнорировал мои последние слова, ну да, с него станется.

Я продолжала задумчиво глядеть в окно. Объездная трасса, по которой, шурша шинами, нёсся седан бюро, позволяла преодолеть за короткий срок половину города. Изредка мелькали по обеим сторонам коттеджи за высокими заборами, разбавленные десятками метров лесополосы. Фонари стали редкими, но дальний свет фар позволял водителю отлично видеть дорогу.

Вскоре белый спорткар Пака обогнал нас по встречной полосе и умчался вдаль. Вероятно, наш подзащитный торопился отпраздновать мягкий приговор.

И когда я уже успела забыть свою последнюю фразу, Лазарев задумчиво произнёс:

– Справедливость – слишком относительное понятие, слишком субъективное, Ева Сергеевна. И если уж на то пошло, в её поисках никто и никогда не приходит к адвокатам. К нам приходят за помощью. И получают её вне зависимости от обстоятельств и собственной вины. Для того чтобы восстанавливать справедливость, есть Бог или на худой конец судья. А я, если вы заметили, не тот и не другой.

Наверное, Деспот был прав, но почему-то согласиться с ним так просто не получалось.

– И всё же. Тяжело, наверное, осознавать, что могли изменить мир к лучшему, но предпочли малодушно этого не делать?

Я не видела лица собеседника в темноте салона, пожалуй, к лучшему. Обвинения в малодушии мало кому понравятся, и самовлюблённый Деспот вряд ли станет исключением. А по его сухому и холодному тону я не сумела понять, затронули мои слова что-то в его душе или нет:

– Отнюдь. Я осознаю лишь то, что просто делаю свою работу. И делаю её хорошо.

На это я не нашлась что ответить, и какое-то время мы ехали молча, вслушиваясь в монотонные мелодии авторадио, пока наш седан вдруг резко не затормозил.

Поскольку до ресторана мы ещё не доехали и даже не выехали за пределы объездной дороги, я выглянула в окно, пытаясь понять причину неожиданной и незапланированной остановки. С заднего пассажирского сиденья не было видно ничего примечательного, поэтому я подвинулась к подлокотнику, разделяющему нас с Лазаревым, и постаралась посмотреть через лобовое стекло.

Деспот, видимо, руководствуясь теми же соображениями, интуитивно повторил мой жест, и наши пальцы внезапно соприкоснулись на подлокотнике, а сами мы чуть было не ударились головами. От этого мимолётного прикосновения под кожей вспыхнули колкие искорки, как от удара током.

– Ой! – Я тут же смущённо одёрнула руку, будто обжёгшись, но, продолжая смотреть на дорогу через лобовое стекло, увидела перед нашей машиной развёрнутую поперёк серую легковушку с мигающими в темноте аварийными огнями; рассмотреть марку или модель в темноте не получилось.

Зато я отлично разглядела смятый бампер и левое переднее крыло, а ещё подушки безопасности, белеющие в затуманенном пылью салоне, словно два воздушных шара.

Глава 6. «Азарт»

Лазарев и наш водитель Семён сразу же, не сговариваясь, вышли на улицу. Не захотев оставаться одна в тёмном салоне, я тоже вышла.

В лицо ударил резкий вечерний холод, защипало щёки и нос, и я обняла себя руками за плечи, понимая, что мой тоненький жакет, рассчитанный лишь на то, чтобы передвигаться перебежками от дома до остановки и от автобуса до работы, совершенно не греет в нетипичной ситуации.

Пока я, озадаченно осматриваясь вокруг, пыталась понять, что произошло, мужчины открыли дверцы повреждённой иномарки и обнаружили внутри пожилую семейную пару; те пытались прийти в себя после неожиданного дорожно-транспортного происшествия, которое, видимо, случилось буквально за минуту-две до нашего прибытия.

– Что произошло? – громко спросил Лазарев у мужчины-водителя. – Вы в порядке? Помощь нужна?

– Скорую вызвать? – обратился Семён к седовласой пассажирке, у которой от удара шла кровь из носа.

На обочине дороги остановилась ещё пара машин, водители которых тоже спешили к нам. А я стояла растерянная, не зная, что вообще могу сделать в сложившейся ситуации.

Психологи говорят, что во время стресса у человека есть три варианта реакции: бить, бежать или замереть. Моё сознание почему-то всегда предпочитало третий. И я застыла у машины, продолжая оглядываться, но на всякий случай достала из кармана телефон, чтобы вызвать скорую, если понадобится.

– Не нужно, я уже вызвал, – отозвался водитель слабым голосом.

Пошатываясь, он вышел из машины, чтобы достать из багажника аптечку и знак аварийной остановки. И, кивнув в сторону лесополосы, добавил хмуро:

– А вот что с лихачом этим, не знаю.

Тогда мы все как один перевели взгляды в том же направлении и не сразу увидели улетевший в кювет автомобиль. От удара о бампер встречной легковушки он ушёл в сторону и перевернулся, а теперь безжизненно замер, уставившись в небо чёрными шинами полустёртой низкопрофильной резины.

Лазарев направился в его сторону, а я пошла следом. Почему-то в этой напряжённой темноте, разрезаемой резкими отсветами жёлтых фар, я предпочитала держаться ближе к Деспоту, несмотря на своё противоречивое отношение к нему.

Широкими шагами адвокат подошёл к кромке дорожного полотна, а уже на обочине обернулся и заметил моё присутствие. Он отрывисто спросил:

– Фонарик есть?

Я с готовностью протянула ему смартфон с включённым фонариком, тотчас же нечаянно ослепив своего спутника и заставив недовольно сощуриться от яркого света. Тем не менее Лазарев ничего не сказал, лишь протянул руку, взял телефон и, освещая себе дорогу, спрыгнул в кювет.

Продолжая следить за адвокатом напряжённым внимательным взглядом, я осталась на обочине в одиночестве и в тщетной попытке согреться потёрла ладонями замёрзшие плечи.

И только когда он по полосе смятой сухой травы и прошлогодней листвы дошёл до повреждённого автомобиля, присев, чтобы заглянуть в салон, я поняла, что это и есть тот самый белый спорткар, который не так давно обошёл нас по встречной полосе.

Перевёрнутый и разбитый, он выглядел иначе. Лобовое стекло разошлось паутиной трещин и обзавелось огромной дырой в самом центре. Бампер и крыло смялись, словно бумажные, а откуда-то из-под такого же мятого капота тянулась в ночное небо серая струйка дыма. Вокруг всё ещё витала пыль, не успевшая осесть.

Лазарев выпрямился, и я поняла, что водителя он в машине не обнаружил, но, проследив направление по отверстию в лобовом стекле, Деспот перевёл свет фонарика на тонкие деревца перед собой.

Увиденное заставило меня содрогнуться и на мгновение забыть о холоде и дискомфорте.

От удара непристёгнутого Пака выкинуло из автомобиля через лобовое стекло и отбросило на опушку прилегающей лесополосы, где деревья подхватили его острыми ветками. И вряд ли это приземление можно было назвать мягким.

Лазарев подошёл ближе, освещая себе дорогу, и я тоже смогла разглядеть искорёженное тело молодого человека, который менее получаса назад смеялся и ухмылялся друзьям на парковке перед зданием суда. Лицо его теперь было разбито и залито густой тёмной кровью, а конечности безвольно свесились вниз, будто у тряпичной куклы или марионетки, брошенной за ненадобностью.

Застыв на месте, я наблюдала, как Деспот подошёл ближе, осторожно коснулся лица пострадавшего, прощупал пульс на шее. И то ли ветер внезапно зашумел, то ли Пак издал не поддающийся определению хрип.

– Что там? – громко спросил подоспевший к этому моменту Семён, но я не нашла подходящих слов, чтобы ответить, тем более что Лазарев уже шёл в нашу сторону и водитель бюро мог воочию оценить масштабы случившегося.

Он протянул руку Деспоту, чтобы помочь подняться на высокий косогор, но тот запрыгнул на него самостоятельно, неожиданно легко и бодро для человека, скованного плотной тканью делового костюма.

– Можно что-то сделать?

– Вряд ли. Жив, но не знаю, надолго ли. Вероятнее всего, позвоночник травмирован, и перемещать его до приезда сотрудников скорой всё равно нельзя, – ответил Лазарев Семёну и паре мужчин, успевших к этому моменту подойти ближе. – Поехали.

– Мы не дождёмся скорой? – спросила я неуверенно и в последний раз обернулась на человека, оставшегося там, в темноте и холоде.

Но водители других машин уже спускались к нему, точно так же светя телефонами перед собой. Тем не менее, судя по словам Лазарева, вся эта иллюзия бурной деятельности вряд ли могла как-то улучшить сложившееся положение.

– Смысл? Никто из нас не медик, чтобы помочь, – отозвался Деспот, когда мы возвращались к чёрному седану бюро, и, обернувшись, протянул мне мой смартфон.

Я осознавала его правоту, но почему-то мне казалось неправильным бездействовать, когда в темноте лесополосы до сих пор билось сердце живого человека, отсчитывая, возможно, его последние минуты. Тем не менее спорить я не стала и, ещё раз неуверенно оглянувшись, следом за Деспотом забралась в тёплый салон автомобиля, позволив шумоизоляции отрезать нас от встревоженных голосов снаружи.

Когда Семён завёл машину, Лазарев набрал чей-то номер в справочнике смартфона и, дождавшись ответа, произнёс в трубку:

– Вячеслав Алексеевич, здравствуйте. Ваш сын попал в ДТП на объездном шоссе. Состояние у него тяжёлое, очевидцы вызвали скорую, и она уже в пути. Сейчас я отправлю вам координаты.

Дождавшись ответа, Деспот сбросил звонок, отправил обещанное сообщение с координатами и принялся как ни в чём не бывало приводить себя в порядок. Очистил щёткой брюки от пыли и налипших сухих травинок, протёр губкой чёрные туфли до блеска, нанёс на руки санитайзер, резко ударивший в ноздри запахом дезинфицирующего средства.

Наряду с ним, запахи дорогого парфюма и кожаного салона, раньше казавшиеся столь приятными, почему-то сейчас вызвали у меня неожиданный приступ тошноты и заставили неприязненно поморщиться.

– Всё в порядке, Ева Сергеевна? – холодно поинтересовался Лазарев, когда управляемая Семёном машина снова медленно двинулась с места.

В его голосе не было ни капли участия или сочувствия – возможно, вопрос и вовсе был просто данью вежливости, поэтому я, снова отвернувшись к окну, ответила с горечью:

– Как у вас получается оставаться столь хладнокровным в подобной ситуации?

Боковым зрением я увидела, как Лазарев отстранённо дёрнул плечом.

– Разве не вы только что с пеной у рта доказывали, что мой подзащитный заслужил более суровое наказание, чем определил для него судья? Теперешнее его «наказание» устраивает вас больше? Социальная справедливость наконец-то восстановлена? – полюбопытствовал он со злой иронией. – Как видите, суд далеко не самая последняя из инстанций.

– Не знаю, – честно ответила я, почему-то смутившись.

Действительно, поразительно легко было рассуждать в теории о том, чего человек достоин и не достоин, а наблюдать столь сомнительный акт восстановления справедливости воочию оказалось слишком жутко. Теперь я думала, что судьба обошлась с Паком слишком сурово и чаша весов Фемиды снова перевесила, только в другую сторону. Но разве от меня что-то зависело? Я поёжилась, представив, что это кто-то свыше услышал мои слова, и тут же нервно мотнула головой, поняв, что не желаю брать на себя такую ответственность.

– Наверное, он всё-таки этого не заслужил, – выговорила я, вслух подытожив собственные размышления.

– Не заслужил, конечно, – согласился Лазарев. – Молодой и глупый мальчишка в будущем вполне мог остепениться и из него вышло бы что-то стоящее. А теперь у него больше нет будущего, а у нас – возможности о нём узнать.

Меня почему-то зацепила характеристика «молодой и глупый» в отношении моего ровесника. Интересно, обо мне он такого же мнения?

– Почему нет? Он не выживет?

– Если и выживет, скорее всего, на всю жизнь останется прикованным к постели, так что ещё непонятно, какой вариант предпочтительнее.

Я тяжело вздохнула, почувствовав, что дрожу. Или уличный холод только сейчас дал о себе знать, или это дрожь непонятного страха и неуверенности зародилась внутри, когда я в полной мере осознала суть произошедшего – постигла в одно мгновение хрупкость и беспомощность человека.

В такой ситуации совсем не удивительно, что я вспомнила о корпоративе, на который мы с Лазаревым безнадёжно опоздали, лишь когда машина подъехала к огромному бело-голубому зданию с высокими колоннами. Античные статуи и вывеска «Империя», сияющая на балконе, свидетельствовали о том, что мы прибыли к пункту назначения.

Откровенно говоря, в ресторан мне в теперешнем состоянии хотелось идти меньше всего. Но, покинув салон и услышав, как Лазарев отпускает водителя, я молча последовала за адвокатом, входящим в высокие двустворчатые двери.

Пока метрдотель провожал нас в большой зал, закрытый на сегодняшний вечер от посторонних, я всё ещё была погружена в не самые приятные раздумья, но, войдя в просторное шумное помещение, вынуждена была от них отвлечься.

Сотрудники S&L расселись за шестью круглыми столами; отделы специально перемешали, чтобы новички лучше вливались в коллектив к старожилам. Бо́льшая часть из них была уже изрядно навеселе и, увлечённая праздничной программой, почти не обратила на нас с Лазаревым внимания.

Приглашённый парнишка-тамада, которого нередко звали на такие мероприятия, проводил конкурс по перетягиванию каната. Те, кто не участвовал, прямо как болельщики, громко скандировали названия противоборствующих команд. И, пользуясь суматохой, я проскользнула на своё место за столиком, а Лазарев занял своё рядом с Сушковым, тут же смерившим опоздавшего партнёра недовольным взглядом.

– Ясень, ну ты даёшь! – перекрикивая гвалт, поприветствовала меня Крис, салютуя бокалом шампанского. Она вся блестела от пайеток, усыпавших её платье, юбка которого заканчивалась так высоко, что не оставляла простора для фантазии. – Мы уж думали, вы с Деспотом предпочли ресторану более уединённую и интимную обстановку.

Она грубовато хохотнула, радуясь, по её мнению, удачной шутке.

– Ага. Это уединённое место называется «городской суд», – фыркнула я и тут же поспешила перевести тему, не желая просвещать главную сплетницу бюро о череде своих сегодняшних несчастий. – А Павлова где? Вы заказали лимонад?

– Вон она, в конкурсе участвует, – кивнула на ярко освещённый постамент собеседница. – А лимонад твой вот. В нём, наверное, уже весь лёд успел растаять.

Может, это и к лучшему, потому что, несмотря на душный и наполненный людьми зал, я до сих пор не могла согреться. Словно часть меня тоже осталась там, на объездной трассе, и мёрзла на пронизывающем ветру.

Дотянувшись до прозрачного графина с красно-розовым напитком, я налила себе полный стакан и с удовольствием утолила жажду, мучившую меня всю дорогу до ресторана.

– Не хочешь тоже поучаствовать? – полюбопытствовала Крис. – За победу, между прочим, помимо призов, ещё и отгулы дают.

Я отрицательно покачала головой. Настроения принимать участие в веселье не было никакого, даже за отгулы и призы, какими бы заманчивыми они ни были. Перед глазами до сих пор стояло лицо человека, оставшегося в холодной и тёмной лесополосе, а дрожь внутри не желала никуда уходить, заставляя меня чувствовать себя не в своей тарелке.

1 Бюро – форма образования адвокатской деятельности, при которой два или более партнёров осуществляют работу совместно на основании партнёрского договора, оговаривающего условия сотрудничества.

Продолжение книги