Сын Веры бесплатное чтение
1. Мама
– Мама, а можно спать назад?
– Как назад?
– Ну, утром уснуть, а проснуться вчера вечером?.. – спросил у мамы маленький медвежонок, которому очень не хотелось вставать после сладкого ночного сна, который бывает только в детстве.
Мама-медведица внимательно посмотрела на сына, который уже много чего знал, но всё равно продолжал задавать вопросы, на которые не так-то легко ответить. Сначала она хотела тихонько зарычать на него, чтобы он не спрашивал глупости, а потом неожиданно для себя тоже задумалась и ответила:
– Наверное, можно, но мы так не умеем…
– А кто умеет?
– Я не знаю!
– Ну, мам!.. – не унимался медвежонок, сладко потягиваясь ото сна.
– Какие-нибудь другие медведи, наверное, умеют.
– А почему они умеют, а мы нет?
– Потому что мы живём только в одну сторону, – ответила мама с небольшой досадой.
– В какую сторону? – не унимался маленький.
– В сторону завтра.
– Значит, есть медведи, которые живут в другую сторону, в сторону вчера?
– Есть, наверное, но я их не знаю.
– Мама, почему ты всё время говоришь «я не знаю»? Ты же мама, ты всё знаешь, – сказал медвежонок, продолжая лежать на спине и весело дёргать лапками, словно проверяя их подвижность после сна.
– Вставай скорее, сынок! Совсем замучил меня вопросами. Уже давно пора идти в лес на прогулку. Заодно пособираем корешки, орехи и ягоды, попробуем их на вкус. Может быть, я покажу, как нужно охотиться. Ты уже, наверное, проголодался и хочешь позавтракать. А эти глупые вопросы, если хочешь, задавай сам себе…
– Мамочка, я не могу сам себе задавать глупые вопросы, потому что у меня внутри очень много глупых ответов. И если я буду задавать себе много глупых вопросов, то глупости во мне станет ещё больше, а там и так уже нет места… И я уже встал. Вот, смотри! Ему снова приходилось задавать вопросы, потому что у него начиналась своя жизнь, а он уже знал, что взрослые умнее детей. И он, ещё не осознавая этого, хотел побыстрее влиться в эту, не очень пока понятную жизнь, которой уже давно жили взрослые.
И медвежонок каким-то образом встал на передние лапы, а задние поднял вверх. Получилось очень забавно. Конечно, он тут же упал и кувырнулся, оказавшись на своих маленьких четырёх лапках. Мама посмотрела на этот милый пушистый колобок и подумала, что из этого помёта он, наверное, самый озорной и смышлёный. Кроме него у мамы-медведицы этой зимой родились ещё двое медвежат, мальчик и девочка. У неё едва хватило грудного молока, чтобы выкормить всех троих и согреть их своим теплом до весны, но всё обошлось.
– Не балуйся, сынок! Почему ты всё время балуешься?
– Я не всё время балуюсь. Когда спал, я же не баловался! Мам, а что такое «охотиться»?
– Ну, это… когда тебе охота что-нибудь делать, и ты это делаешь.
– А если неохота, то не делаешь?
– Да, малыш.
– А если тебе неохота, а ты всё равно делаешь?
– Ну тогда это просто нехорошая охота.
– Значит ты нам покажешь, что можно делать, когда захочешь?
– Да. Вот, ты сейчас что хочешь?
– Я хочу есть!
– Значит мы сейчас пойдём в лес и будем есть то, что найдём вкусненького, то есть будем охотиться на еду. Идите все вместе за мной и делайте то же самое, что и я.
И мама-медведица повела своих маленьких медвежат по тропинке весеннего леса в самую вкусную его часть. Она знала по прошлым годам, что там им обязательно попадутся мягкие корешки молодых деревьев и кустов, которые можно будет погрызть и рассосать маленькими детскими ротиками. Ещё там можно будет раскопать лапами рыхлую, наполненную талой водой лесную землю и под слоем прошлогодней листвы найти много свежих личинок и червячков. А ближе к стволам старых деревьев они обязательно увидят вкусные весенние грибы. Проснувшаяся весной земля рождала множество мелких съедобных жизней, которые неминуемо должны были стать чьей-то пищей.
Медведица была уже не очень молодая и поступала так всегда, когда у неё раз в несколько лет появлялись маленькие медвежата. А появлялись они в самые снежные зимы, когда она засыпала в своей старой уютной берлоге. Когда она просыпалась, то рядом уже оказывались эти маленькие комочки, которые становились её детьми. Она не знала, откуда в ней каждый раз вспыхивала материнская любовь, благодаря которой медведица готова была отдать детям всё. И она отдавала им всю свою нежность и материнское молоко, потому что больше у неё ничего не было. Её глаза уже плохо видели, исхудавшее после зимы тело болело, лапы ослабели, и она думала, что это её последние дети, а может быть и последняя в жизни зима.
Медвежонок, в мохнатой голове которого скопилось много глупых вопросов, родился прошлой зимой и целый год, как и его братик с сестрой, не отходил от мамы ни на шаг, потому что в первый год своей жизни медведи совсем маленькие. Свою вторую зиму он тоже провёл с мамой в уютной берлоге, а сейчас уже наступало его второе лето, и он стал необыкновенно быстро набирать вес и проявлять характер.
Медвежонок ел всё подряд и ещё не знал, что такое «проявлять характер», но мама сказала, что он есть у всех, и должен быть у каждого свой. Его нельзя ни у кого взять и нельзя никому передать, потому что свой характер есть у каждого где-то там внутри. Медвежонок подумал, что свой характер он, наверное, когда-то проглотил с молоком матери, и теперь он там внутри него как-то сам растёт и проявляется.
Маленький медведик знал уже очень много разных вещей. Знал, например, что у всех зверей спина наверху, а живот внизу; знал, что спереди у него голова, а с другой стороны у него есть зад и на этом заду можно сидеть, а на голове сидеть не получается. Ещё он знал, что на голове есть глаза, чтобы смотреть, хотя иногда можно смотреть – и ничего не увидеть, потому что задумался. А вот про уши он уже знал тако-о-о-е!.. Такое, что они вроде бы есть, но их вроде как нет. Потому что ими можно слушать и не слышать, как мама зовёт домой. И уши тоже на голове. Там вообще много чего есть. Но самое главное – это рот, потому, что в него можно засунуть лапу и сосать! Кушать ртом тоже можно, но тогда он мешает говорить и задавать вопросы. Медвежонок знал, что у него есть мама для того, чтобы она любила его, и у него есть лес, чтобы в нём жить. И ещё у него есть много глупых вопросов, на которые мама устала отвечать.
Мама-медведица шла впереди, проламывая ветки деревьев. Она с гордостью думала, что снова стала мамой самых лучших в мире детей, её собственных детей. А самый смышлёный и рассудительный медвежонок уже бежал вслед за ней и кричал вдогонку:
– Мама, а мы всегда так жили?
– Я не знаю, сынок. Но думаю, что всегда.
– Мама, а кто-нибудь живёт по-другому?
– Я не знаю, может быть, какие-нибудь другие медведи.
– Мама, а почему мы – медведи?
– Вот вырастешь – узнаешь!
– Мамочка, если ты не будешь мне отвечать, то я буду глупый; а если будешь мне всё объяснять, тогда я буду становиться всё умнее и умнее… И вообще, мама, я тебя ужасно люблю! Прямо не знаю, как люблю! Потому что ты моя мама!
– А я-то как тебя люблю! Я вас всех люблю, и твоего братика, и твою сестричку! Потому что вы мои дети.
– Как я тебя понимаю! – сказал, расчувствовавшись, растущий медведик.
К тому времени он хорошо запомнил, что все маленькие должны бояться всех больших – так ему сказала мама. Правда, мама сама большая, но он её не боится, а даже наоборот, очень любит.
Возраст всех обитавших в этом лесу деревьев и животных был неуловим. Они жили словно во сне неизвестно кем придуманной жизни. Жили и не удивлялись тому, что живут. И почему живут именно так, а не иначе – тоже не удивлялись. Но у каждого из них были свои природные ум, память и настроение. И почему-то им иногда хотелось жить совсем по-другому.
Медведица была взрослой и самостоятельной, она уже не первый раз становилась мамой. Отношения с другими взрослыми медведями обычно получались у неё кратковременными. Она и сама не знала, почему так получалось. У медведей как-то так было заведено: вырос – живи самостоятельно и желательно подальше от других медведей. Но раз в год каждому медведю хотелось нежности и ласки, и на короткое время они становились любящими парами. Однако, как говорится в известной пословице, два медведя никогда не уживутся в одной берлоге. Поэтому к очередной зиме пары распадались и каждый взрослый медведь зимовал в одиночку. Так было всегда, и никто не знал, почему. Но в том лесу, где родился маленький любознательный медведик, всё было устроено немного по-другому.
Тогда он ещё об этом не знал. Зато хорошо знал, куда уходит ночь по утрам, и теперь можно было не спрашивать об этом у мамы. Просто однажды днём он решил самостоятельно пройтись по лесу и наткнулся на очень глубокую яму, на дне которой была темнота, такая же густая, как ночью, и такая же, как если совсем закрыть глаза. Медвежонок стоял на краю и долго смотрел в эту яму, а потом всё понял. Правда, мама отругала его после этого и просила больше одному без неё далеко не уходить. Особенно туда, где были глубокие ямы.
Медведик вообще был очень понятливый. Так про него говорила сама мама. Но, однажды он всё-таки решил задать один из вопросов, которые долго мучили его:
– Мамочка, вот скажи, когда я сплю, то мне кажется, что меня нигде нет, ни в какой берлоге, ни в какой ложбинке. Где же я тогда, мама?
Мама ничего не ответила, только спросила:
– А как ты спал сегодня, сынок? Что видел во сне?
Медвежонок искренне удивился:
– Ну что ты, мамочка! Разве в такой темноте что-нибудь можно увидеть!
Конечно, он был умный и сообразительный. И старался лишний раз ничего такого не спрашивать и не говорить. Например, когда в лесу стало тепло, он сам сообразил, что зиме просто стало жарко, и она куда-то убежала. Но мама тогда сказала, что зима обязательно вернётся, что она злая и всегда так делает.
– Но зачем, мама? Без неё ведь так хорошо!
– Такой уж у неё характер – она всегда возвращается туда, где хотя бы раз побывала.
«Ну да, – вспомнил медвежонок, – у каждого свой характер».
Братик и сестрёнка бойкого смышлёныша, которые родились в тот год у мамы-медведицы, тоже получились очень хорошенькими, хотя и не такими бойкими и сообразительными. Пока они все были безымянными, потому как не знали, что в этой жизни ещё нужно как-то по-особенному называться. Но мама сказала, что придёт время, и они узнают, как их зовут. Вообще-то у мамы-медведицы тогда родился ещё один медвежонок, но он был слабенький и умер почти сразу. Но об этом знала только она сама.
Иногда все трое медвежат баловались и играли. Иногда обижались друг на друга и дрались. Мама любила всех троих и ласково трепала их за холку. Просила не обижать и не отнимать друг у друга еду, которую часто сама приносила им из леса, и всегда говорила: «Друзья познаются в еде!»
Может быть, она говорила «в беде», но дети почему-то слышали именно это. Наверное, потому что они очень быстро росли и почти всегда хотели есть.
Ещё мама-медведица говорила, что лучше им всем пока быть вместе, потому что в лесу есть много других зверей, и медведей тоже, но лучше их сейчас не встречать. На вопрос: «Почему?» она отвечала: «Потом узнаете». И маленькие медведи с нетерпением ждали, когда наступит это «потом».
Как часто бывает, дети не всегда слушались маму. Иногда они убегали далеко, иногда баловались и дрались. Смышлёный медвежонок так и говорил:
– Ах, мамочка, что же мне делать, если драка так и лезет из меня? Я её запихиваю внутрь, а она всё равно рвётся наружу!
Из-за этого её другой сынок часто обижался на своего неспокойного брата:
– Мама, мама, и зачем ты мне родила такого гадкого братика? Сидел бы он лучше у тебя в животике и скучал бы там всю жизнь, пока не исправится…
Этот брат был более робкий и часто вспоминал, как зимой ему было хорошо и тепло лежать вместе с мамой в берлоге. Он всегда старался подобраться поближе к её мягкому и пушистому животу и говорил:
– У тебя здесь так тепло, мамочка, что я не верю своим ногам!
На самом деле, он так не говорил, а только хотел сказать, потому что ещё не умел хорошо разговаривать. Просто ему так очень хотелось сказать.
Но бойкий и смышлёный медведик не унимался. Он подбежал к своему более спокойному брату, оттолкнул его с разбега подальше от мамы и крикнул:
– Сам сиди в животе, а я там уже был и выбрался оттуда, чтобы жить здесь! И не трогай мою маму! Вот…
Так они и ссорились, два забавных косолапых брата-медвежонка. И только их сестрёнка всегда старалась не ввязываться в ссоры. Она говорила: «Больше не стану смотреть, как вы ругаетесь. Подожду, когда у вас начнётся что-нибудь хорошее и интересное». И отходила от них в сторону. Ей было интереснее смотреть, чем занимается мама, потому что мама ей уже сказала, что она тоже когда-нибудь станет мамой. Маленькая медведица гордилась тем, что сможет стать такой же большой, красивой и умной, как мама. А вот эти противные мальчишки никогда не смогут. Так тоже ей сказала мама.
Однажды она спросила своих братьев:
– Вот вы всё дерётесь, ругаетесь, а вы хоть знаете, что самое важное в жизни?
Братья с удивлением уставились на неё – неужели она знает ответ на такой сложный вопрос? А она ничуть не смущаясь сказала:
– Самое важное в жизни – это иметь маму! И я когда вырасту, тоже буду мамой и тоже буду очень важной. И это будет счастье! – Пока её братья прокручивали в головах эту мысль, маленькая медведица решила закрепить собственную «важность». Она подошла к маме-медведице и ласково сказала:
– Какая ты, мамочка, счастливая! – И увидев, что мама удивилась, добавила: – Повезло тебе! Ну у кого ещё могла родиться такая красота, как я!?
Медведица не стала спорить и, если бы могла улыбаться, наверняка бы улыбнулась. Вместо этого она глубоко вздохнула и сказала:
– Я тебя люблю, дочка.
– Правильно, я как раз для этого и родилась! – нисколько не сомневаясь ответила дочка.
2. Дети
На самом деле все они жили очень дружно и вместе ходили купаться на речку. Там тоже играли и веселились. Но кое-кто из малышей иногда отходил куда-то в сторону и о чём-то задумывался… Всё равно этим летом им было хорошо вместе.
Когда мама-медведица впервые привела своих маленьких медвежат на речку, они очень удивились такому чуду. Речка была небольшая и не очень широкая, как и большинство лесных рек. А текла она медленно, как большая и спокойная река. Как течёт каждый день в детстве, когда очень хочется побыстрее вырасти.
В первый раз медвежата долго смотрели на речку, не решаясь зайти в воду. Но мама-медведица, как бы играя, подталкивала их сзади поближе к берегу. Они, конечно, сразу же плюхнулись в прохладную толщу воды и стали смешными коричневыми колобками, которые весело барахтались в воде. Им не хотелось драться-ругаться, им хотелось купаться-смеяться, нырять и не бояться, просто играть брызгами воды, которые мама сразу назвала каплями. Маленьким медведям стало казаться, что они какие-то водоплавающие существа и могут плескаться в воде бесконечно.
Оказалось, что медвежата прекрасно умеют плавать и нырять, хотя их никто этому не учил! А ещё – брызгаться и плескаться. Но этому и не нужно было учиться. Это было само детство. А мама всегда была рядом и всё видела.
Смышлёный медвежонок сразу стал заводилой в их играх. Он стал как бы старшим братом. Когда они выбрались на берег, он увидел, что они какие-то не такие, не похожие на самих себя. Шерсть слиплась комками, а местами торчала во все стороны. Мама сказала, что они просто мокрые, но скоро высохнут. И тогда старший брат предложил:
– А давайте играть, пока мы мокрые, будто это не я, а ты? А ты, наоборот, будешь не собой, а мной. Давайте все перепутаемся, и мама нас тогда не узнает! Вот будет смешно!
Но мама их всё равно узнавала и различала. Как ей это удавалось – непонятно. Они ещё не знали, что любая мама всегда узнает и отличит каждого своего ребёнка.
Маме-медведице это было нужно ещё и потому, что следующей весной, по заведённой в их Большом Лесу традиции, она собиралась повести своих подросших детей к Деду, чтобы он дал им имена и как бы поставил на свой учёт.
Но это будет ещё нескоро, а пока всех медвежат нужно было откормить и воспитать в лучших традициях Большого Леса, чтобы Дед не говорил про них, что они – дикие.
Тем временем лесная жизнь шла своим чередом безо всякого отчёта и остановки. Дни становились короче, ночи прохладнее, и бесконечное пространство большого тёплого лета уносилось куда-то вместе с тяжёлыми облаками и холодными ливнями. Лес всё шумел и шумел на осенних ветрах, ведь торопиться ему было некуда и сбежать он не мог никуда, потому что его деревья за это лето ещё сильнее вросли корнями в землю. Большому Лесу суждено было каждый вечер медленно погружаться в густую темноту холодных ночей, а утром встречать туманный вздох розового рассвета и томительно искать в себе признаки новой жизни.
Мама-медведица уже с трудом нагуливала вес, который был нужен, чтобы пережить предстоящую зиму. Она боялась, что не осилит очередную зимовку. Она чувствовала, что время её не до конца пережитой жизни уменьшается с каждым коротким днём.
У неё давно болели передние и задние лапы, сточились зубы и обломались когти, но она исправно добывала еду для своих детей и обучала их охоте. Как опытная мать, она давала им уроки внимания и вежливости. Учила законам Большого Леса и рассказывала о Порядке, который когда-то придумал Дед для всех лесных жителей. Дети внимательно слушали её и удивлялись. Оказалось, что до того, как в Лесу появился Дед, по её словам, этот лес был совсем диким и дремучим, и жили там одни только звери. У них не было никакого порядка, каждый делал, что хотел, и ходили все и всегда зверски голодные. Никто даже не знал, зачем живёт и почему, а теперь у всех в лесу есть своё место и направление в жизни. Многие даже научились любить и уважать друг друга. Не у всех, конечно, это получалось, но Дед об этом тоже знал. Ему сообщали… Но главное, все звери должны были любить и уважать самого Деда.
О том, кто такой этот Дед, мама-медведица обещала рассказать следующей весной, когда они ещё немного подрастут, наберутся сил и все вместе пойдут к нему. А пока нужно было начинать заново обустраивать её старую берлогу для предстоящей зимовки.
– Я думаю, что мы все – очень хорошие, – сказала своей маме девочка-медведь, когда они дружной семьёй подошли к их берлоге: они все здесь родились две зимы назад. Под нависающими корнями большого поваленного дерева между камней образовалась не очень большая, но очень уютная пещера. Она была наполовину завалена ветками и засыпана старым мхом пополам с нападавшими туда листьями уже замёрзших на зиму деревьев.
– Конечно, хорошие!.. И поэтому, мои хорошие дети, нам нужно уже сейчас приступить к обустройству берлоги – нашего маленького зимнего дома. За лето берлога заросла и замусорилась, давайте уберём всё лишнее и разложим то, что нам может понадобиться, по своим местам. Ну что ж, мои ребятки, за работу!
Медвежата стояли неподвижно и удивлёнными глазами смотрели на маму.
– Ах да, я забыла рассказать вам, что такое работа… А вы как думаете, что это такое?
Первым, конечно, решил высказаться смышлёный медвежонок-заводила:
– Я думаю, что это когда нужно что-то делать, а тебе это не очень хочется…
На что его брат возразил:
– А я думал, что это когда хочешь что-то сделать, а получается совсем не то, что хочешь…
А их сестрёнка сказала:
– Нет, это когда ты помог кому-нибудь, и тебе за это даже не сказали «спасибо»…
– Хорошие мои, откуда вы это взяли? Так делается только плохая работа! – объяснила мама-медведица. – Работа – это когда нужно кому-то помочь, и получается то, что нужно… И тогда тебе за это говорят «спасибо». Вот вы сейчас что собираетесь делать? – Правильно, помогать мне наводить порядок в берлоге. И это будет ваша работа. Потому что это нужно нам всем! И за это я вам всем скажу «большое спасибо».
Смышлёный заводила-забияка, которому по-прежнему очень хотелось играть и не очень хотелось работать, решил поспорить с мамой. Ему показалось, что сейчас он скажет что-то очень умное и правильное:
– Вообще-то, самый лучший способ обставлять своё жилище – это позволять вещам становиться туда, куда они сами хотят попасть. То есть туда, где они уже лежат… Я так думаю!
– Вот как? Я этого не знала! – сказала мама и почему-то с грустью посмотрела на своего сына:
– А ещё я не знала, что ты у нас уже такой умный…
– Да, мама, я умный! Медведи – вообще умные от природы.
– Ладно, умник, давай работать!
Медвежата очень любили маму и начали помогать ей обустраивать будущее место зимовки. Причём все. И те, кто не хотел работать без спасибо, и те, кто просто не хотел ничего такого делать, и те, кто боялся, что у него получится как-то не так.
После того, как им всем пришлось немного поработать, чтобы подготовить берлогу к зимовке, они устали, но были очень довольны. Теперь её нужно было опробовать.
И тут неожиданно оказалось, что все они туда уже не помещаются. Как ни пробовали – ничего не получалось, обязательно кто-нибудь один оставался снаружи. Видимо, медвежата очень хорошо набирали вес летом. Мама-медведица очень расстроилась и стала переживать: теперь кому-то из них придётся искать свою отдельную берлогу.
Она, конечно, могла попытаться найти в Лесу место для новой берлоги, такой большой, чтобы они все вместе туда поместились, но времени до начала зимы оставалось совсем мало: уже прошло много дней с тех пор, как выпал первый снежок и растаял, а накануне прошёл сильный снегопад, после которого снег уже не захотел таять. Оставить своих медвежат зимовать одних в старой берлоге она тоже не могла – слишком они маленькие, не умеют ещё зимовать: разбудят друг друга посреди зимы, не смогут прокормиться и погибнут. Сама-то она могла найти для себя одной в Лесу какое-нибудь место для зимовки, но как же дети?.. Она должна быть с ними!
Мама-медведица слишком хорошо знала все лесные окрестности и понимала, что подходящего места для большой четырёхместной берлоги в ближайшей округе найти не удастся. А вот одно местечко для маленькой уютной берлоги она заприметила ещё летом. Так, на всякий случай.
Медвежата не понимали всей трудности решения, которое придётся принимать их быстро стареющей матери. Они продолжали веселиться и играть, наслаждаясь беззаботной лесной жизнью. Им нравилось всё: лес, мама, выпавший снег, который быстро исчезал, если попадал на тёплый кончик носа, смешные облачка пара, которые временами вырывались из их ртов. Им нравилась сама жизнь. И они думали, что так будет всегда.
Иногда, конечно, они дрались и ругались, но всегда потом обнимались и просили друг у друга прощенья, как учила их мама. Причём они смешно путали слова «простите» и «прощайте». Получалось, когда кто-то из них в одиночку уходил в Лес, собираясь спрятаться, то говорил: «простите» вместо «прощайте». И его тут же «прощали», говоря «до свиданья».
При этом медвежата даже не догадывались, что медведи вообще-то не умеют говорить словами, и что язык, на котором мама учит их правильно разговаривать, вовсе не был природным языком медведей. Это был единый язык, на котором когда-то научились говорить все звери в их Большом Лесу. Этому языку всех зверей научил человек, которого все звали Дедом.
Мама-медведица с наступлением холодов всё чаще стала беспокоиться и уходить в ближний лес, оставляя ненадолго медвежат одних. Заводила-медвежонок продолжал придумывать всякие игры. Конечно, они играли в «прятки» и «догонялки». Причём в «прятки» они быстро находили друг друга по запаху, а в «догонялки» всегда выигрывал старший из братьев, потому что вырос крупнее. Но это было слишком просто, и поэтому такое обыкновенное перемещение между деревьями быстро надоедало. Нужно было придумать что-то поинтереснее. И тогда однажды заводной медвежонок предложил:
– А давайте залезем на большое дерево и сыграем в новую игру: сначала мы будем падать вниз, а потом падать вверх!
– Как это? – спросили его брат и сестра, – Ведь мы видели, что все предметы, которые умеют падать, всегда падают вниз!
– Это только сначала, потому что они все не знают, что потом можно будет падать вверх. Вы что, боитесь? – подзадоривал их неутомимый выдумщик и экспериментатор.
Когда они все вдоволь нападались вниз, наломали кучу веток и больно наушибались, кому-то даже захотелось плакать от боли. Медвежонок-выдумщик тоже больно ушибся, но не заплакал, ведь настоящие заводилы никогда не плачут.
– Вышло не то, что я ожидал, но что-то всё-таки вышло, – сказал он с умным видом брату и сестре, потирая ушибы.
А на самом деле он подумал, что сейчас плакать не имело никакого смысла: он заплакал бы, если б мама была рядом. Она всегда так нежно успокаивала, прикладывала свою большую лапу к больному месту и говорила: «Потерпи немножко, сейчас всё пройдёт!». И действительно всё быстро проходило. Но в это время мамы рядом не было, и плакать было бессмысленно, поэтому он просто заревел, как ревут обыкновенные медведи.
Девочка-медведь подтвердила:
– А я давно знаю, что плакать хорошо только когда мама рядом! Если она не видит, что ты плачешь, то и плакать неинтересно.
– Да, обидно-досадно… – впервые высказал свою будущую знаменитую присказку медвежонок-заводила. У него явно проявлялся характер, который он растил и приобретал на будущее. Через некоторое время у этого характера появится имя, которое будут знать и с трепетом помнить все, кто жил тогда в Большом Лесу.
После того, как медвежата сильно ушиблись, вдоволь нападавшись вниз, уже не очень-то и хотелось падать вверх. Они лежали на мягком снегу, под которым собирался зазимовать толстый слой мха. Медвежонок-заводила всё-таки пробовал подпрыгнуть, чтобы попытаться упасть вверх, но у него ничего получалось. Выходило даже как-то нелепо и смешно.
А когда к игравшим медвежатам подошла мама, он всё-таки решил у неё спросить:
– Мам, а можно падать вверх?
Мама задумалась, посмотрела очень внимательно на своего любознательного сына и снова ответила:
– Наверное, можно. Но мы так не умеем.
– Обидно-досадно! Это прямо какое-то разочарование, – сказал медвежонок, – какая-то обидная несправедливость и большая неправильность!
На самом деле любознательный и сообразительный заводила сразу догадался, что падать вверх, наверное, умеют те самые медведи, которые могут уснуть сегодня утром, а проснуться вчера вечером, которые живут в другую сторону, в сторону вчера… Только где же эти медведи живут? Вот бы с ними поиграть.
Но этого мама тоже не знала, она очень устала и готовилась к большой спячке. У неё всё чаще что-то тоскливо ныло и тянуло в груди. А у медвежонка, который вырос за это лето намного больше, чем его брат с сестрой, и стал по размерам сравним со взрослым медведем, было ещё много вопросов. Они рождались в нём с необыкновенной скоростью каждую минуту, но был один вопрос, который он хотел задать маме прямо тогда, когда они вдвоём ушли в Лес искать место для ещё одной небольшой берлоги.
– Посмотри, сынок! Вот под этой корягой может получиться неплохая берлога для тебя, – начала говорить погрустневшая немного от своего жизненного опыта мама-медведица.
Медвежонок ещё не понимал тогда, что его весёлое детство может закончиться под этой корягой, но неожиданно почувствовал, как что-то холодное и большое подбирается к его маленькому, но горячему сердцу.
Он очень любил маму. Он вспомнил её рассказы о том, как он появился на свет. Когда его ещё нигде не было видно, потому что он прятался от жизни, он ходил и искал себе маму, чтобы наконец родиться. Ходил и заглядывал в сердца к разным медведицам. Заглянул в сердце к одной, потом к другой, ещё ко многим. У одних было злое сердце, у других оно было холодное, а у третьих просто какое-то чужое. Так он долго-долго ходил, пока не нашёл свою добрую родную маму и начал жить у неё в животе, а потом вот решил родиться…
Когда медвежонок понял, что родился не один, то спросил у мамы:
– Мам, ты куда смотрела, когда их выбирала? Они же не понимают ничего! И я не помню, чтобы они тоже жили рядом со мной в твоём животе!
Но мама не хотела его обманывать и сказала:
– Это потому что там было темно и вы не видели друг друга. Но твои брат с сестрой тоже искали и нашли меня.
– Мы что там играли в пряталки?
– Нет, что ты, сынок, в животе никто не играет в пряталки, потому что там каждый ищет сам себя.
– Но я ведь так долго искал тебя, мама!
– А я искала тебя, сынок. И вот видишь, нашла…
– Такой мамы, как ты, у меня ещё никогда не было! – сказал медвежонок и заплакал от нахлынувших на него самых искренних чувств.
И вот теперь мама хочет оставить его одного на целую зиму! Наконец он задал свой вопрос, который уже давно путал все его мысли:
– Мама, а зачем вообще нужны эти берлоги?
– Мы медведи, зимой мы спим в берлогах. Скоро придёт зима и ударят морозы!
– Обидно-досадно! – снова сказал медвежонок. Он не хотел, чтобы его кто-то ударял. И не потому, что больно, а потому, что обидно.
– Мам, а может, она всё-таки не придёт? У нас же и так всё хорошо…
– Нет, сынок, она всегда возвращается, и мы её боимся. Её боятся все, не боится один только Дед.
– А кто такой этот Дед? И почему он не боится?
– Придёт время – узнаешь! – сказала медведица, вспоминая что-то своё, связанное с Дедом.
Но вопросы рождались у медвежонка, наверное, везде: в голове – она от этого иногда кружилась; в животе – от этого живот иногда ворчал; даже в лапах – они от этого чесались. И ещё где-то, непонятно где.
– А кто такие «морозы»? – опять спросил медвежонок. В его представлении это получались какие-то свирепые большие медведи, которые почему-то придут вместе с зимой и ударят.
– Нет, это не большие медведи. Их тоже ударят морозы, если они вовремя не спрячутся в берлогу. Вообще, морозы ударяют всех, даже деревья в Лесу. Просто зимой становится так холодно, что всё у тебя будет болеть: и голова, и ноги, и животик – как будто тебя очень больно ударили. Так сильно, что можно умереть… А чтобы спрятаться от них, нужно устроить берлогу. Давай лучше разгребём здесь упавшие ветки, сынок! Я помогу тебе сделать твою первую берлогу, чтобы тебе там было тепло и уютно, как у меня в животике.
3. Зима
Когда они закончили, снова пошёл снег и откуда-то из-за дальних деревьев повеяло сырым холодом. В Лесу стало утомительно светло. В глаза попадало много лучистого света, отражённого от белизны заснеженных пространств. А вокруг в прозрачном воздухе поплыли минуты хрупкой и загадочной тишины. Лес притих, привыкая к своему новому белому покрывалу.
– Мам, а почему приходят морозы?
– Так всегда было, сынок. Такая погода. Вот со снегом ты можешь делать всё, что хочешь, а с погодой – нет.
– А есть кто-то, кто может что-то сделать с погодой?
– Наверное, есть. Но мы так не умеем.
И смышлёный медвежонок снова подумал то, что он всегда думал, когда мама так отвечала ему. Про медведей, которые могут уснуть сегодня утром, а проснуться вчера вечером… Ему было обидно, что от какой-то непонятной погоды можно умереть.
– Мама, а потом все умирают? – спросил вдруг на минуту остановившийся медвежонок неожиданно. И мама, задумавшись о чём-то своём, ответила:
– Да…
– А мы?
– Мы тоже умрём.
– Это неправда! Скажи, что ты шутишь…
Они стояли друг напротив друга: мать и её быстро взрослеющий сын. Старые, умудрённые жизненным опытом глаза смотрели в ещё совсем детские, распахнутые настежь глазки, в которых вдруг появились слёзы. И медвежонок заплакал так безутешно и жалостно, как никогда ещё в своей жизни не плакал. Казалось, что его горячие слёзы могли бы растопить самые холодные льды на свете.
Мама-медведица сжалилась над ним и стала уверять его, что пошутила. Он успокоился почти сразу:
– Конечно, пошутила. Я же знал! Знал… Сначала мы будем старенькие, а потом снова станем молоденькими. Да?
– Да, мой милый, – сказала мама и отвернулась, чтобы самой не заплакать. – Давай опробуем берлогу: ты ложись вот сюда. Я положила тебе побольше сухой травы, мха и мягких веточек, чтобы спалось хорошо… Попробуй, мягко?
– Да, тут хорошо можно будет поспать, – ответил медвежонок. А про себя подумал: «Может быть, даже так хорошо, что уснёшь сегодня утром, а проснёшься вчера вечером».
– Вот и ложись, поспи! Ты же устал сегодня. А я закрою вход большими еловыми ветками.
Медвежонок быстро залез в свою маленькую берлогу, прилёг и сразу почувствовал, что очень хочет спать. Наверное, действительно, устал. Его уже забирала теплота и тьма бесконечно долгой ночи.
– Мам, а у меня сейчас какой период – ранняя молодость или позднее детство?
– Для меня ты всегда мой ребёнок.
«Ладно, я с этим потом сам разберусь», – подумал медвежонок и вздохнул, запоминая тепло маминых лап, обнимавших его на прощанье. Уже засыпая, он слышал, как мама говорила ему:
– Ты держись, сынок, я очень люблю тебя и всегда буду рядом, недалеко. Тебе нужно хорошо выспаться. Возможно, будет трудно, но ты держись…
Медвежонок не знал, за что именно нужно держаться, но понял, что без этого никак не обойтись. Раньше он держался только за животик от смеха, когда мама рассказывала что-нибудь очень смешное.
– Я пойду посмотрю, как там твои братик и сестрёнка, а то они, наверное, уже заждались.
– А ты меня разбудишь, когда я высплюсь?
– Конечно, милый.
Мама ещё раз посмотрела, хорошо ли она укрыла своего сыночка ветками, вздохнула и сказала:
– Ну, сынок, прощай!..
Из-под веток в ответ она отчётливо услышала:
– Прощаю!
И хотя медвежонок обычно путал слова «прощайте» и «простите», на этот раз он, наверное, ответил правильно…
Большой Лес, который всё видел и слышал, успокаивал себя ласковым, но скучным ветром, который словно гладил его по макушкам деревьев невидимой рукой ещё целую долгую ночь и целый короткий день, но Лес никак не мог успокоиться. Он чувствовал, что где-то здесь, в самой его чаще, среди множества необязательных жизней в который уже раз сошлись беззаветность позднего детства и холодная пустота безжалостного пространства дикой природы.
Медвежонок уснул и не слышал, как мама, часто оглядываясь, медленно побрела на своих больных ногах, старательно запутывая следы, которые могли привести к берлоге её любимого сына. Потом она ушла в лесные чертоги по едва заметной тропинке, которая привела её к старой берлоге, где уже с нетерпением ждали возвращения своей мамы два других её повзрослевших детёныша. Мальчик и девочка, два маленьких всё ещё беззащитных лесных существа. Когда она наконец пришла, дети сразу бросились к ней. Она обняла их большими добрыми лапами со сломанными когтями и сказала:
– Ему там будет хорошо! Не переживайте, дети. Он уже спит, наверное. Нам тоже спать пора!.. Я очень устала, у меня всё болит, давайте ложиться. А там уж не успеете оглянуться, как наступит лето…
При этих словах маленькая девочка-медведица вдруг стала как-то странно и смешно вертеться:
– Ну вот, я оглядываюсь, оглядываюсь, оглядываюсь, а лета всё нету! Может, ещё раз оглянуться, а мам?
Мать-медведица посмотрела на неё и с грустью подумала, какая она наивная, и как ей трудно будет жить, когда она проснётся весной, и потом, когда будет пробираться в свой взрослый, никем нерассказанный и неописанный мир. «Как проснёмся весной, я всех детей сразу поведу к Деду, он защитит, он поможет…» – с надеждой подумала она. Матерям тоже нужно на кого-то надеяться. Так иногда хочется, чтобы тебе самой помогли осилить все проблемы и жизненные трудности. А вот брат маленькой девочки-медведицы, уже засыпая, прижался к тёплому и очень пушистому боку мамы и почему-то сказал:
– Я так расстроен, так расстроен, что даже не могу ни о чём думать!
– А я вот люблю ни о чем не думать, – ответила ему маленькая медведица, которая тоже прижалась к матери и тихонько засопела во сне.
Когда дети уснули, мама-медведица долго ворочалась и не могла уснуть по-настоящему, по-зимнему. Она чувствовала: за далью этого зимнего дня будет ещё одна даль, а потом ещё и ещё… Целая зима таких дней.
Потом снова пошёл снег и укрыл своим белым покрывалом уютную берлогу. И хотя медведица молчала, Лес всё-таки услышал её безмолвную просьбу, её самую большую просьбу, обращённую непонятно к кому: – Помоги пережить эту зиму! Помоги детям!.. Помоги!.. Помоги!..
4. Звери
Удивительно, но звери, которые жили в Большом Лесу, не знали, что они звери. До поры до времени. Нет, ну, действительно, откуда им было знать, что кто-то может считать их зверями. Все ведь так живут… И жили всегда. Иногда приходилось поступать по-звериному и буквально съедать друг друга. Но, как говорится, не они такие – жизнь такая.
Некоторые, конечно, смутно догадывались. О чём? Да обо всём…
Медведи и волки дольше всех не хотели узнавать, что они звери – похоже, виной тому был их зверский аппетит. А когда всё-таки узнали, то сначала просто не поверили, потому что считали себя совершенно обыкновенными существами, родители или родственники которых когда-то давно поселились в лесу, и ничего особо зверского они за собой не замечали. А взрослый медведь, который потом долго сопротивлялся и не хотел, чтобы ему присвоили имя Дор, не на шутку обиделся и даже немного расстроился, когда о том, что он всё-таки зверь, ему напрямую в приступе ненужной откровенности заявил местный лесник, которого все в лесу уже давно уважительно называли Дедом.
Деду даже пришлось тогда этого Дора успокаивать:
– Нет, ну ты пойми, в том, что вы все звери, вины вашей нет никакой… Это вы просто, наверное, когда-то раньше, очень давно, озверели от плохой, тёмной и голодной жизни… Ну, так получилось, понимаешь? И даже не вы сами, а предки ваши озверели.
– Нет, ну ты, Дед, наших родителей-то не обижай! А то сам знаешь что… Ладно? – прорычал в ответ будущий Дор и совершенно не в шутку встал в позу, которая обычно предшествовала его нападению на жертву.
– Да нет, ты просто не понял! Это действительно очень далёкие предки. Предки, которые ещё и людей-то никаких не знали тогда. Поэтому и жили эти ваши предки в своих дремучих кустах как-то совсем не по-людски. От этого, наверное, очень сильно и зверствовали…
Некоторые звери в Большом Лесу так и не смогли до конца поверить в то, что они на самом деле звери, понимая, насколько обидным может быть такое определение.
– Ну, дед, мы же ничего такого не делаем! – тоже долго возмущался вертлявый лис, которому Дед позже присвоит имя Сандр. Мы просто живём тут в лесу и…
– Так ведь и ты, Дед, тоже живёшь в лесу, – недобро сверкнув глазами перебил его самый старый и хитрый из волков, которому потом Дед присвоит имя Тон. – Можно сказать, ты сам в нашем коллективе почти как в семье. Мы давно тебя знаем. Ты нас не обижаешь, а мы тебя. Ну, бывает, конечно, всякое, но это не со зла, а потому что мы всего и всех боимся. А тут вдруг оказывается, что ты человек, а мы почему-то звери. Прям так уж и звери? И вообще, мы не понимаем, почему это у тебя, как ты говоришь, например, спереди на голове лицо, а у нас – морды?..
– Да, – поддержал Тона вожак его стаи с будущим именем Димир Первый, – характер у нас далеко не сахар, это верно, только это всё почему? Да потому, что жизнь у нас нервная. А нервничаем мы, сам знаешь почему… И когда нервничаем, то у нас сразу аппетит просыпается. Поэтому мы почти всегда хотим есть.
На старом кабане, который согласится впоследствии носить имя Сим, тоже тёмная шерсть встала дыбом от возмущения дикими словами Деда, и он решил незамедлительно найти оправдание своей якобы зверской жизни:
– Ты пойми, Дед, мы просыпаемся от мысли, что кушать хочется, днём живём – кушать хочется, спать ложимся – опять кушать хочется, ночью живём – кушать хочется, утром встаём – снова кушать хочется. Но, как говорится, и нам ничто человеческое не чуждо! Мы вот детей своих любим, например… Очень даже! Да!
Дед безо всякой боязни смотрел в эти большие говорящие рты, в эти влажные пасти, наполненные рядами острых зубов, на эти клыки, которые давно привыкли рвать живую плоть, и ответил не без доли ехидства:
– Ладно, ладно! Согласен. И есть поедом своих соседей мы тоже любим!
Вздыбленная шерсть на кабане разом осела, а сам он отошёл в сторону, немного повизгивая и облизывая клыки своим маленьким свинячьим языком.
– Мы и поспать любим на природе, – решила встрять в разговор до этого всё время молчавшая рысь, которая не без удовольствия когда-нибудь возьмёт себе имя Татьяна.
– Ну да, только спите вы очень тревожным сном, боясь, чтобы кто-то с голодным ртом и большими зубами не застал вас врасплох.
– Так заведено в природе, Дед!
– Так заведено у зверей, а у человека – нет.
– Но мы же ничего такого необычного не делаем, такова наша жизнь лесная!
– И саму природу мы тоже любим, ты же знаешь, Дед, – загудели другие звери, издавая высокие гортанные звуки на общем языке.
– Не может быть, чтобы ты сам никогда не зверствовал, – решил съехидничать Вертлявый Лис, у которого через некоторое время появится имя Сандр. Он пришёл к Деду вместе со своей молодой женой, у которой потом появится большое лисье потомство.
– Да, когда-то, может, было, но сейчас, когда я хочу, чтобы мы с вами были вместе и жили дружно, никто не должен больше зверствовать, и я, как человек, обещаю вам…
– Что ты нам можешь обещать, Дед, когда мы даже не понимаем, как ты здесь появился и почему можешь разговаривать с нами на одном языке? – перебил его медведь, который до этого тихо сидел, прислонившись к большому дереву, и внимательно слушал. – Ведь никто чужой и никто из других лесов не знает, что мы уже давно все можем разговаривать на двух языках: на нашем собственном и на общем.
– Ну я, это… как-то так получилось, – немного засмущался Дед, – что я подружился с одним из ваших волков.
– Это с каким? С тем хромым придурком, что ли, которого наши отцы давно выгнали из стаи за то, что не хотел больше ходить на охоту вместе с нами и перестал слушаться вожака? – вспомнили самые старые волки.
– Не знаю, кого он там перестал слушаться, а вот со мной он быстро нашёл общий язык.
– Оно и видно! Он когда из стаи уходил, обозвал всех «тварями». И ты теперь нас всех «зверями» хочешь называть! – загалдела уже вся волчья стая, а за ними и другие звери. Но тут всех остановил тот самый медведь, который подпирал собой большое дерево. Он встал на задние лапы и поднял вверх передние, а потом зарычал так грозно, что все замерли в испуге, увидев, какой он большой, этот медведь. Другие медведи тоже встали на задние лапы и хотели уже сорваться с места, чтобы рвать друг друга и всех, кто им попадётся в когтистые лапы.
Дед необыкновенно быстро среагировал на внезапно возникшую ситуацию. Он выстрелил вверх из ружья и успел заскочить в свой дом, сложенный из толстых брёвен, сказав в сердцах:
– Звери вы и есть звери… А ещё – твари!
Звери разбежались, и Дед подумал, что ему уже никогда не удастся договориться с ними о том, чтобы жить дружно. А ведь для того, чтобы собрать их всех вместе на большой поляне перед своим домом, ему потребовалось очень много усилий, потому что такие общие собрания в лесу до него никто никогда не проводил. Звери были слишком разные и слишком боялись друг друга. Только одно у них было общее: все они были зверями. Но в этом лесу у зверей обнаружилась одна странная особенность: они могли общаться между собой не только как охотник и жертва, они могли разговаривать между собой на некоем общем языке, если хотели просто поговорить. Медведи могли договариваться с волками о том, где чья в этом лесу будет территория и о том, как можно разделить между медведями и волками тушу убитого оленя или лося. Волки могли спокойно делить охотничьи угодья с лисьими семействами, а лисы могли поднять и других зверей, чтобы общими усилиями выгонять из леса периодически забредавшие сюда стаи собак. И Дед уже давно подметил эту двуязычность местных обитателей, ведь после того, как он научился понимать общий язык местных зверей, Дед по сути сам стал двуязычным жителем этого леса.
Он воспринял такую способность местных как некую данность, не пытаясь отыскать её причины. Хотя, немного поразмыслив, можно было догадаться, что необычное поведение зверей должно быть каким-то образом связано с лесным источником, вода из которого протекала через весь этот лес и образовывала сначала ручеёк, а потом целую реку с притоками, озёрами и болотами. Вкус воды из источника и из реки был несколько специфический с едва уловимым характерным запахом. Испив такой воды, обитатели леса становились какими-то задумчивыми и немного растерянными. Потом как бы приходили в себя, становясь теми, кто они есть на самом деле – дикими зверьми. Но оставалось в них что-то такое, что не давало им покоя даже когда они были совершенно сыты. Буквально у всех зверей произошли какие-то генетические изменения: здешние обитатели были явно не такие, как в других лесах, при этом внешне они оставались такими же, как и везде.
Многих из них Дед подкармливал зимой, и поэтому они хорошо знали дорогу к его дому. Кого-то ему приходилось вытаскивать из охотничьих капканов, а кого-то он спас прошлым летом от страшного лесного пожара. Но у зверей в принципе не было такого понятия, как «уважение», поэтому к нему в лесу стали относиться, скорее, как к странному явлению природы, которое может спасти в трудную минуту или помочь выжить. О нём в лесу знали все. И привыкли.
Но Дед был человеком. Единственным человеком, живущим в этом наполненным другими разумными существами лесу. А человеку, пусть даже такому одинокому, всё равно свойственно тянуться к другим людям, а если их не оказывается рядом, то хотя бы к другим самостоятельным и хоть как-то думающим особям. В этом лесу было много таких особей, и хотя они не были людьми, у Деда был общий с ними язык! Значит, рано или поздно он должен был начать общаться с ними на этом языке.
Идея объединить этих по-своему умных, но диких и неорганизованных лесных существ возникла у него не сразу. А как только возникла, он загорелся ею по-настоящему и с человеческой настойчивостью попытался претворить в жизнь. Человеческая хитрость тоже потребовалась ему.
Мёд, соль, рыба и мясо. Он видел, что когда выставлял всё это на лужайке перед своим домом, волки как бы старались не замечать лис, медведи, увлёкшись поеданием мёда, делали вид, что не замечали волков. И те и другие были привлечены манящими запахами со всего леса и не брезговали Дедовыми «лакомствами». Но соль нужна была всем. И вот в разгар одного тёплого и сытого лета он пообещал, что все, кто придут к нему, когда луна станет полной, и попытаются выслушать то, что он скажет, будут вознаграждены их любимой едой, которую он запасал для зверей на этот случай всё лето.
Удивительно, но звери – как дети малые, пообещай им что-то вкусное, и они послушно сделают, то, что ты хочешь. Дед уже хорошо знал это, пообщавшись со многими из них лично. В ту ночь многие звери пришли целыми семьями, удивляясь тому, что могут так мирно уживаться друг с другом в таком маленьком пространстве перед домом Деда. Тогда-то и состоялся тот самый разговор, который закончился так нелепо.
Дед расстроился, что его труды по подготовке этого зверского сборища, которое должно было стать отправной точкой для задуманного им эксперимента, пропали даром. Но оказалось, что расстраивался он напрасно.
Некоторые из напуганных Дедом и друг другом зверей, немного успокоившись, захотели вернуться и продолжить интересный разговор о жизни в лесу. И этими «некоторыми» оказались тот самый большой медведь, который долго сидел под деревом, а потом поднялся и всех напугал своим грозным рыком, и старшая часть волчьей стаи, которая считала себя главной в этом месте леса. Дед сразу почувствовал и услышал, кто решил вернуться и приблизиться к его дому. Он сам вышел навстречу смелым зверям. Он человек и не должен показывать, что где-то внутри себя ещё немного побаивается их.
– Мы не «твари» и не «звери»! – грозно прорычали из ночной темноты, освещённые только полной луной силуэты с горящими волчьими и медвежьими глазами.
– А хотите жить по-человечески? – внезапно спросил их Дед. Он знал, что многие звери от природы любопытны. И любопытство должно было победить в них страх.
– Это как? – хором спросили пришедшие звери.
С тех пор жизнь в лесу стала заметно меняться. К Деду стали приходить поодиночке и целыми семьями звери, которые узнали, что можно жить как-то по-другому, не так, как раньше, и что для этого всего лишь нужно было пообещать Деду во всём его слушаться. За это он гарантировал полную защиту от других зверей, которые не примут новый порядок жизни в лесу. Кроме этого Дед никому из слушающихся его не даст умереть с голоду даже зимой, когда всем зверям бывает трудно найти пропитание. А ещё он станет лечить заболевших и учить чему-то новому всех, кто захочет учиться. Всем, кто станет такими «его» зверьми, он даст имена, чтобы поставить их на учёт и вести хронику их жизни.
Конечно, многим зверям надоела собственная трудная и однообразная жизнь в дремучем лесу безо всякой помощи и поддержки. Волкам постоянно приходилось смотреть на всех волком. Медведи не хотели более никому оказывать медвежьих услуг. Оленям надоело разбираться с оленихами, оправдываясь за постоянный рост рогов. И даже лисам не всегда хватало хитрости для выживания.
– Мы знаем, что такое человек. Видели, что он может натворить в лесу, – говорили звери, заставляя Деда аргументировать несомненные преимущества жизни в лесу по-человечески. – Раз человек может такое натворить, значит, он тоже тварь! – с вызовом заявил Деду один из пришедших к нему однажды лосей, а другие звери одобрительно загудели.
«– Да сами вы…», – хотел было возразить им Дед, но не стал, потому что в этот раз к нему пришло особенно много лесных жителей. Давно общаясь со зверьми, он уже знал, что у многих из них сознание как бы застряло в своём развитии на уровне трёх-четырёхлетних человеческих детей, и больше всего по своим повадкам они напоминали ему мальчиков и девочек, выброшенных на улицу и оставшихся без родителей. Беспризорников, которые убежали в лес и, чудом не погибнув от голода и болезней, стали вести свою беспощадную борьбу за существование среди таких же озверевших детей.
– Вы же едите друг друга поедом, обижаете слабых, всегда можете убить того, кого только сможете! – сказал наконец Дед, задумавшись о чём-то своём.
– А что здесь такого? Все так живут и не жалуются!
– Так это, может, потому что жаловаться некому…
– Ну, ты скажешь, конечно! Мы, вообще-то, ведём здоровый образ жизни! – перебила его будущая Лариска, ничейная кабаниха. И все звери дружно повернули головы в её сторону. Вообще-то за ней водилось всякое, но сейчас она выражала общее мнение.
– Да-да, – дружно зарычали звери:
– Мы занимаемся спортом…
– Да знаю я, каким вы спортом занимаетесь. Бегаете друг от друга со страху и сейчас боитесь пожаловаться.
– Нет, мы не пьём, не курим, много гуляем по лесу, дышим свежим воздухом, деревья не портим, не разводим костры, не бросаем мусор. И вообще, мы бережём природу, Мать нашу.
– Мать вашу! – опешил Дед от таких зверски правильных мыслей и слов звериных. – А ведь и то верно! Вы ж мне как родные! Как родные дети… Звери, конечно, но всё ж таки дети.
– Что ты сейчас сказал? Повтори, Дед! – один из пришедших волков угрожающе посмотрел на человека, и шерсть на нём стала вставать дыбом.
– Ладно, ладно! – примирительно встал между ним и Дедом один из медведей, до этого просто сидевший неподалёку и ждавший, чем закончится этот непростой для всех разговор. Он давно наблюдал за Дедом, ещё в те времена, когда тот жил вместе с волком и не знал лесного языка, долго присматривался к нему. – Давайте сделаем перерыв, а то правда что-то есть хочется…