Шёлк и пепел: Забытые имена бесплатное чтение

Глава 1

Багровое солнце, пробиваясь сквозь серые тучи, окрашивало волны вокруг острова Рабов: «Забытые Имена» в зловещий оттенок запекшейся крови и ржавой стали. Элиас, привязанный к обломку мачты прогнившего судна, ощущал лишь палящий зной и тошнотворный смрад гниющих водорослей и рыбы, поднимавшийся с берега, словно вздох самого дьявола. Он был уже не тот холеный мужчина из Рейнхольда, но грязный, избитый пленник, чью одежду разорвали в клочья шторм и жестокие руки его похитителей. Он помнил лишь жгучую боль, вкус морской воды и страх, когда его вытаскивали из пасти волн, оставивших от корабля, на котором отплыл из портового города Фрейталь, лишь древесный скелет и изрядно потрепанную корму, борта, палубу. Карл… Его добрый попутчик Карл, нашел свой конец в этой безжалостной южной пучине, как и многие другие, чьи имена теперь известны только морской воде.

Судно, некогда гордо рассекавшее волны, теперь напоминало лишь скелет давно умершего чудовища, потрепанное штормом, чьи доски скрипели и стонали, словно проклинали свою участь. Паруса, изорванные в клочья, напоминали крылья раненой вороны, безнадежно бьющейся в агонии. На палубе, словно тени, слонялись матросы, чьи лица были испещрены шрамами и грязью, а глаза горели тусклым огнем равнодушия и алчности.

Грог, крепкий, словно ствол старого дуба, с хриплым смехом сплюнул через борт, оставив след на почерневшем дереве. Грог: Еще один на корм рыбам… Или, скорее, для острова.

Бёрт, чье лицо было изуродовано старыми шрамами, усмехнулся, показывая редкие, почерневшие зубы. Бёрт: Не для рыб, Грог, не для рыб. Он будет гнить на песке, как и все остальные.

Элиас: (Хрипло) Где я? Грог: (С презрительной усмешкой) Там, где ты забудешь своё имя и лицо. И даже самого себя.

Когда судно, наконец, скрежеща и хрипя, словно старая кляча, уткнулось носом в грязный песок, Элиас понял, что остров – это не спасение, а лишь место в аду. Берег, усеянный обломками человеческих костей, напоминал кладбище надежд, где кости и останки говорили о бесчисленных трагедиях. В воздухе витал смрад гнили и пота, а крики чаек, смешанные с воплями рабов, напоминали предсмертные стоны проклятых.

Бёрт, закрыв от развеянного смрада своё лицо повязкой, схватил Элиаса за плечо, грубо встряхнув его. Бёрт: Добро пожаловать в обитель забытых, падаль! Ты теперь один из них.

Элиас: (Вырываясь) Кто они такие?

Бледный, чей цвет лица напоминал пепел, холодный и безжизненный, словно всё в нём давно уже сгорело в пламени страданий, ударил Элиаса по лицу, заставив его замолчать. Бледный: Заткнись, раб! Ты никто. На этом острове ты – ничто.

Грязные руки выволокли Элиаса на берег. Сапоги пинали его, словно безвольную тряпичную куклу, а перед его глазами предстали сотни рабов – изможденные тела, израненные спины и пустые, безнадежные глаза.

Раб, чье лицо казалось вылепленным из грязи, прошептал хриплым голосом. Раб: Здесь каждый теряет свое имя, дружок. И лицо своё забудешь, кто ты и кем был, раньше.

Седой раб, с ненавистью во взгляде, бросил слова, словно камни. Седой раб: Лучше бы ты утонул в море. Это проклятое место хуже любой смерти.

Элиас: (С трудом поднимаясь) Что это за место?

Раб: (С горькой усмешкой) Это… Остров Забытых Имен. Или, как говорят некоторые – Остров без Лиц.

Надзиратели, с кнутами и дубинами, как хищные звери, наблюдали за рабами.

Злобный, чье лицо искажала гримаса садистской жестокости, проревел во всю глотку. Злобный: Шевелитесь, мрази! Работа ждет! А непослушных мы научим хорошим манерам!

Корг, с кнутом в руке, словно палач, щелкнул им в воздухе, оставив кровавый след на спине одного из рабов. Корг: Забудьте все, чем вы когда-то были! Здесь вы никто. Лишь рабы, лишенные имен.

Элиас понял, что попал не просто в рабство, а в пасть самого ада. София… Ее образ, избитой и окровавленной, возник в его памяти, словно страшный призрак.

Элиас: (Шепотом, с болью) София…

Старый раб, чьи глаза были полны боли и безнадежности, прошептал Элиасу, прижавшись ближе, как будто делясь тайной. Старый раб: Добро пожаловать на Остров Забытых Имен, мальчик. Здесь смерть – милость, а жизнь – проклятие, где стирают не только имена, но и лица.

Элиас: (С трудом поднимаясь) Зачем вы так…?

Старый раб: (С грустью, но без удивления) Никто не выбирает свою судьбу, мальчик. И мы все, как один, забыли даже это.

Элиас чувствовал, как его надежда угасает, словно гаснущая свеча. Но где-то глубоко внутри еще теплилась слабая искра.

Элиас: (Про себя) Я не позволю им сломить меня. Я не дам себя забыть ни Адель, ни детям.

Шторм давно стих, но отголоски ярости все еще звучали в его ушах, словно предсмертные крики. Пепельный туман, исходящий от пылающих костров на острове, поднимался в небо, как зловещее знамение.

Элиас: (Про себя) Я выживу. И я заставлю их заплатить. За все. За Карла. За Софию. За себя.

Элиас, поднявшись на дрожащие ноги, почувствовал, как на него накатывает волна бессильной ярости. Он хотел кричать, сопротивляться, броситься на надзирателей с голыми руками, но инстинкт выживания, заложенный в нем столетиями предков, заставил его сглотнуть желчь и подчиниться. Ярость осталась внутри, как уголь, тлеющий под слоем пепла.

Солнце, словно раскаленный медный диск, пронзало тучи, отбрасывая зловещие тени на песок. Рабы, словно овечье стадо, брели по берегу, толкались, спотыкались, с трудом волоча ноги. Некоторые из них казались настолько изможденными, что напоминали скелеты, обтянутые кожей. Элиас, ведомый грубым толчком Бёрта, двинулся вместе с ними, ощущая себя частью этого скорбного шествия.

Остров, по мере их продвижения, раскрывал свои мрачные тайны. Это было не просто место для рабского труда, это было кладбище надежд, где даже камни казались пропитанными отчаянием. Элиас увидел полуразрушенные бараки, где царила вонь и сырость, построенные из грубо отесанных бревен и крытые грязной соломой, и поля, где изможденные рабы, сгорбившись, копали каменистую землю, словно черви. В воздухе витал запах крови и пота, смешанный с запахом гниющей плоти и нечистот. Рядом, словно на привязи, бродили худые, измученные ослы и волы, которые с трудом волокли по земле непослушных рабов.

На краю острова, у причала, словно черные хищники, покачивались пиратские суда. Их черные паруса, изорванные и залатанные, словно крылья бешеных летучих мышей, казались отчуждением и подлостью. На их палубах, в тени мачт, можно было заметить пиратов – грубых и развязных, чьи лица были искажены шрамами и бесчисленными пьянками. В отдалении, к удивлению Элиаса, виднелись и имперские суда Авроры, их корпуса сияли в лучах солнца, словно напоминая о порядке и цивилизации, но их присутствие здесь вызывало больше вопросов, чем ответов.

Первые несколько часов на острове прошли как в бреду. Элиаса заставили работать вместе с остальными, таская тяжелые камни и бревна под палящим солнцем. Надзиратели, чьи лица скрывались за грубыми масками, словно демоны, следили за ними с хлыстами, чьи удары были столь же болезненны, сколь и унизительны. Каждая минута на этом проклятом острове казалась вечностью. Порой мимо, в окружении стражников, проходили купцы в изысканных одеждах с важным видом.

Уже ближе к центру острова, возле каменистой дороги, Элиас увидел грязные таверны, в которых царила атмосфера бурного веселья. Оттуда доносились хриплые песни и брань. Он видел, как хмельные пираты спускались вниз, словно пьяные черти, а рядом, как тени, скользили проститутки в дешевых нарядах, предлагая свои услуги. Он видел ростовщиков, щурящиеся глаза которых, внимательно изучали рабов, словно выбирая очередной товар. Из мрачных проулков доносились тихие звуки лютни – словно струны души, бьющиеся в агонии.

Элиас видел, как ломаются люди. Одни падали на землю, не в силах подняться, и их уносили прочь, чтобы они больше не вернулись. Другие теряли рассудок, начинали бормотать бессвязные речи или, наоборот, впадали в полную апатию, словно их души уже покинули тела. Он видел и тех, чьи глаза по-прежнему горели ненавистью, и в них Элиас находил своё отражение.

С наступлением вечера, когда багровое солнце уступило место зловещей луне, рабы получили скудную пищу – водянистую похлёбку и черствый хлеб. Эта еда была едва съедобна, но даже за нее рабы грызлись, словно голодные псы. Элиас, съев свою порцию, чувствовал лишь слабость и тошноту.

После ужина их загнали в бараки, где на грязных соломенных подстилках ютились сотни измученных тел. Воздух был настолько спертым и вонючим, что Элиас едва мог дышать. Он лежал, не сомкнув глаз, слыша стоны и вздохи своих товарищей по несчастью. Он знал, что они все, как и он сам, мечтают лишь о смерти, которая принесет им покой.

Элиас смотрел в темноту, и образ Софии, её окровавленной и избитой, возникал перед его глазами. Он чувствовал, что обязан ей, он должен выжить. Эта мысль, словно искра, продолжала тлеть в нем, разгораясь с каждой новой минутой.

Неподалеку, старый раб, тот самый, что предостерег его на берегу, тихо закашлялся. Элиас повернулся на бок и посмотрел на него. Его глаза, казалось, пронзали тьму.

Элиас: (Шепотом) Вы… вы долго здесь?

Старый раб: (Хриплым шепотом) Достаточно, чтобы забыть, сколько зим прошло. Забыл своё имя, забыл откуда пришел. И скоро забуду как дышать.

Элиас: (Тихо) Я… я не забуду.

Старый раб посмотрел на него с грустной улыбкой.

Старый раб: На этом острове все так говорят, мальчик. Но рано или поздно, остров забирает их всех. Забывает их словно своих детей. Даже саму память.

Элиас снова повернулся к стене и закрыл глаза. Он знал, что старый раб прав. Этот остров был злом, которое может сломить любого. Но где-то в глубине его сердца теплилась надежда, которая была столь же слаба, сколь и упорна.

Он поклялся себе, что выживет. Он будет бороться за свою память, за своих близких, за свою месть «Золотой Лилии». Он это будет делать до тех пор, пока в его жилах будет течь хоть капля крови. За Адель и за детей, он был готов на всё. Он не был героем как Арчибальд Гроул или красотка София, он был человеком, сломленным горем и жаждой мести. И этот остров был лишь началом его мучительного возвращения домой. Он не даст себя забыть. И он заставит этот остров заплатить за всех, кто здесь погиб.

Глава 2

Ранним утром, когда солнце только показывалось из-за горизонта, чайки, истерично кричащие и летающие возле пиратских и имперских судов, было для рабов крайне неприятным. Им кричали: «Просыпайтесь, вставайте, дети шлюх!», – и лязгали кнутами, ударяя дубинами об их хибары. Элиас чувствовал постоянное напряжение, и иногда от сильной тяжести и безысходности он мечтал о смерти. После того как прошёл месяц, Элиас сделал себе трость и начал отмечать на ней восходы солнца. Он боялся слов старика, что ему придётся пережить их и забыть даже своё имя. Постоянная жара и палящее солнце каждый день забирали людей, Элиас смотрел, как умирают люди, и каждую ночь он просыпался вскакивая, думая, что его убивают. Постоянное напряжение, оскорбления, тяжёлая работа, плохая еда и понимание, что надежда растворяется каждый день, как морская пена, не на роком заставили его подумать об угоне корабля, но пока он не знал, какого. Имперский военный фрегат очень хорошо охранялся, а у пиратов была только вахта в несколько человек, которых Элиас увидел утром на причале при смене. Предполагая, что если он найдёт ещё хотя бы десяток людей, также рьяно желающих сбежать с проклятого острова, затея с похищением корабля может выгореть. Когда у Элиаса появилась эта надежда, внутри него словно что-то изменилось. Он почувствовал, что словно Бог его в этот момент направил. Ему так хотелось в это верить, что он начал благодарить Бога шёпотом, про себя.

Элиас, с трудом поднявшись с грязной подстилки, взглянул на свою трость – на ней уже было тридцать зарубок, тридцать восходов солнца, шестьдесят дней рабства, и девяносто ночей кошмаров. Он понимал, что времени остается все меньше, если верить словам старика, которого сознание угасало, как огонек в ветреную погоду. Вытащив поношенный платок, чтобы утереть пот, он двинулся на причал, где начинался их ежедневный рабский труд. Он не хотел встречаться взглядом с надзирателями, но понимал, что сегодня ему нужно действовать.

Среди изможденных тел рабов Элиас заметил несколько человек, чьи глаза горели тусклым огоньком, похожим на его собственный. Один из них, худощавый мужчина лет сорока, со взглядом, в котором читалась усталость, но и какая-то несгибаемость, ковылял к нему, опираясь на палку, как и сам Элиас.

Мужчина: Эй, ты… как тебя зовут?

Элиас: (Тихо) Меня… зовут Элиас. А тебя?

Мужчина: (С горькой усмешкой) Меня звали Корбин. Но здесь я просто раб.

Элиас: (Оглядываясь) Я хочу покинуть этот проклятый остров.

Корбин на мгновение замер, а потом взглянул Элиасу прямо в глаза, словно желая проверить его искренность. Корбин: И ты думаешь, что это возможно?

Элиас: (Кивая) Пираты, они слабее, чем эти имперские псы. Утром я видел, как сменяется их вахта. Если нас будет хотя бы десять, мы сможем захватить корабль.

Корбин: (Задумчиво) Я знаю еще нескольких, кто не утратил веру в свободу. Но это безумие.

Элиас: (Пожимая плечами) Безумие – это оставаться здесь.

С этого момента начался тихий сбор единомышленников. Элиас и Корбин, словно тени, перемещались между рабами, находя тех, кто еще не утратил свою волю к свободе. К ним присоединился Дарган, высокий и сильный мужчина, молчаливый и замкнутый, но с таким взглядом, словно готов был разорвать кого угодно, по первому зову. Также к их группе присоединилась Лира, хрупкая, но ловкая девушка, с быстрыми руками и острым умом. Ещё одним соратником стал старик по имени Саймон, бывший корабельный плотник, с хитростью во взгляде и знаниями о кораблях. Было еще пять рабов, которые так же хотели сбежать с проклятого острова.

В течении дня, выполняя свою рабскую работу, Элиас и его новые друзья переговаривались короткими фразами, обсуждая план. Ночью они встречались тайком, в темных углах бараков, чтобы более детально обговорить свой дерзкий замысел. Лира, благодаря своей ловкости, сумела добыть карту острова, где были отмечены расположения причалов и казарм надзирателей. Дарган же, за пару дней до этого, сумел утащить пару кухонных ножей, которые могли сыграть свою роль в их плане. Саймон наглядно объяснил им слабые места пиратского судна, указывая на то, где они могут пробраться на палубу.

Элиас, видя решимость в глазах своих товарищей, понимал, что у них появился шанс. Он больше не чувствовал себя одиноким и безнадёжным. Внутри него росла надежда, как маленький росток пробивающийся сквозь каменную почву.

На следующую ночь, когда луна висела в небе, словно тусклый серебряный диск, Элиас собрал своих товарищей.

Элиас: (Смотря в глаза каждому) Мы готовы. Сегодня ночью мы вернём себе свободу.

Корбин: (Сжимая кулаки) Забудем этот остров навсегда.

Дарган: (Молча кивая) Надоело.

Лира: (С твердым взглядом) И отомстим за все страдания.

Саймон: (Хрипло) Я осмотрю корабль.

Элиас, положив руку на рукоять самодельного ножа, ощутил прилив адреналина, и в сердце его на секунду затеплилась надежда, что их план сработает. Он поклялся себе, что он не просто сбежит с этого проклятого острова, но и заберёт с собой всех, кто хотел свободы.

Луна скрылась за облаками, когда Элиас и его товарищи, как тени, скользили по причалу. Саймон, словно старый ворон, указывал путь к пиратскому судну “Морской дьявол”, на котором и был намечен план по угону. На палубе корабля дежурили всего трое пиратов, сонно поглядывая на темноту вокруг.

Элиас кивнул Корбину. Дарган, с ножом в зубах, подкрался к первому пирату. Звук хрустящих костей и короткий хрип оборвал ночную тишину. Лира, с невероятной ловкостью, спрыгнула с реи мачты на палубу и вонзила свой нож в шею второго пирата, словно сокол. Третий пират, подняв тревогу, начал отчаянно кричать, но Элиас, бросившись на него, с силой вонзил свой нож в его живот.

Кровь брызнула на доски палубы, окрашивая дерево в багровый цвет. С криками и бранью выбегали из кубрика пираты, заспанные и хмельные, но их встретили ножи и ярость рабов, копившиеся в них месяцами.

Началась резня. Элиас, словно одержимый, рубил налево и направо, не чувствуя ни боли, ни страха. Его самодельный нож, уже багровый от крови, протыкал глотки, вспарывал животы и перерезал сухожилия. Корбин, яростно отбиваясь дубиной, разбивал головы и калечил конечности. Дарган, подобно дикому зверю, рвал плоть голыми руками. Лира, словно тень, скользила между дерущихся, всаживая свои ножи в спины и под ребра. Саймон, ловко управляясь с маленьким топориком, рубил руки и ноги, оставляя на лицах пиратов гримасы ужаса.

Крики, стоны, хруст костей, и запах крови наполнили ночь. Рабы, опьяненные яростью и жаждой мести, сражались с жгучим отчаянием. Они били, царапали, кусали, давили – на всё, лишь бы пролить кровь своих мучителей. Кожа лопалась, мышцы рвались, кости дробились, а кровь лилась ручьями по палубе.

Элиас увидел, как один из пиратов, перепрыгнув через борт, пытался добраться до трапа. Его лицо, исказилось от злости и страха. Элиас бросился за ним, как дикий зверь за добычей. Перехватив его, он пронзил ему шею. Он смотрел на пирата, оказалось лицо совсем молодого человека, чьи глаза, широко распахнутые, смотрели на Элиаса с ужасом, пока он, медленно, не угас. На доски, из его шеи била кровь.

Сражение закончилось так же быстро, как и началось. На палубе “Морского дьявола” лежали десять трупов, вперемешку с ранеными пиратами. Почти все рабы были окровавлены, но их глаза горели ненавистью и ужасом. Они смотрели на Элиаса, как на своего лидера, человека, который привел их к свободе.

Саймон, обтирая свои руки окровавленной тряпкой, сказал Элиасу, задыхаясь. Саймон: Готов, капитан, корабль наш!

Элиас, оглядывая окровавленную палубу и лица своих товарищей, ощутил странную смесь гордости и отвращения. Он понимал, что они сделали, но он не чувствовал ни капли сожаления. Они заплатили кровью за свою свободу, и теперь они были готовы покинуть этот проклятый остров.

Он взглянул на ночное небо, где уже мерцали яркие звёзды. Элиас: (С твердым голосом) Поднять паруса! Мы уходим отсюда.

Ранний утренний ветер, свежий и чистый, ворвался в паруса “Морского Дьявола”. Солнце, словно багровый глаз, пробивалось сквозь туман, освещая окровавленную палубу и лица рабов, чьи глаза, несмотря на усталость и ужас, горели надеждой. Они смотрели на Элиаса, ожидая его дальнейших приказов.

Лира, переведя дыхание, с ужасом рассматривая свои руки в крови, с трудом выговорила: Лира: Что… что нам делать с ними? – она указала на стонущих раненных пиратов.

Корбин, сплюнув кровь, сказал с жесткостью в голосе: Корбин: Оставить их в океане на шлюпке, как скот.

Саймон подошел ближе, он вытер свой окровавленный топор о рубаху и посмотрел на Элиаса. Саймон: На палубе еще четверо раненых, капитан. Их надо добить, иначе они нас ночью перережут.

Элиас оглядел раненных, корчащихся на палубе, чьи лица были искажены от боли и страха. Он подошел к одному из них, молодому пирату, чья нога была сломана. Парень, с испуганными глазами, смотрел на Элиаса, умоляя о пощаде.

Молодой пират: Пожалуйста… не надо… я… я ничего не сделаю…

Элиас, без малейшего колебания, схватил пирата за волосы и подтащил его к краю палубы. С силой ударил его головой об деревянные перила. Короткий хруст, а затем тело, он скинул в воду.

Элиас: (Безразлично глядя на команду) Так будет лучше для всех.

Трое рабов, с ужасом посмотрели на Элиаса, их лица исказились от страха, но никто не смел ничего сказать.

Элиас, видя замешательство на их лицах, сказал с ледяным спокойствием: Элиас: Мы больше не рабы. Мы сами творим свою судьбу. И если на пути к свободе нам придётся пролить еще крови, то мы это сделаем.

Дарган, с ножом в руке, направился к остальным раненным пиратам. Его глаза горели холодной яростью. Дарган: Покончим с ними.

Рабы, словно очнувшись от оцепенения, начали добивать оставшихся в живых пиратов. Они, подобно диким зверям, накидывались на раненных, рубили им головы, вспарывали животы и топили их в Южном океане. Кровь ручьями стекала с палубы, окрашивая воду в багровый цвет. Чайки, с истеричными криками, кружили над кораблем, чуя запах крови и смерти.

Закончив кровавую работу, рабы, с уставшими лицами, стояли на палубе “Морского Дьявола”. Элиас посмотрел на восходящее солнце. Элиас: Поднять паруса! Нам нужно покинуть эти воды, как можно скорее!

Саймон, с ухмылкой, глядя на наполнившиеся паруса, прокричал: Саймон: Как скажешь, капитан!

Под крики чаек и шум ветра “Морской Дьявол” двинулся в направлении Аврориаской Империи к портовому городу Фрейталь, неся на себе бывших рабов, которые теперь стали свободны.

Глава 3

София Ланге, тайный агент канцелярии «Его Величества», была связана и находилась без сознания, когда её доставили в притон Мэй Лин. Ворота отворились, и повозка с продуктовым грузом и Софией проехала к заднему входу здания. Мэй Лин вышла на улицу встречать дорогого гостя из столицы. Это был Руэль де’Брено, главарь банды, который вместе со своими сообщниками похитил Софию, Элиаса и Карла. Руэль подошёл к Мэй и, заулыбавшись, приобнял её за бёдра, поцеловав в губы. – Привет, моя радость, моё восточное солнце! – Так Руэль называл Мэй ласково, подчёркивая её экзотическую принадлежность. – Привет, мой любовничек, – игриво ответила Мэй, проводя рукой по его щеке. Руэль взял её за руку и подвёл к повозке, приподнимая грубую выцветшую ткань. – Смотри, что я тебе привёз! – улыбаясь, посмотрел он на Мэй. Она заглянула в повозку и увидела продуктовый товар и лежавшую без сознания Софию, с опухшим лицом и засохшей кровью. – Это кто? – с недоумением произнесла Мэй, брезгливо скривив губы. – Это София, а знаешь, какая фамилия? – и, целуя Мэй в щеку, Руэль ожидал её реакции. – Ну, не томи же, говори! – оттолкнула его Мэй, с недовольным лицом. Улыбка сошла с лица Руэля, и он ответил: – Ланге. Мэй изменилась в лице, побледнела, её живот скрутило, и она чуть не потеряла дар речи. – Что случилось, моя любовь? – спросил беспокойно Руэль, видя ее реакцию. – Мне нужно прийти в себя, а эту шлюху перенесите в темницу, снимите с неё всю одежду и закуйте в цепи, – строго произнесла Мэй, её голос дрожал от ярости. Руэль, без лишних слов, сделал всё, как велела ему любовница, подчиняясь её непреклонной воле.