Лицо со шрамом бесплатное чтение

Пролог

ПЛЕЙЛИСТ:

The National – "I Need My Girl"

Jessie Ware – "Egoista"

Hozier – "No Plan"

Solomon Burke – "Cry to Me"

Eric Carmen – "I Wanna Hear It From Your Lips"

Mando Diao – "Dance With Somebody"

Donna Missal – "Nothing's Gonna Hurt You Baby"

Lana Del Ray – "Cherry"

Johnny Cash – "Hurt"

Seafret – "Be There"

Пролог

Чикаго, Маленькая Италия

Июль 2005

Ее жесткий кулак врезался в мой нос с ужасным хрустом, как у гравия под ногами. Хрустнули мои кости в носу и кровь закапала на футболку. У нее был удар, как у чертового Артуро Гатти.

Корзинка выпала из рук на пыльную дорогу, а я упал следом. Было больно, ужасно больно! Мне хотелось заплакать, от души и горько, но тогда бы я подтвердил слова моих братьев. Собравшись с силами, я кое как сел, держась за нос из которого хлестала кровь.

Девчонка не убежала, она стояла рядом то и дело стряхивая ушибленный кулак, а с ее губ слетали бранные слова. Что ж, мне удалось ее оживить.

– Мать твою! – рявкнула она, – кажется, я палец сломала!

– И мой нос! – проорал я, случайно глотнув крови, попавшей в рот.

Так началась дружба длиной в одно лето: со сломанного носа и отменного удара справа.

Нос ботинка рассеяно ковырял коричневую землю, пока я маялся от скуки на крыльце дома. Братья свалили по своим взрослым делам, оставив меня одного. Круто! Уже представляю, как они заявятся домой с очередными боевыми отметинами, а моим главным достижением за день останется лишь количество слопанных сэндвичей. Мне скоро одиннадцать лет, я заметно вытянулся и даже накачал мышцы, но для них я все равно оставался мамкиным сопляком.

Солнце жарило и без того смуглую кожу, но я не спешил укрыться в тени. Его лучи были грустным напоминанием о прошлой жизни за много тысяч миль отсюда. Жизнь в Америке казалась чужой: дома – холодные бездушные коробки не манили спрятаться в их стенах, как это было в Италии. Вокруг бетон и пыль. Вспомнив родную улочку в Субьяко, где буйная зелень пробивалась из каждой расщелины и воздух был пропитан ароматом свежей пасты, я снова загрустил. Единственным напоминанием о родине был мелодичный итальянский, звучавший из каждого уголка шумного квартала. Сеньор Томмази возился с перцами в своем ухоженном саду, подвязывая тяжелые гроздья цвета закатного солнца, он напевал какую-то итальянскую песню середины века.

– Strega, – шепнул я, заметив в очередной раз гостью.

Наша улочка маленькая, и мне сразу бросилась в глаза эта девчонка. Чужаки здесь редкость: она шла по тротуару не замечая никого вокруг. На фоне смуглых итальянцев, поцелованных солнцем, эта девочка напоминала призрака с яркой копной рыжих волос. Такая бледная и худая. У нее были длинные спутанные локоны, такие же длинные руки и ноги, с которыми она едва справлялась.

Сеньор Томмази выглянул из зарослей своего сада, следя за девчонкой.

– Чует мое сердце неладное, – произнес он, кивнув в ее сторону, – сынок, ты бы узнал, может, ей помощь нужна?

– Почему я?

– Ты ребенок, она тоже, тебе будет проще найти с ней общий язык.

– Не хочу я общего языка, мне и своего хватает!

Сеньор Томмази рассмеялся, но настаивать перестал. Он обтер руки о круглый живот, потянулся так, что я услышал хруст его позвонков, а затем снова скрылся в грядках, напевая себе под нос.

Пару дней я ее не видел, хотя сосед говорил, что девчонка шастает по нашим улицам так же часто, как солнце встает по утрам – то есть каждый день! Мне стало интересно, что она забыла в Маленькой Италии, ведь на итальянку она совсем не походила. Я занял место на крыльце, откуда открывался вид на всю улицу, подойдя к делу ответственно: в корзинке рядом со мной было два сэндвича из домашней чиабатты с ветчиной и моцареллой, свежий лимонад с мятой и еще один сэндвич для девчонки, но без сыра. Жариться на солнце пришлось долго; я слопал все свои припасы и собирался добраться до чужой порции, когда увидел ее.

Несмотря на обжигающее летнее солнце, она была в кофте с длинными рукавами, а еще она шла так быстро, что я сорвался на бег, таща за собой дурацкую корзинку.

– Стой!

Мне пришлось крикнуть, когда она свернула за угол. Когда я нагнал ее, то на секунду пожалел, что вообще решил ввязаться в эту авантюру. Но сеньор Томмази был прав: ей требовалась помощь. Первое, что я заметил, – это ее глаза. Она плакала, не сейчас, недавно. Они были опухшими и красными, как и ее нос. Мы стояли посреди улицы, пялясь друг на друга: я с интересом, она – с нескрываемой злобой. Чужачка схватилась за кулон, нервно теребя его пальцами. Под ними, на бледной коже, была небольшая россыпь из пяти родинок, напоминающая букву W. Я вспомнил книжку про звезды, которую прочитал от скуки: так выглядело созвездие Кассиопеи.

– Чего тебе? – брякнула она, ее голос звучал красиво со странным акцентом.

Я думал предложить ей сэндвич, но решил, что слопаю сам! Глупо топчась на месте, я переложил корзинку в другую руку, набираясь смелости заговорить снова. Она пугала меня до чертиков, хотя была не так уж старше меня – хотя кто разберет этих девчонок!

– Ты выглядишь как вредное приведение, – выпалил я.

На самом деле, я хотел сказать не это, но она напоминала ведьму из сказок или сироту из романов Диккенса! Там, откуда я приехал, девчонки обычно отличались мерзким характером избалованных кукол и скверным нравом, но она… она была другой. Ее взгляд был потерянным. Strega смотрела так, будто ненавидела меня, весь мир и еще половину Чикаго за компанию.

Она была высокой, хотя я был чуть выше, ее длинные руки спрятаны в карманах джинсов, а ноги неуклюже топтались в дорожной пыли, готовясь к побегу в любой момент! Девчонка сжалась, ей не нравилось мое внимание, мне стало неловко, но я не отвел взгляда. Ее глаза наполнились слезами и стали еще ярче, а румянец залил бледную кожу делая веснушки заметнее.

– Отвали, – грубо ответила она, упрямо увернувшись в попытке обойти меня.

Мне стало обидно: я хотел помочь, как просил сосед Томмази, но что-то пошло не по плану. ВЕРНЕЕ, ВСЕ ПОШЛО НЕ ПО ПЛАНУ!

– Ты что, спишь в гробу и пьешь кровь, strega?

Мне нравилось называть ее ведьмой, внутри кичилось мальчишеское упрямство. У меня возникло нестерпимое желание растормошить, оживить эту бледную девчонку. Какой черт дернул меня за язык? На этом глупости не закончились: я схватил ее за руку и резко потянул на себя. На секунду она опешила, замерла, как олень в свете фар с неподдельным ужасом в глазах, а потом сделала то, чего я совсем не ожидал.

Она сломала мне нос.

***

Девчонку расквасившую мой нос звали Лиззи. Как-то я спросил у неё, где она научилась бить как боец? Она долго молчала, даже слегка приуныла, но в итоге призналась, что это заслуга ее отца. Лиззи произнесла это с явной неохотой, стягивая рукава пониже, словно пыталась спрятаться от меня. За месяц, что мы провели вместе, я привык к ее излишней скрытности и странному поведению.

– Он боксер, – коротко добавила она, поежившись.

В голове зрели вопросы, но я боялся спугнуть своего единственного друга. Мы целыми днями бродили по улицам без особой цели, избегая неприятностей – ни ей, ни мне они не были нужны.

В день, когда мой нос сломался о кулак Лиззи, мы пошли ко мне домой. Следует отдать ей должное: она меня не бросила и даже хотела рассказать, что в поломке моего носа виноват ее хук справа, но я запротестовал. Если бы мои братья узнали правду, я никогда бы не отмылся от позора, умудрившись наткнуться на девичий кулак.

Мы соврали. Я и Лиззи придумали версию, которая устроила всех, так мы стали партнерами по преступлению. Признаться честно, я не спал всю ночь: болел не только нос, но и голова, а еще мне казалось, что мы совершили непростительный грех, соврав. В ту ночь я решил, что мы непременно должны сходить в церковь и вымолить прощение, иначе кара небесная будет неумолимой. Я не особо представлял что это за кара такая, но взрослые постоянно твердили о ней шепотом и это пугало меня.

Правда до церкви мы так и не дошли.

В один из солнечных дней мы стащили яблоки с лужайки перед домом какого-то неприветливого типа, который всегда ходил недовольным, его сальные волосы спадали на глаза, а пузо свисало через ремень. Яблоки валялись на траве, но заметив нас, мужик выбежал на улицу, схватив Лиззи за вытянутый рукав. Он угрожал оторвать ей уши и отвезти к родителям, чтобы ее как следует выпороли. От его угроз в Лиззи вселился дьявол: она брыкалась и упиралась, как дикая кошка. Я даже испугался, что она пустит в ход свой коронный удар!

Тогда я размахнулся и со всей силы швырнул кислое надкушенное яблоко в его голову, попав прямо в глаз! Секунды, когда он ослабил хватку, хватило чтобы Лиззи дала деру, а я следом за ней.

– Сróga! – сказала она мне, когда мы оказались в безопасности.

Это слово казалось мне совершенно незнакомым – оно звучало странно, как будто она набрала воду в рот и старалась ее не пролить.

– Что это значит? – заинтересовался я, пихнув Лиззи в бок. – Ты меня обозвала?

Она скромно улыбнулась.

– Это слово на ирландском, дубина! И переводится оно как храбрый.

Детская гордость взыграла внутри, мне захотелось спасти ее снова, лишь бы увидеть как она улыбается.

Потом Лиззи пропала. Я ждал ее на нашем месте, но она так и не пришла, и на следующий день тоже. Я не знал, где она живет, вообще не знал ничего, кроме имени, цвета волос и созвездия родинок на ее на коже. Ее не было пять дней, а на шестой, когда я уже совсем отчаялся, она вернулась.

Лиззи выглядела потухшей, угрюмой. На ее скуле красовался синяк, который она пыталась скрыть за волосами. Девчонка была дерганой, постоянно оглядывалась на дорогу, опасаясь чего-то невидимого.

– Я на минуту, Сróga. – Лиззи обняла меня, крепко сжимая в кольце тонких рук. – Это было хорошее лето!

Она уткнулась носом в мою шею, оставляя мокрый след на коже. Я обнял ее в ответ, девчонка съежилась, но потом обмякла, доверяясь мне. Хоть я и был мелким, но мое сердце почуяло неладное. Я не хотел отпускать ее, но она обещала, что придет на следующий день.

Я ждал.

Она не пришла. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц.

Лиззи исчезла, словно никогда и не существовала в этом мире.

Лучше бы мы сходили в церковь и замолили свой грех, ведь как оказалось кара жестокая сука, которая отобрала у меня лучшего друга.

Глава 1: Задание

Я была в миллиметре от рукоприкладства!

Вероятность кровавой развязки зашкаливала и составляла девяносто девять процентов! Целый час – шестьдесят мучительных минут я торчала в душном номере отеля с приставкой «люкс» где даже кондиционер издавал предсмертные звуки, не справляясь с жарой. Я лицезрела подростка женского пола с волосами цвета всех оттенков розового и раздутым эго – размером с нашу галактику и такими же губами.

Она восседала на диване, словно на троне, ее статус популярной блогерши со своей косметической маркой давал ей такое право. Сейчас она вещала о жизненно важном – как правильно намазать блестки на веки. Представьте мое счастье, когда эта особа, закатывала глаза и лопала свои гребаные пузыри из жвачки каждый раз, когда я пыталась задать вопрос от наших читателей.

Мне потребовалась вся сила воли – клянусь ВСЯ, чтобы сохранить профессиональное спокойствие и не заколоть ее той самой кисточкой для макияжа, которую она собиралась прорекламировать. Она лопнула розовый шар из жвачки прямо у моего лица, хлопая накладными ресницами, моя последняя нервная клетка забилась в конвульсии.

– Так, все, спасибо! – выпалила я, собирая свои листы с заметками. – Вы были очень любезны!

Даже не дослушав, что эта выскочка пролепечет в ответ, я рванула из номера, едва не споткнувшись о пушистый ковер. Не единой секунды больше не выдержу в этой компании. Бесконечный коридор с желтоватым светом и одинаковыми дверями тянулся туннелем, пока я не добралась до лифта, утопая каблуками в мягком ворсе. Буквально пролетев по роскошному холлу мимо стойки регистрации, где хостесс проводила меня удивленным взглядом, я выскочила через вращающиеся двери на улицу.

В квартале от сюда была кофейня – мне срочно требовалась лошадиная доза кофеина, чтобы реанимировать утомленный мозг. Три стакана холодного кофе (один чтобы выпить сейчас и еще два про запас) на подставке уместились у меня в руках. Перебегая по пешеходному переходу к ближайшей станции метро, я чувствовала как от асфальта парило тепло, обдавая мои стройные ноги. Резкий визг тормозов заставил меня вздрогнуть – прямо передо мной, в сантиметрах от бордюра затормозила машина.

Что б тебя! Крайний стакан опрокинулся на мою кремовую блузку. Взвизгнув от контраста теплой кожи и холодной жидкости, я прыгнула на тротуар, другие два стакана выскользнули из рук и все это кофейное безумие разлетелось у моих ног.

– Твою мать!

Прохожие обходили меня стороной, пока кофе капало сверху вниз и растекалось лужей на асфальте.

– Тебе права в подарочной упаковке достались? – прошипела я, глядя на водителя с противной физиономией в солнцезащитных очках. – Эй, я с тобой разговариваю!

Водитель сохранял каменное лицо, я даже засомневалась настоящий ли он! Обойдя машину спереди, я заглянула в салон – ну, он дышал. Швырнув подставку с кофе в урну, рядом с переходом я готова была разрыдаться!

Шумный город давил со всех сторон: машины беспорядочно сигналили, уличные торговцы зазывали купить что угодно – от пончиков до газет, визг тормозов составляли мелодию типичного утра в Чикаго. Окно опустилось вниз, от неожиданности я попятилась, цепляясь каблуком за крышку люка в асфальте. Вихрь мыслей пролетел в голове, осталось лишь достойно сесть задницей в лужу из собственного кофе! И это в самом центре Чикаго-Луп, где каждый второй прохожий – корпоративная акула с семизначными банковскими счетами.

– Мисс, не падайте раньше выстрела, – бархатный голос с хрипотцой прозвучал где-то совсем близко, перекрывая гул города.

Мягкий аромат парфюма с цитрусовыми нотами заполз в нос, контрастируя с запахом выхлопных газов и свежего кофе, которым я пропиталась. Сильные руки уверенно подхватили меня, спасая от падения. Длинные пальцы нежно, но крепко обхватили локти, удерживая меня в вертикальном положении. От этого прикосновения мурашки пронеслись по коже. Я медленно вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Повернула голову, встречаясь взглядом с незнакомцем.

Его глаза темные и наглые, смотрели с едва скрываемым интересом, а в уголках губ застыла улыбка. Я отступила в сторону, получив возможность разглядеть мужчину: широкие плечи, дорогой костюм, идеально подогнанный под фигуру.

Взгляд незнакомца скользнул по моему телу, будто принял мой вызов в гляделки. Признаю, смотреть на него было приятно, даже несмотря на мое взвинченное состояние. Я поймала чувство легкого дежавю, пытаясь вспомнить его лицо, которое казалось таким знакомым. Он усмехнулся, когда я проследила куда направлен его взгляд. Мои соски в кружевном лифчике отреагировали на мужчину. Черт! Предатели! Краска залила щеки, но я не стала прикрываться. Я все еще злилась из-за инцидента с машиной и кофе, наверно это придавало мне храбрости.

В голове не возникло ни единой мысли с достойным ответом на его реплику, когда наш зрительный контакт прервали: тот самый козлина водитель вышел, открывая заднюю пассажирскую дверь:

– Сэр, нам пора.

Отсалютовав двумя пальцами, незнакомец молча проследовал в машину. Мимо хлынул поток пешеходов, спешащих по своим делам, а я замерла, как героиня в слезливой мелодраме от Hallmark. Не успел таинственный мужчина появиться в моей жизни, как сразу же с нее свалил, оставив меня на обочине в луже из кофе.

Пару часов спустя я сидела в офисе. Аномальная жара, накрывшая Чикаго в последние две недели, плавила все, включая клавиатуру, по которой тарабанили мои пальцы. Клавиши липли к коже, не говоря об одежде требующей отжима и стирки. Я набирала текст интервью с блогером, проклиная зной и утреннего незнакомца. Замерзнуть от холода в Чикаго – плевое дело, но чтобы умереть от жары и любопытства! Мысли о симпатичном мужчине не выходили из моей головы, кажется у меня слишком долго не было секса.

Я хлебнула теплый кофе, морщась от горечи и неприятного ощущения духоты. Волосы приклеились к изгибу затекшей шеи. Кажется, я не отрывала задницу с кресла с момента как пришла в офис. Паршивая работа в издании, не хватающего звезд с неба, давала призрачную надежду на карьеру журналистки в будущем. Да, старт с самых низов в газете, возможно служившей наполнителем для кошачьего лотка – не предел мечтаний, но я верила, что это ненадолго. Меня почти не расстраивал тот факт, что это "ненадолго" затянулось на пять гребаных лет.

Наш офис находился на задворках Саут Сайда – в мрачном квартале, напоминающем аппендикс. Добраться сюда целой и невредимой было сродни лотерее и, кажется, мне пока везло. Перестрелки, погони – ежедневный фоновый шум, к которому быстро привыкаешь. Сейчас Чикаго ничем не отличался от времен Аль Капоне. Разве что мексиканцев стало больше, и наркоманы в бессознательном состоянии заполонили тротуары. Но я всегда держала ухо востро и, в отличие от женщин двадцатых годов, хранила в сумочке Глок с полной обоймой.

Я мечтала засунуть голову в морозильник. Прогноз погоды был неутешительным. Если Ад на земле реален, то сейчас я находилась в самом горячем котле преисподней. Допотопный телефон нарушил тишину неприятной трелью. Я схватила трубку, не отвлекаясь от печати.

– Буду через минуту.

Мысленно отсыпая тысячу проклятий на голову главного редактора, я отлипла от кресла, шлепая трубкой в надежде, что она наконец-таки развалится. Мистер Бланк знал, что старый телефон бесил весь офис, и продолжал изводить сотрудников. Я нехотя двинулась в кабинет начальника.

Наш главред, мистер Бланк – типичный представитель социальной прослойки, застрявшей в категории между любимым маменькиным сынком и ненавистным мужем третьей по счету жены. Он встретил меня в традиционной позе – короткими ногами кверху, они закинуты на стол. В зубах сигарета, круглое пузо обтянуто застиранной рубашкой с пятном кетчупа недельной давности.

– Для тебя новое задание. Считай, это твой лотерейный билет, – сказал он, принюхиваясь и окидывая меня взглядом. – Кажется, тебе пора завязывать с кофе!

В лотереи я не верила, и единственное, что удерживало меня от бегства из этой дыры – студенческий заём. Как только расплачусь, свалю на все четыре стороны искать приличное издание. Работа здесь имела один значительный плюс: при всей сомнительной составляющей платили вовремя, хотя я не представляла, откуда в этой газетенке финансирование, наверняка нас покупали из жалости.

– Что-то с трудом верится, что я брошу кофе и выиграю в лотерею, – пробормотала я, плюхнувшись на шаткий стул, держа на весу карандаш и блокнот для записи.

Все задания Бланка сводились к бесполезным статьям о трендах в Тик Токе, интервью с тупицами и прочей информации, не имеющей ценности.

– У тебя есть приличное платье? – Бланк затянулся, выпуская дымное облако вверх. – Ну, такое, чтобы и на похороны, и на свадьбу? Хотя твоё смазливое личико отвлечет внимание от любого наряда.

– Есть, – замешкавшись, подтвердила я, представив, как отвесила для него смачный подзатыльник. Во мне редактор видел лишь приятную картинку, но не мозг, который всячески игнорировал и меня это бесило.

– И как это связано с предстоящим заданием?

– В эти выходные свадьба Лукрецци.

Мои глаза округлились. Сначала от новости, хотя о ней трубили все кому не лень, но я отсеяла ее с меткой «неинтересно», затем от попытки понять, каким боком я относилась к этой свадьбе?

– Тех самых Лукрецци? – вопрос был неуместным, в Чикаго были только одни Лукрецци, и я прекрасно знала об этом. – Натворили же они дел в прошлом.

– Они давно вне Синдиката. – Бланк поерзал в кресле, удерживая свою потную тушу в том же положении, в котором я застала его ранее. – Мы не из полиции, чтобы копаться в этом дерьме.

По-моему наша газета только и делает, что копается во всяком дерьме.

Синдикат – сеть организованной преступной деятельности или мафия. Та самая чикагская с давними и глубокими корнями до самой Преисподней, и их не выкорчевать. С течением времени менялись условия игры и способы достижения целей. Мафия подобно раковой опухоли проникла во все сферы общества, дала метастазы и теперь имеет непоколебимое влияние на весь Чикаго. И это лишь вершина айсберга. Лукрецци, как и многие другие семьи, открестились от криминального прошлого или сделали вид, развернув бизнес в легальное русло. Но за ними тянется кровавый след из смертей и насилия, который будет преследовать их потомков на поколения вперед.

– Ну и причем здесь мы?

Где-то под желудком зашевелился комок страха. Прошлая жизнь замаячила перед глазами оборванными воспоминаниями и кошмарами. В моих венах с кровью текла слишком мрачная история, о которой я предпочитала не вспоминать.

– Газету пригласили в качестве обозревателя, кроме тебя некого отправить.

– У них дурной вкус на прессу.

Я не удержалась от колкости и озвучила неприглядную правду, но Бланк даже не думал обижаться.

– Не обольщайся, – редактор перестал дымить, затушив сигарету в пепельнице. – Поговаривают, что приглашения получили все издания города. Эти ублюдки настолько тщеславны, что жаждут упоминания о себе из любой конторы, даже такой паршивой, как наша!

Тщеславие – неискоренимый порок, передающийся мафиози по наследству. Еще с времен, когда Аль Капоне властвовал на улицах Чикаго, позируя на камеры, с высокомерием, побрякивая у себя в карманах яйцами всех политиков и полицейских вместе взятых. Позднее Сэм Джанкана в прямом эфире издевался над Робертом Ф. Кеннеди перед собранием Конгресса и водил дружбу с самим Фрэнком Синатра. Они даже умирали с пафосом под огни фотовспышек.

– Что ж, увижу настоящих журналистов, – пошутила я, поглядывая на босса.

Внутри затряслись поджилки. За десятки лет вокруг мафии сложился ошибочный флер романтики: виной тому были книги, фильмы и голливудские красавчики в главных ролях. Но все это ширма, а за ней кровь невинных, смерть и нескончаемая бойня за власть.

Этот мир знаком мне не только из рассказов и хроник: несмотря на то что я была ребенком, прошлое оставило на мне глубокое клеймо от которого не избавиться. Я не стремилась окунаться в это вновь, но как-то умудрилась вляпаться в то, отчего сбежала целую вечность назад, наивно полагая, что все осталось позади.

Мне казалось, что я надежно спряталась от этого дерьма, но теперь сижу перед боссом, мыслено решая в голове дилемму: выбрать платье для свадьбы или все-таки свалить в Канаду?

– И что именно я должна там делать? – переключиться на работу было не просто.

– Твоя главная задача – не умереть. – Бланк сделал короткую паузу, ожидая реакции на шутку. Не дождавшись, он продолжил, – от великолепия, конечно же, а с заметкой как пойдет. Найди то, что разорвет заголовки!

Редактор взвизгнул от удовольствия, будто бы мы уже получили Пулитцеровскую премию за вклад в журналистику, и довольно потер свое пузо. На удачу.

Я с горечью улыбнулась: однажды мне уже приходилось играть со смертью, и к счастью, тогда я выжила.

– Мне несказанно повезет, если на этой свадьбе будут раздавать поздравления, а не пули.

Если бы он знал, что его шутка окажется пророческой, то никогда бы не отправил меня на эту свадьбу.

Глава 2: Троица, китайская ваза и угрозы.

Уже завтра свадьба Лукрецци, а я по-прежнему без понятия, где взять то самое платье и почему я еще не в Канаде!

В приступе паники я написала слезное сообщение лучшей подруге – Хелене. Она была из той особенной категории людей, которая могла перевернуть мир ради друзей, даже если ее собственная вселенная полыхала. Она обещала помочь: пришел номер заказа из любимого китайского ресторанчика и сообщение с командой брить ноги. Я мало понимала как это связано, но решила подчиниться. Позже, как ураган, она влетела в мои тридцать квадратов и нам сразу стало тесно. В одной руке у неё болтался бумажный пакет с едой, в другой – чехол с платьем.

Мы ели торопясь и все дамплинги попали в мой желудок практически целиком. Подруге не терпелось показать находку. Она координировала выпускные проекты студентов Чикагского института искусств на факультете дизайна одежды и имела доступ к настоящим сокровищам. И одно из них находилось в моей квартире. Хелена держала чехол, практически подпрыгивая на диване от нетерпения.

– Ну же, примерь это чертово платье! – подруга буквально впихнула его в мои руки. – Живо!

Длиннющая молния не хотела поддаваться. Когда чехол соскользнул вниз, я открыла рот в изумлении. Подруга разразилась хохотом.

– Боже мой, это что?

Щеки вспыхнули от волнения.

– Это платье, а не тот чехол для мебели, который ты хотела напялить на себя, собираясь на самую громкую вечеринку века!

– Посмотри, – возразила я, тыкая пальцем в вырез. – Кажется, портной потерял пару кусков ткани!

Черт возьми, да у меня почка отсохнет, если я не признаю тот факт, что платье сногсшибательное! Оно выглядело как дизайнерский коктейль из образов Киры Найтли в «Искуплении» и Мишель Пфайффер в «Лицо со шрамом». Зеленое с глубоким декольте, открытой спиной: его подол стремился в пол, а головокружительный вырез от самого бедра намекал на то, что брить придется не только ноги.

– Господь, вразуми эту зануду! – Хелена подскочила с дивана. – Считай выход в нем помощью в продвижении молодого дизайнера. Это же свадьба Лукрецци, дьявол тебя раздери!

– Нет, это уже слишком. Я буду на работе!

Шелк приятно струился по коже. Но я в панике отпихнула платье к Хелене, боясь соблазниться. На самом деле я думала о своем лучшем брючном костюме и плевать на то, что он похож на форму официантки.

– Иисусе! Это твой шанс выстрелить, наконец-то найти себе принца и свалить с этой конуры. – Она толкнула платье обратно.

– Я не ищу принца!

– Тогда найди чудовище! – Хелена не выносила мои отмашки и всегда находила способ заткнуть меня. У подруги был черный пояс по борьбе с занудством.

– Тебе не кажется, что стрелять там, где соберутся все гангстеры Северного и Южного побережья, а может быть той и другой стороны Атлантики, так себе идея? Как и искать среди них чудовищных принцев?

Я все равно продолжала гнуть свою линию, хоть и понимала, что мне ни за что не одержать победу в этом бессмысленном споре.

– Ничуть! – Хелена была непреклонна, и мне пришлось капитулировать.

Остаток дня мы потратили на пустую болтовню под соджу. Наш смех был настолько громким, что сосед снизу едва не пробил потолок, долбя в него шваброй в надежде утихомирить нас. Вредный старикашка, мистер Альтман давно не получал радости от жизни, поэтому активно мешал другим, неся свое старческое брюзжание как знамя. Образумить нас не удалось, но из-за желания Хелены быстрее свалить к своему коту, вечеринку пришлось свернуть.

После ее ухода я погрузилась в меланхолию. Роль сыграло соджу и признание того, что кроме Хелены у меня не было близких людей. Чувство одиночества мучило меня, грызло изнутри. Я не могла заснуть. Жара изводила, как и неуемная тревога. Я взяла фотографию бабушки и дедушки с прикроватной тумбочки. Снимок сделали в роще из вавилонских ив, на лицах стариков улыбки, за спиной виднелся дом: там мы были счастливы, но жизнь – штука непредсказуемая. Иногда она выставляет счета, плата за которые не подъёмно высока.

Мрачные тени воспоминаний выпустили щупальца из самой дальней коробки подсознания. Мне удалось захлопнуть крышку и взять мысли под контроль, хотя это было лишь временным облегчением. Прежде чем провалиться в тревожный сон, я убедилась, что заряженный Глок лежал на обычном месте.

Я любила возвращаться домой, спеша туда сломя голову! Распахнув дверь, я столкнулась с непривычной звенящей тишиной, от которой в ушах гулял стук собственного сердца. Абсолютное холодное безмолвие давило на меня, было слышно, как кровь несется по венам.

– Есть кто? – позвала я, но ответа не последовало.

Наш дом никогда не смолкал. Здесь кипела жизнь: мы ссорились и мирились, бурно читали утренние газеты и спорили о любых мелочах на свете. Даже когда нас не было внутри, жизнь в нем не утихала, тая запахи, шорохи и скрипы старых перекрытий. Но сейчас я чувствовала пугающую до мурашек пустоту.

Проходя через холл к лестнице, всем своим нутром, я ощущала что-то не так. Тишина продолжала давить, казалось, воображение играет со мной злую шутку. Внезапно раздался громкий хлопок. Я закричала от ужаса, потому что видела кровь, всюду, куда хватало взгляда. Она текла так, словно кто-то забыл закрыть кран: капало с потолка, окон, из-под дверей. Я почувствовала тяжесть в правой руке и увидела пистолет, из которого только что выстрелили. Ужасный крик, что даже мертвого разбудить смог бы, вырвался из моего горла.

Только они так и не проснулись.

Я пробудилась в липком поту. Этот сон преследовал меня уже десять лет, кошмарным эхом напоминая о том, что я совершила. Утро прошло в каком-то тумане. Голова трещала, в глазах темнело. Меня все еще трясло после ночного кошмара. И эта проклятая свадьба, и задание Бланка! Казалось, что я застряла в тупике, где столкнулись мое прошлое и настоящее, и все грозило обернуться прахом.

Я проклинала рыжеватые россыпи локонов, которые не хотели укладываться в элегантный низкий пучок. Совладав с волосами, я вдела в уши жемчужные гвоздики, доставшиеся мне от бабушки. На макияж я решила не тратить время, после такой ночи мне не поможет и пересадка нового лица. К тому же моя бледная кожа не принимала никакой косметики, и честно говоря, я была без ума от своих веснушек. Они, как и, сережки достались мне от ирландской бабушки Мэри и, это то немногое, что осталось у меня.

Как назло, такси приехало без кондиционера с водителем индусом, от которого разило так насыщенно, что даже целый мешок специй не смог сравниться с его шлейфом. Поездка в отель превратилась в настоящее испытание на выносливость. Меня будто отправили на экскурсию в Ад, где каждая пытка была приправлена карри и корицей. Всю дорогу я строчила Хелене сообщения о том, что платье провоняло чёрт-те чем, и теперь я выгляжу живым воплощением индийских специй.

Приехав вовремя, в буквальном смысле маринованная, я почувствовала, что настроение скатилось в тартарары. Лишь настоящая сенсация могла окупить все мои страдания! Даже захватывающий дух отель «Амбассадор» с бесплатным баром не приносил особой радости. Он находился в районе старого города и за столетнюю историю пропустил через себя немало звезд золотого Голливуда и столько же гангстеров. Неудивительно, что именно его выбрали для торжества.

С момента соглашения между итальянцами и ирландцами со времен бутлегеров* прошло сто лет и свадьба между Лукрецци и Алтери должна была раз и навсегда положить конец извечной распри за господство в городе. Бизнес мафии был сродни корпоративному: самое могущественное влияние имели те, кто мог вовремя объединиться, при этом не перестреляв друг друга. С последним пунктом, как правило, бывали обоюдные трудности.

До церемонии оставалось чуть более двух часов, и я устроилась в баре. Место казалось уединенным и тихим. Для самой громкой свадьбы Чикаго здесь слишком скромно. Я подозвала бармена, заказала коктейль. Поскольку я была единственной посетительницей в патио, нам удалось переброситься несколькими фразами. Оказывается, приватное торжество планировалось на крыше для ближнего круга семей молодоженов. Пресса могла ошиваться свободно по всему отелю, но без доступа к церемонии, отчего многие редакции решили проигнорировать приглашение.

– Вам не кажется это странным… так пусто вокруг?

– Учитывая тот факт, что большая часть приглашенных – ирландцы, то не особо, – бармен подмигнул, но я не оценила его подката. Он смутился. – Ну, знаете, шутка про ирландское время. Вы вечно опаздываете!

– Глупый стереотип!

Меня испугал тот факт, с какой легкостью парень признал во мне ирландку. Пришлось уткнуться в прохладный бокал с коктейлем. Я обрадовалась еще одной национальной особенности – бессмертной до поры до времени печени и иммунитету к малым дозам алкоголя. В конце-то концов всех моих родственников сразила пуля, а не виски.

– Повторить? – Бармен все еще крутился рядом.

Он был привлекательным, образцово глянцевым красавчиком, но его внешность не заставила мое сердце биться быстрее, или что оно там обычно делает у нормальных людей? Сейчас я не искала отношений, особенно после эгоистичного мудака, с которым я умудрилась связаться в колледже. Для удовлетворения своих потребностей мне хватало горячего душа и любимой игрушки с хорошим аккумулятором.

– Нет, спасибо. Я на работе. – Сделав пару глотков, я спорхнула с высокого барного стула, ругая неудобные туфли. Из-за боли и дискомфорта, казалось, что мелкий садист-лепрекон сдирает кожу с моих ног. Заживо.

Мысли о неудобстве исчезли, когда передо мной появилась вооруженная свита, сопровождающая какую-то важную шишку. Журналисты с остервенением щелкали камерами. Решив не отставать, я поспешила вперед, надеясь урвать что-то интересное. Потихоньку прибывали гости, итальянцев легко узнать по праздничному черному дресс-коду. Ирландцев выдавали спутницы в нелепых шляпках и мужчины в брендовых спортивных костюмах. Рядом со мной затесался репортер не первой свежести, от которого воняло как из помойки, вероятно, он из газеты хуже нашей. Его красное лицо напоминало мятый помидор, и мужчина пытался заснять кого-то на свой телефон. Я даже не заметила, как собралась толпа.

– Да что там такое? – меня сложно назвать миниатюрной с ростом 5 футов и 10 дюймов, но эти проклятые телохранители закрыли весь обзор. – Будто там сам Господь, а не какой-то гость!

– Не Господь, а Святая Троица.

Черт! Черт! Черт!

Я вспомнила лицо своего таинственного мужчины.

Их называли «Святой Троицей», но даже идиоту ясно, что никакой святости не было. Разве только той, откуда торчали рога и копыта. Троица Борджиа – воплощала в себе библейские грехи, опасность и красоту и были желанной целью для репортеров.

Франческо предпочитал, чтобы его звали Фрэнки на простой добродушный манер, но это пыль в глаза при нечестной драке. Фрэнки Борджиа по свирепости не уступал боевому быку Ислеро, в честь которого окрестили его раритетную Ламборгини. Второго шанса у парня не допросишься – скорее мешок на голову и пулю в лоб. Тела его врагов часто всплывали в озере Мичиган, но полиции было сложно предъявить обвинения из-за различных обстоятельств. Всегда находился убийца без заказчика или свидетели пропадали, как по щелчку пальцев.

Джованни или Джонни Борджиа – средний брат. Его пронзительные глаза заглядывали не только в душу, но и прямиком в мысли оппонента. Обмануть его сложно, чутье и интуиция были вторым именем Джонни. Он управлял легальным бизнесом семьи днем, а ночами стоял за спиной Фрэнки, пока тот устранял врагов.

Фрэнки и Джонни, возглавлявшие семью, были надежной опорой для Чезаре. Вместо участия в криминальных делах он предпочитал светское общество и правовое поле. Мир семей, живущих по законам крови и силы его не интересовал. В прессе мужчину прозвали Цезарем, но в отличие от знатного императора, он вел юридические баталии, не забывая о громких интрижках. На свадьбу Лукрецци и Алтери, «Троица» заявилась во всем своем великолепии. Журналисты старались преградить путь братьям, лишь бы получить ценные комментарии и сделать снимки. Мимо моего уха пронеслась информация о покупке убыточного казино в Вегасе, который хотели перехватить ирландцы. Это вызвало много споров среди криминальных кругов.

Я накидала быстрые заметки в блокноте, еле поспевая за толпой. Внезапно передо мной возникла огромная ваза, похожая на экспонат вымершей китайской династии, обойти которую я не успела, налетев прямо на нее. Грохот вазы и моих костей на короткий миг заглушили всю суету вокруг. Кувыркнувшись вперед, я услышала, как дурацкая ваза покатилась назад. Готовясь встретиться с мраморным полом, я мысленно прощалась с идеей удачного вечера, когда ощутила крепкие руки, подхватившие меня. По вспышкам вокруг я поняла, что приземлилась прямиком в мафиозные объятия. Что ж, Хелена обрадуется – это отличная реклама платья!

– Изобретательно, – произнес голос с уже знакомой хрипотцой, обдав ухо теплом, отчего на шее встрепенулись волоски и я напряглась. – Опять вы.

Кажется, у меня появилась дрянная привычка падать в объятия плохих мужчин. Мой спаситель никто иной, как младший Борджиа и он не стеснялся вторгаться в личное пространство, не церемонясь с условностями, будто мы были знакомы вечность.

– Я планировал провести этот вечер без женщин. Но раз вы не нашли иного способа познакомиться, кроме как снова прыгнуть в мои объятия, как мне этому противиться?

Вон оно – фирменное чувство собственной важности Борджиа.

Я растерялась. Не каждый день оказываешься в руках принца криминальной семьи, а я собрала чертово бинго! Пробыв в замешательстве несколько долгих секунд, я заерзала, с трудом высвобождаясь из кольца рук младшего Борджиа, который частенько мелькал в газетах и интернет-таблоидах.

– Нет. Я споткнулась об эту чертову вазу, а потом вы сами поймали меня в свои объятия. Снова.

Я заправила рыжую прядь за ухо, одергивая платье.

– К счастью, я тоже не горю желанием находиться в вашей компании. – Как и в компании любого другого мафиози в ближайшие сто пятьдесят лет! – Думаю, наша проблема решена!

– Вот как? Вы не слишком-то благодарны за свое спасение.

Чезаре Борджиа сглотнул и нахмурился. Его брови сошлись на переносице, он открыл рот чтобы что-то сказать, но передумал, сохраняя неловкое молчание. Сейчас для меня самым лучшим решением было бы сбежать, но ноги отказались слушаться, удерживая тело на месте.

– Спасибо, – выпалила я, чувствуя, как слова обжигают горло. – Я не из тех, кто любит лишнее внимание и, кажется сейчас, мы попали на первую полосу газет. Даже не знаю, что хуже: падение лицом в грязный пол или ярлык о том, что я ваша очередная интрижка?

– Звучит не очень, но все же… – Чезаре засунул руки в карманы брюк, слегка наклонившись мою сторону. На лице медленно расплылась улыбка.

Мужчина передо мной – холодный и проницательный, и он сильно отличался от образа, созданного прессой. Сердце предательски забилось в груди.

Темные и бездонные глаза Чезаре пристально и неотрывно изучали меня. Он стоял близко, ближе любого другого мужчины за долгое время. Через тонкую ткань платья я ощущала тепло, исходящее от его тела. Мурашки пробежали по коже, внезапно показалось, что мне трудно дышать. Я уловила слабый аромат пороха, горчинку лимона и дорогой кожи. Возможно, так пахнут опасные мужчины, хотя от этого Борджиа я ожидала услышать флер дорогих шлюх. Я изо всех сил старалась не думать о том, как меня завораживает запах этого самоуверенного пижона. Биология и физика играли злую шутку, напрочь отключая рациональное мышление. Все это – иллюзия и действие проклятых феромонов.

Он не упустил возможность облапать меня взглядом, застыв на какое-то время в зоне декольте. Пауза стала неловкой, пока наконец-то он не прервал неловкое молчание. Мы выпали из реальности на короткое мгновение и его интерес ко мне стал плохо скрываемым.

– Если мне представиться возможность спасти вас еще разочек, я непременно воспользуюсь этим. И боюсь, в этом случае вам придется отплатить.

– Это угроза? – спросила я, сглатывая ком в горле. Мне пришлось отступить в толпу, добиваясь мнимой безопасности.

– Именно. – Чезаре ухмыльнулся, решив, что эта битва уже выиграна. Он крутанулся на пятках так, что его начищенные туфли сверкнули в свете вспышек. Свита из охраны последовала за своим принцем.

Я задумалась, а не найти ли мне огнетушитель чтобы избавиться от долбанной искры между нами?

Глава 3: Красная свадьба

Я старалась не привлекать к себе внимание после странного инцидента с Борджиа. В конце концов, вряд ли меня пристрелят за скверный характер на глазах у дюжины журналистов. Мне следовало уйти, но бесплатные напитки, кондиционер и приятная музыка располагали остаться.

Свадебная вечеринка закончилась около часа назад. Новобрачные уехали на винтажном «Роллс-Ройсе» под шумные овации гостей. Я сделала необходимые заметки и возможно, какая-нибудь домохозяйка прочтет в нашей газете про платье невесты, прежде чем подсунет ее под мохнатую задницу своего кота.

Оливка барахталась в бокале сухого вермута, пока я лениво смешивала остатки пряного коктейля бамбуковой палочкой. Туфли валялись под высоким стулом. Накатившая хандра полностью овладела мной, но тут я заметила кое-что интересное. Вооруженные до зубов охранники метнулись к закрытой лаундж-зоне. Нас разделяла прозрачная стена из стекла. Наплевав на туфли, я подкралась ближе, прячась за креслом с высокой спинкой. Группа мужчин шумно и суетливо двигались в мою сторону. Среди них была «Троица» и парочка ирландцев, которые даже ради торжества не променяли спортивные треники на костюмы. Все выглядели взвинченными и недовольными, особенно Фрэнки Борджиа, который размахивал стопкой бумаг, зажатой в руке, его глаза горели от злости.

Один из охранников открыл дверь в приватную зону. Выскользнув из своего укрытия, я пересела на край барной стойки, которая была ближе всего к ним. Руки дрожали от волнения, но я не могла позволить себе упустить что-то важное. По рабочим вопросам на свадьбе они могли собраться лишь в случае крайней необходимости.

– Так-так, кто это у нас здесь?

Уже знакомый голос Чезаре Борджиа застал меня врасплох.

Иисусе, он никак не угомонится!

Похоже, в его вселенной женщины выстраиваются в очередь, заискивая перед ним, но в моем мире индюки в костюмах Brioni – табу, даже если от их обаяния захватывает дух.

Колючее раздражение всколыхнулось внутри.

– Вы меня преследуете? – обворожительная улыбка растянулась на лице. – Спасать меня не нужно.

Я понимала, что играю не с тем человеком, но отступать не хотела.

– Преследование? Нет, я вижу это иначе.

– И что же вы видите?

Чезаре устроился на соседнем стуле, ослабляя галстук, делая это небрежно и соблазнительно. Приглушенные теплые оттенки и мягкий свет создавали атмосферу, в которой он напоминал звезду старого Голливуда.

Заказав неприлично дорогой виски, Борджиа кривовато улыбнулся, и паутинка морщинок, расползлась от уголка его глаз, придавая лицу живость и притягательность. Черные, как аспид, волосы в хаотичной укладке, дорогой костюм и выразительные темные глаза располагали к себе. Он был воплощением моей личной категории дьявольски красивых мужчин: противоречивая, отталкивающая и далекая от шаблонов красота. С другой стороны, его особенные штрихи складывались в нетривиальное, цепляющее полотно, которое хотелось рассматривать.

Уверена, у любой девушки намокнут трусики, стоит Борджиа обратить на неё внимание. Но прежде чем застрять в сетях его притягательности, я вовремя опомнилась: у меня такие экземпляры вызывали приступ изжоги.

– Вы красивы и одиноки. Почему бы не составить вам компанию?

– О, это вы сейчас про меня? – с игривой улыбкой переспросила я, не упуская возможности подразнить его.

Я покрутилась, делая вид, что ищу другую скучающую особу.

– Ошибаетесь. Я наслаждалась одиночеством, но теперь момент испорчен. Так почему бы вам не пойти… – я сделала паузу, наклонившись к нему, переходя на шепот. – Куда вы там собирались идти?

– Играете с огнем? – Чезаре подался вперед, сокращая расстояние между нами. Его взгляд скользнул по моим ногам, скрытым в шелке, бедрам и смелому декольте. Рука потянулась к моей груди в нерешительном жесте, но замерла на половине пути между нами.

– Необычные родинки как буква W. – Чезаре рассматривал россыпь родинок на моей коже. Легкая улыбка коснулась его губ.

– Нет, это Кассиопея! – раздраженно парировала я, устав от навязчивого и непрошенного внимания. – Вас что, не пустили поиграть со взрослыми мальчиками?

Недалеко раздались громкие звуки сирен. Я на секунду сбилась с мысли, но это не помешало мне отвернуться от Борджиа. Чезаре перестал улыбаться. Судя по тому, как сверкнули его глаза, я попала в самую точку. Ставки в игре взлетели, и если уж драконить соперника, то так, чтобы все вокруг полыхало. Главное – самой не поджариться.

– Уф. – Борджиа поморщился от недружественного укола, проглатывая злость вместе с восемнадцатилетним Макалланом. Он облокотился на стойку, длинные и изящные пальцы крутили тяжелый хрустальный стакан с янтарным виски.

– У вас острый язычок, мисс Моран. Интересно, в чем еще он так же хорош?

Сердце пропустило удар, мы знакомы всего ничего, а он уже получил обо мне информацию. Господи, во что я вляпалась? Все-таки надо было сбежать пока была такая возможность. В Канаду, например.

Дерьмо!

– Об этом вы вряд ли узнаете. Вернее, никогда.

Флирт Чезаре был откровенным и дерзким. С первых минут знакомства он ходил по грани, прощупывая мои границы и смело намекая на свои желания. Борджиа мог получить любую, но выбрал меня. И теперь ему трудно смириться с тем, что я ему не по зубам.

– Никогда не говорите никогда.

– Вы не отступите?

– Не в этом случае. Я привык получать то, что хочу.

Чезаре сделал глоток виски, не отрывая от меня взгляда. Его язык медленно скользнул по нижней губе, слизывая янтарные капли алкоголя. Я на мгновение задумалась: «а что если?». Но быстро прогнала эту мысль, сжимая бедра покрепче. Никаких «если»! Даже таких агрессивно сексуальных.

– И что же заставит вас отступить? – я рискнула задать вопрос, посмотрев ему прямо в глаза.

Чезаре обольстительно улыбнулся, расставаясь со стаканом виски. Стекло скользнуло по барной стойке.

– Пуля?

Теперь моя очередь улыбаться.

– Вот как? Жаль, я оставила свой «Глок» в другой сумочке.

Оглушительный вой сирен и визг шин обрушились на нас как гром среди ясного неба. Топот ног, гомон и гул стремительно приближались к бару. Моя репортерская сущность мгновенно почуяла неладное, и жажда задокументировать происходящее тут же вырубила всякий здравый смысл. Я подскочила на месте взвизгивая, когда рядом раздался громкий хлопок, смешавшийся с криками. Все еще босая, я спрыгнула со стула, схватив телефон.

– Какого… куда вы собрались? – Чезаре поймал меня за руку, его лицо выражало удивление. – Вы совсем чокнутая?

– Самую малость! – Я пыталась вывернуться, но он вцепился в меня как в его самый ценный актив. – Отпустите!

Хватка Борджиа на мгновение ослабла. Стоило сделать шаг, как я оказалась прижатой к его груди. Раздался еще один хлопок, и едкий дым потянулся во все стороны. Каждый глоток воздуха выворачивал легкие, кашель рвался из горла. Чезаре прижал мое лицо к своему плечу, обхватывая голову руками.

– Тише, тише, – процедил он сквозь сжатые зубы, но его голос тонул в хаосе и кашле.

– Руки, руки за голову! – полицейские вышли из дымовой завесы, держа нас на мушке.

Чезаре нехотя выпустил меня из объятий, но не позволил отойти несмотря на команду копов, мое запястье оказалось крепко обхваченным его пальцами. Уверенность в своей фамилии и связях говорила сама за себя, но быть пристреленной копами мне не хотелось. Я видела, как группа захвата в защитной экипировке двигалась мимо нас, направляясь туда, где скрылись братья Борджиа с партнёрами.

– Что происходит? – шепнула я в надежде, что Чезаре услышит. – Разве у вас нет какой-то неприкосновенности или что-то типа врожденного иммунитета от копов?

– Была до этого момента. – Взгляд Чезаре следил за спинами полицейских. – Сейчас взрослые мальчики разберутся.

– Не похоже на то.

Пока приставленные к нам копы отвлеклись на шум, я включила камеру на телефоне. Штурм был стремительным, как сцена из блокбастера: в патио вывели братьев Борджиа, их сподручных и ирландцев. Лица мужчин были такими же растерянными, как и у Чезаре. Чтобы здесь не происходило –  никто этого не ожидал. Фрэнки и Джонни лениво подняли руки за голову, следом за ними повторили другие. На вопросы они не отвечали. Я молилась, чтобы телефон не разрядился. Кажется, я получила ту самую сенсацию, о которой мечтала. Бланк сойдет с ума от эксклюзива на первых строках нашей газеты.

В воздухе витала напряженность, что-то подсказывало мне, что быть буре.

– Вы предъявите нам обвинение или свалите, извинившись, поджав хвост?

Кто-то из ирландцев решил выступить переговорщиком и тут же пожалел об этом. Полицейский приложил его прикладом в ребра, тот рухнул как подкошенный. Отлежаться ему не дали, сразу же приставив к прозрачной стене рядом с остальными. Вся сцена выглядела нелепо и странно: суровые мафиози на мушке у копов и я в полуголом платье.

– Мордой в пол, сукины дети! – Коп размахивал штурмовой винтовкой. – Пора заканчивать этот цирк.

Я чувствовала, как холодный пот пробирает спину. Взгляд полицейского был ледяным, как самые лютые зимние ветры Чикаго, в его глазах не было ни капли человечности.

– Это ошибка, – прошептал Чезаре, но его голос утонул в грохоте приближающихся к нам шагов. Я пыталась не дрожать от страха, но он овладел каждой клеточкой моего тела.

– Ошибка? – Полицейский с ухмылкой подошел ближе, его лицо оказалось в опасной близости от моего. – Ошибки быть не может, вы просто по уши в дерьме.

Чезаре нервничал. Сейчас Борджиа оказался по разные стороны с братьями. В очередной раз подтверждая статус младшего брата – прожигателя жизни, которого не воспринимали всерьез. Мужчины держали руки за головой, уверенные в том, что все быстро закончится.

Я уловила пугающий щелчок. В тот момент мне показалось, что жизнь моя застыла и время замерло в преддверии неизбежного финала.

Спусковой крючок.

Выстрел.

Первым упал ирландец. Они расстреливали их одного за другим.

Кричала ли я в этот момент или нет, пыталась ли сделать что-то – уже не вспомню. Я видела красные брызги, рваные движения тел сраженных пулями. Каждый новый выстрел был сродни удару грома, мужчины падали замертво. Пахло кровью и порохом.

Чезаре с лицом белым как мел, но глазами, полными ярости, зарычал и попытался кинуться вперёд к братьям. Коп нацелил пистолет, упираясь им прямо в лоб Борджиа. Теперь я сомневалась, настоящие ли эти копы. Мысль об эксклюзиве отошла на задний план, когда я поняла, что на наших глазах происходила казнь, а мы оказались случайными свидетелями.

У Чезаре имелось два неожиданных козыря: пистолет за поясом и невиданная ловкость рук. Кровь брызнула мне в лицо, попадая в рот и глаза. Ошметки чего-то липкого, красного и мерзкого были повсюду. Царивший хаос достиг апогея, когда началась пальба, напоминавшая канонаду. Стреляли все: ирландцы, итальянцы и копы. Я присела на корточки, прижимаясь плечом к барной стойке. Стекло летело в стороны под свист пуль, напоминая сцены из старых вестернов.

Вокруг царил ад, и каждый миг мог стать последним! Вой сирен где-то вдали, вселил в меня призрачный намек на спасение.

– Вставай. – В висок уткнулось теплое от стрельбы дуло пистолета, запах пороха ударил в нос. – Живо!

Адреналин заставил сердце биться на пределе. Ноги отказывались слушаться. Зеленое платье потемнело из-за пятен крови, а этот ненастоящий коп продолжал тыкать в мое лицо пистолетом.

– Хорошо, хорошо! – Подняв руки вперед, защищая себя, я выпрямилась на ватных ногах. – Стрелять не обязательно!

Стекла хрустели под босыми стопами.

– Ты, что? Из смелых? – Подонок ухмыльнулся и еще раз ткнул пистолетом, теперь в висок. Пуля просвистела где-то над моей головой, я взвизгнула, приседая вниз.

– Кончай ее! – приказали со стороны. – У нас мало времени!

Я не знала, кто уцелел в этой кровавой мешанине – дымовые шашки затрудняли видимость, – но вряд ли там нашелся желающий спасти мой зад. Нужно ли помолиться в эту минуту? Или просить о пощаде? Вспоминать все дерьмо в жизни? Я четко знала лишь одно – я не дам себя прикончить и не стану следующим именем семейного древа с пулей в башке.

Тип замешкался, я зажмурила глаза и приготовилась. Сама не знаю к чему: к чуду, смерти или, может быть, к райским облакам с сорока девственниками? Раздался грохот, я услышала, как что-то тяжелое падает рядом. Я открыла глаза – передо мной лежал урод, угрожавший мне. Его глаза были безжизненными, изо рта стекала струйка крови. Ему прострелил башку.

– Быстрее, сюда! – крикнул кто-то. Выбора не оставалось, я рванула в сторону, откуда доносился голос. Свист пуль не прекращался.

Я думала, если в тебя стреляют, то боль будет острой – как тысяча игл, колющих в одну точку. Но почему-то испытала другое чувство: из легких вышибло весь воздух, спину жгло. Я не могла вдохнуть, ощущая себя придавленной. Чезаре Борджиа как заправский квотербек вынес меня за барную стойку, сбивая с ног. Мы перелетели через нее вместе, как часто показывают в фильмах. Падение было неприятным: колотое стекло впилось в голую спину, хотя руки Борджиа обхватили меня, чтобы смягчить падение. Я слизала кровь со своих губ. Чезаре что-то шептал, внимательно меня осматривая. Лицо пронзила запоздалая боль, руками я нащупала кусок стекла, торчащего чуть правее рта. Не понимая, что делаю, я выдернула его. Я знала, что отключаюсь, теряя связь с реальностью.

– Я снова спас тебя, – прошептал Чезаре на ухо, все еще прикрывая меня своим телом. – Теперь ты должна мн…

Резкий звук выстрела не дал закончить фразу.

***

Я очнулась в больнице, рядом лежали газеты с кричащими заголовками:

«Стрельба на свадьбе Лукрецци. Самая кровавая бойня со времен чикагского синдиката».

Для меня это был полный провал. Как журналист я не рассказала ни строчки об этих событиях, а как человек – попала в список жертв. Элизабет Моран тогда умерла.

Глава 4: Гребаный Копперфильд и белая рубашка.

Из-за чернил шариковой ручки запись превратилась в абстракцию Малевича. Синий след, размазанный по строчке, заляпал коряво написанное – «Бесс Мердок». Говорят, ложь должна быть похожа на правду. Когда пришло время создавать новую личность, я поступила так, словно отвечала на стандартные вопросы для восстановления пароля к почтовому ящику, не проявляя особой фантазии.

Как звали вашу собаку?

В моей памяти мелькнуло воспоминание о морде нашей черной дворняги с рыжими подпалинами. Ее уши таскались по земле, подметая дорожки. Глаз у нее был поврежден после аварии, и знаете, это фантомное воспоминание стало своеобразным вдохновением. Теперь меня зовут как чертову псину из прошлого – Бесси. И выглядела я ей под стать. Мердок – фамилия слепого адвоката из моего любимого комикса. Я могла бы выбрать что-то особенное, что отражало бы мою сущность, но вместо этого записала первое, что пришло в голову.

Горький кофе остывал в кружке рядом со мной. В этой дыре, куда ни плюнь, кофе отвратный, и я безумно скучала по чикагской пицце на толстом тесте и приличному американо, но в распоряжении имела эту непонятную жижу за бакс в кофейнике из нержавейки. Крошки шоколадного кекса рассыпались по столу, и я безразлично смахнула их на пол. Мимо моего столика прошел какой-то мужчина, уставившись на меня. Пришлось опустить кепку пониже и продолжить заполнять анкету.

Возраст? Двадцать пять по документам, а по ощущениям – между девяносто пятью и могилой. Еще один парень уставился в мою сторону. Глотнув паршивый кофе, я напомнила себе, что людей бить неприлично, даже если очень хочется. Руки потянулись к лицу, нащупывая длинный узкий шрам с неровным краем. Я делала это каждый раз, когда встречала сочувствующие взгляды незнакомцев. Шрам был настоящим и служил напоминанием о том, что я тоже существую, что я – это я, даже если это существование похоже на иллюзию гребаного Копперфильда.

– Ты вонючий кусок дерьма!

Официантка захлопнула телефон, на вид одноразовый. Ее звали Марла, и она напоминала мужика своим коротким колючим ежиком, бесцветными пустыми глазами и грубыми чертами лица. Марла вечно была в синяках и вздутыми венами на ногах. Наверное, это от ходьбы во время смены, а может – от дерьмовой жизни в богом забытом месте. Сейчас она сидела на лавке снаружи, и я видела ее сквозь грязное окно закусочной. Официантка неспешно тянула сигарету, абсолютно не переживая о том, что она – единственный человек в этом местечке, который мог плеснуть добавку кофе страждущим. Телефон снова оказался у ее уха, и в какой-то момент мне показалось, что он и она – единое целое. Стрижка «под мальчика» была отвлекающим маневром, и она в очередной раз с джедайским мастерством устраивала истерику своему дружку. Кажется, его звали Дейв.

Какой-то потрепанный незнакомец с серым уставшим лицом, громко возмущался, требуя кофе с такой агрессией, словно от этого пойла зависела его жизнь. Голова начала пульсировать от боли, и мне хотелось заткнуть его навсегда, но вместо этого я схватила кофейник со стола и отправилась прямиком к нему.

– Вот! – рявкнула я, жижа темного цвета пролилась в его кружку, – а теперь заткнись.

– Боже мой, ну ты и душка, – промурлыкал он, поднимая на меня заплывшие глаза, кофе следовало вливать не в кружку, а прямо в них. – Ох, про душку я, пожалуй, погорячился. У тебя ж шрам на пол-лица!

Его мерзкий смешок скатился с промасленных, из–за горы бекона, губ. Завтрак мужчины выглядел как финальный ужин осужденного перед казнью, и от обилия жира на тарелке меня чуть не вывернуло.

– Пей свой кофе,– процедила я сквозь зубы, ударяя кофейником по столу, отчего тот жалобно звякнул. – Еще слово, и у тебя появится такой же.

– Чокнутая, – пробубнил он, откидываясь на спинку стула, засунув в рот еще один кусок бекона.

Ком подступил к горлу, распухая внутри, как пузырь, который вот-вот лопнет. Воздуха не хватало, будто кто-то перекрыл кислород в помещении. Я рухнула на соседний диванчик, судорожно хватаясь за горловину своей толстовки. Так бывало и очень часто после свадьбы Лукрецци.

– Мне нечем… нечем дышать! – слова вырывались с трудом, невидимые оковы сжимали мою грудь.

Я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег: губы хватали воздух, но паника мешала сделать вдох. Черт, черт, черт! Лучше бы меня пристрелили в тот злополучный день. Теперь панические атаки – мои неразлучные спутники, вытеснившие ночные кошмары и бессонницу с пьедестала безрадостной жизни. Она напоминала сюжет фильмов Хичкока: непрекращающаяся тревога подпитывала ощущение, что я стою на краю бездны. Каждый шорох в доме, или резкое движение за окном приводили меня в ужас.

– Эй-эй!

Две легкие пощечины вернули меня в реальность. Руки дрожали и сердце тарабанило в бешеном ритме.

– Смотри, я дышу… прозвучал незнакомый голос. – И ты сможешь. Повторяй!

Сфокусироваться удалось не сразу: я едва могла разглядеть детали – белую рубашку, плотно облегающую широкую грудь, крепкую шею в тесном воротнике, ямочку на подбородке и застывшую улыбку. В этой неприглядной дыре обладатель белоснежной рубашки выглядел белой вороной и ощущался неуместно, так же, как балерина, забредшая в байкерский бар.

Его грудь вздымалась с каждым глубоким вздохом. Губы сложенные в забавную трубочку, раз за разом выдыхали, создавая ритм, который убаюкивал мою панику. Наблюдая за ним, я почувствовала, как внутри разошлось спокойствие – легкие расправились, когда мозг вспомнил, как дышать. Робко поглядывая на незнакомца из-под козырька своей кепки, я приметила дорогие часы на запястье, унюхала качественный парфюм, который резко контрастировал с миазмами пива и отрыжки, витавших вокруг. Этот лощеный тип противоречил каноничной картинке жопатауна, где я провела последний год. Он выглядел инородным телом, угрожающим моему хрупкому миру, ведь именно от таких типов меня и спрятали!

Под ложечкой мгновенно засосало. На секунду-другую земля ушла из-под ног. Я не готова к тому чтобы начинать все с чистого листа. Все еще увлеченный моим спасением, незнакомец глубоко дышал. Мое сердце бешено билось, когда я собравшись с силами, толкнула его в сторону – прямо на типа, требовавшего кофе.

Раздался жуткий грохот и звон посуды. Я вылетела за дверь, втягивая носом загазованный смог улиц, осматривая паркинг возле забегаловки. Марла не повела ухом в сторону суеты, продолжая покрикивать на собеседника по ту сторону телефона. Движение машин было по-утреннему оживленным, и вместо того, чтобы броситься на утек у всех на виду, я скользнула в проулок между кафе и аптекой, ища укрытие. Когда я пронеслась мимо мусорного контейнера, внезапно открылась железная дверь.

Я врезалась в него с силой, мои глаза встретились с владельцем белой рубашки. Крепкие тиски рук схватили меня за плечи.

– Тише! – прошипел он.

Я даже не успела пикнуть, хотя очень хотелось, внутри бушевала буря! Меня припечатали к стене – его тело навалилось на мое и это произвело нужный эффект. Я притихла, будучи парализованной страхом и недоумением.

– Где твой телефон? – Первичная мягкость голоса сменилась на резкий тон без заигрывания, и это вышвырнуло меня обратно в суровую действительность. Еще и канализацией воняло.

– Там.

Я коротко кивнула в сторону кармана джинсов, из которого торчал телефон. Мужчина провел рукой по моему бедру, плавно приближаясь к карману. Карие глаза незнакомца снова заискрили насмешкой. У него что биполярка? В другой жизни, будь мне семнадцать, я бы возможно, запала на это симпатичное лицо. Но сейчас каждая клеточка моего тела кричала, о том, что за этим приятным образом, скрывается очередной психопат с навязчивым желанием контроля!

– Если бы ты читала сообщения, то наша встреча была куда приятней.

– Кто ты, черт возьми, такой? – спросила я, не скрывая раздражения. Улыбка незнакомца была настолько надменной, что могла с легкостью украсить обложку журнала для самодовольных кретинов.

Вместо ответа он взял мою правую руку и не церемонясь, нажал большим пальцем на кнопку разблокировки телефона. Он внимательно листал меню, едва заметно шевеля губами.

– Так, бесполезный спам, еще спам… – он как будто искал клад среди моих электронных писем. – Почему все важные сообщения потерялись среди рекламного дерьма? А, вот нашел.

«Белая рубашка» прочистил горло.

– Бла-бла-бла… хотим известить вас о том, что с пятого сентября к вам будет приставлен новый маршал Уилл Дрейк, который будет обеспечивать вашу защиту в связи с предстоящей дачей показаний в суде, а так же займется дальнейшим кураторством вашего дела в рамках программы защиты свидетелей, до тех пор, пока вы нуждаетесь в такой защите.

– Чушь какая-то, – пробормотала я, все это казалось очень плохой сценой в дерьмовом фильме.

Мой предыдущий куратор был милейшим мужчиной на грани выслуги лет, я даже не помнила его лицо, он показывался раз в неделю соблюдая чистые формальности и не напрягал меня своим присутствием.

Маршал Дрейк ослабил давление, а затем и вовсе отступил в сторону от меня. Заблокировав телефон, он протянул его обратно, все еще улыбаясь своей пугающе дружелюбной улыбкой. Вот бы и у него была кнопка блокировки челюсти!

– Приятно познакомиться, Бесс, – сказал Дрейк, снова бесцеремонно схватив мое запястье, сжимая его в приветствии.

Улыбка маршала не вызывала доверия и не вселяла уверенности в то, что он сможет меня защитить, если что-то пойдет не так. Черт возьми, у этого улыбашки не было ни пистолета, ни значка! Если только он не прятал их в носках или в каком-то другом месте похуже.

– Вы что, под кайфом? – не сдержалась я.

Смех маршала, раздался громким эхом в тупике, в котором мы застряли.

– А ты забавная, – он почесал затылок, поправил рубашку и улыбнулся еще раз. – Мы точно сработаемся!

Поняв, что этот клоун не представляет для меня никакой угрозы, я обошла маршала, намереваясь вернуться в кафе, чтобы продолжить заполнять анкету на дополнительную должность официантки. Дрейк последовал за мной.

Боже, этот тип появился в моей жизни десять минут назад, а я уже хочу его прикончить!

Глава 5: На взводе

Год назад пределом моих мечтаний была работа в престижной газете. Хотелось бы сказать, что мечты сбылись, но, увы. В ближайшей перспективе меня ожидает одиночество, работа хуже предыдущей и встречи с маньяком-улыбакой, и он по какой-то странной прихоти судьбы, имеет право стрелять в людей.

В забегаловке играла песня Соломона Берка «Плачься мне», а наш недалекий повар Скотт выплясывал нечто, напоминающую румбу на электрическом стуле. Я подпевала песне, испытывая странное чувство удовлетворения. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась.

Утренняя толпа, стремящаяся закинуть в себя как можно больше нездоровой пищи перед работой разошлась. Я с особым усердием начищала керамические кружки, потому что посудомойка сломалась. Кажется, я сбилась со счета, когда звякнул дверной колокольчик, оповещая о новом посетителе. Марла кружила между столиками, протирая их от масленных пятен. Что ж, я не буду против, напарница займется гостем вместо меня.

Она поняла мой замысел и недовольно скривилась, хотя мы обе прекрасно знали о грядущем реванше. Стоило ее телефону зазвонить, как Марла отправлялась в альтернативную вселенную, в которой не было никаких клиентов, с которыми бы я не справилась самостоятельно.

Краем уха я слышала, как они тихо переговаривались, не проявляя особой заинтересованности в голосах. Марла приняла заказ у клиента, напоминающего «йети», только тот не рычал. Этот тип был с темной густой бородой и косматыми волосами, выглядывающими из-под бейсболки, которую, он похоже, носил еще со времен динозавров. Его рабочая куртка тоже явно пережила несколько ледниковых периодов и взрыв астероида.

Марла с раздражением шлепнула лист заказа передо мной.

– Что? – спросила я, делая вид, что ничего не понимаю, – «йети» заказал вырезку из мамонта на обед?

– Странный он, – она покосилась в его сторону, – будто встал с утра, но проснуться забыл. Сказала ему, что подойду через пару минут, когда он наконец определится с заказом.

Меня поглотила рутина дел, в которых мозг предпочитал не участвовать. Я драила столешницу, раскладывала вилки отдельно от ложек, наполняла солонки, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. Это было то самое ощущение, что кто-то вот-вот просверлит в тебе дыру. У меня засосало под ложечкой, все мышцы напряглись, я сделала паузу, пытаясь оглядеться.

Рука замерла над солонкой, глаза медленно окинули взглядом забегаловку. Негромкая музыка с кухни и тихое жужжание потолочных вентиляторов были обыденностью. Но это ощущение… реальное, осязаемое, как дуло копа, которое упиралось мне в висок на свадьбе Лукрецци. Я бросила взгляд на окна – за ними набежали тучи, улица казалась пустынной, впрочем как и всегда в это время суток.

Повернувшись к залу, я заметила, что Марла сидела в самом дальнем углу, тыкаясь в телефон. Тени от столов и стульев сливались в единый черный силуэт. Ощущение чужого взгляда не отпускало. Я сделала шаг в сторону, пытаясь незаметно осмотреть каждый угол. Хлопнула дверь. Там за столиком, где сидел «йети» стало пусто. Каждый нерв в теле натянулся, как струна. Сглотнув ком в горле, я пыталась справиться с внезапной волной паники, ноги приклеились к полу. Черт, пора завязывать с вечерними просмотрами триллеров на Netflix. Возможно, это просто случайный взгляд, ничего особенного! Но внутренний голос подсказывал, что что-то не так.

– Марла, – тихо позвала я, – ты видела того «йети», который сидел у окна?

Она бросила быстрый взгляд на то место, где он недавно устроился, и нахмурилась.

– Да, он что свалил, не заплатив?

Ее лицо побагровело. С чаевыми всегда были проблемы, и не хотелось оплачивать заказ за беглеца. Я подошла к столику. На краю лежала стопка использованных салфеток, а рядом с ней – чашка с недопитым кофе. Она стояла криво, прямо на салфетках, как будто ее оставили в спешке. Мой взгляд упал на две смятые двадцатки, неровной кучкой лежащие в центре стола; денег было слишком много для оплаты заказа. Я осторожно протянула руку, чувствуя, как пальцы слегка дрожат. Коснувшись денег, я ощутила тепло, оставшееся от «йети».

Еще один тихий звонок колокольчика – кто-то вошел в кафе. Я подняла голову и увидела того, кого хотела видеть меньше всего. Он уверенно направлялся к привычному столику, считая его своим. Смяв деньги и рассержено запихнув их в карман фартука, я направилась прямиком к Дрейку.

– Уилл, ты как всегда улыбаешься, – недовольно сказала я, встав напротив него, скрестив руки на груди, чтобы случайно не придушить его в порыве «радости». С момента нашего знакомства я, мягко говоря, не взлюбила этого человека. Дрейк напоминал американского психопата: идеально уложенные волосы, безукоризненно выглаженные рубашки, на которые больно смотреть из-за слепящей белизны. А его улыбка – сущий кошмар! Непонятно, то ли у него челюсть парализована, то ли он собирается устроить кровавую баню в стиле Джона Уика. Жуткий до чертиков, Дрейк был моей проблемой каждый божий день уже несколько месяцев.

Уилл вытянул крепкие, накаченные ноги в своих дорогих туфлях прямо передо мной. Приклеенная ухмылка заиграла пятьюдесятью оттенками жути. Не долго думая, Дрейк сложил руки на груди, хвастаясь бицепсами и накачанными сиськами.

– Знаешь, у меня есть действенный рецепт хорошего настроения. Если будешь хорошей девочкой, поделюсь с тобой, – его голос прозвучал с нотками сарказма, хотя от его взгляда в этот момент по спине пробежал табун мурашек.

Я прищурилась, стараясь не выдать вскипевшее раздражение.

– Если будешь хорошим мальчиком, не плюну тебе в твой кофе! – Я бросила эту фразу, как топор войны, намереваясь пошатнуть его самодовольство.

На пару секунд Дрейк завис. Маска улыбчивого парня слетела с его лица, и то, что я увидела, заставило меня напрячься. Его глаза сузились, в них мелькнул холодный блеск, как у чемпиона, который не привык, чтобы ему бросали вызов всякие неудачники вроде меня. Но с самообладанием у него проблем не имелось, он быстренько вернул свою обычную ухмылку.

– Отлупишь с утра какого-нибудь хмыря, день сразу лучше становится! – самодовольно заявил он, вновь выставив напоказ свои мускулы.

Я сжала кулаки, делая шаг вперед, внутри закипел гнев.

– Прекрасно, у меня как раз один такой не примете есть, – прошипела я, не давая голосу дрогнуть.

Маршал Дрейк, как обычно, сохранял свою убийственно хладнокровную манеру. Он смахнул невидимую пылинку с бедра и перешел на шепот:

– Бесс, нападение на федерального маршала – уголовное преступление. Так что просто принеси мне черный кофе и да, плевать туда не обязательно!

Прежде чем я успела вскипеть окончательно, Уилл Дрейк убрал ноги с моего пути, намекая на то, чтобы я проваливала.

– В конце концов, если тебе не терпится обменяться со мной слюнной жидкостью, мы можем прибегнуть к более приятному способу, – бросил он мне в след, с фирменной ухмылкой.

– Марла! – заорала я, пытаясь не наброситься на этого хама, – возьми клиента на себя, иначе будешь оттирать его мозги с пола.

Она только и успела кивнуть, когда я вылетела из зала, оставив за собой шлейф пара, как у перегретого кофейника.

Пока Дрейк медленно потягивал свой кофе, в который я, к сожалению, не успела плюнуть, мне пришлось прятаться между плитой и холодильником, наблюдая за нелепыми танцами Скотта. О, Господи, Ад на земле реален! В наказание мне достался этот чокнутый маршал, нарушающий личные границы так же легко, как нелегалы пересекают границу Техаса. И все же, как бы сильно я не хотела подать жалобу на его неподобающее поведение, что-то удерживало меня от этого шага.

Вопреки всем его выходкам, которые в основном ограничивались словесными гадостями, я чувствовала себя в относительной безопасности. Хоть Дрейк и маскировался под бесконечными шутками и потоками сарказма, но кто знает, что скрывалось у него внутри?

«Цирковой клоун», – подсказало обиженное сознание, отчего я тихонько хихикнула.

Под конец напряженной смены, Марла передала мне небольшую записку, аккуратным красивым почерком на листочке выведено «Бесс».

– Лежало на стойке.

Я удивленно посмотрела на клочок белоснежной бумаги. С большой неохотой, я развернула записку, но не успела прочитать содержимое. Марла нетерпеливо вздохнула, и склонившись ко мне ближе, прошептала:

– Твой Ромео в белой рубашке, – она театрально закатила глаза, – ходит сюда как по расписанию, сидит на одном и том же месте, чтобы видеть тебя. Абсолютно каждый день, без исключений, – ее голос понизился до шепота, – Не знаю что думать: это либо самый романтичный поступок в жизни ради женщины, либо чертово сталкерство.

Я промолчала, ведь не скажешь же ей:

«Ага, просто сюда могут ворваться куча мафиози и устроить массовую перестрелку из-за того, что я – ценный свидетель в громком деле о переделе сфер влияния между бандами, а Дрейк мой – телохранитель и его главная задача – сохранить голову на моих плечах как можно дольше, в идеале до слушаний.»

Представив, как она бы на это отреагировала, я чуть не фыркнула, так что пусть дает волю своей фантазии, думая что хочет.

***

В этом захолустье не было и намека на приличное жилье. На тихой, полупустой улице стоял маленький домик, который стал моим. Его стены, некогда окрашенные в яркий синий, выцвели и местами облупились, обнажая серые, потрепанные годами доски. Окна со ставнями, скрипели и днем, и ночью. Сейчас под холодными порывами ветра, они угрюмо смотрели на меня. Кое-где разросся мох, кустарники облепили фасад, подчеркивая атмосферу запустения.

Я медленно поднималась по крутым ступеням, ведущим ко входной двери, мечтая поскорее оказаться внутри и избавиться от тревожного чувства, что кто-то следит за мной. После обеда, разразилась буря, и городские службы настоятельно просили оставаться дома и не высовываться на улицу. Далекий гром раскатистым эхом раздавался в небе, обещая веселую ночку.

Далеко за полночь меня разбудил звон разбитого стекла. Не понимая, сон это или реальность, я вскочила с кровати, бросившись к источнику шума. Прохладный воздух стелился по полу из распахнутой двери гостиной, нагнетая жуткую атмосферу – как кадр из ужастика, где я главная неудачница, которую вот-вот убьют. Еще и белая занавеска зловеще колыхалась на сквозняке. Ночь за окном заставила вглядываться и прислушиваться, сердце стучало так, будто кто-то наблюдает за мной из теней и мрака. «Это всего лишь мое воображение!» – повторяла я про себя, решительно отгоняя мысли о невидимом, но они снова проскользнули в мою голову. Мурашки забегали по коже.

Стараясь справиться с нарастающим беспокойством, я потянулась к выключателю, робко шагнув вперед. Под ногами захрустело стекло. Каким-то чудом я не порезала стопы, хотя осколки были повсюду. Голос разума вопил, требуя немедленно уносить ноги, но я проигнорировала его, стараясь мыслить рационально. Может, от сильного ветра ставни распахнулись и выбили стекла? В голове мелькнула мысль позвонить Дрейку, но я тут же отвергла её, понимая, что попросту создам еще один повод для глупых усмешек. Хотя, я уже начинала думать, что приму помощь от кого угодно, лишь бы не оказаться в «Очень страшное кино» в качестве мертвой героини. Ветер продолжал бушевать. Я осторожно наклонилась чтобы собрать осколки, краем глаза следя за окном.

Сердце колотилось, а руки дрожали от напряжения, когда я вернулась в комнату, где тоскливо горела лампа. Вспомнив про записку, лежавшую на прикроватной тумбочке, покрытой пылью, я развернула листок. Если Дрейк решил перейти к романтическим посланиям, то, клянусь, утром я с удовольствием вылью кофе на его блестящую голову. Мыслено готовясь к потоку бреда, я быстро прочитала всего три слова:

«Ты должна мне»

Записка выпала из рук. Странное чувство охватило меня: радость смешалась с тревогой, но это ощущение быстро угасло. Замерев, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, я пыталась найти объяснение, неужели это какая-то шутка?

Глава 6: После

Я решила взять перерыв, чтобы укрыться в тесной ванной комнате. Внутри себя я питала острую надежду, что это детское убежище станет моим временным спасением от внутренних демонов и навязчивой тётки, терпеливо ожидающей за дверью. Честно говоря, не знаю, что из этого доконает меня раньше: глупая вера в лучшее или мучительный клинок психоанализа.

Медный вентиль легко поддался трясущимся рукам; вода хлынула в раковину. Я омыла лицо, чувствуя как, холодные капли смывают застывшие слезы. Отражение в зеркале отнюдь не походило на счастливого человека: заплаканные глаза, напряженное бледное лицо и шрам, служивший красной меткой о пережитом. Контроль над собой медленно ускользал, утопая в волнах дурного настроения «депрессивной задницы». Психотерапевт видел меня в таком состоянии раз в пару недель, и мне с трудом верилось, что эти «беседы» вообще сумеют изменить что-либо.

Встречи – одно из обязательных условий программы защиты свидетелей. С каждым сеансом тлеющая внутри боль нарастала; я оставалась пленницей собственного прошлого. В моем сознании хранилась копилка плохих воспоминаний; пора уже разбить ее к чертовой матери, однако, несмотря на все усилия психоаналитика, я продолжала цепляться за неё, убежденная, что никогда не избавлюсь от тьмы, что она вечно будет со мной. Каждый долбанный день.

– Бесс, вам нужна помощь? – вежливый голос напомнил мне о том, что пора выметаться, иначе меня вытащит Дрейк, который ждал в своей машине и, наверняка, улыбался как полоумный.

– Секунду. – Я быстро умылась, завидуя воде, которая с такой легкостью утекала в канализацию.

Кабинет психотерапевта выглядел, так словно его обставили остатками строительного мусора: везде стекло, гипс и прочий бездушный хлам. Доктор Росс устроилась в кресле напротив меня: ее смуглая бронзовая кожа не выдавала возраста, но я надеялась, что у нее достаточно опыта, чтобы разобраться в моей проблеме и помочь разгрести весь тот бардак, который свалился мне на голову.

Я опустилась в ужасное кресло, напоминающее орудие инквизиции. Мои колени торчали вверх, а задница приклеилась к полу. Часы на стене тикали медленно, как зловещий отсчёт того, что до окончания приема всего тридцать минут. Если бы здесь предложили что-то, кроме воды, яд, к примеру, мозговые пытки казались не столь страшными и вполне терпимыми.

– Давайте вернемся к моменту после событий на свадьбе, – пронзительный и требовательный голос доктора Росс разорвал тишину, возникшую между нами.

Эта женщина далека от милых и трепетных профессионалов из сериалов и фильмов. Она выглядела, как хладнокровный киллер, который не прочь заглянуть тебе в черепушку после трепанации, которую сама и произведет. Без наркоза.

– Вы помните, что чувствовали в тот момент? – доктор Росс задавала этот вопрос каждый чертов раз, но я просто молчала. – Бесс?

– Я не могу… – мои руки дрожали, я пыталась скрыть нервозность, потирая ладони о штанины. Подсознательно, я хотела завернуться в толстовку, натянуть ее выше, спрятать глаза, лишь бы не быть под прицельным взглядом доктора Росс.

– Бесс, результаты терапии важны для вашего будущего. На данном этапе вы не готовы к прекращению наблюдения, – слова доктора звучали как приговор.

Я вскочила на ноги, хватаясь за голову. Я не хотела быть условно свободной под постоянным контролем. Особенно, если этот контроль осуществлял маршал Дрейк. У него был редкий талант – выводить меня из себя одной лишь кривоватой ухмылкой. Бесило, то, что Уилл Дрейк являлся жизнерадостным мудаком с какими-то неадекватными тараканами в голове, но под наблюдением оставалась я, а не он, и отчеты доктора Росс отправлялись прямиком в его ухоженные руки. А еще эти события с запиской…

– Что вы хотите услышать? Что? – голос срывался от отчаяния, я снова плюхнулась в кресло, ощущая дурноту подходящую к горлу.

– Расскажите все, что помните, – ее голос был мягок, но настойчив. Доктор Росс подалась вперед, еле уловимым движением, будто уцепилась за то, что не хотела отпускать.

– Сорвите этот пластырь Бесс, – в глазах психотерапевта вспыхнули огоньки одержимости, – будет больно, только когда дернете.

Я сжала ладони в кулаки, дыша неровно и прерывисто, собираясь открыться.

– Если я сорву пластырь, вам придется собирать меня по кусочкам чтобы склеить то, что держится из последних сил.

Доктор Росс выпрямилась, её лицо стало тверже, словно гранит.

К черту!

– Я расскажу.

Год назад

Я попыталась сесть, но резкая боль в груди заставила меня застонать. Что за черт? Первой реакцией было желание ощупать все тело, чтобы убедиться, что я цела. Спину скрутил спазм, который отозвался по всему телу. Ну, по крайней мере, какие-то нервные клетки еще работают! Глаза ослепил яркий свет, я заметила суетящиеся впереди силуэты – медсестру и подоспевшего доктора. Размытые пятна вместо лиц постепенно приобрели очертания. Картинка мне не нравилась: они смотрели на меня с тревогой.

– Вам нельзя делать резких движений, у вас сильный ушиб позвоночника, – мягко произнесла миловидная медсестра. – Вам нужно отдыхать!

Я очень хотела вспомнить, что произошло. Перед глазами закрутились обрывки воспоминаний: свадьба, Чезаре, который был рядом… а затем вспышка хаоса: крики, стрельба, кровь!

– Где Чезаре? – вырвалось у меня, и я запнулась, сердце забилось быстрее, отчего прибор в стороне противно пискнул. Борджиа был там и рисковал жизнью ради меня.

Медсестра нежно положила руку мне на плечо, пытаясь успокоить.

– Я хочу его увидеть! – настаивала я, стараясь игнорировать боль, даже слова слетающие с губ становились катализатором болезненных ощущений в каждой клеточке.

– Вам нужно успокоиться, – вмешался врач, подходя ближе, пытаясь усмирить меня профессиональным тоном.

Я с трудом кивнула. Страх и тревога сжались в тугую пружину, готовую вот-вот разжаться и как следует ударить окружающих. Время тянулось невыносимо медленно, и я, несмотря на усталость, пыталась собрать мысли воедино, чтобы понять, какого дьявола творилось в отеле!

В палату вошел человек в черном, плохо сидящем костюме. Его присутствие сразу же заполнило пространство тяжелой, напряженной атмосферой.

– Мисс Моран, – начал он, его голос был серьезным, лишенным всякой мишуры и притворного сочувствия. – Нам нужно поговорить о том, что произошло на свадьбе Лукрецци.

Холодный пот проступил на лбу, как предательский знак моей тревоги. Вопросы, которые он мог задать не только прольют ужасающий свет на ситуацию и это лишь пол беды. Передо мной настоящий детектив, и меньше всего я хотела изливать душу перед ним, пока он мастерски прокопает путь в мою голову и вытащит оттуда ответы на свои вопросы. А я… я скрывала нечто большее, чем хронику прошедшего вечера.

Тайны, которые я хранила, были окрашены в алый цвет крови, запятнавшей мои руки.

Дзинь.

Время сеанса подошло к концу и меч, грозивший отсечь мне голову, чтобы выведать все секреты, был отведен. Но доктор Росс не шелохнулась, оставаясь в своем кресле с непроницаемым взглядом. Она крепко держала в сознании все, что я сказала и не сказала, анализируя интонации, взгляды, движения. Ни одно слово не осталось незамеченным. Я представляла, как шестеренки вращались в ее голове, прежде чем психотерапевт открыла рот, чтобы пригвоздить меня к месту.

– Бесс, скажите это! – ее голос прозвучал как удар.

– Что сказать? – в недоумении переспросила я, замечая, как покрываюсь белой краской.

– То, что вас гложет и терзает, то, из-за чего вы оказались здесь. Раскройте это.

– Бесс, – нажимала она, и я сжалась в ужасе, пот выступил на ладошках.

Со стороны я выглядела, как преступник, попавшийся с поличным на месте преступления. Мой внутренний голос шептал: «Откуда она знает, что знаю я?» Мне казалось, что я хорошо скрывала свои секреты, оставляя их невидимыми за показными эмоциями, но похоже доктор Росс обладала супер способностями и отлично разбиралась в сортах лапши, которую я пыталась развесить ей на уши. Собирая остатки достоинства в кучу, я придала своему лицу толику уверенности.

– Сеанс закончен, – процедила я сквозь стиснутые зубы, но голос предательски дрожал.

– Бесс, – прикрикнула доктор Росс, заставляя меня вздрогнуть в очередной раз, – вы не встанете с этого червового кресла, пока не скажете мне, от чего бегаете и прячетесь все это время!

Плевать я хотела на эту зазнавшеюся дамочку с дипломом Лиги Плюща. Внутри меня все кипело от гнева и страха. Я торопливо поднялась на ноги, ощущая слабость и покалывание во всем теле. Мир вокруг начал кружиться, нужно бежать…

– Пора выбираться из панциря и прекратить тратить время на бесполезные слезы! – прозвучало от Доктор Росс. Она явно перегибала палку. Или в нее вселилась какая-то злобная стерва, в которую она превращается после сеансов. Но я не собиралась спускать с рук ее отвратительное поведение!

– Я… – слова крутились на языке, внутри закипал гнев, как долбанный Везувий, готовый в любой момент взорваться, чтобы сжечь всех вокруг дотла.

– Скажите! – глаза доктора Росс сверкнули злобой.

– Да пошла ты! – вырвалось у меня в ответ, и именно в этот момент дверь открылась.

Уилл Дрейк виновато улыбнулся. Черт возьми, только его тут и не хватало.

– Упс! Кажется, я почти узнал чей-то секрет, – пробормотал он.

Мне было все равно на этих людей. Я была на пол пути к бегству, пронеслась мимо этого кретина, толкнув его в грудь. Сердце бешено стучало в груди, а в голове мелькали обрывки мыслей. Но одна была чертовски правильная: нужно напиться!

Разочарование мгновенно окутало меня. Взглядом я уткнулась в тачку Дрейка и поняла, что не смогу уехать без него. Зарычав, как зверь, загнанный к краю пропасти, я устало прижала лоб к боковому стеклу внедорожника.

Глава 7: Взрыв из прошлого

Наверняка у вас были такие моменты, когда всем нутром ощущаешь: дерьмо случилось. Сейчас, стоя у огромного внедорожника Дрейка, я именно это и чувствовала. Я вляпалась. В офисе доктора Росс на лице Дрейка читалось «я догадываюсь, что ты что-то скрываешь». Я была уверена, что эта бюрократическая пиявка не оставит произошедшее без особого внимания. В его голове, несомненно, зрел тысяча вопросов, которые он мог озвучить, добравшись до меня.

В тонированных стеклах отражалось все как в зеркале. Маршал Дрейк вышел из офиса доктора Росс и его угрюмое выражение лица настораживало. Он шел, засунув руки в карманы брюк, странно контрастируя с унылой атмосферой вокруг. Если бы Дрейк не был такой навязчивой задницей, возможно, я бы даже посочувствовала ему. Его внешний вид, и уверенность в себе кричали о том, что он привык к успеху, но что-то пошло не так. Уилла Дрейка вышвырнули сюда, как Люцифера с небес в Преисподнюю. Интересно, где он согрешил?

– Бесс, – прогремел знакомый голос за моей спиной. Его грудь слегка прижалась к моим лопаткам на мгновение, отчего я буквально замерла на месте. Это было неожиданно. Маршал открыл дверь, галантно протянув руку вперед. – Будь добра, закинь свою строптивую задницу в машину.

Не будь у меня нестерпимого желания поскорее убраться, я бы наверняка оспорила его джентльменские навыки обращения с девушками. Вместо этого я послушно нырнула на переднее сиденье, не удержавшись от легкой улыбки. Хлопнув дверью, он сел за руль, и пространство между нами заполнилось электрическим напряжением, явно перегретым случайным касанием перед машиной.

– Тебе следует потренироваться, – ухмыльнулась я, бросив на Дрейка взгляд исподлобья, старательно сохраняя невозмутимость. – Если, конечно, ты хочешь, чтобы дело зашло дальше одного свидания.

Я понятия не имею, что дернуло меня за язык в этот момент, но теперь пути назад не было. Моя реплика оживила явно скучающего маршала.

– Бесс, поверь, мои манеры не важны, когда есть такая физика, – Дрейк заиграл мышцами бицепса. – И такая химия!

Я сполна ощутила, как мои уши вспыхнули красным цветом.

– Ну, если мы говорим о твоей химии, – прищурилась я, стараясь скрыть смущение, – тогда нам стоит позаботиться о безопасности. Кажется, тебя сейчас разорвет от собственного эго.

– Признай, ты просто не можешь устоять передо мной! – Уилл вел разговор в непринужденной манере, посматривая в мою сторону с хитрой ухмылкой, – я не могу представить, с каким трудом ты сопротивляешься этим искрам между нами.

Согнув ноги в коленях, я уронила голову на них, зарываясь в волосы, пытаясь скрыть пунцовое лицо.

– Я просто делаю вид, что не замечаю тебя, – моя попытка отбиться от него была провальной.

– Не думаю, что это помогает! – Дрейк, как всегда, усмехнулся, его бархатистый голос скользнул по моим натянутым нервам, кажется еще немного и я взорвусь от напряжения.

Я невольно сдвинулась в сторону, пытаясь увеличить расстояние между нами, и ударилась плечом об боковую дверь. В глазах маршала заплясали дьявольские искорки. Он наклонился чуть ближе, не отрывая взгляда от дороги, увеличивая градус давления.

– В какие бы игры ты ни играл, – прошептала я, пытаясь справиться с голосом, – я не собираюсь в это ввязываться.

– О, Бесс, – мягко протянул Уилл, возвращая фокус на дорогу. – Может, тебе понравится, как я играю.

Дрейк умел не только мастерски выводить меня из себя, но и без особых усилий заставлял мою кровь бурлить. Легкий трепет всколыхнул низ живота.

– Боже, что ты за маршал такой! – возмущенно пискнула я, вглядываясь в Уилла, будто он прямо сейчас покажет свое истинное лицо.

– Очень, очень плохой маршал, – произнес он, бросая на меня быстрый взгляд.

Я отвернулась, пытаясь успокоиться, но присутствие маршала делало это задачей не из простых – как, например, попытка охладить перегревшийся ядерный реактор. Невозмутимость Уилла Дрейка завораживала. Запах – коктейль из свежести морозного дня и табака, смешанного с его личным телесным ароматом, заползал мне в нос. В какой-то момент я даже представила, как могла бы уткнуться в его шею, чтобы вдохнуть соблазнительный шлейф с кожи. Но потом решила, что на самом деле перегрелась – солнце знатно припекало сквозь лобовое стекло.

Проклиная тело за предательскую реакцию, я крепче вцепилась в ремень безопасности. Внутри машины повисло молчание, которое остро подчеркивало, как мы скрываемся за этой тишиной, замалчивая мысли и накипевшие чувства после череды склок. Тяжелое и вязкое, оно толкало меня к тому, чтобы вступить на опасное поле игры Уилла Дрейка. Я смотрела в окно, чуть ли не прикусывая язык, пытаясь сосредоточиться на проносящихся мимо пейзажах с типичными для одноэтажной Америки домами и магазинчиками – невзрачными, размытыми пятнами серости. Но даже смена картинок не могла отвлечь меня от ощущения, что воздух стал слишком густым, а время чертовски замедлилось. Редкие машины проносились мимо, и я украдкой бросала взгляды на маршала Дрейка. Его лицо было сосредоточенным, а уголки губ в кои-то веки поджаты – он тоже ощущал это неловкое напряжение.

– Дрейк, давай начистоту. – Я не смогла больше терпеть. Эта дурацкая тишина обрушилась со всех сторон, нагнетая атмосферу и толкая меня к очередному раунду глупостей, о которых я непременно буду жалеть. – Этот день и так паршивый, но станет еще хуже, если ты не отвезешь меня в бар. Я просто обязана утопить горечь дня и его послевкусие, а еще стереть из памяти все, что было сказано в этой машине.

Маршал бросил на меня удивленный взгляд, притормозил, а затем вырулил на обочину, неожиданно заглушив мотор. Он не успел ничего сказать, как я его перебила:

– Мне нужно общество, даже такое невыносимое, как твое. Пожалуйста!

– Значит, ты предлагаешь надраться? Это что, свидание, Мердок?

– Иисусе, нет! Давай просто засядем в бар и сыграем в игру, где мы друг друга не бесим. – Я отстегнула ремень, поворачиваясь к маршалу, надеясь на то, что мое лицо выглядит максимально жалостливо, его настороженное выражение сменилось на любопытное.

– Старая добрая пьянка? – Уилл неторопливо отстегнул значок и снял пояс с пистолетом, закрывая их в бардачке. – Я уж думал, ты никогда не предложишь. Ничто так не сближает с подопечными, как алкоголь и хороший перепи…

– Эй, завязывай! – предостерегла я, с трудом сдерживая смех. – Ты и я – исключительно деловые отношения с щепоткой ненависти и разве тебе не нужно оружие, чтобы защищать меня?

– Бесс, – Уилл расслабленно развалился на сиденье, поглядывая на меня с фирменной легкой ухмылкой, – чтобы убить кого-то, мне достаточно пары голых рук и хорошего настроения.

– Ладно, в бар! – сказала я, старательно игнорируя очередной атмосферный вброс тщеславия Дрейка. Маршал вышел из машины, оставляя меня в полном недоумении о том, что же бывает, когда у него плохое настроение?

Найти бар было легко. Он был типично американским, без новомодных веяний, да и как их уловят в сердце провинции, куда меня сослали? Не успели мы открыть дверь, как окунулись в атмосферу давно ушедших девяностых. Нас встретила смесь звуков: тихое жужжание разговоров, гулкий смех, звон стекла и конечно, старое-доброе кантри из помятого, но все еще работающего музыкального автомата. Пол скрипел под ногами, пока мы пробирались к стойке, над которой мигала неоновая вывеска с рекламой пива из 90-х. Бар застыл и не желал двигаться во времени, покрытые пылью оленьи рога и постеры с неизвестными мне фильмами висели на стене, словно забытые фантомы прошлого.

Я приземлилась на барный стул, опираясь локтями на барную стойку. Несмотря на то, что она была отполирована, кожа липла к поверхности, на которой много следов от стаканов. Интересно сколько пьяных секретов и откровений выболтали здесь? За стойкой стоял бармен в клетчатой рубашке, у него здоровые лапища и борода, которой мог бы позавидовать любой лесоруб.

– Не хочешь рассказать о том, что произошло на сеансе у доктора Росс? – дразняще спросил Уилл, уставившись на меня с уверенностью, будто бы он уже знал ответ.

– Дрейк, даже не надейся, – отрезала я, пытаясь сохранить невозмутимый вид. – По крайней мере, до того момента, как я не опьянею.

Я сгребла волосы в хвост в надежде избавиться от жара на коже, который возник не только из-за духоты в баре, но и настойчивости маршала.

– Бармен, бутылку виски для этой очаровательной леди! – Дрейк с азартом кинул несколько банкнот на стойку, его улыбка была настолько уверенной, будто это вложение сулило ему хороший выигрыш в будущем…или признание.

Я посмотрела на него с недоверием, скрестила руки на груди и прищурила глаза, сама не понимая, что же именно пыталась разглядеть – его истинные намерения сквозь маску хитроумия? Не уверена, что Дрейк спрашивает о случившемся из праздного любопытства. Господи, как же сложно доверять людям, даже тем, кто носит значок и гарантирует защиту.

– Я терпеливый, Бесс. – Дрейк молниеносно склонился к моему уху, переходя на шепот. Голос звучал низко и мягко. Его легкое дыхание нежно защекотало кожу отчего меня прошибло словно молнией. – Подожду.

Сердце сделало кульбит, ритм замедлился в унисон с его дыханием, пока Уилл не вернулся в исходное положение, разрывая опасную близость. Внутри будто что-то закружилось, если это долбанные бабочки в животе, клянусь я изведу каждую из них! Я разрывалась между нахлынувшим смущением и чем-то гораздо более постыдным. Мурашки побежали вверх по рукам.

– О, замечательно! У меня будет время поразмышлять, как ненавидеть тебя дальше, – бросила я, но не удержалась и улыбнулась. – И вот тебе спойлер – ты ничего не узнаешь! – добавила я не скрывая дерзость в голосе.

– Что ж, я здесь надолго. Терпение – мое второе имя.

Я вздохнула, как раз в тот момент, когда бармен поставил второсортное виски перед нами. Звук открываемой бутылки был сродни залпу перед марафоном на выносливость, в котором все заранее поставили на мой проигрыш.

– За терпение! – я подняла стакан с янтарной жидкостью, делая большой глоток, который тут же обжег рот и горло.

Маршал Дрейк лишь усмехнулся. В его взгляде было что-то такое, что злило, и манило одновременно. Он знал, что я бросаю ему очередной вызов и это означало – быть еще одному странному раунде в игре, где никто не собирался уступать. С каждым глотком виски, который я делала, мир вокруг начинал казаться чуточку расплывчатым и не таким мерзким, как обычно. Все острые, неудобные детали словно размылись по холсту. В горле саднило от обжигающей горечи напитка с привкусом ванили.

Дрейк определенно обладал коварным очарованием, я начала забывать об истоках своей неприязни к нему. Я все еще помнила, что не доверяю этому мужчине, и цеплялась из последних сил за это тускнеющее чувство. Подозрительность, которая ожесточала мое сердце, постепенно уступала место легкому возбуждению. Смех Уилла звучал как прекрасная мелодия, а его ухмылка перестала напоминать оскал маньяка-убийцы. Каждый раз, когда наши взгляды пересекались, у меня возникало ощущение, что он видит меня настоящую, даже сквозь щит из сарказма и неприветливости.

С пятым стаканом неразбавленного виски я почувствовала, как волнение начинает переполнять меня. Проклятый Дрейк был прав – его терпение переманьячит кого угодно! Чем больше я пила, тем сильнее мне хотелось открыться, поделиться мучительными переживаниями и мыслями. Но вместе с этим возникало и беспокойство: не буду ли я жалеть об этом, когда остатки алкоголя выветрятся и перестанут подпитывать мою смелость? В тот момент, когда я подняла стакан, чтобы выпить еще один глоток, я решила, что сейчас время не думать об этом. Время сдирать пластырь.

– Последний поход в бар закончился для меня не самым удачным образом.

Я развернулась к Дрейку, полная решимости излить душу – в конце концов у него должен быть доступ к делу, и эти откровения не станут для него неожиданностью.

– Этот шрам, – пальцы нащупали рубец, – он каждый раз напоминает мне о том дне. Я не могу стереть его и забыть это. Стоит взглянуть в зеркало, как пластинка воспоминаний начинают крутиться с момента, когда чьи-то мозги разлетелись в стороны, как салют в День Независимости.

Маршал оставил недопитый стакан в стороне, его рука сместилась к подбородку, потирая проступающую щетину. Взгляд Дрейка был сосредоточенным, глубокие темные глаза цвета виски сверкнули в неоновом мерцании барахлящей вывески.

– У тебя шрам как у Джокера. Правда, только на одной половине лица. Если хочешь, организуем заварушку для симметрии. – Маршал сказал это, чтобы разрядить обстановку. Он поглядывал вокруг, будто и правда задумал что-то сумасшедшее.

Не знаю, сколько раз в детстве Уилла роняли головой вниз, раз у него появилось такое отбитое чувство юмора, но я засмеялась так громко, что не могла остановиться хохотать.

– А если серьезно, Бесс, ты прекрасна. – Пауза. – Для Джокера.

И тут мы оба разразились смехом, который моментально встряхнул присутствующих.

Вытирая слезы, которые хлынули из глаз, потому что мой всплеск эмоций на самом деле напоминал неконтролируемую истерику, я осушила стакан, пытаясь вернуть контроль над ситуацией. И сдернула еще одно воспоминание с пласта болезненных воспоминаний.

– Тот детектив не был душкой, скорее всего сухарем, которому не терпелось прояснить обстоятельства бойни. Он особо не церемонился со мной, хотя я с трудом могла сложить единую картину вечера. Я помню каким резким и угловатым он был во время первого опроса…

Когда я рассказывала что-то особенно важное, Уилл склонял голову немного вбок, вслушивался, иногда его губы гнулись в кривой жесткой линии, показывая мне, что он не только слушает, но и разделяет мои эмоции.

– В один из бесконечных дней на грани, я сидела в полицейском участке, когда помимо детектива к нам присоединился федеральный маршал. – Я сжалась под взглядом Дрейка, но продолжила рассказ:

– Как ты думаешь, что с тобой будет? Ты можешь покинуть Чикаго, уехать в другой штат, да хоть улететь на сраный Марс, но они достанут тебя. – Мне было сложно вспоминать то время, но слова слетали с губ против моей воли. – Они твердили о том, что я свидетель, который не должен был остаться в живых. Мне нужно дать показания о том вечере, но чтобы защитить меня…

Тут вмешался маршал:

– Ты должна была вступить в программу защиты свидетелей.

– Да. Они так и сказали: для всех я умру, но моя жизнь начнется заново.

Не знаю, какого черта мне вдруг захотелось излить душу, но в этот момент словно сорвало резьбу, и все, что сдерживалось внутри, устремилось наружу, как неконтролируемый поток. Даже проклятая доктор Росс не смогла заставить меня открыться, но дерьмовый виски и, казалось бы, ненавистный маршал делали свое дело.

Сквозь пьяную дымку я замечала, как люди шептались вокруг, их разговоры сливались в хаотичный гул. Музыка девяностых играла на фоне, наполняя меня приятным чувством ностальгии и теплоты по давно ушедшим дням. Мне казалось, что бар сжимается вокруг нас двоих, создавая безопасный вакуум, в котором я могла дышать полной грудью.

– Детектив продолжал давить на меня, помню как он сказал: «они мочат людей налево и направо, а потом идут жрать свои макароны и пить Гиннес, как ни в чем не бывало. О чем тут еще думать?» И вот, я здесь.

– Почему ты отказалась от сдачи отпечатков пальцев в рамках расследования дела? Ты же знаешь, это была формальность.

Я сидела на стуле в баре, но сейчас чувствовала себя так, будто оказалась в допросном помещении. Прижав руки к коленям, которые задрожали, я ощущала, как сердце тарабанит в неистовом ритме, пытаясь пробиться наружу. Внутри буря эмоций – растерянность, страх и ярость, которые смешались в один токсичный коктейль.

– Какого черта, Дрейк? – я вскочила я с места, не в силах сдержать эмоции. В каком-то неконтролируемом порыве я ткнула маршала пальцем в грудь.

Он не дрогнул. Взгляд Дрейка оставался сосредоточенным, как у хищника, который загнал свою жертву в тупик. Его глаза, полные недоверия, видели меня насквозь, словно он знал все мои сокровенные тайны и постыдные секреты. Чувство облегчения мгновенно улетучилось, уступая место колючему, удушающему отчаянию. Я осознала, что он подозревает меня в чем-то, и это знание начало сводить меня с ума.

Мне захотелось выцарапать ему глаза, закричать, выразить всю свою ярость, но вместо этого я просто сжала губы, заставляя себя сосредоточиться.

– Мне нужно в туалет.

Не дожидаясь ответа маршала, я сорвалась с места. В голове крутились планы: сбежать как можно дальше и без Дрейка – единственного препятствия на моем пути к свободе.

Кажется, сейчас самое время вспомнить о плане свалить в Канаду!

Я протиснулась через толпу людей, которые оживленно толковали о чем-то, заполняя каждый свободный клок в баре. Я столкнулась с незнакомцем, который тараном шел в мою сторону. Больно ударившись плечом о его каменную грудь, я не удержалась и выпалила пару ласковых слов, которые ему наверняка привычны.

Спешно спрятавшись в дамской комнате, я закрыла дверь на защелку. Пульс немного замедлился и относительная тишина успокоила меня. Неприятный запах освежителей воздуха смешивался с ароматом дешевых духов местных красоток, но я старалась не обращать на это внимания. Я быстро огляделась и мои глаза наткнулись на маленькое окно, через которое можно пролезть.

Пришлось повозиться: сначала я пыталась открыть окно, затем облегчить свой побег, снимая толстовку, чтобы не застрять. Время шло, и в голову тихо закралась мысль о том, что Дрейк вскоре заподозрит неладное. Наконец, после нескольких неудачных попыток, я смогла протиснуться через проем и оказалась на парковке.

Холодный воздух отрезвлял, адреналин зашкаливал в крови. Мерцание фонаря где-то вдали служило ориентиром. Я сделала шаг вперед потом еще один; ощущение свободы подстегивало меня бежать как можно дальше, что я и сделала, скрываясь в темноте.

Глава 8: Фантом

Я понятия не имела, куда меня занесли ноги. Мой побег обрел новые, угнетающие тона – в основном черные, лишь изредка разрываемые проблесками автомобильных фар, нервно мерцающих вдали. В воздухе пахло дождем, одинокие капли лениво падали на асфальт, будто погода еще раздумывала, стоит ли разразиться бурей. Шорох моих шагов по неровной дороге был единственным звуком, нарушающим тишину этого забытого места.

Вслушиваясь в тишину, утробно гудящую вокруг, я задумалась: что я, черт возьми, творю? Бар остался позади, и с каждым шагом я все больше задумывалась о возможных последствиях. Убегая, я была готова сокрушить горы и заодно нос Дрейка, но сейчас, в этом пустынном переулке, страх полностью завладел моими мыслями. Мне казалось, что из тени вот-вот выпрыгнет кто-то и прострелит мне башку. Пронзительный кошачий визг заставил меня подпрыгнуть. Нужно развернуться, и бежать обратно – туда, где был маршал и его надежные руки, способные свернуть шею любому, посягнувшему на мою безопасность. Хотя, если не прекращу сбегать, то первой в этом списке окажусь я сама!

Какая-то невидимая сила, скорее всего инстинкт самосохранения заставил меня остановиться и направиться обратно к бару. Придется проявить всю свою фантазию, чтобы объяснить маршалу спонтанную ночную прогулку, но это определенно лучше, чем вероятные приключения, которые могут свалиться на мою задницу! Я ускорилась до бега, в надежде добраться быстрее до безопасного места. До бара оставалось совсем немного, когда краем глаза я заметила черное нечто, стремительно летящее в мою сторону.

Первое, что я ощутила после удара, – соленый вкус крови на внутренней стороне щеки, а затем резкую боль от падения. Адская вспышка пронзила всю левую сторону тела, и я поняла, когда говорят, что в такие моменты забываешь, как дышать, – чистая правда. Я пыталась сделать вдох, чтобы собраться с силами и встать на ноги, но вместо этого получилось лишь неуклюже перевернуться на спину.

Не прошло и десяти секунд, как крепкая рука схватила мой капюшон, грубо стягивая волосы вместе с ним. В тусклом свете уличного фонаря мне открылся устрашающий силуэт – настоящая глыба, готовая выбить из меня весь дух. Я вывернулась в попытке рассмотреть лицо, но от падения перед глазами было размытое пятно, одно я понимала наверняка: мне не выбраться!

С силой тряхнув меня, как невесомую куклу, здоровяк одним легким движением руки швырнул меня в сторону. Я успела лишь пикнуть, прежде чем влететь в расставленные деревянные ящики у стены. Дерево треснуло с неприятным хрустом, а может быть это были мои кости. Боль молниеносно растеклась по телу. Но я понимала: нужно встать.

Стиснув зубы, я начала подниматься, пытаясь найти хоть какое-то преимущество в этой неравной схватке! Кажется, этот верзила находил мои попытки сопротивляться забавными. Он даже позволил мне встать. Стоять на ногах было крайне сложно, все вокруг кружилось. Я схватила брус от ящика, который для него был не больше зубочистки. Сжав его так крепко, как только могла, я осознала, что у меня был мизерный шанс, чтобы использовать этот грубо обрубленный кусок дерева для защиты.

Сцена выглядела повторением легендарного сражения Давида с Голиафом, только в моем исполнении я напоминала Динь-Динь пропущенную через мясорубку. Каждое движение давалось с огромным трудом – я прихрамывала, не в силах сопротивляться боли во всем теле. Собравшись, я сделала еще один шаг вперед. Здоровяк прорычал неразборчивое ругательство, и в следующую секунду он буквально кинулся на меня, как разъяренный бык. Внезапный прилив страха охватил меня и я, замахнувшись бруском, завизжала изо всех сил.

Из темноты вырулил здоровенный пикап, ревущий мотором и кантри из салона. Он снес громилу с моего пути, как щепку. Все перевернулось с ног на голову – я впечаталась в деревянные ящики, не устояв от мощной волны, потеряв равновесие.

– Что за чертовщина? – спросила я сама у себя.

В голове царил полный хаос. Пикап резко остановился. Из него выскочила фигура, которая вмешалась в это безумие – я была благодарна за это, наконец-то можно перевести дух. Ночная тьма, тучи и мелкая морось снизили видимость до минимума. В голове звенело так сильно, словно у меня на плечах вместо головы висел тяжелый колокол. Все двоилось и плыло в глазах, сознание мутнело с каждой секундой, а боль подступала ко всем нервным окончаниям.

Фигура замерла на месте. Мне казалось, что этот человек колебался – идти вперед или удрать с места аварии? Несколько коротких мгновений растянулись в настоящую вечность, прежде чем его сомнения прекратились. С каждым шагом я все яснее различала силуэт мужчины в черном, который буквально сливался с ночью в единое целое. На голове у него была бейсболка с козырьком, скрывающая лицо, а худи с капюшоном не оставляло шансов разглядеть его черты.

Я перевела взгляд ниже – на ноги, обутые в грубые массивные ботинки, напоминающее боксерские. Он сохранял небольшую дистанцию, присев напротив меня, пряча лицо. Мужчина оставался молчаливым и меня не покидало ощущение, что под козырьком скрыто мрачное лицо. Тончайшие, едва уловимые движения головы выдавали его нервозность: незнакомец внимательно осматривался. Его поведение казалось странным, я понимала: несмотря на его молчание, он мог быть одновременно и защитником, и преследователем! Я замерла, хоть темнота и скрывала его лицо, но запах – этот аромат лимонной горчинки и дорогой кожи, наполнял воздух вокруг нас: глубокий, с нотками пороха и чего-то пряного.

Сердце забилось быстрее, уже на пределе. Этот запах был мне знаком, он вызывал воспоминания о флирте при первом знакомстве, которое затем перетекло в настоящий кошмар, о днях в больнице и хаосе, который последовал после. Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на своих чувствах. Эмоции накатывали волнами: странное ощущение радости сменилось страхом.

Медленно, насколько позволяло мое тело я потянулась в его сторону. Он казался фантомом, однако его присутствие рядом было таким явным и ощутимым.

– Привет. – Тихо произнесла я дрожащим от волнения голосом.

Тишина. Я не знала чего ожидать, когда вдруг, почувствовала его руку на своем плече – теплую и знакомую. От этого прикосновения я невольно вздрогнула. В темноте раздались быстрые шаги, приближавшиеся к нам, и я снова содрогнулась. Рука соскользнула с моего плеча и он исчез в темноте, убегая в противоположенную сторону. Разочарование накрыло меня гигантской волной: я поймала призрака, но не смогла удержать его в своих пальцах.

– Бесс! Бесс, какого хрена?!

Нет! Кажется, я действительно умерла и попала в Ад.

Дрейк залетел в переулок и он злился. Он оббежал пикап, замирая в свете фар от увиденной картины. Я не знала на кого он будет злиться больше – на меня или на того верзилу, но в глубине души надеялась, что весь его гнев привлечет тот, кто валялся без сознания чуть поодаль от пикапа. Фары разбавляли темноту, освещая тупик. Свет отражался от стен достаточно ярко, чтобы показать свирепое лицо Уилла Дрейка. Вот теперь у него точно плохое настроение!

Маршал закатал рукава белой рубашки с такой медлительностью, что мой пульс заколотился в унисон с чувством зарождающегося страха перед этим мужчиной. Когда он, не спеша, пошел в мою сторону, я почувствовала как во мне нарастает безысходность от неминуемой взбучки. Я сидела, прижавшись к груде деревянного хлама и отчаянно мечтала съежиться до таких размеров, чтобы исчезнуть из его поля зрения. В его взгляде читалась ярость, словно он готов разорвать на части все, что станет на его пути и я прекрасно понимала, что причиной злости была я.

Уилл присел на корточки рядом со мной. Я испугалась собственных эмоций в эту секунду. Мгновение назад рядом был человек, о котором Дрейк даже не догадывался. Мне было так странно приятно от того молчаливого прикосновения, и теперь, я осознала, что этих эмоций было недостаточно. Я жаждала получить все человеческое тепло, которое только могло быть доступно здесь и сейчас. Об остальном, я обязательно подумаю завтра.

А сейчас… я могла чувствовать его дыхание, горячее и тяжелое, и видеть, как желваки ходят под кожей на скулах. Челюсти Уилла заскрипели. Мне показалось, что воздух искрился от напряжения между нами. Мне не хватило смелости открыть рот и произнести глупые оправдания своему поступку. Взгляд Уилла скользил по мне, оценивая ущерб. Его рука дернулась и я замерла, ожидая прикосновения – мне так хотелось, чтобы это произошло. Но он застыл, рука повисла перед моим лицом, прежде чем опустилась вниз. В его взгляде что-то поменялось, как будто что-то внутри сдерживало его от близости со мной. В этом шквале эмоций, между гневом и заботой, я уловила слабый проблеск облегчения.

– Уилл, прости, – прошептала я, осознавая всю нелепость происходящего.

– Разберемся с этим позже, – отмахнулся он. – Нужно разобраться с тем, кто валяется вон там.

Маршал собирался встать, но я поддалась эмоциям и кинулась ему на шею, хотя внутренний голос твердил мне оставаться на месте. Я прижалась к нему всем телом, чувствуя, как сквозь одежду проникает его тепло. Я остро чувствовала физическую боль, но больнее было от понимания того, что я нарушала границы, которые должны были остаться незыблемыми. От неожиданности Уилл не устоял и, потеряв равновесие, рухнул навзничь на асфальт. Моя голова упала ему на грудь и все вокруг стало таким неважным. Сердце Дрейка бешено стучало внутри. Закрыв глаза я попыталась забыть о боли и смущении, замерев в этом мгновении. Сейчас мне нужен человек, даже такой несносный как маршал Дрейк!

Его руки нерешительно скользнули на спину, в Дрейке развернулась нешуточная борьба. Прошла целая вечность, прежде чем он наконец обнял меня, прижимая к себе. Я оторвалась от его груди, утыкаясь носом в шею, вдыхая аромат и воплощая в реальность свою дневную фантазию. Кровь пульсировала в его яремной вене, пока Уилл молчаливо держал меня в объятиях. Погода наконец-то определилась и с неба посыпались прохладные капли дождя.

– Спасибо! – шепнула я, до конца не понимая кому адресованы эти слова. Тому кто спас меня во второй раз, или тому, кто оказался рядом в нужный момент.

Уилл кивнул в ответ.

Возможно это был самый романтичный момент в моей жизни, если бы не урод, который лежал, возможно мертвым, чуть выше нас.

Глава 9: Незваный гость

– Я ни за что не поеду в эту чёртову больницу! Клянусь, Дрейк! Если ты ещё раз заикнёшься об этом, в больницу поедешь ты сам!

Оттолкнув Уилла от себя, я почувствовала сопротивление, он пытался перехватить меня за локоть, но пальцы уцепились за воздух. Я плюхнулась в салон, ощущая, как моя категоричность начала рассеиваться от очередного неприятного спазма. Он со злостью хлопнул дверью машины. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не развалиться прямо перед машиной, мне было чертовски больно. После событий годичной давности больничные стены вызывали у меня настоящую панику, куда более сильную, чем отморозок, с которым пришлось встретиться в тёмном переулке.

Пока Уилл обходил машину, чтобы занять водительское место, я включила слабый свет над зеркальцем и ужаснулась. Вид у меня, мягко говоря, не очень: под скулой наливался синяк, кулак попал куда нужно. Ссадина над старым шрамом ярко алела, как свежая кровавая метка, а у линии роста волос красовалось небольшое рассечение, на котором кровь успела свернуться, образовав корочку. Волосы торчали в разные стороны; я походила на человека, который уцелел после лобового столкновения с бульдозером. В пальцах саднили две занозы, а нестерпимая боль в рёбрах мешала дышать, но, кажется, внутри всё было цело.

– Твою мать, Бесс! – Дрейк разъярённо хлопнул дверью машины. – Я нацеплю на тебя браслет и буду следить за каждым твоим шагом! Ты понимаешь, как это безответственно?

Мне захотелось себя пнуть! Ещё каких-то десять минут назад я лежала в его объятиях, обмякнув, как круассан в утреннем кофе, а теперь мечтала перегрызть ему глотку. Я с вызовом зыркнула на него и выпалила:

– Безответственно?! – истеричный смешок вырвался раньше слов, – ты лицемерный мешок с дерьмом, Дрейк! Притащил меня в бар, смотрел, как я надираюсь, и не оставлял мыслей о том, как залезть в мои трусы!

В запале я треснула рукой по его плечу, но тело тут же отозвалось болью на эту дурацкую затею. На лице Дрейка мелькнула непонятная эмоция. Уилл хрустнул пальцами, крепко сжимая кулаки. Желваки заходили под скулами.

– Заткнись, Мердок! – Кулак Дрейка молниеносно влетел в руль, вызывая протяжный автомобильный гудок. От неожиданности я подпрыгнула на месте. – Знаешь, не все в этом мире крутится вокруг тебя!

Маршал сжал кулак, крутя кистью, проверяя все ли цело. Мы припарковались недалеко от того места, где остался пикап и вырубленный незнакомец. Он был жив, но Дрейк приказал ничего не трогать и не приближаться к нему. Не сказать, что бы я горела особым желанием видеть его еще раз, но свербящее чувство любопытства грызло изнутри. Зачем он пришел? Необоснованная жестокость и попытки вытряхнуть из меня душу кулаками не были обычным ограблением – это что-то более личное.

Сердце бешено колотилось в груди, когда я выдавала свою версию событий для Дрейка. Меньше всего мне хотелось объяснять маршалу, что я догадываюсь, кто был моим спасителем.

Дрейк молчал. Его привычно белая рубашка потемнела до серого, как и лицо искаженное суровой гримасой. Я понимала, что эта ситуация теперь не только моя проблема, но и его: я подопечная, которая умудрилась сбежать и вляпаться в нечто необъяснимое и все это за один вечер. В какой-то момент я обрадовалась возникшей тишине, пока не заметила движение у пикапа.

– Уилл! – закричала я в панике, указывая руками в сторону машины.

– Да что б тебя! – он потянулся к бардачку, доставая оттуда пистолет. – Сиди в этой гребаной машине, Бесс!

Маршал выскользнул из машины, как тень, хотя его рубашка на контрасте с ночью буквально светилась. Дрейк пригнулся, держа пистолет двумя руками, контролируя громилу, который начал приходить в себя, неуверенно пошатываясь на месте. Адреналин зарядил все тело и я выпрыгнула из салона, несмотря на приказ. Непонятная возня впереди заставила меня ускориться. Обогнув пикап, я увидела, как маршал наносит мощные удары, действуя с хирургической точностью: в корпус, в ребра, в голову. Три удара с мимолетными интервалами – и вот соперник вжат лицом в стену.

– Какого черта тебе от нее нужно?

Он упрямо молчал. Уилл вскинул колено и ударил того в поясницу, заламывая руку под странным углом без каких-либо раздумий. Я услышала мерзкий хруст и внутри меня все перевернулось от отвращения.

– На кого ты работаешь?

– Я не знаю!

– На кого ты работаешь?! – еще одно напористое движение и снова хруст.

Крик оглушил переулок, эхом разлетаясь по пустынной улице. Маршал не отступал и каждая секунда молчания стоила незнакомцу еще нескольких целых пальцев. Я не выдержала, даже с учетом того, что произошло со мной из-за него, я была против пыток!

– Господи, давай без пыток! Я не люблю пытки! – выкрикнула я с особо умным тоном будто шарила в пытках, как в оттенках красного.

Дрейк снова приложил громилу к стене, не желая прерывать свой увлекательный допрос. В нем открылась опасная сторона, абсолютно далекая от навязчиво флиртующего офисного планктона, преследующего меня изо дня в день. Неприятно признавать, но эта хищная натура убийцы, кажется оставит верзилу без пальцев.

– Никто не любит пытки, оттого и вопят! – пробурчал Дрейк не отвлекаясь.

Наверно он раздумывал какой палец сломать следующим.

– А может ты вызовешь подмогу? Копов?

– Ага, пока они его примут, за этого милашку впрягутся те, кто послал его за тобой. В итоге мы ничего не узнаем, – напомнил он, обыскивая карманы. – А мы и так ничего не знаем, Бесс!

Несмотря на все происходящее, это было неправильно. Все мое нутро противилось происходящему, хотя всего двадцать минут назад меня хотели прикончить или серьезно покалечить!

– Уилл, прекрати!

– Ты должна сидеть в машине!

Фары подсвечивали нас в темноте. Дрейк был в ярости: вены на шее выступили и вздулись, глаза сверкали нескрываемой злобой. Тишина – это не тот ответ, который Уилл желал получить. Он навалился на измученного громилу, перехватывая свой пистолет. Уже знакомый щелчок предохранителя щелкнул за ухом незнакомца. Я попыталась сделать вдох, но меня настигла чертова паника, сжимая горло в тисках!

– У тебя есть тридцать секунд, или твои мозги выйдут погулять. – Маршал приставил дуло пистолета к затылку отморозка. – Раз, два, три…

– Я не знаю! Не знаю, ясно тебе! Мне просто подсунули фотографию под дверь. Там была эта девка!

Дрейк зарычал от злости и ударил его рукояткой по голове.

– Я попрошу проявить уважение, сукин ты сын!

Послышался протяжный стон.

– Там была она, на фото. А на обратной стороне – приказ напугать ее как следует. Еще там был адрес психотерапевта. Я следил за вами всю дорогу!

Несмотря на полученное признание, Дрейк снова ударил его, не проявляя ни капли сострадания.

– Кто ее заказал?

– Чувак, я просто включаю свет на своем крыльце и жду новое задание!

– На кого ты работаешь? – спросил он, в голосе Дрейка заиграл азарт. – Рекомендую дать точный ответ, мое терпение на исходе!

– Ирландцы, я работаю на ирландцев!

Я вдруг осознала, что вскрикнула, когда Уилл удивленно обернулся в мою сторону.

– Бесс?

Ноги сами понесли меня в сторону от Дрейка и незнакомца. Мне было все равно, даже если бы Дрейк снял с него кожу и сшил тапочки – моя жизнь была в опасности и теперь я знала это наверняка! Забравшись в машину, я подавила первый порыв – желание сорваться и уехать подальше от этого места. Рядом с Дрейком, хотя бы на время, я все еще была в безопасности.

Не знаю, сколько прошло времени – минуты или часы, – когда маршал вернулся в машину. Тучи разошлись на небе и легкие светлые облака предзнаменовали рассвет. Уилл выглядел уставшим, собранным и молчаливым.

– Что ты будешь делать с ним?

– Я велел ему проваливать. С ним все равно разберутся те, кто не получил тебя в мешке по частям.

На эту реплику Уилла у меня не было ответа. В мире где правят безжалостные ублюдки – все расходные материалы. Дрейк повернулся ко мне, задумчиво потирая челюсть. В его голове, похоже зрела какая-то картинка, которая не складывалась в единый паззл. Ему не хватало ответов и что-то мне подсказывало, он намерен их получить любыми способами. Я украдкой взглянула на свои целые пальцы.

– Бесс, я не смогу тебе помочь, если ты будешь скрывать от меня правду.

Дрейк завел двигатель, трогаясь вперед. Мы уносились дальше от места, где вскрылись неприятные нарывы. Я смотрела в приоткрытое окно, морщась от боли.

– Это не связано с твоим статусом свидетеля. Это что-то другое. Почему ты отказалась сдавать отпечатки во время разбирательства по делу Лукрецци?

Я промолчала, сжимаясь от страха. Даже если бы я решилась раскрыть карты и рассказать правду, слова были так трудны и точно бы застряли в горле, заставив меня умолкнуть раз и навсегда.

– У меня два варианта: ты не хочешь идентифицировать свою личность, либо боишься иммиграционной проверки. Ты что, сбежала из Канады? – добавил Дрейк с присущим ему сарказмом, чтобы разбавить напряжение.

Уилл копал все глубже. Помимо таланта инквизитора, Дрейк копал путь к правде, как заправский ищейка, которого не проведешь вокруг пальца. Его глаза скользнули по мне.

– Кто ты такая, Бесс Мердок?

Я не ответила. Мои секреты должны принадлежать только мне.

Мы встретили рассветные лучи солнца в машине, погрузившись в мысли, молча наблюдая за всполохами золотистого света пробивавшегося из-за горизонта. До моего городка Сан Ривер оставалось совсем немного, когда Уилл притормозил и свернул к обочине.

– Знаешь, сейчас я мечтаю о двух вещах: о мерзком кофе из твоей жалкой закусочной и о том, чтобы забыть все, что произошло между нами ночью, – голос Дрейка звучал устало и хрипло.

Я впилась ногтями в обивку сидения. От напряжения тело снова заломило.

Дрейк уловил перемену в моем самочувствии, внимательно всматриваясь мне в лицо. Хоть маршала никто не швырял по темному переулку, выглядел от тоже хреново; темные круги пролегли под глазами, даже морщин прибавилось на самодовольном лице.

– Ты в порядке?

– Да, конечно, – почти весело подтвердила я, хотя на самом деле меня терзали все виды боли, – это было… – я не нашла подходящее слово.

Он кивнул соглашаясь. Вернулась привычная тишина, но ненадолго: странные чувства между нами тяготели невысказанными эмоциями.

– Бесс, – Уилл легонько сжал мою ладонь, быстро возвращая руки на место. Его голос чуть дрогнул, – то что произошло между нами, это неправильно и я должен был пресечь это.

– Уилл!

Я хотела остановить оправдания, прекрасно понимая, что все дело во мне. Я не хотела его, но стремление быть рядом с кем-то в моменте, когда мне было особенно тяжело, перекрыло все остальное. Я искала утешение и поддержку. Мои действия противоречили тому, что я на самом деле испытывала к Уиллу: это была привязанность, а может, благодарность?

Развернувшись к Дрейку я заглянула ему в глаза и ничего не увидела: никакой искры между нами. Если она и тлела до сегодняшней ночи, то внезапная встреча с прошлым и мерзкий дождь загасили все.

– Бесс, я хочу прояснить: между нами не может быть романтических отношений. Я твой маршал.

– Знаю, – согласилась я.

– Ты не первая… моя подопечная, – Дрейк почему-то запнулся, сглатывая ком в горле. – Я совершил ошибку в прошлом и, иногда мне сложно бороться с этим, как алкоголику, который ищет то, что сможет утолить нестерпимую жажду. Но потом вспоминаю, что в завязке и меня отпускает.

– Оставим это, – как можно бодрее отчеканила я, хотя мне так же хотелось заглянуть в его мысли, как и ему в мои. О чем он умалчивает? – Обещаю впредь не набрасываться на тебя.

Уилл рассмеялся, но в глазах не было веселья – только печаль и усталость. Границы между нами нужны не только для моего блага, но и для его.

– Хочешь поговорить о том, что произошло в твоем прошлом?

– Только после того, как ты расскажешь мне о своем!

– Пошел ты! – засмеялась я, физически ощущая, как напряжение между нами начинает спадать.

– Пошла ты! – Уилл с улыбкой вернул реплику, заводя двигатель.

Кажется, одной проблемой стало меньше.

Возможно, сейчас мы создали надежду на что-то прекрасное, если только не будем тянуть друг друга во тьму.

***

Я выбралась из машины громко хлопнув дверью, но мгновенно пожалела об этом. В ушах еще звенело, все болело, а выпитый накануне алкоголь усиливал мои страдания, затуманивая зрение накатывающим приступом головной боли. Сотни раз я проклинала прошлый вечер с Дрейком, который вдарил по газу, срываясь с места со скоростью света. Облако мелкой пыли окатило меня с головы до ног, на зубах хрустнул песок, добавляя к общему болевому синдрому еще и вероятность подхватить какой-нибудь столбняк.

Зажмурившись от яркого света приветливого и непривычно жаркого утреннего солнца, я поймала очередной болезненный спазм. Мне стоило неимоверных усилий сделать несколько шагов, чтобы не развалиться на месте. Все вокруг казалось неестественно ярким: трава, деревья, небо и дом выглядели сказочными, словно в долбаном мультике Диснея. На мгновение мне показалось, что Дрейк привез меня в совершенно другое место, но покосившиеся ставни на окнах развеяли все сомнения. Дом был моим.

Я шагнула вперед и встала, как вкопанная. Пришлось напрячь зрение и поплатиться за это вспышкой боли, но я увидела, что на моем крыльце кто-то сидел – и этот кто-то выглядел как рябое размытое пятно. Внутри вспыхнул глупый огонек надежды, но чем ближе я подходила, тем быстрее угасала эта искра. Я понятия не имела, кто занял место на крыльце и какого черта ему здесь надо?

Когда пятно оказалось в досягаемости зрения, я слегка удивилась. На меня так же удивленно вылупилась старушка, на вид которой было около девяти десятков лет, а может и больше. Она сидела в желтом пушистом кардигане в цветочек, зеленой юбке и белых кедах. На шее женщины красовалась нитка жемчуга, а лицо закрывали старомодные очки с толстенными квадратными линзами, по слою за каждый год ее жизни. На затылке болтался жидкий хвостик, в котором запутался розовый бантик. Она выглядела как сморщенный плод любви хиппи и утонченной балерины. Только чокнутых бабулек мне здесь и не хватало!

– Вы кто?

По правде говоря, настроение вести светские беседы у меня пропало с первым вздохом из материнской утробы и окончательно испарилось после сегодняшней ночи.

– Кэтрин. – Заявила незнакомка неестественно бодрым голосом.

Я заметила в ее руках сморщенный пирог, который выглядел так же неприглядно, как и его хозяйка. Кожа старушки казалась тонкой и почти прозрачной, украшенной старческими пигментными пятнами, напоминающими неровные кляксы.

– Зачем вы пришли?

– Боже, девочка, где твои манеры? – она стрельнула в меня таким злобным взглядом и не менее суровым голосом, что мне стало стыдно. – Я пришла поздороваться, все-таки мы соседи. Но вижу, ночка у тебя не задалась!

Все время, наблюдая за соседским домом, я находилась в полной уверенности, что он пустовал все это время, как и другие дома-призраки на моей улице.

– Я вас никогда не видела.

Пришлось подойти еще ближе, скрестив руки на груди, готовая защищаться в случае чего. Хотя, честно говоря, я просто боялась развалиться на куски перед столетней женщиной!

– Да, я тебя тоже вижу в первый раз, хотя прожила здесь пять десятков лет!

В ее голосе проскользнуло кряхтящее негодование. Я уже подумывала, не позвонить ли в службу спасения, чтобы сдать непрошенную соседку в надежные руки специалистов.

– Девочка, во времена моей молодости к пожилым относились с большим уважением. А ну-ка открывай свою дверь поскорее и веди меня на утренний чай, пока я не сжарилась на этом солнце и пирог не стух!

Мои щеки зарделись краской, я заправила выбившуюся прядь за ухо, пряча глаза от ее настырного взгляда, изучавшего мои ночные отметины. Спустя пять минут мы устроились на тесной кухне за круглым столом, наблюдая, как чайник медленно закипает. Легкий пар поднимался от плиты, подсвеченный утренним светом из окна. Атмосфера на кухне преобразилась, но Кэтрин все равно окинула комнату недовольным взглядом. Моя серая обыденность не вписывалась в ее мир цветных кардиганов.

– С чем пирог? – поинтересовалась я, когда мой живот жалобно заурчал, напоминая о том, что пора бы покормить его.

– Без понятия, – ответила Кэтрин брезгливо пихнув тарелку в мою сторону. – Дороти Лисс подсунула мне его, когда я вернулась пару дней назад.

Ее глаза сверкнули в лучах солнца.

– Знаешь ли, милочка, я ей не доверяю с 1976 года. Она тогда строила глазки моему четвертому мужу Джейку – убереги, Господь, его душу. Вдруг пирог отравлен!

Хоть ее слова звучали с долей иронии, я не могла избавиться от мысли, что соседка вовсе не шутила. Я ухмыльнулась, глядя на подсохший пирог, который казался ровесником самой Кэтрин – его потрепанная корочка и выглядывающая начинка из красных ягод могли бы стоять на антикварной выставке вместе с хозяйкой.

– Я что-то позабыла, как тебя зовут, – сказала Кэтрин, следя за тем, как я разливаю кипяток в кружки с болтающимися чайными пакетиками. Я бы не отказалась от кофе, но боялась, что бодрящий напиток мог стать смертельным для моей гостьи.

– А я и не говорила! – ответила я, поправляя пакетик с чаем в ее фарфоровой кружке, украшенной розовыми цветами. – Бесс.

Когда кипяток наполнил чашку Кэтрин, я поймала на себе ее любопытный взгляд, почему-то мне казалось, что старушка изучает меня.

– Почему я раньше не видела вас?

Я сместила внимание на пылинки, кружившие в воздухе, перебирая в памяти немногочисленных жителей улицы, но паззл никак не сходился в единое целое.

– Вы не выходили из дома?

– Милочка, из чего я точно не выходила, так это из здравого ума! – Кэтрин бодро отхлебнула из чашки, ее голос звучал весело и непринужденно. – Я вернулась.

– Если не секрет, откуда? – мне было интересно, какую историю поведает моя собеседница.

– Из дома престарелых. Я пригрозила этому щуплому докторишке!

Я поперхнулась и чай буквально вылился через нос обратно в чашку.

– Какому докторишке?

– Щеглу в сером кардигане. – Кэтрин сняла очки, ее глаза превратились в узкие щелочки. – Этот наглец получал деньги от моего неблагодарного сынка, которому надоело делать вид, что заботится обо мне. Я же просто хотела на свободу! Пришлось сказать ему, что если он не отпустит меня домой, то я раскопаю старую двустволку, которую припрятала за своим бунгало, и всажу ее ему по самые помидоры!

Кэтрин продолжала увлеченно щебетать.

– Вероятно, он испугался. Кто ж поймет нас, женщин? Тем более за пару дней до этого я сбежала, но меня поймали у старого полустанка, который успел превратиться в развалину, как и я сама. Милочка, ты даже не представляешь, чему я научилась там в молодости!

Нет уж, представляю! Учитывая, что у меня под носом сидит гроза пенсионеров, у которой под юбкой запрятана двустволка?

– Докторишка решил, что меня проще отпустить. Кому захочется вытаскивать двустволку из задницы?

– Никому?

– Вот и он не хотел. – Кэтрин взглянула на настенные часы. – Что-то я засиделась, мне пора принимать таблетки!

Кивнув, старушка ловко испарилась с моей кухни, ловко проковыляв к выходу. Даже не пытаясь разобраться в этом безумном явлении новой соседки, я добралась до своей комнаты и, замертво упав на кровать, провалилась в спасительный сон.

Глава 10: Morto

Тук-тук-тук.

Предпочитая игнорировать то, что скорее всего, мне приснилось, я перевернулась на другой бок в надежде найти такое положение тела, где ничего не болит, но вскоре опять услышала стук. Из-за остаточной дремоты и неутихающей боли я плохо соображала и с трудом села посередине кровати, всматриваясь в полумрак. Источник шума оказался за окном: наглые птицы взяли в привычку попрошайничество, будя меня, когда им вздумается. Кажется, самое время воспользоваться знакомством с Кэтрин и попросить у нее двустволку, чтобы показать пташкам, кто в доме хозяин!

Голова гудела, словно в ней сломался тумблер выключающий белый шум. Я не сразу поняла какое время суток за окном. После странной встречи с новой соседкой мне удалось заснуть, но вскоре пришлось встать, чтобы принять обезболивающее. На короткий миг, когда боль притупилась, я смогла погрузиться в некое подобие сна – своего рода режим ожидания.

Наверное, я просто хотела уснуть, а потом проснувшись, увидеть, что гигантская проблема – кошмар последнего года моей жизни – как-нибудь сама разрешится.

Бесконечно ворочаясь в постели и всматриваясь в потолок, я взглянула на часы у прикроватной тумбочки, они медленно отсчитывали время. В поисках удобной позы я растеряла остатки сна, одновременно борясь с мыслями, которые атаковали мою голову, лишая меня остатка спокойствия.

Кровать из-за возни становилась горячее, либо у меня был жар. Болезненное напряжение в мышцах достигло пика. Смахнув волосы со лба, я встала, укутываясь в халат. В ванной шумели трубы, напоминая о старой чикагской квартире и привычном уюте, спокойных вечерах. Внутри екнуло, как же мне не хватало ощущения тепла и покоя!

Я включила душ, не дожидаясь теплой воды, скинула халат с тела, ноги прошлепали по кафельному полу. Вздрогнув от прохладного потока, я выдохнула, когда пошла горячая вода. Она стекала по мне, пока бойлер не опустел. Я намыливала кожу, стараясь игнорировать синяки на теле, но их было слишком много. Выбравшись из душа, взглянула на свое отражение в зеркале. Темные круги под глазами из-за недосыпа были пустяками в сравнении с расцветающими синими подтеками на бледной коже с россыпями веснушек. Влажные волосы спутались, обнажая рассечение на лбу. Это отражение напоминало мне кошмар из прошлой жизни.

– Я – не она. – Сказала я себе для успокоения, но отражение говорило об обратном.

Рука обрушилась на зеркало, яростно стирая фантома прошлого в зеркальной глади и в этот момент внутри меня что-то надломилось. Вся тяжесть стресса, страха и неудач обрушилась на меня в одну секунду.

Да что со мной такое?

Всхлипы вырывались из груди с каким-то надрывом, буквально причиняя мне физическую боль, я не могла справиться со слезами. Эти эмоции были сильнее меня, ведь горечь сочилась прямиком из сердца.

Я собиралась вернуться в постель, чтобы продолжить тонуть в жалости к себе, но услышала грохот. Если это и была птица, то определенно не меньше гребаного птеродактиля! Обмотавшись полотенцем, я тихо выскользнула из ванной комнаты, ноги привели меня на кухню. Там был источник шума.

Ладони нащупали выключатель на стене. Я щелкнула им, застыв в изумлении. В голове яркой кометой загорелась мысль о том, что я переборщила с обезболивающими и это побочный эффект. Я снова щелкнула – свет потух. Мысленно досчитав до десяти, щелкнула еще раз. Ничего не изменилось: это не галлюцинация.

– Ты можешь играться до самого утра, пока солнце не взойдет. Может быть оно поможет тебе принять факт того, что картинка перед тобой не изменится Элизабет, – пауза, – или теперь ты предпочитаешь имя Бесс? – произнес знакомый голос, который так часто звучал в моих воспоминаниях.

С трудом удерживаясь на ногах и напрочь забыв о полотенце и голом теле под ним, я навалилась на дверной косяк, успев перехватить сползающую тряпку за край. Сейчас слова ускользнули от меня, как и моя уверенность в себе, поэтому хотя бы это чертово полотенце останется на месте! По-прежнему ни сказав ни слова, я продолжала пялиться на гостя.

– Упади оно к твоим ногам, было бы эффектно. Так я бы точно понял, что ты рада меня видеть.

– Чезаре.

Его имя слетело с губ едва слышно, будто скажи я его громче – картинка передо мной рассеется и я снова останусь наедине со своими мыслями. Тот злосчастный вечер на свадьбе Лукрецци связал нас: Чезаре потерял своих братьев, но спас меня. Все это время меня не отпускала мысль: почему он бросился под пули, чтобы защитить меня? Я хотела сказать ему спасибо за то, что он сделал, как только очутилась в больнице, но с того вечера я не слышала о нем ни слова. Я хранила в себе ком сплетенный из нитей боли и отчаяния, перетянувший меня изнутри чувством вины, а теперь Борджиа сидит за моим кухонным столом, вальяжно забросив ноги на кремовую кружевную скатерть.

Руки Чезаре сложил на груди в закрытой позе, на лице самодовольная улыбка, – видимо он гордился своим эффектным появлением. От лощеного пижона не осталось и следа, хотя темные волосы, по-прежнему уложенные в хаотичную укладку воскрешали воспоминания о соблазнительном образе из прошлого. На лице появилось больше морщин, особенно глубоки борозды на лбу, а его темные глаза выражали щемящую пустоту. Рот, несмотря на ухмылку был жестким и застывшим. На кистях проступали синяки и порезы, нос украшала горбинка, которую я не помнила. Борджиа сменил костюм Brioni на черную парку, такие же джинсы и грубые ботинки, которые напоминали армейские берцы. На столе рядом с ним лежала бейсболка.

Он выглядел взрослой, серьезной версией самого себя, совершенно отличной от той, что жила в моей памяти, и, признаться это пугало меня до чертиков! В моей памяти жили его слова о долге, навсегда врезавшиеся в мое сознание. Борджиа пришел сюда не для того, что разглядывать меня в полотенце.

– Бесс, – передразнил он низким голосом, от тембра которого сердце пропустило удар. Я зажмурилась, пытаясь урезонить свое глупое сердце, бьющееся в приступе тахикардии.

Стул шаркнул по полу, Чезаре встал с места, уверенно двинулся в мою сторону. Ему хватило нескольких шагов, чтобы оказаться рядом. Первой реакцией было желание отпрянуть, отодвинуться и установить дистанцию, но я не дернулась. Не дрогнула даже в тот момент, когда его пальцы замерли в сантиметре от моих мокрых волос.

Черт! Отойди, прошу тебя. Иначе мое сердце выпрыгнет прямо тебе в руки!

– Ты изменился, – я запнулась, ожидая продолжения с его стороны.

Еще одна ухмылка приподняла уголок его губ, но он не спешил с ответами. Если бы это можно было описать как сцену из фильма, то кадр точно был бы в макросъемке. Именно так я видела этого мужчину перед собой: мозолистые пальцы со сбитыми костяшками зависли перед моим лицом, почти дотронувшись до волос. Я не сводила взгляда с Чезаре, пока он впал в какой-то ступор – ему потребовалось несколько секунд и в оцепенении оказалась я.

Его правая рука невесомо коснулась кончиками пальцев моего шрама и подбородка, спустилась ниже по шее к груди. Указательный палец замер над влажной кожей у кромки полотенца, в которое судорожно вцепились мои пальцы. Не дыша, я подняла взгляд на Борджиа – он смотрел туда, где застыла его кисть. Чуть обветренные губы приоткрылись, и язык, скользнув по краю, облизнул пересохшие губы, словно он хотел что-то сказать, но передумал.

Еще одно легкое касание – и ткань сдвинули ниже. Чезаре уставился на россыпь родинок на моей коже, исследуя их двумя пальцами.

– Я сказал тогда, что это буква W, – рассеяно пробормотал он, все еще уставившись на мои родинки.

– А я ответила, что это Кассиопея.

Мне захотелось сбросить его руку, но будто прочитав мои мысли, он сам одернул ее, так резко, что казалось, его обдало огнем.

– А потом меня подстрелили из-за тебя.

– Чезаре, мне жаль.

Жаль, что твои братья погибли. Жаль, что ты потерял свою привычную жизнь.

Борджиа отступил назад, пряча руки в передние карманы джинсов. Возникшее напряжение никуда не делось, но я была рада этой секунде в качестве передышки. Он уставился в пол, избегая моего взгляда, нервно перекатываясь с пятки на носок и обратно.

– Я сменил приоритеты в этой жизни. Кусок титана в моем черепе в каком-то смысле излечил меня. – Чезаре сделал очередную паузу. – Тебя смотрю тоже потрепало.

Он окинул меня коротким взглядом. Ну конечно, синяки не увидит только слепой.

Кажется, рядом с этим человеком, я не могла мыслить и поступать вкупе со здравой логикой. Все еще вцепившись в несчастное полотенце, я потянулась к Чезаре, вторгаясь в его личное пространство. Не раздумывая, я сделала то, о чем давно помышляла: запустила руку в волосы, перебирая пальцами непослушные пряди и касаясь подушечками теплой кожи. Никакого куска холодного железа я не ощущала. Пока я бесцеремонно исследовала его, он терпеливо стоял, понурив голову. Я провела ладонью по легкой щетине на его щеке и отстранилась, запрещая себе ходить по грани острого лезвия: этот человек пережил ад, и возможно притащил с собой не одного демона.

– Она влетела сюда, – Чезаре ткнул пальцем куда-то в затылок, – и застряла. Мои братья всегда говорили мне, что моя башка крепка как броня. – Он выдохнул, нервно прошелся рукой по затылку и грустно улыбнулся. – Они были правы.

Чтобы разрядить обстановку, я переместилась к плите, сварить кофе. Признаться, внутри меня роилось десятки вопросов. Мне хотелось знать, что двигало им, когда он спас меня на свадьбе, потом в проулке. Как он нашел меня? Зачем вернулся? Где все это время был? И с каждой секундой список вопросов увеличивался.

Я копошилась с гейзерной кофеваркой, равномерно распределяя кофе внутри. Чезаре маячил передо мной. Он стал поджарым, крепким. Борджиа сбросил парку, черный лонгслив сидел на нем как вторая кожа, позволяя рассмотреть рельефные мышцы и выпирающие вены на руках. Не зная его прошлого, я бы приняла его за морского пехотинца вернувшегося со службы.

– Из каких стероидов состоит твоя диета?

– Из мести.

Я чуть не присвистнула в ответ, но вовремя опомнилась.

– Боюсь, от такого меню у меня будет несварение.

Две кружки оказались на столе, разливая его, я отметила, что он, как всегда отменно дерьмовый. Я протянула ему одну. Чезаре взял ее, встал напротив, сохраняя дистанцию.

– Зачем ты здесь?

Он отхлебнул из кружки и тут же поморщился.

– Ты должна мне, помнишь? – я притихла с кружкой в руке. – Как минимум новый костюм или пару сотен баксов за химчистку.

– Боюсь, у тебя ничего не выйдет. Бесс Мердок прижимистая скупердяйка и ты ее еще не спасал.

– Бесс Мердок может и не спасал, а вот Элизабет Моран – да.

– Элизабет Моран мертва.

– Брось, Бесс, ты как никто знаешь о том, что мертвые воскресают.

Кружка с грохотом выскользнула из рук, разлетаясь вдребезги и горячие брызги обдали мои ноги. Кажется, в этот момент я забыла, как дышать. Чезаре все знал.

– Или, может, мне предъявить требование об уплате Лиззи Драгган?

Он снова улыбнулся злой и отчужденной ухмылкой.

– Убирайся! – прокричала я, схватив пустую тарелку со стола и без промедления швырнула ту в сторону Борджиа. Но он увернулся без особых усилий, отставляя свою кружку на полку у стены.

При виде его самодостаточной улыбки я рассвирепела! Ночные приключения в переулке, разборки с Дрейком, а теперь он стал последней каплей в переполненном сосуде терпения. У меня было единственное желание – наброситься на него и стереть ухмылку с его лица к черту! Все вопросы в голове стихли, когда в глазах помутнело и я бросилась вперед, наблюдая, как меняется выражение лица Чезаре с ухмылки на гримасу недоумения. Я прыгнула на него, выставив вперед кулак, доставая до носа, особо не задумываясь о последствиях и больном теле.

Чезаре не устоял на ногах, попятившись назад. Он растерянно рухнул на спину, хватаясь за нос, куда угодил мой кулак. В комичной возне на полу, я взобралась на него, радостная от факта, что полотенце чудом удержалось на месте. Волосы липли к лицу, пока я сама липла к Чезаре, прижимая его к полу, нанося оплеухи, одну за другой. Все мои удары достигали цели, а сама я была похожа на настоящую фурию, но Борджиа подо мной трясся. Трясся от смеха!

Это сбило меня с толку и я замерла, осознав всю картину: я сижу верхом на красивом, опасном мужчине, на мне нет трусиков, и полотенце вот-вот распахнется открыв все остальное.

– Бесс, ты мокрая. – Процедил он, сквозь смех и тут же получил смачную оплеуху.

– Скотина! – прорычала я, судорожно соображая о возможных путях отступления с Борджии.

Смех Чезаре стих так же быстро, как я оказалась под ним, а он между моих ног. Я распахнула глаза от удивления и смущения. Проклятый итальянец навис надо мной, его руки перехватили мои запястья, заводя их над головой. Теперь я была в ловушке.

– Мне нужен Рэджен Драгган, и ты единственный ключ, который откроет скрытую дверь между мной и этим ублюдком.

Он тяжело дышал, с носа тянулась капля крови. Я замотала головой, отчаянно сопротивляясь мысли о возможных последствиях встречи с Драганом.

– Катись к черту! – процедила я, сквозь зубы.

Мы уставились друг на друга. Чезаре скользил по мне взглядом, не выдавая эмоций, на лбу у него вздулась вена. Он склонился ниже, не прекращая давить на запястья, переходя на шепот. Его горячее дыхание опаляло мои губы.

– Ты сделаешь это для меня; иначе все те, кто тебе так или иначе дорог отправятся в худший мир.

– Нет!

Я заерзала, пытаясь выкрутиться, но Чезаре имел преимущество. Перегруппировавшись, он поставил ногу так, что его колено оказалось прижатым ко мне с внешней стороны бедра, а другое между моих ног, надавливая на то место, где заканчивалось полотенце и не было трусиков.

– Бесс, будешь ерзать? – он усмехнулся, чуть надавливая коленом вперед, – доведу тебя до оргазма.

Мои щеки вспыхнули, но я тут же затихла, прекращая любые попытки сопротивления. Внизу живота кольнуло приятной тяжестью и это разозлило меня.

– Не вздумай жаловаться клоуну в белой рубашке. – Итальянец схватил меня за подбородок, задерживая взгляд на моих губах. – У тебя есть время на раздумья, но меня устроит только один вариант, и ты знаешь, какой. Пора, взглянуть в лицо своим кошмарам, Бесс.

Борджиа расцепил хватку, резко поднимаясь на ноги. Он стер каплю крови у носа рукавом, бросая на меня странный взгляд. Конечно, я выглядела жалкой, лежа на полу, едва прикрытая и ошарашенная невыполнимым требованием.

Он обнажил мой самый жуткий страх.

Главным кошмаром моей жизни был Рэджи Драгган. Мой отец.

– Strega, еще увидимся.

Как только дверь захлопнулась, я пропустила еще удар.

Это был нокаут от самой судьбы.

Как он меня назвал?

Этого не может быть!

Глава 11: Пешки

Быть Борджиа в современном мире – все равно, что получить в морду от самой судьбы. Если заглянуть в историю, клан Борджиа был одной из самых могущественных семей Италии: глава семьи – Папа Римский, дочь – завидная невеста Европы, братья – опора рода. И хотя не все оправдали ожидания, но один из них смог совершить невозможное – объединить разрозненную страну под своим флагом. Говорят, они были первой мафиозной семьей в истории и сделали фамилию настолько великой, что о них не забывают на протяжении столетий.

Моя семья Борджиа – теперь руины.

Братья убиты. И я – тот, кто не собирается становиться главным. Меня назвали Чезаре, если говорить на римский манер – Цезарем. Вот только в отличии от своих предков я ни черта не смог. Я – Цезарь без Римской империи.

Моя империя – братья, чей прах теперь развеян дома в Альбанских горах.

Год назад я особо не задумывался о жизни, ведь я жил, как девяносто процентов богатеньких мудаков: рабочие сделки, быстрые интрижки, случайный секс и редкие моменты с братьями. Встреча с прошлым на свадьбе Лукрецци стала неожиданным подарком, а ее финал – самой ужасной карой из гребаного списка адских мук.

В тот день мы были взвинчены до предела, даже успели поругаться с братьями по поводу сделки над которой они работали несколько месяцев. Разговоры о покупке казино в Вегасе шли долгое время через посредника, меня смущали документы и договор, но братьев словно подменили. Даже самый внимательный Джонни хотел быстрее завершить процесс, чтобы включить объект в работу. Казино годилось для отмывания денег заработанных в нелегальном бизнесе. Я не понимал спешки, а их подгоняли партнеры по «бизнесу» и никто из нас не знал о третьем лице, который хотел это чертово казино.

Если бы я знал, что этот день будет последним с моими братьями то поступил иначе. Вместо стен, которые я строил, дистанцируясь от них и их деятельности, возвел мосты, чтобы быть ближе к ним.

Я не был готов к тому удару в солнечное сплетение от которого выперло весь воздух из легких, когда увидел ее в фойе «Амбассадора». Враждебная рыжеволосая фурия упала в мои объятия и вместо благодарности чуть не плюнула мне в лицо. Зеленое платье и декольте от которого у любого мужика случился бы паралич ниже пояса привлекли мое внимание. Журналистка отшила меня как последнего неудачника, хотя на мне был костюм за пару тысяч баксов сшитый на заказ и репутация главного любовника светских хроник.

В тот момент я загорелся желанием укротить ее и затащить в свою постель и судьба дала мне второй шанс. Она сидела в баре, меланхолично потягивая коктейль из хрустального бокала, туфли были скинуты и валялись рядом со стулом. Я как ребенок, стремился заполучить желаемую игрушку любой ценой, направился к ней.

В теплом свете ламп ее веснушки особенно выделялись на соблазнительно молочной коже. Но зацепило меня не это. Меня ударило молнией. Почти незаметные родинки на теле – те самые, которые я запомнил с детства.

Это Strega. Моя Strega. Лиззи вернулась.

Но сраная кара следовала за нами по пятам.

***

– Возьми это, возьми!

Я вжался в стену, съежившись перед здоровым мужиком, который тыкал в меня пистолетом. Ладно, незаряженным пистолетом на предохранителе. Мне не нравилось это дерьмо.

– Возьми его и направь мне в грудь! Сделай это сейчас же!

Руки тряслись. Организм все еще слаб, голова туго соображала, а гребаный кусок титана внутри напоминал обо всем: о мертвых братьях, о руинах семьи Борджиа и о Лиззи. Мне не хотелось быть слабаком, но на деле все было иначе. Я крепко сжал ствол двумя руками, но медлил достаточно долго чтобы получить по лицу здоровенной лапищей.

– Палец на курок! Я сказал, положи гребаный палец на курок!

Я выдохнул и опустил руки, роняя пистолет на пол.

– Я не могу научить тебя этому, ты не убийца, Чезаре. Ты слаб.

Эти слова хлеще яда: я и так это знал, мне не хватало смелости перейти на темную сторону фамильного бизнеса и за свою бесхребетность я расплатился сполна, а еще я не спас братьев.

Спас ее.

Я поднял голову, всматриваясь в своего наставника. Он был старым солдатом, служившим нашей семье не один десяток лет. Я никогда не знал его настоящего имени, кажется он родился с геном убийцы в крови, а если бы узнал, то наверняка получил бы пулю меж глаз. Такие люди не просто любят конфиденциальность, они живут в забвении, в котором могут творить дикие вещи. На его сморщенном бледном лице глубокие оспины и шрам над правой бровью, чудом миновавший глаз, оставляя жирную борозду ниже на щеке. Глаза эти видели не одну смерть, оттого они стеклянные, бездушные с холодной синевой. Его жесткий рот скривился, ожидая моего ответа.

– Я не слаб.

– Зачем ты приперся ко мне? – он продолжал ухмыляться. – Ясли для сосунков на другой стороне улицы.

– Я не знаю. – Глаза уставились на пол, избегая пистолета. – Я никогда не стремился к убийству, кроме того дня, когда хотел спасти семью.

Мужик усмехнулся.

– Скажу тебе это только один раз парень. Твоя сентиментальная речь – хрень собачья. В мире, где жили твои братья и отец, и его отец есть свой кодекс. Омерта, помнишь такой? Так вот, либо заткнись и прими факт случившегося, либо сдохни, если вздумаешь болтать об этом.

Солдат поднял пистолет, бережно, как драгоценность.

– Отомсти за братьев и сохрани семью Борджиа, или вали к копам давать показания о стрельбе на свадьбе. Нарушишь Омерту и тебя грохнут свои же. Может быть это даже буду я.

Он следил за моей реакцией, продолжая говорить:

– Ты думаешь мои угрозы пусты? Чезаре ты знаешь слишком много, даже несмотря на то, что не лез в криминальное дерьмо, откуда не было пути назад. Твоя смерть вопрос времени. Мой тебе совет – стань частью нашего мира, и может быть ты умрешь как герой. Или не умрешь, если повезет.

Старый лис знал за какие нити дергать. Жажда мести привела меня к нему. В глубине души, в которой уже зародилась червоточина зла, я признавал, что хочу отомстить за смерть братьев, даже если придется запачкаться в крови. Конфликт внутри меня был гордиевым узлом, который необходимо разрубить. Сознательную часть жизни я следовал букве закона гражданского, а не того кодекса, который даже члены мафии перестали соблюдать.

Солдат жил воспоминаниями о прошлом, хотя чем я лучше? Теперь и я живу воспоминаниями, где Чезаре Борджиа был младшим братом и варился в своем собственном мире, но суровая реальность лупит меня наотмашь. Как внутри одного человека может уместиться столько эмоций? Чувство вины гложет меня с момента, как я открыл глаза и понял что жив, а они нет. И страх того, что жизнь моя теперь никогда не будет прежней легкой, толкает вину с пьедестала. Я действительно жалок.

Я смотрел на солдата, он уже не молод, но жив, свободен и не собирался отступать от собственных принципов.

– Я делал многое для твоей семьи и скажем так, мне есть чем гордиться, хотя за такое дерьмо медаль не дают. Для меня станет делом чести, если ты захочешь научиться тому, что умею я.

Горькая улыбка появилась на моих губах.

– Для тебя я слабак да и для них тоже. Тебе нужно запастись терпением, – я сделал паузу, – многие похоронили меня и никто не подумает о том, что я тот, кто закапает их в самую глубокую могилу.

Несмотря на мое ранение и сложную реабилитацию, я не упустил момент, чтобы заполучить данные о тех, кто причастны к стрельбе на свадьбе.

Реджи Драгган третье лицо, которое играло в тени сделки по казино.

Мы оба молчали, пока я не добавил:

– Ты научишь меня всему.

***

Напротив меня, подвешенный как боксерская груша, дрожал испуганный мешок дерьма. Одного моего взгляда хватило, чтобы понять – он расколется, а может быть обмочится от страха, стоит начать задавать ему вопросы. То, что я собирался с ним сделать можно назвать допросом с большой натяжкой. Черт возьми, странное чувство скручивало мои внутренности – то ли отвращение к нему и себе, то ли предвкушение еще одного шага к будущей расплате Драггана.

Ублюдок выглядел плохо. Я снес его угнанным пикапом, когда этот урод напал на Бесс в переулке. Но, судя по его роже, досталось ему не только от меня. Этот кретин, которого приставили к ней, успел превратить ирландца в окровавленную отбивную. Кто бы мог подумать, что этот маменькин сынок, который на работе только и делает, что хлыщет свой сраный лавандовый латте, оказался с яйцами и крепкими кулаками.

Меня вдохновило досье, которое я получил заранее, прежде чем выследить это подобие человека. Многократные приводы в полицию за мелкие кражи в юности, которые позже перешли в разбой. На этом он не остановился: два случая изнасилования – дела прикрыли потому что жертвы отозвали свои заявления. Из последнего – нанесение тяжких телесных повреждений своей подружке. Он избил ее до перелома свода черепа, но она не стала давать ход делу.

– Похоже твою задницу прикрывает сам дьявол. – Я ткнул в него пальцем, цедя слова сквозь зубы. Его тело раскачивалось на крюках. Ирландец трясся, как гребаное чихуахуа.

Его руки со странно скрюченными пальцами были накрепко примотаны к ржавому крюку. По обе стороны свисали освежеванные свиные туши – жирные, липкие, точь-в-точь как этот ублюдок. Я медленно прошелся вдоль ряда, пытаясь заглушить ревущий гнев внутри себя.

Мне нужна информация, только информация. Я не из тех психопатов, что таскаются за жертвой и пытают ради удовольствия. Во всем этот дерьме у меня деловой интерес.

Перед глазами всплыло лицо Бесс – той самой девчонки из детства, когда-то я знал ее как Лиззи, пока она не стала Элизабет. Чертова хамелеонша. Она могла менять имена и адреса как перчатки, но кровь, ДНК и свое прошлое – это то, от чего не убежать.

Меня замутило.

В ее жилах текла кровь Драггана – факт, от которого воротило. Надо же было так вляпаться и зациклиться на дочери заклятого врага, словно какой-то гребаный Ромео. А теперь эти свежие синяки и кровавые ссадины на ее теле сводили меня с ума.

Глухой рык вырвался из моей груди, отлетая эхом от стен. Я очнулся, когда костяшки пальцев уже впечатывались в печень ирландца, он заскулил от мощного удара.

– Нравится избивать женщин? – я еще раз двинул кулаком по мягкой плоти. – Где прячется твой хозяин Драгган?

Нужно спешить с вопросами. В прошлый раз я не рассчитал сил, а с трупа ответы получить проблематично. Ирландец молчал, стиснув зубы. Мои пальцы впились ему в челюсть, принуждая говорить.

– Язык проглотил?

Звонкая и хлесткая затрещина обрушилась на его щеку, на которой уже расползалась багровая гематома. Я отвернулся к разделочному столу, где лежали мои инструменты: армейский нож, пистолет с глушителем и черная клейкая лента. Рядом на полу пылился большой рулон строительной пленки. Старый Лис поморщился бы от такого набора – он признавал только классику: пассатижи, дрель и мешок с цементом.

– Значит, это ты охотишься на людей Драггана? – он сплюнув кровь на пол. – Больной ты ублюдок.

– Больной? – я медленно повернулся, прищуриваясь. – Так обо мне говорят?

Туша издала звук хриплый смешок.

– А как тебя еще назвать? Мститель? Супергерой? – Он окинул меня презрительным взглядом. – Что костюм с трико под одеждой прячешь, клоун?

– А ты забавный для того кто сегодня сдохнет, – процедил я сквозь зубы.

Нож привычно скользнул в руках. Я проверил лезвие большим пальцем и перехватил рукоять удобнее, прикидывая с чего начать.

– Может для начала порежем тебе лицевой нерв под глазом? – задумчиво произнес я, разглядывая ирландца, который задергался словно его пятки подвесили над костром.

Подвешенный заткнулся, только кадык судорожно дернулся.

– Нет, не годится, будешь визжать, как недорезанная свинья, – ответил я сам себе и усмехнулся от мрачной иронии.

Когда я впервые вонзил нож в еще живого человека, распоров его брюшину, горячая кровь хлынула на руки и меня вывернуло наизнанку: все что было в моем желудке оказалось на забрызганных кровью ботинках. Я блевал пока внутри не осталось ничего кроме желчи. Старый солдат, мой наставник в искусстве убийства, даже не поморщился. Руки дрожали не от страха – от ярости, стучавшей в висках. Я чувствовал, как лезвие входит в тело: кожа, жир, мышцы – все поддавалось без сопротивления. Жизнь человека казалась такой эфемерной и хрупкой и это вызывало тошнотворную смесь вины и отвращения к себе. Я знал, что этот кусок дерьма заслуживал каждой секунды боли, пыток, которые я обрушил на него, но у меня не было права лишать его жизни. Все это противоречило всему: закону человеческому, тому, что я учил свою сознательную жизнь и божьему, всему, во что я верил.

Со временем совесть погрязла в ненависти, которая толкала меня вперед. Я мстил за братьев, методично вылавливая каждую тварь, причастную к их смерти. Мстил не только за Борджиа – за всех тех, кого убили подонки Драггана.

– Начнем с пальцев, – продолжил я, стряхивая с себя налет сентиментальности. Поднес лезвие к его руке. – Держу пари, твой язык развяжется, когда лишишься мизинца. Или начать с коленей? Говорят, это очень… мучительно.

Даже в полумраке я видел, как его зрачки расширились, а глаза заметались в поисках точки за которую можно зацепиться. На его лице мелькнул страх – тип прекрасно представлял, что Драгган сделает с предателем, но губ это упрямый ублюдок не разомкнул. Я едва сдержал зевок. Гребаное упрямство – все они свято верят, что могут выдержат любую боль, что их стальные нервы не подведут, что страх перед Драгганом сильнее агонии. Но в конечном итоге ломаются все – главное найти правильный подход… или пытку.

Я придвинулся вплотную, обдавая его лицо дыханием.

– Ты пешка. Драггану насрать на таких как ты. Выжмет все соки, пока не сдохнешь в канаве или не сгниешь за решеткой. Ты – мусор, от которого избавляются не глядя.

Кусок дерьма хмыкнул в ответ.

– И знаешь, что самое забавное? Когда я до него доберусь, он даже имени твоего не вспомнит.

Его лицо изменилось, прекрасно. Зерно сомнения посеяно.

– Даю тебе последний шанс, – я отложил нож и взял пистолет с глушителем. – Где Драгган? Сыграем в «правда или действие»? Говоришь правду – или я начну действовать. Первым делом прострелю тебе колено.

Его дыхание стало прерывистым, сукин сын явно просчитывал варианты. Страх перед Драгганом был силен, но босс находился далеко, а вот дуло моего пистолета упиралось ему прямо в коленную чашечку. Щелчок предохранителя прозвучал оглушительно в складской тишине. Палец скользнул по курку, пуля вылетела в соседнюю тушу.

– Хорошо! – взвизгнул он срывающимся от страха голосом. – Я все выложу! Но ты понятия не имеешь, во что влез. Драгган прикончит тебя и всех, кто тебе дорог.

– Он уже убил всех, кто был мне дорог. – Я криво усмехнулся. – А вот ты труп в любом случае.

Этот экземпляр оказался на редкость болтливым. Он выдал все: через месяц Драгган планировал появиться в Чикаго на благотворительном приеме, для таких же отбросов, как он сам. Впрочем, остальные меня не интересовали.

Чикагская мафия погрузилась в хаос после бойни на свадьбе Лукрецци. Я действовал из тени, оставляя за собой кровавый след – трупы находили повсюду, а газетчики захлебывались от сенсационных заголовков. Улицы захлестнула волна насилия, мелкие банды грызлись между собой. Трещина в мафиозной иерархии грозила разрушить всю систему.

Грызня за власть была бесполезной – одно звено, а именно семья Борджиа, вывалилась из общей цепи порядка. Все понимали, что нужный баланс, наступит лишь в одном случае – если Драгган сдохнет. Раньше, когда мафия играла по правилам мы бы решили все за столом переговоров, назначив того, кто ответит за все, но теперь времена изменились.

Бесс стала главным козырем в моей партии, и я собирался разыграть эту карту.

При мысли о ней в голове все переворачивалось. Я разозлился, вспомнив синяки на ее шее. Любой кретин мог бы сопоставить их с лапами этого мудака на крючке. Ярость затмила сознание, и я, не сдержавшись, врезал ему под ребра, метя в селезенку. Но даже это не принесло облегчения. Мысли о Бесс не хотели покидать мою голову.

Воспоминание ударило под дых: Бесс на кухонном полу, она так судорожно прижимала к себе полотенце, случайно открывая обнаженную кожу бедер, ложбинку идеальной груди, к которой подходила россыпь Кассиопеи при виде которой у меня отшибало мозги. Ее искусанные губы, веснушки и растрепанные рыжие пряди… Черт. Я был на грани чтобы не сорваться и не трахнуть ее прямо на этом старом полу. Она казалась одновременно яростной волчицей и хрупкой статуэткой. На секунду, вся мстительная хрень отошла на второй план, уступив место первобытному желанию обладать этой женщиной. Искры между нами летали еще со свадьбы Лукрецци, а может, все началось раньше – из детства, ведь тот сопливый пацан во мне до сих пор помнил первые чувства к нескладной девчонке.

Протяжный стон с крюка вернул меня в реальность.

Я знал, что ублюдок на мясницком крюке труп в любом случае, это вопрос времени, поэтому решил не марать руки хотя бы сегодня. Я достал одноразовый телефон и набрал единственный сохраненный номер.

– Драгган будет в Чикаго. Я забираю Бесс.

Сбросил, не дожидаясь ответа.

Мы все – фигуры в партии больного ублюдка, но теперь мой ход.

Пора пролить кровь Драгганов.

Глава 12:Правда о Реджи Драггане или кто такая Бесс Мердок.

Чезаре Борджиа прочно обосновался в мыслях, даже во снах, словно навязчивый кошмар, от которого невозможно проснуться. Засыпая и просыпаясь, я думала лишь о его следующем визите – когда он явится, чтобы упаковать меня в подарочный бантик для Драггана. На гребаных чащах весов качались жизни тех, кто мне дорог – милой Хелены и несносного Дрейка, а на другой стороне – мои темные желания. Я не могла, не имела права допустить, чтобы кто-то снова пострадал из-за меня. Не в этот раз. Но как же хотелось поддаться искушению и выпустить себя из оков, которые душили меня без малого десять лет.

Выходя из дома, я не могла отделаться от паранойи – хотя после покушения у бара это уже не было простым беспокойством. Даже миссис Мейсон из бакалейной стала слишком широко улыбаться, предлагая мне свежие булочки. А еще появился новый почтальон, который часто крутился возле моего дома. Кто черт возьми, получает газеты в этой дыре? Я уверена – этот коротышка собирает информацию для моего отца.

Я начала видеть угрозу повсюду. Даже тот прыщавый подросток у окон закусочной, строчащий сообщения в телефоне и поглядывающий в мою сторону, вызвал у меня приступ тревоги.

Единственным безопасным убежищем оставался дом, где был мой «Глок» и Кэтрин с двустволкой по соседству, ведь эта милая старушка только и мечтала в кого-то пальнуть. Сегодня я взяла выходной, зарывшись под плед с любовным романом про итальянского мафиози. Бестселлер оказался настолько горячим, что мои щеки вспыхивали всякий раз, когда герои оставались наедине. Посреди очень откровенной постельной сцены, я поймала себя на мысли о Чезаре. Его руки на моем теле, его дыхание на моей коже…

Черт! Книга полетела на другой конец дивана. Неужели у меня стокгольмский синдром? Но мысли о Борджиа были как отравленный мед – сладкие и смертельно опасные. Я снова возвращалась к нашей схватке на кухне. Даже спустя столько времени, она превратилась в навязчивое воспоминание: его сильное тело, прижимающее меня к полу вызывало предательское желание внизу живота и чем больше я думала об этом, тем нестерпимее становилось намерение получить разрядку.

В моих снах Борджиа воплощал свои угрозы: он брал меня, подчинял, заставлял кричать от наслаждения. Да, он был моим гребаным кошмаром, от которого я отчаянно не хотела просыпаться. А когда просыпалась, в мокрых от пота простынях, сгорала от стыда. Потому что глубоко внутри себя я знала – мне нужно, чтобы эти сны никогда не заканчивались. Чтобы он не отпускал меня хотя бы во снах, даже если это окончательно сведет меня с ума.

Борджиа, оказался моим верным Сróga тем самым другом, которого я когда-то оставила и не вернулась. Летние дни рядом с ним стали моим убежищем среди бушующего хаоса. Каждый раз, убегая из дома, я молила небеса больше никогда не возвращаться назад. Родительский дом превратился в настоящую преисподнюю, где демоны овладели теми, кого я называла родителями. День за днем я искала спасения в его обществе, даже не осознавая, насколько глубокую связь создала с этим мальчиком. И как же мучительно было прощаться, но выбора мне не оставили. Один из демонов вышел из-под контроля, навсегда искалечив мою жизнь.

Стук в дверь вернул меня в дерьмовую реальность, где из-за мужчин, искалечивших мою жизнь, я балансировала на грани расстройства личности. Одного из них я хотела убить, другому подарить свои трусики.

Яркое полуденное солнце било в глаза, но сквозь стеклянную вставку в двери я сразу узнала высокую фигуру и с облегчением выдохнула.

– Бесс, открой эту чертову дверь, пока я ее не вынес.

Уилл Дрейк яростно дергал ручку с другой стороны. Я натянула плед на плечи, и чертыхнувшись, отперла замок.

– Прогуливаешь работу, даже не предупредив меня? Мне пришлось час терпеть недовольную Марлу, прежде чем она соизволила сообщить о твоем выходном.

– Я тоже рада видеть тебя, Дрейк.

Он протиснулся внутрь, даже не дожидаясь приглашения. Несмотря на солнечную погоду от него веяло холодом. Дрейк окинул взглядом гостиную, затем переключился на меня. Синяки сошли с лица, шрам все так же был на прежнем месте, а под глазами залегли тени – следы очередной бессонной ночи. Он плюхнулся на диван прямо на мой развратный роман.

– Бесс, не хочу нарушать традиции и не откажусь от твоего паршивого кофе.

Я хмыкнула – от дерьмового кофе и сама не откажусь. Кутаясь в плед, поплелась на в кухню искать кофеварку. Краем глаза отметила, что Дрейк выглядел хреново: даже его фирменная ухмылка маршала казалась натянутой и нервной, а белая рубашка мятой и грязной. Совсем не похоже на Дрейка.

Я заваривала кофе, когда услышала странные звуки из гостиной. Это похоже на кота, пытающегося срыгнуть ком шерсти, вот только котов у меня не было. Зато там остался без присмотра чертов Дрейк – непредсказуемый маршал с замашками серийного убийцы. Пришлось отставить чашки и вернуться к нему.

Картина, представшая моим глазам, была та еще: маршал, уткнувшись в мой пошлый романчик – тот самый, что недавно вогнал меня в непристойные фантазии, зачитывал сцены в слух.

– «Мои глаза раскрылись. Это был сон в котором я довожу Белль до оргазма своим языком и пальцами…»

Уилл декламировал текст громко с абсолютно серьезным выражением лица, делая акцент на слове «киска» . Я застыла между желанием провалиться сквозь землю от стыда и разразиться истерическим хохотом.

Он закрыл книгу, пробегая глазами по задней обложке с аннотацией. И еще раз издал этот звук, изображая приступ тошноты.

– Мафиозные страсти? Серьезно, Бесс? – Маршал огляделся. – Если бы мафиози трахались как этот тип, то у меня не было бы работы. Мафия не проводит время между ног у женщины, она убивает. Знаешь что сделал последний мафиози, которого мы вели? Порубил на куски сына своего конкурента. Он отрубил ему голову. Парень был как гребаная Мария Антуанетта.

Меня замутило от представленной картинки, Дрейк был прав.

– Где у тебя мусорка?

– Легче, ковбой! – я выдернула книгу из его рук. – Я одинокая женщина.

– Бесс, стоит только намекнуть! – Дрейк расслабил галстук, откидываясь на спинку дивана, призывно расставляя ноги шире. – Тебе не понадобятся пошлые книги!

Я прикусила губу, прикрываясь книгой. Дрейк идеально подходил на роль кандидата чтобы удовлетворить все мои желания: он был чертовски соблазнителен с этой своей ямочкой на подбородке и острыми скулами, вечно кривой ухмылкой, да и химия между нами никуда не делась. Но он был как тот друг из фильмов, который вечно шутит о сексе. Можно посмеяться, но не воспринимать его сальности всерьез.

Я хотела другого.

– Не в этой жизни, Дрейк. – Я швырнула книгу на пуфик, устраиваясь в кресле.

– Эти сопливые диалоги.... – он ткнул пальцем в книгу и скривился, я кивнула в ответ, – я скорее прострелю себе колено, чем начну так разговаривать.

Уилл кивнул в сторону импровизированного бара у настенного зеркала. Бутылка виски была не распечатанной.

– Мне нужно это развидеть.

– Хорошо, Дрейк, давай без членовредительства, – ответила я, направляясь к бару.

Маршал только хмыкнул и подмигнул.

– Бесс, я похож на того, кто готов исполнять романтических фантазии из глупых книг? Лучше пристрелю кого-нибудь другого.

– Что ж, у меня есть подходящая кандидатура.

Я подумала о своем отце.

Бутылка виски пустела, но мы оба противились солодовому забытью. Дрейк, обычно щедрый на шуточки, сидел мрачнее тучи, будто его тоже что-то мучило. Я затаилась в кресле, боясь спугнуть подходящий момент. Мысли, как стервятники, кружили над прерванными воспоминаниями. Мне хотелось вытащить историю Драгганов из-под подкорок, публично препарировать ее и рассказать все. Эгоистичное желание выплеснуть этот яд, разделить это бремя с кем-то еще становилось невыносимым.

Уилл поднес стакан к губам, когда я выпалила:

– Хочешь услышать настоящую историю?

– Без мафии из твоих книг?

– С мафией.

Маршал отставил стакан и молча кивнул, будто уже ждал этот разговор. Меня было не остановить.

Память играет со мной злые шутки: черные провалы чередуются с яркими вспышками, как кадры старой кинопленки с паршивым триллером – только это была моя жизнь. Она напоминает американские горки: взлет вверх – счастливый эпизод, падение вниз – то, что хочется навсегда забыть. Как у любого взрослого человека, внутри меня живут несколько личностей: одна из них – напуганный ребенок, которого я похоронила в самых темных уголках сознания.

Но этот мертвец не лежит тихо. Прошлое просачивается, как яд из старой бочки с химикатами, отравляя все вокруг. События последнего года сорвали последние печати, и теперь демоны из детства рвут мою душу на части.

Часто во снах я вижу ее – мою мать. Теперь она лишь размытый отпечаток в памяти, который я запомнила в одном образе, особенно ярко в день ее смерти. Рина умерла за две недели до своего тридцатилетия. Мне было девять лет. Теплый сентябрь того года стал последним месяцем прежней жизни. Все полетело к черту, обрушив хрупкое подобие нормальности.

Но прежде чем рассказать о том, как все прошло к черту, я хочу вспомнить, как все начиналось. Большая часть этой истории соткана из чужих рассказов, остальное – мои воспоминания. Жаль, что в основном они дерьмовые.

Все истории большой любви и ненависти начинаются одинаково: она встретила его или он ее. Звезды на небе сошлись или стрела Амура пульнула не туда, но история моих родителей не была похожа на сказку – как, впрочем, и вся последующая жизнь. Это была романтическая история, которая переросла в гребаный слэшер.

Рина встретила моего отца Реджи, едва шагнув во взрослую жизнь. Девочка из скромной семьи поступила в колледж изучать экономику, получив место благодаря успехам в спорте – она подавала большие надежды в женском лакроссе и была чертовски хороша в этом. Как часто бывает в подобных историях, на пути хорошей девочки встречается плохой мальчик.

И как ей было устоять? Вдали от дома, выросшая и впитавшая в себя темную романтику классических романов, она не смогла противиться чарам парня с глазами цвета выдержанного виски.

Его звали Реджи Драгган. Местные называли его «Крюк».

Он вырос в гнилых трущобах Южного Чикаго, где белый ирландец торчал, как заноза в черном теле района. Это была территория цветных банд. Единственное, что держало его на плаву – тяжелые кулаки, превращавшие в фарш любого, кто косо смотрел в его сторону. Желающих проучить белую ирландскую шваль хватало: нрав у Реджи был что у бешеного пса и счет переломанных им костей давно обогнал статистику перестрелок в той дыре. У него был зубодробительный хук справа, поэтому он получил прозвище «Крюк».

Местный воротила, державший боксерский зал, быстро положил глаз на Драггана. Для прожженных бойцов мой отец должен был стать свежим мясом и приманкой для тех, кто жаждал увидеть падение Драггана мордой в ринг.

К несчастью для них он придерживался другого мнения.

За три года Реджи превратил местный клуб в свою персональную мясорубку. Каждый бой заканчивался одинаково – противник в состоянии близкому к коме лежал на ринге, а «Крюк» уходил с толстой пачкой купюр. Но ему наскучило биться в легальных боях, он выбрал подпольные клубы. Ринги, где пахло потом и дешевым табаком так сильно, что слезились глаза, а кровь попросту не смывалась с пола стали его личной ареной. Толпа ревела, деньги текли рекой, но настоящая игра шла за кулисами боев. Реджи понял: выигрывать – не всегда выгодно.

«Случайно упасть» означало поднять много денег, так в жизни Драггана появились нелегальные ставки. Он проигрывал красиво, с кровью и поломанными носами. Ставки росли, а вместе с ними – вкус к опасной жизни и власти. Отец то побеждал всухую, то неожиданно проигрывал. И никто не знал, что за его спиной стояли воротилы, которые были в доле с ним.

Скоро Драгган перестал быть просто бойцом. Договорившись с О'Ши – тем самым владельцем клуба, который открыл Реджи путь в подполье, они стали партнерами. К двадцати трем годам у него была собственная букмекерская контора, о которой знали лишь несколько людей. О'Ши и его лучший друг – Билли Мак. Второй был левой рукой отца, которая была всегда наготове нанести смертельный удар. Билли был гребаным психом маниакально дорожащий дружбой с Драгганом.

Букмекерская контора была под прикрытием бара. Именно там Рина впервые увидела его. Она зашла туда с подругами после матча чтобы отпраздновать победу своей команды по лакроссу. В тот день сам Реджи стоял за стойкой.

Тут Амур выпустил стрелы. Будь этот ублюдок милосердным сразил бы их на повал и избавил мир от обрушившихся страданий. Романтичный флер длился не долго. Под утро в бар ворвались люди Бади Буглера – главы ирландской мафии Чикаго. Их не устраивало, что молодой выскочка слишком быстро поднялся и не собирался делиться прибылью, хотя работал на их территории. Ничего из этого Реджи выбирать не стал: пятеро головорезов Буглера отправились в морг, отец получил пулю, которая вошла в его правое плечо, положив конец боксерской карьеры. Рина, вместо того чтобы убежать, осталась, помогая отцу остановить кровь и спрятаться от полиции.

С этой точки началась история Драггана – будущего главаря ирландцев в Чикаго.

Реджи объявил войну Бади Буглеру: его уважали не только за силу и ловкость на ринге, но и за умении просчитывать ходы наперед. Молодые ирландцы устали от стариков у руля, жадных до денег и зачастую работавших на итальянцев. Под Драгганом оказались все букмекеры, бывшие бойцы и парни с улиц. Вместе они превратились в разгромный кулак – началась новая кровавая страница в истории мафии Чикаго. Следующие два года он методично уничтожал бизнес конкурентов, перекупал его людей, закапывал врагов.

Старания не прошли даром. Имя Реджи «Крюка» Драггана произносили шепотом даже представители власти. Он взял под контроль большую часть нелегального бизнеса в Чикаго, его люди занимали ключевые посты в полиции и мэрии полностью развязывая ему руки.

Позже старик Буглер был найден мертвым у себя дома. Официально он умер от сердечного приступа, а не официально – его голова была похожа на отработанную грушу для битья.

Началась эпоха правления Драггана, рядом с ним всегда была Рина – его королева, державшая в своих изящных пальцах сердце Реджи. Пока однажды не разбила его, отдав всю свою любовь дочери. Для Драггана в этой любви места не осталось.

Вместе с ребенком родилась ненависть.

– Бесс.

Ледяной тон голоса Уилла Дрейка прервал мою исповедь.

– Ты дочь Драггана?

Я молча кивнула.

Дрейка словно подменили. Шея побагровела красной волной, на висках вздулись вены, кулаки сжались до хруста в костяшках. Видимо мой папаша насолил и ему тоже.

– Потому ты отпечатки не сдавала? Программа защиты свидетелей, все это чтобы он тебя… не нашел?

Я собрала всю волю в кулак. То, что я собиралась рассказать Дрейку, могло стоить мне жизни.

– Бесс, твой отец самый скользкий ублюдок в истории всех ублюдков Чикаго. Его мечтают схватить за задницу, каждый коп, федерал и все, кто еще помнит о том, что такое честь, и служба.

– Я знаю, Уилл. А еще знаю с самого детства, что его глаза везде. У него столько денег, что он может купить любого. Даже тебя.

Реакция Дрейка достигла апогея и стакан, который стоял на столике влетел в стену.

– Сдохнуть. Лучше сдохнуть, чем прогнуться под Драггана. – Только и ответил он, а потом перевел взгляд на меня. – Бесс, но что-то не сходится с тем, что мы о нем знаем. Его единственный ребенок погиб в пожаре вместе с родственниками жены.

– Уилл, ты знаешь не всю историю.

– Так расскажи.

Брак моих родителей был похож на пороховую бочку с подожженным фитилем. Все могло взлететь к чертям в любой момент. Рина, моя мать пыталась создать подобие нормальной семьи в условиях войны, пока отец все больше погружался в болото криминального мира. Ночные звонки, тайные встречи, пятна крови на рубашках – стали их обычной рутиной. Мать не могла уйти, как истинная ирландка-католичка, она скорее приняла бы смерть, чем развод с Драгганом. Бабушка говорила, что их любовь была ядом: она медленно убивала обоих, но они не могли друг без друга.

Мое рождение стало детонатором. Рина умоляла отца завязать с преступным миром, хотя она прекрасно понимала, что с таких высот добровольно можно пасть лишь с пулей в башке. Крики младенца чередовались с криками родителей: ссоры сотрясали стены, пока мать швырялась вещами, а отец крушил попавшие под руки мебель.

Так продолжалось долгие годы. Однажды ночью я проснулась от выстрела. Спустившись вниз, я увидела Рину с пистолетом в дрожащих руках. Отец держался за простреленное плечо – то самое, раненое много лет назад в день знакомства с матерью.

– Следующий будет в голову. – Процедила она.

Драгган ушел, хлопнув дверью. С ним был страшный человек – Мак. Одно слово отца – и этот цепной пес убил бы мою мать голыми руками. Годами позже я поняла, что одержимость Мака отцом стала бомбой замедленного действия.

Отец не прощал предательства, а мать сделала именно это, она выбрала меня.

В девять лет я стала сбегать из дома. Шныряла из квартала в квартал, все дальше отдаляясь от домашнего ада. Мать могла ударить отца и получить от него ответ в разы сильнее. Как правило одной хлесткой пощечины хватало, чтобы остудить пыл Рины, но с каждым разом они были сильнее. Ее кожа багровела, лопалась и кровоточила. Чтобы залить боль она лила алкоголь не только на рану, но и внутрь. Однажды убегая от очередной ссоры, где мне досталось от отца, я забрела в итальянский квартал.

Я встретила Чеза смуглого мускулистого мальчишку с копной темных волос, наше первое знакомство началось с перепалки и его сломанного носа.

Чез никогда не задавал лишних вопросов, хотя догадывался, что я в какой-то беде. То лето стало особенным! Мы бродили по улицам, воровали яблоки из чужих садов и мечтали. Мы постоянно мечтали! Мальчишка рассказывал про окрестности Рима и хотел вернуться к своей семье, пока я молчала о своей.

Счастье длилось не долго. Мак выследил меня. В тот вечер я получила такую взбучку от которой на моем теле остались синяки. Отец бил меня с точностью жала пчелы, но тогда он не сдержался и ударил меня по лицу.

– Этот итальянец тебе не друг. Завтра ты пойдешь к нему и попрощаешься. Ты уезжаешь.

Тот момент стерся из моей памяти, но нестерпимая боль была со мной долгое время. Пока не случилось горе, которое навсегда изменило меня.

Я замолчала. Дрейк застыл. Определенно мне требовалась двойная порция виски. За окном стемнело, но никто не спешил покидать гостиную.

– Что было дальше?

Дрейк потянулся через столик и накрыл мою ладонь своей. Его пальцы были теплыми, успокаивающими, но я колебалась, стоит ли рассказывать всю правду.

– Уилл, мне нужно знать: кто сейчас передо мной – друг или офицер при исполнении?

– Друг. Просто друг. – Он тяжело сглотнул и добавил: – Бесс, я живу с мыслью об убийстве человека. Она преследует меня каждый гребаный день и каждую ночь.

– Уилл… зачем ты мне это говоришь?

– Ты боишься довериться мне, поэтому я первым открою тебе свою тайну. Два года назад у меня были отношения.

– О.

Только и смогла выдавить я, пораженная его откровенностью.

– Я нарушил устав, вступив с запрещенные отношения. Джесс… ее звали Джесс. Она была проблемной подопечной, ей светил срок за распространение запрещенных веществ, но она сказала, что сдаст крупных дилеров. Прокуратура включила ее в программу защиты свидетелей, а я стал ее куратором.

Еще один мой кивок.

– Все вышло из-под контроля. Джессика была сломлена, но в ней еще теплилась искра жизни – этого хватило, чтобы зацепить меня. Черт, – Дрейк стиснул голову руками, обнажая зубы в улыбке, – безумный месяц где я буквально потерял голову.

Дрейк говорил о Джессике в прошедшем времени.

– Я утратил контроль над ситуацией. Бесс, Джессику убили, труп подбросили к моему дому. Я пережил сраный ад. Операция провалилась, меня сослали в эту дыру, и все это время вина не отпускает меня.

– Я понимаю, – тихо произнесла я, чувствуя, как к горлу подступает комок.

– Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Я знаю, кто отдал приказ об ее убийстве, и будь я проклят, но я всажу пулю ему висок. Так же, как сделали с Джессикой.

– Мне очень жаль, Дрейк.

От его слов внутри все похолодело. В глазах Уилла было столько боли, что привычная маска весельчака треснула, обнажая сломленного человека, которого переполняла ярость. Гнев отравлял его и требовал жертв. Но мне не было страшно. Я как никто другой понимала его – ведь однажды была на его месте. Хотелось обнять друга, как-то облегчить его страдания, но я знала: все бесполезно – и слова, и жесты, пока он не получит желаемую расплату.

Выплеснув толику яда, Дрейк переключился на мой рассказ, возвращая свои прежнее самообладание.

– Бесс, что ты скрываешь?

Меня сплавили к родителям матери, бабушка и дедушка были славными людьми – тихими стариками.

«Приеду позже, милая. Нужно уладить кое-какие дела и мы заживем новой жизнью» – это были ее последние слова. Больше я не слышала материнского голоса.

Неделю спустя безмятежный и тихий вечер разорвал стук в дверь. Грохот такой, что он него заходилось сердце. Стучавший будто хотел сорвать ее с петель. Дедушка, после инсульта добирался до нее целую вечность. Я сидела в своей комнате, но все слышала будто я стояла рядом с ним в тот момент. Нутром чуяла – случилась беда. Сердце всегда знает о потери раньше, чем страшные слова успеют слететь с языка вестника.

Моя мать погибла в результате несчастного случая.

Я билась в истерике, как и положено девятилетке, узнавшей о смерти матери. Слезы лились нескончаемым потоком, а глупая детская надежда, что это ошибка, не отпускала до самых похорон. Даже глядя на ее тело в гробу, я отказывалась верить. Она выглядела красиво, как при жизни, если не считать странной полосы синего оттенка на ее переносице и кровоподтека у виска, который безуспешно пытались замаскировать гримом. Эти следы были отметинами ее невезения, именно так сказал отец. Она перебрала лишнего, упала и ударилась правым виском об угол кухонного островка.

Никто не задавал вопросов. Драггану никогда не задают вопросов.

Шесть долгих лет Драгган не давал о себе знать, но его тень незримо присутствовала в наших жизнях, хорошо знавший истинное лицо моего отца, готовился к худшему. В тайнике, известном только нам двоим с дедом, хранились фальшивые документы на мое имя и пачка купюр – спасительный круг на случай беды. Она пришла внезапно – отец позвонил вечером в канун моего шестнадцатилетия.

Мак приедет за мной чтобы отправить меня в Ирландию в частную женскую школу. Отец решил, что я должна воспитываться иначе, чтобы стать достойной невестой в будущем. Для него я была ценным активом для своих дел. Принцесса Драггана для какого-нибудь дракона. Я плакала всю ночь, принимая сложное решение – бежать. Оставить дорогих мне людей и исчезнуть. Драгган бы никогда не нашел меня.

Но я не успела.

Я возвращалась из пекарни где подрабатывала, не обратив внимания на черный седан, припаркованный в тени деревьев. Наш дом стоял особняком среди ивовой рощи. Что-то было не так – когда я ворвалась внутрь с привычным «я дома!», в ответ прозвучала лишь гнетущая тишина. Необычная для нашего дома, где всегда играло радио, а с кухни доносилось бабушкино бормотание во время обеденной готовки.

Холл встретил меня мертвой тишиной. Я звала родных, но эхо собственного голоса лишь усиливало тревогу. Вдруг из гостиной донесся приглушенный хлопок – звук, который я бы узнала из тысячи.

Билли Мак стоял посреди комнаты. Бабушка сидела в своем любимом кресле, ее белая блузка медленно окрашивалась кровавым цветком. Дед лежал у дивана, неестественно вывернувшись с вытянутой рукой перед собой, будто до последнего пытался спасти бабушку. Крик застрял в горле, когда Мак повернулся ко мне. Никогда не забуду его дьявольскую ухмылку.

Отбросив пистолет с глушителем, он двинулся на меня с похотливым блеском в глазах.

Я отступала, спотыкаясь о тело деда, Мак рычал как тупое животное, его намерения были очевидны, член в штанах недвусмысленно выпирал под тканью. Я упала на задницу, отползая к столику, где стояла тяжелая мозаичная лампа. И лежал пистолет.

Его рука схватила мою лодыжку, дергая меня на себя. Извиваясь в железной хватке, я дотянулась до лампы, пока этот урод пытался стянуть с меня штаны. Удар пришелся точно в висок. Пока Мак мотал головой в попытке очухаться, пистолет уже был в моих руках. Первая пуля вошла между глаз, остальные пять в грудь.

Его лицо застыло в удивлении, словно он не верил, что шестнадцатилетняя девчонка может так метко стрелять.

Я выстрелила шесть раз. Дед хорошо меня учил.

– Я убила человека, Дрейк. Десять лет меня я живу с призраками прошлого и все это время, я скрываюсь от собственного отца. Я отняла у него любовь всей его жизни и гребаную «левую руку» – Билли Мака.

Когда тишина стала невыносимой Дрейк поднялся и крепко обнял меня. Это было дружеское приятное объятие. Обмякнув в крепкой хватке, я уткнулась носом в его плечо. Впервые за все проклятые годы я позволила правде вырваться наружу и мне стало по-настоящему легко.

Глава 13: Пинотаж

Чувство эйфории имело кратковременное действие. Прошло три бесконечных дня после исповеди, а я по-прежнему не чувствовала желаемую свободу. Кровавые откровения сковали меня с Дрейком одной цепью, хотя груз открывшихся тайн был неравен – мой смертный грех против его замысла убийства. Уилл, считав мои опасения, на прощание бросил:

– Мердок, когда я прикончу его, ты будешь первой, кто об этом узнает.

Я молча кивнула, прижавшись к двери. Дрейк медлил, буравя меня взглядом, он хотел убедиться, что я осознала сказанное. В жутком смысле его слов скрывалась защита – теперь мое признание надежно похоронено под тяжестью задуманного преступления.

Мы оба ступили на поле одной игры – игры со смертью и вряд ли у нас была дорога назад.

Дрейк ушел, оставляя меня наедине с роем гудящих мыслей.

Сейчас я застряла между молотом и наковальней, причем они были чертовски опасными для моей жизни. С одной стороны – папаша, который, решил, что его ДНК – отличный повод для семейной драмы. С другой стороны – Борджиа, одержимый местью в стиле «глаз за глаз» и полным комплектом бешеных тараканов в голове. Странно выбирать между двумя потенциальными психопатами, один из которых тебя породил, а второй хочет использовать как приманку для первого.

В приглушенном свете настольной лампы я привычно чистила Глок. Холодный черный металл скользил под пальцами, вызывая горькие воспоминания. Каждый чертов винтик оружия был пропитан яростью дня, когда Билли Мак убил моих родных, а я убила его.

До сих пор, закрывая глаза, я ощущала металлический вкус крови, смешанный с едким запахом пороха. Помню как теплые брызги от выстрела легли на мое лицо и аккуратное обожженное пулевое отверстие меж бровями Билли Мака превратилось в уродливое месиво на затылке, когда пуля прошла навылет.

Этот кусок металла – единственный свидетель трагедии шестнадцатилетней девчонки, которая осиротела и повзрослела в считанные секунды. Тогда, дрожащими руками, я методично заметала следы. Откуда это во мне? Возможно, ублюдская кровь Драггана носила ген убийцы. Стрелянные гильзы я засунула в карманы. Тела дедушки и бабушки застывшие с мольбой в глазах еще кровили, а кровь затекшая на пол уже начинала сворачиваться.

Решение пришло мгновенно – огонь уничтожит все.

Наш дом из белого дерева стоял на отшибе в роще, где даже соседей не было в радиусе нескольких миль. Он вспыхнул как спичка, когда я подожгла шторы в гостиной. Пламя безжалостно уничтожало следы трагедии, тела превратились в пепел, а я – в призрака.

У меня осталась лишь ненависть, Глок и жемчужные серьги моей бабушки.

Дрейк был прав – по официальным данным единственная дочь Драггана – Лиззи погибла в том пожаре. Позже я видела газетные статьи об безутешном папочке, который потерял жену, а потом и дочь. Он просил общественность забыть про это дело, чтобы не бередить тяжелые травмы. Но какого черта Борджиа удалось раскопать правду? Как он вышел на мой след спустя столько лет? Я задумалась. Если Борджиа вычислил меня, значит и отцу это сделать по силам. В мозгу возникла дикая, почти безумная идея – встать на сторону Чезаре.

Дело о стрельбе на свадьбе Лукрецци оставалось нераскрытым. Чезаре Борджиа был темной лошадкой в этой истории. Изучая полицейские архивы в открытом доступе и газетные сводки, я поняла, что следствие топталось на месте и бесконечно затягивалось: братья Борджиа и ряд мелких пешек убиты. Множественные огнестрельные ранения были характерны для профессиональной ликвидации, но заказчика не могли найти. Двое неопознанных налетчиков, найденных мертвыми на месте преступления, не дали следствию ничего – их папиллярные узоры заранее уничтожены химическим способом. У полиции не было отпечатков пальцев и совпадений по базе.

Кровавая бойня не спровоцировала немедленной войны кланов, но спустя девять месяцев криминальная хроника Чикаго запестрела статьями о серии жестоких убийств в ирландских бандах. Трупов становилось больше и улицы захлестнула война насилия. У членов банд разыгралась паранойя – они подозревали друг друга в предательстве и это привело к череде внутренних расправ и цепной реакции: все криминальные кланы от Триады до русских вступили в войну, но никто не знал, кто стоит в тени и управляет театром.

Чезаре сказал, что мой отец Реджи Драгган – его цель.

Я помассировала гудящие виски. Похоже, в основе всего лежала извечная борьба за власть и жажда мести.

С этими мыслями день спустя я сидела на продавленном диване в гостиной у Кэтрин, разглядывая ее винтажные безделушки: фарфоровые фигурки слонов, старые тома классики и оружие развешанное на стенах как трофеи. В камине потрескивал огонь. Днем ранее старушка попросила меня заглянуть к ней на ужин, но моя смена затянулась потому что Марла опоздала.

На улице давно смеркалось и было тихо, а Кэтрин все еще не спустилась. Я пересела в кресло, наверно она готовится рассказать мне новую историю. Она частенько наведывалась ко мне чтобы поведать разное, будто боялась, что невысказанное навсегда затеряется в ее памяти: соседка каждый раз путалась в количестве своих мужей, но вечно жаловалась на единственного сына.

Дверь с грохотом распахнулась. И там был тот, кого я меньше всего ожидала увидеть. Чезаре с руками над головой понуро топал впереди, а позади него – Кэтрин, которая целилась ему в спину из своей двустволки так, будто только и ждала этого момента. Картина прямо таки как в чертовом вестерне, только вместо Клинта Иствуда – престарелая мадам.

Я открыла рот подбирая слова, но так ничего не смогла сказать.

– Бесс, милочка, я поймала этот экземпляр образцовой мужественности у тебя под окнами. – Она выглянула из-за спины Борджиа. – Такие красавчики у нас – редкость. Последний, помнится, не дожил даже до того, как я успела надеть подвенечное платье для него.

Надеюсь, не потому что ты его пристрелила.

Чезаре был абсолютно спокоен. Меня уже тошнило от того, как часто в него целились в моем присутствии, но прежде чем я успела вмешаться, Борджиа сам разрядил обстановку.

– Простите, мэм, вы на всех красавчиков так охотитесь? – протянул он с той самой улыбочкой, за которую хочется врезать.

– Каков остряк! Того парня забрала война, а вот тебя может забрать моя малышка. Бесс, ты знаешь этого наглеца?

– К несчастью да.

– Милая, я может и старая перечница, но если дерну за курок – все спишут на старческий маразм.

Чезаре скривился словно проглотил лимон целиком. Он медленно обернулся на вооруженную старушку, пока та рассказывала историю пленения Борджиа.

Где черт возьми она откапала итальянца?

– Представь себе, стою на заднем крыльце, пока ждала тебя и вижу его. Этот молодой человек крался вдоль стены у тебя под окнами как какой-то негодяй: весь в черном, а я хоть и стара, но не слепа. Моя двустволка была недалеко.

Мои глаза чуть не вылезли из орбит от удивления. Его не пристрелили на свадьбе Лукрецци, зато он угодил на мушку пенсионерке.

– Я взяла его на прицел, когда он в твоем плюще запутался.

– Мэм, вы же не хотите испортить свой прекрасный ковер? Кровь сложно вывести. Опустите оружие, – предложил Чезаре.

– О, милый, у меня богатый опыт в этом деле. Бесс, ты же помнишь у меня было три мужа?

– Четыре, – поправила я.

– И что, вы их всех убили? – вмешался Борджиа.

– А ты, что коп? – Кэтрин прищурилась, разглядывая своего пленника. – Смотрю, и пушка у тебя имеется.

– Почти, – он сделал паузу. – Адвокат.

– Это еще хуже!

Меня вконец утомила эта странная сцена. Не думаю, что на самом деле кто-то из нас был в опасности, но старушку спектакль явно забавлял.

Нужно избавиться от ружья, а потом от Борджиа.

– Кэтрин, все в порядке. Я знаю его с детства.

Он резко повернулся ко мне, на его лице мелькнула растерянность. Неужели он думал, что я забуду того мальчишку, который был моим спасением от семейного безумия, пока меня не вынудили отказаться от него? Боже, если бы он только знал, как сильно я тосковала по нему каждый чертов день!

Кэтрин опустила ружье, обходя Чезаре.

– Такой сердитый, – процедила она сквозь зубы, – ружье-то не заряжено! И ведь каждый раз срабатывает…

Чезаре сделал несколько уверенных шагов в мою сторону. Его грубые ботинки бесшумно ступали по старому паркету. Когда он успел стать гребаным ниндзя? Небрежно одернув свою куртку, он слегка склонил голову, окидывая меня внимательным взглядом.

– Нам нужно поговорить. – В его голосе появились мягкие нотки.

– Я занята, у нас ужин, – холодно ответила я, стараясь не замечать, как от его взгляда по спине пробежали мурашки.

– Позвольте присоединиться?

Кэтрин предвидя вопрос уже расставляла дополнительные приборы на столе, негромко позвякивая тарелками.

– Это плохая идея, – огрызнулась я, нервно сжимая в пальцах край кофты.

– По-моему, это замечательная идея. – Борджиа опустился на стул у небольшого круглого стола в центре гостиной. Его губы изогнулись в едва заметной усмешке. – Ты же не думаешь, что я оставлю тебя наедине с этой валькирией. Пристрелит еще, – шепнул он достаточно громко, чтобы я услышала.

Предательский смешок слетел с моих губ, хотя я не хотела улыбаться!

– Будет весело, – добавил он.

– У нас разное понимание веселья. – Констатировала я, садясь за стул напротив него, хотя казалось, что я сижу у него под боком.

Что ж, я была в Аду.

Рассеяно, расковыряв вилкой жареного цыпленка, размазывая соус по тарелке в абстрактную картину, я наблюдала. Чезаре крутил бокал, задумчиво глядя, как вино оставляет кольца по кругу бокала, медленно стекая вниз плотными каплями. Он будто действительно наслаждался вечером, пока я сидела на иголках.

– Неплохое вино, Кэтрин. – Сказал Борджиа, будто она и вовсе не пыталась его пристрелить час назад.

– О, вы заметили? – Кэтрин подняла бокал к свету, – так приятно, хотя по вам и не скажешь, что вы ценитель. – Она окинула его взглядом, на нем была черная парка и джинсы.– Мне доставляет особое удовольствие, когда красивый мужчина разбирается в хорошем вине. Значит, он разбирается и в шикарных женщинах, – старушка повернулась ко мне, – да, Бесс?

Я закашлялась так сильно, что цыпленок чуть не упорхнул из моего желудка, а проклятое вино не пошло носом. Чезаре смутился на секунду.

– Вы тоже не плохо в нем разбираетесь. Как и в мужчинах, верно?

– Да, мой второй муж был родом из Южной Африки. Он любил охоту и… я вам не рассказывала? О, сколько экспрессии в этих опасных мужчинах… Как вы думаете, эта постоянная напряженность в их характере, наверное, генетически связана с желанием кому-то что-то доказать? Невероятно утомляет. Согласна, Бесс?

Что? Я нервно уронила вилку, раздался гулкий звон. О чем она?

– Аккуратнее, дорогая, это бабушкин фарфор. – В глазах Кэтрин на какую-то секунду заиграла растерянность, но она быстро собралась. – О чем это я говорила? Ах, да. Мой второй муж был очень разборчив в вине и женщинах. Не могу похвастаться тем, что второе умение сильно укрепило наш брак, но вот хорошее вино нас точно сделало хорошими друзьями. Правда – ненадолго. Я вам не рассказывала как он умер?

Что-то мне подсказывало, что Кэтрин не могла подтвердить, что она не поспособствовала скорой смерти любителя хороших вин.

– Чезаре, как вы думаете, бокал вина может построить мост там, где была пропасть?

Какой черт укусил мою соседку, куда она клонит?

– Уверен, что нет ничего, чтобы не исправила чашка кофе.

Кэтрин фыркнула, а я поймала на себе взгляд Чезаре. Он был расслаблен, спокоен, даже дружелюбен, но это не отменяла того факта, что он пришел за мной. Осталось угадать в каком кармане Борджиа припрятал упаковочную обертку для Драггана.

Кофе. Я поежилась, с этого проклятого кофе началась наша новая глава и я бы не сказала, что оно что-то исправило.

– Вульгарный вздор! – возразила соседка.

– Ладно, Кэтрин, удивите меня, – искренне засмеялся Чезаре.

Старушка оставила бокал в сторону и начала рассказывать:

– Это очень забавная история, но не думаю, что она выставит меня хорошей хозяйкой, – Кэтрин подмигнула, перебирая жемчуг на сморщенной груди. – Хотя вам, Чезаре, я бы ее точно рассказала. В отличии от этого… – я напряглась, соседка явно что-то задумала, – от этого невероятного Роберта Редфорда, который частенько захаживает к Бесс. Знаете, он так хорош, эти его красивые глаза и руки. У вас тоже красивые руки, Чезаре, не игнорируйте этого цыпленка,он сегодня бесподобен. Так вот, сдается мне, после этой истории он заковал бы меня в наручники – а кто бы отказался? Но боюсь, я выступаю не в той лиге, чтобы рассчитывать на пикантное приключение.

Тонкий холодок пробежал по моим рукам, покрывая их мурашками. Чезаре нервно сжал ножку бокала, и на мгновение мне показалось, что он заскрипел зубами, нахмурив брови. Глубокая борозда задумчивости появилась у него на лбу. Боже, нет… Он, подозревает, что Дрейк федерал?

– Мы отошли от темы, – продолжила Кэтрин. – Это отличный пинотаж, нотки дыма неплохо оттеняют чернослив, хотя не так превосходно, как мне хотелось бы. Не то чтобы я тосковала по этому похотливому мерзавцу, но хочу заметить, что вина из Южной Африки самые лучшие, и…

Чезаре странно хрюкнул и закашлялся, схватил салфетку, стирая под носом красную струйку великолепного дымного чернослива, которая Кэтрин обозвала «пинотажем». Хотя, он правда был великолепен.

Пинотаж.

Или Чезаре.

Или его руки.

Стоп! Это вино великолепно ударило меня по голове! Я попыталась вырваться из хмельного морока, встревая в разговор.

– Кэтрин, не то чтобы это было неочевидно, но Чезаре – итальянец. Я полагаю, что он разбирается в вине, – прохрипела я.

И мести.

Сморщенными, но удивительно красивыми пальцами Кэтрин достала из пачки тонкую сигарету. С наслаждением выпуская изящную дымную струйку, Кэтрин подняла вверх подведенную бровь:

– Я всегда говорила, что Монтепульчано переоценивают, от него болит голова. Я бы предпочла бокал Санджовезе. Хотя в такую духоту холодный Просекко был бы лучше.

– О, и вам об этом рассказал ваш третий муж, Кэтрин? – Чезаре ехидно улыбнулся, потянувшись к ней бокалом.

– No, bel ragazzo, tutti lo sanno, – подмигнула старая ведьма, касаясь бокалом в ответ.

– Da dove vieni? – прошипел Чезаре.

– Non essere nervoso, piccolo. Попробуйте этот чудесный сыр, он раскрывает вкус вина. Немного льда? – Кэтрин широко улыбалась.

Не знаю на счет жары, но я точно сидела в адском котле. Это вино неплохо оттеняло мою подгоревшую задницу и подчеркивало весь абсурд происходящего, и вряд ли придавало великолепный привкус чернослива всему тому, что творилось здесь и сейчас в моей жизни. Но клянусь, нотки дыма, а вернее жаренного я почувствовала сполна!

– Я все-таки принесу лед и проверю пирог, – Кэтрин грациозно удалилась на кухню.

Я сделала неприлично большой глоток расхваленного пинотажа, осушая весь бокал разом, выдохнула и посмотрела на Чезаре.

– Знаешь, Кэтрин, она очень странная, но и в то же врем добрая, и милая, она… – я запнулась, почувствовав на своем бедре тяжелую руку.

Кажется, пинотаж ударил не только меня.

– Невероятный Роберт Редфорд, Бесс, да? – медленно протянул Чезаре, сжимая мое бедро сильнее. Я молчала, не в силах произнести не единого слова.

– Эти его красивые глаза и руки? – Чезаре тихо растягивал каждое слово, будто придумывал тысячу один способ экзекуций Дрейка. Он ревнует?

– У тебя тоже красивые руки, очень. Так сказала, Кэтрин.

– А что думает Лиззи, Бесс?

Время замерло, пока я отчаянно подыскивала слова. Ведь Лиззи давно нет, а у Бесс в голове полный раздрай питаемый пинотажем и бессонными ночами.

Думаю мне нужно выпить.

– Пирог получился отменный! – слава богам, заворковала рядом Кэтрин, ставя на стол еще одну охлажденную бутылку непревзойденного вина.

Вечер продолжился в той же неловкой атмосфере, хотя неловко было лишь мне. Кэтрин щебетала о своих мужьях и путешествиях, пока Чезаре сидел, поглощая пирог. Голос старушки доносился до меня словно сквозь подушку, которой меня хотели задушить. Я кивала невпопад, создавая вид заинтересованного человека, но не была в силах сосредоточиться по-настоящему, кроме двух навязчивых мыслей: об обжигающем прикосновении руки Чезаре и о том что ждет меня дальше, ведь этот ужин не может быть вечным.

Как и обольстительное настроение Борджиа.

Пока пинотаж лился рекой в наши бокалы, напряжение возрастало. Чезаре едва притрагивался к вину, его взгляд, как примагниченный то и дело возвращался ко мне, заставляя сердце биться в истерике.

– Ой, что-то я заболталась, уже так поздно! – спохватилась Кэтрин, взглянув на часы, которые показывали полночь. – Вы-то вряд ли устали, но вот о себе я такого сказать не могу. Кости ломят.

Я ухватилась за спасательный круг чтобы сбежать как можно скорее. И как можно быстрее начала убирать со стола, рискуя старинным фарфором. К черту! Лучше уж пусть Кэтрин пристрелит меня чем мстительные гангстеры. Фарфор жалобно заскрипел в моих трясущихся руках.

– Да, вечер был… насыщенным. – Я процедила это так, будто в легких перекрыли кислород, а все потому что итальянец одарил меня пристальным взглядом, заметив мою суету.

– Мэм, – Борджиа встал из-за стола, – это был замечательный вечер, несмотря на то, что вы пытались меня убить.

– Ружье было не заряжено, – парировала она, – хотя… как дубинка оно тоже сгодится. – Кэтрин расцвела в улыбке, протягивая ему руку.

Этот джентльмен, который неделей ранее угрожал довести меня до оргазма на кухонном полу галантно приложился к изящной руке Кэтрин. Ее щеки порозовели и виной тому был явно не пинотаж. Укол странной ревности кольнул меня в самое сердце. Какого черта? С каких это пор я ревную своего потенциального убийцу?

Пока парочка ворковала на итальянском, я загрузила все в посудомойку, а остатки еды запихнула в холодильник. Мне хотелось протиснуться в кухонное окно и сбежать куда подальше, но вспоминая последний опыт побега – передумала.

Когда я вышла из кухни чертов Борджиа потупив взгляд в пол стоял у двери, выжидательно засунув руки в карманы. Его ноги были скрещены и напряжены, он ждал меня. Поцеловав Кэтрин и отблагодарив ее за ужин, я пулей вылетела из дома, схватив полные легкие удушающий аромат Борджиа.

Он шлейфил неприятностями.

Мне казалось, что длины моих ног хватало для быстрого шага на пути к убежищу, когда он схватил меня за руку, я неуклюже дернулась отчего его ладонь скользнула вниз, перехватывая мою кисть, Борджиа дернул меня на себя. Губы Чезаре почти коснулись мочки моего уха, мурашки пробрали меня вплоть до трусиков.

Неожиданное, горячее желание получить продолжение сочилось из меня, сквозь кожу, да что там, даже сквозь кости, отчего все тело заломило. Внезапно все, чего я желала, это чтобы он прижался ко мне и забыл всю свою хрень про месть.

– Пора вернуть должок, Лиззи.

Наверно, в этот момент мне следовало в ужасе сбежать, но я лишь глубоко вздохнула и выдохнула, его дыхание щекотало мне шею, мурашки продолжали лихорадочное шествие по каждому сантиметра моего тела.

– Лиззи, мертва!

Сонный городок выглядел безжизненным в столь поздний час. На улице было прохладно для начала весны, но рядом с Борджиа меня охватывал огонь – его ненависти и моего странного желания проснувшегося внутри. Свет с крыльца Кэтрин слабо долетал до нас, но этого было достаточно, чтобы увидеть мои вспыхнувшие алым щеки. Будто уловив чувства, которые исходили от меня, Чезаре отпустил запястье, но не сдвинулся с места. Он провел указательным пальцем по моей коже, там где неистово пульсировала кровь. Беззвучный стон слетел с моих раскрытых губ.

Я вела себя глупо, испытывая влечение к человеку, который видел меня куском мяса для своих кровавых игр против моего папаши. Но еще я не могла отделаться от мысли, что Чезаре непросто мститель с серой моралью – он был больше всего того дерьма в которое мы угодили, он спасал меня каждый раз, когда я уже не рассчитывала на иной исход.

– Ты так часто говоришь, что Лиззи мертва, будто собираешься убедить себя в этом и остальных тоже. – Его палец вычерчивал узор на коже, заставляя меня думать лишь об ощущении теплых касаний, – я долго помнил Лиззи, встретил тебя и даже потом гребаная кара пыталась отобрать все и что же я имею сейчас? – Чезаре убрал палец с моего запястья, отстраняясь. – Ты живая, сломленная и ты, блядь, дочь Драггана.

Я вздрогнула. Его слова ударили меня как пощечина, я слишком долго избегала неприятия этого факта, но чертова кровь Реджи Драггана и есть – я.

Борджиа отошел на расстояние, будто боялся чего-то, он схватился за голову, взъерошивая волосы, кажется, он нервничал не меньше моего. Что-то изменилось, изменилось между нами и мы оба противились этому. Я завернулась в свитер, застыв на газоне, как муха, которая вляпалась в паутину и ждет незавидной участи. Ветер пробирал меня до дрожи, а может это был эффект Чезаре, который обжигал как ледяные ветра Чикаго.

Глубоко вдохнув, я закружила по двору. Почему нельзя просто зайти в дом и притвориться, что его не существует?

– Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла, Бесс, – сказал он, хриплым голосом, перехватив меня, его губы были в каких-то сантиметрах от моих. – Я хочу убить Драггана, хочу разрядить всю обойму в его голову, и нравится тебе это или нет, – Борджиа сделал паузу, – ты поможешь мне в этом.

– Почему я? Что-то у тебя за план такой, как ты вообще узнал о том, что я его дочь? – взрываюсь я, толкая итальянца в грудь, – я хочу чтобы меня оставили в покое!

– Он забрал у меня самое дорогое, а я заберу это у него.

Я фыркнула, срываясь на истерический хохот. Перебирая в памяти нашу семейную историю, где убийств и смертей было больше, чем счастливых моментов, Чезаре и представить не мог, насколько далеки были слова «самое дорогое» от истинных чувств моего отца.

– Кажется, пуля вышибла тебе мозги! Он ненавидит меня!

Чезаре усмехнулся.

– Значит, я сделаю так, что твой папочка захочет тебя вернуть.

– Что ты имеешь в виду?

– Я покажу ему, что ты принадлежишь мне. – Борджиа воспользовался моим замешательством, подсовывая телефон с открытой фотографией. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы узнать до боли знакомые черты – Хелена. Сердце пропустило болезненный удар. – Это фото было сделано вчера, надеюсь, ты понимаешь, что это значит? – Молчаливый кивок был ответом. – Завтра ты должна быть готова. Мы едем в Чикаго.

– Что? Я не могу, Дрейк он узнает…

– Собери вещи, я буду утром. И лучше тебе не думать о том, что будет с твоим невероятным чертовым Робертом Редфордом, если он узнает.

Борджиа в привычной манере отсалютовал мне, оставляя перед выбором: или я, или они.

Как ни крути, я вытянула короткую спичку в споре смертников.

Глава 14: Предел прочности

Я прикрыла дверь, выскальзывая ранним утром из дома с небольшой сумкой. Морозный мартовский воздух обжег легкие, заставив меня дрожать не только от страха, но и от холода. На мне было платье и пальто чуть ниже колен – черного траурного цвета, который идеально подходил для ситуации. Переступив порог, я буквально шагнула одной ногой в могилу.

Прошлогодние жухлые листья шуршали под ногами, пока я нехотя перебирала ногами по растрескавшейся бетонной дорожке. Борджиа стоял на обочине, выглядывая из приоткрытого окна машины. Дымка стелилась по земле, окутывая потрепанный на вид кусок железного хлама. Из салона доносилась веселая музыка, что-то из диско восьмидесятых, хотя моя душа требовала чего-то мрачного. Реквием Моцарта стал бы отличным саундтреком этого дня!

Пассажирская дверца открылась с ужасным скрипом. Холодный пот выступил на спине, когда я швырнула сумку на заднее сиденье, захламленное пластиковыми стаканчиками из-под кофе и обертками от бургеров. В машине пахло едким сигаретным дымом и бог знает чем еще. Сиденье протяжно скрипнуло подо мной, пока я нервно дергала ремень безопасности, пальцами, которые потеряли свою привычную ловкость. Будь я честна перед собой, то призналась бы, что это лишь жалкая попытка надышаться перед смертью и оттянуть неизбежное. Борджиа, в отличии от меня, расслаблено сидел за рулем, сложив руки на бедрах.

– Не знала, что ты такая свинья.

Мне хотелось кольнуть его сильнее, но придраться я могла лишь к бардаку в салоне.

– Это не моя машина, я угнал ее.

– И музыка ужасная, – продолжала я, – мог бы выбрать тачку получше.

– Хорошая песня.

Древняя магнитола издавала жужжащие звуки, которые были слышны даже сквозь ужасную какофонию из прошлого. Я злобно ткнула пальцем кнопку выброса кассеты и швырнула ее в окно.

– Поедем в тишине! – рявкнула я, – если это корыто вообще сдвинется с места.

– Зато оно неприметное, – Борджиа повернул ключ в замке зажигания, и произошло чудо – машина поехала. – Эй, Бесс, давай сделаем поездку приятной. Необязательно метать в меня молнии взглядом. Я выжил после пули в голову, твои гляделки уж точно переживу.

– Драгган попытается убить меня. Он уже пытался! Я не хочу давать ему нового шанса!

Живот скрутило от спазма в желудке, мое воображение безжалостно рисовало все, что мог сделать Драгган.

– Он его не получит.

Я молча отвернулась к окну, вглядываясь в спящие дома, которые стремительно ускользали из поля зрения. Старенький двигатель жалобно урчал, как зверь, который вот-вот откинется, кабину потряхивало от старых колес, прыгающих на кочках. Чувство безысходности усиливал тошнотворный запах затхлой ванили от болтающегося на зеркале освежителя воздуха. Если Чезаре и угнал эту машину не иначе как из девяностых! Утренний туман постепенно рассеивался, обнажая унылый пейзаж за окном. Скоро эта глушь закончится.

Чикаго.

Даже от упоминания города екало внутри, к горлу подступала желчь, оно звучало как приговор для меня.

Тело жалось к обтрепанной обивке дверцы машины,чтобы быть на расстоянии от Чезаре. Он был все так же непоколебим в своем решении воспользоваться мной, хотя выглядел так будто мы едем на прогулку, не имея билета в один конец. Его пальцы постукивали по потертому рулю в такт несуществующей песни, пока Борджиа, не моргая, пялился на дорогу сквозь лобовое стекло с трещиной посередине.

– Это нечестно, никто не спросил хочу ли я ехать. Вы мужчины, смотрите на жизнь как на большую песочницу, где ваши амбиции – кровожадные и дикие пытаются реализоваться! – я со злостью повернулась к итальянцу, который слушал меня с напускным безразличием, продолжая вести машину. – Начни копать и обязательно отыщешь труп, а то и не один.

– Точно не один, – его четко очерченные губы тронула едва заметная улыбка.

В очередной раз я поймала себя на мысли, что меня необъяснимым образом влечет к этому мужчине, хотя иммунитет старался выработать антитела к нему как к вирусу. Его присутствие буквально электризовало воздух в машине и ослабляло меня. Боюсь, что эти искры могли стать смертельными для кого-то из нас. Он выглядел как гребаная статуя Давида из-под руки Микеланджело: четкие, резкие черты лица, линия скул и челюсти, темные глаза в которых плескался гнев – манили меня. Мне хотелось дотронуться до него, но я мысленно ударила себя по рукам, но пальцы все равно предательски подрагивали от желания коснуться его лица, чтобы запомнить каждую черточку.

Учитывая тот факт, что нас могут очень скоро пристрелить, желание было вполне оправданным.

– Ты ужасен, – фыркнула я, поежившись от непрошенных фантазий, сжимая руки в кулаки так сильно, что ногти впились в кожу, – у тебя, что гранит вместо сердца?

– Нет, титан вместо мозгов!

– Тогда, это многое объясняет, кроме того факта, что ты мудак.

Чезаре промолчал, видимо соглашаясь с последним пунктом.

Двигатель натужно кашлянул в первый раз где-то посередине пути к Чикаго, сумерки успели накрыть нас, предвещая скорую темноту. Я не предала этому внимания – эта развалюха и так звучала, будто рассыпется прямо на ходу. Но когда через полчаса машина резко дернулась, по спине скользнул холодок. Только не это! Рухлядь дернулась еще раз, словно споткнулась о кочку и что-то зашипело. Густой пар повалил из-под капота.

– Отлично! – рявкнула я, проклиная Чезаре в очередной раз. – Ты мог украсть любую машину, но угнал ту, которую припарковали на свалке!

Борджиа ничего не ответил, лишь молча вышел из салона, осматривая машину. На приборной панели стрелка температуры уползла в красную зону и исчезла из вида. Я достала телефон – связь в этой глуши тоже отсутствовала. Со злостью рванув дверь от себя, вышла следом. На улице страшный холод с ледяным ветром от которого зуб на зуб не попадал.

– Я надеюсь у тебя есть план, потому что мы без связи и этот хлам вот-вот взорвется!

Машина в подтверждение моих слов, издала новый, более громкий пшик.

– Ничего не взорвется. – Чезаре осматривал содержимое под капотом. – Она должна остынуть.

– Прекрасно! Пока она остынет, я застыну от холода!

– Дерьмо.

Он выругался тихо и что-то мне подсказывало, что это плохой знак, значит все действительно хреново. Машина перестала шипеть ненадолго погрузив нас в тишину, пока ветер не напомнил о себе, зазывая все громче.

Пока Борджиа пытался оживить машину, я покопалась в бардачке. Там лежали небольшой фонарик и карта. Фонарик светил, но слабо, заледеневшими пальцами я развернула дорожную карту. Ближайший городок находился в милях двадцати от нас. Пешком – часов пять, если не больше учитывая темноту. Я вспомнила о койотах – попытку отбиться от голодных животных не стоило вычеркивать из списка возможных трудностей.

– Нам нужно где-то укрыться, – сказал Чезаре вытирая руки прямо о куртку.

Вокруг – только дорога, редкие деревья и ветер. Вдали что-то мигало будто кто-то хотел передать сигнал азбуки Морзе.

– Давай уберем ее с дороги, – Чезаре обошел машину, – садись за руль, а я подтолкну.

Я послушно перелезла на водительское место, путаясь в пальто, вырулив колеса вправо, сняв машину с ручника, мы с легкостью откатились на обочину, убирая опасное препятствие для других водителей. Молча, даже не дожидаясь, когда я выберусь из салона, Борджиа потопал вперед, сунув руки в карман.

– Ненавижу, – буркнула я, кутаясь в пальто и хватая сумку.

Пришлось идти за ним. Надеюсь койоты сожрут его первым!

Мы шли около получаса прежде чем одинокий придорожный мотель возник в стороне от дороги. Его вывеска мигала бледно-желтым неоновым светом. Прямоугольное двухэтажное здание видало и лучшие времена, но сейчас доверия не внушало. На парковке было несколько одиноких заиндевелых машин.

Чезаре шел впереди меня, оглядываясь по сторонам.

– Это же классика, – пробормотала я, – заблудившиеся путники, криповатый мотель и психопат-убийца за стойкой, – на этих словах Борджиа обернулся в мою сторону, – хотя нет, вместо психопата-убийцы у нас сегодня ты!

– Ты слишком много говоришь.

– А ты слишком мало!

И вообще, ты должен знать, что в таких местах всегда кто-то умирает.

Он фыркнул, даже не удостоив меня ответом. Закатив глаза от раздражения, я последовала за ним не чувствуя тела от холода.

Контора мотеля оказалась такой же непрезентабельной, как и его внешний вид. За стойкой сидел мужчина в возрасте с лицом напоминающим изюм – сморщенный и неприветливый. Вокруг него было накурено до такой степени, что казалось будто он сидит в дымном аквариуме. Он смотрел на нас с таким отупелым выражением лица будто не понимал, кто мы и зачем потревожили его покой.

– Сэр, – кивнул Чезаре, бросая в кармашек за окном несколько купюр, – одну ночь.

Облачко дыма вырвалось к нам. Старик медленно перевел взгляд с итальянца на меня, потом обратно. Я стояла за спиной Борджиа мечтая о любой конуре, где можно согреться. Мои красные от холода пальцы уже не гнулись, кожа обветрилась.

– Я хочу чтобы там был горячий душ! – жалобно шепнула я.

– Только один номер свободен!

– Но на парковке всего пара машин, – возмутилась я.

– Либо горячий душ и кровать queen size, – отрубил старикашка просовывая нам ключ, – либо холодный душ и клопы.

– Какая роскошь!

Чезаре проигнорировал мой сарказм и взял ключ. Комната была на первом этаже в двух номерах от конторы со злобным стариком. Как я и ожидала внутри было паршиво: обои были потерты, у двери, где включали свет отсутствовал клок обоев, ковер со странным круглым пятном темного цвета, вернул меня к мысли о том, что тут точно кто-то умер. Лампа под потолком без абажура, мигала в предсмертной агонии. Одна большая кровать посередине в покрывале с рюшами занимала почти всю комнату.

– И правда королевский размер, – сказал Чезаре устало плюхаясь на нее, раскинув руки в стороны. Этим он напомнил мне ребенка, а не мстительного мудака, похитившего меня из дома. Я почти улыбнулась.

Технически похитившего, ведь я поехала сама.

– Ты спишь на полу. – Я обошла жалкий номер, пальто снимать не хотелось.

– Нет.

– Тогда я.

– Тоже нет.

– Ты серьезно?

Чезаре поднялся, снимая куртку. Он бросил ее на стул у стены.

– Мы оба взрослые люди. Кровать большая. Или ты собираешься распускать руки, Бесс?

– О да, конечно, – я закатила глаза и случайно прикусила кончик языка. – Спать с врагом в одной постели?

Лгунья. Еще днем я мечтала распустить руки, а пару ночами ранее довела себя до оргазма, представляя, как это делает со мной Борджиа. Кажется, только об одной этой мысли я покраснела и разгорячилась. Внизу живота вспыхнула искра.

Черт возьми, сейчас, что самое время возбудиться?

Чезаре медленно встал, повернулся ко мне. Его глаза и без того темные стали почти черными и в них мелькнуло что-то… опасное?

– Боишься?

– Нет. – Я вздернула подбородок, расправила плечи, пытаясь показать всем своим видом, что это не так. – Ты забыл, что я из клана ирландской мафии?

– И что? Утопишь меня в Гиннессе?

– Нет.

– Тогда в чем проблема?

Я сжала зубы, Чезаре сделал тоже самое. Мы оказались друг напротив друга, близко. Очень близко. Вена на его шее пульсировала, он прикусил губу, пока его голова склонялась ближе к моей. Между нами не было спасительных сантиметров, какие-то миллиметры. В панике я больно ущипнула себя за руку приходя в себя.

– В том, что ты – самовлюбленный манипулятивный ублюдок, который тащит меня в ад.

Чезаре усмехнулся, отстраняясь.

– Ошибаешься. Будь я таким, то ты бы уже стонала мое имя, пока я трахал тебя на этой кровати королевского размера. – Я не знала, что ему ответить, потому что в голове сразу возникла непристойная картинка. – Я не такой, Бесс. Теперь не такой.

Я замерла не моргая, фантазии в голове мне нравились, учитывая, то что объект вожделения стоял нестерпимо близко.

– И кстати, ты все еще здесь? Чего-то ждешь? – теперь он откровенно издевался.

Растерянная и ошеломленная его дерзостью, я попятилась в сторону ванны, избавляясь от картинок в мыслях. Мне нужен горячий душ, чтобы смыть грязные мысли, уже не было холодно. Борджиа горел как чертов адский огонь и распалял меня.

Ржавая душевая была хотя бы без тараканов. Трубы долго сопротивлялись, но все же выплюнули горячую воду. Тело покрылось мурашками под слабыми струями воды, пока я намыливала кожу мылом из своей сумки. Перегородка была тонкой и каждый шаг Борджиа слышался будто стен вовсе не было. Итальянец метался по номеру, пока я пыталась успокоиться, но чем ниже были мои руки к животу, тем сильнее мне хотелось прижаться к стене, ощутить холодный кафель сосками, раздвинуть ноги и нырнуть туда пальцами и я почти это сделала, но поток воды резко прекратился.

Жалобно проскулив, я выбралась из душа, стирая остатки мыла полотенцем.

Когда я вышла из душа Чезаре уже лег. Он был одет, я невольно обрадовалась, если бы он разделся, держать руки при себе стало бы сложно. Кровать смялась у его половины, на моей стороне образовался бугор. Стоило мне лечь, как я тут же скатилась к нему.

– Что за черт? – выругалась я, выбираясь из ямы. – Кровать сломана.

– Так иди и попроси новую. – Сонно пробормотал Чезаре, натягивая серое одеяло выше.

– Никуда я не пойду. Просто не касайся меня и все.

– Бесс, ты сама скатилась ко мне.

Схватив вторую подушку из комплекта, я кинула ее между нами делая импровизированную баррикаду.

– Теперь не скачусь!

Мы легли спать, разделенные моей подушкой и предрассудками. Эта кровать была действительно большой, но с ней было что-то не так. Расстояние между нами казалось бесконечно малым и одновременно непреодолимым. Мои глаза сверлили потолок, спина затекла от неудобного матраса и я слушала, как дышит Чезаре. Ровно. Спокойно. Как будто его вообще не парила эта ситуация.

– Ты спишь? – тихо спросила я.

– Пытаюсь.

– Ненавижу тебя.

Борджиа чуть развернулся ко мне, даже в темноте я почувствовала его взгляд на себе.

– Мы оба знаем, что это не так.

Я не ответила.

Потому что он был прав и это было хуже всего.

Солнечный луч прицельно бил в правый глаз. Я поморщилась от яркого света настырно пробивающегося сквозь приоткрытые шторы. Все тело затекло от того, что что-то теплое и тяжелое лежало у меня на талии. Я прижата к Борджиа, моя нога закинута на его бедро, наши носы практически соприкасались и я видела, как подрагивали ресницы Чезаре во сне. Нет! Этого не может быть – между нами должна быть подушка! Его мускулистые руки обнимали меня, он дышал глубоко, еще не проснувшись.

О Боже! Черт!

Осторожно попыталась отодвинуться, но его рука лишь сильнее притянула меня к себе. Он пробормотал что-то невнятное, и его горячее дыхание коснулось моей шеи.

По спине пробежали мурашки. Борджиа потянулся ко мне и я почувствовала его. И эта часть упиралась в то место, о котором хорошие девочки в слух не говорят. Мне показалось, что термостат в номере сломался, потому что стало слишком жарко!

– Чезаре, – прошептала я,– проснись!

Никакой реакции.

– Борджиа!

Он вздрогнул и наконец открыл глаза. Наши взгляды встретились. Я видела, как его сознание медленно возвращается, как он осознает, где его рука, как близки наши лица и другие части тела. Вместо того чтобы отпрянуть мы просто смотрели друг на друга пока воздух сгущался и дышать стало невыносимо.

– Я же сказала, не трогай меня!

Я оттолкнула его, скинула ногу с бедра Чезаре и вскочила с кровати как ошпаренная. Борджиа сел, опершись локтями о колени, сонно потирая рукой по лицу.

– Мне показалось или только что твоя нога была на мне?

– Это… это… – я задыхалась от злости потому что не могла придумать ответ. Проспи мы чуточку дольше не только моя нога, но и я целиком взобралась бы на этого мужчину верхом. – Ты прижался ко мне первым.

– Что? Это ты вертелась всю ночь и в какой-то момент просто… заползла на меня.

Я покраснела до корней волос.

– Ты врешь. – По-детски парировала я.

– Давай попросим записи с камер!

Борджиа пожал плечами.

– Каких еще, к черту, камер?!

– Расслабься, Бесс, – его губы дрогнули в почти улыбке. – Я пошутил.

Я схватила подушку чтобы прикрыться, но сама не заметила как та полетела в него. Ловкий как кот, он поймал ее одной рукой.

– Злишься, потому что тебе понравилось, да?

Я открыла рот, чтобы выдать ему гневную тираду, но в этот момент раздался стук в дверь.

– Ваша машина готова.

Я замерла.

– Что?

Чезаре встал с кровати, потягиваясь. Даже только проснувшись он был чертовски, непростительно горяч. Его волосы спутались еще больше, торча в разные стороны, легкая щетина покрыла кожу и это добавляло ему сексуальности. Проклятый ангел возмездия! Пришлось закусить губу чтобы не облизнуться.

– Ты возилась всю ночь и я не мог уснуть, пришлось выйти. Я договорился с нашим администратором, за пару сотен он отдал нам другую машину.

– В чем подвох?

– Ее хозяин умер пару месяцев назад в соседнем номере, машину никто не стребовал.

Я же говорила, что в таких местах обязательно бывают трупы! Мой убийственный взгляд в очередной раз прошелся по Борджиа, спотыкаясь на лице с ухмылкой.

– Однажды, я сотру эту ухмылку с твоего лица.

Он наконец-то улыбнулся по настоящему, так, что я словно пропустила удар под дых. Морщинки от уголков глаз сделали его лицо добрым и беззаботным.

– Буду ждать с нетерпением.

Мы вышли из номера через пол часа, приведя себя в порядок. Солнце уже поднялось высоко. Новая машина стояла на парковке, неприметная, но на вид сносная. Я села в машину, пока Чезаре прогревал двигатель. У меня не было желания говорить с ним и я молчала всю дорогу, но где-то внутри меня теплилась одна навязчивая мысль…

Черт возьми, он был так близко. И мне было хорошо.

Глава 15: Страх и ненависть в Чикаго

Я пялился на дорогу лишь бы не смотреть на нее. В голове какой-то шум, как в тех бесполезных сериалах, что крутят по телевизору днем, развлекая скучающих домохозяек. Но даже это лучше, чем осознание того, что меня влечет к Мердок.

Чертова Мердок.

Она спала, свернувшись калачиком под своим пальто, дыхание ровное, только изредка с губ срывался стон.

Гребаные стоны.

Проклятые губы.

Из-за них я едва не потерял контроль над машиной, дважды чуть не вылетев на встречку. Я врезал себе по лицу – боль обожгла щеку, но не помогла. Тогда я попытался представить, как убиваю тех ублюдков, которые дышат только потому, что я еще не добрался до них. Но тщетно. Взгляд снова и снова прилипал к Бесс.

Я знал, что дети не отвечают за грехи отцов. Особенно таких отцов, как Драгган, но переступить через себя не мог. Черт возьми, да я даже не понимал толком, что к ней чувствую, но знал – между нами что-то есть.

Когда я увидел ее в том отеле, после стольких лет тоски, то осознал: не отпущу. Но нас снова разлучили. Передо мной была уже не десятилетняя Лиззи, чей образ я хранил в памяти, пока время не стерло его.

Это была Бесс.

Имбирные волосы, пухлые губы, шрам на щеке – не изъян, а скорее доказательство того, что она сильнее чем кажется. Я помнил ее мягкое детское лицо, а теперь скулы заострились, щеки впали. Все это время я считал ее сломленным ангелом, но сейчас понял, что чертовски ошибался. Она демон, который искушает меня свернуть с выбранного пути, даже если сама об этом не догадывается.

Мысль ударила внезапно: она, наверное голодна. На ужине у Кэтрин она едва притронулась к еде. Темные круги залегли под глазами, веки дрожали. Я перестроился на пустынной дороге, хотя Чикаго уже маячил вдали огнями. Месть подождет – сперва заедем перекусить.

Придорожная закусочная «У Пэтти» выглядела уныло, как место для тех, кому вход в другие заведения был закрыт. Запах жаренного масла и кофе ударил в нос еще до того, как я заглушил двигатель. В животе заурчало. Бесс дремала и мне не хотелось ее будить. Но когда я коснулся ее плеча, внутри что-то дрогнуло. Я задержал руку дольше чем нужно.

Бесс вздрогнула, повернулась ко мне, затем в панике огляделась.

– Мы в Чикаго? – голос хриплый из-за сна. – Черт, зачем ты меня разбудил, мог бы сразу убить.

Она полезла в карман за телефоном, прикусив нижнюю губу в задумчивости, пока набирала сообщение. Наверное, этому невероятному Роберту Редфорду. Пальцы сами сжали руль так, что хрустнули костяшки. Жаль, не шея Редфорда.

– Я написала, что подхватила желудочный грипп и останусь дома, – Мердок следила за точками на экране. – Он ответил, что увидимся через пару дней. Не хочет подхватить заразу.

Лоб ее нахмурился, словно она не ожидала такого ответа. Для меня же все складывалось идеально: рыцарь в белой рубашке не помешает, и Бесс будет в моем распоряжении.

– Есть хочешь?

Она посмотрела на меня с таким презрением, что им можно было бы убить.

– Я не буду есть с тобой, Борджиа.

– Зато спать со мной не отказалась.

Бесс хотела что-то сказать, но ее желудок громко заурчал.

– Иди к черту!

Я проигнорировал выпад, выходя из машины. Нравится ей или нет – играть мы будем по моим правилам. Внутри было уютно, несмотря на липкий пол, к которым липла подошва. Столы, покрытые царапинами и пятнами от бесчисленных кружек кофе, выпитыми случайными посетителями пока не заняты. Над стойкой висел телевизор с блеклым от старости экраном, беззвучно крутивший ночные новости. На кухне гремели посудой. Скучающая немолодая официантка с потухшим взглядом семенила в нашу сторону еле переставляя ноги в серых тапочках. Бесс села напротив, но между нами зияла невидимая пропасть. Ее волосы выглядели тускло под желтым светом ламп, кулаки сжаты. И даже сейчас, когда ее губы поджаты от злости, а ногти впились в ладони, я не мог отвести взгляд от Мердок. Поэтому не сразу ответил неприветливой женщине, которая доковыляла до нас спустя вечность.

– Чего будете? – буркнула официантка, держа в руках блокнот и карандаш.

– Два кофе и что-нибудь съедобное, – я швырнул на стол двадцатку.

– Как ты можешь быть таким спокойным? – прошипела Бесс, когда та отошла. – Думаешь, мы просто поедим и уйдем?

– Нет, – я потянулся за сахаром. – Если повезет, убьем кого-нибудь еще до завтрака.

Официантка услышала нас и улыбнулась, приняв это за шутку.

– Что? – Бесс сильнее сжала кулаки.

– Расслабься, завтрак еще наступил. Сейчас ночь.

«Что-нибудь съедобное» принесли через десять минут нашего молчания. Целая гора панкейков, жаренный бекон и яйца. Мердок демонстративно отвернулась от еды, рассматривая город за окном. Я видел как дрожат ее ресницы, она сдерживала слезы. За стеклом смог привычный для Чикаго. Я положил пару блинчиков ей в тарелку, подтолкнул сироп.

– Ты не ела сутки.

Она не повернулась, проигнорировав меня.

– Я могу тебя заставить.

– О, да. – Бесс резко обернулась, глаза вспыхнули. – Опять пригрозишь убить Хелену или Дрейка? Ты мастер уговоров.

Я пожал плечами. Переговоры всегда были моей сильной стороной, сейчас лишь изменились методы убеждения.

– Мне не нравится то, что ты делаешь. – Бесс вонзила вилку в блинчик. – Твое место в тюрьме. Или психушке.

– Чикаго никогда не спит.– Я показал на полупустой кофейник. – Мэм, можно еще кофе? – и вернулся к Бесс, которая гневно терзала вилку до неприятного скрипа посуды. – Этот город чертов адский котел, где жители бояться закрыть глаза чтобы не проснуться в луже крови. Каждый булыжник здесь помнит старое дерьмо и кровь с тех пор, как Америка открыла свои объятия на острове Эллис. Не люди – монстры в человеческой шкуре с голодом в глазах и ножами за пазухой хлынули сюда. В Чикаго. И какой путь они выбрали? Преступный, Мердок. Помогал им порох и патроны, и кровь невиновных лилась реками. А ты говоришь, что мое место в тюрьме?

– Ты не закон, Борджиа. – Парировала она. – Закон и только он решает, наказывать преступников или нет.

Я откинулся на спинку диванчика, не сводя с нее взгляда.

– Я палач. Знаешь почему? В этом городе правит мафия. Не закон. Аль Капоне, Джанкана, Буглер, теперь Драгган. – При упоминании фамилии отца она вздрогнула. – Где был закон, когда Драгган убил твою мать?

Слезы покатились по щекам Бесс.

– Чикаго не убивает сразу – он дает надежду, позволяет думать, что ты на вершине мира, а потом – БАМ! – пуля в затылке и твоя голова в тарелке с пастой, а вместо соуса Болоньезе – мозги. Город сам решает, кто будет у власти, Бесс. Я просто помогаю ему скинуть с трона очередного ублюдка.

– Для чего? Что тебе это даст?

– Я бы хотел, чтобы это вернуло мне братьев. Но это невозможно.

Мимо закусочной проехала машина. Медленно.

– Скажи, у тебя есть чувства к этому Роберту Редфорду?

Мердок замерла при упоминании федерала. Щеки вспыхнули, а пальцы сжали вилку так, что костяшки побелели.

– Нет. То есть… это не любовь. Если мы будем вместе, кто-то из нас сделает другому больно.

– Люди, которые делают больно, это те – кого ты пускаешь в сердце. Они рвут его на части изнутри, топчут ногами, рвут когтями. И я бы все отдал, чтобы бы ощутить это. С братьями. Я бы вручил им кувалду чтобы они крушили его снова и снова.

Я замолчал, внутри что-то дрогнуло.

– Если ты чувствуешь боль – значит ты жив, а я уже ничего не чувствую и больше никогда не почувствую. Когда их убили – меня убили тоже.

– Ложь. Ты пока жив, но стараешься это исправить, так?

Ее голос прозвучал тише, но каждое слово вонзалось в ребра под сердцем как лезвие.

– Ты ошибаешься, Мердок. – Кофе в моей кружке уже остыл, оставляя на дне горький осадок. – Мы уже мертвы с того момента, как стали Борджиа и Драгганами. Просто еще дышим.

Она резко отодвинула тарелку.

– Хочешь, чтобы я поверила, в то, что ты мстишь за братьев? – Она наклонилась вперед, притягиваясь ко мне. – Ты мстишь за себя. За то, что остался один. За то, что не смог защитить их. Еще и спас дочь их убийцы, да?

Где-то на кухне упала тарелка. Официантка громко вздохнула. За окном снова проехала та же самая машина.

– А ты, Бесс? – я наклонился к ней, наши носы почти соприкоснулись. – Почему прячешься? Боишься, что станешь таким же монстром, как папочка?

– Я не он.

– Но его кровь в тебе.

– Кончай нести чушь, Борджиа. – Ее голос дрожал от злости. – Ты не знаешь, каково это – бояться собственной тени.

– Знаю, – мы сверлили друг друга взглядами. – Потому что вижу это в тебе.

Машина за окном притормозила. Я отпрянул от Мердок, доставая пистолет, снимая его с предохранителя, руку положил на бедро так, чтобы дуло смотрело на вход в закусочную.

– Иди на кухню вместе с официанткой. Найди то, за что можно спрятаться.

– Что случилось?

– «Тойота» проехала мимо четыре раза, теперь остановилась.

– Кто эти люди?

– Трупы. Если сунутся сюда.

Бесс молниеносно метнулась в кухню в тот момент, когда входная дверь с грохотом распахнулась. В помещение ввалились трое. Мои пальцы сами сжали рукоять пистолета, тело отозвалось на выброс адреналина мелкой дрожью. Эти ублюдки даже не пытались скрыть свои намерения – в их стеклянных глазах читалась жажда убийства, как у голодных бойцовских псов.

Их костюмы были карикатурным наброском к образу мафиози, будто эти придурки проспали последние двадцать лет: кожаные куртки с потертым эффектом, дорогие часы Rolex и стрелки на брюках. Самый высокий из них, с шрамом через бровь сделал первый шаг. Мой выстрел прозвучал раньше, чем он успел поднять свой ствол. Его тело рухнуло на кафель, как мешок с дерьмом. Медлить было нельзя, не спуская руки с пушки я кинулся вперед высаживая обойму на остальных двоих. Они палили без разбора, открыв шквальный огонь. Пули решетили воздух, стены, разнося тарелки и кружки вдрызг. Одна из них резанула мою руку, оставив кровавую полосу. Я застонал от боли, хотя пять минут назад клялся, что мертв внутри. Раньше боль была побочным эффектом, но теперь, зная, что за дверью в кухне прячется Бесс – я испугался. Она не должна пострадать.

Второй нападающий размахивал обрезом, пока его подручный ковырялся в заклинившем стволе своей пушки. Я пнул неудачливого стрелка в колено и схватился за обрез. Мы сцепились в мерзкой борьбе – его дыхание провоняло дешевым виски. Проклятые ирландцы. Резко дернув, я приложил его голову об стойку. Череп хрустнул, но ублюдок успел выстрелить. Лампа над нами взорвалась осколками красных искр, погрузив забегаловку в темноту.

В ней мои чувства обострились. Я уловил шорох справа и рванул за стойку усыпанную осколками. Пули просвистели над головой, одна пролетела в сантиметрах от уха. Под рукой не оказалось ничего, кроме боя кухонной утвари.

– Сюда, ублюдок! – я закатал рукава, чувствуя как кровь сочится по предплечью из царапины.

Он бросился на меня, приклад его обреза рассек воздух. Я блокировал удар локтем, почувствовал, как хрящ его носа хрустнул под моим ударом. Но гад оказался крепким и не хотел сдыхать – сахарница, перечница и даже солонка полетели вперед, будто он решил замариновать меня перед тем как прикончить.

Когда он выхватил нож, я увидел уцелевший кофейник. Кипяток обжег мне пальцы, но я все равно швырнул его в морду нападающего. Его вопль был оглушительным! В следующее мгновение этот самый нож вошел в его живот по рукоять. Теплая кровь хлынула мне на руки, когда он осел на колени, хватая ртом воздух. Третий, которого я считал мертвецом неожиданно воскрес. Еще и с мясницким тесаком в руке. Я даже не успел перевести дыхание. Моя правая рука бессильно повисла, кровь капала на пол.

– Ты труп, – прохрипел он.

Я только оскалился в ответ. Его бросок стремительный – тесак вонзился глубоко в стену, когда я едва увернулся. И тут… БАМ! Череп издал звук похожий на лопнувший арбуз. За ним стояла Бесс, крепко сжимая в руках окровавленную сковороду. Ее глаза огромны от ужаса.

– Хороший удар, Мердок, – я вытер лицо, оставляя еще один кровавый след на рукаве.

Тяжелая сковорода с грохотом упала на пол одновременно с телом. Бесс трясло – испуганная, с безумием в глазах она замерла на месте, пялясь на мудака у ее ног. Воздух был вязким от пороха, крови и вспоротых кишок. Вдалеке завывали сирены, нам нужно сматываться.

Я подобрал свой пистолет, схватил ее за руку – холодную, дрожащую и липкую от крови.

– Надо уходить.

Она не сопротивлялась, но когда наши взгляды встретились, я увидел в ней не просто ужас и шок, скорее снизошедшее откровение. Бесс поняла, кем я был на самом деле – не мстителем и не рыцарем. Я был убийцей.

И она тоже.

Я гнал машину молча, не сводя взгляда с Бесс. Она сжалась, будто пыталась исчезнуть. Ее пальцы сжимали подол платья, дыхание было частым – как у загнанного зверя. Я видел, как она украдкой стирала с рук кровь, хотя они уже были чисты. Зрачки Бесс расширялись и сужались будто она до сих пор там в закусочной, проживает все заново.

Мердок боялась меня.

Это было неизбежно, но почему-то именно сейчас, когда ее страх расцвел и стал осязаем, во мне закипела злость. Не к ней, к себе. Потому что я хотел, чтобы она боялась, так было проще, но за сутки проведенные вместе что-то изменилось. Все на хрен изменилось.

– Ты все сделала правильно, – бросил я, – иначе бы он добрался до тебя.

Она не ответила. Только стиснула зубы, чтобы они не стучали.

Капли дождя со снегом летели с неба, когда я въехал в район старого Чикаго. Машина глухо урчала, шины вязли по размокшей крупе на асфальте. Всю дорогу я смотрел в зеркало, выискивая слежку, но за мной тянулась только морось с неба. У меня нет сомнений, что в закусочной была не обычная случайность, дружки в забегаловке хотели передать привет от Драггана, ведь у этого сукина сына щупальца в каждой подворотне. Но он еще не знал главного. Вряд ли его шавки воскресли, чтобы шепнуть ему на ухо новость. Завтра у него произойдет семейное воссоединение. И я лично вручу ему приглашение.

До отеля мы добрались без происшествий, я решил, что сегодня мы переночуем в роскошном месте, вряд ли Бесс будет рада еще одному матрасу с бугром в паршивом мотеле. Место, которое встретило нас благородной тишиной поражало своим старомодным шиком: красный бархат, ковры и золотая лепнина. В прошлой жизни я бы непременно заказал шампанское и привел сюда женщину, но сейчас все что мне нужно было со мной – Бесс и аптечка в сумке.

Пока я оформлял нас в номер, Бесс тихо стояла за моей спиной. В приглушенном освещении гостиничного холла ее бледное лицо казалось фарфоровым, а шрам – трещиной на безупречном творении. Она буквально не дышала, нервно сцепив дрожащие руки у живота. Куртку, пропитанную кровью из той дешевой забегаловки, пришлось выбросить в переулке недалеко от сюда. Там же мы оставили машину. На моем лице ныла ссадина, и если сонный администратор не поторопится с документами, темная кровь с рассеченного пулей плеча закапает на начищенный мраморный пол.

Я чувствовал, как теплая струйка медленно ползет вниз по коже, оставляя липкий след и, когда до неизбежного оставалось мгновение, Бесс, заметив это, резко схватила меня за руку, выступая чуть вперед. Кровь впиталась в манжету ее темного рукава. Она ничего не сказала, только сильнее сжала мою ладонь. Нам наконец отдали ключ-карту, и лишь в тесном старом лифте она отпустила руку, позволив себе расслабиться прислонившись к прохладной зеркальной стене.

В номер мы вошли молча, застыв у самого входа, пораженные антикварной мебелью и общей кроватью с балдахином. Хотя вряд ли кто-то из нас был «за» провести эту ночь порознь, особенно после случившего – мы невольно прикрывали спины друг друга. Внутри разлилось приятное чувство удовлетворения: Бесс встала на мою сторону и не побоялась замарать руки в крови.

Вернее, сковородку.

Я кинул сумку на кровать, Мердок сделала то же самое. Рана на плече не была опасной, но я уже доставал аптечку, чтобы обработать ее.

– Если тебе нужно…

– Не нужно, – перебила меня Бесс, – я в порядке.

Она окинула меня пристальным взглядом, оценивая мое состояние. К черту джентльменство! Промокшая рубашка прилипла к плечам, и я неспешно расстегивал пуговицы одну за другой. В номере так тихо, что слышно только шорох одежды и наше дыхание. Рубашка полетела на пол, я остался голым по пояс. Дыхание Мердок участилось, она машинально заправила рыжую прядь волос за ухо, прикусывая нижнюю губу. Бледную кожу подпалил румянец.

В массивном напольном зеркале я выглядел охренительно хорошо, даже перемазанный кровью. Глаза Мердок жадно исследовали мое тело, скользя по старым шрамам и новым синякам. Ее зрачки расширились, когда она рассмотрела свежую рану на моем плече.

Аптечка захрустела в моих пальцах от напряжения и это отрезвило нас обоих.

– Я могу помочь, – сказала она, решительно подойдя вплотную ко мне.

Ее пальцы коснулись моих, когда Бесс забрала аптечку. Она не сразу открыла контейнер, потому что руки дрожали. Мать твою, она стояла так близко, что я едва контролировал себя. Чувствуя, как мой член дернулся в штанах, я вздохнул, и эта чертова ошибка едва не стоила мне самообладания: теплый аромат Бесс заполз в ноздри, посылая импульсы в мозг. Она была моим личным феромоном, от которого сносило крышу.

Она достала антисептик, бинт, швырнула аптечку в сторону. Ее пальцы наконец-то перестали дрожать. Бесс потянулась к царапине, но замерла.

– Не бойся, – хрипло прошептал я, перехватывая ее тонкое запястье, отчего все посыпалось из рук, – мне не больно, забыла?

Мердок судорожно вздохнула, когда я притянул ее ближе. Ее прохладные пальцы коснулись моей горячей воспаленной кожи у раны, оставляя под собой россыпь мурашек. В полумраке комнаты ее глаза казались почти черными от расширенных зрачков.

Мы действовали друг на друга не правильно. Внезапно Бесс отпрянула, словно освободившись от чар.

– Нет, это плохая идея, – она оттолкнула меня, отводя взгляд, – сам справишься. Мне… нужно принять душ, – сказала Мердок с таким видом, будто раздумывала как сбежать в Канаду.

Не дожидаясь ответа, она скрылась за дверью ванной комнаты, почти сразу я услышал шум воды. Взглянув на свои брюки, топорщившиеся в области ширинки, я понял, что мне нужен ледяной душ на всю ночь. Оставшись один, я тяжело опустился на кровать. Возбуждение постепенно отступало, и рана начала ныть с новой силой, я принялся обрабатывать царапину.

Мысли непрошенно возвращались к тому, как она смотрела на меня – желание плескалось в ее глазах, пока пальцы дрожали, едва касаясь моей кожи. Черт возьми, эта женщина сводила меня с ума.

Стиснув зубы до скрежета, я сосредоточился на бинте, но с каждым мотком вокруг раны лишь крепче приматывал к себе горькую правду о том, что Мердок – карта, которая спутала всю мою игру.

Во мне плескалась ненависть к Драггану, но кажется, я расплескал половину, когда споткнулся о Мердок.

Мне нужен новый план.

Глава 16: Урок физики

Навязчивое желание очиститься от того, чего уже на мне не было, полностью завладело разумом. Я сидела в ванне на львиных лапах, пока она наполнялась до краев, наблюдая как вода, окрашивается в слабый красный цвет: кровь Чезаре смывалась с руки, а засохшая кровь незнакомца из закусочной въелась под ногти. В отчаянии я хотела вгрызться зубами в край ногтя, желая избавиться от жуткого напоминания, но поняла, что это хреновая идея. Запах из закусочной все еще стоял в носу: порох, подгоревшее масло и смесь дешевого одеколона с кровью. Сердце упало в груди.

Непрошенная и пугающая мысль осенила меня – куда бы я ни пошла, смерть неотступно шагала за мной. И дело не в Чикаго или обстоятельствах – дело во мне самой. Я не дрогнула, когда убила Мака, я хладнокровно приняла решение и лишила жизни человека в закусочной, и теперь… я помогаю Борджиа убить собственного отца?

Что я за чудовище?

Сдавленный крик вырвался из горла, отражаясь от стен. Пальцы вцепились в холодные края ванны. Вода манила своей обманчивой теплотой. Такое простое решение – соскользнуть вниз, позволить сомкнуться ей над головой, заполнить легкие, нос и наконец-то заткнуть разум, чтобы уйти на глубину, откуда уже не будет пути назад.

Я почувствовала, как легкие сжимаются в тисках, хотя моя голова все еще была над водой. Тошнота подступила к горлу, все казалось каким-то нереальным, будто я стояла в стороне. Голова закружилась и сердце дернулось. Тело всколыхнуло воду, отчего она брызнула за бортики, руки сами потянулись к горлу вытащить ком, который мешал дышать.

Дверь распахнулась с грохотом.

Чезаре влетел в ванную, в два шага пересек расстояние до меня и рухнул на колени, перекручивая вентиль крана. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел меня, дрожащую на грани нервного срыва.

– Что за черт?! – прорычал он.

Руки Борджиа нырнули в воду обхватывая меня за талию. Один мощный рывок и я уже не в ванной. Он вцепился в бедра так, что наверняка останутся синяки. Я оказалась у него на коленях, сжимаясь от внезапного холода и постыдной наготы. Пальцы цеплялись за его обнаженную грудь до розовых следов на коже. Чезаре пах антисептиком и стерильными бинтами.

– Бесс, дыши, – он обхватил мои плечи, поднимая меня выше. Его горячая рука властно скользнула мне на затылок, грубо удерживая голову так, чтобы я смотрела ему в глаза. – Дыши, мать твою!

Я пыталась сбросить эту хватку. Чертов психопат ведет себя так, словно вовсе не он прикончил двоих за поздним ужином. Губы затряслись от бешеной злости – на него и на свою беспомощность. Я ненавидела себя за слабость: сейчас я была жалкой «девой в беде» и это злило. Все эти годы я умела постоять за себя и вдруг все изменилось. Чертовы слезы потекли из глаз. Чезаре медленно обернул полотенце вокруг моего тела, оно валялось на рядом. Он осел на пол, прижимая меня к груди, где бешено стучало сердце в такт моему собственному.

– Тише, Бесс. – Прошептал Чезаре мне в висок. – Это был хреновый день.

– Я… я убила человека! – голос сорвался на слове «убила» переходя в надломленный шепот.

– Это инстинкт. Всплеск адреналина и желание выжить, – рука Чезаре гладила мое плечо, вызывая мурашки. – Если бы ты его не убила, я был бы мертв и ты тоже.

Странная реакция на его близость злила. Я повернула голову, пытаясь заглянуть ему в глаза, но наткнулась носом на его щеку. Щетина уколола кожу. Сильные руки, запах Борджиа обволакивали и убаюкивали, и не смотря на то, что моя истерика вышла из-под контроля, это казалось не правильным.

– Тебе надо успокоиться, Лиззи. Завтра важный день, – хрипло прошептал Чезаре.

Я немного отстранилась услышав имя из прошлого, пытаясь снова найти его глаза. Он был отрешенным, задумчивым. Едва касаясь меня он стер слезы с моего лица. Его нос почти соприкоснулся с моим.

– Лиззи? – процедила я. Чезаре молчал. – Лиззи мертва, сукин ты сын!

Его губы, в дюйме от моих, слегка приоткрылись, словно он хотел возразить мне, но не решался. Стоило почувствовать его обжигающее дыхание как меня переклинило. Не думая, я обхватила небритое лицо и слегка прижалась к его губам. Борджиа замер. Раздался то ли стон, то ли рык, и Чезаре, запустив руки мне в волосы, сильно стянул их в кулак и прижался своими губами в ответ.

Это не тот волшебный первый поцелуй, о котом мечтает каждая. Рты сминали друг друга в каком-то странном порыве: ярость, жажда и первобытный инстинкт двигали нами одновременно. Чезаре умело раздвинул губы языком, и в тот, момент, когда он соприкоснулся с моим, тягучее желание большего сковало мою грудь и живот.

Я отвечала на его поцелуй так, словно от этого зависела моя жизнь. Я зацепилась за это чувство: пока губы Борджиа пожирали меня, мозг наконец-то успокоился – никаких трупов, никаких перестрелок и погонь, только ощущение собственной жизни пульсирующей во всем теле.

– Лиззи, я не гребаный джентльмен, – прошептал Чезаре на выходе, до боли сжимая мои волосы в кулаке.

Адреналин подскочил в крови, я разомкнула поцелуй, переводя дыхание. Снова Лиззи. Упоминание имени из прошлого охладило меня. Собрав остатки сил, я сползла с него, вырываясь из хватки. Каким-то образом Борджиа смог убаюкать хаос внутри, но не ненависть кипящую во мне.

Я вскочила на ноги, отпрыгивая назад, хватаясь рукой за стену – в ушах стоял такой оглушительный шум, что мне было трудно удержать равновесие. На столике рядом поблескивали стеклянные флаконы с шампунями. На адреналине, я смахнула все на пол. Стекло разлетелось осколками перед нами, в нос ударил приторный запах ванили. Чезаре резко шагнул вперед, под его ногами хрустели стекла. Я отпрянула, спина уткнулась в стену. Все звуки стихли. Мое сердце стучало бешено, чувства обострились, словно я – оголенный нерв. Лампа под потолком издавала треск, который я ранее не слышала, казалось она взорвется в любую секунду, как и наш нейтралитет с Борджиа, ведь он уже дал трещину.

Он уперся вытянутыми руками в стену, опуская голову вниз. Его челюсть скрипела от напряжения, брови хмуро изогнулись. Я не могла отвести взгляд от его фигуры – широкие плечи, крепкая шея и туго набитый торс с проработанными мышцами. Нет, он не походил на вычурных моделей с нарисованными кубиками пресса и идеальными линиями в паху. Каждая его мышца была на своем месте, вылепленная тренировками. Борджиа напоминал сгусток чистой силы, который мог снести эту стену одним плечом.

Черт, я вляпалась.

– Тебе лучше держаться от меня подальше. – Предупредил он, – хватит.

– Хватит чего?

Я не сразу поняла, что он заговорил.

– Объясни! Твое поведение как сраная лотерея в русской рулетке и каждый раз мне приходится ждать выстрела, – не думая я добавила, – иногда буквально! Ты хочешь убить всех в этом городе по ту сторону где нет закона, то смотришь на меня… – я не продолжила.

Борьба Борджиа была не только с врагами, но и с собственными демонами – чувства бушевали внутри и это было невозможно не заметить.

Чезаре слушал внимательно изредка покачивая головой.

– Ты приволок меня сюда, угрожая набить свинцом всех кто мне дорог, теперь называешь меня Лиззи будто знаешь всю жизнь и…

– Замолчи, Мердок. Проще пустить себе пулю в лоб и закончить все это дерьмо, чем слушать твои истерики.

– Так сделай это! – на эмоциях выпалила я, – ты все равно уже мертвец, ведь это твои слова. Не тащи меня за собой в могилу.

Его рука врезалась в стену рядом с моей головой. Борджиа одернул кулак, наклонился вниз, подбирая с пола осколок от стеклянной бутылки. Стекло лежало в ладони, острый край смотрел вверх.

– Сделай это сама, – он протянул осколок мне, но я не взяла. – Я слишком сильно держусь за ненависть, чтобы помнить как жить без нее. Режь и ты свободна.

Я задыхалась в сотый раз за этот вечер. Гнев заклокотал внутри, что-то невыносимо тяжелое сжало сердце. Это «что-то» зародилось много лет назад, но я боялась признаться в этих чувствах.

– Вот здесь, – Чезаре напряг руку отчего вены на запястье выступили голубой паутиной под кожей. – Будь милосердной, Strega.

Его глаза скользнули по моему лицу, кровь от которого сошла после безумной просьбы Борджиа. Дальше вниз, зацепили тонкую шею и еще ниже. Дыхание Чезаре участилось, язык прошелся по распухшим от поцелуя губам. Взгляд вернулся к моему растерянному лицу в ожидании ответа.

– Я не буду спасать себя так и я не хочу быть твоим спасением, Чезаре.

Оттолкнула его ладонью в грудь изо всех сил, но он не пошатнулся. Потом еще раз, но бесполезно. Проклятый Борджиа не сдвинется со своего пути, а я не смогу лишить его жизни.

– Лгунья. – Он откинул стекляшку в сторону. – Ты просто боишься признаться в том, что хочешь пройти этот путь со мной и отомстить отцу.

Его рука оказалась у меня на шее. Сильное тело припечатало меня к стене, колено резко раздвинуло мои ноги. Ладонь сильно сдавила горло. Горячее дыхание опалило щеку, Чезаре навис надо мной, кажется он терял контроль над собой.

– У нас общие желания, Лиззи.

– Остановись пока…

– Пока я что? – три коротких слова прилетели мне в губы, рука переместилась с шеи, дернула полотенце. Оно упало на пол.

– Не сделал глупость. – Шепнула я.

– Такую?

Губы опасливо коснулись моего подбородка. Я увернулась, не позволяя продолжить поцелуй. Чезаре это не остановило, его рука развернула мое лицо обратно. Смотря друг на друга, мы сблизились на расстояние вдоха. Он выдохнул мне в губы, отстраняясь на секунду. Стена за спиной стала резко горячей или это я вспыхнула в ожидании продолжения.

Вдруг это очередной сон, галлюцинация перегруженного сознания? Мозг переполненный адреналином и болью, искал хоть какой-то выход, чтобы отвлечься от пережитых кошмаров. Тело включилось в игру, действуя на уровне животных инстинктов. Я реагировала на близость, силу Борджиа и тепло.

Его дыхание – такое же прерывистое, как мое. Запах бинтов напоминал о ранах, крови и о том, что мы были на волоске от смерти. Естественный мужской аромат его сильного тела казался родным и нравился мне больше, чем роскошный цитрусовый флер из прошлого. Я потянулась к нему вопреки логики. Хотя сейчас я стояла голой перед ним, казалось, что именно Чезаре сбросил все: он был настоящим и уязвимым рядом со мной.

– Чего ты хочешь? – голос Борджиа звучал хрипло, в нем больше не было присущей ему резкости.

– Чтобы ты проваливал.

Ложь. Мы оба знали это.

После всего, что произошло, после той резни, мне отчаянно хотелось доказать себе, что я еще жива и способна на другие чувства, кроме страха и отвращения. Борджиа изучал мое лицо и я видела в его глазах то же самое – необходимость прожить другие эмоции отличные от ненависти. Я сглотнула.

– Снова врешь.

Он запрокинул мою голову назад. Губы оставили влажный поцелуй на коже рядом с ключицей, а потом он прикусил меня зубами и язык скользнул по яремной ямке. Чезаре что-то шепнул на итальянском, выругался:

– Блядь.

Бедра прижались ко мне и я качнулась так, чтобы потереться об его нарастающую эрекцию. Соски от этого налились огнем. Каждое касание кожи посылало волну дрожи между ног. Я отчаянно хотела кончить. Стон вырвался из горла, когда его пальцы коснулись внутренней стороны моего бедра. Движение было без ласки, словно он проверял мою реакцию. Борджиа шумно выдохнул потому что я была готова и чуть раздвинула ноги, приглашая к действию.

– Чего ты хочешь, Бесс?

Рука с шеи скользнула к груди.

– Ничего.

Но противореча себе, я призывно облизала губы, разворачивая лицо к Борджиа так, что наши рты оказались рядом.

– Ты краснеешь, когда врешь. – Он дотронулся до моих волос. – Даже волосы стали ярче.

Ладонь скользнула на затылок, притягивая меня ближе. Когда губы Чезаре набросились на мои, весь воздух выбило из легких. Одновременно с поцелуем его указательный палец вошел внутрь меня – медленно, давая почувствовать каждую искру удовольствия. Мой удивленный стон утонул в жадном поцелуе. Я позволила себе замедлиться и насладиться моментом: на его губах еле уловимый аромат кофе и чуть сухая кожа. Теплые и мягкие, они хаотично скользили по подбородку, скулам, будто Чезаре хотел попробовать на вкус каждый дюйм моей кожи. Он не торопился, давая мне время привыкнуть к ощущениям и только потом начал умело двигаться внутри меня, усиливая давление и трение пальца. На короткий миг он оторвался от поцелуя, наблюдая, как я реагирую на его действия. Я выгнулась дугой, хватаясь за его шею, крепче прижимаясь к руке, добавляя трения клитором. Взгляд Борджиа затуманился, он шумно выдохнул отчего все мое тело пробила волна дрожи.

Грудь Чезаре крепкая и сильная напряглась, когда я вжалась в него, мои соски приятно заныли и мне хотелось, что бы Борджиа прошелся по ним языком, а потом прикусил зубами. Мы взмокли от пара горячей воды и собственного возбуждения. Мир вокруг сжался до атома – он был во мне, мои руки хватали его за волосы, его теплое дыхание опаляло мою кожу. Мне было дьявольски хорошо.

Боже. Мой.

Остатки того, что я называла контролем разлетелись под напором, когда он снова обрушился на меня с поцелуями. Руки отыскали пряжку ремня на его брюках, чтобы получить всего Борджиа. Я сжала его твердый член сквозь ткань и чуть слышный рык скатился в мое горло. Чезаре сбросил мои руки, быстро пресекая мою попытку.

– Хочу большего.

– Бесс, нет!

Рассвирепев, Борджиа грубо развернул меня к стене, придавливая своим крепким телом. Грудь сплющилась о холодный мрамор, соски затвердели еше сильнее. Эта гребаная пытка была прекрасной. Губы итальянца прошлись по полечу и выше, дыхание щекотало ухо отчего я вся покрылась мурашками. Я снова обхватила руками его шею не давая отстраниться от себя. В его объятиях я чувствовала себя ценной и желанной, и мне не хотелось упускать это пьянящее ощущение.

– Еще, – шепнула я, запрокидывая голову назад в поисках его губ.

Моя задница требовательно терлась о его член в штанах. Ответом стал резкий толчок бедрами в меня и прикусывание кожи на шее – достаточно болезненное, чтобы я вскрикнула и закусила нижнюю губу, извиваясь от желания. Он обхватил меня руками спереди, горячие ладони исследовали мой живот: в какой-то момент одна рука опустилась вниз – средний палец скользил по клитору и между половых губ, дразня меня.

Я слышала наше дыхание, оно было судорожным, на пределе терпения. Хлюпающий звук трения пальцев Борджиа был пошлым и одновременно возбуждающим. Умоляющий стон вылетел из моего горла и два пальца оказались внутри меня, доводя до безумства. Другая ладонь сжала одну грудь, потом вторую, левый сосок оказался сдавленным в жестких тисках пальцев Чезаре – он умело играл моим телом, подводя меня к предвкушаемой разрядке.

Я толкалась на его пальцах окончательно потеряв стыд и самообладание, сбиваясь с ритма, из-за блуждающего ощущения острого удовольствия. Чезаре менял темп движения. Его пальцы двигались быстрее, потом медленнее и каждый толчок приближал меня к краю.

– Кончай, – прошептал он в ухо и от этих слов низ живота сжал сильный спазм. – Тебе это нужно.

Капли пота с его лица упали мне на плечо, наше дыхание стало неровным в унисон. Ноги ватные от наслаждения уже не держали мое тело, Чезаре чувствуя это прижимал меня еще сильнее к холодному мрамору. Ощущая давление снаружи и внутри себя, я застыла. Пальцы нашли мою чувственную точку и замерли, влагалище сжалось вокруг них с острым чувством удовольствия на грани боли. Оргазм накрыл с такой силой, что все вокруг померкло. Я дернулась и еще раз, будто от удара током, промычав что-то неразборчивое. Сладостная нега разлилась по венам и дрожь пробежала по всему телу в последний раз.

Я буду гореть в Аду.

Без лишних слов и действий, он дал мне желаемое. И прежде чем я успела прийти в себя, Чезаре молча вышел из меня, а потом из ванной комнаты, оставив следы пальцев на бедрах и вкус поцелуев на моих губах.

Глава 17: Мотылек в пасти крокодила

Зеркало в ванной отражало мое лицо в смятении от случившегося. Губы распухшие от поцелуев еще покалывало, глаза опьяненные темным желанием исследовали тело, выискивая метки Чезаре, ведь это было по-настоящему? Я провела указательным пальцем по шее, где еще виднелись красноватые следы от его зубов и на ключице тоже. Этот чертов итальянец снова умудрился перевернуть мой мир с ног на голову.

Плитка под ногами холодная, конденсат на стенах и битое стекло на полу – все напоминало о том, как мы сорвались, как Чезаре прижимал меня к стене, пока моя броня не дала трещину. Я закрыла глаза, но распаляющая чувства картинка не исчезла – руки на бедрах, требовательные поцелуи, шепот на итальянском…

Пока Чезаре не сбежал.

Глупо надеяться, что он исчез насовсем. Борджиа возвращался даже с того света. Я в задумчивости закусила губу до боли, сердце колотилось лишь от одной мысли о нем и грозилось выпрыгнуть из груди. Следы пальцев Борджиа на бедрах ныли, словно от них остались не синяки, а проклятое клеймо.

Мне не стоило отрицать очевидное – вкусив однажды запретный плод, непременно захочешь еще кусочек, и будешь хотеть пока не отравишься.

Душ потребовался снова, чтобы смыть с себя запах Чезаре.

Когда я наконец закончила и надумала вернуться в спальню, меня встретила тишина. Все осталось нетронутым: аптечка валялась на кровати, моя сумка рядом, а на полу там, где Чезаре ее бросил, – его черная рубашка, запачканная кровью. Я подняла ее, и запах ударил в нос: терпкий, мужской и настоящий. От аромата где-то внутри живота встрепенулись долбаные бабочки. Меня неудержимо влекло к убийце. Вот бы знать наверняка, есть ли в его списке целей мое имя!

Я упала на кровать, но тут же ощутила, как она неуютно огромна для одного человека. Сон не спешил приходить – пришлось долго ворочаться, чтобы отогнать назойливые мысли о Борджиа.

Резкий грохот выдернул меня из сна – казалось, что все черти ада гнались за тем, кто так отчаянно колотил в дверь номера. Я кубарем скатилась с высокой кровати, на мгновенье забыв, что нахожусь не дома, а в чертовом отеле. Мельком взглянув на часы, я опешила – мой сон затянулся на двенадцать часов. Поправив сбившийся халат, метнулась к двери и, затаив дыхание, заглянула в глазок. В пустом коридоре лежали только коробка и конверт. Прежде чем прикоснуться к посылке, я развернула записку.

«Будь готова через два часа»

Я сжала бумагу до хруста. У меня было сто двадцать минут, чтобы сбежать или… Черт. Я действительно обдумывала возможность остаться? В коробке лежали туфли и, кажется платье, накрытое папиросной бумагой. Я развернула сверток с нервным смешком, будто разминировала бомбу. Черное шелковое платье с вырезом, при виде которого любой священник схватился бы за крест.

– Что ты задумал, Борджиа? – спросила я, перебирая пальцами приятную ткань.

Туфли – изящные лодочки на шпильке с красной подошвой – выглядели как инструмент пыток испанской инквизиции. Через минуту я стояла у зеркала, прижимая платье к груди.

– Просто померю, – успокоила себя я.

«Просто померю» превратилось в полноценный сбор: горячий душ, бритье ног, макияж и прическу. Борджиа невольно воскресил во мне настоящую женщину, которая затерялась в глуши провинциального городка и жаждала вырваться на свободу. Платье в пол изящно охватывало изгибы моего тела. Вырез от бедра, как у настоящей девушки Бонда, добавил уверенности в том, что Чезаре еще пожалеет о своем побеге. Волосы я собрала в низкий пучок, легкий макияж завершил образ. Жемчужные серьги как всегда были при мне.

Я предусмотрительно забрала свою сумку с вещами, закрывая дверь в номер. Город уже накрыли сумерки.В коридоре меня никто не ждал, вызвала лифт. Когда лифт открылся внизу, я увидела его – Чезаре стоял в холле в костюме: спина напряжена, руки в карманах, он смотрел в сторону выхода из отеля. Я замерла. Чезаре был красив своей необычной красотой, но сейчас… черный костюм подчеркивал его крепкую фигуру, белоснежная рубашка оттеняла смуглую кожу, делая черты лица еще более резкими и выразительными. Смокинг сидел идеально. Стоило мне сделать шаг – он обернулся.

Его взгляд медленно прошелся по мне, не упуская деталей: от каблуков к разрезу платья, открывающего ноги, до прически собранной так, что он мог бы впиться губами в мою обнаженную шею. В глазах вспыхнул огонь, будто Чезаре увидел меня впервые. Но Борджиа почти сразу же вернул контроль, лицо стало каменным, как античная маска или профиль с римских монет – безупречно бесстрастным.

– Ты опоздала на десять минут, – произнес он, глядя на часы.

– А ты свалил сразу после секса. – Я бросила сумку к его ногам и сжала кулаки, чтобы справиться с подступающим гневом.

Он наклонился и поднял сумку, задумчиво проведя пальцами по ручке.

– Технически это был не секс.

– Технически твои пальцы были внутри меня.

Я намеренно выдержала паузу, наблюдая, как он стиснул зубы и мышцы на его челюсти напряглись. Чезаре поджал губы и промолчал, перехватывая сумку удобнее.

– Хорошо выглядишь, Лиззи, – сказал он, оглядывая меня.

– Я Бесс.

– Как скажешь, Бесс.

Мы вышли из отеля. У входа стоял черный лимузин.

– Серьезно? – я закатила глаза.

Борджиа передал сумку водителю, который открыл перед нами дверь.

– В конце вечера все это превратится в тыкву?

– Ошибаешься. Деньги Борджиа настоящие в отличии от крестной феи.

Я шагнула к машине, но Чезаре взял меня за локоть, помогая сесть. Я вздрогнула от его прикосновения. Когда его рука скользнула по моей спине, вызвав легкое покалывание вдоль позвоночника, я резко выдохнула, и он тут же убрал ладонь.

– Можешь не стараться, Чезаре, мы оба знаем, что ты не джентльмен.

– Кажется, вчера тебя это устроило, – ответил он, садясь напротив.

Я нервно поерзала на сиденье, наблюдая как Чезаре, небрежно развалившись напротив, наливает себе содовую. В салоне машины работал климат-контроль, но жар все равно прилил к щекам. Я невольно отметила, как идеально сидит на нем костюм, выгодно подчеркивая крепкую фигуру. Сменив обычную одежду на смокинг, Чезаре вернулся к раскованному образу светского героя: волосы уложены, лицо гладко выбрито, но жгучая римская кровь все же выдавала в нем итальянца – пробивающаяся щетина на щеках и подбородке добавляла его образу естественную сексуальность.

Поймав его изучающий взгляд, я машинально закусила губу. Морщинки у глаз Борджиа сводили с ума. Мне хотелось увидеть улыбку: чтобы нос с небольшой горбинкой на переносице, который я когда-то сломала, вздернулся кверху, а четко очерченные губы сжатые в тугую линию растянулись – и тогда хмурое лицо преобразилось бы, стирая привычную жесткость Чезаре. Он был без бабочки и галстука: верхние пуговицы рубашки расстегнуты, открывая жилистую шею и кадык, который двигался при каждом глотке.

– Ты спас мне жизнь. – Я попыталась звучать уверенно. – Мы спали вместе в мотеле. И ты целовал меня вчера.

– О, так теперь это называется «спали вместе»? – он саркастически усмехнулся, отставляя стакан. – Там была подушка. И кстати, это ты первая полезла целоваться.

– Почему ты ушел? – я подалась вперед, вцепившись в сиденье.

– Бесс, – Чезаре устало вздохнул, – давай без иллюзий. Ничего не изменилось. Я по-прежнему сам по себе.

– Но вчера… – я с трудом подбирала слова, глаза защипало от подступивших слез, – но ты хотел меня…

– Это ты хотела меня, – его тон стал жестче, – вчера ты хотела утешения. Ты его получила. Все просто.

– Для тебя это ничего не значило? – мой голос превратился в шепот и был едва слышен.

– Абсолютно ничего, Мердок, – отрезал он, демонстративно отворачиваясь к окну.

Я откинулась на кожаное сиденье, чувствуя холод за спиной и на сердце, пытаясь переварить его слова. Взгляд отчаянно цеплялся за все, лишь бы не смотреть на него, только не сейчас, когда в глазах скопились слезы.

За окном проносились знакомые улицы – город дышал весной, несмотря на промозглую погоду. Прохожие кутались в куртки и шарфы, спеша по своим делам. Обычно хмурый Чикаго преображался: начал потихоньку зеленеть, но не от первой травы, а от флагов, гирлянд и витринных украшений кричащих об одном – скоро День Святого Патрика. Я могла поклясться – стоит выйти из машины и ноздри наполнит аромат ирландского рагу, тушеной капусты и боксти. Город готовился к празднику.

Мы остановились у моста на Мичиган-авеню. Внизу, у реки рабочие в защитных жилетах окрашивали воду в ядовито-изумрудный цвет – спорная традиция, вызывающая восторг у всех, кроме экологов. Толпа на мосту ликовала. Я поймала отрешенный взгляд Чезаре, устремленный куда-то поверх зеленой глади.

– Красный подошел бы лучше. Этот город видел достаточно крови, – процедил Чезаре, не отрывая взгляда от воды.

Чезаре помог выбраться из машины без церемоний, молча потянув меня в сторону отеля. Порыв ледяного ветра пробрал до костей, и сейчас я жалела, что на мне шелковое платье, а не штаны с утеплителем. Высотки стремились в самое небо, пока люди как косяки рыб рассекали улицы, удивленно задирая головы вверх. Чикаго казался очаровательным тем, кто не знал его уродливую сторону похожую на мясорубку.

Мы вошли в лобби отеля «Чикаго Харбор» – громадины из стекла и железа. Внутри нас встретила сдержанная тишина. Отель напоминал штаб спецслужб: постояльцы выглядели как сотрудники секретных служб, нашпигованные оружием.

– Что это за место?

Чезаре неспешно поправил манжету, прежде чем ответить.

– Нейтральная территория. Здесь можно поужинать без риска словить пулю от врага.

Нас досмотрели охранники, похожие на каменные статуи в костюмах за неприличные деньги.

– Мне сразу полегчало, – я нервно усмехнулась, чувствуя, как под ложечкой завязывается тугой узел. – Теперь меня убьют после ужина, а не во время.

Борджиа отвлекся от костюма, уголки его губ приподнялись в улыбке.

– Мне нравится твой оптимизм, – его рука обвила мою талию, подталкивая в сторону лифтов. – Пригодится, когда все полетит к чертям.

– А оно полетит?

– Непременно.

Тепло от руки Борджиа странно успокаивало, пока лифт плавно поднимал нас на десятый этаж. Двери разъехались, представив нам богато украшенный банкетный зал. Я нервно выдохнула, сжимая пальцы в кулак.

– Улыбайся, Лиззи, – процедил Чезаре сквозь зубы, – не на похороны пришли.

Я буквально шагнула с корабля на бал, хотя в моем случае из сарая во дворец и это было чем-то невероятным. Хрусталь был везде: люстры, бокалы, вазы. Сотни бликов скользили по стенам, отражаясь от картин в позолоченных рамах. Воздух пропитался, стал тяжелым от какофонии ароматов дорогих духов, дымных сигар и элитного алкоголя. Зал буквально представлял собой место, где собрались люди купавшиеся в деньгах и власти.

Круглые столы с белоснежными скатертями ломились под тяжестью серебра и изысканных закусок: свежие устрицы, икра поблескивала как черный жемчуг и фрукты, которые выглядели слишком идеально чтобы быть настоящими. Официанты – призраки в белых перчатках скользили между гостями, раздавая шампанское. Гости смеялись, но смех был таким искусственным, сдержанным, как и их улыбки будто они боялись, что слишком громкий звук разрушит хрупкое перемирие, на котором держался этот вечер.

Чезаре двинулся вперед, его пальцы переплелись с моими, сжимая руку так, будто боялся, что я убегу. Для него такая публика родная стихия. Он шагал, как акула сквозь стаю мелких рыб – уверенно и медленно, пока я чувствовала себя мотыльком угодившим в пасть крокодила.

– Держи, – Борджиа сунул мне бокал шампанского, который я осушила залпом, надеясь, что алкоголь притупит на корню нарастающую панику.

Как губительная плесень, нехорошее предчувствие расползалось внутри – мой отец здесь. И мне не избежать встречи.

К нам направлялась пара – мужчина лет шестидесяти, высокий, с седыми висками и лицом с жесткими морщинами. Рядом с ним женщина его возраста: она улыбалась, но улыбка не касалась ее холодных глаз. Оба элегантные и сдержанные. Чезаре дернул уголком губ в подобии улыбки. Его рука скользнула к моему бедру, пальцы впились так, что я едва не вскрикнула.

– Улыбайся, – прошипел он.

– Чезаре Борджиа? – протянул мужчина, не спеша с приветствием. – Надо же, восстал из мертвых?

Мужчина изучал Чезаре взглядом, которым осматривают внезапно оживший труп. На лице парочки – растерянность, а на моем – улыбка от уха до уха, от которой кожа на щеках скоро лопнет.

– Дон Сантинелли, – Чезаре слегка наклонил голову и едва заметно кивнул. – Какая неожиданная встреча.

Я ничего не понимала. Моя улыбка медленно исчезала, сползая вниз, превращаясь в гримасу отвращения.

– Ты привел очередную… спутницу? – женщина окинула меня пренебрежительным взглядом.

Чезаре напрягся, в глазах вспыхнул недобрый огонь.

– Нет, – отчеканил он, а потом очень громко добавил. – Знакомьтесь – Элизабет Драгган. Моя будущая жена.

Что?! Только что выпитый глоток шампанского хлынул обратно через нос, заставив меня подавиться. Руки не удержали фужер, он выскользнул из дрожащих пальцев с грохотом сотни осколков, обращая на нас всеобщее внимание. Я застыла с открытым ртом, как рыба, которую вышвырнули на берег. Сердце колотилось так сильно, словно готово вырваться наружу через горло.

– Драгган? – переспросил Сантинелли, и в его глазах мелькнуло смирение.

Раздался голос, от которого моя душа ушла в пятки.

– Кто-то упомянул мою фамилию?

Я подпрыгнула на месте и обернулась на голос, пока остатки самообладания испарялись со скоростью света. Мой отец стоял в трех шагах от нас, улыбаясь хищной улыбкой.

Глава 18: Шах и мат

Чезаре

Тяжелый ветер с озера Мичиган лупил в панорамные окна «Чикаго Харбор». Этот престижный отель—бастион был единственным нейтральным местом, где все мафиозные кланы могли скалить зубы, не боясь потерять половину челюсти. Его владельцы – семья Виталли держались особняком, но их закон был непреложным правилом еще 1940-х годов: мир или смерть. У них были жесткие методы борьбы с теми, кто не соблюдал заведенный порядок: обычно нарушителей находили с бетонными тапочками на дне реки.

То яблоко раздора, которое я бросил на грязные улицы Чикаго, сработало точнее часового механизма. Оно подорвало миропорядок – хрупкий карточный домик из соглашений и бесконечных уступок, заключенных под дулом пистолета. И как часто бывает, старые нарывы взаимного недоверия вскрылись и засмердели предательством и алчностью.

Каждый из присутствующих здесь понес ощутимые потери, но ценность утрат была разной. Моих братьев уже не вернуть, другие лишились пешек на улицах, но по-настоящему страх испытывал лишь один человек в зале. Трон власти под задницей Драггана ходил ходуном.

Сволочи, прибывшие на этот благотворительный фарс в «Харбор», надеялись положить конец хаосу в переговорах за закрытыми дверьми. Молчаливый и здоровый, как скала, мексиканец Эмилио Моралес стоял рядом с Драгганом. Его люди контролировали каждый второй угол в бывших ирландских кварталах. Цепи и кольца из золота поблескивали в ярком свете на их обладателе Лерое Уилсоне, владевшим легальным бизнесом через сеть ночных клубов, прикрывая рэкет. Бизнес страдал. Наркотрафик и контрабанда оружия не находили покупателей среди перепуганных мелких торгашей. Поток денег с улиц иссяк. Но хуже всего было ненужное внимание копов к деятельности банд. Полицейские рейды стали ворошить притоны и логова – те самые осиновые гнезда, набившие всем оскомину.

Драгган стоял неподвижно, сохраняя на лице натянутую ухмылку. Его фигура с годами стала массивнее. Время на ринге оставило на лице нестираемые следы: сплюснутый нос, шрам от рассечения над левой бровью, утолщенные надбровные дуги намекали на серьезные травмы в прошлом. Ему было около пятидесяти, некогда атлетическое телосложение начало терять былую форму. Седина настойчиво пробивалась в коротко стриженных волосах. Глубокие морщины в уголках глаз и на лбу добавляли возраста сукину сыну. Лицо землистого оттенка с мешками под глазами – признак недосыпа и стресса. Меня позабавил вид ублюдка, но я не собирался облегчать существование этого куска дерьма. Я планировал окончательно разрушить дело всей его жизни.

Мои внутренние демоны проснулись при виде Реджи Драггана. Но что-то еще, непрошенное, назойливое чувство беспокойства заставило меня бросить взгляд на Бесс. В моей голове жила идеальная картинка его унижения, но ее присутствие путало все карты: кипящий гнев затухал странным образом. Какого черта у такого монстра родилась именно она?

Кровь стучала в висках, жилы набухли от отравляющего гнева, выпирая под кожей. Бесс пришлось хуже: кожа обескровилась до такой степени, что даже веснушки померкли. Мой взгляд скользил по ее телу, замечая пульсирующую венку на шее. В голову полезли воспоминания прошлой ночи, как губы скользили по ее фарфоровой коже, но реальности кольнула больно, кажется Мердок не дышала. Она замерла. Совсем. Будто сердце остановилось. Широко раскрытые глаза, уже не видели меня, они впились в Драггана. Ненависть вспыхнула с новой силой – я хотел уничтожить его не только из мести, но и за этот животный ужас в глазах его дочери.

Я сжал кулаки, сдерживая зудящее желание отполировать его высокомерную рожу. Драгган, самодовольный ублюдок, похоже окончательно ослеп, раз не узрел подарок подарок, который я привел – его дочь в умопомрачительном черном платье. Бесс – воплощение соблазнительной красоты, от которой перехватывало дыхание. Я ловил себя на том, что не мог отвести отвести глаз, хотя все мое нутро должно было кричать о мести. Ее присутствие должно было стать криптонитом для Драггана, но стало еще одним гвоздем в моем истекающем кровью сердце.

Мать твою.

Прямо сейчас в моих руках была жизнь Мердок – той самой девчонки, моей маленькой мечты детства. И вместо того чтобы уберечь ее от этого дерьма, увести куда-нибудь подальше, туда, где я провел детство – в сраный бабушкин домик, выращивать оливки, лучшие в Лацио, есть пекорино и целовать ее так, чтобы в глазах темнело – я собираюсь принести ее в жертву! Когда я стал таким мудаком?

Тишина в зале сгустилась. Вся свора вокруг нас замерла с бокалами шампанского, жадно разглядывая нас. Бесс инстинктивно прижалась к моей спине. От этого прикосновения волна решимости распалила меня. Ее учащенное дыхание сводило с ума. Драгган столько лет изображал бездетного вдовца, но теперь эта красивая ложь разбилась вдрызг. Я наблюдал, как на их лицах медленно проступало осознание: дочь Драггана жива. Шепот пополз по залу – змеиное гнездо пришло в восторг от маленькой постановки. Хищные глаза впились в Бесс, словно она воскресла после пули в лоб.

– Реджи, – кивнул я, прожигая его взглядом.

Драгган сделал пару неуверенных шагов вперед.

– Борджиа? – он помассировал подбородок, всматриваясь в меня с плохо скрываемым беспокойством. – Я думал, ты сдох.

– Воскресать из мертвых – моя суперсила, – усмехнулся я, чувствуя, как Бесс вздрагивает за спиной. Хотелось развернуться, закрыть ее монстра, но нужно было продолжать спектакль. – А знаешь, у кого она еще есть?

Шагнул вперед, продолжая закрывать Бесс собой. Она прижалась ко мне, мелкая дрожь била по ней: причиной был не холод, а близость Драггана, человека, которого она когда-то называла отцом.

– Ну, у тебя есть предположения?– мой голос сочился ядом.

– Явно не твои братья, Борджиа.

Кто-то ахнул. Внутри все вскипело, я едва сдержался, чтобы не наброситься на него прямо сейчас.

– И не твой дружок, Мак.

Его челюсть сжалась, был слышен скрежет зубов. Пьянящее удовлетворение подпитывало меня.

– А что скажет моя будущая сеньора?

Я отступил в сторону, открывая Бесс его взгляду. Клянусь, все демоны преисподней смотрели на нее его глазами. Он напоминал раскаленный докрасна чайник – не хватало пара из ушей. Мускулы на скулах Драггана дергались, как у загнанной лошади. Налитые кровью глаза метались между мной и Бесс. Он терял самообладание, пока Бесс стояла словно призрак – белая и испуганная, цепляясь за мой пиджак.

– Ты… – хриплый голос Драггана почти сорвался на крик. – Ты… Лиз…

Бесс молчала. Она перевела взгляд с отца на меня потом обратно. Она смотрела на него, как на призрака восставшего из могилы, а не наоборот. Мердок вся сжалась, будто ожидала удара, но сквозь страх пробивалось нечто иное – ядовитая ненависть, которая, казалось, могла разрушить ее изнутри. И я не был уверен, что причиной был только Драгган.

Мне безумно хотелось снова почувствовать ее под пальцами, ее упрямство, силу и хрупкость, сводившие меня с ума все эти недели. Черт возьми, почему мне не наплевать? Почему хочется защитить ее даже от самого себя?

– Говорят, месть – блюдо, которое подают холодным, – фыркнул я, притягивая Мердок ближе, стараясь не выдавать, как бешено колотиться сердце. – Дерьмо это все. У меня будет блюдо горячее твоей полыхающей задницы.

Драгган скорчился, будто уксуса глотнул. Некогда мощные плечи опали, как у побитой шавки. Шея втянулась в ворот рубашки, ставшей ему вдруг тесной. Бокал в пальцах заскрипел, прямо как его самообладание, вот-вот готовое разлететься осколками. В глазах бушевала буря – ярость, унижение, шок. Он наконец понял: перед ним не блудная дочь, а мое охренительно изящное орудие мести.

– Полюбуйся, Реджи, – процедил я сквозь зубы, впиваясь Бесс пальцами с ухмылкой победителя, хотя внутри поднималась волна необъяснимой боли. – Десять лет она бегала от тебя, как от чумы, а теперь стоит здесь. МОЯ. В твоих внуках будет течь кровь Борджиа. Представь – они будут носить мою фамилию. Я научу их ставить на красное в казино, из-за которого ты отправил моих братьев на тот свет.

Драгган побелел, как и лица окружающих. Чей-то бокал громко звякнул, но никто не шелохнулся.

– Чертова девчонка! – взревел Драгган, бросая на Бесс взгляд, полный чистой злобы, – от тебя всегда были одни проблемы!

Я стиснул зубы. Почему-то слова резанули по-живому. Я посмотрел на Бесс, пропуская очередной удар. Мне захотелось стереть Драггана с лица земли, но одновременно с этим я чувствовал отвращение к себе. Тишина после его рева стала оглушающей. Бесс за моей спиной внезапно выпрямилась. Перекошенное лицо Реджи было лучшей наградой, я растянул ухмылку на лице, упиваясь его унижением.

– Не вини ее, Реджи, она сделала выбор. – Я намеренно сделал паузу, давая любопытствующим зевакам подогреть интерес. – Этой ночью она доказала свою верность мне самым… неоспоримым образом.

Красноречивый ропот пробежал по залу. Лица некоторых главарей расплылись в непристойных усмешках. Драгган выглядел так будто собрался сдохнуть на месте. Меня веселила одержимость отцов святостью, дочерей культивируемую в рядах мафии. Налитые кровью глаза метнулись к Бесс, это было первобытное отвращение отца, представляющего дочь в постели врага.

Чертовски сладкая месть.

Я вздрогнул, когда острые ногти впились мне в спину сквозь тонкую ткань пиджака, по коже пробежали мурашки. Кажется, я пробудил злобу не только в Драггане – теперь и Бесс гневно смотрела на меня. Ее молчание было громче крика. Прекрасный послужной список ставил меня в ряд мудаков: сначала я похитил Мердок, теперь публично опозорил. Но у меня не было пути назад – все мосты давно сожжены.

– Видишь ли, Реджи, – процедил я сквозь зубы, поворачиваясь так, чтобы видеть обоих – и отца, и дочь. Я сжал ледяную ладонь Бесс – она не сопротивлялась, но и не отвечала на прикосновение. – Как истинный джентльмен, я не могу отказаться от нее.

Ее огромные глаза на бледном, как полотно, лице казались темными озерами, в которых бушевала буря. Я пытался увидеть в них хоть что-то, но Бесс смотрела сквозь меня, словно я был пустым местом.

– Поэтому, – мой голос стал на тон выше, – давай сделаем это по старинке. С благословением семьи. – Я снова повернулся к Драггану, улыбка озарила мое лицо, выдерживая театральную паузу. – Реджинальд Драгган, я прошу у вас руки вашей дочери, Элизабет Драгган. Позвольте мне жениться на ней.

Где-то в зале раздался восторженный крик. Бокал из руки Реджи выскользнул на пол, разбившись вдребезги о мрамор. Десятки пар глаз, потрясенных моей дерзкой выходкой, метались между моим самодовольным лицом, багровеющим тестем и Бесс – бледной, как алебастр.

Она пыталась что-то сказать, но слава застряли в горле. Я знал, что перешел черту, использовав ее самым жестоким образом. Я сжал руку Бесс еще крепче, чтобы она не рухнула без чувств.

– Ну, что Реджи? – мои слова прозвучали как вызов, хотя мне хотелось, чтобы они стали последним гвоздем в крышку его гроба. – Или ты против счастья собственной дочери?

Драгган был на пределе. Бесс была на пределе. Я был на пределе.

Шах и мат были поставлены.

Игра закончена – и цена за победу оказалась адски высокой. Платить пришлось не только Драггану, но и мне с Бесс. Эйфория была недолгой. Я смотрел на Мердок и внутри все сжималось – я чувствовал себя никчемным куском дерьма.