Невероятные создания бесплатное чтение

Katherine Rundell

Impossible Creatures

Text copyright © Katherine Rundell, 2024

Illustrations copyright © Tomislav Tomić, 2024

Map by Virginia Allyn

© Макет, оформление. ООО «РОСМЭН», 2024

Бестиарий стража

В нашем мире есть место, скрытое от глаз посторонних. Там обитают создания, которых мы считаем вымышленными или о которых со временем и вовсе забыли. Оно называется Архипелаг. Это скопление тридцати четырех островов: какие-то из них размером с Данию, а какие-то меньше городской площади. Тысячи волшебных существ, обитающих на этих островах, свободно летают, бегают, растят детенышей, стареют и умирают – и жизнь начинается заново. Люди не смогли их уничтожить. Полные сил волшебные создания освещают мир своей неземной красотой. Архипелаг – последнее место, где сохранилась магия.

Заяц с золотым рогом во лбу. Создание ослепительной красоты. У него длинные, розовые изнутри уши. Во время брачного сезона из земли, по которой прошел аль-мирадж, пробиваются зеленые побеги. Они могут полностью покрыть бесплодное поле всего за один час. Говорят, что аль-мирадж добровольно подойдет только к тому, кто обладает доблестью, мудростью и силой. Королева Ариан из Литии однажды решила подарить аль-мираджа своему жениху. Она увидела, как магический зверь отвернулся от ее избранника, но радостно приветствовал слугу. Тогда она вышла замуж за этого слугу. Они жили долго и счастливо, а в саду у них было полно золоторогих зайцев.

Обитатель болот, хищник, похожий на клыкастого бобра. Зубы аванка, белоснежные и острые, как булавки, вырастают на дюйм каждый день. Аванк стачивает их о камни, деревья и кости заблудившихся в болотах путников. У этого существа мягкая и блестящая шерсть, настолько красивая, что дети так и тянутся погладить его. Но это им удается сделать только один раз.

Баранец, известный также как живорастущий ягненок, растет на стебле, с которым соединен пуповиной. Он достигает одного фута[1] в высоту, его кожа зеленая, а шерсть белая. Если он съест всю траву, до которой дотянется со стебля, то может погибнуть от голода, а с ним – и материнское растение. Поэтому многие на Архипелаге носят с собой семена и, если видят побег баранца, засевают все вокруг травой. Баранец добровольно отдает шерсть тому, кому доверяет. Из этой шерсти изготавливают самую мягкую в мире ткань, которая не снашивается сотню лет и от которой исходит легкий аромат земли.

Настоящие морские кони. Они живут стадами по десять – двадцать особей; самец крупнее самки, но самка более подвижная и быстрая. Цвет их кожи варьируется от изумрудно-зеленого до серого, а на северо-западе – до ярко-розового и кораллового. Некоторые из них приручены нереидами, которые могут ездить на них верхом. По закону все лодки на Архипелаге должны курсировать по ветру или солнцу, чтобы вода оставалась чистой, а молодые гиппокампы (известные как ипполины) могли вырасти и достигнуть расцвета своей выдающейся красоты.

У грифонов тело, хвост и задние ноги льва, а голова, крылья и когти на передних лапах – как у орла. Хотя грифоны обычно отмалчиваются, они способны освоить любой человеческий язык в течение нескольких дней. Когда они вырастают, размах их крыльев достигает такой ширины, что под ними может спрятаться ребенок. Грифон больше, чем любое другое существо, зависит от гримура в почве и воздухе и является одним из самых чудесных волшебных созданий. (Дополнение от Фрэнка Орита: «За последние пять лет грифоны стали встречаться реже. Причина неясна, но, возможно, это связано с истощением гримура. Сейчас их статус таков: вид близок к исчезновению».)

На Архипелаге обитает тридцать семь видов драконов. Самый крупный – черный дракон с крыльями, края которых уходят в красный цвет, – достигает размеров готического собора. Самый маленький, джакулус, легко помещается на фаланге человеческого пальца. Самый быстрый в небе – желтый дракон, тонкокрылый и длиннохвостый, а самый быстрый в море – бронзовохвостый водяной дракон, который может дышать под водой. Известно, что когда он вырастает, то проводит бо ́льшую часть жизни на глубине, выныривая на поверхность только для того, чтобы поохотиться на моряков. Серебряный дракон, который может прожить до четырех тысяч лет, считается самым древним существом в мире. Он обладает непредсказуемым характером, как и подобает тому, кто повидал слишком много.

Когда единороги рождаются, они имеют окрас цвета чистого золота, на втором году жизни становятся серебряными, а белыми – на четвертом. Предпочитают лесистую местность с мягким дерном. Если их не беспокоить, могут прожить более трехсот лет. Единороги благополучно живут, питаясь простой травой и кустарниками, но предпочитают лимонник, тимьян и особенно мяту. Их дыхание наделяет человека мужеством. Пучок волоса из хвоста или гривы единорога излечивает смертельно опасные раны. Также утверждают, что единороги появляются на полях сражений, чтобы вдохнуть жизнь в павших. На протяжении истории были случаи, когда люди ездили верхом на единорогах, но подобное случалось крайне редко. Большинство тех, кто попробовал оседлать единорога, обнаруживали себя довольно вежливо и бережно втоптанными в землю.

Лисоподобное существо размером с мышь. Хвост канко раздваивается, что позволяет ему демонстрировать чудеса равновесия. Это создание известно также как светящаяся лиса, чья слюна обладает люминесцентными свойствами и используется в живописи в разных странах – например, в Японии, откуда лиса родом. Несмотря на размеры, обладает живым и внимательным умом и, как принято считать, приносит удачу. Следует с осторожностью вести себя там, где канко устраивает убежище. А это непросто, поскольку они селятся в самых неожиданных местах: ботинках, шляпах, карманах одежды. Люди рассказывают о канко, которого обнаружили в бороде мужчины в день его свадьбы.

Каркаданны похожи на единорогов, но, в отличие от последних, обладают злобной душой и острыми зубами. Одни из немногих существ на Архипелаге, которые убивают не только ради еды, но и для развлечения. Питаются мясом, предпочитая человеческую плоть, а для облегчения переваривания едят траву. Цвет каркаданна варьируется от черного до пурпурного, шкура складками свисает с его костей. Рог черный, на его конце находится яд, вызывающий гангрену, паралич и последующую смерть. Эти создания можно удержать на расстоянии с помощью рога единорога, но, так как рядом с людьми редко оказываются единороги, к этому способу прибегают редко.

У кентавров тело лошади, а торс и голова человека. Чтобы поддерживать потребности тела и мощного мозга, им приходится есть десять раз в день. Поэтому, хотя они искусные мастера и владеют самыми разными ремеслами, именно еда является основой бо́льшей части культуры кентавров. Неудивительно, что они величайшие кулинары. Пиры кентавров проходят каждое полнолуние при свете луны. На этих пирах подают лесные плоды, сложенные в горы высотой три фута, и крепкие напитки из мелких плодов яблонь кребов. Пиршество длится всю ночь, а порой продолжается и на следующий день.

Собака размером с медведя, черного окраса и с двумя языками пламени вместо ушей. Использует огонь, чтобы привлечь добычу: оленей, аль-мираджей, отбившийся от стада скот. О приближении клудде можно узнать по звуку его дыхания – он напоминает громкий лязг металла. Единственный способ убить это создание – потушить его пламя мокрой землей или песком. Клудде живут в основном на островах, не заселенных людьми; очень немногим жителям Архипелага довелось встретить это животное. Но те, кто видел, уже никогда его не забудут. (Дополнение от Фрэнка Орита: «Если только их не съели, тогда, конечно, воспоминаний не остается».)

Д ревнейшее из морских существ. Останки первых кракенов относятся к меловому периоду, а значит, они делили Землю еще с тираннозавром рексом. Количество щупалец варьируется от восьми до сорока шести в зависимости от подвида. Особенно опасны во время приступов голода: рассказывают о случае, когда кракен за один день съел около четырехсот моряков. Водоворот, создаваемый их щупальцами, может затянуть на морское дно корабли огромных размеров. Кракены, как правило, не мигрируют и остаются в той области моря, где родились, поэтому моряки, имеющие в своем распоряжении точные карты, могут избежать встречи с ними. Но тем, кто плывет наугад, остается полагаться только на себя.

Существо, похожее на маленькую водяную землеройку. Оно упоминается в народной песне: «Оставайся дома, не блуждай в лесах, чтобы лавеллан не сгубил тебя». Песня не очень складная, но в ней скрыто важное предупреждение: лавеллан способен отравить любой источник воды, искупавшись в нем, а его зубы такие острые, что он с легкостью загрызет взрослого мужчину. Лавеллан редко нападает без повода, вот только поводом может оказаться что угодно – от фырканья до смеха и даже некоторые танцевальные движения.

Крылатая, покрытая чешуей лошадь, чаще зеленого или коричневого окраса и с черным брюхом, настолько сильная и красивая, что от ее вида перехватывает дыхание. Некоторые лунмы проживают жизнь, ни разу не коснувшись земли. Эти обитатели неба используют дождевые облака, чтобы искупаться. Они медленно пролетают сквозь тучу, расправив чешуйчатые крылья. Лунма – единственное существо, которое рождает в воздухе. Мать взлетает как можно выше, тогда у жеребенка, когда он вывалится из ее утробы, будет достаточно времени, чтобы раскрыть крылья. К лунмам следует относиться с осторожностью: лишь немногие устанавливают прочную связь с человеком. Впрочем, этот человек может однажды утром обнаружить, что ночью у него отгрызли палец или кусок уха, потому как приручить лунму невозможно.

У мантикоры хвост скорпиона, лицо человека, зубы и тело льва, а характер как у самодовольного политика. Некоторые подвиды крылаты. Мантикоры, как и каркаданны, относятся к тем немногим существам, которые нападают на человека, даже если не нуждаются в пище. Они лгут и убивают ради удовольствия. От них пахнет разложением.

Неразумно принимать нереид за русалок. Это их раздражает, а раздражение нереиды может оказаться для вас смертельным. Нереиды живут под водой, но хвостов у них нет. Волосы и кончики их пальцев серебристые, бледная кожа также отливает серебром. Звук голоса нереиды завораживает, и поговаривают, что их язык зародился из шума моря. Хотя нереиды способны ходить по суше, они делают это только в случае крайней необходимости. Обитают преимущественно в южных морях Архипелага. Обладают безупречной логикой, но это – логика моря, недоступная пониманию людей. Жители Архипелага относятся к ним с благоговением и держатся от них на расстоянии. Выражение «непостижимый, как нереида» широко распространено на островах.

Похожа на большую белку зеленого окраса и с коротким рогом на лбу, распространена по всему Архипелагу. Собиратели любых тайн: сплетен, небылиц, правды, полуправды и даже четвертьправды, в чем достигли непревзойденного мастерства. Редко причиняют вред окружающим, хотя в молодости легкомысленны, склонны к проказам и озорству. Если вам надо распустить слух и вас не интересует его правдивость, просто расскажите все рататоске.

Большинство русалок обитает в северо-восточных водах Архипелага. Некоторые кланы, например марианское племя, отращивают хвосты длиной до тридцати футов, и каждый русалочий хвост, независимо от его длины, состоит из 40 000 мышц (у людей, для сравнения, их всего 650). Многие мерфолки – умелые музыканты, которые изобрели целый ряд музыкальных инструментов, звучащих особенно красиво. Немногие песни, попавшие к людям, стали частью мировой культуры. Считается, что Вивальди позаимствовал некоторые из своих композиций у русалок.

Сфинксы – одаренные математики и ученые, а еще ненадежные союзники, быстро превращающиеся в ваших заклятых врагов. Зуб сфинкса, зажатый во рту, позволяет его владельцу понимать любой язык. Сфинкс способен залечить рану, просто ее лизнув. Изначально сфинксы встречались преимущественно в Северной Африке и Юго-Восточной Азии, затем распространились по всему миру и, наконец, спрятались в гористой части острова Лития. Желающие «навестить сфинксов» должны помнить, что, если они не разгадают загадку, сфинксы, согласно древнему обычаю, имеют право их съесть.

Иссиня-черный кабан, на котором, по преданию, когда-то ездил король Артур. Его шерсть в лунном свете переливается всеми цветами радуги. Может вырасти размером с носорога и способен раздавить всякого, кто напугает или разозлит его, но при этом ласков и добр с детьми. Известно, что он готов укрыть их под брюхом во время дождя. Турх труйт будет насмерть сражаться за тех, кого любит. Бывает неловок на суше, но грациозен в воде и способен вплавь обогнуть весь Архипелаг, не останавливаясь ни на минуту.

Существо, похожее на льва, но у него есть еще две головы: козлиная на спине и змеиная на конце гибкого хвоста. Каждая из трех голов обладает собственным мозгом, нервной системой и личным мнением. Это приводит к полному хаосу, поскольку головы редко могут договориться друг с другом о том, что делать дальше.

Начало

День был прекрасным, пока кто-то не попытался его сожрать.

Черное существо, похожее на собаку какой-то неведомой породы, с зубами длиной с его руку и когтями, которыми легко можно разодрать в щепки ствол дуба.

Кристофер Форрестер проявил храбрость, отвагу и показал отличную скорость, потому что не хотел быть съеденным. Эти качества ему во многом помогут.

Другое начало

День был прекрасным, пока кто-то не попытался ее убить.

Мэл возвращалась домой и как раз вылетела из чащи: руки распростерты, плащ надувался от ветра.

Мэл Арвориан могла летать, только когда дул ветер. В тот день погода была идеальной, западный бриз пах морем, и она кружилась в небе в потоках холодного воздуха. Плотный летучий плащ все еще был для нее слишком длинным, так что она закатывала рукава. Когда поднимался ветер – необязательно очень сильный, но хоть какой-то, – она распахивала плащ, бралась за его полы и легко отрывалась от земли.

В тот день она летела над самыми верхушками деревьев, задевая ботинками ветви, и наконец приземлилась, спугнув стадо единорогов.

На кухне Леонор, двоюродная бабушка Мэл, поворчала, что руки у девочки ледяные, и вручила ей чашку горячего ягодного отвара. И тут раздался стук в дверь.

Это был убийца.

Прибытие

За день до нападения Кристофер сидел на скамейке у паромной пристани, ожидая дедушку. Он в одиночку добрался из квартирки в Северном Лондоне до Шотландии, и теперь ноги сводило и страшно хотелось есть.

На скамейку запрыгнула белка и стала наблюдать за ним. Медленно, подрагивая от беспокойства, она подкрадывалась к нему, пока наконец не коснулась усиками колена. К ней присоединилась другая белка, потом еще одна, и вот уже семь зверушек сгрудились у ног Кристофера.

Женщина, ожидавшая на стоянке такси, обернулась, чтобы посмотреть на мальчика.

– Как он это сделал? – спросила она сидящего рядом с ней мужчину.

Одна белка присела на носок ботинка Кристофера. Он засмеялся, и белка забралась по голени на колени.

– Как дела? – спросил он у белки. – Отличный денек.

– Прикармливает, точно тебе говорю, – сказал мужчина и тут же обратился к Кристоферу: – Диких животных кормить нельзя! Это для них вредно!

– Знаю, – ответил Кристофер, чуть улыбаясь. – Я не кормлю.

Его друзья шутили, что, куда бы Кристофер ни пошел, вокруг него всегда собираются животные. Кошки на улицах накручивали восьмерки у его ног, собаки радостно напрыгивали на него в парках. Однажды пришлось прервать футбольный матч из-за стаи тявкающих лисиц, пытавшихся подобраться к нему поближе. Не одна школьная экскурсия сорвалась из-за пикировавших на Кристофера навязчивых голубей. И уж совсем невозможно оказалось плавать в публичных купальнях на прудах Хампстеда: однажды спасатель даже приказал ему выйти из воды, потому что появление лебединой стаи до слез напугало плескавшихся малышей.

Кристофер тогда тоже улыбнулся, свистнул лебедям и увел их из пруда в ближайшие кусты. Один молодой лебедь попытался взлететь ему на плечо и расцарапал когтистыми перепончатыми лапами кожу. Царапины видны были еще несколько месяцев. Кристофер не обращал внимания на шрамы, поскольку уже знал, что внимание и любовь животных редко сопровождаются нежностью – куда чаще им сопутствует некоторое количество крови.

– Все дело в его запахе, – заявлял отец.

Но, насколько сам Кристофер мог судить, он ничем таким не пах или по крайней мере пах так же, как другие мальчики его возраста. Он мылся, хоть и не слишком усердно.

Когда он был совсем малышом, эта его особенность была самой большой радостью в его маленькой жизни. Когда подрос, она по-прежнему его радовала, но радость он научился скрывать, потому что отца все это бесило. Животные пробуждали в нем необъяснимую тревогу.

– Прочь! – кричал он, разгоняя кошек, птиц, а также встречающихся порой в метро мышей и крыс.

Кристофер никогда не ездил в деревню, потому что всегда существовала вероятность того, что зайцы станут гоняться за ним по полям, а ласточки захотят свить гнездо в его волосах.

Так было не всегда. До смерти мамы, насколько Кристофер помнил, отец был совсем другим. Животные обожали маму и тоже норовили оказаться как можно ближе к ней. На снятой в Ричмонд-парке фотографии они были изображены втроем: Кристофер сидит на плечах у смеющегося отца, рядом стоит мама, а вокруг нее – олени. Она умерла девять лет назад, и с тех пор у отца вечно опущенные плечи, словно на них навалилась невыносимая, не прекращавшая давить со всех сторон тяжесть. После ее смерти все в их доме стало казаться сжавшимся, скукоженным – совершенно другим.

Кристофер стал тайком открывать по ночам окна и впускать к себе птиц. Он носил длинную флотскую шинель из толстого сукна и частенько позволял воробьям рыться в ее накладных карманах. Во время прогулок он здоровался с воронами и не возражал, если они забирались ему на плечи по длинным рукавам пальто.

Друзья говорили:

– Да они тебе глаза выклюют!

Но он только улыбался и качал головой:

– Нет. – Рядом с животными его голос становился мягче. – Ни за что.

Выражение его лица тоже менялось: как натянутая тетива, он был собран и готов ко всему.

Вороны приносили ему серебряные пуговицы, скрепки и монеты. Он проделывал в них отверстия, нанизывал на шнурок и носил украшения на шее. Некоторые старшеклассники смеялись над ним, но Кристоферу было все равно: он продолжал носить «ожерелья», ведь так он показывал, что предан своим диким друзьям.

Кристофер взрослел, становился все более и более высоким. У него в семье все были высокими, с длинными ногами и тонкими руками. Он все ждал чего-то, хоть и не мог толком объяснить, чего именно. Животные словно пытались ему сказать, что в мире есть много чудес, с которыми он однажды столкнется. Он чувствовал, как его тело накрывает волна жара при мысли об этом.

(Он оказался прав. Его ждало нечто поистине изумительное, меняющее жизнь раз и навсегда.)

Другое прибытие

Убийца добрался до места на лодке. Он шел тихо, не делая резких движений, его руки были идеально чисты. Засунув нож поглубже в карман, он прошел мимо группы людей, тащивших улов огненной рыбы. Они взглянули на него, и он кивнул им в ответ. Стоило ему скрыться из виду, как они напрочь забыли о его существовании. Он был настоящим профессионалом, отточившим за годы работы умение становиться неприметным. Его волосы не были ни длинными, ни короткими, а ботинки не сияли чистотой, но и не были вымазаны в грязи. Его темные и холодные глаза, напоминающие морские глубины, ни на чем подолгу не задерживались. До тех пор, пока в один прекрасный день он не увидел Мэл.

Оглядываясь назад, можно сказать, что убийце не составило труда ее найти. Цель довольно легко обнаружить, если тебе велели отыскать летающую девочку и тут ты видишь ребенка, парящего в двадцати футах от земли и отбивающегося от чаек. Даже на Архипелаге летающий человек – непривычное зрелище.

Прошло много лет с тех пор, как Мэл впервые взлетела. Странствующий провидец подарил ей летучий плащ вскоре после рождения. Он дал новорожденной имя и оставил сверток у ее маленьких ножек. Провидец пытался рассказать больше, объяснить, почему отдал плащ именно ей, но дом был погружен в траур – мама Мэл не пережила родов, – так что провидца довольно грубо выпроводили вон.

Мэл пыталась взлететь, так и не получив ни от кого инструкций. Соседи только посмеялись над ней – закутанной в плащ девчушкой, которая бежала навстречу ветру. Тогда она покраснела, но уже на следующий день проснулась пораньше и взялась за дело, пока никто не видел. Поначалу, стоило ветру стихнуть, Мэл падала на землю и вскрикивала от боли. За эти учебные полеты она успела повредить обе лодыжки, сломать запястье и вывихнуть мизинец. Однажды ноготь на большом пальце ноги приобрел забавный зелено-черный оттенок, а вскоре и вовсе слез. Но Мэл пыталась снова и снова, вытирала кровь с ободранных коленей, взбиралась на деревья и спрыгивала вниз.

В конце концов она доказала, что соседи зря над ней смеялись.

– Я научусь летать, – ответила она насмехавшемуся над ней соседскому мальчишке. – Ты ничего в этом не понимаешь.

В такие дни Мэл ходила с высоко задранным подбородком. Ей всегда было нелегко находить общий язык с людьми. Она чувствовала, какой колючей становится, когда кто-то оказывается рядом: могла ляпнуть что-то не то или покраснеть до самой макушки. Только в небе жизнь обретала смысл. Хоть на земле Мэл и была неловкой и неуклюжей, стоило хотя бы раз взглянуть на то, как она парит высоко в небесах, – так говорили сами местные жители.

К девяти годам она научилась плавно снижаться. К десяти – приземляться на носочки и даже на одну ногу. К двенадцати – прижав подбородок к груди, бросаться вниз, делая сальто. В то весеннее утро она пролетала над морем. Ее босые ноги касались воды, а ботинки были предусмотрительно спрятаны в карманы. Брызги щекотали лодыжки, и Мэл радостно смеялась, получая удовольствие от полета.

Убийца наблюдал за ней. На его лице появилась злая улыбка.

Мэл разрешалось летать только в саду и полях. Ее двоюродная бабушка пришла бы в ужас, узнай она, как далеко порой улетает девочка. Леонор столько всего запрещала, что, сложи все «нельзя» и «ни в коем случае», получился бы целый фолиант правил, следовать которым Мэл просто-напросто не могла – их было слишком много.

– Я не могу, – объясняла она Гелифену, – просто сидеть дома на стуле весь день. Вот так люди и превращаются в камень!

Когда Леонор запретила Мэл состричь волосы, девочка взяла маникюрные ножницы и обрезала себе челку. Получилось криво, но Мэл понравился новый образ. Чтобы дополнить его, она вытянула золотую нить из вышитой скатерти и вплела ее в косу. Леонор запрещала Мэл летать в лесу, но девочка, едва забрезжит рассвет, спешила туда, пока двоюродная бабушка еще спала. Мэл мечтала познакомиться с похожими на белок рататосками, и постепенно между ними наладилось какое-никакое общение. Девочка слушала их сплетни и рассказывала в ответ разные истории – например, как она нашла Гелифена (грифонье яйцо оказалось выброшенным на морской берег: «Мне пришлось залезть в воду в одежде, а потом устроить гнездо для него в собственной постели. Теперь он спит на моей подушке»). Вскоре одна молодая рататоска высоким и пронзительным голосом пересказала эту историю другой («Она почти доплыла до Литии в бальном платье, и даже с нереидой сразилась, да-да!»).

Она часами бегала под деревьями с Гелифеном, искала единорогов и объедалась водяникой. Она видела, как семья аль-мираджей пробиралась сквозь залитый солнцем подлесок, а за ними тянулся след из свежих побегов травы. Однажды девочку укусил аванк – Леонор отругала ее, так как это была исключительно вина самой Мэл, не стоило подходить слишком близко, – и у нее начался сепсис. Бабушке пришлось сидеть рядом семь ночей подряд. Но как только Мэл разрешили встать с постели, она отправилась обратно в лес: там всегда находилась уйма занятий.

И все же главным в ее жизни было небо. Когда кто-то из соседей, покачивая головой, называл ее маленьким хаосом на ножках или обузой для бедной бабушки, Мэл, сверкнув глазами, краснела и убегала как можно дальше, пытаясь найти спасение в небе.

Именно в небе Мэл чувствовала себя по-настоящему свободной. Взлетая как можно выше, она устраивала «облачную дегустацию»: окруженная воздушной пеленой, девочка открывала рот и высовывала язык, а потом возвращалась обратно – мокрая, с красными щеками и опьяненная нахлынувшими эмоциями. Каждое облако, будь оно серым или белым, обладало уникальным вкусом и температурой. Гелифен еще не мог летать рядом с Мэл, поэтому она прятала его под кофтой – только клюв и синий хохолок высовывались наружу.

С годами люди поняли, насколько дар Мэл был исключительным. У кого-то эта мысль вызывала зависть, словно их детей чего-то лишили, а кто-то думал об этом с радостным трепетом. И все же взрослые были слишком заняты, так что вскоре они оставили Мэл в покое.

Но только не убийца.

Фрэнк Орит

Машина просигналила, и белки разбежались в разные стороны. Потрепанный форд остановился рядом со скамейкой, где сидел Кристофер, и из него вышел мужчина лет семидесяти.

– Кристофер? Это ты?

На крышу машины тут же сели четыре чайки.

– Стоит только приехать в город, как они начинают меня преследовать, – сказал Фрэнк Орит, указывая на птиц. У него был глубокий голос. Он говорил с шотландским акцентом. – Ничего не имею против чаек, вот только поесть на улице стало невыполнимой задачей. Они проявляют слишком нездоровый интерес к моим сэндвичам.

Мужчина открыл пассажирскую дверь.

Усмехнувшись, Кристофер сел в машину. Чайка тут же попыталась устроиться рядом с ним, но дедушка прогнал ее. Когда он вытер перепачканные в помете руки и приборную панель, мальчик сказал:

– Когда мне было семь, лиса пыталась пробраться в мою комнату через окно. А на улице она подбегала ко мне и облизывала коленки.

Они посмотрели друг на друга, и между ними разлилось какое-то теплое чувство. Фрэнк отвел взгляд первым.

– Хорошо, – сказал он. – Это хорошо.

– Разве? Папа вот так не считает.

Дед, то ли фыркнув, то ли кашлянув, едва заметно улыбнулся. Кристофер знал эту улыбку – у самого была такая же. Так началась их поездка длиной в четыре часа.

Никто не хотел, чтобы Кристофер приезжал в Шотландию, – в первую очередь сам Кристофер. Мысль, что ему нужно отправиться в глушь и провести каникулы с человеком, которого он не видел целых девять лет, не слишком-то его радовала. Да и сам дедушка, похоже, не горел желанием забирать его к себе. Но деваться было некуда: отца срочно вызвали на работу, так что ему пришлось позвонить тестю. Как Кристофер ни упрашивал папу оставить его дома одного, тот не поддавался на уговоры. Даже предположил, что оставлять несовершеннолетних одних дома незаконно. И вот Кристофер направляется куда-то вглубь Шотландского высокогорья, проезжая городок с небольшим кинотеатром, универсамом и банком.

Со временем здания стали попадаться реже, а деревья – чаще. Фрэнк приготовил в дорогу сэндвичи, батончики мюсли с медом и черный кофе во фляжке. Кристофер выплеснул кофе в окно, пока дедушка не видел. На вкус напиток напоминал жженую подошву, а вот сэндвичи из свежего мягкого хлеба оказались невероятно вкусными.

Вид за окном с каждой пройденной минутой становился все зеленее и зеленее.

– Соседей у нас нет. Ближайший дом находится на расстоянии двадцати одной мили, – сказал Фрэнк Орит. – Нам еще долго ехать. Поспи, если хочешь.

Но Кристофер, конечно, не заснул. Ему было не до этого: он смотрел в окно. Вскоре дома исчезли с горизонта. Они ехали по горной дороге, мимо озер и вересковых полей. Дорога становилась все круче, а земля – темнее. Из нее пробивался чабрец. Воздух стал другим: насыщенным, ароматным, диким.

Перед убийством

Несколько тысяч лет назад, до того как зачарованные острова было решено скрыть от остального мира, на острове Атидина располагался крупнейший на Архипелаге портовый город, защищенный высокой морской дамбой, – Иктус. Теперь же лежащий на юго-востоке Архипелага каменистый остров стал остановкой на пути в никуда, и его жители, в число которых входит Мэл, предпочитали, чтобы так оставалось и дальше. Время от времени к изрезанной линии берега приплывали стада гиппокампов, а к рыбакам подплывали русалки, наигрывая разные мелодии на сделанной из морского черенка[2] флейте. В остальном на Атидине земная жизнь шла своим чередом, а морская текла по привычному руслу.

Тем весенним утром Мэл отправилась за покупками. Пролетев часть пути над лесом, она оказалась у уступа, сойдя с которого можно было выйти к песчаному берегу, где часто швартуются лодки. В бухте как раз стояло одно ржавое парусное судно, на боку которого виднелись облупившиеся от времени и соленой воды буквы: «Мореход».

Порыв ветра растрепал волосы Мэл, и пряди упали ей на лицо, но она лишь взвизгнула от радости и бесшумно приземлилась на песок. На палубу «Морехода» вел трап, и Мэл тут же взбежала по нему.

«Мореход» явно не был местом, куда Мэл разрешалось ходить. Воспитанные дети вообще к нему не приближались. На паруснике продавали предметы, многие из которых не всегда были тем, чем казались на первый взгляд. Порой их вовсе нельзя было держать на борту из-за различных законов. Покупателей здесь частенько обманывали. Например, стоило разок потереть браслеты из чистого золота, как слой краски сходил, выдавая истинное – оловянное – происхождение изделия. А от купленного здесь крема для лица на коже могли появиться подозрительные пятна.

Но многие товары были подлинными, так что покупателей хватало. Сейчас здесь собралась минимум дюжина человек. Мэл спустилась в расположенную под палубой каюту. Помещение ломилось от выставленных на продажу предметов: они стояли на полках вдоль переборок и свисали из прикрепленных к потолку корзин и гамаков. Здесь была резная шкатулка, открывающаяся только при полной луне, и чайник из огнеупорной глины, в котором вода всегда оставалась горячей, – такие делали кое-где на островах. А вот кинжал, который, как гласила сделанная от руки надпись, мог разрезать что угодно на Архипелаге. На его этикетке чья-то рука старательно вывела большими буквами: «ГРИМУРНЫЙ КЛИНОК». Мэл тут же захотелось провести кончиком пальца по лезвию – такому тонкому, что казалось, оно тает в воздухе. Она уже протянула руку, но тут мужчина, огромный, как скала, с золотыми кольцами в ушах и шрамом от ожога на шее, подошел и принялся рассматривать кинжал. От него сильно несло выпивкой, и девочка постаралась незаметно просочиться вглубь каюты.

На полке вдоль стены стояли банки из голубого стекла, в которых хранились сладости со всего Архипелага. Например, шарики мягкой смолы, которые сильфиды добывали из морских глубин. Благодаря им можно стать поразительно сильным, но, если жевать шарики слишком долго, на руках появится сыпь. Или вот – невероятно дорогие конфеты, изготовленные кентаврами в горах Эдема. Стоило положить одну в рот, как она давала вкус именно того блюда, которое человек хотел съесть больше всего. Правда, если проглотить больше одной конфеты за раз, есть риск ближайшие несколько дней провести в обнимку с туалетом.

Мэл взяла себя в руки и пошла дальше. Все-таки пришла она не ради сладостей. Какой-то парень в комбинезоне с подозрением взглянул на нее и спросил, нужна ли ей помощь.

– Нет, – сказала она и добавила, когда он приподнял бровь: – Нет, спасибо. Я точно знаю, что мне нужно.

И пока говорила, увидела то, что нужно, среди полок с дешевыми и запылившимися товарами. Мэл присмотрела эту вещь еще полгода назад, но тогда у нее и близко не было столько денег, так что ей пришлось понемногу откладывать. По ночам ее преследовала мысль, что кто-то другой купит заветный предмет, прежде чем у нее наберется достаточно монет.

Он выглядел куда тусклее, чем полгода назад. Достаточно небольшой, он легко помещался в ладони Мэл. Серебряная крышка откидывалась назад с легким щелчком, а под ней было стекло и тонкая подрагивающая стрелка. С виду – маленький карманный компас, вот только это определенно не тот компас, который использовали моряки.

Мэл держала его так осторожно, словно он был живым существом, и наблюдала за тем, как стрелка, сделав полный круг, указала на уступ – как раз в ту сторону, откуда она пришла.

– Знаешь, что это? – За ее спиной раздался голос владельца «Морехода» (видимо, его тезка по профессии), и она подпрыгнула от неожиданности.

На его одежде расплывались пятна от соленой воды, кожа обветрилась, но при этом брошенный из-под густых бровей взгляд был добрым. Поговаривали, что он порядочный человек, хоть и считает налоги чем-то совершенно необязательным, и даже готов пойти на честную сделку, если увидит, что иначе сторговаться не удастся.

– Да. – Мэл знала, хотя на «компасе» не было этикетки. Она читала об этом предмете в четырех разных книгах. – Это касапасаран.

– Знаешь, в чем его особенность? – Голос Морехода был хриплым, словно он наелся песка, на котором стояло его судно.

– Вроде бы… Где бы ты ни оказался, игла укажет путь домой.

Мэл уже знала, как будет использовать касапасаран. Девочка обладала уникальной способностью ориентироваться в пространстве. Указывая на запад, она уверенно говорила: «Это север», часами шла не в ту сторону и останавливалась, только когда видела уходящее за линию горизонта солнце. Для человека, который не мог жить без полетов, это была серьезная проблема. Но с касапараном Мэл могла отправиться куда угодно, зная, что стрелка всегда укажет путь домой.

– И у тебя хватит на него денег?

Мореход забрал касапасаран и начал протирать его от пыли полой рубашки. Мэл знала, что на самом деле моряка зовут Лайонел Голбайн, но никто никогда не называл его по имени («Это можно понять, – думала Мэл. – Лайонел!»).

– Да.

– Молодым и хорошеньким скидок не делаем. Из жалости к тем, у кого челка кривая, тоже.

– Да есть у меня деньги! Я накопила.

Она засунула руку в карман плаща и, вытащив монеты, пересчитала их на ладони: две золотые, девять серебряных.

Мореход пристально посмотрел на нее и кивнул.

– Ладно. Никаких расписок, никакого возврата.

– Знаю. – Она засомневалась, а потом, поскольку любопытство уже измучило ее, быстро выпалила: – Вон тот кинжал, у него еще на этикетке написано, что он может разрезать все на Архипелаге… Если это правда…

– Никаких «если»! – сказал Мореход. – Он может. Это же гримурный клинок, не зря так называется.

– Я только хотела спросить, получится ли им разрезать такой же кинжал? Или нет?

– Другого такого нет и никогда не будет. Это древнее лезвие, которое выковал кентавр для самого Бессмертья.

– Тогда откуда вы знаете, что он может разрезать что угодно? Вы его проверяли?

Вопрос явно был ошибкой. Глаза Морехода угрожающе сузились, словно кто-то прикрыл ставни.

– Хочешь сказать, что я вру?

– Нет, конечно нет! – горячо возразила Мэл. – Мне просто любопытно.

– Безопаснее быть нелюбопытной, – отрезал Мореход и протянул ладонь.

Она торопливо положила в нее монеты. Он выждал одну долгую, тяжелую секунду, потом улыбнулся и протянул касапасаран.

– А теперь бегом отсюда, пока я не передумал. Не стоило его продавать за такие гроши. Хотя ты сразу поняла, что это такое, а это что-то да значит. Кто знает, кто знает… Странное сейчас время.

Мэл улыбнулась и поспешила наверх.

Когда она ступила на песок, ветер усилился. Ей захотелось побыстрее оказаться в лесу. Там было одно место, которое девочка давно мечтала изучить. Если раньше она могла заблудиться и несколько дней кружить вокруг одного и того же дерева, то теперь с касапасараном все будет по-другому.

Ветер надул плащ, и она взлетела, поднявшись на двадцать три фута вверх.

Мэл не видела, как за ее полетом следит убийца.

Запретный холм

Дом Фрэнка Орита, несомненно, когда-то давным-давно поражал воображение. В нем были пыльные чердаки, винные погреба и развешанные на стенах картины, на которых величественные дамы с неодобрительным взглядом держали на руках маленьких собачек, так же неодобрительно глядящих на вас в упор. Сейчас в доме не было ничего поразительного. Он так зарос плющом, что кое-где по оконным стеклам пошли трещины. Одно даже пришлось полностью затянуть бумагой и скотчем.

Дом стоял у подножия крутого холма. Вокруг него раскинулась густо заросшая ромашками и клевером лужайка. Деревья покрывали холм лишь наполовину, а остальную его часть занимала голая земля, чернеющая на фоне алого заката.

Выходя из машины, Фрэнк опирался на дверь. Обычно он ходил с тростью, и сейчас, когда Кристофер ее подал, старик тут же налег на нее всем весом. Мальчик заметил, как скованно дед идет по дорожке к дому. Зато он оказался на удивление элегантно одет – в зеленый костюм из похожей на бархат ткани с заплатками на локтях. Дедушка довольно крупный: большие руки, толстый живот, массивная нижняя челюсть и морщинистая шея. Его брови были такими кустистыми, что казалось, сначала в комнату входят они и лишь спустя несколько секунд – их обладатель.

– Не стой как истукан, – сказал Фрэнк Орит. – Входи.

Кристофер вошел следом с сумкой в руках, вдыхая аромат старого дерева и свежеприготовленной еды.

– Дом местами обветшал, но здесь чисто, да и бо́льшая часть стен цела. – Дедушка огляделся, пытаясь удостовериться в истинности своих слов. – Здесь не появлялись дети с тех пор, как твоя мама была еще маленькой девочкой. Надеюсь, найдешь все нужное.

– А сигнал тут есть?

– Вообще нет, – ответил Фрэнк, и в его голосе не прозвучало ни капли сочувствия.

Сердце Кристофера сжалось.

– Тогда… Можно я покатаюсь на твоей машине по округе, попробую поймать его?

Старик пристально посмотрел на него:

– Разве тебе не нужно подождать еще годика четыре, чтобы получить права?[3]

– Но у тебя машина с автоматической коробкой передач, да и сбивать тут некого – вокруг одни деревья, а они не будут делать резких движений. Можно?

Дедушка так высоко приподнял бровь, что она достала до седой челки.

– Когда узнаешь местность, тогда и поговорим. Пока тебе надо обустроиться. Это важно.

Кристофер последовал за ним в гостиную, где его поразил парадный портрет мужчины в военной форме. У него была такая густая растительность на лице, что ее хватило бы, чтобы набить небольшую подушку.

– Неплохие усы, – сказал мальчик.

Дедушка улыбнулся:

– Да уж, настоящий ужас. Наш предок, между прочим. Кажется, мой отец говорил, что он бельгиец. Но я хочу поговорить с тобой не о доме и его содержимом, – дедушка оглядел мальчика тяжелым взглядом, – а о землях вокруг дома.

Фрэнк показал внуку кухню, прихожую и кладовку с развешанными на стенах пучками трав и заставленную консервами: банками с бобами и поразительным числом жестянок с сардинами.

– Можешь бродить по дому, гулять на улице с той стороны, откуда мы приехали, но есть условие, на котором настоял твой отец. Тебе запрещено подниматься на вершину холма. Все понятно, парень?

Кристофер посмотрел в окно. Из него открывался вид на высившийся позади дома холм. Ему тут же захотелось взбежать по нему.

– Можешь дойти до середины, но забегать дальше и не думай.

– Почему? Что там, наверху?

– Там опасно.

Фрэнк повел его дальше по коридору и вверх по лестнице, громко стуча тростью.

– И что там опасного?

– Это не то, о чем тебе нужно думать. Делай, как велено. Обещай мне.

– Но я умею плавать и лазать. И я не маленький ребенок! Я не заблужусь, не упаду в шахту, не наемся ядовитых ягод, ничего такого.

Фрэнк даже на него не взглянул:

– Это не обсуждается. Если так решил твой отец, значит, вершина холма – единственное место, куда тебе нельзя ходить. Узнаю, что ты поднялся выше обозначенного места, будешь наказан.

Он открыл дверь в спальню с высоким потолком, выкрашенным в белый цвет, двуспальной кроватью и полкой, на которой стояли книги на неизвестных Кристоферу языках. На кровати лежал темно-красный свитер.

– Вот твоя спальня. Делай с ней что хочешь – хоть книги переставляй, хоть на стенах рисуй. И я связал для тебя свитер. – Шею старика залило краской. – Но, знаешь, ты не обязан его носить. – Он откашлялся. – Ужин в восемь. Я рад, что ты здесь. Ты мой внук, хорошо, что ты приехал. Но не забывай о том, что я сказал.

Дедушка ушел. Он не заметил, что Кристофер не дал никакого обещания. Иногда даже мудрейшие из стариков забывают о сообразительности молодых.

Угасающий свет

Мэл пролетела четыре мили[4] в глубь леса, почти задевая ногами верхушки деревьев. Именно здесь, в густой чаще, где даже солнечный свет окрашивался в изумрудный цвет, она планировала провести эксперимент.

Приземлившись – как можно осторожнее, чтобы не зацепиться плащом за ветви, – девочка замерла. У подножия одного из деревьев на боку лежала рататоска, небольшая, размером с кошку. Ее мех был темно-зеленым, без единого серого пятнышка. Значит, зверек совсем молодой.

Мэл вдруг стало холодно. Она знала нескольких лесных рататосок и теперь, наклонившись ближе и затаив дыхание, вгляделась. Мордочка зверька оказалась незнакомой. Кончиком пальца она коснулась жесткого меха, но рататоска не шевельнулась. Девочка опустилась на колени и поднесла руку к ее носу, пытаясь понять, дышит ли она. Очень осторожно перевернула зверька, его тельце было безвольным и обмякшим, как у мягкой игрушки. Рататоска определенно мертва.

Тяжело и часто дыша, Мэл отшатнулась от тела зверька. На протяжении нескольких месяцев она находила мертвых волшебных существ в лесу. Гагана – птица с железным клювом и медными когтями – неподвижно лежала в гнезде вместе с птенцами. Морская корова выбросилась на берег слишком далеко от места своего обитания. За две недели до этого девочка обнаружила мертворожденного золотистого жеребенка единорога. Мэл никак не могла выбросить это воспоминание из головы.

Стиснув зубы, она быстро вырыла руками яму и опустила в нее рататоску, после чего засыпала яму землей, чтобы до тушки не добрались лавелланы.

Мэл провела ладонью по земле. Почва неоднородна: темно-коричневый чернозем кое-где превратился в сероватый ил. Лес Атидины считался одним из самых древних на Архипелаге. Его почва должна была оставаться плодородной на протяжении нескольких тысячелетий. Когда девочке было около семи или восьми лет, земля была черной и блестящей. Теперь все иначе.

В кармане плаща Мэл лежал моток бечевки и несколько колышков. Она достала их и принялась отмечать участки посеревшей земли: втыкала колышки в землю, обвязывала их тонкой веревкой и так старательно проставляла даты, что от напряжения даже высунула кончик языка.

Мэл проводила этот эксперимент – продуманный, серьезный и довольно любительский – на протяжении полугода, пытаясь доказать, что серой земли становится все больше и больше. Она даже пыталась привести сюда бабушку и показать ей, что пятна вышли за границы отмеченного колышками периметра и постепенно распространяются по всему лесу, но та отказалась: «Ноги меня уже не держат, да и дела есть поважнее. Незачем мне на грязь пялиться».

Хуже, чем с почвой, обстояли дела с грифонами. На протяжении тысячелетий их причисляли к редким волшебным существам, но за последние пять лет они стали исчезать просто стремительно – сначала единицы, затем десятки. Один путешественник, вернувшийся с острова Крылатых, рассказал, что обнаружил там целую колонию грифонов мертвой. Одни говорили, что это случайность, ни с чем не связанная трагедия. Другие, наоборот, отмечали, что это знак грядущих темных времен, дурное предзнаменование и начало конца.

Прошлым летом из Города Ученых пришло сообщение, в котором говорилось, что грифонов вот уже два года никто не видел. Именно поэтому в «Книге живых существ» они отмечены как «предположительно вымершие».

Мэл подумывала написать ученым и рассказать обо всем, что знает, но решила этого не делать. Она не могла им рисковать – что, если его отберут?

Ее била крупная дрожь. Мэл заправила выбившиеся пряди волос под вязаную рыбацкую шапку и полетела домой.

Единственное место, куда нельзя ходить

На следующий день Кристофер поднялся на холм. Гусыня, черный лабрадор Фрэнка, пристрастившаяся облизывать лицо Кристофера, отправилась вместе с ним. Было холодно, так что мальчик надел красный свитер – толстый, непробиваемый, как броня, с высоким воротом – и флотскую шинель. Здесь даже воздух пахнет по-другому, понял вдруг Кристофер: богаче и насыщеннее, словно ветер вобрал в себя аромат прорастающих цветов, эссенцию природы.

Мальчик дошел до гряды деревьев и остановился, прислонившись к сосне. Он посмотрел вверх, на вершину, и почувствовал, как в груди что-то сжимается. Папа не доверяет ему, подумал он с горечью, даже когда дело касается его собственной безопасности. Отец постоянно нервничает, по любому поводу. Похоже, он оценивает мир – каждую палку, каждый камень, каждую проезжающую по улице машину и даже столовые приборы – только с точки зрения того, как это может навредить Кристоферу. Картофелечистка, консервный нож, да даже свечи на торте, приготовленные в честь дня рождения сына, в его глазах превращались в смертельное оружие. Кристофер любит отца, но порой у него возникало чувство, словно эта любовь пригвождает их к земле.

Во рту появился привкус горечи. Чтобы добраться до вершины, хватит и пяти минут.

Он замешкался, кожа покрылась мурашками. Гусыня, не теряя времени зря, пыталась проникнуть языком как можно глубже ему в ухо. Он вернется еще до того, как дедушка заметит его отсутствие. Да и что там может быть опасного? До чего же было несправедливо и нелепо ничего ему не рассказать, подумал Кристофер, разминая ноги.

Раздался похожий на взрыв звук, заставивший его подпрыгнуть. Порыв ветра с грохотом захлопнул ставни дома, оставшегося у подножия холма. Дедушка мог в любой момент выглянуть из окна и заметить его. Раз Кристофер решился идти, следовало поспешить.

– Вперед, Гусыня. – Мальчик посмотрел на видневшуюся за деревьями вершину холма. – Сверху вид наверняка лучше.

Кристофер с собакой вышел из-за деревьев и быстро зашагал вверх по холму.

Не успел он подняться на вершину, как земля под ногами затряслась – сначала едва заметно, затем все сильнее и сильнее.

Убийца

Именно касапасаран спас ей жизнь.

Мэл приземлилась в разбитом рядом с домом саду. Маленькое и довольно простое жилище окружали растения и цветы, за которыми ухаживала Леонор – единственная живая родственница Мэл.

В конце сада высилась стена, за которой находились обрыв и река. Девочка как минимум раз в день на протяжении десяти лет выслушивала от бабушки, что залезать на стену нельзя. У реки стремительное течение, а находящиеся поодаль берега окаймляли заросли камыша. В глубоких водах водились лавелланы – ядовитые землеройки, укус которых смертелен.

Бабушка посмотрела на Мэл, когда та вошла в кухню, и вздохнула. В молодости Леонор была высокой и элегантной, но теперь, к семидесяти шести годам, скрючилась.

– У тебя руки замерзли… Так еще и вымазаны в грязи! Мэл, чем ты только занималась?

– Я была в лесу и видела там…

– Вымой их – с мылом, пожалуйста, – и садись за стол. Я кое-что испекла.

Стол был завален едой. На нем стоял и великолепный ореховый пирог, и свежие булочки с корицей, и еще печенье, горячее, только что из духовки. Седая, неразговорчивая и неулыбчивая Леонор если и показывала, что заботится о ком-то, то только с помощью еды. Лучший пекарь в Иктусе, она вкладывала все терпение и любовь в выпечку.

Она отрезала Мэл огромный кусок пирога. Гелифен клюнул девочку в знак приветствия и склонился над миской с молоком. Его длинный хвост подрагивал, а крылья трепетали от удовольствия.

Леонор протянула Мэл чашку горячего ягодного отвара со специями. Бабушка готовила его сама, проводя у плиты часы. Она размешивала напиток до тех пор, пока он не становился острым и сладким одновременно – именно таким, как любила Мэл. Бабушка вздохнула:

– Ну что за прическа! Просто катастрофа! Давай я тебе все подровняю?

Она осторожно коснулась челки Мэл.

В дверь постучали. Леонор пошла посмотреть, кто там.

В этот момент касапасаран в кармане Мэл задрожал. Она вытащила его. Сначала стрелка указывала в сторону спальни, но вдруг несколько раз повернулась то в одну, то в другую сторону и, наконец, начала вращаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока касапасаран не завибрировал в руке.

– Сломался?! – Она обратилась к Гелифену. – Но ведь я только-только его купила!

Мэл подошла поближе к окну, чтобы рассмотреть прибор на свету, поэтому, когда убийца ворвался на кухню, она смогла от него увернуться.

Убийца оттолкнул Леонор, но она все же вбежала в кухню и заслонила собой внучатую племянницу.

– Вон! – кричала она. – Отойди от нее!

Мужчина зашипел и, замахнувшись, вновь атаковал – на этот раз Леонор.

Раздался страшный крик, и бабушка посмотрела вниз, на свою грудь. Красное пятно расползалось по верхней части фартука. Она упала на пол.

– Мэл! Беги!

– Леонор! – вскрикнула Мэл и бросилась к ней.

Гелифен издал высокий звериный рык и, выпустив когти, ринулся на мужчину, но тот лишь отмахнулся от него, повернулся и кинулся на Мэл. Лезвие прорезало плащ и задело кожу девочки. Она схватилась за край стола и перевернула его, выпечка и посуда разлетелись по кухне.

Мэл схватила Гелифена и выскочила из дома в сад. Ветер все еще дул. Она побежала вперед, расправила плащ и попыталась подняться в воздух, но ветер ускользал сквозь оставленную ножом прореху. Она попробовала еще раз, задыхаясь от страха, но ничего не получалось.

Значит, придется спасаться бегством. Во рту появился металлический привкус крови. Мэл никак не могла вздохнуть полной грудью. Куда бежать? Она кинулась к сараю, но, передумав, ринулась к стене в саду.

Убийца вышел из-за угла дома. Он был довольно высоким, хотя в городе встречались мужчины и повыше. Но не было ни одного с таким же жестоким выражением лица. Мэл не сомневалась – он убьет ее.

На мгновение они замерли и уставились друг на друга.

Убийца окликнул ее:

– Стой! Остановись!

Она повернулась и кинулась к стене. Мужчина отставал всего на несколько шагов. Мэл оглянулась и увидела направленное в ее сторону лезвие ножа. Она увернулась, но убийца был так близко, что она слышала, как он дышит.

Сзади раздался крик, и он обернулся: Леонор, прижав к груди окровавленную руку, появилась из-за угла дома. В другой руке она сжимала топор.

Ее голос прозвучал высоко, в нем сквозила обжигающая злость:

– Отойди от моей девочки!

Она бросила топор со всей силой, какая оставалась в ее теле. Может, удар и не вышел точным, но он был исполнен чистой ярости.

Убийца взревел и согнулся: удар обуха пришелся ему по плечу. Он бросился на женщину, а та, пошатываясь, отступила за дом. Снова раздался крик, и затем все стихло.

Задыхаясь от ужаса, Мэл споткнулась и упала на колени, вытянув руки вперед. Кровь застыла в жилах и стала вязкой, как смола. Она попыталась закричать, но ей удалось выдавить только хрип. В легких не осталось воздуха.

Гелифен клюнул ее, заставляя очнуться. Мэл попробовала вдохнуть, но в воздухе чувствовалась кислота. Она через силу заставила себя встать, добралась до стены и вскарабкалась наверх. Камни врезались в ладони, Гелифен цеплялся за спину. Наконец Мэл, оказавшись на стене, посмотрела на ревущую внизу реку. Вдалеке на берегу пасся единорог и шныряла стайка зеленых рататосок, ниже по течению лунма спустилась ближе к воде, пытаясь утолить жажду, – они слишком далеко и никак не смогут ей помочь. Чуть поодаль против течения реки плыли три маленьких зверька, похожие на землероек. Если бы она могла просто взлететь, подняться высоко-высоко и выбраться наконец из этого кошмара!

– По ту сторону стены – река! – крикнула она мужчине. – Подойдешь хоть на шаг ближе, и я прыгну. Там полно лавелланов, и они убьют тебя, если бросишься за мной.

– Они и тебя убьют. Спускайся.

– Может, и не убьют. Они меня знают. – Мэл охватили паника, ужас и боль. С ее онемевших губ слетали слова, и она отчаянно пыталась разговорить убийцу. – Скажи, зачем ты пришел, а потом… Потом я спущусь, хорошо?

Мужчина усмехнулся:

– Мне платят не за разговоры.

– А за что тогда? И кто платит? Зачем тебе это?

Глаза убийцы скользнули по ней, и она почувствовала его презрение.

– Ты заметила, что магические существа стали погибать? Заметила, что гримур не работает? Это знаки его могущества. – Убийца, тяжело дыша, подошел ближе. – И он обещал наградить тех, кто присоединится к нему еще до того, как он возвысится. Я слишком часто проигрывал, но на этот раз буду среди победителей.

– Но ко мне это не имеет никакого отношения!

– Он велел найти тебя. Послал мне сообщение: «Найди летающую девочку». А теперь спускайся.

– Он? О ком ты говоришь?

Убийца покачал головой. На мгновение на его лице отразился ужас. Он уперся руками в стену, пытаясь найти выступы, за которые можно ухватиться. Мэл посмотрела на бегущую внизу реку. Течение слишком быстрое, ее запросто отбросит на прибрежные камни. Задрав мордочку и оскалив ядовитые зубы, на Мэл глядел лавеллан.

Она в отчаянии крикнула:

– Погоди! Ну что меня может объединять с умирающими волшебными существами и гримуром?

Убийца пристально посмотрел на нее.

– Всё.

Он начал карабкаться на стену.

Мэл крепко прижала Гелифена к груди. Мужчина оказался совсем близко, в его руке блеснул нож.

Девочка прыгнула.

И оказалась глубоко под водой. Рядом с ней вспыхнули огоньки. Ледяная вода забурлила, и Мэл приготовилась к тому, что она вот-вот ударится о камни или в нее вопьются острые зубы лавеллана. Поток унес Гелифена. Всюду была лишь вода, от которой в ушах стоял гул, и сплошной ужас. Вскоре все исчезло.

Паническое бегство

Выглянуло солнце, и пока Кристофер то спокойно шел, то взбегал по холму, все было просто отлично. По крайней мере пока земля не начала дрожать под ногами.

Он почти добрался до вершины, когда Гусыня, следовавшая за ним по пятам, остановилась и жалобно заскулила.

Он наклонился и погладил ее:

– Что случилось, девочка? Ты поранилась?

И тут послышался грохот, раздавшийся словно из недр земли. Кристофер наклонился, прижал ладонь к поверхности холма и сразу почувствовал, как сильно она дрожит. Землетрясение? У Гусыни шерсть на спине встала дыбом, и собака зашлась высоким, тревожным лаем.

Раздался дикий крик, и мальчик увидел, что прямо на него мчится огромный конь, покрытый зеленой чешуей. Кристофер испуганно закричал и рванул в сторону. Он потащил Гусыню за собой, но собака застыла на месте, словно прилипла к земле, так что он подхватил ее на руки и побежал. Гусыня оказалась ужасно тяжелой, но страх придал ему сил. Кристофер добежал до деревьев, спрятался за дубом и, едва переводя дыхание, присел рядом с Гусыней.

Конь промчался вниз по склону. Кристофер видел, как блестят его мускулистые бока, покрытые зеленой чешуей. Пока он наблюдал за чудесным созданием, оно расправило огромные чешуйчатые крылья, взмыло в воздух и пронеслось над верхушками деревьев.

Словно бурный поток, мимо Кристофера пронеслась дюжина похожих на землероек зверьков. Их шерсть была мокрой, а из пасти торчали клыки. За ними последовала стая крупных белок, на голове каждой красовался рог. Они кричали: «Бегите! Бегите!» Увидев их, Гусыня попыталась вырваться из объятий Кристофера, но он не отпускал ее.

Это невозможно. Кристофер не мог поверить в происходящее – может, его накачали наркотиками? Он сильно ущипнул себя. На ногте осталась кровь, а по руке распространилась острая боль – он не спал. Его охватил страх.

Он так и не двинулся с места, а с вершины холма опять донесся вой, и вниз проскакал конь с рогом из сверкающего серебра. У него был белоснежный хвост, похожий на шлейф лунного света, и в нем торчали сорняки.

– Единорог, – шепнул Кристофер Гусыне.

Фантастические создания исчезали одно за другим среди деревьев – так же стремительно, как и появлялись. Несмотря на яркое солнце, руки у мальчика были ледяными. Он чувствовал себя обессилевшим после обрушившихся на него потрясений.

Первым побуждением было броситься домой, к деду. Но тут с вершины холма снова донесся шум. Это был полный отчаяния крик, словно кто-то боролся за жизнь.

Он замешкался лишь на секунду, а потом помчался вверх по запретному холму. Кристофер сам не смог бы сказать, что ожидал там обнаружить, но точно не то, что открылось его глазам. На вершине было небольшое озеро, всего футов сорок поперек и с водой такого темно-синего цвета, что она казалась почти черной. В центре озера тонуло какое-то существо. Вода бурлила вокруг него, а оно било крыльями и хвостом, издавая пронзительные, полные ужаса крики.

Кристофер не дал себе времени на раздумья: если бы он задумался, то тут же сошел бы с ума от всего, что происходило вокруг. Так что он просто бросил шинель и свитер на траву, стянул ботинки и кинулся в воду.

И тут же стена ледяного холода выбила весь воздух из легких, как будто он врезался в настоящую кирпичную стену. Существо вновь издало отчаянный вопль. Его короткие передние лапы не были приспособлены для плавания, и как бы сильно оно ни било крыльями, все равно не могло удержаться на поверхности воды.

Озеро оказалось глубоким, и Кристофер поплыл. Он почти ослеп от брызг, пока добирался до места, где, как ему казалось, находилось волшебное создание. Но там уже никого не было.

Мальчик выплюнул воду, чувствуя привкус тины и ила, а потом нырнул. И еще раз, глубже. Вот и оно: глаза и клюв закрыты, тело стремительно опускается на дно. В животе у Кристофера забурлило, он оттолкнулся ногой и нырнул на глубину. В ушах сразу зазвенело, холод обжег кожу, но он успел ухватить существо за заднюю лапу.

Мальчик вынырнул на поверхность и жадно вдохнул воздух. Существо не дышало. Он выбрался из озера и завернул его в шинель. Оно чуть приоткрыло глаза, и тут его вырвало чем-то полупереваренным прямо на рукав.

Кристофер разразился смехом, который ту же перешел в кашель.

– Как мило, ну спасибо.

Его зубы так стучали, что он едва мог говорить. В его теле поднималась волна благоговения, а голова кружилась от облегчения. Он наконец понял, что держит в руках.

У существа задние лапы были как у львенка, а передние лапы и крылья – как у орла. Их покрывали белые перья. На его маленькой птичьей голове искрились круглые зеленые глаза. Его уши, похожие на лошадиные, были большими и заостренными.

– Ты – грифон, – сказал Кристофер.

Не оставалось никаких сомнений, что он настоящий: птенец извивался в коконе из шинели и царапался сразу двумя видами когтей – к слову, задние, на львиных лапах, оказались острее и глубже вонзались в кожу. Несмотря на боль, сердце Кристофера колотилось от счастья.

– Ну, тише!

Он почувствовал, что по его коже течет кровь, но явно чужая: слишком уж горячая и густая. С трудом схватив грифона за задние лапы, мальчик перевернул его. Так и есть: глубокий порез на левой лапе. Он перевязал рану собственным носком. Существо зашипело в знак протеста и стало извиваться, как выдра. Хорошо, что хотя бы не кусалось.

Кристофер натянул ботинки на мокрые ноги, кончики его пальцев посинели от холода. Потом встал, держа грифона на руках.

– Давай-ка поскорее отнесем тебя в тепло, – сказал он.

Грифон, казалось, успокоился, услышав его голос, и прижался клювом к локтю. От него пахло мокрым мехом и перьями, из-под них пробивался мускусный запах молодого животного. Это было, как показалось Кристоферу, самое прекрасное существо, какое ему только приходилось видеть.

– Я буду тебя защищать, – сказал он. – Не бойся. Я никому не позволю тебя обидеть.

Существо легонько укусило его за большой палец.

Пожалуй, это было довольно глупое и опасное обещание. Учитывая непредсказуемость окружающего мира, не стоит давать такие клятвы ни одному живому существу. Но такие уж они, грифоны, – могут быть на удивление убедительными.

Тайна стража

Ворвись в комнату насквозь промокший ребенок, прижимающий к груди волшебное существо, любой человек перво-наперво задал бы вопросы. Но Фрэнка нельзя было назвать любым человеком.

Когда Кристофер распахнул дверь, его дед дремал в кресле у камина. Он приподнялся, окинул взглядом происходящее – Кристофер с посиневшими губами и диким взглядом, сверток в его руках, Гусыня, скачущая у ног, – и наконец встал.

– Мне нужны бинты, – сказал Кристофер. – Для грифона.

– Значит, ты был у озера, – произнес Фрэнк. – То есть на вершине холма. Там, где тебе категорически запрещено быть.

– Мне пришлось туда пойти, – ответил Кристофер и протянул дедушке сверток. – Он там тонул.

Он наспех рассказал дедушке обо всем, что увидел на холме.

Фрэнк так и стоял посреди комнаты. Он тяжело дышал, мысли волнами проносились по его лицу.

Дедушка пошел на кухню и, вернувшись оттуда со стаканом виски и с бинтами, сказал:

– Оставь мне грифона, а сам ступай прими горячий душ. Давай пулей!

Когда Кристофер вернулся, Фрэнк уже закреплял повязку на задней лапе грифона. У камина стояла чашка горячего шоколада.

– Давай, – сказал он, – садись. Попробуй покормить его.

Дедушка показался Кристоферу невероятно старым. Когда он вновь присел, его суставы жалобно хрустнули. Фрэнк передал Кристоферу грифона и банку сардин.

– Что же, похоже, придется кое-что тебе объяснить.

– Там был единорог! Разве ты не…

Фрэнк одарил его таким пугающим взглядом, что Кристофер в ту же секунду замолчал.

– Садись, – продолжил старик, – и слушай.

Этот взгляд дал Кристоферу понять, каким сильным мужчиной когда-то был его дедушка. Эта сила все еще таится в нем, под дряблой кожей и ноющими от артрита костями.

– Он не уйдет далеко: все огорожено заборами. Сейчас тебе нужно узнать кое о чем. Это важно.

Кристофер сел. Он открыл банку сардин, и грифон восторженно клюнул его в руку.

Фрэнк вздохнул:

– Рано или поздно я бы и так тебе все рассказал. Ты еще слишком юн, уж в этом мы с твоим отцом согласны. – Дедушка отхлебнул виски. – Хотели подождать, пока тебе не исполнится восемнадцать. Твой отец даже поднимал планку до двадцати одного или двадцати пяти. По правде говоря, думаю, он предпочел бы, чтобы ты вообще никогда об этом не узнал.

– О чем ты бы мне рассказал? Что отец не хочет говорить мне?

Фрэнк достал из кармана ключ, отпер высокий массивный шкаф и достал из него другой ключ, после чего снял со стены портрет усатого предка в мундире.

– На редкость бездарная картина. Лучшего места, чтобы спрятать сейф, не найти. Такой ужас точно никто не захочет украсть.

Кристофер протянул грифону сардину, и тот проглотил ее, чуть не прикусив пальцы мальчика.

– Тише, – прошептал Кристофер. – Пальцы в меню не входят.

За картиной действительно скрывался металлический сейф. Открыв его, Фрэнк достал два предмета и положил их на стол. Кристофер приблизился: перед ним лежали книга и сложенный в несколько раз пергамент. Когда дедушка развернул его, оказалось, что это карта, острова на которой были нарисованы изящными мазками.

– Это Архипелаг. – Фрэнк Орит медленно, с любовью водил по карте пальцами. – Дай-ка я вспомню, как мне об этом рассказывала мама. – Он глубоко вздохнул. – В нашем мире, Кристофер, есть место, скрытое от глаз посторонних. В нем обитают существа, которых мы считаем вымышленными или о которых со временем и вовсе забыли. Оно называется Архипелаг. Это скопление тридцати четырех островов: какие-то из них примерно с Данию, какие-то меньше городской площади. Тысячи волшебных существ, обитающих на этих островах, свободно летают, бегают, растят детенышей, стареют и умирают – и жизнь начинается заново. Архипелаг – последнее место, где сохранилась магия.

– Магия? Ты же несерьез… – недоверчиво начал Кристофер, но Фрэнк осек его, вытянув руку вперед:

– Послушай, Кристофер, мир не обходился без магии. Не грифона ли ты держишь в руках, а? Волшебство росло вместе с первым Древом, и из него оно попало в землю, воздух и воду. На Архипелаге магию называют гримуром.

Кристофер ощутил тяжесть грифона, его тепло. Он угостил малыша еще одной сардиной, и тот лизнул его пальцы.

– Так вот что такое магия! Гримур?

– Да, гримур. На некоторых островах его называют «гримар». Громер, грэмри, грэм, гримт – все одно, все обозначает магию. Когда-то она была повсюду. На протяжении тысячелетий волшебные существа жили на Земле, не зная бед, но, когда появились первые цивилизации, люди поняли, что могут использовать их силу во зло. Они ловили, убивали, растили их в неволе, лишь бы облегчить себе жизнь, – эта страница истории не вызывает у меня особой любви к человечеству. Со временем волшебных существ становилось все меньше и меньше. Но было место, где выросло первое Древо и где витавшая в воздухе и осевшая в земле магия невероятно сильна, – острова на севере Атлантического океана. Несколько тысяч лет назад они исчезли.

– Исчезли?

– Да. Вскоре волшебные существа исчезли с лица земли, и всё из-за людей, не прекращавших на них охотиться. Пару тысячелетий спустя мы и думать забыли о том, что когда-то на землю падали свет драконьего пламени и сияние рога единорога. Мы поверили, что это всего лишь сказки, мифы, истории, в которых нет ничего особенного. До чего мы, люди, забывчивы.

– Но куда делись эти острова? Архи… Как ты их назвал?

Грифон с головой нырнул в консервную банку. Кристофер вытащил его и отдал малышу последнюю сардину.

– Ар-хи-пе-лаг. Это старое слово, обозначающее скопление островов, расположенных близко друг к другу.

– Так где они?

Лицо Фрэнка просияло. Оно казалось таким же ярким, как огонь в камине.

– В том-то и дело, мой мальчик. Они остались на том же месте, где когда-то возникли.

Кристофер почувствовал что-то странное: тело охватил поднимавшийся от пяток до макушки жар, в ушах шумела кровь – его поразило искрящееся счастье. Он никак не мог поверить в то, что ему рассказал дедушка, и это несмотря на то, что у него на коленях сидел самый настоящий грифон, чесавший голову задней лапой. Все слишком прекрасно и именно поэтому не может быть правдой. Это же мечта во плоти.

– Но раз они никуда не делись, почему мы о них не знаем? Почему не увидели их со спутника или на радарах, почему беспилотники не добрались туда?

– Ни одно судно не может подойти к Архипелагу: гримур мягко и незаметно отводит их в сторону. Точно так же самолеты не могут пролететь над островами. Это магическое, зачарованное место.

Грифон, похоже, наелся, и теперь его веки подрагивали от усталости. Он зарылся клювом в красный свитер Кристофера, мальчик успокаивающе гладил его по пушистым крыльям. Он перегнулся через детеныша, чтобы рассмотреть карту.

– Покажешь?

Фрэнк указал пальцем на карту:

– Вот Лития – самый большой из островов Архипелага. На нем проживает больше всего людей. А это Арк – остров, расположенный далеко на севере. Именно там выросло первое дерево. Здесь, на юго-востоке, дикие земли. Людям там приходится жить бок о бок с драконами. Около дюжины островов заселены и людьми, и волшебными существами. На остальных живут только звери.

– Единороги?

– И единороги. Здесь – на Церетосе, Атидине и Литии – пасутся огромные стада.

– А кентавры тоже есть?

– Конечно, они проживают на Антиоке. Есть еще много, очень много созданий, о которых рассказывается в мифах и преданиях: каркаданны, мантикоры, кракены, каппы и сибуллы. Архипелаг – славное место, полное жизни.

Сердце Кристофера билось так сильно, что грифон, потревоженный его бешеным стуком, приподнял голову и посмотрел на мальчика.

– Туда можно как-то попасть?

– Можно, если знаешь способ.

Кристофер откинулся на спинку дивана. Чувствуя головокружение, он бросил взгляд на портрет предка-бельгийца.

– Откуда ты знаешь об этом? И где достал карту?

Грифон перебрался на лежавшую рядом с Кристофером подушку и закрыл глаза. Дедушка всматривался в лицо мальчика.

– Еще не сообразил? Я – страж, оберегающий путь.

– Ты?

– И нечего так удивляться, – строго произнес Фрэнк. – Я не всегда был стариком. – Он улыбнулся. – Да, я страж. На лодке до Архипелага не добраться, но есть один способ – а может, и не один, наверняка где-то скрыты и другие маршруты. Проход открывается раз в год всего на одну неделю во время четвертого полнолуния, когда…

– Озеро! Туда можно попасть через озеро?

– Именно так. Или через лохан, как мы, шотландцы, называем озера. На дне здешнего лохана – а оно глубокое, уходит на добрых сто футов, – вот уже три тысячелетия находится древнее дерево с раскидистыми ветвями. Оно проросло из семечка яблока, сорванного с Гримурного Древа. Моя задача – защищать его от воров и забвения. Шарлотта, твоя мама, должна была стать стражем, но… – Мгновение дедушка ничего не говорил, но вскоре продолжил: – Конечно, ей уже не стать стражем, поэтому эта ответственность ляжет на твои плечи.

– На мои плечи?

– Да-да, на твои. Не задумывался, почему животные следуют за тобой по пятам?

– Я думал, это из-за запаха… Что-то такое на моей коже.

– Это не так уж далеко от истины. Они чувствуют себя в безопасности рядом с тобой. Наша семья так давно живет бок о бок с гримуром, что какая-то часть магии слилась с нами. Когда я был ребенком, вороны слетались к моему порогу и приносили по утрам подарки – булавки и пуговицы.

Кристофер дотронулся до ожерелья, и дедушка усмехнулся.

– А твою маму, Кристофер, твою чудесную маму отстранили от занятий за то, что она устроила домик для землероек в кармане пальто. Поднялся страшный скандал из-за блох, но что поделать: животных всегда тянуло к стражам.

– Никто не рассказывал мне об этом! – Кристофер чувствовал, как удивление перерастает в гнев. – Почему это держали от меня в секрете столько лет?

– Так решил твой отец.

– Но почему последнее слово за ним? – К стыду мальчика, на его глаза навернулись слезы злости. Он заставил себя сдержаться. – Папа никогда не доверял мне! И никогда не начнет доверять! Ты сам сказал, что он предпочел бы вообще не рассказывать мне об этом!

– Тише, Кристофер, успокойся. Он твой отец. – Фрэнк протянул внуку книгу. – Вот, возьми. Это «Бестиарий стража». Его начал вести еще мой прапрадедушка, и теперь каждый новый страж дополняет его. Здесь собраны описания волшебных существ, проживающих на Архипелаге. Прочти его.

Кристофера переполняли вопросы. Даже сердце мальчика билось так, словно задавало вопрос за вопросом: «Что? Что? Как? Что?» Рассказанное просто не могло быть правдой.

– Но… – Кристофер хотел столько всего обсудить, что слова застревали в горле. Кто еще знает об Архипелаге? Как все это работает? Что еще должен делать страж? В конце концов он задал один из самых очевидных вопросов: – Полнолуние еще не наступило, а ночью вообще не было видно луну. Как тогда грифон попал сюда?

– Вот именно! – Фрэнк сложил карту и потер переносицу. Под глазами дедушки залегли тени, и казалось, морщины на его лице стали глубже. – Об этом-то я и думаю: проход должен быть закрыт. Но есть кое-что и похуже. За последние несколько лет до меня доходили разные слухи. Над Архипелагом сгущается тьма – нечто разрушительное, незримое и неизвестное. Волшебные существа умирают.

Кристофер придвинулся к грифону, словно хотел защитить его.

– Умирают?

– Да. Похоже, гримур угасает, хоть это и кажется невозможным. А ведь именно от него зависят жизни волшебных существ. Магия содержится везде: в воздухе, земле и воде, но живущие в океанах создания страдают. Ходят слухи, что лунмы пожирают друг друга.

– Лунмы?

– Летающие лошади, покрытые чешуей.

– Я видел такую!

Фрэнк кивнул:

– Да, ты говорил. Я разберусь с ней. Та еще работенка, но ничего. Лунмы упоминаются в древних сказаниях. О них давным-давно позабыли, хотя они приходятся родственниками драконам. Гораздо хуже обстоит ситуация с грифонами. Я даже глазам не поверил, когда увидел, что за сверток ты принес. Грифонов уже больше двух лет не видели на островах. Я думал, мы их утратили.

Фрэнк повертел сложенную карту в руках. Он коснулся ее губами и протянул Кристоферу:

– Держи. Хорошенько изучи ее. Два года назад я написал твоему отцу и ввел его в курс дела. Подумал, что ему нужно знать об этом, но он попросил больше не писать – боялся, что ты найдешь письмо. На Архипелаге что-то случилось, и теперь безопасность островов поставлена под угрозу. Что-то явно пошло не так. Сколько я ни пытался выяснить, что именно, ничего не получалось. Ясно одно, парень: это что-то ужасное.

Собака у озера

Через полчаса Кристофер, оттерев рукав шинели от рвоты, спрятал карту в один из ее карманов и понес грифона к холму.

Мальчик поднимался по холму настолько быстро, насколько мог, но грифон не упрощал задачу. Он постоянно вырывался и царапал руки. Стоило опустить его на землю, как он взбирался по лодыжке вверх и впивался когтями в ткань штанов на коленках, где висел, пока Кристофер наконец не брал его на руки.

– Я пытаюсь отнести тебя домой! – сказал он грифону. – Но ты не собираешься упрощать мне задачу, верно?

«Мне нужно отыскать единорога и других, более мелких существ, – сказал ему ранее Фрэнк. – Это может занять какое-то время. С единорогом проблем не возникнет: они все любят мяту, так что его будет легко приманить. Но с поиском остальных придется попотеть. К тому же их надо донести до лохана и вернуть домой. Жди меня здесь и присматривай за грифоном».

Дедушка достал из кладовой банку сушеной мяты и взял трость, которая стояла на своем обычном месте у двери.

«Никуда не уходи, понял? Кто знает, что еще могло просочиться к нам. Пока грифон спит, он не доставит хлопот».

Стоило Фрэнку, прихрамывая, отправиться на поиски волшебных созданий, как грифон проснулся. Малыш дрожал и ни в какую не хотел укладываться. Он изодрал диванную подушку, а когда Кристофер взял его на руки, принялся и за его одежду.

Кристофер испугался, что такими темпами он превратится в тертую морковку.

Все еще держа грифона, он подошел к двери и крикнул:

– Фрэнк? Дедушка?

Старика нигде не было видно. Он мог уйти на несколько часов, если не больше.

Грифон издал крик и взвился в воздух. Полетав по комнате, он врезался в картину, на которой был изображен хмурый мужчина верхом на не менее хмурой лошади. Малыш вонзил коготки в нос всадника и упал на подоконник, пища от боли и страха.

– Ладно! – сказал Кристофер. – Хватит! Я отнесу тебя обратно.

Грифон, казалось, понял его. Он вернулся к ногам Кристофера и с силой цапнул ботинок.

Так Кристофер и оказался вновь на холме, но на этот раз – с грифоном в руках. От поднявшегося ветра по темной воде озера шла рябь. Земля кругом была покрыта отпечатками копыт и лап.

Кристофер огляделся. Земля больше не дрожала, и до него не доходил ни один шорох.

– Если я оставлю тебя у воды, ты поймешь, что надо делать? – спросил мальчик у грифона.

Но когда он договорил, грифон, прижав уши, замер.

– Что-то не так? – спросил Кристофер и, прислушавшись, понял, почему волшебное создание застыло на месте.

Из зарослей высокой травы у кромки воды донесся пронзительный звук, от которого по коже пробежали мурашки. Казалось, кто-то трет одну железную пластину о другую.

Кристофер оглядывался по сторонам в поисках места, где можно было бы спрятать грифона. Он увидел заросли осоки и оставил малыша там. Грифон, свернувшись в клубок, дрожал.

Вновь послышался скрежет металла. Из зарослей медленным шагом вышло существо, похожее на волка или бойцовскую собаку. Его шерсть была черной, на морде застыл оскал, а на месте ушей горели два голубых огонька. Оно часто и тяжело дышало, и именно этот звук был источником ужасного шума.

Существо припало к земле. Его хвост нервно дрожал, задние лапы напряженно поднимались и опускались – оно охотилось, и Кристоферу не пришлось думать дважды, чтобы это понять. Он знал, что рано или поздно столкнется с животным, которое не будет, в отличие от многих других, испытывать к нему особую симпатию. И вот оно – то самое животное с хищным оскалом.

Кристофера охватил ужас. Стараясь не мотать головой, он осмотрелся и приметил палку. Пользы от нее вряд ли будет больше, чем от зубочистки. На берегу озера лежал камень размером с два кулака мальчика. Кажется, у него острые грани.

Он сделал шаг к озеру. Пес, вытянув хвост, приближался. Он дышал так, словно кто-то проводил осколком стекла по школьной доске. Кристофер присел и потянулся к камню.

В ту же секунду пес бросился на него, его дыхание переросло в визг. Кристофер, увернувшись, перекатился в сторону. Когда существо пронеслось мимо, он со всей силы бросил в него камень. На боку пса появилась царапина, и он, пытаясь ее рассмотреть, обернулся.

Вдруг позади Кристофера раздался испуганный крик:

– Огни! Потуши огни на его голове!

В зарослях травы стояла промокшая насквозь девочка. Кристофер услышал ее, понял, что надо делать, и собрался было набрать воды, как вдруг снова раздался крик:

– Да не водой, дурак! Это же клудде! Нужна земля, влажная земля!

Она подбежала к нему и набрала пригоршню земли. Кристофер сделал так же. Клудде обернулся и принюхался. Он сделал три осторожных шага, его хвост был угрожающе опущен. Звук его дыхания разносился по холму, становясь все более и более пронзительным. Существо прыгнуло, и в этот момент Кристофер бросил в него землю.

Первая горсть веером разлетелась в стороны, упав на траву, а вот вторая попала твари прямо в морду, задев ее глаз и левое пылающее ухо. Пламя замерцало и погасло, а существо упало, ревя от ярости и боли.

Зайдя в воду, девочка бросала горсть за горстью. Поначалу она промахивалась, но вскоре попала прямо в правое пылающее ухо. Кристофер не отставал: встав на колено, чтобы было удобнее набирать землю, он метал в существо комья земли.

Клудде пытался встать, но оседал под натиском детей. Его глаза окрасились в алый, и он, издав высокий крик, с глухим звуком рухнул на землю. Из раны на боку лилась кровь, капли которой ползли по растущей у озера траве.

Все погрузилось в тишину. Казалось, даже птицы удивились охватившему мир молчанию.

– Ты в порядке? – спросил Кристофер у девочки.

Тяжело дыша, она кивнула, хотя было видно, насколько она обессилела.

Кристофер подошел ближе. Клудде не двигался. Он дотронулся до него ногой, несмотря на страх, что существо очнется и бросится на него.

– Мертв, – сказал он. – Что бы с нами случилось, если бы рядом не оказалось влажной земли?

Девочка глубоко вдохнула, пытаясь выровнять дыхание.

– Я раньше не видела клудде, но… думаю, он бы нас сожрал. Начал бы с лица.

– С лица? Оно что… закуска?

– Мне так говорили. Ноги – основное блюдо, пальцы – десерт. – Она окинула взглядом лес, холм и лежащий у его подножия дом. – Послушай… пожалуйста, я… я ищу грифона, – сказала она. – Он совсем малыш, ему страшно.

У Кристофера кружилась голова. Он всматривался в лицо девочки, пытаясь понять, можно ли ей доверить грифона – самое прекрасное из встреченных им когда-либо существ. Насколько он мог судить, она действительно волновалась за детеныша и ее переполняла любовь к нему. Кристофер кивнул.

– Он здесь, – кивнул он. – С ним все в порядке.

Мальчик раздвинул заросли осоки. Грифон все еще прятался там, дрожа от страха. Кристофер погладил малыша между ушами.

– Все хорошо, – прошептал он и поднял его на руки. – Ты в безопасности.

– Гелифен! – Маленькая девочка так сильно прижала грифона к груди, что тот взвизгнул от боли. Вонзившись когтями ей в лицо, он оставил на скуле три длинные царапины.

– Ох, прости! – прошептала она, зарывшись лицом в перышки на его голове. – Не хотела причинить тебе боль. Я так испугалась! Не знала, что делать. Если бы ты умер… я бы это не пережила.

Она ослабила объятия, и грифон наконец смог пошевелиться. Он тут же начал радостно клевать ей уши, плечи, руки и кончики пальцев.

– Спасибо, что нашел его, – обратилась она к Кристоферу.

Грифон, похоже, окончательно успокоился и восторженно заклекотал. Кристофер заметил, что оливковая кожа девочки покрыта крошечными шрамами от укусов и царапин. Они были на ее руках, запястьях, шее и щеках.

Девочка была, как ему показалось, примерно его возраста или чуть младше и на целую голову ниже. Ее длинные черные волосы были заплетены в косу, мокрые пряди ниспадали на спину. В прическе поблескивала золотая нить. Синюю кофточку, испачканную травой, грязью и чем-то похожим на кровь, она заправила в темно-синие штаны. В темных глазах девочки горел живой огонек. Высоко задрав подбородок, она смотрела на Кристофера.

– Как тебя зовут? – спросила девочка.

Он представился. Грифон прижимался к ее лицу.

– Ты страж? – с надеждой спросила она. – Ведь так? Мне говорили, что у каждого прохода есть свой страж.

Кристоферу хотелось ответить «да», но он понятия не имел, что значит быть стражем, поэтому он признался:

– Мой дедушка – страж.

Девочка кивнула. Она оттянула горловину кофточки и засунула под нее грифона. Потом она расправила плечи и произнесла нечто невероятно важное, судьбоносное, взывающее к отваге и запускающее роковую цепочку событий.

Некоторые слова способны изменить жизнь раз и навсегда. «Я люблю тебя», «я тебя ненавижу», «у нас будет ребенок», «я умираю», «я с сожалением вынужден сообщить вам о том, что наша страна вступила в войну» – таких слов много. Но среди них есть и особенные, способные как претворять чудеса в жизнь, так и сеять кругом хаос. Например, такие:

– Мне нужна твоя помощь.

Фосфоресценция

Они стояли рядом, все еще пытаясь перевести дыхание. Кристофер смотрел на девочку с грифоном. Ее трясло. Она явно дрожала не только от холода, но и от какого-то потрясения, вызванного, как ему показалось, вовсе не схваткой с клудде. В ней чувствовалось напряжение, которое вот-вот должно было извергнуться, подобно вулкану.

– Помощь?

Она осмотрела его: высокий мальчик с мокрыми волосами, бледная кожа покрыта грязью и кровью клудде. Его пальцы едва заметно дрожали, возможно от адреналина. Он выглядел решительным, готовым встретиться и сразиться с кем и чем угодно.

– Можешь отправиться со мной на Архипелаг? – И после этого добавила: – Меня зовут Мэл. Мэл Арвориан.

– Так ты с Архипелага?

Честно говоря, он думал, что жители Архипелага выглядят как-то иначе: носят остроконечные шляпы, как у колдунов, или хотя бы имеют при себе волшебные палочки.

Мэл кивнула.

– И мне нужно вернуться туда прямо сейчас, но… – Она нервно сглотнула. Кристоферу был не понаслышке знаком этот взгляд: он видел его в отражении зеркала. Девочка решала, стоит ли промолчать или сказать правду. – Если я вернусь одна, меня убьют.

Кристофер уставился на нее. Он подумал, что она шутит, но в ее взгляде не было ни намека на смех.

– Серьезно?

– Там убийца, ясно? Он охотится на меня. Он убил мою двоюродную бабушку и пытался убить меня. Мне нельзя возвращаться одной. Но если я не вернусь, Гелифен умрет, а я, может, никогда теперь не смогу попасть домой. – Ее голос зазвучал настойчивей. – Так что тебе надо отправиться со мной. – Несмотря на высокомерно вздернутый подбородок, глаза Мэл наполнились слезами, а губы задрожали. – Ты мне нужен. – Голос девочки оборвался на полуслове. – Ты должен, должен мне помочь!

– Ты хочешь, чтобы я сразился с убийцей? Типа «заходи на чай, и, кстати, тебя ждет смертельная схватка». С чего мне соглашаться?

– Я не говорила, что схватка будет смертельной. Можно попробовать сбежать от него или разработать план. Вместе.

Кристофер прикрыл глаза. Он пытался мыслить разумно.

– Зачем кому-то тебя убивать?

– Я не знаю. – Увидев выражение его лица, она повторила чуть громче: – Правда не знаю! Я, конечно, иногда раздражаю людей, но не до такой степени, чтобы им захотелось меня убить. Это мужчина, высокий и, кажется, светловолосый. Выглядит настолько нормальным, что это пугает. Он мог бы быть учителем или врачом.

– Неужели больше нет никого, кто бы мог тебе помочь?

Мэл покачала головой, не говоря ни слова.

– Проход почему-то открылся, – сказал Кристофер. – Что, если я пройду через него и путь назад закроется? Вдруг я останусь на Архипелаге навсегда?

Она неподвижно стояла и молчала. Спрятанный под ее кофтой грифон тоже чего-то ждал.

Кристофер повернулся и посмотрел на темную воду лохана. Его сердце бешено колотилось. Где-то в глубине озера мерцал зеленый свет.

Он думал о том, что скажет его дедушка, когда вернется домой и обнаружит, что мальчик и грифон исчезли. Он даже не оставил записку. А как будет зол и напуган его отец!

– Быстрее! Мне пора идти. Прямо сейчас, – сказала Мэл. – Или Гелифен умрет. Магическим существам нужен гримур. Ты со мной?

Грифон в панике клюнул ее в плечо.

Кристофер провел пальцем по лежащей в кармане карте. Зачарованные острова, единороги, кракены и золоторогие зайцы. Замершее было сердце вновь забилось от одной мысли о невероятных чудесах. Мальчик отчетливо ощущал его гулкий стук.

– Да, – сказал он. – Хорошо. Я отправлюсь с тобой на Архипелаг.

Девочка выдохнула, словно наконец снова могла свободно дышать.

– Тогда быстрее сюда.

Она зашла в воду, поднимая брызги. Кристофер в последний раз осмотрел вершину холма, бросил прощальный взгляд на дом дедушки и последовал за Мэл. Он точно сошел с ума. Происходящее казалось невозможным, невероятным. Утром, когда Кристофер спросонья натягивал джинсы и застегивал подаренное воронами ожерелье, он и представить не мог, что вскоре ему предстоит отправиться на зачарованные острова.

Дети доплыли до центра озера.

– Сделай вдох, – сказала девочка. – Глубокий, понял? Наполни легкие воздухом. Давай!

Они одновременно вдохнули и нырнули, погружаясь все глубже. Казалось, у озера нет дна. Легкие Кристофера почти опустели, когда он вдруг увидел среди тины и водорослей зеленую вспышку. Фосфоресценция.

Мэл повернулась к нему – глаза широко распахнуты, щеки порозовели от напряжения – и протянула левую руку. Он схватился за нее. Правой рукой девочка дотянулась до зеленоватой фосфорной искры и прикоснулась к ней.

Архипелаг

Грудь Кристофера сжало так, будто на него рухнул целый оперный театр. Течение реки несло его все дальше и дальше, и мальчик, нырнув в спокойные воды озера, никак не ожидал оказаться посреди бурного потока. Он налетел на камень и вынырнул на поверхность, ловя ртом воздух. Мэл последовала за ним, и бок о бок они поплыли к берегу. Когда наконец оба оказались на суше, девочка ему улыбнулась – сверкнула зубами на секунду, что, как заметил Кристофер, стоило ей огромных усилий. Она взглянула на стену у берега, ее руки задрожали.

Над ними пронеслись три птицы: огненно-красные, размером с орла, их хвосты достигали фута в длину.

Кристофер сразу же понял, кто это:

– Фениксы.

Кожа покрылась мурашками от этого изумительного зрелища. Значит, его дедушка не врал и не сошел с ума. Он говорил чистую, незамутненную и удивительную правду. Архипелаг действительно существует.

– Да! Леонор говорит… – начала Мэл, но тут же осеклась. Затем вздохнула и проговорила: – Мой дом находится по ту сторону стены. Не знаю, ушел ли убийца, но попасть туда можно, только если перелезешь через стену. С другого конца дома – поля, ведущие к лесу.

– А почему бы нам просто не проплыть чуть дальше, обогнуть стену и пройти?

– В реке полно лавелланов, так что мы не продержимся и пяти минут в воде. Это единственный путь. И мне нужно узнать, жива ли… жива ли Леонор.

Мальчик подошел к стене и взобрался на нее. Выпрямившись, он принялся рассматривать двор. Лужайка, цветы, грабли, ива. Никаких признаков убийцы. И как раз когда Кристофер вздохнул с облегчением, он заметил какое-то движение в доме. В окне верхнего этажа появился мужчина с искаженным от гнева лицом.

Мальчик тут же соскочил вниз:

– Он там! В твоем доме, наверху!

Мэл с трудом сдержала вырвавшийся у нее вопль отчаяния. Она зажала рот рукой, и Кристофер видел, как она пытается побороть страх. Мальчик судорожно соображал, что делать дальше.

– Он не знает, что я здесь, – сказал Кристофер. – Думает, ты одна, верно?

– Да. Я и Гелифен. Он и Гелифена пытался убить.

– Раз мы не можем сбежать, значит, надо действовать по-другому…

– Продолжай.

– Попробуем застать его врасплох. Но… Нужна приманка.

Девочка посмотрела на грифона, перевела взгляд на Кристофера, потом на стену. Он еще не знал, что это ее характерный жест. Именно так она собирала всю храбрость.

Мэл постаралась придать себе беззаботный и уверенный вид.

– Я буду приманкой.

Девочка медленно шла через лужайку: насквозь мокрая, глаза опущены, волосы закрывают лицо. Она выглядела хрупкой и сломленной.

Мэл подошла к двум плетеным креслам в глубине сада, стоявшим в окружении цветов. Она опустилась в одно из них, подобрала ноги и теперь казалась совсем маленькой.

Обыскивающий дом убийца выглянул из окна, замер, как собака, почуявшая добычу, и вмиг растворился в глубине комнаты.

Лицо Мэл, скрытое длинными прядями волос, нельзя было разглядеть из дома. Оно и к лучшему: на нем читались страх, ярость, злость и… решимость. Девочка бросила беглый взгляд на иву и едва заметно ободряюще кивнула.

Кристофер, скрючившись, прятался в ветвях дерева и тяжело дышал.

Притаившийся среди листьев Гелифен издал тихий писк.

Из-за дома вышел мужчина. Мэл не поднимала глаз, словно ничего не замечала. Убийца достал нож длиной с предплечье девочки. Он усмехнулся, и на его лице отразилась то ли радость, то ли ярость. Бесшумно, словно кошка, мужчина бросился через лужайку…

Когда он почти добрался до Мэл, Кристофер спрыгнул с дерева, схватил грабли и с размаху всадил зубья в плечо убийцы. Тот с шипением обернулся и взмахнул ножом.

Лезвие чуть не полоснуло Кристофера по руке, он отскочил назад и снова занес грабли, намереваясь ударить убийцу по голове, но тот прикрылся оружием. Нож отлетел в сторону, а мужчина вырвал грабли из рук Кристофера и ловким движением ударил его черенком по виску. Мальчик пошатнулся, его зрение затуманилось, в ушах зашумело.

Убийца обхватил Мэл поперек тела и потащил в глубину сада. Она закричала, забрыкалась, но он только хмыкнул в ответ. Тогда девочка вцепилась зубами в его подбородок. Убийца закричал и стиснул шею Мэл, пытаясь оторвать ее от себя.

Кристофер подскочил к садовому креслу. Тяжело дыша, он собрался с силами, понимая, что осталась всего одна попытка. После этого он поднял кресло и обрушил его на убийцу. Раздался страшный грохот.

И Мэл, и мужчина упали. Девочка отползла в сторону, отплевываясь и вытирая рот. Кристофер помог ей подняться. Гелифен, пытаясь взлететь, бежал к ним по лужайке и клумбам, топча попадавшиеся на его пути цветы.

Они взглянули на лежавшего на траве мужчину.

– Думаешь, он… – начала Мэл.

– Мертв? Не думаю. Нет. Он дышит.

– Нам нужно… убить его?

– Нет! – Ужас происходящего разом обрушился на Кристофера. – Здесь есть веревка?

Мэл побежала в дом и вернулась с куском тонкой старой веревки. Девочка выглядела больной, глаза у нее покраснели, а губы стали сине-белыми.

– Только эта. И я взяла все деньги, которые были в доме. Леонор хранила их под раковиной в ванной, в коробке из-под мыла. – Мэл запнулась и опустила глаза. – Она… там. Я накрыла ее одеялом, которое она особенно любила.

Веревка оказалась слишком короткой, пальцы не слушались, но Кристофер все же кое-как смог связать мужчине руки. Мэл склонилась рядом и изо всех сил затянула узел. Лицо девочки оставалось напряженным, зубы стучали то ли от страха, то ли от холода.

– Хватит, – сказал Кристофер. – Нам нужно спешить.

Появление единорогов

Мэл несла грифона на руках все время, пока они пересекали поля за домом – сначала одно, заросшее травой, потом другое, на котором паслись крохотные зеленые ягнята. Каждый из них – Кристоферу пришлось дважды оглянуться, чтобы поверить в это, – был связан со стеблями чем-то вроде усика. Стемнело. Мэл споткнулась, и мальчик подхватил ее под локоть.

– Это из-за Гелифена, – выдохнула она. – Тяжелый.

– Давай возьму.

– Нет! – сразу отказалась она. – Я сама. Он должен быть рядом со мной.

С ее лица не сходила печать боли. Кристофер понял, что это Мэл надо быть рядом с грифоном, чувствовать исходящее от его тельца тепло, ощущать мягкий мех и перья, видеть большие, полные доверия глаза.

– Хорошо. Но мы двигаемся слишком медленно. Веревка не остановит убийцу надолго.

Кристофер протянул Мэл руку, и девочка, крепко прижав к себе грифона одной рукой, вложила ладонь другой руки в ладонь мальчика. Это немного помогло: они пошли быстрее, пересекая одно поле за другим. Высокая трава шелестела и колыхалась в свете угасающего дня.

– Его вроде не видно, – сказала Мэл, пытаясь что-то разглядеть в надвигающихся сумерках.

Но Кристофер едва расслышал ее. Он смотрел вперед широко распахнутыми глазами. На один удивительный миг его страх растворился и исчез.

Из леса вышло стадо единорогов, сияющих словно звезды в ночном небе.

Одни единороги были белоснежными, гривы других походили на жидкое серебро, на платиновых боках и шеях третьих искрились россыпи ярко-белых пятнышек. Рог самого крупного единорога был длиной с трость и сиял, как белый опал, а рога других казались выкованными целиком из серебра.

Единороги рысцой побежали к Кристоферу. Мальчик принялся считать – тридцать два. Он никогда не видел ничего настолько сверкающего.

– У единорогов очень острое обоняние, – сказала Мэл. В ее голосе слышалось благоговение. – Должно быть, они что-то учуяли.

Учуяли они, конечно, Кристофера. Совсем как белки, кошки, лебеди и лисы в Лондоне, невероятные создания сгрудились вокруг мальчика и Мэл, заливая все вокруг ослепительным светом.

Белоснежный единорог, морда которого сияла серебром, наклонился к мальчику и ткнулся носом в его шинель, а потом тепло дохнул ему в шею. Кристофер аккуратно увернулся от рога и погладил сказочное создание.

– Никогда не видел ничего подобного, – прошептал он.

– Еще бы, – отозвалась Мэл, гладя шею другого единорога. Ее голос звучал мягко. – Никто не может с ними сравниться.

Мальчику сразу захотелось дать что-нибудь единорогу – в признательность за его доверие. Кристофер быстро обшарил карманы. Во внутреннем лежала карта и пакетик с мятными конфетами. Дедушка, кажется, говорил, что единороги любят мяту. Мальчик открыл пакетик и высыпал содержимое в ладонь. Единорог одним жадным движением слизнул угощение, оставив на ладони влажный след.

Потом создание ткнулось носом Кристоферу прямо в лицо. Мальчик почувствовал тепло единорожьего дыхания, запах мяты, дикого зверя и еще чего-то, не поддающегося описанию. Гримур, решил он, это гримур, и сразу почувствовал прилив храбрости. Ему захотелось то ли закричать, то ли атаковать кого-то.

Но Мэл вдруг вскрикнула. Кристофер обернулся. Вдали стоял мужчина с ножом.

– Бежим!

Но единороги, вместо того чтобы расступиться, сомкнулись вокруг них, тепло фыркая в грудь Кристофера.

Он принялся отталкивать их:

– Пропустите нас!

– Кристофер! – остановила его Мэл. – Они разрешают нам сесть на них.

– Уверена?

Он взглянул на острые, как кинжалы, кончики рогов. Создания продолжали настойчиво топтаться вокруг.

– Наверное, это все же галлюцинация, пусть и очень правдоподобная, – произнес он. – Но… Ладно, хорошо.

Мэл попыталась забраться на молодого серебристого единорога, держа Гелифена на руках, но соскользнула вниз. Кристофер наклонился и подставил сцепленные в замок руки. Она уперлась в них грязным ботинком, и мальчик подсадил ее.

Кристофер обхватил за шею ближайшего к нему единорога и наполовину запрыгнул, наполовину вскарабкался на него. Единорог взвился на дыбы. Мальчик вцепился пальцами в белую гриву, и все стадо галопом понеслось в лес.

Ветки деревьев хлестнули по плечам, Кристофер пригнулся, отвернув лицо, и увидел в середине табуна трех жеребят. Их бока покрывала испарина, и короткая шерсть отливала чистым золотом.

Позади раздался крик. Незримый, где-то среди темных деревьев кричал мужчина с ножом. Его яростный рев эхом прокатился по лесу.

Деревья поредели, под копытами пружинил дерн. Взошла луна, и в ее свете Кристофер увидел утес и море. Ветер усиливался, волны были высокими. На горизонте виднелись две едва заметные точки – корабли, а вблизи берега болтался небольшой одинокий парусник. На его корме горели вечерние фонари. На борту, который то нырял в воду, то поднимался на волне, виднелась надпись: «Бесстрашный».

Издав громкое фырканье, стадо резко остановилось. Единороги не желали приближаться к краю утеса. Кристофер спешился и протянул руки, чтобы помочь Мэл и Гелифену. Девочка поклонилась единорогам, и он сделал так же, хотя раньше никогда и никому не кланялся.

Создания исчезли в лесу.

– Что дальше? Он нас скоро догонит! – с ужасом произнесла Мэл.

Впереди виднелся уступ, похожий на неровную дугу. Он словно парил над водой и скалами.

– Нам нужно выбраться с острова. Придется прыгать, – сказал Кристофер.

– В море? Мы утонем!

– Попробуем спуститься по краю скалы.

Он повернулся к деревьям, вспомнив, что видел там плющ, из которого можно было бы сделать подобие веревки. И тут позади, в темноте леса, раздался треск. Сквозь чащу ломился убийца с ножом. Они слышали, как он, запыхавшись, спотыкается, как ругается и сплевывает на ходу. Мужчине явно было больно двигаться, но при этом он сохранял пугающую скорость.

– У нас нет времени! – закричала Мэл.

– Значит, спрыгнем прямо на корабль.

– Мы переломаем себе все кости, – возразила девочка.

– Возможно. Но посмотри, как парус свисает с мачты. – Кристофер ткнул пальцем. – Там почти целый акр ткани, она смягчит падение. Если спрыгнем с самого края выступа, то под нами как раз окажется парусина.

– А если мы промахнемся? – Ужас прошедшего дня уничтожил в Мэл последние остатки мужества. Она прикусила губу.

– А если мы не промахнемся? И здесь не так уж и высоко! – Это была явная ложь. – Или мы сломаем пару костей, или нас убьют, Мэл. – Кристофер постарался говорить так, чтобы его голос звучал мягко, но настойчиво. Нужно было прорваться сквозь ее страх. – Это не шутки.

Девочка сжала кулаки.

– Сначала надо, чтобы спустился Гелифен. Если я прыгну вместе с ним, то могу оказаться сверху и придавить его.

– Быстрее!

Кристофер нервно прислушивался к звукам, доносящимся из леса.

– Я стараюсь!

Девочка что-то прошептала на ухо грифону, и он тихонько клокотнул в ответ. Тогда она бросила Гелифена со скалы:

– Лети, Гелифен! Ты должен лететь!

Малыш растерялся. Он то планировал, распахнув крылья, то просто кувыркался в воздухе. Не долетев до паруса, грифон с гулким стуком приземлился на палубу судна.

Мэл свесилась с края выступа, пытаясь разглядеть в полумраке своего питомца.

– Он не шевелится!

– Значит, надо спуститься к нему. Скорее! – сказал Кристофер.

Вместе они отступили на несколько шагов.

– Раз, – начал отсчет мальчик, – два…

Оглянувшись, он увидел, как ветви раздвинулись и в тени появился силуэт человека.

Кристофер и Мэл одновременно вскрикнули от страха и кинулись к краю обрыва. Ноги мальчика оторвались от земли, живот свело, все инстинкты требовали остановиться и попытаться удержаться на скале. В лицо ударил ветер, закрутил Кристофера в воздухе, в бровь ему ткнулся локоть Мэл. Ребята упали на парус, пытались вцепиться в него, хватались за такелаж – делали все что угодно, чтобы замедлить падение. И наконец с грохотом обрушились на палубу.

«Бесстрашный»

Если вы думаете, что можно свалиться человеку практически на голову и остаться незамеченным, вы здорово ошибаетесь. Хозяин парусника заметил непрошеных гостей и испытал чувства, максимально далекие от радости.

– И что это, храни вас Бессмертье, такое?

Мужчина, возвышавшийся над ними, был таким огромным, что на его фоне кто угодно выглядел бы миниатюрной и изящной балериной. У него была темная щетина, по золотой серьге в каждом ухе и след от ожога на левой половине шеи. Лицо изрезали глубокие морщины – свидетельства жизни, проведенной в море.

– Это что еще за дождь из детей? Не знал, что, отправляясь в плавание, попаду в шторм из младенцев!

Кристофер вскочил на ноги, а Гелифен, явно ошеломленный, вцепился когтями в плащ Мэл и спрятался в его складках. Ребята огляделись. Они оказались на небольшом паруснике из красного дерева, почерневшего от времени. Латунь на оснастке позеленела, но судно уверенно держалось на воде. С палубы можно было попасть в расположенную внизу каюту. Еще один моряк, плотный седобородый мужчина лет шестидесяти, смотрел на них с открытым ртом, держа в руке отвертку.

– Мы просим прощения, – начала Мэл. – За нами…

– Прощения? – Огромный мужчина задышал тяжело и сердито, от него несло виски. – Прощения просят, если испортили воздух ненароком. А вы свалились с неба, как пара бескрылых птенцов! Вы могли повредить груз, порвать паруса! Мне это могло обойтись в кругленькую сумму!

Мэл густо покраснела:

– Ну я не знаю, что еще сказать! И…

– Это не наш выбор, – произнес Кристофер. Его все еще мутило, поэтому он запинался. – Был бы выбор, мы бы ни за что не прыгнули со скалы. – Мужчина перевел на него налитые кровью глаза, и мальчик почувствовал, как под этим взглядом ему становится очень жарко. – Но нам пришлось, потому что…

– Нас пытались убить! – выпалила Мэл. – Человек вон там, наверху.

Кристофер задрал голову, но убийца на утесе исчез.

– А я вот никого не вижу, – сказал мужчина, махнув рукой вверх.

Кристофер заметил пропитанную кровью повязку на его огромной, покрытой шрамами руке. Рана явно не делала мужчину более приветливым.

– Так с чего мне вам верить?