Укрытие. Книга 3. Пыль бесплатное чтение

The Big Book

Hugh Howey

DUST

Перевод с английского Андрея Новикова

Пролог

– Есть там кто-нибудь?

– Алло? Да. Я здесь.

– А, Лукас! Ты молчал. Я подумал на секунду, что там… кто-то другой.

– Нет, это я. Просто регулировал наушники. Утро выдалось очень суетливое.

– Да?

– Угу. Всякая скукота. Заседания комитетов. У нас сейчас маловато людей. И много переназначений.

– Но у вас там все успокаивается? Больше никаких волнений или бунтов?

– Нет-нет. Жизнь возвращается к нормальной. По утрам люди встают и идут на работу. А вечером падают в постели. У нас на этой неделе прошла большая лотерея, которая многих осчастливила.

– Это хорошо. Очень хорошо. Как продвигается ремонт шестого сервера?

– Спасибо, хорошо. Все твои пароли работают. Пока это лишь новое количество все той же информации. Но я не совсем понимаю, почему она важна.

– Продолжай искать. Важно все. Если информация там есть, то на это должна иметься причина.

– То же самое ты говорил про тексты в тех книгах. Но так много из них кажутся мне чепухой. И заставляет гадать – реально ли хоть что-нибудь из того, что в них написано?

– Почему? Что ты сейчас читаешь?

– Том на букву «К». Сегодня с утра читал про этот… гриб. Погоди, сейчас найду. Вот, нашел. Кордицепс.

– Это гриб такой? Никогда о нем не слышал.

– Тут написано, что он что-то проделывает с мозгом муравья, перепрограммирует его, как будто это машина, и заставляет муравья перед смертью взобраться на верхушку растения…

– Невидимая машина, которая перепрограммирует мозги? Я совершенно уверен, что эта запись не случайна.

– Да? И что же она в таком случае означает?

– Она означает… Что мы не свободны. Никто из нас не свободен.

– Как это вдохновляет! Теперь понимаю, почему она заставляет меня отвечать на эти звонки.

– Ваша мэр? Так она из-за этого?.. Она уже давно не отвечает на вызовы.

– Нет. Она сейчас далеко. Работает над чем-то.

– Над чем?

– Лучше промолчу. Вряд ли тебе понравится ответ.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что он не нравится мне. Я пытался ее отговорить. Но она иногда бывает немного… упрямой.

– Если это вызовет проблемы, то я должен про это знать. Я здесь, чтобы помочь. Я и дальше могу делать так, чтобы на вас не обращали внимания…

– Просто дело в том… что она тебе не доверяет. Она даже не верит, что каждый раз говорит с одним и тем же человеком.

– С одним. Со мной. Просто машины что-то делают с моим голосом.

– Я лишь пересказываю то, что она думает.

– Жаль, что не удается с ней поговорить. Я искренне хочу помочь.

– Я тебе верю. Думаю, лучшее, что ты сейчас можешь для нас сделать, – пожелать нам удачи.

– Почему?

– Потому что у меня такое чувство, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

Часть первая
Туннель

Укрытие 18

В помещениях механического отдела дождем сыпалась пыль, выбитая из потолка вибрацией. Плавно раскачивались в подвесках кабели под потолком. Дребезжали трубы. А из генераторной доносился треск частых ударов, который наполнял воздух, рикошетил от стен и вызывал в памяти времена, когда там опасно вращались разбалансированные машины.

В центре этого жуткого грохота стояла Джульетта Николс в расстегнутом и спущенном до пояса комбинезоне с завязанными вокруг талии рукавами. Пыль, садящаяся на пропотевшую футболку, заляпала ее грязью. Джульетта крепко держалась за борт установки горизонтального бурения, и ее жилистые руки вздрагивали, когда тяжелый металлический пробойник навесного отбойного молотка раз за разом ударял в бетонную стену Восемнадцатого укрытия.

Вибрацию этих ударов она ощущала даже зубами. Все кости и суставы в теле содрогались, а старые раны побаливали, напоминая о себе. Стоящие в стороне шахтеры, обычно управлявшие установкой, мрачно наблюдали за происходящим. Отвернувшись от превращаемой в крошку бетонной стены, Джульетта видела, как они стоят, скрестив руки, стиснув челюсти и хмурясь. Наверное, им не нравилось, что она завладела их машиной. Или, может быть, то, что она работала там, где работать было запрещено.

Проглотив накопившуюся во рту бетонную пыль, Джульетта сосредоточилась на крошащейся стене. Имелась и другая причина, которую она не могла не учитывать. Из-за нее погибли хорошие механики и шахтеры. Когда она отказалась выполнить очистку, в укрытии вспыхнули жестокие схватки. Сколько мужчин и женщин, наблюдающих сейчас за ее работой, потеряли любимого человека, лучшего друга, члена семьи? Сколько из них винили в этом ее? Хотя она точно не могла быть единственной виноватой.

Машина дернулась, послышался лязг металла о металл. Джульетта отклонила пробойник в сторону, потому что в белой плоти бетона показались новые кости арматуры. Она уже продолбила внушительный кратер в наружной стене укрытия. В его верхней части неровными зубьями торчали прутья первого ряда арматуры. Их концы были гладкими, как оплавленные свечи – Джульетта срезала их газовой горелкой. Теперь, после пройденных еще двух футов бетона, показался второй ряд железных прутьев – стены укрытия оказались толще, чем она представляла. Руки у нее онемели, нервы были напряжены до предела, но она направляла машину вперед. Клиновидный пробойник пережевывал бетон между прутьями. Если бы она не видела схему – если бы не знала, что есть и другие укрытия, – то уже давно бы сдалась. Чувство было такое, словно она пробивается насквозь через всю планету. Руки вибрировали, расплываясь перед глазами. Она атаковала стену укрытия, мысленно молотя по ней, чтобы пробить эту чертову преграду и выбраться наружу.

Шахтеры переминались с ноги на ногу. Джульетта перевела взгляд с них на стену: пробойник с лязгом ударился о сталь. Она сосредоточила удары на прослойке белого бетона между прутьями. Потом стукнула по рычагу передачи, и буровая машина продвинулась на ржавых гусеницах еще на дюйм. Джульетте давно уже нужен был перерыв. Меловая пыль во рту душила ее, отчаянно хотелось пить, рукам требовался отдых, а бетонная щебенка накопилась возле машины и хрустела под ногами. Она отпихнула в сторону несколько крупных кусков и продолжила работу.

Джульетта боялась, что если остановится еще раз, то уже не сможет убедить шахтеров и они не позволят ей продолжить. Мэр она или начальник смены – не важно. Мужчины, которых она считала бесстрашными, уже, хмурясь, покинули генераторную. Похоже, их привела в ужас мысль, что она может проткнуть священную оболочку и впустить смертельно опасный наружный воздух. Джульетта видела, как они смотрели на нее как на какой-то призрак; они знали, что она побывала снаружи. Многие держались от нее на расстоянии, как от носителя заразной болезни.

Стиснув зубы и хрустнув мерзкой на вкус крошкой, она снова нажала на педаль. Гусеницы машины провернулись еще на дюйм вперед. Еще один дюйм. Джульетта прокляла и машину, и боль в запястьях. Будь прокляты те сражения и ее погибшие друзья. Будь проклята мысль о Соло и одиноких детишках, отделенных от нее бесконечным бетоном. И будь проклята эта чушь с избранием ее мэром. Люди смотрят на нее так, словно она вдруг стала руководить всеми сменами на всех этажах, как будто она, черт побери, точно знает, что делает, как будто им следует ей подчиняться, даже если они ее боятся…

Машина дернулась вперед больше чем на дюйм, и пробойник испустил пронзительный вой. Рука Джульетты потеряла опору, а машина взревела так, словно вот-вот взорвется. Шахтеры брызнули во все стороны, как блохи, но некоторые побежали к ней. Джульетта ударила по красному выключателю мотора, ставшему почти невидимым под бетонной пылью. Буровая машина задергалась и затряслась, сбрасывая обороты после опасного разгона.

– Ты пробилась! Пробилась!

Раф потянул ее назад, и его бледные руки, сильные после многих лет работы в шахте, обняли ее онемевшие конечности. Другие шахтеры кричали, что дело сделано. У нее получилось. Машина издала такой звук, как будто у нее треснул ведущий вал, слышался опасный гул мощного двигателя, работающего без нагрузки. Джульетта выпустила рычаги и обмякла в объятиях Рафа. Вернулись отчаяние и мысль о друзьях, похороненных заживо в той могиле пустого укрытия. А она не в силах до них добраться…

– Ты пробилась… Назад!

Пахнущая смазкой мозолистая рука зажала ей рот, оберегая от наружного воздуха. Джульетта не могла дышать. Впереди, по мере того как оседала бетонная пыль, проступала черная клякса пустоты.

И там, между двумя железными прутьями, открылась темная бездна. Просвет между прутьями тюремной решетки, окружающей их в два слоя от механического отдела до самого верха.

Она пробилась. Пробилась. И теперь видела кусочек другого, иного мира снаружи.

– Резак, – пробормотала она, отведя шершавую ладонь Рафа и глотнув воздуха. – Принесите мне резак. И фонарик.

Укрытие 18

– Чертова хреновина насквозь проржавела.

– Это похоже на гидравлические линии.

– Ей, наверное, уже тысяча лет.

Последнюю фразу пробормотал смазчик Фиц – немного шепеляво из-за отсутствия нескольких зубов. Шахтеры и механики, державшиеся в отдалении, пока шла работа, сейчас толпились за спиной Джульетты, нацелившей луч фонарика в темноту за клубящейся завесой бетонной пыли. Рядом с ней стоял Раф, бледный, как та самая пыль. Они кое-как втиснулись в коническое углубление, пробитое в пяти или шести футах бетона. Глаза альбиноса были распахнуты, щеки надуты, а плотно сжатые губы побледнели.

– Можешь дышать, Раф, – сказала ему Джульетта. – Там просто другое помещение.

Бледный шахтер с облегчением выдохнул и попросил тех, кто стоял за спиной, чтобы они перестали отгребать щебень. Джульетта передала фонарик Фицу, повернулась спиной к проделанной дыре и протиснулась сквозь толпу. Пульс у нее участился, потому что за стеной она разглядела какую-то машину. То, что ей не померещилось, быстро подтвердило бормотание остальных: распорки, болты, шланги, стальные пластины с отслаивающейся краской и потеками ржавчины – стена механического зверя, простирающегося снизу доверху и в стороны, насколько доставал слабый луч фонарика.

Кто-то сунул в ее дрожащую руку жестяную кружку с водой. Джульетта жадно напилась. Она до предела вымоталась, но мысли никак не могли успокоиться. Ей не терпелось добраться до рации и все рассказать Соло. Не терпелось сообщить новость Лукасу. Она нашла кусочек похороненной надежды.

– Ну и что дальше? – вопросил Доусон.

Новый мастер третьей смены, принесший ей воду, настороженно всмотрелся в лицо Джульетты. Ему было под сорок, но ночные смены с бригадами, в которых не хватало рабочих рук, прибавили его внешности дополнительные годы. Крупные узловатые кисти рук свидетельствовали об отбитых костяшках и сломанных пальцах – травмах, полученных как на работе, так и в драках. Джульетта вернула ему кружку. Доусон заглянул в нее и допил последний глоток.

– Дальше будем расширять дыру, – ответила она. – Потом зайдем туда и посмотрим, можно ли эту штуковину использовать.

Джульетта заметила какие-то движение над гудящим основным генератором. Она посмотрела туда и успела заметить Ширли, хмуро смотрящую на нее сверху. Ширли отвернулась.

Джульетта стиснула руку Доусона.

– На расширение этой единственной дыры у нас уйдет вечность, – сказала она. – Поэтому нужны десятки небольших пробоин, которые мы сможем соединить. Надо выламывать разом целые секции стены. Подгоните еще одну буровую установку. И организуйте людей с кирками, но поднимайте как можно меньше пыли, если сможете.

Мастер третьей смены кивнул и побарабанил пальцами по пустой кружке.

– Не взрывать? – уточнил он.

– Никаких взрывов. Что бы там ни находилось, я не хочу это повредить.

Он кивнул, и она оставила его руководить, а сама подошла к генератору. Комбинезон у Ширли тоже был расстегнут и спущен до пояса, рукава связаны, футболка влажная, с темным перевернутым треугольником пота. Держа в каждой руке по тряпке, она трудилась на верхнем кожухе генератора, вытирая старую смазку и свежий налет бетонной пыли после сегодняшних работ.

Джульетта развязала рукава своего комбинезона и продела в них руки, закрывая шрамы. Она поднялась на генератор, зная, где можно ухватиться, какие части горячие, а какие лишь теплые.

– Помощь нужна? – спросила она, забравшись наверх и наслаждаясь теплом и монотонным гулом, массирующим ее усталые мышцы.

Ширли вытерла лицо подолом футболки и покачала головой:

– Сама справляюсь.

– Извини, что намусорили.

Джульетта произнесла это громче, перекрывая гул массивных поршней, ходящих вверх-вниз. Не так давно у нее вывалились бы зубы, если бы она стояла на генераторе, когда тот был разбалансирован во всех мыслимых отношениях.

Ширли повернулась и бросила грязные белые тряпки вниз, своей «тени» Кали, а та сунула их в ведро с мутной водой. Странно было видеть нового руководителя механического отдела за таким прозаичным занятием, как очистка генератора. Джульетта попробовала представить на ее месте Нокса. А потом ее в сотый раз поразило, что она мэр, и посмотрите, чем она занимается: долбит дыры в стенах и режет арматуру. Кали прополоскала тряпки, бросила их обратно, и Ширли поймала их с влажными шлепками и струйками брызг. Молчание старой подруги, когда она снова взялась за работу, оказалось для Джульетты достаточно красноречивым.

Она отвернулась и посмотрела на собранную для раскопок бригаду – те вывозили мусор и расширяли дыру. Ширли отнюдь не радовало такое использование рабочей силы, не говоря уже о нарушении запрета ломать стены укрытия. Рабочие потребовались Джульетте как раз в то время, когда их ряды уже поредели после схваток и сражений. И уже не имело значения, считает ли Ширли, что Джульетта виновата в смерти ее мужа. Джульетта винила в этом себя, поэтому напряженность разделяла их, наподобие комка застывшей смазки.

Прошло немного времени, и удары по стене возобновились. Джульетта разглядела за рычагами управления Бобби. Его крупные мускулистые руки вибрировали, когда он направлял отбойный молоток на колесах. Зрелище какой-то странной машины, замурованного по другую сторону стены артефакта, придало энергии нерешительной до этого бригаде. Страх и сомнения переплавились в целеустремленность. Прибыл носильщик с едой, и Джульетта увидела, как юноша с обнаженными руками и ногами пристально наблюдает за работой. Носильщик оставил груз фруктов и горячих обедов и ушел разносить новость.

Джульетта стояла на гудящем генераторе и подавляла сомнения, твердя себе, что они поступают правильно. Она собственными глазами видела, насколько огромен мир, она стояла на вершине холма и рассматривала земли вокруг. Теперь ей осталось лишь показать остальным, что` находится за стенами укрытия. И тогда они будут стремиться к этой работе, а не опасаться ее.

Укрытие 18

Дыру расширили настолько, что в нее можно было уже пролезть, и эта честь досталась Джульетте. Прихватив фонарик, она проползла по куче щебня и между согнутыми пальцами стальных арматурных прутьев. Воздух за пределами генераторной был прохладным, как в глубоких шахтах. Она кашлянула в кулак: пыль все еще раздражала горло и нос. Джульетта спрыгнула вниз по другую сторону зияющей дыры.

– Осторожно, – предупредила она тех, кто полз следом. – Здесь грунт неровный.

Причиной неровности отчасти были упавшие внутрь куски бетона. При взгляде же на остальное пространство пола создавалось впечатление, что его выскребли гигантскими клешнями.

Джульетта направила луч фонарика на высокий потолок и стала рассматривать в отраженном свете огромную машину, что высилась перед ней. По сравнению с этой конструкцией генератор и даже нефтяная вышка казались игрушками. Она не могла представить, как можно колосс с такими пропорциями создать и уж тем более ремонтировать. У нее внутри все сжалось. Надежды на восстановление этой похороненной техники таяли.

Раф подошел к ней в прохладном мраке, похрустывая щебнем под ногами. Альбинос был примером человека, внешний вид которого не менялся из поколения в поколение. Брови и ресницы у него были тонкие, почти невидимые, а кожа бледная, как свиное молоко. Но когда он находился в шахте, то темнота, накрывавшая остальных, подобно копоти, придавала ему здоровый вид. Теперь Джульетта поняла, почему он еще мальчишкой ушел с фермы, чтобы работать в темноте.

Проведя лучом фонарика вдоль машины, Раф присвистнул. Секунду спустя эхо ночной птицей вернулось, передразнивая его.

– Это же творение богов, – восхитился он.

Джульетта промолчала. Она никогда не воспринимала Рафа как человека, прислушивающегося к проповедям священников. Но все же машина, несомненно, внушала благоговейный трепет. Джульетта видела книги Соло и заподозрила, что те же древние люди, что создали эту машину, построили и полуразвалившиеся, но все еще видимые за холмами городские башни. А тот факт, что они построили и укрытие, заставил ее ощутить себя маленькой и ничтожной. Вытянув руку, она провела ладонью по металлу, к которому столетиями никто не притрагивался и который никто не видел, и восхитилась тем, на что были способны предки. Возможно, священники не очень-то и привирают…

– О боги… – буркнул Доусон, шумно подходя к ним. – И что мы будем с этим делать?

– Да, Джулс, – прошептал Раф, уважая глубокий мрак и еще более глубокую древность. – Как нам теперь выкапывать отсюда эту зверюгу?

– Ничего мы выкапывать не будем. – Она прошлась между бетонной стеной и машиной. – Она создана для того, чтобы самой прокладывать себе дорогу под землей.

– И ты полагаешь, что мы сможем ее запустить? – спросил Доусон.

Собравшиеся в генераторной рабочие толпились возле дыры, заслоняя проникающий оттуда свет. Джульетта осветила узкий проход между наружной стеной укрытия и высокой машиной, отыскивая обходной путь. Затем прошла в темноте в одну сторону и поднялась по слегка наклонному полу.

– Запустим, – заверила она Доусона. – Надо лишь разобраться, как она работает.

– Осторожнее, – предостерег Раф, когда к нему подкатился камень из-под ноги Джульетты.

Она уже поднялась выше голов тех людей, которые были с ней, и увидела, что у помещения нет углов и дальняя стена не просматривается. Стены помещения изгибались на всем его протяжении.

– Это большой круг, – крикнула она, и эхо отразилось в промежутке между металлом и камнем. – По-моему, рабочая часть машины не здесь.

– Тут есть дверь, – сообщил Доусон.

Джульетта спустилась обратно к нему и Рафу. Кто-то из зевак в генераторной включил второй фонарик. Оба луча уперлись в дверь, закрепленную на петлях. Доусон взялся за ручку. Он закряхтел от усилий, металл застонал и неохотно уступил его усилиям.

Когда они миновали дверь, машина поразила их своими размерами. Джульетта оказалась не готова к подобному. Вспомнив схемы, висевшие в тайном убежище Соло, она поняла, что такие машины-копатели начерчены были на них в соответствующем масштабе. Червячки, выползающие на схеме из нижних уровней, в реальности оказались в этаж высотой и вдвое больше в длину. А этот массивный стальной цилиндр уютно устроился в круглой пещере, почти как если бы закопал сам себя. Джульетта велела помощникам быть осторожнее, проходя через внутренности машины. К ней присоединилось примерно с десяток рабочих, и теперь их голоса смешивались и гулко разносились в лабиринте внутренних механизмов. Любопытство и удивление уже рассеяли табу, и на время рабочие позабыли о своих обязанностях.

– А вот это служит для перемещения вынутого грунта, – сказал кто-то.

Лучи фонариков заиграли на металлических желобах, составленных из состыкованных пластин. Под пластинами располагались колеса и приводы, а на другой стороне имелись дополнительные пластины, накладывающиеся одна на другую, наподобие змеиной чешуи. Джульетта сразу представила, как весь желоб двигается, пластины в его конце поворачиваются и снова движутся обратно, к началу. Камни и обломки при этом перемещаются по желобу. Низкие борта из пластин дюймовой толщины предназначались для того, чтобы порода не сваливалась с желоба. Извлеченная копателем порода будет проходить здесь по желобу и выходить сзади, где рабочим придется вывозить ее на тачках.

– Да тут все насквозь проржавело, – пробормотал кто-то.

– Ну не так, чтобы уж очень, – заметила Джульетта. Машина простояла здесь несколько сотен лет. Она ожидала увидеть лишь кучу ржавчины, но сталь местами даже блестела. – Я думаю, помещение было герметичным, – предположила она вслух, вспомнив, как ветерок дунул ей в шею и всосал в отверстие пыль, когда она впервые пробила стену.

– Тут все на гидравлике, – сказал Бобби.

В его голосе было разочарование, как будто бы он узнал, что боги тоже подмывают водой задницу. Зато у Джульетты надежд прибавилось. Она увидела нечто такое, что можно было бы починить – при условии, что источник энергии остался цел. Они смогут запустить машину. Она была сконструирована так, чтобы быть простой, как если бы боги знали, что те, кто ее обнаружат, будут не столь умными и умелыми. По всей длине могучей машины тянулись гусеницы, такие же, как и у буровой установки, на осях опорных катков застыла смазка. Дополнительные гусеницы располагались по бокам и наверху – наверное, чтобы отталкиваться и от верхней земной породы. Но Джульетта никак не могла понять, каким образом машина выбирала грунт. Пройдя мимо подвижных желобов и приспособлений для выталкивания дробленого камня и породы из задней части машины, они подошли к стальной стене, которая шла мимо балок и мостков и поднималась в темноту над головами.

– Бессмыслица какая-то, – заявил Раф, положив руку на дальнюю стену. – Посмотри на колеса. В какую сторону эта махина передвигается?

– Это не колеса, – возразила Джульетта и указала лучом фонарика. – Весь передний узел вращается. А вот ось вращения. – Она показала на центральный вал толщиной в два мужских торса. – Вон те круглые диски наверняка выступают с другой стороны и режут породу.

– И камень тоже? – не поверил Бобби.

Джульетта попробовала крутануть один из дисков. Тот едва шевельнулся. Да… сюда уйдет бочка смазки.

– Думаю, она права, – подтвердил Раф. Он поднял крышку на ящике размером с двуспальную кровать и направил луч фонарика внутрь. – Здесь коробка передач. Похоже, это трансмиссия.

Джульетта подошла к нему. В ящике она увидела косозубые колеса, погруженные в высохшую смазку. Колеса сцеплялись с зубцами, которые вращали буровые диски. Коробка передач была большой и прочной, как на главном генераторе. Даже больше.

– Плохая новость, – сказал Бобби. – Смотри, куда ведет этот вал.

Лучи трех фонариков скользнули вдоль приводного вала до места, где тот заканчивался в пустоте. Внутренняя полость этой огромной машины, вся та пустота, где они сейчас стояли, предназначалась для того, чтобы разместить в ней сердце этого зверя.

– Никуда она не поедет, – пробормотал Раф.

Джульетта вернулась в заднюю часть машины. Мощные стойки для фиксации силовой установки стояли пустыми. Она и механики спорили о том, где должен располагаться двигатель. И теперь, когда она поняла, что` надо искать, увидела монтажные крепления. Их было шесть: стержни диаметром шесть дюймов с резьбой, покрытые старой затвердевшей смазкой. Гайка для каждого стержня висела на крючке под стойкой. Боги посылали ей сообщение. Разговаривали с ней. Древние оставили послание, написанное на языке людей, имевших дело с машинами. И это послание, дошедшее до нее через сотни лет, гласило: «Эта деталь устанавливается сюда. Следуй указаниям».

Смазчик Фиц опустился на колени рядом с Джульеттой и накрыл ладонью ее руку.

– Мне жаль твоих друзей, – сказал он, имея в виду Соло и детей, но Джульетта подумала, что он радуется за всех. Посмотрев назад, на вход в эту металлическую пещеру, она увидела заглядывающих внутрь шахтеров и механиков, опасающихся присоединиться к ним. Каждый из них будет счастлив, если ее попытка закончится прямо сейчас и она не станет копать дальше. Но Джульетта ощущала нечто большее, чем стремление вперед, она начала видеть смысл. Эту машину никто от них не прятал. Ее лишь надежно сохранили. Защитили. Упаковали. Покрыли смазкой и оградили от доступа воздуха. По непостижимой для нее причине.

– Замуруем ее снова? – спросил Доусон. Кажется, даже седому старому механику очень не хотелось копать дальше.

– Машина чего-то ждет, – ответила Джульетта. Потом сняла с крючка огромную гайку и опустила ее на покрытый смазкой стержень. Размеры были ей знакомы. Джульетта вспомнила о том, как целую жизнь назад выравнивала главный генератор. – Она сделана так, чтобы ее задействовали. Проверьте ту половину, через которую мы вошли. Она должна раскрываться, чтобы выбрасывать породу наружу. И еще для того, чтобы что-то попало внутрь. Двигатель для нее никуда не пропал.

Раф стоял рядом, направив луч фонарика ей в лицо.

– Я знаю, почему машину оставили здесь, – сказала она ему, когда остальные ушли исследовать заднюю часть механизма. – И знаю, почему ее замуровали рядом с генераторной.

Укрытие 18

Когда Джульетта выбралась из брюха землеройной машины, Ширли и Кали все еще чистили главный генератор. Бобби показал остальным, как открывается задняя стенка машины, какие болты надо снять и как демонтируются пластины. Джульетта попросила измерить расстояния между стержнями и монтажными опорами запасного генератора, чтобы убедиться в своих догадках. Машина, которую они откопали, была реально посланием из прошлого. Одно открытие вело к каскаду других.

Джульетта смотрела на Кали, как та отжимает грязную тряпку, полощет ее в ведре с чистой водой, и вдруг до нее дошло: двигатель же просто сгниет, если бросить его на тысячу лет. Он будет работать, только если им постоянно пользоваться, если те, кто здесь трудится, посвятят жизнь уходу за ним. Ширли протерла скользкий горячий кожух гудящего основного генератора, от него пошел пар, и Джульетта увидела, как люди годами работали ради этого момента. Как бы ее старая подруга – а теперь главный механик – ни ненавидела этот проект Джульетты, Ширли все это время помогала ей. У меньшего генератора на другой половине главной энергетической установки имелось и другое, более важное предназначение.

– Расстояние между опорами совпадает, – сказал Раф, подходя к ней с рулеткой в руке. – Ты думаешь, что с помощью этой машины они спустили сюда генератор?

Ширли сбросила вниз грязную тряпку и поймала подброшенную ей чистую. Она и ее помощница работали в едином ритме, подобно поршням.

– Думаю, запасной генератор предназначен для того, чтобы помочь копателю уехать, – сказала она Рафу.

Что она не могла понять, так это то, зачем кому-то было перемещать запасной источник энергии, пусть даже на короткое время. Тогда все укрытие оказалось бы на грани аварии. Вполне могло случиться, что они нашли бы за стеной всего лишь кучу ржавчины вместо мотора. Трудно было представить, что кто-то согласился бы с мыслями, которые начали созревать у нее в голове.

Тряпка мелькнула в воздухе и плюхнулась в ведро с грязной водой. Но Кали не бросила наверх чистую – она смотрела в сторону входа в генераторную. Джульетта проследила за взглядом Кали, и ее бросило в жар. Там, среди чумазых работников механического отдела, стоял вполне чистый моложавый мужчина в блестящем серебристом комбинезоне и спрашивал о чем-то механика. Тот показал рукой, и к Джульетте направился Лукас Кайл, начальник отдела АйТи (и ее возлюбленный).

– Проведите техобслуживание резервного генератора, – сказала Джульетта Рафу, который, услышав эти ее слова, заметно напрягся. Похоже, он знал, что за всем этим последует. – Надо запустить его ненадолго, чтобы посмотреть, как работает копатель. Мы все равно собирались демонтировать и очистить выхлопные патрубки генератора.

Раф кивнул, желваки на скулах его играли. Джульетта хлопнула Рафа по спине. На Ширли она взглянуть не посмела и шагнула навстречу Лукасу.

– Что ты делаешь здесь, внизу? – осведомилась она. Накануне она с ним разговаривала, и Лукас не сказал, что планирует этот визит. Значит, он намеревался застать ее врасплох.

Лукас остановился и нахмурился, Джульетте стало стыдно за такой тон. Они не обнялись, даже руки не пожали друг другу. Она была слишком взвинчена после сегодняшних открытий, слишком напряжена.

– Мне следует задать такой же вопрос, – ответил он, взглянув на выдолбленный в дальней стене кратер. – Пока ты здесь дырявишь стены, начальник АйТи выполняет за мэра ее работу.

– Значит, ничего не изменилось, – рассмеялась Джульетта, пытаясь поднять его настроение. Но Лукас не улыбнулся. Она взяла его за руку и повела от генератора в зал. – Извини. Я просто очень удивилась, увидев тебя. Ты должен был сказать, что придешь…

– Чтобы мы поговорили по радио?

– Ты прав, – вздохнула Джульетта. – И если честно… я рада тебя видеть. Если тебе нужно, чтобы я поднялась и что-то подписала, буду счастлива это сделать. Если тебе нужно, чтобы я произнесла речь или поцеловала младенца, и это сделаю. Но я ведь сказала тебе на прошлой неделе, что собираюсь отыскать способ, как выручить своих друзей. А поскольку ты запретил мне возвращаться поверху, через холмы…

Глаза Лукаса распахнулись после столь небрежно произнесенной ереси. Он быстро осмотрелся, проверяя, не слышит ли кто их разговор.

– Джулс, тебя волнует судьба горстки людей, в то время как в укрытии нарастает беспокойство. Доходят слухи о разногласиях среди руководства. Это отголоски последнего восстания, которое ты вдохновила, но только теперь они касаются нас.

Джульетта почувствовала, как ее бросает в жар, и выпустила руку Лукаса.

– Я не собиралась участвовать в этих сражениях. Меня здесь даже не было.

– Но сейчас ты здесь.

Глаза у него были печальные, не злые, и Джульетта поняла, что для него наверху дни тянутся так же долго, как и для нее здесь, в механическом. На прошлой неделе они разговаривали меньше, чем когда она находилась в Семнадцатом укрытии. Да, физически теперь они стали ближе, и все равно отдалялись друг от друга.

– Чего ты от меня хочешь? – спросила она.

– Для начала останови раскопки. Пожалуйста. Биллингс зарегистрировал десяток жалоб от соседей с предположениями о том, что произойдет. Некоторые утверждают, что к нам проникнет воздух снаружи. А священник со средних этажей назначил две воскресные службы в неделю, чтобы предупреждать людей об опасности. Мол, ему было видение, будто пыль заполнит укрытие до самого верха и тысячи людей умрут…

– Святоши… – плюнула Джульетта.

– Да, священники, они такие. И люди приходят сверху и снизу, чтобы посещать его воскресные службы. А когда он сочтет необходимым устраивать их трижды в неделю, мы получим толпу.

Джульетта прошлась пальцами по волосам, вытряхивая каменную крошку, и виновато посмотрела на образовавшееся облачко пыли.

– А что, по мнению людей, произошло со мной снаружи? И что они говорят про мою очистку?

– Некоторые в такое слабо верят. Так вот и рождаются легенды. Мы-то в АйТи знаем, что произошло, но кое-кто сомневается, что тебя вообще посылали на очистку. Я слышал даже разговоры о том, что это был предвыборный трюк.

Джульетта негромко выругалась.

– А новости о других укрытиях?

– Я годами твердил, что звезды – это множество солнц вроде нашего. Некоторые факты слишком велики для осознания. И не думаю, что спасение твоих друзей это изменит. Ты можешь провести по базару своего друга-радиста и сказать, что он пришел из другого укрытия, и тебе запросто поверят.

– Уокера? – Джульетта покачала головой, хотя и знала, что он прав. – Я хочу спасти своих друзей не для того, чтобы доказать, что со мной произошло, Лук. Дело не во мне. Они там живут с мертвецами. С призраками.

– А мы – разве нет? Или мы не едим наших мертвецов? Умоляю тебя, Джулс. Сотни умрут ради того, чтобы ты спасла нескольких. Может, им будет лучше там и остаться?

Джульетта глубоко вдохнула и выдержала паузу, изо всех сил стараясь не рассердиться.

– Не будет, Лукас. Человек, которого я хочу спасти, наполовину обезумел, прожив в одиночку столько лет. А дети там уже обзавелись своими детьми. Им нужны наши врачи, наша помощь. И, кроме того… я им пообещала.

Он ответил на ее слова грустным взглядом. Бесполезно. Как можно заставить человека тревожиться за тех, кого он никогда не видел? Джульетта ожидала от него невозможного и в равной мере могла винить в этом себя. Действительно ли ее заботят люди, которых отравляют чушью дважды по воскресеньям? Или любой из незнакомцев, которыми ее выбрали руководить, но которых она никогда не знала?

– Я не хотела эту работу, – сказала она.

Ей трудно было убрать из голоса обвинительные нотки. Это другие захотели, чтобы она стала мэром, а не она. Хотя, похоже, этого уже хочет меньше людей, чем раньше.

– Я тоже не знал, чему меня обучают и на какую роль готовят, – парировал Лукас.

Он начал говорить что-то еще, но замолчал, когда из генераторной вышла группа шахтеров, выдавая при каждом шаге облачко пыли с ботинок.

– Ты хотел что-то сказать?

– Хотел попросить тебя копать тайно, если это вообще необходимо. Или поручить раскопки этим шахтерам и подняться…

Он смолк.

– Если ты собирался сказать «домой», то мой дом здесь. И действительно ли мы лучше тех, кто был у власти до нас? Лгать нашим людям? Строить заговоры?

– Думаю, мы можем стать хуже. Все, что они делали, – берегли наши жизни.

– Наши жизни? – рассмеялась Джульетта. – Да они отправили тебя и меня на смерть.

Лукас выдохнул:

– Я имел в виду остальных. Они работали для того, чтобы все остальные жили.

Он не удержался и улыбнулся, потому что Джульетта продолжала смеяться. Она размазала по щекам слезы, и те превратились в грязь.

– Дай мне остаться внизу еще несколько дней, – сказала она. Это была не просьба, а утверждение. – Мне надо проверить, есть ли у нас вообще возможности для раскопок. А потом я приду целовать младенцев и хоронить покойников – но не в такой последовательности, разумеется.

Лукас нахмурился из-за ее впечатлительности. Затем добавил:

– И не будешь нести всякую ересь.

Она кивнула:

– Если мы станем копать, то тихо. – Она мысленно усомнилась, способна ли такая машина прокладывать себе путь без грохота. – В любом случае я собираюсь устроить небольшое снижение расходов энергии. Не хочу, чтобы главный генератор долго работал с полной нагрузкой. На всякий случай.

Лукас кивнул, и Джульетта поняла, насколько легкой и необходимой кажется ложь. Она подумала, не рассказать ли ему прямо сейчас о другой своей идее, над которой она размышляла неделями, пока лежала в больнице, выздоравливая после ожогов. Ей требовалось кое-что сделать наверху, но она видела, что Лукас сейчас не в настроении, и злить его еще больше ей не хотелось. Поэтому она и поведала ему только часть своего плана – ту, которая, как ей казалось, ему понравится.

– Как только организую работу здесь, я планирую подняться наверх и остаться там на какое-то время, – сказала она, беря его за руку. – Побуду немного дома.

Лукас улыбнулся.

– Но послушай, – решила она сразу предупредить. – Я видела, каков мир снаружи, Лук. Я просидела всю ночь у Уокера, слушала радио. Там много людей, таких же, как мы. Они живут сами по себе, в страхе, невежестве. Я намерена не только спасти своих друзей. Надеюсь, ты это знаешь. Я собираюсь добраться до сути того, что происходит за этими стенами.

У Лукаса дернулся кадык. Улыбка погасла.

– У тебя слишком далекие планы, – коротко произнес он.

Джульетта улыбнулась и сжала руку любимого.

– И это говорит человек, наблюдавший за звездами.

Укрытие 17

– Соло! Мистер Соло!

Детский голосок пробился в самую глубину фермерского этажа, до тех прохладных клочков земли, где не горели лампы и ничего уже не росло. Там, на безжизненной почве, сидел Джимми Паркер один на один с памятью о своем старом друге.

Его пальцы медленно сжимали комочки глины и растирали их в порошок. Когда он сильно напрягал воображение, то ощущал покалывание коготков, пронзающих ткань комбинезона. Слышал урчание Тени, похожее на звук работающего водяного насоса. Но по мере приближения юного голоса вспоминать становилось все труднее. Свет фонарика пробился сквозь путаницу разросшихся ветвей, которые дети называли Заросли.

– Вот ты где!

Для своего росточка маленькая Элиза производила на удивление много шума. Она направилась к нему, топая великоватыми для нее ботинками. Джимми смотрел, как она подходит, и вспоминал, как очень давно ему хотелось, чтобы Тень умел говорить. Множество раз ему снилось, будто Тень стал мальчиком с черным мехом и урчащим голосом. Но такие сны Джимми больше не снились. И все равно он был благодарен за бессловесные годы, проведенные вместе со старым другом.

Элиза протиснулась сквозь ограду и обхватила руку Джимми. Фонарик она прижала к его груди, направив луч вверх и почти ослепив Паркера.

– Пора идти, – сказала Элиза, дергая Джимми за рукав. – Пора, мистер Соло.

Он моргал от яркого света и знал, что она права. Хотя Элиза и была младшей из всех детей, она успокаивала больше, чем остальные. Джимми раздавил в кулаке последний комочек глины, ссыпал крошки и вытер ладонь о бедро. Ему не хотелось уходить, но он знал, что остаться они не могут. Он напомнил себе, что их уход будет временным. Так сказала Джульетта. Она пообещала, что Соло сможет вернуться и жить вместе с теми, кто сюда придет. Некоторое время лотереи не будет. В укрытии появится много людей. И они снова оживят его.

При мысли о множестве людей Джимми вздрогнул. Элиза подергала его за рукав:

– Пошли. Пошли.

И Джимми понял, чего он боится. Не того, что однажды придется уйти, – этот день еще был впереди. Не того, что придется устраивать новый дом в самом низу, – этажи там почти осушены и больше не пугали его. Это была мысль о том, к чему он может вернуться. Его мир становился лишь безопаснее, по мере того как пустел. На Соло напали, когда он стал наполняться снова. Поэтому в глубине души он хотел оставаться один, быть Соло.

Встав, он позволил Элизе вывести его на лестничную площадку. Малышка ухватила его за мозолистую ладонь и энергично потянула за собой. Выйдя на лестницу, она собрала свои вещи, лежащие возле ступеней. Снизу доносились голоса Риксона и остальных, эхом отражающиеся в гулкой бетонной шахте. Одна из аварийных ламп на этаже не горела, создав темное пятно среди тусклой зеленой подсветки. Элиза поправила наплечную сумку со своей книжкой и затянула верх рюкзачка. Еда и вода, смена одежды, батарейки, выцветшая кукла, расческа – вот практически все ее вещи. Джимми придержал лямку, чтобы она смогла просунуть в нее руку, затем поднял свою ношу. Голоса остальных внизу зазвучали тише. Лестница слегка завибрировала под шагами, когда они направились вниз. Как-то странно было идти туда, чтобы потом выйти наружу.

– Долго еще ждать, когда Джевел придет за нами? – спросила Элиза. Она держала Джимми за руку, они спускались рядом.

– Недолго, – ответил Джимми, что, по сути, означало «не знаю». – Она старается. Но путь сюда неблизкий. Ты ведь знаешь, как долго пришлось ждать, пока вода понизится, а потом и совсем уйдет?

– Да. Я считала ступеньки, – кивнула Элиза.

– Верно, считала. Так вот, теперь им нужно проделать туннель в сплошной скале, чтобы добраться до нас. А это будет нелегко.

– Ханна сказала, что, когда Джевел придет, здесь будут десятки и десятки людей.

– Сотни, – хрипловато ответил Джимми и сглотнул. – Даже тысячи.

Элиза сжала его руку. Очередной десяток ступеней они прошли молча, считая их мысленно. И ей, и ему оперировать такими большими числами было трудно.

– Риксон говорит, что они придут не нас спасать, а чтобы захватить наше укрытие.

– Да, говорит, но он видит в людях только плохое. Точно так, как ты видишь хорошее.

Элиза взглянула на Джимми. И он, и она сбились со счета. Джимми задумался, способна ли девочка представить, как выглядят тысячи людей. Сам он едва мог такое вспомнить.

– Я бы хотела, чтобы он, как я, тоже видел в людях хорошее, – сказала она.

Джимми остановился, когда они еще не дошли до следующей площадки. Элиза тоже остановилась, сжав его руку и придерживая болтающуюся сумку. Джимми опустился на колени, чтобы стать ближе к девочке. Когда Элиза надула губки, он увидел просвет на месте выпавшего зуба.

– Во всех людях есть что-то хорошее. – Джимми сжал плечо Элизы, ощущая, как в горле встает комок. – Но есть и плохое. Риксон, наверное, чаще бывает прав, чем не прав.

Ему очень не хотелось такое говорить, не хотелось наполнять голову Элизы подобными мыслями. Но он любил ее, как собственного ребенка. И хотел подарить ей большие стальные двери, которые ей понадобятся, если укрытие наполнится снова. Вот почему он разрешал девочке резать книги из металлических коробок и брать страницы, которые ей нравились. Вот почему помогал ей отбирать важные страницы. А отбирал он те, которые помогут ей выжить.

– Ты должна начать видеть мир глазами Риксона, – сказал Джимми, ненавидя себя за эти слова.

Он встал и повел ее вниз, теперь уже не считая ступеней. И вытер глаза, пока Элиза не заметила, что он плачет. Пока не задала ему один из тех своих легких вопросов, на которые не существует легких ответов.

Укрытие 17

Оставить за спиной яркий свет и комфорт своего прежнего дома было нелегко, но Джимми согласился перебраться на нижние фермы. Детям там было привычно и уютно. Они быстро возобновили работу на грядках. К тому же оттуда было ближе до остатков подтопившей укрытие воды.

Джимми спустился по скользким ступеням с пятнами свежей ржавчины и прислушался к всплеску капель, падающих в лужу и на сталь. Многие зеленые аварийные лампы побывали под водой, и даже внутри тех, что еще работали, до сих пор виднелись мутные пузыри оставшейся воды. Джимми подумал о рыбах, плававших там, где сейчас воздух. Когда вода отступила, Джимми обнаружил, что несколько рыбок все еще остались, хотя он уже давно решил, что выловил всех. Оказавшись в мелеющих прудиках и лужах, они стали легкой добычей. Он научил Элизу ловить их, но у нее никак не получалось снимать пойманное с крючка. Она вечно роняла скользких рыбок в воду. Джимми шутливо обвинил ее в том, что она делает это специально, и Элиза призналась, что ловить рыбок ей нравится больше, чем есть их. И Джимми пришлось разрешить ей ловить нескольких оставшихся рыбок снова и снова, пока ему не стало жаль этих бедняжек, и он решил, что пора это остановить. Риксон, Ханна и близнецы были только рады избавить последних рыбок от страданий и переправить их к себе в желудки.

Джимми взглянул на перила над головой и представил, как в воздухе болтается его поплавок. И как Тень смотрит вниз, протягивая к нему лапу, словно Джимми стал рыбой в воде. Он попробовал выдуть пузыри, но у него ничего не вышло, лишь усы пощекотали нос.

Спустившись ниже, он увидел, что на лестничной площадке собралась большая лужа. Пол здесь был ровный, без наклона для стока воды – никто и предположить не мог, что она поднимется настолько высоко. Джимми включил фонарик, и его луч пронзил мрак внутри механического отдела. Через открытый вход змеился электрический кабель, уходя за турникет. Вдоль него тянулся перекрученный шланг, который с определенного места перегибался и шел обратно. Кабель и шланг подсказывали дорогу к насосу – их здесь оставила Джульетта.

Джимми двинулся по этому следу. Когда он впервые оказался у подножия лестницы, то наткнулся на пластиковый купол ее шлема. Он лежал в куче мусора, перемешанного с илом, что остался после того, как ушла вода. Джимми попытался его отчистить, насколько смог, и обнаружил рядом со шлемом металлические шайбочки, похожие на серебряные монетки, – те самые, что он когда-то привязывал к своим бумажным парашютикам. Почти весь мусор после наводнения так и остался лежать на месте. Он подобрал и сохранил только одну вещь – купол от шлема.

Кабель и шланг вывели его к ведущему вниз лестничному пролету. Джимми стал осторожно спускаться, боясь поскользнуться. Время от времени с труб и кабелей над головой падали капли, шлепая его по плечам и голове. Капли искрились в луче его фонарика. Все остальное было погружено во мрак. Он попытался вообразить, что движется сейчас под водой, – и не смог. Тут и без воды было очень уж неуютно.

Большая капля шлепнулась ему на макушку и, щекоча щеку, стекла в бороду.

– Я бы предпочел, чтобы сверху не лили воду, – угрюмо пошутил Джимми, обращаясь к потолку.

Он спустился по лестнице. Теперь Джимми вел вперед только кабель, а разглядеть его было трудно. Шагая по коридору, Джимми шлепал по неглубокой воде. Джульетта сказала, что заходить сюда будет чрезвычайно важно, когда насос сделает свое дело. Кто-то должен здесь бывать и включать или выключать насос. Вода будет и дальше постепенно просачиваться, поэтому насосу нужно работать, но для него очень вредно работать всухую. Она сказала, что в нем сгорит какая-то штуковина под названием «крыльчатка».

Джимми отыскал насос. Тот недовольно дребезжал. Широкая труба, изгибаясь, уходила вниз через край колодца – Джульетта предупредила, чтобы он был осторожен и не свалился в него, – из глубины которого доносилось бульканье. Джимми направил фонарик вниз и увидел, что колодец почти пуст. Большая труба, дергаясь, тщетно перемешивала у дна всего около фута воды.

Он достал из нагрудного кармана кусачки и вытащил из мелкой воды провод. Насос сердито зарычал, залязгал металлом о металл, в воздухе запахло горячей электрикой, а от цилиндрического корпуса, подававшего насосу питание, поднимался пар. Разъединив два скрученных провода, Джимми перекусил один из них. Некоторое время насос еще продолжал работать, потом затих. Джульетта рассказала Джимми, что надо делать. Он зачистил перекушенный провод и перекрутил концы. Когда колодец снова наполнится, Джимми придется закоротить вручную переключатель стартера, как это сделала она много недель назад. Потом он и дети смогут делать это по очереди. Они будут жить выше затопленных этажей, возделывать Заросли и поддерживать укрытие сухим, пока за ними не вернется Джульетта.

Укрытие 18

Спор с Ширли насчет генератора оставил неприятный осадок. Джульетта настояла на своем, но чувства победы не ощущала. Она смотрела вслед уходящей старой подруге и пыталась представить себя на ее месте. Прошло всего два месяца после гибели ее мужа Марка. Сама Джульетта, потеряв Джорджа, стала развалиной на целый год. А теперь какой-то мэр говорит начальнику механического отдела, что у нее забирают резервный генератор. Крадут его. Оставляют укрытие с риском механической поломки. Достаточно сломаться зубцу у одной из шестерней, и все этажи погрузятся во тьму, а насосы остановятся, пока генератор не починят.

Джульетте не было нужды выслушивать аргументы Ширли. Она прекрасно могла перечислить их и сама. И теперь она стояла в тускло освещенном коридоре, прислушиваясь к удаляющимся шагам подруги, и гадала, какого черта она все это затеяла. Даже те, кто сплотился вокруг нее, уже начали в ней сомневаться. И почему? Из-за несбывшихся обещаний? Или просто из-за ее упрямства?

Она почесала руку – один из шрамов под комбинезоном давал о себе знать – и вспомнила первый разговор с отцом после почти двадцати лет дурацкого уклонения от встреч с ним. Никто из них вслух не признал, насколько тупо они себя вели, но это безмолвное признание так и висело в воздухе, наподобие семейного стеганого одеяла. Уязвленная гордость – в этом была их слабость, причина стремления добиться в жизни всего, но также и причина ущерба, который они так часто оставляли после себя.

Джульетта вернулась в генераторную. Лязгающий грохот у дальней стены напомнил ей о других… несбалансированных днях. Голос отбойника походил на звуки разболтанного генератора из ее прошлого: молодого, горячего и опасного.

Работа над резервным генератором была уже в полном разгаре. Доусон и его команда отсоединили выхлопную трубу. Раф отвинчивал большие гайки на передней опоре массивным гаечным ключом, отделяя генератор от старого места крепления. Джульетта поняла, что она действительно запустила процесс. И у Ширли есть все основания злиться.

Она пересекла помещение, пролезла через дыру в стене, пригнув голову, чтобы не зацепиться за арматуру, и увидела Бобби. Тот стоял у задней части большой землеройной машины и задумчиво почесывал бороду. Бобби был человек-валун. Он носил длинные волосы, заплетенные в тугие косички, популярные среди шахтеров, а на угольно-черной коже пыль и грязь были почти незаметны. Бобби был во всех отношениях противоположностью своего друга Рафа. Рядом спокойно стояла Хайла, его дочь и ученица.

– Ну, как движется? – спросила Джульетта.

– Движется дело? Или как движется эта машина? – Бобби повернулся и посмотрел на нее. – Так я тебе скажу, как это ржавое ведро движется. Оно не может поворачивать, куда тебе нужно. Эта железяка тупо движется только вперед. Ее вообще нельзя куда-то направить.

Джульетта поздоровалась с Хайлой и оценила работу, проделанную над копателем. Машину успели хорошенько отчистить, и она оказалась в прекрасном состоянии. Джульетта опустила ладонь на руку Бобби.

– Ей можно будет управлять, – заверила она. – Мы разместим железные клинья справа на стене. – Она показала где. Одолженные в шахте потолочные прожекторы освещали темные каменные стены. – Когда задний конец нажмет на эти клинья, он развернет носовую часть.

Изображая копатель одной рукой, другой она надавила на запястье, поворачивая ее и показывая, как машина будет маневрировать.

Бобби неохотно хмыкнул, соглашаясь.

– Поворачивать она будет медленно, но такое может сработать. – Он развернул лист тонкой бумаги со схемой всех укрытий и всмотрелся в трассу туннеля, нарисованную Джульеттой. Эту схему она украдкой позаимствовала в тайном кабинете Лукаса, и предложенная ей трасса шла по дуге от Восемнадцатого укрытия к Семнадцатому, от одной генераторной к другой. – Придется направлять машину клиньями еще и вниз, – сказал Бобби. – Она сейчас наклонена так, словно ей не терпится прорыться наверх.

– Прекрасно. Что там слышно насчет крепежа?

Хайла посмотрела на взрослых, взяла уголек и планшет. Бобби взглянул на потолок и нахмурился.

– Эрику не очень-то хочется одалживать то, что у него есть. Он сказал, что сможет пожертвовать достаточно брусьев, чтобы укрепить тысячу ярдов. А я ему сказал, что ты потребуешь раз в пять или десять больше.

– Значит, придется снять часть крепежа из шахт.

Джульетта кивнула Хайле, намекая, чтобы она это записала.

– Ты что, решила начать здесь войну?

Бобби подергал себя за бороду, явно возбужденный. Хайла перестала писать и переводила взгляд с одного начальника на другого, не зная, что делать.

– Я поговорю с Эриком, – сказала Джульетта. – Когда я пообещаю ему кучу стальных балок, которые мы найдем в другом укрытии, он сдастся.

Бобби приподнял бровь:

– Неудачный выбор слов.

Он нервно хохотнул, пока Джульетта подала знак его дочери.

– Запиши, что нам понадобятся тридцать шесть перекладин и семьдесят два стояка, – сказала она.

Прежде чем записать, Хайла виновато взглянула на Бобби.

– Если эта штуковина двинется вперед, она начнет выдавать кучу породы, – заметил Бобби. – Когда будем возить ее отсюда к дробилке в шахте, тут начнется бардак, а людей понадобится не меньше, чем на обслуживание машины.

Мысль о помещении с дробилкой, где отработанную породу размалывали в порошок и выдували наружу через выпускной трубопровод, всколыхнула болезненные воспоминания. Джульетта направила фонарик под ноги Бобби, стараясь не думать о прошлом.

– А мы не станем выбрасывать породу, – решила она. – Шестой штрек почти под нами. Если будем копать вниз, то попадем в него.

– Ты собираешься заполнить породой шестой штрек? – изумленно переспросил Бобби.

– Из него все равно уже почти добыли всю руду. А руды у нас станет в два раза больше, как только мы доберемся до другого укрытия.

– Эрика хватит удар. Ты никого не забыла?

– В смысле? – Джульетта уставилась на старого друга.

– Никого не забыла внести в список тех, кого надо разозлить?

Джульетта проигнорировала намек и повернулась к Хайле:

– Составь записку для Кортни. Я хочу, чтобы резервному генератору провели полное техобслуживание, перед тем как мы его установим в машину. Как только его там смонтируют, уже не останется места, чтобы делать регулировку и проверять уплотнения. Внутри будет слишком низкий потолок.

Джульетта продолжила осмотр машины, Бобби последовал за ней.

– Ты ведь будешь здесь, чтобы за всем проследить? – спросил он. – Когда мы станем монтировать генератор в этом монстре?

– Боюсь, что нет, – покачала головой Джульетта. – Этим будет командовать Доусон. Лукас прав: мне надо вернуться наверх и заняться делами…

– Чушь, – не поверил Бобби. – Что на тебя нашло, Джулс? Ты никогда не бросала начатое на середине, даже когда это означало работу в три смены.

Джульетта повернулась и посмотрела на Хайлу тем взглядом, который был хорошо знаком всем детям и ученикам и который означал, что их уши поблизости от взрослых лишние. Хайла отошла, а старые друзья продолжили разговор.

– Мое пребывание здесь вызывает тревогу, – сказала Джульетта. Ее голос прозвучал негромко, поглощенный объемом машины вокруг них. – Лукас правильно поступил, что пришел за мной. – Она холодно взглянула на старого шахтера. – И я из тебя дух вышибу, если мои слова дойдут до его ушей.

Бобби рассмеялся и поднял руки, сдаваясь.

– Уж мне такое могла и не говорить. Я женат.

Джульетта кивнула:

– Будет лучше, если станете копать, пока меня здесь нет. Если я обречена быть раздражителем, тогда дайте мне побыть и отвлечением.

Они дошли до конца пустого объема, который вскоре заполнит резервный генератор. Умная была мысль разместить сложный механизм снаружи, где им будут пользоваться и обслуживать. А без генератора машина была лишь грудой стали и шестеренок, плотно набитой смазкой.

– А эти твои друзья… Они стоят всего этого? – спросил Бобби.

– Стоят. – Джульетта вгляделась в старого друга. – Но мы делаем это не только ради них. Но и для нас.

Бобби пожевал кончик бороды.

– Не понимаю, – сказал он, помолчав.

– Нам надо доказать, что машина работает. И это лишь начало.

Бобби прищурился.

– Что ж, если это не начало чего-то, – проговорил он, – то рискну сказать, что это конец чего-то другого.

Укрытие 18

Прежде чем войти в мастерскую Уокера, Джульетта остановилась у двери и постучала. Она слышала, что Уокер выходил из своей каморки и в чем-то таком участвовал во время восстания, но это была шестеренка, чьи зубья отказывались зацепляться с чем-либо в ее голове. По ее мнению, то была всего лишь легенда – пожалуй, сходная с тем, что ее переход из укрытия в укрытие не укладывался в головах большинства людей. Слух. Миф. Кто эта женщина-механик, утверждающая, будто видела другое укрытие? Подобные истории отвергались в принципе – если только легенда не укоренялась и не становилась религией.

– Джулс! – Склонившийся над столом Уокер поднял голову. Из-за увеличительных очков один его глаз казался размером с кулак. Он стянул очки, и глаза стали нормальными. – Хорошо, что пришла. Я так рад, что ты здесь.

Он махнул, приглашая ее войти. В комнатке пахло горелым волосом, – похоже, старик склонялся над паяльником, не обращая внимания, что вниз спадают его седые длинные лохмы.

– Я зашла передать кое-что для Соло, – пояснила она. – И сказать тебе, что меня не будет несколько дней.

– Вот как? – Уокер нахмурился. Он сунул какие-то мелкие инструменты в карман кожаного фартука и прижал паяльник к напитанной влагой губке. Раздавшееся шипение напомнило Джульетте раздражительного кота, который некогда обитал в насосной и шипел на нее из темноты. – Это Лукас тащит тебя наверх?

Вопрос напомнил ей, что Уокер не дружит с открытыми пространствами, зато дружит с носильщиками. А те дружат с его монетами.

– Отчасти, – признала Джульетта. Она выдвинула стул, уселась на него грудью к спинке и уставилась на свои руки, поцарапанные и испачканные смазкой. – Другая причина в том, что прокладка туннеля займет много времени, а ты знаешь, какая я становлюсь, если приходится сидеть сложа руки. У меня есть новый проект, который я сейчас обдумываю. И он станет еще менее популярным, чем туннель.

Уокер разглядывал ее секунду-другую, потом взглянул на потолок, и глаза его расширились. Он каким-то образом точно понял, что она запланировала.

– Ты мне напоминаешь тарелку чили, приготовленную Кортни, – негромко произнес он. – Создает проблемы на входе и на выходе.

Джульетта рассмеялась, но вместе с тем ощутила укол разочарования из-за того, что ее намерения были настолько очевидны. И настолько предсказуемы.

– Я пока еще не говорила Лукасу, – предупредила она. – И Питеру.

Услышав второе имя, Уокер скорчил вопросительную гримасу.

– Биллингсу, – пояснила она. – Новому шерифу.

– А, точно. – Он выключил паяльник и снова прижал его к губке. – Я и забыл, что это уже не твоя работа.

«И вряд ли была моей», – подумала она, но вслух не сказала.

– Я хотела сообщить Соло, что мы почти начали прокладку туннеля. И мне надо быть уверенной, что грунтовые воды на той стороне под контролем.

Она показала на рацию Уокера, которая была способна на гораздо большее, чем работа в пределах одного укрытия. Подобно рациям в помещениях под серверами, собранный им передатчик мог осуществлять связь и с другими укрытиями.

– Без проблем. Жалко, что ты не можешь задержаться еще на день или два. Я почти собрал портативный вариант. – Он показал на пластиковую коробочку чуть крупнее старых раций, которые она и помощники шерифа носили на бедре. Из нее пока еще торчали отдельные проводки, а питалась она от большой внешней батареи. – Когда я закончу, ты сможешь менять каналы, вращая диск со шкалой. Рация обеспечивает прием и передачу через ретрансляторы в верхней и нижней части обоих укрытий.

Джульетта робко взяла коробочку, понятия не имея, о чем он говорит. Уокер показал на диск с нанесенными тридцатью двумя нумерованными позициями. Это она поняла.

– Осталось только найти в ней место для аккумуляторов из старых раций. А потом довести до ума регулировку длины волны.

– Ты просто волшебник, – прошептала Джульетта.

Уокер просиял.

– Волшебниками были те люди, которые когда-то это придумали. Я не могу сделать больше того, на что они были способны сотни лет назад. Люди тогда не были настолько тупыми, как тебе хотелось бы думать.

У Джульетты возникло желание рассказать ему о книгах, которые она видела, и о том, что люди, их написавшие, казались ей людьми из будущего, а не из прошлого.

Уокер вытер руки старой тряпкой.

– Я предупредил Бобби и остальных. Думаю, тебе тоже надо это знать. Чем глубже они будут копать, тем хуже станут работать рации, пока они не доберутся до другого укрытия.

– Я об этом слышала, – кивнула Джульетта. – Кортни сказала, что они будут использовать курьеров, как это делается в шахтах. Я назначила ее главной по прокладке туннеля. Она уже подумала буквально обо всем.

Уокер нахмурился:

– Я слышал, она хочет заминировать наш конец туннеля – на случай, если они наткнутся на полость с плохим воздухом.

– Это была идея Ширли. Она все пытается выдумать разные причины, лишь бы не копать. Но ты знаешь Кортни: как только она настроится что-то сделать, это будет сделано.

Уокер почесал бороду:

– До тех пор, пока она не будет забывать меня кормить, у нас все будет хорошо.

– Уверена, что не забудет, – рассмеялась Джульетта.

– Что ж, тогда пожелаю тебе удачи в остальных делах.

– Спасибо. – Она показала на большую рацию, стоящую на его рабочем столе. – Соединишь меня с Соло?

– Конечно. Семнадцатое. Я и забыл, что ты пришла сюда не поболтать со мной. Давай вызовем твоего приятеля. – Он покачал головой. – Скажу тебе: когда я с ним пообщался, то понял, что тип он довольно странный.

Джульетта улыбнулась и посмотрела на своего старого друга. С секунду она размышляла, не шутит ли он. Потом решила, что слова его совершенно серьезны, и опять рассмеялась.

– Что? – спросил Уокер. Он включил рацию и протянул ей гарнитуру. – Что я такого сказал?

Отчет Соло вызвал у нее смешанные чувства. В механическом отделе теперь было сухо, но на полную откачку грунтовых вод уйдет больше времени, чем она предполагала. Возможно, пройдут недели или месяцы, прежде чем они смогут попасть в самый низ укрытия и посмотреть, что там еще можно спасти. А ржавчина начнет появляться сразу же. Джульетта выбросила из головы далекие проблемы и сосредоточилась на тех, что можно решить сейчас.

Все необходимое для похода наверх она уложила в небольшую наплечную сумку: почти не ношенный серебристый комбинезон, носки и белье, все еще мокрые после стирки в раковине, рабочая фляжка, помятая и испачканная смазкой, и универсальная отвертка с набором насадок. В карманах разместились универсальный инструмент и двадцать читов – хотя с тех пор, как она стала мэром, почти никто не брал с нее денег за покупки. Единственное, чего ей не хватало, так это надежной рации. Уокер разобрал две исправные рации, чтобы попробовать собрать из них новую, но она еще была не готова.

Джульетта вышла из механического со своими скудными пожитками и ощущением, что покидает друзей. Доносящийся с раскопок грохот машин преследовал ее в коридорах, пока она направлялась к лестнице. Проход через турникет стал чем-то вроде пересечения мысленного порога. Это напомнило ей, как много недель назад она вышла из того шлюза. Подобно клапану, некоторые вещи пропускали, похоже, только в одном направлении. У нее возникло опасение, что пройдет немало времени, прежде чем она вернется, и от этой мысли ей стало труднее дышать.

Она медленно шагала по лестнице, время от времени проходя мимо других ходоков. Джульетта чувствовала, что они за ней наблюдают. Неприязненные взгляды людей, которых она когда-то знала, напоминали ей ветер, трепавший ее на склоне холма. Их взгляды, полные недоверия, налетали порывами, и так же быстро люди отворачивались.

Вскоре она увидела, о чем говорил Лукас. Какую бы доброжелательность к ней ни породило ее возвращение, как бы люди ни поражались тому, что кто-то отказался делать очистку и сумел выжить, оказавшись снаружи, эта доброжелательность превращалась в крошку так же неумолимо, как и бетон внизу под ударами молота. В то время как ее возвращение принесло надежду, планы прокладки туннеля между укрытиями породили нечто иное. Она видела это в отведенном взгляде лавочника, в том, как мать защитным жестом обнимала ребенка, в перешептываниях, которые сразу же прекращались при ее появлении. Она порождала страх.

Лишь немногие приветствовали ее кивком и произносили «мэр», когда она проходила мимо по лестнице. Молодой знакомый носильщик задержался и протянул ей руку, искренне восторгаясь от встречи с ней. Но когда она остановилась на нижних фермах на сто двадцать шестом этаже, чтобы перекусить, а потом зашла в туалет тремя этажами выше, то почувствовала, что здесь ей рады примерно так же, как смазчику из механического на верхних этажах. А ведь она пока находилась среди своих. И все еще была их мэром, пусть и нелюбимым.

Такой прием заставил ее усомниться, стоит ли заходить к Хэнку, помощнику шерифа на нижних этажах. Во время восстания Хэнк сражался, и он видел, как погибали хорошие мужчины и женщины с обеих сторон. Войдя в полицейский участок на сто двадцатом, Джульетта задумалась, не совершает ли она ошибку и не лучше ли пойти дальше. На такие мысли подталкивало ее молодое «я», то самое, что боялось встречи с отцом и заставляло с головой погружаться в разнообразные проекты, лишь бы избежать контактов с внешним миром. Она больше не могла оставаться той, прежней. Она несет ответственность перед укрытием и живущими в нем людьми. И зайти к Хэнку будет правильно. Она почесала шрам на руке и решительно проследовала в участок. Джульетта напомнила себе, что она как-никак мэр, а не какой-нибудь арестант, которого отправляют на очистку.

Она вошла, и Хэнк оторвал взгляд от стола. Глаза помощника шерифа удивленно распахнулись, когда он узнал посетительницу, – со дня ее возвращения они не встречались и не разговаривали. Он встал из-за стола, сделал два шага навстречу, потом остановился, и Джульетта увидела в его взгляде ту же смесь волнения и возбуждения, какую испытывала сама, и поняла, что не надо было опасаться этой встречи и не следовало так долго избегать Хэнка. Тот робко протянул руку, словно боялся, что она откажется ее пожать. Казалось, он готов отдернуть ладонь, если этот жест оскорбит Джульетту. Какую бы душевную боль она ему ни причинила, он явно все еще страдал из-за того, что ему пришлось исполнить приказ и послать ее на очистку.

Джульетта пожала руку и обняла Хэнка.

– Простите, – прошептал он дрогнувшим голосом.

– Перестаньте, – ответила Джульетта. Она шагнула назад, разглядывая его плечо. – Это мне следует извиняться. Как ваша рука?

Хэнк сделал плечом круговое движение.

– Все еще на месте. И если вы когда-нибудь посмеете передо мной извиняться, я вас арестую.

– Тогда предлагаю перемирие.

– Хорошо, перемирие, – улыбнулся Хэнк. – Но я хочу сказать…

– …Что вы делали свою работу. А я делала все, что в моих силах. А теперь оставим эту тему.

Он кивнул и уставился на свои ботинки.

– Как обстановка на ваших этажах? – спросила Джульетта. – Лукас сказал, что люди ворчат из-за того, чем я занимаюсь внизу.

– Да, есть недовольные. Но ничего серьезного. Думаю, большинство людей занято налаживанием нормальной жизни. Правда, я слышал кое-какие разговоры. Знаете, сколько мы получили заявлений о переселении отсюда на средние и верхние этажи? Раз в десять больше, чем обычно. Боюсь, люди не хотят находиться поблизости от того, что вы там затеяли.

Джульетта задумчиво пожевала губу.

– Часть проблемы в том, что нам не хватает указаний и разъяснений, – продолжал Хэнк. – Не хочу грузить вас жалобами, но сейчас у меня и моих парней нет ясного представления о том, что происходит. Мы не получаем депеш из отдела безопасности, как когда-то. А ваш офис…

– …В последнее время молчит, – закончила за него Джульетта.

Хэнк почесал макушку:

– Верно. Но не могу сказать, что вы полностью замолчали. Нам иногда на лестнице слышен грохот, который вы устраиваете внизу.

– Поэтому я и зашла, – сказала Джульетта. – Хочу, чтобы вы знали: ваши заботы – это мои заботы. Я сейчас возвращаюсь в свой офис на неделю или две. И по дороге буду заходить к другим помощникам шерифа. Могу пообещать, что вскоре многое у нас улучшится.

Хэнк нахмурился:

– Вы же знаете, что я вам доверяю и все такое, но когда вы говорите людям, что скоро жизнь станет лучше, они слышат только про перемены, которые их ждут. И для тех, кто дышит и считает это благодеянием, ваши слова мало что значат.

Джульетта подумала обо всем, что запланировала – и наверху, и в самом низу.

– До тех пор, пока нормальные люди вроде вас мне доверяют, у нас все будет хорошо, – заверила она. – А теперь я хочу попросить об услуге.

– Вам нужно место, чтобы переночевать, – предположил Хэнк и показал на дверь в тюремную камеру. – Я приберег вашу комнату. Могу опустить там койку…

Джульетта рассмеялась. Ее порадовало, что они уже могут шутить о том, что совсем недавно было для них неприятно.

– Нет. Но все равно спасибо. Я планирую к вечеру добраться до средних ферм. Мне нужно посадить растения на новых грядках. – Она помахала рукой. – Одна из моих обязанностей, сами понимаете.

Хэнк улыбнулся и кивнул.

– А попросить я хотела о том, чтобы вы присматривали за лестницей. Лукас говорил, что на верхних этажах кое-кто на нас смотрит косо. Я иду туда, чтобы попробовать их успокоить, но прошу вас отнестись к делу серьезно, если начнутся какие-нибудь волнения. У нас внизу маловато людей, и все они там на нервах.

– Считаете, что будут проблемы? – спросил Хэнк.

Джульетта задумалась над его вопросом.

– Да. И если вам понадобится стажер или два стажера, я профинансирую их обучение.

– Обычно мне нравится, когда мне подбрасывают читы, – ответил Хэнк и нахмурился. – Я вот только не пойму, почему ваши слова меня тревожат.

– По той же причине, почему я готова вам платить, – сказала Джульетта. – Мы оба знаем, что вам достанется самая невыгодная часть сделки.

Укрытие 18

Выйдя из кабинета Хэнка, Джульетта через этажи поднялась наверх, туда, где происходила главная часть сражений, и опять в глаза ей бросились раны, нанесенные когда-то войной. Чем дальше она шагала, тем больше встречалось напоминаний о тех сражениях, которые велись здесь в ее отсутствие; Джульетта видела оставленные войной отметины – металлические просверки в тех местах, где пули сорвали краску, обугленные ожоги и выбоины в бетоне, из которых, как сломанные кости, выступающие из кожи, торчали прутья арматуры.

Большую часть жизни отдала она этому укрытию, поддерживая его в рабочем состоянии. И укрытие отвечало ей благодарностью, наполняя легкие воздухом, одаривая урожаями и принимая мертвых. Ответственность между ней и укрытием была взаимной. Без людей укрытие сделалось бы таким же, как укрытие Соло, – ржавым, полузатопленным. Без укрытия она стала бы черепом на холме, уставившимся глазницами в облачные небеса. Они нуждались друг в друге.

Ладонь Джульетты скользила по перилам. Приварены они были недавно, и в них еще чувствовалась шершавость. Да и сама ладонь была иссечена шрамами. Большую часть ее жизни они помогали друг другу, она и укрытие. До того дня, когда они едва не убили друг друга. И мелкие трудности в механическом, которые она надеялась когда-нибудь устранить, – скрежещущие насосы, текущие трубы, утечки из выхлопной трубы – бледнели по сравнению со страшным ущербом, вызванным ее уходом. Подобно тому как случайные шрамы – напоминания об ошибках молодости – затерялись под искалеченной плотью, одна большая ошибка, похоже, способна была похоронить все мелкие.

Оставляя позади ступеньку за ступенькой, она добралась до места, где бомба вырвала кусок лестницы. Провал был заделан металлической заплатой, сваренной из прутьев и перил, позаимствованных из ограждения лестничной площадки, которая после этого стала у´же. На стенах здесь и там были выведены углем имена погибших при взрыве. Джульетта осторожно прошла по искореженному металлу. Поднявшись еще выше, она увидела, что двери в отдел снабжения заменили. Сражение перед отделом было особенно ожесточенным. Это была цена, которую люди в желтых комбинезонах заплатили за то, что действовали заодно с механиками в синих.

Когда Джульетта подошла к церкви на девяносто девятом этаже, из нее как раз выходили прихожане после воскресной службы. Потоки людей спускались по спиральной лестнице к тихому базарчику, который она только что миновала. Губы у прихожан были плотно сжаты после долгих разговоров на серьезные темы, а суставы стали такими же жесткими, как их отглаженные комбинезоны. Джульетта прошла мимо и отметила их враждебные взгляды.

К тому моменту, когда она достигла лестничной площадки, толпа заметно поредела. Этот маленький храм был вклинен между старыми гидропонными фермами и квартирами рабочих с нижних этажей. Появился он еще до ее рождения, но однажды Нокс рассказал, как на девяносто девятом устроили этот храм. Произошло это в те давние времена, когда его отец был мальчишкой и начались протесты против музыки и шумных представлений, которые устраивали по воскресеньям. Служба безопасности не вмешивалась, когда протестующие разбивали импровизированный лагерь, возникший поблизости от базара. Люди спали на ступенях и заполняли лестницу до тех пор, пока всякое движение по ней не прекратилось. Ферма этажом выше была опустошена, снабжая едой всю эту толпу. Через какое-то время толпа протестующих почти заполнила и весь этаж с гидропоникой. Храм с двадцать восьмого этажа оборудовал на девяносто девятом временную церковь, и теперь она стала даже больше породившего ее храма.

Отец Вендел был на лестничной площадке, когда Джульетта одолела последний лестничный поворот перед ней. Он стоял возле двери, пожимая руки и что-то кратко вещая каждому из прихожан, покидавшему воскресную службу. Его белое одеяние слегка светилось, как и лысая голова священника, блестевшая от пота после недавних проповеднических трудов. Фигура Вендела вся словно искрилась. В глазах Джульетты особенно, ведь она только что ушла с этажей, где царила лишь грязь и смазка. Она физически ощущала эту грязь на себе, видя перед собой безупречной чистоты ткань его одеяния.

– Благодарю вас, отец, – произнесла женщина, слегка поклонилась и пожала руку священника, другой рукой удерживая младенца. Голова спящего малыша качнулась на плече матери. Вендел возложил руку на голову ребенка и произнес несколько слов. Женщина еще раз его поблагодарила и ушла, а Вендел пожал следующую протянутую руку.

Пока оставшиеся прихожане выходили из дверей, Джульетта отошла в сторону и прислонилась к перилам, чтобы не привлекать к себе внимания. Она увидела, как пожилой мужчина остановился и положил несколько звякнувших читов на раскрытую ладонь Вендела.

– Благодарю вас, отец, – нараспев произнес он.

Джульетта ощутила запах хлева и навоза, когда старик прошел мимо нее и зашагал наверх – наверное, к своим козам. Он покинул церковь последним. Отец Вендел повернул к Джульетте лицо и улыбнулся, показывая, что знал о ее присутствии.

– Мэр, – произнес он, разводя руки. – Это честь для нас. Вы пришли на службу к одиннадцати?

Джульетта взглянула на свои маленькие наручные часы.

– А разве она была не в одиннадцать? – спросила она. Получается, что она шла наверх в хорошем темпе.

– Нет, сейчас была служба, которая началась в десять. Мы добавили еще одну воскресную службу. Верхние прихожане спускаются на вторую, позднюю службу.

Джульетта удивилась, почему живущие наверху преодолевают такой длинный путь. Она рассчитала подъем так, чтобы службы уже закончились, и это, наверное, было ее ошибкой. Гораздо умнее было бы послушать проповедь – почему она привлекает так много людей.

– Боюсь, что смогу лишь ненадолго посетить храм, – сказала она. – Я зайду на службу, когда буду возвращаться, хорошо?

– И когда вас ждать? – Вендел нахмурился. – Я слышал, что вы возвращаетесь к работе, которую выбрали для вас Бог и Его паства.

– Скорее всего, недели через две. Все зависит от того, сколько времени мне понадобится, чтобы разобраться с накопившимися делами.

На площадку вышел служка с деревянной чашей, украшенной резным орнаментом. Он показал ее содержимое Венделу, и Джульетта услышала, как в чаше звякнули читы. На мальчике было коричневое одеяние, и, когда он поклонился Венделу, Джульетта увидела, что макушка у служки выбрита. Мальчик собирался уже уйти, но Вендел придержал его за рукав.

– Окажи уважение нашему мэру, – сказал он.

– Мэм. – Мальчик поклонился. На его лице не отразилось никаких эмоций. Темные глаза под густыми черными бровями, бледные губы. Джульетта догадалась, что он проводит мало времени за пределами церкви.

– Совсем не обязательно называть меня «мэм», – вежливо сказала она. – Просто Джульетта.

Она протянула руку.

– Ремми, – представился мальчик.

Он выпростал руку из рукава. Джульетта пожала ее.

– Займись скамьями, – попросил Ремми священник. – Скоро еще одна служба.

Тот опять поклонился им и побрел обратно. Джульетта почувствовала жалость к нему, но не могла понять ее причину. Вендел посмотрел на лестницу, наверное прислушивался, не приближаются ли прихожане. Придержав дверь, он пригласил Джульетту войти:

– Заходите. Наполните флягу. А я благословлю ваше путешествие.

Джульетта потрясла флягу, та оказалась почти пустой.

– Спасибо, – поблагодарила она и вошла вслед за священником.

Они миновали притвор, и Вендел пригласил Джульетту в нижнюю церковь, которую она посещала уже несколько раз за предыдущие годы. Ремми деловито расхаживал между рядами скамей и стульев, заменяя подушечки и раскладывая объявления, написанные от руки на узких полосках дешевой бумаги. Она заметила, что мальчик украдкой поглядывает на нее.

– Боги по вам соскучились, – заметил отец Вендел, давая понять, что ему хорошо известно, как давно она посещала воскресную службу.

С тех пор церковь расширилась. Здесь стоял кружащий голову дорогой запах опилок, говоривший о недавно обработанной древесине, добытой из дверей и найденных старых досок. Джульетта положила ладонь на кафедру, которая наверняка стоила целое состояние.

– Ну, боги знают, где меня найти, – ответила она, убирая ладонь с кафедры.

Она сказала это шутливо и улыбнулась, но увидела, как на лице священника мелькнуло разочарование.

– Иногда мне думается, уж не прячетесь ли вы от них всеми способами, какие возможны. – Отец Вендел кивнул на мозаичное панно за алтарем. Лампы за стеклом ярко светились, отбрасывая цветные пятна на пол и потолок. – Я читал с этой кафедры ваши записки о рождениях и смертях и понял, что во всех этих событиях вы видите божью волю.

Джульетте захотелось сказать, что это делала не она. Их за нее писали другие.

– А иногда я гадаю, – продолжил Вендел, – верите ли вы вообще в богов, если столь легкомысленно относитесь к их заповедям.

– Я верю в богов, – ответила Джульетта, задетая подобными обвинениями. – Я верю в богов, создавших это укрытие. Верю. И создавших все другие укрытия…

Вендел вздрогнул.

– Святотатство, – прошептал он, и его глаза расширились, как будто сказанное могло убить. Он быстро взглянул на Ремми, тот поклонился и направился к выходу.

– Да, святотатство, – согласилась Джульетта. – Но я верю, что боги построили и башни за холмами и оставили для нас путь, который нам предстоит открыть, дорогу, по которой мы выйдем отсюда. В глубинах укрытия, отец Вендел, мы откопали машину. Землеройную машину, которая способна проложить дорогу к новым местам. Я знаю, что вы этого не одобрите, но я верю, что именно боги дали нам это орудие, и я намерена им воспользоваться.

– Эта ваша копательная машина – порождение дьявола, и покоится она в дьявольских глубинах, – возразил Вендел. На его лице не было и следа доброты. Он промокнул лоб квадратиком тонкой ткани. – Не существует таких богов, о которых вы говорите, это демоны, а не боги.

Джульетта поняла, что это и есть суть его проповеди. Она невольно попала на его одиннадцатичасовую службу. И люди приходят издалека, чтобы это услышать.

Она шагнула к священнику. Щеки ее полыхали от гнева.

– Среди моих богов могут быть демоны, – согласилась она, заговорив на его языке. – Боги, в которых я верю… и которым поклоняюсь, – мужчины и женщины, построившие и это укрытие, и еще множество таких же. Они построили укрытие, чтобы защитить нас от мира, который они уничтожили. Они были одновременно и богами, и демонами. Но они оставили нам возможность освобождения. Они хотели, чтобы мы обрели свободу, отец, и дали нам средства для этого. – Она показала на свою голову. – У меня эти средства здесь. И они оставили нам копатель. Они это сделали. Нет ничего святотатственного в том, чтобы пустить его в ход. И я видела другие укрытия, в существовании которых вы продолжаете сомневаться. Я там была.

Вендел отступил на шаг. Провел пальцами по висящему на груди кресту. Джульетта заметила Ремми – тот подглядывал из-за двери, и его черные брови бросали тени на темные глаза.

– Мы обязаны использовать все инструменты, которые нам достались от богов, – продолжила Джульетта. – Кроме того, который пустили в ход вы, – умения внушать страх другим.

– Я? – Вендел прижал ладонь к сердцу, а другой рукой указал на Джульетту. – Это вы распространяете страх. – Он повел рукой в сторону скамей и темнеющих за ними рядов разномастных стульев, ящиков, даже ведер. – Люди собираются здесь, дабы отвергнуть дьявольскую работу, которую вы затеяли. Дети не могут по ночам спать, боясь, что вы всех нас убьете.

Джульетта открыла рот, но слов не нашлось. Она вспомнила взгляды на лестнице, мать, испуганно прижимающую ребенка, и знакомых, которые с ней перестали здороваться.

– Я могу показать вам книги, – негромко проговорила она, вспоминая о полках, на которых стояло Наследие. – Могу показать книги, и тогда вы все поймете.

– Есть только одна книга, достойная изучения, – возразил Вендел. Его взгляд метнулся к большому украшенному тому с позолоченным обрезом, лежащему на подиуме возле кафедры и накрытому футляром из гнутой стали. Джульетта помнила уроки из этой книги. Она видела ее страницы с загадочными фразами, выглядывающими из-под черных строк, замазанных цензурой. Она также обратила внимание, что подиум приварен к стальному основанию храма, видимо, неопытным сварщиком, наварившим толстые параноидальные швы. Значит, тем самым богам, от которых ждали благополучия, нельзя было даже доверить присмотр за одной-единственной книгой.

– Мне пора вас покинуть, чтобы вы успели подготовиться к службе, – сказала Джульетта, испытывая сожаление за всплеск эмоций.

Вендел развел скрещенные на груди руки. Джульетта чувствовала, что они зашли слишком далеко и что оба об этом знали. Она надеялась развеять сомнения священника, но лишь усилила их.

– Я хотел, чтобы вы остались, – сказал Вендел. – Но хотя бы наполните флягу.

Джульетта сунула руку за спину и отстегнула флягу. Тут же подоспел Ремми, зашуршав тяжелым коричневым одеянием. Выбритый кружок на его голове блестел от пота.

– Я наполню, святой отец.

Вендел кивнул. Он молчал все время, пока мальчик набирал воду из фонтанчика. И больше не произнес ни слова. Обещание благословить ее путешествие так и осталось невыполненным.

Укрытие 18

Джульетта приняла участие в церемонии посадки растений на средней ферме, пообедала и продолжила свое одинокое восхождение. К тому времени, когда мэр добралась до тридцатых этажей, освещение начало тускнеть, и Джульетте все чаще приходила на память ее кровать.

Лукас ждал на лестничной площадке. Он приветливо улыбнулся и взял у нее наплечную сумку, хотя она почти ничего не весила.

– Совсем не обязательно было меня дожидаться, – сказала ему Джульетта, но, если честно, эта встреча была для нее приятной.

– Я сам только что пришел, – возразил Лукас. – Носильщица сказала, что ты уже близко.

Джульетта вспомнила девушку в светло-голубом комбинезоне, обогнавшую ее в районе сороковых этажей. Трудно было не вспомнить, что здесь у Лукаса повсюду глаза и уши. Он придержал для нее дверь, и она ступила на этаж, наполненный противоречивыми воспоминаниями и чувствами. Здесь погиб Нокс. Здесь отравили Джанс. Здесь Джульетту приговорили к очистке, и здесь же ее латали врачи.

Она посмотрела на комнату для совещаний и вспомнила, как ей сказали, что она теперь мэр. Там же она предложила Питеру и Лукасу рассказать всем правду о том, что они не одиноки в мире. Она до сих пор считала это хорошей идеей, несмотря на их возражения. Но может быть, лучше все это показать людям, чем рассказывать? Она представила, как семьи совершают великое путешествие вниз – примерно так, как они привыкли ходить наверх, чтобы посмотреть на экран. Они будут путешествовать в ее мире – тысячи людей, никогда там не бывавших и понятия не имеющих, как выглядят машины, сохраняющие им жизнь. Они спустятся до механического отдела, чтобы затем пройти по туннелю и увидеть другое укрытие. А по пути восхитятся главным генератором, который теперь, идеально сбалансированный, лишь негромко гудит. И подивятся туннелю, созданному ее друзьями. А затем с восторгом начнут заполнять пустой мир, так похожий на их укрытие, переделывая его, как им захочется.

Турникет пискнул, когда Лукас просканировал свой пропуск, и Джульетта вернулась из мира мечтаний в реальность. Охранник за турникетом помахал ей, Джульетта помахала в ответ. Коридоры отдела АйТи за его спиной были тихими и пустыми. Большая часть работников разошлась по домам ночевать. Опустевший отдел напомнил Джульетте Семнадцатое укрытие. Она представила, как из-за угла выходит Соло, в руке у него полбуханки хлеба, в бороде застряли крошки, а на лице при виде Джульетты расцветает счастливая улыбка. Зал возле входа в серверную выглядел точно так же, только в Семнадцатом выдранные из потолка лампы свисали на проводах.

Эти двойные воспоминания смешались у нее в голове, пока она шла следом за Лукасом в его квартиру. Два мира с одинаковой планировкой, две прожитые жизни, одна здесь, и другая там. Недели, проведенные вместе с Соло, воспринимались ей как целая жизнь – настолько крепкими при подобном стрессе оказались связи между двумя людьми. Элиза могла выскочить из кабинета, где дети устроили себе дом, и прижаться к ногам Джульетты. Близнецы за поворотом коридора могли завязать спор из-за найденных безделушек. А Риксон с Ханной могли украдкой целоваться в темноте и шепотом говорить о втором ребенке.

– …но только если ты согласишься.

– Что? – Джульетта повернулась к Лукасу. – А, да. Так будет лучше.

– Ты ведь не слышала ни одного слова из того, что я сказал? – Они подошли к двери, и он и здесь просканировал свой пропуск. – Как будто временами ты уходишь в себя.

Джульетта ощутила в его голосе не раздражение, а озабоченность. Она взяла у него сумку и вошла. Лукас включил свет и бросил пропуск на столик возле кровати.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил он.

– Находилась за сегодня, устала.

Джульетта устроилась на краю кровати и развязала шнурки. Сняла ботинки и поставила их на обычное место. Квартира Лукаса была для нее как второй дом, знакомый и уютный. А квартира мэра на шестом этаже была чужой территорией. Она видела ее дважды, но ни разу не ночевала в ней. Сделать это значило окончательно принять роль мэра.

– Я вот подумываю, не заказать ли нам поздний ужин. – Лукас порылся в шкафу и достал мягкий халат, который Джульетта любила надевать после горячего душа. Он повесил его на крючок на двери ванной. – Хочешь, наберу тебе воды?

Джульетта тяжело вздохнула:

– Я воняю, да?

Она обнюхала руку, стараясь уловить запах смазки, но почувствовала лишь кисловатый запах газового резака, приправленный выхлопными газами землеройной машины, – эти запахи въелись в ее кожу не хуже татуировок, которые делали себе на руках нефтяники. И это притом что перед уходом из механического она мылась под душем.

– Нет. – Лукас сделал вид, что обиделся. – Я просто подумал, что тебе будет приятно.

– Может быть, утром. А ужин я могу пропустить. Сегодня весь день перекусывала, пока ходила. – Джульетта разгладила простыни на кровати. Лукас улыбнулся и сел возле нее. На его лице появилась выжидательная улыбка. Такой же блеск в глазах Лукаса она замечала после того, как они занимались любовью, но взгляд его потускнел, когда Джульетта сказала: – Нам надо поговорить.

Лукас вмиг стал серьезным, плечи его поникли.

– Мы не будем регистрироваться, ты об этом?

Джульетта сжала его руку:

– Нет, я не об этом. Конечно будем. Обязательно. – Она прижала его руку к груди, вспомнив свою давнюю любовь, которую она когда-то утаила, нарушив Пакт. Какие терзания это ей потом принесло!.. Нет уж, свою ошибку она не повторит ни за что. – Я насчет туннеля.

Лукас глубоко вдохнул, задержал дыхание и рассмеялся.

– Всего-то? – ответил он. – Поразительно, но твои раскопки – это меньшее из двух зол.

– Я хочу сделать еще кое-что, и это тебе не понравится.

Лукас приподнял бровь:

– Если ты о том, чтобы распространить новость о других укрытиях, рассказать людям, что там находится, то ты знаешь наше с Питером мнение на этот счет. Полагаю, это будет небезопасно. Люди тебе не поверят, а те, кто поверит, устроят бучу.

Джульетта подумала об отце Венделе, о том, что люди способны поверить в невозможные вещи, созданные всего лишь словами, и о том, как книги способны убеждать. Но, возможно, люди изначально желают в такое верить. И Лукас, наверное, был прав – не каждый захочет поверить в правду.

– Я ничего не собираюсь им рассказывать. Я хочу им показать. У меня есть кое-какие дела наверху, но мне понадобится помощь – твоя и твоего отдела. И несколько твоих людей.

Лукас нахмурился:

– Мне это не нравится. – Он погладил руку Джульетты. – Почему бы нам не обсудить это завтра? Я хочу насладиться тем, что ты сегодня со мной. И ночь провести не за работой. Я могу снова стать простым техником, обслуживающим серверы, а ты на время забудешь, что ты… мэр.

Джульетта сжала его руку:

– Ты прав. Конечно. Только я сперва ненадолго заскочу в душ…

– Не надо. – Он поцеловал ее в шею. – Ты пахнешь собой. Душ подождет до утра.

Она уступила. Лукас снова поцеловал ее в шею, но, когда хотел расстегнуть молнию на комбинезоне Джульетты, она попросила его выключить свет. Лукас впервые не стал жаловаться на то, что не увидит ее раздетой, а прежде делал это частенько. Вместо этого он не выключил свет в ванной и прикрыл дверь, оставив лишь щелку. Хотя Джульетте и нравилось быть рядом с ним обнаженной, она стеснялась открывать свое тело чужим глазам. Множество шрамов делало ее тело похожим на обломки гранита в шахте: сетка из белого камня на темном фоне.

Но если шрамы и были непривлекательными для глаз, они остро чувствовали любые к себе прикосновения. Каждый шрам был словно нервное окончание, вырастающее из собственной глубины. Лукас проводил по ним пальцами – как электрик, отслеживающий провода на схеме, – и места касаний становились тем гаечным ключом, что замыкает клеммы батареи. Когда они обнимались в темноте, а он исследовал ладонями ее кожу, тело пронзало электричество. Джульетта почувствовала, как теплеет кожа. Сегодня ночью им не суждено быстро заснуть. Ее замыслы и опасные планы таяли под еле ощутимым давлением его легких пальцев. Это будет ночь для путешествия в ее молодость, ночь чувств, а не мыслей, ночь возвращения в те простые времена….

– Странно, – сказал Лукас, оставляя ее тело в покое.

Джульетта не спросила, что именно странно, надеясь, что он сам про это забудет. Гордость не позволила ей просить, чтобы он продолжил ее поглаживать.

– Мой любимый шрамик пропал, – сказал Лукас, потирая одно из мест на ее руке.

Джульетту бросило в жар. Она словно вновь оказалась в шлюзе, настолько ей стало жарко. Одно дело молча прикасаться к ее ранам, и совсем другое – упоминать о них. Джульетта отдернула руку, перевернулась на бок и подумала, что сегодня ночью они все-таки будут спать.

– Нет, дай взглянуть, – попросил он.

– Ты ведешь себя жестоко.

Лукас погладил ей спину.

– Вовсе нет, клянусь. Пожалуйста, дай посмотреть на твою руку.

Джульетта села и накрыла простынями колени. Потом обхватила себя руками.

– Мне не нравится, когда ты о них говоришь. И у тебя не должно быть любимых шрамов. – Она кивнула в сторону ванной, откуда через щелочку приоткрытой двери сочился свет. – Ты можешь или дверь закрыть, или свет выключить?

– Джулс, клянусь, я люблю тебя такой, какая ты есть. Я ведь никогда не видел тебя иной.

Она поняла эти слова по-своему. Не в том смысле, что Лукас всегда считал ее красивой, а что ему ни разу не довелось увидеть ее тело без ран. Встав с кровати, Джульетта сама пошла гасить свет. Простыню она потащила за собой следом, оставив на кровати голого Лукаса.

– Он был на сгибе правой руки, – сказал Лукас. – Три шрамика пересекались, образуя звездочку. Я целовал ее сотни раз.

Джульетта погасила свет, и они остались в темноте. Она знала, что Лукас все равно на нее смотрит. Она всегда чувствовала взгляды людей, пялившихся на ее шрамы, даже когда была полностью одета. Она представила, что подумал бы Джордж, увидев ее такой, и к горлу подступил комок.

Лукас подошел к ней в полной темноте, обнял. Поцелуй молнией пронзил плечо Джульетты.

– Пойдем в кровать, – сказал он. – Извини. Свет не будем включать.

Джульетта помедлила.

– Мне не нравится, что ты так хорошо изучил мои шрамы. Не хочу стать одной из твоих звездных карт.

– Знаю. Но ничего не могу с этим поделать. Они часть тебя. Той единственной, которую я знаю. Может, сходим к твоему отцу, пусть он на них посмотрит и…

Джульетта отпрянула от него, но лишь для того, чтобы включить свет. И стала рассматривать сгиб руки в зеркале – сперва на правой, затем на левой, решив, что Лукас наверняка ошибся.

– Ты уверен, что он был здесь? – переспросила она, высматривая в паутине шрамов чистое пятнышко, кусочек ясного неба.

Лукас нежно взял ее запястье и локоть, поднес руку к губам и поцеловал.

– Именно здесь. Я целовал его сотни раз.

Джульетта вытерла слезинку и то ли рассмеялась, то ли всхлипнула, когда ее окатила волна эмоций. Найдя особенно мерзкий шрам чуть ниже предплечья, она показала его Лукасу. Она простила его, хотя и не поверила его словам.

– В следующий раз целуй здесь, – сказала она.

Укрытие 1

Кремний-углеродные аккумуляторы, от которых питались моторы дронов-беспилотников, были размером с тостер. Шарлотта прикинула, что каждый весит фунтов тридцать, а то и сорок. Они были извлечены из двух дронов и обернуты в упаковочную сетку, позаимстовованную из ящика для хранения. Держа в руках по батарее, Шарлотта на полусогнутых медленно брела по складу. Ноги уже вопили от боли и дрожали, руки онемели.

Путь Шарлотты отмечала дорожка из капель пота, а до цели ей предстояло еще идти и идти. И как она умудрилась довести себя до такого? Столько бегать и упражняться во время начальной армейской подготовки, и ради чего? Чтобы, сидя за консолью, управлять беспилотником? Отсиживать задницу, тренируясь в военных играх? Проводить время в кафешках и есть всякую дрянь? Сидеть и читать?

Она растолстела, вот что. Подумаешь, растолстела, сказала бы она себе раньше. Но теперь, проснувшись в этом кошмарном сне, она уже так не думала. Шарлотта никогда не испытывала непреодолимого желания встать и бежать куда-то, пока некто не заморозил ее на две сотни лет. И теперь ей хотелось вернуться в то тело, которое она помнила. Не знающие усталости ноги. Руки, у которых хватает сил не только почистить зубы. Наверное, глупо верить, что она сможет вернуться в прошлое, стать такой, какой была прежде. Вернуться в мир, оставшийся в памяти. А может, ей просто не терпится восстановить силы? Но на это уходит немало времени.

Она снова вернулась к дронам, одолев полный круг по складу. В том, что ей это удалось, уже был прогресс. Две недели прошло с тех пор, как ее разбудил брат, и установившаяся рутина из еды, физических упражнений и работы с дронами начинала казаться нормальной жизнью. Безумный мир, в котором она проснулась, начал ощущаться реальным. И это приводило ее в ужас.

Она опустила батареи на пол и несколько раз глубоко вдохнула. Задержала дыхание. Былая рутина армейской жизни была очень похожей. Она подготовила ее к такому, и только поэтому она не начала сходить с ума. Пребывать взаперти было привычно. Жить посреди пустыни, где выходить из укрытия опасно, было также привычно. И быть окруженной людьми, которых ей следовало опасаться, было не менее привычно. Побывав в Ираке во время Второй войны в Персидском заливе, Шарлотта привыкла к таким вещам: не покидать территорию базы, не испытывать желания уходить далеко от койки или душевой кабинки. Она привыкла к этой борьбе за сохранение рассудка. Для этого ей требовались как умственные, так и физические упражнения.

Она приняла душ в одной из кабинок возле комнаты управления дронами, вытерлась, понюхала все три наличных комбинезона и решила, что пора бы уговорить Донни еще раз устроить стирку. Надела самый чистый комбинезон, повесила полотенце сушиться на перекладину верхней койки, потом заправила свою – идеально ровно, как ее приучили в ВВС. Дональд когда-то жил в штабной комнате в дальнем конце склада, но Шарлотта почти с комфортом прижилась в казарме вместе с населяющими ее призраками. И чувствовала себя как дома.

В конце коридора, идущего от казармы, находилось помещение с пилотскими станциями, по большей части накрытыми листами пластика. Там же был и стол возле стены, украшенной целой мозаикой из больших мониторов. На этом столе она собирала рацию. Брат принес ей целую кучу запчастей, позаимствованных на нижних складах. Пройдут десятилетия, если не столетия, прежде чем кто-то заметит их пропажу.

Шарлотта включила подвешенную над столом лампочку и подала питание на рацию. Она уже могла принимать немало станций. Повертела ручку настройки, пока не услышала статику, и оставила ее в этом положении в ожидании голосов. Дожидаясь их, она представляла, будто это море, накатывающее на берег. Иногда это был дождь, подающий на полог из листьев. Или люди, негромко переговаривающиеся в темном театре. Она покопалась в ящике с принесенными Дональдом деталями, отыскивая динамики получше. Ей все еще требовался микрофон или что-нибудь в этом роде для передачи. Шарлотта пожалела, что у нее маловато таланта механика. Она умела лишь соединять разные блоки и детали. Это примерно как собирать винтовку или компьютер – она просто соединяла все, что состыковывалось, а потом включала питание. Однажды это кончилось тем, что из собранной конструкции повалил дым. Но больше всего для такой работы требовалось терпение, а его Шарлотте не хватало. Или времени, в котором она тонула.

Шаги в коридоре подали сигнал, что пора завтракать. Когда вошел Дональд с подносом, Шарлотта уменьшила громкость и расчистила место на столе.

– Доброе утро, – сказала она и встала, чтобы взять у него поднос. В ногах все еще не прошла усталость после сегодняшних упражнений. Когда брат вошел в круг света под лампой, Шарлотта заметила его хмурое лицо. – Все хорошо?

Он покачал головой:

– У нас может возникнуть проблема.

– Какая? – спросила она, ставя поднос на стол.

– Я наткнулся на парня, которого знал по первой смене. Оказался вместе с ним в лифте. Мастер-механик.

– Да, паршиво.

Она сняла помятую металлическую крышку с одной из тарелок. Под ней лежали печатная плата и моток проводов. И еще маленькая отвертка, о которой она просила.

– Твоя яичница на другой тарелке.

Она сняла крышку со второй тарелки и взяла вилку.

– Он тебя узнал?

– Даже не знаю. Я стоял с опущенной головой, пока он не вышел. Но я знал его так же хорошо, как знал здесь любого. У меня такое ощущение, словно я только вчера одалживал у него инструменты или просил заменить у меня лампочку. Вот только я понятия не имею, какие ощущения сейчас у него. Для него мы могли встречаться вчера, а могли и десять лет назад. Память здесь работает очень странно.

Шарлотта положила в рот кусочек яичницы. Дональд ее немного пересолил. Она представила, как в кафе у него дрожала рука с солонкой.

– Даже если он тебя узнал, – заметила она, прожевав, – то мог подумать, что ты просто отрабатываешь очередную смену. Много людей знает тебя как Турмана?

– Нет. Но все равно – разоблачение может обрушиться на нас в любой момент. Поэтому я решил принести сюда продукты из кладовой и еще запас одежды. И еще я вошел в систему и изменил допуск для твоего пропуска, чтобы ты могла пользоваться лифтом. И для подстраховки сделал так, чтобы никто другой не смог спуститься на этот этаж. Даже думать не хочу, что ты можешь оказаться здесь взаперти, если со мной что-то случится.

Шарлотта поковыряла яичницу на тарелке.

– Даже думать о таком не хочу, – сказала она.

– Вот еще проблемка. У руководителя этого укрытия через неделю заканчивается смена, что немного осложняет ситуацию. Я полагаюсь на то, что он просветит сменщика насчет моего статуса. До сих пор все шло слишком уж гладко.

Шарлотта рассмеялась и взяла еще кусочек яичницы.

– Слишком гладко, – повторила она, покачав головой. – Уж лучше так, чем наоборот. Какие последние новости из твоего любимого укрытия?

– Там сегодня выбрали начальника АйТи. Лукаса.

Шарлотте показалось, что в голосе брата прозвучало разочарование.

– И что? Узнал что-то новое?

– Он сумел взломать еще один сервер. Там оказались такие же данные: сведения обо всех обитателях укрытия, всех работах, которые они выполняли, кто кому родственник. От рождения до смерти. Я никак не могу понять, как компьютеры составляют рейтинговый список укрытий на основе этой информации. Такое впечатление, что это просто информационный шум, а где-то должна быть какая-то иная информация.

Он достал сложенный листок бумаги – свежую распечатку рейтинга укрытий. Шарлотта расчистила место на рабочем столе, и Лукас разгладил листок:

– Видишь? Порядок опять изменился. Но что его определяет?

Не отрываясь от еды, Шарлотта стала вглядываться в отчет, а Дональд взял одну из своих папок с записями. Брат много времени работал в штабном отделе, там он мог разложить бумаги на столе и подолгу расхаживать вокруг, но Шарлотта особенно любила то время, когда он занимался этим здесь, на станции беспилотников. Брат мог сидеть часами, перебирая и перечитывая записи, пока Шарлотта работала с рацией и они слушали разговоры на фоне статики.

– Шестое укрытие опять на первом месте, – пробормотала она.

Это было все равно что читать надписи на боку коробки с сухим завтраком во время еды – множество бессмысленных цифр. Одна колонка была помечена: «Помещение», Дональд сказал, что так они называли укрытия. Рядом с каждым укрытием указывался процент, похожий на большую дозу ежедневных витаминов: 99,992 %, 99,989 %, 99,987 %, 99,984 %. У последнего укрытия с процентами показатель был 99,974 %. Каждое укрытие ниже было или вычеркнуто, или помечено: «Неприменимо». В последнюю категорию были включены Сороковое, Двенадцатое, Семнадцатое и несколько других.

– Ты до сих пор считаешь, что только верхним в списке укрытиям суждено уцелеть?

– Да.

– А ты сказал это тем, с кем разговариваешь? Или раз они в нижней части списка…

Он хмуро посмотрел на нее.

– Значит, не сказал. Ты просто используешь их, чтобы они помогли тебе во всем разобраться.

– Я их не использую. Черт побери, это ведь я спас то укрытие. И спасаю его каждый день, когда не сообщаю о том, что там происходит.

– Ладно, – сказала Шарлотта и занялась яичницей.

– Кстати, они наверняка думают, что используют меня. Черт, я даже считаю, что от наших разговоров они получают больше меня. Лукас, тот самый, что теперь возглавляет их АйТи, все время бомбит меня вопросами о том, каким был когда-то мир…

– А мэр? – Шарлотта повернулась и внимательно посмотрела на брата. – Что она от этого получает?

– Джульетта? – Дональд перелистнул несколько страниц в папке. – Она наслаждается тем, что угрожает мне.

– Я бы с удовольствием это послушала. – Шарлотта рассмеялась.

– Наладишь рацию, тогда сможешь.

– И тогда ты побольше времени станешь работать здесь? Знаешь, а так было бы лучше. Меньше риск, что тебя узнают.

Шарлотта поскребла вилкой по тарелке; ей не хотелось признаваться, что настоящей причиной, из-за которой она хотела видеть брата рядом, было то, как пусто здесь становилось после его ухода.

– Это верно. – Дональд потер лицо, и Шарлотта увидела, насколько брат вымотался. Она снова уставилась на цифры, продолжая есть.

– На вид их порядок выглядит случайным, – предположила она. – Если эти цифры означают то, о чем ты думаешь. Они очень близки.

– Сомневаюсь, что планировщики всего этого смотрели на дело именно так. Им нужно лишь одно из укрытий. Не важно какое. Это как с запчастями в коробке. Достаешь одну, и тебя волнует лишь то, станет ли она работать. И ничего больше. Они просто хотели стопроцентно гарантировать результат до самого конца.

Шарлотта не могла во все это поверить. Но Донни показал ей Пакт и достаточно своих записей, чтобы ее убедить. Все укрытия, кроме одного, будут уничтожены. Включая и их укрытие.

– Скоро будет готов следующий дрон? – спросил он.

Шарлотта глотнула сока.

– День, два. Может, три. Я из-за него реально похудею. Даже не уверена, полетит ли он.

Два последних дрона улетели не дальше первого. И это начало приводить ее в отчаяние.

– Хорошо. – Он снова потер лицо, и ладони приглушили его голос. – Скоро нам придется решать, что делать. Если мы ничего не предпримем, этот кошмар затянется еще лет на двести, а мы с тобой столько не проживем.

Он хотел рассмеяться, но смех перешел в кашель. Дональд вытащил из кармана носовой платок, и Шарлотта отвернулась. Она смотрела на темные экраны мониторов, пока брат не справился с приступом.

Ей не хотелось в этом признаваться, но она склонялась к тому, чтобы ни во что не вмешиваться. У нее возникло впечатление, будто судьбой человечества управляет несколько точных машин, а компьютерам она была склонна доверять гораздо больше, чем брат. Она годами управляла дронами, способными летать самостоятельно, принимать решения, какие цели поразить, и направлять ракеты в нужные точки. Она часто ощущала себя не пилотом, а скорее жокеем – человеком, передвигающимся на лошади, которая вполне самостоятельно может участвовать в гонках, и наездник нужен ей лишь для того, чтобы иногда направлять или поощрительно крикнуть.

Она снова взглянула на цифры в отчете. Сотая доля процента будет решать, кто останется жить, а кто умрет. И большинство умрет. К тому времени, когда это произойдет, они с братом будут или спать, или сами будут давно мертвы. Цифры делали этот грядущий холокост таким… неопределенным.

Дональд указал на отчет папкой.

– Ты заметила, что Восемнадцатое поднялось на две позиции?

Она это заметила.

– Тебе не кажется, что ты становишься чрезмерно… вовлеченным?

– У меня с этим укрытием связана история, – ответил он, глядя в сторону. – Вот и все.

Шарлотта нерешительно замолчала. Ей не хотелось давить на брата, но она не смогла пересилить себя.

– Я имела в виду не укрытие, – сказала она. – Ты кажешься… разным при каждом разговоре с ней.

Дональд глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул.

– Ее послали на очистку, – сказал он. – Она побывала снаружи.

Шарлотта на миг решила, что больше он на эту тему ничего не скажет. Словно этого было достаточно, словно это объясняло все. Брат выдержал паузу, то поглядывая на сестру, то отводя взгляд.

– После такого возвращаться не предполагается, – произнес он наконец. – Не думаю, что компьютеры приняли это в расчет. И не только то, что она выжила, но и то, что Восемнадцатое укрытие держится. А по всем расчетам они должны были погибнуть. Если они прошли через такое и выжили… начинаешь гадать, не они ли подают нам надежду.

– Это ты гадаешь, – поправила его Шарлотта и помахала листком бумаги. – А мы никак не можем быть умнее этих компьютеров, братец.

Дональд погрустнел.

– Зато мы можем проявлять больше сочувствия, чем они, – возразил он.

Шарлотта подавила желание спорить. Ей хотелось напомнить брату о том, что Восемнадцатое укрытие заботит его из-за личного интереса. А если бы он был знаком с людьми из любого другого укрытия – если бы знал их истории, – то стал бы переживать за них? Жестоко такое предполагать, но, скорее всего, это правда.

Дональд кашлянул в платок. Заметил взгляд Шарлотты, посмотрел на сгустки крови на ткани, отложил платок.

– Я боюсь, – сказала она.

– А я не боюсь, – покачал головой Дональд. – Я не боюсь этого. Не боюсь умереть.

– Знаю, что не боишься. Это очевидно, иначе ты обратился бы к врачу. Но чего-то же ты должен бояться.

– Я и боюсь. Много чего. Боюсь быть похороненным заживо. Боюсь поступить неправильно.

– Тогда ничего не делай. – Мысленно она умоляла его прекратить это безумие, их изоляцию. Они могли снова заснуть и предоставить все машинам и богомерзким планам, составленным другими. – Давай ничего не будем делать, – взмолилась она.

Брат встал, пожал ей руку и повернулся, собираясь уходить.

– Это может стать самым плохим решением, – негромко ответил он.

Укрытие 1

Ночью Шарлотте приснился кошмар: она во сне летала.

Она села на койку, будто в птичье гнездо, и та заскрипела в ответ пружинами. Шарлотте все еще представлялось, как она падает сквозь облака, а в лицо ей бьет тугой ветер.

Всегда сны о полете. Сны о падении. Бескрылые сны, в которых она не может управлять в полете собой или набирать высоту. Пикирующая бомба, цель которой человек и его семья. Тот поворачивается в последний миг, заслоняет глаза от полуденного солнца, и перед ударом она успевает узнать отца, мать и брата. Затем удар и потеря сигнала…

Птичье гнездо под ней перестало скрипеть. Шарлотта разжала кулаки, стискивающие простыню, влажную от пота, который эти сны выжимали из ее охваченной ужасом плоти. В помещении под нависающим потолком было душно. Она чувствовала, что койки вокруг пусты – такое ощущение, что остальных пилотов вызвали куда-то ночью, а ее бросили здесь в одиночестве. Она встала, по коридору прошлепала в туалет, повернув чуть-чуть регулятор так, чтобы свет был тусклым. Иногда она понимала, почему брат жил в комнате для совещаний на другом конце склада. По этим коридорам бродили тени не-людей. И она чувствовала, как проходит сквозь этих призраков.

Спустив воду, она вымыла руки. Уже не было смысла возвращаться в койку, никаких шансов уснуть после такого сна. Шарлотта натянула красный комбинезон, который принес ей Донни, – один из трех разноцветных, чтобы внести хоть немного разнообразия в ее затворническую жизнь. Она не смогла вспомнить, где носили голубые или золотистые комбинезоны, но помнила, что в красных ходили реакторщики. В нем имелись накладные карманы и узкие кармашки для инструментов. Она надевала красные, когда работала, поэтому они редко бывали чистыми. С карманами, набитыми всякой всячиной, комбинезон весил почти двадцать фунтов и бренчал на ходу. Шарлотта застегнула переднюю молнию и зашагала по коридору.

Странно, но свет на складе уже горел. Сейчас примерно середина ночи. Она никогда не забывала его выключать, а доступа на этот этаж не имел никто. Во рту у нее внезапно пересохло, и она стала красться в сторону ближних дронов, накрытых брезентом, откуда из тени слышался шепот.

За дронами, рядом с высокими полками, заставленными коробками с запчастями и сухими пайками, на коленях стоял мужчина, склонившись над неподвижным телом. Услышав, как брякают инструменты в карманах Шарлотты, он обернулся.

– Донни?

– Да.

Ее окатила волна облегчения. Тело, лежащее возле брата, оказалось вовсе не телом. Это был пухлый комбинезон с раскинутыми руками и ногами – пустая мертвая оболочка.

– Который час? – спросила она, потирая глаза.

– Поздно, – ответил он и вытер лоб рукавом. – Или рано, смотря как считать. Я тебя разбудил?

Брат немного сместился, заслоняя от нее комбинезон. Приподняв ногу, он стал натягивать на нее штанину, примеряя. Рядом лежали ножницы, моток серебристой липкой ленты, шлем, перчатки и баллон, похожий на акваланг. Плюс пара ботинок. Ткань шуршала, когда ее трогали, и как раз это шуршание она приняла за шепот.

– Что? Нет, не разбудил. Я встала в туалет. Мне показалось, будто я что-то слышу.

Шарлотта солгала. Она встала, чтобы поработать над дроном посреди ночи, готовая заняться чем угодно, лишь бы не спать и ощущать опору под ногами. Дональд кивнул и вытащил тряпку из нагрудного кармана. Кашлянул в нее и сунул обратно.

– А ты почему не спишь? – спросила она.

– Да так, собирал кое-что на складе. – Донни свалил части комбинезона в кучу. – То, что им понадобилось бы наверху. Не хотел рисковать и посылать кого-то за ними сюда. – Он взглянул на сестру. – Хочешь, принесу тебе что-нибудь горячее на завтрак?

Шарлотта обхватила себя за плечи и покачала головой. Она терпеть не могла напоминания о том, что заперта на этом этаже и нуждается в том, чтобы брат приносил ей все необходимое.

– Я начинаю привыкать к еде всухомятку. А кокосовые батончики нравятся мне все больше и больше. – Она рассмеялась. – Помню, как я их ненавидела в центре начальной подготовки.

– Мне правда нетрудно принести тебе что-нибудь, – сказал Донни, явно подыскивая повод уйти и как-то поменять тему. – Скоро я раздобуду последние детали для рации. Я сделал заявку на микрофон, который не смог найти. В комнате связи есть один, но он барахлит. Я смогу его украсть, если других вариантов не останется.

Шарлотта кивнула и стала смотреть, как брат запихивает комбинезон в большой пластиковый контейнер. Он о чем-то недоговаривал. Она знала, когда он что-то утаивает. Так часто поступают старшие братья.

Подойдя к ближайшему дрону, она стянула брезент и разложила на переднем крыле набор гаечных ключей. Она всегда была неуклюжа с инструментами, но после нескольких недель работы с дронами и упорства, которым она заменила терпение, Шарлотта стала обращаться с ними более или менее ловко.

– А для чего им комбинезон? – спросила она, заставив себя произнести это как можно небрежней.

– Кажется, надо проверить что-то в реакторе.

Брат нахмурился и почесал затылок. Шарлотта помолчала, чтобы не отвечать на ложь, и брат понял, что она ему не поверила.

Вскрыв обшивку крыла, Шарлотта вспомнила, как вернулась домой обросшая мускулами после курса начальной военной подготовки и недель состязательной жестокости, приобретенной за время пребывания во взводе с парнями. Это было еще до того, как она слегка потеряла форму, получив назначение к месту службы. А тогда она была жилистой, ловкой, брат только что окончил магистратуру, и после первого же ехидного замечания насчет ее новой внешности Шарлотта завалила его на диван, завернув руку за спину. Он смеялся и продолжал дразнить. Но смеялся лишь до тех пор, пока его лицо не оказалось втиснутым в обивку дивана. Донни взвизгнул, как подколотая свинья. Веселая игра обернулась чем-то серьезным, пугающим, а страх брата быть заживо похороненным пробудил в нем что-то первобытное. Нечто такое, после чего она его никогда уже больше не дразнила, потому что не хотела увидеть такое снова.

Она смотрела, как он надежно закрывает коробку с комбинезоном и ставит ее обратно на полку. Джульетта знала, что никому в укрытии этот комбинезон не нужен. Дональд полез в карман за тряпкой и снова закашлял. Шарлотта притворилась, будто ковыряется в дроне, пока брат заходится в кашле. Донни не хотел говорить о комбинезоне или проблемах с легкими, и она его за это не винила. Брат умирал. Шарлотта знала, что брат умирает, и могла видеть его таким, каким увидела во сне: как он в последний момент поворачивается и прикрывает глаза от полуденного солнца. Она видела его так, как видела каждого человека в последний момент его жизни. И сейчас на внутреннем экране Шарлотты было прекрасное лицо Донни, смотрящего на ее неотвратимое падение с неба.

Он умирал, поэтому и старался запасти для нее продовольствие и гарантировать ей возможность выйти с этого этажа. Поэтому и старался, чтобы у нее была рация и она могла с кем-то переговариваться. Ее брат умирал, и он не хотел быть похороненным, не хотел умереть в этой яме, где не мог дышать.

Шарлотта отлично знала, для чего ему нужен этот комбинезон.

Укрытие 18

Пустой комбинезон чистильщика лежал на рабочем столе. Один из рукавов свисал через край с согнутым под неестественным углом локтем. Щиток отделенного шлема молча смотрел в потолок. Небольшой экран внутри шлема был извлечен, и теперь на его месте осталось прозрачное пластиковое окошко в реальный мир. Джульетта склонилась над комбинезоном, время от времени пятная его каплями пота, и принялась затягивать болты, крепящие нижний кольцевой воротник шлема к ткани. Она вспомнила, как в последний раз мастерила такой же комбинезон.

Нельсон, молодой техник из АйТи, назначенный заведовать лабораторией очистки, трудился возле в точности такого стола на противоположной стороне мастерской. Джульетта выбрала его себе в помощники для этого проекта. Он был знаком с конструкцией комбинезонов, молод и вроде бы относился к ней хорошо. Впрочем, два первых критерия особого значения не имели.

– Теперь нам надо поговорить по отчету о населении, – сказала Марша.

Молодая помощница – о помощи Джульетта никогда не просила – порылась в стопке папок, пока не нашла нужную. На соседнем рабочем столе была разложена бумага, сделанная из каких-то отходов, отчего рабочее место превратилось в заваленный канцелярский стол. Джульетта взглянула на Маршу – та все еще рылась в папке. Это была худощавая девушка возрастом лет за двадцать, наделенная природой розовыми щечками и темными волосами, завивающимися в тугие кудряшки. Марша работала помощницей у двух последних мэров – в короткое, но бурное время их пребывания у власти. Подобно золотому пропуску-идентификатору и квартире на шестом этаже, Марша досталась ей вместе с должностью.

– Вот он, – сказала Марша.

Прикусив губу, она стала просматривать отчет, и Джульетта увидела, что он напечатан только на одной стороне листа. Стоимости бумаги, проходящей через ее офис и перерабатываемой потом, хватило бы, чтобы целый год кормить целый жилой этаж. Лукас однажды пошутил, что так делается, чтобы переработчики макулатуры не остались без работы. Вероятно, Лукас был прав, поэтому она удержалась от смеха.

– Можешь подать мне вон те прокладки? – спросила Джульетта, показав Марше на край стола.

Девушка ткнула сначала пальцем в ведерко с пружинными шайбами. Затем показала на коробку со шплинтами. Наконец ее палец замер над прокладками.

– Спасибо. – Джульетта кивнула.

– Итак, у нас впервые за тридцать лет меньше пяти тысяч населения, – сообщила Марша, вернувшись к отчету. – Было много… уходов. – Джульетта чувствовала, как Марша на нее смотрит, пока она устанавливает прокладку на воротник. – Лотерейный комитет за то, чтобы провести официальный подсчет, чтобы мы смогли…

– Лотерейный комитет может проводить перепись хоть каждую неделю, если получится.

Джульетта втерла пальцем масло в прокладку, прежде чем установить ее в воротник. Марша вежливо рассмеялась:

– Да, но они хотят вскоре провести еще одну лотерею. И просят утвердить еще двести номеров.

– Номеров… – буркнула Джульетта. Иногда ей казалось, что компьютеры Лукаса, эти высокие железные ящики, только и годятся на то, чтобы извлекать номера из своих гудящих задниц. – А ты им сказала о моей идее насчет амнистии? Они знают, что наше жилое пространство скоро удвоится?

Марша смущенно потопталась на месте.

– Сказала, – подтвердила она. – И о дополнительном пространстве тоже сказала. Но они восприняли это не очень хорошо.

Нельсон оторвался от работы. В старой лаборатории, где людей когда-то одевали, чтобы отправить на смерть, их сейчас было трое. И работали они уже не над тем, чем занимались когда-то, – причина послать наружу людей стала другая.

– И что же сказали комитетчики? – поинтересовалась Джульетта. – Они ведь знают, что, когда мы доберемся до другого укрытия, мне понадобятся люди, чтобы пойти со мной и запустить там все заново. И наше население снова уменьшится.

Нельсон опять склонился над комбинезоном. Марша закрыла папку с отчетом и уставилась себе под ноги.

– Что они сказали о моей идее временно остановить лотерею?

– Ничего не сказали, – ответила Марша. Она подняла голову, и свет ламп отразился в ее влажных глазах. – Не думаю, что многие из них верят в это ваше другое укрытие.

Джульетта рассмеялась и тряхнула головой. Когда она вставляла в воротник последний болт, ее рука дрожала.

– Вообще-то, не имеет значения, во что они верят. – Впрочем, она знала, что это верно и по отношению к ней. И к любому. Мир снаружи был таков, что не имело значения, сколько сомнений, надежды или ненависти вдохнул в него человек. – Прокладка туннеля продолжается. По триста футов в день. Полагаю, лотерейному комитету надо лишь спуститься и увидеть все своими глазами. Скажи им это. Пусть сходят и посмотрят.

Марша нахмурилась и сделала пометку.

– Следующий пункт… – Она взяла папку. – Пошел целый поток жалоб насчет…

В дверь постучали. Джульетта обернулась. В лабораторию вошел улыбающийся Лукас. Он помахал Нельсону, тот помахал в ответ гаечным ключом. Похоже, Лукас не удивился, увидев здесь Маршу, и хлопнул ее по плечу.

– Знаешь, тебе надо бы перетащить сюда ее большой деревянный стол, – пошутил он. – Ваш бюджет на носильщиков это позволяет.

Марша улыбнулась и закрутила на пальце темную прядку волос. Потом обвела взглядом комнату.

– Надо бы, – согласилась она.

Джульетта заметила, что ее юная помощница краснеет в присутствии Лукаса, и мысленно рассмеялась. Шлем закрепился на воротнике с четким щелчком. Джульетта проверила, как работает механизм его освобождения.

– Вы не возражаете, если я одолжу мэра? – поинтересовался Лукас.

– Я не возражаю, – ответила Марша.

– А я против. – Джульетта всмотрелась в один из рукавов комбинезона. – Мы сильно отстаем от графика.

Лукас нахмурился:

– Никакого графика нет. Ты сама его устанавливаешь. И, кстати говоря, ты хотя бы разрешение на это получила? – Он встал возле Марши и скрестил на груди руки. – Ты вообще сказала своей помощнице, что собираешься сделать?

– Еще нет. – Джульетта виновато взглянула на него.

– А что вы собираетесь сделать? – Марша опустила папку и уставилась на комбинезоны, словно увидела их впервые.

Джульетта проигнорировала ее вопрос и лишь свернула глазами на Лукаса.

– Я отстаю от графика и хочу со всем этим разобраться раньше, чем проложат туннель. А они сейчас работают в ударном темпе. Наткнулись на мягкий грунт. И я очень хочу быть там, внизу, когда они пробьются.

– А я хочу, чтобы ты была сегодня на собрании, которое пропустишь, если не пойдешь прямо сейчас.

– Никуда я не пойду, – огрызнулась Джульетта.

Лукас взглянул на Нельсона. Тот положил гаечный ключ, прихватил Маршу и выскользнул за дверь. Джульетта посмотрела им вслед и поняла, что у молодого Лукаса авторитета больше, чем она полагала.

– Это ежемесячное собрание городского совета, – пояснил Лукас. – Первое с тех пор, как тебя избрали. Я сказал судье Пикену, что ты будешь. Джулс, ты должна хотя бы играть роль мэра, иначе долго им не пробудешь…

– Прекрасно. – Она подняла руки. – Я больше не мэр. Отдаю такой указ. – Она изобразила отверткой, что пишет в воздухе. – Подпись, печать.

– Нет, не прекрасно. Как думаешь, что со всем этим сделает следующий мэр? – Он показал на столы. – Полагаешь, что ты и дальше сможешь играть в эти игры? Это помещение снова станет тем, для чего было изначально предназначено.

Джульетта подавила сильное желание вновь огрызнуться и заявить, что она тут не в игрушки играет и что все гораздо хуже, чем он себе представляет.

Лукас отвернулся, чтобы не видеть выражение ее лица. Его взгляд остановился на стопке книг возле принесенной Джульеттой койки. Она иногда ночевала здесь, когда у них случались разногласия или когда ей просто нужно было побыть в одиночестве. Хотя в последнее время она очень мало спала. Джульетта потерла глаза и попыталась вспомнить, когда в последний раз спала хотя бы четыре часа подряд. По ночам она занималась сваркой в шлюзе. Дни проводила в лаборатории, где делали комбинезоны, или внизу, в центре связи. Она фактически не спала по-настоящему, а просто вырубалась где придется.

– Их надо держать под замком, – сказал Лукас, показывая на книги. – Книги нельзя держать открыто.

– Да им никто не поверит, даже если откроет, – возразила Джульетта.

– Из-за бумаги.

Джульетта кивнула. Тут он был прав. Там, где она видела информацию, другие видели деньги.

– Я отнесу их вниз, – пообещала она, и ее злость вытекла, как масло из треснувшей бутылки.

Она подумала об Элизе, которая рассказала ей по радио, что делает книгу из любимых страниц, выдранных из других книг. Джульетте тоже требовалась такая книга. Но только, в отличие от книги Элизы, наверняка полной красивых птичек и рыбок, книга Джульетты стала бы каталогом всего темного и мрачного, что таится в сердцах людей. Лукас подошел и опустил ладонь на ее руку:

– Собрание…

– Я слышала, они подумывают о повторном голосовании, – прервала его Джульетта. Она отвела с лица прядку волос и заложила ее за ухо. – Я в любом случае не пробуду мэром долго. Вот почему мне нужно завершить начатое. К тому времени, когда все проголосуют заново, это уже не будет иметь значения.

– Почему? Потому что ты к тому времени станешь мэром в другом укрытии? Такой у тебя план?

Джульетта опустила руку на шлем.

– Нет. Потому что к тому времени я получу ответы на вопросы. Потому что тогда люди сами все увидят. И поверят мне.

Лукас скрестил на груди руки и глубоко вдохнул:

– Мне надо спуститься к серверам. Если там некому будет ответить на вызов, то через какое-то время лампы в офисах начнут мигать и всем станет интересно, для чего вообще нужны эти лампы.

Джульетта кивнула. Она сама такое видела. И еще она знала, что долгие разговоры возле сервера нравятся ему не меньше, чем ей. Но ему, в отличие от нее, разговоры удавались лучше. У нее все разговоры переходили в споры. А Лукас был хорош в сглаживании конфликтов и улаживании противоречий.

– Пожалуйста, скажи, что пойдешь на собрание, Джулс. Обещай, что пойдешь.

Она взглянула на комбинезон на соседнем столе, чтобы оценить, насколько далеко продвинулся Нельсон. Им требовался еще один комбинезон для дополнительного человека во втором шлюзе. Если она проработает всю ночь и завтра весь день…

– Ради меня, – взмолился он.

– Я пойду.

– Спасибо. – Лукас взглянул на старые настенные часы с красными стрелками за помутневшим пластиком. – Увидимся за обедом?

– А как же!

Подавшись вперед, он поцеловал ее в щеку. Когда Лукас собрался уходить, Джульетта начала раскладывать инструменты на кожаной подкладке, готовясь к будущей работе. Потом взяла чистую тряпку и вытерла руки.

– Да, Лукас, вот еще что.

– Что? – Он остановился в дверях.

– Скажи этому ублюдку, что от меня ему привет.

Укрытие 18

Выйдя из лаборатории, Лукас направился в серверную в другой части тридцать четвертого этажа. Он прошел мимо помещения техников, ныне пустующего. Те, кто здесь работал прежде, тянули сейчас лямку на нижних этажах и в снабжении, там, где погибли механики и рабочие. Сотрудников из АйТи отправили заменить тех, кого они когда-то убили. Ширли, подругу Джульетты, назначили после восстания заведовать механическим отделом. Она вечно жаловалась Лукасу, что вынуждена работать с минимумом людей, а потом жаловалась опять, когда Лукас назначал кого-то ей в помощь. Чего она от него хотела? Людей, наверное. Но не его людей.

Несколько техников и охранников, стоявших возле комнаты отдыха, смолкли, когда Лукас приблизился. Он помахал им, и ему вежливо ответили тем же.

– Сэр, – произнес кто-то, и Лукас поморщился.

Болтовня возобновилась, когда он свернул за угол. Лукас припомнил, как участвовал в подобных же разговорах, когда мимо пробегал его прежний босс.

Бернард. Лукас думал, что понимает, каково это быть начальником. Делай что хочешь. Решения принимаются произвольно. Жестокость ради жестокости. Ныне же он ловил себя на том, что соглашается с гораздо худшими вещами, чем когда-либо мог представить. Теперь он знал об ужасе, творящемся в мире, и понимал, что людям его склада вообще не стоит что-либо возглавлять. Он не мог вслух огласить такое, но не исключал, что перевыборы окажутся лучшим выходом. Здесь, в АйТи, из Джульетты выйдет отличный техник. Пайка и сварка не очень-то отличаются друг от друга, просто масштаб другой. Потом он попытался представить, как она готовит комбинезон для очередного чистильщика. Или сидит в сторонке, пока они выслушивают приказы из другого укрытия: сколько рождений им разрешено на текущей неделе.

Всего вероятнее, для него и Джульетты новый мэр будет равнозначен разлуке. Или ему придется подать заявление о переводе в механический и научиться справляться с гаечным ключом. То есть был руководителем АйТи, стал смазчиком третьей смены. Лукас рассмеялся. Он открыл кодовым замком дверь в серверную и подумал, как романтично было бы ради Джульетты бросить работу и карьеру. Пожалуй, это еще романтичнее, чем ходить по ночам наверх и охотиться за звездами. Придется смириться с тем, что Джульетта будет над ним командиром, но это его не волновало. Если как следует поработать растворителем смазки, то и ее старая комната внизу станет вполне жилой. Шагая между серверами, он думал о том, что ему доводилось жить и в гораздо худших условиях – там, внизу, прямо у него под ногами. Главное, что они смогут быть вместе.

Лампы под потолком не мигали. Или он здесь слишком рано, или Дональд опаздывает. Лукас подошел к дальней стене, миновав ряд серверов без боковых стенок и с торчащими проводами. С помощью Дональда он разбирался с тем, как получить к этим компьютерам полный доступ, чтобы узнать, что записано на их дисках. Пока ничего исключительного обнаружить не удалось, но он надеялся на успех.

Лукас остановился возле сервера связи, который был его домом в доме целую жизнь назад. Теперь посредством этого сервера он ведет уже новые разговоры. И человек на другом конце линии тоже уже не тот.

Рядом стоял один из тех рахитичных стульев, которые они принесли снизу. Лукас помнил, как шел по лесенке, толкая перед собой стул, а Джульетта кричала, что надо было спустить веревку. Они тогда разругались, как два юных носильщика. Стопка коробок из-под книг превратилась в импровизированный столик, поставленный возле стула. На нем и сейчас лежал томик из книг Наследия. Лукас устроился поудобнее и взял книгу в руки. У него была привычка отмечать прочитанные страницы, загибая уголки. И на полях ставить точки там, где возникали вопросы. Дожидаясь вызова, он стал листать книгу.

То, что раньше ему казалось скучным, теперь всецело владело его вниманием. Во время своего заключения, официально это называлось посвящением, он был вынужден читать главы о человеческом поведении. Сейчас же он буквально уходил в текст с головой, читая эти разделы. А Дональд (его голос на другом конце линии) сумел убедить в том, что все эти мальчики из Робберс-Кейва[1], Милгрэмы[2] и Скиннеры[3] – не просто выдуманные истории. Некоторые из них были реальностью.

Повзрослев на этих страницах, с каждым разом он черпал больше и больше из книг Наследия. Его вниманием завладела история старого мира. На протяжении тысячелетий в нем то и дело вспыхивали восстания. Они с Джульеттой спорили, можно ли положить конец этим повторяющимся вспышкам насилия. Книги отвечали, что такие надежды тщетны. А потом Лукас обнаружил целые главы об опасностях, к которым приводят эти восстания, – это была как раз та ситуация, в которой они тогда оказались. Он прочел о людях со странными именами – Кромвель, Наполеон, Кастро, Ленин, – которые боролись за свободу людей, а затем порабощали их еще хуже.

Джульетта убеждала его, что все это не более чем легенды. Мифы. Вроде страшилок, которыми родители пугают детей, чтобы те слушались. Она считала, что эти страницы служат для показа того, как легко ввергнуть мир в хаос, и что природа людей охотно этому способствует. А вот последующее восстановление – дело сложное. Мало кто задумывается над тем, что` противопоставить несправедливости. Легче всего все разрушить, говорила она, как будто из обломков и пепла можно восстановить мир заново.

Лукас с ней не соглашался. Он считал, и то же говорил Дональд, что истории эти – правда. Да, революции – это тяжело, это боль. И после них всегда наступает время, когда становится еще хуже. Но постепенно ситуация улучшается. Люди учатся на своих ошибках. Вот в чем он пытался ее убедить однажды ночью после звонка от Дональда. Они тогда проспорили до рассвета. Джулс, разумеется, должна была оставить последнее слово за собой. Она отвела его в кафе и показала на светлеющее небо над горизонтом, на безжизненные холмы, на редкие проблески солнечного света, отраженного от разрушенных башен.

– Вот твой мир, который сделали лучше, – сказала она. – И люди в нем отлично учились на собственных ошибках.

Да, последнее слово всегда за ней, хотя Лукасу тоже было чем ей ответить.

– Возможно, это те сложные времена, которые были до, – прошептал он, уткнувшись носом в свой кофе.

Джульетта его как будто не слушала.

Страницы под пальцами Лукаса запульсировали красным. Он посмотрел вверх. Лампы под потолком мигали, сигнализируя о входящем звонке. Сервер связи загудел, над первым разъемом замигал индикатор. Взяв в руки гарнитуру, Лукас размотал провод и воткнул штекер в разъем.

– Алло, – сказал он.

– Лукас?

Компьютер удалял из голоса все эмоции. Кроме разочарования. То, что ответила не Джульетта, вызвало у собеседника спад эмоций. А может, Лукас все это нафантазировал?

– Да, это всего лишь я, – произнес он.

– Прекрасно. Для твоего сведения: у меня дело, которое не терпит отлагательств. У нас мало времени.

– Ясно. – Лукас отыскал в книге место, на котором они с Джульеттой остановились в прошлый раз. Эти разговоры напоминали ему время учебы с Бернардом, но с той разницей, что он перешел на новую ступень обучения и осваивал уже не Правила, а Наследие. – Я хотел кое-что спросить о том парне, Руссо…

– Хорошо, но сперва я вынужден снова тебе сказать: прекратите копать.

Лукас закрыл книгу, положив палец между страницами, чтобы не потерять нужное место. Он был рад, что Джульетта согласилась пойти на собрание в мэрию. Она всегда оживлялась, когда поднимали эту тему. Когда-то она пригрозила Дональду отомстить, и он, похоже, думает, что они копают туннель к нему, а Джульетта заставила Лукаса поклясться, что он будет поддерживать эту ложь. Она совсем не хотела, чтобы в Первом укрытии узнали про ее друзей из Семнадцатого и о планах по их спасению. Лукасу эта ее уловка не нравилась. Джульетта не доверяла Дональду, хотя он и предупредил, что их дом может быть в любой момент уничтожен неким таинственным образом. Лукас же видел в нем того, кто пытается им помочь, даже во вред себе. И Лукас считал, что Дональд переживает за них.

– Боюсь, работа над туннелем будет продолжена, – ответил Лукас. Он едва не ляпнул: «Потому что она не остановится», имея в виду Джульетту, но решил, что лучше будет проявить определенную солидарность.

– До нас доходит вибрация. И люди понимают: что-то происходит.

– А ты не можешь им сказать, что у нас беда с генератором? Что у него опять сбилась центровка вала?

В ответ послышался разочарованный вздох, даже компьютер не смог его погасить.

– У них достаточно ума этому не поверить. Я приказал им не тратить время на поиски причины вибрации, и это все, что я могу. Повторяю: добром это не кончится.

– Тогда почему ты нам помогаешь? Зачем подставляешь шею? У меня создалось именно такое впечатление.

– Моя работа – гарантировать вам выживание.

Лукас уставился в чрево сервера, не сводя глаз с его мигающих индикаторов, проводов, платы:

– Да, но все наши разговоры, твои пояснения к книгам, звонки каждый день, будто по расписанию… Зачем ты это делаешь? В смысле… что тебе-то от всего этого?

На другом конце линии ответили не сразу. Это был редкий случай, когда в спокойном голосе их возможного благодетеля проклюнулась неуверенность.

– Потому что… я должен помочь тебе вспомнить.

– Это важно?

– Да. Это важно. Для меня. Я знаю, что чувствуешь, когда забываешь.

– Книги здесь хранятся для этого?

Снова пауза. Лукас понял, что случайно натолкнулся на какую-то скрытую правду. Надо будет запомнить этот их разговор, а потом рассказать Джульетте.

– Они для того, чтобы те, кто унаследует этот мир… не важно, кто будет выбран для этого… чтобы они знали…

– Что знали? – с отчаянием переспросил Лукас.

Он боялся, что сейчас потеряет собеседника. В прежних разговорах Дональд уже топтался возле сегодняшней темы, но всякий раз уходил от нее в сторону.

– Знали, как все обустроить правильно. Слушай, наше время истекает. Мне пора.

– «Унаследует этот мир…» Что ты имел в виду?

– Расскажу в другой раз. Мне надо идти. Береги себя.

– Хорошо. Ты тоже…

Но в его наушниках уже щелкнуло. Человек, который каким-то образом так много знал о мире, каким он был раньше, отключил связь.

Укрытие 18

Джульетта ни разу еще не бывала на собраниях в мэрии. Она, конечно, знала, что такие сборища происходят, но никогда не испытывала желания видеть это воочию. И вот теперь ей предстояло впервые побывать на таком собрании, причем уже в роли мэра, и Джульетта очень надеялась, что этот первый раз станет для нее и последним.

Она присоединилась к судье Пикену и шерифу Биллингсу, сидевшим на подиуме, возвышающемся над залом, в то время пока жители заходили из коридора и искали себе места в зале. Подиум вызвал в памяти театральный раёк на базаре, и Джульетта вспомнила, как отец сравнивал такие собрания с балаганным действом. И сравнение это никогда не звучало как комплимент.

– Я не знаю ни строчки из своей роли, – прошептала она загадочно Питеру Биллингсу.

Они сидели настолько близко, что соприкасались плечами.

– Ты справишься, – заверил ее шериф.

Он улыбнулся молодой женщине в переднем ряду, и та помахала ему в ответ. Джульетта догадалась, что у молодого шерифа появилась пассия. Значит, жизнь продолжается.

Она попробовала расслабиться. Всмотрелась в толпу. Незнакомые в основном лица. Кого-то она узнала. В зал из коридора вели три двери. Две открывались в проходы, разрезающие ряды старинных скамей. Третий проход шел вдоль стены. Проходы разделяли помещение на три части – примерно так же, как не столь четко проведенные границы разделяли укрытие. Джульетте не нужно было все это объяснять. Люди, заходившие в зал, делали это разделение очевидным.

Задние скамьи в зале были уже заполнены, но большая часть людей разместилась за скамьями у стены – среди них она узнала айтишников и обслуживающий персонал кафе. Средние места с одной стороны были заполнены наполовину. Джульетта обратила внимание, что публика в основном сидит там ближе или к проходу, или к центру ряда. Фермеры в зеленом. Водопроводчики с гидропонных ферм. Люди, надеющиеся на что-то. Другая сторона зала почти пустовала. Она предназначалась для работников «глубинки». Здесь в переднем ряду сидела, держась за руки, пожилая пара. Джульетта узнала мужчину. Обувщик. Они проделали долгий путь. Джульетта ждала, что появится больше обитателей нижних этажей, «глубинки», но для них это был слишком трудный подъем. Она вспомнила, какими далекими казались эти собрания, когда она сама там работала. Бывало, она и ее товарищи лишь задним числом узнавали о том, что на них обсуждалось и какие законы там принимались. Причина не только в долгом подъеме: большинство ее коллег были слишком заняты проблемами ежедневного выживания, чтобы ходить куда-то ради рассуждений о будущем.

Когда поток людей превратился в струйку, судья Пикен встал и открыл собрание. Джульетта настроилась на то, что начнет умирать от скуки. Сначала будет коротенькое вступление, потом потоком польются жалобы. Людям наделают обещаний. И все вернется на круги своя.

А ей нужно было только одно – вернуться к своей работе. Осталось еще столько незавершенного – и в шлюзе, и в лаборатории. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать их смешные жалобы, призывы к повторному голосованию, чье-то недовольство по поводу туннеля. Она не сомневалась: все, что им кажется серьезным, – мелочь по сравнению с тем, что она задумала. После того как ее отправили на верную смерть, а, вернувшись, она выжила, приняв огненное крещение, в ней проснулось нечто такое, что отмело заботу о пустяках в дальние уголки сознания.

Пикен ударил молотком, призывая собрание к порядку. Он всех поприветствовал и зачитал подготовленную повестку. Джульетта заерзала на скамье. Она смотрела на толпу и видела, что все взгляды устремлены на нее, а не на судью. И уловила окончание заключительной фразы Пикена только потому, что в ней прозвучало ее имя.

– …послушаем нашего мэра, Джульетту Николс.

Судья повернулся и жестом пригласил ее подняться на кафедру. Питер ободряюще похлопал ее по колену. Пока она шла к кафедре, под ее подошвами поскрипывала металлическая опалубка – там, где была плохо привинчена. И это были единственные звуки, которые раздавались в зале. Потом кто-то кашлянул, зал наполнился обычным негромким шумом. Джульетта оперлась о кафедру и поразилась смеси цветов, раскрасивших зал собрания: синие, белые, красные, коричневые, зеленые, – каких только комбинезонов здесь не было. А поверх – хмурые лица. Озлобленные люди со всех этажей укрытия. Джульетта сглотнула и поняла, насколько не готова держать перед ними речь. Она надеялась выдавить пару слов, поблагодарить людей, заверить их, что неустанно работает над тем, чтобы сделать их жизнь лучше. И попросить, чтобы ей дали хотя бы шанс, чтобы завершить начатое.

– Спасибо… – заговорила она, но судья подергал ее за рукав и показал на микрофон, который стоял на кафедре. Кто-то в черном, сидевший в зале, крикнул, что им ничего не слышно. Джульетта повернула микрофон ближе к себе и увидела, что лица в толпе в точности те же, что были тогда на лестнице. Взгляд их был насторожен. Первоначальное обожание, или нечто вроде того, выплеснулось в подозрение.

– Я сегодня здесь для того, чтобы выслушать ваши вопросы. Узнать ваши заботы… – Джульетта была напугана тем, как громко она это сказала. – Но сперва я хочу сказать пару слов о том, что мы надеемся в этом году завершить…

– Ты уже впустила сюда отраву? – крикнул кто-то из задних рядов.

– Что? – не поняла Джульетта.

Она прочистила горло. Встала какая-то женщина с ребенком на руках:

– С тех пор как ты вернулась, у моего ребенка все время жар и температура!

– Другие укрытия существуют? – выкрикнул кто-то еще.

– Ну и как там снаружи?

В среднем ряду встал мужчина с багровым от ярости лицом:

– Что вы делаете внизу, почему там так шумно?..

Поднялись еще несколько человек и тоже стали кричать. Их вопросы и требования слились в единый шум, в работающий двигатель гнева. Плотно набитая людьми центральная часть зала переместилась в проходы – людям требовалось пространство, чтобы тыкать пальцами в стороны и размахивать руками, привлекая к себе внимание. Джульетта разглядела отца. Тот стоял далеко позади и выделялся на фоне толпы хмурым спокойствием на лице.

– Говорите по очереди, – попросила Джульетта.

Она выставила перед собой ладони. Толпа хлынула в направлении кафедры, когда громыхнул выстрел. Джульетта вздрогнула.

Громыхнуло еще – это судья пустил в ход молоток. Он снова и снова лупил по деревянному диску на кафедре, тот подпрыгивал и вертелся. Стоявший возле двери помощник шерифа Хойл очнулся от транса и стал проталкиваться сквозь толпу в проходе, уговаривая всех вернуться на место и замолчать. Питер Биллингс тоже встал со скамьи и кричал, чтобы все успокоились. Через какое-то время толпу окутала тишина. Но что-то держало этих людей в напряжении. Это было как мотор, только набирающий обороты, – электрическое гудение, готовое вырваться из-под спуда, но пока сдерживаемое.

– Я не могу сказать, что там снаружи… – Джульетта тщательно подбирала слова.

– Не можешь или не хочешь? – крикнул кто-то.

Крикуна сразу же усмирил яростный взгляд помощника шерифа Хойла, который прохаживался по проходу.

Джульетта глубоко вдохнула:

– Не могу сказать, потому что мы не знаем. – Она подняла руку, успокаивая толпу. – Все, что нам рассказывали о мире за нашими стенами, было ложью, фальшивкой…

– А откуда нам знать, что и ты не лжешь?

Она отыскала взглядом того, кто спрашивал.

– Потому что я, а не кто другой, признаю, что мы ни черта не знаем. Именно я пришла вам сказать, что нам следует выйти наружу и увидеть все своими глазами. Свежим взглядом. С реальным интересом. Я предлагаю сделать то, что еще никогда не делалось: выйти, взять образцы, исследовать воздух снаружи и узнать, что за чертовщина творится с миром…

Окончание фразы утонуло в криках с задних рядов. Люди опять повскакивали, хотя сидевшие рядом пытались их утихомирить. Кому-то стало любопытно. Кто-то пришел в еще большую ярость. Хлопнул молоток, а Хойл выхватил дубинку и помахал ею, стоя у первого ряда. Но толпу было уже не успокоить. Питер шагнул вперед, опустив ладонь на рукоять пистолета.

Джульетта попятилась и сошла с подиума. Взвизгнули динамики, это судья задел микрофон. Деревянный кружок куда-то свалился, и Пикен теперь лупил молотком по кафедре. Джульетта заметила на ней вмятины, оставшиеся от прежних попыток восстановить порядок.

Хойлу пришлось отступить к сцене, когда толпа ринулась вперед. Многие все еще выкрикивали вопросы, но большинство охватила несдерживаемая ярость. На губах людей выступила пена. Джульетта услышала новые обвинения, увидела женщину с ребенком, обвинявшую Джульетту в какой-то болезни. Марша подбежала к заднику сцены и распахнула металлическую дверь, выкрашенную под дерево, а Питер махнул Джульетте, приглашая ее в кабинет судьи. Ей не хотелось уходить. Джульетта хотела успокоить этих людей, сказать, что она желает им только добра и что она все может исправить, если ей всего лишь дадут попробовать. Но ее уже тянули назад, мимо раздевалки с мантиями, висящими на плечиках, словно тени. Затем по коридору с портретами бывших судей по стенам. И дальше, к металлическому столу, также выкрашенному под дерево. Крики за спиной как отрезало. Некоторое время в дверь лупили кулаками, и Питер ругался. Джульетта рухнула в старое кресло с прорехами на коже, залепленными липкой лентой, и закрыла ладонями лицо. Их гнев был ее гневом. Она чувствовала, что невольно перенаправляет его на Питера и на Лукаса, сделавших ее мэром. А на Лукаса еще и за то, что он упросил ее вместо прокладки туннеля явиться сюда, наверх, прийти на это собрание. Как будто это столпотворение можно было утихомирить.

Дверь на секунду приоткрылась, впустив шум из зала. Джульетта ожидала, что к ним присоединится судья. Но вместо него увидела отца.

– Папа? – Джульетта удивилась.

Она выбралась из старого кресла и пересекла помещение, чтобы поприветствовать отца. Тот обнял ее, и Джульетта отыскала место на отцовской груди, то, где голова ее еще в детстве обретала уют.

– Я услышал, что ты можешь прийти, – прошептал отец.

Джульетта ничего не сказала. Не важно, сколько тебе лет, годы растворились после этой встречи с отцом, после его объятий.

– Еще я узнал о том, что ты задумала, и не хочу, чтобы ты выходила наружу.

Джульетта отступила на шаг и взглянула отцу в лицо. Питер скромно отошел. Когда дверь приоткрылась, шум в зале был уже не таким громким, и Джульетта догадалась, что это судья впустил к ней отца, сам же Пикен остался успокаивать толпу. Итак, отец видел, как люди реагировали на нее, и слышал, что они говорили. Она с трудом удержала внезапно выступившие слезы.

– Они не дали мне даже шанса им объяснить… – сказала она, вытирая глаза. – Папа, там есть другие миры, вроде нашего. Это полная дурь – просиживать время здесь и сражаться между собой, когда эти миры есть…

– Я не про туннель. Я слышал, ты собираешься выйти наверх.

– Слышал… – Она снова вытерла глаза. – Лукас… – пробормотала она.

– Не Лукас. Нельсон, ваш техник, пришел ко мне на медосмотр и спросил, буду ли я готов, если что-то пойдет не так. Мне пришлось притвориться, будто я знаю, о чем это он. Подозреваю, ты как раз собиралась объявить собравшимся о своих планах?

Он посмотрел в сторону раздевалки.

– Нам нужно знать, что там, снаружи. Папа, они даже не пытались что-то улучшить. Мы практически ничего не знаем…

– Тогда пускай это выяснит какой-нибудь другой чистильщик. Пусть выйдет и соберет образцы. Но только не ты.

Она покачала головой:

– Никаких новых очисток не будет, папа. Пока мэром остаюсь я. Я никого не пошлю наружу.

Отец положил руку ей на плечо:

– А я не позволю отправиться туда моей дочери.

Джульетта отступила на шаг:

– Прости, но я должна это сделать. Я приму все меры предосторожности. Обещаю.

Лицо отца было каменным. Он повернул руку и уставился на свою ладонь.

– Нам не помешала бы твоя помощь, – сказала Джульетта, надеясь перебросить мостик через любую трещину между ними, которую, как ей представлялось, она создавала. – Нельсон прав. Было бы здорово иметь в команде врача.

– Я совершенно не хочу в этом участвовать, – объявил отец. – Вспомни, что случилось с тобой в прошлый раз.

Он посмотрел на ее шею, где раскаленный металлический воротник комбинезона оставил полукруг шрама.

– Тогда был пожар, – сказала Джульетта, поправляя комбинезон.

– А в следующий раз будет что-нибудь еще.

Так они стояли, не отводя глаза друг от друга, здесь, в этом помещении, где людям выносят приговоры, и Джульетта вновь ощутила знакомое искушение убежать от конфликта. Но все это уравновешивало желание ткнуться лицом в грудь отца и расплакаться. А женщине ее возраста такое не дозволено. Тем более если она механик.

– Я не хочу снова тебя потерять, – сказала она отцу. – Ты единственный из семьи, кто у меня остался. Прошу тебя, поддержи меня.

Слова эти дались ей с трудом. Сказано было хотя и уязвимо, но честно. Частичка Лукаса жила теперь в ней, это он взрастил в Джульетте прямоту и уверенность.

Она подождала реакции и увидела, как лицо отца становится мягче. То ли ей показалось, то ли он и вправду сделал шаг в ее сторону и ослабил глухую до этого оборону.

– Я тебя осмотрю до выхода и потом, – пообещал он.

– Спасибо. Да, раз уж мы заговорили об осмотре, то хочу кое о чем спросить. – Она закатала рукав комбинезона до локтя и уставилась на белые следы вдоль запястья. – Ты слышал когда-нибудь о том, что шрамы со временем исчезают? Лукас думает, что… – Она взглянула на отца. – Они у меня пройдут?

Отец глубоко вдохнул и задержал дыхание. Его взгляд скользнул над ее плечом и устремился вдаль.

– Нет, – сказал он. – Только не шрамы. И время тут ни при чем.

Укрытие 1

Для капитана Бреварда заканчивалась седьмая смена. Осталось три. Еще три смены сидеть на посту охраны у проходной, перечитывать очередной раз одну и ту же стопку романов – пока их пожелтевшие страницы не сдадутся и не начнут разваливаться. Еще три смены обыгрывать в настольный теннис своих помощников – в каждую смену нового – и рассказывать им байки о том, что, мол, давненько он не брал в руки ракетку. Еще три смены все той же опостылевшей пищи, тех же старых фильмов и все того же старья, что встречало его после пробуждения. Еще три. Он справится.

Начальник службы безопасности Первого укрытия считал теперь смены примерно так, как когда-то годы до пенсии. «Пусть они пройдут скучно и без событий» – такова была его мантра. Обыденность – это хорошо. Течение времени было вкуса ванили. Такие мысли вертелись у него в голове, пока он стоял возле открытой криокапсулы, внутренности которой были в пятнах засохшей крови, а мерзкий привкус во рту совершенно не походил на ванильный.

Камера в руках его помощника Стивенса ослепительно сверкнула, когда молодой мужчина сделал очередной снимок. Тело из нее извлекли несколько часов назад. Медицинский техник, обслуживавший соседнюю капсулу, заметил на крышке той, рядом с которой возился Стивенс, мазок крови. Он счистил половину мазка, прежде чем понял, что это такое. Теперь Бревард рассматривал следы, оставшиеся после тряпки техника. Он сделал очередной глоток горького кофе.

Пар из кружки уже не шел. Воздух на складе тел был холодным. Бревард терпеть не мог сюда приходить. Он ненавидел день, когда здесь просыпался, когда его привозили сюда и укладывали в спячку, он ненавидел это место за то, во что оно превратило его кофе. Бревард сделал еще глоток. Осталось три смены, а потом пенсия или отставка, что бы эти слова ни значили. Никто не заглядывал в будущее так далеко. Самое большее только до следующей смены.

Стивенс опустил камеру и кивнул в сторону входа:

– Дарси вернулся, сэр.

Они повернули голову в сторону ночного охранника, шагавшего через зал с криокапсулами. Сегодня рано утром Дарси первый оказался на месте преступления, потом разбудил Стивенса, а тот разбудил своего начальника. Дарси отказался пойти поспать, как ему было сказано. Он настоял на том, чтобы сопровождать тело к врачам, и вызвался дождаться результатов анализов, пока остальные работают. К ним-то он теперь и спешил, размахивая листком бумаги чуть более энергичней, чем следовало бы.

– Не выношу этого парня, – шепнул Стивенс шефу.

Бревард дипломатично отхлебнул кофе, наблюдая за приближением своего подчиненного. Дарси был молод, лет примерно тридцати. Блондин с вечной глуповатой улыбкой, он был из породы тех неопытных полицейских, которых обыкновенно назначают в ночные смены, когда на голову сыплется самое что ни на есть дерьмо. Пусть нелогично, зато традиция. А накопленный опыт дает право на крепкий сон в то время, когда на улицы выходят всякие психи.

– Вы не поверите, что у меня есть, – заявил Дарси еще за двадцать шагов до них и с явным нетерпением.

– Есть совпадение, – сухо отозвался Бревард. – Кровь на крышке совпадает с кровью в капсуле.

Он едва не добавил, что вот чего у Дарси точно нет, так это кружки горячего кофе для него и Стивенса.

– Это еще не все. – Дарси был раздосадован. – А как вы узнали?

Он несколько раз глубоко вздохнул и протянул шефу отчет.

– Такие совпадения возбуждают, – пояснил Бревард, принимая листок. – Ты им так размахивал, как будто тебе не терпелось это сказать. А юристы и присяжные всегда возбуждаются, когда что-то совпадает.

«И еще сопливые новички», – хотелось ему добавить. Он не знал точно, чем занимался Дарси до того, как пошел в полицию, но явно не полицейской работой.

Взглянув на отчет, Бревард увидел стандартную картину совпадения ДНК: две серии черточек, одна над другой, и линии, соединяющие похожие черточки. И эти образцы были идентичными: ДНК из капсулы и кровь с крышки.

– И это еще не все, – сообщил Дарси. Охранник опять вдохнул. От лифта по коридору он явно бежал, а не шел. – Далеко не все.

– Я считаю, картина ясная, – с уверенностью произнес Стивенс и кивнул в сторону капсулы. – Здесь определенно убийство. Оно…

– Не убийство, – оборвал его Дарси.

– Дай человеку высказаться, – строго произнес Бревард, поднося к губам кружку с кофе. – Он тут несколько часов все изучал.

Дарси хотел что-то сказать, но сдержался. Потер усталые глаза и кивнул.

– Вот и молодец, – сказал Стивенс. Он указал фотоаппаратом на капсулу. – Кровь на крышке означает, что борьба началась снаружи. Человек, которого мы нашли внутри, наверняка сопротивлялся убийце, поэтому его кровь и оказалась на крышке. А потом его затолкали в собственную капсулу. Руки у него были связаны. Предполагаю, что это было сделано под дулом пистолета, потому что я не увидел на запястьях каких-либо отметин или признаков сопротивления. А потом его убили выстрелом в грудь. – Стивенс показал на потеки и брызги крови на внутренней стороне крышки. – Есть следы, указывающие, что жертва сидела. Но, судя по потекам, крышку после этого сразу же закрыли. А цвет крови указывает, что убийство, вероятно, произошло в нашу смену. В течение последнего месяца.

Все это время Бревард наблюдал за лицом Дарси и видел, как тот несогласно морщится. Парень явно полагал, что он умнее помощника шерифа.

– Что-то еще? – спросил Бревард, поощряя своего заместителя.

– Да. Застрелив жертву, наш преступник вставил в его тело иглы для внутривенных инъекций и катетер, чтобы предотвратить разложение. Так что нам надо искать человека, прошедшего медицинское обучение. Возможно, он все еще работает в этой смене. Поэтому мы решили, что лучше обсудить это здесь, внизу, а не среди медицинского персонала. А их мы допросим лично, по одному.

Бревард кивнул и сделал очередной глоток. И стал ждать реакцию ночного охранника.

– Это не было убийством, – заявил возмущенный Дарси. – Хотите услышать, что еще я узнал? Для начала, кровь на крышке совпадает с образцом из базы данных для этой капсулы, как вы и сказали, но не совпадает с кровью жертвы. Парень внутри – кто-то другой.

Бревард едва не выплюнул кофе и вытер усы ладонью.

– Что? – спросил он, не уверенный, что расслышал правильно.

– Кровь на внешней стороне крышки была смешана со слюной. И это слюна второго человека. Док сказал, что этот человек, вероятно, кашлял. Возможно, из-за раны в груди. Так что наш подозреваемый, скорее всего, ранен.

– Погоди. Так кто же тот тип, которого мы нашли в капсуле? – спросил Стивенс.

– Они точно сказать не могут. Они взяли его кровь на анализ, но, похоже, с медицинскими записями кто-то поработал. Человек, на которого зарегистрирована эта капсула, вообще не должен был находиться в хранилище для руководства. Ему полагалось лежать в глубокой заморозке. А кровь с внутренней стороны крышки совпадает с частичной записью из архива данных руководителей, а это значит, что его место где-то здесь…

– Как это, «с частичной записью»? – не понял Бревард.

Дарси пожал плечами:

– Записи искажены разными способами. Так сказал доктор Уитмор.

– Ага! – Стивенс прищелкнул пальцами. – Я все понял. Я знаю, что здесь произошло. – Он направил фотоаппарат на капсулу. – Тут была борьба, так? Парень не хотел ложиться в спячку. Он сумел освободиться, зная, как хакнуть…

– Погоди, – прервал его Бревард, поднимая руку. По лицу Дарси он видел, что тот еще не все выложил им. – Почему ты продолжаешь настаивать, что это не было убийство? У нас в наличии огнестрельная рана, брызги крови, закрытая крышка, нет орудия преступления, человек со связанными руками и кровь на крышке этой капсулы, на чье бы имя она ни была зарегистрирована. Все это буквально кричит об убийстве.

– Так это я и пытаюсь сказать, – произнес Дарси. – Это не было убийством, потому что парень был подключен. Он все время был подключен, даже перед тем, как в него выстрелили. А капсула до сих пор работает. Этот тип, Трой, – или кто бы ни был тот, кого мы из нее вытащили, – все еще жив.

Укрытие 1

Трое мужчин оставили капсулу и направились в медицинское крыло и операционную. В голове Бреварда хаотично метались мысли. Ему был совершенно не нужен этот бардак во время очередной его смены. Это не ваниль. Он уже представлял, какие отчеты придется писать и как «приятно» будет вводить в курс дела следующего капитана.

– Как думаете, нам надо подключить Пастыря? – спросил Стивенс, имея в виду главного руководителя в административном крыле – человека, который предпочитал держаться сам по себе.

Бревард нахмурился. Он нажал кнопки кодового замка на двери хранилища и выпустил коллег в коридор.

– Думаю, для него это слишком мелкая проблема. Пастырь отвечает за все укрытия. Сам можешь видеть, какой груз на его плечах, как он из-за этого замкнут. А решать подобные вещи – наша работа. Даже убийство.

– Вы правы, – согласился Стивенс.

Дарси, несмотря на одышку, старался от них не отставать.

Они поднялись на лифте на два этажа. Бревард думал о том, как ощущалось тело с огнестрельной раной, когда он его осматривал. Человек был холодный и окоченелый, как в морге, но разве не такими они все бывают, когда только-только просыпаются? И еще он подумал о клеточных повреждениях, возникающих при замораживании и оттаивании, и как наномашины ремонтируют в их крови поврежденные клетки, одну за другой. А что, если они способны проделать такое же с огнестрельной раной?

Двери лифта открылись на шестьдесят восьмом этаже. Бревард услышал доносящиеся из операционной голоса. Ему сейчас было трудно отбросить теории, которые они со Стивенсом обсуждали весь предыдущий час. И еще труднее было принять все, что рассказал Дарси. Сама идея о том, что с базой данных кто-то поработал, делала проблему гораздо более сложной. Черт, всего три смены осталось, и теперь все это свалилось ему на голову. Но если жертва действительно жива, то преступника они почти гарантированно поймают. Если раненый в состоянии говорить, то он сможет опознать того, кто в него стрелял.

Врач и один из его помощников находились в комнате ожидания рядом с тесным помещением операционной. Перчатки они сняли, а седые волосы врача торчали во все стороны, как будто он их взлохматил. Оба медика выглядели сильно уставшими. Бревард заглянул в операционную через маленькое окошко и увидел того самого мужчину, которого они извлекли из капсулы. Он лежал и казался спящим, но цвет его кожи стал совершенно другим, а под бледно-голубой бумажный халат тянулись трубки и провода.

– Я слышал, что у нас тут крутой поворот событий, – сказал Бревард.

Он подошел к раковине, вылил в нее остывший кофе, осмотрелся в поисках кофеварки, но ее здесь не было. Сейчас Бревард готов был отработать лишнюю смену за кружку горячего кофе, пачку сигарет и разрешение выкурить их.

Врач похлопал помощника по руке и дал ему указания. Молодой мужчина кивнул, достал из кармана перчатки и вернулся в операционную. Бревард видел, как тот проверяет машины, подключенные к лежащему человеку.

– Он может говорить? – спросил Бревард.

– О да, – подтвердил Уитмор и почесал седую бороду. – Он нам такую сцену закатил, когда пришел в себя. Пациент намного крепче, чем кажется.

– К тому же не совсем мертв, – вставил Стивенс.

Никто не засмеялся.

– Он был очень возбужден, – продолжил Уитмор. – Настаивал, что его зовут не Трой. Это было до того, как я сделал анализы ДНК. – Он кивнул на листок бумаги в руке Бреварда. Тот посмотрел на Дарси, ожидая подтверждения.

– Я выходил в туалет, – виновато признался Дарси. – Меня тут не было, когда он проснулся.

– Мы дали ему успокоительное. И я взял образец его крови для идентификации.

– И что вы установили? – спросил Бревард.

Уитмор покачал головой:

– Его данные в базе были уничтожены. Во всяком случае, я так думаю. – Взяв из шкафчика пластиковую чашку, он набрал воды из крана и сделал глоток. – Я получил неполную информацию, потому что у меня нет открытого доступа. Только ранг и уровень криохранилища. Я вспомнил, что уже видел такое прежде, в свою первую смену. Это был другой парень из административного крыла, а потом я вспомнил, где вы нашли этого джентльмена.

– В административном крыле, – подтвердил Бревард. – Но это была не его капсула. – Он вспомнил, что ему рассказал Дарси. – Кровь на крышке совпадает с кровью в капсуле, но человек внутри был другой. Не говорит ли это о том, что кто-то использовал свою капсулу, чтобы спрятать тело?

– Если мое подозрение верно, то все много хуже.

Уитмор сделал еще глоток и провел пальцами по волосам.

– Имя «Трой» на той капсуле в административном крыле соответствует образцу крови, который я взял с крышки, но этот человек сейчас должен лежать в глубокой заморозке. Его положили туда более века назад и с тех пор не будили.

– Но кровь на крышке оказалась его, – напомнил Стивенс.

– И это означает, что его будили, – вставил Дарси.

1 Эксперимент в Робберс-Кейв, иначе называемый эксперимент «Летний лагерь», – общее название серии социально-психологических экспериментов, проводившихся в период с 1948 по 1961 год.

2 Эксперимент Стенли Милгрэма – серия экспериментов в социальной психологии, проведенных с августа 1961-го по 27 мая 1962 года, первый из которых был описан в 1963 году психологом Стенли Милгрэмом.

3 Беррес Фредерик Скиннер (1904–1990) – американский психолог, один из самых влиятельных психологов середины XX века.

Продолжение книги

Укрытие. Книга 3. Пыль бесплатное чтение

Пролог

Часть перваяТуннель

Часть первая
Туннель