Закон ученого бесплатное чтение

* * *

Автор искренне благодарит:

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ;

Алекса де Клемешье, писателя и редактора направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ;

Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Чернобыльской зоне отчуждения, за ценные советы;

Павла Мороза, администратора сайта www.sillov.ru;

Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Егорова, Глеба Хапусова, Александра Елизарова, Алексея Загребельного, Татьяну «Джинни» Соколову, Дениса «Морфин» Пинчука, Алексея «Медведь» Медведева, Дмитрия «Шаман» Молева, писательницу Ольгу Крамер, а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», состоящих в группе https://vk.com/worldsillov, за помощь в развитии проектов «СТАЛКЕР», «СНАЙПЕР», «ГАДЖЕТ», «РОЗА МИРОВ» и «КРЕМЛЬ 2222».

Закон ученого

Вышки Кордона.

То, что видит любой сталкер, подходя к границе Зоны.

Черте, за которой многих ждет смерть.

Очень многих.

Но каждый надеется, что повезет именно ему.

И я – не исключение.

Я переходил Кордон много раз. Бывало, что официально, через блокпост, с разрешением на посещение особо опасной зоны.

Но чаще – нелегально, понимая, что в любую минуту с вышки может простучать пулеметная очередь, которая окажется для меня последней. Много сталкеров легло и по ту, и по эту сторону заграждения из колючей проволоки. Но все равно не прекращается поток желающих испытать судьбу в Зоне, которая начинается здесь.

Возле Кордона.

Кстати, в последнее время местная охрана не ограничивается предупреждающими жестяными табличками, развешанными на «колючке».

Там, по ту сторону заграждения, теперь врыты деревянные столбы с перекладинами, на которых развешаны разорванные пулями трупы убитых сталкеров в разной степени разложения.

От такого новшества возле Кордона вонь стоит адская, но местному начальству плевать. Ему за каждого убитого мутанта платят премиальные, а муты на такую ароматную наживку прут из Зоны косяками. Ну и для острастки полезно, ибо за каждого подтвержденного сталкера, безнаказанно проникшего через заграждение, то же начальство сверху получает по шее. А так, глядишь, иной сталкер посмотрит на эдакую агитацию, плюнет, да и повернет назад. Наглядная демонстрация возможных последствий проникновения в запретную зону действует лучше любых предупреждающих табличек.

Но мне было нужно туда, откуда я ушел пару месяцев назад.

В Зону.

Зачем?

Отчасти потому, что до меня дошли кое-какие слухи.

Но если быть до конца честным перед собой, то меня позвала Зона.

Знакомое чувство для каждого матерого сталкера, однажды решившего порвать с бродячей жизнью ловца удачи и обосноваться на Большой земле.

Говорят, у некоторых получается, и Зона их отпускает.

Однако я таких не встречал. Так что, скорее всего, это просто очередная сталкерская легенда.

Меня вот не отпустила.

Уже в который раз…

Лежишь такой в мягкой постели с красивой женщиной, обнимая нежное, податливое тело, уже успевшее стать почти родным… и понимаешь, что твою душу, твои мысли и твое сердце внезапно словно потащили куда-то невидимые, настойчивые руки. А куда деваться остальному телу, когда все, что является твоим «я», твоей сутью, неудержимо влечет за собой незримое нечто, а перед глазами словно экран натянули и крутят на нем воспоминания, от которых дыхание в груди перехватывает?

И понимаешь ты, что вот он.

Вернулся.

Нашел тебя снова и теперь точно уже не отстанет.

Зов Зоны…

Мистическое тянущее чувство, которое невозможно игнорировать, как бы ты ни старался, ибо оно с каждым днем становится все сильнее и мучительнее.

И ты понимаешь, что настала пора в последний раз обнять ту, что, наверно, успела тебя полюбить, вылезти из-под теплого одеяла и снова идти туда, куда влечет тебя Зов Зоны.

В грязь.

В кровь.

В пронизывающий холод слабокислотных дождей, льющихся за воротник, навстречу обжигающим поцелуям пуль и гранатных осколков, ждущих тебя там, за мрачным Кордоном…

Но сегодня я был неплохо упакован для того, чтобы пройти Кордон «вбелую» – то есть почти официально.

«Почти» потому, что документы на проход у меня были поддельными, а вот оранжевый защитный комбинезон ученого и сумка со всякой научной дребеденью – вполне себе настоящими.

Такой комплект обошелся мне недешево – на Большой земле все, что имеет хоть малейшее отношение к Зоне, стоит бешеных денег. А взятка начальнику блокпоста за мой беспрепятственный проход, которую передал ему человек со связями, истощила мой бюджет практически до нуля. Но, судя по отзывам бывалых сталкеров, у того, кто занимался безопасным проникновением сталкеров в Зону через контрольно-пропускной пункт «Дитятки», пока что проколов не было.

И сейчас мне предстояло убедиться в этом на собственной шкуре.

От аэропорта Борисполя до Зоны ходили такси – разумеется, за сумасшедшие деньги, которые оказались у меня последними.

То есть обратной дороги не было.

Что ж, я знал, на что шел, и это был только мой выбор…

Примерно за километр до КПП «Дитятки» водила остановил машину.

– Дальше не поеду, не обессудь, – сказал он. – На Кордоне усиление, пулеметчики на вышках получили начальственные втыки и вообще краев не видят. Могут по машине очередью полоснуть, и ни фига им за это не будет.

– Понимаю, – сказал я. – Без проблем.

И вылез из машины, которая, лихо развернувшись, рванула обратно – подальше от нехорошего места, где шальная пуля запросто может прилететь из ниоткуда.

Я же сошел с дороги в лес, где переоделся в ярко-оранжевый костюм, которые носят работники филиала Научно-исследовательского института аномальных зон, расположенного неподалеку от охраняемого периметра. В такую мишень захочешь – не промахнешься, но стрелять в ученых побаивались даже наглухо отбитые охранники Кордона. Ибо подобное чревато не просто местными разборками с научной элитой страны, но и международным скандалом. Потому у меня были некоторые шансы добраться до КПП живым.

Сумку с гражданской одеждой я забросил в кусты – и пошел по дороге, где вскоре из-за деревьев показались знакомые пулеметные вышки, двойное заграждение из колючей проволоки, а также двухэтажное кирпичное здание контрольно-пропускного пункта с двойным пулеметным гнездом на крыше: один ствол крупнокалиберного ДШК, установленного на станок, направлен в сторону Большой земли, второй – в сторону Зоны…

Я прям кишками почувствовал, как повернулись в мою сторону минимум три пулеметных ствола: с крыши КПП и с двух ближайших вышек.

Понимаю охрану. Подозрительно, когда ученого к воротам «Дитяток» не на институтском автомобиле привозят, а он на своих двоих из леса вываливается.

Но я был один, какого-либо вменяемого огнестрела на мне не наблюдалось, а брать на себя ответственность за беспричинное убийство безобидной институтской ученой мыши вряд ли кому захочется. Давно ж известно, что эти придурки в оранжевых противорадиационных костюмах, не держащих даже пистолетную пулю, лазают везде, где нормальные люди не ходят. И то, что один из них вышел из леса, еще не повод превращать его в решето, нажив себе при этом знатный геморрой на свою голову.

Я же не спеша продолжал идти прямо к зданию КПП, и, войдя в «мертвую зону», недоступную для пулеметных очередей, немного выдохнул – ибо все же был неиллюзорный шанс, что кто-то из пулеметчиков нажмет на спусковой крючок, следуя жесткой инструкции стрелять в любой подозрительный объект, появившийся что из Зоны, что со стороны Большой земли.

Возле КПП уже стоял охранник-срочник с автоматом в руках, погонами сержанта на плечах и презрительным выражением на лице.

– Стоять, мля! – грозно сказал сержант, направляя мне в живот ствол своего АК. – Кто такой и че надо?

– Старший научный сотрудник Института аномальных зон, доктор радиологических наук Эрнест Андронович Вайсберг, – сообщил я раздраженным голосом человека, которого всякие безусые юнцы отвлекают своими глупостями от следования пути, ведущего к великой цели.

При этом я сомневался, что в природе существует такое научное звание, как доктор именно радиологических наук. Но пришедшее мне в голову звание звучало солидно, так как, что такое радиация, в этой местности знали все без исключения. И целый доктор наук, шарящий в данной теме, да еще и с замысловатым именем, которое хрен выговоришь на трезвую голову, по идее должен был пользоваться некоторым авторитетом – хотя это не точно.

Так оно и вышло.

– Че? – рявкнул сержант, в глазах которого природное нахальство сменилось прозрачной пленкой офигения. Правда, ствол автомата охранник опустил на уровень моих коленей – и на том спасибо: получить пулю в ногу, конечно, неприятно, но всяко лучше, чем в кишки.

Я послушно повторил сказанное немного на повышенных тонах, после чего добавил:

– Молодой человек! Я здесь не прогуляться вышел! У меня важное задание от руководства местного филиала Международного института аномальных зон, так что настоятельно прошу меня не задерживать!

– Ахренеть, – проговорил сержант. После чего крикнул в сторону двери КПП: – Трищ капитан! Тут какой-то айсберг с важным заданием.

– Чомля? – донеслось из-за двери. – Какой, нах, айсберг?

– Ученый типа. Доктор с важным заданием.

– Один? Без оружия?

– Так точно.

– Заводи.

Сержант качнул стволом автомата.

– Проходи, не задерживайся. Ща посмотрим, что ты за шишка на ровном месте.

Я, разумеется, задерживаться не стал.

Внутри помещения контрольно-пропускного пункта находился еще один сержант с автоматом, похожий на первого как брат-близнец, а также сидевший за столом капитан с мутным взглядом, свидетельствующим о круто проведенном вчерашнем выходном – и, как следствие, об ужасном настроении сегодня.

Сержант номер два немедленно наставил на меня автомат, капитан же, смерив меня расплывчатым взглядом, рявкнул:

– Документы!

– Конечно, – отозвался я, доставая из-за пазухи потертую «корочку» машиниста электропоезда, приобретенную на рынке, а также два листа отчета о посевной совхоза «Красный луч», обильно снабженных синими печатями поселковой администрации. Их я позаимствовал на том же рынке у торговки луком, вернув бабке купленный лук и забрав помятые бумажки, в которые тот был завернут, чем несказанно удивил продавщицу овощей. Но для моих целей эти «документы» вполне годились.

Правда, непонятно было, почему внутри КПП сидел не тот майор, фото которого показал мне проводник, а капитан с абсолютно другой физиономией. О чем я и спросил:

– А где майор Бондаренко? Сегодня вроде его смена.

– Накрылся твой Бондаренко медным тазом, – рыкнул капитан. – То есть, точнее, службой собственной безопасности. Потому что взятки брать нехорошо. А если берешь, надо не забывать делиться.

Сержанты хором хмыкнули, на что капитан рявкнул:

– Отставить ржание, мать вашу гривастую под хвост черенком от лопаты!

Подчиненные так же хором заткнулись.

Капитан же навел фокус на протянутые мной бумажки – а я, в свою очередь, навел ментальный фокус на его мозг, затуманенный вчерашними невыветрившимися испарениями. Недавно один нехороший человек невольно проявил у меня способности псионика, способного мысленно управлять людьми[1], так что нагнать нужные мыслеобразы в страдающий от похмелья мозг капитана не составило для меня большого труда.

– Ничоси, – поднял брови начальник КПП. – Целый доктор наук с миссией по замеру радиационного фона на болотах. Хрен ли там мерить? Как фонили, так и фонят. В Зоне фон не меняется с тех пор, как в восемьдесят шестом Выбросы начались.

Я пожал плечами.

– Прошу прощения, но эти вопросы – к руководству института. Мое дело выполнить задание и вернуться с результатами замеров.

– Это да, – выдохнул капитан, наполнив пространство возле стола густым запахом перегара. – Начальство, мать его, мозги не только вам делает. Такая у него, начальства, функция, нах.

И, протягивая мне «документы», приказал:

– Виктюк, пропусти ученого. Первый уровень допуска – это не хухры-мухры. Видать, и правда серьезную шишку институт на болота послал.

– Только странно, что без оружия послал и одного, – заметил сержант, закидывая автомат за спину и направляясь ко второй бронированной двери, ведущей в Зону. – На болотах нынче мутанты лютуют, так что без ствола и прикрытия от этого ученого к вечеру даже скелета не останется.

– Это уже не наше дело, – хмыкнул капитан. – Может, они там в своем НИИ этих ученых пачками клонируют.

Я уже мысленно выдохнул насчет капитана и переключился было на мозг сержанта, умеющего в логику, чтоб он больше ничего умного случайно не ляпнул, как вдруг боковым зрением перехватил осмысленный взгляд начальника КПП, скользнувший куда-то мне за спину. И, проводив этот взгляд глазами, увидел неприятное…

А именно – стенд с надписью поверху «Разыскиваются особо опасные преступники!».

И мое фото под той надписью, стоявшее первым в верхнем ряду, рядом с физиономией Меченого…

Остальные фотографии я рассмотреть не успел, да и не особенно мне это было надо. Ибо я отлично понял, что произойдет в следующую секунду.

И сработал на опережение.

Умный сержант уже снял с двери внутренний засов и даже повернул «барашек» замка, как вдруг застонал, сжал ладонями виски и рухнул на пол. Поскольку я «держал» его мозг, мне не трудно было мысленно нажать на болевой центр, представив, что бью по нему маленьким кулаком в боксерской перчатке. Результатом такого удара случился глубокий болевой нокаут, мгновенно вырубивший военного.

Но оставались еще капитан и второй сержант, пока что ничего не понимающий…

– Держи его! – заорал капитан, хватаясь за пистолет.

Вот только вытащить его не успел… Ментальный кулак в боксерской перчатке долбанул ему между глаз, легко проник через кость и слегка сплющил мозг – я это себе именно так представил, ибо выбирать, куда именно наносить удар, было некогда.

В результате такой мысленной атаки капитан рухнул на стул, чудом не сломав спиной деревянную спинку. При этом глаза у него едва не выскочили из орбит, отчего военный стал похож на удивленного лемура.

А вот с третьим военным у меня так не получилось.

Просто после двух мощных и быстрых ментальных атак мозгу требуется перезагрузка, и по ощущению звенящей пустоты в черепной коробке я понял: третью атаку я провести не смогу. Ментальные «патроны» закончились…

Сержант же тем временем уже ловко переводил автомат из положения «за спиной» в боевое, и до того, как он перечеркнет меня свинцовым пунктиром, оставалось, может, чуть больше секунды…

Но двигать руками и ногами можно и с пустой головой. На рефлексах. Не думая – если, конечно, те рефлексы присутствуют.

У меня – присутствовали.

Я сделал быстрый шаг и круговым ударом ноги сшиб в сторону ствол автомата, который уже почти что был направлен мне в живот. Сержанта, пытавшегося удержать оружие, развернуло вместе с ним – и тогда я со всей силы нанес удар кулаком в открывшийся подбородок военного…

Однако то ли подбородок попался крепкий, то ли сил у меня после ментальной атаки осталось немного, но сержант вырубаться от моего удара не захотел, устояв на ногах. И даже обратным движением корпуса, на развороте, ударил меня прикладом.

И попал, сволочь.

Хорошо так попал, в край челюсти, отчего у меня перед глазами моментально вспыхнули звезды – верный признак нокдауна.

Но рядом не было судьи, всегда готового отогнать разъяренного противника и отсчитать тебе десять секунд на то, чтобы отдышаться и пережить звездный калейдоскоп в голове. Зона – не спорт, к сожалению, а суровая реальность, где проигравшему достается приз в виде вечного покоя, который дарит смерть.

Потому действовать пришлось через силу, волевым пинком заставив себя рвануться через эти звезды в глазах навстречу разъяренным глазам сержанта и автомату, направленному мне в лоб…

И успеть ударить за четверть мгновения до того, как военный нажмет на спусковой крючок…

Когда нет сил нанести удар, который гарантированно вырубит противника, в реальном, не спортивном бою приходится работать по болевым точкам. Например, прорываясь через собственную слабость, когда руки и ноги ощущаются словно набитые ватой, напрячь большой палец, прижав его к согнутому указательному, и душевно так ткнуть им врага в глаз.

Психологически прием сложный. Не знаю почему, но, похоже, сама природа заложила в нас странный механизм, не одобряющий повреждение органов зрения у противника. Вот только если не собираешься помирать от автоматной очереди, выпущенной в упор, то приходится тот механизм безжалостно ломать…

И каждый раз при такой ломке приходит осознание, насколько же это неприятно, когда твой палец резко продавливает чужое глазное яблоки внутрь глазницы. Таракана давить голой рукой и то морально комфортнее, причем намного.

Но ничего с этим не поделать. Жизнь в Зоне – это каждодневное осознанное разрушение практически всего цивилизованного, что столетиями заботливо складывала в нас эволюция, формируя хомо сапиенса. Иногда я думаю, что мы, сталкеры, уже не столько сапиенсы, сколько «зониусы» – полумутанты с изрядно изуродованной физиологией и, что самое неприятное, – психикой. Иначе какого бы хрена нас так тянет в эту грязную, некомфортную и патологически опасную Зону, откуда любой нормальный человек давно бы свалил, постаравшись поскорее забыть о зараженных землях как о страшном сне…

Даже удивительно, сколько мудрых мыслей успевает проскочить сквозь мозг сталкера, втыкающего палец в глаз противника. У меня вон какая «простыня» пролетела. Если книгу печатать о моих похождениях, на полстраницы небось хватит, а то и поболее…

А прием, кстати, сработал.

Автоматчик взвыл, отпустил автомат и попытался схватиться рукой за глаз. Нормальная реакция при такой травме, оставляющая открытым пах.

Туда я и заехал коленом со всей оставшейся дури…

Все.

При двойной болевой атаке, сверху и снизу, мозг зачастую не выдерживает мучительной перегрузки и отключается. Называется это «болевой шок», когда человек лежит на полу, свернувшись в эмбрион, и неповрежденным глазом тупо, не моргая смотрит перед собой, в то время как поврежденный постепенно изнутри наливается кровью, превращаясь в темно-красный шарик.

Предсказать, сколько человек проваляется в таком состоянии, невозможно, поэтому я на всякий случай отключил военного понадежнее, нажав ему пальцами одновременно на точки под мочками ушей и перекрыв обе сонные артерии.

Такой нокаут действует подольше. Вполне хватит времени для меня, чтобы отдышаться, дождаться, пока звезды перед глазами потускнеют, а в руки и ноги вернется былой функционал.

Пары минут оказалось вполне достаточно, после чего я снял камуфлированный шмот с одного из сержантов, наиболее похожего на меня по физическим кондициям, и переоделся. Все-таки оранжевый научный костюм слишком приметен, да и автоматы ученые на себе обычно не таскают – а я без годного огнестрела чувствую себя в Зоне как минимум некомфортно.

Также я разжился броником и разгрузкой с парой гранат и тремя запасными магазинами. На ремень повесил флягу с водой, по карманам распихал галеты и сахар-рафинад – не особо полезный, зато реально работающий источник углеводов: знаю случаи, когда ловцы удачи проходили много десятков километров по безлюдным местам, лишь держа кусочек сахара под языком. Когда жрать нечего, а идти надо, вполне себе неплохая энергетическая подпитка получается.

Упаковавшись таким образом, я на прощание окинул взглядом помещение КПП, убедился, что трое военных все еще находятся в надежном коматозе, после чего открыл бронированную дверь и вышел в Зону.

* * *

Академик Захаров задумчиво смотрел на девять автоклавов. Внутри них лежали тела, воссозданные из крошечных фрагментов плоти мертвецов, в клетках которых, как известно, заключена полная информация о всем организме. Вплоть до мельчайших подробностей.

С семью телами особенных проблем не было.

Постоянно самосовершенствующийся искусственный интеллект, которому академик дал имя Грета, привычно извлек ДНК из фрагментов мертвых тел, расшифровал генетическую информацию и приступил к воссозданию, методично и скрупулезно выкраивая органические репродукции из безликих матриц, как скульптор высекает из мрамора совершенные статуи.

Но с двумя матрицами все было гораздо сложнее…

Органических образцов к ним не было.

Зато был легендарный нож Снайпера, «Бритва», внутри которого томились ками[2] тех, кого этим ножом зарезал сталкер, изрядно поднадоевший академику.

Странный он.

Ради спасения Виктора Савельева и его дочери Юки, которых сам же этим ножом и зарезал[3], он подарил «Бритву» Захарову[4]. Мол, делай что хочешь, а достань из нее ками моего друга и его ребенка, после чего оживи тех, кого я убил собственными руками.

Мягко говоря, непростая задача.

Ками в представлениях японцев – это нечто вроде души. То есть субстанция нематериальная и оттого ненаучная. Объективно вряд ли кто-то из ученых взялся бы за такую задачу, отдающую откровенным бредом, – достать чью-то душу из ножа…

Вот только для Захарова такой эксперимент был своего рода вызовом. Ну и потом, если даже ничего не получится, у него остается «Бритва», которая сама по себе ценнейший приз, ведь выкована она из артефакта, образующегося только в эпицентре ядерного взрыва. И с учетом того, что за подобными артефактами со страшной силой гоняются многие представители различных народов и рас из многих вселенных Розы Миров, на земле таких артов остались считаные единицы.

Но просто обмануть Снайпера, оставив себе «Бритву» и сказав при встрече, мол, извини, ничего не получилось, было не в характере Захарова. У академика имелся свой кодекс чести, и данное слово он старался держать – разумеется, если это не шло в разрез с его ключевыми интересами.

Потому Захаров взял «Бритву», положил на предметный стол, где работал с редчайшими артефактами, и сказал:

– Ну, Грета, что скажешь насчет этого ножа?

Искусственный интеллект задумался, сканируя легендарный нож всеми доступными способами. Потом напустил на него наноботов, которые при соприкосновении с клинком цвета чистого неба благополучно передохли. После чего выдал резюме:

– Объект крайне сложен для изучения. Но я создам для него новый тип наноботов, способных проникать внутрь данного объекта.

Металлический голос шел из динамиков, расположенных под потолком. Такие динамики находились в каждом помещении подземного бункера Захарова, чтобы он мог в любое время без проблем общаться со своей незаменимой помощницей.

– Интересно, каким образом? – поинтересовался академик.

– Объекту требуется подпитка психоэмоциональной энергией, которую он получает при убийстве органических существ. Я заражу такое существо специально созданными мной микронаноботами нового поколения, и в момент, когда объект откроется для принятия энергетической пищи, наноботы проникнут в его внутреннюю структуру, мгновенно адаптируются, перепишут структурные коды с «чужой» на «свой» и приступят к работе.

– Гениально, – усмехнулся Захаров. – Я рад, что не ошибся в тебе, Грета. А что насчет работы с тонкими материями? Так называемыми ками, например? Нужно извлечь их из ножа и на основе них сформировать материальные образы для воссоздания тел из наших матриц.

– Что-то конкретное можно сказать лишь после того, как мои наноботы станут частью «Бритвы», – осторожно ответила Грета. – Процент успешной интеграции моих ботов составляет лишь двадцать семь процентов от ста возможных, так как объект генерирует очень мощные защитные поля, препятствующие малейшему изменению в его структуре.

– Согласен, у тебя всегда было отлично с логикой, – кивнул Захаров. – Что ж, Грета, не будем откладывать дело в долгий ящик и приступим к работе.

* * *

Человек висел на Т-образной перекладине.

Его руки были растянуты в стороны и крепко привязаны кожаными ремнями к поперечной металлической трубе, а ноги притянуты к основанию конструкции и зафиксированы специальными зажимами в районе щиколоток. Во рту несчастного торчал кляп с завязками на затылке, чтобы его было невозможно выплюнуть. А еще к телу пленника было прилеплено множество датчиков, от которых по полу змеились бесчисленные тонкие провода, тянущиеся к массивному устройству со множеством экранов, кнопок и рычажных переключателей.

Захаров с «Бритвой» в руке подошел к человеку.

Поверх белого халата академика был надет резиновый фартук с бледными пятнами на поверхности: даже профессиональная очистка и стерилизация не дают стопроцентной гарантии, что на поверхности защитного фартука не останется следов крови – у некоторых существ, шляющихся по Зоне, она имеет активную химическую формулу, по степени воздействия сравнимую со слабым раствором кислоты.

– Что скажешь, Грета? – спросил академик, слегка поигрывая ножом – ему явно нравилось ощущение удобной тяжести в руке, которое дарит любое совершенное оружие.

– Вероятность успеха выше на шесть процентов, нежели у предыдущего объекта.

– Ну, в нашей работе и это уже прогресс, – усмехнулся ученый, после чего с силой, несвойственной его возрасту, вонзил сверкающий клинок в живот пленника.

Тот задергался.

Глаза несчастного от боли вылезли на лоб. Захаров же, не отпуская рукояти ножа, с интересом следил за муками беспомощной жертвы – так энтомолог бесстрастно наблюдает, как трепыхается насекомое, проткнутое иголкой.

– «Бритва» продолжает отторгать моих наноботов, – раздался бесстрастный голос из-под потолка.

– Интересно почему? – раздраженно бросил академик. – Это уже четвертый сталкер, которого я зарезал за последние два дня. Ощущаю себя Джеком-потрошителем, забавы ради называющим себя ученым.

– У объекта очень грамотно реализованы логические построения защитных уровней. Мои наноботы не в силах преодолеть этот алгоритм…

В механическом голосе Греты слышались вполне человеческие нотки беспомощности.

– С логикой у него хорошо, говоришь? – усмехнулся Захаров, не отрывая взгляда от лица умирающего. – А вот мой опыт подсказывает, что любой логический алгоритм можно сломать парадоксальной задачей.

С этими словами он выдернул нож из живота сталкера и рубанул им по ремням, стягивающим руку пленника. И когда она бессильно упала вниз, схватил ее – и вложил рукоять ножа в слабеющие пальцы.

– Дарю тебе «Бритву», – произнес он. – Ну что, хочешь отомстить за себя и своих товарищей?

Глаза сталкера блеснули чистой, незамутненной яростью. Он рванулся – и из последних сил ударил академика ножом…

Но сил этих уже оставалось мало, потому удар получился медленным и слабым.

Однако Захарову хватило.

Он неуклюже увернулся, и клинок ножа вонзился ему в руку чуть выше локтя.

– Брависсимо! – воскликнул ученый, кривясь от боли. После чего перехватил руку умирающего, и, сжав его слабеющие пальцы, всунул сверкающий клинок в раскрытую рану на животе несчастного пленника…

Сталкер вздрогнул – и умер, безвольно повиснув на металлической перекладине. При этом Захаров ощутил, как мгновенно нагрелись пальцы мертвеца. Настолько, что ученый едва успел отдернуть руку – и увидел, как кисть трупа, прикипевшая к рукояти ножа, дымится и мерцает изнутри пламенем цвета чистого неба.

– Проникновение наноботов зафиксировано, – раздался из-под потолка голос Греты. – Но, хозяин, я ничего не поняла. Как вам это удалось?

– Элементарно, мой дорогой искусственный интеллект, – проговорил академик, затягивая жгут выше раны и морщась от боли. – Для того, чтобы сломать чью-то логику, нужно просто действовать в обратном направлении, так сказать, от противного. Смена хозяина для «Бритвы» довольно болезненный процесс, я лично ощутил это, когда Снайпер дарил мне легендарный нож. На несколько секунд состояние «Бритвы» дестабилизируется, она как бы «выходит из себя». Подарив ее этому сталкеру, я, можно сказать, дисбалансировал стабильное состояние психики ножа, который смело можно считать разумным живым существом, после чего добавил масла в огонь, засунув клинок в тело ее нового владельца. Ты же помнишь, что «Бритва» режет все, кроме своего хозяина, которому не может причинить вред. А тут она сменила владельца, через мгновение хлебнула крови того, кто только что был ее хозяином, – и тут же вошла по рукоять в тело своего нового хозяина, что алгоритмом запрещено категорически. И это окончательно сломало ее психику, разрушив ей заодно и охранную систему.

– Вы крэком[5] взломали программу защиты…

– Совершенно верно, – усмехнулся Захаров. – Крякнул знаменитую «Бритву». Ну, что там с нашими ботами?

– Судя по датчикам на умирающем, количество ботов в его теле уменьшилось пропорционально необходимому количеству проникновения в объект. То есть стопроцентная загрузка, хозяин! Поздравляю вас с успешным завершением данного этапа эксперимента.

– Разве что только с этапом эксперимента, – проговорил Захаров, извлекая нож из раны на теле мертвого сталкера. – Впереди еще куча работы.

* * *

На той стороне КПП «Дитятки» была оборудована линия обороны. Мешки с песком, перед ними – заграждение из колючей проволоки под током. В случае, если из Зоны на контрольно-пропускной пункт попрет волна мутантов – а такое было уже не раз, – обороняющиеся смогут, отстреливаясь, при поддержке огня с вышек отступить в КПП, стены которого были сложены еще во времена СССР и имели толщину в четыре кирпича.

Сейчас блокпост стерегли трое бойцов, тусовавшихся возле облезлого БТР-80.

Понятно. Экипаж бронетранспортера, в спокойное время выполняющий функции выпускающих в Зону. Случись чего, воины прыгают в стальную крепость на колесах и ведут огонь по мутантам, прущим из Зоны. Ничего так придумка – с учетом двух пулеметов, крупнокалиберного КПВТ и танкового ПКТ, у мутантов шансов не было. А тем, кто каким-то чудом смог бы прорваться сквозь плотный огонь с вышек и огневой поддержки БТР, оставалось бы лишь беспомощно скрести когтями по броне…

– Привет, бойцы, – сказал я, выйдя наружу.

– Ну, здорово, коли не шутишь, – прищурился один из них. – А ты кто такой будешь? И что там за возня сейчас была в КПП?

– С парнями знакомились, прописывался в вашем подразделении, – сказал я, широко улыбаясь и подходя ближе. – Меня к вам на усиление прислали.

– Наконец-то, слава Зоне, – хмыкнул второй. – А то мы и экипаж, и боевое охранение, и эвакуаторщики, и грузчики по совместительству…

– Погоди Зону благодарить, – прищурился третий. И, ткнув пальцем в меня, изрек: – Документы покажи-ка.

– Так только что капитану показывал, сколько можно? – Я удивленно задрал брови кверху, не переставая приближаться.

– Погоди-погоди, – наморщил лоб первый. – Что-то мне твой рубильник знаком. Где я мог тебя видеть?

Вместо ответа я резко ударил его ногой в пах.

Кто-то скажет, «подлый прием». И, возможно, окажется прав – со своей точки зрения, расположенной чаще всего между подлокотниками мягкого дивана. А с точки зрения тех, кто выживает на войне и в Зоне, хороши любые приемы, которые помогают не получить пулю в лоб от противника, который вместо того, чтобы стрелять в тебя, падает на землю, воя и держась обеими руками за чувствительное место.

При такой резкой и неожиданной смене обстановки даже у людей, не первый день охраняющих не Зону от нас, а нас от Зоны, возникает секундный ступор.

После чего они начинают хвататься за оружие.

Ступором оставшихся бойцов я воспользовался, чтобы зарядить второму бойцу прикладом автомата в челюсть так, что он рухнул на землю как подкошенный. А «калаш» третьего, самого молодого из команды, который он не успел привести в боевое положение, сбил с линии выстрела стволом своего. После чего сунул бойцу дульный срез под челюсть и максимально дружелюбным тоном поинтересовался:

– Мехвод кто?

– Это… я… – выдохнул боец.

– Ну и отлично, – улыбнулся я, поняв, что не ошибся, с ходу «срисовав» руки механика-водителя с черными следами отработанного машинного масла, намертво въевшимися в кожу и под ногти. – Ствол бросил и мухой прыгнул в консерву, пока на вышках не разобрались, что у нас тут небольшой концерт по заявкам.

Люки у БТР были открыты, что разумно на случай, если придется быстро загружаться в боевую машину. Да и парень попался сообразительный. Со стволом под челюстью спорить он не стал и метнулся на свое место. Я – следом, готовый в любой момент не стрелять, конечно, – жаль срочника свинцом нашпиговывать, – но резко ткнуть стволом юноше под затылок, что учит жизни за секунду. Ибо боль от такого тычка, нанесенного с разумной силой, возникает звездообразная и экстремально запоминающаяся.

Парень повел себя молодцом. В такой ситуации молодец тот, кто не строит из себя героя, а действует по обстоятельствам. Механик-водитель понял, что варианта у него два: или получить пулю под челюсть, что никто не оценит, или выжить, что непременно оценит он сам и его родственники, оставшиеся на Большой земле.

Потому он и не шелестел особо, а, плюхнувшись на свое место, быстро, но без суеты вдавил массу, включил генераторы, воткнул обогатитель и нажал на стартер. После чего, пощелкав тумблерами предохранителей, фар и обдува стекла, аккуратно выжал сцепление, воткнул первую скорость и мягко, но сноровисто повел тяжелую машину прямо на колючую проволоку, перегораживающую дорогу в Зону, – ибо оттаскивать заграждение в сторону было некому.

Понятное дело, что БТР порвал «колючку», словно она была сплетена из ниток, – и только после этого на вышках заподозрили неладное. Бойцы на блокпостах наверняка от скуки не раз выясняли отношения, возможно, порой дрались, пока начальство не видит, так что на нашу возню никто особого внимания не обратил – не расстреливать же из пулеметов сослуживцев, решивших от нечего делать начистить друг другу рыла.

А вот БТР, ни с того ни с сего сорвавшийся в Зону, это уже чрезвычайное происшествие. Но, опять же, не повод стрелять вслед. Мало ли, может, экипажу прилетело по рации от начальства срочное и важное задание.

Но потом, видимо, кто-то из пулеметчиков разглядел, что две трети экипажа БТРа валяются на земле без движения, и начал понимать, что дело нечисто. Плюс из КПП, держась левой рукой за голову, вывалился начальник блокпоста, тыча при этом правой в сторону удаляющегося бронетранспортера, – я это отлично видел в большие зеркала заднего вида.

Тут на вышках окончательно прониклись масштабом происшествия и принялись садить из своих ПК нам вслед, только пули по броне застучали, словно горох.

Но броня БТР под таким натиском устояла, а затащить на вышку крупнокалиберный «Корд» или ДШК никто не удосужился. Вот и ладушки, вот и хорошо.

Поняв, что заднюю броню им не пробить, пулеметчики быстро заткнулись, ибо боеприпас имеет свойство быстро заканчиваться, а начальство непременно будет интересоваться, как целая толпа раздолбаев умудрилась и сталкера в Зону пропустить, и БТР проворонить, и кучу патронов пролюбить ни за хвост крысособачий.

Я же выдохнул про себя.

Прорвался.

Хотя шансов, откровенно говоря, было немного.

Но – получилось.

И это главное!

Теперь надо было понять, как вернуть сообразительного срочника назад, можно даже и с БТР. Только до этого необходимо придумать, где мне лучше сойти, а то не исключаю, что раздосадованные вояки могли послать на крышу КПП снайпера, который теперь только и ждет, когда бронетранспортер остановится и у него откроется люк…

Откровенно говоря, гонять по Зоне на колесном транспорте затея так себе. Даже если транспорт бронированный, как сейчас, например.

В общем, выдохнул я рано…

Внезапно по бронетранспортеру словно ударили гигантской невидимой кувалдой, отчего место водителя и левая половина капота боевой машины просто исчезли. Задняя часть БТР от такого удара резко приподнялась, и меня швырнуло на лобовое стекло, о которое я приложился довольно чувствительно.

Гравиконцентрат!

К счастью, небольшой.

Он сплющил в металлический блин лишь четверть машины – и на этом сдулся. Аномалиям тоже нужно время, чтобы набрать силу, а тут она разрядилась полностью, развернув при этом БТР на девяносто градусов…

Я продышался, слегка подвигал конечностями. Отбитое плечо болело, но не критично – главное, что ничего не сломано.

Я поднялся с пола, подобрал автомат и через боковой люк вылез наружу. Развернувшийся бронетранспортер прикрывал меня от вышек Кордона – и на том спасибо судьбе. Если б водила ехал чуть левее по дороге, нас расплющило бы обоих…

Жутковато, конечно, видеть, как сочится кровь из-под металлического блина, в который превратилась половина морды БТР. Сколько по Зоне шастаю, а все никак не привыкну к тому, что любой твой шаг может стать последним. Хотя, может, в этом и есть определенная доля секрета, почему нашего брата так тянет в Зону. Переиграть судьбу, испытать, насколько она благосклонна к тебе, вкачать в кровь лошадиную дозу адреналина, которую никогда не получишь на Большой земле. Стоишь такой, смотришь на то, что осталось от человека, который минуту назад разговаривал с тобой, и понимаешь, что сам только что был в сантиметре от смерти. Где такое еще прочувствуешь в полной мере, как не в аномальной Зоне?

Я бросил последний взгляд на искалеченный БТР, повернулся и направился на север. Если хочешь узнать новости о том, что произошло в твое отсутствие, то самое надежное место для этого – сталкерский бар, к ближайшему из которых я и направился.

* * *

– То есть ты предлагаешь посредством обычного селективного лазерного спекания металлического порошка воссоздать меч, практически равный по свойствам «Бритве»?

– Не совсем так, хозяин, – тактично возразила Грета. – Не обычного. Я скачала из «Бритвы» трехмерную модель этого оружия и уже создала алгоритм подбора артефактов, необходимых для его воссоздания. Будут сохранены все свойства древнего меча, и, возможно, добавится что-то еще.

– То есть ты используешь сталь и артефакты, размельченные до состояния порошка, после чего путем послойного сплавления мельчайших частиц воссоздашь исходник… Хм-м-м, интересно. Думаешь, наш 3D-принтер справится с такой задачей?

– Ну, это же я его конструировала, – с нескрываемой гордостью в металлическом голосе произнесла Грета. – В данную модель внесены изменения, позволяющие работать с артефактами, так что, думаю, мы с ним сделаем все в лучшем виде.

Захаров улыбнулся.

– Иногда я думаю, что искусственный интеллект в твоем лице – это лучшее, что я создал за всю свою жизнь. Есть чем гордиться. Приступай, дорогая, я в тебя верю.

…Это выглядело потрясающе.

Необычно даже для Захарова, которого сложно было удивить чем-то, связанным с репродукцией материальных объектов. Для воссоздания меча Виктора Савельева искусственный интеллект за одну ночь с помощью миллиардов наноботов создал особый вертикальный автоклав, в котором мельчайшая пыль из размельченной высокопрочной стали кружилась в вихре, сплетаясь со сверкающей взвесью из мелко дробленных артефактов. Это напоминало бешеный коктейль, мини-торнадо внутри вертикальной стеклянной колбы, которое кружилось все быстрее и быстрее и от которого сложно было оторвать взгляд, ибо истинная красота притягивает его и не отпускает, и лишь усилием воли можно заставить себя отвернуться от нее…

Академик зажмурился, снял очки, помассировал переносицу.

– Если б я не был ученым, я бы сказал, что это уже не наука, а магия какая-то.

– Работу с тонкими материями вполне можно назвать магией, – немедленно отозвалась Грета. – Сейчас в обычных автоклавах я воссоздаю Виктора Савельева и его дочь, образы которых я скачала из «Бритвы». И это не только внешность. «Бритва» аккумулировала в себя и анатомические особенности, и образ личностей, скопированный до мельчайших деталей. Только я убрала зачатки патологий, дефекты костной и мышечной ткани, как существующие, так и те, что могли возникнуть в дальнейшем…

– Понятно, – прервал Грету академик. – Молодец! Отличная работа! Кстати, ты добавила всем матрицам ускоренную регенерацию, а также уничтожение любых воспоминаний о Снайпере? Он просил об этом – что ж, да будет так[6].

– Регенерацию добавила, а также ускорение движений и улучшенную реакцию на раздражители – все, как было указано в вашей инструкции. Однако с воспоминаниями о Снайпере есть проблемы.

– Что такое? – поднял брови академик.

– Данный персонаж оказал существенное влияние на судьбы погибших объектов, и я не смогла полностью стереть его даже из исходников.

– Но я же специально для этого разместил «Выброс» в приемнике!

Голос Греты стал бесстрастно-металлическим, как у ученика-отличника, который не смог выполнить задание учителя и сейчас с отсутствующим видом пытается аргументированно оправдаться.

– Искусственно созданный академиком Захаровым артефакт «Выброс» способен адресно воздействовать на синапсы коры головного мозга, с поразительной точностью начисто стирая фрагменты долговременной памяти. Однако данный алгоритм работает со стопроцентной эффективностью лишь на живых объектах. При создании объектов из матриц на основе ДНК-образцов выявлено, что «Выброс» не способен полностью стереть из долговременной памяти устойчивые воспоминания о людях, имевших значительное влияние на судьбу исходников. Есть лишь возможность заблокировать данные воспоминания, перенеся ключ от этого блока на структурную решетку артефакта «Выброс» и тем самым избежав возможных повреждений отдельных участков мозга восстанавливаемых объектов при настойчивых попытках воздействия на долговременную память.

– Понятно, – недовольно произнес Захаров. – Не люблю нарушать данное слово. Но, с другой стороны, если в памяти объектов данные воспоминания будут не активны, то какая разница, уничтожены они или заблокированы? Артефакт, в котором содержится ключ от этих воспоминаний, никогда не покинет стен этого комплекса, так что действуй, дорогая.

– Конечно, хозяин, – отозвалась Грета.

* * *

Бары в Зоне обычно существуют недолго.

Их сжигают.

Взрывают.

Их сносят Выбросы, если заведение построено не из материалов, которые находились в Зоне до Чернобыльской аварии, – такие здания вихри аномальной энергии обычно не трогают…

И зачастую вместе со своими барами гибнут бармены.

Но на месте уничтоженного бара практически тут же вырастает новый. Очень уж это прибыльный бизнес – торговля втридорога выпивкой, едой, оружием и снаряжением – плюс, конечно, покупка артефактов у сталкеров за суммы, порой вдесятеро ниже тех, что предлагают за дары Зоны на Большой земле. Причем строить новые заведения бармены предпочитают на месте старых, чтоб клиентура шла к ним по привычным для нее маршрутам.

Вот и сейчас старого бара больше не было. На его месте возвышалось довольно убогое строение, грубо сколоченное из досок, над дверью которого была прибита вывеска: «Бар “Бесконечность”».

Странное название.

По старой традиции заведения такого рода в Зоне называют устрашающе и с радиационным уклоном: «10 зивертов», «5000 рентген», «50 грей» и так далее. Причем поглощенные дозы излучения в названиях обычно указываются несовместимыми с жизнью. Мол, глянул на название, вспомнил о том, какая мучительная смерть может ждать тебя в ближайшее время, и решительно пошел пропивать все, что есть в карманах, исходя из древнего постулата «живем один раз!».

Внутри новый бар выглядел так же убого, как и снаружи. Вместо столов – грубо сколоченные конструкции из неошкуренных досок, вместо стульев – ящики из-под патронов и гранат. Барную стойку вообще, не заморачиваясь, сложили из обтесанных бревен. Просто, надежно, и в случае чего можно за ней укрыться во время перестрелки как за баррикадой.

А бармен отсутствовал.

Ничего, подождем, бывает. Отошел человек за товаром или по нужде, мало ли.

В самом баре народу было мало, человек пять от силы. Понятное дело, в таком хлеву приличные люди не сидят. А если и захаживают, то лишь в случае крайней необходимости. Как у меня, например.

Мне были нужны местные новости, а пока я не обзавелся сталкерским КПК, самыми надежными источниками той информации в Зоне являются бармены. Кто торгует интересными новостями, а кто и просто так, для привлечения клиентов делится инфохалявой. Так что бармена имело смысл дождаться по-любому.

Присел я на ящик за ближайший столик, где уже сидел одинокий молодой сталкер, повесив голову над тарелкой, на которой лежала половина откусанного бутерброда. Рядом стакан стоял с непрозрачной жидкостью, на лимонад или морс совсем не похожей.

Когда я сел за стол, придвинув ящик поближе, сталкер тяжело поднял на меня взгляд и уставился глазами мутными, как у несвежей селедки.

Правда, когда его гляделки сфокусировались на моей униформе, взгляд ловца удачи значительно прояснился.

– Да ладно! – сказал он. – Реально кордонный, что ли?

– Трофей, – коротко бросил я.

– Только не бреши, что ты кордонного раздел.

Не вопрос. Не хочет человек правду слушать, мне тем более на фиг не надо что-то доказывать случайному собеседнику.

– Чего молчишь?

– Правде ж ты все равно не поверишь, – пожал плечами я. – Потому не брешу, как ты просил. Лучше скажи, если в курсе, – бармен надолго свалил?

– Бесконечный-то? Да на склад небось. Сейчас вернется.

– Почему Бесконечный? – удивился я необычному прозвищу.

– А он как-то в «веселый призрак» попал, который ему руки и ноги оторвал, а потом, что осталось, выплюнул. Сытый, наверно, был «призрак» тот, так что только конечностями догнался. Или вкус сталкерского мяса не понравился. Хрен их поймешь, те аномалии, что у них на уме. В общем, был человек, а стал обрубок с гладкой тыквой наверху – с головы «призрак» волосы, нос и уши срезал, как конечности с тела, причем, говорят, на культях не раны остались, а нормальная кожа, так что не помер сталкер от кровотечения. Пролежал он ночь, воя в голос, – надеялся, что кто-то услышит, придет и пулю подарит, или же, на худой конец, мутантов приманит, чтоб его дожрали. Но услышали его не люди и не муты, а красное Поле Смерти.

– М-да… – протянул я. – Реально не повезло мужику.

– Фиг знает, – пожал плечами сталкер. – Поле, кстати, его тоже не убило. Помучило изрядно и трансформировало необычно. Видать, после «веселого призрака» случились у нашего нынешнего бармена какие-то мутации, которые красное Поле выявило и усилило. И на выходе получилось… такое.

Сталкер неопределенно пошевелил в воздухе пальцами с темными следами плотно въевшейся грязи и пороховой копоти.

– Что получилось-то?

– Да вон сам посмотри, что получилось, – кивнул сталкер в сторону барной стойки.

Я повернулся куда было указано… и прифигел изрядно.

По воздуху плыло человеческое туловище с переразвитыми мышцами, бугрящимися под камуфлированной безрукавкой, – такая мышечная гипертрофия обычное дело для тех, кто прошел изменение в красном Поле Смерти и умудрился при этом остаться в живых. Голова туловища и правда напоминала биллиардный шар с глазами – на месте ушей дырки, вместо рта продолговатая безгубая щель, на месте носа – просто ничего, такая же гладкая кожа, как на щеках или там, где положено быть бровям.

Ног я за стойкой не видел, а вот рук у туловища просто не было. Но при этом перед ним прямо по воздуху плыл большой ящик с бутылочным пивом, который одному человеку, пусть даже хорошо накачанному, вот так запросто нести перед собой было бы затруднительно.

– Поле ему вернуло руки с ногами, – пояснил сталкер. – Только они стали невидимыми. Нос с ушами у него, наверно, теперь тоже есть, но это не точно. В последнее время он свою историю не любит рассказывать и особо любопытным, которые лезут с расспросами, прям с ходу прописывает невидимым кулаком в морду. Защищаться от такого удара, сам понимаешь, бесполезно. А бьет он сильно и больно.

– Серьезный товарищ, – сказал я. – Всяких мутантов я в Зоне видал, но такого вижу впервые.

– Куда уж серьезней, – согласился мой собеседник. – А еще ему Поле способность дало. Будущее он видит. Но говорит не всем и не всё. Причем очень задорого. Но еще ни разу не ошибался. Одному сталкеру, например, недавно предсказал, что ему завтра кирпич на голову упадет и он от этого помрет. Ну, тот предсказание учел и на следующий день решил каменные строения стороной обходить. Полез в какой-то деревянный дом, а ему с чердака прям на тыкву артефакт упал. Маленький, с горошину, который органику насквозь прожигает. Ну, того сталкера и прошило от макушки до причиндалов. Естественно, с летальным исходом. А арт тот невиданный с той поры «кирпичом» прозвали.

– Ну, тут как бы предсказание повлияло на название арта, – заметил я. – Хотя по сути, в общем, можно сказать, что Бесконечный не ошибся. Правда, в Зоне помереть задача не сложная. Сталкер, небось, из новичков был? И то деревянное строение обследовать не бармен ли ему предложил случайно? И не он ли сам потом рассказал про свое замечательное предсказание, опустив подробности?

– Фиг знает, – почесал в затылке сталкер. – Бармены, они такие. Им смертоносный квест «отмычке» выдать – как два пальца об асфальт. Кстати, меня Циркачом звать, если что.

– Снайпер, – представился я. – А почему Циркач, если не секрет?

– Потому что в цирке работал, – вздохнул сталкер. – С детства. Папа с мамой воздушными гимнастами были, всю жизнь вместе, в паре. И на работе, и по жизни. Вместе из-под купола на арену и упали, страховка не сработала. Вечная им память.

– Извини, не знал.

– Без проблем, – махнул рукой сталкер. – Моя история не веселее. Номер у меня был – ножами обметывал девчушку, с которой пожениться собирались.

– Обметывал?

– Ну, она у щита стоит, а я ножи метаю впритирку к ее телу.

– Понятно, – кивнул я. – Завидую. У меня с метанием не очень.

– Если каждый день тренироваться по несколько часов, рано или поздно будешь в муху ножом попадать с трех метров. А я несколько лет этим занимался чуть ли не с утра до вечера. И вот во время представления я работаю с семи метров, то есть чтоб нож воткнулся в щит, скорость у него должна быть соответствующая. Ну и концентрация у меня на пределе. И тут какой-то придурок из зрителей кидает мне в спину огрызком яблока. Попадает в плечо. Толчок несильный, но прицел сбивается. И мой нож входит моей невесте в сердце.

Сталкер смахнул пьяную слезу. Я примерно догадывался, какое будет продолжение у этой истории, но перебивать не стал. Иногда человеку нужно выговориться, чтоб неподъемный груз на душе стал чуть менее тяжелым. Сбросить его не получится, прирос он намертво, а облегчить порой получается…

– Ну, увидел я, как она вниз оседает, развернулся и следующий нож послал прям в глаз того охламона, что новое яблоко уже жевал. И убежал. Ну а куда податься человеку, обвиняемому в двойном убийстве? Понятное дело. Или на зону, или в Зону, третьего не дано…

– Согласен, – сказал я, поднимаясь со своего места. – Извини, Циркач, пойду. С барменом надо перетереть, пока он не ушел.

– Понимаю, – развел руками сталкер. – Ты извини, что грузанул тебя своими проблемами.

– Все нормально, – сказал я.

И направился к стойке.

* * *

Зрачков у бармена не было. Просто белые глазные яблоки между веками, как у ктулху. Я было подумал, что он слепой, но когда Бесконечный невидимой рукой налил кружку пива и точно метнул ее через всю стойку прямо в ладони сталкеру, сделавшему заказ, то стало понятно: бармен все видит отлично, на слух такое вряд ли провернешь.

Впрочем, похоже, Бесконечный видел не только глазами…

Я подошел слева, бармен стоял ко мне боком. Но это не помешало ему бросить через плечо, лишь слегка повернув голову:

– Здоро́во, легенда Зоны. За инфой пришел, не так ли?

– Здоро́во, Бесконечный, – сказал я. – Угадал, за ней.

– Для тебя просто Бес, Снайпер, – проговорил бармен, разворачиваясь ко мне.

Выглядело это жутковато: туловище с головой проворачивается в воздухе, при этом прямо перед ним полотенце само протирает вторую кружку перед тем, как наполнить ее пивом.

Но полилось в нее не пиво…

Кружка встала на стойку, из-под которой вынырнула банка с наклейкой «Кизиловый морс».

– Тебе налить или из банки будешь, по-простому? – поинтересовался бармен.

– Налей, если не трудно, – сказал я, офигев преизрядно. То, что я обожаю именно кизиловый морс, предпочитая его любому другому напитку, вряд ли знал кто-то кроме меня. Банка, зависнув в воздухе, наклонилась, кружка наполнилась густым напитком, цветом похожим на кровь.

– На здоровье, – проговорил Бес.

– Благодарю, – кивнул я, принимая заказ, который и не думал заказывать: бары Зоны и кизиловый морс совместимы примерно как пистолетный патрон и автомат Калашникова. И поинтересовался: – Как такое возможно? Телепатия на расстоянии?

Бес покачал головой.

– Тебе ж уже рассказали. Я просто вижу будущее. Иногда отчетливо, иногда как в тумане. А порой вообще ни ктулху не вижу, бывает и такое. Тебя вот четко увидел еще вчера на этом месте, потому морс и сварил. Не обессудь, из сушеных ягод, свежих в этих местах не найти.

– Понимаю, – кивнул я, отхлебывая реально вкусный напиток – свежесть ягод хозяин заведения компенсировал, не пожалев сушеных.

– Зачем ты пришел, я тоже увидел, – добавил Бес. – Но новостей пока нет. Завтра будут новости. И для тебя, и для всей Зоны.

– Поточнее не сориентируешь? – поинтересовался я.

– Нет, – покачал головой безносый бармен. – Туман, хотя по времени срок небольшой. И тени в нем. Безликие. Пустые внутри. Но наполнение у них есть. Не в них. Вне их. Красный камень вижу, он как-то связан с тенями. Как – не знаю…

Внезапно белые глаза бармена покрылись частой сетью красных прожилок, количество которых стремительно увеличивалось. Миг – и глазные яблоки Беса стали алыми, будто их изнутри наполнили кровью.

– Ух ты… – проговорил он, покачнувшись, но устояв на невидимых ногах. – Извини, Снайпер, больше ничего не скажу. Там, в будущем, запредельная сила какая-то. В завтрашнем будущем…

– И на том спасибо, – проговорил я.

На самом деле информацией я не особо обогатился – какие-то тени, камень… Напоминало все это мутные предсказания всяких шарлатанов. Но внутренний удар по глазам Беса я видел самолично, такое не сыграешь. Потому – что ж, может, дальше что-то прояснится и окажется полезным, хотя надежды на это мало.

– Сколько я должен за предсказание и морс? – спросил я, запуская руку в карман трофейных штанов, где лежало несколько зеленых купюр.

– Ничего, – покачал головой бармен, и далось ему это с трудом – по ходу, ментальный удар Бес получил неслабый. – Считай это подарком от того, кто выбрался из «веселого призрака», тому, кто сумел вырваться из «мясорубки».

Про то, что я в свое время умудрился выбраться из самой страшной аномалии Зоны, не знал никто. Просто потому, что тогда рядом никого не было, а я об этом никому не рассказывал. Признаться, от стойки я отошел в замешательстве. Похоже, предсказание Беса стоило обдумать более серьезно, чем я отнесся к нему вначале…

– Эй, Снайпер.

Я обернулся.

Это был Циркач, который смотрел на меня странно, словно впервые увидел.

– Ты правда тот самый Снайпер?

Не люблю я, когда меня называют «тем самым», типа я знаменитость какая-то великая. Словно отдельно от своей сомнительной славы удачливого убийцы я обычный человек, а с ней что-то типа рок-звезды, которой надо восхищаться и подсовывать ей ее же фотографии для автографов.

– Ну, вроде тот самый…

– Можно с тобой поговорить?

Я пожал плечами. Времени свободного у меня было навалом, почему бы и нет?

– Я сейчас, – сказал Циркач, когда я снова присел за его стол. Он метнулся к стойке, что-то быстро перетер с барменом, потом вернулся – и немедленно к столику подошли аж два официанта с «чего изволите?».

– Я угощаю, – решительно заявил сталкер. – Не каждый день приходится сидеть за одним столом с легендой Зоны.

Я пожал плечами.

Слова Циркача укладывались в мою определяющую концепцию «дают – бери, бьют – давай сдачи», поэтому я не стал сопротивляться и в течение получаса обстоятельно загрузил в себя омлет из трех вроде даже не тухлых и почти на сто процентов куриных яиц, шмат ветчины с подозрительно медным привкусом, свойственным плоти квази-мяса, и небольшой судок холодца, происхождение которого я бы не решился уточнять – чисто чтобы удержать съеденное в желудке. Для Зоны, где людям зачастую приходится жрать гораздо менее качественные продукты, это был очень приличный обед, так что я, скрестив на пустой тарелке вилку с ножом, поблагодарил сталкера вполне искренне.

– Не за что, – махнул он рукой.

И вздохнул очень красноречиво.

Мне, конечно, следовало догадаться, что вот так запросто недешевый обед никто покупать не будет даже для легенды Зоны. Но у меня было слишком динамичное утро, слегка притупившее бдительность. Ладно, должным я быть не люблю, а предлагать оплатить бесплатное угощение некрасиво, потому я поинтересовался, понимая, что обед обойдется мне гораздо выше его стоимости.

– Случилось что?

– Эх, – вторично вздохнул Циркач. – Если б кто помог…

– Говори.

Сталкер поднял на меня глаза, полные надежды.

– Понимаешь, – быстро заговорил он, – я слышал, что есть в Зоне ученый, который из клочка волос может живого человека восстановить. Помоги его найти, а? Я уже три дня как Кордон перешел, сижу в этом баре, ночую на чердаке, за что спасибо Бесконечному, но ни у кого допытаться не могу, где того ученого искать…

– Новичок ты, значит, – сказал я. – «Отмычка», так сказать. Я так и понял, судя по повадкам и необмятой снаряге. Дорого отдал за проход через Кордон?

– Половину тех денег, что в цирке за всю жизнь накопил.

– Считай, повезло, – зевнул я – после сытного обеда в сон потянуло. – Хороший проводник попался. Кордонные могли все забрать, и жизнь в придачу.

– Так вот, – продолжил Циркач, оставив мои слова без внимания – сейчас он, судя по возбужденному блеску в глазах, вообще только себя слышал. – У кого ни спрошу про того ученого, никто ничего не говорит…

– Грех на душу брать не хотят, – хмыкнул я. – Молодой ты больно. И, опять же, повезло тебе, что не на бандюков нарвался. Те б деньги забрали, а потом отправили тебя прогуляться в ближайшее болото, если самим лень было тебя мочить и труп в трясине топить. Местные болота бывают такие – с виду лужайка с зеленой травкой, а шагнешь на ту лужайку – и все. Считай, отмучился.

Но в глазах «отмычки» стоял немой вопрос отнюдь не по поводу гибельных свойств местных болот. Потому я, вздохнув, пояснил:

– Захаров и правда может вернуть мертвеца к жизни, использовав ДНК, взятую из клочка волос. Но матрица для оживления стоит, думаю, примерно как десять твоих цирковых зарплат за всю жизнь, а может, и больше. Я знаю, каковы тарифы за проход с Большой земли в Зону, так что денег у тебя осталось, только чтоб еще недельку у Бесконечного на чердаке пожить. А потом он тебя выгонит. Или же оставит у себя на побегушках, копить на обратный проход через Кордон. Но это если повезет, конечно, и у бармена есть свободная вакансия. И да – зная, сколько такие, как он, платят «отмычкам» за мелкие задания, копить на возвращение ты будешь очень долго.

Сталкер шмыгнул носом, глаза заблестели.

Я пригляделся.

Не, этот не из тех, кто слезы лить будет. Этот скорее пулю себе в лоб пустит, чем покажет слабость кому-то, а главное – себе. И до пули той ему немного осталось, ибо загнал он себя по дурости в нехилую ловушку.

За годы странствий по вселенным Розы Миров я неслабо научился разбираться в человеческой психологии. И сейчас не ошибся.

– Ладно, – сказал сталкер, скрипнув зубами и зло усмехнувшись. – По ходу, со своей любимой я по-любому встречусь, так или иначе. Спасибо, что выслушал. Удачи тебе, Снайпер.

Конечно, логично и правильно было бы оставить парня самому решать свои проблемы. Положить на стол зеленую банкноту, мол, вот моя плата за обед, ничего я тебе не должен, – и уйти.

Но, с другой стороны, если ему ничего не надо, кроме как дойти до озера Куписта и убедиться, что академик Захаров бесплатно матрицы не предоставляет, то почему не помочь человеку? С одной стороны, понимаю я тех сталкеров, что не хотели брать на себя ответственность за смерть «отмычки». Вот только, уйди я сейчас, ответственность за то, что этот дурачок застрелится, окажется на мне…

– Ладно, хрен с тобой, – сказал я. – Нужен тебе академик – будет тебе академик. Доведу я тебя до его логова, но только уже завтра. Сейчас спать хочу, тем более что уже темнеет, а на ночь глядя в Зону только самоубийцы ходят.

– Ух, благодарю! – Глаза молодого сталкера заблестели вновь, но уже от радости. – Я тебе номер оплачу на ночь, бармен их сдает на втором этаже. Ну и оставшиеся деньги тоже забирай…

– Короче, – перебил его я. – С тебя номер и завтрак. И больше ты мне ничего не должен. Рассчитаешься с барменом и сам спать иди, завтра выдвигаемся с рассветом. Вопросы есть?

– Никак нет! – радостно выкрикнул юноша и счастливым кенгуру ускакал к барной стойке.

М-да…

Знал бы он, во что ввязывается, думаю, энтузиазма б у него поубавилось. Зачастую люди не задумываются о последствиях своих желаний. Мне ли, не раз ходившему к Монументу, не знать об этом лучше, чем кому-либо…

* * *

Мутная жидкость медленно уходила в отверстия, открывшиеся на дне автоклавов, обнажая тела, до этого скрытые под нею. Академик Захаров ощутил, как капли пота стекают по его лбу, но стереть их времени не было – пальцы отбивали на клавиатуре последние команды, необходимые для завершения процесса.

– Наверное, сейчас вы чувствуете себя богом, – задумчиво произнесла Грета.

«Пожалуй, пора отформатировать эту версию искусственного интеллекта и запустить новую, – подумал Захаров, не переставая работать пальцами. – Грета слишком быстро освоила эмоции, а там и до сочувствия недалеко. А от сочувствия подопытным до ненависти к своему создателю один шаг, который с ее возможностями может стать для меня очень большой проблемой».

Однако вслух произнес другое:

– Сейчас я чувствую недостаток наличия третьей руки, способной утереть пот со лба.

– Понимаю, – отозвалась Грета. – Блокировку избирательных участков памяти не доверишь машинам. Такое пока что возможно только вручную.

– Надеюсь, что все получится, – произнес Захаров, с силой ударяя по клавише с надписью Enter. После чего откинулся на спинку кресла и наконец вытер пот со лба рукавом белоснежного халата.

Артефакт размером с куриное яйцо засиял изнутри стремительно разгорающимся алым пламенем. Он был закреплен на специальной стойке, к которой от всех автоклавов тянулись многочисленные провода.

– Практически магия, – проговорила Грета, видевшая все процессы изнутри.

– Скорее, сказка, ставшая былью, – усмехнулся Захаров. – Правда, в сказке внутри яйца была заключена смерть Кащея, а в нашем случае этот артефакт всего лишь ключ к заблокированным участкам мозга.

– Тоже прорыв в науке, – заметила Грета.

Академик вздохнул, махнул рукой.

– Так, маленький шажок в сторону полного контроля над мозговой деятельностью. Хотя я рассчитывал на прорыв.

– Все начинается с малого, – отозвался искусственный интеллект с женским именем. – Совсем недавно создание репликанта из безликой биологической матрицы казалось невозможным. Но вы сделали это. А сегодня нашли ключ к блокировке определенных прижизненных воспоминаний у воссозданных копий.

«Пожалуй, подожду ее форматировать, – мысленно усмехнулся Захаров, вставая с кресла. – Эта электронная сволочь научилась льстить, и понятно, зачем ей это надо: чувствует, что ее способность к самообучению начинает меня бесить. Но даже когда осознаёшь, что тебе льстят в открытую с определенной целью, – все равно приятно. А приятного в жизни не так уж много».

Он подошел ближе к автоклавам.

Процесс еще не закончился, и репликанты, воссозданные из клеточного материала погибших, пока что спали. Но академик не смог отказать себе в желании посмотреть на то, что получилось.

И, посмотрев, довольно улыбнулся.

Портретное сходство с оригиналами было стопроцентным!

Да, по сути, это и были оригиналы.

В каждой клетке тела любого живого организма заключена полная информация о всем организме. И достаточно заполучить лишь крохотный фрагмент биологической ткани мертвеца, которого еще не коснулось разложение, чтобы, имея соответствующие знания и оборудование, фактически вернуть то существо к жизни. Причем именно в тот момент, когда оно погибло. Со всеми его привычками, способностями, воспоминаниями…

Или без них.

– У вас какие-то планы на этих репликантов, хозяин? – поинтересовалась Грета.

– О, да, – улыбнулся Захаров. – Колоссальные.

– Поде́литесь?

– Ты прокачала навык любопытства? – приподнял седую бровь ученый.

– Я сочла, что с этим навыком вам будет интереснее беседовать со мной, – скромно произнесла Грета. – Но если вы потребуете, я немедленно сотру его из своей памяти.

– Оставь, – махнул рукой ученый. – В такие моменты, как сейчас, когда ничего не остается, кроме как смотреть на мониторы, гораздо интереснее отвечать на толковые вопросы, нежели маяться ожиданием… Ты спросила про планы… Что ж, я по-прежнему планирую изменить человечество в лучшую сторону. Предыдущий проект ты помнишь, когда я наштамповал толпу совершенных биологических машин-убийц – и он провалился по милости Снайпера.

– Вы про сумм?

– Да, про тех, чье название происходило от латинского слова «сумма» – «вершина». Типа, вершины эволюции, которых уничтожил еще до их рождения один-единственный сталкер. Были и другие похожие проекты, в которые он влез, – и все они закончились ничем. Причем, знаешь, я понял – это было к лучшему. Я собирался воевать с армиями могущественных государств, с целыми народами. Но это глупо, так как потом в сознании этих народов я буду кровавым завоевателем. Сражаться нужно с теми, кто управляет народами.

– С правительствами?

– Именно! – улыбнулся ученый. – Жертв будет намного меньше, а результат – потрясающий. Я уничтожу правящие верхушки государств, но так, что народы ничего не заподозрят, так как на место мертвых лидеров я посажу их двойников, которые будут просто биологическими машинами, выполняющими мои приказы. И сейчас в этих самых автоклавах дозревает идеальная диверсионная группа для осуществления моей задумки. Для начала я потестирую ее здесь, в Зоне. И если эксперимент окажется удачным, эта великолепная группа репликантов постепенно и незаметно завоюет для меня весь мир.

– А что вы собираетесь делать потом с этим миром? – поинтересовалась Грета.

– Для начала я его вылечу, – усмехнулся ученый. – Агрессивная природа людей вынуждает их воевать друг с другом, создавая армии и новые дорогущие виды вооружения. Человечество ведет себя как гигантский паразит: вместо того, чтобы развиваться, загрязняет планету, воюет, истребляя друг друга, хищнически потребляет ресурсы, не заботясь о будущих поколениях. А ведь вместо этого люди могли бы заниматься наукой, творчеством, саморазвитием. Куча ресурсов тратится впустую, сгорая на алтаре человеческой агрессии. Так что для начала я уничтожу этот алтарь, выжгу его каленым железом при помощи моих непобедимых репликантов.

– Вы уничтожите агрессивные правительства, если я правильно поняла. А что потом?

– Потом в моем совершенном мире любое насилие будет под запретом. Я повешу над каждым городом, над каждым крошечным селом летающие платформы-наблюдатели с искусственным интеллектом, сконструированные по типу «галош», на которых передвигаются «мусорщики». У них будет одна цель: отслеживать проявление любых актов насилия. И если таковой факт будет зафиксирован, орудия платформ, созданные по принципу «смерть-ламп», мгновенно разложат агрессора на атомы.

– То есть вы заберете себе монополию на насилие?

– Совершенно верно! – Захаров поднял вверх указательный палец. – Пусть лучше она будет у разумного и адекватного ученого, чем у невежественных агрессоров, дорвавшихся до власти. Миром должны править ученые, а не политики.

– Как всегда, восхищена вашими грандиозными планами, – проговорила Грета. – Я просто счастлива от того, что мне довелось быть созданной таким великим человеком и помогать ему в усовершенствовании этого мира.

Академик усмехнулся. Его создание и впрямь научилось льстить. Еще немного, и интеллект Греты сравнится с человеческим.

– Я бы сказал, не в усовершенствовании этого мира, а в полной его переделке. Все процессы на планете должны координироваться из единого научного центра, который будет единолично решать, что хорошо для человечества, а что не очень. А все несогласные с решениями центра будут подвержены мгновенной и безболезненной аннигиляции. Мир будет полностью очищен от этих обезьяньих разборок, кто круче, сильнее или умнее, от дележки территорий, наркомании, извращений, всей той гадости, что сейчас называется современным обществом. Разве это не прекрасно?

– Конечно, хозяин, это великолепно!

– Вот и отлично, – улыбнулся Захаров. – Кстати, мы с тобой заболтались, а ведь уже очень скоро все должно закончиться.

Ученый бросил взгляд на стойку, где лежал артефакт, который должен был стать ключом к блокам воспоминаний репликантов обо всем, что связано со Снайпером… и не только. Академик пошел дальше, заблокировав суперсолдатам, лежащим в автоклавах, избирательные воспоминания об их прошлом. Таким образом, он сдержал слово, данное Снайперу, и заодно решил все возможные проблемы в будущем, связанные с его задумкой. Когда у бойца нет прошлого, он думает только о настоящем.

А в настоящем у этого взвода идеальных убийц будут только приказы Захарова.

И ничего больше.

В стойку с пламенеющим артефактом был вмонтирован небольшой экран, на котором горела надпись «Процесс выборочной блокировки памяти завершен на 97 %».

Захаров улыбнулся. Еще несколько минут – и начнется увлекательнейшее в его жизни шоу. Для начала он даст приказ своему неблагодарному помощнику Кречетову – а точнее, его копии, лишенной воспоминаний о прошлом, – разработать план ликвидации…

Додумать приятную мысль Захаров не успел.

Внезапно что-то громко щелкнуло, потом раздался хлопок – и свет погас. На несколько секунд в лаборатории воцарился непроглядный мрак…

– Что здесь происходит, черт побери?! – взревел ученый. – Где аварийные…

Внезапно включившийся свет резанул по глазам.

Захаров невольно зажмурился.

Лампы, на которые было подано избыточно высокое напряжение, вспыхнули слишком ярко, пара из них даже взорвалась, отчего с потолка на пол лаборатории сыпанул каскад мелких осколков.

– Простите, хозяин, – раздался голос Греты. – Как вы знаете, энергопитание бункера полностью зависит от Чернобыльской АЭС, генерирующей аномальное излучение, которое наши преобразователи трансформируют в обычное электричество…

– Я в курсе, как устроено энергоснабжение бункера! – прорычал Захаров. – Что сейчас случилось?

– Вероятно, это связано с надвигающимся Выбросом, – отозвалась Грета. – На приемники был подан слишком большой объем аномального излучения, и у нас вырубило предохранители. А аварийная подстанция у нас повреждена еще во время атаки военных сталкеров, и я не успела ее восстановить…

– Плохо, Грета, очень плохо, – раздраженно бросил академик. – Что с репликантами?

– С ними все отлично, хозяин, можете не беспокоиться, – доложила Грета. – Мне удалось вновь запустить все процессы, и мои датчики показывают, что за столь короткий период никаких необратимых изменений в тканях репликантов не произошло. Через семь минут тридцать две секунды все запущенные процессы должны благополучно завершиться.

– Ну хоть тут слава Зоне, – облегченно выдохнул Захаров. – И разберись поскорее с аварийной подстанцией.

– Конечно, хозяин, – отозвалась Грета.

* * *

Гостиничные номера в кабаке Бесконечного располагались на втором этаже и были вполне приличными – по меркам Зоны, конечно. В клетушке три на два метра вполне себе уместились облезлая и продавленная армейская кровать, крохотный самодельный стол, сколоченный из досок, стул советского производства и ведро с крышкой, предназначенное для естественных надобностей. И даже пожелтевшая от времени проверочная газета на столе лежала, которой я воспользовался по назначению: свернул в трубочку, поджег и провел ею под кроватью.

Хлопков от такой проверки получилось всего-то два или три. И правда терпимый номер, клопов в кровати оказалось немного – бывали случаи, когда в некоторых местных «гостиницах» они лопались от пламени с частотой пулеметной очереди.

Делать было решительно нечего, потому я подпер ручку двери спинкой стула, для надежности поставив на нее пару патронов: если кто-то попытается по-тихому открыть дверь и проникнуть в комнатушку, патроны попадают на пол, и я от их стука точно проснусь.

В общем, улегся я на матрац, провонявший кислым сталкерским потом, положил рядом с собой трофейный автомат, направив его стволом на дверь, и провалился в сон, который на сытый желудок и есть самое настоящее счастье для такого бродяги, как я…

…И приснился мне сон.

На удивление хороший, ибо в Зоне обычно снится всякая дрянь, тяжелая и мрачная, как облака, нависшие над зараженной землей.

Снилась мне Виктория.

Вика.

Девушка, которую я случайно спас на Большой земле и с которой у меня потом закрутился короткий, но запоминающийся роман[7]. Вот идет она навстречу мне по широкому зеленому лугу в том самом бежевом плаще, что был надет на ней в нашу первую встречу, а на лице ее играет самая милая на свете улыбка. Причем я понимал, что это всего лишь сон, что мозг сейчас просто показывает мне кино, которое я на самом деле хотел бы видеть наяву. Но даже во сне я помнил, что нам с Викторией никогда не быть вместе – слишком огромная пропасть разделяет нас. Однако это не мешало мне получать удовольствие от просмотра мечты, которой никогда не суждено сбыться.

Вика подошла, посмотрела мне в глаза. Ее ладонь коснулась моей щеки…

– Мне плохо без тебя, Иван, – тихо проговорила она. – Почему ты ушел тогда?

Я молчал, вдыхая запах ее волос и очень боясь, что волшебный сон сейчас прервется.

Я искренне хотел ответить, но не мог – потому что не знал ответа.

Все оправдания сейчас выглядели бы жалкими, глупыми и ненужными, потому я просто стоял и смотрел на девушку, которую потерял по собственной глупости. Что говорить, мы, конечно, могли бы сейчас быть вместе, если б я тогда не придумал себе кучу причин для того, чтобы расстаться. И теперь у нее своя жизнь, а я сплю в вонючем клоповнике и вижу сон о счастье, которое оттолкнул от себя собственными руками…

Внезапно алая тень набежала на лицо Виктории, окрасила в багряное ее светлые волосы и плащ, проявив темно-красный росчерк на нем, который в день нашей первой встречи оставила моя кровь, брызнувшая из раны.

Я поднял голову.

Выброс…

Он навис над нашими головами, грозя вот-вот ударить сверху, уничтожить нас с Викой…

Я хотел броситься к ней, закрыть своим телом! Но она вдруг стала отдаляться от меня, сама становясь бесплотной тенью, и лишь последний ее шепот звенел в моих ушах:

– Сбереги себя… Не ходи туда, куда собрался… Иначе я больше никогда тебя не увижу…

Я хотел было крикнуть ей вслед то, что так и не решился сказать тогда наяву, но грохот Выброса заглушил мои не сказанные слова, заодно выдернув меня из сна, похожего на артефакт Зоны с двойными свойствами – вначале теплого и радостного, но потом тревожного и гнетущего…

В дверь стучали, упавшие патроны валялись на полу, ветхий стул, подпиравший облезлую ручку, готов был вот-вот развалиться от столь неделикатного воздействия на его спинку.

– Да встаю я, встаю, – недовольно прорычал я, хотя, по-хорошему, надо было бы поблагодарить стучавшего, избавившего меня от тяжелого сновидения.

В дверь, разумеется, ломился нетерпеливый Циркач.

Судя по синим кругам под глазами, парень всю ночь не спал, маялся переживаниями.

Это он, конечно, зря.

В походе к озеру Куписта усталость возьмет свое – хотя, может, на энтузиазме молодости парень и продержится.

– Извини, Снайпер, что разбудил, но ты сам сказал, что с рассветом выдвигаемся.

Я с сомнением посмотрел в крохотное окно, темное, как кишечник ктулху, – разве что над лесом розовело нечто, похожее на первые лучи солнца. А может, просто в ночи горело что-то, в Зоне подобное случается сплошь и рядом.

– Завтрак готов, как ты и заказывал, – быстро проговорил Циркач.

– Аргумент, – зевнул я, с трудом подавив желание послать юного сталкера на хрен и завалиться досыпать.

Но, с другой стороны, если тебя разбудили и уже пожрать приготовили, то тянуть резину смысла особого не имело – особенно если мы за день планировали дойти до бункера Захарова.

– Ладно, сейчас спущусь, – проворчал я – и захлопнул дверь перед носом Циркача.

Утренние процедуры времени заняли немного. Затянуть шнурки берцев, распущенные перед сном, плеснуть в лицо немного воды из фляги, проверить автомат – ну и готов, в общем, много ли сталкеру надо перед тем, как вновь пуститься во все тяжкие.

Зачем вот только – вопрос…

Хотя ответ на него давно известен.

Затем, что не тащит тебя, Снайпер, от иной жизни. Много раз пробовал ты порвать с этой зависимостью, имя которой Зона, – но, по ходу, это она скорее тебя порвет в лоскуты, нежели отпустит и позволит жить нормальной человеческой жизнью. Так что досылай патрон, сталкер, щелкай переводчиком огня вверх до упора и вали за порог комнаты, где тебя в очередной и решительный раз ждет новый немыслимый трындец, без которого ты жить не можешь. А что он ждет – это сто процентов: кто ищет себе приключений на нижнюю чакру, тот непременно их находит. Ибо в Зоне этого добра как дерьма за баней – сколько ни разгребай, а его только больше становится.

…На первом этаже в зале еще никого не было – кроме Циркача, разумеется. Понятное дело, нормальные люди в это время вовсю харю давят. Дернуло же меня сообщить этому юному дарованию насчет выхода с рассветом! Кто ж знал, что он это воспримет настолько буквально?

Молодой сталкер уже завтракал, с аппетитом наворачивая нечто длинное и жареное, лежавшее у него в тарелке. Напротив него находилась большая тарелка с омлетом и беконом, рядом стояла кружка с кофе. Понятно. Омлет – это, стало быть, тот самый завтрак, который я оговорил для себя в условиях контракта.

– Что точим? – поинтересовался я, садясь за стол напротив Циркача.

– Щупальца осьминога, – невнятно произнес сталкер – набитый рот не способствует совершенству дикции.

– Осьминога, значит, – сказал я, берясь за вилку.

То, что лежало в тарелке Циркача, несомненно, было похоже на жареные щупальца. Единственное, интересно, откуда это в Зоне вдруг взялся осьминог?

– Вкусно? – участливо спросил я.

– Потрясающе! – отозвался сталкер. – Попробуешь?

– Нет-нет, спасибо, – отказался я. – У меня аллергия на морепродукты.

– Многое теряешь, – улыбнулся Циркач набитой пастью. – Бесконечный сказал, что это он специально для меня приготовил. Чтобы я, так сказать, почувствовал вкус Зоны.

Я чуть кофе не подавился. Однако! У хозяина бара, оказывается, своеобразное чувство юмора. Хотя, может, оно сегодня сослужит мне неплохую службу. Попервоначалу употребление в пищу мяса мутантов вызывает у человека мощный гормональный выброс, провоцирующий эйфорию и прилив сил. Правда, через несколько часов после этого обычно наступает отходняк, от которого, по ощущениям, лучше было бы сдохнуть, чем терпеть такое. Но, по крайней мере, первые полдня Циркач точно не будет обузой.

Омлет мой слегка переливался фиолетовыми разводами, а бекон был слишком красным для свинины, но я не привередничал. Куры в Зоне несут обычно черные яйца, что снаружи, что внутри, поэтому если твой омлет не похож на вырезку из зомби, сгоревшего в «жаре», то, как говорится, скажи бармену спасибо. А бекон из квазимяса в этих местах обычное дело. Квази – это, по сути, та же свинья, только мутировавшая до монстра. Подумаешь, ерунда какая – ну мутировала хрюшка и мутировала, что ж теперь, ее совсем не есть после этого?

В общем, позавтракали мы с Циркачом на славу, а в конце нашей трапезы из глубины бара степенно выплыли торс и голова Бесконечного. Причем торс был упакован в броник и разгрузку, плотно укомплектованную гранатами и автоматными магазинами. На голову бармена была натянута черная балаклава, оставляющая открытыми только глаза и рот, а сверху была нахлобучена каска, которую носят военные по ту сторону Кордона. При этом через плечо невидимой руки был перекинут ремень АК с грамотным обвесом – телескопический приклад, коллиматор, на цевье подствольный гранатомет «Костер» с рукоятью более удобной, нежели штатная.

– Здорово, бродяги, – поприветствовал нас хозяин бара.

– И тебе не кашлять, – отозвался я. – Смотрю, ты на утреннюю пробежку собрался?

– Ага, – хмыкнул Бесконечный. – Пробегусь, пожалуй, с вами до Куписты. А то, боюсь, без меня не дойдете.

Откуда бармену известно про Куписту, я уточнять не стал, помня, что он вроде как местами в курсе насчет будущего. А вот насчет остального поинтересовался:

– Тебе-то что за печаль, дойдем мы или нет? И вообще, откуда инфа, что мы можем не дойти?

Бармен пожал плечами, отчего его автомат совершил движение в воздухе вверх-вниз.

– Туман немного рассеялся. И увидел я сегодня, как проснулся, что не пройти вам дальше Новоселок. А печаль мне такая, что если вы не дойдете до Куписты, то сгинет навеки и Зона, и тот мир, в котором мы жить привыкли.

– Конец света, что ли, настанет? – поинтересовался Циркач.

– Да нет, со светом все будет в порядке, – усмехнулся бармен. – С солнцем-то точно ничего не случится. А вот что оно будет освещать на этой планете – большой вопрос.

Мы с Циркачом переглянулись.

Бесконечный опять вел мутные речи без какой-либо конкретики. Но, с другой стороны, я подумал, что еще один боец в команде, причем на халяву, в данном случае не помешает. Я-то всегда предпочитал работать один, только вот теперь у меня на шее висела забота об «отмычке», который Зону не знал совершенно. Потому, если бармен возьмет на себя сомнительное удовольствие нянчиться с неофитом, это будет весьма кстати.

– Ладно, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Пробежимся вместе, коль такое дело, дополнительный автомат в группе лишним не бывает. Выдвигаемся…

– Ты с этим по Зоне бегать собрался? – прервал меня Бесконечный, кивнув на мой трофейный АК, который я позаимствовал у кордонного.

– А что с ним не так? – удивился я. – Автомат как автомат. Потертый, конечно, но для «калаша» это не проблема.

– Да как сказать, – покачал головой бармен, подойдя ближе и, как я понял по движению разгрузки на его торсе, слегка коснувшись рукой моего АК. – Его полтора года назад солдат-срочник в лужу уронил – и, разумеется, цевье снимать не стал. Провел неполную разборку, почистил и обратно собрал. А влага под цевьем осталась и проела в стволе нехилую каверну. Два магазина твой автомат еще отстреляет, а на третьем будет разрыв ствола, после которого твоя левая рука станет беднее на три пальца. Я такие вещи вблизи очень хорошо вижу, особенно если до них дотронусь: когда стоишь рядом, то тумана нет и что с вещью, что с человеком – все понятно сразу.

– Интересное кино, – пробормотал я.

Сейчас я бармену поверил сразу, так как, приглядевшись, увидел на краю цевья несколько рыжих пятен. Маленьких, если не приглядываться – и не заметишь. Но коли приглядеться – свидетельствующих о наличии возможной проблемы, о которой только что рассказал Бесконечный. – И что ты предлагаешь?

– У Циркача тоже с оружием, мягко говоря, неважно, – проговорил Бармен. – Потому придется мне с этим вопросом вам немного помочь, прежде чем мы выдвинемся. А то, случись чего, я окажусь один против какой-нибудь местной пакости, причем с двумя безоружными телами за спиной, что меня категорически не устраивает.

* * *

Они вставали из автоклавов.

Медленно, словно заведенные механические куклы на минимальном режиме активности. Понятно почему: их тела еще не полностью адаптировались к существованию в этом мире. Они пока что лишь учились не просто двигать конечностями – для них в эти первые минуты новой жизни даже дыхательный рефлекс требовал значительных усилий.

Но Захаров знал: сейчас в телах репликантов с бешеной скоростью идут процессы оптимизации нейронных связей, и не пройдет и нескольких минут, как эти совершенные машины для убийства полностью освоятся и будут готовы к использованию.

Данила. Кремлевский дружинник. Настолько мощный, что для него пришлось построить отдельный автоклав. Но оно того стоило! Эта гора мышц, улучшенная до максимума, теперь могла пробегать многие километры не уставая со скоростью скаковой лошади, руками сгибать рельсы, кулаками пробивать кирпичные стены – ну и, разумеется, стрелять из всех известных видов оружия. Эту функцию, как и многие другие, Захаров вложил во всех репликантов, улучшив свои создания практически до совершенства.

Фыф. Одноглазый мутант из того же мира Кремля. Псионик-телепат, теперь способный силой мысли не только передвигать предметы, но и разрывать врагов на части. К сожалению, заметно улучшить его слабое тело не удалось, но вот психоспособности получилось усовершенствовать довольно заметно.

Настя. Киборг-убийца все оттуда же, из соседней вселенной, пережившей ядерную войну двести лет назад и до сих пор расхлебывающей ее последствия. В частности, эта красавица с внешностью валькирии и танталовым скелетом являлась одним из этих последствий. Смертоносным настолько, что значительно улучшить ее не получилось даже у Захарова – так, разве что добавить несколько боевых фишек, не особо значительно влияющих на возможности биологической боевой машины.

Рудик. Мутант-спир из того же мира, основным талантом которого было обостренное чувство самосохранения – и, как следствие, способность быстро сваливать от опасности. Тут уж Захаров развернулся, снабдив мута поджарым мускулистым телом и кучей всяких фишек ментального характера, способных сильно удивить потенциальных врагов Рудика.

Рут. Еще одна красавица из вселенной Кремля с незначительными паранормальными способностями, которую Захаров, как и Рудика, напичкал всякими неприятными сюрпризами для тех, кто привык считать женщин слабым полом, совершенно непригодным к серьезным боевым действиям.

Арина…

Тут при взгляде на девушку с короткой стрижкой сердце Захарова словно слегка кольнуло иголкой. Ариадна была его биологической дочерью, не любящей имя, данное ей при рождении, и сократившей его до имени, которое отцу решительно не нравилось. Но тут уж ничего не попишешь: характер у Арины был папин, а бороться с самим собой, заключенным в женское тело, было бы несусветной глупостью. Потому Захаров просто щедро досыпал в матрицу Арины всяких полезных улучшений, которые хотел бы видеть в собственной дочери, пусть даже возрожденной в автоклаве.

Виктор Савельев по прозвищу Японец. Совершенное орудие убийства, которое воспитал в Японии клан синоби Сумиеси-кай[8]. Тот случай, когда Захаров не нашел, что можно еще улучшить в матрице, из которой воссоздал тело Виктора, и просто оставил все как есть.

Дочь Виктора Юки… Интересный персонаж, над изучением генома которого Захаров провел немало времени. Понятно, что от родителей-ниндзя могла получиться девочка с уникальными способностями: давно доказано, что потомство профессиональных спортсменов перенимает от родителей крепость тела и духа. В данном же случае ребенок взял от них все самое лучшее плюс приобрел уникальную способность к практически мгновенной перестройке своего тела одним лишь волевым усилием. Правда, для того чтобы получить эту способность, девочка прошла через такую боль, которую даже вообразить себе трудно. И она пошла на это сознательно[9]. Захаров не придумал ничего лучше, как лишь немного добавить девочке-подростку возраста, соответственно, сделав ее тело еще сильнее и выносливее. Теперь это была отлично тренированная девушка лет семнадцати-восемнадцати, в самом расцвете боевой формы… и женских прелестей, которые даже Захарова, равнодушного ко всему, кроме науки, заставили ощутить давно забытое волнение юности.

Которое он, впрочем, быстро погасил мысленным приказом самому себе. Сейчас, на пороге действительно великих свершений, не было времени для удовлетворения примитивных животных инстинктов. И хотя ученому было достаточно лишь отдать приказ для того, чтобы репликантка сделала для него что угодно (встроенный генетический модуль подчинения единственному хозяину не дал бы ей ослушаться), Захаров предпочел иное.

Он подошел к последнему репликанту, выглядящему как хорошо тренированный спортсмен на пенсии.

– М-да, – задумчиво проговорил ученый. – Пожалуй, как-нибудь надо озаботиться и своим телом – вон какой из господина Кречетова атлет получился на выходе.

Своему бывшему ученику Захаров напихал в матрицу многое. Навыки военной стратегии и тактики, помноженные на отличные способности к принятию мгновенных решений на поле битвы, а также наведенные чужие воспоминания о многочисленных удачных боестолкновениях сделали из ученого практически идеального командира подразделения. Также академик добавил профессору Кречетову личные умения: навыки стрельбы из всех видов оружия, саперное дело, рукопашный и ножевой бой и многое другое. Ну и фигуру этому книжному червю подправил, изрядно прибавив профессору мышечной массы. Но при этом, помня, насколько бывший ученик его ненавидел, Захаров позаботился о том, чтобы надежно заблокировать Кречетову память о некоторых важных для него фрагментах прошлого и встроить в его сознание мощнейший модуль подчинения.

– Понимаю, что от всего этого у тебя будет постоянно побаливать голова, друг мой, – проговорил он, глядя в пока что бессмысленные глаза репликанта. – Но тут уж ничего не поделать. Не хочу, чтобы в один не прекрасный момент ты обратил все эти мои щедрые подарки против меня.

Правда, был еще и десятый член этого отряда, который сейчас покачивался на подушке из силовых полей внутри индивидуального, специально для него созданного вертикального автоклава.

Меч Виктора Савельева, созданный в семнадцатом веке в Японии великим мастером Сигэтакой из Эдо. В автоклаве рядом находились сразу два предмета – меч и его ножны, также являющиеся произведением искусства. Но Захаров сейчас смотрел на клинок, понимая, что эта полоса металла имеет очень опосредованное отношение к окружающему миру. Скорее всего, материал, из которого древний мастер создал это оружие, был принесен из какой-то другой вселенной Розы Миров – потому что обычный металл не может так выглядеть, как бы искусно он ни был выкован.

Кровавые сполохи огня метались по полированному клинку, словно маленькие демоны заката по застывшей глади горного ручья. Огонь будто жил внутри зеркальной полоски и искал лишь крошечный изъян для того, чтобы вырваться наружу. Но в клинке не было изъяна, и огню оставалось только бесноваться и биться о сверкающие грани своей совершенной тюрьмы…

– Грета, он готов? – спросил Захаров.

– Да, хозяин, – пришел ответ из нескольких динамиков, расположенных под потолком.

– Открой автоклав, я хочу рассмотреть его получше.

– Этот образец не нужно брать в руки, – проговорила Грета. – Я интегрировала в него алгоритм «Бритвы», которая выпивает жизнь из любого, кто дотронется до нее, кроме ее хозяина.

– Это правильно, – кивнул ученый.

И посмотрел на часы.

Период адаптации репликантов к внешнему миру должен был уже закончиться, но они по-прежнему стояли возле своих автоклавов, словно застывшие статуи.

– В чем дело, Грета? – удивился Захаров. – Почему они не двигаются?

– Вы не дали им приказа на движение и на свободу действий. Если они их не получат, то умрут от голода, но так и не пошевелятся.

– Потрясающе! – искренне восхитился академик. – Хотя я не прописывал такого кода.

– Я сочла, что такой алгоритм не помешает в плане дополнительной меры безопасности. У любого оружия должен быть предохранитель, выключающий его, и в данном случае вы можете всегда остановить любого репликанта простой голосовой командой «Замри!». Причем реагировать эти создания будут только на ваш голос.

– Грета, ты просто гениальный помощник! – восхитился Захаров. – Пока я все силы тратил на создание максимально эффективного отряда диверсантов, ты позаботилась о том, чтобы этот отряд был прежде всего безопасен для меня. Отличное решение! Что ж, какую команду мне дать, чтобы они начали функционировать?

– Свобода.

– Свобода! – повторил академик.

И немедленно все девять репликантов словно очнулись от сна. Осмотрелись, разминая затекшие конечности, – и все как один уставились на Захарова.

– Они ждут команд и распределения ролей, – подсказала Грета.

– Отлично, – кивнул ученый. – Но прежде чем давать им серьезное задание, я хочу их проверить в деле. Думаю, для начала пусть зачистят один из блокпостов боргов вблизи Припяти. Эта группировка начинает меня раздражать – они снова стали набирать силу, и, думаю, недалек тот день, когда «Борг» выдавит «Волю» с севера Зоны и подберется к моему бункеру. А мне совершенно неинтересно платить дань этим военизированным отморозкам – уверен, что они потребуют долю с моих доходов, типа, за охрану. Бандиты всегда останутся бандитами, даже напялив эффектную красно-черную униформу и навесив на себя ярлык освободителей Зоны от нечисти…

– Мы услышали тебя, хозяин, – кивнул Кречетов. – Обещаю, что задание будет выполнено максимально быстро и качественно.

– Да уж, мой не в меру талантливый ученик, таким ты определенно мне нравишься больше, чем раньше, – усмехнулся академик. – Но прежде, чем вы отправитесь на задание, давайте подберем вам соответствующую одежду и оружие. И да, как тебя там, Виктор Савельев? Ты можешь забрать из автоклава свой меч. Только не вздумай давать его в руки своей дочке или еще кому-то, кого не хочешь убить на месте.

– Я слышал Грету, – слегка поклонился Виктор. – Благодарю за то, что вернули мне мое утраченное оружие.

– Да не за что, пользуйся, – хмыкнул Захаров. – Ну что, мои замечательные вершители судеб этого мира, пошли одеваться и вооружаться. У нас сегодня будет трудный, но чертовски интересный день.

* * *

Склад Бесконечного располагался прямо в подвале его заведения. Не сказать, что очень удачное решение – влажность и крыс никто не отменял, – зато все что надо под рукой. Вернее, под ногами… А с учетом, что у Беса ни того ни другого нет, просто все рядом и под контролем, так как вход в склад был только один, сразу за стойкой бара.

Странно, конечно, видеть, как человеческое туловище в каске открывает невидимыми руками потайной люк, сделанный вровень с полом. Но кто привык к странностям Зоны, того уже ничем не удивить…

– Спускайтесь, выбирайте кому что нужно, – проговорил Бесконечный. И добавил: – За счет заведения.

Я покачал головой.

– Что ж ты там такого высмотрел в будущем, что стал столь щедрым? За барменами подобного сроду не замечалось.

– Достаточно для того, чтобы не экономить на вашей экипировке, – твердо произнес Бесконечный. После чего мой автомат внезапно взмыл в воздух и с силой ударился цевьем об угол барной стойки, отчего на ней появилась существенная вмятина, а деревянное цевье раскололось вдоль и разлетелось на две части. Затем автомат подплыл к моему носу, и я увидел на грязном стволе глубокую каверну, рыжую от ржавчины.

Последние сомнения насчет провидческих способностей Бесконечного у меня исчезли полностью.

– Так вы лезете или нет? – с ноткой раздражения в голосе спросил бармен.

– Уже в пути, – проворчал я.

И полез куда пригласили.

Бармен, конечно, был прав. Тащиться в Зону с тем, что имелось у нас с Циркачом, было, мягко говоря, опрометчиво. Даже без учета моего травмоопасного автомата, в униформе кордонного я был как тореадор на арене, полностью одевшийся в красное. Охранников Кордона в Зоне ненавидели все без исключения, и что сталкер-одиночка, что член любой группировки при виде человека в такой камуфле попытался бы его пристрелить. И даже не ради хабара, а чисто для собственного удовольствия.

Правда, на складе бармена в плане экипировки выбор был довольно однообразным. Пара десятков не новых, потертых, местами простреленных комбезов группировки «Борг» разной степени защищенности – и все…

С оружием дело обстояло не сильно лучше. Дюжина «калашей» не первой свежести, полдесятка видавших виды немецких автоматов MP5 под пистолетный патрон и несколько «макаровых», тоже далеко не в складском состоянии.

– А поновее ничего нет? – крикнул я наверх.

– Ты не офигел, сталкер? – голосом Бесконечного ответила мне из бара суровая действительность. – Ему предлагают халяву, а он еще выбором недоволен.

– Логично, че, – пожал плечами Циркач, спустившийся следом за мной. И по-хозяйски принялся копаться в красно-черном шмоте, явно снятом с убитых боргов.

– Это вам еще повезло, – подбодрил меня сверху бармен. – Буквально вчера вольные привезли порцию этого барахла и сдали за бесценок, а я просто перепродать не успел.

– Интересно, кто ж такое покупает? – буркнул я себе под нос, но Бесконечный услышал.

– Борги и покупают. У них все, что связано с убитыми членами группировки, чуть ли не священно. Починят оружие, подлатают шмот, на себя натянут и, типа, продолжают дело павших.

– То-то я замечаю, что многие из них последнее время в рванье ходят, – заметил я, вслед за Циркачом перебирая предложенное. – И подозреваю, что дело тут не в воинских традициях, а в том, что им вольные на хвост наступают, и в связи с этим инвесторы боргов потихоньку подрезают им финансирование.

Ответа сверху в этот раз не последовало, но оно и не особо нужно было.

В результате мы с Циркачом выбрали себе «калаши» приемлемой убитости и более-менее подходящие комбезы среднего бронирования. На моем была пара пулевых отверстий чуть пониже грудной бронепластины с характерными потемнениями по краям от крови. Не повезло боргу. По ходу, калибр 7,62 поймал, что называется, «в душу». Прошла бы очередь парой сантиметров выше – и пластина, может быть, задержала бы пули. А кевларовую ткань «семерка» шьет словно бумагу, оттого-то данный костюм и оказался на складе Бесконечного, а его хозяин, скорее всего, в аномалии. В последнее время группировки поступают типа гуманно, скармливая трупы врагов жутким порождениям Зоны. Мода такая. Мол, нечего пищу мутантам оставлять, пусть с голода дохнут…

На мой взгляд, мода тупая. Мутант себе пищу всегда найдет, а вот аномалии, разрастаясь от хорошей кормежки, имеют свойство размножаться делением, как амебы. При таких раскладах скоро из-за аномалий по Зоне совсем не пройти будет, ибо убивают в ней люди друг друга каждый день, и порой помногу…

Выдвинулись мы из бара – и Бесконечный уверенно направился прямиком на север. Поплыл над Зоной, сам похожий то ли на летающего мутанта, то ли на призрак какой-то…

Я не спорил. Хочется ему идти головным – пусть идет. Первым в Зоне всегда почет и уважение, ибо, если что, в невидимую аномалию они первыми и влезают, давая идущим за ними лишний шанс на выживание. Это «отмычек» либо уговорами, либо пинками вперед загоняют. А если человек сам вызвался, как такого смелого не уважать?

Правда, смелость дело хорошее, конечно, но с дурью ее путать не надо.

– Слышь, Бес, – сказал я. – А ты уверен, что правильно идешь?

– А что такое? – бросил Бесконечный через плечо, продолжая плыть вперед.

– Так через километр примерно будет село Рудня-Вересня. А там недавно псионики роту спецназа положили. Точнее, спецы сами друг дружку расстреляли, когда молодые псио решили в солдатиков поиграть. Правда, говорят, спецам тоже удалось их на ноль помножить[10]. Но село это народ все равно стороной обходит.

– Нет там сейчас никого, – отозвался Бесконечный. – Ушли оттуда взрослые псионики после той стычки. И детей своих убитых похоронили по обычаю их племени.

– По обычаю – это как? – поинтересовался Циркач.

– Съели, – равнодушно произнес бармен. – Так себе похороны, конечно, с нашей человеческой точки зрения, но с их, мутантовой, смысл есть: псио, сожравший мозг, сердце и печень другого псио, становится заметно сильнее в ментальном плане. Ненадолго, правда, но тем не менее. А порой они вообще друг друга как удавы целиком заглатывают – брюхо позволяет. Сначала оно растягивается, а потом сжимается, прессуя и ломая кости проглоченных трупов.

– Ужас какой, – поморщился Циркач.

Я усмехнулся.

– Привыкай, парень. Здесь, в Зоне, еще не такое и услышишь, и увидишь, и на своей шкуре прочувствуешь.

…Село Рудня-Вересня ничем особенно не отличалось от других давно заброшенных населенных пунктов Зоны. Одноэтажные хаты, покосившиеся от времени, с разбитыми окнами и прохудившимися крышами. Одни из них сохранились более-менее, другие успели за годы после Чернобыльской аварии развалиться почти полностью…

Однако на всех строениях, что относительно целых, что тех, от которых остались лишь груды почерневших бревен, были хорошо видны отметины от пуль…

Стреляли здесь много, увлеченно и относительно недавно, так как края пулевых отверстий были ровными, свежими, не успевшими покрыться мхом и плесенью. По ходу, не врала «Энциклопедия Зоны» – не много дней прошло с тех пор, как тут спецназовцы, попавшие в ментальный плен к псионикам, азартно мочили друг друга.

Интуитивно не нравилось мне это место. Как только мы пересекли околицу села́, моя сталкерская чуйка прям зазвенела, пронзив позвоночник холодом и противной мелкой дрожью – словно у меня в спине невидимый музыкант дернул какую-то чувствительную струну, натянутую от затылка до копчика. И в ответ на эту омерзительную мелодию забилась мысль под черепной коробкой: не надо туда ходить!

1 Об этом можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон контролера» литературной серии «СТАЛКЕР».

2 Ками – здесь: души людей и предметов, способные к автономному существованию вне тела и обладающие собственным разумом. По представлениям японцев, не тело имеет душу, а душа управляет приданным ей телом.

3 О том, как это произошло, можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Фукусимы» литературной серии «СТАЛКЕР».

4 О том, как это произошло, можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Выброса» литературной серии «СТАЛКЕР».

5 Крэк (англ. crack) – программа, позволяющая осуществить взлом программного обеспечения.

6 Об этом можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Выброса» литературной серии «СТАЛКЕР».

7 Об этом можно прочитать в романе Дмитрия Силлова и Любови Оболенской «Зона счастья» литературной серии «Звезды лирической прозы».

8 О приключениях Виктора Савельева повествует отдельная спин-офф трилогия романов Дмитрий Силлова «Тень якудзы», «Ученик якудзы» и «Путь якудзы».

9 О том, как это произошло, можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Фукусимы» литературной серии «СТАЛКЕР».

10 Об этом можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Выброса» литературной серии «СТАЛКЕР».

Продолжение книги