Человек в толпе. Поэзия бесплатное чтение

Иллюстратор Е. Кривчикова
Фотограф В. Березин
Фотограф Е. Болюх
Фотограф Е. Гапонов
© Константин Кривчиков, 2025
© Е. Кривчикова, иллюстрации, 2025
© В. Березин, фотографии, 2025
© Е. Болюх, фотографии, 2025
© Е. Гапонов, фотографии, 2025
ISBN 978-5-0064-1622-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вам – на долгую память
«В джунглях мегаполиса…»
- В джунглях мегаполиса
- в поисках тропы, —
- где не слышно голоса
- в рокоте толпы, —
- мечется взъерошенный,
- хмурый человек…
- Как тебя забросило
- в двадцать первый век?
Тем, кто понимает
Громче всех кричат те, кому нечего сказать.
Прежде чем говорить, научить слушать и понимать других.
Поймёшь другого – поймут тебя. Но учитывай, что слышит лишь тот, кто хочет услышать. Поэтому не старайся докричаться до глухого и не мечи бисер перед свиньями.
Каждый человек – галактика. Понять другого человека, всё равно, что познать новую галактику. Понимать только себя – жить в одиночестве в целой галактике, не видя другие звёзды.
Если ты понимаешь других, то расширяешься, словно Вселенная. Если тебя понимают другие, ты становишься частью их Вселенной. Если тебя не понимают – тебя нет.
Человек, которого не понимает никто, есть фантом, чёрная дыра, поглощающая свет. Это – невидимая миру звезда.
Мысль изречённая всегда является посланием окружающему миру. Оно существует до того момента, пока находит отклик в сознании людей; примерно так же, как свет звезды блуждает много лет по просторам Вселенной, и пока он виден – звезда ещё не погасла.
Творчество есть уникальный продукт человеческого сознания, направленный, словно свет звезды, в Вечность. А уж кем он там в итоге останется, – плевком, по меткому замечанию Ф. Раневской, или звездой – решит время.
В ЗАПАСЕ – ВЕЧНОСТЬ
«Там, далеко за холмами…»
- Там, далеко за холмами:
- ровно рокочет прибой;
- то, что осталось мечтами;
- то, что не стало судьбой.
- Всё, что случается с нами,
- мы выбирать не вольны.
- Там, далеко за холмами —
- ждут нас иные миры…
Избави бог…
Яше Каплану
- В запасе ещё вечность,
- и вечности не жаль.
- Ещё к лицу беспечность,
- и бесконечна даль.
- Ещё за всё мы платим,
- наивные, в кредит.
- И, не жалея, тратим,
- и не храним обид.
- И раздаём надежду, —
- не ведая о том, —
- как лишнюю одежду,
- в надежде на «потом».
- А время волны катит,
- и сеет слов песок.
- Всё больше тёмных пятен,
- всё меньше светлых снов.
- Избави бог нас, грешных,
- до края наших дней
- от надоевших женщин
- и преданных друзей.
Мыс Харасавэй
- //
- Тут, на конце земли1 —
- песчаные холмы,
- халеи в брызгах волн
- кричат осиротело,
- а сердце холодит
- дыхание зимы…
- Тоскливо на душе,
- и нет тоске предела.
- В тумане горизонт
- сливается с водой,
- а небосвод висит
- свинцовой пеленою.
- И на краю земли,
- наедине с собой
- ты начинаешь жизнь
- осознавать судьбою.
- //
- Харасавэйская мелодия —
- знобящий, тягостный мотив.
- Хрустит рассветная рапсодия,
- стаккато хрупкое разбив.
- Здесь – на пороге мироздания —
- пьянит сознание простор,
- и вечно длится неприкаянный
- земли и неба тщетный спор.
- Душа больна тоской безбрежною,
- жизнь до безумия проста.
- За кромкой серого песка
- день расстилается над бездною.
- //
- Очнувшись среди
- первозданного снега,
- весь мир восприня́ть
- чёрно-белым этюдом…
- Воды ледяной
- и пшеничного хлеба
- испробовать вкус
- и запомнить, как чудо.
- Томясь притяженьем
- Полярного круга,
- торопится к югу
- утиная стая.
- А грузные волны
- прибоя морского
- то грозно рокочут,
- то жалобно стонут.
- Развесила осень
- прозрачные сети
- над стылым пространством
- безлюдного мыса.
- Теперь до весны
- можно думать о смыслах,
- о звёздных мирах,
- Мнемози́не и Лете…
«Я просто Костя Кривчиков…»
- Я просто Костя Кривчиков.
- Не знали?
- Снимайте кофты.
- К чёрту – лифчики!
- Дышите голыми грудями!
- В тугих капроновых застенках
- не прячьте прелести свои.
- На свете нет печальней смерти,
- чем задохнуться без любви.
- Пока ещё заря багрится,
- и небо звёздами чудит,
- пока серебряным копытцем
- роса рассветная блестит,
- пока я весел и заносчив,
- пока вселенская кровать
- даёт мне в жертвенные ночи
- от мира ласки принимать.
- Пока не умерли, не сгнили,
- пока быльём не поросло…
- Я так хочу,
- чтоб вы любили,
- чтоб вам всегда
- в любви везло!
- Не каюсь грешною душою,
- что плоть моя сильней души.
- И бог любви всегда со мною,
- и разрешает мне – греши!
- Ах, жаль мне тех, —
- а их не мало, —
- кто, опалённый чувств пожаром,
- любви боится, как чумы.
- Поэтам трусить не пристало.
- И потому, подняв забрало,
- я снова к вам иду на вы!
<1983>
«На небе таяла звезда…»
- На небе таяла звезда
- в конце апреля.
- Ты уходила навсегда,
- а я – не верил.
- Хмельной от счастья бытия,
- я был беспечен.
- Но ты, тирадами звеня,
- ушла под вечер.
- Тебе казалось: ты права,
- себя не мучай;
- что всё на свете трын-трава,
- счастливый случай.
- Жизнь, это сладостный мираж.
- Лови мгновенье!
- А от меня какой кураж?
- Закроем пренья.
- Я простофиля, мещанин
- и неудачник.
- Тебе же нужен Алладин
- и джин – в придачу.
- Чтоб вы с заоблачных высот
- на мир глядели,
- и весть про солнечный восход
- вам птицы пели;
- чтоб от любви кружилась кровь,
- и сердце глохло…
- А я не слышал этих слов,
- мне было плохо.
- А я всё думал – ты придёшь
- и скажешь: «Здравствуй!»
- Но застучал по крышам дождь
- шальной и праздный.
- Прокралась ночь, темным-темна,
- как вор на дело.
- А за окном цвела весна
- сиренью белой.
- Но я, затравленный тоской,
- был хуже Шнитке,
- терпя, как чудик за стеной
- нудит на скрипке.
- Орал котяра на трубе —
- знать, тоже бросили…
- И так я думал о тебе
- до самой осени.
Транзит
- Салехард-Харасавэй —
- нет погоды, хоть убей!
- Третьи сутки, как в угаре,
- третьи сутки мы в «Ямале»2
- отдыхаем от забот…
- Третьи сутки вахта пьёт!
- На последние гроши
- наливай и не греши.
- Салехард-Харасавэй —
- «Надя, штопор поскорей!»
- За столом всё веселее.
- Снова голос из оркестра —
- «Для гостей с Харасавэя…»
- в пятый раз звучит «Маэстро».
- В голове сплошной туман
- от креплёного вина…
- И помбур был пьян,
- и она пьяна.
- Яшу мучает икота.
- До чего же спать охота!
- Салехард-Харасавэй…
- Улететь бы поскорей.
Родившийся в пятидесятых
Мы живём, под собою не чуя страны…
О. Мандельштам
- Родившийся в пятидесятых
- ровесник оттепели ранней,
- я, как кали́ка неприкаянный,
- в стране, иудами распя́той,
- живу, не веря в покаяние
- ни каинов, ни геростратов.
- Живу без цели, как в прострации,
- меж митингов и демонстраций,
- под лозунги лукавых пастырей
- и визг сплошного одобрямса
- в шизофреническом пространстве
- лжи, демагогии и пьянства.
- А с мавзолея рожи корчит,
- до славословия охочий,
- очередной великий кормчий
- косноязычием мороча,
- заблудший в соснах трёх источников
- частей марксизма, ну и прочего.
- А те, кому совсем не хочется
- с толпой маршировать на площади,
- обречены на одиночество.
- Они читают между строчек,
- и пишут непонятным почерком,
- где вместо фиги – многоточие.
- А дальше – прочерк…
<1987>
«Не пей с утра», …»
- «Не пей с утра», —
- мне говорил отец.
- Его я не послушался, подлец!
- Всегда спешил желанию навстречу,
- и утро плавно утекало в вечер.
- А дальше снова солнышко вставало…
- Так незаметно время пробегало.
- Вконец устав от утренних забав,
- подумал я, что был отец неправ.
- И понял, чтоб на вещи сохранить
- взгляд трезвый – надо с вечера не пить.
- Тогда увидишь, как сияют звёзды.
- Увы, догадка озарила поздно.
«Странное имя – Анита…»
- Странное имя – Анита.
- Парки прядут полотно.
- Эхо – и то позабыто,
- и не тревожит давно.
- Старые письма листая,
- высмотрю серый листок —
- словно гусиная стая
- сонно летит на восток.
- Канула в сумерках синих,
- но обронила перо
- сказочная гусыня,
- Матушка Шарля Перро.
- И долетело из детства
- пёрышко это, кружась…
- Вера в чудесные средства,
- магии тайная вязь
- не защитят от печали.
- Но всё равно – чёрт возьми! —
- в юности все мы мечтали
- и не боялись любви.
- Ах, эти чистые чувства
- незамутнённой души!
- В них уже не окунуться,
- сколько родник ни ищи.
- Грусть о прекрасном далёком
- в сердце горчит, как полынь…
- Жизнь обжигают не боги.
- Как бы ни был одиноким,
- я не останусь один.
- Детский разборчивый почерк
- свяжет в единый узор
- то, что, – блуждая меж строчек,
- тонкий знаток многоточий, —
- я не прочёл до сих пор.
- Сны паутины сплетают,
- каждому – впору и в срок.
- Где ты, Анита? Не знаю.
- Старые письма листая,
- серый увижу листок…
Время Паганини
Весенний ветер за дверьми…
В кого б влюбиться, чёрт возьми!
С. Чёрный
- Апрель!
- Капель, колготки, мини…
- Либидо плещется из глаз.
- На сердце время Паганини —
- мечты, волнения, экстаз!
- Природа ёрзает со стоном,
- и суслик щерится в норе.
- Душа трепещет от озона
- назло озоновой дыре.
- А кровь, как кратер Кракатау,
- клокочет, упаси господь,
- так, что шальные фру и фрау
- фривольно оголяют плоть.
- От Кабо-Верде и до Кубы
- чуть зазеваешься —
- пропал!
- Креолок сладострастных губы
- испепеляют, как напалм.
- Весна!
- И дочери Востока
- наводят чары чередой.
- В очах такая чернь порока,
- что не упрячешь за чадрой.
- И даже эскимосы в тундре,
- презрев снега и холода,
- забив моржа на «Камасутру»,
- носами трутся без стыда.
- Мимозы.
- Грёзы.
- Вожделенье.
- Кошачий вопль пронзает слух.
- Пьянят до головокруженья
- желанья зов, томленья дух.
- Лови капель.
- Чуди ночами.
- И феромонами дыши.
- Пока, звенящими ручьями,
- зимы заботы и печали,
- как снег, смываются с души.
Бессонница
Сердце врёт: «Люблю, люблю!» —
на истерике.
Невозможно кораблю
без Америки.
А. Кукин «Гостиница»
- Не называй меня
- по отчеству,
- стыдливо шею наклоня.
- Своим озябшим одиночеством
- ты так похожа на меня.
- Как я —
- не веришь обещаниям,
- не строишь замки на песке.
- Лишь сердца стук,
- как SOS нечаянный,
- дрожит прожилкой
- на виске.
- Часы твердят —
- уж время позднее.
- Наводит скуку натюрморт:
- в пакете сок,
- коньяк трёхзвёздочный
- и с колбасою бутерброд.
- Прогноз на завтра —
- неуверенный,
- с утра – похмелье,
- днём – капель.
- И, не открыв себе Америки,
- я за тобой закрою дверь.
- Была ли ты —
- на час наложница?..
- Лифт, забренчав,
- поехал вниз.
- Транзит.
- Гостиница.
- Бессонница.
- И рифмы пошлые,
- как жизнь.
Посвящение
…Как мало пройдено дорог,
Как много сделано ошибок.
С. Есенин
- Я жизнь испытывал сполна,
- в потёмках кофточки снимая.
- Как много выпито вина!
- Но в чём же истина?
- Не знаю.
- С горячечных слетая уст,
- слова любви пьянили сладко.
- Глаза манили морем чувств
- с невыразимою загадкой.
- Казалось – только выбирай:
- о, эти плечи, груди, ноги!
- Развратницы сулили рай,
- интриговали недотроги.
- Я верил – выпадет зеро.
- Но, где они? —
- скажи на милость.
- Как много мимо их – прошло.
- Как мало их – остановилось.
- Сквозь строй изменчивых огней
- промчалась жизнь,
- как электричка.
- Но… снова тамбур, лязг дверей…
- Нет, я не изменю привычке.
- Пред тем,
- как стихнет бес в ребре,
- и обретёт душа смиренье —
- я всё же посвящу тебе
- последнее
- стихотворенье.
О наболевшем
- *
- Прекрасна женщина во сне…
- *
- Как долог он, —
- короткий этот взгляд.
- *
- Два вечных повода
- для творчества:
- чужая женщина
- и одиночество.
- *
- Чем с женщиной вести
- напрасный спор —
- помой посуду;
- вычисти ковёр;
- пол подмети,
- забыв о кураже…
- И сразу станет легче
- на душе.
Разговор с литредактором
И тёща, самолюбие дразня, В бездарности и лени упрекает, И не зовёт, когда звонят друзья, И никого с бутылкой не пускает.
Давным-давно устал я от родни.
И грустно мне, да некуда деваться:
Пока я жизнь осмысливал, они
Успели победить и окопаться!
И. Жданов
- Не жди признания от тёщи
- и вдохновенья от жены.
- Что им самшитовые рощи?
- Что им провидческие сны?
- Когда бюджет расквасил губы,
- а тёща полет огород,
- аллюзия её с Гекубой
- уж знай – к добру не приведёт!
- И если шурин смотрит Гогой,
- а тесть с похмелья хлещет чай —
- ты клаузулой их не трогай,
- амфиболией не смущай.
- Давно пришла пора признаться,
- что ты, как кур во щи, попал.
- Твоя родня – твоё богатство.
- Ты разве этого не знал?
- Смирись, худого мира ради
- (с опроверженьем не спеши),
- что все твои знакомки – ляди,
- а все коллеги – алкаши.
- Троп про Алкеевые строфы
- здесь все сочтут за пьяный бред.
- Ты сам закрыл окно в Европу,
- вникай в иной менталитет.
- Смотри, друган, на вещи проще,
- пока мосты не сожжены.
- Не жди раскаянья от тёщи
- и оправданий от жены.
Ты не один в подлунном мире?
Так привыкай к ярму, старик!
Забудь, что дважды два – четыре,
здесь надобен иной язык.
- Стерпи, чтоб избежать цунами
- и не закончить, как Нимрод,
- когда с блестящими глазами
- получку тёща заберёт.
- Спроси с улыбкой кроткой:
- «Сколько?» —
- карманы вывернув до дна,
- когда, сияя, словно ёлка,
- придёт с обновками жена.
- Попробуй объяснить без мата,
- что вовсе не ленив, как пень,
- и то, что ты зовёшь «зарплатой»,
- дают раз в месяц, а не в день.
- И если хочешь под пельмени
- иметь сто грамм от тёщи в дар —
- избавься от учёной фени,
- открыв сифон – фильтруй базар.
- Когда от корректурной правки
- впадешь в литературный зуд —
- про антиклимакс вдруг не брякни,
- тебя неправильно поймут.
- Чтоб не спалиться на измене
- и допуск получить в постель,
- не молви в трубку: «Кантилена5»,
- не прошепчи во сне: «Газель6».
- Моя твоя не понимает…
- Прозренье – как холодный душ.
- Эх, за кого тебя считают,
- монтажник человечьих душ?!
- Ты совершил немало ходок
- и помнишь, как сказал пиит:
- неисчислимо сколько лодок
- уже разбилось так о быт.
- Ведь как бы ни манило небо,
- ты знаешь, что голодный – слеп,
- и между зрелищем и хлебом
- сначала выбирает хлеб.
- Цени, что где-то на планете
- тебя, «ты – наш кормилец», ждут,
- с приветом у порога встретят
- и даже тапки принесут.
- Ну а когда под ношей тяжкой
- безвременно сгоришь в труде —
- повесят в шкаф твои подтяжки,
- как кенотафию тебе.
- Он часто спал на унитазе,
- а, в общем, был большой простак.
- И, находясь, порой, в экстазе,
- всех посылал на твёрдый знак.
УХОДЯЩАЯ НАТУРА
Отцы
Памяти Владимира Артеева
- У Бога вам прощенья не просить,
- поскольку расплатились в полной мере.
- И не гадали: «Быть или не быть?»
- С любовию, надеждою и верой
- вы жили безоглядно, на разрыв,
- в одном строю идя к великой цели.
- От напряженья губы закусив,
- пахали, строили…
- И плакали. И пели.
- Вы, словно хлеб, делили со страной
- на всех – победы, промахи, удачи…
- И обрели покой в земле родной.
- А Страшный суд для вас не много значит,
- коль суд людской вы вынесли, как крест,
- среди толпы оставшись человеком —
- в жестокий век, забывший стыд и честь…
- Вы совладать сумели с этим веком!
Мёртвая дорога
- Прикоснуться руками, как будто – к огню,
- к стекленеющей стали куржавого рельса.
- Не обжечься, но сердцем почувствовать всю
- остроту и отраву манящего Цельсия.
- В коченеющем небе продрогший петух
- прочертил горизонт окровавленным гребнем.
- И гудит тишина, словно свесился вдруг
- на морозную стынь древний колокол медный.
- То ли кости стучат похороненных здесь.
- То ли сердце икает густеющей кровью…
- Ни кола, ни двора, ни собаки окрест.
- Кто же бродит тогда сквозь седое безмолвье?
- Скоро вскрикнет петух, затрясёт головой
- и рассыплет на снег кумачовую краску.
- И нацелит, шипя, клюв изогнутый свой.
- И сдерёт темноту, как посмертную маску.
Поминки
Памяти моего дедушки Константина Кривчикова
и других родных – жертв террора сталинской эпохи
Когда встречаются этапы
Вдоль по дороге снеговой,
Овчарки рвутся с жарким храпом
И злее бегает конвой…
Ах, вроде счастья выше нету —
Сквозь индевелые штыки
Услышать хриплые ответы,
Что есть и будут земляки.
Я. Смеляков
- На похороны деда не успел.
- Мне бабушка открыла дверь. С порога
- заплакала. Я постоял немного
- в молчаньи. А заплакать не сумел.
- Мы выпили с угрюмым стариком —
- роднёю дальней. Может быть, в последний
- его я видел раз, он из деревни
- приехал на прощанье похорон.
- Мы пили самогон и говорили
- о жизни, не стыдясь и не таясь.
- И Сталина, конечно, приложили,
- и прошлую, и нынешнюю власть.
- Старик завёлся: «Как же так, племяш?
- Ублюдки те – живут и в ус не дуют.
- Послать бы их в расход – в подвал под пули.
- Но где там? Даже в морду им не дашь».
- Он стукнул по столу, встряхнув посуду.
- «Да будь он проклят, грёбаный ГУЛаг!
- Эх, сколько загубили душ, паскуды…
- Помянем дядю Костю… Мать их так!»
- «Отмучился, – продолжил он, хмелея.
- – Господь его простит. А этих – нет!
- Они людей губили за идею.
- Ведь суки же?» И я кивнул в ответ.
- Бледнею, и накатывает злость,
- когда я вижу ястребиный профиль
- того, кто всю Россию, словно гвоздь,
- вбивал по шляпку в рудники и топи.
- Уже лежит в могиле баба Нюся.
- И дед навечно лёг в суглинный склеп.
- А дядя Коля полностью ослеп,
- пятнашку отмотав в Экибастузе.
- Иудам, палачам и стукачам —
- безвинных жертв,
- клеймённых в чёрных списках,
- кровавых слёз своих родных и близких —
- вовеки не прощу и сам воздам.
- История, как дерево, растёт.
- А ветви на стволе, как вехи роста.
- И ветку отломить не так-то просто…
- Эх, лишь бы не безмолвствовал народ.
- И если совесть будет в нас жива,
- и в детях наших не засохнет память,
- то будут рощи полниться стволами
- и зеленеть побеги со ствола.
- На кладбище и жизнь, и смерть проста,
- а мысли обнажённей и яснее.
- Как короток он, путь от Мавзолея
- до праха безымянного креста.
- На кладбище ни свиста, ни оваций.
- А раб ты или царь —
- не в этом суть.
- Ведь смерть не подкупить, не обмануть,
- её вердикт не признаёт кассаций.
- Мои родные, в чём вы виноваты?
- Да есть ли он —
- тот самый Высший суд,
- где власть и блат от кары не спасут,
- а палачам не избежать расплаты?
- Как тихо здесь… Берёзы не шумят,
- лишь дышит земь пожухлою травою.
- И кажется, что снова в листопад
- тропинкой узкой мы идём с тобою.
- И знаю я, что вечно вспоминать
- осенний вечер, мелкий дождь и слякоть.
- И стыдно мне, что слёз не удержать.
- И горько мне, что разучился плакать.
<1986>
Комбат
Он пережил своих солдат.
И больше писем не придёт
ни через день, ни через год
в квартиру, где живёт комбат.
Открытки, письма на столе…
Отдельной стопкой – телеграммы,
что много лет не уставали
напоминать о той войне.
Перебирая имена,
он до утра сидит на стуле
и «Беломор» угрюмо курит
без утешения и сна.
Как будто в том виновен он,
что смерть сама верстает списки,
и весь полёг под обелиски
его стрелковый батальон.
Приходит боль ночной порой,
осколком разрывая сердце.
За бруствером – не отсидеться.
И дольше жизни длится бой.
Первые
Габдель Махмуту
- Наш бедный стол всегда бывал опрятен
- И, вероятно, только потому,
- Что чистый спирт не оставляет пятен.
- Так воздадим же должное ему.
- А. Межиров
- Было дело!
- Наше дело не забыть, не сплавить.
- Как хрустела
- на морозе сталь – тоскует память.
- Не сидели
- в ожидании небесной манны.
- Поседели.
- Эй, хозяин, доставай стаканы.
- Не стремились
- ни в герои, ни в газетные портреты.
- Не светились
- в комсомоле, не хватали партбилеты.
- Не крестились —
- бога нету и оставим сантименты.
- Уносились —
- ноги в руки, от тоски и алиментов.
- Было племя!
- Не скулили, не считали километров.
- Было время!
- Пролетело, просвистело ветром.
- Эй, хозяин!
- Режь буханку, открывай консервы.
- Мы то знаем,
- то, что значит это слово – первый!
- Тост поднимем
- на закате нашей прежней жизни.
- Не забыть нам,
- как торили путь, тараня зимник.
- Как вгрызался бур,
- хрипя, круша гранитную породу.
- Как ломался лёд,
- и уходил гружёный КрАЗ под воду.
- Как пахали
- до угара, таял снег на потной… робе.
- Как давали
- газу и фитиль вставляли всей Европе.
- Как гудели
- под аккорды: «Путь далёк и долог!».
- Как шалели
- от нахальных рыжих комсомолок.
- Были люди!
- Не считали, что зачтётся – не зачтётся.
- Кто рассудит,
- как там дело наше отзовётся?
- Первый поезд,
- первый факел и уан, ту, фри.
- Эту повесть
- мы с тобой давным-давно прочли.
Прошагали.
Прободались на зубах, на жилах, нервах.
Мы-то знаем,
кто на самом деле был и будет первым.
Не по лжи
прожили, пусть сипели, но не пели лживо.
Коли живы,
то и значит, наше время – живо!
Наступает
время волка – наливай, приятель.
Мы-то знаем,
то, что спирт не оставляет пятен.
Не устанем,
не отстанем, поспевай, приятель.
Мы-то знаем —
чистый спирт не оставляет пятен!
Костёр
Р. П. Ругину
- Костёр пылает на песке.
- Закат кровавится.
- Вода качается в реке,
- и жизнь качается.
- Качает лодку на воде.
- Скрипят уключины.
- Луна качается на дне.
- Всё – дело случая.
- Теперь кричи и не кричи —
- ушло мгновение.
- Лишь тихо плещутся в ночи
- слова сомнения.
- Щемящий до озноба путь
- блестит под звёздами.
- Но невозможно повернуть,
- уж время позднее.
- Неужто мы мечтали зря?
- А в искрах пламени
- сгорает время и заря.
- Пришло прощание.
- Ах, не хватает нам всегда
- какой-то малости.
- Висит над берегом звезда,
- и нет в ней жалости.
Прозрение
Товарищ мужчина,
А всё же заманчива должность твоя.
Б. Окуджава
- Прозренье наступит,
- когда парашютом
- качнётся снежок.
- Признанье прелюдий
- прошло, пролетело.
- Подводит итог
- бесстрастная вечность.
- А, вроде, не вечер —
- казалось вчера.
- Такая вот встреча.
- Такая вот нынче
- на сердце пора.
- Сто грамм без закуски
- не чокаясь выпьем
- и снова нальём.
- По тропочке узкой
- в набухшую тьму побредём.
- По снежному следу
- в бесслёзный мужской разговор.
- Спешили к обеду —
- на шапочный, вышло, разбор.
- Ах, если б в походе,
- в лихом поединке,
- в крутом вираже.
- Но время уходит.
- И звёздный наш час
- не наступит уже.
- Ни завтра, ни позже
- нас смерть ни в походе,
- ни в битве не ждёт.
- В предснежную пору
- глухарь не токует,
- труба не зовёт.
- Стыдливо и горько
- нам вслед прозвучит
- на исходе пути:
- Пусть жили и долго.
- Но в долг. И всю жизнь
- раздавали долги.
- Засыпано тело.
- И не с кого справить
- последний должок.
- Душа отлетела,
- когда парашютом
- качнулся снежок…
Шахматист
Юрию, Николаю, Борису
Кахетинское густое
Хорошо в подвале пить, —
Там в прохладе, там в покое
Пейте вдоволь, пейте двое,
Одному не надо пить!
О. Мандельштам
- Шахматист играет в шашки.
- Он и в карты не дурак.
- Только бы не спутать масти —
- выйдет полный кавардак.
- Не печалься друг Арсентьев.
- Наша странная игра
- нам подарит воскресенье.
- Ох, и будет нам веселье,
- как сойдёт ночная мгла.
- Как развеется дымина,
- как проветрится наш дом…
- Настоящие мужчины
- засыпают за столом!
- Нас славянская защита
- не подводит никогда.
- Есть спасенье от гамбита —
- ваша дама будет бита.
- Знайте меру, господа!
- Чтоб не пить из медных кружек
- и не стала жизнь борзей —
- выпьем, братцы, за подружек!
- Выпьем, братцы, за друзей!
- Настоящие мужчины
- ходят в дамки, бьют в дуплет.
- И не знают середины.
- Нам, татарам, – всё едино.
- Трое сбоку, ваших – нет…
Дети застоя
Ах, декабристы!.. Не будите Герцена!..
Нельзя в России никого будить.
Н. Коржавин
- 1
- Живём, с историей не споря,
- с любой концепцией в ладу.
- Мы, дети сонных лет застоя,
- коней не сменим на ходу.
- Ах, переправа, переправа…
- Где берег левый, берег правый?
- Авось куда-нибудь прибьёт.
- Не унывая и не плача,
- любую боль пересудачим,
- и с верой не пойдём в народ.
- Хотя и вышли из народа.
- Гордясь сберкнижкой трудовой,
- живём в семье не без урода
- одной уродливой семьёй.
- 2
- Нас правда мучает под утро
- изжогой тяжкого похмелья.
- А новый вождь, прищурясь мудро,
- всех упрекает за неверье.
- Но сам глядит в Наполеоны,
- как мы глядим на дно бутылки.
- Что там?
- Надгробий миллионы,
- кресты, лефортово, бутырки.
- Гремят салюты над Москвою,
- спят неизвестные солдаты,
- а за колючею стеною
- стенают ватные бушлаты.
- Курочат выставку в Манеже,
- всё выше горы лжи и фальши.
- Хоронят веру и надежду
- под торжествующие марши.
- 3
- Какие котлованы вырыли!
- Какие храмы в прах развеяли!
- Лозу и кедр под корень вырубили,
- лишь ели лгут за мавзолеями.
- Так долго лозунги брехастые
- нам ум и совесть всуе застили,
- что превратилась площадь Красная
- в погост, где каины и авели
- лежат рядком одноутробные,
- одной идее присягнувшие, —
- всех нас, шагающих колоннами,
- на жизнь и веру обманувшие.
- И всем, идущим мимо знамени,
- затем, чтобы блюли наследство,
- лукаво авели поставили
- печати каинов на сердце.
- 4
- Долго нас в стойле держали,
- и караульный гнобил.
- На партактивах – дремали,
- час отрезвленья – не бил.
- Маршировали – лишь строем.
- Голосовали – лишь «за».
- Верной дорогой к застою
- еле ползли поезда.
- И привела та дорога
- к станции Караганда…
- Хамам, отвергнувшим бога,
- в храм не войти никогда.
- 5
- Вновь по кухням беседы
- от зари до зари.
- Мы снаружи – кадеты,
- анархисты внутри.
- Наше мужество пахнет
- киселём и борщом.
- Чу, Чернобыль шарахнул!
- Только нам нипочём.
- Заразили нас с детства,
- как скутулой парши,
- равнодушием сердца,
- анемией души.
- Ничего мы не стоим —
- настучим, промолчим…
- Мы ведь – дети застоя.
- И на этом – стоим!
<1988>
Перечитывая Данте
И ты поймёшь, что разумел Харон…
Д. Алигьери «Божественная комедия»
- Вспышка справа, вспышка слева…
- Жизнь, как пуля, пролетела.
- Шрам на сердце: умер друг…
- Ночь. Бессонница-отрава.
- Книга. Данте. Переправа.
- Лодка. Волны… Память… Круг.
- …Ждёшь звонка, как похоронки.
- От друзей – одни воронки.
- Может, осерчал Всевышний…
- Может, просто время вышло
- и пора – монетку в рот7?
- Мерно лодочник гребёт…
- Крошит слёзы норд колючий,
- хруст лопат, как скрип уключин.
- Хрип кладбищенских ворон.
- Хвоя. Холод…
- Стикс. Харон…
Выбор
Юрию Баскову
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду…
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание – золото.
А. Галич «Старательский вальсок»
- Ни кола, ни двора, ни отчества…
- Весь твой выбор —
- петля да сума.
- Прямо в душу,
- Твоё Высочество,
- заходи и сходи с ума.
- Поистрёпана жизнь до ниточки,
- так и кружится вороньё.
- Богу в праздник
- черкни открыточку —
- пусть не жлобится, ё-моё!
- Ты не ровня менялам изгнанным.
- Искра божия – не товар.
- Много званных, да мало избранных.
- Дар не купишь, на то и дар.
- Не отхватишь его по блату.
- Как и чистой воды бриллиант,
- нет, не пилятся на караты,
- ни призвание, ни талант.
- Не поддакивая начальникам,
- ты в парткомах не рвал пупок.
- Глаз не пряча, не слыл молчальником
- и писать не умел меж строк.
- Что выращивал, то и сеял.
- Настоящий, как пионер,
- жил по совести, – фарисеев
- посылая на букву «х..».
- В срач не веря о светлом будущем,
- среди «правильно» голосующих,
- верноподданно митингующих,
- честь имея – не был в чести.
- А за то, что душа, как рубище,
- ты прости их, убогих, прости.
«Палач приходит на рассвете…»
- Палач приходит на рассвете,
- когда сопят в кроватках дети.
- Не поспешит, не опоздает.
- Он стар и мудр, и дело знает.
- Он знает, что в ночном кошмаре
- пронзает сердце, как иглой,
- и разум плавится в пожаре,
- рождён сверхновою звездой.
- А кожу рвёт венец терновый.
- И, чтобы стоны заглушить,
- ты должен раскалённым словом
- кровавых мальчиков убить.
- Но трудно вырваться из клетки
- привычных снов, унылых дней.
- И ночь уйдёт, оставив метки
- в ладонях – стигмы от гвоздей.
- И сердце не пронзит иглою,
- и не сорвётся в пропасть страсть,
- когда завистливой змеёю
- завьют карьера, деньги, власть.
- И все прозрения убоги,
- как вдохновенье не зови,
- когда со строчной – твои боги,
- а вера – в Спас не на крови.
- Смертельно прикасаться к звёздам,
- когда решишь, что Бога нет.
- Забыв завет, ты слишком поздно
- изведаешь, как ржёт конь блед,
- как запах зла и образ зверя
- дотла сжигают образа.
- И бездны вызов за безверье —
- звериный взгляд в твои глаза.
- Безумны утренние звёзды,
- когда сжимает разум страх,
- и сердцем осязаешь грозный
- полынный запах на губах…
Прости-прощай
Анатолию Стожарову
- Я помню этот город на мысу…
- Нарежь-ка, друг, оленьей колбасы…
- Бруснику собирали, как в лесу,
- ладонями со взлётной полосы.
- Везли икру и рыбу втихаря —
- борт от земли отваливал едва,
- по кружкам разливали сухаря,
- чтобы летел, как ласточка, «Ли-2».
- Гулял по деревянным мостовым
- задорный и отчаянный народ.
- И был порою пьяным в синий дым
- посёлок под названьем «Гидропорт».
- Дружили и ругались от души,
- не маялись изменой и виной.
- И были, словно печка, горячи
- татарки под холодною луной.
- Прости-прощай нечаянная грусть.
- Я больше в этот город не вернусь.
- По старым тротуарам не пройдусь,
- с друзьями теплотой не поделюсь.
- Не выпью на причале коньячка,
- не съем из белой нельмы шашлычка.
- Здесь всё давно не так, не то, не те…
- Мне места нет на этой широте.
- Я помню этот город, этот век.
- Как ждали на причале ледоход,
- как верили в удачу и успех,
- общагою встречая Новый год.
- Чихали на угрозы докторов,
- инфаркты на ногах перенесли…
- Гордясь страной и подвигом отцов,
- состарились, а дети подросли.
- И тут-то вот, взглянув по сторонам,
- заметили – такая, брат, фигня.
- Вдруг оказалось, что везло не нам,
- а нас тут посылают просто на.
- Как мало всё же пройдено дорог —
- не многое успел, не много смог.