Авантюрные хроники: английская «политическая машина» против России в XIX веке бесплатное чтение

Империей Англия стала в 1707 году, объединившись с Шотландией, очень бедной и малонаселенной страной, жители которой с завистью наблюдали за тем, как богатеет их южная соседка на колониальной торговле. Следует, однако, отметить, что богатство англичан создавалось не только торговлей. Значительный вклад вносили сельское хозяйство, промышленность и строительство, а также банки и страховые компании. Примечательно, что за XVIII век валовый внутренний продукт Британии вырос в 5,2 раза, с 68,8 до 358,0 миллионов фунтов в текущих ценах. Рост этот происходил далеко не равномерно. ВВП страны стагнировал всю первую половину века на уровне не выше 100 миллионов фунтов. Причин негативной динамики британского ВВП можно привести много, но главная, как представляется, состояла в том, что в стране просто не хватало инвестиционных ресурсов. Положение начало меняться по мере расширения колониальных завоеваний Британии, из которых потекли товарные и финансовые потоки, и с 1750-х годов ВВП начал стремительно расти4. По этому показателю Великобритания еще уступала своему основному конкуренту Франции, на долю которой приходилось 5,5 мирового ВВП или 38,4 миллионов долларов5. Британская доля была скромнее – 5,2 мирового ВВП или 36,2 миллиона долларов, но по уровню производительности труда англичане оставили французов далеко позади: 3,62 доллара на душу населения против 1,38 доллара соответственно. По уровню технического развития Англия превзошла всех конкурентов, ее флот был самым мощным в мире, но вести длительные войны на суше ей было сложно. По численности населения она уступала Франции, своему главному противнику, более чем в три раза: 9,5 миллионов англичан против почти 30 миллионов французов.

Обычно при сопоставлении промышленного потенциала Британии и Франции указывают на то, что доля мануфактурного производства в ВВП обеих стран примерно одинакова – около трети. При этом упускают из виду важное обстоятельство. К началу XIX века Британия располагала достаточно развитым машинным производством, использующим в качестве приводов станочного оборудования паровые машины. Франция только начинала экспериментировать с силой пара, а большинство французской промышленной продукции, главным образом предметов роскоши, производились ремесленными мастерскими. Кроме того, Британия в течение всего XVIII столетия была единственной страной в мире, ВВП которой формировали не только сельское хозяйство и промышленность, но и услуги. Причем на протяжении всего века соотношение составляющих ВВП Британии практически не менялось: 31,3 процента – сельское хозяйство, 32,7 процента – промышленность и строительство, 36 процентов – услуги6. При этом в каждом хозяйственном сегменте произошли глубокие изменения, которые превратили Британскую империю в самое развитое и могущественное государство мира.

Сельское хозяйство в Англии XVIII века

В течение ста с лишним лет в английском сельском хозяйстве произошла настоящая революция. Рост спроса на шерсть и продовольствие при ограниченных земельных ресурсах вынуждал неуклонно повышать производительность труда в аграрном секторе. Мелкие йоменские хозяйства в отсутствие доступного кредита разорялись, йомены продавали землю крупным землевладельцам, становились батраками, либо уходили в город на заработки. Во второй половине XVIII века значительно ускорились темпы огораживания. С 1760 по 1780 годы парламент принял более тысячи биллей об огораживаниях. Завершению этого процесса содействовало принятие в 1800 году английским парламентом билля о всеобщем огораживании. В итоге к концу века свободные крестьяне в английской деревне практически исчезли, а на покинутых землях образовались большие хозяйства. Крупные и средние землевладельцы как правило сдавали в аренду приобретенные правдами и неправдами земли состоятельным фермерам, на которых работали немногие оставшиеся на селе батраки. К концу XVIII века в результате насильственной экспроприации английское крестьянство почти исчезло как класс.

Производительность труда в сельском хозяйстве неуклонно росла. Землевладельцы и фермеры были вынуждены искать способы интенсификации работ, отказались от деления земель на мелкие участки, стали применять новые методы обработки пашни, многие помещики занимались выведением новых сортов растений и продуктивных пород скота. В XVIII веке начался переход от устаревшего трехполья к улучшенному плодопеременному севообороту7, травосеянию, широко использовались дренажные системы, искусственно повышалось качество почвы путем известкования. Существенным образом был усовершенствован плуг, получивший единую кованную режущую плоскость. Это позволило резко сократить тяговое усилие и использовать вместо быков пару лошадей. Появились новые типы сеялок, молотилок, веялок, соломорезок и других орудий, облегчавших фермерский труд. Быстро росло животноводство, особенно овцеводство: промышленность требовала все больше шерсти. Товарность и доходность фермерских хозяйств непрерывно увеличивались, рос спрос со стороны крупных фермеров и лендлордов на сельскохозяйственные орудия и другие товары, что способствовало расширению внутреннего рынка, вызывало потребность в налаживании массового производства необходимых изделий, в снижении их себестоимости, повышении доступности.

Промышленность

Требования села вполне отвечали интересам британского предпринимательского сообщества, которое при поддержке со стороны двора, правительства и парламента во все большей мере ощущало свою общественную полезность и политическую силу. Со времени «славной революции» 1688 года, когда ливрейные компании Сити8 возвели на английский трон Вильгельма Оранского9, развитие мануфактурного производства заметно ускорилось, а во второй половине XVIII века Британия первой из всех европейских государств вступила в эпоху промышленной революции. Британские инженеры создали работоспособную паровую машину, которая позволила строить промышленные предприятия в любой местности, где имелось достаточное количество рабочих рук. Широко использовались паровые машины в горном деле, резко выросла добыча каменного угля, который научились применять при выплавке чугуна и стали. Повышение качества чугуна и стали дало возможность заменить деревянные ткацкие станки и прядильные машины металлическими, повысить их надежность и производительность. Именно тогда в Британии возникла совершенно новая отрасль – машиностроение. Прежний лидер английской промышленности – сукноделие – стал уступать производству хлопчатобумажных тканей из колониального хлопка.

Технические новшества позволили за вторую половину XVIII века наладить массовое, серийное производство самых разнообразных английских товаров, которые в силу их массовости оказались значительно дешевле товаров конкурентов, производимых ремесленниками и примитивными европейскими мануфактурами. Всю эту массу товаров, даже с учетом их дешевизны внутренний рынок поглотить не мог, Англия остро нуждалась в рынках сбыта – альтернативной были кризисы перепроизводства. Много в этом направлении английскому правительству уже удалось добиться: Великобритания владела обширными колониями на территории современной Канады, в Вест Индии, в Австралии и Новой Зеландии, многочисленными островами в Тихом, Индийском и Атлантическом океанах. Британцы практически вытеснили Францию из Индии, прибавив к своим владениям Бенгалию, Бихар и Ориссу. Неисчислимые богатства текли в метрополию из всех частей света, способствуя новым успехам в промышленности и торговле, а также производя в обществе важные перемены. Именно тогда были заложены основы того особого стиля и образа жизни англичан, которые позднее войдут в историю как «викторианская эпоха», «викторианский стиль»10. Даже потерю колоний в Северной Америке в результате Войны за независимость (1775–1783) английские стратеги попытались превратить в приобретение (на месте 13 бывших английских колоний возникли Североамериканские Соединенные Штаты с населением в 5,3 миллиона человек), испытав на американцах влияние либеральных концепций фритредерства. Большим спросом английские товары пользовались в Европе, где шли бесконечные войны, постоянно требовались пушки, порох, ружья, а также другие качественные изделия английских фабрик.

Финансовая система Британии

На фоне успехов английского сельского хозяйства и промышленности английская финансовая система выглядела откровенно слабым звеном. Более того, английское правительство своими не совсем законными манипуляциями с государственным долгом в первые десятилетия XVIII века едва не сорвало промышленную революцию.

Основными источниками государственных доходов оставались три вида налогов: пошлины на импортные товары, акцизные сборы, земельный налог. На протяжении XVII века королевские доходы были относительно небольшими с точки зрения нагрузки на основных плательщиков и колебались около 4–5 процентов ВВП. С приходом к власти Вильгельма III в 1688 году налоги были повышены до 6–7 процентов ВВП и продержались на этом уровне вплоть до прихода к власти правительства Пита-младшего в 1784 году. С этого года налоги стали плавно, но неуклонно расти достигнув к концу века в среднем 9–10 процентов ВВП. В абсолютном выражении доходы короны выросли с 4,2 миллиона фунтов в 1700 году до 31,6 миллиона фунтов в 1800 году, а за столетие суммарно составили 973,1 миллиона фунтов. Расходы английской казны росли гораздо более высокими темпами: с 3,3 до 51,0 миллиона фунтов стерлингов за столетие, достигая временами, главным образом во время войн, пятой части ВВП. Совокупные расходы казны за столетие составили 1313,7 миллионов фунтов. Таким образом, за XVIII век было истрачено на 340,6 миллионов фунтов больше полученных доходов. Не следует принимать эту цифру за сумму государственного долга Великобритании. На начало 1800 года официальный долг британского правительства составлял 445,6 миллиона фунтов. Разница в 105 миллионов фунтов, по всей видимости, объясняется накопленными процентными платежами, которые легли огромной нагрузкой на бюджет Великобритании. Всего за XVIII столетие британскому правительству пришлось выплатить в виде процентных платежей 455,4 миллиона фунтов11, несколько больше суммы основного долга12. Кажется невероятным, что британское правительство было в состоянии нести такую нагрузку при в целом сравнительно слабой налоговой системе и не объявить себя банкротом. Следует напомнить, что проблема государственного долга носила отнюдь не академический характер – в 1707 году в результате государственного банкротства Шотландии пришлось согласиться на объединение с Англией.

В начале 1690-х годов Англия тоже находилась на грани банкротства. Только что завершилась кровопролитная гражданская война и тут же началась почти пятидесятилетняя война с Францией. В 1690 году английский флот потерпел сокрушительное поражение от французов в битве при мысе Бичи Хэд. Казна была пуста, восстанавливать флот было не на что. Банкирские и ювелирные дома, обычные кредитора короля, не испытывая доверия к королевским обещаниям, в 1790 году предоставили заем под 30 процентов годовых. В 1793 году ставка по новому займу была снижена до 14 процентов годовых, но все равно оставалась гораздо выше 3 процентов, к которым Вильгельм III привык в свою бытность штатгальтером Голландии. В том же году под руководством Чарльза Монтегю, первого графа Галифакса, была создана парламентская комиссия, которой было поручено выработать меры по кардинальному решению финансовой проблемы. Монтегю вспомнил, что за три года до того момента в казначейство обращался шотландец Уильям Патерсон, один из купцов ливрейной Компании торговцев продовольствием, с предложением создать особый банк для финансирования расходов казны. Предложение Патерсона было не оригинальным, это была 38 попытка ливрейных компаний лондонского Сити взять на себя финансовые операции правительства. На этот раз сделка состоялась.

В начале 1694 года парламент принял закон о создании Банка Англии13, а в июле того же года Банку была дарована королевская хартия, которой были определены функции и полномочия банка. Банк Англии был создан как акционерная компания, акционеры которой отвечали по ее долгам только в пределах своего участия в капитале. По закону Таннеджа аналогичные права не могли быть предоставлены ни одной другой компании или банковскому учреждению. Это правило строго соблюдалось почти сто пятьдесят лет. На первых порах новое банковское учреждение расположилось в Мессерс Холе, в самом центре Сити, в здании ливрейной Компании торговцев тканями. Первым управляющим Банка Англии был избран Джон Ублон (или Юблон). Выбор был отнюдь не случайным. Ублон, выходец из семьи французских гугенотов, бежавших в Англию от религиозных преследований, занимал пост мастера ливрейной Компании торговцев продовольствием, много раз избирался шерифом, олдерменом, лорд-мером лондонского Сити, а также входил в руководство Ост-Индской компании.

Всего за 12 дней 1268 частных лиц, включая короля, многих придворных и членов парламента, ставших пайщиками нового банка, внесли в кассу банка 720 тысяч фунтов золотой и серебряной монетой. Положение о частичном обеспечении банкнотной эмиссии драгоценными металлами было заложено в королевской хартии Банка Англии и, по сути, узаконило практику банкирских и ювелирных домов, существовавшую до того на протяжении столетий. В качестве первого займа Банк передал в королевское казначейство 1 200 тысяч фунтов в виде банкнот и векселей Банка, которые стали законным платежным средством на территории королевства. Ни один другой банкирский дом по закону Таннеджа правом выпускать банкноты обладать не мог14. Заем был предоставлен под 8 процентов годовых, а также ежегодную комиссию в 4000 фунтов за обслуживание займа. В качестве обеспечения по займу Банку были переданы правительственные облигации, а также право собирать таможенные платежи. С этого времени заемщиком по государственному долгу выступало правительство, а не король. Кроме того Банк Англии с момента основания получил право совершать операции с драгоценными металлами – золотом и серебром – осуществлять выпуск и учет векселей, предоставлять ссуды под обеспечение, а также принимать вклады. Банку запрещалось кредитовать королевскую семью без санкции английского парламента.

На первых порах операции Банка Англии носили ограниченный характер, и конкуренты в лице банкирских и ювелирных домов воспряли духом. В 1697 году парламенту пришлось принять закон, по которому подделка банкнот, эмитированных этим финансовым учреждением, каралась смертной казнью. Этим же законом правительство предоставило Банку монопольное право на ведение всех расчетов правительства, что способствовало росту престижа Банка и стало его конкурентным преимуществом. Кроме того запрещалось учреждение новых крупных банков и компаний с числом учредителей более шести человек. В 1708 году было запрещено выпускать векселя на предъявителя – это мог делать только Банк Англии. Вне закона оказалась деятельность по предоставлению краткосрочных (до шести месяцев) займов. И тем не менее финансовое положение Банка Англии долгое время оставалось неустойчивым. В 1709 году хартия банка была пересмотрена и ему было предоставлено право на увеличение капитала. Банк Англии сразу же выпустил новых банкнот на сумму 760 000 фунтов стерлингов, которые пошли на оплату долгов. Это вызвало скачок инфляции, и за два года Банк оказался совершенно неплатежеспособным, что вновь дало определенные преимущества частным ювелирам15.

Тем не менее статус Банка Англии как кредитора правительства выделял его среди других банковских учреждений. Кроме того, сам факт создания Банка ознаменовал начало особых отношений между правительством и Сити, этим независимым административно-территориальным образованием в центре Лондона, представляющим интересы ливрейных компаний. Английские короли и королевы с елизаветинских времен традиционно защищали интересы английского купечества и банкиров, и порой в английской внешней политике было трудно провести разграничительную линию между интересами государства и бизнеса. Отличие новых отношений между властью и Сити состояло в том, что отныне этот крупный европейский финансовый и деловой центр приобретал функции неформального инструмента английской внутренней и внешней политики. До сих пор Лорд-мэр Лондона до 100 дней в году проводит в зарубежных поездках, посещая не менее 22 стран и произнося не менее 800 речей.

С середины XVIII века финансовая система Великобритании стала усложняться. В дополнение к традиционным банкирским и ювелирным домам стали появляться частные акционерные банки, которые позволяли быстрее и эффективнее аккумулировать денежные средства различных слоев населения, чего требовал начавшийся бурный рост промышленности. К началу XIX века таких банков насчитывалось до четырех сотен. Большое распространение получили вексельные операции. Вексель служил универсальным средством привлечения денежной наличности, инструментом кредитования и платежа, в том числе по международным сделкам (переводные векселя и тратты). Капиталы акционерных банков росли по мере развития промышленности, расширения внутренней и внешней торговли. Этому способствовала и неспокойная обстановка в Европе. Из-за непрекращающихся европейских войн торговые и банковские капиталы перетекали на более безопасные британские острова. Еще больше этот переток усилился после революции во Франции в 1789 году. В Англию и особенно в Шотландию потекло золото французской аристократии, напуганной революционными ужасами. Тем не менее важнейшим источником поступления золота в банковскую систему Англии оставалась деятельность английских торговых компаний в колониях. По подсчетам известного американского историка Б. Адамса, одна только «Ост-индская компания», получившая в 1766 году право собирать налоги в Бенгалии и Бихаре, вывезла оттуда средств на сумму в 1 миллиард фунтов стерлингов16. Все эти капиталы размещались в частных банках, способствуя развитию английской промышленности и торговли, но никак не помогали сокращению государственного долга. Проблема государственного долга стала постоянной заботой английского правительства, и следует сказать, средства, которые использовались для ослабления ее остроты, временами были отнюдь не тривиальными.

Изложенное выше дает общее представление о том, какие преобразования происходили в экономической жизни Британии на протяжении XVIII столетия, но не менее масштабные сдвиги происходили в обществе и государственном устройстве.

Начало важных преобразований в обществе и государстве

Начало важнейших преобразований в английском общественном и государственном устройстве британские историки достаточно единодушно связывают с правлением Вильгельма III Оранского. Как известно, недовольные королем Яковом II вожди тори и вигов пригласили голландского штатгальтера Виллема ван Оранье-Нассау, мужа наследницы английского престола Марии, возглавить вместе с ней английский королевский дом. Всходя на престол в 1889 году, Вильгельм и Мария ратифицировали Билль о правах и тем самым согласились с тем, что король ни под каким предлогом не должен посягать на основополагающие законы королевства, а парламент будет вотировать любые государственные и коронные расходы. Срок полномочий парламентариям был ограничен тремя годами, а исполнительная власть вручалась кабинету, составленному из представителей партии большинства в парламенте. Король лишь формально возглавлял исполнительную власть.

В стране сложилась своеобразная двухпартийная система. При Вильгельме III виги и тори определились в своих симпатиях: партию тори стали поддерживать преимущественно крупные и средние землевладельцы, в том числе сторонники бывшего короля-католика; вокруг вигов объединились старые аристократические семьи, купечество и финансисты, заработавшие огромные капиталы в колониях и стремившиеся к политической власти. На самом деле деление на партии было весьма условным. Как таковых партий в масштабах всей страны не существовало, не было никакой партийной дисциплины, голосование в парламенте чаще всего происходило под влиянием тех или иных депутатских групп и отдельных депутатов, обладавших даром красноречия и называвших себя сторонниками тори либо вигов. При этом следует учитывать, что представители английской земельной аристократии заполняли палату лордов и палату общин, составляли костяк государственного аппарата, руководства армии и флота, формировали систему образования и местного самоуправления, контролировали прессу и издательскую деятельность, по сути в равной мере определяли политику тори и вигов. Сельские джентльмены фактически управляли нацией. Судья Маккин из городка Брексфилд в августе 1793 года в ходе одного из процессов сказал буквально следующее: «Правительство любой страны должно представлять собой нечто вроде корпорации; и в этой стране оно составлено из представителей земельного капитала, которые только одни и имеют право на представительство. Что же касается всякого сброда, у которого нет за душой ничего, кроме личного имущества, то почему же нация должна рассчитывать на него? … Эти люди в состоянии унести весь свой скарб на своих спинах и покинуть страну в мгновение ока. Но земельная собственность не может никуда подеваться»17. Было бы, однако, неверно, забывать про влияние лондонского Сити, этого представителя интересов торгово-промышленно-финансового капитала Британии, который к концу XVIII столетия сам стал крупным земельным собственником и важной частью британских аристократических семей. Все перемешалось и превратилось в удивительный конгломерат, ставший элитой Британской империи, элитой жестокой, беспощадной, высокоэффективной в отстаивании имперских и собственных интересов.

Поэтому было совершенно безразлично, какая партия представляла большинство в парламенте и управляла империй. На протяжении XVIII века виги чаще находились у власти, они стали верной опорой нового монарха-протестанта, но католическая оппозиция не сложила оружия. В 1789 году католики вынудили короля подписать Акт о веротерпимости, по которому они получили право открыто исповедовать свою веру, хотя гражданские права их были ограничены. Волнения католиков, нервозность и напряжение в обществе, истерзанном десятилетиями усобиц18 конца XVII века, вынуждали вигов предпринять экстраординарные шаги, чтобы внести успокоение в умы. Следовало не просто воссоздать единство нации, но выработать новую, особую, своего рода патерналистскую модель взаимоотношений между различными слоями общества, когда низшие классы согласились бы добровольно принять власть высших. Бесконечные войны в Европе и на заморских территориях требовали небывалого единства нации. Забегая вперед, следует признать, что английскому правящему классу удалось успешно решить поставленную задачу. Решение было нетривиальным и вызвало огромный интерес в Европе, где пытались разгадать происхождение источников силы английской внутренней и внешней политики, пытались понять английские институты и устройство английской общественной системы, позволившие сбалансировать роли и влияние короля, парламента, суда, партий, общественного мнения и его выразителей – массовых периодических изданий.

Проект успокоения нации по Локку

В Европе, особенно во Франции, обратили внимание на философские труды Джона Локка19, прежде всего на два его трактата о правлении (1690). Локк отвергал идею неограниченной монархии, ее божественное происхождение, как данную свыше для обуздания животной природы человека, не способного самостоятельно контролировать свои страсти и самоорганизоваться в сообщество, не основанное исключительно на праве сильного, на праве порабощения человека человеком. По Локку, в первоначальном естественном состоянии все люди были свободны и равны. Но эта свобода и равенство были во многом формальными. Люди по природе не способны уживаться друг с другом, не нарушая при этом естественные права, которые, как считал Локк, предоставленные каждому из живущих законом природы. У всех людей есть право на жизнь и право быть свободными в той степени, пока эти права не нарушают свободу и естественные права других20. Однако, без организованного элемента принуждения люди, по словам Локка, вынуждены собственноручно защищать свои собственные естественные права от других людей. И для того, чтобы более эффективно защищать права всех людей, они, как утверждал Локк, объединились и заключили между собой общественный договор. Этот договор обеспечивал их естественные права путём учреждения такого государства, которое принимает законы для их защиты и следит за выполнением этих законов. Государство должно функционировать для достижения той единственной цели, ради которой оно изначально и было создано, а именно для защиты жизни, свободы и собственности.

Согласие людей, как утверждал Локк, является той единственной основой, на которую опирается власть государства: «Если кто-нибудь из тех, кто находится у власти, превышает данную ему по закону власть и использует силу, находящуюся в его распоряжении, для таких действий по отношению к подданным, которые не допускаются законом, то ему можно сопротивляться, как и всякому другому человеку, который силой посягает на права другого». Если государство или правитель нарушает права отдельных граждан, то люди имеют право организовать восстание и избавиться от такого правительства или государства. Когда же законодатели пытаются отнять и уничтожить собственность народа или вернуть его в рабство деспотической власти, то они ставят себя в состояние войны с народом, который вследствие этого освобождается от обязанности любой дальнейшей им покорности.

Трудно было рассчитывать на то, что народ будет массово изучать ученые труды Локка и воспримет его революционные идеи должным образом, но произошло невероятное: буржуа и крестьяне, забыв, что они родились свободными и равными, легко приняли власть земельной аристократии. Трактаты Локка сработали. Еще при жизни Локка они выдержали три издания, и незадолго до смерти он подготовил четвертый вариант. Первое издание оказалось ужасного качества и с большим количеством опечаток. Второе – было еще хуже и было отпечатано на плохой бумаге, вероятно, как издание для бедных. Третье издание получилось лучше, но Локку пришлось собственноручно вносить в него исправления. Кроме того, Локк сам в предисловии указал на то, что часть оригинального текста – окончание первой книги и начало второй – безвозвратно исчезла при печати. Первая книга обрывалась на половине предложения. Примечательно, что Локк, готовя четвертое издание, даже не попытался восстановить утраченные тексты21. Объяснить подобную небрежность и в то же время популярность трактатов о власти и управлении непросто. Можно предположить, что Локк считал случившиеся изъятия из текста несущественными, ибо имел возможность разъяснить читателям суть своих сочинений и восполнить утраченные отрывки. Подобное предположение требует пояснений в силу некоторой неестественности, нелогичности: мог ли Локк один разъяснить смысл своих трактатов массе народа, да еще убедительно доказать всему обществу, что власть уже не находится в состоянии войны с народом, что Славная революция решила почти все проблемы и для Англии и англичан наступает эра небывалого процветания. Внедрить эту мысль в массовое сознание, поднять его до уровня глубокого личного убеждения каждого – задача крайне сложная, требующая времени и скоординированных, целенаправленных усилий огромного коллектива единомышленников. Английские клубы, традиционные коллективные инструменты обкатки и распространения полезных английской аристократии идей, еще не настолько распространились, а кроме того не подходили для решения подобной задачи в силу их кастовости и закрытости. В гораздо большей мере подходили на роль «коллективного пропагандиста» масонские ложи, издавна существовавшие в Англии. Во второй половине XVII века они в очередной раз изменили свою суть и приобрели несколько научный, философский характер, но сохранили свою бессословную и наднациональную организацию.

Масонские ложи в Англии

Значительный толчок формированию интернационального союза европейских интеллектуалов обеспечили Реформация и Тридцатилетняя война (1618–1648). Первое из названных событий способствовало легальному объединению противников католической церкви, второе – их перемещению и сосредоточению в наиболее безопасных для распространения инакомыслия странах континента, в том числе в Англии. Среди многочисленных эмигрантов оказался цвет западноевропейских интеллектуалов, последователей передовых идей Просвещения. Под влиянием их трудов, публичных выступлений и дебатов в Лондонских дискуссионных обществах англичане были подготовлены к восприятию новых идей и более демократичных и светских форм организации взаимодействия сословий. Первоначально масонское движение в Англии было не очень многочисленным, но оно имело свои особенности и преимущества. Главным его преимуществом стало наличие лидеров, которые сумели реорганизовать движение на новых принципах, а также сблизить его с руководителями ливрейных компаний лондонского Сити с их многочисленными членами и работниками.

Сближение масонства и ливрейных компаний существенно расширило масштабы движения, но сохранило его просветительский дух. Как указывает историк С.Е. Киясов22, еще автор «Новой Атлантиды», знаменитый философ и политик, Фрэнсис Бэкон (1561–1626) выступал за то, чтобы в масонских структурах люди науки занимали бы исключительное положение. Практическое осуществление этой мысли привело к созданию в Оксфорде родоначальником научного аналитического метода Робертом Бойлем (1625–1691) так называемого «невидимого колледжа». Впоследствии этот союз ученых, действовавший в течение 1648–1659 годов, был преобразован в Королевское общество. В 1690-х годах Королевское общество поддержало деятельность астронома, математика и главного королевского архитектора, а заодно мастера ложи «Изначальных», сэра Кристофера Рена, который стремился вдохнуть новую энергию в масонство за счет «окончательного сближения интеллектуалов и масонских структур». Но к тому времени расстановка сил внутри движения уже изменилась, представители ливрейных компаний постепенно оттирали родоначальников движения на вторые роли. Судя по всему, именно благодаря ливрейным компаниям главная задача того этапа формулировалась несколько иначе. Братья из ливрейных компаний стремились донести до всех сословий понимание радикального изменения природы английской монархии после Славной революции. В духе идей Локка, используя масонские институты, они убеждали общество в том, что Славная революция стала выражением воли всей английской нации, что она ограничила власть короля силой закона, а власть правительства – ответственностью перед парламентом. Каждый англичанин получил основания гордиться принадлежностью к самому совершенному и справедливому государству, где нет места произволу и где властвует закон. По сути, была создана «идеальная конструкция», в которой монарх или правительство практически не могли нарушить общественный договор и тем подорвать стабильность общества. Локк мог не волноваться по поводу неполноты отпечатанных трактатов: братья-единомышленники были в состоянии восполнить образовавшиеся пробелы.

Эффект предпринятых усилий был поразительный еще и с той точки зрения, что в Англии масонские ложи стали своего рода «вертикальным лифтом», открывшим на время путь в британскую элиту для талантов из всех слоев общества, и прежде всего для буржуа, городских предпринимателей и промышленников. Сама структура общества оставалась неизменной, но возникало ощущение небывалой свободы и либерализма, столь необходимые для развития новой модели общественного устройства, основанного на власти капитала. Цель – примирение нации – становилась вполне достижимой и даже в чем-то достигнутой. Оставалась, однако, нерешенной проблема Шотландии, постоянно бунтующей горной страны, постоянно грозящей смутой и выступавшей за возврат в Англию претендента-католика. На помощь снова пришел Уильям Патерсон.

Немного о Патерсоне

Уильям Патерсон родился в 1658 году на ферме Скипмайр в Шотландии в семье Джона и Элизабет Патерсон. Уильям получил традиционное для своего времени образование. Он изучал грамматику, арифметику, латынь, родители планировали, что сын станет служителем пресвитерианской церкви.

В 17 лет Патерсон эмигрировал в Англию, где обосновался в Бристоле, крупном портовом городе. Местные купцы, внешне мало отличавшиеся от каперов, ходили к берегам Африки и к островам Вест-Индии, торговали черными рабами, какао, патокой, тростниковым сахаром. Благодаря им город процветал, так что идея отправиться в Вест-Индию пришла в голову молодому Патерсону вполне естественным образом. Около 1681 года он оказался на Багамах и занялся торговлей в партнерстве с торговой компании Merchant Taylors’ Company. За восемь лет работы он, как утверждают, скопил приличное состояние. По одной из версий компания занималась выгодным бизнесом – поставляла рабов из Африки в Вест Индию – и при случае грабила испанские транспорты.

В своих странствиях Патерсон познакомился с Лайонелом Вафером23, корабельным хирургом из Уэллса. Вафер был не простым хирургом, он плавал на пиратских кораблях, в одной из переделок был ранен и был вынужден сойти на берег. Произошло это около 1680 года на перешейке Дарьен в Панаме, практически на том месте, откуда много позже начали строить Панамский канал. Вафер провел в Панаме около года и не терял времени даром. Он оказался по натуре исследователем и собрал богатую информацию о географии и истории перешейка, изучил жизнь, язык и обычаи местных индейцев и пришел к выводу, что местные земли представляют богатые возможности для создания кратчайшего сухопутного торгового маршрута между Атлантикой и Тихим океаном. Своей идеей он, судя по всему, поделился с Патерсоном, когда их пути пересеклись.

В середине 1680-х Патерсон начал продвигать проект, который он называл «Дарьен». Он предлагал основать в Панаме постоянную английскую колонию и свободный порт, откуда было бы удобно торговать в акваториях сразу и Атлантики, и Тихого океана. Он особо выделял местное преимущество самого короткого пути между двумя океанами, что позволяло радикально сократить транспортные расходы, создавало уникальные возможности для английского купечества поставить под контроль англичан стратегически важный перешеек. Он был убежден в том, что будущее процветание Англии будет неразрывно связано с торговым путем через Панаму.

Английское правительство не разделило энтузиазм Патерсона. Правительству было не до того. Англия воевала с Францией, а война требовала больших расходов. Кроме того, в Лондоне не хотели раздражать Испанию, которая претендовала на территории в районе Панамского перешейка. Создание английской колонии в Панаме означало неизбежный конфликт с Испанией. Новая война была бы явно преждевременной. Встретив отказ, Патерсон отправился на континент. Он предлагал проект Священной Римской Империи, потом Нидерландам, но нигде не встретил понимания.

Вернувшись в Лондон в 1688 году он включился в реализацию проекта Hampstead Water Company, которая занималась строительством водоводов для снабжения водой английской столицы. Как утверждают, ему удалось заработать и на этом проекте, но главное, как представляется, ему удалось установить важные деловые контакты с ливрейными компаниями и руководством лондонского Сити, которые оказались, как уже было показано, весьма полезны при реализации проекта Банка Англии. Правда Патерсону через год пришлось оставить свой пост в Банке. Как утверждают, его финансовые и торговые идеи, которыми он буквально фонтанировал, казались его коллегам «несколько авантюрными», хотя определенные сомнения относительно истинных причин ухода Патерсона из банка остаются. По крайней мере частным обывателем Патерсон не стал.

Дарьенская катастрофа

Патерсон вплотную занялся проектом «Дарьен». Он перебрался в Эдинбург, где ему удалось, наконец, убедить депутатов шотландского парламента в перспективности своего проекта. Главным аргументом в пользу идеи Патерсона выступила чрезвычайная бедность населения Шотландии, где все с нескрываемой завистью наблюдали за тем, как Англия богатеет на заморской торговле. Бытовало утверждение: «Торговля увеличивает продажи, деньги делают деньги, и мир торговли больше не желает работать своими руками, но имеет потребность в рабочих руках». В 1695 году в шотландском парламенте обсуждался проект «Акта о торговой компании в Африке, Ост-Индии и Вест-Индии» для поддержания международной торговли. Он не вызвал особых возражений и в том же году был утвержден. В соответствии с Актом парламент утвердил устав компании, которая получила непростое название – Компания шотландской торговли с Африкой и Индиями (Company of Scotland trading to Africa and the Indies). Советником компании стал старый знакомый Патерсона Лайонел Вафер.

Желание шотландцев поправить свое материальное положение было столь велико, что практически без задержек в том же году парламент утвердил устав Банка Шотландии, главная задача которого заключалась в финансовой поддержке шотландского бизнеса, и прежде всего проекта «Дарьен». Банк Шотландии сразу приступил к привлечению свободных денежных средств жителей. Несколько неблагоразумно, якобы в целях ограничения конкуренции со стороны английской Ост-Индской компании шотландский парламент законодательно запретил англичанам держать деньги в Банке Шотландии. В ответ англичане вывели все капиталы из Шотландии, что, естественно, не могло не сказаться на финансовом положении страны, но не уменьшило энтузиазма шотландцев. По приблизительным подсчетам, от четверти до половины всего национального богатства страны было инвестировано в мечту по