Цена завтрашнего дня. Почему дефляция-ключ к будущему изобилию и процветанию бесплатное чтение

Идеи экономистов и политических мыслителей, как верные, так и ошибочные, имеют гораздо большее значение, чем принято считать. По сути, только они и правят миром. Прагматики, считающие себя свободными от интеллектуального влияния, обычно являются рабами какого-нибудь ушедшего в мир иной экономиста»

Джон Мейнард Кейнс, «Общая теория занятости, процента и денег (1936)

Технологии дефляционны.

Это не предположение. Это природа технологий. А поскольку технологии все больше внедряются в окружающий нас мир, это означает, что мы вступаем в эпоху невиданной ранее дефляции. Нравится нам это или нет, но факты остаются фактами.

Наши экономические системы создавались не для современного мира, где правят технологии и падают цены. Они создавались для дотехнологической эпохи, которая характеризовалась неразрывной связью труда и капитала, была ориентирована на рост цен и инфляцию и позволяла делать деньги на дефиците и неэффективности. Та эпоха закончилась. Но мы продолжаем делать вид, что прежние экономические системы все еще работают.

Мы находимся на критически важном этапе развития, потому что многие наши решения так или иначе связаны с экономикой. Выбор, который мы совершаем, в большинстве случаев сводится к экономическим реалиям: компромиссу между воспринимаемой ценностью и ценой. Мы хотим заботиться об окружающей среде, но выбираем более удобный, а не более экологичный автомобиль. Мы хотим питаться натуральными, органическими продуктами, но не желаем или не имеем возможности платить за них более высокую цену. С бизнесом та же история. Бизнес – это просто принятие решений с целью успешного развития, а также конкуренции с другими аналогичными бизнесами. «Успешное развитие» часто сводится к суровым экономическим реалиям – ценности (воспринимаемой или реальной), которую бизнес предлагает потребителям. От того, насколько успешно вы принимаете экономические решения, чтобы обходить конкурентов и завоевывать рыночные ниши, зависит практически все. Ваш доход, образ жизни, возможности для отдыха и путешествий, финансовое благополучие вашей семьи – все это базируется на экономике.

Периодически мы узнаем что-то новое, что перечеркивает наши прежние взгляды и представления. В такие моменты фундамент наших знаний рушится, а с ним – и многие убеждения, основанные на этих знаниях. Переосмысление – достаточно трудный процесс, потому что отказываться от своих убеждений нелегко.

Мы находимся на распутье. То, что работало в прошлом, не будет работать в будущем. Технологии развиваются слишком стремительно – и с каждым днем все стремительнее. Даже при большом желании мы не можем загнать этого джина обратно в бутылку. Нам необходимо создать новую систему национальной и мировой экономики, причем как можно скорее, иначе технологии, способные принести нашему миру изобилие и процветание, уничтожат его.

Сегодня единственной движущей силой экономического роста является легкодоступный заемный капитал, который создается с непостижимой скоростью. Рост объемов такого кредитования и соответствующих долговых обязательств продолжает мариновать нас в устаревшей экономической системе, как пресловутых лягушек в кастрюле с медленно нагревающейся водой. Пытаясь искусственно управлять этой системой, мы создаем не только экономические проблемы. Наш мир становится все более поляризованным и небезопасным.

Такие, казалось бы, случайные события, как Брексит, избрание Трампа, рост популизма и ненависти в нашем мире, вовсе не случайны и не изолированы друг от друга. Все они связаны с утратой надежд на лучшее будущее значительной частью населения. Причина утраты надежд кроется в новой экономической реальности, где не только малообеспеченные, но и средние слои населения чувствуют себя обманутыми и обделенными. Вместо того чтобы в наш век технологий иметь пятнадцатичасовую рабочую неделю, как предрекал Кейнс столетие назад в статье «Экономические возможности наших внуков», многие люди работают дольше и вполне обоснованно боятся потерять работу. Они не знают, как будут обеспечивать свои семьи и основные потребности, когда их доходы окончательно упадут. При этом мы наблюдаем стремительный рост социально-экономического неравенства: в настоящее время 5 процентов населения Соединенных Штатов владеют более чем двумя третями национального богатства, тогда как остальные 95 процентов борются за свою долю одной трети пирога¹. Всего три человека – Джефф Безос, Билл Гейтс и Уоррен Баффет – богаче, чем 50 процентов населения.

Легко сваливать всю вину на богатых, но фокус внимания следует сместить на отжившую систему, усиливающую вопиющее неравенство. На самом деле многие из богатейших семей мира осознают и пытаются исправить рискованные для общества перекосы, публично высказывая свое мнение и/или занимаясь благотворительностью. Они запустили филантропическую инициативу «Клятва дарения», участники которой обязуются пожертвовать половину или более своего состояния на благотворительные цели; на момент написания данной книги к ней присоединились 204 человека. Но это ничего не решает.

Концентрация богатства за последнее столетие стала беспрецедентной. Понятно, что мир становится все более небезопасным. Народ с растущей тревогой за свое экономическое будущее наблюдает за тем, как избранные лица создают баснословные состояния. Такая среда – благодатная почва для революций. Утрата доверия к системам предсказуемо ведет к обвинениям и разногласиям, которые могут быть оппортунистически перенаправлены на целевые группы, такие как иммигранты, религиозные общины, политические партии, другие страны и т. п. Иными словами, наблюдается резкий подъем популизма из-за несправедливости системы. Это напоминает ситуацию, сложившуюся в начале 1930-х годов, когда потеря надежды спровоцировала рост народных волнений и идеологических течений по всему миру, что в итоге привело ко Второй мировой войне.

Та же потеря надежды движет сегодняшними выборными кампаниями. Государства, некогда считавшие себя просвещенными, а ныне раздираемые ксенофобией, становятся на путь протекционизма и закрывают границы. Целые народы идут на поводу у политиков, которые нагнетают озлобленность и напряженность своими байками типа «вокруг одни враги», не понимая коренных причин новой реальности. Многие из них используют социальные сети как мощное оружие для консолидации власти. Они создают влиятельные онлайн-сообщества, провоцирующие уличные беспорядки. В Германии крайне правая популистская партия Alternative für Deutschland («Альтернатива для Германии») на выборах 2013 года не получила ни одного места, а в 2019 году сформировала крупнейшую оппозиционную фракцию в парламенте. Авторитарные режимы процветают по всему миру. Тенденция к усилению имущественного неравенства, поляризации и раздоров представляет собой одну из главных угроз нашему коллективному будущему. И все вышеперечисленное обусловлено одной причиной – сохранением экономической системы, разработанной для других реалий.

Как мы к этому пришли? И куда мы идем?

Век инфляции

Всю свою жизнь мы жили в мире, где движущей экономической силой была надежда на лучшее будущее, в мире, где царит рост. Наши родители и родители наших родителей выросли в таком же мире. Мы знаем только его.

Американская мечта основывается на идее, что упорным трудом и/или изобретательностью любой человек может достичь почти всего, чего захочет. Центральное место в этой концепции занимает высокооплачиваемая работа. Мы рассчитываем, что со временем будем зарабатывать все больше, и надеемся, что наши доходы будут расти быстрее, чем цены. Если нам удается купить активы, рост их стоимости из-за инфляции в долгосрочной перспективе создает богатство. Если мы купим активы на заемные средства (то есть используем левередж, или финансовый рычаг), наша прибыль будет еще выше, потому что актив увеличивается в цене, тогда как долг в денежном выражении остается прежним – а с учетом инфляции и ростом наших доходов из-за инфляции мы возвращаем значительно меньшую сумму.

Операции с жилой недвижимостью – классический пример задействования левереджа. Мои родители купили свой первый дом в пригороде Ванкувера, Канада, в 1977 году за 69 тысяч долларов. На то время это были для них большие деньги, но с первоначальным взносом в размере 10 тысяч долларов и ипотекой в 59 тысяч долларов вполне подъемные. Родители уже тогда понимали выгоду покупки активов в условиях инфляции. Их доходы на протяжении всей карьеры росли, и выплачивать ипотеку становилось все легче. К тому же инфляция постоянно увеличивала стоимость их дома, и сегодня он стоит около 1,5 миллиона долларов.

В принципе, ту же закономерность демонстрируют почти все активы, будь то акции, ресурсы или предметы искусства. И в ней нет ничего в корне неправильного. Она способствует обогащению и процветанию. Владельцы активов действительно процветают больше других, что усиливает неравенство, но в целом этот процесс помогает большей части мира выбраться из бедности.

Но что произойдет, когда мы больше не сможем рассчитывать на систему роста и инфляции? Что, если более мощная сила сведет на нет наши усилия по обесценению бумажных денег? И что, если, отчаянно цепляясь за устаревшую инфляционную модель, мы усугубим имущественное неравенство, поляризацию и раскол в наших обществах?

Сегодня мы находимся именно в такой ситуации. Основанная на постоянном росте и ожидаемой инфляции система, на которой зиждутся экономики наших стран, дышит на ладан. Технологии – это настолько мощная дефляционная сила, что в конце концов мы не сможем ей противостоять.

Сжимающийся мир технологий

Первый сотовый телефон я получил в подарок от своего первого работодателя в 1988 году. Это был невероятно особенный и совершенно неожиданный презент. В 1988 году мало кто мог назвать себя счастливым обладателем сотового телефона, а Motorola 8000 являлся одним из первых действительно портативных мобильников – до этого их приходилось носить в чемоданах. Телефон был весом и размером с кирпич, с длинной антенной. Его хватало на тридцать минут разговора, для чего этот агрегат следовало заряжать десять – двенадцать часов, и стоил он около 2000 долларов. Мои друзья просили позвонить по нему только для того, чтобы сказать, что они разговаривают по мобильному телефону, а я старался не слишком это поощрять, потому что звонки стоили 1,5 доллара за минуту. Никаких текстовых сообщений, никаких приложений, никаких данных, только телефонные звонки – но эта возможность позвонить в любое время, а не искать монету и телефон-автомат, являлась поистине революционным достижением. Мой первый счет за мобильный телефон с оплатой за роуминг составил около 1200 долларов. Я хорошо это помню, потому что тогда 1200 долларов были для меня бешеными деньгами. Но в 1988 году передо мной, наконец, открылся мир технологий.

Прошло каких-то тридцать лет, и то, как далеко мы продвинулись, просто поразительно.

Достаньте свой смартфон. Какого он размера? Сколько он стоил? Сколько им можно пользоваться? Какие у него функции?

Дефляционная сила сделала наши телефоны более дешевыми и функциональными: превратила телефон в камеру, фонарик, карту, рулетку, календарь, бумажник, проигрыватель и еще миллион вещей. И все это бесплатно или почти бесплатно.

Использование технологий растет экспоненциально; соотношение между производительностью и ценой увеличивается в геометрической прогрессии. Мы получаем все большую выгоду, а цена продолжает падать. Технологии приносят в нашу жизнь невероятное изобилие, и оно окружает нас повсюду. В главе 4 мы подробно рассмотрим, что лежит в основе такого необычайного роста производительности. Но чтобы получить убедительную картину дефляционного характера технологий, достаточно просто взглянуть на свои телефоны.

Выражаясь простым языком, дефляция – это когда вы получаете за свои деньги больше, а инфляция – это когда вы получаете за свои деньги меньше. При дефляции валюта становится более ценной, так как ее покупательная способность, то есть способность обмениваться на определенное количество товаров и услуг, растет. При инфляции все наоборот: цены на товары и услуги растут, а покупательная способность валюты падает, поэтому валюта обесценивается.

Сама по себе дефляция не является ни добром, ни злом. Важно только то, куда вы вкладываете деньги. Победители и проигравшие будут при любом сценарии. При инфляции выигрывают держатели активов – как мои родители со своим первым домом, – потому что доллары становятся дешевле, а активы соответственно дорожают. При дефляции выигрывают держатели валюты, потому что со временем они могут купить на свои деньги больше товаров и услуг, чем сегодня.

Проблема в том, что мы по-прежнему считаем, будто дефляция ограничивается отдельными секторами нашей экономики, а мы всю жизнь будем покупать более навороченные и дешевые гаджеты, но при этом извлекать выгоду из инфляции. И мы по-прежнему смотрим на технологии сквозь узкую призму мобильных телефонов.

Даже слегка расширив кругозор, мы часто ассоциируем сферу высоких технологий с такими гигантами, как Apple, Google, Microsoft, Facebook, Amazon, а в Китае – с Tencent, Baidu и Alibaba. Порой мы даже не осознаем, что эти компании, которые мы так превозносим, пользуясь их услугами, и есть та самая дефляционная сила. Мы получаем все больше за меньшие деньги, будь то информация Google или сервисы Amazon.

Но технологии имеют еще более широкое и важное значение. Они не ограничиваются смартфонами, поиском в Google и покупкой товаров на Amazon. Технологии проникают во все сферы нашей жизни. Они постепенно пронизывают все отрасли и компании. Если ваша компания не использует технологии, то в ближайшем будущем она, скорее всего, перестанет существовать.

А раз технологии проникают во все индустрии, почему мы ожидаем, что дефляция коснется только некоторых из них, а в остальных сохранится инфляция? Если технологии, так замечательно усовершенствовавшие наши телефоны, теперь прокладывают путь во все отрасли экономики, разве нам не следует ожидать глобального роста благ и снижения цен?

Если всё – не только телефоны и интернет-компании, а всё – будет постоянно совершенствоваться и при этом дешеветь, тогда семья, которая зарабатывает 75 тысяч долларов в год и с трудом сводит концы с концами, в следующем году может зарабатывать 70 тысяч долларов, через несколько лет – 60 тысяч долларов и т. д., продолжая получать все больше за меньшие деньги благодаря естественной дефляционной тенденции развития технологий. Это позволило бы нам разорвать замкнутый круг постоянного повышения цен, требующего постоянного повышения оплаты труда.

Такой подход может показаться радикальным, но если технологии дефляционны и мы ожидаем, что они будут охватывать все больше отраслей, то, возможно, он ничуть не радикален. Вероятно, это единственно разумный выход.

Проблема только в одном: если технологии должны делать все дешевле, почему тогда жизнь постоянно становится дороже?

Реакционная экономика

Во всем мире арендная плата, цены на жилье, топливо, продукты питания и многие другие расходы растут, вынуждая нас крутиться как белка в колесе. В таких условиях практически невозможно поверить в дефляцию и то изобилие, которое она сулит.

Но цены повышаются искусственно – из-за колоссального роста кредитования и задолженности.

Правительства и центральные банки будут делать все возможное, чтобы остановить дефляцию. Целевые показатели инфляции, устанавливаемые обычно на уровне 2 процентов, и все более дикие идеи по ее поддержанию – это публичные элементы их мандатов. Любой реальный рост в современном мире обусловлен только всплеском расходов, которые стимулируются легкодоступными кредитами и долгами, маскирующими истинное положение дел. Корень данной проблемы – в убежденности, что мы можем обойти дефляцию и естественный порядок вещей, создавая все больше долгов. Это то же самое, что пытаться бороться с силой тяжести, махая руками: сила тяжести победит. Даже самолет, использующий мощнейшую энергию, чтобы оставаться в воздухе, вынужден в конце концов приземлиться.

При оценке объема мирового долга важно сравнивать общую задолженность правительств, населения и корпораций с общим ростом валового внутреннего продукта (ВВП). В противном случае можно легко обмануться медленным ростом задолженности в одном секторе экономики, который с лихвой компенсируется в другом. К примеру, государство берет под контроль свой долг, прекращая финансировать какую-то программу, но тогда долги быстрее накапливаются у потребителей, которым нужна эта программа; чтобы оценить реальное влияние кредитов на ВВП, нужно смотреть на общую задолженность.

Мировой долг и так слишком велик, что, как ни парадоксально, усложняет решение проблемы. Долг в сочетании с дефляцией – токсичная комбинация, потому что платежи по кредитам остаются прежними в денежном выражении, а зарплаты уменьшаются. Это увеличивает реальную стоимость долга, повышая вероятность его невыплаты. Заемщики все чаще отказываются исполнять свои долговые обязательства, и кредиты не возвращаются, что приводит к серьезным экономическим последствиям.

В 2000 году общий мировой долг составлял примерно 62 триллиона долларов, а мировой ВВП – всего 33,5 триллиона долларов. По данным Института международных финансов на третий квартал 2018 года, ВВП мировой экономики вырос до 80 триллионов долларов, а общий долг – до 247 триллионов долларов. Другими словами, чтобы обеспечить глобальный рост на 46 триллионов долларов, пришлось создать около 185 триллионов долларов глобального долга.

Если бы мы перестали увеличивать долг и начали выплачивать его со скоростью 1000 долларов в секунду, это заняло бы почти 8000 лет. Но мы продолжаем его наращивать. А ситуация становится все более плачевной: если для достижения глобального роста на 46 триллионов долларов пришлось создать около 185 триллионов долларов глобального долга, то для роста мирового ВВП еще на 46 триллионов долларов эту сумму долга придется как минимум удвоить (см. гл. 4).

Не могу себе представить, как иду в банк за кредитом и пытаюсь всем объяснить, что каждый доллар роста увеличивает мой долг на 4 доллара. Даже если я получу с этого доллара стопроцентную прибыль, то все равно не смогу погасить первоначальный кредит. Современный мираж роста – это не что иное, как бум расходов за счет заемных средств.

Расходы за счет заемных средств не всегда плохое дело. Заемные средства можно использовать продуктивно, финансируя перспективные долгосрочные проекты. Бизнес, который берет кредит для проведения автоматизации производства, получает благодаря этой автоматизации конкурентные преимущества и прибыль, с лихвой окупающую обслуживание долга. Но когда бизнес больше тратит, чем зарабатывает, или вкладывает заемные средства в вещи, не приносящие экономическую выгоду, долг становится бременем для будущего роста, поскольку он не генерирует доход и за кредит приходится расплачиваться собственными ресурсами, да еще с процентами. В какой-то момент бремя долга становится неподъемным и бизнес вынужден реструктуризоваться или прекратить свою деятельность, что аннулирует все долги, ударяя по кредиторам.

Это верно и для экономики в целом. Экономика может расти за счет того же левереджа или кредитования, стимулируя спрос увеличением расходов на товары и активы за счет заемных средств. Когда у населения и домохозяйств больше денег, они и тратят больше, благодаря чему бизнес с экономикой растут ускоренными темпами. Но эти деньги надо возвращать… так или иначе.

Стоит ли удивляться, что крупнейшие игроки финансовых рынков делают сегодня ставку не на рост компаний, а на стратегию монетарной политики центральных банков и правительств? С одной стороны, у нас есть невероятная дефляционная сила, порождаемая технологиями, а с другой – сила, пытающаяся ее остановить. Эта сила – денежный печатный станок.

В своей книге «Большие долговые кризисы. Принципы преодоления» Рэй Далио, опираясь на результаты многочисленных исследований, знание рынка и данные о предыдущих долговых кризисах, анализирует закономерности возникновения патовых финансовых ситуаций, а также особенности государственной политики в этих обстоятельствах. Далио проделывает титаническую работу, чтобы доступно и компактно изложить такие сложные вещи. Вот что, по его словам, можно предпринять, когда долг становится слишком большим:

«Существует четыре рычага воздействия на экономику, которыми могут воспользоваться политики, чтобы сократить долг и расходы на его обслуживание до уровня доходов и денежных потоков, необходимых для погашения задолженности:

1) введение режима строгой экономии (то есть сокращение расходов);

2) дефолт по долговым обязательствам/реструктуризация долгов;

3) включение печатного станка и покупка активов (или предоставление гарантий) центральным банком;

4)перераспределение денег и кредитов от тех, у кого их больше, чем нужно, к тем, у кого их меньше»².

Далио приходит к выводу, что в конце концов «политики всегда печатают деньги. Это связано с тем, что меры жесткой экономии приносят больше головной боли, чем выгоды, крупные реструктуризации слишком быстро вымывают слишком много богатства, а перераспределение богатства и повышение налогов – ключевой индикатор гражданских войн и революций любого типа»³. И я согласен с Далио: политики, скорее всего, будут снова печатать деньги, чтобы попытаться и дальше пинать консервную банку по дороге. Я просто не считаю, что на сей раз это правильное решение. Оно только усугубит ситуацию.

Чего не может показать ни одна историческая справка о предыдущих долговых кризисах, так это невероятную дефляционную силу технологий. Современный технологический прогресс отличается от промышленной революции и других переходных периодов в истории; к тому же он только начался. Основная дефляция еще впереди. Эта дефляционная сила в сочетании с глобальным рынком, где все государственные деятели вынуждены поддерживать рост экономики и оплаты труда в своих странах, создает для нас беспрецедентное будущее. Будущее, в котором нужно переписать правила игры.