Кроник бесплатное чтение

Он беспощадный демон, что оставляет за собой разруху.

Он – не злоба и не гнев, несёт лишь вековечный мрак.

Враги уходят в тьму его тени.

За ним край, где вечный плач и стон.

Страшнее него лишь, только смерть.

Пришедший в царство, откройся же сверх врат земных.

Кто бы ни были входящие сюда, оставьте здесь надежду навсегда.

Предисловие

В порочном круге насилия сосредоточены страх, агрессия и незнание, которые переплетаются в сложные человеческие отношения. Каждый новый акт жестокости лишь подогревает огонь ненависти, заставляя не только жертву, но и агрессора погружаться в бездну бесконечных страданий. История повторяется, как заколдованный круг, из которого невозможно выйти без вмешательства осознанности и рядом протянутой руки.

Таинственная рука судьбы, связывающая точку А с точкой Б, предложила мне испытать каждое чувство – от радости до горечи, от спокойствия до волнения. В этой параллельной вселенной, где время ликует, а пространство танцует в ритме необъятного, я становлюсь наблюдателем своего же существования. Здесь нет границ, ограничивающих мысль, и каждый миг приобретает новый смысл. Я блуждаю по мирам, созданным только для меня, где каждый пейзаж – это отражение моих желаний и страхов. Горы из снов поднимаются, как могучие титаны, а реки текут в унисон с мелодией моей души. Мой мир – он другой, заполнен сумраком, повсюду условные зомби, не обращающие друг на друга внимание, или те, кто всё делают на показуху, особенно «самые добрые», от них надо держаться подальше. Мой мир – вымысел, всё, что тут написано, это мои фантазии, истории некоторых людей, переживание, мои счастливые моменты и неудачи, не нужно искать подтверждённые теории физики, биологии, истории, литературы и так далее, они всего лишь вспомогательные проводники знаний, которые давали возможность мне поточнее выразить мои мысли. История своеобразна, примитивна, но написана с душою. В моём мире время значение не имеет, оно просто формальность в виде слов. Здесь нет милосердия, нет пощады для слабых и незадачливых. Человек, который осмелился стать препятствием на пути другого, сам становится жертвой более сильного и амбициозного соперника. Философская белиберда, говорят вам. Но ведь это белиберда и есть простая попытка зафиксировать непостижимое, описать те потоки мысли, которые текут сквозь каждого из нас.

В книге представлены выдержка из дневника, воспоминания людей, что дало возможность более или менее расположить в определённом порядке события, которые переплелись между собой, в ходе чего произошли трагические последствия. Постараюсь сделать её предельно «ясной».

Итак, достопочтенный читатель, я предлагаю вам затаить дыхание в ожидании того, что будет дальше. Пусть ваши мысли окутывает мелодия драматичной истории, бокал вина станет зеркалом ваших внутренних переживаний, отражая и усиливая ноты той истории, которую вы начнёте читать. Как только ноты первой песни – Everybody Knows – Сигрид коснутся вашего уха, представьте, что я беру вас за руку и веду вглубь, где истории пересекаются и создают замысловатый узор судеб. Читайте внимательно, дамы и господа, ведь «дьявол кроется в деталях».

Пролог

Эта забытая история случилась в те далёкие времена, когда люди верили во что-то большее, чем купюры и дешёвые понты. Эта история произошла тогда, когда плывущие по небу облака были живыми, трава зеленее, а воздух чище. Эту историю помнят наши предки, которые с гордостью ровным строем, держа осанку, маршировали на площади в честь победителей, там, где вершилась история народа, который смог поставить честь и величие выше личных амбиций. Эта история отразилась в зеркале бесконечных подвигов забытой страны, а её жители со временем превратились в племя изгоев. Эта история, скорее всего, произошла в пылающее лето в чужом государстве, где и начался отсчёт краха некогда великой империи. Эта забытая история случилась тогда, когда я ещё был живым по-настоящему.

Мы были известны как «Архаровцы». Наша императорская гвардия отличались от обычных военных подразделений, выполняя точечные, сложные операции. Наши задания порой казались невозможными, но в этом и заключалась наши сила и уникальность. Мы действовали уверенно, без лишнего шума, но след, оставляемый нами, запоминался надолго.

Часто вспоминают те ночи, когда мы, сгруппировавшись, скрытно проникали в тыл врага. Было ли это уничтожение стратегически важного объекта, похищение важного лица или демонстрация силы через оставленный кровавый след, но у каждого славного пути есть свой бесславный конец.

Место нашей дислокации могло знать только наше командование. В Курдистане, где мы дислоцировались, произошло вооружённое столкновение между турками и курдами, на тот момент Курдистан неплохо набрал обороты и смог самостоятельно организовать сопротивление, чем выбил для себя основания для создания своего государства. Наша страна тайно поддерживала курдов, при этом стараясь держать тесные связи с турками. Мы вели охоту на штабы турецкой армии, откуда шло командование артиллерией, дожидались удобного момента, затем наносили ответный точечный удар. Так мы лишали их главного ресурса, обезглавливая армию.

После возращения с очередной операции в наш лагерь я и мои сослуживцы вели обычную беседу. Дни тут были жаркие, а солнце уходило в горизонт только поздней ночью. Огромное светило отдавало последние на сегодня тепло и свет. К вечеру это тепло казалось особенно приятным и нежным. Поэтому я хорошо помню тот день и никогда его не забуду. В небе появились два наших штурмовика, их мощные двигатели ревели, разрывая вечернюю тишину. Я поднялся во весь рост, левую руку сжал в кулак и прижал к сердцу, правую поднял вверх – таким образом встречал наших летающих архангелов. Вот тогда я и понял, что смерть – это начало нового пути.

Глава 1. Джентельменская троица

Дарко

В городах нашей огромной корпорации происходит много интересного. Посмотрите канал РТ ТВ (Российское Транснациональное Телевиденье), и вы сразу поймёте, о чём я говорю. Посёлки, деревни и сёла-призраки – это настоящая загадка для современного общества. В последние годы о них активно говорят конспирологи, учитывая их связь с необъяснимыми явлениями.

Жуткий запах гнили, что постепенно начинает меняться, словно живое существо, проникает в каждую пору. Он заливает всё вокруг, превращая воздух в густую невидимую пелену. Кругом, как будто поражённые гниением плоды, слабеют звуки, теряются краски, и мир становится серым, истончённым до предела. Каждый вдох напоминает о том, что на грани между жизнью и смертью разрастается невидимый предел. Мертвечина оседает на языке, и все вкусы и запахи сливаются в отвратительную массу. Она не покидает сознание, как будто сама природа напоминает о своей брутальной стороне, заставляя задуматься о хрупкости и бренности существования. Эта мрачная симфония умирает без особого сожаления, где каждое мгновение обнажает жестокую реальность нашего города. Кажется, что всё исходит от земли, – грунт, по которому мы ступаем, кажется носителем забытых историй и кричащих душ. Он впитал страдания, негодование, отчаяние. Тонкие корни, пробивающиеся сквозь трещины, несут с собой всю тяжесть прошлого, напоминая, что жизнь, которую мы знаем, неотъемлемо связана с циклом разложения и обновления.

В нашем городе произошло мрачное событие. Хотя их было немало, но почему-то мне запомнилась именно эта история. Три года назад пропал подросток, мальчик, ему было 14 лет.

Тайфер Руж Риган. Исчезновение подростка загадочна сама по себе. Тело до сих пор так и не было найдено, кто-то говорит, что он убежал из семьи из-за плохого обращение с ним, семья его имела неблагополучную репутацию, отец наркоман, мама алкоголичка. Другие утверждали, что его похитил маньяк, а затем убил, есть ещё конспирологическое мнение, что его похитили сектанты. Родителей Тайфера постигла неприятная участь: через год после похищения сына отец скончался от передоза, а полгода спустя бомжи за чекушку убили его маму.

Мама говорила, что историю о пропаже даже нормально не осветили в прессе. Видите ли, бывший манагер – это должность управляющего нашего города – Измаил Донован Дойл не хотел портить репутацию нашего культурно-туристического филиала из-за такого мрачного события. Кстати, он дорос до генерального директора нашего дочернего общества и считает себя элитой.

Дверь помещения открыл ученик девятого класса, он на несколько минут опоздал на урок. Растрёпанные волосы и уставшие глаза – это привычное состояние многих людей в современном мире. Часто утро начинается с борьбы против будильника, и после очередного навязчивого «долгого сна» мы выныриваем из одеял, не успев даже привести себя в порядок. В такие моменты не только причёска, но и внутреннее ощущение усталости становится заметным. Глаза, которые мечтают о продолжении сна, выдают нас даже при самых успешных попытках скрыть свою усталость.

– Простите, можно пройти на своё место? – вежливо спросил ученик, ему было неловко за то, что он опоздал.

Учитель усталым голосом ответил:

– Заходите, Дарко. И больше попрошу не опаздывать, вы уже не маленький. Ставьте будильник, чтоб вовремя проснуться.

Подхожу к своей парте, сажусь на своё место, возле окна.

Жизнь – скука, если нет цели, жизнь бездарна, если нет смысла жизни. А что будет? По мне так ничего! Просто человек будет жить обычной жизнью или же может воплотить свою жизнь в другом формате, так я думал, когда был подростком.

Меня зовут Дарко, обойдёмся пока что без фамилии, мне 14 лет. Вырос я в городе Южная-Саха, Сахалинский филиал, входящий в ОАО «Дальневосточное». Наш город расположен к северу от Японии, постоянно пасмурно, тот еще тухляк, хотя пейзаж очень привлекателен. Сахалинский филиал с большой землёй связывает длинный мост, артерия, пронизывающая необъятные просторы. Его грандиозные арки, простирающиеся над водами Охотского моря, были возведены в непростых условиях, где бушующие стихии пытались испытать стойкость строителей. Каждый элемент конструкции был тщательно продуман, чтобы выдерживать непрекращающиеся климатические испытания.

Время тут не в почёте, словно во временной петле застряли и выбраться не можем никак. Постоянный запах сырости. Запах безвкусных цветов, цветущих ночью, – тюльпан и «душистая» рыба. Потом непонятный запах пластика, топлива и тревоги, уносящий с собой всё спокойствие. Запах воды и мятный аромат плесени, который знают многие, кто приезжает к нам.

Учился я в школе имени Измаила Донована Дойла. У нас была своя школьная униформа, свои шкафчики для предметов, даже бассейн, правда, там уже никто не купался около года. Финансирование сократили, и приходилось экономить на всём, вплоть до еды, но в это было сложно поверить. Если говорят, что финансы сокращаются, то это значит, что деньги идут в чьи-то карманы, и тем, у кого возникают вопросы, предоставляют эту милую сказку про сокращение. Ну правда, если врёте, то придумывайте хотя бы убедительные отговорки.

Школа – это арена, на которой срабатывает механизм соперничества. Каждый стремится занять своё место в иерархии, завоевать авторитет среди сверстников.

Школа может быть и тюрьмой для творческого мышления, где жёсткие рамки ограничивают индивидуальность, где порой хрустальный шар мечтаний разбивается о суровые реалии.

Школа – это камера хранения, куда родители засылают своих детей, пока сами заняты работой.

А ещё в моём классе училась одна очень милая одноклассница, в которую я был сильно влюблен, её звали Лиза. Перевелась к нам год назад из маленького посёлка, была тихой, неприметной, носила очки. Она была не особо разговорчива, всё время одна. Я понимал её, ведь сам часто убегал в мир собственных мыслей, где никто не мог потревожить моё уединение. Будь я поэтом, то посвятил бы ей целую поэму в стихах или романтическую книгу о ней, как это изобразил Шекспир в своей трагедии «Ромео и Джульетта», только со счастливым концом.

У меня было желание позвать её на школьный бал, который должен был состояться скоро. Ох, Лиза, если бы ты знала, как я к тебе отношусь. Каждый день встаю с кровати, смотрю на себя в зеркало, мысли только о тебе. Представляю тебя со мной, за завтраком, обедом и ужином, даже читая книги, думаю только о тебе.

Снова летаю в облаках, мои фантазии выходят за грани реальности. Я перестаю воспринимать реальность как осязаемое и переключаюсь в мир грёз.

Но был один нюанс: у меня не хватало решимости позвать её на бал. Ты вроде готов подойти и пригласить, даже репетируешь заранее перед зеркалом, но на деле какая-та невидимая сила держит тебя, вселяя неуверенность.

Я отсиживал последний урок, и вот должен был прозвенеть звонок, а в это время в моём сознании шла настоящая битва двух психологических установок: это решимость и боязливость, и, признаюсь, меня это выворачивало наизнанку, даже пропотел насквозь. Отношений с девушками у меня никогда не было, и опыта в общении с ними тоже, ограничивался только словами «привет» и «как дела», некоторые вообще не здоровались со мной, проходили мимо, корча рожу типа «отвали». Прозвенел звонок, все начали собираться. Я всё же решился, дал волю чувствам, остановил её возле выхода из класса, но не мог подобрать слова для диалога.

Тихим, негромким голосом еле пробубнил слово «привет», как будто у меня во рту была вода. Она посмотрела своими невинными глазками, и меня цепью окутали белые маленькие ангелочки с арфами в руках, они исполняли чудесную мелодию, звавшую меня в мир грёз и фантазий. Я готов обуздать огромного кракена ради тебя, я готов спустить с небес луну ради тебя, всё, что пожелаешь, будет сделано ради тебя. Лиза, какое чудесное имя выбрали тебе твои родители…

– Привет, Дарко, что хотел? Говори быстрей, я тороплюсь

С её языка это звучало как песня соловья, что поёт для меня.

– Спустись с небес на землю, ты меня слышишь?

Я безнадёжный романтик, пытающиеся тебя завоевать, всё что мне нужно, – это твоё прикосновение, чтоб я снова обрёл веру в прекрасное.

– Дарко, хватит молчать, говори быстрее, я тороплюсь.

Снова меня занесло в мои фантазии. Я был немного растерян, но смог выдавить из себя пару слов:

– Как твои дела?

– Всё хорошо! Ещё что-нибудь?

«Всё хорошо» – самая распространённая лживая фраза.

– Хотел спросить, есть ли у тебя пара на бал?

– А ты что, хочешь меня позвать на бал?

– Если ты не против, то с удовольствием повёл бы тебя туда.

Лиза стала посмеиваться, как будто я сказал что-то смешное и неуместное.

– Пойти на бал с тобой?!

– Ну я… как бы да.

Снова наружу вылазит моя неуверенность, вроде не раз репетировал перед зеркалом.

– Ты действительно думаешь, что я пойду с тобой на бал?

Она сказала это грубым презрительным тоном, маленькие ангелочки с арфой, которые вращались перед моими глазами, ускакали в забвение. Это не та Лиза, что я знал до этого момента. Она изменилась, распустила свои волосы, стала краситься, начала одеваться во всё красочное и цветное. Я думал, что она просто решила обновить свой гардероб, избавилась от всего серого и перешла на радужные одеяния, но ошибся: если человек меняет свой имидж, то он меняется и сам. Третий закон социума.

Услышав наш разговор, многие стали оборачиваться и смотреть в нашу сторону, они хихикали и посмеивались, и в этот момент я начал чувствовать себя цыплёнком в микроволновке.

В нашу сторону двигался своей вызывающей походкой наш одноклассник, прилизанный, вечно жующий свою жевательную резинку Макс! От одного его имени меня воротило и выворачивало. Макс словно гнилой плод посреди прекрасного сада, Макс большая кость в моём горле. Мое внутреннее Я всё высказало бы Максу, будь у меня сила, как у Геракла.

Максим Донован Дойл – ходячий учебник по социальной дарвинизации.

Идеальный портрет «золотого мальчика»: Аполлон в футболке от Gucci, капитан команды, президент школы, будущий выпускник престижного университета с портфолио толще Библии. Его улыбка – финансовая пирамида: все верят, никто не спасётся. Но если присмотреться к этому постеру для успеха, на обратной стороне обнаружится ценник: «Продано душой, доставка в ад – бесплатно». Макс руководит местной бандой, словно это школьный кружок по интересам. «Понедельник – наркотрафик, среда – вымогательство, пятница – порка новичков. Всё как в расписании уроков!» Его банда – этакие бойскауты ада, с отличительными нашивками «Я служил Сатане» вместо значков. А я? Я стал его любимым клоуном в этом цирке. Помните тот день, когда он баллотировался в президенты? Я сорвал его речь, крикнув: «Титул „лидер“ не даёт права торговать дурманом за спортзалом!» Оказалось, демократия в нашей школе работает так же, как его совесть – тихо и только по праздникам. Награда за правду? «Курс вежливости» от Макса и три перелома, два синяка и мастер-класс по искусству молчать. Почему этот мелкий Люцифер до сих пор не в тюрьме? Папочка, конечно! Его отец – бог из машины в греческой трагедии, только вместо молний – пачка купюр и звонок нужным людям.

– Слышь, чудик, она со мной, так что отвали, чмошник.

Он был притяжением, магнитом, к которому стекались все, – от одноклассниц до взрослых женщин, которые должны были знать, что с ним дел иметь нельзя. Макс не был красноречивым игривым, доброжелательным парнем, он хоть и отличник, но был пустоголовым валенком.

В стороне не осталась и Лиза, вслед за Максом она тоже высказала в мой адрес пару ласковых слов:

– Дарко, отвали уже, ты просто жалок.

Макс обнял Лизу и стал осыпать её поцелуями в шею и в щеку, а затем как пёс лизнул её ухо – так поступают собаки, когда метят свою территорию. Все это происходило на глазах у всех.

В моих мыслях царил тогда настоящий сумбур. Как такое возможно – Макс и Лиза вместе? Лизу я знал как тихую, спокойную, безмятежную девушку. Так быстро измениться за летние каникулы… За это время она что, успела превратиться в надменную, заносчивую, кичливую стерву? В этот момент, выражаясь метафорически, меня что-то жгло изнутри, я будто находился внутри большого кипящего котла. Вокруг все только и делали, что смеялись, называя меня неудачником. Я быстро удалился, не оглядываясь. Мой опыт подката к девушке оказался неудачным.

Даниял

Я всегда задавал себе один и тот же вопрос: «Почему люди ведут себя как бараны?» Может, это стало моей личной мантрой, попыткой оправдать свои поступки, свои ошибки. Я драгоценность, укутанная в слой грязи, и всякий раз, когда у меня появляется шанс вырваться на свет, я предпочитаю оставаться в этой привычной серости. Меня зовут Даниял, и если бы кто-то однажды попытался расписать мою жизнь на холсте, ему понадобилось бы гораздо больше тёмных оттенков, чем светлых.

По прихоти судьбы я настоящий бездарь, хулиган, плохой мальчик. Я бы мог изменить свою жизнь, да вот беда – порой так приятно быть плохим мальчиком. Каждая пропущенная возможность – это жгучее напоминание о том, что я, возможно, никогда не стану тем, о ком мечтал. Чувствую себя марионеткой в бесконечном спектакле, где каждый акт – это лишь повторение моих ошибок.

– Эй, ты, Саламалейчум! – гаркнул в полный голос пацан из моего двора, звали его Али. Он был на год старше меня, и учились мы в одной школе.

Его многие боялись. Кто хотел бросить ему вызов, становился боксёрской грушей. Он с пелёнок занимался борьбой, его папа настоящий отморозок, растил из него настоящего зверя.

Но была одна тонкость. Я сам был таким же драчливым пацаном, который любил помахаться1 с такими устрицами.

Он подошёл ко мне, коренастый, широкоплечий, со злым хищным взглядом. Я же был худым и жилистым и ни хрена его не боялся.

– Слышь, улитка. Эй! Зовут свиней, ещё раз так скажешь, и я сломаю тебе палец в шести местах и засуну туда, откуда обычно не светит солнце. – Вай, слышь, свинья, ты чё, смелости хапнул? – сказал он мне, сверля своим взглядом. С ним было еще три пацана, его ручные бичи2.

Никогда не церемонился, если кто-то переходил мне дорогу. Так случилось и на этот раз. События разворачивались стремительно. Я втащил ему с правой и тут же, не сбавляя темпа, с левой. Али выдержал, успел поставить блок и попробовал прийти в себя среди гама и грохота летящих на него ударов. Затем я начал наносить удары ногами, обходя его защиту. Но вскоре на арене оказались его бичи, которые, вместо того чтобы разогреться, сразу перешли в полную атаку. Их недостаток опыта был очевиден, но количество начало перекрывать качество. Один из бичей попытался пройти в ноги, но я встретил его коленом. Бич пошатнулся, оказываясь в некоторой растерянности, однако из поля зрения исчез второй. Секунды на то, чтобы обернуться, и теперь жуткая боль в спине. Третий бич ударил меня ногой, и я упал. Дальше всё как по сценарию плохих фильмов: меня начали избивать ногами.

Город, в котором я родился, больше напоминал джунгли. Конечно, было бы плюсом, если бы он имел растительность как в самих джунглях, но беспорядочное построенные беспонтовые дома засорили столицу своим небрежным видом. Коровы в центре города, прямо как в сарае. Люди тут хорошие, но в наш менталитет прочно засел процесс дарвинизма, и эта хрень разрушала нашу социально-культурную особенность. Тут люди выживали как могли, некоторые могли загрызть, лишь бы копейки из тебя вытрясти.

Учусь я в школе имени Александра Гамзатова, бизнесмена и спонсора многих учебных заведений нашего города. Закончились экзамены по ОКТ (общие корпоративные тесты), и я перешёл в десятый класс. Помню, в классе девятом на школьной линейке назвали имя ученика, который получил двойку за черчение в четверти. Я, конечно, не хвалюсь умом, но как можно быть таким тупым, чтоб получить двойку в четверти? Тут остаётся только вешаться.

– Ну и чё теперь скажешь, конча?3

Я лежал на холодном асфальте, чувствуя, как кровь стекает по подбородку. Али старался сильнее попасть мне по лицу. Все остальные части тела мне более или менее отбили. Когда они прекратили избивать меня, я дерзко ему ответил:

– А ты, жидкая4 конча!

И получил новую порцию ударов.

Дело чуть не дошло до монтировки, которой он хотел меня ударить, это походило на разборки взросляков5.

Сотрудник СКК6 проходил рядом и быстро остановил беспощадный махач7. Этих придурков увели, меня же отправили в больницу.

И знаете, в моей голове не было сильного страха, было лишь одно: Я боялся, что уйду раньше, не проучив их. Когда меня везли в больницу, у меня уже созревал план мести. Так что вызывайте похоронное бюро квашня8. Буду всех выносить своим бесстрашным душком.

Через две недели, оправившись от ушибов и синяков, я начал готовить свое контроизбиение. Стал отлавливать их по одному, не в людных местах, старался подойти к этому вопросу по-творчески.

Один копался в двигателе машины, и внезапно для него я ударил его крышкой капота по голове, пока он был занят. Второго я поймал в школе, дождался, пока он останется один, это было в уборной, затем расквасил ему лицо, сделав его более «симпатичным».

Али поймал, когда он ходил в магазин за покупками, втащил ему прямо у входа.

– Ну и кто теперь «Эй»?!

Он молчал и ничего не говорил, знал, что за каждое его слово я буду разбивать ему лицо. Для профилактики ударил его ещё раз.

– Будешь доставать меня – клянусь, тебя вынесут вперёд ногами.

Вот так вот надо восстанавливать баланс сил в Махачкале, хищников, безусловно, много, но должны быть укротители этих хищников, тут каждый жизненный урок закрепляется поломанными костями и кровью.

Адам

О, великий мир кремниевых чипов и бесконечных нулей с единицами! Я – тот самый избранный, чья душа принадлежит не пошлым человеческим сердцам, а холодному, трепещущему гулу видеокарты. Да, у меня нет личной жизни. Зачем? Я предпочитаю цифровые романы: моя любовь к компьютерам настолько пылка, что, будь браки с техникой легальны, я бы уже давно обменялся клятвами с моим пятипроцессорным монстром, чьи вентиляторы жужжат слаще любых признаний в любви. Зовите её «Куколка» – она скромница с тремя мониторами, но голос её колонок слышен аж в соседней галактике.

Меня величали «компьютерным пинчиго» – ну да, я тот альфа-самец, что лазил в программные дыры, как крыса в вентиляцию. Взлом соцсетей? Пф, разминка для пальцев. Рианна? Хех! Я, конечно, чуть не взломал её телефон, но, видимо, её голые фото – национальное достояние, охраняемое армией шифров. Зато Splinter Cell я проходил с закрытыми глазами! (Если не считать 47-й попытки и сломанной клавиатуры.) А платные игры? О, это был мой благородный пиратский жест: грабить корпорации, чтобы одарить человечество. Вы ещё скажите «спасибо».

Систему жизненных ценностей? Пф, это для тех, кто тратит время на «общение» и «чувства». Я презирал её, как презирают тупой диалог в плохой RPG. Зачем слушать людской треп, когда можно слушать гул сервера? Мой рай – это запах перегретого процессора, мерцание экранов в полуночи и тихий шепот «Куколки»: «Обнови меня, дорогой. Пора…»

– Здорово, Адам.

– И тебе мир, Санчелос.

Это мой дружбан-бан, Саня. Мы с ним были одноклассниками, у нас много общего, но самое любимое наше занятие – рубиться в Варфейс. Ох сколько же я там заработал варбаксов! Жаль, что в реальной жизни нельзя их было конвертировать в настоящую валюту.

Это был обычный серый понедельник, но мысли о грядущих виртуальных приключениях одаривали меня яркими краскаами. Я сидел за своей партой, погружённый в разговор с Санчелосом.

– Адам, сегодня нам надо пройти комнату, здание белая акула, крайняя комната, которую мы так и не смогли с тобой пройти.

Мы с ним сидели за одной партой, третий ряд, третья парта.

– Не боись, всёе пройдём, как раз я с утра приобрёл автомат Томсона, мы уделаем их, и даже глазом моргнуть не успеешь.

– Ты это говорил месяц назад, мы не можем пройти эту комнату, слишком слабая команда у нас, там надо действовать сообща, а эти крабы играют лишь бы пострелять.

Наш разговор подслушивала девчонка с задней парты.

– Юлия Михайловна, а вот Александр и Адам снова разговаривают и не слушают ваш урок.

Юлия Михайловна, она же географичка, она же мисс школьный зад, половина учеников нашей школы хотела, чтобы она вела индивидуальные занятие. Молода, красива и сексуальна. Но очень строга к тем, кто не слушал её.

– Адам, Александр! – Она сразу в повышенном тоне потребовала: – Живо встать, бездари.

Мы встали и знали, какая кара нас ожидает.

– Адам, озвучьте моё первое правило на уроке.

Как же я ненавижу её, мерзкая одноклассница-ябеда, которая только и умеет выдавать себя примерной ученицей и получает за это бонусы.

– Первое правило – слушать вас.

– Александр, озвучьте второе правило.

– Слушать только вас, Юлия Михайловна.

Когда стоишь и вас начинают отчитывать перед всем классом как маленьких детей, немного приобретаешь чувство ответственности или злость на одноклассницу. В итоге она нам поставила двойки за сегодняшний урок, а день ведь только начинался.

На очередной перемене мы с Саней сидели в школьной столовой, обсуждая, как нам избавиться от надоедливой одноклассницы. Саня был настроен решительно:

– Должен быть способ, как сделать так, чтобы она оставила нас в покое, – проговорил он, рисуя на салфетке весьма сомнительный план. Мы попытались найти компромат на неё, что-нибудь такое, что помогло бы нам уесть её её же собственным оружием, но, увы, она всегда соблюдала правила.

Однажды, в ярости от очередного замечания от Юлии Михайловны, мы рискнули подойти к ней после урока, чтобы объяснить, как наш энтузиазм и разговоры были неправильно поняты. Неожиданно она выслушала нас с удивительным вниманием и, к нашему удивлению, предложила свою помощь в стратегических решениях в игре. Оказывается, Юлия Михайловна тоже была геймером, что стало для нас настоящим открытием. После этого случая её уроки стали интереснее, а сами мы стали меньше опасаться доносов Кристины, ведь теперь у нас была поддержка самой мисс школьный зад. В конечном итоге наш триумф в игре произошёл именно благодаря ей. Она сыграла с нами одну катку в игре, выносила всех с одного выстрела, и каждый новый противник становился лишь очередной галочкой.

Меня зовут Адам, родился в Ставропольском филиале, городе Кизляре. До третьего класса учился и жил в этом городе, позже семьей переехали в Прикумск. Вначале было тяжко, но со временем освоился.

Глава 2. Мой дом, мои правила

Учебный год только начался, но кажется, будто прошла уже целая вечность с тех пор, как я впервые переступил порог школы. Дни сливались в монотонный серый поток, почти как туман, окутывающий наш город.

В комнату вошла мама. Она остановилась у двери, наблюдая за мной, не спеша нарушать тишину своим голосом.

– Ты выглядишь уставшим, сынок, – наконец сказала она, садясь напротив.

– Это просто первый месяц, привыкаю, – ответил я, пытаясь себе самому казаться убедительным.

Мама улыбнулась, но на лице её мелькнула тревога, будто она догадывалась, что я не говорю всей правды.

– Ты знаешь, я всегда рядом, если нужно поговорить, – сказала она, и в её голосе прозвучали нотки беспокойства.

Я кивнул, благодарный за её поддержку.

– Дорогой, через минут 15 будет готов ужин.

– Хорошо, мам, сейчас приму душ и спущусь.

– Хорошо, дорогой, только быстро, а то всё съем.

– Всё понял.

Прежде чем пойти поужинать, я принял тёплый душ. Вода струилась по моему телу, смывая усталость трудного дня. Тепло окутывало меня, расслабляя каждую мышцу и позволяя мыслям унестись далеко от повседневных забот. Я закрыл глаза и представлял себе, как в воздухе витает запах свежеприготовленной пищи, создавая атмосферу ожидания и комфорта. Частенько веяло в мыслях сбежать из этого города, школы. Тёплый поток воды напоминал о том, что есть что-то большее, чем просто школьные будни, – мечты о будущем, о свободе, о настоящей дружбе.

Розалия, так звали мою маму, готовила очень вкусно. Аромат, проникающий из кухни, заставлял меня спешить к столу. Мама всегда умела сочетать простые ингредиенты так, что каждое угощение становилось шедевром. Сегодня на плите бурлила большая кастрюля с ароматным борщом. Я знал, что в нём скрывается секрет – щепотка любви и чуточку терпения. Приоткрылась входная дверь. Разуваясь, мой отец учуял желанный запах еды, заходя на кухню, увидел, как быстрыми движениями мама расправлялась с кухонными обязанностями, никаких лишних движении, один профессионализм. Когда настало время подачи, она аккуратно разлила суп по тарелкам, а затем украсила их зеленью, которая подчёркивала яркие цвета.

Импозантная женщина: любила заниматься спортом, что называется, поддерживала себя в форме и тонусе, питалась здоровой пищей, в молодости увлекалась астрономией, слушала тихий рок. Старалась оставаться в благоприятном настроении даже тогда, когда его не было.

Отец пристроился к ней сзади и стал обнимать, чувствуя тепло её тела, которое было таким знакомым и таким родным.

– Привет, любимая! – Она повернула голову и улыбнулась, в её глазах светился свет, который согревала его сердце.

– И тебе привет, милый! Садись, почти всё готово.

– Ммм, как вкусно, можно и тебя впридачу к этой замечательной еде.

– Только если ты сначала поешь.

Когда я сел за стол, всё сразу стала по-другому, с улыбки отец перешёл на хмурую гримасу. Папа сел напротив меня, взял газету, иногда мне казалось, что он делал это специально, чтобы не смотреть на меня. Мама разложила еду по всему столу, как бывает в праздничные дни. Она села с боку от нас, посередине.

– Ну как вкусно? – Спросила с интересом. Она любила, когда оценивали её блюда.

– Да, дорогая, тебе просто нет равных.

– Да, мам, ты просто кулинарный художник.

– Как приятно, люблю, когда хвалят. Кстати, сынок, как дела в школе? Нашёл себе подружку на осенний бал?

Как я не любил, когда она задавала такие стрёмные вопросы о девушках. Какая может быть у меня девушка? Этот вопрос я задавал себе каждый день.

– в школе неплохо, а поиск пары на бал зашёл в тупик. – Моё лицо взмокло, это означало для меня, что сейчас вступит в разговор папа со своими повседневными упрёками.

– Почему? Что произошло? – Удивленно спросила мама.

– Девушка, которую я хотел пригласить, отказала мне.

– Ничего страшного, всякое бывает, главное – руки не опускать, пригласи другую. Ты же у меня красавчик.

Подростки бывают красавчиками? Это точно не про меня.

– Не знаю, мам, я думал, может, вообще не идти на бал.

Отец ухмыльнулся и сказал:

– Думал он!

Его звали Марко, ему так же, как и маме, тридцать девять лет, они вместе учились в школе, вместе заканчивали и вместе поступали в колледж, затем окончили вместе один университет, всё делали вместе. Без неё папа был как без рук. Любил футбол, в своё время даже был капитаном команды по футболу в школе, любил читать книги различных жанров, особенно детективы, у нас в доме была даже мини-библиотека, где насчитывалось 700 книг. Все эти книги были им прочитаны ещё в молодости, теперь они представляли его коллекцию.

– Дарко, не позорься! Ты всегда будешь прятаться от людей?

– Что, пап?

– Ты прекрасно слышал меня. Ты что, всю жизнь будешь прятаться от людей?

– Милый, прошу, только не начинай.

– Нет, Роза, пусть наш сын ответит на вопрос!

– Но пап, я ни от кого не прячусь.

– А как же ты объяснишь про прошлый учебный год, тогда ты тоже не пошёл на бал? В учёбе ты скатился, тройки и двойки стали твоими лучшими друзьями. Ты постоянно один, друзей у тебя нет, учителя говорят, что даже в столовой ты сидишь один. Ты, кроме школы, никуда не ходишь, что тебя волнует в этой жизни? Что это за апатическое настроение ко всему? У тебя что, депрессия? Скажи мне, что за хрень с тобой творится?

Разговор стал двигаться в сторону повышении ставок, то есть говорили на повышенных тонах

– Пап, у меня всё нормально. Я не виноват, что со мной никто не хочет дружить. Оценки – это вообще не показатель ума. Многие учёные, философы-теоретики не блистали успехами в школе. Но это не помешало им прославится. Я таков, какой есть.

Шаблонная фраза из фильмов, а вдруг прокатит в споре с папой.

– Что за абсурд? Эти твои философские высказывания скоро меня в могилу сведут, не забывай, в какое время ты живёшь, твои философы-теоретики были необходимы в те далёкие времена, чтобы создать общее мировоззрение человека, многие их учения легли в основу познания мира, их времена – это время созидания. Наше же столетие – это эпоха потребления, твои философские суждения никому не нужны, они тебя не обеспечат хорошей работой и стабильной жизнью. Корпорациям и банкирам не нужны твои рассуждения о миропонимании и виденьи этого мира. Им нужны люди, которые будут накапливать капитал, как бы это горько и подло ни звучало, но жизнь такова, смирись уже с этим.

Во мне забурлили гормоны независимости, соглашаться с папой я категорически отказывался. Я с ним частенько спорил, но не так, как сегодня.

– Никогда! Не собираюсь быть офисным планктоном и работать на грёбаных толстосумов! И кичиться своим кошельком.

Папу повергла такая наглая выходка в шок, он поначалу даже немного растерялся: «Да как он смеет так говорить?!»

– Что ты сказал? Роза, ты слышала? Наш сын считает себя самым умным.

– Прошу вас, хватит, не нужно ругаться. Это касается обоих.

Я бы рад не ругаться, но папе, как маленькому подростку, нужно самоутвердиться. Мама расстраивалась из-за частых ссор, хотя этот феномен типичный для всех семейных людей.

– Подожди, Роза, наш сын возомнил себя всезнающим. Скажи мне, Дарко, если ты такой самонадеянный и умный, то почему в жизни такой аутсайдер?

Кажется, папа хотел критикой меня вывести на эмоции в виде угрызений совести или чтоб я почувствовал вину за своё поведение. Часто критика со стороны родителей бывает как раз неконструктивной, а скорее манипулятивной. У ребёнка или подростка стараются вызвать чувство вины и стыда и в последующем это преподнести как проявление любви к своему чаду. Ведь если не критиковать, то из подростка человек не вырастет. Если критикуют, значит, любят, значит, на вас не наплевать. Вот если тебя не критикуют, то ты никому не нужен. Чем жёстче критика, тем она «полезнее». И каждый родитель думает, что критику нужно терпеть, потому что это для «пользы». И по большей части это теория действовала на подростков. Видимо, папа думал, что я с опущенной головой побегу к себе в комнату и начну задумываться о своей жизни, но это не так. Он не вызвал у меня чувства вины и стыда, я был достаточно хладнокровен, эмоционально стабилен, уравновешен и сказал ему следующее:

– Сейчас, пап, объясню. Во-первых, я никогда не говорил, что всезнающий и умный, и особенным тоже себя не считал. Во-вторых, я не аутсайдер, мне только 14 лет и моя личность пока только формируется, у меня есть своё мнение, свои взгляды на жизнь, и это нормально, ведь я пока только подросток. И, в-третьих, ты постоянно срываешься на меня из-за своих проблем на работе, последние полтора года ты ругаешь меня из-за ерунды, не замечаешь меня, хотя я старался тебя поддерживать, но ты игнорировал меня, и да, пап, ты банкрот, смирись уже с этим!

Маму ужаснуло моё последнее высказывание о папе, и она постаралась принизить тон взаимных упрёков:

– Дарко, хватит! Что ты говоришь, он же ведь твой отец.

– Погоди, дорогая, наш сын играет в психолога. Знаешь, Дарко, с этого дня ты можешь делать всё что угодно, я ни слово тебе не скажу, отцовский долг я выполню и буду содержать тебя до совершеннолетия, а потом можешь убираться из этого дома на все четыре стороны, меня это уже касаться не будет. Дом мой, и правила мои!

Отец больше и словом не обмолвился со мной, заносчивость мальчишки ему было не по нраву, и внутри он здорово на меня обозлился, высказанное им должно было пробудить чувство вины, но упрямый подросток видел мир иными глазами и соглашаться с отцом не намеревался. Спокойно и непринуждённо папа покинул праздничный стол и ушёл в спальню.

Мама пыталась образумить меня. В этой ситуации она чувствовала себя паршиво и постаралась исправить ситуацию.

– Дорогой, я всё понимаю, но в данной ситуации ты был неправ, он тебе не чужой человек, а самый что ни есть родной, твой папа желает тебе только лучшего. Извинись перед отцом, будь добр.

– Прости, мам, но он сам этого не хочет. Я тоже пойду спать, был тяжёлый день.

– Как же мы до этого докатились.

Я поднялся к себе в комнату. Лишь когда закрыл дверь, сердце моё заколотилось, «Что же это? – высказался я вслух. – Неужели это чувство вины грызёт меня изнутри, колошматит моё молодое глупое сердце, которое в порыве ярости внутри не удержало мой ребяческий длинный язык и огорчила моего отца? Мама права, он мне не чужой человек.

Мама поднялась в спальню. Папа лежал на кровати, читая очередную литературную классику. Мама знала: когда он не в настроении, он сразу берётся за книгу, это его успокаивало. Она попыталась начать разговор и охладить его пыл.

– Дорогой, может, поговорим насчёт произошедшего?

Сама мама никогда не любила разговаривать на повышенных тонах, все спорные вопросы она пыталась решить разумными и мирными способами и знала подход к своему любимому мужу. Она его очень ценила и любила и всегда старалась поддержать в трудную минуту.

– Хорошо, милая, давай поговорим.

– Понимаешь, Дарко переживает трудный период своей жизни, то, что он сказал, это было не со зла. Он это знает. Может, ты первый пойдёшь на мировую и поговоришь с ним как отец сыном.

Папа, видя, как мама подбирает нужные слова для примирения его и сына, решил обсудить ситуацию со своей позиции, как делают юристы.

– Видишь ли, дорогая, нашему сыну абсолютно ничего не нужно, он замкнут только в себе. Ему ничего не интересно, и он ни к чему не стремится. Ты посмотри со стороны, он даже не пытается заводить друзей, не учится как подобает, всё время летает в облаках, игнорирует мои слова да ещё пытается спровоцировать меня. Другие школьники ведут себя как типичные подростки, но он считает, что он совсем другой, не похожий ни на кого.

Мама перебила отца:

– Но ведь он ещё этого не понимает.

Отец начал негодовать, услышав слова мамы.

– Ты в самом деле считаешь, что он ничего не понимает?

– Конечно, ведь он ещё ребёнок.

– Дорогая, ты наивно полагаешь, что Дарко ничего не понимает. Он всё прекрасно осознаёт, просто он старается показать, что отрекается от всего ради истинного. Уткнулся в философию жизни, в идею отчуждения, и хочет отречься от всего земного. Обычные подростки думают, как сколотить деньги и купить шмотки в магазине, а он думает, чем отличается человек аскезы от материалистов, и склоняется в пользу первого варианта, считая материалистов неудачниками. Если он уже думает о таких вещах в таком возрасте, то это явный признак того, как он относится к окружающим. Вывод напрашивается один: он просто изгой общества, а изгой и неудачник – это синонимы, наш сын просто-напросто обдуманно вписал себя в категорию неудачника. Моё же решение останется неизменным, мириться с ним я не собираюсь, как только он станет совершеннолетним, в этот дом дорога ему закрыта. Прости, Роза, но с его нападками я больше мириться не собираюсь.

Она промолчала, не сказав мужу больше ни слова. Мама понимала, что упёртого отца убедить в чём-то будет уже невозможно.

А за дверью спальни стоял я и подслушивал разговор родителей. Изначально намеревался извиниться перед отцом. Но когда услышал упреки отца в мой адрес, я изменил своё намерение – извиняться смысла не было.

Глава 3. Не романтик, а мечтатель

Прадедушка был участником Первой мировой войны, участвовал в ней от начала и до конца. Его жизнь в это время сопровождалась бесконечными боями не на жизнь, а на смерть. Ротный дал им команду взять деревню, не помню, как она называлась, говорили, что находилась возле города Братиславы. Они стали огибать деревню правым флангом. Австрийцы, увидевшие этот дерзкий ход наших солдат, открыли по ним мощный шквал огня. Он думал, что их конец уже близок. Они сидели в окопах, пока снаряды разрывались рядом с ними. Через минут 20 обстрел прекратился. Вдруг несколько австрийцев выползли из окопов и помчались прямо к ним. Было непонятно, что они хотели сделать, возможно, думали, что уничтожили всех в окопе и таким образом побежали в атаку, или же хотели быстрым маневром после артобстрела взять их окоп.

Прадед был уже закалённым человеком, поэтому, когда ротный встал и закричал: «В бой!», то он, как и все солдаты, которые были в окопе, побежали им навстречу. Австрийцы дрогнули и убежали назад, их преследовали, пока они не остановились и не сдались в плен.

Когда он проходил возле австрийских окопов, он увидел ужасающую картину. Весь окоп был заполнен убитыми и ранеными, запах от гнилья был жутко невыносим даже для него, видевшего многое. У австрийцев было много раненых, кто-то спал, кто-то хрипел.

Он подошёл к сараю, а там раненые австрийцы стонут и просят помощи, просят помощи у нас, а ведь для него они были врагами готовыми их убить… Они выглядели измученными, голодными и больше не представляли из себя опасности.

Когда он прошёл дальше, его позвал солдат из его роты и попросил перевязать спину. Когда он взглянул на неё, то ужаснулся и подумал про себя, как можно перевязать такую большую рану, нанесённую остатком шрапнели. Сам солдат сильно истекал кровью, но был в сознании. Прадед сказал ему, что поможет отвести его в часть, чтоб смогли обработать рану. Когда они шли мимо тех окопов, где лежали убитые австрийцы, он услышал, что просят помощи. Раненый австриец просил воды, показывая руками, что хочет пить. У него была полная фляжка, и он дал её австрийцу. Тот начал жадно пить воду. Это была привилегия победителя. В знак благодарности австриец приложил руку к груди.

Даже будучи врагами в страшной войне, где все человеческие качества отходят на дальний план, прадед повёл себя, как человек. Деревня была взята, а через месяц была взята Братислава, а ещё через два месяца война была окончена. Германия и её союзники потерпели поражение в этой войне. Благодаря усилиями Российской империи Антанта диктовала мир на своих условиях, одновременно с этим подавлялись бунты в Петрограде и в Москве, удалось аннигилировать все оппозиционные силы, благодаря чему Россия удержала победу в своих руках. Российская империя настаивала на освобождении балканских народов от Австро-Венгрии, но против были Англия и Франция, они хотели сохранить целостность Австро-Венгрии, чтобы на востоке был противовес России. Император сделал негативные выводы в отношении своих союзников, Россия ушла в изоляцию, восстанавливаться после войны, а прадед вернулся в Петроград.

Выдержка из дневника «Катарсис»

Махачкала моя столица, в ней я родился. Ох эти каменные джунгли, куда ни наступишь, обувь начинает портиться.

Ну серьёзно, так тяжело, что ли, засыпать эти ямы на дорогах? Наступит ли тот день, когда не надо будет жаловаться и будет только хорошо?..

В школе была одна девочка, которая мне очень сильно нравилась, она училась в параллельном классе.

На каждой перемене я поднимался на четвёртый этаж, пялился на неё и таял словно мороженое. Я пытался завести разговор, но слова застревали в горле, как будто стеснительность была зловещими оковами, сковывающими мой язык.

– Oh my god! Какая же она смачная.

– Да знаем мы уже, ты это говоришь уже год.

– Я что, сказал это вслух?

Мои кенты начали ловить ха-ха, когда я начинал вести себя как анчоус.

– Вацок9, подойди к ней и заобщайся, – сказал Латиф, пытаясь меня приободрить.

– В натуре, братуха, хватит булки мять, давай уже настраивай свой радиовещатель и начни с ней полноценный диалог.

А это уже другой кент10 Дауд.

– Вы не понимаете, пацаны, такая, как она, одна на миллиарды.

– Ты слюнки подбери, уцы11, говоришь так, будто из золота её сделали. – Дауд видел меня насквозь, он был моим одноклассникам, так же, как и Латиф.

– Она совершенство.

– Латиф, чё с этим пацаном не так?

– Это называется синдром ПЗРщика12. О ней уже целый год нам мозг заливает, не понимаю, почему нельзя подойти к ней и заобщаться, раз уже решил стать полноценным ПЗРом.

Дауд поддержал инициативу Латифа.

– Потому что она меня пошлет нахрен.

Такая девушка, как Лейла, была одарена природной красотой, она цветок, живущий в кустарнике, и расцветает с каждым днём. Рыжая, с маленькими веснушками на лице, губы выразительные, чуть ниже среднего роста, с миниатюрной фигурой, всё, как мне и нравилось в девушках.

– Эта девушка отшила десятки парней, полсотни блокнула13 в Directumе14. А я тот ещё бездарь.

– Нет, братуха, ты лопух, – сказал Дауд и начал смеяться как чайник.

У себя в комнате я пытался отработать приём знакомства и понял, что мне легче драться с толпой пацанов, чем один раз подойти и начать диалог с ней. Было очень трудно преодолеть страх, именно он и не давал мне решимости. Да и в филиале, в котором я жил, насчёт этого было не так просто, ведь тут открыто немногие общались или, как некоторые делали, общались тайно ото всех, но слухи быстро распространялись, и поэтому было тяжело скрыть от всех тайну своей личной жизни. Она тут была напоказ, сплетни, интриги, прямо сюжет для сериала.

– Кхе-кхе, приветик, то есть привет, – сказал я мощным брутальным голосом.

– Нет, не так!

– Добрый день, прекрасная лебедь.

– Мля, чё за ушлёпок.

Я стоял напротив зеркала и представлял, что подхожу к ней и знакомлюсь, но выглядело это беспонтово. Конечно, мысли скакали, как будто я был актёром на репетиции, а сцена всегда была неподходящей. Вдох – и решимость наполнила меня, зачем так заморачиваться, и я снова посмотрел в зеркало, и на долю секунды мне показалось, что мой отражённый образ смотрит на меня с пониманием. Возможно, что я жутко нервничаю и пытаюсь себя таким образом успокоить.

На тренировке все мысли были только о ней: девушка даст фору настоящим бомбитам15 и фотомоделям.

– Даниял, эй, кунцук16, ты слышишь?

Мой партнёр по спаррингу что-то трещит мне, а я в облаках парю как орёл.

– Не обисуй, уцы, замечтался.

– Ты в последнее время тормозить жёстко стал, чё за фигня с тобой творится.

– Есть одна девушка, которая мне очень нравится, но боюсь к ней подойти познакомиться.

Его реакция была божественной:

– Вааа, братуха, ты чёе ПЗРщиком стал, что ли?

И почему, когда люди слышат, что тебе нравится девушка, они начинают вести себя как хайваны17?

– Эти свои романтические движения оставь, да, ты же бродяга, а не ПЗР.

– Я не романтик, а мечтатель.

Он начал смеяться на весь зал. Тренер тихо сзади подошёл и дал ему хорошего чапалаха18. Это такой традиционный способ донести свою мысль, только без слов.

– Ты чё сачкуешь, Замид, а ну лёг и сто раз отжался. Ты тоже, Даниял. Совсем границы потеряли. – Тренер, как всегда, «справедливо» разрулил ситуацию.

– Тренер, а меня-то за что?

– За то, что ты есть, а ну быстро отжался.

Наш тренер ещё в лихие нулевые наводил шороху, поэтому с ним лучше было не шутить.

– Уцы, а кто эта девушка, в которую ты влюбился?

– Лейла из 10 а класса.

– Ахтишка?

– Что Ахтишка? – сказал я.

– У нее кликуха такая. Мой кент с ней общался, говорит, был даже у неё дома.

Как же меня раздражают такие разговоры, когда ты что-то слышал, но понятия не имеешь, что на самом деле было.

– И кто это твой кент, с которым она общалась?

– Валид.

– Серьёзно? Валид Хвастун? Он же балабол.

Валид Хвастун, или как его иногда называли, Трепач. Тот ещё фрукт, он мог нафантазировать такую историю, что многие действительно ему верили. Помню, однажды я дал ему подсечку – трепал всем, что я у него в шестёрках. Он сказал, что не оставит это так и меня ждёт расплата, но с тех пор прошло полтора года, а так ничего и не произошло.

– Он же трепач, Замид, он всей школе говорил, что является КМС, кандидатом в мастера спорта, а когда Амиль с голодной улицы ему предъявил, что он балабол и что у него нет этой корочки, а если есть пусть покажет, то он просто сглотнул и ушёл, ничего не сказав. Этот умник даже сказал, что поцеловал в щеку какую-то известную актрису, когда был в Москве.

– Уцы, я тоже это слышал, но насчёт Амиля, он сказал, когда они пересеклись один на один, то Валид пару раз леща ему дал.

– И поэтому Валид сейчас на глаза Амилю не хочет попадаться, он же знает, что ему будет за его болтливый язык. И вообще Лейла девушка-игнорщица, многие пытались с ней познакомиться, но так и не смогли, она всех отшила.

Тренер всё это время наблюдал, но взглядом он нас не тиранил, мы делали вид, что отжимаемся. Когда кое-как отжались сто раз, то мы подошли к тренеру и сказали, что уже всё, он посмотрел на нас хладнокровным взглядом и сказал:

– Уже всё?

После этого вопроса я понял, что нас ждёт тренерская взбучка.

– Да, – ответили мы тихим шёпотом с Замидом.

Нашего тренера звали Алдан Гаффарович по прозвищу Шкаф. Но мы его просто называли тренер. Широкоплечий, ростом метр 90, с большими руками-молотами, он имел большой опыт в боевых искусствах, всевозможные награды. Его многие ненавидели, но и уважали все.

Он громко хлопнул руками два раза, это означало, что все должны встать в строй.

Наш большой спортзал располагался в четырёхэтажном здании, на каждом этаже разные секции – футбола, баскетбола, боевого самбо, борьбы, плавания и волейбола. Кроме баскетбола и волейбола, я ходил на все секции, в разные дни, конечно. Я обожал спортивную жизнь. Спортзал был коммерческим образовательным детищем нашего директора филиала. Немногие могли таким похвастаться.

Когда мне было годиков шесть, прабабушка рассказывала, что Дагестан был областью, а не филиалом, и у нас были даже национальность и какая-то своя культура.

– Кто мне скажет, для чего мы тренируемся?

Тренер решил поделиться с нами философскими наставлениями, он обожал так делать.

– Чтобы мы были сильными, – крикнул пацан из дальнего ряда.

– А ещё?

– Давать сдачи, – снова ответил тот самый пацан из ряда.

Тренер продолжил «пытать» нас своим вопросом:

– А ещё?

Тут я не сдержался:

– Никогда не сдаваться.

– Именно! – ответил тренер. – Я тренирую вас не для того, чтоб вы выпендривались среди девушек или кого-нибудь побили на улице, не ради наград. Вся ваша тренировка – это подготовка ко взрослой жизни, вам предстоит борьба с самой жизнью, вам придётся каждый день сражаться за то, что вам дорого, во взрослой жизни вас никто не будет жалеть и лелеять. Вам придётся бороться со злейшим врагом, самим собой, я не просто так это говорю. – Тренер явно сегодня был на кураже. – А теперь к самому главному вопросу. Когда я говорю, что надо отжаться сто раз, это означает, что вы должны отжаться сто по сто раз. Имейте в виду.

Вот почему у него был такой странный взгляд, вот к чему была вся эта лекция.

В раздевалке после тренировки пацаны помладше начали подражать сегодняшнему выступлению тренера.

– Так, особи мужского пола, помните, борьба, как завещал дед моего деда, что я твой дед, и еще не будьте лошками, ведь в жизни главное борьба, а если не будете бороться, то станете лошарами.

– Нет, нет, братка, лучше вот так. Мои бездарные ученики, я ваш мудрый сенсей, будьте такими, как я, без семьи, неудачником, у которого вся жизнь – сплошная борьба.

Многие начали смеяться.

– А ему в лицо слабо сказать? В раздевалке такие смельчаки, – сказал я им, решив поумерить их остроумный пыл.

Пацан, что корчил рожу, подражая тренеру, подошёл ко мне, он был старше меня, из 11 класса.

– Если надо будет, тебя переверну вместе с твоим сенсеем. Пусть этот хрен сенсей тренирует, а не базарит, мне наставлений и дома хватает.

Два раза выходил один на один с ним, избил меня до полусмерти и даже глазом не моргнул.

Наш тренер был человеком нелёгкой судьбы, за плечами Ближний Восток, Африка. Награды и увольнение с армии. Он прошёл через многое, не имел семьи, снимал квартиру на окраине города.

Он позвал меня к себе в машину, когда я выходил из спортзала.

– Даниял, слушай, я уеду ненадолго, скоро соревнования, и я тебя включил в число участников, меня будет заменять другой тренер по боевому самбо, так что постарайся победить.

Когда тренер сказал об этом, то я чуть не всплакнул от счастья, я столько ждал, когда меня допустят до турнира.

– Хорошо, тренер, постараюсь вас не подвести.

С этой мыслью я не мог расстаться, соревнования по боевому самбо – да чего же это бомбово19, наконец-то смогу показать, на что я способен.

В школе сразу же рассказал своим кентам, что буду участвовать в соревнованиях в Махачкале.

– Ничё се, уцы, красавчик! Буду болеть за тебя, – сердечно сказал Дауд и обнял меня братскими обнимашками.

– Саул, саул,20 братка.

От такого счастья после звонка на перемену я вылетел из нашего класса и случайно задел девушку. Груда страниц, как снежный ком, разлетелась по коридору, создавая вокруг нас настоящий хаос. В руках она держала кучу расписанных листков, но все они упали на пол по моей вине. Я сразу же присел, стараясь собрать разбросанные листки, будто собирал осколки разбитого стекла. Поначалу не обратил внимания на неё, так как волосы закрывали лицо. Но когда девушка подняла свою голову, то мой мир стал куда красочнее, чем обычно: счастье вселенского масштаба, сталкивающиеся галактики между собой, чёрные дыры, засасывающие целые планеты, и девушка, которая тебе очень нравится, стоит прям перед тобой. Моя жизнь обрела ещё больше смысла, чем обычно.

Непроизвольно я сказал:

– Привет.

Она продолжала собирать листки и ничего не отвечала.

Мои кенты стояли возле подоконника у окна и наблюдали эту сцену. Они показывали жестами, типа, будь смелее.

Я ещё раз сказал:

– Привет.

Но она продолжала игнорировать меня.

Когда она собрала всё, то я понял, что упускаю момент. В то же время я ещё верил, что смогу что-то сделать.

– Эй, постой, ты мне нравишься, – пробормотал я признание в слух и после сказанного чуть не провалился со стыда под землю, – как такое могло вырваться наружу, это было не круто.

Она повернулась в мою сторону. Девушка, что целый год сводила меня с ума, девушка с красно-карими глазами, как у вампира, девушка, что часто дышит в мой затылок, и я покрываюсь мурашками. Она мой идеал, горянка, что воспета в стихах и песнях. Во мне столько чувств к ней, что я готов пойти на всё, лишь бы она стала моей.

Она нахмурилась, но в глазах на доли секунды промелькнула искорка смеха.

– Ясно, – ответила она, не проявив никаких эмоций.

Моя ответка долго себя не заставила ждать, и я сразу же ей нагрубил:

– Вай, ты чё гонишь?!

– Отвали, примитивщина. – В её голосе звучало нечто большее, чем простая высокомерность. Затем она развернулась и ушла, как тьма на рассвете. И даже не обернулась.

Oh my god, какая же она всё-таки очаровательная. Кенты мои от смеха животы рвали – моё первое знакомство, а я жёстко облажался. Но я не собирался сдаваться, если бороться, то до конца.

Глава 4. Дружбан-бан

Ранним утром больница находилась в движении. Я умылся и пошёл в столовую позавтракать. Взял поднос и подошёл к поварихе, тут её называли миссис Спач. Она была полненькая, маленького роста. Готовила не очень вкусно, а разнообразие меню вообще отсутствовало. Кормили постоянно кашами. Миссис Спач поставила мне кашу, похожую на бурду, с ужасным вкусом и запахом.

Серая и густая, как её жизнь, каша была липкая как мазут. Повара тут не гурманы. Они не были ценителями кулинарии, они просто расфасовывали эту жижу по тарелкам. В своей каше я обнаружил что-то чёрное и мелкое, думал, изюм, а оказался таракан. На моём лице сразу появилась эмоция отвращения.

– Извините, миссис Спач, но в моей каше что-то чёрное, по-моему, это таракан.

– И что? Мне теперь за тебя его съесть? Проваливай отсюда и кушай то, что дают!

Тогда меня это немного удивило, а сейчас удивление пропало, я привык к каше, которую мне давали в больнице. После меня пичкали лекарствами, от них у меня дурманились глаза и голова уходила в разнос, словно я на американских горках катаюсь.

Как я попал в больницу? Хороший вопрос, как раз будет о чём мне поведать вам в этой главе.

Первым уроком у нас была история. Её вела Наилья Валентиновна. Замужем, имела двух детей, в молодости служила в армии, она любила рассказывать истории о прохождении своей службы, была патриотом и очень эрудированным учителем. Многие не воспринимают историю всерьёз, и я говорю уже не о дисциплине. Есть два мнения насчёт истории, которые я знаю. Первое мнение: история – это учитель, который учит нас, как жить в настоящем и будущем, учитывая ошибки прошлого. Второе: история – это некий надзиратель, который наказывает довольно сильно за совершённые ошибки.

– Тема сегодняшнего урока – «Узурпация власти Российским императором Константином».

Я посмотрел на книгу, исписанную каракулями, а затем взмыл в небесную синеву.

– В 1998 году, когда Российская империя достигла развитого конституционного монархического строя, её парламент решил реорганизовать страну, трансформировать Россию в корпорацию. Это считалось эволюционным шагом в развитии цивилизации. Больше государство в привычном формате не должно было существовать, время не стояло на месте, нужно было идти дальше. Но император Константин не хотел отдавать остаток своей власти, он решил распустить парламент и узурпировать… Адам, вы меня слушаете? – прокричала Наилья Валентиновна, заметив, как я её игнорирую, летая в своих мыслях. – Адам! – снова прокричала Наилья Валентиновна и, не дождавшись ответа, подошла ко мне и захлопнула книгу, что лежала возле меня. – Адам, вы снова за своё, что с вами? Почему не слушаете мой урок?

– Простите, Наилья Валентиновна, больше не повторится.

– Ладно, садитесь и не отвлекайтесь, пожалуйста.

Последним пятым уроком у нас была анатомия. Молодая учительница по имени Анастасия Николаевна не особо рвалась нас просвещать. Она попросту приходила и работала ради денег. Для неё главное, чтобы в классе никто не издавал ни звука, все должны были сидеть, как мышки. Пока она строчила очередное сообщение своему бойфренду, я проводил в мыслях различные сравнения: интересно, кто сильнее – ГСБ или НОД? Лю-Канг или Саб-Зиро? Как же хочется порубиться в приставку.

– Санчелос, рубанёмся сегодня в приставку у меня? – прошептал я ему в ухо.

– Чел, у меня есть идея получше.

Он подмигнул, имея в виду, что сегодня скучно точно не будет.

– Я же сказала заткнуться, мрази! – проорала во весь голос Анастасия Николаевна.

И кинула мел со всей силой. Благо попала она в стену.

Когда закончились уроки, мы с Саней пошли сразу отрываться, как и планировали. Но на самом деле оказалось, что нам надо было убрать заросшее поле от кустов и сорняков и подготовить его к футболу, мы с пацанами собирались три раза в неделю и играли. Сентябрь, на дворе 36 градусов, бабье лето в разгаре. Дружбан-бан решил, что если мы проявим инициативу, то пацаны ещё больше нас зауважают. Рюкзаки спрятали на заброшенной стройке, у нас там был свой тайник, о котором никто не знал.

Заброшенная стройка находилась рядом с полем. Местные жители старались обходить её стороной, а нам хоть бы хны, мы ведь бесстрашные.

– Ну и жара, – промолвил Саня и умолк.

Солнце щедро разлило свои лучи, как нектар, напрягая ветви деревьев, устремлённые к небу.

– Ну и какого хрена мы притащились сюда, Санчелос?

– Я же уже сказал – облагородить наше поле. – Полунасмешливое выражение промелькнуло у него на лице.

– В такую жару?

– Спокуха, дружбан-бан, сейчас быстро всё сделаем, и нормуль.

С собой мы взяли грабли, серп и штыковую лопату и приступили к работе. Мы работали в тишине, лишь изредка нарушаемой пением птиц, которые заводили весёлые напевы, будто желая поддержать наш труд. Солнце пекло так, что моя задница, как гриль в духовке, покрывалась жареной корочкой.

Поле, которое мы старались почистить от травы, было достаточно большим, и двоим убрать его оказалось проблематично.

– Слушай Санчелос, у меня есть идея.

Идея возникла спонтанно, как молния, фраза «у меня есть идея» стала выражением, которое, образно говоря, как обухом по темени, наповал уничтожала всё, что окружало меня.

Саня готов был принять любую идею, лишь бы побыстрее закончить работу. Жара была настолько невыносимой, что мы опустошили две баклажки воды.

– Говори, бро, я готов.

– У тебя или у знакомых случайно нет садового триммера, чтобы одолжить?

– Это типа аналог газонокосилки?

– Да, только его можно использовать на неровной поверхности.

Саня сел и печально вздохнул:

– К сожалению, нет.

Три часа дня, а солнце пекло всё сильнее, при виде его у меня складывалось ощущение, что мы в полной заднице.

– У меня есть ещё одна идея.

– Надеюсь, она реализуемая.

Трава вокруг и за пределами поля была сухая. Наш город располагался в лесостепной зоне, что меня сподвигло на мысль, что можно просто взять и поджечь поле изнутри, а потом в нужный момент, когда вся трава станет пеплом, потушить. На первый взгляд было несложно.

– Идея проста, как дважды два. Просто поджигаем траву.

– Ты серьёзно? – испуганно замахал он рукой. – Если мы сделаем, как говоришь ты, то тут всё сгорит, учитывая, что рядом ещё есть гаражи, у которых есть хозяева.

– Думаю, проблем не возникнет. Быстро потушим. Просто не хочется застрять тут на весь день. – Затем я вытер пот с лица.

Мы на всякий случай подготовили две баклажки воды по полтора литра – вдруг придётся тушить. И купили спички. Неподалёку от нашего футбольного поля находились сараи, мини-огороды, мы посчитали, что им ничего грозить не будет и всё обойдётся.

Через несколько минут после того, как мы подожгли поле, огонь начал разрастаться, и поначалу пламя медленно окутывала сухую траву. Туда, где огонь разгорался сильнее всего, Саня бежал и начинал тушить, чтобы пламя не вышло за пределы поля. Костёр разгорелся достаточно большой, а искры от него стали отлетать, охватывая сухую траву, а её на поле было очень много.

– Хорошо идёт, – с улыбкой сказал Саня.

– Гори-гори ясно, чтобы не погасло, – торжественно ответил я.

Но буквально через минуту всё вышло из-под контроля: поднялся ветер, который начал метаться из стороны в сторону, те маленькие очаги пламени что были в центре поля, превратились в большую проблему. В воздухе тёмными снежинками кружил пепел, подгоняемый ветром. Повсюду был слышен треск огня, который сплошной стеной брёл по равнине. Раздуваемое ветром пламя жадно начало пожирать всё степное поле.

В степи, где находилось футбольное поле, помимо сухой травы, были и небольшие деревья, они тоже были сухими, и когда огонь добрался и до них, то они вспыхивали как спички.

Вся вода была израсходована, мы без устали бегали, пытаясь потушить огонь, но всё было тщетно, он нарастал всё интенсивнее и потихоньку двигался в сторону сараев и огородов. В воздухе пахло гарью. Через пару секунд, очнувшись от ужаса, мы начали паниковать и судорожно искать решение, как остановить пожар.

– Надо бежать отсюда! – с потерянным видом сказал я.

– И всё бросим?!

В голове промелькнула мысль: «Да, Саня, всё бросим, так как если скажем, что это мы подожгли, то у нас начнутся проблемы».

Паника охватила меня, руки дрожали, а дыхание сбивалось от последствий пожара, и от мысли о том, что Служба противопожарного контроля нас заметёт, как только узнает, кто это сделал.

Я дал дёру, вслед за мной Саня.

– Меня подожди! – всё время кричал он мне вслед, пытаясь меня обогнать.

Когда мы уже были в сотне метров от пожара, то на пути встретили пацанов, наших знакомых.

Самое интересное то, что в руке они держали мяч. Мой инстинкт подал мне очевидный сигнал, что бояться нам следует не только СПК (Службу противопожарного контроля). Саня начал рассказывать им о нашей «благородной идее» по очистке поля от травы и что вместо этого мы случайно спалили всю степь.

– Вы чё, шпана, совсем страх потеряли?!

– Мы не специально, – ответил Саня.

Здоровый пацан по кличке Кач ударил Саню ногой по солнечному сплетению, он согнулся от боли и начал мычать, как корова на пастбище. Меня же он ударил по лицу, я даже сопротивляться не стал, лёг и притворился, что без сознания.

Но это не помогло, нас продолжали избивать. Каждый удар приносил с собой не только физическую боль, но и глубокое ощущение унижения. Мы лежали, скованные страхом и чувством беззащитности, как овцы на заклании, ожидая завершения этого бесконечного торжества жестокости.

Дальше было хуже. Огонь всё-таки дошёл до сараев, и несколько из них даже сгорели, пацаны со двора, конечно же, рассказали обо всём СПК. Полгорода пацанов хотела нас разорвать, благо отделались испугом, выговором от СПК и выплатой материального ущерба хозяевам сараев, которые пострадали от пожара. Нашим родителям пришлось выплачивать компенсацию. Из-за этого случая меня три месяца не выпускали из дома.

А пацаны со двора никак не смогли нам простить за поле, поэтому нас избили ещё раз, даже не верится, что мы смогли такое начудить.

В школе даже тупое выражение придумали: «два сапога осла», было нелегко, но мы старались держаться и не обращать внимания на выпады со стороны сверстников. Мои хорошие знакомые и друзья обходили нас стороной из-за этого случая. Санчелос не выдержал постоянного прессинга и переехал в село к бабушке. А меня родители решили на время отправить в Устиновку, пока не устаканится ситуация с пожаром.

Глава 5. Школа жизни

После Первой мировой войны произошли большие перемены в Российской империи, она из абсолютной монархии стала конституционной, сословие уходило в прошлое. Часть полномочий была распределена между министерствами и парламентом, но централизованная система так и осталось.

Прадед смог отучиться в техническом вузе на строителя. После его направили в Дагестанскую область в Порт-Петровск. Россия одновременно вела мягкую русификацию во всех областях и губерниях огромной империи. На юг отправлялось большое количество специалистов разных профессии, учителя, строители, рабочие заводов, юристы, чиновники, которые должны были выстроить вертикаль власти. Прадед был участником строительства чуть ли не всего Порт-Петровска, там же он познакомился со своей будущей женой, она заканчивала педагогический вуз русского языка. В школах, университетах преподавание велось исключительно на русском языке, так же книги выпускались на русском, остальные языки потихоньку вытеснялись из общественного быта. Ассимиляция народов происходила потихоньку, делалось всё это через социальные проекты, на которые выделялись довольно большие финансы. Шло создание новой гражданской политической нации, было принято решение свести всю религию в единый кулак, создать новый тип религии, чтобы он мог объединить в себе все разношёрстные народности. Бог должен быть один, и точка, даже если придётся делать это силой.

Деизм должен возглавить новую религиозно-философское направление. Разные религиозные течения восприняли для себя эту идею, как угрозу, ведь конфессиональные течения воспринимали связь человека и бога как краеугольный камень всех их учений, а деизм, напротив, считал, что бог создал мир, человека, законы и устранился, оставив людям самим разбираться во всех своих проблемах. На общем собрании парламента было принято отказаться от всех конфессий и перейти на новый формат рационалистического религиозно-богословского направления, даже император не смог помешать этому. Были понятны опасения парламента: хотели устранить угрозу межнационального и религиозного характера, для этого нужно было создать единое и неделимое общество, готовое принять любой вызов, а вызовов было достаточно, в мире готовилась новая, более масштабная война.

Выдержка из дневника. «Катарсис»

Мама поднялась ко мне наверх в комнату, чтоб разбудить в школу. Она не любила, когда я опаздывал, и старалась привить мне дисциплину.

– Дорогой просыпайся, пора в школу.

Идти в школу после произошедшего? «Лучше провалиться сквозь пол и никогда не выбираться оттуда», – звучало звонким колоколом у меня в мыслях. Хотелось просто лежать и спать, чтобы забыть чёртов вчерашний день.

Мама снова из дальней комнаты выкрикнула:

– Дарко, вставай уже, а то в школу опоздаешь.

– Встаю мам, встаю, – ответил я, лёжа на кровати.

С утра ощущения ужасные, чувство, что тело за ночь было налито свинцом. Лениво и мешковатым движением приподнимая своё тело, я приходил в себя после сна.

У меня в комнате не пыльно, но присутствует маленький творческий бардак, на стене никаких плакатов с рэперами и поп-звёздами, как обычно бывает у школьников моего возраста. На стульчике весит школьная форма, чувствуется запах прокисшего молока. Настроение унылое. Неохотно снимая свою любимую пижаму, в которой мне спится сладко, я переодеваюсь в стандартную школьную униформу.

По дороге в ванную я встречаю маму, она выглядит уставшей, и цвет её кожи болезненный. Она снова говорит мне:

– Доброе утро, дорогой, как твои дела?

– Доброе, мам, всё нормально, не переживай.

Своими полусонными глазами я видел, как мама старалась прикрыть улыбкой свою грусть на лице.

– Ладно, милый, иди умойся и спускайся покушать.

– Хорошо, мам.

Умывшись, я спустился поесть. На кухне сидел мой отец и читал газету.

– Доброе утро, пап.

– Доброе.

– Как твои дела?

– Так себе, – ответил он, хладнокровно делая вид, что не замечает меня, и продолжая читать свою газету. В рубрике сегодняшнего дня очередные спортивные скандалы, бездушная политика и как сколотить очередное состояние, высасывая воздух из пальца.

– А что случилось, пап? И почему мама была расстроена?

– Дарко, много будешь знать – меньше будешь спать, кушай и иди в школу, – сказал он, продолжая читать серую газетёнку.

Так проходила с ним наша беседа, пресно и сухо, ни о какой отцовской любви не шло и речи, я не ощущал её.

Мои родители были юристами по недвижимости, поэтому и находились постоянно в разъездах, у них была своя частная контора, которую они вместе основали, предоставляя свои услуги по всему Сахалинскому филиалу. Но последние полгода дела у них шли не очень, неделю назад слышал разговор мамы и папы, и, судя по всему, они находились на стадии банкротства. Возможно, поэтому она и была сегодня расстроена.

Позавтракав, я оделся, положил свой дневник в рюкзак, без него я и шагу не делал, ведь как только всплывала животрепещущая мысль, я тут же хватался за ручку, чтобы записать её туда. Мысли как кислород, они беспрепятственно пробирались в черепушку, оседая в мозге на мгновение, и тут же могли выветрится, оставляя беспамятство. Перед уходом в школу мама дала мне мои любимые вкусные бутерброды. Она знала, что между перерывами в школе нужно подкрепиться, как того требует мозг. Я обнял свою маму как можно сильнее. Она тоже крепко обняла меня, чувствовалось, что она вот-вот заплачет. Что-то в маминой улыбке было не то, я увидел не просто грусть, спрятанную под улыбкой, а отчаяние и безнадёжность: неужели это банкротство так сильно эмоционально ломало мою маму изнутри?..

День, как всегда, был туманный, солнечные лучи с трудом проникали через густую пелену. Она как море охватило весь город. Дорогу перед собой едва было видно. В голове воспроизводилась картина из фильма, которую я смотрел недавно, о монстрах, что таились в густом тумане.

Мой шкафчик находился на втором этаже школы. Все свои школьные предметы я оставлял здесь. Я взял всё необходимое и пошёл в свой класс. Как только я переступил его порог, так тут же опустил глаза, пропуская все пристальные взгляды, которые были направлены на меня. Многие стали подтрунивать из-за моего недавнего чудачество. Сделав вид, что не замечаю насмешек, я невозмутимой сел на своё место на последнем ряду у окна.

Макс, сидевший рядом с Лизой, не сводил с меня глаз, он придумал очередную забаву, как бы поглумиться надо мной, чтобы в очередной раз выставить меня не в лучшем свете. Учитель ещё не пришёл, он частенько опаздывал к началу урока.

Макс во всю глотку лихо гаркнул:

– Ну что, чудила, нашёл себе девушку?

В классе раздался настоящий смех. Я промолчал, хотя в душе хотел запустить в Макса книгу по социальной философии. Хохот не прекращался, неумолкаемый смех надрывал животы моим одноклассникам. Хихиканье походило на звуки, издаваемые шимпанзе в период брачного сезона.

Это сподвигло Макса на грубую забаву, он хотел больше «крови» и на одной шутке останавливаться не хотел.

Макс подошёл ко мне с чувством вседозволенности, демонстрируя своё превосходство, и грозным тоном, стоя надо мной, сказал:

– Я тебе задал вопрос! Какого чёрта ты молчишь?

– Что тебе от меня нужно? Я ведь тебе ничего не сделал.

– Я хочу знать, такой придурок, как ты, нашел себе пару на выпускной?

– Нет! И наконец отвали уже от меня!

– Да ты смелый, оказывается. Сейчас, Дарко, я решу твою проблему.

Кажись, я понимал, что сейчас меня ожидает. Это было не впервой, и с каждым разом всё унизительнее.

– Эй, парни, держите его.

Ко мне подбежали его дружки, они силой стали вытаскивать меня из парты, я стал оказывать сопротивление, но мой отпор не имел никакого успеха. Макс взял в руки швабру и скотч из шкафчика и стал подходить ко мне. Его дружки удерживали меня, не давая возможности выбраться из этого капкана, словно меня замуровали цепью, как раба.

– Эй придурок, смотри сюда, – сказал Макс, подходя ко мне всёе ближе, – а вот и твоя «девушка», – показал он швабру, которую держал в руке. – Сейчас, Дарко, я обмотаю тебя и твою «новую девушку» этим скотчем, и будет с кем тебе пойти на бал, можешь даже меня не благодарить. Будешь знать, как приставать к моей девушке.

– Но я не знал, что она твоя девушка.

– Уже поздно, придурок, так, парни, держите его крепче.

Я был беспомощен и уязвим, силы покидали меня, я болтался как мешок картошки, осознавая, что в данный момент меня собираются смешать с грязью.

Меня поразило, что никто не пытался это остановить, мои одноклассники вместо того, чтобы вызволить меня из этого капкана унижений, снимали данное событие на свои чёртовы телефоны, чтобы в дальнейшем выложить это в социальные сети. Современные тинэйджеры создали себе культ в виде «социального божества» КЧ (Корпоративный чат, соцсети), Directum – (социальная сеть), которое необходимо кормить лайками, репостами и комментариями, снимая это видео, они приносят «жертвоприношение» этому «божеству». Снимать различные рода видео с элементами издёвок, унижений, и чем безумнее видео, тем больше адепты «социального божества» находились в экстазе. Подростковый эгоцентризм с его культом «социального божества» переходил все мыслимые и немыслимые границы, по всему миру школьники, студенты, офисные адепты – все погружены в этот бал-маскарад. Сегодня ты поливаешь грязью соседа, завтра сам станешь мемом-мучеником. Главное – успеть выложить чужой крах раньше конкурентов, чтобы в ленте блистать праведным нимбом: «Смотрите, я-то не такой! (Но давайте обсудим, какой он отвратительный)». Мой класс? О, мы были образцовыми жрецами – снимали, стримили, хештежили. #РаспятиеНаПервомУроке, #ПозорКакИскусство.

Меня спасло то, что через порог класса переступил учитель. Он с изумлением увидел перед собой дикую картину и с возмущением потребовал:

– Что тут происходит? Быстро сядьте на свои места, пока я не ввёл против вас школьные санкции!

Школьные санкции могли включать себя различные меры воздействия, направленные на поддержание порядка и дисциплины в учебном заведении. К их числу могли относиться предупреждения, выговоры и даже отстранение от занятий. В более серьёзных случаях, когда нарушитель систематически игнорировал правила, школа могла прибегать к временной приостановке его обучения или переводу в специализированные учебные группы.

Они меня выпустили из своего капкана. Я с облегчением и в ту же секунду с отчаянием вздохнул, понимая, что на этом всё не закончится и мой антагонист доведёт дела до конца, только на это раз он будет поджидать удобного момента.

Макс, когда прошёл возле меня, кинул фразу:

– Повезло тебе, придурок, но всё ещё впереди!

Кинув возле меня швабру, он запрятал скотч у себя в кармане. Я обернулся и увидел, как Макс провёл пальцем по своей потной шее, давая понять, что скоро мне не поздоровится. Лиза, сидевшая рядом с ним, с презрением улыбалась, она стала плотно прижиматься к своему бойфренду, который пытался сделать из меня биологический мусор на глазах у всех.

Учитель такие ситуации видел не раз, он воспринимал это, как подростковые глупости. В прошлом году он вёл у нас урок нравственности. В этом же году он должен был вести новый для нас предмет. Был приверженцем консервативных взглядов. Его методика преподавания была очень хороша, он был практичен и рассудителен.

Пётр Богданович перебирал свои записи, он готовился всегда заранее и сейчас думал, с чего начать урок. Предмет «социальная философия» требовал сосредоточенности, подключения разума, к своему предмету он относился очень серьёзно и не хотел разбрасываться бессмысленными определениями, в которых очень трудно было разобраться, ведь философы смотрят на мир иными глазами, чем обычный человек.

– Здравствуйте, класс, в этом году я буду вести у вас социальную философию. Весь учебный год мы будем изучать взаимоотношения человека и общества, что есть общество и как человек влияет на общество, их проблемы. Будем рассматривать различного рода теории, взгляды и концепции общества. Достаём тетради и записываем, сегодня начнём с водного курса.

Философия была мне не чужда. Всякая теория о сущности человека была ближе, чем остальные предметы. Рассуждения о жизни социума давались легко и непринуждённо. Казалось, я сам мог бы разработать свою собственную концепцию развития индивида, внести кое-какую ясность, записать свои наблюдения.

К концу урока Пётр Богданович поделил класс на пары по два человека. Мне в напарники досталась Милана.

– Каждая пара должна будет подготовить свой проект. Вы должны выбрать из истории любое событие, связанное с революциями, и провести анализ общества, до революции и после, настроения людей, почему они хотели этих перемен. Я хочу, чтоб вы провели свои наблюдения, анализ и сделали вывод, а не просто качали это из Интернета, мне нужны ваши мысли, а не халявные рефераты. Думаю, недели вам хватит. Урок окончен, можете быть свободны.

Следующий урок – физика. Время шло ужасно медленно, я буквально считал на часах каждую секунду.

Мы ощущаем продолжительность времени внутри себя, независимо от внешних индикаторов, такие как часы или календарь. Это внутреннее ощущение времени может отличаться от действительного хода времени. К примеру, если вы переживаете радостные моменты жизни, такие как общение с приятными людьми, работ, хобби или вечер с любимой девушкой, то время летит быстро и незаметно, но если у человека отсутствует интерес к работе, он слушает скучные лекции на парах и сидит на унылых уроках, то время идёт мучительно долго.

Если бы наша учительница по физике вместо нудного преподавания станцевала стриптиз, то время прошло бы значительно быстрее, но её методика лекторства или, грубо говоря, бубнёж клонил меня косну, и не только меня. Смотришь по правую сторону и видишь, как некоторые глазами пытаются ухватить муху, по левую сторону видно, как грызут «гранит» науки ученики, упираясь головами об парты, что аж слюнки у них вытекали.

После окончания урока я пошёл в столовую, было время ланча, и желудок требовал новых сил. Столовая в нашей школе большая, но только один стол был свободным, туда не садился никто – изрисованный, закиданный бумагами и фантиками от еды. Я сел прямо за этим столом. Вытащил свой растрёпанный дневник, мамины бутерброды, в дневнике я рассматривал свои наброски – записи о том, что именно я хотел написать, о простых людях и их трудной жизни – многие так заняты звёздами и знаменитостями, что забыли о простых людях, которые ведут повседневный образ жизни; об идейных людях, которые отрекаются от всего и посвящают себя служению обществу, их немного, и такой тип людей на грани исчезновения. Мои мысли были оборваны голосом Миланы. Она подошла из-за проекта, говорила нехотя и буквально выдавливала из себя каждое слово. Милана Исаева, дерзкая и крутая, но при этом творческий человек. Танцы, музыка и рисование – всё это она обожала. Наша школьная звезда, солистка рок-группы Mean Girls.

– Привет, Дарко.

– Привет.

– Я насчёт проекта. Так как мы с тобой в паре, то нужно определиться с местом, где будем его делать.

– Можем…

– Давай лучше у меня, моих предков завтра не будет, дом свободен и нас никто не будет отвлекать, – довольно нелюбезно перебила она меня.

Как-то двусмысленно прозвучало с её стороны, но я сильно сомневаюсь, что нравлюсь ей. Мне кажется, ей вообще никто не нравился.

– Хорошо, тогда я принесу нужные материалы для проекта.

– Не надо, у меня все есть. Встретимся завтра после школы.

– Хорошо.

– Ладно, давай, а то мне ещё на репетицию надо успеть.

– Давай.

С того момента начался наш необычный разговор, который раскрыл передо мной мир её мечтаний, желаний и страхов. Теперь я понимаю, что это не случайность.

Глава 6. До мозга костей

Об этом трубили во всех новостях!

Во всех информационных ресурсах сообщали, что четыре дня назад пропал подросток из села Устиновка Люксембургского района, похитителя до сих пор найти не удалось, ни тела, ни малейших зацепок, такое чувство, будто испарился или уже давно лежит в земле.

– Ошалеть, чё происходит с этим миром. Уцы, как думаешь, это маньяк? – спросил Дауд, вопросительно приподняв одну бровь.

– Не знаю, братка, за год похитили уже четверых подростков, а найти никого не смогли, – ответил я.

– Даниял! – прокричала завуч издалека, её голос, подобный грохоту грома, разнёсся по школьному коридору.

– Да, слушаю. – Она уже как десять лет мечтает стать директрисой школы.

– Тебя директриса вызывает.

Директриса….

Вскрылся неудобный курьез в её биографии. Выяснилось, что она увлечена азартными играми, играет в карты на деньги, вложилась в пирамиду, но прогорела. Кстати, те деньги, что она вложила, были взяты в долг, а деньги в карты она проиграла и задолжала нехилую сумму. Её хотели сместить, но всё-таки решили оставить на должности. Видимо, у нее хорошая «крыша», которая её прикрывает.

– Босс, вызывали?

– Заходи, Даниял, присаживайся.

Почему Босс? Она любила, чтобы её так именовали, властная женщина, а её муж тряпка, но состоятелен, и мне кажется, это благодаря ему удалось сохранить кресло напыщенной бабёнки.

Я сел на стул, который стоял возле угла комнаты. Знаете, типа, она так вас воспитывает. Якобы подростков, которые не умеют себя вести в обществе, ставили в угол.

– Какого хрена ты снова взялся за свое?! – Она взглянула на меня, и я не мог удержаться от улыбки.

– Что-то случилось? – ответил я сконфуженно и торопливо.

– А то, что ты в школе ведёшь свои дела и ни делишься с рукой, которая тебя кормит. Ты, гадёныш, не нарывайся, ведь я буду тебе не по зубам.

Вы, наверное, думаете, что это у них за такие дела. Это было связано с майнингом. В подвале школы соорудили якобы компьютерный класс, на самом деле это было просто ширма, там стоит техника, которая поддерживает функциональность криптографической сети посредством создания блоков в Blockchain с применением вычислительной техники.

Скажем так, «мы» делаем бабки из ничего. Точнее, она и её круг делают «капусту», мне с этого особо ничего не перепадает, только лишь какие-нибудь привилегии, то, что я смогу закончить школу на одни пятёрки и получу золотую медаль. Мне помогут поступить, директриса взяла эту ответственность на себя, пожали руки в знак наших договорных обязательств. Директриса сделала ставку на меня за мою шустрость, изворотливость и хитрость. Я милый и невинный подросток и ещё сирота.

Это самое «жирное» совместное наше дело, есть также пара мелких, по сдаче школьных экзаменов, я также являюсь посредником. Все вырученные деньги с мелких дел заранее оставлял на заготовленном месте, и эти места каждый раз менялись, чтобы их невозможно было отследить. Разницей между «жирными» и мелкими делами было то, что во втором варианте деньги сразу давались на руки, в первом случае они были всего лишь криптовалютой, чтобы их вытащить, нужна целая система выводов, которая могла доставить настоящий геморрой. Поэтому мелкие дела тоже были выгодны и приносили неплохой доход, я иногда брал больше, чем положено, чем вызывал гнев у директрисы.

– Босс, всё понял, просто отступился и согрешил. Готов искупить свою вину. – Я сложил руки в позу молящегося, чтобы она окончательно не озверела.

Она минуту смотрела на меня, думал, сейчас будет полный нокдаун, но ей позвонили, и она меня отпустила.

– Да ну на хрен, слава свободному предпринимателю, что она меня в порошок не стёрла, – прошептал я.

– Э, уцыла! – крикнул из дальнего коридора Дауд.

Когда я подошёл к нему, он предложил сходить в поэтический литературный кружок, там проходило выступление начинающих юных поэтов.

– Чё-ё, на хрен надо, делать мне нечего, что ли, ходить в эту шарашкину контору.

– Ле-е, тормози, вацок, я те говорю, ты не пожалеешь, там как раз все наши вацки будут. Давай соглашайся. Ути бозе мой!

– Мля, ты же знаешь, Дауд, я тебя ударить хочу! Не говори да мне больше таких слов.

– Каких? Ути бозе мой.

– Да, мля, таких! Запарил, хватит, говорю же.

– А если я ещё раз скажу?

– Хорошо. Я пойду с тобой, только заканчивай нести эту шнягу.

Поэтическое литературное выступление проходило в подвале на бывшей овощебазе, раньше там находилось хранилище для овощей, потом переделали под творческий кружок, там и выставка по рисованию, и рассказы, есть чтение стихов, дебаты по разным темам.

– Ассалам, мое уважаеми ухишки.

Мы с Даудом заржали.

– Ва-а, Жюльен, ва-алейчум, братишка.

– Уже намного лучше стал говор, – сказал Дауд, – только не ухишки, а уцышки, вместо хи надо цы.

– А, понять, уууцишки.

– Почти брат Жюльен, немного практики, и будешь верещать, как бродяга.

Жюльен улыбнулся.

– Быть бодяга.

Мы снова поймали ха-ха.

– Брат Жульен, – спросил я его, – а где Родригез?

– Они все там, вверх полка, – пробормотал Жюльен, он русский знал плохо, поэтому не всегда было ясно, что он хочет сказать.

Он отвёл нас на самый верхний ряд зала. Там и Латиф, и Родригез, Борисыч с Раульфом сидят, наша хищная компания.

Выступление начали с предостережения об опасностях.

Главный по кружку сделал объявление, касающееся правил о ночных гулянках и о том, что надо быть осторожными с незнакомцами.

– В связи с последними событиями – похищением подростков, поздно ночью не гуляйте и будьте, пожалуйста, бдительны, если видите подозрительного человека, быстро зовите на помощь, звоните корпоративной службе по правам потребителя и, пожалуйста, старайтесь меньше гулять по ночам. Для вашего же блага.

Творческий кружок начали с дебатов, тема – обсуждение бизнеса и его становление в селах; права и обязанности потребителя в корпорации; голосование за переименование статуса империи в статус корпорации и благодаря чему Россия стала центром мира для граждан Европы.

После дебатов начали ставить сцены драматических эпизодов из фильмов.

На второй сцене я увидел девушку, в которую по уши влюблён.

– Смотрите, щас у пацана слюни потекут, – сказал в полголоса Латиф.

Оказывается, меня специально сюда позвали, так как они знали, что здесь девушка, которая мне очень сильно нравится.

– Охренеть.

– Да, уцы, мы знаем. Хоть сегодня подойди к ней после выступления.

– Не, Дауд, стрёмно подходить, я лучше напишу.

– На фиг писать, не веди себя как чучанкула21. Ты ей раз двести сообщение в Битрексе написал, она ни на одно не ответила, вживую надо. – Латиф продолжил: – в натуре, ахи, только вживую можно как-то заиметь удачу, а то, если будешь так медлить, всех красивых девушек раздербанят.

– Чувак, не будь идиотом, возьми яйца в кулак и подкати к ней, ведёшь себя как крендель, – добавил Борисыч.

После пародирования драматических сцен начали зачитывать стихи:

Есть мир, он жив и вечен,

И сердце жаждет света и добра,

И верим мы: в лучезарности бесконечной

Сокрыта благодать Его, как кора.

Пылает сердце смелыми мечтами

И жаждет дел, неведомых уму,

И, размахивая пламенными крылами,

Пленяет духовную природу свою.

Автор Лейла

Сквозь толпу певучих голосов меня заворожила лишь она. Её стихи чудесны, как лёгкие лепестки роз, связывающие души. Каждое слово, как искорка, затронуло мой внутренний мир, распахивая неизведанные глубины чувств. Её губы шевелятся, наполненные страстью и нежностью, в каждом стихе таится целая вселенная, зовущая и вдохновляющая.

После окончания молодняк потихоньку начал расходится. И вот, собрав всю свою смелость, я подошёл ближе.

– Вот братка даёт, походу всё-таки вынул смелость из задницы, – сказал негромким голосом Латиф.

– Ты тоже думаешь, что она его сейчас жёстко бортанёт? – спросил Дауд.

– Мля, пацан чисто пошёл позориться, отошьет она его, игнорщица та ещё.

– Да мы знаем, Борисыч, хотим просто увидеть, как он облажается, – задорным тоном сказал Латиф.

Она одета в светло-летнее платье, а на запястьях блестят тонкие браслеты. Нежные цветы, вплетённые в причёску, добавляют ей загадочности и очарования. В платье она – поистине воплощение нежности и изящества. Неспешной походкой она шла к выходу.

– Привет, Лейла.

Моя рука слегка дрожала, когда я коснулся её плеча.

Она обернулась, и её радужная гримаса тут же стала серой и безразличной.

– Ты сегодня чётко выступила, это было… – и на этом моменте от волнения я забыл, что дальше говорить, а она всё так же смотрит на меня пустыми глазами и слово даже не обронила. Хотя нет, она сказала одно слово:

– Хмм, примитивщина.

Развернулась и пошла дальше.

Как же было обидно и больно на душе, моя самооценка и чувство собственного достоинство пали ниже некуда, может, даже ещё ниже.

Я простоял ещё несколько минут, смотрел, как растворяется её силуэт в ночи, а мои друзья медленным шагом пошли в сторону парка. Я сказал, что догоню их, если что.

Но вдруг мне в голову пришла «гениальная» идея, которая могла сработать, место и сценарий как раз подходили для реализации этого плана.

Я догнал своих кентов.

– Пацаны, вы должны мне по-братски помочь.

Латиф сразу подколол:

– Помочь тебе подать мужское плечо? Ты еще не настрадался, наш Ромео?

Дауд и Борисыч начали ржать как не в себя.

Родригез и Латиф поинтересовались, чем они могут помочь.

Я им рассказал, что надо делать. Сначала они смотрели на меня удивлёнными глазами, типа «ты чё, совсем отморозок», но кое-как я смог их уговорить.

Дорога, по которой пошла Лейла, было плохо освещена, к тому же она пошла одна. Родригез и Латиф сняли куртки и спрятали своё лицо под черные лоскуты футболки, которые дал им я, чтоб они не спалились.

Из тёмного переулка прозвучал голос:

– Эй, куколка.

Нужно было сыграть очень правдоподобно, я сказал пацанам, чтоб они не ловили ха-ха, а то это может показаться очень подозрительным.

Она оглянулась, кто-то из темноты выдвинулся, силуэт его фигуры казался призрачным, размытым. Лейла молча пошла дальше, но заметно ускорила шаг.

– Не торопись, куколка.

На этот раз она уже не оглядывалась, а продолжала прибавлять шаг.

В этой затее участвовали двое: Латиф и Родригез.

– Не понял, ты чё, оглохла, что ли, стоять! – произнёс незнакомец, пробуждая отчаяние вокруг, где тени стягивались, подобно горным уступам, готовым обрушиться на случайного прохожего.

И в этот момент она дала дёру, дала так, что смогла потеряться из виду, план летел к чёрту. Грёбаные Родригез и Латиф, план был реально хорошим, но они не смогли расшевелить свои булки.

Моя роль заключалась в том, что я должен был идти с обратной стороны, навстречу Лейле, и как бы случайно столкнуться с ней. Когда бы это произошло, то я бы увидел трёх типов, бежавших за ней. И эти козлы мне точно были бы незнакомы.

В голове мысль ещё проскочило, какого хрена тут происходит, где Латиф и Родригез.

– Помогите, пожалуйста, они хотят похитить меня!

Её глаза были красными и слезились, она была в ужасе, вся дрожала и плакала.

– Эй, пацанчик, иди куда шёл, и будет тебе мир, – сердито произнёс один из них.

– У меня есть предложение получше: свалите на хер отсюда. А мы пойдем дальше.

Формат общения был недипломатичным с моей стороны, но грядущий конфликт словами уже было не решить.

– Зачем тебе проблемы, эта девушка по праву моя, и я хочу жениться на ней. Ты же в курсе про обычай кражи девушек.

Теперь всё встало на свои места. Пришло понимание, что за суета наклёвывается, они, видимо, следили за ней и искали подходящего момента.

– Нет! Не уйду! – сказал я сквозь зубы и сделал бешеный взгляд.

– Зря ты так, пацанчик, я ведь пытаюсь по-хорошему, а ты нарываешься.

Они были здоровее меня, все трое, поэтому я знал, что всё равно проиграю, но мог выиграть время для нее. У меня есть шанс проявить себя.

Она держалась за меня и не отпускала. Так приятно ощущать себя рыцарем, особенно когда ты рыцарствуешь перед девушкой, которая тебе нравится. Мне бы коня, и меч, и профиль красивый, чтобы выглядел презентабельно перед ней. Я влюблён в неё до мозга и костей.

Я прошептал ей на ухо, чтобы она бежала отсюда, не оглядывалась назад, и не теряла ни секунды.

– Слушай, сейчас ты резко чухнешь отсюда что есть силы, а я их постараюсь задержать, не оглядывайся и беги, поняла?

Она посмотрела на меня своими кошачьими глазами. Я добавил:

– Я… эм… спасу тебя, только сделай, как я тебя прошу.

В знак согласия она покачала головой. Мой голос, хоть и тонкий, разнёсся в воздухе.

– Беги!

Медленным шагом я направился навстречу этим взрослякам. «Ничего не боюсь», – такая мысль крутилась в голове. Страх, который другие могли бы испытывать, был чужд мне – он стал моим союзником, моим топливом.

Одного я сразу повалил ударом ноги прямо на взлёте, второй пытался меня зажать с боку, но я сразу кинулся ему на проход, он поставил блок, и повалить мне его не удалось. Сам же я увяз в его захвате и не мог выбраться, главной задачей было как можно дольше удержать их в драке. Из захвата вырвался с трудом, затем начал отмахиваться руками и ногами, пару раз мне прилетело в живот и в лицо. Вакханалия с дракой продолжалась пару минут, я был измотан. Один из типов, кто постоянно называл меня пацанчикам, вытащил нож и пошёл в атаку, от двух атак я смог отбиться, в третью атаку пошёл сам, думал, смогу отбить нож, хоть чудом, но действовать надо было в любом случае. В итоге получил нож в грудную клетку, а потом ещё и в живот, нож был небольшим, но всё равно было жутко больно.

– Зря ты, пацанчик, всё это затеял. Я ведь тебя просил по-хорошему, – сказал он мне, готовясь нанести третий удар по лицу, но в этот момент прозвучал голос сотрудника СКК:

– Стоять, мразь! Быстро бросил нож!

Двое его подельников тут же убежали, сам же он замахнулся для удара. Пули, как метеоры, оставляют за собой только шлейф тревоги и недоумения. Сотрудник СКК не стал больше лезть за словом в карман и выстрелил в него. Меткий выстрел попал в цель, прямо в голову. Нож упал из его рук, а он сам прислонился рядом со мной и всё повторял: «Зря ты это затеял, зря». Глаза его больше не моргали, они застыли в вечном сне. Я же терял потихоньку сознание, тело онемевало, начиналось кружиться голова, а кровь всё шла и шла, слышны были крики, выстрелы, а потом всё стихло.

Пару раз я даже пришёл в себя, когда приехала скорая и ещё когда фельдшер открывал мне веки глаз.

Очнулся я в больнице, больничный запах сразу въелся мне в нос, этот привкус больничных стен я узнаю за километр.

В глазах чуть мутновато, и голова до сих пор кружилась, но ощущение были намного лучше.

– О, очнулся, герой наш, – сказала медсестра, которая делала обход.

Она подошла ко мне и спросила про мое состояние:

– Как вы?

Из-за наркоза башка не сразу начинает соображать, тупишь на каждом слове.

– А вы секси, выходите за меня.

Она начала смеяться.

– Простите, молодой человек, но у меня уже есть избранник.

– Я буду вашим вторым избранником.

За меня говорил наркоз.

Мои братки тоже навестили меня.

– Ва-а, вот же он, защитник слабых и герой нашего времени! Как ты, уцыла? – Дауд умел произносить вступительную речь.

– Я те говорю, чё он за тигр, – добавил Латиф.

– Где вы были, черти? – спросил я за хриплым голосом.

– Братка, помилуй и не обессудь, – ответил Латиф.

Он объяснил, что когда они бежали за ней, то свернули не в тот переулок и заблудились, так как было темно, а когда услышали сирены скорой, то побежали сразу на звук.

Родригез и Раульф тоже навестили меня.

– Моя мама приготовила тебе гаспачо. Говорит, чтобы ты побыстрей выздоравливал, – сказал Раульф.

– Прости, что не смогли тебя уберечь. – Родригез себя за это очень винил.

– Всё нормально, пацалары, я сам в ответе за свои действия. Раульф, маме респект за гаспачо.

Но был ещё один приятный визит, уж точно которого я не ожидал, – это визит Лейлы. Я лежал в своей койке, погружённый в размышлениях, когда в палату зашла она. Я увидел её фигуру с лёгкой улыбкой, обрамлённую лучами мягкого света. В тот вечер я осознал, что встреча с Лейлой – это не просто радость, а своего рода волшебство.

Глава 7. «С» значит справедливость

Ещё совсем мальчишкой, как-то раз, разбирая бумаги моего дедушки, я наткнулся на большой, пожелтевший от времени конверт, в котором оказались старые тетради, расписанные мелким убористым почерком. Вчитавшись в текст, я понял, что речь шла о давно минувших днях – о Второй мировой войне 1939—1949 годов, в которой мой дедушка был непосредственным участником и свидетелем тех событий. Я осторожно развернул одну из тетрадей, и мир вокруг меня изменился. Каждая страница была наполнена воспоминаниями о напряжённых днях, когда страх и мужество переплетались в ритме бомбёжек и артиллерийской канонады. В воздухе витал запах пороха и крови, смешиваясь в ужасный коктейль, от которого голова шла кругом. Всё началось 1939 году, когда Германская империя решила вновь вернуть свою украденную победу. Вновь были заключены союзные соглашения о взаимопомощи. С одной стороны – Германия, Италия, Испания, именовался он Союз трёх императоров. В 30-е годы ХХ века Германии удалось поглотить Австро-Венгрию. После проигрыша в Первой мировой войне Австро-Венгрии удалось сдержать распад своей империи, но в начале 30-х годов экономический, политический и национальный кризисы усугубили её положение. Высокий уровень безработицы, гиперинфляция и социальные волнения стали неотъемлемой частью повседневной жизни. Правительство перестало справляться с внутренними конфликтами и было вынуждено прибегнуть к репрессивным мерам, но, чтобы держать такую империю в кулаке, нужна была сильная армия. Такой армией обладала Германская империя. Проигрыш в Первой мировой войне сильно потряс немцев, но удар был не смертельным, они оправились и готовились к новому реваншу. Немцам была нужна Австро-Венгрия как надёжный тыл от нападения Российской империи. Поэтому немцы решили предложить Австро-Венграм «компромиссное предложение». Немцы полностью берут их под свой контроль, Австро-Венгрия становится под флаг Германии, взамен немцы подавляют всё восстание, дают деньги на восстановление экономики, а Австро-Венгерская императрица становится вторым человеком после немецкого императора, затем статус императрицы заменили на герцогиню. Наблюдая за возрастающей мощи Германской империи, правительство Франции решило обратиться за помощью и вновь собрать прежний состав Антанты: Великобритания, Франция, Россия, союз решили назвать Тринити. Италия была не удовлетворена результатами Первой мировой войны, поэтому решила стать на сторону немцев. Для Германии было важно быстро вывести Францию из войны, им удалось заключить союз с Испанией. Для испанцев было важно вернуть своё былое величие, то есть колонии, и немцы им обещали в этом помочь. В 1939 году, в начале весны, французы совместно с англичанами решили нанести упредительный удар по немцам. Вырисовывалась занимательная картина, Франция была прижата с трех сторон, и французы это прекрасно понимали. Главная задача Тринити – ударить с востока и с запада одновременно и сокрушить немцев, ведь именно они являлись ядром Союза трёх императоров. Но всё пошло не так, как планировалось. Точнее, пошло не по плану французов. Через месяц наша страна вышла из Тринити, бросив французов и англичан на съедение волкам. Император Михаил решил не повторять ошибок прежнего императора и не бросаться на убой раньше времени. «Пусть волки грызутся между собой, пока мы готовимся к решающему противостоянию», — сказал император Михаил. Три года понадобилась немцам и их союзникам, чтобы разгромить французский и британский контингент, и ещё три года, чтоб установить полный контроль над континентальной Европой. К 1945 году на пути немцев осталась только одна Российская империя, немцы решили сразу не вступать войну, им нужно было время для подготовки. Британцев решили поставить на колени, не высаживаясь на их остров, устроив блокаду вокруг острова, топили всё, что двигалось в их сторону. Испанцы были заняты покорением Латинской Америки, немцы предоставили часть своих войск для помощи, также совместно с итальянцами, немцы начали покорять колонии Британии и Франции. В 1945 году в начале осени парламент Российской империи совместно с императором приняли решение, что пора положить конец немецкому господству. Ударить первыми, пока это не сделали немцы.

Осенью 1945 года, Россия нанесла три главных удара по немцам. Первый удар пришёлся по Восточной Пруссии, второй удар в направлении г. Познани, третий удар наносился по г. Вене – территории Австро-Венгрии. Мой дедушка принимал участие в битве за Восточную Пруссию, главной крепостью на их пути был г. Кёнисберг, и вот что он писал о тех событиях:

«Двигались мы ускоренным маршем, дабы совсем не окоченеть от холода. Каждый из нас был настроен на победу и готов преодолевать любые трудности. И под этот настрой даже самый сильный холод не мог наложить свой отпечаток. Мы шли вперёд с уверенностью и решимостью, несмотря на все препятствия, которые возникали на нашем пути. С каждым шагом мы чувствовали, как наши мышцы греются, как наше дыхание становится ровнее. Мы были настолько сфокусированы на цели, что забывали обо всём остальном. Когда подошли вплотную к Кёнисбергу, командир чётко сказал, что взятие города откроет путь к столице, и это утверждение повисло в воздухе, словно предвестие судьбоносного сражения. Каждый солдат, стоящий в строю, понимал, что на их плечах лежит ответственность за будущее всей империи. Город, который нам предстояло захватить, был крепостью, защищённой высокими стенами и многочисленными укрытиями. Служил я артиллеристом и помню каждый момент, который оставил неизгладимый след в моей памяти. Слышались разрывы снарядов, мин и треск пулеметных и автоматных очередей. Среди этого хаоса, охватывающего город, ощущался запах огня и гари, витающий в воздухе. На переднем крае вспыхивали огни осветительных пуль, а на его горизонте непрерывные вспышки от разрывов снарядов и бомб. Шли ожесточённые бои. Снаряды продолжали разрываться, прерывая ночь мрачной симфонией. Впереди солдаты готовились к новой атаке. Их лица были каменными, но глаза выдавали внутреннюю борьбу: противостояние страху и решимость идти напролом. Вот она, война! Здесь-то мы впервые воочию увидели жуткую картину сражений между добром и злом! Осуществив успешно атаку, наша батарея в составе дивизиона двинулась по улицам горящего Кёнисберга. Эти мгновения, окутанные тьмой, были полны надежды на быстрое взятие крепости, столь же эфемерной, как свет улетающего снаряда. Мы не могли остановиться, только вперёд – командир кричал через рык пулеметов, подгоняя нас. И вот из-за угла выглянул враг, его лицо страшно искажено в свете рваных огней, и в одно мгновение всё стало ясным: кто-то из нас не вернётся. После месяца ожесточённых боев за город нашу армию выбили оттуда. Нами предпринимались десятки атак. Казалось, с каждым новым штурмом судьба города висела на волоске. Однако дни превращались в недели, а каждое новое утро приносило тяжёлые испытания. Стало понятно, что мы увязли тут надолго. Время остановилось, а часы, когда-то нерушимые, превратились в монстров, тянущих каждую минуту в бесконечность. Мы оказались в бескрайнем болоте, где каждый шаг даётся с трудом, а попытки выбраться только затягивают глубже. Окружение стало привычным, но тоскливое однообразие постепенно угнетает. Здесь нет ни начала, ни конца; только бесконечное повторение одного и того же».

Молниеносного прорыва, к сожалению, не произошло. Линия фронта замерла в пяти километрах от Кёнисберга. На остальных направлениях было практически то же самое. Немцы на восточном направлении сделали ставку на оборону, учитывая, что они имели колоссальный опыт войны. Война снова приобрела характер оппозиционной мясорубки. В 1949 году от осколочного ранения погиб мой дедушка, а в 1950 году между нашей империей и Германской было заключено временное перемирие. Стороны готовились к третьему раунду.

Выдержка из дневника «Катарсис»

В соцсетях крутилась новость об убийстве начальника службы корпоративной защиты в «Дювале». Фигура в корпоративной безопасности. Нашли в собственной квартире с простреленной головой. Сотни комментариев, тысячи репостов – поводом для спекуляций стала одна из версий, выдвинутая в первые часы после обнаружения тела: возможно, его могли убить Падшие, мафиозная группа, выбравшая «Дювал» своей базой после упразднения империи.

Мама меня и моего двоюродного брата отправила к бабушке и дедушке в село Устиновка в Люксембургский район после того, как я облажался с пожаром. В недвно образованном районе жило много иностранцев, поэтому такое необычное название для Дагестанского филиала. Моя мама смогла выбить место для бабушки и дедушки в этом районе. Село находилось на возвышенности, чистый воздух, природа, мало суеты, всё, что нужно для пожилых людей. В Люксембургский район входило около 70 сёл.

Не люблю села, я больше городской. Моему дедушке было 65 лет, в прошлом он сварщик, работал в газовой сфере, был высококвалифицированным специалистом, к тому же честным и принципиальным, а бабушка отработала в котельной, она была там оператором.

– Когда нас перестанут сюда отправлять, Адам? – ворчливо спросил меня брат.

Мой брат, как и я, село не любил, здесь не было самого главного – Интернета. Тут можно было умереть от скуки.

Брата звали Мурат, он был младше на год, был очень брезгливым, считал, что городские лучше сельских, хотя ему нравилась в селе одна девочка из соседнего дома.

– Я думал, тебе нравится сюда приезжать, тут же твоя любовь. – Я решил его подразнить и посмотреть на реакцию.

– Ещё чего, она не в моём вкусе, и вообще я не собираюсь обсуждать с тобой такие темы.

Дорога до села была утомительной, особенно в жаркое время. Задница: чтобы добраться сюда, нужно было совершить три пересадки. Первая пересадка с Прикумска до Махачкалы, с Махачкалы до районного центра, а оттуда на такси до села.

С Прикумска до Махачкалы и с Махачкалы до Люксембурга ехали в маршрутке.

Ездить в маршрутке мне особого удовольствия не доставляло, тут воняло салоном и духами. В прошлом году смог стать свидетелем того, как женщины, сидящие впереди меня, ели вареные яйца с домашним сыром, который, кстати, был сделан из козьего молока, а козьи сыр имеет очень резкий запах. Весь салон маршрутки провонял этими яйцами и сыром, вдобавок еще чьи-то духи вперемешку с потом создали страшный коктейль. «Пожалуйста, остановите, я сейчас блевану», – прокричал я водителю. Остановить-то он остановил, но вот выйти из маршрутки я вовремя не успел, в итоге случайно метнул харч на чей-то багаж. После этого случая я старюсь везде таскать с собой маленькие пакеты.

Дорога в наше село была извилистой, как серпантин, в некоторых местах асфальтом даже и не пахло, поэтому нас трясло жутко.

– Не будь занудой, я всегда открыт для таких разговоров, мы как-никак братья с тобой.

Это я так пытался его расположить к себе и заодно занять себя чем-нибудь.

– Кстати, как её зовут?

– Сабина.

Мой брат в таких моментах включал смущённость. Рассказал, что, когда мы приезжали в село, они тайно по ночам ходили к озеру и там болтали о всяком. О ней рассказывал с восторгом, значит, ехал сюда именно из-за неё.

Но это поездка в село стало для меня крайней.

Всё началось, с того, что я познакомился с одним пареньком, звали его Августин. Он переехал сюда после смерти своих родителей, они погибли в автокатастрофе, его бабушка и дедушка с маминой стороны забрали к себе.

Дедушка отправил меня и брата в местную школу, типа летнего лицея, тут мы проводили время, учились, занимались физкультурой, общались со сверстниками. Когда нет Интернета, открывался огромный мир для живого общения.

Мой дедушка не любил, когда мы бездельничали. Мы никогда не сидели без дела, освобождались где-то вечером. Часто помогали ему, скажем так, в облагораживании дома. Центрального водоснабжения тут не было, поэтому он сварил бочку, куда вмещались четыре тонны дождевой воды, провёл трубопровод, сварил обогреватель для бочки, чтобы вода для купания не была холодной. Он был умён и крут. Как-то он рассказал, что в детстве поймал змею и дал ей прикурить. Круче этого я ничего не слышал.

Вечером мы с братом были свободны, могли заняться своими делами. Брат, естественно, шёл к Сабине, только он об этом никому не говорил, они очень сильно шифровались.

А я шёл к своему новому другу, с которым познакомился в Лицее.

– Здорово Августин

– И тебе не хворать.

Августин научил меня, как можно сколачивать «зелень», не имея ни гроша в кармане, конечно, это было незаконно, скажу больше, это было опасно, но запретный плод всегда сладок.

– Ну что, Августин, сегодня так же?

– Нет, чувак, сегодня мы поиграем по-крупному.

Как я и говорил, наши делишки были незаконными, и поэтому приходилось дожидаться ночи. Село хоть и было небольшим, но тут проживало около пяти тысяч человек. Люди занимались в основном сельским хозяйством, выращивали капусту, картошку, пасли овец и коров, вот тут и была наша тема. Частенько рогатый скот бродил по улицам, Августин их называл животных «бесхозными» хотя хозяева у них были, просто они особо не переживали насчёт своего скота, тут же все друг друга знали.

Но у него было другое мнение об этом. Если эти хозяева не следили за свои скотом, тогда зачем он им нужен? Лучше отдать его тем, кому он действительно нужен. Ещё Августин это называл помощью селу, ведь коровы и овцы гадили, ели всё подряд, даже из мусорных бачков. Он считал, что приносит людям пользу.

В школе часто меняли преподавателей, как листья на деревьях меняют свои цвета с приходом осени.

– Меня зовут Алдан Гаффарович, я буду преподавать историю.

– А где Марина Александровна? – спросил один из учеников.

– Больше она преподавать не будет, сложные семейные обстоятельства вроде как, я учитель временный, на то время, пока вам не найдут постоянного.

Новый учитель довольно быстро нашёл с классом общий язык, у него не было типичного для многих учителей чтения нудных лекции. Он перевёл преподавание в форму обсуждений и дискуссий.

Часто Алдан Гаффарович говорил, что наша корпорация очень больна и что ей требуется мощная электрошоковая терапия. Самыми главными проблемами он называл демократов и либералов, но мне это было не особо интересно, всё самое весёлое ожидало меня вечером.

Августин сбывал краденый «товар» в других районах, у него уже были постоянные покупатели, надёжные и проверенные временем. Он потихоньку находил новых, чтобы расширить рынок сбыта.

А рогатый скот стоил довольно хороших денег, но продавал он его ниже рыночной стоимости, поэтому и был спрос. Также Августин продавал скот и городским.

Днём он помечал две коровы, потом писал мне сообщение на листке бумаги и оставлял между щелями в стене заброшенного дома неподалёку от места, где я жил.

Помню, как мы с братом впервые вошли в класс, где сидели незнакомые для нас ученики, они смотрели на нас не отрываясь, а когда учитель вышел, то несколько учеников подошли к нам, и тут стало понятно, что драки не избежать. Брат сидел рядом со мной за одной партой.

Я уже точно понимал, что нас ожидает. То, что нас изобьют, – это полбеды, деньги – вот чего они больше всего хотели, а с новичков их трясти лучше всего.

– Прежде чем напасть на них, лучше начните с меня, – сказал ученик, сидящий за первой партой.

Он был не могучего телосложения, почти как я, может, чуть выше, но в его глазах было спокойствие.

– Сиди смирно, Август, или получишь в рыло, – грозно произнёс один ученик, он и был тем, кто возглавлял эту шайку, которая потрошила деньги у учеников, не умеющих постоять за себя. Про него разные слухи шли, якобы он избивал до полусмерти учеников, если они не давали то, что ему нужно.

Его звали Абакам, типичный представитель своего «рода».

Но Августин не стал сидеть смирно, Абакаму он сказал:

– Если не успокоишься, то я разнесу твой дом в щепки, а ты знаешь, что я смогу это сделать.

Обстановка становилось всё жарче, за нас с братом заступился человек, который нас не знал. Так я и познакомился, а потом и подружился с Августином.

Абакам всё же отстал, они урегулировали ситуацию обычным диалогом. Абакам боялся его не без причины.

Был случай, о коем шептались потом, как о притче, искаженной дрожащими губами школьных стен. Рассказала о нем девочка, чья душа, казалось, дышала тенями – Яна, что сторонилась света, прячась в складках собственной тишины. Ее молчание было криком, заглушенным хохотом толпы: дети, эти ангелы с когтями, избрали ее жертвой. «Буллили» – так нынче зовут ад, упакованный в модное словцо. Но разве может слово вместить ежедневное распятие? Учителя, эти жрецы равнодушия, взирали сквозь нее, будто сквозь пыль на подоконнике, а родители, слепые в своей обыденности, не узрели, как дочь их тает, как восковая свеча под дыханием бесов. Перемены стали для нее бегством в геенну: рюкзак, пляшущий в клоаке туалета, подножки, что валили ее наземь – не тело, но душу. И вот однажды, когда колокольный звон, словно погребальный набат, отпустил пленников классов, случилось нечто, что даже стены, пропитанные годами слез, запомнили навек. После уроков, на закатном стадионе, где воздух дрожал от подросткового хохота, Яна попыталась проскользнуть тенью. Но бутылка с водой, брошенная в спину, стала первым камнем лавины. Камни, учебники, плевки – все смешалось в хороводе издевки. А потом – клей, стекающий по одежде, как смола по распятию. Она рухнула на землю, обняв голову, а слёзы её были тихи, как молитва затравленного зверя.

И тут явился он – Августин. Юноша, в чьих глазах вспыхнул огонь, что не гас даже в кромешной тьме. Сердце его, сжатое в кулак, забилось в такт её рыданиям. «Обсосы, руки прочь!» – прогремел его голос, разрывая пелену молчания. Но толпа, оскалившись, бросилась на него, как псы на жертву. И началось – кулаки, кровь, хриплые крики. Августин дрался не как защитник, а как пророк, возвещающий конец их безнаказанности. Каждый удар был исповедью: «Я существую, пока она страдает».

Потом, когда смолкли вопли, он поднял её, дрожащую, и повёл прочь, оставив позади немой ужас толпы. Но назавтра явилась расплата. На физре, под свинцовым небом, он собрал рюкзаки мучителей и предал их огню. Пламя лизало кожу и книги, пожирая следы их «шуток», а он стоял, как архангел с мечом, в дыму, что пах серой и возмездием. Потом нашёл главного из них – того, что ходил, гордый, будто мир лежал у его ног. Драка была короткой. Хруст кости прозвучал, как звон разбитого зеркала, за которым пряталось их ложное величие.

Состояние хаоса исчезло так же неожиданно, как и началось, оставив лишь тяжёлое дыхание. Он взглянул на своего соперника, который лежал на земле, прижимая руку к груди, и в этот миг ощутил чувство справедливости. Августин возвышался перед своим поверженном неприятелем как нечто более величественное, чем просто человек. Его силуэт казался почти мифическим, сошедшим с древних картин.

– Если не уймёшься и не оставишь девчонку в покое, то я приду к тебе домой глубоко ночью и сломаю тебе челюсть, а затем вырву язык с корнем. И скажи своим шестёркам, чтобы они к ней даже на километр не подходили. Ты понял?!

– Я всё пп… понял, только больше не бей, пожалуйста.

Августин называл это методом С – значит, справедливость. Понятие о должном, когда преступление должно возмещаться равным по значению наказанию, а иногда возмещаться в несколько раз больше обычного. За свою идею справедливости он готов был порвать любого.

После инцидента в школе начались разбирательства, которые всколыхнули всю местную общину. Родители учеников в ужасе обсуждали произошедшее, задаваясь вопросами о безопасности и ответственности. Педагогический коллектив оказался в сложной ситуации. Общественность требовала ответов, и прозвучали призывы к более серьёзному подходу к вопросам профилактики насилия среди подростков. Шума было больше, чем конкретных решений. Вместо того чтобы сосредоточиться на продуктивных инициативах или практических подходах к решению проблем, участники терялись в многословии. Толку от этого было ноль, поэтому травля среди подростков продолжалась и дальше.

– Слушай, Августин, у тебя есть подружка, общаешься с кем-нибудь?

– Ну я ещё мал для этого, общение с девушками – это для взрослых. А у тебя есть?

– Пока в думках об этом.

Мы ждали покупателя, была глубокая ночь, ждали в соседнем селе, покупатель сам был из города, но место встречи Августин всегда выбирал нейтральное, чтобы не смогли поймать, всё-таки рискованное дело.

– Ты крадешь коров, овец, но считаешь, что общение с девушками – это взрослое занятие, странно как-то.

У Августина был свой небольшой грузовик, купил его через теневую социальную сеть Кроник. Старенький, ещё на ходу. Мы сидели и разговаривали обо всём, пока ожидали покупателя.

– Знаешь, Адам, всякая мелкота общается с девушками, потому что это модно или хотят просто заглянуть, что у неё под футболкой. А что дальше?! А дальше ничего! Я не хочу тратить на это время, лучше сколачивать бабки, на них можно купить всё, поэтому мне пока нет дела до девушек, они только мешают делу.

– ты знаешь что- нибудь о девчонке Сабине?

– Поконкретнее можешь, чувак, тут немало Сабин.

– Она наша соседка, живёт неподалёку от озера.

– Знаю, она двоюродная сестра Абакама.

Когда я услышал это, то меня пронзила тысячи молний.

– Ты прикалываешься?

– Нет, она реально его двоюродная сестра, а что?

В тот момент я хотел выскочить из его машины и побежать к озеру, где они в данный момент были и любовались ночным видом, но бросить Августина я не мог, слишком был велик риск облажаться.

– Мой брат встречается с ней.

Августин начал смеяться.

– Твой брат попал, если Абакам об этом узнает, он сотрёт его в порошок, даже не напрягаясь.

В Прикумске был случай, когда один из братьев застукал, как сестра гуляла с каким-то парнем. Всё закончилось очень плачевно, и это по сравнению с селом, Прикумск довольно крупный город, а что будет, когда слухи обойдут всё село, если их застукают, даже думать об этом не хочется, но дело обстояло так, что брата надо было спасать.

Через полчаса приехал покупатель, он был не один, как сказал Августин, покупатель был новый. Даже справки о нём навёл среди своих знакомых, ничего, что могло говорить о его связи с СКК.

Мы уже смогли провернуть несколько таких продаж, получили неплохие деньги, работали 20/80%: ему 80, мне 20 – учитывая, что он брал на себя большую ответственность, это было справедливо.

– Вы всегда работаете вдвоём?

– Почти, зависит от ситуации, – ответил Августин.

Августин никогда не называл своего имени покупателям, он шифровался под кличкой Скот, отталкиваясь от термина «рогатый скот». Хоть он и был школьником, но был очень умён.

– У меня есть для вас хорошее предложение, и оно вас очень заинтересует. – Покупатель сразу решил предложить ещё одну сделку.

Он сказал, что ему нужно около пятидесяти коров и что оплата за каждую будет достойной.

Августин продавал одну корову за 20000, по рыночной цене они стоили около 40000.

Даже при том, что он продавал с таким дисконтом, тем не менее Августин неплохо на этом наваривался. Продавал он одну или две коровы, овечек мог продать максимум пять голов, но 50 голов крупного скота… Такого он ещё никогда не делал. И как такое провернуть? Но в голове Августина уже крутилась сумма один миллион, и, конечно, он согласился.

Главный вопрос: как такое осуществить так, чтобы никто не поймал?

А между тем я старался убедить брата перестать общаться с его подружкой.

– Послушай, кретин, что говорит тебе умный брат, если этот гопник узнает, что ты общаешься с его сестрой, он мокрого место от тебя не оставит.

С каждым разом он становился всё невыносимее, не хотел слушать и вообще сразу, как только я начинал разговор с темы о его подружке, он убегал.

Я решил сыграть на опережение. С братом было разговаривать бессмысленно, он думал, что любовь сделала его бессмертным. Я назначил встречу Сабине, поговорил с ней о том, что, если они не перестанут общаться, это может плохо для них кончиться, особенно для моего брата.

– Ты должна понять, это слишком рискованно, если вас поймают, то у моего брата будут большие проблемы.

В итоге после часового разговора я смог её убедить.

Весна подходило к концу. Мы с Августином смогли собрать 50 голов: объездили 50 сёл в районе, брали по одной корове и заталкивали в грузовик.

Он смог арендовать амбар у одного фермера. Ферма находилась примерно в 20 км от нашего села, поблизости не было населённых пунктов, и туда он загнал всё стадо. Мы объездили с ним несколько десятков сёл, и это было под покровом ночи, мы были вымотаны, так как нам ещё приходилось учиться днём, но дело этого стоило. Ведь если дело выгорит, то я получу около 200 тысяч, а это тоже немаленькая сумма, я смогу купить новую игровую приставку, компьютер с мощным процессором, дроны и поеду в Москву. Планов у меня было предостаточно.

Мы с Августином готовились ко встрече с покупателем.

– Чувак, можешь выполнить для меня одну просьбу?

– Конечно, для тебя всё, что угодно.

Он попросил купить еды, дал мне ключи от грузовика, сказал, что поблизости есть село, там работает круглосуточный гастроном.

– Этот мудак, видимо, будет долго сюда ехать, нам нужно чем-нибудь подкрепиться.

Вот тут-то и произошло всё самое необъяснимое, точка невозврата, мои воспоминания об этих событиях находятся в сумбурном забвении моей памяти, я тогда последний раз видел своего друга Августина.

Когда я поехал за едой в гастроном и вернулся обратно на ферму через 30 минут, то не нашёл тут никого – ни коров, ни Августина, не одной живой души.

Я 20 минут бродил вокруг всей фермы, заходил внутрь амбара, звонил на сотовый, но всё было безуспешно, он словно провалился сквозь землю.

Была и другая проблема: бензин закончился. Учитывая, что фермер тут не появлялся давно, а ферма находилась вне населённого пункта, и то, что вокруг было много волков, я решил, что помощи было ждать неоткуда, и побежал в сторону своего села. Где-то к утру я смог добраться до своего дома, уставший, голодный и валившийся с ног. Я хотел одного – упасть в свою тёплую кровать.

Но я всё думал об Августине. Может быть, он задумал кинуть меня, уехал с покупателем, а чтобы не делиться со мной, решил меня спихнуть, нашёл повод отправить меня в магазин. Деньги всё-таки немаленькие. За блеском золотых слитков и хрустящих купюр скрывается сложная игра. Деньги меняют владельца, ваза уютного дома превращается в зал аукциона, где судьбы торгуются как лоты.

Выспаться не получилось. Я опаздывал на первый урок, собрал портфель и быстро ломанулся в школу.

Там меня ожидал «сюрприз». Во время перемены на игровой площадке школы произошла драка, моего брата жестко избил Абакам. Всё из-за того, что мой брат решил поговорить по-мужски с ним и рассказать о своих чувствах к его сестре. Брат получил в итоге то, о чём мне говорил Августин: что общение с девушками приносит больше проблем, а деньги, наоборот, проблемы облегчают. Теперь я понял, что он пытался донести до меня.

Но Августин в школе так и не появился, а обращаться в СКК я боялся, там вопрос ставился сразу ребром: «А что вы делали на этой ферме»? К тому же я помнил о моём прошлом грехе.

С пропажи Августина прошло три дня, СКК начали искать его, допрашивали многих, но единственным, кто видел его в последний раз, был я.

А у меня смелости не хватало сказать это им, я страшно боялся, что меня посадят, ведь мы столько скота украли, тем более это сильно могло ударить по репутации бабушки и дедушки, да и вообще по всей моей семье.

Волонтёры, СКК и все, кто мог оказать помощь, искали Августина всю неделю, но так найти ничего и не смогли.

Всё оставшееся время моего брата избивал Абакам. Брат после этого со мной не разговаривал, считал, что это я виноват, ведь я был инициатором их разлуки. Она начала игнорировать его, а позже всё ему рассказала. Он хотел исправить ситуацию, объяснить её братцу, что он любит его сестру и испытывает к ней сильные чувства, но вместо одобрения вызвал тучу на свою голову, а виноватым считал меня.

В итоге всё село узнало об их общении, дедушка начал отчитывать моего брата в очень жёстком формате:

– Почему нельзя элементарно придерживаться простых правил поведения, эти ваши добрачные игры ведут только к одному – к настоящему разврату.

После этого мы больше не приезжали в село, точнее, нас больше сюда не привозили, и это не из-за того, что брат с кем-то общался. Дело было в пропаже подростка, его так и не смогли найти. Меня же мучила совесть, ведь я последний, кто видел его тогда. Моя боязнь выдать себя сыграла со мной злую шутку, масштабная кража коров ставила на кон мою жизнь на свободе, за это была серьезная статья, даже для подростков. Моя родня могла бы попасть под удар, вы представляете, что сделали бы с дедушкой и бабушкой, если весь район узнал бы, кто воровал этих коров. Это признание можно сравнить самоубийством. Поэтому я и не мог ничего рассказать. Я просто маленький мальчик, решивший поиграть в гангстера.

Глава 8. Дай волю фантазиям

После окончания урока, как и планировалось, я и Милана встретились у выхода из школы. По дороге к ней домой я не проронил ни слова, мне даже было как-то не по себе.

Родителей Миланы дома не было, она попросила расположиться в гостиной, а сама пошла за ноутом и материалами для проекта. Дом был большим, Милана хоть и была моей одноклассницей, но о ней я знал не много. В гостиной на стенах возле шкафчика висели её грамоты за успехи в творчестве, за активную школьную жизнь, фотографии из различных поездок её родителей. Всё было очень красиво обставлено.

Милана спустилась вниз. Думаю, она не хотела делать со мной проект, не то чтобы меня ненавидела, просто проект она хотела сделать со своей подругой, но получила отказ от учителя. Чем была не очень довольна.

Игра в молчанку уже стала её раздражать, и пока заговорю я, она не могла ждать. Поэтому диалог начала первой.

– Я тут подумала насчёт темы, давай возьмём французскую революцию, если ты не против.

– Да, конечно. Хорошая тема для проекта.

Мне было всё равно, какую тему для проекта делать, поэтому и согласился с ней.

– Просто я тащусь от всего французского. Их творчества, музыки, даже кухни, – сказала Милана, открывая свой ноутбук.

– И фильмы у них классные, – дополнил я.

– Точно, прямо с языка снял. Мой любимый французский фильм – это «Амели».

– Случайно не про девушку, которая была одна и придумывала себе друзей?

– Она. А я смотрю, ты тоже в теме.

– Я ещё тот киноман.

– А ты мне уже начинаешь нравиться, только не обольщайся, это я так, по-дружески, – загадочно и в шутливой форме произнесла она. – Знаешь, у меня есть мысль, но это будет неправильно, однако всё же мы должны опять посмотреть фильм «Амели». Ты как, не против?

– Нет, не против.

– Ещё бы. Мой дом – мои правила, – её просьба звучала как приказ.

«Амели» был её любимым фильмом. Я тоже любил его, но, наверно, посмотрел уже сто раз. Мог бы пересказать каждую сцену, знать все движения актёров. Фильм, как всегда, захватил наше внимание. Она вдохновенно следила за каждым кадром, её лицо светилось в полутьме комнаты. Милана знала о французской культуре многое.

Когда она улыбалась, у неё морщился нос, голос был тонким и нежным. Я был удивлён, ведь в школе она была совсем другим человеком, чёрствой и грубой, а наедине со мной была нежной и мягкой, может, мне просто так казалось.

Наступил вечер, который обещал быть продуктивным. Наш проект, задуманный с таким энтузиазмом, вдруг погряз в рутине и бесконечных разговорах ни о чём.

– Знаешь, может, стоит перенести на завтра наш проект? – предложила она, пробегая пальцами по краям чашки. Я кивнул, понимая, что сегодняшний день уже не спасти.

На следующий день после уроков мы пошли ко мне. В комнате было не убрано, и казалось, что создаётся некий дискомфорт для неё.

– Прости что не привёл в порядок комнату.

– Не парься, все подростки так делают.

– А где твои родители?

– Они сегодня задержатся на работе.

Материалы для проекта были в книжных вариациях. Я сидел на стульчике и, читая материал, иногда поглядывал на неё. Она лежала на кровати, уткнувшись в ноутбук. Казалось, при создании проекта всё это должно сопровождаться высказыванием своего мнения, мыслями, бурными обсуждениями. Проект дело непростое, и диалог в таких моментах должен вестись.

– Слышал, что произошло на днях? – резко прервалась Милана. – Люди в масках, называющие себя Падшими, подпалили банк в Москве.

– Я читал о них, похоже, очередные «гангстеры», которые пытаются достучаться до власти.

– Слушай Дарко, что бы ты сделал, если бы тебе дали право изменить систему?

– Ты о революции?

– Да. Ты пошёл бы на риск, зная, что это принесёт много страданий, голод и нищету?

– Сложный вопрос.

– Ну ответь, как ты считаешь.

– Мне кажется, в большинстве случаев это бессмысленно.

– Поясни, почему?

– Это как затмение. Озаряет лишь намгновение, оставляя после себя обломки прежнего порядка. Люди, жаждущие перемен, собираются на улицах, прогоняя страх и тревогу. Их глаза горят, в них таится надежда – надежда на светлое завтра. Но что, если завтра окажется лишь зеркальным отражением вчера?

– Твои взгляды слишком пессимистичны, Дарко.

– Пытаясь разрушить одно, мы часто невольно строим другое, не менее разрушительное.

– Таков дух свободы, он всегда увлекал людей за собой, – ответила она.

– Это только красивые слова, в реальности все друг друга топят в крови, – задумчиво возразил я.

Милана посмотрела на меня удивлёнными глазами и сказала, что ничего не поняла и что я противоречу сам себе.

Проект подходил к завершающей стадии, много литературы было использовано для доклада, презентация имела 16 слайдов. Милана, не отрываясь, с усердием осматривала всё, чтобы доклад получился хорошим, для учителя философии было важно, чтобы информация была собрана своими руками. Мне было всё равно на оценки, но процесс работы над проектом в паре с девчонкой приносил удовольствие. Три часа безудержной работы, осталось только правильно преподнести.

– Наконец-то закончили, – промолвила Милана и откинулась на кровать, – глаза болят уже.

– Мы потрудились на славу, – ответил я. У меня еще никогда в постели не лежала девушка.

– Я хочу тебя кое о чём спросить.

– Спрашивай, – ответил я.

– Почему ты сорвал выступление Макса в прошлом году?

– Там такая история, – я выдержал паузу, – в которую тяжело поверить.

– ты попробуй объяснить. Ты единственный из нашего класса, который был против Макса. Представляешь, что творилось после этого? Макс настроил многих против тебя. В школе до сих пор обсуждают твою выходку. И мне интересно, в чём была причина твоего протеста.

– Хорошо. Помнишь Аслана?

– Да, помню. Он тоже избирался против Макса.

– Так вот, за день до выборов отец Макса разговаривал с директором школы. Я не слышал, о чём они говорили, но после окончания диалога у отца Макса было странное лицо, в его мимике проскользнула презрительная улыбка. В моей голове возникли мысли насчёт этого. Но тогда я уже начал догадываться, что результаты будут фальсифицировать. На следующий день объявили результаты, победил Макс. Взглянув на Аслана, я увидел, столько сожалений и печали в нём, даже слёзы были видны. Тогда я понял, что это неправильно по отношению к человеку, который душу туда вложил. И поэтому решил сорвать выступление. Считаю, что он обманом выиграл.

– А ты уверен, что результаты подтасовали?

– Рассуди логически. Почему именно за день до выборов отец Макса появляется в школе и зачем он разговаривал с директором?

– Может, он расспрашивал про школьные дела Макса или хотел его поддержать.

– Сомневаюсь, это не просто совпадение. После победы Макса через несколько дней в школе появились новые компьютеры и оборудование. Полагаю, что всё это было взаимосвязано.

– Но если ты полагал, что результаты подтасовали, то почему никому не сказал об этом?

– Говорил нескольким учителям, но они даже слушать меня не стали. Было впечатление, что многие были замешаны в фальсификации этих результатов. Всё это было фальшиво и ложно, и поэтому я решил действовать с помощью протеста, а в итоге нарисовал мишень у себя на затылке.

Милана сказала, что тоже ненавидит Макса и с радостью сделала бы ему какую-нибудь пакость. Через полчаса она пошла домой, а я лёг спать.

На следующий день я проснулся от солнечного луча, который светил мне прямо в глаза, это означало, что тумана не было. Вечером должны были вернуться родители. Уроки также протекали медленно, но сбегать было нецелесообразно, учителя начинали названивать родителям, и это не сулило ничего хорошего. Миланы на уроке не было, кажись, она проспала. После школы я пошёл в городскую библиотеку, туда заглядывал часто, для самоуспокоения. Во все времена библиотеку считали храмом знаний, для меня же это был храм тишины.

Библиотекарша, которая работала здесь, была преклонного возраста, милая тётка, но книги она любила больше, чем людей, она даже замужем не была. Поблизости сидел парень, видимо, старшеклассник. Он мало походил на библиофила, кажется, он тут познавал новые горизонты любви. Клеил книжных цыпочек.

После библиотеки я побежал в магазин, купил хлопья и молоко для просмотра вечернего фильма. Небо над городом постепенно окрасилось в тёплые оттенки заката, и воздух наполнился предвкушением уютного вечера. Я спешил домой, представляя, как устроюсь на диване с тарелкой хрустящих хлопьев и уютным пледом, а на экране развернётся захватывающая история, но мои планы были прерваны приездом моих родителей.

Они были уставшими после тяжёлой командировки, бизнес шёл ко дну, и спасти могло только чудо. Мама позвала меня.

– Дарко, ты здесь?

– Да, мам, как прошла поездка?

– Что-то между хорошо и очень хорошо.

И опять у неё проскользнуло микровыражение с выдавливанием улыбки. Видимо, проблему банкротства решить не удалось. А папа вообще сделал вид, что меня не замечает. Ох уж эта связь между мной и отцом, об этом можно написать целые мемуары. Впрочем, ничего нового. Поужинав, родители пошли спать.

Я был у себя в комнате, досматривал фильм, была уже глубокая ночь, когда он закончился. Моё состояние уже было полусонным. Надев свою пижаму, я собирался ложиться спать.

Неожиданно раздался тихий отрывистый звук от удара в моё окно. Было жутковато, поздняя ночь и стук – дело непривычное. Сначала я мешкал подойти, но тут же раздался второй стук. Медленно и неторопливо я посмотрел в окно и увидел Милану, она держала возле себя велосипед. Я не мог поверить своим глазам. Когда я отворил окно, Милана негромким голосом попросила меня спуститься к ней. Кричать из окна я не стал, это могло разбудить родителей. Я тихо спустился к ней и тут же начал расспрашивать её о цели визита.

– Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, который сейчас час?

– Конечно, я ждала именно этого времени. Слушай, а что это на тебе?

– Пижама.

Она странно и пристально смотрела на меня, начав смеяться.

– Ты что до сих пор спишь в пижаме?

– Мне так легче засыпается! Лучше скажи, зачем ты приехала так поздно ночью? Опасно ведь.

– Нет времени объяснять. Бери свой велосипед, расскажу по дороге.

– Ты с ума сошла! Сейчас уже поздно для велопрогулки и довольно-таки опасно кататься ночью.

– Ну ты и зануда, Дарко. Хватит пустой болтовни. У меня есть идеи, которые нужно воплотить в жизнь сегодня.

Она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения – совсем близки мы всё ещё не были. Ночью опасно было гулять, всё-таки мы подростки. Но я всё же нарушил свою заповедь. Взял свой велосипед, и мы рванули в неизведанное с полной безбашенной отдачей. «Мама меня убьёт», – промелькнула мысль в голове. Если она, конечно, об этом узнает. Проехав пару улиц, мы остановились у неизвестного дома. Вдруг из глубины двора послышался треск; это была лишь ветка. Мы переглянулись, и в глазах друг друга можно было увидеть панику. Этот вечер станет началом нашего маленького приключения.

– Милана, где это мы? И зачем сюда приехали? – обеспокоенно спросил я, стараясь не показывать свой мандраж.

– Так, Дарко, это дом Андрея Фёдоровича, а вон там его машина.

Милана, в отличие от меня, как озорная девочка, любила приключения, будь то забавные шалости или спонтанные походы в неизведанные уголки города.

– Это дом директора нашей школы.

Чувствуя тревогу в душе, я бреду по извивающимся улицам, где тени прошлого танцуют в мерцании фонарей.

– Да, он самый, сегодня поэтому и пропустила занятие, следила за ним, чтобы узнать, где он живёт.

– И для чего всё это?

– Чтобы проучить его.

– Ты рехнулась. Так, Милана, сейчас правильнее будет уехать отсюда, а то нас могут поймать. И нам мало не покажется.

Я дышу глубже, пытаясь прогнать нарастающее беспокойство, но оно, как неутомимый спутник, идёт рядом.

– Чего ты боишься? Историю, которую ты мне рассказал вчера, не давала мне покоя. Он неправильно поступил. Я всё подготовила, обкидаем его машину яйцами, и дело сделано.

У неё получилось убедить меня. Её глаза светились уверенностью, и в них я видел отражение собственной нерешительности. Может быть, именно поэтому я решился.

– Я не боюсь, просто неправильно закидывать чью-то машину яйцами.

– Подумаешь, он всё равно её отмоет.

Я считал, что Милана придумала всё это ради меня, её безбашенность всё сильнее поражала. Сам не понимаю как, но я согласился. Видимо, частичка меня хотела этого. Закидав машину директора вдоль и поперёк, мы умчались прочь. У Миланы были ещё несколько задумок, которые она хотела осуществить. Остановившись у следующего дома, она из своего рюкзака вынула ужасно пахнущую рыбу. От этой вони меня чуть не выворотило.

– Это дом Лизы, её тоже было бы кстати проучить.

– Она, конечно, стала стервой, но вряд ли заслуживает дохлую рыбу у себя в комнате.

– А с чего ты так решил?! Мне она уже поперёк горла, пусть, сучка, знает своё место. И, кстати, она при всех унизила тебя, назвав жалким.

Вспомнив об этом, я разозлился.

– Согласен, пора ей ощутить запах этой рыбёшки.

– О, да! Такой Дарко мне нравится.

– Каков план?

После много лет я понял, что Милана оказалась отличным манипулятором. Она знала, когда улыбнуться, а когда непроизвольно нахмурить брови, создав иллюзию искренности.

– Ты должен стоять на стрёме, вдруг ситуация выйдет из-под контроля. Я постараюсь забраться к ней наверх в комнату. И спрячу этот пахучий сюрприз где-нибудь в шкафу.

Я остался внизу, велосипеды были подготовлены для быстрого отъезда. Милана взбираясь по дереву, смогла достичь крыши дома Лизы. Окна, входящие в её комнату, были слегка приоткрыты, что облегчало задачу для Миланы. Представляю состояние Лизы, когда она проснётся, даже врагу такого не пожелал бы. Хотя она заслужила. Закончив, Милана быстро спустилась вниз.

Следующей задумкой было проучить Макса. Ночь поздняя, погода была, кстати, хорошей, ни ночного тумана, ни дождя. Слышался лай собак. Ехать на велосипеде приходилось много. Остановившись у дома Макса, Милана достала из рюкзака бутылки с зажигательной смесью. У меня появилось очень тревожно чувства, кажется, мы переходили грань дозволенного.

– Тебе не кажется это слишком?

– Что за глупый вопрос!

– Достаточно хороший вопрос, просто сейчас попахивает статьёй, – возразил я.

– Ты что, смеёшься, да в нашем городе ты единственный, кто не позволяет себе слишком многого.

– Не только я, есть и другие. Но не стоит переходить грань. Можно так же обкидать яйцами.

– Грань перешёл Макс, когда решил возомнить себя господином школы. Видишь тот джип Шевроле, он дорожит этой машиной больше, чем своей задницей. У меня два коктейля, один тебе, другой мне. Поджигаем и быстро кидаем, а дальше делаем ноги.

– У тебя мозги набекрень, ты знаешь, что с нами будет?! Нас за это могут посадить в тюрьму для несовершеннолетних. Всё, я уезжаю отсюда!

– Постой, только не говори, что ты этого не хочешь! Он унижал тебя целый год, на глазах у всех, не давая тебе проходу. Пора проучить папиного сынка.

– И с каких пор ты стала такой альтруисткой по отношению ко мне? Тебе же просто плевать на меня.

– Ты прав, я не Далай Лама. Но, по-моему, тебе уже пора стать увереннее и защищаться, только так можно выжить, а ты бегаешь от проблем, даже не пытаешься как-то исправить это.

– Думаешь, если мы кинем эти зажигательные смеси в его машину, что-то изменится?

– Нет! Зато отомстим!!! – ответила она, смеясь, – по крайне мере, ты воздашь ему за всё унижение. Как сказал Ари Бек, французский драматург, «Месть – это всё-таки самый надёжный вид правосудия».

Я вспоминаю, как остановил взгляд на её взгляде и замер, застыл… в буквальном смысле – заморозился. Почему-то я считал, что она права, внешне не хотел этого показывать, праведность убивала во мне инстинкт бунтаря. Я тонул… чувствовал это… я это видел… я знаю… невозможно что-либо отрицать, когда говорят глаза. Что-то овладело мной, тогда я чувствовал, как сердце бьётся в три раза быстрее. Нет, мне не было страшно, это всего лишь был адреналин. Правда, ноги тряслись. Милана подожгла бутылки со смесью, а затем мы их кинули в его Шевроле. Яркое пламя вырвалось на свободу, освещая наши лица. Взрыв цвета и света раскатился по ночному небосклону, отражаясь, как радужные капли дождя. Этот акт символизировал больше, чем просто действенное разрушение. Машина сгорела дотла, оставив после себя лишь чёрный угольный остов.

Сев на велосипеды, Милана, и я стремительно умчались оттуда. Мы неслись сломя голову, чувство, что во мне рождался другой я, который хотел свободы, который не был скован какими-то рамками и границами морали. Нет-нет, не подумайте, это не было психическим расстройством или раздвоением личности, в меня не вселился бес. Всё сделанное мною было осознанным шагом.

Остановились мы возле берега, велосипеды спрятали за маленький холмик, а сами сели напротив огромного моря. Шум волн, накатывающихся на песок, напоминал древний ритм.

– Правда, здесь красиво? – негромко сказала она.

Мы смотрели на горизонт, где небо встречалось с водой, словно два мира, которые сливались в одно целое.

– Очень! Давно не ходил сюда.

– Мне нравится это место. Я часто здесь бываю, ещё с детства, обычно ночью. Наслаждаюсь красотой этого места. Или когда мне одиноко.

– Никогда не думал, что тебе может быть одиноко.

– Многие люди, которые меня называют своей подругой или другом, это всего лишь временные пассажиры, настоящая я им не интересна. Извини, что так эмоционально, просто мне нужно было выговориться.

– Ничего, всё нормально.

– Знаешь, я ошибалась в тебе. Считала тебя эксцентричным идиотом. Но сейчас понимаю: по сравнению со многими, ты настоящий.

– Знаешь, я тоже в тебе ошибался.

– Дай угадаю: считал меня грубой и наглой.

– Ну не так прямо категорично.

– Это вроде моей маски, мне приходится её надевать, чтобы какие-нибудь дегенераты и маразматики не смогли обидеть и задеть мои чувства. Поэтому и приходится быть наглой натурой. Ты первый, кого я сюда привела. Только не обольщайся, это я по-дружески.

– Хорошо, – ответил я, улыбнувшись.

Остальное время мы не разговаривали, наслаждаясь тишиной. Время, проведенное с Миланой, было лучшим моментом в моей школьной жизни.

Возвращаясь домой, мы с ней случайно услышали чей-то истерический смех, напоминал он девчачий, конечно, нам стало любопытно, и мы пошли посмотреть. Возле кинотеатра рядом с остановкой стояла очень солидная машина.

– О, машина начальника по нравственности, Тиграна, – сказала шёпотом Милана.

– Я думал, у него только внедорожник.

– Дарко, ты хоть иногда выходи на улицу, мир не стоит на месте, у него целый автопарк.

Он уверенно двигался к ним, неизменно поддерживая лёгкий разговор, в котором легко смешивались игривые шутки и комплименты. Девушки, смеясь, кокетливо склонялись к нему, нежно поправляя свои волосы и бросая друг на друга многозначительные взгляды.

– Как думаешь, для чего Тиграну понадобились проститутки? Он же за нравственность всё время топит.

Мой вопрос рассмешил Милану.

– А ты думаешь, он когда-то в это верил? Он любит ошиваться в таких местах, неоднократно видела, как он заманивает к себе в машину девушек.

– Он что, любит тусоваться с проститутками?

– А тебя это смущает?

– Честно говоря, мне всё равно.

На следующий день в школе все говорили и сгоревшей машине Макса, даже в местных новостях сообщили об этом. Говорили, что это сделали какие-то местные хулиганы. Макс был в бешенстве, во время ланча он говорил на повышенных тонах, и было слышно, что он грозился расправиться с теми, кто подпалил его тачку, а Лизу все время подташнивало.

В новостях также сообщали о пропаже двух куртизанок, тех самых, что я видел вчера. Их исчезновение стало темой обсуждений в самых маргинальных кругах города. Рынок слухов и недомолвок не дремал: кто-то шептал о ночных гуляньях и забытых обетах, кто-то обвинял в исчезновении жестокие интриги влиятельных личностей. Подозреваю, что без Тиграна тут не обошлось.

Глава 9. Девушка, ради которой стоит умереть

Когда отец вернулся с войны, он был совсем плох. Его лицо, когда-то полное жизни, теперь было изборождено глубокими морщинами, а взгляд был хмурым, отражающим ужасы прошедших лет. Мир, который мы знали, перестал быть для него привычным. Он медленно адаптировался к тишине, которая окружала наш дом, и часто проводил вечера, сидя в темноте, лишь изредка оборачиваясь ко мне, как будто искал в моих глазах утешение.

Моя мать старалась, как могла. Она готовила его любимые блюда, но ни одно из них не могло вернуть ему радость. Он сидел за столом, молча перебирая куски еды, словно искал в них утешение, но находил только горечь воспоминаний. Мы пытались говорить о простых вещах: о погоде, о соседях, но каждая попытка заканчивалась гнетущей тишиной. Врачи диагностировали у него лучевую болезнь, всему виной была радиация, которую он получил на войне.

Я помню, как однажды решился спросить его о том, что произошло там, на войне. Его взгляд потемнел, и он просто покачал головой. В тот момент я понял, что не существует слов, способных описать то, что он пережил. Отец стал пленником собственных мыслей, и со временем я осознал, что надежда на его возвращение к прежней жизни – это лишь иллюзия, которую нам с матушкой приходилось принимать. И всё же он решил поделиться одной из своих историй о своём пребывании на войне, что было настоящим подарком.

Из воспоминаний отца:

«Третья мировая война быа в самом разгаре, охватывая континенты и разрушая судьбы миллионов людей. На Восточном фронте мы стойко противостояли немцам, ведя сражения, о которых будут долго помнить. Битва за Курляндскую губернию в городе Елгава стала одним из ключевых моментов, когда напряжение достигло своего пика. Война началась в 1977 году в конце лета и продлилась до 1981 года. В начале октября 1977 года на Елгавском направлении фронта, на всех его участках, в том числе и в районе сосредоточения нашей армии, шли ожесточённые бои. Враг, не считаясь с большими потерями, неистово стремился овладеть Курляндией. Я был пулемётчиком. Пулемёт, который я держал в руках, стал не только орудием войны, но и частью моей жизни.

Самые ожесточённые и кровопролитные бои были с 15 по 17 ноября 1977 года. Сотни немецких самолётов бомбили передний край обороны наших войск и промышленные объекты города. С приходом ночи на поле боя царила тишина, которая лишь изредка нарушалась звуками самолётов, возвращающихся для новой атаки. Под огнём пулемётов и артиллерии мы понимали, что попали в рассказ о борьбе не за землю, а за существование человечества. Всё вокруг рушилось, горело, стонало, дым и пыль заволакивали солнце, и день превращался в ночь. Ни на минуту не прекращалась пулемётная и автоматная стрельба — ни на земле, ни в воздухе. Стоял сплошной гул от разрывов бомб, снарядов, мин и сирен пикирующих вражеских бомбардировщиков. Небо над городом было затянуто чёрными облаками дыма и взрывов, а звук сирен и взрывов сливался в единую какофонию, поглощая последние шёпоты спокойной жизни. Оборонительные позиции наших войск, расположенные вдоль стратегических пунктов, подвергались шквальному удару, но солдаты обретали стойкость на фоне адской ярости. Каждый день становился испытанием, где мы, многие из которых не имели боевого опыта, сражались из последних сил. Сражения под Елгавой длились непрерывно днём и ночью около полтора месяца. Это был настоящий АД! В таком аду мы стояли и выжили, изматывая и уничтожая противника, наши вины проявили массовый героизм в борьбе с врагом. В течение месяца немцы изо дня в день бомбили, обрабатывали артиллерийским огнём, атаковали танками с пехотой город, который мы, бойцы второго батальона 105 механизированной бригады под командованием майора Исакова, упорно обороняли. Несмотря на тяжёлые потери, дух наш не падал. Все атаки были отражены с большими потерями для врага. Тогда они применили то, чего я никогда в жизни своей не видал, что-то страшное, словами такое трудно описать.

Яркий свет ослепил глаза, а затем волна ударила с такой силой, что полгорода начало разваливаться, как карточный домик. Я стоял на краю траншеи, когда солнечный свет вдруг стал резким и невыносимым. Взгляд мой упал на горизонт, где серое облако стремительно поднималось вверх, превращаясь в гигантский гриб. Всё, что я знал, мгновенно исчезло. Сослуживцы, знакомые, привычные улицы – всё это на миг провалилось в бездну. Яркие маленькие искры в полумраке разрушений и тяжёлое гудение в ушах притягивали к себе.

Мы инстинктивно залегли на землю, надеясь укрыться от силы, которой не могли понять. В воздухе ощущалась жуткая тишина, прерываемая лишь звуками обрушивающихся зданий. Сердце колотилось так, будто оно стремилось вырваться наружу. Когда я встал, то увидел перед собой грибовидное облако, возникающее после взрыва, величественное и в то же время ужасающее. Гриб простирал свои лапы в небо, вытягивая их сквозь облака, окутанные ядовитым дымом. Сердце замерло, а ноги приросли к земле, не позволяя мне сделать ни шагу. Позже я узнал, что немцы сбросили на город своё новое «чудо-оружие» — ядерную бомбу. Она была небольшой мощности и особо нас не задела, так как мы находились не в эпицентре взрыва. Но последствия взрыва были ужасными. Город, некогда полон жизни и улыбок, погрузился в хаос. И ведь это было только начало, за всё время войны таких взрывов я видел десяток. Лица людей, погибших от этих взрывов, снятся мне до сих пор. Их кожа слезала, обнажая раны, которые никогда не заживут. Это было похоже на мучительное превращение, когда плоть, до этого момента кажущаяся надёжной оболочкой, вдруг становилась ненужной. Они как призраки, о которых невозможно забыть. Эти мгновения, полные страха и боли, возвращаются ко мне искалеченными воспоминаниями, которые я храню глубоко в душе.

Сыновья мои, помните подвиг предков, что не позволили врагу овладеть нашей отчизной. Их героизм и самоотверженность вплетены в саму ткань нашей истории. Каждый метр этой земли пропитан кровью тех, кто сражался за свободу и независимость, кто встретил врага лицом к лицу, защищая родные края. В моменты, когда всё казалось безнадёжным, они не отступали, а становились стеной, что преграждала путь захватчикам».

Отец завершил войну в столице Франции, они прошлись парадом, величаво развернули стяги, проявляя гордость и единство. Шумные толпы, заполнившие улицы, приветствовали их торжественными возгласами. В Третьей мировой войне победила наша империя, и с этого события началась новая эпоха в истории человечества. Благодаря Российской империи европейский страны объединились в новую структуру, получившую название Соединённые Штаты Европы. Столицей нового объединения стал Париж.

Да, отец! Я буду всегда помнить ваш подвиг. Ваши слова звучат как бессмертный гимн мужеству и самоотверженности, которые скрепляют семейные узы. Ваш подвиг стал путеводной звездой. Вы научили меня, что самые трудные моменты раскрывают истинную сущность человека. Теперь я, как наследник вашего мужества, стремлюсь шаг за шагом следовать по вашему пути. Вспоминая вас, я снова и снова обещаю: ваш подвиг будет жить в моём сердце, и каждое ваше слово будет направлять меня в будущем.

Выдержка из дневника «Катарсис»

Вначале от онкологического заболевания умерла мама. Через некоторое время у отца случился инсульт, и его тоже не стало. Родственники связались с социальной службой, и меня забрали в школу-интернат для детей. Там по результатам судебно-психиатрической экспертизы меня признали недееспособным.

В психиатрии, когда дело касается не результатов анализов, а описания симптомов, можно приукрасить или преуменьшить – за счёт формулировок. Это же как сочинение выглядит – психиатрическая документация.

По предположению сотрудника, участливые родственники прежде всего были заинтересованы в моей квартире, которая должна была достаться мне после совершеннолетия.

В интернате было полно таких, как я. В моём отделении жила девочка, адекватная, умела читать и писать. Умерла её бабушка, наследство досталось ей. Когда об этом узнала тётя, девочку быстренько лишили дееспособности. Не знаю, что сделали с её квартирой, но всё это было очень прискорбно.

Сюда также попадали и трудные подростки, у которых были проблемы с воспитанием и законом.

У нас были очень насыщенные дни. С утра мы ходили на занятия по обычным школьным предметам, а после обеда занимались спортом. Шли на линейку, 20 минут обедали, полтора часа занимались самоподготовкой. Из строгих мер можно вспомнить многое. Например, групповую ответственность. Работал принцип: «Накосячил один – виноваты все». А раз провинился – убираешь туалет, мусорные баки и слив. Впрочем, тому, кто вёл себя хорошо, разрешали смотреть телевизор или поиграть в приставку.

Все должны были выглядеть одинаково и каждый день заниматься уборкой. Встаешь – протираешь тумбочки, моешь пол, лестницу. Когда у нас был ремонт, пацаны по двое таскали чугунные батареи, а девчонки красили.

Драки в нашем интернате были частью нашей повседневной жизни. Махач ерунда, тут могли запросто заколоть. Дедовщина тут была страшная. Девчонка 16 лет начала жестко прессовать 12-летную девочку-подростка. Старшая ударила кулаком младшую за то, что вторая не выполнила её «просьбу». «Просьба» – это такая обязаловка, которую нужно исполнить, если не можешь вернуть долг.

Взрослая начала проявлять неимоверную жестокость, дошло до того, что она просто начала затаптывать младшую, ещё немного, и летальный исход был бы обеспечен. Пришлось заступиться, слегка оттолкнув её в сторону.

– Ты чё, гнида, совсем гонцов попутал?! – с ненавистью выкрикнула она. Звали её Варвара.

– Ты уже перебарщиваешь, по-моему! – ответил я тихим спокойным голосом.

– Чё, Даниял, решил в героя поиграть, – с ненавистью взглянув на меня, вымолвила она, – она получила за дело. Если берёшь в долг, то возвращать нужно с процентами, а если не можешь, то будешь выполнять «просьбы». Таковы тут правила, и ты это знаешь! – Глазки её выражали недовольство и злость.

– Но это не означает, что нужно забивать младшую до полусмерти.

– Одной больше, одной меньше, всё равно никому мы тут не нужны. А за то, что толкнул меня, станешь передо мной на колени и извинишься. – Лицезрея мерзкую улыбку, у меня появилось дикое желание её ударить, но я сдержался.

– Я ничего не сделал, чтобы перед тобою извиняться.

– Ну всё, малыш, ты попал. Заказывай себе гроб, когда Лампа узнает, он тебя похоронит заживо.

Лампа, от фамилии Лампов, походил на средневекового инквизитора, был настоящим садистом. Страдание истязаемых им детей из интерната доставляла ему истинное удовольствие. Он был выходцем из нашего интерната, отучился два года на учителя и стал нашим преподавателем по материализму, а также следил, чтобы правила дедовщины в интернате соблюдались. Остальные учителя и воспитатели тоже ничем особо от него не отличались, детей они ненавидели.

После расправы младшую увезли в больницу, она получила сотрясение мозга, поломанные ребра и судороги впридачу. А меня вызвали в кабинет Лампы за то, что я воспротивился правилам интерната. Я два раза постучал в дверь его кабинета, и сразу голос с другой стороны двери произнёс

– Входите.

Он сидел за своим рабочим столом и вёл записи в тетради.

– Вызывали, Антон Монсесович?

– Присаживайся, мой дорогой друг, не стесняйся.

В начале он всегда начинал дружелюбно. Я ощущал его взгляд на себе, даже тогда, когда он не смотрел на меня, и застыл в ожидании удара, который мог быть как неожиданным, так и предсказуемым.

– Даниял, ты читал книги Достоевского?

– Нет, не читал.

– И я не читал. Ведь его книги запрещены, таковы правила, установленные в корпорации.

Каждое его слово было обёрнуто колючей проволокой ядовитых ироний.

– После упразднения империи в корпорации было решено запретить писателя и его произведения за то, что слишком сильно искажал реальность и вообще писал отвратительные книжки.

Его чёрный юмор и мрачный взгляд на мир заставляли окружающих вздрагивать от ужаса.

– Хотя, как по мне, это клевета на писателя. Согласен со мной?

– Я не знаю.

– Не знаешь что?

– Говорю же, я не читал его.

– И поэтому ты не знаешь, как ответить?

– Да.

– Логично. Держи тогда интересный факт, узнал ещё, когда учился в «Дювале». Одним из инициаторов запрета на писателя является другой потомок известного писателя по фамилии Тургенев. Ещё при жизни между Тургеневым и Достоевским была взаимная неприязнь, которая копилась годами, в последующем пальму ненависти подхватили их потомки. Сейчас один из членов совета директоров корпорации как раз является потомком Тургенева, он решил воспользоваться своим положением и полностью запретил Достоевского в корпорации. И отсюда вырисовывается главная мысль. Допустим, я не согласен с этим табу, но принял для себя правила этого запрета. Ведь благодаря правилам держится баланс в обществе. Понимаешь, к чему я клоню, Даниял?

– Понимаю.

– Тогда объясни мне, зачем ты вмешался в процесс «просьбы»? Ты прекрасно знаешь, что если он или она должны кому-то долг и не могут его уплатить, то тот, кто дал в долг, имеет право требовать с неё «просьбу», столько, сколько нужно до полного уплаты долга.

– Но она чуть не убила….

– Цыц! Когда говорю я, ты не имеешь права открывать свой рот. Малая, что отклонила «просьбу» Варвары, сама до полусмерти избила свою должницу. Правила одни для всех, Даниял, таков порочный круг насилия.

В какой-то момент мне надоело слушать его «гениальные умозаключительные рассуждения», и поэтому я выразил ему своё фи:

– Хватит мне втуливать эту бессмысленную мантру про правила!

В ответ я услышал громкий смех Лампы, он положил ручку, встал со стульчика и переключил свое внимание полностью на меня.

– Смотрю, ты совсем осмелел, забыл, где находишься.

Вдруг удар по лицу. Перед глазами всё поплыло, и я рухнул на пол. Очнулся после того, как на меня вылили ведро воды, прикованный цепями к холодной вонючей стене комнаты в подвале. В нашем интернате часто прибегали к такой методике воспитания, если ты слишком много косячил. Моё тело бессильно повисло на наручниках, они глубоко врезались в кожу моих запястий. Комната представляла собой камеру пыток. В центре стоял резервуар с водой, туда, наверное, головой окунали жертву. В углу стоял большой стол, напоминающий стол хирурга.

– Вижу, ты очнулся. Знаешь, Даниял, моё самое любимое занятие? Хотя откуда тебе знать, – продолжал он с издёвкой. – Ладно, сам отвечу на свой вопрос. – На полу было пятно, похожее на высохшую кровь, видимо, я тут не первый его гость. – Моё любимое занятие – это наставлять, если корпорация не запретила бы деизм, то сейчас я наставил бы многих людей на путь истины.

Подняв голову, я взглянул в холодные глаза Лампы – в нём не было ничего человеческого. Собрав последние силы, я плюнул, целясь ему в лицо. Лампа рассмеялся.

– Тебе будет очень и очень больно!

– Что ж, валяй! – с ухмылкой ответил я.

– Твоё симпатичное личико мы трогать не будем, но в любом случае я заставлю тебя уважать правила нашего интерната.

Он со зловещей улыбкой подошёл к столу и взял с него плеть, представляющую собой рукоять, соединённую с одной прочной нитью. Подойдя ко мне, он на мгновение со смехом посмотрел на меня, затем резко взмахнул плетью…

Всё в этой комнате превратилось в один большой сгусток боли. Я пал духом. Боль была адской, даже одежда не смягчила удар. Мелькающая плеть со свистом рассекала воздух. Капельки крови просачивались через одежду, после пятого удара я больше не мог выносить все это.

– Ладно! – крикнул я на всю комнату, давая понять, что виноват.

– Что ладно?

– Я буду следить за правилами и не буду их больше нарушать, – ответил я, всхлипывая от боли.

– Как неожиданно, Даниял. Я рад, что ты сразу же образумился. На первый раз прощаю, а для закрепления материала ты останешься на сутки в сырой душной комнате. А если снова начнёшь выкидывать фокусы, то одной плетью ты уже не отделаешься.

Каждый год школы среднего образования, лицеи, гимназии проводили в интернатах тестовые экзамены, это был шанс выбраться из клетки, в нормальную общеобразовательную школу. Проводились они под наблюдением преподавателей школ, чтобы всё было прозрачно и чисто. Эти экзамены открывали дверь в другой мир – мир, где можно было начать всё с чистого листа. Ученики из интерната выбирали из списка школу мечты, стремясь поступить именно туда. Но попасть туда было непросто – требовалось сдать сложные экзамены. Проводя бессонные ночи за учебниками и тренировочными тестами, я рискнул подать заявку. Ночью я тренировался, используя маленький карманный фонарик, чтобы повторять арифметику и читать книги по литературе, полученные отработанным способом, – одолженные у строгой библиотекарши интерната. Закрывая глаза, я представлял себе ту новую жизнь, о которой столько слышал по телевизору. Жизнь в квартире, полной света и пространства, где тебя не сторожат надзиратели, где можно почувствовать настоящую свободу, где нет необходимости постоянно оглядываться через плечо.

Когда начались тесты, я сосредоточился, вспомнил всё, что учил. Время текло как песок сквозь пальцы, я старался выжать максимум. После экзамена все были измотаны. Две недели ожидания тянулись бесконечно. В коридорах шёпотом делились прогнозами, строили теории, делили шкуры неубитых медведей. Спустя две недели долгих ожиданий, пришел ответ из школы. Открыв конверт, я понял, что произошло настоящее чудо: я сдал экзамен и был принят! Это означало, что школа имени Александра Гамзатова теперь несёт ответственность за меня, обещая не только образование, но и поддержку вплоть до поступления в университет.

Так и проявлялся мой характер, так я и оказался в школе, в которой хотел учиться, так мне удалось встретить ту самую, что украла мое сердце навсегда.

После того как я попал в больницу, прошло две недели, Лейла навещала меня каждый день, она приносила фрукты, соки. Мы с ней подружились за это время.

Лейла заботливо занималась со мной, чтобы я не отставал от школьной программы. Она приносила тетради с домашними заданиями, терпеливо объясняла темы, которые я не понимал, и вместе мы решали задачи.

Мы с ней разговаривали на разные темы: как проходил её день, куда она хотела бы поступить, что ей нравится больше всего.

– Я хочу быть принцессой и жить как в сказке, а ещё чтобы у меня был принц на белом Порше.

– Серьёзно? – Вдумчиво спросил я её.

– Нет, конечно, я шучу, примитивщина.

Её улыбка была удивительной – мягкой, тёплой, доброй. Её облик – это отражение радости и любви в душе, она умела радоваться и любить жизнь.

Вместе мы смотрели комедии и мелодрамы, запутавшись в тёплых пледах больничной палаты. Она часто решительно употребляла слово «примитивщина», вкладывая в него свою особую неприязнь к поверхностности и пустоте, которые иногда замечала в повседневной жизни. Её раздражение это слово отражало как нельзя лучше – она не переносила поверхностность ни в людях, ни в их поступках.

Когда меня выписали из больницы, мир за пределами казался совсем другим. Директриса, всегда строгая и деловая, звонила в больницу каждый день, чтобы узнать, как я. Говорила, что испугалась за меня, лично оплатила всё моё лечение, и я был ей за это благодарен.

– Как ты, родной мой?

– Всё хорошо, босс, я готов к работе и полон энергии.

– Это хорошо. Ведь дела не ждут, а деньги зарабатывать нужно.

Добрейший души человек, по крайне мере, ко мне относилась по-человечески. От других даже этого не дождёшься, я это знаю лучше многих, в интернате тебя заставят быть ничтожеством, особенно если пойдёшь против воспитателя.

Директрису попросил перевести меня в класс Лейлы, хотел быть поближе к ней.

– Школьная любовь, Даниял? – спросила она, и её глаза весело заблестели. Я почувствовал, как щеки начинают предательски краснеть.

– Ну, пока что любви нет, просто дружба, – ответил я, стараясь казаться спокойным. Но голос выдал волнение.

Директриса хмыкнула, качая головой с доброй усмешкой:

– Я так понимаю, она тебе нравится?

– Очень. – Я посмотрел в окно, стараясь избежать её взгляда.

– Знаешь, Даниял, ты мне нравишься, в том плане, что в этой школе ты один из самых адекватных учеников, если будешь стараться в том же духе, то твоя мечта о поступлении в университет будет реализована, а я слова на ветер не бросаю.

Через несколько дней я уже сидел за новой партой, наблюдая, как Лейла раздаёт учебники, помогая учителю. Если спросить у парней, какое воспоминание юности является для него самым ярким и запоминающимся, то многие вспомнят свою первую любовь. Романтические прогулки и первые признания, ухаживания и приятные сюрпризы – всё это наверняка в своей жизни пережил каждый, вспоминая свою первую любовь с ностальгией и теплотой.

В первый раз приглашать её на прогулку я не стал, хотя нет, пригласил, но она мне отказала.

– Знаю, ты испытываешь ко мне симпатию, но пока я не готова, прости.

Я понял, что просто нужно найти способ проводить с ней больше времени, и тут на помощь пришла школьная физика. Физический кабинет с его привычным запахом мела и старых учебников стал полем битвы за её сердце. Я знал физику на уровне, достаточном для того, чтобы не ощущать сложностей, но теперь театрально вздыхал над задачами и просил еёе помочь. Она, конечно, соглашалась, с удовольствием объясняя мне детали тех процессов, что до этого казались элементарными, приходилось изображать глупого парня. Помимо этого, у Лейлы оказалась куча непризнанных ухажёров.

У меня начали проявляться первые признаки ревности. Моя популярность среди её поклонников превратилась в настоящее состязание. Для меня они соперники, и соответственно накладывается определённая ответственность. Я знал, что должен защитить своё право на внимание этой девушки. Первого, с кем мне пришлось столкнуться, звали Сава. С ним мы подрались после уроков на заднем дворе школы, договорились, кто победит в драке, тот и будет её обхаживать.

Победа была за мной, во время драки он сломал палец на руке, и дальше продолжать драться он не мог. Второго звали Идрис, правда, драки не было, он предложил сыграть с ним в приставку, надо было победить в игре в футбол, этого я смог обойти чудом по пенальти. Мне пришлось столкнуться с таким наплывом её непризнанных ухажёров, что это заставило меня задуматься: так я тоже такой же, как и они, единственное отличие – это то, что она со мной проводила много времени, поэтому они шли именно ко мне, хотели устранить меня, как преграду.

В один из пасмурных ноябрьских дней, около пяти часов вечера, зазвенел телефон.

Плачущем голосом Лейла сказала, чтобы я срочно подъехал к парку возле нашей школы.

– Что случилось? – спросил я, стараясь не показывать волнения.

– Приезжай быстрее, пожалуйста.

Из моей головы никак не уходил её плачущий голос. Поэтому я быстро оделся, накинув первую попавшуюся на глаза одежду, и взял с собой травмат, который приобрёл в социальных сетях Кроник. Эта теневая сеть уже давно стала для меня источником самых разных товаров, которые в обычной жизни достать было бы нелегко. Кроник – это тайное пристанище для тех, кто искал товар без следов, место, где посторонние могли только мечтать о доступе. Регистрация требовала прохождения тщательной проверки – малейшая связь с СКК, и тебе тут не место. Но я прошёл все ступени, смог завоевать доверие админов и теперь имел доступ ко всему ассортименту. Травмат стоил мне немалых усилий и денег, заработанных «честным», но не совсем обычным путём. Работая на директрису, я выполнял поручения, которые требовали особого подхода и конспирации. За это она платила мне, и часть денег я отложил на покупку этого оружия. Затем вызвал такси и поехал к месту встречи.

Прибыв на место, я увидел группу подростков и среди них Лейлу. Она была мокрая до нитки и беззащитная, как маленькая раненая птичка, попавшая в шторм. Её безнадежность, плач и мольбы были как слёзы ветра под яростными порывами дождя.

Я узнал одного из них – Али, парень с моего двора, который всегда слыл проказником. Остальные лица были незнакомы мне, но агрессивная стойка и жесты указывали, что с миром уйти не получится.

– Что тут происходит? – прорычал я, не скрывая гнева, который рвался наружу. Внутреннее волнение сделало моё выражение лица суровым. Али, с извращённой ухмылкой на губах, ничуть не смутился.

– А ты сам как считаешь, фуфел? – ответил он, бросая мне вызов и никого вокруг себя не боясь.

Слухи, как всегда, разносятся с быстротой ветра. Когда Али влюбился в пленительную Лейлу, он, как и многие другие, не представлял себе преград на пути к сердцу девушки, за благосклонность которой шла невидимая, но жестокая борьба. В каждую лавку, в каждый дом пробрались слова о том, что я обставил всех её поклонников и стал главным претендентом на руку Лейлы. Эти слова, возможно, искажённые и преувеличенные пересказами, достигли ушей Али.

Двое его прихвостней постоянно улыбались до ушей, будто тут собрался драмтеатр с актёрами для выступления.

– Али, послушай, – попытался снова миролюбиво заговорить я, – давай зароем топор войны и разойдёмся по-мирному.

Он лишь усмехнулся, прихвостни ожили, повторяя его холодный смех.

Нет, это не театр, это неудачная сцена с элементами чёрной комедии, и главный герой, к которому запаздывала подмога, – это я.

– Фуфел! Ты что, мне угрожаешь?

– Нет, Али, я протягиваю тебе оливковую ветвь, дай девушке уехать домой, и мы поговорим с тобой, как порядочные люди.

В таких моментах надо стараться поддерживать дипломатичный диалог, силы не равны, а с одним травматом победителем не выйдешь, тем более у них он тоже был, я в этом даже и не сомневался.

– А ты не фуфел вовсе. Ты глупец, который забыл своё место в этой жизни, ты что думаешь, раз директриса тебя пригрела, то ты стал бессмертным?

– Не понимаю, о чём ты.

Только очень узкий круг людей был посвящён в это дело.

– Я всё знаю! Знаю, что бабки ты делаешь довольно большие, подружку завёл еще, а как же делиться? Мы тут все свои.

– С тобой делиться мне нечем, да и с дверью ты ошибся, хочешь себе отношений – заведи их со своими шестёрками. Думаю, у вас получится классный любовный треугольник.

К этому моменту подъехал мой друг. Дауда можно было всегда считать поддержкой и источником уверенности, и его появление было как нельзя кстати.

Али с его беспокойными шестёрками выдавал перед лицом страха спокойствие, которое едва ли могло обмануть кого-то.

– Ну ты и чмо, если думаешь, что тебе помогут уйти отсюда целым, то так не будет.

Он предложил дуэль. Только не на кулаках, как это происходило в «старые добрые» времена, а на травматических пистолетах. Поставил условие: если он ранит меня, я должен забыть о Лейле навсегда. Победа же сулила избавление не только мне, но и Лейле от его нездорового внимания. Мы стояли друг против друга, обсуждая условия, как два соперника, знающих, что всё сказанное и сделанное будет иметь свои последствия. Ни слова лишнего, только соглашение, скреплённое крепким рукопожатием. Страх усиливался ещё сильнее. Страх – это враг, который растёт в тишине. Время пришло столкнуться с ним лицом к лицу.

Дауд меня отговаривал, но я уже скрепил рукопожатием наши условия, отступать было некуда.

Правила дуэли на пистолетах в разные годы, конечно, различались, менялось оружие, менялись и люди, но тем не менее некий «базовый», стандартный список правил существовал. Его придерживались в большинстве случаев.

Лил сильный дождь. Капли стекали по одежде. По телу шла мелкая дрожь.

Основных регламентов дуэли на пистолетах было немного. Для начала проводили жеребьёвку – так выбирали распорядителя. Место для стрельбы должно быть ровным. Расстояние минимальное – 25 шагов. На этой дистанции устанавливались барьеры, заходить за которые воспрещалось, т.е. стрелять совсем уж в упор нельзя. Стрелять на ходу было запрещено. Желающий выстрелить должен остановиться, поднять пистолет и демонстративно прицелиться. После выстрела вне зависимости от результата он должен остаться на том же месте.

Выстрел может быть только один. Но! Допускается продолжение дуэли в случае обоюдного промаха. Но только по предварительной договоренности.

Уклоняться от выстрела, резко двигаться и выделывать штучки в духе «маятника» недопустимо. Свою пулю нужно принимать открыто.

Распорядитель являлся гарантом выполнения всех этих пунктов. Если кто-то нарушал правила, то он автоматически проигрывал, даже если попадёт. Пистолет должен находится не в руке, а в кобуре.

– Вацок, ты уверен? Вдруг проиграешь, тогда тебе придётся сдержать свое слово. – Дауд был обеспокоен и пытался отговорить меня.

Путем жеребьёвки мы определились с распорядителем, он же судья в дуэли. Если распорядитель определялся и он был из числа близких, то он не имел права вставать на чью-либо сторону, иначе результаты дуэли могли быть аннулированы. Распорядитель или судья прежде всего являлся гарантом дуэли, всё это сопровождалось видеофиксацией, чтобы потом на улице не возникло вопросов. На видео можно было понять, всё ли честно обставлено. Дауд был выбран в качестве судьи. По окончании дуэли составлялся протокол. Подписывали протокол двое участников дуэли и распорядитель. После завершения схватки протокол будет иметь вес на улице. Если проигравший обратиться в СКК, то он станет изгоем. Такая традиция была популярна ещё во времена империи. Хотя корпорация пыталась с этим бороться, но не всегда успешно.

– Всё закончится здесь и сейчас, уцы.

– А если ты умрёшь? – спросил он тихо, словно проверяя мою готовность на самом деле.

– Она та, ради которой стоит умереть!

– Охренеть, сколько пафоса в твоих словах, – он усмехнулся, но его голос звучал с ноткой горечи.

– Видел в Directumе. Посчитал, что момент подходящий для этой цитаты.

Мы по-братски обнялись, будто прощались. Лейла смотрела на меня глазами, полными боли, и тихонько плакала. Уголки её губ были устремлены вниз, я видел, как слёзы медленно катились по её щекам. Мы смотрели друг на друга без слов. Каждый взгляд, каждый вздох между нами наполнялся безмолвным признанием.

– Я с тобой, – произнёс я, и, хотя эти слова звучали, как слабый шёпот в огромной тишине, они были искренними.

Когда пришло время дуэли, мы стояли спиной к спине с Али. Дауд окинул нас быстрым взглядом и дал команду сделать ровно 25 шагов одновременно.

Дуэль многие считали варварским способом выяснения отношений, однако её корни уходят в глубокую древность, когда честь и достоинство человека оказывались на кону. Этот ритуал, пропитанный духом рыцарства и кода чести, становился последней инстанцией в конфликте, когда слова уже не могли разрешить недоразумение.

Когда шаги были пройдены, Дауд дал команду стреляться. Я быстро выхватил пистолет из кобуры и моментально развернулся, стоя в полный рост под проливным дождём. Стрелять нужно было чётко, без колебаний. Моя жизнь зависела от этого единственного выстрела. Я прицелился, дыхание плавно ушло вглубь, через доли секунды прозвучал один выстрел, и он был моим. Я замер в ожидании его выстрела, но его не последовало. Его рука опустилась вниз, пистолет упал, сам же он рухнул наземь.

Выяснилось, что спусковой крючок его травмата заел, а мой выстрел ранил его в шею. Дауд вызвал скорую помощь, а шестёрки, почувствовав ненадёжность своего положения, кинули своего «друга» в самую трудную секунду. После дуэли Али отлежался в больнице около недели. Слово своё он сдержал, перестал задирать меня и доставать моих друзей, а также отстал от Лейлы.

Она изменилась в общении со мной, наша дружба потихоньку перерастало в нечто большее. Мы начали чаще зависать вместе, вместе ходили в школу, вместе делали уроки, вместе обедали.

Помню, как мы остались совсем вдвоём на катке в парке Пушкина. Было очень красиво, а самое главное, пока мы катались, играли романтичные песни. Когда ты влюблён, то всё кажется таким светлым и невинным, даже разговаривать по-другому хочется, я был прямо как джентльмен.

Первое признание было почти спустя месяц отношений, в «ночь бабочек», молодёжный день влюблённых. Никогда не забуду ту ночь. Жаркий день прошёл и оставил ночную прохладу, которая лёгким ветерком щекотала босые ноги. Мы лежали с ней на одеяле, одни посреди огромного цветущего луга, а над нами было огромное небо. Звёзды, как мерцающие бриллианты, плотно усыпали тёмную атласную ткань, и каждая из них казалась историей, рассказанной веками назад. Луна плыла среди облаков, как корабль в безбрежном океане, наполняя нашу ночь мягким светом.

– О чём ты думаешь? – спросила она.

– Странный вопрос, – вздохнул я.

– Почему?

– Это же очевидно, я думаю о тебе.

Мягкий свет луны окутывал наши тела, и звёзды, сверкающие на чёрном бархате ночи, казались свидетелями нашей тайны, хранителями этого мгновения, вписанного в бесконечность.

– Как мило. Если ты думаешь обо мне, почему тогда не смотришь на меня?

Когда я взглянул на неё, вся суета мира ушла, оставляя только нас и бескрайний космос. Отражение космических глубин, бесконечное путешествие, в которое нам предстояло отправиться вместе.

– У меня появилось дикое желание тебя поцеловать, – сорвалось с моих губ.

– Ну так попробуй, если, конечно, смелый.

– Ты серьезно? – взволновано спросил я её.

– Тебя что-то смущает?

– Просто сложно поверить. Кажется, будто сейчас я во сне, а сны имеют дурацкую привычку прерываться на самом интересном месте.

– Ты считаешь меня бесчувственной?

– Конечно, нет! До сегодняшнего дня ни один парень не был так близок к тебе, как я.

– До сегодняшнего дня я не была влюблена.

Она слегка улыбнулась и притянула меня к своим нежным губам. Вселенная сужалась для нас двоих, а прикосновение вызывало в душе тихую бурю. Наши губы встретились как два заблудившихся сердца, стремящихся к единству. Я чувствовал рядом её тепло, её дыхание, как мелодия, которая наполняет пространство вокруг чистотой и гармонией, создавая атмосферу невероятной красоты.

У нас была подростковая романтика: вы оба вместе учитесь, проводите очень душевные и утопические вечера.

Раньше я никогда не танцевал, но смог перебороть свои страхи и научиться. По ночам гуляли за ручку, посылали друг другу смайлики-поцелуйчики. ценил каждый такой момент и потом долго прокручивал все детали в голове.

Это была та самая школьная любовь, такая лёгкая, наивная, когда бабочки летают роем в животе, стоит только услышать «привет» или поймать её взгляд. Я превратился в маленького мальчика, который начал верить в сказку о любви. У меня остались тёплые воспоминания о том, как провожал её до подъезда. Даже если пятиминутная прогулка, а столько счастья.

Девушка, что украла моё сердце. Я как утопленник на поверхности, где мысленно рисовал небеса, а каждое прикосновение сжигало снежное покрывало одиночества. Мир вокруг терялся в тумане, как звёзды на свете безгласном, и лишь вздохи кружили нас в вихре изысканных наслаждений. Глаза твои, глубокие как океаны, принимали в себя мечты, светились ярче любой звезды в чёрной бездне человеческих чувств. И в этом безумии, в этой бездне страсти, я перерождался вновь и вновь, как феникс из пепла, находя смысл в каждом взгляде, в каждом слове, пронизанном красотой невозможного. Это была любовь, не знавшая границ, не побоюсь сказать, вечная. Вдыхая её аромат, я потерял себя.

Больше всего запомнились разговоры при луне, прогулки на закате, казалось, что она мой путеводитель по жизни. Но ничто не вечно, даже любовь, даже если она подростковая и искренняя.

Прозвенел звонок. Наконец-то закончилась первая учебная неделя сентября. Признаться честно, я до сих пор не осознал, что учебный год уже начался! Лейла написала сообщение в КЧ, сказала, что ей срочно нужно со мной поговорить.

– Даниял, я должна тебе кое-что сказать.

Мы встретились в нашем любимом месте, возле железной дороги стояла беседка, туда мы часто ходили, проводили много времени в мечтах о нашем будущем.

– Я весь во внимании.

– Я уезжаю! – сказала она, резко оборвав моё прекрасное настроение.

– Куда? – с непонимающим видом спросил я.

– в «Дювал», в город Туринск. Там отцу предложили хорошую работу, и он согласился, поэтому мы скоро уедем отсюда, я сама об этом узнала недавно.

– Но мы же можем видеться, разве нет?

– Видеться?! Это находится далеко от нашего филиала. Говорят, «Дювал» – это закрытое общество. Я даже не знаю, что меня ожидает в будущем, а ты хочешь, чтобы я тебе что-то обещала.

Лейла рассказала, что отец устроит её в местную школу в Туринске, и там она доучится.

– Послушай, Лейла, когда закончим школу, поступим в один город, куда ты, туда и я. Да хоть в Антарктиду, мне всё равно. Главное, держи со мной связь.

Она хоть и ответила положительно, но в ее глазах не было оптимизма, она пыталась сказать что-то, чего я слышать или слушать просто не хотел. Расстояние убивает отношения, поэтому, наверное, я себя так пытался подбодрить.

В последние несколько дней она часто находила повод не видеться со мной, не отвечала на сообщения, отклоняла звонки. Я пытался понять, что могло случиться между нами, что разрушило ту искренность, что когда-то связывала наши души.

В тихую ночь перед её отъездом мы сидели на берегу моря и обменивались мыслями о будущем. Я помню, как она, слегка улыбаясь, произнесла: «Никогда не забывай, каждое окончание – это всего лишь начало чего-то нового». Хотя разлука могла показаться неизбежной, в моей душе всё же жила уверенность, что наши пути снова пересекутся, и тогда разговоры, что не успели начаться, обязательно продолжатся.

Но всё обстояло иначе. Через две недели после её отъезда она перестала отвечать на мои звонки, мои сообщения игнорировались, а я был в полном отчаянии, даже сдуру хотел ломануться туда к ней. Через неделю пришло сообщение от неё, и там было то, что мой путеводитель угас окончательно, теперь я точно больше никому не нужен.

«Дорогой Даниял, пишу тебе это прощальное письмо. Знаю, я тебе очень дорога, как и ты мне, прости, если как-то сильно это не проявляла, но в душе ты единственный, с кем мне было всегда спокойно. Ты был моим рыцарем, но наши пути разошлись, теперь у меня своя дорога, а у тебя своя. Не ищи меня, пожалуйста, и не печалься о моём уходе, хотя я знаю, ты будешь горевать, но прошу, забудь обо мне, прощай!»

Глава 10. Разговоры по душам

Матери взбрело в голову сдать меня в психушку. Нет, формально – к «специалисту». По дороге она трещала анекдоты, словно пыталась заглушить зловещий скрип моей надвигающейся гибели. «Зачем?» – спросил я. «Хочу провести с тобой время», – солгала она, как опытный палач, приглашающий на чай перед казнью. Автобус вёз нас через городскую пустыню. Напротив уселась девчонка с кудрями, уставившись на меня, будто я экспонат в музее психов. Журнал когда-то вещал: «40 секунд взгляда – либо любовь, либо ненависть». Автор, ясно, был выпускником школы для дебилов. Что, если она просто ждала, когда я взорвусь, как шарик с гелием?

Кабинет психолога напоминал склеп для оптимистов. Стены украшали плакаты: «Терпи!», «Говори!», «Откройся!» – будто инструкция для самоубийц. Катерина Вербицкая, жрица этого культа, начала ритуал:

– Друзья есть?

– Нет.

– Хобби?

– Нет.

– Наркотики?

– Нет.

Она вздохнула, словно я отказался подписать договор с дьяволом. «Открой чакры, Дарко!» – заныла, размахивая терминами из дешёвого гороскопа. Я молчал. В её глазах читалось разочарование: клиент не рвётся в рай через иглу ее мудростей.

За дверью я услышал вердикт: «Групповая терапия». Мать кивнула, смотря на меня, как на бракованный телевизор. «Какого хрена?» – бубнил я. Я не социопат – просто не желал жевать словесный мусор с первыми встречными. Но социум, видимо, постановил: молчание – симптом.

Вечером меня бросили в комнату с 15 «ровесниками». Вербицкая, сияя, как прожектор в морге, вещала: «Искренность – ключ!» Суть: вывали на всех свой психический сор, как мусор из окна. Парень с синими волосами рыдал, что мама не купила ему пони. Девушка в чёрном шептала про «голоса в голове». Я ждал, когда кто-то признается в каннибализме – для драмы.

Слова. Когда-то ими слагали поэмы. Теперь – ими торгуют, как тухлой колбасой. Один врет, чтобы трахнуть телку, другой – чтобы урвать бабла, третий – чтобы не взорваться от тишины. А я – виноват, потому что молчу? Может, это вы все больны – те, кто талдычит без умолку, словно боится услышать, как скрипит их пустота?

Вербицкая вручила мне расписание. «До завтра, Дарко!» – улыбнулась, как серийный убийца, затаскивающий жертву в подвал. Я вышел. Город орал рекламой, матами, смехом. И где-то в этом шуме терялся ответ: кто здесь сумасшедший?

По прибытии домой мама начала расспрашивать о том, как она прошла, каково моё состояние, стало ли мне легче. На всё это у меня был готов ответ.

– Да мама, я себя чувствую намного легче.

– Теперь ты будешь ходить туда три раза в неделю. Это тебе действительно поможет, я тебе желаю только хорошего, ты же знаешь.

– Конечно, спасибо. Ладно, я пойду к себе, а то мне ещё к проекту надо готовиться.

– Хорошо, милый.

Почему я не отказался от этой терапии? Не мог оттолкнуть свою маму. Это было крайне неразумно.

На следующий день в школе проходил наш запланированный урок по социальной философии. Мы слушали проекты докладчиков. Рассказывали о восстании рабов Греции, революции в Америке.

Дошла очередь и до нас. Речь Миланы звучала уверенно и эрудированно, что придавало весомость каждому сказанному слову. Интеллектуальные слайды, которые мы представляли, визуализировали основные моменты, усиливая восприятие информации.

В завершение доклада она подкрепила свои выводы убедительными аргументами, основанными на обширном анализе собранных данных и многогранных исследованиях.

– Французская революция, начавшаяся в 1789 году, стала одним из самых значительных событий в истории человечества, пробудившим вопросы о справедливости, свободе и правах человека. Она положила конец многовековому феодализму и деспотизму, дав шанс на реформирование общественных институтов. Идеалы свободы, равенства и братства проникли в сознание людей, вдохновив их на борьбу против угнетения.

– Милана, вы снова бесподобны. – Учитель был доволен ею, ответ вполне его устраивал.

– А ты что скажешь Дарко, согласен с Миланой?

Взгляды одноклассников были прикованы ко мне, учитель ждал ответа на заданный им вопрос. Милана волновалась, ведь от моего ответа зависела, какая оценка у нас будет с ней. В моей голове происходил настоящий бардак, не знал даже, с чего начать, ну ладно, просто всё объясню по-своему.

– Французская революция привела к хаосу, насилию и термидорианским арестам, что, в свою очередь, обозначило крайнее проявление человеческой жадности и амбиций. Тысячи невинных людей стали жертвами гильотины, а страна погрузилась в кризис. У меня всё!

– Ого, какие мрачные выводы. Считаешь, что французская революция – это не великое событие в истории человечества?

– Убийство – это не триумф, это конечная расплата. Величие человека заключается в его способности к состраданию, созиданию и любви.

– К сожалению, Дарко, история человечества с тобой не согласится. Истина, окутанная пеленой жестокости, порой невольно напрягает. Она вызывает внутренний конфликт, где на одной чаше весов – моральные принципы, на другой – неизбежность прогресса. Но, как свидетельствует история, каждый шаг к светлому будущему зачастую сопряжён с потерями, с жертвами, кровь служит ценой за благополучие будущих поколений.

– Всё это безобразие, к которому подталкивают животные инстинкты, но не человеческая природа.

– Дарко, вы явно оторваны от реальности. Поглядывая на великие свершения – открытия, революции, войны, мы видим, что жертвенность, будь то войны или научные эксперименты, всегда была неотъемлемой частью человеческой эволюции.

– Оценивая её с точки зрения достижений и жертв, каждый может прийти к своему выводу: двигаясь к свободе, человечество порой теряет в личности, но обретает в истории. Кажется, это низко: топить людей в крови, чтобы твоё имя хоть иногда вспоминали в книгах.

– Вы ещё подросток и многое не понимаете. Каждый шаг – это риск заблудиться, а каждый поворот может привести к неожиданным последствиям. Ладно, Дарко, думаю, с вас хватит. Ставлю вам двоим отличные оценки.

Милана была счастлива, она не показывала это своим видом. Лишь сильно заблестели глаза, она готова прыгать от радости.

Школа выплюнула меня на улицу, как недожеванный бутерброд. Солнце светило, птички пели – природа, видимо, не получила меморандум о том, что сегодня мне предстоит стать живой пародией на пиньяту. За углом, в тени, курил Макс – местный Наполеон в кроссовках за 300 рублей. Его свита, два полуголодных шакала, уже облизывалась.

– Ну чё, кретин! – Макс щёлкнул скотчем, как садист-флорист. – Швабра заскучала без твоих объятий.

Бежать? Бессмысленно. Эти уроды нюхали адреналин лучше, чем клей «Момент». Кричать? Ха! Толпа зомби с телефонами уже ждала хэппи-энда: «Подписывайтесь, ставьте лайк ребятам, они сегодня бьют рыжего!»

Они сомкнулись, как венец из гремучих змей. Я стоял, мечтая, чтобы моя философия ненасилия вдруг эволюционировала в суперсилу. Увы, Будда из меня вышел так себе. Макс, как режиссёр дешёвого хоррора, начал с классики: толчок, пинок, удар рюкзаком по лицу. Мой ответный бросок рюкзаком был столь же эпичен, как прыжок лосося в бетонную стену.

– Давид против Голиафа? – хрипел я, катаясь по земле под градом кроссовок. – Ложь! В Библии не упомянули, что у Голиафа было три кореша с GoPro.

Потом – колени на бетоне, руки за спиной. Макс достал мяч.

– Будем тренировать пенальти, – объявил он, целясь мне в переносицу. – Ты – ворота.

Швыряли по очереди, как обезьяны кокосами. Кровь из носа текла гуще, чем сюжет в мыльной опере. Губы склеились в пародию на улыбку клоуна. Потом пришёл черёд скотча и швабры – Макс обмотал меня, словно мумию для школьного проекта «Древний Египет».

– Теперь ты идеален, – он придавил ногой грудь, будто крышку гроба. – Можешь идти на выпускной. Или в морг. Не уверен.

Его шакалы ржали, снимая финальный титр: «Лайкни, если он говно!» Я лежал, размышляя о природе человека. Homo sapiens? Скорее Homo dickheadus – вид, чей интеллект обратно пропорционален количеству подписчиков.

Когда они ушли, я лежал там один, грязный, избитый, мысли были об одном: хоть это и покажется странным, мне хотелось большой пиццы, с сыром и колбасой.

Пролежал я где-то час, пока на меня не наткнулся завхоз нашей школы. Он вызвал скорую. Всё остальное помню плохо и смутно. Очнулся в больнице, а рядом сидела мама, разговаривая с доктором. Временами я отключался, временами просыпался. Даже слышал, как мама читает мне одну из моих любимых книг о Том Сойере.

Доктор, осматривая меня, сказал, что у меня лёгкое сотрясение и что я ещё легко отделался. Мне пришлось пролежать здесь где-то неделю. Мама чуть не зарыдала, она еле сдерживалась, начала меня расспрашивать о том, что случилось. Пришёл даже сотрудник от СКК со своим допросом.

– Здравствуй, Дарко, меня зовут Василий. – Он начал спрашивать, помню ли я их лица, сколько их было, в чём они были одеты. – Важна будет любая деталь

– Извините, я многое не помню. Помню только то, что это было рядом с моей школой и их было четверо или трое…

На самом деле я всё прекрасно помнил, такое забыть невозможно. Просто считал это бесполезной тратой времени. Сотрудник СКК Василий на 90 процентов мог быть шестёркой большого господина.

И я не ошибся.

Измаил Донован Дойл, он же отец Макса, он же большой босс в бизнесе, в криминале и в политике. Генеральный директор ОАО «Дальневосточный», имел колоссальное влияние, его родственники занимали должности в различных ведомствах, даже в СКК. Тот, кто шёл против семейства Дойлов, был обречён на провал. Добиться успеха путём правосудия – всё равно что высосать её из пальца.

На следующий день всё-таки выяснилось, что это сделал Макс и его дружки, они выставили видео с избиением в социальные сети, разоблачили сами себя. Сотрудник СКК Василий, который так «заботливо» расспрашивал меня о том, кто меня избивал, быстро изменил свою позицию.

Теперь он считал, что это я спровоцировал драку и мне повезло, что Макс не выдвинул против меня обвинение. И всё будет хорошо, если всё это забудется. Мама же настаивала на том, что это они избили меня и что они должны понести наказание. Она же всё-таки юрист, хоть и по недвижимости, и могла различить явную ложь, направленную против меня.

Даже если Макс сам пришёл бы в зал суда и чистосердечно, прямо в лицо, признался бы судье, что это сделал он, максимум, что ему бы впаяли… да ничего ему не сделали бы! Признать его виновным – значит испортить идеальную репутацию семейство Дойла. А такое непозволительно.

Воспроизведу небольшой кусок возможной беседы отца и сына, только внесу туда уже свои мысли, то есть как отец отчитывал своего сына по поводу случившегося со мной в моём воображении.

Измаил Донован Дойл сидел в кабинете у себя дома, который по размерам соответствовал за́мку. Он был не один, напротив вальяжно расхаживал генеральный директор ЗАО «Дювал» Лазар Лукьянченко.

Начало диалога носил политический характер, Донован Дойл должен был в скором времени занять место повыше, а Лукьянченко должен был проследить за тем, чтобы всё прошло по плану. Договоренность между ними закреплялась распитием дорогого напитка. Позже прозвенел рабочий телефон большого босса, ему рассказали об инциденте, произошедшем вчера.

Гнев Дойла не заставил себя долго ждать, он вызвал сына к себе. Ему надоело улаживать постоянные инциденты с сыном, который дискредитировал отца своим поведением. Макс постучался к нему в дверь, и с позволения своего отца он вошел в его кабинет. Отца он боялся и, по правде говоря, не любил. Макс винил отца в том, что тот не смог уберечь маму. Она умерла от опухоли головного мозга.

Донован стал отчитывать Макса, в кабинете всё так же находился Лазар.

– Ты понимаешь, в какое неловкое положение ставишь меня?! Ты дискредитируешь всё, чего я добиваюсь для вас с братом. Щенок, у тебя совсем мозгов нет, или ты нарочно пытаешься спровоцировать меня и подорвать мой авторитет, – сказал Донован Дойл, сидя в своём кожаном кресле, он говорил не тихим тоном, он рычал как лев и выливал свой гнев на сына.

Макс хотел ответить, но отец заткнул его сразу, от ярости он схватил пепельницу и швырнул её в Макса, тот увернулся, после отец послал его вон. Макс подчинился и убежал к себе в комнату.

– Подростки, – сказал Донован и закурил кубинскую сигару, – вечно из-за них проблемы, не знают, что такое чуткость, порядочность, везде и всюду суют свои мелкие ручонки и пытаются нагадить своим старикам.

– Он ещё мал, Измаил, из парня вырастит борзый и цепкий политик, – сказал Лукьянченко, выпивая бокал дорого бренди.

– Хотелось бы верить. В наше время всё приходилось добиваться самому, а не жить на всём готовом. Много крови пролито, и меня это не радует, приходится быть политкорректным, чтобы соответствовать своему положению. Молодые юнцы хотят вернуть те времена беспредела, что творился раньше. Как адекватный отец, я хочу дать ему всё и сделать его порядочным человеком.

– Ты знаешь, Измаил, что порядочным людям в политике и бизнесе делать нечего, это не мир с радужными пони. Твой сын только начинает свой путь будущего мастера-политика, и скоро он покажет себя. Так что просто сделай звонок кому надо, и всё будет решено. Этот инцидент можно быть замят, законы придуманы нами, чтобы их обходить. Сам это знаешь не хуже меня.

Вряд ли описанный мною диалог в точности повторял их беседу, но, возможно, он на самом деле состоялся.

Звонок не заставил себя ждать. Ко мне в палату заглянул знакомый сотрудник из СКК, Василий, и объяснил маме вкратце, что неэтично наговаривать на подростка, у которого проблемы с вниманием.

– Поймите, у вас нет улик и свидетелей, а у Макса трое свидетелей, которые могут подтвердить, что это Дарко их спровоцировал на драку. А видео могли редактировать и выложить с поддельного профиля Макса, чтобы очернить семью Дойлов. На суде вы дело проиграете, и мой совет лучше не делать лишних заявлений. Добром это не кончится. У нас и так работы много.

Мама всё прекрасно понимала, ведь и до этого Макс меня избивал. Она жаловалась в различные инстанции. Но всё было безуспешно.

Многие из тех, кто пытался написать заявление в СКК на Макса, натыкались на очень странную отговорку: «Мы не можем, у нас и так много дел». Бездействие Службы Корпоративного Контроля явлением было частым. Обстановка на улице оставляла желать лучшего, преступности у нас хоть отбавляй.

Мама приходила вечером после работы, приносила мне поесть, почитать книги, и за всё это время отец так и не пришёл меня навестить. Видимо, связь с отцом была полностью потеряна.

На днях ко мне в больницу приходила Милана, это было неожиданно. Я сидел, уставившись в окно, когда вдруг дверь распахнулась и в проёме появилась она.

– Как ты? – спросила Милана с искренней заботой, её голос был как бальзам на душу.

Я попытался улыбнуться, но вместо этого выдал лишь слабый кивок. Она присела рядом, и свежий аромат её духов наполнил воздух, отвлекая от боли и забот.

– Извини, что не смогла прийти раньше. Школа, танцы, группа, один сплошной завал.

– Всё хорошо. Не нужно извиняться. Как узнала, что я здесь?

– Спросила у твоей мамы, – ответила Милана, – Мы с ней поболтали. Она у тебя очень милая… Смотрю, крепко тебе досталось.

– Боль не из приятных – ответил я, – зато есть свои плюсы: не надо идти в школу и видеть мерзкую и наглую рожу Макса!

– В школе его считают чуть ли не героем. Твоя мама приходила к директору насчёт случившегося.

– И что сказал директор?

– Развёл руками, сказал, что это всего лишь подростковая блажь.

– Очевидно, что он не станет на мою защиту.

– Дарко, он тебя так просто не оставит, ты ему как кость в горле, он будет над тобой издеваться до самого выпускного класса.

– И что ты предлагаешь сделать? Снова подпалить его машину? – ответил я ей с иронией.

– Это опасно, Макс только этого и ждёт. Хочет поймать поджигателей, – продолжала она. – Может, ты переведёшься в другую школу, как это сделал Аслан?

– Нет смысла переводиться, гад и там меня достанет!

– Тебе главное не сломаться.

– Буду держаться до конца, рано или поздно, я закончу школу и уеду отсюда.

– Кстати, в нашем городе намечается экскурсия в музей, там будут показаны известные картины художников. Тебя когда выписывают?

– Говорят, через три дня.

– Прекрасно. Не хочешь пойти со мной и посмотреть картины великих художников?

– А такие бывают?

– Наверное, – ответила Милана и посмеялась.

– Я не против.

Мы говорили о том, о сём, о будущем, которое казалось неясным и далёким. Её визит – это своеобразное спасение, которое иногда так нужно, чтобы продолжать борьбу с невидимым врагом, имею в виду отчаяние.

После пришла мама с работы и принесла моё любимое блюдо – картошку по-флотски. Палата наполнилась уютным ароматом, который всегда ассоциировался у меня с теплом домашнего очага. Я с нетерпением уселся, наблюдая, как мама аккуратно выкладывает картошку с куриным фаршем в тарелку, а рядом ставит поджаренные ломтики хлеба, румяные и хрустящие. Мы с мамой разговорились о прошедшем дне, о школьных заботах и её трудовых буднях, я слушал её истории и смеялся над смешными моментами.

Она ничего не говорила о банкротстве, делала вид, что всё хорошо, а теперь ещё и я в больницу попал. Мне было жалко маму, она заслуживала большего. Она говорила, что всё образуется, главное, не опускать руки, рассказывала мне истории о моём детстве, говорила о своём детстве, как она любила ходить со своим отцом на прогулки, в летние каникулы брали собой рюкзак с едой. Днём они покоряли вершины, а ночью сидели вместе и смотрели на звёзды. Её папа хорошо знал астрономию, созвездия, их названия и даже их истории.

Через пару дней меня выписали из больницы, ссадины и синяки частично прошли. Чувствовал себя неплохо. Забирать меня приехала мама. Я собрал все свои вещи, книги и попрощался с медперсоналом. На выходе нас ждал таксист. По дороге домой меня переполняли разные чувства.

Когда доехали, папы дома не было. Мама сказала, что он уехал по делам и когда вернется, неизвестно. Начал думать, что у папы где-то появилась любовница. Случаи, когда мужья, помимо семьи, заводили любовниц, стали обыденностью.

Позже папин «диагноз» подтвердился. Однажды я услышал, как он разговаривает по телефону, дверь в спальне немного была приоткрыта, а мама купалась, по разговору он часто употреблял уменьшительно- ласкательные слова.

И я собирался это проверить, хотел убедится в том, что мой папа не настолько благороден, как он любил это показывать. В следующий раз, когда он поедет по делам, я за ним прослежу. Даже если придётся ехать в другой город.

Мама зашла ко мне в комнату. Она хотела узнать, пойду ли я в школу на следующей неделе или останусь ещё дома, залечивать синяки. Хоть я и не был сильным, но не мог позволить себе быть трусом, хотя было страшно. Страх – это не враг, а всего лишь тень, которую необходимо обойти.

Понедельник. Умывшись и позавтракав, я пошёл в эту бездну пекла. В школе на меня смотрели, не отрываясь, понятно почему. Возле своего шкафчика меня настиг Макс, не давая мне проходу, он стал сверлить меня взглядом, затем ударил по моим книгам, которые я держал в руках, после пнул их в сторону. Всё, как в старые «добрые» времена.

– Ну что, придурок, понравилась лежать в больнице? Хочешь, могу повторить?

Затем школьники из разных классов создали круг, массивный поток надвигался на нас. Шпана стала кричать лозунги типа «Давай, Макс, проучи его», «Бей его, пусть знает своё место». Всё это походило на какой-то бойцовский клуб, а не на школу. Макс внезапно ударил меня в живот. Я скорчился, боль не из приятных, даже чуть не выплюнул свои органы наружу. Толпа, окружавшая нас, ликовала, она восторгалась, толпе это доставляло удовольствие, обстановкаа нагнеталась всё сильнееу. Фразы выкрикивались все агрессивнее: «Задуши его», «Растопчи этого придурка», «Ему не места среди нас». Всё стало напоминать римский Колизей, когда, сидя там, люди требовали от гладиаторов хлеба и зрелищ. В наше время школьникам требовалось зрелище, куда же без него, тут только один вердикт. Цивилизация рухнула в тот момент, когда начали произносить нецензурные слова.

А ещё говорят, что люди стали цивилизованными и что раньше времена были куда похлеще, а сейчас будто воздухе веет радужным романтизмом. Макс наклонился, взял меня за рубашку и сказал:

– Ещё раз я увижу, как ты подходишь к моей девушке или посмотришь на неё косо, я тебе обещаю, что твои ноги перестанут тебе служить, ты понял, хрен собачий?

Я не говорил ни слова, просто молчал. Мне опять стали приходить странные мысли в голову, хотелось съесть огромный жареный стейк и выпить персиковый сок. А ещё затолкать его драный язык ему в глотку за моё унижение.

– Эй ты, слышишь меня, придурок?

– Да.

– Ты просто жалок, пошёл отсюда, кусок дерьма.

Толпа расходилась с возгласами и криками. Они подняли Макса на руки, считали его героем. Учителя в основном не вмешивались, они боялись буйных школьников хотя бывали смельчаки, которые пытались исправить эту ситуацию.

В прошлом году новенькая учительница по этикету, Анна Росс, отчитала перед всеми одного из дружков Макса. Так он на следующий день ударил ручкой ей прямо в глаз. Бедняжку отправили на лечение, к сожалению, глаз спасти не удалось. Больше она не живёт в нашем городе.

Лина Викторовна, учительница по искусству, застукала школьников седьмого класса за принятием чёрного порошка. Она обратилась к директору с жалобой на них. На следующий день, вечером её ударили ножом в живот.

В нашей школе было очень много группировок, словно римские легионы на просторах античного мира. На переменах проходили настоящие бои за влияние и власть. Жизнь в школе превратилась в постоянную борьбу за выживание, где слабые теряли всё, а сильные выстраивали свои маленькие империи.

О нашем директоре я знал благодаря сарафанному радио, слухи шли такие, что он человек с тёмным прошлым. Не удивлюсь, если он возглавлял школьных отморозков.

После унизительного дня в школе я пошёл домой. Много думал: неужели так и будет проходить вся моя школьная жизнь?.. Мутное небо отражало мои чувства, серые облака нависали над головой, не обещая ничего хорошего.

Поздней ночью, во время просмотра фильма, снова послышался лёгкий стук в окно. Я уже знал, что это Милана кинула камушек. Она стояла внизу, махала рукой. На сей раз я переоделся в нормальную одежду, вышел тихо, чтобы не разбудить маму.

– Привет, пациент, как ты?

– Привет, так себе. Почему ты в школу не пришла?

– Не знаю, просто прогуляла, достала меня это школа.

– Куда поедем?

– Давай в то место на берегу, куда мы в прошлый раз поехали.

– Хорошо.

Интересно случилось, что она решила опять туда поехать и позвать меня. Возможно, ей снова стало одиноко или она хотела побыть в тишине и поделиться наболевшим внутри. Приехав на пляж, мы так же спрятали велосипеды возле холма. Сели напротив моря. Ветер нежно трепал волосы.

– Слушай, а кем ты мечтаешь стать в будущем?

– Думал стать журналистом.

– Серьёезно? А о чём хотел бы писать?

– О простых людях. Которые живут простой жизнью.

– Тебе будет тяжело.

– С чего ты так решила?

– Это никому неинтересно. Посмотри сам, все пишут и снимают фильмы о бизнесменах, спортсменах, актерах, певцах. Кому интересно, что делает простой рабочий или что думает философ, а вот сплетни и слухи про актёров – вот это интересно. Ты сам это видишь, я ничего нового не сказала. Денег на этом ты не сколотишь.

– Думаешь, моя затея обречена на провал?

– Не всё так однозначно, провал может стать триумфом. Это непросто неудача, каждое падение, каждое столкновение с препятствиями ведёт к чему-то. Провал – это не конец пути, а лишь его этап.

– Мой отец считает, что мои планы приведут меня к полному краху. Он считает, что всё должно сводиться к деньгам. Я понимаю, деньги – это наш инструмент, дающий нам покупательную способность, но всё сводить к деньгам – это паранойя какая-то. Тебя считают пасынком судьбы, если нет гроша в кармане.

– У тебя и правда слишком мрачные мысли. Тебе надо уметь подстраиваться под людей.

– Сложно сказать, я никогда так не делал. Подстраиваться под кого-то мне будет нелегко.

– Со временем научишься, просто нужно стать открытым, ты зажат и немногословен. Таким бывает нелегко. Обычно люди, обладающие коммуникабельностью, могут пролезть в любую дырку. Я не предлагаю тебе задницы лизать. Просто коммуникабельность тебе поможет расширить возможности, или ты застрянешь в этом городе навсегда, независимо от того, переедешь ты отсюда или нет.

В чём-то она и была права, бывало, меня тоже посещали такие мысли. На протяжении многих лет я старался быть постоянным, хранить верность своим убеждениям и привычкам.

– А ты кем хочешь стать в будущем?

– Хочу рисовать и переехать жить в Питер, забыть этот город и быть свободной.

– Питер – это классно. Город-музей, искусство, романтика, всё, как ты любишь.

– Знаешь, я думаю сбежать отсюда.

– И куда собираешься сбежать?

– В Питер!

– Очевидно.

– Хм, а что тогда спросил?

– Для приличия. И как ты это собираешься сделать?

– У меня есть план, только чтобы всё подготовить, мне нужно где-то два месяца. И нужна твоя помощь.

– Я даже не знаю, чем смогу тебе помочь. А как же твои родители? А жить на что ты будешь? Тебя будут искать.

– Вот ты зануда. Родители переживут, я им буду писать. Для проживания и поездки уже коплю деньги, так что не волнуйся, всё под контролем. А туда я хочу попасть через ЗАО «Дювал». Только никому не рассказывай. Дай мне слово.

– Да, конечно. Я могила.

– Есть теневая социальная сеть, называется Кроник, оттуда можно достать всё что угодно. В общем, через своего знакомого смогла договориться о новом удостоверении, мне нужно будет прибыть в «Дювал», город Туринск, оттуда я полечу в Москву, а из Москвы на поезде поеду в Питер, и да здравствует воля вольная! Кто молодец? Я молодец!

ЗАО «Дювал» граничил с нашим «Дальневосточным» ОАО, в нашем обществе не было самолётов дальних перелётов, поэтому единственная возможность добраться до центральной части России был аэропорт, который находился в Туринске. «Дювал», в отличие от нашего дочернего общества, был непрозрачным и закрытым обществом, т.е. дочерние общества, которые носили статус ЗАО, имели больше автономий, но были труднодоступны, туда можно попасть через специальные пропуска или приглашение на работу.

– А как ты успеваешь работать? У тебя же уроки, кружки, группа.

– Пока ты лежал в больнице, я всё это бросила. Я поставила себе цель и хочу вырваться на свободу из этого гадюшника.

– И в чём же заключается моя помощь?

– Я по ночам работаю у мистера Хайда. Развожу на велосипеде товар. Собранные деньги я буду отдавать тебе на хранение. А то боюсь, что вдруг мама увидит.

– Ты мне доверяешь свои деньги?

– А почему бы и нет? Ты же не подчиняешься золотому тельцу. Поэтому и доверяю!

Милана отдала мне свою банку, в которой лежали деньги, и попросила беречь как зеницу ока. Смелость её всё больше поражала, если это можно считать смелостью. Даже мне не хватило её решимости, ведь я не могу всё так бросить и помчаться туда, не зная, что меня там может ожидать. А Милану это не беспокоило, она стремилась к неведомому. Хотела почувствовать настоящий вкус независимости.

На следующий день после школы, как и планировалось, мы с Миланой пошли на экскурсию в музей, где проходила выставка известных картин. Там было показано довольно-таки приличное количество полотен. Всё было обставлено красиво, живописно. Картины привлекали своей изящностью, некоторые из них были странными.

– А что это за картина с чёрным квадратом?

– Ты что, это же известная картина, чёрный квадрат Малевича. Художник-авангардист, прославившийся своими полотнами «Чёрный крест» и «Чёрный круг». Это просто бесподобно.

– Что в этом бесподобного? Фигня какая-то!

– Это отражение современного мира, где истина расплывается и исчезает в тёмных глубинах самоанализа. Она побуждает к размышлениям, поднимая вопросы о том, что такое искусство на самом деле и как оно воспринимается каждым индивидуально.

По мне это просто чёрный квадрат. Ну конечно, он, наверно, ещё и бесценен, такое бы и я смог нарисовать, но, боюсь, меня закидают тухлыми овощами и станут ещё голосить, что я не ценитель авангардизма, раз смог повторно нарисовать это чёрное пятно на листе.

В музее интересно было больше наблюдать за людьми. Они пили шампанское, рассказывали истории художников прошлого, любили выражаться художественными понятиями, и это звучало очень пафосно. Одеты они были все одинаково, в костюмах известных брендов, очки, не имевшие медицинского значения, это же модно.

Меня как «ярого» безудержного ценителя искусства привлекла одна из картин этого музея. В ней действительно был заложен некий смысл. Я смотрел на неё с любопытством.

– Что, Дарко, понравилась картина?

– Художник интересно изобразил Ад.

– Ещё бы, это же Данте, он взял грехи людей и разделил их на десять кругов. Каждый круг – болезненный символ выбранного пути, путь, по которому ступают души, покинувшие этот мир, обременённые тяжестью своих деяний. Картина приобрела большую популярность. И немало критики. Её даже пытались выкрасть и сжечь религиозные фанатики, но, к счастью, всё обошлось.

Вечером я был уже дома. Папа сидел на кухне, так же листая свою газету. Не понимаю, чего он такой спокойный, а его вид безмятежный, как у коровы, жующей траву. Он делал вид, что не замечает меня, будто меня и не существовало никогда. Неудивительно, что, выходя из дома, он радовался, что мы с ним больше не общаемся. Мамы дома не было. Наверное, пошла к своим подругам.

Я поднялся к себе в комнату, приготовил карманные деньги, мама давала мне иногда на различные траты. Тратить я не любил и просто их откладывал. Теперь они мне пригодились. Когда папе нужно будет снова уехать по делам, я буду готов.

В школе после пятого урока нас традиционно собрали на «душеспасительную пытку» с местным апостолом нравственности. Раз в месяц этот клоун в дорогом костюме являлся, чтобы прочесть проповедь о грехах, которые он сам освоил раньше, чем таблицу умножения. Актовый зал пах дезинфекцией и лицемерием. В дверях возник Тигран – этакий мессия в костюме Stuart Hughes, сшитом, видимо, из шкуры единорога, застреленного в последнем заповеднике этики. На запястье болтались часы Lover – подарок Дойла за «успехи в моральном возрождении города». Видимо, за каждый прочитанный нотацию Дойл дарил по бриллианту на циферблат. Свита из четырнадцати грешников теснилась за ним, словно апостолы, забывшие, что их Учитель когда-то грабил лавки вместо хождения по водам. Биография у Тиграна была поэтичнее Евангелия: в 11 лет он нюхал куриное дерьмо как начинающий парфюмер, в 15 торговал «специями» – видимо, для тех, кто путал кухню с наркоторговлей. В восемнадцать лет совершил ограбление со своими подельниками, им даже прозвище дали – «голодные». Полиция их всё-таки поймала, и суд приговорил их к восьми годам заключения, но они отсидели только полгода. Империю упразднили, на смену пришла корпорация. Говорят, тогда же у него появился «покровитель» – вероятно, ангел-хранитель из отдела теневой экономики.

Тигран рос как гриб в подвале: смотрящий за борделями, контрабандист, табачный магнат… А потом – бац! – и он уже начальник по нравственности, словно вампир, назначенный главным донором крови. Теперь он карал тех, кто воровал, грабил и торговал «белым порошком» – то есть делал всё то же, что он, но без лицензии на святость. Его речь в зале была шедевром: «Деньги – это грязь!» – вещал он, поправляя запонки ценой в годовой бюджет нашей школы. «Будьте наивными кретинами!» – орал он, а аудитория, словно зомби, тянула руки к его перстням. В конце толпа ринулась целовать ему ладони – те самые, что когда-то душили горлопанов в подворотнях. «Блогеры духа» щелкали селфи, чтобы выложить их с хештегом #СвятостьНеПыль. Я наблюдал, как он уезжал на своем Range Rover’е («экологичном, как гробовоз»), готовый нести «истину» в следующую школу. Интересно, в багажнике у него лежал мешок с деньгами или экземпляры морального кодекса для распродажи? Если когда-нибудь святые будут делать селфи с чертями – это будет выглядеть именно так.

Вечером дома я сидел на кухне и читал книгу, она была очень интересной и затягивающей. Книга была о том, как учёный пытался спасти свою мёртвую девушку, возвращаясь в прошлое через свои воспоминания. Занимательно было то, что в ней не было смазливого счастливого конца.

Родители сидели в зале, обсуждали свой бизнесе. Я тихо подошёл к дверям зала и стал подслушивать их разговор. Из диалога было понятно, что папа снова едет завтра по делам рано утром, это был шанс за ним проследить.

Оставалась лишь одна загвоздка. У меня был только велосипед, а нужна была машина. И я знал, к кому обратиться. Поздно ночью тихим шагом я вышел из дома, чтобы не разбудить родителей, взял свой велосипед и поехал к Милане. Лёгкий ветерок освежал, а аромат распускающихся цветов наполнял воздух. Дорога расположилась среди величественных деревьев, их кроны создавали зелёный тоннель.

Возле её дома было спокойно, свет был только в её комнате. Подобрав маленький камушек, я кинул в её окно и быстренько спрятался за деревом, опасаясь, что вдруг её родители выглянут. Она не подошла к окну сразу, возможно, не услышала, и я снова бросил камушек. Через несколько секунд Милана открыла окно.

– Кто там? – спросила она, слегка прищурившись.

– Это я! – прошептал я, поднимая руку и делая движение, будто звал её.

Она осмотрелась, и я заметил, как её лицо озарилось озорной улыбкой. Милана прижала голову к раме окна и чуть наклонилась вперёд, её волосы сползли на плечи, будто ловя вечерний ветер.

– Ты чего, с ума сошёл? – тихо рассмеялась она, но в её голосе слышалась радость. – Подожди, сейчас выбегу!

Милана появилась, закутанная в лёгкий платок, её глаза сияли под лунным светом.

– Что ты здесь делаешь? Решил стать плохим мальчиком? – сказала Милана, пребывая в игривом настроении.

– Нет, мне до плохого мальчика ещё далеко. Нужна твоя помощь.

– И какая тебе нужна помощь от меня?

– Нужна машина!

– Так, стоп! Во-первых, зачем тебе машина, а, во-вторых, с чего ты решил, что я могу тебе в этом помочь?

– Машина мне нужна, чтобы проследить за своим отцом, а обратился к тебе, потому что знаю только тебя, кто меня не пошлёт на фиг.

– А для чего тебе следить за отцом?

– В последнее время он стал часто уезжать по делам один, обычно ехал вместе с мамой, просто хочу понять, что происходит. Сможешь помочь?

– Знаешь, ты меня заинтриговал. У моего работодателя мистера Хайда есть машина. Когда тебе она нужна?

– Отец уезжает рано утром.

– Нормально. Только предупреждаю, у мистера Хайда рухлядь, придётся и ему что-то взамен дать.

– У меня только 5000 рублей. Этого хватит?

– Посмотрим, надо с ним договориться. Сейчас я вытащу свой велосипед.

– Ты поедешь в халате?

– А что в этом такого? Ты же в пижаме прошлый раз ехал со мной.

Мистер Хайд, седовласый мужчина с проницательным взглядом, приветствовал своих посетителей с невидимой теплотой. Его маленькая забегаловка, затерянная среди ярких вывесок и шумных улиц, служила пристанищем для истинных ценителей простых радостей. В период жёсткой конкуренции он, можно сказать, выживал. Крупные бизнесмены потихоньку вытесняли мелких бизнесменов, сделав их банкротами. Мистер Хайд был не из робких, и так просто его вытеснить не удавалось. Под многими штрафами, инспекциями, и угрозами отдавать свой «хлеб» он не намеревался. Но если рассуждать реально, то это всего лишь был вопрос времени. В бизнесе крупная акула всегда пожирает мелкую рыбёшку, и мистер Хайд был не исключением.

Доехав до его забегаловки, мы положили велосипеды возле мусорных бачков. Кафешка носила название «Большое счастье». Работала она круглосуточно. Хайд стоял возле кассы и подсчитывал деньги. Милана попросила, чтобы я постоял, пока она будет с ним договариваться. Мистер Хайд выглядел не так, как я его себе представлял. По сравнению с его репутацией, он оказался более человечным, почти симпатичным. Седые волосы и глубокие морщины придавали ему образ старца, который знает намного больше, чем говорит. Милана же, казалось, совсем не нервничала, будто это было обычным делом для неё – вести дела с подобными людьми. Милане удалось с ним договорится, это заняло пару минут. Я ждал ее снаружи, находясь в трепетном ожидании.

– Всё получилось, ключи наши. Деньги он, кстати, не взял.

– А о чём вы с ним так долго говорили?

– Сказала, что у меня бабушка болеет и мне срочно нужно её увидеть.

– Ты ему солгала?

– Если я сказала бы ему всю правду, он послал бы меня куда подальше. Дарко, не будь наивным, чтобы достичь какую-либо цель, приходится иногда лгать, хоть гнусно и звучит, но такова жизнь.

– Мне от этого легче не стало.

Машина стояла возле чёрного хода забегаловки. Она мало напоминала из себя автомобиль, больше походила на ржавое ведро с гайками. Но ехать ехала. Мы с Миланой договорились встать рано утром, вести должна была она, так как водить я не умел.

– Интересно, что бы ты сделал, если бы я не согласилась

– Стал бы тебя умолять. И вообще, мне кажется, тебе, наоборот, нравятся такие приключения.

– Нравятся, поэтому и согласилась.

К утру у нас было всё готово, Милана стояла недалеко от нашего дома, за деревом. Делая вид, что ухожу пораньше в школу, я сел к ней в машину. Отец вышел из дома через десять минут после меня, он сел в свою машину и поехал на работу. Мы проследовали за ним. Всё шло по плану. Милана держала чуть больше, чем среднюю дистанцию от папиной машины.

Пока петляли по дороге, она заметно стала нервничать. Иногда возникала по причине, что в машине не было стереосистемы, чтобы наслаждаться в дороге музыкой. Тишина, лёгкий, но пронизывающий ветер, ощущение было, что сейчас пойдёт дождь. Вот что значит свобода, ехать и не оглядываться.

Папина машина стала сбрасывать скорость, это означало, что мы подъезжали к месту. Он заехал к себе на работу. Мы остановились напротив его офиса, прождали его где-то полчаса. Тучи клубились с самого утра, то закрывая небо, то снова выпуская солнце на свободу. Нам удалось наблюдать интересную картину: отец из офиса вышел уже не один, вместе с ним была длинноногая красотка в строгом наряде. Обычно юристы такие предпочитают носить. В машину они сели вместе. Мы проследовали за ними. Милана начала меня заранее успокаивать, возможно, это его коллега по работе. Они остановились возле дорогого отеля под названием Mistresses. Выходя из машины, папа вёл себя прямо как джентльмен. Одной рукой взял её за талию и поцеловал в щёчку. Это уже не походило на то, что они поехали по делам.

– Дарко, лучше не делать спешных выводов, может, пошли обсуждать работу, вдруг они просто близкие друзья.

– Не думаю. Обычно, когда едут в отель, то только для определённого дела.

Они вышли где-то через час, я ощутил, как внутри меня закипает смесь любопытства и предательства. Папа всегда был идеалом – строгим, далёким и в то же время всепроникающим. Но что значит эта тайная сторона? Какой образ жизни он ведёт, когда двери дома закрываются за ним и мир превращается в его личный кабинет?

Он сел в машину, а его длинноногая любовница, которая находилась в приподнятом настроении, ушла в другом направлении.

Следующая остановка была в торговом центре, папа ждал кого-то, так как он не выходил с машины. И было видно, что он кому-то часто названивал. Из торгового центра вышла молодая девушка, брюнетка с пышной причёской. Отец и тут проявил себя как джентльмен, стал совать свой язык в её рот, это уже точно не походило на курортный роман или чтение его любимых газет.

Столкнувшись с такой двойной жизнью отца, я задавался вопросом: есть ли у него хоть крупица совести? Быть может, он просто ловил кайф от своей игры, от этого мнимого величия, когда жизнь казалась ночным кошмаром.

Милана уже ничего не говорила, так как сама начала прекрасно понимать, что к чему. Со мной было всё в порядке, я всего лишь убедился, что отец мой, который считал себя идеалом, таким не являлся. К приезду домой я собирался поговорить с мамой. Разговор намечался очень серьёзный, надо многое сказать, а в последующем и поддержать её. На первый взгляд, кажется, что я хочу разрушить брак родителей, но нет! Просто семья должна держаться в первую очередь на взаимном уважении и доверии, поэтому мама должна это узнать от меня, а не от постороннего человека.

Милана сказала, что отдаст машину мистеру Хайду. Договорились с ней встретиться ночью возле пляжа. Дома на кухне мама готовила лазанью, она попросили помыть руки, и садиться ужинать. Я не знал, с чего начать разговор, и, ковыряясь вилкой в тарелке, стал обдумывать свои слова. Вспомнил, как раньше мы обедали всей семьёй, и всё казалось простым и понятным.

– Мама, – наконец прервал я молчание. Она подняла взгляд, её лицо выражало одновременно заботу и ожидание, – нужно поговорить.

В воздухе повисло напряжение, и только тихое шипение лазаньи в духовке нарушало эту тишину.

– Что случилось, дорогой?

Я не хотел, чтобы она разозлилась или заплакала. Мама всегда была такой сильной, но в тот момент она выглядела хрупкой, как никогда. Лёгким движением я отложил вилку в сторону, собирая все свои мысли в единое целое.

– Наш «безукоризненный» папа, как бы это резко и грубо ни звучало, изменяет тебе с другими девушками!

С какой болью я говорил это маме, но с большим удовольствием хотел подпортить жизнь отцу.

– С чего ты так решил? – Лицо мамы опечалилось, но не казалось удивлённым.

– Видел.

– Возможно, это его коллеги по работе. Ты же знаешь, папа много работает.

Мне не нравится, что-то мама так спокойно к этому относится.

– Конечно, книгу, наверное, с ней в отеле читал о Фрейде. Мам, он тебе действительно изменяет! Решил сказать тебе, хоть мне и неловко говорить об этом.

– Милый, я понимаю, для тебя это будет звучать странно, но я всё об этом знаю. Сейчас тебе трудно всё понять, но постарайся принять как данность: твой папа нас обеспечивает, он о нас заботится, это жизнь, а в жизни приходится со многим мириться, как бы горько это ни звучало, но я люблю его.

Поднимите меня, кажется, я проваливаюсь в бездну. Всё идёт кругом, в моём мозге нейроны сталкивались с протонами, и я медленно курю в стороне, моя нирвана выходит за пределы человеческой сущности и преобразовывалась в сансару.

Челюсть недвусмысленно отвисла до пола, глаза мои расширились, брови и лоб были подняты вверх. Это не просто шок, я испытывал нечто другое, смешанное чувство гадливости и отвращения.

В маме проявилась та самая фальшивая улыбка, которую я часто наблюдал, она сдерживала слёзы и не проронила ни одну. Теперь я понимаю, почему её так часто ломало изнутри. Бизнес был не основной причиной, папа сыграл в этом большую роль.

После слов мамы я больше ничего не сказал и поднялся к себе наверх. Я лежал и смотрел в потолок, пытаясь переварить все свои мысли.

Дождавшись ночи, когда родители заснут, я так же медленно выходя из комнаты, тихим шагом спустился вниз. Взял свой велосипед и поехал к пляжу, как и договаривались с Миланой. Состояние моё было совсем не ахти. Мне до сих пор видится этот спокойный вид мамы, как будто ничего не произошло. Любовь – это что? Наркотик такой? Или она кофеина перепила? Доехав до пляжа, я положил свой велосипед возле большого камня.

Милана сидела уже на пляже, делая в песке небольшое углубление, затем стала вытаскивать из рюкзака какие-то бумаги.

– Что делаешь?

– Хочу сжечь всё своё барахло. Помоги засунуть их в яму.

– Так ведь это твои рисунки, зачем ты сжигаешь их? Разве тебе не жалко своё творение?

– Это такой ритуал. Чтобы начать новую жизнь, старые вещи нужно оставить здесь и сжечь. Картины – это моё прошлое, стихи, песни, которые я писала, всё это должно остаться здесь и гореть ярким пламенем, в моём любимом месте, где абсолютная тишина, звёзды на небе и плещущие волны, бьющие об скалы.

– Неужели ты всё-таки сбежишь, тебе не страшно?

– Я хотела этого всегда, просто только сейчас созрела. Страшно? Если бояться жить, то тогда какой смысл жизни.

– Наверное, смысл жизни – платить налоги.

– Твой не смешной юмор всё больше меня раздражает, Дарко. Смысл жизни в самой жизни. Надо бояться прожить жизнь напрасно, ничего не сделав, просто выкинув её на ветер. Ты считаешь, если ты всё время молчишь и ничего не говоришь, то соблюдаешь какую-то философию тишины? Или тебе кажется, что все против тебя? Слова созданы для общения, чтобы делиться своим внутренним миром, хоть некоторые и ведут себя как идиоты. Люди такие, какие они есть, и твой отец не исключение, так что не стоит держать на него обиды из-за того, что он изменяет. Моя мама тоже изменяет моему отцу, а отец моей маме, это жизнь, смирись с этим.

Что за голимую ерунду она несёт. Считает измену обыденностью повседневной жизни человека? Это что, как пойти в сортир по-маленькому, просто и легко?! Это какой-то парадокс жизни или я попал в какое-то реалити шоу, где люди съехали с катушек?

По этому поводу хотел многое сказать Милане, но сдержался. Единственное, с чем я был согласен, так это с тем, что страх действительно сковывал человека. Во мне этот страх преобладал, я нравился себе таким, каким я был, но страх не давал себя проявить в большей степени, и оттого меня внутри раздирали противоречивые мысли о том, каким мне быть в будущем. Таким же, как и сейчас? Тогда я точно сгину в своём мраке и останусь навсегда в этом городе, где я считал себя обречённым.

В нескольких сантиметрах от маленькой пылающей ямы я и Милана наблюдали, как горят её труды ярко-синим пламенем. В моем сознании стали происходить крохотные изменения.

Я посчитал первым шагом для перемен мои оценки. Чтобы свалить из этого пресловутого городка, мне необходимо привести в порядок свои оценки. Надо всего лишь потихоньку раскрыть свой потенциал, а потом будь что будет!

Первым изменением стало моё отношение к учёбе. Теперь я стал серьёзнее к ней относиться. Ходил в библиотеку уже не только для наслаждения тишиной, а для чтения и изучения книг. Читал всё, начиная от химии и заканчивая искусством раннего возрождения. В библиотеке проводил по несколько часов, не замечая людей вокруг себя, – ни двух влюблённых парочек, которые шептались между собой, ни библиотекаршу, которая кричала на школьника из-за его шумного поведения.

На моём столе лежала дюжина книг, тут тебе и Фрейд с его трудом «Сверх-я», и Пол Экман с психологией лжи, молекулярная физика, правда, она давалась мне с трудом. Философия, история – всё, что делало человека интеллектуально подкованным, лежало на моём столе.

На каждом уроке я отвечал подготовленным, с чёткими ясными ответами. Для одноклассников я так же оставался ничтожеством. Во время моих ответов они забрасывали меня бумагами, это сопровождалось визгом, прокашлявшись, они говорили, что я «чмо», но я не обращал на них внимания.

Я поставил себе чёткую цель – поступить, чего бы мне это ни стоило, на факультет журналистики. С получением диплома я становился полноправным дипломированным специалистом, что в последующем мне дало бы возможность заняться писательской деятельностью.

Следующим моим крохотным шагом стала групповая терапия. Я продолжал туда ходить три раза в неделю. Мне показалась неплохой идеей использовать полученные знания для общения в групповой терапии, когда слово доставалось мне. О себе я также ничего не говорил и не хотел, а вот рассказывать им о том, как делается мыло, было гораздо интереснее.

Важным правилом терапии было то, что тебя никто не перебивал, все тебя слушали, не отвлекались и не отвлекали, а после окончания твоего монолога хлопали.

Мама отправила меня изучать курсы экономики, даже наняла для меня репетитора, чтобы он занимался мной. Она хотела, чтоб я поступил на финансовый факультет, но я знал, откуда на самом деле росли ноги.

Прошёл месяц, Милана всё так же отдавала мне свои заработанные деньги для своего грядущего побега. Я занимался привычным для меня делом плюс стал совершать пробежки по утрам. Вычитал из книги: чтобы день проходил продуктивнее, нужно совершать бег на три километра.

Дома все было «стабильно», папа уезжал по делам, а мама делала вид, что всё хорошо. Извиняться перед ним я даже и не планировал. Всё, что мне хотелось, – это свалить из этого города и начать жизнь с нового листа в новом городе, придать забвению Макса и его дружков, все унижения, школу, своего отца, всё это забыть как страшный сон.

Часто с Миланой мы выезжали ночью на велосипедах к пляжу. Она рассказывала, как идут её дела с работой у мистера Хайда, говорила, что познакомилась с девушкой из Питера по корпоративному чату.

Помимо разговоров по душам, я говорил с ней о книгах, которые я читал в библиотеке, – о французских романов, так как она любила эту тематику. Ей нравился роман «Граф Монте-Кристо», классика французской литературы. Помню, как увлечённо рассказывал ей о мести Эдмона Дантеса и о том, как многое он утратил на своём пути. Она слушала с неподдельным интересом, и я чувствовал, что эта связь между нами становится всё крепче. В этой дружбе, в этих разговорах я находил поддержку и понимание, чего так не хватало в повседневной жизни.

Время шло, секунды и минуты не заставляли себя ждать, второй месяц подходил к завершению. Всё было готово к её побегу, денег, которые она копила, должно было хватить ей на дорогу и на билеты для перелётов. Она решила выдвигаться ночью. Мистеру Хайду снова наплела про свою больную бабушку, и он согласился ей помочь. Он должен был отвезти её в Туринск, оттуда она села бы на самолёт до Москвы.

Дождавшись, пока родители уснут, я взял велосипед и поехал к забегаловке мистера Хайда. Доехав, я зашёл внутрь. Милана стояла возле столика в правом углу и уже была готова, с ней был только рюкзак со всеми необходимыми вещами. Она заметила меня, и в её глазах пробежало волнение. Я подошёл к ней, стараясь скрыть свою растерянность. Мистер Хайд был у чёрного входа, грел машину для отъезда.

– Ты готова? – спросил я, наклоняя голову, чтобы лучше рассмотреть её лицо.

– Более чем, – ответила она, улыбнувшись. – Я поражена, что ты приехал.

Она улыбнулась, глаза засверкали маленькими огоньками, её носик сморщился, это выглядело очень мило.

– Да вот решил попрощаться и увидеть тебя, возможно, это наша последняя встреча.

– Всё может быть, вдруг судьба сведёт нас, кто знает! А вообще я буду поддерживать с тобой связь, вдруг ты решишься приехать ко мне в Питер.

– Было бы чудесно, жаль, конечно, что ты уезжаешь, буду скучать!

– Как приятно. У тебя всё впереди, и ты скоро обретёшь свою свободу, это видно, ты стал преображаться, и это к лучшему!

– Спасибо тебе за всё. Надеюсь, что у тебя тоже всё хорошо сложится. И не забывай хоть иногда писать, интересно будет знать, как ты там живёшь.

– Хорошо. Я напишу, как прибуду туда, только писать буду от имени Насти, один из способов моей шифровки, рискованно писать от своего имени, не хочу, чтобф меня нашли. Если вдруг к тебе будут обращаться корпоративщики или родители мои, то говори, что ничего не знаешь.

– Не переживай. Рот на замок, ключ выкинул под кровать.

С чёрного хода зашёл мистер Хайд и сказал, что всё готово, можно выдвигаться. Я помог ей положить рюкзак в багажник, протянул ей свою руку, чтобы попрощаться, но вместо её руки получил объятие, крепкое, как мой кофе по ночам, от которого я сладко спал. Она села в машину, включилось зажигание, и от осознания того, что ближайшие несколько лет я больше не увижу, её стало учащаться биение сердца, как тогда, в первую нашу с ней ночь, когда мы мстили своим обидчикам.

Как только её родители обнаружили, что она исчезла, то тут же сообщили в СКК. Начались поиски Миланы. Зная, как работают наши корпоративщики, можно было со спокойной уверенностью предсказать, что такими темпами они никогда её не найдут. В поиски включились волонтёры, по официальной версии считалось, что её похитили, пропажа людей у нас считалась обыденным делом.

Через три дня после отъезда Милана написала мне сообщение в КЧ под другим профилем. Я не узнал её сразу – новый ник, новые фотографии, казалось, что это совершенно другой человек.