Миша Жужжушка и Мишка Пампушка: истории о тех, кто спит в лесу зимой… бесплатное чтение

Автор идеи: Наталья Карпова

От автора:

Сказки про Мишку Жужжушку и Мишку Пампушку рассказывала мне моя мама, когда мне было лет пять или шесть. Она является автором идеи и "мамой" для персонажей из этой книги. Её авторству принадлежат не только главные герои, на создание которых её вдохновили мишки, нарисованные на моей пижаме, но и хохотушка Мышка-Смеюшка, деловая Божья коровка Серьёза, пчёлка Пося – соседка Мишки Жужжушки, берлога которого расположена под деревом с ульем в дупле, белая медведица Ляптя, с которой всегда уютно попить чаю, хоть она и готовит "тяп-ляп" – её прообразом послужили мягкая игрушка и моя прабабушка. Также за мамой "закреплены" и ворона Каркуша Карловна, и Сорока Йоко… Жирафика по имени Резиночка мы придумали вместе – его прообразом тоже послужила мягкая игрушка – помню, я хотела назвать его "Пуговка", но мама объяснила мне, что "Резиночка" более подходящее имя для животного с длинной шеей. И совсем не многих персонажей – например, деревянную кукушку из часов и сороку по имени Азалия Алмазовна – я сочинила сама в процессе написания этой книги. Первый рассказ представляет собой знакомство с персонажами и их повседневной жизнью, потому и называется просто "Один осенний денёк", а настоящие приключения и даже волшебные превращения ждут юных читателей впереди… Приятного прочтения и спокойных вам снов – нет, не просто спокойных, а таких же удивительных и волшебных, как у Мишки Жужжушки в зимней спячке!

Один осенний денёк.

Мишка Жужжушка жил на опушке леса, в уютно обставленной берлоге под огромным старым дубом. Дуб этот был на много-много лет старше, чем все жители леса вместе взятые, даже вместе с жуками, живущими в почве, на ветках и под корой деревьев, и пчёлками, роящимися в дуплах. В дупле этого старого дуба тоже обитал пчелиный рой, и можно сказать, что пчёлы были соседями медвежонка. Они делились с ним мёдом, который мишка Жужжушка обожал, как и все медведи, и даже, пожалуй, немного больше всех остальных… Но делились пчёлки не за даром, а за услуги, которые им оказывал мишка Жужжушка. Услуги эти были разного характера: например, однажды он сам, своими руками, а точнее лапами, вырезал круглую деревянную дверцу с окошком, чтобы прикрывать жилище пчёл на время проливного дождя и злющего холодного ветра, который делал этот дождь косым, льющимся прямо в тёплое и сухое дупло. Медвежонка, кстати говоря, жители леса прозвали Жужжушкой как раз потому, что он жил по соседству с пчёлами и немного жужжал при разговоре, переняв, по-видимому, это свойство у своих крохотных медоносных товарищей.

Сегодня мишка Жужжушка проснулся немного позднее, чем вчера – нежное осеннее солнышко заглянуло в окошко его берлоги на одну минуту позже.

– Ну вот, – сказал мишка Жужжушка, взглянув на старинные часы на стене, – сегодня в 7:05, а вчера было в 7:04, день убавился еще на одну минуту.

Медвежонок зевнул, перевернулся на спину и сладко потянулся спросонья.

– Но с другой стороны, – рассуждал он то вслух, а то в мыслях, – ночь на одну минуту прибавилась. Вот я сейчас пойду к пчёлам и попрошу их прибавить к моей утренней медовой порции ещё десять грамм за то, что на прошлой неделе я починил их дупельный обогреватель, и когда я получу свою сладкую порцию, у пчёл мёда на сто десять утренних грамм убавится, а зато у меня прибавится. А потом я пойду к мишке Пампушке, который, между прочим, на сегодня запланировал испечь медовые булочки с корицей, и у меня порция мёда на пару чайных ложж-жечек убавится, но зато в тесте для булочек ровно на столько жж-же прибавится, и они получатся такими вкусными, такими ароматными… Так, о чём это я? Что-то я размечтался, – Жужжушка почесал затылок влажной ото сна лапой, – Ах да, вспомнил! В том, что день убавляется, а ночь прибавляется, тожж-же должна быть и положж-жительная сторона… Ну, например, – мишка задумался, – например… Например, можжжно подольше поспать и увидеть побольше интересных разноцветных снов, которыми, кстати, ещё и можжжно поделиться с мишкой Пампушкой за чашечкой чая с булочками…

И мишка Жужжушка снова погрузился в фантазии о медовых булочках, которые приготовит мишка Пампушка, и как-то незаметно задремал. И он бы по-настоящему уснул, и увидел бы еще не один сон на сегодня, но вот короткая стрелка часов оказалась точь-в-точь на цифре 8, а та, что подлиннее – на цифре 12, и вдруг, из-за распахнувшихся створок над циферблатом вылетела крохотная деревянная кукушка и пропела, а точнее прокричала "ку-ку" ровно восемь раз.

– Да встаю я, жжж, встаю, – пробурчал медвежонок, недовольный тем, что Кукушка не дает ему понежиться в кровати ещё хоть минутку.

– Вставай-вставай, соня, а то опоздаешь в гости, – ворчала на него Кукушка, – и все булочки без тебя съедят. Опять всё на свете проспишь.

Мишка Жужжушка, нахмурившись, закутался в одеяло и встал с кровати, оставаясь в нём, как в свитере. Ему показалось, что в берлоге довольно прохладно, и сбрасывать с себя одеяло не хотелось… А тем более, ему не захотелось умываться холодной дождевой водой из ковша во дворе… Мишка еще раз широко зевнул – уже в пятый, если он правильно сосчитал, – залез задними лапами в старые банные тапочки, от которых уже отклеивались подошвы, взял с тумбочки пустую стеклянную баночку, измазанную чем-то липким, затем достал серебряную чайную ложечку, лежавшую по какой-то причине на книжной полке, а не в чашке, и не очень быстро почапал к двери.

И вот, в тапочках и всё ещё укутанный в ватное одеяло, с банкой и красивой ложечкой в лапах, мишка Жужжушка наконец вышел из берлоги. Его сразу обдало холодным октябрьским ветром, но солнышко не только светило в глаза, но еще и немного согревало его. "Скоро наступит зима, – подумал мишка, – и солнышко будет только светить. Светить, но не греть. Да и то, если дни будут солнечными, а не пасмурными… А я в то время уже впаду в…" и в этот момент ему стало немножко грустно. "А чтобы не грустить, нужно как можно скорее съесть ложечку цветочного меда!" – сказал медвежонок сам себе.

– Доброе утро, пчёлы, – пропыхтел он, заглядывая в дупло старого дуба.

Мишка Жужжушка шёл по лесной тропинке с баночкой мёда, полной наполовину, и облизывал сладкую, липкую ложечку. Ветер подул сильнее, потом ещё сильнее, и начался листопад. Мишку в миг окружили золотые и рыжие стайки кленовых, берёзовых и дубовых листьев… А чем дольше он шёл по тропинке, тем больше к нему навстречу летели листья ясеня, ивы и липы, закружившись в холодном дыхании ветра.

Мишка Жужжушка хорошо умел отличать разные листики друг от друга, а порой собирал из них осенние букеты и ставил их в вазу, но самые красивые экземпляры он высушивал, положив их между страницами книги, и зимой, на Рождество, украшал ими берлогу или даже вешал их на ёлку нанизанными на ниточки.

И тут нашего героя посетило вдохновение, и он зашагал чуточку медленнее, слагая стихи себе под нос:

"Листьев стаи улетали,

Унося с собой печаль,

За горизонтом исчезали,

Уходя куда-то в даль.

Картина осени сияла

Жёлто-красными лучами,

Чуть слышно музыка звучала

Так близко к нам – под облаками.

Под эту музыку кружились

В осеннем вальсе листья клёна,

И все печали вдруг забылись… "

Жужжушка запнулся. Стихотворение вдруг спряталось от него, как солнышко за тучу, и он не расслышал последнюю строчку…

"И все печали вдруг забылись… И мишки оставались дома? Нет, зачем им оставаться дома, если они любят ходить в гости? – рассуждал наш герой, опустив мордочку и глядя себе под ноги, а точнее под задние лапы, – а может, И птицы оставались дома? Не улетели на юг, а остались в лесу, в своих тёплых гнёздышках… Нет, птицам зимой станет холодно в нашем лесу, а зима всё равно наступит, какой бы солнечной и тёплой ни была осень. Хм… Как же закончить стихотворение?"

Тем временем, Мишка Жужжушка уже подошёл к берлоге своего кулинарного друга Мишки Пампушки.

"А может, так, – подумал наш поэт, – И все печали вдруг забылись… Пампушка сполз, зевая, с трона?"

Берлога мишки Пампушки пряталась в тени старой высокой ели слева, и в тени молодой сосны справа, немного поодаль. И вообще, в этой части леса лиственных деревьев уже не было видно, а вот сосен и елей, куда ни глянь, зеленели целые рощи. Мишка Жужжушка по пути был так озадачен поиском последней строчки, что даже не заметил, как чудесный вдохновляющий листопад остался далеко позади. Повезло, что он хотя бы не заблудился!

Медвежонок подошёл к берлоге, обсыпанной со всех сторон тёмно-зелёными иголками и разными по цвету и форме шишками, стараясь не наступать ни на те, ни на другие, чтобы не уколоть лапы, ведь тапочки (вместе с одеялом) он оставил на крыльце своей берлоги. И вот, Жужжушка негромко постучал в фанерную дверь.

Он подождал с полминуты, но Пампушка, к удивлению нашего поэта, ему не открыл. Он постучал ещё, и на этот раз погромче, потом подождал ещё минуту или целых две, но никто не отворял ему дверь.

От досады медвежонок присел на крылечко, не стряхнув с него даже шишки с иголками, и тяжело вздохнул. Затем он открыл свою драгоценную баночку и, вздохнув ещё раз, поел немного меда. А потом еще немного меда… "Нет, больше нельзя, а то ни капельки не останется для булочек," – подумал Жужжушка и крепко закрутил крышечку обратно.

В этот момент мишка почувствовал, что по нему ползет какое-то насекомое… Сперва по задней лапе, затем по животу, и вот уже совсем близко к мордочке… Он опустил взгляд в то место под подбородком, где его щекотали чьи-то маленькие-маленькие лапки:

– Божья коровка Серьёза, это ты? Ты еще не ушла в спячку?

Божья коровка поправила свои крошечные очки.

– Позволь заметить, Жужжушка, что ты тоже еще не в спячке. Чего не скажешь о твоем друге.

– О моем друге? Что ты хочешь сказз-зать?

– А сам подумай, – серьезно отвечала божья коровка.

Жужжушка привстал на задние лапы, а божья коровка уже доползла до его плеча и лезла вперед, к самому ушку, чтобы мишка лучше её слышал.

– Ты хочешь сказать, что Пампушка никуда не ушел, а просто спит? –на этих словах мишка уже заглядывал в окошко берлоги, – я вижу одеяло, даже несколько одеял сложенных вместе, жж-ж, но есть ли под ними Пампушка – не виж-жу. Если и есть, то он спрятался под всеми этими одеялами с головой…

– А ты посмотри, как вздымается и опускается эта горка одеял, – сказала Божья коровка Серьёза мишке прямо в ухо.

Жужжушка пригляделся и, действительно, заметил, как одеяла мерно приподнимаются и опускаются, словно в такт не слышимой музыке. Божья Коровка переползла на оконную раму, затем поползла по блёклому стеклу, которое мишка Пампушка уже давненько не протирал тряпочкой, и заползла в узкую щель между рамой и стеной. На две-три минуты она совсем скрылась из виду, и мишка Жужжушка ждал её с нетерпением, желая поскорее узнать новости о том, кто прячется под одеялами. Он прижался ухом к щели и услышал тихое посапывание, а затем и негромкий храп, который через мгновение-другое стих – видимо по той причине, что мишка Пампушка засунул себе лапу в рот. Мишка Жужжушка снова прилепился мордочкой к окошку, и ему показалось, что он видит маленькую красную точку на подушке в разноцветных заплатках. "Ну вот, божья коровка до него доползла и наверняка сейчас разбудит," – подумал медвежонок, уже не желая, чтобы Серьёза разбудила его товарища, который, по всей вероятности, в этот момент наблюдал удивительные разноцветные сны. Мишка постучал в окошко, чтобы Божья коровка Серьёза заметила его и подползла, а он бы отговорил её будить Пампушку, хоть ему и хотелось испечь с ним медовые булочки, и прочесть ему стихотворение о листопаде, и вместе поискать последнюю строчку… Но в этот момент мишка Пампушка всё-таки проснулся – сперва Жужжушка подумал, что он просто перевернулся на другой бок, но мохнатый холмик под одеялами продолжал шевелиться, пока наконец ни вылез из-под них и ни потянулся спросонок.

– Пампушка, Пампушка! – выкрикивал мишка Жужжушка всё-таки радостно.

Пампушка потер лапами заспанные глаза. На подушке он заметил красную пуговку или…

– Доброе утро, Пампушка. Точнее сказать, добрый день, – сказала она тоном очень серьезным.

– Добрый день, божья коровка Серьёза, – отвечал Пампушка, – уже весна?

– Нет, дружок, за окном последние дни октября, но вон тот беспардонный медведь стуком в это самое окно тебя разбудил! Такой звон! У меня аж уши заложило! Хорошо хоть, что стекло не разбилось… – отвечала она немного сердито, – А я всего лишь хотела удостовериться, что ты и вправду здесь и впал в спячку, а не кто-то другой залез на твою кровать, под твои пуховые одеяла, и дрыхнет, пока ты опять где-нибудь в берёзовой роще грибы собираешь. Правда, уже не сезон подберёзовиков, об этом я как-то не подумала, – божья коровка поправила свои крошечные очки, –эх, да, несерьёзно это всё, – подытожила она.

– Октябрь? Беспардонный медведь? – переспросил Пампушка, пропустив мимо ушей всё остальное, и только сейчас заметил в тумане тусклого стекла силуэт своего друга, приветливо машущего лапой.

– Жужжушка, дружище! – мишка Пампушка вскочил с кровати и побежал открывать фанерную дверь. Ему показалось, что он не видел Жужжушку целую зиму!

На пороге медвежата обнялись и долго смеялись от радости, как будто и вправду зима была уже позади, и как будто они ни разу не виделись за всю эту прошедшую зиму, с её бесконечными снегопадами, и пушистым инеем на голых ветках, и украшенной стеклянными шариками и розовыми пряниками ёлкой на Рождество, и февральскими метелями, и злющими вьюгами, и потрескиванием щепок в камине, и чудесными картинками на окнах – от мороза, конечно, и долгими-долгими ночами, которые освещает то медная монета-луна, то месяц, похожий на подтаявший леденец, да полярная звезда.

– Я же мёд принес для булочек! – сказал Жужжушка, поднимая баночку со ступеньки.

Но Пампушка в ответ только широко зевнул и ещё раз потер лапами сонные глаза. Потом почесал затылок и наконец сказал:

– Прости, Жужжушка, но я всё проспал и не замесил тесто. Но если ты подождешь немного, я, конечно, все приготовлю…

Но тут в разговор вмешалась Божья коровка:

– Пампушка, я категорически не советую тебе печь булочки в таком сонном состоянии. Чего доброго, ты уснешь, когда будешь сыпать сахар в муку, или еще хуже – пока будешь разжигать духовку! Нет уж, только пожара нам в лесу не хватало! Ты же еле-еле на лапах стоишь…

– Да брось, Серьёза, мы ж-же будем рядом и тоже приглядим за тестом и огнем в духовке, – возразил ей Жужжушка, но внезапно тоже зевнул, прикрывая рот лапой.

– Нет, Жужжушка, мы с тобой тоже уже весьма сонные. Нам всем уже давно пора в спячку. Чего доброго, отправим пирожки в духовку и уснем… – божья коровка тоже зевнула, – и уснем тут все трое, а пирожки сгорят, пожару наделаем…

– Да ужжж… – согласился Жужжушка, а Пампушка только пожал плечами, ему слишком хотелось спать, чтобы подумать обо всём, что сказала Божья коровка Серьёза.

– Постойте, – сказал ободрившийся вдруг мишка Жужжушка, – а пойдемте-ка в гости к медведице Ляпте! Она ведь любит печь пироги, хоть и получается тяп-ляп, но всё же бывает и довольно вкусно…

– А она ещё не впала в спячку? – спросил сонным голосом Пампушка.

– Так она ж-же белая медведица! Ты что, забыл, что белые медведи не впадают зимой в спячку? Или ты опять спишь?

– А когда они впадают в спячку? Летом что ли? – монотонно произнёс Пампушка, засыпая на ходу.

Жужжушка немного потряс товарища за плечи:

– Пампушка, не засыпай пока, мы идем печь медовый пирог! Бож-жья коровка Серьёз-за, ты пойдешь с нами? Или ты ляжж-жешь спать?

Божья коровка выглядела уже совсем сонной.

– Я, с ва-ами, – сказала она, зевая.

Божья коровка заползла на плечо к Пампушке, и трое друзей отправились в гости к медведице Ляпте. Её берлога находилась не так уж далеко от берлоги мишки Пампушки, сразу за сосновой рощей, на цветочной поляне. Когда-то белая медведица жила за полярным кругом, среди бескрайних сугробов и ледяных глыб, но как-то раз, в июле, ей захотелось отправиться в отпуск в тёплые края, и она прилетела на вертолете в зелёный лес к своим дальним родственникам бурым медведям. И ей так понравились летние травы, и цветы на полянке – васильки, колокольчики, сладкий клевер, и ромашки с желтой серединкой, и желтые одуванчики, похожие на солнышки в миниатюре, и прозрачные одуванчики, на которые так весело дуть… Так что, медведица решила погостить здесь подольше.

И вот, мишка Жужжушка, мишка Пампушка и Божья Коровка Серьёза подошли к берлоге, которую обвивали уже завядшие от холода лиловые цветы вьюнка.

– Смотрите, – сказал мишка Пампушка, указывая лапой на пожухлую траву, – там еще не спят осенние бабочки.

– Да ну, жжж, правда что ли? Дай-ка взгляну, – прожужжал мишка Жужжушка.

А божья коровка Серьёза призналась, сползая с лапы мишки Пампушки, что тоже хотела бы пообщаться с бабочками, узнать последние новости из жизни насекомых этого леса.

На сухой травинке сидели две белые бабочки, а точнее, белая и бледно-солнечного оттенка, и приглядевшись, Жужжушка заметил не только их цвета, но и то, что бабочки что-то пьют из крошечных, как катышки на свитере, чашек. Мишка наклонился еще ближе и сказал тихонько, себе под нос: "Нет, одна пьет из чашки, а другая из блюдечка… "

– Это не очень-то вежливо с вашей стороны, – сказала та бабочка, что пила из блюдечка.

Но тут же другая бабочка весело поприветствовала божью коровку:

– Серьёза, как я рада тебя видеть! – сказала она, – присаживайся, выпьешь с нами ромашковый чай.

– Здравствуйте, госпожа Капустница. Добрый день, госпожа Лимонница, – поклонилась Серьёза обеим бабочкам, – я бы с удовольствием выпила одну чашечку, настой из ромашек очень полезен для здоровья…

–А как же наш медовый пирог, как же Ляптя?.. – спросил с досадой мишка Пампушка.

– Мне не очень-то удобно пить чай из ваших огромных чашек, Пампушка, – ответила божья коровка с ноткой извинения в голосе, – но вот крошки от пирога вы нам, пожалуйста, принесите, как закончите чаёвничать.

– Да, да, принесите, мы не откажемся, – подхватили бабочки и затрепетали крылышками на ветру.

Мишки пожали плечами, пообещали принести много-много сладких бисквитных крошек, и снова направились к берлоге белой медведицы.

Когда Ляптя отворила мишкам дверь в свою уютную, но немного заляпанную мукой берлогу, она была уже в своём излюбленном фартуке, который тоже, по правде сказать, уже весь перепачкался в муке и выглядел совсем белым, а не синим в белый горошек, каким он когда-то был…

– Заходите, ребята, заходите, я как раз собираюсь печь яблочный пирог! Сегодня утром ко мне заходил один ёжик, он живет далеко, за дубовой рощей, и на иголках он принес жёлтое с бурым пятнышком яблоко, которое упало на него по дороге. Этот чудной ёж даже не заметил, как оно упало на его иголки, вы можете себе это представить?

– А я мёд принёс, – весело сказал Жужжушка, показывая баночку, в которой мёда оставалось совсем немного, на самом донышке, и он бы наверняка доел и то, что осталось, и еще по дороге доел бы, но чайная ложечка оказалась не настолько длинной, чтобы достать ею до донышка банки.

– А я корицу принёс! – неожиданно добавил Пампушка и протянул коричневые палочки, зажатые в лапе.

– Отлично, я добавлю мёд и корицу в тесто, давайте-ка их сюда, – и Ляптя отнесла заветную почти пустую баночку и палочки корицы на кухню.

– Хорошо, что она еще не поставила пирог в духовку, – сказал мишка Пампушка, – а то не успели бы твой мед добавить, обидно было бы… Кстати, а как там поживают пчелы?

Трое медведей – Ляптя, Жужжушка и Пампушка – уже пили чай из листьев малины и брусники, а яблочный пирог должен был вот-вот приготовиться…

"Динь-динь" – прозвенел таймер, и Ляптя встала из-за стола, чтобы выключить огонь в духовке. Затем она взяла кухонное полотенце и достала горячий противень с пирогом. Ляптя собралась уж было поставить противень на подоконник, но тут вдруг послышался чей-то заливистый смех… Сперва тихо, потом всё громче и громче… Смех доносился откуда-то снизу, как будто кто-то смеялся под половицей… Мишка Жужжушка и мишка Пампушка переглянулись и поняли, что они думают об одном и том же:

– Мышка Смеюшка! – хором сказали они.

– Да, и правда, так смеется только она, – согласилась Ляптя и всё-таки поставила противень с пирогом.

– Мышка Смеюшка, заходи, не стесняйся! – позвала хозяйка берлоги, – ты как раз вовремя, пирог готов!

Из-под дыры в половице наконец-то показалась пепельного цвета мышка, которая уже покатывалась со смеху, держась за животик.

– Ахахах-ха, а я знаю, ахаха, что вы испекли пирог, – пропищала она, – я же на запах и прибежала, глупая Ляптя! Ахахах, опять всё тяп-ляп небось у тебя? Хаха-ха

– И вовсе не тяп-ляп, – сказала Ляптя немного обиженно, – красивый у нас получился пирог, правда же, мишки?

Мишки закивали и от восторга захлопали в ладоши. Пирог выглядел, как на картинке в какой-нибудь книге рецептов.

– Прекрасный пирог! – сказал Жужжушка погромче, чтобы его было лучше слышно сквозь смех мышки Смеюшки, – и мёдом пахнет! – добавил он с ноткой гордости за свой вклад в кулинарный шедевр.

– Смеюшка, хватит тебе хохотать, залезай на пенёк, чай попьем, – сказал Пампушка, подливая всем кипяток из самовара.

– Да, Смеюшка, тебе какую дать чашку? Вот эту лиловую с щербинкой? – спросила Ляптя, и смех мышки потихоньку пошел на убыль. Она, как зачарованная, смотрела на пирог, от которого еще исходил пар, и с готовностью полезла на пенёк, который мог послужить ей большой табуреткой.

– Нет, малиновый чай я люблю пить из голубой чашки, – ответила мышка, усаживаясь на пенёк. Затем, она достала маленький сахарок из хрустальной сахарницы – сахарок этот был похож на кусочек ледяной корки с застывшего сугроба, и мышка стала громко его разгрызать.

Ляптя пожала плечами и достала с полки голубую фарфоровую чашечку – маленькую, в самый раз для мышки, и на таком же маленьком, небесно-голубом блюдечке.

– А теперь, давайте разрежем и съедим этот аппетитный пирог! – пропищала мышка Смеюшка, не догрызя ещё сахарок.

– Но он ведь слишком горячий, – возразила ей Ляптя, – пусть остынет сперва…

И медведица открыла нараспашку полукруглую форточку. В тот же миг прозрачная занавеска раздулась, как парус, а всех гостей, сидевших за столом, обдало холодным осенним ветром с запахом сырости – видать, пока друзья пили чай, а в духовке подрумянивался пирог, снаружи накрапывал дождик. Уголок скатерти вдруг приподнялся и тоже, как и занавеска, стал колыхаться на ветру, походя на маленький кружевной парус или крыло белой голубки. Но вот ветер стих, а чудесный яблочно-медовый аромат с нотками корицы, который только что заполнял собой берлогу, теперь, кажется, потянулся на улицу…

"Кааар, ка-аар… " – послышалось за окошком.

– Кто это там каркает? – спросил мишка Пампушка, – уж не наша ли старая знакомая Каркуша Карловна?

Ворона Каркуша Карловна жила в домике на сосне недалеко от берлоги мишки Пампушки, но над цветочной поляной она пролетала довольно редко.

– Не уверена, что это её тембр голоса, – сказала Ляптя, глядя в окошко, к створкам которого потянулась голая осиновая ветвь. (Эта тоненькая осина за окошком была единственным деревцем на поляне.)

"Кааар, ка-аар" – послышалось снова, и на этот раз громче.

– Нет, это как раз её тембр голоса, точно тебе говорю, – сказала мышка Смеюшка и тут же расхохоталась, – небось ахаха летела себе мимо ахаха или сидела на сосне неподалёку ахаха-ха да учуяла запах пирога из окошка ахаха-ха и теперь созывает своих подружек-ворон ахахха или каких-нибудь ахаха сорок вороватых, чтобы всем вместе ахаха нагрянуть сюда и склевать ахаха весь пирог до последней ахаха крошки ахахаха-ха…

– Ну уж нет, – сказал сердито мишка Пампушка, – крошки мы птицам не отдадим, ведь мы уже пообещали отнести их Божьей коровке Серьёзе и бабочкам… Пирогом мы, конечно, поделимся, но крошки…

"Тук-тук-тук" – послышалось незамедлительно, и хозяюшка берлоги направилась к двери.

– Кто это там? Иду-иду, – выкрикивала она по дороге.

– Ну вот, а я вам о чём говорила, ха-ха, – не унималась мышка… Но смеясь, она пролила чай себе на животик, пропищала "ой" и сразу же затихла.

– Ну что ты ойкаешь, Смеюшка, – сказал мишка Жужжушка, – чай ведь уже совсем остыл на таком ледяном ветерке.

– Но мокрой-то быть тоже не очень приятно, – обиженно сказала мышка и шмыгнула носом.

– Вот, держи полотенце, – пропыхтел мишка Пампушка, протягивая ей большое махровое полотенце, которым с десяток мышек-смеюшек одновременно могли бы укрыться, как одеялом.

А на пороге и вправду показалась ворона Каркуша Карловна, а ещё какая-то сорока, которую мишка Жужжушка сегодня видел впервые. На ней были рубиновые бусы, пылающие всеми оттенками заката, и чуть менее заметные, но приятные на глаз жемчужные бусы цвета сливочного пломбира, а на голове соломенная шляпа с немного вычурной пластмассовой розочкой… "Какая нарядная, однако, сорока!" – подумал Жужжушка.

– А мы тут пролетали мимо с моей подружкой, – заговорила Каркуша Карловна, передвинув на лоб громоздкие очки с толстыми стёклами, – и подумали, а не зайти ли нам в гости к нашей дорогой Ляпте… Знакомьтесь, это… – но Сорока робко её перебила:

– Меня зовут Азалия Алмазовна, – сказала она не громко, но с достоинством.

– Рада познакомиться, Азалия, – отвечала ей Ляптя, – прошу, проходите на кухню, вы как раз к чаепитию.

Но тут вдруг на пороге показалась еще одна сорока – на ней не было ни шляпы, ни украшений, но в пучок перьев на затылке были вставлены какие-то палочки. Крест-накрест.

– Сорока Йоко, ты тоже здесь? – обрадовалась ей Азалия Алмазовна.

– Я слышала, как Каркуша-тян созывала на пир… – но Йоко не успела договорить слово "пирог", в этот момент кто-то толкнул её в бок чёрным крылом – она и сама не успела понять, кто именно… Мишке Жужжушке, однако, показалось, что это была Каркуша Карловна.

А Мышка-Смеюшка опять расхохоталась:

– А кто вам ахаха сказал, ахаха, любезная Каркуша Карловна, аха-ха-ха, что здесь будет пир? Ахаха-ха

Ляптя сделала вид, будто ничего не слышала, и снова предложила пернатым гостьям, теперь уже трём, пройти к столу.

– Мишка Пампушка, Мишка Жужжушка, доставайте-ка с полки еще три чашки, – крикнула Ляптя с порога, – и разогрейте по новой самовар, шишек у нас хватит в запасе!

– Надо было и мне шишек принести, – сказал, слезая со стульчика, мишка Пампушка, – шишек-то у меня навалом!

– Мимо, говорите, пролетали, Каркуша Карловна? Ха-ха-ха, – не унималась мышка, и от смеха она вдруг стала сползать с пенька и чуть было ни свалилась… Но мишка Пампушка вовремя подставил ей свою мягкую, как мохнатая подушка, лапу и осторожно усадил обратно на пенёк. Всё это происшествие кое-как привело хохотушку в чувства и она мало-помалу затихла.

Мишка Жужжушка, разумеется, тоже помог бы мышке не упасть, но в тот самый момент он так зазевался, что даже ничего не заметил.

"Надо как можно скорее приниматься за пирог, а то я так и усну, не попробовав ни кусочка, " – подумал медвежонок, бросая шишки в самовар, и снова широко зевнул. И в тот же миг, как в зеркальном отражении, зевнул и мишка Пампушка.

– Ну вот, не хватало еще уснуть до того, как попробуем пирог, – шепнул Пампушка на ушко Жужжушке.

– Ага, и я о том же подумал, – сонно улыбнувшись, ответил тот.

– О чём вы там шепчетесь? – недовольно пискнула мышка, – Там, где больше двух, говорят вслух, между прочим.

Меж тем, самовар уже закипел и клубящийся пар заполнил бы собой всю берлогу, если бы не уходил понемногу к вечереющему небу, через всё ещё открытую форточку. А птицы уже заносили на кухню большую сосновую палку, чтобы положить её одним концом на пенёк, а другим на краешек стульчика мишки Пампушки, и сидеть на ней втроём, как на лавочке.

– Можно было бы и во дворе чаю попить, да холодно уже по вечерам, – как будто извиняясь, сказала Ляптя, – А пирог уже совсем остыл, пора нам разрезать его на шесть… нет, на семь кусочков, – весело заявила она и через мгновение сняла пирог с подоконника.

– Ну, дорогая, тебе ли жаловаться на похолодание? – подливая себе чай в алюминиевую плошку, спрашивала Каркуша Карловна, – разве в Арктике бывало когда-нибудь теплее, чем у нас тут осенью?

– Эх, Арктика, вспомнишь тоже, – отвечала Ляптя то ли печально, то ли с теплом на душе, – в Арктике и в июле никогда не бывает теплее, чем у нас тут осенью, даже в конце ноября… – и чуть-чуть задумавшись, она добавила, – но всё же летом там немного теплее, чем здесь зимой…

А пирог, тем временем, гости уже сами разломили и разложили по блюдечкам и тарелкам, а кто-то и просто так положил на скатерть. А мишка Пампушка и на скатерть положить не успел – кусочек пирога просто оказался у него во рту и мгновенно растаял там, как тает первый снег, едва коснувшись земли.