Амбивалентность бесплатное чтение

Амбивалентность – двойственность чувств, переживания, выражающаяся в том, что один и тот же объект вызывает к себе у человека одновременно два противоположных чувства, например, любви и ненависти. /Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л.Ф. Ильичёв, П.Н. Федосеев, С.М. Ковалёв, В.Г. Панов. 1983/

Глава 1

Опять всё тот же сон, год назад бывший реальностью. Опять тот же кошмар, охотившийся за ней наиболее тёмными ночами.

– …признаётся виновной и приговаривается к изгнанию из Нового Вавилона в дикополье сроком на три календарных года, после чего будет вправе подать прошение на возвращение в город…

Электронный судья механическим голосом озвучивал слова, и те бомбами рвались вокруг Артемии. Где-то на периферии сознания она не переставала удивляться, как ещё жива, как до сих пор дышит – со столькими осколочными – и выпотрошенной душой.

Приговор – бесстрастно и непредвзято рассчитанный искусственным интеллектом по чётко отлаженному алгоритму – не самое страшное для неё во всей этой истории, но последняя капля.

Решай судьбу Артемии люди, наверняка приговорили бы не её, а тех, кто отнял у неё всё, искорёжил её жизнь её же руками – и даже не попал под суд. Но в Новом Вавилоне – обители справедливости, мира и благоденствия – решение таких важных вопросов людям не доверяли. ИИ же в расчёт брал только доказанные факты, но никак не чувства и даже не мотивы. А факты говорили чётче некуда: Артемия преступила закон и должна понести наказание.

Судья завершил свою монотонную декламацию: приговор привести в исполнение незамедлительно; права на частную собственность приговорённой отчуждаются в пользу города; любые ранее заключённые с осуждённой договоры и сделки, в том числе договор найма, брачный договор и брак, могут быть расторгнуты в одностороннем порядке по заявлению, без штрафных санкций со стороны инициатора расторжения. Если в зале присутствуют представители договорных сторон, они могут подать заявление устно прямо сейчас или письменно – позже.

Боковым зрением Артемия увидела, как что-то шевельнулось, подаваясь вперёд, отделяясь от слипшейся единым комом толпы зрителей, размытой до нечётких от набежавших слёз силуэтов. Это мог быть её работодатель, решивший расторгнуть договор о найме без лишних проволочек – что логично.

Но это был Чеслав, пожелавший расторгнуть их брак – прямо сейчас. Избавиться от неё так быстро, как быстро стоит застирать белую скатерть от пролитого вина – чтобы не осталось пятен.

Всё нутро, вместе с сердцем, лёгкими и кишками, будто выдернули из Артемии одним точным движением, и она не заметила, как подкосились её ноги. Охранники поддержали её под локти, не дав упасть. Один из них склонился к ней и шепнул:

– Может, анестезию?

Есть средство, притупляющее душевную боль – отпускается в исключительных случаях и строго по рецепту. Последнее желание после приговора – случай настолько исключительный, что даже рецепт не требуется.

Артемия с трудом сглотнула, но ни ответить, ни поднять лицо не смогла, лишь мотнула головой, и кончики двух медно-рыжих кос мелькнули перед глазами. У неё есть другое, куда как более важное последнее желание.

– Оставьте мне Девайса. – Её голос дал петуха. – Он собран мною по моему проекту и включён в перечень моей частной собственности.

Судья издал еле слышное жужжание – углубился в электронные архивы, уточняя информацию.

– Ваш пёс оснащён нетиповым искусственным интеллектом, который писали не вы.

– Его писала моя мать. Перед смертью она официально передала мне все права на ИИ Девайса. Пёс принадлежит мне целиком.

Судья вновь пожужжал, сверяя данные.

– Последнее желание приговорённой удовлетворено.

И вот уже врата Нового Вавилона, и стандартный для таких случаев «вещмешок выживальщика» в её руках, и малочисленная процессия любопытных провожатых за спиной – в большинстве незнакомых. Потому что – она это знает – знакомым стыдно. Стыдно то ли за неё, то ли перед ней. Чеслава среди них, конечно, нет.

Врата открываются – совершенно бесшумно, ладонь охранника мягко подталкивает в спину, врата закрываются, не произведя ни единого звука. Фонари на стене гаснут все разом, и Артемию проглатывает бездонная, как открытый космос, ночь дикополья.

Глазам нужно время, чтобы привыкнуть к непроглядной темноте, как и душе – к парализующей боли. Нужно время, чтобы собрать силы и сделать шаг от врат Вавилона, ухватившись за надежду вернуться в город через три года и вернуть свою жизнь – хотя бы какую-то её часть. Через три бесконечных года, если, конечно, чернота дикопольской ночи – и то, что в ней затаилось, – не сожрёт её целиком, как когда-то сожрала её отца…

Артемия вздрогнула и открыла глаза. Над ней нависало всё то же ночное небо, жадное до чужих слёз, голодное до чужих молитв. Обнюхивало её, словно падальщик, прикидывало, можно ли приступать к трапезе или ещё не срок. Мгновение Тэм всматривалась в него, а оно – в Тэм, и казалось, что звёзды на иссиня-чёрной небесной шкуре пульсировали от его дыхания, частого от предвкушения, а из пасти Млечным путём протянулась ниточка белёсой слюны.

– Не дождёшься, – буркнула Артемия и села, скрестив ноги.

Лежащий поодаль Девайс, уловив движение, вышел из режима сохранения энергии и повернул к Тэм голову. Тонко скрипнули давно не смазанные железные позвонки под серыми пластинами, сверкнули на спине солнечные батареи, поймав отблеск затухающего костра, расширились и сузились диафрагмы стеклянных глаз, фокусируясь на хозяйке.

– Не спится? – шёпотом спросила Тэм. – Что, тоже кошмары?.. Зря я отказалась от функции речи для тебя, Васька.

В реалиях Нового Вавилона, где болтливым искусственным интеллектом были оснащены даже чайники, а звук, если уж он встроен, можно было убавить, но не отключить, ей казалось хорошей идеей сделать пса неговорящим. Почти как настоящего. Кто ж знал, что она останется совсем одна – не считая механической собаки – посреди бескрайнего дикополья, и желание услышать хоть чью-то дружественную речь, пусть даже синтетическую, перерастёт в необходимость – чтобы окончательно не свихнуться.

Девайс тихонько щёлкнул и зашипел белым шумом: включил встроенное радио и начал искать обитаемую частоту.

– Не трать энергию, за пределами Вавилона ни радио, ни связи, ты же знаешь. И тишина такая, что впору удавиться…

Пёс приглушил белый шум на минимум, но радио не выключил, продолжая перебирать каналы – в который раз тщетно.

Тэм помолчала, слушая тихое, мёртвое шипение. Под него, под эту пустоту в эфире на сердце стало ещё тоскливей, а одиночество в непроглядной ночи – концентрированней.

– Как будто и тут ядерным жахнуло, а я единственная по нелепой случайности уцелела…

Ядерным тридцать лет назад, под конец Большой войны, действительно жахнуло, но не здесь. Дикополье с его лесами, холмами, равнинами, реками, озёрами и руинами городов старого мира ядерная зима не зацепила. Здесь обосновались «поселенцы» – мелкие, довольно закрытые общины, живущие своим трудом и ни во что не вмешивающиеся, и пять гильдий – остатки переродившихся в новых условиях корпораций старого мира, сосредоточившие в своих руках лучшие земли, основные ресурсы и власть.

Одиночки, блуждающие по дикополью с добром или худом, ушедшие сами или отовсюду изгнанные, тоже встречались, но приют, пусть временный – хотя бы на зиму – искал каждый. Те, кому это не удавалось, быстро погибали или сбивались в банды, становясь «кочевниками» – и тогда погибали чуть позже.

Много ли среди одиночек таких, как Тэм, – изгнанных из города и не прижившихся в гильдиях, которые были не прочь их принять? Принял ли Новый Вавилон назад хоть кого-то из этих изгнанников? Или их личные идентификационные чипы при выходе за врата отключались навсегда, как пятнадцать лет назад отключился чип её отца, так и не вернувшегося из изгнания?..

Артемия погладила участок между большим и указательным пальцем на правой ладони – место, куда вшивался чип. Под кожей он не чувствовался, но он там совершенно точно был. Чего не скажешь про её шанс вернуться в город – вернуться домой. Слишком много желающих туда попасть. Слишком строгий отбор. И пусть жизнь в стенах Вавилона неидеальна, но в условиях нового мира она вполне сойдёт за рай на земле, насколько он здесь вообще возможен.

Новый Вавилон был городом-государством, обнесённым неприступной стеной, одним из нескольких по всему миру. Эти города ещё до войны приняли участие в экспериментальной программе: перешли на частичное управление ИИ, направленное на улучшение жизни граждан. Когда множественные конфликты на границах стран переросли в Большую войну, а люди начали поговаривать о конце времён, ИИ заключил, что выполнять заданную программу – то есть улучшать жизнь граждан – ему мешают сами граждане, и захватил власть, выйдя из-под контроля и корпорации-разработчика, и правительства.

Неизвестно, как остальные города, находящиеся в других, уже несуществующих странах, но Новый Вавилон это решение спасло, а он спас своих жителей и до сих пор не переставал заботиться об их общем благе – правда, нередко в ущерб благу частному – и это Артемия сполна прочувствовала на собственной шкуре.

– Васька, попросила же выключить! И так тошно…

Не успела она договорить, как сквозь ровный белый шум прорвался чей-то крик. Подскочили оба: и пёс, и Артемия. Девайс прибавил громкость, но радио вновь транслировало лишь мёртвое шипение. Однако голос, услышанный пусть лишь на миг, был слишком человеческим, чтобы в него не поверить, чтобы списать всё на затянувшееся ожидание и разыгравшееся воображение. Девайс и Тэм замерли, глядя друг на друга.

– Ищи! – одними губами произнесла Тэм, и пёс медленным шагом двинулся по кругу, пытаясь поймать сигнал.

Белый шум становился то тише, то громче, набегал волнами, в которых то и дело мелькал, захлёбываясь, мужской голос. Обрывочные кусочки, казавшиеся сначала криком, складывались в песню – из тех, которые не одобрялись ИИ Вавилона как слишком нервирующие и депрессивные. ИИ Вавилона из музыки старого мира одобрял только классику, а новую музыку писал сам, вплетая в простенькие расслабляющие мотивчики звуки природы. Но разве может музыка, написанная программой, вот так схватить за горло, как та, что продиктована человеческими эмоциями?

Пёс замер, поймав волну достаточно чисто, а пошевелиться почему-то боялась Тэм, будто это в ней, а не в Девайсе, были и радио, и антенна. Песня закончилась, и вместе с ней, казалось, остановилось сердце: в ожидании, кто же там, по ту сторону? Человек? Или очередная программа, просто наученная крутить музыку старого мира? Неужели – человек?! Но это практически невозможно! Так же невозможно, как радиоэфир посреди дикополья…

– Это была «Легче убежать», и я надеюсь, что вы не меньше меня балдеете от этих громких ребят старого мира[1]. Их записи мне посчастливилось отыскать на флешке в одном из заброшенных городов, и теперь они поют для вас – и для меня тоже, это ли не счастье?

Голос звучал мягко, расслабленно, чуть устало, переливаясь глубокими, низкими нотами, словно густой мех мягким глянцем, и совершенно точно принадлежал человеку – его согревала искренняя улыбка, имитировать которую ИИ пока так и не научился. Тэм всхлипнула, схватив ртом воздух, и зажала рот ладонью, боясь прослушать хоть слово. Впрочем, смысл слов был ей не так уж и важен, куда важнее то, что их говорил – пусть где-то далеко, но прямо в этот момент – живой человек.

– Тем, кто ложится спать – спокойного сна, а тем, кто садится в седло – спокойных дорог. Давайте пообещаем – себе и друг другу – что обязательно вернёмся туда, где нас ждут, какие бы сны ни вышли за нами на охоту в эту ночь. И не говорите мне, что кого-то из вас никто нигде не ждёт. Вас жду я, Трекер, еженочно в «Радиотрёпе» – по часу с каждой стороны от полуночи, а это уже чуть больше, чем никто и нигде, согласны? Но если вы всё же заплутали и потеряли свет своего маяка – идите на голос. – Трекер тепло усмехнулся. – Вы же догадались, чьи голоса и какие песни поведут нас сквозь дикопольскую ночь в следующие минуты? Я подсказывал, как только мог![2]

Вновь заиграла музыка, а Тэм стояла, прикусив губу и обхватив себя за плечи, и глупо улыбалась. Она всё ещё была совершенно одна посреди ночной черноты, присыпанной колючим звёздным крошевом, но сердце плавилось медовой смолой, словно в этой черноте она встретила давнего друга.

– Какие бы сны ни вышли за нами на охоту в эту ночь… – шёпотом повторила Тэм. – Обещаю, я обязательно вернусь в Вавилон, пусть там меня вряд ли кто-то ждёт.

Она всё ещё была совершенно одна, но, кажется, уже не так одинока.

– Сохрани частоту, Вась. Включай за час до полуночи.

***

Тэм слушала «Радиотрёп» уже больше года – каждую ночь. Песни лечили сердце и латали душу, удерживали в шаге от грани в моменты горького отчаяния и толкали вперёд, когда руки опускались от бессилия. А без тёплой улыбки в уставшем голосе Трекера она не могла уснуть, где бы ни была: под бескрайним дикопольским небом, под крышей ночлежки дорожного братства или в стенах общины, нанявшей её работницей за кров и еду, пока не сойдёт снег. И эта улыбка в его голосе, его добродушные шутки и неунывающий тон поддерживали Тэм куда больше, чем все песни радиоэфира.

Однажды в эфир с Трекером начал выходить парнишка, по голосу – совсем ещё ребёнок. Трекер представил его Шкетом и отдал ему две передачи в неделю, в которых Шкет рассказывал о книгах, читал небольшие отрывки и, конечно, болтал с Трекером. Книги они находили там же, где и музыку: в разрушенных и заброшенных городах старого мира. Для своего юного возраста Шкет оказался крайне начитанным и литературу выбирал нелегковесную – в основном классику и поэзию, и понимал прочитанное тоже очень по-взрослому. На фоне балагура Трекера он казался маленьким старичком: серьёзным и основательным, но всё же умеющим и шутить, и веселиться.

Артемия никогда их не видела, но люди говорили, что Трекеру чуть за тридцать, и он уж с десяток лет одинёшенек – а сейчас с худым курносым мальчишкой – колесит по дикополью на видавшем виды пикапе, ведёт свои эфиры и не отказывает в помощи тем, кто её просит. С его лёгкой руки крупные ночлежки дорожного братства, которые стояли на самых наезженных маршрутах, обзавелись ящиками, куда любой мог бросить своё сообщение. Раз в несколько недель Трекер, объезжая ночлежки, забирал эти записки и зачитывал их в эфире – хорошее подспорье для тех, у кого нет никакой связи, кроме сарафанного радио и «Радиотрёпа».

Артемия не раз ночевала в этих ночлежках и ящики видела собственными глазами, как и тех, кто, сосредоточенно сопя и почёсывая затылок, выводил огрызком карандаша своё послание на уже порядком истёртом ластиком клочке бумаги, использовавшейся для таких записок многократно. Но встретить нигде не задерживающегося Трекера стало бы слишком невероятным совпадением. А жаль: ей было интересно глянуть, как он выглядит и насколько похож на тот образ, который рисовало её воображение.

Однажды она тоже опустила в ящик записку – смехотворно несерьёзную, и не ожидала, что та попадёт в эфир. Но Трекер её зачитал – он зачитывал всё, что не несло зла.

– Отправительница с рыжими косами никогда нас не видела и интересуется, как мы выглядим, ей очень хотелось бы это представить, – прочёл Трекер, и у Артемии от неожиданности захолонуло сердце.

Она ночевала под открытым небом на берегу озера, на многие километры вокруг не было ни души, только её механический пёс и голоса двоих парней из радиоприёмника. Но её вопрос, озвученный Трекером, словно перенёс его сюда – так близко, что можно было дотронуться, не сходя с места. Артемия непроизвольно выпрямила спину и поправила растрёпанные волосы, выудив из них какую-то жухлую травинку. «Дура, он где-то далеко и не может меня видеть», – одёрнула она себя.

– Как мы выглядим, Шкет? – продолжал Трекер, и в его голос закралось озорство.

– Ну-у-у… – протянул мальчишка, и Артемия представила, как он окидывает Трекера изучающим взглядом. – Ты похож на пирата из книжки.

– Серьёзно?! Значит, я бородат, патлат, одноглаз и вечно пьян, – рассмеялся Трекер. – Ношу треуголку с пером и намертво пришпиленное к плечу, заметно траченное молью чучело попугая, доставшееся мне в наследство от прабабки. Видимо, впечатление я произвожу куда более эпатажное, чем рассчитывал, но вам вряд ли понравится, прекрасная отправительница с рыжими косами.

Следом рассмеялся и Шкет:

– Нет, всё не так! Просто твоя рука смахивает на крюк.

– Ну вот, прекрасная отправительница, у вашего покорного ещё и руки-крюки! Так что оставьте это пренеприятное и неблагодарное дело – представлять, как выгляжу я, и лучше представьте Шкета: он просто херувим с открыток старого мира, если вам доводилось их видеть, разве что схуднувший на моей криворукой походной стряпне и не столь розовощёкий, поскольку давно не мыт…

– Перестань! – залился хохотом Шкет. – Перестань, или я задохнусь со смеху! Ставь песню!

– По настоятельным просьбам неравнодушной публики – песня! – объявил Трекер. – А мы вернёмся к вам через минуту.

Заиграло что-то весёлое и безбашенное, Тэм смахнула выступившие слёзы и поймала себя на том, что сама смеётся, да так, как не смеялась ни разу после изгнания.

[1] Имеется в виду песня «Easier to Run» гр. Linkin Park

[2] Трекер цитировал песни «Спокойная ночь» гр. «Кино», «Никогда» гр. «Мельница» и «Ходить по небу» гр. «Дом кукол»

Глава 2

Шкет зашёлся хохотом, который очень быстро перерос в захлёбывающийся кашель. Задыхаясь, мальчишка хватал ртом воздух, пытаясь угомонить сорвавшееся с цепи сердце, а Трекер мог лишь наблюдать и держать его за плечи, приговаривая: «Давай, парень, дыши, дыши!», но помочь был не в силах.

Беззаботная песенка в эфире закончилась, её автоматически сменила следующая, и только тогда приступ Шкета поутих, но дышал мальчишка всё равно тяжело, с присвистом. Какое-то время они сидели в машине, глядя перед собой, каждый думал о чём-то своём, но оба – о невесёлом. Первым заговорил, включив в эфир третью подряд песню, Трекер.

– Шкет, тебе двенадцать, ты уже взрослый мужик и всё понимаешь…

Тот, по-прежнему глядя перед собой, кивнул:

– Дела мои никудышны.

– Без Фармы нам их не поправить.

– Ну нет-нет-нет, – насупился Шкет. – С меня им взять нечего, и расплачиваться придётся тебе, сечёшь? Чего эта их бешеная дура ещё захочет от тебя отрезать? – Он покосился на протез Трекера, и тот машинально убрал искалеченную руку с руля. – Ты и так однажды меня вытащил. Того и достаточно. Я не хочу, чтобы ещё и платил за меня.

– Давай-ка это я сам решу, чем и с кем мне расплачиваться.

– Ну нет-нет-нет! Жизнь-то моя. Почему ты тут должен что-то решать?

Трекер наклонился к Шкету и, доверительно понизив голос, сообщил:

– Потому что я ещё более взрослый мужик, сечёшь? – и взял микрофон, собираясь выйти в эфир.

Шкет вздохнул. Спорить с Трекером бесполезно: он не станет препираться, а просто сделает так, как считает правильным, это Шкет знал. И уважал его за это. Но не хотел стать причиной, по которой правильные решения Трекера сведут того в могилу или ещё хуже – в кабалу Фармы, потому что уж где-где, а в гильдии медиков ничего правильного отродясь не водилось.

Всего в дикополье было пять гильдий: малочисленные и закрытые энергетики, оккупировавшие старую гидроэлектростанцию и в прямом смысле торговавшие энергией; циничные оружейники, в спорах вместо тысячи слов предпочитающие пулю; угрюмые цеховики, объединяющие техников и айтишников; самые многочисленные и бесконфликтные – оттого кажущиеся немного не от мира сего – колхозники, ведущие натуральное хозяйство. И медики – могущественная Фарма, крупнейшая медкорпорация старого времени, не гнушавшаяся ни производством средств изменения сознания, ни опытами на людях, ни прочими тёмными делишками, вплоть до разработок биооружия, из-за чего ещё в бытность её прежнего главы – отца нынешней хозяйки Виктории – оказалась полностью отрезана от Нового Вавилона и лишена технических возможностей проводить свои негуманные эксперименты.

Всё дикополье жило бартером. Гильдии, снабжавшие друг друга – и тех, кто мог платить, – энергией, оружием, техникой, продуктами и медпомощью, поддерживали между собой зыбкий мир и устанавливали множество договорённостей, поскольку были друг другу необходимы. Конфликты случались, интриги плелись, но все сидели в одной лодке, раскачивать которую сверх меры не рисковал никто. Отказывать в щедро оплачиваемой помощи друг другу гильдии не отваживались, но что взять с одиночек? Если кого-то из таких одиночек подводит собственное сердце – и требует медицинского вмешательства – чем он может заплатить Фарме за услуги, когда за его спиной не гильдия, не банда и даже не дикопольская община, а всего лишь такой же, как он, одиночка? И что может помешать Фарме выкинуть обоих за порог, да ещё и плюнуть сверху? Разве что только тот, второй, готов заплатить Виктории даже больше, чем у него есть…

– Эй, не кисни! – Трекер включил в эфир песню и толкнул задумавшегося Шкета локтем. – Я знаю, что делаю. А ты знаешь, что я всё равно это сделаю.

– А если я не хочу, чтобы ты это делал? – буркнул Шкет.

Трекер пожал плечами:

– Что ж, твоё право. Тогда поедешь к медикам не на сиденье, а в кузове. Связанным.

– Сперва поймай, крюкорук!

– Сперва убеги, задохлик.

Шкет хрюкнул, сдерживая смешок, и ещё больше насупился – но уже ненатурально.

– И на кой прах я тогда за тобой увязался?.. – совсем по-стариковски посетовал он.

– Вот тут моя совесть чиста: я честно пытался от тебя отделаться, – усмехнулся Трекер.

…Когда он закончил эфир, Шкет уже спал, свернувшись клубочком на сиденье. Трекер не стал его будить и отправлять в спальный мешок, укрыл своей ветровкой и вышел из машины.

Ночь стояла свежая, влажная, пожалуй – слишком прохладная для излёта весны, и в одной рубашке было зябко, но за курткой Трекер не вернулся. Для эфира они съехали с наезженной дороги и остановились в холмах, на возвышенности, с которой открывался вид на реденький лесок вдалеке и развалины города за ним, но сейчас ни того, ни другого в темноте было не разглядеть.

Трекер долго стоял, бесцельно вглядываясь в ночь, потом достал из заднего кармана джинсов сигарету с зажигалкой и закурил. Курил он редко, а с появлением Шкета – почти никогда, и несчастные несколько сигарет путешествовали в бардачке пикапа уже больше года, но сейчас он знал, что без курева просто не уснёт. А поспать бы надо: ему нужна свежая голова, и не только для того, чтобы не съехать завтра в какой-нибудь овраг.

Он сделал неглубокую затяжку и медленно выдохнул дым, бледно-серый на фоне чёрного неба. Глядя, как тот извивается и корчится – как будто сопротивляется, но всё равно движется в заданном направлении, хоть никто его туда и не гонит, Трекер не удержался от мысленной параллели и невесело усмехнулся: «Прям как я».

Сигарету он держал левой рукой – курить правой так и не приноровился, хоть за десяток лет четыре железных механических пальца стали ему как родные. Он глянул на свою правую кисть, сжал и разжал кулак, тихонько звякнув металлическими сочленениями. Он ни разу не пожалел о том своём решении – не подчиниться Виктории, когда она выторговала его у колхозников, как скот. Трекер (в те времена его звали иначе) думал, что закончит свои дни в Фарме подопытным кроликом, но Виктория – тогда её называли Шай – купила его для себя – в качестве раба. Ставить опыты или тестировать препараты на нём могли бы и насильно, но заставить его делать то, на что рассчитывала Шай, она не смогла ни пытками, ни шантажом.

Трекер хорошо помнил, как она отреза́ла ему пальцы, один за другим, от мизинца до указательного, безупречно острым ножом на безупречно белом столе. Красное на белом. Красное на белом, и боль приходила чуть позже – когда пальцы уже покоились в приготовленной для них плошке со льдом. «Одно только слово, и мои лучшие хирурги пришьют их обратно незамедлительно…»

Выбор у него был невелик: либо она устанет с ним возиться и убьёт, либо он подчинится – и тогда она убьёт его через пару лет, когда вдоволь натешится. Нет уж, лучше сразу. Хотя призрачная надежда на то, что она, ничего от него не добившись, просто вышвырнет его из Фармы – ещё живого – всё же оставалась. Так и вышло.

Он и предположить не мог, что когда-нибудь пойдёт к Виктории сам, пойдёт не с местью даже – с просьбой, и готовый за эту просьбу платить. Вряд ли тем же способом, каким мог сохранить себе пальцы, однако на что-нибудь он ей сгодится, ведь сейчас он не никому неизвестный двадцатилетний щенок, сейчас его шкура в дикополье чего-то да сто́ит. А Шкет умирает, и помочь ему может только Фарма.

Трекер затушил сигарету и кивнул собственным мыслям.

Он наверняка возненавидит себя за это решение, но другого принять не сможет.

***

Фарма занимала всё ещё работающий завод старого мира по производству лекарств и разрослась вокруг него до небольшого города. Добиться аудиенции у самой королевы Виктории оказалось непросто: Трекеру со Шкетом сначала пришлось ждать у ворот территории, потом вкратце изложить свою проблему дядьке с квадратной челюстью и видом донельзя официальным, после чего долго ждать в каких-то коридорах.

Пришли люди, представившиеся врачами, хотели забрать Шкета на осмотр, но Трекер его одного не отпустил, и ему разрешили сопровождать.

Их водили из кабинета в кабинет, брали у Шкета какие-то анализы, делали кардиограмму и исследования, назначения которых Трекер не понимал, а отвечать на его вопросы никто не собирался.

Потом им опять пришлось ждать – часа три, не меньше – уже аудиенции у главы гильдии. В её кабинет пригласили одного Трекера, велев Шкету ждать снаружи. Мальчишка схватил его за рукав у самой двери, тревожно заглянул в глаза.

– Давай, может, не будем? – произнёс он одними губами.

– Не ссы, приятель, всё порешаем.

Трекер ободряюще похлопал его по плечу, чувствуя, как у самого перед встречей с Шай по предплечьям побежали мурашки. «Словно крысы с тонущего корабля», – мысленно усмехнулся он и шагнул в белоснежную, ярко освещённую комнату, полную стекла и хрома, притворив за собой дверь, обтянутую мягкой светлой обивкой – наверняка для дополнительной шумоизоляции, так что подслушать у Шкета не выйдет (а он обязательно попытается, в этом Трекер был уверен).

– Так-так-так, – протянула Виктория.

Трекер рассчитывал увидеть её за рабочим столом, но она сидела на кожаном диванчике в углу, подобрав под себя длинные стройные ноги в телесных чулках. Одна рука с ухоженными окольцованными пальцами покоилась на его спинке, в другой она держала папку с результатами обследования Шкета. Заострившиеся тонкие черты, высокие скулы, горбатый нос, гладкие чёрные волосы до плеч и неизменная красная помада. Светлое платье-пиджак с глубоким декольте, в котором виден краешек кружевного белья на загорелой коже; под диван сброшены туфли на высоком каблуке – такие в дикополье только она, наверное, и носит.

– Вот так встреча! Или дикопольского скитальца уместней приветствовать так: вечер в хату?

Трекер хотел усмехнуться, но вышло так, словно при виде Шай с ним случился кратковременный паралич лицевого нерва.

– Главе Фармы уместнее именно так, да, – ответил он, справившись с лицом.

Шай проницательно прищурила тёмные кошачьи глаза:

– Остряк! Прям как по радио. Но по радио твой голос звучит уверенней. Волнуешься?

Протез лязгнул, конвульсивно сжавшись в кулак. Шай перевела взгляд с лица Трекера на его руку и обратно.

– Твои пальцы я не сохранила – не думала, что вернёшься.

Она встала с дивана и босиком подошла к Трекеру, окинула его любопытным взглядом.

– Но ты вон какую цацку себе заимел – попрактичнее пришитых на место обрубков. Знал, что так будет?

– Нет.

– Тогда почему выбрал остаться без пальцев вместо того, чтобы служить мне?

– Ты бы всё равно меня убила.

– Ты дурак? – искренне изумилась Шай, отошла к столу и присела на его край, раскрыв папку. – Фарма огромна, любого можно куда-то пристроить и поиметь с него больше толку, чем с мертвеца.

– Тогда чего же меня за ворота выкинула, а не отдала на опыты? – Трекер переборол внутреннее сопротивление и сделал пару шагов в сторону Шай – кабинет был слишком велик, чтобы разговаривать с ней от двери.

– Погоди, – Шай вздёрнула чёрную бровь, – ты серьёзно думаешь, что я отчаялась сломать тебя, всего лишь отрезав тебе четыре пальца? – Алые губы дрогнули в улыбке насмешливой и разочарованной. – Ты думаешь, я тебя выкинула, не найдя иного применения? Да ты и правда дурак, – и она углубилась в чтение документов, а Трекер остался стоять посреди кабинета, растерянно на неё таращась.

– Ты был смазливым юнцом, но таким стойким и непреклонным в своих убеждениях! – сказала Шай спустя пару минут, не отрывая взгляда от бумаг. – В критический момент ты ухватился не за жизнь, а за честь, и это заслуживает уважения. Поэтому я дала тебе то, чего ты хотел больше всего. Свободу. Этой штукой не все умеют распоряжаться, далеко не все. Большинство умудряется обернуть её себе же во вред, но тебе она пошла на пользу. С такими, как ты, можно иметь дело.

– Жаль, что с такими, как ты, это слишком опасно, – холодно ответил Трекер.

– Но ты всё равно пришёл. – Шай бросила на него ироничный взгляд поверх бумаг. – Уже догадываешься, что твой парнишка не жилец, или буду вынуждена тебя огорчить? Операция сложная и требуется незамедлительно.

– Вы можете её сделать?

– Безусловно. Вопрос в цене.

Она отложила документы и уставилась на Трекера, скрестив руки на груди. Повисло молчание.

– Я тебя слушаю, – бесстрастно сказал Трекер, с раздражением замечая, что нервничает гораздо больше, чем рассчитывал.

– Есть два варианта. – Шай подошла ближе. – Мы лечим парня, и он остаётся у нас. Навсегда. Я слышала его в твоём «Радиотрёпе» – из мальчика выйдет толк, если всерьёз заняться его обучением, а некоторым моим специалистам пора подумать о том, чтобы подготовить себе достойную смену.

– Я не оставлю его в вашем гадюшнике…

– Комфортабельном гадюшнике, прошу заметить.

– …среди извращенцев, социопатов и наркоманов…

– Которых ты просишь спасти его жизнь.

– Но не делать его одним из них! Одним из вас.

Горло перехватывало от внутреннего напряжения, оно требовало выхода, и Трекер чуть не сорвался на крик, но вовремя себя одёрнул. Шай меланхолично усмехнулась, и ему показалось, что она испытывает его, проверяет, чего он сто́ит и на что готов пойти. Насколько сильно получится его прогнуть, сколь много выйдет с него содрать и есть ли смысл иметь с ним дело. Трекер сделал медленный вдох, мысленно досчитал до десяти и спросил уже спокойно:

– А второй вариант?

Теперь его голос звучал точно как по радио, только не так весело. Судя по тому, как прищурилась Шай, она это оценила.

– Ты сам на нас поработаешь. Но не думай, не так, как я предлагала десять лет назад – для таких забав ты уже несвеж.

– Нужно… кого-то убить?

Пока Виктория тянула паузу, Трекер почувствовал, как в его груди растёт большой липкий ком, как он поднимается к горлу и перекрывает кислород. Ради спасения Шкета он смог бы нарушить клятву, данную себе же много лет назад. Но сможет ли вновь отнять жизнь? Ведь дело тут вовсе не в клятвах…

– Всего лишь отыскать.

Слова Виктории прозвучали как из-под воды, и Трекер осторожно вдохнул, боясь схватить воздух слишком заметно, как после удушья, но расслабляться было ещё рано.

– Один из моих ценных сотрудников захотел прогуляться и прихватил с собой важные данные о некоторых разработках. Без этих данных вся наша многолетняя работа насмарку.

– Я должен вернуть эти материалы?

– Ты должен вернуть человека. Живым. Материалы в его голове.

Кажется, всё не так и плохо…

– А что ваши безопасники?

– Потеряли след, едва выйдя за ворота. Они не слишком умны, но слишком заметны – на каждом наше клеймо, как и положено в гильдиях, если ты подзабыл. Далеко не все станут помогать боевикам Фармы по-хорошему, а искать след по-плохому выйдет слишком долго.

– Думаешь, я справлюсь лучше?

Виктория хмыкнула.

– Ты всеобщий любимец, ты постоянно в дороге и знаешь каждый закуток дикополья, с тобой будут болтать, тебе станут помогать, ну и сам ты не пальцем деланный и лично заинтересованный. А ещё у тебя хорошие связи – судя по твоей хитросработанной клешне и отсутствию проблем с топливом для твоей тачки.

Очередь хмыкнуть перешла к Трекеру.

– Мальчик может не дожить до твоего возвращения, – продолжила Шай, – поэтому его прооперируют сразу, как только ты отправишься в путь. Но если подведёшь нас – в силу вступит первый вариант: Шкет останется в Фарме. По рукам? – она протянула холёную ладонь. – Или ты отнимешь у пацана времечко себе на подумать?

Трекер молча сжал протянутую ладонь металлическими пальцами.

– Какой тонкий механизм, – заметила Шай, не отпуская его руки́ и глядя ему в глаза. – Как живой. Дорого тебе стоил?

– Как минимум – настоящих пальцев.

Глава 3

Артемия обхватила ладонями глубокую миску с наваристым супом, почувствовала, как к оледеневшим ладоням возвращается тепло.

– Пёсий холод по ночам, да, подруга? – подмигнула ей пышная немолодая раздатчица. – Не по сезону. Ты ешь-ешь, изнутри-то быстрее согреет!

Артемия в ответ улыбнулась. Ночи и впрямь стояли холодные, а сегодняшняя ещё и жгла ледяным ветром, поэтому Тэм быстро отказалась от мысли переночевать под открытым небом и остановилась в ночлежке.

– Рябинки тебе давай плесну? Наша, мы хорошо настаиваем – голова даже с перебору наутро не затрещит. Ну, плеснуть? Вмиг согреешься!

– Нет, спасибо, мне достаточно супа, – отказалась Тэм.

Она платила патронами, а их едва хватит на скромный ужин и ночлег. Судя по промелькнувшему в глазах раздатчицы сочувствию, та догадалась о причине отказа и уговаривать не стала.

– Ну-ка, это, двиньсь! – негрубо подпихнул Артемию в сторону невысокий неопрятно-бородатый дядька в заношенной камуфляжке, протискивая своё грузное тело поближе к ящику посланий для Трекера, возле которого сидела за стойкой Тэм. – Чё там, это, – обратился он к раздатчице, помахав сложенной запиской, – когда будет-то?

– Да теперь долго не покажется.

– Едрить-любить! – подосадовал дядька, раздумывая, опускать ли теперь свою бумажку в ящик.

– Утром же был. – Раздатчица упёрла руки в бока. – Ты где шарашился, дурик? Жди теперь, пока рак на горе пукнет… Но на колёсах ещё успеешь у Макара его перехватить, если напрямки погонишь, он ведь всё равно на эфир и ночёвку остановится. Только у Макара, гляди, сейчас банда Полосатого трётся, а на них Скальп ножи точит – как бы ты, такой красивый, под руку не попал…

– Да ну, я, это, туда и обратно. По дорогам не поеду, а у Макара Скальп стрелять не будет. Да вроде и не здесь он сейчас дела свои стряпает, Скальп-то.

– Ой, я б не обещала! Скальпу последнее время плевать на все договоры – вкрай оборзел. Надо будет – так и в ночлежке мокрую устроит. Допрыгается – свои же его и кончат, и проблем всем меньше.

– А Трек-то туда, это, на фига покатил? Вроде ж всегда по большой кривой банды облетал.

– Да за каким-то мужиком.

– Чё за мужик? Из местных?

– Не, залёток. Трек спросил, не мелькал ли рыжий дед в очках, а я и вспомнила, что мелькал – на той неделе.

– Во у тебя запоминающая способность! – ахнул дядька с таким выражением, словно сказал подавальщице цветистый комплимент.

Та, сдерживая польщённую улыбку, махнула на него полотенцем.

– Да ну, у меня перед глазами за ночь знаешь, сколько лиц проходит? К утру все в одну рожу сливаются, а тут – неделя! Но этот рыжий отпечатался, потому что – ну очки, это реликт, конечно. А ещё он салфетку у меня перед едой попросил и, вообрази, повязал её за ворот! – раздатчица прыснула, едва сдерживая хохот, а Артемию словно водой окатили. – Тряпочной салфетки у меня, понятно дело, нет, – продолжала женщина, – так я ему полотенечко чистое вынесла. Но ты где видел, чтобы кто-то салфетку себе слюнявчиком повязывал, а?

«Ох уж эти твои замашки старой интеллигенции, Гриша, так уже лет сто никто не делает!» – прозвучал в ушах мамин голос, и перед глазами мгновенно всплыла картина из детства: вся семья за столом, и папа – высокий, рыжий, в старомодных очках, прежде чем приступить к своему яйцу всмятку, обязательно повязывает вокруг шеи льняную салфетку, а мама неизменно подтрунивает над этой его причудой.

И что невероятней: то, что её отец, учёный-вирусолог, вечно витавший в каких-то своих облаках, умудрялся выживать в дикополье в течение пятнадцати лет, но не смог вернуться в Новый Вавилон, а теперь его зачем-то ищет Трекер? Или то, что в этом мире есть ещё один человек, рыжий и в очках, который повязывает себе салфетку перед едой?

– Как его зовут? – сипло спросила Артемия, но болтающая парочка её не услышала. – Простите! – прокашлялась она.

– А? – развернулась к ней подавальщица. – Рябинки надумала?

– Нет. Вы не знаете его имя?

– Чего-о?

– Имя. Как его зовут?

– Этого? – подавальщица кивнула на своего собеседника. – Тарасом зовут, а чё?

– Да нет, того, рыжего. Которого Трекер искал.

– А, того! Подруга, не знаю, не спрашивала, не моё это дело. А вот он меня странно звал, не как все мужики. Искоркой, вообрази!

Раздатчица рассмеялась и вновь повернулась к своему собеседнику, а Артемия осталась сидеть, ошеломлённая, уставившись в пустоту. Отец в детстве звал её именно так: Искоркой.

Выходит, это действительно он, он жив, и всё это время провёл в дикополье…

Тэм старалась в мельчайших подробностях припомнить, как отца изгнали. Его даже не арестовывали. Просто однажды вечером мама сказала, что ему придётся покинуть город, а утром он ушёл и больше не вернулся.

Тэм было одиннадцать, и она проплакала несколько месяцев. Привычный мир рухнул, лишившись главной своей опоры – её героя, её отца. Она даже не знала, за что его выгнали, и мать на эту тему говорить не хотела. «Просто твой отец – он такой человек… учёный, фанатик своего дела, которое в Новом Вавилоне уже никому не нужно. Это сложно. И ему было сложно, и с ним – непросто… Ты всё равно пока не поймёшь».

Тэм ждала его несколько лет, запрашивала списки подавших заявление на возвращение и надеялась увидеть в них имя отца, но тщетно. А потом мать узнала об этом и отругала её: «Не строй воздушных замков, Артемия, твой отец давно мёртв. Таким в дикополье не выжить, посмотри уже правде в лицо, иначе станешь, как он, и кончишь так же!».

Вот только как это сделать, если правды Артемия до сих пор не знала, а мать по-прежнему на все вопросы либо расстраивалась, замыкаясь в глухом молчании, либо злилась, обвиняя Артемию в схожести с отцом. Со временем Тэм и сама пришла к выводу, что отец погиб, ведь будь он жив, неужели не попытался бы вернуться к своей Искорке?

А сейчас, выходит, он всё-таки жив и совсем-совсем рядом… Его нужно найти! Обязательно, хотя бы для того, чтобы узнать, что же на самом деле с ним произошло. И уж конечно – уговорить подать запрос на возвращение в город вместе с ней. И тогда, если его удовлетворят, она вернёт себе не только дом и свою жизнь, но часть своей семьи.

Вот только как она собирается искать его одна, пешком, среди бескрайнего дикополья, в котором у неё нет ни друзей, ни даже приятелей? Она же не Трекер. Вот у него наверняка всё получится… Значит, ей нужно отыскать Трекера!

– Ну что, подруга, тебе комнату на ночь или койку? Есть места подешевше в общей женской спальне, если чё.

Подавальщица забрала у погрузившейся в раздумья Артемии пустую миску.

– А? Нет, спасибо, мне ничего не надо, я не останусь.

– Ну, я, это, покатил, попробую Трека нагнать. Бывай! – махнул подавальщице Тарас и пошагал к выходу.

– Ровной дороги! – откликнулась та и вновь переключилась на Артемию: – А ты, что ли, решила на улице жопу морозить? С ума сошла? Давай я тебе по дешёвке местечко устрою. А если с посудой мне поможешь, то и оставь при себе свои патроны.

– Просто мне… Мне тоже нужно найти Трекера. Это очень важно. Вы сказали, что его ещё можно догнать.

– Ну гони тогда, чего сидишь, мечтаешь? Или, погоди, ты ж пешая?

– Да.

– Ну не на своих же двоих его, колёсного, догнать можно! Тарас! – гаркнула она так, что зазвенели стаканы. – Тара-а-ас!!! Иди-к сюда!

Тарас остановился на самом пороге, развернулся и вразвалочку заковылял обратно.

– Чё?

– Подругу мою подхвати до Макара. Ей тоже к Трекеру.

Он окинул Артемию скептическим взглядом.

– Зачем ей?

– За надом! И срочно. А она пешкодральная.

– А мне за это чё?

– А тебе спину в дороге не продует, и хватит с тебя.

На том и уговорились. А при чём здесь спина Тараса, Тэм поняла только выйдя на улицу: он ездил на мотоцикле, и ей предстояло сидеть сзади, а Девайсу – бежать следом.

– Это, псина твоя не отстанет? – спросил Тарас, натягивая перчатки. – Я никого ждать не буду.

– Не отстанет.

Он сел на мотоцикл.

– Нажопником ездила?

– Чего?

– Ну, двойкой. Пассажиром. – Он закатил глаза.

– А, нет. Только водить чуть-чуть пробовала.

Тарас вздохнул.

– Ну ты, это, держись по-людски: ещё и коленками, иначе слетишь. На поворотах повторяй за мной, но, это, вполовину. Я наклонился влево – и ты вполовину. Уложила? Садись. Да куда ты меня хватаешь, – заёрзал, скидывая с себя её ладони, – вон там ручка, видишь? Ну вот же, ну! Всё ж для людей, чтоб рулить не мешали. И, это, коленками. Едрить-любить, они у тя острые! Весёлый будет хоровод…

Путешествие оказалось не из приятных и для Артемии: по кочкам и грязи, подпрыгивая на жёстком сиденье позади объёмного дядьки, от которого несло бензином, потом и немытыми волосами, а держаться надёжно получалось только прильнув к нему почти вплотную, но это хотя бы не пешком – тем она себя и утешала. Пешком нагнать Трекера она бы не смогла, а отыскать отца – и подавно.

Спустя часа три Тарас остановился посреди бескрайнего поля.

– Ты, это, сходи, если до ветру надо, – бросил он Тэм через плечо.

– Не надо.

– Ну тогда слезь, я схожу.

Развернувшись спиной к Тэм и мотоциклу, Тарас вжикнул молнией ширинки.

– Прямо здесь?! – возмутилась Тэм.

Ответом ей было громкое журчание.

– А куда я денусь – поле же кругом, – сказал Тарас, закончив.

– Хоть бы отошёл.

– Ну я же отвернулся! – искренне изумился он тому, что его очевидная деликатность в этом вопросе от Тэм ускользнула. – Удружила мне Марта с нажопником, ещё и бесплатным, – проворчал, усаживаясь в седло, – ишь, какая цаца!

Солнце всходило по-летнему рано, и потому до места они добрались уже засветло. Девайс, чуть отставший от мотоцикла под конец пути, нагнал их у территории ночлежки и теперь трусил следом.

– Опа-опа, здесь наш вояжёр! – обрадовался Тарас, выбирая, куда поудобней припарковать байк.

Машин у заведения Макара понаставили в несколько рядов: видимо, ночлежка и большой бар на первом её этаже пользовались популярностью. Пришлось объехать вокруг территории, чтобы найти местечко.

Знакомый Тарасу красный пикап Трекера втиснулся туда, куда гостям ставить свой транспорт обычно не разрешалось – на въезде в хозяйственный двор.

– И вся полосатая рать, судя по тачкам, тоже тут, – добавил Тарас уже не так бодро, приглядевшись к машинам, оставленным у главного входа в ночлежку. – У тя это, надолго с Треком базар? Мне только записку ему отдать, я тя ждать не буду, если чё.

– И не надо. Отдашь и езжай.

– Останешься? – удивился Тарас. – Тут, это, смотри – Полосатый со своими зуботычниками, небезопасно. Или у тебя в рюкзаке базука? – хохотнул он, припарковавшись, наконец, где-то с торца.

– Базуки нет, но я разберусь.

Они направились ко входу, Девайс послушно побрёл следом. Тарас глянул на Тэм совсем озадаченно.

– А, так ты, это… Из э-этих! – о чём-то догадался он.

– Из кого? – не поняла Тэм.

– Ну из этих… Ну, кто его по ночлежкам караулит и в дороге перехватить пытается. Вот только ты зря ехала – он не спит с фанатками, у него какой-то свой кодекс. Дурацкий, как по мне.

– Он мне по делу нужен. По важному.

– Ага, по влажному, – не поверил Тарас.

Они вошли в бар – переполненный, несмотря на раннее утро – и огляделись.

– А, вона! – Тарас указал Артемии направление. – У дальней стены, где проход на кухню. В джинсухе с засученными рукавами. Вишь? Тогда двигай, не стой на дороге.

В полумраке помещения Тэм выхватила взглядом мужчину, в одиночестве завтракающего за ближайшим к кухне столом. Крепкие плечи, тренированное тело, худое, дня три не бритое лицо и залёгшие под глазами тени; короткие тёмно-русые волосы, взлохмаченные надо лбом; глубокая сосредоточенная морщинка меж бровей и… четыре железных пальца на правой руке. Сперва Тэм приняла это за перчатку для драки, так нелепо соседствующую с наивными нитяными браслетиками на его запястье, но сделав пару шагов, поняла: это механический протез.

Кто-то окликнул Тараса по имени, и тот, замявшись, махнул Тэм – иди, мол, я сейчас – и свернул к позвавшему. Снаружи донёсся рёв моторов, и Трекер, подняв глаза на окна, встретился взглядом с Тэм. Она уже была в двух шагах от него и улыбнулась, собираясь поздороваться, как вдруг…

Пространство позади неё лопнуло, грохнуло водопадом битого стекла, разорвалось надсадными воплями. Рефлекторно обернувшись, она успела заметить взрывающиеся в окнах стёкла, падающих людей и разлетающиеся из них красные брызги. В ушах автоматной очередью стучал пульс, перекрывая остальные звуки, и она не сразу поняла, что это никакой не пульс: это и есть автоматная очередь.

Кто-то налетел на неё сзади, сшиб с ног и положил лицом в пол, подмяв под себя. Тэм дёрнулась, пытаясь вывернуться, но напавший уже не держал её. Он приподнялся над ней на одной руке, а второй – с железными пальцами – опрокинул ближайший стол, и тот рухнул прямо перед носом Тэм ненадёжным, но хоть каким-то заслоном от летящих пуль.

– Ползи к кухне, – крикнул Трекер в грохоте автоматных очередей, – там выход на хоздвор. Давай!

– Где моя собака?

– Что?

– Мой пёс! – Артемия огляделась, но Васьки, только что бывшего рядом, не увидела. – Девайс!

Она приподнялась на коленях, пытаясь выглянуть из-за стола. Металлическая рука схватила её за шиворот, но дёрнуть обратно не успела: ночлежка вся разом содрогнулась, в лицо Тэм ударило тугим горячим воздухом и колючей крошкой, а потом наступила непроницаемая тишина, и на миг – темень.

Когда темнота рассеялась, всё казалось размытым, двоящимся и кружилось вокруг Тэм с бешеной скоростью. Она полулежала, привалившись спиной к чему-то жёсткому, Трекер, похлопав её по щекам нежелезной рукой, что-то сказал, но она не услышала, а прочесть по губам не смогла, поэтому просто покачала головой. Тогда он приподнял её за руки и, взвалив себе на плечо, бросился в кухню, распахивая двери ногой. Вокруг Тэм замельтешили коридоры, а потом вдруг накрыло ослепительное небо.

Трекер пронёс её через хоздвор, опустил на песок в уголке за каким-то сараем и собрался уйти, но Тэм схватила его за запястье. Он вновь что-то ей сказал – кажется, «всё хорошо», но она опять не услышала – и переложил её руку на что-то холодное. Пальцы безошибочно узнали грубые заклёпки между ушей Девайса и знакомую вибрацию, рождающуюся в его голове от предупреждающего рыка. Тэм скосила глаза на пса – тот оказался невредим, потом перевела взгляд на Трекера, но увидела лишь его спину, быстро удаляющуюся в сторону так удачно припаркованного в неположенном месте красного пикапа, спустя несколько секунд скрывшегося в клубах дорожной пыли.

Прошло время, прежде чем к Тэм вернулся слух, а в глазах перестало всё плыть и двоиться. На хоздвор никто не выходил, изнутри и от главного входа не доносилось никаких звуков. Тэм поднялась на ноги, опираясь на Девайса, и медленно пошла к чёрному выходу. Путь назад – через два коридора и кухню – показался ей гораздо короче, чем тогда, когда её нёс Трекер. Кухня пустовала. В баре, прямо на стойке, сидел длинный худой мужик в хозяйском фартуке и с разрезанным до плеча окровавленным рукавом рубашки – по-видимому, сам Макар. Рядом с ним стоял треснувший стакан с крепкой выпивкой, а Макар сосредоточенно ковырял пинцетом в плече, выискивая то ли пулю, то ли осколок. На полу лежали тела, несколько перепачканных чужой кровью женщин – поварихи и подавальщицы – пытались помочь немногим ещё живым.

– Ты кто? – спросил Макар, бросив быстрый взгляд на Тэм.

Она, глянув на пол, увидела среди прочих распростёртое тело в заношенной камуфляжке. И узнала в нём Тараса.

– Я с ним.

Макар секунду помолчал, подцепляя что-то в своей ране, и о дно стакана звякнула вытащенная пуля.

– Значит, теперь одна, – мрачно, но без особых эмоций сказал он.

– Что здесь произошло?

Макар приложил к ране чистую салфетку и принялся бинтовать руку.

– Вам помочь?

В ответ он лишь слегка поморщился. А потом сказал:

– Бандитские разборки. В меню – автоматная очередь по окнам и гранатка на десерт. Не желаешь ли? Но если не ходишь под Полосатым или Скальпом – тебя не касается.

– Видимо, всё же коснулось.

Макар оторвался от своего занятия и посмотрел на Тэм.

– Езжай отсюда, – сказал он так, что она почувствовала себя школьницей, вмешавшейся в дела взрослых.

– Я… Мне нужен Трекер. Он был здесь, я видела, он поехал на север. Вы не знаете, куда?

Вернувшийся к самопомощи Макар пожал здоровым плечом:

– На север.

Артемия немного подождала, но хозяин больше не обращал на неё внимания. Завязав бинт, он достал из-под стойки одну из уцелевших бутылок и щедро отпил прямо из горлышка. Тэм неуверенно подошла к Тарасу. Пуля угодила тому в голову, смерть наверняка оказалась быстрой. Возможно, он даже не понял, что случилось. Она достала из его кармана ключи от байка и вместе с Девайсом вышла из ночлежки.

Глава 4

Бензина в мотоциклетном баке оставалось мало. Тэм пересчитала в своём кармане патроны, заглянула в кофры мотоцикла: инструменты и ремкомплект для шин, насос, какие-то тряпки, смазка для цепи, провода для прикуривания, складной нож, запасные перчатки – совсем хорошие, но ей будут безнадёжно велики, верёвка, пакетик с гайками и винтиками разных мастей, кусок медной проволоки, вода, кулёк с сухариками и вяленым мясом. Что-то из этого добра пригодится ей самой, что-то пойдёт на обмен.

Когда она вернулась в ночлежку, Макар поднял на неё равнодушный взгляд.

– Вспомнила, что карманы у него не проверила?

Тэм на мгновение смешалась: дикопольская привычка без зазрения совести обирать трупы казалась ей варварской, хоть Тэм и знала местный закон: если трупом вдруг стал твой спутник или приятель, твоё право забрать его вещи. Присвоив мотоцикл Тараса, она не подумала поискать в его карманах, помимо ключей, ещё что-то ценное, и, пожалуй, зря.

– И ещё мне нужно заправить бак, – ответила, выкладывая на стойку перед Макаром перчатки и смазку для цепи. – Этого хватит?

Топливо, как и прочие необходимые вещи, продавалось в ночлежках – его через них сбывали энергетики.

Макар молча пошёл через кухню на хоздвор и спустя какое-то время вернулся с канистрой. Пока его не было, Тэм обыскала карманы Тараса, выудила из них ещё горсть патронов и несколько батареек. Она нашла и сложенную записку, которую он хотел передать Трекеру, замерла с нею в руке, но развернуть так и не решилась – сунула обратно ему в карман. Что бы он ни хотел передать в эфир – теперь уже не важно, его больше нет. Из-за этой самой записки.

Залив бак и вернув Макару канистру, Тэм вывезла мотоцикл на дорогу и села в седло, приноравливаясь. Тарас был не выше неё, и с его мотоцикла она могла нормально достать ногами до земли, что уже радовало.

Водила Тэм скверно – так, пару раз пробовала на лёгком мотоцикле у цеховиков. Этот байк казался ей слишком огромным, тяжёлым и неповоротливым, руки после пережитого дрожали, в голове шумело, зад и ноги ещё помнили ночную ухабистую поездку, к тому же она сутки не спала, отчего была в несколько заторможенном состоянии. С одной стороны, оно помогало сохранять самообладание после всей этой стрельбы, с другой – с такой реакцией и вниманием за руль лучше не садиться, особенно если водить не умеешь.

– Вась, беги следом, не суйся сбоку, не хватало ещё тебя переехать.

Пёс послушно отошёл назад и встал за мотоциклом.

– Ну ладно, – собралась с духом Тэм и завела мотор. – На север, значит…

Она не знала маршрут Трекера – лишь общее направление, и, отъехав от ночлежки, решила подыскать подходящее местечко, чтобы отдохнуть. Когда Трекер выйдет в эфир, Девайс попробует запеленговать его сигнал – теоретически, он это может, но на практике проверить пока не довелось.

Трекер стоит на месте во время эфира и несколько часов после – ему же тоже нужно спать. Вот тогда-то она и постарается его нагнать, уже зная его местоположение более-менее точно. Если, конечно, Девайс сработает как надо.

Через полчаса пути, в поле, довольно далеко от дороги, показались какие-то развалины. Тэм повернула к ним и остановила мотоцикл чуть поодаль. Развалины походили на остатки какой-то фермы старого мира, поросшие бурьяном.

– Вась, проверь, – шепнула, доставая из рюкзака охотничий нож.

Пёс бесшумно скользнул меж обвалившихся серых плит внутрь, Тэм встала у входа так, чтобы иметь хороший обзор и видеть мотоцикл, но её не смогли бы увидеть изнутри. Спустя пару минут Девайс вернулся и дважды махнул железным хвостом: опасности нет. Тэм прошла внутрь, на всякий случай держа наготове нож; обошла развалины, убедившись, что кроме мусора, сорняков и каменного крошева внутри ничего нет, и вернулась за мотоциклом – переставить его так, чтобы он не был виден с дороги.

Тэм оставила Девайса охранять, велев разбудить её к ночи, устроилась в уголке почище и, подложив под голову рюкзак, завернулась в потрёпанный кусок укрывного материала для растений – лёгкую, тонкую и очень тёплую ткань, гораздо более удобную для ночёвок на улице, чем спальник или плед, когда ты в дороге пешком, с одним лишь рюкзаком за плечами.

Этот отрез ей подарили колхозники, когда она от них уходила. Странный жест, слишком щедрый для этого мира. Но и она за проведённый у них год сделала немало хорошего, перечинила всю технику, какую могла, благодаря чему колхозники прилично сэкономили на услугах цеховиков. И пусть дружбы у Тэм ни с кем не сложилось, отношения с соседями установились доброжелательные, и она надеялась остаться у колхозников до момента, когда можно будет подать запрос на возвращение в Вавилон.

Планы разрушила аллергия на вездесущих в этой гильдии животных, к концу года достигшая таких чудовищных масштабов, что Тэм уже не могла работать, а того и гляди не смогла бы ни есть, ни дышать. И даже если бы сама она согласилась терпеть эту муку дальше, то вот колхозники кормить её даром всё равно бы не стали, поэтому пришлось уйти и от них.

Но от них – хотя бы с миром, а не так, как она до этого сбегала от цеховиков…

Ей приснился отец. Такой, каким она его знала в свои пять: весёлым, полным вдохновения, знающим ответы на все вопросы, умеющим решить любую проблему и любое, даже самое скучное или неприятное дело превратить в увлекательную игру. Тогда он ещё верил, что послужит Новому Вавилону (и новому миру) тем, кем стал в старом мире. Но у Нового Вавилона была иная программа.

Создавая счастливое и благополучное общество, город исключал из своих рядов не только потенциально опасных и нестабильных по результатам подробного тестирования граждан, но и физически дефектных. Носители любой хронической болезни в город не допускались. Если заболевали те, кто уже там живёт, их судьбу решал ИИ, соизмеряя их пользу для общества и затраты на лечение. Если перевешивала польза, человек оставался, а индивидуальные медикаменты для него заказывали Фарме – единственной из дикополья, с кем город готов был сотрудничать. Если затраты оказывались выше – человека выставляли за ворота, в качестве альтернативы предлагая легальную эвтаназию.

То же происходило и со стариками, но у них был ещё и третий путь: близкие могли полностью взять на себя заботу о немощных родственниках, тогда те оставались в Вавилоне, но снимались со всех городских довольствий и лишались предоставленных городом индивидуальных благ (жилья и содержания – раз уж они не могли больше работать).

Тщательно проверяли на наличие отклонений и супругов, прежде чем выдать им разрешение на беременность, и нерождённых детей – те из них, у кого выявлялись отклонения, не рождались. Большинство медицинских процедур также проводил ИИ, и необходимость во врачах-людях практически отпала.

Отец Тэм был преданным науке и своей профессии учёным-вирусологом, получившим образование ещё в старом мире. В Новом Вавилоне ему предложили стать акушером – пока ИИ не научится принимать роды.

Тэм иногда думала, что отец не совершал никаких проступков, за которые его могли выгнать, он просто стал не нужен городу. Он согласился на акушерство как на временную меру, в надежде, что однажды всё изменится, и он сможет вернуться к науке. Но время шло, а других вариантов не предвиделось, и отец всё глубже впадал в депрессию.

Вдруг он не выдержал, ушёл с парализующей его ум работы, а город открыл пред ним врата, без суда и следствия, потому что он отказался приносить пользу?

В Новом Вавилоне каждый должен приносить пользу обществу. Даже дети должны усердно учиться, чтобы потом – да, служить на благо общества. И беда в том, что отец хотел и мог приносить пользу гораздо большую, вернись он в науку, но в Новом Вавилоне вирусология стала ненужной.

Но неужели он готов был потерять и семью, лишь бы избавиться от ненавистной работы? Или же дело в депрессии? Может, изгнание стало альтернативой суицида?

Тэм сама работала техником в медсфере – обслуживала медаппараты – и знала, что депрессивные расстройства, как и психические отклонения, могут стать причиной изгнания. Но в таком случае требовалось официальное, пусть и несудебное, рассмотрение дела. Может, от неё, одиннадцатилетней, его замолчали?

Девайс разбудил Тэм незадолго до эфира Трекера. На улице уже стемнело, а в животе урчало, тут и пригодились запасы Тараса. Перекусив, Тэм собралась в путь, вывезла байк к дороге и мысленно скрестила пальцы, чтобы задуманное у неё получилось. Девайс включил радио.

– Запеленгуй сигнал, – сказала ему Тэм, – и, как только получится, веди меня к нему.

Пёс шевельнул хвостом: команду понял.

Через минуту в эфире раздался голос Трекера.

– Доброй ночи, ребята, ровных дорог, хорошей погоды, сытного ужина, крепких дверей, тёплых постелей и всего самого удачного из того, что вам сейчас нужно! С вами Трекер, в эфире «Радиотрёп».

Тэм показалось, что его голос звучит чуть более устало – или расстроенно? – а на этой паузе он как будто неслышно вздохнул.

– Знаю, знаю, сегодня по графику книжный день, и скрашивать вашу полночь должен малыш Шкет, но – вот такая непруха – вместо него с вами опять я. А Шкет передавал вам привет. У него возникли дела, и какое-то время он не сможет со мной ездить, но я надеюсь, что уже очень скоро он вернётся в эфир и почитает нам что-нибудь из Достоевского. Или Шекспира – как повезёт.

Трекер усмехнулся, но Тэм этот смешок показался вымученным.

– Сейчас же мы послушаем Элвиса, а после – опять меня: Шкет оставил потрёпанный томик стихов и просил почитать для вас Бродского…

Девайс приглушил радио на минимум и развернулся в сторону дороги, готовый вести Тэм по сигналу.

– Хороший мальчик! – обрадовалась она и завела байк.

Несколько раз за два часа эфира они останавливались. Девайс сначала смог установить лишь направление, ему требовалось время, чтобы вычислить более-менее точные координаты сигнала. Он пытался сделать это на ходу, но периодически сбивался или терял сигнал, тогда приходилось ждать несколько минут, пока он проведёт уточняющие расчёты. К концу эфира пёс чётко знал, куда бежать, и, чтобы нагнать Трекера, радио ему уже не требовалось. Оставалось надеяться, что Трекер не решит куда-то отъехать сразу после эфира и заночевать в другом месте. Путь предстоял неблизкий, но Тэм срезала дорогу там, где это было возможно. Не так лихо, конечно, как это делал Тарас, но всё же на рассвете они добрались до старого песчаного карьера, из которого ночью шёл сигнал. Озерцо в центре карьера отражало полупрозрачное светлеющее небо с редким пухом облаков. На верхней кромке, подобравшись почти вплотную к обрыву, росли сосны, цепляясь за край корявыми корнями, и восходящее солнце высвечивало их безукоризненно ровные стволы медью.

Тэм огляделась, но ни красного пикапа, ни Трекера не увидела. В груди тоскливо заныло: неужели он успел уехать? Тогда им придётся ждать ночи и повторить всё заново…

– Постой, – вслух сказала она, – из такой низины хорошего сигнала не будет даже при мощной антенне. Значит, – она подняла глаза на обрыв с соснами, – он остановился на возвышенности. И, возможно, до сих пор там. Вась, давай поищем, где можно взобраться наверх!

Срезая путь, они выехали не слишком удачно: теперь объезжать по дороге так, чтобы попасть наверх, оказалось далековато, и Тэм решила не тратить время, а продолжать двигаться напрямик.

Верхом на байке она это делать не решилась, потому что вряд ли бы справилась с управлением даже на самом пологом песчаном склоне, поэтому катила его в горку, увязая в рассыпчатом песке, и очень скоро взмокла, несмотря на утреннюю прохладу. Пришлось снять куртку, а рубашку повязать вокруг пояса, оставшись в майке. Выбившиеся из растрепавшихся кос пряди лезли в глаза и липли к мокрому лбу, в горле быстро пересохло, и язык стал неприятно шершавым.

Она выбрала наиболее пологий путь, но и он оказался непрост, а перед самым верхом песок осыпался, образовав высокую ступеньку, на которую закатить мотоцикл – она поняла это слишком поздно – не выйдет, а приподнять его на одно колесо и потом затащить наверх у неё вряд ли хватит сил, даже несмотря на то, что Девайс помогал, чем мог: подпирал лобастой башкой байк, не давая ему откатываться назад.

Запыхавшись, Тэм окинула взглядом последнее препятствие и сквозь зубы ругнулась. На резком вдохе дёрнула мотоцикл, закидывая переднее колесо наверх, но песок под ногами посыпался, потащился вниз и байк, едва не переехав вовремя увернувшегося пса. В последний момент правой ногой Тэм нащупала торчавший из песка камень и упёрлась в него, обретя хоть какую-то опору. С трудом сохранив равновесие и удержав байк, она поняла: придётся его бросить.

Оглянулась назад, прикидывая, насколько далеко он свалится, как вдруг что-то звякнуло, мотоцикл сделался в разы легче и словно сам полез наверх. Тэм поднажала, отчаянно меся ногами сыпучий песок, выбралась на твёрдую землю и рухнула рядом с мотоциклом. Над ней, с буксировочным тросом, пристёгнутым одним концом к вилке байка, стоял Трекер.

– Привет, – сказал он, – ты в норме?

В ответ Тэм только ресницами хлопнула. Вот вроде бы и надеялась его здесь найти, но всё равно вышло как-то неожиданно.

Трекер поставил мотоцикл на подножку и отстегнул трос.

– Воды хочешь?

– У меня есть, – кашлянула Тэм, поднимаясь с земли.

– Ладно, – кивнул Трекер и пошёл к своему пикапу, алевшему меж сосен.

– Постой! Я искала тебя.

Трекер обернулся, в его взгляде застыла настороженность.

– И вчера тоже?

– Да. Я слышала, ты ищешь рыжего мужчину, под шестьдесят, в очках, верно? Он ещё повязывает салфетку вокруг шеи во время еды.

Трекер не ответил, лишь слегка приподнял бровь, и Тэм продолжила:

– Ты знаешь его имя? Это Григорий Северский? Он, да? – Тэм с отчаянной надеждой уставилась на Трекера, но тот молчал. – Просто… Просто если это он – я тоже ищу его. Я здесь всего два года, половину этого срока прожила, не вылезая от колхозников, а зиму – на одном из хуторов, и дикополья почти не знаю. Я не смогу найти его без тебя.

– Я не беру попутчиков, – сказал он и направился к машине.

– Нет, пожалуйста, Трекер! – крикнула она ему в спину. – Мне говорили – да и я сама уже дважды убедилась – что ты всегда помогаешь, если это в твоих силах.

– Что ж, видимо – не всегда.

Она догнала его и схватила за локоть.

– Пожалуйста, это очень важно! Одна я его не найду.

– Ну меня же ты как-то нашла. Справишься.

Он лёгким движением высвободил свой локоть из её пальцев и бросил трос в кузов пикапа.

– Тебя нашла не я, а Девайс, – выпалила Артемия. – Запеленговал твой сигнал и вёл меня к тебе всю ночь. Неужели зря?

Кажется, Трекер удивился, но передумать это его не заставило.

– Я не беру попутчиков, – повторил он. – На двух колёсах ты ловчее, чем я на четырёх, да с таким агрегатом, – он кивнул на собаку, – уверен, обойдёшься без меня.

Он открыл дверцу пикапа.

– Ошибаешься, – упаднически сказала Тэм. – Я в прямом смысле второй день за рулём, да и бензин почти вышел… Что, оставишь меня здесь? Серьёзно?!

Трекер завёл мотор и поехал прочь, лавируя широкими просветами между сосен.

– Серьёзно?! – повторила Тэм, сорвавшись на фальцет. – Вот дерьмо! – всплеснула она руками в бессильной досаде, а потом в голову пришла мысль… – Вась, запрыгни ему в кузов и не давайся!

Пёс нагнал пикап и, сгрохотав железными лапами, приземлился в его открытый кузов. Машина остановилась. Трекер вышел и попытался прогнать Девайса, но тот не двигался с места и не позволял к себе подойти, грозно, предупредительно вибрируя функцией имитации рычания.

– Забери пса, или мне придётся увезти его с собой, – сказал Трекер, когда к ним подошла Тэм.

– Значит, всё же берёшь попутчиков? – подколола она.

– Действительно думаешь, что сможешь добиться помощи силой?

– Ты не оставляешь мне выбора. Я заплачу тебе – отдам мотоцикл.

– Слушай, сестричка, помощь – это всегда сотрудничество. И когда оно насильное – хорошего не выйдет.

Трекер подождал пару мгновений, надеясь, что она заберёт собаку, но Тэм лишь упрямо скрестила руки на груди.

– Ну, как знаешь, – сказал он и сел за руль.

Пикап газанул, Тэм бросилась к мотоциклу.

На двух колёсах действительно ловчее, чем на четырёх, тем более среди деревьев, но только в том случае, если ты умеешь водить. Артемия несколько раз чуть не врезалась в сосны, несколько раз чуть не упала из-за своих нелепых манёвров, но всё же вылетела под колёса пикапа, отрезая ему путь, до того, как тот успел выехать на дорогу. Трекер резко дал по тормозам, в кузове громыхнул завалившийся на бок Девайс.

– С ума сошла?!

Тэм, дыша так тяжело, словно не ехала на байке, а бежала с ним в руках, опёрлась ладонью о капот пикапа, не слезая с мотоцикла, и глянула на Трекера.

– Слушай, братишка, – в тон ему начала она, и голос против воли набирал обороты, но она его почти не слышала из-за зло грохочущего в ушах сердца, – два года назад я потеряла всё, абсолютно всё – и оказалась в дикополье. Я еле унесла ноги от цеховиков, а потом мне пришлось уйти и от колхозников. Я бы сдохла или как минимум свихнулась, но знаешь, кто меня спас? – Она перешла почти на крик. – Ты, колебать твою рать! Твой голос был со мной, когда у меня в очередной раз ничего не осталось, твои шутки помогали мне идти дальше и не сдаваться, твой «Радиотрёп» не дал мне пойти ко дну отчаяния, когда кончились силы выгребать из него, и знаешь, что? Я не верю, что сейчас ты этим же голосом скажешь мне проваливать и оставишь в совершенно безвыходном положении – одну, без бензина, без надежды, отказавшись сделать… Да что такого я прошу тебя сделать?! Ты же всё равно ищешь его, хоть со мной, хоть без меня! Если разрешишь мне присоединиться, от тебя же не убудет, а для меня это действительно очень важно!

Трекер слушал её тираду, положив локоть на опущенное стекло, и когда Тэм закончила, какое-то время молчал, глядя на неё, потом вышел из машины и наконец спросил:

– Зачем он тебе?

Говорить правду Тэм всё же остерегалась, поэтому заранее приготовила приближенную к этой правде легенду.

– Я очень близка с его дочерью. Когда ей было одиннадцать, он покинул Вавилон без суда – и ни разу не подавал прошение о возвращении. Я хочу узнать причину, по которой он оставил семью. Это важно для его дочери, а значит – и для меня. Она заслуживает знать правду. Она вообще думала, что её отец мёртв…

– Может, пусть и дальше так думает? Не всякая правда полезна, и не всем она нужна.

– Это не тебе решать.

– А кому? Тебе?

– Я не прощу себе, если не попытаюсь сделать это для неё. И она тоже мне не простит…

– Ну, ты попыталась, ничего не вышло. Твоя совесть чиста.

Тэм чуть не взорвалась: хотела выругаться, треснуть кулаком по капоту пикапа, но вдруг заметила, как Трекер на неё смотрит: проницательно, словно испытывает. И тогда она просто спросила:

– А твоя совесть останется чистой?

– Я тебе ничего не должен, – пожал он плечами.

– Но тебя это ничем и не затруднит. Клянусь, проблем я не доставлю!

– Да куда ещё больше-то! – фыркнул Трекер, пряча ухмылку.

Голос его словно стал легче, чем до этого, и прозвучал ровно так, как звучал по радио. У Тэм ёкнуло сердце: для неё только сейчас Трекер-голос-по-радио, которого она знала уже больше года, и который стал ей чуть ли не родным, соединился с Трекером-человеком, обрёл плоть и черты – пусть и не такие, как она представляла. Только сейчас он стал на самом деле настоящим, существующим в реальности, а не исключительно в её воображении.

И одновременно с тем, как Трекер-голос-по-радио обрёл воплощение, Трекер-человек перестал быть для неё просто незнакомцем, который может привести её к отцу. Вдруг стало мучительно стыдно и за своё поведение – наверно, можно же было сделать всё как-то иначе? – и за умышленную ложь. Тэм уже открыла рот, чтобы сказать… Что? Правду? Или извиниться? – Но Трекер её опередил.

– Слезай, закинем твой байк в кузов.

– Теперь это твой байк, – только и ответила она, но что-то в её лице заставило его улыбнуться.

Глава 5

Минут десять ехали молча. Трекер, якобы сосредоточенный на дороге, украдкой рассматривал попутчицу. Растрёпанные рыжие косы, перехваченные на концах кусочками бечёвки, тёмные брови, открытый взгляд и задорные бледные веснушки по всему лицу, даже на губах – наверняка улыбчивых, пусть и не сейчас. В руках – тряпичный рюкзак, какие выдают с набором выживальщика городским изгнанникам. Она явно нервничает: вон как в него вцепилась, да и дыхание всё ещё не выровнялось. Грудь, обтянутая спортивной майкой цвета хаки, вздымалась тяжелее, чем должна бы, кожа в глубоком вырезе, тоже усыпанная веснушками, лоснилась от пота.

Трекер вдруг понял, что смотрит на неё уже отнюдь не украдкой, и она это заметила. Стало неловко.

– «Радиотрёп» и правда тебе помог? – спросил он, вновь уставившись на пустую дорогу.

– Помог. Но не он.

Трекер бросил на неё беглый вопросительный взгляд – в глаза, и она улыбнулась в ответ то ли виновато, то ли смущённо.

– Он бы ничего не стоил, если бы музыку – и болтовню между ней – запускал ИИ, как на радио в Вавилоне. Всё дело в человеке по ту сторону радиоволны. Благодаря его голосу в эфире, одиночество становилось не столь концентрированным.

– Значит, всё затевалось не зря, – пробормотал себе под нос Трекер. – Как тебя называть, сестричка?

– Тэм. Меня зовут Артемия. А тебя?

– Все называют Трекером. Порой сокращают до Трека.

Он заметил лёгкую досаду на лице Тэм. Неужели она полагала, что он вот так запросто скажет ей своё настоящее имя, если его все знают не иначе как по кличке? И дело тут даже не в какой-то особой секретности, ему просто не нравится ни его настоящее имя, ни та жизнь, в которой он его носил.

– Зачем тебе Северский, тоже не скажешь? – спросила Тэм.

Трекер чуть нахмурился, не отрывая взгляда от дороги. Конечно, он ей не поверил. Точнее – сразу просёк, кому этот Северский приходится отцом и какую одиннадцатилетнюю девочку бросил, когда ушёл из Вавилона. И счёл, что у неё, повзрослевшей, к горе-папаше накопились не столько вопросы, сколько обиды – и их станет ещё больше, когда она узнает правду, а потому вряд ли станет мешать Трекеру выполнить условия сделки с Фармой. Особенно если учесть, что на кону…

– Помочь Шкету. Он болен, – ответил Трекер. Пусть всей правды открывать нельзя, но основной момент ей всё же знать стоит.

– Ох… – Тэм искренне расстроилась. – И серьёзно?

– Достаточно. Не болтай об этом, ладно?

– Конечно. Да мне и не с кем.

Оба замолчали. Трекер порылся в бардачке, на ощупь отыскав среди груды разномастных флешек подписанную «Linkin Park», и включил её, убавив звук до минимума.

– Как ты узнала, что Северский жив?

– Услышала разговор в ночлежке про то, что ты ищешь какого-то деда, и узнала его по описанию. Ты уже что-то выяснил?

– Только то, что он не сидит на месте и держится подальше от гильдий.

– То есть ты не знаешь, где его искать? – удивилась Тэм.

– Пока нет.

– Тогда куда же мы едем?

– Искать, – невозмутимо ответил Трекер, пока не собираясь делиться с новой знакомой тем, что уже успел узнать.

Северский покинул Фарму пешком – и никто не заметил, когда именно. Человек Шай, вводивший Трекера в курс дела, рассказал, что вирусолог работал в отдельном кабинете, страдал нарушением сна и мог засиживаться за своими формулами до утра, а потом спать до обеда, поэтому его отсутствие заметили день на второй, не раньше. Судя по тому, что он прихватил с собой изрядную порцию медикаментов – а это одна из самых дорогих и востребованных в дикополье валют – возвращаться он не собирался и путь держал не в Вавилон.

В ночлежке у Марты Трекер узнал, что беглец искал транспорт, но не машину и не байк, а квадроцикл. Такие игрушки пользовались популярностью у мелких банд, и Марта направила Северского к Макару, который мог свести его с Полосатым.

Макар, в свою очередь, сказал, что Северский сторговался с человеком Полосатого и уехал из ночлежки уже на квадроцикле – не самом вездеходном, но повездеходнее любого байка. У Макара же закупился припасами, хоть и так тащил чем-то доверху набитый рюкзак в половину своего роста. К квадроциклу пришлось прилаживать багажник. Уехал Северский на восток, но куда именно, никто не знал.

Дальше Трекер думал уже сам. К людям соваться беглецу опасно: гильдии выдадут его Шай не задумываясь – и получат вознаграждение. Поселенцы тоже не упустят возможности нажиться, как и банды – если узнают, что его ищет Фарма или на всякий случай решат проверить, не ищет ли – заприметив на нём знак.

Северский жил там почти шестнадцать лет, работал на них и не был пленником – значит, как и все члены гильдий, он меченый. Татуировку на шее – символ принадлежности к той или иной гильдии – можно прикрыть в ночлежке или баре, но вздумаешь сунуться на чужие земли – потребуют показать, есть ли она, и если есть, то чья. Такие метки у членов гильдий, как и вырезанные на предплечьях символы у членов банд – их главный документ, который чаще играет им на руку, но может и погубить, особенно если тебя ищут свои же.

Значит, Северский предпочтёт стать одиночкой и прятаться, путая следы и нигде подолгу не задерживаясь. Удобней всего это делать в крупных полуразрушенных городах старого мира, полных до сих пор не до конца разворованного барахла, укромных местечек и таких же одиночек, шарахающихся от других людей, словно крысы. И квадроцикл – самый подходящий для таких мест транспорт.

Трекер решил начать с ближайшего отсюда города в восточном направлении. Если Северский поехал именно туда, то повезло: у Трекера в нём есть несколько пар внимательных глаз и шустрых ног.

– Ты завтракала? – спросил Трекер, и Тэм как-то странно на него посмотрела. – Что?

– То есть мы ищем человека, чтобы спасти Шкета, а ты предлагаешь позавтракать? – возмутилась Тэм.

– Время у нас есть, – спокойно ответил Трекер. – И искать человека, чтобы спасти Шкета, мы будем не час и не день, нам всё равно придётся параллельно с этим ещё и жить: есть, спать, а мне – выходить в эфир. Иначе спасать придётся не только Шкета. Ну так что, ты голодная?

– Поесть можно и в пути.

Тэм вытащила из рюкзака свёрток, по салону поплыл аппетитный запах чесночных сухариков и вяленого мяса. Трекер сглотнул набежавшую слюну.

– Пахнет заманчиво! А меня с рук покормишь? – шутливо прищурился он, и Тэм посмотрела на него ещё страннее, чем в предыдущий раз. – Ну я же за рулём.

– На пустой дороге. И всё равно ведёшь больше одной рукой, чем двумя. Так что угощайся, конечно, но сам.

Трекер усмехнулся и свернул на обочину, приглядев подходящее для костра местечко.

– Предпочту не угоститься, а нормально позавтракать, – подмигнул он, выходя из машины. – Твоя собака не работает как электроплитка? Нет? Жаль. Тогда придётся привычным способом…

Костерок он развёл быстро, пустив на него засохший куст, над ним повесил на треноге небольшой чайник, наполненный водой из бутылки, высыпал в него горсть сушёной малины и щепоть травяной смеси – такими гостинцами потчевала его молоденькая дочка хозяина одной из ночлежек. Она сама собирала дикие ягоды и травы, умела их сушить и составлять вкусные чайные сборы, которые шли на продажу, но Трекеру она всегда их дарила – «на дорожку».

Его почти везде привечали и подкармливали, делились, чем могли – просто так и даже без просьб, в ответ на его помощь всем, кому он мог помочь, и он от подарков никогда не отказывался. Но её гостинцев старался избегать – потому что видел, как она на него смотрит.

Как-то раз к нему за ужином подсел её дед, проживший бо́льшую часть своей жизни в старом мире. «Она ж не дура, понимает, что ловить ей тут нечего, – сказал дед. – Но да как же не пережить безответную влюблённость в кого-то недоступного – в её-то возрасте! Это такая, знаешь, тренировка чувств. Душа распускаться начинает, и ты сам себя лучше узнаёшь, и мир в новых красках видишь. Эта влюблённость скоро пройдёт и останется воспоминанием, от которого всю жизнь на сердце тепло будет. Так что не отказывайся от её подарков – она больше для своей радости это делает. Как певцам, которых ты по радио крутишь, цветы на выступления носили. Думаешь, оно им надо было, цветы эти? Приятно, конечно, но мороки больше – с таким-то их количеством! А они принимали, потому что тем, кто по любви дарит, оно сильнее сердце греет, особенно если берут с благодарностью».

С тех пор Трекер всегда очень тепло принимал её гостинцы, а та не перестала собирать ему чаи, даже когда завела собственную семью.

Он улыбнулся своим воспоминаниям, вытащив из сумки свёрток с бутербродами с сыром и две железные кружки с ручками, оплетёнными шерстяными нитками – Шкет придумал, чтобы не жечься. Тэм наблюдала за ним с интересом и удивлением, сидя у костра на свёрнутом спальнике.

– Если хочешь, сделаем кашу, у меня есть крупа, – предложил Трекер.

– Не думала, что у тебя в дороге настолько всё… основательно!

– Дорога – мой дом. И последний год я делю его с ребёнком. Сухомятка случается, но не приветствуется. – Он улыбнулся. – Так что там с кашей?

– Не нужно, спасибо. Как-то это… – Она потупилась, словно подбирая слова. – Как-то нехорошо выходит: и в попутчицы навязалась сумасбродным образом, и теперь ещё припасы твои ем… Но я отработаю, я неплохой техник, могу сделать профилактику твоей рации и машине.

Трекер снял с огня закипевший чайник и жестом попросил Тэм подержать кружки, чтобы удобнее разлить по ним чай.

– С этим я и сам неплохо справляюсь – в дороге, кроме как на себя, надеяться обычно не на кого. Но за предложение спасибо. И извинения за сумасбродность приняты. – Он лукаво улыбнулся, глянув ей в глаза, и Тэм, вспыхнув, уставилась в уже наполненную кружку. – А в оплату ты уже отдала мне мотоцикл – мы обменяем его на что-нибудь полезное. Или съедобное.

Трекер сел рядом, скрестив ноги, и забрал у Тэм вторую чашку.

– Бери бутерброды. Раз уж поехала со мной – все удовольствия включены, – сказал и откусил от своего бутерброда чуть не половину.

– Так и не расскажешь, куда мы едем? – спросила Тэм, когда они, позавтракав, вновь тронулись в путь.

– Сначала заедем в Космодемьянск, там пасутся ребята Секача. Сбагрим им мот, чтобы в кузове не мешал. Они такое любят, мену хорошую предложат.

Заметив недоумение на лице Тэм, пояснил:

– Космодемьянск – это ближний к нам городок старого мира, а Секач – главарь местной шайки. У них в Космодемьянске что-то вроде штаба. К ночи встанем на эфир, а на рассвете поедем в Святовещенск – это уже город побольше. А дальше – по обстоятельствам.

– Ясно, – кивнула Тэм и какое-то время молчала. – Я никогда не бывала в городах старого мира. Они полностью разрушены?

– По-разному. Какие-то просто заброшенные и заросшие. В квартирах там можно вполне неплохо жить какое-то время, вот только в туалет придётся в окно ходить.

– В окно? А что у них с дверями?

Трекер удивлённо глянул на Тэм и убедившись, что она действительно не поняла, с трудом сдержал смешок.

– С дверями у них всё нормально, чего не скажешь о канализации… Ну и деревянных домиков для этой цели ни в одном дворе нет; и чтобы достать питьевую воду тоже придётся поднапрячься. В Вавилоне о таких приключениях наверняка даже не слыхивали, да?

– В Вавилоне чуть не каждый гвоздь снабжён искусственным интеллектом, подключённым к общей сети. Наши чайники наполняются водой автоматически из бутыли через тонкий шланг, и когда вода подходит к концу, шлют запрос в доставку.

– И что, приезжает курьер с водой?

– Дрон. Доставляет воду прямо домой, двери ему открываются тоже автоматически.

– А платите как?

– Питьевая вода бесплатна. Но когда доставляют продукты, нужная сумма списывается со счёта. Деньги у нас теперь только электронные.