Метла и чары бесплатное чтение

Spell Sweeper

Published by arrangement with HarperCollins Children's Books, a division of HarperCollins Publishers.

Иллюстрация на обложке MNLG

Разработка серийного дизайна М. Фроловой

* * *

Всем детям, которых я учил многие годы, – особенно тем, кто мечтал поступить в школу волшебников, но толком не мог представить себя в такой школе. Может быть, теперь сможете.

* * *

Метла? Ничего волшебного.

* * *

Это одно из самых ранних моих воспоминаний – живых и ярких, как полная луна. Мне всего четыре или пять лет, и Сью, как и положено хорошей старшей сестре, ведёт меня в детский садик. Мы останавливаемся у пешеходного перехода, и я вижу старушку, которая метёт тротуар, близко-близко, всего в нескольких шагах от нас. На ней старый вытянутый свитер, потрёпанные джинсы и сильно поношенные кроссовки. Метла у неё тоже неказистая: просто пучок соломы на кривой палке. В общем, самая обычная старушка, ничем не отличающаяся от прочих людей. Но в тот миг, когда я смотрю на неё, утренние лучи озаряют её под правильным углом… и на мгновение она предстает во всём блеске волшебства – сияющей феей, разгоняющей тени минувшей ночи.

А потом – р-раз! – и исчезает. Может, это была игра света, а может, моё детское восприятие сыграло со мной же злую шутку, но я уверен, что она, будто ведьма, вскочила на свою метлу и взмыла в облака. А когда я говорю об этом Сью, она вовсе не смеётся надо мной и не бранит меня за чересчур живое воображение. Наоборот, её глаза оживлённо вспыхивают.

– Но ведь магия действительно существует, Кара. Папа всё время это говорит. Правда же?

Я энергично киваю в ответ.

Конечно, это было давным-давно. С тех пор много чего изменилось у меня, у моей сестры, да и вообще у всего на свете.

Теперь я знаю, что летать на метле невозможно. И вовсе не потому, что я выросла и перестала верить в магию – на самом деле, сейчас я верю в неё даже больше, чем раньше. Что вполне естественно для любого, кто прошёл бы отбор в самую престижную в мире школу волшебников. Но дело-то вот в чём: когда я заполучила собственную метлу, то вовсе не начала парить на ней в облаках, читать пророчества по звёздам или сражаться с драконами, побеждая их своей волшебной палочкой.

А всё потому, что я кругом провалилась.

Ага, честно. И кстати, совершенно неважно, кто вы: старушка на углу улицы или ребёнок с капелькой магии в крови, метла годится только для одного-единственного дела – сметать мусор.

Так вот, обо мне. Ура-ура, меня приняли в школу волшебников.

И это кошмар.

Глава 1. Знакомьтесь: звезда нашей школы (подсказка: это не я)

О да, есть вещи похуже, чем опоздать в школу. Одна из них – опоздать в школу волшебников. Мне ли не знать.

Я опаздываю почти ежедневно, но при этом не могу списать это ни на сбой в расписании школьных автобусов, ни на неисправный будильник, ни даже на скверную погоду, потому что академия «Песнь Дракона», как всякая уважающая себя школа для магически одаренных детей, – это интернат. Следовательно, причина моих опозданий кроется только в моём собственном отношении к урокам. Преподаватели уже давным-давно перестали выслушивать мои извинения, теперь просто с ходу назначают взыскания. И уж поверьте, взыскание, наложенное волшебником, – это жуть кромешная.

Вот почему я влетаю в аудиторию, едва переводя дух. Официально занятия начались ещё на прошлой неделе, но первое общее собрание назначили только на сегодня, а я дала себе слово, что уж седьмой-то класс начну с ответственного отношения к учёбе. После двух лет полного безобразия. Ну и конечно, опоздание на первое же собрание никак нельзя назвать ответственным подходом. Просто очень уж мне хотелось надеть сегодня страшно симпатичную заколочку, которую я «одолжила» у сестры, но искать её пришлось целую вечность. Как позже выяснилось, она умудрилась закатиться мне под кровать. Так что к тому времени, как я наконец проскальзываю через заднюю дверь в большую аудиторию, собрание уже идёт полным ходом. В просторный зал набилась вся школа – на минуточку, четыреста учеников, – и, поскольку сейчас конец августа, жара стоит, как в котле с кипящей кровью василиска. Я чуть мешкаю у входа, опершись на метлу, чтобы отдышаться и оценить обстановку.

Зал тонет в темноте, единственный луч света освещает помост с кафедрой, но я и так знаю, где моё место – в заднем ряду. Пробравшись вдоль стенки, я плюхаюсь на сиденье рядом с Густо. Мой товарищ по учёбе сидит смирно и внимательно слушает, его задранные на лоб очки поблескивают в густой чёрной гриве идеально отполированными стёклами. И только тут я замечаю, что кресло по другую сторону от него пустует. Похоже, мастер Квиббл тоже опаздывает.

– А где Дядька Кви? – шёпотом спрашиваю я, пихая Густо в бок.

Он только надувает губы, продолжая пялиться на кафедру. Болтать во время собрания не в стиле Густо, такого прямого и правильного, как черенок метлы. Но раз Дядьки Кви нет, значит, он не сможет наказать меня за опоздание, так что, возможно, на этот раз мне удалось увернуться от драконьего огня. Я перевожу взгляд на помост, где Верховный Маг нашей школы, волшебница Сингх, распинается об основах магического образования.

– Кажется, маловато я опоздала, – бормочу себе под нос. Густо укоризненно вздыхает, и я спешу напомнить себе, что решила отныне подходить к учёбе более ответственно.

– Итак, а теперь настало время для нашего ежегодного Ученического Трюка! – провозглашает Сингх.

Я испускаю стон. Несколько голов дружно поворачиваются в нашу сторону, и Густо съёживается от неловкости на своём сиденье. Потом на помост выходит кто-то ещё, и мне уже можно не беспокоиться, что я привлеку чьё-то внимание: теперь все взгляды направлены только на неё, звёздную ученицу Академии.

Харли Ву.

Репутация у нее такая, что называть её можно только полным именем, и никак иначе. Ей всего пятнадцать, но в школе с ней носятся так, словно она уже волшебник со стажем. Загадочности ей, вероятно, добавляет и её рост: Харли такая высокая, что почти вся школа вынуждена смотреть на неё в буквальном смысле снизу вверх. Ее тёмные волосы коротко подстрижены, за исключением двух длинных локонов по бокам лица. Эти локоны выкрашены в красный цвет, и я с крайней неохотой признаю, что выглядит это круто, особенно в сочетании с её малиновой робой. Я говорю с крайней неохотой, потому что, если вы ещё не догадались, мы с Харли Ву заклятые враги.

Точнее, были бы врагами, если бы она знала о моём существовании.

Стоит ей оказаться посреди помоста, как зал наполняется восторженным шепотком, в котором то и дело слышится слово «Избранная». Большинство учеников Академии верят, что, когда Харли вырастет, она всех нас спасёт – никто, правда, не знает, от чего именно, – ибо так гласит некое знаменитое колдовское пророчество, которое, однако, звучит весьма расплывчато, как и во всех книгах фэнтези, которые мне доводилось читать.

По традиции, в качестве приветствия школе на первом общем собрании лучший ученик прошлого года должен исполнить некий магический фокус, но поскольку этим учеником из года в год остается один и тот же человек, я бы просто называла этот день Днём Харли Ву, да и покончила со всякой иллюзией выбора. Получив свой продолжительный всплеск аплодисментов, королева школы говорит несколько приличествующих случаю фраз о том, какая для нее великая честь, что сегодняшний выбор пал на нее – ха и ещё раз ха! Потом она закрывает глаза, в горле у неё зарождается низкое гудение, а щеки начинают сиять, да, так бывает у всех волшебников: когда творишь магию, щёки светятся. Она поднимает руки, делает резкое движение запястьями, между ее пальцев, затрещав, сверкает молния и…

БУМ!

Весь зал хором ахает, когда рядом с Харли возникает огромная статуя Ривы Драконицы – основательницы школы. Эта скульптура известна всем, она стоит в саду, прямо возле входа в большую аудиторию. Поправка: обычно она стоит там. Харли транслоцировала ее, то есть магически перенесла прямо на помост в зале, что доказывает просто неслыханную одаренность для начинающего волшебника нашего возраста. И тут статуя вдруг начинает выплясывать, рассыпая ногами потрескивающие искры. Все кругом охают и ахают, так что я не выдерживаю и, сунув два пальца в рот, изображаю рвотный спазм.

– Прекрати, – шипит Густо.

Я корчу ему рожу. Большинство учеников понятия не имеют, сколько нужно труда, чтобы прибраться после столь выдающихся чар, но Густо-то знает. Так что ему следовало бы быть на моей стороне.

Завершив представление, Харли снова дергает запястьями, и статуя исчезает – надо думать, что возвращается на своё привычное место. Волшебное сияние на её щеках гаснет, возвращая её безупречной коже золотисто-коричневый цвет; похоже, все усилия не вызвали у нее даже легкой испарины.

Когда она сходит с помоста, все ученики и учителя вскакивают на ноги, бешено хлопая в ладоши. Что уж тут врать, конечно, я бы тоже хотела, чтобы кто-нибудь хлопал с таким же жаром и мне. Но, спросите вы, доводилось ли Каре Мун когда-нибудь удостоиться подобного признания? Нет. Не доводилось.

В зале зажигается свет: знак того, что собрание официально завершено. Ученики поднимаются с мест, разминаясь и потягиваясь в своих ярких робах. Каждый класс в академии «Песнь Дракона» носит униформу своего цвета, но поскольку мы с Густо принадлежим к касте отбросов, то обречены до самого выпуска носить робы одного и того же тускло-серого оттенка, больше всего напоминающего половую тряпку. Официально он называется «пепельный», но его нельзя ставить ни в какое сравнение с расцветками других роб, которые символизируют разные драгоценные камни. В начальном, пятом классе вы носите «жемчуг», затем «топаз», «изумруд», «аметист», «цитрин», «рубин», «сапфир» и, наконец, «лунный камень». Очень красиво, только ко мне, увы, никак не относится.

Ученики тянутся к выходу, чтобы потом разойтись по классам, но мы с Густо остаёмся на месте, потому что, хотя нашего учителя нигде не было видно, мы, в сущности, и так находимся на своём месте: класс «Волшебная уборка, начальный уровень». Ладно, на самом деле это так не называется, но по сути всё верно. Задание на сегодня? Устранить безобразие, которое устроила Харли Ву.

После того как зал окончательно пустеет, я издаю трагический вздох, опускаю на глаза очки, поправляю рабочий пояс и следом за Густо с метлой в руке плетусь к помосту.

Всё вокруг засыпано магической пылью, будто песком. Мы поднимаемся на помост и убеждаемся, что она повсюду; часть её ещё продолжает кружиться в воздухе: красные, слегка фосфоресцирующие крупинки. Задрав голову, я вижу, что она осела и на потолочных балках. Далеко над балками, на возвышающейся над куполом колокольне, висит школьный колокол. Не какой-нибудь колокольчик, звонящий на перемены, а самый настоящий здоровенный средневековый колокол. Вот почему мне нет смысла жаловаться на сломанный будильник в случае опозданий – звон этого колокола слышен по всему Драконьему острову. И сейчас я готова поспорить, что весь он тоже покрыт магической пылью.

– Просто кошмар, – бормочу я.

Густо уже вовсю жуёт своё любимое лакомство, запасами которого вечно набит его пояс, именно в нём мы носим всё самое нужное. С виду оно точь-в-точь похоже на лакричную палочку, но называется «ведьмина радость». Штука действительно очень вкусная, но, если бы я лопала их в таком же количестве, как Густо, я бы уже выглядела как драконий слизень весом в половину тонны. А Густо? Густо всё такой же тощий, как истёртая волшебная палочка.

Он оглядывает обстановку, ничуть не теряя бодрости.

– Да брось, всё не так уж плохо. Готов поспорить, мы закончим к…

Откуда-то сверху доносится низкий рокочущий звук, от которого вздрагивают стены. Но это не колокол, с ходу соображаю я. Звук слишком гулкий и какой-то… неземной, что ли. Мне делается не по себе. Большой пустынный зал может быть зловещим даже в нормальном мире, что уж говорить про школу магии?

– Магические призраки ведь и должны быть хуже, чем обычные, так? – на всякий случай спрашиваю я Густо.

Вместо ответа он только нервно суёт себе в рот ещё одну «ведьмину радость».

Когда рокот наконец затихает, я чувствую, как что-то тыкается мне в ногу. Ладно, пусть сам Квиббл так и не появился, по крайней мере, он послал к нам своего питомца.

Зуки трясётся от носа до кончиков хвостов, которых у него целых три, и выглядит белым, как привидение. Вернее, он и так белого цвета, но сейчас он такой бледный, что даже светится. Этот зверь – волшебный лис-оборотень, и сейчас он был явно напуган. Что, откровенно говоря, ничуть не успокаивает.

– Мило, что ты всё-таки пришёл, – говорю я.

– А по-моему, лучше бы не приходил, – скулит Зуки.

– Что это был за звук? – спрашивает Густо.

– А вдруг это бандернок? – жалобно стонет Зуки, весь съёживаясь и опасливо выглядывая из-под своих хвостов, таких длинных, что он мог бы запросто укрыться ими до самого носа.

Резко гаснет свет, мгновенно погружая нас в непроницаемую тьму. Я сдвигаю очки на лоб. Они нужны для того, чтобы выявлять некоторые разновидности магической пыли, и в темноте от них никакого толку. К счастью, у нас есть Зуки с его лунно-белым мехом, который служит единственным источником света, пока мы с Густо не достаем, наконец, из поясов свои фонарики и не включаем их. Правда, полностью разогнать тьму в огромном, как пещера, зале им не под силу.

– Что тут происходит? – бормочу я.

– Это бандернок, точно, – продолжает скулить Зуки. – Может, даже целое гнездо. Может, тут всё ими заражено, может…

– Ты слишком много болтаешь, – прикрикиваю я на лиса. – Особенно тогда, когда психуешь.

– Ага, а ты, когда психуешь, ты вообще… воняешь, – взвизгивает Зуки.

Я закатываю глаза. Честное слово, Зуки стоит следить за своим языком.

– Ничего я не воняю. И не психую, кстати.

И это правда. По словам Квиббла, это одно из немногих моих достоинств: сохранять ясную голову даже в случае «сложной уборки». Зуки продолжает что-то бухтеть, но я его уже не слушаю. Он может продолжать так часами, хоть до самого обеда. Не для нас, в смысле. А для того или тех, кто рыщет там среди балок под сводом.

Барабаня пальцами по черенку метлы, я пытаюсь раскинуть мозгами. Моя бабуля считает, что метла – это символ удачи, потому что она может смести злых духов и защитить от любого зла. Жаль, что я не могу с ней согласиться. Если бы можно было, я бы ей рассказала кое-что о собственной метле. Например, что сметать отходы чар она годится, но вот если дойдет до схватки с каким-нибудь монстром, толку от неё немного. Разве что чудище, управившись с основным блюдом, воспользуется ею в качестве зубочистки.

– Эх, мне бы сейчас волшебную палочку, – бормочу я, хотя, сказать по правде, с учетом моих ничтожных магических талантов она, скорее всего, тоже стала бы зубочисткой.

– Может, это просто учебное испытание? – выдаёт предположение Густо, засовывая в рот следующую «ведьмину радость».

Я хмурюсь.

– Думаешь, Квиббл и правда стал бы…

– Мастер Квиббл, – поправляет меня Густо.

Рокот раздаётся снова, на этот раз даже громче, и стены содрогаются ещё заметнее.

– Вряд ли Квиббл… прошу прощения, мастер Квиббл стал бы нарочно подвергать нас опасности, – возражаю я, стараясь удержаться на ногах. – Хотя…

– Меня не стал бы! – уверенно заявляет Зуки, взмахивая хвостами, словно завершая свою реплику тремя восклицательными знаками. – Я для него важнее, чем сон. Важнее, чем еда. Важнее, чем…

– Ладно, ладно, остановись, – пресекаю я этот поток красноречия. – Ну, пожалуй, хватит уже дурака валять.

– Что это значит? – озадачивается Густо.

Я передёргиваю плечами.

– Это значит, что я собираюсь лезть наверх.

* * *

Как работает магия (и почему нам приходится потом убирать)

* * *

В книгах и фильмах волшебники просто расхаживают себе, помахивают волшебной палочкой направо-налево и превращают людей в жаб или усмиряют непокорных драконов. На самом деле, всё не так просто.

Магия – довольно грязная штука.

Колдовать почти как чистить зубы, примерно: чуть-чуть пасты всегда попадёт на черенок щётки, пара капель брызнет на край раковины, что-то стечёт по подбородку.

Первое, что вы узнаете, начав обучение в школе волшебников, – существует Поле магической материи. Когда волшебники хотят сотворить чары или, если хотите услышать официальную формулировку, совершить Магическое действие, они должны получить доступ к этому Полю. Или, образно говоря, выдавить пасту из тюбика с волшебством. А это, как я уже сказала, всегда немного грязно, и часть магии попадает мимо цели. Мы называем эти излишки магии «магической пылью», но, по сути дела, это отходы колдовства. Их количество зависит от мощности Магического действия. Если волшебница произносит простенькое заклинание, вам достаточно всего лишь пройтись метлой вокруг её ног, и можете отправляться обедать. А вот если, допустим, кому-то вздумается магическим образом перетащить с места на место здоровенную статую основательницы школы, вам лучше облачиться в полную экипировку магического уборщика и приготовиться к дооолгому рабочему дню.

Но сделать это решительно необходимо, желательно побыстрее, потому что магические отходы – не та вещь, которой можно просто пренебречь. От этого можно ожидать любых проблем.

Прежде всего магическая пыль заметна для людей, не наделённых магическими способностями. Мы называем их «Блаженными», поскольку им неведомо существование волшебников, а, как гласит народная мудрость, незнание – источник блаженства. Здесь я должна подчеркнуть, что сама происхожу из семьи Блаженных, так что не понаслышке знаю, как сложно держать магию в секрете от не-волшебников. Если же Блаженные вдруг замечают, скажем, мерцающие зелёные потёки на стенах обычной с виду местной школы, они склонны впадать в панику, звонить в экстренные службы и привлекать внимание газетных репортёров. А это последнее, чего хочется волшебникам, ведь стоит им привлечь внимание к своей деятельности, как за этим непременно следуют официальные расследования, что неприятно, допросы, что ещё более неприятно, или – по крайней мере в прежние времена, – привязывание отдельных магических деятелей к столбу с последующим испытанием их на горючесть, что уже совсем никому не нравится.

Но волшебники соблюдают магическую гигиену не только потому, что опасаются себя выдать. Неубранный магический мусор может причинять реальный вред – и им самим, и Блаженным тоже. Она трансформируется, распространяется и начинает жить собственной жизнью, творя безнадзорное волшебство. Представьте себе двухлетнего ребенка, оставленного без присмотра в отделе цепных пил в местном хозяйственном магазине. А теперь наделите этого двухлетку способностью колдовать.

Мы называем такую магию «дикой». Думаете, пропавшие ключи от вашей машины просто взяли и потерялись? Как бы не так. Вероятно, в вашем доме завелась одичавшая магия, которая питается металлом. Уж не знаю, почему так, но дикая магия питает особое пристрастие к ключам. Никак не можете отыскать ту симпатичную пиццерию, на которую набрели прошлым летом, а потом оборачиваетесь, и она оказывается прямо напротив вас? Это тоже дикая магия, которой вздумалось поиграть с измерениями пространства и времени. Круги на полях? Тоже ее рук дело.

Это я ещё не упоминаю всевозможных тварей, которые любят полакомиться остатками магии. Стоит оставить магический мусор валяться где попало – и вот, пожалуйста, уже у вас на руках сквикс или бандернок, хотя тут я, пожалуй, неудачно выразилась: какие уж тут руки, когда вас медленно переваривает один из девяти желудков бандернока.

Разумеется, есть немало видов волшебной деятельности, которые не подразумевают обращения к Магическому полю. Приготовление зелий, прорицание будущего по звёздам, общение с животными – всё это происходит без расходования магической материи. Но попробуйте заговорить об этом с кем-нибудь из волшебников, и они в ответ только пожмут плечами и скажут: «Ну и что же тут прикольного?» Так что, если вы намерены заняться настоящим колдовством, без Поля вам не обойтись.

И это возвращает нас к прискорбному факту, что волшебники никогда НЕ УБИРАЮТ за собой. Максимум, на что они способны, – это с раздражённым видом чуть пройтись по комнате веничком.

Вот почему обязательно нужен кто-то, кто возьмёт на себя всю грязную работу.

Иными словами, кто-то вроде меня.

Глава 2. Долг магического уборщика – магическая уборка

Густо чуть не роняет изо рта свою конфету.

– Ты что, спятила?! Тебе туда нельзя!

– Конечно, можно, – говорю я. – Я только быстренько гляну, что там. А ты оставайся здесь, может, сумеешь починить освещение.

Не дожидаясь дальнейших протестов, я перекидываю лямку своей метлы через плечо, забрасываю её за спину, подхожу к встроенной в стену лесенке в задней части помоста и принимаюсь карабкаться вверх. Может, это и правда испытание, но я не собираюсь доставлять Квибблу удовольствие, провалив его. Только не в этот раз.

К тому времени, как я взбираюсь до уровня балок, я уже успеваю изрядно запыхаться. Лесенка продолжается и выше, прямо на колокольню, но я решаю притормозить здесь и осмотреться. Посветив по сторонам фонариком, я не вижу ровным счётом ничего, кроме паутины и магической пыли. И этой пыли здесь было полным-полно. Угу, Харли Ву, спасибо тебе большое.

Отпустив лесенку, я перебираюсь на перекрестье балок. Ну что ж, раз я уже здесь, можно приниматься за уборку. Я скидываю с плеча лямку метлы, зажимаю фонарик в зубах и начинаю мести. Метла всасывает магическую пыль, как пылесос, прутья, словно раскаляясь, постепенно краснеют. Деревянная балка под моими ногами довольно массивная, фута в два шириной, но передвигаться по ней следует очень осторожно, чтобы не зацепиться ногой за крепёжную скобу и не полететь вниз. В полной экипировке задача не такая простая, но что делать – такая работа.

– Кара? – зовёт снизу Густо. – Ты там в порядке?

– Хумхум, хрмпф. – Точно. Фонарик. Я вынимаю его изо рта. – Ага, в порядке. Привидений не видно пока. Пока не понимаю, что могло издавать этот звук.

– Может, землетрясение? – делится соображением Густо. Голос его звучит глухо и отдалённо. – Наверное, лучше убраться отсюда, а?

– Верно! – подхватывает Зуки. – Вдруг будут ещё толчки? Или вдруг…

– Так, лучше помолчите там оба и дайте сосредоточиться! – кричу я вниз. – Что там со светом?

– Выключатели не работают, – отзывается Густо. – Надо искать рубильник. Но мне правда кажется, что нам лучше сходить за подмогой.

– Погоди-ка…

– Что там?

Я не отвечаю. Откуда-то сверху стекает струйка чего-то чёрного и вязкого, как тягучая слюна. Хоть я и хожу в учениках магического уборщика меньше года, я успела повидать все разновидности магических отходов. Они бывают самого разного цвета и консистенции и светятся тоже по-разному, особенно если начинают дичать, – но это было что-то новенькое. Что-то очень необычное. Стараясь одновременно не выронить фонарик, я осторожно тянусь метлой и касаюсь прутьями чёрной слизи. Прутья мигом начинают трещать, от них тянется дымок. А вот такого точно быть не должно. От слизи тянет гнилью, так что я спешу натянуть свой шарф на нос.

Это не просто что-то новенькое. Это что-то очень неправильное.

– Эй, – кричу я вниз. – Ты видишь там внизу что-нибудь чёрное?

– Тут внизу всё чёрное, – откликается Густо. – Темнотища ведь!

– Зуки! Поаккуратнее там. Не задень эту дрянь своими хвостами.

– Дрянь… какую ещё дрянь? Моими хвостами? А что не так с моими хвостами? Ах, мои хвостики! Мои чудесные хвостики!

Прутья моей метлы приобретают цвет чернил и, за неимением лучшего слова, сокращаются, словно слизь медленно растворяет их. Я с силой выдыхаю, в замешательстве таращась на них. Что вообще тут творится?

– Кара? – снова зовет Густо. – Давай, хватит уже! По-моему…

Теперь это уже не гул и не рокот. Это рёв, такой громкий и мощный, что даже купол трясётся. Я вцепляюсь руками в ближайшую скобу и даже каким-то чудом умудряюсь не уронить метлу, хотя фонарик не уберегла. Пару секунд спустя снизу доносится отчетливое «ОЙ!» голосом Густо. Рёв звучит сверху, так что я собираю всю свою храбрость и рискую поглядеть на купол. Темнота надо мной как будто подёрнулась рябью. Значит, это все-таки не землетрясение. Это… магия.

Я уже подумываю, что самое время вернуться к лестнице, спуститься вниз и бежать на поиски первого попавшегося учителя. Говорится же в учебнике, что именно так полагается действовать при столкновении с любой незнакомой магической сущностью. Ну, то есть я думаю, что именно так говорится в учебнике.

Чёрт. Наверное, все-таки стоило его почитать.

Теперь-то, конечно, уже поздно – и читать учебник, и наверняка делать кучу других разумных вещей вроде нормального освоения учебной программы седьмого класса, потому что в этот самый миг я вижу раскрывающуюся надо мной огромную пасть.

Из неё даже слюна капает. Вот, значит, откуда берётся эта чёрная слизь. Однако пасть не имеет ни лица, ни тела. Чем бы она ни была, она просто висит в воздухе, и видеть я могу её лишь потому, что полость позади неё – или глотка? – слабо светится ядовито-пурпурным светом.

Я слышу, как Густо и Зуки с воплями мечутся внизу, от этого, ясное дело, нет никакого толку. И это означает, что действовать мне придётся на свой страх и риск. Протянув метлу, я ловлю на неё потеки слюны, пока они не шмякнулись на перекрестье балок или на помост внизу. Слизь продолжает пожирать прутья – того и гляди, от них совсем ничего не останется.

– Что там такое? – раздаётся вдруг снизу чей-то голос, который не принадлежит ни Густо, ни Зуки.

Ага. Харли Ву вернулась. Я так часто слышу его на всевозможных собраниях, что узнала бы теперь где угодно.

– А ну-ка вон отсюда! – приказывает она.

– Я тут немного занята! – огрызаюсь я.

– Я не тебе, а этим двум! – рявкает она мне. – Ведут себя, как психи!

От этих слов я сама готова взбеситься. Конечно, Густо и Зуки ведут себя как идиоты, но они мои идиоты. И вообще, кто она такая, чтобы ими командовать? Но сами они, видимо, только рады подчиниться приказу, потому что через мгновение я слышу, как они поспешно улепётывают прочь.

– Пойду поищу электрический щиток, – объявляет Харли.

Я продолжаю размахивать метлой, ловя ею потёки едкой слизи, но прутья её отчаянно дымятся, а черенок раскалился чуть ли не докрасна. Наверное, зря я не надела рукавицы… хотя сейчас они вряд ли помогли бы. Можно было бы просто бросить метлу, но это означало бы, что неведомая чёрная пасть одержала победу, а меня это здорово раздражает. Но ещё пара секунд – и я уже не смогу её держать. Надо что-то придумать…

Неведомая тварь под куполом рыгает на меня, и это подаёт мне идею. Если есть пасть, значит, должна быть и глотка, и эта глотка должна куда-то вести – хочется верить, что к каким-нибудь важным органам. Размахнувшись, я швыряю в пасть дымящиеся остатки своей метлы, и тварь заглатывает её целиком. Следом раздаётся громкое недовольное ворчание.

Есть! Очко в пользу команды Кары! В порыве вдохновенной ярости я принимаюсь доставать из рабочего пояса всё подряд – флаконы с нейтрализующим зельем, пятновыводителем и прочим – и швырять всё это в раскрытую пасть. В раскатистом ворчании слышится разочарование, потом гнев, потом, возможно, боль… а потом пасть сцапывает бутылочку с молотым рогом цилиня и резко исчезает.

В это самое мгновение в зале вспыхивает свет. Внезапная вспышка резко бьёт меня по глазам, я оступаюсь, покачиваюсь…

И падаю.

Судя по ощущениям, моё тело сначала распалось на отдельные атомы, я потом кое-как собралось из них снова. Больно, не так, как я ожидала. И ещё до меня вдруг доходит, что рот мой полон воды, и я вот-вот захлебнусь.

Ничего не понимая, я бьюсь и молочу руками, пока кто-то не хватает меня за шкирку и не выдёргивает из воды. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, что я лежу на земле возле декоративного пруда в саду у стен аудитории. Надо понимать, именно из него меня только что спас Густо. А сейчас они с Зуки стоят рядышком, тараща на меня выпученные глаза, словно пара мультяшек.

– Что случилось? – спрашивает Густо.

– Понятия не имею, – хватая воздух ртом и откашливаясь, отвечаю я и, кое-как приподнявшись на локтях, пробую сесть. Вода льет с меня ручьем.

Хотя, на самом деле, я уже всё поняла. Харли Ву транслоцировала меня, так что вместо того, чтобы разбиться в лепёшку о помост в зале, я плюхнулась в садовый пруд. И этот фокус она исполнила, надо думать, едва моргнув своими прекрасными карими глазами. Вообще-то, будь я на её месте, я бы не поскупилась начаровать большую пуховую перину или батут – но нет, она предпочла окунуть меня в заросшую ряской воду.

Метлы моей больше нет, как и большей части моего запаса нейтрализующих зелий. Мокрые волосы прилипли ко лбу, сестрина заколка болтается где-то возле уха. Хорошо, что хоть не потерялась – сестра меня убила бы, тем более что я взяла ее вещицу без спроса.

Тут я замечаю, что в саду есть и другие ученики: из ближайшего класса на шум высыпала кучка мелких волшебников, судя по жемчужному цвету роб – пятиклассников.

– Ну вылитая крыса-утопленница! – вякает кто-то из них, и я живо опознаю в нём Лукаса – младшего братца другой моей неприятельницы, Джорджии Дирк. Мелкий самодовольный монстр, весь в сестрицу. Его, конечно, услышали, и скоро уже вся кучка малолеток тыкает в меня пальцами и заливается развесёлым смехом. Есть что-нибудь более позорное, чем сделаться посмешищем для козявок младше тебя?

– Эй! – оскорблённо ору я. – Да вы хоть знаете, что там было? Я только что убила…

Раздаётся громкий хлопок, и прямо возле меня в облаке алого дыма возникает Харли Ву. Черт, эта девица знает толк в эффектных появлениях. Тут надо отдать ей должное.

– Ты в порядке? – спрашивает она меня.

– Э-э-э… – Я так удивляюсь, что ко мне обращается сама Королева Академии, что начисто лишаюсь способности к членораздельной речи.

Впрочем, Харли и не замечает, что я не ответила. А может, ей наплевать. Отвернувшись от меня, она тыкает пальцем в Густо и Зуки и заявляет:

– Вы оба можете идти и закончить работу. Сейчас там вроде безопасно, только всё сплошь в магической пыли.

– И кто же, интересно, в этом виноват? – бурчу я себе под нос. Как я уже и говорила, транслокация – жуткая гадость.

Харли переводит взгляд на меня и сморщивает нос:

– А тебе лучше пойти в душ.

Можно подумать, я всю жизнь избегала соприкосновения с водой и мылом. От кучки школяров донеслись приглушенные смешки. Я и в лучшие-то времена не имею шансов смотреться выигрышно рядом с Харли Ву. Волосы у меня дурацкого рыжеватого оттенка, а лицо сплошь усыпано веснушками – мамин «ирландский подарок», как она сама любит приговаривать. И у меня нет никакого чувства стиля, опять-таки, в отличие от Харли и половины других девочек в Академии. Ну и пребывание в пруду с золотыми рыбками обычно никого не украшает.

– Что тут случилось, мисс Ву? – осведомляется у Харли профессор Плюм, это его класс высыпал на садовую лужайку. На Харли ему приходится смотреть снизу-вверх: во-первых, она очень высокая, а во-вторых, он сам приземистый и коренастый, как садовый гном. И его острая бородка только усиливает это сходство – честное слово, ему стоило бы как-нибудь посмотреться в зеркало… хотя, наверное, ему для этого пришлось бы взобраться на табуретку.

– Гм… я кое-что забыла в актовом зале, – говорит Харли, показывая вынутый из кармана потрепанный блокнот. – Вернулась, чтобы забрать, и тут увидела, как она поскользнулась и свалилась со стропил. Поэтому я транслоци…

– Что?! – негодую я. – Ничего я не поскользну…

– Ты спасла ее! – восхищенно ахает Лукас. – Ты… ты герой, Харли Ву.

– Она не просто герой, – сдавленным голоском пищит рядом с ним его одноклассница, Алеа Фархад. – Она Избранная!

Все тут же кидаются вперед, едва не затоптав меня насмерть, и обступают Королеву Академии тесным кружком. Каждый мечтает прикоснуться к ней, добиться хоть слова, хоть взгляда – а может, и разжиться лоскутком её одежды. У Лукаса даже хватает наглости попросить у неё автограф.

Вот что бывает, когда ты – кто-то вроде Харли Ву, то есть нечто совершенно противоположное мне. Она звезда, а я – так, деталь обстановки. Она – обладательница наград и премий, а я никогда не выбьюсь из отстающих. Она – волшебница, а я?..

Я всего лишь скромненький серенький ЛЯП.

* * *

Так себе звучит? Оно и в остальном так себе.

* * *

Да, я ЛЯП. Будь у меня свой аккаунт в соцсети, я бы там звалась «Кара_Мун_ЛЯП». Но мне нельзя пользоваться соцсетями – и не потому, что мама не велит, а из-за волшебников, поскольку они образуют тайное сообщество, насчёт соцсетей у них отдельный пунктик.

ЛЯП означает «ликвидатор явлений постмагической природы». Так длинно, конечно, никто не говорит – все говорят просто «ЛЯП». Ну, или «магический уборщик», что звучит даже отчасти круто, или просто «скребок», что уже просто унизительно. Но официально – ЛЯП. Хотела бы я высказать пару слов тому волшебнику, который додумался до такой аббревиатуры.

И в том, чтобы быть ЛЯПом, нет ровным счетом ничего привлекательного. Я не могу обращать вспять время, не могу удалить вам прыщик с подбородка или стереть память, чтобы вы забыли, как по дороге в школу видели дракона, навалившего кучу на соседской лужайке. Всё, на что я способна, – это убрать эту самую кучу драконьего навоза и магический мусор, который останется после того, как с упомянутым драконом расправится настоящий волшебник.

И под настоящим волшебником я подразумеваю кого-нибудь вроде Харли Ву.

Глава 3. Даже в школе волшебников уборщикам место в подвале

Когда Харли удаляется, уводя за собой толпу обожателей, я остаюсь в саду одна. И прекрасно. Школьные окрестности нравятся мне такими гораздо больше: без ученического шума и гама они такие безмятежные и величественные. Даже, можно сказать, волшебные, что, конечно, звучит немного глупо, ведь речь идет о школе волшебников, но сейчас я говорю скорее в эстетическом смысле. Академия «Песнь Дракона» – это царство шпилей, башенок и высоких каменных стен, украшенных горгульями. У нее много корпусов, флигелей и прочих строений, где проходят разные занятия и размещаются вспомогательные службы. И здесь есть всё, чему полагается быть в таком месте: извилистые дорожки, террасы и внутренние дворики, есть даже весьма хитроумный лабиринт из живых изгородей. И разумеется, тихий, обнесённый стеной сад, в котором я сейчас и нахожусь.

Я кое-как соскребаю себя с камней и поднимаюсь на ноги. Отсюда прекрасно виден купол главной аудитории и колокольня над ним; глядя со стороны, никак и не догадаешься, что там таится неведомая тварь с огромной пастью, которая чуть было не сожрала меня.

Странно это всё.

Я плюхаюсь на ближайшую скамейку, стягиваю мокрые ботинки и устремляю взгляд на статую Ривы Драконицы, которую Харли действительно вернула на пьедестал. Статуя взирает на меня в ответ с выражением, в котором мне видится легкое осуждение.

По легенде, Рива «сотворила» этот остров столетия назад, пролетая над проливом Хуан-де-Фука на своём драконе. Из моря вынырнул исполинский кит, чтобы схватить её, но Рива отбилась, превратив его в камень. Даже думать не хочу, сколько магической пыли при этом образовалось. Так сказать, остров быстрого приготовления. Позднее сюда явились другие волшебники и построили школу. Со временем Академия «Песнь Дракона» разрослась и стала одним из ведущих магических учебных заведений в мире. Фактически она находится в Канаде, ближайший город – Виктория, но волшебники не придают большого значения формальным границам. «Волшебник есть волшебник», как любит изрекать мастер Квиббл, так что здесь принимают учеников изо всех уголков света.

Я? Ну, я-то здешняя. Отсюда до дома в Сиэтле, где живет моя семья, всего час драконьего полёта. Но, конечно, никто не даёт нам пользоваться драконьим транспортом, чтобы повидать родных при виде здоровенной летающей ящерицы, припарковавшейся у вас на лужайке, соседей-Блаженных может хватить инфаркт, так что я добираюсь до дома обычным путём: на пароме и на машине. В итоге, чтобы поесть домашней еды, нужно провести в дороге часов пять, не меньше.

Я повожу ладонью над своими ботинками, надеясь высушить их чарами, но они остались такими же сырыми. Состояние моих мозгов ничуть не лучше. Можно было бы попробовать ещё разок, но я чувствую себя слишком измотанной для таких упражнений – в конце концов, я же правда только что сражалась с какой-то опасной тварью, способной проглотить меня целиком. Но разумеется, тут же заявилась Харли и забрала себе всю мою славу. Думаете, кто-то признает, что я победила монстра? Ха! Но вот бы все эти пятиклашки видели меня в деле! Тогда сейчас все говорили бы только обо мне, а не о Харли.

– Что ты тут делаешь?

– А-а-а! – взвизгиваю я, внезапно обнаружив сидящего передо мной Зуки. Я так глубоко задумалась, что и не заметила, как он проскользнул в сад. – Не смей так ко мне подкрадываться!

Зуки виляет своими длинными хвостами.

– Мастер Квиббл желает знать, почему ты не вернулась в класс.

– Хмм… может, потому, что я чуть не умерла?

Хвосты снова качаются из стороны в сторону.

– Ничего подобного. Харли спасла тебя!

– Я не про падение. Я про монст…

– Ну-у, – перебивает меня Зуки, – если тебе просто охота похныкать, можешь делать это и в классе. Кстати, куда подевалась твоя метла?

– Сожрали её, – буркаю я, подбирая свои мокрые ботинки и бредя следом за Зуки к школе.

– Сожрали? – недоверчиво переспрашивает он. – То есть ты ее потеряла, да? Свою метлу? Самый важный инструмент убо…

– Отстань, – огрызаюсь я. – Хватит с меня на сегодня всяких злобных жуликов.

– Я не злобный! – протестует Зуки. – И не жулик!

– Ты же оборотень. Разве это не жульничество?

Зуки оборачивается на меня, показывает в ухмылке белые зубы и мгновенно превращается в пушистого белого пуделя.

– Наверное, ты имела в виду, что я очень милый оборотень?

Я только глаза закатываю. В Японии, где мастер Квиббл подобрал Зуки ещё щенком, подобных ему созданий называют кьюби но кицунэ – девятихвостыми лисицами-оборотнями. Когда у такой лисицы вырастают все девять хвостов, она получает способность превращаться в человека, но у Зуки их пока всего три, поэтому самое большее, что он умеет, – это превращаться во всяких других псовых. Интересно, а каких способностей у него прибавится, когда хвостов станет четыре? Надеюсь, не занудства и приставучести.

Зуки возвращается в привычный лисий образ.

– Что с тобой сегодня, Кара? – любопытствует он. – Ты что, перебрала пузырящего зелья? Так и шипишь… Прямо как драконья газировка! Как…

– Слушай, я вся мокрая. И не в настроении. Я просто хочу пойти сейчас к себе в комнату. Принять душ.

– Но я же сказал: мастер Квиббл ждет тебя. Сейчас.

– По крайней мере, мне нужно переодеться. У меня есть запасная униформа в шкафчике. Я обернусь быстрее, чем горгона моргает.

– Да уж, лучше обернись, – бурчит он.

Мы расстаёмся с ним у Перекрёстка – так у нас называют главный вестибюль Академии. Это огромный круглый холл с вогнутыми стенами, которые уходят так далеко вверх, что теряются в сумраке, и пересечь его не так уж просто, особенно когда спешишь на занятия. Винтовые лестницы ведут на разные уровни, а стены украшены картинами разных форм и размеров, причём все они висят немного кривовато, так сделано нарочно – очередная причуда волшебников. Раньше, ещё учась в пятом классе, я была уверена, что изображённые на картинах персонажи двигаются, когда на них никто не смотрит, собственно, разве не так должны вести себя картины в школе волшебников? Как-то я даже проторчала полдня перед полотном, изображающим снежного человека, рассчитывая застать его врасплох, но единственным моим открытием в тот день стало то, что мой учитель рунологии, профессор Леон, вовсе не считает подобные эксперименты уважительной причиной для опоздания на урок.

– Ничего, однажды я тебя подловлю, – говорю я снежному человеку, торопливо шагая мимо.

Кажется, он подмигнул мне в ответ. Хотя ручаться нельзя.

Мой шкафчик тоже высокий и узкий, но на этом все сходство с обычным школьным шкафчиком заканчивается. Его массивная дверца сделана из тёмного дуба и покрыта прихотливой резьбой в виде цветочного узора, а декоративные металлические петли наводят на мысль о каком-нибудь старинном гардеробе. Никаких цифровых замков тут нет: отпереть шкафчик можно только персональным заклинанием. Обычные ученики произносят его мысленно, и дверцы тут же открываются. Но у бездарей вроде меня такое получается редко, и обычно мне приходится проговаривать заклинание вслух, что довольно унизительно и даже малость рискованно. Например, шкафчик Эллы Макинтайр находится рядом с моим, и я прямо-таки уверена, что она пытается подслушать меня при каждом удобном случае. Представляю себе, какую гадость она замышляет.

К счастью, сейчас перекрёсток совершенно пуст, так что я произношу кодовое заклинание вполне безбоязненно. Снимаю пояс с инструментами, вешаю его на крючок и достаю запасную униформу. В целом она выглядит так же, как у всех прочих учеников: белая блузка, плиссированная юбка и роба по типу длинного кардигана с капюшоном. Разница только в том, что у меня она цвета грязи.

Беру заодно пару сухих носков и белья, спасибо за мудрый совет, мама, туфли на плоской подошве, сгребаю все это в кучу, бегу в туалет, переодеваюсь, а потом запихиваю мокрую одежду обратно в шкафчик, от души радуясь, что рядом нет ни души, потому что сегодня утром я надела свои любимые розовые трусы с единорогами. Согласна, уже немного не по возрасту, но я всегда считала, что они у меня счастливые.

Поправка: до сих пор считала, что они счастливые.

Приведя себя в более или менее презентабельный вид, насколько это возможно после того, как тебя окунули в пруд с перекормленными карпами, шагаю в департамент ЛЯП: вниз по ближайшей лестнице и дальше в подвал. Сумрачное местечко, где каменные стены сочатся сыростью, а по тёмным закоулкам шмыгает всяческая мелкая живность. Я прохожу мимо учебного класса ЛЯП, нечто среднее между лекционной аудиторией и мастерской, и оказываюсь перед кабинетом нашего наставника.

Табличка на двери гласит: «Патрик Квиббл, начальник Департамента ликвидации явлений постмагии». Другие преподаватели для краткости зовут его просто «Трик», но это, конечно, чересчур легкомысленное имя для такой мрачной личности, как наш учитель. Характер у него такой, что, уже взявшись за ручку двери, я медлю, чтобы тщательно восстановить в памяти всю последовательность сегодняшних событий в главной аудитории и подготовиться к их связному изложению. Квиббл как-то так на меня действует, что в его присутствии я начинаю сбиваться и мямлить, но сегодня я не допущу ничего подобного. В кои-то веки я не облажалась! Я действительно решила не самую простую проблему, так что на этот раз он будет впечатлён моей находчивостью, и…

Дверь резко распахивается с другой стороны, и я чуть не падаю, неуклюже ткнувшись в Квиббла собственной персоной.

– Карадайн, – негромко изрекает он. – Можешь объяснить, каким образом ты лишилась метлы?

Глава 4. Поднимем кубки мы во славу королевы

Разумеется, единственное, о чём беспокоится мастер Квиббл, – это моя метла. Не я. Никаких тебе «С тобой все в порядке, Кара?» или «Может, отпустить тебя со второй половины занятий, чтобы ты отдохнула?». О нет. Его заботит только моё дурацкое рабочее оборудование.

Сказать по правде, Квиббл никогда не хотел, чтобы меня приняли в его программу. Ну, то есть я тоже не хотела в неё попасть, но я, по крайней мере, могу смотреть ему в глаза, в то время как он делает это крайне редко. Даже сейчас, когда он задает мне вопрос, его взгляд устремлен куда-то поверх моего плеча. Я смотрю ему в лицо, надеясь увидеть в нём хоть проблеск сочувствия, но вижу только, как пульсирует красная отметина в форме ладони, пятнающая его в остальном весьма бледную физиономию. Долгое время я думала, что это родимое пятно, но потом Густо сказал, что это шрам, полученный Квибблом в давние времена, когда он был Верховным Магом Академии, в одной колдовской битве. И одним этим шрамом он тогда не отделался: ему пришлось покинуть свой пост и уйти в трехлетний запой. Когда же он вернулся в Академию, его ожидало сильное понижение в должности, так что теперь он всего лишь начальник департамента ЛЯП.

Неизменное разочарование, с каким Квиббл смотрит на меня, действует угнетающе. Но сегодня? Что ж, как выразился Зуки, сегодня я хлебнула пузырящего зелья, поэтому я вздёргиваю подбородок, решительно шагаю через комнату и усаживаюсь на свободный стул между Густо и Зуки, лицом к массивному письменному столу преподавателя.

– Если хотите знать, мастер Квиббл, мою метлу сожрал монстр, которого я в одиночку победила в главной аудитории. – Делая своё заявление, я продолжаю сидеть с задранным вверх подбородком – как утверждает моя сестра, это способ показать свою уверенность в себе.

Дядька Кви закрывает дверь, шаркая, обходит свой стол и усаживается за ним. Он не говорит ни слова, только таращится куда-то в пространство. В этом нет ничего для него необычного, но мне это действует на нервы. Иногда я даже думаю: может, у него прутиков в метле не хватает? Похоже, у него сегодня выдался скверный денёк, раз он даже не явился на общее собрание. А может, он нарочно хочет вывести меня из равновесия.

Нервно ерзая на стуле, я смотрю по сторонам, пытаясь хоть на что-нибудь отвлечься. Вы наверняка думаете, что кабинет волшебника должен быть битком набит всякими необычными штуками, но Квиббл, похоже, не удосужился ознакомиться с какой-нибудь памяткой на этот счет, потому что в его кабинете нет ровным счетом ничего магического. Никаких тебе оскаленных черепов или сваленных грудами томов с заклинаниями. В конце концов, мог бы он держать на столе хоть одну-две оплывших свечи или, скажем, банку с плавающим в ней драконьим когтем. Но нет, ничего, совсем ничегошеньки. Если не считать стола, стульев и нас – его кабинет абсолютно пуст.

– Монстр? – наконец переспрашивает Квиббл. – О чём ты говоришь, Карадайн?

– О здоровенной слюнявой пасти, которая вдруг появилась и попыталась сожрать меня. И это не была дикая магия, это было что-то другое, чего я никогда раньше не видела, и…

Не слишком похоже на сдержанное и хладнокровное изложение событий. Меня несет, но мне уже все равно, остановиться я не могу. Никто меня не перебивает, даже Зуки. Наконец, я выдыхаюсь, и Квиббл откидывается на спинку своего кресла, теребя пальцами единственный седой волос на подбородке. По всей видимости, он упустил из виду не только то, что приличному волшебнику положено иметь захламлённый кабинет, но и то, что его важным атрибутом является густая спутанная борода. Тут назревает вопрос: а хоть что-нибудь о правильном образе волшебника он читал? Этот одинокий волос действительно длинный, этого у него не отнять, но своему хозяину он придаёт вид отнюдь не мудрый, а скорее неряшливый.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Квиббл заговаривает снова.

– Казуки и Августо не видели ничего, соответствующего твоему описанию, – изрекает он. Он всегда и всех называет только полными именами, и неважно, нравится им это или нет.

О, какая неожиданность: он мне не верит. Вероятно, меня засунули в программу ЛЯП, потому что я из семьи Блаженных, но, на взгляд Квиббла, мне едва хватает магической квалификации, чтобы махать метлой, не говоря уже о том, чтобы распознать ядовитого монстра из остаточной магии, даже если он попытается вцепиться мне в лицо. В его глазах я всегда буду строптивой неудачницей, которая пробралась в его департамент против его воли. Но сейчас я не намерена сдаваться без боя.

– Их не было со мной наверху! – протестую я, после чего оборачиваюсь к моим так называемым товарищам и обжигаю их пылающим, как пасть дракона, взглядом. – Хотите сказать, что я все это выдумала? Тогда куда же, по-вашему, подевалась моя метла?

– Не знаю, – хмурится Густо.

– Насколько я тебя знаю, ты могла ее просто выкинуть, – не остаётся в стороне Зуки.

– С чего бы мне это делать? – возмущаюсь я.

– Может, с того, что ты любишь полодырничать? И часто врешь? – парирует тот.

– Ничего подобного, – не соглашаюсь я.

– А кто в конце прошлого года подсунул дикую магию в шкафчик Райана Канга? Не ты, что ли? – напоминает мне Густо.

– Я этого не…

– Я сам видел, – перебивает меня Густо. – А потом шкафчик взорвался.

Я пытаюсь сдержать смешок, но он все-таки прорывается.

– Ладно, пускай, но он это заслужил. Он дразнил нас ЛЯПами.

– Мы и есть ЛЯПы, – вздыхает Густо.

– Тут важно, как он это говорил, – пожимаю плечами я.

– А потом ты всё свалила на Густо, – влез Зуки.

– Потому что он выдал меня! – возмущаюсь я. – А ведь мы должны действовать как одна команда!

– Вот именно, – буркает Густо. – А потом мне пришлось убирать. Только потому, что ты была слишком занята, пытаясь пробраться в конюшню единорогов…

– А почему это туда разрешается ходить только старшим? – Я не могу сдержать негодования. – В смысле, раз уж мы уборщики, так и единорожьи волосы тоже полагается подметать нам, разве не так?

Густо не отвечает. Он гримасничает, не в силах отвести взгляда от нашего наставника, который уже накрутил свой единственный подбородочный седой волос на палец. Этот волос Густо просто бесит. Он то и дело твердит, что однажды ночью прокрадётся в покои Квиббла и выдернет его, но, честно говоря, я бы никому не советовала прокрадываться в частные владения волшебника. В Академии поговаривали, что прошлой весной, когда Ариэль Моралес вломилась в лабораторию профессора Скэй, чтобы подправить свои оценки за трансфигурацию, следующую неделю ей пришлось провести в виде тритона. Для ясности: это значит, что она просидела семь дней в террариуме, питаясь червями. Наверное, с тех пор она и стала вегетарианкой.

Густо встряхивает головой и снова переключает внимание на меня.

– Ты вечно жалуешься, когда нам поручают новую магическую уборку. Вечно опаздываешь. Вечно пытаешься отвертеться от работы. Давай говорить прямо, Кара. Ты… ты сачкуешь.

В его исполнении это слово звучит, как тягчайшее оскорбление в мире. Ему, как и Зуки, следовало бы поработать над своим словарным запасом. Но в данный момент я чувствую себя уязвимой, так что нанесённая обида попадает в болевую точку.

– Это… это было ещё в прошлом году, – бормочу я, запинаясь. – А в этом я… говорю же тебе, этот монстр правда существует! И он пытался сожрать меня. Он…

– Карадайн. – Квиббл тоже решил присоединиться к беседе. – Ты действительно выбросила свою метлу?

– Да нет же, НЕТ! – Я срываюсь на крик. – Её сожрали. Та штука сожрала! Все только и знают, что нападать на меня, но это я столкнулась с монстром лицом к лицу и уничтожила его! Конечно, если бы сюда заявилась Харли Ву и сказала, что она сражалась с монстром, все вокруг тут же…

– ХВАТИТ!

Такое проявление темперамента – большая редкость для нашего наставника. Я вздрагиваю и умолкаю. Зуки тихонько скулит. Густо оседает на своём стуле.

Квиббл делает глубокий вдох.

– Не думаю, Карадайн, что с твоей стороны уместно сравнивать себя с лучшей волшебницей Академии.

Лучшей волшебницей? Харли всего пятнадцать, она ещё и аттестата-то не получила! Но Квиббл, как и все остальные, видит в ней исключительно Королеву Академии. Предмет поклонения и безграничного обожания.

– Так нечестно, – мрачно бурчу я, скрещивая руки на груди.

– Карадайн, – настоятельно обращается ко мне Квиббл, – я не желаю, чтобы ты сражалась с монстрами, реальными или воображаемыми.

«Потому что это дело только для настоящих волшебников» – вот что он имеет в виду.

– Но…

– Я хочу, чтобы ты занималась уборкой, – с нажимом продолжает Квиббл, отметая любые возражения. – Это твоя задача, Карадайн. И прошу тебя относиться к ней серьёзно. Как Августо. И как Казуки.

– Они только и делали, что бегали вокруг, трясясь от страха, – фыркаю я.

– Эй! – с обидой восклицает Зуки. – По крайней мере, я не растерял свои мётлы.

– Серьезно? – хмыкаю я. – Шалдрак меня разбери! Твои мётлы приделаны к твоей заднице.

– Что за выражения, Карадайн, – морщится Квиббл, хотя я точно не знаю, какое именно выражение ему не понравилось – «задница» или «шалдрак», что означает всего-навсего драконий навоз.

– Да, и они всё ещё при мне, – дразнится Зуки, виляя своими хвостами прямо перед моим носом.

– Фу, гадость! – кривлюсь я, отпихивая его прочь.

– Кстати, нам пора обновить полный инструктаж, – объявляет Квиббл. – И сдать контрольный тест. Завтра.

– Вот спасибо тебе, Кара, – скулит Зуки. Он не любитель всяких тестов, тем более что ему приходится держать карандаш в зубах. – Знаешь, что я ненавижу сильнее, чем контрольные?

– Просвети меня, – цежу вполголоса.

– Тебя, – рыкает он.

Я закатываю глаза. Зуки совершенно неспособен испытывать одно и то же чувство на протяжении долгого времени. Пройдет часик, и он уже будет просить, чтобы я почесала его за ушком. Надеюсь…

– Свободны, – говорит Квиббл, но только мы начинаем двигаться к выходу, добавляет: – И ещё одно, Карадайн.

Я понуро разворачиваюсь.

– Да, мастер?

– Твоя метла?

– Её больше нет. Честно.

Он выразительно вздыхает.

– Значит, изготовишь себе новую. Ровно через неделю, на закате, встречаемся в мастерской. И запомни, метла для магического уборщика – то же самое, что волшебная палочка для волшебника.

Я угрюмо топаю к выходу. Метла – вовсе не то же, что волшебная палочка. И кстати, я была бы не прочь, если бы мне выпала возможность смастерить себе палочку. У меня весь блокнот изрисован набросками, как выглядела бы моя палочка и какое дерево я бы для нее использовала.

Но какая разница, о какой палочке я мечтаю, если яснее ясного то, что у меня ее никогда не будет. И уже в который раз с тех пор, как я поступила в Академию, меня посещает мысль: не стоило мне брать в руки эту метлу.

* * *

Как я стала магическим уборщиком (или «волшебный провал»)

* * *

Давайте вернёмся назад, к поворотному моменту моей карьеры волшебника. Итак, середина шестого класса, я ковыряюсь во дворе Лаборатории аптекарского искусства, которую я бы назвала просто классом зельеварения, но со мной почему-то никто не посоветовался, и пытаюсь одним глазом подсмотреть, чем там по соседству занимаются восьмиклассники. И тут я вижу, как Иэн Флинн опрокидывает пузырёк с драконьими соплями.

Не самый удачный ход, потому что сопли дракона взрывоопасны. Раздаётся грохот, сыплются искры… Волосы Иэна вспыхивают, а остальные ученики в панике носятся вокруг и вопят. Иными словами, никто не делает ничего полезного – в том числе и профессор Кейн, которая, вместо того чтобы тушить пожар в классе, пытается потушить Иэна. Ладно, согласна, это тоже важно, но кто-то ведь должен позаботиться и о том, чтобы не сгорела вся школа.

Поэтому я бросаюсь в лабораторию и хватаю бутыль со слезами единорога, чтобы залить пламя. Но тут Кэтлин Скетчер решает устранить беспорядок с помощью какого-то заклинания, что весьма опрометчиво, потому что так с магическими катастрофами не борются, а делают только хуже. Энди Кьюбер уже поднимает свою палочку, чтобы помочь ей, но прежде, чем он успевает основательно усугубить ситуацию, я хватаю стоящую в углу метлу для нейтрализации магических отходов и устраняю пожар в одну минуту.

Покончив со спасением Академии от превращения в остров Инферно, я замечаю, что все стоят и пялятся на меня – даже Иэн, причесочка у которого… в общем, худшей в школе вы не найдете.

И тут профессор Кейн изрекает, а поскольку она всегда говорит в рифму, кажется, что она произносит заклинание:

– Ловко, Карадайн Мун! Ты умеешь с метлой обращаться и сумела не растеряться. Ты впервые не вызвала в классе разочарованья. Мы, быть может, твое, наконец, отыскали призванье.

Ну а вскоре после этого происшествия я провалила стандартные волшебные испытания. Видимо, в школе волшебников не принято ждать, чтобы бездари проявили свои скрытые таланты – кто же станет расхаживать на цыпочках вокруг кипящего котла, верно? Ну и меня тут же перераспределили в программу ЛЯП, или, как я это называю, в программу «безнадежных».

Тут следует отметить, что я не совсем уже бесталанная. То, что я не теряюсь, даже оказавшись по уши в шалдраке, и это порой вовсе не фигуральное выражение, – очень сильное качество для волшебника. Ещё я хорошо умею ладить с волшебными существами, только не говорите об этом Зуки, а то он непременно начнет спорить. Кроме того, я хорошо разбираюсь в зельях, только не в том, как их готовить, потому что меня до этого не допускают, а в том, как их применять для уборки и нейтрализации магических катастроф. Ну и, разумеется, мне хватает владения чарами, чтобы открыть собственный шкафчик. По крайней мере, в большинстве случаев. Потому что бывают и такие дни, когда даже то ничтожное количество магической сущности, что есть в моей крови, куда-то улетучивается.

Но не огорчайтесь, ребятки. Потому что Академия «Песнь Дракона» рада сообщить каждому ученику перед проведением стандартизованных волшебных испытаний: если вы провалитесь, то всё равно сумеете найти применение крохотной искорке вашего магического таланта при исполнении самых разных «важных» функций в магическом мире. Например, можете стать рекрутером, задача которого – выявлять магически одарённых детей в семьях Блаженных. Или можете найти себя в магикультуре – скажем, доить морских кобылиц, собирать драконьи яйца или растить веничное сорго для мётел. Ну или можете до конца своих дней прибирать магический мусор.

Да-да, для учеников-неудачников открыты самые разные пути. Впрочем, выбирать их Академия не позволяет. Хотя, если бы у меня и был выбор, я бы все равно не знала, на чём остановиться. Талантом общения с людьми я не обладаю, так что рекрутинг отметается, ну а доить монстров – кому это понравится? Но, по крайней мере, ребятам из других программ для отстающих позволено носить ту же униформу, что и остальным ученикам из их потока. И только мы, уборщики, обречены выполнять свою грязную работу в убогих серых робах.

Если вы спросите, то моё стремительное распределение решилось в один момент. Мои преподаватели увидели Блаженного с метлой – и всё, в их сознании всё разом встало на свои места. Ладно, пусть я и не Блаженная, но я из семьи Блаженных, а для некоторых волшебников это одно и то же. Всего в Академии таких, как я, «Блаженных детей», сейчас, вероятно, дюжины две – и хотя у меня нет точной статистики, сколько из них попало в программы для отстающих, но я уверена, что немалая часть.

Не так уж много ЛЯПов держатся в школе достаточно долго, чтобы получить аттестат. Сейчас в департаменте ЛЯП числится всего три ученика – это если считать Зуки, которого мастер Квиббл «добровольно» присоединил к нам. И в том, почему так много детей отчисляются из ЛЯПов, нет никакого секрета. Повторяю ещё раз: в том, чтобы заниматься уборкой магических отходов, нет ровным счетом НИЧЕГО шикарного. Ну и кроме того, чтобы работать уборщиком, пусть даже и магическим, совсем не обязательно получать образование. С тем же успехом можно бросить школу и отдаться своей неприглядной судьбе.

Я-то, конечно, не могу позволить себе такой роскоши, потому что моя мама ни за что не позволит мне уйти из Академии: она искренне считает, что «Песнь Дракона» – исключительно престижная частная школа и что, поступив в неё, я наконец-то добилась чего-то выдающегося, и этим она может гордиться. И если я брошу учёбу, она просто умрёт от разочарования.

И ещё, если уж быть до конца откровенной, я упорно продолжаю цепляться за надежду, что у меня ещё остаётся какой-то шанс. Что в один прекрасный день все вокруг очнутся и поймут, что я способна на нечто большее. Нечто… грандиозное. Или, по крайней мере, нечто более выдающееся, чем быть просто ЛЯПом.

Как я уже говорила, мне просто не следовало браться за ту метлу.

Глава 5. Душевно, по-семейному

Вечер, уроки, наконец, закончились, и я плетусь в спальное крыло. При этом борюсь с внезапно накатившим желанием позвонить домой, но это означало бы тащиться в «Склеп» в административной башне, где хранятся наши телефоны. У волшебников настоящая паранойя насчёт современных технологий. В волшебном мире предпочитают пользоваться говорящими зеркалами, которые не оставляют цифрового следа. С семьёй я вижусь только на каникулах или в определённые «семейные» выходные в школе, а это не так уж часто. В общем, я более или менее свыклась с жизнью в интернате. Но уж если я скучаю по дому, то я скучаю по нему по-настоящему.

Едва я переступаю порог нашей спальни, как на меня налетает какая-то тень. Я инстинктивно пригибаюсь и чувствую, как в мою макушку вцепляются чьи-то мелкие коготки.

– Что, опять летучие мыши завелись? – интересуюсь я, бросая вопросительный взгляд в сторону моей соседки по комнате.

Юна сидит за своим столом в окружении целых небоскрёбов из книг, а её патефон мурлычет голосом Флаунетты, известной в волшебном мире сочинительницы песен. Стоит ей увидеть меня, а точнее того, что у меня на голове, она поспешно выключает музыку и в панике бросается мне навстречу.

– Айи! Плохая сова! Плохая!

Протянув руку, она снимает с моих волос птицу, прелестнее которой я ещё не видела.

– Кара, прости! Мы сегодня только получили наши талисманы, и я ещё не успела её выдрессировать. – В отличие от меня, Юна уверенно идёт по пути к тому, чтобы стать выдающейся волшебницей. К учёбе она относится очень серьёзно, и это так на неё похоже – быть уверенной, что она за полдня способна выдрессировать любое животное. – Это Айи, – сообщает она, сажая сову себе на плечо. – По-корейски это значит «малышка», и…

– А что, сегодня был День Талисманов? – перебиваю я, глядя на Айи и сгорая от зависти. Я сразу узнала в ней мохноногого сычика – милейшую из маленьких сов. Конечно, мне известны все разновидности животных-талисманов, которыми могут обзаводиться ученики: первые полтора года в Академии я только и мечтала, что когда-нибудь у меня будет свой. Правда, я так и не сумела сделать окончательный выбор между совой, хорьком или ёжиком. Ну и в конце концов оказалось, что это не важно, потому что, само собой, ЛЯПам талисманы не полагаются. Правда, я теперь постоянно общаюсь с говорящей лисицей, но я не могу считать ее своей. Может, если бы Зуки был моим, он бы задирал меня пореже.

– Видела бы ты церемонию, – щебечет Юна, ероша пальцем пёрышки на пёстрой грудке Айи. – Все семиклассники были там, весь поток!

– Ну, не совсем весь, – хмыкаю я.

Юна смиренно вздыхает.

– Я не хотела сказать ничего такого, Кара. И вообще, не будем больше об этом.

Теперь моя очередь вздыхать. Мы с Юной делим одну комнату с того самого дня, как обе впервые оказались в Академии, поступив в пятый класс. Одно время мы очень дружили, но, когда меня выпнули в уборщики, отношения стали более натянутыми. Не представляете, до чего это тяжело: сидеть в сторонке и неделю за неделей смотреть, какими интересными вещами занимается Юна. Разумеется, она в этом не виновата. Я смотрю на её разом приунывшее лицо, и мне становится стыдно, что я не проявила достаточного энтузиазма насчёт ее великого дня.

– Прости, Юна, – говорю я. – Ты же не виновата, что я бездарь.

– Не говори так, – строго велит она, и её медово-карие глаза сердито вспыхивают. – Это оскорбительно.

– Для… меня?

– Для Блаженных, – поясняет Юна. – Ты же всё-таки учишься в школе волшебников! Даже если тебе тут не нравится.

Я краснею и чувствую, как вспыхивают мои веснушки. Я не могу творить чары достаточно сильные, чтобы мои щеки засветились от магии… но от неловкости? О, тут я чемпион.

– Мне тут нравится, – неубедительно бормочу я. – Но ведь Блаженные не знают, что мы существуем. Значит… ну, просто по определению… они никогда не услышат, что я о них говорю, и не обидятся.

– Я всего лишь хочу сказать, что тебе следует испытывать хоть немного сострадания к другим, – наставительно заявляет Юна и вместе с Айи отворачивается от меня.

Я знаю, что Юна вовсе не старается говорить со мной свысока, но мне трудно воспринимать ее тон как-то иначе. С тех пор как я заделалась ЛЯПом, этот спор повторялся у нас бесчисленное множество раз. Впрочем, я готова признать, что в чем-то она права. К тому же она недавно покрасила волосы в серебряный цвет, а это усиливает впечатление, что она не просто говорит, а вещает с мудрым видом.

– Ладно, давай расскажи мне лучше про талисманы, – прошу я. – Мне хочется послушать.

Она оборачивается, и ее губы чуть трогает улыбка надежды.

– Правда?

Я плюхаюсь на кровать и киваю.

– Там были самые разные животные – жабы, вороны, даже скунсы! – Юна краснеет от удовольствия, вспоминая. – Нас всех вызывали вперед, одного за другим. Нужно было сесть на пол и мысленно послать призыв. Первое существо, которое откликнется на твой зов, станет твоим талисманом.

Я сдерживаюсь изо всех сил, пытаясь проглотить свою жгучую зависть. На вкус она как прокисшее молоко.

– Совы лучше всех, – говорю я, любуясь Айи. Ее огромные глаза совершенно прекрасны.

– Я тоже так считаю, – говорит Юна, поглаживая грудку Айи. – Они могут приносить разные вещи, доставлять послания… только нужно их обучить, конечно. А Симона Хантер получила скорпиона, представляешь? Бр-р-р…

– Самое то для нее, – фыркаю я.

– Кара, не вредничай, – выговаривает мне Юна. – Ты же вроде собиралась – это твои слова, не мои! – изменить своё отношение. Что, сегодня опять что-то случилось?

– Харли Ву.

Юна испускает стон.

– Кара, ну хватит. Вечно у тебя виноват кто-то другой. Ну и какое очередное воображаемоё злодеяние совершила Харли Ву, чтобы насолить тебе?

– Никакое не воображаемое. И не волнуйся, тебе всё расскажут. В красочных подробностях. А Квиббл…

– Мастер Квиббл, – поправила она меня, как делают и все остальные.

– …естественно, встал на ее сторону.

– Кара, мастер Квиббл всегда будет на её стороне. У них же целая история…

Я морщусь. Конечно, она права, как обычно. Харли в Академии уже очень давно – так давно, что всем кажется, будто она была в ней чуть ли не всегда. Когда она попала сюда, ей было совсем немного лет, так что по возрасту она ещё не могла формально посещать занятия. Поэтому мастер Квиббл, который был тогда Верховным Магом Академии, занимался с ней индивидуально.

– Честно говоря, я думаю, мастер Квиббл для неё вроде дядюшки, – продолжает Юна. – Харли же провела под его крылышком целые годы. И они были очень близки, пока… ну, сама знаешь. – Она касается рукой лица, имея в виду ту таинственную колдовскую дуэль, которая кончилась для Квиббла изуродованной физиономией и трехлетним загулом. – Естественно, она теперь его слабость.

– Жалко, что не я, – не удерживаюсь я от бурчания.

– Кара, ты же не думаешь…

– А что, собственно, нам известно о Харли? – перебиваю я. – Я имею в виду, по фактам? Почему она оказалась в Академии так рано?

– Ты же знаешь, какие о ней ходят слухи. Некоторые люди говорят, что ее родители не могли сдержать ее дар, поэтому ее и отдали в школу совсем маленькой.

– Тогда почему они никогда ее не навещают? – полюбопытствовала я. – Я вот их ни разу не видела, даже в Дни Семьи.

– Может, они слишком далеко живут, – пожимает плечами Юна. – Или…

– Или что?

Юна умолкает, но мне хочется услышать продолжение.

Она сидит на кровати совсем рядом, и её голос понижается до шёпота – всё это отдалённо напоминает те времена, когда мы часто делились чем-то сокровенным, когда мы могли называться подругами. Мне даже захотелось взять её за руку – мы раньше делали так, когда были совсем новенькими в Академии и ещё сильно тосковали по дому.

– Ханна Коваль сказала мне, что родители Харли погибли, защищая ее от нападения темного властелина, – шепчет мне Юна. – Она сирота.

Я хмурюсь. Это что-то новенькое, такого я раньше не слышала, и оно меня бесит, потому что лишь усиливает общую веру в то, что Харли – так называемая Избранная. Бедная сиротка, потерявшая родителей из-за нападения какого-то злого колдуна? Именно так всегда начинаются героические сказки. Ну а дальше вы и сами знаете, люди начнут рассказывать, что у нее есть особый шрам или родимое пятно…

– Мне так ее жалко, – вздыхает Юна.

– Пфф! – фыркаю я. – Она же Королева Академии!

Я сползаю с кровати и пересаживаюсь, обхватив колени руками, на подоконник единственного в комнате круглого окна. Вид из него открывается шикарный – океан, а на западе – остров Ванкувер. Жаль, что сейчас моё настроение отравлено этим сочувствием Юны к «бедняжке» Харли. Куча людей на свете растёт без родителей, и это вовсе не делает их какими-то особенными.

– Но послушай, Кара, а что, если она действительно потеряла семью? Уж ты-то должна понимать…

– Я?! – вскипаю я.

– Ну, – сглатывает Юна, – ты же понимаешь… твой отец…

– Речь не обо мне, – отрезаю я. – И не надо так убиваться по Харли. Избранная? А ты сама-то читала пророчество?

Юна обжигает меня яростным взглядом.

– И что, тебе не кажется, что оно довольно расплывчатое? – спрашиваю я. – Какой-то там юный герой восстанет и одолеет силы тьмы, что грозят гибелью миру волшебников… бла-бла-бла. При этом все, будто сговорившись, в упор не видят того, что никаких сил тьмы, угрожающих нам, не существует. И от кого же тогда Харли должна нас спасать? От плохих оценок? От прыщей?

– Кара, скажи, а почему тебя это так раздражает?

– Потому что… потому что… может, это вовсе и не она Избранная. Может, это кто-то другой.

– Ты хочешь сказать, будто не веришь…

– А может, – перебиваю я, – может, это ты.

Юна так хохочет, что Айи слетает с ее плеча и пристраивается на изголовье моей кровати. И тут винить бедную сову совершенно не в чем – смех у Юны и впрямь не то чтобы очень нежный, с привизгом и всхрюками. Но если не считать неизящной манеры смеяться, Юна вполне готова стать выдающейся волшебницей.

– А что, у тебя отличные способности, – настаиваю я. – И имя у тебя какое! Юна Бэнг. Звучит очень круто!

– О, фью, ну тогда зачем я столько занимаюсь, – фыркает Юна, отбрасывая с лица серебряную прядь. – А если для избранности нужно всего только звучное имя, так может, это ты Избранная?

– Ты это о чем? – изумляюсь я.

– Как ты не понимаешь, Кара? У тебя же фамилия Мун – луна. Карадайн Мун… звучит очень волшебно, тебе не кажется?

Я морщусь. Карадайн – девичья фамилия моей мамы, то есть вместо имени у меня… фамилия, что само по себе странно и несколько смущает. А фамилия Мун досталась мне от папиной, британской стороны, и я никогда не видела в ней ничего такого магического. Особенно учитывая, как потешались над ней дети в обычной школе для Блаженных. Оставляю это вашему воображению.

– Похоже, тебе впервые оказалось нечего возразить, – замечает Юна.

Я немного неискренне усмехаюсь в ответ, прикрываю глаза и погружаюсь в свои фантазии. Интересно, каково это, если весь магический мир считает тебя кем-то особенным? Даже мысль об этом завораживает. Что, если бы это мне приходилось стоять на сцене во время собраний, на глазах у всех исполнять Ученический Трюк, двигать статуи силой своих чар, а кто-то другой, незаметный, потом прибирал бы за мной? Что, если бы всякий раз, стоило мне пройтись по Академии, все вокруг поворачивались бы мне вслед и шептали: «Вон идет Кара Мун»?

Да, моя жизнь была бы совсем другой. Такой лёгкой. Такой приятной.

Тихое чириканье. Я открываю глаза и вижу Айи: она спархивает со спинки кровати и приземляется прямо мне на колени. Как будто чувствует, что мне нужно сейчас немного ободрения. Но я чувствую себя от этого только хуже. Айи ведь не мой талисман, а всего лишь живой, дышащий символ славного пути, который лежит перед настоящей волшебницей, такой как Юна.

Может, в моем имени и есть магия, но в моей крови ее слишком мало.

* * *

Учебная программа седьмого класса Академии «Песнь Дракона» (не для отстающих)

* * *

Академия «Песнь Дракона» предлагает тщательно продуманный набор учебных курсов для учащихся с самыми разными магическими способностями. И разумеется, эти способности определяют ваш учебный план – независимо от того, чего бы вам хотелось. Ниже приводится список увлекательнейших предметов, которые мне не позволено посещать:

Астрономия, профессор Алтея Парадигма

Занятия в академии «Песнь Дракона» идут не по обычному школьному расписанию, а с часа дня до семи вечера, время отбоя – час ночи, волшебники больше склонны к ночному образу жизни, чем большинство Блаженных. В дни, когда проводятся занятия по астрономии, Юне приходится засиживаться после отбоя и пользоваться телескопами настолько мощными, что в них можно разглядеть даже мусор, оставленный астронавтами на поверхности Луны. Но какими бы неряхами ни были астронавты, с волшебниками по этой части им не сравниться.

Амулетология, профессор Девона Дрейк
Занятия, которые мне хотелось бы посещать больше всех остальных.
Травничество и аптекарское искусство, профессор Цикория Кейн
На этих уроках кипятят, вываривают, дымят, взрывают – в общем, отлично проводят время.

Чарология, профессор Гален Витрикс
Здесь изучают, как правильно составлять и произносить заклинания, хотя самым одаренным волшебникам совсем не обязательно проговаривать колдовские слова вслух и даже мысленно – достаточно сформулировать свое желание и прибегнуть к силе своих талисманов.

Метафизические искусства, мадам Дона Кри
Курс, на котором осваивают живопись нотами, восприятие звуков на вкус, осязание красок и прочее. Звучит заманчиво, но тем, кто не одарен магически, тут тоже делать нечего, так что я автоматически лишаюсь даже базовых познаний в искусстве.

Транслокация, профессор Нисао Акари
Если волшебникам нужно попасть куда-то очень быстро или секретно или, скажем, швырнуть кого-нибудь в пруд с золотыми рыбками, они прибегают к транслокации. И, как всем нам известно, производят при этом колоссальное количество магических отходов.

Трансфигурация и превращения, профессор Надья Ска
Тоже оставляет после себя кучу магического мусора. А ещё ЗАПАХ. Скажем, если бы магия страдала поносом, это пахло бы именно так.

Магическое врачевание, доктор Селма Глимм
Пару лет назад моя сестра сломала руку, и ей пришлось проходить в гипсе целых два месяца. А когда Густо повредил ногу на тренировке, доктор Глимм вылечила ее за пять секунд. А вот устранение возникших при этом магических отходов заняло куда больше времени.

Уход за магическими животными, профессор Теодор Перрандор
По словам Юны, на этих занятиях изучают то, как правильно заботиться о своих животных-талисманах, а также, что немаловажно, как их дрессировать. Видимо, это единственный предмет, по которому Юна не выбилась в отличницы, учитывая, сколько раз Айи уже успела обгадить мою подушку.

Основы ясновидения, мадам Чандра Аслам
Включает в себя изучение пророчеств, так что этот курс вполне мог бы носить название «Как Харли Ву спасёт весь волшебный мир, потому что она – лучшее, что произошло в магии со времен изобретения котла».

Глава 6. Сверхурочная работа для веснушек

– Поговорим сегодня об амулетах? – обращается к нам профессор Там, когда мы вереницей входим в класс Магической этики. Сегодня это наша последняя пара.

С того происшествия в большой аудитории минуло уже два дня. Солнышко светит в окна, заливая помещение тёплым светом. Местечко очень уютное и приятное – вернее, было бы, если бы не дурацкая манера поведения профессора Тама. Он вечно говорит вопросами, а это жутко раздражает.

Густо садится в самом первом ряду, поближе к Юне. Поскольку мы с ним ЛЯПы, Магическая этика – один из немногих предметов, которые мы посещаем вместе с моей соседкой-отличницей. Но я садиться рядом с ней не хочу, первые парты – это не для меня. К тому же Густо явно неровно дышит к Юне, и тот единственный раз, когда я имела глупость усесться рядом с ними, стал самым мучительным часом в моей жизни. Когда Юна поблизости, Густо превращается в полного идиота, а она в упор его не замечает, а может, и нарочно «лепит ему бородавки»: старая поговорка, бывшая в ходу у волшебников, которую я решила реанимировать в своём сознании прямо сейчас.

Вместе с Зуки, который плетётся следом за мной, я устраиваюсь на своём привычном месте у стеночки, подальше от учительского стола. Поскольку класс расположен в башне, он круглый, так что мой «задний ряд» состоит из одной парты. Меня это полностью устраивает, тем более что я всё-таки не совсем одна, а вместе с Зуки. Как я и говорила, его злость на меня из-за внезапной контрольной быстро испарилась. Кстати, мастер Квиббл сказал, что мы все сдали, хотя наши оценки объявлять не стал – может, подумал, что я расстроюсь, узнав, что меня обставил по очкам говорящий лис.

А я очень благодарна Зуки за компанию, особенно теперь, когда семиклассники начали таскать на занятия своих животных-талисманов. Имея под боком волшебную лисицу, я могу делать вид, что ни в чем не отстаю даже от Юны.

Я устраиваюсь на стуле со всем удобством, то есть задираю ноги в ботинках прямо на парту.

– Вы уверены, что это подходящее место для ваших ног, мисс Мун? – осведомляется профессор Там, поглаживая свою бороду – такую длиннющую, что ему приходится обвязывать её вокруг пояса. Я бы сказала, что на вид ему не меньше семидесяти, хотя это всего лишь догадка. Волшебники редко выходят на пенсию, если только их не принуждают к этому обстоятельства, например, поражение в игре в гляделки с горгоной.

Джорджия Дирк и Симона Хантер, занимающие парту прямо передо мной, оглядываются через плечо и издевательски фыркают.

«ЛЯП», – беззвучно, но очень слаженно произносят они одними губами. Естественно, так, чтобы Там ничего не заметил. Я бы с радостью влепила по ним заклинанием для стекания туши – чёрные потеки отлично украсили бы их гладенькие личики с белой, как слоновая кость, кожей, – но во всех классах установлена противочарная защита, да и всё равно моё колдовство наверняка не сработало бы.

Спасибо Зуки: он вздёргивает морду и издает низкий угрожающий рык, от которого ёжик Джорджии испуганно взвизгивает и зарывается ей в волосы. Даже скорпион Симоны как будто трусливо поджимает свой ядовитый хвост.

– Спасибо, – шепчу я Зуки, покорно убирая ноги с парты. – Если бы я вручала Гадючий кубок, эта парочка выиграла бы даже у моей сестрицы.

– Что ещё за Гадючий кубок? – заинтересованно спрашивает лис.

– Награда на чемпионате, который я сама придумала. Составляю потихоньку список участников. И сейчас…

– Похоже на список врагов, – замечает Зуки.

Я пожимаю плечами. В сущности, он абсолютно прав.

Тем временем Там уже начинает урок.

– Итак, сегодняшняя тема для обсуждения: следует ли пользоваться магическим амулетом, чтобы спасти Блаженного, если при этом есть риск, что Блаженный его увидит? Каковы возможные последствия…

Он и дальше лопочет что-то в том же духе, но, поскольку мне подобная ситуация не грозит, я отвлекаюсь, блуждая глазами по увешанным полками стенам класса. Полки сплошь забиты книгами и бюстами выдающихся философов, причем порядка в их расположении нет никакого – ни алфавитного, ни хронологического, ни любого прочего. Я вдруг замечаю, что корешок какого-то объемного тома на ближайшей полке таращит на меня выпуклые круглые глаза, и до меня не сразу доходит, что это всего лишь питомец Тама, хамелеон по кличке Скимбл. Я наклоняюсь, чтобы разглядеть его поближе, и он вдруг выстреливает липким языком прямо мне в щеку.

– Ай! – вскрикиваю я от неожиданности.

– Мисс Мун, вы меня не слушаете? – спрашивает Там.

– А? О. Ага.

Джорджия и Симона ехидно хихикают. Скимбл, возможно, тоже.

– Тогда почему бы вам не просветить нас, что такое магические амулеты? – не отстает Там.

Что, серьезно? Более элементарного вопроса у него не нашлось?

– Это предмет, с помощью которого волшебник усиливает собственные врожденные магические способности, – отвечаю я. – Вспомогательный инструмент волшебника.

– О да, тебе понадобился бы самый здоровенный вспомогательный инструмент в мире, – ядовито шепчет Джорджия так, чтобы услышать ее могла только я.

– Ты сама самый большой вспомогательный инструмент в мире, – огрызаюсь я.

Весь класс дружно оборачивается и смотрит на меня, отчего мои веснушки начинают гореть не хуже летних светляков. Дразнить ЛЯПа – все равно что ловить пикси на подтаявшее мороженое: проще простого. Но я вечно попадаюсь в ту же ловушку: не могу промолчать в ответ.

Хорошо ещё, что хоть Зуки на моей стороне.

– Ловко ты её, Кара, – тихонько прыскает он.

– Мисс Мун, может, вы продолжите? – поощряет меня Там.

Я расправляю плечи и пытаюсь собраться с мыслями.

– Самыми распространенными амулетами являются волшебные палочки, кулоны и кольца. Хотя на самом деле это может быть что угодно. По преданию, Рива Драконица однажды отразила целую стаю гидр вареной лапшой.

Юна, как водится, не в силах сдержать распирающие ее знания и встревает:

– Некоторые амулеты способны производить лишь определённый вид чар, например, бывают волшебные палочки, которые обращают любой предмет в камень, или камни, гипнотизирующие животных. Самые мощные амулеты – это те, которые волшебник мастерит лично для себя.

Да, иногда Юна ведет себя как типичная всезнайка. Но Там, как я вижу, и не думает осаживать её за выступление вне очереди. Он только одобрительно кивает и прибавляет:

– Как я понимаю, большинство из вас как раз трудится над изготовлением собственных амулетов на занятиях с профессором Дрейк?

– Верно, большинство из нас, – поддакивает Симона, поглаживая плечо своей изумрудно-зелёной робы и тем самым выразительно намекая, что я ношу форму серого цвета и не посещаю уроки амулетологии профессора Дрейк. – Я как раз мастерю себе палочку из берёзы.

– А я выплавляю себе перстень с сапфиром, – вставляет Симона с явным оттенком превосходства в голосе.

Остальные ученики наперебой начинают рассказывать про свои амулеты:

– У меня ключ в виде скелета, – выпаливает Джош Грин.

– А у меня драконий клык. Мы с дедушкой его откопали, – не отстаёт Лакиша Стюарт.

Основная часть моей жизни в Академии: слушать, как другие ребята хвастаются всякими крутыми штуками, которые мне бы тоже страшно хотелось иметь: совы, талисманы и всё такое прочее. Густо наверняка испытывает те же чувства, что и я, но по нему никак не скажешь, что он сгорает от зависти. Он даже принимает участие в общей беседе, вставляя:

– А Юна как раз сегодня утром закончила свой амулет. Классный такой медальон.

– Ничего такого особенного, – бормочет Юна, потупясь и неловко ёрзая на стуле.

Странная она все-таки. Обожает хвалиться тем, чему ее учили, но когда дело доходит до того, что она сама сделала, то становится застенчивее дикого единорога. Вот если бы я смастерила собственный талисман, да ещё раньше всех в классе, я бы кричала об этом с каждой башни.

– Может быть, продемонстрируете его нам, мисс Бэнг? – поощряет её Там.

Айи ободряюще сжимает когтями её плечо, и Юна смущённо встает и вытягивает из-за воротника цепочку с медальоном: увесистым диском полированного металла с вделанным в него крупным самоцветом, в котором вихрятся пурпурные и золотые искры. Я вижу его впервые и догадываюсь, что Юна не хотела лишний раз на этой непростой неделе тыкать мне в лицо своими успехами. Медальон так прекрасен, что у меня перехватывает дыхание.

– Я бы воспользовалась им в первую же секунду, – выпаливаю я.

Юна вздрагивает и торопливо прячет своё сокровище обратно под одежду.

– Но ведь… Кара, ты не можешь – ведь каждый волшебник знает…

– Что? – спрашиваю я, чувствуя, как загораются мои веснушки. Опять…

– Как же мы забыли, что мисс Мун выросла среди Блаженных? – обращается к классу Там. – Стоит ли удивляться, что ей могут быть непонятны вещи, которые мы, выросшие в магической среде, интуитивно усваиваем в раннем детстве, и что для нас представляется совершенно ясным и несомненным? – Он делает драматическую паузу, оттеняя важность момента. – Связь между волшебником и его амулетом священна. Амулетом нельзя делиться, одалживать его или передавать по наследству. Это строжайше запрещено.

Когда Там говорит что-нибудь не в форме вопроса, это означает, что он изрекает нечто исключительно важное, вроде главной вселенской истины. Все тут же кидаются старательно заносить это в свои тетрадки. Кроме меня, конечно, – я не большая любительница конспектов. Зато у меня есть время подумать. А хорошенько подумав, я делаю то, чего раньше ни разу не делала на занятиях у Тама: поднимаю руку.

Там моргает на меня с таким видом, словно его сейчас хватит сердечный приступ.

– Хотите что-то спросить, мисс Мун?

– А почему именно нельзя использовать чужой амулет? – спрашиваю я. – В смысле, я понимаю, что таковы правила, но вообще это возможно?

Там ничего не отвечает, только теребит свою бороду, словно прикидывая, как можно ответить на столь глупый вопрос. А может, внезапно осеняет меня, он пытается что-то скрыть.

– Кара, – накидывается на меня Юна, – то, что ты говоришь, – кощунство. Амулет – это часть волшебника. Как рука или нога. Или другой орган.

– А мне кажется, это небольшое преувеличение, – возражаю я. – Некоторые волшебники даже и не пользуются амулетами, чтобы…

– Как Харли Ву! – восторженно выкрикивает Джорджия.

– В таком юном возрасте это просто неслыханно, – подхватывает Симона.

– Я слышал, она была ещё совсем младенцем, когда её сила проявилась впервые, – говорит Джош. – Однажды утром родители вошли в её комнату, а все игрушки кружились в воздухе вокруг её колыбельки. – Его тёмно-коричневые щёки с ямочками начинают светиться, когда он поднимает в воздух всё, что лежит перед ним на парте, чтобы проиллюстрировать свои слова. Ну и чтобы выпендриться, конечно. Очень невоспитанно, между прочим, ведь кому-то придётся убирать всю ту магическую пыль, которая останется в классе после подобной демонстрации.

– Это только подтверждает, что Харли – Избранная, – заявляет Джорджия.

По классу прокатывается восторженный шепоток. Вот такая я везучая: редкий случай, когда я пытаюсь поучаствовать в жизни класса, и тот заканчивается сеансом всеобщего поклонения Харли. Да, она действительно единственная ученица во всей Академии, которая не пользуется амулетами, но я-то говорила вовсе не об этом. Я хотела сказать, что есть и другие способы творить магию – например, готовить зелья.

Профессор Там, наконец, успевает очнуться от несвойственной ему молчаливости, и вскоре ему даже удаётся угомонить класс.

– Что такое амулет, если не невидимый и неосязаемый канал связи волшебника с Полем магической материи? – говорит он. – Волшебник, который не пользуется амулетом, способен устанавливать чистую и мощную прямую связь с Полем, которую невозможно разорвать. Мисс Ву пользуется чистейшей формой магии.

– В полную противоположность тебе, Мун, – шипит Симона поверх плеча.

– Чтоб тебе жабой подавиться, – буркаю я.

– Какой жабой? Твоим талисманом? Ах, нет. У ЛЯПов же не бывает талисманов! – хмыкает Симона, поглаживая своего скорпиона.

– Может, тебе стоит завести рыбку, – предлагает Джорджия. – Наверное, они тебе ближе, раз ты провела столько времени в пруду.

Так. Ну всё.

Я вскакиваю и рычу:

– Заткнись, ты, мешок с шалдраком!

Там выразительно вздыхает.

– Мисс Мун, полагаю, вы не против задержаться после уроков?

Если он считает, что форма вопроса здесь уместна, – что ж, ПРЕКРАСНО.

– А вы, полагаю, не против задержать и этих весёлых сестричек тоже?

– Разве это они позволяют себе бранные слова в классе? – осведомляется Там.

– Послушайте, – вскакивая на лапы, начинает Зуки, – она ведь всего лишь…

Там заставляет его умолкнуть, всего лишь подняв палец.

– Вы ведь знаете, куда следует сообщить о вашем взыскании, мисс Мун, когда мы закончим урок? – обращается он ко мне.

Я молча киваю, плюхаясь обратно на стул. Джорджия и Симона сияют, как парочка сирен, наблюдающих кораблекрушение.

– А сейчас, почему бы нам не вернуться к нашей дискуссии? – предлагает Там. – Приступая к изготовлению амулета, вы должны учесть…

– Эй, а тебе ведь скоро приниматься за новую метлу, – шепчет Зуки в довольно неуклюжей попытке поднять мне настроение.

Скрестив руки на груди, я мрачно гляжу в потолок. Моргане в душу эту новую метлу… Видите? Я настоящая волшебница, по крайней мере, владею профессиональным жаргоном. Я хочу амулет – и Там явно скрывает от меня что-то важное по поводу амулетов.

Но я непременно выясню, что именно.

* * *

Учебная программа седьмого и восьмого класса академии «Песнь Дракона» (для бездарей – иными словами, для меня)

* * *

Помните список всех тех увлекательных занятий, которые мне не позволено посещать? Можете сравнить его с моим собственным, удручающе скучным учебным планом.

Монстрология, мастер Торольф Тандрот
Ладно, согласна, курс не из худших, но учиться предлагается в основном по книгам. По окончании этого года «настоящие» волшебники перейдут к дрессировке и объездке разных магических существ, а я так и буду дальше читать про них. Вот так вот. Хотя, если бы мне дали прокатиться верхом на драконе – хоть разочек! – я бы умерла от счастья.

Спектрономика, профессор Касперин Д'Анвилл
Научная теория и физические основы функционирования Поля магической материи. В основном скукотища, от которой клонит в сон.

Магическая этика, профессор Куан-лин Там
Иначе этот курс можно было бы назвать так: «Всякие потрясающие вещи, которые вы не станете делать, если вы честный человек и высоконравственная личность, Кара Мун».

Овология, мадам Арабелла Стронг
Ура-ура, все посмотрите, как прекрасно сохранились эти древние мёртвые яйца. Хотя в прошлом году один шутник – ладно, хорошо, это была я, – подменил ископаемое яйцо живым, и из него вылупился драконий слизень – в тот самый момент, когда Мейсон Мэттьюс его исследовал. Его это так потрясло, что он так и упал на задницу и даже, кажется, слегка намочил штаны. Безусловно, для меня это было лучшим событием дня. До тех пор, пока мне не влепили взыскание.

Мёртвые языки, профессор Криспин Плюм
Было бы неплохо, если бы речь шла, скажем, о шершавых или раздвоенных, как минимум языках всяких вымерших чудовищ, но на самом деле курс посвящен всего лишь целой уйме уже не используемых наречий. Волшебники действительно часто используют слова из древних языков в своих заклинаниях, ну а уборщикам вроде меня знать их нужно, вероятно, лишь для того, чтобы, когда нас превращают в жабу, мы уже чуть заранее догадались, что нас ждет, – за пару секунд до того, как наша кожа покроется бородавками, а между пальцев вырастут перепонки.

История колдовства, мастер Перегрин Стил
На самом деле, я просто обожаю историю магии. Ну и пожалуйста, можете звать меня ботаном.

Рунология, профессор Эмили Леон
По сути, это умение расшифровывать колдовские символы – скажем, на случай, если в ходе магической уборки мы набредём на проклятую гробницу или что-нибудь в этом роде. Поверьте, это довольно-таки важно: знать, что расположенные определённым образом камни предупреждают, что не стоит тревожить некие ссохшиеся мумифицированные останки или труп королевы ведьм, которой недавно стукнуло две тысячи лет.

Тайная география, профессор Кейша Харт
Во многих городах есть тайные колдовские кварталы, о которых Блаженные даже не подозревают!

Колдовская йога, мадам Крессида Стоун
Сплошные медитации и нелепые позы. Показушницы вроде Джорджии и Симоны левитируют во время упражнений, что, по-моему, должно считаться жульничеством. К тому же левитация подразумевает применение магии, а это, в свою очередь, подразумевает – вы уже догадались, правда? – что после этого кому-то, мне, приходится помахать метлой. Так что, если вы любите жаловаться, как вам после урока физкультуры приходится убирать на место маты, – прекратите.

Нейтрализация явлений постмагии, мастер Патрик Квиббл
Область магической науки, известная как Искусство уборки, Колдовство для бесталанных, или просто ЛЯПство. Что я лично считаю самым подходящим названием для того, чем я занимаюсь под руководством Квиббла. Да, вы правы, я действительно намеревалась изменить своё отношение к учёбе, но процесс идёт небыстро. И можно ли меня в этом винить? Сами подумайте: большую часть своего учебного времени я провожу в подвале с учителем, который меня ненавидит.

Глава 7. И что такого плохого в капельке запретной магии?

Сразу после этики я тащусь к мисс Терс, отбывать наказание. Мисс Терс – это смотрительница школы, ей уже миллиард-с-чем-то лет, и её кабинет расположен рядом с департаментом ЛЯП. Как удобно.

– Уже? – усмехается она, едва я показываюсь у нее на пороге. – А ведь только вторая неделя пошла!

Да уж, смешно. А ведь я собиралась начать этот год как новый человек, а не как Кара-Шестиклассница, схватывающая одно взыскание за другим. Мисс Терс с ходу отправляет меня отрабатывать наказание, а именно – драить туалеты в учительской. Отвратительнейшее занятие, особенно учитывая пристрастие профессора Перрандора к сыру из молока морских кобылиц, та ещё штука, хоть тот и не слишком ладит с его пищеварением. Ага, я уже говорила, что наказания в школе волшебников – это сплошной кошмар.

Покончив с этим, я натыкаюсь на Зуки: он мирно дремлет на лавочке возле туалетных комнат. Руки у меня саднят от мозолей, а он, видите ли, спокойно дрыхнет. Пришлось мне «случайно» задеть его коленкой.

– Что? – бормочет он спросонок, поднимая голову. – О! Ты уже закончила.

– Тебя за это благодарить не приходится, – ворчу я.

– Это было твоё наказание, а не моё, – фыркает он, труся за мной к лестнице. – Куда направляешься?

– В библиотеку. А почему ты не с Квибблом? Ты же вроде как его питомец.

Зуки мотает хвостами из стороны в сторону – видимо, это его манера пожимать плечами.

– С тобой веселее, чем с мастером Квибблом. Ну, понимаешь, ты вечно влипаешь в какие-то неприятности.

– Мне от этого не очень-то весело!

– А мне – да, – ухмыляется Зуки. – Скажи, а когда ты училась в школе для Блаженных, было то же самое?

Теперь моя очередь пожимать плечами.

– Меня сестра выручала. Обычно.

– Тогда тебе стоило бы перетащить ее сюда!

– Нет! – отрезаю я. Возможно, слишком быстро. – Она же… м… Блаженная. И совсем не такая, как я.

– А какая?

– Красивая, умная… в общем, мы с ней разные. Ясно?

– Ясно, ясно, – соглашается Зуки. – Ну что, какое безобразие ты задумала на сегодня?

– Никакого. Просто хочу выяснить кое-что про амулеты. Тебе не кажется довольно странным, что Харли ими не пользуется?

– Она же Харли Ву! Супердарование! Наделённая исключительной си…

– Ну да, ну да.

Мы заходим в библиотеку – великолепное здание, которое я просто обожаю. В нем тринадцать этажей с учетом тех, что находятся под землёй, волшебники без подземелий никогда не обходятся, а ещё множество всяких ниш и укромных закоулков. Повсюду кругом всяческие артефакты, а в самом центре находится ротонда с замысловатой стеклянной витриной, в которой на всеобщее обозрение выложены вещи, принадлежавшие когда-то Риве Драконице. Есть в этой коллекции и волшебная палочка, и самоцвет в виде драконьего глаза, и даже книга ее заклинаний.

Как обычно, я застываю возле витрины, пожирая их глазами. Палочка особенно прекрасна: вырезанный из дерева длинный стержень с участками, извитыми, как штопор. То, что эскизы моей воображаемой палочки так напоминают палочку Ривы, – отнюдь не случайное совпадение.

Наконец, когда я насыщаюсь этим созерцанием, мы отправляемся наверх – туда, где, как мне известно, хранятся самые непростые книги. И едва мы одолеваем первый лестничный пролёт, как натыкаемся на мисс Эпиграф, библиотекаря.

– Кара! – тепло приветствует она меня. – На дворе такая чудесная погода. Почти все ребята сейчас в саду, любуются лунным сиянием – почему бы и тебе не пойти к ним?

– Нет, спасибо, – отказываюсь я. – Но вы, если хотите, можете пойти прогуляться, а я присмотрю тут за хозяйством.

Я частенько поддразниваю ее таким образом, потому что мисс Эпиграф никогда не покидает библиотеки. Она и не может, потому что она – книжная дриада и ее существование неотделимо от старинных гримуаров, заполняющих здешние книжные полки. Впрочем, она никогда не жалуется на своё заточение, и я, признаться, не нахожу в этом ничего странного. Если бы я оказалась заперта на всю жизнь в одном помещении, я, наверное, тоже выбрала бы для этого волшебную библиотеку.

– Ну тогда располагайся, – говорит мисс Эпиграф, зависнув передо мной в воздухе. Корсаж ее платья состоит из книжных корешков, а юбка – из листов пергамента. Хотя на самом деле я даже не знаю, одежда ли это или просто часть ее самой. Как там это устроено у книжных духов? Даже ее волосы лежат как будто слоями, напоминающими страницы старого, чуть потрепанного тома. – И не забудь, отбой ровно в час, – добавляет она. – Не хотелось бы снова застать тебя тут спящей.

Она упархивает прочь, а я продолжаю свой путь через библиотеку. Зуки жмётся ко мне, как ребёнок к родителям в ночь Хеллоуина. Вероятно, вам это место тоже могло бы показаться зловещим, хотя, на мой взгляд, оно создаёт вполне подходящую атмосферу для всякого колдовского учреждения. По словам мисс Эпиграф, если собрать в одном месте столько магических книг, они начинают влиять друг на друга и порой немного чудят. Охотно верю: мне и самой доводилось слышать, как книги шепчутся между собой, иногда поют… а однажды, задержавшись допоздна, я даже слышала в библиотеке крик. Ладно, признаю: это была скорее не поздняя ночь, а раннее утро, и это был тот самый раз, когда я случайно заснула в библиотеке, а мисс Эпиграф меня обнаружила. Собственно, она-то и кричала.

Ещё хорошенько покружив по лестницам и коридорам, мы оказываемся перед входом в башню, где надпись на дверях гласит: «Закрытая секция».

– Здесь блокирующие чары установлены, – извещает меня Зуки.

– Ага, – киваю я. – И как их разблокировать?

– Мне-то откуда знать?

– Ты же талисман мастера Квиббла. Хочешь сказать, что вы с ним никогда сюда не ходили? Даже когда он был Верховным Магом?

Зуки нервно облизывается.

– Я тебя туда не пущу. Это же верные неприятности!

– Ты же сам говорил, что шляешься со мной именно ради неприятностей!

В фиолетовых глазах Зуки я вижу отражение жестокой внутренней борьбы.

– Ладно, – бросает он в конце концов, беспокойно оглядываясь поверх своих хвостов. – Заткни уши.

Естественно, ничего затыкать я не собираюсь, но все равно не могу разобрать, что он говорит. Главное, что двери послушно открываются.

Мы торопливо ныряем в проход и карабкаемся вверх по винтовой лестнице, круг за кругом, пока не оказываемся в комнате, где нас встречает затхлый запах плесени и тайны. Судя по числу преодолённых ступенек, мы взобрались очень высоко, но насколько высоко, понять невозможно, потому что окон здесь нет. Света нет тоже, но к этому я подготовилась, прихватив свой фонарик. Я включаю его, и узкий луч выхватывает из темноты детали обстановки круглой, довольно тесной комнаты, стены которой заняты десятками книжных полок.

– Здорово, – бормочу я. – Значит, все лучшие книги держат под замком. Такая себе «волшебная библиотека для начинающих».

Я веду пальцем по старинным корешкам. Книги отзываются тихим ворчанием и стонами, и во мне крепнет ощущение, что я оказалась в нужном месте. Одно из заглавий приковывает к себе моё внимание: «Оккули: Запретная магия».

С тем же успехом там могло быть написано: «Кара Мун, это то, что ты ищешь». Я вытягиваю том с полки и сажусь с ним на пол на том расстоянии, которое допускает цепь. Книги в библиотеке Академии бывают любых форм и размеров; эта – восьмиугольная, с тяжёлой металлической застёжкой на переплёте. Переплёт сухо потрескивает, когда я раскрываю его. Моего уровня владения чарами кое-как хватает, чтобы переворачивать пергаментные страницы, не касаясь их пальцами. Напрягая глаза, я вчитываюсь в по-старинному витиеватые рукописные строки, хотя почерк у волшебников обычно такой разборчивый, что его можно принять за печатный текст.

Сначала – длинное-длинное введение, а потом появляется кое-что поинтереснее: рисунок, изображающий жутко оскаленный череп с непременной оплавленной свечой на гладкой макушке и определение, что такое оккули. Я зачитываю его вслух: «Оккуль есть амулет, волшебником для призывания магии применяемый, но не тем волшебником, кой создал его изначально и привязан к нему нерасторжимо».

– Ты не можешь, – скулит Зуки. – Ты не должна… Связь между волшебником и его амулетом…

– Да-да, я знаю, священна, – перебиваю я его стоны, думая при этом о другом: ага, как я и подозревала, использовать чужой амулет все-таки возможно. И продолжаю читать дальше: – «За долгий срок использования амулет напитывается магией своего хозяина, набирая тем силу великую. Истории ведомы случаи, когда низшие волшебники жаждали заполучить амулеты, чьими владельцами были чародеи больших дарований».

«Низшие волшебники». Прямо как я.

– Неудивительно, что эта книга считается запретной, – продолжает скулить Зуки. – Давай-ка лучше верни ее на место, пока… Ф-Ф-У!

На следующей странице – иллюстрация: самодовольный с виду парень с волшебной палочкой. На наших глазах рисунок меняется, ясно, что нарисован он магическими чернилами: человеческая фигура растекается бурлящей лужицей чёрной слизи. Чары работают циклически, так что нехитрая анимация повторяется раз за разом, а страницы тихо шелестят: «Берегись…»

– Убери ее! – умоляет Зуки.

Я отмахиваюсь от него и продолжаю читать:

– «Чужой амулет, другим волшебником используемый, становится оккулем. Чары же, посредством оккулей сотворённые, непокорны и опасность таят великую».

– Я не шучу! – взвизгивает Зуки, не в силах оторвать взгляд от жуткого рисунка. – Кара, не может быть, чтобы ты всерьёз думала об этом!

Я морщусь. Для Зуки и большинства моих одноклассников оккули никогда не стали бы искушением, ведь они не думают о том, каково это: быть бесталанным волшебником. Но я-то думаю. Всё время.

– Всё, пойдём отсюда, – заявляет Зуки. – Такими вещами не шутят!

– Моя жизнь – не шутка, – огрызаюсь я. – Иди, если хочешь. Я остаюсь.

– Ладно. Тогда не вини меня, если превратишься в чёрную слякоть.

Он берёт лапы в руки и удирает, а я, наконец, могу сосредоточиться на чтении: «Поскольку оккули весьма нестойки, при наведении чар одно их присутствие может чистый поток магии повредить либо исказить. Если же обладатель оккуля не владеет магическим даром или наделён им в малой степени, итог может быть разрушительным, и даже само Поле магической материи может быть повреждено».

Здорово. Значит, использование оккулей может не только наградить меня магическим раком или ещё какой-нибудь дрянью, но даже повредить Поле…

Так, погодите.

Даже повредить Поле.

Я снова таращусь на иллюстрацию, где человечек раз за разом растекается чёрной лужей. Потом лихорадочно листаю страницы – может, где-то попадётся изображение Поля, истекающего слизью. Ничего такого не находится, но…

– А что, если именно это и произошло тогда в аудитории? – задаюсь я вопросом вслух. – Если тогда повредилось Поле?

Я встряхиваю головой. Да нет, ерунда. Единственным человеком, кто колдовал там, была Харли, а она не пользуется амулетами. Следовательно…

Внезапное озарение заставляет меня вскочить на ноги.

А что, если Харли пользуется амулетом? И что, если это оккуль? Он может выглядеть как угодно: перо, камушек… любая мелочь, которую можно спрятать в кармане или в ладони. Может, она просто-напросто мошенница! Применение оккулей могло бы объяснить появление этой неведомой чёрной пасти. И когда в тот день профессор Плюм спросил её, как она оказалась в аудитории, она как будто не сразу нашлась с ответом. Значит, она что-то замышляла.

Не в силах устоять на месте, я принимаюсь мерить комнату шагами. Так. Если Харли может пользоваться оккулями, то почему нельзя мне? Она-то не превратилась в чёрную слизь… Выходит, эта книга просто чересчур сгущает краски – обычный прием взрослых, запугивающих детей.

Мои мысли перекидываются на реликвии Ривы Драконицы в ротонде на нижнем этаже. Вот лежат они там себе, совершенно бесполезные… А ведь она была одной из самых могущественных волшебниц в истории. И если я завладею её палочкой, через меня хлынет такой поток магии, что и представить себе невозможно! Я стану такой же талантливой, как Юна… шалдрак, да что там Юна – может, даже как Харли!

«Берегись…» – снова прошелестела книга, вырвав меня из моих сладких мечтаний.

Я приваливаюсь к книжным полкам. Нет, конечно, я никогда не захвачу палочку Ривы – слишком уж это неправильно, даже для меня. Иными словами, неэтично. Что, Юна, довольна?

Но пофантазировать об этом, конечно, приятно. Я смотрю на свои руки, шершавые и покрытые мозолями после отбывания моей вечерней каторги. Должна же я предпринять хоть что-нибудь, чтобы изменить свою жизнь. Не могу же я провести остаток своих дней, отдраивая туалеты волшебников.

* * *

Испытание, которое я не провалила (хотя иногда и жалею об этом)

* * *

Предлагаю вернуться к ещё одному поворотному моменту в моей жизни, когда я училась в школе для Блаженных. Итак, я в четвёртом классе, и меня вдруг выдёргивают с уроков и везут в центр города для собеседования с некоей миссис Рейн. Моей семье сказали, что она ассистент по специализированному обучению, но на самом деле она тайный рекрутер, занимающийся набором учеников в академию «Песнь Дракона». Пока мои мама и старшая сестра сидят в коридоре, эта самая Рейн устраивает мне двухчасовой тест. Там есть письменные задания, визуальные испытания, даже телекинез – и уж когда доходит до этого, я понимаю, что происходит нечто не совсем обычное. Да, я ненормальная, но, может быть, я ненормальная в хорошем смысле. В магическом. Задания следуют одно за другим, и вскоре я уже не сомневаюсь, что передо мной распахивается дверь.

А потом дверь открывается уже в буквальном смысле, и меня представляют самой необычной личности, которую мне доводилось видеть, – Шарайе Сингх, Верховному Магу академии «Песнь Дракона». Она вплывает в комнату, одетая в замысловатое платье из налегающих друг на друга слоёв чёрной и пурпурной ткани, расшитое самоцветами и странными на вид символами. На её смуглом лице нет ни морщинки, хотя волосы белы как снег.

Она садится передо мной и говорит:

– Дракон похищает принцессу и обещает вернуть её, если – и только в том случае – королева правильно угадает, что дракон собирался с ней сделать. Королева высказывает догадку, что дочь ей не вернут. Как должен ответить дракон?

В её невозмутимом взгляде не видно ни малейшей подсказки, какой ответ будет правильным. И я, немного поразмыслив, спрашиваю:

– А на чьей стороне я должна быть?

– Вопрос немного в другом.

– Разве? – удивляюсь я. – Ведь дракон, само собой, собирается поджарить принцессу. Но раз королева говорит, что принцессу ей не вернут, значит, она права – и тогда дракон должен вернуть ее. Но если он ее вернёт, значит, он сделает не то, что сказала королева, и тогда он, выходит, не должен ее возвращать. Получается замкнутый круг.

Сингх сдержанно улыбается.

– По сути, это парадокс. Ты знаешь, что такое парадокс?

– Красивое слово, которым называют размышления о спасении кого-нибудь из пасти дракона, вместо того чтобы предпринять какие-нибудь полезные действия?

Сингх громко хохочет, что мне довелось услышать в первый и последний раз.

– У тебя есть вопросы ко мне? – спрашивает она.

– Да, – киваю я. – Наверное, я в вашей истории получаюсь принцессой. А кто тогда вы – дракон или королева?

Сингх устремляет на меня пристальный взгляд, и её глаза сверкают. Возможно, по-драконьи.

– Добро пожаловать в школу волшебников, Карадайн Мун.

Глава 8. Дом там, где дракон

На День труда нам объявили долгие выходные, и… вот оно, драконье логово. Как и полагается, в нём душно и жарко. Новую метлу я себе пока не смастерила, и даже рабочего пояса у меня при себе нет. Всё моё снаряжение сейчас – это проволочная корзинка и пригоршня зерна в кармане. Не самый надёжный рецепт успеха… но и я не так проста: я знаю, как взять дракона хитростью. Прищурившись, я пронизываю тварь взглядом, прислушиваюсь к зарождающемуся в его утробе угрожающему рокотанию. В его зрачках вспыхивает алчное желание впиться в меня когтями и вырвать мне глаза.

Подумаешь!

Я тянусь к карману, достаю горсть зерна и рассыпаю его по полу. Пока дракон со своими приспешниками отвлечён, я молнией кидаюсь к гнезду, хватаю драгоценные яйца и мчусь прочь, пока никто не успел спохватиться.

Задание выполнено.

Я захожу в прихожую, скидываю с ног башмаки и тащу корзинку с яйцами в кухню. Моя сестра уже там – готовит себе капучино в роскошной новенькой кофемашине, появившейся в доме в моё отсутствие. Выглядит шикарно.

– Битва с драконами окончена, я победила, – объявляю я.

Она медленно поворачивается, смотрит на меня. Мы с ней такие разные, что дальше некуда: у нее чёрные, как вороново крыло, волосы, ни единой веснушки и стройная, как тень, фигурка. Единственное, что у нас общее, – глаза, одинакового тёмно-карего цвета. Было время, когда я забывала все свои горести, глядя в эти глаза. Но теперь? Теперь в её взгляде на меня плещется только презрение и желание укокошить.

– Что? – рявкает она.

– Куры ведь потомки динозавров, – объясняю я, отпихивая ее локтем в сторонку, чтобы подобраться к раковине. – А драконы – это, в сущности, динозавры со скверным дыханием. Значит, поход в курятник – это все равно что проникновение в драконье логово. Так что можно сказать, что я победила дракона.

– Фу. В этой школе у тебя совсем мозги набекрень съехали.

Конечно, есть люди, которые действительно зарабатывают себе на жизнь, добывая яйца настоящих драконов, но эти сведения я держу при себе. Приходится, что поделаешь. Таково условие, если ты единственный член семьи Блаженных, посещающий школу для волшебников. Получается, ложь – непременная часть моей жизни, и из-за этого редкие выходные, которые можно провести дома, превращаются в не самое простое испытание.

– А ты помогаешь с курами, когда меня нет дома? – интересуюсь я у Сью, хотя знаю ответ заранее. Она бы скорее умерла, чем согласилась приблизиться к куриному помету.

– Это бабушкины куры, – отрезает Сью. – Ей нравится с ними возиться. К тому же их всего четыре.

Я пожимаю плечами. Поскольку мы живём внутри городской черты Сиэтла, держать петуха нам запрещено, от петухов слишком много шума рано утром, но одна из кур возомнила себя альфой и вовсю тиранит своих товарок, заклёвывая их до крови. Хотела бы я посмотреть, как она выступит против настоящего дракона. Вроде Сью.

– Пора бы тебе уже повзрослеть, – принимается за нотации Сью.

Вид у нее бледный и усталый, так что я невольно задаюсь вопросом, может, вчера вечером, после моего приезда, она незаметно улизнула из дома и веселилась до рассвета на какой-нибудь тусовке. Ну, то есть так обычно ведут себя подростки в фильмах, а на самом деле я понятия не имею, как Сью проводит время, ибо меня она в свои дела не посвящает.

– Спустись уже с небес на землю, – продолжает зудеть она. – А то мечтаешь все про драконов да магию. Как маленькая, честное слово. Как дурочка.

Большую часть моей жизни я боялась, что меня будут сравнивать с Сью. Ведь она всегда такая собранная, круглая отличница в школе и на людях всегда ведёт себя вежливо и уважительно по отношению к взрослым. Одним словом, образцовая дочь.

Но этим летом с ней что-то произошло.

Как будто сработал какой-то переключатель. В один день Сью вдруг стала угрюмой, враждебной… жутко раздражительной. И внешне она тоже изменилась. Сегодня утром, например, на ней джинсы с дырками, короткая маечка, глаза густо подведены тушью, а на губах – чёрная помада. Да ещё с тех пор, как я видела её последний раз, она сделала себе пирсинг носа. Причём это не какой-нибудь изящный гвоздик, а здоровенное кольцо в перегородке. Поверить не могу, что мама ей разрешила. Как я уговаривала её, чтобы мне прокололи уши перед отправлением в Академию… ее «нет» было тверже алмаза.

Но по крайней мере, когда Сью была образцовой дочерью, я не вызывала у неё отвращения. И сейчас я очень скучаю по той прошлой Сью.

– Может, займёмся чем-нибудь сегодня? – спрашиваю я.

– Чего? С тобой?

– Ну… да, – робко предлагаю я. – Может, кино посмотрим, или…

Я умолкаю, и мой вопрос неуклюже повисает в воздухе – совсем как мелкий карапуз, который, начав карабкаться по рукоходу, вдруг понимает, что сил добраться до конца ему не хватит. Но Сью явно не собирается меня выручать. Она с наслаждением прихлёбывает свой капучино, а я так и остаюсь беспомощно болтаться на перекладине.

К счастью, в кухню заходит мама, обнимает меня и целует в макушку.

– Как хорошо, Карадайн, что ты выбралась на выходные домой.

– О да, такая радость, – с издёвкой хмыкает Сью.

Я выворачиваюсь из маминых объятий, и она тут же направляется к кофемашине и принимается бегло жать на кнопки, словно программируя запуск космической миссии. Похоже, эта штуковина стала главной точкой притяжения в доме – для всех, кроме бабули, полагаю я. Она-то кроме чая ничего не пьет.

– Мам, а можно мне покрасить волосы? – прошу я. – В рыжий. Или, может, в серебряный. Нет, в рыжий.

– Похоже, ты всё хорошенько обдумала, – фыркает Сью.

– А ты сколько думала перед тем, как продырявить себе шнобель? – огрызаюсь я в ответ.

– Мам, её правда лучше забрать из той школы, – говорит Сью. – У неё там мозги вразнос идут.

Придумать достойного ответа я не успеваю: прихватив чашку, Сью выплывает из кухни, самодовольно покачивая бедрами. Умеет она свернуть разговор, ничего не скажешь. Чувство стиля во всём.

Мама вздыхает, поворачивается и смотрит на меня.

– Так что? – снова спрашиваю я. – Насчет волос? Можно?

Она убирает с моего лба прядку.

– У твоих волос и так рыжеватый оттенок. Зачем тебе его менять?

– Я имею в виду красивый рыжий, – отвечаю я, насупившись. – А не этот ржавый.

Едва произнеся эти слова, я осознаю, что звучит не очень – ведь мой оттенок достался мне от мамы. К счастью, от неловких извинений меня избавляет пришаркавшая в кухню бабушка. Она всё в тех же шлёпанцах и привычном платье, но волосы у неё причесаны и заплетены, а за ухо заткнута китайская роза, мой любимый цветок.

– Ну и где мой латте? – вопрошает она, чуть блеснув глазами.

– Бабуль, ты что, серьезно? – Меня не было всего две недели, а весь дом за это время как будто перевернулся вверх тормашками! – А как насчет чашечки чаю?

– Сейчас я больше предпочитаю латте, – заявляет бабушка, вытягивая шею и внимательно изучая кнопки на панели кофемашины – тысячи три, не меньше. – Хэштег вкуснятина.

– Хэштег… что?

Бабуля выпрямляется в полный рост – хотя ей все равно приходится задирать голову, чтобы посмотреть мне в глаза, – и машет у меня перед носом своим телефоном.

– Какой у тебя ник в сети? Я хочу следить за жизнью своих внучек. Может, у тебя там краш какой-нибудь завелся?

– Во-первых, бабуль, не говори «сеть» и «краш». А во-вторых… – Я крепко обнимаю ее. – Как насчет «доброе утро»? – Вчера я приехала так поздно, что бабушка уже улеглась.

– Доброе утро, Карадайн, – говорит она, отвечая на мои объятия. – Но мне все равно нужен твой ник.

– С каких это пор ты, как ты выразилась, в сети? – изумляюсь я.

– Сьюзанна ее зарегистрировала, – объясняет мама, и в ее голосе мне слышится нотка неодобрения.

– Честное слово, бабуль, у меня нет социальных сетей, – говорю я. – В нашей Академии это не одобряют.

– И правильно, – вставляет мама.

– Но секретный аккаунт-то у тебя есть? – фыркает бабушка.

– Ты, наверное, думаешь сейчас о Сьюзанне, бабушка, – говорит мама. Она зовет бабулю «бабушкой», потому что бабуля не ее мать, а называть ее «Элеанор» ей, наверное, неловко. – Но если ты найдешь тот аккаунт, поделись, пожалуйста.

В воздухе чувствуется некоторое напряжение. Судя по всему, моя сестрица стала причиной некой домашней драмы. Я уже почти преисполняюсь самодовольства, но тут обращаю внимание на синяки под глазами у мамы, и мне становится не по себе.

– Не изводись ты так из-за Сьюзанны, – машет рукой бабушка. – Хэштег пубертат. Я права?

Вопреки всему, я прыскаю от смеха.

– Ну, как дела в школе, Карадайн? – спрашивает мама, запуская приготовление латте для бабушки. Латте! Подумать только… – Как твои отношения с Юной? Налаживаются?

– Э-э… да, конечно.

– Звучит скорее как «нет».

– Да нет же. Все у нас хорошо. Просто сейчас я больше общаюсь с Зуки.

– Зуки? – оживляется бабушка.

Я мысленно хлопаю себя ладонью по лбу. Ну и зачем я упомянула эту говорящую лисицу? Иногда просто ужасно трудно отделить мою школьную жизнь от домашней.

– Гм, ага. Он у нас учится по обмену. Приезжает. Время от времени.

– Я так рада, что у тебя появляются новые друзья, – одобрительно кивает мама.

– Да, их полно, – с ходу вру я и тут же поспешно меняю тему: – Что будем сегодня готовить на ужин? – Я успеваю здорово соскучиться по домашней еде. Нет, конечно, в Академии кормят нормально, но все-таки школьная еда не сравнится с тем, что умеют стряпать мама или бабушка. – Так хочется чего-нибудь вкусненького, мам. Может, пирог с курицей? Или…

Бабушка ласково похлопывает меня по руке.

– Завтра, Карадайн, мы приготовим все, что ты пожелаешь.

– А почему не сегодня?

Бабушка искоса взглядывает на маму, и у меня внутри взвывает тревожная сирена.

– Гм… а что случилось? – спрашиваю я маму.

Кофейная машина издает мелодичный сигнал, но мама его как будто не слышит. Вместо этого она делает глубокий вдох и сообщает:

– Понимаешь, у нас сегодня особенный гость, так что выбор за Сьюзанной…

– Что?! – возмущаюсь я. – Сьюзанна может выбирать ужин в любой день. А для меня это редкий случай! И я… я чуть не умерла!

Мама сдвигает брови.

– Ты? Чуть не умерла?

Ох. Нельзя же рассказывать им про происшествие в большой аудитории.

– Ну… пока добралась сюда, – выворачиваюсь я. – Ехала целую вечность! А до этого две недели питалась только в школьной столовке.

– Не надо преувеличивать, Карадайн, – выговаривает мне мама. – Я ведь осматривала твою школу. Столовка? Скорее похоже на банкетный зал во дворце. Послушай… у твоей сестры сейчас непростое время.

Я предостерегающе взглядываю на бабушку – на случай, если она снова готова вставить свой «хэштег пубертат».

– Сегодняшний вечер для нее очень важен, – продолжает мама. – Брэд придет к нам ужинать.

– Ну и что… погоди, кто такой Брэд?

– Ее молодой человек. И он вегетарианец, – объясняет мама.

– Хэштег «никакого пирога с курицей», – все-таки вставляет бабушка.

– Да какая разница? – протестую я. – И кто вообще в здравом уме станет встречаться с Сью? Она же…

– Карадайн! – строго одергивает меня мама.

– Ладно. Прекрасно, – бормочу я, уныло топая вон из кухни. Перед моим мысленным взором румяный пирог с курицей, как в мультике, отращивает крылышки и улетает прочь.

Глава 9. Все то, что не обсуждают за ужином

К великому событию Сью взялась готовиться основательно. Если она не полирует ногти, значит, отмокает в ванне или расхаживает то в маске для лица, то по уши в креме. Мама с бабушкой суетятся вокруг нее, как фрейлины вокруг принцессы перед балом. В общем, одно сплошное Шоу Сью, а меня просто отодвинули в сторонку. Если бы кому-то в моей семье стало известно, что я правда чуть не умерла, думаете, это кого-то бы взволновало?

Судя по всему, Сью и Брэд встречаются уже довольно давно, но мама узнала об этом лишь на прошлой неделе. И я сначала думала, что это мама надавила на Сью, чтобы она привела Брэда на ужин, но, похоже, это была его

Продолжение книги