Донбасс. Дорога домой: военно-политические заметки бесплатное чтение

Брутальный мужчина с грубыми, словно вырубленными чертами лица спускается в соляную шахту. У него черные от грязи ногти и кожа, изъеденная угольной пылью. «Зря они к нам полезли. На соляных горизонтах стволов больше, чем голов по переписи, – говорит этот мачо-шахтер, неторопливо загоняя патроны в рожок автомата. – Сопливые потомки польских лакеев. Не додавили деды, значит, наша очередь. Отх**рим, как в сорок пятом. Надо качнуть вместе: Крым, Одесса, Николаев, Харьков, Донбасс». Под музыку «и бомбой взорвется румба» мужчина уходит на задание, наступая сапогом на плакат «Тут украинец господар».

Агитка «Донской партизан» взорвала Донбасс. Оружие! Где взять оружие?! Об этом говорят шепотом, толкуют на рынках, в кафе, на площадях и на кухнях. Донбасс полнится слухами, что в соляных шахтах Соледара с тридцатых-сороковых годов остались армейские хранилища – винтовки, пистолеты-пулеметы ППШ, наганы, трофейное немецкое оружие в хорошем состоянии, американские стволы, полученные по ленд-лизу. Но как до них добраться? Что делать? Как защищаться? Ведь западенские фашисты рано или поздно придут на Восток Украины. Хотя, как говорит один мой местный друг, «неужто русский человек не найдет себе палку, которая в нужный момент выстрелит?».

– Вот представьте: мне 20 февраля, после путча в Киеве, звонят мои друзья, серьезные люди за сорок, отцы семейств, полностью устроенные в жизни, и спрашивают: а когда мы будем партизанский отряд создавать? – рассказывает журналист Сергей Шведко. – Я им: какой отряд? Вы чего, ребята?

Я из Новоазовска, что прямо на границе с Россией. Когда в нашем десятитысячном городке собрался митинг в 500 человек против майдана, мы все были в шоке! Никогда такого не было! У людей просто была потребность выйти, их никто не организовывал. А новая власть действует с помощью тактических приемов вчерашнего дня: посадить зачинщиков беспорядков, кому-то пригрозить, кого-то приласкать, переговорить с нужными людьми. И все, мол, успокоится. Одна из причин, почему Донбасс поднялся, – его никто не слышит. Путчисты в Киеве совершают ту же ошибку, что и Янукович с майданом. Он его игнорировал. А майдан теперь игнорирует нас. Для нас нет легальных путей выражения. А если зуб болит, корень забит, то будет флюс. Мы подходим к стадии вил. У нас ведь буйных не меньше, чем на западе. Не будет автоматов, возьмутся за вилы.

Наши и ваши

Они сидят передо мной, сумрачные и подавленные. Спецназовцы, тренеры рукопашного боя, лидеры донецкого областного фонда ветеранов «ОМОН-БЕРКУТ». Наливают из фирменной фляжки «Беркут» коньяк в рюмочки.

– Первый шаг, который майдановцы сделали, придя к власти, – они поделили Украину на наших и ваших, – говорит писатель, офицер Игорь Маслов. – Мол, «наши» люди, майдановцы – герои, а «ваши» с востока – негодяи. «Беркут» – это люди присяги, а их клеймят как убийц. Если у майдановцев есть аллея героев «Небесной сотни», у нас должна быть своя аллея – тех солдат, что выполнили свой долг. Мы не делили Украину, ее делил Киев. Майдановцы разорвали страну и ввели ее в психоз. Наш народ напуган. Он робко заявил о референдуме по поводу федерации, чтобы как-то обезопасить себя. Мы спросили: какие гарантии русскоязычным? А никаких! Все политики играли до майдана в шахматы, а теперь перевернули доску и начали играть в Чапаева!

Спецназовцу Юрию Сивоконенко говорить тяжело. У него лицо человека, который видит беду, а отвести ее не может. Поздно.

– Эти «беркутовцы» – мои дети, мои ученики, – медленно говорит он. – Мы их учили, как защищать людей, а не убивать. Наш девиз: останови агрессию. Мы УЖЕ сдали своих героев, когда допустили эту фашистскую нечисть с майдана к власти. Те, кто присягнули сейчас на верность рейху, они наверху. А тех, которые отстаивали закон и порядок, мы позволили унизить. Их жгли, били цепями, убивали. Мы сейчас расхлебываем то, что заслужили.

Знаете, мы в декабре поехали в Киев поддержать наших коллег. А с нами в купе ехал британский корреспондент. Ну, мы водку разлили, говорим: третьим будешь? Он отвечает с акцентом: не понял. Ты че, не русский? Не, я англичанин. Ну, выпил он с нами и спрашивает: вы демократию едете поддерживать? А я ему: а что в твоем понимании демократия? Вот представь себе Букингемский дворец, а туда врывается толпа и начинает плевать, мочиться, гадить. Он говорит: не, у нас такого в Англии быть не может. Ну а если в вашего копа швырнут коктейлем Молотова или забьют ногами? Он: ну, тогда сразу «пух», это преступники. А вот у нас тех, кто носит погоны, унижают, их жен и детей запугивают.

Нам уже ясно, что на майдане использовали психотропные вещества. Помните эти бесплатные борщи, супы и чай? У нас один парень из «Беркута» в феврале выпил такого чайку, его три дня перло, спать не мог. Мы же профессионалы, нам картинки достаточно. Вот бежит человек с коктейлем Молотова, а в него резиновой пулей бьют. А он поднимается, как вурдалак, и снова бросается вперед с бешеными глазами. Это что, Великая Отечественная? Наши спецназовцы с ног валятся от усталости, а майдановцы трое суток не спят и бьют дубинками в щит без остановки. Сейчас возвращаются на Восток люди, которые ездили денег подзаработать на майдан. У них идет самая настоящая ломка. Они в больницу бегут, а там их спрашивают: вы давно с наркотиков спрыгнули?

Западенцы с 1992 года готовились к войне с нами в учебных лагерях. А мы – край созидателей и пахарей. Они в 2004 году кричали «ура! свобода!», а наши только плечами пожимали: какая там еще свобода? Пахать надо.

– Да, нас тяжело раскачать, – соглашается офицер спецназа Игорь Маслов. – Но вот раскачали, и здесь не Западная Украина, народ уже не остановишь. Люди здесь привыкли умирать. Какая разница, когда? В шахту человек спускается, а выйдет он на поверхность или нет, один Бог знает. Здесь к смерти спокойно относятся. Просто люди медленно думают, они еще не поняли, что страна будет потихоньку сваливаться в хаос.

А в Киеве сидят зомби. Мои бывшие киевские друзья звонят мне и говорят: «Если тебе не нравится революция, освободи территорию». А я в ответ: «Стоп! Так вам нужны не мы, граждане Восточной Украины, а вам нужна наша территория! А вот хрен вам! Это территория наших дедов и прадедов, а они к Украине не имели никакого отношения». Мы оказались за бортом новой Украины. Первый раз мы потеряли Родину, когда рухнул СССР. Было больно, но мы смирились. Что ж, решили мы, будем служить новой родине. И вот опять: была родина, и вдруг ее не стало. Вы не представляете, как больно проходить через это дважды.

Разгневанный Донбасс

Пролетарский Донбасс поднимается. Медленно, но верно. Прежде это была абсолютно аполитичная территория. Независимые политические организации насчитывали по 30(!) человек, а митинг в сто человек считался мегасобытием. Делом надо заниматься, а не языком болтать. Это был советский заповедник. Только прежде за политику отвечала КПСС, а после перестройки – Партия регионов.

Народ здесь многонациональный (в одном Донецке проживают люди 120 национальностей), по характеру простой, резкий, любящий матерное словцо, деловитый. После работы все силы уходят на семью и посиделки с друзьями. Какая там еще революция в Киеве? Некогда! Политтехнологиям люди не обучены, как себя пиарить – не знают. Единственный способ борьбы с политическим оппонентом – это набить ему морду. Шахтеры раздроблены, у каждой шахты – свой хозяин. Местные СМИ – все прозападные и глубоко презирают собственный народ.

После вооруженного переворота в Киеве люди в Донецке заметались, как курица с отрубленной головой. В массах – разброд и шатание. Овцы без пастыря. Энергии и желания себя выразить – много, а как это делать – никто не знает. Денег на листовки, флаги, микрофоны, музыку – нет. Народ бросился сам собирать, доставая заначки. Сама видела, как пенсионеры последние гривны бросали в общие копилки «на донбасскую революцию».

– Партия регионов не просто умерла, а предала Донбасс, – говорит политолог и член «Русского блока» Сергей Бунтовский. – Люди были возмущены и вышли на улицы. Здесь все стихийно. Лидеров нет, а если они появляются, как «народный губернатор» Павел Губарев, новая киевская власть им тут же сносит голову. Переходить на нелегальные методы мы не можем. Это означает в лучшем случае оказаться на нарах, как Губарев, а в худшем – там, где «небесная сотня» на майдане.

Но в общество вброшен гигантский заряд энергии, и если даже киевская власть удержится, то на этой волне здесь сложатся профессиональные дисциплинированные организации. Мы предполагаем, что Украина станет фашистским государством. Вопрос в том, насколько все будет жестко и плохо. Стихийный бунт на Востоке закончится большой кровью и массовыми арестами. Наша задача – сохранить пассионариев и начать готовиться к реваншу. Кавалерийским наскоком ничего не возьмем, только людей потеряем. Информационное поле здесь абсолютно антирусское. Нужно создавать собственные СМИ.

Мы сейчас находимся в том состоянии, в каком украинство находилось в конце ХIХ – начале ХХ века. Было очень мало интеллектуалов, но они начали создавать украинский миф. Но то, на что раньше уходили десятилетия, сейчас благодаря информационным технологиям можно сделать за месяцы. В «незалэжной» нам 20 лет вдалбливали миф о «единой Украине», которая на самом деле была слеплена из разных кусков. А мы этому противопоставим подлинную легенду о Новороссии, о Донбассе с его русской историей и героями. Мы – реалисты. Майдан хорошо финансировали и готовили десять лет, и мы должны действовать сейчас, как украинцы. Просвещение, пропаганда и агитация. Если помощь из России сейчас придет, это будет чудо, но, как сказал товарищ Сталин, «чудес не бывает».

Почему они не читают Ленина?

Эллочка Рыбакова – из шахтерской семьи и сама мать шахтера, неотразимая, решительная женщина в красном берете и с яркими синими тенями на веках, майор милиции в отставке – просто ошеломила меня своим напором. Есть женщины в донбасских селениях!

– Я ничего не боюсь, – решительно говорит она. – Когда мы первый раз брали Белый дом[1], нам сказали: уйдите все, там мина. Но я же мусорша! У меня чуйка! Я им сказала: ребята, нас разводят. Дети и молодежь – назад, женщины – вперед. Менты нас не тронут. И мы второй раз взяли Белый дом.

Надо будет, Эллочка и в третий раз пойдет на штурм. Благодаря таким женщинам Донбасс выстоит. Или, как говорят демонстранты: да вы наших бабушек с тяпками в руках не видели! Вот кто встанет насмерть против бандеровцев! Им терять нечего.

Но с теорией революции у новых повстанцев плохо. Идут буйной толпой, захватывают административные здания, а потом не знают, что с ними делать, и уходят. О том, что надо устанавливать местную власть, объявлять референдум о федерации, создавать отряды самообороны, охранять лидеров, устанавливать посты на дорогах, строить баррикады, брать под контроль милицию и телевидение, как это делали «евромайдановцы», люди даже не думают. Дальше мочилова на улицах мысли не идут.

– Слабость протестов в отсутствие единого центра, – говорит журналист Сергей Шведко. – Все лидеры нас предали. Полная народная самодеятельность. Утром Донбасс просыпается, и начинаются звонки друг другу: «Ну шо? Была вчера движуха в Донецке?» или «А ты поедешь на движуху?» Люди хотят показать, что нас много и мы не согласны. Аппетиты растут. Еще в феврале те, кто выступал за федерализацию, считались чуть ли не сепаратистами, а сейчас они выглядят ретроградами и консерваторами. Не все горят желанием побежать в Россию, но все хотят, чтоб Россия нас защитила. Помните, как сербы кричали: «Россия! Помози!»

Путин для Донбасса сейчас как психотерапевт. Моя знакомая говорит мужу: «Давай детей уложим, а потом Путина посмотрим. Он меня на ночь успокаивает». Кто такой Путин вообще для Украины? Вот разводится семья. Муж-алкоголик бьет работящую, безропотную жену. Она, бедненькая, молчит и терпит, а потом приезжает теща со сковородкой. Вот и Путин стоит со своими танками на границе и обещает: будешь обижать русских, как долбану! И бывший муж начнет вести себя адекватно. Путин помогает нам уже тем, что он есть.

Мертворожденная страна

В 2007 году бывший афганец, писатель из Луганска Глеб Бобров написал роман-фантастику «Эпоха мертворожденных» о гражданской войне на Украине, в которой «западенская» армия при поддержке НАТО пытается силой усмирить Восточную Малороссию. Главный герой книги – полевой командир, из «наших», участник беспощадной партизанской войны. Книга оказалась пророческой. Читать ее сейчас и больно, и страшно.

Глеб Бобров похож на большого медведя, медлительного и опасного, особенно когда ворочает головой, стараясь расслышать собеседника (последствия контузии). В Афгане служил снайпером, награжден медалью «За отвагу».

– Существует два пласта нынешней ситуации на Украине: внешний и внутренний, – объясняет Глеб. – Западная англосаксонская цивилизация продолжает поход на Восток с тем, чтобы окончательно забить СССР. Принципиальная позиция – сломать Украину, сделать ее антироссийской. В перестроечные времена была договоренность с Западом (кто ж ее теперь помнит?). Так как отрыв Украины – это вопрос безопасности для России, то, следовательно, новая Украина должна быть нейтральной страной, с внеблоковым и безъядерным статусом. Как только она получила независимость, ситуацию тут же решили переиграть. Кличко уже заявил о том, что приглашает в страну войска НАТО. Для России это катастрофа. Если на восток Украины поставить «Томагавки», то они будут доставать до Урала. Это крушение геополитической системы безопасности. А значит, Россия этого никогда не допустит. Но люди, которые стоят на майдане, они же не мозгами работают, а эмоциями.

Другой пласт проблемы – внутренний. На Украине две ментальности: сельская, хуторская, и городская, русско-украинско-еврейская. Когда создавалась Украина, срочно требовалась какая-то идеология, которая могла бы объяснить создание единого государства из столь разных кусков. За основу взяли идеологию украинского национализма XIX века, поскольку другой не было. Русских в стране официально 8 миллионов, неофициально – 20 миллионов (многие при переписи на всякий случай записывались украинцами). Но самый ошеломляющий факт – русскоязычных в стране 83,7 процента! По данным знаменитого американского института Гэллапа (институт специализируется на изучении общественного мнения). Как проверяли? При тестировании по заказу Госдепа США людей спрашивали, на каком языке им проще отвечать, 83,7 процента ответили: на русском!

Идеология украинства зиждется на сельской ментальности. Вот моя хата, а тут хата кума, а там свояка. И эту сельскую ментальность, как презерватив, натягивают на всю Украину. А она не лезет, она сухая. У села нет государственного мышления и нет мышления на перспективу. Деревня – она упертая. А значит, невозможен компромисс.

Когда русские поддержали независимость Украины, они выдали огромный мандат доверия украинскому народу, который украинцы не оправдали. Для русских, живущих на Украине, есть три принципиальных вопроса, которые нельзя трогать, иначе – война. Первое – этническая принадлежность. Мы не хотим ассимиляции и смены языка. Я по паспорту Глiб (а не Глеб), а дочка Глiбовна. Учите мову, а не хотите, как говорит Ирина Фарион, тогда чемодан – вокзал – Россия. Второй вопрос – история. Мы не хотим, чтобы она переписывалась. Мой отец – фронтовик, прошел Вторую мировую, воевал с японцами. Я физически не могу признать бандеровцев патриотами Украины, а моего отца – оккупантом. Третье: ухудшение отношений с Россией. Для Украины Россия является угрозой самим фактом своего существования, поскольку базис украинского национализма – антироссийская риторика. А для нас Россия – как Мекка для арабов, наша духовная родина. Что делают украинцы? Они тупо продавливают все три вопроса к своей выгоде, доводя дело до войны. Но если придется воевать, я скорее возьму автомат и пойду стрелять в украинцев, чем в русских.

Что думают оптимисты

Журналист Андрей Дехтяренко из Луганска – это «новый украинец» с Востока, молодой, оптимистичный, красивый. По его мнению, все образуется, и Восток, как всегда, на следующих выборах одержит победу над Западом. «Нас же больше!» Категорически против вмешательства России, несмотря на то что большинство жителей Луганска митингует за введение на Украину миротворческих российских войск.

– В чем отличие украинца от россиянина? Украинец больше ценит личную свободу, – уверенно говорит Андрей. – Россиянин привык быть солдатом империи, а украинец – индивидуалист. Я не вижу ничего страшного в том, что сюда придут американские ракеты. Я могу быть гражданином мира. У нас страна – проходной двор, ну и прекрасно. Вот вы, Даша, мыслите государственными, стратегическими перспективами, играете, грубо говоря, не за себя, а за муравейник.

– То, что вы, Андрей, называете муравейником, это моя родина, моя страна и мои люди, – отвечаю я. – Вот именно потому, что русские думают не только за себя, а за родину, у нас есть государство, а у вас его нет.

– Зато мы ходим по улицам и не боимся, хотя у нас сейчас нет ни милиции, ни армии, – возражает Андрей. – У нас гражданское самосознание гораздо выше, чем у вас.

– Это вы говорите потому, что вас пока не грабанули мародеры. Вот когда ограбят, куда вы побежите? В милицию. Вы в Киев поезжайте. Там ходят веселые люди в масках и с автоматами в руках. Вам понравится. У вас, новых украинцев, в ходу правовой нигилизм и полное неприятие власти.

– Зато у нас есть романтический запал, – говорит Андрей. – Мы строим новое, свободное государство. Украина – это большой порто-франко.

Мечты о свободе в конкретном городе Луганске рухнули буквально за пару дней. Начались аресты пророссийских активистов. Я встретилась с запуганной красавицей-блондинкой Настей Пятериковой, активисткой «Луганской гвардии». Бедная Настя пряталась, как затравленный заяц, хотя старалась держать себя в руках. Говорила с достоинством:

– Я из города Червонопартизанск, что на границе с Россией, из простой семьи: отец – шахтер, мама – преподаватель в женской колонии. У нас в городке сначала на революцию никто и внимания не обратил: все заняты, работают. А я в это время работала в Луганске танцовщицей в ночном клубе, а потом, когда занялась политикой и вступила в «Луганскую гвардию», стала получать угрозы через социальные сети. А моим родителям листовки с оскорблениями даже в почтовый ящик бросали и довели мою маму до реанимации.

Наши активисты выступают против новой власти и назначенцев из Киева, против людей в масках и беспредела. Люди хотят референдум по федерализации. Некоторые мечтают о присоединении к Крыму или даже к России, хотя об этом им публично запрещено говорить. Тогда сразу арест. Люди в отчаянии. Вчера ночью задержали нашего активиста, причем милиция не показывает удостоверений, не вызывает повесткой, а просто хватает ребят на улице. За мной ведется открытая слежка. В городе появилось много новых сотрудников милиции, явно приезжих. Им наш палаточный городок у памятника Ленину как кость в горле. Нас никто не финансирует, никто не помогает, хотя в организацию записалось уже больше 10 тысяч человек. Мы пока держимся. Но это очень тяжело, когда не знаешь, что будет с тобой завтра.

Что думают пессимисты

Политолог Сергей Барышников – большой, вальяжный человек со вкусом к хорошей жизни. Считает себя типичным «революционером из кафе». «Ну, за вас, за нас и за Донбасс!» – говорит он, опрокидывая рюмку хреновухи, и крякает от удовольствия. Взгляды он высказывает отчаянные, за которых людей сразу «винтят».

– Крым идет домой, к маме. Наконец-то! Мы тоже хотим домой, – говорит он с внезапной тоской. – Крым был на шестьдесят лет вырван из естества России, а нас всего девяносто лет назад добровольно-принудительно загнали в Украину большевики. Почему МЫ не можем идти домой?!

Если западенцы осуждают Ленина и сносят ему памятники, они должны осуждать и его деяния: насильственное включение в состав Украины территорий войска донского и запорожского и Новороссии. Большевики, желая увеличить прослойку промышленного пролетариата в советской Украине, обманным путем отрезали западные и частично южные территории России и обозвали все это ужасным словом УССР. Мы тоже сейчас восстанавливаем свою идентичность, свое самосознание. Донбасс, как связанный Гулливер, переворачивается с боку на бок и пытается встать. Давайте называть вещи своими именами: мы ОККУПИРОВАНЫ Украиной!

Чего боится Донбасс?

– Мы боимся тех пятнадцати тысяч отморозков, контуженных на всю голову на майдане и вооруженных до зубов, – говорит писатель-афганец Глеб Бобров. – Эти люди прежде ходили за курами или коровами, а то и вовсе были безработными. А теперь они прикоснулись к истории, получили опыт сопротивления власти, полежали под пулями. И вот они остались ни с чем. А мы, мол, за что тут кровь мешками проливали? А теперь лидер «Правого сектора»[2] Ярош приходит к Яценюку и требует: введи в армию моих людей. Генералы говорят: вы чего, головой тронулись? А Яценюк увольняет генералов и посылает в армию в качестве революционных матросов бандеровцев из «Правого сектора». Они теперь будут судить, насколько лоялен тот или иной офицер «революции».

Но и это не самое страшное. Чего хотят американцы на Украине? Не построения чего бы то ни было, тем более приличного государства. Они хотят, чтобы между украинцами и русскими легла кровь. И здесь огромная надежда на русских, – у них есть исторический дар переступать через кровь, свою и чужую. Русские ведь воевали с западными украинцами с 1945 по 1953 год. Это была большая кровь. А в 60-е годы украинцы уже входили в Политбюро. Только что отгремели две русско-чеченские войны, а вот уже Кадыров и чеченцы едут в Крым уговаривать крымских татар присоединиться к России. Кадыров уже больший патриот России, чем какой-нибудь москвич. И в этом ваша сила. Американцы хотят нас навеки поссорить, но передайте там, в России, всем русским: вот тут обломится товарищам американцам.

«Ну-ка, ребята, грянем заздравную, выше бокалы с вином! Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем!»

Так дружным хором поют люди на площади имени Ленина в Донецке вслед за местным активистом Александром Хряковым.

– Это их победа, победа наших ветеранов! – кричит активист Хряков. – А теперь они принесли ее нам! Мы не уступим фашизму, который сегодня снова поднял голову. И мы обязаны вспомнить о тех, кто сейчас находится на боевых позициях, в Славянске и в Мариуполе, где в эти минуты идет бой. Ребята, держитесь! Победа придет, такая же прекрасная, как тогда, весной 1945 года. Придет время, и наши дети будут вспоминать победу 2014-го!

Празднование Дня Победы в Великой Отечественной войне. Донецк 2014 года

На сцену выходит всеобщий донбасский любимец, командир народного ополчения Мирослав Руденко, энергичный черноволосый добрый молодец:

– Шестьдесят девять лет назад наши предки победили германский нацизм, а в этом году мы поднялись против нацизма украинского и нацизма США, – взволнованно говорит он, и толпа внимает каждому его слову. – Мы имеем дело с мировым нацизмом. Но народ очнулся. Он понял, что нас готовы продать США. Мы очнулись от лживого национализма, который нам навязывали украинские СМИ. Ура нашим ветеранам! Вечная память павшим. У Бога мертвых нет, у Бога все живые. Мы добьемся освобождения наших политзаключенных, как добились освобождения народного губернатора Павла Губарева. Мы подаем пример всей Украине: пускай люди выходят из-под диктата глобалистского проамериканского Киева и создают свои собственные республики. Мы не сепаратисты. Мы хотим восстановить нашу великую общую родину, которая была разрушена в 1991 году, и мы этого добьемся.

Но главная звезда митинга в честь Дня Победы – сухонький, но бодрый старичок, ветеран войны Юрий Константинович Ковальчук, человек с фантастической энергетикой и даром убеждения. От блеска его орденов сверкает вся площадь. От его речи у меня, дочери Советского Союза, мурашки идут по телу и закипают слезы на глазах.

День Победы в Донецке в 2014 году

– Дончане! Патриоты советской власти! – обращается он уверенным голосом к толпе. – Нет на свете другой власти, которая столько бы сделала для народа, для детей, для молодежи. 130 национальностей мирно жили бок о бок. В 1946 году самый злейший враг человечества – фашизм – был повешен на Нюрнбергском процессе. Но мы не знали тогда, что Третий рейх перейдет, тайком переползет в США. Эти люди хотят перечеркнуть нашу победу и переписать нашу историю. Но с нами закон победы. Что же это за закон? Это освобождение Европы от коричневой чумы. Сепаратисты – это не мы с вами, это майдан, организованный американцами за очень большие деньги. Вы хотите, чтоб ваши дети шли в рядах этого отребья, бандеровцев и шухевичей?

– Нет! – дружно кричит площадь.

– Наша Донецкая Народная Республика – это первый камень в восстановлении Союза Советских Социалистических Республик! – восклицает ветеран Ковальчук. – Да здравствует наша Советская Родина! Ура!

Мой сосед по митингу, пятидесятилетний мужчина, с влажными от слез глазами кричит мне: «Американские фашисты споткнулись о Донбасс! Понимаете? Мы здесь, сейчас защищаем Россию! Позади – Москва, отступать некуда». Мы с ним крепко обнимаемся, совершенно счастливые.

Мы еще не знаем, что в этот момент убивают Мариуполь.

Как расстреливали Мариуполь

– Я вышел во двор, а я в центре живу, возле здания УВД, и вдруг слышу: «Хальт», «Хенде хох!». Я такое только в кино про фашистов в детстве видел. Я руки поднял, а эти подонки-бандеровцы смеются мне в лицо. Это у них типа такое издевательство над нами, над русскими, чтобы приказы нам отдавать по-немецки.

У молодого парня по имени Виктор до сих дрожат руки. 9 мая он вышел в центр Мариуполя на демонстрацию в честь Дня Победы и попал в самый центр ада.

– Я видел, как на тротуар упал парень с простреленными ногами. Он поднял вверх руки, а его все равно застрелили. Видите, вот его кровь осталась до сих пор на асфальте.

Мы стоим напротив кафе «Арбат» с залитой кровью рекламной вывеской. В городе грохочут взрывы, это рвется боекомплект брошенного Национальной гвардией БМП. Его со страху подожгли местные жители. Горят баррикады из шин. Безоружным, насмерть перепуганным людям кажется, что эти жалкие преграды остановят возвращение черногвардейцев (так здесь называют «Правый сектор»).

Кафе «Арбат» с залитой кровью рекламой

– Все началось еще 8 мая, когда у горсовета собрались местные активисты: тогда черногвардейцы обстреляли толпу поверх голов, – рассказывает житель Мариуполя Владимир. – Это было предупреждение. К нам 30 апреля в город прислали нового начальника милиции, ставленника Киева, некоего Валерия Андрощука. Ему дали приказ зачистить город от активистов и не дать провести демонстрацию в честь Дня Победы. А наши милиционеры отказались стрелять в демонстрантов. Тогда этот Андрощук совсем спятил и ранил из пистолета своего подчиненного. Потом заперся в кабинете, начал отстреливаться от своих же сослуживцев и связался с бандеровцами, с так называемой Национальной гвардией, которая сидит в воинской части. Вызвал их на подмогу. Они подкатили на БТРах и стерли здание милиции в порошок. Милиционеры заживо горели в здании; пока могли, отстреливались, звали на помощь, но что они могли сделать. В них били прямой наводкой, а пожарные машины к зданию не подпускали свыше трех часов. А потом черногвардейцы поехали прямо по центру города, расстреливая на тротуарах людей, которые как раз шли на праздник Победы.

Здание УВД сейчас выглядит как декорация к фильму о Сталинградской битве. Его с запоздалым усердием поливают водой из пожарных шлангов. Всюду цветы и свечи. Две девушки и молодой мужчина достают бутылку водки и разливают по стаканчикам. Все трое рыдают.

Здание УВД Мариуполя, расстрелянного «Правым сектором» из БТРов 9 мая 2014 года

Табличка на здании уничтоженного «Правым сектором» УВД Мариуполя 9 мая 2014 года

– Мы поминаем наших сослуживцев, – говорит одна из них, захлебываясь от слез. – Вон мой сгоревший кабинет. А вчера остались наши ребята на дежурстве. Погиб Миша Ермоленко, в реанимации Руслан Пивоваров и Дима Литвинов. Кто из наших жив, а кто умер, мы до сих пор не знаем. Это здание Великую Отечественную войну пережило, а что теперь от него осталось?

По горькой иронии истории на здании УВД осталась табличка: «Во время оккупации Мариуполя в этом здании находилась биржа труда. Отсюда были угнаны в рабство в Германию более 60 тысяч мариупольцев. Каждый десятый погиб в неволе. Всем бывшим узникам – жертвам нацизма посвящается».

Рядом со зданием УВД бьется в истерике седая женщина, которую допрашивают английские корреспонденты: «Это Европа, в которую вы нас звали?! Европа, в которой нацисты убивают наших мальчиков? Да будьте вы прокляты! Вы нашим детям 23 года внушали, что Россия – наш враг, вы посеяли здесь плоды национализма, лишь бы столкнуть два братских народа! Убирайся отсюда, Америка! Обама, слышишь ли ты меня?! Да будь ты проклят!»

У здания сгоревшего и разгромленного горсовета собираются подавленные, дрожащие от пережитого шока люди. Весь город похож на психиатрическую больницу. На врачебном языке это называется «посттравматический синдром». Вдруг какой-то парень бросается к нам с ножом: «Выключайте камеру! Вы – предатели-журналисты!» Его оттаскивают. «Это ж свои, из Москвы!» И тут толпа взрывается. «А почему вы нас бросили? Мы же безоружные, а против нас вся натовская рать. Вы все твердите про моральную поддержку, а где же физическая? Дайте оружие, и мы до Киева дойдем! Вы же братья! Говорят, луганская граница открыта, так перебросьте нам хоть что-нибудь! Почему нас, беззащитных, убивают?»

Я вижу, как плачут взрослые мужчины. «А где же ваши ополченцы?» – недоумеваю я. «Да нет у нас никаких ополченцев. Откуда им взяться? Есть обыкновенные активисты». «А разве подмога из Донецка вчера, 9 мая, не пришла?» – упавшим голосом спрашиваю я. «Не пришла», – отвечают мне. «Одно у нас оружие – вот эта георгиевская ленточка! – кричит молодой мужчина на грани срыва, поднимая символ Победы. – А многие сегодня струсили и спрятали ее. Люди, перестаньте трусить! Мужики! Выходите на улицу!»

Цветы погибшим в Мариуполе милиционерам 9 мая 2014 года

В толпу решительно входит крепкий светловолосый мужчина. «Здравствуйте, товарищи! Я из Донецка, представитель Донецкой Народной Республики. Зовут меня Игорь Дмитриевич. Фамилию назвать не могу. За мою голову в Киеве назначена награда. Я приехал сюда помочь провести вам референдум». Толпа мгновенно окружает его с надеждой в глазах. Сыплются вопросы: «А где ж нам голосовать? Где кабинки, где бюллетени? Что нам делать?» «Прежде всего, не надо паниковать. Граждане, бюллетени будут. Главное сейчас организовать оборону. У меня просьба к офицерам, к бывшим афганцам, милиционерам, ко всем серьезным людям прийти сюда, на площадь. В городе паника, безвластие, мародерство. Это надо остановить». «Дайте оружие!» – кричат отчаявшиеся люди. «А ну тихо! Прекратить истерику! Вот я дам вам сейчас автоматы, а вы постреляете случайных людей! Нет! Автомат – это ответственность. Его надо заслужить. Да и нет у нас сейчас оружия. Пока нет. А обороняться надо».

Я смотрю на этого спокойного, сильного человека и боюсь за него. Он один. А рядом – обезумевшая, отчаявшаяся толпа, люди, потерявшие близких, морально подавленные и вообще не знающие, что им делать. Одно они знают: Украина теперь для них – это враждебная страна.

– Знаете, как они нас там, в Киеве, в соцсетях называют? – спрашивает меня совсем молоденькая девушка. – Донбасскими дебилами. А ведь я была за майдан, за свободу. А теперь мы для майдана – «шашлычки», «копченая сотня». Это майданутые нас так после Одессы называют, где 2 мая заживо сожгли невинных людей в Доме профсоюзов и после того, как 9 мая они расстреляли и сожгли нашу мариупольскую милицию. Как же нам жить вместе после этого?!

«Россия нас не сдаст»

В Донецке дивная майская погода и всеобщее радостное волнение. Событие, в которое не верили еще неделю назад, все-таки состоялось. Референдум в Донбассе, на котором местные жители должны ответить на главный вопрос «Поддерживаете ли вы акт провозглашения государственной самостоятельности Донецкой Народной Республики?», вызвал настоящий ажиотаж. С самого утра на избирательных участках длиннющие очереди.

Референдум о независимости ДНР и ЛНР

– А это у нас еще с советских времен привычка, – смеется избирательница Татьяна, пришедшая с маленьким сыном. – Проснулся – и сразу иди исполнять долг гражданина. Мы сегодня сами не свои от счастья. Еще месяц назад такое и представить не могли. Почему я пришла сюда? Да вот ради моего Егорки! Не хочу, чтоб он вырос в фашистской стране. Не хочу, чтоб ему промыли мозги в школе, что он гражданин второго сорта только потому, что для него русский язык – родной.

Молодой парень Тарас работает волонтером на выборах.

– Вот у меня украинское имя Тарас, но я не чувствую себя украинцем. Я прежде всего славянин, – с достоинством говорит он. – Мы все вышли из большой страны СССР. И те, кто душой славяне, не делят друг друга на русских, белорусов и украинцев.

– У нас на референдуме абсолютно крымская ситуация, – объясняет представитель территориальной комиссии Ворошиловского района Михаил Самойленко. – Конечно, 97 % явки мы не ожидаем, но как минимум 70 % будет. Давайте говорить прямо: мы все здесь представители русского мира. Мы все выросли в советской школе, мы воспитывались на стихах Пушкина и Лермонтова. Но когда мне объясняют, что Пушкина мы должны читать в украинском переводе, что Бандера, это ничтожество, чьи бандиты стреляли в наших дедов, – наш национальный герой, с этим смириться я не могу. Для любого гордого человека наступает момент, когда он понимает: ни шагу назад.

Семья у избирательного участка. Референдум о независимости ДНР и ЛНР. 11 мая 2014 года

Да, мы долго терпели. Но мы, Донбасс, – часть русской нации с великим прошлым и имперским мышлением. Мы – наследники Византии. И когда где-нибудь в Донбассе поднимается российский флаг, для нас это значит ВСЕ. Не так, как для вас там, в России. Там вы это не цените. А вот здесь, на линии фронта, мы чувствуем себя больше русскими, чем сами русские.

Люди голосуют на референдуме о независимости ДНР и ЛНР

В атмосфере всеобщего ликования я чувствую, что прямо на моих глазах рождается маленькое независимое государство. И вот почему. С чего начинается независимость? С бланков и печатей. Принцип «без бумажки ты букашка» как никогда актуален в неспокойные времена. Свеженькое, с принтера, удостоверение корреспондента в Донецкой Народной Республике с печатью (солнце и два отбойных молотка) я повсюду ношу с собой. Каждый пацан в черной балаклаве и с палкой в руках, который по возрасту годится мне в сыновья, требует от меня заветную бумажку. Особенно строго рассматривают печать. Не подделка ли?

– А вы на ребят не обижайтесь, – с добродушной улыбкой говорит член президиума ДНР Борис Литвинов. – Для пацанов в балаклавах это игра в революцию, в войну, но также и внутреннее понимание причастности к грандиозному историческому событию, хотя бы по меркам Украины. А ведь и в самом деле историческое событие! Мы на передовой геополитического фронта между Россией и Западом. И думаю, в России люди это понимают.

– А вы не боитесь, что Россия вас не признает?

– Мелькали мыслишки, но страх исчез. Не может Россия нас сдать. Потому что для России это будут такие материальные, психологические, военные, идеологические потери, которые и представить невозможно. Русский народ не простит своим политикам, если они нас сдадут. Потому что народ видит: Россию окружают со всех сторон, зажимают в кольцо. Ну, сдаст Россия Донбасс. Что это означает? Отсюда, из Донецка, чуть больше часа на машине до Ростова и Таганрога. Их вы тоже сдадите?

Вы смотрите глубже. Что сейчас происходит с Украиной? Она формирует образ врага в лице России. Киев притащит сюда натовских советников и натовских наемников. Значит, меньше чем в ста километрах от России появятся натовские войска под украинским флагом. Вам это надо?

Хотя пока Россия нам не помогает. Попросили денег на референдум, а нам их не дали. Я лично потратил на референдум десять тысяч гривен своих собственных сбережений и двухмесячную пенсию своих старых родителей. Но, слава Богу, консервы, картошка, лук у нас есть, а значит, продержимся. Что касается защиты нашей территории, мы это вчера на Совете республики обсуждали. Люди с Краматорска, Красноармейска и Мариуполя едут к нам и говорят: нет управляемости. Особенно в Мариуполе, где расстреляно из БТРов здание милиции со всем личным составом. А значит, как и во все лихие времена, появляются банды грабителей, мародеры. Нужна зачистка. Кто должен взять это на себя? Мы, Донецкая Народная Республика. Может, надо ЧК создавать, Чрезвычайную Комиссию. Мне нравится слово «чекисты». История, как видите, повторяется.

Но мы не отчаиваемся. Вспомните 1917–1918 годы в России. Когда вот такая огромная царская Россия на карте и совсем маленькая красная Россия, петербургская, московская, тульская. Хлеба нет, электричества нет, есть только народное ополчение, против которого интервенция четырнадцати стран. У нас похожая ситуация.

– Едва заявив о независимости, вы тут же попросили Россию рассмотреть вопрос о присоединении к ней, – спрашиваю я. – Не слишком ли поспешно?

– Это был эмоциональный, общий порыв. Россия – символ для нас. Мы хотим войти в русскую семью. И ни в какой другой семье жить не хотим.

Пока я крепко жму на прощание руку Борису Литвинову, к нему в кабинет входят встревоженные люди. Плохие новости. В Красноармейске на референдуме погибли люди.

Референдум и смерть

Картина становится трагически-привычной: кровь на асфальте, очерченные мелом круги, где цветы, свечи и портреты погибших. Рядом плачущие родственники и толпа потерянных, испуганных людей. Ярость и страх. Сжатые кулаки и сдавленные рыдания. Красноармейск. Донецкая область. Еще один расстрелянный маленький украинский город с населением в 65 тысяч человек. В день референдума за государственную самостоятельность Донецкой Народной Республики сюда по приглашению назначенных Киевом властей ворвался батальон Национальной гвардии «Днепр-2».

Цветы погибшим во время расстрела референдума в Красноармейске

– У нас вовсю шел референдум, – рассказывает местный житель Валерий. – Около горисполкома установили палатки. Все шли как на праздник. Я такого даже в советское время не припомню. И вдруг врываются на центральную площадь бронированные машины «Приват-банка» днепропетровского олигарха Коломойского. Оттуда посыпались вооруженные люди и захватили наш горисполком и городской отдел милиции. Мы им: да вы кто такие? Они: батальон «Днепр-2». Сначала стреляли в воздух, по елкам, потом по горисполкому и под ноги людям. Кричат: мы приехали защищать от террористов ридну Украину в Днепропетровской области. А я им говорю: так это вы на сто километров ошиблись. Это уже Донецкая область. Среди них были наемники-грузины. Не на мове разговаривали.

Голос из толпы: «А может, азербайджанцы?»

Хор голосов: «Не, точно грузины. Мы чего, грузин не знаем?»

– Вышел один местный мужчина и говорит гвардейцам: успокойтесь, мы все безоружные, – продолжает Валерий. – А боец в маске ударил его прикладом в зубы и выбил ему челюсть. Одному нашему выстрелом перебили ногу. Люди стали требовать, чтоб эти «спасатели» убирались. Тогда они еще двоих застрелили насмерть, одного прямо в голову, на наших глазах.

– Я с базара шла с веником, и этот веник оказался моим секретным оружием, – рассказывает пышнотелая бойкая украинка Мария. – А тут стрельба! Я этим веником прикрыла голову и рухнула на землю. Слышу по говору: люди с Западной Украины. Я сама родом из Хмельницкой области, давно переехала сюда, и Донбасс принял меня как родную. Мне комфортно и там, и тут. БЫЛО комфортно.

Я вам скажу, кто у нас истинные сепаратисты. Это те мордовороты в Киеве, которые Украину на две части порвали. Сейчас по всем украинским СМИ идет дезинформация: мол, у нас тут террористы. А я первый раз террористов вчера увидела, когда они на площадь к нам ворвались. В медиа пишут: была перестрелка. Да какая может быть перестрелка между гуляющими мирными гражданами в воскресный день и вооруженными до зубов наемниками? Нас тут так прижали! Сейчас весна, посевная начинается, а люди боятся в поля выходить. Вокруг БТРы. А осень придет, что мы будем, извините, жрать?

– У нас сейчас на въезде в город стоит Национальная гвардия, – рассказывает Анатолий Парафинюк, местный активист Донецкой Народной Республики. – Прошлой ночью ехала третья смена шахтеров, у них ведь круглосуточная вахта. И гвардейцы дали очередь по автобусу, один ранен.

Портрет мирного жителя, погибшего во время расстрела референдума в Красноармейске

Внезапно толпа расступается и пропускает двух плачущих девушек с портретом в черной рамке. «Мыколенко Юрий Григорьевич. Вечная тебе память». Они, сдавленно рыдая, ставят портрет на ступеньки горисполкома.

– Да я ж его знаю! – вдруг заплакал мужчина средних лет. – Юрка! Шахтер! Наш! Да как же так?!

– Люди, кто из вас украинцы?! Поднимите руки! – кричит местный житель Валерий с налитыми яростью глазами. И сам поднимает руку. – Я сам украинец. Так вот: с сегодняшнего дня мы все здесь русские! Слышали?!

– Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой, – начинает напевать на мотив «Священной войны» местный седой поэт, которого все зовут Петрович. – С бандеровскою нечистью, с фашистскою чумой. Пусть «Правый сектор» мечется, как звери в капкане, от этой зверской нечисти избавимся везде.

Петрович декламирует на всю площадь:

– Эти жирные коты в Верховной Раде велели все красные звезды убрать с парламента. Там теперь нацисты засели. А вот вам стишок на злобу дня:

Люди дружно аплодируют и кричат: Верно говоришь, Петрович!

– Эх! Гитлеровские пропагандисты говорили: русских можно победить только тогда, когда украинцы и белорусы поверят, что они не русские, – восклицает активист Анатолий Парафинюк. – А ведь мы – как три пальца одной руки, когда православный крест кладем: Россия, Украина, Белоруссия. От Бреста до Владивостока, от Мурманска и до Кавказа – все это наша земля.

– Эх, была мне Украина – мама, – вздыхает Мария с западенщины. – А теперь – мачеха. Только мачеха может своих детей расстреливать.

Конец июня 2014 года. Перейти украинскую границу в Донбассе уже почти невозможно. На пограничном переходе пусто. Но у меня есть козырь – мой муж Роберт, хорватский журналист. Я объясняю пограничникам, что мой муж едет в командировку, а я – просто жена и переводчица. Все внимание отвлечено на него. «О, европеец! – почтительно восклицают они. – Мы тоже хотим вступить в Евросоюз».

На двухчасовом допросе с меня градом льет пот. «Жарко», – жалуюсь я пограничникам. Но перейти границу – это полбеды. А вот как проскочить через все посты?!

Водилу я нашла в кустах, спал под деревом. Обрадовался. Клиентов-то нет! «Только уговор: молчи, пока не спросят. Разговаривать буду я». И Роберту: «Слушай, хорват! Когда надо, я тебе скажу высунуться, а так молчи, как немой! Понял?»

Первый блокпост – нацгвардейцы, «Правый сектор». Бравый молодец в форме британского спецназа оказался совершенно пьян: «Давай, водила, пой матерные частушки про москалей». Водитель и спел, и сплясал, а потом заявил: «У меня европейский журналист в машине. Хорват». Вояка благосклонно махнул рукой. Мол, езжайте.

Штаб ополченцев. Донецк, июль 2014 года

– Каждый день либо пьяные, либо обкуренные стоят, – объясняет водитель Василий. – Им наркоту свободно доставляют. Я тоже, когда в Афгане воевал, только на траве и не спятил. Хорошая там трава, у нас такой нет. А чего, нацгвардейцам тоже страшно! Ополченцы все время пытаются прогрызть дыру в границе – это раз. Потом укры со своими разобраться не могут и постоянно попадают под дружеский огонь – это два. У нас бандитов много, и все хотят иметь свою армию. Первым сообразил Коломойский. А теперь собственные батальоны заводят все кому не лень – и Аваков, и Кличко. Мода нынче такая. А координации никакой. Впрочем, как и у ополченцев. Бардак! Это ж Украина.

Объявления с информацией на двери в штабе ополченцев. Донецк, июль 2014 года

Ополченцев мы проскочили еще проще. Парням, которые рыли окопы, водила весело закричал: «Картошку копаете, ребята? Молодцы!» «Сейчас мы и тебя возьмем на подмогу», – огрызнулись ополченцы. Но машину пропустили без обыска и допроса.