Я бродил меж проталин бесплатное чтение

© Трофимов С. В., текст, 2024
© «Геликон Плюс», макет, 2024
«Вновь обретя старинное перо…»
Вновь обретя старинное перо,
Как некогда, для дела, не забавы,
Ищу благословенья Твоего
На дело правды и небесной славы.
Прости, мой Бог, неверному рабу,
Забывшему в сердцах Твои законы,
И не вмени в достоинства врагу
Моё непослушание Ионы.
Пролей Твой свет в неловкие перста,
Нетвёрдо наносящие чернила,
Чтоб в каждой чёрточке жило и было
Святое имя Господа Христа.
«Бумага… Белый-белый лист…»
Бумага… Белый-белый лист…
Невинен, непорочен, чист.
Перо… Изящно и легко.
Великий инструмент всего.
Чернила – мирозданья синь.
За сим земную ложь отринь.
«Вели под руки братья брата…»
Вели под руки братья брата.
Одежды сняли у порога.
Вели, откуда нет возврата,
Где бесконечная дорога.
Срочица белая до полу.
Монахи мантии раскрыли
И, словно крыльями, прикрыли
Того, кому ползти по долу.
У алтаря стоял святитель,
Носитель бремя омофора
И Божьей Волею вершитель
Судьбы ползущего с притвора.
С надеждой он глядел на брата.
Лицо пересеклось слезою.
У той дороги нет возврата —
Она исполнена борьбою.
«Влажный ветер уныло стучится в окно…»
Влажный ветер уныло стучится в окно.
Правит тёмная ночь на дворе.
По бумаге скользит вдохновенно перо.
Тускло лампа горит на столе.
За окном фонари еле-еле горят,
Ветер сипло поёт в тишине.
Мокрый снег небеса этой ночью дарят,
Нет мерцания звёзд в вышине.
Мир уснул в одночасье. Мгновенье одно
Успокоило всё на земле.
Лишь скрипит по бумаге поэта перо,
Тускло лампа горит на столе.
«Минуло время. Нет тебя…»
Минуло время. Нет тебя.
И там, где ты,
Среди небесной высоты,
Как не было, так нет меня.
Но не забыл я. Помню я
Обета дни.
И, как печальные огни,
Молитва теплится моя.
Пусть хилая. И пусть слаба
Моя мольба.
Моя суровая борьба
Лишь мне и дням моим дана.
И я молю. И я люблю.
За кровь твою,
Что в жилах верно берегу,
Тебя, склонясь, благословлю.
Я здесь, на землях. В небе ты.
Я – за тебя,
Ты у Престола – за меня
Всевышнего моли.
«Во мрак раздумий погружён…»
Во мрак раздумий погружён,
Он еле плёлся по дороге.
В скуфью и рясу облачён,
Душой в смятенье и тревоге.
Раздался колокольный звон,
И он в волненье оглянулся.
О, этот радостный трезвон!
Он в утешенье обернулся.
На братию свою воззрел
И, всем нутром своим ликуя,
Смущенье суеты презрел,
О Вечном Боге торжествуя.
«Во дворике храма вечерней порой…»
Во дворике храма вечерней порой
Священник один умирал.
Маститый пресвитер с седой головой
На голую землю упал.
В предсмертном горенье глаза приоткрыв,
Увидел девицу с небес.
Она же, скрижали присяги раскрыв,
Напомнила звуки словес.
Спросила его: «Всё ли ты соблюдал?
Тобою подписан обет?»
Священник бессильно тогда зарыдал,
Ничто не промолвив в ответ.
Несчастные души во аде живут.
Немало хороших отцов,
Присягу забывших, во тьму облекут
Предательства тяжких оков.
«Стучат в незапертую дверцу…»
Стучат в незапертую дверцу.
В безгласной тишине войдут.
Трепещет раненое сердце,
Последние удары бьют.
Застыло в некое мгновенье
Все, что дышало и жило.
Туманом странным наважденья
И тишиной поглощено.
Слепым, неясным исступленьем
Коснулась истина ума.
Окончен праздник сновиденья,
Забыты лабиринты сна.
Сейчас идти мне по дороге,
Ведущей ко Судье веков,
В надеждах, в чаяньях, в тревоге
Неразрешенности оков.
Распахнута немая дверца,
И ангелы ко мне идут.
Освободивши дух от сердца,
На Суд Владыки понесут.
«Пророком сказанное много…»
Пророком сказанное много
Меня пугает и страшит:
Придёт пора предстать пред Богом,
Который Страшный Суд свершит.
«Стоя на распутье, главою поник…»
Стоя на распутье, главою поник
И страшною мукой томим,
В оде́янье дряхлом усталый старик
Стоял величаво один.
Густые седины роскошно лились
На плечи согбенны его.
Изящно и тонко, кудряво вились
Власы бороды его.
И в дальних дорогах превечных путей,
Бесчисленных странствий и мук,
Видений чудесных и низких страстей
Был посох – свидетель и друг.
Дряхлея телесно, усталой рукой
Он посох сильней сжимал,
И мукой томимый рукою другой
Он крест на груди искал…
Из глаз потускневших живою водой,
Целительной влагой дана,
Наградой от Господа, каплей скупой
С очей покатилась слеза.
И капля чудесная светом живым
Ему освятила уста.
Слова покаянные звуком благим
Хвалили и пели Христа.
Его осенила Христа благодать
И рубище дряхлое стало
Одеяньем белым пресветло сиять,
Что солнце ему уступало.
Оставивши посох и вновь молодым,
Страстей позабыв тревогу,
Вознесся на небо бессмертно святым,
Хвалу воздавая Богу!
В пресветлом сиянии ангельский чин,
Страдальца покрыв крылами,
К престолу Всевышнего был возносим,
Где Бог наградил дарами…
…А посох его на распутье лежал,
Превечных свидетель путей,
Где ворон останки бродяги клевал,
Покорный судьбе своей.
«Богородице Дево, воззри на раба…»
Богородице Дево, воззри на раба,
Что в печали и скорби поет,
Что молитву Тебе принесет.
Богородице Дево, воззри на раба.
Богородице Дево, помилуй раба,
Что слезами молитву омыл,
Что греховную плоть позабыл.
Богородице Дево, помилуй раба.
Богородице Дево, проси за раба
Пред Владыкою Господом Сил,
Чтоб в угоду для Бога он жил.
Богородице Дево, проси за раба.
Богородице Дево, храни Ты раба,
Что по жизни скитальцем идет,
Что, отрекшись, к спасенью грядет.
Богородице Дево, храни Ты раба.
Богородице Дево, избави раба
От безумия злых языков,
От амбиций тяжелых оков.
Богородице Дево, избави раба.
Богородице Дево, восстави раба
На том месте, где он упадет,
Пусть поднимется, снова пойдет.
Богородице Дево, восстави раба.
Богородице Дево, услыши раба,
Когда сердце его не молчит.
Когда к небу оно завопит,
Богородице Дево, услыши раба.
Богородице Дево, порадуй раба,
Когда он до унынья дойдет.
Пусть в Тебе утешенье найдет.
Богородице Дево, порадуй раба.
«Вчера здоровый, даже бодрый…»
Вчера здоровый, даже бодрый —
Сегодня предлежишь во гробе.
Вчера нелюб – сегодня добрый,
И все милы к твоей особе.
Вчера твою сжимали руку —
Сегодня проливаем слёзы.
Вчера переносил ты муку,
А на сегодня были грёзы.
Вчера хотел, чтобы сегодня
Весёлый праздник разыграли.
Вчера прошло – пришло сегодня:
Тебя во храме отпевали.
«Горит лампада пред иконой…»
Горит лампада пред иконой,
И лампа на столе горит.
Тобой, о Дева, вдохновлённый,
Твой раб всё трудится, не спит.
Его лицо умыл слезами
Раскаянья святой порыв.
Он видит новыми глазами,
Свои печали позабыв.
И отложив тревоги злые,
Волненья мира суеты,
Приносит он слова простые,
Приносит добрые мольбы.
И дух исполнен утешенья,
Что благодатию зовут.
И сердце жаждет вдохновенья
На верный христианский труд.
«От бремени я плечи сгорбил…»
От бремени я плечи сгорбил,
От тягот взором я угас —
Познание лишь множит скорби,
Являя сущность без прикрас.
«Ты слышишь ли меня, родная…»
Ты слышишь ли меня, родная,
Далёких дней ушедший дух?
Тебя я часто поминаю.
Огонь молитвы не потух.
Меня во снах ты посещала,
А я в смятенье приходил.
Ты мне посланья возвещала,
Которые я не хранил.
Но всё же взгляд твой помню ясно,
И те могучие леса,
Что выглядели так прекрасно,
И тот дворец под небеса…
Как мы с тобой, смотря из леса,
Промолвили: «Не в нашу честь
Сей замок зиждется небесный,
В котором праведных не счесть.
У Бога множество селений!
Нам Авраама не видать,
Но милостью Его велений,
В лесах мы будем обитать».
«Мне б с размаху да сдуру, сплеча…»
Мне б с размаху да сдуру, сплеча
Рубануть по всему, что бывало,
Что когда-то пленяло меня,
Что когда-то меня утешало.
Не щадя прелесть тяжких оков,
Долбануть по греху топорищем!
Вырубая проклятье отцов,
Наслаждаться евангельской пищей.
Выжечь пламенем жарким огня
Все греховное, жалкое тело!
Очищения чудом горя,
Начинать к исправлению дело.
Мне б с размаху да сдуру, сплеча,
Что есть сил зарядить по грешному!
Выжечь, высечь, разбить телеса,
Свободя светлый дух ко благому!
«Я на распутье. На распутье…»
Я на распутье. На распутье.
Усталый не подъемлю взор,
Чтобы увидеть, как прошёл
Дней переломанные прутья.
Я на распутье поневоле?..
Так повелел великий рок,
К печальной народив юдоли,
Отмерив неизвестный срок?
Я на распутье своевольно.
Так, оступаясь, всякий раз
К судьбе склонялся добровольно,
Которая не выбирала нас.
Я на распутье по гордыни.
Она во всём моя сестра:
Со мной от века и до ныне,
Пока не разлучит доска.
Я на распутье, здесь пороги.
Один лишь шаг, и вот – черта.
Перечеркнет пути-дороги
Грядущей жизни суета.
«Ломаю прутики небрежно…»
Ломаю прутики небрежно.
Спешу, куда – не знаю сам.
Песок иссякнет неизбежно,
И прутья понесут к Весам.
«Два брата стояли у храмовых врат…»
Два брата стояли у храмовых врат,
На лица друг друга смотря.
Один мирянин, а другой целибат,
В раздоре и гневе горя.
Один был подтянут и видом пригож,
Ухожен, богато одет.
Другой был сутул, но делами хорош,
В трудах созидая обет.
Один был румянен, заботой холён
И радостен в мире сём был.
Другой, покаяньем своим измождён,
У неба прощенья просил.
Один наслаждался греховным житьём,
В меха облачён и часы.
Другой был доволен потёртым тряпьём
И страшные помнил весы.
Один раздражался в ответ на укор
О том, что беспечно живёт.
Другой говорил: неминуем позор,
Когда Суд Владыки придёт.
Один, в горделивом сужденье горя,
Не раз бил себя по груди.
Другой пал на землю и, слёзно моля,
Взывал: к покаянью приди!
Один, обличённый, в обиде большой
Смиренного брата топтал.
Другой, избиенный и еле живой,
Покаяться лишь умолял.
Там слышались вопли от ярости злой
И тихие стоны мольбы.
Луны свет пролился над местностью той —
Не стало былой темноты.
Ни братьев, стоявших у храмовых врат,
Ни споров, ни воплей, ни драк.
В раздумье глубоком стоял целибат.
Вокруг непогода и мрак.
«Избегший во младенчестве кончины…»
Избегший во младенчестве кончины,
Я каждый день веду неравную борьбу,