Воронка бесплатное чтение

© Александр Рейнгардт, 2025

ISBN 978-5-0065-9089-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Евангелина Синько мечтала. О простом женском счастье. О красивой фигуре. Успешном и послушном муже. Мечты…

Природа явно ушла в отпуск, а вместо неё Евангелину собирал уволенный задумчивый стажёр – наобум и из остатков. Когда стажёр очнулся, запчасти для телесного совершенства уже растащили. Осталось то, что осталось.

Нос – картошкой. Фигура – собирали с закрытыми глазами. Пропорции – случайны. Всё остальное – в гармонии с этим овощным ансамблем.

Венчала композицию копна волос цвета карельских болот. Получилось живое, открытое. И – на удивление – кому-то даже нравилось.

Это было более чем удивительно. Отец Гели – ветреный, неутомимый и любвеобильный Толя Подопригора, крутивший параллельно романы с двумя симпатичными студентками, Глашей и Дашей, – быстро присоединил себя к закрытому ордену мерзавцев-бабников. Активные сперматозоиды этого красавчика уверенно прорвались в святая святых двух наивных девиц.

Студентки походили-погоревали, пропустив точку невозврата, и согласно приказу природы родили к сроку двух здоровых девочек. Аферисты сближают. Девицы, падкие на отборную физиологию апологета секса, волей судьбы оказались в одной палате – и подружились. Крепко, по-женски. Как могут дружить только синхронно пострадавшие жертвы. Жертвы Подопригоры. Что с него взять.

Родили они – по-разному. Геля родилась легко, почти выбежав на белый свет и огласив роддом зычным криком, от которого зашлись все спавшие в клинике младенцы. Заморгала карими глазами и уснула. Нюшка же вылезла задумчиво, тихо, зыркнула чёрными глазёнками на акушера и улыбнулась. После шлепка слегка нахмурилась и заскрипела ржавым голосом несмазанной двери.

Девочки росли, а мамы – дружили. Без чакр, феншуев и энергий. Просто: дети от одного кобеля, судьба – одна, травма – схожа. Это вам не женский круг, это – совет ветеранов семейного кидалова.

К восемнадцати годам девицы отличались друг от друга как инфляция и дефляция. Одна – всё ближе к границе нарциссизма и социопатии, другая – в лабиринте сомнений и вопросов. Восклицательный знак и вопрос. Восклицательный знак и многоточие.

Физиология – тоже на контрасте. Нюшка – тонкая, стройная, высокая. Светлые волосы матери, чёрные, наглые глаза папаши и анатомические формы – визуальный коктейль, на который стабильно эрегируют самчики всех весовых категорий.

Геля – как кухонный комбайн без крышки – гремит, летит, разбрызгивает эмоции по периметру. Шум и активность – тоже от папаши. Яблочко упало недалеко, да ещё и покатилось кривовато. Всё честно: и повадки, и поведение – генный копипаст.

После выпускного, сидя на лавочке с пузырьком «Советского», они лениво тянули сладкую шипучку. Пили молча, переваривали школу, первые, и не первые романы, с прищуром смотрели в будущее. Но молчание – не их конёк. Шипучка не только укладывает, но и развязывает. Говорили долго. Про всё: про похабные слюнявые морды одноклассников, про мечты, про шмот. Пришлось открыть вторую. Уже покрепче.

– Ну что, подруга, – первой заговорила Нюшка. – К кому ты планируешь клеем липнуть?

– С моей внешностью? – фыркнула Геля. – Тут не липнуть надо, а тащить за шиворот, пока не передумал.

– А ты не грусти, – философски отозвалась Нюшка, выдувая дым. – Следи за мной. Я буду охотиться. Красиво, высокомерно, по списку Forbes. И белому, и серому, и чёрному.

– Без любви?

– Любовь – для бедных и наивных. Мне нужна недвига и стабильная куча бабла. Огромная куча. И никаких ограничений на желания.

– А совесть?

– В четырнадцать потеряла честь, если помнишь, в пятнадцать – совесть, после Ашота, если помнишь. Ум – на месте. Дальше – только техника.

Геля хмыкнула, посмотрела на её губы, уже намазанные блеском, и сказала почти ласково:

– Главное, чтобы ты сама себя потом узнала, когда в зеркало плюнешь.

– А я в зеркала не гляжусь, дорогуша. Я в них позирую. И кайфую, какая я крутая. И как все меня хотят. И тебя захотят, если не будешь чавкой хлопать впустую.

Они молча допили и пошли в ночь. Одна – вперёд. Другая – вбок. Каждая – по своей воронке.

К тридцати годам траектории определились.

Нюшка – четырежды замужем. Все браки – по любви. Но не по её. Просто любовь и страсть была у мужей, пока у них не заканчивались деньги или имущество. Иногда – терпение. Нюшка активно этому помогала и всегда была в плюсе. Всегда в плюсе, как черный букмекер.

Она двигалась по жизни, как турбонаддувный пылесос: эффектная, ухоженная, наглая, цепкая – и примитивная, как презентация по трансформации для экономного клиента, составленная в субботу утром. После пятничной гулянки.

Мыслила она быстро, поверхностно, но голосом уверенным и безапелляционным. Путала Канта с Кентом, Пушкина, думая, что кафе названо в честь хозяина, но чётко секла цену шмоткам, брюликам и юристам по бракоразводным делам. И быстро срывалась в мат и истерику. Её или боялись, или ею восхищались. Но никто так и не удосужился зарядить ей в чавку. Чтобы успокоилась.

Жила в роскоши. Не своей, разумеется. Своя – в резерве. Своими у неё были подтянутые или надутые части анатомии. И отточенные до бритвенной остроты навыки. Оценить – показать – получить – отдать – взять – выйти в плюсе. Остальное – пряталось.

Геля – два брака. Первый – технический: ради прописки в столице и тёплого унитаза. Получилось. Комнатёнка вне колец – на бумаге Москва, на деле – курьерский анклав с видом на грядки и поломанную мечту. Второй – случился после клубной пьянки, где девицы охотились, каждая, как могла. Её «добычей» стал нефтяник с вахты, которого шелудивый с рогами и запахом серы цинично напоил и подкинул в руки Геле, как отходы переработки.

Но случилось непредсказуемое.

Геля влюбилась. По-настоящему. До глупости. С преданностью мокрой собаки и глазами покупателя дефиците.

Он оказался тихим, работящим и абсолютно лишённым агрессии. Звали Петя. Фамилия простая, лицо простое. Желания простые. Честные.

Нюшка называла его «Пентюх». Снисходительно, с ухмылкой. Острила и стебала при встрече. Про внешность. Про доброту. Про отзывчивость. Петя робко улыбался. Он больше привык к обществу суровых работяг. Работяг и мужских, и женских. Простых. Сильных, упорных, честных. Без гнили. Геля не отвечала. Потому что в первый раз в жизни рядом был настоящий человек. Не альфач, не фигура из «вырежи и раскрась».

Но в одном девицы были едины. Мужики созданы для того, чтобы их доить. Как месть Подопригоре и ему подобным. Получи, урод, развод. С Петей система немного пошатнулась. Почти треснула. Геле не хотелось ломать жизнь спокойному, правильному мужику. Подло, она не Подопригора. Она Синько. А потом Петя уехал на очередную вахту.

Продолжение книги