Далеко от тебя бесплатное чтение

Далеко от тебя

Новелла

Раннее утро обещало прекрасный день, полный солнечной радости, улыбок и громких выкриков гостей: «Горько!». Всю ночь я не мог уснуть, не до конца веря, что Эмма – любовь всей моей жизни, согласилась стать моей женой. Хотелось истерично смеяться, беспокойно ходить по квартире, беспрестанно писать моей будущей жене: «Ты не передумала?». Но делать всё это я не мог, поэтому ворочался в постели, вспоминая наш непростой путь к этому счастливому для меня дню.

Ещё в детстве, когда мы только познакомились, я решил, что женюсь на этой энергичной и весёлой девочке. Эмма переехала с родителями в соседнюю квартиру и наши семьи быстро подружились. Моя мама была домохозяйкой, а папа держал свой магазин с продуктами, который в итоге разросся до маленькой местной сети. Мама Эммы только с переездом стала чаще находиться дома, поэтому всегда обращалась за помощью к моей. Когда они жили в городе М, она держала свой салон красоты, который приносил им хороший доход, но со временем она лишилась своего детища. В итоге они с мужем решили уехать из родного города. На новом месте, отец Эммы уговорил жену, чтобы та осталась дома, а сам взял на себя заботу о достатке в семье. Мы с мамой часто ходили в гости к родителям Эммы, но я никогда не интересовался их разговорами. Мне нравилось играть с моей новой подругой.

Эмма в детстве была невероятно мила: большие, любопытные глаза; гладкая, бледная кожа, гибкие движения и загадка в каждом жесте, как у фарфоровых девушек, которых собирала моя мама. Мне всегда нравились эти фигурки, они были очень красивыми. Помню, как задавался вопросом: а что, если когда-нибудь я встречу такую же милую, красивую и загадочную девушку? Помню, как решил для себя: я на ней женюсь. И она станет для меня такой же как моя мама для папы.

Детьми мы играли в салоны красоты, в которых она делала меня красивым. В магазины, в которых она покупала красивую одежду для своих «подопечных» – мягких игрушек и кукол Барби. В «кухню» мы играли только тогда, когда я был поваром, а она критиком, пришедшим оценить мой ресторан «мишками». Эмма не стремилась к играм, в которых от неё требовалось быть послушной, подчиняться, она всегда находила способ быть главной, отдавать приказы, решать за меня. Я не сопротивлялся. Мне нравилось, что такая красивая, словно фарфоровая фигурка, девочка проводит своё время именно со мной, а не с кем-то другим.

Сначала мы с Эммой ходили в один и тот же садик, потом в школу. Я был на год старше её, поэтому она всегда спрашивала меня, как только мы встречались: как это – быть в старшей группе/первом/выпускном классе?

Своё хорошее отношение ко мне она показывала не только, когда мы были наедине. По крайней мере так было до той драки.

Когда я учился в пятом классе, мне в любви призналась моя одноклассница. Я не мог ответить на её чувства, поскольку уже тогда знал, что люблю Эмму и не могу быть с кем-либо другим ни в настоящем, ни в будущем. Именно так я и сказал:

– Прости, но мне нравится другая.

Помню как Кларисса нахмурилась. В её карих глазах загорелась обида и злость, а её тонкие пальчики потянулись к косичкам, которые она тут же начала теребить. Она делала так всегда – трогала волосы, если испытывала сильные эмоции. Все в классе это знали и частенько подшучивали над ней, в том числе и я.

– Кто она? – крепко сжав косичку, спросила меня Кларисса.

– Эмма, – честно признался я.

– Эта малявка? – голос моей одноклассницы сорвался на недовольный визг и её голова вдруг резко дёрнулась вправо Она видимо хотела опустить руку, но забыла, что всё ещё держит себя за косичку, все произошло очень быстро и потому это комичное движение головы показалось мне и моим одноклассникам очень смешным.

Лицо Клариссы в тот же момент покрылось красными пятнами не то от стыда, не то от злости. Помню, что за смехом я не обратил внимание на её тихие слова. Помню, как она, топая ногами ушла в гардероб, где, как потом обсуждали одноклассницы, – плакала.

Тогда я не мог даже представить себе, чем именно обернётся данная ситуация.

Очень скоро между пятыми и четвёртыми классами пошли слухи о том, что Эмма уже «давно не девочка», а её «первым» был я. Говорили, что это именно я всем рассказывал о том, сколько раз и в каких позах мы с моей подругой занимались «этим», что именно я делился своими «достижениями», а Эмма играла роль послушной «рабыни».

Сначала ни я, ни Эмма не обращали на эти слухи внимания. Потом её начали раздражать подшучивания одноклассников: «ну, что голубки, пойдёте домой заниматься «этим» и готовиться к свадьбе?». Я несколько раз лез с кулаками на обидчиков, из-за чего был наказан родителями одиночеством в собственной комнате без телевизора и компьютера.

Так продолжалось около полугода, пока Эмма случайно не подслушала хвастовство Клариссы, что это она распустила все эти слухи, чтобы я побыстрее оставил Эмму и влюбился в неё.

Да, Эмме нравилось в играх брать главную роль, но она ни разу не пыталась мной манипулировать. Всегда спрашивала моё мнение и если мне что-нибудь не нравилось, находила другой выход из ситуации. Моей любимой очень не нравились обманы, подставы и попытки других строить из себя кукловода. В этом я убедился в тот самый день, когда Эмма, вылетев из туалетной кабинки, набросилась на мою одноклассницу с криками: «Ах, ты стерва! Да как ты смеешь портить нам школу! Да я тебя на куски! Да ты у меня получишь!».

Рассказывали, что выглядело это всё очень эффектно и страшно.

Эмму за глаза в школе начали называть «Фурией». Она гордилась этой кличкой. Кларисса очень быстро перевелась в другую школу, а наши с Эммой встречи сошли на нет.

Моя подруга объяснила мне, что не хочет больше, чтобы мы дружили на людях. Дома, в гостях друг у друга – да. А в школе, на улице – нет. Она сказала, что ей сильно влетело от родителей за ту драку и она не хочет, чтобы кто-либо распускал похожие слухи.

К дракам между девочками всегда относились суровей, чем между мальчиками. Поэтому я, страдая, согласился с её условиями дружбы.

Когда мне было тринадцать, мы с Эммой, гуляя в соседнем районе, где нашу дружбу не могли разоблачить одноклассники, наткнулись на коробку, в которой кто-то оставил щенка. У него была спутанная шерсть грязно-серого цвета, пустые миски и, полный дырок, тонкий плед.

– Мы должны его забрать, – тут же заявила Эмма, беря на руки дрожащее тельце.

– Хорошо, – сразу поддержал я подругу, – но я не могу взять его к себе. У папы аллергия.

– Мы спрячем его у меня, – сказала она, аккуратно прижимая к себе щенка.

Так мы и сделали.

Пока родителей Эммы не было дома, – её мама поехала помогать отцу справляться с какими-то организационными моментами на работе, – мы вымыли щенка, дали ему воды и нарезали колбасы. Щенок, ощутив нашу заботу, с опаской, но с удовольствием кушал, а потом и играл. Кстати, оказалось, что шерсть у Джека, так назвала его Эмма, была белая, а не грязно серая, и даже местами кудрявая.

В течение трёх дней нам удавалось прятать Джека ото всех. Только мой отец начал часто чихать дома, чем заставлял меня нервничать.

Правда раскрылась на четвёртый день, когда родители Эммы застукали её играющей с Джеком у себя в комнате. Скандала не было. Слёз и просьб оставить щенка тоже. Моя подруга твёрдо стояла на своём, что никому не отдаст Джека. Её родители быстро смирились с решимостью дочери и отвезли щенка к ветеринару, где проверили его здоровье, зарегистрировали в базе данных и выдали все необходимые документы.

Я был счастлив. Теперь у меня был предлог не только повидаться с собакой, но возможность проводить больше времени с моей Эммой.

Джек рос, радуя не только нас, но и родителей Эммы. Они прониклись любовью к псу, который забавно выпрашивал еду, становясь на задние лапы; смешно гонялся за собственным хвостом; всегда был готов к любым приключениям, чем пользовался отец Эммы во время своих вечерних прогулок; с удовольствием ел всё, что ему давали со стола, что любила делать мама Эммы, с улыбкой выслушивая недовольство дочери, что Джек вообще-то её пёс.

Я честно обещал своим родителям не злоупотреблять гостеприимством соседей и общением с собакой. Аллергия отца никуда не делась, но он мужественно молчал, вытирая слёзы, после того, как я возвращался домой со «свиданий» с псом. Мама в какой-то момент начала выражать своё беспокойство, что я слишком много времени провожу у соседей, но отец обычно заступался за меня. Его главным аргументом было:

– Пусть парень общается с животными, учится ответственности. Не его вина в том, что у меня аллергия на шерсть и мы не можем никого завести, кроме рыбок да черепашек. Коты, собаки – с ними всё по-другому. Я хочу, чтобы он ценил их скоротечную жизнь и умел любить.

Мама обычно ничего не отвечала. Мне же доставалась тёплая улыбка отца и похлопывание по плечу.

Я любил отца. Он всегда был на моей стороне. Всегда поддерживал меня. Я думал, что у него получалось быть таким понимающим и поддерживающим потому что у него была моя мама. Я всегда думал, что в нашей семье именно она была главным источником любви и тепла, именно поэтому отец мог позволить себе быть со мной более дружественным, чем отцы моих одноклассников.

Глядя на его пример, мне хотелось быть таким же. Именно поэтому я старался быть как можно более понимающим по отношению к Эмме, её желаниям. Я всегда был с ней вежлив, дружелюбен. Всегда делал всё возможное, чтобы она улыбалась. И пусть мне казалось, что она всё воспринимала как должное, мне было очень сложно отказаться от созданной мной самим роли.

К тому моменту, когда я был готов признаться моей подруге в собственных чувствах, она огорошила меня.

– Марк, – её лицо светилось от счастья, а Джека нигде не было видно, несмотря на то, что пёс всегда выбегал меня встречать, когда я приходил в гости. Это немного насторожило, но я быстро успокоил себя тем, что пса могли взять на прогулку родители Эммы.

– Что случилось? – сердце забилось чаще, руки начали потеть, а дыхание так и готово было ускориться. Но я очень старался выглядеть спокойным, хотя, это вряд ли у меня получалось.

– Пойдём я тебя кое с кем познакомлю, – она взяла меня за руку и повела в комнату. Мне казалось, что я чувствовал её волнение каждой клеточкой своей кожи. Почти мгновенно в груди засело неприятное чувство, словно кто-то тайком положил мне камень на сердце.

В комнате Эммы сидел Питер. Мы с ним учились в параллельных классах. Все девчонки в школе только и делали, что говорили о нём: «Ах! Питер такой красавчик! Его светлые волосы так красиво уложены, так подчёркивают его голубые глаза»; «Ах! Я так бы и утонула в его объятиях. У него такие красивые пальцы и сильные руки, что хочется, чтобы его прикосновения длились вечно!»; «Ах! Эти сочные губы, которые так хочется целовать! Наверняка у него это шикарно получается!» – и всё в таком духе.