Проклятие Желтого императора бесплатное чтение

* * *

Глава 1. Искусство смерти

В случае внезапной смерти, причиненной демонами, в теле умершего много жира, цвет плоти слегка желтоватый; рот и глаза закрыты, волосы не растрепаны. Ничто не указывает на другие причины.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток четвертый (Смерти от болезней)[1]

Глубокой ночью Хуан Цзинфэн, толкнув стеклянную дверь, вошел в помещение больничного морга и увидел человека, целующего мертвое тело.

Дверца одной из многочисленных ячеек стоявшего у стены изъеденного ржавчиной холодильника была распахнута, полка выдвинута более чем наполовину. Наружу вырывались клубы морозного воздуха. Край белой простыни, накрывавшей тело, слегка откинут, обнажая покрытое инеем лицо.

В ярком свете, излучаемом длинной люминесцентной лампой под потолком, все в помещении – стены, пол и даже мертвое тело – казалось изумрудно-зеленым.

Зеленоватое освещение само по себе вызывало ощущение некоторой нереальности происходящего, а тут еще этот внезапно появившийся человек стоит рядом с телом, склонившись так низко, что кончик носа трупа почти касается его лица. Казалось, ночной визитер целует умершего, и от этого картина становилась еще более фантастической.

Кроме того, даже ясно слыша звук шагов Хуан Цзинфэна, странный человек не шелохнулся.

Хуан Цзинфэн остановился, глядя на него.

Медленно-медленно незнакомец повернул голову так, что его нос оказался прямо напротив слегка приоткрытого рта покойника, и втянул ноздрями воздух, затем выпрямился. Его желтое худое лицо выражало ни с чем не сравнимый восторг.

– Чем пахнет? – спросил Хуан Цзинфэн.

– Немного сырости, немного горечи и совсем чуть-чуть сладости… Так пахнет дыхание смерти, так пахнет земля после дождя! – Гость поправил очки, еле заметно улыбнулся в усы, сделал большой шаг вперед и протянул Хуан Цзинфэну руку.

С тех пор как Хуан Цзинфэн начал работать в морге, он перестал здороваться с людьми за руку. Даже при встрече со старыми земляками он избегал рукопожатий, считая, что не может касаться других людей после того, как дотрагивался до бесчисленного количества мертвых тел.

Но сейчас, раз уж гость сам протянул руку, уклониться от приветствия было бы невежливо.

Хуан Цзинфэн крепко сжал ладонь незнакомца и с силой потряс ее, при этом почувствовав идущий от нее жар, – похоже, ночной визитер, любующийся мертвецами, все-таки человек, а не демон.

– Мое имя Дуань Шибэй, – с улыбкой произнес бородач. – Похоже, вы совсем меня не боитесь.

– А с чего бы мне вас бояться? – удивился Хуан Цзинфэн.

Дуань Шибэй немного помедлил, обдумывая ответ.

– Посреди ночи я, не предупредив дежурного сотрудника, то есть вас, внезапно появляюсь в морге, расположенном в подвальном помещении больницы, и довольно интимным образом взаимодействую с трупом. За этим занятием вы меня и застаете, неужели совсем не страшно?

– Я просто ненадолго отлучился в туалет, – пожал плечами Хуан Цзинфэн, посчитав, что объяснить причину отсутствия на рабочем месте важнее, чем рассуждать о собственной храбрости. Затем он показал в угол комнаты, где были сложены благовония, ритуальные деньги[2] и медные чаны с пеплом. – Друзья и родственники часто приходят почтить память умерших, последний раз взглянуть на тело, хотя, сказать по правде, они очень редко выбирают столь позднее время и не входят с телами в такой близкий контакт, как вы.

Дуань Шибэй покачал головой:

– Но вы же не знакомы со мной, вы вообще впервые меня видите, да еще в такой обстановке… Вы ведь даже не знаете, человек я или злой дух.

– А человек вы или демон – это мне все равно. – Хуан Цзинфэн зевнул, отчего на глазах чуть выступили слезы. – Нет особой разницы между работой в морге и в службе экспресс-доставки, только мы груз доставляем в одном направлении – с этого света на тот. Мне известно имя отправителя – и хватит, подпись получателя на бланке вручения мне без надобности.

– И давно вы тут работаете? – поинтересовался Дуань Шибэй.

– Больше полугода.

– Как зарплата?

– Две тысячи с небольшим, не считая ритуальных денег.

Дуань Шибэй улыбнулся:

– Мне кажется, вам нравится ваша работа.

– Коллектив тут довольно хороший, что правда, то правда. – Хуан Цзинфэн подошел к открытой ячейке холодильника, снова накрыл лицо покойника простыней и спросил Дуань Шибэя: – Вам нужно еще время, чтобы попрощаться?

– Я не знаю этого человека, точнее, покойного, – ответил Дуань Шибэй.

– М-м-м. – Хуан Цзинфэн задвинул полку с телом в холодильник, языки морозного пара втянулись внутрь вслед за ней.

– Вы не хотите ни о чем меня спросить? – произнес Дуань Шибэй.

Хуан Цзинфэн покачал головой:

– Вы думаете, я, вероятно, хочу узнать, кто вы такой, почему явились сюда, зачем вы гладите и нюхаете трупы, но все это меня совершенно не касается. Я всего лишь рабочий морга, и я выбрал эту работу исключительно по той причине, что она прилично оплачивается, за эту должность не было конкуренции, в качестве требований значились только смелость и физическая сила, а еще важнее – мои клиенты до сих пор ни разу не жаловались. Например, на то, что я переношу их в неподобающей позе, или на то, что их спальные места жесткие, а в спальнях слишком холодно. И раз клиенты не болтливы, мне кажется, чтобы сохранить место, я должен вслед за ними выполнять самое главное условие – держать язык за зубами.

Дуань Шибэй прищурился, его глаза довольно сияли.

– Прошу простить меня, я не хотел вас обидеть, я всего лишь хотел предложить вам одну подработку – никакого конкурса, отношения в коллективе дружеские, клиенты жалуются очень редко, подписи получателей не нужны.

– Рассказывайте. Посмотрим, – равнодушно ответил Хуан Цзинфэн.

Дуань Шибэй достал из кармана черного пальто измятую газету, развернул ее и, указывая на фотографию, спросил:

– Вы еще помните этого человека?

Хуан Цзинфэн взял газету и посмотрел на снимок. На нем был автомобиль, врезавшийся в дерево, передняя правая часть машины была полностью искорежена и напоминала металлический хворост, который только что вынули из фритюрницы. Через грязное окно можно было разглядеть труп водителя: голова наклонена к плечу, круглое полное лицо сведено гримасой страшной боли.

«Сегодня утром водитель такси внезапно умер за рулем», – гласила надпись под фото.

Сперва Хуан Цзинфэну показалось, что в этом человеке есть что-то едва знакомое, но это ощущение быстро улетучилось.

– Нет, пожалуй, нет. – покачал он головой.

– Я подскажу: прошлая пятница, раннее утро, напротив вашей больницы, – сказал Дуань Шибэй.

– А, вспомнил! Это же тот таксист, который чуть не сбил меня!

Тогда Хуан Цзинфэн только что сменился с ночного дежурства, вышел из больницы, купил у уличного торговца закусками яичную лепешку. На ходу завтракая и потирая глаза, уставшие после бессонной ночи, он ступил на проезжую часть, чтобы перейти улицу, и в то же мгновение услышал резкий скрип тормозов. Буквально в пяти сантиметрах от него остановилось такси. Водитель опустил окно, высунул голову и проорал: «Тебе что, жить надоело?»

Хуан Цзинфэн холодно окинул его взглядом и произнес всего одну фразу.

«Что я тогда сказал?»

– Вы сказали: «Я вижу, что ты не переживешь это утро», – словно читая его мысли, подсказал Дуань Шибэй.

– А, точно, так я ему и сказал. Тот водитель жутко рассвирепел, распахнул дверь машины и уже было двинулся ко мне, размахивая кулаками, но, к счастью, пассажир на заднем сиденье очень торопился, и таксисту пришлось вернуться в машину. Тогда он уехал, осыпая меня крепкой бранью.

– Тем утром в такси был я. Это я был тем пассажиром на заднем сиденье. – Дуань Шибэй указал пальцем на кончик своего носа[3]. – Более того, когда произошла авария, я все еще был в машине.

– Вы хотите сказать… – с удивлением посмотрел на него Хуан Цзинфэн.

– Я хочу сказать, что ваше предсказание сбылось. Вы предрекли ему, что он не переживет то утро, в результате он не проехал и одного ли[4], как врезался в дерево. Когда полиция прибыла на место, его тело уже остыло…

– А что стало причиной смерти? – спросил Хуан Цзинфэн, показывая на фотографию в газете. – Он ведь умер не при столкновении, на теле не видно внешних повреждений.

– Разве вам не известно, от чего он умер? А почему вы тогда сказали, что он не переживет то утро?

– Ну-у-у, я просто разозлился и сболтнул первое, что пришло в голову, – неуверенно протянул Хуан Цзинфэн.

– Вот оно как… – Тень разочарования мелькнула на лице Дуань Шибэя, он медленно развернулся и пошел к выходу из морга.

В тот момент, когда он уже положил ладонь на холодное стекло двери, чтобы толкнуть ее и выйти, за его спиной раздался голос Хуан Цзинфэна:

– Мне кажется… Тот таксист, он не мог умереть от инфаркта?

Дуань Шибэй резко обернулся:

– Что вы сказали?

– Я говорил, что тогда просто разозлился и сказал первую попавшуюся ерунду, но это не так. – Взгляд Хуан Цзинфэна стал немного рассеянным, словно он силился упорядочить спутанные мысли. После долгой паузы он заговорил: – Хотя все произошло буквально за несколько секунд, и я взглянул на этого человека от силы два или три раза, но мне показалось, будто… будто в небе в тот момент сверкнули тысячи молний, и все они ударили в одно и то же дерево. В тот момент я словно стал этим деревом, и меня озарило: таксист был очень полным, явно не совсем здоровым человеком. Обычно, когда человек приходит в ярость, его лицо краснеет; у этого же лицо стало бледно-серым, а губы зеленоватыми, правая рука сжалась в кулак, который он крепко прижимал к груди, на лбу выступили крупные капли пота. День был холодным, он вел машину и чуть было не сбил человека – мог ли он вспотеть? Вряд ли. Скорее всего, это были признаки скорого инфаркта.

Дуань Шибэй, пристально глядя на собеседника, уточнил:

– Даже поняв, что у таксиста скоро случится инфаркт, как вы могли утверждать, что он не переживет то утро?

– Помещение, в котором мы сейчас беседуем, называется морг. Люди, приходящие сюда на ночные дежурства, обычно читают книги двух видов: буддистские священные тексты или книги по медицине; в конце концов, и то, и другое придает храбрости. Я выбрал второе. Что касается этого случая из газеты, там сказано – авария случилась в период с четырех до восьми часов утра, как раз в то время, когда биологические часы дают сигнал о пробуждении, активизируется симпатическая нервная система, артериальное давление повышается, сердцебиение учащается, возрастает вязкость крови. Все это может легко привести к повреждению сосудов, пораженных атеросклерозом, и формированию тромбов. А если у человека уже присутствует стеноз коронарных артерий, то тромб легко может их закупорить, что приведет к острому инфаркту миокарда. И еще одна деталь: инфаркты чаще случаются в холодную погоду, а то утро, как нарочно, было слегка прохладнее обычного. У таксиста уже были симптомы инфаркта, поэтому я так и сказал: «Я вижу, что ты не переживешь это утро».

– Раз вы понимали, что у него скоро случится инфаркт, и больница была совсем рядом, почему вы не посоветовали ему обратиться к врачу?

Хуан Цзинфэн зло усмехнулся.

– Даже если бы я сказал это ему, вы думаете, он бы поверил? – Он вытянул руку и обвел ею длинные ряды ячеек холодильника. – Всем, кто лежит здесь, при жизни наверняка многие говорили: кури поменьше, не пей так много, за рулем следи за скоростью, сходи к врачу, не запускай болезнь… Но разве кто-то к этому прислушался? Когда приходит час, все умирают. Этого не изменить.

Дуань Шибэй глубоко вздохнул.

Он поднял голову и посмотрел на длинную лампу на потолке; возможно оттого, что срок ее использования давно вышел, внутри она уже вся почернела и напоминала обугленную бедренную кость. Лампа издавала равномерное гудение – это металл резонировал внутри дросселя, но звук был таким, будто на кости обгорали остатки жира.

Казалось, что потолок в морге стал немного темнее пола и даже темнее холодильника, белое обернулось серым, серое – черным, а черное приобрело зеленоватый отлив. Что-то сгустилось в воздухе, было совершенно неясно, что происходит. Может, это застыла еще не отлетевшая душа?

– Похоже, так оно и есть, – сказал Дуань Шибэй этой призрачной субстанции, затем медленно опустил голову и, уже обращаясь к Хуан Цзинфэну, произнес: – Я представлюсь. Мое имя Дуань Шибэй.

Хуан Цзинфэн смотрел на собеседника без всяких эмоций: пусть он во второй раз назовет свое имя, если ему так угодно.

Но вслед за этим Дуань Шибэй добавил:

– Я – мастер смерти.

– Ма-стер смер-ти? – по слогам повторил Хуан Цзинфэн два слова. Потом с недоумением спросил: – Это еще что?

– Это одна из самых древних и самых тайных профессий в истории человечества, – начал Дуань Шибэй, – и так же, как и в любой другой древней и тайной профессии, основателем ее является великий предок. В нашем случае основателем считается Желтый император[5], тот самый, что создал «Канон о внутреннем»…[6]

– Так не пойдет, – нахмурив брови, помотал головой Хуан Цзинфэн. – Желтый император – предок всех китайцев, и не надо пытаться узурпировать его для вашего дела. Моя фамилия Хуан[7], и если уж зашла речь о предках, то я, похоже, прихожусь Желтому императору более близким родственником, чем все вы.

Дуань Шибэй немного смущенно произнес:

– Позвольте мне закончить. Нашими предками являются два великих человека: один из них – Желтый император, другой – Ци Бо[8]. Именно содержание их бесед, записанных в «Каноне о внутреннем», представляет собой основу знаний нашей профессии.

– Значит, вам и с медиками приходится конкурировать за предков, – заметил Хуан Цзинфэн.

– Я бы сказал, у нас с ними общие предки, но мы занимаемся разным. Дело медицины – лечить болезни, тогда как мы ведаем вопросами смерти, – с улыбкой ответил Дуань Шибэй. – Вы читали «Канон о внутреннем»?

Хуан Цзинфэн покачал головой:

– Древние книги я не могу разобрать. Вот если бы нашелся человек, который написал бы книгу «Кое-какие дела времен Желтого императора», я бы, пожалуй, ее купил.

Дуань Шибэй, пожав плечами, заговорил:

– Тогда я расскажу в общих чертах. Люди всегда полагали, что «Канон о внутреннем» – это книга о поддержании здоровья и излечении болезней. На самом деле в ней содержится довольно много сведений и о смерти. Например, в части «Вопросы о простом» есть такой отрывок, – и Дуань Шибэй на одном дыхании продекламировал: – «Сохнут кости, истощается плоть, ци[9] застаивается в груди, дыхание неровное, дыхание сотрясает тело, не пройдет и шести месяцев, как наступит смерть, пульс укажет точный день. Сохнут кости, истощается плоть, ци застаивается в груди, дыхание неровное, боль в груди дотягивается до плечей и шеи, не пройдет и месяца, как наступит смерть, пульс укажет точный день. Сохнут кости, истощается плоть, ци застаивается в груди, дыхание неровное, боль в груди дотягивается до плечей и шеи, в теле жар, слабость, мышцы тают, живот напряжен, пульс едва слышен, не пройдет и десяти дней, как наступит смерть. Сохнут кости, истощается плоть, ци застаивается в груди, боль в животе, тяжесть в груди, жар поднимается до плечей и шеи, мышцы тают, внутренности отказывают, глаза ввалились, пульс вот-вот оборвется, глаза не видят, и наступает смерть».

В темном и холодном морге, глядя на то, как движутся борода и усы Дуань Шибэя всякий раз, когда он произносит слово «смерть», Хуан Цзинфэн невольно почувствовал себя ничтожной песчинкой, замершей в священном ужасе. Через некоторое время он пришел в себя:

– Вы читали очень выразительно, но я ничего не понял. Вы не могли бы мне объяснить?

Дуань Шибэй кивнул:

– Ладно. Но объяснять все очень долго, я сосредоточусь на сути. Смысл этого отрывка таков: если человек внезапно худеет, у него появляется одышка, во время дыхания тело его вздрагивает, он непременно умрет в течение ближайших шести месяцев; если кроме этого есть боль в груди, которая поднимается до плечей и шеи, человек умрет в течение месяца, а если добавляется жар во всем теле и мышцы на коленях и локтях частично отходят от костей, он непременно умрет в течение десяти дней! Если же присутствуют все упомянутые признаки и, кроме того, появилась боль в животе, а глаза ввалились и перестали блестеть, тогда смерть – дело нескольких мгновений.

Хуан Цзинфэн слушал его с круглыми глазами и раскрытым ртом.

– Удивительно, не правда ли? Эти легендарные письмена по сей день остаются актуальными, – не без самолюбования заметил Дуань Шибэй. – Процитирую для вас еще кое-что из «Канона таинственной сути». Эта часть описывает двенадцать основных меридианов, по которым течет ци, и пятнадцать второстепенных, а также их патологические изменения, поэтому она имеет непосредственное отношение к знаниям мастеров смерти. Например, вот это: «Лицо черно как уголь – умерла кровь, болезнь в Жэнь, смерть в Гуй[10]; сосуды истощаются, тогда слабеют мышцы, слабеют мышцы – сохнет язык и наполняется губной желоб, наполняется желоб – выворачиваются губы, это смерть мышц, болезнь в Цзя – смерть в И; мышцы деревенеют, тогда сокращаются язык и мошонка. Синие губы, скрючен язык, втянута мошонка – это смерть жил, болезнь в Гэн – смерть в Синь; иньская ци пяти иссякает, глазные яблоки поворачиваются кверху, глаза закатываются – это смерть чувств, тогда не пройдет и полутора дней как наступит смерть!»

И снова смерть, смерть, смерть… Конечно, Хуан Цзинфэн, как и в первый раз, ничего не понял. Дуань Шибэй же с улыбкой продолжал объяснять ему, как слабоумному:

– Примерный смысл этого отрывка в том, что есть разные признаки, позволяющие установить время смерти, например, если лицо чернеет, как хворост в костре, – это признак нарушения работы кровеносных сосудов, и заболевший в день Жэнь непременно умрет в день Гуй. Если заворачиваются губы – это признак омертвения мышц, заболевший в день Цзя умрет в день И. Если губы приобретают сине-зеленый оттенок, язык заворачивается кверху, втягивается мошонка – это признаки омертвения мышц, заболевший в день Гэн непременно умрет в день Синь. Если ци пяти органов[11] иссякает, темнеет в глазах, больной ничего не может видеть четко – такому человеку остается жить самое долгое полтора дня. По этой причине Ван Цзюда, придворный врач династии Мин, в своем комментарии к «Канону о внутреннем» одной фразой описал основную суть нашего ремесла – «различать смерть и жизнь, отделять тех, кто умрет, от тех, кто не умрет».

– Тех, кто умрет, от тех, кто не умрет… – как под гипнозом, вторил Хуан Цзинфэн.

Дуань Шибэй продолжал:

– Следующий вопрос, как стать мастером смерти? В «Каноне о внутреннем» сказано: «Слышать пульс, улавливая движение и покой, видеть, различая все оттенки, наблюдать, пребывают ли пять органов в состоянии избытка или недостатка, слабы или сильны шесть внутренностей[12], цветет или чахнет тело, и, учитывая все эти признаки, разделять жизнь и смерть».

Хуан Цзинфэн нахмурился:

– А разве все это не то же самое, что у врачей «осмотр, прослушивание, опрос и прощупывание пульса»?[13]

– Как сказать… Традиционная китайская медицина сочетает в себе одновременно и своего рода искусство, и культуру, и философию, она требует глубоких знаний и широкого кругозора, поэтому овладение этой профессией подразумевает не только умение лечить болезни и поддерживать здоровье, но и способность заботиться о благе государства и населения. Цена подготовки квалифицированных специалистов тут очень высока. – Дуань Шибэй перевел дыхание. – По этой причине большинство известных истории медиков совмещали врачебную деятельность и государственную службу, а также были мастерами смерти, но об этом они предпочитали не распространяться. На разных должностях они занимались решением многих вопросов, и это привело к появлению некоторых общих профессиональных методик, вроде той, о которой вы говорите, – «осмотр, прослушивание, опрос и прощупывание пульса». Вот о чем я толкую: вы пользуетесь компьютером, но для этого необязательно быть специалистом в IT, вы можете работать секретарем, редактором, преподавателем и даже внештатным корреспондентом.

Хуан Цзинфэн после некоторого размышления спросил:

– Судя по тому, что вы говорите, мастера смерти – и правда очень древняя профессия, но почему же я до сих пор никогда о ней не слышал?

Дуань Шибэй тяжело вздохнул:

– До воцарения династии Хань каждый врач традиционно был и лекарем, и мастером смерти. Над входом в его дом обычно висела надпись «Лечение, заговоры, искусство смерти». Затем Дун Чжуншу[14], тот самый, что написал для императора У-ди труд о стратегии управления страной, предложил использовать «Беседы и суждения» Конфуция в качестве учебных материалов. А разве Конфуций не говорил: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем еще, что такое жизнь?» Смысл этого изречения вот в чем: если даже дела живых людей нам не до конца понятны, то что уж говорить о мертвых! С той поры ремесло мастеров смерти стало чисто практическим, лишенным многословных теорий. В конце правления династии Цин, в первые годы Республики[15], после того как в Китай начала проникать европейская медицина, традиционные учения, переместившись в категорию древних предрассудков, с каждым днем все более ослабевали, и до сегодняшнего дня дожили только экзорцисты[16], заклинатели темной энергии[17] и прочие знахари-гадальщики. Больше почти ничего не сохранилось…

Хуан Цзинфэн с недоверием поинтересовался:

– А как же Бянь Цюэ, Чжан Чжунцзин, Хуа То, Ли Шичжэнь?[18] Они что, тоже занимались этим ремеслом?

– И не только эти четверо. А еще и Ван Чунь, Юань Тяньган, Ли Сюйчжун, Лю Бовэнь, Е Тяньши, Сюэ Шэнбай[19] – все они были непревзойденными мастерами смерти.

Столько имен… Хуан Цзинфэн слышал только о Лю Бовэне.

– Ладно. Раз так, вы расскажете мне какие-нибудь интересные истории об этих людях?

– Я пришел сюда не для того, чтобы рассказывать истории. Как-нибудь в другой раз, – покачал головой Дуань Шибэй. – Сейчас я хочу задать вопрос, немного вас поэкзаменую; я объяснил достаточно, теперь вы можете дать определение профессии мастеров смерти.

Представьте: глубокой ночью вы находитесь в морге в полном одиночестве, как говорится, наедине со своей тенью, и внезапно появляется человек, чтобы поговорить с вами о древних труднопостижимых тайнах. Вокруг вас одни лишь мертвецы, разговор весьма занятен, но кто знает, какой подвох таит в себе вопрос незнакомца?

Хуан Цзинфэну стало немного не по себе.

– Это такая профессия… Мастера, используя «осмотр, прослушивание, опрос и прощупывание пульса», определяют, когда человек умрет… – тщательно подумав, пробормотал он.

– «Осмотр, прослушивание, опрос и прощупывание пульса» – это техника диагностики, применяемая в традиционной медицине, – нетерпеливо перебил Дуань Шибэй. – Арсенал методов, к которым прибегают современные мастера для установления времени смерти, значительно расширился; вы постепенно их освоите. И важно не просто установить время, а еще предсказать место и причину смерти, этому вам тоже предстоит научиться.

– Научиться мне? – Хуан Цзинфэн от удивления опешил.

Дуань Шибэй кивнул:

– Да-да, вы не ослышались. Разве я не сказал, что собираюсь предложить вам новую работу? Я имел в виду именно это – стать мастером смерти.

Хуан Цзинфэн застыл как истукан. Потом, запинаясь, произнес:

– Я… я прошел испытание?

Дуань Шибэй с улыбкой ответил:

– Как вы думаете, что является залогом успеха в любой профессии?

– Есть книга, которая называется «Успех состоит из мелочей», так что, полагаю, успех заключается в том, чтобы делать свою работу хорошо вплоть до мелочей.

– Нет! Точнее, не совсем так. – Дуань Шибэй взмахнул рукой. – Я хочу сказать, главное в любой профессии – это талант!

– Талант?

– Именно. Талант. – От долгих разговоров у Дуань Шибэя пересохло во рту, он сел на стул и взял яблоко, оставленное кем-то из родственников покойных после церемонии жертвоприношения, потер его о пальто и, хмыкнув, откусил большой кусок. – Чем бы вы ни занимались, вам нужно обладать сверхспособностями, чтобы достичь сверхрезультатов. Хороший полицейский на месте преступления и с закрытыми глазами учует запах преступника. Хорошему повару не нужно пробовать еду на вкус, чтобы понять, какое блюдо пересолено, а какое недосолено. Хороший бизнесмен, только сев за рабочий стол, уже знает, как сегодня пойдет бизнес, принесет прибыль или убыток… И все это не результат упорной работы, а дар свыше. Если не дано – тогда иди и снимайся в порнушке, да и там вряд ли добьешься успеха.

– Тут я согласен на сто процентов! – Хуан Цзинфэн с восхищением покивал головой. – Вы хотите сказать, что у меня нет таланта для съемок в фильмах для взрослых, но есть способности, чтобы стать мастером смерти?

– Похоже на то. – Дуань Шибэй уже доел яблоко и, зашвырнув огрызок в медный чан, принялся за грушу. – По крайней мере, в прошлую пятницу утром ты здорово удивил меня своей проницательностью. – Он неожиданно перешел на «ты». – Я понял, что такие способности позволят тебе стать выдающимся мастером смерти. Несколько дней я прогуливался вокруг больницы, но так и не встретил тебя. Только потом догадался, что ты, вероятно, работаешь в ночную смену, и тогда уже намеренно пришел с визитом. Однако, попав сюда, мгновенно понял, откуда у тебя такой талант, – дойдя до этого места, Дуань Шибэй положил правую руку на холодильник. – Если каждый день иметь дело с кучей мертвецов, со временем можно даже через дверь машины определить, что водитель одной ногой в могиле!

Хуан Цзинфэн, крепко поразмыслив, покачал головой:

– А почему же я не почувствовал, что у меня есть талант, о котором вы говорите?

– Хороший вопрос. – Огрызок груши со звоном ударился о дно медного чана. – В Китае живет очень много людей, поэтому вполне возможно найти человека с абсолютно любыми способностями. Если не веришь, то давай посчитаем, сколько людей могли бы стать мастерами смерти. Первое условие – не бояться мертвецов; на этом основании исключаем один миллиард триста девяносто миллионов. Второе условие – не испугаться меня, то есть не заорать, столкнувшись с незнакомцем среди ночи в морге; отбрасываем еще девять миллионов девятьсот девяносто тысяч. И третье – иметь способность одним нечаянно высказанным замечанием предсказать, будет человек жить или скоро умрет; минус девять тысяч девятьсот девяносто человек. Я не очень силен в математике, сколько остается?

Хуан Цзинфэн, тоже не отличающийся выдающимися способностями в точных науках, битый час считал, загибая пальцы:

– Похоже… остается человек десять?

– Ну ничего себе! – Дуань Шибэй хлопнул себя по бедру. – Я нашел тебя среди полутора миллиардов человек, это было ох как непросто!

Глядя на него, Хуан Цзинфэн понимающе кивнул:

– Я могу задать вам один вопрос?

– Спрашивай.

– Эта профессия, мастер смерти… Звучит неплохо – древняя история, тайные знания. Но какая от нее все-таки польза? Точнее, вы говорите, что это работа, но я не понимаю, в чем заключается ее суть. Например, если вы сейчас скажете мне, что я умру через два дня, я без лишних слов вышвырну вас отсюда, и дело с концом. Вряд ли дам вам денег или расщедрюсь на простое «спасибо».

Дуань Шибэй расхохотался:

– Дурачок, нам платят не те, кто должен умереть, а те, кто ждут их смерти.

– Вы не могли бы объяснить поподробнее?

– В нашем мире кто-то постоянно ждет чужой смерти: сын ждет, когда умрет отец, чтобы получить наследство, заместитель ждет смерти главного, желая продвижения по службе… Чужая смерть – это освободившееся место в переполненном автобусе, все стоящие вокруг люди с нетерпением ждут, когда это произойдет. Понятно?

– Вроде… Вы говорите, что всегда найдутся люди, ждущие смерти другого человека. Мне кажется, в этом есть смысл.

– Ты ведь тоже втайне ждешь кое-чей смерти? Ведь так? – улыбнулся Дуань Шибэй.

Тень на полу задрожала. Несмотря на то что морг находился в подвале больницы, и всего одна дверь вела из него наружу, еще в первый день работы Хуан Цзинфэн обнаружил очень странную вещь: обычно глубокой ночью внезапно от пола поднимался порыв ледяного ветра. В первый раз Хуан Цзинфэну показалось, что чьи-то руки прикоснулись к его ногам, но взглянув вниз, он не увидел ничего, кроме собственной тени; на второй или третий раз он заметил потоки серой пыли, которые, извиваясь и кружась, стремились вылететь из комнаты, и услышал очень тонкий свист. Этот звук заставил его сомневаться в том, что причина происходящего – ветер.

Хуан Цзинфэн был очень удивлен: как в таком помещении может возникать движение воздуха? Когда он встал в дверном проеме, пытаясь загородить путь этому потоку, у него случился приступ головокружения, и он чуть было не упал на пол. Позже он узнал от старшего коллеги, что этот ветер в морге – некая темная энергия, и ее невозможно остановить. Хуан Цзинфэн спросил: «Когда в следующий раз появится ветер, как лучше поступить – забиться в угол или сесть на стул, поджав ноги?» Коллега ответил, что нужно замереть и стоять неподвижно, тогда темный ветер не почувствует, что в помещении есть живой человек, и постепенно успокоится сам собой…

В тот момент, хотя темного ветра не было, его тень легко задрожала.

– Ты ведь тоже втайне ждешь кое-чей смерти? Ведь так?

Взгляд на холодильник. Внутренний ряд. Самая нижняя дверца закрыта плотно, нет даже крошечной щели. В нижнем правом углу табличка с номером «Т-В-4».

Хуан Цзинфэн шумно выдохнул и, снова посмотрев на Дуань Шибэя, сказал:

– Вы так и не ответили на мой вопрос. Действительно, многие люди ждут чьей-то кончины, но ведь мастера смерти – не убийцы, так какой смысл в этой профессии? Что, сын приглашает вас взглянуть на своего старого отца и сказать, когда тот умрет? Вы говорите: «Ваш батюшка непременно скончается в течение одного месяца», – и за это вам платят деньги?

– Давай я вернусь к примеру с автобусом. Предположим, одно из сидячих мест занимает старик, вокруг него стоят четыре-пять человек. Кто-то стоит впереди, кто-то сбоку, и все с нетерпением ждут, когда старику придет время выходить. Если тот, поднявшись, пойдет в сторону, то, без сомнений, все шансы занять место будут у того, кто стоял прямо перед ним. А тот, кто стоял сбоку, окажется с носом. В таких ситуациях, если мы скажем одному из ожидающих, когда и в каком направлении пойдет к выходу из автобуса наш старик, разве это не позволит ожидающему занять наиболее выгодную позицию и сесть на освободившееся место тотчас, как старик поднимется с него? – Дуань Шибэй захватил в кулак свою бороду. – Я говорю сыну, что его отец непременно умрет в течение месяца, и тогда у него появляется достаточно времени, чтобы подделать завещание и присвоить себе все имущество. Я говорю мужу, что не пройдет и полгода, как умрет его жена, и тогда он может спешно застраховать ее жизнь и, когда супруга сыграет в ящик, получить кругленькую сумму и жениться на любовнице. Вот и подумай, разве все эти люди не захотят меня отблагодарить?

Хуан Цзинфэн сначала покивал, потом замотал головой:

– Все это может сделать и врач, разве он не скажет родственникам, что им пора готовиться к похоронам?

– Нынешние врачи и лечат-то с трудом, где уж им знать о смерти! – Дуань Шибэй презрительно усмехнулся. – К тому же в каждой профессии свои секреты, от одного ремесла до другого, как от горы до горы, далеко. Ты думаешь, раз в прошлую пятницу у тебя случайно обнаружились способности к нашему ремеслу, ты уже можешь стать мастером смерти? Размечтался! Настоящий мастер должен не только обладать обширными профессиональными знаниями и пройти долгое обучение и подготовку, но и постоянно практиковаться. Если ты говоришь, что человек умрет в третью стражу[20], нельзя, чтобы Янь Ван[21] забрал его в пятую[22]. Нужна стопроцентная точность! Только тогда ты сможешь заработать на хлеб! – Дуань Шибэй передохнул, а потом добавил: – И еще – врач, даже если он делает какие-то прогнозы о времени смерти пациента, чаще всего имеет дело с человеком, уже находящимся на больничной койке при последнем издыхании, и всем окружающим и так понятно, что больной скоро умрет. Мастера смерти работают иначе: ты должен в любом месте – общественном туалете, баре, на улице, на переходе, в кафе самообслуживания – быть способен предсказать обстоятельства смерти человека, даже если он молод и красив и его фото на обложке журнала «Фитнес и бодибилдинг», или если это диетолог, мелящий чепуху на центральном канале телевидения, или пышущий здоровьем владелец корпорации, или окруженный толпой личных врачей чиновник высокого ранга, короче говоря, на вид совершенно здоровый человек. Мы должны по нескольким его фразам и движениям увидеть ту смерть, которая уже стоит у него за плечом. – Закончив свою речь, Дуань Шибэй поднялся со стула, как гость после сытного обеда, и потянулся. – Уже поздно, мне пора уходить. Мы договорились, я буду обучать тебя искусству смерти, начнем занятия послезавтра.

Не понимая, когда именно они договорились, Хуан Цзинфэн задумчиво почесал в затылке:

– А где мы будем заниматься?

Сначала Дуань Шибэй медленно, с наслаждением зевнул во весь рот, потом, немного подумав, сказал:

– То место не сильно отличается от этого, только все мертвецы там стоят. Догадайся сам, считай это домашним заданием. Если не догадаешься, значит, твоих знаний о смерти пока недостаточно, и ничего не выйдет. Послезавтра в 8:30 утра я буду ждать тебя в том самом месте, ближе всего отсюда. Если опоздаешь хоть на минуту, я уйду.

– Вы, похоже, оставили мне еще одно задание, я правильно думаю? – вдруг встрепенулся Хуан Цзинфэн.

Рот Дуань Шибэя снова захлопнулся после длинного зевка; казалось, он сдерживает зевоту или чихание. Он сердито спросил:

– Какое еще задание?

– Вы только что очень долго рассказывали мне, что могут делать мастера смерти, но, чувствую, рассказали лишь малую часть. Они могут не только определять время, место и причину смерти, есть еще что-то, о чем люди не знают, но вы пока решили молчать об этом, чтобы я сам додумался. Это так? Я угадал?

Дуань Шибэй улыбнулся и, стремительно развернувшись, пошел к выходу. Помахал рукой на прощание и толкнул стеклянную дверь. В тот момент Хуан Цзинфэн ясно увидел, что за ногами мастера по полу тянется серый вихрь, выбегая за дверь. Дуань Шибэй тоже заметил его, но как будто не удивился, просто вышел, как человек, отправляющийся на прогулку со своей собакой.

– Я угадал? – повторил свой вопрос Хуан Цзинфэн, но звуки шагов Дуань Шибэя уже смолкли.

Он снова остался в одиночестве, точнее говоря, кроме него тут не было ни одной живой души. Он подошел к холодильнику и сел на пол. Холод от пола жег ягодицы, но Хуан Цзинфэн не поднимался.

«Мое имя Хуан Цзинфэн, рост метр семьдесят; мое худое вытянутое лицо всегда бледное, из-за небольшого искривления шеи у меня есть привычка немного откидывать голову назад; глаза размером с горошины: когда они открыты, заметны бледные белки, когда закрыты – бледные как мел веки, когда полуприкрыты, как сейчас, видна беспросветная тоска; голова опирается о холодильник, ноги широко расставлены, точь-в-точь как у только что расстрелянного. Мастер смерти? Мастер смерти? Неужели этот Дуань Шибэй не понял, что я и есть тот человек, который скоро умрет?»

Медленно с усилием он потянул на себя ручку ближайшей дверцы. Сопровождаемая струей холодного воздуха, из ячейки «Т-В-4» выдвинулась полка.

На ней лежало тело женщины. Хуан Цзинфэн осторожно откинул белую ткань и взглянул на ее зеленовато-черное лицо. Некоторое время он пристально смотрел на нее, затем, не в силах сдержать чувств, протянул руку и ласково погладил женщину по лицу, по голове, не заметив, что между пальцами осталась пара черных волос.

– Я ведь правильно угадал? – обратился он к ней.

Глаза женщины по-прежнему были закрыты. Ответа не последовало.

Глава 2. Череп

Самым суровым наказанием по уголовному делу является смертная казнь; при вынесении приговора первостепенным является установление фактов; для установления фактов первостепенными являются осмотр и освидетельствование. Решение о наказании или помиловании следует принимать исключительно на основе этого.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Предисловие

«Так видно лучше. А если под таким углом… да, это точно череп. Человеческий череп». – Лэй Жун подняла руки до уровня плеч и развернула их пальцами вверх.

– Лао[23] Гао, помоги мне сменить перчатки.

В прозекторской стояла мертвая тишина, все выглядело так, будто бы здесь только что взорвалась граната: люди словно окаменели, стояли неподвижно, обратив свои мертвенно-бледные лица на Лэй Жун, которая и была эпицентром взрыва. Их полуоткрытые рты и вытаращенные глаза свидетельствовали: они до полусмерти напуганы тем, что вот-вот может произойти.

– Лао Гао, помоги мне сменить перчатки, – повторила Лэй Жун, тон ее голоса был ровным и строгим.

Гао Далунь нервно сглотнул, поднялся и чрезвычайно осторожно снял испачканные кровью латексные перчатки, выбросил их в стоящий рядом бак для медицинских отходов, затем взял со стола светло-голубой пластиковый контейнер, вытянул из него свежую пару и надел на руки Лэй Жун. Эта манипуляция заняла от силы тридцать секунд. В это время Лэй Жун взглянула на Тан Сяотан, которая без сил сидела на стуле в углу комнаты, и скомандовала:

– Сяо Тан, сообщи в полицию.

Тан Сяотан едва пошевелилась.

Сложно было поверить, что это та самая Тан Сяотан, которая рвалась распечатать посылку, как только курьер ее доставил.

Недавно с проходной позвонили и сказали, что приехал курьер с посылкой[24] для Лэй Жун, но она как раз в тот момент проводила вскрытие. Тогда Тан Сяотан вместо нее сбегала вниз и расписалась в получении, а потом с посылкой вернулась в прозекторскую. Глядя на оранжевый бланк, приклеенный сбоку, пробормотала:

– Странно, не указан отправитель, есть только получатель. В графе «вид отправления» написано «предмет искусства»… Что же там такое?

Лэй Жун велела поставить посылку на ее рабочий стол, сказала, что посмотрит, когда освободится. Но Тан Сяотан, хлопая глазами, начала упрашивать:

– Мне так не терпится, можно я сама открою и посмотрю, что за красавчик прислал вам подарок? – Этими словами она довела Лэй Жун до такого состояния, что та уже не знала, смеяться ей или плакать.

Тан Сяотан была всего лишь на несколько лет младше Лэй Жун, но умом походила на грудного младенца. Работая на своей должности почти полгода, она все еще начинала вопить при виде трупа, а после вскрытия ее могло несколько дней рвать, поэтому Лэй Жун, заботясь о ней, старалась поручать ей в основном не грязную работу, связанную с оценкой травм живых пострадавших. Тогда Тан Сяотан оставалась бодрой и веселой и уже не пыталась допивать сок, оставленный на месте преступления, и тем самым портить вещественные доказательства, а вместо этого занималась онлайн-шопингом на рабочем месте. Несмотря на свой неконфликтный характер, Лэй Жун все-таки была вынуждена пару раз сделать ей замечание, и каждый раз Тан Сяотан, едва не плача, тихим голосом повторяла «простите, простите». Лэй Жун только и оставалось, что с горькой усмешкой махнуть рукой и попросить ее больше так не делать.

Открыв коробку, Тан Сяотан издала чудовищный крик, который заставил всех присутствующих подпрыгнуть от страха; пожалуй, такой же эффект мог бы произвести труп, посреди вскрытия вдруг поднявшийся и севший на секционном столе.

Лэй Жун подошла к ней узнать, в чем дело. Сяотан, дрожа и тыча пальцем в посылку, бормотала:

– Голова, голова…

«Какая еще голова, совершенно понятно, что это череп. Она даже словами пользоваться правильно не умеет, неясно, как ей удалось закончить школу». – Тяжело вздохнув, Лэй Жун надела перчатки и очень осторожно, стараясь не задеть края, просунула руки в коробку и медленно-медленно обхватила лежащий внутри череп, но в тот момент, когда она уже была готова его приподнять, Гао Далунь прикоснулся к ее запястью и тихо произес:

– Шеф, вы помните дело Скотта?

Дело Скотта было самым обсуждаемым на ежегодной международной конференции судмедэкспертов в 2006 году. Этот случай произошел в Лионе. В том году, в начале апреля, террористы спрятали взрывное устройство в грудной полости трупа, бросили тело в лесу на холме Фурвьер и позвонили в полицию. В Лионе как раз в это время проходила международная ярмарка. Полицейские тут же доставили тело в лабораторию медицинского университета. Знаменитый судмедэксперт Эйнир Скотт, делая скальпелем Y-образный надрез, привел в действие взрыватель, и пол-лаборатории взлетело на воздух.

В итоге на той конференции почтили память погибшего коллеги и ввели «Правило Скотта», которое гласило: «Перед вскрытием неопознанных тр[упов необходимо исключить возможность наличия внутри них взрывчатых веществ, биологически-опасных микроорганизмов, а также других агентов массового поражения».

Разумеется, Лэй Жун знала об этом правиле. Внутри черепа могло быть взрывное устройство, и стоит приподнять его всего лишь миллиметров на пять, как сработает детонатор, и прогремит взрыв.

Ладно, а если на два миллиметра?

Лэй Жун приподняла кончики пальцев, держащих череп, на пару миллиметров.

Благодаря навыку, который она приобрела, когда училась в Институте судебной антропологии университета Теннеси у доктора Билла Басса, – а надо сказать, что старик любил насыпать кучу костей в черный ящик и просить студента на ощупь определить название кости, ее вес и плотность, а затем на основании ответов учащегося решал, на сколько баллов оценить его дипломную работу, – Лэй Жун прикинула: вес черепа около пятисот граммов. Это вполне соответствует весу черепа взрослого человека, и, если бы внутри была взрывчатка размером хотя бы с перепелиное яйцо, он бы весил больше. Поэтому она произнесла:

– Тут чисто, внутри ничего нет.

Лэй Жун спокойно вынула череп из коробки и в тот же миг отчетливо услышала, как из груди Гао Далуня вырвался вздох облегчения.

Небо за окном затянула мгла, как будто его протерли грязной шваброй. Атмосфера в прозекторской была столь же мрачной, поэтому, придя на работу в полдень, Лэй Жун включила верхний свет. Сейчас, спустя три часа, все находившиеся в помещении были освещены сверху так ярко, что казались снежно-белыми, тогда как очертания фигур ниже плеч по-прежнему скрывала тень. Это не касалось только трупа, вскрытие которого было прервано на середине. Несмотря на то что его грудная и брюшная полости зияли кровавыми расщелинами, душа его была спокойна и, наверное, со снисходительной усмешкой наблюдала за столпившимися здесь живыми людьми.

Для того чтобы лучше разглядеть неожиданный подарок, Лэй Жун пришлось поднять череп до уровня глаз.

Пристально вглядываясь в огромные пустые глазницы, она словно пыталась разглядеть в них душу.

«Что ты хочешь рассказать? Твоя печаль уже так велика, что может говорить без слов?

Даже через перчатки мои ладони чувствуют холод. Когда я смотрю на твои жемчужно-белые кости, на странно-темную челюсть, которая виднеется через щель на том месте, где некогда были зубы, меня бросает в дрожь…

За все то время, что я работала судмедэкспертом, мне пришлось видеть много страшных голов: у одних во рту и в носу копошились опарыши, другие были погрызены дикими собаками, третьи распухли оттого, что долго были в воде, четвертые были засыпаны негашеной известью, но таких «чистых», как ты, я еще не встречала. Нет глаз, носа, ушей, губ, кожи, зубов, ни единого волоска. Тебя очистили так старательно, так тщательно оскоблили, будто собирались сделать анатомическое пособие.

Я знаю, абсолютно невозможно, чтобы такое получилось естественным путем. Природа, утилизируя биологические организмы, всегда разводит грязь. Такое мог сделать только выродок с ножом, пинцетом и шилом, потихоньку срезая, выцарапывая, выковыривая. Когда над тобой орудовали окровавленными инструментами, тебе еще было хоть чуточку больно?

Костегрыз.

Откуда такая жестокость? Совершенно не могу понять. Ладно, я судмедэксперт, моя профессия – определять, до какой степени изуверств могут дойти люди в отношении себе подобных, но я так и не смогла объяснить себе… Например, опалить щетину с туши свиньи, очистить рыбу от чешуи, зубочисткой достать улитку из раковины, выковырять глаза из отварной утиной головы и съесть их – это я могу понять. Но так обращаться с себе подобными, из той же плоти и крови – как со скотом, домашней птицей, пойманной рыбой или даже вовсе бездушной вещью – что должно случиться с психикой, чтобы сотворить такое!

Тем более сделать работу так тщательно и аккуратно.

Твои черные пустые глазницы – как пересохшие глубокие колодцы; смотришь в них и ощущаешь головокружение и испуг, как будто на дне видишь себя. На самом деле, тут нечего бояться: я, Лао Гао, Сяо Тан и все-все люди, живущие в этом мире, мужчины и женщины, красивые и уродливые, толстые и худые, высокие и низкорослые, в конце концов превратятся в прах. Только пусть это случится по закону природы, а не от рук убийцы.

Я уже слишком долго не могу оторвать от тебя глаз. Пожалуй, хватит. Мой взгляд, да и мою душу, слишком крепко захватили эти кости.

Что происходит?»

В этот момент Лэй Жун почувствовала, что все волоски на ее теле встали дыбом.

«Не могу оторваться!»

Она словно оказалась в кошмарном сне, от которого хочется очнуться, будто бы чьи-то руки схватили ее мертвой хваткой и держали около черных пустых глазниц, не давая отодвинуться.

«Что тебе нужно?!»

Лэй Жун рванулась со всей силы, но хватка невидимых рук ничуть не ослабла. Они затягивали ее сантиметр за сантиметром все дальше и дальше вглубь глазниц.

– Шеф! Лэй Жун! – услышала она встревоженный оклик Лао Гао, но его голос звучал будто издалека, сопровождаемый эхом…

«Эй, череп! Эй, злой дух! Пусти меня! Разве ты не хочешь, чтобы я помогла тебе воздать за несправедливость?!»

Сила, которая держала Лэй Жун, исчезла, череп с глухим щелчком упал на пол и, пару раз перекувырнувшись, оказался у ног помощника судмедэксперта Ван Вэньюна.

Наваждение рассеялось. Лэй Жун опять сидела на стуле вся с ног до головы в холодном липком поту.

– Шеф, с вами все в порядке? – встревоженно спросил Ван Вэньюн, поднял череп и убрал его обратно в коробку. – Мы видели, как вы подносили этот череп все ближе и ближе к глазам, будто вас притягивал магнит. Все очень перепугались.

– Ничего… – Лэй Жун сняла перчатки, большим и указательным пальцами правой руки сильно сдавила переносицу, массируя точку Цзин-мин[25]. Подумала: «Это, наверное, от перенапряжения, не ожидала, что “тот случай” вдруг так на меня повлияет».

Тан Сяотан посмотрела на Лэй Жун и вдруг храбро взяла телефон и набрала трехзначный номер вызова экстренных служб. Лэй Жун, не оборачиваясь, произнесла:

– Сяо Тан, не так.

– Все так, телефон 110! – Тан Сяотан растерялась. – Разве вы не велели мне звонить в полицию?

Обратиться в полицию было бы правильно, но Лэй Жун засомневалась. Нельзя не признать, что в свои двадцать семь она была восходящей звездой судебной медицины. Если неизвестный присылает ей посылку с человеческим черепом, то это никак не может быть ошибкой службы доставки или просьбой провести экспертизу археологической находки. Это был вызов, точнее, объявление войны.

В этом случае стоило звонить по другому номеру.

– Звони сразу в городское управление общественной безопасности, спроси руководителя отдела криминалистики Лю Сымяо, – четко выговаривая каждое слово, приказала Лэй Жун.

Через двадцать минут инспектор Лю Сымяо прибыла на место, подошла прямиком к Лэй Жун:

– Сестричка, как ты?

Лэй Жун знала, что она спрашивает о «том случае», и вяло улыбнулась в ответ.

Лю Сымяо, указывая на коробку на столе, уточнила:

– Это?

Лэй Жун кивнула.

– Фотографируй, – немедленно велела Лю Сымяо одному из двух приехавших с ней полицейских.

Защелкал затвор камеры, засверкали вспышки: нужны были фотографии коробки со всех шести сторон. Тем временем Лю Сымяо расспросила Лэй Жун о том, что произошло, затем приказала другому полицейскому отправиться в фирму экспресс-доставки, название которой было указано на бланке, и немедленно разыскать курьера, доставившего посылку.

После того как все необходимые фото упаковки были сделаны, Лэй Жун надела перчатки и очень осторожно и плавно вновь вынула череп из коробки, положила его на белый фон, и полицейский фотограф продолжил съемку. Лю Сымяо, время от времени поглядывая на череп, продолжала обследовать коробку. Подняв один ее угол, тщательно осматривала поверхность через увеличительное стекло, проходясь сверху до низу, внутри и снаружи, как обычно делают криминалисты на месте преступления. В этот раз местом преступления была коробка.

– Нашла что-нибудь? – поинтересовалась Лэй Жун.

– Ничего. Обычный пятислойный гофрированный картон.

Лэй Жун, показав на череп, произнесла:

– Очень тщательно очистили, даже зубы вырвали. Боюсь, вряд ли мы сможем получить какую-то ценную информацию.

– Странно… – нахмурила брови Лю Сымяо.

Стоявшие рядом Гао Далунь, Тан Сяотан, Ван Вэньюн и другие коллеги не совсем поняли их диалог. Преступник всеми силами старается не оставить улик, это обычное дело. Что же тут странного?

Лю Сымяо на минуту глубоко задумалась, достала из криминалистического чемодана ультрафиолетовый фонарик, потом снова приподняла угол коробки, нажала на кнопку и, направив луч внутрь коробки, начала осматривать поверхности, углы и даже стыки картона.

Прошло немного времени. Лю Сымяо выключила фонарик, на лице у нее читалось разочарование:

– Все равно не нашла, похоже, мне придется разобрать коробку, посмотреть, есть ли что-то между слоями.

Лэй Жун помотала головой:

– Коробкой ты сможешь заняться позже, сейчас давай вместе взглянем на череп.

Только в этот момент Лю Сымяо обратила на него внимание.

– Ты ведь получила его совсем недавно? Когда ты успела провести мацерацию?

Мацерацией называется процедура очистки костного материала, если это необходимо для установления причины смерти или работы с человеческими останками, заключающаяся в удалении мышц, мягких тканей и загрязняющих веществ при помощи обработки паром или кипячения, что позволяет затем провести более точное исследование характера повреждений костей.

Лэй Жун отрицательно покачала головой:

– Убийца обскоблил его, словно тушеный бараний позвоночник[26], чтобы мы не смогли выделить ДНК.

Лю Сымяо, которая много лет осматривала места преступлений и видела бесчисленное количество страшных трупов, в этот момент растерялась от удивления:

– Ты хочешь сказать, что получила его уже в таком виде?

Лэй Жун, взяв в руки череп, указала:

– Посмотри, сверху больше всего параллельных следов, но есть и идущие в разных направлениях; эти царапины оставлены ножом с зазубринами, вот тут на скулах следы от ножа с обычным лезвием. В верхней челюсти остались обломки корней зубов, их, скорее всего, вырывали пинцетом. Еще глазницы, тут царапины довольно глубокие и идут по кругу, похоже, орудовали ложкой… После этого убийца проварил череп в кипятке и отправил сюда. Ничего нам не оставил.

Пока Лэй Жун рассказывала, к горлу Лю Сымяо несколько раз подступала тошнота.

– Этот череп мужской или женский?

– Женский, – недолго думая, ответила Лэй Жун. – Надбровные дуги довольно тонкие, лобная часть вытянута, поверхность гладкая, нет участков крепления массивных мышц – это все характерные особенности женского черепа.

– А возраст?

– По нескольким швам?[27] – Лэй Жун провела пальцем по черепу. – Эти швы называются зубчатыми, вокруг них есть некоторый рельеф, как будто бы кости сшил между собой суровой ниткой не очень умелый портной. Судя по всему, венечный и сагиттальный швы крыши черепа, ламбдовидный шов затылочной кости и клиновидно-чешуйчатые швы с обеих сторон еще не до конца срослись, а значит, жертва очень молода, ей около двадцати пяти лет.

– Кроме этого…

– Кроме этого мы не знаем ничего, – закончила Лэй Жун.

– Странно… – снова прошептала Лю Сымяо.

– Да что ж тут странного, в конце-то концов? – нетерпеливо воскликнула Тан Сяотан. – Какой же преступник хочет, чтобы его нашли? Понятно, что он не оставил никаких следов!

Лю Сымяо холодно взглянула на нее, отчего лицо Тан Сяотан залилось краской.

Лэй Жун постаралась объяснить:

– Ты в общем говоришь правильно, бо́льшая часть преступников стремится уничтожить улики, чтобы полиция не смогла изобличить их. Поэтому поведение человека, который сам присылает нам доказательства совершенного им преступления, если взглянуть на это с позиции криминальной психологии, является аномальным. В этом случае основным мотивом, помимо собственно убийства, является желание переложить вину за преступление на полицию. Поэтому он оставляет на месте преступления подсказки – важные вещественные доказательства, – как бы желая сказать: «Я же подсказывал, а вы не нашли меня, следовательно, вся вина за содеянное целиком и полностью лежит на вас». Прислать нам этот череп и не оставить ни на нем, ни на упаковке никаких следов, это как требовать отгадки, не загадав саму загадку. Каким же был его замысел?

Тогда все присутствующие наконец поняли, что же имела в виду Лю Сымяо, когда произнесла «странно», но Тан Сяотан это, похоже, не убедило:

– Еще может быть, этот урод, чтобы доставить Лэй Жун неприятности, специально выкопал на кладбище тело, отрезал голову, чисто отмыл череп и прислал сюда.

– Как долго вы работаете в сфере судебной медицины? – вдруг спросила Лю Сымяо.

Тан Сяотан осеклась, ей не хотелось отвечать на этот вопрос, но под взглядом Лэй Жун она, ничего не скрывая, тихим голосом произнесла:

– Скоро будет год…

– Тогда я скажу. – Лю Сымяо ничуть не пыталась скрыть свое раздражение. – Тела, которые захоронены на кладбище, в процессе разложения неизбежно повреждаются насекомыми. Как же могло так получиться, что на этом черепе они не оставили никаких следов и сохранились исключительно следы от инструментов человека?

– Опять же если слегка надавить на поверхность, то даже через перчатки чувствуется, что кость слегка клейкая, из чего следует, что содержание белка в костной ткани все еще высокое, а это означает, что перед нами останки совсем недавно умершего человека, – добавила Лэй Жун.

В этот момент дверь прозекторской отворилась, и полицейский, который был отправлен на поиски курьера, помахал рукой Лю Сымяо. Она повернулась к Лэй Жун и сказала:

– Похоже нашелся курьер, я пойду узнаю и сразу вернусь.

Когда она пришла обратно, лицо ее было сердитым:

– Такая фирма правда существует, и того доставщика нашли. Спросили его, он ничего не знает, сообщил только, что в первой половине дня поступил заказ на прямую доставку. У человека, передавшего посылку, была густая борода, больше курьер ничего толком не разглядел. Мобильного номера, который бородач написал на бланке, не существует.

– Борода, скорее всего, поддельная. – Лэй Жун еще немного подумала и уточнила: – А откуда курьер забирал посылку?

– Бородач встречался с курьером у книжного магазина «Новый Китай» на улице Сифэн, посылка была уже упакована к приезду курьера. Парень приехал, наклеил бланк и доставил коробку сюда. – Лю Сымяо обернулась. – Я еще раз осмотрю ее, поищу отпечатки пальцев, потом разберу, проверю, может быть, что-то есть внутри. Не верю, что посылка от бородача – это просто прогрев перед первым апреля.

– Еще понадобится список без вести пропавших в городе за последний год, – произнесла Лэй Жун, но потом покачала головой: – Нет, достаточно будет за полгода, вряд ли убийца хочет заставить нас разыскивать давно пропавшего человека.

Лю Сымяо отправила двоих подчиненных вниз с коробкой, потом обернулась к Лэй Жун и сказала с горькой улыбкой:

– В этом городе постоянно проживают двадцать миллионов человек. Пропавшие в течение полугода женщины около двадцати пяти, даже если ограничить поиск этими условиями… Получится больше сотни человек, будет сложновато. Сестричка, ты не проводишь меня?

Лэй Жун очень удивилась. Лю Сымяо была известной одиночкой, почему сегодня она сама предлагает проводить ее?

В полутемном коридоре стояла тишина, в воздухе еще чувствовалась влага, поднимавшаяся от свежевымытого пола. На стене вереницей висели портреты, под каждым была табличка с именем и краткой биографией. Лю Сымяо шла, разглядывая их: вот основоположник токсикологии Матьё Орфила, вот Карл Ландштейнер, создавший систему групп крови, дальше – открывший первую в мире лабораторию судебной медицины Эдмон Локар, корифей судебной антропологии Клайд Сноу, рядом – создатель первой «фермы тел» профессор Уильям Басс и изобретатель ДНК-экспертизы Алек Джеффрис… При виде их благородных лиц, под их пристальными проницательными взглядами в душе невольно возникало чувство глубокого уважения к этим людям, посвятившим всю свою жизнь исследованиям, которые делали возможным торжество справедливости.

В моменты усталости стоило только пройтись по коридору и взглянуть на них, чтобы вновь ощутить прилив сил и энергии.

Лю Сымяо покусала губы и вдруг нарушила молчание:

– Сестричка, у меня нехорошее предчувствие.

– Боюсь, у всякого, кто ни с того ни с сего вдруг получает посылку с черепом, будет такое предчувствие, – ответила Лэй Жун.

– Нет. – Лю Сымяо взглянула на нее. – Это не из-за черепа, а из-за заметки на второй полосе сегодняшней утренней газеты.

Тот случай.

Утром в прошлую пятницу недалеко от первой городской больницы произошла автомобильная авария: водитель такси по имени Му Хунъюн врезался в дерево. Полиция, приехавшая на место происшествия, обнаружила его уже мертвым. В заключении судебно-медицинской экспертизы было сказано, что при вскрытии у погибшего обнаружен тяжелый атеросклероз коронарных артерий, а непосредственной причиной смерти стал острый обширный инфаркт миокарда.

Как назло, недавно в фирме, сотрудником которой был умерший, разразился конфликт, в котором он представлял интересы группы шоферов, требующих снизить выплаты «подарочных денег»[28], причем его позиция по этому вопросу была самой категоричной, а требования жесткими. После его внезапной смерти поползли слухи, что руководство фирмы отравило его, а судмедэксперту дали взятку за ложное заключение о причине смерти. Эта история привлекла множество журналистов, которые подняли шум в СМИ.

Положение казалось безвыходным, и сторонам конфликта ничего не оставалось, кроме как организовать проведение повторной экспертизы в единственном независимом учреждении города – «Исследовательском центре судебной медицины Лэй Жун».

Лэй Жун проводила вскрытие лично.

Как только ее скальпель коснулся венечных сосудов сердца, они начали рассыпаться на мелкие кусочки. Их внутренние стенки покрывало вещество, похожее на штукатурку, коронарные артерии напоминали кости с каналом внутри.

Немедленно после завершения исследования тела была созвана пресс-конференция. В крошечный зал набилось несколько десятков репортеров, и Лэй Жун доложила об основных результатах аутопсии и своих выводах, после чего журналисты начали задавать вопросы.

– Доктор Лэй, сейчас вы говорили, используя профессиональные термины. Вы не могли бы еще раз вкратце рассказать простыми словами о причине смерти Му Хунъюна? – попросил один из журналистов.

Лэй Жун кивнула:

– Сейчас я говорила, что коронарные артерии были сильно поражены и практически утратили эластичность, они стали твердыми и узкими, уже не могли пропускать большое количество крови. Представьте себе водопроводную трубу после долгих лет эксплуатации: внутри нее образовался слой ржавчины, из-за которого вода не может проходить так же свободно, как и раньше. Если как следует встряхнуть такую трубу, то ржавчина, скорее всего, отвалится и окончательно ее закупорит. Как мы установили, Му Хунъюн на момент аварии работал более восьми часов подряд, сильно устал, и нагрузка на сердце стала чрезмерной, что привело к спазму и без того сильно суженных сосудов и отрыву тромба от стенки коронарной артерии. Этот тромб мгновенно запустил реакцию свертывания, и ток крови по сосуду оказался таким образом окончательно заблокирован. Изначально недостаточное кровоснабжение сердца еще сильнее ухудшилось, что вызвало ишемию и отмирание значительного участка сердечной мышцы. Далее отказала проводящая система сердца, что и привело к смерти. Поскольку в теле Му Хунъюна не обнаружено следов никаких ядовитых веществ, причиной его смерти однозначно является инфаркт миокарда, а слухи об отравлении совершенно беспочвенны.

Еще один журналист поднял руку:

– Объясните наконец, до какой степени тяжелым было поражение коронарных артерий Му Хунъюна?

Лэй Жун вывела на экран изображение и, показав красной лазерной указкой, пояснила:

– С разрешения родных Му Хунъюна я демонстрирую этот слайд. Это изображение среза через кровеносный сосуд. Все видят вот эти светло-желтые образования? Это и есть бляшки, они плотно прикрепляются к стенкам сосудов и выступают в просвет. Они состоят из клеток и соединительной ткани, внутри них фрагменты клеток и жир, главным образом жир. Так развивается атеросклероз. Формирующиеся бляшки как магниты притягивают другие бляшки и сливаются с ними, а также на них откладывается кальций из крови. В результате они со временем увеличиваются, а сосуды становятся все более ломкими, более жесткими и узкими. На этом слайде мы можем видеть, что поражение артерий Му Хунъюна было уже довольно серьезным.

Журналист снова поднял руку:

– Тогда как вы считаете, между смертью Му Хунъюна и недавним конфликтом в компании есть какая-то связь? Говорят, он перед смертью сильно поругался с начальством.

– А мои источники сообщают, что ссора, о которой вы упомянули, произошла за два дня до скоропостижной кончины Му Хунъюна. – Лэй Жун взглянула на того журналиста – у него было одутловатое лицо и крошечные глазки – и продолжила: – Ссора двухдневной давности, с точки зрения медицины, вряд ли могла быть причиной инфаркта, но, разумеется, нельзя исключать, что в последнее время Му Хунъюн работал на износ, сильно нервничал, и все это оказывало отрицательное влияние на его здоровье.

Не давая возможности выступить другим своим коллегам, журналист с маленькими глазками продолжал расспрашивать:

– Если бы компания предоставляла своим сотрудникам возможность ежегодно проходить медицинское обследование, это могло бы предотвратить трагедию?

Лэй Жун покачала головой:

– В настоящее время программа обычного медосмотра включает ЭКГ, но эта процедура выявляет только нарушение сердечного ритма, заболевания сердца на начальной стадии, а для скрытых и хронических заболеваний сердца коэффициент выявляемости очень низкий, и зачастую диагноз ставится слишком поздно. В таких случаях основной способ борьбы – профилактика сердечно-сосудистых заболеваний, то есть главное – вести здоровый образ жизни.

– Спасибо, доктор Лэй. – Журналист улыбнулся, сощурив маленькие глазки. – Я правильно понял, что скоропостижная смерть Му Хунъюна – это во всех смыслах его личная проблема?

– Здоровый образ жизни, особенно если говорить о водителях такси, исключительно важен, – прокомментировала Лэй Жун. – Они каждый день много часов проводят в одной позе в небольшом пространстве, во время движения постоянно находятся в психическом напряжении, питаются и отдыхают нерегулярно, почти не занимаются спортом, многие имеют пагубную привычку к курению, поэтому подобный образ жизни, если его своевременно не скорректировать, может серьезно увеличить вероятность смерти от инфаркта.

После окончания собрания Лэй Жун спешно вернулась в исследовательский центр, у нее еще было много дел: всю ночь она провела в прозекторской за работой с несколькими телами, где требовалось установить причину смерти. После этого она спустилась на первый этаж в комнату отдыха, намереваясь немного вздремнуть, но не прошло и пяти минут после того как она закрыла глаза, как в комнату вбежала Тан Сяотан и начала ее тормошить, показывая на разворот газеты и раздраженно твердя:

– Шеф, вы только посмотрите, какую муть они тут написали!

Взглянув на газету, Лэй Жун оторопела. Через весь разворот тянулся крупный заголовок «Известный судмедэксперт заявляет: в смерти Му Хунъюна виноват только он сам».

Под ним располагалась многословная статья, с начала до конца изобилующая вырванными из контекста цитатами из вчерашнего доклада Лэй Жун на пресс-конференции. Было сказано, что Лэй Жун полностью проигнорировала наличие подозрительных обстоятельств смерти Му Хунъюна и не обмолвилась о них ни словом. Можно было подумать, когда был затронут этот вопрос, Лэй Жун прикусила язык, быстро объявила пресс-конференцию оконченной и в панике убежала.

Статью сопровождала фотография Лэй Жун: снимок был сделан после окончания пресс-конференции, Лэй Жун здоровается со знакомым журналистом, на лице у нее дежурная улыбка.

Все это, собранное и кое-как слепленное вместе, претендовало на звание истины. Лэй Жун не только не дала обоснованных разъяснений по поводу смерти Му Хунъюна, но еще и злорадно и без тени сочувствия заявила, что он сам во всем виноват. В коротком комментарии к статье была такая обличающая фраза: «Рассуждая о странных обстоятельствах смерти Му Хунъюна, некоторые “ученые” не только не встают на сторону справедливости, а, добровольно защищая интересы группы лиц, вынуждают нас… бесконечно вопрошать: когда совесть и честь окончательно исчезнут, какими критериями будут руководствоваться эксперты при установлении причины смерти?!»

Внизу стояла подпись журналиста «Левая рука».

Тан Сяотан возбужденно воскликнула:

– Шеф, я была с вами на вчерашней конференции, вы абсолютно точно такого не говорили, они все переврали!

Лэй Жун вяло улыбнулась:

– Обижаться на вранье? Оно того не стоит.

Выпроводив Тан Сяотан, она пошла в ванную, умылась и вернулась в прозекторскую, чтобы продолжить работу. А после обеда пришла посылка с идеально чистым черепом.

– Сестричка, ты, наверное, еще не знаешь, сегодня в газете, на телевидении, радио, в интернете… почти во всех новостях полощут этот случай – требуют с тобой разобраться, подать в суд на тебя за твои высказывания. Некоторые говорят гадости еще в сто тысяч раз хуже, чем в утренней газете, – с тревогой сказала Лю Сымяо. – Тебя это совсем не беспокоит?

– А от тревоги и беспокойства бывает какая-то польза? – поинтересовалась Лэй Жун. – Если нет, тогда беспокоиться нет смысла, – и сменила тему разговора: – Ты лучше поскорее возвращайся. Я про череп, у меня нехорошее предчувствие. Нужно понять, какую загадку загадал нам отправитель, иначе я готова поспорить, что это лишь первый из ряда кровавых ребусов.

Лю Сымяо тяжело вздохнула, и вместе с Лэй Жун спустилась по лестнице.

– Еще когда «Исследовательский центр судебной медицины Лэй Жун» только создавался, среди профессионального сообщества на этот счет были очень разные мнения. Сейчас опять начали звучать призывы свернуть работу. Не нужно относиться к этому легкомысленно!

В ответ Лэй Жун только кивнула.

Когда они спустились на первый этаж, Лю Сымяо толкнула желтоватую стеклянную входную дверь и увидела, что небо снаружи стало настолько мрачным, что было трудно дышать, как при грудной водянке.

– Я возвращаюсь в Управление, – кивнула она, но сделав несколько шагов, вдруг что-то вспомнила и снова обернулась к Лэй Жун. – Ты точно уверена, что Му Хунъюн умер от инфаркта, и других причин быть не могло?

– Абсолютно.

– Мне постоянно кажется, что тут есть какой-то подвох, что это ловушка…

– Не выдумывай лишнего, – прервала её Лэй Жун.

– Я не выдумываю, но есть обстоятельства, которые ты никак не можешь контролировать…

– Какие обстоятельства?

Лю Сымяо пристально посмотрела на Лэй Жун.

– Есть свидетель, который говорит, что в тот момент, когда машина Му Хунъюна врезалась в дерево, на заднем сиденье был пассажир, но прибывшие на место аварии полицейские обнаружили в машине только тело Му Хунъюна. Больше никого не было.

Глава 3. Свидание с упырем

Вот тела, требующие изучения: умершие от ножевых ран и другого оружия, или забитые в драке, или повесившиеся, или повешенные, или утопившиеся, или утопленные, или те, чью жизнь отняла болезнь. Таким образом, имеются повесившиеся, подобные повешенным; утопившиеся, похожие на утопленных; погибшие через время после драки, но умершие от болезни; слуги и служанки, забитые до смерти хозяевами или покончившие с собой в хозяйском доме.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток первый (О рассмотрении сложных случаев)

Лэй Жун на мгновение потеряла дар речи, потом произнесла:

– Похоже, у этого пассажира были срочные дела или он боялся, что его втянут в историю, поэтому по-быстрому сбежал.

Лю Сымяо покачала головой:

– Удар при столкновении был очень сильным, у пассажира вполне могут быть легкие травмы, но он почему-то не стал ждать помощи, не подал иск на транспортную компанию о возмещении ущерба, а просто поспешил скрыться – опять же, он не убивал Му Хунъюна.

Лэй Жун не могла сказать ни слова.

– Я уже просто голову сломала. – Лю Сымяо взяла Лэй Жун за руку. – Ты лучше возвращайся к работе. Если ты полностью уверена, что Му Хунъюн умер от инфаркта, а не по другой причине, все будет хорошо.

Лэй Жун стояла на ступеньках, глубоко задумавшись, и смотрела вслед удаляющейся машине Лю Сымяо, пока та не исчезла из виду. Спустя некоторое время она развернулась и вошла в здание. Ее взгляд остановился на медном бюсте в центре холла – это было изображение Сун Цы, прославленного судебного медика времен правления династии Южная Сун. Она подошла к нему и внимательно посмотрела на лицо этого великого человека, которого называют отцом мировой судебной медицины.

Его глубокий взгляд, высокий лоб с изогнутыми бровями, весь облик был исполнен благородства и честности…

«Господин Сун, ваш труд «Записи о смытии обид» на три с половиной века опередил самый древний из европейских трактатов по судебной медицине «О заключениях врачей» Фортунато Фиделиса из университета Палермо. В ваше время судебная медицина в Китае достигла уровня, до которого остальному миру было еще очень далеко…»

«Исследовательский центр судебной медицины Лэй Жун» формально относился к факультету судебной медицины Университета полиции и был основной научно-исследовательской и учебной базой факультета, но в действительности это была единственная в стране независимая организация, работающая не согласно распоряжениям вышестоящих правоохранительных органов, а по обращениям граждан. Лэй Жун совмещала обязанности главного судмедэксперта городского управления общественной безопасности и заведующей исследовательским центром. Среди персонала центра только она и ее заместитель Лю Сяохун были госслужащими, остальные сотрудники работали по контрактам.

Поскольку Лэй Жун имела очень хорошую репутацию и это был первый центр такого рода в стране, ее начинание получило высокую оценку и всестороннюю поддержку руководящих структур и привлекло большое количество одаренных молодых сотрудников, желающих посвятить себя судебной медицине.

В создание центра Лэй Жун без преувеличения вложила всю свою душу и все свои силы. Однако с самого начала не замолкали голоса противников этого проекта, ставящих под вопрос его целесообразность. Лэй Жун удалось преодолеть трудности, и в итоге исследовательский центр все же был открыт. Но кто знает, какая гроза собирается разразиться над этим небольшим учреждением…

Неужели то, что говорит Лю Сымяо, правда? И смерть Му Хунъюна, а вместе с ней статья этого репортера, называющего себя Левой рукой, – это части какой-то интриги, и кто-то специально пытается сделать так, чтобы она попалась в ловушку?

С такими мыслями Лэй Жун поднялась на второй этаж в прозекторскую; там еще несколько тел ожидали вскрытия.

Было около шести вечера, время окончания работы центра. Согласно распорядку, установленному лично Лэй Жун, сотрудники должны были сложить все хирургические инструменты в стерилизаторы для дезинфекции и сдать на хранение отчеты о вскрытиях. Медицинские отходы и токсичные вещества проходили сортировку и, после подтверждения того, что они не содержат важных вещественных доказательств, их специальным транспортом доставляли на завод по переработке биологических и химических отходов, где сжигали. Тела, работа с которыми еще не была закончена, отвозили в холодильник. Столы для вскрытий, рабочие станции патологоанатомов, столы для фотосъемки и другое оборудование обрабатывали дезинфицирующим раствором.

Затем Лэй Жун в сопровождении Гао Далуня обходила и осматривала одну за другой лаборатории патологии, серологии, токсикологии, проверяла, все ли приведено в порядок в соответствии с правилами, и только после этого отпускала с работы дежурных сотрудников. Как она часто повторяла, в мире представители только двух профессий ежедневно имеют дело со смертью – военные и судебные медики, поэтому для профессии судмедэксперта нужна военная дисциплина.

После того как включились дезинфицирующие ультрафиолетовые лампы у входа, Лэй Жун направилась в раздевалку и столкнулась с Тан Сяотан. Девушка прикоснулась к ее руке:

– Шеф, пойдемте вместе прогуляемся, сегодня в кино вышел классный фильм!

Лэй Жун улыбнулась:

– Парни, наверное, выстраиваются в очередь на километр, чтобы сходить с тобой в кино, я-то тебе на что?

– Предположим, парни меня не интересуют, такой ответ пойдет? – Тан Сяотан взглянула на нее.

Лэй Жун знала: Сяо Тан, добрая душа, беспокоится, что начальница расстроена из-за этого случая с Му Хунъюном, и предлагает ей развеяться, поэтому согласно кивнула. На щеках Тан Сяотан от радости выступил румянец.

– Тогда я буду ждать вас внизу!

– Где-где будешь ждать? – остановила ее Лэй Жун. – Ты сейчас только что прикоснулась ко мне, теперь придется снова переодеться, пойдем со мной в раздевалку!

– Зануда… – пробормотала Тан Сяотан себе под нос, но все-таки с готовностью пошла за Лэй Жун.

Когда Лэй Жун сняла белый защитный костюм и халат, по раздевалке распространился едва уловимый запах ее тела. Он был совершенно чистым и естественным и заставил вспыхнуть лицо Тан Сяотан. Глядя на гибкую спину Лэй Жун, на ее белоснежную кожу, прорезанную двумя ложбинками бретелей черного бюстгальтера, она невольно выдохнула:

– Как красиво…

– А? – Лэй Жун открыла стальной сушильный шкаф для одежды, вынула еще теплые после обработки вещи и начала одеваться. – Что ты сказала?

– Мисс Лэй, если у вас не будет парня, это преступная расточительность по отношению к тому, чем наградило вас Небо.

– Не мели ерунды. – Лэй Жун достала из своего шкафчика сумку, привычно вынула из нее телефон (одним из правил центра был запрет на хранение мобильных телефонов на рабочем месте) и с удивлением обнаружила более сотни сообщений – родственники, друзья, однокурсники, коллеги, увидев новости о случае с Му Хунъюном, недоумевали и беспокоились: что же произошло на самом деле? Как она себя чувствует? Конечно, было и несколько сообщений от неизвестных, которые поносили ее последними словами, однако Лэй Жун едва ли придала им какое-то значение – ну обругали, и ладно, – но одно из них привлекло ее внимание:

«Доктор Лэй, статья в той редакции, в которой она была опубликована, содержит некоторые утверждения, которые могут быть истолкованы превратно. Могу ли я пригласить вас сегодня поужинать со мной, чтобы я мог объяснить все с глазу на глаз?» И подпись: «Левая рука».

Лэй Жун, немного подумав, написала короткое «Ок».

Через мгновение в ответ пришло сообщение со временем встречи и адресом ресторана.

Лэй Жун повернулась к Сяо Тан:

– Извини, я не смогу пойти с тобой, вечером у меня дела.

Тан Сяотан недовольно надула губы, но прекрасно понимала – раз Лэй Жун так решила, значит, так и будет, и ей ничего не оставалось, кроме как с сердитым видом направиться к выходу.

Спустившись вниз, Лэй Жун вызвала такси. Машина влилась в медленный и напряженный транспортный поток, обычный для вечернего часа пик любого мегаполиса. Глядя на уличные фонари, убегающие вдаль, отчего казалось, будто над дорогой застегивается серебристая молния, Лэй Жун вдруг вспомнила об одной вещи, совсем незначительной детали, возможно вовсе не стоящей внимания, но все же вызывающей смутную тревогу, – сегодня так много людей беспокоились как у нее дела, почему же среди них не было Хуянь Юня?

У входа в японский ресторан «Процветание» Лэй Жун встретила девушка, одетая в кимоно. Она слегка поклонилась и пригласила гостью проследовать за ней. Они прошли через ряд помещений, которые были отделаны деревом и выстланы татами. Ноздри щекотал легкий запах бамбука, до слуха доносилась музыка и, хотя она звучала очень тихо, Лэй Жун узнала мелодию песни Нацукавы Рими.

Наконец они дошли до комнаты с названием «Остров сосен». Хостес отодвинула перегородку сёдзи, и Лэй Жун увидела мужчину, сидящего за низким столиком, поджав ноги. При виде ее он тотчас же вскочил, в его полном лице утопала пара маленьких глазок – без сомнения, это был тот самый репортер Левая рука.

– Здравствуйте, доктор Лэй! Очень рад вас видеть! – Левая рука протянул правую ладонь в надежде на рукопожатие, но Лэй Жун проигнорировала его жест и только равнодушно произнесла:

– Пробки, я опоздала, извините. Садитесь, пожалуйста.

Левая рука сконфуженно попятился к столику и снова уселся на татами, скрестив ноги и глядя, как Лэй Жун неторопливо снимает туфли.

«Эта женщина, судя по виду, не из простых: короткая стрижка, круглое лицо, пара прекрасных глаз как у красного феникса[29], их взгляд глубок и серьезен», – нехотя подумал он.

Несмотря на то что весь ее облик был крайне прост и скромен – полные губы крепко сжаты, в ушах и на шее нет никаких украшений, абсолютно обычная черная трикотажная кофта, – ее движения были исполнены изящества и той внутренней красоты, которой обычно обладают только умные и образованные женщины. Вдобавок из широких черных брюк выглядывала пара прекрасных ступней, обтянутых шелковыми чулками телесного цвета, вид которых заставил Левую руку сглотнуть слюну.

Лэй Жун села напротив Левой руки и только сейчас заметила, что стол был заставлен разными блюдами. Левая рука взял кувшин и хотел налить Лэй Жун вина, но она отказала:

– Я не пью спиртное, – и вместо этого взяла чайничек с супом из мацутакэ[30], сняла с него небольшую фарфоровую миску, украшенную синей росписью, и нацедила себе в стакан немного бульона. Затем медленно отпила глоток, всем видом давая понять, что она пришла сюда не для того, чтобы есть и пить, а желала бы поскорее перейти к делу.

Еще при первой встрече Левая рука понял, что эта женщина не из тех, кто легко сдается.

Раньше те, кому случалось дать интервью, а потом прочитать о себе критическую статью, встречаясь с репортером повторно, обычно обрушивались на него с бранью. О таких людях не приходилось беспокоиться, они напоминали воздушные шарики, которые, сдувшись, превращаются в сморщенный клочок латекса. Но Лэй Жун была как бомба: невозможно узнать, когда и где она взорвется, невозможно предсказать мощность взрыва…

Левая рука с виноватой улыбкой начал:

– Доктор Лэй, примите мои искренние извинения, исходная статья, которую я написал, была совсем не такой. Вы, должно быть, не знаете, сейчас в большинстве городских газет главными стали редакторы, за ними решающее слово. Они могут подавать материал, собранный журналистами, в таком виде, в каком, по их личному мнению, он сможет легче привлечь внимание читателей. Поэтому то, что печатается в газете после повторной обработки, часто в значительной степени расходится с первоначальным замыслом репортера, изложенные им идеи могут очень сильно искажаться…

Обычно в такой ситуации пострадавшие теряли терпение и говорили: «Хорошо, найдите мне этого редактора, я с ним поговорю!»

Лэй Жун же, вопреки его ожиданиям, только легко улыбнулась:

– Ничего страшного, у меня есть друг, который тоже работает в СМИ, я понимаю.

Левая рука оторопел, сперва ему показалось, что он ослышался.

– Тогда… тогда я вам очень-очень признателен, не знаю, как вас благодарить!

– Нет смысла снова возвращаться к тому, что уже произошло, не важно, правильно это было или нет, – очень искренне произнесла Лэй Жун. – Есть ли способ исправить положение в нынешней ситуации?

– А вы что-то можете предложить?

Лэй Жун ненадолго задумалась.

– Приезжайте к нам в исследовательский центр, познакомитесь с самыми передовыми технологиями судебной медицины, возьмете эксклюзивное интервью у меня или у любого сотрудника, мы расскажем, как именно проходит аутопсия, в каких группах людей выше смертность от инфаркта. Потом вы опубликуете в вашей уважаемой газете серию статей, объединенных основной идеей – напомнить водителям такси о важности здорового образа жизни, и в которых на все вопросы относительно причин смерти Му Хунъюна, на которые я, как сказано в сегодняшней публикации, «не дала прямых ответов», будут даны самые подробные и исчерпывающие разъяснения. Что скажете?

Левая рука нахмурился.

– Вас что-то не устраивает в том плане, который я предлагаю? – спросила Лэй Жун.

– Да… немного, – медленно проговорил Левая рука. – Доктор Лэй, основной целью нашей газеты является выражение воли народа. Сейчас вокруг транспортной компании, в которой работал Му Хунъюн, закрутилась скандальная история, и, если разместить в газете материалы, о которых вы говорите, в этот ключевой момент, есть вероятность, что водители такси будут обескуражены и разочарованы. Это не поможет им отстаивать свои права.

– Выражать волю народа прекрасно, – прервала поток его речи Лэй Жун, – но я судебный медик, я ученый, а в науке существует железное правило: если в процессе эксперимента есть какие-то подтасовки, то результаты его утрачивают всякое значение. Обман и искажение фактов никак не способствуют установлению справедливости, напротив, направляют общественное мнение в неверное русло. Вы новостной журналист, вы должны знать об этом.

Левая рука поспешно возразил:

– Доктор Лэй, я не судмедэксперт, но это совсем не означает, что я ничего не понимаю в судебной медицине. Вчера во время пресс-конференции вы сказали, что смерть Му Хунъюна не связана с его ссорой с руководством компании, случившейся за два дня до его гибели. Вы, возможно, сильно ошиблись.

У Лэй Жун перехватило дыхание от удивления:

– Не могли бы вы пояснить, где именно я ошиблась?

– Насколько мне известно, последствия конфликта могут не проявиться сразу, а привести к смерти человека через несколько дней, – пояснил Левая рука. – Недавно я освещал один случай: два приятеля выпивали вместе, о чем-то поспорили, и началась ссора. Первый пнул несколько раз второго под зад, второй рассердился и хотел ударить в ответ, но парни из персонала заведения оттащили его. Второй тогда был очень зол. Потом прошло несколько дней, и он внезапно умер. Уголовный суд признал первого виновным в его смерти. Разве же это не типичный случай?

Лэй Жун, немного подумав, уточнила:

– Случай, о котором вы говорите, произошел у лавки «Три жирных цыпленка» на улице Лю Гун?

– Точно. Вы слышали о нем?

– Я была медицинским экспертом по этому делу, – ответила Лэй Жун. – Удары ногой по ягодицам, которые первый нанес второму, привели к повреждениям внутренней выстилки вен, что повлекло за собой формирование тромбов в местах гибели клеток эндотелия, и с током крови эти тромбы попали в легочную артерию. Из-за того, что диаметр легочной артерии оказался меньше, чем размер тромба, произошла ее закупорка и последующий спазм легочной и коронарных артерий, что и привело к остановке сердца и стало непосредственной причиной смерти. Поэтому первый, очевидно, должен понести уголовную ответственность за смерть второго. И этот случай не имеет абсолютно ничего общего со смертью Му Хунъюна. В настоящее время судебная медицина не располагает никакими надежными доказательствами того, что ссора двухдневной давности может стать причиной смерти. Му Хунъюна убили его многолетние нездоровые привычки. Усталость и нервное напряжение привели к несчастью. Здесь нельзя просто взять и списать все на конфликт с руководством компании.

– То есть, доктор Лэй, вы считаете, что руководство автопрокатной компании не должно нести никакой ответственности за смерть Му Хунъюна?

Лэй Жун оставалась непреклонна:

– Именно так, не должно нести никакой ответственности.

Левая рука откинулся назад, с сожалением вздохнул и, указывая на блюда на столе, произнес:

– Доктор Лэй, угощайтесь, пожалуйста.

Лэй Жун подхватила палочками ролл с треской, отправила его в рот и принялась медленно жевать. Хотя вкус белой рыбы с маринованными водорослями нори был превосходным, обстановка совсем не располагала к наслаждению деликатесами. Она отложила палочки и отчеканила:

– Господин Левая рука, в любой сфере деятельности необходимы специальные знания, и, как говорят, от одного ремесла до другого далеко, как от горы до горы. Я все же надеюсь, что вы найдете возможность посетить наш исследовательский центр – походить, посмотреть – и понять, что судебная медицина – это комплексная дисциплина, требующая разносторонних знаний и очень скрупулезного отношения к работе.

– Кстати о вашем центре, я хотел бы узнать: если вдруг у вас возникают разногласия с коллегами относительно причины смерти человека, как вы поступаете в таких случаях? – поинтересовался Левая рука.

«Почему он об этом спрашивает?» – На душе у Лэй Жун было очень неспокойно, но тем не менее она продолжила отвечать:

– В своей работе мы придерживаемся научного подхода, перед лицом науки все равны. Если судмедэксперт в процессе исследования приходит к каким-то неоднозначным выводам, он всегда может обратиться за разъяснениями и консультацией к более опытному коллеге. В нашем центре, конечно же, все спорные ситуации решаются через меня.

– То есть в вашем центре решающее слово всегда за вами? – заулыбался Левая рука.

Атмосфера становилась немного странной. Точнее, очень странной.

Лэй Жун внимательно разглядывала собеседника: как подсказывал ей многолетний опыт судмедэксперта, если бы этот тучный мужчина сейчас вдруг упал замертво, он, должно быть, стал бы «упырем» – так судебные медики между собой называли трупы преступников, при жизни совершивших множество тяжких злодеяний. Обычно упыри попадали к судмедэкспертам, будучи застрелеными полицейскими или совершив самоубийство с целью избежать наказания.

Странным было еще и то, что опытным судмедэкспертам не нужны были никакие особенные разъяснения от полиции, чтобы опознать упыря среди ряда мертвых тел. Когда неспециалисты спрашивали о том, есть ли какие-то отличительные признаки, бо́льшая часть судебных медиков пожимали плечами и говорили: «Просто так чувствую».

Разумеется, Лэй Жун была не склонна верить в мистику; она терпеливо разъясняла, что в опознании упырей нет ничего сверхъестественного. Нужно обратить внимание на шрамы на теле, странные татуировки или следы от уколов, потом посмотреть, нанесена ли смертельная рана оружием. Эти признаки обеспечивают 80–90 % вероятности того, что перед вами лежит упырь.

Однако Лэй Жун соглашалась с тем, что в большинстве случаев опознает упыря с первого взгляда. Эти люди, сотворившие огромное количество зла, еще при жизни несут на себе некую отметину, и даже после смерти их мертвые тела продолжает окутывать облако ненависти. Закрытые глаза, распахнутый рот – весь их облик указывает, что после того, как их черные души покинули этот мир, по ту сторону, они превратились в злых демонов.

На полном лице журналиста, в буграх неровной кожи была прикопана пара крошечных глазок. Сначала они щурились от улыбки, но только сейчас Лэй Жун ясно поняла, что эта улыбка была насквозь притворной. Толстые губы с каждым смешком сворачивались в странный круг, а смех напоминал уханье совы, в нем все явственней проступало снисходительное чувство превосходства хищника над жертвой. Он знал, что все попытки жертвы сопротивляться или спастись бегством абсолютно бессмысленны, и рано или поздно она станет куском мяса в его пасти, но не торопился выпускать когти. Похоже, он от всей души наслаждался веселой игрой, которая продлится, пока жертва не выбьется из сил и не свернется калачиком, покорно ожидая смерти…

Выражение лица Лэй Жун осталось прежним, но тон речи стал тверже:

– В настоящее время я являюсь одним из самых крупных в стране экспертов по судебной медицине, так что в том обстоятельстве, что мое слово может стать решающим, нет ничего экстраординарного.

Левая рука запрокинул голову и поглядел на деревянный квадратный фонарь у себя над головой. Светильник озарил его крупное лицо тусклым светом. Прошло довольно много времени, прежде чем он склонил голову, пододвинул к себе лежащую на татами кожаную сумку, вынул из нее фотографию и протянул Лэй Жун:

– Вы узнаете этого человека?

На снимке был лысеющий мужчина средних лет. Выпрямив спину и скрестив руки перед собой, он сидел за письменным столом из красного дерева, на лице – натянутая протокольная улыбка. На краю стола стоял глобус, за спиной у мужчины виднелись полки с книгами, которые явно были поставлены туда исключительно для того, чтобы заполнить собой пустоту. В основном многотомные энциклопедические издания. Одного взгляда на фото было достаточно, чтобы понять, что этот мужчина – крупный начальник. Лэй Жун несколько минут его разглядывала, но так и не смогла ничего вспомнить. В конце концов покачала головой.

Левая рука прищурил глаза с таким видом, будто он заранее знал ответ, и ухмыльнулся:

– Тогда, может быть, вы вспомните женщину по имени Фан Лили? – поинтересовался он, как будто на допросе.

Тон его речи очень разозлил Лэй Жун, но все же она подумала и ответила:

– Извините, у меня нет ни малейшего представления о том, кто она такая.

Все лицо Левой руки пошло складками, как будто его резко смяли крепкие руки умелого массажиста, – это было выражением крайнего удивления:

– Да как же такое может быть? Она же училась с вами вместе в средней школе, разве вы не помните?

В средней школе? Лэй Жун, всегда считавшая, что у нее очень хорошая память, в этот раз, обращаясь к жесткому диску своего мозга, не могла найти абсолютно никаких данных. Она была в замешательстве.

– Совсем ничего не можете вспомнить? – Левая рука легко постучал пальцами по столику. – Я наводил справки, она училась вместе с вами в средней школе, только в классе на два года младше.

«Да черт подери! – чуть было не вырвалось у Лэй Жун. – Когда я училась в средней школе, в одной параллели было четыре класса, в каждом классе сорок с лишним человек! Я даже не помню имен всех своих ровесников, не говоря уже о тех, кто учился в классе на два года младше!»

Лэй Жун уже начинала слегка сердиться.

– Знаю я или не знаю Фан Лили, какое это отношение имеет к тому вопросу, который мы тут собрались обсудить?

Левая рука засмеялся своим ухающим совиным смехом:

– Доктор Лэй, ну к чему напускать на себя такой грозный вид? Этот мужчина на фото – директор компании, в которой работал Му Хунъюн, и заодно дядя Фан Лили. Как же вы могли не узнать его?

В мозгу молнией вспыхнуло озарение. Лэй Жун поняла, что Левая рука пригласил ее сюда сегодня совсем не для объяснений или извинений, и вся проявленная им скромность и учтивость была абсолютной фальшивкой, ловушкой, расставленной им, в которую, по его замыслу, Лэй Жун должна была сама прыгнуть.

Несмотря на свой выдержанный характер, на этот раз Лэй Жун не могла сдержать гнев, ее лицо раскраснелось:

– Можно спросить, что именно вы хотите этим сказать?

Почти в тот же момент перегородка за ее спиной со стуком и треском отодвинулась.

Лэй Жун, испугавшись, обернулась и неожиданно увидела свою хорошую подругу Го Сяофэнь. По ее милому розовому лицу струился пот, она тяжело дышала, запыхавшись, как будто всю дорогу бежала. Волосы на голове пребывали в страшном беспорядке, словно их растрепал ураган.

Лэй Жун едва открыла рот, чтобы спросить, как она здесь оказалась, но Го Сяофэнь крепко схватила ее за руку и крикнула:

– Уходи!

Го Сяофэнь работала репортером в газете «Вестник права». Благодаря свойственным ей наблюдательности и проницательности, а также аналитическому складу ума и взвешенному подходу к проблемам, ее публикации по уголовным делам неоднократно удостаивались наград, поэтому она была широко известна в кругу журналистов. Левая рука, увидев ее, расплылся в улыбке:

– О, госпожа Сяо Го пожаловала на угощение! Какая честь оказана мне, недостойному. Присядьте, присоединяйтесь к нашей трапезе!

– Уходи! – Го Сяофэнь потянула Лэй Жун к выходу. – Быстро!

Лэй Жун, почувствовав, что дело неладно, вышла из комнаты и надела туфли.

– Да подождите же! – Левая рука поднялся из-за столика, и в одно мгновение, как сменяются маски актеров сычуаньской оперы, выражение его лица стало крайне свирепым. – Го Сяофэнь, что все это значит? Я пригласил госпожу Лэй на ужин, какого черта вы нам мешаете?

Го Сяофэнь посмотрела налево, потом направо, заметила, что в ближайшей комнате справа горит свет, но почему-то оттуда не доносится ни звука, протянула руку и резко оттолкнула перегородку.

Внутри в полной растерянности сидели мужчина и женщина. Мужчина снял наушники, пальцы женщины замерли на клавиатуре ноутбука.

– Ты сам лучше прочих знаешь, чем именно ты занимаешься! – с гневом воскликнула Го Сяофэнь, ткнув пальцем в направлении носа Левой руки. – Ты журналист! До чего ты опустился, какой позор, ты совсем потерял лицо!

Левая рука неторопливо сел на татами, засмеялся своим прежним ухающим смехом, подцепил палочками длинную жареную мойву, положил в рот и начал пережевывать, скрипя зубами. Бо́льшая часть рыбины свисала из уголка его рта, напоминая струйку белой слюны.

Го Сяофэнь потянула Лэй Жун к выходу из ресторана; идя рядом, она недовольно ворчала:

– Да что с тобой случилось? Звонила тебе, писала, ноль реакции…

– Я выключила звук на телефоне… – с недоумением пробормотала Лэй Жун. – Но, ради бога, объясни, что произошло? Зачем ты приехала сюда?

– Этот Левая рука – известный негодяй, ради своих горячих новостей готов пойти на любую подлость! Как ты вообще могла принять его приглашение? – возмущенно выговаривала Го Сяофэнь. – Я уже закончила работу, как вдруг смотрю, Левая рука в «Вейбо»[31] ведет прямую трансляцию секретного интервью с тобой. У него наверняка был на одежде беспроводной микрофон, и весь ваш разговор передавался в соседнее помещение. Ты ведь минуту назад видела эту парочку? Так вот они занимались тем, что выкладывали в «Вейбо» отрывки твоих фраз, основательно их переврав, чтобы сделать тебя полной мерзавкой в глазах простых людей.

– Зачем он это делал? – крайне удивилась Лэй Жун. – Не помню, чтобы я его чем-то обидела.

– Это без сомнений какой-то заговор, – заключила Го Сяофэнь. – Сейчас нет времени с этим разбираться, нужно поскорее уносить ноги!

Лэй Жун все еще совершенно не понимала, что происходит, и стремилась узнать у подруги, почему они так торопятся, но вдруг услышала, как где-то впереди закричали, потом раздались громкие удары, звон разбитого стекла. Лицо Го Сяофэнь мгновенно побледнело от испуга:

– Вот черт, не успели! – Она схватила Лэй Жун за руку и увлекла за собой в обратном направлении.

Лэй Жун, не до конца отдавая себе отчет в своих действиях, сбросила ее ладонь и рванулась вперед. Тотчас прогремел взрыв.

Одна за одной сверкнули три ярких вспышки, как будто бы к ней кинулись три огненных пса. Она молнией метнулась в сторону, и тут же – бах, бах, бах! – за стеной прозвучали три взрыва, и мощная волна тепла, пахнущая бензином, чуть было не сбила ее с ног.

Пригнув голову, Лэй Жун наблюдала, как какие-то люди налили бензин в пивные бутылки, подожгли их и бросили в заведение. Если бы она двигалась чуть-чуть медленнее, то сейчас была бы в центре этого моря огня.

Через уже полностью разбитую взрывами дверь ресторана ей открылась жуткая картина: около десятка иссиня-черных теней скакали подобно демонам на ночном кладбище. Было неясно, люди это или призраки; виднелись несколько пар светящихся кроваво-красных глаз, будто бы ожившие мертвецы медленно двигались, окружая ее. Из их глоток вырывались странные звуки, подобные диким звериным воплям, но стоило прислушаться и можно было разобрать, что они кричат:

– Убейте ее!

– Разорвите ее!

– Зарежьте ее!

– Прикончите ее!

Слышался вой, похожий на смех, и смех, переходящий в вой; они визжали, вопили, стенали вместе с огнем, горящим перед входом в ресторан; клокоча, он стремился заполнить собой все пространство, выпуская в стороны огромные серые языки, будто расплескивая кругом какую-то заразу.

– Скорее закройте вход! Не дайте им проскочить! – Жирный хозяин ресторана, размахивая кухонным ножом, во всю глотку кричал работникам, чтобы они завалили выход – тащили все столы, стулья, шкафы, вещи. Потом как сумасшедший орал: – Ай-ай-ай, это не годится! Может сгореть… Скорее тушите огонь! Скорее тушите огонь!

Стоя на том же месте, Лэй Жун не могла двигаться, только внимательно наблюдала за происходящим. В ее глазах плясал отраженный огонь.

– Скорее идем! Выйдем через заднюю дверь! – прокричала Го Сяофэнь и потащила ее назад.

– Кто это такие? Зачем они здесь? – на бегу спрашивала Лэй Жун.

– В «Вейбо» был адрес, по которому Левая рука встречается с тобой, я думаю, какие-то хулиганы прочитали и явились сюда, – нахмурилась Го Сяофэнь. – Быстрее, идем к выходу!

Девушки пробежали через кухню, толкнули измазанную жиром железную дверь и оказались на узкой, плохо освещенной улочке, в нос ударил запах помоев.

Отсюда было видно зарево пожара у главного входа, и, хотя крики уже немного поутихли, страх не отступал. Они добежали до ближайшего перекрестка, воздух стал заметно свежее.

Считая, что все позади, Лэй Жун почувствовала, что нервное напряжение понемногу уходит, глубоко вдохнула, но тут заметила черную тень, несущуюся за ними по улочке.

До ушей донесся свист ветра. В руке у черной тени железный прут, которым она широко замахивается, пытаясь ударить Лэй Жун по голове. Но прут слишком длинный, и его конец задевает стену, раздается треск, прут вонзается в ладонь тени, она вопит от боли и роняет его.

Го Сяофэнь и Лэй Жун бросаются бежать, однако тень раскидывает руки, чтобы загородить им путь, ехидно усмехаясь, медленно наклоняется, поднимает прут высоко над головой и, размахивая им, скалит белые зубы. Лэй Жун заслоняет собой Го Сяофэнь.

Раздается хлопок, а вслед за ним глухое мычание и звук, как будто упал большой мешок с тряпьем. Нападавший не успел и охнуть, как грохнулся ничком на землю. Железный прут со звоном откатился в сторону.

Стоящий у него за спиной полный человек невысокого роста разжал руки и крепко выругался.

– Ма Сяочжун! – радостно воскликнула Го Сяофэнь и кинулась обнимать его. – Не думала, что ты нам еще сможешь пригодиться!

Ма Сяочжун только хлопал глазами, не понимая, похвалили его или обругали.

Лэй Жун сделала шаг вперед и выдохнула:

– Лао Ма, как ты здесь оказался?

Ма Сяочжун был начальником полицейского участка района Ванъюэ Юань и старым знакомым Лэй Жун. В ответ он небрежно произнес:

– Го Сяофэнь сказала, что у тебя проблемы, позвонила мне, я сразу поспешил на помощь.

– Ты приехал один? Почему не захватил с собой еще нескольких полицейских? – указала на отсветы пожара Лэй Жун.

– Понимаешь, во-первых, это территория не моего участка; во-вторых, дела такого рода после выезда полиции сразу квалифицируются как массовые беспорядки, чем больше, тем выше общественный резонанс, а многим вредным элементам только того и надо, чтобы начать раздувать слухи и скандалы в сети. Я только что говорил с начальником этого участка, выяснил, что пришли несколько человек, каждый принес бутылку вина и шашлычков из свиных почек, и устроили беспорядок. Кто не в курсе, может подумать, что это был просто дружеский обед каких-то гуляк: напились, подрались, за пару минут порядок был восстановлен. Как тебе объяснить… Вот есть люди, которые мочатся на обочине дороги, с ними совершенно бесполезно говорить о морали и правилах поведения в обществе, а воняет все сильнее. Что же делать? Еще на это место дерьма докинуть, кто-то со стороны посмотрит и скажет: а, оказывается, тут туалет, – и все станут это место обходить. Вопрос решится – вот скажите, правильно я говорю?

Лэй Жун с удивлением взглянула на этого полного коротышку; в душе она им восхищалась.

– А с этим что делать? – Го Сяофэнь посмотрела на лежащего вниз лицом человека, рядом на земле валялся расколотый на две части кирпич.

Ма Сяочжун присел на корточки и похлопал лежавшего по щекам, тот застонал. Поднимаясь, Ма Сяочжун заключил:

– Все в порядке, не помрет.

– Пойдемте скорее, если хотите поболтать, то давайте сначала уйдем отсюда, а потом все обсудим, – предложила Лэй Жун.

Все трое быстрым шагом направились вниз по дороге. Крики постепенно стихли, и над узенькой темной улочкой повисла мертвая тишина.

* * *

Долгое время спустя на улице появился человек в черном пальто. Он подошел к лежащему на земле, присел на корточки и приподнял его:

– Ты как?

– Они сбежали… – ответил тот. – Меня ударили кирпичом, ужасно болит, отвези меня скорее в больницу.

Человек в черном покивал головой, потом снял пальто, постелил его на землю и помог раненому лечь.

– Куда тебя ударили?

– По затылку.

Человек в черном пальто поднялся, прошел в конец улицы, где около ворот одного дома лежала груда кирпичей, взял оттуда три штуки и вернулся обратно.

– Что ты принес? – Раненому мешала смотреть кровь, которая попала в глаза, да и ночь была довольно темной, поэтому он видел нечетко, но благодаря какому-то шестому чувству ощутил сильное беспокойство.

– Ничего. – Человек в черном пальто снова опустился на корточки, некоторое время неподвижно вглядывался в темноту ночи, его губы шевелились, словно он произносил молитву. После он наклонил голову и очень нежно произнес: – Ты правда счастливец, твои страдания прекратятся так скоро. Ты знаешь, чем дольше живет человек, тем сильнее он страдает…

Глава 4. Все на одного

У затоптанных насмерть кости сломаны, кишки и внутренние органы выступают наружу; если же они были просто сбиты с ног или удары пришлись не на жизненно-важные точки, даже если на теле есть повреждения покровов багрового цвета, это не приведет к смерти.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток пятый (Затоптанные быками или лошадьми)

В середине ночи Лэй Жун внезапно проснулась.

Откинула легкое одеяло, медленно села в постели. В небе за окном висел тонкий месяц, его бледный свет прозрачной вуалью лежал на полу и на краю кровати, и Лэй Жун невольно задумалась о родных краях[32]. Свет луны в кронах мандариновых деревьев, белые лотосы на осеннем ветру, туман, поднимающийся от поверхности воды, изумрудная зелень… Если такой тихой ночью в одиночестве сидеть на мосту Баодай[33], можно услышать, как резвятся рыбки в воде.

Спустя некоторое время она почувствовала, что больше не в силах сдерживать ворочающуюся в душе тревогу.

Сразу после окончания университета Лэй Жун проходила практику в Нью-Йорке: днем она вместе с руководителем вскрывала трупы, а ночью не могла даже прилечь, потому что стоило ей задремать, как ей начинало сниться, что она сама лежит на операционном столе и чувствует, как ледяной скальпель разрезает ее кожу.

Ее учили: для того, чтобы содержимое кишечника не запачкало другие внутренние органы, его извлекают первым, потом, используя специальную пилу, вскрывают грудную клетку и извлекают легкие, сердце, селезенку, печень. Обычно они покрыты паутиной кровеносных сосудов и желтоватым скользким жиром, который остается на резиновых перчатках, из-за чего кончики пальцев при соприкосновении друг с другом начинают скрипеть…

Обычно, когда после напряженного рабочего дня смертельно уставшая Лэй Жун ложилась в постель и не могла сомкнуть глаз из-за того, что все кровавые картины вскрытия снова и снова проносились в ее голове, она смотрела на черный потолок, и тот становился темно-красным. Усталость все же брала свое, и будто налитые свинцом веки смыкались, но стоило ей погрузиться в сон, как мозг взрывался звуком секционной пилы, впивающейся в череп, и Лэй Жун, вздрогнув, просыпалась в ледяном поту. Все это повторялось из раза в раз.

Когда она проходила практику в США под руководством знаменитого профессора судебной медицины Майкла Бадена, самым непостижимым ей казалось то, что, проведя в первой половине дня вскрытие, профессор как ни в чем ни бывало мог есть жареный стейк за обедом. Для нее же тогда было просто чудом, если ее не рвало после работы.

Так было до того момента, когда она однажды случайно не услышала, как некая дама – возможно, это была Мэри Роуч[34] – спросила Майкла Бадена:

– Вы день за днем вскрываете трупы, неужели вам совсем не страшно?

– Я судебный медик, у меня нет времени бояться, – ответил доктор.

В этот миг Лэй Жун поняла, в чем главный секрет его бесстрашия и невозмутимости.

«Нет времени» – в этих словах скрыт очень глубокий смысл: надо понимать, что время мертвого ценнее, чем время живого! Через час после смерти появляются трупные пятна, и если не успеть осмотреть тело, то их можно спутать с прижизненными гематомами; через четыре часа в конечностях возникает окоченение, и, если не успеть, – невозможно будет точно определить положение и позу тела при смерти; через восемь часов из яиц, отложенных мухами, начинают вылупляться первые личинки, и если не поторопиться, то насекомые изгрызут все раны на теле, безвозвратно исказив их форму.

Смерть обычно включает секундомер, с каждой секундой доказательства преступления исчезают, и каждое стирается целиком и окончательно, их становится все меньше и меньше. Если слишком много времени будет упущено, следы преступления навечно уйдут в землю, и убийца, избежавший наказания, продолжит отнимать жизни. Нужно торопиться! Нужно спешить! Необходимо как можно скорее прибыть на место преступления и, не обращая внимания на налипающих на перчатки опарышей, начать обследование тела; очень внимательно и без страха собрать все его части вместе, пусть даже оно порублено в фарш; попытаться отказаться от нанесения на внутреннюю поверхность медицинской маски ароматных масел, чтобы иметь возможность различить посторонние запахи, исходящие от тела, которые могут представлять интерес для расследования… Если работа требует такого напряжения и срочности, то останется ли время на страх? К тому же чего бояться? Каждая безвинно погибшая душа ждет от судмедэксперта восстановления справедливости и так же, как и любой больной, молит врача об облегчении страданий.

Нет времени бояться и нет причин бояться!

Постепенно Лэй Жун перестала вскакивать по ночам и смогла после работы достаточно отдыхать, принимать пищу и высыпаться. Ложась в постель, она быстро засыпала и спокойно спала всю ночь. Но сегодня она вдруг внезапно проснулась среди ночи и никак не могла снова уснуть. Что же произошло?

На самом деле, с самого первого дня создания исследовательского центра беспрерывно звучали голоса тех, кто был против этого начинания, а также сомневающихся, но Лэй Жун настолько привыкла не обращать на них внимания, что для нее они просто перестали существовать… Но она никак не могла понять, откуда в тех людях, с которыми ей пришлось столкнуться сегодня вечером, такая безумная злоба? Всего лишь газетная статья, включающая обрывки ее фраз, надерганные из интервью на пресс-конференции, всего лишь трансляция в «Вейбо», переворачивающая все сказанное с ног на голову. Все это просто вранье, и достаточно лишь совсем немного задуматься, чтобы все несостыковки вышли наружу. Эта ложь настолько беспомощна, что Лэй Жун даже не стала бы опускаться до ее опровержения. Но как эти люди могли быть настолько легковерны и как могли они прийти в такую ярость? Что это, черт побери, было за колдовство?! Как Левая рука смог заставить их настолько обезуметь, что, забыв о собственной безопасности, они толпой ринулись громить ресторан?!

Эти красные глаза в темноте… В каких случаях у людей могут быть красные глаза? Конъюнктивит, кератит, тяжелая бессонница, сердечная недостаточность, кровоизлияния в мозг, сильные механические воздействия, приводящие к повреждениям мелких сосудов. Что еще?

Например, у собак, зараженных вирусом бешенства, тоже красные глаза.

По телу Лэй Жун пробежал холодок, она накинула халат, но ей тут же стало жарко. Эта дурацкая погода в начале весны.

Она надела тапочки и тихонько вышла на балкон. Ночной ветер как вода, окатывал прохладными волнами.

«Почему они хотели расправиться со мной?

Точно, именно тут должен скрываться ответ! Ладно люди, которые меня неправильно поняли и подняли шум, ладно хулиганы, устроившие беспорядок у входа в ресторан, они всего лишь стремились испугать, но тот тип, ждавший в засаде в переулке за рестораном, он-то абсолютно точно намеревался убить меня.

С таким толстым железным прутом, если бы не Ма Сяочжун, он бы точно расколол мою голову на части. Кто этот человек? И почему он хотел причинить мне вред? Тогда надо было уносить ноги, поэтому не удалось толком разглядеть его… Неужели он когда-то так люто возненавидел меня?»

Лэй Жун долго ломала голову над этим вопросом, но ей так и не удалось вспомнить, кого она могла до смерти обидеть. Несомненно, огромное множество убийц, пытавшихся при помощи различных уловок замаскировать свое преступление под суицид, были изобличены после медицинской экспертизы тела. Но ее работа была всего лишь одним из звеньев в расследовании уголовных дел, и преступники в большинстве своем не имели представления о том, из-за кого они погорели. Более того, те, кого она засадила за решетку, еще не освободились, и им оставалось мотать срок еще полжизни.

«Мне постоянно кажется, что тут есть какой-то подвох, что это ловушка…» – слова Лю Сымяо опять эхом прозвучали в голове у Лэй Жун.

Не в силах сдержать эмоций, она положила руки на кованые перила балкона и с силой сжала их.

«Ну ладно! – Лэй Жун решила: – Если есть проблемы, с которыми придется столкнуться, то чем скорее, тем лучше. Завтра утром я отправляюсь на то место, с которого все началось, – место гибели Му Хунъюна. Посмотрю, что к чему».

Утром следующего дня, едва забрезжил рассвет, Лэй Жун вышла из дома, поймала такси и поехала к первой городской больнице.

Место, где погиб Му Хунъюн, находилось у второго светофора, если двигаться на запад от больницы. Несмотря на раннее время, в парке, расположенном вдоль улицы, уже кипела жизнь. В рощице под деревьями какой-то человек упражнялся в исполнении арий пекинской оперы, аккомпанируя себе на эрху, большая группа людей танцевала под музыку, звучащую из магнитофона. Их топтание на освещенной утренним солнцем лужайке напоминало возню жаб в пруду в сезон весеннего размножения.

Выйдя из машины, Лэй Жун направилась вперед по тротуару к огромной софоре. Должно быть, это то самое дерево. На стволе на уровне талии виднелся большой след от удара.

Некоторое время Лэй Жун стояла в растерянности, не зная, что делать дальше. Она была судебным медиком, а тут не было ни пострадавших, ни мертвых тел, ни человеческих останков. Ее навыки казались бесполезными, она же не Лю Сымяо, да и, кроме того, это место наверняка изучал следователь, вряд ли тут можно найти еще какие-нибудь важные зацепки.

Раздумывая об этом, она все же присела на корточки и внимательно осмотрела ствол дерева и участок земли вокруг него, но не обнаружила ничего, кроме группы муравьев, вышедших на утреннюю пробежку. Лэй Жун печально вздохнула, поднялась и заметила, что на нее таращит глаза стоящий неподалеку уборщик в оранжевой безрукавке.

Она слегка улыбнулась и кивнула ему. На его лице не отразилось никаких эмоций, он опять опустил голову и принялся размахивать метлой.

Лэй Жун вдруг вспомнила, что Му Хунъюн погиб в такое же утро, в это же время. Может быть, этот уборщик что-то видел?

Она подошла к нему и поздоровалась:

– Добрый день! Недавно на этом месте произошла автомобильная авария, такси врезалось в дерево, погиб человек. Вы знаете об этом?

Уборщик взглянул на нее и, похоже не до конца поняв вопрос, откликнулся:

– Чево говоришь?

– Скажите мне, вы были здесь? Видели, что случилось? – повторила Лэй Жун.

– Не, не был. Я был на той стороне. – Он махнул рукой на противоположную сторону улицы. Похоже, он понял слово «здесь» слишком буквально. – Я услышал удар – это машина врезалась в дерево. Я видел, как из-под капота пошел дым. Прошло еще немного времени, и из машины выскочил человек и ушел в парк.

– Этот человек, как он выглядел?

– Это я не помню, не разглядел. – Уборщик покачал головой. – У него воротник был поднят, и шел он быстро, я и глазом моргнуть не успел, как он уже исчез.

Похоже, уборщик говорил как раз о том пассажире с заднего сиденья, но почему тот мужчина так спешил скрыться с места аварии?

Лэй Жун только задумалась об этом, как уборщик спросил:

– А вы журналист?

Чтобы не вдаваться в подробности, Лэй Жун кивнула.

– Тогда я вам вот что скажу: не занимайтесь этим делом, тут какая-то чертовщина, – шепотом, глядя в сторону, сообщил уборщик.

Лэй Жун вынула из кармана кошелек, достала купюру в сто юаней и протянула ему:

– Вот, возьмите, купите себе что-нибудь на завтрак.

Уборщик взял деньги, засунул во внутренний карман безрукавки, затем подошел немного ближе и добавил:

– Это дело… Сначала приехала полиция, все смотрела, потом журналисты расспрашивали, я ничего им не говорил, потому что тогда не знал еще. А через два дня после того, как все случилось, я подметал перед больницей и слышал, как Хэ Сяоцин, который торгует завтраками, говорил, что того таксиста прокляли!

– Прокляли?

– Вы не верите? Я так и знал, что вы не поверите, я и сам не поверил. Но Хэ Сяоцин поклялся, что так оно и было. Он рассказал, как какой-то парень купил у него яичную лепешку, а потом пошел через дорогу, и тогда его чуть не сбила машина. Водитель открыл окно и начал орать, а этот парень, бледный как смерть, водителя проклял, сказал: «Я вижу, что ты не переживешь это утро», – а потом все и случилось. Хэ Сяоцин говорит: может статься, этот парень был паньгуань[35] с того света, а иначе откуда ему так точно знать, кому и когда суждено умереть?

Лэй Жун стояла, замерев. Уборщик взглянул на ее изменившееся лицо, развернулся и собрался было уйти, но она остановила его:

– Скажите, а где этот Хэ Сяоцин торгует завтраками?

– У входа в первую городскую больницу, там у него лоток. – Сказав это, уборщик поспешил удалиться.

Лэй Жун неторопливо дошла до больницы и увидела длинную очередь у прилавка с завтраками. Здоровенный детина отрывал куски от кома теста, раскатывал их в полоски и опускал в кипящее масло. Женщина рядом с ним, должно быть, его жена, брала деньги, бамбуковыми щипцами вылавливала готовый хворост, раскладывала в пакеты и отдавала покупателям.

Лэй Жун прошла вперед и поинтересовалась:

– Хэ Сяоцин здесь?

– Уехал, – даже не поднимая головы, ответил верзила.

– Куда уехал?

– Не знаю, два дня назад будто черта встретил, лицо прям перекосило, вчера ближе к вечеру отдавал мне зарплату, тогда сказал, что собирается домой, и все. – Потом недовольно добавил: – Так торопился уехать, а мы тут с ног теперь сбиваемся – а у тебя что за дело?

Встретил черта?

Лэй Жун больше не стала ничего спрашивать и смотрела на дорогу: там, на улице, идущей с востока на запад, в прошлую пятницу ранним утром чуть было не случилось дорожно-транспортное происшествие. «Бледный как смерть» парень переходил дорогу и проклял Му Хунъюна… Кто этот молодой человек?

Перед глазами Лэй Жун возникло видение: косая длинная тень вдруг упала на проезжую часть, но человека, отбрасывающего эту тень, не было. Неловкой походкой марионетки тень дошла до середины дороги. Куда этот человек пошел после того, как проклял Му Хунъюна?

В эту секунду мимо с ревом промчался автобус, и Лэй Жун обратила внимание на остановку на противоположной стороне улицы. Хотя было еще раннее утро, там уже толпились люди, спешащие на работу. Повернув головы в одном направлении, они выглядывали автобус, их лица, как на подбор, были землисто-серыми, высушенными и отупевшими. Лэй Жун перешла дорогу, посмотрела на табло на остановке, но не смогла представить, куда и на каком автобусе мог уехать тот парень. Потом подумала, что он мог никуда и не уезжать, а жить где-нибудь неподалеку и пешком уйти домой. От этого она немного пала духом. Взглянула на часы – пора было ехать на работу.

Лэй Жун очень редко ездила на метро, и не вполне себе представляла, что же такое на самом деле утренний час пик, поэтому в тот момент, когда двери поезда открылись, и толпа, напиравшая сзади, с огромной силой втолкнула ее в вагон, она едва не вскрикнула от страха: ноги ее оторвались от земли, и она буквально пролетела несколько метров по воздуху, со всех сторон окруженная зловонными, горячими человеческими телами.

Пх-х-х!

С раздражением тяжело выдохнули двери вагона и закрылись.

В воздухе тут же разнеслась вонь… такой невыносимый теплый запах, который бывает, когда вскрываешь брюшную полость человека, умершего сорок восемь часов назад.

Кроме головы, а точнее, кроме всего, что выше носа, ее тело напоминало лук в фарше – зажато со всех сторон, не шелохнуться.

Лэй Жун изо всех сил тянулась носками ног вниз, но как только ей удавалось нащупать пол, вагон вздрагивал, и ее снова с силой подбрасывало, а затем, по мере того как поезд разгонялся и мчался вперед, вдавливало в тела людей, находившихся перед ней, а на ее спину наваливались те, кто был сзади.

Среди общего болезненного стона она ясно слышала, как жалобно скрипит каждый цунь[36] ее костей. Грудную клетку от живота до горла сжало так, что было абсолютно невозможно вдохнуть.

Поезд мчался все быстрее, все сильнее становилось давление; если в такой ситуации опуститься вниз, то вполне можно умереть от удушья. Она попыталась согнуть уже затекшие локти и колени, но едва смогла пошевелиться, попыталась собрать все свои силы, но и это оказалось бесполезно. Ее руки и ноги и даже каждый волосок на них были зажаты телами других людей, как будто схвачены железными обручами. Пот, стекавший по телу, смешивался с потом соседей и, подобно липкому желатиновому клею, связывал пассажиров друг с другом в одну общую массу. Казалось, когда придет время выходить, вырваться отсюда можно будет только через боль.

Внезапно в вагоне раздался плач младенца. Этот звук резал слух так, будто с головы снимали скальп невидимой овощечисткой. От этого и так полуживым от духоты людям становилось еще хуже.

Мать младенца испуганно пыталась успокоить его, но все без толку.

«Ужасно действует на нервы! Только бы он заткнулся, чего бы это ни стоило».

Когда раздражение внутри Лэй Жун уже дошло до крайней точки, до ее ушей донесся разговор двух людей, находившихся неподалеку. Один голос был хриплый, другой принадлежал молодому человеку.

– Кто?

– Младенец.

– Который плачет?

– Угу.

– Когда?

– В течение минуты.

– Уверен?

– Угу.

– Как?

– Я не знаю, как это по-вашему, пусть будет… все на одного!

– Точно уверен?

– Угу.

Они перекинулись еще парой фраз, которые Лэй Жун уже не расслышала, так как плач младенца становился все громче… Надрывный крик ребенка, ворчание и брань пассажиров смешивались с гулом вентилятора над головой, звуками отрыжки, икоты и газов, с шумом вырывающихся наружу из кишечника. Если на мгновение закрыть глаза, то можно было живо представить, каково приходится грешникам в аду вечных мучений[37]. Вдобавок внезапно на мониторе внутри вагона принялись крутить рекламный ролик, где зазывалы из телемагазина во всю глотку приглашали совершить у них покупки, и, в качестве последней капли, у кого-то в кармане зазвонил мобильный, взорвавшись кошмарной мелодией «Тревоги»[38] – «А-а-а-а-а-э-э-э, а-а-а-а-а-эйоу, аи-и-и-а-а-а-аи-и-и-йо-о-оу, аде-ди-а-адедоу, аде-ди-а-аде-е-дидедай-гедоу!!!»

Последняя фраза повторялась по кругу, отчего все озверели окончательно. Испуганный ребенок заплакал громче прежнего, точнее, это уже был не плач, а жуткие крики, будто бы его рвали на части дикие собаки.

– А-а-а! – истошно вопил младенец.

Внезапно сильный страх сжал сердце Лэй Жун.

– Мой ребенок! Мой ребенок! Убивают! Убивают! Умоляю вас, умоляю! Мой ребенок, мой ребенок!

– А-а-а!

На фоне душераздирающих криков матери плач младенца внезапно прекратился, его сменил хруст ломающихся костей, будто их крушили мощные челюсти, и сдавленный писк.

Лэй Жун почувствовала, что давление соседних тел внезапно ослабло, потом, словно поднимающимся приливом, ее сжало с еще большей силой, так что она чуть было не выблевала внутренности. В вагоне раздался страшный крик, она открыла глаза и посмотрела кругом, но увидела только множество лиц с такими же вытаращенными глазами.

Чей-то мобильник продолжал надрываться: «А-аи-ия-яи-и-ийоу! А-аи-ия-яийоу! А-де-ди-гэ-дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-ди-гэ-дай, дай-ди-гэ-доу! Дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-гэ-ди-гэ, дай-ди-гэ-доу!»

Поезд внезапно сбросил скорость, все пассажиры, которые стояли, наклонившись вперед, удивительно синхронно выпрямились и отклонились в противоположном направлении. Состав с кряхтением остановился, двери открылись, и толпа, как безудержная рвота, хлынула наружу, обходя отчаянно рыдающую женщину…

Лэй Жун присмотрелась и увидела лежащее на полу вагона тело растоптанного ребенка. В этот момент пассажиры, ждавшие на платформе, устремились внутрь поезда.

Лэй Жун привыкла к виду мертвых, но наблюдала их исключительно на секционном столе в прозекторской. До сих пор ей не приходилось сталкиваться со смертью так близко, поэтому она на секунду растерялась, но тут же вспомнила о своих профессиональных обязанностях, ударила по красной кнопке звонка для экстренных ситуаций и, раскинув руки, встала в дверях, крича в надвигающуюся толпу:

– Произошло преступление! Прошу вас, отойдите! Отойдите назад!

Но люди, спешащие на работу, продолжали напирать. Лэй Жун уже сдерживала их из последних сил, когда подбежали двое сотрудников станции в оранжевых спецовках и принялись орать:

– Эй! Ты что творишь?! А ну, быстро уйди с дороги!

Лэй Жун громко крикнула:

– В вагоне труп! Сюда нельзя! Это место преступления! Позовите полицию! Быстрей!

Услышав про труп, пассажиры остановились, двое служащих заглянули в вагон, увидели женщину, рыдающую над телом ребенка, и поняли, что ситуация серьезная. Один присоединился к Лэй Жун, направляя пассажиров в другие вагоны, а другой помчался в комнату дежурного, и не прошло и полминуты, как на место происшествия прибыли двое полицейских и начальник станции.

Едва взглянув на случившееся, начальник станции заключил:

– В любом случае поезд должен немедленно отправляться, если задержим его хоть на секунду, следующий состав тоже выбьется из графика. Сейчас час пик, если нарушить расписание, начнется хаос!

Один из полицейских распорядился вынести тело, отвести мать в комнату дежурных и там допросить. Лэй Жун, в это время склонившаяся над мертвым ребенком для осмотра, строго произнесла:

– Здесь место преступления! Как можно к этому так легкомысленно относиться?

Полицейский уставился на нее:

– А вы что здесь делаете? – Лэй Жун протянула ему свое служебное удостоверение, он взглянул и произнес уже с совсем другой интонацией: – О, шеф Лэй, прошу прощения, прошу прощения.

От удивления начальник станции и его помощники вытаращили глаза, но поняли, что женщина перед ними – явно очень важная персона.

Лэй Жун позвонила Лю Сымяо. Та была на совещании, но буквально в двух предложениях объяснила порядок действий:

– Вагон опечатать, зафиксировать его номер. Когда состав вернется в депо, связаться с отделом криминальной полиции метро, чтобы они обследовали место преступления.

В соответствии с ее указаниями Лэй Жун оставила двоих полицейских в вагоне охранять место преступления. Начальнику станции с трудом удалось уговорить в голос рыдающую мать выйти из вагона.

– Мой ребенок! Какие звери! Не знаю, какой изверг вырвал его у меня и бросил на пол! Так много психопатов, каждый, каждый наступил, и раз-раз, живьем затоптали! – Она уже отошла довольно далеко, а ее рыдания все еще были отчетливо слышны.

Лэй Жун поглядела на тело младенца. Не требовалось никакого вскрытия, чтобы дать заключение о смерти от механической асфиксии. На теле были видны многочисленные отпечатки подошв, что подтверждало слова матери: «Каждый, каждый наступил, и раз-раз, живьем затоптали…»

Лэй Жун тяжело вздохнула, вышла из вагона, двери за ней с тем же шипением закрылись, и состав отправился со станции, поднимая волну горячего воздуха.

«– Как?

– Я не знаю, как это по-вашему, пусть будет… все на одного!»

Обрывок диалога внезапно всплыл в мозгу Лэй Жун, заставив ее вздрогнуть. Неужели люди в вагоне объединились, чтобы совершить это убийство, – нет, такое невозможно! Это слишком неправдоподобно; люди, набитые в вагоне, как сардины в консервной банке, действительно объединены общей целью, но она звучит так: не опоздать на работу. А что касается этого младенца… Откуда такая немыслимая жестокость?

Ужасная смерть ребенка казалась довольно странной, но еще более странным был диалог тех двух людей. Откуда они могли еще до того, как все случилось, точно знать, что ребенок погибнет и как именно это произойдет?

Лэй Жун немного успокоилась и обратилась к начальнику станции:

– Пожалуйста, отведите меня в комнату техников, я хочу взглянуть на записи камер видеонаблюдения.

Начальник станции кивнул.

В этот момент в помещение вошли служащий и очень модно одетая девушка. Служащий сообщил:

– Начальник, тут вот девушка говорит, у нее к вам дело.

Девушка жевала жвачку и с совершенно равнодушным видом спросила:

– Правду говорят, что затоптали ребенка? Я была как раз в том вагоне, где это случилось. Есть одна очень странная вещь, про которую я хочу вам рассказать, но вы навряд ли мне поверите.

– Сначала расскажите, потом посмотрим, – попросил начальник станции.

Девушка начала:

– Еще до этого несчастья рядом со мной разговаривали два человека, и, похоже, они заранее знали, что ребенок умрет.

Начальник станции уже хотел выпроводить ее вон, но Лэй Жун остановила девушку:

– Я тоже это слышала! Ты помнишь, как выглядели эти люди?

– Я не могу их описать, но если бы я еще раз их увидела, то точно бы узнала.

– Отлично! Пойдем вместе посмотрим записи! – позвала Лэй Жун.

В огромной комнате с компьютерами стоял гул от постоянной работы мощной вентиляционной системы. Техник по просьбе Лэй Жун нашел видеозапись с прибытием поезда, в вагоне которого произошло убийство. На экране было отчетливо видно, как двери вагона открываются, и многочисленные пассажиры, тесня и толкая друг друга, устремляются на платформу, но в этот момент изображение резко ухудшалось так, что лица людей искривлялись, как в телевизоре с плохой антенной. Модная девушка всматривалась в экран, пока из глаз не потекли слезы, но так и не смогла разглядеть людей, которых они искали.

– Может быть, они не вышли? А уже потом при эвакуации их направили в другой вагон? – предположил начальник станции.

Лэй Жун покачала головой:

– Если они смогли с такой точностью предсказать смерть ребенка, то явно имели отношение к случившемуся. Чтобы избежать полицейской проверки, они должны были уносить ноги, пока не стало слишком поздно.

– Так, давайте посмотрим записи, сделанные в то же время камерой у южного выхода.

Это было сделано для того, чтобы проверить, не вышли ли подозреваемые через южный выход, но в море человеческих голов девушка снова не смогла их найти и в отчаянии развела руками. Лэй Жун легко похлопала ее по плечу:

– Не спеши сдаваться.

Служащий включил запись с камеры северного выхода.

– Это они! – воскликнула модная девушка, как только включилась запись, в волнении показывая пальцем на экран.

Отмотать назад, остановить. Теперь Лэй Жун ясно видела, – точнее говоря, видела не очень ясно – два мелькнувших на мониторе лица. Один человек был одет в черное пальто, лицо его скрывали поднятый воротник и борода, оставшуюся часть лица заслоняли темные очки; с ним был молодой парень, сравнительно высокого роста, лицо его было мертвенно-бледным, ни единой кровинки.

«Этот парень, бледный как смерть, водителя проклял, сказал: “Я вижу, что ты не переживешь это утро”, – а потом все и случилось…»

Неужели это тот же человек, что предугадал гибель Му Хунъюна? Через несколько дней он снова предсказал смерть, и опять с точностью, от которой кровь стынет в жилах.

Начальник станции остолбенело уставился на Лэй Жун, думая, что она недовольна качеством изображения, потом с грустной улыбкой попытался оправдаться:

– Вы знаете, качество общественного оборудования всегда не на высоте, и эта система видеонаблюдения не исключение.

– Не беспокойтесь, – успокоила его Лэй Жун. – А записей с камер внутри вагонов у вас нет?

Начальник станции покачал головой:

– Их можно получить только в центре контроля метро.

– Хорошо, запросите тогда у них запись, сделанную камерой внутри того вагона, где все случилось. Посмотрим можно ли будет получить четкие снимки этих двоих и передать их полиции. – Задумавшись, Лэй Жун добавила: – Это происшествие наделает шума, обязательно приедут журналисты, будут брать интервью. Ни в коем случае не разглашайте эту информацию, держите все в секрете, особенно что касается двух людей, предсказавших убийство. Нельзя допустить, чтобы это стало известно СМИ, в противном случае может начаться паника. – Лэй Жун обернулась к модной девушке и велела: – К вам это также относится!

Девушка несколько раз кивнула.

«На этом можно и остановиться, раз ты судебный медик, то остальную работу следует оставить уголовной полиции». – Но, сама толком не понимая почему, Лэй Жун достала телефон и сфотографировала экран компьютера, на котором застыло изображение лиц двоих мужчин, попрощалась с начальником станции и направилась к эскалатору, который поднимался к северному выходу со станции.

К этому времени город уже полностью ожил. Машины на дорогах выстроились в пробки, ни на секунду не переставая сигналить, но автомобильные гудки звучали как-то лениво, вполсилы, будто бы водители на самом деле особо никуда и не торопились, а просто не знали, как еще развеять скуку.

Лица людей, сидящих за рулем легковых машин или толпящихся в салонах автобусов, были одинаково безжизненными и застывшими, ничем не отличаясь от измученных духотой пассажиров метро.

Неподалеку стоял киоск, торгующий прессой. Человек средних лет раскладывал на прилавке газеты. Лэй Жун подошла к нему.

– Здравствуйте, вы не могли бы мне помочь? – Она достала телефон и показала фото, сделанное с экрана компьютера в метро. – Пожалуйста, посмотрите, вы случайно не видели этих людей?

Продавец газет взглянул на фото и кивнул:

– Видел, несколько минут назад.

– А в какую сторону они ушли?

Мужчина показал рукой на несколько невысоких светло-серых шестиэтажных зданий, выстроившихся в ряд неподалеку. Лэй Жун поблагодарила его и пошла в сторону жилого массива, но, едва приблизившись к домам, остановилась у края полуразрушенной цветочной клумбы.

Серые здания, явно построенные в шестидесятые годы двадцатого века, уже поросли мхом, плющом и огромными деревьями. Кругом царили влажный сумрак и мертвая тишина.

Лэй Жун понимала, что этих людей тут невозможно найти, хотя твердо чувствовала, что они наверняка где-то рядом, прямо сейчас из какой-то двери, прохода, через окно какой-то комнаты внимательно следят за каждым ее шагом.

Она запрокинула голову, не спеша внимательно осмотрела все кругом, полагая, что если они здесь, то обязательно заметят ее пытливый взгляд.

«Кто вы такие? Куда вы, черт побери, подевались?»

Глава 5. Урок истории

Умершие от разного рода болезней: тело чахлое, кожа бледно-желтая, рот и глаза закрыты, живот впалый, глаза желтые, ладони слегка сжаты, волосы поредевшие, на теле следы от иглоукалывания и прижиганий. Если нет других причин, то это смерть от болезни.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток четвертый (Смерти от болезни)

– Чего вы боитесь? Мы ведь не нарушали закон, – устало спросил Хуан Цзинфэн и сел на ступеньку, вытянув в стороны длинные ноги.

Они остановились на лестнице на третьем этаже старой шестиэтажки.

Дома, как и люди, достигнув преклонного возраста, начинают источать неприятный запах, будто много раз использованные половые тряпки. Достаточно задержаться на секунду, и тут же почувствуешь запах плесени, поэтому Хуан Цзинфэну так не терпелось уйти отсюда.

Он правда не понимал, почему Дуань Шибэй окольными путями приволок его в эти богом забытые трущобы, и теперь они должны прятаться в подъезде, не смея выйти. Дуань Шибэй с мрачным видом стоял у окна и очень осторожно и внимательно следил за тем, что происходит снаружи.

Этим утром ровно в 8:30, ни минутой позже и ни секундой раньше, Хуан Цзинфэн пришел к ближайшей станции метро. Когда он оглядывался по сторонам, кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся и увидел стоящего позади себя Дуань Шибэя, одетого в черное пальто. Затем они отошли под навес располагавшейся неподалеку стоянки для велосипедов.

– Даже не думал, что ты справишься с моим заданием. – Под усами Дуань Шибэя промелькнула улыбка.

– Вы сказали, место не сильно отличается от покойницкой, только все мертвецы там стоят. Я пораскинул мозгами и решил, что метро подходит больше всего, – пояснил Хуан Цзинфэн. – Эти движущиеся один за одним гробы, у народа внутри лица точь-в-точь как у покойников.

Дуань Шибэй покивал:

– Сегодня приступим. Тебе не нужно почитать меня как учителя, я тоже не буду проводить с тобой никаких теоретических занятий. Лучшие знания – полученные на практике, в боевой обстановке, поэтому пойдем потолкаемся в метро в час пик. Я рассчитываю, что в вагоне ты сможешь сказать мне, кому из людей вокруг осталось жить меньше всех и каким образом этот человек умрет.

– Э-э-э… это… – опешил от неожиданности Хуан Цзинфэн. – Даже чтобы в ухе поковырять, нужна специальная лопатка, а вы меня никаким приемам не научили, как это делается, не рассказали. И как, по-вашему, я должен определить время смерти другого человека, да еще и точно?

Дуань Шибэй пристально уставился на него и произнес:

– Иначе я тебе не поверю.

– Что?

– Я уже объяснял тебе, самое главное в деле мастера смерти – талант. Утром в прошлую пятницу ты действительно продемонстрировал мне удивительные способности и проницательность, но откуда мне знать – единичный ли это эпизод, или у тебя действительно дар к нашему ремеслу? Всякий учитель в Поднебесной рассчитывает на выгодные инвестиции своих знаний, поэтому я намерен еще раз испытать тебя, взглянуть, правда ли ты такой способный.

– Как хотите, – равнодушно пожал плечами Хуан Цзинфэн.

Когда они спустились в метро, Хуан Цзинфэн заметил, что Дуань Шибэй через каждые несколько шагов внезапно низко опускал голову и прятал лицо, а потом, непонятно почему, снова поднимал ее и с прежним видом искоса поглядывал на людей вокруг.

После того как Хуан Цзинфэн предсказал смерть младенца, поезд прибыл на станцию, и, едва открылись двери, Дуань Шибэй схватил Хуан Цзинфэна за рукав и, волоча его за собой, бегом понесся к выходу.

Теперь они сидели в подъезде и чего-то ждали. До сих пор Хуан Цзинфэн не получил никаких объяснений, почему Дуань Шибэй так спешил спрятаться. Он уже несколько раз задавал мастеру этот вопрос, но тот не проронил ни звука. Только по прошествии долгого времени Дуань Шибэй нарушил тишину сказав:

– Мы действительно не нарушали закон, но с давних времен и до сегодняшнего дня так повелось, что мастера смерти стремятся держаться подальше от полиции.

– А нас преследует полиция? – удивился Хуан Цзинфэн, поднялся, подошел к окну и тоже стал смотреть на улицу. В густой растительности он заметил только нескольких клюющих крошки птиц, больше снаружи не было ни души. Он отвернулся и заметил, что Дуань Шибэй пристально разглядывает его. Молодой человек невольно отступил на полшага назад. – Что вы собираетесь делать?

– Иногда я немного завидую тебе, – произнес Дуань Шибэй. – Я говорил, что в ремесле мастера смерти важен талант, но я никогда прежде не встречал такого одаренного человека. Ты говоришь, что кто-то умрет, и он умирает. Минута в минуту. Я поражен. Как ты понял, что тому ребенку конец?

Хуан Цзинфэн секунду помедлил, а потом объяснил:

– Он орал так громко, что мне самому хотелось его убить, что уж говорить о раздраженных людях в вагоне.

– В уличных драках очень часто кричат «Я убью тебя», но редко кого-то правда убивают, – покачал головой Дуань Шибэй. – Тот мотив, который ты назвал, я не приму.

– А кто вы по профессии? – вдруг сменил тему Хуан Цзинфэн.

Дуань Шибэй явно не ожидал такого поворота и не понял, какое отношение его занятие имеет к тому, что он только что сказал.

– Я фрилансер… А в чем дело?

– Просто мы с вами принадлежим к разным слоям общества, – холодно произнес Хуан Цзинфэн, – иначе вы бы поняли, что для таких, как я, убить человека – простое, обычное, даже плевое дело.

В подъезде повисла мертвая тишина. Два человека стояли, молча уставившись друг на друга, будто впервые встретились.

Где-то раздался скрип, а потом хлопнула дверь. Возможно, какая-то старушка услышала, что в подъезде кто-то есть, выглянула из квартиры, чтобы разузнать, в чем дело, но поняла, что лучше не связываться, и поспешно вернулась в квартиру.

От резкого звука Дуань Шибэй будто очнулся и понял, что дольше здесь лучше не оставаться, и, увлекая за собой Хуан Цзинфэна, быстро пошел вниз по лестнице:

– Практическое занятие окончено, теперь время урока истории. Нужно сменить аудиторию!

– По вам видно, что вы еще не определились с подходящим местом. Я живу поблизости, почему бы не заглянуть ко мне ненадолго?

Дуань Шибэй кивнул.

Они вошли в обшарпанное здание, со стен которого сыпалась штукатурка. В углу справа от лифта была железная решетка. Толкнув ее, мужчины спустились вниз по лестнице и очутились в длинном и темном, как склеп, коридоре. В кромешной тьме они дошли до двери, выкрашенной черной краской. Раздраженно отпихнув в сторону стоявшего на дороге сопливого ребенка, Хуан Цзинфэн достал ключ и отпер ее.

В самый разгар дня в комнате было темно и мрачно, почти как в подъезде, поэтому пришлось зажечь свет. Лампа долго жужжала и тряслась, потом, наконец, со щелчком разгорелась в полную силу. Дуань Шибэй огляделся: дощатая кровать, умывальник, куча книг на железной полке, телевизор, на котором даже невозможно было разглядеть марку производителя… Наверное, из-за того, что сюда круглый год не заглядывало солнце, стены покрылись легким налетом зеленой плесени.

– Ну как, правда, это место ничем не отличается от морга? – обвел рукой пространство Хуан Цзинфэн.

Дуань Шибэй подошел к книжной полке и порылся в стоявших на ней томиках: «Коварная нечисть», «Хроники расхитителей гробниц», прочая ерунда… Но среди всех книг самым потрепанным был сборник повестей Эдгара Аллана По, вышедший в издательстве «Народная литература». Дуань Шибэй помахал книгой Хуан Цзинфэну и с удивлением спросил:

– А это ты почему читаешь?

Хуан Цзинфэн, в этот момент наливавший воду в стакан, поднял голову:

– А что, нельзя?

Дуань Шибэй не сразу нашел нужные слова. Хотя книги Эдгара По изобиловали ужасными сценами и таинственными недомолвками, они все-таки считались классическими литературными произведениями; для того, чтобы оценить их, нужно обладать определенным уровнем образованности и эстетического чувства. Это ведь не современные популярные романы, удовлетворяющие вкусы массового читателя. Он долго раздумывал и наконец произнес:

– У Эдгара По очень длинные фразы, сложные слова, он пишет довольно нудно и многословно. Я полагал, тебе бы не понравилось читать подобное.

– Правда? – Хуан Цзинфэн протянул ему стакан воды. – А мне вроде нормально. Что касается описания смерти, тут По нет равных.

– Это действительно так. – Дуань Шибэй взял стакан, отпил глоток, опустился на стул. – Ладно, начнем занятие. Тема сегодняшнего урока – «История профессии мастеров смерти».

– А мы не можем сразу начать с чего-нибудь полезного? – Хуан Цзинфэн с размаху шлепнулся на кровать. – Больше всего я боюсь, что мы опять начнем с времен Цинь Шихуанди.

– Нет, в этот раз начнем с династии Чжоу, – усмехнулся Дуань Шибэй. – В прошлый раз я упоминал, что мастера смерти – самая древняя и самая тайная профессия. Диалоги Желтого императора и его придворного врача Ци Бо, записанные в «Каноне о внутреннем», представляют собой основу знаний нашего ремесла. Но в действительности предшественниками мастеров смерти были не медики, а астрологи – чиновники при императорском дворе, в обязанности которых входило отслеживать расположение звезд. Они составляли так называемый «Приказ по астрономии и календарю».

В древности считали, что Солнце, Луна и звезды, их пути и расположение на небе неразрывно связаны с судьбами людей, поэтому, наблюдая за небесными телами, можно предсказывать счастливые события и бедствия.

В книге «Ритуалы Чжоу» говорится, что придворный астролог Бао Чжанши записывал положения небесных тел и одновременно «наблюдал, как меняется Поднебесная». Конечно, этот Бао Чжанши находился на службе у чжоуского вана[39].

Во времена Весен и Осеней[40] и в период Сражающихся царств[41] астрология продолжала развиваться, и уже к эпохе правления обеих династий Хань[42] предсказание смерти императоров, князей, генералов и министров по расположению светил стало вполне обычным делом.

Во второй год правления императора Хань Хуэй-ди астрологи доложили: на северо-востоке «треснуло небо, ширина больше десяти чжанов[43], длина больше двадцати чжанов». Вскоре произошел государственный переворот генерала Чжоу Бо, в ходе которого был истреблен весь клан Люй.

Еще пример: в третий год правления Хань Цзин-ди астрологи доложили: на небосводе на севере «появилась красная человеческая фигура ростом больше десяти чжанов», а вскоре вслед за этим произошло «восстание семи уделов»…

Увидев отсутствующий взгляд Хуан Цзинфэна, Дуань Шибэй уточнил:

– Ты ведь наверняка знаешь о «восстании семи уделов»?

– Я забыл, – немного смутился Хуан Цзинфэн.

– Но… про императора Хань У-ди ты же слышал? Хань Цзин-ди был его отцом, у Цзин-ди было семеро дядьев и двоюродных братьев, которые и подняли мятеж. Впоследствии мятеж был подавлен, это событие и называют «восстание семи уделов». – Дуань Шибэй продолжил: – Для астрологов важнее всего было наблюдать за двумя светилами. Одним из них был Юпитер, его приближение и удаление рассматривали как предвестие несчастных и счастливых событий; другим – Солнце. Каждый император каждой династии считался обладателем небесного мандата на правление и сыном неба, поэтому солнечное затмение всегда считалось недобрым знаком. Кроме этого, возможно, ты уже слышал, что на небосводе каждая из звезд соответствует человеку на земле, и чем более важному человеку грозит опасность, тем явственней об этом сигнализируют небесные знамения. Например, когда тяжело заболел генерал Хо Цюйбин[44], астрологи доложили Хань У-ди, что огромный метеор упал на город Чанъань[45], и так император узнал, что с его любимым военачальником произошло несчастье.

Перед смертью Чжугэ Ляна[46] на небе появилась красная звезда с острыми лучами, пришедшая с северо-востока, что тоже было своего рода знамением.

Однако, во-первых, предсказаниям астрологов того времени сильно недоставало точности, во-вторых, эти знания использовались только узким кругом людей – императором и его приближенными, а доступ к ним для простых людей был закрыт. Поэтому, когда в последние годы правления династии Хань появился великий мудрец, раздвинувший границы этой дисциплины, стало возможным постепенное формирование новой сферы знаний – искусства смерти. Этим мудрецом был прославленный Хуа То.

Дуань Шибэй сделал глоток воды, затем поинтересовался:

– Ты, должно быть, изучал «Рассказ о том, как Бянь Цюэ лечил Цай Хуань-гуна»? Легендарный целитель эпохи воюющих царств Бянь Цюэ, когда узнал, что Цай Хуань-гун смертельно болен и скрывает свою болезнь, тут же бежал в царство Цинь. Потому что понял, что Цай Хуань-гуну осталось жить совсем недолго. И правда, прошло пять дней, и он испустил дух.

Ни в коем случае не стоит недооценивать эти исторические заметки. Возможно, это первый задокументированный случай, когда врач выступает в качестве мастера смерти. Начиная с Бянь Цюэ, врачи начинают брать на себя и обязанности мастеров.

Раньше жили проще, проще относились к вопросам жизни и смерти. Когда кто-то заболевал, приглашали врача. Если врач находил, что болезнь слишком серьезна, и медицина не может помочь, он должен был сообщить родственникам как можно более точную дату «ухода» пациента, чтобы они имели возможность подготовиться к похоронам, а больной смог спокойно завершить все земные дела и пройти через необходимые ритуалы. В точности таких предсказаний во всей Поднебесной не было равных Хуа То.

– Правда? – с легким недоверием встрял Хуан Цзинфэн. – Говорят, он очень круто лечил людей. Ни разу не слышал, чтобы он предсказывал смерть.

– Говорят? Кто это говорит? Наверное, в телесериалах, где люди, одетые в древние платья, мелют вздор? Или те шарлатаны, которые прикрываются великими предками, рекламируя поддельные средства китайской медицины? – с презрением спросил Дуань Шибэй. – Сведения о Хуа То есть в «Записях о Трех царствах»[47] в разделе «О лекарском искусстве». Всего описано шестнадцать случаев, из них шесть характеризуют его именно как мастера смерти, а не целителя. Об этом ты слышал?!

Хуан Цзинфэн помотал головой:

– Об этом не слышал. Думаю, об этом мало кто говорит.

Дуань Шибэй услышал в его словах некоторое сомнение, резко поднялся и начал цитировать наизусть:

– «Занемог мелкий чиновник, руки и ноги стали беспокойны, рот сухой, уши не слышат, моча не выходит. Хуа То сказал: “Подайте ему есть горячего; если выступит пот, то поправится, если нет – умрет через три дня”. Подали больному горячей пищи, пот не выступил. Хуа То молвил: “Внутренняя ци в нем иссякла, еще немного, и прекратится”. Так и произошло. Через три дня чиновник скончался».

Затем Дуань Шибэй процитировал следующий текст:

– «Помощник областного начальника Сюй И долго болел, послали за Хуа То, чтобы он осмотрел его. Сюй И рассказал: “Вчера уездный врач Лю лечил мне иглоукалыванием желудок, но после этого мне не дает покоя кашель, от кашля не могу спать”. Хуа То молвил: “Игла не дошла до желудка, попала в печень; если в следующие дни будете есть все меньше, то через пять дней вас уже не спасти”. Так и произошло». А Хуа То опять своим прогнозом попал в точку.

Дуань Шибэй продолжил:

– «Поскольку чиновник Дунь Цзысянь еще не совсем оправился от болезни, Хуа То пришел послушать его пульс и сказал: “Вы еще очень слабы, пока не восстановитесь, не перетруждайтесь; если возляжете с женой, то умрете. При смерти язык явится на несколько цуней”. Жена чиновника прознала, что болезнь отступила, приехала из провинции навестить мужа. Осталась на ночь, и они вступили в связь. Все произошло как предсказал Хуа То. В три дня чиновник заболел и испустил дух, язык его был высунут на несколько цуней».

Хуан Цзинфэн живо вспомнил тела повесившихся, которые привозили в морг: у всех были высунуты длинные-длинные языки, и внутри у него невольно похолодело. Он пробормотал:

– Этот Хуа То, вот ведь любил накаркать! Похоже, его врачебные навыки были так себе. Стольких пациентов он не смог спасти, только сообщал, когда они умрут.

– Врач может излечить болезнь, но не спасти жизнь. Что такое жизнь? Это фатум, все предопределено. И если час пробил, то даже святому не под силу разрушить мост между миром живых и миром мертвых, – возразил Дуань Шибэй, вновь опускаясь на стул. – О других случаях я не буду рассказывать. Подытожим: Хуа То – первый в истории выдающийся мастер смерти. До того, как его обезглавил Цао Цао, он передал тюремщику книгу «Лекарское искусство», где изложил весь свой опыт, и просил передать труд ученикам, но тюремщик струсил, побоялся, что внутри найдется что-то запрещенное, и сжег труд. Очень жаль, что книга пропала. Думаю, в ней он, помимо вопросов медицины, касался и секретов мастерства смерти…У него было несколько учеников: Фань А, У Пу, Ли Дан, но они учились у него медицине, а в искусстве смерти не были сильны. В результате очень долгое время, почти несколько столетий, не появлялось ни одного выдающегося мастера смерти.

Дуань Шибэй тяжело вздохнул и продолжил:

– Только в первые годы правления династии Тан ситуация переменилась. Тогда астрология достигла вершин своего развития, на исторической арене появились два выдающихся человека, они вместе написали блестящую книгу пророчеств «Туйбэйту»[48]. Там они точно предсказали многие грядущие великие события, включая захват власти У Цзэтянь[49], мятеж Ань Лушаня[50], образование Тайпин Тяньго[51] и так далее… Однако они совершили еще одно, более важное, открытие – они вывели на новый уровень учение о предсказании человеческих судеб, заложив основы разделения жизни и смерти.

Тебе когда-нибудь гадали? Если нет, ты хотя бы знаешь свои восемь знаков по дню рождения? В древности, согласно календарю стволов и ветвей, по месяцу и часу рождения каждому человеку приписывались четыре Небесных ствола и четыре Земные ветви, так называемые «Ба цзы» – восемь знаков, на основании которых для человека определяли расположение соответствующих созвездий и негативного начала и предсказывали его судьбу.

Смотри, астрология говорит о том, что судьба каждого человека связана с Солнцем, Луной и звездами; учение о предсказании судьбы утверждает другое – судьба каждого определяется временем его появления на свет. Проще простого вычислить свои восемь знаков и узнать судьбу. Правда чудесно?

– Вы говорите очень убедительно, особенно интересно про восемь знаков. А вы можете предсказать мою судьбу? – перебил Хуан Цзинфэн.

– Сначала проведем урок! – пристально взглянул на него Дуань Шибэй. – С воцарения династии Тан до времени правления императора Тан Сюань-цзуна[52] государство непрерывно развивалось во всех сферах; политика, экономика, военное дело, культура – везде был расцвет. Мятеж Ань Лушаня хотя и сотряс этот мир «одеяний из радуги и перьев», но знать по-прежнему жила в праздности, развлекаясь петушиными боями и скачками.

Потом появился мудрец, который за пределами всей этой роскоши, охапок цветов и гор парчи узрел надвигающийся кризис. Он осознал: по причине невиданного разложения правящих классов наместники окраинных районов уже установили на местах свою власть, и нет способа уничтожить эту злокачественную опухоль, поэтому в недалеком будущем государство ожидают крах и гибель. Когда со всех четырех сторон пришла военная смута, человеческой жизни повсюду грозила опасность, тысячи ли земли лежали в запустении, а в полях белели непогребенные кости, люди уже не стремились к земным удовольствиям, а задумывались о том, когда и как они умрут. Тогда, в результате напряженных усилий этого мудреца, возник синтез астрологии, предсказаний судеб и искусства диагностики традиционной медицины. Так для нашего ремесла началась новая эпоха. Этим мудрецом, ныне почитаемым всеми мастерами смерти как основатель профессии, был Ли Сюйчжун.

Непонятно, почему последние слова так на него подействовали, но Хуан Цзинфэн сел, выпрямив спину.

– Ли Сюйчжун был известным человеком в провинции Хэбэй, самым младшим из шестерых детей в семье. С детства он проявлял способности к учебе, особенно его интересовали натурфилософские учения о инь-ян и пяти стихиях.

В одиннадцатый год правления императора Дэ-цзуна он сдал чиновничий экзамен на высшую ученую степень цзиньши, и с той поры его карьера пошла в гору; тогда ему исполнилось всего тридцать пять лет, но он уже обладал поразительным талантом. Ему нужно было лишь узнать день и час появления человека на свет, и он мог предсказать год его смерти. Причем предсказания его всегда сбывались, он ни разу не ошибся. Он был воистину выдающимся человеком.

Многие хотели стать его учениками, но по непонятным причинам не достигали того же уровня мастерства, а придворные астрологи завидовали ему до такой степени, что желали его смерти. Чтобы избежать беды, Ли Сюйчжун подал прошение о переводе в Хэнань, в отдаленные районы, и на много лет стал провинциальным чиновником.

За эти годы, проведенные вдали от столицы, он близко узнал несчастья и страдания простого народа: великая засуха, голод, корыстолюбивые и алчные чиновники, до нитки обирающие людей, и так уже внешне походивших на живые скелеты; окраинные князья, провозглашающие себя местными правителями, и их свирепые, как волки, солдаты, ночью налетающие на деревни и рубящие тысячами головы крестьян, а потом рапортующие императору о своих якобы военных подвигах и требующие за это награды.

Ли Сюйчжун неоднократно посылал к императорскому двору доклады, изобличающие взяточников, но они каждый раз оставались без ответа, и в тот момент, когда он почти отчаялся, в истории Китая начали происходить важные события, известные как «юнчжэньские реформы»[53].

Увидев недоумение на лице Хуан Цзинфэна, Дуань Шибэй терпеливо объяснил:

– Император Тан Дэ-цзун скончался, и на престол взошел его наследник – император Тан Шунь-цзун. Девизом его правления стал «Юнчжэн», что означает Вечный порядок.

Этот Тан Шунь-цзун оставался принцем до двадцати шести лет. Он ясно видел многочисленные проблемы в государстве. Придя к власти, он поручил своим наставникам, Ван Шувэню и Ван Пи, вместе с министрами Лю Юйси и Лю Цзунъюанем провести решительные и радикальные преобразования в стране, направленные главным образом на борьбу с казнокрадством и уменьшением военной власти периферийных феодалов.

Можно сказать, эти изменения затрагивали самые тяжелые хронические недуги, от которых страдала танская политическая система, и благоприятствовали чиновникам среднего и низшего уровней и интеллектуалам. Ли Сюйчжун тоже не стал исключением. Один за одним он направлял императору доклады с предложениями об изменении законов и модернизации и вскоре был назначен на должность государственного контролера.

Но в то же время произошло то, чего никто не ожидал: здоровье Тан Шунь-цзуна, которое и без того всегда было слабым, ухудшилось в результате апоплексического удара и становилось хуже с каждым днем, вплоть до того, что он уже не мог заниматься государственными делами.

Пока он болел, придворные и консервативные министры вместе с правителями приграничных областей внезапно выступили против реформ, навлекли гибель на Ван Шувэня и Ван Пи, изгнали Лю Юйси, Лю Цзунъюаня и их сподвижников. Вот так юнчжэньские реформы по прошествии менее чем полугода полностью провалились.

Дуань Шибэй продолжил:

– В это время в семье Ли Сюйчжуна скончались четверо из пяти его старших братьев, и четыре вдовы и племянники рассчитывали на его финансовую помощь. Ли Сюйчжун был честным и бескорыстным человеком, не имел иных источников дохода, поэтому едва сводил концы с концами, круглый год питался впроголодь, жил в ветхом доме с протекающей крышей, не имея денег на то, чтобы привести его в порядок…

У ученого мужа древности душа постоянно болела только об одном: пусть его жизнь тяжела и горька, лишь бы у государства оставалась капля надежды, тогда можно, стиснув зубы, терпеть любые трудности. Однако вскоре император Тан Шунь-цзун скончался. Для Ли Сюйчжуна его кончина стала тяжелым ударом, поскольку он понимал, что у династии Тан теперь не осталось ни единого шанса.

Дойдя до этого места, возможно из-за переполнявших его эмоций, Дуань Шибэй вынужден был на минуту умолкнуть. Собравшись с мыслями, он продолжил:

– Ли Сюйчжун, будучи не в силах совладать с глубокой скорбью и отчаянием, во время обряда погребения Тан Шунь-цзуна совершил безумный поступок. Он с рыданиями бросился к гробу императора, крича, что допустил самую большую ошибку в своей жизни: он твердо знал, что правитель должен почить в двадцатый день месяца, а он скончался на двадцать первый. Едва услышав такое, стоявшие кругом чиновники пришли в ужас. Особенно испугались придворные, их лица стали просто пепельно-серыми. Произнести подобное означало заподозрить царедворцев в том, что на самом деле Шунь-цзун умер днем раньше, а они протянули с выносом тела еще сутки. Это было все равно что публично плюнуть им в лицо и обвинить в государственной измене.

Присутствовавшие на церемонии министры-консерваторы тотчас потребовали казнить Ли Сюйчжуна в наказание за подобную неслыханную дерзость. На него обрушился шквал брани и проклятий.

На широком дворе императорского дворца Ли Сюйчжун не увидел своих прежних соратников, вместе с ним боровшихся за спасение родины от уготованного ей печального удела, – Ван Шувэня, Ван Пи, Лю Юйси, Лю Цзунъюаня; все они или погибли, или находились в изгнании. Остался только он, в полном одиночестве… Гнев вспыхнул пламенем в груди Ли Сюйчжуна, он вскинул голову и совершил такое, чего никто не мог ожидать…

Хуан Цзинфэн, слушая мощный голос и убедительную речь Дуань Шибэя, уже вообразил себе раненого льва, окруженного стаей шакалов, и с нетерпением выпалил:

– И? Что же он сделал?

– Он подошел к министрам и спокойным, твердым голосом всем им, каждому, одному за одним, называл даты их смерти.

– Что?! – невольно воскликнул Хуан Цзинфэн.

В этот момент в комнате повисла мертвая тишина. Хуан Цзинфэн живо представил, как эти живущие в роскоши, одетые в богатые одежды и питающиеся изысканными яствами сановники вдруг узнают, когда пробьет их смертный час. И с этого момента до конца жизни каждый день они в страхе прислушиваются к бегу времени. Сидя за обедом, они не чувствуют ни вкуса, ни запаха блюд, будто жуют воск; садясь в надушенную повозку, запряженную великолепным конем, они словно ложатся в могилу. В самый прекрасный день на душе у них неспокойно, и никогда они не смогут найти себе места… Хуан Цзинфэн вдруг захохотал и хлопнул себя по бедру.

– Прикольно! Этот ваш Ли Сюйчжун и правда крутой!

Дуань Шибэй слегка улыбнулся:

– Когда он дошел до девятого из них, все оставшиеся разом бухнулись перед ним на колени, умоляя остановиться. Ли Сюйчжун с презрением окинул взглядом кучку трусливых подлецов, развернулся и гордо спустился по каменным ступеням. Этот момент и через тысячу лет продолжает вызывать восторг и может быть смело назван самым блестящим эпизодом в истории мастеров смерти!

Слабый отсвет из окна упал на лицо Дуань Шибэя, подчеркнув его несколько отрешенный взгляд. Казалось, его душа унеслась на тысячу лет назад и была на том дворе перед императорским дворцом.

Через мгновение свет поблек.

– Уже после этого случая, когда на престол взошел сын Тан Шунь-цзуна – Тан Сянь-цзун, он пожаловал Ли Сюйчжуну чин придворного летописца. Это был чин всего лишь седьмого разряда, и в обязанности Ли Сюйчжуна входило следить за соблюдением церемониала во время дворцовых приемов. На этой должности он был абсолютно лишен какой-либо реальной власти. Говоря простым языком, его намеренно отстранили.

Ли Сюйчжуну было все равно, в его жизни наступили «даосские дни»: все время он посвящал поиску и приготовлению минералов для эликсира бессмертия, так называемого порошка пяти камней. Во времена Вэй и Цзинь было распространено поверие, что у принявшего пилюлю бессмертия начинается жар, и поэтому ему хочется есть охлажденную пищу и носить одежду из сетей, из-за чего этот эликсир еще называют «порошком холодной пищи». Внешне человек в значительной степени обретает «манеры бессмертного и облик даоса». Современная наука уже доказала, что этот «эликсир бессмертия» из-за содержащихся в нем тяжелых металлов является ядом замедленного действия. Не прошло много времени, как на спине у Ли Сюйчжуна образовался большой фурункул, он заболел и уже не оправился от болезни… – Теперь Дуань Шибэй говорил медленно и тихо.

– Когда он лежал на смертном одре, его хороший друг Хань Юй пришел навестить его и упрекнул: «Кому как не тебе знать, что время жизни человека предопределено? Зачем было принимать эти лекарства и искать бессмертия? Разве это не привело к прямо противоположным результатам?!» Ли Сюйчжун улыбнулся: «Туй Чжи[54], ты так и не понял. По-твоему, я искал бессмертия? Как я мог не знать, что это не лекарство, а яд? Я как раз хотел поскорее умереть! Те чиновники, которым я назвал их смертный час, испуганы, они не посмеют открыто убить меня, но втайне, за моей спиной, приложат все усилия, чтобы от меня избавиться. Чем раньше я умру, тем меньше доставлю хлопот своей семье!»

Дуань Шибэй снова встал, несколько раз прошел туда-сюда по крохотной комнате, словно пытаясь успокоить душевное волнение.

Прошло довольно много времени, прежде чем он снова со вздохом опустился на стул:

– Вскоре после смерти Ли Сюйчжуна пала и династия Тан. Люди говорили, что настало время «мастеров без Мастера». Они имели в виду, что появилась уйма знахарей-гадателей, подражавших Ли Сюйчжуну, но очень мало кто из них мог сравниться с ним в точности предсказаний. Все гадатели недоумевали: предсказывая людям время смерти, мы так же используем восемь знаков, инь-ян и пять стихий, почему же мы постоянно ошибаемся? Ответить на этот вопрос и разгадать загадку смог только Е Тяньши – великий врач эпохи династии Цин.

– Е Тяньши? – немного подумав, переспросил Хуан Цзинфэн. – Кажется, я где-то слышал это имя… А, точно! Есть компьютерная игра, вроде «Книга и меч». Там если в твоем отряде будет Е Тяньши, то во время сражений кровь у раненых будет восстанавливаться сама собой!

Дуань Шибэй от удивления на мгновение потерял дар речи, помолчал секунду и продолжил:

– Е Тяньши – основоположник изучения лихорадочных состояний. Он не только ввел в китайскую медицину разделение патологического процесса болезней этой группы на четыре стадии, но и акцентировал внимание на важности обследования языка и зубов для постановки правильного диагноза.

Однако человеком он был довольно эксцентричным и своевольным. Другие врачи уважали древние знания, он же все время ставил их под сомнение и часто говаривал: «Писавших до Сянъяня можно спалить в печи; тех, кто собирается писать после Сянъяня, даже страшно читать». Сянъянь – это его прозвище, а сказанное им означает, что все, кто занимался исследованиями до него или будут заниматься после, не заслуживают внимания. Откуда у такого человека могло возникнуть уважение к Ли Сюйчжуну? Е Тяньши считал все, что сказано в древних книгах об искусстве смерти, чистой воды вымыслом и полной ерундой. Так продолжалось, пока с ним не произошло два события, которые заставили его пересмотреть свое мнение.

Слушая, как Дуань Шибэй рассказывает о многочисленных перипетиях древности, Хуан Цзинфэн незаметно для себя увлекся сюжетом, будто бы ему рассказывали сказку.

– А что с ним случилось?

– Писатель Цянь Чжао’Ао в книге «Простодушные беседы» описывает первый случай: «Овладев искусством медицины, Е Тяньши мог определять время смерти. Однажды летом один человек прослышал, что господин Е прибыл в город. Решил, притворившись больным, испытать его искусство. Наевшись до отвала, поспешил в дом врача и пожаловался на боль в животе. Е Тяньши в ответ молвил: “Кишка уже порвалась, это неизлечимо”. Человек про себя посмеялся и отправился на базар рассказать всем, что Е Тяньши обманщик. “Нет у меня никакой болезни”, – но не успел он это сказать, как упал на землю и испустил дух».

– Вот это да! – удивленно воскликнул Хуан Цзинфэн.

– Вторая история еще более невероятная, ее описывает поэт Ван Юлян в «Заметках о Е Тяньши». – Дуань Шибэй опять процитировал наизусть: – «Однажды Е Тяньши возвращался домой, и вдруг пошел страшный ливень. Дорогу размыло, но нашелся человек, который перенес его на спине. Е Тяньши сказал ему: “Через год в этот же день ты умрешь от болезни, но сейчас я еще могу вылечить тебя”. Тот человек очень рассердился и подумал: “Я перенес тебя через поток, а ты еще хочешь накаркать мне несчастье”. И ушел, не оглянувшись. Прошел год, и у него на голове вскочил нарыв. Нарыв рос с каждым днем все больше. Мужчина нашел Е Тяньши и стал умолять вылечить его. Е Тяньши сказал, что это невозможно, и жить ему осталось до завтра, до часа Ю[55]. Предсказание сбылось точь-в-точь. Тот человек скончался на следующий день в час Ю!»

Дуань Шибэй добавил:

– Дом семьи Е Тяньши находился в Сучжоу, в том же городе жил еще один известный врач – Сюэ Сюэ. Два медика придерживались разных взглядов относительно многих вопросов врачебного искусства, поэтому недолюбливали друг друга. Но когда Сюэ Сюэ услышал эти две истории про Е Тяньши, он начал при встрече со знакомыми с усмешкой говорить: «Не думал, что Е Тяньши в конце концов станет мастером смерти».

Его слова дошли до ушей Е Тяньши, но он не только не рассердился, напротив – это стало для него сюрпризом. Он подумал: «Надо же, я ведь и правда вдруг научился предсказывать смерть». Этот человек любил пускаться в размышления, поэтому еще раз тщательно обдумал два случая, когда он верно предсказал смерть людей. Что касается первого случая, то время тогда было около полудня. Пощупав живот пациента, он понял, что тот плотно поел; обратив внимание на одышку, догадался, что тот мчался до его дома бегом; потом проверил пульс – сердцебиение было абсолютно ненормальным. Тогда Е Тяньши заключил, что «кишка вот-вот порвется», тогда и сказал «это неизлечимо». Второй случай был еще проще. Сидя на спине у мужчины, он увидел у него на макушке волдырь. Ему было абсолютно понятно, что без лечения ситуация только ухудшится. Исходя из своего опыта, он прикинул, что смерть может наступить в течение года… В этот момент он в сердцах хлопнул себя по лбу! Вот же в чем ключ к искусству смерти!

– Ключ? – Хуан Цзинфэн почесал в затылке. – Кажется, я все услышал правильно, но, похоже, опять ни слова не понял.

Дуань Шибэй объяснил:

– Е Тяньши сформулировал свою догадку в одном предложении: «Формула мастерства – болезнь плюс обстановка». Проще говоря, если тебе нужно точно определить время смерти, нужно только диагностировать болезнь пациента и посмотреть, в какой обстановке он находится, что даст 80–90 % точность. Если заболевание острое, можно примерно вычислить время смерти; в случае хронического заболевания достаточно оценить, насколько обстановка, окружающая больного, способствует развитию его недуга; в случае, если человек не болен, а, как тот ребенок в метро, попал в безвыходную ситуацию, ведущую к гибели, трагический финал неизбежен.

– Что, так просто? – с недоверием спросил Хуан Цзинфэн.

– Звучит правда просто, но на деле – крайне сложно, – улыбнулся Дуань Шибэй. – «Болезнь» – это верный диагноз. В китайской медицине традиционно используются осмотр, прослушивание, опрос и прощупывание пульса больного, причем каждый из этих методов можно изучать всю жизнь; «обстановка» – еще более сложная часть, нужна не только исключительная наблюдательность и глубокое знание хода вещей, а еще и обостренное шестое чувство… Говорят, помогает понимание матрицы из восьми триграмм[56], а также знание о восьми вратах[57] – начальных, отдыха, жизни, боли, предела, радости, чудес и смерти. Можно понимать их как восемь видов ситуаций, и ты должен за очень короткое время оценить, войдет ли человек во врата смерти и есть ли у него надежда сбежать через врата жизни. Все это совсем не просто!

Хуан Цзинфэн с минуту задумчиво молчал. Затем обратился к Дуань Шибэю:

– Вас послушать, так стать мастером смерти ужасно сложно. Я даже на вэньяне[58] читать не умею, куда уж мне изучать медицину и все эти ворота, про которые вы говорите.

– Шестой патриарх Чань-буддизма Хуэй Нэн говорил: «Не полагаться на письмена и священные тексты, а учиться от сердца к сердцу, только так можно прозреть и сделаться Буддой». У мастеров смерти все так же, – улыбнулся Дуань Шибэй. – Я хочу сказать, что нужно душой постичь суть мастерства, а с учетом твоего незаурядного таланта, да еще если освоишь азы традиционной медицины – главным образом то, что касается визуального осмотра больного, – ты сможешь достичь больших успехов. – С этими словами он достал из-за пазухи книгу. – Это «Канон Желтого императора о внутреннем», написанный на байхуа[59]. То, что относится к искусству смерти, я отметил красным карандашом. Прочитай внимательно, если что-то не поймешь, можешь спросить у меня.

Запомни, когда придет время применить знания на практике, если лицо объекта наблюдения внезапно покраснеет, на межбровье появится легкая тень, самые маленькие родинки вдруг потемнеют, все это может означать переходные состояния между жизнью и смертью. Здесь малейшая небрежность может привести к огромной ошибке, поэтому заруби себе на носу: ни в коем случае нельзя делать нашу работу кое-как, необходимо быть максимально сосредоточенным и серьезным.

Хуан Цзинфэн взял книгу. Она была довольно увесистой, ему даже стало страшновато, но, полистав ее, он увидел, что фрагментов, отмеченных красным карандашом, не так уж и много. Тогда он облегченно выдохнул и отложил книгу в сторону.

– Сначала расскажите, чем закончилась история мастеров смерти.

Дуань Шибэй улыбнулся:

– После того как Е Тяньши проник в суть профессии, мастера смерти строго придерживались принципа «болезнь плюс обстановка». С одной стороны – глубоко изучали методы диагностики традиционной медицины, а с другой постигали искусство фэншуй, У-син и другие древние знания, помогающие понять «обстановку». Как результат, точность предсказаний по сравнению с прежними временами значительно возросла.

В профессии мастеров смерти с древних времен существовали довольно странные правила, и чем более смутные времена наступали, тем прочнее становились эти традиции. Но мир достиг благоденствия, и люди постепенно стали пренебрегать ими… поэтому несмотря на то, что Е Тяньши разработал «профессиональный стандарт», довольно долгое время он тайно распространялся исключительно в Сучжоу, и только после того, как закончило свое существование Небесное царство великого благоденствия, стал известен повсеместно. А во времена Синьхайской революции[60] свой вклад в историю профессии внес еще один выдающийся мастер смерти – Чжан Цихуан.

Он был начальником уезда в провинции Хунань, сначала работал в управлении по военным вопросам, а после Синьхайской революции был назначен губернатором в провинцию Гуанси. Он все время интересовался искусством смерти. Самый известный случай произошел, когда он после обеда болтал со своим названым братом У Пэйфу. Чжан Цихуан сказал, что У Пэйфу умрет в год желтого Зайца на шестьдесят шестом году жизни, но самым удивительным было то, что он предсказал и собственную смерть в возрасте пятидесяти одного года в год красного Зайца.

Надо помнить одну истину: «знающий других не знает себя». Она справедлива для всех мастеров смерти; даже такие великие представители нашего искусства, как Ли Сюйчжун и Е Тяньши, не могли предсказать свой смертный час, а Чжан Цихуан сделал это с поразительной точностью.

В 1927 году – в год красного Зайца – пятидесятиоднолетний Чжан Цихуан не находил себе места от тревоги. Разумеется, он знал, что его земная жизнь близится к концу, но кто может оставаться спокоен в ожидании смерти?

Дуань Шибэй перевел дыхание.

– Тогда он уже был главным секретарем У Пэйфу, и тот пытался успокоить Чжан Цихуана, все повторял: «Брат, у тебя нет проблем со здоровьем, и ты живешь при штабе моей армии, что может угрожать твоей жизни?» Однако через некоторое время после этого разговора войска Северного похода и Фэнтяньская клика с двух сторон атаковали армию У Пэйфу и полностью уничтожили ее.

У Пэйфу был верным другом, он выделил отряд солдат для охраны Чжан Цихуана и отправил его обратно в Гуанси, чтобы тот мог укрыться в родных краях. Но кто знал, что, проходя город Фаньчэн, они наткнутся на бандитов. В том бою Чжан Цихуан был смертельно ранен пикой. Уже находясь при смерти, он, собрав последние силы, обратился к окружающим его молодым последователям: «Когда будете сами набирать учеников, ни в коем случае не берите того, кто связан с полицией, иначе искусство смерти будет обречено…» Сказав это, он умер.

– Что? – не понял Хуан Цзинфэн. – Почему нельзя брать тех, кто связан с полицией?

– В тот момент последователи Чжан Цихуана тоже были в замешательстве, как и ты сейчас. После скромных похорон учителя они добрались до Шанхая. Там начали набирать учеников, надеясь на распространение и развитие профессии. – Дуань Шибэй вздохнул: – Они строго выполняли завет учителя, не обучали людей, которые были связаны с полицией, и даже родственников таких людей. Кстати, У Пэйфу действительно умер в год желтого Зайца от руки японского врача; ему тогда было шестьдесят шесть лет. Хоть ученики Чжан Цихуана и были осмотрительны и осторожны, факты свидетельствуют, что беспокойство учителя было отнюдь не напрасным: один молодой человек, который изначально не был полицейским, но потом выбрал стезю, тесно связанную с полицией, и в конце концов чуть не стал причиной гибели профессии!

Звук голоса Дуань Шибэя был прерван громким стуком в дверь. Возможно, из-за того, что дверь была слишком тонкой, в этот момент все в комнате слегка задрожало.

Лицо Дуань Шибэя исказилось. Он пристально посмотрел на Хуан Цзинфэна и уточнил:

– Ты кого-то ждал?

– Нет, – покачал головой Хуан Цзинфэн, поднимаясь, и направился к двери.

Дуань Шибэй взял «Канон Желтого императора о внутреннем», открыл книгу, положил на колени и, сев боком к окну, склонил голову.

Хуан Цзинфэн открыл дверь. На пороге стояли трое полицейских.

Глава 6. Локтевая кость

При исследовании тел давно убитых людей, когда время прошло и тело сгнило, поврежденное личинками насекомых, и от него остались лишь кости, надо помнить, что трещины на костях, сгустки крови на костях, высохшая кровь могут служить доказательствами. Если их нет, то другие повреждения, вроде следов толщиной с волос или трещин, подобных тем, что получаются на фарфоре, могут служить доказательствами.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток третий (О скелете и его повреждениях)

– В чем дело? – вскинул брови Хуан Цзинфэн, загораживая собой дверной проем.

Слабый свет, проникавший в коридор из комнаты, позволял рассмотреть пришедших: впереди стоял полный коротышка с немного искривленным ртом – начальник местного участка полиции Ма Сяочжун, по обе стороны от него, подобно стражам Будды, двое его подчиненных, один молодой – Фэн Ци, другой постарше – Тянь Юэцзинь. Услышав вопрос Хуан Цзинфэна, обычно безразличный ко всему Ма Сяочжун опустил голову с таким видом, будто его поймали на краже велосипеда, и после долгой паузы, указав рукой вправо, произнес:

– Говорите.

Только сейчас Хуан Цзинфэн заметил, что справа от Ма Сяочжуна стоит еще один человек. Лицо у него было очень белым и чистым, все пуговицы на одежде, включая верхнюю на рубашке, аккуратно застегнуты. То ли он боялся, что что-то проникнет внутрь него, то ли опасался, что из него что-то вылетит; возможно, ему просто был противен запах подвальных помещений, но он стоял, закрывая нос бумажным платком и нахмурившись так, что между бровями залегли три складки.

От указания Ма Сяочжуна он сначала оторопел, взглянул на полицейского и, с сожалением отняв салфетку от лица, обратился к Хуан Цзинфэну:

– Я из комитета управления, со следующего месяца комнаты в подвале больше не будут сдаваться в аренду посторонним, попрошу вас срочно переехать.

– Что? – Хуан Цзинфэн выглядел так, будто этот человек внезапно без всякой причины ударил его по лицу. – Но я заплатил за полгода вперед…

– Это не наше дело. Обращайтесь к своему арендодателю.

Краем глаза представитель комитета управления заметил, что обитатели других комнат высунули головы из дверей, услышав шум в коридоре. Тогда он повернулся и громко прокричал:

– Слушайте все, срочно съезжайте отсюда! Кто не покинет помещение в течение месяца, будет выселен принудительно!

Хуан Цзинфэн страшно разозлился и заорал во все горло:

– Раньше мы снимали квартиры в складчину, вы сказали, что это угроза общественной безопасности и чтобы мы сматывались; мы переехали в подвал, а вы снова, теперь уже просто так, без всякого повода, выгоняете нас и отсюда! Вы когда-нибудь дадите нам жить спокойно?!

– Эй! – У чиновника кровь прилила к лицу. – Это ты со мной так разговариваешь?

На шее Хуан Цзинфэна вздулись вены.

– А вы знаете, сколько стоит снять жилье? А вы знаете, как сейчас непросто найти квартиру? Вы сами живете в больших домах, ездите на хороших машинах, а нам даже подвал не можете оставить?!

– Это он со мной так разговаривает? Это он со мной так разговаривает? – выкрикивая эту фразу, представитель комитета бросился к Ма Сяочжуну. Полицейский очень вежливо ответил:

– Да, именно так. Он так разговаривает с вами.

Чиновник рассвирепел:

– Начальник Ма, взгляните на этого мерзавца, он еще смеет орать на меня.

Ма Сяочжун терпел до этого момента, и, надо сказать, это давалось ему совсем непросто. Утром ему позвонил руководитель отдела, сообщил, что комитет управления собирается выселить из подвала людей, а поскольку они боятся, что кто-то из жильцов может оказать сопротивление, то просят полицию оказать содействие в их работе.

Ма Сяочжун сразу прямо выразил свое отношение к этому вопросу:

– Я не хочу участвовать в этом бесчестном деле, вы уж лучше сами отправляйтесь на гастроли с этим цирком уродцев.

Жене того начальника как раз скоро было пора рожать; он как услышал про «уродцев», решил, что Ма Сяочжун так беду накаркает, рассердился и бросил трубку.

Ма Сяочжун хоть и был первым в Поднебесной мастером подковерных интриг, да только игру он вечно вел не на той стороне ковра. Осознав, в какую ярость пришел начальник, он понял, что ничего другого не остается, кроме как, невзирая на жуткое отвращение к происходящему, вместе с Фэн Ци и Тянь Юэцзинем отправиться на место. В душе он, конечно, чувствовал себя пособником тигра[61].

Услышав крики члена комитета управления, Ма Сяочжун с улыбкой произнес:

– Он не нарушает закон, что я могу сделать? Кстати говоря, этот парень еще очень вежлив. Будь я на его месте, если бы я заплатил за такое жилье, а потом явился человек и, ни в чем не разбираясь, велел мне проваливать, я бы поколотил этого ублюдка!

Чиновник от этих слов пришел в бешенство:

– Офицер Ма, благодарю вас за содействие нашей работе, я никогда этого не забуду. – Он, снова прижав платок к носу, развернулся и пошел к лестнице, ведущей наверх из подвала.

Ма Сяочжун презрительно улыбнулся и, повернувшись, обратился к Хуан Цзинфэну:

– А ты, парень, не лезь на рожон, лучше быстро ищи место для переезда!

Внезапно что-то привлекло его внимание. Как запах добычи, пусть даже находящейся на расстоянии сотни метров, привлекает охотничью собаку, так любая странная деталь, замеченная краем глаза, заставляет насторожиться опытного полицейского. Ма Сяочжун внимательно присмотрелся к происходящему в комнате и увидел человека, сидящего на стуле вполоборота; на коленях у того лежала раскрытая книга, казалось, он был полностью погружен в чтение.

Все выглядело вполне обычно. Настолько обычно, что даже подозрительно.

– Кто это? – Ма Сяочжун пальцем указал внутрь комнаты, тон его речи в одно мгновение стал холодным и жестким.

– Друг, зашел ко мне в гости, – ответил Хуан Цзинфэн.

– Друг? – Ма Сяочжун с недоверием взглянул на молодого человека и уже хотел войти в комнату, чтобы разузнать подробнее, но внезапно у него зазвонил телефон. Он принял звонок, до него донесся голос Го Сяофэнь:

– Лао Ма, ты сейчас где?

– Планета Земля.

– Не валяй дурака, у меня к тебе срочное дело! – огрызнулась Го Сяофэнь.

В ее голосе звучало сильное беспокойство, похоже было на то, что правда случилось что-то серьезное. Ма Сяочжун сразу же спросил:

– Что такое?

– По телефону неудобно рассказывать. – Го Сяофэнь вдруг перешла на шепот: – Так. Поскорее приезжай в исследовательский центр Лэй Жун, встретимся там. Приезжай один, никого с собой не бери.

Закончив звонок Ма Сяочжун снова заглянул в комнату.

Тот человек по-прежнему спокойно сидел и читал книгу, нисколько не обращая внимания на вторгшегося полицейского. Разве от этого происходящее становилось менее подозрительным?

«Ладно, потом решим», – подумал Ма Сяочжун и с неохотой направился к выходу. Вместе с Фэн Ци и Тянь Юэцзинем поднялся на первый этаж и вышел на улицу, потом сказал подчиненным:

– У меня есть еще дело, но я поеду один, а вы подождите немного и отправляйтесь в участок.

– Есть! – ответили Фэн Ци и Тянь Юэцзинь.

Ма Сяочжун сел в свой старенький «Пассат» и поехал в «Исследовательский центр судебной медицины Лэй Жун». Поскольку ему уже приходилось бывать там пару раз по рабочим вопросам, дорога была ему знакома, и он довольно быстро оказался на месте. Припарковав машину во дворе, он вошел в здание и хотел сразу подняться на второй этаж, но на лестнице остановился. Он знал, как серьезно Лэй Жун относится к правилам и строго следит за их соблюдением. Не исключено, что в рабочее время нельзя принимать гостей, да и Го Сяофэнь еще не приехала. Даже если он найдет Лэй Жун, что он ей скажет? Он вернулся в холл и сел на скамью подождать Го Сяофэнь, не имея ни малейшего представления о том, что в этот момент происходило наверху.

В первой половине дня Лэй Жун вернулась на работу и еще не успела отдышаться, как позвонила Лю Сымяо; на коробке, в которую был упакован череп, не удалось найти никаких отпечатков пальцев, а что касается сведений об исчезнувших людях, то, согласно записям в базе данных за последние полгода, в городе пропали сто тридцать пять молодых женщин в возрасте около двадцати пяти лет.

– Что сейчас можно сделать… посмотреть, делали ли кому-нибудь из пропавших операции на голове или компьютерную томографию, прошерстить материалы, хранящиеся в больницах.

Несложно догадаться, что вероятность таким образом установить личность погибшей стремится к нулю.

– Хорошо, какой тогда следующий шаг? – Лэй Жун пребывала в растерянности.

– Подожди, – с горечью в голосе остановила ее Лю Сымяо, – раз преступник прислал череп, на котором нет никаких зацепок для расследования, тогда он сделал это с единственной целью – сказать нам «это случилось»; потом он непременно продолжит присылать подсказки.

– Но если этот психопат каждый раз будет убивать человека, чтобы прислать мне часть тела, то как долго я должна буду собирать части головоломки, чтобы понять всю загадку целиком? Ценой какого числа человеческих жизней он планирует это сделать? – продолжала Лэй Жун.

Как раз в этот момент в кабинет внезапно вбежала взволнованная Тан Сяотан:

– Шеф, там вас спрашивают.

Увидев испуганный вид девушки, Лэй Жун бросила Лю Сымяо:

– Еще созвонимся, – и повесила трубку. Выходя из кабинета вслед за Тан Сяотан, поинтересовалась: – Кто спрашивает?

– Из четвертого отдела, – шепнула Тан Сяотан.

– Четвертый отдел? – удивилась Лэй Жун. – Зачем я им понадобилась?

По сравнению с другими госструктурами, городское управление общественной безопасности намного тщательнее следило за соблюдением секретности, но тем не менее до ушей простых обывателей зачастую долетали «инсайдерские сведения», например, что второй отдел занимается расследованием уголовных преступлений, в ведении третьего – интернет-безопасность, пятый отдел следит за миграцией, а прославленный тринадцатый отдел создан специально для расследования особо важных дел. Еще был одиннадцатый отдел (отдел криминалистики), которым руководила Лю Сымяо… Четвертый же нигде не значился, очень мало кто из простых людей знал о его существовании, а бывалые полицейские, не раз бесстрашно смотревшие в лицо смерти, вздрагивали при его упоминании, потому что это был особый отдел.

Говоря в двух словах, в задачи четвертого отдела входило выявление случаев нарушения внутренних правил и дисциплины, а также совершения противозаконных действий сотрудниками полиции. Опытные полицейские понимали, что привлечь к себе внимание четвертого отдела – огромный риск, да еще и ущерб репутации в кругу соратников по оружию.

В силу этих причин вся работа четвертого отдела велась довольно незаметно: никто не знал, где он располагается, никто не знал, как с ним связаться, никто не знал, сколько сотрудников состоит в его штате, никто не знал, как именно он работает. «Никто» – это сотрудники городского управления за исключением, разумеется, нескольких человек из высшего начальства. Все знали лишь одно: за спиной каждого полицейского незримо присутствует сотрудник четвертого отдела, следящий за его работой. Если первый, исполняя свои обязанности, нарушает закон – по-мелочи, как, например, небрежно заполненный бланк на штраф или утрата документов из дела, или по-крупному – получение показаний под пытками, коррупция, взяточничество, то его неизбежно пригласят в четвертый отдел «поговорить по душам». После разговора применяются более серьезные меры вплоть до отстранения от работы и судебного разбирательства, и чем все закончится, одному Небу известно. Поэтому всякий раз при упоминании этой структуры у полицейских пробегает мороз по коже, и все знают, что «скользкая дорожка ведет к воротам четвертого отдела».

Лэй Жун ненадолго разволновалась, но скоро успокоилась. За эти пару минут она припомнила все, что делала, выполняя свою работу, и не нашла ни малейшей детали, за которую ей могло быть стыдно. В таком случае пусть хоть четвертый отдел, хоть сорок четвертый – ей не о чем беспокоиться.

Открыв дверь переговорной, она обнаружила, что внутри никого нет. Где же тот человек? Лэй Жун замерла в растерянности, но вдруг у нее за спиной раздался спокойный голос:

– Шеф Лэй?

Лэй Жун обернулась, перед ней стоял мужчина. На вид ему было чуть больше сорока лет, среднего роста, коротко остриженные волосы, круглое румяное лицо, густые брови, большие блестящие глаза, высокая переносица. Над верхней губой – две разлетающиеся в стороны идеально прямые полоски усов, широкая грудь с выступающими мышцами – таких бравых мужчин Лэй Жун до сих пор приходилось видеть только в фильмах о военных. Однако она обратила внимание на то, что веки его слегка покраснели. Похоже, он не спал несколько ночей подряд.

Заметив недоумение во взгляде Лэй Жун, визитер слегка улыбнулся и протянул руку:

– Я из четвертого отдела. Моя фамилия Се.

Лэй Жун ответила на рукопожатие.

– Офицер Се, добрый день, – поприветствовала она гостя и пригласила его пройти в переговорную.

Тот кивнул, и они вошли внутрь, Лэй Жун закрыла за собой дверь. Инспектор сел за стол, Лэй Жун заняла место напротив него.

– Наслышан о вашем исследовательском центре, говорят, тут все очень современно – от управления до оборудования. Немного походил – и правда необычно. – Офицер улыбнулся. – Хотел посмотреть побольше, но наткнулся на вашу молодую сотрудницу по фамилии Тан, она приняла меня за злоумышленника. У вас отличный патруль!

Лэй Жун с улыбкой ответила:

– Прошу прощения, она привыкла к неизвестным трупам, общение с неизвестными живыми людьми для нее стресс.

Сотрудник четвертого отдела на мгновение замолчал, а потом мягко произнес:

– Полагаю, это я должен просить прощения, что отвлекаю вас от работы. Итак, в последние два дня в газетах и в новостях в сети мелькает ваше имя, и я бы хотел знать, что же на самом деле произошло.

Лэй Жун кивнула и совершенно спокойно вкратце рассказала о событиях последних дней: от заключения о смерти Му Хунъюна до пресс-конференции, от статьи Левой руки в газете до вчерашней прямой трансляции из ресторана «Процветание»… ничего не преувеличивая, избегая эмоциональных оценок, как будто она была посторонним свидетелем событий, не имеющих к ней никакого отношения.

– Это все? – вскинул брови офицер Се, когда Лэй Жун закончила свой рассказ. В его голосе звучало легкое удивление.

– Да, это все.

Вообще-то, все сотрудники полиции, которых приглашали в четвертый отдел «поговорить по душам», сразу же начинали оправдываться, говорили долго, и их речь, подобно скрипу колес повозки, казалось, не имела конца, но Лэй Жун, как арбитр на спортивном поле, не произнесла ни одного лишнего слова.

Инспектор Се задумался.

– Шеф Лэй, не могли бы вы предоставить мне отчет о вскрытии тела Му Хунъюна?

– Без проблем. – Лэй Жун сразу же позвонила в офис и попросила Тан Сяотан распечатать отчет об аутопсии и передать его офицеру Се.

В этот момент у полицейского инспектора зазвонил телефон, он ответил на звонок, и вид его вдруг стал чрезвычайно обеспокоенным. Он обратился к Лэй Жун:

– Шеф Лэй, у меня появились срочные дела, мне придется вас покинуть. – Он направился к выходу, Лэй Жун тотчас поднялась, чтобы проводить его. Офицер Се сказал, что не стоит его провожать, но Лэй Жун все равно настояла на своем. Так они дошли до лестничной площадки, и офицер твердо сказал, что дальше провожать его не нужно, поэтому Лэй Жун ничего не оставалось, кроме как остановиться.

– Сяо Лэй, – внезапно повернулся инспектор Се, и от такой фамильярности[62] Лэй Жун остолбенела. – Я слышал, многие говорят о тебе как об идейном человеке, но это вовсе не положительная оценка. Ты понимаешь?

Лэй Жун растерялась и не знала, как реагировать.

– Называя тебя «идейной», они намекают на твою незрелость и образ мыслей, оторванный от реальности, на твое тупое упрямство и твердолобость. Пока ты готова держаться до конца за свои принципы и показывать им пример, они несут тебе цветы и рукоплещут, но, если ты сломаешься на полпути, они тут же примутся злословить и насмехаться.

Лэй Жун отреагировала спокойно:

– Я не для них стараюсь, поэтому их цветы, аплодисменты, злословие и насмешки меня не беспокоят.

– Тогда… – офицер Се опустил голову и, глядя ей в глаза, произнес: – представь, если мы отберем все, что имеет для тебя смысл?

Его слова стали для Лэй Жун ледяным душем.

В полутемном коридоре она отчетливо увидела, как в этот момент на лице инспектора появилась загадочная улыбка.

«Мы»?!

Все верно, он сказал «мы»! Из-под овечьей шкуры вдруг сверкнули волчьи клыки.

Офицер Се сбежал вниз по лестнице, его тень быстро исчезла из виду.

Холод разлился по телу Лэй Жун с головы до ног, ступни будто превратились в пару кусков льда.

«Что это было? Почему этот человек по фамилии Се так яростно ненавидит меня? Вел себя со мной будто кошка, играющая с мышью, подкидывая ее вверх-вниз когтистой лапой.

Лю Сымяо и Го Сяофэнь предупреждали меня, что тут есть какой-то подвох, это ловушка, но он – или “они”, – чего они хотят добиться? Отобрать все, что имеет для меня смысл? Как именно? Каким способом?» Прошло очень много времени, прежде чем онемевшее тело снова начало слушаться ее. Лэй Жун решила вернуться в офис и как следует все обдумать.

Вдруг кто-то снизу окликнул ее по имени. Она взглянула в пролет, но не смогла разглядеть лицо человека, оно было словно в тумане.

– Лэй Жун, что с тобой? – Человек, прыгая через ступеньку, бежал вверх по лестнице.

Лэй Жун с силой зажмурила глаза, потом снова открыла их.

– А, это ты… извини, наверное, из-за усталости не узнала тебя.

– Я звал тебя несколько раз, но ты не реагировала. – Ма Сяочжун показал пальцем в направлении выхода: – Человек, который только что вышел, кто он? Он тебя расстроил? По виду похож на негодяя!

Сам Ма Сяочжун был невысоким и полным, с кривым ртом, поэтому, по его логике, люди стройнее и выше его ростом, да и еще с нормальными чертами лица, принадлежали к категории «по виду похож на негодяя». Все это время Ма Сяочжун сидел в холле, дожидаясь Го Сяофэнь, но ее все не было, и он уже начал беспокоиться.

После разговора с инспектором Лэй Жун вышла с ним на площадку, они обменялись парой фраз, после чего тот офицер ушел, а Лэй Жун осталась стоять. Лицо ее побледнело, в нем не осталось ни единой кровинки. Ма Сяочжун подумал, что ей нехорошо, и поспешил подняться по лестнице.

Лэй Жун через силу улыбнулась:

– Зачем ты пришел?

Ма Сяочжун не успел ответить, как снизу донеслось:

– Это я попросила Лао Ма прийти. – Они оба обернулись на звук голоса и увидели Го Сяофэнь, которая спокойно поднималась по лестнице.

Ма Сяочжун вдруг заметил, что и у Лэй Жун, и у Го Сяофэнь вид был очень невеселый, и подумал: «Что же у них сегодня произошло? Обе выглядят так, будто на душе у них кошки скребут».

Когда Го Сяофэнь поднялась, они с Лэй Жун посмотрели друг на друга, обе не знали, с чего начать.

В этот момент на лестницу выбежала взволнованная Тан Сяотан:

– Мисс Лэй, этот человек из четвертого отдела уже ушел?

Ма Сяочжун был полицейским, Го Сяофэнь уже долгое время работала журналистом в юридическом издании, конечно они знали про четвертый отдел. Услышав вопрос Тан Сяотан, они очень удивились и, не сговариваясь, хором выпалили:

– А что ему от тебя было нужно?

– Ничего, – не желая продолжать этот разговор, произнесла Лэй Жун.

Го Сяофэнь смерила ее взглядом:

– Сестричка, сотрудники четвертого отдела без надобности не пойдут даже в зал трех сокровищ[63], а сегодня явились к тебе с пустой болтовней! Я тебе не верю!

– Просто наверху хотят разобраться с делом Му Хунъюна, на этом все, – пожала плечами Лэй Жун. – Ладно, у меня много дел. Вы с Лао Ма по какому вопросу пришли? Рассказывайте поскорее.

Го Сяофэнь уже было раскрыла рот, но тут охранник, дежурящий в холле внизу, громко крикнул:

– Шеф Лэй, тут вам посылка!

Лэй Жун спустилась по лестнице и мягко, но строго сказала дежурному:

– С вами разве не проводили инструктаж? В научно-исследовательском центре нужно поддерживать тишину, шуметь запрещено.

Охранник смутился:

– Извините, шеф Лэй, я услышал ваш голос на лестничной площадке, поэтому и крикнул. Больше такого не повторится, больше никогда не повторится.

Лэй Жун кивнула:

– Где посылка?

Охранник показал на курьера, стоявшего у входной двери. Парень был одет как нелюдь из манги «Жемчуг дракона»: карманы рабочей одежды вывернуты наизнанку, пряди волос вытянуты в разные стороны. Если взглянуть издалека, то могло показаться, что на затылке у него спрятано сияющее солнце. Лэй Жун пошла вперед, курьер протянул ей картонную коробку и ручку:

– Распишитесь.

Лэй Жун взяла коробку, осмотрела ее. Возможно, из-за того, что освещение холла оставляло желать лучшего, не смогла разглядеть имя и адрес отправителя. Непонятно откуда взявшаяся Тан Сяотан вдруг выглянула у нее из-за плеча:

– Мисс Лэй, а почему на этой коробке иероглифы точь-в-точь такие же, как на вчерашней?

Лэй Жун присмотрелась. Хотя знаки были не очень четкими, почерк действительно напоминал тот, которым были сделаны надписи на посылке с черепом. Она оставила коробку на проходной и позвонила Лю Сымяо. Выслушав ее рассказ, Лю Сымяо пообещала сейчас же приехать и велела пока задержать курьера.

Когда Лэй Жун вышла из проходной, курьер бросился к ней и начал возмущаться:

– Так вы будете подписывать бланк? Мне еще надо успеть развезти кучу других посылок.

Не дожидаясь, пока Лэй Жун ему ответит, стоявший рядом Ма Сяочжун указал пальцем на скамейку у стены и свирепо гаркнул:

– А ну сядь! Сюда сядь!

Курьер, повинуясь его приказу, послушно опустился на скамейку.

Ма Сяочжун подошел к Лэй Жун и тихо спросил:

– Криминал?

– Так же как вчера, курьер привез посылку. Не знаю, что там внутри.

– Ты жди тут Лю Сымяо, а мне найдите свободную комнату, я пока потолкую с этим парнем, который привез посылку, – попросил Ма Сяочжун.

Охранник нашел пустое помещение, и Ма Сяочжун ушел допрашивать курьера.

В холле снова стало тихо, словно опустилась глубокая ночь. Лэй Жун стояла перед бюстом Сун Цы и, не произнося ни слова, пристально разглядывала его. Тан Сяотан наблюдала за начальницей, на душе у нее было неспокойно.

Неизвестно, сколько времени прошло до того момента, как на крыльце раздались торопливые шаги, и через миг дверь открылась и вошла Лю Сымяо в сопровождении нескольких полицейских специалистов, одетых в штатское.

Лэй Жун показала на комнату у проходной. Один из полицейских тотчас присел на корточки, открыл ручной чемодан, достал оттуда аппарат, внешне напоминающий пистолет «Узи», присоединил его к черному ящичку размером с ладонь и направил на коробку серебристый датчик.

– Что он делает? – тихо поинтересовалась Тан Сяотан, подойдя к Лэй Жун.

– Это портативный детектор взрывчатых веществ, – ответила Лэй Жун. – Определяет, есть ли в коробке взрывчатка.

Полицейский, завершив обследование, повернулся к Лю Сымяо и отрицательно покачал головой. Это означало, что риск, связанный с наличием внутри взрывчатки, исключен. Лю Сымяо надела перчатки, осторожно подняла коробку и начала осмотр.

Очень многие полицейские пропускают важные улики, которые могут оставаться на упаковке, но Лю Сымяо никогда не совершала таких ошибок. Обычно преступников, «упаковывающих» доказательства, можно разделить на четыре типа. Первыми движет своего рода чувство вины, например изнасилованную и убитую девушку они накрывают одеждой; вторым важно осуществить некий ритуал – так маньяк-извращенец заворачивает фрагменты тел своих жертв в пищевую пленку и замораживает; третьи таким образом пытаются запутать следы, как в нашумевшем деле начала двадцатого века «о расчлененке в чемоданах», когда тела убитых отправляли по железной дороге подальше от места преступления; и последний тип – самый жестокий: бросая вызов полиции, он хочет своеобразного восстановления порядка, для чего и присылает подобные посылки… Но преступники любого из четырех типов могут оставить следы: отпечатки пальцев или волосы, поэтому «даже землю, в которую закопано тело, следует перебрать по песчинке» – это было профессиональным кредо Лю Сымяо.

Однако в этот раз она не обнаружила ровным счетом ничего. Чтобы проверить, нет ли на коробке более ценных улик, она передала ее одному из полицейских и приказала:

– Снимите с нее отпечатки пальцев. – Потом обратилась к Лэй Жун: – А где тот курьер?

– Ма Сяочжун сейчас здесь, он забрал его допросить.

Лю Сымяо тут же помрачнела:

– Он начальник участка, кое-что понимает в допросах.

Лэй Жун знала характер Лю Сымяо и слегка улыбнулась.

В этот момент несколько полицейских в штатском уже привели курьера из той комнаты, где с ним разговаривал Ма Сяочжун. Как только парень увидел их, затрясся всем телом и, запинаясь, пролепетал:

– Я только привез посылку, я ничего не знаю!

Лю Сымяо не понимала, почему он так напуган. Один из пришедших с ней полицейских увел его обратно.

Подошедший Ма Сяочжун как ни в чем ни бывало поприветствовал Лю Сымяо:

– О, завотделом Лю, давно не виделись!

– Выполняйте работу в пределах своих полномочий, не нужно браться не за свое дело, – холодно отрезала Лю Сымяо.

– Есть! – залихватски щелкнул каблуками Ма Сяочжун, а затем с веселой улыбкой сказал: – На самом деле, мой долг как низшего чина народной полиции и состоит в том, чтобы помогать многоуважаемым высокопоставленным коллегам из криминального отдела в сборе сведений для расследования тяжких преступлений, разве не так?

Лэй Жун тут же попыталась немного разрядить обстановку:

– Сымяо, Лао Ма просто хотел помочь. Что тебе удалось выяснить?

Ма Сяочжун покачал головой:

– Я его припугнул, сказал, что он вляпался в серьезное преступление и с минуты на минуту сюда приедет злая и коварная женщина-следователь из криминального отдела, которая не станет разбираться, что к чему, а сразу начнет его пытать. Все орудия пыток у них очень высокотехнологичные, так что он будет болтаться между жизнью и смертью…

Лю Сымяо в растерянности бросила взгляд на аппаратуру, которую она привезла с собой, поняла, что курьер испугался при виде груды «высокотехнологичных пыточных орудий», и невольно улыбнулась.

Довольно скоро вернулся полицейский, который проводил допрос, и доложил Лю Сымяо:

– Этот парень будто по дороге с чертом столкнулся, перепуган до смерти, поэтому говорил охотно и искренне. Сказал, утром один человек позвонил из кабины телефона-автомата у дороги и вызвал курьера. Они договорились встретиться в половину десятого у того же телефона-автомата. На отправителе были темные очки, лицо пряталось за длинной и густой бородой. Он передал бумажный конверт, сказал, внутри предмет искусства, попросил фирменную коробку для упаковки, расплатился и велел доставить сюда во второй половине дня. Больше курьер ничего не знает.

– А еще какие-нибудь приметы есть у этого «человека с длинной бородой»? – уточнила Го Сяофэнь.

– Есть. Две. – Полицейский разогнул два пальца на руке. – Первая – он носит перчатки, вторая – говорит писклявым голосом, ни мужским, ни женским. Это показалось курьеру очень смешным.

– Если этот бородач носит перчатки, то, даже если он сам написал на посылке адрес доставки, на коробке не осталось его отпечатков. Но странно другое: если у него такой уровень тестостерона, что растет густая борода, откуда взяться высокому голосу, «ни мужскому, ни женскому»? Люди легко могут заподозрить, что он переоделся, ведь его наряд сильно контрастирует с голосом. Так легко привлечь внимание, но почему он хочет, чтобы окружающие поняли, что это маскарад? – недоумевала Го Сяофэнь.

Лю Сымяо обратилась к полицейскому:

– Возьми курьера и съезди с ним на то место, где он забирал посылку. Пусть он покажет тот телефон у дороги. Посмотри, нет ли поблизости камер видеонаблюдения. Если есть, нужно как можно скорее получить запись.

Затем она взяла коробку, ножом для бумаги разрезала прозрачный скотч, открыла крышку и достала пакет из крафт-бумаги. Отверстие пакета тоже было заклеено скотчем. Лю Сымяо легко погладила конверт рукой, внутри лежало что-то длинное и твердое, напоминающее гаечный ключ или ветку дерева, но, если судить по весу, это было ни то, ни другое. Она еще раз осмотрела внешнюю поверхность конверта, убедилась, что на ней нет никаких улик, и только после этого снова взяла нож и аккуратным и плавным движением вскрыла конверт. Внутри находилась длинная кость.

Как будто бы извлеченная из меловых отложений, она была окружена слабым свечением.

У всех сразу зарябило в глазах.

Кости отражают этапы человеческой жизни. Пока человек жив, они представляют собой сокрытую глубоко внутри тела опору для мышц, кровеносных сосудов, кожи и других тканей. Иногда случаются переломы, и кости обнажаются. Это сопровождается ужасной болью, доказывая, что самое крепкое в жизни одновременно является самым хрупким.

Лю Сымяо рассчитывала применить метод Флин, чтобы получить отпечатки пальцев человека, отправившего посылку. Этот способ был назван в честь австралийского химика Кэтрин Флин, он позволял выявлять отпечатки пальцев на шероховатых и пористых поверхностях при помощи пентафторида йода. Но пары этого соединения ядовиты, поэтому Лю Сымяо, надев одноразовые пластиковые очки и защитный экран на лицо, вошла в прозекторскую и подошла к рабочему столу для патологоанатомов, чтобы провести процедуру. Над столом была установлена вытяжка для отвода паров вредных для здоровья химических соединений.

Когда Лю Сымяо вышла из прозекторской, по ее лицу было видно, что все впустую.

– Я в замешательстве. И чем дальше, тем больше. – Лю Сымяо нахмурила брови. – Зачем этот бородач прислал тебе кость? Чего он хочет, в конце-то концов? Посылка точно такая же, как и прошлая. Хотя на вчерашних останках, в отличие от сегодняшних, было много следов от ножей, они выскоблены дочиста, а потом еще проварены в кипятке, так что получились голые кости. Мы не нашли никаких стоящих улик. Снова загадка без отгадки.

– Нет, – покачала головой Лэй Жун.

Лю Сымяо уставилась на нее, не понимая, что та имеет в виду.

– В этот раз он оставил отгадку, точнее, ее фрагмент. – Лэй Жун взяла кость из руки Лю Сымяо. – Это локтевая кость, одна из двух костей предплечья. Судя по плотности – мужская. Теперь посмотри сюда, со стороны локтевого сустава есть признаки дегенеративного артрита, поэтому я могу судить, что возраст погибшего около сорока лет.

– Ну и что? – Тан Сяотан все еще не понимала, в чем дело. – И какая тут отгадка?

А вот Лю Сымяо уже догадалась. Ее прежде затуманенный взгляд вдруг просветлел, в глазах блеснули молнии.

– В прошлый раз он прислал мне женский череп. По степени срастания швов между костями я предположила, что возраст жертвы примерно двадцать пять лет. Теперь я получаю локтевую кость мужчины, возраст погибшего около сорока. – Глядя на Тан Сяотан, Лэй Жун продолжила: – Если бы он прислал мне коленную чашечку или позвонок, я бы, скорее всего, предположила, что это часть тела все той же молодой женщины, но он прислал кость жертвы другого пола и другого возраста, которая имеет признаки, характерные для мужчины средних лет. Этим преступник хочет сказать: «Я убил уже двоих и не собираюсь останавливаться!»

Глава 7. Тучи сгущаются

Не исследовать тела, которые необходимо исследовать; или, будучи посланным на место, не сподобиться выехать в срок менее четырех часов, или вовсе не выехать на осмотр; или не установить основные причины смерти, или установить их неверно – все это преступные нарушения.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток первый (Общие указания)

Внезапно входная дверь распахнулась, и в здание вошел молодой полицейский, круглолицый, в очках. Кончик носа у него тоже был круглый, рот слегка большеват и постоянно немного приоткрыт, от чего казалось, что он все время улыбается. Взглянув на группу людей, он направился прямиком к Лэй Жун:

– Вы – шеф Лэй?

Лэй Жун кивнула.

– Мое имя Ху Цзя. – Он протянул Лэй Жун руку. – Я из районного отделения. Вчера вечером произошел один случай, мы хотели бы попросить вас помочь с обследованием тела. Его уже доставили.

Когда он произнес это, Лэй Жун как будто бы слегка расстроилась, но все же вежливо поинтересовалась:

– Ваш руководитель не говорил о требованиях, которые я выдвигала во время курса обучения, проходившего в прошлом месяце?

Ху Цзя замер, потом робко произнес:

– Нет… не говорил.

Лэй Жун горько улыбнулась.

В книге «Краткая история мировой судебной медицины» сказано, что до двадцатого века специалисты не видели смысла выделять судебную медицину в отдельную дисциплину, и в большинстве случаев к расследованию привлекали врача из ближайшей больницы. Когда обнаруживали тело, его отправляли на вскрытие в больницу, поэтому эта процедура называлась «обследование в операционной», и только Бернард Спилсбери, известный патологоанатом министерства внутренних дел Великобритании, высказал очень важную идею о том, что обследование тела должно проводиться на месте преступления. Только комплексное изучение тела и места происшествия может позволить сделать научно обоснованный и точный вывод об обстоятельствах и причине смерти. Оно получило название «обследование на месте». Сегодня же общепринятым стандартом является обследование тела в два этапа: предварительный осмотр на месте происшествия и повторное изучение в специализированном учреждении. Но в Китае отдельные организации в своей работе не соблюдали этот стандарт. Во-первых, следователи уголовной полиции не любили, когда на месте преступления у них путались под ногами судебные медики, во-вторых, медики сами ленились куда-либо выезжать и предпочитали сидеть в прозекторской, дожидаясь трупа, что приводило к утрате множества улик, которые могли бы быть обнаружены на месте.

Поэтому Лэй Жун много раз подчеркивала, что к обследованию места преступления, где произошло убийство, необходимо привлекать судебно-медицинского эксперта. На курсе повышения квалификации для старших офицеров полиции, который в прошлом месяце проводило городское управление общественной безопасности и на котором она вела занятия, Лэй Жун специально обращала внимание слушателей на этот момент. Но, очевидно, ее слова пролетели мимо их ушей.

Разумеется, этого правила придерживались и в «Исследовательском центре судебной медицины Лэй Жун». Но поскольку Центр был независимым учреждением, многие сотрудники полиции считали, что вызывать эксперта на место преступления означает привлечь к расследованию посторонних людей. Впрочем, при расследовании сложных дел они сами предпочитали обращаться к Лэй Жун за экспертным заключением, полагая, что оно будет самым точным. Эта ситуация постоянно ставила Лэй Жун в тупик: никто не звал ее на «обследование на месте», но каждый день сотрудники многих отделов полиции выстраивались в очередь за результатами «обследования в операционной». Она часто сетовала: «Я им говорю, что сначала нужно промыть рис, а потом варить кашу. В итоге мне поручают только второй этап, но если на зубах скрипит песок, то виновата в этом я».

И в этот раз опять все то же самое.

Лэй Жун взяла из рук Ху Цзя бланк заявки на исследование тела с отметкой «JSH-SJ-46» и поставила на нем свою подпись.

Согласно порядку, к этому моменту тело, ожидающее вскрытия, уже должно было быть поднято на специальном лифте в прозекторскую на втором этаже. Лэй Жун сделала шаг в направлении лестницы, но Ма Сяочжун загородил ей путь.

– Ты из районного отдела? Почему-то я никогда раньше тебя не видел, – обратился он к Ху Цзя.

– У нас в отделении больше сотни человек, почему вы уверены, что знаете всех? – ответил Ху Цзя с прежней улыбкой.

1 «Записи о смытии обид», или «Собрание отчетов о снятии несправедливых обвинений», – труд китайского чиновника и медика Сун Цы (1186–1249 гг.), является одним из старейших в мире трудов по судебной медицине. (Здесь и далее, если не указано особо, примечания переводчика.)

2 Цзиньчжи, также деньги загробного банка – купюры, которые обычно сжигают во время ритуальных жертвоприношений духам умерших.

3 Китайцы, говоря о себе, традиционно указывают на нос, а не на грудь, как европейцы.

4 Ли – китайская единица измерения расстояния (около 0,6 км).

5 Хуан Ди – легендарный древний правитель Китая, первопредок всех китайцев.

6 Самое древнее руководство по китайской медицине.

7 Желтый (кит.).

8 Один из медицинских советников Желтого императора.

9 Ци – жизненная энергия в традиционной китайской медицине.

10 Здесь исчисление времени ведется по древнему китайскому календарю Небесные стволы и Земные ветви.

11 Сердце, печень, селезенка, легкие, почки.

12 Тонкая кишка, желчный пузырь, желудок, толстая кишка, мочевой пузырь и тройной обогреватель (цзяо) – верхний, средний и нижний. Верхний цзяо включает сердце и легкие, средний – селезенку и желудок, нижний – печень, толстую и тонкую кишку, органы выделения.

13 Четыре основных метода освидетельствования больного в традиционной китайской медицине.

14 Дун Чжуншу (179–104 гг. до н. э.) – философ, основоположник ортодоксального конфуцианства.

15 Имееется в виду Китайская Республика (1912–1949 гг.)

16 Целители, излечивающие психические заболевания при помощи заговоров и молитв (прим. автора).

17 Специалисты по фэншуй, изгоняющие злых духов из «несчастливых» жилищ при помощи магии (прим. автора).

18 Бянь Цюэ – легендарный целитель эпохи Воюющих царств, считается одним из богов-покровителей врачей. Чжан Чжунцзин – врач и чиновник времен династии Хань. Хуа То – врач эпохи Восточная Хань, известен тем, что первым стал использовать анестезию. Ли Шичжэнь – врач, акупунктурист, травник и фармаколог времен династии Мин.

19 Ван Чунь – китайский философ-энциклопедист времен династии Хань. Юань Тяньган – предсказатель и политик времен династии Тан. Ли Сюйчжун – автор «Книги судьбы», в которой сформулировал искусство Мин Ли (искусство читать судьбу). Лю Бовэнь – советник первого императора династии Мин Чжу Юаньчжана и предсказатель. Е Тяньши и Сюэ Шэнбай – знаменитые китайские ученые-медики времен династии Цин.

20 Третья стража: время с 11 часов вечера до 1 часа ночи.

21 Владыка ада (загробного мира).

22 Пятая стража: с 3 до 5 часов утра.

23 Здесь префиксы «лао» и «сяо» – форма обращения к знакомым и друзьями для выражения близости и дружественности, часто без указания на возраст.

24 Имеется в виду прямая экспресс-доставка, когда курьер забирает посылку у отправителя и сразу везет ее адресату. В этом случае получателю не нужно иметь никаких документов или знать пароль или код (прим. автора).

25 Акупунктурная точка, расположенная на боковых поверхностях носа на уровне глаз.

26 Блюдо традиционной китайской кухни.

27 Череп человека состоит из двадцати двух костей, восемь из них формируют свод черепа: лобная кость, пара теменных костей, части парных височных костей, большие крылья клиновидной кости и затылочная кость. Швами называют места соединения костей. У новорожденных они мягкие и образованы хрящевой тканью, но по мере роста швы постепенно окостеневают, далее рельеф швов сглаживается, в пожилом возрасте швы черепа становятся едва заметны (прим. автора).

28 «Подарочными деньгами» обычно называют денежные подарки по случаю вступления в брак, рождения детей и так далее, но здесь – разговорное название оплаты за заключение договора подряда между автопрокатной компанией и шофером. Обычно компания сначала за большую цену приобретает у государственных органов разрешение на работу, а потом нанимает шоферов. При этом шоферы по договору обязаны выплатить «подарочные деньги». Обычно это довольно большая сумма в несколько сотен тысяч юаней, которую невозможно выплатить сразу, поэтому она разбивается на помесячные платежи, включающие погашение основного долга и проценты по нему. Даже при работе в компаниях, которые управляются государством, шоферы должны выплачивать «подарочные деньги».

29 Миндалевидные глаза с приподнятыми кверху наружными уголками.

30 Вид грибов, суп из мацутакэ обычно подают в небольшом чайнике.

31 Китайская социальная сеть.

32 Отсылка к стихотворению Ли Бо «Думы тихой ночью».

33 Мост Драгоценного пояса, древний мост (9 век н. э.) в провинции Цзянсу, недалеко от города Сучжоу.

34 Американская писательница и журналистка (прим. автора).

35 Чиновник при владыке подземного царства, ведущий учет жизни и смерти.

36 Традиционная китайская мера длины, около 3,3 см.

37 Последняя из восьми ступеней горячего ада, где грешник обречен на вечно повторяющиеся перерождения для тяжких мук.

38 Вокальная композиция современной китайской певицы Гун Линьна.

39 Ван – титул правителей государств и княжеств в Китае, Корее и Монголии в древности и Средние века.

40 770–476/403 гг. до н. э.

41 476/403–221 гг. до н. э.

42 Ранняя – 206 г. до н. э. – 8 г. н. э.; поздняя – 25–220 гг. н. э.

43 Мера длины, равная 3,33 м.

44 Хо Цюйбин (140–117) – генерал династии Хань, боровшийся с хунну, древним кочевым народом.

45 Древняя столица Китая, ныне Сиань.

46 Чжугэ Лян (181–234) – герой классического романа «Троецарствие», полководец, государственный деятель царства Шу.

47 Официальные исторические хроники периода Троецарствия, автор – Чэнь Шоу.

48 Книга пророчеств VII века, созданная для предсказаний событий в Танской империи.

49 У Цзэтянь – единственная женщина-императрица, признанная китайской историографией, правила во времена династии Тан.

50 Ань Лушань – китайский военачальник, возглавивший масштабное восстание с целью свержения царствующей династии Тан и захвативший столицу империи – Чанъань.

51 Небесное царство великого благоденствия; государственное образование восставших тайпинов, существовавшее в 1850–1865 годах.

52 Сюань-цзун (685–762) – император династии Тан в 712–756 годах.

53 Провалившаяся попытка государственных реформ императора Тан Шунь-цзуна.

54 Второе имя Хань Юя (прим. автора).

55 Время с 5 до 7 часов вечера.

56 Комплекс символических знаков для гадания в древнем Китае.

57 В китайской астрологии восемь ходов (врат), ведущих в разные состояния счастья и несчастья.

58 Старый литературный язык Китая, на котором написаны все древние тексты.

59 Современный китайский разговорный язык.

60 1911–1912 гг.

61 По китайскому поверию, призрак человека, съеденного тигром, служит ему при охоте на новых жертв. Идиома «стать пособником тигра» означает помогать злодею в его преступлениях, выполнять грязную работу.

62 Сяо – форма обращения между родственниками или друзьями, обычно используется старшими в адрес младших.

63 Общее название буддийских храмов.

Продолжение книги