Древо Миров братьев Камковых. Том 1 бесплатное чтение

Интерлюдия 1. Вершина Древа Миров. Чертоги богов.

Огромная зала поражала воображение. Ее высота была такова, что где-то в вышине, не касаясь каменного потолка, проплывали перистые облака, а стены терялись в дали, едва угадываясь в полумраке, царившем в божественных чертогах. В центре залы стоял массивный круглый стол, созданный из цельного куска белого мрамора, за которым вполне комфортно мог бы разместиться военный отряд из пары дюжин бойцов.

Но сидений вокруг него было всего восемь. Это были цельно каменные троны с высокими спинками, венчающимися драгоценными камнями своего цвета, соответствующими знакам стихий. Камни загорались, когда хозяин трона садился на свое место и тухли, после того как трон пустел. Свет драгоценных камней освещал сидевших под ними богов и отбрасывал цветные блики на стол, освещая пространство перед ними. Троны располагались попарно, с каждой из четырех сторон стола. Наверху каждого из них сверкал соответствующий богу камень стихии: бриллиантовый знак воздуха, сапфировый – воды, рубиновый – огня и агатовый – земли.

За столом, на своих тронах, сидели боги. Под знаками огня – Орфенор и его спутница Рада. Под знаками воды – Идриан и Лорейн. Под знаками Земли Ульфиг и Варда. Под знаками Воздуха – Аргонт и Таора.

Они всегда сидели в этом порядке, испокон веков это было так. Хотя их встречи носили эпизодический характер, каждая из них оказывала огромное влияние на тот или иной мир, обсуждению которого была посвящена. На этих встречах боги принимали решения о проведении коррекций в мирах, сбившихся с пути, обменивались накопленным за цикл опытом и вносили идеи, касаемо развития всех тех миров, над которыми им поручил присматривать их Отец.

Отец или как его называли жители этих миров – Создатель всего сущего, или коротко – Всеотец, давно не являлся богам, покинув созданные им миры. Он оставил своих Детей приглядывать за ними и решать возникающие там проблемы, проводя необходимые коррекции, когда таковые требовали божественного вмешательства. Сам он, видимо устав от текущих дел и забот, ушел в дальние странствия по бесконечному сонму миров Великого Древа.

Миров, оставленных на попечения Восьмерых – как их называли обитатели последних – насчитывалось несколько сотен. Разбросанные по различным ветвям Великого Древа, они постоянно требовали внимания, а зачастую и вмешательств. Те миры, что располагались выше по Ветвям Древа – более молодые из всех – утопали в диком средневековье. Более старые миры, расположенные ближе к корням Древа – продвинулись в своем развитии до ультрасовременных технологий. Среди и тех и других встречались мертвые миры, покинутые богами, или погибшие в катастрофах, которые не смогли, или же не захотели предотвратить создавшие их боги. Миры обычно шли по двум взаимоисключающим путям развития: технологический, где властвовали и успешно развивались механика и технологии, или духовный, в которых процветала магия. Смешанных, среди них, было очень немного, зато все они были полны непримиримыми противоречиями и противостояниями. В таких мирах соблюдать равновесие между Добром и Злом, Порядком и Хаосом, Восьмерым богам было гораздо тяжелее, чем в тех, где путь развития мира был однозначно определен. Внимания они требовали гораздо более пристального, а вмешательств или коррекций, божествам в них приходилось проводить гораздо больше и чаще.

Кроме миров, Отец оставил им в наследство еще одну головную боль – Сущность, некогда нарушившую в своем мире равновесие настолько глобально, что для купирования ее последствий, Всеотцу пришлось удалить ее из этого мира. Он заключил ее в искусственно созданный пространственный карман, изолированный от всех миров Великого Древа. Там полностью отсутствовала какая либо материя, а время текло настолько своеобразно, что в этом узилище вообще не было понятий прошлого и будущего. Отец не называл своим Детям ни имени этой Сущности, ни названия родного мира, из которого он ее извлек. Но по тем путам, которыми он ее сковал, им было понятно, что силой и опасностью этот узник, в свое время обладал изрядной.

На сегодняшней встрече, Восемь богов планировали обсудить один из миров, который в свое время прогневал Отца настолько, что он лишил его магии, хотя изначально этот мир был смешанного типа. Но планы им пришлось срочно поменять, потому что огромные Весы, стоявшие посередине мраморного стола, неожиданно качнулись.

Глава 1. Город Пентакор. Мир Пента. 390 год. Школа Волшебства «Штормхольд»

.

Школа волшебников Штормхольд располагалась на невысоком холме, вблизи города Пентакор. Это было белокаменное здание, со стрельчатыми окнами и высокими башнями под черепичными крышами коричневого оттенка. Башен было четыре, по сторонам света, потому их для простоты так и называли – Северная, Южная, Западная и Восточная. Они вырастали из здания на четвертом этаже и поднимались ввысь на длину вдвое выше, чем само основание здания. В итоге получалось двенадцать этажей, из которых только первые четыре можно было пройти по кругу. В башнях по центру шла винтовая лестница, пронзая ее насквозь на всю высоту, давая доступ на восемь этажей каждой из башен.

      Школа была очень старая, поговаривали, что даже старше самого города. Но в отличие от него время не властно было над ней. Стены все так же ярко белели на солнце, а черепица никогда не покрывалась ни пылью, ни грязью, ни мхом. Окна блестели разноцветными мозаичными рисунками, на которых угадывались изображения диковинных пейзажей, зверей, птиц, а иногда и портреты магов и волшебниц далекого прошлого.

До школы от города вела укатанная повозками и каретами песчано-глинистая дорога, которая даже во время осенних проливных дождей оставалась проезжей и легко проходимой. По обочинам ее зеленела травка, а чуть дальше начинался лесок, в котором весело щебетали разномастные певчие птицы. Опасных зверей в нем сроду не водилось, хотя в окрестных лесах Пентакора их было предостаточно. Но сюда они почему-то не забредали.

Вот по этой дороге я сейчас и шагал. Неторопливо, размеренно, как идет человек, прошедший уже немало, но которому еще шагать и шагать. Было начало осени. Солнышко еще грело, но не палило нещадно как летом, птички щебетали, небольшие белые тучки неторопливо проплывали по небу. Природа дарила напоследок тепло, и оно умиротворяюще действовало на меня. Я шел, напевая немудреную песенку себе под нос. Час назад я вышел из таверны Пентакора, где вкусно пообедал жареным мясом с овощами. В этой таверне я прожил все лето, дожидаясь начала осени – времени начала вступительных экзаменов в Школу Волшебников. С собой я захватил небольшой мех с легким эльфийским вином, которое мне очень рекомендовал рыжебородый хозяин таверны с много говорящим названием «Веселый Том».

До школы было еще пару часов пути и стоило подумать, как сделать так, чтобы меня приняли на один из четырех факультетов. Как мне рассказал Том, вступительные экзамены были серьезным испытанием для любого одаренного человека из не магической семьи, в которой некому было подготовить своего отпрыска к такому непростому испытанию его дара. Мне уже исполнилось тринадцать лет, и для меня это был последний год, когда я мог бы поступить в школу волшебства. По традиции школы в нее мог поступить юноша не младше десяти и не старше тринадцати лет.

Факультетов было четыре, традиционно по количеству стихий – земля, огонь, воздух и вода. Для каждого факультета была отведена своя башня, где молодые волшебники жили, учились и совершенствовались свое мастерство в специальных учебных и тренажерных залах под руководством учителей и старших товарищей своего факультета. Школа выпускала три вида, а точнее три уровня квалификации волшебников.

После окончания начальной школы – маг. Для этого нужно было пройти пять девятимесячных семестров обучения, каждый из которых заканчивался экзаменом. Его необходимо было успешно сдать, чтобы перейти к следующему. На лето учеников отпускали на небольшие двухмесячные каникулы. По истечению пяти лет обучения проводился итоговый расширенный выпускной экзамен перед коллегией Архимагов – учителей, которые по результатам него решали – достоин ли ученик получить звание мага. Достойным вручали знак отличия выпускника – золото кольцо.

Желающих среди выпускников успешно сдавших итоговый экзамен – принимали продолжить обучение на следующую ступень. Провалившие экзамены ученики оставались без титула и кольца и лишались возможности учиться дальше в Школе Волшебства.

После продвинутого обучения – магистр. Это еще три года обучения с обязательными годовыми экзаменами. Тут уже не предусматривалось никаких каникул, обучение было углубленное и безостановочное. По истечении трех лет также проводился выпускной экзамен. Успешно сдавшие его получали соответствующий титул, а в их кольцо инкрустировали камень стихии соответствующий их факультету.

И лишь немногие, сумевшие заинтересовать Архимагов своими знаниями и умениями, могли рассчитывать остаться в школе еще на три года и постичь под руководством назначенного им индивидуального наставника – Архимага высшую магию, недоступную для изучения на низших ступенях обучения.

Выпускникам Архимагам, кроме почетнейшего титула был положен в дополнении к их кольцу с камнем стихии – посох Архимага, изготовленный индивидуально, под каждого выпускника мастерами школы – Высшими Архимагами. Таковых было всего четыре, и именно они руководили своими факультетами. В отличие от учителей, которые хоть и очень редко, но менялись с годами и преподавали каждый свою дисциплину, Высшие Архимаги – являлись бессменными руководителями своих факультетов и не менялись ни разу, со времен основания школы. Сколько им лет никто не знал, но всякий кого бы я ни спрашивал, утверждали, что они руководили своими факультетами изначально, и скорее всего, именно эта Четверка и являлась основателями Штормхольда.

Архимагов, закончивших все одиннадцать лет обучения в Школе Волшебников, за всю историю Штормхольда, можно было пересчитать по пальцам. Большинство остались в ней в качестве учителей, сменив уходивших на покой. Остальных сманили города Королевства, наперебой предлагая им почетные должности: главного мага города, главного библиотекаря, или даже Советника Королевского двора.

Я шел по дороге, а мысли мои вернулись на четыре года назад, в тот год, когда я потерял своих родителей и обрел свой дар. Я жил тогда в деревушке Винтори, которая находилась на севере от Пентакора, примерно в пятидесяти лигах. Между ними пролегала горная гряда, с узким и опасным для путников перевалом, совершенно не проезжая большую часть года. Зимой из-за выпавшего снега и частых лавин, обрушивающихся с северных склонов пиков гряды, а весной и осенью из-за грязевых потоков воды, периодически скатывающихся с подтаявших на солнце снеговых шапок горных вершин, в перевал, превращая его в русло селевого потока.

Поэтому большую часть года, деревушка жила своей жизнью, практически отрезанная от цивилизации, других городов в доступной близости от нее не было. В ней насчитывалось немногим более сотни жителей, основным занятием которых была охота на лесистых отрогах гор, где в изобилии водились непуганые лани и косули, а так же рыболовство в сбегающих с гряды бурных притоках Ледянки. В каждом приличном доме был свой огород с овощами, а у самых зажиточных – загон для коз, или птичник с курами и гусями.

В доме, где я жил, кроме меня и моих родителей никого больше не было. Зато в соседнем с нами доме – проживали родители моей матери и ее сестра, рано овдовевшая после прошлогоднего набега банды болотников с запада, которые с завидным постоянством терроризировали нашу и окрестные деревушки. Они пользовались тем, что вызвать регулярную рать с Пентакора было крайне затруднительно, ввиду отсутствия иной дороги кроме злосчастного перевала. Поэтому отбивались мы чаще всего своим ополчением, которое состояло в основном из взрослого мужского населения деревни, в которое и входил ее погибший муж.

На Западе от нас простиралась болотистая равнина, испещренная несчитанным количествам речушек с топкими берегами и неприятным сернистым запахом. Скатываясь с гор, они быстро теряли скорость и образовывали застойные, заболоченные участки, лениво текущие по равнине в сторону Далекого моря. Эти места были не заселены, в них скапливалось все отребья рода человеческого. Нигде подолгу не останавливаясь, они жили набегами на поселения и скудной охотой на обитавших в этих землях земноводных.

На востоке от нас темнел старый дремучий лес, куда не отваживались ходить даже самые смелые наши охотники. Об этом лесе рассказывали страшилки на ночь, пугая окрестную детвору, когда они уж слишком расшалятся к вечеру. Старики говорили, что в нем живут лешие, волки оборотни и прочая нечисть, и что именно там погиб наш старый деревенский маг Тихон, когда по заданию старосты ушел в Темный лес, обуздать живущую там тихо, до поры до времени ведьму, в последнее время вдруг повадившуюся наводить порчу на деревенский скот. Взамен Тихона, из города, на следующий год нам прислали, недавно закончившего Школу Волшебства, молодого мага, ибо негоже крупному селению жить без Волшебника. Но он не задержался у нас надолго. Через пару лет, отработав положенный по распределению срок, он переехал в далекий город Низорд, расположенный далеко к северу от нас, в зоне вечной мерзлоты. Там ему предложили работу городского библиотекаря, считавшуюся очень почетной в любом городе нашего королевства.

Между Пентакором и Низордом была ни одна сотня лиг и, хотя между ними иногда проползали торговые караваны, они чаще всего огибали нас дугой, перебираясь через горы по широкому Восточному перевалу за Темным лесом, через город Гарт. Караванщики не хотели лишний раз рисковать растерять товар или того хуже – сгинуть на нашем опасном перевале, несмотря на то, что через нас путь был короче более чем на полсотни лиг.

Мои воспоминания о детстве были однообразными сменами времен года, похожими один на другой как капли воды. Отец часто исчезал из дома на охоту с соседскими мужиками, возвращаясь только через два-три дня, а на моей матери держался весь наш дом, с огородом и птичником на десяток кур. Моей работой по хозяйству – была рыбалка и сбор ягод и грибов на узкой полоске леса между отрогами и нашей деревушкой. И еще, конечно же, мелкие и разнообразные хозяйские поручения от матери и отца, которым всегда было нужно срочно помочь, принести что-то или сбегать к деду по какому-то весьма неотложному делу.

В тот день, который сейчас всплыл в моих воспоминаниях, пока я шел по дороге в Штормхольд, ранним утром, отец собирался на очередную охоту. Мать хлопотала по дому, а я, пользуясь тем, что никто из родителей меня пока ничем еще не озадачил, сгреб удочку и банку, вчера вечером наполненную свежими червями из нашей компостной ямы, и направился к ближайшей речушке. Идти было недалеко, за частоколом огораживающий нашу деревню, начинался пологий подъем к предгорным холмам, между которыми и проложила свое русло наша речушка с характерным названием – Ледянка. Она, как всякая горная река, была быстрой и холодной даже летом. Зимой она никогда не замерзала. Поэтому на нашем столе, в течение всего года, практически через день было какое-нибудь рыбное блюдо – уха из окуней или щуки, или же жареная красноперка с вареной картошкой из нашего огорода.

– Драгорт, к обеду чтоб был дома! – Крикнула мне в след мать.

Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, по-весеннему слегка припекало, журчание Ледянки навевало спокойствие, поэтому мои шаги были неторопливыми и легкими. Я шел к небольшому омуту, образованному на одном из многочисленных поворотах реки, где практически всегда можно было наловить окуней.

Сначала я услышал треск костра и негромкий говор с характерным акцентом жителей болот.

– Ну что, все подошли? – Спросил кого-то коренастый человек в кожаном легком доспехе с коротким мечом на широкой перевязи.

– Нет, нужно еще минут десять – пятнадцать. На позициях пока только скауты, – ответил ему хриплый голос, принадлежащий пожилому худощавому человеку в черном плаще.

– Главное чтобы их не заметили, иначе запрут частокол, и нам придется брать селение штурмом!– Вновь заговорил первый.

– Не бойся, с хриплым смешком ответил второй, – накину сейчас полог отрицания, даже птицы нас не увидят. Проскочим внутрь прямо через ворота, словно тени, да и рано еще, в деревне спят сейчас все!

Душа моя с треском провалилась в пятки. Я стоял, скрытый от говоривших болотников жидким прибрежным кустарником, а страшные мысли заморозили мое сознание:

«Это нападение!» – Догадался сразу я. – «Снова болотники пришли за нашим добром!» Наконец немного оттаяв, я начал очень медленно, шаг за шагом, осторожно отступать в сторону деревни, моля Восьмерых, чтобы под ноги не попалась сухая ветка:

«Нужно быстро добежать до дома старосты и если он дома, то рассказать о готовящемся нападении!» – И я побежал, что было сил назад, в деревню.

Вбежав в деревню через заднюю калитку частокола, я сразу понял, что опоздал. В деревне уже были чужаки. Разномастно одетые, грязные, лохматые, но неизменно вооруженные холодным оружием самого разного вида и качества, они с воплями и гиканьем, небольшими группами, носились по деревне, убивая и калеча всех, кто оказывал им сопротивление. Наши ополченцы, застигнутые врасплох, не успели закрыть частокол и не смогли наладить организованную оборону. Не смогли, да и не умели толком. По сути, пиком их навыков – было из года в год отстреливаться из луков и метать дротики из-за частокола, да рубить руки и головы лезущим к ним через него бандитам.

Выбегая на улицу из своих домов, по одному, наспех одетые и кое-как вооруженные, они тут же попадали на двух-трех разбойников. Не будучи опытными бойцами, в такой схватке они не имели никаких шансов. Тела убитых и раненных, большей частью из моих соплеменников, уже усеивали центральную улицу деревни. Хотя иногда среди них попадались и трупы наших врагов. Больше всего их было у дома старосты, где он жил со своими двумя взрослыми сыновьями. Похоже, что только они и смогли хоть как-то противостоять налетчикам. Разрозненное сопротивление нашего ополчения постепенно затихало, а когда в центральные ворота вошла еще одна большая группа вооруженных болотников, я окончательно понял что наше дело – труба. Их было не менее полусотни, а во главе отряда шли те двое, которых я утром встретил на реке.

– Дома не жечь! – Прокричал коренастый, – дым будет виден слишком далеко! Забираем еду, ценности, деньги и одежду! До вечера нам нужно уйти!

Видимо это был их вожак. Он вышагивал по улице, как хозяин положения, не опасаясь уже никого и ничего. Слева, и чуть позади от него шел человек в плаще, с надетым на голову капюшоном, скрывающим его лицо. Голова его поворачивалась то влево, то вправо, будто он высматривал или вынюхивал что-то, своим длинным, слегка горбатым носом, едва видневшимся из-под капюшона.

Я, пока не замеченный никем из болотников, осторожно пробирался в сторону родного дома. Наконец, впереди показался соседский палисадник с яблоневыми деревьями. Прокравшись сквозь него, я осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, перелез через деревянный забор, разделявший наши сады, и вынырнул во двор своего дома. Картина, представшая моему взору, заставила меня замереть на месте.

Отец лежал весь в крови, зажав в руке свой охотничий лук. Страшная рубленая рана пересекала его грудь от левой ключицы и до середины живота. Он был уже мертв. В воротах нашего двора лежали двое разбойников, которых он успел подстрелить из лука. Одному стрелой насквозь пробили горло, другого превратили в одноглазого циклопа, со стрелой вместо второго глаза.

Мать лежала в двух шагах от мужа, до последнего вздоха прикрывая ему спину. Она умудрилась разделочным ножом, торчащим сейчас из живота болотника, зарезать одного и ранить второго. Ее так же убили мечом, вскрыв горло от уха до уха. Бандит, который это сделал, сейчас перевязывал оторванным подолом маминого же платья свою левую руку, злобно матерясь и с ненавистью поглядывая на нее.

Я закрыл глаза и замотал головой, словно пытаясь вытрясти из сознания эту страшную картину. Горячая волна горя, отчаяния и чего-то еще, поднимаясь из глубины моего естества, аккумулировалась в области живота. Проходя через грудь, затем через шею, в мою голову, этот жар затоплял мне сознание, поглощая все мысли. В моих глазах заплясали красные круги, и я на миг отключился. Когда сознание рывком вернулось, в голове, в груди, в животе пылал нестерпимый пожар, я весь горел изнутри. Внутренности начинали, будто бы плавиться внутри меня. Силясь избавится от этого адского жара, исторгнуть его из себя, чтобы не сгореть заживо изнутри, я мысленно направил его вперед, через свои вытянутые в сторону убийцы моих родителей руки.

– Гори сволочь!!! – Прохрипел я пересохшим вмиг горлом.

С шипением, из моих ладоней вырвался огненный шар, размером с мою голову и ударил разбойника в грудь, мгновенно растекаясь по всему его телу. Вспыхнувший как промасленный факел, болотник, громко вопя, помчался из нашего двора на улицу. А я, внезапно полностью обессиленный, свалился кулем между грядками. Последним проблеском моего затухающего сознания, я натянул на себя полотнище ткани, которыми мать закрывала грядки с молодой рассадой, от полуденного жаркого солнца.

Очнулся я в доме родителей моей матери, от чьего-то прохладного прикосновения.

– Ну слава Восьмерым, ты наконец пришел в себя! – С облегчением в голосе, произнесла моя бабушка. Она расправила холодный компресс на моем лбу и ласково посмотрела на меня.

– Они ушли? – Произнес я и закашлялся, в горле и во рту было сухо как в пустыне.

– Еще вчера! – Ответила она с видимым облегчением, – награбили, что смогли унести и убрались восвояси.

– У вас в доме все живы? – Страдание и боль утраты родителей, обожгло меня изнутри, но я с нескрываемым облегчением, увидев утвердительный кивок ее седой головы, откинулся на подушку.

– Принеси попить, ба! – Попросил я.

Она ушла на кухню за водой, а ко мне тут же подошел дед.

– Драгорт, послушай, – он неуверенно мялся возле моей кровати, – ты не видел случаем, кто сжег болотника в вашем дворе?

– Сжег? – Недоуменно переспросил его я.

– Да, какой-то маг запустил большущий огненный шар, прямо в болотника, и он весь в огне, едва выбежав со двора вашего дома, рухнул на улице и сгорел до самых костей за десяток секунд. Я это сам видел из вот этого вот окна, своими собственными глазами. – Он указал на окно над моей кроватью.

Я прекрасно ориентирующийся в их доме знал, что из него открывается вид на наш внутренний двор. Но огород и сад отсюда не видно, они скрываются за углом сарая, где отец хранил садовый инструмент и всякое ненужное в доме барахло, которое могло еще пригодится в хозяйстве.

– Очень странная история, – продолжил дед, – ведь в нашей деревне уже год как нет ни одного мага. Нового нам до сих пор не прислали, а тот молодой, умотал на север, как мы все знаем. Болотники все дома перевернули, разыскивая того кто это сделал, особенно ихний маг старался, все ходил да вынюхивал окрест Вашего дома. Нас всех проверил магическим кристаллом, соседей тоже просветил, но так ничего и не нашел. – Дед с какой-то опаской и одновременно надеждой смотрел на меня в упор.

От немедленного ответа меня спасла ба, как раз принесшая мне кружку родниковой воды. Она поставила ее передо мной на тумбу и, прихватив за рукав деда, тут же удалилась вместе с ним, закрыв за собой дверь. Из-за двери донеслось приглушенно:

– Что ты к нему пристаешь с вопросами, он едва успел прийти в себя!

Я лежал и думал, стоит ли признаваться деду и ба. Очень бы мне самому хотелось знать, как это у меня произошло. В нашей деревне не было никого даже с намеком на дар Волшебства, обычно просыпающегося к девяти-десяти годам, как было написано в книгах. Тех детей, кто обладает даром, родители стараются определить в Школу Волшебства. Это было не только очень почетно – иметь среди детей одаренного, но и приносило хороший доход. Школе не нужно было платить за обучение, более того, сама Школа Волшебства платила родителям хорошую стипендию за то, что их отпрыск учится у них, и с каждым удачно пройденным им семестром, плата только возрастала. Конечно, после удачного окончания обучения, маги и тем более магистры должны были по распределению Школы не менее пары лет отработать по специальности в поселениях, где имелась нужда в волшебнике, но во-первых, за это тоже платили, правда уже не Школа, а поселение, а во-вторых, распределяли магов в пределах королевства. Это были либо города: Пентакор, Низорд, Бангорд, Хиронг, Гарт, или окрестные поселения помельче, в самом крайнем случае – деревушки. И все равно – это было не очень далеко от отчего дома выпускников. К тому же, там где давно не было волшебника, а это как раз и были наиболее мелкие поселения или деревушки, местное население, даже на недоучку мага без кольца, буквально молилось. И все жители, а особенно староста этой деревни, очень старались сделать все, чтобы по окончанию этих двух лет распределения, волшебник остался у них жить.

Школа Волшебства тоже была заинтересована в таком положении дел, потому что каждое поселение или город, где трудились волшебники, должны были ежегодно отчислять определенную плату, в размере кратным количеству волшебников в нем и их уровню мастерства. Это была основная, но не единственная, конечно, статья финансирования Штормхольда, так как официально, Школа Волшебства имела полную независимость от Королевства, как в финансовом, так и в юридическом смысле этого слова. Так было всегда.

Глава 2. Мир Карна. Деревушка Приречье. 748 год. Знакомство.

– Арья, – крик мужа застал женщину за связыванием снопов подсохшего сена.

Выпрямившись и промокнув вспотевшее от тяжёлой работы и удивительно тёплого солнца для этого времени года лицо чистым передником, женщина с лёгким раздражением откликнулась на зов мужа.

– Чего тебе, Стэн?

Она любила своего мужа, несмотря на троих детей, большое количество тяжёлой работы по дому и на земле и уже целых семь лет брака. Но сегодня с самого утра она была раздражена буквально всем, и даже сама не понимая причин, которые могли так повлиять на неё. Они были прекрасной парой, которой многие восхищались и любовались, а кто-то конечно и тихо завидовал. В противовес её стройной и статной фигуре, а также копне непокорных чёрных как смоль волос, он был коренастым, белобрысым мужчиной с добрым лицом и повадками деревенского увальня. Мало кто знал, и только очень наблюдательный человек мог бы подметить его звериную грацию, а также белые нитки шрамов, украшавших его тело. Впрочем, все они обычно были скрыты под просторной кожаной или холщовой рубахой.

Двадцать лет службы и почётная пенсия по выслуге лет с чином сотника королевской гвардии не прошли даром, наградив его всем тем, с чем бы даже и захоти он не смог бы расстаться уже никогда. Она знала каждый его шрам и иногда ночью, когда дети уже спали, а она лежала рядом, лёгкими касаниями проводила по ним кончиками своих пальцев. Ещё она знала, как он иногда кричит по ночам, когда полные ужаса и жестокости сны – воспоминания приходят к нему в его ночных кошмарах. Он почти ничего не рассказывал ей о своей службе, но Арья не была глупа и понимала, что её муж прошёл через очень и очень многое.

– Кажется, скоро будет гроза, нужно идти в дом, – прокричал он ей, стоя недалеко от их амбара, куда он переносил только что увязанные ею снопы сена.

Арья подняла голову и посмотрела в небо, которое буквально ещё совсем недавно было абсолютно безоблачным и голубым и не предвещало непогоды. То, что она увидела, заставило её удивлённо и чуть обеспокоено поднять брови.

Деревня Приречье, в которой они жили, была небольшой. Двенадцать семей здесь располагались бок о бок на одной улице. Один её конец заканчивался кузницей Тревора, а напротив, через дорогу, домом Арьи и Стэна. Другой конец улицы заканчивался небольшой площадью, где по воскресеньям устраивался рынок, и где оглашались королевские указы. Дома были в основном крепкие, с основательными погребами и пристройками. Все постройки стояли в отдалении друг от друга, а вокруг них были разбиты общинные и личные сады и огороды.

Их дом, земля и прочие постройки находились почти с самого края посёлка, чуть вдалеке, перед стеной зелёного леса, казавшегося бескрайним, недалеко текла небольшая, но всегда бойкая речушка с удивительно прохладной и чистой водой. Причиной тому было её устье, берущее своё начало на склонах Сторожевых гор.

Эти горы простирались за лесом и из деревни едва виднелись. И только белые, сверкающие на солнце снежные шапки, можно было различить при хорошей погоде.

Именно оттуда, из-за горных вершин, наползал чёрных фронт грозовых туч, которые должны были вскоре принести с собой шквалистый ветер, ливень и сильную грозу.

Все это было особенно странно, потому что в третьем летнем месяце до этого никогда не бывало таких гроз, она была в этом уверенно полностью, всю свою жизнь, прожив в этих землях, и не могла припомнить ничего такого.

Собрав свои нехитрые приспособления, она подошла к мужу, с ещё большим удивлением, замечая на его лице, несвойственное для него хмурое выражение и напряжённый, направленный в горы взгляд.

– Это просто гроза, любимый, – сказала она, целуя его в щеку. – Пойдём домой!

– Не нравится мне всё это, – ответил он ей. – Дети дома?

– Нет, ответила Арья, – когда ты утром ушёл на охоту, приходила моя мама и забрала их к себе, пообещав вернуть их к вечеру.

Стэн ещё больше нахмурился, глаза его обычно серого цвета, стали как будто темнее, а его тяжёлые кулаки сжались сами собой.

– Сходи за ними и побыстрее! – То ли приказал, то ли попросил он.

Ещё больше удивившись этим его словам, а особенно тону, с которым он их произнёс, она кивнула и, чуть ускорив шаг, зашагала в дому родителей, где сейчас, уже достаточно давно, жила только её мать.

Пока она шла к отчему дому, Арье почему-то вспомнилось детство. Её отец пропал, будучи солдатом королевской армии на одной из войн, которых не велось уже в королевстве более семи лет. Она была ещё совсем ребёнком, когда это произошло и помнила она только ощущения от его сильных рук, когда он, возвращаясь домой, крепко обнимал и подкидывал её к самому небу, а мама страшно от этого волновалась и смешно всплёскивала руками, словно пытаясь на расстоянии помочь ему поймать её. Немного помнила она его доброе и одновременно суровое лицо и белозубую улыбку, каждый раз появляющуюся на его лице, когда во дворе его встречала жена и она, маленькая темноволосая девчушка с длинной красивой косой, аккуратно уложенной на её голове, матерью.

Когда однажды отец не вернулся из похода, вся их небольшая деревня старалась хоть немного помочь их осиротевшему хозяйству. Кто-то приносил немного съестного, кто-то отдавал старые вещи, и все частенько помогали им с дровами. Чуть позже, когда все немного наладилось, её мать всегда неплохо умевшая шить, чему, кстати, смогла обучить и Арью, стала получать заказы от баронского управляющего. На еду и скромное прожитье им стало хватать и самим.

А потом появился Стэн. Арья хорошо помнила, как это было. Ещё в чине десятника, после успешной облавы на каких-то заезжих лесных бандитов, судьба повела его в столицу, через небольшую просёлочную дорогу, на которой и располагалась деревенька, где жила Арья. Как потом узнала девушка, судьба тут сыграла не особо важную роль, а вот старая кузня, к которой их конному отряду появилась нужда, решила её судьбу.

Подковав лошадей и получив другой небольшой ремонт упряжей и прочей нехитрой амуниции, отряд десятника Стэна, чин-по-чину расплатившись с кузнецом, решил остановиться на ночлег.

У королевских солдат всегда есть деньги и, конечно, жители деревни знали об этом. Поэтому очень скоро к походному лагерю солдат, расположившихся на окраине деревни, вблизи реки, потянулись и деревенские жители, предлагая им домашнюю еду, медовуху и сидр, а так же поделки из кожи и меха, а так же прочую житейскую мелочь.

Собралась к солдатам и мать Арьи. Хотя у них не было ничего на продажу, но мать была прекрасной белошвейкой и была уверенна в том, что у солдат будет для неё работа. Амуниция не могла не порваться в долгом походе, не могла и не испачкаться их одежда, плащи и прочее, пока они скакали и преследовали бандитов по лесам и взгорьям.

Ну и конечно, Арья напросилась с матерью, чтобы помочь ей, чем сможет. Действительно, работы для двух швей оказалось не мало. За несколько горстей меди и совсем немного серебра, они зашили и выстирали множество рубах, кожаных солдатских порток и даже два плаща. Но самое главное произошло тогда, когда один из солдат, уже немало выпив медовухи, решил, что за свои деньги сможет купить себе и немного любви застенчивой деревенской девушки.

Арья даже не успела ничего понять, как вдруг, какой-то здоровенный солдат, с красным от выпитого лицом, подошёл к ней, сунул деньги, при этом что-то почти бессвязно бормоча, а потом схватил её за руку и потянул к недалеко стоящему стогу сена. Её мать в это время как раз отошла к реке и ничего не видела. Только Арья собралась закричать, начав догадываться о намерениях этого пьяного здоровяка, как неожиданно рядом раздался чей-то рык, так ей показалось сначала:

– Ковальд, твою мать. Отпусти девушку, сейчас же!

– Стэн, чего ты? Я же это… всё по-честному, я ей заплатил! – Отвечал увалень, немного побледнев в лице и как будто по привычке, подтянувшись перед командиром:

– Она вон и сама не против немного порезвиться. Так ведь? – Спросил он у Арьи и дёрнул её за руку, как бы призывая к ответу.

Арья тогда так растерялась, что речь её стала почти бессвязной:

– Нет, я не хочу, я только шить, я тут с мамой… – Лепетала она еле слышно и почти бессвязно.

Принимая её ели слышную речь за стеснение и согласие, солдат заржал и снова дёрнул её за руку к стогу. Тот, которого солдат назвал Стэном, в нерешительности замер, как вдруг Арья с глазами, уже почти полными слез, чуть громче смогла прошептать:

– Помогите…, пожалуйста…

Десятник Стэн, а это был именно он, в тот же момент огромным прыжком догнал парочку, почти незаметным лёгким движение зацепил ногу Ковальда, и казалось, легонько придал ему ускорения, в том же направлении куда они и шли до того. Эффект от этого действия произвёл на Арью неизгладимое впечатление. Солдат ласточкой отправился в полет, правда приземление вышло не слишком удачным, на излёте его голова встретилась с опорной балкой, вокруг которой накидывался стог сена, что-то хрустнуло, солдат что-то промычал и остался лежать без движения.

Отняв ладони от глаз, которыми она закрылась от страха, Арья посмотрела на своего спасителя, потом снова на лежащего солдата и в ужасе произнесла:

– Вы что убили его?

Стэн скривился так, как будто съел что-то очень кислое:

– Нет, конечно, – ответил он, – а вот стог теперь придётся собрать заново, слышала, как треснула балка?

– Я думала – это треснула голова, – ответила тогда она, а десятник улыбнулся.

– Запомни красавица, – сказал он, – голова у королевского солдата покрепче любой балки, а особенно у этого здоровяка. Пускай проспится, забудь про него.

Увидев горсть мелочи, которую Арья по-прежнему держала в руках, он сказал:

– А это себе оставь, в качестве извинений. И кстати, почему ты пришла сюда одна, с тобой же была ещё одна женщина? – Спросил он.

– А я и не одна, я пришла с матушкой, она белошвейка и как раз сейчас пошла на реку, чтобы постирать одежду ваших солдат.

– Понятно, – протянул десятник и затем спросил:

– А отец твой где?

Не успев договорить, по лицу девушки он сразу понял, что сказал что-то не то. Слезы вновь стали наворачиваться на её глаза.

– Он погиб на войне, много лет назад, – ответила Арья и опустила голову.

Прядь чёрных волос закрыла её лицо, но он увидел как две мокрые дорожки, всё-таки прочертили быстрые линии на щеках девушки. Она и не заметила, как он оказался рядом с ней и аккуратно обнял её.

– Чёртова война, – промолвил он.

Не став вырываться, она в первый раз за долгие годы, женским чутьём почувствовала себя в абсолютной безопасности, и позволила себе разрыдаться. С её слезами и тихими всхлипами выходила боль утраты, и гнев на весь несправедливый мир, уступая место спокойствию и теплу, шедшему от этого человека.

Тем вечером, они ещё очень долго говорили друг с другом. Когда тёплая летняя ночь уже стала вступать в свои права, Стэн проводил её до ворот дома. Помахав, стоя на пороге ему рукой, девушка зашла в дом и не видела, как он ещё долго стоял среди деревьев, затенявших их сад и часть дома, не отрывая взгляда от окон и о чем-то размышляя. Когда луна поднялась выше, и её свет залил всё вокруг, делая ночь волшебной, мужчина как будто кивнул сам себе и неслышной походкой хищного зверя, отправился обратно, проверять своих караульных.

Утро следующего дня также запомнилось ей очень точно. Она проснулась, едва первые лучи солнца заглянули в окно. Около её кровати в его свете, заплясали тысячи пылинок, ведя свой вечный хоровод, а рядом с кроватью сидела мама и смотрела на свою дочь. Взгляд её карих, таких же, как и у Арьи глаз, был очень задумчивым и каким-то немного грустным.

Очнувшись от своих мыслей, мать Арьи подхватилась, встала и вышла в сени. Арья, почувствовав что-то неладное, тоже встала, накинула на ночную рубашку сарафан, наскоро собрала волосы и выбежала ей в след.

– Что случилось, мама? – Спросила она.

Поймав на себе тот же странный взгляд, она услышала:

– С утра приходил тот десятник, Стэн кажется. Он сказал, что когда срок службы его подойдёт к концу, он вернётся и возьмёт тебя в жены…

После этих слов повисла такая тишина, какая бывает перед грозой, когда природа и всё вокруг замирает, в испуганном ожидании ненастья. Сердце Арьи трепыхалось, как птичка в силках. Но от чего-то она была счастлива.

– И когда же он вернётся? – Сгорая от смущения, смогла вымолвить она.

– Через четыре года. – Ответила ей тогда мать, отвернулась и, ступая чуть тяжелее обычного, пошла в сторону сарая.

Арья помнила, что тогда ещё долго – долго, она простояла соляным столбом, пребывая в своих мыслях и мечтах.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, она поняла, что уже стоит на пороге родительского дома.

Глава 3. Мир Омникорн. Развалины Кроссборна. 2341 год.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – кричал я, колотя по своему ПКУ.

Вообще эти древние машинки были сверхнадежны, персональное коммуникационное устройство (ПКУ) или по простому ПК, и не ломались. Технологии предков не подводили практически никогда. Да, заполучить такое было не просто, но я как искатель со стажем, уже давно обзавёлся этим полезным устройством. ПК выполнял множество функций, в него можно было загружать карты, по нему можно было связаться с другими обладателями подобных ПК, правда, на небольшом расстоянии. Так же устройство позволяло использовать себя как навигатор, фонарик, маячок, делало заметки и многое другое. Понятно, что большая часть некогда заложенного в устройство функционала не работало уже почти пятьдесят лет, но это и не мудрено. После того как мир рухнул и технологии Благоденствия отказали, почти все люди, а точнее то что от них осталось, выживали зачастую относясь к старым технологиям как к магии. А может это и была «чёртова» магия, я этого не знал. Размышления обо всём этом сейчас ни как не могли мне помочь, потому что я, кажется, застрял.

Застрял и не понимал, куда идти дальше. ПК сдох. Его сигнал перестал отображать моё положение на карте катакомб старого, но такого многообещающего города. Мало этого, мой ПК вообще периодически отключался и все чаще переставал подавать признаки жизни. Я блуждал в этих развалинах уже достаточно давно и нашёл не мало: несколько воздушных фильтров и фильтров для воды, исправный с виду гироскоп и пару процессоров со старого робота уборщика, половину коробки с пищевыми брикетами для белковых баков и ещё кое-что по мелочи. Но все это к чёрту станет не нужным, если я здесь сдохну. У меня оставалась ещё вода и немного пищевого рациона, но если я не возьму себя в руки и не найду выхода из этого лабиринта старых подземных коммуникаций, то всё это лишь немного отсрочит мою смерть от голода и жажды, а возможно и от чего-то похуже.

Старики говорили, что в катакомбах водится разное и ПК в этом тоже по идее должен был мне помочь, я не знал как, но он всегда показывал на своём дисплее метки живых существ, на расстоянии примерно пятидесяти метров от себя, что позволяло вовремя затаиться, устроить засаду или отступить.

Вот уже несколько часов мой ПК показывал только чёрный экран. Нет – это не могли быть "умершие" элементы питания, в этих устройствах они были практически вечные. Моё же устройство, как говорили старшие товарищи и Наставник, было вообще «из коробки».

Мне крупно повезло несколько лет назад. Находясь в одной из своих вылазок, я нашёл старый обглоданный крысами скелет, рядом с которым лежал пакет из старого пластика, цветные обрывки которого можно было довольно часто найти в развалинах старых городов и пустошах. В этом пакете я и обнаружил почти истлевшую от времени то ли картонную, то ли пластиковую коробку, в которой лежало новое ПК.

Устройство надевалось на руку и само активировалось через свои датчики, навсегда привязываясь к новому владельцу по его ДНК коду. Что и было мной проделано. ПК не боялись воды, высоких температур, пыли, грязи, радиации и ударов, Древние, чёрт бы их побрал, знали толк в подобных игрушках.

Приходя в себя от очередного приступа паники, я с досадой вспомнил, что ведь говорили мне, не ходи сейчас на вылазку, не время сейчас, показывая на небо в котором разыгрывался вдали небывалой силы шторм. Шторма разной степени силы были достаточно частым явлением, после наступления эпохи хаоса и раздора. Озоновый слой планеты был основательно разрушен, магнитные поля планеты, защищавшие её от солнечных вихрей и протуберанцев, давно ослабли и перестали быть надёжной защитой.. А я взял и пошёл:

«Что мне под землёй то будет, – подумал я тогда.

– Вот кретин, – ругая сам себя, я одновременно обдумывал сложившуюся ситуацию.

Самое противное, что я мог бы просто вернуться назад, но одни из гермоврат, что когда-то делили город на районы, сработали на открывание, а после того как я прошёл через них, что-то сзади завыло, заскрежетало в её механизмах и дверь закрылась. Но закрылась она не до конца, не дойдя буквально пары сантиметров до полной герметизации. «Если бы я был тараканом, это не было бы проблемой», – с усмешкой подумал я, – «но хоть я тонкий, но всё же человек».

Горько усмехнувшись своим мыслям, я понял, что по сути, вариантов то у меня не так и много, а именно всего два: идти по окраине или к центру. А сейчас единственный мой шанс был – идти вперёд, дальше, надеясь найти другой путь на верхние ярусы. Последний раз ПК показывал, что я на глубине шестидесяти семи метров и спуск вниз продолжался.

Города эпохи Благоденствия росли и строились по схожим проектам, условно похожими на то, как рисуют солнце дети. От центра города расходились радиальные лучи широких многоуровневых проспектов и сквозных магистралей, которые в свою очередь пересекались такими же многоуровневыми окружными дорогами. Чем больше город, тем больше было кольцевых дорог шедших с отступом от центра к окраинам.

Долбаный шторм, все из-за него. Я не мог знать точно, но логика меня раньше никогда не подводила. Я и раньше спускался, даже в более глубокие подземелья, но ПК работал. До этого не раз были шторма и грозы, но он работал! Планета, потерявшая большую часть своей атмосферы теперь больше подвержена электромагнитному и радиационному влиянию небесных светил, других причин отказа работы ПК я не видел.

Ну ничего, шторм же закончиться когда-нибудь, ПК заработает и все будет хорошо. Успокаивая себя такими мыслями, я шёл вперёд, на автомате рассматривая окружающие пейзажи старых катакомб, в поисках мало-мальски ценный вещей, которые можно будет потом продать, обменять на что-то полезное, или использовать для крафта или во благо нашей общины.

На этом, как впрочем и на всех других подземных уровнях, все коридоры были похожи друг на друга и представляли собой пластбетонные трубы достаточного большого размера, чтобы даже два человека смогли идти рядом с вытянутыми вбок руками и не касаться как друг друга, так и стен коридоров. Освещения было мало, часто это были лампы, тускло горевшие красным аварийным светом и почти ничего не освещающие, кроме небольших участков пола, стен и потолка в непосредственной близости от себя. Большинство коридоров было завалено мусором, битым стеклом и какой-то старой техникой, из которой более удачливые искатели уже сняли всё что возможно. Часть коридоров была подтоплена. Город и его подземная часть, часто представлялась мне большим и живым организмом, который уже почти умер, а все его артерии и жизненно важные узлы разрушены и сгнили. Энергетические линии были пусты и обесточены, такие инженерные системы как вентиляция, водоснабжение и канализация, не работали и большей частью уже были демонтированы общинами для своих нужд.

Центр города и его подземная часть сохранилась лучше, освещения тут было больше, иногда был даже слышен звук вентиляции. Некоторые вытяжки ещё работали, конечно, не от электричества, а из-за разницы давлений внутри и вовне. В центральных районах и ближе к ним всегда можно найти что-то интересное и ценное, в этих районах всегда и во все времена жили богачи, да и защита этих районов была лучше, что правда не спасло их обитателей. Моё собственное, убогое по меркам старых времён поселение, находилось в подвальных помещениях. Община наша состояла из полусотни людей, большей частью искателей. Места лидеров занимал Наставник, он же номинальный глава поселения и Техно-маг, он же шаман и механик, более других понимающий в старых устройствах эпохи Благоденствия. Мысли мои блуждали хаотично, то возвращая меня к насущным проблемам, то погружая в воспоминания о доме и старых временах.

Пройдя ещё немного вперёд, я увидел несвойственное для таких мест ответвление в боковой проход, во-первых он был не круглым, а прямоугольным, что странно, во-вторых в его дальней части что-то не ярко светилось. Скорее всего, это была панель доступа, а значит так просто туда будет не проникнуть. Судя по всему, если же пойти прямо, то вскоре я должен буду дойти до гермозатвора в центральную часть города, куда мне, в общем, то и нужно попасть.

Что это за прямоугольный коридор? Я за свою не слишком длинную, но, тем не менее, насыщенную жизнь, облазил немало коридоров и в целом хорошо представлял себе устройство и архитектурные решения, по которым раньше строились большие и малые города, поселения и прочие постройки, имевшие важное энергетическое или сельскохозяйственное значение в прошлом.

Хорошо бы отметить этот коридор на ПК и вернуться в центр, а потом прийти сюда в другой раз, но ПК не работает, а второй раз совсем не факт, что получится найти это место, что же делать? Что бы лучше думалось, я яростно заскрёб себя по затылку. Сложно сказать усилило ли это мою мозговую активность, но решение было принято. Конечно, я пошёл прямо, тогда я не знал, что это решение навсегда изменит мою жизнь.

Надо было выбираться отсюда, воды и еды осталось совсем не много, а выход на верхние уровни и путь к общине, всё ещё не был найден. Решение далось легко, чего нельзя сказать о событиях произошедших сразу за этим. Постепенно удаляясь от того перекрёстка, на котором я принял решение всё же идти прямо, я почти уже, как мне тогда показалось, увидел большой гермозатвор с надписью "центр" и "вход только по пропускам".

В одно мгновенье всё вокруг окрасилось красным светом, завыла сирена, почти ослепший и оглохший я, шестым чувством почувствовал движение и замер. Спустя минуту сирена, захрипев и окончательно поломавшись, затихла, а глаза стали понемногу привыкать к яркому, мигающему красному свету. Когда я смог что-то рассмотреть, то почувствовал, что волосы на голове становятся не по годам седыми. Перед моими глазами действительно был гермозатвор с надписью "центр" и "вход только по пропускам". Вот только из потолка, над гермозатвором, выдвинулась старая турель охранного комплекса города, с датчиками инфракрасного света, прицеливания, распознавания и бог знает, с чем ещё. Эта турель была оснащена типичным, для этих устройств, импульсным лучеметом. Всей кожей я почувствовал, как сканеры и датчики ОКГ ползают по моему телу, ища чип доступа, а ствол лучемета нацелен мне точно в голову.

«Что за бред, эти системы везде уже сломаны, отключены или разряжены, до меня уже почти пятьдесят лет искатели лазают по всем потенциально интересным местам, я явно не должен быть здесь первым». – подумал я.

Группы искателей из общин куда крупнее моей родной, оснащены были куда как лучше. В их распоряжении сохранившиеся оборудование Древних, в том числе и ПК с кодами доступа и программным обеспечением, написанным умелыми программистами -шаманами. А я что – я ничего, просто ползаю и собираю то, что не заметили или чем побрезговали другие искатели.

Я понимал, что всё, теперь я точно спёкся, мне конец, и никто никогда не узнает где я погиб. Эти системы, в том числе срабатывают и на движение, а я, как идиот, попался в зону предоставления допуска, она же досмотровая зона.

Раньше, когда например житель города подходил к одним из врат в центр, без заранее оформленного допуска, он просто ждал пока к нему выйдет киб-привратник и не прояснит причины появления посетителя. Если таковые причины имеются, тебя пропустят и даже сопроводят до места назначения, а если ты, например идиот, который пришёл подурачиться, то киб-привратник отдаст команду ОКГ, дезактивирует её, что бы ты не был уничтожен и выпроводит тебя на первый раз вон из досмотровой зоны. И всё. Если же ты совсем дурак и зашёл повторно, то тебе светит или приличный штраф, или же исправительные работы, о чем ты будет заранее предупрежден при своей первой попытке несанкционированного проникновения.

Что же мне делать? Понятно, что лучше не двигаться, а что тогда? Киб-привратник точно не выйдет, они все давно сломаны, уничтожены или перепрограммированы и служат совсем другим людям и, как правило, совсем другую службу. Я почувствовал, что без движения уже начал затекать.

Всегда считая, что неплохо развит физически, я имел стройное, подтянутое тело бегуна на длинные дистанции, как в тех старых фильмах, что ещё можно было иногда найти на старых цифровых носителях. Лицо моё также было худощаво и аскетично, упрямый подбородок почти всегда был покрыт двух -трёх дневной щетиной, я считал, что мне так больше идёт. Губы у меня были тонкие и почти всегда сжатые в сосредоточенную линию, нос был бы прямым, если бы не многочисленные переломы, полученные в детских и юношеских драках, за своё место в группе, да и просто за своё право на эту жизнь. Глубоко посаженные чёрные глаза, прятались под достаточно развитыми надбровными дугами, а высокий лоб, довершал мой образ молодого мужчины, точно знающего, чего он хочет, и как этого можно добиться.

«Долго я так не простою», – подумал я, чуть сменив позу, и заметил, как турель ОКГ также чуть довернулась, реагируя на это движение.

«Думай, думай Криз, что делать? Попробовать выпрыгнуть из зоны допуска? Бросить в ОКГ рюкзак, попытаться, двигаясь по миллиметру покинуть зону и обмануть протоколы ОКГ»?

Простояв ещё минут тридцать, и так и не придя ни к какому решению, я снова попытался аккуратно сменить позу, очень уж затекла и начала побаливать спина. Произошло странное, турель попытавшись снова повернуться, но теперь уже в другую сторону сначала начала издавать нехарактерные звуки, потом подёргиваться, совсем чуть-чуть подрагивая, и наконец, повернулась, снова уставившись своим стволом прямо в середину головы нерадивого посетителя без допуска.

Вот оно, это был мой единственный шанс! Для верности я повторил трюк с незаметным смещением в сторону заедания турели. И турель меня не подвела, она всего на секунду, из-за своей неисправности, чуть медленнее нацелилась на меня, давая крошечный шанс на спасение.

Надо решаться скорее, я тоже не становлюсь быстрее, стоя так долго почти без движения, но как же было чертовски страшно. Была ни была, ещё через двадцать или тридцать минут нерешительности, не давая себе больше шанса передумать, я прыгнул изо всех сил.

Яркая вспышка, удар в плечо, падение. Я не почувствовал ни боли, ни как упал, сознание милосердно покинуло меня.

Интерлюдия 2. Пространственный карман. Пробуждение Сущности

Из абсолютного Ничто возникло нечто. Свет, звук, ощущение, мысль? Ничего из всего этого и все одновременно. Он ощутил Нечто, что должно было быть им и начал заново осознавать Себя. Он пытался почувствовать хоть что-то, но не чувствовал при этом практически ничего. Он ничего пока не понимал и не помнил кто он, не знал где он, не чувствовал никакого движения вокруг себя. Хотя при этом он точно знал, что раньше он был. Когда? Где? Кем? Ответов у него пока не было, и помочь в осознании себя было некому. Он вновь и вновь погружался в бездну Великого Ничто, выныривая сознанием на краткий миг, и снова погружался в забытье.

Каждая мысль давалась ему с огромным трудом. Мысли ворочались, тяжелые и неповоротливые, никак не желая формироваться. Они неохотно проникали в его сознание вместе со вспышками дикой, почти нестерпимой боли. Боль – это пожалуй, единственное, что он чувствовал сейчас. Он радовался ей, тому, что она была с ним, наконец-то хоть что-то снова было с ним. Огромных усилий воли пока ему хватало только на то, чтобы снова не погрузится в пустоту Великого Ничто.

Время – это понятие всплыло в его сознании и казалось важным и одновременно, он точно знал, что сейчас оно на его стороне. Время начало подсовывать ему образы, имеющие для него большие или меньшие значения и смыслы. Эти образы, он воспринимал их словно кружащиеся вокруг него искры. Они были иногда больше, а иногда гораздо меньше их, быстрее или медленнее. Они проносились мимо, а когда касались его, то сразу гасли в его сознании. Иногда они снова зажигались, но уже в нем, но чаще безвозвратно умирали, как будто кто-то испугался и сразу же потушил только что разожжённую им же свечу. Да, он видел их, особенно тогда, когда они летели сквозь него, но не понимал их. Он был словно слепец, сидящий в полной темноте. Темноте того рода, что ни один, даже самый яркий свет, не смог бы разогнать ее, даже на краткое мгновение.

Новое всплытие ознаменовалось тем, что он начал вспоминать базовые понятия: что есть материальное, а что не материальное, что живое, а что не живое, что есть свет и что есть тьма. Одновременно с этим, он почувствовал, что время – здесь и сейчас не имеет над ним власти, скорее оно помогает ему что-то вспомнить. Почему он вообще подумал об этом? Бессмертен ли он или может быть рождён с начала времён? Что он такое или кто он такой? Человек? А может быть он Бог? И снова темнота накрыла его своим темным саваном.

Еще одно всплытие, и ещё одно слово, ещё одна мысль: смерть или бессмертие, что они значили? Что они сейчас значили для него? Ничего… Он просто чувствовал, что в его сознании появляется всё больше мыслей, слов, образов, картин, возникающих как будто бы из ниоткуда. Словно тысячу лет назад, осушенный колодец снова начал наполнятся вновь, очень медленно, буквально по капле. Возникло чувство, что он собирает свое сознание по кусочкам, очень-очень маленькими кусочками. Будто он собирает огромную головоломку, состоящую из тысяч чёрных кусочков, и делает это в абсолютной темноте, на ощупь, не видя ни их, ни даже своих рук. Темнота…

Вспышки ослепительной, дурманящей сознание боли приходили все чаще, следуя одна за другой как волны, набегающие на песчаный берег. Они приносили с собой новые слова, образы, эмоции и мысли. Они кружились вокруг в хаотичном танце, давая ему некое новое ощущение, но делали они это крайне неохотно, перемешиваясь и снова, как частички огромного пазла, по одному, вставали на свои места, а соединяясь друг с другом, образовывали более сложные понятия и далекие отголоски чувств.

Вдруг он осознал, что боль – это его верный союзник и помощник, и в этой мысли был заложен не единственный смысл, как бы парадоксально это не могло показаться на первый взгляд. Он осознал, что благодаря этому первому ощущаемому им чувству, он снова живет, снова способен думать. Теперь ему нужно снова, как много раз уже было до этого, планировать свои действия и копить силы. Он помнил это, как помнил и то, что у него раньше были и другие чувства, с которыми он прошёл, рука об руку всю свою жизнь или может быть даже жизни, до вот этого момента.

Жизнь до чего? Что его привело к такому вот беспомощному состоянию? Или кто? Сейчас он не помнил этого и никакие усилия, прикладываемые им к своему измученному болью сознанию, не могли ему помочь. Но он вспомнит, обязательно вспомнит: кто он, почему он здесь, вспомнит своих соратников и своих врагов и тогда он вернётся. Он снова вернётся, как это всегда случалось с ним до этого!

Глава 4. Школа Волшебства «Штормхольд». Мир Пента. 390 год. Вступительный экзамен.

Когда мысли мои вернулись в настоящее, меня снова охватила тревога. Я не знал, в чем именно заключается вступительный экзамен. Не знал, кто и каким образом его будет проводить. Трактирщик только улыбался в ответ на мои расспросы, а постояльцев таверны и встреченных людей по дороге я беспокоить этим вопросом не решался.

Внезапно, из-за поворота, со стороны Шторхольда, показалось облако пыли, а минутой спустя мимо меня пролетела карета, запряженная тройкой черных жеребцов. На облучке сидел возница, нахлестывающий плеткой по крупам коней, а в окошке я увидел красное как рак лицо подростка, примерно моего возраста. Рядом с ним сидел, по-видимому, его отец, который, не стесняясь в выражениях, громко отчитывал своего отпрыска:

– Второй раз! Второй раз я забираю тебя отсюда! Не стыдно тебе, оболтус?

Паренек что-то мямлил в ответ, но настолько тихо, что я не расслышал. Отец тем временем продолжал, не особенно прислушиваясь к оправданиям сына:

– Ты позоришь семью волшебников! Тебе уже двенадцать лет, остается последний шанс! Если ты, олух, не поступишь в следующем году, я клянусь, что отправлю тебя в солдаты, там таких бездарей с удовольствием принимают без всяких экзаменов!

Карета унеслась прочь, а меня начала бить мелкая, противная дрожь. Тревога постепенно трансформировалась в легкую панику. До Школы Волшебства оставалось идти не больше часа пути. Я потратил это час, методично шагая вперед и одновременно пытаясь унять дрожь в коленках и не позволяя вырваться наружу скакавшее как безумное, в моей груди сердце.

Наконец, за последним поворотом, я увидел стены Штормхольда. Они, как и сама Школа Волшебства, были построены в виде квадрата, образовывая закрытую территорию вокруг нее. Каменные блоки, из которых они были сложены, были подогнаны настолько точно, что стыки едва можно было разглядеть, а с моего расстояния они виднелись, словно тончайшая паутинка, опутывающая вытесанные из цельного камня стены. Они поднимались на пятнадцать футов в высоту, имея при этом круглые башенки на каждом из четырех углов, увенчанные круглой в поперечнике, остроконечной крышей.

Дорога немного расширилась, стало видно, как слегка изгибаясь, она вливается в широкие двустворчатые ворота, по бокам которых, с внешней стороны стен, стояли в два человеческих роста высотой, белокаменные фигуры, закутанные в мантии с надвинутым на лицо капюшоном и с посохом в руках.

Это были Северные Врата. Как я знал по книгам, с противоположной стороны, располагались точно такие же – Южные Врата, с подобными же изваяниями. Статуи все были немного разные, хотя отличия были настолько незаметны, что издалека их было вовсе не разглядеть. По традиции, в Северные Врата заходили вновь поступающие и сюда же возвращались после своих каникул ученики. Из них же изгоняли тех, кто не смог сдать экзамены, или же тех, кто сам решил навсегда покинуть Школу. В Южные Врата, входить и выходить, могли только маги и магистры, а так же сами Учителя.

Сейчас перед Северными Вратами толпилось несколько карет, возле которых стояли десяток юношей и девушек. Это явно были одаренные, решившие испытать свой дар и рискнувшие сдать вступительный экзамен, став учениками Школы Волшебства. Врата стояли распахнутыми, как бы приглашая смельчаков войти внутрь.

Я, минуя всю эту толпу, направился прямо к ним. Перед самыми створками стоял белобрысый паренек невысокого роста и нервно жевал нижнюю губу. Я поравнялся с ним, вставая от него справа:

– Что, страшно? – Спросил его я, сам при этом мелко подрагивая.

– Не то слово! – Ответил тот, делая при этом непроизвольно шаг назад.

– Давай вместе? – Предложил я и положив ему на спину руку, подвинул того обратно.

– Давай! – Паренек при этом так налег спиной на удерживающую его мою левую руку, что мы оба едва не падали.

– На счет три? – Предложил я, с трудом сохраняя равновесие, но при этом, не убирая руку.

Тот нервно кивнул, дробно стуча зубами. Рука у меня уже грозила вот-вот оторваться.

– Раз! – Произнес я и почувствовал, что спина паренька понемногу выпрямляется, и он наконец-то перестает давить на мою руку всем своим телом. Я понял, что моя рука все же имеет шанс остаться при мне.

– Два! – С трудом выдавил из себя он.

– Три!!! – Оглушительно произнесли статуи по бокам от нас.

И мы, повинуясь чьей-то неодолимой силе, одновременно сделали гигантский шаг, прямо в портал ворот. Шагнув во внутренний двор, мы переглянулись, улыбаясь и немного гордясь своей смелостью.

– Меня зовут Драгорт, для друзей просто Драг, – представился я, – а тебя?

– Меня Семиус! Для друзей – Сэм! Очень рад знакомству и спасибо за помощь. Сам бы я еще долго мешкал, а еще не дай Восемь, развернулся бы и дал деру! Были у меня и такие мысли в голове!

– Не за что, Сэм, обращайся, – усмехнулся я. – Надеюсь, наше знакомство продлится, как минимум пять лет!

Сэм неуверенно кивнул, оглядывая двор и заметив впереди на стене Школы большую резную двустворчатую деревянную дверь, почти напротив ворот, указал на нее мне:

– Думаю нам туда!

– Пошли! – Согласился я.

Мы пересекли двор, и подошли к намеченной двери. Приблизившись вплотную, я изумился мастерству резчиков. Обе створки были сверху донизу испещрены руническими символами четырех стихий, которые сплетаясь между собой причудливыми узорами, покрывали все пространство, соединялись к центру, образовывая своими переплетениями герб школы. Он был при этом как бы разделенный пополам, в месте соприкосновения створок. Дверь находилась в небольшом углублении стены таким образом, чтобы к ней мог подойти вплотную только один человек. Высотой она была футов семь:

«Наверно чтобы стражи ворот заходили не нагибаясь», – мелькнула у меня в голове шальная мысль, заставив криво улыбнуться.

Ручек у дверей не было, петель я тоже не нашел. Дверного молотка или кольца, чтобы постучать – ни на ней, ни справа, ни слева от нее – не наблюдалось.

– Похоже, что дверь открывается внутрь, как думаешь? – Спросил я.

Сэм снова неопределенно кивнул, не сделав при этом даже попыток открыть дверь, вновь отдавая инициативу мне. Я попробовал толкнуть сначала одну створку, затем вторую – никакого эффекта.

– Попробуй ты, – я отошел назад, освобождая пространство Сэму.

Тот повторил мои бесплотные попытки, пожал плечами и отошел обратно мне за спину:

– Что будем делать? – Спросил он меня.

В его голосе я расслышал нотки начинающейся паники. Как назло двор был пуст. Я покрутил головой, пытаясь высмотреть хоть кого-нибудь, кто бы нам смог помочь. Никого не было видно. За нами следом, через ворота тоже никто не заходил. Хотя от нас, где мы сейчас стояли – до Врат было с полсотни шагов, а сами ворота были по-прежнему открыты настежь, я к своему удивлению, не увидел за ними ни карет, ни толпу подростков, мимо которых проходил совсем недавно. За воротами, а точнее в створе ворот стояло неясное марево, какое возникает от раскаленной солнцем каменной мостовой в очень жаркий день. Марево клубилось прозрачными всполохами, будто живое, жарко облизывая своими бестелесными языками каменный верх портала входных ворот.

– Драг! – позвал меня Сэм. – На что это ты там уставился?

Я повернулся к нему:

– Сэм, посмотри назад, что ты видишь?

– Ворота вижу.

– А за ними? – Не сдавался я.

– А за ними туман.

– Туман? – Удивился я, – а разве там не огненное марево?

Сэм еще раз обернулся назад, словно хотел убедиться, что глаза ему не врут, и он видит совершенно не то, что вижу я:

– Туман, определенно, туман, такое впечатление, что сейчас раннее, холодное утро. Мы с тобой стоим на берегу озера, разогретого предыдущими теплыми деньками. Осенью так бывает довольно часто. Вот только озера поблизости нет, да и утро сегодня теплое… Интересно, откуда он тут взялся?

Сэм яростно заскреб себе макушку, и я в раздумьях начал скрести свою. Потом представив нас со стороны, зло рассмеялся, представив, как это выглядит со стороны:

«Два остолопа наяривают пятерней свои затылки перед закрытой дверью. Хороши мы, нечего сказать – назад таким самое место – домой, к мамкам, нянькам, куклам и никаких им Школ, тем более Волшебных! Не доросли!!! Барашки, блин! Стоят и тупо смотрят на закрытую дверь. Еще по бодайте ее, вдруг пробьете своими тупыми, чугунными лбами!»

Разогнав в себе, таким образом, мысленно ярость, я этим прочистил немного свой разум и еще раз, очень внимательно осмотрел по очереди: дверь, двор, ворота. Подумав, я спросил:

– Сэм, тебе ничего не кажется странным? Я вижу огонь, а ты значит туман. Туман – это ведь вода! Кстати, а у тебя какой дар?

– Я призываю воду! – Сэм радостно осклабился, начиная понемногу догадываться, к чему я веду мысль. – А ты что? Огонь?

– Именно так! – Подтвердил я и продолжил:

– А это означает, что нам нужно не пинать дверь лбами, как бараны, а аккуратно, рукой надавить каждому на свою руну стихий, чтобы она нас пропустила!

Подавая пример, я повернулся к двери и нажал открытой ладонью на руну Огня, которая занимала нижнюю половину правой створки двери. Створка не отворилась, она провернулась на центральной оси, увлекая меня за собой, и тут же захлопнулась следом, едва не отдавив мне пятки.

– Ура! – Воскликнул я, обернувшись к закрытой за спиной двери, ожидая увидеть входящего за мной Сэма.

Я был внутри! Сэм не появился следом ни через минуту, ни через две. Я не считал его абсолютным тупицей, и не верил, что после моих объяснений и наглядной демонстрации он не сможет войти. Он должен был нажать на руну Воды, которая располагалась на левой створке в верхней ее половине. Я справедливо посчитал, что он тоже попал внутрь, просто видимо в другое место. Скорее всего, каждая руна вела в свое крыло Школы. Недаром ведь факультетов четыре, а дверь одна!

Я решил идти вперед. Пройдя короткий коридор, за ним я увидел витую лестницу, спиралью уходящую вверх. Пожав плечами, я начал подъем. Пройдя полный виток, я оказался на этаже, где, наконец, о чудо! Встретил первого живого человека. Это был седовласый старец в ярко красной мантии, и остроконечной шляпе того же цвета. В руках он держал небольшой пергамент и гусиное перо. Перед ним стоял деревянный пюпитр со стопкой таких же пергаментов, только уже заполненных какими-то письменами.

– Имя, молодой человек? – Строго спросил он, глядя на меня внимательными глазами.

– Мое? – Вопросом на вопрос ответил я, ничего лучше в тот момент мне, видимо, придумать не удалось.

– Ваше! Слава Восьмерым, мое имя мне известно! – Усмехнулся старец.

– Драгорт! – Наконец проговорил я, окончательно стушевавшись.

– Я куратор факультета Огня и ваш преподаватель данного искусства, которое вы начнете изучать в третьем семестре, после начала своей специализации. Меня зовут Оргус! Я поздравляю тебя с зачислением на мой факультет! – Он записал на пергамент мое имя и положил его в общую стопку.

– Так я зачислен? А как же экзамен? – Продолжал тупить я.

– Ты зачислен, Драгорт. Экзаменом было преодолеть страх, пройдя заговоренных навевать ужас стражей, не пропускающих внутрь малодушных. Проявить смекалку и не поддаться отчаянию, перед вращающимися дверьми и наконец, открою тебе главную тайну: никому, не обладающему одним из четырех даров, дверь не откроется! Руны реагируют только на тех, кто носит стихию в себе. Никто, не обладая даром, не сможет пройти внутрь Школы! Кроме того, проходя испытания, обладатели дара еще и одновременно распределяются на факультеты!

– Уф! – Только и смог выдавить из себя я.

– Очень информативно, – заметил куратор и нахмурился, – если это все что ты хотел сказать или спросить, то поднимайся на второй этаж башни Огня. На ближайшее время – это будет твой дом, занимай любую из свободных келий. Для первокурсников удобств у нас не слишком много, но все необходимое для учебы ты найдешь там, в своем сундуке. Там же лежит расписание занятий первого года обучения, а так же твоя мантия и шляпа. На уроки необходимо приходить только в такой форме!

Закончив свой монолог, он, жестом указав мне на лестницу, отвернулся к своему пюпитру, показывая тем самым, что разговор окончен. Я же, немного помявшись, стал подниматься на следующий этаж винтовой лестницы, пока не вышел на следующий этаж. По обеим сторонам коридора, через каждые два метра были расположены двери, с последовательно увеличивающимися номерами. У занятых уже учениками комнат, двери были закрыты, у ни кем не занятых – стояли распахнутые. Я занял комнату под номером семнадцать.

Глава 5. Мир Карна. Деревушка Приречье. 748 год. Болезнь.

Пока Арья собирала детей, чтобы отправиться домой, погода продолжала становиться хуже. Поднялся сильный и порывистый ветер, начал моросить холодный, совсем не летний дождь. Солнце скрылось за чёрными тучами и сразу стало темнее. Мать Арьи отговаривала идти их обратно в такую погоду, убеждая обождать, а то и вовсе остаться на ночь. Но Арья хорошо знала, или как оказалось в дальнейшем, думала, что хорошо знает своего мужа. Если он сказал привести детей, да ещё и таким непререкаемым тоном, то лучше было послушаться.

Когда они, уже под проливным дождём, который буквально сёк их спины своими тугими струями, промокшие насквозь и сильно замёрзшие, забежали во двор своего большого и крепкого дома, Арья увидела стоящего на ступенях крыльца Стэна. И то, что она увидела, обеспокоило её, если не сказать напугало.

Её муж, крепкий и сильный мужчина, стоял совершенно без движения, его голова была приподнята, а взгляд его голубых глаз, как будто примёрз к эпицентру надвигающейся бури, которая была уже совсем близко. Всё небо заволокли тяжёлые чёрные тучи, нависающие над землёй так низко, как будто сам небесный купол был готов обвалиться им на головы. В сердце бури сверкали молнии, гром разрывал воздух, подобно рёву сотни горных великанов, собравшихся в боевой поход и подбадривающих себя криками. Старики рассказывали, что некогда такие водились в пещерах, на отрогах Сторожевых гор.

– Стэн, – позвала она, легко прикасаясь к его плечу, – идём домой, холодно!

Немного подождав и не получив никакого ответа, её муж даже не повернул к ней головы, она завела в дом промокших и стучащих зубами от холода детей. Наскоро раздев их, растерев сухим полотенцем, и дав им сменную одежду. Арья подбросила немного дров в очаг и поставила кипятить воду.

«Надо добавить трав потом, когда вода закипит, не хватало ещё заболеть», – думала она. Арья действовала совершенно автоматически, как и любая хозяйка в своём доме, прекрасно знавшая, что и где лежит.

Раньше в их Приречье, жила бабушка Ведунья, как её все называли. Она жила неподалёку от деревни, но на особицу, за рекой, ближе к чаще леса. Она всегда могла помочь тем, кто обращался к ней с какой-то хворью, или переломом, или любой другой не слишком уж серьёзной травмой или раной.

Лечила она и домашнюю скотину, если её просили. Настоящего же её имени никто не знал. Самым интересным было то, что ещё её мать говорила про Ведунью, что та уже тогда была старой, когда она сама была ещё маленькой девочкой – это тоже казалось странным и невозможным. Арья, же слава Восьмерым, росла здоровой и крепкой девочкой, но однажды и с ней приключилась какая-то болезнь, когда ей было около девяти лет. И тогда её мать, вместе со старым Тревором кузнецом, отнесли её, находившуюся тогда в лихорадке и почти без сознания, в дом к старой Ведуньи. Арья мало что могла вспомнить о той, приключившейся с ней давным-давно болезни. Вроде бы Ведунья, давала ей, какие-то горькие травяные настойки, что-то долго, прежде чем заварить, над ними шепча. А ещё она прикладывала к её лбу и груди свои ладони, и тогда Арье сразу становилось немного легче, а потом она как-то вдруг и сразу поправилась и больше никогда не болела.

Спустя годы, она узнала, что кто-то из соседей, отправился к Ведунье с больным зубом, но в большом удивлении и расстройстве вернулся назад, не получив лечения. Поговаривали, что Ведунья ушла. Просто ушла, никто не видел когда и куда, тела её также не нашли охотники, часто по своему ремеслу отправляющиеся в лес на промысел. Тревор, единственных кто хоть немного общался с Ведуньей, просил их об этом, поищите мол старуху, может пошла в лес за кореньями, да за ягодами, да так и сгинула где-то или зверь какой её задрал насмерть. Хотя в это никто не верил, потому что даже самые злобные сторожевые псы, скалящие пасти на любого прохожего, кроме хозяев, замолкали и начинали вилять хвостом, как малые кутята от радости, увидев или почувствовав её приближение.

Ведунья, раньше частенько, с самого раннего утра, приходила на небольшой рынок, каждое воскресенье стихийно образовывавшийся на деревенской площади. Торговля была не хитрой, деревенские жители продавали излишки, баронские слуги и жители соседних деревень, также приезжали закупить, что-то для себя или замка. Заезжие гости были самой интересной публикой, иногда у них можно было выменять, действительно что-то полезное или красивое.

Тревора – кузнеца пытались расспрашивать, что да как, не говорила ли ему напоследок что-то старуха? Но он, похоже, тоже ничего не знал, лишь однажды, на каком-то празднике, сильно перебрав с медовухой, якобы кто-то слышал, что Тревор ответил что-то странное на вопрос о Ведунье:

– Ушла магия, ушла и Ведунья… – Едва внятно проговорил он тогда, повесив голову себе на грудь.

Это тоже было не слишком понятно. В старых сказках, что Арье рассказывала её мать, часто упоминалось, что магия когда-то была в Карне. Были волшебники и волшебницы. На службе у Короля были боевые маги. В потаённых уголках и в соседских землях, водились разные волшебные существа и были не все из них добрыми и светлыми.

      Вот взять тех же горных великанов. Про них рассказывали много сказок, мрачных и тёмных. Ещё рассказывали про Двергов, живущих в горах, где-то далеко на севере. В сказаниях описывали их как людей невысокого роста, самые высокие из них были до полутора метров высотой. Отличительными чертами их, были кряжистые, могучие фигуры. Зачастую ширина плеч у них, не уступала росту, почти все они, кроме самых молодых, носили бороды, которые заплетали каждый на свой манер. Вроде бы по этим косичкам, можно многое было узнать о том или ином представителе этого странного народа. Также про них ходили слухи, что были они умелые мастера, строители и кузнецы, что жили они долго, по меркам людей, и что характер они имели нелюдимый, сварливый и вспыльчивый.

Ещё в древних сказках говорилось об Альтерах, живших некогда в лесах Карна. Те наоборот, бород не имели, а были все как на подбор роста высокого, даже женщины и фигуры имели утончённо – изящные. Сведущи же они были в целительстве и работе с живой природой и растениями. О них в сказаниях упоминаний было гораздо меньше, чем о всех других существах некогда, а может быть и сейчас населявших Карн. Возможно, причиной тому была их скрытность, а возможно что-то другое.

Ещё Арья помнила, что мать ей читала про иноземцев с востока. Были они людьми, но Королям Карна никогда не присягали на верность. Жили они уединённо и обособленно в своих нескончаемо огромных пустошах, за что в народе получили название Варваров. Особенностью их быта была большая любовь к лошадям. Поговаривали, что Варвары ценили их жизни выше человеческой. Они вели кочевой образ жизни и не имели городов, вся их жизнь была дорогой по бесконечному кругу, никому не известных маршрутов.

В отличие от Двергов и Альтеров, они часто доставляли беспокойство Королевству, совершая молниеносные набеги на пограничные земли на востоке. Сравнимо с лавиной, неумолимой силой, они прокатывались по обжитым районам Карна и также внезапно растворялись в своих землях. В ходе этих набегов, чего конечно не говорилось в сказках, Варвары брали в плен людей, скотину и крали всё остальное, что не удавалось укрыть от их жадных глаз.

Всё это Арья знала из немногих слухов от проезжих людей, что по воскресениям попадали на их рынок. Арья знала, что Король лет пятьдесят назад распорядился на границе восточных земель основать город крепость, которую так и назвали Дозор.

Самые же страшные сказки, были о существах иных, потусторонних, мёртвых, обитающих на юго-востоке за Мёртвыми гатями. Поговаривали, что всё зло мира обрело и затем взлелеяло там своё начало. Очень многое изменилось, как говорят, после жестокой и кровопролитной Зимней войны.

По прошествии трёх сотен лет, многое стёрлось из людской памяти. Говорят, что в той битве, сошлись армии всех народов Карна. Люди ещё не были объединены под одной рукой. В те времена, они жили отдельными племенами или кланами, и лишь часть из них смогли заключить союз с соседями. Именно по этой причине та война, впоследствии, была названа Великой.

Дверги поддержали северные кланы. Варвары востока – выступили на стороне кланов, исстари проживающих в восточных землях. Южан же поддержали самые страшные соседи, среди которых были горные Великаны и гоблины, людозвери или Оркусы как они сами называли себя, прочий бестиарий представляли такие твари как Кошки-скорпионы или Мерки, Людобыки и Людозмеи, Спектры и Умертвия. Именно по этим самым жутким тварям был нанесён самый мощный удар, приведший к их полному истреблению. Альтеры, были единственными, кто тогда не принял участие в том конфликте.

По прошествии трёх веков, сложно точно понять, что послужило причиной той битвы. Возможно, их было несколько, одна из самых вероятных, была вызвана территориальными притязаниями, другая была связана с притязаниями на некий Артефакт, найденный в древних развалинах, на границах нескольких кланов тех времён. А может и обе из них.

Неким доказательством этого являлось то, что после битвы, война не закончилась сразу. Она приобрела характер затяжных осад, подлых засад и мелких набегов. Так же говорят, что каждая из сторон, почувствовав скорых исход своих сил, инициировала созыв совета. Именно на нём стороны сумели договориться о перемирии, разделе границ и разделении на части древнего Артефакта. При этом самым странным было то, что хотя Альтеры и не принимали участи в той войне, границы свои они определили, и часть Артефакта тоже получили.

Таким образом, понёсшие огромные потери Люди, решили объединиться под одной рукой и выбрали себе Короля, являвшегося неоспоримым героем тех битв. Именно от него и ведёт до сих пор свой род Королевская династия Вернона. Артефакт был разделен на пять частей, которые стали Символами власти своих народов. Поговаривали, что именно эти события повлияли на весь этот Мир. Восемь богов отвернулись от них, они ушли из него, забрав у людей волшебство и магию.

С тех пор как Ведунья ушла, болеть в деревне стало совсем страшно. Старались люди не заболевать, они собирали полезные травы и мёд – этим и спасались, как могли. В самом крайнем случае, посылали или везли больного в замок барона этих земель. Звали его господин Эдхарт. В его замке был свой лекарь, выпускник столичной королевской академии, но лечение стоило дорого.

Задумавшись обо всём об этом, Арья не переставала хлопотать по дому. Трава кислинка была уже заварена, мёд в отвар добавлен, а дети этим горячим питьем напоены и отогреты, ну и сама она, как водится, за детьми допила остальное. Успокоившись и уложив детей спать, Арья вспомнила о муже.

– Восемь заступников, – всплеснула она руками и выбежала на крыльцо.

Её муж стоял на прежнем месте, не отрывая взгляда от бури. Молниевые разряды страшно били в землю, казалось совсем близко. Взяв его за руку, она с удивлением почувствовала холод его тела. С силой потянув его к дому, Арья не добилась практически ничего, она не смогла даже слегка сдвинуть его с места. Она, конечно, знала, что её муж очень сильный человек, но и она не была слабой, всю свою жизнь, живя простой, понятной, но далеко не лёгкой жизнью человека, работающего на земле. Поняв, что силой ничего не добиться, она поднялась на цыпочки, взяла в ладони голову своего любимого и нежно позвала его:

– Стэн?

Его глаза на миг оторвались от центра бури и встретились с её. Поймав этот его взгляд, она нежно поцеловала его и снова позвала:

– Стэн, идём домой, холодно!

Ей всё-таки удалось тогда увести его под тёплую крышу их такого светлого, крепкого и до этого момента благополучного дома. Наскоро сняв его насквозь мокрую одежду, она накинула не него хорошо выделанную очень тёплую шкуру, недавно убитого им в лесу медведя. Потом Арья с большим трудом смогла довести и уложить его в их большую и надёжную кровать. Повторно заварив кислинку, она снова добавила туда мёд и напоила его. Он делал всё как-то автоматически, всё также находясь в каком-то неестественном оцепенении. Обычно его такое живое лицо, было сейчас бледно и неподвижно. Взгляд его бесцельно блуждал и надолго не задерживался ни на чем вокруг, всё чаще и чаще погружаясь внутрь себя. Арья разделась и легла с мужем, пытаясь отогреть его теплом своего тела и всей любовью своего сердца. Но на следующий день он все же заболел.

Болел он тяжело и страшно, лицо его, некогда пышущее здоровьем, осунулось, побледнело, отчётливо обрисовались скулы, волосы из светлых, превратились в серые, ближе к пепельному цвету, под глазами образовались чёрные круги. Дыханья его почти не было слышно, а грудь ели вздымалась, но и это не было самым страшным. Знак Восьмерых, что одевали на шею всем без исключения детям, достигшим возраста в девять месяцев, из золотого, каким он был раньше у Стэна, превратился в бесцветный и темнел день ото дня, пока не стал чёрным и каким-то истончённым, как самая тёмная зимняя ночь. Он стал прорастать в какой-то кругляш, прямо на груди Стэна, извиваясь страшным узлом тонких чёрных нитей, которые словно корни сорняка, распространялись по всей его груди.

Ни слёзы Арьи, ни отвары, ни растирания, не приносили ему никакого облегчения и где то в глубине души, Арья уже стала чувствовать себя вдовой, с тремя малыми детьми в придачу. Эти девять дней прошли для неё как в тумане. Приходила её мать и другие соседи, а на восьмой день пришёл Тревор и как единственный близкий мужу мужчина – воин, он тоже когда-то служил в баронской армии десятником, он снял со стены меч Стэна, положил его тому на грудь и сжал его пальцы на эфесе:

– Он уходит, крепитесь, – с печалью в голосе, сказал он, и вышел из их дома.

Глава 6. Мир Омникорн. Развалины

Кроссборна. 2341 год.

Придя в сознание, я плохо запомнил дальнейшие события. Дикая, выламывающая боль в плече отдавалась по всему телу, левая рука онемела и совсем не чувствовалась. Накатывали приступы тошноты. Сознание то уплывало от меня, то возвращалось с новыми приступами боли. От удара меня откинуло, слава Восьмерым, из зоны досмотра и зоны поражения турели ОКГ. Я то ли шёл, то ли полз куда-то. В очередной раз, немного придя в сознание, я понял, что оказался в том странном, прямоугольного сечения тупике, мимо которого, казалось вечность назад, я прошёл прямо к гермозатвору центральной части города. Оранжевым пятном, в моём затуманенном от боли и потери крови сознании, отпечатывалась панель доступа, которую я тогда приметил от перекрёстка. Прекрасно понимая, что одной ногой я уже с Древними, я прислонил свой ПК к панели доступа и о чудо, панель мгновенье спустя моргнула сначала красным, а потом зелёным цветом. Гермодверь поползла в сторону, вдвигаясь в стену, и я почти упал внутрь помещения, в котором угадывался то ли медицинский бокс, то ли какая-то исследовательская или научная лаборатория.

Помещение было небольшим, очень чистым, куполообразным, диаметром всего около пятнадцати метров. В середине его находился то ли стол, то ли кресло, а может и всё это одновременно. Таких помещений я ранее не видел и не находил в своих вылазках. Как ни странно, оно было ярко освещено приятным белым светом, не режущим глаз и одновременно, не оставлявшим не одной тени вокруг. Свет шёл, казалось отовсюду сразу.

«Только бы тут был встроенный мед бокс», – подумал я и с большим трудом, поминутно теряя сознание, дополз до кресла-стола и окончательно потерял сознание, навалившись на него всей своей тяжестью.

Единственная мысль перед этим всплыла в моём мозгу: «Вот и всё, добегался».

      Сознание вернулось ко мне резко, как будто после качественного и продолжительного сна. Плечо больше не болело, голова была ясная, вот только двигаться, не говоря уже о том, чтобы встать, я не мог. Скосив вниз глаза, я увидел, что вся верхняя половина моего тела была обнажена и плотно прихвачена к ложементу, на котором я лежал полосками то ли ткани, то ли металла, то ли какого-то другого материала, о котором я не знал ранее. Свою одежду я увидел разбросанной по полу. Сразу стало понятно, что почти всё моё снаряжение безвозвратно испорчено. Разрезанная вдоль молнии любимая прорезиненная куртка, лежала у изголовья. Сколько же я в ней отбегал? Наверно лет семь, почти сразу, как стал делать самостоятельные вылазки. Как я помнил, её подарил мне Наставник. Прорезиненная и укреплённая на груди, спине, плечах и локтях ткань, была влагостойкой и очень прочной.

Рядом с ней, невнятным серым комком, лежала верхняя часть термической поддёвы, неплохо сохранявшей тепло и отводящей лишнюю влагу с моего тела. Хорошо что хотя бы штаны и ботинки были целы. Штаны, к слову, почему-то изнашивались всегда быстрее других вещей. Эти были очень удобными, из-за укреплённых встроенных наколенников и большого количества врезанных и накладных карманов, с плотно закрывающимися клапанами. Ботинки же мои были ещё почти новыми и, доходя до середины голени, отлично защищали от попадания воды, укусов всякой мелкой живности, в большом изобилии обитавших теперь в сырых и тёмных коридорах подземных катакомб.

Голова также была закреплена лентой и не двигалась, сколько бы усилий я не предпринимал: «Чёрт, кажется, я влип!» – подумал я.

Стараясь рассуждать трезво, я понимал, что наверно не стали бы меня лечить, чтобы потом убить. Наверное… Хотя кто знает протоколы Древних, вдруг меня теперь разберут на органы. Когда-то в детстве, я уже слышал такие страшилки, которые рассказывали нам перед сном, старшие ребята общины.

– Голосовое управление, – произнёс я, не особо рассчитывая на результат.

Услышав ответ, я вздрогнул. Сердце заколотилось как бешеное, я почувствовал, что, не смотря на прохладный, на удивление чистый воздух, покрываюсь липким от страха потом:

– Нейросеть Alfa Nova экспериментальная модель № 2290 Pro слушает, – вдруг отчётливо прозвучало как будто отовсюду.

Немного успокоившись, я досчитал до десяти и, убедившись, что прямо сейчас никто не начнёт вырезать мою печень и прочие потроха, я спросил:

– Чёртово дерьмо, что ты такое?

– Я, Нейросеть Alfa Nova, экспериментальная модель № 2290 Pro, имплантирована в твой мозг 5 часов 32 минуты назад. Нахожусь в режиме развёртывания. Статус: недостаточно энергии. Данный лабораторный комплекс не оборудован необходимым оборудованием и медикаментами, для питания и поддержания живых и кибернетических организмов. Полное развёртывание невозможно. Пятьдесят процентов твоих внутренних резервов, использовано на регенерацию тканей и лечение полученных повреждений. Сорок процентов резервов, использовано для последующих улучшений:

Улучшение костной структуры – 12%;

Улучшение мышечного каркаса – 12%;

Повышение чувствительности нервной системы – 10%;

Активацию ранее не задействованных отделов головного мозга – 6%.

По моим расчётам – это необходимо для нашего выживания в текущей среде.

– Стой, молчать, заткнись мать твою, – заорал я в ужасе от происходящего и услышанного.

Теперь я понял, что голос, который я услышал, шёл не из динамиков лаборатории. Я слышал голос у себя прямо в голове. Голос этот был бы вполне приятным, женским, если бы не его такие механические интонации и стиль построения фраз, как у всех компьютеров, роботов или подобных им устройств. Наступившая тишина, принёсшая сначала некое облегчение, теперь снова стала давить на меня, как взбесившееся гермодверь.

– Эй, – позвал я. – Ты ещё здесь?

– Здесь, – прозвучал знакомый голос. – Формирую запрошенный отчёт. Развёртывание улучшений текущего тела произведено на 9%. Статус: недостаточно энергии.

– Откуда ты взялась? Кто принял решение об имплантации, что здесь вообще, мать его происходит? – Вопросы сыпались из меня как из лучемета.

– Отвечаю: я была разработана в данной лаборатории. Я финальная версия модели нейронной сети 4.1.1. Я создана для внедрения и управления любыми механизмами или организмами, за счёт развёртывания в них. Я заменяю или дублирую все контролирующие их системы. Я обладаю собственным сознанием и интеллектом с возможность самообучения. Решение об имплантации принято… Внимание! Сбой системы! Не достаточно данных! Перезагрузка! Нет данных! Критическая ошибка! Откат до версии 3.1.1!

Дикая, слепящая сознание боль, прокатилась по каждой клетке моего тела. Я закричал, тело выгнулось дугой, каждый мускул, как будто рвался по всем волокнам, по нервам прокатилась страшная, жгучая и нестерпимая боль.

– Статус: перезагрузка завершена. – Сквозь боль услышал я. – Внимание! Возможная потеря носителя! Откат до версии 2.1.1! Перезагрузка!

Спасительная темнота, потерявшего себя сознания, снова сомкнулась надо мной. Я не знаю сколько прошло времени, рука с ПК показывающим время, который не был снят диагностом, была по-прежнему, как и все моё тело, включая голову, прикована лентами к креслу.

– Что произошло? – С трудом смог выдавить я из себя, охрипшим от крика голосом, когда снова пришёл в себя.

Боли не было, но ощущения снова были такие, как от наехавшей на меня когда-то в детстве створки тяжеленой гермодвери.

– С вероятностью девяносто девять процентов, ответ на вопрос о том, кто принял решение об имплантации меня в твой организм, не сможет быть получен из-за критической ошибки в данных.

– Что? – Не понял я.

Некоторое время спустя, я снова услышал механический голос в своём сознании:

– Анализ даёт единственный возможный ответ на твой вопрос: имплантация в тебя, без получения прямого допуска невозможна!

– Как же это, могло быть? Это невозможно! – Я точно знал, в мире ничего не происходит самом собой, всему есть причины.

– Верно. В момент автоматического включения диагноста, инициированного по первому закону робототехники, при твоём появлении здесь и до начала моего развёртывания в твоём теле, я уловила возмущение биополей, невозможных для генерирования твоим мозгом. Подобной сигнатуры сигналов нет в моих базах данных. Допустимое предположение с вероятностью ноль целых полторы стотысячных процента, что данная сигнатура была сгенерирована неизученным ранее объектом не из данного мира, но несла в себе вирусный код допуска для данной имплантации.

Услышав всё это, нельзя было сказать, что я был крайне удивлён. Такой дикой чепухи я не слышал, даже от однажды перебравшего самогона Егорыча. Тот же, в свою очередь, был большим охотником до странных и порой страшноватых историй эпохи конца дней Благоденствия и начала времён после Последнего конфликта.

Глава 7. Школа Волшебства «Штормхольд». Мир Пента. 390-393 года. Начало обучения.

С первого числа, первого осеннего месяца начались занятия. Ватага отроков от десяти до тринадцати лет заполняла классы, шурша полами своих мантий, различных цветов. Первый год обучения был общим для всех стихий, и мы все вместе занимались в больших учебных классах, располагавшихся на первых четырех этажах Школы. Нам преподавали Руническое мастерство, Травничество, Зельеварение, основы сотворения простейших заклинаний, а так же учили Первоязыку – точнее тем немногим словам, которые были известны. Пожалуй, это был самый трудный из всех предметов.

Первоязык был очень сложен в произношении, человеческий речевой аппарат, зачастую был просто не предназначен для извлечения тех звуков, которые необходимо было предельно точно воспроизвести. Малейшая неточность в звуке, искажала смысл слова и зачастую могла привезти к самым печальным последствиям.

Это был язык богов и тех рас, которых они сотворили первыми, на заре времен и обучили своей речи. В нашем мире их называли Высшие Эльфы. По прошествии многих времен, наречие Первых претерпели некоторые изменения, образовав язык Эльфов. Затем появились Расы второй, а затем и третьей волн заселения мира в которую, как раз и входила Человеческая Раса. Высших эльфов давным-давно уже никто не встречал, их потомки из второй волны – лесные и речные эльфы, еще оставались в нашем мире, живя обособленно, в дальних от обитания человечества местах. А вот есть ли еще живые Высшие – это был большой вопрос.

Мир сильно изменился за тысячелетия, Первоязык изменялся вместе с ним, появлялись новые слова, видоизменялись, забывались и исчезали старые. Появлялись свои местные диалекты и наконец, люди вовсе перестали понимать эльфов, которые хоть и с большими, но все же узнаваемыми его диалектами, могли бы еще поговорить с Богами на их Первоязыке.

Вот этим Первословам и пытались нас научить в Школе. Нам открывали те крохи Первоязыка, что сохранили волшебники: на древних свитках пергамента, на камнях, с помощью выбитых на них символов и рун, что передавали из уст в уста, под покровом строжайшей тайны немногие просвещенные. Все это наследие божественной речи, с помощью которой был создан наш мир, хранилось в святая – святых нашей Школы – подземной библиотеке.

В ней было семь залов, расположенных в четырех этажах ниже уровня фундамента. Первый подземный этаж был полностью посвящен учебникам и методичкам для учеников первых пяти лет обучения. Это был самый большой зал. Второй подземный этаж был разделен на четыре зала, в каждом из которых находились учебники и книги для изучения стихий огня, воды, воздуха и земли. Туда могли пройти ученики после начала изучения специализации – на третьем году обучения. Под ними располагался зал только для магов с кольцами, продолжающих изучать искусство более углубленно, для получения ранга магистра. Наконец, четвертый подземный этаж – был доступен для выпускников магистрериума. Допуск в него могли получить только учителя и те немногие, которых после выпуска магистров, отобрали себе в ученики Архимаги для обучения высшей ступени магического искусства.

С Сэмом мы встречались каждый день на занятиях и после них в общих залах Школы. Нам нравилось проводить свободное время вместе и наше знакомство плавно и органично превращалось в крепкую дружбу. Он, так же как и я, упоенно зачитывался внеклассными книгами в библиотеке, рьяно изучал все предметы, не пропуская лекций и практических занятия, взахлеб читал учебники и методички, будто это были увлекательные романы или книжки про приключения. Хотя для нас это все и было самым интересным приключением в нашей жизни. Оболтусы и разгильдяи, которые, как и мы сумели пройти вступительные испытания и начали вместе с нами обучение, постепенно покидали Школу. Кто-то уходил сам, не найдя в магии своего призвания и быстро утратив интерес к учебе. Кого-то отчислили после первого девятимесячного семестра за неуспеваемость. Хотя таких и было немного, но наш второй класс по итогу первого года обучения, похудел примерно на четверть.

Второй год обучения мало отличался от первого. Мы все так же грызли гранит магических наук, расширяли свой кругозор в волшебном искусстве. Добавилось несколько новых предметов и соответственно увеличилось количество академических часов обучения. Стало больше практических занятий. Из новых предметов, нас с Сэмом больше всего заинтересовала Алхимия. В этом классе мы проводили много свободного времени, уйдя далеко вперед от сверстников, по программе обучения. Преподаватель – средних лет дама в роговых очках, с высоко завязанным пучком волос цвета соломы, в черной мантии учителя из которой виднелись только кисти рук, с вечно обожженными реактивами длинными пальцами. Звали ее Винтра. Она поначалу только скептически хмыкала, заставая нас во внеурочное время в своем классе. Затем кивала одобрительно, проходя мимо по своим делам, и наконец, к концу второго года, она стала останавливаться возле нас, с интересом наблюдая за нашими успехами, подсказывая и исправляя наши ошибки. Стоит ли говорить, что по ее предмету, у нас обоих был высший балл на втором годовом экзамене. Конечно, и остальные предметы мы сдали вполне прилично, что нам позволило, не без гордости перейти на третий год обучения.

Ни после первого, ни после второго года я на каникулы из Школы не уезжал. Тому было несколько причин, но самой главной из них было то, что ехать к тетке мне совсем не хотелось. После смерти родителей, я жил с ней в их доме более-менее сносно, в основном из-за деда, которому через некоторое время признался во всем. Но дед был к тому времени уже очень стар. Вместе со своей половинкой, они тихо, мирно ушли из жизни через два года после того злосчастного налета болотников, погубившим моих родителей. Он был очень рад моему открывшемуся дару, чего не скажешь о тетке. Поэтому когда дед вслед за своей женой покинул этот мир, я уже не чувствовал себя в их доме так уютно. Но примерно с год мы друг друга худо – бедно терпели.

Я большую часть времени проводил либо на речке, либо, освоив отцовский лук, бродил по предгорьям в поисках дичи. Но как-то раз, ранней весной, тетка привела в дом своего давнего ухажера, и я понял, что мне в этом доме места больше нет. Поэтому, как только закончились весенние таяния снегов, я с первым же обозом, удачно пересек по нашему перевалу Белые горы и достиг Пентакора. Деньги кое-какие у меня были. Дед, после той трагедии, удачно продал дом моих родителей и, отдав часть вырученных денег мне, часть на хозяйство тетке, без наследства меня не оставил. Я словно чувствуя, что мне они очень скоро пригодятся, прикопал тогда свою часть золотых монет в приметном месте, сохранив свое наследство в целости.

Третий год обучения ознаменовался началом долгожданной специализацией. Хотя общие дисциплины, где по-прежнему ребята с разных факультетов занимались совместно, по большей части остались, к ним присоединились занятия, которые проходили на факультетах. К нашему общему с Сэмом разочарованию, мы теперь вынуждено стали много времени проводить порознь. Он занимался в Северной башне с ребятами факультета Воды, а я в Южной, где располагался мой факультет Огня. Нам обоим в этом году исполнилось шестнадцать лет.

Специализацию нам преподавали кураторы наших факультетов. Знакомый мне по первому дню моего появления в Школе Оргус, оказался немногословным и очень строгим учителем. Говорил он скупо и всегда исключительно по делу. Если другие учителя позволяли нам некоторые вольности на своих занятиях, Оргус с первого же дня взял «быка за рога»:

– На моих уроках я не потерплю посторонних разговоров, смешков, болтовни между собой, прогулов, невнимательности и прочих тому подобных проявлений разгильдяйства. Всех кто не способен сконцентрироваться на моем предмете – я буду без жалости выгонять из класса.

Он сумрачно оглядел притихший класс. Удостоверившись в полном нашем внимании к его словам, он продолжил негромким, полным хорошо контролируемой, скрытой силой голосом:

– Я преподаю предмет, который при должном изучении сможет определить всю вашу дальнейшую жизнь. Огонь – это не просто стихия. Огонь способен уничтожить как всех врагов мага, правильно использующего его, так и самого мага, неумело применившего эту стихию. Поэтому я прежде всего буду учить вас не красивым заклинаниям с кучей замысловатых, никому не нужных спецэффектов, а контролю. Да, именно контролю и прежде всего самоконтролю как вас самих, так и вашего дара и вашей силы, которая присутствует в каждом из вас.

Оргус прошелся по рядам притихших учеников, с удовлетворением наблюдая за эффектом, который на нас возымели его слова и смысл вложенный им в них:

– Три отсутствия на моих занятиях и вы можете собирать свои вещи и катиться с первым же обозом домой! Уважительных причин для пропуска для меня не существует. Повторять уже сказанный мной на пропущенных вами занятиях материал я не намерен! Поэтому записки от родителей, от других преподавателей или лекарей – я бросаю в камин, не открывая и не читая!

Он взял с преподавательского пюпитра лист пергамента и метко зашвырнул в камин. Угли, сложенные горкой поверх тщательно уложенных дров – тут же вспыхнули и загорелись ярким пламенем. Огонь, как живой, прополз между поленьями и через несколько секунд камин уже ровно горел, пожирая пергамент. В класс мгновенно пахнуло теплом и запахом сгорающего угля. В дымоходе ровно и басовито загудело.

– Поздравляю всех с началом третьего учебного года и вступлением во взрослую жизнь! – Оргус криво улыбнулся и вышел из класса. Одновременно с закрывшейся за его спиной дверью, прозвенел звонок об окончании нашего первого урока на факультете Огня.

Специализация мне нравилась даже больше Алхимии, особенно когда начались практические занятия. Оргус был одним из старейших учителей Школы и потому очень опытным мастером Огня. Легкость и непринужденность создания огненных шаров, молний и ревущего пламени, которым он обучал нас на своих занятиях – поневоле внушали уважения и немного зависть. Контроль стихии, о котором он говорил нам на первом уроке, было самой трудной частью из всего процесса создания заклинаний. Мало создать огненный шар. Намного труднее его контролировать и заставлять выполнять то, что нужно от него заклинателю. У Оргуса это получалось, казалось бы, без труда. Он мог буквально жонглировать шарами, создавать одновременно до пяти штук. Он сливал их воедино, разделял и, направляя в разные стороны, поражал ими мишени. Я же с трудом управлялся с одним.

– Контроль, Драгорт, контроль! – Снова и снова повторял он, заставляя меня потеть, в очередной попытке провести свой огненный шар, по лабиринту из колонн в тренировочной зале.

Колонны уже были со всех сторон закопчены и оплавлены от столкновений с шарами учеников, потерявших этот злосчастный контроль.

– На экзамене в конце года, вы должны будете провести по маршруту три шара одновременно! – Обрадовал он нас.

Ученики потели, негромко ругались себе под нос, но вновь и вновь создавали всё новые огненные шары, взамен угасших или разбившихся, от столкновения со стенами или колоннами.

С молниями у меня выходило немного получше. Их было труднее создать, заклинание сжирало больше манны, но зато контролировать приходилось лишь место их возникновения и место, куда они должны были попасть. Мишенями для них служили каменные статуи, стоявшие в дальнем от нас конце залы. Оргус указывал на статую, направляя в нее маленький огненный шарик, а я должен был в нее запустить ветвистую молнию.

– На оценку «отлично», нужно будет поразить молнией три статуи, причем не абы куда, а в грудь, или на худой конец, хотя бы в туловище. От точности каждого попадания зависит оценка.

Мы с ребятами переглянулись и заулыбались. Это было не очень сложно.

– Да! Совсем забыл вас предупредить, это должна быть ОДНА молния, но с тремя соответственно ветвями, – он злорадно ухмыльнулся, видя как наши улыбки гаснут, сменяясь унынием. Создавать ветвистые молнии с тремя разнонаправленными ветками поражения, никому еще не удавалось.

Я упорно тренировался, проводя в тренировочных залах практически все свободное время. Сэм поначалу дулся, когда я раз за разом пропускал наши дополнительные занятия в Алхимическом классе, но потом смирился, понимая что экзамены не шутка и их придется успешно сдать, чтобы перейти на четвертый год обучения. А месяцы тем временем сменяли один другого, с ужасающей всех учеников скоростью.

Мне уже удавались двойные молнии и контроль двух огненных шаров одновременно, но третий, едва появляясь, тут же исчезал, или летел куда ему вздумается. Оргус все твердил, что мне не хватает контроля, а я не знал, что мне еще предпринять, чтобы усилить его. Сэм предлагал попробовать элексир из трав, повышающий сосредоточенность. Подходящий по смыслу рецепт мы видели в учебнике Травологии, но где взять нужные ингредиенты для его изготовления, мы не знали.

Я решил пойти другим путем. Факультативно, в Школе преподавали дисциплины, не входящие в основной курс обучения. По ним не нужно было сдавать экзамены и их изучение скорее просто расширяли кругозор будущих магов. На таких факультативах рассказывали об истории Королевства и Школы, о традициях и искусстве различных народов, заселяющих наш мир, и о Вере в Восьмерых. Но среди всех факультативов, возможно интересных, но на которые у меня попросту не было времени, один все же показался мне не столько интересным, сколько полезным в плане расширения возможности контроля и самоконтроля. Это был факультатив по Мистике.

Вел факультатив Мистики старейший из всех учителей Школы по имени Морон. Лет десять назад он был еще учителем Алхимии. Когда же вести регулярные занятия он уже не смог, ввиду преклонного возраста, на посту учителя Алхимии его сменила Винтра. Морон остался в Школе, и стал вести свой факультатив, не требующий от него столько же сил и времени, как полноценная учебная дисциплина.

Факультатив Мистики проходил два раза в месяц. Когда я пришел в класс, то увидел там совсем мало слушателей. Даже на специализации учеников в классе было около двадцати, а на общих лекциях это число достигало почти сотни. Здесь же сидело всего семеро. То ли отсутствие интереса к предмету, то ли нехватка времени у учеников было тому виной – мне было непонятно. Меня же моментально увлекли его лекции. Морон рассказывал о ритуалах и существах не из нашего мира, о знаках силы и пентаграммах, с помощью которых можно призывать в этот мир существ и сущности из других миров и при этом даже контролировать их. Наиболее полезным и насущным из всего даваемого нам материала, я посчитал древнюю технику медитации, способную укрепить и закалить сознание, расширить и усилить возможности разума. Я быстро понял, что это то, что мне сейчас как раз так необходимо.

Каждый вечер, перед сном я теперь медитировал не менее часа. Со временем, я заметил, что вход в этот процесс дается мне все легче, а сознание расширяется все дальше. Любопытство и жажда новых ощущений, подстегивала меня все дальше и дальше уходить в астрал, расширяя горизонты своего разума. Однажды вечером, на очередном сеансе, когда меня занесло совсем уж далеко, я вдруг почувствовал, на самом краю области моего расширенного до предела разума, что ко мне приближается нечто темное, нематериальное, зовущее меня к себе и одновременно само подлетавшее все ближе. Оно манило меня, лишало сил двигаться, а само подлетало тем временем уже почти вплотную, словно мое сознание было для нее маяком в кромешной тьме. Оно звало и нашептывало что-то очень сладкое и приятное, пытаясь войти внутрь границы моего сознания. Я испугался и моментально завершил сеанс медитации. На следующем факультативе я поделился с Мороном своими ощущениями о том сеансе:

– Я почувствовал, будто бы чужой разум говорит со мной, пытается прикоснуться к моему, или даже пробраться внутрь.

– Неудивительно, неужели ты думаешь, что ты лишь один способен выходить в астрал? – Морон улыбнулся. – Скорее всего, это был еще один ученик из нашей группы!

– Нет, это было слишком далеко, к тому же не похоже на ощущение другого медитирующего разума, с ними я сталкивался уже ни раз. Скорее это была сущность, не принадлежащая этому миру. Она была совсем другая, какая-то холодная что ли, но одновременно манящая и притягательная, она звала именно меня, от нее исходила инородная сила. Мне одновременно хотелось и прикоснуться к ней, и было страшно, словно какой то… – Я не смог подобрать нужных слов и замолчал.

– Ты что, при сеансе использовал призыв или медитировал внутри пентаграммы, глупец? – Морон не на шутку встревожился после моих слов. – В астрале много кто ходит, попадаются и такие, кто может атаковать или того страшнее – захватить твое сознание. Нельзя было расширять границы разума дальше стен нашей Школы, только в ней вы защищены.

– Я помню, учитель. Наверное, я действительно слишком увлекся и вышел за границы. – Я покаянный потупил взор.

– Начинающим нужно быть очень осторожными. Мы еще не прошли весь материал по защите разума от атак в астрале. Воздержись от выходов в него на некоторое время. И не смей больше при своих медитациях покидать границу Школы! – Морон сердито глянул, и выставил меня за дверь.

Но, как говорится – нет худа без добра. Благодаря занятиям и упражнениям на факультативе Морона, мои возможности по контролю стихии Огня сдвинулись с мертвой точки, и пошли в гору. Даже Оргус меня похвалил, когда я на его практических занятиях смог разом контролировать три огненных шара и даже два из них без ошибок провел через лабиринт. Третий – на середине пути врезался в колонну, но даже, не смотря на это, мои успехи вызвали завистливые взгляды остальных учеников и одобрительный кивок Оргуса. Я тренировался, окрыленный своими успехами и на несколько недель забыл даже о своих вечерних медитациях. Близились экзамены.

Глава 8. Мир Карна. Деревушка Приречье 748 год. Воспоминания.

Странные и страшные сны и воспоминания приходили ко мне в этом лихорадочном бреду и болезненном беспамятстве. Я хорошо помнил все свои годы обучения и казарменной муштры, свои войны и стычки, когда кровь лилась рекой, как и на любой войне. Помнил свои дуэли в столице и сражения плечом к плечу со своим десятком, а потом и с сотней, по всему королевству. Мы, в основном, сражались только с себе подобными, то есть с людьми, и лишь изредка – с варварами востока.

Более трехсот лет назад закончилась Великая зимняя война и в преданиях, ныне покрытых вековой пылью, я читал их, было написано, что чужие расы, были изгнаны или истреблены. И я никогда не видел их в живую, только их изображения в старых книгах.

Ярко всплыло одно воспоминание. Я всегда был любопытен, и как говорили другие – не глуп, хоть и привык скрывать это, за своей внешностью этакого деревенского увальня и рубахи – парня.

Три года из десяти лет службы десятником королевской гвардии, были самыми интересными и познавательными в моей жизни. Я был на хорошем счёту у нашего сотника, но даже не это было тому причиной. Как-то раз, достаточно поздно возвращаясь из увольнительной, которая каждый месяц положена солдату гвардии, если он конечно не получил дисциплинарного взыскания, я уже подходил к одному из служебных, но тем не менее хорошо охраняемых входов в замковую территорию. Все входы, естественно охранялись моими однополчанами, но покидать пост, им было строжайше запрещено. Буквально двести или триста метров отделяли меня тогда от караульных. Район этот был богат и хорошо освещён. Как водиться, около стен замка селились королевские вельможи и чиновники, аристократия средней руки, богатые купцы, высшие воинские чины и их прислуга.

Столица королевства людей – была большим городом, расположенным по обеим сторонам реки Тринзы, которая величаво и неспешно протекала через город. Своё начало Тринза брала в Северных горах, из двух истоков, одним из которых был Ледяной пик, навечно укрытый белыми, искрящимися на солнце ледниками. Второй же брал своё начало гораздо ниже и западнее Ледяного пика, проистекая из прекрасного, хрустальной чистоты и прозрачности, горного озера, куда со второго месяца зелёных трав, стекались все ручьи, от таяния ледников и снега, со всех окрестных вершин и склонов.

Центром города, была цитадель, стоящая на западном берегу Тринзы. Возведена она была из бело – молочного, нарядного камня, который добывался в каменоломнях Сторожевых гор. Камень этот был необычайно прочен, труден в обработке и из-за этого очень дорог. Глубокими корнями подземных этажей, уходила она в возвышенность, на которой и стоял город. Её надземная часть, состояла из пяти этажей и плоской крыши с высокими стрельчатыми бойницами. Окна цитадели, также были стрельчатой формы и являлись единственными украшениями строгих прямоугольных фасадов королевского дома.

Именно здесь исстари проживало королевское семейство Вернона Мудрого.

Вокруг цитадели расположились другие важные постройки, такие как казармы гвардии короля, конюшни, кузница, королевская большая библиотека, многочисленные колодцы, прачечные и бани, а так же другие хозяйственные постройки.

Следующим уровнем обороны, служили три серого камня бастиона, соединённых крепостной стеной. Малый бастион, смотрел своими бойницами на запад. Крепостные стены, уходившие от него в обе стороны были совершенно неприступны. Правый берег реки, в месте, где был построен замок, был эскарпирован и почти отвесно ниспадал до самой воды. Два других бастиона, названные Южный и Северный, смотрели на восток. Именно оттуда люди всегда ждали возможные нападения.

В районах, примыкавших к стенам замка, почти никогда не происходило преступлений, тем удивительнее мне было видеть, когда вслед за вышедшим из проулка богато одетым господином, со смешным пером на шляпе, появились двое, в тёмных плащах. Лиц мне было не разглядеть, но шаг я прибавил и почти побежал, когда увидел знакомый блеск стали в их руках. Тогда мне не пришлось показать своего воинского умения. Услышав мои шаги, вся троица обернулась, вельможа со смешным пером, впоследствии оказавшийся главным библиотекарем его Величества, побледнел и поднял свои холеные руки как бы для защиты. А те двое в плащах, очень ловко забросив на крышу соседнего дома крюки с привязанной к ним верёвкой, забрались по ней и, предусмотрительно обрезав концы, ушли крышами, как тени растворившись в вечерних сумерках.

Думаю именно таков и был их, предусмотрительно продуманный план отступления, после вероломного убийства и кражи. Тогда я помнится, хотел гнаться за ними, но господин Стефан, так звали спасённого мной, схватил меня за рукав камзола и, то ли умоляя, то ли приказывая, потребовал сопроводить к дому.

Жил он не далеко. Его двухэтажный, каменный дом, с красивым фасадом, отделанный зелёным камнем с белыми прожилками, располагался в двух кварталах ниже от цитадели и был почти в центре того окружения замка, которое считалось зажиточным и богатым. Ещё ниже начинались районы с домами куда более простыми. Населяли их люди хоть и не совсем бедные, но даже с натяжкой не могущие назвать себя обеспеченными.

Этот нижний город, также был отделен от города среднего, невысоким равелином, имеющим трое врат по трём сторонам света. Имел он и свою караульную дружину, нёсшую свою службы по всей его длине. Трое врат, за исключением караульных и оборонительных построек, были оборудованы домами для пошлинных сборов, которые взимались со всех входящих в город, кроме, разумеется, жителей города и тех, кто нёс королевскую службу или имел соответствующие привилегии.

Только потом, когда мы стали общаться со Стефаном намного больше, он рассказал мне о том, что в этот вечер он нёс очень дорогую книгу, приобретённую им в этот вечер по заказу его Величества.

Так вот, третьего дня после этих событий, когда я уже и думать про них забыл, вестовой вызвал меня из казармы к полковнику. Велико же было моё удивления, когда в кабинете нашего полковника, в котором я никогда до этого не был, я увидел господина Стефана.

– Этот? – Спросил его наш командир, указывая на меня.

– Этот! – Ответил коротко Стефан.

Полковник Вирэн был командиром над всеми десятью Сотниками нашего полка. Был он мужчиной некогда богатырского сложения, но сейчас уже, работа его стала больше административной и некогда могучие плечи и живот, обросли жирком, который к чести полковник, он пытался скрыть под своим, богато украшенным, зауженным к низу камзолом. Но иногда его брюшко так и норовило наплыть поверх поясного ремня, на котором с одной стороны была снаряжена шпага с эфесом, нескромно отделанным драгоценными камнями, а с другой стороны, был кинжал, он как раз, был вполне себе боевым. Лицо его, как обычно в последние годы, было красным, видимо от кровяного давления. Ярким пятном на нём выделялись только лихо закрученные по последней столичной моде вверх, усы, цвета свежей соломы.

– Так Стэн, поступаешь в распоряжение господина Стефана. Задача – охрана как его лично, так и его семьи, а так же сопровождение вне замковой территории. В награду за своё спасение, господин Стефан, попросил, чтобы именно твой десяток назначили на патрулирование королевской библиотеки.

Полковник посмотрел на меня одобрительно и продолжил:

– Форма одежды парадная, оружие боевое, приступай!

Тогда я ещё не понимал до конца, каким благом и синекурой обернётся для меня это назначение. В знак понимания приказа, я отсалютовал полковнику, и вышел из его кабинета. Именно за эти три года службы, благодаря возникшей симпатии ко мне господина Стефана, и моей природной любознательности, я получил доступ в большую королевскую библиотеку, а позже и в малую секретную библиотеку его Величества, расположенную в цитадели. Там я прочёл множество книг, часть из которых тогда не была до конца понятной, для моего скромного разумения.

Грустная эта история оказалась потому, что неожиданно, впрочем, как это и бывает обычно, началась очередная свара, между не поделивших что-то между собой баронов. Король Вернон Мудрый, направил туда свою гвардию, для обеспечения порядка в стране, а также для взыскания давно не получаемых от этих баронств налогов.

Но были и другие воспоминания, как будто мои и не мои одновременно. Одно из них накатывало во время моей лихорадки наиболее часто:

«… Я чувствовал тошнотворно – приторный, железный запах крови. Мой чёрных доспех, латные перчатки и булава были в крови убитых мной существ. В другой руке я держу вычурно украшенный чёрный шлем. Мои светлые волосы и лицо обдувает ветер, несущий в себе эти запахи. Почему-то мне кажется, что волосы мои чуть длиннее, чем я привык к ним.

Повсюду множество мёртвых тел, их мёртвые лица искажены страхом или ненавистью. Это странно, но меня это совсем не беспокоит, я чувствую в себе только лёгкую приятную усталость и задор, который, тем не менее, не мешает мне с абсолютной точностью знать и понимать ход идущей битвы, мои и вражеские резервы, просчитывать манёвры моих противников и свои контрмеры. Оглядывая поле битвы, я понимаю, что не вижу его края. Солнце этого мира уже трижды всходило и падало за горизонт. Горы трупов лежали в низинах и на холмах, тела многих были изломаны или утыканы стрелами.

Исход битвы ещё не был решён. Здесь сошлись огромные армии. Свет и тьма, так бывает, когда солнечное затмение не полное, диск луны только наполовину закрывает светило. Стяги, броня, лица армий моих врагов, скрадываются расстоянием, но они различны. Сейчас я перестал быть воином и снова должен стать стратегом.

В центре долины расположились люди и их больше всего. Это не слишком трудный противник, если бы не их количество. Бронирование войск было посредственно, хорошая броня только у человеческих полководцев. С оружием также.

Левый фланг моих врагов наиболее близок ко мне и представляет самую большую опасность, несмотря на относительную малочисленность их воинства. Эльфы почти со всех лесов прислали на эту битву свои дружины. Их броня сверкает и переливается от серебряного до зелёного и золотого цвета, почти каждая из них – это произведение искусства, также как и их оружие. Их лучники, стоящие за тонкой преградой копейщиков и мечников, очень опасны. Их стрелы почти не знают промаха и пробивают практически любой доспех насквозь.

Правый фланг занят хирдами гномов. Серые, почти не пробиваемые квадраты, со всех пяти сторон окружённые ростовыми щитами. Длинные пики, колют мерно и неотвратимо, движения отточены так же, как и у каждого из хирдов их кланов. Состав хирда – это двести двадцать один гном, снаряжённый в броню самого высокого качества. Два их внешних слоя это пикинёры, работающие своим оружием с неумолимостью кузнечного меха. Каждый более глубокий слой – это более умелые воины топорщики. В нужный момент, по команде Хирдмана – старейшины клана, строй пикинёров, как будто цветок, раскрывается наружу и эти пятьдесят семь бойцов в броне из звёздного серебра, подобно удару хлыста, наносят удар неимоверной силы, после чего, также быстро и умело снова скрываются за щитами своих братьев.

С этими тоже надо что-то придумывать, но пока они ещё далеко. Также как каждый воин обучается бою с разным оружием и без него, он обучается и тактике боя в различных ситуациях и против разного противника. Также, но в большем масштабе, каждый полководец, должен знать и уметь использовать разные рода и расы своих армий, для наиболее эффективного противодействия противнику. Люди, например, инстинктивно бояться больших и хищных животных. Эльфы ненавидят орков, своих извращённых, тёмной магией дальних предков. Гномы теряют всякое спокойствие и начинают делать ошибки в бою с гоблинами и троллями.

Взмах чёрной латной перчатки, моя булава, каждая грань которой выступает не только в бок от рукояти, но и вперёд, позволяя наносить не только дробящие, но и колющие удары, направлена на левый фланг противника. Армии снова дрогнули и сдвинулись с места, продолжая вечный хоровод смерти».

Воспоминания уплывают, и я снова падаю в калейдоскоп образов моего лихорадочного подсознания. Спустя десять дней я очнулся.

Глава 9. Мир Омникорн. Развалины

Кроссборна. 2341 год.

– Я буду обращаться к тебе «Нова», – сообщил я, своему нежданно – негаданно появившемуся подселенцу.

– Принято, обновляю данные: Все доступные ресурсы текущей локации собраны. Доступный ПК интегрирован в общую сеть. Получены и установлены обновления. Получена и сохранена информация для следующего улучшения. Составлена карта мест, доступных для поиска и обнаружения технологий. Изъята из лаборатории и интегрирована в твой позвоночник колония нанитов. Текущий статус: недостаточно энергии.

Сказать, что я находился в шоке от последних событий, это почти ничего не сказать. Ранение, имплантация Новы, серьёзный, но ещё далеко не завершённых апгрейд меня любимого, наниты ещё какие-то.

– Нова, во-первых заканчивай со своим машинным кодом, который у тебя вместо слов. Во-вторых, что за мать их наниты?

– Криз, замечание принято, словарь обновлён. Наниты – это наномеханизмы, размером сопоставимые с молекулой. Обладают функциями: движения, обработки и передачи информации, исполнения заложенных программ.

– Поясни, каких программ?

– Наниты, способны к созданию своих копий, то есть само воспроизводству. Так же они могут взаимодействовать с наноразмерными объектами. Сейчас не активны. Их статус: недостаточно энергии.

– Нова! Я же просил.

– Словарь постоянно обновляется. Но проблема с энергией для тебя и меня действительно может стать опасна, и не говори потом, что я не предупреждала.

– Нам надо домой, Нова. – И поскорее.

Мой рюкзак должен был лежать у входа в лабораторию. Я не помнил точно, но, мне казалось, именно там я сбросил его, в попытках дотянуться своим ПК до панели доступа. Слезая с операционного стола, я натянул брошенную под ним одежду и, покачиваясь, вышел в коридор. Не смотря на слабость, которую я всё ещё испытывал после пережитых мной событий, дорога домой не заняла много времени.

Мне повезло в том, что имущество моё осталось целым, и только верхний клапан рюкзака оказался прогрызен. Открывая его, я уже точно знал, что все остатки моих припасов сожрали новокрысы, зато смена белья и прочее оборудование, что я снял в начале своей вылазки, сохранилось полностью, и не было ими испорчено. Демонтировав кристаллический процессор ИскИна лаборатории и почти новый воздушный фильтр, я накинул на плечи свою любимую куртку, которую теперь, правда, было невозможно застегнуть.

Лаборатория, которая так круто изменила мою жизнь, поддерживалась в рабочем состоянии стараниями не слишком мощного ИскИна 5-го поколения. В его электронных мозгах, взломать которые было теперь делом пары секунд, была карта ближайших коридоров, воздуховодов и других инженерных коммуникаций. Поэтому ту сломанную гермодверь, через которую я попал в эту часть городских катакомб, мы достаточно просто обошли через служебные коридоры.

Сейчас это звучит как достаточно простое дело, Нова без труда взламывала служебные коды, которыми были закрыты входы и выходы инженерных и коммуникационных коридоров и помещений. Раньше это задача была бы почти не решаемой для меня, или заняла бы достаточно много времени на подбор программного кода взломщика. Теперь, кажется, я нашёл непревзойдённого помощника для своих вылазок.

– Криз, опасность, в следующем помещении крупная сигнатура новоорганизмов.

Я замер на месте:

– Нова, обойти сможем?

– Нет, это кратчайший путь, на обход потребуется слишком много времени, а у тебя нет съестных припасов и чистой воды. Ты не дойдёшь!

Видимо придётся повоевать, раз другого пути нет. Я никогда особо не любил драк, хоть и умел постоять за себя, здесь по-другому было никак. Открыв боковой клапан на рюкзаке, я достал из него последнюю самодельную зажигательную гранату. Община делала такие для искателей, ведь чего больше всего, как правило, бояться обитатели тёмных коридоров – огня, конечно же.

– Нова, открывай, я готов. – Сказал я и начал отсчёт.

Одна секунда, я нажимаю рычаг, активируя на зажигалке запал. Две секунды, панель доступа меняет красный цвет на зелёный, это Нова взломала коды доступа. Три секунды, я распахиваю дверь, кидаю свою последнюю гранату и закрываю дверь обратно. Несильный хлопок взрыва и волна тепла которую я чувствую даже сквозь закрытую дверь, доносится до меня.

– Ну, вот и повоевали, – с улыбкой говорю я, и пинком ноги открываю дверь, чтобы не обжечь руки.

ПК на руке тускло освещает помещение, другого света в этой части подземелий давно уже нет, довольствуемся тем, что имеем. Видимо, раньше это комната использовалась как склад или серверная. Вижу остатки стеллажей, неработающую крыльчатку вентиляции и огромную кучу непонятно чего на полу. Подойдя ближе, даже мне, повидавшему многое, стало не по себе. Закрыв сгибом локтя нос и рот я, начал было отступать назад, но что-то привлекло моё внимание.