Секрет нутрикулы бесплатное чтение

1

– А теперь, дети, построились парами. Мы идем в музей Черного моря!  Вожатая терпеливо подождала, когда ребятишки, взявшись за руки, образуют нестройный ряд, пересчитала их по головам и скомандовала:

– За мной шагом марш!

     Отряд галдящих второклассников ворвался в здание института Океанологии. Перед ними раскинулось фойе первого этажа, залитое яркими лучами солнца.

– Марь Ванна, как красиво, – раздался восторженный шепот детей.

     Они как будто очутились в сказке: стены, выкрашенные в цвет индиго, мысленно погружали на морские глубины; макеты обитателей подводного мира поражали точностью мельчайших деталей; пол под ногами создавал иллюзию настоящего дна, покрытого песочком и присыпанного разноцветной галькой. Метровые катраны надвигались на посетителей, раскрыв зубастые пасти. Медузы шевелили прозрачными зонтиками, подсвеченными голубым. Их волнообразные движения настолько напоминали настоящие, что дети, очарованные, останавливались как вкопанные и глазели, раскрыв рты. Роботизированные морские петушки, расправив веерами грудные плавники, ползали по полу, ежесекундно подвергаясь опасности быть затоптанными. Сверху через стеклянный потолок лился мягкий солнечный свет, и чайки, покрикивая, раскидывали узкие крылья и пикировали вниз в поисках добычи.

– Руками ничего не трогаем, – взревела, словно сирена, вожатая. – И смотрим под ноги!

– Марь Ванна! Не бойтесь! В экспонаты встроены датчики движения, к этим рыбам даже близко не подойти, не то, чтобы потрогать, – отмахнулся рыжий мальчишка с конопушками на носу. И добавил, словно отвечая на не заданный вопрос педагога: – У меня здесь тетя работает.

     Пройдя фойе и от души нащелкав на мобильные телефоны завораживающее морское действо, малолетняя процессия остановилась перед лестницей.

– Поднимаемся на третий этаж и ждём профессора. Он расскажет нам про обитателей Черного моря, – объявила вожатая, указывая направление. И гудящая толпа, словно рой непослушных пчёл, взлетела на шесть пролетов вверх и остановилась на площадке перед дверью с надписью «Музей Черного моря».

– Итак, дети, слушаем и запоминаем. Завтра буду спрашивать.

– Ну, мы же не в школе, – заныл кто-то из учеников.

– Выберу трёх самых внимательных и освобожу от уборки территории, – закончила речь педагог.

     По толпе пронеся одобрительный шепот.

     Профессор не заставил себя долго ждать. Он возник словно из неоткуда: маленький, сутулый, одетый в серый отглаженный костюм. Начищенные туфли на ногах сверкали так, что, казалось, в них можно смотреться как в зеркало. Улыбчивое лицо, испещренное морщинами, выдавало солидный возраст. Ему перевалило за шестьдесят – прекрасное время для ученого, когда  опыт подстраховывает разум, позволяя абсурдным идеям воплощаться в жизнь без негативных последствий. Седые волосы лежали аккуратными прядками, на лбу проступали залысины. Крупные уши с мясистыми мочками чуть оттопыривались. Глаза за толстыми стеклами очков излучали мягкий свет, который присущ спокойным, уравновешенным людям. В руках учёный держал указку.

– Дети! Меня зовут Пантелеев Федор Константинович, но вы можете обращаться «дядя Федя», – неожиданно предложил он маленьким посетителям. – Итак, начну рассказ с древнейших времён.

– Где Ванечка с Ксюшей? – прервала ученого вожатая, рыская глазами по толпе детей. – Кто видел, куда они пошли?

– Да вон же, скрылись за черной дверью,  – отозвался тот же мальчик с конопушками, махнув рукой в неопределенном направлении.

     Профессор побледнел, подскочил на месте и с прыткостью, не свойственной преклонному возрасту, пробежал через зал, остановившись перед загадочной дверью цвета антрацита. Та была приоткрыта. Ученый  распахнул её и влетел в кабинет.

     Двое детей с любопытством рассматривали гильотину для грызунов. Склонившись над неведомым прибором, трогали детали механизма, пытались поднять рычаг. Ванечка, как истинный естествоиспытатель, засовывал пальцы в отверстие, над которым нависал нож. Черные кудряшки волос то и дело спадали на лоб, закрывая глаза. Школьник замирал, с шумом сдувал непослушные локоны и продолжал забавляться с дьявольским механизмом.

     Ксюша не отставала – хваталась за рычаг и с силой надавливала. Гильотина не поддавалась. Наконец, после очередной попытки, она пришла в движение. Послышался легкий скрип, нож устремился вниз, перекрывая отверстие с просунутыми пальцами мальчика. Мгновенье, и адская машина разрубит детские косточки.

Профессор за доли секунды оценил ситуацию. Он оказался быстрее: в несколько шагов подскочил к несмышленышу и выдернул тощую руку из-под ножа. И тут же Ксюша, второе неразумное дитя, засунула палец в освободившееся отверстие и надавила на рычаг гильотины. Зачем она это сделала? Сама не знала. Любопытство взяло верх над благоразумием.

     Нож легко поделил палец пополам. Девочка взвизгнула, подняла руку и увидела, как из изуродованного обрубка течет кровь: кап-кап-кап, образуя красную лужу на сером линолеуме. Глаза её округлились, наполнились слезами.

– Аааа, – закричала она так громко, что Ванечка закрыл ладонями уши и вжал голову в плечи. Вожатая влетела в кабинет, бросилась к пострадавшей. А профессор кинулся искать отрубленный фрагмент пальца. Медики могли пришить его… Они бы успели…  Если бы по случайному стечению обстоятельств около стола с гильотиной не оказался аквариум с пираньями. Ёмкость по размеру не превышала пятилитровую стеклянную банку и стояла на полу, совсем близко к декапитеру для грызунов. Кровожадные тропические рыбки смотрели на инструмент для лабораторных опытов снизу вверх, тараща глаза. Чешуя блестела в воде россыпью жемчужного бисера, выступающие челюсти двигались вверх-вниз, показывая ряды заточенных, как у пилы, зубов. Кто и когда поменял и передвинул аквариум, профессор не знал. То ли аспиранты наливали рыбкам свежую воду и забыли вернуть ёмкость на место, то ли новая уборщица Олечка генералила на выходных и сделала небольшую перестановку. Одного взгляда на сгрудившуюся стаю пираний хватило, чтобы учёный понял: пришить палец медики не смогут, ибо пришивать уже нечего. Отрезанный фрагмент конечности упал в аквариум и в ту же секунду исчез в зубастых пастях хладнокровных хищников.

     Профессор оглянулся на девочку. Та горько рыдала, прижимая окровавленный обрубок к груди. Марья Ивановна одной рукой обнимала Ксюшу, а второй набирала на телефоне номер Скорой помощи.

– Я перевяжу рану, – бросил он на ходу и заметался по кабинету в поисках аптечки. Заветный ящичек с красным крестом на крышке тут же нашелся. Мастерскими движениями ученый остановил кровь и наложил повязку, предварительно смазав рану голубым кремом из прозрачной баночки. Вожатая вытянула шею, пытаясь прочитать надпись на пузатом боку. Безрезультатно. Зрения ей хватало – не хватало знания иностранного языка. Название было написано, кажется, на латыни, да ещё от руки трудночитаемым «врачебным» подчерком.

Закончив перевязку, профессор передал девочку в руки Марьи Ивановны. Ксюша перестала плакать, лишь удивлённо смотрела на забинтованный обрубок, поворачивая ладонь то в одну, то в другую сторону.

– Тебе не больно? – удивилась вожатая, вытирая её влажное от слёз лицо.

– Совсем нет, – малышка покачала головой и улыбнулась.

Вожатая вздохнула: дети так быстро забывают плохое.

– Дядя Федя, у меня отрастет новый палец? – спросила девочка у профессора.

Тот призадумался и ответил:

– Отрастёт.

– Когда?

– Месяца через два, если твои родители позволят мне помочь.

Марья Ивановна бросила на ученого быстрый взгляд. Странная смесь жалости и неодобрения читалась в глазах: разве можно обманывать ребенка? С другой стороны, прямо объявить девчушке, что она лишилась  указательного пальца – хорошего мало. Неизвестно, выдержит ли уязвимая детская психика.

     Вожатая продолжала обнимать Ксюшу. Вокруг них собралась толпа. Одноклассницы гладили подружку по плечам, по спине, заглядывали в лицо и старались не замечать забинтованный обрубок. Мальчишки не сдерживали любопытства, тянули руки, чтобы потрогать повязку и тут же получали выговор от Марьи Ивановны.

     Слухи о происшествии расползались по институту подобно тараканам в квартире у замарашки. Сотрудники подкрадывались на цыпочках к музею Черного моря, затаив дыхание, заглядывали в дверь и отходили, становясь поодаль. Забросив дела, ждали, как развернутся события. Еле слышно переговаривались. Среди них была и Олечка – та самая уборщица, которая накануне, начисто вымыв кабинет, заметила течь в двухсотлитровом аквариуме с пираньями. Капельки воды медленно сползали по боковому шву стеклянной емкости и успели образовать на столе лужицу величиной с кофейное блюдце. Тропические рыбки в количестве пяти штук были незамедлительно переселены в более скромное жилье и задвинуты аккурат под гильотину. Вызванный слесарь пришел с аспирантом. Вместе они вынесли из кабинета требующий починки аквариум, оставив уборщицу в неведении об его дальнейшей судьбе. А пираньи так и остались тесниться в крошечной емкости под столом.

     Профессор убрал аптечку в шкаф, туда же поместил гильотину. Поднял аквариум с пола, накрыл куском оргстекла, служившим подложкой при проведении опытов, и отнёс в дальний угол кабинет. Рыбки внимательно наблюдали за действиями ученого и, казалось, насмехались, кривя рты и демонстрируя ровные ряды игл-зубов. Управившись, Пантелеев вздохнул и пошёл встречать медиков со Скорой помощи.

2

     Федор Константинович сидел за рабочим столом в кабинете. Документы аккуратными стопками лежали вокруг, и он, склонившись, пытался в них разобраться. Зябкий воздух вырывался из сплит-системы на стене, создавая иллюзию прохлады в жаркий полдень. Окно прикрывали жалюзи, мягко рассеивая солнечный свет. Профессор пытался сосредоточиться на бумагах, в который раз перечитывая один и тот же абзац и теряя нить повествования. В голову лезли мысли о вчерашнем происшествии.

     В дверь постучались. Не дожидаясь ответа, в приоткрытую щель протиснулась уборщица Олечка.

– Федор Константинович, понимаете, я и подумать не могла, – начала оправдываться девушка вместо приветствия.

Ученый оторвался от документов и непонимающе уставился на вошедшую.

– Я не знала, что вот так всё обернется, – продолжила она, подходя к столу. – Ночь не спала, переживала за девочку. Останется без пальца по моей вине.

Олечка внезапно расплакалась, шмыгнув носом, но тут же спохватилась, достала из сумочки упаковку бумажных платочков и спешно вытерла слезы. – Это я поставила аквариум с пираньями под гильотину.

– Так… Давайте с этого места подробнее, – до профессора дошло, о чем идёт речь. Он  хотел знать больше.

– Я убиралась в лаборатории и заметила течь в аквариуме. В том, двухсотлитровом. У меня у самой дома рыбки живут, я не могла допустить, чтобы пираньи погибли. Нашла в шкафу маленькую ёмкость, пересадила их туда и поставила на пол около стола. Понимаете, временно, пока слесарь занимается починкой аквариума. Надо было убрать пираний на место, но я никак не могла подумать…

Олечка разрыдалась.

– Не расстраивайтесь, милая. Всё образуется, – попытался утешить уборщицу профессор.

– Не образуется! Девочка на всю жизнь останется калекой. Без пальца!

– Будет у неё палец.

– Его же съели пираньи!

– Отрастет, – пожал плечами ученый и встал из-за стола.

– Как хвост у ящерицы? – удивилась Олечка, не без доли сарказма.

– Лучше.

Профессор подошел к уборщице, приобнял за хрупкие плечи и заговорщическим голосом продолжил:

– Давайте я вам кое-что покажу. Но обещайте, что никому не проболтаетесь. Это секрет. Секрет нутрикулы.

3

     Федор Константинович привел Олечку в конференц-зал и посадил в кресло на первом ряду. Напротив неё на стене висел проекционный экран – громадный темнеющий прямоугольник. Маленькая и жалкая, уборщица чувствовала себя чужой в залитом искусственным светом помещении: руки прижала к груди, пальцы сплела в замок. Те едва заметно подрагивали от нервного напряжения. Ноги поставила чуть боком, как полагается истинной леди, и замерла в этом положении, похожая на сжатую пружину, которая едва держится, чтобы внезапно не расправиться. Сердце билось в неистовом танце, и никакими таблетками в мире невозможно было утихомирить его пыл. У Олечки не укладывалось в голове, неужели профессор откроет секрет ей, обычной уборщице?

Минуты тянулись как вечность.

     Федор Константинович, вставил флешку в компьютер и вывел изображение на проекционный экран. По телевизору замелькали фотографии, ученый остановился на одной из них и начал рассказ.

– Я рано потерял родителей. Сначала в страшной аварии погиб отец, потом тихо из-за болезни ушла мать. Родственники не захотели заниматься моим воспитанием. Так я очутился в детском доме. Замкнулся в себе, стал нелюдим и практически не общался со сверстниками.