Истории из жизни умной блондинки бесплатное чтение

Поколение Х

Я – человек Поколения Х.

Того самого, которое рождено в мирные шестидесятые прошлого века, где лишь изредка, единично, кто-то разрывал тишину воплем: «Доколе?!».

Мы все выросли на улице, где культура общения прививалась в наших дворах, но понятие Родины было незыблемо и даже священно: пропаганда устойчивых гражданских позиций работала в стране, как швейцарские часы.

Я отлично помню времена правления Брежнева и то, как на одном из съездов партии его кто-то сильно подставил, подсунув «дорогому Леониду Ильичу» не тот текст его речи. Брежнев начал уже ворочать непослушным языком, зачитывая в микрофон белиберду, как вдруг услышал в зале смех. Он растерялся, запнулся и стал молча шуршать бумажками в поисках нужного листка. Не нашел и выдал на весь зал Дома Союзов: «Извините! Я не виноват…». В зале захлопали и засмеялись еще громче.

Я тогда гладила на столе белье, и телевизор работал просто так, для фона: в нашей семье не было принято слушать партийные съезды. Но пронизывающая тишина в зале и брежневское «извините, я не виноват» впечатались в память всех, кто это смотрел и слышал.

Мне, тогда еще подростку, пришла догадка, что с этого момента «так больше нельзя и не будет». Но как именно должно быть, я тогда не знала.

Потом Брежнев умер, и мы смотрели по телевизору его похороны. Вся страна видела, как гроб с телом в последний момент грохнули о землю. Прозвучало это, как набат, на всю страну, потому что так, как мы жили раньше, жить больше действительно было нельзя.

Мы, поколение Х, застали времена горбачевской «перестройки и ускорения», затем его арест в Форосе, куда я примчалась в мини-юбке, но с журналистским удостоверением, и где меня чуть не застрелила местная охрана. Интервью у арестованного Президента СССР взять не удалось, зато хотя бы дали потом медаль «Защитник свободной России».

Мы, поколение Х, позже других осваивали работу на компьютере, и программы Word и Excel казались нам космосом. Чтобы набрать текст в Word и ничего там не исправлять, я сначала создавала его на бумаге, а потом набирала на клавишах, боясь сделать ошибку.

Я плакала от того, сколько навалилось на меня нового, я боялась облажаться, но, мотая сопли на руку, шла вперед, и теперь компьютер стал для меня и бумагой, и ручкой, и целым миром, без которого мне неудобно жить.

Я всегда считала себя бойцом и профессионалом. И, должно быть, поэтому не боялась входить в новые реки, чтобы строить на них новые плотины.

Век чумы, 2020-й год, я встретила 55-летним юбилеем. Раньше в этом возрасте женщины выходили на пенсию, и я теперь понимаю, насколько это было правильно. Это возраст, когда многое уже наработано, сделано и построено, но еще есть силы, чтобы продолжать интересно и активно жить.

Пенсионный срок я пролетела, как фанера над Парижем, его перенесли до отметки 60. Стране, видимо, хотелось выжать из людей максимальное количество полезных для себя соков, а потом уже выбросить на обочину. Все-таки силы и способности в 55 лет и в 60 – это разные силы.

Жизнь так сложилась, что на заре маячившей пенсии мне суждено было войти в совершенно другое, новое для себя дело, в благотворительность. К этому времени некоммерческий сектор оперился и из дикого зверя превратился в умный, холеный и четко структурированный бизнес. Мне включили на работе компьютер, наладили почту и сказали: «Работай, успехов тебе на новом месте!».

Первое время я пучила глаза и не понимала, что мне делать. Год я училась по наитию, потому что на курсы и вебинары меня никто не отправлял. Я училась сама, задавала коллегам глупые вопросы, а по вечерам плакала в жилетку Ланке, которая занималась в фонде региональной работой. Креативная Ланка, видимо, так устала от моего нытья, что завела копилку-лягушку, предложив шутливый тариф: одно нытье = 100 рублей. Лягушка пухла, как на дрожжах.

Все проекты, которые я натворила в течение первого года, я сделала исключительно со страху и на личных связях. Спустя еще год я почувствовала, как у меня, котенка-фандрайзера, стали открываться глазки.

А потом случилась пандемия. Нас отправили на удаленную работу и вместе с ней открылись целые пласты неосвоенных мною знаний. Вхождение в Zoom-конференции дались мне обильными слезами. Только представьте: через час нужно выйти в Zoom, а я не понимаю, почему у меня не работают микрофон, камера и что с этим делать. Находясь в другом городе, дочь проявляла ломовое терпение, пока «выводила» меня со своего телефона на мой домашний компьютер в Zoom. У меня ничего не получалось, я снова рыдала, но следовала советам дочери. Шаг за шагом мы все-таки открыли этот чертов Zoom и я поняла, что на что надо нажимать, чтобы был и звук, и видео.

В период домашнего карантина я позвонила нашей фондовской сотруднице Гале, которая была «цифровым аборигеном». Галя – вообще из другого поколения, она не застала, как я, время пейджеров, зато была в гуще всех новых интернет-технологий. Галя быстро накидала кучу полезных ссылок на вебинары и сказала умную фразу: «Учитесь учиться!».

Учитесь… Хорошо сказать, а ты попробуй все это освоить, когда тебе 55 лет. Я окунулась в океан новых знаний, учеба шла очень тяжело. Я не сразу понимала, что к чему, ловила у коучей новые слова, мудрёную терминологию и пыталась разобраться, о чем они говорят. Я ощутила себя «Запорожцем», сделанным в сарае пальцем пьяного мастера. И вот этот «Запорожец» поставили на современный автобан, где мчатся «Мерседесы» и BMW, и сказали держать скоростной режим. Ужас. Отчаяние. Выпученные глаза. Обида на себя за то, что я – «Запорожец», а время «Запорожцев» давным-давно прошло.

Потом была еще одна Zoom-конференция, где мне было предложено изучить секреты Инстаграм. Этот ресурс я только-только начала тогда осваивать на уровне собственного профиля. Я не знаю никаких «свайпов» и что где искать, а мне нужно понять, по каким законам тут строятся публикации и прочие stories, почему они живут только 24 часа, а потом куда-то исчезают. Черт возьми, куда?!

И вот я снова сижу и плачу. Я осознаю, как за время пандемии и вообще за эти несколько лет мир резко рванул вперед. Что теперь не личное общение, а новые технологии правят бал, и мне, чтобы успевать в потоке машин, нужно поменять в своем стареньком «Запорожце» массу деталей – только тогда я смогу ехать и соблюдать единый скоростной режим.

Я сижу и плачу от того, что пока я варила щи и делала укладку феном, выросло новое поколение продвинутых, как Галя, «цифровых аборигенов», для которых постоянно учиться – норма жизни. А для меня, человека с высшим (вроде бы) образованием, массой успешных (вроде бы) проектов, все это новое – темный лес, в который я с опаской вхожу, потому что не знаю, найду ли я здесь нужный путь. Я сильно расстраиваюсь, осознавая, как медленно я врубаюсь в новые темы, как мой ум (если он вообще у меня есть) дымится от перенапряжения – совсем как старый карбюратор у старого «Запорожца», взявшего вдруг скорость «Мерседеса».

Это новый вызов жизни. И я должна его принять.

«Жизнь после пандемии уже не будет прежней, она будет другой. Поэтому надо просто плыть вперед, просто плыть и всё, мы все в одной лодке», – сказала мне наша новая начальница, молодая, сильная и хваткая.

И я изо всех сил пытаюсь плыть вперед.

У нас, поколения Х, есть только два варианта: или плыть, захлебываясь, дальше, или завалиться к чертям собачьим на дно, как «Титаник».

Значит, мы выбираем первый вариант. Мы плачем, злимся на свои тормоза, комплексы, но постигаем новое, как бы ни было трудно.

«Пока мы учимся, мы – лучшая версия себя».

Посвящается поколению X и моей дочери Софье Феоктистовой, которая меня так поддерживает, и чью финальную фразу я назначаю своей главной мотивацией.

2020

Когда девушка становится женщиной

За день до своего рождения решила я проверить у мастера свой тонометр: мне показалось, что он начал сильно врать. В самом деле, что еще проверять, когда тебе за 50, не судьбу же.

Ближайший пункт ремонта оказался рядом: две остановки на трамвае, во дворе. Оделась, как всегда, когда не на работу: джинсы в облипку, ботинки на толстой подошве, куртка со стразами, кепка и очки-хамелеоны.

Закинула тонометр в рюкзачок, поехала. Выпорхнула на нужной остановке, иду, кручу головой, попой, ищу нужный дом – вся такая весенняя, к поцелуям зовущая. Вдруг слышу сзади: «Женщина!».

Не оборачиваюсь. «Скорее всего, это не мне, на мне же родной Levi’s, и куртка со стразами. Нет, это не мне».

«ЖЕНЩИНА-А!!!» – окрик сзади уже злой, почти базарный.

Останавливаюсь и оглядываюсь на крик.

Бабка в платке шустро семенит за мной и в спину мне смотрит.

Делаю бабке вопросительный взгляд из-под дорогих очков.

«Женщина! У вас сумка открыта!».

Смотрю на рюкзак: и правда, молния расстегнута! Пока я проверяю содержимое, бабка догоняет меня и занимает «первый ряд партера»: чтобы, значит, получше рассмотреть, как я расстроюсь и захлопаю крыльями, обнаружив пропажу.

«Ну? Спёрли?» – с надеждой спрашивает бабка, не выдерживая затянувшейся паузы.

«Нет».

«А. Ну слава тебе, Господи.»

Бабка тут же теряет ко мне интерес, покидает «первый ряд» и, поправив съехавший платок, идет дальше.

Иду дальше и я. Только уже ничем таким не кручу. Образ «девушки» съехал, как бабкин платок, и растаял мартовским снегом…

2023

Обманулась! Московская комедия

Кадрил тут меня один мужик в интернете. Василий такой. 46 лет.

Оставил телефон и очень просил встретиться.

А тут как раз подвернулся подходящий случай: приятельница позвала на джазовый концерт в клуб: живая музыка, живые артисты и всякое такое.

«Вот, – думаю, – и совмещу приятное с полезным».

Позвонила Василию. Говорю, так и так, товарищ Василий, звезды сходятся в вашу пользу: можно встретиться и музыку послушать. Мол, приглашают меня гостем на концерт, а я вас могу туда пригласить. И всё будет хорошо. И даже чудесно. И называю адрес и время.

Мы договорились о встрече.

И вот я иду по московскому бульвару «такая вся в Дольче Габанна».

На улице 20 градусов мороза, а я иду летящей походкой в легкомысленной беретке с игривой плейбоевской застежкой.

Иду не спеша и думаю: «Интересно, какие перспективы может предложить мне человек по имени Вася, который говорит по телефону, что он «зво́нит»?». Пока я разгадываю этот ребус, мысленно коря себя, что в 40 лет я так плохо понимаю жизнь, незаметно подхожу к клубу. Смотрю, мужик стоит, с ноги на ногу на морозе переминается, в шапку прямо всем лицом залез.

«Мой! – думаю, – Васёк Трубачев!».

Подплываю красиво, как фрегат Абрамовича, с улыбкой дорогой женщины.

«Простите, это вы Василий?» – вежливо справляюсь у незнакомца в лохматой шапке.

«Ой, какая же вы прелесть! Прелесть!» – тут же оживает шапка и, по-хозяйски развернув меня за плечо, лезет целоваться. И прямо в губы норовит попасть. А тут, глядь, из шапки и все лицо его вылезло. А там натуральный старик!

Держу вежливую улыбку, не позволяя правдивых эмоций, отворачиваюсь от жарких дедовских ласк.

«Послушайте, товарищ, – мягко отпихиваю я дедушку Васю, – что это вы целоваться лезете, мы же видим друг друга в первый раз! Пойдемте лучше в клуб». Думаю, потерплю из вежливости старичка, хоть музыку послушаю.

А тут дед и говорит: «Так в клубе же деньги платить надо!».

Оба-на! Я даже не поняла сразу юмора.

А старика между тем осеняет новая идея: «А давайте мы с вами лучше здесь походим!» И широким жестом гостеприимного старого москвича на окоченелую улицу мне показывает.

«Нет уж, дудки, ходите тут сами. Я в клуб пошла. До свидания!».

И тут дядя Вася вновь хватает меня за плечо: «Ну давайте я вас хоть расцелую на прощание! В следующий раз, если что, можно прямо ко мне…».

Эх, Вася-Вася. 46 лет. 46, только наоборот!

Обманулась я опять.

2005

Папа на боксе

С тех пор, как мы расстались с Игорем, больше мужчин я не подпускала. Объясню, почему.

Если заводить новые отношения в 50+, надо быть готовой, что у твоего избранника позади будет богатая прошлая жизнь. В нее обязательно войдут бывшая (но еще не забытая) жена, их общие дети и внуки. У кого-то из них будут проблемы, к которым ты должна будешь подключаться хотя бы из вежливости: всё это обсуждать, а то и решать. Пресловутый вопрос: «Оно тебе нужно?» придется задавать только самой себе, да и то, пока нового мужа нет рядом.

С вероятностью 90 % сценарий жизни дальше будет развиваться так: как только вы дойдете до финала решения всех проблем чужих тебе родственников, твоего нового избранника – бац! бац! – обязательно накроет простатит, или еще что похуже.

Плавали, знаем!

Со своей больной проста́той он будет носиться, как с писаной торбой. Или наоборот: закроется в комнате и будет угрюмо смотреть в телевизор вместо того, чтобы дарить тебе внимание. И ты опять будешь проявлять чудеса терпения и мудрости, чтобы успокоить, взбодрить и красноречиво врать, что «ничего страшного не произошло, потому что, вообще говоря, не в этом главное».

А в чём, простите? Зачем тебе мужчина с сединой, у которого ничего не получается ни днем, ни ночью?

А ты сама зачем появилась в его жизни? Чтобы остаток лет его лечить? Однажды, после расставания с Игорем, я задала себе этот вопрос и ответила однозначно.

Когда нам чуть за 20 или даже за 35, все эти межполовые отношения весьма интересны, свежи и, что называется, без сбоев. Когда уже за 50, жизненные ценности сменяются: без милого райски в шалаше со всеми удобствами. А любовь-морковь можно поддерживать и на уровне гостевых отношений: совместные походы в театр, в музей, в гости, но дальше уж, пожалуйста, каждый в свою норку.

Вырулить на такую философию мне помогла моя последняя престижная работа. Словно молох, она поглощала всю мою жизнь, не оставляя места ни на что другое.

Единственная, кто помогал это иногда менять, оказалась моя старинная подружка Лилия Борнашова.

Лилька в прошлом – тележурналист, а в настоящем – театральный режиссер, красивая женщина и светская тусовщица. Ее жизненный слоган «Жизнь прекрасна!», и это не пустые слова. Если вы заглянете в ее соцсети, то увидите, что всякий вечер она то в театре, то на выставке, а то просто ездит по центру Москвы на велосипеде. Видимо, поэтому подруга моя молода и активна, и голова ее совершенно не седеет, что является предметом моей зависти и даже беспокойства. Мысленно я беру с Лильки пример: я тоже буду так жить, когда выйду на пенсию. Впрочем, я отвлеклась.

В тот памятный вечер Лилия Борисовна пригласила меня в Театр Эстрады, где Гоша Куценко отмечал день своего рождения. Праздник был назначен на сцене.

Всё первое отделение Гоша пел и рассказывал байки о своей жизни и творчестве. Байки Гоши были гораздо лучше его песен. Тот, кто пришел на концерт, как я, на новенького, быстро понял, что у Гоши нет ни слуха, ни голоса. Нужно ли удивляться, что часть публики, не относя себя к фанатам Гоши, быстро заспешила домой. Я тоже заныла и отпросилась у Лилии с первого отделения, мотивируя это завтрашним подъемом на работу. Я была отпущена, но не прощена: Лилька пообещала, что больше не возьмет меня с собой в театр.

Туфли сильно натерли ноги, так что я заказала такси и случайно нажала кнопку «Вместе!», что означало подсадку. Пожав плечами, решила попробовать, что же это за опция такая.

Таксист оказался из рода «Бахтияров»: по-русски он практически не говорил и ориентировался только по навигатору. Поняв наши языковые различия, я уткнулась в свой телефон. Когда я подняла голову, то обнаружила, что водитель свернул с нужного мне маршрута и погнал в кромешную темноту. Я напряглась. Стала объяснять водителю, что он не туда поехал. Но он только тыкал пальцем в навигатор. Мы стали въезжать в какие-то гаражные ряды.

И тут меня осенило.

Я набрала номер дочери и включила громкую связь.

«Алло?» – расслабленно спросила дочь.

«Привет, дорогая! Как ты?»

«Я нормально. А ты где?»

«А я в такси. Я уже отправила тебе номер машины, – соврала я и сделала «хитрый еврейский ход».

«Соня, а папа дома?»

Пауза в телефоне была секундной. Соня всё поняла и сразу подхватила линию игры.

«Папа на боксе, – сказала она, – у него же тренировка перед чемпионатом. Но он скоро придет. И он тебя встретит. Придет с бокса и встретит тебя! Я сейчас ему номер твоего такси отправлю».

Я не знаю, понял ли водитель что-нибудь из того, что мы с дочерью разыграли для него по телефону. Но он как-то притих, и я стала бояться чуть меньше.

История смахивала на сюжет чеховского рассказа «Пересолил» – с той лишь разницей, что чеховский возница Клим с перепугу дал деру. Мой «Бахтияр» дёру дать не мог. Он рулил. И рулил напряженно. И это меня устраивало.

В темноте, у гаражей, мы взяли на борт другого пассажира – молодого студента-хлюпика, который всю дорогу молчал, сжимая в руках огромную энциклопедию. Из такси он вышел прямо у метро «Рижская», после чего водитель больше не менял маршрут и молча вез меня до моего дома. Там меня ждал папа, который на боксе. По-видимому, молодой и сильный такой папа, раз он на боксе и готовится к чемпионату.

По идее папа запросто мог начистить лицо таксисту, если что-нибудь пошло бы не так. Поэтому таксист быстренько доставил меня до подъезда, получил деньги и не удивился, что папы у подъезда не было. Видимо, он всё еще был на боксе.

2024

Как сломался Железный Феликс

C самого начала 2022 года всё пошло не так.

Сразу после новогодних каникул на мои плечи упал каток ВДНХ – самый большой и красивый каток страны. Здесь нужно было организовать благотворительное шоу: с Дедом Морозом, звездами эстрады и телевидения. Деньги от билетов шли в пользу благотворительного фонда, где я тогда работала. Мотив сбора – лечение тяжелобольных детей.

Замахнулась я, конечно, нахально: нужно было растолкать три других фонда, которые давно работали с ВДНХ и никого сюда не пускали, и влюбить всех в нового для Выставки благотворительного партнера и новый сценарий шоу.

Связать задуманное в одну цепочку и стало моей задачей.

В программу-минимум входили пустяки: провести переговоры с Первым каналом и получить их информационную поддержку, договориться с артистами, привести из Кузьминок Деда Мороза со Снегурочкой, чем-то оформить сцену и найти подрядчиков-технарей, с которыми я прежде не работала.

Подрядчики на шоу – половина успеха. Это профессиональный свет и звук, это шатры за сценой, кейтеринг и всё, на чём строится любое шоу. Этот сектор конкретный, «без базара». Он требует знаний, опыта и крепких связей. Здесь, как говорят в Одессе, «надо знать, с кем иметь». Именно с этим у меня и были проблемы.

Я никогда не общалась с подрядчиками, предпочитая тратить свои таланты на сценарии, артистов, телесъемки и прочую развлекуху.

Самое плохое было то, что к началу 2022 года из нашего фонда ушел директор по спецпроектам Сергей Ю. Он строил отношения с подрядчиками любого уровня, знал, у кого какие цены, и очень ловко кроил бюджеты под любой проект, выводя копеечка в копеечку.

Был у Сереги и еще один ценный опыт: он знал, как огромные трейлеры со светом, звуком и прочим хозяйством завозить в полночь на площадку для разгрузки/погрузки. Такое у Москвы правило: оборудовать площадку за одну ночь до мероприятия, чтобы не мешать городу веселиться днем.

Не получив за выслугу лет ни повышения, ни грамоты, а только «мордой об стол» – процедуру, которую в упоении творил наш новый административный директор (она же «Рысь» и «Крокодил»), Сережа перешел работать в другой фонд, где прекрасно устроился.

Словом, праздник на ВДНХ упал на мои плечи, потому что именно я и была инициатором проекта на Главной выставке страны.

Без Сереги я сильно лажала, но, вникая в каждую деталь, все-таки связала воедино всех подрядчиков и заключила с ними договоры.

Самым приятным было для меня договариваться с Первым каналом. Там работают чудесные люди. По старой дружбе они поддержали мой проект на ВДНХ, дали съемочную группу, телеведущих и гарантировали эфир.

Еще одним успехом стали полученные за бесплатно Дед Мороз со Снегурочкой из Московской усадьбы. Их жизнь в сказке координировала дирекция парка «Кузьминки».

С заместителем директора Настей С. я познакомилась, когда она купила мой лот на благотворительном аукционе Meet For Charity – я как раз продавала там личную встречу с Евгением Маргулисом. Маргулиса очень уважал отец Насти, поэтому небедная Настя купила папе этот лот, и мы все познакомились.

С тех пор я отправляла доброй Насте разные знаки внимания, а она любезно приглашала в Московскую Усадьбу Деда Мороза.

В этот раз оказалось совсем богато: для задуманного шоу на ВДНХ Настя бесплатно отдавала Дедушку Мороза со Снегурочкой и даже выделила мне толковых менеджеров.

Вот так – где на связях, где по наитию, а где по убеждению – у меня и склеилась программа благотворительного проекта на катке ВДНХ.

За сутки до начала шоу я встречала в полночь три огромных трейлера, набитых аппаратурой. Потом бегала по катку, показывая машинам точные места их парковок (парковаться на льду ВДНХ нужно очень ювелирно, на тряпочки, чтобы не повредить искусственный лед), а затем мы обсуждали, как у нас всё будет работать и кто за этим будет следить.

Ночь получилась почти бессонной: кое-то из подрядчиков остался ночевать на катке – сторожить дорогостоящую аппаратуру. В ту ночь и я спала не больше трех часов, потом мы проводили шоу и после – полуночный демонтаж аппаратуры и снова трейлеры.

Зрителям, пришедшим в тот вечер на ледовое шоу, было легко и весело. Они не видели ужасов нашего закулисья. Ну, а мы с волонтерами делали всё, чтобы вылезающие наружу косяки все-таки не доходили до сцены.

Тот, кто проводил большие городские мероприятия, понимает, о чем я говорю. На катке было более 2 000 человек. Для них в этот вечер выступали известные артисты, олимпийские чемпионы по фигурному катанию, телеведущие Первого канала и еще кто-то, кого я уже и не вспомню.

Дедушка Мороз лажал сильнее всех. Он ни разу не прочитал приготовленный для него текст речи, тупо импровизировал и брал на сцене только своим богатым одеянием да посохом, которым размахивал, когда нёс полную околесицу.

Композитор Григорий Гладков, которого я втянула, наверное, уже в десятый проект, призвал со сцены зрителей «активнее плодиться и размножаться». Как и Президент России, он тоже хотел, чтобы в нашей стране детишек было больше – чтобы ему, композитору, было для кого исполнять чудесные песни.

В этот вечер, который мне казался дурдомом на выезде, я чувствовала себя железным Феликсом.

Я вспоминала наставления дочери: она всегда говорит перед стартом, что мне всё по плечу. Я вспоминала эти слова, как заклинание, но не знала, что и железный Феликс тоже может сломаться.

Общая выручка с шоу, в которое я вложила все силы без остатка, составила 2 миллиона рублей. Деньги пошли на лечение тяжелобольных детей.

Копеечные пункты расходов, которые я забыла включить в бюджет, «Рысь» не возместила: «В следующий раз будешь точнее планировать свой бюджет!». Но 2 миллиона проглотила, как живого кролика.

С ее стороны это была месть: когда я собственноручно грузила ночью на площадке тяжелые сумки, я отправила президенту фонда СМС, пояснив, что так работать нельзя. Президент фонда переадресовала текст «Рыси», задав ей резонные вопросы. За это «Рысь» попросила меня больше к ней не приближаться. Так что отказ компенсировать небольшие расходы, не вписавшиеся в бюджет, был ее «ответ Чемберлену» («Накося, выкуси!»).

К этому времени уже четверо толковых ребят из фонда уволились, не в состоянии работать с бесчувственным директором, которой президент фонда почему-то дала волю. Почуяв вкус власти, «Рысь» стала объявлять всем диктат своих собственных решений и народ потянулся на выход.

Правда, не прошло и года, как ее саму уволили из фонда. Она написала мне примирительное письмо и я, насколько могла, ее простила.

За полтора месяца до описанных событий я тоже ушла из фонда, поняв, что эмпатию здесь окончательно заменили на чистый бизнес. Пока я омывала слезами это печальное открытие, ни президент фонда, ни «Рысь» ко мне не заглянули. Я рыдала на руках главбуха и чувствовала, как в душе что-то выгорело и превратилось в пепел.

В тот же вечер я поняла, что моя история в фонде закончена.

Сломался железный Феликс.

2022

Дедушка

Мой дедушка, Давид Матвеевич Бухман, стал для всей нашей семьи самым лучшим дедушкой на свете. Он не был дедом по крови, но по духу оказался роднее родных. Женившись на бабе Вале, матери моей мамы, он принял и ее маленькую дочку Люсю. Принял не как отчим, а как родной отец, и все последующие годы очень много ей помогал, опекал и заботился.

Когда я появилась на свет, дедушка Дима уже был в жизни нашей семьи, и мне не приходило в голову проверять истинность нашего с ним родства. Родной дедушка не тот, кто отец твоего родителя, а тот, кто тебя воспитывает и любит.

Я хорошо помню, как дедушка отзывал меня в уголок своей комнаты и тихо расспрашивал, дружно ли живут мама с папой. Он знал, что у моего отца крутой нрав и жить с ним непросто. Поэтому мама, отправляя меня к дедушке, всегда просила не рассказывать всех наших семейных секретов.

Обязательные расспросы дедушки были для меня сродни допросам, но теперь я понимаю, сколько отеческой любви и тревоги вкладывал он в свои слова.

Как жаль, что всё это ты понимаешь позже, когда человека давно нет на свете и уже нет возможности его за всё это поблагодарить.

В годы Великой Отечественной войны дедушка Дима, на правах старшего, заменил своему брату Яше и сестре Циле погибших родителей. Он вытащил из детского дома маленькую Цилю, пристроил на работу бедового Яшу, а сам продолжал служить Родине в скромном военном звании.

Служил дедушка Дима в подмосковной части, в Мытищах, и так устроил там рабочие дела, что его солдаты даже после дембеля продолжали писать ему личные письма и присылать гостинцы из своих родных мест.

Встретив нашу бабушку Валю, маму моей мамы, он влюбился в нее без памяти и женился, когда у нее уже подрастала Люся, моя мама. С тех пор он и Люсю прописал в своё сердце – не как отчим, а как настоящий родной отец.

Пришло время, и дедушка вышел в отставку, но не захотел сидеть дома и устроился в Музей Вооруженных Сил куратором.

Каждый год, в День Победы, я организовывала возле его музея концертные программы, где моя дочь Соня – уже дедушкина правнучка – выступала наравне с известными артистами. Она читала патриотические стихи, и ветераны умилялись. После акций мы брали с Соней такси и ехали к дедушке с подарками.

Бабушка Валя к тому времени умерла, и дедушка оказался вдовцом при помощнице по хозяйству Вере. С моей родной тетей мы решили, что дедушке нужна помощь. Вера торговала на рынке картошкой, но торговала неумело: выбирала для покупателей самые хорошие клубни, а плохие оставляла себе, за что получала от «хозяина» выволочки. Именно за эту ее порядочность я ходила за картошкой только к Вере, утирала ей слезы, а потом забрала с рынка к дедушке.

Так Вера обрела для себя в Москве квартиру со всеми удобствами и неплохую зарплату.

Вера называла дедушку «папой». Со временем к этому странному обращению привыкли и мы, да и сам дедушка. Главным было то, что у него появилась помощница, которая могла решать на месте все его проблемы.

На большие праздники Вера могла уехать к родным, а радостей дедушке хотелось. Именно поэтому 9 мая мы всегда к нему приезжали, накрывали ему вкусный стол и уговаривали достать из кладовки его наградной китель и еще раз примерять. С каждым годом китель становился для дедушки всё тяжелее, дед наш на глазах слабел, а потом его вообще разбил инсульт и больше в своем Музее Вооруженных Сил он не появлялся.

С годами все старики превращаются в детей. Вот и дедушка Дима, чья интеллигентность и порядочность всегда вызывали общее восхищение, стал часто капризничать и по-стариковски хитрить. Ночами, когда ему не спалось, он не давал спать и Вере. И часто кричал, что умирает.

Врачи, к которым Вера таскала дедушку, говорили, что его жалобы – старческие капризы и простое желание привлечь к себе внимание. Но дедушка продолжал утверждать, что умирает, хотя охотно пил все назначенные ему лекарства.

Страдая рефлюксом, он приоткрывал рот и издавал громкое гортанное: «А-а-а-а!». Это дико пугало мою дочь Соню – тогда еще подростка.

Однажды под, Новый Год, Вера решила уехать в гости. Чтобы не оставлять дедушку одного, было решено, что мы с дочерью заменим Веру в эту новогоднюю ночь.

«Что мы там будем делать?» – вопила Соня. – «Не хочу так встречать Новый Год! Я боюсь дедушкино «А-а-а-а! Я хочу радости!».

«Живут не для радости, а для совести!» – цитировала я Савву Игнатьевича из «Покровских ворот» и стыдила дочь за эгоизм.

В ту новогоднюю ночь мы привезли дедушке пакет деликатесов, большую подарочную свечу и небольшой «сольный концерт» от нашей Сони. Мы решили, что если уж Новый Год, то пусть он будет ярким. Хотя бы для нашего дедушки.

После боя Курантов Соня сбацала танец под хит “Ой, мама, шика дам!”. Танец был исполнен в турецком наряде и отдавал детским стриптизом: справляясь со смущением, дедушка часто-часто моргал и вежливо улыбался.

В 00.15 концерт был закончен, мы выключили телевизор и легли спать. У дедушки был строгий режим дня.

Мы расстелили с Соней диван в гостиной. Поболтали немного, посмеялись и стали, наконец, проваливаться в сон.

Ровно в час ночи дедушка вышел босой из своей комнаты и громко заявил: «Я умираю!». После этого открыл рот и на всю квартиру сделал свое фирменное горловое «А-а-а-а!». Соня в ужасе схватила меня за руку.

«Дедуль, ты чего, все же в порядке!» – робко сказала я, не понимая, что мне делать.

Дедушка стоял и молчал. Он ждал, что я что-нибудь предприму. Например, позвоню в «Скорую помощь». Так я и поступила. Приехавший врач измерил дедушке давление, сделал электрокардиаграму. Все было по возрасту.

«А я ведь совсем не сплю!» – пожаловался дедушка и, приняв от врача снотворную пилюлю, быстро провалился в сон. Спал он спокойно, как спят дети и люди с чистой совестью.

Во всей стране была бессонная ночь. Спал только дедушка. Лежа на диване, мы с Соней прислушивались к ровному дыханию, доносящемуся из соседней комнаты. Несмотря на хроническую бессонницу, дедушка видел седьмой сон.

От нечего делать мы снова включили телевизор и просмотрели все передачи до 8-ми утра.

В 8:10 вполне отдохнувший дедушка как ни в чем не бывало появился на пороге своей спальни. Он прошаркал мимо нас в туалет, громко там оправился и вернувшись, сказал, что снова не спал целую ночь. А через час уже приехала Вера.

«Ну, как вы тут?» – уютно спросила она, ловко готовя праздничный завтрак из привезенных нами деликатесов.

«Нормально, – задумчиво ответила Соня, – сегодня ночью дедушка умирать собрался, но, слава Богу, не умер. Мы вызвали «Скорую».

«Так это у нас обычное дело, папа несколько раз в неделю, умирает», – пошутила Вера и повернулась к дедушке: «Правда же, папа?».

«Да!» – ответил дедушка и улыбнулся своей обезоруживающей детской улыбкой.

2021

Приметы ВРемени

Стремительно открыла рабочую почту.

Стремительно нажала кнопку «Создать сообщение».

Черт, кому же я так стремительно хотела написать?

«Что? Есть приглашение на концерт? А куда? В Кремль? А когда? Прямо сегодня? Так завтра же пятница, мне на работу и я снова не высплюсь…

Нет, дудки, ищите дураков в другом месте, пусть они идут в Кремль!»

Еще вчера я манерно пила коньяк, мечтала о поездке в Австралию. А сегодня уже купила обложку на удостоверение ветерана труда.

Самая противная бабка из нашего подъезда вдруг сказала мне, что я самая красивая женщина в доме.

И как мне теперь с этим жить?

Объявление: «Познакомлюсь с успешным и здоровым мужчиной без семейных и жилищных проблем. О себе: самодостаточная, симпатичная и позитивная женщина средних лет, с оптимизмом смотрящая в будущее. Рост средний. Вес – есть немного лишних килограммов (не больше 10). Гастрит, артрит и одна пяточная шпора. Сплю в пижаме. Памяти нет.

Прикладывайте резюме. Рассмотрю во всех подробностях».

Отпускная сага

Полгода мы с дочкой думали, куда бы съездить в отпуск, чтобы и людей посмотреть, и себя показать. В итоге остановились на Германии. Прошерстили варианты, выбрали через фирму подруги тур, получили шенгенскую визу.

За сутки собрали чемодан, поспорили, что брать – что не брать, и легли спать пораньше, чтобы ранним утром ехать в аэропорт.

Подъем был в три часа ночи. Наш Игорь повез нас по навигатору, по дороге мы разговорились и пролетели нужный поворот. Беззлобно попеняв друг другу, мы едва не опоздали на рейс, потому что попали в пробку и Игорь долго бухтел, что я всегда всё делаю впритык.

Влетели галопом в аэропорт и последними стали проходить регистрацию. На просьбу дать нам «место у окошечка» дежурный администратор среагировал так, как если бы я попросила у нее напрокат самолет.

В итоге мы получили на борту места в разных рядах и повторно поругались, потому что дочь умудрилась завязать морским узлом мешок с нашей обувью, приладив его к чемодану.

Все! Пришло время бежать на паспортный контроль. Он был на другом этаже.

Здесь было народу, как на похоронах Сталина. А у нас, как в песне, «полчаса до рейса, полчаса до рейса, мы почти у взлетной полосы».

Подняла вверх билет, как флаг. «Пропустите, пожалуйста! Мы на вылет опаздываем!». Народ загудел, но расступился. Какие все-таки у нас хорошие люди вокруг.

И вот перед нами красная черта паспортного контроля. Еще минута и мы будем со штампом на вылет.

…Строгая «форменная» девушка сидит в своей стеклянной колбе и долго вертит в руках мой паспорт. Потом смотрит на меня. Потом снова в мой паспорт. Я снимаю очки, чтобы было лучше видно мое измученное лицо.

Девушку что-то явно не устраивает, и она звонит кому-то по телефону, глядя на меня. Я пытаюсь подслушать, но тщетно.

Потом пограничница не выдерживает.

«Скажите, вы вообще заглядывали в свой паспорт?» – с раздражением спрашивает она.

«А в чем дело?»

«А дело в том, что по паспорту вы мужчина…»

Вот это да!!!

Смотрим дружно в мой паспорт в надежде на глюк девушки-пограничницы. Но глюк не подтверждается. Оказывается, вот уже 4 года в моем загранпаспорте в графе «sex» написано, что я мужчина.

И по этому паспорту я уже посетила и Израиль, и Грецию, и Турцию, и Прибалтику и теперь вот собралась в Германию.

Нас, конечно, сняли с рейса, так как несовершеннолетнюю дочь отправить одну в Германию я не могла.

«Ой, да у нас таких случаев со сменой пола за день – порядка сотни», – зевая во весь рот, объясняет мне главный пограничник и теряет к нам интерес.

«Что же нам делать, какие варианты, товарищ?» – спрашиваю его по-советски, с посылом на общность наших гражданских интересов.

«Ну, что делать? Даже если мы тут сделаем вид, что не заметили, что вы…м-м-м…немного мужчина, вас просто не впустят в Германию, – объясняет погранец. – У вас на какую дату обратный билет? Через 8 дней? Тогда будете всё это время ходить в дьюти-фри. Как на работу. Или просто сидеть в аэропорту, как Сноуден, и ждать перемен. Либо вам придется раскошеливаться на новый обратный билет. Выбирайте».

Ходить в германском аэропорту в дьюти-фри, как на работу, мы не хотели. Да и Сноуденем становиться не желали, не говоря о новых расходах.

75 тысяч рублей за тур профукала я в один миг, потому что «смена пола» по вине невнимательной паспортистки ни в одну страховку не входило.

Даю СМС подруге Татьяне, которая делала мне тур: «В Германию не летим, т. к в паспорте написано, что я бля мужчина! Сделай, что можешь».

Затем звоню нашему Игорю. Игорь, который уже сказал нам по-немецки «Auf Wiedersehen, крошки!», получает новости и уже по-русски фигеет. В сердцах он выдает в трубку нелитературную лексику, но как-то разворачивает машину на трассе и возвращается в аэропорт.

Мы смотрим на часы: до отправления нашего рейса остается 10 минут, а чемодан уже уехал на борт! Бежим на другой этаж – договариваться, чтобы успели чемодан вернуть с борта. Но контролера на посту уже нет. Я привлекаю к нам внимание, кто-то кому-то звонит, кого-то предупреждают по рации. Чемодан мы возвращаем, наш рейс задерживают, но это уже всё равно: пассажиры потеряли минуты, а мы – 75 тысяч рублей.

Педантичный Игорь садится в холле и приходит в себя, а я решаю переслать СМС-ку, которую отправила подруге, своей мамочке.

Копирую текст и пересылаю, не замечая, что текст куцый и послание заканчивается на слове бля.

«В Германию не летим, т. к в паспорте написано, что я бля».

Это моя мама и прочитала ранним утром.

«Ничего себе! – думает полусонная мама, – зачем же они в паспорте об этом написали?».

Об этом я узнала потом из рассказа мамы. Но в тот памятный день, когда мы сидели в аэропорту, мы уже хохотали до слез.

«Я всегда подозревала, что я немножечко мужчина», – сказала я, давясь от смеха.

Соня: «Да, твой решительный характер и всякое такое…». И дочь повернулась к Игорю: «А ты вообще не только жил все это время с мужчиной, но даже еще и спал!» – и мы втроем валимся от смеха. – «И никаких ведь нареканий!» – дает ответную реплику Игорь.

Хохотали мы долго, приступами. И никому не приходило в голову, что эта троица только что потеряла 75 тысяч рублей, а эта блондинка в очках – мужик мужиком, судя по паспорту.

Вернувшись домой, мы включили интернет и стали смотреть Германию: Берлин, Мюнхен, Дюссельдорф, Кельн. За 75 тысяч рублей. Это стало самым дорогим видео, которое я когда-либо смотрела в интернете.

После того, как обнаружилось, что я мужчина, мы решили отправиться в северную столицу нашей Родины. В другие страны меня с такими паспортными параметрами не пустили бы.

Ну, Питер так Питер. Деньги отпускные все равно остались.

Великий город был, как всегда, прекрасен. Но настало время уезжать. Мы собрали чемодан и вышли из гостеприимной квартиры моей подруги Татьяны, любезно предоставившей нам жилье.

Поезд у нас был ночной, фирменный, отправление в 23.45. Заблаговременно вызвали такси.

«Добро, будет вам машина!» – пообещал диспетчер.

Мы вышли из подъезда за 10 минут до приезда машины. Дождило.

Открыли настежь парадную дверь, прижав ее чемоданом. Стоим, ждем.

Томный вечер, последний в Питере. Канал Грибоедова как на ладони. Красота!

Напротив нас, прямо у канала, пристроились два бомжа с собакой.

«Да, и в Питере есть бомжи», – философствую я и смотрю на часы.

Такси почему-то нет. Начинаю нервничать. До вокзала еще надо доехать, а поезд нас ждать не будет. Вдруг приходит СМС: «Машина подана, желаем приятной поездки!».

«Идиоты, что ли?» – думаю я и тревожно всматриваюсь в темноту улиц.

В это время бомжеватые допивают свою бутылку и нацеливаются в наш открытый подъезд.

«Этого не хватало!» – думаю я и принимаю решительную позу, собираясь защищать благопристойный подружкин дом.

«Сюда нельзя!» – говорю я и грудью прикрываю парадную дверь.

«Да ты что?»

«Нельзя сюда, говорю вам!»

«Да ты, такая-сякая, куда нас не пускаешь? Ты домой нас не пускаешь? Живем мы здесь, мля!».

Пока они открывали свою драную дверь на первом этаже, оскорблений в свой адрес я выслушала порядочно. Одномоментно мне было рекомендовано «пиз-вать отсюда побыстрее». Признаюсь: «пиз-вать побыстрее» хотелось мне в тот вечер ужасно. Поезд на Москву уже ждал нас на питерском вокзале.

Выяснилась и еще одна любопытная деталь: диспетчер отправил машину не на угол канала Грибоедова и Римского-Корсакова (как я просила), а конкретно на Римского-Корсакова, к дому 119, которого там отродясь не было. И тут уже таксист начал удивляться и звонить диспетчеру, где, мол, мои заказчики?

Пока мы нашлись и сели в машину, набежало еще 15 минут. 15 драгоценных минут того самого часа, за который мы должны были добраться до вокзала и найти наш поезд.

«Да вы не волнуйтесь, это же вам не Москва, у нас без пробок!» – пообещал спокойный, как танк, водитель, настраивая в салоне радиоприемник.

«Быстрее!» – умоляю я и мысленно подсчитываю статьи расходов на случай, если мы опоздаем на поезд. Картинка получается неутешительная. У нас осталась 1 тысяча рублей, а ключи от дома, который мы покинули, уже оставлены в квартире, дверь мы захлопнули. В случае чего, коротать нам ночь на вокзале. А что же потом?

Денег не хватит на два билета до Москвы. Даже если мы возьмем самый дешевый поезд, даже если это будет плацкарт. Все это живо пролетает в голове, пока мы выруливаем на Невский.

«Мама, Казанский собор!» – говорит с заднего сиденья дочь, придерживая бедром чемодан, а другим бедром – мешок с нашей обувью и мешок с мусором, который нам велено было выбросить «где-нибудь по дороге».

Какой там, к черту, собор! Господи, помоги добраться до вокзала, чтобы на поезд успеть! Не хочу быть бомжом! В Москву хочу! Там у меня квартира своя, и хороший ремонт, и чистая ванна…

Едем, как можем. Вот уже и Невский кончается, и шпиль на вокзальной площади виден. Хлоп! И мы попадаем в пробку. И встаем намертво.

Вечер перестает быть томным – до отправления поезда остается 15 минут.

Мы выскакиваем из такси и бежим, сломя голову. Я с чемоданом, Соня – с пакетом обуви и мусором.

По дороге дочь как-то успевает пристроить мусорный груз, надоевший уже до смерти. Делает она это, не снижая скорости: эхо падения пакета в урну мы слышим уже издалека…

Ближе к вокзальному шпилю мне становится плохо. Дышать нечем, горло пересыхает.

«Я больше не могу», – говорю обреченно, словно прощаясь с жизнью.

Соня принимает взрослое решение. Она подхватывает мою дорожную сумку, чемодан, все это пристраивает к своей ручной клади, а свободным мизинцем цепляет меня за палец: «Продолжаем гонку!».

Вот так отдых, вот так Питер!

Собирав последние силы, я летела на Сонином мизинце, как использованный презерватив на ветру. Почти в полуобмороке мы все-таки долетаем до вокзала и находим свой поезд. На свои места идем уже по вагонам. Пот струится с нас градом. В своем фирменном купе мы находим бутылки с водой и надолго к ним присасываемся, мечтая, чтобы ехали в купе одни.

Едва поезд набирает скорость, дверь открывается и в пространстве появляются два взмыленных опоздавших пассажира – армяне активного сексуального возраста. Во-о-о-от с такими носами!

В купе повисает гоголевская пауза.

Мы сидим, ожидая друг от друга то ли подвоха, то ли инициативы. От нечего делать полчаса листаем местную прессу. Время переваливает за полночь.

Через полчаса вынужденного чтения я поднимаю голову и предлагаю как-то устраиваться на ночь.

«Давайте вы выйдете на 5 минуток, мы ляжем, а потом вы войдете, а мы отвернемся!». Так и поступаем.

Лежим, затихли. А я лежу, а сама бдю, как бы кто-нибудь из армянской молодежи к дочери моей не подлез.

Неожиданно на верхней зажигается свет. И все молчок! Будто так и надо.

«Ладно, – думаю я, унимая волнение, – должно быть, проблемы со сном у человека, бывает.». А свет между тем горит еще 15 минут, потом полчаса.

«Простите, а мы будем сегодня спать?» – говорю осторожно, чтобы не войти в конфликт с представителями братской Армении.

«А мы пытаемся спать, только свет мешает», – раздается с верхней полки.

«А кто вообще свет включил?»

«Мы думали, что вы!»

Значит, они подумали, что я, чтобы лучше бдить, включила у них свет. От недоверия. Я, наконец, расслабляюсь, смеюсь в подушку, так и не решив, чья же армянская нога случайно задела выключатель.

В окне уже был виден рассвет. В семь утра мы мирно сидим с товарищами из Армении, пьем чай, смотрим в окно и ведем светские беседы.

«Какие все-таки они милые люди, эти армяне», – благодарно мелькает в моей голове…

2013

Русская медведица

«Das ist fantastisch!»

(популярное немецкое восклицание)

Вот и мне довелось «дойти до Берлина». Со второй попытки.

Было это в 2013 году. Про первый наш неудачный поход читайте в «Отпускной саге».

Оформив новый загранпаспорт, не оставляющий сомнений в том, кто же я, мужчина или женщина, мы сели в самолет и вылетели в Берлин.

В наши планы входил главный театр-ревю Friedrichstadt-Palast и не менее знаменитый АкваДом.

На календаре было католическое Рождество, на улицах Берлина – туристы. Такие же лошарики, как мы.

Мне еще в Москве сказали: «Если хочешь попасть во Friedrichstadt-Palast, билеты надо покупать заранее, месяца за три. Потому что рождественское шоу здесь самое крутое, самое красивое, и готовится оно почти год. Для любого немца попасть на это шоу – счастье и большое событие».

3 месяца я профукала, но на главное зимнее шоу Германии попасть хотела так страстно, что не сомневалась, что буду там. Выйдя в интернет из гостиницы и не обнаружив на сайте театра ни одного билета, мы рванули в театральные кассы города.

Был декабрь, самый пиковый сезон для Friedrichstadt-Palast.

Мы, упертые русские, шли на удачу, упражняя в дороге дочкин немецкий. В двух кассах нам вежливо сказали: «Nein!».

Но русские не сдаются. Мы решили «победить немцев» и пошли дальше по берлинским улицам, переговариваясь на родном языке.

Первое чудо случилось через минуту. На язык Достоевского среагировал наш соотечественник Сергей, который несколько лет назад получил в Германии гражданство.

Живя в Берлине один, Сергей сильно скучал и ностальгировал. Услышав родную речь, он так обрадовался, что сам предложил нам помочь доехать до знаменитого театра и попытать счастья там.

Вот так неожиданно у нас в Берлине появился русский друг.

Второе чудо случилось уже в театре Friedrichstadt-Palast. В кассу кто-то неожиданно вернул два билета. «Такого не бывает! – сказал нам Сергей, – обладатели этих билетов либо заболели, либо просто умерли! Такие билеты не сдают назад». Но эти последние билеты мы купили. Места, правда, оказались на галерке, но с хорошей видимостью.

Тем же вечером мы с дочкой уже сидели на знаменитом шоу. Поражаясь роскошной сценографии, перьям и блесткам, мы изо всех сил сражались со сном. Наш вылет в Берлин был ранним утром, мы не спали много часов, так что к вечеру наши уставшие организмы настойчиво просили отдых.

Видя двух русских, клюющих носами на самом дорогом шоу года, немцы толкали друг друга в бока и показывали в нашу сторону. Какое-то время мы тоже толкали друг друга в бока, пока Соня окончательно не уснула.

Пуча сонными глазами в сторону сцены, я дотерпела до антракта, потом растолкала дочь, смотревшая уже десятый сон, и мы вышли прогуляться в фойе.

Всё было чинно и благородно. Публика была в мехах и вечерних туалетах. Сделав в антракте дефиле друг перед другом, немцы потянулись в буфетную зону. За ними потащились и мы. Одеты мы были по-походному: в чем прилетели из Москвы, в том и приехали в театр, не успев переодеться. Я была в дорожных джинсах, дочь – в ненавистном ею свитере, надетом из соображения удобства и еще потому, что «всё равно его никто не увидит».

Ах, как же мы ошиблась: дурацкий свитер и мои дорожные джинсы увидели все, кто оказался тогда на главном рождественском шоу Германии. Как говорится, «Das ist fantastisch!» ☺

Буфетный прейскурант тоже поражал, но уже своими ценами. Фужер шампанского здесь стоил, как полноценный обед. «Ничего, чаю выпьем!» – сказала я дочери, вспомнив, что в рюкзачке у меня был термос с чаем и штук пять «Мишек косолапых». Мы прибились к столику с немецкой парой и, сохраняя невозмутимость, стали пить-есть. Немцы оказались очень воспитанными людьми. Но глядя на русские харчи, не могли скрыть своего удивления. Они пили дорогое шампанское. Мы – чай вприкуску с конфетами. «Какие же странные, эти русские», – читалось на их лицах…

Второе отделение шоу было краше прежнего. На сцене мелькала огромная кукла, сделанная из пышных перьев. Кажется, кто-то очень хотел ее похитить, да не вышло, потому что добро победило зло под звуки живого оркестра. На литаврах дочь вздрагивала, просыпалась и повторяла короткий вопрос: «Скоро?». Шикарное рождественское представление пронеслось, как во сне.

Подарком судьбы стало то, что Сережа встретил нас после шоу на своей машине. Он включил подогрев наших сидений и всю дорогу до гостиницы расспрашивал, что мы видели в театре, хотя мы не видели почти ничего.

Третье чудо было самым сильным и осталось в памяти навсегда.

Хорошо выспавшись после театрального броска, мы бодро вышли из гостиницы и направились в сторону метро. Нам очень хотелось побывать в знаменитом берлинском Аква Доме.

Завидев почтенную пару, мы вежливо уточнили у них дорогу. Пожилые немцы были неторопливы: сначала они долго обсуждали между собой, какой маршрут до Аква Дома предложить нам, чтобы он был оптимальным. И только после этого рассказали, как лучше добраться до цели.

Всё это время рядом с нами крутилась какая-то молодая ничем парочка, которая вроде бы тоже не знала, куда идти.

Мы уже направились к перрону, через который предстояло пройти, как я вдруг я почуяла неладное и бросила взгляд на сумку. Она была раскрыта. Молодая парочка шла на обгон, ускоряя шаг.

Сумка! Моя сумка! Шесть отделений на молниях! В потайной карманчик я, как на грех, положила кредитные карточки и всю наличность. Сумка была открыта, а потайной кармашек пуст.

Это было воровство высочайшего полёта! Покрутиться рядом и открыть молнии чужой сумки, нащупать потайной карман и выудить из него содержимое – такого мастерства я еще не видела.

Я вздрогнула и закричала: «St-o-o-o-p!!!!! St-o-o-0-0-p! I s-a-y: St-o-o-o-p!!!».[1]

Парочка не оглянулась, лишь прибавила скорость.

Я начала показывать на них пальцем и продолжала кричать. Вид у меня был, наверное, ужасный, а голос – полный отчаяния. Все, кто стоял на перроне, тут же оглянулись в нашу сторону.

И случилось третье рождественское чудо. Из толпы выпрыгнул неприметный человек и бросился наперерез воришкам. Он прыжком кинулся на вора, ловко перегнул его пополам и сунул руку под его куртку. Вуаля! И вот уже пакетик с кредитками и деньгами возвращались к своей хозяйке!

Всё произошло молча, в три секунды. Секунда потребовалась герою, чтобы оценить ситуацию и выпрыгнуть из толпы, вторая – чтобы догнать и скрутить воришку, а третья – отнять добычу и вернуть ее мне. Все, кто был на перроне, разинули рты.

Я держала в руке пакет со своим богатством и не верила, что оно ко мне вернулось. Отпуск в Берлине был на исходе, как и средства. Если бы воришка удрал, сидеть бы нам на голодном пайке четыре дня до отъезда.

Раскинув вверх руки, я пошла к герою русской медведицей.

«Thank you very much, ser, very much thank you![2]» – я ломала каноны английского, и всё мяла и мяла плечи моего героя, – you saved all my credit cards, you saved me!»[3]

Мяла я немецкого товарища мощно. Весь перрон, включая женщин-золовок героя, праздновал со мной победу, с интересом наблюдая за моими неуклюжими русскими объятиями.

Но вот подошел поезд, пассажиры погрузились в вагоны, и двери закрылись. Наш герой вошел в вагон последним. Он развернулся ко мне лицом, прощально мне улыбнулся и посмотрел в глаза. Все в волнении наблюдали сцену «прощания славянки».

Когда поезд тронулся с места, что-то русское, глубокое и родное, что хранилось на уровне хромосом, вдруг включило рубильник и пошло прямо к сердцу. Я выпрямила спину и, сама от себя не ожидая, отвесила немцу поясной поклон. Эх, жаль, сарафана на мне не было да русой косы!

Прижавшись щекой к стеклу, немец смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Так обычно смотрят на китов, которые выбрасываются на берег.

Поезд ускорял ход, а я всё кланялась и кланялась, пока машина не умчала героя прочь. Скорее всего, он был полицейским. В штатском. И ехал куда-то к своим родственникам, оставаясь полицейским в душе.

Этот был очень хороший человек из Берлина. Профессиональный полицейский. Я думаю, что ему в вагоне потом аплодировали. В тот день на глазах десятка людей он показал, как нужно приходить на помощь людям, и оказался настоящим героем.

А я – просто русской медведицей…

2019, по событиям 2013

Плавали, знаем!

– Лё-ё-ньк, поросятам дал?!

– Дал!!!

(из к/ф «Любовь и голуби»)

Скажите, вам случалось оказаться в таком месте, где всё плохо организовано, но окружающие тебя люди изо всех сил делают вид, что всё хорошо? И ты стоишь, как идиот, и тоже подыгрываешь этой игре. У меня такое случилось летом.

О Джаз-клубе предпринимателей я узнала от Кати Коваль – талантливого скульптора и души-человека. Катя прислала мне на вотсап красивую рекламу Джаз-Клуба, где был изображен музыкант с поднятой вверх трубой, передающей атмосферу изысканного праздника. Билет на вечеринку стоил 5 000 рублей, но был парный. Это значило, что если ты хочешь приобрести этот билет, надо сначала найти себе пару, а потом сразу оплатить двойной билет на за 10 000. Такой вот хитрый маркетинг.

Кате хотелось, чтобы ее парой на празднике жизни была я, да и я была не против. Мы быстро скооперировались, купили вскладчину билеты и стали, что называется, предвкушать.

Заявленный вечер был с закосом на светскую избирательность: двухпалубный теплоход, джаз, фуршет, аукцион авторских работ и личные анкеты – это чтобы Клуб был в курсе, кто ты такой, что решился пришвартоваться к тусовке «клубных» предпринимателей.

Заранее был прописан и дресс-код: дамам рекомендовалось явиться в коктейльных платьях, мужчинам – в бабочках.

Последний раз коктейльное платье я покупала еще в Берлине, а было это лет десять назад. С тех пор я набрала лишние килограммы и в чудесное платье уже не влезала. После стенаний у гардероба, что «вещей полно, а надеть нечего», я выбрала брючный костюм, блузку с бойким вырезом и туфли на высоком каблуке. Упасть с высоты каблуков по дороге я боялась, поэтому в дорогу на теплоход надела удобные белые тапочки, а каблуки приберегла до судового туалета. Из пароходного тубзика я вышла совершенно в товарном виде и неспешно продефилировала на палубу.

Надо вам сказать, что я впервые оказалась на клубном отдыхе бизнеса, где господа предприниматели развлекались и знакомились друг с другом, и где Катя Коваль, рассчитывая на их бабло, проводила выставку-продажу своих шикарных скульптур.

Каждая из нас надеялась на свое: Катя – продать расставленные на столах скульптуры, я – свести новые знакомства и использовать их для работы или в личных целях, как получится. Мы хорошо выглядели, но Катя была, конечно, заметнее. Она была на вечере настоящей фигурой, приглашенной лично президентом Джаз-клуба, меня же тут никто не знал и знать не хотел, потому что представляла я не нефтяные скважины, а благотворительный фонд и заявилась просто с брошюркой «Как деньги спасают детей».

Ни брошюрка, ни бойкие мои речи интереса у присутствующих не вызвали, поэтому я задвинула свои россказни и превратилась в наблюдателя.

Человека, который рулил Джаз-клубом и вальяжно подходил к гостям, все величали Владимиром Ильичом. Его уморительное сходство с историческим тезкой не вызывало ни у кого улыбки, поэтому и я сдержалась на гостевых фразах: «Я спросил Владимира Ильича, и он сказал…».

Да. Ленин жил. Ленин жив. Ленин будет жить.

А тем временем на теплоходе чинно собирались уже все дамы и господа.

На верхней палубе, где притулилась хилая джаз-банда, были накрыты праздничные столы. Из угощений здесь стояли три сорта газировки «Черноголовка» и бумажные тарелочки-лодочки, в каждую из которых были положены 5 мятых клубничек, 5 черешенок и по одному абрикосу. Ягодных лодочек на каждом столе было по шесть штук, строго по рассадке. Я было цапнула из лодочки черешенку, но быстро поняла, что ягода прямо с базы. Немытой она оставалась в лодочке для того, чтобы окончательно не скиснуть. Черешня, клубника и абрикос тоже держались в лодочке, как герои на тонущем Титанике.

Погоняв во рту черешню, я отважилась и проглотила. Значит, жди поноса – такая судьба! Я поискала шампанское и не нашла. Списав это на недоразумение, спустилась на нижнюю палубу в надежде найти шампанское или вино в судовом баре. Но бар не работал. Не было нигде ни вина, ни коньяка. Кроме безалкогольной «Черноголовки» на теплоходе не было ничего, что могло бы скрепить наши бокалы в момент отплытия.

Как потом объяснили, у Клуба Владимира Ильича была такая «концепция»: никакого алкоголя. Только лимонад! За наши 5000 рублей с носа.

Ай да Ильич! Ай да сукин сын!

Среди гостей пронесся было слух, что где-то на судне имеется безалкогольная водка, но это не вдохновило. Все откровенно хотели выпить, но поскольку алкоголя не было, глушили лимонад и делали вил, что им весело.

Хитроумный Владимир Ильич ловко сэкономил на кейтеринге и официантах. Поляна была накрыта еще и на нижней палубе: хочешь поесть, спустись по крутой лестнице вниз и поклюй, что Бог дал.

Именно что поклюй! Гостеприимный хозяин хотел накормить все наши 80 ртов, поэтому в кейтеринге сделал особый акцент на хлебобулочных. На пластмассовых тарелочках пластмассовыми вилками можно было подцепить несколько видов мини-круассанов с почти не различимыми начинками.

На нижние столы был также подан порционный салат в стаканчиках, наполненный хрустящими листьями зеленого «Айсберга» под майонезом. В салате «царила» вареная креветка с двумя «придворными» – дольками помидорки черри. Розовая креветка на фоне зелени действительно имела эффектный и даже законченный вид, вот только наесться ею было невозможно.

Ах, да, еще же были блинные мешочки, пробитые шпажкой – те, внутрь которых обычно кладут копченый угорь или другую рыбку, а то и икру. В наших мешочках угря не было, а было грибное пюре. Я поняла это, когда один из мешочков добыла и отправила в рот. Было стремно глотать мешочек: в союзе с немытыми ягодами, грибы могли бы вызвать «взрыв на макаронной фабрике». Но рядом были люди, которые тоже лопали, вот я проглотила, ища в грибном пюре хоть какой-то вкус и смысл.

Зато уж хлебных вариаций было на пароходе шесть штук: можно было что-то поклевать, что все и делали, запивая хлеб газированной водой.

«Пейте без остановки напитки из Черноголовки!»

Оценивая угощения «главного по тарелочкам», я тихо смеялась, комментируя маме происходящее в мессенджер.

Мама хохотала в голос. «Ржу-не могу: богатый же стол у предпринимателей! Греби домой!» – советовала мама, утирая от смеха слезы.

Но мы только проплыли монументального Петра Первого, а до причала оставалось еще часа два. Я спустилась на нижнюю палубу в поиске кофе. Но и с кофе вышла неувязочка: маленькая кофе-машинка была одна на 80 ртов и рулил ею местный хмырь, одетый под бариста. Он исполнял только американо. На просьбу сварить капучино бариста честно сказал, что это сложно, но он может сделать американо и добавить в него молоко из пакета. «И будет как капучино!». Так мы и сделали.

На кофейный десерт нам подали коробку с надписью «Сахар», из которой пальцами все доставали кусочки и пальцами же клали их в стаканчики. Щипцы для сахара кому-то показались лишней роскошью. Ну уж а пакетированного чаю-то было просто завались: пей – не хочу!

Время от времени, соблюдая особые меры предосторожности, из недр нижнего судового помещения появлялась женщина с тарелкой, где лежали мини-эклеры. По шесть штук на каждом выносе. Те, кто пошустрей, успевал цапнуть эклер, рассчитанный на два укуса. Остальным оставалось ждать с безразличным видом нового выхода женщины, которая являться не торопилась.

Я опять прыснула в кулак и пошла курить на открытую палубу. Любуясь красотами проплываемых мест, я думала о том, как причудливо устроена наша жизнь и что в движении она похожа на теплоход…

Вернувшись в нижнюю фуршетную зону, я вдруг обнаружила там два свободных эклера. Зал был пуст, потому что все ушли на аукцион. Один эклер я отправила в рот, а другой остался лежать на блюде.

«Кому эклеры, господа?» – хотелось крикнуть гостям и поржать уже в голос.

Я решила пофотографировать ради прикола эклер на фоне пластмассовых тарелок, но поняла, что пропустила новый выход женщины с подносами. На столе красовалась свежая гастрономическая новинка: ветчинные рулетики. Они были вынесены аккурат тогда, когда все кое-как наелись и пошли на аукцион. Я подцепила пару рулетиков пластмассовой вилкой и поискала глазами нож. Ножей на столе не было, пришлось есть от куска. Разозлившись на всё, я решила в знак протеста снять каблуки и надеть удобные белые тапочки.

«Да ты уж приляг!» – не унималась хохочущая мама.

Лечь в белых тапочках у Владимира Ильича – в этой затее что-то такое было. Только я примерилась, как гостей позвали в общий зал, где Владимир Ильич целый час приторно рассказывал, как любит свою жену и как на ее примере нужно правильно «раскручивать мужиков на бабло». Вместе с другими гостями я держала вежливую улыбку, слушала этот вздор и думала, почему же я не восстану, раз уже в белых тапках? Я презирала себя за робость – за то, что у меня не было смелости громко сказать, что король-то голый, а потом подняться на борт и прыгнуть в воду.

Вяло поучаствовав в аукционе и прослушав скучные до зевоты речи, гости тоскливо засмотрелись на наш уже пришвартованный теплоход. Покинуть судно без команды они не смели, тем более что Владимир Ильич раздавал отдельным личностям медали «Гений предпринимательства», а потом так же принимал почетные грамоты сам.

На прощание всем вручили бенгальские огни, которые нужно было зажечь по команде Ильича и сделать фейерверк. Лично мне бенгальского огня не досталось, поэтому я исчезла в сумерках, не прощаясь.

2021

Из жизни студентов

Дочь приболела. Я нажарила дома котлет, сырников, отварила куриную грудку, бульон залила в термос и двинула в Сергиев Посад, в студенческое общежитие, где дочь и ее одногруппники изучали режиссуру анимации.

Я всегда любила комнатку Сони. Стандартную коробку общежития она превратила в яркий эклектичный домик, где всё было под рукой. Под потолок повесила гирлянды с разносортными чайными пакетиками: поднимай голову, выбирай любой пакет, срывай и пей!

Чай здесь – главная валюта. За хороший чай ты можешь получить всё: от ценного конспекта до душевной беседы с хозяйкой.

Увидев, как тяжело я тащу на 4 этаж сумку с провизией, паренек из соседнего колледжа операторов с ходу вызвался мне помочь, а я за это вежливо пригласила его на чай.

«Не могу обещать!» – улыбнулся студент и метнул взгляд на мою ароматную сумку. Через 10 минут он все же постучался в дверь и, положив на стол принесенную коробку с эклерами, стал у нас третьим.

«Как вы относитесь к курице и овощам?» – спросила я, угадывая его студенческий голод.

«С большим уважением», – ответил парень, наблюдая, как я выкладываю огурцы, помидоры, курицу, блины и мед с кедровыми орешками.

Дальше было, как у Винни-Пуха, пришедшего в гости к Кролику.

Наевшись и решив, что засиделся, юный красавец откланялся.

«Ой, а эклеры-то свои я чуть не забыл!» – хватился он на пороге.

Щелкнув себя по лбу за забывчивость, он забрал свою коробку с эклерами и был таков.

2019

Как я водку пила

Да-а. Давненько я не брала в руки шашек!

Принесли.

Ну, думаю, сейчас как сделаю глоток давно забытого напитка – и сразу вырубится моя печень. Либо я оглохну от опьянения и упаду со стула. Либо запою протяжную русскую песню к удивлению сидевших рядом итальянцев.

Они и без того пучили на меня глаза: пришла такая тётка в кепке, села за стол и решительно заказала рюмку водки с селедкой. И это во вторник. Без шумной компании. Типа, так всегда в это время.

Я осторожно сделала глоток. Сижу. Жду, когда печень даст в бок, или небо упадет на голову.

Минута, другая. Смотрю, а ничего страшного не случилось. И печень спокойна, и небо на месте. Расхрабрилась и махнула всю рюмку, закусив давно забытой, почти табуированной селедочкой. Да с картошечкой и свежим лучком! И так мне было в этот момент хорошо, что один час в «Петровиче» пролетел, как 50 грамм, с большим вкусом.

Наутро я проснулась и осознала, что жизнь-то, как ни крути, прекрасна!

Какие финты надо подчас совершить, чтобы напомнить себе то, что ты знала, но стала забывать.

Посвящается клубу «Петрович», Андрею Бильжо и его дивной кухне.

2020

Иосиф, сын Давида

Мобильник мой зазвенел, завибрировал и выдал на экране незнакомый номер.

Это была суббота.

Час дня.

Ну какого чёрта?!

«Алло?» – выбрала я самый мягкий тембр голоса, вращая глазами.

В эту субботу я работала. Жизнерадостной балдой стояла у Дома Булгакова и собирала в банки мелочь. Такая была у нас акция. Такой фандрайзинг.

И вдруг он. Телефон. С наглым для субботы неизвестным номером.

«Ну, приве-е-ет!» – вальяжно сказала трубка.

«Ну, наха-а-а-ал!» – огрызнулась про себя я.

«Здравствуйте, – помахивая Трубке хвостом, оскалила я зубы, – простите, что не узнаю вас».

«А это Иосиф!» – торжественно заявила Трубка.

Какой еще Иосиф? Муж Девы Марии? Или это Пригожин все-таки удосужился мне перезвонить?

Других Иосифов я не знала. Либо не вспомнила.

Может, это все-таки кто-то из Израиля, где у меня столько близких?

«Ааа!! Шалом-шаломович!» – засахарилась я, осторожно проверяя нащупанную нить.

На том конце мне тоже сказали мне: «Шалом!». И явно были мне рады.

«Вот, был проездом в Москве, звонил тебе на работу, но не застал и просил передать, что я звонил. Тебе передали?»

«Вот уроды!», – подумала я, но вслух, конечно, этого не сказала.

«Да у нас тут благотворительная акция, сумасшедший дом!» – сохраняю я честь мундира и добавляю: «Как жаль, что я не могу с тобой сегодня встретиться!».

А, собственно, с кем встретиться-то? И, главное, зачем?

Слава Богу, Трубка этого не слышит.

«А я уже не в Москве, я в Туле!» – гордо заявляет Иосиф.

После этой фразы мне остается одно: сильно пожалеть обо всем об этом. И я, конечно, преувеличенно жалею.

«Тогда привет Туле, где столько самоваров и пряников!» – закольцовываю я разговор, и мы прощаемся.

Пока я работала в Москве на акции, а Иосиф гулял по Туле, я мучительно долго вспоминала, кто же это такой мог быть.

Что за Иосиф? Не библейский же герой явился мне звонком?

В этот день я так ничего и не вспомнила. И на следующий день тоже.

А потом Фейсбук бросил мне на глаза пост Иосифа Якубова, где он, в красном рубище, стоял с ружьем у Тульского Кремля и «готовился к бою».

Боже мой, ну конечно!

Иосиф Якубов, израильский красавчик с шикарной бородой и перстнями, непревзойденный точильщик ножей всех конфигураций – тот самый, что возил меня на своей машине в Ашдод и мы долго разговаривала о детях, Израиле, России и собственных наших судьбах.

Прости меня, Иосиф.

Прости, друг!

В том, что у меня случился провал памяти, ты не виноват.

Просто ты живешь в неторопливом и солнечном Ашкелоне, а я – в сумасшедшей Москве.

2019

О дивный новый мир!

Христос, как известно, родился в пещере Вифлеема.

За день до Рождества Христова отправились в пещеры и мы. Не в Вифлеемские, конечно, а в Сьяновские – есть такие в Домодедовском районе под Москвой.

45 минут на рейсовом автобусе, потом 1 километр пешком и вот мы уже на пустыре, у колодца, ведущего на 40 метров под землю…

Мы даже не представляем, что нас там ждет, кроме температуры. Пока наверху минус 20, внизу нам гарантируют плюс 9.

На случай холода я прихватываю из дома осеннюю куртку и дождевик для дочери. Мы не знаем, что нас ждет под землей.

Мне выдают одноразовый белый комбез, в который я упаковываюсь прямо в своей куртке. Я похожа на снеговика и одновременно на зимнего пограничника, замативированного на поиск врага в чистом поле. Еще я получаю шлем с пристроенным фонариком.

«А во лбу звезда горит!» – подкалывает меня уже экипированная дочь.

Спуск! Лезем вниз по команде Титана – моего друга спелеолога.

Тот, кто уже «ушел под землю», кричит тем, кто еще наверху: «Свободно!».

Это про вертикальную лестницу, которая уходит под землю на 40 метров. Это для безопасности спуска, чтобы не наступать ногами на головы друг друга.

Для сравнения: Арка Центрального входа ВДНХ, куда меня однажды черт понес со съемочной группой, составляет 30 метров над землей. При этом тебе обеспечен прекрасный вид на Москву с высоты птичьего полета.

Тут было путешествие на 40 метров под землей, в условиях темноты и неизвестности. Я начинаю понимать, во что вляпалась, я нервничаю.

«Свободно!» – кричат мне снизу.

«Свободная касса!» – мелькает в голове позывной из Макдональдса.

Приходит моя очередь спускаться. Я включаю головной фонарик и несмело встаю на вертикальную лестницу.

Страховки тут нет. А я в сапогах на квадратных каблуках! Руки – в перчатках, в которых красят могильные ограды.

«Подскользнешься и на камни упадешь», – выстреливает подлая мысль.

Лезу осторожно, ощупывая каждую ступеньку. От волнения спина покрывается потом.

Лестница старая, но устойчивая. На первом же метре она неожиданно прерывается. Чтобы попасть ногой на другую лестницу – продолжение, нужно очень грамотно раскорячиться.

«Корова!» – бичую сама себя, но спускаюсь дальше.

Обратно уже поздно: дочь внизу, её не бросишь.

«Мне 49 лет, чем я занимаюсь?!»

Низкие каменные лазы и полная темнота, горят только фонарики на головах.

Мы ползем на карачках, согнувшись.

Не успев привыкнуть к местным условиям, я то и дело ударяюсь головой о каменный «потолок». Как хорошо, что Титан дал мне каску!

Местами здесь так низко и узко, что мы ползем или на карачках, либо ползком.

На ногах у меня – единственной из группы – наколенники, они здорово помогают. Сзади – пристяжной «пиножоп»: дощечка из пенопласта, на которой можно сидеть на камнях, не боясь застудиться.

Дочь с прихваченной подругой-экстремалкой в диком восторге. Они уже адаптировались, они уверенно ползут по каменным лазам, как таракашки.

Наш путь лежит в грот Титана. Местные знают: там у него именная пещерка.

По дороге мы узнаем, что в каменоломне есть свои опознавательные знаки и свои приколы; что здесь живут совершенно слепые крысы, а люди друг другу верные товарищи – если надо, накормят, напоят и в гости тут примут.

В подтверждение слов Титана встречаем на камнях большую и безразличную крысу, и еще столик, где кто-то оставил пиво: угощайтесь!

Я, конечно, брезгую, а Титан легко прикладывается к бутылке. Чудно́!!!

Мы в гостях у Титана. Он прилаживает к скалам взятый из дома гамак, и я блаженно в нём зависаю.

Титан рассказывает, что люди в пещерах ночуют в спальниках и могут проводить под землей сутки, а то и больше. Отсыпаются тут обычно по 10–12 часов, здесь же пекут блины (как Титан), здесь же празднуют Новый год, отрекаясь от земной суеты, и считают себе последними романтиками…

Мы приходим поздороваться с Аристархом. Это местная достопримечательность, которую каждый «чайник», типа нас, непременно должен поприветствовать, иначе жди беды, потому что «Аристарх может разгневаться».

Местная легенда гласит, что когда шли работы в этих каменоломнях, сверху задели кладбище. Вот так один покойник и угодил в грот прямо, так сказать, во всей своей амуниции.

Гробик раскололся или не было его уже, никто не знает, но скелет люди возложили на каменный пьедестал и окрестили усопшего Аристархом.

И сформировалась традиция: выказывать Аристарху всевозможные знаки внимания: здороваться, кланяться, или сигаретку ему положить.

Со временем косточки Аристарха растащили на сувениры, и от него, в сущности, ничего не осталось. Но идея поклонения оказалась так сильна, что подземные люди слепили куклу в натуральную человеческую величину. Одели куклу в ватник, приладили вместо головы противогаз, слепили из гипса пальцы блатным веером, ботиночки, штанишки – и вот уже лежит на пьедестале новый Аристарх. И принимает у себя подземный гостей.

«Ну, здравствуй, Аристархушка! Помоги нам тут, милый!».

Идем гулять по подземелью. Двигаемся гуськом, согнувшись в три погибели, где-то опять лезем на карачках – гроты встречаются очень низкие и узкие.

«Каюк сапогам, какая неожиданная у них кончина, в каменоломне!» – мелькает в голове.

Смотрю на дочь Соню: ее зимние ботинки-честеры в земле и пыли и тоже убиты. Но мысль эта почему-то уже не трогает.

Очарованная подземным зрелищем, Сонина подружка Катька по прозвищу Воробей фотографирует всё подряд на айфон, пока не теряет его в одном из гротов. Я тут же вспоминаю Аристарха, которому мы ничего не положили. Месть?

Девчонки бегут назад, в темноту. А я мысленно прошу Аристарха им помочь.

И случается чудо: где-то в темноте девчонки находят айфон Воробья! Просто невероятно!

Неожиданно встречаем группу других подземных пришельцев. Садимся вместе, беседуем. Молодая супружеская пара, симпатичные ребята, веселые и живые. И еще умный бородач в очках, мой ровесник Паша.

Паша делает мне едва заметные знаки внимания. Это мне-то, снеговику! Всё очень мило и благопристойно. В нашей компании находятся интересные темы, никто ни перед кем не выпендривается и не спрашивает гламурно-земное типа: «А вы чем занимаетесь в этой жизни?».

Они просто люди – вполне себе интересные, неглупые, с интеллектом и ощущением радости бытия. На мои вопросы, зачем и доколе, отвечают шутливо.

«Молодежь нас тоже спрашивает об этом. «Ну ладно, – говорят, – мы! Нам интересно все это по возрасту, нам это для опыта нужно, а вам-то зачем?» – «И нам для опыта, – отвечаем мы молодежи, – мы, может быть, к земле привыкаем!». Шутка получается легкой, мы сидим и дружно хохочем.

Опытные спелеологи Паша и Титан вспоминают общих знакомых, рассказывают про местного парня по кличке Сусанин, который ходит по подземелью без фонаря, только зажигалкой иногда чиркает. От удивления мы разеваем рты.

Потерялись мои девчонки!

Соня с Воробьем убежали вперед и буквально пропали в темноте. Кричи – не кричи: ходы петляют, крики упираются в стенки.

Я психую, но всё равно призывно зову, как самка птицы. Зову до тех пор, пока Титан не рявкает в мою сторону.

Я горестно затихаю, прикидывая, что же теперь делать. Вызывать спасателей? Или понадеяться на местное население?

По дороге мы встречаем двух молодых парней с магнитофонными песнями. Они тут же меняют маршрут и присоединяются к поискам наших девчонок. Мы даже их не просили. Просто тут так принято – не бросать людей в беде.

Решаем возвратиться в грот к Титану.

«Я показывал им дорожные знаки, если они не дуры, то дорогу найдут!» – громко рассуждает Титан.

А если все-таки дуры?

Первым до своего грота добирается Титан.

Судя по ненормативной лексике, понимаю так: или грот обокрали, или он нашел в своем гроте потеряшек.

Ползу уже быстро, как опытный таракан. Начинаю осознавать, что матерные слова от самого добродушного Титана в мире, являются адресными. Благодарю Бога и Аристарха.

Стало быть, потерявшись, девчонки мои сделали верный ход и вернулись в его пещерку! Умницы мои, значит, вы не дуры!

Выдыхаю, но мстительно кидаю огненные взгляды на испуганных воробьев – Соньку и Катьку, которые вжали головы в плечи, внимая Титановой экспрессии.

«Дуры! Обе!» – коротко говорю я и трясущимися от волнения руками тянусь за сигаретой.

Никогда, Боже мой, никогда с таким наслаждением я не слушала отборный мужской мат, адресованный молодым девушкам. Какой это был для них лечебный бальзам! Какая грамотная мозговая атака!

Там, в каменоломнях, простой русский мат оказался единственно действенным способом быстро и доступно объяснить юным леди, насколько в этой ситуации они были неправы.

Пьем чистейшую воду, собранную с подземных скал. Вода очень мягкая, прозрачная. Я думала, такого не бывает.

Доходим до «тусовочного» места каменоломен. Здесь, прямо по центру, установлен настоящий клубный шест, какие имеются в мужских заведениях. Оказывается, здесь тоже «зажигают» на праздники, да еще как!

Через пару минут натыкаемся на недавних знакомых, с которыми Титан вспоминал Сусанина. Они уже фуршетятся. Мы тоже достаем свою провизию. Все угощают всех, у кого что есть в рюкзаках. Мы пьем горячий чай, вскипяченный на горелке, и общаемся. Ребята заявляют, что они скоро уезжают, и что их машины уже ждут их у колодца.

Титан пристраивает нас к этой компании и заявляет, что остается в подземелье. Охота ему поспать под землей часов 12.

Новые знакомые приветливо вызываются нас отвезти «хоть до ближайшего метро, хоть до дома». Мы просимся до метро и совершенно не боимся подставы. Мы чувствуем, что тут, в подземелье, подлости от людей ждать нельзя. Здесь все настоящее: и дружба, и взаимопомощь, и человеческая порядочность.

…Неожиданно из темноты выныривают две девушки. Симпатичные, улыбчивые.

«Доброго дня! Ребята, у вас покушать что-нибудь имеется?».

Фуршет наш давно закончен, остатки еды мы собрали в пакет и передали Титану. Но Титан галантно отдает всю свою провизию девчонкам.

А меня донимают журналистские расспросы.

«Девочки, вы откуда?»

«Из Питера».

«Сколько же вам лет?»

«17 и 19».

«И давно вы здесь?»

«Дня 3–4!»

Девчонки смотрят друг на друга и смеются.

«Вот это да, не помнят, сколько дней они в каменоломнях!» – мелькает в моей голове.

В разговор включается Титан.

«Когда на «выброс», девчонки?» (на подъем – прим. авт.)

«Побудем здесь до 10 января».

Я быстро начинаю считать. Сегодня 6 января. Стало быть, девчонки будут здесь еще целых 4 дня. Какой ужас.

«А как же еда-то, девочки? Ведь у вас же ее нет?»

«Ой, да ладно, здесь мы без еды не останемся! Здесь всегда люди – они и накормят, и чаю дадут!».

Да, об этом я уже слышала. Вот так традиции под землей!

Идем «на выброс». Дружно, уже большой компанией, ползем по гротам в сторону колодца-выхода.

Я все время думаю про девчонок из Питера. Приехать в Москву, чтобы спуститься в каменоломню. Неделю жить в темноте. Ни горячего душа, ни горячей еды – ничего! Интересно, есть ли у них теплые спальники? А если нет, как же они спят? На камнях, что ли? А что об этом думают их родители? Родители в курсе, что их дети в каменоломнях?

Мысли матери-наседки занимают меня настолько, что я не замечаю, как преодолеваю 40 метров по вертикальной лестнице.

Земля встречает нас живописнейшим закатом. Буйство небесных красок на фоне морозного вечера – Боже мой, какая красота!

С наслаждением вдыхаю морозный воздух и осеняю себя размашистым крестным знамением. «Слава тебе, Господи, я снова на земле твоей грешной!»

«Возвращайтесь!» – кричит нам подвыпивший Титан и поворачивает назад, к колодцу.

Я смотрю ему вслед. «Ну уж нет!» – выскакивает из меня насмешливая мысль. «Это уж вряд ли! Наверное…».

Вы спросите: «Зачем тебе все это было нужно? Все эти каменоломни? Тебе же почти 50 лет!».

А я и сама не знаю, зачем. Наверное, для опыта. Или, как в той шутке: «Чтобы к земле попривыкнуть».

Мне, воспитанной на 5-тизвездочном отдыхе, до конца не понять этих людей, которые тратят выходные или праздники на такие спуски под землю, где нет света, а есть узкие гроты, и где надо ходить согнувшись, а то и ползти ползком.

Я, дочь гинеколога, до сих пор тревожусь за здоровье юных питерских девчонок, за их гинекологию после недельного пребывания в каменоломнях.

Я мысленно проигрываю худший вариант развития событий моих маленьких потеряшек, ведь в этом подземном мире, раскинувшемся на 24 километра, можно легко заблудиться или даже погибнуть.

Но почему-то в это я сама верю не сильно. Просто там, под землей, я видела совершенно других людей. И другой коленкор взаимоотношений.

Под землей я своими глазами видела романтиков, у которых порядочность, щедрость души и искренность общения не испорчены наносными признаками подгнившего земного социума.

В этом смысле все они – как та самая чистая вода, которая прошла сквозь десятки метров подземных камней, и хоть собрана в ржавую банку, а всё же чиста.

Возможно, ради этого опыта и стоит однажды сесть в автобус, который отвезет тебя к глубокому колодцу. И ты попадешь в новый дивный мир, где всё будет иначе: и скорость времени, и качество людей.

Я благодарю моего доброго друга Сергея Пархоменко – спелеолога Титана – за организацию нашего путешествия в Сьяновские пещеры, а также всех добрых людей, встреченных нами на этом пути.

2015

Консультант

Рабочее утро я начала с профилактики своих кусательных элементов. Еще не было и 9:00, а я уже поднималась на второй этаж к районному стоматологу.

Знала: надо хорошенько почистить машинкой зубы. Помнила: анестезию мне нельзя. Никакую.

Из-за аллергии на анестетики зубы я лечу, как в войну. Только без спиртного. Наживую. Вжимаясь телом в кресло, я обычно таращу глаза и пою «горловые» песни.

Стоматолог, который в это утро мне достался мне по записи, опаздывала уже на 10 минут. Нагонять время она решила сразу на первом пациенте. Первым пациентом была я.

«Ах, доктор, если б вы знали, как я вас боюсь!» – начала я игриво выстраивать с врачом мосты.

«Я тоже вас боюсь», – ответила доктор, изучив в моей карте список запрещенных мне лекарств.

Антимониться со мной она не стала: копьем воткнула в рот зеркало, громко озвучила медсестре найденное в отражении, после чего обратилась ко мне: «Ну-с, и что же вы от меня хотите?».

Я хотела снять кофейно-сигаретные камни.

Раз в полгода я прихожу на эту процедуру к районным стоматологам и тайными жестами договариваюсь о том, что за показанный краешек моей денежной купюры они отполируют мне зубы. Такой кабинетный диалог без слов мне всегда отлично удавался: фокус-покус с тысячной купюрой нравился всем и купюра, как птичка, улетала с одного кармана в другой. К полному удовольствию обеих сторон.

Но не в этот раз.

Врачиха оказалась из принципиальных. «Чистка 1 зуба от камней стоит у нас по прейскуранту 200 рублей, вы сколько обработать желаете?»

Я сделала еще одну попытку сыграть по своим правилам и многообещающе показала ей тысячу. И попросила: «Если я заору, дайте мне секунду передохнуть!». Врач пожала плечами и включила бормашину. Уговор она не сдержала: чистила без пауз, которые мне так нужны, чтобы продышать острую боль. Она счищала без перерыва камни, а я без перерыва выводила гортанные рулады.