Тридесятое царство. Снежная буря бесплатное чтение

Глава 1

На улице было неожиданно тепло, так что я, в приступе смелости или глупости (иногда эти понятия у меня совпадают), оставила перчатки дома. Спустя полчаса в автобусе, где кондиционер, видимо, работает исключительно на функцию «арктический ветер», и ещё час в парке, я начала мечтать об огненных рукавицах, камине и жизни в тропиках. Вместо этого натянула шарф до самых ушей и сунула руки в карманы, где, как назло, обитали только чек и одинокая карамелька с прошлой весны.

Я гуляла без цели, как философ с амнезией. Раньше в этом парке мне чудилась сказка – лошади, принцы, музыка, лепестки роз и всё такое. А теперь… зная, какие бывают сказки – мечтать расхотелось. Максимум, на что тянуло, – хот-дог и свобода от обязательств.

Всё вокруг выглядело как открытка из зимней сказки: деревья в кружевном инеи, памятники как будто посыпаны сахарной пудрой, а люди – все как с рекламы любви. Парочки шепчутся, обнимаются, целуются… В общем, романтика вокруг пышным цветом, а у меня на лице выражение вечного «и вот это всё обязательно при мне?». Я ускорялась всякий раз, когда мимо проходила ещё одна счастливая парочка, что один раз чуть не закончилось акробатическим номером в стиле «девушка и лёд: история падения».

Я устроилась на скамейке рядом с детской площадкой – типичная «лавка раздумий», идеально подходящая для просмотра чужих жизней и лёгкого внутреннего нытья. Проверила время – домой пора, но что-то во мне громко возражало. Может, позвонить Диме? Он, конечно, тот ещё тип, но скучно с ним точно не бывает. Особенно если рядом нет ничего взрывоопасного. Или кого-то впечатлительного.

И тут, как по сценарию ситкома, рядом со мной присаживается женщина. Не просто женщина, а воплощение глянцевого гламура: белая шубка, без шапки (зима? не слышала), губы цвета боевого настроя, макияж – как вызов всему естественному. Волосы платиновые, глаза карие, взгляд оценивающий, как у опытного кастинг-директора.

– Коленька, не снимай шапку! – звенит над детской площадкой её голос, чем-то напоминающий звук хрустального бокала, но если по нему стукнуть.

Я машинально прячу телефон, кидаю взгляд на детишек – половина без шапок, другая половина с шапками, но без здравого смысла. Кто из них Коленька, я не поняла, но все потенциальные кандидаты были заняты падением с горки или поеданием снега. Весело живут.

– Девушка? – раздалось рядом. Я чуть не подпрыгнула. – А кто из них ваш?

– Простите? – я округлила глаза. Они у меня иногда делают это сами, особенно при угрозе вторжения в личную жизнь.

– Ну, вы ведь с ребёнком?

– Э… нет.

– Ожидаете?

– Нет!

Женщина смерила меня взглядом, затем уставилась на мой живот с таким выражением, будто услышала шёпот младенца сквозь пуховик. Я, запаниковав, вытащила руки из карманов и пригладила куртку, которая, будь она живым существом, возмутилась бы: "Я просто объёмная! Не надо меня подозревать!"

Но тут она заметила кольцо на пальце. О-о-о… Всё. Женщина аж засияла.

– Вы замужем! Как мило. Тогда обязательно приходите в клуб молодых мамочек. У нас йога, кексы и семинары по осознанному родительству. Такой уют…

Я только собралась вежливо намекнуть, что моё родительство пока ограничивается комнатным цветком по имени Ваня, как…

– Варя! – раздалось откуда-то со стороны. Голос – будто громыхнуло по парку. Мгновение – и малыш замолк, белки попрятались по дуплам, а я просто вздохнула. Ну конечно. Прибыл.

Дима Кощеев. Мой персональный дракон в образе человека. Вечно в распахнутой куртке, с видом, будто вот-вот наложит проклятие на чью-то бабушку. Пересёк площадку широким шагом, остановился напротив меня и, наклонившись, уставился своими ледяными глазами.

– Варя, ты с ума сошла? Почему ушла и ничего не сказала?!

– Не хотела мешать, – флегматично пожала я плечами. Его интонации уже давно не пугают – они как часть пейзажа. Зима, снег, громкий Дима.

– Где перчатки? – уже присев передо мной, он схватил мои руки и поднёс к лицу. Его пальцы, как всегда, холодные. Но не настолько, чтобы не поцеловать мои – что он и сделал. Вот гад. Прекрасно знает, что это действует. А потом удивляется, почему у меня в глазах звёзды, а не упрёки.

– Совсем замёрзла, – буркнул он.

Ну да, ведь если руки холодные – это не потому что я дура, а потому что меня нужно согреть. Такой у него подход – практичный и романтичный в одном флаконе.

– Ты освободился? – спросила я, всё ещё притворяясь неприступной льдинкой.

Он криво усмехнулся:

– Нет. Пошли. Я тебя отвезу, а потом снова в бой.

– Мне домой хлеб надо…

– Я уже купил, – сказал он и дернул за руку, поднимая с места.

Я, как истинная леди на скользкой подошве, сделала пируэт и влетела прямо в него. Он удержал, прижал, провёл рукой по спине – и всё, я растаяла как снег под мартовским солнцем. Ну как тут с ним спорить?

Он поправил мне шарф, убрал с лица прядь волос, снял перчатку и переплёл наши пальцы. И вот мы пошли – он уверенно, я поскальзываясь, но с ощущением, что пусть даже весь этот день полон странных женщин, скользких ботинок и намёков на родительство, – рядом с ним мне всё нипочём.

Я обернулась на прощание – чисто из вежливости, хотя, признаться, не особо горела желанием провожать взглядом эту глянцевую даму. Но уж если ужинать душевной неловкостью, то с полным комплектом. Женщина застыла, как будто забыла, где находится. Впрочем, она была не одна такая – мамочки на площадке впали в коллективный ступор, а некоторые дети уставились на нас с таким выражением лица, будто только что узнали, что Дед Мороз не существует. Ну да, Кощин – тот ещё аполлон с дьявольскими нотками, а я – такое себе пугало в куртке-обнимашке. Гармоничная парочка.

На парковке он уверенно направился к чёрному джипу, который, с лёгкой его руки, назывался Монстром. Почему? Не объяснил. Сказал, «сама догадайся». Ага. Я и таблицу Менделеева-то не всю знаю, а тут – логика Кощина.

Он усадил меня на переднее сиденье, как ребёнка в кресло, пристегнул ремень (да, именно он – я, как всегда, пыталась попасть застёжкой себе в карман) и обошёл машину, чтобы сесть за руль.

– Где хлеб? – спросила я, пока он заводил Монстра. По традиции пакеты с продуктами он клал на переднее сиденье. Или на меня. Тоже вариант.

– Назад глянь, – отозвался он, глядя вперёд, как водитель бронепоезда.

Я потянула ремень, обернулась и… ошалела. Сзади были три огромных пакета, словно мы собрались штурмовать запасы апокалипсиса. А ещё ящик с пивом. Я молча уставилась на это богатство.

– Дим, тебе не кажется, что ты слегка… ну, совсем чуть-чуть… перестарался?

– Спокойно. Один пакет – тебе. Остальное – Ярику на мальчишник, – невозмутимо сказал он, не отрывая взгляда от дороги.

– Сегодня у него?

– Угу. Ты ж справишься одна? – Его красные глаза скользнули на меня с осторожной тревогой.

– Ты никого ко мне не приставишь? – уточнила я. Предосторожность. Не паранойя.

– Если ты не выкинешь очередной фокус…

– Буду сразу тебе писать! – перебила я, не дав договорить. Мы оба знали, о чём он: одна вылазка на детскую площадку – и уже полгорода на ушах.

Я с трудом скрыла ликование. Один вечер. ОДИН. В. ОДИНОЧЕСТВЕ. Без присмотра, надзора и магического видеонаблюдения. Боги, неужели я заслужила это счастье?

Он хмыкнул, заметив мою искрящуюся радость, и я поспешно уставилась в окно, изображая равнодушие к архитектуре спального района.

М-да. Когда я успела привыкнуть ко всему этому?..

А ведь ещё месяц назад я… вышла замуж. Да, сама в шоке. Причём не где-нибудь, а в Шемахинском царстве-государстве. За кого – неизвестно. Знает только Джакхард, но его, беднягу, проклятие на откровенность не пускает. Всё как в лучших традициях сюрреализма.

На следующий день, когда ко мне пришло осознание «мужа с сюрпризом», я впала в истерику, и Кощин отвёз меня домой. Я не могла остаться одна. Просто… не могла. Он остался со мной, весь день терпел мои всхлипы, даже пытался накормить. Аппетита не было от слова «совсем», но он – упорный, как зомби на миссии.

Вечером я постелила ему в гостиной, сама ушла в спальню и… не спала. Стоило закрыть глаза – передо мной всплывала рюмка Харда. А дальше – пустота. Страшная, липкая, магическая. Я ворочалась до скрипа простыней, пока он не вошёл, не лёг рядом и не усыпил меня магией. «Чтобы не шуршала, как хомяк с тревожностью», – пояснил потом.

Наутро его рядом не было, и сердце сжалось от одиночества. Пока из кухни не донеслось:

– Варя, иди есть, а то опоздаешь!

Я, растрёпанная, с глазами пандо-кота, влетела на кухню. А он – стоял у плиты, жарил яичницу. И выглядел так… спокойно, надёжно. Я подбежала, обняла его со спины. Он замер, потом мягко отстранил меня и усадил за стол. А я ела и тихо плакала – потому что сердце моё не знало, как реагировать на всё это. На него.

Он сделал вид, что ничего не заметил, потом замаскировал мои слёзы магией, заставил пообещать, что буду сразу ему писать, если станет плохо. И отвёз меня в институт.

Появление с Кощиным произвело фурор: будто бы я притащила с собой дракона в образе мужчины. Все пялились, перешёптывались. А когда увидели кольцо… начался ад. Пятый круг вопросов «что, как, кто, зачем» – и у меня сдали нервы. Я позвонила Кощину – он приехал, забрал меня прямо с лекции, привёз домой, снова остался до вечера. Под утро уехал.

Но я не уснула. Позвонила ему. Через пять минут он уже был у меня. Магия, не иначе. Лёг рядом. И я, наконец, выдохнула.

Вот так всё и началось.

Через три дня, в которые Дима каждую ночь приезжал ко мне в роли добровольного ночного сторожа с примесью грозного няньки, он сдался и… просто переехал. Да-да, в мой скромный угол, где раньше царили тишина, одиночество и пренебрежение к пылесосу. Под благородным предлогом экономии бензина. Хотя, зная Кощеева, я подозреваю, что он просто устал смотреть, как я каждый вечер впадаю в режим «унылая амёба» и забиваюсь в угол дивана с чаем и булкой.

Спустя сутки совместного проживания сказочный злодей в отставке – в смысле, мой мучитель школьных лет и по совместительству глава штаба спасения меня самой от себя – начал ворчать. Дескать, я не ем, потом жалуюсь на слабость и веду себя как персонаж дешёвой мелодрамы. А потом… он подослал ко мне Серёгу. В обличии девушки. Да, вы всё правильно прочитали.

Эта «милая» особа с именем Сирень (спасибо, что не Астра и не Фиалка) явилась в институт с прической цвета магической радиации и глазами ангела на магистральной дозе флирта. Откуда Серёга вообще выкопал этот образ – загадка, но, судя по ехидному замечанию Димы, его братец просто вдохновился собственной пассией. Милота. Только не для меня.

Сирень влетающей метеоритой впечаталась в институтский социум, собрав вокруг себя толпу поклонников всех полов, возрастов и научных степеней. Даже охранник на вахте порозовел от смущения. Вопросы ко мне тут же исчезли – ведь я теперь была «подруга Сирени», а это, между прочим, почётно. Сирень устроилась рядом со мной за партой, выдворив мою бедную соседку, и начала пристально следить за мной. Типа наблюдение. Типа забота.

На переменах она, то есть Серёга, тащил меня в кафешки. Я, как доблестная защитница булок из автомата, отбивалась. Итог: булки, взгляд с укором и, порой, подзатыльник по мягкому месту – тоже, очевидно, в лечебных целях. Кроме того, Сирень упорно склоняла меня признаться Кощееву в своих чувствах. Но нет, спасибо, у меня еще флешбеки от нежно-розовых лотосов. Сердце у меня, может, и в плену, но мозг пока не окончательно расплавился.

Обычно после пар меня передавали обратно Диме. Прямо как ценную посылку с особой пометкой «Не кантовать! Хрупкая и упрямая». Он вёз меня домой, врубал режим «никому тебя не отдам» и не отпускал даже в магазин. Когда у него не было возможности сидеть со мной до вечера, меня караулил Ярополк. Он был более терпеливым и вежливым тюремщиком: кормил, болтал, помогал с лекциями… по крайней мере, так мы говорили Диме. На деле – просто чесали языками о жизни, о космосе, о том, что Кощеи тоже бывают привлекательными, и почему я такая дура.

Ярик оказался просто кладом. Он не только слушал, но и умел рассказывать – так, что хотелось сесть в кресло и хлопать ушами от удовольствия. Он стал для меня чем-то вроде личного подушки безопасности в мире, где я сама себя вечно подрезаю на поворотах.

Так за неделю у меня сложился чёткий режим, по точности не уступающий расписанию поездов: просыпалась под звуки, как Дима колдует на кухне; ехала с ним в институт; там меня передавали Серёге в юбке; тот кормил, охранял и таскал по коридорам; после меня снова забирал Дима и вёз домой; дома дежурил Ярополк, а к ночи возвращался сам Кощеев, чтобы убедиться, что я не сбежала в астрал и не истощила себя до прозрачности.

Всё, как в гареме. Только вместо султана – троица родственников, и все – мужского пола. Прекрасная, которая звонила мне каждые три дня, ржала до слёз. Вася, как-то услышав наш разговор, тоже не выдержала и зачитала это вслух своим подругам. Те долго хохотали, а я… я думала о том, что это, чёрт возьми, уже не смешно.

Хард звонил чаще всех. Извинялся. Каялся. Предлагал начать всё заново. А я… я на него уже не злилась. Нет, все стрелы я направила на себя. Такое самоистязание ещё надо уметь устроить. Моя самооценка, бывшая когда-то в ноль, теперь копала вниз и, кажется, скоро найдет нефть.

А потом случилась задержка. Да-да, именно она. Я закатила такую панику, что Кощеев, не говоря ни слова, взял меня за шкирку и повёз к гинекологу. Он честно просидел со мной весь ад очереди, потом в УЗИ-кабинете держал меня за руку, а после ещё полчаса слушал рекомендации врача, изображая примерного мужа. Ну или типа мужа. И знаете что? Я не беременна. Ура! Более того – всё ещё девственна. Странно, конечно. Особенно для замужней женщины. Но врач, оказавшаяся знакомой Димы (и, судя по глазам – с Трехи), заявила это с таким видом, будто говорила о погоде.

Причина сбоя – банальный стресс. Ну ещё бы. После всех моих приключений удивительно, что у меня вообще остались жизненные показатели. Мой метаболизм пошёл в отказ, цикл – в забастовку, а организм – в тихую панику. Задержка в четыре дня и минус несколько килограммов – всё, как по учебнику.

Скатерть-самобранка, кстати, чуть не устроила забастовку из-за моего отказа есть. Когда она увидела, как я игнорирую горячий борщ, из неё начал валить дым. Я её, между прочим, даже не активировала, когда дома был Кощеев. Потому что… ну, потому что он готовит лучше. И ещё потому что я люблю смотреть, как он готовит. Это как домашний сериал с красивым мужчиной в главной роли. Который вроде как и твой, и не твой.

Скажи мне кто-то два месяца назад, что я буду жить под одной крышей со школьным кошмаром, тайно влюблённая в него по уши – я бы рассмеялась, посоветовала пройти обследование и гордо удалилась. Но сейчас? Сейчас я живу с ним. Люблю его. И… боюсь признаться. Потому что замужем. И потому что, возможно, ему просто жалко меня.

…Кощеев припарковался во дворе, как всегда идеально. Пока я ещё боролась с ремнем безопасности, он обогнул капот и открыл мне дверь. Галантный, зараза. Я одарила его взглядом, полным недовольства и капли «ты-задрал», но он, как обычно, не обратил ни малейшего внимания.

– Ты же сказал, один пакет, – пробурчала я, заметив, что он тащит два.

– Соврал, – равнодушно пожал плечами Дима и, перехватывая пакеты поудобнее, рявкнул: – Лучше дверь придержи!

Ну вот и придержала. С достоинством.

У подъезда дежурные бабушки уже ждали. Мы с Димой – их сериал в реальном времени. Как только он, обвешанный пакетами, подошёл ко мне, начался хор восторженных комментариев:

– Ах, какая пара! Какие молодцы! Берегите друг друга!

Я только скосила глаза в сторону. Пара… Ха. Только одна из нас замужем. И не за ним.

В подъезде я по инерции потопала к лестнице, но Дима молча остановил меня и нажал на кнопку лифта. Новый, сверкающий, как после помывки в рекламе. С тихим гулом кабина спустилась, двери открылись, и мы вошли. Пятая кнопка. Поехали вверх. А у меня внутри снова зарябило. Бабочки, нервы, или просто очередной приступ «он рядом, а я всё ещё молчу».

И да, переезд Димы ко мне внёс в мою жизнь ещё парочку… скажем так, внесюжетных твистов. Во-первых, он каждый день ворчал – с вдохновением, как старенький радиоприёмник на батарейках из 90-х. Ему не нравился мой район («Тут же дома выглядят так, будто их проектировали по принципу "чтобы уместить как можно больше депрессии на квадратный метр"»), мой двор («А это вообще что? Зона отчуждения или симулятор выживания?»), и особенно – сам дом, в котором я, к слову, как-то умудрялась жить и даже не спиться.

После двух дней нытья – с обязательной вставкой "ну как ты вообще это терпишь?" – случилось настоящее чудо. Не шучу. У нас во дворе начали не просто чистить проезжую часть, но и тротуары. Причем нормально чистить, не этим вечным "махнули лопатой ради галочки". У подъездов появились парковки – настоящие, а не «вот тут, между лужей и кривым бордюром». А потом – барабанная дробь – починили лифты. Во всех подъездах. Разом.

Кощеев, разумеется, делал вид, что не имеет к этому никакого отношения. Но я-то видела, как он зависал на сайте ГосУслуг, пыхтел, как бешеный чайник, и шипел в трубку кому-то из ЖЭКа:

– Ну вы что, в берлоге спите? Или мне самому вам метлу подарить?!

Ну да, просто совпадение. Прямо как солнечное затмение в день рождения.

Лифт остановился, и двери со скрипом открылись. Я, как всегда, первая выскочила, шаря по карманам в поисках ключей, но Дима, эта хитрая заколдованная редиска, ловко перекинул пакет с продуктами на локоть, щёлкнул пальцами – и дверь послушно отворилась, как в волшебном замке.

– Харэ магичить! – зашипела я, словно рассерженная кошка, потому что магию терпеть не могла. Особенно когда он щедро разбрасывался ею, как повар – специями.

– Не парься, – ухмыльнулся Кощеев, прошёл мимо меня первым и исчез в квартире с видом полноправного хозяина.

Я вздохнула. Тяжело. С надрывом. Ну а что мне оставалось? Мы, между прочим, живём вместе. Хотя лично я до сих пор не могу понять, это больше похоже на совместную аренду… или магическую интервенцию.

Дима привычно скинул обувь в прихожей, как будто сбрасывал латы после боя, и направился прямиком на кухню. Там, будто по сценарию, начал распихивать продукты по полкам. Я тем временем закрыла дверь, скинула с себя три слоя уличной одежды и осталась в джинсах и двух кофтах, которые когда-то сидели как влитые, а теперь уныло висели на мне, как занавески на сквозняке. Я уже даже ремень стала носить. Брюки грозились предать меня и сбежать при первом же чихе.

Мрачно глядя в зеркало, перекинула косу за спину. В лице – серость. В глазах – уставшая упрямость. В общем, вполне себе кандидат на роль печальной феи заброшенного леса. Надо было переодеться.

– Варя, – раздался с кухни голос Димы. – Давай послезавтра по магазинам прокатимся?

– Зачем? – буркнула я, натягивая растянутую футболку и шорты на завязках, которые висели, как флаг капитуляции.

– Тебе всё велико, – ответил он, нарезая курицу с тем выражением лица, которое мужчины обычно используют, когда чинят что-то важное. – Надо купить одежду по размеру, пока ты не начала теряться внутри толстовок.

Я вылетела на кухню и застала его уже без куртки – в чёрной рубашке с закатанными рукавами и чёрных джинсах. На нём всё сидело идеально, и от этого мне захотелось и стукнуть его кастрюлей, и обнять. Одновременно.

– В следующем месяце, – буркнула я, выуживая сковородку. – Денег впритык. Да и тебе надо отдать за продукты.

– Варя, ты мне ничего не должна, – раздражённо отозвался он, щелчком зажигая конфорку.

– Ну не возьмешь сам – я Серёге всуну.

– Только попробуй. Окажешься на сковородке вместо курицы.

– Упырь.

– Дура.

– Соль нужна?

– И перец захвати.

– Я ж говорю, упырь, – пробормотала я, доставая всё нужное.

Он плеснул масло, высыпал курицу, посолил, поперчил, а когда мясо подрумянилось, добавил вчерашний рис. Готовил, как будто собирался победить в какой-то великой битве кулинаров. Или как будто от вкуса блюда зависела судьба мира. Вполне возможно, в голове у Кощеева так всё и выглядело.

Я села за стол и, как обычно, принялась за своё любимое хобби – тайное обожание. Он готовил – сосредоточенный, чуть нахмурившийся, уверенный до безумия. Я смотрела, как двигаются его руки, как загорается огонь под сковородой, как запахи заполняют кухню… и молчала.

Потому что, ну как тут признаться? У нас, между прочим, почти брак. Почти. Только без кольца, без ЗАГСа, и… без слов. Хотя мой желудок уже точно считает его мужем. А сердце – кем-то гораздо большим.

Не знаю почему – возможно, из-за мозгов, заточенных под романтические клише, – но мне безумно нравилось наблюдать за ним со спины. Особенно по утрам, когда он в одних ночных брюках возился у плиты, и на спине у него так выразительно перекатывались мышцы, что я начинала чувствовать себя студенткой анатомического факультета – жаждущей практики. Иногда я подходила, обнимала его со спины и зависала, как кошка на батарее. И Дима не возражал. Даже наоборот – сам порой разворачивался и обнимал меня в ответ, от чего мое сердце сдувалось, пропуская пару ударов, словно опаздывало на автобус.

Когда Кощеев начал раскладывать курицу с рисом по тарелкам, я не выдержала и вслух озвучила то, что грызло меня изнутри, как таракан на кофеине:

– А ты когда на мальчишник-то свалишь?

– Сейчас тебя накормлю – и пойду, – поставив передо мной тарелку, Дима сел напротив и принялся за еду, как будто не собирался предавать меня с толпой шумных оборотней и ведерком пенного.

– А праздновать где будете? – продолжала я допрос с пристрастием, ковыряя вилкой рис, как будто от этого он становился менее бесполезным. Потому что, ну, жевать я явно не собиралась – аппетит оставил меня без прощального письма.

– На Трёхе. В замке оборотней, – сказал Дима и впился в курицу с такой страстью, что я на мгновение почувствовала себя лишней в отношениях между ним и его обедом.

Я нехотя поклевала немного риса. Курицу игнорировала – не из принципа, а просто потому, что она смотрела на меня слишком мясисто. А ещё потому что сидеть за одним столом с объектом своих грёз и пытаться есть, когда желудок скручивает от ревности и неопределённости – это спорт высших достижений.

Кощеев доел, бросил взгляд на мою почти нетронутую тарелку и нахмурился, как будто курица была его лично выращена, выкормлена и эмоционально вложена.

– Варя, ты чего, в вегетарианство подалась?

– Нет…

– Тогда курицу почему не ешь? – прищурился он так, что я внутренне приготовилась к экзамену. По всей строгости.

– Не голодна…

– Ну вот, началось, – тяжело вздохнул внук сказочного злодея, задумчиво барабаня пальцами по столу. – Ты хочешь, чтобы я остался?

– Нет! – выпалила я слишком быстро. Ошибка новичка.

– Тогда ешь, – отрезал он, как приговор. И сидел, смотрел, пока я не начала жевать как минимум с видом на хорошее настроение. Хотя еда у меня во рту напоминала картонную коробку, промокшую под дождём.

Когда я кое-как проглотила половину (по ощущениям – кирпич), Дима встал, наклонился и чмокнул меня в макушку.

– Постараюсь вырваться пораньше, – прошептал он на ухо, и мне захотелось сказать что-то вроде «не надо», но вместо этого я послушно кивнула, как котик, которого погладили.

Он ещё раз мягко провёл рукой по моим волосам и исчез. В буквальном смысле – растворился в воздухе, как облачко дыма от спички.

Я посидела ещё минуту-другую, потом демонстративно прикрыла свою тарелку другой, запихнула всё в холодильник и с чувством выполненного долга нырнула на диван.

У меня выходной. А значит, я имею полное моральное право на ничегонеделание и полный хардкор – сериалы, чипсы и абсолютное счастье.

На экране уже начинался «Шерлок», а я, выудив из-под подушки заначку чипсов, разлеглась в позе «картофель по-деревенски». Ах, великое счастье – лежать одна и жрать гадость! Удовольствие сродни медитации.

При Кощееве я себе такого праздника не позволяла. То ли совесть, то ли вшитая прошивка «будь приличной» – но я прямо ощущала, как теряю части своей разгульной души. Я даже сладкое перестала есть. И не только потому, что стресс, но и потому, что не хотелось выглядеть поросенком в глазах мужчины, у которого даже утренняя прическа – как рекламная кампания шампуня.

Из-за Димы я, по сути, отказалась от всех радостей жизни. По квартире в белье не походишь, с маской на лице не выйдешь, гадости не поешь, на диване не поваляешься вниз головой… Короче, никакого тебе carpe diem, сплошное carpe приличность.

Но сейчас, зная, что он не появится раньше полуночи, я могла оторваться по полной. Ну, почти.

Сериал шёл, чипсы закончились, и я, закутавшись в плед, закинула ноги на спинку дивана. Жила-была Варя – свободная и довольная.

И тут до меня внезапно дошло: а чему я, собственно, радуюсь?

Кощеев – парень, которого я люблю (да-да, с этим надо смириться), сейчас на мальчишнике. В замке оборотней. Где, наверняка, есть бабы. Бабы в коротких платьях. Бабы с хвостами. Бабы с когтями, не факт что метафорическими.

Срочно надо что-то делать!

Нет, на Трёху я не пойду. Не потому что боюсь, а потому что один нехороший некромант не отдал мне бабушкин кулон, без которого телепорт – как русская рулетка без револьвера.

Позвонить и спросить: «А вы там случайно без баб?» – нет, спасибо, у меня ещё есть остатки гордости.

Что делать? Написать СМС: «мне плохо, приедь»? Ага, а потом Ярик обидится и заявит, что я токсичная подружка.

Короче, почему я веду себя, как ревнивая жена, если я не жена? И даже не его?

Вскакиваю с дивана, иду к шкафу. Там, под грусть фанфар, достаю коробку с косметикой. Ту самую, к которой не прикасалась года два, решив однажды стать эталоном естественной красоты. Но сегодня – день великого отступления.

Завиваю волосы плойкой. Чуть-чуть, чтобы выглядело, будто просто родилась с такими локонами. Лак. Расческа. Немного магии – и вуаля, воздушная гривуня готова. Макияж – лёгкий контуринг, глаза в пол-кошки, губы красные, как закат на границе скандала.

В шкафу нахожу белое платье с пышными шелковыми рукавами и цветной нашивкой по декольте – мамино творчество. Ещё недавно оно было мало. А сейчас сидит так, как будто мама шила его на случай, если я решу однажды устроить эффектный срыв.

Надеваю туфли на тонком каблуке, встаю перед зеркалом в прихожей и придирчиво изучаю своё отражение. Эм… Вроде ничего. Но всё равно чувствую себя пугалом с претензией на богиню. Видимо, диагноз: хроническая самоирония.

И тут – вспышка света из гостиной. Магия. Телепортация. И голос:

– Варя?

Мля. Я же не выкинула пачку из-под чипсов!

Когда Дима вышел в коридор, я застыла. А он застыл, глядя на меня. И как теперь объяснить, что я не собиралась на свидание с его демоном ревности?

Он смотрел на меня с тем странным выражением лица, которое бывает у мужчин, увидевших нечто между катастрофой и откровением. Щёки пунцовые, взгляд горит, челюсть напряжена. Я на автомате прикрываю грудь – чисто инстинкт.

– Очень плохо? – тихо спрашиваю, готовясь к трёхтомнику сарказма.

– Ты… прекрасна, – выдохнул он, глотая нервно. И я поняла, что трёхтомника не будет. Будет томление, нерв и какие-то срывы по линии “он меня сейчас съест или унесёт в спальню”.

– Ты куда-то собралась? – с трудом выговорил он.

– Нет. Просто… решила проверить, влезаю ли в это платье, – лгу, как дышу. То есть – тяжело, со свистом и паникой.

– У Яра идея. У его невесты девичник. Хочешь к ним? – отводит взгляд, опирается о косяк. Я киваю слишком рьяно.

Даже если не хочу – пусть думает, что хочу. Потому что если он уйдёт, я тут себя накручу, доведу до истерики и пойду рыдать в холодильник. Нет уж! Лучше я посмотрю на стриптизёров и сделаю вид, что жизнь прекрасна.

Дима протянул руку, я её тут же схватила, прильнула к его груди, зажмурилась – и вихрь телепортации закружил нас, унося к новым приключениям.

Глава 2

Когда я наконец отлепилась от цепких рук Кощеева, вокруг уже не было ни родной квартиры, ни моего уютного дивана, ни даже хоть какого-то признака цивилизации. Мы стояли посреди огромного зала, вырезанного будто бы изо льда одним капризным ледяным великаном. Стены – лед, пол – лед, потолок – угадай что? Правильно, ещё лед. Всё сияло холодным голубым светом, как будто попала в интерьер холодильника после визита Снежной королевы с дизайнерским образованием. Ни тебе дерева, ни гвоздика, ни даже коврика у входа. Роскошь по-зимнему: хрустальная тоска.

Я нервно сглотнула – во-первых, я терпеть не могу холод от слова «совсем», а во-вторых, я была на шпильках. Шпильках, Карл! Словно к «Корова на льду» меня лично кастинговал сам Морозко.

– О, ещё одна забрела! – раздался за моей спиной звенящий женский голос. – Снежа, тащи ещё один стакан!

Обернулась – и залипла. В ледяном зале, среди всей этой готической замороженной архитектуры, стоял один-единственный стол, за которым расположились пять девушек. Все – как на подбор. А я, по сравнению с ними, ощущала себя не то чтобы ворона, скорее, такая деревенская наседка, случайно залетевшая в павлиний вольер.

Особенно выделялась одна – темноволосая, бледная, с алыми губами и синими глазами. Стояла, опершись руками о стол, и смотрела на меня так внимательно, будто собиралась меня продать на сказочном чёрном рынке. На вид – не больше восемнадцати, но в глазах плескалась такая ледяная древность, что я бы не удивилась, узнай я, что она нянчила самого Кощея, когда тот только начал седеть. Волосы у неё мягкими волнами ложились до лопаток, платье – тёмно-синее, на тонких бретельках. Белоснежка, вышедшая из депрессии и ушедшая в гламурную тьму.

Рядом с ней, по правую руку, сидела рыженькая – веснушки, зелёные глаза, щёчки румяные, сарафан алый с зелёной вставкой. Чистая иллюстрация к сказке, только что с книжки соскочила. На голове – фата, что делало её похожей то ли на невесту, то ли на перепуганную школьницу, сбежавшую с утренника. Я тут же поняла: это и есть та самая Настя, про которую мне Ярополк весь мозг вынес. Уж больно она смахивала на Добрыню Никитича – только в юбке. Смущённо глядела в стол и дёргала фату, будто хотела под ней спрятаться от всех нас.

Слева от темноволосой сидела девушка, напоминавшая берёзку: длинная пшеничная коса, голубые глаза, рубаха белоснежная с расписными рукавами, поверх – голубой сарафан в розовый цветочек. Доброе лицо, лучезарный взгляд и аура такой светлой русскости, что захотелось вонзиться в неё оладушками с мёдом.

Чуть подальше, в тени стола, сидела последняя. Совсем юная – лет шестнадцать, не больше. Бледная до прозрачности, волосы – как свежевыпавший снег, платье – серое, блестящее, с вихрастым узором. Лицо – словно вырезано изо льда. Только глаза… ярко-голубые, будто ледяное озеро, подёрнутое инеем. Смотрела куда-то в сторону, на нас внимания не обратила – будто привидение, которому уже всё давно безразлично.

– Это Варя Красавина, – прогремел за спиной Кощеев, аккуратно положив мне ладонь на плечи, словно представлял новую шкатулку на витрине. – Моя подруга. Будьте ласковы. Особенно ты, Снежа.

Белоснежная барышня (та, что будто бы вынырнула из морозилки) – ага, значит Снежа – лениво повела плечами и продолжила смотреть в пустоту. Зато Белоснежка-гламур улыбнулась и с любопытством глянула на меня.

– Белоснела Сказкова, можно просто Неля, – мурлыкнула она. – Добро пожаловать на самый трезвый и целомудренный девичник в истории Сказочного!

Мои брови поползли вверх. Я окинула взглядом стол: салаты, нарезка, чай, компотик, конфетки, фрукты… и всё. Ни вина, ни глинтвейна, ни даже старой доброй наливочки. Где спирт, Зин?

Резко повернулась к Кощееву и сверкнула глазами. Тот уже сиял самодовольной ухмылкой.

– Это тебе за чипсы, – сказал, как приговор.

– Ты мелочный скелет! – зашипела я и замахнулась, но было поздно. Он уже растворился, как недовольный дух. – Упырь с дизайнерским вкусом! – крикнула я в пустоту, и за моей спиной дружно заржали.

Неля от души смеялась, и её заразительный смех подхватили остальные. Даже у меня губы предательски дёрнулись вверх.

– Варя, не стой как Ивашка на морозе! Садись. Сейчас начнём косточки нашим рыцарям перемывать, – фыркнула Неля и похлопала по стулу.

Я, балансируя как цирковая лошадь на льду, приблизилась к столу и выбрала ближайшее сиденье – подальше от центра, поближе к выходу. Мало ли что.

– Клуб обиженных, забытых и чуть-чуть ведьм объявляется открытым! – торжественно сказала Неля. – А теперь давайте знакомиться. Даже я не знаю, кто у нас тут виновница торжества.

Все посмотрели на Настю. Та ойкнула, дёрнула фату, прокашлялась и робко выдала:

– Настя… Никитич…

– Уже скорее Морозкова, – отозвалась Снежа, даже не поворачиваясь. – Свадьба завтра. Братик твой фамилию «добренькую» тебе не оставит.

– А что тебе наша фамилия сделала?! – возмутилась девушка с русыми волосами, наверняка сестра.

– Всё сделала! – фыркнула Снежа. – Мы потомки великих злодеев, а вынуждены якшаться с добренькой шушерой! Противоестественно!

– У тебя там и Снежный Владыка в роду, между прочим. А он к злодеям не относится!

– А ты, человечка, не лазь по моему родословному дереву, пока веткой не огрела!

– Вот гадюка! – вскинулась сестра Насти, но та успела схватить её за руку.

– Алёна, тихо! – прошептала Настя. – Она же ещё ребёнок!

Алёна нехотя села, а над столом повисла тишина.

– М-дя… – протянула Неля, хлопая ресницами. – А мы, между прочим, о мужиках сплетничать должны, а не синяки друг другу ставить. Давайте по-другому. Я указываю пальцем – вы говорите: кто вы, чья сторона, и вообще, что к чему.

Все закивали, ну или фыркнули, что, в общем, считалось согласием.

– Ты, – сказала Неля и ткнула в берёзку.

– Марья Искусница. Муж – двоюродный брат жениха, – безэмоционально выдала та и посмотрела на Нелю как на дурака, который квест с перепутанными ролями проводит.

– Прекрасно! – хлопнула в ладоши Неля и указала на снежную барышню.

– Снежана Морозкова. Сестра жениха, – отрезала та, как лом льда.

– Ты типа… Снегурочка? – вырвалось у меня. И вот оно – лицо. Как у Кощеева, когда я наступила ему на горло чипсиной. Я нервно сглотнула. На кой леший я сюда пришла?..

– Сосулька она недоделанная! – выпалила Алёна. За что и получила под столом щипок от сестры. Сестринская любовь, ага.

От Снежаны повеяло холодком – не метафорическим, а самым что ни на есть буквальным. Лёд по позвоночнику, озноб по коже, и я рефлекторно обняла себя руками, словно могла этим прикрыться от ледяной ауры царевны Снежицы. За столом атмосфера стремительно портилась, как несвежее зелье на летнем солнцепёке.

Неля моментально уловила напряжение и ткнула пальцем в бок Алёне. Та фыркнула, будто ей под нос сунули оскорбительно тёплый медовик, встала и, вздёрнув подбородок, заявила:

– Алёна Никитич, сестра невесты и дочь великого русского богатыря!

О да, про богатыря я знала. Великий – не спорю. Но вот сторож из него, как из Бабы-Яги домохозяйка. Кощеева я, между прочим, преспокойно увела у него буквально из-под носа, как кощейку из курятника. Последнюю мысль, к сожалению, я озвучила вслух.

Теперь уже Алёна глядела на меня так, будто собиралась метнуть в меня словесное копьё. Хотя до ледяного прицела Кощеева ей было, как до Лукоморья пешком. Настя с трудом вжала её обратно в кресло, одновременно шепча, что характер, мол, надо держать в узде. Желательно железной и с замком.

Остальные девчонки разом уставились на меня, как на редкую зверушку, сбежавшую из сказочного зоопарка. Я инстинктивно втянула голову в плечи, будто это могло спасти.

– Так, так… – протянула Неля с лукавым прищуром. – Варвара, ты это сейчас про что брякнула?

– Да ничего особенного… – отмахнулась я и, решив срочно сменить тему, выпрямилась и задала давно зудящий вопрос:

– Нель, а ты, собственно, с какой стороны баррикад?

– Мой муж – друг жениха и организатор всей этой чаровейной свадьбы. Я тут, как говорится, в роли тамады! – улыбнулась Неля, словно с неё уже начинали сыпаться конфетти.

– Хреновая из тебя тамада! – как по нотам синхронно выдали Алёна и Снежана.

– Эй! Попрошу не делать преждевременных выводов! Мы сейчас в статусе ожидания! Вот придёт Марьке СМС от Кощея – я как загружусь, как организую, – закачаетесь, девоньки!

– А сразу нельзя было? – скептически протянула Снежа, закатывая глаза так, будто в них отражалась вечная мерзлота.

– Нельзя! – развела руками Неля. – Ваш братец, между прочим, потребовал, чтобы у нас тут были исключительно мирные женские посиделки. Без фейерверков, жертв и ледяных битв. Девичник в формате «молоко и пироги».

– Кстати, – пробормотала я, уже нервно покусывая нижнюю губу, – а у них, на мальчишнике, тоже всё так… цивильно и без женского вмешательства?

После моего вопроса наступила такая тишина, будто я уронила в комнату замороженного дракона. Даже Неля приуныла, почесала запястье, как будто там скрывался ответ. Видно было: к мужскому плану её не подпускали и держали в такой тайне, будто свадьбу проводили не в замке, а в штабе Службы Закрытых Союзов.

– Ну… вроде бы не должно быть… – неуверенно пробормотала она. – Дарий мне ничего такого не говорил…

– Так бы он тебе и сказал, – хмыкнула Снежана. – Знаю я этих сказковских братцев: скрытные, как сундучок с душой Кощея, а в делах питейных и вовсе действуют на уровне "никого не вижу, ни с кем не пью".

– Э, не надо клеветать на моих гномиков-переростков! – возмутилась Неля. – Они у меня славные. Почти ручные.

Атмосфера тем временем скакала к минусам, как температура в подлёдной реке. У большинства в глазах заплясали подозрения и образы разгорячённых женихов в окружении полуночных фей. Из всех только Снежа сохраняла ледяное спокойствие и смотрела на нас с видом: «А я-то предупреждала».

И тут… спасительный звук! Что-то тоненько пиликнуло, и Марья, до того мирно ковырявшая салфетку, достала из кармана сарафана зеркальце – магический ответчик в мире сказочной связи. Нелька его тут же выхватила и прочитала вслух, как весть с поля боя:

– «Милая, я совершенно стеклышко, как трезвышко. Обнимаю, падаю к твоим ногам и прошу не трогать скалки, голова у меня не резиновая, удары не рикошетит».

– Девки, это победа! – торжественно объявила она, как будто мы отбили у троллей стратегический мост.

– Да у Кощея всегда выдержка была слабая, – пожала плечами Снежа.

– Я ж не спорю, – усмехнулась Неля. – Но пока они там ковыряются с бутылками и чарками, про нас благословенных они точно забудут. Так что… звоню Вовику. Он нам таких мальчиков найдет – даже зеркала запотеют! Снежа, готовь сцену и шесты!

Снежана, даже не моргнув, щелкнула пальчиками. Пол позади меня застонал и разошёлся, и на свет явилась сцена до пояса мне, да ещё и шесты до потолка – изо льда, само собой. Что ещё ожидать от царевны холодных просторов?

– А у них… не отмёрзнет? – осторожно спросила я, глядя на ледяные конструкции с таким же ужасом, с каким смотрят на бритву во время зимней депиляции.

– Мдя… – протянула Неля, посмотрела на Марью.

Та тяжко выдохнула, как будто мысленно прощалась со здравым смыслом, щелкнула пальцами – и сцена стала уютно деревянной, шесты – из приятного блестящего металла. Уже лучше. Но всё равно ощущение, что мы репетируем спектакль «Морозко. Версия для взрослых».

– Чего-то не хватает… – задумчиво сказала Неля. – Снежа, а ковры есть?

– В сокровищнице, – пожала плечами ледяная царевна и встала, поправляя свои белоснежные волосы, словно в рекламе шампуня для снежных ведьм.

– Я с тобой, – бодро отозвалась я и сразу же чуть не растянулась на льду. Чертов гламур и каблуки!

Все девушки синхронно захихикали, а я сдержанно выругалась, сняла туфли и ступила босыми ногами на лёд. Эффект был незамедлительным – холод вцепился в пальцы ног, как голодный домовой.

– Не заболеешь? – с беспокойством спросила Марья, глядя на мои пляшущие ступни.

– Надеюсь, – буркнула я, совершенно неуверенная в этом. Зная мой организм, у меня к утру будут не ноги, а две ледышки с насморком.

К счастью, Настя щёлкнула пальцами – и меня тут же окутало приятное тепло, словно кто-то накинул на меня пушистый плед, только невидимый. Моя кожа засветилась, в теле разлилось томное тепло, и я даже почувствовала себя почти ведьмой. Почти.

– Спасибо, – поблагодарила я, на что Настя мило улыбнулась, как преподаватель, у которого ученик впервые сдал зачёт с первого раза.

– Девочки, поспешите! – Неля уже копалась в телефоне, вид у неё был, как у человека, собирающегося заказать на вечер цирк, балет и троих стриптизёров с дипломами по ритуальной магии.

Мы с Снежой кивнули и направились к двери, каждая думая о своём. Я – о тёплых носках и психотерапии. Снежа – судя по лицу – о конструктивной перестройке мира. С чего-то же надо начинать, верно?

Оказалось, Снежана на каблуках едва дотягивала мне до уха, но держалась так, словно выше всех здесь и по росту, и по статусу, и вообще ей срочно полагается трон изо льда и корона с алмазами. Я шла рядом и пыталась не отставать, хотя на фоне её царственной осанки чувствовала себя не то что золушкой, а серенькой мышкой из подземелий Бабы-Яги. Пока Снежа уверенно цокала шпильками по льду, я с трудом удерживалась на ногах, то и дело кося глазами на ледяные стены, в которых, как мне казалось, вот-вот затаится какая-нибудь заколдованная баба с кувалдой.

А стены были удивительные – будто и лёд, но не просвечивали. Ни тебе бликов, ни отражений, словно кто-то нарочно вылепил эту крепость из лунного молчания.

Мы отошли достаточно далеко от зала, и тут Снежана, как ни в чём не бывало, спросила:

– Так ты девушка Димы?

Я аж споткнулась. Нет, не просто – встала, как вкопанная, и мысленно грохнулась плашмя в сугроб собственной самооценки. Этот вопрос был как выстрел в сердце… из ледяной арбалетной стрелы, прямо между лопаток. Да какой там девушка! Я ему и в друзья-то, наверное, не числюсь, скорее – ностальгическая головная боль из детства.

Снежа прошла пару шагов, потом остановилась и смерила меня взглядом, в котором плясал морозный огонёк древней кощеевской крови.

– Я не права? – тонкая белесая бровь поползла вверх, будто грозилась мне личным допросом с применением метели.

– Я… я ему подруга детства, – пролепетала я, изо всех сил пытаясь увернуться взглядом от её стылых глаз. Надеялась, что её устроит такой вариант.

– Ну-ну, – протянула она с ухмылкой. – А Пёсик мне другое рассказывал.

Пёсик? Я аж прикусила язык.

– Кто тебе сказал?! – почти выкрикнула я, догоняя её в два прыжка.

– Да про Серёгу я, – небрежно отмахнулась Снежа. – Он же оборотень. У нас так принято – ласково, но с намёком.

О, Серёжа, ты, зубастая болтливая язва! Чтобы твой язык в узел завязался, а клыки от стыда повыпадали! Сколько ты ей ещё наплёл, интересно? Наверняка я там вышла злобной ведьмой, похитительницей чувств и мучительницей Диминых романтических воспоминаний.

Я бы и послала кого-нибудь в ближайший сугроб остыть, но перед Снежей язык не поворачивался – всё-таки девочка, и явно не простая. Надо держать лицо. Хоть какое-нибудь.

– Как-то неуважительно… он же твой старший брат, – попробовала я сменить тему, выдав из себя каплю воспитанности.

– Двоюродный, – уточнила она без особой теплоты. – И вообще, если уж ты на него претендуешь, то предупреждаю – кому попало я Диму не отдам. Он всё-таки наследник крови Кощея.

Вот тут я почти подавилась воздухом. Откуда она выкопала эту свою уверенность? И где в этом волшебном королевстве выдают такие ледяные понты?

– Между мной и Димой ничего такого не было! – с нажимом выдохнула я, не успев придумать правдоподобную отговорку.

Снежана резко остановилась и посмотрела на меня так, будто оценивает: сжигать ли меня сразу или всё же дать шанс оправдаться. А потом – опа! – её глаза вспыхнули алым, как у разъярённого деда Кощеева, и я на всякий случай сделала шаг назад.

– А как же та сказочка про несчастного мальчика и его любовь, которую унесли с Трёхи? – с откровенным подтекстом выдала она. Вот зубастый предатель! Серёга – ты труп, моральный и физический.

– Брехня и провокация! – заявила я, краснея до ушей, будто меня поймали с рукой в банке с вареньем.

– Ты влюблена в Диму, – с ледяным спокойствием заявила Снежа и, что обидно, цвет её глаз снова стал нормальным, будто ничего и не было.

– И тебя это устраивает? – ещё шаг назад. Мало ли, вдруг у неё ещё и меч в ледяной подкладке юбки прячется.

– А ты внучка Владиславы. Так что ты, можно сказать, своя. Почти. – Она улыбнулась, как бабочка смерти – красиво, но немного пугающе.

– Своя? – переспросила я, чувствуя, как внутри что-то ощутимо подвисло между "фиг ты выберешься" и "где мой выход?".

– Злодеев, – хмыкнула Снежа. – Конечно, Яги и Кощеи воюют, но мы все против людей, так что разница несущественная. Да и вообще, ты мне больше нравишься, чем Золотея.

Вот это поворот. А я, значит, в фан-клубе антагонистов числюсь? Прелестно. Осталось только мантии с черепами раздобыть.

Я, слегка офигев от происходящего, побрела за ней, мысленно ловя упавшую самооценку и собирая клочки логики.

«Варя, соберись! Хватит быть чьей-то проблемой, пора самой искать ответы. Ты и так месяц носилась в виде ребёнка на попечении ведьм – пора повзрослеть и взять быка за рога. Или хотя бы Кощеева за ворот.»

Я ускорила шаг и, дождавшись момента, когда мы поравнялись, схватила Снежу за руку:

– Как ты можешь говорить, что я тебе нравлюсь, если ты даже меня не знаешь?

Снежана остановилась и впервые – впервые! – улыбнулась по-человечески, без яда и снисхождения.

– Я видела, как Дима на тебя смотрит, – сказала она мягко, даже как-то тепло. – Как на самую редкую драгоценность в этом мире, которую можно только оберегать. Не каждый заслуживает такой взгляд. А если ты его заслужила – значит, он тебя любит. А если любит – значит, ты особенная. Всё просто.

Ну да, простая логика Снежаны: если снег идёт – значит, Снегурочка не грустит. А если грустит – будет вьюга. Но… странное дело… после её слов стало как-то светлее внутри, теплее даже.

– Есть ещё вопросы? – прищурилась она.

Да вопросов-то у меня – вагон и тележка! Но самый главный я пока приберегу – потому что не уверена, что смогу переварить правду, если она вдруг окажется ледяной, как и всё тут вокруг.

– Где мы вообще?

– В Снежном королевстве, – ответила Снежа и вдруг нахмурилась. – Погоди, ты что, пошла за наследником кощеевской силы, даже не спросив, куда?

– Ну… да…

– Варя, ты точно влюблена! – Снежа так весело захохотала, что аж лёд под ногами задрожал. – Всё, пошли, а то Неля нас самих на шест посадит… образно. Хотя кто знает?

Девчушка с энтузиазмом гнома, нашедшего вход в пивную, вцепилась в мою руку и потащила дальше, как будто я не ведьма с огненным темпераментом, а непокорная коза на верёвке. Из всего, что мы с ней успели наговорить, мне стало ясно: Снежана – нормальная девчонка, просто слегка зажатая и страдает от генетической предрасположенности к злодейству. А ещё я поняла, что Дима… возможно, он испытывает ко мне что-то большее, чем жалость и вечную потребность контролировать, как у вахтёра в дурдоме. Может, мои чувства и не совсем в одностороннюю яму орут, а там действительно есть отклик… в нужном мне направлении. Хотя – с моим везением – в этом направлении, скорее всего, стоит дама модельной внешности с ногами до ушей и ослепительной улыбкой «Колгейт». У меня не жизнь, а лотерея с одним билетом – и тот просрочен. Да что там! В русской рулетке выиграть – как щелкнуть пальцами, по сравнению с этим фантасмагорическим дурдомом.

Мы ещё минут пять шагали по коридору, больше похожему на кишку дракона после застолья, пока не остановились перед двумя гигантскими дверьми, украшенными рельефным изображением китайского дракона, который будто распластался между створками, охраняя вход, как пёс охраняет колбасный цех.

– Ух ты… – только и выдохнула я, таращась на чудище.

Он был слишком живой для просто резного декора. По спине у меня пробежали мурашки в сапогах. Морда у него была такая, что казалось, вот-вот оживёт, зевнёт и проглотит меня без соли. И будет прав.

Снежа внимательно проследила за моей реакцией, ухмыльнулась, как кошка, которая сейчас скинет с полки вазу, и щёлкнула пальцами.

И, о, святая Баба-Яга в кедах! Дракон не просто ожил – он ещё и пламя извергнул, да так, что я едва не упала в обморок. Да что там – по сравнению с этим драконом, Мёртвый лес выглядел как детская площадка с плюшевыми волками и охранником-дедушкой. Белый змей начал ползти вверх по створкам, издавая такой скрежет, что у меня зачесались пломбы. Его тело кольцами завивалось над дверью, и всё это было настолько завораживающе, что у меня закружилась голова, а коленки начали предательски подгибаться.

И ведь чего я только не боюсь, а тут какой-то змей всего-то метров пятнадцать. Пф! Да я уже месяц как живу под одной крышей с собственным ночным кошмаром в теле красавца, так что ничто мне не страшно. Ну, кроме Димы с ножом, когда я отказываюсь от ужина. Вот тогда – да, страх настоящий, искренний, с дрожью по позвоночнику. Поэтому я больше не говорю: «Не голодна», а ем как героиня трагедии – со слезами, но мужественно. Лучше живот разболится, чем лежать у патологоанатома с табличкой: «Причина смерти – отказ от борща».

– Твою ж бабушку в лаптях… – прошептала я, когда дракон, наконец, застыл.

– Впервые видишь сторожевого духа? – спросила Снежана с таким выражением, будто у неё каждый завтрак начинается с чаепития с привидением.

– Ты издеваешься? – фыркнула я.

– Ну что ты, – хмыкнула она и нарочито игриво поправила волосы. – Мне Дима за это голову открутит, а она у меня, между прочим, хорошенькая.

– Пошли уже, принцесса юмора, – буркнула я и ущипнула её в плечо, чтобы сбить с настроя на балаган.

Снежана цыкнула, но снова щёлкнула пальцами. Двери разошлись с такой лёгкостью, будто дракон лично счёл нас достойными и пропустил. За ними простиралась… сокровищница. Самая настоящая! Там было всё – от золотых гор и ожерелий, до шкур странных зверей и громадных картин, ваз, сундуков и чего-то, что шевелилось и, надеюсь, просто сквозняк.

– Воу… – выдохнула я, прикидывая, сколько джинов можно купить за один такой зал.

– В сокровищнице не бывала? – усмехнулась она.

– Нет уж, не доводилось, – буркнула я, прикрывая челюсть, чтоб не отвалилась.

– Вот, а выйдешь замуж за Диму – будешь тут жить, – хихикнула она и скрылась в глубине зала.

И вот тут у меня внутри всё заиграло трагическую скрипку. Не от её подколов – их я переживу, а от того, как ловко она попала в самую болючую точку. Рука сама приложилась к груди – сжалось там всё, аж дыхание перехватило.

Выйти за Кощеева? Да с радостью! Только разведи меня сначала с нынешним супругом, ага!

Последнее я почему-то произнесла вслух. Снежана споткнулась и чуть носом не врезалась в ковер с изображением персидского боевого слона.

– Что?! – она крутанулась ко мне, тараща свои и без того гигантские глаза.

– Что слышала, – я развела руками, демонстрируя злополучное кольцо на пальце, которое, будь оно живым, я бы давно сдала в магическое СИЗО. – Замужем я.

– А как же… как же Дима?! – Снежана хлопала ресницами с такой скоростью, что можно было грецкие орехи проветривать.

– Месяц назад, на свадьбе в Шемахине, напилась до состояния «тамада в загсе» – и бац! Уже невеста, – вздохнула я. – Запоминай, детка: не пей на чужих свадьбах из рюмок джинов. Это тебе не шампанское, это заколдованная афера.

– Поняла… уяснила… на всю жизнь запомнила, – прошептала она, нервно покусывая ноготь.

– Очаровательно, – натянуто улыбнулась я. – А теперь, пожалуйста, где тут ковры? Или шкуры, или что там у вас модно на пол стелить?

– Туда, – махнула она рукой наугад, но, уловив мой взгляд «ты серьёзно?», развернулась и повела в нужную сторону.

Похоже, моя маленькая исповедь окончательно выбила её из колеи. Пока мы шли, она изводила бедный ноготь и косилась на меня с таким видом, будто я сейчас превращусь в лягушку и начну квакающим голосом рассказывать, как выйти замуж за Кощеева по пьянке. Вот только я и сама не знала, что именно её так беспокоит. Неужели переживает за меня и Диму? Тогда она далеко не одинока.

Серёга, мой личный оракул и любитель мыльных драм, накидал мне столько версий событий, что я едва не поседела – и не в переносном смысле. Он даже предположил, что моим законным может быть сам Кощеев! Но потом, скривившись, отбросил идею – мол, не укладывается в логику: как бы его брат ухитрился провернуть такое, особенно с учётом всех правил и ограничений. Больше всего всех смущала сцена с лампой – по древнему договору, мой муж не мог загадывать желание, пока я не исчерпаю свои. И тут Серёга выдал свой шедевр: а вдруг мой таинственный муж знает о Харде нечто такое, что тот ради молчания отдал ему право желания? За эту теорию он огрёб от Кощеева по первое число – и совершенно заслуженно. Хоть в чём-то я с Диминой семейкой согласна: мозг мне засирать – дело опасное, особенно когда у меня настроение меняется быстрее, чем у лешего в лунную ночь.

Наконец, мы добрались до нужной горы сокровищ – точнее, до груды ковров, шкур и прочего текстильного великолепия. Снежана полезла за ослепительно белыми, я же выбрала тигровые – у меня к ним слабость, с детства мечтала о пледе в стиле «баба-яга на отдыхе в джунглях».

Мы с ней переглянулись.

– Там и так бело, – объяснила я, пожав плечами.

– А эти теплее, – возразила она и задумалась. – Ай, ладно, берём и тех и этих. Будем жить как в царских палатах. Или как минимум – в сказке с плохим монтажом.

Шкур выбрали не абы как, а с душой: десяток, не меньше, пушистые, мягкие, да каждая – словно со сказочного зверя содрана. Не повторялись ни цветом, ни кудрявостью, ни лоском – на глаз радость, на спину тяжесть. Посмотрели мы с Снежаной на эту пушистую гору и одновременно поняли – даже если мы героини народного эпоса, вдвоём это не утащим. Ну хоть тресни.

– Может, по частям унесём? – предложила я самым наивным голоском.

– Угу, и так раз десять туда-сюда? У меня каблуки, а не кони железные, – отрезала Снежана и топнула ногой, от чего из-под её сапожка снежинки разлетелись, как фейерверк.

И тут, как по заказу, заскрипела стена. Нет, не показалось – она реально задрожала, и из неё вывалилось… нечто. Огромное, белое, громоздкое. Снеговик? Маловато будет. Громила? Чересчур обидно. В общем, получился снежный голем – метров под три, с руками, как брёвна, и глазами, как два замёрзших озера.

– Варя, садись на шкуры, – скомандовала Снежана, сама усаживаясь как королева на трон. Увидев мой благоговейный взгляд на снежного исполина, она обречённо вздохнула: – Это голем. Возит. Быстро. С ветерком. Давай, не тяни резину, пока я не позвала второго.

Поджав губы и юбку, я поспешно плюхнулась рядом. И почему-то мне стало жалко моё платье. Было у меня стойкое чувство, что оно сегодня умрёт героической смертью на чужбине.

Голем подошёл, заскрипел, как морозный пол, наклонился и одной лапищей ухватил шкуры снизу. Я вцепилась в руку Снежаны, как утопающий в салазки. Когда тронулись, визг застрял где-то в горле – не потому что не было страха, а потому что сжаться успели не только нервы, но и голосовые связки. А Снежа – та ржала в голос, как будто не на диком снежном монстре катается, а в тире по уткам стреляет.

На удивление, ехали мы быстро и даже плавно – я б сказала, с грацией снежной кометы. Прямо аттракцион: «Угадай, выживешь или нет». Я уже всерьёз жалела, что не составила завещание. Хоть бы оставила кому рецепт маминого борща…

До зала добрались довольно скоро. У меня, кажется, поседела пара волосков, а душа висела где-то между сердцем и пятками. Снежа, конечно, уверяла, что я всё себе придумала и седины нет.

Снежана подскочила, бодрая, как мартовская капель, и направилась к Неле, которая деловито щебетала по телефону. А я… А я, как настоящая дама в длиннющем платье, встать не смогла. Ни с первой, ни со второй попытки. Платье ж, зараза, цепляется, юбки путаются, и всё вокруг мешает жить.

– Давай, ручку, – мягко предложила Марья.

Я подняла на неё глаза и… чуть не присела обратно. Передо мной возвышался живот – такой красивый, круглый, как полная луна.

– Ой, – пискнула я, и в панике попыталась подняться сама, чтобы не мучить будущую мать.

Увы, упрямство – не кость. Всё равно пришлось принять помощь.

– Какой месяц? – шепнула я, глядя на её живот, который, признаюсь, проглядела за суетой.

– Пятый. Двойня, – улыбнулась она, нежно поглаживая округлость под ладонью.

– Круто… – выдавила я глупую улыбку. – Муж, поди, до сих пор в облаках?

– Он, когда узнал, чуть в обморок не хлопнулся, – хихикнула она. – Но да, счастлив.

Марья взяла меня под локоток и повела в обход стоящего голема.

– Знаешь, Варя, мужики на Трёхе – те ещё экземпляры. Один другого чуднее. Но лучше уж свой, пусть и с заморочками, чем какой-то идеальный зануда, с которым и поскандалить не получится.

Смысл я не совсем уловила, но слова запомнила. Всё-таки русская женщина – она как колдунья: может и не в тему, но точно в точку.

Дальше пошёл настоящий праздничный бардак. Белоснела закончила разговор и начала раздавать указания, как генерал перед решающим сражением. Мы с девчонками рассортировали шкуры, голем подвинул стол к сцене. Потом Снежа активировала какой-то портал – чёрная бурлящая жижа, будто кто-то сварил зелье из страха и комков паники. Я замерла, как сова перед пылесосом. Нелли меня поймала за плечо.

– Не дрожи, Варька, это ещё цветочки! Вот у Сказочника – там реально жуть. Его портал – как кошмар с бодуна.

– Никогда не буду растить детей в Сказочном, – пробормотала я.

– Все так говорят, – хмыкнула она и хлопнула меня по плечу.

Пока я ещё переваривала мрак порталостроительства, через него вошёл голем и вернулся с ящиком вина. Не просто бутылочек – двадцать, не меньше. И снова пошёл. За добавкой.

– Нам не многовато ли? – пискнула я.

– Это ж эльфийское! – уверенно ответила Нелька, как будто этим всё объяснялось.

Я приподняла бровь, а она пояснила:

– В нём градуса меньше, чем в кефире. Пьёшь – как сок. А потом три дня песни поёшь на эльфийском.

Сорок бутылок, слава здравому смыслу, на стол не выставили. Десять – и хватит. Остальное – под сцену, в закрома.

Пока мы доделывали зал, развешивая снежинки и звёздочки на длинных нитях, над сценой заискрилась голубая точка. Все уставились на неё – кто с интересом, кто с подозрением, а Неля – как кот на сметану. Искра раскрылась в портал, и из него шагнул мужчина…

Высокий. Статный. Смуглый. Плечи – как у трёх богатырей. Одежда – странная, сначала чёрная, потом стала темно-синей, будто хамелеон в форме. Лицо – как выточенное из мрамора, острое, но чертовски красивое. Глаза синие, как прорубь. Нос с горбинкой, подбородок с ямочкой. И кадык… господи, я что, реально засмотрелась на кадык?!

У Снежи, Алены и Насти – тоже челюсти поотваливались. Коллективное обмякание в прямом эфире.

Он взглянул на нас и, заметив Нелю, расплылся в улыбке такой белоснежной, что зубная фея бы обзавидовалась. Белоснела рванула к нему, звеня каблуками, как колокольчиками.

Он обнял её – бережно, по-отцовски.

– Как же давно мы не виделись, Эшер! – взвизгнула она. – Женился?

– А ты развелась? – с усмешкой.

– Кто ж мне даст! – фыркнула Неля, а потом шепнула: – Да и люблю я своего медведя.

– Рад за тебя, – похлопал он её по плечам и сразу перешёл на деловой тон. – Просьбу выполню. Парней мои ребята уже проверяют.

– Я же просила – без досмотров! – надулась она. – Знаю я, как вы умеете обыскивать. В тот раз только бутылка в руке спасла!

– Я дал команду на минимум. Понимаешь, если твой муж узнает, а он узнает, мне надо будет хоть чем-то прикрыться.

– И чего ты его так боишься?

– Он сильнейший воин Шариата.

– Он один раз тебя побил! Один! Ты бы ещё ему планету подарил!

– Он отказался.

– Пресвятые белки… – простонала Неля. – Ладно, веди уже мальчиков. А то у нас тут девушки на взводе.

Он ещё раз глянул на нас, кивнул, склонился и ушёл обратно в портал.

А я стояла, как вкопанная. Не в шоке. В эпическом, сказочном, героическом шоке.

Во время разговора Нели и этого… Эшёра, я не могла вымолвить ни слова. Ни. Одного. Словечка! Меня будто парализовало – слышала, видела, даже мысли думала, но двигаться не могла. Словно кто-то нажал на паузу, но только для моего тела. И это было, мягко говоря, странно. Дар речи ко мне вернулся только после того, как этот божество в форме мужчины растворился в портале.

– Нель, – мой голос прозвучал так, будто вышел не из меня, а из какой-то девицы на грани нервного срыва. – А это вообще кто был?..

– Эшер Шариа–Грат–Этос, генералиссимус космического корабля Иранта и планеты Шариата в соседнем измерении, – с обычной своей улыбочкой сообщила Нелька, будто речь шла о каком-нибудь Пете из соседнего двора.

– Инопланетянин?! – Снежана высказала за всех наше общее потрясение. – Но он же… ну, он же такой… похож на человека! Только красивее. Гораздо. Намного. Больше. Это как так-то?!

– А вот так, – пожала плечами Белоснела. – Но на внешность вы сильно не смотрите. У них там ген какой-то особенный – делает их до неприличия привлекательными. Противоположный пол просто… сдаётся.

– И у них там целая планета таких?.. – глухо переспросила я, не в силах поверить, что такое вообще возможно в природе.

– На планете я не была, а вот на корабле – да. Там около трёхсот шариатских воинов, если память не подводит.

Триста. Триста таких вот идеальных, горячих, статных, голубоглазых… Мамочка… Пошли меня на этот корабль. Желательно – в багажнике.

Снежана рванула к сцене с лицом человека, который собирается подписать контракт на всю жизнь.

– А он свободен?! – спросила она, светясь, как гирлянда в новогоднюю ночь.

– Ты ему в правнучки годишься, – фыркнула Нелька.

– Любви все возрасты покорны! – с вызовом откинула белоснежные локоны Снежана, демонстрируя уверенность магистра ледяных заклинаний.

– Дорогуша, у них время течёт по-другому. Нам сутки – им два года. Я как-то провела у них одни сутки, а у них это вышло как два года с Эшером и его командой: ловили контрабандистов, устраивали диверсии, учили русскому мату – как полагается в межгалактической дипломатии. Так что… прикинь, сколько ему лет на самом деле, даже если выглядит на тридцать?

У меня чуть челюсть не отвалилась. Но только у меня. Снежа лишь хмыкнула.

– Я обучалась в Айрогоне – городе снежных драконов. Закончила магистратуру, прошла путь ледяного заклинателя, провела сто лет в заточении… Как думаешь, сколько мне лет?

У этой миниатюрной девчушки, на вид семнадцатилетней, с белыми как снег волосами – сто с лишним лет за плечами? В смысле, это та самая, которая пять минут назад визжала от восторга при виде генерала? Что?..

Я не знала, чем потрясена больше – космическим воякой или тем, что рядом со мной, оказывается, древние бессмертные ходят в кедах.

А сколько тогда Ярополку, если он её старший брат?..

Я не успела озвучить вопрос – меня опередила Неля:

– Он сразу сказал?

– После того как я дала клятву, что не сбегу, – невозмутимо ответила Снежа и подтолкнула к столу окаменевшую Алёну.

– Отец-то в курсе? – подала голос Алена, хватаясь за сердце.

– А ты думаешь, я просто так отца месяц валидолом отпаивала? – невинно улыбнулась Настя. – Алён, ты не переживай. Ярик же хороший.

Алена явно хотела что-то сказать… Много, сильно, громко. Но не успела.

Потому что в этот момент из портала вышли трое полуголых парней. Один нёс магнитофон. Из магнитофона шла музыка. Очень. Очень. Сексуальная.

Глава 3

– …Ну, как-то так всё и было, – закончила рассказ о своей не то чтобы лёгкой, но безусловно живописной жизни Белоснела. Прямо скажем, жила она как в сказке, только в той, где принца на белом коне сбивает огнедышащий дракон, а потом они вместе пьют за знакомство.

Мы слушали, развесив уши, разинув рты и распахнув души. Все – и девочки, и стриптизёры. Даже Марья, хоть и была частью этой волшебной мясорубки, смотрела на Нельку с новым уважением.

Парни, честно отплясав двухчасовую программу, уже собирались в родные гримёрки, но скажите мне: какая поддатая, слегка очарованная шампанским женщина отпустит полуголого красавца без пары слов и рюмки? Правильно – никакая. А Нелька, между прочим, к тому моменту уже начала свой спич, и мужчины, поддавшись её обаянию, остались. Сели по-братски на край сцены, поближе к нашему столику, и влились в застолье как родные. Волшебный вечер, что уж.

Слушая эту фантасмагорию с примесью судебных тяжб, кровной вражды и портальных скачек по мирам, я вдруг поняла: да не так уж у меня всё и плохо! Ну да, не феерия, конечно, но и не хроники ужаса. Я, например, по мирам не прыгаю, как мартовский заяц. Свадьбы организую, да, но не в промышленных масштабах. Личных врагов, вроде, не числю. Если не считать Кощеева… Но он не враг, он так – вредитель локального масштаба.

– Ох, Нелинька, везучая ты, – вздохнул Тарзан, он же Евгений. Представитель нетрадиционной ориентации с внешностью древнего героя. Карие глазищи, орлиный профиль, волосы – шелк до пояса, кожа – бронза. Одет, к слову, исключительно в набедренную повязку и уверенность в себе. – Мне бы такого парня, как твой Дарий.

– Таких отмороженных в Сказочном пруд пруди, – фыркнула Снежа, сияя глазами. – Хочешь, сведу с оборотнем по имени Серж?

– Во-первых, не Серж, а Серёжа, – вмешалась я, успевая влить в голос каплю здравого смысла. – А во-вторых, у него девушка есть. В смысле, уже есть. Не стоит ему семейное древо ломать только потому, что ты в настроении сводника.

Снежана изобразила оскорблённое благородство, магией притянула бокал, который мы от неё уже на другой край стола отправили, и фыркнула:

– Девушка не стенка – отодвинется.

– Юная леди, может, хватит уже? Минздрав с вами явно не согласен, – нахмурился Полицейский, по паспорту Егор. Из всех стриптизёров он был единственным, кто оказался гетеро – и, конечно, женат. Но Алёну это не смутило ни капельки. Она уже во время танца к нему липла, как тесто к руке, а теперь и вовсе на коленях у него восседала, гордо заявляя, что Егор ей мужа напоминает. Мол, тот тоже блондин, тоже голубоглазый и тоже военный. Мы пытались объяснить, что он просто в костюме, причём весьма фривольном, но для Алёны форма – это святое. Её не переубедить.

– Он нам не одобряет, а сам всё употребляет, – парировала та. – Рыженький, подливай!

Рыженький, он же Геннадий-Пожарный, оказался истинным украшением вечера. С платиновым загаром, небесными глазами, и скулами, острыми как у моделей с афиши фэнтези-романа. Сбросив каску под стол, он элегантно налил полбокала Снежане, за что и получил от неё лучезарную, но потенциально опасную улыбку. Щелчок пальцев – и по залу разнеслось нечто громкое и крайне провокационное: «Танцуй для меня на столе стриптиз…»

Девочки, визжа от счастья, потащили своих фаворитов обратно на сцену. Танцевали они, конечно, как лесные ведьмы под луной – не в такт, но с душой. Гена и Егор ловко подхватили импровизацию и превратили неуклюжие попытки в нечто почти хореографическое. Почти.

Я же стояла у сцены, опершись локтями, потягивала из бокала и наблюдала за этим магическим шоу, в котором диковатое веселье переплеталось с каким-то почти детским восторгом.

Неля и Марья тем временем посвящали Настю в премудрости семейной жизни с представителями «тёмной лиги».

– Настёна, ты себя только не накручивай, – говорила Марья, почесывая носик. – В первое время, конечно, кажется, что ты живёшь с чудовищем, а потом посмотришь, кто к тебе в помощники приедет – и поймёшь: лучше уж своё родное чудище, чем лысое вонючее нечто с дубиной и словарным запасом на три слова.

– Вот-вот, – кивала Белоснела, – быть женой злодея – это тебе не фунт изюма. Сплошные бонусы.

– Это каких таких бонусов? – поинтересовалась Настя, разом повзрослев на бокал.

– Ну, во-первых, боятся и уважают. Даже если захочешь кому гадость сделать – достаточно фамилию назвать. Во-вторых, если похитят – вернут. И, бывает, с извинениями. В-третьих, скучно точно не будет. В-четвёртых, измены исключены. У злодеев, как встретят свою половинку, глаз замыливается. В-пятых, деньги. Откуда – никто не знает, но они есть. В-шестых, они всё помнят! Все намёки, все вздохи, даже твой цикл. Правда, с беременностью туговато, но со временем доходит. И потом, муж мой юрист – а это уже почти злодей. В Сказочном о нём одни соболезнования!

И Белоснела снова пошла в атаку – на тему, как её Дарий тиран, самодур и любовь всей её жизни в одном флаконе. Марья пыталась остановить поток откровений, но в итоге и сама скатилась в ворчание на своего благоверного. Настя молча кивала, потягивая вино и глядя так, будто слушает сказки у костра. Уж ей-то на Ярополка жаловаться грех – тот и добрый, и спокойный, и с мозгами. Вот бы половину его добродетелей Диме передать. Хотя кого я обманываю? Мне и ворчащий Дима нравится. Особенно когда ворчит на меня, а не на политику.

– Варвара, разрешите пригласить вас на танец? – раздалось прямо у меня над ухом.

Я подняла голову – передо мной, на корточках, светился Евгений-Тарзан, как лампа Алладина на новой батарейке. Улыбка до ушей, глаза искрятся, рука протянута. Ну как тут устоять? Я вложила свою ладонь в его, как в волшебное заклинание, и с чувством полной нереальности момента взобралась сначала на стул, потом на сцену. Парень, не отпуская, увлёк меня в пляску.

Сначала я пыталась что-то там двигать бёдрами, но длинное платье этому сопротивлялось как проклятие рода. Тогда Гена, не моргнув, отцепил от своего костюма пару креплений и ловко заколол мой подол, оголив ноги до середины бедра. Вот тут-то я и поняла, что настоящая сказка начинается именно с платья… вернее, с его отсутствия.

Через минут десять Снежана, сияя как новогодняя ёлка, затребовала урок по стрип-пластике. Стриптизёры согласились без споров, как будто это у них в контракте прописано.

Мы, девочки, выстроились полукругом у шеста – как жрицы перед алтарём – и ждали, затаив дыхание. В зале повисло притворное напряжение и искреннее предвкушение.

– А я бы на Эшера глянула, – мечтательно выдохнула Снежана, чей воспалённый мозг явно рисовал инопланетянина в стрип-костюме.

– Воины Шариата не танцуют, – обречённо сказала Нелька. – Я проверяла. Даже пьяными не танцуют. Это у них как клятва.

– У меня бы затанцевали, – прошипела Снежа, и в её глазах вдруг вспыхнуло алое пламя.

И вот смотрю я на неё и понимаю: бедный Эшер. Его уже зацепили. Он попал. И не выберется. Снежана не отпустит. Выловит в любой галактике и припишет к семейному древу Кощея. Всё, сказка началась. Только будет ли у неё счастливый конец – большой вопрос…

Пока я размышляла о бренности бытия и легком девичьем духе, первым к шесту вышел Евгений, включив на всю громкость Bee Gees – «Stayin' Alive». У меня от этой песни в голове всегда всплывали кадры из старых фильмов: блестящие костюмы, лунная походка, ролики, начесы выше самооценки некоторых князей, серьги-обручи размером с баранку. Но эти образы выветрились моментально, стоило только Жене начать двигаться.

Он скользил вдоль шеста, как будто родился не в роддоме, а где-то между барной стойкой и зеркалом в клубе. То прогибал спину, как будто у него позвоночник на шарнирах, то грациозно приседал и подергивал бедрами – не пошло, а так, будто зазывал на бал ведьм. Резко вставал, делал круг, чуть ли не вычерчивая траекторию орбиты, то поднимал ногу и томно проводил по ней рукой. А как он встряхнул волосами! Да так, что даже мой внутренний дракон перестал фыркать и застыл в изумлении. В его глазах сверкала такая загадка, что мне впору было вызывать философа на подмогу. Стереотипы? Разбились в дребезги, как рюмка о кафель. А новые ассоциации… ох, останутся, боюсь, до конца моих дней.

Следующим, как избранный жрец музы и жара, вышел Егор. Он выбрал Lenny Kravitz – «American Woman», и, право слово, эта женщина в песне явно могла быть им. Его движения были быстрыми, порывистыми, будто он не танцует, а сражается с каким-то внутренним демоном, а шест – его меч. Он цеплялся за него руками, ногами, зубами (ну, почти), висел, крутился, скакал, и всё это – на цыпочках, как будто невидимые каблуки держали его в заложниках. Под конец он встал на четвереньки и двинулся к нам, как лев, медленно и с чувством, с толком, с расстановкой. Девчонки нервно сглатывали, а я думала, что если бы у меня был веер, я бы точно им обмахнулась. Или прикрылась. Или махала белым флагом – в зависимости от развития событий.

А потом вышел Гена. О, Гена… Под The Pussycat Dolls – «Buttons» он превратился в нечто среднее между восточной танцовщицей и роковой соблазнительницей. Начал с мягкой пластики, шевелил бедрами, потом резко перешёл к провокационным движениям, водил руками по телу так, будто искал заколдованный артефакт. Внезапно присел, провёл по бедрам, лёг, поболтал ножками, как принцесса, уставшая ждать спасения, и, изогнувшись, поднялся. Подчёркивал грудь, плечи, руки, опускал их вниз, но тут же поднимал, будто в колдовском ритуале. Финальный аккорд – он упал на колени и провёл ладонями от коленей до шеи, облизнув губы так, что у одной из нас икнула душа.

Мы хлопали. О, как мы хлопали! И если бы наши челюсти могли издавать аплодисменты, то они бы тоже участвовали.

– Запомнили хоть что-то? – спросил Гена, вставая.

Мы сначала дружно закивали, потом переглянулись, синхронно замотали головами и хором:

– Нет! Маэстро, повторите!

– Значит, будем учиться! – радостно воскликнул Женя и… понеслось.

Снежа с Марьей сотворили дополнительные шесты, каждому по шесту – вот она, магия в быту. Ну, кроме Марьи: в силу беременности она ни пила, ни крутилась, но заявила, что после родов устроит такое, что сегодняшнее – только разминка.

Парни показывали базовые движения, мы повторяли. Волосы – в хвост, юбки – в стороны, самоирония – в бой. Лучше всех, как оказалось, выходило у Нели. Та, оказывается, в прошлом и моделью была, и у амазонок в стрип-пластику баловалась. Второе место – у меня и Снежи. Менее стеснительные, видимо, гормоны помогали. А вот Настя с Алёной… эх, воспитание отцов-богатырей, даже в танце сдерживает.

В конце тренировки парни потребовали реванш. Три танца от них – и ни одного от нас? Нечестно!

Настя с Алёной сразу взяли самоотвод. «Мужья не одобрят», – хором. Я, конечно, попыталась убедить Настю:

– У тебя Яр вообще ещё не муж!

Но та в ответ упрямо поджала губы, словно я предложила ей выйти замуж за русалку.

Белоснела так рвалась в бой, что я начала опасаться за сцену. Но её быстро отодвинули: дескать, муж суров, парням лица жалко. Снеже тоже не разрешили – «маленькая ещё». Она, конечно, зашипела, но Неля шепнула ей что-то на ухо, после чего Снежана вдруг стала очень покладистой. Подозреваю, там было что-то про дисциплину и наказание.

Осталась я. И, к удивлению, совсем не возражала. Возможно, дело было в последней бутылке вина, которую я пригубила… ну как пригубила – почти залпом, как храбрый рыцарь перед казнью. Но душа рвалась в пляс, тело – в танец, и мир, казалось, замирал, ожидая шоу.

Парни устроили «камень-ножницы-бумага». Победил Гена. Он, сияя, как жар-птица после шампуня, уселся на сцену, притащив с собой стул. А музыку включил Женя.

С первых нот Joe Cocker – «You Can Leave Your Hat On» меня словно окатила волна страсти и позора. Я изогнулась, будто кошка, распустила волосы, и они рассыпались по плечам, как золотые струи. Провела рукой от туфель до бедра, шагнула, повернулась, села на колени перед Геной. Его лицо выражало ту самую степень удивления, за которую в сказках обычно дают королевство и половину дракона.

Я подмигнула, встала, шагнула, бедра двигались сами собой, как будто в них поселились духи джунглей. Аплодисменты и свист были как мёд для ушей. Возвращаясь, я села на его колени, наши лица оказались на одном уровне. Его руки – на моей талии. Я трясла бедрами, как могла, – не профессионалка, конечно, но и не безнадежный гном.

Когда музыка достигла нужного момента, я запрокинулась назад, почти доставая руками до пола…

И – тишина. Музыка выключилась.

– Эй! Ребят, вы чего?! – возмутилась я, пытаясь сохранить танцевальный кураж. И открыла глаза.

Лучше бы не открывала.

Передо мной, перевёрнутый, с лицом, будто его только что вытащили из горящего болота, стоял Кощеев Дима. Глаза красные, желваки ходят, в руке – кулак, второй – тоже. Я соскочила с Гениных колен за секунду, но платье трогать не стала. Пусть смотрит! Он, между прочим, был на мальчишнике. А там, если верить Снеже, Золотея вообще вешалась на него, как мантия на колдунью! Так что нечего меня укорять!

Скрестив руки под грудью, я смотрела не на него, а мимо. Ну, чтобы не показать, что в груди неприятно кольнуло от мысли, что он мог быть с кем-то. Не должен был. А вдруг?

В зале воцарилась гробовая тишина. Кощеев явился не один. В толпе я разглядела Серёгу, Ярика… лица вытянутые, как будто увидели Лешего в бикини.

Девочки краснели, бледнели, теряли остатки достоинства. Лишь Марья стояла гордо, как царевна, осуждающе глядя на мужчину, которого держали под руки. А вот Неля – она уже начала пятиться. И не зря! Из толпы на неё смотрел он – высокий, широкоплечий, красивый так, что даже я почувствовала, как волосы на затылке шевельнулись. Глаза – ярко-зеленые, как изумруды из сокровищницы дракона, смотрели прямо на неё. И в этом взгляде было всё: и ярость, и забота, и тревога, и угроза, и… предвкушение погони.

Они смотрели друг на друга. Долго. Молча. Пока. Молча.

Неожиданно Неля взвизгнула:

– Бежим! – и, как сказочная лиса, метнулась в сторону выхода.

Вот только метнулась – не значит убежала. Мужик поймал её так стремительно, что и глаза-то моргнуть не успели, а она уже висела у него в руках.

– Ну, Маньячка, добегалась! – прорычал тот самый гном-переросток, которого, если верить сказкам и сердцу бедной Белоснежки, звать мужем. – Теперь точно меняемся ролями!

– Я вообще-то помощник капитана! – попыталась напомнить о своем статусе Неля, но её оборвали, как бабку на сходе.

– На Шариате – помощник, а тут – моя законная жена, не забывай!

– Ой, да ладно вам! Как будто вы на том Шариате не пили! – отмахнулась она. – Кощей в зюзю!

– Дома поговорим, – отрезал он, и портал, как воронка в проруби, втянул их в себя.

Зал замер. Мертвая тишина повисла между нами, как заморозка над полем. Кощеев смотрел на меня. Я – на всех, кроме него. А остальные – как в настольном теннисе, вертели шеями между мной и ним.

– М-да, – протянула Снежа, откашливаясь. – Девичник удался. Осталось только царя Салтана вызвать.

Кощеев рванул с места, как будто его подогнали вилкой в спину. И прямиком ко мне! Но, хвала лесным духам и здравому смыслу, его перехватил Ярополк. Парень сжал плечо Димы так, что костяшки заскрипели, и спокойно – как учитель физики в последнюю смену – произнёс:

– Она в порядке. Цела, невредима. Не стоит…

– Не стоит?! – рявкнул Дима так, что у Снежи икота случилась, и она чуть не свалилась в вазу с фруктами. – Ты называешь это в порядке?! Она пьяна! Она сидела на коленях какого-то выскочки! Ты вообще понимаешь, что она для меня…?!