Республика: Офицер РОНА бесплатное чтение

Действующие лица романа «Республика: Офицер РОНА»:

Группа «Цеппелин»:

Вальтер Шелленберг – бригаденфюрер (генерал-майор) СС, начальник внешней разведки службы безопасности СД (IV отдел РСХА).

Отто Пауль Грейфе – СС оберштурмбаннфюрер (подполковник), сотрудник Главного управления имперской безопасности. Руководитель специального реферата VI C/Z при 4-ом управлении РСХА (организации «Цеппелин»).

Фердинанд фон Лорингер – СС штурмбаннфюрер (майор). Сотрудник организации «Цеппелин».

Офицерский лагерь №68 в Сувалках:

Ханс Шиндовски – СС штурмбаннфюрер (майор), комендант лагеря №68.

Шоппе – СС гауптштурмфюрер (капитан), заместитель коменданта лагеря №68.

«Дружина»:

Владимир Гиль-Родионов, бывший подполковник Красной Армии, командир Дружины.

Нисов Иван Андреевич– офицер штаба Дружины, в прошлом агент Дифензивы Ян Душинский.

Блажевич Андрей Эдуардович – начальник штаба Дружины.

Жихарев Роман Григорьевич – офицер штаба Дружины. Бывший майор Красной Армии.

Локотское самоуправление:

Каминский Бронислав – обер-бургомистр Локотского самоуправления.

Третьяк Иван Петрович – начальник криминальной полиции Локотского самоуправления (Иванин Роман Тихонович, историч.)

Демьяненко Владимир Алексеевич – служащий канцелярии обер-бургомистра Локтя. Агент НКГБ «Витязь».

Моргунова Антонина Макаровна – исполнитель приговоров (палач) Локотского самоуправления (Макарова Антонина Макаровна1 – историч.).

Разведшкола группы «Цеппелин» в Локте

Фердинанд фон Лорингер – СС штурмбаннфюрер (майор), родитель разведшколы организации «Цеппелин».

Синицын Владимир Николаевич – курсант разведшколы СД в Локте «Тополь». Бывший капитан Красной Армии. Агент НКГБ «Мангуст».

Прокопчик Семен Леонидович – курсант разведшколы СД в Локте «Вепрь».

Адольф фон Ризен – СС гауптштурмфюрер (капитан), преподаватель разведшколы.

Отто Шнеллер – СС оберштурмфюрер (обер-лейтенант), преподаватель разведшколы.

Иоганн Гайне – СС унтершарфюрер (унтер-офицер), инструктор по радиоделу.

Курт Клане – обер-фельдфебель преподаватель физической подготовки в разведшколе.

Вальтер Шульц – СС унтершарфюрер (унтер-офицер), преподаватель топографии и строевой подготовки в разведшколе.

НКГБ СССР

Максимов Владимир Иванович – комиссар государственной безопасности 2-го ранга.

Нольман Иван Артурович – старший майор государственной безопасности.

Ильин Виктор Николаевич – начальник секретно-политического отдела НКВД.

Глебова Александра Фёдоровна – шифровальщица 2-го отдела НКГБ.

Глава 1

Группа «Цеппелин».

Берлин.

Главное управление имперской безопасности (РСХА).

Январь, 1942 год.

СС штурмбаннфюрер2 Фердинанд фон Лорингер из первого отдела занимался сбором информации по России. В этом мало кто мог составить ему конкуренцию. Русских он знал и понимал. И не просто русских, но русских эмигрантов в Германии, что было важнее в сложившейся обстановке.

Начало 1940 года было для него на редкость удачным. Фюрер не верил в надёжность СССР как союзника и особое внимание стал обращать на Восток. И уже в сентябре Германия усиливает Восточное направление, перебросив туда двадцать дивизий. В декабре был подписан Приказ №21 (Операция «Барбаросса»). А значит способности Лорингера весьма пригодились и его карьера пошла вверх.

Шеф майора3 СС бригаденфюрер4 Вальтер Шелленберг5 сказал ему:

– Фюрер проявляет исключительный интерес к Востоку. Его стратегические планы полностью изменились, Лорингер. И у вас будет много работы.

– Основная задача – организация контрразведки против СССР?

– Все внимание на страны, граничащие с СССР. Мы получим все необходимые ресурсы за счет ослабления западного направления. И я вспомнил ваш доклад, сделанный полгода назад, майор. Многие эмигранты из русских, украинцев, белорусов представляют для нас проблему. Многих из них используют разведывательные органы СССР.

– Я создаю сеть осведомителей среди эмигрантских организаций, бригаденфюрер.

– Эту работу следует вести более активно, майор. Нужно расширить сеть осведомителей. Вы по праву считаетесь знатоком по вопросам Восточной Европы. Владеете русским, чешским и польским языками.

– Но после моей ошибки летом прошлого года мне не доверяют сложных дел, бригаденфюрер, – напомнил шефу Лорингер.

– На ошибках учатся, Фердинанд. Все мы допускали ошибки. А вы хороший специалист. Да и разве в вашей ошибке только ваша вина? Нет. Подготовка кадров недостаточная. Но теперь нам окажут поддержку рейхсфюрер СС Гиммлер и лично фюрер Адольф Гитлер. Мы ныне составляем альтернативу ведомству адмирала Канариса.

– Сотрудники адмирала склонны недооценивать успехи русских в области военной техники. Впрочем, я не хочу сказать это обо всех его сотрудниках, герр бригаденфюрер. И у Канариса есть трезво мыслящие сотрудники.

– Вы считаете, что оптимизм военного руководства Вермахта ничем не оправдан, майор?

– Но вы ведь и сами так думаете, бригаденфюрер. Если мы быстро начнем военную кампанию на Востоке, то возникнет много проблем.

Лорингер в 1941 году успешно работал против русских, была раскрыта агентурная сеть, рассекречено местонахождение радиопередатчиков. Лорингер серьезно относился к противнику и высоко оценивал эффективность методов работы советской агентуры в Германии…

***

Личное дело

Фердинанд Фрейгарт Вессель фон Лорингофен

(Лорингер для удобства русского читателя).

СС штурмбаннфюрер. Сотрудник РСХА.

Родился 10 ноября 1910 года в имении Грос-Борн, Курляндской губернии Российской империи.

С 1918 года в эмиграции в Германии. Семья выехала из России и поселилась в Берлине.

Принадлежит к древнему немецкому роду. Передок барона Иоганн Фридрих фон Лорингофен6 с 1483 года по 1494 был Магистром Ливонского ордена7.

Член НСДАП с 1937 года.

***

К лету 1942 года Лорингеру пришлось столкнуться с многими трудностями. Хоть успехи вермахта в это время и были очевидны, но и проблем нельзя было не замечать.

В связи с этим Лорингера вызвал к себе Вальтер Шелленберг. Майор знал, что ему скажет шеф. Самого Шелленберга часто ругали в канцелярии Гиммлера и сейчас он вернулся с совещания у рейхсфюрера.

– Нами снова недовольны, бригадефюрер? – спросил Лорингер, после приветствий.

– Рейхсфюрер спросил меня отчего донесения нашей разведки о русских настолько несостоятельны. Мы должны покончить с русскими.

– Я уже говорил об ограниченности наших возможностей, бригаденфюрер. И как следствие от нашей работы нельзя много ожидать. Мало средств – мало отдачи.

– От нас требуют дополнительной информации о России, Фердинанд. Наш провал под Москвой многие хотят списать на работу разведки. И сопротивление русских на оккупированных нами территориях растет.

– Я предполагал это и ранее. Меня не хотели слушать. Мне говорили: «Мы скоро раздавим Россию и в этой работе не будет надобности». Так мне сказал небезызвестный вам человек. Я ответил, что скорой победы не будет. И мне сказали о том, что я не верю в гений фюрера! Вспомнили мои еврейские корни. И что теперь? Мы имеем масштабную партизанскую войну в наших тылах.

– Все это так, Фердинанд. Но от меня требуют усиливать разведку в ближайших тылах противника. Потому я перевожу вас на другую работу.

– Переводите, бригадефюрер?

– Из первого во второй отдел. Основное направление – операция «Цеппелин».

– Но это заброска диверсантов в советский тыл. Я занимаюсь иным направлением.

– Цеппелин не только заброска диверсантов, Фердинанд. Вы знаете оберштурмбаннфюрера Грейфе?

– Слышал о нем. Но лично не знаком. Насколько я помню это командир айнзацкоманды 1?

– Именно так. Отто Пауль Грейфе. Оберштурмбаннфюрер СС, сотрудник Главного управления имперской безопасности. Служил командиром айнзацкоманды 1. Но с апреля 1940 года по моему приказу его перевели в Берлин.

– И я буду под его началом?

– Грейфе представил свой план по организации «Цеппелин» лично фюреру. И фюрер одобрил план Грейфе 10 января нынешнего года, как вы уже знаете.

– Я знаю, что группа Грейфе получила статус специального реферата VI C/Z при 4-ом управлении РСХА. Это разведка в зоне влияния СССР.

– И уже завтра вы должны быть в штабе «Цеппелин» на Грюневальд. Грейфе просто необходимы специалисты вашего уровня, Фердинанд. Тем более что вы осенью 1941 года уже занимались русской агентурой.

– Я вас понял, герр бригадефюрер!

– Входите в курс дела, Фердинанд. И держите меня в курсе дела.

– Да, герр бригадефюрер!

***

Личное дело

Грейфе Отто Пауль

СС оберштурмбаннфюрер. Командир специального реферата VI C/Z при 4-ом управлении РСХА.

Окончил гимназию в Лейпциге в 1928 году.

С 1929 года обучался в университете Лейпцига на юридическом факультете за счет стипендии Фонда изучения немецкого народа.

С 1933 года в студенческой организации «Стальной шлем».

С 1934 года зачислен в СС

С 1935 года служил в оберабшните СД «Эльба».

С 1939 года СС штурмбаннфюрер.

С начала польской кампании назначен начальником айнзацкоманды 1 при айнзацгруппе 5.

С 1940 года уполномоченный 4-го управления (СД заграница) РСХА.

С 1941 года СС оберштурмбаннфюрер, руководитель организации «Цеппелин».

***

Берлин.

Район Грюневальд.

Штаб-квартира организации «Цеппелин».

Апрель, 1942 год.

СС оберштурмбаннфюрер Грейфе8 представляя новым сотрудникам организацию «Цеппелин», заявил, что подразделение призвано в краткие строки подготовить большое число затребованных агентов из числа военнопленных для создания групп по организации пропаганды, саботажа, разведки.

– В новых условиях, когда война с большевиками затягивается, нам уже недостаточно тех десятков групп, что мы забросили в их тыл. Для большевистского зверя это подобно булавочному уколу. Нужно забрасывать не десятки и даже не сотни. Тысячи групп! Да, господа. Именно тысячи. Я не оговорился. Мы не учитывали тот факт, что даже при самом тщательном отборе агентуры следует считаться с тем, что большой её процент ненадежен.

– Вы предлагаете, усилить контроль над отбором? – спросил Лорингер.

– Это мало что даст.

– Но как тогда поднять это самое качество агентуры? Её отбор проходит в подавляющем большинстве в лагерях для военнопленных. И только немногим больше пяти процентов среди эмигрантов.

– Мы и далее продолжим работу именно в лагерях. Проводить подготовку станем в четырех направлениях. Группы связи для передачи политических сообщений. Группы пропаганды для распространения антисталинских настроений. Группы повстанцев для проведения подрывной работы в красном тылу. И, наконец, группы для проведения диверсий.

Фердинанд фон Лорингер задал вопрос:

– Но как это разделение по направлениям повысит качество подготовки агентов?

– Для этого мне и нужны такие специалисты как вы, майор. Нашим агентам стоит внушить мысль о том, что они выполняют необходимое для них самих дело. Большое значение мы станем придавать идеологическому закреплению агентуры. А это, господа, интенсивная обработка. Вовлечение нашего контингента в различные антисоветские организации. Им нужно внушить мысль, что они не простые шпионы, а патриоты, ведущие борьбу за будущее своей страны. Недавно мы подготовили брошюру «Размышления разведчика». Это советы для будущих диверсантов. Они не простые диверсанты, но воины тайного фронта. Избранные.

Лорингер сказал:

– Для этого нужно не только материальное обеспечение, но положительное разрешение национального и религиозного вопросов.

– И что вы предложите?

– Национальные лозунги для русских.

– Например?

– «Национальная свобода под немецкой защитой». В социальном плане упор стоит делать на ведение единоличного хозяйства в деревне.

– А религия?

– Свобода вероисповедания. Настоящая свобода. И не стоит говорить о Востоке, как о колонии Германии.

– Это слишком, майор. Так говорит наш фюрер. Хотя в целом я с вами согласен. Стоит только сгладить некоторые острые углы. Вы ведь уже бывали в офицерском лагере в Сувалках, герр фон Лорингер?

– Был осенью 1941 года. Работал с личными делами некоторых военнопленных офицеров.

– Поэтому я и обратился к вам. Тогда вы выделили дело бывшего высокопоставленного офицера Красной армии Владимира Гиля.

– Да я обратил на его дело особое внимание и говорил с ним. Он по моей рекомендации был назначен блоковым офицером Русской комендатуры офлага. Комендант лагеря Сувалки штурмбаннфюрер СС Ханс Шиндовски выслушал меня и принял мои советы. Возглавлял Русскую комендатуру тогда господин Богданов, в прошлом генерал-майор Красной Армии.

– Я хорошо знаю Шиндовски еще по Восточной Пруссии. Собственно, это я дал ему рекомендацию при переводе его в службу безопасности. И по Гилю он принял верное решение. Ныне Гиль возглавляет Русскую комендатуру в офлаге.

– А Богданов?

– Его перевели в иное место, где он важнее. И Гиль справился с работой не хуже, чем Богданов.

– Вы хотите сказать, герр оберштурмбаннфюрер, что сейчас стоит подумать о более серьёзном использовании Гиля?

– И не только его, майор. Руководящий штаб организации «Цеппелин» состоит из трех отделов. Z19– подбор и обеспечение агентуры, Z210 – подготовка агентуры и направление ее на задание, Z311 – работа с действующей агентурой, обработка материалов. Вам я предлагаю возглавить специальную школу подготовки элитной агентуры.

– Подготовка агентуры?

– И не только. Ваши полномочия будут широкими. Обработка полученных данных, подготовка операций и много всего. Это работа как раз для офицера разведки вашего уровня, майор. В штате «Цеппелин» будет около 20 офицеров, 40 унтер-офицеров, 25 машинисток, 10 шоферов и вспомогательный персонал.

– Людей не так много.

– Нам не нужна широкая известность, фон Лорингер. Итак, вы согласны?

– Я офицер и служу там, где я нужен Германии.

– И я нахожусь там, где я нужен фюреру и рейху. Итак. Ваша первая цель лагерь в Сувалках. Там ныне сформирована Национальная партия русского народа. И организатором этой партии стал знакомый вам Владимир Гиль.

***

За пять месяцев до событий, описанных в начале.

Офицерский лагерь в Сувалках.

Ноябрь, 1941 год.

Майор Фердинанд фон Лорингер просматривал личные карточки офицеров, которые ему принес комендант лагеря для военнопленных офицеров Сувалки штурмбаннфюрер СС Ханс Шиндовски.

– Я уже работал с этими документами, герр майор, – сказал Шиндовски. – И, как вы можете видеть, на некоторых карточках есть особые пометки. Вот здесь.

– И это пометки о перспективности?

– Именно так, герр майор. Это те, кто вам нужен.

– И кто проводил этот отбор?

– Капитан Лайдеюсер.

– Лайдеюсер? Но это офицер Абвера.

– Да он работает здесь от Абвера.

– Лайдеюсер офицер из штаб-квартиры Канариса?

– Сотрудник аппарата полковника Густава Штольце. А Штольце в чести у адмирала.

– Не думаю, что Канарис желает нам успехов штурмбаннфюрер. Капитан решает здесь проблемы Абвера.

– Я не могу сказать ничего плохого про Лайдеюсера, герр барон, – сказал Шиндовски.

Лорингер передал ему дело, выбранное из стопки.

– Вот, например.

Но на деле пленного офицера подполковника Гиля отметки не было.

****

Личное дело

Год рождения: 11 июня 1905 года.

Место рождения: город Вилейка (Польша).

В совершенстве владеет немецким, французским и польским языками.

Отец: Иоганн Энтони фон Лютенгаузен-Вольф. Немец. В 1914 году сменил фамилию на Гиль.

Мать: Домбровская Мария Казимировна. Полька.

В 1926 году призван в ряды РККА.

В 1929 году завершил курс Борисоглебской кавалерийской школы.

С сентября 1929 года назначен командиром взвода в 32-ом Белоглинском кавалерийском полку.

С 1932 года член ВКП(б). Партибилет №0268567.

С 1934 года командир эскадрона. (Приказ БВО №4 от 2.02.1934).

С 1935 года начштаба Ставропольского кавалерийского полка. (Приказ БВО №11 от 4.04.1935).

С 1937 года слушатель Военной Академии РККА им. М.В. Фрунзе. (Приказ по Академии №055 от 19.09.1937).

С 1939 года майор. (Приказ НКО СССР №01178).

С 1940 года начштаба 12- кавалерийской дивизии. (Приказ НКО СССР №019795 от19.05.1940).

С 1941 года начштаба 229-й стрелковой дивизии. (Приказ НКО СССР №0030 от 22.03.1941).

***

– Вы это читали? – спросил фон Лорингер Шиндовски.

– Дело за номером 26 о Владимире Гиле? – штурмбаннфюрер продемонстрировал отличную память.

– Вижу, что читали. Но особой отметки на карточке нет.

– Её не стали ставить, господин майор.

– Почему же?

– Я говорил с Гилем, и он не показался мне перспективным для сотрудничества.

– Но вы обратили внимание на то, что здесь написано, штурмбаннфюрер? У этого офицера немецкие корни. И если вот эти сведения достоверны, то он довольно знатного рода.

– Проверить сведения о предполагаемом отце Гиля Вальдемаре фон Лютенгаузен-Вольфе мы пока не смогли.

– Я, говоря о знатности, имел в виду его мать, а не отца.

– Мать?

– Мария Добровская из рода Домбровских.

– Мне это ни о чем не говорит, – признался Шиндовски.

– Она прямой потомок польского короля Станислава Августа Понятовского. Да и семья отца весьма известна. Но Лютенгаузен-Вольфы давно переселились в Россию еще при Екатерине Второй.

–Мне кажется, что эти сведения не совсем достоверны, господин барон. С чего было отцу менять такую фамилию на Гиль?

– В 1914 году многие потомки немцев сменили фамилии на русские. В этом нет ничего удивительного. Но этот человек знает языки? Эти сведения вы ведь могли проверить?

– Да. Это правда.

– Гиль учился в провинциальной средней школе. И откуда у него три языка? Я неплохо знаю систему образования в России. И если он знает языки так хорошо, как написано здесь, то учили его родители. А значит люди они весьма образованные.

– Возможно. Но это не подтверждает факта знатности его рода.

– Он сообщил сведения, которые довольно легко проверить, штурмбаннфюрер. В СССР он наверняка это скрывал. Для анкеты такие данные вредны. Я хочу лично говорить с ним.

– Как прикажете, господин фон Лорингер.

***

Лорингер рассматривал сидевшего перед ним человека. Он был высок ростом и хорошо сложен. Даже в условиях трёхмесячного плена офлага в Сувалках он выглядел неплохо. Лорингер смог познакомиться с условиями жизни пленных офицеров, которых содержали в ямах, где они питались так плохо, что из 60 тысяч узников через полгода осталось всего 2 тысячи.

Конечно, лагерь оставил следы на лице Гиля, впалые щеки и обострившийся нос. Но Лорингера поразили глаза военнопленного – холодные, серые с каким-то цепким и тяжелым взглядом.

– Вы Владимир Иванович Гиль, подполковник Красной Армии? – по-немецки спросил Лорингер.

– Да. Я бывший подполковник РККА Гиль. Все сведения, указанные мною в анкете, соответствуют действительности, господин майор.

– Вы хорошо говорите по-немецки, герр Гиль.

– Мои отец и мать отлично владели языком. Дома мы использовали немецкий и польский языки помимо русского.

– Я майор фон Лорингер. Прибыл сюда из Берлина и мне нужны такие люди как вы, герр Гиль.

– Вам?

– Я представляю весьма авторитетную организацию, герр Гиль. Наши армии наступают на Москву и скоро будет поставлена точка в этой войне. Но ведь будет еще и после войны. И потому нам нужны образованные и смелые люди.

– И вы выделили меня, герр майор?

– Вы человек образованный и смелый. Это видно по вам.

– Но я сдался в плен.

– И что? Разве это должно вас характеризовать отрицательно? Многие на войне могут попасть в плен. Но вы вели себя достойно.

– И что вы хотели предложить мне, герр майор?

– Сотрудничество. И это поможет вам сохранить жизнь, герр Гиль. В нынешней ситуации это хорошее предложение. Тем более что на нынешнего начальника в Сувалках впечатление вы произвели отрицательное.

– Я это понял уже месяц назад. Штурмбаннфюрер Шиндовски не поверил сведениям, что я сообщил о себе.

– Он не стал затрудняться проверкой ваших данных, герр Гиль. Но я сделаю это.

– Сделаете, если я соглашусь на сотрудничество?

– Естественно. Иначе в проверке нет никакого смысла. Вы ведь не просто так указали эти данные, герр Гиль? Вы могли этого не делать. Но сделали. Зачем?

– Я написал правду.

– Я понимаю, но зачем вы её написали?

– А нужно было солгать?

– Многие поступают именно так. Это война, герр Гиль. Но вы написали то, что должно было привлечь внимание. Я заметил вашу карточку. И вот мы с вами в этом кабинете.

– Вы правы, герр майор. Я хотел, чтобы меня заметили.

– Хотите жить?

– Хочу. Хоть и не верю в скорую победу Германии над СССР, о которой вы только что говорили.

– Но наши армии наступают, герр Гиль. Вы же не станете этого отрицать. Они уже у стен Москвы.

– Наполеон в свое время взял Москву. И это не принесло ему победы над Россией.

– Но теперь война не та, что была при Наполеоне. И наши армии уже в следующем месяце, по словам, многих наших генералов, будут в Москве. Впрочем, не стану с вами спорить. Время расставит все по своим местам. Я буду рекомендовать вас к зачислению в русскую комендатуру офлага, герр Гиль. Ныне её возглавляет господин Богданов. Вы же знаете Богданова?

– Знаю. Бывший генерал-майор РККА, командовал 48-й стрелковой дивизией.

– И вы готовы служить под его началом?

– Готов.

– И вы знаете, что за работу вам предстоит делать?

– В общих чертах, господин майор.

– В лагере необходимо просеять контингент. Выявить евреев, преданных советской власти комиссаров и коммунистов. И если вы примете назначение на должность блокового офицера, то именно вы будете выявлять бывших офицеров НКВД, которые скрыли эту часть своей биографии. А также тех, кто настроен к немецкой администрации враждебно. Вы готовы выполнять эту работу?

– Готов, – сразу ответил Гиль.

– Вы ответили сразу.

– У меня было время для раздумий, герр майор.

– Но кроме выявления врагов вам нужно будет вести ежедневную пропагандистскую работу. Вы должны будете объяснить пленным, что такое советская власть и какую беду она принесла русскому народу.

– Я готов, – ответил Гиль…

***

Сувалки.

Офицерский лагерь.

Май, 1942 год.

Еще в марте 1942 года в офицерском лагере в Сувалках возникла антибольшевистская организация среди военнопленных Национальная партия русского народа. Основателем организации стал бывший начштаба 229-й стрелковой дивизии подполковник Красной Армии Владимир Гиль.

Фон Лорингер прибыл в Сувалки на этот раз именно для встречи с Гилем. Заместитель коменданта лагеря (комендант был в отъезде) гауптштурмфюрер СС Шоппе стал расхваливать Гиля:

– Это настоящий клад, герр майор. Такого вербовщика поискать. Он почти заменил Богданова, когда тот еще был при своей должности начальника Русской комендатуры.

– Вот как? А подробнее?

– Гиль завел на каждые 100 заключённых по два-три информатора. И мы только за две недели выявили около 30 лиц, имеющих еврейские корни. 32 человека, которые служили в НКВД. Предотвратили пять побегов. И это только часть его заслуг.

– А что же он сделал ещё?

– В деле пропаганды Гиля вообще некем заменить. Какую команду создал! Работу по деградации советского сельско-хозяйственного сектора написал бывший агроном Герин. Художник Коновалов написал портрет фюрера. Вы можете видеть его в нашем здании. И допросы Гиль проводит лично. Не боится «запачкать руки». Не чистоплюй как Богданов. Потому наш комендант Шиндовски и захотел поставить Гиля вместо Богданова во главе русской комендатуры офлага.

– Значит вы, герр Шоппе, уверены в полной лояльности Владимира Гиля новой власти?

– Полностью. Я так не во всех немцах уверен, как в Гиле. Да и штурмбаннфюрер Шиндовски полностью разделяет мое мнение. Я ведь сам присутствовал на его допросах. Как вы думаете он так быстро выявил столько комиссаров и евреев? Но по этому поводу вам лучше переговорить с унтершарфюрером Шроде из гестапо. Он у нас специалист по допросам.

– Хорошо, гауптштурмфюрер. Но сейчас мне нужен Гиль.

– Сразу?

– Именно. Вызовите его сюда.

– Как прикажете, господин майор.

***

Гиль прибыл в кабинет Лорингера чрез восемь минут. Шоппе сработал оперативно.

– Здравствуйте, господин Гиль, – Лорингер приветствовал Гиля по-русски. – Рад нашей новой встрече. Прошу вас садиться.

– Герр майор?

– Вы меня не забыли, как вижу.

Гиль сел за стол рядом с Лорингером.

– Ваш внешний вид говорит, что вы вполне здоровы, господин Гиль.

– Жаловаться на условия содержания не могу. И все это благодаря вам, господин майор.

– Вы создали полезную организацию, господин Гиль. Национальная партия русского народа. Звучит громко.

– Вам не нравится название? – понял Гиль.

– Я бы сменил его. Слишком помпезно. А помпезность в нашем деле лишняя.

– И что предлагаете вы, господин майор?

– Боевой союз русских националистов.

Гиль на мгновение задумался и согласился с Лорингером.

– Пожалуй, вы правы, господин майор. Но вы ведь прибыли сюда не только из-за смены названия парти в которой всего 25 человек на нынешний день.

– Нет, господин Гиль. Я прибыл сюда потому, что ваша идея, организовать боевой отряд для борьбы с большевиками, в Берлине кое-кому понравилась.

– Вот как?

– Такие предложения выдвигались и до вас, господин Гиль. Но я помню нашу с вами первую встречу и поставил бы именно на вас.

– Я предложил создать боевое формирование из русских и обещал, что наберу хоть тысячу солдат среди военнопленных. Если мне позволят это сделать.

– Тысячу? И это возможно? Это не русское хвастовство?

– Нет. Я сам знаю, что такое условия содержания в ваших лагерях, герр майор. Многие наши военнопленные захотят жить.

– Но это не сделает из них сторонников нашей идеи. Станут ли они воевать за интересы Великой Германии?

– Они станут воевать за новую Россию, герр майор.

– Что вы вкладываете в это, господин Гиль? Что это за новая Россия?

– Россия без большевиков.

– Это понятно. А конкретнее?

– Новая Россия присоединится к новой Европе, которую создал Адольф Гитлер. Под протекторатом Великой Германии.

– Пока наш фюрер не рассматривает варианта такой России. И я не могу давать такие обещания. Не имею полномочий.

– Но вы же с чем-то приехали?

– Я представляю организацию Цеппелин. И у этой организации конкретные задачи.

– И какого уровня эта организация?

– Предприятие Цепеллин создано Главным управлением имперской безопасности. И наша задача заброска агентуры в тыловые районы СССР, которые имеют важное значение для обороны.

– А основные задачи агентуры?

– Сбор разведывательной информации и диверсии. Широкомасштабные диверсии, господин Гиль. Вплоть до создания повстанческого движения против власти большевиков.

– Серьезные задачи.

– Потому я и прибыл сюда, господин Гиль. И нам с вами необходимо тщательно просмотреть все дела тех, кто ныне состоит в вашей дружине.

– Как вы сказали, герр фон Лорингер?

– Дружина? Это не совсем верное русское слово, господин Гиль?

– Наоборот. Это весьма верное слово. Дружина. Так и следует назвать наше формирование, если оно будут создано.

Глава 2

Личные дела офицеров Дружины.

Сувалки.

Офицерский лагерь.

Май, 1942 год.

Майор фон Лорингер был разведчиком опытным. Потому сразу стал внимательно и скрупулёзно изучать дела тех, кому предстояло стать командирами нового боевого формирования из русских.

Гиль создал организацию из 25 бывших офицеров Красной Армии, которые добровольно присоединились к движению. Но это совсем не означало, что все они разделяли взгляды Гиля.

Оберштурмбаннфюрер СС Грейфе, руководитель организации «Цеппелин», задумал создать территориальные формирования из русских для борьбы с партизанами под эгидой реферата Z. Лорингер случайно, но предложил название для формирования – «Дружина». Гилю это название понравилось.

Командиром «Дружины» стал сам Владимир Гиль. Правда его фамилия была изменена на Родинов.

Грейфе требовал постоянных докладов от Лорингера. Проект его сильно интересовал:

– У вас есть новости, майор? – спросил он по телефону.

– Я лично говорил с бывшим подполковником Владимиром Родионовым. Именно он будет назначен командиром русского отряда «Дружина».

– Родионов? Кто это?

– Это Владимир Гиль, оберштурмбаннфюрер. Фамилия изменена согласно…

– Я вас понял, майор. Что еще?

– Родионов может хоть завтра приступить к отбору людей для Дружины.

– Но есть ли у Родионова-Гиля боевое ядро будущего отряда?

– Гиль утверждает, что есть. Но я только занялся проверкой.

– Сколько офицеров в его команде?

– 25 человек. Все имеют солидный опыт службы. Они кадровые офицеры Красной Армии.

– К формированию следует приступить как можно скорее. Не затягивайте, майор. Мне нужны результаты.

– Да, герр оберштурмбаннфюрер.

– Для отобранных Гилем людей уже готовят лагерь под Бреслау. Там они пройдут подготовку. Вы можете обещать хорошее обращение всем, кто добровольно пожелает сражаться на нашей стороне с большевиками. И первые сорок человек отправятся в самом ближайшем времени.

– Сорок?

– Нам нужно показать им все преимущества жизни в Германии. Я подготовил для этих людей целую программу. Экскурсии по городам и селам Германии. А затем они, вернувшись, станут лучше любого пропагандиста агитировать за Дружину. Не подведите меня, майор.

– Но личные дела офицеров Дружины мною еще не обработаны.

– Не затягивайте, майор. Нам нужно сделать все быстро.

***

Офлаг.

Подполковник Егоров Геннадий Кузьмич.

Лорингер стал листать дела офицеров Боевого союза русских националистов. Помимо самого Гиля-Родионова среди них был еще один бывший подполковник Красной армии Егоров Геннадий Кузьмич.

В организацию Гиля вступил сам, без принуждения. Заявил о своей ненависти к большевизму и готовности бороться против советской власти.

Лорингер решил поговорить с Егоровым лично.

– Здравствуйте, Геннадий Кузьмич. Прошу вас, – Лорингер показал Егорову на стул.

Это был мужчина среднего роста лет сорока пяти. Лицо волевое, взгляд жёсткий, сразу видно, что кадровый офицер.

Егоров сел.

– Я майор фон Лорингер. Представляю организацию «Цеппелин».

– Я уже имел честь слышать о Цеппелине, господин майор. Нас информировали об этом.

– Вы по своему званию подполковника являетесь вторым после подполковника Гиля.

– Но я и Гиль бывшие подполковники, господин майор.

– В новой армии вы не будете понижены в звании, господин подполковник. Скорее наоборот. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Готов ответить.

– Вы член ВКП(б)?

– Был. Иначе в Красной Армии я не продвинулся бы дальше старшего лейтенанта.

– Но в вашем деле вы указали, что ненавидите большевизм. Однако служили ему и довольно хорошо служили, господин подполковник.

– А разве в СССР у меня был выбор? Я поначалу верил в социализм. Сомневаться я стал после 1937 года. Тогда арестовали моего друга.

– Друга? В деле этого нет.

– Я говорил только о себе, не о своих друзьях.

– И что случилось с вашим другом? – спросил Лорингер.

– Он был арестован летом 1937 года. Служил под началом армейского комиссара 1-го ранга12 Гамарника13.

– Фамилия вашего друга?

– Аронштам Лазарь Наумович. Армейский комиссар второго ранга.

– Еврей?

– Да, – признался Егоров. – Он был старше меня и знал моего отца. Еще по Гражданской войне. Я уважал этого человека. Его арестовали после того, как Гамарник покончил жизнь самоубийством. Расстреляли в 1938 году.

– И это заставило вас ненавидеть большевизм?

– Это было началом переосмысления того, что происходит со страной. Затем уже в плену я узнал о приказе Сталина «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставления оружия врагу»14. За нас стали карать наших жен и детей. Но разве мы были виноваты в катастрофе лета 1941 года?

– И вы приняли ответственное решение сражаться на стороне Германии?

– Да. Я готов сражаться с большевиками.

– Хорошо, Геннадий Кузьмич. На сегодня вы свободны.

– Это все, господин майор?

– На сегодня все.

Егоров покинул кабинет и Лорингер еще раз прочитал дело. Сведения, которые дал Егоров, нуждались в проверке. Но сам бывший подполковник произвел на майора хорошее впечатление.

Лорингер вызвал адъютанта:

– Генрих, пусть ко мне приведут Блажевича.

– Да, герр майор!

***

Офлаг.

Майор Андрей Эдуардович Блажевич.

Бывший майор Красной армии Андрей Эдуардович Блажевич рассматривался как будущий начальник штаба Дружины. И в его деле все было настолько идеально, что это насторожило фон Лорингера.

Родился в 1906 году в Санкт-Петербурге. По гражданской профессии инженер-механик. В 1941 году был начальником артиллерии 98-й стрелковой дивизии РККА. Попал в плен летом 1941 года. Содержался в Офлаге №68. Один из организаторов БСРН. Направлен на обучение в разведшколу СД в Заксенхаузене. В мае 1942 года прикомандирован к Цепеллину и прибыл в Сувалки.

Высокого роста, хорошо сложенный офицер лихо щёлкнул каблуками.

– Блоковый офицер Блажевич, господин майор!

– Прошу вас садиться.

Блажевич сел на стул.

– Вы ведь уже знаете, зачем я вас вызвал, господин Блажевич?

– Так точно, господин майор. Слухи о вашем прибытии уже разнеслись по лагерю. Мы давно ждали этого.

– Чего?

– Формирования воинской части из военнопленных. Да и особой тайны здесь нет. Мы давно готовим персонал для этого. А офицерский состав хоть завтра может приступить к формированию. Нас отправят в лагеря для военнопленных бойцов Красной Армии.

– И вы уверены, что справитесь с работой?

– Я могу вам обещать, герр майор, что мы способны навербовать даже дивизию.

– Вот как? Но пока речь о дивизии не идет. Я хотел бы говорить с вами, господин Блажевич, о причинах вашей ненависти к большевикам.

– Ненависти, господин майор? Но я бы не стал использовать это слово.

– А какое стали бы использовать?

– Обстоятельства.

– Иными словами если бы вы не попали в плен, то не стали бы думать о переходе на нашу сторону?

– Именно так, господин майор.

– Это честное признание, господин Блажевич. Но вы не боитесь мне такое говорить? Я ведь прибыл из Берлина.

– Я хочу быть с вами откровенным, герр майор. Разве это плохо?

– Хорошо. Но тогда скажите мне, господин Блажевич, что гарантирует вашу верность нам, когда вы получите оружие?

– Желание жить, господин майор. Это самое сильное желание у всех, кто согласился на сотрудничество.

– Не ненависть к большевикам, но только желание выжить?

– Это можно сказать практически обо всех. Исключение составят не больше пяти человек. А гарантии – это отношение к нам советской власти. Приказ №270 сделает из нас ваших верных союзников.

– Но, если Сталин передумает?

– Вы о том, что Сталин может нас простить? Такого с ним еще не бывало. Нет, господин майор. Для нас прощения на той стороне уже не будет.

– А если просто предположить, что Сталин вас простит?

– Тогда я могу сказать, что многие перейдут на сторону Красной Армии.

– Вы о здешних офицерах?

– Да, из отобранных в офлаге. Хотя я не думаю, что кто-то из них будет с вами также откровенен как я.

– А ваше мнение о господине Гиле?

– Этого человека понять трудно. Он довольно замкнут и к себе никого не подпускает. Дружеских отношений у него ни с кем нет. Здесь он живет только службой.

– И как это его характеризует по-вашему?

– Не думаю, что Гиль искренне предан вашему делу. Он тяжело переживает свое предательство.

– Но некоторые его поступки говорят об обратном.

– Вы имеет в виду мнение о Гиле со стороны немецкого коменданта офлага? Я не стал бы на него полагаться.

– Даже так, господин Блажевич?

– Гиль совершил поступок и хорошо делает свою работу. Но в будущем он может стать крайне ненадежным.

– Иными словами он может предать?

– Возможно. Хотя в настоящий момент он на вашей стороне на все 100 процентов.

– Спасибо за ваше мнение, господин Блажевич. И о нашем разговоре никто знать не должен.

– Я это понимаю, герр майор. Могу быть свободен?

– Идите, господин Блажевич.

***

Офлаг.

Капитан Клименко Георгий Владиславович.

Дело капитана РККА Клименко особенно заинтересовало фон Лорингера. Клименко родился в марте 1922 года в Ровно в семье генерал-майора императорской армии Владислава Клименко. Семья в 1923 году выехала в Турцию, а затем в Польшу. С 1926 года перебрались в Литву.

Георгий Клименко в 30-е годы посещал гимназию в Вильнюсе. В 1938 году поступил в политехнический институт в Варшаве. После присоединения Литвы к СССР пытался бежать в Германию. Но побег не удался, и он остался в советской Литве. В марте 1941 года призван в ряды РККА. В плен попал в августе 1941-го года.

В офлаге согласился на сотрудничество одним из первых. Рекомендован к направлению на курсы пропагандистов в Варшаву. Владеет немецким, литовским и польским языками.

Клименко не был похож на офицера. Это скорее гимназический учитель. Роста невысокого, худощавого сложения с тонкими чертами лица. Сразу угадывалась порода – молодой человек явно не из пролетарской среды.

– Блоковый офицер Клименко, господин майор.

– Прошу вас, Георгий Владиславович.

Клименко сел.

– Я майор фон Лорингер. И мой отец, также как и ваш, был на русской императорской службе. И ныне мы с вами на одной стороне продолжаем дело наших отцов по борьбе с большевиками.

– Господин майор хорошо говорит по-русски.

– А вы, насколько я знаю, владеете немецким?

– Да. Образование я получил в мужской гимназии Вильнюсе. Затем учился в Варшаве, но курса не завершил. В Литву пришли советы.

– Вы пытались бежать в Германию?

– Пытался, но у меня это не получилось. Пришлось жить с советами в Красной Литве. Воевать с немецкими войсками я не желал и сам сдался в плен.

– Вас рекомендуют на курсы пропагандистов, господин Клименко.

– Да в течение трех месяцев я буду заниматься в Варшаве. Но я готов вернуться и служить в Дружине, которая создается здесь.

– Вы искренне ненавидите большевиков?

– Да, – горячо признался Клименко. – Я никогда не соглашусь с той Россией, которую строят большевики. И я готов бороться с ними до конца.

– Вместе с вермахтом?

– С любой силой, которая сможет их сокрушить и спасти мою родину.

– Это похвально, господин Клименко. И я подумаю о вашем будущем месте в составе Дружины. Но сейчас я хочу говорить о ваших товарищах.

– Об офицерах Боевого союза русских националистов?

–Да. Это будущее руководящее ядро Дружины и меня весьма интересует его состав.

– Вас интересует надежность этих людей, господин майор?

– Их верность делу Великой Германии. Вы знаете их лично.

– Люди это разные, господин майор.

– Вы не всем из них верите, господин Клименко?

– Нет. Для доверия нужны основания. Но разве они есть?

– Однако ваш комендант лагеря считает всех этих офицеров вполне надежными.

– Я не думаю, что все они честны с комендантом и немецкими властями. Все что они сказали о себе может быть ложью или даже легендой.

– Легендой? – спросил Лорингер.

– Легендой, состряпанной в НКВД.

– И у вас есть те, кого вы подозреваете больше других?

– Я не имею полномочий на то, чтобы подозревать, господин майор.

– Но все же?

– Подполковник Егоров водил дружбу, по его собственным рассказам, с людьми из окружения Гамарника. А Гамарник этот один из тех, кто установил власть большевиков. Да, люди Сталина его потом убрали. Но разве это делает его меньше врагом свободных людей? И Егоров одного поля ягода с ними. Сейчас он активно сотрудничает с немецкой администрацией. Но что у него внутри?

– Значит Егоров?

– У меня нет ничего на Егорова, но он вполне может быть неискренним. И Блажевич ничуть не лучше Егорова. Я не стал бы доверять ему настолько, чтобы сделать его начальником штаба Дружины.

– А кому вы бы стали доверять, господин Клименко?

– Владимиру Гилю.

– Почему же?

– Этот ненавидит большевизм. И видел на что он способен при допросах. Черту он уже давно перешёл. А вот капитаны Малиновский, Тимофеев, Нисов – все еще не сделали решительного шага.

– Насколько я знаю – сделали, господин Клименко.

– При определённых обстоятельствах они могут повернуть оружие против вас, господин майор.

– А из чего это следует?

– Я много слушал их разговоры.

– Они говорят что-то враждебное Германии?

– Нет, ничего такого. Не станут же они выдавать себя, но я все равно им бы не верил.

– Спасибо вам за честные ответы, господин Клименко. Вы можете быть свободны.

***

Офлаг.

Заместитель коменданта гауптштурмфюрер Шоппе.

Май, 1942 год.

Майор фон Лорингер тщательно записал показания офицеров. Заем вызвал гауптштурмфюрера СС15 Шоппе и спросил его:

– Вы лично разговаривали со всеми, герр Шоппе?

– С блоковыми офицерами?

– С теми, кто вступил в союз господина Гиля?

– Конечно беседовал. А как без этого.

– И вас ничего не насторожило? – строго спросил фон Лорингер.

Заместитель коменданта офлага гауптштурмфюрер СС Шоппе поспешил успокоить Лорингера.

– Вы слушали господина Клименко, герр майор? И он напустил тумана, как он делает всегда. У него все ненадежны. Ему дай волю, он и меня и коменданта запишет в шпионы.

– Вы говорили с ним об этом, гауптштурмфюрер?

– И не один раз. Угодить Клименко трудно. Хотя я скорее его чрезмерную подозрительность поставил бы под сомнение.

– Вы не верите Клименко?

– Он или полный дурак, или притворяется дураком.

– Мне он глупым не показался.

– Я не говорю о его специальных умениях. Я о его житейском опыте. Этот человек долго жил в обстановке подозрительности и привык никому не верить. В Красной Армии он тщательно скрывал свои мысли от всех.

– Вы проводили проверку сведений, которые дал о себе Клименко?

– Как у других.

– И какой глубины была эта проверка?

– Как посмотреть, господин майор. В своих показаниях Клименко никогда не путался. Если говорил о Вильнюсе и тамошней мужской гимназии, то знает расположение аудиторий и имена преподавателей. Если говорит о Варшавском университете, то тоже знает о нем все.

– Этого мало, гауптштурмфюрер.

– Но разве Клименко у вас на подозрении, герр майор?

– Я должен подозревать всех. Я считаю, что разведка у красных поставлена хорошо. И потому не исключаю возможности засылки агента.

– Я не думаю, что Клименко может быть агентом. Да и вообще сомневаюсь, что такой агент есть сейчас в офлаге.

– Нам нужно знать, гауптштурмфюрер. Знать наверняка.

– Тогда стоит устроить ловушку для советского агента, если такой есть.

– Ловушку? Какого рода?

– Подставим подозреваемым «важную» информацию.

Лорингер сразу отбросил это.

– Нет. В такую примитивную ловушку агент, если он есть, не попадется.

–Иногда, герр майор, чем примитивнее ловушка, тем она эффективнее.

– Но не в этот раз, гауптштурмфюрер. Хотя подловить агента на мелочи можно. Сколько разведчиков провалилось именно на мелочах. Вот совсем недавно молодой офицер (прекрасно владеющий немецким) спутал вымпел Рабочей молодежи Гитлерюгенда с вымпелом Ассоциации немецких девушек. А он сам по его биографии был в организации рабочей молодёжи с 1933 года.

– И что?

– Оказался агентом большевиком. Его заслали в Германию еще в 1940 году. Вы не представляете сколько мелочей нужно знать разведчику.

– И что вы хотите, герр майор?

– У вас есть люди, хорошо знающие Вильнюс?

– В Сувалках нет.

– А Варшаву?

– Такой человек есть.

– Кто он?

– Нам известен как капитан Нисов. Это сведения, которые он дал о себе. Но его товарищи по бараку упоминали что Нисов во сне говорит по-польски.

– Вот как? Это интересно. И вы провели проверку?

– Да, – ответил Шоппе.

– И что скажете?

– Капитан Нисов не русский. Он поляк.

– Это ваша догадка?

– Из Варшавы неделю назад пришли документы из захваченного нами архива польской секретной службы. Нисов оказался агентом Дефензивы.

– Его настоящее имя?

– Ян Душинский. Агент Дефензивы «Франтишек».

– Как попал в русским?

– Работал в Западной Украине. Но началась война и наши договорились с русскими о разделе Польши16.

– Я хочу с ним говорить.

– Как прикажете, господин майор…

***

Офлаг.

Капитан Нисов Иван Андреевич.

Май, 1942 год.

Лорингер решил действовать лично и не заниматься долгими запросами по инстанциям. Он хорошо знал сколько времени этой займет и качество такой информации не всегда соответствовало запросам.

– Вы капитан Нисов Иван Андреевич?

– Так точно!

– Прошу вас садиться. Курите?

– Да.

– Угощайтесь.

Лорингер подвинул Нисову коробку с сигарами. Капитан взял одну. Он понюхал сигару и похвалил качество табака.

– Вы хорошо знаете капитана Клименко?

– Достаточно хорошо.

– Вы познакомились в лагере? Здесь в Сувалках?

– Да.

– Что можете сказать о нем?

– Человек средних возможностей, но искренне ненавидит большевиков. Большого дела я бы ему не доверил. Может командовать ротой. На большее его мозгов не хватит. Он исполнитель. Не стратег.

– А с чего вы сделали заключение, что Клименко ненавидит большевиков?

– Многие из наших пленных много говорят о своей ненависти к Сталину. Но это не более чем попытка себя оправдать. Переложить вину за свою измену. Клименко ненавидит искренне.

– А вы? – спросил Лорингер.

– Я?

– Вы ненавидите большевиков?

– Я готов с ними сражаться, господин майор.

– А Владимир Гиль?

– Этот активно старается выслужиться перед немцами, господин майор. Делает все, чтобы его заметили.

– А Клименко говорил с вами о Варшаве, господин Нисов?

– Много раз. Клименко учился в Варшаве. И любит эту тему. Как я понял, город ему понравился.

***

Лорингер решил пока не открывать своих карт перед Нисовым. Пусть этот агент Дефензивы пока думает, что ему удалось всех обмануть.

Майор еще раз прочитал показания офицеров-военнопленных в лагере в Сувалках, которые вступили в Боевой союз русских националистов. Показания эти собирал гауптштурмфюрер Штоппе и ныне отдал их фон Лорингеру.

Капитан Г.В. Клименко

«У находившихся в лагере военнопленных появилась мысль организовать русскую боевую группу для борьбы с большевиками. Так была создана политическая организация Русский национальный союз. Во главе движения стал бывший подполковник Красной Армии Владимир Гиль. Ныне организация переименована в Боевой союз русских националистов.

По моему мнению многие военнопленные офицеры вступили в организацию с одной целью – спасти свою жизнь. Я не стал бы доверять подполковнику Егорову и майору Блажевичу».

Лорингер подумал – все сходится с тем, что он сам слышал от Клименко. Да и показания еще двоих офицеров также указывали на Блажевича как на элемент ненадежный.

Телефонный звонок вывел Лорингера из раздумий.

– Штурмбаннфюрер Лорингер.

– Оберштурмбаннфюрер Грейфе. Вы разобрались с делами?

– Занимаюсь этим, герр оберштурмбаннфюрер.

– Есть приказ рейхсфюрера форсировать создание Дружины. Все вопросы наверху утрясены. Вам стоит поработать с Гилем по поводу присяги Боевого союза русских националистов. Оформить все как следует. Штаб Дружины и структура. И можно приступить к вербовке личного состава. На это также уйдет время.

– Но я не завершил проверку.

– Лагерное начальство дало вам личные дела тех, кто вступил в организацию Гиля?

– Да.

– Пока придется вашу проверку отложить, Лорингер. Займитесь вопросом формирования.

– Но с чего вдруг такая срочность?

– Я уже сказал вам, что это приказ рейхсфюрера. Гиммлер смог убедить фюрера в перспективности данного проекта. И ему хочется показать, как это будет работать на деле.

– Как прикажете, герр оберштурмбаннфюрер…

Глава 3

Агент «Витязь».

Лагерь в Сувалках.

Май, 1942 год.

Офицерам лагеря для военнопленных в Сувалках, кто согласился на сотрудничество с немцами, выдали вместо лагерных роб светло-зеленого сукна мундиры, брюки, пилотки и ботинки военного образца. Это офицерская форма чешской армии, которой было много на немецких складах.

Все они получили возможность поехать в особый лагерь в Бреслау. Поездка была организована министерством пропаганды Германии. Из Бреслау офицеры ездили на экскурсии по немецким селам и городам. Им показали жизнь германского тыла с его чистотой, ухоженностью и аккуратностью. И после увиденного многие должны уверовать в то, что СССР, в сравнении с Германией, отсталая и варварская страна.

Через месяц все вернулись обратно.

Режим в лагере был облегчен. Питание стало много лучше и даже построен большой барак со зрительным залом. Из состава пленных выделили артистов и музыкантов и создали ансамбль и театральную самодеятельность.

Подполковник Гиль-Родионов с группой работал над присягой Боевого союза русских националистов. Членами организации могли стать мужчины возраста от 18 лет всех национальностей, исключая евреев. Также в Союз не принимались бывшие работники НКВД, бывшие политработники РККА и бывшие работники советского партийного аппарата.

Гиль просмотрел текст, вручённый ему Блажевичем.

– Слишком многословно.

– Но это текст присяги.

– Потому его и стоит сократить до минимума. Чего болтать зря? «Я, Вступая в Боевой союз русских националистов, осознаю свой долг перед Родиной и народом России, понимаю необходимость очищения Родины от коммунистов и евреев…». Зачем эти строки о верности и заботе о благе народа России?

– Но ведь нужно показать, за что мы боремся.

– Нужно сказать просто «обязуюсь честно и беспрекословно выполнять поручения и обязанности, возлагаемые на меня Союзом». Каждый кто к нам присоединится, и так знает все про Россию.

– Это совсем коротко, командир.

– Достаточно. Но стоит добавить об ответственности за измену.

– Это можно, – согласился Блажевич.

– Только без пафоса, Блажевич. Без слов о святом долге перед Родиной и народом.

В итоге получилось вот что:

«Я. Вступая в Боевой союз русских националистов, обязуюсь честно и беспрекословно выполнять поручения и обязанности, возлагаемые на меня Союзом. В случае измены с моей стороны Союзу я подлежу уничтожению»

Гиль-Родинов текст одобрил. Был назначен день присяги.

Так 11 мая 1942-го года создан первый боевой отряд – военная группа Центра Боевого союза русских националистов. Пока в группе были только офицеры…

***

Майор фон Лорингер доложил оберштурмбаннфюреру Грейфе:

– Первая рота Дружины сформирована! Все бойцы приняли присягу и готовы к выполнению заданий!

– Отлично, Лорингер! Рейхсфюрер уже трижды спрашивал меня об этом в течение недели. Как вы думаете, соответствуют ли выводы комиссии из Берлина, которая работала в Сувалках, истине?

– Я не согласен с восторженным отчетом комиссии, герр оберштурмбаннфюрер. Успехи у нас, несомненно, есть, но я не стал бы говорить о стопроцентной преданности этих людей делу Великой Германии.

– А поездка в Бреслау? Разве они не видели преимущества жизни в Германии?

– Видели, но не думаю, что поездка имела тот эффект, о котором доложила комиссия. Да, многим поездка понравилась. Они оценили уровень нашей жизни. Но это не говорит о том, что они после поездки все как один готовы умереть за рейх.

– Вы сомневаетесь, что они станут воевать?

– Станут, но вот насколько хорошо? Это вопрос.

– Есть решение о переводе Дружины в гауптлагерь «Яблонь» под Люблином. Этот лагерь отдали нам, подразделению Цеппелин. В этом месте пройдет окончательная подготовка Дружины к боевым операциям.

– Я должен отправиться с ними, герр оберштурмбаннфюрер?

– Нет. Для вас есть новое задание, фон Лорингер. Вы лично знакомы с бароном фон Дитмаром?

– Я знаю фон Дитмара. Мы пересекались по работе несколько раз.

– Ныне фон Дитмар возглавляет службу СД в Брасовском районе17. Мне нужно чтобы вы посетили его.

– Фон Дитмар в звании штурмбаннфюрера18 СС как и я?

– Да. Он курирует Локотское самоуправление. Вы ведь о нем слышали?

– Слышал. Но только самые общие данные.

– Эксперимент в Локте важен для нас. Мы захватили огромные территории. Наших тыловых частей не хватает чтобы их контролировать. Потому благоразумно опираться на русских, что хотят сотрудничать с нами.

– Что мне делать в Локте?

– Работой барона в последнее время недовольны. Совсем недавно партизаны похитили его заместителя гауптштурмфюрера Нольке. И у Нольке в машине находились секретные документы по работе разведки СД. По нашей информации документы сгорели. Но кто знает, не игра ли это разведки большевиков?

– Я еду с инспекцией?

– Мы расположим в Локте небольшую разведшколу группы Цеппелин. Там много хорошего материала для разведшколы и упускать такую возможность нельзя. И мне нужно знать, насколько эффективен в своей должности барон фон Дитмар. Также меня интересует русское формирование, которое создал тамошний обер-бурогомистр Каминский. Как опыт для Дружины Гиля-Родионова.

– Я вас понял, герр оберштурмбаннфюрер.

– По результатам доложите лично, фон Лорингер. Доложите в штаб-квартире Цеппелина.

– Да, герр оберштурмбаннфюрер.

– И не пренебрегайте охраной, Лорингер! Мне не нужно чтобы партизаны похитили еще и вас.

Личное дело:

Барон Макс Ульрих Готтлоб фон Дитмар.

Штурмбаннфюрер СС.

Сотрудник РСХА.

Член НСДАП с 1933 года.

Барон принадлежит к старинному дворянскому роду из Пруссии, который был связан с Россией. Одна ветвь Дитмаров с 18-го века была на русской службе. Дальний родственник Макса барон Николай Николаевич фон Дитмар окончил Николаевскую военную академию в 1914 году и был командиром 11-го гусарского Изюмского полка19.

Макс Ульрих фон Дитмар отлично владеет русским языком.

С осени 1941 года возглавляет отделение службы СД при Локотском самоуправлении20.

***

Управление службы СД Брасовского округа

Майор фон Дитмар.

Май, 1942 год.

Штурмбаннфюрер фон Дитмар после разговора с Берлином был в подавленном настроении. Похоже, что его отстранят от должности. А он только добился значительных успехов и вышел на русского агента в Локте. И угораздило его заместителя Нольке попасть к партизанам! Сколько раз было говорено не ездить при малой охране! Но Нольке считал, что этого вполне достаточно для такого профессионала как он. И вот результат – два мотоцикла сопровождения нашли в кювете и четверо мертвых солдат из взвода охраны СС. Два новых пулемета МГ-42 с боезапасом достались партизанам.

Но главное – документы, которые вез Нольке. Дитмар лично выезжал на место происшествия. В изрешеченной пулями машине были сгоревшие бумаги. Похоже, что Нольке всё смог уничтожить. Дитмар так и доложил в Берлин. Но полной уверенности у него не было.

Список агентов, заброшенных в тыл к большевикам за последние два месяца. Лично фон Дитмар большой потерей это не считал. Большинство групп на связь так и не вышли. Или провалились, или сдались в НКВД, или просто отказались от выполнения порученного задания. Советских денег им дали достаточно, и агенты иногда просто отказывались от выполнения миссии и старались затеряться в необъятных просторах Советского Союза.

Пять групп, которые обозначились, также принесли мало пользы. Это был удар по репутации службы СД Брасовского района.

Стук в двери отвлёк Дитмара от невеселых мыслей.

– Войдите!

В кабинет вошёл начальник уголовной полиции Локтя господин Третьяк.

***

Личное дело:

Третьяк Иван Петрович.

Начальник уголовной полиции Локотского самоуправления.

Третьяк И.П. в прошлом (при большевиках) работал в прокуратуре СССР Брасовского района. Состоял в коммунистической партии.

С июня 1941 года перешёл в военную прокуратуру.

Попал в плен в августе 1941-го года.

В лагере для военнопленных его выделили из-за знания немецкого языка.

В сентябре 1941 года он прибыл в управление краевой службы СД Брасовского района переводчиком.

По рекомендации обер-бургомистра господина Воскобойника с октября назначен начальником уголовной полиции Локотского самоуправления. Способствовал ликвидации подполья в Локте в ноябре-декабре 1941 года.

***

Третьяк занимался красной агентурой и прибыл с отчетом.

– Я готов доложить, герр майор.

– Уже?

– Да. В этой папке вся сеть большевистской агентуры в Локте.

– Вся сеть? Вы не слишком самоуверенны, герр Третьяк?

– Я всегда отвечаю за свои слова, герр барон. У нас сейчас есть резидент и вся агентура. Основная агентура большевиков. Их связи с партизанами. И частично явки в Локте. Можем хоть завтра начать аресты.

–Пока сколько человек об этом знает?

– Обо всем? Я и вы.

– А вот это очень хорошо. Но не могли же вы сами провести всю работу, герр Третьяк?

– Мои сотрудники не ознакомлены со всей картиной, герр майор. Каждый знает только свой участок. Но соединить все это в одну цепь они не смогут.

Дитмар стал просматривать документы. А этот Третьяк работает основательно. Сразу видно опытного следователя.

– Я сомневаюсь в личности резидента. А если это не он?

– Резидент как раз сомнений не вызывает, герр барон. Я проанализировал нападение партизан на Локоть в январе этого года. И его действия говорят о том, что я прав. И я уверен, что, если мы его возьмем, он станет говорить.

– А если нет?

– Станет. Я знаю людей, герр барон.

– Я не хотел бы раскрывать его, герр Третьяк. Мне не нужно чтобы в администрации обер-бургомистра Каминского знали о нашей работе.

– Вы хотите его перевербовать, герр барон?

– Именно так, герр Третьяк. Если мы просто ликвидируем сеть – это нам мало что даст. Пока для красных ценность здешнего резидента (если вы правы в его личности) не столь велика. Но в будущем здесь будет развернула разведшкола СД. И что будет если мы уничтожим сеть? Большевики станут искать другие пути.

– Но пойдет ли резидент на работу с нами? Одно дело что он станет говорить. Перевербовка дело сложное. Слишком много подводных камней.

– Но зато какие перспективы это нам даст, герр Третьяк.

– Можно попробовать, герр майор. Вы доверите первый разговор с ним мне?

– Это будет лучше всего…

***

Локоть.

Управление полиции.

Май. 1942 год.

Третьяк вызвал работника канцелярии обер-бургомистра Демьяненко Владимира Алексеевича к себе в кабинет в уголовной полиции. Так он делал часто и потому никто не обратит на это особого внимания.

– Вызывали, господин начальник полиции?

– Зачем же столь официально, Владимир Алексеевич? Мы знаем друг друга не один день.

– Вы хотите получить отчет о работе за прошедшую неделю? Он еще не готов.

– Я вызвал вас совсем не для отчета, Владимир Алексеевич. На этот раз разговор нам предстоит серьезный.

– Серьезный? Но мы всегда занимались серьезными делами.

– Вот это вы верно сказали, Владимир Алексеевич. Я хочу начать с момента, когда вы появились в Локте. А было это в декабре 1941 года.

– Новая проверка? – удивился Демьяненко.

– Проверка? Нет. Все что было нужно, уже проверено, Владимир Алексеевич. И я знаю, что вы резидент советской разведки в Локте.

– Что? – Демьяненко вскочил со своего места.

– Да вы садитесь, Владимир Алексеевич. Нервничать не стоит. Только избавьте меня от отрицания очевидного, Владимир Алексеевич.

– Но это нелепо, господин Третьяк.

– Я работал следователем долгое время, Владимир Алексеевич. И я сделал то, чего не смогли сделать немцы из СД. Но им простительно. Хоть местный начальник фон Дитмар и говорит по-русски и читал Достоевского, но мало понимает самих русских. Достоевский творил в прошлом веке. А нынешние русские не просто русские, но советские русские.

– И на основании Достоевского вы сделали вывод, господин Третьяк? – усмехнулся Демьяненко.

Третьяк ответил:

– Я ведь не просто так именно сейчас начал этот разговор. Именно начальная часть вашей легенды подкачала, господин Демьяненко. Вы ведь пришли к нам из села Володино?

– Да.

– И там вы отсиживались в доме у тетки своей Пелагеи Литвиновой. Это ведь написано с ваших слов? Вы этого не отрицаете, Демьяненко?

– Нет. Не отрицаю. И что?

– У Пелагеи Литвиновой действительно была сестра, но вот проживала она не в Орле, как вы указали в сведениях о себе.

– И вы можете это доказать?

–Да. На улице и в доме, вами указанном, действительно проживали люди по фамилии Литвиновы. Муж и жена. Но не Пелагея, а Александра. Мне недавно прислали эти документы из полиции города Орел. Большевики уничтожили не все архивы, господин Демьяненко.

– Это ошибка, господин Третьяк.

– Да бог с ними с Литвиновыми. Но вы также сообщили о себе, что работали конторщиком в артели «Заготзерно». Вот в вашем деле бумага, написанная вами собственноручно. Не отрицаете?

– Это писал я.

– И допрос вел следователь Лисовин?

– Именно так.

Третьяк выложил перед Демьяненко фото мужчины одним с ним лет.

– Кто это? – не понял Демьяненко.

– Это фото из личного дела конторщика артели «Заготзерно» товарища Демьяненко. И этот человек совсем не похож на вас. Как вы можете это объяснить?

– Ошибка!

– Нет, господин Демьяненко. Это не ошибка. Ваша легенда, состряпанная в Москве, не выдержала детальной проверки. Но ваши шефы ведь и не рассчитывали на детальную проверку, не так ли?

– Чего вы хотите, Третьяк?

– А вот это первый правильный вопрос, Владимир Алексеевич. Вы сидите в моем кабинете, а не в гестапо. И это для вас хороший знак.

– Чего вы хотите? – снова задал вопрос Демьяненко. – Давайте перейдём к делу.

– Вам будет сделано одно предложение.

– Работать на вас?

– На немецкую разведку. А точнее на разведку СД. Я делаю вам это предложение от имени барона фон Дитмара, который эту разведку в Локте возглавляет.

– И я должен буду назвать свои связи?

– Я уже знаю ваши связи, Владимир Алексеевич. Я знаю о группе Красильникова в селе Вареневка. В составе этой группы сам Красильников бывший начальник полиции в Вареневке, а ныне командир отряда самообороны. Демьян Фофанов, Павел Рюхин и его сестра Рюхина Светлана.

– Вы это знаете? Я удивлен.

– Давно за вами наблюдаю.

– И вы не приняли никаких мер?

– Пока не принял. И не приму, если вы примете мое предложение.

– А если не приму?

– Дитмар второй раз предлагать не станет. Тогда вас ждет арест и допросы в управлении гестапо в Брасове. А ваших людей – смерть. Но если вы дадите согласие на сотрудничество, то все будет, как и прежде, с небольшой разницей.

– Я стану предателем.

– Это слова, Владимир Алексеевич. С какой стороны посмотреть. Я ведь тоже стал предателем для большевиков.

– Вы убеждённый враг?

– Нет. Я враг по обстоятельствам. Так случилось. Я попал в плен. А вас раскрыли. И если завтра вас поведут на казнь, то в Локте мало кто будет вас жалеть. Не кажется ли вам странным, что жители в оккупации живут лучше, чем при большевиках? Большая часть населения Локтя не желает, чтобы советы их освобождали.

– Это ваше субъективное мнение, господин Третьяк.

– Вы же сами читали программу Народной социалистической партии России (НСПР). Уничтожение колхозного строя. Бесплатная передача крестьянству в вечное наследственное пользование всей пахотной земли с правом аренды и обмена участков. Свободное развертывание частной инициативы21. Вы считаете, что крестьянство Локтя этим недовольно? Считаете, что они снова хотят «колхозной свободы»?

– Это уловка немецкой пропаганды!

– Но это работает в Локте. И местные партизаны пока только мешают налаживать жизнь и возрождать производства. И отряды самообороны сражаются не с немцами, но с партизанами. Это вы могли спросить у своего друга Красильникова в Вареневке.

– Чего вы хотите, Третьяк?

– Я уже сказал вам, Владимир Алексеевич. Я желаю, чтобы вы согласились на сотрудничество с разведкой СД. Если да, то вы сохраните жизнь.

– Но мои товарищи?

– Они и далее станут работать под вашим началом. Никто не собирается посвящать их в дело. Но и их жизни вы сохраните, Владимир Алексеевич. Разве этого мало? Жизнь ведь дорогого стоит.

– Что от меня потребуется?

– Согласие на сотрудничество. Письменное. И после этого полная откровенность.

– У меня будет время подумать?

– Минута!

– Минута?

– Больше дать не могу.

– Почему?

– Вы или готовы жить и служить нам. Или готовы умереть. Выбор за вами, Владимир Алексеевич.

– Я готов.

– К смерти? – с усмешкой спросил Третьяк.

– Нет, – зло ответил Демьяненко. – Я готов сотрудничать!

– Значит, вы резидент советской разведки в Локте?

– Да. Я резидент «Витязь».

– Вы сотрудник НКГБ?

– Второго управления НКГБ СССР.

– Ваше начальство?

– Комиссар государственной безопасности Максимов Владимир Иванович, а непосредственно мной руководит Общий Друг – старший майор госбезопасности Нольман Иван Артурович.

– У вас есть рация?

– В Локте нет. Была до того, как ваши люди взяли её.

– Радист?

– В Локте радистом был я.

– Вы? Так это вас тогда едва не захватили мои люди?

– Да. Но мне удалось уйти.

– И вы убили двоих полицейских.

– Так получилось. Или я или они.

– Понимаю. Назовите других агентов в Локте.

Демьяненко ответил:

– «Старков». Но он не в Локте. Это Тихон Карасёв командир партизанского отряда. Того самого которым некогда командовал ваш агент Ткачук.

– Кто еще?

– Агент Нольмана «Мертвец». Но кто он я не знаю.

– Не знаете?

– Нет. Это агент Нольмана про запас. Старший майор всегда имеет страховку. Мне не дали контактов Мертвеца. Нольман мог мне обеспечить его только в самом экстренном случае. Но такого не было.

– Ваше имя и звание?

– Капитан НКГБ Свиридов Павел Петрович.

– Вы давно служите в НКГБ?

– С 1935 года был сотрудником 5-го отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР до моего ареста в 1938 году.

– Вы были арестованы?

– Да был осужден по статье 58-1г22 и получил приговор – высшая мера социальной защиты – расстрел с конфискацией имущества. Затем приговор мне заменили на 15 лет лагерей. С 1939 года отбывал срок в Безымянлаге. Освобожден в декабре 1941 года. Освобожден с возвращением звания и наград.

– По какому делу были осуждены?

– По делу генерального комиссара госбезопасности Ежова23.

– Вот как? – удивился Третьяк. – Я много читал про это дело. Вы были близки к Генеральному комиссару госбезопасности?

– Нет. Тогда арестовали многих сподвижников Ежова, и в их числе был дивизионный комиссар Владимир Константинов. Он показал на следствии, что и я был также близок к Ежову24, как и он сам.

– Вот как? Но вы не были…

– Нет. С Ежовым даже не встречался ни разу. Видел только издали. Но тогда оправдаться не удалось. Военной коллегией Верховного суда СССР я был осужден за принадлежность к антисоветской военно-троцкистской организации.

– Но в итоге вас оправдали?

– Сняли судимость. Я понадобился комиссару госбезопасности 2-го ранга Максимову. Для задания в Локте.

– И вас сразу отправили сюда. Вот почему легенда не столь тщательно проработана. Почему ваших руководителей так заинтересовал Локоть?

– По идеологическим причинам. Это в первую очередь. И стратегическое значение этого района большое.

Третьяк аккуратно записал все показания Демьяненко-Свиридова.

– Значит ваш позывной «Витязь»?

– Именно так.

– И вы стоите за ликвидацией обер-бургомистра господина Воскобойника25?

– Да. Я принимал в ликвидации участие. Это было моим основным заданием в Локте. После выполнения я должен был уйти, но было принято решение оставить меня на месте.

– И кто принял это решение?

– Я сам. А Москва его одобрила.

– Вы были настолько уверены, что не попадетесь?

– Нет. Но я сумел выкрутиться. Так мне казалось в январе этого года.

– Вам напрасно так показалось, Владимир Алексеевич. Мы со следователем Лисовиным подозревали вас еще до убийства Воскобойника. И я доложил тогда о подозрениях фон Дитмару. Но Дитмар был удовлетворен результатами вашей проверки.

– И что же вы сделали, господин Третьяк?

– Вызвал вас на действия.

– Иными словами – устроили мне новую проверку?

– Расставил ловушку, в которую вы сразу попались. Впрочем, вашей вины здесь нет. По вашему лицу я вижу, что вы хотите знать, что это была за ловушка?

– Признаюсь вам что это так.

– Дитмар считал, что я перегибаю с осторожностью. Я придумал новость для вас – зондеркоманду из Брасова. Дитмар отказался вызывать в Локоть подмогу, но я подбросил вам информацию, что в Локоть идет хорошо вооруженный и подготовленный отряд немцев. Вы, как резидент, естественно, захотели это срочно передать своим товарищам, а рацию потеряли. И что вам оставалось? Связаться с вашим агентом в Вареневке! Главная трудность состояла в том, как вам подбросить эту информацию. И я направил к вам Лисовина. Лисовин предложил вам, как руководителю отдела агитации и пропаганды, создать театральную постановку агитационного характера. Тем более что сам Лисовин действительно в молодости «грешил» театром. И, как бы между делом, он сказал вам, что главные его артисты среди полицейских ныне находятся на задании по координации действий зондеркоманды СС из айнзацгруппы Б.

– Я вас понял, Третьяк. Я действительно купился на эту информацию.

Демьяненко тогда испугался, что задание центра по ликвидации Воскобойника будет провалено. Айнзацгруппа Б насчитывала 3000 человек. А это означало, что в составе зондеркоманды не менее 500 человек. И из них обученное подразделение СС в 350 бойцов. Такой расклад был совсем не в пользу партизанского штурмового отряда. Пришлось действовать быстро.

– Верно. И вы сами бросились в Вареневку! Чем подтвердили наши с Лисовиным подозрения.

– Умно, – согласился Демьяненко. – Но почему вы так долго ждали. Это было в январе. А сейчас уже май.

– А вы не были для нас опасны в этот период, господин Демьяненко…

Глава 4

СС штурмбаннфюрер фон Лорингер.

Локоть.

Локотское самоуправление.

Служба СД.

Май, 1942 год.

СС штурмбаннфюрер барон фон Дитмар получил приказ принять представителя специального реферата VI C/Z при 4-ом управлении РСХА штурмбаннфюрера фон Лорингера. Ему позвонил его начальник глава СД Брасовского района оберфюрер Грефрат.

– Мне сообщили из Берлина, что к нам вылетел штурмбаннфюрер фон Лорингер с полномочиями от самого Шелленберга.

– И зачем он летит, герр оберфюрер?

– Если бы я мог это знать, Дитмар. Но уверен, что хвалить он вас не станет. Да и меня также. Хотя его цель именно ваш Локоть.

– Инспекция?

– Фон Лорингер, как и вы Дитмар, большой специалист по России. Возможно, он будет инспектировать ваше ведомство.

– Понятно. Они в Берлине недовольны моей работой.

– У вас много провалов, штурмбаннфюрер. Я старался вас прикрыть как мог.

– Мне нужно время, герр оберфюрер.

– Я понимаю вас, Дитмар. И я отстаивал вас до конца. Но сейчас я не знаю, что за решение они приняли в Берлине.

– Спасибо, герр оберфюрер!

– Держитесь, Дитмар. Я всегда на вашей стороне.

Дитмар повесил трубку. Он не знал, чем для него закончится эта инспекция. В последнее время им были недовольны. Его начальник получал многочисленные «окрики» из Берлина.

Эксперимент Дитмара по созданию ложного партизанского отряда провалился. Внедрённый им агент, лагерный провокатор по фамилии Ткачук, был раскрыт партизанами и повешен. И получилось, что вместо фальшивого отряда он помог создать настоящий. Да еще и вооружённый за счет немецкого командования. Дитмару высказали неудовольствие Берлина.

Затем партизаны похитили его заместителя гауптштурмфюрера Нольке. И произошло это в самый неподходящий момент. Хотя для такого момент всегда будет неподходящим. Инцидент вызвал бурю в штабе тыла, и информация быстро дошла до Берлина.

Они с Третьяком перевербовали советского агента в Локте и это могло стать началом его реабилитации, но что будет если ему не оставят времени? Все зависело от фон Лорингера, который будет инспектировать службу СД в Локте…

***

Известный специалист по России майор СД фон Лорингер прибыл в Локоть в сопровождении большой охраны. Опыт Нольке был учтен. Наверное, именно Лорингеру поручат руководство службой СД в Локте. А Дитмара хорошо если не лишат должности, но хоть оставят здесь в качестве заместителя.

Но барон ошибся. Фон Лорингер сразу сказал ему, что на место здешнего начальника СД не претендует.

– Я много слышал о вас, герр барон.

– И я о вас, герр фон Лорингер.

– Но, боюсь, что вы составили неверное мнение о цели моего приезда в Локоть.

– Не думаю, что меня ждут приятные сюрпризы, – строго ответил фон Дитмар.

– Меня прислали сюда совсем не потому, что у руководства нет больше доверия к вам, барон.

– Но ведь я провалил задание.

– Не стоит столь критично оценивать свою ошибку, барон.

– Мне дали это понять из Берлина. Со мной говорил адъютант бригадефюрера Шелленберга. И его тон был довольно резким. А это говорит о многом, герр фон Лорингер.

– Прошу вас просто обращаться ко мне по званию «герр майор». Этого достаточно.