Вепсы бесплатное чтение

Вепсы

Ушкуйники-Варяги

В древние времена на северных окраинах Руси, на севере Новгородских земель, по берегам рек Сясь, Паша, Свирь и Оять жили люди, которые звались вепсами. Этот лихой народ промышлял охотой, рыболовством и нанимался к купцам новгородским в охрану торговых караванов. В разных исторических источниках вепсов-ушкуйников еще называют «пиратами рек, озер и морей».

Они добывали «меховое золото», которое меняли на зерно и соль у новгородских купцов. Привычки и обычаи вепсов-ушкуйников очень напоминали варяжские. Вепсы сами мастерили быстроходные парусные лодки – ушкуи[1]. Носы лодок они украшали резными фигурами в виде головы медведя – самого могучего зверя в этих лесах, – прозванного народом «Ошкуем».

Вепсы были отличными охотниками, владеющими луком, копьем, топором, ножом; превосходными лесными следопытами, умеющими прятаться в лесах, добывая лося и кабана, устраивая на зверя засады. Эти люди с отрочества обучались воинскому искусству: биться на мечах и пользоваться щитом. Им не было равных в стрельбе из лука или владении копьем и топором.

Внешне вепсы в большинстве своем были голубоглазыми и светловолосыми. В Новгороде их еще иногда называли «чудь белоглазая». Крепкие, широкоплечие, среднего роста, мужчины отличались крепкой рукой, привыкшей держать копье, топор, лук или весло. Женщины – красивые и стройные. Цвет волос у женщин мог быть разным, а цвет глаз – голубой или зеленый. Женщины занимались огородами, скотом, выделкой шкур и воспитанием детей.

Былина или Сказ о поселении Видл, о людях-воинах, живших там, и героических походах

История этого поселения как воинского началась с Владимира, которого на берегу реки Оять нашла Устинья, ходившая по ягоды с двумя сестренками. Владимир был весь в ранах. Самая большая, с запекшейся кровью, была на голове. Сестренки Маша и Аша побоялись подойти, а Устинья, как старшая сестра, подошла и потрогала тело лежащего на берегу воина. Он был горячий и без сознания.

Все люди, живущие в лесу, ходят с топором, и у Устиньи он был. Грозно посмотрев на сестренок, быстро пошла к небольшим деревцам осины, срезала их и понесла к лежащему на берегу воину. Девчонки быстренько сложили ветки вершинка к вершинке, комельками в разные стороны, но в одном направлении, перекатили тело на волокушу, впряглись и потащили к дому.

Дом их стоял не на берегу реки, а чуть поодаль, вверх по руслу ручья, чтобы скрыть жилище от лихих людей. Ручей тот дед девчонок называл Симак-ручей (журчащий). Деда звали Митрий, он у девчонок был за отца и матушку. Матушка померла два года назад от неизвестной хвори, слегла и утром не проснулась – не помогли настои деда, хоть он и смыслил во врачевании. А отец год назад пошел на охоту проверить силки да пострелять свежей дичи, и пропал бесследно.

Дом их стоял на вершине холма, а вокруг был разбит огород. Дом был добрый, из толстых сосновых бревен, маленький, крепкий, внутри разбит на четыре половины: кухня с выходящим очагом, женская комната, комната деда, в которой хранились сухие травы для врачевания, и мастерская для починки утвари хозяйской. Четвертая часть – для животных: коровы с бычком и пяти овечек. Посередине дома стояла печь с трубой, сложенная из камней и гревшая все четыре помещения дома.

Симак-ручей, текший с лесных плечей, втекал в реку Оять большим зигзагом, образуя заливное поле. От дома к реке не вела ни одна тропинка. Если дед Митрич собирался куда-нибудь сплавать, спускался вдоль ручья к спрятанной лодочке в высокой осоке и выплывал в реку с ручья. А плавал он в основном за солью и зерном, обменять шкуры куницы и норок, прикупить нож или что-то для хозяйства. Да и девчонок, бывало, радовал: то ленту разноцветную возьмет, то сарафан. Девчонки – красавицы, стройные, работящие, жили дружно, помогая друг дружке во всем.

Девчонки не без усилий доволокли тело молодца до дома. Дед Митрич был на краю огорода, восстанавливал подгнившую изгородь из шестов осины. Видя, что девчонки втроем что-то тянут, шустро поспешил к дому. Подойдя, увидел избитое тело молодца. Сразу по-хозяйски стал давать команды. Вчетвером, еле приподняв молодца, затащили в дом, в комнату Митрича, и положили на кровать.

Дед скомандовал Устинье ставить воду греть, а девчонкам – принести чистые тряпицы. Все сразу засуетились и начали выполнять распоряжения деда. Он осмотрел тело. Порезы и ссадины были не глубокие, но молодец потерял много крови, основная рана была на белобрысой голове. Аккуратно взяв нож, начал срезать волосы. Устинья уже вскипятила воду, дед достал из своих закромов небольшой горшочек с мазью, стал обрабатывать рану на голове.

Устинья, смочив тряпицу в теплой воде, отмывала от грязи другие раны. Маша и Аша стояли в сторонке, не мешая старшим, ждали распоряжения дед, которые не заставили себя ждать – быстро сбегать нарвать свежего листа подорожника.

Отрезав волосы и промыв рану, дед наложил мазь и перевязал рану. Затем занялся другими, не глубокими, на плече и боку. Когда внучки вернулись, обложил мелкие раны листьями и уже легче обмотал тело воина. Раны были нанесены оружием, не зверем.

Два дня воя лежал в бреду и горел. На третий день жар спал, бред и непонятное бормотание прекратились. Дед заново сменил повязки. Устинья почти не отходила от мужчины. Обмакнув тряпицу в воду, вытирала испарину и потихоньку пыталась поить его глухариным бульоном. Глухаря дед подстрелил на следующий день, как притащили воя. И на третий же день, после обеда, Устинья стала поить воя лососевой ушицей, и мужчина приоткрыл глаза. Устинья вздрогнула. Воя съел полтарелки, тяжелым вздохом показал, что сыт, и снова уснул. Это уже был здоровый сон, без жара. Молодое тело брало свое, раны затягивались.

На четвертый день мужчина приподнялся, сел на кровати, было видно, что хочет по нужде. Опираясь на Митрича, еле-еле сходил до отхожего места. Когда пришли обратно, повалился на кровать и опять уснул.

Еще через два дня воин проснулся, сел и стал осмысленно осматривать дом и хозяйство. Девчонки убирались по дому, Устинья что-то шила из кожаных вырезок, дед сидел на лавке за столом, подперев рукой голову. Покряхтев, спросил:

– Как звать тебя, воя?

Мужчина попытался ответить, только неразборчивое мычание вырывалось изо рта.

Устинья прислушалась и сказала:

– Владимир?

Воин кивнул головой.

– Владимир дак Владимир, – сказал дед. – Пусть так будет. К обеду Владимир вышел сам, в новых кожаных штанах, которые Устинья сшила за неделю. Дед посмотрел на нее, одобрительно кивнул и сказал:

– Дайте ему рубаху отца.

Аша кинулась к сундуку, достала и подала льняную добротную рубаху. Сели за стол. Девчонки с одного края стола, дед во главе. Владимиру он указал сесть по левую руку. Устинья занимала место с края лавки, как главная по хозяйству и кухне. Поднесла и поставила на середину стола большой глиняный горшок с душистым варевом. Еще на столе стояли тарелка с ломтями рыбы, тарелка с ржаным хлебом и миска с земляникой, дающей аромат на весь дом.

Устинья принесла деревянные миски и ложки, разложила их на столе. Большой деревянной поварешкой она накладывала варево. Суп был прост: большие куски мяса с репой, луком и морковью, сверху присыпан свежим укропом. Аромат варева был замечательный. В доме никто не брал ложку, пока дед не даст команду. Дед нарезал хлеб, клал каждому по большому куску, все ждали. Он осмотрел стол и нахмурился, посмотрел на Устинью грозным взглядом. Та поняла его с полувзгляда: прошла в холодный угол дома, взяла кувшин с ручкой и тонким горлышком, поставила рядом с дедом. Взяла с полки чашки. Девчонкам налила ключевой воды. Дед еще раз осмотрел все, одобрительно кивнул. Взял кувшин, гостю и себе налил медовухи. Пригубили, дед крякнул и сказал – хороша! Все стали не торопясь кушать.

Дед с Владимиром выпили еще по кружке медовухи после обеда. Дед пригласил гостя выйти из дома, посидеть в теньке на скамеечке, поговорить. Спросил гостя, откуда он. Владимир отвечал, что вырос он, как себя помнил, у волхва-ведуна, что в верховьях реки Аяки живет. Помогал ему во всем, а тот его воинскому искусству обучал. Отца-матери не помнит. А неделю назад приплыл купец Добрыня с Новгорода, узнать у ведущего человека о будущем своем, стоит ли ему в плавание идти долгое, лучше в Киев товар сбыть или в Константинополь сходить.

– Прибыли меньше, зато голова на плечах, – сказал ведун.

Добрыня все понял.

– Возьмешь с собой, – волхв посохом показал на Владимира. – У него свой путь.

Добрыня только кивнул. Отплыли после обеда, шли вниз по реке, заночевали, все шло хорошо. А под утро напали лихие люди.

– Пятеро на меня шли. Шест под рукой оказался, отбивался сколько смог, в реку загнали, а потом удар, – Владимир рассказывал не торопясь, видно, тяжеловато ему было.

Дед качал головой, внимательно слушал.

– Парашник камнем, скорее всего, в тебя запустил. Повезло, не прямо, а вскользь тебе удар пришелся, вот и бросили, думали убит. К дружкам побежали, на берегу помогать, а тебя по реке и понесло. Если купца взяли, сидеть и рыскать здесь не будут, уйдут в Ладогу или Новгород товар сбывать. А тебя волхв отпустил, сказал свой путь искать. Значит, так тому и быть. Поможешь завтра потихоньку жердей к изгороди натаскать, а сейчас иди отдыхай, слаб ты еще. Спи, сон здоровье несет.

На реке Оять летом ночи практически нет – белые ночи. Сумерки наступают с полуночи, а спозаранку солнце уже, и светло, как белым днем. Утром Владимир чувствовал себя намного лучше, силы потихоньку возвращались.

Девчонки занимались хозяйством, плавали как лебеди, потихоньку бросая взгляды на вышедшего на улицу гостя. Деда не было видно.

– Где Митрич? – спросил Владимир у Устиньи.

– Пошел в лес по делам.

Владимир потянулся, попил ключевой воды из кадушки и пошел таскать показанные дедом осиновые жерди для изгороди. Митрич появился к обеду, принес подстреленного зайца и перепела. Отобедали наваристой ушицы из форели. По традиции, дед пригласил Владимира посидеть на скамеечку. Стал снова спрашивать:

– Сколько вас было с купцом?

– Пять человек с купцом Добрыней, еще его приказчики.

– Ходил к стоянке, где вы устроились на ночевку, – сказал дед, покряхтев. – Видел погребальный костер. Жив купец, ушел на лодке – сапоги с каблуками мало у кого есть. А пятеро в лес бежали, в другую сторону от нашего дома.

Владимир молчал. Дед посмотрел на него и сказал:

– Надо найти их.

– Когда идем? – стало понятно, что приговор вынесен.

– После обеда.

Снаряжались недолго. Дед выдал Владимиру лук с пятью стрелами, копье в рост, с держателями на основании острия (с таким на медведя ходили, чтобы тело зверя, пронзенное, не упало на охотника и в агонии зверь не поймал охотника) и кожаный пояс с длинным ножом. Девчонкам дал наказ в доме сидеть до их прихода, дверь на щеколду закрыть, за лесом следить. Еще один лук был оставлен для Устиньи.

Вышли в полдень и пошли вдоль реки. Двигались быстро, бесшумно, дед рассматривал все следы. Ближе к вечеру он поднял руку вверх, показывая особую осторожность. Подошли к тому месту, где Владимир останавливался на ночлег. Дед вел дальше, туда, где следы пятерых уходили в лес. В лесу следы сохраняются долго – сломанная веточка, сшибленный мох на земле, заломанный папоротник. Шли быстро и аккуратно, осмотрительно, охотнику по-другому в этих местах не выжить. Прошли около трех верст вверх, потом, взяв круто к реке, вышли к броду, перешли на другую сторону, двинулись в гору вдоль ручья и вышли к дому.

Митрич держал лук наготове, Владимир шел чуть в стороне, готовый к атаке. Послышался тихий детский плач. Владимир заглянул в открытую дверь и быстро отпрянул. Ни стрелы, ни копья не полетело в открытую дверь. Еще раз сунул голову, осмотрелся и вошел в дом. В углу, забившись, сидели два ребенка. Он осмотрел другие комнаты, потом позвал деда. Митрич вошел, подошел к детям, приобнял обоих, спросил:

– Васька, Маня, где родители?

Васька, паренек лет четырех, заплакал и махнул рукой к бане.

Владимир пошел к бане, позвал деда. Переглянулись, осмотрели тела зарубленных, вернулись в дом. Нашли тряпки подлиннее, посадили детей друг дружке за плечи, обвязали их и себя тряпками и быстро пошли по оставленным убийцами следам.

Прошли верст восемь, вышли к деревне из семи домов. Там бегали дети, ходили женщины, делая свою работу, взрослые мужи суетились по хозяйству – простая размеренная жизнь. Но как только дед с Владимиром показались из леса, с крыши одного из домов раздался свист. Дети с женщинами быстро побежали по своим домам, мужи похватали, что было под рукой. Из двух домов выбежали три отрока с луками наготове, смотря вверх, откуда был свист. Им указали направление, и они сразу стали выискивать цель натянутыми луками. Дед и Владимир шли к домам, разведя руки в разные стороны, держа в них лук и стрелы.

Митрича сразу признали. Детей забрали женщины: дед, почти как у себя, скомандовал – умыть, накормить. Федор, один из взрослых мужей поселения Немжа – так оно называлось, и все вокруг знали это поселение, – воин в возрасте, в хороших силах, в плечах шире многих. Ладонь его была, как две у простого человека.

Федор и Митрич обнялись. Как гостеприимный хозяин, Федор пригласил их в дом. На столе уже стояла простая снедь. Откушав и захватив кувшин с медовухой, вышли посидеть на скамеечку.

– Откуда вы пришли? Чьи это дети?

Дед рассказал вкратце историю Владимира и убитых соседей.

– Следы уходят мимо Немжи, к реке. Разбойники опережают нас на полдня пути.

– Я с вами пойду, – сжав свои немалые кулаки, сказал Федор.

– Надо немного отдохнуть. Прикинем, куда могут податься убийцы.

Ранним утром Федор, Митрич и Владимир съели по куску мяса, запили водой, вышли отдохнувшие, огляделись. Федор обвел строгим взглядом свое поселение: по всем сторонам стоят отроки с луками, наверху дозорные – все в порядке.

Митрич быстро напал на след и повел за собой попутчиков. Следы вели в обход Немжи и уходили к реке, вдоль которой они продолжили путь. Митрич и спутники передвигались быстро, как волки, и за небольшой отрезок времени преодолели большое расстояние от Немжи до Литруча.

Подходя к Литручу, перешли на крадущийся шаг, принюхивались к воздуху, чтобы уловить на запах место костровища. У небольшого ключика в ложбинке увидели под елками пятерых. Те, ничего не подозревая, собирали поклажу и вооружались. Митрич и Владимир взялись за луки, два выстрела просвистели единым залпом. Два воина упали: один пронзенный в шею, другому стрела попала в спину. Остальные быстро приподняли щиты и стали спиной к большой ели.

Со щитом и боевым топором вышел из леса Федор, за ним Владимир. Спокойно двинулись на убийц. Разбойники, видя, что на них идут только двое, пошли в атаку, беря их в полукольцо. Митрич в это время за кустами переместился правее и выцеливал открытый бок одного из убийц. Противники сошлись, свистнула стрела. Федор быстрым движением ноги ударил по левой стороне щита противника, тот не ожидал такой прыти от бородатого немолодого мужа, открылось расстояние между щитом и рукой с мечом. Топор вошел на пару пальцев в переносицу убийцы. Второй накинулся на Владимира, прикрываясь щитом и нанося удары справа налево, Владимир резким выпадом воткнул ему под шею острие копья и отпрянул. Все было кончено.

Митрич вышел из леса и осмотрел скарб, который приготовили убийцы. Награбленный тюк с пушниной, все железо, которое нашлось, и щиты сложили в кучу. Не принято было у вепсов оставлять трупы, поэтому на небольшую полянку стащили с округи сухостой, на него сложили пять трупов, сверху добавили еще дров и подожгли от углей оставшегося костра. Так поступали все вепсы. Никогда не кидали трупы в реку, так как пили из нее, и не оставляли в лесу, чтобы волк или медведь не попробовали человечины и не открыли охоту. И не закапывали, потому что голодный медведь разроет любую могилу.

Пока горел костер, Митрич с Федором и Владимиром распределили трофеи, кому чего нести до Немжи, и стали ждать, когда прогорит огонь, чтобы тот не пошел в лес. В Немжу добрались к вечеру. Подойдя к навесу у дома, сложили весь скарб. Федор дал распоряжение жене и дочке истопить баню и принести ягодного настоя. Молча сидели на лавке, попивая малиновую болтушку, размеренно разговаривали о трофеях, которые будут разделены на троих поровну.

– Тебе что нужно? – поинтересовался дед у Владимира.

– Два меча.

– Баня готова, – прервала их разговор Клава, жена Федора.

Мужики поспешили мыться. Они знали, что после бани будет пир, хоть и не богатый, но с лучшими яствами. На него соберутся большинство мужей Немжи послушать, как все было. Столы вынесли на улицу, поставили скамейки. Потихоньку подтягивался народ. Кто нес кувшин медовухи, кто тарелку с мясом, кто рыбный пирог. Столы были уставлены яствами: птица, рыба, разнообразное мясо, кувшин с медовухой.

Уселись, выпили, закусили, и Митрич начал рассказ об их походе, восхваляя Федора и Владимира. Пир прошел на славу, разошлись поздней ночью. С утра, поднявшись, поели и отправились к навесу распределить трофеи, о которых было все оговорено, Владимир выбрал два схожих меча с ножнами, покрутил в руках, размялся, кивнул и отошел. Митрич с Федором договорились, что дед заберет часть стрел, нож, топор, а за пушнину и остальное железо Федор даст соль и два мешка ржи. Хлопнули по рукам, заулыбались.

Митрича и Владимира оставляли еще погостить, но дед сказал, что нужно спешить домой. Добрались уже поздним вечером. Девчонки выбежали радостные, наперебой расспрашивали, как и что было. Утром Устинья истопила баню, и дед всех на день освободил от повседневных работ. После баньки сели за стол, дед начал рассказывать, как и что у них прошло и произошло, девчонки с любопытством слушали. После застолья он пошел к себе в комнату ладить стрелы и еще раз оценить добытый скарб. Девчонки убирали со стола, Владимир пригласил Устинью прогуляться по реке, покататься на лодочке. Устинья посмотрела на деда, тот одобрительно кивнул и строго посмотрел на Владимира. Все всё поняли без слов.

Огород и припасы на зиму – это все было на девчонках, а мясо и рыба на Митриче. Вечером дед сказал Владимиру, что завтра они идут рыбачить. С утра и до обеда подготавливали снасти, в основном деревянные мережи с привязанными к низу камнями – для подводной устойчивости. Дед перебрал и осмотрел бредень, нет ли дыр, на месте ли грузы и в целости ли берестяные поплавки.

Вышли после обеда, спускаясь по Симак-ручью. Дед показывал, где и как лучше устанавливать мережи, несколько поставили уже в реке – вложили в траву, куда рыба заходит кормиться. Спустились по руслу реки и в трех заводях протянули бредень. Рыбы было навалом. Мелкую выбрасывали обратно в реку, а щуку, лещей, язей и крупную плотву складывали в большой берестяной короб. Когда короб был заполнен, загнали лодку в укромное место в пойме Симак-ручья и пошли к дому.

Рыбу надо было сразу пустить в дело, чтобы не испортить. Соль была дорогая, рыбу не солили, а сушили, делая запас на зиму. Иной зимой кроме рыбного сущика есть было нечего, убивали всю скотину, чтобы выжить. У Вепсов жизнь сложная, погодные условия суровые, лето пролетало быстро. Дождливая осень и долгая зима – вот с чем им приходилось бороться больше всего. И люди, кто выживал, были сильные и закаленные, помогали своим соседям и делились последним, особенно с теми поселениями, в которых детей было мал мала меньше.

Так в работе, охоте и рыбалке прошел месяц, вечерами Устинья и Владимир часто гуляли по берегу Ояти и любовались на места, завораживающие своей красотой.

Как-то вечером, сидя на скамеечке перед домом, попивая медовуху, Владимир обратился к Митричу.

– Люба мне Устинья, – сказал он. – Можно мы поженимся?

Деду Владимир нравился – не очень разговорчивый, больше слушал, силой не обделенный, смышленый, работящий мужик. Он, как полагается, внимательно посмотрел на него, сделал большую паузу, почесал шевелюру, погладил бороду, размышляя, и сказал:

– Дом начнем ставить сейчас, а свадьбу сыграем после уборки урожая. Коня надо покупать, а для этого много шкур нужно, хотя бы одну – медвежью. Знаю, где одного самца здорового обход находится. Пойдем туда яму копать. А в верховьях Симак-ручья бобров развелось, силки поставим, их шкур двадцать понадобится.

Устинья, стоявшая в дверях, слышала разговор деда с Владимиром, зарделась радостью, побежала обниматься с сестрами и делиться новостью.

Каждое утро перед каким-либо заданием деда Владимир брал два меча и начинал махать. Выглядело это как танец. Девчонки завороженно смотрели, дед тоже иногда поглядывал, но никогда ничего не говорил. Владимир, отмахавшись, станцевав танец, брал ведро, спускался к Симак-ручью и выливал на себя сверху не менее трех ведер воды. После этого начинались житейские будни, теперь уже семьи.

Дела хозяйственные были в основном сделаны, поэтому собрались в лес на медведя. Снарядились: каждый взял по короткому копью, лук, длинный нож и короткий на пояс. С собой ломоть хлеба, кусок вяленого мяса и запеченной рыбы. Все обмотано тряпицей, положено в мешок и обложено пахучей травой, чтобы зверь не учуял. Дед выделил шикарный топор, себе взял узкий.

Главной на хозяйстве оставили Устинью, наказали, что и как сделать, пока будут отсутствовать на охоте. Собрались и пошли в лес. Дорога проходила по сосновому бору, идти было легко и хорошо, шли в верховья Симак-ручья к болотам и родникам, откуда тот брал начало. Митрич выбрал место для ямы, между бором и болотом, где медведь частенько проходил владения свои и терся о стволы сосен, оставляя часть меха на деревьях. Из сухостоя вырубили деревянные лопаты и начали копать. Вечером яма выше Владимира на две головы была выкопана. Врыли в землю колья. Землю складывали в тряпицы и выносили, высыпая в болота, не оставляя никаких следов. А чтобы мишка точно заглянул сюда, посередине надо будет накидать бобрового мяса для приманки. Силки дед тоже успел поставить по бобровым ходам, выходящим в Симак-ручей. К обеду попалось три бобра, которые были сразу перенесены к яме, разделаны в ней, чтобы запах крови свежей распространялся по лесу.

Настил соорудили, накрыли мхом и черничными ветками. Все следы человека были убраны. Сверху настила накидали куски мяса бобра и ушли к силкам к ручью проверять, может где еще попались. Когда проходили силки, в шести из них были попавшиеся бобры. Разделывая и освежевывая бобров, услышали оглушительный рев.

– Удача сопутствует тебе, – подмигнул дед Владимиру, – Хорошо, что наживку волки или лисы не успели найти, а пришел тот, кто нам нужен.

Придя к яме, увидели большой провал. Дед начал потихоньку откидывать ветки. Владимир вынул длинный нож и хотел спрыгнуть.

– Стой! – выкрикнул Митрич.

Дед смотрел на лежащего в яме огромного медведя. Было видно, что один бок медведя пробит колом, а другой нет. Взялся дед за лук и стал выцеливать левый бок, Владимир стоял наготове, сжимая копье. Дед выстрелил, пытаясь попасть в сердце. И тут медведь ожил. Резко подскочил и с невероятной прыгучестью прыгнул вверх. Никто не представлял, что такая большая туша может так прыгать. Медведь бы и выпрыгнул, но Владимир со всего маху вонзил в него копье, и тот полетел обратно в яму, напарываясь на другие колья. Медведь несколько раз дернулся и сдох.

– Как только, – спросил Владимир у деда, – ты понял, что он жив?

– Уши, – сказал дед. – Если зверь лежит, уши прижаты – он живой и готовится к броску. Наука жизни лес. Я пойду снимать силки. Что попадется, принесу сюда, готовь волокушу. Дома будем разделывать, но надо поспешать, чтобы мясо не испортить.

Обернулись с подготовкой быстро, потянули добычу домой. В гору идти тяжко, потом обливаются, но тянут. Добрались до дому глубокой ночью. Дед, подходя, крякнул уткой – два раза по три кряка, подмигнул Владимиру и сказал:

– Это чтобы от Устиньи стрелу в живот не получить.

Девчонки выбежали навстречу, у Устиньи лук с наложенной стрелой, Маша с топориком, а у младшей Аши ухват в руках. Владимир посмотрел, пригнул голову, улыбнулся себе, но, когда поднял запотевшее лицо, смотрел уже строго, с одобрением. Устинья метнулась в дом и уже стояла с ведрами и тряпицами, поняла, что мужикам умыться надо. Спустились к ручью, разделись, вылили несколько ведер теплой летней воды сверху на себя, обтерлись, пошли в дом. А на столе уже кувшин медовухи, тарелка с закуской. Выпили по паре кружек, немного закусили, и спать.

Чуть озарился рассвет, все уже занимались делами: дед ровнял нож, Владимир занимался веревками, девчонки готовили ведра, кадушки и кадки под мясо. Владимир накинул веревки на задние лапы медведя, перекинул через деревянную балку, позвал всех, чтобы подтянуть и подвесить тушу для разделки. Тянули все, таких огромных и больших медведей даже охотник Митрич встречал всего пару раз в жизни. Митрич разделал тушу, ее еще раз растянули, и девчонки начали ее обрабатывать скребками. Шкура, чтобы стать мягкой и пушистой, будет выделываться две недели.

Все то же самое сделали и с пойманными в силки бобрами. На две недели были оставлены все домашние дела. Митрич и Владимир ставили ловушки на норку и куницу. Охота была удачной. Через месяц, когда лето перевалило за середину, загрузили лодку тюками норки, куницы, бобра и шкурой медведя. Дед захватил с собой самое драгоценное из внутренностей медведя, так называемую «струю» или «желчь», за которую врачеватели платили золотом. Отправились вниз по реке в большую деревню, Алеховщину, продать товар и купить коня. Воды становилось в реке мало, но на лодке пройти было можно – займет пару дней с одной ночевкой.

Снарядились налегке. Дед взял с собой лук и два ножа, один длинный, второй засапожник. Владимир – два меча и так же два ножа. Дед сел на корму с одним рулевым веслом, Владимир посередине, за два гребных, и пошли. Лодка ходкая, шла быстро. Владимир греб размеренно, не утруждая себя. Переночевали в Ярославичах – так называлась деревня на полпути. На постой ни к кому не пошли, костер и лежаки устроили в лодке, дежурили по очереди, охраняя товар. С утра позавтракали и отправились до Алеховщины.

Алеховщина – поселение уже не маленькое. Полноводная река Оять там была широка, купцы спокойно подымались с Ладоги вверх по реке на лодиях с товаром, меняли соль, зерно, железо и другие товары на пушнину, лен, воск и мед. В каждой деревне вепсов стояли пчелиные бортни – готовили медовуху, лепили свечи, мед использовали как сладость.

До Алеховщины добрались после обеда. Пристали к свободным мосткам, стали разгружать вещи.

– Знаю постоялый двор Добрыни, – сказал Митрич. – Я до них схожу, а ты с товаром будь.

Приказчик Добрыни оказался на месте, распоряжался по двору.

– Здорово, тебе чего, мил человек? – сказал он, увидев Митрича.

– Как звать?

– Прохор.

– Я товар привез, меха.

Прохор свистнул двум отрокам.

– Помогите принести товар, – сказал он им, указывая на Митрича.

Вчетвером дотащили товар до постоялого двора.

– Опа, живой! – воскликнул Владимир.

Прохор подошел к нему, тронул за плечо, протянул руку, поздоровались.

– Распаковывайте товар, – Прохор повернулся к Митричу. – Взглянем и пойдем за стол, поговорим о цене.

Он прошел, все осмотрел, потрогал, потряс меха, полюбовался на перелив меха, а когда развернули шкуру медведя, даже цокать начал – большой! Зашли в хату. Стряпухи перед каждым поставили миски отвара с овощами и кусками мяса. Пока кушали, Прохор рассказал деду, что, когда они вместе с Владимиром возвращались от волхва, обменивая по поселениям пушнину, на них набросилась шайка разбойников.

– Нас четверых, вместе с купцом, прижали к лодке. Мы отбивались, а на Владимира то ли четверо пошли, то ли пятеро разом навалились. Мужик бился хорошо, но потом я не видел, что было, – крепко на нас насели. Выручили нас охотники из деревни Пелдуши, которым соль была нужна. Прослышав про купца, они пошли через озера к реке Оять. Там люди им сказали, что купец уже вниз пошел. Они решили догнать и догнали вовремя, увидели четверых бившихся в лодке и помогли, с луков постреляли. Те, что на Владимира накинулись, увидели, что половина шайки побита, и рванули в лес. Охотники погнались за ними, немного углубившись в лес, но не догнали. Владимира не было нигде. Все видели, что он по колено в воде стоял, отбиваясь, и решили, что зарубили его и река унесла. Пока тех сожгли разбойников, пока с пелдушкинами сторговались, Добрыня за помощь в два раза соли больше дал. А когда дальше на лодке пошли, все кругом посматривали, тело, может, кто увидит, но так и не нашли. И решили, что волхв знал судьбу мужа и отправил с ними. А эво как вышло.

У вепсов свой язык, но, когда приезжали торговать, говорили по-русски. Практически все знали два языка. Владимир с волхвом общались на русском, а вепский хорошо знали, так как жили вокруг вепсов. Митрич долго торговался с Прохором, сошлись на цене, устраивающей обоих. Взял за все серебром, а после спросил:

– Медвежью струю возьмешь? Две монеты золотом, в Новгороде за четыре продашь.

– Согласен, – махнул Прохор рукой.

Митрич ухмыльнулся – хорошо сторговал.

– Пошли, – сказал он. – Коня будем выбирать. Потом переночуем, и домой.

– Добрыне привет передавай, – сказал Владимир Прохору.

– Передам. По осени, по большой воде, пойдем в ваши края.

Выбирали коня долго. Митрич куда только не заглядывал коню: и в рот – зубы смотрел, и под хвост, и копыта и ноги трогал, и бока обстукивал, в уши заглядывал. Выбрал стройного рыжего с белым пятном на голове меж глаз, этот, сказал. Продавец два золотых и два серебряных запросил. Чего только Митрич не наговорил, тыкая в коня пальцем: и тут не то, и там не так, будто клячу брал на последнем издыхании. Сторговались на один золотой и один серебряный. Митрич был доволен своей сообразительностью.

Купили пяток яблок и морковен, взяли два мешка овса и вернулись обратно к Прохору. Владимир дал коню яблоко и морковку, погладил по морде. Гордый коняка хмыкнул, отведя морду в сторону и оглядывая взглядом человека, но не удержался, съел морковину и покорно пошел сзади. Митрич, как хозяин, прикупил белого материала, цветных лент, ржи, пшеницы, а на остальное взял соли. Осталось еще на накидку для коняки.

Зашли в таверну, послушать, кто правит на Руси, с кем воюют, аль мир сейчас. На Руси был мир, в Новгороде шла торговля. Вои рассказывали про викингов, племя лживое, воровское – то купца ограбили, то ладью на абордаж взяли. Нет особой веры у купцов к ним.

Митрич и Владимир поели, выпили, загрузили лодку добром купленным. Владимир сел за весла, дед оттолкнул лодку от берега, сам на коня сел и в путь вверх по реке, по берегу поехал. Конь оказался хорош, не строптивый, вез деда смирно. Потом Владимир с дедом поменялись: дед за весла, Владимир на коня, но против течения, все путь длиннее. До дому добрались поутру на четвертый день. Коня в сарай, добро в дом. У Устиньи все в порядке с хозяйством. Девки воду стали таскать в баню и растапливать, Устинья на стол легкую закуску выставила с морсом и медовухой. Пока девчонок не было, дед из мешка достал белое как снег полотно, цветные ленты и сказал:

– Тебе на свадьбу.

Устинья взяла, поклонилась с благодарностью и убежала в девичью комнату.

Мужики день и ночь отсыпались. К празднику Митрич учинил обход, осмотр всего имущества хозяйства, огорода. Вернулся довольный.

– Молодец, хорошо хозяйство ведешь, – сказал он Устинье. – Мы сегодня будем под ваш дом лес расчищать и подвозить.

Месяц ушел на постройку дома. Не забывали и охотиться, перед самой свадьбой была большая рыбалка. Дед медовухи заготовил, где только кувшины ни стояли. Гости были созваны с разных поселений. Предполагалось человек полсотни. Урожай был собран небогатый – условия суровые, но пришло время свадьбы. Даже прибыл волхв, который не покидал своего места никогда. Пили много, ели много, девчонки вокруг костра хороводы с песнями кружили, парни через костер прыгали. Невеста вся в белом, Владимир в льняной, тоже белой рубахе – оба красивы. Обряд провел волхв. Гуляли до ночи, потом молодые ушли в новый дом отдыхать, а гости, неприхотливые люди, у костров остались.

Второй день отгуляли так же весело, на третий все разъехались. Из подарков подарили посуду, глиняную и деревянную, волхв преподнес очень дорогой подарок, такому бы самый богатый купец Новгорода позавидовал – пластинчатую кольчугу. Она была с двойной защитой: кольца, а на них пластины, как чешуя сделаны.

На свадьбе был Федор с женой и средним сыном. После свадьбы Федор задержался дольше всех гостей.

– Наш купец, ваш товар, – завел он такой разговор.

Митрич аж глазами захлопал и рот приоткрыл.

– Да когда вы сговориться успели?

– Хозяйство твое хорошее, а девчонки просто красавицы. Сватаем твою Машу за нашего Николу.

Дед аж заерзал, только здесь отгуляли, и снова. Посмотрел на Николу. Парень муж был в отца – плечист, силен не по годам, рука как лапа, стоял в сторонке, краснел.

– Пойду узнаю, – сказал Митрич, поглаживая бороду.

– Чего узнаю? – обомлел Федор.

– Я старший здесь, но не родитель. Пусть девчонки по сердцу выбирают.

Федор нахмурился. Митрич зашел к девчонкам.

– Маша, тут Никола к тебе свататься пришел, пойдешь?

– Да, – Маша опустила голову.

– И когда вы сговориться-то успели? – задал он тот же вопрос и хлопнул ладонью по бедру.

Вернулся в кухню, махнул рукой и сказал:

– Гуляем!

Федор улыбнулся, Никола уже стоял посмелее. Сговорились на зиму, в Немже праздновать.

– Где жить будут? – спросил Митрич.

Федор и Владимир посмотрели на Николу.

– Можно здесь дом поставлю?

Митрич махнул головой в знак согласия, Федор только развел руками.

Свадьбу сыграли в Немже зимой, так же весело. Проходила она в большом доме Федора. Катались по улице на санях, пели песни, жгли большой костер. После свадьбы Никола и Маша жить стали в доме Митрича, им была выделена отдельная комната.

По утрам Никола, выходя умыться, наблюдал за Владимиром, как он, по пояс раздетый, бьется двумя мечами с невидимыми врагами. Это было завораживающе красиво. Как-то раз он обратился к Владимиру с просьбой обучить и его двуручному бою. Каждое утро два мужика, как два тетерева, кружились, то сходясь, то расходясь в схватке. Никола привез с собой свой лук, который отличался от дедовских, так как был сделан из рогов косули, которые очень редко встречались в вепских лесах. Лук был короткий, и не каждый мог бы его натянуть и выпустить стрелу, но у Николы были мощные руки, он с ним обходился как с игрушкой. Стрела, выпущенная им, пробивала насквозь и расщепляла деревцо размером в два кулака здорового мужа и выходила вполовину с другой стороны дерева. Когда он в первый раз продемонстрировал выстрел, это впечатлило и Митрича, и Владимира: отлично, на медведя и лося не надо подходить с копьем, этот лук пробьет любую шкуру.

Проходила зима, заканчивались запасы. Мужи приносили свежее мясо и рыбу, доставая с выставленных мереж, но хлеба уже не было. Охотиться приходилось уходить все дальше и дальше от дома. Расставленные на зайца и птицу силки оказывались пустые – то волки съедят, то лисы. Иногда волки устраивали охоту на охотников, зашедших подальше в лес. Владимир и Никола собрались с обходом силков и поохотиться подальше от дома с ночевкой, с собой взяли копья, луки и по два ножа – у кого на боку, у кого засапожник. После снежной бури погода устоялась. Встали на лыжи, подбитые шкурой снизу так, чтобы скользили лучше, а в обратную сторону шерсть тормозила. Вышли, как рассвело. Шли не быстро, оглядываясь по знакомым местам. Силки на зайцев и птицу были пусты, съедены. День зимой короткий, после обеда наступают сумерки, и приходит ночь. Заготовили побольше дров сушняка у толстой поваленной березы, где росла большая ветвистая елка. Развели костер, на костре вскипятили воду, покидали туда вяленого мяса, гороха, репы, нарезанной кусочками морковки и лук, варево получилось на славу, запах быстро распространялся по лесу. Ухал филин, звуки ночного леса слышались далеко, спали по очереди, под утро где-то очень далеко послышался протяжный волчий вой. Рассвело, встали на лыжи, пошли дальше по знакомым местам, где расставлены силки, увидали свежий след лося, уходящий в молодой ельник. Договорились, что Никола по дуге зайдет с другой стороны, а Владимир пока подождет, а как Никола займет позицию, ухнет филином, тогда Владимир шумно пойдет по ельнику. Все прошло как задумали. Никола ухнул филином, Владимир с копьем пошел, ударяя по елям и березкам, создавая больше шума, лось выбежал из ельника, где-то метрах в полста от Николы. Никола выстрелил со своего убийственного лука, но попал в заднюю ногу. Лось взвился, припустил и скрылся из вида в лесной чаще. Из ельника вывалился Владимир.

– Попал? – спросил он.

Никола махнул головой – да, попал. Пошли по следам, первая кровь начала попадаться метров через десять от того места, где указал Никола. Подранок. Побежали на лыжах во весь опор, через две версты увидели стоящего лося, хватающего снег ртом, бока у него вздувались. Никола на ходу доставал стрелы из-за спины, забирая вправо, чтобы видеть бок лося. Владимир в горку и налево. Быстро заходили с разных сторон. Стрела вошла в бок лося. Владимир, скатываясь с небольшой горки, на ходу метнул копье. Лось стал заваливаться на бок. Владимир с длинным ножом в руке, ждавший, когда отойдут судороги, подошел и вскрыл горло быстрым отточенным движением.

До дому далековато, но хотелось притащить тушу. Придется дня два-три идти. Вырубили две березки ветвистые, по бокам отрубили лишние ветки, сделали волокушу, затащили лося и поволокли. Ночь зимой длинная, устроились на ночлег, где дров было побольше, развели костер, с лося вырезали сердце, сварили и съели. Посмеялись меж собой – тащить легче будет. Спали по очереди. Когда сумерки начали уходить вдалеке, меж деревьев замелькали тени и силуэты – по следу пришли волки.

– Это не есть хорошо, – сказал Владимир.

Уложили мясо на волокушу и потянули. Шли весь день, не останавливаясь. Волки кружили, не приближаясь. До дому оставался еще один дневной переход. Пока шли, выискивали самое удобное место для обороны, знали, ночью нападут. Место нашлось – выворотень ели как стена, а молодые березки сверху росли как корона, обрамляя вздыбленность земли. Тушу лося затолкали под выворотень, натаскали, сколько смогли, дров. Волки осмелели и уже стали близко подходить к людям.

– Дров может не хватить, – сказал Никола.

Развели огонь, сварили похлебку. Волки бесновались, подходя все ближе и ближе к людям. Никола поднял свой убийственный лук и выпустил стрелу на самого близко подошедшего волка. Стрела чуть ли не насквозь пробила волка, тот взвизгнул и сдох. Другие сразу отошли на приличное расстояние. Сумерки в лесу быстро превратились в ночь. Насчитали без убитого около шестнадцати голов. Костер горел хорошо, подкидывали дрова, оружие было под рукой, волки попытались зайти сзади, но тщетно, укрытие было выбрано хорошо. Ночью, чуть костер уменьшался, волки подходили ближе. Никола стрелял без промаха, уже три волка лежали на земле убитыми. Стая на потери внимания не обращала, голод гнал их к добыче, стрел оставалось семь штук. Владимир сжимал копье, все стрелы он отдал Николе, дрова заканчивались, только угли сверкали в проталине от костра. Волки пошли в общую атаку. За короткий миг все стрелы были выпущены, но волки не останавливались, бросились на людей. Владимир воткнул копье в одного. Удар был такой сильный, что копье осталось в умирающем волке. Выхватил длинный нож правой рукой, в левой был короткий. Левой рукой защищался от прыгнувшего волка, метившего в горло. Волк вцепился в руку и получил удар в горло. Нож вошел по рукоятку. В пылу схватки волк разжал зубы, отпустил руку, отскочил и повалился на бок, кровь хлестала из раны. У Николы копье сломалось в прыгнувшем на него волке. Он стоял с ножом наготове. Волки остановились, половина стаи лежала мертвой. Они поджали хвосты, отбежали на некоторое расстояние и все равно не сводили взгляда с добычи, которая показала острые зубы. Костер погас полностью, угли забросали снегом в пылу схватки. Люди стояли плечом к плечу, тяжело дыша. Владимир воткнул длинный нож в ножны, сделал пару шагов, вырвал копье из убитого волка, отдал Николе.

Начал зарождаться рассвет, волки двинулись на людей, и тут Владимир зарычал, как медведь или волк, Никола подхватил, стояли и оба рычали что было сил. Волки развернулись и рванули в чащу леса. Люди сели на землю, спиной опершись на выворотень, пар хлестал из-под одежды. Владимир и Никола начали осматривать себя.

– Есть раны? – спросил Владимир у Николы.

– Считай царапина на руках.

– У меня тоже.

Так просидев какое-то время, снарядили заново волокушу и потащили в сторону дома лося. Пришли к вечеру, оба пошатываясь и неимоверно уставшие, но довольные и живые. Устинья ухаживала за Владимиром, обработала раны теплым смоченным полотенцем. То же самое проделала Маша с Николой. Аша собирала на стол. Дед предложил отужинать. Все сели за стол. Пока мужики ели, их ни о чем не расспрашивали. Когда наелись и положили ложки, дед сразу спросил, как все прошло. Владимир вкратце рассказал, как добыли лося, где шли и где приняли схватку с волками. Мужиков уложили отдыхать под меховые одеяла. Дед ходил по дому, о чем-то размышляя и приговаривая – больше десятка волков! Ушел в сарай, стал там что-то делать, дал наказ Устинье на завтрашнее утро собирать с собой полный обед на четверых человек. В те времена не надо было рассказывать и объяснять, что задумал дед. Он вынул из сарая небольшие волокушечные сани, осмотрел и потрогал все соединения, остался доволен, кинул на них веревки. Сходил на ручей Симак, проверил мережи, принес домой двух налимов. Девчонкам сказал приготовить с утра ушицы.

– Ты отдыхаешь, – сказал он Устинье.

Все поняли, кто четвертый пойдет с мужчинами. Пока не рассвело, девчонки Маша и Аша хлопотали у печки, готовя завтрак, выставляя посуду на стол и чистя лук, который нарезали на блюде ломтиками и оставили посередине стола, большой горшок с горячей ухой встал рядом. Все проснулись, потягиваясь шли на кухню к большому столу.

– Морозно, – объявил дед. – Пойдем за шкурами волков.

Устинья нарядилась в мужские меховые штаны, перед всеми покрасовалась, все от души посмеялись. Снаряжение было как для простой охоты. Вышли, как только начало рассветать, чтобы к закату вернуться. Шли быстро, волокуша их не задерживала, это не куски мяса на ветках тащить. К месту схватки дошли к обеду. Мужики взялись за ножи и стали снимать шкуры, Устинья готовила обед у костра, подтаскивала и складывала шкуры. Семь туш были разделаны, шкуры уложены на сани. Поели с общего котла, как всегда делается в лесу. Мужики принялись снова за дело, еще шесть шкур легли в сани. Светлого дня оставалось не много. Быстро собрались и почти бегом пошли в сторону дома. Мужики менялись, таща сани с поклажей. Вышли к дому, когда уже стояли сумерки. Затащили шкуры в баню, вся обработка шкур ляжет на плечи девчонок, чтобы их сделать мягкими и пушистыми. Пока раздевались и умывались, девчонки зажгли свечи и, не торопясь, поставили угощения на стол. Ужиная, Митрич рассуждал вслух:

– Надо будет к большой воде сделать лодку побольше и с парусом, – взгляд пошел на Устинью.

Та кивнула, и все поняли, кто будет заниматься парусом.

– Как ледоход пройдет, пойдем в Новгород на торговища. Там за шкуры волков, соболей, куниц и лисиц получим раза в два или три больше, чем Добрыня здесь нам сторгует.

Владимир и Никола закивали, соглашаясь с дедом.

Зима проходила в обычном порядке. Вепсы занимались каждый своим делом: мужики проверяли силки, приносили пушнину и иногда свежего мяса – то зайца подстрелят, то глухаря, сходят мережи проверят и несут рыбы свежей. Потихоньку расчищали они место под дом Николы и Маши, заготавливая лес на постройку. Дед потихоньку мастерил лодку больших размеров, чем была у них, иногда привлекая Владимира и Николу для помощи – принести, подать, здесь поддержать. Мужики, приходя с охоты, всегда с собой тащили вязанку дров, хоть и были заготовлены дрова, но с лесу пустыми не приходили. Женщины занимались всем хозяйством, стиркой, уборкой, готовкой еды и выделкой пушнины, делали полотно из льна. Всем хватало работы от рассвета до заката, на общий завтрак и ужин собирались вместе. Утром обсуждалось, что нужно сделать за день, а вечером подводились итоги и строились планы на будущее.

Весна приходила постепенно, дни становились длиннее, лес оживал, птицы кругом щебетали. Ладья уже была сделана дедом, оставалось проконопатить и просмолить – с этим помогли Владимир и Никола. На ладье было рулевое весло и два парных для гребли двух человек, толстый шест, на который установят небольшой парус, который сделала Устинья с девчонками. Снег на Симак-ручье начал темнеть, превращаясь в капельки воды, лед приподнимался, и воды в ручье становилось все больше и больше. Этот поток устремлялся в реку Оять. Мужики подтащили лодку по снегу на холм. На днях тысячи таких же ручейков войдут в Оять, лед поднимется, вздыбится, разломается и пойдет ледоходом по руслу. Шумно грохоча и переламывая друг друга, льдины будут скрести берега, уносить в Ладогу все листья и бревна вниз по реке.

Мужики осмотрели куртки, с дополнительными нашитыми кусочками кожи. Владимир проверил свою броню и все застежки. Воды в Ояти становилось все больше и больше, а льдин все меньше и меньше, время подошло. Меха были уложены в нос лодки, где Митрич соорудил два откидывающихся щита – защита от дождя, чтобы товар не намокал. Щиты сверху были отделаны кожей, а если откинуть их, становились как стена в носу ладьи. Еще в ладье были установлены шесть щитов, по три с каждой стороны между гребными веслами, что являлось дополнительной защитой от стрел и лихих людишек. Столкнули ладью в реку и пошли. Лодка всем нравилась, Митрич был доволен, что она шла быстро и была устойчива на воде. Парус не ставили, ветер был встречный, но мужики сели за весла с удовольствием поразмяться, гребли в такт по команде Митрича. Он хорошо знал русло реки: где поглубже, где камни порогов, чтобы не налететь на один из них днищем. Световой день увеличился, в поселении Ярославичей не стали делать остановку, а прошли быстро и устремились вниз по реке. Так же прошли Алеховщину, но были замечены Прохором. К позднему вечеру вошли в реку Свирь, в которую впадала Оять, а затем в устье Ладоги. Остановились в поселении Свирица на ночлег. Место то хорошее, две большие реки сливаются вместе, входя в Ладогу. Переночевали на берегу у ладьи. Дрова для костра были взяты предусмотрительно с собой. Поселенцы Свирицы, видя, что люди с товаром, подходили здороваться, а тамошний купец сразу начал спрашивать, что везут и за сколько хотят товар сбыть. Митрич знал, что в Новгороде они получат лучшую плату за свой товар, так как там были купцы с юга, привозившие свой товар аж с самого Константинополя, галы, свеи, викинги. Знал, что последние – лживый, вороватый народец, всегда обмануть норовит, а восточные купцы чистоплотные, но с ними нужно торговаться, показывая качество своего товара, зато брали хорошо. Переночевав в Свирице, пошли дальше, вошли в Ладогу (море пресное). Владимир и Никола никогда не видели столько воды – до самого горизонта вдаль уходило озеро, соприкасаясь с небом.

– Море тоже такое же, – сказал им Митрич. – Только вода там не питьевая, горькая, а здесь зачерпнул ладонью, и пей спокойно.

Мужики сидели на скамьях, отдыхая, так как ветер был попутный, Митрич показал, как установить парус, как отрегулировать, сам сидел за рулевым веслом, рассказывал. Плыли вдоль камышей, не заходя в глубь озера, проплыли остров, за которым находилась дельта Сясь-реки.

– Следующая дельта наша, – сказал Митрич. – Седой Волхов, который берет свое начало в Ильмень-озере.

Вошли в Волхов. Лодка сбавила ход, так как шла против течения. Мужики сели за весла, опять подразмяться и, не сбавляя ход, стали подниматься по Волхову. Митрич сказал, что надо запастись дровами и поесть горяченького, а к вечеру, если будет попутный ветер, доберутся до Новгорода. Его лодка была меньше лодки купцов, поэтому могла пристать к берегу, где хотелось. Он высматривал берег, где сушин в лесу видно больше и вид красивее. Место такое нашлось. Пристали к берегу, мужики немного подтащили лодку, взяли топоры и пошли в сторону леса.

– Брони наденьте, – остановил их окрик Митрича.

Переглянулись, вернулись. Владимир кольчугу надел, а Никола кожаную куртку. Митрич в это время поднял в лодке верхний настил, выкинул два щита на берег и начал перебирать мешок с продуктами. Мужики быстро вернулись, таща по паре сухих деревцев. Владимир начал разводить костер, Никола рубил дрова. Вдруг на берегу застрекотала сорока и перелетела с места на место. Митрич поднял голову и начал всматриваться в кромку леса. Сорока не прекращала стрекотать и перелетать с места на место. Из леса выскочило четыре норманна с оружием в руках. С воинственным кличем они бежали к лодке. Владимир кинул взгляд на Митрича, который через борт протягивал ему мечи. Стрела ударила в спину Владимиру, но броня выдержала. Владимир встал в боевую стойку с двумя мечами, Никола с топором в одной руке и подобранным щитом в другой, спокойно ждали приближения норманнов. Еще свистнула стрела. Никола спокойно взял ее на щит, обломав обухом топора, чтоб не мешалась. Митрич, охотник с малолетства, смотрел вначале в то место, откуда прилетела первая стрела. Выпущенная вторая показала место стрелка – туда же было выпущено сразу две стрелы Митричем. Никола первым принял на щит удар норманна и махнул своим. Пара норманнов отскочила, чтобы не попасть под рассекающий воздух удар, но Владимир уже начал свой танец, крутя мечами. Самый яростный и рычащий из викингов, брызгая слюной из-под шлема, наскочил, попробовал ударить прямым ударом меча. Владимир левым мечом отвел удар, а правым рубанул, уходя немного назад, а Никола в это время сделал полшага вперед, прикрываясь щитом. Викинг и не понял, что оказался без кисти, Владимир сделал полшага назад, быстро атаковал вперед, отбиваясь от левой руки викинга и отводя удар второго викинга с топором. Викинг первый взмахнул левой рукой с мечом, пытаясь нанести удар сверху вниз. Владимир встретил своим левым мечом удар, правый вогнал врагу в подмышку, немного отступил и прикрылся телом первого викинга от второго. Никола нанес по щиту противника такой удар, что щит раскололся, стало видно, что рука противника повисла, как плеть, Никола вторым взмахом вогнал топор между шеей и плечом противника, копье второго его противника чиркнуло по бедру. Он отбил выпад щитом и нанес удар топором. Викинг отвел удар щитом, противники разошлись на полшага назад. Викинг, размахивая секирой, пытался достать Владимира, но тот уклонился, вогнал левый меч под горло, а правый в живот. Николин противник, метя копьем в голову, ударил, сделав шаг вперед. Никола отбил щитом и по выставленной ноге норманна нанес удар топором, ломая кости. Противник упал вперед, второй удар топором в затылок закончил дело.

– Неплохо, – сказал Митрич из лодки.

Сам он с наложенной стрелой на луке смотрел на лес.

– У рябины с небольшими елками, – крикнул он.

Вои поняли, где находится стрелок, и двинулись в том направлении. Подошли, увидели сначала ноги, а потом и тело лежащего норманна. Стрела Митрича вошла ему в рот, сломала зубы, кончик стрелы торчал с другой стороны, из затылка.

– С ходу напали, – сказал Владимир, осмотрев место, – И без вещей были.

Они подхватили тело за ноги и потащили к лежащим четверым.

– Везет дак везет, – сказал Митрич, видя, что вои тянут пятого.

Все трое переглянулись и улыбнулись друг дружке. Никола сел на землю, сняв штаны. Дед осмотрел бедро, промыл рану, положил мазь и потуже замотал чистой тряпицей, заготовленной специально девчонками. Сварили ужин и перекусили. У Николы нога стала давать о себе знать.

– Потерпи, – сказал дед. – Завтра покажем тебя новгородским травницам. Они больше ведают. Сиди отдыхай.

Дед и Владимир направились к поверженным врагам осмотреть трофеи. У четверых, кроме лучника, были шлемы. Владимир посмотрел, не понравились, но решил, что обменяют. На всех пятерых были кольчуги – две потрепанные, три в хорошем состоянии, две секиры, пять мечей, около десятка ножей, хороший лук, штук пятнадцать стрел, десяток граненых и пять срезов. Из драгоценного – три кольца серебряных, один с камнем мутным, браслетов четыре серебряных ну и по кошелям – золотой, семь серебряных монет и пять шейных серебряных гривен.

– Для воев чего-то нищева-то, – сказал Митрич. – А для нас прибавка хорошая.

На лодке отошли в тихую заводь, встали на два якоря, разложили скамьи, бросили куртки, устроились на ночлег. Трупы викингов побросали в воду, пусть раки едят, не стали сжигать, чтобы костром не привлекать внимание. Первым проснулся Никола, ныла нога и хотелось пить, перевесился через борт, зачерпнул ладошкой, напился. Проснулись дед и Владимир, подплыли к берегу, все умылись, перекусили вяленым мясом. Митрич посмотрел на погоду, ветер усиливался, но им был попутным, поставили парус и пошли в Новгород. К вечеру стали подплывать. Никола и Владимир, не видевшие никогда города, во все глаза рассматривали кремль и оборонительный вал.

– Сколько домов и народищу, – сказал Никола.

Лодку поставили у пристани, заплатили за сохранность и до завтра товар занесли на склад, там же на складе по совету спросили, где хорошая таверна с комнатами и есть ли там травница. Им указали, куда идти. Дошли с хромающим Николой до таверны, сняли комнату на ночь и попросили, чтобы пришла травница посмотреть ногу воя. Не долго ждали, посыльный мальчонка привел женщину с котомкой. Травница с Николы сняла повязку, осмотрела, обработала рану, достала нитку с иголкой и наложила с десяток швов.

Митрич с интересом наблюдал. Закончив, женщина положила на рану успокаивающие зуд травы и сделала новую повязку. Митрич рассчитался с ней, отвел в сторону, спросил, можно ли купить таких иголок и из чего делается нить. Приобрел у нее три иголки и клубок ниток. Травница рассказала, как и когда снять швы и чем лучше обрабатывать рану.

Наутро подыскали Николе костыли и пошли на торг. Лавки уже открылись, купцы выкладывали товар на стеллажи.

– Сходи принеси две кольчуги потрепанные и все шлемы, – сказал Митрич Владимиру.

Они с Николой смотрели на лампы масляные, изучали их.

– Нет, свечи лучше. Соль есть? – спросили они у купца в тюрбане.

Тот кивнул головой.

– За шкуру волка сколько горстей?

Купец в тюрбане показал пять пальцев, Митрич показал десять. Немного поторговавшись, сошлись на восьми. Купец показывал пальцами, что хочет пощупать и посмотреть товар. Митрич на пальцах объяснил, что принесут позже. После этого отправились в кузнечный переулок города, их догнал Владимир, неся пять шлемов и кольчуги. В кузнях практически никого не было, только подмастерья крутились, поддерживая огонь и таская воду. У одной из кузней собралась толпа народу, что-то шумно обсуждая. Троица направилась туда, стали прислушиваться, что там происходит. Обсуждалось, что владельца кузни в таверне зарезали норманны и по вечеру сбежали из города. Тот кузнец на прошлой неделе влез в долги двум другим кузнецам для покупки железа. Были видаки, которые подтверждали слова кузнецов. Старшина кузнечного конца размышлял недолго, вынес такое решение: за долги одному кузнецу отходит кузня, у которого семейство больше и в кузне не провернуться. А другому отходит все железо, инструмент, имущество, которое есть в кузне. Общим договором решили присутствующие, что старшина рассудил по правде новгородской. А норманну, если появится в городе, смерть, так как убийство в таверне произошло по подлости и дурному нраву норманнов, которые прирезали одного кузнеца втроем, были видаки, что кузнец и плохого слова не сказал в их сторону, а просто им не понравился его взгляд на их пьяное буйство и похвальбу.

Все присутствующие начали расходиться по своим кузням, Владимир просто из интереса заглянул в кузню, держа в руке шлемы норманнов, за плечом в мешке у него были две кольчуги.

– Стойте! – раздался вдруг крик молодого отрока с русой головой, сидевшего на пеньке у входа в кузню.

Старшина и кузнецы остановились, смотря на отрока. Тот привстал с пенька и пальцем указал на шлемы в руках Владимира.

– Это они!

Старшина смотрел то на Владимира, то на шлемы.

– Говори, – обратился он к отроку.

– Это их, норманнов-убийц, шлемы, и того главного, с волчьим хвостом на шлеме, кто нанес первым удар ножом, – дрожащим от гнева голосом ответил отрок.

Старшина посмотрел на Владимира, спросил, откуда он. Народ опять стал собираться еще больше возле кузни, подошли видаки, кто был в таверне, когда это произошло, и подтвердили слова отрока. Покашливая и поглаживая бороду, протиснулся сквозь толпу Митрич, встал рядом с Владимиром и сказал:

– Мы убили их.

Толпа загомонила.

– Когда и где? – с удивлением спросил старшина.

Митрич громогласно рассказала все как было, без утайки.

– Справедливость свершилась, – сказал старшина, выслушав рассказ. – Трофеи ваши по новгородской правде.

Народ с уважением смотрел на троицу, обсуждая, что поделом норманнам, много им здесь прощалось беспредела за веру, что людей пытались обмануть и мошенничествовать, были уличены. Но когда двое воев и один дед уложили пять норманов – а еще про одного поговаривали, что с волчьим хвостом похаживал берсерк, – все удивлялись.

– Правосудие свершилось, – еще раз громогласно сказал старшина. – Имущество по правде разделено, можем расходиться.

– Как звать? – Митрич повернулся к отроку.

– Мишка.

– Кузнечное дело знаешь?

– Да, пять лет с дядькой.

– А кто-нибудь из родни есть?

– Нет, – отрок опустил голову.

– Пойдешь с нами? Кузнец нам нужен.

– Пойду, – ответил отрок, взглянув на Митрича.

Дед недолго думая пошел в кузню к тому, кому отошло имущество за долг, и напрямую спросил, сколько тот хочет за инструмент, наковальню, меха. Сошлись на цене пять серебряных гривен, золотой и два серебряных кольца, ударили по рукам.

– Перенесите все в лодку, – сказал Митрич, обращаясь к Владимиру и Мишке. – А со склада несите товар к купцу с тюрбаном, будем торговаться.

У Мишки заблестели глаза и появилось что-то вроде улыбки на лице. Митрич с Николой пошли в лавку к купцу с тюрбаном. Напротив этой лавки восточного купца была корчма, где за стол присели дед с Николой и заказали два кувшина морса и на четверых пирогов с зайчатиной. Владимир с Мишкой и еще тремя помощниками принесли тюки с пушниной. Купец с тюрбаном оглядывал тюки, но без хозяина не притронулся, позвал одного из своих приказчиков побыть как переводчик. Мужи поели, попили морсу, и Митрич сказал:

– Ну пойдем, еще поторгуемся.

Распаковали тюки с волчьими шкурами, стали показывать и говорить, девять, мол, намекая на девять горстей соли, а не на восемь, как до этого был разговор, но тогда по рукам не ударили. Прикладывали к телу, мяли в руках, показывая хорошую отделку шкур. Купец в тюрбане улыбался, торговался за восемь.

– Девять, – сказал Митрич – И все бобры, норки, куницы и лисы. Нам нужно шелка: желтый, красный, зеленый, по пять длин руки, восемь мешков ржи и два мешка пшеницы.

Купец долго ходил считал, прикидывая.

– Так мы пойдем к другому, – сказал Митрич, показывая на другую лавку, и попросил переводчика, чтобы тот перевел.

Купец в тюрбане сразу протянул руку, ударились, пожали руки, сделка состоялась.

– Грузимся! – сказал Митрич, схватив шелк, потащил его к лодке и добавил: – Никола, ты здесь, пока не переносим весь товар.

Мишка поднял и потащил один из мешков, Владимир на плечо закинул один, попросил Николу закинуть на другое плечо еще один. Митрич укладывал и распределял все по лодке, Владимир и Мишка таскали, с последней партией, опираясь на костыль, шел Никола. Весь торг шушукался и показывал на них: мол, вон эти-то уработали норманнов, злыдней безбашенных. Пока все укладывали в лодку, к ним подошли три воя, двое со щитами и копьями и мечами, а третий, сразу было видно, старший среди них. Хорошая бронь кольчуги сверкала на солнце, пояс кожаный с узорами немало стоил. Поздоровались.

– И вам здравствуйте. Петр, – представился сотник новгородской стражи. – А вы, люди, чьих будете? Народ поговаривает, приехали пушнину сторговать?

– Да, теперь домой отправляемся.

– И эти охотники? – показал он на Владимира и Николу.

– Да, они и уработали норманнов, я только одного стрелой, свезло.

– Не хотите, мужи, в стражу новгородскую? – Петр посмотрел изучающе.

– Извини, но дома жены ждут, – усмехнувшись, сказал Владимир.

Петр понимающе кивнул головой. На том и распрощались. Мешок с потрепанными кольчугами и шлемами так никуда и не пристроили, решили забрать домой, в хозяйстве пригодится. Перед отплытием Митрич осмотрел ногу Николы, положил новых трав, что дала травница, и обмотал новой тряпицей.

Пошли вниз по Волхову. Лодка просела от приобретенного товара, зерна, кольчуг, оружия и кузнечного инструмента. Митрич правил лодкой и был доволен несусветно собой и родичами – теперича они мужья его внучек. За веслами были Владимир и Мишка, Никола ближе к носу, как раненый, валялся, нежился на солнце, отдыхал.

– Ты поспи, – сказал ему Митрич. – Ночью сторожить будешь.

Тот в ответ кивнул и повернулся на бок, спать под монотонный всплеск гребков весел. Подошли к знакомому месту, где произошла битва.

– Здесь заночуем, – сказал Митрич и скомандовал Владимиру с Мишкой: – За дровами! А мы будем костер и похлебку делать.

Отдохнули хорошо. Никола ночью сторожил. Ночь прошла тихо, под утро доели варево, умылись в реке, поплыли дальше через Ладогу в свою Оять, но тут ветер был встречный, и пришлось идти на веслах. Сделали остановку в Алеховщине и Ярославичах. Домой прибыли на десятый день к обеду. Заметила их Аша, ходившая на Симак-ручей проверять мережи. Притаилась за кустом, увидев лодку, выплывающую из-за поворота. Лодку узнала, только народу было в ней больше на одного человека, сидела и смотрела, а когда подплыли ближе, рассмотрела – свои. Выбежала на холм и замахала рукой. Дед махнул рукой в ответ. Загнали лодку по устью Симак-ручья, скрылись за осокой, пошедшей в рост на заливном лугу.

– Иди, хромой, до дому, – дед вручил Николе шелка. – А мы с остальным управимся.

Сначала все имущество по крутому склону затащили наверх.

– Возьми мешок, отнеси домой и приезжай на коне, – сказал дед Владимиру. – Захвати с собой веревки.

Пока довозили все имущество до дома, женщины хлопотали по кухне, готовили рыбу и мясо: вареное и печеное, вяленое, нарезкой и ломтиками. Аша занималась баней, растапливала и таскала воду. Когда все сложили по своим местам, дед дал команду в баню. Парились и купались, отмываясь с дороги. Затем все в свежем чистом белье пошли за стол. Во главе стола сел Митрич, по правую руку Владимир с Устиньей, за ней Аша, по левую усадил Мишку, за ним Никола с Машей. Дед налил всем медовухи и сказал, приподняв кружку:

– За удачный поход!

– Жениха привезли, – представили Мишу.

Аша засмущалась, Миша больше, остальные стали улыбаться. Неторопливо кушая, Митрич рассказывал девчонкам об их походе. Девчонки даже есть перестали, заслушавшись деда. Закончив трапезу, мужики вышли на лавку с кувшином медовухи обсудить предстоящее строительство.

– Участок расчищен, – сказал дед. – Будем ставить дом Николы, а затем вот там, ближе к ручью, кузню.

– Еще бы одну баню побольше, – предложил Владимир. – Нужна будет.

Все согласились. Но вначале поставили кузню – дед настоял. Затем принялись за дом Николы. Вырубая большую площадь, Митрич как-то вечером объявил, что поселение это будет зваться Видл[2]. Никто лишних вопросов старшему не задавал, Видл дак Видл.

Аша все поглядывала на Мишку, да и парень ее вниманием не обделял, то букетик ромашек принесет, то луговых колокольчиков или кустик земляники. Все у них вроде слаживалось. Митрич тихо радовался за них. А за себя еще больше, что не ошибся в отроке: скромный, работящий, да и в силушку потихоньку стал входить – рыба красная, икра и мясо любое, еды вдоволь, такого в Новгороде не видал. Дед на охоту брал Мишку, силки ставить, дичь пострелять. А Владимир ходил с Николой, но приходилось ходить все дальше и дальше в глубь леса, поблизости уже, видно, все повыловили. Женщины пошили себе сарафанов, готовясь к празднику окончания сбора урожая. Проходил праздник в какой-либо деревне по реке Оять, так как это была основная дорога в те времена. Митрич как-то вечером, сидя на лавочке у дома, рассуждал вслух:

– Зверя мало становится, зерна у нас мало, зима длинная. Ту пушнину, которую заготовили, если в Новгороде обменяем, и то не хватит. Сходим на праздник урожая, а там посмотрим, время еще будет сплавать в Новгород и вернуться до того, как станет река в лед.

Праздник урожая справили в Ярославичах, там и ярмарка открылась, и купцы подтянулись, меняя у охотников меха на товар. Митрич договорился с Федором с Немжи, чтобы тот дал двух отроков за хозяйством посмотреть, хотелось всем семейством погулять, сговорились по-родственному. Когда Федор спускался по реке на праздник со своим семейством, остановились в Видле, оставив двух отроков. Митрич, прихватив с десяток мехов норок, чтобы погулять, погрузил все в большую лодку и караваном с другими вепсами (курбы, ладвы, озер) поплыл на праздник.

Праздновали весело, с песнями и хороводами-застольями. Но Митрич не просто праздновал, а уединился за отдельный стол с Федором и купцом Добрыней, который был наслышан о походе. Порасспрашивал, как торговали, почем брали тот или иной товар. Митрич становился конкурентом Добрыни, а умный купец хотел и сам в прибыли быть, и охотников не обидеть.

– Вы же опять собираетесь в Новгород торговать? – поглаживая бороду, спросил Добрыня.

Митрич, щурясь, утвердительно кивнул.

– А если я вас найму как охрану ушкуйников? И свой товар продадите, и еще с меня заработаете – отдам зерном и солью.

Федор с Митричем переглянулись.

– Сколько тебе человек для охраны нужно?

– Человек шесть воев.

Торговались долго, почти до утра. Сговорились, ударили по рукам: за воя – мешок зерна и две горсти соли.

– Сына старшего возьмешь? – по-родственному спросил у Федора Митрич.

Тот утвердительно кивнул. Поутру, собираясь домой, Добрыня авансом выдал два мешка зерна и четыре горсти соли Митричу и один мешок зерна и две горсти соли Федору.

– Сейчас у нас остановитесь, – сказал Федору Митрич, – Брони вам дам. Сами подгоните, чтобы сидели хорошо.

Мишка дело кузнеца знал хорошо. Отремонтировал те две потрепанные кольчуги, сделал шлемы одинаковые по тому, как описал Владимир: остроконечные, с защитой щек и стрелкой по носу. Меховые шапочки женщины пошили, чтобы шлемы не на голую голову надевать. Митрич мерил, понравилось, подмигнув Владимиру, сказал:

– Не так страшно по башке теперь получить.

Все посмеялись, зная историю Владимира. С Ярославичей поднялись в Видл, стали примерять брони, на Федора не налазила ни одна. Мишка сказал, что разошьет их по бокам, грудь, живот и спина закрыты будут, а под руками – ремни, на любое тело подойдет. Шлем был один, Федор отдал его сыну Ваське, так звали старшего сына, на него бронь подошла, как влитая. Также на время похода договорились о том, что два отрока от Федора будут с женщинами в Видле, так как Устинья была в положении, и, как бабки-травницы, повитухи на празднике сказывали, к зимнему солнцестоянию могла разродиться. Устинья, Маша и Аша в шелковых сарафанах всем деревенским красавицам на зависть. Все женщины мужьям намеки стали делать, Митрича в пример приводить: во-ка, гляньте, внучек как любит, ничего не жалеет. Мужи и сами видели и смекали, кто поумнее были, сходили к Добрыне и спросили к следующему разу привезти шелка помимо основного товара. Добрыня был удивлен, но сказал, сделает.

Прибыли в Ярославичи вои при полном оружии и доспехах, как договаривались. Добрыня сказал, что выходить через два дня. Наутро Владимир, Никола и Мишка вышли мечами помахать, размяться. Смотрел на эту рубку Федор и думал: не зря сына в Видл отдал, вой, да еще какой, из Николы получается. После пляски с мечами Владимир скомандовал о построении на земле, тут и Митрич беспрекословно выполнял его распоряжения. Посередине поставили Ваську со щитом и копьем, с одного бока Федор со щитом и секирой, с таким же вооружением Никола с другого бока, сзади с двумя мечами в обеих руках стали Владимир и Мишка. Митрич был крайним, со щитом и легким луком позади всех. Таким клином они ходили прямо, направо и налево, рубя невидимых врагов.

В ладье Добрыни места должны были занимать так: по два лучника на два борта, между ними щитовой Васька, между ними Федор с луками, Мишка со щитом, чтобы за ним прикрыться можно было, а с другого борта – Никола, дед между ними и Владимир со щитом. Если нападение с одной стороны, то расположение – одни на корме, другие на носу ладьи. Отправились в путь, как и было уговорено, через два дня. Впереди ладьи Добрыни шла лодка Митрича, он за рулевым веслом, Владимир за веслами с луками наготове, Мишка и Никола на носу. В ладье, по бортам, с луками наготове Федор и Васька, так дошли до Алеховщины. Там остановились на сутки, догрузиться товаром с торговой лавки Добрыни, которой командовал Прохор. Лодку привязали сзади, так как шли по большой воде. Вошли в Ладогу, ладья тяжелая, много товара набрал Добрыня, ветра почти нет, парус бесполезен, гребли на веслах, шли медленно и тихо, ладья – это не лодка. Шли подальше от берега, проходя устье Сясь-реки, видели лодки рыбаков. Много их разом из-за острова показалось, хотя вроде не было нереста сейчас. Так шли потихоньку, а лодки приближались, Мишка девять насчитал. Владимир к борту подошел, взглянул и скомандовал: «Вздеть брони!» Вои быстро накинули кольчуги, подпоясались, проверили оружие. А лодки уже близко.

– Щиты! – закричал Владимир.

Все поняли, вздернули вверх, и как дождь посыпались стрелы. Владимир подхватил второй щит, под него встали дед и Никола. Дед зарычал, одна из стрел все-таки попала деду в ногу. Видно было, как один из приказчиков Добрыни распластался на палубе со стрелой в груди. Мишка поднял два щита вверх, за ними укрылись Федор и Васька, луки у них уже были в руках, не деревянные, окончания лука из рога косули для большей упругости.

Откинули они свои щиты, прицелились, залп, и три подходящие лодки начали загибать – две влево, одна вправо. Владимир видел, как заваливались в лодках гребцы. Лучники поливали их, не жалея стрел. Еще один залп. Лучник завалился, дед выстрелил в щитоносца, тот упал, и три стрелы Николы, Федора и Васьки разом очистили лодку от живых. Федор снова прицелился, выстрел, человек опустил щит, и еще одна лодка мертвецов преградила путь другим. Владимир понял, что Федор своей недюжей силой и хорошим луком пробивает противнику и щит, и руку.

– Первым стреляет Федор! – крикнул он.

Выстрел, щит снова опущен, трое мертвых в лодке. В лодках, видя, что добыча не по зубам, стали грести назад. Четыре лодки с мертвецами болтаются, в одной только один живой остался, и тот пал на дно, прикрывшись доской, другие лодки уже во всю гребли к берегу.

– Ух, отбились, – не опуская щита, сказал Добрыня и вытер пот рукавом, в руке был меч.

Еще какое-то время они смотрели на удаляющиеся лодки. Дед сел на палубу и попросил Николу притащить котомку – в ней были чистые тряпицы, мазь, травы и иголки с нитками. Добрыня крикнул своему приказчику, чтобы тот принес щипцы. Щипцами перекусили стрелу и выдернули древко.

– Пусть немного кровь выйдет, – рыча, сказал дед. – Чтобы грязь вышла.

Он пережал ногу руками. Промыли, смазали, наложили травы, обмотали. Дед подозвал Добрыню:

– Добавишь еще пару мешков зерна.

Добрыня кивнул.

– Замотайте покрепче, – сказал он. – И унесите деда от солнца в тень кормы.

Позже Добрыня пришел к Митричу, сел рядом.

– Народ звереет – сказал ему дед. – Здесь уже давно зверя повыловили, а рыбу не каждым разом возьмешь, на голодный желудок озвереешь.

– А что делать?

– Им тут скотину разводить надо. – Митрич почесал голову. – Но это опасно. Приплывут викинги, животных убьют и сожрут, а человеку кишки к столбу прибьют и заставят вокруг столба ходить.

– Да, – протяжно сказал Добрыня.

Подходя по Ладоге к Волхов-реке, увидели мчавшийся на всех веслах драккар викингов. Добрыня побелел.

– Шлемы, брони надеть, к борту щитами! – скомандовал Владимир.

В этот момент с Ладоги в Волхов-реку подул хороший ветер, парус округлился, потащил ладью быстрее, но все понимали, поможет это ненадолго – смерть подплывает. Один из приказчиков указал на верх реки, где спускались две новгородские ладьи, Добрыня молился всем богам. С драккара, похоже, тоже заметили две ладьи и повернули круто вверх с Ладоги в Волхов. Шли они, скорее всего, с реки Невы и тоже в Новгород. А может, и шакалили в устье Волхова, поджидая одиноких купцов. Промчались мимо и ушли вверх по Волхову.

Добрыня скомандовал:

– Парус убрать, грести перестать!

Подплыли две ладьи, тут сразу было видно – новгородские и служивые. Там оказались и знакомые Добрыни по Новгороду: десятник и несколько воев. Шли, как оказалось, с провиантом в крепость Ладогу.

– Не знаю, какие боги вас послали, но вовремя, – сказал Добрыня.

– Не суйся в Волхов, – ответил десятник. – А то притаятся гады, вылетят с какой-нибудь притоки и порубят всех. Их там на драккаре человек полсотни.

– Да, – согласился Добрыня. – Встанем на якорь, будем других купцов ждать да караван собирать.

Встали на якоря, ладьи дружинников ушли. Через некоторое время подошла еще одна ладья купца, незнакомого. Выслушали они рассказ Добрыни о происшедшем и тоже встали на якорь рядом. Два дня стояли, пока с десяток не собрались, тогда решили идти до Новгорода. Дошли спокойно, викингов нигде не заметили. В Новгороде пытались узнать больше, описывали, как выглядит драккар. Люди говорили, что драккара не было, да и полсотни викингов – это не два воя, не спрячешься.

Митрич и вепсы договор перед Добрыней исполнили. Он рассчитался с ними по справедливости: накинул по серебряному на человека, и, конечно, соль, зерно и два мешка сверху – все как должен был. Митрич похромал с костылем на торг, вои захватили свои меха и направились за ним. Купец с тюрбаном еще не ушел к себе на юг. Увидев Митрича, приложив руку к груди, чуть-чуть поклонился.

– Здравствуй, мил человек, – сказал Митрич. – Товар возьмешь?

Купец в тюрбане подозвал переводчика и сказал:

– Если у уважаемого товар такого качества, как в прошлый раз, возьму без разговора.

Вои распаковали тюки с межами. Купец ходил, считал, смотрел.

– Что хочешь? – так же через переводчика спросил он.

– Четыре мешка ржи, соли десять горстей, два мешка пшеницы, – ответил Митрич, у которого было все подсчитано заранее.

Товар был разделен на две кучи. Купец понял, что другой товар – Федора, но тот стоял молча, пока шел торг.

– И пятнадцать монет серебром, – добавил Митрич.

Купец ходил хмурился, думал, а дед сделал паузу, потом подошел и указал пальцем на соседнюю лавку. Купец в тюрбане все понял, хлопнули по рукам. Федор тоже просил зерном и солью, еще попросил отрезки шелка.

– Моя всю плешь мне проела про сарафаны твоих внучек, – сказал он Митричу шепотом.

С купцом с юга сторговались. Митрич подозвал Мишку:

– Где будем железо брать?

У Мишки глаза засияли, повел он всех к кузнечному концу, к одной из лавок.

– Здесь лучшее железо.

– Торгуйся сам, – шепнул дед Мишке. – Вот тебе десять серебряных монет.

Мишка вовсю торговался: две серебряные монеты за крицу, вышло пять оковалков железа, если смотреть, сколько это, то оковалок – четыре больших мужских кулака.

– Сегодня ночуем в Новгороде, – сказал Митрич. – Завтра утром отплываем.

Сняли две комнаты в таверне, поужинали и разошлись отдыхать перед дорогой домой. Спозаранку встали, поели и пошли грузить лодку обмененным товаром. На улице осень, первые морозцы, небо ясное, мужи грузили лодку. Вдруг из одного из концов к пристани выбежало с десяток викингов. Бегут, орут, руками машут! Стражники новгородские, которые были недалеко, видя эту картину, двинулись туда же, куда бежали викинги. Вепсы взялись за щиты, в другой руке у кого меч, у кого секира. Подбежали викинги, Один из самых здоровых и высоких, с красной мордой, заплетенными косичками на бороде, налитыми кровью глазами что-то начал орать. Вепсы, не сводя взгляда с викингов, стояли смотрели.

– Чего это он, интересно, хочет? – спросил Митрич у Мишки. – Очень уже сильно вопит.

– Божьего суда он хочет. Ищет, кто убил его брата. Тот шлем с волчьим хвостом его был. Зовет на перекресток, и пусть боги рассудят.

Пятеро дружинников, стоявших неподалеку, все слышали. Владимир вышел вперед на шаг, стукнул мечом о щит – вызов принят.

Невдалеке было чистое ровное место, песок. Викинги пошли туда, встали полукольцом, с другой стороны встали вепсы и дружинники. Владимир взял два меча и вошел в круг. Викинг осмотрел его и взревел, увидев один из мечей его брата. Он взял меч и боевой топорик. Сошлись, заблистала сталь, зазвенели удары, воины бились отчаянно, то в одну, то в другую сторону шла атака, то один полукруг охал, то другой. Противники, обливаясь потом, мерили друг друга взглядом, сходились заново. Удар, отмах – викингу удалось зацепить левую руку Владимира. Полукруг викингов восторженно зарычал. Викинг, отступив, заулыбался и сразу же бросился в атаку, нанося удар топориком в левой руке сверху вниз, а правой рукой с мечом – снизу вверх, делая шаг вперед. Владимир стоял в стойке, левое плечо вперед, правая нога немного назад. Правой рукой он блокировал выпад топорика, а левой подбросил свой меч, перехватил рукоять так, что меч стал смотреть острием в землю, сдержал удар меча врага и, с силой опустив меч, разрубил сапог и стопу викинга. Отскочил назад, викинг двинулся на него и начал падать. Владимир рубанул по шее врага. Голова отлетела под ноги викингов. Пар шел от лежащего тела и стоящего Владимира. Он смотрел на викингов, тяжело дыша, его усы на морозе покрылись сосульками и блестели синевой.

Десятник новгородской стражи вошел в круг и объявил:

– Божий суд свершился. Трофеи его, – указал он на Владимира. – Тело позже заберете.

– Вот это да, – только и сказал Митрич.

Никола с Мишкой сняли пояс с кошелем, золотую гривну, браслеты, ножны с ножом, украшенным костяной ручкой в виде головы волка или медведя, кольчугу и шлем с отлетевшей головы. Голову отнесли к телу и потихоньку ушли до своей лодки. Погрузив все, быстро запрыгнули и отплыли. Васька за рулевым веслом, Федор с Николой на гребных веслах, дед на мешках сидел, а на скамейках – Мишка и Владимир. Их лодка скоростью уступала драккару викингов. Вои старались быстрее уйти подальше. Дед и Мишка все всматривались, не покажется ли драккар вдогонку. Владимира немного отпустило от схватки.

– А чего это они повторяли два слова после драки? – спросил он Мишку.

– Кто?

– Да викинги, которые стояли полукольцом.

Мишка задумался, вспоминая и сказал:

– Синеусый победил.

Владимир хмыкнул, провел рукой, потрогал усы, там так и оставались льдинки, замерзшие от дыхания. Сидел, задумавшись, сам себе произнес «синеусый», и улыбнулся. Вои гребли, меняясь за веслами до устья Свири. Сделали остановку, разожгли костер, сварили похлебку.

– Поедим и пойдем дальше, – сказал дед. – Месяц светит, по воде дойдем до Алеховщины, у Прохора отдыхать будем.

Все согласились. Покушали и, не отдыхая, пошли вверх по Свири, благо по берегам тоненький ледок сверкал сиянием месяца, а ночью черноту реки ничем не спутать. К рассвету уставшие добрались до Алеховщины, затащили товар на подгорье к Прохору, сняли комнату для отдыха и уснули до утра. Утром, проснувшись, умывшись, пошли за стол. Прохор расспрашивал про новости новгородские. Митрич рассказал о викингах. Прохор стукнул кулаком по столу и сказал:

– Давить этих гадов надо! Сколько они людской крови попили, и все по-подлому воюют, с наскока, с налета, когда их никто не ждет, или видят, что деревня слабая, отпора дать не сможет. Для удовольствия пытают людей. Племя лживое и подлое, продать могут союзников и в спину ударить.

Митрич соглашался, кивая головой, потом повернулся резко на стуле и спросил у Мишки:

– А ты откуда их язык знаешь?

– Дядька заставил выучить. Говорю очень плохо, всего несколько слов знаю, а что говорят, понимать понимаю.

– Это хорошо, – поглаживая бороду, сказал Митрич. – И так сойдет.

Распрощавшись с Прохором, пошли на быстроходной, но теперь перегруженной лодке вверх по Ояти, домой в Видл. За несколько дней дойти не удалось – течение осенью сильнее, да и река уже становилась. Пришлось останавливаться в поселении Кузра, там переночевать, а ранним утром выплыть. Дома были после обеда. Женщины спустились с вершины горки встречать их.

– Кто заметил? – спросил Митрич.

– Отроки Федора, – ответила Устинья. – Молодцы, ребята хорошие.

Федор вышел из лодки, потрепал по головам, рад был похвальбе – не зря всему учил. Как всегда после похода, были баня и пир. Дед похрамывал, но был доволен полностью: зерна до лета должно хватить, если что, рожь с овсом смешают, и такого хлеба поедят. Соли было как никогда! Женщины говорили, что грибы солить можно. Надо будет попробовать в следующем году, мяса и икры сделать запасы. Но все потом, сейчас отдых. Он никому не сказал и не показал, что в кошельке норманна было пять золотых и около пятнадцати серебряных. Можно было зимой на лошади и санях съездить в Алеховщину к Прохору и докупить, что вдруг сильно понадобится.

Осень заканчивалась. Устинья с большим пузом ходила, Маша тоже в положении была, но еще ничего не заметно. Мужи и вои продолжали утренние тренировки. Владимир добавил тренировку на лошади: копья бросали, из лука при движении стреляли. Все они были охотники, кроме Мишки, и стоя стреляли отлично, а вот с коня, да еще при движении, пока еще не попадали в цель. Митрич, очень хозяйственный, за коняку переживал, но против ничего не имел, так как понимал, все эти утренние танцы с мечами им не раз уже жизнь спасли и прибыль принесли – по меркам деревни, они теперь бояре. Мужики все так же попарно в лес ходили, свежего мяса приносили, а из силков норку, куницу и бобра добывали. Рыбачили, проверяя мережи, но теперь у мужиков и другое развлечение появилось, кроме мереж. Мишка оказался кузнецом с большой буквы, руки росли из нужного места, молод, но смышленый – выковал несколько крючков. Из конского волоса сделали веревочки, привязали к концу срубленного, очищенного от веток деревца. Насаживали на крючок червяка и ловили рыбу, а чтобы лучше видеть, когда клюет, вырезали из сухой ветки палочку с палец, надрезали сверху и снизу, пропустили там веревочку, чтобы палочка держалась лучше. Было видно на воде, когда рыба наживку трогает – увлекательное это дело, очень Митричу понравилось. Он был просто в восторге.

Когда встал лед на реке, Мишка сделал тупое копье со срезанным посередине наконечником. Им было очень удобно делать проруби. Митрич бегал рыбачить. Вырубит ветку, очистит от веток, на вершину прицепит веревку конского волоса с крючком, на крючок – кусочек мяса. Хороших налимов таскал зимой! Меж собой прозвали ту вещь, которой прорубь делается, пешней. Сделает небольшую прорубь в четыре мужских кулака, сунет ветку с наживкой в прорубь, вниз ниткой с крючком, присыпет снегом, а утром следующего дня с рассветом бежит проверяет. Вылавливал налимов длиной с руку и не по одному за утро. Хорошая ушица к обеду была на столе со свежей рыбки. Вечерами, когда собирались за ужином, обсуждали текущие дела. Женщины участия не принимали, но все слышали и были в курсе всех дел. Митрич говорил:

– Урожай наш слабый, улучшить мы его не можем, плохо у нас зерно растет. Репа, морковка, горох, овес – это урождается, мясо добудем, но семьи разрастаются не только у нас, а во всех поселениях, зверья много повыловили, и теперь все дальше и дальше надо ходить в леса. Мы здесь обжились, семьи и дети пошли, не рванешь на новое место.

Все кивали головами.

– Будем в охранении купцов ходить, – предложил Владимир. – Они товаром платят, и трофей наш.

Женщины, стоя поодаль, хватались за рот, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего – понимали, дело это опасное, живыми могут вернуться не все. И все понимали, что соседство государства с викингами, извечными подлыми шакалами, – это вечная война.

– Надо больше территории огородить, – рассуждал Митрич. – И от леса почистить. Наша изгородь медведя не удержит, но хотя бы волков не пустит.

На следующее утро Владимир и все мужики, кроме деда, взяв мечи, пошли рубить жерди – заодно и удар мечом потренировать. Березовую и осиновую жердь в два мужских кулака ударом наискось рубили все. Только у Мишки меч недорубливал ствол. Владимир показывал, как лучше расставить ноги и как лучше задействовать плечо и разворот тела. Никола то же самое повторял, но у того силушки было хоть отбавляй. По берегу речки не рубили. Со стороны Ояти не знающий так и проплыл бы: лес на горке как лес, вдоль реки заливной луг, лодки спрятаны в Симак-ручье, заросшем осокой. Зимой, да, можно увидеть дорожку, спускающуюся с пригорка к реке, по которой в основном и проходила санная дорога, иногда выходящая на берег, объезжая речные полыньи, ключи, где зимой лед был тонок. Затем нарубленные и очищенные от веток жерди небольшими кучами таскали туда, где будет проходить изгородь, также занимались заготовкой дров. С конем полегче заготовлять: пять-шесть сушин завалят и за вершины, связав веревками и подцепив, тащат к поселению – по снегу коню не тяжело.

Устинья разродилась, как предсказывали повитухи, на самой темной неделе в году, когда день короток. Появился мальчик, назвали Митрий в честь деда. Тот был рад неимоверно, у старшей внучки внук и в его честь, мальчик здоровый, голубоглазый. Позвали в гости Федора, отметить рождение внука, тот приехал в гости с женой и старшим сыном Васькой с супругой. Привез Федор подарок как бы и ребенку, а так всем: два щенка, хвостик крючком, ушки торчком, сказал: «Будут у вас сторожа». По белодню ходили Митрич с Федором и Васькой на речку рыбачить. Дед показывал свое развлечение, родственникам понравилось. Федор заказал сделать Мишке такую же пешню да четыре крючка, а в следующий раз, как приедут в гости, свое железо привезет – в уплату. Вечером, попивая медовуху, Федор говорил, показывая на щенков:

– Нет преданнее друга. Некоторые умные бывают, как обучите, команды понимают, птицу подымут, зайца на тебя выведут, могут и лося, и кабана, только на медведя не берите, они из-за своей преданности прыгают на него, а он лапой махнет с когтем, и нет собачки. А зимой тоже осторожнее, волки могу взять, сильнее они этих. Зато сторожа отменные, когда запомнят всех своих, попробуй кто чужой подойти, услышат, такой лай поднимут, что ой.

– Спасибо, – сказал Митрич. – Видел в Новгороде всяких, думал приобрести, а тут подарок.

И вели беседу дальше.

– Зверя мало становится, что делать думаете? – спрашивал Федор Митрича.

– Кумекали мы на эту тему. Надо купцов охранять, выгоднее и товара больше привезти можно.

– А если я на зиму вам вместе с Васькой еще пять отроков отправлю на обучение?

– Их же кормить надо, а зимовка дело такое, без дому нельзя.

– Верно, – согласился Федор.

– Этим летом походите той же ватагой, но уже без меня, я по хозяйству останусь. А отроков на неделю присылай, место очистим, лес на дом отроков заготовим, и харчей тоже положи. Владимир покажет, кому каким оружием биться лучше.

Договорились, хлопнули руками.

– Через неделю? – уточнил Федор.

Митрич согласно кивнул. Через неделю приехали на двух санях шесть человек. Никола поселил их в своем доме, а сам с Машей к Митричу перебрался. Старшим у прибывших был Васька. Топоры были у всех, разбились на двойки и пошли валить лес и сучья отсекать. Сучья на пни складывали, чтобы по весне сжечь вместе с пнями. Владимир присматривал, а Митрич наблюдал, кто как трудится, как топором владеет. Лесовики-охотники все владели хорошо, вырубку сделали за четыре дня. Владимир выдал деревянные мечи, посмотреть, кто на что горазд, потренироваться. Выделил двух, кто лучше владел обеими руками, другим выдал щиты и секиры. Там Никола уже руководил: показывал, как щитом удар принять, как отвести, чтоб рука не отсохла, как ударить щитом или по щиту.

– Удары хитрые, может кто-то сказать, и подлые, но, когда дело идет о выживании, потом просто скажут: они победили.

Показывал Владимир, как бить копьем не своего противника:

– От своего защищайся щитом, а копьем бей противника твоего напарника, кто по правую руку стоит.

Отроки переглядывались, вначале не понимали. Пришлось взять щиты, копья и разделиться: Владимир, Никола, Васька один строй, Митрич, Мишка и один из отроков – другой. Сошлись тройка на тройку: обманные удары в голову или по краю щита; удар по противнику, который закрывал голову или щитом отводил удар. Сразу двое из тройки Митрича получили удар в бок копьем. Затем показывали все в замедленном действии, чтобы все все поняли. Женщины смотрели на это представление, перешептывались. Снежное поле все было вытоптано и притоптано.

В конце недели Митрич сказал:

– Мы с отроками летом дом поставим, а осенью и зимой следующей займемся полным обучением.

Митрич заметил, что Аша, младшая внучка, все больше одного отрока охаживает, а тот взаимностью отвечает. Звали его Семен. То она ему в тарелку побольше кусок мяса положит, то больше кусок пирога даст, и Мишка стал держаться как-то все в сторонке. Двух внучек выдал по любви, хоть такое редко в те времена было – как договорятся родители, так и поженятся, а там живется-сладится. Митрич смекнул, что делать. Подошел к Мишке, сказал:

– Надо в Немжу нам с тобой съездить, звали нас. Железо нужно некоторое подправить, да и мне с Федором поговорить.

Мишка согласился. Выехали караваном в три лошади, запряженными санями, вокруг обеда были в Немже. Федор с гостеприимством встретил гостей. Он был удивлен приезду Митрича. Дед, покашляв в кулак, сказал:

– Как-то ты мне говорил, что кой-какое железо у вас в негодность пришло. Я тебе кузнеца привез, чтобы он сам у тебя и у соседей все посмотрел.

– Да, – протяжно сказал Федор. – Пойдем по соседям, пусть Мишке все покажут и расскажут, а мы с тобой по кружечке медовухи выпьем, поболтаем.

Он подозвал Ваську, чтобы тот с Мишкой по подворьям прогулялся, показал ножи, топоры, секиры. Отроки ушли. Федор с дедом сели за стол, налили по кружке медовухи. Жена Федора на стол закуски поставила и ушла делами хозяйскими заниматься.

– Дело тут такое, – молвил Митрич. – Заметил я, Аше, внучке моей младшуй, приглянулся один из твоих отроков, Семеном кличут. И она ему. А с Мишей у них никак.

Федор слушал, кивал.

– Мишка мне очень нравится. Мог бы я Аше приказать, да сердцу, сам понимаешь, не прикажешь.

– Как не прикажешь? – Федор с оторопью поглядел на деда.

– Хочу, чтобы по любви было.

– Во как, – подпирая бороду рукой, сказал Федор.

– Привез я Мишку на смотрины, – продолжил дед. – У вас ведь девчонки красивые. Может, с кем и сладится. И мне бы еще с отцом Семена поговорить.

– Семеном тоже его кличут.

– Пусть Мишка у тебя недельку поживет, как гость, может, в другие поселения его свозишь – Озера и Пелдуши.

– Сделаем, – просто сказал Федор. – Обженим мы твоего Мишку.

– Вот и ладушки. Сначала Мишку, а потом Ашу с Семеном.

Митрич на следующее утро укатил к себе в Видл. Федор взялся с энтузиазмом, хотелось ему кузнеца в свое поселение переманить, но только по желанию юноши и не идя поперек Митрича. Вечерами он расспрашивал Мишку о Новгороде, как люди живут, чем занимаются, что там в мире нового. Мишка с удовольствием делился. Хоть и разница в возрасте была большая, но дружба ратная сближает воев. Он ведь в ладье Добрыни двумя щитами защищал Федора и Ваську от стрел шальных людишек, а это роднит.

Побыл Мишка пару дней, всех соседей обошел, кому чего посоветовал, кому сказал, какое железо к ним в Видл в кузню привозить исправить. Смотрел Федор и девчонок, водил вокруг Мишки, но никто не нравился. Что ж делать, просьбу Митрича надо выполнить.

– Собирайся, – так, к слову, сказал Федор. – Завтра с рассветом поедем в поселения Озера и Пелдуши, там у людей железо посмотришь.

Выехали рано, только рассвет забрезжил, приехали к обеду к знакомому Федора, отправили Мишку посмотреть железо по всем домам – может, кому какая помощь нужна. Провели в Озерах день, но тоже ничего, никто Мишке не нравится.

– Поедем в Пелдуши.

И снова утром сели в сани, к обеду доехали до Пелдушей. Смотрит Федор, что-то после переездов Мишка закашлял, красный весь.

– Ты не приболел?

– Немного. Не очень хорошо чувствую себя, – сошел с саней, и начало его мотать, как пьяного.

Все знакомые встречали Федора с большим уважением и почтением. Предоставили комнату, уложили Мишку в постель, отправили пацаненка за девушкой-травницей. Знакомые Федора рассказали ему, что травница и лекарка – девушка-сиротка, но от матери и бабки своей науку лечения хорошо знает, многим помогла. Три дня у Мишки был жар и сильное недомогание. Улья не отходила от Мишки, поила травами, вытирала вспотевший лоб, кормила с ложечки. На четвертый день он пал в глубокий сон, а проснулся почти здоровый, только слабость была. Федор выдохнул, ну не хватало ему еще кузнеца Митрича загубить. Мишка вышел к столу покушать сам, взгляд от Ульи не отводит, смотрит-высматривает что-то. Федор тоже стал присматриваться на поведение Ульи и Мишки: та все взор опускает, глаза в землю, Мишка на нее пялится, сам этого не замечая. «Вот оно», – подумал Федор.

– Так, собираемся. Улья, что надо из трав, бери и поедем ко мне, там за больным присмотришь.

Улья уговорила на день еще задержаться, пока Мишка окрепнет и она вещи соберет. Выехали с утра через поселения Озера, ехали прямо, ни у кого не останавливаясь, сразу к себе в Немжу. Приехали к вечеру, Мишку под меха положили, Улья рядом. Опять сделала травяной раствор, напоила Мишку, тот заснул. Вышла на кухню.

– Пока с моими дочками ночуешь, – сказал Федор. – Там и кровать уже приготовили. В баню Мишке можно?

– Теперь можно.

– Ну вот и хорошо. Тогда завтра баньку, а дальше видно будет.

Федор вечером позвал Ваську к себе.

– Съездишь завтра в Видл к Митричу, скажешь ему, что выполнил наказ Федор. Пусть сюда приезжает.

Васька, зная, что к чему и что задумали мужи, согласился. Пока с утра мужи не спеша в бане мылись, парились, потом отдыхали, сидя за столом, попивая морс, приехал Васька – привез Митрича. Тот благодарил Федора, говорил, что не забудет родственника никогда, обнимались. Мишка не понимал поведения Митрича. Сели ужинать.

– Так, значит, говоришь, сиротка? – спросил Митрич у Федора. – Я вот чего думаю, мы создаем ватагу воев, обучать их надо – тумаков и ссадин будет много, а ран, надеюсь, незначительно. Лекарка нам нужна очень.

Федор, соглашаясь, кивал головой – его отроки учиться будут и получать тумаков, а лечить кому-то надо. Попросил он жену позвать Улью к столу. Она пришла, села с уголка.

– Здравствуй, – поздоровался Митрич, представился и сразу перешел к делу: – Ниже по течению Ояти находится поселение Видл, мы будем там готовить воев для охраны лодий купцов. Понимаешь, нам не только знахарка-травница нужна. Нужна та, кто обучила бы воев, как помочь себе или другу при ранении, что делать, если рука или нога сломана, как кровь остановить с той или иной раны – всему этому надо обучить и показать. Я приму тебя как родную, ни в чем заботы испытывать не будешь. Дело нужное делать будешь. Мишка, которого ты выходила, кузнец и воин. Летом дом ему поставим и тебе – для трав твоих и снадобий. Ты подумай.

Она минутку помолчала, опустив глаза, а потом сказала:

– Я согласна.

– Ну вот и хорошо, – обрадовался Митрич.

Мишка сиял от счастья, хоть и не показывал это. Дед решил поставить все на свои места, вывел Мишку на улицу подышать и прямо спросил:

– Нравится девушка?

– Да, – понурившись, сказал Мишка.

– С Ашей я сам поговорю, Улья ей подругой будет. Все сложится между вами.

Поутру собрались. Митрич, Миша и Улья загрузили на сани мешки с железом, которое Мишка обещал исправить Озерским и Пелдушским, ну и, конечно, Немжинским, догрузили вещи Ульи. Федор гостей проводил до изгороди. «Вот Митрич голова – размышлял он. – Ведь, что задумал, сделал, и кузнец у него в поселении, и лекарку хорошую сосватал».

Приехали после обеда в Видл. Митрич с Ульей в дом пошли, Мишка на дворе разгружал железо, таскал его в кузню, распрягал коня. Митрич привел Улью в дом, там все уже отобедавши были. Представил всех, посадил Улью рядом с Ашей.

– У тебя жить будет, накормите нас с дороги.

Устинья быстро поставила тарелки на стол, хлеб, мясо. Тут и Мишка подошел. Подождали, пока Митрич отобедает. Митрич, поев, вытерев бороду и усы, начал говорить:

– Это я не просто, Мишка, послал тебя по поселениям. В нашем кусту, в верховьях Ояти, живут охотники, у них в основном все свое. Железо они меняют на меха, но свое железо ремонтировать не могут. Лопнул топор, и все, ничего уже не сделать, ждут купца на обмен. Круглый год к тебе люди пойдут, не будут купца ждать. И не знаю каким богам молиться, что хворь твоя нам на руку оказалась. Я давно хотел пригласить в поселение повитуху али травницу. Мои знания – это так. А вот у кого это из поколения в поколение передается, да еще если силу имеют – это Дар, – показал указательным пальцем вверх.

Все знали, Дар передается не всем. Верили, что придет лекарка к больному, посидит, пошепчет, руками поводит, что-то на теле понажимает, и человек здоровым становится. Бабки сказывали, мол, Дар передается только внучке или правнучке. Говорили шепотом, будто боясь спугнуть Дар и что потом лекарка не сможет их лечить.

Проходила зима, Маша уже совсем тяжелая ходила, готовясь родить. Дед все говорил: «Хорошо, что лекарка у нас теперь есть». Дети очень часто при родах умирали, и матери, если рожали без помощи лекарки и повитух. Вот и Маша через неделю разродилась. Роды тяжелые были. Никола места себе не находил. Женщины его не допустили к Маше. Устинья хлопотала, а Улья применяла все свои знания, что усвоила от бабушки и мамы. Деда пустили только у печки быть: воду греть да тряпицы подавать.

– Ребеночек не так в животе стоит, не повернулся до конца, чтоб выйти из нее, – сказала шепотом Улья Устинье и, склонившись над Машей, поглаживая живот руками, помогла родить.

Появилась девочка, здоровенькая. Маша и Никола имя даже уже выбрали, назвали Марья – деду опять радость. Весна подходила неумолимо. Мужи все так же бегали на охоту, добывая пушнину, но, как и говорил Митрич, зверя становилось все меньше и меньше. Вскорости должен был Федор приехать, помочь по строительству. Поставить надо было три дома и баню хотя бы еще одну. Митрич все ходил, выбирая из заготовленного леса прямые стволы. С одной стороны посмотреть, они все прямые на взгляд кажутся, но ствол стволу рознь. Он внутри может быть перекручен – как тряпку мокрую выжимают. Зависит это от земли, на которой выросло дерево, и погоды. Например, береза северная карельская перекручена до невозможности. Если ее колоть, не выйдет никогда прямой досочки. Но если обрабатывать долго топором и ножом, а потом камнем шлифовать, то выйдут с красивым узором. Умельцы из такого делали шкатулки.

Прямые стволы – это когда колешь бревно с помощью клиньев. Дерево расходится на прямые доски, и хоть куда их положи: потолок делай или крышу стели. Вот Митрич и выбирал, ходя с топором, обстукивая и осматривая стволы деревьев с разных сторон. Митрич, выбрав подходящие, на его взгляд, стволы деревьев, делал более ровный комель срубленного дерева, вымеряя и прикидывая, какая плаха получится. Делал в комле заруб, вставлял туда деревянные клинья и осторожно обухом топора вбивал потихоньку внутрь. Сверху бревна шла полоска, по которой выйдет доска, туда вбивались небольшие клинышки – работа тяжелая, трудная и кропотливая. И вот так, вбивая клин за клином, пока дерево не начинало трескаться и расходиться на ровные плашки. Таким способом вепсы и крыши крыли. Заготовят чурки и стругают их на ровные пластинчатые досочки, а затем, подкладывая одну под другую, кроют крышу, как чешуя у рыбы.

Федор немжинский приехал, считай, по последнему льду. Земля уже избавлялась от снега, под теплым солнцем появлялись проплешины и проталины, вокруг деревьев и на пнях появлялся зеленый мох, земля набухала от влаги, подсохли ветки, которые были навалены на пни зимой. В это время поджигали эти кучи, сжигая пни и ветки, чтоб не было лесного пожара – дальше пня пламя не уйдет, так как мох и старая трава пропитаны влагой насквозь. Возьмешь рукой охапку мха и травы, сожмешь кулак, подставив под нее другую руку, и пол-ладони наполнится водой.

Начиналось большое строительство поселения Видл. Дед прикидывал: все задуманное построим в два раза больше, дом для Ульи-знахарки, дом для отроков, дом для Николы и Маши, ну и большую баню. Постройки уходили все дальше от Симак-ручья. Митрич наметил место и под колодец, чтобы воду не так далеко носить было. Знал он по только ему известным приметам, где в земле вода будет. Ну и конечно, все поселение нужно было огородить новой изгородью. На реке пошел ледоход, дома ставились, колодец копался, все у Митрича было распределено, каждый знал, каким делом нужно заниматься. Митрич, понимая, что на их лодчонке не пойдешь в Новгород – мала, только для рыбалки на реке, и вместимость никчемная, занимался постройкой еще одной лодки, побольше малой ладьи. Он задумывал оставить в поселении Мишку себе в помощь: доделать все по хозяйству в построенных домах, не хотел отпускать кузнеца, хотя Мишка очень рвался в поход. А в поселениях Видл и Немжа были малые стандартные лодки, да надо не забыть о товаре, чтобы вместился, – вот малая ладья вместила и воинов, и пушнину. Так за весенний период была построена и вторая ладья больше весел, съемная мачта под небольшой прямой парус. Все знали, что по большой воде Добрыня придет в Алеховщину, заберет товар и так же быстро уйдет. Надо было перехватить его и договорится с ним идти в Новгород, а уж если не застанут его, самим идти менять пушнину и наниматься в охрану к купцам. Никто не знал и не предполагал, насколько длинным будет поход – на все лето или только на весну. Если продать пушнину без найма в охрану и уйти домой, можно было бы прийти и осенью. Но все решится в Новгороде, а там посмотрят, что делать. Все зависело от предложений, которые сделают купцы или Добрыня.

Мишка уговорил Владимира взять его с собой. Дед махнул рукой – пусть идет. Лодки на воду спущены, воины все при оружии, насколько могли – вооружили доспехом, шлемы были у всех одинаковые – Владимир настоял на этом, чтобы в бою было видно своих. Еще предложил завязывать ленточку красную, чтобы разобрать, где свой, где чужой. Щиты, секиры, копья были у шестерых основным оружием, которым воины тренировались. Владимир и один из отроков с двумя мечами за плечами. Отрок был верткий, быстрый, у него хорошо получался бой с двумя мечами. У других двоих – щит и меч, ну а луки были у каждого, с хорошим запасом стрел. Ножи также у каждого, да еще и не по одному у охотников, носили кому где нравилось: кто в сапоге, у кого на боку в ножнах, а у кого и там и там. Погрузили меха, припас с едой и лекарскую сумку.

– Ты Мишку позади ставь, чтоб не лез на рожон, кузнец все-таки, и он у вас на сей момент лучший, получается, – зашептал Митрич Владимиру.

Отправились вниз по Ояти на двух малых ладьях, десять воинов при полном оружии – в тех местах это была сила. До Алеховщины доплыли за пару дней. Добрыня там уже крутился вовсю, загружая ладью мехами, увидел лодки старых знакомых, понял, сами стали вепсы торговать и товар возить, с них ни мехов, ни барышей не выгадать. Приветствовал дружелюбно, спросил, в Новгород ли плывут. Владимир его поприветствовал. Добрыня пригласил всех на постоялый двор, выделил пару комнат, плату сказал приказчикам не брать, а вечером за стол пригласил отужинать. Владимира и Федора за свой стол посадил, остальным вепским воинам было за соседним столом накрыто. Добрыня сразу перешел к делу:

– Вы до Новгорода и сразу обратно? – Нет, – сказал Федор.

Это сразу заинтересовало Добрыню.

– Я смотрю, вы при полном вооружении и новых отроков с собой взяли обучать.

– Да, – ответил Владимир.

– Да ты сам, Добрыня, понимаешь, зверья на охотничьих старых угодьях меньше становится, – сказал Федор. – Значит, и меха меньше, а ртов в поселениях больше, и они растут.

– Значит, вы и заработать едете, и меха свои продать подороже. Предлагаю в Новгороде не задерживаться, а по большой воде сразу в Киев идти. Я вас нанимаю, по двадцать серебряных за воина плачу за поход до Киева и обратно. Это средняя цена по Новгороду за наем в охрану купцов.

– Наш товар на твою ладью, – добавил Федор. – Лодки в Новгороде оставим. И еще сразу – за увечье в походе десять сверху, а за смерть – два золотых для родных.

– По рукам, – сказал Добрыня.

До Новгорода добрались без происшествий, переход прошел спокойно, с попутным ветром. В Новгороде узнали последние новости. Добрыня спрашивал, проплывали ли викинги. Люди говорили, что было пару драккаров, они постоянно туда-сюда шныряют, купцами прикидываются шакалы. Еще двое купцов присоединились к Добрыне со своими ладьями и охраной. Караваном в три ладьи вышли из Новгорода через Ильмень-озеро, по реке Ловать на юг, до следующих протоков и речушек, а где и по волокам вручную тянули. Но у тамошних людишек, которые проживали невдалеке от этих волоков, все было подготовлено. За небольшую плату помогали купцам перетащить ладьи по перекатным бревнам и шли, почти не напрягаясь. Через Смоленск, где, не задерживаясь, по притокам зашли в реку Днепр, а там уже стало легче, и под парусом можно спокойно иногда идти. Вепсы впервые уходили так далеко от родных мест, удивляясь, сколько же землицы, и народ везде живет, большинство по-русски говорит. Шли где на веслах, где под парусом. Владимир периодически брил себе щеки и подбородок, оставляя усы, и подсинял их. Добрыня смотрел на это дело и одобрительно говорил:

– В Новгороде по сей день разговоры ходят среди викингов, что великого воина ты победил тогда на берегу Волхова и брата его берсерка. Ходят, выспрашивают, кто вы и откуда. О вас никто в Новгороде ничего не знает. Мол, купцы-воины появились, говорят то по-русски, то еще неизвестно на каком языке перекликиваются. Я-то своим приказчикам и челяди под страхом смерти запретил о вас говорить, но сами понимаете, за серебро продадут.

Федор и Владимир слушали, понимая, кивали головами.

– Но к вам вроде ни у кого из викингов, как я слышал, обиды или кровной вражды уже нет. Видно, их всего два брата было.

На ночевку не останавливались в поселениях, так как в днепровских хуторах и поселениях цену ломили за постой, да и лишние глаза товар оценят по тюкам и нашепчут лихим людишкам. Старались переночевать там, где ладьи ближе к берегу можно было подвести – и платить ни за что не надо, да и воины и купцы в походе люди неприхотливые. Купцы, собираясь вместе вечерами, оговаривали, где в следующий раз лучше останавливаться на ночь, где можно на берег сойти получше – уже не раз ходившие по Днепру купцы знали места. Сидя вечером у костра, решили, что следующую остановку с выходом на берег лучше сделать через два дня пути. Как оговаривали, так и получилось. Подплывая, выискивали взглядом и еще издалека увидали дымок, поднимающийся над горизонтом.

– Правим туда! – скомандовал Добрыня, и три ладьи устремились к берегу, откуда шел дым.

Но дым шел не с берега, а с воды. При приближении Добрыня нахмурился, увидев, что это не костер. Дым давал остов догорающей ладьи. Подошли к берегу. Владимир и Федор и еще пара воинов с другой ладьи перемахнули через борт, пошли осмотреться. Следов на земле множество натоптано, но ни людей, ни товара было не видно. Потихоньку вошли в лес, осмотрелись. На ладьях все прикрылись щитами, взяли луки на изготовку, ждали. Прикрываясь щитами, Владимир и Федор и два воина осматривали и верхушки деревьев, и лес окружающий. Стояла тишина, только ворон каркнул два раза невдалеке. Еще настороженнее двинулись воины в ту сторону и увидели небольшую полянку, кучу тел, сваленных в канаву у края, заброшенных ветками, а под одной из берез сидел на земле мужик с опущенной головой. Тихо, ни одна веточка не хрустнула под ногами, стали обходить полянку. На березе сидели большие черные вороны, и не один, а штук пять, оглядывали трупы и сидящего мужика. Обошли по кругу, убедились, что больше никого нет, и только тогда вышли на полянку, защищаясь от леса щитами на четыре стороны. Подошли к мужику под березой. Видно было, что руки у него связаны за деревом, на теле – следы пыток. Владимир наклонился, ощупал – живой еще. Осмотрелись и стали так же по-тихому отходить обратно в сторону лодий. Вышли на берег, Добрыня и еще несколько воинов спрыгнули с лодий, так же защищаясь щитами. Владимир подошел, не сводя взгляда с кромки леса и не опуская щита.

– Мы прошлись тихо по лесу. Там полянка и трупы, один к березе привязан, живой еще, но без сознания.

Добрыня крикнул, чтобы скинули флягу с водой, подобрал ее и так же тихо, уже количеством в десяток воинов, вошли в лес. Владимир показал два пальца на вытянутой руке. Без слов два синеусых воина выдвинулись в лес и встали в дозор. Вороны уже осмелели, прыгали по трупам и пытались что-нибудь выклевать. Люди спугнули птиц, но те далеко не улетели, вспрыгнули на деревья и следили за всеми сверху. Добрыня подошел к мужику у березы, стал рассматривать.

– Наш Фекл это! Один из купцов новгородских. Ах беда, что же ты один-то пошел? Торопился, хотелось больше урвать?

Отвязали мужика от березы, лицо облили водой. Он стал приходить в себя, охать, водить помутневшим взглядом из стороны в сторону. Увидел знакомое лицо Добрыни.

– Да кто же это, Фекл? – спросил Добрыня.

– Викинги, – еле промычал купец.

Дали напиться воды, копья кинули на землю, как носилки, уложили на них Фекла и так же тихо пошли в сторону лодий. Вышли на берег, четверых оставили на кромке леса в дозоре: присматривать, не появится ли кто. Подняли на ладью, положили на лежак, начали омывать лицо и обожженные и прижженные места – видно было, что пытали купца железом каленым по всему телу, и пятки, и бороду сожгли. Осторожно смазывали раны мазью.

– Тридцать их было, – еле слышно говорил Фекл, то приходя в себя, то впадая в беспамятство.

Добрыня, два купца, два старших воина с лодий, Владимир и Федор, стали держать совет.

– Тридцать – немало. Может, и на нас не побоятся напасть, а вот таких, как Фекл, не пропустят точно.

– Здесь недалеко есть приток, – сказал Добрыня. – Типа ручья, куда можно спрятать целый драккар, и с Днепра не видно будет. До этой притоки расстояние отсюда приблизительно как десять раз до той поляны, где мы нашли Фекла.

Вошли в лес. Полянку с трупами обошли, чтобы не пугать воронов.

Владимир тихо сказал:

– Мы с Федором – впереди. Васька, ты – чуть позади нас. Остальным – тихо идти позади Васьки. Где остановиться – скажем.

Двинулись через лес к ручью, где, предполагали, находятся викинги. Начинало потихоньку вечереть. Впереди показалось русло ручья, запахло костром. Остановились в подлеске, где было больше кустов.

– Ждать здесь всем, – сказал Владимир. – Мы посмотрим.

И втроем, как тени, исчезли в лесу. Шли вперед – туда, откуда тянуло дымом костра; держались осторожно. Владимир и Васька крались за Федором, не произнося ни слова – у охотников свой язык жестов, отработанный годами охоты.

Тихо двигались, заходя с верха ручья, впадавшего в Днепр. Нашли. Замерли и через кусты, не подходя ближе, стали смотреть. Драккар; около трех десятков викингов спокойно, без броней, сидели вокруг костра, жарили на вертеле кабана. Кто-то из них поливал мясо водой, кто-то потягивал медовуху из рога. Вепсы ждали, наблюдали. Прошло какое-то время, стало видно, что кое-кто из викингов начал собираться, надевать кольчуги, поднимать оружие. Их было шестеро. Разделившись на пары, они пошли в разные стороны. Вепсы поняли: смена дозоров. Стали высматривать, куда направляются. Один из дозоров оказался недалеко, но о вепсах они не подозревали. Сменились. Второй дозор был где-то напротив драккара, в лесу. А третий – вниз по широкому ручью. Вепсы тихо отошли в лес. Знаками показали: нужно выяснить, где расположены два других дозора. Крались, как тень. Увидели, где викинги расположили посты. Дозоры были расслаблены, не настороже. Викинги переговаривались между собой. Подошли к своим так же тихо, как ушли, – появились будто из ниоткуда. Все придвинулись ближе к Владимиру. Он начал объяснять тихим голосом. Положил длинный прут на мох и прошептал:

– Вот ручей. Палочка с палец – вот драккар. На нем – человека три. Вот здесь костер – жарят кабана, – воткнул сосновую шишку в мох. – Большинство викингов здесь, у костра. Кто в броне, кто без. – Рассыпал мелкие хвоинки вокруг шишки.

– А вот здесь… – воткнул три еловых шишки. – У них дозоры. Мы все их видели и подходили. Пойдем под самое раннее утро, пока солнце еще не озарит кромку леса. Нас – два десятка воинов. Разделимся на три ватаги. Васька поведет первую, к тому дозору, который мы обнаружили первым. Убьете дозорных тихо. Ухнешь филином.

Васька кивнул, понял.

– Федор, ты поведешь своих к дозору, что внизу ручья.

Крякнешь уткой два раза, когда разберетесь с ними. Это будет сигналом к общему выступлению. Викинги будут спать. Выходим из леса и расстреливаем всех из луков. Каждый успеет выпустить по три стрелы – должно хватить. Кто выживет, тех добиваем. Без чести, без боя.

– Вы, – обратился он к воинам с других ладей, – по трое разделитесь и к нам, каждому в ватагу. А сейчас – сидим, ждем утра.

Чуть-чуть только на востоке появилась тонкая красная полоска рассвета, вепсы выдвинулись тремя ватагами. Шли тихо. Одна ушла направо – вверх по ручью, ее вел Васька. Другая – налево, вниз по ручью, вел Федор. Владимир остановил своих, показал знаком всем присесть. Все сели на корточки. Ни звука, ни движения. Владимир пальцем показал на Семена, подозвал. Вдвоем двинулись вперед. Пройдя небольшое расстояние, остановились. Из-за кустов Владимир указал Семену на дерево и куст – там находился дозор викингов. Тихо-тихо, обнажив длинные ножи, подкрались, почти не дыша. И, как рысь на зайца, резкий прыжок: захват за подбородок, взмах ножа. Тела бьются в конвульсиях, викинги хрипят, кровь хлещет из горла. Двое тихо опускают тела на землю, осматриваются – никого не потревожили. Семен потихоньку отходит назад. Через некоторое время приводит всех воинов. У всех – луки в руках, стрелы наложены. Владимир показал знаком: «Сидим. Слушаем. Ждем». Ухнул филин. Дважды. И опять тишина. Кто-то из викингов поднялся, пошел в кусты по нужде, дело сделал, вернулся на лежак. Прошло еще немного времени – утка крякнула два раза. И вепсы поднялись.