Секс с жизнью бесплатное чтение

Часть 1

СЕКС С ЖИЗНЬЮ

Роман о том, как после детства в рабстве можно влюбиться в жизнь и стать вольным.

Бестселлер Грея Леон

Пролог

…Он был готов к смерти… Ведь умереть – значит закончить свои страдания.

Его детская психика устала от боли, насилия и одиночества!

Этот белобрысый, подавленный, слабый от постов мальчишка устремил свои голубые глаза на верхнюю балку старого дровяного сарая. Она была такая же сухая и вся исковерканная трещинами, как и его душа.

В сарае пахло сыростью и старостью, под ногами хрустела березовая кора, но тут было самое главное – безопасность… Его тут никто не будет искать. А вот и пара березовых тюлек, чтобы дотянуться до той балки и завязать веревку, которая сомкнет убийственный узел на его тонкой, как спичка, шее и остановит его, как казалось, бессмысленную жизнь…

В этот момент уже ни страшный суд, ни вечный огонь в аду за самоубийство не пугали его. Да и оплакивать его никто не будет – при живых родителях у него нет ни папы, ни мамы, ни будущего.Есть только режим, «старший воспитатель», послушание и наказание – для него все это и было карой Божией.

Тут в голове всплыл рассказ учительницы о самом мудром царе Соломоне.

О его кольце на пальце со словами «все проходит, и это тоже пройдёт».

Ведь и страдания, и радость все проходит, получается?

«…Ладно… не сегодня…», – решил он и вышел из сарая.

Он тот самый Грей Леон, мальчик из Назарета, а ныне брат Гришка, двенадцатилетний воспитанник сурового монастыря/секты в глубинке России, где уже много лет монахи в лесу ждут конца света.

Что такое секс, кайф, мечты, свобода, воляон еще вообще не знал… Эти слова для него были с другой планеты. К ним он пришел только в 21 год…

Но именно в тот моменту этого юнца «встало на жизнь»! Возможно в самый первый раз!!!

В его яйцах появились маленькие капельки мужской титанической силы и страсти, перед которыми нет преград, а только азарт: достать из крепости, подвести под венец и надеть кольцо на палец этой самой великой и желанной женщине под названием ЖИЗНЬ!

Чтобы наслаждаться ее красотой вечно, засыпать и просыпаться в обнимку с ней, чтобы кружилась голова от вкуса ее губ, а их близость рождала миру тысячи счастливых и здоровых людей!

Это роман о пути юного парня, о том, как он познавал эту женщину и обретал опыт в сексе с жизнью.

ГЛАВА 1

Папа

Машина, подрагивая своей старостью, ехала по влажным петербургским улочкам. Накрапывал мелкий дождь, дворники со скрипом стирали капли с лобового стекла, а жёлтые фары пробивали вечернюю мглу опускающегося на северную столицу тумана.

Лёша, молодой двадцатилетний парень, ехал на рабочую смену. Это была подработка на хлебозаводе, где он раскладывал испеченный хлеб на полки.

Кто он такой? Симпатичный, интеллигентный, высокий, молодой, в кожаном пиджаке. По его лицу считывалось, что хоть он и живет как все обычные люди, но интересуется созданием этого мира.

В семнадцать лет он понял, что мир не мог произойти от обезьян, и начал читать много книг…Такой уж это энергичный возраст, когда юноша на запах чего-то нового готов развернуться на 180 градусов и увлечься до самозабвения.

Совсем недавно, он закончил ЛИТМО и сейчас находился в поисках работы по профессии. Не простая задача для тех времен…

Его родители – Леонтьевы Валентин Григорьевич и Валентина Алексеевна – порядочные и интеллигентные люди. Папа инженер-конструктор гироскопов, который недавно ходил в годовую кругосветную экспедицию на огромной и знаменитой подлодке «Владимир Комаров». Мама работала на закрытом военном заводе программистом, а в свободное время увлекалась вязанием и огородными посадками на даче.

Они были оба блокадники, жизнь их в детстве не баловала. Суровость и дисциплинированность, как форма для выпечки хлеба, сформировала их уклад взглядов на жизнь.

По сути, у Лёши все было, как у всех людей в эти годы – детский садик, школа, институт, работа.

В мире пахло реформами и трансформациями… Приближающиеся 90-е годы стирали и перестраивали уклад слаженного советского строя.

Душа у Лёши была любознательная.

Он увлеченно нырял во все эзотерические и религиозные веяния, которых в тот момент было навалом на любой вкус и цвет.

Черная магия? Белая? Гадания? Рыночные прилавки были завалены «потусторонней» литературой. Да всё, что хотите, товарищи! Страна обретает свободу! Наслаждайтесь новыми знаниями!

Наш молодой Алексей мечтал начать петь. Слух и голос у него были отменные, но где реализовать потребность изливать свою душу в мелодии, он пока не нашел.

Ведь никто не знал, что сегодняшняя смена изменит всю его дальнейшую жизнь…

И вообще, какого черта, его на три часа раньше вызвали сегодня на смену, прервали приятный вечер с девушкой?! Ведь по плану было заняться взрослыми забавами, пока родители не пришли с работы. Но облом, блин!

…Тысячи буханок горячего хлеба обычным темпом раскладывались на полки. Парни перетирали о том, о сём и, конечно же, о девочках, ведь не у одного Лёши сегодня медным тазом накрылся вечерний секс. Кто-то из пацанов предложил в выходные сходить на концерт и, конечно, Леша поддержал идею.

Тут его чуткий слух уловил невероятно красивый звук.

Голос какой-то женщины, сливавшийся с нотами пианино.

Ему не кажется?

Нет! Через несколько секунд он услышал отчетливое пение большого хора и слова, распеваемые на много голосов: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное…»

Лёша замедлил свой рабочий темп и, напрягая слух в звуках громыхающего хлебопекарного завода, вслушивался, пытаясь разобрать слова…

У него промелькнула мысль: «А кто это поет в десятом часу вечера? Так поздно? Что значит «нищие духом» и от чего «их удел Царство Небесное»?

–Парни, я что-то подзаебался чуток, выйду покурить, – окликнул он коллег по цеху и, снимая белый передник и нарукавники, пошёл на улицу.

В здании хлебозавода он раньше никогда не замечал еще одной арки, находящейся рядом со входом в его цех…

«Что там, концертный зал?» – промелькнула мысль у любознательного молодого человека.«Ладно, пока курю, пойду гляну», – подумал он, и направился к манящей его части здания.

В этот самый момент он увидел, как свет в больших окнах того самого зала, граничащего с цехом хлебозавода, погас. На улицу стали выходить люди.

Невзирая на сырую, ветреную погоду и вечерний питерский смог, все эти люди были воодушевлены и, как будто, источали тепло и свет…

Но больше всего его внимание привлекла роскошная женщина, которая, очевидно, была в центре внимания толпы.

В ее руках было несколько букетов цветов и она, очень громко смеясь, прощалась со всей этой толпой людей, а их было человек 40,мужчины и женщины, все разных возрастов.

Сигарета была уже давно докурена, а возвращаться в цех не хотелось…

«Что все эти люди тут делают? Кто это шикарная женщина? Почему в столь поздний час они тут собираются, да и еще такие радостные?»

Вопросов было много, а Лёша был не из робких ребят. Он направился к этой толпе, которая уже расходилась.

Первый попавшийся на его пути парень шел под ручку со своей девушкой, о чём-то разговаривая. От них веяло спокойствием, легкой энергией…

–Добрый вечер!–вежливо сказал Лёша

–Привет! – ответил парень с девушкой.

–Ребят, а скажите, пожалуйста, если не секрет, что вы там все делаете? Что поёте?

–А? Мы? Да это наш хор, мы тут по вечерам поем красивые песнопения. А вот там наш хоровой руководитель, Ирина Ильинична, она нас и собирает.

Он показал как раз на ту яркую женщину, привлекшую взгляд Лёши, которая уже садилась в такси, махая всем рукой.

–До завтра, ребята! – крикнула она всем, захлопывая дверь зеленого москвича.

–Аааа…. Вы каждый день поете? – не успевая формулировать свои мысли, спросил Лёша.

–Да, стараемся каждый. Ирина Ильинична нас держит в ежовых рукавицах – скоро ведь выступление, будем петь хором. Да и знаешь, парень, после работы прийти попеть от души с классными ребятами –это же одно удовольствие! Хочешь с нами? Приходи на слушание к регенту и, если нужные данные есть, с нами будешь тусить».

– Благодарю! – больше ничего в эту секунду Лёша не смог сказать. Что-то происходило в его душе… как будто он нашел то, чего давно искал.

…Маленькое облачко смотрело сверху на этого парня и безмолвно говорило: «Иди-иди, тебе уже надо познакомиться с мамой…Уже пора, папа!»

–Ты что-то долго курил, Лёш! – кинул фразу коллега по смене, –Подцепил кого-то в нашем мрачном дворе? – и хитроватая улыбка проскользнула по его лицу.

–Да нет! Кого тут подцепишь в этом районе в такой час? –ответил он задумчиво, а сам прокручивал все увиденное и услышанное только что.

Звуки пения из-за стены стояли, как туман, в его голове, больше ни о чем думать он не мог.

«И правда что-то я подцепил»,–подумал он про себя и принялся укладывать хлеб.

Уже через неделю       Лёша при белой рубашке, галстуке и брюках по стрелке стоял у входа в концертный зал.

Вот подошла и она, эта роскошная женщина. Сердечко его трепетало, но виду молодой человек не показывал.

Ну, а сейчас, дорогие читатели, давайте заглянем в жизнь этой девушки-праздника!

ГЛАВА 2

Мама

Она положила ароматные цветы себе на колени и поглаживала их руками.

В ее голове витало много эротичных мыслей…

Яркая и насыщенная жизнь певицы, собравшей собственный хор, имела много интересных аккордов и за кулисами.

Дома ее ждал сын и муж, но не к ним стремилось ее сердце…

Это обжигающее чувство страсти изнутри выталкивало все остальные…

Ее глаза через окно едущего автомобиля смотрели в пустоту.

Перед ними проносились картинки их встреч, ночей и вечеров.

Нет, она не сильно была влюблена, просто ей нравилась эта игра, она ее зажигала: «прикольно же, когда мужик сходит с ума от тебя!»

А этих мужиков у нашей героини было сразу несколько.

Ей хотелось улетных ощущений и, как любая раненная душа ищет забвения в очень сильных эмоциях, она летела, как мотылек на этот огонь, пытаясь не думать о том, что может сгореть…

У Ириши была очень примерная семья русских евреев.

Папа с мамой – Илья и Марина Лившиц – выросли в блокадном Ленинграде.

Илья закончил военное училище и работал на военном заводе, а Марина чертила корабли.

Они очень любили Родину, СССР, все их предки выросли на этой земле и во Вторую Отечественную положили жизнь за нее. Но всегда и везде они ощущали подтекст из разряда «вы хорошие люди, но евреи», поэтому растили дочь в гордости отличницей, чтобы никто никогда и слова плохого сказать не посмел.

Все было для нее: «Ты, главное, пой, доченька! Развивай свой талант! Будь яркой, а больше ни о чем не думай!». Но этой обеспеченности и настроя на самое лучшее, видимо, не хватало Иришке для ощущения счастья…

И вот сейчас ей 30…

Жизнь одновременно полна и пуста до ужаса…

…Такси подвезло ее к серому подъезду, освещенному грязной, жёлтой лампочкой.

Она заходит в квартиру. На часах 1:30. Дом спит…

Дверь тихонечко скрипнула.

Она заглянула к Тёме в комнату.

Парень уже крепко спал, рядом с ним лежала открытая книга с рисунками двигателей и карбюраторов. Горел светильник.

Холодно. Окинув взглядом спящее, раскинутое тело подростка и погасив светильник, она вышла из комнаты.

На кухне лежала записка от мужа: «Я сегодня на смене, ужин на плите. Целую».

У Иры настроение поменялось мигом.

Она подошла к телефону и начала набирать из записной книжки номер того самого, кем были заняты ее мысли.

–Алло? Не спишь, дорогой? – говорила она шёпотом.

–Нет, любимая, еще не сплю, – отвечал трепещущий голос на том конце провода.

–Как твои дела? Я одна сегодня ночую, соскучилась…

–Хочешь, я приеду? Я тоже тебя хочу, любовь всей мой жизни!

Под струей теплой воды в душе, прикасаясь к своему возбужденному телу, она представляла, как вот-вот сольется в танце тел с Пашей. Так звали ее очередного любовника.

Он приехал.

На носочках пробежав в спальную комнату, он начал целоваться и обниматься со своей богиней.

–Ириш, а Тёма дома? – опомнился Паша.

–Да, конечно. Спит уже давно без задних ног, – ответила мать.

–Я так сильно тебя хочу весь день, если б ты не позвонила я не пережил бы эту ночь!– продолжая страстно целовать ее, говорил мужчина.

–Иди сюда, Пашенька, мой сладкий! Трахни меня, скорее!

Их тела слились в импульсивном танце.

Дыхание сбивалось, в комнате казалось жарко, как в бане. Со столов и поверхностей падали предметы от создаваемых двумя людьми вибраций.

Два человека, горя огненной страстью, издавали громкие звуки, гласившие об их удовольствии!

… Тёма сквозь сон услышал толи стоны, толи рычание, толи смех у себя за стенкой.

В его подростковой голове уже были знания, чем могут заниматься взрослые по ночам, но тут один вопрос: «Папа ведь оставил записку, что он на смене. Тогда кто это?!»

Пытаясь заснуть и переворачиваясь, он отчетливо услышал мамин голос: «Паша, ну хватит уже, я не могу с тебя !А-х-х-а-х-а, кооотик!»

Сон у ребенка сняло, как рукой.

Он стал вслушиваться, напрягая уши и мозг.

–«Паш, я же говорю, я его видеть не могу, но куда я Тёмку дену? Не еби мне мозг, смотри, как у нас всё классно, любимый!».

Такие фразы сменялись глубокими вздохами и постанываниями…В голове мальчика взрывались бомбы неразрешимых вопросов: «С кем же мама?!»

Он и так чувствовал, что маме не до него, но тут, оказывается, есть человек, которого она обожает, и он –лишь помеха в их отношениях!

Какая-то тонкая боль, как острая алая раскаленная струна, разрезала ему нежное мягкое детское сердце. Эта струна медленно заходила в мягкие ткани и с шипением, потрескиванием, отрезала кусочек за кусочком, забирая жизнь …

Боль нарастала, как и звуки из маминой комнаты. Он встал и вышел из спальни. У входной двери неопрятно стояли ботинки…И они были не папины!!!

Он слегка приоткрыл дверь и увидел, как в полумраке два голых тела извиваются друг на друге… К его горлу подступила тошнота, к глазам слёзы, сознание помутнело…

Он сходил в туалет и ушел в свою комнату, но дверь тихо закрыть не удалось.

–Ты слышала? Это он проснулся? Ты с ума сошла?! Он же ребенок! А если о нас узнают? Я так больше не могу!!! Это же пиздец какой-то!!! –заворачиваясь в простыню, прошептал напуганный, как увидевший смерть, Паша.

В его груди и сосудах, как будто, все заледенело в ту же секунду!

–Если такой умный, чего ты вообще сюда приехал, вали к себе!– сказала она, переворачиваясь на спину.

Подставляя свои разгоряченные соски свежему воздуху и расправляя всклокоченные мокрые волосы, женщина нежилась в постели. Она была сыта оргазмами.

Ей уже было не интересно, что происходит в голове этого мужчины. Еёглаза, затуманенные приливом кайфа в тело, смотрели в потолок, да и вообще она хотела спать.

–Да, я поехал. Я не могу так больше жить, натягивая штаны и застегивая рубашку, сказал шепотом Паша и вышел из квартиры, стараясь как можно тише закрыть дверь.

Они оба не знали, что это была их последняя встреча…

Ирина же, подложив под голову подушку и завернувшись в немного влажное одеяло, безмятежно провалилась в сон.

Она не подозревала, что за стенкой замер ее сын, из его глаз вытекали крупные слезы. Слезы злости на мать, непонимания, в чём он виноват, обиды за отца и ощущения тотальной несправедливости в этом мире.

Она и не догадывалась, что, шагая ватными ногами по ночному Питеру, Паша ощущал себя последней, никому не нужной скотиной.В этот раз он точно понял, что ему ничего не светит с этой женщиной, без которой он не может жить…

«Я для нее не более, чем утеха!»– обреченно твердил он.

Утро для Ирины было самое обыкновенное, но только для нее.

Она без смущения встала, встретила мужа в коридоре. Все позавтракали набегу и отправили Тёму в школу.

Только когда Тёма увидел отца за завтраком, он не смог смотреть ему в глаза, а от мамы его просто воротило, как от грязной ободранной собаки.Школа, пожалуй, была спасением от воспоминаний прошедшей бессонной ночи.

…С той ночи прошло 4–5 дней.

Паша не появлялся на горизонте. Поначалу Ирину это не сильно волновало. «Месячные пришли у мужика, перебесится», –так рассуждала она в ответ на свои вопросительные мысли «от чего он не звонит?».

Но дело было не в месячных. И узнать ей это предстояло скоро.

Тем временем Лёша жил свою жизнь, но каждый день готовился к прослушиванию и встрече с той яркой руководительницей хора. Сердце выдавало какую-то особенную ноту в отношении этой женщины, хотя он про нее вообще ничего не знал…

ГЛАВА 3

Я виновна в его смерти…

Вечер. Осенний, сырой, тоскливый, ветреный…

Паша стоял на общем балконе дома и медленно выпускал дым сигареты из губ.

Он не чувствовал своего тела, кроме дрожи, которая больно пульсировала, особенно по локтям, упирающимся в металлический корпус грубо сваренных перил.

Земля была далеко – двадцатый этаж!

Его нутро уже умерло, оно давно начало подыхать, но после той ночи он окончательно отчаялся стать счастливым.

Ведь он твердо считал, что счастье может быть только рядом с его любимой Иришечкой. А она даже ни разу не позвонила ему за эти дни…

«Да и сколько месяцев этот ад может длиться?! Нашла другого любовника? Обиделась? Просто забила хуй?»,– так размышлял он.

Да ведь даже если б и был ответ, легче бы не стало!

Он ослабел от этих терзаний!

Он не был готов остаться наедине со своей болью! Не готов был признать, что его могут не выбрать и не любить…

Его решением стало даже последний свой вздох связать со страданиями.

От ужасной внутренней боли он хотел причинить боль этому миру, отказавшись от его самого бесценного дара – жизни.

Вина, забродившая на дрожжах обиды и отверженности, упоила его ум безумием.

Выкинув окурок и наблюдая, как он, закручиваясь, летит на землю, Паша, поднявшись на руках, сел на перила балкона.

Губы тряслись, из глаз капали слезы, дыхание было не ровным – мужика не было в этом потерянном существе.

Тогда он, сжав все внутренние пружины, собрал остаток энергии на свой «единственный возможный вариант» и качнулся телом вниз… Мускулистые холодные руки, парализованные страхом, как железо об железо, безжизненно соскочили с перил… Земля стала приближаться с ужасающей скоростью…

Мгновение… боль…чернота…

Через несколько дней Ирина встретила в автобусе их общую с Пашей знакомую.

–А что, где Пашка? –спросила она. – Не видела его давненько.

В глазах знакомой она прочитала некое молчаливое осуждение…

–Ты не знаешь? Он же выпрыгнул с балкона на прошлой неделе, – ответила та.

В голове Ирины произошло помутнение.

Ей показалось, что автобус, на котором она ехала, резко остановился, а все люди качнулись и штабелем упали на грязный пол. Но это было лишь ее внутренним состоянием. Ее жизнь разделилась на до и после.

Она сразу поняла, что причастна к самоубийству этого парня.

Вышла она из автобуса на первой же остановке. Села на скамеечку. Положила голову на колени.

Внутри нее боль, как холодный бетон обездвиживала внутренности, заполняя каждую пору души, лишая ее движения, но заплакать она так и не смогла…

«Я виновата в его смерти»,–твердила она шепотом… –Как мне жить теперь с этим грехом?»

День был выброшен на помойку.

Настроение подавленное и напуганное.

Ей казалось, кто-то обязательно узнает, что «она – убила его!»

Ее, и правда, ждал «сюрприз» от Паши.

Когда она пришла домой, за кухонным столом сидел муж и держал в руках открытый конверт.

Было видно, что на нём нет лица.

Он молча протянул ей письмо и вышел из кухни с серо-чёрным мрачным цветом лица.

Трясущимися руками она взяла бумагу, на которой было написано: «Раз ты читаешь эти слова, значит, я уже в гробу. Я не могу без тебя жить! Я люблю тебя! Но ты истоптала мои чувства, я не хочу больше жить! Прощай!!! Вечно любящий тебя Паша».

Больше жить с мужем, который знает про такое, было невозможно.

Хотя он готов был стерпеть ради сохранения семьи даже этот кошмар – измену своей супруги.

Ирина хладнокровно развелась с мужем, который до безумия любил ее и их сына Тёму.

Трагедии для нее не было, муж тяготил ее… Она давно разлюбила его…

Но вот Тёма, тот страдал по отцу нереально!

Они переехали жить к ее маме.

Жизнь подростка была предоставлена ему самому.

Ириша ударилась в свои гастроли и концерты, пытаясь забыть о вине, которая каждое утро напоминала о себе, как нарывающий гнойник.

Бывший муж был убит горем и пытался по возможности поддерживать связь с сыном.

Тем временем Лёша успешно прошел слушание и, естественно, со своим хорошим голосом и слухом вошел в ряды хора.

Он пел и заглядывался на эту шикарную женщину, в которой было столько огня и энергии! Он ждал подходящего момента, чтобы ближе познакомиться с ней и больше узнать, что ж его так притягивает к этому талантливому регенту.

ГЛАВА 4

Молодая семья

Они уже встречались какое-то время и сегодня договорились увидеться погулять на Невском.

Ирина – высокая, стройная женщина, с зелено–голубыми глазами, роскошной уложенной прической из черных волос в красивом, зеленом, бархатном платье, элегантно подчеркивающем ее фигуру – стояла у перил и гордо смотрела на залив.

Лёша, любуясь этой картиной, подошел к ней тихо, аккуратно, не нарушая покой горделивой особы.

С улыбкой и бережным поцелуем в щечку он вручил ей букет цветов.

Погода стояла теплая, солнечная. Ветер с залива дул им приятным потоком в лица.

Лёша ощущал, как его ноздри заполняет аромат ее духов, и в нем пробудилось желание прикоснуться к ее руке!

Молча, с нежностью, но смело, он вложил свою руку в ее ладонь, и по его кожным рецепторам полилась женская энергия – он был влюблен и достаточно сильно…

Ириша с улыбкой и игривым взглядом приняла этот жест, и они пошли неспешным шагом гулять по набережной.

Именно в этот вечер они первый раз поцеловались в губы, и между ними начали выстраиваться уже серьезные отношения, причем очень стремительно.

Не много прошло времени с того вечера, с той прогулки по Невскому, как они решили съехаться и жить вместе.

Конечно, местами это было не совсем просто… ему 21, ей 31.

Тёма не очень принимал молодого потенциального отчима.

Родители Ирины были удивлены новой пассией своей дочери, которая совсем недавно развелась, но молча надеялись, что это временное увлечение.

Было еще пару основных факторов в сомнениях Марины и Ильи касаемо этого молодого человека…

Во-первых, не еврей. А хотелось бы родную кровь видеть в своих потомках, но это они уже пережили.

Первый муж Иры был чисто русский и они его обожали, ведь он был превосходным мужем для их дочери и отцом для внука Тёмы.

Во-вторых, у него не было «нормальной работы», он ездил чинил холодильники днём, а ночью таксовал. Так себе «финансовая стабильность» для роли жениха.

Очень туго было с работой в те годы, бандиты лютовали и хаос разъедал общество, как ржавчина металл.

А у наших героев было все как нельзя серьезно.

Лёша своей обаятельностью растапливал обледеневшее сердце Ириночки.

По статистике, очень часто с виду раскрепощенные и жизнерадостные люди скрывают в себе лёд, да и в сексе деревянны и закомплексованы…

Ира восхищалась его пытливым умом и начала испытывать сильную физическую химию к сексуальному мужчине в самом расцвете сил.

У Иры был младший брат Яша. Он уже обзавелся семьей и начал жить отдельно от отчего дома.

А вот родители Лёши приняли Иру с раскрытыми объятьями.

Умная, красивая, взрослая, видная, имеющая свой хор особа. Прекрасная же невеста, ну скажите!

К евреям они относились со всем уважением. У их семейства было много друзей этой национальности, и проблем никогда не возникало. Тут обитали интеллигентные и доброжелательные граждане.

Тем временем Илья и Марина, родители Ирины, собрались переезжать жить в Израиль.

СССР разваливался с каждым днем…

За свои 50 лет жизни на Родине у них накопилась обида за отношение к ним, как ко второму сорту… Национальные предвзятости тотально не объективны, но имеют самое сильное влияние на наш мир, к сожалению…

А в новом Израильском государстве, открывшем для своего народа двери, такого дискомфорта гарантированно не существовало.

И они, невзирая на свой не молодой возраст, все взвесив, собрали вещи и улетели строить свою жизнь заново, как и тысячи израильтян со всего мира.

Свою квартиру они оставили Ире с Лёшей и Тёмкой: «Живите, стройте свою семью», – сказали они с любовью и заботой.

…Время неумолимо торопило события жизни наших героев!

Лёша и Ира стали мужем и женой.

Без пышных свадеб и белых платьев они тихонько расписались одним дождливым пасмурным петербургским денечком.

Сложно сказать, к чему отнести это происшествие, но, когда они счастливые вышли из загса, у Иры внезапно хлынули месячные, и было сложно скрывать появляющиеся красно-бордовые пятна на ее платье.

Очень неприятное ощущение она поймала в тот момент.

В голову приходили самые разные мысли.

Вспоминались слова подруг: «Не вздумай выходить за него! Он ветреный, молодой, не твой!» А также неоднозначные фразы недовольной матери…

Но от всего этого она пыталась отвлечься, скрывая окровавленные ноги на людных местах.

Толи это было очищением при вхождении в новую жизнь, толи предзнаменованием ее кровавого пути, время покажет.

Они начали жить втроем!

Хочется особенно подчеркнуть, что их интерес к всевозможным веяниям эзотерических, магических, оккультных и прочих потусторонних мудрецов совпадали. Засасывал их открывающийся магический мир на все сто процентов, особенно Лёшу.

В изучении всего этого, ранее запрещенного, они находили свое вдохновение. Пробовали и погружались с головой во все, что только было возможно, а возможно было чертовски много.

Так шло время, эволюционировал Союз, и Лёша с Ирой шли в ногу со временем, а может даже и быстрее.

Но в какой-то момент бедность перестраивающейся страны утомила их. Перспектив тупо не было.

Если ты не залез под чью-то бандитскую крышу, зарабатывать не давали…

А у Тёмки зашкаливал переходный возраст. Уличные компании разрушали порядок его жизни, внося уродливые коррективы в и так сломленную психику подростка.

И на фоне всей этой картины мысли наших ребят о святом и высоком однозначно подталкивали их к кардинальным переменам.

Манило их то место, куда так смело уехали родители Ирины,и которое неспроста называлось Святой землей. Ведь оно было центром одновременно трёх религий.

ГЛАВА 5

Святая земля

Спонтанные решения и риск – стиль молодых, вы же знаете.

Ира медленно и верно подвела молодого мужа к мысли, что тоже стоит попробовать улететь в Израиль по примеру родителей.

Он был не против, и больше всего ему откликалась мысль, что это место рождения Христа.

Формулировка слова «верить» была ему не известна, но про Христа он знал.

Он ему симпатизировал.

Да и о какой вере можно было говорить, если его отец, Валентин Григорьевич, заслуженный и примерный коммунист, отрицал существование Бога…

Решение было принято! Начались сборы для переезда заграницу. На дворе стоял 1994 год.

Родители Ирины прожили два года в иммигрантском караване, такие не простые условия ждали каждого израильтянина по приезде в только зарождающуюся страну.

Со временем, выучив мало-мальски язык, нашли работу и взяли квартиру в ипотеку в новом строящемся городке, Верхнем Назарете.

Илью с руками забрали на завод. Его квалификация советского ученого была на вес золота.

Марина тоже нашла работу, но попроще – работала уборщицей в домах обеспеченных людей.

Их мужеству можно только удивиться. Ведь в пятьдесят лет начать свою жизнь с нуля и пойти на такие трудные условия ради внутреннего комфорта – признак тотально сильных людей. Да, однозначно, те, кто пережил блокаду Ленинграда, имеют ярко выраженный крепкий внутренний стержень.

Ирина, общаясь по телефону с родителями, предполагала, что переехать в Израиль будет решением большего ряда проблем. Само собой, что первое время они смогут пожить в квартире ее родителей, ведь теих поддержат, чем смогут.

Сильно уж пугали Иру состояния Лёши… Он слишком глубоко начал изучать потусторонний мир, и это переходило грань адекватности.

Частые приводы Тёмы в милицию тоже давали свой осадок.

Да и вообще, просто хотелось сменить картинку угасающей страны на что-то новое и престижное, а словосочетание «жить за границей» грело душу человека, выросшего в Советском Союзе.

Женщины – всегда двигатели прогресса на этой земле. Так пошло от самой первой, Евы, надкусившей яблоко «добра и зла» в раю. Ну, а в еврейских семьях особенно –женщина занимает лидирующую позицию в решении многих вопросов.

В итоге наша молодая семья продала родительскую квартиру и собрала чемоданы. Со слезами попрощались они со всеми друзьями и хористами, которых было очень много, и улетели в Израиль.

Сложнее всего было Артёму. Его окончательно разлучили с любимым отцом. Его выдернули из привычной школы, забрали товарищей и везли непонятно куда, не понятно зачем! Депрессия, сменяющаяся на злость – вот какие эмоции проживал этот подросток, но мало, кого из взрослых это волновало.

По приезде на Святую землю Лёша с Ирой окунулись в изучение иврита и поиск работы.

Жили они у Ириных родителей.

Адаптация к новой жизни не сказать, чтобы была легкой, но они справлялись – их гибкие умы перестраивались с хорошей скоростью. Уже совсем скоро Ира начала преподавать музыку для детей русскоговорящих арабов, а Лёша устроился на завод в ночную смену.

Но жить с родителями жены – это такая себе «сказка».

Молодой муж приходил после ночной смены спать в комнату, где они жили с Ирой, но громкое еврейское радио на кухне Марины Афраимовны аннулировало его сон. Напряжение росло. Его считали лентяем и лодырем, жить вместе становилось все сложнее.

Мысли о своём жилье все чаще посещали мужчину, но сейчас это казалось вообще не реальным.

Голова кипела задачами и целями, жить в чужой стране и собирать по кирпичику свой быт – не простая история. О совместных детях с любимой женой мыслей и близко пока не было.

Отдушину, как и прежде, он находил в изучении потусторонних миров и учений. Как пчела с цветка, он собирал по крупицам свою картину мира.

Ох, уж этот поиск людьми смысла жизни… Он ведь иногда отдаляет их от этой самой реальной жизни.

Ну и как это всегда бывает, ему начали попадаться единомышленники, и оказалось, что тут они даже более «продвинутые», чем на Родине. Все же страна, объединившая сразу три религии, плодоносила такими персонажами.

Ириша шла в ногу со своим мужем, изучая религиозные темы. Они очень любили друг друга и старались смотреть в одном направлении.

А дальше Алексей стал изучать иудаизм. В государстве Израиль все построено на мысли, что они «избранный, благословленный Богом народ на планете». Вечно и всюду притесняемые евреи, всегда молились о независимом проживании на обетованной Богом земле.

К слову говоря, у большинства сильно религиозных людей есть такая штука: «только мы живем правильно по законам Божиим, остальные – грешные, грязные, место им в аду!» И если в некоторых государствах религия и правительство имеют свои параллельные русла влияния, то в Израиле – это один, единый котел определения на «свой и чужой».

Определяется национальность в этой удивительной стране по женщине. Соответственно, у Алексея были все права на то, чтобы стать полноценным евреем, как мужа жены, чистокровной еврейки.

Всех мужчин еврейской национальности обрезают в самом маленьком возрасте – на восьмой день от рождения. Таков закон Авраама, прародителя избранного народа. Ритуал обрезания – это когда с полового члена мальчика срезают верхнюю плоть–мягкую кожу, покрывающую ствол самого члена.

Были моменты, когда и Лёша подумывал совершить этот обряд посвящения, ибо планы на жизнь в этой стране виделись самыми основательными, а обрезанный – значит «свой»!

Но до этого дело не дошло. Роднее, так сказать, ему пришлась христианская философия… Они просто получили местные паспорта, и теперь их фамилия была не Леонтьевы, сократили ее до Леон (местные ни разу не могли правильно произнести это слово, коверкали на самый разный лад.) А вот Леон – что-то простое понятное, с испанским уклоном.

…Маленькое облачко наблюдало за своими будущими родителями. А пока оно летало над Святой землей, наблюдая, как молодая семья обустраивала свой быт.

Душа эта повидала много эпох, побывала в разных телах… Её опыт перерождения достиг предпоследнего уровня. Миссия, ради которой стоило снова вернуться в физическое тело, саккумулировав весь предыдущий опыт, познать высшую степень любви и поделиться ею с миром глобально.

Такие души посылают на землю в момент сакральных переходов человечества на новый уровень духовности и сознания…

Душа эта была в теле мужественного и смелого воина, но он пал на поле сражения, пронзенный мечом в самое сердце. Селилась в могущественного короля в пустыне. Под его правлением была треть земного шара, и в его королевстве царила любовь, порядок и изобилие. Покинула она огромное тело славного властелина, вошедшего в историю на многие века, в глубокой благостной старости. Несла науку в мир в теле американского ученого в Нью– Йоркском университете. Проживала ужасную, одинокую холодную смерть в антарктических льдах. Была в рабстве и наблюдала, как тело сгнивает заживо, от болезней и пыток в деревянных клетках под знойным солнцем…

Много испытала она воплощений, но сейчас был план – максимально повысить градус и за короткий срок прожить ту трансформацию, которая в 21 веке просто своим собственным существованием будет переворачивать сознание людей.

Лёша и Ира идеально подходили под эту цель. В них был виден потенциал для раскачивания на каких-то самых суровых эмоциональных качелях.

Их высшее образование и примерные семьи не мешали им ломать стереотипы общества и исполнять смелые, а иногда жестокие поступки, местами граничащие… ну, сами потом увидите и рассудите, с чем…

А, кстати говоря, личная жизнь наших героев была на очень достойном уровне.

Они всегда изучали новое и старались разнообразить свои занятия любовью тантрическими практиками по книгам и всему тому, что было доступно для вкушения наслаждений.

Делать это за стенкой у родителей – такое себе пальто, но как уж было.

Само собой разумеется, ребята предохранялись – не было плана беременеть.

Но судьба, договор душ, воля Божия – кто, во что верит, имели свой план на ребят. Маленькому облачку было уже пора обретать физическое тело.

Он порвался…Бывает такое в жизни, ага… ну… так было нужно именно сейчас.

Влюбленная пара даже не заметила происшествия, наслаждаясь сексом, а семечко под напором устремилось вперед.

В этом месте хоть и темном, но очень теплом и уютном, было уготовано развиваться ему ближайшие 9 месяцев.

Полет в невесомых галактиках завершился. Теперь в животике его будущей и им лично выбранной мамы у души началась адаптация к этому физическому миру.

ГЛАВА 6

Внутри мамы

Подходила дата женских дней, а они не начинались.

Ира почувствовала легкое волнение в груди…

Вечером был куплен тест.

Он показал те самые сакральные «две палки».

К такому неожиданному повороту каждая семейная пара относится по-разному…

«Как сказать ему?» – наверное, этот волнительный вопрос возникает в голове каждой девушки в такой момент.

Несколько дней было взято будущей мамой на осмысление произошедшего.

Как-то раз Лёша пришел с работы утром уставший, но как всегда заботливый и нежный. Ира сидела на диване с кружечкой чая и смотрела передачу по телеку. Обернувшись на слова вошедшего мужа: «Как ты, моя хорошая?» –она поманила его к себе.

Дело с горячих поцелуев перешло в занятия любовью и в тот самый момент, когда оба организма готовы слиться в самом глубоком контакте, она остановила его руку, готовую надеть резиночку на пульсирующее наполненное кровью мужское достоинство…

– Он нам в ближайшее время не пригодится, любимый, – шёпотом произнесла она, смотря в глаза Лёше.

–Что ты имеешь ввиду, зай? – горячая кровь из таза резко переместилась в голову. В висках застучало, дыхание как будто остановилось у двадцатишестилетнего Алексея.

–Я, похоже, беременна, родной, – произнесла она, наблюдая, как он замер на вдохе.

–Как такое возможно? Мы же всегда предохранялись, Ир?

–Я не знаю, как. Вот так бывает. Ты рад?

И конечно… Лёша был рад, но шок обездвижил его язык.

Все это было, мягко говоря, не по плану, они еле-еле зарабатывали на еду, жили на родительских половицах в малюсенькой комнате, а тут ребёнок!!!

Мысли про аборт даже не возникло. Раз Бог дал, значит так тому и быть.

Духовное поле в жизни ребят поменялось. Теперь во всех планах на дальнейшую жизнь обсуждался грядущий ребёнок.

Душа внутри мамы, в виде миллиметрового комочка, ощущала, что между родителями происходит волнительный момент.

Сердца, которое могло бы биться, еще не было, но душа поняла: «Меня хоть и не ждали, но приняли! Живём, растём дальше!».

Участь многих своих не рожденных братьев и сестер, выволоченных из этого теплого материнского лона холодными клещами, миновала его. Всего этого душа не могла оформить в слова, но все чувствовала…

Недели превращались в месяцы.

Жизнь у ребят шла своим чередом – работа, дом и учёба.

Ира днем ездила к богатым русскоговорящим арабам и с их детками занималась вокалом.

По приезде в Израиль им выдали специальное пособие, на которое они могли купить профессиональный инструмент для заработка, и Ирина приобрела то минимальное, что ей было нужно для преподавания музыки.

Ночью Алексей уезжал на свою работу, на картонный завод, где всю смену тупо отрывал куски картона от коробок, готовящихся к упаковке и отправке.

Глупая работа для человека, закончившего с отличием один из лучших институтов Союза, но таковы были реалии на сегодняшний день, нужно было зарабатывать хоть каким-то образом…

…Подходила зима.

В Израиле она очень грустная – сыро, дождливо и холодно, градусов +13,+19 максимум. Помещения абсолютно не готовы к этому сезону, по стенам течёт вода, пахнет влажностью, отопительных приборов нет, только кондей на режиме «тепло». Вообще погода на Святой земле, как и все там, необычное – летом критически сухо и жарко, зимой противно холодно, температура могла поменяться несколько раз за час.

Подсознательно оба будущих родителя привыкали к мысли, что летом появится на свет новый человечек и их станет трое.

Беременность протекала по-разному: были и токсикозы, и истерики, и благостное тихое состояние, но какой-то внутренний голос говорил Ирине, что этот ребенок будет особенным.

Ну или ей так хотелось… А чего ей хотелось?

Мечтала она о том, что в этот раз все у нее будет по-другому.

Многое она уже поняла в этой жизни, сделала выводы. Отношения с Лёшей у нее были прочными и хорошими, ведь это впервые так происходило за всю ее взрослую жизнь. Тянуло ее к чему-то стабильному, святому, божественному и хотелось ребёночка своего погрузить в это, как знак исправления всех своих прежних ошибок.

Наверное, будет верным сказать, что у нее был конкретный настрой на «правильную жизнь».

Молиться пока она не умела, но своими словами обращалась к Богу с просьбой показать ей то, чего она искала.

А чего она искала?

С виду-то все было классически хорошо в ее жизни.

Но нет. Чувство вины за «горячую» молодость, за смерть Паши, за неприкаянного Тёму, за множество обмана и измен в общении с людьми, за какой-то бессмысленный и, честно признавшись, не идеальный образ жизни.

Искала она свободы от вины – того самого необъяснимого ощущения счастья, когда искать больше нечего не хочется.

Смаковать эту жизнь без тени за спиной с наказующей секирой. А ведь в душе многих людей есть это подсознательное ожидание, что счастье может в миг прекратиться и придется отдавать по долгам.

Жаждала именно этих изменений она с рождением своего дитя.

Лёша вращался, как мог.

Он заботился о своей беременной красивой жене, животик которой увеличивался на глазах.

Как вы догадываетесь, она, конечно, была не очень проста характером…

Глава семьи (хоть его таковым и не считали) зарабатывал деньги и умудрялся ходить на уроки, разучивая новый язык, но, по большому счету, никто не ценил его старания. Постоянное давление со стороны Ирининых родителей, а особенно тещи, было невыносимо.

Досадным было то, что и сама Ира, регулярно переходя на сторону мамы, «профессионально играла на его нервах», обвиняя в лености, мягкости и безделье. На эту «оборону от недовольных женщин» и приходилось Лёше тратить свои силы.

Как вы поняли, человек он был тонкой душевной организации, и ебашить по 12 часов в ночную смену, а днём учить язык для его психики было не реально. Нужно было выбирать что-то одно, и конечно, более логичным становилось учить язык, без него жить в этой стране было невозможно. Но, блин, тогда он тут же становился лодырем в глазах тёщи.

В мозгу мужчины «щёлк» происходит только, когда он уже берет на руки своего новорожденного ребенка, и то не у всех.

А до этого момента он просто знает, что это случится, жизнь его меняется не сильно. Но это было не про нашего Алексея – его отцовская лампочка включилась намного раньше…

За эти годы совместной жизни он увидел и узнал, как Ириша могла «пережевать и не подавиться» любым человеком, не разделяющим ее быстро переменчивые взгляды. Наблюдал, как ужасающе жестока и хладнокровна она с теми, кто не соглашается с ее мнением.

Видел, как за один день она из 80 своих певцов уволила 40. И ведь просто потому, что у нее имелась эта власть.

Гордая, высокомерная и упрямая она была девушка. Нося золотой кулон, звезду царя Давида, на своей длинной шее Ира вершила судьбы.

Отношения к своей маме у нее были очень неуважительные, хотя она могла одномоментно переметнуться на ее сторону против кого-то, например, против Лёши.

С отцом, Ильей, вообще складывалось ощущение, что их нет, отношений.

Того можно было бы назвать «подкаблучником», ибо он находился тотально за Марининой спиной. Их мнения с виду не различались, но на самом деле он был безмерно умным и мудрым человеком и попусту не тратил свои силы на борьбу с женщинами, которые стабильно держали атмосферу в стальных рукавицах.

Илья был занят работой и больше всего общался с Яшей, младшим братом Иры,ведь он всегда хотел пацана, и с дочерью у них не ладилось с первых дней.

Об этом говорит то, что, когда Марина родила Ирку, он всегда спрашивал, «как ОН», а не «как ОНА».

Любил он ее по-своему, но проявлять своих чувств вообще не умел.А кто его учил-то?! Его родители служили стране в Отечественную войну. Своего отца он видел последний раз в окопе во время боя, ему тогда шесть годков было. После его гибели Илюшу сдали в Суворовское училище (там хоть кормили/одевали), ибо мама в умирающем голодном Ленинграде еле-еле прокармливала младшую сестренку Риту. Хотя клей в прикуску с опилками сложно было назвать едой…Страшное время было для детей тех годов…Выжить– вот, что означало, любить!

Казалось, что с мужем Ира была абсолютно другим человеком, или он влюбленный не замечал этого, но в любом случае его трепетная любовь и мягкость характера покрывала все эти черты сложного характера женщины.

Ведь часто так и происходит: твердое встречается с мягким и образуют невероятно красивый союз. Вопрос лишь в том, насколько естественно, когда женщина занимает роль «твёрдого» в отношениях? Да и часто кажущееся «твёрдым» не является таковым, а это твёрдое – очень склизкое, болезненное и напуганное. Но посмотрим, что же было дальше.

Вы не забыли про Тёму?

Этот бедолага-парень увидел, как поменялась мама, забеременев… Дела в школе у него шли плохо, он опять втянулся в плохие компании, начал пробовать наркоту, привлекая таким образом внимание матери. Но та была сейчас сфокусирована на будущем новом ребенке.

Жили они вроде все в одной квартире, но энергетически находились каждый в своем мире, и эти миры не пересекались.

Разговаривать ему с ней было сложно, да и не о чем.

У мамы с Лёшей был какой-то свой улетевший вайб под названием «поиск духовного». «Если раньше она была увлечена своими блядскими романами с мужиками, то сейчас стала типа просветляться! Один хуй – на меня ей до пизды!», – примерно такие мысли о маме посещали его.

Бабушка с дедом, как могли, согревали его озлобленное сердечко, но ему-то нужна была мама, не говоря уж о папе.

На очередном УЗИ молодым родителям сообщили, что у них будет мальчик.

Радости не было предела у всех, особенно у родителей Алексея – первый внук скоро родится же!

Сразу было решено назвать его Гришей, Григорием, в честь прадеда по папиной линии, тоже погибшего в Великую Отечественную.

Но, как вы поняли, родители у Гриши были творческие и начитанные ребята, а еще очень хорошо умели приспосабливаться к новой среде, поэтому официально решили вписать его в документы как Грей.

Алые паруса скрестили с английским именем, и выходило очень даже нарядно – Грей Леон!

Никто никогда косо не посмотрит в этой стране на человека с таким именем и фамилией.

То, что он Алексеевич, не имело значения. В Израиле не вписывают отчество в документы, ибо там женщина является главным представителем рода.

…На закате, тихими вечерами и одинокими ночами Ира беседовала с мальчиком, который рос у нее под сердцем, а рос он быстро.

Пинался ножками, не давал ей спать. Парень был мегаактивный, и когда мама уставшая приходила с работы отдыхать, он начинал практиковать свою внутреннюю гимнастику.

Он ощущал все, что происходило снаружи.

Слышал, когда мама плачет, и затаивался внутри. А когда она смеялась, а делала она это очень заливисто и громко, радовался.

Чувствовал, когда подходит папа и своей мужской рукой гладит маму по животу.

Слышал, как шарашат волны по телу, когда родители занимались любовью, но для него это было что-то странное, ведь отцовская мужская энергия, заливаясь в тело мамы, меняла привычный ритм жизни.

Как-то утром он ощутил очень неприятный холод, ему было ужасно неуютно…

Громкий, поставленный годами тренировок голос мамы, как молнии, как электрические разряды, пронзал его нежнейшее тельце – родители явно ругались.

–Ты заколебал херней заниматься! Иди, вставай, делай что-нибудь!

Это две разъяренные женщины, как крокодилы с ужасающей лязгающей пастью, устремились на воспитательные процедуры нежного Алексея.

Сегодня эта истерика стала точкой кипения для мужчины, старания которого обливали дерьмом на постоянной основе.

…Он надел свою плотную черную кожаную куртку, широкие темно-синие джинсы, кроссовки на высокой пружинистой платформе, брендовая подделка, купленная на советском рынке, кинул через плечо качественно сшитый кожаный рюкзак с массивными железными молниями, взял с собой пару мандаринов и молча вышел из квартиры.

Дом, в котором жили теща с тестем, находился на горе. Район назывался «Гора Иона» от того, что в пещере, находящейся внутри горы, по преданиям, жил израильский пророк Иона.

Этот райончик только застраивался, и как бы ярусами на склоне горы прочерчивались улочки с новостройками четырехэтажных бетонных коробок.

Дом, где они жили, находился на самом верхнем уровне, а макушка горы Иона была покрыта растительностью из кедров. Вид оттуда был невероятно красивый: вся Галилея (область в государстве), как на ладони, а посередине долины виднелась единственная в мире, абсолютно равносторонняя гора Фавор! Та самая, на которой, по библейским сказаниям, было явлено преображение Христа.

Лёша пошел подальше от места, где ощущал столько унижения и боли, ему хотелось побыть наедине и понять вообще, как жить дальше.

Ярус за ярусом, он спускался по размашистым серпантинистым улицам вниз, к основанию горы. Он шел в ту самую пещеру, где его точно никто не увидит и не найдет. С каждым шагом он все больше понимал, что делать ему тут больше нечего, и выход один – возвращаться на Родину.

Те самые смертоносные вилы, на которые задорно поднимала близких людей его любимая женщина, наконец-то больно воткнулись и ему под ребра… Его не уважают, не ценят, не любят, им понукают, манипулируют, и вообще этот полный пиздец настал.

Сидя в сырой каменистой пещере, которой было много столетий, и медленно пережевывая спелые, ароматные, израильские мандарины, мужчина чувствовал, как твердеет и накаляется сталь его внутреннего достоинства.

Атмосфера жилья ветхозаветного отшельника вводила его в состояние глубинных раздумий и признаний, а ведь именно они и делают психику взрослой и устойчивой к подобным ситуациям.

Может, это и был тот самый первый раз, когда с виду мягкий и нежный мужчина, стал готов на бескомпромиссный твердый поступок, когда он вырос из ветреного гибкого юнца в решительного твердого властелина своей жизни.

Как бы то ни было, Лёша решил, что больше такое хуевое отношение к себе он не потерпит. В принципе, его тут ничего не держит, попробовал на вкус семейную заграничную жизнь, и хватит. Он, правда, старался и делал все, как умел. Зарабатывал изо всех сил, адаптировался к чужой стране, и все это для Иры. А раз все усилия обесценивались, «катитесь вы со своими заёбами к чертям, девочки!»

Позитивное и лёгкое отношение к жизни все же было неотъемлемой его частью.

Весь тот день он провел в грустных раздумьях в этой пещере, приняв и смирившись с исходом неудавшейся семейной и заграничной жизни.

Когда солнце уже зашло, и его сменило звездное лунное небо, он вышел из своего затвора и побрел снова по улочкам горы Иона, которую скоро покинет навсегда.

Ира тем временем не на шутку заволновалось. Непривычно было ощущать, что парень, который всегда бегал за ней, просто взял и исчез на целый день, явно было что-то не так. В своей тревоге, на всякий пожарный, она заглянула в тумбочку с документами и выдохнула, увидев паспорт на месте: «Значит, не улетел».

Она взяла Тёму и пошла гулять.

Джинсовый потертый комбинезончик очень явно подчеркивал её«положение». Везде на улицах она искала Лёшу, было очень паршиво на душе.

Гуляли с Тёмой они около часа…И вот на одной из улиц она увидела этот высокий силуэт в кожаной куртке с портфелем на плече.

Лёша медленно шел по другой стороне дороги. Ее шаг ускорился, глаза разъедали спину мужчины, которого она явно теряла. Она готова была даже извиниться. Она понимала, что все ее стремления к «правильной» семейной жизни без него пойдут прахом, она опять сожрала самого любящего ее человека… опять и снова!

Они поравнялись на разных сторонах дороги. Алексей повернул голову и увидел ее… Но больше всего то, что было внутри неё под выпирающим комбинезоном – там был его Гриша, его сын!

В мгновение все его планы, послать на хер человека, жестоко разодравшего предательством ему душу, улетучились. Он понял, что ради него он готов перетерпеть многое, он хочет увидеть его рождение, воспитывать сына и быть счастливым отцом. Вот она, та самая отцовская лампочка – она загорелась и поменяла ход его мыслей!

Конечно, трещина в отношениях была велика, но они серьезно поговорили и, насколько это было возможно, сузили этот раскол. Домой Лёша с Ирой вернулись уже вместе.

С тех пор еврейские женщины поуняли свой пыл и перестали воспитывать его с былой остервенелостью. Оказывается, он может и просто уйти. Выводы были сделаны, жизнь продолжалась.

Спустя время, он поменял работу, где платили чуть больше, и она была созвучнее с его образованием. Лёша стал паять на заводе электронные платы.

Купил маленькую старенькую серую машинешку с мотором 0.9.л, «Аутобьянки».

На ней они с Ирой объездили всю эту интересную страну вдоль и поперек. Как он в нее помещался со своим ростом в 184см? Не понятно. Но для любого пацана тачка под жопой – это неотъемлемая часть жизни! Это просто необходимость!

ГЛАВА 7

Рождение на свет

Утром у Иры начали отходить воды.

К этому дню она готовилась все эти месяцы.

Вся ее любовь сконцентрировалась в центре своего тела, откуда скоро должен был выбраться он, родиться на свет этот долгожданный человечек! Она знала, что сделает всё для счастья своего малыша!

Лёша постелил во много раз сложенную простыню на кресло своего маленького автомобиля и аккуратно посадил супругу в машину. Воды отходили обильно.

Иру уже простреливала боль схваток. По дороге она хваталась одной рукой за свой большой спазмирующий живот, другой – за руку мужа.

Они приближались к больнице. За окном мелькали каменные дома и шумные грязные улицы раскаленного от солнца Назарета.

Они решали рожать в итальянской больнице «Holy family» (Святое семейство).

Да, официально они были евреями и к христианству не имели никакого отношения, но вело их именно в католическо-христианский роддом, интересно, да?

В арабских и еврейских роддомах к «беленьким деткам» (а Гриша, естественно, сильно бы выделился на фоне темненьких малышей), могли относиться не так доброжелательно, как в этой. Может, еще и данная мысль, сыграла роль в выборе места рождения.

Был и еще один момент, направивший их выбор, о нем они рассказывали Грише намного позднее…

К тому времени они погрузились в изучение религий и стали узнавать про «всемирный заговор еврейских мудрецов».

Если в двух словах описать смысл этого направления, он таков: на земле должны остаться только избранные, чистокровные, религиозные евреи и маленький процент рабочей силы других народов, которыми будет легко управлять.

Не нам сейчас разбираться в хитросплетениях человеческих умов, эти интриги были и будут всегда, но данная информация заставляла будущих родителей позаботиться о жизни новорожденного ребенка. Если сказания правдивы, его, по их мнению, могли просто убить в роддоме, как «не своего».

Наши герои были готовы к самым современным технологиям, поэтому будущий отец решил присутствовать на родах своего первенца. Не совсем понятно, как к этому относилась Ира, может, в глубине души и была против, но…

…При входе в больницу их встретил католический монах в темно-коричневом одеянии до пола с широким капюшоном на голове. Его монашескую одежду подпоясывала грубая толстенная веревка-канат. В загорелых, темных, грубых руках были чёрные четки – бусинки на веревочке, перебирая которые религиозные люди читают молитвы.

Такой вот внутренний молитвенник католической церкви дежурил на посту роддома и призывал Божие благословение на место, где появлялись на свет новые люди.

В палату Иру с Лёшой провожал доктор, который вел Иринину беременность, араб Николясь – очень опытный и приятный врач, на вид лет сорока. Он всем своим спокойным профессорским видом внушал доверие. Его низкий и бархатный голос соответствовал аккуратно подстриженной бороде. Да, в его руках было спокойно рожать.

То палата, то коридор, поддерживая жену за руку и морально, Лёша ходил по больнице, ожидая рождения, а оно было близко.

К вечеру будущему отцу стало крайне сложно видеть извивающуюся в муках жену.Она уже лежала на койке, ходить стало трудно…Тогда, определив по раскрытию матки скорое рождение, доктор Николясь повел их в родильную палату.

Там было трое рожениц, две из них, негритянки, уже долго надрывались в криках, стараясь сделать последний натуг и выпустить из своего лона дитя.

Атмосферка была крайне эмоциональная, и Лёша понадеялся про себя, что его любимая родит быстро, дай Бог.

Он стоял в стороночке под большим впечатлением от услышанного и увиденного в эти минуты…

Ускорили процесс в ответ на его молитвы уверенные действия родильной бригады под началом Николяся.

Иру завернули в простыню и туго начали ее затягивать. Потуги стали сильными, давление мощное, блеснул скальпель в руках опытного врача, рассекая мягкие складки половых губ… и вот оно… ааааааааа!!!

Около двадцати часов вечера, 02.07.1996, этот маленький красный комочек выбрался из уютного маминого животика на прекрасный белый свет.

Издавать свой первый крик он не торопился. Медсестре пришлось познакомить парня первыми шлепками с физической болью, и тогда он запищал, сделав свой первый вздох.

Ну что, добро пожаловать, Грей Алексеевич, в Вашу удивительную жизнь!

Знакомьтесь, дорогие читатели, перед вами новорожденный, главный герой этого романа!

Пока мать-героиню, претерпевшую самую невероятную в жизни боль, зашивали, завернутого в простыню, всего липкого, в крови, полу-зеленого, полу-красного и белобрысого мальчугана дали подержать отцу.

«Гришенька, мой сынок!» – руки папы дрожали от волнения, из глаз выкатывались слезы… «Любимая, благодарю тебя за нашего прекрасного сына», – бормотал он.

О! Да… Именно ради таких божественных моментов стоит жить, друзья!

И Алексей, насколько мог уместить это непередаваемое событие, осознавал это. Но сейчас он был в шоковом состоянии, однозначно!

Как и любой родитель, он даже близко не представлял, как далее сложится их жизнь… Сколько нереально лютого пиздеца в ближайшие годы они перенесут вместе и раздельно.

Какие это адские страдания, когда теряешь своего ребенка… Они также сильны, как и эта радость рождения…

Самое главное – эти переживания вечны! Всё, когда ты стал родителем – это навсегда, дружище!

И в данный миг сердце родителя буквально сокращалось мыслью: «Я горы сверну и жизнь отдам ради этой любви к своему ребенку».

Вся мокрая от пота и слёз мать протянула руки, чтобы взять свое малюсенькое бесценное любимое существо и дать ему первый раз грудь, наполненную молоком.

Но Гриша с первых минут жизни показал характер и дал понять, что у него будет «не всё, как у всех», прикоснувшись к тёплому, мокрому соску, категорически отказался сосать материнское молоко.

–Сыночек, почему ты не хочешь кушать?

Для мамы это было шоком, она же помнит, как жадно ел её грудь Тёмка!

Но таков был путь этого мальчугана…Не принял он с первых минут жизни материнскую титьку, а с ней и её любовь…Обплевался весь, кроха…

И никогда в жизни ни разу он так не пил мамино молоко.

Лёша наблюдал за всем происходящим, его сердце трепетало, сознание фотографировало самые яркие моменты, потеряв контроль над временем. Шоковое состояние – вот, что он проживал!

Качаясь из стороны в сторону, он ушёл из роддома, где произошло событие, навсегда изменившее его жизнь.

А Ирочку увезли в палату на груди с её сыночком.

Через несколько дней их выписали из роддома, а на восьмой день, по израильскому обычаю, провели обряд обрезания для новорожденного ребенка мужского пола.

Планы-то у родителей были прожить всю свою жизнь в этой стране, и они делали все так, чтобы у сына, Грея Леон, никогда не было препятствий в этом государстве. А, как вы поняли, обрезание было подтверждением причастности «к своим».

Вот так, дорогие читатели, незаметно мы подошли с вами к завершению первой части этого романа. Готовьтесь, далее градус будет повышаться с удивительной крепостью, но, думаю, вы уже это поняли)).

ГЛАВА 8

Самое сильное желание матери

За утренней чашечкой кофе Лёша бегло просматривал газетки, накопившиеся за последние несколько дней.

Его пытливый взгляд зацепило одно объявление «Паломническая поездка на день по святым местам Иерусалима с русскоговорящим священником». Цена была доступная, а за эти несколько лет жизни в Израиле они ни разу так и не посетили те самые сакральные исторические места.

Мелкий Гриша еще безмятежно спал в своей маленькой кроватке. Ира принимала душ. Дома пахло семейным бытом. Везде были разбросаны игрушки, посередине комнаты стоял белый детский горшок, на кухне и в раковине лежало много немытой посуды.

За эти два года многое произошло в жизни молодых родителей.

Они все-таки полгода назад съехали с тёщиной квартиры и купили свою. Ну, как купили… взяли в ипотеку под бешеные проценты на 40 лет.

Это была абсолютно пустая, бетонная двушка с балконом в новостройке, примерно в километре от дома бабушки с дедушкой.

Денег на мебель абсолютно не было. С мусорки подобрали более-менее сносные пару табуреток, тумбочку и черный диван, который очень долго отстирывался на балконе, но так и не приобрел цивильный вид.

Спали Лёша с Ирой просто на полу, постелив на него матрас.

Единственной новой в этой квартире была Гришина кровать, в которой он и сладко спал сейчас.

Это был очень красивый голубоглазый и абсолютно белобрысый ребенок, с вечным внутренним пропеллером внутри, а еще с удивительным чувством юмора. Еще даже когда он не умел говорить, уже понимал, когда уместно смеяться и делал это очень мило своим беззубым ртом.

Гриша обожал носить большие папины футболки, которые волочились по полу и выглядели на нем как платье.

Абсолютно не слезал с маминых рук и каждый раз закатывал истерики, не желая ложиться в кроватку, требуя спать рядом с мамой.

Кстати говоря, рос он на смесях, заменяющих молоко матери, а она, бедная, мучилась первое время, сцеживая свою грудь специальным молокоотсосом, его давали в аренду в поликлинике.

Рядом с домом была построена новая детская площадка, на которой, естественно, проводилась бОльшая часть дня мамы и ребенка. Все местные не могли пройти мимо и не сказать комплимент родителям этого златовласого и щекастого парня. Вообще мамочки и папочки восточных стран не скупятся на комплименты. Они обязательно подходили, брали Гришку за щеку и говорили: «Какой у вас красивый ребенок!» Вот такая фишка там у них.

Сразу после рождения сына, уже на следующий день, Лёша вышел на работу все также в ночную смену. Состояние у мужчины было новым, какая-то целеустремленная энергия двигала его на все дела, и уже в потоке задач он проживал свой приятный шок рождения первенца.

Ира сидела с новорожденным: мыла, укачивала, кормила, гладила по животу, который часто болел и вздувался.

Она очень поменялась после родов: стала нежной, спокойной, и все ее внимание было устремлено на этого маленького человечка.

Но как-то раз, посовещавшись, они с мужем поняли, что, если Ира не будет преподавать музыку, им не протянуть: детское питание, одежда, памперсы – на все это не хватало денег, которые зарабатывал Лёша…

Тогда было решено, что она выходит на работу, а папа сидит с мелким.

Чуть позднее, тот самый доктор Николясь позвал ее к себе домой на богатую виллу убираться и учить его детей вокалу. Платил он хорошо, и отношения у них сложились очень дружеские. Со временем пошел слух, что Ира хорошо учит детей и классно наводит чистоту в доме. Ее стали приглашать и на новые виллы.

Так и повелось, что Лёша ежедневно возил Иру в несколько богатых домов. Она там зарабатывала деньги, а он был «кормящим папой» с коляской.

Гриша первое время всегда спал в машине, в своей люльке, а потом в коляске, пока молодой папа бродил по улочкам Назарета в ожиданиях мамы, но потом усыпить его было крайне сложно – он пробовал на вкус все, что только мог. Много падал, его лоб всегда был украшен шишками, которые прикрывали локоны светло-золотистых волос.

Долго родители не стригли сынишку, ибо эти нежные и красивые волосы придавали какой-то ангельский вид ребенку, хотя его поведение часто было отнюдь не ангельским – давал он дрозда всем по полной программе!

Особенно сильными были припадки «беснования», когда он возвращался из гостей от бабушки.

Бабуля баловала внучка. Гриша в огромных количествах ел конфеты, целыми днями смотрел яркие современные мультики и вообще делал всё, что хотел. Забирая его оттуда, родители не узнавали ребенка, а потом и вовсе престали отдавать его бабушке с дедушкой.

Папа Лёша был счастлив проводить дни напролет с любимым сыночком, он быстро освоил мастерство вскармливания грудного ребенка, им было весело вдвоем. Особенно прикалывала обоих фирменная фишка «чум-чум», когда они стукались лобиками друг об друга и заливисто смеялись.

Редко такое бывает, чтобы отца абсолютно не напрягало сутками возиться с мелким ребенком, ну, видимо, в Лёше было очень много женских, материнских качеств.

Мама скучала по Грише, надраивая полы и раковины богатых арабских вилл. И все то время, которое могла быть с ним, а это были всего несколько часов в день, посвящала своему солнышку.

Ей было, ох, как не просто…

Она никогда в своей жизни не трудилась руками!

Ее единственным ремеслом всегда было пение, ведь ее так воспитали родители: «главное пой, наша талантливая доченька, обо всем остальном не думай» – она и не думала, а тут ради ребенка ей приходилось пахать с шваброй и тряпкой в руках.

Имелась у нее еще какая-то подсознательная ревность к мужу, что он столько времени и так прекрасно проводит с их сыночком. Но пока она это утаивала в себе. Да и, собственно, признаться в чем-то, особенно в ревности к собственному мужу, было не в ее гордой натуре.

Гриша рос в любви и заботе – у него было все для счастливого детства. Воспитывали родители его чисто в русских традициях. Находили старые советские добрые мультики, рисовали ему русские деревянные избушки с березками, засыпал он также под жужжание русских кассет с колыбельными.

Родители между собой разговаривали только на русском языке, поэтому первое свое «па-па» и «ма-ма», конечно же, он сказал по-русски. Как могли, они прививали ему родную им стилистику.

Рассказывали про трех русских богатырей, Конька-горбунка, но больше всего он залипал на мультик «Король Лев», показывая всем видом, чтобы ему повторили показ завораживающего мультфильма про льва, которым он в будущем подсознательно и планировал стать.

Все эти прелестные моменты их жизни тщательно снимались на камеру и фотоаппарат, за архив отвечал папа Лёша.

Его родители из Петербурга умоляли сына как можно больше присылать им по почте видеокассет с их обожаемым внучком. Для пенсионеров это было единственной отрадой.

Были у них планы приехать в Израиль, погостить, повозиться с Гришей, и они думали, как бы это реализовать. Ну, а пока смотрели в обнимку по вечерам документальное кино.

А наши молодые родители с уже почти двухлетним Гриней спланировали свой выходной для паломнической поездки в Иерусалим.

У договоренного места встречал их отец Василий с группой туристов.

Молодого, русского священника в чёрном подряснике (чёрная повседневная одежда священнослужителей, похожая на платье до земли) было сразу видно и без таблички. Его загоревшее и постоянно улыбающееся лицо вызывало хорошие эмоции у наших родителей.

Немного суетно, гладя рукой то свою жиденькую, нестриженную тёмно-коричневую бородку, то чуть выпирающий животик, священник знакомился с группой, с которой предстояло провести им весь этот световой день.

Программа включала в себя знакомство с главными христианскими святынями Израиля, особенно со старым городом, Иерусалимом, где находятся остатки стен храма царя Давида или, так называемой Стеной Плача, у которой религиозные евреи вымаливают себе обещанного миссию царя. Ведь они верили, что он избавит их от страданий.

В этом старом городе, где практически нет новостроек, а только исторические здания, арки, улочки и находится древнейший храм Гроба Господня – основная мировая святыня всех христиан.

Эта огромная церковь – место, где Христа распяли, положили в гроб, и где он воскрес. Обо всех этих библейских деталях ни Лёша, ни Ира не знали, просто что-то их манило соприкоснуться с этим явно божественным местом.

Заходя в стены старого города, ощущается концентрация религиозных людей, туристов и, конечно, шумных арабских лавочников, которые буквально за руку тащат тебя в свою лавку купить что-то на память о святом месте.

Было еще той задачей не отставать от группы с Гришей, которого перло от изобилия нового вокруг и все хотелось потрогать, попробовать «на зуб».

Смуглые арабские предприниматели пользовались моментом и, одной рукой хватая малыша за румяную щеку, второй впихивали родителям сладости, пытаясь наполнить свой карман шекелями.

Идя по древним улицам, нашим паломникам попадались группы то ультра религиозных евреев – с надменным видом те шагали по своему городу одетые в чёрные костюмы, чёрные шляпы с торчащими пейсами из-под них; то арабские муллы и служители Аллаха в своих национальных одеждах – те испепеляли ястребиным, суровым, карим глазом всех на своем пути. Арабов-мусульман там, конечно, притесняют как могут, но они борются за свои права, ведь и у них главная святыня всего исламского мира находится на этом маленьком клочке земли – мечеть Омара с огромным золотым куполом.

Попадались и толпы туристов со всего мира наперевес с фотоаппаратами, которые пытались запечатлеть каждый уголок древнего города, полного удивительных историй. И, конечно, русские православные паломники, их было видно за километр. Для наших ребят не увидеть своего и не улыбнуться было невозможным.

Вот такой мир открывался перед ними, объединяющий сразу три очень мощные, даже скорее лидирующие, мировые религии.

И вот они зашли в стены храма Гроба Господня.

Лёша жадно впитывал всю информацию, которую очень простым и понятным языком доносил до паломников отец Василий, а Иру потянуло к желто-красной плите, вмонтированной в пол посередине холла при самом входе в здание храма. Над этим прямоугольным камнем висело много лампад (стеклянные сосуды с маслом), в которых на маленьких поплавках зажигают огонь.

В храме очень приятно и ароматно пахло, и если это даже и возможно было назвать чем-то похожим на духи, то подсознательно ощущалось, что это какой-то божественный, свойственный именно данному месту, аромат.

Люди вставали на колени и целовали эту притягивающую сердце Иры плиту, а еще клали на нее свои предметы и благоговейно протирали платками поверхность камня. Подходя ближе, она чувствовала, как начинает трепетать ее сердце, и что этот, ранее нигде не ощущаемый аромат, идет именно от святого камня.

На руках с сыночком она невольно опустилась на колени и приблизилась к камню… Ее сердце волнительно стучало, руки начинали слегка потрясываться…По непонятной ей причине глаза наполнялись слезами. Ее душа трепетала, ибо сейчас первый раз она почувствовала Бога так близко – прямо перед собой!

Весь мир и кишащий туристами храм, разноязычный шум были далеко… Она предстала перед тем, к чему стремилась ее душа все эти годы…

Прижимая к груди ребенка, она шептала все, что приходило ей на ум: «Прости меня! Покажи, как жить правильно! Помоги сделать сына твоим чистым служителем, только этого я хочу всем сердцем!».

Сердце, столько лет наполненное болью, наконец-то открылось в молитве к Богу, ему она смогла показать свои раны.

Казалось, она сама боялась себя. Она ощущала себя маленькой запачканной грешницей…

Она знала, на что самое лютое и жестокое способен ее внутренний демон. И ей хотелось отдать под покровительство и защиту Бога, даже от самой себя, свое безмерно дорогое – ребенка!

Его жизнь и воспитание волновали ее больше всего сейчас. И если раньше она просто желала ему счастливой жизни и делала для этого все, что могла, то сейчас, кажется, она поняла – посвятить, доверить Гришу святому Богу –вот чего она желала!

Именно в этот момент произошел у нее этот внутренний договор с собой и вселенной. Главным результатом ее жизни и символом верного пути стало вырастить ребенка при Боге!

Соленые, обжигающие крупные слезы облегчения и благодарности за эти ощущения она вытирала со своих щек – она смогла понять, чего хотело ее большое материнское сердце.

Из этого потустороннего состояния вывел ее громкий голос отца Василия: «А вот это перед нами, дорогие, Камень помазания, на который положили мертвое тело Христа, когда сняли со креста, готовя к погребению».

Еще одна горячая, как уголек, мысль с шипением упала на ее тающее сердце: «Этот камень знаменует, что страдания закончились, значит, все будет хорошо». Она встала с колен, начав в пол уха слушать складную речь отца Василия о событиях, изменивших ход истории человечества.

Алексей, как завороженный, смотрел на стены храма, на которых были нарисованы события, произошедшие тут. Всё, что рассказывал отец Василий ложилось на его сердце, он не чувствовал лжи в этих сказаниях. Наслаждался тем, что знакомится с чем-то действительно очень новым: «Похоже, в это стоит серьезно углубиться», –думал он.

Гриша крутился просто, как пропеллер, в руках то одного, то другого родителя, ему было все интересно. Не знал он еще, что именно сегодняшний день тотально изменит ход его жизни в ближайшем будущем.

Под сильным впечатлением прощались родители с проводником в новый мир по завершению экскурсии.

Он тоже чувствовал их благостное состояние и пригласил поехать в следующее знакомство со святыми местами Израиля через пару недель.

А еще, оказалось, что и живут-то они в Назарете, совсем рядышком. Намечалась дружба, образовался контакт между ними. И обогащенные новыми эмоциями, душевно попрощавшись, ребята разъехались. Добираться до дома им было часа два.

В машине Гриша сразу уснул, а родители ехали молча, наблюдая, как солнце уходит в закат вместе с новыми знаниями, оседающими в их душу. У ребят было умиротворенное состояние.

Все были довольны сегодняшним путешествием и таким кайфовым новым знакомством с позитивным и грамотным назаретским попом.

ГЛАВА 9

Рождение духом и истиною

Православие медленно, но верно, засасывало Леонтьевых, которые сейчас были Леон.

Отец Василий показывал им эту религию с самой кайфовой стороны и абсолютно не давил. Подарил им Библию – «Новый завет» – и икону, которую они поставили в Гришину комнату.

По сути, он был простым веселым, пухленьким мужиком, с красивой и очень мудрой женой Светой. У семьи священника было двое деток – мальчик и девочка.

Да, он не стриг волосы ни на голове, ни на бороде, часто ходил и ездил по городу в священническом подряснике, ну это же не показатель странности.

Жили отец Василий с матушкой Светой (так называют жен священников),как и все обычные люди: жарили шашлыки и пили пиво по выходным, слушали музыку, танцевали.

Дети смотрели мультики, одевались, как и все, просто его работой было служение в церкви и паломнические поездки по Святой земле.

Да, в храме он выглядел иначе: священническое облачение, собранный вид, умные слова из писаний – клирик церкви был не на шутку начитан.

Матушка Света тоже выглядела обычной светской женщиной, разве что не носила брюки, ходила в юбке. И еще она была всегда за мужем, скромная и молчаливая в его присутствии.

Вся эта картина порядочной православной семьи привлекала наших увлекающихся ребят.

Их совместные поездки по святым местам становились все чаще, общение затягивало.

Как-то раз священник спросил Алексея, видя его интерес к божественному: «А ты вообще крещеный?»

Тот задумался… Он и правда, ранее не задавался этим вопросом.

Может, его бабушка и крестила тайком от родителей, кто ж знал?

Ира была крещеной уже во взрослом возрасте.

Вместе с Тёмой они ходили на этот обряд в Петербурге, и было это как раз после ее развода с первым мужем. Что-то тогда Тёма потащил ее в церковь и сказал: «Мама, давай покрестимся!» Из-за чувства вины она не отказала ему. Но осмысленности в этом поступке не было.

Кстати говоря, а что было с Артёмом в это время?

Он остался жить у бабушки, не поехал с мамой и отчимом в новую хату.

Младшего братишку любил безгранично, но долго возиться с ним ему было не интересно.

Что уж говорить, мелкий, пипец, как обожал старшего брата – это ващщее была любовь, хоть и виделись они не часто.

Его начала сильно затягивать наркота. Денег ему не давали, он стал воровать…

В 16 лет он так изрядно накосячил, что Тёму могли посадить в тюрьму.

Офицер в участке, видя, что парень-то хороший, предоставил ему выбор: «Либо садишься в тюрягу, либо идешь служить в армию прямо сейчас!».

Выбор был очевиден…Его сразу же увезли в воинскую часть ракетных войск, он там был самый дохлый и молодой, 16-летний шпанёнок…

Ну, слава богу, армия в Израиле очень демократично устроена.

И да, там служат все – и мальчики, и девочки – полноценных два года отдают долг стране.

Каждые выходные, а иногда и чаще, служивых отпускают домой. И он приезжал сначала к бабушке на выходные, а потом к одной близкой родственнице по дедушкиной линии.

И вот именно она заменила ему мать, насколько это было возможно. Артём называл ее с трепетом «матушка».

Эта великая женщина приняла его, как своего сына, и на все оставшиеся года опекала его мудрым словом, встречала с открытыми дверями дома и сердца в любое время дня и ночи.

Такая вот судьба была у парня, не лёгкая…

Лёша не на шутку задумался о принятии православия. Начал читать Библию. По выходным они с Ирой стали заглядывать в церковь, где служил отец Василий. Все им откликалось не на шутку.

Так они подошли к знакомству со всеми обрядами христианской жизни.

Таинство крещения является основным для вступления в ряды верующих.

Это погружение в освященную воду с прочтением специальных молитв, как бы символически, очищает человека от его грехов и посвящает в новую жизнь по Законам Божиим.

Но прежде, чем принять этот обряд, нужно раскаяться во всех своих грехах.

Все православные считают себя уже рожденными во грехе, ибо на каждом из нас лежит грех первого человека, Адама. Тот нарушил в раю Закон Божий и откусил яблоко, познания добра и зла, наперекор завету Создателя не прикасаться к нему.

Это ощущение себя грешным, как бы смиряет человека, и заставляет начать жить по заповедям Божиим, данным в Библии.

Ведь если ты не признаешь себя падшим созданием и не раскаешься в своих плохих делах, после смерти тебя ждет пылающий ад, «геенна огненная».

Вот этот ритуал признания называется исповедью. И она идет первым номером в приближении тебя к Богу, а вторым – как раз крещение и смытие этих грехов.

Третьим – больше никогда не совершать эти поступки и соблюдать все религиозные обряды. Но вот без исповеди и крещения ты точно не можешь после смерти попасть в рай – примерно такой расклад.

Отец Василий очень искренне верил в это вселенское устроение духовного мира.

Он пунктуально готовил «вновь обращенного» Алексея к этим таинствам церкви.

Наш молодой отец имел опыт погружаться в практики, да еще и быстро это делать, поэтому сейчас долгими ночами он, изучая нужную литературу, заполнял лист за листом в тетрадь под названием «Покаяние».

Поднимались все воспоминания своей не безгрешной молодости, да и в целом жизни… «Кого на хуй послал, какую девочку сколько раз ебал, кого обманывал, когда злился», – все это изливалось на бумагу.

К слову говоря, этот белобрысый мальчуган – их сын Гришка – тоже, как оказалось, был рожден в грехе… Ведь по церковным канонам секс между мужчиной и женщиной без обряда венчания – блуд, смертельный грех (по-нашему, топ самых ужасных злодеяний)!

Головешка закипала у Лёши от осознаний, какая же он, все-таки, сволочь, но, слава богу, скоро все это будет смыто и навсегда!

Ирина была в том же процессе самокопания параллельно с мужем. Они обсуждали и ужасались вместе, как это они раньше грешно жили, и с помощью отца Василия воссоздавали ощущение предвкушения, что скоро они избавятся от всего этого дьявольского дерьмища навсегда.

Родственники начали замечать, как с ребятами происходит что-то не на шутку серьезное, но, сплевывая через плечо, надеялись, что это очередное временное увлечение.

После исповеди, где каждый несколько часов рассказывал о своих «подвигах», лица их поменялись, и действительно стало намного легче на душе! А связь и доверие с отцом Василием значительно окрепли, теперь он знал про них то, что даже друзьям не расскажешь…

Первого мая, в противовес всем советским дням труда, Алексей принял таинство крещения и вступил в армию просвещенных православных христиан.

Они организовали обряд прямо в реке Иордан. Это та самая река, где впервые 2000 лет тому назад и был и рожден этот обряд. Там крестился сам Иисус Христос.

Ощущения у Алексея были особенные. Действительно, что-то «на божественном» происходило с ним.

Слегка грешного осадка добавила только картина, происходящая на другом берегу этой узкой, исторической речушки, метра 3–5 шириной. Когда он зашел в воду, чтобы под слова священника «Во имя Отца, Сына и Святого Духа» совершить три погружения, он увидел, как милая парочка меж кустов сношается в полную прыть на аккуратно расстеленной простынке.

«Везде ведь мерзкий дьявол хочет осквернить все святое и соблазнить меня на разврат», – подумал он про себя.

Вот она, друзья, закваска религиозного человека, где есть черное и дьявольское, а есть святое, белое и божественное… и вечно одно борется с другим…

Всё! Дорогие читатели, не знаю, поняли вы или нет, но наши герои встали на путь чистой жизни – привыкайте!

Ира радовалась, видя, как муж меняется на глазах.

Даже без размышлений было решено крестить и сыночка.

Ровно через 8 дней, 8 мая, в День рождения Ирины, родители привели «рождаться духом» своего Гришу в храм божий.

…Высокий храм был наполнен благоухающим дымом от свечей и кадил.

Только что закончилось воскресное богослужение, все прихожане разошлись. Благоговейная тихая, намоленная атмосфера.

Яркое солнце пропускало свои лучи через окна, находящиеся в куполе храма, и освещало его, придавая какой-то мистический вид пространству.

Посередине церкви стояла купель. Это была сваренная из железа квадратная емкость с водой. Потрескивали свечи – все было готово к таинству крещения.

Вода в купели переливалась солнечным светом, ибо один из лучей упирался прямо в неё – это было похоже на какой-то канал, соединяющий небо и землю. Вода казалась от этого луча блистательной и поистине святой.

Семья стояла на пороге церкви – все нарядные.

Лёша в белой рубашке, гладко выбритый с уложенными волосами.

Ирина в белом платье в чёрную крапинку, на ее голове был розовый платок.

Гриня шел между родителями, держа их за руки, в белой футболке, с вышитым мишкой на груди, синенькие джинсики висели на подтяжках.

Отец Василий доброжелательно встречал их, на нем было желтое облачение. А неподалеку стояла матушка Света с книгой в руках, она была в роли хора на данном мероприятии. А еще она должна была стать сегодня крестной матерью для этого мальчугана с задорными голубыми глазками.

Долго читались молитвы и, наконец, дошло время до погружения ребенка в купель.

Отец Василий взял на руки голенького мальчика и с головой погрузил его в теплую воду со словами: «Крещается раб божий, младенец Григорий, во имя Отца…».

Зачем-то Гриша открыл глаза прямо в воде и сквозь тот самый солнечный луч, идущий прямо из окна в купель, через толщу мелькающей воды, он увидел рядом с этим окном силуэт женщины в длинном одеянии… От нее веяло чем-то молчаливым и могущественным…Руки священника подняли его из воды.Это было мгновение.

–И Сына…

И снова погружение. Также в этом же смутном стиле через воду в чане он увидел ангела, делающего взмах крыльями под куполом храма.

–И Святого Духа!

Тут уже Гриша не мог терпеть и начал с криком вырываться из рук, показывая маленьким указательным пальцем на то место вверху, где ему чудились эти интересные мгновенные силуэты. Но его просто завернули в белое полотенце и не придали значения визгу 2,5-летнего мальчишки.

А ведь они, и по сей день, так и остались чёткими кадрами в его сознании.

Там были Богородица, которую, впоследствии, он очень любил и назвал своей мамой и, видимо, его ангел хранитель.

Крестили мальчика в честь известного святого – Григория Богослова. Хоть и не знали они тогда астрологической карты этого человека, но все было под стать: «Вестник богов» – так звучит миссия души по звездам. Похоже ведь на богослова, верно?

Да, православие отрицает астрологию, хотя ранее это было одним совместным учением, но ведь именно восточные мудрецы по звездам определили дату рождения Христа.

Так что, отовсюду помаленьку собирался образ нашего главного героя.

По завершению этого благостного события отец Василий, поздравляя родителей, пригласил их к себе домой на ужин отпраздновать то, что теперь вся их семья причастна к Богу.

Матушка Света поздравила своего крестного сыночка и подарила маленькую иконку – медальон Серафима Саровского, одного очень почитаемого в России Святого.

Подходя к родителям новокрещеного, она каким-то пророческим шепотом произнесла: «Ох, даст вам этот Григорий жару, держитесь, родители… Многому вам предстоит удивиться», – и, как мы узнаем позже, ее слова были очень точными.

Они с благодарностью приняли приглашение, и вечером их ждало полноценное воссоединение с семей священника. Тусовка намечалась приличная, но под попсовую музыку, кагорчик и ароматные шашлычки – все ведь мы обычные и живые люди за стенами храма.

ГЛАВА 10

Путешествие в судьбу

…Он сидел у бабушки Марины в большой комнате на диване перед телевизором, смотрел мультики.

На кухне шебуршала бабушка, готовя, как всегда, самую вкусную еду. Трещало израильское радио на русском языке.

Ваза с фруктами, стоящая на столе, играла очень насыщенными красками: лучи утреннего солнца, попадая в комнату через тюль, освещали её

Это было прекрасное утро выходного дня в гостях у любимой бабули.

И тут Гриша стал щуриться, замечая, как это солнце быстро усиливает свой свет, стало даже ощущаться, как температура в комнате повышается.

Очертания окна очень быстро растворились в ярком свете, на который глазам было больно смотреть. Гриша закрыл глаза маленькими ручками, и тут он услышал голос, который овладел им всем.

– Гриша, это я, не бойся, – что-то могущественное, отцовское и любящее было в интонации голоса.

Мальчишка аккуратно открыл глаза и увидел, как в комнате пред ним стоит Он…

Высокий улыбающийся мужчина, с распущенными на плечи русыми с золотистым оттенком волосами, с безмерно любящими, спокойными, голубыми глазами. Смотреть в них можно было бесконечно, никакой океан и небо не сравнятся с глубиной этих божественных глаз…

На нем была белотканная, без единого шва, рубаха длиной до самого пола.

На руках и ногах виднелись глубокие свежие раны.

Эти огромные сквозные дырки толщиной в 2–3 см были посередине каждой ладони и стопы.

Свет и тепло наполняли комнату, от Него исходило что-то божественное, всеобъемлющее и тотально спокойное.

Гриша хоть и мало знал, но сразу понял: пред ним стоит сам Христос.

Он видел в церкви Его похожий образ, раны на руках и ногах от распятия подтверждали сходство.

Но главным признаком Бога, стоящего перед ним, была сильная радость внутри, ощущение уюта и безопасности.

Гриша встал с дивана, подошел и обхватил ручками ноги этого Любимого Повелителя Мира!

Он, его душа ждала встречи с Ним. Гриша был рад. Его восторг был таким большим и единственным за всю прежнюю и на всю грядущую жизнь.

Господь сказал ему: «Пойдем, нам предстоит интересное путешествие в Россию».

– Как? Да? В Россию? – сердце ребенка от радости выпрыгивало из груди, он так мечтал попасть в ту любимую страну, о которой столько рассказывали ему родители. Гриша даже вспомнил, что там может быть снег, и подбежал к вешалке, до которой не мог дотянуться, чтоб достать тепленькую, болоньевую оранжевую курточку.

Куртка оказалась в его руках и он, застегивая ее, спросил: «А как же ты, Господи? Там же зима, скорее всего. Где твоя теплая одежда?»

Мягкая любящая улыбка в ответ: «За меня не переживай, мне не холодно».

– Надо бабушку предупредить, что мы уходим, чтобы она открыла нам дверь, – и только сейчас Гриша заметил, как бабуля по-прежнему занималась своими делами на кухне и вообще не замечала, что происходит в трех метрах от нее… Получается, они были не видимы и не слышимы все это время?!

Сквозь дверь они прошли, как луч, пронизывающий воздух – для них не было физических стен и преград.

Они спускались по лестницам со второго этажа вниз. Это были странные шаги… Как будто ноги вставали не на каменные ступеньки, а проваливались в мягкую вату.

Вышли они на улицу, и, немного пройдя по ней, где серпантин горы Иона начинает снижать уровень, стали шагать по воздуху вверх и подниматься на небо.

Видел так землю сверху Гриша впервые – это было невероятно красиво!

Оборачиваясь назад, он заметил, как бабушкин дом превращается в доску, размером со спичечную коробку, а гора казалась маленьким бугорком, как горка в песочнице, когда он надевал на песок игрушечное ведерко.

–А у тебя не болят раны, Боженька?– и он своими ручками с любопытными пальчиками взял ладонь Создателя. Подняв белобрысую головенку, он опять встретился своими глазами с этим любящим взором Того, кто сотворил небо и землю, и незримо правил всем, что происходит во вселенной.

Блин, друзья!

Что это за взгляд!… Нет таких слов, чтобы предать его! Он проходил сквозь человека. Господь знал всё, что было в нем. И было ощущение, что именно эти глаза могут смотреть на всех одновременно, на каждого человека, с одинаковой всепокрывающей исцеляющей любовью.

В этом взгляде был ответ, что эти раны – свидетели его безграничной любви к человечеству. Ради счастья каждого человека в этом мире Он готов их носить на своих руках и ногах вечно.

Они шли по облакам, землю не было видно, было холодно.

Христос держал Гришу за руку и через нее, как по каналу, в тело передавалось тепло.

Гриша задавал много вопросов Богу, вперемешку с восхищениями, видя разные формы облаков и их оттенки – то розового, то золотого, то сине-серого.

Это было захватывающее путешествие, и времени в нем не было. Но вот они стали проходить в толщу серых облаков, как в плотный, густой, влажный туман.

Внизу под ними стали прочерчиваться массивы зеленых, густых, российских лесов.

Вот он увидел первый снег – внизу все было белое, а на его носик упало несколько холодных снежинок.

– Куда мы идем, Боженька?– задал вопрос любопытный мальчик.

–Туда, где тебе предстоит быть и расти, – последовал спокойный ответ.

Они начали стремительно приближаться к земле.

Виднелись заснеженные деревянные избушки с дымящимися трубами печей.

Именно такие ему рисовала мама, рассказывая про Россию, такие он видел на картинках русских сказок.

Его глаза разбегались, жадно впитывая эту деревенскую атмосферу, и он не заметил, как его ноги коснулись земли. Под ногами захрустел снег – это было так непривычно и одновременно волшебно.

Перед его глазами предстал интересный храм с двумя устремленными в небо куполами сине-голубого цвета.

Храм в круг был обнесен высоким трехметровым забором из плотно сколоченных досок, покрашенных в желтый цвет.

Это был монастырь, но Гриша еще не знал такого слова.

Они приближались к нему по заснеженной узкой тропке и остановились у большого дерева, на нем не было листьев, только могучие и густые ветки показывали очертание его объемов.

По дороге им повстречался мальчик, чуть старше Гриши, он начал задорно смеяться и кидаться снежками, которые лепил на ходу. Гриша был в шоке! Как можно кидать эти комки снега?! Ведь вот тут идет сам Бог, но потом он вспомнил, Христос же не виден никому кроме него.

Остановились они у того самого массивного дерева, оно было на углу двух пересекающихся дорог, идущих вдоль стен монастыря. Ребенок по-прежнему держал руку Господню.

Навстречу им легкой походкой шел батюшка. У него были рыжие волосы, забранные в косичку, и такая же рыже-седая борода. На нем был черный подрясник, сверху простенькая чёрная жилетка. В руках он нес прямоугольный чемодан тоже из материала чёрного цвета.

Он шел прямо к ним. Было ощущение, что встреча запланирована, и они давно знакомы.

Со всем уважением и приветственной, светящейся улыбкой он поклонился Христу и поцеловал благоговейно Его руку. Он выглядел достаточно сурово, спокойно и собранно.

Сзади него шел еще один батюшка намного выше, чем первый, и шире в плечах. Чем-то он напоминал русского богатыря из сказки.

На нем было священническое облачение желто–оранжевого цвета, и веяло запахом кадильного дыма. Этот священник прямо светился от радости! Увидев Господа, более энергичным и эмоциональным был его поклон и лобызание руки, он что-то очень восторженное сказал великому Гостю.

Господь протянул руку, за которую держал ребенка, и с какими-то словами напутствия и указаний передал его первому батюшке в чёрном.

Гриша с удивлением смотрел на Боженьку, но в глазах того читалось: «Все хорошо, так надо. Я с тобой».

Батюшка с понимающим видом кивнул в ответ на слова Христа и обнял за плечо мальчика, поставив его рядом с собой. От него пахло чем-то, ранее не знакомым для ребенка.

Очередной снежок в спину от озорного мальчика, явно не видящего происходящего сакрального момента, отвлек Гришу. Очнувшись через пару секунд, он увидел, что на месте, где только что стоял Бог, пустота, снег, дерево и все!

–А где Боженька?– спросил он у батюшки с рыжей бородой. В ответ он услышал: «Пойдем, нам туда», – и они втроем направились к центральным воротам монастыря.

«Я хочууу Боженьку! Где он?!», – закричал Гриша, начиная плакать. И в этот момент сильно ударился головой и телом обо что-то твердое и открыл глаза…

Это был сон…

– Сынок, что с тобой?

В комнату забежала мать в белой ночнушке и включила маленький светильник на тумбочке.

Она села рядом с плачущим ребенком, положила его голову к себе на колени, нежно разглаживая от горячего пота слипшиеся волосы сыночка.

–Все хорошо, это просто страшный сон, любовь моя, – успокаивала она вздрагивающего от слез ребенка.

Потом в комнату зашел и заспанный папа в трусах.

– Ир, что с Гришенькой?

– Да приснилось что-то страшное, вот он и испугался, – ответила шепотом мать.

Тут Гриша начал громко и эмоционально лопотать, что он только что видел Бога и какой-то храм, ходил по небу и снегу, прошел сквозь двери у бабушки. Но родители вообще не придали значения всему этому непонятному бреду трехлетнего ребенка. Успокоив его, они пошли дальше спать.

А Гриша отчетливо запомнил этот сон – явь на всю свою жизнь, и в скором времени вы узнаете, что означало это видение.

Утром, когда он проснулся, то увидел, как папа с мамой стоят перед иконой и вслух читают какие-то слова по книге. Было странно… Это было утреннее правило (набор молитв, которые должен читать каждый верующий, пробуждаясь от сна).

На самом деле, со стремительной силой и скоростью наша обращенная к Богу семья внедряла в свою жизнь все обряды жизни православной.

После того праздничного ужина по поводу крестин Гриши они очень сблизились с семьей отца Василия, стали постоянно созваниваться, мамаши вечерами гуляли вместе с детками на площадке, а Лёша стал часто помогать священнику по церковным делам.

Они жадно поглощали всю информацию о новой правильной жизни, доверие их росло, сердца горели.

Где-то через полгода их близкого контакта Ира стала по выходным петь в церковном хоре на пару с матушкой Светой, а Алексей помогать во время богослужения в алтаре (святое место, куда вхожи только священники и допущенные очень верующие люди).

Лёша стал отращивать волосы, Ира чаще носить юбку. Из жизнерадостной молодой и красивой семьи, они медленно превращались в серьезных православных людей, на лицах которых оттенок грусти и собранности появлялся чаще, чем радость и счастье.

В этот самый период, наконец-то, приехала из Питера бабушка, папина мама.

Она безумно любила единственного внука и ждала встречи с ним несколько лет. Внук влюбился в эту добрую женщину всем существом.

Она была дамой мягкой интеллигентной натуры, никогда не лезла в чужие дела, покорно подчинялась всему, что говорил ее любимый Лёшенька.

А требования обращений с внуком начинали переходить в очень конкретную форму. Причина тому – общение с семьей священника. Была там идея «правильного воспитания» в строгости.

Появились лимит на просмотр мультиков и цензура на игрушки и пищу. Хорошо это или плохо – не нам судить. Такую форму заботы о своих детях пробовали родители.

Да и Гриша рос настолько избалованным, что при любом капризе мог лечь на пол в истерике и биться головой, руками и ногами об пол, пока не добивался того, чего ему было нужно.

«Может, именно строгость изменит этого маленького короля?»– рассуждали родители.

Но вот что наповал убило бабушку…

Как-то раз, после прихода из очередных гостей от отца Василия, она увидела заплаканного внука и разъяренного сына.

Дело было так.

Пока взрослые кушали, пили и общались, детки играли на втором этаже своим составом. Это были Гриша, Миша и Варя –дети отца Василия.

Гриша всегда был зачинщиком всяких острых идей и подхватывал с увлечением любую дикость. Миша был чуть старше и крепче его и умел развлекаться «поинтереснее», а Варя была совсем мелкая. Так вот, как-то села она на горшок пописать посередине комнаты, а мальчики начали, мягко говоря, мешать – тыкать своими мечами и автоматами ей между ног, заставляя встать. Все это сопровождалось их заливистым смехом, а Варя в истерике и ужасе орала на всю комнату, прося защитить ее от насилия и боли.

Сколько раз не объясняли пацанам, что маленьких девочек обижать нельзя, особенно в такой деликатный момент, уж очень их забавлял этот аттракцион, да и было дико интересно, почему у Вари писька не такая, как у них – не торчит.

Услышав очередной крик дочери, отец Василий забежал в комнату и увидел всю эту картину. Его лицо покраснело от ярости!

Он приказал Мише подойти к нему, дело пахло жареным!

Далее подтяжки были ловко сняты с его спины и сложены петлей вдвое, а в следующий миг Миша лежал через колено у отца и получал по заднице подтяжками, звонко и больно.

А так как не один из пацанов не признался, чья была идея забавы, и отец Василий принялся засвоего, то Лёша решил повторить процедуру и со своим сыном, дабы все было по-честному, и обоим было неповадно шкодить.

Прямо в этой же комнате Гриня схлопотал ремня, но более символично, чем Миша, у того-то шлепки были по звуку, как лопающиеся воздушные шарики.

Женщины в этот момент покорно стояли в стороне, хотя, наверняка, им было жаль своих сорванцов.

Гриша, конечно, был в полном шоке от такого завершения весело начинавшейся вечеринки и безумно зол на папу. Таким жестоким он видел его впервые.

Вот этот метод воспитания через физическую боль огорчил бабушку, очень и очень сильно. Она жалела внучка, как могла, и переживала за него.

По приезде домой, в Питер, она рассказал мужу, какая странная жизнь началась у их сына Лёшеньки.

Но она не знала самого главного – чем стали интересоваться ребята…

Отец Василий познакомил их с теорией «Всемирного заговора – Глобализацией».

Тема эта про то, что есть какое-то высшее мировое тайное правительство, которое хочет пронумеровать каждого человека на планете и сделать управляемым «биороботом».

Всему этому свидетельствует мощный прогресс электронных технологий, обвивающий человечество паутиной зла через информацию – интернет.

Это тайное правительство готовит планету к приходу антихриста – персонажа, полностью противоположного Богу.

Все Священные Писания говорят о приходе этого самого страшного воплощения дьявола на землю.

И вот сейчас – то самое время, когда знаки и пророчества начинают сбываться. Вот-вот на носу Третья мировая война – как наказание за увлечение человечества всеми этими прелестями темных сил в виде комфортных технологий. Ну, и финальная сцена этой борьбы света и тьмы скоро закончится концом мира и вторым пришествием Христа на землю.

Ох, как же сильно поверили в эту историю Лёша с Ирой!

Ведь и правда, когда столько искал истину и много страдал, когда чувствуешь вину за прошлую грешную жизнь, такой глобальный расклад событий залетает в сознание как снайперская пуля, поражая самый центр мозга и давая ответы на все вопросы, перечеркивая логику и прежние знания.

Эта новая теория люто подстегивала их к выполнению всех правил и обрядов, чтобы подготовиться к этому страшному времени, которое уже наступало.

И как они радовались, что узнали все это сейчас, пока не поздно, ведь они теперь – «то самое малое число избранных овец стада Христова!».

Такие веяния меняли полностью жизнь всей семьи, они действительно стали бояться жить не по закону Божьему. Боялись остаться без проводника в этом дьявольском мире. Боялись, одним словом, не попасть в рай после смерти, а ведь она близилась с ужасающей скоростью!

Встревоженный дедушка Валя тоже прилетел в Израиль познакомиться с внуком. Его коммунистический и атеистический мозг сломался напрочь от увиденного и услышанного от Лёши. Просто ужасная картина сходящих с ума людей.

«Ну, бля, ващще!… В какую ты хуйню влез с этим попом, Алексей Валентинович?! Я тебя не узнаю!», – вот что он сказал, улетая на родину, обнимая любимых сына, внука и сноху.

В глубине души он надеялся, что им хватит образования, чтобы в ближайшее время завязать с религией и этими «концами света, антихристами и глобализацией».

Но он ошибался, наши ребята только брали разгон.

ГЛАВА 11

Поиск спасения

– Что ты чувствуешь, когда занимаешься сексом с мужем, раба божия Ирина?

– Я ощущаю страсть, огонь, удовольствие. В моей голове проносятся образы моих прежних опытов развратной жизни. Также в этот момент у меня есть какое-то ощущение тяжести и скверны на душе… Не знаю… Что-то такое…

Она стояла на коленях перед аналоем (столик, на котором лежит крест и Библия в момент исповеди), склонив голову.

Рядом сидел старец в чёрном одеянии с худым лицом и глазами, опущенными в пол, перебирая молитвенно деревянные четки.

О, да!

Дорогие читатели, сейчас вы слышите исповедь Ирины только на уровень глубиннее, чем было в начале знакомства с православием.

А все от чего?

Они приехали в Горненский монастырь – еще одно святое место израильской земли.

И сейчас это таинство совершал не семейный батюшка, который ночами сам занимается любовью с своей матушкой, а священник-монах.

Монахи – это отдельная каста верующих людей, которые отказываются от мира.

Им нельзя стричь волосы, заниматься сексом, есть мясо и жить по своей воле. Послушание руководству обители – их главное кредо.

Они, как бы, умирают для обычной жизни, одеваясь во все чёрное, и живут только для Бога, практически не выходя за пределы монастыря, прокармливая себя своим собственным трудом.

Очередная паломническая поездка – очередное погружение в «правильную жизнь». И все бы ничего, но люди семейные и люди, живущие в монастыре, не могут брать друг с друга пример, ибо у них разные цели в жизни.

Но наши герои этого не знали и переопылялись аскетическими фишками с большим удовольствием.

Итогом этой исповеди была такая мысль:«Истинная, чистая жизнь, ведущая к Богу, немного не сочетается с сексом… Эти плотские утехи мешают очистить свою душу от грехов и стать ближе к Богу».

Наша Ирина подвела мужа к решению, что заниматься любовью им больше не стоит, все внимание надо направлять на духовные состояния и молитву.

Конечно, молодому мужику такая идея была не по вкусу, но раз супруга так чувствует, и это их приведет к духовному просветлению, значит, «яички в узелок». Они начали спать отдельно.

Поделились они новой аскезой и правилом жизни с отцом Василием после поездки в монастырь, но тот сказал им достаточно мудрую вещь и не поддержал их. Он говорил, что союз мужчины и женщины в семье не может быть без физического слияния, что так они потеряют свои отношения, их семья развалится и вообще эти монашеские замашки до добра их не доведут. Тем более, что он сам лично недавно венчал их и, по канонам церкви, секс между венчанной парой не является блудом. Единственное… предохраняться грешно, ибо секс имеет цель – рождение детей, а не просто удовольствие. Он явно сам следовал этому правилу, ибо матушка была беременна третьим чадом, а вообще, впоследствии, у них родилось 7 детей.

Но идея очистить свое тело от прежнего греха и максимально просветлиться была значимее для наших ребят, и они не послушали заботящегося о них отца Василия.

Вообще, он хоть и борщил в каких-то понятиях, но был лоялен и адекватен, в целом. Не фанател аскезами, протестами и прочей жестью, жил в кайф, пользовался сотовым, которые начали появляться в мире, сидел за компьютером, выпивал по праздникам, ел мясо, рожал детей и жил как все обычные люди. Он совмещал свое открытое исповедание веры с нормальной человеческой жизнью.

Нашу Ирину это начинало напрягать… Вы же помните какую миссию ощутила она у Камня помазания в храме Гроба Господня?

Ей надо было Гришуню Богу посвятить и воспитать в святости и строгости, а тут такой жизнерадостный батёк, позволяющий себе почти все накануне конца света. Она молилась, чтобы Бог указал ей путь.

Человеческое подсознание незаметно, но очень точно приводит нас к нашим глубинным желаниям, и уже не важно, как его называть, Богом или судьбой, но в жизни начинает случаться и складываться все так, как хочешь именно ты.

И поскольку Ирина ощущала сильную потребность в очищении и углублении в новое святое состояние, она подсознательно воссоздавала его – ее жизнь трансформировалась.

Но молись ты, постись и твори добрые дела, а кушать-то хочется и жить как-то надо. Родителям нужно было работать, причем обоим. Лёше предложили, наконец-то, устроиться на один секретный завод, где делались микрочипы, платили тут намного больше, и отказаться от такой возможности было глупо. Он пошел трудиться на завод, а Гришу пришлось все-таки отдавать в садик.

Этого родители не хотели больше всего, ибо русскоязычных садиков не было…

Водить в еврейский, который находился около дома, они были категорически против. Вот странно, они жили в этом государстве, сами были официально евреями, но они начали гнушаться народа, который готовил «всемирный заговор», распял Христа и ненавидел православие.

Хотя повод был… На самом деле, таких евреев, которые перешли в православную веру, местные называли предателями «раскрестованными» и могли чем-то поднасрать.

Родители, как могли, оберегали сына от общения со всеми, кроме детей отца Василия и двоюродными братьями. Ведь Яша, брат Иры, последовав всеобщему примеру, тоже переехал со своей семьей в Израиль и растил там двоих своих сыновей. Те спокойно учили язык и вживались в эту страну полным ходом.

Но наша семья Леон выбрала арабско-католический садик, находившейся на другом конце города.

Туда мама каждый день на автобусе возила Гришку. По диким пробкам и адской жаре она таскала мальчика. Главное, чтобы уберечь его от еврейских не православных детей.

Садик был скучным местом для мальчика. Он же не знал и не понимал ни одного слова там.

Единственное, что он выучил – «амаль пи-пи/амаль ка-ки» –это я хочу писать и какать на арабском языке, и говорил невпопад везде и всюду эту фразу.

Арабские дети воспитывались в строгости.

На всех уроках сидели смирно с прямой спиной, положив ручки на колени, а для нашего короля это было непостижимо. Поэтому он часто получал длинной линейкой по рукам от строгой воспитательницы Елизабет, и, в отличии от всех остальных детей, реагировал на эти щелчки слезами и обидами на весь грядущий день.

Единственная радость, которую он ждал, умирая от скуки весь день, –это вечерний футбол. Там без слов было можно порезвиться, безнаказанно потолкаться с ребятами и попинать мяч.

Вечером, когда мама забирала ребенка, он говорил: «Я ненавижу Елизабет! Она плохая!» На что в ответ слышал: «Сынок, так нельзя говорить!».

Время шло, ко всему привыкает человек в этой жизни, и Гриша стал мало-помалу адаптироваться к новым условиям.

Завел себе друга, пухлого мальчика, его звали Карлосон. Каким-то только им понятным языком они объяснялись друг с другом, и ему стало не так одиноко в этом садике: вместе творили всякие пакости, вместе получали по рукам длинной наказующей линейкой.

Папу он стал видеть намного реже, чем раньше. Лёша сутки через сутки работал на том самом заводе, а в выходные занимался пристройкой своей третей комнаты, где в будущем планировалось его рабочее место за компьютером.

Часто родители долгими ночными беседами размышляли о своей дальнейшей жизни…Как воспитать Гришу в русских традициях?…Как жить действительно православную жизнь в этом развращенном мире?…Как он пойдет в школу, не зная языка… Много было вопросов!

И они оба мечтали: а вот бы жить в России, в деревне, на берегу речки, иметь свой деревянный дом, дышать свежим воздухом, ходить в сельскую церковь.

Но было очевидно, что это несбыточные мечты, они строили уже свою жизнь тут, основательно и безвозвратно.

Для людей на таком этапе перепрошивки сознания очень важны наставники.

И если психолог или коуч помогает человеку в таком положении найти себя настоящего, задавая верные вопросы и безоценочно, проживая с человеком его кризисы, то у всех верующих был тоже «психолог» – священник.

Но следовал он абсолютно другим принципам. Священник только говорил, «это правильно, а это нет». В таком руководстве не было выбора для самого человека.

Отец Василий был для ребят одновременно и другом, и духовным отцом.

В таких православных общинах духовный отец – это лидер/наставник, просвещающий и ведущий паству к Богу. Его надо было беспрекословно слушаться и быть с ним максимально честным, а в помощь этому условию как раз и проводилась исповедь раз в неделю.

Вот, честно говоря, Ире больше нравился тот батюшка, монах из Горненского монастыря, он как-то больше подходил ее целям жить аскетично.

А Лёше было по кайфуи с отцом Василием. С ним было интересно, он красиво философствовал, много знал и делился качественной литературой. С ним можно было и как с обычным мужиком попиздеть. Он все больше привлекал Лёшу к совместным поездкам по церковным делам. Ему это нравилось, хотя он и замечал, как становится некой собственностью, личным водителем этого батька.

Один раз ему даже довелось лично взять благословение (форма православного приветствия) у московского патриарха Алексия Второго. Случилось это как раз в одной из совместных поездок с отцом Василием.

Все больше Лёша знакомился с контингентом священнослужителей, а его уже отращённая бородка, усы и нестриженые волосы придавали ему вид «своего». Иногда его, в шутку, даже называли отцом Алексеем.

Каждая поездка в тот Горненский монастырь меняла Иру, усугубляла ее рвение к строгости, к стремлению оградить мужа и сына от страшного мира. Отец Василий начал ревновать и боялся потерять таких уже близких и нужных ему ребят. Тогда он поставил ультиматум: «Либо я, либо духовник!» Вот так медленно, но верно поднимали свою голову насилие и манипуляция. Обычные человеческие паттерны не обходили духовную общину стороной.

И им пришлось смириться, выбрать его, ведь их жизни переплелись многими нитями.

Но Ирина со свойственной ей ловкостью «поддевала на вилы» отца Василия. Он ей не нравился, вернее его «неправильная» мирская жизнь, не подходящая, как ей казалось, православному батюшке.

Каждая наша эмоция оставляет отпечаток в нашем организме, а у Иры этих эмоций было много. Копилось переживание за Гришу, борьба со священником, конфликты с родителями – по сути, она воевала со всем миром во имя своей цели, сама этого не осознавая.

Она воевала, в первую очередь, с собой грешной, хотела себя изменить, и врагами могли стать все, вставшие на ее пути.

Желчь, как в духовном, так и физическом смысле, переполняла ее организм. Однажды ее экстренно увезли в больницу, и Ире пришлось удалить желчный пузырь.

На очередной исповеди данное событие было грамотно подведено отцом Василием к тому, что пора смирить буйный характер рабе божией…

Но он не справлялся с горячей кровью еврейской женщины, где всегда все было по её. Надо было срочно решать проблему!

…Люди, которые живут в вине и страхе, думают, что они не знают, как жить правильно. Они в вечном поиске, всегда ищут того, кто им покажет истинный путь.

И сейчас выше рейтингом на этой лестнице духовников-проводников был батюшка из России, с которым периодически советовался сам отец Василий. Познакомились они в Израиле.

Так сложилось, что именно он принимал генеральную исповедь у отца Василия перед посвящением в сан священнослужителя. В тот момент он был в паломнической поездке, исследовал Святую землю. Так они и пересеклись.

Его взгляды были во сто раз конкретнее на все происходящее в мире, чем у отца Василия. Он топил за спасение в лесах, за суровейшую отшельническую жизнь, за информационную борьбу с жидами (так между собой называли они евреев, строивших мировой заговор и организовывающих приход антихриста). Он собрал таких людей вокруг себя, и они спасались молитвами и строгими постами в монастыре в далекой северной области России.

В качестве последней меры вразумления измученный отец Василий отправил непокорную Ирину к этому великому и по-настоящему аскетичному старцу.

А звали этого поборника православия архимандрит Ной (архимандрит –это высокий ранг священнослужителя, если сравнить с армейской иерархией – чин «полковник», следующая ступень была – «генерал», владыка или епископ).

Заметьте, как его имя символично соответствовало позиционированию на этой земле!

Ветхозаветный пророк Ной слышал голос Бога и по его велению строил в самое мирное время свой ковчег-корабль, готовясь к всемирному потопу. Все люди ржали над ним, как над сумасшедшим, ведь ничего не предвещало им, что скоро весь земной шар зальет вода и они погибнут. А Нойм олча строил огромный корабль, куда должны были войти его семья и каждый вид животных по паре для дальнейшего размножения.

Батюшка Ной в нашем 21–м веке тоже воссоздавал в дремучем лесу автономную общину, как корабль, готовя всех и всё к концу света.

Ему было похрену, что его все считали фанатиком, а в советское время много раз КГБ пыталось убить его и спрятать в тюрьму, как лютого антисоветчика-экстремиста. Он специально обосновался подальше от людских глаз в глуши, где никто не мешал ему создавать то, что он слышал от Бога… Да, в кругу своих он считался прозорливым, провидцем.

Именно на этот островок спасения, где выращивалась элита верующих, возможно единственный на всем земном шаре, и была направлена наша непокорная героиня на исправление.

Блядь!… Отец Василий даже на йоту не представлял результат своего благого намерения. Об этом предстоит узнать и ему и всем нам…

ГЛАВА 12

Обретение путеводной звезды

5:30 утра, звенел будильник, пора было вставать на утреннее правило.

Мышцы болели от непривычной нагрузки.

Тело абсолютно не выспалось, но все эти ощущения были приятными для Ирины.

Она открыла глаза и увидела над собой скрипящий верхний ярус кровати из досок, на которой она спала.

Рядом, справа и слева, поднимались монахини со своих лож, и быстро надевая черные одежды, вставали в очередь к умывальнику, к этому обычному деревенскому трехлитровому ведерку с пимпочкой внизу, поднимая которую, наполняли водой ладони.

Все это происходило в полумраке и абсолютной тишине.

Никто из них не расчесывал волосы, не чистил зубы. Просто надевали одежду, умывали двумя-тремя горстями воды глаза и молчаливо выходили из спального помещения, явно торопясь.

Ира не умела так оперативно собираться, но старалась следовать общему ритму.

Когда она вошла в храм, все уже стояли на коленях рядами, как на парадном построении в армии, только головы и лица их были опущены в пол.

Она тоже, найдя свободное место, встала на колени, они больно хрустнули, соприкасаясь с деревянным полом.

Посередине храма стояла одна монахиня и вслух читала молитвы, и все присутствующие, на каждом «Господи помилуй», одновременно крестились и кланялись, касаясь лбом пола.

Да-да! Наша непокорная Ира приехала в тот самый монастырь, в глушь, для знакомства с батюшкой Ноем и, конечно же, для смирения своей гордыни.

Стоя сейчас в храме, она никак не могла отвести глаз от большого образа Богородицы, нарисованного на стене.

Эта картина, высотой метров 6 и длинной 20, была как живая.

Изображение образа Божией Матери, держащей в руках раскрытую материю-покров, пробивало ее на слезы. Он так живо и сильно был написан (так называется в церкви нарисован), что хотелось подойти к самой Матери Бога и накрыться Ее покровом… Под ним было уютно и безопасно.

После утреннего правила ее распределили на послушание (отправили на работу). Сегодня это было перекидывание навоза из большой кучи в тракторную телегу.

Нашу интеллигентную белоручку не на шутку воротило от ароматного коровьего говна, но, оглядываясь на всех матушек, молча и усердно лопативших слипшееся добро, она не показывала своего тошнотворного рефлекса и трудилась вилами из всех сил.

Ее пальцы и руки мозжило от мозолей. И, вообще, этот деревянный черенок был толстоват для ее нежных пальчиков пианистки.

Сил не выспавшемуся телу придавала одна единственная мысль: «Все это во искупление грехов и очищение души». Еще она радовалась тому, что это, по сути, то, чего она желала столько времени – деревенская жизнь.

Ее размышления прервал голос: «Сестра Ирина, Вас батюшка вызывает на беседу в кабинет». Это личная помощница отца Ноя, невысокая, щуплая молодая послушница (первая степень монашества) Аня, махала ей рукой.

Историю этой с виду девочки мы узнаем позже, а пока наша Ира отряхивала резиновые сапоги от навоза и собиралась на беседу к прозорливому отцу, создавшему эту святую обитель.

Она села на скамеечку в маленьком, простеньком кабинете площадью 3х2 метра.

Перед ней стоял столик, и горело несколько свечей.

Напротив сидел он – суровый, задумчивый, перебирающий четки, старец.

Полумрак и тишину нарушали лишь потрескивающие свечи.

От него веяло такой мощной энергетикой, что Иру слегка потряхивало. Все ее навыки общения испарились мигом – перед ним она была крохотной песчинкой.

– Ну, что скажешь? –произнес он, пронизывая ее насквозь, как рентгеном, своим огненным взглядом карих глаз.

В ответ из ее глаз потекли слезы, она не могла сказать ни слова – тело онемело, сердце учащенно стучало, мысли путались.

–Как навоз погрузила? Наверное, непривычно тебе? Запашок-то ароматный!– иронично улыбаясь и поправляя горящую свечу, произнес он.

–Да…, – вытирая слезы, ответила Ира, – ох, уж этот аромат! – и тоже слегка улыбнулась.

–Как же смердит твоя душа гордостью, высокомерием и блудом! Навоз– это же цветочки! – произнес Ной, как бы заправляя свой взгляд и слово глубоко в душу растроганной Ире. Щупал мастер профессиональными, невидимыми щипцами ее реакцию.

– Да, вы правы, Батюшка, – слезы застилали ей глаза. – Я не знаю, как жить дальше, как спасти Гришку и Лёшку. Мне страшно за нас!

– Дьявол, как лев рыкающий, ищет кого поглотить, дорогая. Особенно на пороге пришествия антихриста… Много званных, но мало избранных – это слова Спасителя нашего!– и он перекрестился.

Перед глазами плачущей женщины в мгновение пронеслись все ее грехи и ад, в котором гореть ее душе вечно за эти злодеяния. Она была, как бы, голая перед этим пламенно верующим человеком, и ей было очень стыдно.

…Далее она рассказала ему в самых тонких деталях о всей своей жизни, час за часом – беседа была очень долгой.

В самом конце беседы он обнял ее и сказал: «Я помолюсь сегодня ночью и узнаю волю Божию».

Она с благодарностью поклонилась ему и отправилась в трапезную (столовую).

Аппетита не было, но радушно встретившая ее матушка, заботливо угостила нашу героиню свежеиспеченным хлебом из печки и ароматным травяным чаем. Кушая все это, она ловила себя на мысли, что такая простая пища невероятно вкусна и сытна, да оно и понятно – сделано-то все с молитвой и любовью на чистой колодезной воде.

На следующий день Ира ждала, когда ее снова позовет батюшка и расскажет, что открыл ему Бог.

Сегодня послушанием был поход в лес за грибами.

Прогулка по лесу очень успокоила ее и придала сил, она верила, что все будет наилучшим образом для нее.

Сокрыто тайной, специально ли именно такой порядок послушаний – вонючий навоз, беседа, успокаивающий лес – был назначен Ирине, или это было чистой случайностью. Но слова «узнать волю Божию» и «открыл Бог» сейчас будете вы слышать часто, ибо в этом месте все решалось только по воле Божией, а знал ее единственный человек – отец Ной.

Гриша каждое утро вставал пред иконой, висящей у него над кроватью, и по-детски говорил: «Бозенька, пусть мамочка сколее приедет, путь у нее все будет холосо». Он очень сильно скучал по любимой маме. Все эти дни он проводил с бабушкой Алей, которая приехала из Питера побыть с внуком пока Ира в России.

…Ира летела на самолете и, глядя в окно, вытирала слезы… Она была другим человеком.

Внутри нее было спокойно и благостно. Она ехала с четким планом, что делать дальше! Ее сознание твердило: «Все будет, как мной задумано».

«За два месяца справитесь»,– эти слова батюшки звенели, как набат, в ее голове.

В сумочке лежали несколько икон, аудиокассет, пачка фотографий и две тонкие книжечки с молитвами – это подарки из места, которое за эти две недели стало самым любимым для нее.

Перед глазами всплывали картинки прожитых двух недель в райском и, по истине, святом месте.

Она уже скучала по матушкам, с которыми так сдружилась на общих послушаниях.

Ей хотелось пить эту вкусную воду и есть здоровую настоящую еду, выросшую на огороде.

Стоять в тихом храме, освященном свечами, и слушать медленное монастырское пение.

Она даже не чувствовала усталости, а ведь ее тело утомилось за эти дни – постная пища, сон по 6 часов в сутки и физический труд давали о себе знать.

Много пышности и яркости она видела в своей жизни, но теперь ее мнение о красоте изменилось.

Ей казалось, что вот это монашеское черное одеяние – самый изящный образ для женщины. Что именно там, где нет мирских забот и суеты, там, в монастыре, скрыто это сакральное чистое счастье.

… С самого утра Гриша выглядывал из окна, сегодня должна была приехать мама.

Когда скрипнула дверь, он побежал ко входу, сметая на своем пути игрушки и табуретки: «Ма-а-маа!», – закричал он.

Мальчишка ее не узнал… Перед ним была какая-то новая мама.

У нее была другая улыбка, другой взгляд, от нее веяло спокойствием и чем-то очень нежным. На голову был надет платок.

Она прижала сына к груди и сказала: «Гришка мой, теперь все у нас будет хорошо!».

Вечером со смены пришел папа. Он тоже ждал встречи с супругой, ибо за это время они разговаривали с ней всего пару раз по телефону.

Он также обратил внимание – Ирка поменялась – ее как подменили.

Вечером перед сном начали разбираться чемоданы и показываться подарки, привезенные из путешествия.

И пока Гриша грыз вкуснейший кусок хлеба, испеченного в русской печи, он увидел фотографии, раскладываемые на стол.

– Мам, пап, а я видел этот храм. Мы туда с Боженькой ходили, – сказал он.

– Да где ты мог его видеть, милый?–ответила мама.

– Это то место, откуда я приехала, и оно очень далеко, – она улыбалась с недоумением.

– Да, я во сне видел его, мамочка, – уверенно ответил мальчик.

Родители переглянулись с улыбкой… Водилось за Гриней – сочинять на ходу всякие небылицы.

Но мы-то с вами знаем, о каком сне он говорил. Да-да, это был именно тот монастырь, в который привел его Христос за руку по небу. Он сразу его узнал.

Новые иконы из обители были расставлены в каждой комнате. Теперь основными молитвами считались вот эти две книжечки, привезенные оттуда – это были акафисты Богу и Матери Божией «милостивой».

Просто, чтобы вы понимали, акафист – это длинная молитва какому-то святому или Богу, чтение ее занимает, в среднем, полчаса.

А у Божией Матери есть много икон-изображений, и каждое как-то называется. Вот основным в том монастыре был как раз акафист «милостивой иконе Божией Матери», написанный лично отцом Ноем.

В его словах призывалась милость Богородицы на нас, грешных людей.

Гриша еще плохо умел читать. Буквы знал, а вот слова давались трудно, ему было всего 5 лет. Но, о, чудо! Он по слогам смог прочитать именно эти слова: «Акафист Богородице в честь ее образа – милостивая». Родители были в шоке!…

А когда возбужденного приездом мамы мальчика уложили спать, Лёша спросил у любимой жены: «Как ты, дорогая?».

Тогда она ,взяв его за руки, начала рассказывать ему об этой невероятной обители.

Ее рассказ был завершен такими словами: «Мы едем туда жить, любимый, такова воля Божия…».

Ко всему привык за эти годы Алексей, но этот расклад его удивил!

–Ну, мы же с тобой об этом мечтали! Все, как ты хотел: лес, речка, дом на земле, а не это вот все чужое, каменное. Да, и батюшка сказал, надо торопиться, может вот-вот Третья мировая война начаться! Давай все бросим и уедем! Гриша будет расти и в школу пойдет в нормальную, в русскую! – говорила Ирина уверенно.

Аргументы были, пиздец, какие веские, и Лёша принял предложение жены, хотя пока не представлял, как они это все реализуют.

Ведь у них тут ипотека, гражданство и работа на секретном заводе – его могли не выпустить из страны и, блин, вообще… не было слов у человека.

Контрольной пулей в лоб была ее фраза: «Отец Ной сказал, за пару месяцев справимся, он будет за нас молиться!». В ее словах было столько веры, аргументов в противовес не нашлось…

Он ведь, миленький Лёша, не знал, что его любимая женушка, уже дала его размеры для пошива священнической одежды – все было решено, даже без его согласия, что по приезде его сделают священником. Такую уж волю показал Бог отцу Ною.

Следующий, кто должен был узнать о грядущих переменах – организатор этого чудесного путешествия – отец Василий.

И, ох, как его эти новости разозлили!

– Какой переезд?! Какой отец Ной?! Вы что, с ума совсем сошли?! – в бешенстве кричал он.– А как же наш приход? Кто мне будет помогать в алтаре? Кто петь будет?

И действительно вновь обращенная семья делала такой объем важных задач в общине, что без них все процессы служения отца Василия уже не работали.

– Вы вообще понимаете, куда собрались?! Вы там и полгода не проживете! Это же суровый монастырь для монахов, семейным там не место.

Но все его аргументы были, как об стенку горох! Ребята уже все решили.

Мирно расстаться с дорогим священником, открывшим им новую жизнь, не удалось.

Спустя какое-то время они еще раз встретились, и тогда в гневе и глубинном расстройстве отец Василий сказал Алексею: «Как ты сейчас меня предал и оставил, так и твой сын тебя предаст и оставит! Помяни моё слово!».

Детским садом попахивало…Все ведь взрослые люди, какое там предательство-то?!

Но вот так быстро поменялись их отношения – семьи стали избегать друг друга.

Грише было крайне непонятно, почему нельзя больше общаться с Мишей и Лизой, когда они пересекались на детской площадке, он с грустью, за спиной мамы махал своему другу рукой, ведь они столько дичи сотворили вместе, да и по жопе получали не хило на пару много раз. Сейчас ему не хватало этого адреналина.

Следующим этапом новость огласилась родственникам.

Те тоже были в шоке… «Вроде вот все у ребят стало налаживаться – и своя квартира, и хорошая работа, и друзья появились – куда их несет-то, чёрт побери?».

Для смягчения новостей никто не говорил родне, что едут они в ебейшую глушь спасться от антихриста.

Было сказано: «Возвращаемся в Питер»,–без подробностей.

Давление было со всех сторон, голова у Иры с Лёшей шла кругом.

Батюшка Ной чувствовал, как штормит семью. У него была супер-способность считывать пространство и людей, поэтому он регулярно звонил им и укреплял их веру. Все это он делал мастерски, «с любовью и заботой».

После каждого разговора с ним сил у Лёши с Ирой добавлялось многократно, и они пошагово начали готовиться к переезду.

Новая метла метет по-новому.

Семье была предписана, «благословлена», чистка. «Перестать смотреть телевизор и выкинуть его»,– дословно так.

И чтобы как-то смягчить Гришину истерику, что он остается навсегда без мультиков, ритуал отказа от телека был превращен в шоу.

Телевизор вынесли на крышу дома и молотком хуярили по экрану, пока тот не разбился. А когда стекло треснуло от очередного удара молотком, и оттуда повалил серый дым и пыль, было сказано: «Это дьявол, которой сидел в телевизоре, выходит из него». Грише прямо впечаталась в мозг эта ассоциация, и он искренне поверил, что «бесы живут там, и смотреть телевизор – плохо!».

Теперь он засыпал от аудиокассет, на которых голосом отца Ноя были спеты акафисты и православные народные песни. И да, ему, правда, нравился голос батюшки, он под него успокаивался и даже подпевал частенько.

Вот так потихоньку программировался его детский мозг на новые монашеские, молитвенные вибрации. Все шло по плану, Ирина была счастлива, как никогда.

Честно сказать, батюшка Ной был удивительным человеком.

Он совмещал в себе одном столько талантов, что влюбиться в него было не трудно.

Он пел разными голосами и очень красиво.

Он был художником. И весь храм расписал собственными руками, смотреть без слез на его живые фрески было невозможно.

Он писал книги и молитвы. Его тексты забирались в голову читателя и оставались там надолго.

Он очень мудро вел все свои беседы. Была в нем такая сила веры и слова, что спорить с ним не представлялось возможным.

Его ночным молитвам, постам на одной воде по 40 дней, строгости и аскетичной жизни современному человеку можно было только удивляться.

И самое главное, он с удивительной точностью предвидел ход событий и чувствовал душу человека… Если собирать образ настоящего святого нашего времени, то он по всем параметрам становился безоговорочным кандидатом.

Квартиру выставили на продажу.

И хоть все тихо смеялись над нереальным планом, как будто сошедших с ума, ребят, покупатели приходили и смотрели, диалоги о покупке шли.

Реалистичность плана была 5%, что они смогут продать быстро хату, находящуюся в сорокалетней ипотеке. Но Ной на каждом созвоне напоминал ребятам, что в декабре, через два месяца, он приезжает в Питер со своим семинаром для верующих и ждет их уже там, чтобы потом вместе уехать в святую обитель.

Вся приобретенная «сатанинская техника» – сотовые телефоны, компьютер – все было благословлено истребить. Какая-то часть рационального мозга еще работала у главы семьи Алексея, и он, ослушавшись, продавал втихаря это имущество, ибо ехать в неизвестность вообще без денег было,мягко говоря, страшновато.

Существовал ли он как глава семьи в действительности?

Знал ли он, что им управляет батюшка, которого он еще и в глаза не видел?

Понимал ли, что его ждет и какую судьбу приготовила ему его ненаглядная жена?

Это нам предстоит узнать намного позже… Но, что точно ясно, он с достоинством принимал новые вызовы и делал это все ради счастья своей жены и ребенка.

ГЛАВА 13

На пути в землю спасения

Артём мчался на всех парусах на своем любимом скоростном мотике в аэропорт.

Сегодня улетали из Израиля его мама и любимый младший брат.

В рюкзаке лежал подарочек для мелкого – набор машинок со спиралевидной гоночной дорогой.

Он совсем недавно дембельнулся из армии и начинал строить свою взрослую жизнь, его новым увлечением были собаки.

Он тотально не понимал поведения мамы. И хоть у них и так практически не было связи, все-таки ему было очередной раз больно – ведь мама его опять бросала.

В холле аэропорта он увидел большую группу людей, его семью.

Все родственники приехали провожать наших смелых путешественников.

Гриша, увидев старшего брата, кинулся к нему на руки, целуя его щеку, покрывшуюся щетиной. Подарок был воспринят визгом малого, и от этого было и радостно, и одновременно грустно.

Подошла мама… Она была в длинной юбке, в платке, ее лицо, ранее всегда накрашенное, теперь не имело макияжа.

Она, улыбаясь, стала говорить Артёму про Бога, про их выбор жить в России, начала всовывать ему иконку и какую-то книгу, но он с призрением отодвинул ее руки с «духовными подарками».

– Мам, иди ты на хуй со своими понятиями, живи как хочешь, а меня оставь в покое! – очень сухо, смотря мимо нее на резвившегося с новой игрушкой Гришку, сказал он.

– Сынок, я люблю тебя!– с грустью сказала она…

– Да Бога ты своего любишь и мужиков каких–то, а не меня, не пизди! – также безразлично ответил он.

– Хорошего полета в новую жизнь!– отрезав все ниточки к диалогу, произнес он и чмокнув ее в щеку, пошел проводить оставшиеся минуты с братом.

Проводы родни завершил голос рупора, передавший посадку на рейс «Аэропорт Бен Гурион – Санкт-Петербург».

Бабушка Марина, вся в слезах обнимая свою непокорную дочь, сказала: «И за что мне это наказание? Сведешь ты меня в могилу, доченька! Мы будем очень скучать по вам, по Грише! Берегите себя!».

На паспортном контроле родители показали визу на десятидневный вылет в РФ. Они уезжали официально погостить в Россию. Лёша с трудом выпросил отгулы на работе также на 10 дней.

Квартиру они чудесным образом продали, и в кармане у них имелось 2000 долларов на первое время. Это были чуть скопленные деньги, плюс разница с выплаченного ипотечного кредита и проданной техники.

Со свойственной пятилетнему ребенку жадностью Гриша впитывал все детали удивительного и долгожданного путешествия в любимую Россию.

Его первый перелет на самолете…Божечки, как это было прекрасно!

За окном боинга он видел облака. И да, это уже было не впервые! Именно такие же он созерцал во время путешествия по небу с Христом.

Перед посадкой в России мама начала доставать из сумки теплые вещи для сына и надевать их на него.

Самым мерзким оказалось натягивание колготок, неприятно стягивающих его ножки, привыкшие к свободным шортам. Парень ведь наш дюже капризный. Весь самолет слышал его рёв и войну с мамой против всех этих нововведений в неприятный и новый стиль одежды.

Питер встретил семью сырой и мрачной погодой. Разочарование мальчика оказалось велико! Ведь вместо ожидаемых деревянных домов под треугольными крышами он увидел такие же кирпичные многоэтажки, как и в Израиле. Отличал этот скучный пейзаж только снег, прилипавший к окну машины, вперемешку с дождем.

Что-то не так он представлял себе любимую Россию…

Они приехали домой к родителям папы.

Заботливые бабушка с дедушкой наготовили еды и постелили постель в комнате для долгожданных гостей, но их настроение сразу упало, когда они столкнулись с новыми порядками жизни наших героев.

Во-первых, половина ароматной еды была убрана со стола – у ребят шел рождественский пост, а от мяса они вообще отказались на всю жизнь.

Телевизор, сразу же включенный для малыша, был нажат на красную кнопочку и завешен пледом: «Ребенку нельзя смотреть мультики».

–Ну Гришу-то хоть покормите мясом, он же растет, – удивленно сказали старички.

Тогда Алексей вывел из комнаты в коридор своего папу и очень жестко объяснил, что лезть в их жизнь не надо.

Кроме как развести руками у Валентина Григорьевича не нашлось вариантов…

Родители оставили внука с бабушкой и дедушкой, а сами поехали по делам, им надо было получить русские паспорта.

Тем временем пенсионеры, обманным путем, попытались накормить его мясом, но как оказалось, и Гришу было не провести – он же не знал вкус мяса и начал задавать много вопросов.

Чтобы не огрести пиздюлей от строгих родителей, дедушка сказал Грише, что это просто рыба такая, с интересным вкусом, но мальчик проболтался папе об этом новом для него деликатесе, и конфликт по этому поводу произошел самый отвратительный.

Именно в нем, как бы подводя все к логичному концу и делая виноватыми во всем своих родителей, Алексей объявил, что они задержатся у них недельку, а потом уедут в далекую Ссыльную область строить свою православную жизнь.

Словно кувалда опустилась на голову дедушки и сплющила ее! Он понял, что все, как нельзя серьезно у его сына.

Лёша попал в какую-то секту, перед ним стоит уже не его воспитанный Алексей, перед ним грубый остервенелый хам.

Гриша ждал еще одного момента.

Скоро они должны были познакомиться с батюшкой Ноем. Каждый день он просил маму организовать это свидание, но ему говорили: «Позже, позже».

Но как-то раз он услышал разговор родителей и понял, что они едут туда, где будет этот батюшка, и начал истерично добиваться, чтоб его взяли с собой. Мастер по выведению мамы из себя, он получил желаемое, они наконец-то ехали на долгожданную встречу.

Когда они вышли из автобуса, на мокрой и продуваемой сильным Питерским ветром улице стоял отец Ной. Рядом – послушница Аня с чёрным прямоугольным чемоданом.

Практически вылетая из автобуса и тут же запинаясь о заснеженный бордюр, Гриша бежал на встречу, вырываясь из маминой руки, к тому, кого он тоже знал.

Это был тот самый рыжий батюшка из его сна, которому его и вручил Христос!

Мальчик подбежал к батюшке, обнял его за колени, вцепился в подол подрясника и ощутил этот уже известный ему ранее, родной запах.

Ной наклонился к нему и накрыл его своими объятьями… Его до слез тронула эта искренность ребенка… Они не могли насладиться друг другом!

Глядя на них со стороны, складывалось ощущение, что они, толи как сын и отец, то ли как дедушка и внук, встретились после долгой разлуки.

Родители стояли потрясенные этой картиной… «Откуда столько любви у Гриши к человеку, которого он видит в первый раз?».

Скажу вам по большому секрету, дорогие читатели, их души действительно были знакомы, просто в другой эпохе, много-много столетий назад. А, как вы понимаете, для души нет пространства и времени – её память вечна.

Ну, давайте идти постепенно по дороге жизни нашего героя, всему ведь свое время.

…Уже через несколько дней они все вместе ехали в купе из Питера в город Ссыль. Их путь займет ровно сутки, времени познакомиться имелось предостаточно.

Гриша был не из скромных мальчиков и теребил и батюшку и Аню всеми возможными способами. Те позволяли, родители, как могли, одергивали резвившегося сына, но он их не слышал.

17 декабря 2000 года наша делегация загоревших израильских ребят во главе с батюшкой ступила на землю, куда привел их промысел Божий, ну или подсознание Ирины, жаждавшее тихой гавани спасения.

Перед ними открылись большие ворота обители, и с двух сторон стояли в ряд все жители монастыря, кланяясь приехавшему хозяину.

Все эти стены монастыря были знакомы Грише, он тут же увидел дерево, под которым они стояли со Христом. Узнал второго священника, похожего на богатыря, только сейчас он был не в облачении, а в зимнем тулупе.

Декабрь выдался морозный!На улице термометр показывал –25! Ноздри мальчика слипались от холодного воздуха, ручки коченели мгновенно, он ощутил на себе настоящую российскую зиму.

Везде и всюду, до рези в глазах, сверкал чистейший, белый снег, искрившийся под лучами яркого солнца. Небо чистое-чистое, ни облачка, с розовым оттенком на горизонте по кромке темно- зеленых массивных лесов.

Да, это село действительно соответствовало своему названию – Небесное. Оно было крохотное – жилых домиков штук 50, не больше.

Сходив в трапезную, где они вкусно поели монастырской каши у гостеприимных матушек, батюшка повел своих чад в их будущий дом, новое жилье.

Он находился метрах в двухстах от стен монастыря.

Маленький такой, деревянный, с треугольной заснеженной крышей – все, как Гриша мечтал.

Батюшка явно подготовился к приезду своих новых спасающихся душ, и выкупил им его сразу после знакомства с Ириной, да и цена-то его была всего 5000руб.

Внутри, конечно, дом выглядел не так романтично. Это была одна комната, может, 25квадратных метров, а посередине стояла большая русская печь.

Три окна, расположенные в ряд, выходили как раз на монастырь, один стол, две кровати-раскладушки, и деревенский половик лежал при входе.

Водопровода не было, унитаза тоже. Обычная туалетная дырка находилась в ограде, а заледеневший колодец у входа в эту ограду.

Да… Тут было грязно, неуютно и холодно.

Показав все основные моменты, батюшка ушел отдыхать, поздравив семью с новосельем.

А шустрая послушница Аня начала объяснять ребятам, как топится печь, как черпается вода из колодца, где стоят лопаты для уборки снега и т.д. Она сама растопила подтопок, чтобы к ночи избушка хоть чуть-чуть нагрелась.

Гриша уселся на раскладушке, завернутый в два одеяла, на голове у него сидела меховая шапка-ушанка, в которой он был похож на грибок… Он в шоке наблюдал за происходящим.

Жизнь приобретала новые краски, и он пока не понял, хорошая она будет или плохая, но то, что ему было очень холодно и неуютно – это факт.

ГЛАВА 14

Бесноватый ребенок

«Вот это искушение! Господи, помоги и помилуй!» – это мама пыталась усмирить печку, которая упорно не хотела топиться и ужасно дымила.

Немного задержимся, дорогие читатели, перед погружением в новую жизнь наших ребят…

В этом святом месте были исключены из лексикона все ругательные слова, даже такие простые, как «блин», «фигня» и «чёрт».

И если перевести «вот это искушение» на наш грешный язык, то звучать оно будет примерно, как «сука, блядь»!

Если еще и «Господи, помоги», то «ёп, твою мать», если «и помилуй», то вообще все плохо, и дальше ваше воображение может увеличивать этажи матерных слов.

Так вот, печка так дымила, что в комнате пахло костром, и у Гриши слезились сильно глаза.

Приходилось открывать дверь, проветривать, но тогда дома становилось очень холодно.

И тут что-то произошло такое, там около печки, что мама громко вскрикнула!

Ирина заложила дрова в большую арку русской печи, зажгла их, но вьюшку в трубе открыть забыла. В результате дым валил в комнату…

Думая, что причина в незакрытом отверстии печи, куда она положила дрова, она решила исправить ситуацию, закрыв полностью отверстие железной заслонкой, но дым валить не переставал, а ведь сейчас совсем не было видно, как горит огонь. Тогда она начала открывать эту заслонку, находясь головой очень близко к ней и отверстию печи. И вот, когда ее рука сдвинула дверцу, кислород пошел, и пламя резко вырвалось из печи, опалив ей ресницы и волосы!

Она, естественно, очень испугалась!

Печь по-прежнему дымила, и чуть не сгоревшая Ира побежала в монастырь за помощью.

Гриша сидел в задымленной комнате, дыша через тряпочку и вытирая слезящиеся от дыма глаза.

На помощь прибежала Анечка и за секунду решила проблему, просто открыв вьюшку. Она вообще очень быстро всегда оказывалась в нужном месте в нужное время. И Ире она уделяла больше всего внимания, обучая хитростям деревенской жизни городскую особу.

Грише она очень нравилась – живая, добрая, веселая, маленькая – он ее воспринимал, как свою старшую сестру что ли…

История этой щупленькой девочки с карими глазами такова – она круглая сирота. С батюшкой она познакомилась ребенком, когда их классная руководительница привозила своих подопечных в паломническую поездку в монастырь, в Небесное. Потом, когда ей стало 14лет, батюшка Ной с матушкой Раей оформили над ней опекунство и забрали жить в монастырь.

Сейчас она являлась келейницей батюшки.

Келия – так называется жилье монаха, а келейник – это тот, кто вхож в это жилье и делает всю работу по приборке жилья и выполняет личные задачи и поручения.

По канонам православной церкви наш монастырь являлся официальным, самым крупным по количеству жильцов в Ссыльной области православным женским монастырем, и руководить им должна женщина-игуменья (по-нашему директор). Матушка Рая, высокая, худая женщина с голубыми глазами, бледно-желтым цветом кожи на лице и очень сгорбленной спиной, как раз и была этой официальной настоятельницей и руководительницей обители. Беззаветно преданная своему духовному отцу и великому старцу Ною, она была готова положить за него жизнь. Ее послушание и подчинение ему было безоговорочно.

Она руководила сестрами, живущими в обители (там все братья и сестры – так положено говорить друг про друга), решала технические и юридические вопросы, но внутри все понимали, что она идет вторым номером – самый главный тут батюшка.

Пришла она к Ною тоже не от счастливой жизни.

Она росла в очень образованной и богатой семье, с красным дипломом закончила МГУ, красивая и умная девушка. Влюбилась в того, кто разбил ей сердце, а потом жестоко бросил ее. После этого она хотела чуть ли не покончить с собой, но пошла искать исцеление от душевной раны в церковь. В одной из поездок встретилась с Ноем.

Там снова имелась целая череда опять же чудесных событий, и после этого она пошла за ним и стала игуменьей, как самая мудрая и преданная его помощница, проверенная долгим временем.

Она имела самое сильное влияние на твердого, как скала, Ноя, была мудрейшим советником – вот как выглядела их коммуникация. Рядом с ним она выглядела очень скромной и любящей его покорной рабой.

Важно сказать, что хоть Ноя и окружали одни сплошные женщины, сексуальным подтекстом не пахло даже на грамм. Он заверял всех, что был чистым девственником, у него ни разу в жизни не было секса с женщиной.

Один Бог знает, так это было или нет, но он общался со всеми окружающими его женщинами максимально ровно, ни разу не было замечено каких-то заигрываний ни с одной.

Все женщины любили его как отца, а он относился к ним как дочерям, ну или так говорил…

Наши Алексей с Ириной с помощью всех людей монастыря за короткий срок обустроили свой дом, хотя факапы у них случались регулярно. То в бане угорели до потери сознания, рано закрыв вьюшку. То ведро отвалилось от барабана и упало в колодец. То кипятком на морозе облили дверной замок, чтобы его разморозить, а потом вообще не могли попасть в дом. То топором рубанули по ноге, неумело раскалывая дрова – весело было иногда так, что хоть реви.

На те деньги, что они привезли с собой, по благословению батюшки, начали покупать самое необходимое для жизни и запасы провизии на время Третьей мировой войны.

Да-да, серьезно, им был предоставлен список продуктов в виде муки, круп, овощных и рыбных консервов, растительного масла и сахара, которые надо было убрать в погреб, как неприкосновенный запас и вообще не трогать.

Они купили холодильник, светильник, магнитофон, пару кастрюль, ложки, ножи – все по минимуму для жизни.

В доме построили двухъярусную кровать, на которой спали родители. Муж и жена же давно не занимались любовью, им двухъярусная самое то –и места занимает мало, и искушения плотского нет. Сделали большой стол и пару скамеек. Постелили на пол ДСП, на стены поклеили простенькие обои – жить было можно. Больше всего места занимал святой угол, где было около 30 икон и всяких молитвенных книг.

Как они обустроились, все оставшиеся деньги и документы были сданы батюшке в сейф на сохранение. Таков был устав этого места.

Через какое-то время Гришу лишили всех игрушек, всех до единой…Было нельзя иметь такие развлечения людям, готовящимся к концу света.

Да, и сказали, что солдатики – образ войны, а она от дьявола – «истребить всю нечисть срочно!»

Ужасной трагедией стало наблюдать, как папа молотком разбивал всех Гришиных солдатиков прямо на его глазах…Из голубых глазенок мальчика лились чуть ли не кровавые слезы обиды и ненависти. Каждый удар молотком Гриша ощущал, как удар по своему собственному хрупкому телу.

Мама из всех сил держала исступленного мальчика, у которого сейчас забирали самое дорогое – его любимых зеленых солдатиков… Сцуко! … Как это было больно! Как много ненависти и злобы копилось в его маленьком тельце к жестокому отцу. Он же не знал, что все это делалось по велению любимого батюшки.

Скучно ему было до тошноты!

Ох, этот внутренний пропеллер… Куда ему было девать энергию?

Играть не с кем, игрушек нет, мультиков и подавно!

Его день начинался с молитвы. Он стоял рядом с мамой и слушал непонятные слова. Ну как стоял? Извивался змеей.

Далее следовала невкусная, несладкая постная пища.

Потом приходилось сидеть, рисовать целый день… Он разукрашивал раскраски. Мама могла почитать ему какую-то сказку. Изо дня в день одно и тоже… Это же, пиздец, как уныло, мрачно, скучно!

Часто ходили в церковь на службы, а они были длиннющие, вечные и тоже скучные. Развлечением на них стали «тусовки» с Анечкой –она хорошо с ним водилась, понимала его и находила, чем занять.

Но однажды он совершил глупую, но роковую ошибку и лишился даже общения с ней…

Как-то, стоя в храме на службе, он, изнывая и теребя ее и себя за все, что только можно, схватил ее за сиську! Понятно, что через одежду, но все же титька, чёрт!

Сделал он это с своей непринужденной детской простотой… Просто ему стало интересно, что там у нее так выпирает в груди, вот и решил потрогать, осязать неизвестное.

Аня поменялась в лице, покраснела, ударила его больно по руке, но он подумал, что это такая игра. Тогда он продолжил лапать ее, но тут оказался рядом батюшка и вытащил Гришу за ухо из храма. Стало уже не смешно, а не на шутку больно.

Вообще, в корне не поняв, что он такого сотворил, мальчуган прятался за мамину юбку, вытирая об нее обильные слезы и сопли.

Духовником был вынесен вердикт – у мальчика началась блудная страсть, пора начинать серьезно воспитывать его.

Что такое воспитание в этом мире? Это наказание, физическая порка ремнем по жопе.

«Бог кого любит, того наказывает!»– было подытожено наставление отцом Ноем.

Кто был исполнителем поручения? Конечно, отец!

И вы можете представить, сколько зла было направленно теперь у сына на Лёшу? Отец же превращался в самого лютого врага, причиняющего самую сильную боль…

Теперь он еще и лишился «сестренки» Ани, подходить к ней категорически воспрещалось. Но запреты еще не означали, что для нашего героя все потеряно… По крайней мере, он так думал своим детским умом.

Однажды он узнал, что крышу их дома чистят сестры.

Зима выдалась очень снежная, и старая крыша дома могла проломиться под весом снега. Самая активная из молодых сестер была Аня. Она и отправилась на сбрасывание снега с крыши еще с одной матушкой.

Гриня, узнав это, вечером, когда стемнело, надел свое пальтишко, валенки и пополз по лестнице на крышу своего нового дома, чтобы тихонько подобраться сзади к Ане. Так люто тянуло его к ней.

Сестры увлеченно орудовали лопатами, не оглядываясь по сторонам…

Очередной взмах штыковой лопатой был неожиданным для подкрадывающегося сзади мальчика…И острый, тонкий край штыкового орудия рубанул пацаненку по лицу. В миллиметре от глазного яблока лопата остановилась, мигом разрезав нежную кожу у левого наружного угла глаза. Гриша закричал, падая на снег. Сестры испугались, они же не видели, как он подобрался сзади. С причитаниями «Господи, спаси и помоги» они несли его в дом смотреть, что осталось от глаза этого шкодника.

Ему повезло – глаз остался цел, просто рассеченная кожа обильно кровила. Но главным стало то, что его любимая Анечка взяла его на колени и держала вату с перекисью водорода, останавливая кровотечение.

Не важно какой ценой, цель была достигнута! Всхлипывая, Гриша внутри радовался успеху. А этот шрам на его лице, у левого глаза, так и остался на всю жизнь, как метка упорного победителя.

Но победа была не долгой… Ведь на следующий день по приходу в храм ему приставили новую послушницу, сторгую и некрасивую бабушку Веру. И как же он ее невзлюбил, как изводил! Ох–х–х–х…

Зачем к нему на службе в церкви прикрепляли «охранников»? – спросите вы.

Да, потому что мама начала петь в хоре, а папа находился в алтаре – назаретский сценарий повторялся, только с ухудшенными тысячекратно позициями.

Сдаваться он не собирался и на каждой службе учинял такое, что Веру иногда приходилось отпаивать корвалолом, ибо сердце старой женщины не выдерживало, и давление от переживаний подскакивало сильно.

К Грише сразу прикрепился ярлык – «мальчик бесноватый».«В нем сидит много бесов после просмотра сатанинских мультиков и надо их выгонять молитвами и болью!»

Тогда ввели новое правило в его жизни – воспитательные процедуры каждую пятницу после обеда.

Все – мама, папа, батюшка, Аня, Вера – записывали в блокнот его грехи. И в пятницу после обеда папа клал сына на деревянную скамью, и за каждый косяк он получал один удар ремнем по попе.

Алексей делал это с какой-то холодной жестокостью, хотя внутри ему это было неприятно, но «воля Божия» определяла в их семье все.

Этот день стал самым ужасным не неделе!

Всегда мероприятие занимало не меньше часа, ибо уложить Гришу на скамью было не так-то просто.

Он прятался, убегал, орал так, что пол села слышало вопли ребенка.

Само по себе лечь на живот и знать, что тебя будут пороть по ненавистному списку, означало высшую меру унижения и насилия для мальчика. Он вроде иногда и понимал, что это неизбежно, но тело парализовывал страх, смешанный со злостью – внутри тело не подчинялось насилию.

Быть таким беззащитным Грише становилось невыносимо! Мозг ребенка искал, как отомстить беспощадным родителям…

Постоянно слыша разговоры про антихриста, он смекал, что это сильный отрицательный персонаж, и родители, да и батюшка, остерегаются его, а, может, и боятся! Как до этого допер пятилетний ребенок, не понятно…

Хотя, когда тебя регулярно бьют, инстинкт самосохранения врубает свои предохранители. И одним этим проклятым днем, когда ненавистный ремешок обжог его кожу в очередной раз, он заорал: «Я и есть тот самый антихрист! Я вас всех сожгу, истреблю, вы будете страдать и умирать, как собаки!».

Родители опешили…Им было ебанистически страшно слышать такое от своего сына. Сначала порка прекратилась, блокнот со злодеяниями выпал из рук. Далее отец взял на руки ребенка и, прижимая его к груди, встал на колени с молитвой. Он и, правда, не на шутку испугался!

–Ир, если в нашем мальчике сидят бесы, и один из них – антихрист, дак шо это тогда деется? Матерь Божия, спаси нас! – запинаясь, говорил он и читал молитвы, прикладывая крест к голове мокрого от пота парня.

Чтобы доработать эту сцену до полной красоты и не оставить шансов отцу снова взяться за ремень, Гриша, соприкасаясь телом с крестом, орал: «Ой, горячо, он меня жжёт этот вонючий крест, выхожу, выхожу!!! Аааа!!! Хватит!!!».

Фишка оказалась действенной на какое-то время – бить стали меньше.

Родители искренно верили, что их ребенок дюже больной, читали специальные молитвы, кропили его святой водой, мазали освященным маслом, а он играл, усиливая «православные триггеры» с каждым разом все изящнее, оттачивая навык манипуляции – ведь его сила была в хитрости.

Детская психика, как пластилин, подстраивалась под ситуацию. Как оказалось, эта форма действительно формировала страшное уродство, ведь теперь он жил с ярлыком «бесноватого, душевнобольного мальчика».

Такой вот аттракцион происходил у людей, приехавших спасаться.

Ну, а кто говорил, что будет легко?

ГЛАВА 15

Лидер

Он был исповедником за истину, через страдания и боль пронося свою пламенную чистую веру в Бога.

В возрасте его пяти лет советское правительство лишило маму родительских прав за религиозный фанатизм и безработицу. Все потому, что они жили в подвале с крысами, он выглядел, как оборванец, и побирался, как голодный беспризорник. Его отвезли в детдом, где над ним издевались самыми изощренными способами и дети, и воспитатели.

Там он рос и боролся с ленинской системой. Маму видел раз в полгода, а та, единственное, о чём умоляла его,– не забывать про веру в Бога.

Спасался он своим талантом, что очень хорошо рисовал. Даром его было через картины передавать эмоции. Делал он это невероятно красиво, привлекательно, талантливо.

После детдома он пошел в мореходку и поступил в художественную школу.

Как и всех в молодости, его качало во все тяжкие, а так как он еще и шикарно пел, начал увлекаться рок-музыкой.

Однажды на собственном рок-концерте его чуть не зарезали. Тогда он задумался о словах слезно молившейся за него мамы «Бога не забывай» и стал менять свою жизнь.

Слава богу, до наркоты и разбоев не дошел – вовремя одумался и через какое-то время приехал в то место, где изначально жил с мамой до 5 лет.

Там находился один из не многих на весь СССР православный монастырь, который так и не смогли закрыть советские власти.

Естественно, в округе обитало очень много людей, протестующих ленинскому режиму. Они жили, как бомжи, на подаяния, и назвали их странниками.

Эти люди были не от мира сего, они выбирали страдания, тюрьмы и избиения ожесточенных полицейских, но только не отречение от веры, а исповедовали они ее очень откровенно, даже бесстрашно.

Со всеми этими непреклонными верующими и добровольными мучениками он много общался, наполняясь мужеством стать борцом против демонского режима.

И в скором времени поступил в монастырь, приняв сан монаха всего в 24 года.

В 30 лет стал священником и скитался по всему Союзу, ибо его с таким проповедническим настроем гнали отовсюду в шею – он был не удобен, резок и смел.

За ним регулярно охотилось КГБ.

В него стреляли, сажали в камеру, много чего он повидал за свою исповедническую стезю, но остался непреклонным в собственном видении жизни.

Он всегда был готов умереть за идею быть истинным служителем Бога.А спасала его лишь невероятная интуиция, причем много раз от самой явной смерти.

И вот 20 лет назад он приехал в это село Небесное в Ссыльной области и начал реставрировать запущенный храм, создавая свою мечту – жить подальше от глаз, от цивилизации и собирать истинно верующих.

Большую часть своего здоровья он похоронил в этих скитаниях, восстанавливая в одиночку этот огромнейших размеров храм. Каждый уголок этой церкви был расписан его кистью, и все образы вызывали глубинное восхищение…

Человек вообще не гнушался трудностей, не имел страха, верил тотально в свою миссию – вымаливать погибающий мир и вести, пусть и малую часть, но верных ему людей к спасению.

Он и его духовные чада готовились к гонениям за веру, к голоду, пыткам, и смерти!

У него было только одно верное мнение – его. А если точнее, ну, как бы не его мнение – это была «воля Божия», которую он получал в своих ночных молитвах.

Он был суров и непреклонен в своих решениях. Он требовал от людей такого же рвения и четкости в служении Богу, какой придерживался сам.

Вы же поняли про кого идет речь?

Пред вами очень сжатая биография нашего духовника обители – отца Ноя.

Его первым оружием было могучее слово, обезоруживающее и лишающее воли любого. Из его тела излучалась тотальная уверенность – «то, что он говорит, на все миллиард процентов – Божественная истина!».

Второе его оружие – умение чувствовать любого и надавливать на самые нежные места души, очень тонко и незримо, добиваясь нужной эмоции.

А третье его оружие обреталось в упрямой жестокости. Он все делил на «чёрное и белое», «своих и чужих». Окружающие люди либо смирялись с его мнением, либо выбрасывались за борт «спасительного ковчега» навсегда, на погибель.

И в эту удавку грамотной убедительной речи Ноя, посланной, кстати,Богом, попал Алексей.

Его просто обязали стать священником, одежды уже были сшиты давненько, об этом позаботилась жена еще в первый свой приезд сюда. И уже через полгода он был посвящен в священнический сан во благо церкви, во искупление своих грехов, и конечно, в помощь батюшке, вымаливающему погибающую планету.

Главным правилом в этой обители являлось совершение ежедневных богослужений.

Длились молитвы с 6:00 утра до 12:00 дня, потом начинались в 17:00 и завершались в 23:30. Конечно, одному и даже двум священникам физически не под силу выдерживать этот график, и молодой, заряженный мужчина был очень нужен этому святому делу.

В таком улетевшем состоянии, в коем был Алексей, он воспринял это, как дар, как честь, ибо нести служение плечом к плечу рядом с таким молитвенным опытным старцем с биографией святого было чем-то великим.

Все произошло очень быстро. Свежеиспеченный отец Алексей теперь с утра до ночи находился в монастыре, а Ной учил его всем нюансам нового служения. Он вложил в него благоговение, умение терпеть усталость, гнать в жопу все мысли от лукавого и в скором времени вырастил настоящего сурового священника, служащего по древним канонам Руси.

Гриша вообще потерял из вида отца. Во всех смыслах!

Он его не видел практически, а когда и видел – это был уже не тот, чьи футболки он любил носить и кто кормил его из бутылочки… Это был какой-то жестокий, раздражительный, изможденный человек.

Наш молодой священник уставал до мутных кругов в глазах, ему, правда, стало ни до чего. Он ведь практически ничего не ел…Днями напролет стоял на ногах, исполняя службу…

Червь тревоги все-таки поедал нервную систему, ведь у него же не было зарплаты – ноль дохода для своей семьи.

Понятно, что монастырь помогал всем, но такая зависимость от батюшки, на самом деле, отнюдь не щедрой души человека, напрягала его. Скоро подходила пора идти Грише в школу. Они хоть и посещали сельский магазин один раз в месяц, но так-то деньги были нужны. А их не было…

Как-то раз он закипел на Ноя и высказал ему свое мнение, даже тревогу, переросшую в агрессию. В ответ, прямо в церкви, получил обжигающую пощечину и кучу унизительных «смиряющих его гордыню» слов наставника! Все в «лагере для избранных» происходило по-взрослому, розовые очки было вроде пора снимать, но… Но…

Имелась, одна очень тонкая ниточка, за которую дергал батюшка Ной. Он часто напоминал ему, как Алексей по молодости увлекался всякими сатанинскими практиками, хотел принять иудейство, даже обрезаться. Манипулирующий наставник говорил, что это и есть причина его бунтовских греховных мыслей, что всю жизнь надо отмываться от этого зла: «Да и ее не хватит на искупление грехов, ибо магия и иудаизм – это прямая противоположность Бога, это борьба с ним!».

Стоит только найти, в чем виноват человек, и сразу же он опускается покорно на колени, принимая любое наказание и насилие…

Всегда после «применения силы» отец Ной становился очень нежным, чутким и любящим. Даже часто плакал в обнимку с кающимся грешником, говоря, что ему ужасно больно и скорбно так смирять свое чадо, но от большой любви «приходится экстренно вытаскивать за уши, из лап сатаны!».

У Иры шли свои проработки.

Ее же взяли в хор монастыря, где она, как певица с двумя высшими образованиями, начала учить петь самоучек матушек.

А кто ее просил это делать? Опять гордыня до небес?

И начали по всей строгости монастырской жизни смирять нашу Ириночку.

Наказания там для людей имелись самые разные – и эмоциональные, и физические.

Из физических самое частое давали земные поклоны – это когда ты, стоя, крестишься, потом встаешь на колени, кланяешься в пол лбом, снова встаешь и повторяешь это. Типа что-то таких усложненных приседаний с молитвой. Иногда таких «молитвенных приседаний» провинившемуся назначали и по сто штук!

Об остальных видах усмирения строптивых мы узнаем позже, а вот Ире земные поклончики «выписывали часто».

Вся семья проходит апгрейд…Замечаете, как усиленно?

Бывало такое, что иногда жестокие методы кардинально сменялись на мягкость.

Это случалось, когда психика исправляемого находилась на грани сумасшествия, и если он все-таки подавал надежды на спасение, то кнут менялся на пряник.

Такой этап воздействия применили и к нашему Грише после одного случая…

Как-то раз, когда мать в ожесточении схватила ремень, перед этим оттаскав сына за уши и отвесив пару болючих пощечин, он подбежал к столу, на котором лежал хлебный длинный нож.

Его тело просто готово было разорваться на части от ненависти к этой ужасной жизни, и хоть наказаниями и физической болью эмоцию злобы, типа, «выбивали через жопу» ребенка, она росла с каждым днем!

Его сознание, как пружина, было вдавливаемо с каждым днем все сильнее, скапливая ядерную энергию, чтобы потом выстрелить в полную мощь.

Направив нож, своими детскими ручками прямо в живот маме, он как маленький, загнанный в угол дикий зверек, прошипел: «Я ненавижу тебя! Не подходи ко мне – убью!».

Мама была еще тем мастером манипуляций, хоть и опешила, положила ремень на стол.

– Ну, давай, убей, если ты не любишь меня! Кому как не тебе убить собственную мать, – и навалилась слегка животом на кончик ножа.

–И убью, если тронешь меня еще раз! – еле сдерживая слезы и расслабляя руки, сжавшие рукоятку ножа, сказал он. Страшно то, что он действительно был готов убить ее, и в мгновение даже представил кровь, которая хлынула бы ему прямо в лицо.

Видел, как у мамы перехватывает дыхание от стали, пронизывающей ее внутренние органы.

Но ему хотелось еще провернуть нож и после достать его так резко, чтобы было больно еще сильнее… Только хлебный нож, попавшийся ему под руку, не имел острого конца и заточен был слабо. Все эти факторы усложняли такой очевидный план расплаты за насилие.

Через секунду Гриша уже прижимался головой к ее животу и говорил: «Мамочка, прости меня», – он сам испугался себя, и очень вовремя сказанные слова про любовь и смерть собственной матери обезоружили его. Жизни-то без нее он не представлял.

Наверное, было очень жестоко со стороны мамы сначала довести ребенка до этой безумной ярости, а потом насадить его «на собственный нож вины», но после данной ситуации она в обнимку провела с сыном весь вечер. И они даже не пошли на службу, чем вызвали много вопросов у руководства обители.

После рассказанного о вечернем инциденте стратегию резко поменяли – батюшка понял, что нужно приложить собственные руки «к проекту» –пока он в таком мягком возрасте из него еще можно «слепить нужную форму» в отличии от взрослых.

Гриша очень любил рисовать. У него это получалось.При встрече, всегда обнимая батюшку, он просил его научить рисовать также, как он.

И вот время пришло.

На самом деле, это были самые лучшие часы в жизни ребенка. Он безумно любил Ноя, а то мастерство, которое показывал ему профессиональный художник с помощью карандаша и кисти, вызывало восторг.

У Гриши на уровне запаха была зависимость от батюшки. От того всегда пахло растворителями, одежда часто была заляпана масляными красками, а ведь только на этих уроках сейчас он понял, что это за манящий аромат, который он испытал еще тогда, при встрече со Христом.

Общение с Ноем буквально исцеляло его, мальчик становился спокойнее и радостнее. Мама наблюдала за этим с умилением, она ведь о таком даже и мечтать не могла.

Раз мальчику заходила доброта, значит, ее и стали усиливать.

Следующим уровнем бонусов стало пойти ночевать к батюшке в келию- мастерскую, где он писал иконы. Сущий потолок привилегий, ведь туда могли входить только три человека – Аня, игуменья Рая и он сам.

И долгожданный день настал!

Парень старался вести себя хорошо, зарабатывая доверие.

Единственное, что его волновало – он ведь еще не умел вытирать попу, и, если вдруг захочется какать, будет стрёмно просить батюшку или Аню о помощи. Данная проблема действительно его волновала, ибо практика всегда оставалась безуспешной, руки были в дерьме, бумаги тратился рулон – беда какая-то!

Оставалось верить, что не «прижмет по большому делу…».

…Он открыл рот, заходя в эту келию.

Как там все было интересно!

В келии Ноя было хорошо его душе. И сейчас он, как взрослый, первый раз будет ночевать без родителей у самого батюшки!

Ему постелили кровать на печке – там, где художник творил свои шедевры. Но ночью Гриша проснулся и перешел в кровать к батюшке, прижался к нему, нюхал его и ощущал тепло от такого родного человека…Спал он очень сладко и беззаветно в обнимку с Ноем, желая, чтобы этот сон не заканчивался никогда.

Утром его разбудила Аня. Ной уже ушел рано утром служить литургию в церковь.

Очень заботливо, по-сестрински, Аня подняла с кровати спящее тело ребенка, сводила его на горшок, вытерла все-таки попу, умыла, одела и повела в храм.

Это была какая-то сказка.

Грише было так хорошо, что в его детскую головку засела цель стать келейником батюшки и жить с ним вместе. У Ани, как женщины, жить с монахом-мужчиной не было шансов, а вот у Гриши были все.

Он часто просил батюшку взять его к себе, но тот, улыбаясь, отвечал: «Вот как научишься попу вытирать и подрастешь чуток, заберу к себе, а потом станешь монахом и будем служить да рисовать иконы вместе».

План на жизнь был начерчен однозначно.

Ной становился отцом для Гриши, и если с папой у него складывались ассоциации порки, боли и молчаливости, то с батюшкой, хоть он и был строгим, в их отношениях росла нереальная любовь.

И если сейчас у вас чешется язык сказать: «Какая же сука этот Ной! Дергал за ниточки сознания каждого персонажа, манипулируя чувствами и разрушая семью!», то не торопитесь, дорогие. Чтобы осуждать кого-то, надо «прошагать жизнь в его сапогах», иначе разглагольствования на эту тему не объективны. Мы ведь никогда не узнаем причин такого поведения человека, да и все мы не живем идеальную жизнь.

Если вы согласны с такой точкой зрения – «то, что мы делаем с собой, тоже творим и с другими», – то становится очевидно, что Ною после ужасного детдомовского детства и страдальческого пути, видимо, именно так считалось правильным жить. Он искренно верил, что вот так выглядит «Божественная любовь», это считывалось с него.

Не получив любви в детстве, будучи ребенком, окунаемым головой в унитаз и избиваемым по почкам палкой, гонимый и преследуемый всю жизнь, он сейчас делал нечто подобное и со всеми – его поломанная психика выдавала «вот такое изображение жизни…»

Прямо сейчас, давайте скажем, что нам его поведение непостижимо и пойдем дальше с четким осознанием, что душа Гриши именно такого учителя выбрала себе – она была безусловно влюблена в этого странного человека.

Вот сюжет, просто для примера, их невидимой связи.

Однажды у Гриши очень сильно болела голова, лекарства были практически запрещены уставом обители, и он весь вечер рыдал и стонал от боли…

Тогда мальчонка встал на табуретку и, подняв свои маленькие ручки вверх, стал просить батюшку прийти помочь ему, как будто тот стоял перед ним.

Прям плакал, умолял: «Придите, помогите мне, батюшка, дорогой!».

И тут послышался скрип калитки и стук в дверь.

Мама, удивленно открывая дверь, встретила на пороге батюшку…

Его первым вопросом был: «Как Гришка?» Та в полном шоке ответила: «Вас зовет весь вечер… Голова у него болит сильно».

Даже не раздеваясь, Ной зашел в комнату и быстро взял на руки мальчика.

С трепетным, взволнованным видом и поблескивающими слезами в глазах он стал нежно гладить его по голове как что-то самое родное и любимое.

Ной явно испытывал что-то очень сильное, глубинное в данный момент, его лоб сморщивался от напряжения, губы шептали: «Гришка, Гришка, дорогой, все хорошо, сейчас станет легче!»

Без слез на эту картину мать смотреть не могла… Закрыв глаза руками, она вышла из комнаты, внутри нее все содрогалось от позывов громко разрыдаться…

А Гриша, вцепившись в батюшку, лепетал: «Я так Вас ждал. Мне так плохо без Вас. Я скучаю». Из его красных, воспаленных от боли голубых глаз вытекали ручейки слез и капали на грубый, замасленный рукав дубленки, в которой прибежал Ной.

…Он мало-помалу замолкал, засыпал, всхлипывания доносились все реже.

Отец Ной, весь мокрый от пота, укладывал мальчика на кровать, нежно гладя его по голове и измученному телу. Голова у Гриши прошла, тело расслабилось, душа была спокойна, ведь его любимый Ной пришел и исцелил его.

Ни слова не сказав, батюшка удалился из их домика – он был растроган…

Ира таким еще не видела его…

А на следующий день она случайно узнала от сестер, что вечером батюшка, вдруг все бросив и не закрывая за собой двери, выбежал из монастыря по направлению к их дому. Время совпадало – 18:00! Ною такое тревожное поведение было не свойственно, все обратили на это внимание.

Вот так Ной и Гриша чувствовали друг друга…

Свою жизненную миссию мальчик мог раскрыть, только воспитываясь этим властелином, изгибающим его мозги и жизнь, даже на физическом уровне, как алюминиевую проволоку.

А их неповторимый танец душ, по факту, только начинался. И если вы предполагаете, что «куда уж хуже?!», скажу вам, все вышеописанное было прелюдией…

ГЛАВА 16

Обретая боль вместо власти

Время шло, мальчик рос, первую зиму они пережили с тремя ангинами. Первый адаптационный период жизни в Небесном, можно сказать, был пройден.

Чтобы его приобщать к церкви все больше, Гришу стали брать в алтарь во время служб – это было уже серьезным и значимым признаком, что он хороший послушный парень. Ему сшили красивый стихарь (длинная одежда до пола, с широкими рукавами для помощников священника).

У нашего маленького героя образовывалась ярая конкуренция с одним мальчиком, также росшим в подобных монастырских условиях в этом селе. Просто тот жил не с родителями, а с бабушкой.

Парень Влад был намного воспитаннее и дисциплинированнее, чем наш Гришка. Он носил более модную одежду, имел крепкое тело, был самостоятельнее – было, чему завидовать, короче.

Решалось руководством, кто пойдет в алтарь сегодня, исходя из баллов за хорошее поведение и послушание.

Гриня часто проигрывал в этих параметрах и с завистью смотрел, как Влад пользуется повышенными привилегиями.

Еще Владу больше позволяли, так казалось Грише, но вот, а с хуя ли, спрашивается? чем он хуже?!

«Почему ему купили собаку, а мне нельзя?»

«Он ездит на велосипеде, а мне его не покупают?»

«Почему он носит новые шмотки, а мне дают только старые и некрасивые?»

«Да и вообще его хвалят везде. Влад, Влад. А меня почему нет?»

На самом деле, Гриша действительно был единственным во всем этом селе, кого воспитывали в такой безусловной строгости. Причиной этому – его мегапослушные и правильные родители.

В остальных семьях, живущих при этом монастыре, а их было несколько, тайком от батюшки делали всякое: и сладости, мясо ели, и одежду современную покупали, и даже под огромным секретом мультики смотрели, занавешивая плотной тканью окна, чтобы, не дай бог, не заметили.

Ну, а обычные жители села, те, понятно, имели вообще все.

Папа с мамой объясняли сыну, что все эти мирские ребята–погибающие в грешной жизни люди, и их можно только пожалеть, но зависти у ребенка от этого меньше не становилось. «Ну и ладно те мирские дети, Влад-топочему имеет намного больше, чем я?» Ответ: «Он растет без родителей, с бабушкой, ему разрешены поблажки, он – единственный мужчина в семье»,– на все, сука, были ответы не в Гришину пользу!

Ладно, чёрт с вами!

На роковые решения Гриша всегда имел смелость, и тут у него родилось новое, глобальное.

В центре алтаря всегда стоит святой престол. Это такой квадратный формы стол, на котором совершается богослужение, и прикасаться к нему могут исключительно священники.

Дотронуться до него обычному человеку, в том числе и помощнику, даже случайно задеть краем одежды, считается страшным грехом – почти наравне с убийством – и за это Бог может покарать огнем с небес.

Ну, очень лютое правило, серьезно!

Если кто-то не из священников трогал престол, его приходилось освящать заново. А это процесс невероятно сложный и длинный, когда все исполняется по древним канонам церкви. Грише это объясняли много-много раз, да он и не глупый был парень, все понимал.

Но тут задача у него имелась глобальная – важно было стать в одно мгновение очень сильным, умным и лучше, чем Влад!

Нужен такой ядерный внутренний ресурс, против которого нет конкурентов.

Он долго размышлял над тем, где ж ему получить такое чудо…

И потом все-таки пришел к выводу, что могущественнее нет силы, чем та, которая находится в престоле самого Бога.

Страх наказания, если запалят, был аннулирован, когда правая, смелая рука мальчика уверенно взяла один из краев престола…

Он стоял на коленях…Держась за престол, он закрыл глаза и прошептал: «Бог, сделай меня сильным, умным, чтобы я мог делать всё! Хочу всех побеждать!».

Он искренне, по-детски, верил, что теперь его правая рука (он правша) наполнилась этой чудесной суперсилой от самого Бога. По его телу шли мурашки от волнительности магического момента.

Ритуал оказался завершенным незаметно для всех.

Но держать язык за зубами было не его сильной стороной, к сожалению, и он рассказал папе, как «зарядил свою правую руку» от престола Господня.

И, сука, как же зря он это сделал! Папа изменился в лице. Он вытащил Гришу за ухо из алтаря на виду у всего честного народа.

Дома его ждала самая лютая порка в жизни.

Под стать было лето, и в этот раз его познакомили с розгами.

И, о, чёрт, могущества в правой руке не прибыло – с папой он не справился, как не старался.

Розги – это, пиздец, болючая дрянь, друзья!

Порка происходит уже не через штанишки, а по голой попе, которая потом становится полосатая, как зебра, от кровяных полосок, постепенно превращающихся в синие.

Это преступление для сына священника, на самом деле, было самым ужасным, что мог себе представить живущий в том мире человек.

И бил Гришу отец со всей жестокостью за произошедший позор для всей их семьи.

С того момента его наработанное таким трудом доверие с батюшкой было сожжено дотла. Ной исчез из его жизни мгновенно.

Он стал самым мерзким и презираемым человеком в святом мире обители.

БОльшую часть времени Гриша проводил «под домашним арестом» в их избушке, одиноко рисуя и ностальгируя по художественным урокам Ноя, или готовясь с мамой к школе – они учились писать скучные буквы.

Его называли хитрым и лукавым жидёнком, которого близко нельзя подпускать, не то что к алтарю, к людям-то опасно.

От чего жидёнок? Так ведь мама еврейка, и вот ее грешная кровь в нем по-прежнему борется с Богом. Мама была часто в слезах за грехи свои и своего чертенка-ребенка.

Наказания по пятницам не просто возобновились, а стали еще разнообразнее.

Теперь его часто ставили в угол на колени, на горох. Да, не так позорно, как розги, но психически изрядно истощало, и колени потом очень болели.

Общий контроль за таким упрямым и опасным мальчиком усилился. Он понял, что пора ему просто принять эту ситуацию, ибо за любое поползновение его накажут беспощадно.

Влад вышел в топ окончательно. Без злости стало сложно смотреть на этого хорошего русского мальчика. Анечка везде и всюду была с Владом и как будто злорадно поглядывала на Гришу, который облизывался на все происходящее.

Вот тогда Гриня начал сильно ощущать, как же это плохо быть евреем, какое это несмываемое пятно на его жизни. И самое ужасное – изменить данное положение невозможно совсем.

Он развлекал себя, как мог, бесконечно тянущимися днями.

Например, он стал замечать, что у него иногда очень напрягается писька, прям такая деревянная становится!

«Хм, интересно…», – думал он.

Когда это происходило, а взрослых не было рядом, он выбегал в ограду дома и начинал писать вверх, в потолок, чтобы мощная струя доставала до крыши. Соответственно, брызги мочи начинали капать на него самого, и он, убегая от них, так вот резвился.

Еще он мечтал побывать на колокольне храма и позвонить в колокола, ну куда уж ему теперь с таким статусом изверга. Тогда он вытащил из амбара на улицу около десяти металлических чугунков, расставил их в ряд и, взяв в руки две палки, долбил по ним, издавая звук, слегка похожий на колокольный. Слышала «колокольный звон» вся деревня! Гриша кайфовал от своей проявленности, пусть и в таком дребезжащем звуке.

Образное мышление являлось сильной стороной мальчика, и он, днями слоняясь по окрестностям дома, разговаривал сам с собой, сочиняя всякие небылицы. В этих мечтаниях о супергероях время шло куда быстрее.

Когда мыши и крысы одолели их дом, сжирая муку и крупу, предназначенную «на последнее время», родители завели кота.

Батюшка, как хозяин стаи, дал кличку новому члену семьи «Кубик».Терроризировать котенка стало очень веселой забавой для мальчика.

Кот оказался в итоге очень крупным и хищным, чем-то даже походил на рысь. Воровал все, что можно было дома сожрать, гадил везде и, самое главное, дрался со всеми котами деревни до смерти.

Его уши со временем стало еле видно – их просто пооткусывали в драках. Часто он хромал на одну лапу, и его приходилось лечить от глубоких гнойных ран после кошачьих воин.

А наш герой ведь дико мечтал о собаке.

И однажды после очередного ужасного зрелища, когда Кубик еле приполз домой, истекая кровью, Гриша предложил идею, водить его на поводке гулять, как собаку. Предложение приняли: «И Кубик шастать не будет, где попало, и Грише какое-то дело».

Но как можно свободолюбивого кота приучить к ошейнику и поводку?

Да никак!

Морозным зимним вечером, когда мальчик в очередной раз дернул за поводок, указывая путь коту, тот вцепился в его руку зубами и прокусил ее насквозь двумя клыками. Задними же лапами драл его запястье до тех пор, пока страшно испугавшийся и орущий Гриша, не ударил его несколько раз об землю со всей силы!

Тогда Кубик отцепился от него и, волоча за собой подпрыгивающий на скорости поводок, дал дёру в деревню по своим кошачьим важным делам.

Рыдая от боли, Гриша пришел домой. Из двух дырок на руке, обильно сочилась темно-красная кровь.

Руку обработали и перевязали, теперь на ближайший месяц он был еще и лишен правой руки, а гноилась она изрядно после побывавших в ней грязных клыков хищника.

На всю жизнь осталось два шрама-дырки прямо посередине ладони в память о боевом коте, который так и не превратился в собаку.

Кубик четыре дня не появлялся дома, а на пятый – приволок к порогу дома задранного насмерть зайца, видимо таков был жест искупления его вины.

Ну, куда уж деваться – его простили.

Помогало Грише терпеть постоянную боль ноющей руки вот что. Ной часто давал своим духовным чадам различные аудиокассеты для погружения их в ощущение, как там за оградой спасительного монастыря все плохо.

И сейчас на повестке дня звучали песни про ужасную войну в Чечне и Афганистане. В них передавалось горе Русской земли о том, что молодых парней режут, как собак, мусульманские боевики.

Снова эти события предвещали конец света, ибо массовое истребление молодых мужчин на войне делало слабой святую Русь, готовя ее к захвату слугами антихриста.

Наша семья плакала под скорбные песни, они были по-настоящему грустными…

Гриша тоже посвящался в эту тему и очень сострадал ребятам, которых так жестоко убивали.

Всегда, когда он чувствовал боль в руке, он говорил: «Там ребятам ножом голову и яйца отрезают, а я не могу потерпеть пару кошачьих укусов! Какой же я слабак!» И на какое-то время эта мысль отвлекала его от боли.

Понимаете…

Всем живущим в обители было очевидно, что Третья мировая война начнется вот-вот, и находились доказательства этому постоянно. На всех общих сборах за воскресной трапезой батюшка со скорбным лицом повествовал об ужасах, которые происходят в мире.

Все подобные беседы завершались призывом еще больше поститься, молиться и очищать свою душу от грехов, укрепляясь в вере, ибо гонения истинно верующих близко, и выдержать их сможет только подготовленный человек.

Мальчик впитывал все это состояние подготовки, хоть и не понимал половину слов, которые произносил батюшка.

Однажды он спросил маму: «А когда я вырасту, тоже пойду в армию, и меня также могут взять в плен и отрезать голову?» Мама ответила: «Сынок, мы не доживем до этого времени. Сегодня-завтра начнется атомная война, которая истребит весь мир. И сейчас главное – слушаться батюшку, чтобы не испугаться мучений за веру и не предать Бога… Мы до твоего первого класса можем не дожить, какая уж там армия?!».

Но, видимо, молились в монастыре сильно, и Бог миловал эту несчастную планету. До первого класса они дожили, и этим летом пора было собирать Гришу в школу.

К тому времени в Небесное приехало еще несколько семей спасаться и укрываться от глобализации.

Одна из них поселилась по соседству рядом с домом нашей семьи священника Алексея.

Все попытки подружиться семьями через несколько месяцев завершались враждой. Кусались в основном родители из-за своих детей, которые не следовали смиренным богобоязненным правилам и творили всякую дичь, дрались, пиздили друг у друга игрушки, завидовали и т.д.

Каждый родитель защищал свое дитя и с пеной у рта доказывал, что его малыш – само ангельское создание, а вот тот – чертенок во плоти.

Было заведено два правила для управления этими людьми.

Первое – это раз в неделю глубочайшая исповедь духовнику с откровением всех мыслей и желаний – мощная штука, делающая известным все про всех одному единственному человеку.

Второе – также раз в неделю родительские собрания у Ноя в кабинете, где он тщетно пытался решить все их вопросы и усмирить гордыню, выписывая увещания параллельно с эпитимиями (наказание по-нашему).

Чудным образом причиной всех перипетий чаще всего оказывался кто? Конечно, хитрый, как бес, маленький жидёнок Гриша!

Проще же всего обвинить того, кто и так в говне по уши, чем начать воспитывать свое милое чадо.

Ну и, естественно, мозг Грини, будучи по большей степени в заточении, не упускал случая и организовывал самые яркие «молодежные тусовки» –неповторимые идеи считались его сильной стороной.

Хуже, чем было, казалось, уже невозможно – пороли постоянно, обзывали, никуда не выпускали, на горох ставили. К такой жизни он, по сути, привык.

Физическое наказание…

Что это вообще такое? Для мальчика это было проявлением силы и власти взрослых.

Это называлось настоящей христианской любовью, которая выбивала дурь из одержимого демонами ребенка.

А всем слабым и маленьким хочется стать похожими на взрослых и также кем-то управлять – психология, мать ее!

Наш «зачинщик зла» как-то раз снова попытал удачу проявить свое могущество.

Всех детей приучали к труду на постоянной основе, и вот один раз собрали всех ребят вместе, выдали грабли и сказали прогрести, вычистить определенный участок земли.

Как только родители отошли куда-то, Гриня предложил забавную игру – сделать из веток розги и по очереди пороть друг друга по голой жопе за косяк.

Косяком обозначалось не успеть прогрести свою полосу.

Все ребята дружно подхватили идею, и началась олимпиада.

Первого «провинившегося» Гриша уже ждал с розгой, злорадно улыбаясь.

Прямо тут на земле «виноватый» ложился на живот, спускал штаны и получал несколько символичных ударов по попе под всеобщий смех окружающих.

Гриша светился от счастья! Ведь он организовал такой прикольный движ и являлся руководителем процесса.

Он сейчас порол, а не его!

Жестокость порождает жестокость, сейчас эти слова подходят как нельзя лучше!

Но вы же помните, что маленькая келейница батюшки, Аня, имела свойство оказываться в нужное время, в нужном месте?

И вот именно она запалила голожопых ребят, развлекающихся на травке.

В следующий миг об этом знали все. Всполошившиеся родители прибежали на место происшествия. На вопрос, кто придумал такую игру, все показывали пальцем на Гришу. Тот клялся и божился, «шо это ваще не он придумал», но было поздно. Злющая, как дьявол, мать, потащила за ухо ребенка домой и закрыла его там на замок.

Уши у Гриши были, как и у его любимого кота Кубика, в край «ободраны». Два заключенных животных вместе сидели дома, ожидая своей участи.

Когда Гриша в окно увидел, как мама режет вицы, он испугался. Вроде до пятницы еще далеко, и папа на службе. Зачем она это делает, неужели все так плохо?

Тогда он в исступлении начал биться в окна и дверь, крича и клянясь, что больше так не будет делать, но его слышал только Кубик, напряженно и нервно прижимая остатки ушей от визга ребенка.

Но пацан не знал, что его ждет, даже не догадывался…

ГЛАВА 17

Малолетний преступник

Сегодняшняя история что-то сломала внутри Гриши, он погас… Его мир, и без того не имеющий радости, рухнул в бездну.

До ужаса напуганный, вытирая краем рукава сопли и слезы, сидел у окна мальчик и ждал, что же будет дальше.

И тут он увидел, как в их калитку входит отец того мальчика, за «поркой» которого, если так можно было это назвать, застала его Анечка. В след за ним шла она сама и матушка Рая с его мамой. Что-то обсуждая между собой, они заходили в ограду дома. Стал открываться расшатанный Гришиными конвульсиями замок его комнаты, где он был заточен.

Зачем шли сюда все эти люди?

Он искренне не понимал происходящего.

Когда карательная делегация зашла в комнату, Раи уже не было, мама несла ведро с водой, в котором стояли вицы, следом зашел Макс, папа того мальчика, и со свойственной ей легкостью с порога соскочила Аня.

Гриша подбежал к ней, как бы ища защиты, ибо к маме было страшно подходить, но она, злорадно улыбаясь, отодвинула его от себя и сказала: «Тебе туда, туда!».

Там посередине комнаты уже была поставлена мамой скамья, на которой обычно его пороли.

Высокий, с лысиной на голове и седо-черными, грязными, чуть вьющимися мерзкими волосами, Макс обратился к мальчику:

–Меня благословили сегодня тебя наказать, Григорий! – сказал он, усаживаясь на стул.

– Ирина, а где розги? – спросил он у мамы, и та показала ему на ведро, стоявшее на столе.

Гриша стоял, потеряв дар речи… Он был один против всех этих ненавистных взрослых людей.

– Ложись, снимай штаны, приступим, – холодно проговорил Макс, выбирая на упругость самую лучшую вичку.

– Нет! Я не буду! Папа придет, накажет меня! – смотря исподлобья на всех, сказал Гриша.

– А ты не спорь, наглец! Сегодня тебя будет наказывать Макс, такое благословение, или сейчас Ной придет и тогда тебе мало не покажется!– сказала Аня, злобно сжимая тонкие губы.

– Уйди!– сквозь слезы выдавил мальчик, вытирая ручейки соленой обиды, вытекающие из глаз, на предательницу Аню.

Мама попыталась уложить мальца за и так опухшее ухо на скамью, но тот схватил ее руку и сильно поцарапал ногтями до крови.

Макс видел, что парень не в себе и попросил всех женщин, как шакалов ожидающих кровавого мяса, выйти из комнаты. Те недовольно удалились.

Он сказал: «Ты же вон какой взрослый парень, сына моего порол пару часов назад. А тут кишка тонка, получить по заслугам? Давай молча и быстро все сделаем».

Этот урод очень любил почитать нотации…

Не упуская и тут момента, он стал рассказывать Грише про то, как железными прутьями, с острыми наконечниками (скорпионами) избивали римские воины Христа перед распятием на кресте.

–Ты вот заслуженную порку потерпеть не можешь, а Господь, будучи безгрешным, терпел ради тебя, такого лукавого, эти страдания и не издал ни звука.

Мальчик представлял все эти картины, но его целью было не слушать этого «гнойного сморчка», так он про себя называл Макса, а потянуть время.

Оно шло… медленно тянулось, как вонючая паленая резина.

Насильник и жертва говорили около часа.

За окном темнело.

У Гриши была надежда, что папа все-таки придет.

Но он не появлялся, только мама зашла, удивившись, что оба человека стоят на прежних местах.

Макс уговорил парня лечь на эту ненавистную скамью со снятыми штанами.

Закрывая глаза и про себя обещая, что,когда он вырастет, распнет этого мерзкого Макса на кресте, пред этим избив его тело, как и Христа, железными скорпионами до потери сознания, он вцепился ручками в скамью.

Уж знал Гриша, что будет очень больно, готовился.

И вот он первый хлесткий звук, который черно-зелеными кругами отразился в его глазах. Больно было так, что ноги ребенка свело судорогой.

Он заорал неистово во все горло, из которого, казалось, сейчас пойдет кровь от напряжения.

Забежала мама и обняла за голову ребенка говоря: «Терпи, сынок, терпи!»

Видимо, даже ее впечатлил этот хлесткий свист от нанесенного удара…

Благословлено было 12 ударов, а это был первый!

Какой ужас!… Гриша просто сходил с ума… Оказывается, папа его еще жалел всегда…

…Он пытался вскочить, но его ноги были прижаты рукой Макса и медленно, с какими-то мудрыми увещаниями этого пидараса, он получал удар за ударом.

Когда все закончилось, он мигом вскочил, натянул штаны, а это было очень больно, и сел в угол, обхватил колени руками, смотря исподлобья на самого ужасного в мире урода, так жестко выпоровшего его.

Тот, как ни в чем небывало, стал разговаривать с мамой и даже попросил налить чайку. Обращаясь к Грише, он рекомендовал повестить эту толстенную вицу над его кроватью, чтобы тот всегда помнил о страданиях Христа и больше не грешил.

Тогда Гриша выбежал из комнаты, забрался в амбар, где хранилась мука, и очень сильно пахло мышами, и где он просидел до глубокой ночи в каком-то оцепенении, смотря в одну точку. Как бы не звала и не искала его мать, он молчал, он не мог говорить… Сегодня его сломали…Вместо голосовых связок ощущался деревянный кол в горле.

Ночью он зашел в дом и молча забрался к себе в постель… Заснуть он не мог очень долго…

Все следующие ночи на протяжении нескольких лет он притворялся, что спит, а сам подслушивал разговоры родителей, чтобы знать, за что и когда его будут наказывать – ведь когда имеешь информацию, как-то легче переживается…

В связи с этими обстоятельствами было понятно, что такого «бесноватого» парня в школу отдавать нельзя, и родители нашли закон об домашнем обучении (это когда раз в две недели или месяц, приходишь в школу писать контрольные).Мама учила его писать и читать дома. То есть пресная жизнь его не изменилась с наступившим первым классом, просто добавился дроч с учебниками долгими длинными зимними вечерами.

Телефона естественно у них не было. Раз в полгода мама ходила к соседке и по проводному телефону разговаривала с бабушкой Мариной. Те волновались и скучали, но всегда им говорилось: «Мы живем тут как в раю, все счастливы!»

Тёма с мамой не общался и даже не отвечал на ее письма, которые также в принципе писались раз-два в год. Через бабушку он узнавал, что его брат жив,и слава богу.

Дядя Яша, брат мамы, со своей женой Надей переехали жить в Канаду.

Тётя Надя – это удивительной доброй души женщина. Они совместно с бабушкой посылали посылки по почте с вещами и сладостями для Гриши.85% из того, что получалось, было либо подарено кому-то, либо выброшено.

Мама категорически запрещала носить сыну новые, красивые вещи, ибо это развивало в нем тщеславие.

Особенно болезненно Гриша перенес потерю модной кофты с капюшоном.

Ну, блядь, она была сделана из джинсового материала, а это называлось «кожей дьявола – одеждой жидовских рабов», поэтому на глазах ребенка эта прельстившая его вещь была порезана ножницами на мелкие кусочки и сожжена в печке.

Ну, не бывает вечно мрачного неба.

Однажды наконец-то пришла радость и в Гришину жизнь – приехала его любимая бабушка Аля.

Она привезла ему всяких вкусностей, но больше всего он запомнил нектарины, аккуратно сложенные в коробочку и завернутые в салфетки.

Ведь даже яблоко в их доме являлось редкостью.

Хлеб, посыпанный сахаром – вот, что подавали к праздничному столу.

Бабуля растягивала удовольствие, и каждый день удивляла внука очередным спрятанным в ее сумке подарком. Спокойные денечки в жизни ребенка наступили, ибо при ней его не наказывали. Бабуля защищала его от раздраженной мамы, да и папа был в ее присутствии добрым, хоть и уставшим.

Наверное, даже не стоит объяснять, в каком ахуе была бабуля, видя, в какой нищете живут ее любимые люди, как сурово воспитывают внука, хотя при ней было показано лишь 10% от обычного режима.

С батюшкой она подружилась. И хоть многие вещи ее смущали, она ради внука была готова улыбаться всем, понимая, что, если с «верхушкой» отношения будут испорчены, внука она более не увидит.

Жила она у той самой соседки через дорогу, к которой мама иногда ходила звонить родным, ибо в Лёшиной маленькой комнатушке четверым разместиться было не реально.

Спустя какое-то время приехал и Валентин Григорьевич, дедушка.

Тот при всем старании, не мог скрывать своего возмущения против тоталитарного режима, в котором находилась семья Леонтьевых, его единственная надежда на продолжение рода.

С Ириной он поругался в первый же день, ибо она не знала границ своей дерзости.

С отцом Алексеем, которого он, типа, должен был сейчас именно так называть, он пытался разговаривать и рассуждать, но позднее понял, что там мозги запрограммированы тотально.

С грустью умный человек наблюдал за всем этим, пытаясь хоть что-то внуку рассказать про другой мир, так тщательно скрываемый от него, но Гриша был еще маленький…

Дедушка Валя – на все руки мастер. Большую часть времени с Гришей они проводили в столярке, где делали всякие классные штуки. Одной из них была меленькая табуреточка, которую они сотворили своими руками и выжгли на ней дату изготовления. Дед сказал Грише: «Пусть эта маленькая вещь всегда напоминает тебе обо мне». Так и случилось – табуреточка жива и по сей день.

Развлекал внука дед по-разному: пел ему частушки, играл с ним в футбол, бадминтон, но самое забавное, когда в бане Гришка нажимал ему на родинки на теле, а их было много, и деда Валя издавал смешной звук, воспроизводя музыкальную кнопку.

Когда папа увидел сына, пинающего мяч деду, игра была остановлена, ибо «пинать мяч ногой – проявление агрессии, и с таким же успехом мальчик может начать пинать человека, игра от дьявола…».

Дедушка просто терял дар речи от таких ебанутых правил.

Когда отец Алексей провожал родителей на автобус, попросил деда больше не приезжать, так как он плохо влиял на сына и его «безбожному мнению тут не место», а вот бабушка цензуру прошла…

Ну, как бы, оно и понятно – дед категорически отказался идти на исповедь к Ною, он отрицал существование Бога в принципе. В свои 7 лет он демонстративно снял крестик, и надел красный пионерский галстук, а сейчас в свои 60 лет и подавно не собирался менять точку зрения.

«Каникулы» с любимыми старичками быстро пролетели, далее жизнь пошла своим тернистым чередом.

Ной видел, как мальчик превращается в озлобленного зверька, и решил дать ему еще один шанс. Они вчетвером – Ной, его водитель, Гриша и Влад– поехали в поездку на серебристой девятке в Дивеево.

Самый большой в России женский монастырь хранил останки, мощи святого Серафима Саровского.

Это было ВАУ!

Сидя на заднем сидении, между большими стопками книг, завернутых в бумагу, мальчики дурили безудержно. Гриша дорвался до общения и даже строгий Ной его не мог успокоить.

Ной писал много книг.

Все они вещали про глобализацию, содержали призыв людей одуматься и увидеть тайный заговор, готовиться к концу света.

Такие вылазки в места скопления православных людей он делал регулярно, надо же было распространять свои труды в массы, но делалось это аккуратно и тайком, находились редакции, где безопасно издавались такие антиправительственные материалы.

Его миссией являлось – как можно больше душ привести в свой монастырь и спасти их от гибели, а знакомые имелись повсюду у батюшки Ноя.

Новые виды, долгая дорога, дорожная еда из термоса – все это было счастьем, невиданной ранее романтикой.

Там у мощей Серафима Саровского мальчик много о чем молился, но больше всего, чтобы стать послушным и смиренным – так его учили.

В глубине души он просил, чтобы папа с мамой купили ему собаку, велосипед и дали друзей.

Гриша напитывался общением с любимым Ноем. Купался в холодных святых источниках, опускаемый за две руки батюшкой и его водителем.

Не держал он на него зла, да и в принципе вся боль причинялась ему руками других людей.

Поездка пролетела незаметно, но батюшка в конце сказал, что больше не возьмет ребят с собой никуда, ибо вытащили ему они душу изрядно. Но эти слова мальчик слышал часто, уже привык.

И, как оказалось, последствия этой поездки преследовали его еще многие года.

В Дивеево они как-то шли все вчетвером – Ной с водителем впереди, Гриша с Владом позади.

И тут Влад запнулся о ступеньку и рубанулся лицом об ограждение. Лицо хоть и не сильно, но было рассечено.

Водитель ловко обработал ссадину со словами: «Ничего, боец, до свадьбы заживет»,и вроде забыли все об этом.

Но уже на следующий день по приезде родителей Гриши вызвали в кабинет, и там стояла разъяренная бабушка Влада. Она утверждала, что их коварный сын поставил подножку ее Владу, и тот ебанулся из-за этого об железку, а сейчас он всю жизнь будет носить шрам на лице. «Какой кошмар!» – вопила она.– «Что за бес, ваш сын?!».

Дома Гришу стали с пристрастием расспрашивать, как это было на самом деле.

Тот искренне отвечал, что Влад тупо запнулся о ступеньку, он ни при чем. Но врал он слишком часто, хоть и не в этот раз. Ему, естественно, не поверили и повесили «лицо со шрамом» на итак плохого мальчика.

Он много плакал, много раз маме говорил о том, что не делал он этого… В какой-то момент его так сильно утомили допросами, что он и сам начал верить от части «может, и, правда, я подставил подножку? Может, случайно?» и сдался…

Когда тебе ежеминутно говорят, что ты дурак, постепенно начинаешь и сам в это верить. Программирование – штука рабочая…

Много-много лет ему это припоминали, и все верующие сельские родители, видя Гришу на улице, отводили от него своих детей. Он был не просто «духовно прокаженным», он стал малолетним преступником, приносившим физический вред здоровью детей.

И только спустя многие годы, когда парень стал взрослее, в разговоре с мамой он смог убедить ее, что это был все же не он.

Теперь его православные сверстники в спину ему кричали: «Подлый жид, тонкая шея!»Ох, как обижался Гриня! И иногда остервенело кидался в драку, теряя самообладание.

Драться он не умел, от постов был щуплый и низкий.

После первой же оплеухи со страхом и визгом убегал, ища мать, но начинал-то драку он сам, и в результате от мамы чаще всего получал ремня вдогонку.

Казалось, он делал все самое плохое, что только мог.

Его мозг искал выход, а его не было – такие вещи в монастыре не прощали.

И вот что, к чему?

Гриша стал воровать ключи везде и всюду.

Образно, его жизнь была закрыта на «массивный амбарный замок», и, видимо, поэтому ключи прям возбуждали его.

Он сам не понимал причины такой тяги к этим железным штукам на кольце, но невольно его руки опускались в те карманы, где слышалось бряканье железок.

И ведь он не открывал замки. Просто как одержимый пиздил ключи.

А запалила его на новом преступлении опять Анечка, ибо при ней находилась всегда массивная связка ключей. Один раз она сообразила, что после встречи с Гришей они стабильно исчезают у нее.

«Вор-воришка» – такое новое имя в своей коллекции ярлыков приобрел наш герой.

И ему, как будто, даже нравилось уже пополнять свое резюме преступлений. Он начинал красочно сочинять, зачем он ворует ключи, наводя некий шок на взрослых. Пусть и в негативном облике, но он становился тем, кого боятся, тем, на кого обращают внимание везде.

Его непредсказуемость наповал срубала весь монастырь.

Как и всегда, приплетались слова из писаний, где сказано: «Дети превзойдут лукавством взрослых». Кольцо надзора сузилось до удушающих объемов…

Его не пускали ни в одно помещение в обители.

Маму убрали из хора, теперь она стояла за руку с Гришей всю службу посередине храма так, чтобы его было видно с 360 градусов.

Все праздники, сборы и прочие мероприятия обители проходили без них.

Каково было Ирине, которая из-за сына преступника тоже была отрезана от общественной жизни?

Улыбнетесь сейчас, но в том мире всегда найдут, к чему привязать ситуацию, так вот она таким заточением искупала свои грехи молодости.И в какой-то момент она смирилась со своей участью и часто, обнимая сына, говорила: «А нам и вдвоем хорошо, мы оба грешные, будем отмаливать свои грехи».

Свою жестокость она мало-помалу стала успокаивать.

Ира понимала, это ее ребенок, и он неисправим, остается только любить и принимать его. Она начинала обмякать, и даже иногда вступалась за него, хоть потом и пизды получала за защиту своего жидёнка.

И вот случилась одна ситуация, заставившая ее окончательно встать на защиту своего сорванца. Она стала готова превратиться во врага народа, но больше не давать его в обиду.

ГЛАВА 18

Смертельная боль

Май, теплый, нежный…

Природа воскресает от зимней спячки. Недавно прошла Пасха – в воздухе витал праздничный настрой.

Любовь к природе у сына с матерью была одинаково сильной.

Раз они отрезаны от социальной жизни, то их удовольствием было уходить гулять на поля и луга, собирать цветы, дышать этим ароматным запахом, болтать обо всем и ни о чем, петь молитвы и, конечно же, рисовать. Гриша к тому времени уже очень хорошо для своего возраста стал рисовать с натуры. Весь дом был завешан его рисунками природы и портретами монахов, воинов.

И вот одним таким благодатным вечером они ушли очень далеко за село, там простирались луга с невероятным видом. Шли за ручку, пели «Христос воскресе».

В сумке лежали карандаши, краски, альбом и несколько красных яиц с водичкой.

Сели на лужок, расстелили простыню, Гриша начал делать наброски пейзажа, беседуя с мамой о грядущем событии.

Подходила дата масштабного Великорецкого крестного хода (поход по-нашему), ежегодно собирающего тысячи верующих со всей России в Ссыльной области. Многие из села ходили в него. Мечтал и Гриша попасть в такое путешествие, в этом году нашелся человек, который готов был его взять с собой.

Жил в этом монастыре один удивительный человек – Свят.

Он не был ни монахом, ни послушником – просто труженик, работающий за еду, за идею служить Богу.

Невысокий мужичок с небесно-голубыми глазами, очень крепким жилистым телом и невероятно доброй душой.

Он был мастером на все руки, всем всегда помогал, ни разу не видели его грустным – всегда улыбался и что-то бубнил себе под нос. Блаженным его называли часто, ибо он круглый год ходил в рваной одежде, руки всегда мозолистые и черные от работы, ноль корысти – никогда не принимал благодарность, «во славу Божию» – было единственным его ответом на всю похвалу.

С Гришей у них завязался контакт без слов.

Видя белобрысого, голубоглазого любознательного парня, он всегда начинал улыбаться во весь свой белозубый, но никогда нечищеный рот. Его богатая длинная борода придавала ему образ Деда Мороза, хоть и белой она была только зимой на морозе.

Святой – Свят, вот каким он казался, ибо, трудясь во благо всех, молча выполняя самую тяжелую и грязную работу, он всегда избегал осуждающих разговоров. И Гришу он тоже не никогда оценивал.

Пару раз Свят спасал даже нашего героя.

Первый раз вытащил с крыши, на которую забрался наш сорванец и чуть не упал вниз. Второй – когда увидел, как парень лезет в очередную залупу с пацанами, прикрыл его, сказав: «Я ничего не видел», – подмигнув глазом Грише, чуть не отхватившему оплеуху за новую драку от мамы.

Чистейшей души мужик!

Так вот он, невзирая на «послужной список» мальчика, вызвался взять его в этот трехдневный поход – крестный ход – с собой.

Он имел опыт крестоходца, раз 15 уже прошагивал этот путь.

Уж не понятно как, но мальчика благословили сходить со Святом в этом году.

На вопросы мамы, как он справится с её чертенком, он со свойственной ему блаженной улыбкой ответил: «Не переживай, мать, я его веревкой привяжу к своему рюкзаку – никуда не ушмыгнет!»

Вот мечты и планы на грядущее трехдневное путешествие с рюкзаком по лесам и полям с добрейшим Святом и обсуждал Гриша с мамой.

Но май, помимо своей мягкой теплой погоды, опасен клещами.

Прогулка завершилась. Очередной пейзаж нарисован. Яйца переваривались в довольном желудке, ибо попадали они туда только на пасху. Мальчик лег спать, безмятежно представляя, как уже через три дня он поедет со Святом в крестный ход.

Утром он проснулся и стал жаловаться на головную боль. А раз голову помазали святым маслом, значит, должна пройти, но к вечеру боль только усилилась.

Тогда мама, перед сном гладя его головушку, нащупала рукой какой-то бугорок на самой макушке. Включив свет, она увидела черное, маленькое насекомое, впившееся в кожу, и, казалось, даже в черепную кость ребенка. Клеща вытащили, было не впервой.

Но на следующий день место укуса опухло, покраснело, а у Гриши была температура 40.

Крестный ход отменялся… Мальчику было так плохо, что у него не было сил даже грустить о сорвавшемся так долго ожидаемом мероприятии.

Каждый день ему становилось все хуже, он лежал в бреду, стоная от ужасной головной боли.

Как вы помните, данное святое место отвергало прием лекарственных препаратов, считалось, что медицина – оружие, которым слуги сатаны гробят русских людей. К врачам в сельский медпункт вообще никто никогда не ходил.

И вот Гриша лежал с высоченной температурой 40.8, плакал от головной боли, не мог не есть, не пить, а мама, вытирая пот с его сжигаемого огнем воспаления тельца, много раз на дню вставала в святой угол на колени и, складывая руки у груди, молилась, чтобы Бог исцелил ее ребенка. Но молитвы помогали плохо.

Шла вторая неделя его страданий, место укуса отекало, образуя как бы красную шапочку над макушкой ребенка, и стало очевидно – это энцефалитный клещ…

Она не на шутку испугалась, когда ослабевший сын, только несколько раз в день открывал глаза, а большую часть времени находился без сознания и единственное, на что у него хватало сил это прошептать: «Мамочка, ты тут? Не уходи от меня, я умираю…»

Шли в ход все средства: святая вода, масло, иконы и кресты, но день за днем парень не вставал, превращаясь в высохшую мумию…

Первые две недели Грише было очень больно, но потом он перестал ощущать боль. Он находился, как в тумане: перед ним витали какие-то видения, стены дома окрашивались разными цветами, все было, как на воде, плавучее…

Его даже слегка злило, когда мама, пытаясь его накормить, выводила его из этой невесомости, где боль начинала ощущаться снова. Она упрашивала его откусить кусок хлеба, обмакнутый в подсолнечное масло и посыпанный солью, но сил хватало только на один укус – жевание было невыносимо сложной задачей– и он просил дать ему поспать, отдохнуть для следующего откуса.

В один день, когда внутри него начало что-то отслаиваться, душа уже хотела выйти из измученного температурой тела. Гриша хотел умереть, вернее он готов был закрыть свои глаза навечно, даже дышать становилось трудно. Он представил даже, как его несут в маленьком гробе на кладбище.

Он шепотом позвал маму и сказал: «Не грусти без меня… Люблю, мамочка…»– и потерял сознание.

И тут Ирина поняла, что все, это конец.

Она в слезах кинулась бегом в монастырь и с обезумевшим видом стала звать на помощь, спасти ее сына.

Слушали Ной с Раей ее предельно спокойно и объяснили, что «на все воля Божия… Смиряет Бог мальчика».

Она уговорила их помолиться за ребенка, и тогда те собрали экстренно весь монастырь служить «молебен на исцеление больного». Все монахи на коленях просили Бога исцелить болящего отрока Григория.

Мать просила Бога наказать лучше ее, но сына не забирать.

Вечером этого дня Гришу вырвало чем-то очень густым, слизким и чёрным. Что это было? Он же не ел две недели!

После рвоты ему стало лучше, температура снижалась, аппетит появился, и он первый раз сел на кровать без помощи.

До первого выхода на улицу его восстановление заняло две недели. Но радость была недолгой. Через три дня он снова слег с температурой и головной болью еще на месяц.

Мать в какой-то момент смирилась даже с тем, что либо он умрет, либо останется инвалидом, но жизнь менять и везти к врачам ребенка не решилась вопреки батюшке.

Через два месяца рецидива Гриша с трудом очухался от болезни, пролежав и так короткое лето дома. Он стал многократно спокойнее, везде ходил с мамочкой за ручку, ему уже никто не нужен был. Его часто мучали ужасные головные боли.

А первого сентября, когда он пошел в третий класс, все обратили внимание, что память у него стала короткой, долго удерживать внимание он не мог, что-то нарушилось, очевидно.

Но болезнь Гриши была только началом посыпавшегося здоровья их семьи.

Следующим с острейшей болью в пояснице слег в постель отец Алексей.

Его лечили, как могли, от него ведь зависела служба в монастыре.

Вызвали всяких массажистов, костоправов, те издевались над ним как умели, но ничего не помогало. Дикие методы лечения местных профи дошли до того, что ему сделали огромный ожог на спине.

Один мастер уверял, что боль – это застужение, и надо его отогреть.

Метод был таков – металлическую стружку от токарных станков заворачивали в простыню, заливали какой-то кислотой, там начиналась химическая реакция, образующая тепло. Это дело клали отцу Алексею на пояснично-крестцовый отел позвоночника и подкладывали полотенца слоями, когда жар терпеть было невозможно. Подопытный побледневший мужчина чуть держался, чтобы не кричать от боли, но лекарь утверждал, что все по плану. Больной терпел, стиснув зубы.

Но когда сеанс завершился, оказалось, что на исцеляемом месте охренительный ожог!

Помимо того, что спина стала болеть еще сильнее, «доставлял радости» отцу огромный пузырь от ожога.

Теперь наш священник две недели ходил по дому с клюшкой, без футболки, со спущенными штанами на пол жопы – не сидеть, не стоять не мог, только лежать на животе.

Сын с сожалением смотрел на папу и мечтал в глубине души как-то помочь ему. Но как?

Когда здоровье рассыпается на кусочки, как разбитая кружка, человек начинает задумываться, а может «я что-то делаю не так?»

И ведь он верно думает, ибо здоровье пиздеть не будет, если организму плохо – это факт.

И хоть Ной убеждал духовное чадо, что виновата во всем его гордыня, и надо просто чаще ходить на исповедь открывать свои греховные помыслы, спина болела все сильнее.

Тогда его отправили в город к одному опытному костоправу. Тот, когда его мял, капал на мозги убедительно, что во всем виноват постоянный пост и отсутствие мышц. Они ведь исчезли за эти 5 лет полностью, он просто стал молодым стариком.

Эта логичная мысль запала в голову отцу Алексею, и по приезде он стал каяться в бунтовских помыслах против Ноя, что тот «уморил его голодом и довел чуть ли не до инвалидности».

Дело – плохо… Вожак узрел ситуацию очень четко.

Ной выдал семье их же деньги, до сих пор хранившиеся у него, и благословил ходить в магазин и покупать рыбу с молочными продуктами.

Вопрос с голодом был решен, а вот упражнения были в категорическом запрете, ибо работа с мышцами развивает силу, а с ней и гордыню, да и блудную страсть в придачу.

Но с того момента отец Алексей, изводимый болью, часто стал противиться Ною. Тот его смирял, как мог, держалось все на волоске.

Очередной подачкой для удержания «важной рабочей священнической единицы» стала организация собственной комнаты для больного священника.

И то не сам Ной до этого дошел, а приезжающий к ним в монастырь правящий владыка Христофор. Обходя все постройки и помещения, тот с шуткой-упреком заметил, что Ной держит молодую семью в условиях тюрьмы.«Как они втроем помещаются в эту избушку? Ты их не бережешь, отче, они же на головах спят друг у друга!» – сказал он.

После этих слов архиерея за пару месяцев соорудили пристройку, куда, по всем обещаниям, должны были переехать сын с отцом, как бы разделив на мужскую и женскую келии их дом.

Во время строительства произошла одна печальная история.

Ласточки впервые за 5 лет их жизни в Небесном свили гнездо под крышей дома.

Это было каким-то очень благостным знаком для всех – щебетание поселившихся птиц радовало.

Но когда шла стройка, кот Кубик, благодаря новым поверхностям, смог добраться до гнезда и схавать птенцов! Более ласточки не посещали их дом.

Ирина до слез переживала трагичное событие, она почувствовала в этом плохой сигнал для домашнего очага.

Кота она простить не смогла. Его вывезли и выкинули за 20 км от дома. Кубик исчез из их жизни навсегда, а вот память о разрушенном гнезде осталась.

Гриша ждал момента, ведь «жить с отцом – нереально круто!» Он так отвык от мужского общения, а тут такое! Сказка!

Он собирал вещи и свои, и папины. Мама настраивала его, что он, как большой, теперь будет вставать утром по будильнику, сам заправлять кровать и учиться у отца-священника взрослой жизни, а она, если что, тут рядышком, можно сказать, за стенкой.

И они переехали! Пахло новым. Свежей краской, деревом. Кровать отца на одной стороне комнаты, Гришина на другой, места в два раза больше. Все внутри чистое и новое, улыбку и благоговение вызвала атмосфера их келии у мальчика. И хоть папу он видел редко, его мужской дух витал везде.

Но, сука, пора уже было привыкнуть, что ни одна радость в его жизни не продолжалась долго…

Очередной урок рисования. Его проводил лично Ной для всех ребят.

Лето, тепло. Много ребят приехало на каникулы к бабулям из городов, их тоже приглашали.

Занятие прошло прекрасно, Гриша рисовал лучше всех и не мог не похвастаться.

На тему «Кто лучше рисует?» они закусились с одним городским мальчиком, который имел большой вес, и не потому, что жрал много, а после страшного ДТП, где потерял свою мать. Во время реабилитации на лекарствах пополнел.

И в ответ на какие-то подколы Гриша обозвал его «жирным демоном», а в тех местах это было хуже, чем у нас сейчас хуеплётом конченным обозвать… Да еще и жирным… Обидно было для мальчика это слышать после такой-то трагедии.

Когда урок закончился, он позвал его пообщаться за стенами монастыря.

Гриня дерзко ответил: «А, пошли!»

И когда они вышли, он увидел, как вся пацанская толпа собралась вокруг него.

Поняв, что не ласковыми словами обменяться решили пацаны, наш герой попытался дать деру, но не успел. Его догнали… Ребята-то намного старше его.

Получив несколько пинков под жопу со словами «будешь ли ты еще обзываться, жидёнок жалкий?»,весь в слезах, вытирая кровь из носа, прибежал он к маме жаловаться.

Но чуть позже подошел папа и рассказал, как было дело, и что их наглый сын вообще потерял грани.

В наказание за содеянное он выгнал его из своейкелии…

Ужасно наказание звучало, очень сурово и сухо: «Я жить с таким болящим (больной по-нашему) не буду, спалишь еще что-нибудь! Переезжай к маме обратно сегодня же, пока не одумаешься!»

Сын упал на колени. Обнимая ноги отца, он умолял не наказывать его таким образом. «Лучше выпори меня», – рыдая, просил он.

Но тот, брезгливо стряхивая его со своей ноги, сказал:

– Забери его от меня! Сегодня же, чтобы его вещей в моей комнате не было!

От такой суровости мужа даже мать была в шоке. Она обняла Гришу и сказала:

– Мы с тобой будем прекрасно жить, да ведь, сынок?

Тот через слезы ответил:

– Конечно, мамочка, не нужен нам такой папа!

Вещи со слезами перенесли… Мечта утопла, как брошенный на дно реки камень, а обида на отца затаилась глубоко-глубоко внутри на долгие годы.

И бог его знает, что было бы с нашей «успешно спасающейся семейкой», если бы не одна история, радикально поменявшая их жизнь.

ГЛАВА 19

Горизонт рассвета

«Что с ним делать? Он впал в блуд, пёс развратный…» Ной сидел, обхватив голову, у него даже давление подскочило, пришлось принимать таблетку… Ему было можно, он же голова этого организма под названием монастырь.

А дело было вот в чем.

Батюшка держал под своим чутким надзором близлежащие деревни, и все церковные приходы возглавляли только его духовные чада.

В часе езды от Небесного находился районный центр Мрачный.

Батёк, который нес там службу, монах Пётр, переспал с кем-то – это полный пиздец, а не ситуация для священника-монаха, давшего клятву пред Богом полноценного безбрачия. За такое могут и сан священника с позором снять!

Но Ной заступился перед владыкой Христофором за свое блудное чадо и пошел на крайнюю меру. Поменять местами Петра с Алексеем. Ну, просто нельзя было допустить, чтобы так близко к его монастырю поселили кого-то чужого.

Семья находилась за обеденным столом, когда матушка Рая постучала в дверь и передала документ с новым назначением в руки отцу Алексею.

Тот молча перекрестился со словами «на все воля Божия», про себя же он безмерно поблагодарил Всевышнего, что услышал его молитвы. Больше так пахать в Небесном у него не было сил, здоровье кончилось основательно. Да и в кошельке осталась всего 1000рублей от тех 2000 долларов.

Ирина заплакала, она очень боялась уезжать так далеко от Ноя.

Гриша просто с удивлением спросил:

– А что, мой папа будет теперь как Ной, иметь свой приход и будет там главным?

Ситуация по факту экстренная и на сборы пожитков перевозимой семье дали неделю.

Крупу и муку, за 6 лет прогоркшую и наполовину съеденную мышами, сказали оставить, ибо когда война начнется, они вернутся обратно.

И поехала наша семья на новый пост, новую должность и, типа, на новую жизнь, только «от своих внутренних демонов не убежишь», но это нам предстоит узнать позднее.

Встретил их Мрачный по-мрачному.

Энергетика районного центра сильно отличалась от благостного и спокойного Небесного.

Новый батюшка познакомился со всеми прихожанами, но приняли его с радостью не все. Отец Пётр был добрый, мягкий, и за 15 лет службы все к нему привыкли, а тут суровый, хмурый, очень аскетичный и требовательный отец Алексей. Да и матушка его, Ирина, тоже душевностью не отличалась. Выглядела она по-монашески строго.

Дела прихода были в самом печальном состоянии: касса не сходилась, документы в хаосе, бардак везде – больно смотреть.

Закатав рукава, наша семья начала все приводить в порядок.

Их жизнь поменялась. Они, как ни крути, оказались в миру, где есть водопровод, телефон, сотовая связь, куча вкусной еды и, наконец-то, зарплата. Пусть она была и по 3 тысячи на человека, но в 2006 году это еще были деньги. С учетом того, что еда и все коммунальные были за счет прихода, положение налаживалось.

Гриша накинулся на сладкое, которое было впервые в жизни у него, да еще и в таком изобилии.

По большому счету, русские православные приходы состоят на 95% из бабулек.

Они-то и принялись такого миленького сыночка батюшки угощать конфетами и безудержно баловать.

Наказания оказались позади. Родителям стало не до этих процедур – горели сроки и планы, надо было подготовить большое приходское хозяйство к зиме.

Гриша пошел в разнос, он пользовался занятостью родителей и добротой бабушек, которые прозвали его «сыном полка».

В школу по осени он, как и прежде, не пошел.

Родители доказали директрисе школы, что по закону, имеют право учить сына на домашнем обучении.

Нужно было идти в четвертый класс, и его присоединили к классу «А», которым руководила очень умная и добрая учительница Нина Витальевна. Парень в нее влюбился сразу, они хоть и редко виделись, но классно общались.

Приходя в огромную школу, его глаза просто разбегались от количества детей и их внешнего вида.

Мать по несколько часов приводила ребенка в себя даже после такого короткого «контакта с миром», он ведь хотел выглядеть, как все эти дети. Ему становилось стыдно приходить за ручку с мамой, похожей на монахиню в платке и юбке, туда, где все такие самостоятельные.

Нина Витальевна всегда говорила и родителям, и Грише, если б они хотели и учили его, как всех, то парень, настолько умный и талантливый, закончил бы школу с золотой медалью. Но те отвечали:«Нам русского и математики хватит», а про себя думали: война скоро, нам бы четвертый класс закончить, а там вернемся в Небесное, и станет жизнь прежней.

Ну, скорее Ирина так думала, отец Алексей с кайфом вливался в новую жизнь и с ужасом мог представить возврат на старые рельсы.

Его спине стало легче, ибо служил он тут раз в неделю, а не каждый день. И исчезли эти стояния по 12 часов ежедневно.

Мясо они по-прежнему не ели, но вот белка стало значительно больше в организме.

Появился доступ к разного рода информации, и он ее стал изучать. Уже тогда зародилась в нем почва для сомнений: «А все ли так, как говорит и преподносит им Ной?»

Ирина видела, как мужа завлекала новая жизнь, и ежедневно созваниваясь с батюшкой, делилась опасениями: «Как бы ему крышу не снесло от свободы!»

Тогда было заведено правило, чтобы они всей семьей приезжали на исповедь и откровение помыслов к Ною.

Он даже дал им денег в долг – 90 тысяч рублей – на покупку машины.

Божечки, какое появилось счастье для отца Алексея, столько лет жил без руля. А про Гришу и говорить нечего, он таял от вида этой зеленой «четверки». Каждый раз с усердием помогал отцу мыть ее и пылесосить.

Но однажды они заработались и не успели приехать на исповедь к духовному отцу, тогда в этот же день были потребованы деньги, данные на машину. Так уж не щедр был характер у отца Ноя.

Найти такую сумму в бедном приходе с максимальной выручкой 30 тысяч в месяц было нереально… И тогда пришлось занимать у богатых прихожан, а те просто так дали эти деньги, видя, как крутится бедный священник меж всех огней.

Ситуация, хоть и неприятная, но показала отцу Алексею, что есть люди, которые его ценят и при любом раскладе помогут –это придало ему некоторую уверенность в себе.

У ребят появилась связь с родственниками, ведь теперь у них был их собственный, пусть и стационарный, телефон. Как же это радовало бабушек и дедушек.

С Тёмой мама первым делом попыталась наладить контакт, но у того была своя жизнь. Он влюбился в девушку, стал разводить собак, питбулей, покуривал травку и писал стихи. С мамой он разговаривал сухо, как с чужой.

Одежда их поменялась, наконец-то Гриша мог носить что-то модное, хотя джинсы (от слова джин – бес, как говорили) были по-прежнему в запрете.

Его перло от вседозволенности, он издевался над бедными и наивными бабушками, а те его молча терпели.

Пгт.Мрачный был не богатым. Иногда в церковную ограду залезали воры. Это натолкнуло родителей на мысль о сторожевой собаке. Заветная мечта Гриши находилась все ближе, и он уговаривал их скорее купить собаку.

12 июля, в День рождения Тёмы, так совпало, привезли это белое со светло- коричневыми пятнами маленькое чудо с обрезанными ушами и хвостом.

Взяли породистого волкодава, смесь кавказкой и среднеазиатской овчарки.

Назвали Алмаз, он был реально очень красивый песик.

Ну, вот не было слов у ребенка от радости, не было!

Он хотел с ним спать, и есть, и в баню ходить – Алмаз превратился в центр жизни Гриши. Весь уход за ним молодой хозяин взял на себя, и пока тот не превратился в огромную лошадь под 80кг, днями не разлучался со своим любимым Алмазом.

Действительно, началась счастливая жизнь, вот оно детство без каждодневной боли. Хотелось верить, что это никогда не закончится, да и он готов был умереть, но свою собаку никому не отдал бы.

Этим же летом он с одной бабушкой Клавой стал держать огород для их пропитания. При церкви находился один участок и на нем дом, вот там наш Гриша и начал управлять своим хозяйством, и, кстати, с большим энтузиазмом.

Они завели куриц, за которыми он тоже любил ухаживать, и что странно его не приходилось заставлять. Он утром бежал к бабе Клаве, чтобы укрывать от солнца кабачки, кормить куриц и забирать свежие яйца, которые он сразу же выпивал прямо в хлеву теплыми.

Пропадал он в этой усадьбе днями. Родители радовались, что он занят полезным делом и учится у лучших возделывать землю. Те же, в свою очередь, по полной реставрировали храм, чинили и придавали цивильный вид всем помещениям. У отца Алексея стало много разных настоятельских (настоятель – директор) дел: и документы, и беседы с прихожанами, и отпевания, венчания и крещения.

Матушка Ирина отличалась скрупулезностью в чистоте и собирала бабулек на постоянные уборки внутри и снаружи.

За полтора года все поменялось в приходе. Все уже привыкли к новым правилам и даже ощутили, что они намного лучше, чем при отце Петре. Хотя некоторые преданные бабушки ездили в Небесное к своему ссыльному батюшке и тайком поддерживали его.

Поскольку периодически монастырским нужно было приезжать в районный центр по делам, они теперь с удовольствием приходили под кров своих людей, связь поддерживалась плотная.

Также все паломники, кто ехал в монастырь, проезжали мимо ребят, и со всеми они знакомились.

Среди большого потока этих новых людей находились те, с кем завязывалась особая связь. Одной из таких сакральных встреч стал приезд женщины из Якутии. Звали ее Людмила, и приехала она с сыном лет четырнадцати.

Она прочитала одну из книг батюшки, и ее зацепило, как нельзя сильно.

Преодолев тысячи километров, Люда приехала в эту глушь, чтобы лично познакомиться с Ноем и понять, что делать. Ощущала она конец света всеми рецепторами своей кожи.

Они с Ириной сразу нашли общий язык, обе рьяно хотели спасти своих мужей и детей от ядовитых лап антихриста.

Люду вдохновила смелая история Иры: как они, все бросив, переехали из Израиля спасаться к Ною. Ей захотелось так же.

После недельки жизни в Небесном на обратном пути они снова повидались. И Люда, уже другая в лице, поделилась, что и ее тоже Ной благословил, все бросать и скорее ехать спасаться к нему под руководство.

С тех пор подружки сидели на телефоне, Ирина поддерживала Людмилу на ее тернистом пути с переездом, ибо у Люды было трое не мелких уже детей и совсем не такой легкий на подъем муж, в отличии от Лёши.

Залетали по пути в Небесное на ночевку и недавно освободившиеся заключенные.

Те не могли жить в миру, им необходимы были эти рамки и жизнь под контролем.

А так как Ной в свое время посетил большую часть тюрем в России, проповедуя веру во Христа, как исцеление от преступной жизни, часто именно к нему и ехали после освобождения эти ломанные жизнью люди.

Одним из запоминающихся стал Каин.

–Кай, – мягко, но опасно улыбаясь, представился парень двадцати четырех лет. По нему даже не скажешь, что он сидел на зоне, опрятно одетый, грамотно поставленная речь, но внутри что-то передергивалось от взгляда его серо-зеленых глаз.

– Вам, может, чем-то помочь? –вежливо спросил он, входя в кухню. Ел скромно, молился с усердием, его низкие поклоны и точно наносимое на тело крестное знамение выделяло его на фоне грубоватых и дерзковатых зеков, приезжавших ранее.

С Гришей он поздоровался очень по-доброму, улыбаясь во все лицо, но, блин, что-то не понравился мальчику этот парень. Гриша сразу ушел, но запомнил его.

Часто приезжали такие чудаки, которые сжигали свои российские паспорта и жили как бродяги, главное, чтобы не стать жертвой антихриста.

Знаете, от чего они отказались от своих паспортов?

Там на паспорте, в углу, где обозначены цифры страниц, они увидели три шестерки в орнаменте. А это, сука, символ дьявола!

Вот они и ездили автостопом, не получали пенсию и побирались – все ради Христа!

Вообще, честно говоря, и Ной являлся противником паспортов, но не этих бумажных обычных, а грядущих пластиковых, где по сетчатке глаза идет идентификация человека.

Но самый большой ажиотаж бурлил насчет микрочипов, которые вот-вот начнут вживлять населению слуги сатаны, делая человека роботом в единой цифровой системе антихриста.

Вот такой интересный поток людей проходил через нашу семью.

Отец Алексей знакомился со всеми и впитывал информацию, он же так и остался любознательным человеком, просто в Небесном его ограничивали и ограждали от информации.

Примерно раз в полгода Ной приезжал в Мрачный, чтобы отслужить службу с отцом Алексеем и проверить, как идут дела у духовного чада.

В один такой приезд у Ноя адски прижало спину, и уже имевший все приблуды для таких ситуаций Лёша одолжил свою клюшку страдающему батюшке.

С трудом отслужив литургию (службу, идущую утром), все прихожане во главе с Ноем и Алексеем пошли в трапезную на общую трапезу.

Грише было скучно на таких посиделках, он обычно проводил их на кухне, хватая с верхов самое вкусное.

Данная трапеза была не исключением, тем более к его любимому отцу Ною, было не подойти в кругу стольких людей. Ведь он по-прежнему его беззаветно обожал, а сейчас еще и жалел, ибо тот иногда вздрагивал от прострелов в позвоночнике.

Но что-то пошло не по плану.

Прямо во время еды Ной попросил отца Алексея и Ирину оставить их наедине с прихожанами.

Те покорно вышли.

А Гриша, залипая на кухне, уплетал банку сгущенки и заметил чуть позднее, что началась конфиденциальная беседа. Он понял по разговору, что Ной задает вопросы прихожанам касаемо его папы и мамы.

Палиться и выходить посередине беседы, несущей явно напряженный характер, он не стал.

Сидел по-тихому на кухне и грел уши. Все, о чем говорили, а перетирали о многом. Вопросы Ноя несли чисто провокационный характер. Ной хотел он понять, какие косяки есть за его воспитанником, отцом Алексеем.

Когда беседа подошла к концу, он обмолвился, что пора бы позвать уважаемого настоятеля и его матушку. Но, вставая со стула, закряхтел от боли, внимание привлекать он умел. И тут наш заботливый Гриша, выглянул с кухни и сказал, что сейчас позовет родителей.

Батюшка сначала даже не понял, что, оказывается, мальчик слышал весь разговор.

Но когда до него дошло, а случилось это через полминуты, позвал Гришу и спросил: «Ты что, все это время сидел на кухне и подслушивал разговоры взрослых?» Тот просто ответил: «Не, не слушал, просто сидел».

Тогда батюшка изменился в лице: «Ах, ты наглое и лукавое существо! Давно родители тебя не пороли!»– в его руке была та самая металлическая клюшка. В следующий миг он очень сильно ударил ею мальчика по спине…

Родители и пару прихожан, стоящих тут, просто побледнели и оцепенели от происходящего…

В исступлении батюшка наносил удар за ударом этой клюшкой по лежащему на земле и извивающемуся от боли мальчику.

Первым из оцепенения вышел папа. Алексей кинулся спасать сына, но Ной был так разгорячен, что замахнулся и на него палкой с криком: «Ты своего сорванца не воспитываешь, теперь я буду!».

Привычка – дело сильное. И поскольку Алексей в молодости занимался карате, на автомате поставил блок норовившей ударить его клюшке и отразил удар.

Это еще больше выбесило Ноя! Он повернулся, чтобы продолжать бить мальчика, но тот, полусогнутый и хромавший на одну отбитую ногу, уже уползал к выходу, воспользовавшись этими секундами отвлечения на папу.

Отец Алексей выхватил согнутое в дугу орудие наказания и приказал пышущему гневом Ною убираться из их дома. Тот молча вышел и уехал в свой монастырь.

Гриша уполз в дровяной сарай и забрался так далеко, что его не мог найти весь приход. Он же не знал, чем закончилась история. Прошлый опыт подсказывал ему, что родители могли и сейчас поддержать святость несущего Ноя.

Плача и боясь поворачиваться от нестерпимой боли в спине и правой ноге, да еще и трясясь от холода (на дворе был март, снег еще даже не стаял, а он выбежал в одной рубашке), дожидался наш герой темноты, чтобы тихонько выйти из убежища и посмотреть в светлые окна, уехал ли Ной.

Он бы так и сделал, если б не окоченел от холода, но папа взял Алмаза и тот сразу понял, кого надо искать. Умный был пёс! Он и привел родителей в сарай, где, закопавшись в дрова, сидел Гришка.

Они на руках принесли его домой, с ужасом осмотрели исполосованную, опухшую, красно-синюю спину ребенка и начали успокаивать его, как могли.

Всей семьей было решено в тот вечер навсегда забыть одержимого и неадекватного батюшку: «Пора жить своей дружной семьей уже не зависимо от этого психопата!»

Вечером звонила матушка Рая и пыталась сгладить ситуацию какими-то оправданиями, но была послана на хуй со своим великим старцем навсегда.

И вот тут наша семья начала жить счастливо!

Все заняли свое место!

Папа стал по настоящему главным в семье, ведь теперь он не получал советов и указаний сверху.

Ирина покорно слушалась мужа. Гриша даже забыл прежние обиды на отца, и они стали мастерить всякие штуки вместе.

Много гуляли и всегда на молекулы разбирали все ситуации с отцом Ноем, приходя к выводу, что они уж очень много раз допускали издевательства над всеми ними.

Но «глобализация головного мозга» осталась с ребятами.

В этот скорый приход антихриста они верили также сильно, и очень рьяно нырнули в изучение всей этой информации, как в старые добрые, молодые времена.

Медленно, но верно, они шли к мысли, что пора им сжигать имеющийся у них паспорт.

Теперь же много стало контактов, много обрелось единомышленников.

Но, как бы то ни было, эти месяцы были самыми счастливыми в жизни ребят за последние 8–10 лет.

Муж с женой так сблизились, что у них чуть не случился секс, но все-таки они удержались.

Они просили прощения у Гриши за всю их жестокость, к которой их приучил виновный теперь во всех грехах Ной.

Гриня просто не узнавал родителей… Пожалуй, он и не видел их такими за свой сознательный возраст! Гуляя с любимой собакой по лугам и полям, куда они вывозили пробегаться этого лохматого зверя, он видел, как папа с мамой идут за ручку, милуются, говорят слова любви. Как же все это было чудесно!

Но таков ли был путь его души, расти рядом с любящими родителями? Все ли испытания и боль он познал, чтобы закалить свою сталь веры?

Об этом, дорогие друзья, нам предстоит узнать скоро… Но вряд ли вы догадываетесь, что перо, пишущее узор его жизни, скоро будет обмакнуто в кровь, выцарапывая самые неожиданные узоры на нежной коже души мальчика…

ГЛАВА 20

Потеря лохматого друга

Он лежал на спине и смотрел в голубое августовское небо…

Перед глазами периодически мелькали тонкие нити натянутых кабелей…

Высоко-высоко беззаботно парили ласточки, и издавали свое своеобразное щебетание стрижи… Их жизнь казалась такой беспечной, счастливой, легкой.

В спину впивались торчащие из сумок углы вещей, но он их практически не чувствовал, сейчас о комфорте уже речи не шло.

УАЗ-буханка с открытым кузовом, в котором и лежал на спине Гриша, медленно, но очень жестко подпрыгивая на кочках, везла его в то самое место, откуда не имелось пути назад…

Его ждал мужской монастырь.

Он осознавал – происходящее сейчас неизбежно – и просто хотелось насладиться этим последним часом свободы, вспоминая прошлое…

А какое оно прошлое?

В итоге родители все-таки помирились с батюшкой…

…Как-то раз мама поздно вечером взяла трубку, звонил Ной.

Со скорбью, признавая свою ошибку, он любящим голосом сказал, что его отцовское сердце обливается кровью, видя, как они теперь живут раздельно.

Он спрашивал с заботой о том, как живет семья, как здоровье у Гриши и отца Алексея.

И ключевым фактором было то, что через четыре дня Пасха, и он не знает, как ее встречать, находясь во вражде со своими духовными чадами…

Ему больно и стыдно!

Мать растрогалась, ведь она по-прежнему в душе считала его святым и праведным человеком.

Хоть ей было и жалко избитого Гришу, но кто знает, может, от святого старца и клюшкой получить по спине – благословение?

И все та же петрушка… Она, как и 10 лет назад, хотела спасти Лёшу от его новых перегибов, он ведь не на шутку реально задумался сжигать их паспорта.

Ну, вот ничего, по сути, не поменялось в ее картине мира.

Она хотела иметь своим наставником Ноя и держать в узде послушания мужа, а сына уберечь от страшного мира, в который он с интересом начал вливаться.

И они поехали в Страстную пятницу на покаяние к Ною.

Отец Алексей был категорически против этого примирения, а уж о том, чтобы вернулось все на круги своя, и говорить не стоило.

У православных принято жить в мире. Ира бы с него «не слезла», вот он и согласился съездить.

Против этого «примирения» бунтовала даже их зеленая «четверка».

Она не смогла заехать на обледеневшую горку, и несколько километров до обители семья топала пешком.

Встреча состоялась трогательная! Все ползали в слезах на коленях друг перед другом и, вроде, искренне…

Пасху встречали, выходит, в святом прощении.

Но стоя на Пасхальной ночной службе перед престолом Бога, отец Алексей молился, чтобы воскресший Христос защитил его от Ноя, ибо после того, что произошло он понимал, насколько опасен этот «святой лидер». Гриша служил алтарником при папе, и ощущал, как чёрные тучи сомнений гложут отца.

Дальше стремительно все полетело в кромешный ад…

Ной принялся возвращать в узду покорности отбившегося за эти три месяца свободы отца Алексея. Тот упирался рогами и упрямо продолжал жить так, как хотел, как видел и чувствовал.

Ирина за его спиной сливала всю инфу батюшке и зверски ебала мужу мозги –это она умела делать искусно.

Гриша метался между воюющими родителями, и пока им было не до него, пошел общаться с мужиками-строителями.

Те курили, обсуждали голых девочек и слушали блатную музыку по типу «А как на улице одной жил да был один блатной, воровал, блатовал…» или «Кольщик, наколи мне купола». А еще они учили его быть мужиком, строить, считать и планировать.

Одним из них был Саша – очень интересный персонаж, служивший ранее в спецназе. Крепкий телом работник невысокого роста, с грубыми чертами лица и усами щёточкой.

Парень ходил за ним как хвостик! Он ощущал какую-то мужскую мощь от Саши, в отличии от папы, который усердно начал заниматься лечением желудка и спины, загубленных в монастыре, читал свои книги про глобализацию и скандалил с мамой. На фоне такой картины Саша казался спокойным, здоровым, умным и, главное, они всегда проводили время прикольно, весело.

И так бы они и дружили, но один раз, когда Гриша своими играми и приставаниями стал одолевать Сашу, тот применил свою силу и сначала скрутил мальчика, а потом, видя его дурь, стал, как бы в шутку, стягивать с него штаны.

Но детские травмы, ассоциирующие такое действия с поркой, не проходят бесследно. Гриша огрызнулся, а Саша продолжил свою насильственную игру, догоняя парня.

Тогда Гриша крикнул: «Не подходи!» И видя, что бывший друг, внезапно ставший насильником, не слышит его, кинул в него тем, что попалось под руку.

Тот явно начал раздражаться, а Гриша, как будто, стал зверем и потерял контроль – его шторка опустилась…

Он схватил из печной ниши, где лежали дрова, кусочек брусочка и метнул его мужику прямо в лицо!

Как Давид Голиафу, он аккурат попал углом этого маленького брусочка Саше в самый центр переносицы.

Саша на несколько мгновений ослеп, а из места попадания обильно пошла кровь. В момент под глазами мужчины начали наливаться чёрные синяки – место такое специфичное, мда…

Но Гришу не испугали вид крови и ужасное лицо Саши, а даже вызвали злорадную улыбку. Мальчик достаточно спокойно сказал: «А теперь уходи, ты уволен!».

Больше этого рабочего при приходе не видели.

Вот так, пока родители выясняли отношения, парень развивался.

Поскольку конфликты и скандалы становились постоянными, и даже при прихожанах, отец Алексей стал часто уходить из дома и забивать на свои обязанности, говоря жене: «Ты же со своим Ноем на связи. Он твой наставник. Вот и решайте всё сами, а я хочу просто восстановиться в тишине».

Это стало веским аргументом для Ирины, чтобы перетянуть сына на свою сторону.

–Папа нас бросает! Папа изменяет! Бродит целыми днями где-то, забив на дела, – твердила она.

Постепенно мальчик начинал верить в это, ибо действительно папа выглядел ужасно жалко и убого. И да, его практически не стало на приходе…

Дела церковные необходимо решать в моменте, и за это взялся он, Гриша.

Он договаривался со строителями, заказывал доски и считал кассу с бухгалтером. Мужики любили мелкого босса, с ним было легко договориться, а деньги платились, и дела шли.

Они поднимали его самооценку, говоря: «Не задавай вопрос, сможем ли мы это сделать. Говори: «Это должно быть сделано!», – и приставляли руку к голове, как будто отдавая честь старшему по званию.

Пёрло пацана на таких раскладах – он стал ходить, как хозяин, по территории церкви, ему никто слова не мог поперек сказать. Одним словом, поповский сын рулил процессами с гордостью.

Мама тем временем, питаясь неврозами и психозами, как хлебом, сильно заболела.

У нее, не переставая, шли месячные.

А ведь когда у женщин эти «дни очищения», по-церковному им нельзя прикасаться к иконам, святой воде. И вообще имеется много видимых окружающим ограничений.

Гриша не знал, что такое месячные, но видя, что мама недели напролет не притрагивается к святыне, и наблюдая регулярно кровяные сгустки, плавающие в их туалете, стал задавать много вопросов.

И однажды мать рассказала сыну, что это за период такой странный…

Рассказ звучал так: «Эти «дни очищения» даны женщине в наказание за то, что Ева в раю откусила запретный плод и соблазнила Адама».

Она так гнусно описала процесс месячных, что Гришу аж передернуло, а это и было целью!

Итог рассказа был таким, что «любая женщина–это зло и скверна, и чем меньше будешь с ними контактировать, тем лучше!».

Заброс такой ненависти к женскому, скверному, грешному роду в голову мальчика у Ирины имел еще одну вескую причину и осязаемую цель…

Помните ее подругу из Якутии, Людмилу?

Она же в итоге за полгода взяла и перетащила всю свою семью в село Небесное.

Они также, отказавшись от всех благ земных, купили дом и жили под чутким руководством Ноя.

Конечно, их семье, жившей ранее в хорошем достатке, было трудно привыкать к суровым условиям подготовки к концу света. Ее муж был не молод, в отличие от Лёши, а дети ходили в школу, все достаточно взрослые, со своим укладом жизни, не то, что пятилетний Гриша.

Так вот одна из ее детей – Света – являлась ровесницей Гриши. Симпатичная, живенькая, курносая девчонка с голубыми глазами. Со Светкой Гриша заигрывал и явно испытывал к ней симпатию.

Так вот мать, боясь «имеющихся в своем сыне ее развратных генов», решила таким образом отбить все желание общаться с девочками у своего мальчика. И ей удалось. Какое-то время он смотреть на них не мог, представляя, как из этих наказанных Богом существ, течет мерзкая вонючая кровь.

Поскольку, он был не приучен к манерам, один раз даже спросил молодую прихожанку, увидев, что та стоит при входе в храм, не заходя в него: «А ты чё, сейчас скверная, из тебя кровь течет?», – смутил и обидел он ее, конечно, знатно.

И снова болезнь мамы приплеталась к плохому поведению отца, хотя позже мы узнаем истинную причину. Холодность и безразличие папы к болеющей маме сильно удивляла ребенка.

Хотелось докопаться до истины и понять, куда же его хромающий папаня с клюшкой уходит на весь день. И Гриша начал следить за отцом, выслеживать его перемещения, лазать по карманам, по сумкам, обыскивать его комнату и машину. Для такого «богоугодного дела» мама ему даже купила первый в жизни красный велосипед. И он колесил по Мрачному, патрулируя папины передвижения.

Папа злился на него за это, и периодически заставая сына, копающимся в его вещах, причинял ему боль, но не как раньше ремнем, а, зная приемы восточных единоборств, нажимал на болевые точки и очень пугал его этим.

С каждым днем папа превращался во «врага народа», особенно когда Гриша запалил его, гуляющего с одной молодой девушкой – тут у него все внутри закипело. Он гадил и отравлял ему жизнь, как мог: спускал колеса, прятал ключи, воровал сумки с документами, ломал диски и аудиокассеты, сжигал его антимасонские книги. Все это делалось по благословению и с большим одобрением батюшки Ноя.

Отец Алексей стал похож на тень, изредка появляющуюся на приходе.

Он молча проходил мимо жены и сына, общался с ними, как с чужими, и даже еду забирал к себе в комнату, ибо за общим столом его кормили претензиями и обвинениями. Ужасная картина… Их семья была похожа на бочку с крысами, в которой они остервенело грызли до смерти друг друга.

Точкой кипения стала пара выдающихся случаев…

За хорошее служение отца Алексея наградили золотым крестом.

Священники на груди поверх одежды носят крупные кресты – это знак их сана, как погоны на плечах офицера, показывающие его ранг. Золотой крест – это значимая награда, повышение для священника. Он радовался.

Но Ной считал этот знак отличия, не заслуженно врученным, бодающемуся с ним непокорному чаду. «Гордость он развивает в нем», – говорил он.

В итоге старец Ной дал задание Грише выкрасть наградной крест у отца.

А поскольку этот предмет всегда лежит на престоле, в алтаре, пришлось мальчику брать длинную свечу, и чтобы не задеть руками святое место, стаскивать крест оттуда. Помните же историю про страшное прикосновение к этой святыне маленького Гриши?

Когда отец Алексей обнаружил исчезновение креста и узнал, каким образом это было сделано, он схватился за голову от ужаса, на что способны его, типа, близкие люди.

«Это же святотатство!», – прошептал он, ошарашенный случившейся ситуацией…

Вторым происшествием, показавшим необратимость происходящего пиздеца, стал случай, когда, пытаясь взять власть над общиной, настоятель отец Алексей собрал прихожан и начал обсуждать дела. Но матушка Ирина при всех унизила его и сказала, что «наш настоятель, мой муж, находится в неадекватном состоянии и идет против Ноя, поэтому все, что он сказал сейчас, не имеет смысла!» Настоятель потерял дар речи от такой прилюдной наглости жены…

Он молча сел в машину и поехал в г. Ссыль к владыке Христофору.

Со слезами, стоя на коленях, он рассказал ему ситуацию, как Ной разбивает их семью и нарушает все каноны церкви и заповеди Божии, где сын должен чтить отца и мать, а жена слушаться мужа своего. Он искренне просил его перевести куда-то, как можно дальше от этого ядовитого паука, обвившего их своей плотной паутиной.

Владыка считался опытным руководителем, повидавшим многое, да и про характер Ноя прекрасно знал.

А отец Алексей был на хорошем счету, ибо приход в Мрачном он привел в новый вид за короткий срок. Да и любил архиерей образованных священников. Алексей являлся именно таким.

Он сказал: «Батёк, не унывай. Бери семью в охапку, я назначаю тебя в деревню Колос. Там будешь нести свое служение мирно и спокойно!» И выписал документ о переводе.

С облегчением ехал отец Алексей в Мрачный в уверенности, что скоро закончатся его мытарства, и он выхватит семью из лап коварного Ноя.

По приезде он собрал семью, не взирая на злобный взгляд Иры и Гриши, и оповестил об их переводе.

Ответ жены его убил: «Я никуда не поеду с тобой. И Гришу не отдам, пока не попросишь прошения у Ноя!». Естественно, он даже и не думал вставать на колени перед этим уродом и наотрез отказался делать это.

Тогда мать полетела на всех парусах к владыке с качественно подготовленной речью от Ноя.

Она много плохого рассказала ему про мужа. Особенно ярким аргументом стали его замашки сжечь паспорта, хотя Ной и сам был их проводником в жизнь против антихриста, но в такой войне все методы хороши, как говорится.

На все это Христофор ей ответил: «Женщина, покоряйся мужу своему, а в вашем грязном белье я копаться не буду! Я вас перевел уже на другой приход, поезжай, помогай своему священнику сумки паковать».

Разводиться матушке с батюшкой – это вообще невозможное… Ну, вот нет даже понятия такого в церкви.

Единственным законным разъединением мужа и жены были либо смерть одного из супругов, либо уход в монастырь.

Наша покорная своему духовнику Ирина, конечно, с радостью приняла «волю Божию» – уйти в женский монастырь.

А поскольку в монастыре четкое разделение полов, Гришу автоматически сдавали в мужской.

Ее глубоко сидевший с его рождения план теперь легально и четко сложился. Естественно, поехать с мужем-предателем в это проклятое село Колос она категорически отказалась, объявив о своем решении уйти в монастырь. На ее слова Алексей безжизненно ответил: «Делай, как знаешь, это на твоей совести!». Не имелось у него сил более воевать с этой страшной женщиной.

Гриша, услышав все это, кинулся к папе в ноги, умоляя примириться с Ноем, но не отдавать его в монастырь.

В ответ он услышал:

– Ты же везде и всюду со своей мамочкой, вот и езжайте вместе к вашему любимому Ною!

– Я тебя ненавижу! Ты – урод! Ты – предатель! Ты – жалкое мерзкое существо, а не папа! – заорал в ужасе и злобе Гриша, но в ответ только хлопнула дверь и щелкнула задвижка замка, говорившая о том, что отец не хочет никого видеть.

Около часа парень бился в дверь, выкрикивая отчаянные проклятия самому худшему отцу в мире, но дверь так и не открылась…

Мама объясняла сыну, что отца у него уже давно нет. С тех самых пор, как он «попер» на батюшку.

Она говорила, что настоящий отец для него – Ной.

И единственный их вариант – уехать в монастырь, в котором он, собственно, и рос с пяти лет, что ничего так-то в его жизни не поменяется…

Опомнившись, Гриша с диким ужасом резко задал вопрос: «А как же Алмаз?!»

Мама со страхом ответила: «Мы его отдадим жить другим людям».

Тогда сын, еле-еле выговаривая слова от удушающей его злости, заявил:«Я никуда не поеду без собаки! Поняла меня? Никуда! Никогда! Ни за что! Алмаз только мой!» И убежал в вольер, где жил его лохматый любимец.

…Всю ту звездную, черную, полную безнадежных страданий ночь Гриша провел в собачьей будке, обливая слезами своего любимого мохнатого медведя. Взволнованный Алмаз смотрел на него большими умными глазами, слизывая своим теплым, мокрым языком горячие, соленые слезы с лица мальчика.

Как же Грише нравился запах этих густых слюней пса, он так привык к нему, он не мог представить жизнь без любимой собаки!

–Алмазушка, милый, я так тебя люблю! Я тебя никому не отдам, ведь я всю жизнь вымаливал тебя, мой единственный друг на земле! Я что-нибудь придумаю, обязательно! – говорил мальчик, не переставая гладить мощное, мускулистое тело волкодава.

Пёс нервничал, видя, как его маленький хозяин уже который час плачет и говорит о чем-то грустном, но помочь не мог. Только молчаливое махание маленьким, обрезанным хвостом показывало его сочувствие.

Садясь на попу, Алмаз часто подавал мальчику огромную лапу, зная, как ему нравится этот трюк, и как бы говоря безмолвно: «Не грусти, все будет хорошо!»

Но от этого жеста Гриша начинал плакать лишь сильнее, представляя, что скоро он лишится своего четвероногого сокровища, так удивительно чувствующего его.

–Почему все взрослые такие жестокие, Алмаз, ты не знаешь? Ну что ты вот мне свою грязную лапу подаешь, а? Морда ты моя мохнатая, иди сюда, блин. Что мы с тобой будем делать, если меня увезут в этот проклятый монастырь, сука? – диалог с животным длился вечно…

…Сумки был собраны, дела переданы, рабочие мужики пожали руку уезжающему маленькому боссу, курицы проданы – все произошло стремительно.

В «предсмертных конвульсиях» своей умной головушкой Гриша даже придумал гениальный план – поехать жить в большой дом к Людмиле и их семье. Они ж реально близко дружили. Могли бы забрать и Алмаза с собой – ведь эта задача являлась главной для него.

Но батюшка категорически не благословил…

Ной имел силу убеждать человека, и на одной из встреч с Гришей наобещал ему много чего и как-то сумел убедить упирающегося мальчика сдаться и смириться с мыслью, что монастырь и есть его кайфовая судьба.

Утром перед отъездом, когда наступил момент прощания, Гриша много чего сказал своему молчаливому другу Алмазу.

Он клялся, что никогда не забудет его, что придет время, и он его обязательно заберет, просил дождаться его. Но собаки чувствуют чаще лучше, чем люди. И в ответ на все слова Гриши пес уткнулся большой мордой между ног мальчика. И когда тот наклонился к нему, то увидел, как из этих карих, умных, неповторимых глаз выкатилась слеза…