Кто-то должен лежать бесплатное чтение

Тихо. Коридор. Железная дверь. Холодно.

На табличке: «Хранилище тел. Посторонним вход воспрещён».

Он стоит с пластиковым пакетом в руке. Внутри – термос, носки, паспорт.

Он долго мнётся. Потом нажимает кнопку звонка.

Щелчок. Дверь открывает женщина в белом халате – уставшая, без косметики, лет сорок. Волосы под шапочкой, глаза как у кассирши после ночной смены.

– Вы на лежание? – спокойно спрашивает она.

Он кивает.

– Первый раз?

Снова кивает.

Она окидывает его взглядом.

– Рост?

– Метр восемьдесят.

– Аллергии? Эпилепсия? Гниёте?

– Что?

– Понятно. Проходите.

Он проходит по узкому коридору. Женщина идёт впереди, щёлкает выключателями. Свет поддаётся не сразу – дрожит, но гаснет. Их сопровождает гул вентиляции.

Они входят в комнату. Холодильные ячейки. Пара уже открыты – внутри тела – кто-то старый, кто-то с мешком на голове, кто-то со следами вскрытия.

Один отсек пуст.

– Ляжете за женщину. Семьдесят два года. Инсульт.

Она показывает на фотографию – лицо на снимке расплывчатое, слипшиеся волосы, взгляд отрешённый.

– Родственникам нужно проститься. Только не дышите сильно.

– А… долго?

– Пока не поплачут. Бывает – десять минут. Бывает – полтора часа. Рекорд – шесть. В термосе что?

– Кофе.

– Вредно для кожи.

Она протягивает ему белый конверт:

– Предоплата. Остальное – если не дёрнетесь.

Он берёт конверт. Смотрит на холодный металл, на бледное тело рядом. Понимает, что назад дороги нет.

Женщина кладёт руку ему на плечо – жест почти материнский:

– Не бойся. Всё просто. Лежи и думай о хорошем.

Пауза.

– Кто-то ведь должен.

Он лёг. Под телом сразу образовалось что-то между холодом и влагой. Металл, едва покрытый клеёнкой. Промозглая, липкая, сырая плоскость.

Он сжался. Плечи затекли почти сразу. Подмышками проступил пот. Но двигаться нельзя.

Женщина в халате натягивает плотное больничное одеяло. Тяжёлое, с запахом лекарств и пыли.

– Дыши медленно, – шепчет она. – Считай до четырёх. И только потом.

Он кивает, не открывая глаз.

Открываются двери. Раздаются шаги. Двое. Мужчина и женщина.

– Вот она… – говорит женщина сдавленным голосом. – Мамочка…

Он с трудом сдерживает подрагивание века. Простыня давит на лицо. Воздуха мало. Слушает.

– Какая она… – женщина шмыгает носом. – Такая… спокойная.

– Ей уже не больно, – говорит мужчина.

– Мамочка моя… Прости, что не успела…

Он чувствует – к нему кто-то наклоняется. Слышит слёзы, падающие рядом. Тёплые пальцы касаются лба. Поцелуй.

В этот момент ему хочется вскочить, заорать, выбежать из этой морозилки – но он лежит. Пот течёт по спине. Живот сводит судорогой. Он не двигается. Он – тело. Он – та, кого оплакивают.

– Мама… – женщина снова плачет. – Почему ты ушла? Мне так плохо без тебя…

Вдруг он слышит, как мужчина шепчет:

– Она… будто дышит.

Пауза. Напряжённая. Секунда, в которой всё может рухнуть.

– Не говори ерунды, – глухо отвечает женщина. – Это просто… просто мы не готовы.

Они стоят ещё минуту. Потом опять шаги. Дверь. Хлопок.

Тишина.

Он не сразу решается дышать глубоко. Ждёт. Прислушивается. Где-то за стенкой гудит холодильник. Скрип. Чьи-то шаги.

Слышит голос женщины в халате:

– Молодец.

Одеяло стягивается.

– У бабки вторая стадия деменции была. Дочь не видела её месяцами. Молодец, хорошо отработал.

Она помогает ему сесть. Он дрожит.

– Привыкнешь. На третий раз легче. Вон Сашка неделю лежал за пожарника. Даже не кашлянул.

Протягивает стаканчик и пакетик:

– Кефир хочешь? Печенье овсяное.

Он берёт. Жадно пьёт. Закусывает. Смотрит на холодильники напротив. На табличках – имена.