Наваждение выше закона бесплатное чтение
Глава 1
– Ира, милая. Прими наши соболезнования. Если что-то нужно – только скажи.
Поочередно ко мне подходят друзья отца. Пытаются искренне поддержать. Только вот смерть родного человека, а после и похороны лишили меня последних сил.
Я интуитивно киваю, даже не вслушиваясь.
Людей очень много. Некоторых я и не помню. Папины сослуживцы, друзья, одноклассники, которых ему встречать за последние лет тридцать навряд ли доводилось.
Мне очень приятно, что все они нашли время присутствовать. Но сказывается опустошение и усталость, да и чисто физически я не могу уделить время каждому.
Всю последнюю неделю я не спала – с той самой минуты, когда посреди ночи мне позвонил один из коллег отца и сообщил, что вертолет, на котором папа возвращался в Москву, потерпел крушение.
Рубеж безвозвратности…
Ещё совсем недавно я считала, что худшим днем в моей жизни стал уход мамы…
Теперь же с этим утверждением можно поспорить.
Никитушка, бережно зажатый в моих руках, начинает жалобно, словно маленький котик, кряхтеть. Находясь в каком-то анабиозе, я не сразу понимаю, что сыночек проснулся. Только когда взгляд мужчины, стоящего напротив, отрывается от моих глаз и, скользнув по лицу и шее, заминает на уровне груди, до меня доходит в чем дело.
Боже, маленький, прости маму…
Опомнившись, перехватываю малыша поудобнее и снова прижимаю к себе. Стараюсь как можно быстрее понять, отчего он так резко проснулся.
Вспомнить быть, когда я кормила сыночка… Сколько часов уже прошло… Или минут?
Папа детдомовский, и кроме меня родственников у него не было. Естественно, организация похорон стала моей заботой и зоной ответственности. Но это не повод игнорировать потребности своего родного крохотного человечка.
Никите на следующей неделе исполнится три месяца. Он совсем маленький и беззащитный. Пару недель назад сыночка начали изводить колики, а теперь и мама не дает спокойно поспать.
Извинившись перед коллегами папы, я иду в сторону подсобных помещений ресторана, предварительно осмотрев зал.
Смерть папы широко осветили в средствах массовой информации – больше десяти лет он занимал должность первого заместителя прокурора Московской области, и по долгу службы периодически мелькал в прессе.
Приступая к организации похорон, я и представить не могла, сколько людей захочет с ним проститься. Спасибо его коллегам и руководству. Сама я бы не справилась.
Закрывшись в комнате для персонала, собираюсь покормить сыночка, но даже опуститься на стул не успеваю, как в дверь начинают стучать.
От досады прикрываю глаза.
Как же я устала… Руки опускаются.
На слезы нет сил, да и вышли все они в первые несколько суток после утраты.
Смотрю на дверь, до которой всего метра два нужно пройти, и не могу сдержать огорченного стона. Если бы было можно, я бы прямо здесь улеглась на пол, свернулась клубочком и больше не двигалась.
Стук становится громче.
Никитушка куксится, готовясь от души разрыдаться. Он мальчик спокойный, но такой громкий… Нам всем мало не покажется, если решит разойтись.
– Подожди, мое солнышко, – наклонившись, целую наморщенный лобик. – Сейчас мы будем кушать, – заглядываю в его ясные голубые глазки.
Сердце сжимается от умиления и любви к сыну. Эмоции накатывают так стремительно, что справиться с ними становится почти нереально. Задыхаюсь, сама не понимая от чего именно. То ли от любви, то ли от боли, то ли от тоски…
Я не стала принимать седативные, чтобы они не помешали грудному вскармливанию. Боялась потерять ещё и нашу связь…
Теперь пожинаю последствия. Моя психика не справляется.
– Ира, открой! – из-за двери раздается раздраженный голос мужа. – Стою тут как придурок, скребусь. Трудно открыть эту чертову дверь?!
Услышав его ворчание, готова сорваться с цепи.
Как же можно быть таким неблагодарным?! Мой папа сделал очень многое для Ильи, и мне совершенно непонятно, почему он сейчас так бессовестно себя ведет.
Проще в пустыне отыскать воду, нежели дождаться от него слов поддержки.
Тяжело вздохнув, я плетусь открывать.
– Ты специально выставляешь меня при всех придурком? – ворвавшись вихрем в подсобку, строго высекает муж.
Стою без движения, не в силах понять, о чем он говорит. Растерянно хлопаю глазами.
Он впервые говорит со мной в столь грубом тоне.
– О чем ты говоришь? Ты вообще понимаешь, где мы находимся и что происходит вокруг? У тебя совесть есть? – глухо шепчу.
Мне сейчас так нужна его поддержка… Хотя бы самая её малая капелька…
Я не вывожу и Илья, видя это, продолжает давить.
– У меня-то всё есть! А у тебя? Почему я должен бегать по всему ресторану и искать свою жену и сына? Трудно было предупредить?
Казалось бы, сделать мне больнее уже невозможно, но муж оказывается очень способный. Как я ни стараюсь сдержаться, слезы обжигают глаза.
– Ты можешь на меня не орать? Хотя бы сегодня?
– А ты не заставляй меня орать на тебя, – цедит сквозь зубы.
Клянусь, я не узнаю своего мужа. Да, Илья бывал резок, но никогда не позволял себе такое неприкрытое хамство. Последние же дня три он будто сорвался с цепи. Пока я была подготовкой к похоронам, он ни разу даже к сыну не подошел. Не искупал его, как раньше, не попытался уложить спать…
Полностью забил на нас, погрязнув в откровенно глупых претензиях.
Не узнаю его и не могу понять, за что он так грубо со мной поступает? Неужели не видит, в каком я состоянии? Сломленная, полуживая. Если что-то живое внутри и осталось, то сейчас от его цинизма и оно погибает, оставляя под собой лишь мертвый холод и пустоту.
Почувствовав мою боль, наш Никитушка заходится в крике.
Испытав острый прилив стыда перед сыном, быстро сбрасываю ботинки и торопливо иду к стулу.
Ноги гудят с непривычки. С сыном я много гуляю, но в более удобной обуви.
Муж неодобрительно наблюдает за тем, как я вытягиваю ноги перед собой и, обнажив грудь, начинаю кормить ребенка.
Ник так сладко причмокивает, что мое сердце совершает кульбит и замирает, словно подвешенное. Если бы ни этот крошечный человечек, я бы не смогла справиться со своей болью и одиночеством. Как бы грустно это ни прозвучало, сын – это всё, что у меня есть.
Хоть строй иллюзии, хоть не строй, простить поведения мужа я навряд ли смогу. А если даже прошу, то никогда не забуду, что в самый трудный момент в моей жизни, он не помог, и только лишь подлил масла в костер моей боли.
– Ты долго ещё будешь здесь? – Илья заламывает бровь.
– В смысле?
– Ир, не тупи. Домой когда собираешься?
Едва сдерживаясь, объясняю ему очевидное: уехать до окончания поминок – невежество с моей стороны.
Муж, не сдерживая злости, матерится.
Мое тело, наливаясь свинцом, деревенеет. Конечности становятся неподвижными. Я начинаю переживать, как бы сына не уронить.
Что, черт возьми, происходит с Ильей?
Задать ему этот вопрос не успеваю.
Он меня опережает:
– У меня болит голова. Я устал. Поеду домой, – ставит меня перед фактом.
– Ты оставишь нас здесь одних? – я начинаю дрожать от отчаянья.
– Ты разучилась такси вызывать?
Я столько всего ему хочу сказать, но слова отчего-то застревают в горле, когда ловлю на себе взгляд сыночка. Он внимательно за мной наблюдает, хотя глазки уже соловеют.
– Принеси хотя бы автокресло из машины, – прошу его тихо, чтобы не пугать нашего мальчика.
– Зачем, если ты всё равно будешь всю дорогу держать его на руках?
Ничего больше не сказав, он быстро разворачивается и выходит из подсобки. Даже мимолетным взглядом меня не награждает, будто я не его жена, а пустое место.
Дверь за ним закрывается, и вместе с этим я чувствую новый прилив удушающей боли. Чувствую его ожесточенное отношение каждой клеточкой тела, даже не подозревая о том, что самые страшные события моей жизни ещё впереди.
Глава 2
Домой мы с Никитушкой добираемся только ближе к вечеру. Еле волоча ноги, я переступаю порог и, захлопнув дверь, приваливаюсь к ней спиной. Даже разуться сил нет.
Откуда им взять, если я выжата похлеще лимона?
Побыстрее бы переодеться, покушать и, приняв душ, завалиться в постель. Казалось бы, желания совершенно незамысловаты, но и они скорее мечты, нежели ожидающая меня реальность.
Сыночек окончательно раскапризничался и, глядя на то, как его личико горестно морщится, ожидаю что угодно, только не порцию здорового сна.
Словно прочитав мои мысли, Никита начинает истошно кричать. Мне его так жаль, что сердце в очередной раз рвется на части. Мой крошечный мальчик чувствует мое состояние, и сам начинает нервничать и страдать.
Качаю его на ручках, приговаривая все ласковые слова, которые только знаю.
Каждая крохотная слезинка отдается болью в моей груди. Кстати, о ней. Мне не мешало бы покормить сына, потому что такими темпами недолго и до лактостаза дойти.
Я кормила Никиту всего пару часов назад, но груди уже каменные. Мне физически больно к ним прикасаться.
Торопливо разувшись, я прохожу в квартиру и замечаю мужа, стоящим на кухне у окна.
– Я ведь просила тебя не курить в квартире, – сил на ссору у меня нет. Голос звучит глухо, скорее просяще, нежели с претензией, но Илье и этого становится достаточно.
– А я тебя постоянно прошу сделать что-то, чтобы он так неистово не орал постоянно, – кивает на сына. – И что с того? Ты ведь тоже моих просьб не слышишь. Так почему я не могу покурить там, где мне удобно?
– Он ребенок, Илья! Маленький мальчик! Наш с тобой сын!
Я в шоке оттого, что приходится напоминать столь очевидные вещи! Слезы брызжут из глаз, а у меня нет возможности их даже вытереть.
Господи, если бы хоть кто-то знал, как я устала! Как мне отчаянно страшно и одиноко…
А муж…
Илья только подливает масла в кострище, полыхающее на месте моей некогда крепкой выдержки.
– Как же вы меня достали… – выплевывает он не сдержавшись.
– Что? – впиваюсь в мужа глазами.
Я не могу поверить своим ушам.
Стою и пялюсь на него как глупая безмолвная кукла.
Мы его достали? Серьезно?
Первые секунды мне кажется, что я просто уснула в такси и вижу пугающий сон, в котором Илья ведет себя как-то странно. Надеюсь проснуться и снова увидеть своего адекватного и любящего мужа.
Вы не подумайте, я не ловила его «на живот». Стать родителя было нашим осознанным решением. Да, рановато. Я забеременела на пятом курсе юрфака, последнюю сессию сдавала, уже будучи глубоко беременной, но это ничего не значит. Илья очень хотел ребенка и обрисовал мне настолько потрясающие нюансы раннего материнства, что я не нашла повода отказаться.
Зачем, если мы очень любили друг друга?
Я думала… Была уверена, что любили, сейчас же в душе начинают зарождаться сомнения. Небезосновательно, как мне кажется.
Муж трет пальцами переносицу.
– Что слышала, Ир. Я за*бался.
До глупости долго хлопаю глазами.
Я тоже устала…
Да и черт бы с этой усталостью! У меня папа умер неделю назад! Папа… Мой папочка… Самый любимый и родной человек! Разве может какая-либо усталость сравниться с горем потери близкого человека?
– Илья…
Я не знаю, что сказать. Правда, не знаю, хотя обычно за словом в карман не лезу. Сказывается специфика выбранной профессии, которой я планировала начать посвящать свою жизнь, как только Никитушка подрастет.
– Да что Илья? – психуя, Илья выкидывает окурок прямо в окно, что тоже ему не свойственно. На подоконнике стоит пепельница, о которой сейчас я не рискую ему напоминать. – Этот орет и днем, и ночью – постоянно! Ты вечно загнанная… Да я, блд, уже две недели не трахался! Схерали мне быть в настроении.
Ударь в меня молния прямо здесь и сейчас, я не была бы так шокирована, как от его пламенной речи.
Мое сердце бьется часто-часто, руки начинают сильнее дрожать, а ноги напротив слабеют. Не упасть бы…
Прижав плачущего сыночка покрепче к себе, я вхожу в кухню и, подойдя к стене, опираюсь плечом. Какая-никакая, но опора.
– Я отца оплакиваю… Какой, к черту, секс? Ты о чем?
– Оплакивай, кто тебе не дает? Только потом не удивляйся, если у меня баба на стороне появится, – хмыкнув, он с громким хлопком закрывает окно.
Замираю. Ничего более циничного и чудовищно несправедливого я от своего мужа никогда не слышала. Это как вообще называется?
Никитушка начинает плакать сильнее.
Нервничая, качаю его, едва ощущая силу в руках.
– Ты хочешь сказать, что в случае чего я буду виновата в твоих изменах? – уточняю, холодея от страха.
– Именно так, – бросает Илья пренебрежительно, проходя мимо нас.
От него несет тачным дымом, и меня начинает мутить.
Пожалуйста, Господи, пусть я сейчас проснусь… Сил нет терпеть весь этот ужас.
Мне бы уйти в спальню и заняться сыном, но ударная доза адреналина выбрасывается в кровь, не давая и шанса выдержке справиться с гневом.
Пять с небольшим лет назад я вполне осознанно поступала на юридический факультет. Признаюсь, не грезила им, но за долгие годы свыклась с тем, что для меня это неизбежность. Папа всегда говорил, что мне придется пойти по его стопам. Я не спорила. Все, кто его знал, понимали: спор с ним – дело бесполезное, а ещё крайне утомительное и во многом опасное.
Вот и я не была исключением.
С обучением у меня ладилось всё, кроме одного маленького нюанса. Я терпеть не могу несправедливость и ложь. Почуяв их, меня начинает ломать. Перемалывает, словно в мясорубке. Даже если я стараюсь сдерживаться, ничего не выходит.
Вот и сейчас я смотрю на Илью и не верю, что такое неуважение проявляет тот человек, который буквально стелился перед моим папой.
Поверьте, я не приукрашиваю.
– Подожди ещё пару секунд, мой дорогой, – шепотом обращаюсь к сыночку, после чего поднимаю его в вертикальное положение, давая возможность рассмотреть, что происходит у мамы за спиной. Никитка тут же присасывается своими пухленькими губками к моему плечу. Я же перевожу взгляд на мужа. – Лебедев, если ты такой важный и не терпящий неудобств мужчина, объясни мне, зачем нужно было брать фамилию моего отца? Интересно выходит… Пока он был жив, ты всячески стелился перед ним, а как только умер – отмахнулся и дальше пошел? По-твоему, так настоящие мужчины поступают?
Меня уже не просто трясет – рвет на части.
Илья резко оборачивается. Полоснув по моему лицу гневным взглядом, делает шаг навстречу, но резко останавливается, будто только сейчас заметив в моих руках сына.
– Скажи спасибо сыну, – цедит сквозь плотно сжатые зубы. – Если бы не он, закопал бы тебя – дуру прямо здесь.
Глава 3
Следующие несколько дней проходят словно в тумане. Я не успела оправиться от потери своего родного, как подкатила новая порция стресса.
Не понимаю, да и понимать Илью не хочу. Устроенный им спектакль оставляет огромную рану у меня на душе. Как вообще можно было додуматься начать выяснять отношения в такой день?
Я давилась обидой, комом застрявшей поперек горла. Непереносимая боль и предчувствие скорой беды не покидали.
После нашей ссоры муж быстро собрался и, забрав ключи от машины, куда-то уехал. Возможно, не будь я так измотана, забеспокоилась бы, а так…
Ничего кроме облегчения в тот момент не испытала.
Переодевшись, я перенесла плетеную люльку-колыбельку в ванную комнату, чтобы принять душ, не беспокоясь о Никитке. Когда малыш рядом – мне как-то спокойнее.
Крики отца его напугали. Пришлось поторапливаться.
Ник не привык к громким звукам. Раньше муж никогда не позволял себе столь хамского отношения.
Мне и в голову не приходило, что вся его сдержанность была напускной, и он просто боялся моего отца.
С Ильей мы познакомились три года назад. На тот момент он работал в следственном комитете и по работе часто контактировал с папой. Собственно, в кабинете моего любимого прокурора и произошло наше знакомство.
Зная о том, что папа частенько забивает на свою болезную поджелудочную, я привезла ему обед. И очень удивилась, когда не застала его на рабочем месте. А если быть точнее, меня удивило то, что в его кабинете сидел совершенно мне незнакомый молодой мужчина.
Папа был мнительным человеком и никогда прежде не оставлял чужаков наедине со своей рабочей документацией. Чуть позднее я узнала, что они были заняты одним уголовным делом, а сперва словила явный диссонанс.
Пожалуй, это была любовь с первого взгляда.
Илья всецело приковал к себе мое внимание.
Мне понравилось всё: как он выглядел, как он пах, как держался… По сей день классический стиль ему очень идет.
В тот день я смотрела на него и думала, что ещё ни разу не видела мужчины, которому настолько бы шла форма.
Забегая наперед, скажу: через год Илья уволился из органов по собственному желанию, но это мало что изменило. Я погрязла в него почти сразу.
Чаще обычного стала наведываться к отцу на работу, тайно надеясь столкнуться с Ильей. Так прошло месяца два, пока в один из дней я не заметила его на университетской парковке.
Он ждал меня.
Трепет, обхвативший меня в тот момент, я не забуду никогда. Клянусь, мне казалось, я умерла и попала в рай! Ведь реальность не могла быть такой потрясающей!
Видит Бог, до того момента мою жизнь счастливой даже с натяжкой было трудно считать.
Стыдно признаться, но ребенком я росла недолюбленным. Мой папа был человеком жестким и очень строгим. Знаю точно, он меня любил, и всё же никогда не баловал ни теплом, ни излишней заботой.
Мы с ним жили в строгом режиме. За плохие оценки и непослушание беспощадно наказывали, и поблажек никогда не давали. А вот за успехи… Никогда не хвалили. Папа считал, что это меня излишне расслабит.
К примеру, когда в семнадцать лет я стала кандидатом в мастера спорта по пулевой стрельбе, он сказал, что ещё год назад могла добиться такого результата, если бы не ленилась.
Об окончании школы с золотой медалью и победах в городских предметных олимпиадах и говорить не стоит.
Надо ли говорить, что романтичные и очень трепетные ухаживания Ильи открыли для меня иной мир? Фантастический. Изумительный.
Я очень быстро втянулась в отношения с ним, и когда спустя восемь месяцев в свой день рождения Илья сделал мне предложение, ни секунды не раздумывала. Влюбилась к тому моменту в него по уши.
На следующий день он попросил моей руки у отца.
Общались мужчины при закрытых дверях. До сих пор помню, как боялась тогда, что папа взбрыкнет и пошлет моего жениха в далекое пешее путешествие.
Думаю, не обязательно уточнять, что общий язык они нашли.
Спустя два месяца мы поженились, и у меня началась новая.
Жизнь, в которой меня очень любили.
Во всяком случае я так считала до смерти отца.
А теперь столкнулась с ужасной реальностью.
Быстро приведя себя в порядок, я искупала Никитушку после чего мы отправились кушать и спать. Словами не описать, какое облегчение испытала, когда тяжесть в груди начала спадать. Даже не обращала внимания на боль, какую испытывала от давления маленьких беззубых десенок сына.
Единение, испытуемое при грудном вскармливании, успокаивало нас обоих.
Я не заметила, как провалилась в сон.
Проснулась ближе к полуночи, когда малыш начал недовольно покряхтывать. Поднявшись сменить ему подгузник, я поняла, что Илья домой так и не вернулся.
***
– Где ты был? – спрашиваю Илью.
Он вернулся домой под утро.
Не заглядывая к нам, принял душ и отправился спать в гостевую.
– А тебя это ещё волнует? – усмехается он.
Прилив раздражения вытягивает мои и без того потрепанные нервы в тонкие струны. Стоя посреди кухни, я крепко сжимаю в руках детскую бутылочку, призывая себя не заплакать.
– Не вижу поводов для иронии.
Почему он ведет себя так? Почувствовал безнаказанность? Никогда меня не любил? Или, быть может, у него что-то случилось?
Проще говоря, я в шоке.
Глупо надеялась, что сегодня мы помиримся. Думала, успокоится и извинится.
– Ты стала такой душной, Ир, – вздохнув, он качает головой, будто очень устал. – Больше пяти минут наедине с тобой оставаться невозможно. Тошно становится.
Мучительно больно слышать такое из уст любимого человека.
Чувствую себя оплеванной. И преданной.
– И поэтому ты остался ночевать у друзей?
Последний шаг навстречу пропасти. От его ответа зависит наше совместное будущее.
Молчание затягивается, и я начинаю понимать, какой услышу ответ.
Секунды бегут, заставляя меня страдать всё сильнее и сильнее. Мое дыхание становится рваным и тяжелым.
Неужели так трудно ответить?
– Я был у Ники, – наконец-то отвечает.
На место тлеющего огонька надежды приходит боль.
Всё понимаю, но продолжаю отбиваться от жестокой реальности.
– Какой ещё Ники?
Илья хмыкает.
– Та, что твоя подружка. Якобы лучшая, – без капли жалости бьет словами.
– Ты переспал с моей лучшей подругой? – не верю, что вслух произношу этот ужас.
Это всё будто не со мной происходит.
– Ну что ты, Ириш. Я с ней не спал, – продолжает с иронией. Обрадоваться не успеваю, так как он продолжает: – Я трахал её. Спать нам было некогда.
Глава 4
Я застываю. В первые секунды даже кажется, что я ослышалась.
Не может мой муж быть настолько мерзким ублюдком, чтобы с таким беспредельным цинизмом поведать о своей измене.
Он ведь пошутил, правда?
Скажите, что это нелепая выдумка. Скажите, что от усталости я ослышалась. Скажите, что это всё глупый сон. Иначе просто не выдержу…
Внимательно вглядываясь в лицо Ильи, пытаюсь отыскать хоть какой-то намек на подставу. Ну же, засмейся! Засмейся прямо сейчас!
Вопреки моим надеждам и ожиданиям его лицо остается беспристрастным. Иллюзии медленно тают, забирая мои жизненные силы.
Неужели Илья и Николь могли предать меня? Разом, одновременно… Я не хочу в это верить. Я просто отказываюсь!
– Удивлена?
Видимо, посчитав, что этих унижений мало, Илья «тычет» в меня словесной палочкой, уточняя, как ощущения.
– Зачем ты наговариваешь на Нику?
Подруг у меня на самом деле немного. Пока все гуляли и веселились, я училась и занималась спортом. Естественно, в качестве подруги большинство сверстников меня не рассматривали.
Было ли мне обидно? Пожалуй, в ранней юности да, а после я просто смирилась. Но все это время начиная с пятого класса моей лучшей подругой была Николь. Она пришла к нам в середине учебного года, в коллектив вливалась с трудом, поскольку была очень скромной и стеснительной девочкой.
Почему-то мне сразу захотелось сделать ей приятно и поддержать.
Спустя две недели мне удалось её разболтать, и постепенно мы сблизились.
За прошедшие годы случалось многое. Мы ругались, мирились, хохотали до слез и рыдали от боли за друг дружку, но никогда не предавали.
У меня в голове не укладывается… Ника не могла так со мной поступить…
– Наговариваю? – его голос звучит словно через толщу воды.
Еще немного и начну терять связь с реальностью. Извне боль просачивается через поры, топит меня, переламывает кости и выворачивает наизнанку.
– Я не верю, – с трудом сдерживаю слезы.
– А зря. Я реально провел ночь с твоей лучшей подружкой, – он делает небольшую паузу, после чего добавляет. – И мне понравилось.
Последняя фраза – выстрел в упор.
Умирая, я истекаю кровью, но почему-то никак не перестану чувствовать боль.
– Если ты решил меня взбодрить…
– Ира, очнись! Я не шучу, – его тон резко меняется, становясь серьезным, я бы даже сказала стальным. – Говорю, как есть, врать не вижу смысла.
– Как ты можешь?.. – я не могу собраться с мыслями и хоть как-то подобрать слова. – У нас с тобой ребенок недавно родился. Ты о нем вообще подумал?
– Я устал от вас. И от тебя, и от мелкого. Ты истеришь постоянно, а он орет. Тандем у вас классный, но я так жить дальше не хочу.
Кажется, он специально подбирает слова так, чтобы посильнее меня задеть и унизить. Вкатывает в бетон каждым словом.
– И когда ты это понял? – смотрю ему прямо в глаза. – Когда папа умер и я перестала быть перспективной супругой?
В ответ Илья молчит. Нервно сжимает ладони в кулаки, будто боится сорваться и ударить меня.
– Ты хотя бы понимаешь, как ничтожно сейчас выглядишь? – спрашиваю я. – Чмо какое-то! Не мужик! Пустое место или и того хуже!
Илья грубо выругивается.
Недоволен мной, правда?
– Ира, ты ведешь себя глупо. Кому ты будешь нужна, если меня не удержишь? Девка с нестабильной психикой, да ещё и разведенка с прицепом.
– Рот свой закрой! – я не выдерживаю, срываюсь и начинаю кричать. – Ты о сыне нашим говоришь!
Бросилась бы на него, но из спальни раздается тихий плач сына.
Разбудила? Я потеряла контроль и испугала малютку? Коря себя, хватаю ртом воздух.
– Я всего лишь правду сказал. А ты своей реакцией подтверждаешь мои слова – заводишься с пол-оборота и кидаешься на людей.
– А кто тут люди? Ты, что ли? – с моих губ срывается нервный смешок. – Обезьяна ты облезлая, а не мужик!
Бросив бутылочку на кухонную столешницу, я уже собираюсь уйти, но муж перехватывает мое запястье и грубо разворачивает к себе лицом.
Мы смотрим друг другу в глаза всего лишь мгновение, но я успеваю за это время понять всё, что нужно. Любви между нами больше нет. Есть он – урод, и я дура с разбитым сердцем.
Какой же идиоткой была, думая, что на поведении Ильи просто стресс сказался.
Господи, да он же мне вчера прямым текстом сказал, куда идти собирается, а я… Я в глубине души не поверила. Его поведение сюром казалось, разве может кто-то в здравом уме предупреждать о таком?
По его лицу скользит тень раздражения: взгляд темнеет, ноздри трепещут, челюсти плотно сжаты, а кадык часто дергается. Он смотрит на меня и молчит, чем жутко бесит.
– Отпусти, – проговариваю уже более сдержанно и пытаюсь освободить руку. Илья не отпускает.
Уцелевшим краем сознания улавливаю плач сыночка, который с каждой секундой становится громче. Он меня и отрезвляет. Эмоции долбят, бьют наотмашь, требуют освобождения, но я одергиваю себя. Какой бы ни была бравада, умом я понимаю – Илья сильнее, и бросать на него с моей стороны будет глупо.
У Никитушки кроме меня, как оказалось нет никого, и значит я должна заботиться не только о нем, но и о себе.
– Пусти! Я к сыну пойду, – дергаю руку, но вместо освобождения лишь боль ощущаю.
Покачав головой, Илья усмехается:
– И не скажешь мне больше ничего?
Не понимаю, куда он клонит.
Верно распознав мое замешательство, он добавляет:
– Если ты хорошо меня попросишь, я останусь с тобой.
– Что? – шепчу, не веря своим ушам. – Ты думаешь, я за потасканный мужской половой орган буду держаться? – толкаю его в грудь свободной ладонью. – Да пошел ты к черту, упырь! И Нику с собой забери!
Упоминаю подругу, и по языку растекается желчь.
В глубине души ещё тлеет огонек надежды. Я хочу верить, что подруга сможет мне доказать, что слова Ильи – ложь.
В конце концов они на дух друг друга не переваривали. Здоровались и то напряженно, когда она в гости к нам изредка приходила.
Я поэтому предпочитала видеться с ней на нейтральной территории, чтобы после посиделок не слушать многочасовые ворчания мужа.
А тут переспали оказывается…
– Ну как знаешь, Ириш. Смотри только не пожалей в скором времени.
Он отпускает мою руку, и я едва ли не падаю на пол. Ноги слабеют, становясь ватными.
Сама не понимаю, как добираюсь до спальни, где мой сыночек уже вовсю разрывается в громком плаче. Как никогда остро верю в то, что детки чувствуют материнскую боль.
Ненавижу Илью всем сердцем за то, что мучает он не только меня, но и сына.
– Солнышко, мы с тобой обязательно справимся.
Взяв крошку на ручки, целую его сморщенный лобик. Бережно прижимаю к себе, точно зная, что сделаю для него всё возможное и невозможное, только бы сын был счастлив.
Сыночек смотрит на меня своими огромными чистыми глазками, убеждая, что смысл жизни всё ещё не потерян.
Минут через сорок хлопает входная дверь.
Поняв, что мы с Ником остались в квартире одни, иду на кухню за мусорными пакетами. Вернувшись в спальню, начинаю сгребать с полок вещи мужа и запихивать их по мешкам.
Глотая потоки слез, действую на автомате.
И духу его в моей квартире не будет!
Прерываюсь в тот момент, когда раздается звонок в дверь. Это странно, ведь мы никого не ждали в гости.
Глава 5
Открыв дверь, пялюсь на подругу во все глаза и поверить не могу в происходящее. Занятно… Вот уж не ожидала, что Николь заявится к нам, тем более так молниеносно.
Неужели Илюша пожаловался на меня?
Правда что, я ведь негодяйка – не оценила всей силы их притяжения, страсти… Или что их там точечно соединило?!
– Ириша, привет, – начинает она заискивающе. Пока не может понять, с какой тактики лучше начать разговор. – Я хочу с тобой серьезно поговорить. Время есть?
Склонив голову набок, я прищуриваюсь и оглядываю эту… мягко говоря, предательницу с ног до головы. До папочки мне, конечно, неизмеримо далеко, но заставить собеседника неуютно я тоже могу. Пожили бы вы с мое в одном доме с жестким, правдолюбивым и непреклонным прокурором, тоже бы научились примораживать людей взглядом.
Николь ожидаемо ежится.
Да, милая, спать с чужими мужьями ой как непросто.
Её счастье, что силы меня покинули ещё вчера.
– Ты опоздала.
Мой голос звучит отстраненно, и я бы даже сказала безжизненно. Признаться, я совсем его не узнаю. Возможно, меня можно понять, не каждый день тебя придают близкие люди. По факту после сегодняшнего в моей жизни из родных лишь сын остается.
Не иначе как грянула угольно-беспроглядная полоса.
– Куда опоздала? – округляет глаза бывшая подруга. – Ты ведь дома…
Господи, прошу, дай мне сил.
Если бы она не пришла сейчас, я бы ещё какое-то время тешила себя надеждой, что мой муж всего-навсего поехал крышей и решил запятнать не только свою репутацию, но и Нику подтянуть за компанию.
Сейчас же сомнений не остается…
Вчера её не было на похоронах.
Ника у нас барышня чувствительная, решила не рисковать своим душевным состоянием и поддерживала меня на расстоянии. Якобы. Я её поняла и не настаивала – не каждый готов, участвовать в траурных церемониях.
И приди она сегодня просто так, чтобы меня поддержать, вопросов бы не возникло.
Однако в её взгляде мелькает что-то такое, едва уловимое, но очень значительное… Насмешка, ликование, высокомерие? Я точно не могу разгадать, но на интуитивном уровне понимаю: Илья мне не соврал.
Ника пришла поговорить, вернее убедить меня в её искренних чувствах к моему мужу.
От этого становится тошно.
Клянусь, я бы даже врагу не нанесла в спину удар в столь трагичный момент, не то что лучшей подруге.
Ну что же, папа мне всегда говорил, что всех людей нельзя судить по себе.
«Ира, это занятие глупое, а порой и очень опасное».
Дмитрий Олегович, снимаю шляпу! Как бы это ни звучало прискорбно, вы были правы на все сто процентов.
Мои немые размышления и десятка секунд не занимают, и всё же этого хватает Нике для того, чтобы замешкаться.
Конечно, я ведь обычно гораздо приветливее. Сейчас же внутри меня выжженная земля, гарь, пепел и осколки разбитых надежд на счастливую семейную жизнь. Да и, чего греха таить, жизнь в целом.
Уверенности в том, что я вывезу всё, свалившееся на меня, нет никакой.
– Ты правда думаешь, что я впущу тебя в квартиру после всего, что ты сделала? Впущу туда, где находится мой маленький сын? Мальчик, отца которого ты увела из семьи? – вкрадчиво уточняю. – Правда, что ли? Ника, это даже для тебя уж слишком наивно. Не пугай меня так.
Черт! Если бы кто-то знал, сколько раз я спасала её невезучую задницу из различных передряг! И теперь спросите меня: для чего?
А я скажу! Раньше мне казалось, что подруга попадала постоянно в неприятности из-за своей наивности и непосредственности, а теперь и на это глаза открылись. Нет, всё было не так! Ей просто нравилась такая беззаботная веселая жизнь. Кто же откажется отрываться на полную, если знает, что за ней обязательно подотрут? Родители или я, какая собственно, разница?
Обещаю себе, что и этот урок будет усвоен.
– Ир, я могу тебе всё объяснить… – тараторит она, но я взмахом руки прерываю поток ненужной болтовни.
– Не утруждай себя. Это лишнее. Готова поспорить, ты всё равно ничего нового мне не скажешь. Как там обычно… – касаясь двумя пальцами губ, делаю вид, что задумываюсь. – Мы пытались сопротивляться нагрянувшему наваждению, но не смогли… Оно было сильнее нас… Или всё получилось настолько внезапно, что я не успела опомниться, как оказалась в объятьях твоего бесстыдного мужа… Есть ещё, конечно, вариант с принуждением… – снова прокатываюсь взглядом по «подружке». – Но ты, к счастью, изнасилованной не выглядишь. Так что, дорогая моя, а теперь и вовсе бесценная: катись к черту!
Высказавшись на едином дыхании, собираюсь закрыть перед её носом дверь. Мне вот-вот снесет крышу – уже предвкушаю, и не очень бы хотелось, чтобы соседи стали свидетелями сей феерии.
Пепел грозит вспыхнуть в любой момент.
Всё мое спокойствие напускное. Держусь из последних сил, боясь напугать истерикой сынишку. Сладкий бубличек не должен видеть ни моих слез, ни моих страданий.
– Ира, зачем ты всё опошляешь? – обескураженно вопрошает.
Не позволяет мне закрыть дверь, подставляя в дверной проем мыс ботинка и зажатый в руках объемный пакет, судя по всему, из какого-то детского магазина.
Надо же! Не с пустыми руками пришла!
Заберу вашего папочку, но подарю лапочку-кролика! Так, что ли?
Да они с Ильей, похоже, соревнуются в наглости и цинизме! Даже не знаю, кому присудить первое место в номинации «Шакал года!».
– Я правда хочу перед тобой извиниться. Представляю, как тебе не просто сейчас… Я не думала, что Илья тебе так быстро обо всем расскажет, – продолжает, воспользовавшись моей заминкой.
Как бы мне ни хотелось выглядеть стойкой, стресс сказывается. Местами я притормаживаю.
– Ты права. Лучше бы вы продолжили сношаться за моей спиной… Рассказали бы лет через пять, когда ты уже нарожала бы от него стайку детишек, – усмехаюсь.
– Нет, мы сначала планируем пожить для себя.
Столь неожиданное признание заставляет меня вскинуть брови.
Ника понимает, что проболталась и прикусывает нижнюю губу, то ли сожалея, то ли стараясь кокетством сгладить всю ущербность происходящего.
Это просто дикость какая-то!
Пожить для себя!
Я, возможно, тоже хотела пожить для себя. Но Илья давил постоянно, аргументируя тем, что без ребенка семья будет не полноценной, а карьеру я успею построить в любой момент. Связи, дескать, есть – один звонок и меня возьмут хоть в следственный комитет, хоть в суд, хоть в городскую администрацию.
По этому поводу, кстати, мы частенько спорили. Он ведь не хуже меня знал, что папа никогда бы не стал оказывать мне протекцию. И все равно добротно вешал лапшу на уши, обещая в случае чего лично помочь мне с трудоустройством.
И вот, поиграв немного в семью и поняв, что быть отцом не так-то уж просто, мой благоверный решил вновь пожить для себя!
Ну чудесно! Просто прекрасно!
Я не успеваю ничего Нике ответить. На лестничной клетке появляется наша соседка. Антонина Федоровна распахивает дверь и внимательно, нисколечко не стесняясь сканирует нас.
Она на пенсии, но ведомственную награду «Почетный работник прокуратуры Российской Федерации» просто так не присваивают. Несмотря на весьма преклонный возраст, женщина профессиональных навыков не растеряла и держит в страхе не только подъезд, но и весь дом (и близлежащие в придачу).
– А, Ирочка, это к тебе подружка пришла… – будто даже немного расстраивается, дескать, никакого веселья не сложится. – А я слышу в подъезде кто-то пищит. Думала, снова крыс в подвале неудачно потравили.
Не знаю, хочет ли Ника возмутиться, но в любом случае этому сбыться не суждено.
С громким хлопком Антонина Фёдоровна захлопывает входную дверь в свою квартиру.
– Это что было? – недоуменно хлопает ресницами Ника, делая вид, что забыла о неприязни соседки к ней.
Папе моя подруга тоже не нравилась. Пару раз я слышала, как он обсуждал с Антониной (они тесно общались), дурное влияние подруги на меня.
– Тебя только что крысой назвали, – беззаботно жму плечами. – Как по мне, вполне заслуженно.
– Ты мне мстишь? – болтает такую ерунду, что и на голову не нацепишь. – Унижаешь за то, что Илья выбрал меня? Я ведь зла тебе не желаю! Всего лишь хочу объясниться, чтобы между нами не было недомолвок! Мы ведь подруги!
Дурная улыбка прилипает к моим губам.
Я просто не знаю, как здесь ещё реагировать.
– Лучше бы ты вспомнила о нашей дружбе, когда ложилась под моего мужа. А сейчас мне вообще не интересны ни твои объяснения, ни слезливые сопленаматывания на кулак. Пошла вон! И чтобы духу твоего здесь больше никогда не было!
– Ты должна меня понять! – выкрикивает на весь подъезд. – Да, мы с Ильей влюбились друг в друга! Куда делась вся твоя рассудительность? Илья выбрал меня, прими это!
Откуда-то сверху доносится ещё один хлопок двери и глухое шарканье.
Поняв, что нас слушают, Ника произносит:
– Впусти в квартиру, поговорим наедине.
Она касается моего плеча, пытаясь отодвинуть меня в сторону, и в этот момент тумблер всё же срабатывает. Что есть сил толкаю её ладонями в плечи.
Не устояв на ногах, подруга падает на задницу и жалобно всхлипывает.
– Лебедева, ты с ума сошла?! – пораженно.
Перевожу взгляд на принесенный ею пакет и действительно замечаю торчащие из него заячьи уши.
Николь – непроходимая идиотка, если считала, что сможет задобрить меня детским подарком.
Захлопнув дверь перед её носом, возвращаюсь в спальню и на кураже сгребаю с полок одежду Ильи абы как, нисколько не забочусь ни о её сохранности, ни о внешнем виде.
Пусть катятся ко всем чертям!
И минуты не проходит, как я возвращаюсь к входной двери и, распахнув её, бросаю шмотье предателя жабе в лицо. Она, только-только начав подниматься (на шпильках это дело нелегкое), слышит звук и в недоумении вскинув голову, «ловит» первую порцию добра. Снова шлепается, и теперь начинает голосить вовсю.
Второй раз вернувшись в квартиру, забираю один из мусорных мешков с его вещами и также передаю «из рук в руки» подруге, решив, что остальное просто выкину на мусорку.
– Это что значит? – она продолжает тупить.
– Ты вроде головой не билась, только задницей. Откуда тупеж, Никуль? Передаю тебе пожитки своего мужа. Ты ведь сама попросила не мешать вашим чувствам. Вот…, – взмахнув руками, указываю на горы одежды, валяющееся на грязном полу. – Считай, это мое вам благословение.
Глава 6
Мы лежим с сыночком в постели. Никитка проснулся давно, а я вот не нахожу в себе сил, чтобы глаза открыть. О том, чтобы встать, поменять ему подгузник и заняться завтраком, и говорить не приходится.
Разбита до основания.
Выставив Нику, я ещё какое-то время действовала на адреналине – собрала остатки вещей предателя и, оставив их на входе в мусорных мешках, помыла пол во всей квартире, прибралась.
А после всё – из меня будто воздух весь выпустили. Едва хватило сил привести себя в порядок и Никитушку покормить.
Сыночек, будто почувствовав, что маме и так непросто, ведется себя хорошо. Ночью спал крепко – покушать просыпался всего два раза, да и сейчас лежит спокойно, пытается дотянуть свою ножку до ротика и ею полакомиться. Слышу, как он сладко покряхтывает, и мысленно улыбаюсь.
Ради него я обязательно смогу пережить все навалившиеся невзгоды.
Наш педиатр говорит, что тянуть ноги в рот Никитушке ещё рано, только вот разве малышу это можно объяснить?
Будь у меня такие аппетитные пальчики и пяточки, я бы сама их хотела попробовать.
– Доброе утро, мой милый, – кое-как разлепив опухшие от ночных слез глаза, смотрю на сынишку. Сегодня он почти всю ночь спал вместе со мной. Побоявшись его уронить, пока укачиваю после кормления, я оставила его в специальном коконе у себя на постели, хотя обычно перекладываю в кроватку. – Ты выспался?
Протянув руку, глажу округлый животик.
Услышав мой голос, малыш реагирует мгновенно. Оторвавшись от важных дел, выпускает из захвата обе свои ножки и, повернув головку набок, беззубо мне улыбается.
Сердце в этот момент пропускает удар. Тону в нежности и умилении.
Пусть его папа и оказался парнокопытным животным, но всё в моей жизни он появился не зря.
Где бы я ещё раздобыла такое сладенькое, вкусно пахнущее молочком сокровище?
– Ты в хорошем настроении сегодня, да? – спрашиваю, заметив, как он начинает пускать пузыри.
Притягиваю к себе кокон поближе. Так, чтобы сын у меня под бочком оказался. Тепленький, родной и самый прекрасный мальчик на свете.
Никитка от радости сучит ножками, будто разгон собирается брат.
Две недели назад мы были на приеме у педиатра. Взвесив и осмотрев малыша, женщина поделилась своими предположениями, дескать, месяцам к семи он у вас уже научится вставать и попробует делать первые шаги. Рано, но если ребенок такой, ничего не поделать.
Сейчас обнимаю его и пытаюсь представить, каким он будет через месяц, два, полгода…
Сложно осознать, что это тот самый мальчик, который умещался в животике и любил по ночам отбивать мои внутренности, особенно мочевой пузырь.
На поздних сроках я так часто вставала в туалет, что Илья частенько шутил, мол, нам бы не помешала перепланировка квартиры. Такая, в которой спальня и туалет находятся друг напротив друга.
Воспоминания о муже неожиданно резко поднимают во мне волну отторжения. Психика не перестроилась и забываясь, я упускаю тот факт, что этого человека стоит вычеркнуть из своей жизни и не вспоминать.
Пока с трудом представляю, как это сделать, но буду стараться.
Я смогу справиться с болью, главное себя контролировать.
Первое время я часто плакала из-за мамы. И когда папе надоедало видеть меня зареванной, он обещал, что накажет, если ещё хотя бы одну слезинку.
Тогда мне хватило два раза по часу постоять в углу, чтобы прийти к выводу: стоит учиться держать свои эмоции при себе.
А сейчас, после его смерти я что-то расслабилась. Потеряла самообладание и всецело отдалась горю. Похоже, следует завязывать с малодушием.
Помощи ждать неоткуда и значит нужно самой «грести к берегу».
Даю себе ещё две минутки понежиться с сыном. Зацеловываю его животик, ножки и кулачки. С наслаждением вдыхаю сладко-молочный аромат, которым только детишки и пахнут и за шкирку выдергиваю себя из постели.
Подхватив сына на руки, несу умываться.
Почувствовав воду, он забавно фырчит и морщит носик.
– Ну уж нет, мой маленький гномик, умываться мы с тобой будем в любом случае, – перехватываю поудобнее, когда сын норовит сползти пониже. Вертится, как юла. – Нам с тобой ведь нужна хорошая кожа. Нужно потерпеть, – щелкаю по маленькому носику.
Родившись, он сильно «цвел».
Акушерка меня сразу предупредила, что все сыпь сойдет. Я же, будучи неопытной, вообще понять не могла, откуда такая россыпь волдырников могла взяться на личике маленького мальчика.
К полутора месяцам всё сошла, а сейчас и вовсе следов не осталось, но тогда я была просто в ужасе.
Ещё и комментарии мужа на тему того, что малыш у нас какой-то страшненький получился, подливали масла в огонь. Плакала ночами, дурочка. Сейчас и вспоминать стыдно.
Во время завтрака я включаю телефон. Он тут же начинает вибрировать десятками новых входящих сообщений.
Как только дверь за бывшей подругой закрылась, я его выключила, чтобы в случае чего не слышать ни её истеричных визгов, ни угроз мужа.
И как теперь вижу, оказалась права.
«Ира, ты что творишь? Совсем умом тронулась? Ты зачем избила Николь?».
«Ира, возьми трубку».
«Ира, перезвони».
«Срочно…».
«Немедленно».
«Ты вынуждаешь меня приехать и пообщаться с тобой по-другому…».
«Ира, черт возьми, включи голову, если не хочешь, чтобы я отобрал у тебя сына! Ты истеричная малолетки и сделать это будет нетрудно!».
Это только малая часть сообщений «грозного писаки», которыми муж пытался меня то ли напугать, то ввергнуть в ужас.
Грустно вздохнув, я откладываю телефон и прикрываю глаза.
Безработная я, возможно, и неидеальная мать в представлении органов опеки и других правовых инстанций. Только вот Илье, как мы выяснили, сын совершенно не нужен.
Ночью он так и не приехал.
Перед сном я закрыла дверь на внутренний замок, открыть который, не повредив полотна, невозможно, но он и не приезжал. Я бы услышала.
Похоже, так ответственно подошел к миссии по утешению Ники, что забыл обо всем на свете.
Если я умом тронулась, почему он не приехал и не проверил, как себя чувствует сын? Мало ли что случиться могло.
Вывод напрашивается только один. Нашему заботливому папочке плевать на все. Остыл к жене и тут же потерял интерес и к ребенку.
Умом понимаю, что мы не первые с кем произошла подобная ситуация, но легче от этого почему-то всё же не становится.
Глава 7
Толкая коляску вперед, наблюдаю за тем, как мой мальчик потихоньку начинает просыпаться. Морщит носик, куксясь от яркого солнышка. Сегодня погода прекрасная, и мы с ним решили разнообразить свои однотипные будни долгой прогулкой.
Пока он спал, я успела пройти почти семь километров и дослушать аудиокнигу по криминалистике. Уголовное право привлекало меня ещё с пеленок, если так можно сказать.
Папа был первоклассным профессионалом, но всё же у него был один недостаток: разделять работу и личную жизнь он не умел. По нему всегда было видно, когда в работе имеется особо сложное дело. Пользуясь моментом и, чего греха таить, его любовью, я частенько выпытывала у него какие-нибудь интересные подробности. А если сделать этого добровольно не получалось, то тайком засовывала нос в его документы, коих в нашем доме всегда было в избытке.
Мое желание податься в криминалистику родителю было не по душе. По его плану я должна была найти себя в арбитраже. Несмотря на всю жесткость, папа не горел желанием показывать мне самую темную сторону нашего мира. По долгу службы ему приходилось сталкиваться с разными людьми, их демонами и последствиями поведения. И каждый раз, возвращаясь домой, он говорил, что не позволит мне работать в полиции или в следственном комитете, куда я класса с седьмого горела желанием устроиться на работу.
Впрочем, пока я училась на юрфаке его настрой перестал быть резко негативным. То ли он для себя решил что-то, то ли просто времена стали спокойнее, и беспокойство потихоньку на нет сошло. В любом случае, когда я окончила университет, напутствий особых Дмитрий Олегович не стал мне давать.
Возможно, он решил, что я посвящу себя материнству и сама больше не захочу работать в органах исполнительной власти.
Если бы не предательства мужа, скорее всего, так бы оно и случилось. Во всяком случае сейчас, гладя на сладкие булочки-щечки своего мальчика, мне бы всю жизнь хотелось посвятить именно ему.
Как только Никитка начинает обиженно кряхтеть, я беру его на ручки и расцеловываю те самые манящие пухлые щечки.
– Ты проснулся, малыш, – ласково произношу, заглядывая в распахнутые, всё ещё сонные глазки. – Выспался? Или тебя разбудило что-то?
В теплом комбинезоне малышу неудобно, поэтому он только куксится в ответ.
Не плачет – уже хорошо.
В последние дни он стал спокойнее. Лучше кушает и капризничает значительно меньше. Я так думаю, что всё дело в том, что и я немного успокоилась.
Неделя прошла с нашей последней встречи с мужем и, соответственно, с визита Николь.
Мне всё ещё больно, особенно ночью. Иногда накрывает и места себе найти не могу, но в целом пытаюсь настроить себя на то, что жизнь с уходом из нее любимых людей не останавливается.
Более того, я уверена, будь папа жив, так плохо сейчас мне бы не было.
Найдя небольшую, удобную лавочку, устраиваюсь на ней вместе с сыном. Малыш – то единственное спасение, что держит меня на плаву, не позволяя рыдать ежесекундно. Рядом с ним мир видится ярче и немного радостнее.
На ручках Никитка быть обожает, вот и сейчас весело со мной о чем-то болтает, даже несмотря на неудобства и скованные прогулочным комбинезоном движения.
С каждым днем он учится говорить новые звуки, и порой выдает что-то такое, отчего мне кажется – заветное «мама» не за горами.
– Смотри, кто к нам прилетел, – перехватываю его, ставя вертикально, чтобы сыночек смог увидеть жирненького, наглого, сизого голубя, усевшегося на другой конец лавочки. – Птичка хочет с тобой познакомиться, – добавляю с улыбкой.
Сама же смотрю на Никиту.
Нахмурившись, малыш пытается дотянуться до гостя, а когда не выходит, быстро теряет к нему интерес. Переключается на меня. Со смешным «грозным» рыком сын подается в мою сторону и влажно присасывается к щеке.
Правда что, какие голуби, если есть мама…
Прикрыв глаза, прижимаю малыша к себе крепко-крепко. Тепло тут же начинает струиться по венам, устремляясь прямиком к сердцу. Этому маленькому человечку подойдут все самые прекрасные слова на земле.
– Ты проголодался, да? – спрашиваю негромко. – Мы ведь кушали перед выходом. Постоянно готов маму съесть? Неудивительно, что ты растешь не по дням, а по часам. Завтра будем праздновать твои три месяца! Представляешь? Ты уже такой большой! С ума сойти можно…
Мы милуемся с малышом какое-то время: я его целую, а он пытается меня облизать.
Наши нежности заканчиваются в тот момент, когда поблизости раздается мое имя.
– Ира?
Резко обернувшись, я замечаю Андрея Леонидовича, если не друга, то хорошего знакомого своего отца. Он был на похоронах, но тот день отпечатался в моей голове на редкость смазано, и ассоциируется на исключительно с болью потери.
– Здравствуйте, Андрей Леонидович, – отзываюсь, не слишком утруждая себя быть приветливой. Сказывается растерянность.
Что он здесь делает? Мы ведь в сквере, в спальном районе.
Несколько месяцев назад Ставрова занял очень высокую должность в одной из силовых структур, и на простые прогулки у него точно времени быть не может.
– А я думаю, ты не ты.
Подойдя ближе, он останавливается в метре от лавки. Смотрит на нас сверху вниз. Выправка, как и всегда, идеальная. Выражение лица – нечитаемое.
На мужчине дорогое темно-синее кашемировое пальто, в распахнутом вороте которого заметен безупречного вида темный костюм.
Отчего-то я начинаю чувствовать себя в пуховике, вязаной шапке и дутиках неуютно. Обычно подобных глупых комплексов насчет внешности за мной не водится. Возможно всё дело в том, что смотрит на меня мужчина как-то подозрительно странно. Я даже не могу сказать, что именно меня смущает, но его взгляд пробирает.
– Мы с Никитой гуляем.
Услышав, что речь зашла о нем, сыночек начинает вертеться и кипишевать. Мне приходится встать и снова его перехватить так, чтобы он видел, с кем мама разговаривает.
– Далеко от дома забрались, – Ставров сухо озвучивает очевидный факт.
– Погода сегодня хорошая.
Он кивает и переводит взгляд на Никиту.
– Подрос за неделю.
Мне требуется пара секунд, чтоб понять его. Из-за недосыпа туплю, и не сразу вспоминаю, что на похоронах с ребенком была. Дурочка.
– Да, если ничего не болит, он кушает хорошо и быстро растет, – натянуто улыбаюсь.
Я не совсем понимаю, с чего вдруг мужчина решил подойти ко мне и поболтать. Особо близко мы никогда не общались.
– Ты здесь с мужем? – он осматривается, будто Илья может прятаться за каким-либо деревцем.
– Нет, мы вдвоем, – отвечаю после короткой заминки.
Говорит, как и думать о предателе сложно. Сердце взрывается болями от простого упоминания.
– Ира, у тебя что-то случилось? – его взгляд становится ещё более пронизывающим.
Профессиональные навыки у Ставрова на высоте, да и из меня конспиратор так себе, если честно. Всю эту неделю мне даже не с кем было поговорить и пожалиться. Было всего три человека, с которыми я позволяла себе быть откровенной.
Теперь никого не осталось.
У Андрея Леонидовича уходит не больше минуты на то, чтобы меня разболтать.
Сама не понимаю, как признаюсь:
– Мы с Ильей разводимся.
Его глаза едва уловимо распахиваются, но удивленным мужчина не выглядит.
– Помощь нужна?
– Нет, я уже подала на развод.
Скривив губы, он качает головой, дескать, даже так?
– У вас ребенок, – кивает на малыша. – Если супруг не захочет разводиться, будут проблемы.
– Не думаю, что Илья будет против.
«Мы ему не нужны», – вертится на языке признание, но я сдерживаюсь.
– Запиши мой номер.
Немного опешив, не знаю, как реагировать на приказ Ставрова.
– У отца в записях сохранился…
– Рабочий, – одергивает меня жестким тоном. – А ты сейчас запишешь личный и в случае необходимости наберешь.
Пожалуй, со смерти папы никто не разговаривал со мной в столь безапелляционном тоне.
Хочется поспорить и заявить, мол, справлюсь сама, но не решаюсь. На подсознательном уровне чувствую, что этому мужчине не стоит перечить. В конце концов, кто мне мешает записать номер, но не звонить ему?
Потянувшись к коляске, достаю из сумки телефон и, сняв блокировку, вбиваю продиктованные цифры. К фамилии Ставров хочется добавить «Никогда не звонить», и всё-таки рисковать глупо.
Я уже прощаюсь с мужчиной, когда он, услышав плач Никитки, предлагает нас довезти.
– Не нужно, мы ещё прогуляемся, – мямлю я не очень-то убедительно.
Сын капризничает, дорога домой будет «веселой». Это очевидно, однако я лучше буду тащить сына на руках и толкать коляску, чем сяду в машину к Ставрову.
Что-то в нем меня очень пугает. Объяснить не могу, на подсознательном уровне чувствую угрозу. Напридумывала я себе её или нет, разобраться пока не могу. И очень надеюсь, что скоро этот вопрос станет неактуальным.
Возвращаемся мы с сынишкой домой очень долго. Пару раз я даже успеваю пожалеть, что отказалась от помощи. С рук он больше не слазит, и как только я пытаюсь схитрить, заманив его в коляску игрушками, поднимает такой ор, что у меня сразу сил прибавляется.
– Кто тут хитрый такой? Кто тут маму эксплуатирует? – вымученно улыбаюсь Никитке, когда мы всё же заползаем в свой двор. – Видишь, мы всё равно добрались! Но если бы ты не вредничал и немного полежал, сделали бы это быстр…
Я осекаюсь, увидев у подъезда Илью. Скрестив руки на груди, он облокотился на дверь своего седана и хмуро смотрит на нас.
Глава 8
– Илья, что тебе нужно? Говори побыстрее и проваливай, – произношу тихо, но достаточно резко.
– Ух, какая грозная! Неужели не рада возвращению мужа? – хмыкает он, выходя из лифта и шагая следом за мной.
Какой же ублюдок…
Я на секунду прикрываю глаза, стараясь подавить внезапно поднявшуюся волну раздражения. Те раны, что потихоньку в его отсутствие начали заживать, снова гноятся и кровоточат.
Вот что, объясните мне, здесь можно было влюбиться? Он ведь ничтожество! Самовлюбленный эгоист!
Неужели любовь бывает настолько слепа?
Крик сына вырывает меня из потока недобрых мыслей.
Пытаясь освободить ручки, Никитка орет во всё горло и выгибается, лежа в коляске, которую я толкаю перед собой.
Ускоряю шаг.
– Подожди, маленький… – умоляю его. – Мы скоро будем дома, и я возьму тебя на ручки. Люблю тебя, мой сладенький. Но мама очень устала и не может уже и тебя нести, и коляску катить.
«А папа твой придурашный и не думает нам помогать», – мысленно добавляю.
Могу и вслух повторить, но жутко не хочется устраивать представление на весь подъезд.
Илья всё слышит, но даже не думает мне помочь.
Выходит, как только мужчина теряет интерес к своей женщине, и совместные дети становятся не нужны? Вот прямо так быстро и резко? Так всегда происходит или мне повезло?
За Никитку мне обидно даже больше, чем за себя.
Ну как так?! Он ведь радовался беременности и появлению сына!..
Или я уже тогда выдавала желаемое за действительное?
Я уже ничего не понимаю…
Оказавшись в квартире, первым делом достаю плачущий драгоценный сверток из люльки и беру на ручки. Поцеловав вспотевшую и залитую слезами щечку, иду в спальню и кладу сына на пеленальный столик.
– Милый, ну чего ты разошелся? Мне тебя так жалко, что сердце кровью обливается. Пожалей маму, – успокаиваю его как могу, пока расстегиваю злосчастный, теплый и неудобный комбинезон. – Сейчас умоемся и будем кушать, родной.
– Ты совсем его избаловала, – цокает муж. – Приучила к рукам.
Я даже не услышала, когда он подошел и встал за моей спиной.
– Тебе какое дело, Илья? Разве ты с ним время проводишь? – не могу скрыть своего раздражения. – Когда ты последний раз возился с сыном?
Резко обернувшись, полосую по его роже таким взглядом, что муж невольно подбирается.
– Ир, чего ты опять конфликтовать начинаешь? Я ведь о тебе забочусь.
Шумно вытолкнув весь воздух из легких, я закатываю глаза.
– От такой заботы и сдохнуть недолго!
До меня не доходит: он забыл, какой сюрприз устроил мне на прошлой неделе при поддержке Николь?
Совсем упоротый, что ли?
– Отойди, – отталкиваю его от себя и, подняв сына на руки, направляюсь в ванную комнату. – А ещё лучше – сгинь! Мы с Никитушкой тебя в гости не звали.
– В гости?
Боковым зрением замечаю, как Илья насмешливо бровь изгибает. Он старается вести себя непринужденно, но я чувствую напряжение, исходящее от него.
– Вообще-то, я здесь тоже живу, – продолжает, поняв что реакции от меня не последует.
– Жил, – жестко поправляю его. – Жил, пока мы были семьей. Жил, пока не залез в трусы к моей лучшей подруги. Жил, пока строил из себя примерного семьянина. А теперь всё – лавочка прикрыта. Вещички твои я отдала новой пассии. Остальное – на мусорке.
– Что? Ира, ты совсем ебанулась?
– Ты повторяешься, – вспоминаю его грубые сообщения. Илья, похоже, подзабыл, но у меня память хорошая. Я выросла не такой стойкой и независимой, как хотелось бы папе, и всё же ноги об себя никому вытирать не позволю. Чему-то да он меня научил. – Если у тебя оставались здесь ценные вещи, нужно было раньше позаботиться об их сохранности. Сейчас уже поздно истерить.
Схватив за плечо, Илья резко разворачивает меня.
Охнув, натыкаюсь на его гневный взгляд.
Прижимаю сыночка крепче к себе.
– Ты больной? – рявкаю. – А если бы я уронила сына?
– Держи крепче, а ещё лучше – не веди себя как сука! Подумаешь, гульнул немного, на хрен волну поднимать и цирк на весь подъезд устраивать? Выперла бы Николь и успокоилась. Я сам не понимаю, зачем она поперлась к тебе! Зачем было шмотки в подъезд выкидывать. Ведешь себя, как малолетняя истеричка…
– В смысле, как? Я и есть малолетняя истеричка! Мне всего двадцать один год. У меня папа умер, и муж загулял, бросив с новорожденным ребенком. При таких вводных недолго схватить нервное расстройство.
Видит бог, я стараюсь сдержаться, но Илья будто целью задался выбесить меня посильнее.
– Я не собираюсь с тобой разводиться, – заявляет он настолько неожиданно, что я дар речи теряю. – Остынь и мы поговорим.
– Да пошел ты!
Стряхнув с себя его лапу, иду в ванную комнату. Никитка притих в моих руках, внимательно наблюдая за родителями.
Вот так вот, милый, случается, когда мужики забывают, что на них лежит большая ответственность. Надеюсь, ты у меня таким никогда не станешь.
Всё время, что мы с сыночком умываемся, Илья стоит в дверях и внимательно за нами наблюдает.
Я отчетливо осознаю, что женился он на мне по расчету. Это безумно обидное озарение. Просто душу выворачивает наизнанку.
Пусть это прозвучит эгоистично или даже заносчиво, но я с детства слышала хвалебные отзывы о своей внешности. В университете и вовсе мне парни прохода не давали. Оно и понятно, так вышло, что у нас на потоке девушек было мало, поэтому интерес многих был прикован именно ко мне.
Плюсом ко всему, я всегда хорошо училась и не производила впечатления безголовой одноклеточной дурочки.
Так почему же из всех возможных мой выбор пал на самый ущербный вариант? Неужели я не заслужила того, чтобы меня любили по-настоящему, а не за возможность воспользоваться связями влиятельного отца?!
Обидно и больно.
Мой бойкий настрой, как-то резко стихает. Я стараюсь сконцентрироваться на ребенке и никак не выдавать то, как сильно уязвлена.
Переодев сыночка, забираюсь с ним в постель и начинаю кормить. Сначала он по привычке возмущается. Покрикивая, плохо обхватывает сосок и несколько раз давится, но после моих уговоров немного затихает и начинает усиленно и сконцентрировано сосать.
– Уходи, – не выдержав, обращаюсь к Илье. Он сидит на краю кровати и сосредоточенно копается в телефоне. – Я уже подала на развод. Жить с тобой и мириться с Николь я не стану, ты и сам это отлично понимаешь.
Голос мерзко дрожит.
Мне стыдно за свою слабость.
– Ир, я не позволю тебе взять и так легко разрушить нашу семью.
Илья несет какую-то ерунду. Я перестаю что-либо понимать.
– Какую семью? О какой семье речь? Ты изменил мне с моей лучшей подругой, – говорю тихо, чтобы не мешать сыну трапезничать. Внутри всё горит. Организм будто сопротивляется и не хочет вести этот тупой диалог. – Я вообще не понимаю, зачем ты вернулся. Всё что можно было выжать из меня этим браком – ты выжал. Хорошая должность, фамилия и связи отца… Что тебе ещё нужно? Если ты надеешься поделить со мной эту квартиру, то закатай губу. Законы ты знаешь не хуже меня и отлично понимаешь, что ловить тебе в этом вопросе нечего. Она не относится к совместно нажитому имуществу…
Наивная дурочка, живущая у меня под кожей и верящая в чудеса, ждет, что Илья начнет её разубеждать. Скажет, что она ему дорога, а не бабло, но…
Суровая реальность снова макает её лицом в самую зловонную жижу.
– У меня возникли проблемы, – Илья и здесь решает не церемониться. – Финансовые. Я должен большую сумму влиятельным людям. И если не отдам, то через пару недель…
– Подожди, – я резко вскидываю руку. Никитка даже пугается и, распахнув соловеющие веки, удивленно смотрит на меня своими глазками-пуговичками. – Прости, сыночек, мама так больше не будет тебя пугать, – нежно глажу его по спинке, а сама перевожу взгляд на его отца. – Ты совсем, что ли, рехнулся? Я дома в декрете сижу… С твоим, между прочим, ребенком. И даже если бы ты не стал мне изменять… Финансово помогать тебе я бы не смогла.
Новость о долгах меня хоть и шокирует, но не настолько, чтобы перебить состояние шока от недавней измены и связи с Николь.
Он ведь здоровый мужик. Разберётся.
– Ир, ты не поняла, всё реально серьезно.
– А мне до этого дело какое? Почему я должна переживать за тебя? Ты обо мне почему-то не думал, когда залез на Николь!
– Не сравнивай, – рычит он сдавленно. – Это разные вещи!
– Да что ты?!
– На кону моя жизнь…
Смотрю на него, как на дурачка.
Нет, обжигающий морозец вдоль позвоночника пробегает, не скрою. Но чем могу помочь, я реально не догоняю. И какие могут быть ко мне претензии?
– Я не понимаю, что ты теперь от меня хочешь? Наворотил дел – разгребай. У меня денег все равно нет.
«А если бы и были, тратила бы их я точно не на тебя», – про себя добавляю.
– Сейчас нет, а через полгода ты получишь наследство… – продолжает он излагать свою мысль, заставляя меня усомниться в своей адекватности. – На несколько месяцев я смогу деньги занять…
Дышать нечем. Перед глазами все расплывается и начинает искрить. Я перестаю слушать мужа и воспринимать информацию. Сгораю в отвращении к нему, да и к себе.
Так противно, что хочется помыться прямо сейчас.
Выходит, я в его глазах настолько безмозглое нечто?
Даже не идиотка… Хуже. Амеба без мозгов и чувства собственного достоинства, о которую можно вытирать ноги? Изменить, унизить, растоптать… А после просто взять и прийти за деньгами, даже не удосужившись лапши на уши не навешать и извиниться?
– Илья, каким моральным уродом нужно быть, чтобы всё это мне сейчас говорить? – боль грудную клетку опоясывает такая, что я с трудом могу дышать. Легкие крошатся, осыпаясь мелкими осколками. – Ты вообще понимаешь, что сейчас мне предлагаешь? После всего, что натворил.
– Я ведь не знал, что всё так получится. Ир, у меня есть три недели, чтобы деньги вернуть. А иначе нам всем пиздец настанет.
– Нам? – ошеломленно переспрашиваю. – Ты в своем уме?
– Да, а ты как думала? Мы ведь одна семья.
Глава 9
После встречи с Ильей я долгое время не могла найти себе места.
За дверь мужа выставила легко – он даже не возражал и не упирался, только успокоения его уход не принес.
Хорошенькое дельце – деньги занимал и тратил он, а отдавать будем вместе!
У меня возникло стойкое ощущение, что муж держит меня за идиотку…
Умом понимаю, что нужно просто развестись с ним и забыть, но эмоциональные оплеухи продолжают прилетать одна за одной.
Разом навались слишком много проблем, и большую часть из них я даже не знаю, как решать.
Если все браки такие, то больше я не хочу вступать в семейную жизнь. Мне и с Никиткой вдвоем неплохо.
Максимум, чем может меня раздосадовать сын – разбудить посреди ночи из-за боли в животике. Или срыгнуть неудачно мне на волосы или на одежду. Но по сравнению с проблемами, доставленными его отцом – это все сущие мелочи!
– Плевать, – тихо проговариваю я.
Лучше направить все силы на скорый развод. Отделаться и забыть.
Если, конечно, это получится быстро сделать…
Пока что я не обманывалась. Забыть мужчину, ставшим для тебя во всем первым не так-то просто. Во всяком случае мой жизненный опыт не позволял мне безболезненно вырывать подлецов из своего сердца, как ненужный сорняк.
О том, что сделала Николь, и думать не хотелось.
Подруга так радовалась, когда узнала, что я назвала сыночка именем, созвучным с её. Смеялась, говоря, что у меня теперь помимо Ники будет ещё и Ник. Ей это казалось безумно милым.
И что в итоге?
Кошмар.
Я бы не простила мужу измену с левой бабой, но его связь с моей лучшей подругой просто на корню разрушила во мне веру в людей.
Часы медленно тянутся, заставляя меня метаться по квартире. Когда Никита засыпает, я долго убираю квартиру. Навожу идеальный порядок не потому, что хозяюшка идеальная, а потому что мне нужно себя чем-то занять. Иначе сойду с ума.
Папы с каждым днем не хватает всё сильнее и сильнее.
Будь он жив и расскажи я ему о подобном, мой муж бы уже рыб в пруду кормил. Собой, естественно.
Я, конечно, утрирую, но разговор с подлецами у него действительно был короткий всегда.
Фраза: «Быть мужиком», для него реально глубокий смысл имела, и никак не относилась к первичным половым признакам.
Пока он был жив, Илья себе подобного не позволял и не мог позволить.
Можно позвонить кому-нибудь из папиных друзей. Тому же Ставрову, например. Но мне очень стыдно.
Кем я буду выглядеть в глазах этих взрослых, состоявшихся в жизни мужчин.
Мне кажется, своей слабостью я брошу тень на отца… на память о нем.
В конце концов, он ведь меня так старательно к взрослой жизни готовил. Нужно учиться самостоятельно ему соответствовать.
Мне везет и мой мальчик спит долго.
Я успеваю закончить с уборкой и прочесть в интернете несколько статей, связанных с коллекторами и нюансами правого решения конфликтов с ними.
Хочу понимать, к чему нужно готовиться.
Уповать на свою везучесть не приходится.
Если какая-то неприятность может случиться, конкретно меня она точно стороной не обойдет.
– Ты проснулся малыш? – захожу в спальню, услышав всё ещё сонные агуканья сына.
Пытаясь «болтать», он так смешно складывает в трубочку губки, что мне от умиления хочется плакать.
Всем мамам их детки кажутся самыми красивыми, прекрасными и особенными?
Скорее всего, да. Лично я в восторге от своего продолжения… Такой славный мальчик…
Даже на Илью меньше злюсь, когда сыночком любуюсь.
Мы с ним долго смотрим друг на друга. Никитка лежит на постели, обложенный большими подушками со всех сторон, а я стою рядом и наблюдаю за тем, как сыночек усиленно пытается самостоятельно на животик перевернуться.
Старается так, что даже пыхтит.
Ему срочно требуется освоить новый навык в совершенстве.
После нескольких попыток он всё же почти переворачивается на бочок, но тяжесть полного подгузника тянет его обратно. Наклонившись, я слегка поддерживаю его спинку, не давая ей завалиться назад, и уже на следующем рывке Ник переворачивается на животик.
От своего подвига он приходит в восторг!
Выгибается весь и издает смешной, похожий на рычание котенка звук. Поднимает голову, но так как долго удержать её не может, бьется лицом о постель.
Судя по звукам, ему не больно.
Ник доволен собой.
Убираю одну подушку и становлюсь на колени рядом с постелью так, чтобы мы с ним видели друг друга.
– Ты у меня тарапун, да? – я стараюсь не плакать, но сдержаться так трудно. Слезы сами собой к глазам подступают. – Дедушка бы тобой очень гордился.
Глажу сыночка по пушистой макушке. Волосы у него пока не густые, но очень мягенькие.
В ответ он продолжает зарываться лицом в простыню. В какой-то момент даже закусывает ее край десенками и будто бы пытается пососать.
Я не представляю, как Илья может не любить нашего славного мальчика?!
Ему ведь плевать на сына!
Он был здесь и даже на руки его не взял!
У меня в голове не укладывается…
– Ты проголодался, малыш? Хочешь кушать? Или десенки просто чешутся?
Не удивлюсь если у него и зубки рано полезут!
Чем дольше смотрю в его голубые глазки, тем сильнее хочется плакать. В итоге не успеваю сдержаться и слезы брызжут из глаз.
Ну что за тряпочка?
Быстро тру щеки, чтобы не пугать малыша.
– Пойдем подгузник менять?
Так совпадает, что в ответ сын дважды моргает и у меня на душе тепло разливается.
Ради него пережить можно и нужно всё.
Папе тоже было трудно воспитывать меня в одиночку. Но он справился.
Справлюсь и я!
***
Следующие несколько дней проходят относительно спокойно. Никто нас не дергает.
Илья только раз присылает сообщение, в котором спрашивает, не подумала ли я над его предложением?
«Иди к черту!»– набираю ответ и, не раздумывая, отправляю.
Если честно, я даже не в курсе, сколько денег была денег на банковских счетах отца. Но в любом случае его деньги не имеют никакого отношения к Илье.
Это же нужно было додуматься…
У человека вообще нет границ?
Уже ближе к вечеру он присылает ещё одно сообщение:
«Ну смотри. Не пожалей потом о своем выборе».
Читаю и прихожу к выводу – муж не в себе.
Что значит «Не пожалей?». Снова угроза?
Изо дня в день я задаюсь этим вопросом, пока на одной из прогулок к нам с Никиткой не подходит здоровенный мужик.
Преградив мне путь, он окидывает коляску хмурым взглядом.
Инстинктивно шагаю назад, резко тяну на себя ручку, чтобы дистанцировать сына от этого человека.
Стараюсь не показывать животного страха, но как с ним справиться, если массивная фигура незнакомца едва ли не закрывает собой последние лучи заходящего солнца.
Он реально огромный!
Я таких реально раньше не видела!
Спешно оглянувшись, понимаю: парк непривычно пустынен. Даже если я сейчас заору, на помощь никто не придет!
Осознание этого ужасает.
– Да не бойся ты, – басит здоровяк. Делает шаг, снова становясь рядом с коляской.
Всё плохо. Всё очень- очень, просто безумно плохо!
В этот момент я ненавижу Илью всей душой!
– Кто вы и что вам нужно? – подсознательно чувствую, что сейчас услышу в ответ. Ничем хорошим эта беседа для меня не закончится.
– Ты ведь узнала, – хмыкает он. – Илюша твой вчера свалил за границу с какой-то телкой. Поэтому давай мы не будем ходить вокруг да около, отдавать по-любому придется тебе. Когда бабки вернешь?
Я в ужасе округляю глаза. Не знаю, как справиться с шоком.
Свалил за границу? Это он так с проблемой разделался?
Глава 10
Если бы два месяца назад мне кто-то сказал, как люто в скором времени я буду ненавидеть Илью, я бы ни за что не поверила. Сказала бы, что быть такого не может.
Несмотря на то что живя с папой, мне в самом деле очень не хватало простого человеческого тепла, своего мужа я очень любила. Любила так, что дышать без него не могла. Просыпалась посреди ночи и тайком касалась его. Обнимала и целовала.
Боялась, что он начнет задыхаться от моих чувств. Боялась быть навязчивой и скучной, слишком приторной. Боялась, любить сильнее, чем он любит меня. Поэтому старалась выражать свою привязанность аккуратно, более незаметно.
Чем всё это закончилось, вы и сами знаете.
Но до смерти отца, муж отлично отыгрывал свою роль. Настолько, что даже смог обмануть моего весьма проницательного папу.
Илья бесспорно талантлив.
И бессердечен.
Я тихо ступаю босыми ногами по темному коридору и открываю дверь в спальню. Свет приглушен, и мне приходится подойти ближе к постели, чтобы убедиться в том, что Никитушка дышит размеренно.
У меня появилась новая фобия.
Кажется, я начинаю медленно сходить с ума.
Этим ужасным людям удалось меня напугать, особо ничего и не делая.
Всего на всего всю последнюю неделю они шлют мне пугающие, леденящую душу видео. Периодически они сопровождаются лаконичными сообщениями: «Обратишься в полицию, и мы сделаем с тобой то же самое».
И я верю.
Откуда-то знаю – это правда.
Вернувшись на кухню, опускаюсь на стул и, поджав под себя ноги, снова беру телефон в руки. Пальцы дрожат, и видео я воспроизвожу только с третьей попытки.
Оно зернистого качества, будто сделано на телефон с плохой камерой. Скорее всего, так и есть. Любительская съемка, на которой запечатлен темный подвал, в центре которого на бетонном полу в луже собственной крови сидит какой-то мужчина.
Откуда я знаю, что кровь именно его, а не бутафорская? Все просто – на полу рядом с его окровавленными и изуродованными ладонями лежат отрубленные пальцы.
Я в ужасе смотрю на кровь, льющуюся из ран, и как только новая волна тошноты подкатывает к горлу, вновь блокирую и отшвыриваю от себя телефон.
Не представляю, как всё это вынести…
Нужно обратиться в полицию, но я не могу. Слишком боюсь за сына.
После того как я узнала, что Илья должен этим бандитам десять миллионов рублей – муженек проиграл их в подпольном казино, вера в то, что мне кто-то сможет помочь, улетучилась.
Люди без связей точно бы не смогли организовать казино в центре столицы. Их стопроцентно крышует кто-то высокопоставленный…
Я не просто ненавижу мужа, я готова растерзать его собственноручно.
Гори в аду, гад!
Это не самое страшное видео из всех, что мне довелось посмотреть. И всё же я не могу перестать думать об этом несчастном человеке…
За время учебы приходилось видеть разное. И в морге доводилось бывать при проведении вскрытия, и на местах совершения преступлений – обожала проходить практику «поближе к земле», но мне никогда в жизни не было так безумно страшно.
Усугубляется всё тем, что Николь день через день выкладывает в статусы беззаботные видео из Таиланда. Именно туда они свалили с Ильей.
Мой драгоценный муж и милашка-подружка.
Даже не подозревала, что во мне может уместиться столько ненависти. Я тону в ней, захлебываюсь.
К моменту, когда они соизволят вернуться, меня либо прикончат, либо я сойду с ума.
Почему жизнь так несправедлива?
***
На следующий день ситуация только усугубляется.
Сидя на кафельном полу рядом с унитазом, я пытаюсь справиться с приступом тошноты, вызванным просмотром нового видео. Оно ещё более жестокое, чем предыдущее. Возможно сказывается недосып, но просвета я никакого не вижу. Выдержка давно помахала мне ручкой, оставив приглядывать за мной вместо себя – панику, граничащую с истерикой.
Когда после последнего спазма проходит пару минут, я медленно встаю и склоняюсь над раковиной. Держусь за её края, боясь упасть.
Напугать новоиспеченную мать – задача простая, я тому яркий пример.
Открыв кран, мою руки и умываюсь холодной водой.
Боюсь поднять взгляд и посмотреть в зеркало на свое отражение. Отчего-то кажется, что от увиденного я и вовсе могу сойти с ума.
Вернувшись в спальню, забираюсь в постель и, свернувшись калачиком рядом с Никиткой, долго вглядываюсь в его спящее личико.
Вот уж кто точно не заслужил всего этого ужаса…
Чем дольше смотрю на него, тем сильнее начинаю бояться. Последние дни мы даже гулять не выходим. Я часто проветриваю, но выйти даже на площадку, расположенную в нашем дворе, не решаюсь.
Убеждаю себя, что ребенка они не тронут…
И тут в моей голове вспыхивает ещё один триггерный вопрос: кому будет нужен Никита, если не станет меня?
Илья ради него палец о палец не ударит. Я же готова сделать всё, но этого в данном случае мало.
Зачем-то пытаюсь разбудить сынишку. Когда он сонно куксится, раздумывая – заорать или нет, не могу найти оправдания своему поступку. Я настолько сильно хотела убедиться в том, что с ним всё в порядке, что сделала очередную глупость…
Придурковатое поведение очень пугает.
Люди по-разному сходят с ума, и предпосылки предугадать порой сложно.
Днем всё же решаюсь и нахожу папину записную книжку. Выписываю номера тех людей, кто чисто теоретически сможет мне помочь.
В полицию идти страшно.
Вечером, искупав Никитку и уложив спать, записываю в блокнот всё, что собираюсь рассказать кому-то из друзей отца. Мысли путаются, и я боюсь забыть что-либо.
Завтра утром обязательно позвоню.
С этой мыслью я выхожу из кухни, собираясь отправиться спать, но замираю посреди коридора, заметив, как из-под входной двери в квартиру начинает валить едкий дым.
Гла