Проклятие покинутых душ бесплатное чтение

Пролог

Ладожск[1], усадьба Томилиных

Декабрь 1917 года

– Похоже, дедушка совсем выжил из ума, коли собрался всю коллекцию рода Томилиных отдать новым властям. – Николенька Штрауб, меривший шагами гостиную, тщетно взывал к матери, которая сидела в кресле, безвольно уронив руки.

Перед ним была бледная и какая-то бесцветная женщина средних лет, из которой раннее вдовство и суровый нрав отца, Евгения Григорьевича Томилина, казалось, высосали все жизненные соки. Она невольно любовалась сыном. Статная фигура, решительные движения и строгий, будто высеченный из мрамора, профиль так напоминали о его папе, Отто Штраубе.

Родство с военным из обедневшей немецкой семьи, которая осела в России еще при императоре Павле I, никогда не нравилось потомственному дворянину Томилину. И хотя провинциальная дворянская династия не слыла очень богатой, Евгению Григорьевичу было чем гордиться. Чего стоила коллекция картин, которую начал собирать еще дед, Александр Романович, участник войны 1812 года, предводитель уезда и владелец первого в округе кирпичного завода, известный меценат и благодетель. Его гостеприимная усадьба в первой половине ХIХ века была местом, где охотно и с достоинством принимали художников, музыкантов, литераторов. На живописном берегу реки Волхов они встречали радушный прием: на столах всегда были свежайшие продукты из собственного хозяйства Томилиных, включая домашние наливки и квас, мед и сахарные головы к чаю, а также соленья и варенья, заготовкой которых каждое лето руководила хозяйка, Варвара Парамоновна. Помимо видов на речные просторы и самой усадьбы, окруженной парком с березовыми и липовыми аллеями и плодоносящим садом, живописцев привлекали красочные праздники и ярмарки, которые устраивал Александр Романович. Гостившие у Томилиных художники запечатлели и господский дом с лестницей из известковых плит, ведущей к прудам с карпами, и портреты супружеской четы, и деревенский быт Ладожска.

Безошибочная интуиция и прекрасный вкус Александра Томилина позволяли ему разглядеть будущих мастеров даже в начинающих живописцах, которые оставляли ему свои полотна в благодарность за гостеприимство. Так начала собираться коллекция, которую дворянин пополнял на аукционах, скупая работы не только русских, но и западноевропейских художников. Один из его подопечных, итальянец, расписал стены этой полукруглой залы с камином, где устраивались елки для детворы и рождественские балы для помещиков и заезжей знати.

Когда собрание картин разрослось, Александр Романович построил для него дом-флигель из кирпича, соединив его с основным зданием крытой галереей. Выставка была открыта для публики, посмотреть на коллекцию Томилина приезжали искусствоведы из Москвы и Петербурга, о ней писали в газетах.

После его кончины наследники не только сберегли, но продолжили пополнять собрание картин. И нынешний глава семейства, Евгений Григорьевич, до революции принимал в усадьбе Томилиных известных живописцев.

Октябрьские события и последовавшая за ними смута пока обходили их дом стороной. Видимо, сказывался авторитет Томилиных даже среди рабочих и крестьян уезда. Но тем не менее кирпичный завод экспроприировали, так же как все угодья, конюшню, рыбные пруды. На днях из губернского революционного комитета Евгению Григорьевичу принесли постановление о размещении во флигеле детского приюта. Надо было спасать коллекцию от разграбления, и единственным выходом Томилин-старший видел передачу ее в Русский музей, с которым вел переписку. О своем решении он безапелляционно сообщил домочадцам: пожилой и начинающей впадать в маразм супруге, дочери Марии и внуку Николаю. Женщины отнеслись к этому равнодушно, а вот Николенька был возмущен и пытался противостоять властному деду, но безуспешно.

Мария Евгеньевна, несмотря на разожженный в зале камин, зябко куталась в шаль. На коленях лежал так и не раскрытый журнал «Дамский мир»[2], который она по привычке взяла из библиотеки.

– Николенька, родной, ты же знаешь, что спорить с дедом бесполезно. Он все всегда делает по-своему. Такая уж наша порода.

– Но это и моя порода тоже! – воскликнул юноша, и его звонкий голос эхом отозвался в пустом и просторном помещении. Всю мебель, кроме пары обтянутых гобеленом кресел и инкрустированного ломберного столика, по распоряжению хозяина перенесли в другие комнаты. Залу, примыкающую к галерее, было решено освободить и запереть, чтобы будущие воспитанники приюта не устроили в ней беспорядка и, чего доброго, не разожгли костер. – Я не могу согласиться с этим. Дед хочет нас разорить. К тому же коллекция всегда, более века, принадлежала роду Томилиных. Помнится, ты сама говорила, что прадед, Александр Романович, завещал ее приумножать и беречь!

– Не кричи, прошу тебя, – почти простонала женщина, сжимая дрожащими пальцами виски. – От шума у меня раскалывается голова. Все равно это ни к чему не приведет. Картины уже готовят к перевозке, пакуют в ящики. Ты бы лучше помог, проследил, чтобы ничего не повредили. Кто знает, вдруг все изменится, пройдет, как страшный сон, и коллекция вернется в Ладожск.

– Ох, маменька, очнись, посмотри, что кругом творится! Говорил же наш сосед, Сероглазов, еще месяц назад, что надо бежать, пока все не отобрали, не разграбили. Хорошо, что Элен с родителями смогли уехать. Она, кстати, прислала мне письмо из Выборга, где они пока остановились. Но говорит, что и там беспокойно, хотят двигаться дальше, в Болгарию. Нам тоже надо собираться! Как вы с дедом не понимаете: сегодня они забирают флигель для беспризорников, завтра ты будешь этому отребью варить суп на обед, а через неделю они будут спать на твоей кровати, выселив нас в сарай или, того хуже, расстреляв. И я, сын героя, павшего в битве при Гумбиннене[3], должен спокойно на это смотреть?

– Но как мы оставим стариков? Ты же видишь, бабушка совсем плоха, куда ее везти? А мой отец? Он никогда не двинется из своего дома, скорее умрет здесь, чем на чужбине. Смирись и ты, Николенька, нет нам иной дороги…

Николай хотел что-то ответить, но сдержался и, сжав кулаки, отвернулся к окну. В былые времена в эти предновогодние дни на подъездной дорожке горели бы огни, один за другим прибывали бы экипажи с нарядными гостями, у дверей слышался бы шум приветствий и заливистый смех детворы, спешившей к пахнущей хвоей елке. Рождественское деревце, украшенное ангелочками из ваты и серебристого картона, китайскими фонариками, гирляндами разноцветных блестящих бумажных лент, флажками и золотыми яблоками, венчала бы Вифлеемская звезда, а под ним ставили бы резной деревянный вертеп – подарок одного из мастеров, гостивших в усадьбе. Сейчас дорожки лежали в снегу, сквозь пелену было не разглядеть ни сада, ни реки, на спуске к которой всегда устраивали горку для катания на санках. На подносе в прихожей ни одного приглашения на обед или чаепитие, ни одной карточки визитеров. Даже с кухни не тянет привычным запахом рождественского штруделя, который всегда пекли в память о погибшем отце. Невеселые праздники их ожидают. Вспоминая беззаботное детство, полное игр и забав, Николай Штрауб вдруг понял, что выход все это время был у него под носом. В голове тотчас сложился дерзкий и потому обреченный на успех план. Нащупав в кармане сюртука конверт с письмом невесты, улыбчивой и немного ветреной Элен, он подошел к креслу, поправил шаль на плечах матери, нежно поцеловав ее в рано поседевшие волосы, подбросил полено в камин.

– Отдохни, согрейся, маменька. Думаю, ты права – пойду помогу с упаковкой коллекции. Лишние руки не помешают. А после будем пить чай с твоим любимым вишневым вареньем.

И, оставив Марию Евгеньевну одну, решительным шагом проследовал через галерею во флигель. Он не позволит лишить себя наследства Томилиных…

* * *

Во флигеле усадьбы, служившем картинной галереей, царили суета и бестолковое волнение. Евгений Григорьевич, сухощавый, но крепкий старик, к семидесяти шести годам сохранивший и зрение, и выправку, постукивая палкой с медным набалдашником, руководил упаковкой картин, делая пометки на разлинованных листах бумаги с фамильным гербом. Помощников у него было немного: секретарь Ионин, невзрачный лысоватый мужчина лет пятидесяти, в теплой жилетке поверх сюртука, снимал полотна со стен и диктовал атрибуты, рябая горничная Пелагея, единственная, не считая кухарки, оставшаяся прислуга в усадьбе, заворачивала их в плотную вощеную бумагу, перевязывала бечевкой, а ее сын Тимошка, мальчонка лет двенадцати, укладывал упакованные картины в специально приготовленные деревянные ящики. Дворник Егорыч в обрезанных валенках, видавшей виды кацавейке, пропахшей махоркой, эти ящики заколачивал и нагромождал их друг на друга в коридоре. Завтра их погрузят на подводы, чтобы отвезти на станцию и отправить в Петербург, в музей. Уже смеркалось, а работы было невпроворот, поэтому появление Николая всех обрадовало. Даже обычно не проявлявший эмоций дед благосклонно улыбнулся и пробормотал что-то одобряющее.

Юноша вызвался помогать укладывать картины и таскать ящики. Дело пошло быстрее, появилась надежда успеть все завершить до ужина. Тимошку послали на кухню передать распоряжения хозяина, который решил по такому случаю угостить всех работников и велел подать на стол не только домашнюю наливку, но и заграничный портвейн, и графинчик водки.

– И скажи Марии Евгеньевне, чтобы проследила и не забыла копченого ладожского сига подать, – напутствовал Томилин пацаненка. – А тебе леденца пусть даст малинового, заслужил.

Наконец большая часть коллекции была надежно упакована и готова к отправке. Оглядев опустевшие стены, Евгений Григорьевич тяжело вздохнул, перекрестился и в сопровождении секретаря удалился в кабинет завершить составление описи и переодеться к ужину. Пелагея поспешила помочь на кухне и в столовой, а Егорыч отправился на двор выкурить папироску – в доме курение было под строжайшим запретом, лишь во время званых обедов гостям позволялось подымить сигарой в специально отведенной комнате. Николенька вызвался еще раз проверить все комнаты во флигеле и запереть двери, чем снова заслужил одобрение деда.

В столовой он появился последним, когда все уже расселись: Томилин-старший во главе стола, дочь с женой справа от него, Ионин слева. Кухарка, горничная и дворник ужинали на кухне, но им тоже разрешили выпить вина, а Егорычу – водки. Николай, извинившись, занял место напротив деда.

– Во флигеле полный порядок, я все запер, так что с утра достаточно будет открыть только дверь, что со двора ведет в коридор, нечего грузчикам лишний раз топтаться. А остальные ключи я отнес в кабинет.

– Молодец, – похвалил внука Евгений Григорьевич. – Видишь, Машенька, правильный у нас с тобой вырос человек, нашей породы, томилинской. Ну-с, выпьем за труды праведные и наступающее Рождество. Давай, Николенька, налегай на закуски. Чай, проголодался.

– Как волк голоден, дедушка. – Юноша рассмеялся, наполняя тарелку дымящейся картошкой, масляным золотистым сигом и обязательными для зимы домашними соленьями: хрустящими огурцами, мочеными помидорами, квашеной капустой.

– Голодный волк сильнее сытой собаки, – вдруг не к месту пробормотала старшая Томилина, рассеянно крошившая хлеб прямо на скатерть.

– Полно вам, маменька. – Мария Евгеньевна ласково отобрала у старушки кусок булки, вложила ей в руку вилку с нацепленным кусочком жареного цыпленка. – Вот, покушайте лучше.

Все облегченно вздохнули, и ужин продолжился без происшествий…

Давно погасли огни в окнах усадьбы. Прислуга крепко спала в людской избе, которая находилась за садом, около конюшни и бани. Разошлись по своим спальням и Томилины. За окнами протяжно завывала разгулявшаяся к ночи метель. Даже дворовые собаки не подавали голос, забившись в будки от непогоды. Тихо скрипнула дверь – это Николай выглянул из своей комнаты, осторожно прошел по коридору, прислушался. Справа доносились похрапывание деда и сонное бормотание бабушки. Из спальни Марии не долетало ни звука, она крепко спала после выпитого портвейна. Николенька, постояв несколько минут, спустился по лестнице, подсвечивая себе большим керосиновым фонарем, и, стараясь не шуметь, устремился в каминную залу. В отблесках фонаря его тень металась по расписанным стенам, придавая изображенным на них сценам зловещий вид.

Из кармана стеганого шелкового халата, накинутого поверх рубашки и брюк, он достал ключ, отпер дверь в галерею, которая соединяла дом с флигелем. Затворив ее за собой, запер, чтобы никто не смог войти. В дальнем углу высился массивный шкаф, в котором хранился ненужный хозяйственный инвентарь, сломанные ракетки для лаун-тенниса, старые чемоданы и шляпные картонки. Юноша начал быстро освобождать внутреннее пространство шкафа от этого хлама. Вскоре оно опустело, Николай зашел в шкаф, как в купе поезда, пошарил рукой по его стенкам. Наконец нащупал нужный выступ, и задняя стенка шкафа отъехала в сторону, открывая узкий проход: довольно крутые каменные ступени вели в подвал. Он был прорыт под всем господским домом, но им никогда не пользовались. Возможно, нынешние хозяева вообще не знали о его существовании. А зачем это тайное убежище было спроектировано самым первым владельцем, Александром Романовичем Томилиным, ни в каких домашних архивах не упоминалось.

Николенька открыл его случайно, еще будучи ребенком. Играли в прятки с кузенами, которые приехали погостить, и лучшего места, чем старый шкаф, было не найти. Тем более что мальчишки побаивались мрачной галереи и старались без взрослых в нее не заходить. Так что, спрятавшись там, можно было выйти победителем: тебя бы никто не обнаружил. В тот раз игра затянулась, кто-то все-таки отважился заглянуть и в галерею, но топтался в самом начале, возле каминного зала. Николенька решил забраться поглубже, чтобы надежнее спрятаться, оперся рукой о стенку шкафа и чуть не скатился по ступенькам в подвал. Оттуда тянуло пылью и прохладой. Николенька не боялся темноты, но спускаться вниз не решился. Про свое открытие он никому не рассказал и через пару дней, улучив момент, вернулся к шкафу с фонариком. Этот фонарик с плоской батареей, на ползунковом переключателе, в латунном корпусе с орнаментом в стиле модерн он стащил из кабинета деда, где тот хранил всякие интересные вещицы типа барометра, компаса, старинной чернильницы и коллекции карманных часов на цепочке. Но дед уехал на какую-то выставку в Петербург, поэтому пропажи никто не заметил. И, пока мать с бабушкой пили чай в компании соседки, купчихи Сероглазовой, которая обычно не менее пары часов делилась всеми городскими новостями, можно было беспрепятственно обследовать таинственный подвал.

Спустившись по лестнице, мальчик очутился в коридоре, который вел в несколько довольно просторных помещений с каменными стенами и деревянными полами. Каким-то образом здесь была обустроена вентиляция, поэтому ощущалась только прохлада, но не сырость. Николенька нашел толстые сальные свечи и коробок спичек, свет которых помог разглядеть все вокруг. Вдоль стен стояли большие деревянные лари с коваными засовами. С трудом подняв тяжелые крышки, он нашел внутри коробки с чаем, цикорием и табаком, рулоны набивной и льняной ткани. Смысл находок Николай разгадал, повзрослев: очевидно, его прадед, Александр Романович Томилин, прятал таким образом контрабандный товар. Возможно, часть его он сбывал не без помощи именитых гостей, а полученную прибыль использовал для пополнения своей коллекции. И, скончавшись от неожиданного удара, не успел посвятить в эту тайну наследников. Пока же Николенька решил ни с кем не делиться своим открытием, изредка пробирался в подвал и тайком подкидывал на кухню то пачку чая, то коробку табака, со смехом наблюдая за недоумением кухарки и домочадцев. Позже он иногда сбывал товар перекупщикам на рынке, тратя деньги на развлечения в компании товарищей-гимназистов. Но, несмотря на легкий и веселый нрав, Николай Штрауб не был беззаботным повесой, цену копейке знал и со временем смог накопить приличную сумму, отложенную на черный день. Опасаться, что шкаф исчезнет со своего привычного места, не приходилось. Он был таким огромным и тяжелым, что его невозможно было не только вынести из узкой галереи, но и просто сдвинуть с места…

И вот теперь его детская тайна оказалась как нельзя кстати. Николай аккуратно перенес в хранилище несколько ящиков с картинами, переложил их в сундуки. Чтобы дед не заметил недостачу при проверке описи, освободившиеся ящики он заполнил оставшимися коробками чая и отрезами ткани. Пусть потом железнодорожники объясняют деду и музейным работникам свою ошибку и внезапную пересортицу грузов. Повесив надежный замок на дверь комнаты со спрятанными картинами, юноша выбрался тем же путем, тщательно замаскировал заднюю стенку шкафа старыми вещами и осторожно вернулся в свою спальню. Дом по-прежнему был погружен в ночную тишину.

Взяв со столика фотографию красавицы Элен и прижимая ее к груди, Николай рухнул на кровать и мгновенно погрузился в сон. Теперь он был спокоен за свое будущее и будущее своей возлюбленной.

Ладожск

Сентябрь 2018 года

Сема очнулся и открыл глаза. Но комната была по-прежнему погружена в темноту. Такую плотную, непроглядную, что ему даже почудилось, будто он ослеп. Но постепенно глаза привыкали, и казалось, что он различает какие-то силуэты и тени. Хотя мальчик хорошо изучил место, где его держали, и знал, что в небольшой каморке нет ничего, кроме матраса, на котором он лежал, ящика, заменявшего стол, и жестяного ведра в углу. Сема пошарил вокруг себя: рука наткнулась на что-то металлическое и прохладное. Это его машинка на радиоуправлении, которую подарили волонтеры, приезжавшие в конце лета. Именно ее он с упоением гонял по коридорам, пока не попал в лапы монстра. Поначалу это было забавно и похоже на игру. Семен даже думал, что монстр – это такой же ребенок, как и он, только большой, ведь они так весело играли в приставку, смотрели мультики на планшете и рисовали. А еще ели конфеты, чипсы и пили газировку. Это ли не праздник? И спал он не на грязном вонючем матрасе, а на нормальной раскладушке.

Но день за днем его новый товарищ становился все мрачнее и молчаливее, а игры, которые он предлагал, вызывали липкий страх и гадливое отвращение. В ответ на слезы и мольбы отпустить его мальчик слышал лишь жуткий смех и получал новую порцию побоев и издевательств. Поэтому лучше было молчать и тихо сидеть в углу, стараясь оставаться незамеченным. А потом его и вовсе бросили в эту каморку, где он потерял счет времени. Звать на помощь было бесполезно – эхо его криков лишь гулко отражалось от каменных стен…

Иногда монстр навещал его, приносил воду и что-то из еды. Но это надо было заслужить, и Сема крепко зажмуривался и закусывал губы, каждый раз надеясь, что боль придется терпеть недолго…

Силы покидали его, и если бы шестилетний ребенок умел молиться, то просил бы Бога о том, чтобы никогда не проснуться…

Ладожск. Декабрь 2018 года

Кабинет мэра города

– А я вам говорю, что этот особняк должен быть освобожден уже в начале следующего года! В районной администрации практически решен вопрос о выделении нам средств на его реконструкцию. И вы, Григорий Борисович, как никто другой в этом заинтересованы. Вы же у нас как начальник управления культуры? Вот и осваивать этот бюджет вам.

Мэр Ладожска, крепкий и молодцеватый для своих шестидесяти с маленьким хвостиком, раздраженно посмотрел на своих собеседников. Возражать Ярославу Ильичу никто бы не рискнул – он хоть и занял этот пост не так давно, а суровый характер и умение управлять людьми уже проявил. Поэтому оба его собеседника лишь согласно закивали головами. Первый его подчиненный внешне напоминал лектора из старой советской комедии, который искал жизнь на Марсе, – то ли длинным крючковатым носом, то ли довольно испитым лицом. Вторым был щеголеватый юноша с довольно нахальными глазами.

– А где результат, я вас спрашиваю? Районное управление образования выступает против закрытия детского дома, грозится до самого Петербурга дойти. Заведующая там баба упертая, ее просто так не сдвинешь. Так что ваш культурный центр, Григорий Борисович, и новая гостиница под угрозой.

Пока начальник управления культуры искал слова для ответа, молодой человек достал из лежащей перед ним папки несколько листов и разложил их перед мэром. Но тот не стал читать, проворчал:

– Ты, Миша, давай своими словами излагай. Что накопал? Только без лирики, одни факты.

Михаил Дорошевич, пресс-секретарь городской администрации, мечтающий о карьере столичного или хотя бы питерского журналиста, видел пусть небольшой, но шанс для себя в задании шефа найти компромат на местный детский дом. Если его расследование будет успешным, то мэр обещал ему должность заместителя главного редактора городской газеты и в перспективе создание в Ладожске своей телестудии, где он, Михаил, будет ведущим авторской новостной программы. Уже и название придумано: «Городские байки от Дорошевича». Откашлявшись, он приступил к делу с некоторой долей пафоса:

– В ходе моего журналистского расследования…

Заметив строгий взгляд мэра, сменил тон:

– Простите, Ярослав Ильич, буду излагать по существу. Во-первых, здание детского дома нуждается в капитальном ремонте. Последний, текущий, был пять лет назад, но его можно скорее назвать косметическим. Часто случаются мелкие неприятности, например, в начале ноября вышел из строя бойлер в котельной, дети три дня были без горячей воды. Прошлой зимой разорвало несколько батарей, правда, в подсобных помещениях. Но коммуникации требуют тщательной проверки и замены, а это весьма дорого и нерентабельно. Недавно откололся кусок от ступени на центральном крыльце, еще не починили. На кухне пора сменить плиты, им уже больше десяти лет, и при такой нагрузке они давно износились. А это уже вопрос безопасности. Если дальше копать в этом направлении, можно попробовать признать здание аварийным.

– Боюсь, это не выход, – пробормотал начальник управления культуры, – заведующая может найти спонсоров, оборудование заменят, детей просто отселят на время ремонта. Я бы делал ставку на культурно-историческую ценность особняка. Особенно если приглашенный нами специалист даст правильное заключение о найденных росписях. Тогда мы можем подать заявку на признание здания объектом наследия, требующим соответствующей эксплуатации. Она на днях приезжает для проведения осмотра и экспертизы.

– Что ж, уже неплохо как вариант. Вы уж примите этого эксперта как следует, со всем уважением. Тем более это ведь женщина? Значит, знаки внимания окажем, комплименты там, цветы, на наш бал непременно пригласим. В общем, Григорий Борисович, это на тебе, не подведи. Объясни барышне тактично, какое именно она должна дать заключение. Ну что там у тебя, Миша? Все бумажками своими трясешь?

– А это наш запасной вариант, подстраховочка, так сказать. – Молодой человек разложил на столе вырезки из газет, некоторые из которых были уже пожелтевшими, десятилетней давности, а то и пятнадцатилетней. – Может, и вообще бомба, если еще покопаться. Я обнаружил, что из детского дома регулярно пропадают дети. Самый первый случай, который зафиксирован в газете «Новости Ладожска», датирован 2005 годом. Вот еще похожие заметки, смотрите, 2007-й, в 2009-м уже два случая, потом нашел в 2012-м, а последний – пару месяцев назад. За это время пропало более десяти детей, в основном мальчики от пяти до одиннадцати лет. И никого из них не нашли. Правда, в полиции со мной неохотно об этом говорили, до архива не допустили. Но если вы, Ярослав Ильич, им позвоните, я узнаю больше.

– И что это нам дает, поясни? Ребятня во все времена из таких заведений сбегает. Кто-то родителей, алкашей да наркоманов, отправляется искать, а кто-то приключения на одно место. Не от хорошей жизни бегут-то. Хотя, чего кривить душой, наш детдом не самый плохой, в чем-то даже образцовый.

– Так вот, если мы докажем, что в этом образцовом с виду детдоме нет нормального контроля за детьми, что они сбегают по вине или недосмотру воспитателей и заведующей, а может, персонал сам причастен к их исчезновению… Это уже не просто повод для закрытия. Тут уголовным делом попахивает.

– Ты что, хочешь сказать, что они не просто сбегают, а их на органы продают? – недоверчиво спросил мэр. – Нам такой скандал в городе не нужен.

– Почему обязательно на органы, Ярослав Ильич? Может, просто на усыновление в обход закона, иностранцам, например.

– Скандал-то будет в любом случае, – вдруг поддержал Михаила Григорий Борисович. – Но если мы его в правильную сторону повернем, то и ротацию в полиции проведем, мол, плохо расследовали случаи пропажи, и от неблагонадежного детского дома избавимся, и средства на реконструкцию получим. Так что плюсов больше, чем минусов. Молодец, Мишка, есть у тебя чутье. Давай, ищи дальше.

– Ну что ж. – Мэр задумчиво потер подбородок. – Будем и такой вариант иметь в виду. Тем более что все это в основном было при предыдущей администрации, с них и спрос. А если ты, Миша, что-то стоящее найдешь, мы все будем в дамках, как говорится. Оставь мне эти свои вырезки, я посмотрю на досуге. Все, товарищи, за работу! У нас с вами еще бал-маскарад через три недели, дел невпроворот.

* * *

Он уже долго не выходил на охоту. И новых игрушек у него тоже давно не было. Вообще последнее время все чаще ему приходилось их искать самому. Старуха – именно так он звал ее про себя – сильно изменилась и почти перестала помогать в этом. Иногда ему хотелось жить по-другому, как обычные люди, с семейными праздниками, дружескими застольями, походами в кино и рестораны. Но такой жизни у него, по сути, никогда и не было. Он лишь украдкой видел ее со стороны и в кино, благо обладал неплохим ноутбуком для игр и просмотра всяких видосиков. Смотрел и понимал, что той, нормальной, жизни у него никогда не будет. Да и надо ли? Ведь он не такой, как все, он особенный. И у него есть сила, есть власть – пусть пока только над его игрушками…

Кира

2 декабря 2018 года

Рыбнинск[4]

Начавшись под утро, снегопад и не думал прекращаться. Совсем легкий морозец, около пяти градусов ниже нуля, не давал установиться нормальному снежному покрову, который должен бы радовать глаз в начале декабря. Но под ногами была противная, вязкая слякоть, и, пока я добиралась до дома, вся промокла и дважды чуть не упала – ноги разъезжались на скользких, мощенных камнем улочках старого города.

В квартире, расположенной в старинном особняке, который когда-то принадлежал моему прадеду, купцу Попову, было непривычно тихо. Почти три месяца я делила ее с Игорем Савельевым, которого все друзья уже называли моим женихом, и одноглазым котом Нельсоном, гордым и независимым, как его хозяин. То ли Игорь устал от неопределенности наших отношений и моего стремления к независимости, то ли и вправду приезд его матери, с которой он долго не виделся и не общался, послужил причиной, но пару недель назад он неожиданно собрал вещи и вместе с питомцем съехал к себе.

– Мне кажется, малыш, ты от нас устала, – спокойно сказал он, пытаясь посадить сопротивляющегося Нельсона в переноску. Коту явно больше нравилась моя просторная и наполненная массой интересных вещиц квартира, чем скромная однушка вечно пропадающего на работе Савельева. – А я устал ждать ответа на предложение создать семью. Может быть, тебе будет проще вернуться к этому вопросу, если ты отдохнешь от присутствия мужчины, вечно голодного после работы. Да еще наглого кота, который объедает цветы и ворует из мастерской кисточки. И я пойму, если ты решишь, что тебе нужен не следователь с ненормированным графиком, любящий проводить вечера на диване перед телевизором, а кто-то более креативный и готовый к тусовочной движухе. Ты же у нас теперь знаменитость. – В последних словах Игоря слышался явный сарказм.

«Какая глупость, – подумала я тогда. – Никогда не любила бессмысленные тусовки». Просто я действительно мало похожа на домохозяйку, проводящую все дни у плиты за осваиванием новых рецептов. Тем более сейчас столько возможностей не обременять себя постоянной готовкой. А моя работа часто требует полного погружения в творческий процесс, я забываю о времени и пустом холодильнике. Как назло, вся осень и правда прошла в разъездах – поступили предложения участвовать в нескольких выставках в нашей области, приглашения выступить на конференции по реставрации предметов старины в Вологде, небольшие, но интересные заказы от частных клиентов. А один писатель, прослышав о моих способностях влезать в криминальные истории[5], даже решил написать обо мне книгу и приехал из Москвы, чтобы пообщаться лично. Но книга пока не написана, а во всех историях я в прямом смысле получаю по голове и рискую жизнью из-за своей самонадеянности, что вряд ли можно назвать везением. И я ведь понимаю, что Савельев постоянно сталкивается с убийцами и всякими злодеями, и ему хочется не ждать меня из очередной поездки, питаясь фастфудом, а приходить в уютную квартиру, где аппетитно пахнет вкусным ужином, жена с восторгом внимает рассказам об очередном успешно раскрытом преступлении, кот, мурлыча, трется у колен, а на ковре играет парочка румяных детишек. Он никогда не говорит об этом напрямую, но я же замечаю, как он смотрит на другие пары, живущие по такому принципу. Взять хотя бы наших друзей, Нину и Аркадия Мельниковых, которые поженились в прошлом году. Нинуля даже с любимой работы в Красном Кресте ушла, сменив горячие точки на тихий городок и спокойную семейную жизнь. Детьми они, правда, пока не обзавелись, но, думаю, дело не за горами. Так Савельев у них в гостях просто млеет и тает, уплетая фирменные кулебяки и вареники с вишней и с завистью поглядывая на довольного Аркашу. Может, путь к сердцу мужчины действительно лежит через желудок? Если так, то куковать мне одной до конца жизни…

В сумочке завибрировал телефон, и я только сейчас поняла, что задумалась и сижу на банкетке в прихожей, не сняв промокшие сапожки. Звонила Нина, словно почувствовав, что я ее вспоминаю.

– Демина, ты дома? – Голос у подруги был взволнованный. – Тогда я сейчас приеду, никуда не уходи, есть важный разговор.

Не успела я ответить, как в трубке раздались короткие гудки. Значит, случилось что-то серьезное, так как по фамилии она называла меня очень редко. Надо хотя бы чайник поставить и посмотреть, есть ли у меня что-то перекусить: Нина любит заедать стресс чем-то вкусненьким. К счастью, на днях я заказывала доставку продуктов, и на кухне нашлись ветчина, сыр, оливки, разные печенюшки с орешками и даже мандарины, явный признак приближающегося Нового года. «Подножный корм», как сказал бы Савельев, увидев этот ассортимент. На всякий случай я достала и бутылку мартини – кто знает, о чем пойдет разговор.

Сменив уличную одежду на домашний костюм из велюра серо-голубого цвета, всунув замерзшие ноги в мягкие пушистые тапочки в виде котиков (подарок Савельева), я успела высушить короткие волосы феном и накрыть на стол.

Минут через двадцать мы уже сидели в гостиной, и я с нетерпением ждала рассказа о том важном, что привело Нину ко мне. Смахнув капли от растаявших снежинок со своих светлых локонов, от влажности завивающихся упругими кольцами, подруга перевела дух и выпалила:

– У нас будет ребенок!

Поймав мой удивленный взгляд, которым я сопроводила ополовиненный ею только что бокал с итальянским вермутом, Ниночка рассмеялась.

– Не бойся, мне можно. Я не беременна, хотя очень бы этого хотела. Правда, я сразу стала бы похожа на слоника со своими-то объемами. Но я не могу иметь детей. – Лицо ее вмиг стало серьезным и немного грустным. – Это давняя история, результат тропической инфекции, подхваченной в Африке. Никто не знал, что будут такие последствия. Но вердикт врачей однозначен – бесплодие. После целого года обследований звучало как приговор, но мы это пережили.

То, как она произнесла «мы», говоря о себе и муже, заставило меня смахнуть невольно подступившие слезы. Дорогого стоит такое единство чувств и помыслов. Вообще они как-то подходили друг другу с первого дня знакомства. И даже внешне были чем-то похожи: такие крепенькие, пухленькие, курносые. Несмотря на небольшую полноту, Нина была подвижна и ловка в движениях, любила спорт, а за год совместной жизни, несмотря на кулинарные способности жены, Аркадий заметно похудел и перестал страдать одышкой.

– Кирюша, ты что, не рада? – Нина подняла бокал и звонко постучала по нему вилкой. – Ну-ка, давай выпьем за грядущее пополнение в семействе Мельниковых. И не смотри так удивленно, сейчас все объясню, ведь мне потребуется твоя помощь.

– Надеюсь, ты не попросишь меня стать суррогатной матерью, – глупо пошутила я. – Не томи, рассказывай.

– Когда мы с Аркашей поняли, что родить я не смогу, то перебрали все варианты, в том числе и суррогатное материнство. Но пришли к общему мнению, что этот путь не наш. Не хочу сейчас обсуждать его этическую сторону, для кого-то он действительно решает проблему. Дай Бог! Но я за время своей работы видела столько сирот, столько брошенных детей, лишенных семьи и любви. И всегда мечтала, что когда-то смогу подарить их какому-то ребенку.

Зная характер подруги с первого класса, то есть всю сознательную жизнь, я была не удивлена такому решению. Даже, наверное, всегда ждала от нее чего-то подобного.

– А как Аркадий к этому отнесся? Все же такой ответственный шаг.

– Да он так обрадовался, кажется, больше меня. Ты же знаешь, какой он добряк. И, что скрывать, никогда со мной не спорит, хотя иногда не мешало бы. Сложнее с моими родителями, они пока настроены скептически. Ну, ты знаешь: гены, чужая кровь, плохая наследственность, «в пубертат горя хлебнете» и прочие предрассудки. Поэтому поддержки с их стороны не предвидится. Но нас в Школе приемных родителей к этому готовили.

– Погоди, в какой школе?

– Так чтобы получить разрешение на усыновление ребенка, надо и пакет документов собрать, и медицинское обследование пройти, и посетить курс специальных занятий, где тебя психологи и педагоги учат справляться с возможными трудностями. Но это оказалось очень полезно, мы перечитали гору литературы и узнали много нового, о чем раньше не задумывались. А кто-то в результате решает повременить, чувствует себя не готовым к переменам. Тоже лучше, чем совершать ошибки.

– Ну вы тихушники, однако, ото всех скрывали. – К горлу опять подступил комок. Тема детей была для меня болезненной, но, видя радость подруги, я не хотела ее омрачать. Ведь, что скрывать, я сама была с ней не до конца откровенна. – И что теперь?

– Ой, прости, боялись сглазить, вдруг что-то бы пошло не так. Я все время хотела с тобой поделиться, но мой муженек оказался такой суеверный! Велел ждать разрешения органов опеки. Откладывать надолго тоже смысла не было, все-таки мне скоро тридцать, а Аркаше уже тридцать пять. Но сейчас документы готовы, и мы можем ехать в детский дом знакомиться с будущей дочкой.

– Дочкой? Ну конечно же, как иначе! Ты сделаешь из нее настоящую принцессу. А заодно передашь свои кулинарные секреты.

– А ты научишь ее рисовать! Мы пока только по скайпу с ней общались, так как в детском доме был карантин. Но сейчас надо ехать оформлять бумаги, и к Новому году мы можем уже быть втроем! – Нина вскочила из-за стола, возбужденно размахивая руками. – Представляешь, первая елка дома, с подарками, Дедом Морозом, всякими представлениями. Я уже и билеты в театр купила на первые числа января!

Я тоже поднялась и обняла подругу.

– Так чем я могу тебе помочь? Приготовить что-то для девочки? Может, обустроить вам детскую комнату? У меня есть отличные идеи. К концу декабря успеем.

– Нет, Кирочка, комнату мы отремонтируем позже, я же не знаю пока, что ей нравится. Ты должна поехать со мной, потому что Аркадия никак не отпускают с работы – конец года, проверки, отчеты, предновогодние мероприятия в мэрии. И пересидеть неделю-другую, пока все оформляют, он не может. А одной мне как-то… боязно.

– Погоди, Нинуль, я бы с удовольствием составила тебе компанию. – Тут я немного покривила душой, так как поездка в детский дом меня вовсе не привлекала. – Но я через два дня должна уехать в Ленинградскую область. Меня попросили осмотреть настенные росписи, обнаруженные в старинном особняке восемнадцатого века, который принадлежал какому-то дворянскому роду, на предмет последующей реставрации. Интересный проект, и я уже согласилась и даже получила аванс от заказчика, местного управления культуры. Отказаться никак нельзя. К тому же я решила, что лучше проведу предпраздничный месяц в этом Ладожске за работой, чем одна в пустой квартире.

Расстроившаяся было Нина звонко рассмеялась, от чего кудряшки весело заплясали вокруг ее круглого, румяного лица.

– Это судьба, подруга! Я ведь именно в ладожский детский дом еду! Надо же, какое совпадение. Значит, я не зря сняла двухкомнатную квартиру. Ты будешь заниматься своими росписями, я – документами и Лизой, а вечерами мы будем делиться новостями и смотреть сериалы. Кстати, в этом городке много музеев, так что тебе точно не придется скучать.

– Признайся, ты все это подстроила, да? Таких случайностей не бывает! – Мне почему-то было немного тревожно. Все казавшиеся случайными события в моей жизни в последнее время приводили к непредсказуемым последствиям.

– Наверное, если бы знала про какие-то особняки, нуждающиеся в реставрации, непременно заставила бы их владельцев пригласить лучшего в мире специалиста, то есть тебя. Но увы, я просто надеялась, что ты мне не откажешь. – Нина наполнила наши бокалы, готовясь сказать тост. – За Ладожск, нашу дружбу и незабываемую поездку!

В тот момент мы и представить не могли, чем нам запомнится это путешествие в Ладожск.

Из дневника следователя Савельева

3 декабря 2018 года

Рыбнинск

– Что ж, Игорь Анатольевич, я рад, что вы согласились поехать в Питер на эти курсы. Никто не хочет лишней нагрузки в конце года, да и погода там сейчас препротивная. А вы, уверен, представите наше Управление достойно. Но скажите честно, есть какая-то особенная причина сбежать в Северную столицу? Дама сердца? – Майор Прудников, мой непосредственный начальник, иногда бывал чрезмерно любопытен. Мы работали вместе несколько месяцев, жаловаться на него как на руководителя было бы грехом, но попытки втереться в доверие и желание знать подробности о личной жизни подчиненных лично мне не нравились. Поэтому я не собирался раскрывать ему душу, как сделал бы это со своим прежним шефом, полковником Чудаковым.

– Нет особых причин, кроме желания повысить квалификацию. Академия предлагает интересные и актуальные темы лекций, думаю, многое потом может пригодиться в работе. Например, использование профайлинга[6] при раскрытии серийных преступлений. И еще там будет вести семинары мой учитель, профессор Дубинин, будет повод с ним пообщаться, – сдержанно ответил я.

– А, тот самый специалист, который помогал с установлением личности затонувших монахинь? Что ж, все полезно, что на пользу раскрываемости. Кстати, ваша командировка никак не скажется на сдаче годового отчета? – Прудников многозначительно посмотрел на квартальный календарь на стене. Во всем, что касалось всяких справок и отчетов, он был педантичен и строг.

После ухода полковника Чудакова на пенсию особых перемен в кабинете начальника Рыбнинского управления СК не произошло. Наверное, Прудников хотел тем самым показать преемственность руководящих структур. Появились только массивные письменные приборы на столе, пепельница из какого-то камня и этот календарь, на котором отмечались важные даты, включая дни рождения сотрудников, которых Александр Валентинович поздравлял лично.

– Отчетом займется мой помощник, Вячеслав Курочкин. Он работу нашего отдела знает не хуже меня. А я потом проверю.

– Хорошая у вас команда, майор. Желаю успешной поездки!

Оформив в бухгалтерии и отделе кадров все бумаги для курсов повышения квалификации и озадачив ребят из моего отдела поручениями, я отправился домой собираться в дорогу.

Придется маме еще погостить в нашем городе, присмотреть в мое отсутствие за Нельсоном, который не любил надолго оставаться в одиночестве. После того как я решил вернуться в свое холостяцкое логово от любимой девушки, с которой прожил несколько месяцев, мой питомец, казалось, затаил обиду и демонстративно проявлял непослушание. Надеюсь, с мамой он немного оттает, ведь она в нем души не чает.

Вот и сейчас одноглазый и бесхвостый шалун умиротворенно мурлыкал у нее на коленях, делая вид, что мои сборы его ничуть не волнуют. А вот мама переживала.

– Игорек, ты же ненадолго? Нам с папой надо вернуться домой до Нового года, его лечение в санатории скоро заканчивается. И вообще, как же так? Ты едешь в родной город, впервые после стольких лет, и будешь там без нас? Да и квартира в запустении, считай, два месяца нас дома не было.

– Мам, курсы всего на пару недель, так что не переживай, я успею вернуться и проводить вас с папой. Все равно ему не стоит трястись на машине, поедете из Ярославля на поезде, в спальном вагоне, с комфортом. А остановлюсь я со всеми коллегами в гостинице, так удобнее и проще.

Несмотря на то что благодаря Кире я пару месяцев назад помирился с родителями после давнего конфликта и многолетнего отчуждения, возвращаться в квартиру, полную старых воспоминаний и призраков, был не готов. Но расстраивать этим маму тоже не хотелось. Папина болезнь и так выбила ее из колеи. Сейчас он восстанавливался после сердечного приступа в реабилитационном центре недалеко от Рыбнинска.

– А может, тебе лучше котика Кире отвезти? Он к ней так привык и, кажется, скучает, – лукаво заметила мама.

Мне показалось, что на этих словах Нельсон приоткрыл свой единственный глаз и с надеждой посмотрел на меня.

– Ну вот не надо искать повод снова отправить меня к Кире. Мы с ней не ссорились, просто решили какое-то время побыть врозь. Понять, насколько мы важны друг для друга. Разобраться в своих чувствах, в конце концов. Она девушка независимая, и я не хочу давить на нее, да еще используя для этого Нельсона.

Мама вздохнула и, переложив кота на его лежанку на подоконнике, принялась помогать мне со сборами. В это время зазвонил телефон. С удивлением и скрытой радостью я увидел на экране смартфона номер той, о ком мы только что говорили.

– Да, Кира, слушаю тебя, – отозвался я, чувствуя, как за спиной повисла напряженная тишина. И мама, и Нельсон внимательно прислушивались к моим словам. – Конечно, я отвезу вас с Ниной в Ладожск. Мне как раз по пути, еду в Питер на курсы. Удачное совпадение, точно. Завтра заеду часов в двенадцать, по дороге расскажете, что за дела такие у вас в этом Ладожске.

Стараясь говорить спокойно и доброжелательно, как и полагается настоящему другу, всегда готовому прийти на помощь, в душе я ликовал, что Кира позвонила мне первая. Пусть даже и под таким предлогом. Ведь я ужасно скучал без нее все эти дни.

Когда я обернулся, закончив разговор, довольная улыбка озарила лицо мамы, а кот, мурлыча, спрыгнул с подоконника и примирительно потерся о мои ноги. Я всегда знал, что он все понимает…

Сугробов

Ладожск

Начало декабря 2018 года

Зимой в северных широтах светает поздно, и в семь часов в городском парке в неярком отблеске фонарей можно встретить лишь собачников, выгуливающих своих питомцев в любую погоду. Притопывая, чтобы согреться, они с нетерпением ждут, когда можно будет вернуться в теплые квартиры и насладиться утренним кофе. И мало кто обращает внимание на высокого мужчину в серой спортивной куртке и глубоко надвинутой на лоб шапочке, совершающего ежедневную пробежку. Он так же привычен для глаз, как радостно носящиеся по свежему снегу псы и дворник, что сгребает этот снег с дорожек в огромные сугробы.

Но вот бегун остановился, взглянул на часы на запястье правой руки, сделал несколько наклонов и быстрым пружинистым шагом направился к выходу из парка, где его ждала припаркованная машина. Усевшись, он первым делом стянул шапку и достал из сумки, стоявшей на пассажирском сиденье, термос. Наслаждаясь бодрящим горячим напитком, бросил взгляд в зеркальце: оно отразило уверенного мужчину средних лет, румяного от легкого морозца и бега. Его довольно обыкновенное лицо украшала аккуратная бородка, в которой сейчас блестели таявшие снежинки. Удовлетворенно хмыкнув, он повернул ключ в замке зажигания и поехал домой.

Николай снимал квартиру на окраине Ладожска, городка по всем меркам небольшого, но растянувшегося вдоль реки. Бегать по утрам он предпочитал именно в центральном парке, чтобы не вызывать любопытства соседей. Он и машину ставил не у дома, а за пару кварталов, на небольшой охраняемой стоянке. Приняв душ, с аппетитом позавтракал яичницей с бородинским хлебом, допил кофе, оставшийся в термосе, навел порядок на маленькой кухне, тщательно вытирая лишь ему заметные капли. Перед выходом снова заглянул в ванную, снял контактные линзы и нацепил старомодные круглые очочки в металлической оправе. Преображение было феноменальным. Из квартиры на третьем этаже стандартной пятиэтажки вышел не подтянутый спортсмен, а скромный интеллигент-очкарик в видавшем виды пальто и с таким же потертым портфелем. Казалось, он стал меньше ростом, и походка была уже не пружинистая, а какая-то неуверенная, чуть шаркающая. Придерживая дверь бабуле с первого этажа, которая отправилась в рейд по магазинам с большой клетчатой сумкой на колесиках, он церемонно раскланялся.

– Добренького вам утречка, Николай Павлович, – заулыбалась соседка. – На занятия торопитесь?

– И вам не хворать, Галина Ивановна, вот ко второму уроку надо успеть. – Мужчина церемонно приподнял шляпу. Наверное, в шляпе зимой в Ладожске ходил только он. Да и в другое время тоже, разве что мэр. – Знаете ли, интереснейшая тема, якобинская диктатура, самая передовая конституция своего времени. А мой восьмой класс оживляется только при рассказе о казни Робеспьера.

– Ну ты поспешай, касатик, да смотри осторожно, скользко сегодня, а тротуары опять не чищены. – Старушка удивленно покачала головой вслед удаляющейся сгорбившейся фигуре. – Ох уж эти ученые, одни рыбы с перьями у них в голове.

Однако мысли Николая Сугробова, семенящего по улице, были заняты отнюдь не французскими революционерами.

Ученикам, которые переживали муки раннего пубертата и мечтали о зимних каникулах, было все равно, что сегодня расскажет историк, который с сентября преподавал в их школе на полставке. Он был незлобивый, никогда не орал, двоек за несделанную домашку не ставил, обращался ко всем на «вы». И вообще казался не от мира сего, особенно когда вдруг задумывался о чем-то своем, глядя в окно, предоставляя классу прекрасную возможность списать все из учебника.

С легкой руки литераторши, усмотревшей в новом коллеге сходство с Чеховым, вся школа за глаза звала его не иначе как Чехонте[7]. Сугробов знал о прозвище и часто специально подчеркивал эту похожесть, зачесывая назад волосы и поглядывая на окружающих через очки, чуть подняв голову. Будучи начитанным и обладая превосходной памятью, свой предмет он знал на отлично, мог без подготовки долго и вдохновенно рассказывать о малоизвестных фактах и деталях исторических событий.

Сейчас же он думал о том, как после пары уроков успеть попасть в библиотечный архив, чтобы еще раз проверить свои догадки и расчеты. И, сосредоточенно глядя под ноги, вел внутренний диалог с невидимым собеседником.

– Ну что, ты, наверное, рад бы был встретить меня сейчас в таком виде. Бедный школьный учитель со странностями, ютящийся на съемной квартирке в богом забытом городишке и тратящий жизнь на оболтусов-восьмиклассников. Ведь именно такую судьбу ты мне все время предрекал? Сколько насмешек мне пришлось вытерпеть из-за худобы, из-за нескладного телосложения, из-за прогрессирующей близорукости… А еще из-за быстрого роста, за которым мама не поспевала и не могла вовремя удлинять брюки и рукава школьного пиджака…

Тебя не впечатляли отличные оценки и грамоты районных и городских олимпиад, которые мать заботливо развешивала на стене моей комнаты, цепляя их к обоям тонкими булавочками. Когда мое сочинение было признано лучшим по области, ты только презрительно фыркнул: «Писателей нам еще не хватало». Зато за годовую тройку по физкультуре не отпустил меня с одноклассниками на рок-фестиваль, где выступали культовые по тем временам «ДДТ», «Алиса», «Калинов мост». Помнишь, что ты тогда сказал? «Зачем такому задроту слушать музыку нормальных пацанов? Тебя там затопчут и очки разобьют. Поедешь со мной к бабке в деревню огород копать. Хоть какая-то польза…»

Я тогда проплакал всю ночь, потому что на концерт должна была пойти Света Бессонова из параллельного класса, в которую я был безнадежно влюблен. Надежда приблизиться к ней на танцполе и беспрепятственно любоваться завитками пшеничных волос на нежной шее, как бы случайно коснуться в толпе тонкой руки, а то и проводить потом до дома, смешавшись с компанией ее многочисленных ухажеров, – все было растоптано в один миг твоей солдафонской грубостью и авторитарностью. Мама же, конечно, не посмела тебе возразить, впрочем, как всегда. Лишь сочувственно вздохнула и стала собирать гостинцы для бабушки…

И пока мои одноклассники отплясывали на Петровском стадионе, я тосковал на грядках в деревне. От задуманной «школы молодого бойца» с обливаниями ледяной водой из колодца и подтягиваниями на самодельном турнике меня спасли твои дружки юности. Вечерние посиделки то у одного, то у другого под бутылочку «беленькой» и бесконечные воспоминания об армии, Афгане и первой чеченской завершались под утро, и ты спал до обеда, поднимаясь с тяжелой от похмелья головой, чтобы снова отправиться к очередному хлебосольному однокашнику или сослуживцу.

К счастью, меня с собой ты перестал таскать после одного из застолий, где я отравился впервые попробованным местным самогоном и долго блевал в заботливо подставленный хозяйкой тазик. «Слабак! Позоришь отца! Тебе только бы за мамкину юбку держаться!» – так, кажется, ты тогда сказал?

Я не возражал, лишь бы больше не ходить по гостям и не слушать пьяные разговоры и пошлые шутки.

Чтобы чем-то заняться, решил сходить в сельскую библиотеку. Она занимала половину довольно большого деревянного дома под шиферной крышей, который спрятался в зарослях сирени на другом краю деревни.

Во второй половине был медпункт, куда несколько раз в неделю приезжала фельдшерица из соседнего, более крупного поселка. Довольно молодая, бойкая бабенка с такими пышными формами, что, казалось, ее белый форменный халатик вот-вот лопнет. Думаю, она его специально крахмалила до хруста и кокетливо расстегивала верхнюю пуговичку. Бабушка фельдшерицу недолюбливала, называла Любкой-шалавой и сурово поджимала губы, когда та проходила мимо нашего дома. «Иди, куда шла, бесстыжая», – злобно шипела она в ответ на приветствия молодухи. Меня это удивляло, так как Люба оправдывала свое имя: была миловидна, улыбчива и всем своим видом излучала здоровье и любовь к жизни. Именно она и рассказала мне про библиотеку, забежав проведать после отравления. Бабушка в это время ушла в сельпо, а то бы и на порог ее не пустила…

В библиотечной половине было тихо, слышалось лишь жужжание мухи, бившейся о стекло. И запах – тот непередаваемый запах книжной пыли, старых переплетов, канцелярского клея, смешавшийся с ароматом разогретого дерева и цветущей под распахнутыми окнами сирени. На стенах висели потускневшие портреты классиков и несколько копий пейзажей Левитана, видимо, кого-то из местных художников-самоучек.

Выдавала книги бывшая учительница литературы. Школу в деревне давно закрыли, немногочисленную детвору возили автобусом в поселок, и Анна Васильевна взяла на себя библиотеку, чтобы чем-то заняться на пенсии. Невысокая, сухонькая, с пучком седых волос, она превращалась в настоящую фею, когда говорила о книгах. Распрямлялась и молодела на глазах. Найдя в моем лице благодарного слушателя, она поведала мне историю села, показала фотографии старинной барской усадьбы, разрушенной в годы революции, и даже несколько книг, которые не были сожжены дорвавшимися до свободы крестьянами.

Я пропадал в библиотеке целыми днями, помогал Анне Васильевне обновлять картотеку – сюда еще не добралась начавшаяся в стране компьютеризация – и расставлять ее сокровища на полках. Она не торопила меня, если я вдруг погружался в чтение, и даже выделила небольшой столик у окна в глубине, за стеллажами, где можно было оставаться не замеченным редкими посетителями. Особенно меня заинтересовали те старые книги из усадьбы, среди которых попадались и альбомы с дагерротипами, и вложенные между страницами письма на бумаге с фамильным гербом ее владельцев. И когда твой отпуск закончился, я не вернулся в город, оставшись в гостях у бабушки до конца лета…

Я еще не понимал, что само провидение привело меня сюда, вверяя тот подарок судьбы, на фоне которого померкнут и пропущенный рок-концерт, и школьная красавица Светка, и обиды за эту ссылку в деревню, и даже тот гадливый ужас, когда я случайно увидел тебя с фельдшерицей Любкой на заднем крыльце медпункта…

Вот и школа, мне пора на урок, но мы еще поговорим…

И Николай Павлович Сугробов, учитель истории, неловко отряхивая снег с пальто, вошел в здание школы…

Лиза

4 декабря 2018 года

Ладожск, детский дом

– Лизка-редиска, ты опять за нами увязалась! – Задира Тимурка дернул девочку за косичку и оттолкнул от двери, ведущей в темный коридор. – Мы девчонок в экспедицию не берем, особенно таких мелких. Шла бы отсюда, моль бесцветная.

Смуглая кожа и почти черные миндалевидные глаза выдавали его цыганское происхождение. На маленькую белобрысую Лизу он смотрел свысока, хотя, признаться честно, девчушка была бойкая, пронырливая и в обиду себя не давала. Вот и сейчас она не расплакалась, а ткнула мальчишку в грудь крепко сжатым кулачком и нахмурила светлые бровки. В голубых глазенках не было ни тени страха.

– Я тоже хочу в экспедицию. Вам же нужна санитарка и повариха. А у меня вот что есть!

И Лиза достала из кармашка теплой кофточки три слегка помятые конфеты и чистый носовой платочек.

Тимурка ловко выхватил из ее ладошки конфету и рассмеялся:

– А платок-то нам зачем?

– Вместо бинта, раны перевязывать. Вдруг вы там поранитесь, – насупилась девочка, вглядываясь в темноту за полуоткрытой дверью. Ей казалось, что она слышит какие-то шорохи и завывания. Хотя, скорее всего, это ветер на улице раскачивал ветки деревьев, и они царапали окна…

Второй мальчишка, невысокий крепенький Филька, верный товарищ Тимура во всех играх и проделках, пригладил пятерней непослушные рыжеватые вихры и сказал примиряюще:

– Лиза, мы же идем не в экспедицию, а на разведку. Поэтому тебе пока с нами нельзя. Вдруг мы там сразу на чудовище наткнемся?

Судя по всему, мальчишки действительно приготовились к серьезным приключениям. Тимур вооружился игрушечным автоматом, который при нажатии на курок мигал разноцветными огоньками и издавал звук настоящих выстрелов. На груди у него висел бинокль. Его товарищ держал в руках пластмассовую саблю и фонарик. Все это еще больше разжигало Лизино любопытство.

– На какое чудовище? – Девочка недоверчиво смотрела на паренька. – Как в сказке про аленький цветочек? Заколдованное?

– Может, и заколдованное, а может, и самое настоящее, – понизив голос, ответил Тимур. – Но мы с Филей – охотники, и нам никакие чудища не страшны. Пусть они сами нас боятся!

И он изобразил гримасу, которая должна была, наверное, нагнать ужас на всех чудовищ в мире.

– А где вы будете его искать? – не унималась Лиза. Она любила сказочные истории, особенно мультики про охотников за привидениями, жаль, их не часто показывали.

– Как где? Все чудовища в старых домах обычно прячутся в подвалах. Я слышал, как наша повариха об этом рассказывала. Вот мы с Филей для начала должны вход в этот подвал разыскать.

– А что потом? – Затаив дыхание, Лиза во все глаза смотрела на отважных приятелей. Ей ужасно хотелось пойти с ними.

– А потом – суп с котом! – рассмеялся Тимур. – Хватит болтать, мы и так с тобой застряли. Если до ужина не успеем вернуться, воспиталка нас накажет. Все, Фил, пошли.

Мальчишки шагнули в мрачную галерею, которая начиналась за дверью. Филя обернулся к девочке и ободряюще улыбнулся.

– А ты пока покарауль здесь, в зале. Если услышишь, что кто-то из взрослых идет, дай знак.

– Какой знак?

– Ну начни песню петь какую-нибудь, ты же в хоре выступать будешь на новогоднем утреннике? Вот и пой. Если спросят, скажешь, пришла репетировать…

Дверь за юными охотниками закрылась, Лиза осталась одна в гулком полупустом зале и огляделась. В углу были свалены какие-то строительные инструменты, банки с краской, к стене прислонилась стремянка. За большими, под потолок, окнами мела метель, ветер раскачивал фонари, и в их мелькающем свете какие-то длинные тени скользили по стенам. Девочка заметила наспех сколоченную скамеечку, которая, видимо, осталась от рабочих, не закончивших ремонт, подтащила ее к массивному камину, что украшал зал, и уселась, фантазируя, что в нем весело горит огонь. Подперев щеку рукой, она стала представлять, как завтра встретится со своей будущей мамой, которую пока видела только на экране компьютера в кабинете заведующей детским домом. У нее такое доброе лицо, такие красивые вьющиеся волосы… Лиза потеребила свою тощую косичку, задумавшись, разрешит ли мама Нина хотя бы по праздникам накручивать волосы на тоненькие бигуди, как это делает нянечка Валюша? Девочке так хотелось встряхнуть кудряшками перед носом этого забияки Тимурки. А может, она и котенка разрешит завести, такого маленького, пушистого?

Лиза сама не заметила, как вздремнула в сгущающихся сумерках. Ее разбудили шум и шарканье чьих-то ног. Прежде чем пожилая уборщица вошла в каминный зал и включила свет, девочка подскочила к двери в галерею и громко запела:

– В лесу родилась елочка, в лесу она росла!

– Уф, оглашенная! Чего так орешь? – Женщина со звоном опустила ведро, расплескав на пол воду. – Напугала меня до смерти.

– А я… это… песенку разучиваю, про елочку. Тут нет никого, вот я погромче и пою. Вы ведь придете на наш концерт? Я раньше пела дуэтом с Семой, но он куда-то пропал, говорят, к бабушке сбежал. Вот мне теперь одной петь.

И Лиза снова заголосила во весь голос:

– Зимой и летом стройная, зеленая была!

– Молодец, молодец, певица ты наша, – проворчала уборщица. – Пойдем-ка я тебя в группу отведу, а то ужин проворонишь.

Выходя из зала, девочка оглянулась и заметила, как мальчишки тихонько проскользнули в зал и на цыпочках двинулись за ними. Тимур даже поднял большой палец, благодаря за вовремя поданный сигнал. Она заговорщицки улыбнулась и продолжила напевать песенку, отвлекая внимание своей сопровождающей…

4 декабря 2018 года

По дороге в Ладожск

Из Рыбнинска выехали рано утром, затемно. Расстояние было неблизким, да и переменчивая погода могла внести свои коррективы. Мокрый снег норовил смениться ледяным дождем. Савельев рассчитывал добраться часов за семь, с небольшими остановками, оставить девушек в Ладожске и к вечеру успеть в Питер.

Сонная Кира клевала носом и зябко куталась в короткий пуховичок на переднем сиденье. Игорь прибавил температуру на датчике климат-контроля, чтобы она согрелась. Зато Ниночка, как всегда, была полна энергии и болтала без умолку, расположившись сзади среди многочисленных коробок и пакетов, которые не поместились в багажник. Хотела то ли скрыть свое волнение перед предстоящей встречей, то ли развеять напряженность между ее спутниками.

– Я все думаю, не мало ли везу подарков? Надо же, чтобы всем детишкам хватило, праздники на носу. Игорек, давай в Череповце на рынке остановимся ненадолго, я там мандарины куплю. Как считаете, один ящик или два взять?

– Нинок, на рынок мы, конечно, заедем, заодно там и перекусим. Возьмем все, что скажешь, хотя мы и так напоминаем коробейников с твоим багажом.

– Ой, а позавтракать никто не хочет? – Нина зашуршала пакетами. – У меня тут и термос с кофейком, и пирожков я в дорогу напекла разных, а Аркаша еще бутербродов наделал. Игорь, тебе какой дать, с ветчиной или салями?

Отказать Нине было непросто, и скоро вся троица с аппетитом жевала ее пирожки. Даже Кира проснулась окончательно от крепкого кофе в пластмассовой кружке, о которую грела вечно мерзнущие пальцы. Впрочем, в машине уже стало не просто тепло, а жарко. Именно на это Кира списывала румянец, выступивший на щеках. Она старалась сосредоточиться на болтовне подруги и пейзаже за окном. Но взгляд ее то и дело устремлялся на Савельева, и она сдерживала себя, чтобы не прикоснуться к его руке. Возможно, ей хотелось так поблагодарить за отзывчивость, готовность помочь? Или просто почувствовать его близость, по которой она уже скучала?

Чтобы отвлечься от этих мыслей, Кира повернулась к Нине:

– Расскажи-ка мне подробнее о своих планах. Мы ведь толком и не успели ничего обсудить. Я, кстати, тоже везу подарки для детей, наборы для рисования. И еще успела сделать им рождественских ангелов, можно на елку повесить или на окно. Всю ночь просидела. Ой, а мы положили эту коробку?

– Такую в голубой обертке с бантом? Положили, ее Мельников нес, точно. Так вот почему ты не выспалась, рукодельница моя. Одного ангелочка отложи для Лизы, хорошо? А планы у нас на сегодня простые: разместимся в квартире, хозяйка обещала нас встретить с ключами, и будем отдыхать с дороги. Заодно разберем весь багаж, отложим то, что завтра надо будет взять с собой в детский дом. Я бы, конечно, сразу туда побежала, но у детей распорядок, просили не нарушать. С утра мы с тобой пойдем в мэрию, ты в свой отдел культуры, а я в органы опеки, мне надо передать им все документы, которые мы собрали, чтобы они подготовили нужные разрешения. Ох, а где же эти бумаги? Неужели остались у Аркаши в портфеле?

Нина опять закопошилась в своих сумках и через несколько минут торжественно помахала толстой канцелярской папкой на завязках.

– Вот она! Слава богу, все на месте.

– Нинуль, успокойся, все будет хорошо.

– Теперь-то да, но вы не представляете, чего стоило собрать весь этот пакет документов. Думаю, нам с Аркашей повезло, учитывая его должность и мой послужной список. Все, с кем мы ходили в школу приемных родителей, ноги сбили, бегая по инстанциям за всякими справками. А в это время детишки ждут своих будущих пап и мам. Вот почему я решила ехать сейчас, чтобы успеть забрать Лизу домой до праздников. Иначе все отложилось бы на конец января.

– Нина, не волнуйся, вы справитесь, – поддержал ее Савельев. – Вы ведь вместе, и то, что начинаете с такого ответственного шага, означает, что ваша семья будет крепкой и счастливой. Это точно.

Кира почувствовала легкий озноб, понимая, что слова Игоря адресованы не столько ее подруге, сколько ей самой. Намек на ее неспособность принимать серьезные решения, из-за которой они разъехались. К счастью, Ниночка продолжала рассказ, и Кирино замешательство осталось незамеченным.

– Но что я вам скажу, дорогие мои, по сравнению с правилами некоторых стран наша бюрократия – это цветочки. Я ведь уже пыталась усыновить ребенка. Да, не удивляйтесь, поскольку потерпела фиаско, то ни с кем не делилась этой историей. Но сейчас можно и рассказать. Во время работы в Красном Кресте нам часто приходилось сталкиваться с сиротами. Особенно в Африке. У кого-то родителей убили в вооруженных конфликтах, у других – умерли от болезней. А были и такие, которых просто бросили на улице, потому что нечем было кормить. В наши задачи входило обеспечить им медицинский осмотр, при необходимости организовать лечение и передать детей в приюты, под государственный контроль. Конечно, начинаешь к ним привыкать, привязываться, хотя стараешься контролировать свои эмоции. И вот к одному такому малышу я прикипела. Звали его Джелани. И он ходил за мной хвостиком. Думаю, я была первой белой женщиной, которую он увидел. Смотрел на меня как на чудо, все норовил погладить по руке, обнять. В общем, так мы с ним сдружились, что я уже не представляла, как уехать без него, как расстаться. Но процедура усыновления для иностранцев оказалась в этой стране, как и во многих других африканских государствах, не просто сложной, а, по сути, нереальной для меня. Я не была резидентом, не состояла в браке, а ждать разрешения от агентства можно было до трех лет. В конце концов мой консультант по делам усыновления, а без такого посредника сдвинуться в этом деле нельзя, прямым текстом сказал, что ничего не получится. И посоветовал скорее уезжать, чтобы и ребенок меньше страдал из-за разлуки. Я ревела белугой несколько дней. Даже строила планы, как вывезти его нелегально. Как назло, именно тогда подцепила ту инфекцию, что вызвала бесплодие, слегла, провалялась долго в больнице. Когда вышла, узнала, что мальчика увезли на другой конец страны. Тогда мой начальник почти силой посадил меня на ближайший рейс и отправил домой, во внеочередной отпуск по состоянию здоровья. Иначе, как говорят, кукуха бы моя улетела…

Нина на минуту замолчала, молчали и ее друзья, понимая, как нелегко ей даются такие воспоминания. А Кира сама едва сдерживала подступившие слезы.

– После этой истории я попросила перевести меня в другой отдел, где не было контактов с детьми. Старалась о Джелани не думать, загружала себя работой. Но внутренний голос все время говорил, что это знак для меня, что пора задуматься о семье, о личной жизни… И тут приключилась эта история с тобой, Кирюш, когда на тебя напали и ты оказалась в больнице… Я примчалась в Рыбнинск и встретила Аркашу. И пока мы с ним переживали мой печальный диагноз, пришло письмо от того самого консультанта из Африки. Он сообщал мне новости о Джелани – у него нашлись родственники, которые забрали мальчика в свою семью. Это был второй знак. И мы решили поступить так же… Ведь у каждого ребенка должен быть свой дом…

– Мы очень рады за вас, правда? – Савельев покосился на Киру, напряженно всматривающуюся куда-то вдаль.

– Конечно, – выдавила та.

На самом деле Кире хотелось закричать, что она совершенно не рада, что завидует подруге, которая способна на такие смелые решения, не отчаивается даже в самые трудные моменты. И ведь у нее есть любящий супруг, всегда готовый поддержать. А ее, Киры, жизнь последние несколько лет летит кувырком. После предательства жениха и гибели возлюбленного, польского красавца и афериста Бориса Левандовского, который мог стать отцом их ребенка, она так и не научилась доверять и строить нормальные отношения. Вот и ожидания Игоря она явно не оправдала. Все потому, что просто боится: у нее не получится так же легко, как у Нины, чей звонкий голос прервал эти горестные мысли.

– Что-то я вас совсем заболтала, а время к обеду. Игорь, мы вроде подъезжаем к Череповцу? Сделаем там привал, будем пирожки доедать!

– Кира, с тобой все в порядке? – негромко спросил Савельев. – Ты какая-то бледная стала.

– Наверное, укачало немного, и душно в машине. Когда остановимся у рынка, выйду подышать воздухом, – ответила Кира. И поспешила сменить тему: – Ты нам лучше расскажи, что за дела у тебя в Северной столице? Боже, я так давно не была в Петербурге, люблю этот город безумно. Нинок, давай повезем туда твою Лизу летом, когда будут белые ночи.

Игорь начал рассказывать о курсах, на которые его отправил новый начальник, а Кира облегченно вздохнула…

До Ладожска добрались без приключений, хотя дорогу изрядно замело снегом. Немного попетляли по узким улочкам, застроенным преимущественно частными домами и коттеджами. Наконец отыскали нужную панельную четырехэтажку, главным достоинством которой была близость к центральной площади с расположенными на ней зданиями мэрии, почты и универсама.

Савельев помог девушкам занести вещи в квартиру, от предложения остаться на ужин отказался и, прощаясь, задержал Кирину ладонь, крепко сжав ее:

– Ты только смотри здесь, ни в какие криминальные истории снова не впутывайся, ладно? Ниночка, ты уж присмотри за подругой, а то у меня сердце не на месте.

Он чмокнул Киру в нос и, остановившись в дверях, добавил:

– От кого мы убегаем, подумай? Друг от друга или от самих себя?

И быстро, не оглядываясь, вышел. Гулкий звук его торопливых шагов по ступенькам сменился пронзительной, напряженной тишиной…

Кира

5 декабря 2018 года

Ладожск

Ладожск оказался на удивление симпатичным и уютным городком. Он сохранил провинциальную неторопливость, но в то же время явно стремился к современным тенденциям. Иногда это выглядело нелепо, словно тургеневская барышня натянула поверх кисейного платья кожаную косуху и выкрасила волосы в розовый или голубой цвет. Например, вывески с обязательным вкраплением англицизмов и неоновой подсветкой, не украшавшие, а скорее уродующие купеческие особнячки или деревянные дома с резными наличниками. Я в который раз порадовалась идее главного архитектора нашего Рыбнинска все надписи и названия в старом городе стилизовать под старину. Это выглядело мило и привлекало внимание туристов. А ведь у Ладожска, судя по тем сведениям, которые я успела почерпнуть в интернете, такая интересная история и столько любопытных артефактов, что при правильном подходе он может стать весьма прибыльным туристическим центром.

Удивительно, но эту же идею в первые минуты знакомства озвучил начальник управления культуры. Суетливо помогая мне снять дутый стеганый пуховичок от Moncler[8] и усаживая в неудобное низкое кресло перед столиком на гнутых ножках, он восторженно рассказывал о планах мэрии по восстановлению объектов, представляющих историческую ценность, о том, как поддерживает эту инициативу районная администрация, готовая выделить необходимые средства.

– Ваш приезд, уважаемая Кира Юрьевна, как нельзя кстати. Ярослав Ильич, наш мэр, непременно сам вас поблагодарит за согласие провести экспертизу. Несмотря на занятость, он все важные вопросы курирует лично. И просил передать вам приглашение на наш новогодний бал-маскарад.

Григорий Борисович говорил с пафосом, явно стараясь произвести впечатление, но выглядело это довольно комично: он то и дело почесывал кончик длинного носа, который забавно шевелился.

Мне с трудом удалось вставить слово:

– Боюсь, так надолго я не рассчитывала остаться, но за приглашение благодарю. Может быть, мы сразу перейдем к делу? Мне не терпится посмотреть на вашу находку.

– Конечно, конечно, мы с вами совсем скоро туда отправимся. – Григорий Борисович взглянул на часы. – Но сначала позвольте угостить вас чаем или кофе, вы же, наверное, толком и позавтракать не успели. А у нас уже все готово.

Он громко кашлянул, и в кабинет, как по команде, вплыла секретарша с подносом. В одно мгновение столик был уставлен корзиночками с выпечкой, вазочками с вареньем, тарелками с нарезкой. По заблестевшим глазам начальника отдела культуры стало понятно, что он как раз голоден. Поэтому я решила не отказываться и составить ему компанию, тем более что свежесваренный кофе, разлитый в чашечки из тонкого фарфора, издавал манящий аромат. И была не прочь перекусить, потому что в чужой квартире кусок в горло не лез: я с трудом привыкаю к новой обстановке, плохо сплю, словом, чувствую себя не в своей тарелке. Да и Нинуля так волновалась перед встречей с Лизой, что наше первое утро в Ладожске прошло в бестолковой суете и попытках успокоиться. Сейчас меня радовало, что я второпях выбрала классические твидовые брюки, серые в мелкую клетку, дополнив их свободным вязаным свитером, из-под которого выглядывал воротничок довольно женственной блузы. И сидеть в низком кресле, не особенно заботясь о позе, было удобно, и лакомиться плюшками, не опасаясь конфуза, тоже.

С завидным аппетитом поглощая бутерброды и пирожки, кстати, очень вкусные, Григорий Борисович успевал расхваливать прозорливого мэра Ладожска, уделяющего столько внимания культуре и истории города, в отличие от предыдущих управленцев.

– Ну представьте себе, милая моя Кира Юрьевна, как это недальновидно и нерационально – использовать в качестве детского учреждения великолепную дворянскую усадьбу, которая может стать музеем не только районного, но и областного, а то и всероссийского значения. О какой сохранности интерьеров там можно говорить! Просто чудо, что во время ремонта обнаружились эти росписи. Если вы, с вашими знаниями и опытом, подтвердите их ценность и возможность восстановления, это будет прорыв! И у Ладожска появится свой культурный центр. Я вас позже ознакомлю с планом, который наши специалисты разработали, и буду просить оценить его тоже. Ваше экспертное мнение очень важно!

Я чуть не поперхнулась от такой неуклюжей и неприкрытой лести. Ведь сразу было заметно, что хозяин кабинета посматривает на меня с явным снисхождением, как преподаватель на глупенькую студентку. Вероятно, виной тому моя худоба и невысокий рост. Чтобы переключить внимание со своей персоны, спросила:

– А что за учреждение находится в этой усадьбе?

И тут же пожалела об этом.

– В усадьбе Томилиных у нас детский дом, – ответил Григорий Борисович, допивая кофе. – И, если вы готовы, мы сейчас туда отправимся. Мой водитель уже ждет…

«Таких совпадений просто не бывает, – кричал мой разум. – Сначала оказывается, что Нина едет за приемной дочкой именно в Ладожск, теперь мне придется работать в том же детском доме, где живет эта девочка и еще десятки сирот. И я буду вынуждена каждый день сталкиваться с этими детьми, общаться с ними, думать о них… Что за испытание приготовила мне судьба на этот раз?»

Погруженная в свои мысли, я чуть не столкнулась в коридоре со своей подругой. В отличие от меня, Ниночка светилась от счастья в предвкушении скорой встречи с приемной дочкой. Элегантный костюм из плотного трикотажа приглушенного цвета маренго выгодно подчеркивал ее фигуру и цвет волос, и этот строгий образ наверняка был по достоинству оценен чиновницами из органов опеки.

– Ну все, Кирюша, наши документы приняли, а мне выдали разрешение на посещение Лизы. – Она помахала какими-то бумажками. – Так что я бегу в квартиру за подарками и сразу к ней.

– Погоди, как ты собираешься все дотащить? – Я схватила норовившую ускользнуть Нину за рукав. – Ты представляешь, я тоже еду в детский дом. Не удивляйся, потом все объясню. Так что мы сначала заберем твои коробки и пакеты и поедем все вместе. Вы ведь не будете против, Григорий Борисович?

Начальник отдела культуры, с восхищением разглядывающий мою статную подругу, не возражал…

Здание усадьбы помещиков Томилиных производило впечатление. И бывший господский дом, и флигель, хоть и были невелики, в целом составляли гармоничный ансамбль со всеми чертами, присущими эпохе классицизма. На главном здании сохранился треугольный фронтон со следами барельефа, видимо, фамильного герба. Наличники вокруг окон напоминали античные колонны. Соединяла оба строения глухая деревянная галерея. Мне стало понятно, чем вызван такой интерес чиновников к усадьбе: она действительно была чудесным образцом архитектуры и совсем не походила на типичное казенное заведение. Если восстановить некоторые детали фасада, поработать с окружающим ландшафтом, это место станет изюминкой города, приманкой для туристов…

Засмотревшись, я чуть не отстала от своих спутников, уже махавших мне с крыльца. Так, втроем, нагруженные подарками, мы ввалились в детский дом и были встречены толпой весело галдящей детворы. Я думала, что их привлекут игрушки и сладости, но они с любопытством разглядывали нас с Ниной – ребята постарше с напускным равнодушием, малыши с затаенным ожиданием. Девчонки перешептывались и хихикали. Заведующая Ольга Николаевна, миловидная брюнетка лет сорока пяти, передала взволнованную Нину на попечение воспитательниц, а нас с Григорием Борисовичем лично проводила в зал, где были обнаружены росписи.

Она была сдержанна и немногословна, но нервничала, постоянно поправляла что-то в своем деловом костюме темно-коричневого цвета, дополненном бледно-розовой блузкой с бантом. Наш визит был ей явно не по душе. Я списала это на предпраздничные хлопоты и некстати прерванный ремонт. Наверняка в этом зале, таком светлом и просторном, с настоящим мраморным камином, должно было проходить новогоднее торжество. Большая, красиво украшенная елка так и просилась в центр полукруглого помещения с застекленным от пола до потолка эркером. Но сейчас здесь были разбросаны инструменты, стояли мешки со шпаклевкой, банки с краской. Часть стены с обвалившейся штукатуркой и вовсе выглядела бы печально, если бы не скрывавшаяся под ней роспись. Глаза мои сразу загорелись, наверное, так чувствует себя гончая, взявшая след. Я ощутила знакомый зуд, который вызывали у меня любые необычные находки и предстоящая интересная работа. Не слушая перепалку между заведующей и начальником отдела культуры, я бросила пуховик на колченогий стул, пододвинула к стене стремянку и забралась на нее.

– Подайте мне сухую малярную кисть. – Неожиданно резко прозвучавшая просьба прервала разговор моих спутников, который велся уже на повышенных тонах. – Пожалуйста.

Смахнув строительную пыль с фрагмента росписи, я сделала несколько фотографий на свой смартфон, спустилась вниз и удовлетворенно вздохнула.

– Что ж, приехала я не зря и думаю, нас с вами ждут удивительные открытия. Уже сейчас можно сказать: нет сомнений, что мы имеем дело с декоративной живописью эпохи классицизма, вероятно, первой трети девятнадцатого века. Которая к тому же весьма хорошо сохранилась. Манера росписи очень похожа на итальянскую, в стиле Джованни Батиста Скотти и Барнаба Медичи. Возможно, кто-то из учеников или последователей. Но работа предстоит большая. Полная очистка от поверхностных слоев потребует привлечения специалистов с необходимой техникой и займет не меньше пары месяцев. Сначала я освобожу от загрязнений этот фрагмент, вскрою штукатурку в нескольких местах, чтобы убедиться в полной круговой росписи зала. Надо будет и потолок проверить, там могли сохраниться гризайльные композиции плафона, характерные для того времени. И тогда можно будет сделать более точное заключение. Завтра с утра я приду со своими инструментами, а еще понадобятся высокая стремянка и хороший направленный свет, что-то типа прожектора на треноге. Найдете, Григорий Борисович?

– Непременно, распоряжусь прямо сюда к девяти часам подвезти. А сейчас не хотите ли вернуться со мной в мэрию, пообщаться с Ярославом Ильичом? Он будет рад услышать такие чудесные новости! – Чиновник явно не хотел задерживаться в обществе заведующей детским домом.

– С вашего позволения, я останусь. Надо осмотреть все повнимательнее. И будет лучше, если вашему начальству я представлю хотя бы предварительный отчет, не так ли? Дня так через два-три. – Я повернулась к Ольге Николаевне, которая внимательно прислушивалась к моим словам, и улыбнулась как можно душевнее. – Да и подругу не хочу оставлять одну. Думаю, она очень переживает и ей понадобится моя поддержка. Вы ведь меня к ней проводите?

Та согласно закивала, чувствовалось, что ей не терпится поговорить со мной наедине…

Распрощавшись с Григорием Борисовичем, мы с Ольгой Николаевной еще немного поговорили об обстоятельствах обнаружения росписей, о предстоящих праздниках.

– А что там? – Я показала на еще одну дверь из зала.

– Это галерея, ведущая во флигель. – Заведующая распахнула створку, за которой скрывался узкий полутемный коридор. – Он тоже нуждается в ремонте. Сейчас мы используем только хозяйственные помещения: склад, постирочную и гладильную. Остальные комнаты закрыты, но в будущем хотелось бы сделать там мастерские для разных занятий, перенести туда библиотеку, может быть, организовать живой уголок. Но пока там полная разруха. Сколько лет уже средства от города просим на восстановление!

Оставалось только посочувствовать. Покидая зал, я попросила, чтобы в помещении провели влажную уборку, убрали пыль и строительный мусор. Заведующая достала мобильный, тут же появилась пожилая сухонькая женщина с ведром и шваброй и принялась за работу, что-то недовольно бурча себе под нос. Из-под плотно повязанной косынки воинственно торчала седая косица, а рабочий халат, чистый, но уже не новый, слегка топорщился на сгорбленной спине.

– Не обращайте внимания, – успокоила меня Ольга Николаевна. – Анна Михайловна любит поворчать, но на самом деле она у нас незаменимый человек, и дежурная нянечка, и уборщица. Почти четверть века здесь трудится, можно сказать, старейший сотрудник. Не одно поколение воспитанников на ее глазах выросло! Наш дом ей как родной, даже на пенсию не хочет выходить…

И мы отправились осматривать детский дом и искать Нину…

Если честно, я очень боялась увидеть какое-то ужасное заведение с несчастными, забитыми детьми, злобными воспиталками и прочими кошмарами. Во мне говорили распространенные стереотипы, связанные с детскими домами. Но пока о них напоминали лишь слабый запах хлорки, исходящий от намытых до блеска полов, и ароматы, доносящиеся с кухни, где готовили обед. Почему-то всегда в подобных местах пахнет кислой капустой и подгоревшей кашей… Разглядывая чистые коридоры, на стенах которых мелькали яркие детские рисунки, фотографии с праздников, проходя мимо витрин с поделками и кубками за участие в спортивных соревнованиях, я подумала, что у воспитанников здесь, в общем-то, обычная детская жизнь, наполненная разными интересными событиями. Конечно, мой взгляд художника и дизайнера подмечал и тусклую, местами облезлую краску, и скрипящие старые двери, и давно не циклеванный паркет, и поцарапанные деревянные перила у лестниц. Было ясно, что здание нуждается в обновлении и ремонт затеян неслучайно. Но атмосфера в целом не шокировала и не отталкивала. Попадавшиеся навстречу ребята были одеты по-домашнему, аккуратно, хоть и немного однообразно. Видимо, одежда закупалась партиями. Они вежливо, чуть заученно здоровались и спешили по своим делам. Откуда-то слышались звуки флейты, бренчало пианино.

– Младшие классы уже вернулись из школы, сейчас у них дополнительные занятия: музыка, рукоделие. Была у нас и художественная студия, но преподавательница ушла в декрет. Ищем замену. А у старших – кружки по химии, истории, литературе, хорошее подспорье для подготовки к ЕГЭ, лучшие местные учителя помогают, по разнарядке РОНО, – рассказывала заведующая. – Также у нас есть волейбольная команда, мальчишки занимаются борьбой и акробатикой в местной спортшколе. Видели, сколько у нас наград? Не только с городских, но и с районных и даже областных соревнований. Ах да, еще небольшой хор и театральная студия, сейчас как раз готовим представление к Новому году.

Она на минуту отвлеклась от похожего на рекламу отчета, который, вероятно, был предназначен для спонсоров и представителей СМИ, и окликнула пробегавшего мимо разгоряченного и взлохмаченного мальчугана:

– Миша, ну-ка притормози немного, ты ведь только выздоровел. Опять мяч по коридорам гоняли? Смотри, тебе болеть нельзя, ты же одну из главных ролей играешь!

– Здрасти, Ольниколавна! Хорошо, Ольниколавна! – прокричал паренек. – Я как раз на репетицию!

И умчался, что-то напевая. Заведующая задумчиво смотрела ему вслед. Потом повернулась ко мне:

– Видите, мы здесь как одна семья, и будет очень плохо, даже катастрофично, если нас закроют и расформируют. Представляете, какая это травма для детей, уже один раз потерявших и дом, и близких? Они расстанутся с друзьями, любимыми воспитателями и нянечками, которых зовут бабушками, им придется сменить школу, привыкать к новой обстановке, чужому коллективу. У многих здесь, в Ладожске и окрестных деревнях, живут родственники, которые опеку по разным причинам оформить не могут, но нет-нет да навестят, гостинец привезут, а то и на выходные или в каникулы в гости заберут. Люди небогатые, поедут ли они за сотни километров в другой город к двоюродному племяннику? Так и прервется связь. Вы понимаете, Кира Юрьевна, что в ваших руках сейчас судьба этих ребят?

Она распахнула дверь в свой кабинет, и я, не дожидаясь приглашения, буквально упала на стул – так меня потрясли ее слова.

– Почему в моих? Какое отношения я имею к деятельности вашего… – Тут я запнулась, потому что слова «детский дом» давались мне с трудом. – Эээ… учреждения? Моя задача – исследовать обнаруженные росписи…

– Да самое прямое. – Ольга Николаевна со стуком поставила передо мной графин с водой и стакан. И, видя мое замешательство, объяснила:

– Наша мэрия очень заинтересована в этом здании. Еще при предыдущей администрации нас не раз пытались из него выжить. Чего только не придумывали. И санэпидемстанцию, и пожарную инспекцию присылали, и даже строительную экспертизу хотели делать, надеялись на заключение об аварийности. Ничего не вышло, нас, слава богу, поддерживает районное управление образования, стоят за детдом горой. Мы по показателям одни из лучших в области. А старинная усадьба, да в таком красивом месте, над рекой, – лакомый кусочек для любого бизнеса. Вот мэр и мечтает нас выселить, а здесь открыть отель и так называемый культурный центр. Но что-то мне подсказывает, что в итоге вся «культура» сведется к игровым залам и караоке. Уже и средства под это выделяют. Не удивляйтесь, у меня есть свои осведомители. И тут, как назло, обнаружились эти росписи. Если вы дадите заключение об их ценности и возможности реставрации, здание признают объектом культурно-исторического наследия, нуждающимся в особой охране. С таким статусом нас точно расформируют. Подумайте, Кира Юрьевна, вот Лизе повезло, она скоро уедет с вашей подругой, в новый дом, в хорошую семью, а ее друзья – куда попадут они?

Я не знала, что и ответить. Становились понятными и настойчивое заискивание Григория Борисовича, и более чем щедрый гонорар за мою работу, и спешка со сроками. Ловко мэр удумал моими руками решить эту щепетильную проблему. Но что я могу сделать, если мне уже очевидна реальная ценность обнаруженных росписей? И они действительно нуждаются в реставрации и сохранности…

Брать на себя такую ответственность мне не хотелось. Надо все хорошенько обдумать, с Ниной посоветоваться. И вообще присмотреться к здешней обстановке. Может, все не так и страшно, как кажется заведующей? Или она чего-то недоговаривает?

– Хорошо, Ольга Николаевна, я обещаю не спешить с выводами, но сразу скажу, что привыкла все делать на совесть и искажать факты не стану. Давайте я завтра начну работать, внимательно все изучу, возьму образцы грунта, краски, отправлю в Питер, в специальную лабораторию. Без их экспертизы мое заключение будет неполным и неточным. Это даст нам время для передышки. Буду держать вас в курсе, а вы пока спокойно занимайтесь своими делами, готовьтесь к празднику. Кстати, я там привезла украшения на елку, рождественских ангелочков, если захотите – проведу с детьми мастер-класс, научу делать таких же.

Непонятно, откуда вдруг родилась эта идея с мастер-классом, опыта занятий с детьми у меня не было, я их даже немного побаивалась. Видимо, мне хотелось как-то реабилитировать свою миссию в глазах заведующей.

Зато она заметно повеселела, заулыбалась, хотя глаза оставались серьезными и внимательными.

– Спасибо вам, Кира Юрьевна, я очень надеюсь на вашу поддержку. А идея про мастер-класс замечательная, завтра же определим день и час. У нас младшие любят рукодельничать, и времени у них больше, чем у школьников. Детям ведь важнее всего внимание, личный контакт со взрослыми, а не просто подарки, которые нам на праздники привозят в изобилии. Каминный зал в вашем полном распоряжении, я скажу сторожу, чтобы пускал вас в любое удобное время. Да и вообще, не стесняйтесь, знакомьтесь с нашим домом, с ребятами, с коллективом. И подруга ваша тоже может на весь день приходить, я распоряжусь. Давайте я вас провожу в группу Лизы, они наверняка там в игровой общаются. И потом им надо поговорить с нашим психологом, такова процедура. Но это терпит, возможно, вы захотите сегодня пойти с девочкой на прогулку, можно после обеда ее забрать на пару часов. Сходите в наш парк, там очень уютно, даже зимой…

Вечер того же дня

Ладожск

В парк мы, правда, в этот день так и не попали. Сначала нас пригласили пообедать вместе с воспитанниками в столовой, где мы, конечно, больше глазели по сторонам, сами будучи объектами внимательного изучения десятков пар детских глаз. Поэтому щи и котлеты с гречневой кашей остались почти нетронутыми. А потом Лиза, оказавшаяся бойкой девчушкой, потащила нас на свою собственную экскурсию по городу, вернее, по тем его местам, которые ей были известны: детские площадки, каток рядом со спорткомплексом, магазинчики игрушек и торговые ряды, которые расположились рядом с крепостью, возведенной на берегу реки еще в XII веке на месте сгоревшей ранее деревянной. Девочка уверенно шагала, крепко держа за руку Нину, и тарахтела без умолку, пытаясь воспроизвести то, что слышала, очевидно, от воспитательницы во время прогулок. Нинуля млела от восторга, в изумлении округляя глаза, а я исподтишка разглядывала эту пару, все больше удивляясь их поразительному внешнему сходству и взаимопониманию. Со стороны они точно смотрелись как мать и дочь, и никто бы не подумал, что их знакомству всего-то несколько часов. Тем более Лиза сразу стала называть мою подругу «мама Нина». Случайно или нет, даже новый теплый комбинезон, в который мы переодели девочку вместо казенной, довольно потрепанной куртки, перекликался по цвету с Ниночкиным пальто.

Торговые павильоны у крепостной стены вовсю готовились к новогодней ярмарке, предлагая елочные игрушки ручной работы, шкатулки из бересты, резные деревянные фигурки – все, чем могли удивить местные умельцы. Мое внимание привлекли кружевные изделия, которые, хоть и имеют мало общего со старинным промыслом, плетутся обычными металлическими крючками, а не деревянными коклюшками[9] и желемустинками[10], но воспроизводят характерный этнографический рисунок. Мы купили красивую салфетку для моей двоюродной бабушки Серафимы Лаврентьевны и нарядный воротничок для Лизы, чтобы украсить ее платье к празднику. А рядом аппетитно пыхтели самовары, шкворчали в масле пончики, пахли ванилью и сдобой связки свежеиспеченных баранок, манили разноцветьем леденцы на палочке. Напившись ароматного чая с травами, мы, увешанные пакетами с покупками, отвели Лизу в детский дом. Девочка крепко обняла Нину на прощание: я заметила, что расставаться им не хочется. Но и желание похвастаться подарками и обновками перед друзьями, которые уже ждали девчушку в холле, было велико. Ведь для них тоже приготовили сюрприз – целый пакет леденцов…

– И принесите нам сто, нет, двести граммов водки! – Моя раскрасневшаяся подруга проводила взглядом расторопного официанта, который ничуть не удивился такому заказу, и откинулась на спинку стула. В небольшом уютном кафе, куда мы зашли поужинать по дороге в съемную квартиру, негромко играла музыка, мерцал искусственный огонь в камине. За окном, у которого мы сидели, медленно падал снег.

– Водки? Нинок, это неожиданно и, я бы сказала, смело. С размахом! Ты же крепче шампанского ничего не пьешь?

– Теперь не пью. А раньше приходилось – в профилактических целях. Сейчас никакие вина и коктейли не соответствуют моему состоянию. Боже, как я вообще пережила этот день! Кажется, внутри у меня вулкан, который вот-вот извергнет лаву. Ты же видела, у меня утром поджилки тряслись от страха. И все два месяца, что мы с Аркашей посещали школу приемных родителей, были не лучше. Выходили оттуда не только со знаниями, но и тяжелыми эмоциями. Знаешь, там ведь все без розовых соплей, наоборот, голая и порой неприглядная правда… Ночами потом не спала, лежала и думала: «Где-то ждет меня моя дочка, а я тут копаюсь».

– И что же ты мне ни разу не позвонила? Хотя в таких делах я советчик плохой, но все же…

– Не сердись. Я же говорю, Аркаша сглазить боялся. И нам надо было самим разобраться с этими чувствами, чтобы решение было осознанным. Ты же знаешь, как многие реагируют. Мол, здоровых детей разбирают сразу, неизвестно, какая у ребенка наследственность, гены себя покажут. Мы начнем сомневаться, тянуть с окончательным решением.

– Конечно, Нинок, вы с Аркадием правы. Ведь никто не созывает консилиум из друзей и родных перед зачатием, особенно незапланированным. – Я с трудом сдерживала комок в горле, чтобы не разреветься. Хорошо, что подруга была так увлечена, что ничего не замечала и продолжала щебетать.

– А здесь все так славно и быстро уладилось – с опекой, с документами. И Лизе я вроде бы понравилась, а сама просто сразу в нее влюбилась. Она ведь прелесть, скажи? И такая смышленая, веселая. Я уже отправила Аркаше кучу фотографий и видео, которые наснимала сегодня. Он в полном восторге и жалеет, что не смог поехать с нами. Мечтает разделаться с работой и вырваться хоть на денек. Но я думаю, что Лизоньке пока комфортнее в нашем женском обществе, мне показалось, что к мужчинам она относится настороженно. Хоть и дружит с мальчишками. Ну а ты что скажешь?

– Ты же знаешь, у меня нет опыта общения с маленькими детьми. Но Лиза чудесна, с ней легко и интересно. И видно, что вам хорошо вместе. Уверена, она и с Аркадием сразу найдет общий язык. Помнишь, как она пыталась копировать слова экскурсовода, которые где-то услышала? – Воспоминания об этом эпизоде вызвали у меня улыбку.

Нина звонко рассмеялась:

– А какая у нее фантазия? Чего стоят эти рассказы про таинственные экспедиции и поиски то ли кладов, то ли чудовищ.

– Сейчас все дети этим увлекаются. Пусть сочиняет, может, будет потом сказки писать, как Джоан Роулинг.

– Дамы, а вот и ваш заказ. – Подоспевший официант ловко расставил горшочки с горячим, мисочки с салатами, кувшин с ягодным морсом и, наполнив наши рюмки, торжественно водрузил в центре стола запотевший графинчик.

– За Лизу и ваше счастливое будущее!

Мне тоже надо было привести мысли и чувства в равновесие, но загружать сейчас подругу своими проблемами не хотелось. Отложим разговор о судьбе детского дома на потом.

– За Ладожск, который изменит нашу жизнь! – воскликнула Нина.

Мы еще не представляли, как она была близка к истине…

Сугробов

5 декабря 2018 года

Ладожск

После уроков нелюдимый историк всегда спешил покинуть школу и уединиться в городской библиотеке. Считалось, что он работает над диссертацией. Об этом знал весь педагогический коллектив, поэтому Николая Павловича обычно не звали ни на чаепития, ни на другие посиделки. Но сегодня директриса, Калерия Вениаминовна, лично подошла к нему на перемене и велела не убегать, а в обязательном порядке явиться в учительскую, чтобы выслушать какое-то важное объявление.

Проигнорировать такое приглашение было бы глупо. Чтобы не вызывать лишних кривотолков своим отшельничеством, Сугробов пришел на собрание и, примостившись в дальнем уголке у шкафа, выслушал послание градоначальника, которое торжественно прочитала директриса. Речь шла о готовящемся в мэрии предновогоднем бале-маскараде.

– Наш коллектив впервые приглашен на такое мероприятие в полном составе! И это огромная честь, товарищи. Районное управление образования признало нас лучшей школой по итогам года. Пока сообщаю вам об этом по секрету, так как официально решение РОНО будет объявлено прямо на празднике. Поэтому мы все, я подчеркиваю, все без исключения, должны подготовиться и достойно представить наше учреждение. Такое внимание со стороны городской администрации дорогого стоит, в том числе в прямом смысле. Думаю, мы сможем рассчитывать на выделение средств для ремонта спортзала и обновление компьютерного класса. Бюджет у города не резиновый, желающих получить свой кусок много. Особенно учитывая проект по реконструкции здания детского дома и организации в нем культурно-досугового центра.

1 Название вымышленное, возможное совпадение с реально существующим городом случайно.

2 Журнал «Дамский мир» издавался в Петербурге-Петрограде с 1907 по 1917 г. Он содержал не только новости моды, инструкции по шитью и рукоделию, но и кулинарные рецепты, литературные произведения, обзоры музыкальной и театральной жизни.

3 Первое сражение на восточном фронте Первой мировой войны. Произошло во время Восточно-Прусской операции 1914 года. Завершилось победой русских войск и уходом германских частей.

4 Название вымышленное, любое совпадение с реальностью случайно.

5 О приключениях Киры рассказывается в предыдущих книгах серии: «Опасные тайны прошлого» и «Призраки затонувшего города».

6 Профайлинг в криминалистике – это метод создания психологического и поведенческого портрета неизвестного преступника на основе анализа места происшествия и обстоятельств преступления. Цель – помочь следственным органам в расследовании, раскрытии и предупреждении преступлений, а также в поимке преступника.

7 Антоша Чехонте – первый литературный псевдоним Антона Павловича Чехова.

8 Moncler (Moncler S.p.A.) – итальянская компания, производитель одежды, обуви и других изделий.

9 Коклюшка – деревянная, как правило, катушка с ручкой, на которую наматываются нитки для плетения коклюшечного кружева.

10 Желемустинка – остро заточенная тонкая палочка из жимолости, которую использовали при плетении кружев вместо булавок.

Продолжение книги