Гражданство другого мира бесплатное чтение

Глава 1. Оттенок воспоминаний.

В деревне воздух свежее. Полумесяц блистает, как и блистают миллиарды звезд в миллиардах километров отсюда, вышитые на прекрасном полотне рукодельницы-природы. Прохладный ветерок закрадывается в волосы и гладит по румяным щекам, таким розоватым, какой характерен для бледной кожи (а может, виной тому смущение). В широком длинном пруду, похожем на бесконечность, находятся те же самые звезды, а конкретнее – их отражение. Пусть смотрят на себя, словно в зеркале, пусть знают, какие они красивые.

Коленки испачканы в, пахнущей свежестью, траве, черные, чернее ночи, волосы легонько колышутся на ветру и порхают в немой мелодии естественной музыки. Девушка сидит скромно – поджав ноги под себя, пяточки скрестив сзади, положив кулачки на колени. Оно и ясно, ведь внутри происходит буря эмоций, вихрь чувств и другие словосочетания-синонимы. Рядом сидит кудрявый парниша, оперевшись на руки сзади и полностью расслаблен. Он в одной футболке и шортах до колена, но ему тепло: организм молодой, тело не так чувствительно к температуре ночи.

Вот уже, как полчаса (не берем в учет те два месяца лета, которые они провели вместе), Милли пытается найти подходящий сценарий, при котором признание в любви звучит лучше всего. Слова сложно подобрать, да и вообще! Не любит Милли на словах любовь свою проявлять, но этого лучезарного парня с веснушками на щеках жутко хочется поцеловать, спрятать свою нежную ладонь в его светло-русые кудряшки и почувствовать тепло. Ступить на новый этап отношений, когда можно без сомнения играть в романтику и получать то же в ответ.

– Наши прогулки походят на сказку, – своим бархатным голосом ровно проговаривает Кудряшка, а девушка от неожиданности вздрагивает.

Стоит ей только повернуть голову, как взгляды «друзей» встречаются. У Милли кожа светлая, волосы густые и темные, челка достает ровно до век и закрывает бровки. Скулы, прекрасно сочетающиеся с общей внешностью, пухловатые губы пунцового оттенка, который появился из-за частых покусываний, большие голубые глаза с цветом ночного моря, – спокойного, с редкими волнами, но уставшие, с мешками под ними. В больших сине-голубых глазах отражается небо, что становится выразительнее, а парня в карих, цвета дубовой коры, полумесяц, попадающий в зрачок. Лица на близком расстоянии, слышно лишь ровное дыхание Кудряшки с резким тяжелым сопением Милли, и серенада шелеста листвы ночной деревни. Девушка хочет ответить, что она тоже ощущает себя, как в сказке, когда оказывается рядом с ним, – только вот боится, что голос будет подрагивать, что запинок в словах будет больше, чем обычно, что она испортит одним словом всю атмосферу. Милли пододвигается ближе, коленями упираясь парню в мягкое бедро, через ткань легкой одежды чувствуя тепло чужого тела. Парень мило улыбается, обнажая свои ямочки на щеках, куда бы могла поселиться крохотная луна.

– Да, – проговаривает хрипло, что заставляет прокашляться и повторить снова, своим взволнованным, не высоким, и не таким низким голосом: – Да… я т-тоже так думаю.

Момента идеальнее не будет, думает Милли. Мысленно тяжело выдохнув, она продолжает спустя пару секунд:

– Я не х-хотела ехать в деревню изначально, думала, что тут б-будет скучно, ч-что доставать эти противные насекомые будут, что бабушка доставать будет, но я оказалась не права. Я с-счастливее себя не чувствовала до з-знакомства с тобой, я так рада, ведь… – Милли ногтем указательного пальчика давит на колено, с мало ощутимой болью. Кудряшка слушает ее внимательно, улыбаясь, смотря прямо на сжавшуюся, чувствующую себя неуверенно девушку.

Все было бы прекрасно, мило и ванильно, только вот парень начинает чувствовать небольшие вибрации под землей. Сначала они были незаметными, затем мало ощутимыми, но с нарастающим темпом это уже было похоже на то, будто под землей находится огромный молоток, который бьет вверх и пытается выбраться из грязи наружу.

– Поэт-тому я тобой дорожу, я бы хотела быть с тобой до с-самой смерти! – Милли будто так погружена в признании в своих чувствах, что не ощущает толчки под ними, продолжая говорить.

– Милли, ты… – парень пытается понять, что это такое, он отрывает руки от травы и смотрит в землю, словно пытаясь там что-то увидеть. – Тоже чувствуешь это? Милли, ты слышишь?

Парень разглядывает эмоции на лице девушки, но они были такими же, как и до всей этой ситуации. Он берет ее за руку, говоря, что пора бы уходить, и именно в этот момент бьет самый сильный удар, от которого подростки подпрыгивают на метр и летят с силой своего веса обратно на землю. Одежда испачкана в траве, ладони красноватые от жёсткого приземления. Милли будто пробуждается: с недоумением смотрит на Кудряшку, а тот лишь хлопает глазами в ответ. Синхронно, будто репетируя сцену, они поворачивают головы и смотрят на пруд бесконечности, пока оттуда медленно вылезает накаченная рука с татуировкой моря на мощном плече. Тело немеет от ужаса, подростки так и сидят, смотрят на свою возможную смерть – прямо в лицо. Огромному существу выбраться помогает вторая рука, и теперь можно детально разглядеть морду кита с красными выпуклыми глазами, метающимися из стороны в сторону, будто ища добычу. В какой-то момент зрачок останавливается прямо на Милли и Кудряшке, и чудище будто улыбается, тягуче медленно наклоняясь вперёд – но с такими габаритами, кит быстро их догонит.

Первым «просыпается» парень, он вскакивает, грубо хватая Милли за предплечье, и бежит со всех ног к кукурузному полю – хоть куда, но подальше от морского мутировавшего монстра. Небо медленно меняет свой оттенок на бордовый с алыми пятнами, но не изменчивыми далеко мерцающими звездами. Подростки не успевают даже коснуться кукурузного поля, которое в ночное время суток нагоняет ужас, как грубая мокрая рука хватает их в кулак и подносит ко рту, медленно распахивая его и закидывая на язык, как чипсы. Там, внутри, темно, должно быть казалось, но почему то светила керосиновая лампа, испачканная какими-то морскими водорослями, чешуйками и мокрой землей..? Кудряшка протер его с помощью подола своей футболки. Снаружи донесся всплеск, давая понять, что чудище нырнуло обратно и сейчас плыло куда-то. Долго, очень долго для размеров одного не такого уж и большого пруда.

Ноги Милли трясутся, становятся ватными: девушка обнимает парня за руку, ища в нем защиту и физическую опору.

– Нужно выбраться, – говорит очевидное Кудряшка.

Ему и самому страшно. Только вот не показывает этого, боится показаться слабым.

Милли специально показывает ему свою уязвимость, и возможно даже немного симулирует.

Она доверяет.

– Н-но к…к-куда им… – Милли не может выговорить слова, хоть и пытается. Привычное заикание и животный страх смешались воедино, мешая нормально формулировать мысль.

Оглядевшись по сторонам и осветив лампой хоть небольшие участки, был сделан вывод, что идти действительно будто было некуда. Где они, в какой именно части они находятся – неизвестно. Может они уже перевариваются в желудке?

– Милли, я не знаю… – честно говорит парень, сжимая ее ладонь в своей.

“Поэт-тому я тобой дорожу, я бы хотела быть с тобой до с-самой смерти!” –

неужели так они и закончат? Милли стоило быть осторожнее в своих желаниях. Это все из-за нее, глупая, глупая мечта становится явью: но не совсем той, как девушка себе представляла.

Мозг работает активнее, судорожно перебирая пути решения.

– Эм… как правило, у китов маленькая глотка, поэтому он нас никак не сможет проглотить, – полушепотом проговаривает Милли.

Хорошо, они не переварится в желудке, но что делать? Если кит по доброй воле их выпустит, то они задохнуться на большой глубине под водой. Тем временем вместе с китом они плывут все дальше, глубже и глубже погружаясь в неизвестность.

Кудряшка ахает, чутка вздрогнув, и начинает копошится в карманах шорт. Милли наблюдает за ним, в глазах красуется надежда. Парень выкидывает из кармана фантик от леденца, второй, затем маленькую, быстро тающую жвачку, и, наконец, с гордостью достает складной походный нож с выцарапанным именем. Милли мягко улыбается, пока в ее больших пуговках блистает подростковая влюбленность. Парень вытаскивает лезвие и, замахнувшись, вставляет его куда-то наугад. Режется плоть кита легко, не слышится даже рева гигантского существа. Из открытого прохода сияет свет, Милли ждет, пока Кудряшка шагнет первым, но тот лишь разворачивает голову, мягко улыбаясь. Милли непроизвольно копирует его выражение, и неуверенно подходит к щели. Опирается руками, тихо нервно выдыхает и прыгает.

Свет, яркий свет озаряет комнату: задевает десятки маленьких плакатов, развешанных на стене, дубовый старый стол, заляпанный в застывшей гуаши, ночник с луной. Милли неохотно открывает глаза и глядит в потолок. Рана какая-то на сердце, будто в то мгновение лезвие ножа коснулось не плоти морского существа, а души. Больно, ноюще. На глазах очередные слезы появляются. И даже не сразу замечается присутствие грозной женщины в комнате.

– Нытик, встала быстро! – приказывает она, стоя в изношенной белой футболке. – В школу опоздаешь.

На девочку злость напала, так резко, с удушением. Ну обговаривали они с матерью раз двести тысяч, Милли говорила раз двести миллионов, что школа причиняет ей боль, что социум злой и желает ей наихудшего. Но мать, как об стенку горох, что говори, что нет – она для себя всегда права.

– Не пойду я никуда! – рычит девочка, разворачиваясь лицом к матери, давая взглянуть в свои большие опухшие голубые глаза. – Лучше не трогай меня, не трогай вообще, я не знаю, что с тобой сделаю.

– А как образование получать собираешься? Или ты хочешь как я – от нищенства пойти горбатится уборщицей в столовой? Этого ты своей семье желаешь? Чтобы отец продолжал за копейки таскать тяжести и губить свое здоровье? Твой брат – безнадежный двоечник, а ты просто берешь и плюешь на нас!

Мать срывает одеяло с дочери, а та как с цепи срывается. Они рвут волосы друг другу, бьют куда попадет и кусаются, как собаки дворовые. На грохот и крики прибегает Микки и разъединяет свою мать и сестру-двойняшку, по крайней мере пытается: он как пылинка меж двух огней.

Доброе утро.

Завтрак этой семьи проходит как всегда в молчаливой, напряженной обстановке. И все с садинами или красными следами от резкой хватки. Мать невербальными сигналами показывает свою ярость: тяжело дышит и громко стучит вилкой о тарелку, отец невзначай поправляет свои квадратные очки и пялится в телефон, якобы не при делах, Милли хмурится и смотрит размыленным взглядом вниз, в одну точку, и ест очень медленно, а Микки изредка кидает взгляд на каждого члена семьи, чтобы отследить состояние каждого и оценить, стоит ли вообще что-то говорить.

Не стоит. Здесь не подберешь слова. Все прекрасно знают, что каждый на нервах и каждая мелочь может довести до криков и драк.

– Когда в школу идти собираешься? – снова задает вопрос мать, обращаясь к дочери.

– Надь, – тихо произносит отец.

– Нет, ну ты вообще не собираешься в будущем детей учавствовать? – сразу повышает тон. – Твоя дочь не ходит в школу два месяца, хотя перевелась туда она два месяца назад! Тебе совсем плевать, или все на женщине должно держаться в этом доме, как обычно?

Впервые проявив смелость, отец что-то невнятно промямлил, еще больше сжался и опустил голову в телефон.

– Мам, она не готова пока, – говорит Микки, и сразу продолжает, так как мать уже начинает кудахтать свою речь: – На этой неделе точно сходит. Ты же сама помнишь, какая ситуация была в прошлой школе.

– А мне все равно! Я хочу, чтобы она получила нормальное образование, мне уже директор названивает чуть ли не каждый день, почему я должна за вас, бездарей, краснеть? Или ты один отдувайся за двоих, учись на одни пятерки и выучись на высшее образование! – Микки дуется, но решает ничего не говорить. – И вообще, если ее обижали, значит было за что. Не просто так дети издеваются над другими детьми.

Микки мигом поднимает взгляд на мать, как бы предупреждая. Милли кидает вилку в стену и с криком ударяет кулаком в собственное бедро.

– Ты н-не знаешь, ни хрена не знаешь! – она обессилено падает на стол и, прикрывшись руками, начинает реветь. – Ты меня добиваешь, з-за…з-зачем?

Последние слова она произносит невнятно, все трое смотрят на нее и никто не спешит утешать.

– Мам, это было грубо, – говорит Микки.

– Грубо тебя об стену приложить могут, а я сказала чистую правду, – матери будто нравится смотреть за страданиями дочери, она усмехается, прям по-садистски.

После завтрака первый уходит отец – ему лишь бы из дома быстрее свалить, а идя на работу он совсем не спешит, так как за два часа раньше выходит, тратя на дорогу всего полчаса. Далее уходит мать, затем и Микки. Милли целыми днями дома, она занимается творчеством: там она выражает все свои мечты, не сделанные вещи, свои страдания. В стихах любовь, в рисунках мечты, в мелодии боль.

Глава 2. Кудряшка?

Падает над нами звездопад,

Твои глаза красивые так и горят.

Звезды рассыпаны на щеках твоих,

Провела бы вечность я, считая их.

Твои теплые руки,

Теплая душа твоя..

Греть будут даже во время вьюги:

Когда не будет хватать нам огня.

Возьми за руку меня и утащи в

Неземные края,

Только тогда я счастлива буду,

Когда душа моя не будет одна.

Рядом с тобой не так страшен

Кит, не так страшно беспокойное море!

Только когда ты рядом -

Я живу в утопии.

Солнце украшает комнату, в том числе и белый холодный паркет, где лежит старый пыльный ковер-трава, когда-то имеющий голубой цвет: сейчас он очень бледный. На ковре сидит Милли, ее черные локоны переливаются на солнце, затылок немного печет. Она сидит, закрыв глаза, сидя на коленях, будто в любой момент готова вскочить. По комнате летает запах сладких вишневых духов, Милли намеренно его разбрызгала , так как…

«Представьте, что ваша тульпа перед вами. Представьте ее как можно четче, со всеми деталями. Попробуйте дотронутся до нее, почувствовать тепло тела, или же холод, смотря что более свойственно. Попробуйте почувствовать ее запах, он может быть любым. С каждым появлением тульпы вы будете чувствовать именно это».

Милли осознает, что, возможно, сходит с ума. Она одержима. Одержима не столько тем самым парнем, сколько желанием найти его, родного, и сбежать вместе от проблем. Милли уверена, что Кудряшка – тот, кто поможет ей. Один единственный.

Да, тульпа – всего лишь обман мозга, а не шизоидные галлюцинации или типа того. Но есть свои опасности и Милли, если честно, это не волнует. Она просто хочет, чтобы с ней постоянно был любимый человек, и тогда ей ничего больше в жизни не надо будет.

У Милли всегда было хорошее воображение (отсюда и склонность придумывать разные пугающие сценарии в повседневной жизни), поэтому представить парня ей не составляет труда. Только вот терпения не хватает, она занимается этим практически месяц, но толку вообще мало! Только ощущение чужого присутствия появилось и паранойя: постоянно кажется, что кто-то ее зовет или невесомо касается. Но где же полноценный образ высокого кудрявого русоволосого мальчика с веснушками? Милли тяжело выдыхает, и, с надеждой, медленно открывает свои большие голубые глаза.

Никого. Комната пуста.

Милли отчаянно бьет кулаком в пол и упирается лбом туда же. Она злится, винит свой “глупый” мозг в том, что ничего не получается. Ей хочется прямо сейчас, прямо в этот момент обнять, поцеловать, или хотя бы просто увидеть Кудряшку. Она начинает плакать, слезы вновь катятся по щекам которые, должно быть, уже давно солеными стали. Боль и пустота в сердце не дает успокоится.

В коридоре слышится звук открывающейся двери и несколько разных голосов, Милли очень поздно обратила на это внимание и замолчала, пытаясь вслушаться. Ее брат, судя по всему, привел друзей – и даже не предупредил! Милли злится еще сильнее, но все же вскакивает с пола и в спешке начинает собирать разбросанные блокноты, тетрадки, фломастеры. С коридора слышится голос Микки и легкие шаги, затем стук в общую комнату.

– Не спишь? – спрашивает, затем открывает дверь Микки.

– Кого ты привел? – резко повернувшись к брату спрашивает Милли. Ее лицо красное, брови невольно нахмурены, губы поджаты, руки сжаты в кулаки.

– Друзей! Выйди познакомься, они тебе понравятся, – буднично проговаривает Микки.

– Г-господи, просто п-почему меня нельзя оставить в покое? – рычит она от злости.

В этот момент из коридора высовывается чья-то заинтересованная физиономия. Милли кидает на неизвестного парня взгляд и застывает, злость мигом прыгает куда-то в окно, уступая место оцепенению и стыду.

– Оу, ля, сестренка твоя? – парень смотрит на Микки, затем вновь на Милли. – Вау, да вы копия друг друга! Я будто тебя вижу, только с длинными волосами и в розовой принцесской кофточке! – парень звонко смеется, этот смех так же звонко отдает куда-то в сердце Милли.

Из коридора слышатся еще голоса и высовываются пару макушек, но Микки всех быстро прогоняет в зал, заходя в комнату и закрывая за собой дверь.

– Извини, если беспокою тебя, – виновато говорит брат. – Я..

– Что это за парень? – резко спрашивает Милли, слишком бодро для привычного своего меланхоличного состояния.

– Какой именно?

– Ну тот, что кудрявый! – цокает она раздраженно. – У него веснушки еще и кофта зеленая.

– А, ты про Тоху? – спрашивает Микки, а после начинает широко улыбаться. – Что, понравился?

– Тупой, не беси меня, – она отворачивается к столу и смотрит в свое отражение в настольном круглом зеркале. Она поправляет свою растрепанную челку, которая временами мешается и лезет в глаза.

– Хочешь с ним познакомиться? Я помогу!

Милли задумывается, поджимая губы, затем отвечает:

– Познакомь.

На однотонном диване сидит симпатичная, хрупкого телосложения девушка в модных овальных красного цвета очках, с уложенным каре и темными волосами, наполовину окрашенными в фиолетовый цвет. Одета она, как принято говорить, неформально: клетчатая короткая юбка, порванные черные колготки, бусы и цепочки с крестами, удлиненная кофта, свисающая с одного плеча, необычный макияж с резкими стрелками, черными тенями и темно-фиолетовой помадой. Вообщем бабушки на лавочках крестятся, думая, что по их душу смерть пришла. Но, честности ради, эта “смерть” добрее всяких смертных будет, да и на дворе двадцать первый век: с помощью одежды многие подростки сейчас самовыражаются, и это ли не здорово?

На диван рядом с девчонкой плюхается парниша со смуглой кожей и темными волосами, любящий носить одежду нулевых – обычно старый адидас отца или какую-нибудь другую спортивку. Он прижимается поближе к девчонке, так как сбоку от него идет сражение за оставшееся место: на кудрявого мальчика напала светловолосая девушка с шикарными длинными волосами, от которой всегда дорого пахнет, а стиль ее всегда вызывает восторг: кожаный серый топ без лямок с завязками на груди и широкие джинсы с множеством карманов по бокам.

– Мое место, кыш! – девушка хватает кудрявого за шкирку, а тот еле держится за своего друга.

– Я первый сел! – с обидой выкрикивает пацан, честно отбиваясь всеми силами, но все равно проигрывая.

– Девочке уступи, будь джентельменом, – говорит неформалка нежным голосом.

– Вот-вот, послушай Виолетту! – блондинке удается выкинуть соперника с поля боя, и она гордо садится на завоеванное место, и продолжает с издевкой: – Ох, Тошенька, какой же ты джентельмен. Все девочки от такого мачо без ума, наверное!

– Ты, когда с ним встречалась, точно была без ума, – поддевает сидящий рядом парень.

– Боже упаси, без ума я была когда только начинала с ним встречаться, – от всего отвращения ее аж передергивает.

В зал входят двойняшки, и все внимание переходит на них. Каждый рассматривает девочку, а она, как улавливает на себе множество взглядов, сразу смотрит вниз, на свои пальцы. И хорошо, что челка прикрывает ее застенчивые глаза. Парень представляет всем свою сестру, а та, в свою очередь, молчит. Все с ней здороваются, а у нее ком в горле, она может только тихонько помахать, и выглядит это нелепо. Каждый присутствующий чувствует ее напряжение. Милли приподнимает голову и быстро находит того самого парня: он стоит, опершись бедром в подоконник и сложив руки у груди.

Жуть, как похож. И нет, Милли даже не помнит точных черт лица Кудряшки – в памяти из внешнего только кудрявые русые волосы, те самые веснушки, небольшой шрам на брови и дубовой коры глаза. Этот Тоха очень, очень похож, даже у брови есть шрам – но с другой стороны и немного другой формы. Может судьба дает намек, дает шанс забыть Кудряшку, оставить иллюзии и попробовать что-то с другим?

– Что ж, – встает с дивана блондиночка, игривой походкой приближаясь к Милли. Та смотрит с остережением, исподлобья. – Хочешь сказать, Микки, что эта зайка пойдет в жуткое и опасное место вместе с нами?

Микки приподнимает одну бровь:

– Почему нет? – и переводит взгляд на сестру, положив руку на ее плечо. – Мы идем на заброшку, ту, что на конце города. Хочешь с нами?

Милли, если честно, боится. Она бы не боялась идти одна на заброшку или со своим близким товарищем, но с новой компанией… девушка чувствовала недоверие к ним всем, хоть и понимала, что это – друзья брата, и Микки бы не стал причинять ей боль.

– Я н-не знаю…

– Да ладно, вечером там просто пушка! – говорит Тоха, и Милли сразу переводит взгляд на него. – Как в играх про апокалипсис, столько классных фоток наделать можно! Ты не пожалеешь, если пойдешь.

В груди комок разных эмоций разросся до ширины земного шара. Тревожно, но так захватывающе, да и Милли не хочет упускать свой шанс найти новых друзей. Разнообразие всяко лучше однотипной рутины, из которой она только и делает, что гниет в постели.

Глава 3. Новая страница с застывшими красками.

На улице холоднее, чем казалось: все уже ходят в осенних куртках. В автобусе в такое время до конечки почти никто не едет, только какой-то молодой парень на самом заднем сиденьи слушает музыку и смотрит на дорогу. Рыжий румяный закат пробирается через окна, и это выглядит захватывающе: Милли фоткает вид на свой телефон, но камера очень плохая, из-за чего получается не так атмосферно, как в жизни. Николь, активно жестикулируя, рассказывает всем какую-то историю из жизни, Виолетта, сидящая у окошка, изредка туда поглядывает и слабо улыбается, все трое парней слушают историю блондинки и иногда вставляют свои пять копеек. Милли чувствует себя лишней, но очень хочет сблизится со всеми, особенно с Тохой. Ребята очень долго собирались, поэтому подъезжают к остановке только сейчас: сначала все ждали, пока Милли оденется, затем всем срочно понадобилось в магазин, далее Николь с Тохой вновь подрались, Виолетта кольцо по пути потеряла и все дружно его искали, в общем так время быстро пролетело.

Компания выглядит очень беззаботно, как в самых типичных американских сериалах про подростков. Всех до заброшки ведет Рафик – парниша со смуглой кожей и разговорным Армянским акцентом, которого в шутку кликают “Адидас”. Эта заброшка для Рафика уже как второй дом, любит тусоваться там с сигаретами, выпивкой и кентами. Приходится пробираться через заросшие высокие кусты, в которых точно прячутся пару клещей, прямо вниз по оврагу. Виолетте, на ее высокой-то платформе, очень тяжело идти, и она, споткнувшись в четвертый раз, начинает возмущаться:

– Ну нет, ребят, я не могу идти дальше, – она делает шаг назад, – Давайте обойдем, там есть лестница.

– Нам до этой лестницы топать полчаса, и потом еще спускаться черт знает сколько, – прикидывает Тоха. – Давай как нибудь сама спускайся.

– Мне обувь не позволяет! А еще у меня юбка.

– Мы все отвернемся, если ты упадешь, – смеется Тоха, Рафик прыскает в кулак.

– Давай тебя в юбочку оденем, а, педик? – сжимает кулаки Николь, готовая за одно неверное слово хорошенько вмазать. – Я тебя с радостью столкну, и даже отворачиваться не стану! Если Виолетта пойдет в обход, то и мы все!

– Я не собираюсь тратить столько времени на обход, если можно сократить время и пойти прямо, – спорит Тоха.

Виолетта чувствует себя виноватой.

– Вы можете идти дальше, а я с Виолеттой пойду, – вдруг говорит Микки.

Милли хмурит брови, глядя на брата. Она чувствовала хоть некоторую уверенность, пока шла рядом с ним, но теперь ощущает себя так, словно она – брошенный на улицу беспомощный котенок.

– Микки.

– У тебя будет шанс познакомиться со всеми, – тише обращаясь к сестре говорит он. – Окей, не скучайте! Встретимся у входа.

Микки с Виолеттой уходят, и, с каждым отдаляющимся шагом, Милли чувствует неуверенность и тревогу. Остальные ребята отправляются вниз по склону, девушка следует за ними.

Милли завидовала брату, ведь ему всегда так легко удавалось находить со сверстниками общий язык. Он мог с любым человеком разговор завести: хоть со злым дедушкой, хоть с продавцом на рынке из Египта, хоть с плачущей маленькой девочкой, хоть с собакой. И все так легко! У Милли же, в свою очередь, повышенная социальная тревога, и от одной только мысли, что ей придется завести разговор с другим человеком, руки немеют.

– А почему ты в школу не ходишь? – Николь закидывает руку на плечо вздрогнувшей девчонки. – Вы же с Микки в одну школу перевелись, да? Я тебя ни разу не видела.

– Эм, я… – не может подобрать слова Милли.

– И с Микки я тебя тоже ни разу не видела!

– Не твое д…д-дело, – дергает плечом, заставляя скинуть с себя чужую руку.

– П-п-правда? – подражает Николь, – П-п-почему не мое дело?

– Николь, борщишь, – говорит Тоха, пытаясь угомонить подругу.

– Я п-п-просто хочу уз-знать, п-почему это не мое дело! – звонко смеется Николь.

Милли даже не знает, что отвечать на подобное, смотрит на девушку разочарованно, задыхаясь от обиды. В груди колит от яркого негативного спектра эмоций.

Девочка заикаться начала в лет одиннадцать и, конечно же, это не прошло мимо внимания сверстников. Над ней стали подшучивать и коверкать. Больная тема для нее. А Николь сейчас своим поведением раскрыла давние шрамы. Не зная, но этого хватило, чтобы Милли захотела быстрее уйти от их компании.

– Смотрите, почти пришли, – говорит Рафик, указывая на видневшуюся заброшку между деревьями.

Ребята спускаются вниз, а затем поднимаются по частично разрушенной лестнице. Отсюда идеально виден закат. Николь идет внутрь.

– Ник, ребята же просили подождать, – кричит ей Рафик.

– Они долго, я походить хочу.

Рафик бежит за быстро удаляющейся блондинкой, Милли поворачивается к единственному оставшемуся рядом человеку и резко краснеет, потому что стоит к нему близко, так еще и тот пялится на нее, глупо улыбаясь ямочками.

– Да, вот дураки. Все мы теперь по парам разбиты, – смеется он, не отводя от девушки взгляда.

– Да, – поддакивает ему Милли, неловко отходя назад и нервно улыбаясь.

Тоха поворачивается и смотрит куда-то вдаль. Стоят подростки так где-то минуты две: Тоха, прикрывая лицо от солнца, выслеживает ребят, а Милли нервно переминается с ноги на ногу и мнет рукава.

– Ладно, пойдем, они не скоро. Я тебе место одно покажу, – Тоха нежно берет ее ладонь и куда-то внутрь ведет.

Милли будто очаровали. У парня ладони горячие, немного шершавые, так идеально вписываются в ее ладони. Парочка поднимается куда-то наверх, идет по коридору, затем перелезает через неприметную небольшую дыру. И тут они вылазят на балкон с прутковым ограждением, правда в одном месте около трех прутьев отсутствует. Отсюда выходит вид на небольшой лес, дальше которого стоят старенькие разноцветные дома, холмы, и заходящее солнце. Милли вглядывается вдаль и восхищенно хлопает глазами: это явно нужно будет позже зарисовать или написать стихотворение о красоте природы. Тоха отпускает ее ладонь и достает сигарету с именной зажигалкой. Зажимает меж губ, поджигает, втягивается. Милли садится, обнимая свои колени, и боится лишнее слово сказать. Тоха спустя какое-то время тоже садится, и Милли давно фокус внимание переключила на парня рядом, а не на восхитительный вид перед глазами.

– Девочка, куришь?

– Нет.

– Пробовала?

– Нет, – даже не смотря на парня отвечает.

– Держи.

Милли медленно поворачивает голову и не может решится. С одной стороны она всегда хотела попробовать, с другой страшно: вдруг, она будет выглядеть тупо? Не умеет ведь курить.

– Да бери ты, чего боишься? – смеется он с ее реакции.

Милли берет и зажимает сигарету между губ.

– Затянись и пусти дым в легкие, но сразу не выдыхай.

Милли слушается, но горько слишком быстро становится и она кашляет. Это вызывает у парня смех.

– Ну, затянись нормально, – ухмыляется Тоха.

– Я не могу, горло жжет.

– Так и должно быть, ты все правильно делаешь.

Милли затягивается еще раз, и получается легче, чем в прошлый раз. Но она сразу выдыхает.

– Дурочка, не выдыхай, – мотает головой Тоха и берет из ее рук сигарету, садясь сзади так, что Милли чувствует его тепло, и подносит сигарету ей ко рту. – Затягивайся.

Милли слушается, чувствуя шоколадно-вишневый вкус на губах.

– Держи, – и закрывает ей рот горячими длинными пальцами.

Милли чувствует, как ей отдает в голову, но дыхание начинает заканчиваться. Она легонько обхватывает его пальцы и тихонько мычит, давая понять, что пора бы убрать свою руку. Но парень осторожно прижимает девушку к себе, впиваясь ладонью в ее кожу чуть грубее. Милли начинает паниковать, и в итоге кашляет парню в ладонь. После этого Тоха сразу убирает руку и садится туда же, где и сидел до этого.

– Ну как, чувствуешь, что все плывет? – таким же милым тоном говорит парень.

– Н-немного.

– А ты быстро учишься, – смеется парень. – Умница.

У Милли все трепещет от похвалы, сердце биться быстрее начинает и ладошки дрожат, она может только в ответ глупо расплыться в улыбке и отвернутся. Парень курит, и это выглядит очень круто в глазах девочки-подростка: его руки не только кажутся сильными, но и в деле таковыми являются – Милли убедилась.

– Можно мне? – просит, глядя на почти законченную сигарету.

Парень смотрит на нее заплывшим взглядом, и протягивает сигарету, зажав между двумя пальцами. Милли затягивается, и снова в голову ударяет.

– Еще, – просит девушка.

Парень сам докуривает ее окончательно и тушит. Милли морщит подбородок, расстраиваясь, но тут Тоха подползает к ней ближе, нежно схватив за подбородок, надавливая большим пальцем в ее нижнюю губу, и близко наклоняется, почти соприкасаясь своими губами, выдыхая дым в ее рот. Она глотает дым и начинает покашливать, пока парень, как показалось Милли, скалится, и садится обратно на свое место. Девушка хлопает ресницами и смущенно, как бы осторожно смотрит на Тоху.

– Чего? Только не говори, что не целовалась никогда.

Милли смотрит вперед, в разноцветные домики, но на самом деле просто крутит вопрос в голове. Отвечать неловко, да и не знает, что вообще ответить можно, чтоб не отпугнуть его.

– Мил, – от этой формы имени у Милли что-то приятно екает в сердечке. – Приходи в школу. Мы все будем рады тебе. Я особенно.

Милли расплывается в улыбке и смущенно смеется.

«Я особенно».

От остановки до дома близнецы уже шли вдвоем, попрощавшись с друзьями. Микки активно рассказывал о том, как же время круто прошло, как бы надо повторить это в следующий раз, вспоминал смешные моменты за этот вечер. Милли, по началу, его действительно слушала, но ее мысли быстро вернулись к Тоше. Он казался идеальным: крутым, заботливым, интересным, веселым, тело Милли горело, она была смущена и заряжена энергией. В небе уже виднеются звезды, фонари освещают дорогу, прохладный ветер гладит траву во дворах. Сегодня матери дома нет, поэтому за комендантский час никто их ругать не будет. Отцу же пофиг на это. Он, наверное, и не заметил, что дети еще даже не дома.

Милли потихоньку отошла от своего мира и поняла, что ее брат часто упоминает одно имя.

– Виолетта меня еще и к себе пригласила в эти выходные, прикинь! Мне кажется, я окончательно влюбился. За эти два месяца мы общались хорошо, но сегодня… сегодня это нечто! Милли, как она тебе ваще?

– Не поняла пока, – отвечает. – Мне Тоша очень понравился.

– Оу, сестренка, что я слышу? Неужели! – Микки закидывает руку на плечо сестры, делая “удушающий”, а второй рукой треплет ее волосы. – Я это заметил, ты сегодня была такой нежной, прям цветешь!

Милли просто улыбается на это, а Микки ее отпускает и тихонько добавляет: «Я рад за тебя».

Ночью мысли о улыбчивом парне покоя не дают. Милли даже забыла о Кудряшке, переключая фокус внимания на Тоху. И ей это нравится: чувство влюбленности, словно дыхание новое открылось, будто начинается новая глава в этой жизни. Столько попыток было закрыть тоску о прошлом и тут, наконец, Милли дают шанс начать жить. Как второе перерождение.

Брат на соседней кровати сопит, лежа в очень странной позе, изо рта слюна течет. Милли надевает свои плюшевые тапочки с овечками. Горло сушит. Девушка поднимается с кровати и выходит в коридор. С коридора видно половину кухни, а между коридором и кухней находится зал. Милли замечает, что тусклая желтоватая подсветка на кухне включена. Она осторожно заходит и замечает мать. Лица не видно – сидит спиной повернута. Изогнутая, плечи сжатые. Мать неуравновешенная, агрессивная, но ее тело будто кричит о том, что она защищается – пытается стать неприметной, простым несуществующим облаком, чтобы не трогал никто. И Милли так жаль ее стало в этот момент – горбатится ночами за копейки, делая все, чтобы прокормить двух детей – один из которых точно незапланированный, мужа, от которого только одно название, – взваливший на жену все обязанности. Печальная судьба женщины, которая выживает, как может.

– Мам, ты чего так рано? – спрашивает Милли и делает осторожные шаги вперед.

Ответа не следует, Милли сокращает оставшееся расстояние и обнимает мать. Та пошмыгивать начинает, начинает трястись.

– Мам, ты устала?

– Да, – хрипит мать, в ее голосе слышится боль, слезы.

– Я рядом, все хорошо.

– Спасибо, зайка.

Улыбка Милли дергается. «Зайка»? Так ее мать называла только в далеком-далеком детстве, и от тоски по тому времени, когда все было хорошо, когда все были счастливы, жили в старом городе, родители имели стабильный доход, Милли окутывают неприятные воспоминания. Больно оттого, что вот так все поменялось. Оно рушилось годами, но окончательным ударом стало предательство со стороны коллег по работе. Если бы те не подставили родителей, не пришлось бы терять работу, не пришлось бы переезжать в этот никчемный город без будущего.

– Мама, я решила начать ходить в школу. Я х-хоч…чу помогать тебе, – теперь и по щекам Милли начинают течь слезы, нос краснеет.

Мать отстраняется, Милли пятится, но получает объятия. Крепкие, но холодные, будто труп ее обнимает. Это похоже на то, будто бездушное нечто пытается казаться нежной и заботливой.

– Доча, ты знаешь, что от этого ничего не поменяется?

– А? – глаза Милли становятся шире.

– Оттого что ты в школу пойдешь, это не вернет меня тебе.

– М-мам… – Милли пытается отстранится, но ее держат крепко, как стальными цепями. Страх окутывает девочку, которая кроликом угодила в лапы хищника.

Тут Милли получается вырваться, но ненадолго – ее хватают за горло двумя руками и валят на пол, наваливаясь сверху. Девушка вопит, по щекам слезы текут. Она плачет от боли в хрупком сердце, ведь впервые за много лет вроде удалось хорошо поговорить с матерью. И то не взаправду. Это вновь происходит.

– Оттого что ты, маленькая дрянь, пойдешь на учебу, я не восстану из мертвых, не буду вновь тащить груз семьи на себе, не увижу ваших ненавистных лиц, в которых отражение презрения к мужику, ничего из себя не представляеющего!

Глаза матери горят, с каждым предложением сила хватки на горле Милли становится сильнее. Девушка задыхается в попытках отпихнуть существо, но оно не поддается.

– Мик…Микк…кхэ..

Милли сжимает руку в кулак и из последних сил бьет существу по носу. То недовольно рычит, но ослабляет хватку. Воспользовавшись шансом, Милли, спотыкаясь, бежит в свою комнату. Под собственной кроватью она быстро находит биту, судорожно сжимая ее обеими руками. Внутри просто буря смешанных эмоций, девушку знатно трясет, ноги немеют и жутко подводят. Милли истерит, ее крик выходит откуда-то из души, где сделали очень-очень больно. От криков просыпается Микки – весь растрепанный, но как замечает свою сестру с битой – сразу понимает, в чем дело.

Микки подрывается с кровати, выхватывая из слабо держащих рук биту. Он прижимает сестру к себе, подставляя плечо для соплей.

– Она умерла! – Милли сгибает пополам, она еле проговаривает эти слова.

Микки не дает ей упасть, держит крепко.

– Кто, Милли? – осторожно спрашивает, гладя по голове.

– М-м…м-ма… – последняя гласная переходит в крик, Микки усаживает сестру на кровать.

– Милли, слышишь меня? – спокойным тоном говорит брат, внушая доверие, но сестра, судя по всему, не слышит. – С чего ты взяла?

– Н-на к-кухне труп! Он-на мертвая! – заикаясь на каждой букве, неразборчиво.

Микки хоть и знает, что у сестры бывают такие припадки, но посреди ночи слышать это про собственную мать… у парня в груди колит. А вдруг действительно труп? А не рук Милли ли это дело…

– Милли, успокойся, это галлюцинации. Мама жива, ты же знаешь это.

В свете от неяркой настолько лампы Микки видит на шее сестры царапины.