Смертельный спуск. Трагедия на одной из самых сложных вершин мира – К2 бесплатное чтение
Аманда Падоан, Питер Цукерман
Смертельный спуск. Трагедия на одной из самых сложных вершин мира
Отзывы о книге
Определенно, это одна из выдающихся работ в жанре «альпинизм»… Освещение событий высочайшего качества.
Джим Перрин, цитата из речи на вручении премии «Banff Mountain Festival Book Award» в номинации «История альпинизма»
Заметный вклад в литературу об альпинизме… Безупречное исследование… Авторы делают акцент на человеческих чертах неизвестных героев альпинистского мира, их надеждах и мечтах о лучшей жизни.
Цитата из речи на вручении премии «National Outdoor Book Award»
«Смертельный спуск» раскрывает героические действия шерпов. Книга показывает, насколько сильны, преданны и талантливы альпинисты-шерпы. Наконец добрую славу получил тот, кто ее заслуживает.
Эд Вистурс, автор бестселлеров «No Shortcuts to the Top» и «K2: Life and Death on the World’s Most Dangerous Mountain»
Информативная и вдохновляющая книга… Я не мог от нее оторваться.
Джамлинг Тенцинг Норгей, сын Тенцинга Норгея и автор книги «Touching My Father’s Soul»
Peter Zuckerman, Amanda Padoan
Buried in the Sky: The Extraordinary Story of the Sherpa Climbers on K2’s Deadliest
Peter Zuckerman and Amanda Padoan, 2012
This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency.
© Peter Zuckerman and Amanda Padoan, 2012
© This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency
© Крузе М.А., перевод на русский язык, 2023
© Бойко С.В., литературный редактор, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Абрару, Алмасу, Асаму, Даве, Джен-Джену, Ниме, Рамину, Амбрине и Зехану
Действующие лица
В 2008 году более семидесяти человек пытались взойти на К2. Ниже список альпинистов, руководителей экспедиций, спасателей, вспомогательного персонала, синоптиков, сыгравших большую роль во время катастрофы, описанной в книге.
ИМЯ – СВЕДЕНИЯ
Альберто Зерайн – баскский альпинист-одиночка
Амир Масуд – пилот «Бесстрашной пятерки»
Большой Пасанг Бхоте – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Вилко ван Ройен – участник голландской экспедиции Norit
Го Ми Сун (мисс Го) – участница южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Джерард Макдоннелл – участник голландской экспедиции Norit
Джехан Бейг – участник возглавляемой французом независимой экспедиции
Джумик Бхоте – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Дрен Мандич – участник сербской экспедиции «Воеводина»
Изо Планич – участник сербской экспедиции «Воеводина»
Йелле Стейлман – участник голландской экспедиции Norit
Карим Мехербан – участник возглавляемой французом независимой экспедиции
Кас ван де Гевель – участник голландской экспедиции Norit
Ким Чже Су (мистер Ким) – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Ким Хе Гён – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Крис Клинке – участник американской международной экспедиции на K2
Курт Хагенс – участник голландской экспедиции Norit
Ларс Флато Несса – участник норвежской экспедиции на K2
Марко Конфортола – участник итальянской экспедиции на К2
Мартен ван Эк – участник голландской экспедиции Norit
Мухаммад Хуссейн – участник сербской экспедиции «Воеводина»
Надир Али Шах – участник сербской экспедиции «Воеводина»
Ник Райс – участник возглавляемой французом независимой экспедиции
Пак Кён Хе – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Пасанг Лама – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Пемба Гьялдже Шерпа – участник голландской экспедиции Norit
Предраг (Педья) Загорак – участник сербской экспедиции «Воеводина»
Роланд ван Осс – участник голландской экспедиции Norit
Рольф Бае – участник норвежской экспедиции на K2
Сесиль Ског – участница норвежской экспедиции на K2
Сулеман аль-Файсал – пилот «Бесстрашной пятерки»
Фредрик Стренг – участник американской международной экспедиции на K2
Хван Дон Чжин – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Хоселито Бите – сербский альпинист
Хьюго д’Аубаред – участник возглавляемой французом независимой экспедиции
Церинг Лама (Чхиринг Бхоте) – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу»
Чхиринг Дордже Шерпа – участник американской международной экспедиции на K2
Шахин Бейг – участник сербской экспедиции «Воеводина»
Эрик Мейер – участник американской международной экспедиции на K2
Ян Гизенданнер – участник возглавляемой французом независимой экспедиции
Шрифтом выделены имена альпинистов, погибших на К2 в августе 2008 года.
Вид на К2 с ледника Балторо, Пакистан
От автора
Питер Цукерман
Во многих книгах и статьях, посвященных альпинизму, описывается, как люди поднимаются по склону по перильным веревкам, невзирая на смертельную опасность. Но как эти веревки попали на гору? Кто проводит спасательные операции? Когда жизнь зависит от узла, хорошо бы понимать, кто его завязал.
Некоторые истории остаются неизвестными. Мало кто из западных журналистов говорит на таких языках, как ачжак бхоте, балти, бурушаски, шар-кхумбу тамгни, тамгни шерп Ролвалинга или ваханском. Репортеры, как правило, не могут связаться с местными альпинистами по телефону или по электронной почте, а писатели, у которых поджимают сроки, редко находят время, чтобы отправиться в отдаленные горные деревни. Поэтому рассказы тех, кто живет и работает в высокогорье, почти всегда остаются за кадром. У выживших в зоне смерти случаются провалы в памяти, а поток новостей в СМИ не позволяет точно восстановить события – родственники, поклонники, друзья и публицисты рассказывают каждый свое. Травмы и гипоксия усугубляют путаницу в показаниях. Как и на войне, свидетели, видевшие одно и то же, иногда излагают различные версии событий. Тем не менее мы с Амандой попытались найти истину и описать случившееся непредвзято.
Это исследование длилось два года. Мы семь раз побывали в Непале, в районах, закрытых для журналистов и редко посещаемых туристами, трижды съездили в Пакистан и во многом благодаря стараниям президента Альпинистского клуба Пакистана Назира Сабира получили беспрецедентный доступ к правительственным чиновникам и военным. В целом мы взяли интервью у более чем двухсот человек и провели бесчисленное количество часов за кухонными столами во Франции, Нидерландах, Ирландии, Италии, Норвегии, Сербии, Испании, Швейцарии и США. Мы использовали более тысячи фотографий и видео. Книга воссоздает реальную историю. Более подробную информацию о методах исследования и источниках можно найти в примечаниях.
Отправным моментом для написания книги послужила смерть Карима Мехербана, друга Аманды. Незадолго до этого Аманда родила и не могла самостоятельно проводить все исследования. Поэтому предложила мне, своему двоюродному брату, стать соавтором. Я был корреспондентом ежедневной газеты и ни разу в жизни не надевал альпинистские кошки. Но из-за этой истории я ушел с работы, взял ноутбук и отправился в Гималаи. Действующие лица были настолько интересными, цель настолько важной, а путешествие настолько захватывающим, что отказаться было невозможно.
Портленд, Орегон,
ноябрь 2011 года
Зона смерти. Пролог
Пакистан, Бутылочное горлышко K2, зона смерти, высота около 8200 метров
Единственным, что отделяло от смерти шерпу по имени Чхиринг Дордже, был ледоруб, на котором он висел на склоне. Массивная глыба льда, сорвавшаяся выше, с грохотом летела на него. Она была размером с холодильник.
Шерпа ощутил, как от страха скрутило живот. Он попытался сдвинуться в сторону. Махина подскочила и пронеслась мимо, в темноту, едва не задев плечо Чхиринга. Бум! Ударившись обо что-то внизу, глыба разлетелась. Склон сотрясся от удара. Снег взметнулся столбом.
Было около полуночи 1 августа 2008 года, и Чхиринг смутно представлял себе, где находится: в Бутылочном горлышке К2 или возле него – на самом опасном участке самой опасной горы примерно на высоте полета пассажирского лайнера. Бутылочное горлышко терялось во мраке внизу. В свете звезд этот кулуар казался бездонным, клочья тумана ползли в пропасть. А наверху кромка из снега и льда нависала, словно гребень застывшей волны.
Из-за недостатка кислорода Чхиринг не мог мыслить ясно. Голод и усталость отнимали последние силы. Сухой холодный воздух резал глаза, а стоило открыть рот, чтобы сделать вдох, язык начинал замерзать, а горло жгло.
Чхиринг действовал механически, холод и изнеможение не давали задуматься над тем, чем пришлось пожертвовать для подъема на К2. Альпинист-шерпа занимался восхождениями годы напролет и десять раз побывал на Эвересте. К2 намного сложнее Эвереста, и ее вершина – одно из самых престижных достижений в высотном альпинизме. Чхиринг отправился в эту экспедицию, несмотря на слезы жены. Несмотря на то что восхождение стоило больше, чем его отец заработал за сорок лет. Несмотря на то что буддистский лама предостерег, что богиня К2 никогда не будет благосклонна к восхождению.
Этим вечером Чхиринг стоял на вершине К2, куда поднялся без использования искусственного кислорода. Благодаря этому он попал в альпинистскую элиту. Однако спуск пошел не по плану. Шерпа мечтал о достижении, о том, что его будут встречать как героя, о славе. Но теперь все это не имело значения. У Чхиринга были жена, две дочери, хороший бизнес и десяток родственников, которые от него зависели. И все, чего он хотел сейчас, – вернуться домой. Живым.
Как правило, спуск с горы безопасней. Альпинисты обычно начинают идти вниз днем, когда теплее и путь хорошо виден. Они спускаются дюльфером[1], скачками преодолевают лед по перильной веревке, контролируя скорость. Район Бутылочного горлышка, где велика лавинная опасность, нужно пройти как можно быстрее, чтобы минимизировать риск. На быстрый спуск рассчитывал и Чхиринг.
Но сейчас была безлунная ночь, а перильные веревки исчезли – их срезал упавший лед. Идти назад, наверх, – невозможно. В отсутствие перил единственное, что давало опору и помогло бы остановить падение, – ледоруб. Но на кону стояла не только жизнь Чхиринга, он спускался в связке с еще одним альпинистом.
Человеком, висевшим чуть ниже на связывающей обоих мужчин веревке, был Пасанг Лама. Тремя часами ранее Пасанг оставил свой ледоруб попавшим в беду альпинистам. Он думал, что обойдется без него. Как и Чхиринг, Пасанг планировал спуститься дюльфером по перильным веревкам.
Когда выяснилось, что перил нет, Пасанг понял, что пришло время умирать. Он застрял на склоне и без помощи не мог сдвинуться ни вниз ни вверх. Но помочь было некому. Альпинист, решивший спускаться в связке с Пасангом, несомненно, сорвется. Удержать при помощи ледоруба вес одного человека, особенно если произойдет срыв в районе Бутылочного горлышка, почти невозможно. Остановить падение двух человек невозможно вдвойне, это двойной риск. Пасанг понимал, что попытка спасти его – это самоубийство. Альпинисты должны рассчитывать на себя. Любой прагматичный человек оставил бы его умирать.
Собственно, один шерпа уже так и сделал: прошел мимо. Пасанг предполагал, что Чхиринг поступит так же. Они работали в разных экспедициях, и Чхиринг не обязан был помогать. Но теперь Пасанг висел в трех метрах ниже, связанный с Чхирингом страховочной веревкой.
Уклонившись от ледяной глыбы, мужчины склонили головы и мысленно обратились к горной богине. Ответ не заставил себя ждать. Звук был похож на электронный. Будто кто-то дернул натянутую, подобно струне, резиновую ленту и пропустил звук через педаль для электрогитары. Звуки не прекращались, становились громче, протяжнее, звучали то слева, то справа. Альпинисты понимали, что это значит. Лед выше по склону трескался и откалывался. С каждой минутой трещин становилось все больше.
Когда видишь летящий кусок льда, можно постараться уклониться. Если не получается, можно попробовать выдержать удар. Но в конце концов сорвется глыба размером с автобус, и тут останется только молиться. Чхирингу и Пасангу нужно было спуститься, прежде чем ледовый обвал сметет их.
Чак. Чхиринг воткнул ледоруб в лед. Шинк. Он ударил по льду ногой, вонзив в него зубья кошек. Так он спустился на пару метров – чак, шинк, шинк, чак, шинк, шинк, затем остановился, чтобы Пасанг мог двигаться в таком же ритме.
Пасанг бил по склону кулаком, пытаясь сделать в твердой поверхности нечто вроде выступов – зацепок, за которые можно держаться. Получалось плохо – зацепки не выдерживали его вес. Когда Пасанг переставлял ноги, нагрузка на страховочную веревку увеличивалась. Шинк. Пасанг вбивал зубья кошек в лед, чтобы уменьшить нагрузку.
Вес тела, привязанного к веревке, грозил сорвать Чхиринга со стены, но пока получалось держаться. Иногда они с Пасангом спускались бок о бок, держа друг друга за руку и координируя движения. Но в основном Пасанг шел первым, пока Чхиринг закреплялся на склоне при помощи ледоруба и контролировал веревку.
Камни и куски льда катились по склону, стучали по каскам, но шерпы были на полпути вниз и надеялись на спасение. Ночь была безветренной, с температурой около минус двадцати, то есть, можно сказать, почти теплой для К2. Внизу уже виднелись огни лагеря. Но все же это случилось.
Камень или крупный кусок льда ударил Пасанга по голове, и он на мгновение обмяк, словно кукла из папье-маше, повиснув на веревке. Этот рывок сдернул Чхиринга, и они поехали вниз.
Шерпа двумя руками ухватился за ледоруб и вонзил его в поверхность склона. Но клюв не зацепился, он прореза`л снег. Чхиринг прижался грудью к ледорубу, пытаясь вдавить его сильнее. Тщетно. Они съезжали все быстрее: еще пять метров, еще десять.
Пасанг тоже старался зацепиться, удержаться, но пальцы скользили по льду. Они оба проваливались все дальше в темноту.
Их крики должны были разноситься по Бутылочному горлышку, но находившиеся выше по склону люди ничего не слышали. Они были глухи ко всему, потому что сами оказались в критической ситуации. Одни в смятении, страдая галлюцинациями, сошли с маршрута. Другие сумели успокоиться и пытались принять взвешенное решение, выбирая из двух зол: в темноте спускаться свободным лазанием по Бутылочному горлышку или провести холодную ночевку в зоне смерти.
Джерард Макдоннелл, несколько часов назад ставший первым ирландцем на вершине К2, выбил два небольших углубления в снегу, чтобы было куда сесть и во что упереться ступнями. Если пойдет лавина, это не поможет, но так можно хотя бы переждать ночь.
Другой альпинист, итальянец по имени Марко Конфортола, пристроился рядом. Чтобы не заснуть, они заставляли себя петь. Охрипшими голосами мужчины орали песни, какие могли вспомнить. Пели что угодно, лишь бы не заснуть. Сон – это смерть.
Примерно в это же время совершивший восхождение француз Хьюго д’Аубаред позвонил по спутниковому телефону своей девушке и пообещал: «Я больше никогда тебя не оставлю. Я закончил с этим. В следующем году в это время мы будем сидеть на пляже». Но чуть позже француз сорвался в Бутылочном горлышке и разбился насмерть. Его высотный носильщик пакистанец Карим Мехербан, сбившись с маршрута, вышел на ледовый карниз над Бутылочным горлышком и тоже сорвался и теперь лежал на снегу, медленно замерзая, не в силах пошевелиться.
Ниже по склону еще несколько минут назад спускались норвежцы – муж и жена. Они отправились на восхождение в медовый месяц. Но теперь женщина шла вниз одна – ее мужа только что смело ледовым обвалом.
Многие эти альпинисты считали себя лучшими. Они прибыли из Испании, Ирландии, Италии, Непала, Нидерландов, Норвегии, Пакистана, Сербии, США, Франции, Швеции и Южной Кореи. Некоторые рискнули всем, чтобы покорить К2. Но ситуация вышла из-под контроля, и расплата была жестокой: чуть больше чем за сутки погибли одиннадцать человек. На данный момент это самая масштабная катастрофа за всю историю восхождений на К2.
Что пошло не так? Почему альпинисты продолжали восхождение, зная, что не успеют спуститься засветло? Как могли они совершить так много простых ошибок, например не взяли с собой достаточно веревок?
История стала сенсацией, заняв место на первых полосах New York Times, National Geographic Adventure, Outside и более тысячи других изданий. Затем она перекочевала в социальные сети, обросла множеством версий и послужила сюжетом для документальных фильмов, театрализованной реконструкции, мемуаров и ток-шоу.
Многие считали это восхождение примером гордыни, потерей жизни из-за самоуверенности или помешательства. Кто был на горе? Любители острых ощущений, изо всех сил старавшиеся, чтобы их заметили крупные спонсоры? Лунатики, желавшие убежать от действительности? Беззаботные люди Запада, эксплуатировавшие нищих непальцев и пакистанцев в своем стремлении к славе? А с другой стороны, СМИ, наживавшиеся на смертях, зеваки, получившие зрелище и тему для обсуждения.
«Вы хотите рискнуть жизнью? – говорилось в ответе на одну из статей в New York Times. – Так сделайте это ради своей страны, семьи или соседей. Восхождение на К2 или на Эверест – эгоистичная выходка, от которой никакой пользы».
«Тоже мне герои, – отмечал другой читатель. – Эти эгоисты должны держаться подальше от гор».
Другие видели в этом отвагу: альпинисты бросают вызов природе, потерянные души идут на риск, чтобы найти смысл в этом пустом мире.
«Альпинизм расширяет знания о границах возможного», – говорилось в письме, которое разослал в СМИ исполнительный директор Американского альпинистского клуба Фил Пауэрс.
Автор другого письма перефразировал известное высказывание Теодора Рузвельта: «Лучше отважиться на значительное свершение и добиться успехов, пусть не без провалов, чем быть в числе тех, кто не ликует и не страдает и живет в сумерках, не зная ни побед, ни поражений».
Многие задавали стандартные вопросы. Что делают альпинисты, когда смерть неизбежна? Почему некоторых людей тянет на такой риск?..
Ретроспективно – до того, как герои этой книги оказались в безвыходной ситуации, до взаимных упреков и примирений, до драк и извинений, до спасательных операций и встреч с родными, до смертей и похорон – все казалось идеальным. Снаряжение неоднократно проверено, маршруты определены, погода благоприятная, команды настроены на восхождение. Момент, ради которого альпинисты потратили столько времени на тренировки и столько денег, наконец настал. Они собирались стать на вершине второй по высоте горы мира, издать победный крик, развернуть флаги своих стран и позвонить любимым или родным.
Когда Чхиринг и Пасанг падали в темноту, они, возможно, удивлялись – как такое могло случиться с ними.
Часть I
Цель
Вершинная горячка
Долина Ролвалинг, Непал, 3600 метров над уровнем моря
Он не ходил, а почти бегал. Он не водил автомобиль, а носился по дорогам на черном мотоцикле Honda. Чхиринг Дордже Шерпа владел семью языками и говорил так быстро, что каждое предложение казалось одним длинным словом, прерываемым восклицаниями. Что бы он ни делал, он делал быстро, не важно – ел, думал, лез на гору, молился. Он не мог сбавить темп. Скорость была заложена в его ДНК.
«Чхиринг» означает «долгая жизнь», но характеризовало его скорее то, как имя произносили англоговорящие: «чииринг»[2]. От Чхиринга исходила жизнерадостная уверенность. Клиентам нравилось его отношение к жизни в духе ты-можешь-сделать-это, у-нас-все-получится, давай-свой-рюкзак. Это было заразительно. Нельзя было спокойно сидеть у палатки, когда он каждые несколько минут вскакивал, бросался вперед, жестикулировал, высказывая свое мнение, плюхался на землю, чтобы тут снова вскочить. Этот тридцатичетырехлетний вечный двигатель редко пил кофе, чтобы взбодриться. Ему и так хватало энергии.
«Чхиринг всегда был сумасшедшим, – отмечает его отец, Нгаванг Тхунду Шерпа. – В детстве он был озорным, непоседой, и я знал, что таким он и останется, когда вырастет».
«От его восхождений зависел наш доход, – говорит младший брат Чхиринга, которого также зовут Нгаванг Шерпа. – Без его денег мы бы не жили так хорошо, как сейчас. Но Чхиринг стал слишком честолюбивым. Я всегда говорил ему: «Притормози». Семья жаловалась, что его работа оскорбляет богов и нарушает привычный образ жизни деревни. И нельзя было отрицать очевидное: горы могли его убить.
Чхирингу пришлось проделать долгий путь до вершины К2. Ведь он жил в отдаленной непальской деревне. Непал, зажатый между Индией и Тибетом, как «батат между двумя валунами», находится в зоне столкновения двух континентальных плит. Когда-то весь этот регион был дном океана Тетис, но в течение шестидесяти пяти миллионов лет Индостанская плита, двигаясь на север со скоростью, вдвое превышающей скорость роста ногтя, поднимала дно, превращая его в Тибетское нагорье и самый высокий горный массив на Земле. Треть Гималаев, включая южный склон Эвереста, находится в Непале.
Чхиринг описывает родные места как «в основном камни и лед». Деревню Бединг, расположенную примерно на высоте 3700 метров над уровнем моря, вряд ли найдешь на карте, а если она вдруг и удостаивается чести быть отмеченной, то часто оказывается помещена не в том районе, да и пишут это название по-разному. Бединг находится примерно в пятидесяти километрах к западу от Эвереста, в долине Ролвалинг. Раньше, чтобы добраться туда, приходилось предпринимать настоящий поход: долго трястись в джипе по плохой дороге, затем пешком идти вверх по извилистым тропам, преодолевать вброд реки и проходить по шатким подвесным мостам. После шести дней такого похода, неся на себе еду и палатки, путешественник наконец мог лицезреть деревенский чортен – святилище с нарисованными на стенах синими глазами, обведенными красным. Эти глаза, символизирующие взгляд Будды, смотрят на Бединг, даруя надежду верующим и отпугивая злых духов.
Дома здесь построены из камней, дерева, глины и навоза, их окружают покрытые вечными снегами вершины. Одежда детей покрыта слоем серой пыли от морены. Воздух наполнен запахом обмолоченных злаков, от очагов поднимается сизый дым, а облака кажутся такими близкими, как будто можно подпрыгнуть и шлепнуть по ним. Козы, овцы, коровы и помесь коровы с яком – дзо пасутся на террасированных полях, покрывающих окрестные холмы подобно гигантским ступеням. Ниже река Ролвалинг бросает вверх радужные в солнечном свете брызги.
Шерпы населяют не только Бединг, но и другие деревни долины Ролвалинг. Сейчас словом «шерпа» часто обозначают профессию, но на самом деле это народность, как греки, гавайцы, баски и так далее, причем небольшая – примерно сто пятьдесят тысяч шерпов в Непале составляют менее одного процента населения страны.
Когда описывают родную деревню Чхиринга, чаще отмечают, чего в ней нет: лекарств, электричества, техники, канализации, водопровода, дорог, телефонов. Жителям недоступно школьное образование. Некоторые не имеют понятия, как написать свое имя или какое время показывают часы, и многие знают не день, когда родились, а время года. Главная функция календаря – указывать даты, связанные с жизнью Будды.
Однако сами шерпы Ролвалинга предпочитают говорить о том, что имеют. Это вера и самодостаточная община. Боги рядом, а соседи – все равно что семья. В Бединге жители находят время пообщаться друг с другом, попить чаю и поиграть в карром – нечто среднее между бильярдом и шаффлбордом, когда участники щелчками пальцев загоняют диски в лузы. Местные досконально знают фольклор, сельское хозяйство и топографию региона и говорят на языке, не имеющем письменности, сочетающем восточные и центральные тибетские диалекты, что отражает долгий путь шерпов в Непал. На тамгни шерп Ролвалинга не говорят больше нигде.
Как и во многих общинах шерпов, жители Ролвалинга в зависимости от сезона перемещаются между тремя деревнями. В «зимней» деревне, расположенной ниже остальных, летом слишком жарко, в «летней» – слишком холодно зимой, а «центральная» деревня, Бединг, является наиболее пригодной для разведения скота и выращивания зерновых. Местные живут «с земли», потребляя в том числе невероятное количество картофеля. Будучи буддистами, эти люди следуют традиции, именуемой по-разному: тантраяной, ваджраяной, а недоброжелатели называют ее ламаизмом.
Исторические хроники Ролвалинга отсутствуют, а легенды различаются в зависимости от воображения рассказчика. Антрополог Дженис Сакерер, изучавшая шерпов Ролвалинга с 1970-х годов, аргументирует сложность иcследования их фольклора тем, что «благочестие у них имеется, но вот постоянства нет».
Согласно тибетским хроникам, Ролвалинг – это беюл, священная долина, предназначенная стать убежищем для буддистов в смутные времена и сокрытая до времени. Открытие беюла Ролвалинга или даже его создание посредством гигантского коня и плуга приписывается гуру Ринпоче[3], обратившему тибетцев в буддизм в VIII веке. Спустя несколько сотен лет, когда в Тибет вторглись монголы, предки шерпов перебрались в Непал, а буддистские провидцы рассказывали своим последователям о беюлах на южных склонах Гималаев. Полные пещер и каменных монументов, обладающих духовной ценностью, беюлы являются данью памяти гуру Ринпоче и его супруге Еше Цогьял, целью которой было просветление всех разумных существ[4].
Правда, в устах отца Чхиринга и других стариков эти легенды звучат не столь «буддистски». По их словам, долина Ролвалинг – центр Вселенной и колыбель жизни, а мир появился восемьсот лет назад, до того как время стало линейным. Гуру Ринпоче и его супруга медитировали в пещере рядом с Бедингом. Но вскоре им пришлось прервать медитацию и начать войну против демонов, чтобы избавить долину от зла.
В ходе битвы крылья и чешуя обдирались как кожура, конечности выкручивались, клыки вырывались. Но демоны вновь набирались сил и пытались скрыть солнце и поднимали пыль, чтобы боги задохнулись. Гуру Ринпоче приказал своим войскам выбивать врагам глаза. Искалеченные демоны в попытке атаковать вслепую попадали в реку Ролвалинг. Одни утонули сами, остальных утопил гуру, погружая их головы в воду. Те, кто смог вырваться, спрятались в скальных расщелинах.
В конце концов почти все демоны были уничтожены либо укрощены, но война нанесла тяжелый ущерб пахотным землям. Характерные особенности ландшафта Ролвалинга, например массивная скала на ровном участке местности, глубокие ущелья или, скажем, трещина, разделяющая валун надвое, – свидетельствуют о той битве. После войны боги удалились в горы, а гуру Ринпоче и его жена родили пятерых детей, от которых произошли все остальные люди. Некоторые остались жить в долине, но большинство покинуло ее и развратилось. Все мы – из этого большинства.
В наши дни боги недовольны миром за пределами Ролвалинга. Старики предсказывают, что боги, может быть, уже завтра уничтожат цивилизацию, оставив только жителей долины. Старики осуждают любого, кто уходит, утверждая, что покинувшие долину также погибнут.
Молодое поколение смотрит на ситуацию куда спокойнее, считая, что апокалипсическая легенда – своего рода тактика устрашения, применяемая стариками, чтобы их чаще навещали. Согласно стандартной буддистской версии древней легенды, когда гуру Ринпоче странствовал по Гималаям как святой «охотник за головами», выслеживая демонов и обращая их в свою веру, в горах Ролвалинга жили пять сестер – богинь древней тибетской добуддистской секты, требовавших кровавых жертв.
Однажды гуру Ринпоче прибыл в Ролвалинг, и старшая из сестер, белолицая Церингма, послала в погоню снежного барса. Но гуру приручил барса, и тот замурлыкал. А затем Падмасамбхава начал проповедовать, не прерываясь на еду или сон, пока Церингма не обратилась в буддизм.
Тогда она поднялась на близлежащую гору, которая теперь носит ее имя, а индийцам известна как Гауришанкар, и отказалась от поедания человеческой плоти. Церингма, богиня долголетия, до сих пор живет на этом семитысячнике над Бедингом. Талые воды с ледника питают реку Ролвалинг и, считается, обладают чудодейственными свойствами. Некоторые старики утверждают, что им сто двадцать лет – и все благодаря воде.
После обращения Церингмы в буддизм настала очередь четырех ее младших сестер. Одна за другой они раскаялись и стали буддистскими божествами. Мийо Лангсангма охраняет вершину Эвереста верхом на тигрице, это богиня неиссякаемой щедрости, ее лицо сияет, как чистое золото. Тхинги Шалсангма с телом светло-голубого оттенка стала богиней исцеления и умчалась верхом на кобыле на вершину Шиша-Пангмы, восьмитысячника в Тибете. Краснолицая Чопен Дринсангма стала богиней благосостояния. Верхом на лани она отбыла на Канченджангу, третью по высоте вершину в мире, расположенную на границе Непала и Индии.
С последней, самой младшей сестрой, зеленолицей Такар Долсангмой, Падмасамбхаве пришлось труднее всего. Она вскочила на бирюзового дракона и улетела на север, к земле трех границ. В фольклоре Ролвалинга это Пакистан. Гуру Ринпоче преследовал ее и, наконец, загнал на один из самых длинных ледников Каракорума, называющийся Чоголунгма. Здесь Такар Долсангма обратилась в буддизм и, пришпорив дракона, поднялась на К2, став богиней удачи. Хотя гуру Ринпоче никогда не сомневался в ее искренности, вероятно, стоило бы: кажется, Такар Долсангме до сих пор нравится вкус человеческой плоти.
* * *
Итак, Ролвалинг – это беюл, приграничная община, даровавшая приют беженцам и охранявшаяся могущественной богиней. К середине XIX века долина стала популярным местом у непальских должников и правонарушителей, которые селились здесь вне досягаемости центральных властей. Сначала рост населения ограничивался недостатком еды. Но в 1880-х годах в этих районах начали выращивать картофель, что более-менее сняло остроту вопроса с продовольствием, и население выросло в четыре раза – примерно до двухсот человек.
Следующим после картофеля значимым «вторжением с Запада» стала группа альпинистов, в составе которой был Эдмунд Хиллари. За два года до того, как в 1953 году Хиллари стал первовосходителем на Эверест, он с британской разведывательной группой прошел через Ролвалинг в поисках лучшего маршрута к горе. Британцы в итоге выбрали другой путь – через долину Кхумбу, но некоторым шерпам Ролвалинга, в том числе шерпу Рите (который, в частности, работал в экспедиции 1953 года и тропил путь для Тенцинга Норгея и Хиллари), предложили работу.
Ролвалинг никогда не переживал такого бурного развития, как долина Кхумбу, где идущие к Эвересту туристы являются источником денег и работы и где Хиллари построил школы, больницу и взлетно-посадочную полосу. В детстве Чхиринга, в 1970-х, Ролвалинг был «самой изолированной, традиционной и экономически отсталой общиной шерпов в Непале».
Торговцы редко проходили через долину, а вьючные животные с трудом поднимались по крутым каменистым осыпающимся склонам. И местные жители могли рассчитывать только на собственный труд, чтобы прокормиться и одеться. Что такое хлопок, здесь не знали – одежду вязали из шерсти яков. Отец Чхиринга ходил в чубе – шерстяном халате поверх штанов, подвязанном поясом. Зимой он надевал обувь из кожи яка, набитую сухим мхом. Его мать носила унги, тунику без рукавов, с передником наподобие фартука в синюю полоску, прикрывающим тело спереди и сзади. Младшая сестра Чхиринга носила такой фартук только сзади, таким образом обозначая, что она не замужем[5].
Чхиринг родился в 1974 году на полу помещения, служившего для семьи кухней, амбаром и спальней. Мальчик, по словам отца, тети и дяди, был бездельником, любившим убегать из дома и бродить по горам. Родственники до сих пор вспоминают его самый тяжелый проступок: когда Чхирингу было восемь, он играл с огнем и случайно поджег посевы, из-за чего сгорели запасы корма на зиму, и животным пришлось голодать. Отец избил мальчика палкой и даже спустя четверть века не мог простить его.
Детство Чхиринга было омрачено смертями. Однажды его младшая сестра вернулась с поля с покрытой красными волдырями кожей. Когда волдыри выскочили на языке, она умерла от удушья. Другая сестра как-то несла воду с реки и попала под камнепад. Неизвестно, что случилось с двухлетним братом Чхиринга. Однажды его живот раздуло, возможно, он съел что-то ядовитое. Вскоре ребенок умер в мучениях. Роды третьей сестры стали причиной кровотечения у матери Чхиринга. И мать, и младенец не выжили.
Чхиринг смотрел, как лама выполнял похоронные обряды над его матерью, дергая ее за волосы, чтобы душа покинула тело через голову, шепча ей в ухо советы о загробной жизни. Чхиринг старался не плакать, веря, что из-за этого перед глазами умершей может появиться кровавая пелена, заслоняющая путь в следующую жизнь. Он был слишком мал, чтобы подняться на холм, где кремировали мертвых, поэтому сидел в комнате, в которой родился, и наблюдал, как дым от тела матери поднимается в небо. Его отец, Нгаванг Тхунду Шерпа, вернулся с похорон и рухнул без сознания.
С той поры отец стал падать в обморок несколько раз в день. Жители деревни считали, что в него вселился злой дух. Обмороки становились более частыми, Нгаванг перестал заботиться о детях, стал молчаливым, забывал поесть и перестал следить за собой. Ночами он часто просыпался с плачем и долго всхлипывал, пока снова не проваливался в забытье.
Поля зарастали бурьяном и сохли без полива, животные разбредались, а дом ветшал. Семья начала голодать, обувь и одежда детей износились. Но как ни старался Нгаванг, он не мог работать. Когда удавалось прийти в себя, он тратил все силы на молитвы, пытаясь задобрить богов. «Я не мог понять, за что они так наказали меня», – вспоминал он.
Когда Чхирингу исполнилось двенадцать, он стал главой семьи. Он распродавал оставшийся скот, чтобы купить еду, но вскоре продавать стало нечего. В обмен на картофель он стал работать на другие семьи: носил воду, собирал дрова, убирал в домах. Его сестра, Нима, заботилась об отце и двух младших детях. Чхиринг не зарабатывал достаточно, чтобы купить новую обувь, но он и его семья все же не голодали, а когда дела шли совсем плохо, помогали родственники.
Когда Чхирингу исполнилось четырнадцать, тети и дяди сказали, что выбора нет. Теперь он мужчина, достаточно взрослый, чтобы жениться, и нужно как можно быстрее выплатить долги отца. Некоторые предлагали покинуть деревню, стать носильщиком и работать на альпинистов и туристов, но Чхиринг не соглашался. Он никогда не уходил далеко от священной долины. Жители почти не покидали Ролвалинг, а кто смог устроиться в туриндустрии, описывали свой труд как унизительный и малооплачиваемый. «Чхиринг казался слишком юным, чтобы работать носильщиком, слишком маленьким, чтобы носить грузы для иностранцев, – вспоминал его дядя Анг Тенцинг Шерпа. – Я сказал ему, что это плохая идея».
Кроме того, Чхиринг опасался живущих в горах богов – ледники были их воплощением. Карабкаться по спине богини или вторгнуться в ее дом считалось кощунством. Дед Чхиринга, Пем Пхутар, работал носильщиком в британской экспедиции 1955 года на Гауришанкар, священную вершину, где обитает Церингма, но в семье редко вспоминали об этом. Многие жители деревни смотрели на альпинистов свысока и говорили о них пренебрежительно.
Тема этих историй была одна и та же, и обычно они заканчивались рассказом об одном немце. Как известно, пятнадцать шерпов погибли в немецких экспедициях на восьмитысячник Нанга-Парбат в 1934-м и 1937 годах. Даже рейхспортфюрер Гитлера осудил двух участников экспедиции 1934 года, которые бросили команду в непогоду, и, очевидно, у шерпов возник странный стереотип. Жители Бединга говорили о некогда успешном немецком бизнесмене, который попытался подняться на Гауришанкар. Разумеется, он потерпел неудачу, и богиня горы наказала его. В течение года немец лишился зубов, заболел проказой и потерял все, что у него было, кроме жены. Но потом и она ушла от него, и тогда он умер от отчаяния.
Эта история, должно быть, вымысел, но есть и другая, реальная. В 1979 году американский альпинист Джон Роскелли решил подняться на Гауришанкар. Условия на восхождении были настолько сложными, что Роскелли описал свой опыт с некоторой эротической составляющей, предположив, что «богиня любви» хотела «остаться девственницей». Роскелли «уже почти овладел ею», но его напарник «молодой и подающий надежды «тигр»-шерпа[6] по имени Дордже уговаривал его остановиться. Тем не менее Роскелли «обнял (вершину), словно зад толстой дамы, и полез вверх», и Дордже шел в связке с ним. «Гауришанкар стала нашей, – ликовал американец. – Мы были первыми небожествами, достигшими вершины».
Восхождение не имело для Роскелли пагубных последствий, но жители Ролвалинга считали, что оно причинило вред им. В окрестностях горы было ледниковое озеро. Через несколько недель после восхождения естественная перемычка, удерживающая воду, не выдержала, и сошел сель. Поток воды, льда и грязи накрыл трех женщин, моловших зерно на водяной мельнице. Двух удалось спасти, третья погибла.
Чхиринг не хотел закончить жизнь, как немец, или вызвать паводок, как Джон Роскелли. Он боялся даже заговаривать с альпинистами, по его мнению, все они были помешанными. Зачем тратить уйму денег и подниматься на гору без практической цели? И почему эти люди недостаточно сильны, чтобы самостоятельно нести еду и снаряжение?
Но необходимость и любопытство сделали свое дело. Семья нуждалась, а Чхиринг не мог заработать достаточно сбором дров и поденной работой. Другой его дядя, Сонам Церинг, работавший с альпинистами, сказал, что стать носильщиком – это выход. Учитывая ситуацию Чхиринга, боги не будут гневаться, и он сможет вернуться домой богатым.
Так в возрасте четырнадцати лет Чхиринг отправился в столицу, пройдя большую часть пути пешком. Добравшись до Катманду, он обнаружил, что старики не преувеличивали. Об апокалипсисе, который по предсказаниям должен был произойти за пределами Ролвалинга, знали все. Даже посольство США раздавало спасательные комплекты. Казалось, столица была обречена.
* * *
Катманду ждал очередного крупного землетрясения, способного сровнять город с землей. Подземные толчки, произошедшие в 1253, 1259, 1407, 1680, 1810, 1833, 1860 и 1934 годах, разрушали храмы и убивали тысячи человек. Следующее землетрясение должно было стать еще разрушительнее. Катманду разросся до миллиона жителей, большинство из них живут в кирпичных домах на малозаглубленных фундаментах. ООН, оценив риски, начала кампанию по обеспечению готовности к землетрясению, но, кажется, никто особо не переживал. Фатализм – характерная черта жителей Катманду[7].
Если в городе и существуют правила дорожного движения, то они «дарвиновские». Зеленый свет означает «полный вперед», желтый свет тоже означает «полный вперед», красный свет означает «полный вперед», при этом отчаянно сигналя. Средневековые улочки старого города слишком узки и переполнены автомобилями, на дорожную разметку мало кто обращает внимание, а ремни безопасности – нововведение. Попавшему в Катманду придется лавировать в мешанине из автобусов, велосипедов, коров, кур, детей, собак, тележек с едой, прокаженных, мопедов, разносчиков, паломников, митингующих, крыс, рикш, нечистот, детских колясок, такси, грузовиков и мусора.
За городом ландшафт не настолько пестрый, но в изобилии небольшие кирпичные фабрики, выбросы которых загрязняют воздух. Долина Катманду похожа на чашу в окружении гор, и скапливающийся смог часто не рассеивается в городе даже за ночь. Количество твердых частиц в воздухе почти всегда превышает установленные Всемирной организацией здравоохранения нормы, поэтому люди носят маски, чтобы не дышать пылью и выхлопами.
Парадоксально, но загрязненный город начался с тенистого дерева. По легенде, индуистский бог Горакхнатх, как многие современные водители, не соблюдал преимущественное право проезда. Он мчался на праздник, врезался в праздничную процессию с колесницей, а чтобы избежать позора, обратился человеком. Однако свидетели задержали его. В качестве залога освобождения Горакхнатх посадил в землю семя. Из него вырос сал[8], настолько высокий, что стал царапать небесный свод. Один монах срубил дерево и использовал древесину для постройки трехэтажного храма Кастамандап. Этот храм – одно из старейших деревянных строений в мире. От его названия произошло слово «Катманду»[9].
В 1950-х годах столица Непала стала отправным пунктом для альпинистских экспедиций. В 1960-х за восходителями последовали хиппи, а пропахшая определенным фимиамом Фрик-стрит до сих пор дает приют представителям движения «Нью-эйдж». Туризм составляет значительную часть экономики Непала, и Катманду зависит от него. Гиды, проститутки, наркоторговцы и мессии-самозванцы толпятся в популярных у туристов местах семь дней в неделю.
Чхиринг поселился в так называемом Малом Тибете – общине буддистских беженцев, бежавших из Тибета от китайского вторжения в 1950–1960-х годах. Соседи помогли юноше адаптироваться к городской жизни, а расположенная рядом ступа Боднатх давала ощущение стабильности. Боднатх, считающаяся одной из величайших буддистских святынь Непала, представляет собой реликварий. В буддизме форма ступы символизирует гору Меру – центр мироздания, – вершина которой расположена в небесах, а основание в аду. По приезде в Катманду в первый же день Чхиринг присоединился к толпе верующих, в молитве идущих вокруг ступы. Он повторял этот ритуал каждое утро, пока дядя не нашел ему работу носильщиком за три доллара в день.
На этой работе Чхиринг в течение месяца переносил поклажу весом в тридцать два килограмма – керосин, горелки и альпинистское снаряжение – к подножию пика Айленд в районе Эвереста. Японские клиенты были удивлены, что подросток в состоянии нести такой большой груз по крутым тропам, не жалуясь, и высоко ценили его жизнерадостность. Чхирингу эти туристы показались вполне нормальными, к концу месяца он заработал девяносто долларов. Никогда в жизни он не видел столько денег.
Значительную часть заработка юноша потратил на еду, обувь и одежду, которую отвез своей семье в Бединг. Через несколько недель он вернулся в Катманду в поисках новой работы. И вскоре Чхиринг уже по полгода работал за пределами Ролвалинга. Он умел найти подход к клиентам, учил их языки и довольно быстро выдвинулся на первые позиции среди носильщиков, так как мог выступать в роли переводчика. Когда Чхирингу исполнилось шестнадцать, женская альпинистская команда, впечатленная выносливостью юноши и знанием английского, предложила ему работу на Эвересте. Чхирингу еще никогда не доводилось подниматься на ледник, но предложение он принял.
Западные альпинисты проводят годы в подготовке к восхождению на Эверест, а для многих шерпов это своего рода тренировочная площадка. В первую неделю восхождения некоторые шерпы, никогда прежде не бывавшие на горе, тропят, несут грузы и устанавливают палатки для профессиональных гидов и их клиентов. На Эвересте это имеет определенный смысл. На него поднялись тысячи человек. Маршруты известны, подъем не требует серьезных альпинистских навыков, а плата помощнику-носильщику внушительна – около трех тысяч долларов плюс бонус за каждого добравшегося до вершины клиента. Шерпы лучше акклиматизируются к высоте, чем их клиенты, и часто обладают большой силой и хорошим вестибулярным аппаратом. На Эвересте эти способности в некоторой степени компенсируют отсутствие опыта.
Но есть еще одна причина, почему шерпы начинают с Эвереста. Большинство верит, что подняться на него можно без возмездия со стороны богов, что богиня Мийо Лангсангма лишь изредка наказывает вторгшихся в ее владения. Если ей не нравится восхождение, прагматизм берет верх над неудовольствием. Богине неиссякаемой щедрости нравится видеть, что благосостояние шерпов растет. «Пока вы относитесь к Мийо Лангсангме с уважением, просите прощения и вам хорошо платят, она не препятствует восхождению, – говорил Нгаванг Осер Шерпа, главный лама Ролвалинга. – Она самая милостивая из пяти сестер, но все же на горы лучше не залезать».
В 1991 году Чхиринг впервые поднялся на Эверест. Поначалу все казалось довольно простым. У него не было специальной подготовки и не хватало снаряжения, но другие шерпы показали, как надевать кошки, как пользоваться ледорубом, и он занес кислородные баллоны общим весом тридцать два килограмма на высоту 7900 метров, на Южное седло. Но на пути вниз разразилась буря. Температура резко упала, и пальцы Чхиринга посерели от холода. Все спешили добраться до палаток, и юноша старался не отставать. В какой-то момент он ступил на гладкий пласт льда. Льдина перевернулась, как крышка люка, и Чхиринг провалился по плечи. Он хватался за снег, но замерзшие пальцы не слушались, и он съехал в трещину еще глубже и повис. Ноги болтались без опоры, и выбраться не удавалось.
Казалось, прошли часы. Он почти замерз, когда другой носильщик, которого тоже звали Чхиринг, заметил его и вытянул за воротник. Старший Чхиринг был очень зол и отругал подростка, сказав, что тот еще слишком молод для Эвереста.
Эта отповедь дала обратный эффект. Чхиринг почувствовал себя униженным и, наоборот, решил, что взойдет на гору. Что-то в этой неудаче, в осознании того, что получилось бы достичь вершины, будь у него перчатки потолще и ботинки потеплее, стало стимулом. Мальчик решил, что станет лучшим альпинистом среди шерпов. Другим стимулом были деньги. Он заработал 35 тысяч рупий, или около 450 долларов, на своем первом подъеме на Эверест. Это менее пятой части того, что получали опытные шерпы, но больше, чем средний непалец зарабатывал за год. А Чхиринг получил такую сумму за месяц.
Следующие два года Чхиринг продолжил работать с альпинистами, перенимая опыт у своего дяди Сонама. Но в 1993 году очередная экспедиция стала для четырежды побывавшего на Эвересте Сонама последней. Он отправился на гору со своей подругой Пасанг Ламу, которая хотела стать первой непальской женщиной на Эвересте. Они вдвоем поднялись на вершину 22 апреля.
Наверняка Сонам молился Мийо Лангсангме и просил прощения за вторжение в ее священные владения. Но когда он с Пасанг Ламу спускался к Южному седлу, вершину горы окутало облако, похожее на перевернутую чашу. Такое явление означает приближение непогоды. И вскоре Пасанг и Сонам вместе с еще тремя участниками экспедиции прижимались друг к другу, борясь с бешеным ветром.
Мийо Лангсангма не помогла им. Ураганный ветер не давал людям сдвинуться с места двое суток, и все они погибли. Вероятно, Сонам прошел несколько сотен метров вниз, прежде чем сорваться. Альпинисты нашли его рюкзак под телом Пасанг Ламу.
Чхиринг отказывался поверить в смерть дяди. Сонам уверял, что на Эверест можно подняться без серьезных последствий. «Я понял, что он ошибался, – сказал Чхиринг. – Стоило завязать с восхождениями и отправиться домой». Но, вернувшись в Бединг, он увидел силу денег. Его шестилетний брат потолстел и носил новую обувь. Его сестра училась читать. Отец перекрыл крышу дома не из подручных материалов, а из гофрированной жести. Хотя семья оплакивала Сонама, никто из родственников Чхиринга не попросил его бросить работу. «А я и не смог бы, – сказал он. – И не хотел».
В следующем году Чхиринг вернулся на Эверест с норвежской командой и зарекомендовал себя как выносливый и хороший работник. И вскоре уже он работал с командами из Бельгии, Англии, Франции, Германии, Индии, Японии, Норвегии, России, Швейцарии и США.
Чем больше было работы, тем более амбициозным он становился. Когда клиенты просили нести двадцать килограммов груза, он брал сорок. Он стал не только переносить поклажу, но по собственной инициативе провешивал веревочные перила, тропил путь, помогал в организации экспедиций. Он перестал пользоваться искусственным кислородом, который сторонники чистого стиля в альпинизме считают допингом. Эверест стал просто работой, Чхиринг десять раз побывал на вершине и установил рекорд, трижды поднявшись на гору за две недели.
Родные видели, что он меняется. По непальским меркам Чхиринг стал богатым. Он перестал обращать внимание на пророчества старейшин и иногда совершал восхождения не ради денег, а для удовольствия. Его лама предупреждал, что наказание за это – лишь вопрос времени. Отец Чхиринга, к которому вернулось здоровье, решил, что сын сошел с ума. Старики боялись, что молодежь, видя доходы Чхиринга, покинет деревню.
Они были правы. Когда Чхиринг по окончании сезона восхождений возвращался домой, на нем были фирменные ботинки La Sportiva и куртка марки North Face. Он приносил топливо, продукты, одежду. Он описывал городские диковинки, такие как мотоциклы и телевизоры. Подростки слушали с благоговением. Возможно, альпинизм является грехом, но он, несомненно, делает тебя богатым. И многие юноши стали уезжать на заработки в Катманду.
Чхиринг помогал им – находил жилье, подыскивал работу и в конце концов основал компанию по проведению экспедиций – Rolwaling Excursion. Старейшины деревни оценили блага и перестали критиковать Чхиринга, даже когда население Бединга сократилось до двадцати трех постоянно проживающих жителей.
Достижения Чхиринга впечатляли родственников, но его коллеги-шерпы, работавшие на Эвересте, не признавали их. «Каждый может подняться на Эверест сколько угодно раз, – говорили они, – даже фотомодель из «Плейбоя». Потому что маршрут на гору обработан от начала до вершины, это скорее игровой комплекс для туристов, а не гора для настоящего восхождения. Хотя Чхиринг поставил рекорд по выносливости, но он шел на вершину от верхнего лагеря, а не от базового. Настоящие альпинисты покоряют настоящие горы, такие как К2. И Чхиринг стал мечтать о настоящей горе. Но для К2 нужны большие деньги, кроме того, он собирался жениться.
В шестнадцать лет Чхиринг увидел на одном из пастбищ девушку, пасшую яков, и влюбился. Поначалу Дава Шерпани не отнеслась к нему серьезно. Но вскоре она стала владелицей чайной рядом с Боднатхом, а Чхиринг – постоянным посетителем. Он садился за столик в углу, пил много черного чая и вскакивал всякий раз, чтобы обозначить свое присутствие, если какой-нибудь клиент мужского пола уделял Даве слишком много внимания. Девушку это не особо впечатляло, но Чхиринг умел быть настойчивым. В конце концов он уговорил ее обратиться к ламе, чтобы проверить их гороскопы на совместимость. Соответствие было идеальным.
Они отказались от традиционной трехдневной свадебной церемонии, дали друг другу клятву верности, и Дава поселилась у него. Вскоре на свет появилась дочь, Тшеринг Намду. Через четыре года Дава родила вторую дочь, Тенцинг Пхути. Семья вместе с братьями и сестрами Чхиринга и белым спаниелем переехала в собственный четырехэтажный дом кремового цвета, который напоминал свадебный торт. Там имелись не только водопровод и свет, но и телевизор, микроволновая печь, два компьютера, рабочий кабинет, молельная комната и четыре ванны – роскошь, о которой Чхиринг и мечтать не мог в детстве.
Жизнь стала легкой. Фирма Чхиринга процветала, каждый год доходы удваивались. Он начал организовывать восхождения с десятками наемных работников, многие были родом из Бединга. Чхиринг стал главным покровителем монастыря Ролвалинга и, наконец, получил одобрение стариков. У него был элитный платиновый статус в Клубе покорителей Эвереста. Его дочери свободно говорили по-английски и ходили в частную школу. Только его жена казалась обеспокоенной.
«От него зависело так много людей, – говорила Дава. – Если бы Чхиринг пропал в горах, он навредил бы не только себе, но и мне, и детям. Я не знала, что мы будем делать, если он погибнет».
Путь на небо
Гора К2 родилась в период массового вымирания. Шестьдесят пять миллионов лет назад, когда динозавры исчезали, Индостанская плита мчалась на север с огромной по геологическим меркам скоростью пятнадцать сантиметров в год. Плита врезалась в Евразию, вклинившись под континент, и К2, как и Эверест, поднялась из моря. Каракорум растет до сих пор, это самая молодая горная система на Земле, и грани ее вершин еще не сглажены ветрами и временем.
Слово «Каракорум» тюркского происхождения, kara означает «черный», kor’um – «камень» или «скала». В XIII веке город Каракорум был столицей Монгольской империи Чингисхана, а торговцы использовали слово «каракорум» для описания самого высокого перевала на пути караванов. Британский исследователь Уильям Муркрофт в 1820-х годах прошел через этот перевал и «распространил» «Каракорум» на горы, расположенные к западу. В 1930-х годах Королевское географическое общество утвердило это название.
Хребет тянется на юго-восток через Кашмир, вдоль границ Пакистана и Китая и соединяется с Гималаями. В Каракоруме самая большая в одном районе концентрация пиков высотой более восьми километров. Климат здесь суровее, чем в Гималаях, а область оледенения самая большая за пределами полярных регионов. Западные исследователи и путешественники нанесли эту горную систему на карты только в середине XIX века.
Название «К2» зафиксировали в справочниках геодезистов в 1856 году. В ходе Великого тригонометрического исследования Индии британский лейтенант Томас Монтгомери получил приказ картографировать Кашмир. Само исследование было начато еще в 1802 году с целью научного изучения Индийского субконтинента и демаркации британских территорий.
С помощью кашмирских носильщиков Монтгомери за четыре дня затащил планшет, гелиостат и теодолит на пятитысячник Харамукх у подножия Гималаев. С вершины открывается отличный вид на пики Каракорума. Две вершины в двухстах километрах к северо-востоку возвышаются над остальными. Монтгомери понаблюдал их в теодолит, зафиксировал координаты и зарисовал контуры в полевой журнал.
Ближайший пик, шестигранник с двумя вершинами, показался ему более высоким. Он обозначил его как К1. Буква «К» означает «Каракорум», дальше следует порядковый номер в топографическом исследовании. Сверкающую пирамиду, расположенную дальше, Монтгомери обозначил как К2, а затем занес в журнал другие горы, вплоть до К32. Позднее К1 и другие пики «вернули» себе местные имена. Так, например, К1 – это Машербрум, или «огненная гора» на языке народности балти[10]. С обозначением К2 дело застопорилось. Картографы знали, что местное название – Чогори – являлось просто описанием, которое балти использовали для обозначения большой горы. Сейчас лингвисты утверждают, что это тибетское слово, означающее «путь на небо» и что предки балти назвали так гору вскоре после того, как мигрировали в этот регион из Тибета.
Оценка, проведенная Монтгомери, оказалась заниженной на 790 метров. К2, расположенная на границе Китая и Пакистана, выше всех гор Каракорума, это вторая вершина мира – 8614 метров, Эверест выше всего на 234 метра. На расстоянии К2 напоминает зуб мегалодона[11].
На подходах к горе можно разглядеть слоистые гнейсы, покрытые снегом и льдом. Ясным утром вершина величественно плывет над облаками, а солнце заливает ее ледники золотым светом.
K2 не такая массивная, как Эверест, она изящнее и более сурового нрава. Альпинисты называют ее «Дикая гора» либо «Жестокая гора». Здесь есть все трудности, которые встречаются на Эвересте, и даже больше. Ледники К2 изобилуют скрытыми под снегом трещинами, в которые неосторожный альпинист, если идет не в связке, проваливается и исчезает бесследно. Глыбы льда откалываются с нависающих ледников, лавины несутся по обледеневшим склонам. И, конечно, высота.
Ни один человек, животное или растение не продержится в таких суровых условиях более нескольких дней.
С каждым вдохом выше восьми километров в легкие поступает только треть от количества кислорода, который получаешь на уровне моря. Кислородное голодание лишает сил и способности адекватно мыслить, у некоторых альпинистов координация движений становится как у едва начавших ходить детей.
Но этого мало. К2 отличается более жестокими бурями. Она находится в 1420 километрах к северо-востоку от Эвереста, расположена дальше от экватора, поэтому более подвержена внетропическим циклонам и здесь чаще наблюдаются высотные струйные течения. На Эвересте хотя бы относительно предсказуемые погодные условия: влага, испаряющаяся из Бенгальского залива, образует облака, которые плывут на север над Гималаями и в преддверии муссона изменяют курс высотного струйного течения, уводя его от вершины Эвереста. В мае сравнительно безветренная погода на высочайшей горе планеты держится около двух недель, тогда как период хорошей погоды на К2 – дело случая. Неизвестно, когда такое погодное окно появится – и появится ли вообще.
Все это дает неутешительные цифры. До 2008 года только 278 человек побывали на вершине К2. На вершину Эвереста за этот же период взошли 4115 человек, а коэффициент смертности – процент альпинистов, поднявшихся выше базового лагеря и погибших, – в среднем составлял 0,7 в предыдущее десятилетие. Существует «Гималайская база данных», в которой содержится почти вся статистика по Эвересту, для К2 такого объема данных нет. Идущие на Дикую гору не в состоянии сколько-нибудь точно рассчитать свои шансы. И не хотят. В 2008 году коэффициент смертности на К2 составил 30,5 – выше, чем число потерь на участке «Омаха» в день высадки союзников в Нормандии во Второй мировой войне. Хотя высотные альпинисты не специалисты по статистике, сравнивать здесь нечего: К2 опаснее Эвереста.
Целый век прошел с момента возникновения понятия «альпинизм», прежде чем смертный ступил на вершину К2. В одной из первых попыток восхождения участвовал «самый страшный злодей на Земле». У Алистера Кроули – оккультиста, сатаниста, писателя, фотографа и альпиниста – были разнообразные увлечения, почитатели восхищались им спустя многие годы после его смерти. «Битлз» поместили портрет Кроули на обложку альбома «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера» наряду с Карлом Марксом и Мэрилин Монро. В 1902 году Кроули и его друг Оскар Экенштейн решили подняться на К2. В Индии Экенштейна арестовали за шпионаж, а Кроули отправился дальше к горе, имея в багаже книги Мильтона и подгоняя носильщиков хлыстом. Несколько носильщиков сбежали, украв одежду Кроули.
Команда пять раз пыталась подняться по северо-восточному гребню К2, и непогода пять раз отбрасывала альпинистов назад. В верхнем лагере у одного из участников развился отек легких, а у Кроули от сочетания высоты с опиумом начались сильные галлюцинации. Однажды он достал револьвер и решил призвать к порядку одного из товарищей, но тот выбил оружие и ударил его в живот. Затем Кроули обвинил другого альпиниста в краже продуктов, заявил, что тот сошел с ума, и выгнал голодного человека из команды.
Через девять недель было решено отказаться от восхождения, но экспедиция Кроули добилась определенных успехов. Команда провела рекордное количество времени в высокогорье – более двух месяцев – и достигла высоты 6500 метров. Этот рекорд на К2 не был побит несколько десятилетий.
Если Кроули – воплощение помешанного восходителя, то руководителем следующей крупной экспедиции стал альпинист-аристократ. Луиджи Амедео Джузеппе Мария Фердинандо Франческо д’Аоста Савойский, больше известный как герцог Абруцци – знаменитый исследователь, потерявший несколько суставов пальцев в попытке добраться до Северного полюса. В 1909 году герцог, спасаясь от скандального романа, отправился в горы. Ему не удалось получить разрешение на Эверест, поэтому он окрестил Третьим полюсом К2 и решил подняться на нее.
Абруцци отбыл из Европы на пароходе «Океания» с почти пятью тоннами багажа, включавшего железную кровать, пуховые подушки и спальные мешки, обшитые четырьмя видами звериных шкур. Проезжая через туземные княжества по пути в Кашмир, герцог не спешил, посещал банкеты, матчи по поло и различные праздники и церемонии. Гонцы ежедневно приносили почту и газеты, а одной из первых серьезных проблем стал, как записано в экспедиционном журнале, «запах туземцев», который «был невыносим даже на открытом воздухе».
Но Абруцци прижимал к носу надушенный платок, и ничто не мешало ему наслаждаться величественными видами. Он писал, что пик К2 – «неоспоримый владыка региона, гигантский и одинокий, спрятанный от людского взора за бесчисленными хребтами, бдительно охраняемый многочисленными пиками-вассалами, защищенный от вторжения километрами ледников». Ландшафт так впечатлил герцога, что он назвал своим именем несколько объектов. Некоторые из этих названий, например ребро Абруцци на К2 и расположенный рядом ледник Савойя, используются и сегодня.
Герцог провел в районе несколько недель, пытаясь взойти на гору по нескольким маршрутам, занимаясь топографическими исследованиями и позируя для фотографа. Но выше 6250 метров его экспедиция подняться не сумела. «Если кто-нибудь и попадет на вершину, – сообщил Абруцци позже в Итальянском альпийском клубе, – это будет пилот, а не альпинист».
* * *
Прогноз герцога продержался почти век, но в 1939 году два человека почти опровергли его в ходе экспедиции, которую впоследствии назвали «наиболее странной трагедией в истории гималайского альпинизма».
У Фрица Висснера (Куколка, как называли его друзья) были ямочки на щеках, как у херувима, и обаяние шершня. Знаменитый первыми восхождениями на скалы-монолиты, в том числе Башню дьявола в Вайоминге, Висснер нанял восемь шерпов, чтобы с их помощью подняться на К2. Вечером 19 июля, когда солнце уже село и на небе сиял месяц, один из этих шерпов, Пасанг Дава Лама, страховал Висснера в 230 метрах под вершиной К2. В какой-то момент Пасанг услышал треск, и в лунном свете блеснула голубовато-зеленая чешуя.
Со слов лам, мифологизировавших восхождение, Пасанг хорошо знал легенду о богине К2 и ее пристрастии к человеческой плоти. Он в ужасе смотрел, как Такар Долсангма спешилась со своего дракона, привязала чудовище к склону за язык и стала нюхать воздух. Она не ела уже 1122 года.
Как вспоминал Висснер, Пасанг был «очень напуган». Забыв об опасности, Висснер крикнул: «Выдай веревку!»
«Нет, сагиб, – ответил Пасанг, крепко держа веревку. – Давайте отложим на завтра». Изумленный Висснер был вынужден повернуть назад. Но отступление не задобрило богиню. Когда Пасанг спускался по льду, она схватила дракона за загривок и взмыла в небеса. Кругами приближаясь к Пасангу, дракон ударил его по рюкзаку, сорвав и сбросив вниз две пары кошек. Попытка достичь вершины теперь была обречена, и Пасанг стал думать, как быстрее уйти с горы.
Первой проблемой стал Висснер, решительно настроенный на восхождение. На следующий день, когда мужчины восстанавливали силы в верхнем лагере, Пасанг высматривал дракона, а Висснер загорал. «Со вчерашнего дня Пасанг не похож сам на себя, – вспоминал Висснер. – Он боится злых духов, постоянно бормочет молитвы и потерял аппетит».
На рассвете мужчины поднялись к Бутылочному горлышку, но увидели там сплошной лед. «С кошками мы бы просто забежали наверх», – утверждал Висснер. Но без кошек выбора не было – пришлось повернуть назад.
На спуске Пасанг позволил себе расслабиться. В лагерях ниже имелись припасы и снаряжение, там их ждали шерпы, готовые прийти на помощь. Он рассердил Такар Долсангму, однако каким-то образом уцелел.
Но богиня не простила его. Неподалеку от лагеря VIII Пасанг вдруг подался вперед, словно его толкнул кто-то невидимый. Он испустил «забавный писк», когда начал скользить вниз. Висснер знал, что делать. «Я нашел упор, закрепился прочно, насколько это было возможно, и удержал его на веревке». Пасанг восстановил равновесие, и они отправились дальше. Но увиденное в лагере потрясло их гораздо больше срыва. Там не было ничего – ни снаряжения, ни продуктов. И никого, кроме страдающего обезвоживанием американского миллионера Дадли Вульфа – члена их команды, который пытался напиться, слизывая подтаявший снег в складках палатки.
Они отправились вниз втроем в связке и спускались в тумане какое-то время, пока богиня, видимо, не решила поставить подножку Вульфу. Он неожиданно упал, этот рывок свалил остальных, и все трое покатились, теряя снаряжение из рюкзаков, к краю обрыва, за которым уходила вниз пропасть глубиной в шестьсот этажей. «Я думал лишь, как глупо, что все получилось именно так», – вспоминал Висснер. Где-то за двадцать метров до края ему удалось перевернуться на живот, вогнать ледоруб в склон и остановить падение.
Никто особенно не пострадал, однако теперь на троих остался только один спальный мешок. Альпинисты добрались до следующего лагеря, но здесь, казалось, прошелся енот размером с дракона: палатки были порваны, продукты разбросаны вперемешку с мусором, надувные матрасы и спальные мешки исчезли. «Я не мог вымолвить ни слова, – говорил Висснер. – Было очевидно, что это сделали намеренно». Мужчины смогли кое-как установить палатку, влезли по грудь втроем в один спальник и, дрожа от холода, провели ночь.
Утром Вульф едва поднялся на ноги. Пасанг и Висснер уже не могли вести его и стали спускаться сами в надежде на помощь в нижних лагерях. Они проходили один лагерь за другим, но все оказывались пустыми. Причина стала ясна, когда они наконец доковыляли до базового лагеря: Пасанга, Висснера и Вульфа посчитали погибшими.
Для помощи Вульфу мобилизовали шерпов, но когда они до него добрались, было уже слишком поздно. Истощенный Вульф не мог даже выползти наружу из палатки, ему пришлось ходить под себя, и он лежал в нечистотах. Шерпы вытащили его, напоили чаем и спустили ниже, где в воздухе было больше кислорода, намереваясь отнести пострадавшего вниз на следующее утро. Оставаться вместе с Вульфом было негде, и шерпы ночевали в лагере ниже.
На следующий день спасательную операцию пришлось отменить из-за шторма. Потом, когда 31 июля небо стало чистым, три спасателя – Кикули, Китар и Пхинсу – отправились наверх, чтобы вызволить Вульфа. Никто из них не вернулся. Скорее всего, сошла лавина, похоронившая их заживо. Вульф, вероятно, умер в своей палатке. Богиня Дикой горы получила первые четыре жертвы.
По возвращении домой Висснеру пришлось объясняться. «На большой горе – как на войне, – сказал он репортерам, – всегда надо быть готовым к потерям». Он, как и шерпы, создал несколько мифологизированную версию событий. По прошествии нескольких лет Висснер начал утверждать, что в ночь штурма вершины небо освещала почти полная луна. Это легло в основу мифа, что он мог бы стать первовосходителем на К2, если бы суеверный шерпа не остановил его. Однако известно, что 19 июля прошло трое суток после новолуния, и, если смотреть на небо с того места на горе, где они находились, молодой месяц света вообще не давал и был виден только в течение трех часов после захода солнца. Пасанг и Висснер столкнулись с более серьезной проблемой, чем бирюзовый дракон, – с темнотой. Налобные фонари появились только через тридцать три года после этой попытки восхождения. Пасанг в сгущающихся сумерках настоял на возвращении, это, возможно, спасло жизнь им обоим[12].
* * *
Во время Второй мировой войны никто не пытался штурмовать К2. После войны британцы ушли из колонии, огромная страна была поделена между двумя независимыми государствами – Пакистаном и Индией, и К2 неожиданно оказалась в управляемом Пакистаном Кашмире – территории, на которую претендуют обе страны.
Раздел Британской Индии в 1947 году привел к одному из крупнейших и самых кровавых массовых переселений в истории. Религиозная нетерпимость вылилась в беспорядки и насилие. Четырнадцать миллионов человек были вынуждены покинуть свои дома: индусы бежали из Пакистана в Индию, многие мусульмане отправились в противоположном направлении. На караваны доведенных до отчаяния людей нападали фанатики-иноверцы. Беженцев убивали на железной дороге, и вагоны поездов, набитые изуродованными трупами, потом приходилось отмывать из брандспойтов от крови. В результате раздела погибло более миллиона человек, а новые правительства Индии и Пакистана обвиняли в случившемся друг друга. С тех пор в Кашмире, где находится К2, сохраняется постоянная напряженность.
Тем не менее альпинизм вернулся в Каракорум. В 1953 году американская команда получила разрешение на восхождение на К2, и эта экспедиция установила правила хорошего тона на горе.
Когда американцы отправились в Каракорум, двадцатисемилетний геолог Арт Гилки узнал, что британцы сумели впервые взойти на Эверест. Гилки надеялся, что это лето будет удачным и для него, но через восемь недель он умирал на высоте 7770 метров. Он страдал от судорог и болей в левой икроножной мышце. «Расходить» ногу не удавалось, она распухала на глазах. Как назло, разразилась буря, и Гилки и несколько его товарищей пять суток не могли даже выйти из палатки. Когда ветер утих, Гилки выполз наружу, попытался встать и тут же упал.
Врач Чарльз Хьюстон осмотрел пострадавшего и диагностировал тромбофлебит – потенциально смертельное образование сгустков в крови, которые возникают, когда человек обезвожен, страдает от кислородного голодания или слишком долго не двигается. Товарищи не хотели, чтобы Гилки умер, и попытались спустить его. Однако непогода не давала провести эвакуацию еще целых три дня. Вскоре Гилки начал кашлять, и кашель становился все сильнее. Как часто бывает при тромбофлебите, вероятно, оторвавшийся тромб попал в легочную артерию, вызвав застой крови в легких. Развившаяся в результате эмболия нарушила дыхание и кровообращение.
Как только погода улучшилась, была предпринята еще одна попытка. Гилки положили в спальный мешок, завернули в палатку, надели на его ноги рюкзак и обвязали веревками. Эти импровизированные носилки тащили по снегу, спуская больного на веревках на самых крутых участках.
В какой-то момент альпинисты отправились разведать маршрут, и один из них потерял равновесие и начал скользить по склону, сорвав своего партнера по связке. Набирая скорость, двойка снесла еще одну связку, и этот клубок из четырех человек зацепился за веревку, которой были связаны пятый альпинист и Гилки. В итоге все шестеро покатились вниз, а впереди был двухкилометровый обрыв. «Вот и все! – подумал Боб Бейтс, один из альпинистов. – Тут уже ничего не поделаешь».
Однако рядом находился двадцатишестилетний Пит Шёнинг из Сиэтла. Он бросился вперед и успел схватить веревку, привязанную к Гилки. Шёнинг обернул веревку вокруг своих плеч и закрепил рукоятку ледоруба за камнем. Последовал рывок, но Шёнинг вцепился в ледоруб и одновременно держал веревку. Каким-то образом она не лопнула, и Шёнинг остановил падение пяти человек, а также удерживал вес носилок Гилки. Альпинисты назвали этот подвиг «чудесной страховкой»[13].
Почти столь же чудесным образом ущерб оказался незначительным. Один альпинист лишился перчаток, рюкзака и очков, другой, ударившись головой, ненадолго потерял память, третий порезался веревкой. Они встали, распутали веревки, закрепили носилки с Гилки на склоне и отправились вниз, чтобы разведать маршрут и установить палатки.
Но вскоре послышался приглушенный крик. Альпинисты повернули назад, к Гилки, однако там, где они оставили товарища, был лишь свежий снег. Хьюстон позже предположил, что Гилки сознательно отвязал страховочную веревку, чтобы никто не рисковал жизнью, спасая его. Но более вероятно, что причиной исчезновения Гилки стала лавина. Остальные с трудом спустились с горы. Носильщики сложили рядом с базовым лагерем тур из камней – мемориал, существующий и сегодня. Хотя экспедиция потеряла участника и не добралась до вершины, эта попытка восхождения считается одним из важнейших событий в высотном альпинизме. Команда держалась вместе, никто не бросил пострадавшего ради собственного спасения.
* * *
После смерти Гилки на Дикую гору решили подняться итальянцы. Роберт Пири достиг Северного полюса, Руаль Амундсен – Южного, Тенцинг Норгей и Эдмунд Хиллари поднялись на Эверест, но никто так и не смог взойти на К2. Теперь она оставалась высочайшей нетронутой вершиной.
Итальянцы, все еще деморализованные событиями Второй мировой войны, устремились на эту гору, чтобы возродить национальную гордость. Руководитель экспедиции Ардито Дезио получил разрешение на восхождение на 1954 год и убедился, что его альпинисты понимают, каковы ставки: «Если вы подниметесь на вершину, в чем я уверен, весь мир будет превозносить вас как героев даже через много лет после вашей смерти».
Эта экспедиция на К2 стала одной из самых противоречивых в истории альпинизма. Споры продолжались пятьдесят лет, и все из-за исчезновения палатки. Шесть сотен пакистанских носильщиков несли тринадцать тонн снаряжения, в том числе двести тридцать ярко-красных кислородных баллонов в базовый лагерь, но к концу июля только четыре человека могли претендовать на вершину. Самого сильного из них, двадцатичетырехлетнего Вальтера Бонатти, оставили в резерве.
За два дня до попытки штурма вершины Бонатти получил указание поднять кислородные баллоны весом тридцать шесть килограммов для штурмовой двойки. Бонатти решил заручиться помощью Амира Мехди, пакистанского высотного носильщика, который годом ранее помог спуститься с Нанга-Парбат австрийскому альпинисту Герману Булю после успешного первовосхождения. Но Мехди тоже хотел побывать на вершине, и Бонатти предложил сделку: если Мехди доставит кислород в верхний лагерь, он сможет лечь спать в палатке основной команды и примет участие в штурме. Мехди согласился, и на следующий день они с Бонатти отправились к лагерю, расположенному на отметке 8100 метров.
Но когда вечером они добрались до условленного места, оказалось, что штурмовая двойка исчезла вместе с палаткой. Бонатти стал прочесывать окрестности в поисках пристанища и громко звал пропавших альпинистов. Вскоре откуда-то сверху послышался крик: «Оставь кислород и спускайся». Тем временем, по воспоминаниям Бонатти, Мехди топтался, пиная снег ногами и страшно крича, «словно вырвавшееся на свободу стихийное бедствие». Перед восхождением Мехди пришлось обуться в итальянские армейские ботинки на два размера меньше.
Было очевидно, что спускаться ночью с человеком, который не в себе и не чувствует ног, – безумие. Бонатти бросил искать палатку и вытоптал площадку в снегу. Они с Мехди прижались друг к другу и скоротали ночь, жуя взятую с собой карамель, в ожидании смерти. Это была первая в истории ночевка на такой высоте под открытым небом. Впоследствии Мехди из-за обморожения ампутировали все пальцы на ногах и почти треть ступни.
Той ночью Акилле Компаньони, один из членов штурмовой двойки, отдыхал в палатке, потягивая ромашковый чай, и глядел на листок бумаги, в котором значилось, что он за главного. Но промокшая бумажка ничего не значила в зоне смерти. Поэтому Компаньони заранее установил палатку выше, чтобы Бонатти не смог участвовать в штурме вершины.
На рассвете Бонатти и Мехди отправились вниз, оставив кислородные баллоны. Только тогда Компаньони и его партнер Лино Лачеделли вылезли из палатки, чтобы забрать кислород. Они начали штурм вершины не через Бутылочное горлышко, но маршрут по скалам под юго-восточной стеной оказался не легче. По всей видимости, на преодоление всех препятствий ушло много времени. Кислород у восходителей закончился, они ослабели и едва шли. Их перчатки промокли, руки замерзали. У обоих начались галлюцинации: Лачеделли «увидел» свою невесту, которая шла следом, Компаньони «встретил» товарища по команде, который погиб в июне. Наконец в вечерних сумерках 31 июля 1954 года штурмовая двойка водрузила итальянский флаг на вершине К2. Они спускались в темноте, останавливаясь, чтобы глотнуть бренди, и добрались до палатки глубокой ночью.
Когда Компаньони оказался в базовом лагере, он и не думал извиняться за палатку, а наоборот, требовал объяснить, почему кислород в баллонах иссяк так быстро. Но вскоре эйфория от победы заставила позабыть споры. Возвращаясь домой на роскошном круизном лайнере «Азия», альпинисты выступали единым фронтом – никто не рассказывал журналистам подробности о вынужденном биваке. Радио и телевидение сообщили о триумфе Италии всему миру, итальянское и пакистанское правительства наградили альпинистов, папа Пий XII благословил их. Восхождение Компаньони и Лачеделли было увековечено на почтовых марках и сигаретных пачках. Как позже сказал один из известнейших альпинистов Райнхольд Месснер, победа на К2 способствовала психологическому восстановлению итальянцев от позора фашизма и травм войны.
Но десятилетие спустя появились странные обвинения. Компаньони публично обвинил Бонатти в стравливании кислорода из его баллонов на восхождении. И это несмотря на то, что маска и шланг, с помощью которых это можно было сделать, находились в палатке Компаньони. Разгневанный Бонатти подал в суд за клевету и дело выиграл. Он не собирался забывать то, как с ним поступили, не забыли об этом и остальные участники экспедиции. Когда через пятьдесят четыре года после восхождения Компаньони скончался, львиную долю некролога в New York Times отвели его решению переставить палатку. Этот поступок на К2 закрепил за ним репутацию Иуды среди альпинистов.
Мехди после ампутаций вернулся домой, в Хунзу, и убрал свой ледоруб в сарай со словами, что больше не может его видеть. Со временем он научился ходить на своих культях. Итальянское правительство уведомило, что присвоило ему рыцарское звание. В последующие годы Компаньони написал Мехди десятки писем, но пакистанец так и не перевел ни одно из них[14].
* * *
После этих драматических событий на Дикую гору двадцать два года не мог взойти никто. Наконец в 1977 году успеха с помощью армии из полутора тысяч носильщиков добилась японская команда. В конце 1970-х власти Пакистана, ограничивавшие количество экспедиций на К2 до одной в год, стали выдавать больше разрешений. Наплыв альпинистов привел к росту числа жертв: в 1986 году всего за одно лето погибли тринадцать человек.
Одновременно менялся дух этого вида спорта. Высотные альпинисты первого поколения были гордыми «завоевателями бесполезного», первопроходцами. Но что осталось после покорения всех высочайших вершин? Альпинисты стали искать способы отличиться. Соревнуясь за внимание СМИ и спонсоров, они выбирали более сложные маршруты и более сложные условия. Просто дойти до вершины уже было недостаточно. Стали подниматься без искусственного кислорода, проходить все более сложными путями, восходить последовательно на два восьмитысячника, совершать зимние восхождения, «коллекционировать» восьмитысячники. И все это требовалось задокументировать и снять на видео.
Технологии совершенствовались. Сейчас GPS позволяет альпинистам находить путь в туман и метель, спутниковые телефоны обеспечивают связь, суперкомпьютеры предсказывают бури, у кошек появились передние зубья, качественные искусственные материалы пришли на смену тяжелой меховой одежде. Новое снаряжение сделало альпинизм, с одной стороны, более экстремальным, а с другой – более доступным. В 1990-х годах на Западе появились туристические компании, такие как Peak Freaks и Mountain Madness. Они организовывали всю логистику на популярных горах, в частности на Эвересте, получали для клиентов разрешение на восхождение, нанимали носильщиков, обрабатывали маршруты на склонах и брали за все от 30 до 120 тысяч долларов с человека.
Толпы заполонили Эверест. Любители, потренировавшиеся дома на тренажере, прибывали к горе, прикрепляли свои жумары к перильным веревкам и отправлялись наверх. Большинство шерпов, довольных, что получили постоянную работу, отмечали, что клиентам не хватает технических навыков, но с этим можно справиться. Они инструктировали слабых альпинистов не перенапрягаться и ставить во главу угла здоровье. «Мы, шерпы, дважды восходим на Эверест в рамках одной экспедиции, – рассказывал Чхиринг. – Сначала поднимаемся, чтобы провесить веревки и установить лагеря, затем спускаемся за клиентами и отводим их на вершину». Заголовок в газете The Guardian был еще более лаконичен: «Эверест: не очень выдающееся достижение». В подзаголовке замечалось: «Так много людей, в том числе знаменитостей, покорили Эверест, что это скорее курорт, а не дикая природа».
Проблема коммерческого альпинизма оказалась в центре внимания в 1996 году, когда пятнадцать восходителей расстались с жизнью на Эвересте, причем восемь из них – в один день. Мемуары Джона Кракауэра об этой трагедии «В разреженном воздухе» разошлись в количестве четырех миллионов экземпляров и стали финалистом Пулитцеровской премии[15]. Эта книга должна была отвадить разумных людей от такого рода мероприятий. Однако «эффект Кракауэра» сработал в обратном направлении. Большинство новичков, прибывавших в базовый лагерь Эвереста, все же имели некоторый опыт восхождений, но были и те, кто считал, что заплаченные 65 тысяч долларов гарантируют подъем на вершину вне зависимости от физических способностей или погодных условий. И когда таких клиентов на горе разворачивали назад ради их же безопасности, они подавали иски о нарушении условий контракта. Даже сэр Эдмунд Хиллари беспокоился, что из-за дилетантов «укореняется пренебрежительное отношение к горе».
ПРОБЛЕМА КОММЕРЧЕСКОГО АЛЬПИНИЗМА ОКАЗАЛАСЬ В ЦЕНТРЕ ВНИМАНИЯ В 1996 ГОДУ, КОГДА ПЯТНАДЦАТЬ ВОСХОДИТЕЛЕЙ РАССТАЛИСЬ С ЖИЗНЬЮ НА ЭВЕРЕСТЕ.
Наглядный пример здесь – смерть Дэвида Шарпа в 2006 году. Шарп, тридцатичетырехлетний учитель математики, спускаясь с вершины Эвереста, упал без сил и повис на перильной веревке. Это произошло менее чем в 250 метрах от верхнего лагеря. В течение следующих двенадцати часов мимо умирающего человека прошли к вершине около сорока альпинистов. Некоторым показалось, что Шарп просто отдыхает. Другие заявили, что он явно был в беде и его можно было спасти, если бы кто-то решился помочь. Но помощь никто не оказал. Попытки что-то сделать предприняли лишь на спуске. Но к тому времени было уже слишком поздно. Шарпа просто оставили умирать. Желание попасть на вершину взяло верх над человечностью.
Подъем на Эверест потерял чистоту и престиж, и тогда профессиональные альпинисты переключились на К2. Сложность восхождения помогала горе избежать коммерциализации. Успешный подъем на нее без кислородных баллонов стал кратчайшим путем получить славу и внимание СМИ и спонсоров. Дикая гора получила еще одно название – Гора альпинистов, и шерпы тоже захотели взойти на нее. Ведь они были самыми сильными на Эвересте: удерживали рекорды в первенстве, скорости и количестве восхождений. Поэтому с каждым годом как-либо выделиться здесь становилось все сложнее. На высочайшую гору мира поднялись сотни шерпов, но только два представителя этой народности побывали на вершине К2 без кислородных баллонов.
Чхиринг собирался стать третьим, но его жена, Дава, считала, что это совсем ни к чему. Чхирингу уже было за тридцать, он обзавелся семьей, домом, а его бизнес рос, равно как и живот. К 2007 году Дава решила, что убедила мужа. «Он стал более рассудительным, – говорила она. – К2 – это несбыточная мечта. И даже если представится случай, я уверена, что смогу остановить его». Но в глубине души Чхиринг не отказался от восхождения. Он продолжал искать возможность. После десяти лет мечтаний эта возможность появилась. Ею стал Эрик Мейер.
* * *
Мейер работал анестезиологом в Колорадо. В середине 1980-х годов он шесть недель провел в декомпрессионной барокамере в рамках исследований под названием «Эверест II». Ученые ставили многочисленные эксперименты, чтобы выяснить, как недостаток кислорода влияет на организм. Эрику прокалывали мышцы, чтобы выяснить степень их атрофии, вводили зонды в артерии, чтобы проверить, насколько ухудшилась работа сердца. В обмен на все это Эрик получил четыре тысячи долларов, которые потратил на поездку в горы.
Он бегал ультрамарафоны, занимался триатлоном, выявляя границы своих возможностей, тренировал и ум, и тело. Каждое утро он в течение часа занимался йогой, его морозилка была набита коктейлями из очищенных водорослей, сока брокколи и побегов ячменя. Он изучал боевые искусства в Азии. Все это положительно сказывалось на внешнем виде Мейера. Его кожа была настолько гладкой, что казалась покрытой лаком, а шевелюра сияла здоровьем так, что волосы едва ли не светились в темноте. У него почти не было жира. Грациозный и спокойный, он разговаривал с уверенностью гуру медитации.
В 2004 году Эрик развелся и, чтобы преодолеть стресс, отправился на Эверест. На восхождении Эрик заметил Чхиринга. Все поднявшиеся в передовой базовый лагерь люди казались изнуренными, а Чхиринг был полон энергии. Руки шерпы были мощнее, чем ноги у большинства восходителей. Он ставил палатки и провешивал веревочные перила быстрее, чем его напарники. При росте в 175 сантиметров он переносил огромные, невероятные грузы. «Никогда еще не доводилось видеть такого сильного человека, – вспоминал Эрик. – Захотелось с ним познакомиться. Мы заговорили и быстро подружились. Я знал, что приобрел друга на всю жизнь».
Чхиринг рассказывал Эрику о мечте подняться на К2, о своей деревне, о дочерях, о матери, умершей в родах. Эрик рассказывал Чхирингу о своей волонтерской работе, целью которой было улучшить здравоохранение и снизить младенческую смертность в развивающихся странах. Чхиринг и Эрик вместе ели рис и дал, вспоминали разные истории и обменивались советами по технике восхождения. Они медитировали вместе. «Он не относился ко мне как к наемному работнику, – вспоминал Чхиринг. – Для Эрика я был равным. Мы стали братьями». После восхождения на Эверест Эрик пригласил Чхиринга приехать в Колорадо.
Так летом 2007 года Чхиринг и Дава оказались в Стимбот-Спрингс, известном горнолыжном курорте. Здесь повара в забегаловках называют свои сэндвичи в честь первопроходцев, а дети учатся кататься на лыжах, едва встав на ноги. Чхиринг сразу почувствовал себя в своей тарелке. Они с Эриком катались на велосипедах по горным тропам и взбирались на скалы. Они налегали на лапшу, которую Дава готовила на кухне Эрика, и бегали марафоны. Чхиринг начал водить пикап по проселочным дорогам, а чтобы не терять форму, стал учиться класть фундамент. «Казалось, он вообще не устает, таская мешки с цементом», – вспоминала подруга Эрика Дана Тредвей. Словом, это был идеальный отпуск, пока на горизонте не показалась К2.
Однажды Эрик сказал Чхирингу, что планирует уволиться с работы, купить разрешение у правительства Пакистана и взойти на Дикую гору. Не хочет ли Чхиринг составить компанию? Не как высотный носильщик, а как полноправный член команды, в которой уже было пять человек: три американца, швед и австралиец. Расходы возьмут на себя спонсоры, например Warid Telecom, так что Чхирингу нужно заплатить всего три тысячи долларов. Ему не придется нянчиться с кем-либо, а можно будет целиком сосредоточиться на восхождении. Команда пойдет по маршруту Абруцци по юго-восточному склону К2 без искусственного кислорода. В случае успеха Чхиринг попадет в элиту высотного альпинизма.
Шерпу не надо было уговаривать. Другое дело Дава. «Я не хотел вмешиваться, – вспоминал Эрик. – Есть много причин отказаться от восхождения. Я не мог гарантировать ей, что он вернется».
Дава, в отличие от мужа, плохо владела английским, поэтому не знала о планах, которые он строил с Эриком. Чхиринг рассказал ей все почти перед самым отъездом. Когда отпуск подошел к концу, Чхиринг усадил Даву на диван, вставил диск в DVD-плеер и нажал кнопку на пульте. На экране появилась игрушечная горилла в красной гавайской рубашке и сказала: «Я – Мёрф. Может быть, я выгляжу не очень, но могу многое».
«Мёрф идет на К2» – посредственный документальный фильм для детей, показывающий, как кукла благополучно поднимается на второй по высоте восьмитысячник мира. Когда экран погас, Дава, еще не веря, повернулась к мужу. Теперь она поняла, о чем ее муж разговаривал с Эриком. Неужели Чхиринг на самом деле собирается лезть на К2, как эта игрушка?
Больше всего сейчас она хотела выбежать из дома Эрика и пройти пять километров пешком до аэропорта. Но вместо этого Дава выдавила улыбку и спокойно сидела два часа, пока ее муж и Эрик шутили на языке, который она не понимала.
Когда Чхиринг и Дава вернулись вечером в свой гостевой дом, Чхиринг вел себя так, будто ничего не случилось. Он разулся, сел на пол, скрестив ноги, и начал молиться. Сидя лицом к Скалистым горам, он сжимал буддистские четки и повторял мантру «Ом мани падме хум». Этот обряд, который Чхиринг проводил дважды в день, должен был вызывать сострадание. Дава обычно молилась вместе с ним, но в тот вечер она и так проявила достаточно сострадания, держа рот на замке. Теперь настала ее очередь говорить.
– Ты оскорбляешь богов, – сказала она.
Чхиринг продолжал повторять мантру.
– Ты слышишь меня? Восхождение на К2 – грех, – снова обратилась Дава к мужу.
Чхиринг повторял мантру еще десять минут, а затем встал и быстро ушел в спальню, стараясь не смотреть в глаза жене.
Дава смотрела ему вслед и собиралась с духом. Чхиринга нельзя было назвать плохим отцом или плохим мужем… Но она собиралась сказать ему кое-что. Дава подошла к двери в спальню и открыла ее. «Ты наркоман», – сказала она. Лежавший на постели Чхиринг отвернулся к стене.
Позже ночью Дава лежала рядом с Чхирингом в ожидании сна. Прошел час. Она вслушивалась в дыхание мужа. Она знала, что он не спит, и решила продолжить: «Если ты полезешь на эту гору, я уйду».
Она никогда не говорила раньше ничего подобного, и очевидно, что это был блеф. В Непале женщина с двумя детьми крайне редко разводится с мужем. Общественное мнение будет не на ее стороне. Равно как и судебная система. «Но что еще я могла сделать? – вспоминала Дава. – Можно было просить, умолять, объяснять, почему нельзя идти туда, но он – мужчина. А в Непале мужчина решает все».
Дава заплакала. Спустя некоторое время Чхиринг сказал то, что она хотела услышать. Никто не должен подниматься на К2. Он буддист. У него есть дети. Восхождение стоит столько же, сколько стоит дом. И он не может рисковать жизнью, чтобы побывать на вершине, потому что шансы выжить на К2 ниже, чем в русской рулетке. Восхождение само по себе бессмысленно.
Но люди идут в горы не потому, что это имеет смысл. Можно придумать множество причин. Восхождение помогает обрести смысл жизни, дает друзей одинокому, хорошую репутацию – отверженному, острые ощущения – пресытившемуся жизнью. Но само стремление оказаться на вершине вне логики. Как и любая страсть. Как и полет на Луну. Есть много других занятий. Более безопасных, более дешевых, имеющих больше смысла. Но дело не в этом.
Утром, когда Эрик спросил Чхиринга, пойдет ли он на К2, шерпа даже не посмотрел на жену. Он не взял время на раздумье. Не стал объяснять и описывать жертвы, на которые придется пойти его семье. Он уже двадцать лет знал ответ и потому ответил сразу же.
Да.
Принц и носильщик
Королевский дворец Нараянхити, Катманду, Непал, вечер 1 июня 2001 года
За пару часов до массового убийства наследный принц Непала Дипендра развлекал королевскую семью. Он играл в бильярд, разливал напитки и шутил по поводу своего грядущего тридцатилетия. Последовавшая вскоре кровавая бойня в стиле Тарантино разожгла пожар гражданской войны в Непале и лишила крова сто пятьдесят тысяч непальцев, в том числе крестьянина по имени Пасанг Лама, который зарабатывал на жизнь, выращивая картофель.
Путь Пасанга к К2 начался около восьми вечера 1 июня 2001 года, когда два десятка членов династии Шах – абсолютных правителей Непала с 1768 года – собрались в главном корпусе дворца Нараянхити в Катманду – огромной постройке розового цвета за высокими воротами и покрытой плесенью оградой.
Наследный принц, коренастый плейбой по прозвищу Диппи, в тот вечер был хозяином вечера. Дипендра получил образование в Итоне, престижной английской школе-пансионе, имел черный пояс по карате и обожал оружие с тех пор, как в восемь лет получил в подарок первый пистолет. А еще Диппи был влюблен в «неправильную» женщину – во всяком случае, так считала его семья.
В тот вечер принц думал о своей избраннице. Наблюдая за игрой в бильярд, Дипендра выпил несколько порций виски Famous Grouse и выкурил сигарету с некоей черной субстанцией, вероятно опиумом. Когда наркотик подействовал, Дипендра потерял контроль над собой. Его речь стала нечленораздельной, он начал натыкаться на мебель, а потом упал на пол. Несколько родственников оттащили его в спальню.
Оттуда принц позвонил своей девушке Девьяни Рана, чей социальный статус в кастовой системе был ниже. Родня приказала Диппи порвать с ней. Принц должен был жениться на женщине, которую выбрала его мать, или лишиться королевского статуса. Дипендра говорил с Девьяни заплетающимся языком. Закончив разговор, он снова набрал ее номер и снова повесил трубку.
Девьяни перезвонила охране принца и попросила посмотреть, что с ним. Она боялась, что он может причинить себе вред. Телохранители кинулись в спальню и обнаружили принца лежащим на полу. Они подняли его и помогли дойти до ванной комнаты, где его вырвало. Охранники умыли Дипендру и отвели в постель.
Оставшись один, принц снова позвонил девушке. Он сказал Девьяни, что любит ее и постарается заснуть. Но вместо этого он надел форму цвета хаки, армейские ботинки и черные кожаные перчатки. Затем зарядил оружие: пистолет «Глок», модифицированный пистолет-пулемет MP-5K, автоматическую винтовку M16 с лазерным прицелом и помповое ружье SPAS 12. Взяв как минимум два вида оружия, принц, спотыкаясь, пошел в бильярдную, где собралась почти вся королевская семья. Среди родственников был король Биренда Бир Бикрам Шах. Согласно индуистской традиции, король Непала считался полубогом, реинкарнацией Вишну. Бирендра стоял у бильярдного стола, пил коньяк и разговаривал с родственниками об опасности высокого уровня холестерина в крови.
Когда его сын вошел в комнату в военной форме, сжимая в руках ружье и пистолет-пулемет, король, казалось, не встревожился. Возможно, он подумал, что принц пришел показать новое оружие из арсенала. «Дипендра уже довольно взрослый, чтобы так наряжаться», – заметила одна королевская родственница другой. Король шагнул навстречу сыну.
Собравшиеся продолжали смотреть на принца, и в этот момент он нажал на курок. Две пули из пистолета-пулемета попали в короля. Бирендра упал на пол, кровь пропитала парадную рубашку. «Что ты наделал?» – были его последние слова, обращенные к сыну, если верить официальным сообщениям.
Держа оружие одной рукой, Дипендра не мог как следует контролировать отдачу. Несколько пуль попали в потолок и стену. Расстреляв обойму, Дипендра отбросил пистолет-пулемет и вышел из помещения. Два родственника бросились к королю и попытались остановить кровотечение. «В конце концов кто-то закричал, но большинство находились в ступоре и просто стояли и смотрели», – вспоминал зять Дипендры, Горакх Рана.
Через несколько секунд Дипендра вернулся, держа в правой руке M16, а в левой – пистолет. Он еще раз выстрелил в короля в упор. Дипендра «выглядел в точности как Терминатор, был очень сосредоточен, на лице не отражалось никаких эмоций», – вспоминала его тетя, принцесса Кетаки Честер.
Дхирендра, дядя принца, вскинул руки, пытаясь успокоить убийцу. «Хватит, остановись», – сказал он. Дипендра молча направил дуло М16 на дядю и нажал на спуск, затем расстрелял обойму в тех, кто пытался остановить кровотечение у короля. После этого принц снова вышел из бильярдной на веранду.
Но в следующий момент, словно он что-то забыл, Дипендра вернулся. Он открыл беспорядочный огонь по собравшимся, а затем ходил, пинал тела, чтобы определить, кто еще жив. К этому моменту оцепенение, в котором находилось большинство членов королевской семьи, прошло. Кто-то кричал, несколько человек спрятались за диваном. Кто-то бросился в коридор и выбежал в сад. Дипендра тоже вышел в сад, а затем бросился вверх по лестнице в королевские апартаменты.
Его брат, принц Нираджан, побежал за ним. Следом, отстав, бежала мать, королева Айшварья. Дипендра остановился, развернулся на лестнице и прицелился. Его брат упал. И тогда королева сдалась. «Ты убил своего отца. Ты убил своего брата. Убей и меня», – сказала она. Дипендра выстрелил ей в лицо, и тело Айшварьи покатилось по ступенькам.
Затем принц пошел через сад. Стояла теплая и влажная ночь, наполненная пением цикад. Летучие мыши висели на деревьях, а по стеклам оранжереи стекал конденсат. Дипендра медленно добрел до мостика через декоративный пруд с лягушками, поднял пистолет к голове и нажал на спусковой крючок. Пуля вошла в голову за левым ухом, пробив череп насквозь. Принц упал на траву рядом со статуей Будды. Менее чем за пять минут Дипендра расстрелял тринадцать членов королевской семьи и пытался покончить с собой.
На следующее утро врачи военного госпиталя, куда доставили раненых и тела убитых, объявили, что в результате бойни погибли девять человек. Сам принц находился в коме. После похорон погибших официальный представитель дворца выступил с заявлением, что причиной массового убийства стала «случайная стрельба из автоматического оружия». Дипендра не был назван преступником.
Это была неловкая попытка замять случившееся. Непальцы не знали точно, что произошло, но имелись предположения. Некоторые считали, что индийские шпионы подставили Дипендру и организовали массовое убийство, пытаясь установить марионеточный режим.
Другие выдвигали сверхъестественные объяснения, основанные на хорошо известном в Непале прорицании. Легенда гласит, что династия Шахов должна была пасть, так как первый король ее, Притхви Нараян, прогневал бога Горакхнатха. Это случилось более двух веков назад. Король повстречал отшельника и предложил ему чашу дахи – кисломолочного продукта. Святой съел угощение, но его вырвало. Неожиданно отшельник предложил королю съесть извергнутое им. Притхви Нараян с отвращением выплеснул белую массу в лицо отшельника, запачкав его руки, которыми тот прикрылся. Тогда святой раскрыл свою божественную сущность и проклял Шаха, сказав, что его династия просуществует лишь десять поколений, по одному на каждый из испачканных пальцев.
Десять поколений спустя королевский астролог сказал: «Я знал, что что-то надвигается. Но как можно сказать своему покровителю, что его сын вот-вот совершит массовое убийство?»
Через шестнадцать часов после бойни был коронован представитель одиннадцатого поколения династии. Находящийся в коме Дипендра пробыл правителем всего два дня. Когда его отключили от системы жизнеобеспечения, власть вернулась десятому поколению монархов – королем стал его дядя, Гьянендра.
Тогда на улицы вышли протестующие, считавшие Гьянендру «дурной кровью». Утверждалось, что королевские астрологи осмотрели Гьянендру после рождения и объявили, что он не годится на роль правителя. Тем не менее мальчик в трехлетнем возрасте ненадолго стал королем, когда его дед, король Трибхуван, был вынужден отправиться в изгнание вместе с большей частью семьи. Когда Шахи вернулись на престол, маленький Гьянендра был лишен короны. Мальчик рос угрюмым;[16] даже на фотографиях во время его второй коронации он все еще выглядит мрачным. Да и верноподданные относились к нему с подозрением. Почему дети Гьянендры остались в живых? Не он ли задумал это массовое убийство?
После того как следователи закончили работать на месте преступления, Гьянендра приказал разрушить бильярдную комнату, в которой произошла бойня. К моменту, когда появились первые результаты расследования, Шахи потеряли доверие, и маоистские мятежники воспользовались их слабостью.
За несколько лет своего правления Гьянендра дискредитировал королевскую власть и стал олицетворением всех недостатков непальской феодальной системы. В роду Шахов за двести тридцать девять лет правления имелись несколько неуравновешенных представителей. Например, в восемнадцатом веке Притхви Нараян отрезал губы своим оппонентам, в девятнадцатом – король Сурендра бросал своих придворных в колодцы, в двадцать первом принц Парас, по слухам, задавил своим Mitsubishi Pajero популярного музыканта, потому что тот не хотел играть по его заказу. Но тем не менее Шахи в соответствии с Конституцией продолжали оставаться неподсудными, королевская семья вела экстравагантный и возмущавший многих образ жизни.
Маоисты обещали отдать власть народу, перераспределить землю, уравнять в правах женщин и отменить кастовую систему[17]. Коалиция коммунистических партий почти получила большинство на выборах в парламент 1991 года, а через пять лет маоисты объявили о начале «народной войны» с целью свержения монархии и установления республики. В течение следующего десятилетия им мало что удалось сделать, но они набрали силу, формируя армию, захватывая оружие в полицейских участках и запасая самодельные взрывные устройства. Когда непопулярный Гьянендра пришел на смену всеми любимому королю Бирендре, маоисты поняли, что пришло время нанести удар.
Мятежники стали брать под контроль деревни в отдаленных районах, где присутствие центральной власти порою было чисто номинальным. Они врывались в школы, расстреливали учителей, а подростков заставляли вступать в свои ряды. Маоисты пытали своих противников и выставляли на всеобщее обозрение их изуродованные тела. В конце концов они фактически устроили блокаду Катманду и получили контроль над многими провинциями страны.
В ответ парламент принял закон «О террористической и подрывной деятельности», позволяющий арестовывать маоистов на девяносто дней и жестко допрашивать их. Король Гьянендра приостановил деятельность избранного правительства, ввел в стране военное положение, взяв на себя управление армией. Последовали аресты журналистов и казни подозреваемых в терроризме. «В Непале налицо острый кризис в области соблюдения прав человека», – говорилось в отчете Генеральной ассамблеи ООН. Правозащитники фиксировали пытки, избиения, политические убийства, похищения, публичные казни и сексуальное насилие.
Гражданская война в Непале продолжалась до 2006 года. Правительство контролировало долину Катманду и несколько регионов, но маоисты проникли почти в каждую деревню. За эти годы были убиты около тринадцати тысяч человек, около ста пятидесяти тысяч были вынуждены покинуть свои дома. Безработица выросла до пятидесяти процентов.
В конце концов маоисты отчасти добились своего. В июле 2008 года монархия была упразднена, и Непал провозгласили федеративной республикой. После этого коммунисты несколько раз приходили к власти, побеждая на выборах, но протесты и насилие продолжались.
В разгар гражданской войны Пасанг Лама ютился в однокомнатной квартире в Катманду с семью другими беженцами. Его деревня в Восточном Непале оказалась в зоне боевых действий: королевская армия арестовывала и расстреливала мужчин его возраста. Пасанг не мог вернуться домой, а семья нуждалась в деньгах.
Несмотря на гражданскую войну, альпинисты продолжали совершать восхождения в Непале, платя носильщикам около трех долларов в день за подъем грузов. Такая работа не требовала особых навыков, нужна была лишь грубая сила, это был один из немногих вариантов заработка для таких, как Пасанг. Загнанный войной в раздираемую беспорядками столицу, население которой жило при комендантском часе и в ожидании бомбежек, семнадцатилетний крестьянин стал носильщиком[18].
* * *
Пасанг Лама использовал мнемонику, чтобы научить англоговорящих клиентов произносить его имя. «Па-сонг («song» – англ. «песня»), – говорил он, – потому что я всегда пою». В походах Пасанг вприпрыжку спускался по тропам, отбивая ритм камнем о камень, и напевал непальскую мелодию, похожую на популярную американскую песню «Возьми меня с собой на бейсбол». Из-за высокого голоса на него обращали внимание даже дзо – они переставали пережевывать жвачку.
Пасанг носил шлем с надписью «Джокер»[19] и полностью оправдывал это прозвище. Он подкладывал камни в спальные мешки и рюкзаки друзей. Заворачивал гальку в конфетные фантики и угощал детей. Ночью он мог построить над палатками башни из веток и мусора. Когда обитатели утром выбирались наружу и на них обрушивались эти «леса», Пасанг громко смеялся, запрокинув голову, и убегал в поисках следующей жертвы.
Но когда Пасанг не был занят в походах или восхождениях, он становился другим. В Катманду он редко пел или шутил, скрывая веселость под броней стеснительности и осторожности. Люди наподобие Чхиринга привязываются к новым знакомым с энтузиазмом лабрадора независимо от ситуации. Пасанг же в Катманду держался в стороне, сохранял дистанцию. Когда новые знакомые раскрывали объятия, он лишь протягивал руку для рукопожатия. Когда группа новых клиентов садились ужинать, глаза Пасанга обшаривали помещение, готовые заметить малейшую опасность. Часто требовалось несколько часов, чтобы Пасанг улыбнулся незнакомцу, но когда улыбка появлялась на его лице, она была искренней.
Невысокий, ростом едва ли метр шестьдесят, Пасанг обладал ладонями шершавыми, как кошачий язык. В свои двадцать четыре он выглядел на пятнадцать. Тогда он и получил прозвище Маленький Пасанг. Клиенты иногда сомневались, что перед ними взрослый, и просили «другого носильщика, более опытного, чем этот малыш». Чтобы выглядеть солиднее, Пасанг редко брился, но это не помогало – борода не хотела отрастать.
Родная деревня Пасанга, Хунгунг, находится у границы с Тибетом в долине реки Арун, в верхнем ее течении, неподалеку от восьмитысячника Макалу, пятой по высоте горы в мире. Десятилетия напролет непальское правительство запрещало антропологам, журналистам и представителям гуманитарных организаций посещать эту чувствительную приграничную зону. Но туда сравнительно легко проникнуть. Чтобы добраться до Хунгунга от ближайшей взлетно-посадочной полосы, расположенной в городке Тумлингтар, придется день проехать на джипе, а затем предпринять десятидневный поход.
Тропы, ведущие в деревню, вьются вокруг колоннообразных известняковых образований. В соответствии с буддистским обычаем все путешественники обходят эти известняки слева. Даже тибетские мастифы из Хунгунга следуют этому правилу. Деревенские дома из камня и глины выстроены посреди террасированных полей. Через центр деревни бежит ручей, обеспечивая жителей проточной водой, электричество вырабатывается солнечными батареями, установленными на крышах давно забытой неправительственной организацией. В медпункте есть антибиотики, но нет врачей.
Всего в регионе живет около двухсот пятидесяти человек. Когда-то Хунгунг был центром торговли лекарственными травами, а теперь в единственном магазине продаются фонарики, леденцы, мазь «Неоспорин» и коммунистические манифесты, текст которых, как ни странно, написан на французском. Жители говорят на ачжак бхоте, исчезающем языке, производном от тибетского, и верят, что являются потомками древнего клана священников, когда-то ответственного за защиту царей Тибета. Большинство обитателей Хунгунга – буддисты, в основном они занимаются сельским хозяйством и кузнечным делом, а также пасут скот.
Пасанг, старший из четырех детей, воспитывался без отца. Пхурбу Ридар Бхоте работал на альпинистов и перебрался в Катманду, когда его сыну исполнилось шесть. Пхурбу навещал свою семью раз в два или три года. Иногда Пасангу снилось, что отца похоронила лавина, но лама Хунгунга успокаивал мальчика. С помощью ясновидения лама рассказывал Пасангу, где находится отец, на Эвересте или на К2, и передавал сообщения, отправленные Пхурбу во время молитв. Лама сказал Пасангу, что его отец хочет, чтобы он учил математику. Пасанг читал все книги, которые мог найти, и старался регулярно посещать школу, но семья жила впроголодь. Юноша засевал поля просом и ячменем, сажал картофель, а также собирал хворост и убирал дома более состоятельных односельчан в обмен на рис или несколько монет.
Когда Пасангу исполнилось пятнадцать, пришла весточка от отца с предложением переехать в Катманду. После десяти лет экономии и тяжелой работы Пхурбу скопил около тысячи долларов – сумму достаточную, чтобы отправить сына сначала в частную среднюю школу, а потом в университет. «Я хотел, чтобы он держался как можно дальше от гор, – говорил Пхурбу. – Кто станет заниматься альпинизмом, имея выбор? Гибель в горах – вопрос времени. Я не хотел, чтобы мой первенец умер раньше меня. Ему надо было получить образование. Я ходил в горы, чтобы ему не пришлось заниматься этим».
Перед отъездом в Катманду Пасанг поменял фамилию с Бхоте на Лама, чтобы происхождение не мешало карьере. Пасанг – бхотия, тибетская народность, культурно несколько отличающаяся от шерпов. Хотя у этих двух групп сходные верования и ритуалы, бхотия чаще сталкиваются с дискриминацией. Словно иммигрант, берущий псевдоним Рокфеллер, Пасанг выбрал фамилию Лама (самая высокая каста у шерпов), чтобы в городе на него не смотрели свысока[20].
С новым именем Пасанг Лама отправился в Катманду в поисках новой жизни. Все десять дней похода до ближайшей дороги он планировал свое будущее. Во-первых, он получит диплом, это даст возможность получить достойную работу. Затем он разбогатеет и сможет отправить братьев и сестер в частную школу в городе. Еще он купит солнечные батареи для своей матери. Может, даже построит ей новый дом. Когда Пасанг добрался до шоссе и возле него остановилась огромная грохочущая железная коробка, он убедил себя, что возможно все. Подросток еще никогда не видел автобуса, но уверенно вошел в него. Прежняя жизнь осталась позади.
В течение нескольких дней, пока автобус трясся по разбитой дороге, Пасанг наблюдал, как меняется мир за окном. Грязный воздух и шум долины Катманду потрясли его. Как миллион человек могут ютиться в такой невыносимой тесноте? А автобус все ехал, и юноша начал тосковать по широкому небу Хунгунга. И вот конечная остановка в Баладжу, густонаселенном районе к северо-западу от центра столицы. Пасанг поселился со своим отцом и шестью другими родственниками в однокомнатной съемной квартире. Ночью все спали на одном матрасе, а днем ставили его к стенке, чтобы освободить место. Туалетом служила яма во внутреннем дворе.
Пасанг пошел учиться в среднюю школу Британской гуркхской академии, где велось преподавание с упором на коммерческую деятельность. Одноклассники смеялись над ним. «Они показывали на меня пальцем и кричали: «Бхотия, бхотия!» – вспоминал Пасанг. – Они называли меня неотесанным деревенщиной». Подросток пытался не отставать в учебе, но ему трудно было усваивать информацию на непали, чужом для него языке. Он провалил экзамены в первый год, что стоило его семье немалых денег. Обескураженный Пасанг на один сезон вернулся в Хунгунг, чтобы собрать урожай картофеля. В сентябре 2000 года он вновь отправился в Катманду учиться. На этот раз дела с учебой пошли гораздо лучше, но массовое убийство членов королевской семьи в июне сорвало проведение экзаменов. В Катманду ввели комендантский час.
В Хунгунге было гораздо хуже. Подразделения королевской армии вошли в деревню во время праздника и публично казнили трех ровесников Пасанга, подозреваемых в терроризме. В районе начались бои. Мать и другие родственники Пасанга бежали.
«Оставаться там было небезопасно, особенно одной с детьми», – рассказывала мать Пасанга – Пхурбу Чеджик Бхотени. Но билеты на автобус стоили слишком дорого. Неся на себе двух малышей и пожитки, Пхурбу прошла с поврежденной ногой весь путь до Катманду, на что ушло больше месяца. Они добрались до города, измученные и страдая от недоедания, весной 2002 года.
Жить всем в однокомнатной квартире не представлялось возможным, так что Пасанг, его мать, отец, две младшие сестры, младший брат и еще несколько отчаявшихся родственников переехали в отдельную комнату, которая стоила больше, чем они могли себе позволить. Еда, аренда и квартплата стали приоритетней образования, и Пасангу пришлось искать работу.
Конкуренция была жестокой. Беженцев было много, они брались за любую работу. Зарплата снижалась, безработица росла. Через три месяца Пасангу удалось кое-что найти, но платили мало. Ему предложили три доллара в день за работу носильщика – нужно было нести грузы к священным озерам Госайнкунд к северу от города.
Но Пасанг был благодарен и за это. Он перетащил поклажу через предгорья Гималаев. Имея в послужном списке один такой поход, Пасанг теперь мог легче находить аналогичную работу. Как-то с ним подружился американский турист, предложивший оплатить обучение, так что в несезон Пасанг стал ходить на занятия. Но он больше не хотел изучать коммерцию. Школьник не мог обеспечить семью, а носильщик мог.
Работа тем не менее ему не нравилась. Пасанг плохо понимал общий для носильщиков язык непали и не знал всех тонкостей профессии. Одно недоразумение чуть не стоило ему работы. В 2004 году Пасанг нес рюкзак, набитый консервированными фруктами, энергетическими батончиками, супами-концентратами и керосином, в базовый лагерь Аннапурны – восьмитысячника, название которого переводится как «богиня урожая». Пасанг не взял еды для себя, рассчитывая, что кормить его будут наниматели. Но в этот раз условия были другими. И Пасангу пришлось выпрашивать остатки у повара экспедиции, собирать объедки с тарелок клиентов перед тем, как их помыть, и обменивать одежду на еду. Некоторое время юноша кое-как сводил концы с концами, но когда сроки экспедиции продлились, стало худо. Коллеги по цеху более не могли делиться с ним едой. Жалея его, повар приготовил рагу из съедобных кореньев, собранных в окрестностях лагеря, и дал большой пакет концентрата напитка из лимона и лайма. Этого хватило на три дня. Когда напиток закончился, Пасанг начал шататься от голода.
Перетаскивая очередной груз весом в тридцать шесть килограммов, он мог думать только о еде. Вскоре мышцы его стали дрожать, он с трудом переставлял ноги. «Я понял, что потеряю сознание, если не найду что-нибудь съестное», – вспоминал Пасанг. Он не собирался просить о помощи западных альпинистов. «Это просто нельзя делать, – говорил он. – Носильщиков нанимают не для того, чтобы они что-то выпрашивали или жаловались». Поступи он так, другие работники предупредили бы компанию, нанявшую его, и имя Пасанга попало бы в черный список.
Воровство оказалось безопасней. После четырех дней голода Пасанг свернул с тропы и спрятался за валуном. Сняв груз, он порылся в одном из рюкзаков, достал банку консервированных мандаринов и начал бить ее об камень. Металл лопнул, и его край глубоко порезал кожу между средним и указательным пальцами. Кровь текла на банку, но Пасанг улыбался. Он отогнул крышку, пил сладкий сироп и вытряхивал вкусные дольки в рот. Сахар наполнил его тело силой. Перекусив, Пасанг обвязал тряпкой кровоточащую руку и снова взвалил груз на спину.
В тот день на тропе Пасанга преследовали видения – сладкие дольки в сиропе, тающие во рту. Ему хотелось открыть и другие банки, он сопротивлялся этому желанию в течение дня, однако вечером украл еще одну банку – с тунцом. Другие носильщики, может, и заподозрили что-то, но хранили молчание. Так Пасанг перебивался еще три дня, пока работа не закончилась. «На треке к Аннапурне я в первый и последний раз в жизни занимался воровством», – сказал он.
После Аннапурны предложения посыпались как из рога изобилия. Клиенты называли Пасанга носильщиком, но сам он, вскоре начавший провешивать перила, ставить палатки и переносить снаряжение по леднику, считал, что поднялся на ступень выше. К моменту первого восхождения на Эверест весной 2006 года юноша, без сомнений, мог считаться альпинистом.
Гражданская война в тот год сбавила обороты, в ноябре маоисты объявили перемирие, но мать Пасанга сомневалась, что конфликт прекратится. Пхурбу Чеджик отказалась возвращаться в Хунгунг, сказав, что видела достаточно насилия. Она осталась с детьми в Катманду, а Пасанг продолжал содержать семью, зарабатывая тем, что считал временной работой.
В мае 2008 года Пасанг получил предложение, которое подняло ставки. Он сопровождал кореянку по имени Го Ми Сун, более известную в альпинистских кругах как мисс Го, на Лхоцзе, четвертую по высоте гору в мире. На спуске с вершины мисс Го рассказала Пасангу о своей мечте. В мире насчитывается четырнадцать гор высотой более восьми километров, сказала мисс Го, и она собиралась стать первой женщиной, которая поднимется на них. Пять пиков уже пройдены, следующий на очереди – К2. Не хочет ли Пасанг пойти с ней?
Пасанг был немного влюблен в мисс Го. Кореянка делилась с ним энергетическими батончиками, спрашивала, есть ли у него девушка, они вдвоем ели в кухне-палатке. Когда ее партнер по восхождению, мистер Ким – Ким Чже Су, терял хладнокровие, мисс Го все улаживала. Для Пасанга она была сродни ангелу, и он доверял ей.
По возвращении в Катманду у Пасанга оставалось несколько дней на принятие решения. Он воспользовался интернетом, чтобы больше узнать о мисс Го. В Азии ее боготворили. После падения с шестидесятиметровой высоты и серьезной травмы позвоночника мисс Го вернулась в мир спорта, став звездой азиатских Экстремальных игр. Кореянку поддерживали такие фирмы, как Nike, Kolon Sport, и ее фан-клуб.
Но были и критики. Они называли ее «женщиной на бегу», считали безрассудной, всецело занятой рекламными трюками. Людей, поднявшихся на все четырнадцать восьмитысячников, можно пересчитать по пальцам, и у первого, кто сделал это, итальянца Райнхольда Месснера, которого многие считают величайшим из альпинистов, на эти восхождения ушло более шестнадцати лет. Один из крупнейших производителей спортивной одежды, компания Kolon Sport, не мог ждать так долго, поэтому платил мисс Го, чтобы она сделала это в четыре раза быстрее. Правда, в отличие от Месснера, мисс Го привлекала помощников и восходила с использованием искусственного кислорода, одновременно рекламируя линию одежды.
Оставив на время в стороне свои чувства к мисс Го, Пасанг попытался оценить восхождение на К2 с точки зрения выгоды и обратился за советом к отцу. К его удивлению, Пхурбу Ридар назвал эту возможность удачей. Конечно, Пасанг мог погибнуть, но Пхурбу считал, что это вряд ли случится, особенно если в деле участвует красивая женщина. Заняться торговлей пока не представлялось возможным, так как маоисты все еще вставляли палки в колеса. Если альпинизму суждено стать работой Пасанга, лучше сделать карьеру, пока нет жены и детей. Пхурбу посоветовал сыну не только переносить грузы, но и взойти на вершину. Когда сам он в 1994 году работал на склоне К2, успех клиентов был превыше всего, поэтому Пхурбу остался в лагере и кипятил воду, чтобы вернувшимся после штурма горы было что пить. Позднее он жалел о своем решении. А Пасанг не должен ни о чем жалеть. Покорение К2 будет гордостью семьи и позволит оплатить счета на год вперед.
Более того, четыре двоюродных брата Пасанга будут в корейской команде. Церинг Лама был, как и Пасанг, двадцати с небольшим лет и неженатый. У Джумика Бхоте жена была на восьмом месяце и готовилась родить в отсутствие мужа. У Большого Пасанга Бхоте было двое малышей. У Нгаванга Бхоте, повара команды, тоже были жена и дочь, но экспедиция на К2 давала слишком большой заработок, чтобы им пренебречь.
Почти убежденный, Пасанг пошел к двоюродному старшему брату – Большому Пасангу, чтобы узнать его мнение. Большой Пасанг одобрил участие в экспедиции, напомнив, что К2 означает по три тысячи долларов каждому высотному носильщику плюс чаевые и бонус за восхождение на вершину. Пока Большой Пасанг говорил, его жена Лахму подала чай. Она оставалась спокойной, но то и дело поглядывала на сертификаты о восхождениях на вершины, гордо вывешенные на кухне над мешками с рисом. Альпинизм обеспечил ее детей хорошим домом. Пол, конечно, был земляным, но стены из фанеры, а крыша из брезента и гофрированной жести защищала от дождя. У детей всегда было достаточно еды. Пасанг мог бы сказать, что она одобряла план. В какой-то момент он понял, что и сам согласно кивает. «Все говорили, что нужно идти, – вспоминал Пасанг. – Иначе упущу шанс и большие деньги».
Если у юноши и оставались какие-либо сомнения, то они развеялись, когда он и его двоюродные братья встретились с остальными членами корейской команды в лобби пятизвездочного отеля «Аннапурна» в Катманду. В отеле имелись массажный кабинет, четыре ресторана, казино и подземный торговый центр, а в рекламном буклете говорилось, что «гостей обслуживают как богов».
Пасанг, смущаясь и робея, молча обменялся рукопожатиями с двумя корейцами, которых знал, – с мисс Го и мистером Кимом. Он кивнул другим членам команды и сел на кожаный диван, чтобы заполнить документы, в том числе страховой полис Highland Sherpa Trekking, гарантирующий выплату 7500 долларов в случае его гибели. Мисс Го раздала рекламные наклейки команды. По каким-то причинам, которые никто не мог объяснить, экспедиция называлась «Прыжок с разбега».
Корейцы стали что-то обсуждать друг с другом, Пасанг не понимал их, но ему нравилось сидеть вместе с такими богатыми иностранцами. Роскошь отеля поражала. С потолка свисали лампы-шары, испускающие розоватый свет. Орхидеи в чашах с водой очищали воздух от дыма сигар. Стены украшали буддистские тханки. Завороженный лабиринтами их красно-золотых красок, Пасанг грезил наяву, пока мечты не прервал официант: мужчина поклонился и подал стакан охлажденного сока манго.
Обсудив все с корейцами, Пасанг направился к выходу. Стеклянная дверь вдруг открылась, прежде чем он коснулся массивной медной ручки. Пасанг шагнул в мир шума и автомобилей. Швейцар поклонился ему, сказал «Намасте», как говорил всем гостям, и предложил донести рюкзак до такси.
Неужели швейцар заговорил с ним? Это было немыслимо. Всю жизнь именно Пасанг был тем, кто кланяется, наливает чай, открывает двери, носит сумки. Он считал, что шерпы существуют именно для этого: служить. Отель «Аннапурна», самое роскошное место, в котором довелось побывать, показал другую жизнь. Да, решил Пасанг, отец прав. К2 – прекрасная возможность. Нельзя упускать перспективу заработать три тысячи долларов за восемь недель. Но К2 могла дать ему и нечто более ценное. Уважение.
Как только он покорит Дикую гору, думал Пасанг, никто больше не будет считать его деревенщиной. Никто не будет видеть в нем носильщика. Может быть, появится возможность проводить больше времени с такими влиятельными людьми, как корейцы. Может, он снова будет пить сок манго в местах, подобных «Аннапурне». Может быть, все станут относиться к нему так же доброжелательно, как швейцар.
Пасанг повернулся, желая поблагодарить швейцара, но не мог сказать ни слова. Он был слишком потрясен. Чувствуя себя принцем, Пасанг вышел из пятизвездочного отеля в хаос большого города. «Я думал, что после К2 ко мне перестанут относиться как к бхотия».
Прославленная народность
Многие считают слово «шерпа» синонимом слова «носильщик», кроме того, так называются различные приспособления, помогающие людям. «Перевозите своего терьера в переноске Sherpa Dog Carrier». «Поддержите живот бандажом для беременных Baby Sherpa Maternity Belt». «Складывайте испачканную детскую одежду в непревзойденную сумку для подгузников Alpha Sherpa или Short Haul Sherpa». «Нет никакой тайны в том, как этот рюкзак получил свое название, – гласит реклама на сайте Evo-Sport Sherpa Rucksack. – Шерпа создан для переноски вашего снаряжения, вы же ничего не почувствуете».
Большинство этнических шерпов спокойно относятся к этому стереотипу, поскольку он рекламирует их навыки и уникальное генетическое преимущество. Народности Тибетского нагорья, в том числе шерпы, живут на больших высотах несколько тысяч лет и, согласно физиологическим исследованиям, лучше переносят недостаток кислорода. В сравнении с группами акклиматизировавшихся европеоидов шерпы менее подвержены заболеваниям и церебральным нарушениям, вызываемым разреженным воздухом, лучше спят и демонстрируют удивительную выносливость на большой высоте.
Вопреки популярной теории, шерпы лучше адаптируются не за счет большого количества эритроцитов. Если сравнивать с европеоидами, у шерпов в литре крови содержание эритроцитов ниже. Такую приспособляемость также не объяснить питанием, акклиматизацией, метаболизмом, дефицитом железа или факторами окружающей среды. На уровне моря количество эритроцитов в крови шерпов настолько низкое, что формально можно ставить диагноз «анемия», но, как ни странно, у них не проявляется никаких сопутствующих симптомов. В целом шерпам требуется столько же кислорода, как и всем остальным, но в их крови его меньше. Сначала ученые не могли понять, как это возможно. Ведь эритроциты переносят кислород по телу. У представителей других, хорошо адаптированных к высоте народностей, таких как кечуа или аймара в Андах, большое количество красных кровяных телец. Как шерпы живут с меньшим их количеством на значительно большей высоте?
Возможно, за счет более быстрой циркуляции крови. Кровеносные сосуды у шерпов шире. В состоянии покоя они дышат чаще, что обеспечивает кровь бóльшим количеством кислорода, и выдыхают больше оксида азота, что является показателем хорошего газообмена в легких. Также существует генетическое объяснение. Количество красных кровяных телец у шерпов остается низким из-за индуцируемого гипоксией фактора 2-альфа, отвечающего за реакцию организма на недостаток кислорода[21]. Кроме того, шерпы унаследовали доминантный генетический признак, позволяющий эритроцитам впитывать больше кислорода. Более жидкая кровь, в свою очередь, предотвращает образование тромбов, что позволяет избегать ситуации вроде той, в которой оказался Арт Гилки на К2.
Такое генетическое преимущество только усиливает загадочность шерпов для жителей Запада. Турист, штудирующий путеводитель Lonely Planet, хочет обязательно нанять шерпа, даже если вообще не знает ничего об этой народности. К настоящему моменту шерпы, уже в течение трех поколений зарабатывающие на туристах и альпинистах, – одна из самых богатых и наиболее известных народностей Непала. Но так было не всегда.
Предки шерпов жили в тибетском регионе Кхам. В тринадцатом веке монголы с их катапультами и быстрыми лучниками завоевали значительные территории Азии, и кхампа бежали во внутренние районы Тибета. В шестнадцатом веке мусульмане из Кашгара вторглись в Тибет с запада, снова заставив местное население покинуть родные места. Спасаясь, кхампа мигрировали через Гималаи в регион к югу от Эвереста, известный как Кхумбу, и стали использовать самоназвание «шарпа» («шарва»), то есть «люди с востока», а их новая непальская родина стала именоваться Шар Кхомбо. Позднее последовали еще несколько волн миграции. Одних переселенцев из Тибета гнал голод, болезни и войны, другие перебирались, чтобы заниматься торговлей. Вновь прибывшие из разных регионов и социальных классов либо селились в уже существовавших деревнях и ассимилировались, либо строили новые, так появлялись новые кланы. Благодаря сильно пересеченной местности поселения были хорошо изолированы, вследствие этого развивалась уникальная культура. Например, диалекты шерпов отличны друг от друга примерно на 30 % – этого достаточно для недопонимания и появления шуток, но недостаточно, чтобы классифицировать наречия как отдельные языки.
Несмотря на суровый рельеф, шерпы из разных кланов торговали друг с другом и вступали в смешанные браки. Имеющаяся система имен до сих пор вызывает большую путаницу. В соответствии с обычаем имя человека – один из дней недели. Мальчики и девочки, родившиеся в понедельник, получают имя Дава, во вторник – Мингма, в среду – Лхакпа, в четверг – Пхурбу, в пятницу – Пасанг, в субботу – Пемба, в воскресенье – Ньима. Фамилии не используются. Заполняя официальные документы, большинство пишет в качестве имени день своего рождения, а Шерпа (или Шерпани – женский вариант) – как фамилию. Иногда Шерпа заменяется именем клана (например, Чиава, Лама или Лхукпа).
Такая система приемлема для деревень, но в большом городе она неудобна. Тысячи шерпов в Катманду имеют одинаковые имена. Телефонные книги бесполезны, и невозможно найти нужного человека, просто спрашивая окружающих. Чтобы рассказать сплетню, придется детально описать того, о ком хочется позлословить. Распространены прозвища, но они не всегда логичны. Сейчас все больше родителей дают детям индивидуальные имена, но в ближайшем будущем у шерпов вряд ли возникнет разнообразие, свойственное именам на Западе.
Еще большую путаницу вносит практика менять или отменять имя в зависимости от событий в жизни ребенка. Если ребенок заболевает, родители могут изменить его имя, например, на Чхиринг («долгая жизнь»), чтобы сбить с толку злых духов. Если ребенок умирает, родители могут переназвать его брата или сестру, поменяв имя на что-нибудь неприметное, например Кикули («щенок»), чтобы злые духи не заметили ребенка. Родители также могут обратиться к ламе за новым именем, подсказанным божественным откровением. Тенцинг Норгей задолго до первовосхождения на Эверест звался Намгьялом Вангди, но настоятель монастыря Ронгбук определил, что ребенок является реинкарнацией зажиточного и благочестивого человека, и дал ему имя «богатого последователя религии». Второе имя Чхиринга – Дордже («удар молнии»). Должно быть, это подходящее определение для ребенка, который сжег урожай.
Шерпов также могут называть в честь добродетелей и святых. В сочетании с первым именем такие имена должны даровать особые качества. Дава, жена Чхиринга, получила имя Да Пхути («благословленная родить сына»). Имя двоюродного брата Пасанга, Лахму, означает «страж храмовых ворот». Имена, производные от добродетелей, также описывают человека. Чтобы отличить дочь от матери с одинаковыми именами, ребенок может получить имя Анг («маленькая»). Шерпа, произнесший хорошую речь, может стать Лхакпой Гьялгином («смелым оратором»). Иногда шерпа называется разными именами в зависимости от ситуации. Когда к Чхирингу обращается лама, он становится Дордже, а когда нужно представиться тибетцу, то имя произносится как Церинг.
Шерпы подразделяются примерно на двадцать кланов. Дети получают клановое имя отца. Необходимо избегать матримониальных отношений с членами своего клана или клана матери вплоть до трех поколений. Как фамилия Рокфеллер много значит на Западе, так некоторые кланы шерпов, например Лама, являются наивысшими по статусу. Другие кланы, такие как Бхоте, считаются чужаками и вторым сортом – самозванцами, то есть неэтническими шерпами.
Итак, кто же такие шерпы? Европейцы впервые узнали об этой народности в девятнадцатом веке. Слово «шерпа» впервые было упомянуто в переписи населения Дарджилинга 1901 года, где шерпы классифицировались как один из четырех типов бхотия, то есть тибетцев. Недавняя перепись населения Непала определяет шерпов как самоназвание народности, то есть фактически любой может заявить, что является шерпом.
Шерпы из старейших и богатейших кланов, живущие рядом с Эверестом, предпочитают более узкое определение. Как потомки колонистов, прибывших на корабле «Мэйфлауэр» в Северную Америку, заявляют об особом отличии[22], так и многие шерпы из старых кланов считают, что только они аутентичные представители народности. По их мнению, тибетцы, не важно, живут они в Тибете или в Непале, не заслуживают называться шерпами, равно как и те, кто недавно ассимилировался. Пемба Гьялдже, участник голландской экспедиции на К2, родом из региона Солу-Кхумбу, где селились самые первые мигранты, заявляет, что «только мы – настоящие шерпы».
Чхиринг предпочитает более широкое определение. Он принадлежит к клану Кьиронг, предположительно его предки попали в Непал с одной из поздних волн миграции из тибетской деревни Кьиронг, расположенной на границе с Непалом. В Бединге, родной деревне Чхиринга, живут представители разных кланов, вплоть до самых древних. По его словам, шерпа – это любой, кто может убедить общепризнанных шерпов, что он достоин быть одним из них. В его случае это означает жить в Ролвалинге, носить клановое имя, следовать правилам клановых браков и говорить на языке шерпов Ролвалинга – тамгни.
Пасанг из долины реки Арун – сторонник самой широкой трактовки термина. Он утверждает, что шерпа – описание профессии, так что им может быть любой человек, работающий в горах. Вероятно, он предпочитает такое определение, потому что шерпы из старых кланов никогда бы не признали Пасанга. Для них он – бхотия, и точка.
Слово «бхотия» происходит от санскритского «Бхот», то есть «Тибет», и бхотия Хунгунга соблюдают многие тибетские обычаи. Например, бхотия из долины Верхнего Аруна, как и другие тибетские племенные группы, традиционно практикуют похищение невесты. Когда двоюродной сестре Пасанга Лахму Бхотени исполнилось четырнадцать, братья жениха с разрешения ее отца схватили ее ночью и привели на свадьбу. Такой ритуальный отрыв от родительского дома тяжело дается невесте. «Я была несчастна несколько лет», – говорит Лахму. Понадобилось немало времени, чтобы обида прошла. «Только в двадцать три года, – добавила она, – я наконец поняла, что люблю своего мужа». Брачные ритуалы шерпов, напротив, отмечаются широко. Перед обручением пара советуется со всеми заинтересованными сторонами – семьями и богами – и проверяет гороскопы на соответствие. Большинство шерпов считают традицию бхотия, которая сейчас уже не так распространена, грубой и примитивной.
Еще одно отличие, по мнению шерпов, – обычай бхотия делать кровавые жертвоприношения. Бхотия долины Верхнего Аруна время от времени отклоняются от буддистских заповедей: режут больших животных размером с яка и используют их внутренности для гадания. В деревне Пасанга туша такого животного предназначается Сурре, божеству, обитающему на восточном отроге Макалу. Сурра – днем богиня, а ночью демоница – проносится через долину Аруна на черном коне, держа знамя со звенящими человеческими сердцами. Местные буддистские ламы не смогли ее укротить. Шерпы говорят, что Сурра приносит эпидемии, но бхотия считают, что она исцеляет больных. Поэтому они делают все, чтобы она получала столько потрохов и падали, сколько сможет съесть[23].
Приводя в пример эти жертвоприношения, некоторые шерпы описывают бхотия как кровожадных варваров. Шерпы, конкурирующие с бхотия на альпинистском поприще, популяризовали использование в непальском языке слова «бхоте» в значении «деревенщина». Популярная в шерпских деревнях в районе Эвереста пословица гласит, что «у каждого бхотия два ножа: один в сапоге, чтобы быстро достать и воткнуть тебе в живот, второй – за поясом, чтобы вонзить тебе в спину, когда ты его обнимешь».
Но самые острые ножи «припасены» для иностранцев. И бхотия, и шерпы ненавидят то, как их раньше называли иностранцы, поскольку эти понятия до сих пор имеют политическую окраску. Почти до середины двадцатого века западные альпинисты именовали обе группы «кули». Это обидное слово, означающее неквалифицированного рабочего, раба. Сейчас западные альпинисты говорят «шерпа» или «альпинист-шерпа», что объединяет работу с этнической принадлежностью, и это раздражает этнических шерпов, желающих, чтобы их отличали от конкурентов-бхотия. В Пакистане используется термин «высотный носильщик», но работающие в Каракоруме шерпы считают его неправильным, поскольку в Непале носильщики не поднимаются на горы. Сейчас непальское правительство продвигает определение «высокогорный рабочий».
Несмотря на этнические и лингвистические трения, мирное сосуществование является нормой среди высокогорных рабочих. Хотя шерпы и бхотия и конкурируют, они все равно поддерживают друг друга, молятся одним богам и вступают в смешанные браки. Эту двойственность иллюстрирует жизнь Тенцинга Норгея: человек, сделавший шерпов знаменитыми, не является шерпом.
* * *
Один из самых влиятельных людей двадцатого века по версии журнала Time родился в палатке пастуха яков в Цечу, месте паломничества в тибетском регионе Кхарта (в трех днях пути от родных мест Пасанга). Тенцинг был одиннадцатым из четырнадцати детей и одним из всего лишь шести, не умерших в младенчестве. Его родители, Кинзом и Мингма, добывавшие пропитание выпасом скота в районе Ганг-Ла, отправили Тенцинга в монастырь учиться, но жизнь послушника не подошла мальчику. Когда однажды лама побил его палкой, Тенцинг ушел.
В семь лет он фактически заглянул в свое будущее. Весной 1921 года экспедиция, в которой участвовал легендарный британский альпинист Джордж Мэллори, разбила в Кхарта несколько лагерей – восходители изучали северную стену Эвереста. В ходе четырехмесячной рекогносцировки Мэллори провел целый месяц на пастбищах у Ганг-Ла. Соря деньгами, он нанимал местных проводников и покупал масло и сливки из молока яков у пастухов в Дангсаре, где остановились родители Тенцинга. Три года спустя Мэллори погиб под вершиной Эвереста, но Тенцинг на всю жизнь запомнил подбитые гвоздями ботинки участников экспедиции.
В 1920-х, однако, ему было не до альпинизма. Семья сдавала в аренду своих животных, и однажды яки заболели и умерли, скорее всего, это произошло во время пандемии чумы крупного рогатого скота в 1928 году. Отец Тенцинга не мог выплачивать долги и содержать шестерых детей, поэтому семья перешла через Гималаи и поселилась в деревне Тхаме в Кхумбу.
Шерпы в Кхумбу жили хорошо, так как обладали монополией на торговлю в регионе. Веками тибетские соль и шерсть перевозились через гималайские перевалы в Непал и обменивались на продукты из низин, такие как бамбук, лекарственные растения, бумага, рис, чернила и т. д. Один из этих торговых путей проходил через перевал Нангпа-Ла в Кхумбу. Тенцинг устроился слугой в состоятельную семью, где на него, как на тибетца, смотрели свысока. Разумеется, он влюбился в красивую девушку-шерпани Даву Пхути, однако ее семья была против такой партии. Тенцингу тогда было семнадцать, он предложил своей избраннице бежать, и она согласилась. Пара покинула Кхумбу и поселилась в Дарджилинге.
Непал в то время был закрытым королевством, правители запрещали альпинистские экспедиции, так что Дарджилинг с его банями и бильярдом стал основным местом найма работников для восхождений на Эверест – путь к горе проходил через этот город. Когда Тенцинг прибыл в Дарджилинг, британец Хью Ратледж набирал носильщиков для экспедиции на Эверест 1933 года. «Они хотели только шерпов», – вспоминал Тенцинг. Он был бхотия, и ему отказали. «Ты уходишь и думаешь: неужели никогда не получится найти работу?» Целых два года ему отказывали из-за этнической принадлежности.
В начале 1930-х годов шерпы старались вытеснить тибетцев из профессии. Вместо забастовки в качестве акции протеста шерпы даже угрожали засудить руководителя немецкой экспедиции 1931 года на Канченджангу Пауля Бауэра за то, что он отказался отдавать им преимущество при найме носильщиков. Большинство организаторов экспедиций, в том числе Бауэр, уступали. Шерпы могли сорвать экспедиции, не отвечавшие их требованиям. Во избежание задержек и конфликтов на этнической почве некоторые экспедиции нанимали только шерпов, и только те местные, кто считался шерпами, могли набираться опыта работы с европейцами.
В 1935 году Тенцинг все еще пытался устроиться в экспедицию. Твердо решив продержаться, он доил коров, замешивал раствор на стройках и собирал знаменитые чайные листья Дарджилинга. Наконец, появился шанс. Британский альпинист Эрик Шиптон, проводивший разведку подступов к Эвересту, в последнюю минуту решил нанять больше людей.
На тот момент выбор был невелик: самые опытные шерпы погибли годом ранее при попытке восхождения немцев на Нанга-Парбат. И Шиптон объявил, что набирает и тибетцев. Узнав об этом, Тенцинг примчался на веранду Клуба плантаторов Дарджилинга, где происходил отбор кандидатов. «Был там один тибетский парень девятнадцати лет, новичок, выбранный в основном из-за привлекательной улыбки, – позже написал Шиптон. – Тенцинг Норгей, или Тенцинг Бхотия, как его называли». Так Тенцинг наконец-то попал в экспедицию и отправился к Эвересту.
На маршруте шерпы устроили забастовку, отказавшись нести грузы, так что вместо них снаряжение тащили мулы и носильщики-тибетцы, такие как Тенцинг. Позже в одной из деревень шерпы ввязались в пьяную драку с тибетцами. Тенцинг держался в стороне от любых конфликтов, брался нести любые грузы, дружелюбно относился ко всем носильщикам вне зависимости от происхождения, а улыбка, казалось, вообще не сходила с его лица.
Из экспедиции Тенцинг вернулся с новыми ботинками, солнцезащитными очками-консервами и рекомендацией от Шиптона. Возможно, тогда и началась его одержимость Эверестом. Но, может, целеустремленность, которую он проявлял в последующие годы, объясняется смертью жены и сына. Альпинизм дал утешение, а заработанная репутация дала возможность трудоустроиться. Со временем Тенцинг снова женился – на Анг Лхаму, шерпани по происхождению. Она помогла ему получить признание в шерпской общине.
К 1953 году Тенцинг провел на Эвересте больше времени, чем любой другой смертный, и британцы сделали ему предложение, от которого невозможно отказаться. В экспедиции Тенцинг должен был работать сирдаром – начальником высотных носильщиков – и отправиться на восхождение как полноценный член команды. Британцы ранее никогда не давали такой статус местным альпинистам. Тенцинг бросил курить и начал носить набитый камнями рюкзак для тренировки. Эта попытка восхождения стала для него седьмой, и он был настроен добраться до вершины.
В начале экспедиции Тенцинг подружился с Эдмундом Хиллари, пчеловодом из Новой Зеландии. Произошло это так. Они шли в связке, Хиллари попытался перепрыгнуть трещину, но приземлился на снежный карниз, который обломился под его весом. Новозеландец пытался удержаться, но начал съезжать и провалился бы в бездну, если бы не Тенцинг, который не растерялся, а быстро обмотал страховочную веревку вокруг ледоруба и воткнул его в склон. Последовал рывок, из-за которого ледоруб и одна кошка Хиллари улетели в трещину. Тенцинг, «расположившись так, чтобы получить упор, смог постепенно подтянуть Хиллари к краю расселины. Новозеландец насколько мог помогал ему, отталкиваясь от стены ногой с оставшейся кошкой», – писал сын и биограф Тенцинга, Джамлинг Тенцинг Норгей. Спасение и стало началом дружбы, которая привела Хиллари и Тенцинга на «крышу мира».
На штурме вершины Хиллари помог Тенцингу. Шерпа страховал новозеландца, пока тот рубил ступени к последнему препятствию – почти вертикальной двенадцатиметровой скале, которая теперь называется Ступенью Хиллари. Шерпы называют его Спиной Тенцинга, но первым шел Хиллари, «пользуясь малейшими зацепками, за которые можно было держаться всей силой коленей, плеч и рук…» Затем Хиллари страховал, пока Тенцинг поднимался по отвесному участку и пока «наконец обессиленный он не упал наверху, как огромная рыба, вытащенная из моря после жестокой борьбы». Хиллари устал не меньше, но дальше путь был простым, альпинисты продолжили восхождение. «Еще несколько ударов ледорубом, еще несколько шагов из последних сил, – вспоминал Хиллари, – и мы были на вершине».
29 мая 1953 года в 11.30 они стали первыми альпинистами, достигшими высочайшей точки планеты. Тенцинг вспоминал: «В тот великий момент, которого я ждал всю жизнь, гора не казалась безжизненным образованием из камня и льда, она была теплая и дружелюбная, и живая. Она была наседкой, а мы цыплятами под ее крыльями». Хиллари тоже был взволнован, но выразил эмоции иначе: «Мы одолели этого ублюдка».
Тенцинг сделал подношение – оставил в снегу шоколад. Он попытался сфотографировать Хиллари, но не знал, как обращаться с камерой. Поэтому именно Хиллари сделал один из наиболее узнаваемых исторических снимков: Тенцинг стоит с поднятым ледорубом, к которому прикреплены несколько флагов, заметнее всех британский. Двойка пробыла на вершине Эвереста около пятнадцати минут.
Последовавшая за восхождением мгновенная слава стала для Тенцинга бременем: «Я появился на телеэкране, хотя до этого момента ни разу не смотрел телевизор». О триумфе доложили королеве Елизавете, и она пригласила Тенцинга, чтобы вручить ему медаль короля Георга. Король Трибхуван наградил его орденом Звезды, высочайшей гражданской наградой Непала. Бейсболист Микки Мэнтл прислал свою биту с автографом и приветственное письмо от «Нью-Йорк Янкиз». Чтобы не отставать, премьер-министр Индии Джавахарлал Неру предложил Тенцингу индийское гражданство и костюмы из собственного гардероба.
В долине Катманду толпа окружила восходителей, люди скандировали имя Тенцинга и несли его на руках. Начали ходить сплетни, что у Тенцинга три легких. Потом Тенцинг и Хиллари ехали в позолоченной колеснице Шахов и старались не замечать плакаты, которые держали люди: один художник нарисовал Эверест с темнокожим мужчиной на вершине и белым мужчиной, распростертым внизу. Охотники за автографами успевали всюду, и Тенцинг, не умевший читать и писать, брал протянутые ему ручки и выводил свою подпись. Оторванный от прежней спокойной жизни, он был явно растерян.
Столь необузданное проявление у публики антиколониальных настроений обеспокоило остальных участников экспедиции. Ситуация накалилась, когда один из автографов Тенцинга неожиданно стал главной новостью – ставя очередную подпись и сам того не зная, он подписал бумагу, в которой говорилось, что он первый ступил на вершину Эвереста. Этот документ тут же растиражировали местные СМИ. Хиллари отказался от комментариев, тогда за дело взялись британцы. Руководитель экспедиции полковник Джон Хант собрал пресс-конференцию, на которой заявил, что Норгей не является альпинистом уровня Хиллари, ему не хватает технических навыков, чтобы возглавить восхождение такой сложности. Так что Тенцинг не был первым на вершине, это достижение принадлежит гражданину Соединенного Королевства.
Ответная реакция непальцев была жесткой. Поклонники Тенцинга назвали Хиллари шутом, которого доставили на вершину в паланкине. Хант извинился и взял свои слова обратно. Хиллари написал свое заявление, в котором значилось, что они с Тенцингом поднялись на вершину «почти одновременно». Оба покорителя вершины подписали эту бумагу и передали прессе, но разногласия устранить не удалось.
«Понятия не имею, почему Хиллари тогда написал «почти», – позже сказал сын Тенцинга Джамлинг. – С того дня мой отец и Хиллари всегда утверждали, что они достигли вершины вместе. Люди до сих пор спрашивают, кто был первым, а это не имеет значения»[24].
Еще один спор возник между шерпами и тибетцами. Кто может считать Тенцинга своим? Различные группы бхотия в Индии и Непале, включая тех, кто утверждал, что являются тибетскими родственниками восходителя, отмечали, что Тенцинг родился в Тибете и провел там свою юность. Шерпы говорили, что Тенцинг женился на шерпани, взрослую жизнь провел в шерпских деревнях и воспитывал своих детей на языке и в культуре шерпов. «Многие считают моего отца покровителем шерпов, потому что именно он привлек внимание к этой народности, – утверждает Джамлинг. – Если бы он назвался тибетцем, то шерпов мало бы кто знал на Западе», а прославленной народностью стали бы бхотия из района Ганг-Ла.
В автобиографии Тенцинг предпочел назвать себя шерпом из Кхумбу. В одном из фрагментов книги, который не был опубликован, он пошел еще дальше, дистанцируясь от тибетцев, поскольку последние «часто выдавали себя за шерпов, чтобы получить работу, часто ссорились и часто находили повод достать нож».
Существовала еще одна веская причина назваться шерпом. В 1949 году китайская армия вторглась в Тибет, и духовные лидеры Тенцинга оказались в заложниках. В 1959 году далай-лама бежал в Индию. Сторонники Мао Цзэдуна в разгар Культурной революции истребили примерно одну шестую часть этнических тибетцев в тюрьмах и трудовых лагерях, многие умерли от голода.
Объяви себя Тенцинг публично тибетцем, в Китае заявили бы, что он – представитель одной из китайских народностей, и использовали бы восхождение на Эверест в своей пропаганде, чего Тенцинг не хотел. По мнению биографа Эда Уэбстера, если бы Тенцинг назвался тибетцем, это «только усугубило бы его проблему с национальностью».
Так Тенцинг полностью ассимилировался и стал самым известным в мире шерпом. Но в душе он не был ни шерпом, ни тибетцем, но был обоими. После Эвереста Тенцинг отдал дань уважения своему многогранному наследию, основав в Дарджилинге Гималайский институт альпинизма, где обучаются представители разных народностей, в том числе шерпы и бхотия. С 1954 года институт дал путевку в жизнь более чем сотне тысяч студентов, так что это учебное заведение выполняет свою миссию «выпустить в свет тысячу Тенцингов».
«иншалла»
Шимшал, Пакистан, высота 3200 метров
Шахин Бейг предупредил сына и дочь, чтобы смотрели перед тем, как плюхнуться в постель. Между подушками, на которых спала семья, жила соня размером с персиковую косточку. Шахин отказался ловить ее. «Скоро зима, у этого существа нет времени сделать новую норку. Если мы выкинем его, оно замерзнет», – сказал он.
И целую зиму его семья делила пищу и кров с грызуном. «Может быть, Шахин – самый сильный альпинист в Пакистане, но он не мог избавиться от мыши, – вспоминала его жена, Кханда. – Он не мог видеть, как кто-то страдает».
В отношении людей Шахин был еще более трепетным. Работая гидом, он переживал из-за проблем клиентов, следил, достаточно ли они едят и пьют, проверял и перепроверял их страховочные веревки и затачивал их кошки с заботливостью няньки. Сведенные брови этого тридцатидевятилетнего мужчины подчеркивали его постоянную озабоченность. В 2004 году он уже побывал на вершине К2 без искусственного кислорода, и, когда вернулся на гору через четыре года, многие альпинисты узнали его по хмурому выражению лица. Они обращались к нему за советом, просили разрешить их споры и поручили ему обрабатывать участок маршрута в Бутылочном горлышке. Шахин знал рельеф лучше, чем любой кто-либо другой.
«Он мастер, – сказал Вилко ван Ройен из голландской команды. – Я полностью доверял этому парню. Если бы он, как планировалось, оказался в Бутылочном горлышке в день штурма вершины, все бы пошло как надо».
* * *
Шахин родился в горной деревне Шимшал в районе Хунза в Северном Пакистане, в ста двадцати двух километрах к северо-западу от К2. Деревня расположена в ущелье, непроходимом с ноября по март из-за снега.
Рядом с деревней находятся девять пиков, каждый из которых выше самой высокой горы Северной Америки. К востоку, за перевалом, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая, идет Великий шелковый путь. Большинство пакистанцев, достигших вершины К2, – шимшальцы, а трое жителей деревни стали жертвами катастрофы 2008 года.
Шимшальцы издавна считаются солдатами удачи. Согласно некоторым источникам, их предки отделились от армии Александра Македонского, когда в 372 году до нашей эры он прошел с войском через этот регион на пути в Индию. Три щитоносца, которых звали Титан, Хуро и Гайяр, стремились найти необычное существо, описанное Геродотом. «К северу от Индии, – писал тот, – живут огромные песчаные муравьи, размером меньше собаки, но больше лисы». Эти муравьи выкапывают глубокие норы, и «в песке, который они выбрасывают, полно золота». Сейчас ученые полагают, что Геродот неправильно перевел с персидского слово «сурок». Легендарные муравьи, вероятно, были сурками, рывшими норы на берегах Инда в золотоносном песке.
Не найдя золотоносных муравьев, изыскатели осели в долине длиной сто шестьдесят километров, которая впоследствии была захвачена княжеством Хунза. Сначала эти греки молились своим богам, но около 150 года до нашей эры Зевс уступил место Будде, который, в свою очередь, был «смещен» Аллахом. В 711 году полководец Мухаммад ибн Касим завоевал земли, лежащие в нижнем течении Инда при помощи «Невесты» – стреляющей камнями предшественницы пушки. Он взял под свое крыло тех, кто подчинился, уничтожил тех, кто не сдался, и ввел на подконтрольной территории ислам. Вера Касима распространилась по региону, но в Хунзе это произошло не сразу. Вплоть до середины шестнадцатого века здесь сохранялись буддизм и анимистические верования[25].
Деревня Шахина появилась во времена обращения местного населения в ислам. По легенде, пастух и его жена вместе со стадом овец пришли в долину Шимшал и, бродя по ней, споткнулись о большую плиту шунгита. Женщина заметила, что плита дрожит. Удивившись, она откинула ее, и открылось отверстие, откуда стала бить вода. Супруги вымокли, а вода продолжала течь и быстро наполнила ущелье, ведущее из долины. Так появилась река Шимшал. Пара схватила своих овец и побрела по воде к берегу.
Выбраться из затопленной долины супруги не смогли, поэтому собрали плавник и построили хижину, чтобы переждать, когда вода спадет. Впоследствии они вырастили абрикосовый сад на берегу реки, а их овцы паслись в высокой траве, нагуливая жир. Овец каждую весну становилось все больше, но семья пастуха не росла. Пара жила в одиночестве, молясь о детях, но была неспособна зачать. Однажды утром, когда они уже были немощны и едва могли прокормить себя, река неожиданно отступила, явив святого по имени Шамс. Пастух и его жена были несказанно рады увидеть кого-то после долгих лет одиночества. Они предложили Шамсу сухую одежду и немного еды.
Шамс оценил их доброту и сжалился над ними. Он дал им горшок и палку, которые превращали воду в сливки. Шамс сказал жене пастуха пить по двенадцать глотков в день. Святой сказал, что она должна быть сильной, если хочет основать деревню. Чудесным образом живот женщины стал увеличиваться, и через два дня она безболезненно родила сына, которого нарекли Шером. Вс
Отзывы о книге Определенно, это одна из выдающихся работ в жанре «альпинизм»… Освещение событий высочайшего качества. Джим Перрин, цитата из речи на вручении премии «Banff Mountain Festival Book Award» в номинации «История альпинизма» Заметный вклад в литературу об альпинизме… Безупречное исследование… Авторы делают акцент на человеческих чертах неизвестных героев альпинистского мира, их надеждах и мечтах о лучшей жизни. Цитата из речи на вручении премии «National Outdoor Book Award» «Смертельный спуск» раскрывает героические действия шерпов. Книга показывает, насколько сильны, преданны и талантливы альпинисты-шерпы. Наконец добрую славу получил тот, кто ее заслуживает. Эд Вистурс, автор бестселлеров «No Shortcuts to the Top» и «K2: Life and Death on the World’s Most Dangerous Mountain» Информативная и вдохновляющая книга… Я не мог от нее оторваться. Джамлинг Тенцинг Норгей, сын Тенцинга Норгея и автор книги «Touching My Father’s Soul» Peter Zuckerman, Amanda Padoan Buried in the Sky: The Extraordinary Story of the Sherpa Climbers on K2’s Deadliest Peter Zuckerman and Amanda Padoan, 2012 This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency. © Peter Zuckerman and Amanda Padoan, 2012 © This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency © Крузе М.А., перевод на русский язык, 2023 © Бойко С.В., литературный редактор, 2023 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023 Абрару, Алмасу, Асаму, Даве, Джен-Джену, Ниме, Рамину, Амбрине и Зехану Действующие лица В 2008 году более семидесяти человек пытались взойти на К2. Ниже список альпинистов, руководителей экспедиций, спасателей, вспомогательного персонала, синоптиков, сыгравших большую роль во время катастрофы, описанной в книге. ИМЯ – СВЕДЕНИЯ Альберто Зерайн – баскский альпинист-одиночка Амир Масуд – пилот «Бесстрашной пятерки» – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» Вилко ван Ройен – участник голландской экспедиции Norit Го Ми Сун (мисс Го) – участница южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» – участник голландской экспедиции Norit – участник возглавляемой французом независимой экспедиции – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» – участник сербской экспедиции «Воеводина» Изо Планич – участник сербской экспедиции «Воеводина» Йелле Стейлман – участник голландской экспедиции Norit – участник возглавляемой французом независимой экспедиции Кас ван де Гевель – участник голландской экспедиции Norit Ким Чже Су (мистер Ким) – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» Крис Клинке – участник американской международной экспедиции на K2 Курт Хагенс – участник голландской экспедиции Norit Ларс Флато Несса – участник норвежской экспедиции на K2 Марко Конфортола – участник итальянской экспедиции на К2 Мартен ван Эк – участник голландской экспедиции Norit Мухаммад Хуссейн – участник сербской экспедиции «Воеводина» Надир Али Шах – участник сербской экспедиции «Воеводина» Ник Райс – участник возглавляемой французом независимой экспедиции – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» Пасанг Лама – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» Пемба Гьялдже Шерпа – участник голландской экспедиции Norit Предраг (Педья) Загорак – участник сербской экспедиции «Воеводина» Роланд ван Осс – участник голландской экспедиции Norit – участник норвежской экспедиции на K2 Сесиль Ског – участница норвежской экспедиции на K2 Сулеман аль-Файсал – пилот «Бесстрашной пятерки» Фредрик Стренг – участник американской международной экспедиции на K2 – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» Хоселито Бите – сербский альпинист – участник возглавляемой французом независимой экспедиции Церинг Лама (Чхиринг Бхоте) – участник южнокорейской экспедиции «Прыжок с разбегу» Чхиринг Дордже Шерпа – участник американской международной экспедиции на K2 Шахин Бейг – участник сербской экспедиции «Воеводина» Эрик Мейер – участник американской международной экспедиции на K2 Ян Гизенданнер – участник возглавляемой французом независимой экспедиции выделены имена альпинистов, погибших на К2 в августе 2008 года. Вид на К2 с ледника Балторо, Пакистан От автора Во многих книгах и статьях, посвященных альпинизму, описывается, как люди поднимаются по склону по перильным веревкам, невзирая на смертельную опасность. Но как эти веревки попали на гору? Кто проводит спасательные операции? Когда жизнь зависит от узла, хорошо бы понимать, кто его завязал. Некоторые истории остаются неизвестными. Мало кто из западных журналистов говорит на таких языках, как ачжак бхоте, балти, бурушаски, шар-кхумбу тамгни, тамгни шерп Ролвалинга или ваханском. Репортеры, как правило, не могут связаться с местными альпинистами по телефону или по электронной почте, а писатели, у которых поджимают сроки, редко находят время, чтобы отправиться в отдаленные горные деревни. Поэтому рассказы тех, кто живет и работает в высокогорье, почти всегда остаются за кадром. У выживших в зоне смерти случаются провалы в памяти, а поток новостей в СМИ не позволяет точно восстановить события – родственники, поклонники, друзья и публицисты рассказывают каждый свое. Травмы и гипоксия усугубляют путаницу в показаниях. Как и на войне, свидетели, видевшие одно и то же, иногда излагают различные версии событий. Тем не менее мы с Амандой попытались найти истину и описать случившееся непредвзято. Это исследование длилось два года. Мы семь раз побывали в Непале, в районах, закрытых для журналистов и редко посещаемых туристами, трижды съездили в Пакистан и во многом благодаря стараниям президента Альпинистского клуба Пакистана Назира Сабира получили беспрецедентный доступ к правительственным чиновникам и военным. В целом мы взяли интервью у более чем двухсот человек и провели бесчисленное количество часов за кухонными столами во Франции, Нидерландах, Ирландии, Италии, Норвегии, Сербии, Испании, Швейцарии и США. Мы использовали более тысячи фотографий и видео. Книга воссоздает реальную историю. Более подробную информацию о методах исследования и источниках можно найти в примечаниях. Отправным моментом для написания книги послужила смерть Карима Мехербана, друга Аманды. Незадолго до этого Аманда родила и не могла самостоятельно проводить все исследования. Поэтому предложила мне, своему двоюродному брату, стать соавтором. Я был корреспондентом ежедневной газеты и ни разу в жизни не надевал альпинистские кошки. Но из-за этой истории я ушел с работы, взял ноутбук и отправился в Гималаи. Действующие лица были настолько интересными, цель настолько важной, а путешествие настолько захватывающим, что отказаться было невозможно. Портленд, Орегон, ноябрь 2011 года Зона смерти. Пролог Единственным, что отделяло от смерти шерпу по имени Чхиринг Дордже, был ледоруб, на котором он висел на склоне. Массивная глыба льда, сорвавшаяся выше, с грохотом летела на него. Она была размером с холодильник. Шерпа ощутил, как от страха скрутило живот. Он попытался сдвинуться в сторону. Махина подскочила и пронеслась мимо, в темноту, едва не задев плечо Чхиринга. Бум! Ударившись обо что-то внизу, глыба разлетелась. Склон сотрясся от удара. Снег взметнулся столбом. Было около полуночи 1 августа 2008 года, и Чхиринг смутно представлял себе, где находится: в Бутылочном горлышке К2 или возле него – на самом опасном участке самой опасной горы примерно на высоте полета пассажирского лайнера. Бутылочное горлышко терялось во мраке внизу. В свете звезд этот кулуар казался бездонным, клочья тумана ползли в пропасть. А наверху кромка из снега и льда нависала, словно гребень застывшей волны. Из-за недостатка кислорода Чхиринг не мог мыслить ясно. Голод и усталость отнимали последние силы. Сухой холодный воздух резал глаза, а стоило открыть рот, чтобы сделать вдох, язык начинал замерзать, а горло жгло. Чхиринг действовал механически, холод и изнеможение не давали задуматься над тем, чем пришлось пожертвовать для подъема на К2. Альпинист-шерпа занимался восхождениями годы напролет и десять раз побывал на Эвересте. К2 намного сложнее Эвереста, и ее вершина – одно из самых престижных достижений в высотном альпинизме. Чхиринг отправился в эту экспедицию, несмотря на слезы жены. Несмотря на то что восхождение стоило больше, чем его отец заработал за сорок лет. Несмотря на то что буддистский лама предостерег, что богиня К2 никогда не будет благосклонна к восхождению. Этим вечером Чхиринг стоял на вершине К2, куда поднялся без использования искусственного кислорода. Благодаря этому он попал в альпинистскую элиту. Однако спуск пошел не по плану. Шерпа мечтал о достижении, о том, что его будут встречать как героя, о славе. Но теперь все это не имело значения. У Чхиринга были жена, две дочери, хороший бизнес и десяток родственников, которые от него зависели. И все, чего он хотел сейчас, – вернуться домой. Живым. Как правило, спуск с горы безопасней. Альпинисты обычно начинают идти вниз днем, когда теплее и путь хорошо виден. Они спускаются дюльфером[1], скачками преодолевают лед по перильной веревке, контролируя скорость. Район Бутылочного горлышка, где велика лавинная опасность, нужно пройти как можно быстрее, чтобы минимизировать риск. На быстрый спуск рассчитывал и Чхиринг. Но сейчас была безлунная ночь, а перильные веревки исчезли – их срезал упавший лед. Идти назад, наверх, – невозможно. В отсутствие перил единственное, что давало опору и помогло бы остановить падение, – ледоруб. Но на кону стояла не только жизнь Чхиринга, он спускался в связке с еще одним альпинистом. Человеком, висевшим чуть ниже на связывающей обоих мужчин веревке, был Пасанг Лама. Тремя часами ранее Пасанг оставил свой ледоруб попавшим в беду альпинистам. Он думал, что обойдется без него. Как и Чхиринг, Пасанг планировал спуститься дюльфером по перильным веревкам. Когда выяснилось, что перил нет, Пасанг понял, что пришло время умирать. Он застрял на склоне и без помощи не мог сдвинуться ни вниз ни вверх. Но помочь было некому. Альпинист, решивший спускаться в связке с Пасангом, несомненно, сорвется. Удержать при помощи ледоруба вес одного человека, особенно если произойдет срыв в районе Бутылочного горлышка, почти невозможно. Остановить падение двух человек невозможно вдвойне, это двойной риск. Пасанг понимал, что попытка спасти его – это самоубийство. Альпинисты должны рассчитывать на себя. Любой прагматичный человек оставил бы его умирать. Собственно, один шерпа уже так и сделал: прошел мимо. Пасанг предполагал, что Чхиринг поступит так же. Они работали в разных экспедициях, и Чхиринг не обязан был помогать. Но теперь Пасанг висел в трех метрах ниже, связанный с Чхирингом страховочной веревкой. Уклонившись от ледяной глыбы, мужчины склонили головы и мысленно обратились к горной богине. Ответ не заставил себя ждать. Звук был похож на электронный. Будто кто-то дернул натянутую, подобно струне, резиновую ленту и пропустил звук через педаль для электрогитары. Звуки не прекращались, становились громче, протяжнее, звучали то слева, то справа. Альпинисты понимали, что это значит. Лед выше по склону трескался и откалывался. С каждой минутой трещин становилось все больше. Когда видишь летящий кусок льда, можно постараться уклониться. Если не получается, можно попробовать выдержать удар. Но в конце концов сорвется глыба размером с автобус, и тут останется только молиться. Чхирингу и Пасангу нужно было спуститься, прежде чем ледовый обвал сметет их. Чак. Чхиринг воткнул ледоруб в лед. Шинк. Он ударил по льду ногой, вонзив в него зубья кошек. Так он спустился на пару метров – чак, шинк, шинк, чак, шинк, шинк, затем остановился, чтобы Пасанг мог двигаться в таком же ритме. Пасанг бил по склону кулаком, пытаясь сделать в твердой поверхности нечто вроде выступов – зацепок, за которые можно держаться. Получалось плохо – зацепки не выдерживали его вес. Когда Пасанг переставлял ноги, нагрузка на страховочную веревку увеличивалась. Шинк. Пасанг вбивал зубья кошек в лед, чтобы уменьшить нагрузку. Вес тела, привязанного к веревке, грозил сорвать Чхиринга со стены, но пока получалось держаться. Иногда они с Пасангом спускались бок о бок, держа друг друга за руку и координируя движения. Но в основном Пасанг шел первым, пока Чхиринг закреплялся на склоне при помощи ледоруба и контролировал веревку. Камни и куски льда катились по склону, стучали по каскам, но шерпы были на полпути вниз и надеялись на спасение. Ночь была безветренной, с температурой около минус двадцати, то есть, можно сказать, почти теплой для К2. Внизу уже виднелись огни лагеря. Но все же это случилось. Камень или крупный кусок льда ударил Пасанга по голове, и он на мгновение обмяк, словно кукла из папье-маше, повиснув на веревке. Этот рывок сдернул Чхиринга, и они поехали вниз. Шерпа двумя руками ухватился за ледоруб и вонзил его в поверхность склона. Но клюв не зацепился, он прореза`л снег. Чхиринг прижался грудью к ледорубу, пытаясь вдавить его сильнее. Тщетно. Они съезжали все быстрее: еще пять метров, еще десять. Пасанг тоже старался зацепиться, удержаться, но пальцы скользили по льду. Они оба проваливались все дальше в темноту. Их крики должны были разноситься по Бутылочному горлышку, но находившиеся выше по склону люди ничего не слышали. Они были глухи ко всему, потому что сами оказались в критической ситуации. Одни в смятении, страдая галлюцинациями, сошли с маршрута. Другие сумели успокоиться и пытались принять взвешенное решение, выбирая из двух зол: в темноте спускаться свободным лазанием по Бутылочному горлышку или провести холодную ночевку в зоне смерти. Джерард Макдоннелл, несколько часов назад ставший первым ирландцем на вершине К2, выбил два небольших углубления в снегу, чтобы было куда сесть и во что упереться ступнями. Если пойдет лавина, это не поможет, но так можно хотя бы переждать ночь. Другой альпинист, итальянец по имени Марко Конфортола, пристроился рядом. Чтобы не заснуть, они заставляли себя петь. Охрипшими голосами мужчины орали песни, какие могли вспомнить. Пели что угодно, лишь бы не заснуть. Сон – это смерть. Примерно в это же время совершивший восхождение француз Хьюго д’Аубаред позвонил по спутниковому телефону своей девушке и пообещал: «Я больше никогда тебя не оставлю. Я закончил с этим. В следующем году в это время мы будем сидеть на пляже». Но чуть позже француз сорвался в Бутылочном горлышке и разбился насмерть. Его высотный носильщик пакистанец Карим Мехербан, сбившись с маршрута, вышел на ледовый карниз над Бутылочным горлышком и тоже сорвался и теперь лежал на снегу, медленно замерзая, не в силах пошевелиться. Ниже по склону еще несколько минут назад спускались норвежцы – муж и жена. Они отправились на восхождение в медовый месяц. Но теперь женщина шла вниз одна – ее мужа только что смело ледовым обвалом. Многие эти альпинисты считали себя лучшими. Они прибыли из Испании, Ирландии, Италии, Непала, Нидерландов, Норвегии, Пакистана, Сербии, США, Франции, Швеции и Южной Кореи. Некоторые рискнули всем, чтобы покорить К2. Но ситуация вышла из-под контроля, и расплата была жестокой: чуть больше чем за сутки погибли одиннадцать человек. На данный момент это самая масштабная катастрофа за всю историю восхождений на К2. Что пошло не так? Почему альпинисты продолжали восхождение, зная, что не успеют спуститься засветло? Как могли они совершить так много простых ошибок, например не взяли с собой достаточно веревок? История стала сенсацией, заняв место на первых полосах New York Times, National Geographic Adventure, Outside и более тысячи других изданий. Затем она перекочевала в социальные сети, обросла множеством версий и послужила сюжетом для документальных фильмов, театрализованной реконструкции, мемуаров и ток-шоу. Многие считали это восхождение примером гордыни, потерей жизни из-за самоуверенности или помешательства. Кто был на горе? Любители острых ощущений, изо всех сил старавшиеся, чтобы их заметили крупные спонсоры? Лунатики, желавшие убежать от действительности? Беззаботные люди Запада, эксплуатировавшие нищих непальцев и пакистанцев в своем стремлении к славе? А с другой стороны, СМИ, наживавшиеся на смертях, зеваки, получившие зрелище и тему для обсуждения. «Вы хотите рискнуть жизнью? – говорилось в ответе на одну из статей в New York Times. – Так сделайте это ради своей страны, семьи или соседей. Восхождение на К2 или на Эверест – эгоистичная выходка, от которой никакой пользы». «Тоже мне герои, – отмечал другой читатель. – Эти эгоисты должны держаться подальше от гор». Другие видели в этом отвагу: альпинисты бросают вызов природе, потерянные души идут на риск, чтобы найти смысл в этом пустом мире. «Альпинизм расширяет знания о границах возможного», – говорилось в письме, которое разослал в СМИ исполнительный директор Американского альпинистского клуба Фил Пауэрс. Автор другого письма перефразировал известное высказывание Теодора Рузвельта: «Лучше отважиться на значительное свершение и добиться успехов, пусть не без провалов, чем быть в числе тех, кто не ликует и не страдает и живет в сумерках, не зная ни побед, ни поражений». Многие задавали стандартные вопросы. Что делают альпинисты, когда смерть неизбежна? Почему некоторых людей тянет на такой риск?.. Ретроспективно – до того, как герои этой книги оказались в безвыходной ситуации, до взаимных упреков и примирений, до драк и извинений, до спасательных операций и встреч с родными, до смертей и похорон – все казалось идеальным. Снаряжение неоднократно проверено, маршруты определены, погода благоприятная, команды настроены на восхождение. Момент, ради которого альпинисты потратили столько времени на тренировки и столько денег, наконец настал. Они собирались стать на вершине второй по высоте горы мира, издать победный крик, развернуть флаги своих стран и позвонить любимым или родным. Когда Чхиринг и Пасанг падали в темноту, они, возможно, удивлялись – как такое могло случиться с ними. Часть I Цель Вершинная горячка Он не ходил, а почти бегал. Он не водил автомобиль, а носился по дорогам на черном мотоцикле Honda. Чхиринг Дордже Шерпа владел семью языками и говорил так быстро, что каждое предложение казалось одним длинным словом, прерываемым восклицаниями. Что бы он ни делал, он делал быстро, не важно – ел, думал, лез на гору, молился. Он не мог сбавить темп. Скорость была заложена в его ДНК. «Чхиринг» означает «долгая жизнь», но характеризовало его скорее то, как имя произносили англоговорящие: «чииринг»[2]. От Чхиринга исходила жизнерадостная уверенность. Клиентам нравилось его отношение к жизни в духе ты-можешь-сделать-это, у-нас-все-получится, давай-свой-рюкзак. Это было заразительно. Нельзя было спокойно сидеть у палатки, когда он каждые несколько минут вскакивал, бросался вперед, жестикулировал, высказывая свое мнение, плюхался на землю, чтобы тут снова вскочить. Этот тридцатичетырехлетний вечный двигатель редко пил кофе, чтобы взбодриться. Ему и так хватало энергии. «Чхиринг всегда был сумасшедшим, – отмечает его отец, Нгаванг Тхунду Шерпа. – В детстве он был озорным, непоседой, и я знал, что таким он и останется, когда вырастет». «От его восхождений зависел наш доход, – говорит младший брат Чхиринга, которого также зовут Нгаванг Шерпа. – Без его денег мы бы не жили так хорошо, как сейчас. Но Чхиринг стал слишком честолюбивым. Я всегда говорил ему: «Притормози». Семья жаловалась, что его работа оскорбляет богов и нарушает привычный образ жизни деревни. И нельзя было отрицать очевидное: горы могли его убить. Чхирингу пришлось проделать долгий путь до вершины К2. Ведь он жил в отдаленной непальской деревне. Непал, зажатый между Индией и Тибетом, как «батат между двумя валунами», находится в зоне столкновения двух континентальных плит. Когда-то весь этот регион был дном океана Тетис, но в течение шестидесяти пяти миллионов лет Индостанская плита, двигаясь на север со скоростью, вдвое превышающей скорость роста ногтя, поднимала дно, превращая его в Тибетское нагорье и самый высокий горный массив на Земле. Треть Гималаев, включая южный склон Эвереста, находится в Непале. Чхиринг описывает родные места как «в основном камни и лед». Деревню Бединг, расположенную примерно на высоте 3700 метров над уровнем моря, вряд ли найдешь на карте, а если она вдруг и удостаивается чести быть отмеченной, то часто оказывается помещена не в том районе, да и пишут это название по-разному. Бединг находится примерно в пятидесяти километрах к западу от Эвереста, в долине Ролвалинг. Раньше, чтобы добраться туда, приходилось предпринимать настоящий поход: долго трястись в джипе по плохой дороге, затем пешком идти вверх по извилистым тропам, преодолевать вброд реки и проходить по шатким подвесным мостам. После шести дней такого похода, неся на себе еду и палатки, путешественник наконец мог лицезреть деревенский чортен – святилище с нарисованными на стенах синими глазами, обведенными красным. Эти глаза, символизирующие взгляд Будды, смотрят на Бединг, даруя надежду верующим и отпугивая злых духов. Дома здесь построены из камней, дерева, глины и навоза, их окружают покрытые вечными снегами вершины. Одежда детей покрыта слоем серой пыли от морены. Воздух наполнен запахом обмолоченных злаков, от очагов поднимается сизый дым, а облака кажутся такими близкими, как будто можно подпрыгнуть и шлепнуть по ним. Козы, овцы, коровы и помесь коровы с яком – дзо пасутся на террасированных полях, покрывающих окрестные холмы подобно гигантским ступеням. Ниже река Ролвалинг бросает вверх радужные в солнечном свете брызги. Шерпы населяют не только Бединг, но и другие деревни долины Ролвалинг. Сейчас словом «шерпа» часто обозначают профессию, но на самом деле это народность, как греки, гавайцы, баски и так далее, причем небольшая – примерно сто пятьдесят тысяч шерпов в Непале составляют менее одного процента населения страны. Когда описывают родную деревню Чхиринга, чаще отмечают, чего в ней нет: лекарств, электричества, техники, канализации, водопровода, дорог, телефонов. Жителям недоступно школьное образование. Некоторые не имеют понятия, как написать свое имя или какое время показывают часы, и многие знают не день, когда родились, а время года. Главная функция календаря – указывать даты, связанные с жизнью Будды. Однако сами шерпы Ролвалинга предпочитают говорить о том, что имеют. Это вера и самодостаточная община. Боги рядом, а соседи – все равно что семья. В Бединге жители находят время пообщаться друг с другом, попить чаю и поиграть в карром – нечто среднее между бильярдом и шаффлбордом, когда участники щелчками пальцев загоняют диски в лузы. Местные досконально знают фольклор, сельское хозяйство и топографию региона и говорят на языке, не имеющем письменности, сочетающем восточные и центральные тибетские диалекты, что отражает долгий путь шерпов в Непал. На тамгни шерп Ролвалинга не говорят больше нигде. Как и во многих общинах шерпов, жители Ролвалинга в зависимости от сезона перемещаются между тремя деревнями. В «зимней» деревне, расположенной ниже остальных, летом слишком жарко, в «летней» – слишком холодно зимой, а «центральная» деревня, Бединг, является наиболее пригодной для разведения скота и выращивания зерновых. Местные живут «с земли», потребляя в том числе невероятное количество картофеля. Будучи буддистами, эти люди следуют традиции, именуемой по-разному: тантраяной, ваджраяной, а недоброжелатели называют ее ламаизмом. Исторические хроники Ролвалинга отсутствуют, а легенды различаются в зависимости от воображения рассказчика. Антрополог Дженис Сакерер, изучавшая шерпов Ролвалинга с 1970-х годов, аргументирует сложность иcследования их фольклора тем, что «благочестие у них имеется, но вот постоянства нет». Согласно тибетским хроникам, Ролвалинг – это беюл, священная долина, предназначенная стать убежищем для буддистов в смутные времена и сокрытая до времени. Открытие беюла Ролвалинга или даже его создание посредством гигантского коня и плуга приписывается гуру Ринпоче[3], обратившему тибетцев в буддизм в VIII веке. Спустя несколько сотен лет, когда в Тибет вторглись монголы, предки шерпов перебрались в Непал, а буддистские провидцы рассказывали своим последователям о беюлах на южных склонах Гималаев. Полные пещер и каменных монументов, обладающих духовной ценностью, беюлы являются данью памяти гуру Ринпоче и его супруге Еше Цогьял, целью которой было просветление всех разумных существ[4]. Правда, в устах отца Чхиринга и других стариков эти легенды звучат не столь «буддистски». По их словам, долина Ролвалинг – центр Вселенной и колыбель жизни, а мир появился восемьсот лет назад, до того как время стало линейным. Гуру Ринпоче и его супруга медитировали в пещере рядом с Бедингом. Но вскоре им пришлось прервать медитацию и начать войну против демонов, чтобы избавить долину от зла. В ходе битвы крылья и чешуя обдирались как кожура, конечности выкручивались, клыки вырывались. Но демоны вновь набирались сил и пытались скрыть солнце и поднимали пыль, чтобы боги задохнулись. Гуру Ринпоче приказал своим войскам выбивать врагам глаза. Искалеченные демоны в попытке атаковать вслепую попадали в реку Ролвалинг. Одни утонули сами, остальных утопил гуру, погружая их головы в воду. Те, кто смог вырваться, спрятались в скальных расщелинах. В конце концов почти все демоны были уничтожены либо укрощены, но война нанесла тяжелый ущерб пахотным землям. Характерные особенности ландшафта Ролвалинга, например массивная скала на ровном участке местности, глубокие ущелья или, скажем, трещина, разделяющая валун надвое, – свидетельствуют о той битве. После войны боги удалились в горы, а гуру Ринпоче и его жена родили пятерых детей, от которых произошли все остальные люди. Некоторые остались жить в долине, но большинство покинуло ее и развратилось. Все мы – из этого большинства. В наши дни боги недовольны миром за пределами Ролвалинга. Старики предсказывают, что боги, может быть, уже завтра уничтожат цивилизацию, оставив только жителей долины. Старики осуждают любого, кто уходит, утверждая, что покинувшие долину также погибнут. Молодое поколение смотрит на ситуацию куда спокойнее, считая, что апокалипсическая легенда – своего рода тактика устрашения, применяемая стариками, чтобы их чаще навещали. Согласно стандартной буддистской версии древней легенды, когда гуру Ринпоче странствовал по Гималаям как святой «охотник за головами», выслеживая демонов и обращая их в свою веру, в горах Ролвалинга жили пять сестер – богинь древней тибетской добуддистской секты, требовавших кровавых жертв. Однажды гуру Ринпоче прибыл в Ролвалинг, и старшая из сестер, белолицая Церингма, послала в погоню снежного барса. Но гуру приручил барса, и тот замурлыкал. А затем Падмасамбхава начал проповедовать, не прерываясь на еду или сон, пока Церингма не обратилась в буддизм. Тогда она поднялась на близлежащую гору, которая теперь носит ее имя, а индийцам известна как Гауришанкар, и отказалась от поедания человеческой плоти. Церингма, богиня долголетия, до сих пор живет на этом семитысячнике над Бедингом. Талые воды с ледника питают реку Ролвалинг и, считается, обладают чудодейственными свойствами. Некоторые старики утверждают, что им сто двадцать лет – и все благодаря воде. После обращения Церингмы в буддизм настала очередь четырех ее младших сестер. Одна за другой они раскаялись и стали буддистскими божествами. Мийо Лангсангма охраняет вершину Эвереста верхом на тигрице, это богиня неиссякаемой щедрости, ее лицо сияет, как чистое золото. Тхинги Шалсангма с телом светло-голубого оттенка стала богиней исцеления и умчалась верхом на кобыле на вершину Шиша-Пангмы, восьмитысячника в Тибете. Краснолицая Чопен Дринсангма стала богиней благосостояния. Верхом на лани она отбыла на Канченджангу, третью по высоте вершину в мире, расположенную на границе Непала и Индии. С последней, самой младшей сестрой, зеленолицей Такар Долсангмой, Падмасамбхаве пришлось труднее всего. Она вскочила на бирюзового дракона и улетела на север, к земле трех границ. В фольклоре Ролвалинга это Пакистан. Гуру Ринпоче преследовал ее и, наконец, загнал на один из самых длинных ледников Каракорума, называющийся Чоголунгма. Здесь Такар Долсангма обратилась в буддизм и, пришпорив дракона, поднялась на К2, став богиней удачи. Хотя гуру Ринпоче никогда не сомневался в ее искренности, вероятно, стоило бы: кажется, Такар Долсангме до сих пор нравится вкус человеческой плоти. Итак, Ролвалинг – это беюл, приграничная община, даровавшая приют беженцам и охранявшаяся могущественной богиней. К середине XIX века долина стала популярным местом у непальских должников и правонарушителей, которые селились здесь вне досягаемости центральных властей. Сначала рост населения ограничивался недостатком еды. Но в 1880-х годах в этих районах начали выращивать картофель, что более-менее сняло остроту вопроса с продовольствием, и население выросло в четыре раза – примерно до двухсот человек. Следующим после картофеля значимым «вторжением с Запада» стала группа альпинистов, в составе которой был Эдмунд Хиллари. За два года до того, как в 1953 году Хиллари стал первовосходителем на Эверест, он с британской разведывательной группой прошел через Ролвалинг в поисках лучшего маршрута к горе. Британцы в итоге выбрали другой путь – через долину Кхумбу, но некоторым шерпам Ролвалинга, в том числе шерпу Рите (который, в частности, работал в экспедиции 1953 года и тропил путь для Тенцинга Норгея и Хиллари), предложили работу. Ролвалинг никогда не переживал такого бурного развития, как долина Кхумбу, где идущие к Эвересту туристы являются источником денег и работы и где Хиллари построил школы, больницу и взлетно-посадочную полосу. В детстве Чхиринга, в 1970-х, Ролвалинг был «самой изолированной, традиционной и экономически отсталой общиной шерпов в Непале». Торговцы редко проходили через долину, а вьючные животные с трудом поднимались по крутым каменистым осыпающимся склонам. И местные жители могли рассчитывать только на собственный труд, чтобы прокормиться и одеться. Что такое хлопок, здесь не знали – одежду вязали из шерсти яков. Отец Чхиринга ходил в чубе – шерстяном халате поверх штанов, подвязанном поясом. Зимой он надевал обувь из кожи яка, набитую сухим мхом. Его мать носила унги, тунику без рукавов, с передником наподобие фартука в синюю полоску, прикрывающим тело спереди и сзади. Младшая сестра Чхиринга носила такой фартук только сзади, таким образом обозначая, что она не замужем[5]. Чхиринг родился в 1974 году на полу помещения, служившего для семьи кухней, амбаром и спальней. Мальчик, по словам отца, тети и дяди, был бездельником, любившим убегать из дома и бродить по горам. Родственники до сих пор вспоминают его самый тяжелый проступок: когда Чхирингу было восемь, он играл с огнем и случайно поджег посевы, из-за чего сгорели запасы корма на зиму, и животным пришлось голодать. Отец избил мальчика палкой и даже спустя четверть века не мог простить его. Детство Чхиринга было омрачено смертями. Однажды его младшая сестра вернулась с поля с покрытой красными волдырями кожей. Когда волдыри выскочили на языке, она умерла от удушья. Другая сестра как-то несла воду с реки и попала под камнепад. Неизвестно, что случилось с двухлетним братом Чхиринга. Однажды его живот раздуло, возможно, он съел что-то ядовитое. Вскоре ребенок умер в мучениях. Роды третьей сестры стали причиной кровотечения у матери Чхиринга. И мать, и младенец не выжили. Чхиринг смотрел, как лама выполнял похоронные обряды над его матерью, дергая ее за волосы, чтобы душа покинула тело через голову, шепча ей в ухо советы о загробной жизни. Чхиринг старался не плакать, веря, что из-за этого перед глазами умершей может появиться кровавая пелена, заслоняющая путь в следующую жизнь. Он был слишком мал, чтобы подняться на холм, где кремировали мертвых, поэтому сидел в комнате, в которой родился, и наблюдал, как дым от тела матери поднимается в небо. Его отец, Нгаванг Тхунду Шерпа, вернулся с похорон и рухнул без сознания. С той поры отец стал падать в обморок несколько раз в день. Жители деревни считали, что в него вселился злой дух. Обмороки становились более частыми, Нгаванг перестал заботиться о детях, стал молчаливым, забывал поесть и перестал следить за собой. Ночами он часто просыпался с плачем и долго всхлипывал, пока снова не проваливался в забытье. Поля зарастали бурьяном и сохли без полива, животные разбредались, а дом ветшал. Семья начала голодать, обувь и одежда детей износились. Но как ни старался Нгаванг, он не мог работать. Когда удавалось прийти в себя, он тратил все силы на молитвы, пытаясь задобрить богов. «Я не мог понять, за что они так наказали меня», – вспоминал он. Когда Чхирингу исполнилось двенадцать, он стал главой семьи. Он распродавал оставшийся скот, чтобы купить еду, но вскоре продавать стало нечего. В обмен на картофель он стал работать на другие семьи: носил воду, собирал дрова, убирал в домах. Его сестра, Нима, заботилась об отце и двух младших детях. Чхиринг не зарабатывал достаточно, чтобы купить новую обувь, но он и его семья все же не голодали, а когда дела шли совсем плохо, помогали родственники. Когда Чхирингу исполнилось четырнадцать, тети и дяди сказали, что выбора нет. Теперь он мужчина, достаточно взрослый, чтобы жениться, и нужно как можно быстрее выплатить долги отца. Некоторые предлагали покинуть деревню, стать носильщиком и работать на альпинистов и туристов, но Чхиринг не соглашался. Он никогда не уходил далеко от священной долины. Жители почти не покидали Ролвалинг, а кто смог устроиться в туриндустрии, описывали свой труд как унизительный и малооплачиваемый. «Чхиринг казался слишком юным, чтобы работать носильщиком, слишком маленьким, чтобы носить грузы для иностранцев, – вспоминал его дядя Анг Тенцинг Шерпа. – Я сказал ему, что это плохая идея». Кроме того, Чхиринг опасался живущих в горах богов – ледники были их воплощением. Карабкаться по спине богини или вторгнуться в ее дом считалось кощунством. Дед Чхиринга, Пем Пхутар, работал носильщиком в британской экспедиции 1955 года на Гауришанкар, священную вершину, где обитает Церингма, но в семье редко вспоминали об этом. Многие жители деревни смотрели на альпинистов свысока и говорили о них пренебрежительно. Тема этих историй была одна и та же, и обычно они заканчивались рассказом об одном немце. Как известно, пятнадцать шерпов погибли в немецких экспедициях на восьмитысячник Нанга-Парбат в 1934-м и 1937 годах. Даже рейхспортфюрер Гитлера осудил двух участников экспедиции 1934 года, которые бросили команду в непогоду, и, очевидно, у шерпов возник странный стереотип. Жители Бединга говорили о некогда успешном немецком бизнесмене, который попытался подняться на Гауришанкар. Разумеется, он потерпел неудачу, и богиня горы наказала его. В течение года немец лишился зубов, заболел проказой и потерял все, что у него было, кроме жены. Но потом и она ушла от него, и тогда он умер от отчаяния. Эта история, должно быть, вымысел, но есть и другая, реальная. В 1979 году американский альпинист Джон Роскелли решил подняться на Гауришанкар. Условия на восхождении были настолько сложными, что Роскелли описал свой опыт с некоторой эротической составляющей, предположив, что «богиня любви» хотела «остаться девственницей». Роскелли «уже почти овладел ею», но его напарник «молодой и подающий надежды «тигр»-шерпа[6] по имени Дордже уговаривал его остановиться. Тем не менее Роскелли «обнял (вершину), словно зад толстой дамы, и полез вверх», и Дордже шел в связке с ним. «Гауришанкар стала нашей, – ликовал американец. – Мы были первыми небожествами, достигшими вершины». Восхождение не имело для Роскелли пагубных последствий, но жители Ролвалинга считали, что оно причинило вред им. В окрестностях горы было ледниковое озеро. Через несколько недель после восхождения естественная перемычка, удерживающая воду, не выдержала, и сошел сель. Поток воды, льда и грязи накрыл трех женщин, моловших зерно на водяной мельнице. Двух удалось спасти, третья погибла. Чхиринг не хотел закончить жизнь, как немец, или вызвать паводок, как Джон Роскелли. Он боялся даже заговаривать с альпинистами, по его мнению, все они были помешанными. Зачем тратить уйму денег и подниматься на гору без практической цели? И почему эти люди недостаточно сильны, чтобы самостоятельно нести еду и снаряжение? Но необходимость и любопытство сделали свое дело. Семья нуждалась, а Чхиринг не мог заработать достаточно сбором дров и поденной работой. Другой его дядя, Сонам Церинг, работавший с альпинистами, сказал, что стать носильщиком – это выход. Учитывая ситуацию Чхиринга, боги не будут гневаться, и он сможет вернуться домой богатым. Так в возрасте четырнадцати лет Чхиринг отправился в столицу, пройдя большую часть пути пешком. Добравшись до Катманду, он обнаружил, что старики не преувеличивали. Об апокалипсисе, который по предсказаниям должен был произойти за пределами Ролвалинга, знали все. Даже посольство США раздавало спасательные комплекты. Казалось, столица была обречена. Катманду ждал очередного крупного землетрясения, способного сровнять город с землей. Подземные толчки, произошедшие в 1253, 1259, 1407, 1680, 1810, 1833, 1860 и 1934 годах, разрушали храмы и убивали тысячи человек. Следующее землетрясение должно было стать еще разрушительнее. Катманду разросся до миллиона жителей, большинство из них живут в кирпичных домах на малозаглубленных фундаментах. ООН, оценив риски, начала кампанию по обеспечению готовности к землетрясению, но, кажется, никто особо не переживал. Фатализм – характерная черта жителей Катманду[7]. Если в городе и существуют правила дорожного движения, то они «дарвиновские». Зеленый свет означает «полный вперед», желтый свет тоже означает «полный вперед», красный свет означает «полный вперед», при этом отчаянно сигналя. Средневековые улочки старого города слишком узки и переполнены автомобилями, на дорожную разметку мало кто обращает внимание, а ремни безопасности – нововведение. Попавшему в Катманду придется лавировать в мешанине из автобусов, велосипедов, коров, кур, детей, собак, тележек с едой, прокаженных, мопедов, разносчиков, паломников, митингующих, крыс, рикш, нечистот, детских колясок, такси, грузовиков и мусора. За городом ландшафт не настолько пестрый, но в изобилии небольшие кирпичные фабрики, выбросы которых загрязняют воздух. Долина Катманду похожа на чашу в окружении гор, и скапливающийся смог часто не рассеивается в городе даже за ночь. Количество твердых частиц в воздухе почти всегда превышает установленные Всемирной организацией здравоохранения нормы, поэтому люди носят маски, чтобы не дышать пылью и выхлопами. Парадоксально, но загрязненный город начался с тенистого дерева. По легенде, индуистский бог Горакхнатх, как многие современные водители, не соблюдал преимущественное право проезда. Он мчался на праздник, врезался в праздничную процессию с колесницей, а чтобы избежать позора, обратился человеком. Однако свидетели задержали его. В качестве залога освобождения Горакхнатх посадил в землю семя. Из него вырос сал[8], настолько высокий, что стал царапать небесный свод. Один монах срубил дерево и использовал древесину для постройки трехэтажного храма Кастамандап. Этот храм – одно из старейших деревянных строений в мире. От его названия произошло слово «Катманду»[9]. В 1950-х годах столица Непала стала отправным пунктом для альпинистских экспедиций. В 1960-х за восходителями последовали хиппи, а пропахшая определенным фимиамом Фрик-стрит до сих пор дает приют представителям движения «Нью-эйдж». Туризм составляет значительную часть экономики Непала, и Катманду зависит от него. Гиды, проститутки, наркоторговцы и мессии-самозванцы толпятся в популярных у туристов местах семь дней в неделю. Чхиринг поселился в так называемом Малом Тибете – общине буддистских беженцев, бежавших из Тибета от китайского вторжения в 1950–1960-х годах. Соседи помогли юноше адаптироваться к городской жизни, а расположенная рядом ступа Боднатх давала ощущение стабильности. Боднатх, считающаяся одной из величайших буддистских святынь Непала, представляет собой реликварий. В буддизме форма ступы символизирует гору Меру – центр мироздания, – вершина которой расположена в небесах, а основание в аду. По приезде в Катманду в первый же день Чхиринг присоединился к толпе верующих, в молитве идущих вокруг ступы. Он повторял этот ритуал каждое утро, пока дядя не нашел ему работу носильщиком за три доллара в день. На этой работе Чхиринг в течение месяца переносил поклажу весом в тридцать два килограмма – керосин, горелки и альпинистское снаряжение – к подножию пика Айленд в районе Эвереста. Японские клиенты были удивлены, что подросток в состоянии нести такой большой груз по крутым тропам, не жалуясь, и высоко ценили его жизнерадостность. Чхирингу эти туристы показались вполне нормальными, к концу месяца он заработал девяносто долларов. Никогда в жизни он не видел столько денег. Значительную часть заработка юноша потратил на еду, обувь и одежду, которую отвез своей семье в Бединг. Через несколько недель он вернулся в Катманду в поисках новой работы. И вскоре Чхиринг уже по полгода работал за пределами Ролвалинга. Он умел найти подход к клиентам, учил их языки и довольно быстро выдвинулся на первые позиции среди носильщиков, так как мог выступать в роли переводчика. Когда Чхирингу исполнилось шестнадцать, женская альпинистская команда, впечатленная выносливостью юноши и знанием английского, предложила ему работу на Эвересте. Чхирингу еще никогда не доводилось подниматься на ледник, но предложение он принял. Западные альпинисты проводят годы в подготовке к восхождению на Эверест, а для многих шерпов это своего рода тренировочная площадка. В первую неделю восхождения некоторые шерпы, никогда прежде не бывавшие на горе, тропят, несут грузы и устанавливают палатки для профессиональных гидов и их клиентов. На Эвересте это имеет определенный смысл. На него поднялись тысячи человек. Маршруты известны, подъем не требует серьезных альпинистских навыков, а плата помощнику-носильщику внушительна – около трех тысяч долларов плюс бонус за каждого добравшегося до вершины клиента. Шерпы лучше акклиматизируются к высоте, чем их клиенты, и часто обладают большой силой и хорошим вестибулярным аппаратом. На Эвересте эти способности в некоторой степени компенсируют отсутствие опыта. Но есть еще одна причина, почему шерпы начинают с Эвереста. Большинство верит, что подняться на него можно без возмездия со стороны богов, что богиня Мийо Лангсангма лишь изредка наказывает вторгшихся в ее владения. Если ей не нравится восхождение, прагматизм берет верх над неудовольствием. Богине неиссякаемой щедрости нравится видеть, что благосостояние шерпов растет. «Пока вы относитесь к Мийо Лангсангме с уважением, просите прощения и вам хорошо платят, она не препятствует восхождению, – говорил Нгаванг Осер Шерпа, главный лама Ролвалинга. – Она самая милостивая из пяти сестер, но все же на горы лучше не залезать». В 1991 году Чхиринг впервые поднялся на Эверест. Поначалу все казалось довольно простым. У него не было специальной подготовки и не хватало снаряжения, но другие шерпы показали, как надевать кошки, как пользоваться ледорубом, и он занес кислородные баллоны общим весом тридцать два килограмма на высоту 7900 метров, на Южное седло. Но на пути вниз разразилась буря. Температура резко упала, и пальцы Чхиринга посерели от холода. Все спешили добраться до палаток, и юноша старался не отставать. В какой-то момент он ступил на гладкий пласт льда. Льдина перевернулась, как крышка люка, и Чхиринг провалился по плечи. Он хватался за снег, но замерзшие пальцы не слушались, и он съехал в трещину еще глубже и повис. Ноги болтались без опоры, и выбраться не удавалось. Казалось, прошли часы. Он почти замерз, когда другой носильщик, которого тоже звали Чхиринг, заметил его и вытянул за воротник. Старший Чхиринг был очень зол и отругал подростка, сказав, что тот еще слишком молод для Эвереста. Эта отповедь дала обратный эффект. Чхиринг почувствовал себя униженным и, наоборот, решил, что взойдет на гору. Что-то в этой неудаче, в осознании того, что получилось бы достичь вершины, будь у него перчатки потолще и ботинки потеплее, стало стимулом. Мальчик решил, что станет лучшим альпинистом среди шерпов. Другим стимулом были деньги. Он заработал 35 тысяч рупий, или около 450 долларов, на своем первом подъеме на Эверест. Это менее пятой части того, что получали опытные шерпы, но больше, чем средний непалец зарабатывал за год. А Чхиринг получил такую сумму за месяц. Следующие два года Чхиринг продолжил работать с альпинистами, перенимая опыт у своего дяди Сонама. Но в 1993 году очередная экспедиция стала для четырежды побывавшего на Эвересте Сонама последней. Он отправился на гору со своей подругой Пасанг Ламу, которая хотела стать первой непальской женщиной на Эвересте. Они вдвоем поднялись на вершину 22 апреля. Наверняка Сонам молился Мийо Лангсангме и просил прощения за вторжение в ее священные владения. Но когда он с Пасанг Ламу спускался к Южному седлу, вершину горы окутало облако, похожее на перевернутую чашу. Такое явление означает приближение непогоды. И вскоре Пасанг и Сонам вместе с еще тремя участниками экспедиции прижимались друг к другу, борясь с бешеным ветром. Мийо Лангсангма не помогла им. Ураганный ветер не давал людям сдвинуться с места двое суток, и все они погибли. Вероятно, Сонам прошел несколько сотен метров вниз, прежде чем сорваться. Альпинисты нашли его рюкзак под телом Пасанг Ламу. Чхиринг отказывался поверить в смерть дяди. Сонам уверял, что на Эверест можно подняться без серьезных последствий. «Я понял, что он ошибался, – сказал Чхиринг. – Стоило завязать с восхождениями и отправиться домой». Но, вернувшись в Бединг, он увидел силу денег. Его шестилетний брат потолстел и носил новую обувь. Его сестра училась читать. Отец перекрыл крышу дома не из подручных материалов, а из гофрированной жести. Хотя семья оплакивала Сонама, никто из родственников Чхиринга не попросил его бросить работу. «А я и не смог бы, – сказал он. – И не хотел». В следующем году Чхиринг вернулся на Эверест с норвежской командой и зарекомендовал себя как выносливый и хороший работник. И вскоре уже он работал с командами из Бельгии, Англии, Франции, Германии, Индии, Японии, Норвегии, России, Швейцарии и США. Чем больше было работы, тем более амбициозным он становился. Когда клиенты просили нести двадцать килограммов груза, он брал сорок. Он стал не только переносить поклажу, но по собственной инициативе провешивал веревочные перила, тропил путь, помогал в организации экспедиций. Он перестал пользоваться искусственным кислородом, который сторонники чистого стиля в альпинизме считают допингом. Эверест стал просто работой, Чхиринг десять раз побывал на вершине и установил рекорд, трижды поднявшись на гору за две недели. Родные видели, что он меняется. По непальским меркам Чхиринг стал богатым. Он перестал обращать внимание на пророчества старейшин и иногда совершал восхождения не ради денег, а для удовольствия. Его лама предупреждал, что наказание за это – лишь вопрос времени. Отец Чхиринга, к которому вернулось здоровье, решил, что сын сошел с ума. Старики боялись, что молодежь, видя доходы Чхиринга, покинет деревню. Они были правы. Когда Чхиринг по окончании сезона восхождений возвращался домой, на нем были фирменные ботинки La Sportiva и куртка марки North Face. Он приносил топливо, продукты, одежду. Он описывал городские диковинки, такие как мотоциклы и телевизоры. Подростки слушали с благоговением. Возможно, альпинизм является грехом, но он, несомненно, делает тебя богатым. И многие юноши стали уезжать на заработки в Катманду. Чхиринг помогал им – находил жилье, подыскивал работу и в конце концов основал компанию по проведению экспедиций – Rolwaling Excursion. Старейшины деревни оценили блага и перестали критиковать Чхиринга, даже когда население Бединга сократилось до двадцати трех постоянно проживающих жителей.