Ты будешь умолять бесплатное чтение

пролог

— Я хочу, чтобы ты лишил меня девственности, — моя просьба повисает в воздухе, делая его густым и давящим.

Мужской силуэт выделяется черным пятном на бежевых простынях, и в темноте комнаты кажется еще огромнее.

Я сглатываю, но ком так и стоит в горле, не позволяя произнести больше ни слова. Да и к чему разговоры?

Делаю шаг вперед, и пальцы тянутся к шелковому поясу халата. Руки подрагивают, и мне ни сразу удается справиться с ним, и от этого я еще больше начинаю нервничать.

— Зачем ты просишь меня? — густой бархат мужского голоса заставляет меня замереть в паре метров от кровати и крепче вцепиться в нежно розовый шелк. Не вижу в темноте лица собеседника, но мне кажется, что он хмурится, потому что отчетливо слышу нотки неодобрения в его голосе, но мне не хочется анализировать еще и его реакцию на это. Он в этой игре просто пешка, удачно подвернувшаяся под руку.

— Потому что… — мну пояс халата, хотя мне уже давно следует его развязать и снять эту проклятую штуку. — Ты подходишь.

— Подхожу… — не говорит, смакует, как будто перекатывает на языке каждую букву и моя кожа начинает пылать от хрипотцы в его голосе. Мелкое покалывание зарождается где-то в солнечном сплетении и опускается вниз живота от мысли, что сейчас под халатом я совершенно голая. А он словно сканером пронизывает взглядом который даже сквозь пелену ночной тьмы будто ударяет разрядами тока. — А разве ты не должна хранить себя до свадьбы? Ты явно не из тех, кто зашивается перед брачной ночью.

Его вопрос бьет точно в цель, и я раздраженно поджимаю губы. Это не его дело.

— Плохая идея просить тебя… — разворачиваюсь, чтобы уйти, но стоит мне коснуться ручки, на дверь ложится мужская ладонь, не позволяя мне открыть ее.

Замираю, осознав, что к спине прижимается мощная грудь, и почему-то чувствую себя пойманной в ловушку, хотя это именно я затеяла все это.

Пульс ошибается на пару ударов, когда его кисть опускается поверх моей и медленно сжимает пальцы, отводя их от металла ручки. Мой взгляд утопает в пространстве, и пересохшие губы горят от волнения.

— Ты же понимаешь, какие могут быть последствия? — вкрадчивый шепот мне на ухо заставляет нервы натянуться, и я киваю, подтверждая насколько спятила.

— Да… — Не теряя ни секунды оборачиваюсь в кольце его рук и поднимаю голову, чтобы заглянуть, но тьму его глаз, но я не вижу их выражения. На его лице непроницаемая маска, подтверждающая, что этот человек абсолютно бесчувственен. А значит, я сделала правильный выбор. — Понимаю.

— Тогда раздевайся.

1

Музыка долбит по ушам, отдаваясь болью в виски. Пара коктейлей явно была лишней, но красный диплом же необходимо обмыть. Так сказала Аня, сейчас явно ни сколько не страдающая от головной боли и головокружения в центре танцпола в кольце рук какого-то красавчика.

— Можно минералки без газа? — кричу бармену, мой голос утопает в гуле голосов и общего шума, но он все равно меня слышит и кивает, отворачиваясь к холодильнику. По губам читает? — Через секунду на стойке напротив меня возникает запотевшая бутылка воды и кладу купюру на гладкую поверхность, забирая ее. — Спасибо.

Откручиваю крышку и жадно припадаю к холодному горлышку, но вдруг в спину ударяет невидимая сила, и моя рука вздрагивает. Чувствую, как белую кофточку заливает льдом, и прикрываю глаза только бы не начать орать.

Оборачиваюсь, натыкаясь взглядом на пьяного в дупель парня, который едва стоит на ногах, но все же не падает, потому что за шкирку его держит другой, при взгляде на которого я чувствую, как у меня ошибается пульс.

— Извинись, — короткий приказ, от которого не только мой взор замирает на суровом лице. Бухой парень тоже поднимает голову, трезвея на глазах, и тут же торопливо выдает извинения, глядя на высокого незнакомца. Тот морщится и кивает в мою сторону, и взгляд пьяных глаз фокусируется на мне.

— Извиниттттьи.

Едва сдерживаю улыбку, когда сильная рука разжимается, и гость едва не падает, лишившись поддержки, и на нетвердых ногах отходит, и я остаюсь один на один с рыцарем в черной кожане.

Хочется рассмотреть его получше, но неизвестно откуда взявшийся страх предостерегает от ошибки.

— Спасибо, — приходится снова повысить голос. Поднимаю глаза, и щеки тут же вспыхивают, когда понимаю, что рыцарь не отводит взгляда от моей промокшей кофточки. Кремовое кружево отчетливо вырисовывается под прозрачным шелком, и я машинально вскидываю руки, чтобы прикрыться.

Никогда не ходила по клубам, и начинать было плохой идеей, тем более что уже завтра отец возвращается из командировки и ему могут настучать, что меня не было дома. Надеюсь, он не убьет меня сразу, а сначала даст объяснить.

— Отвезти тебя домой? — низкий голос, обращенный ко мне выбивает из колеи и я сглатываю, отчего-то смущаясь под прямым немигающим взглядом незнакомца. Он больше не пялится на мою грудь, но я все равно чувствую себя неуютно.

— Не надо, я тут не одна, — машинально вглядываюсь в лица танцующих, ища знакомое, но подруги нигде не видно, как и ее красавчика. Она же меня не кинет?

— Ладно, — пожимает плечами и отходит, и я мгновенно расслабляюсь, стоит дистанции между нами увеличиться. Головой я понимаю, что парень ничего мне не сделает, но где-то внутри шестое чувство вопит, мне надо поскорее убраться подальше, слишком опасным выглядит незнакомец.

Черная кожанка обтягивает широкие плечи, отчего его силуэт кажется просто пугающе огромным, и я ощущаю себя Дюймовочкой на его фоне.

Мокрая кофточка неприятно липнет к телу, и я решаю, что предложение отвезти меня домой не лишено смысла, оставаться в клубе мне точно не зачем, поэтому двигаюсь в сторону гардероба, попутно выискивая на танцполе знакомое лицо. В туалете и курилке Аньки тоже не оказывается, и я устав от бесцельных поисков подхожу к гардеробу.

— Могу я воспользоваться вашим телефоном? — вместе с номерком протягиваю гардеробщице купюру, и та секунду подумав, достает из кармана мобильный. — Спасибо.

Набираю по памяти номер Аньки, и отшагиваю в сторону, когда один из посетителей тянется за курткой.

Подруга не отвечает, и я хмурюсь набирая снова и снова, и после пятого провала понимаю, что я в пролете. А ведь мы договаривались вместе уехать. Гардеробщица начинает волноваться, и я решаю заказать такси с ее телефона, потому что свой принципиально не взяла, иначе папа без труда бы выяснил, что я нарушила его запрет. Назвав оператору адрес, завершаю звонок и натягиваю куртку, мечтая поскорее оказаться дома, и киваю гардеробщице, которая показала мне смс с номером назначенного авто.

Выхожу на улицу, боясь пропустить такси, и облегченно выдыхаю, когда вижу нужную машину. Делаю шаг к авто, но из клуба вываливается огромная компания людей, и один из гостей тут же уверенно подбегает к машине и садится на переднее, а потом остальные утрамбовываются сзади.

Ээээ…

Хлопаю глазами, наблюдая как таксист, даже не спросив тот ли заказ принял, трогается и желтая машина с шашечками скрывается за поворотом, оставляя меня в совершенном одиночестве.

— Ну что, надумала?

2

Оборачиваюсь, вздрогнув от низкого голоса, пронизавшего кожу мурашками.

— Преследуете меня? — не хочу язвить, но с губ против воли срывается упрек. — Спасибо сама как-нибудь.

Да, не самая умная мысль, тем более что у меня нет даже телефона, сейчас ночь, и я одна на темной улице рядом с этим пугающим незнакомцем.

— И как интересно? — он никак не унимается, явно забавляясь, а я поджимаю губы и отхожу только бы увеличить между нами расстояние. — Пешком? У тебя кажется даже телефона нет…

Бросаю сердитый взгляд на незнакомца, и тот поднимает руки в примирительном жесте.

— Ладно, удачи, — он говорит что-то еще, но я не слышу, хотя внутренний голос подсказывает, что с его губ срывается тихое ругательство.

Из клуба вываливается толпа каких-то парней, и я ускоряю шаг, но как говорится, если вам не везет, то не везет по-крупному, и в спину мне летит чей-то пьяный оклик.

— Эй, киса, подожди!

Закатываю глаза и не оборачиваясь ускоряю шаг, но какой-то парень незамедлительно меня догоняет, слишком уверенной походкой для нетрезвого человека.

— Подожди, сказал, слышь? — дергает меня за плечо, и я машинально отбрасываю его руку, отступая на шаг.

— Отвали… — волнение вперемешку со страхом скользкими щупальцами проникает под кожу, и я оглядываюсь, понимая, что вся компания решила выбрать меня в качестве развлечения на ночь.

— Куда собралась? Мы не закончили… — еще один полупьяный голос заставляет отступить, и я натыкаюсь на чью-то каменную грудь, и тут же отскакиваю, осознав, что это один из них.

— Не дергайся, давай прокатимся… — подцепляет меня за локоть и ведет к черной машине у обочины, и я собираюсь звать на помощь, но слишком поздно осознаю, что на улице никого кроме этих четырех парней и меня нет. Хотя… У стены клуба лениво курит тот самый незнакомец, которого я отшила дважды за вечер. Облако дыма растворяется в воздухе, когда он делает последнюю затяжку и бросает в сторону сопротивляющейся меня равнодушный взгляд. Вот козел! — Сань, открой!

Сигналка пикает, и я сильнее дергаюсь, очень надеясь, что камеры у клуба засекут номера похитителей и в конечном итоге кто-нибудь придет мне на помощь.

Вот только я сделала все, чтобы никто из людей отца не знал, куда я отправилась, потому что в противном случае меня за шкирку вернули бы в квартиру и приставили к дверям охрану. Что ни говори, а отец помешан на контроле. И я у него единственная дочь.

— Пустите!

Меня толкают на заднее сиденье, и я, не удержав равновесия, падаю под дружный смех толпы. Один из них хватает мою ногу и дергает на себя, цепляя вторую под коленом. Пытаюсь взбрыкнуть, но мое сопротивление только веселит пьяных парней.

— Не надо так кричать, киса. Мы тебя не обидим. А если будешь послушной, еще и заплатим, — вкрадчивый голос мертвой хваткой цепляется за шею, и я ощущаю предательские слезы страха, подступающие к глазам. — Не сопротивляйся, и мы сделаем тебе приятно, да парни?

Он дергает меня на себя и вклинивается между разведенными ногами, продолжая сжимать мои бедра.

Желчь подкатывает к горлу.

— Поехали отсюда, не будем же мы прямо тут… — голос водителя заставляет остальных закивать, и парни начинают рассаживаться, а я снова пытаюсь вырваться, но тот кто меня держал лишь толкает в машину и садится рядом.

Страх уже пропитал все естество, меня трясет и даже зубы стучат, но я все равно слышу этот низкий голос, который привлекает внимание толпы друзей, и вижу как те замирают, не успев рассесться.

— По-моему девушка против…

3

— Парень, иди по-хорошему, слышь? — тот кто первым меня окликал отступает от открытой двери и делает шаг к незнакомцу. — Или ты хочешь получить пизды?

Самоуверенный вид пьяного задиры позабавил бы, если бы я не дрожала так сильно. А сейчас я перепугана так, что готова разрыдаться, прося их оставить меня в покое. Глупо! Глупо было вообще все это затевать. Но Аня так слезно умоляла нарушить запрет и пойти в клуб, что я поддалась на уговоры. И чем все это выходит? Меня скоро пустят по кругу четверо парней, а потом, когда папа узнает, что со мной сделали, пустит по кругу каждого из них, и никакого шанса избежать этой участи ни у них, ни у меня нет. Отлично погуляла Лина!

— Отдайте мне девушку и я уйду, — он разжал ладонь, глядя на железку в своей руке и снова сжал, поднимая глаза на собеседника. Маска равнодушия на его лице пугает, и одновременно внушает странное спокойствие, что я не одна. — Серьезно, парни. Проблемы не нужны ни мне, ни вам. Давайте по-хорошему.

— Слышали? — водитель вероятно почувствовав кураж обходит машину и встает рядом с другом. Пьяными они больше не выглядят, скорее взбудораженными. Захотелось взвыть. Сейчас они вырубят моего защитника и увезут меня в лес. А может в квартиру. Воображение, прекрати! — По-хорошему!

Четверка рассмеялась, и я пользуясь тем что они отвлеклись медленно подсаживаюсь к краю сиденья, но парень сзади дергает меня на себя и вжимает в торс.

— Сиди тихо, сучка, — его рука ползет под полу моей куртки, и я всхлипываю, и этот звук привлекает внимание незнакомца.

— Ладно, — роняет спокойно и тут же размахнувшись врезает по роже водителю, и тот с диким воем отлетает к машине, хватаясь за челюсть. Хочет что-то сказать, но получается мычание, видимо незнакомец сломал ему челюсть. Больше никто из парней не дергается, все затихли, боясь шелохнуться, только второй, стоявший рядом отскакивает от незнакомца как от огня, но мой защитник даже не смотрит в его сторону. Он пронзает взглядом меня и медленно произносит. — Иди сюда.

Рука на моем теле растворяется, меня больше никто не держит, и я уже не скрывая слез соскакиваю и на нетвердых ногах подбегаю к спасителю, хватаясь за его руку. Он стряхивает меня, настойчиво отводя за спину и сует в руку ключи.

— За углом черный мерин. Садись и жди меня, — приказ которому я безапелляционно подчиняюсь и бросив на незнакомца благодарный взгляд убегаю в указанном направлении. Сердце колотится в горле, тошнота утихла, но ее место сменило головокружение от дикого облегчения, и мне ни сразу удается успокоиться, поэтому забегаю за угол и, прислонившись к стене, зажимаю рот рукой, чтобы не выдать рвущийся наружу всхлип. Руки дрожат так сильно, что мне не сразу удается найти на брелоке кнопку, пластик в руке ходит ходуном и я зажимаю ключ двумя руками и вглядываюсь в обозначения.

Черный мерседес мигает фарами, и я дергаю пассажирскую дверь и падаю на сиденье. Лихорадка не проходит, и я отбрасываю ключ на водительское и закрываю лицо ледяными ладонями. Слезы градом катятся по щекам, и я уже не сдерживаю громких рыданий как в детстве, когда не можешь остановиться, и твою душу рвет от боли.

А если бы они…

Если бы им удалось…

Внезапно водительская дверь распахивается и я вскрикиваю и вжимаюсь в сиденье. С губ спасителя срывается ругательство и он обходит машину и, достав в заднего бутылку вискаря, насильно всовывает мне в руки.

— Пей.

Мотаю головой, волосы липнут к щекам, и я все еще дрожу и вою.

— Нет…

— Пей! — хватает меня за подбородок и вливает в рот бухло, отчего я едва не захлебываюсь и сгибаюсь пополам, хватая воздух ртом.

Хватка на шее сзади заставляет разогнуться, и спаситель приближает мое зареванное лицо к своему и медленно чеканит слова.

— Еще пей, пока обратно не полезет, ясно?

Спорить сил нет. и я киваю как болванчик и сама выхватываю из его горячих рук бутылку. Один глоток и выпитое проваливается в горло, обжигая рот, второй, и виски встает в горле, но я сглатываю и отдаю ему бутылку.

— Умница, — нагибается и открывает бардачок, в котором я вижу пачку салфеток. Он протягивает их мне и отворачивается заводя мотор.

Руки дрожат, но уже не так сильно, да и внутри тремор утих, правда голова стала чужой и все еще кружится. Но это уже от выпитого. Привожу себя в порядок, отгибая козырек и глядя в зеркальце. Боже, какой кошмар! Тушь потекла, на щеках черные полосы и глаза красные вдобавок к красному носу. Вытираю мейк, начисто счищая его с лица. Убираю салфетки в бардачок.

Перевожу взгляд на спасителя и замираю, изучая чеканный профиль. Черные волосы ниспадают на высокий лоб, нос с горбинкой, которая скорее следствие уличной драки, нежели национальности, четкоочерченная челюсть, покрытая черной как ночь щетиной. Она делает его похожим на пирата. Или бандюка. Только вот незадача: именно он меня спас от насильников. Сглатываю, когда свет от фонаря падает на его лицо и в горле пересыхает, когда красивой формы губы искривляются в улыбке.

— Нравится?

Ну конечно он видит, что я его разглядываю, и мои щеки мгновенно вспыхивают, и я резко отворачиваюсь.

Говорить не хочется, и я удобнее устраиваюсь на сидении, почему-то совершенно не задумываясь, куда он меня везет. Голова ватная, в глаза будто насыпали песка, и я ненадолго их прикрываю, чтобы не так жгло.

А дальше провал.

4

Просыпаюсь от молоточков, которые стучат в голове. Где-то вдалеке маячит тошнота, и я ложусь на другой бок с закрытыми глазами. А потом замираю. Тревога заставляет резко сесть на постели и осмотреться. Не моя комната. Не моя постель. Торопливо соскакиваю, но с запозданием осознаю, что спала голой. Машинально прикрываюсь черной простыней. В комнате никого нет, я могла бы добежать до ванной, но не рискую, вместо этого оглядываюсь в поисках своих шмоток. Ничего.

Рядом с постелью лежит мужская рубашка, и я около минуты на нее смотрю, взвешиваю все за и против, а потом смиряюсь с неизбежным и надеваю.

Рукава подгибаю почти в два раза, сама же рубашка чуть выше колен. Огромная рубашка для огромного мужика.

Хреново.

Вчера я вероятно вырубилась в его машине, и он не придумал ничего лучше, кроме как отвести меня к себе? А если папа узнает? Нам обоим крышка. И моему спасителю в первую очередь.

Аккуратно спускаю ногу на пушистый ковер у кровати и медленно встаю. Голова чуть кружится, но тошнота вполне терпимая, и я подхожу к двери и медленно ее открываю. Пустой коридор. Стены из белого кирпича. Пара дверей и арка, ведущая к лестнице. Иду к ней, прислушиваясь к посторонним звукам. Где-то вдалеке слышу мужской голос. Он кажется знакомым, и сердце замирает от мысли, что это тот самый парень из клуба. Тот, что спас меня.

Касаюсь гладкой поверхности перилл и медленно спускаюсь, пытаясь гасить дрожь волнения. А что если я так напилась, что не заметила, как он трахнул меня? Это мерзко, но факта не исключаю, потому что не могу найти объяснение, почему спала голой.

За потерю девственности отец меня убьет. В буквальном смысле.

И моего спасителя тоже под шумок.

Иду на голос, и замечаю арку в кухню. Пространство большое, кухня из черного мрамора, в центре островок, у которого на барном стуле сидит незнакомец.

Он раздет по пояс, на нем только черное трико. Он прижимает телефон к уху плечом и попутно набирает что-то на ноутбуке. Дыхание перехватывает, когда черные глаза в обрамлении угольных ресниц отрываются от ноута и фокусируются на мне. Вдоль позвоночника пробегают мурашки.

— Доброе утро, — прерывает звонок и хлопает крышкой компа, поднимаясь со стула. Выжидательно на меня смотрит.

— Мне надо домой, — роняю глухо, горло саднит, так будто я всю ночь орала в караоке. Короткая улыбка служит ответом. Повторяю свою просьбу, но он только улыбается.

Если я не успею вернуться до приезда отца, он поймет что что-то не чисто и поедет проверять. Моя квартира пуста, там же телефон как мне кажется с сотней пропущенных.

— Хочешь позавтракать? — произносит и кивает в сторону плиты. Я отрицательно мотаю головой и машинально одергиваю подол рубашки, которая вдруг начинает казаться прозрачной. Слишком волнующий взгляд у моего собеседника.

— Где моя одежда? И почему я спала голой? — голос прорезается, и незнакомец шире ухмыляется, так будто голые девушки в его постели по утрам обычное дело. А может, так оно и есть…

— Её постирали. Идем, — незнакомец проходит мимо меня и я отступаю, только бы не коснуться его мощного торса. Меня окутывает ароматом свежести, что это, его одеколон или гель для душа?

Ступаю за ним по коридору первого этажа и прохожу в самый его конец, там белая дверь. Он открывает и пропускает меня вперед. В прачечную. Запах порошка ударяет в нос, и я вижу корзину с моим бельем. Оно сухое и чистое. Подхожу к ней, забыв что не одна, а когда решаюсь спросить, голос незнакомца звучит над самым ухом.

— Твоя кофточка была залита водой, уж извини, не мог оставить тебя спать в мокрых вещах.

Сглатываю, чувствуя его присутствие за спиной. Он не касается меня, но ощущение, что его рука медленно обхватывает мое горло и сжимает выдавливая воздух из легких.

— Между нами что-то было? — задаю самый главный мучивший меня вопрос и замираю, когда незнакомец подходит вплотную, вставая за моей спиной. Жар его кожи проникает сквозь тонкую ткань рубашки, и я чувствую себя голой.

— Если бы я тебя трахнул, поверь, ты бы это запомнила.

Мой взгляд утопает в пространстве, когда голос касается волос гад ухом, и я застываю, борясь с желанием отпрянуть или придвинуться ближе. Не знаю почему, но стоять безучастно просто невозможно.

— Переодевайся, и я отвезу тебя домой.

С этими словами он разворачивается и уходит, оставляя дрожащую меня в одиночестве.

5

Переодетая выхожу из прачечной и иду в сторону кухни. Как и ожидалось, хозяин дома стоит здесь, одетый в темные джинсы и кожанку, но не ту что вчера. Сейчас куртка приталена, отчего его торс кажется еще рельефнее и притягательнее. Одергиваю себя и киваю в сторону двери.

— Едем?

Он сгребает ключи со стола и ведет меня к боковой двери. Украдкой разглядываю его короткостриженый затылок и поражаюсь, насколько сексуальной может быть эта стрижка. На макушке волосы чуть длиннее и даже слегка вьются, возможно, потому что влажные.

Поток прохладного воздуха ударяет в лицо, когда мы выходим на улицу, и я плотнее запахиваю кожану и застегиваю ее.

Незнакомец ведет меня к мотоциклу и внутри все начинает трепетать. Сжимаю кулаки и разжимаю, возбужденно оглядывая черный обтекаемый кузов. Да он просто… Обалдеть!

— Держи, — как ни в чем не бывало протягивает мне шлем, не обращая внимания на мой восторг. А я едва не прыгаю от радости, потому что обожаю мотоциклы! Я упрашивала отца подарить мне легкий байк, но тот наотрез отказался, пояснив, что этот вид транспорта не для дочери респектабельного бизнесмена и что мне следует передвигаться на машине с личным водителем. Так ему спокойнее. — Помочь?

Видимо не догоняя, почему я все еще не надела шлем, незнакомец забирает его из моих рук и натягивает мне на голову, прижимая волосы. Машинально поднимаю руки, чтобы надеть удобнее и с запозданием осознаю, что положила ладони поверх его кистей. Жар ударяет под кожу так резко, что я мгновенно отдергиваю руки и приподнимаю подбородок, позволяя незнакомцу застегнуть ремешок. Адреналин бьется в крови как лава и заставляет меня нетерпеливо переминаться с ноги на ногу в ожидании когда мы поедем.

Мой спутник застегивает свою куртку и вдруг несказанно меня удивляет.

— Садись за руль.

Моргаю, не веря своим ушам. За руль? Он шутит? Наверно в шлеме я оглохла.

— Давай, пока я добрый.

Не даю ему возможности передумать и торопливо запрыгиваю на железного коня. Дыхание сбивается, когда касаюсь руля, чувствуя бархатистость резиновой ручки. Безумная мощь и вся в моих руках. Едва не взвизгиваю от восторга и выжимаю газ, но пока мотик на нейтралке он не двигается с места. Но рычание мотора как бешенного зверя внутри железки проникает в кровь и я прикрываю глаза от кайфа. Вибрация проходит по телу, и я вздрагиваю, когда сильные руки опускаются на мою талию и прижимают ближе к стальному торсу незнакомца. Его ладони такие огромные, что закрывают почти всю талию, и возбуждение ударяет в голову, и я расслабляюсь, позволяя ему прижаться теснее. Теснее, чем необходимо…

— Ногу на газ, — его рука с талии медленно скользит по бедру вниз. Именно скользит, хотя он мог бы просто поддеть мое колено и поставить ногу на педаль, но незнакомец выбирает иной путь. — Вот сюда, малышка, умница.

Сжимает, чуть задержав кисть на сгибе, а потом наклоняется и накрывает мою руку своей.

— Это сцепление, это газ, а тут тормоз, — он накрывает вторую мою руку, и я замираю. Ощущение что я в полной власти этого мужчины пьянит как хорошее вино. Его торс жмется к спине, пах к моей попке, ноги бережно обхватывают мои бедра, а руки как плед накрывают мои и меня бросает в жар. В сотый раз за это утро.

Мурашки прокатываются по коже, и я машинально веду плечами, утопая в желании повернуться и прижаться теснее. Но остаюсь на месте, прислушиваясь к командам незнакомца и медленно выезжаю асфальтированную дорожку ведущую к проспекту.

6

Удивительно, но он не высадил меня из-за руля, позволил доехать до моего дома и ни разу не критиковал мою манеру езды. Пускай пару раз от волнения я тупила с переключением скоростей, но ни разу не услышала в свой адрес упрека.

Заехав во двор дома, где располагалась моя квартира, я припарковалась на свободном месте у подъезда и заглушила мотор. Вибрация стихла, но тремор все еще не прошел, и я отпустила руль и сжала и разжала кулаки.

Кайф!

Расстегнуть ремешок не удалось, видимо с непривычки еще не знала как это делается, да и пальцы слегка дрожали, поэтому я повернулась к незнакомцу.

— Поможешь?

Тот кивнул и поднялся, снял свой шлем и потянулся к застежке моего. Его черные волосы растрепались, и я с трудом подавила желание потянуться и поправить их. Натяжение на подбородке ослабло, и я опустила голову, когда мужчина снял с меня шлем. Поднялась, слезая с железного коня, и аккуратно ступив на тротуар замерла, отчего-то желая продлить этот момент еще немного. А ведь мы больше не увидимся…

Оглядела пустой двор и подняла взгляд на незнакомца.

— Спасибо за все. Я не знаю, что со мной случилось бы, если бы ни ты, — Покоробило обращение на «ты», но ведь он уже давно не церемонится, к чему мне делать это?

— Готова отблагодарить за спасение?

Весь трепет в момент растворяется, и я мысленно ухмыляюсь. Ну конечно! Ожидать от него великодушие не стоит, а я уже возомнила, что он рыцарь на белом коне! Да он ничем не лучше тех парней, только не так открыто проявляет свои желания.

Ну и дура же я!

— Скажи номер карты, я отправлю тебе деньги, — в конце концов он и правда меня спас, поэтому заслужил награду.

Видимо холод моего голоса его забавляет, и он ухмыляется, наслаждаясь моей враждебностью.

— Я не о деньгах сейчас, — равнодушно отрезает, и я кривлюсь от отвращения. Да он похуже тех парней. — Расслабься, детка.

И вместо того, чтобы отскочить напрягаюсь сильнее, когда он цепляет мою талию и врезается в губы жестким поцелуем. Выставляю ладони вперед, пытаясь оттолкнуть, но его наглый язык так мастерски раздвигает мои губы, что невольно забываю о намерении отступить. Грубая лапища сжимает мою талию, а вторая ложится на шею, обжигая ее прикосновением, и я застываю.

Его губы жесткие, но касаются моих удивительно нежно, руки не сжимают, а лишь придерживают аккуратно, но настойчиво. И постепенно я забываюсь в этих дерзких ласках. Дыхания не хватает, и я делаю вдох, но воздух такой горячий, что им невозможно надышаться. Хватаю еще и еще, и безотчетно отвечаю на его поцелуй, подталкивая наглый язык своим. Хриплый рык застревает между нашими губами, и хватка на шее невольно каменеет, и мне ближе притягивают к массивному телу, сминая оставшиеся попытки сопротивляться.

Прикусывает мою губу, и колени слабеют, а голова чуть отклоняется назад, но он держит меня, поэтому расслабляюсь, окончательно утопая в нем.

— Сладкая, — обреченно шепчет и проводит по моим влажным губам большим пальцем. — До встречи…

И внезапно отступает так же резко как до этого сгреб меня в объятия и ухмыляется, буквально трахая меня взглядом.

— Не думаю, что мы еще увидимся, — отрезаю глухо, пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Увидимся.

Так уверенно, что становится страшно. Отступаю и медленно повернувшись иду к подъезду, чувствуя как спину жжет его черный взор. У самой двери оборачиваюсь, и дыхание сбивается, когда натыкаюсь на обжигающий взгляд.

Увидимся.

Одними глазами, но так четко ощущается, что вдоль позвоночника проходит холодок.

И его уверенность передается мне.

7

Квартира встречает тишиной, и я скидываю обувь и снимаю кожану. Прохожу в гостиную и беру со столика телефон. Десять пропущенных и три смс. Дыхание перехватывает.

Читаю сообщения от Ани и горько ухмыляюсь.

«Лина, я у Пашки»

«Ах черт, у тебя же нет телефона»

«Прости подруга, вылетело из головы. Звони утром»

Удаляю сообщения, очень надеясь, что папа не заподозрит меня во лжи. А ведь мой телефон с маячком и на прослушке. И мне повезло, что Анька не написала что-то в стиле «Подруга бегаю по клубу где ты, черт возьми? Неужели уехала с тем красавчиком, который спас тебя от толпы парней?».

Перезванивать Аньке не вижу смысла, но среди пропущенных вижу один папин и жму на иконку вызова.

Абонент недоступен.

Наверно еще летит.

Откладываю телефон и встаю с дивана.

Я даже не спросила имени незнакомца. Кто он? Как зовут? Зачем пришел в тот клуб? Даже о его возрасте я могла только догадываться, ему могло быть как двадцать три, так и тридцать три. Потому что он выглядел аккуратным подтянутым и ухоженным. Ухоженным не в плане лака на ногтях, а именно его облик вцелом. И пускай даже волосы могли быть в беспорядке, но безукоризненная стрижка все равно делала его очень привлекательным, а щетина очень аккуратно выделялась на щеках, не создавая ощущения неопрятности. Он один из немногих моих знакомых, кому идет небритость. Реально идет.

Так, хватит о нем думать. Подумаешь, мужчина. Мне все равно не следует больше с ним пересекаться, потому что отцу не понравится моя дружба с таким опасным типом.

Прохожу в ванную и встаю перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Глаза чуть припухли, но скорее из-за слез, нежели от выпитого. Взгляд цепляется за отражение и сердце пропускает удар. Серьга! На правом ухе она на месте, а вот левая мочка пуста. Черт! И когда я умудрилась ее потерять? У клуба, когда отбивалась от парней, или позже, когда надевала шлем?

Так обидно, это первые серьги, которые я тайком купила на свои деньги.

После окончания учебы, я задержалась в столице еще на три месяца, чтобы пройти практику. Отец был против выбранной мной профессии, но я с детства мечтала быть учителем начальных классов, и с трудом уболтала его позволить мне учиться на педагогическом. А потом под предлогом, что летом будут проходить ускоренные курсы по экономике, осталась еще на три месяца, чтобы оттянуть возвращение домой. Но вместо экономики я договорилась с директором одной из школ, что буду вести у них летние занятия для отстающих учеников, и освободилась только сейчас.

А тут Анька со своим клубом…

Прекрасно знала, что отец отмахнется от моего диплома, сочтет это баловством, он приверженец старых традиций уверен, что женщине ни к чему работать, она обязана сидеть дома и воспитывать детей. Мне и уговорить его отправить меня на учебу удалось лишь потому, что я уверила его: учить своих детей проще, если знать хотя бы основы педагогики. Он сдался.

А я поняла, что до безумия люблю заниматься с детьми. Они как солнышки, которые мне предстояло зажечь. А какая безумная отдача! От одной их улыбки хочется расправить крылья и лететь. За те три месяца, что я занималась с классом, я получила столько положительных эмоций, сколько ни получала за всю жизнь! А на последнем уроке то и дело смахивала слезы, потому что понимала, больше не увижу своих первых учеников.

Я вкладывала душу в их обучение, но получала в ответ гораздо больше. Их искреннюю преданность и любовь.

А что на свете может быть лучше улыбки ребенка?

Расстегиваю серьгу и кладу на полочку раковины.

Сначала в душ, а потом попытаюсь дозвониться отцу. Может он согласится дать мне поработать в школе хотя бы немного.

8

Выхожу из ванной, промакивая волосы полотенцем и слышу звонок. Бегу в гостиную, и поднимаю трубку.

— Привет, пап, — опускаюсь на диван, слушая знакомый голос.

— Дочь, я сейчас в аэропорту. Только прилетел, через час буду дома и хочу чтобы ты ждала меня в особняке. Есть срочный разговор.

Ни здравствуй, ни как дела. Коротко и по делу. В этом весь папа.

— Хорошо, я приеду.

— Я позвонил водителю, он выехал за тобой, так что собирайся. Увидимся дома.

На этом он прерывает звонок, а я откладываю телефон и вздыхаю.

Что-то случилось, судя по тому, что папа даже не спросил, как я долетела.

Неприятное предчувствие скребнуло внутри, и я поднялась, услышав звонок в домофон.

— Ангелина Викторовна, доброе утро, машина ожидает у подъезда, — голос консьержа звучит дружелюбно, но я едва ли это замечаю, все мысли заняты словами отца.

— Спасибо, я спускаюсь, — прерываю связь и иду в спальню, чтобы переодеться. Папа приверженец классики, поэтому вместо любимых джинсов надеваю черное кашемировое платье с глухим воротом. Накидываю пальто и обуваю черные лодочки.

Черт, забыла серьги!

Не разуваясь на цыпочках крадусь обратно в спальню к шкатулке. Достаю серьги колечки и вдеваю в уши. Так-то лучше.

Закрываю квартиру, и убираю в карман ключи.

Всю дорогу до особняка я не нахожу себе места, и нервно ерзаю на сиденье. И как оказывается, предчувствие меня не обманывает, потому что как только отец входит в дом он без предисловий рубит на корню все мои наивные надежды.

— Через месяц ты выходишь замуж.

9

Слова отца как ледяной душ окатывают меня и дыхание перехватывает.

— Но пап…

— Идем в мой кабинет, — обрывает на полуслове и не глядя на меня выходит из гостиной, а я не чувствуя ног иду за ним, слыша как осколки мечты хрустят под ногами. Преподавательская карьера, мои детки, которых мне хочется учить — все это осталось в прошлом, а впереди меня ждет другая бездарная жизнь жены какого-нибудь зажравшегося бизнесмена, которому некогда заняться поисками половинки и он предпочитает выписать ее по каталогу. Ну, или у друга перехватить.

Унизительно.

Папа входит в кабинет и швыряет кейс на стол, отчего тот грузно падает и сносит подставку под карандаши. Но бизнесмен Королев не обращает на это внимания, он проходит к окну, упирает руки в бока начинает говорить.

— Семья твоего жениха готова была подождать, пока ты окончишь учебу, мне удавалось уговорить их не спешить, но сейчас прошло более чем достаточно времени и они ждать не могут. Им тоже нужны наследники и они не намерены больше терпеть отсрочки.

Он говорит со мной, но до сих пор так ко мне и не повернулся, все еще глазеет в окно. Становится трудно дышать.

— Зачем ты согласился на эту сделку? — Сдавленно произношу, хотя знаю ответ, но негодование все равно рвется из груди, заставляя глаза защипать. — Не надо было…

— Ангелина! — резко обрывает и оборачивается сверля меня взглядом. — Я сразу сказал, что жениха подберу тебе сам. Ты росла с этой мыслью и глупо сейчас высказывать что-то мне, потому что все уже давно оговорено.

— Но я надеялась, ты передумаешь… — хочу проглотить язык за мольбу в голосе. От безысходности хочется выть. — Я думала ты хотя бы скажешь мне кто он или позволишь познакомиться с ним, а вдруг он… — дыхание перехватывает и я замираю. — А вдруг он стар. Папа ты отдашь меня за старика?

— Он не старик, но безусловно старше тебя. Разница в возрасте пойдет тебе на пользу, он будет сдерживать твои порывы и феминистские наклонности. Он заставит тебя остепениться и стать матерью. И никакой карьеры. Так лучше для всех!

— Но папа! Я хочу хотя бы увидеть его. Это же так просто…

— Ладно. Сегодня на приеме тебе это удастся. Но учти, если ты хоть слово скажешь против, я больше никогда не пойду тебе навстречу! — Отрезает, и я осекаюсь под его суровым взглядом. Весь запал мигом улетучивается и силы покидают. Я сажусь в кресло в его кабинете и обмякаю.

— Во сколько прием? — мой бесцветный голос рвет нервы.

— В восемь надо быть у Климовых. Твой жених тоже там будет.

Слова твой жених бьют под дых, и я вздрагиваю и поднимаю затравленный взгляд на папу. Он как всегда непоколебим и уверен в своей правоте. А меня всю трясет.

— Я…тогда я пойду.

Сжимаю подлокотники и поднимаюсь, стараясь не разрыдаться при отце.

— Ангелина. Я не стал бы соглашаться на ваш союз, если бы не видел в нем потенциала, — ну еще бы. Кто бы сомневался. — Прежде всего, для тебя. Ты еще спасибо мне скажешь.

Возможно, жених скажет спасибо за молодую жену девственницу. Но никак не я…

Разворачиваюсь и выхожу из кабинета, но в спину летит повелительный голос.

— У меня для тебя кстати подарок. У крыльца увидишь там, — и отец замолкает, когда его телефон начинает звонить. Он отвечает, но я уже не слушаю его. Бездумно иду к выходу из особняка, чтобы поскорее добраться в свою квартиру и удариться в слезы.

Открываю массивную дверь и оказываюсь на улице, и взгляд тут же натыкается на красный мерседес. На капоте машины золотой бант, и я понимаю, о каком подарке говорил отец. Вот только обида никак не стирается под напором радости от его широкого жеста. И я как последняя зажравшаяся идиотка подхожу к машине и поднимаю с капота ключ. Верчу его в руках с одной единственной мыслью: лучше бы отец подарил мне свободу.

10

Когда сзади раздается низкий голос, я сразу его узнаю.

— Неужели не рада подарку? Отец хотел сделать тебе приятно.

Оборачиваюсь и натыкаюсь взглядом на папиного коллегу.

— Здравствуйте, дядя Виталя, — безрадостный голос лучше любых слов говорит о моей неблагодарности отцу за дорогой подарок, и я пытаюсь хоть как-то исправиться ситуацию и натягиваю на лицо улыбку. — Красивая машина.

— Но ты все равно грустишь? — Он толкает руки в карманы и впивается в мое лицо прямым взглядом. Я никогда не говорила папе, но этот мужчина меня пугает. И дело даже не в его шраме, полосующем лицо от брови к скуле, и не в этом пронизывающем взгляде. Хотя от него бегут мурашки отвращения, потому что он вкупе с воркующим голосом создает ощущение, что он говорит со мной как с любовницей. Меня снова передергивает.

— Нет, просто немного голова болит, — я почти не вру, после разговора с отцом голова и правда разболелась. А может все дело в легком похмелье? — Ну я пойду.

Собираюсь поскорее убраться отсюда, но мою руку с ключом накрывает другая мозолистая ладонь. Она холодная и слегка влажная. И тошнота подкатывает к моему горлу, но я сохраняю невозмутимый вид, хотя и пытаюсь стряхнуть его клешню.

— Подожди, я научу тебя обращаться с машиной, — он понижает голос еще на пару октав, и я не выдерживаю и резко отдергиваю свою кисть.

— Спасибо, я умею, — открываю водительскую дверь и падаю на сиденье тут же захлопнув ее за собой как щит отделяющий меня от монстра, который сжирает людей заживо. Почему-то именно такая ассоциация у меня с этим человеком.

— Ангелина… — протягивает как голодный волк. — Ангел. Не потому ли грустишь, что насильно замуж отдают?

Против воли замираю и вскидываю испуганный взгляд на мужчину.

— Так и знал… — он наклоняется и опирается о мою дверцу, заглядывая в салон. — За нелюбимого отдают да?

Не отвечаю, просто молчу, потому что не хочу говорить с ним, но как назло не могу завести мотор и сдвинуться с места. Почему-то не получается. Я продолжаю смотреть на папиного коллегу и мелко дрожать.

Он протягивает руку и касается моей щеки, но я как от огня резко отклоняюсь, не позволяя мозолистым пальцам коснуться кожи.

— Это мой долг, — говорю ровно, словно это не я только что уговаривала отца не отдавать меня замуж.

— Долг, который ты не брала, но почему-то должна отдать.

Сглатываю, не понимая, к чему он клонит.

— А я мог бы помочь.

Рука тянущаяся к кнопке зажигания и застывает на полпути, и я вскидываю глаза на собеседника.

— Вы можете отговорить отца? — надежда в моем голосе выдает меня с головой, и я перестаю дышать и не пытаюсь отпрянуть даже тогда когда он снова касается моей щеки теперь уже наслаждаясь дозволенной свободой.

— Я могу сделать так, чтобы свадьбы не было, — он по-прежнему растягивает слова, явно забавляясь над моей беспомощностью. — Если ты хочешь.

— Хочу! — так резко выпаливаю, что мерзкая улыбка полосует его лицо, и шрам становится заметнее. — Пожалуйста, поговорите с папой, может вас он послушает?

Виталий резко выпрямляется, и я едва заметно выдыхаю с облегчением, потому что наконец-то не ощущаю его мерзкого давления.

— Считай, что ты уже свободна, Ангел. Но учти, — вижу как в нашу сторону движутся два каких-то типа. Они тоже меня пугают, но я понимаю, что скоро смогу уехать отсюда и больше их не увижу. — Когда придет время, я попрошу тебя о маленьком одолжении взамен моей услуге…

Его голос как в тумане, потому что эти типы все приближаются, странное чувство накрывает, и я пытаюсь стряхнуть его, и торопливо завожу мотор и бросаю последний взгляд на собеседника.

— Спасибо… — на большее сил не хватает, резко дергаю рычаг переключения и давлю на газ, срываясь с места как раз в тот момент, когда двое ровняются с нами. Не смотрю на них, но чувствую дикую опасность, исходящую от этих двоих и меня бросает в холодный пот.

Думать о том, что только что произошло нет сил. Отгоняю дурные предчувствия, и сосредотачиваюсь на дороге…

Надо подготовиться к вечеру, и быть может, мне уже не придется жертвовать собой ради отца.

11

На прием я решаю ехать на новой машине, и одевшись в длинное темно-синее шелковое платье в пол и меховую накидку в тон я сажусь за руль, чтобы успеть к началу.

Волосы укладываю максимально просто: убираю наверх, закрепив десятком шпилек. Пара прядей выбивается из прически, но переделывать не хочется, поэтому позволяю себе эту небрежность.

Папа ожидает меня на подъездной дорожке у особняка Климовых. Подъезжаю, тут же передаю ключи служащему, который паркует машины.

— Тебе очень идет это платье, — отец протягивает руку, и я кладу кисть на сгиб его локтя. Мне кажется, он напряжен, но я не уверена.

— Спасибо, пап.

Особняк встречает нас ослепляющим светом. Сотни три гостей, между которыми снуют официанты в форме, предлагая всем желающим напитки и закуски.

Цепляю с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского, совершенно забыв, что приехала за рулем, и жадно отпиваю глоток.

У входа в зал нас встречает хозяйка приема, Инесса, с которой мы тут же обмениваемся приветствиями и перекидываемся парой ничего не значащих фраз.

Отец извиняется и отходит, ссылаясь на то, что должен сделать звонок, а я рассеянно ему киваю и размышляю, удалось ли дяде Витале уговорить отца не отдавать меня замуж.

Недалеко от нас группа мужчин о чем-то оживленно спорят, и это невольно привлекает внимание. Они не стесняются повышать голос, что заставляет остальных гостей оглядываться в их сторону. Трое наперебой объясняют что-то собеседнику, который нахмурено их слушает. Он выглядит вполне привлекательно: подтянутая фигура, выразительные черты лица, присущая богачам надменность, которая кстати ему к лицу. Но поражает не это. Стоит мужчине открыть рот, чтобы ответить, в радиусе трех метров воцаряется тишина. Мне кажется, даже птицы перестают петь, чтобы послушать, что же он скажет. Он явно обладает огромным авторитетом. На вид мужчине около сорока, но может, я ошибаюсь.

— Кто это, Инесса? — киваю в сторону гостя, и хозяйка дома следит за направлением моего взгляда.

— Это Ренат Хасанов. Неужели не слышала о нем? — у нее такой вид, будто я сказала, что планирую сменить пол к этим выходным. — Владелец крупной сети ювелирных, один из учредителей «Росстали», дважды отец и сейчас, кстати, в поиске очередной жены.

Она отпивает шампанского и мне кажется, раздевает гостя взглядом.

— Почему я должна слышать о нем? — пожимаю плечами и пробегаю глазами по залу в поисках папы, но того нигде не видно.

— Потому что твой отец с ним в довольно тесных отношениях. Я думала, тебе лучше знать о, их совместных проектах.

Кто-то из гостей окликает хозяйку дома и она извиняется и отходит, оставив меня одну.

Совместных проектах…

Никогда не спрашивала у папы чем он занимается, а он особо не рассказывал. Отец не из тех, кто любит делиться деталями сделок и тонкостями своего бизнеса.

Прием, как и все подобные вечеринки, навевает жуткую скуку, и я решаю пройтись по залу и найти отца. Если он уже поговорил с Виталей, и тот отговорил его, то находиться здесь мне ни к чему, поэтому я пробегаю взглядом по лицам гостей, ища знакомое.

Папу я встречаю в коридоре, ведущем к лестнице на второй этаж, и решаю не бросаться с места в карьер и осторожно заговариваю.

— Ты хотел показать мне жениха…

Ну же, скажи, что свадьбы не будет, скажи!

— Он все еще не приехал. И вообще, что это ты наплела Мазурову днем интересно мне знать? Виталя пытался отговорить меня отдавать тебя замуж, дочь что на тебя нашло?

— Пап, я…

— Ты же знаешь, я не люблю, когда мои решения подвергаются сомнению, а ты снова это сделала.

Слова застревают в горле, и вместо оправдания я лишь хлопаю глазами, надеясь, что никто нас не слышит.

— Надо было сразу с тобой поговорить, но важный звонок отвлек. Я не позволю тебе обсуждать мои решения с посторонними, поняла? И чтобы я больше не слышал…

— Папа!

— Не перебивай Ангелина! — он сердито на меня смотрит осаживая взглядом, и я снова чувствую себя так, словно мне пять лет. Хочется провалиться сквозь землю, а лучше уйти! — Ты выйдешь замуж, ясно? Ангелина!

Его слова летят мне вслед, а я уже развернулась и рванула к дверям на выход. Едва дожидаюсь, когда мне подгонят машину, переминаюсь с ноги на ногу, нетерпеливо теребя подол платья.

Как он мог отчитывать меня как маленькую девочку? Я больше не ребенок! И если он решил что ответственность за разговор с Виталей лежит полностью на мне, он ошибается. Мазуров сам предложил помощь. Тоже мне рыцарь!

Передо мной останавливается сверкающий красный мерс, и я сажусь за руль, благодарно кивая служащему.

Слезы застилают глаза, когда я выезжаю с парковки, смахиваю их и крепче вцепляюсь в руль.

Музыку не включаю, хотя больше всего на свете хочется заткнуть в мозгу разъяренный голос отца.

Ты выйдешь замуж, ясно?

Почему все вокруг все решают за меня?

Выезжаю на магистраль и несусь по ней в сторону города. Машин почти нет, поэтому поездка немного расслабляет, и слезы уже не щипают глаза, что очень кстати, потому что присмотревшись к дороге, замечаю сбоку какую-то тень.

Это собака на обочине или…

Человек!

Даю по тормозам, и открыв дверь выскакиваю из машины не отрывая взгляда от черной массы в десяти метрах от меня.

Это мужчина. Черные джинсы и кожанка перепачканы пылью и грязью, но присмотревшись я понимаю, что это скорее всего кровь. Она заливает гравий под безжизненным телом, понимаю это когда подхожу вплотную. Меня начинает мутить.

Опускаюсь около тела на колени и дрожащей рукой сжимаю плечо мужчины, переворачивая окровавленное тело на спину. И ахаю.

12

— Ты? — он закашливается, и я вижу как его губы окрашиваются в цвет крови. Руки дрожат, и я пытаюсь сообразить, где телефон, чтобы вызвать помощь, но мысли путаются, паника накрывает, и я просто оседаю рядом с ним на обочину.

— Что произошло? Как… — голос подводит, и пропадает. Стон срывается с губ незнакомца, и я смаргиваю слезы. — Тебе надо в больницу.

Поднимаюсь, но мое запястье стягивает железная хватка, не позволяющая позвать помощь.

— Не смей, — он стискивает зубы, словно говорит через боль. — Мне туда нельзя.

Как нельзя, он что, хочет умереть?

Мимо нас проносится какая-то иномарка, но водитель даже не останавливается, и я не знаю, что лучше: объяснять кому-то что произошло, или же попытаться самой помочь парню.

А ведь я перед ним в долгу…

— Ладно. Попытайся встать, — беру себя в руки и пытаюсь просунуть кисть под спину раненного, чтобы помочь ему. Со второй попытки нам это удается, и я веду его к своей машине. Благо он в сознании, потому что тащить его в одиночку я просто не смогла бы, он слишком огромный.

Открываю заднюю дверь и незнакомец падает на сиденье, и я слышу витиеватое ругательство.

Захлопываю дверь и оббегаю машину. Выжимаю газ до упора и срываюсь с места. Всю дорогу судорожно прислушиваюсь к шумному дыханию незнакомца, боясь, что он попросту перестанет это делать и умрет. Но он дышит, хотя и со странным свистом, и я продолжаю гнать, сжимая руль до побелевших костяшек.

В городе дважды проезжаю на красный свет, и как только заезжаю в свой двор нервы сдают.

Рано, еще слишком рано расклеиваться.

Стираю со щек капли, и выхожу из машины, чтобы помочь незнакомцу.

Он пока в сознании, но его тело становится тяжелее с каждой секундой. Игнорирую вопросительный взгляд консьержа, и подвожу мужчину к лифту, судорожно долбя по серебристой панели будто это поможет ускорить эту многотонную штуковину.

Подъем почти финишная прямая, и как только дверцы на моем этаже расходятся, мужчина теряет сознание.

Чтобы дотащить его до постели в комнате для гостей мне требуется еще пятнадцать минут, хотя расстояние всего ничего. Но сложность в том, что он без чувств и я буквально волоком тащу его по гладкому мрамору пола.

Как только мне удается обрушить его безжизненное тело на матрас, я выдыхаю и позволяю истерике завладеть разумом на несколько секунд.

Громкий всхлип заставляет опомниться. Стираю со щек слезы и опускаю голову на широкую грудь незнакомца, прислушиваясь. Кажется, пульс есть, но очень слабый. Надо осмотреть его на наличие ножевых или огнестрела.

Не зря же он категорически не позволил вести его в больницу.

Дрожащими руками расстегиваю окровавленную куртку и замираю, видя что черная футболка насквозь пропитана кровью. Прижимаю руку, поднимаю и вижу как кожа окрасилась бордовым.

— Боже…

Соскакиваю и бегу в ванную за тазиком с водой и полотенцем. Там же цепляю аптечку и ножницы.

Расстригаю одежду на нем так быстро, насколько позволяют дрожащие руки. Джинсы, футболка, рукава куртки — все это лохмотьями ложится на кровать под могучим телом, и я макаю белое полотенце в воду и начинаю смывать с мужчины кровь. Вода так быстро окрашивается в бордовый, что приходится дважды ее сменить. Его мощный торс, мускулистые бедра, накачанные руки сплошь покрыты синяками и кровоподтеками.

Его так сильно избили, что удивительно, как он вообще выжил. Хотя странно, на лице ссадин почти нет, лишь одна кровавая рана на виске, но промыв ее понимаю, что она поверхностная.

На теле лишь синяки, но сбоку вижу тонкий порез, будто от ножа. Он неглубокий вряд ли задеты какие-то жизненно важные органы, но именно из-за него он потерял столько крови.

Приношу еще одно полотенце и меняю воду, промывая раны. В аптечке находится бинт, который я туго привязываю к месту пореза, щедро посыпав рану обеззараживающим порошком. Не знаю, все ли верно делаю, но действую скорее на автомате. Незнакомец так и не приходит в себя, и я пытаясь не тревожить его прикрываю сверху тонкой простыней и замираю.

Почему-то раньше, он казался старше, хотя сейчас рассмотрев его хорошенько, я понимаю, что ему нет и тридцати. Аккуратно опускаю голову ему на грудь и слушаю. Кажется пульс есть, значит жить будет. Уношу его вещи в мусорное ведро, но в последний момент решаю проверить карманы и я удивлением обнаруживаю пропуск в стрелковый клуб «Сокол» на имя Каримова Рустама. Значит, Рустам.

Откладываю пластиковую карточку и выбрасываю тряпье.

Подхожу к зеркалу и ужасаюсь. Плечи, грудь и руки в крови. Видимо, когда я несла его, перепачкалась сама. Надо принять душ.

Скидываю платье прямо в комнате для гостей и подцепив полотенце иду в душ. Нельзя там долго задерживаться, вдруг незнакомец придет в себя.

Нет, не незнакомец.

Рустам.

13

Слышу шумный вдох, и вся сонливость мигом спадает. Открываю глаза и сажусь на постели, пытаясь понять, где я и что происходит.

— Ты очнулся, — хриплю, глядя на мужчину рядом со мной. Его глаза открыты, но взгляд все еще несфокусирован. После душа я натянула пижаму и легла поверх покрывала прямо рядом с Рустамом, и теперь он проснулся, но на улице по-прежнему темно, значит все еще ночь. — Как ты?

Нависаю над ним, пытаясь понять, слышит ли он меня, а может бредит? Касаюсь колючей щеки, но тут же охаю, он невероятно горячий. У него жар!

Вскакиваю с кровати и иду в ванную, где мочу еще одно полотенце, и когда возвращаюсь в комнату, пациент пытается сесть. Но ему не удается, рана на его боку начинает кровить снова.

— Лежи, тебе нельзя напрягаться, — подхожу к нему, и вижу, что он наконец-то меня заметил. Опускаю мокрое полотенце ему на лоб, но мое запястье перехватывают, и я вздрагиваю от силы хватки. — Больно.

— Мне надо позвонить… — он разжимает руку и откидывается на подушки, и я откладываю полотенце на тумбу и встаю, чтобы принести телефон.

— Держи, — разблокирую мобильный, и он берет его слегка дрогнувшей рукой, а я замечаю, что его костяшки разбиты.

Карие глаза впиваются в мое лицо, и я поражаюсь глубине их цвета. Они кажутся почти черными, с крошечными вкраплениями золота у зрачка. А потом до меня доходит, почему Рустам так смотрит на меня, и я поднимаюсь и выхожу из комнаты, чтобы он мог поговорить без свидетелей.

Через пять минут я вновь стучу в дверь, и слышу короткое войдите. Очень странно, что из хозяйки дома я превратилась в служанку этого человека, пускай он и ранен, выглядеть королем не перестал, и это раздражает.

— Никто не должен знать, что я здесь. Это для твоей же безопасности, — он уже полусидит на постели, пара подушек подложены под его спину, и я вижу, что рана больше не кровит, бинт лишь слегка окрашен. — Спасибо, что спасла мне жизнь.

— Я здесь не причем, просто ехала мимо, — принимаю протянутый им телефон и отчего-то смущаюсь под его взглядом. Карие глаза сканером проходятся по моей фигуре от еще влажных после душа волос до кончиков пальцев ног, скрытых серыми шелковыми штанами. Маечка в тон теперь кажется слишком тонкой, и я подавляю инстинктивное желание прикрыть грудь, потому что соски вмиг затвердели. — Тебе лучше показаться врачу.

Его взгляд поднимается к моему лицу, и мои щеки словно обдает жаром, потому что во взгляде без труда читается то самое, от чего меня ограждал отец все эти годы.

Похоть.

— Мне нельзя в больницу, — он поджимает пухлые губы, и мне только сейчас в голову приходит мысль, что я уже знаю, какие они на вкус. — Поехать туда, все равно что нарисовать на груди цель и встать перед снайпером.

— Но твои раны…А вдруг есть внутренние повреждения? — толкаю телефон в карман пижамных штанов, и резинка на талии натягивается, оголяя полоску кожи, на которую тут же падает взгляд черных как ночь глаз моего собеседника.

— Поверь, лучше мне не высовываться, — что-то в его голосе заставляет меня замолчать, потому что я вдруг понимаю, спорить бесполезно.

И тут же мысленно ругаю себя. Он спас меня от тех пьяных парней, а я выгоняю его из дома. Раненого и избитого. Хорошо же я плачу за добро…

— Можешь оставаться столько, сколько понадобится, — замолкаю, видя в глубине черных глаз удовлетворение. — Пока не поправишься.

— Спасибо, — он откидывается на подушку, и я вдруг замечаю какой он бледный. Отхожу к аптечке и достаю обезболивающее, которое тут же вместе со стаканом воды, налитым в ванной протягиваю пациенту.

— Выпей.

Он с подозрением косится на таблетку, и я поясняю.

— Обезболивающее.

С секунду удерживает мой взгляд, а потом закидывает таблетку в рот и залпом выпивает стакан воды с такой жадностью, словно не пил неделю, а я вдруг не подумав выпаливаю.

— Меня зовут Ангелина, — забираю стакан и ставлю на тумбочку, а потом выключаю светильник, теперь комната освещается только через приоткрытую дверь в ванную.

Собираюсь выйти, но у самой двери слышу его тихий ровный голос.

— Знаю, Ангел.

14

Думать, откуда Рустам знает мое имя страшно. Я точно не называла его до этого, значит, он как-то выяснил это, но как? Если папа узнает, что обо мне расспрашивал какой-то парень, он сможет догадаться, что я обходила его запрет на выход из дома без охраны, а это еще один неприятный разговор, в дополнение к другим разговорам, которые каждый день между нами происходят.

Да мы ссоримся каждый день.

Папа уверен, что я упираюсь из глупости, а я злюсь, что он постоянно мне выговаривает за тот разговор с Мазуром. Замкнутый круг, если учесть что я не просила Виталия напрямую отговорить отца. Тот лишь намекнул, что может помочь, а я с дуру повелась. Не надо было с ним вообще заговаривать.

Беру ноутбук и сажусь за кухонный стол с полной чашкой горячего какао. Надо проверить почту, вдруг там есть письма от моих учеников, с которыми мы договорились быть на связи.

Загружаю браузер, и слышу негромкое покашливание сзади.

— Спасибо за одежду.

Оборачиваюсь и взгляд натыкается на моего нового сожителя. Широкие плечи обтянуты черной футболкой с надписью No Pasaran, бедра довольно плотно облегают спортивные штаны Найк. Эти вещи у меня валяются с тех пор как отец останавливался у меня проездом, пока в нашем загородном доме был ремонт. А что ни говори, Рустам гораздо крупнее него, и одежда отца на нем сидит слишком…

Идеально.

— Не за что. Твою пришлось разрезать, она пропиталась кровью, — машинально захлопываю крышку ноутбука и поднимаюсь со стула. — Тебе уже лучше? Хочешь, приготовлю завтрак?

На мой вопрос парень кивает, и я вздыхаю, поняв, что ляпнула не подумав.

Готовка — не самая сильная моя сторона.

— Омлет подойдет? — подхожу к холодильнику и достаю яйца помидоры и зелень. Оборачиваюсь, так и не дождавшись ответа, и натыкаюсь на задумчивый взгляд карих глаз.

— Вполне… — Рустам словно только опомнился, рассеянно пожаимает плечами, усаживаясь на стул у кухонного островка.

Нарезаю помидоры и зелень и вываливаю это все на сковороду, и пока овощи томятся на медленном огне, взбиваю яйца, задумчиво глядя в окно.

Если кто-то из охраны отца узнает, что у меня в доме живет мужчина, это плохо кончится. Сегодня утром я спустилась на первый этаж и всеми правдами и неправдами уговорила консьержа молчать о том, что он вчера видел. Возможно, актриса из меня неубедительная, но десять тысяч вполне разумная плата за его молчание. И раз отец сегодня утром по телефону не спросил, кого я вчера тащила к себе домой, значит, он все еще не в курсе. Осталось только поговорить с новым гостем.

Вываливаю взбитые яйца на сковороду, и кухня наполняется ароматом жареных помидор и омлета. Сказать по правде — это единственное блюдо, которое я умею готовить. Обычно ко мне по утрам заскакивает Наталья Николаевна: она закупает продукты и готовит, но сегодня я позвонила и отменила ее визит, сообщив, что справлюсь сама. А значит, придется учиться готовить.

— Слушай, Рустам, я…

Черные глаза впиваются в мое лицо и, мне кажется, в них мелькает растерянность. Черные брови моего гостя сходятся на переносице, и он чуть склоняет голову.

— Моему отцу не понравится присутствие в моей квартире мужчины, поэтому, пожалуйста, постарайся никому не говорить, где ты сейчас, ладно?

— Почему ты называешь меня Рустам? — вдруг выпаливает, и я непонимающе моргаю, он что, не слышал о чем я просила?

— В твоей куртке был пропуск в стрелковый клуб. Там были твои имя и фамилия. А что? — спрашиваю, ведя плечом. Он не представился мне, может поэтому удивлен, откуда я знаю как его зовут? — Ну так, что, ты не станешь никому говорить…?

— Чего ты так боишься, Ангел? Испортить репутацию? — уголок его губ дергается в насмешке, и я стискиваю кулаки, машинально шагая к гостю.

— У меня есть жених, поэтому лишние слухи ни к чему, — все еще вижу эту его самодовольную улыбочку, ощущение такое, словно он насмехается над моей просьбой, и это не на шутку злит. — Я не хочу, чтобы до моего жениха дошли слухи, что я жила с другим мужчиной до свадьбы.

— С другим мужчиной? — он поднимается, и я слишком поздно осознаю, что подошла слишком близко. Один его шаг в мою сторону, и я уже зажата между столешницей и его мощной фигурой. — Ты серьезно ни о чем не догадываешься, Ангел?

Тянется к моей щеке, и я отшатываюсь, не позволяя коснуться кожи. Взгляд против воли падает на его сбитые костяшки, но слишком поздно. Он охает, когда я упираюсь рукой в его живот, пытаясь оттолкнуть, и нечаянно касаюсь пореза сквозь ткань.

— Прости… — потрясенно застываю, убирая руку и приподнимаю край футболки, замечая что рана кровит, и повязка пропитана насквозь. — Прости, я сейчас все исправлю.

Выныриваю из под его руки и бегу в спальню, где оставила аптечку. Возвращаюсь в кухню, и вижу что мой гость уже сидит на стуле. Его челюсти плотно сжаты, а лицо белее мела. Приподнимаю футболку и опускаюсь на колени у стула. Аккуратно поддеваю край бинта и срезаю повязку.

— Рану надо промыть, — поднимаюсь, хватая чистое полотенце и намочив его в раковине возвращаюсь к гостю. — Тебе нельзя ходить, рана снова разошлась, — аккуратно смываю кровь, мысленно ругая себя за неосмотрительность. Чувствую запах яичницы, и вскакиваю с места, с опозданием осознав, что все сожгла. Снова! Выключаю конфорку и удрученно вздыхаю, поворачиваясь к пациенту. — Может, закажем пиццу?

Рустам ухмыляется, а потом морщится, словно любое движение причиняет боль, но его голос звучит ровно, с легким налетом приказного тона.

— Подлатай меня, Ангел, а потом я приготовлю нам поесть.

15

Смотрю, как этот широкоплечий огромный мужчина орудует у плиты и разрываюсь между двумя странными желаниями: бесконечно наблюдать за ним и сорваться с места и с криками убежать, потому что он нравится мне и одновременно пугает. Рядом с ним я испытываю какой-то благоговейный страх, хотя и понимаю, что он ничего мне не сделает. Эта мысль плотно засела в подкорке, но я все равно не могу унять эту предательскую дрожь, когда он рядом.

— Где соль, Ангел? — он невозмутимо оборачивается, а мой взгляд скользит по обнаженной груди к белоснежной повязке, которую я только что ему поменяла. Вид синяков на мощном теле немного коробит, но я пытаюсь избежать прямого взгляда, поэтому продолжаю смотреть куда угодно только не в его невероятные черные глаза, потому что боюсь — он прочтет в моем взгляде все мои мысли.

— В шкафу, — мотаю головой в нужном направлении, и с губ срывается еще одна необдуманная фраза. — Ты можешь не называть меня Ангел?

Рустам достает соль и, не оборачиваясь ко мне, негромко фыркает, будто мои слова его смешат. Я поджимаю губы, непроизвольно раздражаясь.

— Меня зовут Ангелина. Ты можешь звать меня Лина или Геля. Как тебе больше понравится. Только не Ангел ладно? — моя рука тянется к салфетке и я беру тонкую бумагу и комкаю в руках, только бы чем-то себя занять, чтобы не чувствовать эту неловкость.

— Лина… — задумчиво произносит и мне кажется, улыбается. — Почему ты нарушила запрет отца и убежала из дома?

Вскидываю взгляд на широкую спину и замираю, пытаясь понять, когда рассказала ему о взаимоотношениях с отцом. На ум ничего не приходит.

— С чего ты взял что я…

— Той ночью в клубе. У тебя не было телефона и ты была без машины. Боялась, что тебя найдут по ним? И ты сказала, твой отец не обрадуется, если узнает что ты привела в дом мужчину.

Он пояснил, и мне вмиг полегчало. Не знаю почему, но мысль что Рустаму известно о нарушенном запрете напрягла. Это не его дело. Хотя он согласился не говорить никому, что живет у меня, значит мы стали сообщниками поневоле. И глупо что-то от него скрывать.

— Я…подруга уговорила меня отпраздновать получение диплома. Я совсем недавно вернулась из столицы, и она позвала в клуб, — сгребаю разорванную салфетку и поднимаюсь на ноги, чтобы выбросить в урну, и невольно натыкаюсь на Рустама. — Прости.

Опускаю взгляд на бинт, но тот по-прежнему белый, значит рана не кровит. Замечаю большой синяк под ребрами и безотчетно касаюсь его края. Кожа гладкая и горячая, и до меня не сразу доходит, что я касаюсь торса полуголого мужчины. Но когда слышу рваный выдох, отдергиваю руку и испуганно вскидываю глаза.

— Тебе больно?

Вместо ответа Рустам перехватывает мое запястье и прижимает мою ладонь к своей коже, отчего по телу снова пробегает дрожь. Пульс сбивается, и я облизываю губы.

— Кто сделал это с тобой… — непроизвольно срывается с моих губ, и напряжение в воздухе спадает. Рустам разжимает запястье, и моя рука опускается вдоль тела, но я не отхожу. — Что за люди могли так избить…

Словно не замечая моих вопросов, он отворачивается и достает из шкафа тарелки, а мне наконец удается кинуть в урну салфетку.

— Мои люди уже ищут их, — отвечает ровно и выкладывает наш завтрак на тарелки. — Но найти исполнителей мало. Надо выяснить, кто за всем этим стоит.

Слушаю его, в одновременно не могу отвести взгляда от широкой спины на которой бугрятся мышцы.

— И что ты сделаешь, когда найдешь заказчика? — В горле пересыхает, когда спина каменеет, и Рустам медленно оборачивается и впивается взглядом в мое лицо.

— Сделаю так, чтобы они пожалели, что родились на свет.

16

Сижу в гостиной ожидании отца и как никогда чувствую себя маленькой девочкой. Сейчас, если я все сделаю правильно, папа похвалит меня и мы помиримся, а если снова начну перечить, будет новая ссора. Вроде бы все просто, но до трясучки бесит, но я продолжаю спокойно сидеть, хотя внутри начинает закипать ярость.

Когда он сказал, что отдаст меня замуж по своему усмотрению, мне было всего пятнадцать, и не смотря на трудный возраст, я безропотно согласилась, потому что верила — папа знает как лучше. Но когда дошло до дела, я поняла, как ошиблась. Не хочу замуж! Что за глупости? Становиться женой какого-то старикана и рожать ему детей сидя дома, пока он как мой папа будет пропадать на работе. Мне всего двадцать один! Губить жизнь даже не успев насладиться ею — самая глупая на свете вещь. И в пятнадцать я добровольно на нее согласилась. Но я ведь не понимала всей сути слов отца, а сейчас меня уже никто не спрашивает…

— Рад, что ты вовремя, — отец входит в комнату и устало опускается в кресло. — Я сейчас разговаривал с Хасановым, и он подтвердил намерения породниться с нашей семьей.

Знакомая фамилия резанула по ушам, и я глянула на отца, чуть наклоняясь вперед.

— С Хасановым? — переспрашиваю, и тут же поднимаюсь с дивана, когда слышу как хлопает входная дверь в доме. Пулей вылетаю в коридор и подбегаю к окну, в котором прекрасно вижу своего будущего жениха: тот самый мужчина со званого ужина, которого мне показала Инесса. Ренат Хасанов. Холостяк с двумя детьми. Господи, неужели это он? Да он же ровесник отца! — Зачем ты так, папа…

Рвано выдыхаю, глядя как мужчина садится в черный седан, и водитель трогает с места.

Позволяю себе несколько секунд постоять у окна, глядя на опустевшую подъездную дорожку и разворачиваюсь чтобы вернуться в гостиную.

Отец откладывает планшет, когда слышит мой вздох и переводит взгляд на садящуюся напротив меня.

Диван настолько мягкий, что я проваливаюсь в него, но это не успокаивает, а только раздражает, потому что сейчас мне хочется быть прямой как палка, и не показывать насколько я расстроена.

— Ренат сказал, ты можешь выбирать свадебное платье и заказывать банкет. Сегодня с тобой свяжутся организаторы, с которыми ты будешь обсуждать тонкости предстоящей свадьбы. Расходы он разумеется оставляет на тебя.

Слова как грубые пальцы теребят струны натянутых нервов, и я закусываю губу изнутри, только бы не начать спорить.

— Все расходы жених берет на себя, — повторяет папа. — Дату свадьбы пришлось немного сдвинуть, Ренат не объяснил почему, но думаю две недели погоды не сделают.

Папа все говорит, а ком в моем горле растет, пока я не набираюсь храбрости и не размыкаю побелевшие губы.

— Зачем ты отдаешь меня за него? — сглатываю, и словно плотина прорывается и я начинаю тараторить как одержимая. — Дело в деньгах? Я не верю, у нас с ними проблем нет. Может, хочешь объединить бизнес? Но это жестоко использовать меня как разменную монету. Хочешь внуков? Ну так я родила бы тебе но со временем, когда встретила бы подходящего мужчину, которого ты бы одобрил. Зачем отец? Объясни…

— Потому что я не хочу, чтобы ты потеряла голову от какого-нибудь охотника за моими деньгами. А таких поверь, будет море, стоит мне позволить тебе жить обычной жизнью. Думаешь им нужна будешь ты? Им нужны будут деньги, которые женитьба на тебе для них обеспечит. Я не хочу, чтобы ты стала билетом в красивую жизнь для какого-нибудь обаятельного парня, который вместо твоей красоты будет видеть нули на твоем банковском счету. И довольно споров. Семья Хасановых очень влиятельна и расторгать с ними помолвку, все равно что прилюдно объявить войну. Тема закрыта Ангелина, ты выйдешь замуж. Точка.

И подчеркивая, что разговор окончен, отец снова берет в руки планшет и утыкается в него, оставляя подавленную меня сидеть на диване напротив.

17

Домой я захожу в диком раздрае.

Швыряю ключи от машины и стягиваю куртку. Всю дорогу до дома психовала и сейчас лучше не стало.

— Проблемы? — Рустам сидит на диване в гостиной и листает каналы, но при виде вошедшей меня хмурится и откладывает пульт. — Обидел кто?

Прикрываю глаза и отрицательно мотаю головой, устало опускаясь на диван.

— Я встречалась с отцом, — стягиваю с волос заколку и пряди рассыпаются по плечам и спине. И мне сразу становится немного легче, головная боль чуть утихает. Тянусь и прочесываю волосы пальцами, блаженно прикрыв глаза. — Он сказал, что в ноябре я выйду замуж.

Замолкаю, потому что горло перехватывает от горечи, и подтягиваю под себя ноги, садясь удобнее. Рустам молчит, но тишина не давит, мне отчего-то спокойно и я не чувствую неловкости. Несколько секунд никто из нас не произносит ни звука, и я поднимаю взгляд на собеседника, я застываю.

От непринужденности не остается и следа, потому что я замечаю каким взглядом Рустам на меня смотрит. Черные как ночь глаза кажется стали еще чернее, они прожигают насквозь, будто касаются меня физически, не отрываются от моих распущенных волос, и мне становится неловко. Опускаю руки, перебрасывая пряди на одно плечо, и дымка в глубине его глаз рассеивается.

— Ты этого не хочешь? — его голос чуть охрип, и нотки, сквозящие в нем до ужаса напоминают его баритон в те минуты когда он подвез меня домой и поцеловал. — Выходить замуж?

Опускаю взгляд и вздыхаю, пробегая глазами по комнате.

— Я мечтала получить диплом и найти работу в школе. А отец отдает меня замуж за своего ровесника, — замолкаю, осознав, что ляпнула лишнего. Мои планы на будущее никого не касаются. Я никогда не делилась ими. И впредь не должна. — Я не горю желанием становиться чьей-то собственностью.

Рустам выпрямляется и хмурясь, заглядывает в мое лицо.

— С чего ты взяла, что за ровесника? — Он выглядит слегка сбитым с толку, и от этого я на секунду забываю о своих горестях и едва не улыбаюсь, таким милым мне кажется его лицо.

— Я видела своего жениха сегодня. Мужчина в возрасте. Отец двоих детей и все такое…

— Господи… — Рустам откидывается на спинку и прикрывает глаза рукой. — Ангел ты шутишь?

Его плечи начинают содрогаться, и я снова злюсь. Почему все что касается меня его так смешит?

— Глупо было обсуждать это с тобой, — поднимаюсь с дивана так резко, что едва не спотыкаюсь. Не хочу, но голос все равно пропитан ядом. Отступаю, и мою кисть перехватывает сильная рука, Рустам подтягивает меня к себе.

Его лицо все еще хранит следы иронии, видно, он пытается взять себя в руки и не улыбаться так явно, но мне все равно хочется вырвать руку.

— Прости, Лина. Я не должен был так реагировать, — он поднимается и скользит по моему запястью, вызывая ворох мурашек. Он выше меня, и рядом с ним я кажусь себе Дюймовочкой. Хочется отступить, но я не могу сдвинуться с места, словно магнитом притянутая к огромному торсу. — Тебе нужно расслабиться, ты напряжена.

Его руки медленно скользят по моей коже к плечам, оставляя ожоги прикосновений. Мне следует остановить его, оттолкнуть, но я продолжаю стоять и впитывать в себя эту грубоватую ласку. Чувствую просыпающийся где-то в глубине души голод и прикрываю глаза.

Жесткие пальцы опускаются на плечи и начинают разминать затекшие мышцы и мои колени подкашиваются. Хватаюсь за талию стоящего напротив мужчины и слышу сдавленный стон.

Черт, повязка!

— Прости.

Руки на плечах замирают, а я свои отдергиваю и поднимаю виноватый взгляд на Рустама. Его красивые губы поджаты, глаза закрыты, а между бровей залегла складка.

— Дай посмотреть… — приподнимаю край черной футболки и вижу что бинт пропитывается кровью. — Тебе нужно наложить швы.

Его лицо на секунду преображает улыбка, которая тут же стирается когда я стягиваю с него футболку.

— Просто мне надо держаться подальше от тебя, Ангел.

Подкол в мой адрес заставляет улыбнуться, и я ухожу за аптечкой чтобы сменить повязку. И в голове совершенно некстати мелькает мысль: а что было бы, не задень я его рану?

18

Сегодня примерка свадебного платья, но я как ни странно на нее не хочу. Тем не менее заставляю себя подняться с постели утром и идти в душ.

Прохладная вода приводит в чувства, и я закутываюсь с белый халат и захожу в комнату.

— Доброе утро, Ангел.

Вздрагиваю, когда вижу развалившегося на моей кровати Рустама. Машинально хватаюсь за полы халата и сжимаю в кулаках, стягивая на груди.

— Что-то случилось? — голос сдает меня, уже привычной дрожью, и мне с трудом удается отвести взгляд от мощного торса, который за последнее время стал еще привлекательнее, потому что за те две недели, что Рустам живет тут, синяки на его теле почти прошли, как и тот порез, который теперь заклеен лишь пластырем телесного цвета. — Зачем ты вошел в мою комнату?

Сглатываю, машинально отступая к туалетному столику, и опускаюсь на пуф, продолжая стискивать халат.

— Ты избегаешь меня? — Рустам смотрит в упор, и его взгляд, как и присутствие заставляет нервничать. Сглатываю, когда взгляд черных глаз на секунду опускается к голым ногам в вырезе халата, и тут же запахиваю ткань, отчего гость снова впивается глазами в мое лицо. Уголок его губ дергается, намекая на насмешку, но затем лицо снова принимает то замкнутое выражение.

— Нет. Просто у меня дела. Подготовка к свадьбе…

Пытаюсь оправдаться, хотя отговорка напоминает слабую соломинку, за которую я ухватилась, чтобы не сорваться с обрыва. Он прав. Все эти дни я намеренно избегала гостя, потому что слишком остро ощущала его присутствие, и это бесило. Ни разу не встречала мужчину, способного так влиять на меня физически и морально. Рядом с этим человеком я постоянно дрожу. И мысль, что он где-то рядом через стенку заставляет меня мучиться бессонницей, сходить с ума, покрываться мурашками и сгорать на медленном огне.

— Чего ты боишься Ангел? — он намеренно подчеркивает последнее слово, растягивая гласные, хотя прекрасно помнит, что я просила его так меня не называть. И судя по таящемуся в глазах лукавству, понимает, как меня это накаляет, но продолжает дразнить, намеренно выбивая из колеи. — Что я начну распускать руки?

Господи, это просто невыносимо!

— Хватит, пожалуйста… — мольба в моем взгляде стирает насмешку в черных глазах, и собеседник хмурится. — Мне нужно ехать на примерку свадебного платья, ты не мог бы выйти?

Поднимаюсь, мысленно молясь, чтобы он понял и ушел, и Рустам вздыхает и встает с постели. Его шаги заглушает пушистый ковер, а удары моего сердца в ушах все ускоряются, пока не превращается в сплошной гул. Мужчина замирает в сантиметре от меня, и поддев подбородок заглядывает в мои глаза.

— Я не трону тебя, если ты сама этого не захочешь, — его голос обволакивает как горячая волна, и я ощущаю как мышцы внизу живота напрягаются, а соски царапают ткань халата изнутри. — Не будь такой трусихой. Лина.

— Ты закончил?

Злит его наглая ухмылка, поэтому отбрасываю его кисть и отступаю, демонстративно отворачиваясь от гостя. Шагаю к шкафу, слыша негромкий смешок.

— Мне нужны мои вещи. Но для этого мне придется назвать твой адрес своему другу, — повисает короткая пауза, а потом красивый голос снова дразнит мои нервы. — Либо ты можешь забрать сумку на нейтральной территории торгового центра.

— Хорошо, — соглашаюсь, только бы он поскорее ушел. — Позвони другу и сообщи, что я буду ждать его на парковке «Кристалла» в час дня.

Рустам молчит, и я оборачиваюсь, всем своим видом демонстрируя недовольство. Этот мужчина невыносим!

— Спасибо, — Теплая улыбка таится в глубине его голоса, и собеседник протягивает мне пластиковую карту что я нашла в его кармане. — И передай пропуск Рустаму, я брал его на один день.

И не обращая внимания на ошарашенную меня, он выходит из комнаты, оставляя после себя сводящую с ума недосказанность.

19

Салон, в котором назначена примерка платья, расположен неподалеку от торгового центра, где я должна встретиться с настоящим Рустамом.

Меня все еще потряхивает от злости, что мой сожитель не назвал мне своего настоящего имени. А с каким самодовольством он передавал мне пропуск! Ощущение было, что вот сейчас он искренне наслаждается шуткой, словно зритель в полном зале, а он гребаный стендапер.

— Козел! — долбанула по рулю, когда какой-то мужик подрезал меня и занял единственное свободное место у свадебного салона. Пришлось вставать в конце квартала. Щелкаю сигналкой и выхожу на серый тротуар под моросящий все утро дождь. Серебряные иглы тут же впиваются в мою кожу, и я ежусь от холода, втягивая голову в плечи. — Прекрасно, просто блеск!

Сейчас от влаги мои волосы из прямых превратятся в курчавые, и я стану похожей на барашка.

Быстрым шагом добегаю до дверей с табличкой «W» и проваливаюсь в прохладное помещение пропахшее сладким запахом ванили.

— Доброе утро, пожалуйста проходите сюда, — администратор провожает меня в примерочную, за занавеской из бежевого шелка, едва не растекаясь от приторной вежливости. — Сейчас принесу ваше платье.

Девушка уходит, и я остаюсь наедине со своим отражением в зеркале. Стягиваю кожанку, покрытую каплями дождя, и приподнимаю волосы, которые уже успели отяжелеть от влаги.

Эта самодовольная сволочь намеренно не называла мне своего имени, но мне не хочется играть в его игры и поддаваться его правилам. До ужаса, до дрожи в пальцах до зуда под кожей хочется сделать ему назло, и я решаю, что лучший способ обмануть его ожидания — не расспрашивать его на эту тему. Пускай выздоравливает и выметается, мне все равно как его зовут, хоть Папа Римский, главное, чтобы мой папа не узнал, что я живу в одном доме с мужчиной.

— Пожалуйста, переодевайтесь, я буду поблизости, если понадобится помощь, — голос служащей приводит в себя и я смаргиваю видение улыбающегося засранца и задергиваю портьеру.

Переодеваюсь в платье с какой-то странной отрешенностью, потому что совершенно не хочу думать о предстоящей свадьбе. Мысль о том, что совсем скоро я стану чьей-то женой сковывает льдом, который колючими снежинками впивается в кожу и сердце. Совершенно чужой человек, какой-то мужчина, который заберет мою девственность в первую брачную ночь, и наградит своим наследником.

Папа будет гордиться дочерью, положившей лучшие годы своей жизни на алтарь его амбиций.

И тут же в голове мелькает неуместная мысль: а что будет, если я лишусь девственности до свадьбы? Отступаю от зеркала, оглядывая свое отражение уже без отчаянья, с интересом.

Если я лишусь девственности, жених явно останется недоволен, и возможно задумается, стоит ли брать меня в жены, я же буду товаром б/у. А с учетом того, что отец так яро опекал меня, пытаясь не дать пуститься во все тяжкие, это мысль все стремительнее крепчает в мозгу, пуская свои корни.

Это же отличный план!

Улыбка озаряет лицо, и я кручусь перед зеркалом рассматривая платье. Странно, но теперь примерка уже не такое неприятное занятие, и я не без удовольствия отмечаю, что свадебное платье мне действительно идет.

Классический крой — закрытый верх с вырезом под горло и длинными рукавами выглядит очень консервативно, а юбка из белого шелка подчеркивает тонкость талии и мягко струится по бедрам к полу, лишь слегка приоткрывая мыски белых классических лодочек на каблуке. Вдоль спинки идет ряд белых шелковых пуговичек, и я замираю, разглядывая платье сзади.

— Фата здесь будет лишней, лучше подчеркнуть нежный образ жемчужными серьгами и элегантной прической, — администратор озвучивает мои мысли, и я киваю, не чувствуя больше той подавляющей безысходности. Жаль, что это платье я так и не поношу… — Возьмите.

Она протягивает заколку, и я собираю волосы в небрежный пучок и закалываю на макушке.

Образ и правда идеален, пара сережек завершит его, и сделает меня похожей на Барби-невесту.

— Спасибо, — улыбаюсь служащей и подхожу к зеркалу, рассматривая кружево.

Внутри крепнет уверенность, что я не надену это платье больше никогда, и она согревает душу, заставляя меня все шире улыбаться собственным мыслям. Я лишусь девственности и свадьбы не будет!

Отец рассердится, но плевать. Зато я смогу наконе-то жить так, как мне захочется и не оглядываться на других.

Завожу руки за спину и начинаю расстегивать платье торопливо перебивая пуговички.

Неужели моя жизнь наконец изменится?

20

Паркуюсь у торгового центра, но выходить из машины не хочется, потому что дождь за последние несколько минут усилился, и меня совсем не радует перспектива промокнуть насквозь. Зато из-за пелены дождя, никто не обратит внимания, что в мою машину садится мужчина, видимость почти нулевая.

Когда открывается пассажирская дверь, я невольно вздрагиваю и хватаю клатч, лежащий на сиденье рядом. Здоровый мужчина ничем не уступающий по габаритам моему новому соседу садится на пассажирское, торопливо захлопнув дверь и поворачивается ко мне.

— Привет, — низкий голос вливается в пространство вокруг очень гармонично и из-за шума дождя он звучит как-то уютно. А может, все дело в атмосфере салона, заполнившейся терпким одеколоном, от которого я сделала лишний вдох, настолько пленительным был запах: чисто мужской, древесный с нотками свежести. — Ты Ангелина?

Киваю, мысленно порадовавшись, что мой новый знакомый не стал издеваться и назвал своему другу мое настоящее имя, а не прозвище, которое эта наглая морда мне дал.

— А ты Рустам? — надо признать это имя гораздо больше подходит именно этому мужчине, не знаю почему, но оно идеально вписывается в его образ: огромные широкие плечи, черные как смоль волосы, щетина покрывающая квадратный волевой подбородок, нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, обрамленные черными ресницами за которые каждая девушка готова убить. Одним словом — Рустам — идеальный образец мужественности. Но рядом с ним я чувствую себя абсолютно спокойной, ни капельки волнения и ни грамма внутреннего тремора, не смотря на его габариты, я не ощущаю никакой опасности. Он не волнует меня так, как мой новый сосед. — Тебе просили передать.

Протягиваю парню пропуск, он берет его и, повернувшись на сиденье, забрасывает черную спортивную сумку назад.

— Как он? — нотки взволнованности в красивом голосе явно играют в его пользу, и я пожимаю плечами, произнося успокаивающе.

— Идет на поправку. Синяки почти сошли, ножевое не воспалилось, думаю через недельку и от пореза не останется следа. — И у него не будет повода оставаться у меня… — Все в порядке.

Инстинктивно касаюсь плеча собеседника, слегка сжимая. И невольно ощущаю мощь, кроющуюся за этой стальной мужественностью.

— Повезло, что ты оказалась рядом, — Рустам берется за ручку, но на секунду задерживается. — Ты спасла жизнь моему другу, так что теперь я твой должник.

Хочу возразить, но он покидает машину, не дав мне возможности отмахнуться от этого подвига.

Не знаю, правильно ли сделала, что не стала спрашивать имени своего соседа, ведь я могла узнать все прямо сейчас, но отчего-то не хочу откровенничать с Рустамом.

Дорога до дома занимает больше времени из-за проливного дождя, и я напряженно вглядываюсь в лобовое, неестественно выпрямив спину, потому что иначе не буду видеть дальше капота. Дворники едва справляются, и к тому моменту когда я въезжаю на парковку спина уже ноет от напряжения, а руки вросли в руль мертвой хваткой, но мне удалось доехать и не убиться.

Хотя тогда свадьбы бы точно не было…

Невесело ухмыляюсь своим мыслям и глушу мотор, задумчиво глядя на дверь подъезда.

Потеря девственности теперь уже не кажется такой хорошей идеей, но за неимением других, понимаю что и она может сойти.

Да, придется решиться на этот шаг, но ведь тогда меня освободят от нежелательного брака, а это значит что я наконец смогу зажить обычной жизнью. Отец будет сердиться, но ему придется смириться рано или поздно, ведь как бы там ни было я его единственная дочь. Может быть он со временем поймет как глупо поступал заключая эту сделку?

И почему-то на тот момент в моей голове не возникло вопроса, к кому обратиться с деликатной просьбой — лишить меня невинности. Я по умолчанию знала, что могу сделать это со своим новым соседом. Ведь это отличный вариант: он пошел на поправку и справится с этим вполне способен, а потом я просто попрошу его уехать, ведь он почти выздоровел.

Наши отношения на одну ночь отличный вариант, так я решаю и перегнувшись к заднему сиденью подхватываю сумку.

Дождь почти прекратился, по крайней мере перестал так лить, и я выхожу из машины и добегаю до подъезда почти не вымокнув.

Сегодня вечером я сделаю это.

21

— Я хочу, чтобы ты лишил меня девственности, — моя просьба повисает в воздухе, делая его густым и давящим.

Мужской силуэт выделяется черным пятном на бежевых простынях, и в темноте комнаты кажется еще огромнее.

Я сглатываю, но ком так и стоит в горле, не позволяя произнести больше ни слова. Да и к чему разговоры?

Делаю шаг вперед, и пальцы тянутся к шелковому поясу халата. Руки подрагивают, и мне ни сразу удается справиться с ним, и от этого я еще больше начинаю нервничать.

— Зачем ты просишь меня? — густой бархат мужского голоса заставляет меня замереть в паре метров от кровати и крепче вцепиться в нежно розовый шелк. Не вижу в темноте лица собеседника, но мне кажется, что он хмурится, потому что отчетливо слышу нотки неодобрения в его голосе, но мне не хочется анализировать еще и его реакцию на это. Он в этой игре просто пешка, удачно подвернувшаяся под руку.

— Потому что… — мну пояс халата, хотя мне уже давно следует его развязать и снять эту проклятую штуку. — Ты подходишь.

— Подхожу… — не говорит, смакует, как будто перекатывает на языке каждую букву и моя кожа начинает пылать от хрипотцы в его голосе. Мелкое покалывание зарождается где-то в солнечном сплетении и опускается вниз живота от мысли, что сейчас под халатом я совершенно голая. А он словно сканером пронизывает взглядом, который даже сквозь пелену ночной тьмы будто ударяет разрядами тока. — А разве ты не должна хранить себя до свадьбы? Ты явно не из тех, кто зашивается перед брачной ночью.

Его вопрос бьет точно в цель, и я раздраженно поджимаю губы. Это не его дело.

— Плохая идея просить тебя… — разворачиваюсь, чтобы уйти, но стоит мне коснуться ручки, на дверь ложится мужская ладонь, не позволяя мне открыть ее.

Замираю, осознав, что к спине прижимается мощная грудь, и почему-то чувствую себя пойманной в ловушку, хотя это именно я затеяла все это.

Пульс ошибается на пару ударов, когда его кисть опускается поверх моей и медленно сжимает пальцы, отводя их от металла ручки. Мой взгляд утопает в пространстве, и пересохшие губы горят от волнения.

— Ты же понимаешь, какие могут быть последствия? — вкрадчивый шепот мне на ухо заставляет нервы натянуться, и я киваю, подтверждая насколько спятила.

— Да… — не теряя ни секунды оборачиваюсь в кольце его рук и поднимаю голову, чтобы заглянуть но тьму его глаз, но я не вижу их выражения. На его лице непроницаемая маска, подтверждающая, что этот человек абсолютно бесчувственен. А значит, я сделала правильный выбор. — Понимаю.

— Тогда раздевайся…

И не дожидаясь моей реакции, отталкивается от двери и идет обратно к кровати, так равнодушно и даже лениво, словно только что согласился посмотреть со мной сериал. Подойдя к изножью, он останавливается, сильные руки тянутся к резинке серых трико, стягивают их одним движением, и внутри меня все обрывается.

Он абсолютно голый. Без стеснения оборачивается и выжидательно склоняет голову на бок, давая мне возможность изучить это безупречное тело. И пусть ночная тьма царит вокруг, мне удается рассмотреть массивный силуэт греческого бога: широкие плечи переходят в мощную сталь груди над рельефным прессом, плоский живот с ярко выраженным поясом Адониса вызывает желание коснуться тугих мышц, и я сглатываю и опускаю взгляд ниже к медленно наливающемуся твердостью члену, размеры которого откровенно пугают.

Для первого раза он слишком большой… Не стоило мне затевать все это.

Почему-то умная мысль приходит в голову только сейчас, и я уже хочу развернуться и бежать, но в квартире лишь мы вдвоем и что-то подсказывает, мужчина напротив на даст мне пойти на попятную.

22

— Ты слышала меня, Ангелина? — он не делает шага навстречу, его голос ровен, но я отчетливо слышу в нем давящий приказ. Медленно подхожу к мужчине напротив, дергаю пояс и сбрасываю с себя последнюю преграду, отрезая пути к отступлению. — Пьешь таблетки?

Его вопрос сбивает с толку, но сквозь пелену затмившего разум волнения я понимаю к чему он клонит.

— У меня есть презерватив, — оправдываюсь, будто застуканная за чем-то постыдным.

— В первый раз лучше без. И он вряд ли подойдет, уж извини. Стандартный размер мне мал, — он не хвастается, просто констатирует факт, голос без эмоций, словно мы обсуждаем погоду, и это пугает и одновременно слегка унимает мое волнение. Ничего страшного нет. Просто я прошу первого встречного обесчестить меня, чтобы сорвать предстоящую свадьбу. — Ложись.

Почему он не касается меня? Почему действует так отстраненно? Наверно это хорошо, но небольшая прелюдия позволила бы мне расслабиться.

Подхожу к кровати и подавляю дикое желание прикрыться руками. Он не глазеет на меня, но ощущение, что я совершенно голая перед мужчиной заставляет поежиться.

Забираюсь на мягкую постель и сажусь к изголовью. Поднимаю взгляд на стоящего у моих ног мужчину, и дыхание перехватывает от мысли, что через секунду он станет моим первым. Меня бросает в жар. Прерывисто вдыхаю, чувствуя как громко воздух рвется в легкие, он тоже слышит как я волнуюсь. Но не подает вида. Отстранен. Равнодушен. Собран. Не человек, а машина. Становится неуютно.

Чуть отодвигаюсь, когда мужчина устраивается рядом. Дрожь внутри усиливается, и я вздрагиваю, когда он медленно накрывает мое тело своим, раздвигая мои бедра и вклиниваясь между ними. Внутренняя поверхность горит от жара его кожи, и его стальная грудь наваливается на мою мягкую, но вместо ожидаемого ощущения тяжести я испытываю странный трепет.

Я сейчас раскрыта перед ним и совершенно беззащитна, но внутри крепнет уверенность, что он не сделает мне больно. Не больше того, что потребуется…

Шелк простыни приятно холодит кожу на контрасте с горячим телом сверху, и я прикрываю глаза, привыкая к ощущениям.

— Я не пью таблетки, — мои глаза распахиваются, я вспоминаю о предохранении слишком поздно. Но вместе с легкой паникой в кровь проникает желание, в момент, когда сильная рука опускается вниз и касается нежной кожи. Машинально свожу ноги, но они лишь плотнее обхватывают мускулистые бедра, и я чувствую себя еще беззащитнее. Пальцы аккуратно касаются нежной плоти, без нажима, дразня невесомостью прикосновений, и мой пульс и без того бешенный превращается в один монотонный гул.

— Тогда будь готова к любым последствиям… — его голос слегка надламывается, когда пальцы касаются особо чувствительной точки, и я ощущаю как влажно становится там. Он медленно обводит клитор и не спеша скользит внутрь, раздвигая плоть, смакуя мой тихий стон. Черный взгляд не отрывается от моего лица, я не могу оставаться равнодушной и закусываю губу, плавясь от ощущений.

Кончики его пальцев стали влажными и скользкими и от них словно током расходился жар, проникая под кожу легким тремором. Мои бедра инстинктивно начинают двигаться навстречу прикосновениям, и я не сразу понимаю, что вместо пальцев моей плоти касается налитая твердостью головка его огромного члена. Паника немедленно отравляет кровь, и я испуганно вглядываюсь в лицо напротив, ища поддержки, и словно прочитав мои мысли, мой гость склоняется и накрывает мои губы, сминая их своим напором.

Жадность его губ, настойчивость языка заставляли так же без стеснения ответить на его поцелуй, и он ненадолго отстранился, словно не веря, что ему это не снится, а потом снова жадно приникает к моему рту, выпивая остатки сбившегося дыхания.

Давление головки на мою плоть усилилось, но поцелуй настолько распаляет мой разум, что вместо страха я ощущаю непреодолимое желание почувствовать его внутри, и опустив руки на мощную спину, тяну его на себя, рисуя на его коже невидимый узор ногтями. Чувствую, как мужчина напрягается, словно сдерживаться ему удается с трудом и позволяю запустить одну руку под мою талию, чтобы теснее прижал к этой мощной груди. Капкан его хватки обжигает, но я словно в тумане не могу унять это терзающее чувство голода, отдающее пульсом вниз живота.

— Посмотри на меня! — короткий приказ, и я распахиваю глаза и утопаю во тьме ледяного пламени его взгляда, и одновременно с этим, он грубо подается бедрами, одним мощным толчком вгоняя член до предела.

Вскрикиваю, глушит поцелуем и замирает, не смея двинуться внутри. Пульсирующая боль, словно он разорвал меня надвое, волнами бьет по нервам в такт ударам сердца, и я сжимаюсь, боясь ее повторения.

— Тише девочка, все закончилось. Тише, — его губы касаются моих, когда он шепчет эти слова, звучавшие на удивление нежно для такого огромного бездушного самца, но я, не веря в их искренность, продолжаю напряженно дрожать, ощущая раскаленный кол внутри. Хочется отползти, сдвинуть ноги, вынуть его из себя, но я не могу пошевелиться, боясь, что вспышка боли повторится. — Ты такая тесная и узенькая, что мне сложно будет продержаться хотя бы пару минут.

— Тогда вынь его… — мой сорванный выдох на грани боли звучит глухо, но голос напротив заставляет снова распахнуть глаза и заглянуть в лицо тьме.

— Не могу, потому что не закончил то, о чем ты меня просила.

— Но ты же… ты…внутри.

— Да. Но чтобы расстроить твою свадьбу и спровоцировать жениха отказаться от тебя, ты должна иметь более вескую причину, чем потеря девственности.

23

До меня начинает доходить, и я дергаюсь, пытаясь скинуть мощное тело с себя, но он как скала продолжал давить сверху и не двигаться.

— Я убью тебя, не смей! — паника, страх, неприкрытый ужас сквозят в моем голосе, но змея искусителя мой протест не задевает. Мужчина медленно отводит бедра, вынимая член, и снова вгоняет этот огромный ствол до предела. Я хочу сдвинуться, но капкан его рук не позволяет, он снова толкнулся и вставил раскаленный стержень так глубоко, что кажется наполнил меня целиком. Хищный оскал пугает, но при этом дразнит нервы, и мое сердце ошибается на удар, когда словно под кайфом залипаю на красивое лицо напротив, ощущая что постепенно разгорающееся внутри желание начинает вопить, что я должна теснее прижаться и позволить сделать с собой все что незнакомец захочет…

— Если твой жених, — это слово он выплевывает с насмешкой, — узнает, что ты беременна от другого. Свадьбы точно не будет.

Слова отрезвляют, и я каменею.

— Нет! Прекрати это! Хватит! — стараюсь взять себя в руки, но удается с трудом, потому что я беззащитна и раскрыта перед ним, и его пульсирующее естество глубоко внутри меня нагло заполняет своим жаром заявляя свои права. Очередной толчок пронизывает тело острым желанием и кровь превращается в раскаленную карамель, отравляя мой разум. — Если мой отец узнает, что я…

— Ты сама попросила помочь тебе, — его голос с нотками хрипотцы и шепота звучит так сексуально что хочется застонать в ответ на очередной выпад бедрами. Незнакомец продолжает двигаться, с каждым толчком все ближе подводя меня к краю бездны, за которой провал в небытие. Воздух в легких сгущается, не давая дышать, и грудь дрожит от желания глотнуть кислорода и еще большего желания ускорить темп, с которым этот наглый мерзавец берет меня, алчно вбиваясь внутрь.

Бедра против воли инстинктивно двигаются ему навстречу, и тихий стон срывается с губ, сводя на нет мои жалкие попытки сопротивляться. Опускаю ладони на его грудь стремясь оттолкнуть, но вместо этого скольжу ими выше и обхватываю мощную шею руками, окончательно проиграв борьбу с самой собой.

Мужчина скалится, продолжая вдавливать меня в матрас мощным телом, вдалбливая член бедрами так глубоко, что я невольно выгибалась навстречу жару его тела.

— На колени! — не сразу дошел смысл его слов, но когда он вынимает член и резко дергает меня, переворачивая к себе спиной, иголочки страха вперемешку с возбуждением ударяют в кровь, и я покорно подчиняюсь, раздвигая бедра.

Он обхватывает мою попу и грубовато дернув на себя засаживает член внутрь, выбивая из груди последние крупицы воздуха. Невольно вскрикиваю от ударившего вниз живота кайфа, и сжимаю простынь, утыкаясь в нее лбом.

Если прежде он трахал меня размеренно, то теперь темп меняется и толчки становятся жестче, чаще, острее. Он как отбойник долбит, утробно рыча на мой скулеж в матрас. Пальцы уже болят от того с какой силой я сжимаю кулаки. Горло саднит от стонов блаженства, утопающих в матрасе, а наполненность заставляет низ живота неметь, пока вспышка дичайшего оргазма не сотрясает тело, и я не вскрикиваю, выгибая спину.

Сжимает мои бедра до синяков, дергает на себя, насаживая до предела и вздрагивает, а пространство вспарывает его хриплый рык. Оргазм поверг и его в бездну, сильные пальцы впиваются в мою кожу сильнее, член внутри начинает пульсировать, обжигая раскаленной лавой, и я ощущаю как толчок за толчком мой первый мужчина накачивает меня своим семенем.

Несколько мучительно тягучих минут спустя буря внутри нас утихает, и тьма снова обступает со всех сторон, пугая суровой реальностью.

Хватка на бедрах ослабевает, и незнакомец вынимает член, вслед за которым по нежной коже моих бедер на внутреннюю поверхность текут вязкие струйки его спермы. Капля падает на постель, и я переворачиваюсь на спину, отчего-то боясь смотреть во тьму его глаз.

— Идем в душ, — он разговаривает так, словно только и делает что отдает приказы, хотя именно он — гость в моем доме, и его поведение выглядит по меньшей мере нагло. Он ведет себя так, словно привык, что все его приказы выполняются, и это начинает бесить.

Хочется съязвить в ответ, но тело слишком ослабло от сходящего волнами оргазма, и ватная слабость передалась разуму.

Заметив, что я проигнорировала его слова, мужчина шагает к кровати и подхватывает меня на руки, не обращая внимания на слабый протест, когда понимаю, что у него на уме.

— Поставь меня. Мне нужно в свою комнату, — пытаюсь соскочить с сильных рук. Ванная в спальне для гостей не такая большая и удобная, да и мыться в его присутствии категорически не хочется, но незнакомец так крепко сжимает, не давая шанса уйти, что я понимаю всю тщетность попыток.

— Я отнесу тебя туда позже, — непробиваемая наглость до чертиков злит, и я выгибаюсь, пытаясь спрыгнуть.

— Мы закончили, больше я не нуждаюсь в твоих услугах, ясно? — мои слова звучат резче, чем обычно, и в черных глазах напротив зажигается холодный блеск.

— Мы закончим, как только я так решу, — от его слов дрожь прокатывается по телу, и предательское тепло внутри меня усиливается. Когда он перехватывает меня удобнее, я ощущаю как влажно между ног от недавнего секса. Незнакомец вносит меня в ванную и усаживает на полку раковины, вклиниваясь между ног. — И прежде чем отнести тебя в твою комнату, я трахну тебя еще раз, — лениво поглаживает взглядом твердеющие соски, — может два…

Ощущаю как налитая головка скользит дразня мокрые от спермы губы, и туго входит бережно растянув мою кожу.

— Только боюсь, после этого ты уже не захочешь покидать мою постель…

24

Утро безжалостно врывается в разум, и я открываю сонные глаза, оглядывая пространство вокруг. Комната для гостей. Та самая, в которой поселился мой гость, и которой я провела эту ночь.

Чёрт.

Натягиваю одеяло выше, прикрывая голую грудь, и поворачиваюсь к своему первому мужчине. Он спит на животе, и мой взгляд невольно скользит по стали его мышц, и я морщусь, заметив на спине следы от своих ногтей.

Красноватые полосы разукрашивают кожу от лопаток до талии, и я тяну руку и невесомо касаюсь одной из них, затаив дыхание.

Эта ночь оказалась совсем не такой, как я ожидала. Я думала, что мы сделаем это один раз и разойдемся по комнатам, но никак не рассчитывала, что не сомкнем глаз до самого утра, когда розовый рассвет проникнет в окно.

Мы как сбрендившие голодные звери не могли остановиться и выпустить друг друга из объятий. Не могли насытиться друг другом, и эта жажда была взаимной. Он, как и я сошел с ума этой ночью.

Это было невероятно. Каждая минута, каждая исступленная ласка, каждый мощный толчок были настолько сладкими, что при воспоминании о них, внутри нарастает горячая волна, которая расползается по венам и ударяет вниз живота.

Вряд ли после этого я смогу спокойно находиться рядом со своим соседом и не вспоминать, как его требовательные руки касались самых интимных уголков моего тела и искусно дразнили нервы. И вряд ли я вообще смогу находиться рядом с ним.

Я совершила ошибку.

Нельзя было отдавать девственность ему. Нельзя было!

Тяну валяющийся неподалеку халат и лихорадочно расправляю ткань, просовывая руки в рукава.

— Куда ты? — заспанный голос незнакомца врывается в сознание и сердце на секунду перестает биться. Поворачиваюсь и натыкаюсь на ясный взгляд черных глаз, который по-хозяйски скользит по моей обнаженной груди, и я тут же прикрываюсь, подавляя рваный вдох.

— Мне нужно в душ, — оправдание звучит жалко, и во взгляде напротив проскальзывает улыбка, мужчина тянется ко мне, но я так резко отшатываюсь, что это кажется оскорблением. Его глаза наполняются давящим неодобрением, и с моих губ срывается фраза, заставляющая воздух в комнате сгуститься. — Тебе лучше уехать.

Да, знаю что он не до конца поправился, но видеть его сейчас равносильно пытке, которую я терпеть не готова.

— Спасибо, что помог мне, но больше я в твоих услугах не нуждаюсь, поэтому для нас обоих будет правильнее разъехаться.

Он продолжает молчать, лишь стальные мышцы каменеют, и взгляд наполняется холодной отчужденностью.

— Ты вполне поправился и можешь вернуться к себе домой… — все глубже зарываюсь я. — Я вызову для тебя такси и дам тебе денег на него. Еще раз спасибо, что спас мою жизнь, и полагаю теперь мы квиты.

Его молчание как упрек красноречивее любых слов, и я поднимаюсь и на нетвердых ногах прохожу к сброшенной им накануне одежде и опускаю ее на одело у его ног.

— Спасибо тебе за все, — от мысли, что я его больше не увижу неуместная грусть покрывает душу льдом, но я сглатываю ком в горле и ставлю точку. — Я рада, что именно ты стал моим первым. Но больше мы не можем находиться под одной крышей.

Отвожу взгляд, когда черные глаза словно пули прошивают насквозь и впиваются в мое лицо делая тишину в комнате еще невыносимее.

— Ты уверена Ангел? — это единственное, что он произносит, и я киваю, не в силах произнести ни слова.

Незнакомец поднимается с постели и, не скрывая своей захватывающей дух наготы, подходит ко мне и я вздрагиваю, когда на шею ложится его ладонь. Я должна отвести взгляд, но он словно в тисках застрял во тьме глаз напротив, и я мелко дрожу, чувствуя его давящее неодобрение всем существом.

— Сейчас ты просишь меня уйти, и я послушаюсь… — обращает в лед одними глазами, и я чувствую, как тело стекленеет. — Но настанет день, когда ты станешь моей, — без ноток сомнения. Твердо. Пугающе правдиво. — И тогда ты будешь умолять оставить тебя в покое, но я не дам тебе свободы, так же как ты не оставила мне выбора сейчас.

Он опускает руку и подхватив вещи скрывается за дверью ванной, а я продолжаю стоять и мелко дрожать от проникающего под кожу страха.

Во что я ввязалась?

25

У судьбы весьма своеобразное чувство юмора, я понимаю это, когда за незнакомцем захлопывается дверь. Квартира мигом пустеет, словно ее только что покинуло вражеское войско, а не один единственный человек, с которым я провела эту ночь.

Осознание так явно прошивает мое естество, что ноги подкашиваются, и я оседаю прямо на пол у входной двери, по-прежнему не отрывая взгляда от ручки.

Что на меня нашло? Откуда эта странная тяга к незнакомцу. Да, он вызволил меня из проблем, да довез до дома, но ведь это еще не повод вот так раскисать от мысли что он навсегда ушел из моей жизни. Чувствую себя так, словно меня только что переехал каток. Но если отбросить все домыслы и взглянуть в лицо фактам станет ясно — меня расстроил его уход. Но это глупо, ведь я сама его выгнала… Выгнала, потому что он выбивал меня из колеи, давил, подавлял, а после ночи с ним я и вовсе начала сходить с ума и это не метафора. Незнакомец слишком сильно влиял на меня, и это должно было плохо закончиться, поэтому я и поспешила все это прекратить. Только кажется поздно…

Вздрагиваю когда слышу стук в дверь.

Он гонгом бьет по нервам, оглушает своей неожиданностью, и я вскакиваю и делаю шаг к двери, соображая что бы ему сказать, чтобы он понял: я больше не хочу его видеть.

Распахиваю дверь, и глаза округляются, когда вижу на пороге отца.

— Пап? — мысли путаются, поэтому мне удается произнести только это. Отец стоит напротив в деловом костюме словно заехал ко мне по дороге на работу, и это настораживает. С чего ему приезжать в такую рань, да еще и лично. — Что-то случилось?

— Что за мужик вчера был с тобой у торгового центра?

Вся краска сходит с моего лица, и я отступаю, машинально впуская папу в квартиру, и пытаюсь сообразить, что ответить на его вопрос, вот только папа не дает мне времени собраться с мыслями и едва входная дверь захлопывается, пространство вокруг вспарывает его упрек.

— Ты хоть понимаешь, что будет, если твой жених об этом узнает? Я не думал, что ты такая глупая, Ангелина, ей Богу!

— Папа, я…

— Ты обвела вокруг пальца охрану, сказала, что пройдешься по магазинам, а сама побежала на свидание! Отвечай мне!

Папа никогда не повышал голос, раньше одной интонации хватало, чтобы привлечь мое внимание, поэтому сейчас, когда я слышу его крик, невольно сжимаюсь, втягивая голову в плечи. Хочется сжаться, убежать, спрятаться под одеялом и там разрыдаться, но я беру себя в руки и стискиваю кулаки, прочищая горло.

— Это один мой знакомый.

— Знакомый!? — в ушах звенит от крика и я делаю шаг назад, инстинктивно задержав дыхание. — Знакомый, который разъезжает на черном внедорожнике без номеров?

Отвожу взгляд, и это как признание вины заставляет папу победно сверкнуть глазами.

— Так меня подставить накануне свадьбы! Ты совсем с катушек слетела?

Его слова как пощечины бьют наотмашь, и я вздрагиваю от сквозившей во взгляде злости. Слезы отчаянья подступают к глазам, и я не выдерживаю, разворачиваюсь и убегаю из гостиной, только бы подальше от упреков.

Ноги несут меня в комнату для гостей, хотя это не лучшее место в квартире, чтобы скрыться, но видимо я инстинктивно ищу защиты у своего соседа, которого сама же выставила вон.

Глупо.

Но отец не унимается, его мое бегство только раззадорило, он продолжает сыпать ругательствами, которые летят мне в спину острыми стрелами.

— Моя дочь, а ведет себя как базарная девка! Ты хотя бы понимаешь, что будет если… — тут он замолкает, и меня как ледяным душем окатывает понимание. Но я ничего не успеваю сделать, сердце ошибается на удар, а воздух с шумом рвется из горла, когда я вижу, как папа подходит к кровати и смотрит на окровавленную простынь. — Это…

Теперь и у него пропадает дар речи, а я понимаю, что если решилась, надо идти до конца, другого шанса может и не представиться.

— Я больше не девственница! — мои слова вырываются сиплым шумом, и я чувствую как лицо и шею заливает краска стыда. — Я переспала с мужчиной.

Папа так резко поворачивается ко мне, что я невольно отшатываюсь и делаю шаг назад. В глазах напротив столько злости, что становится по-настоящему страшно.

— Это он? — тычет пальцем в сторону кровати и смятой простыни, продолжая испепелять меня взглядом. — Под него ты легла, под того парня?!

Хочу ответить, но горло сжимает от обиды, невыносимо видеть эту ненависть в знакомых с детства глазах.

А ведь это он, мой папа, тот самый мужчина, что воспитывал меня.

Не могу сдержаться и смаргиваю слезы, но не помогает, в глазах все плывет.

— Папа…

— Не смей! — обрубает и я всхлипываю, больше не пытаясь держаться. — Не смей мне врать! Ты! Подумать только: дочь уважаемого человека, невеста самого Хасанова лишилась девственности до свадьбы! Дрянь!

Боль прошила щеку так ярко, что я опешила и оглушенно отступила, хватаясь за ушибленное место.

— Такая же подстилка как твоя мать! Так и знал, что этим кончится…

Папа. Родной папа ударил меня?

— Одевайся, ты сейчас же переезжаешь домой! — ни капли раскаянья сплошной приказной тон и нотки ярости. — А потом в клинику, договорюсь, чтобы тебя зашили без лишнего шума и огласки. Подумать только моя дочь, — он все еще словно не верил, — шлюха.

Выплевывает ругательство, и я еще громче всхлипываю, держать за пылающую щеку.

— Я думал, ты достаточно взрослая, чтобы не поступать неосмотрительно, — голос пропитан упреком, от которого меня начинает подташнивать. А может это от страха. — Ошибся. Ты меня опозорила!

Плюет на пол, словно сам невольно испачкался от одного только моего присутствия, а я не могу прекратить дрожать и всхлипывать держась за щеку. Всклокоченные волосы застилают лицо, липнут к мокрым от слез щекам, а в горле стоит ком, который никак не удается сглотнуть.

— И только попробуй, дрянь, проговориться жениху, что ты уже пользованный товар! Я лично сверну твою шлюшью шею, тебе ясно?! — С этими словами он хватает меня за запястье и тащит к выходу, не обращая внимания на мою истерику.

И сквозь пелену отчаянья в мозгу проступает вопрос.

Во что я ввязалась?

26

С той минуты как папа вытолкал меня из моей теперь уже бывшей квартиры, жизнь завертелась как барабан револьвера, с единственной пулей. Вот только у меня было жуткое убеждение, что мне «повезет» и выстрел станет летальным, правда с небольшой задержкой, ведь на курок я нажала сама в тот момент, когда вошла в комнату для гостей в одном лишь халате на голое тело. А может раньше?

Папа запихивает меня в свою машину и гаркнув охране, чтобы ни на минуту меня не оставляли, отдает приказ отвести меня домой.

Как только меня привозят домой, Дима, начальник папиной охраны лично провожает меня в мою комнату и при мне ставит у дверей своих парней, чтобы следили за мной и не позволяли шататься по особняку.

Намек весьма недвусмысленный, и я скрываюсь за дверью, борясь с диким желанием разрыдаться на глазах у охраны.

Душ хоть и горячий, но меня все равно продолжает трясти, и я стою под обжигающими струями, пока кожа не краснеет. Выхожу настолько размякшая, что едва доползаю до кровати и тут же без сил падаю на нее и отключаюсь.

И как оказывается — сон — это самое приятное, что со мной случается за этот день, потому что после обеда папа залетает в комнату и велит мне собираться, потому что он все утроил, и мы сейчас же едем в клинику, чтобы устранить результат моей тупости, цитата.

Сомнений нет, он договорился, чтобы мне вернули девственность, вот только папа не учел, что до свадьбы еще около трех недель и это очень большой срок, чтобы я могла выдумать еще сотню вариантов, только бы это торжество сорвать.

От моей комнаты до машины за мной как приклеенные следуют два охранника, они черными тенями шагают сзади, подавляя меня одним своим присутствием. В машине всю дорогу царит давящее молчание, но может это и к лучшему, потому что папа сидит рядом на сиденье и смотрит в окно. Впервые я вижу, чтобы отец не рылся в планшете или не разговаривал по телефону. Он постоянно занят, но сейчас отчего-то молчит и задумчиво барабанит по колену пальцами. Но это все же лучше, чем ор, от которого закладывает уши и скребет под ребрами.

Клинику папа выбрал частную, машина въезжает во двор больницы, когда поднимается шлагбаум у ворот и останавливается у широкого крыльца, явно предназначенного для персонала.

Из машины я выхожу, дрожа как осиновый лист. Два охранника как палачи следуют за мной, им не хватает только треугольных капюшонов с дырками для глаз, хотя и без этого ощущения что меня ведут на казнь пиздецовые.

У кабинета они останавливаются, а я застываю, боясь взяться за ручку.

— Живее, Ангелина. Представь что там твой хахаль, — слова отца заставляют меня залиться краской. Не поднимаю головы, но и без того ощущаю короткие взгляды охранников, которые старательно сохраняют профессионализм, хотя ситуация не типичная. Папа никогда не вел себя так в присутствии подчиненных.

Давлю на ручку и дверь поддается. Медленно вхожу в кабинет, чувствуя как ладони скользят по металлу потому что до жути вспотели.

— Добрый день, Ангелина, — женщина врач приветливо мне улыбается и поднимается из-за стола. — Пожалуйста, располагайтесь, сейчас я задам вам пару вопросов и мы сможем приступить.

Проницательные глаза светятся теплотой, и я чувствую, как к горлу подступает ком, потому что меня накрывает совершенно неуместное желание уткнуться этой женщине в плечо и разрыдаться, но вместо этого я киваю и опускаюсь на кушетку. Врач не соврала: несколько вопросов, ответы на которые она пометила в карте были почти безобидными, а после мне было предложено раздеться и занять кресло.

Сама процедура занимает не более часа. Под местной анестезией боли почти нет, и как только все заканчивается, доктор одобрительно кивает и позволяет мне одеться.

Женщина направляется в смежное помещение и возвращается, когда я уже оделась.

— Пригласите, пожалуйста вашего отца, мне надо обсудить с ним один вопрос, — она все так же доброжелательна, и я позволяю себе на секунду расслабиться, эта женщина удивительно на меня влияет.

— Хорошо… — киваю и заставляю себя ответить на ее улыбку взаимной гримасой, а потом выхожу, и на меня как коршун налетает отец.

— Закончили?

— Да, папа. Тебя просили зайти, — отступаю и опускаю глаза чтобы избежать столкновения с его красноречивым упреком во взгляде.

Отец скрывается за дверью, и минут десять я просто стою и купаюсь в горькой обиде, и когда он выходит из кабинета я невольно оборачиваюсь и застываю, заметив на его лице озабоченное выражение.

— Свадьбу придется играть на этой неделе.

27

Спрашивать, почему же так скоро, не стала, просто не было сил, из меня будто все их выжали, и я превратилась в оболочку. Киваю и шагаю вслед за папой к выходу. Торопливые нервные шаги отца эхом отдаются от стен клиники и растворяются в атмосфере как звуки метронома. Я иду за ним опустив голову, голову и обхватив себя руками. Сзади как две бесшумных тени меня преследуют охранники.

Прекрасно Ангелина. Просто блеск. Ты девственница, и возможно беременна. Шикарный был план. Помимо того, что я навлекла на себя гнев отца, я еще и раздразнила зверя, за помощью к которому обратилась и теперь неизвестно чего ждать от незнакомца.

В машину мы усаживаемся как и раньше. Папа занимает место сзади рядом со мной, а охранники садятся вперед. Не могу стряхнуть ощущение, что на руках и ногах кандалы, хотя запястья и лодыжки ничто не отягощает, но кажется будто сделай я одно неверное движение услышу звон цепей.

— Да, слушаю, — папа отрывисто бросает в трубку, а потом услышав голос по ту сторону провода, он вздрагивает и его мимика неуловимо меняется. Он продолжает беседу слегка заискивая перед невидимым собеседником. — Конечно, Арман, узнал. Рад слышать.

Он молчит, слушая что ему отвечают, а я против воли вслушиваюсь, но не могу различить слова, лишь негромкий отрывистый баритон в трубке на который папа кивает и его лицо буквально светлеет на глазах.

— Конечно, проблем нет. Это можно устроить, — еще несколько секунд папа молча кивает, а потом отключается попрощавшись так, словно собеседник только что пожелал ему счастья и здоровья.

Делаю вид, что смотрю на пейзаж за окном, но сердце уже выбивает барабанную дробь, а в висках стучит в такт его ударам. Что-то неладно.

— Благодари Бога, Ангелина. Все происходит даже лучше, чем я рассчитывал! — нотки облегчение вперемешку с легким злорадством режут по ушам, и я невольно поворачиваются к отцу, в ожидании, что он объяснит причину своего хорошего настроения. А он будто только этого и ждал бросает на меня высокомерный взгляд и выпаливает. — Ты выйдешь замуж сегодня.

28

— Сегодня? — меня подбрасывает на сиденье и глаза распахиваются так что становится больно. — Но ты сказал…

— Не важно, что я сказал, — отец отмахивается, переводит взгляд на водителя и отдает приказ. — Дима, к Хасановым. Нас уже ждут.

Господи.

Задираю глаза в потолок, но это не помогает избавиться от отчаянья и прогнать набежавшие слезы. К Хасановым? Значит, жених пожелал играть свадьбу сегодня.

А что, это удобно. Невеста с доставкой на дом. Девственность прилагается.

Меня начинает подташнивать.

— И не вздумай рта раскрыть когда я познакомлю тебя с женихом, поняла? Хасановы очень влиятельны в наших кругах, и пока вы не поставите подписи на документе, ты должна быть тише воды ниже травы.

— А потом? — едко интересуюсь и тут же замолкаю, когда острый как бритва взгляд полосует по сердцу.

— «Потом» это уже не мои проблемы. Ты станешь Хасановой, то есть головной болью твоего мужа.

— Головной болью? — ярость так быстро растекается по венам, что кулаки сжимаются и я поворачиваюсь к отцу. — Вот кто я для тебя. Головная боль?

Замечаю короткий взгляд охраны в зеркало заднего вида, но плевать. Даже у висельников есть последнее предсмертное желание.

— Я на минуточку, твоя дочь. Ответь, когда я перестала быть ей и превратилась в головную боль? Когда? — смотрю на отца и не верю. Неужели он настолько меня ненавидит, что готов использовать как разменную монету. — Девственницы нынче ликвидный товар и ты решил меня подороже продать?

Срываюсь на крик, не узнаю свой голос, но кажется нервы сдали и нет больше сил терпеть.

— Прекрати, Ангелина! Ты забыла с кем разговариваешь?

— О нет, папочка. Я прекрасно помню с кем разговариваю! — истерично усмехаюсь не обращая внимания на потекшую тушь. — С сутенером, который торгует живым товаром…

— Дрянь!

Щеку обжигает, и я отшатываюсь, ударяюсь головой о стекло, но даже не замечаю этого. Закрываю лицо, жалея что не могу ответить ему тем же. Он тупо сильнее меня.

— Не смей так разговаривать с отцом! Не смей больше и слова произносить, — швыряет мне на колени пачку влажных салфеток, и в сознание врывается голос охраны.

— Приехали, Виктор Петрович.

Папа не произнося больше ни слова покидает салон, как и охрана, а я дрожащими руками хватаюсь за ручку и собираюсь выйти, но шипящий от злости голос отца жалит нервы.

— Умойся, живо!

Толкает приоткрывшуюся дверь, и я оказываюсь в ловушке. Достаю салфетку и отрывисто стираю со щек потеки туши. Морщусь, когда касаюсь щеки, смотрю в зеркало и охаю. Кожа покраснела от пощечины, и скрыть это поможет только тоналка, которой у меня нет. Значит, придется идти в дом к жениху с разукрашенным лицом. Ну что ж. Хуже все равно не будет.

Выхожу из машины, и папа бросает в мою сторону короткий взгляд, а потом подходит и протягивает руку, но я так резко отшатываюсь, что самой становится противно за свою трусость.

— Прикрой волосами, — говорит спокойно и рассыпает мои пряди, чтобы скрыли часть лица. — Пойдем.

Тошно когда он по-отечески кладет мою кисть на сгиб своего локтя и ведет к крыльцу, и я только сейчас позволяю себе осмотреться.

Огромный дом, на подъездной дорожке которого мы находимся. Высокое крыльцо, мраморные ступени, широкие входные двери, которые почему-то меня пугают.

Что там за ними? Моя новая жизнь…

Поднимаемся и папа распахивает их передо мной, пропуская вперед.

Делаю глубокий вдох, насколько позволяют легкие, и чувствую как голова начинает кружиться. Шагаю на порог и тут же натыкаюсь взглядом на высокого и худого как палка мужчину в костюме.

— Добрый вечер, господин Королёв. Позвольте ваше пальто, — он обходит отца и забирает у него верхнюю одежду. Я стягиваю кожанку и передаю дворецкому, отчего-то мелко дрожа. Вишневое кашемировое платье по фигуре не позволяет мне мерзнуть, значит, причина не в этом. — Идемте. Вас ожидают в кабинете.

Вздрагиваю, когда папа снова как ни в чем не бывало берет меня под руку, и мы идем вслед за дворецким по длинному холлу, сделавшему бы честь любому музею. Мраморный пол, стены под фактурной штукатуркой, на которых красуются картины, готова побиться об заклад, подлинники, подсвеченные специальными лампами. Минуем длинный коридор и останавливаемся у лакированной двери.

Наш провожатый распахивает ее и отступает, пропуская нас вперед.

Делаю шаг, и все внутри обрывается.

29

— Добрый вечер, — Ренат Хасанов шагает к нам и протягивает руку, чтобы пожать папину, но я не замечаю этого. Мой взгляд прикован к другому мужчине, стоящему сейчас у широкого стола. — Рад, видеть. Виктор. Ангелина, — поддевает мою руку и тянет к губам, чтобы коснуться костяшек, и я все еще не дыша смотрю на того самого незнакомца, которого накануне выгнала из своей постели. Это что какой-то дурной сон? Я умерла и попала в ад? — Рад, что вы согласились поспешить.

Хозяин дома обращается ко мне, и я на секунду позволяю себе перевести взгляд и посмотреть на него. Киваю, сглатывая, но горло словно сдавило колючей проволокой, и вдох застревает в груди.

Вблизи Ренат Хасанов кажется еще старше, хотя надо отдать ему должное, выглядит ухоженно для своего возраста. Мне следует что-то сказать, ведь он явно ждет, но вместо этого я снова перевожу взгляд на незнакомца у стола, и сердце замирает, когда он делает шаг к нам, чтобы поприветствовать.

— Виктор Петрович, — жмет руку отцу, на секунду прерывая наш обмен взглядами и у меня появляется возможность сделать вдох, потому что пока его черные глаза не отпускают из плена мои, я не могу пошевелиться.

Он тоже одет в смокинг, но в отличие от Рената, рубашка на нем черная, как и галстук, и это еще сильнее роднит его с дьяволом. Широкие плечи кажутся просто огромными, и мне даже кажется он стал еще выше, хотя как такое возможно? Это просто игра воображения…

— Ангел, — от слов, произнесенных глубоким бархатным баритоном меня окатывает жаркой волной, и я замираю как во сне наблюдая за неспешными даже ленивыми движениями моего бывшего соседа. Он медленно касается моей руки, которая утопает в его широкой ладони и я чувствую, как легкие начинает колоть, потому что не дышу. Словно нахожусь под толщей воды, сквозь которую звучит его шепот. — Скучала?

Отдергиваю руку так и не дав ему коснуться ее губами, и вижу, как в черных глазах на мгновение полыхнуло адское пламя, от которого будто молния ударяет вниз живота и мышцы сводит от желания.

— Раз все в сборе, полагаю, можем начать… — голос Рената врывается в сознание и я делаю над собой физическое усилие, чтобы отвести взгляд от тьмы черных глаз, в которой так хочется утонуть и поворачиваюсь к хозяину дома. — Ангелина, Арман, пожалуйста, проходите к столу, господин Самойлов проведет процедуру бракосочетания.

Только сейчас замечаю у стола еще одного невысокого полноватого мужчину, который уткнулся в папку в своих руках.

Значит моего бывшего соседа зовут Арман.

Красивое имя…

А потом смысл слов доходит до сознания, взрывая в мозгу сотни фейерверков разом.

Стоп, что?

Вскидываю глаза на самодовольную сволочь и тот хищно скалится, делая приглашающий жест к столу.

— Идем жениться, дорогая невеста.

— Ты? — срывается с моих губ быстрее, чем я успеваю сообразить. Арман кивает и приобняв меня за талию тянет к столу, к толстячку резко захлопнувшему папку и поднявшему взгляд на нас.

— Я, — мой первый мужчина прошивает меня глазами, но на мгновение замирает потому что теряется, когда я поддавшись взорванным нервам прикрываю глаза и начинаю истерично ржать.

30

— Ангелина! — голос отца звучит привычно грубо, он пытается одернуться меня, успокоить, но я не могу остановиться и смеюсь как припадочная вводя в ступор всех присутствующих. — Извините ее, у нее был трудный день.

От папиных слов я снова загибаюсь в приступе хохота, перехватив недоуменный взгляд Армана.

Трудный день.

Начался он с момента, когда меня лишил девственности первый встречный, от которого я возможно беременна. Дальше ночь, за которую мы не сомкнули глаз, а утром я выталкиваю использованного мужчину из дома предложив ему денег на такси. Прекрасно!

После папа заявляется и, узнав что я не девственница, ударяет меня и тащит домой под охраной. После удается немного поспать, и папа снова тащит меня, но уже в больницу чтобы мне вернули девственность. И сразу после больницы меня везут в дом жениха, которым оказался никто иной, как тот самый лишивший меня девственности незнакомец. Арман. Я ничего не забыла? Ах, да, я выхожу замуж!

Это мысль отрезвляет, и постепенно я успокаиваюсь. Немного неловко смотреть в глаза присутствующим после такого всплеска безумия, но взгляд полноватого мужчины с папкой успокаивает. В его глазах мелькает сочувствие и это придает сил жить дальше.

Арман удостоверившись, что я в порядке подтягивает меня ближе и останавливается у стола напротив того самого мужчины.

— Начинайте, — короткий приказ, и кабинет наполняется громким звучным голосом Самойлова, а мой мозг кажется отключается, потому что из ступора я выныриваю только когда меня слегка подталкивают в бок. — Ангел, очнись.

Перевожу рассеянный взгляд на Армана, и тот красноречиво поднимает брови, и я слышу как мужчина за столом повторяет свой вопрос.

— Вы согласны Ангелина?

— Д-да, — киваю, слыша за спиной вздох облегчения. Папа как всегда в своем репертуаре.

И снова проваливаюсь в транс, но из него вырывает негромкое покашливание Самойлова. Обхожу стол и ставлю свои подписи под документами рядом с размашистым росчерком моего мужа. У меня теперь новая фамилия… От этой мысли, тело снова прошибает дрожь, и стоит мне остановится рядом с Арманом внутри стягивается тугой ком противоречий. С одной стороны мне хочется заорать и влепить ему пощечину из-за того что обманул и не назвал своего имени, с другой стороны хочется потянуться к его красивым губам и снова ощутить их вкус на своих.

— Объявляю вас мужем и женой, — торжественно вещает один из моих палачей. — Можете поцеловать невесту.

Становится страшно от мысли, как скоро моя гребаная фантазия воплощается в жизнь. Арман поворачивается ко мне и опускает руки на мои плечи. От его прикосновения бросает в жар, потому что в мозгу тут же всплывают ненужные воспоминания о прошлой ночи и его руках на моем теле, которые касались кожи гораздо бесстыднее, чем сейчас.

Он притягивает меня ближе и по хозяйски отводит прядь, упавшую на мое лицо, и застывает, заметив красный след на скуле. Его черный взгляд напитывается давящей яростью, и я отвожу глаза, потому что слишком сложно не отводить и смотреть как тучи во тьме сгущаются.

Мой муж бросает быстрый взгляд в сторону переговаривающихся мужчин и стискивает челюсть, чуть сильнее сжимая мое плечо. А потом вспомнив о том, что за нами наблюдают, склоняется и касается моих губ своими. Я едва не хнычу от разочарования, потому что вспоминаю те поцелуи, которыми он трахал мой рот ночью, и в груди начинает гореть, но тот короткий поверхностный чмок, который я получила напрочь сбивает с толку. И только потом до меня доходит, что Арман в бешенстве.

Это скользит в его облике, читается в плотно сжатых кулаках, в стиснутой челюсти, в ледяном взгляде.

Самойлов завершает процедуру бракосочетания и, отложив папку, рассыпается в поздравлениях. Моих ушей касаются обрывки разговора моего отца и Рената и я напрягаюсь, осознав, что они снова о чем-то договариваются.

— Объявляю вас мужем и женой… — …конечно, по плану, через три недели. — Красивая пара… — …приглашения уже разосланы… — Будете счастливы… — …банкет на три сотни гостей, только самые близкие…

В мозгу полнейшая каша, хочется нажать на кнопку и выключить это кино, но к сожалению сделать это я не в силах. Арман цепляет мою руку и тянет к выходу, и я не сразу понимаю, что меня выводят из кабинета и ведут по длинному коридору к лестнице на второй этаж.

— Постой, куда мы? — выдергиваю запястье, но удается это только благодаря эффекту неожиданности. Арман бросает короткий взгляд по сторонам, и убедившись, что мы одни, шагает ко мне, оттесняя к стене.

— Это он? Он тебя ударил? — грубо хватает мой подбородок и поворачивает, разглядывая покрасневшую кожу.

31

Малышка поджимает губы и отворачивается, мол не мое дело, а я едва держусь, внутри все будто обливают раскаленной лавой.

Ну конечно же, это ее папаша устроил. Гребаный мудак. Ненавидел его с самой первой встречи, на переговорах. Он тогда показался мне скользким типом, готовым пойти на все, только бы получить заветную подпись на контракте.

Мерзкий мужик с потными ладонями. Даже странно, что у него родилась такая дочь.

— Значит, тебя зовут Арман… — голос Лины выдергивает меня из тяжелых мыслей, и я перехватываю ее взгляд, в который раз поражаясь какого удивительного цвета у нее глаза. Они могли бы принадлежать кошке или тигрице настолько явен в них оттенок янтаря. — Очень сложно назвать имя в момент знакомства, да?

Позабавила эта надменность пропитанная нотками упрека. Поджимаю губы, только бы не улыбнуться, и с удивлением обнаруживаю, что от ярости на ее папашу не осталось и следа. Близость Ангела как всегда развеяла все дурные мысли, и я почувствовал себя легче. Чего не скажешь и маленькой пантере, которая все сильнее злится, будто кто-то сорвал чеку, и граната вот-вот рванет.

— Так сложно было сказать: привет, я Арман, твой гребаный жених? — стоп, она и так умеет? Повышает голос и выглядит при этом еще соблазнительнее. Нет, она не похожа на мелких истеричек, которые орут как резанные, предъявляя какие-то претензии, что ты не перезвонил и не пошел с ней на ужин к родителям. Она напоминает разъяренную пантеру, которая сейчас вцепится в твое горло. Но почему-то не страшно. — Ты лжец!

Толкает в грудь, но я успеваю перехватить ее запястья и дернуть на себя, притесняя малышку к стене. Её мягкое податливое тело сейчас напряжено, но я все равно чувствую все его изгибы и ощущаю, как постепенно внутри просыпается зверь. Зверь, которому было мало одной ночи с ней. Зверь, который уже готов предъявить этой маленькой сучке за то, что выгнала его как использованный товар. Зверь, который дорвался и получил наконец то, чего жаждал до дрожи: власть над этой маленькой яростной пантерой.

— Не надо разбрасываться словами, Ангел, — угрожающе рычу, хотя прекрасно понимаю, что никогда не сделаю ей больно. — И не шуми, иначе мне придется заткнуть твой сладкий ротик прямо посреди коридора. Хочешь?

Пухлые губы сжимаются и Лина сверкает сердитым взглядом

— Умная девочка, — разжимаю руки и веду ладонями ниже, к тонкой талии, которая сейчас скорее напоминает часть статуи, а не живой тающей в моих руках девушки. — Ты сказала ему, что переспала с мужчиной и он тебя разукрасил, да?

Безотчетно сжимаю пальцы, и ярость минутой назад улегшаяся вновь поднимается, растекаясь по венам. Нужно увести ее в безопасное место, а потом мы с ее папашей потолкуем.

Тяну малышку к двери, благо мы почти дошли, но она упирается, продолжая злиться.

— Куда ты меня тащишь? — впивается второй рукой в мою кисть, и мой взгляд невольно скользит по ее изящным пальчикам, и дрожь прошибает тело от мыслей, что на моей спине следы от этих бордовых ноготков. — Пусти!

Пробует вырвать руку, но я открываю дверь и подталкиваю Ангела в комнату, тут же захлопнув ее снаружи. Полотно содрогается, когда пантера ударяет по нему, и я все-таки позволяю себе улыбнуться и щелкаю замком, опуская ключ в карман.

Пусть немного посидит, а нам с тестем предстоит долгий разговор.

32

Мужчин я нахожу в кабинете, они обсуждают детали сделки и в тот момент, когда я вхожу, замолкают.

— Виктор Петрович, на пару слов, — стараюсь держать себя в руках, хотя тремор нетерпения уже отдается внутри адреналином.

Отец Ангелины отрывается от контракта и вскидывает на меня вопросительный взгляд, но тут из-за стола поднимается мой отец и бросив короткое: «Распоряжусь насчет ужина», выходит из кабинета, оставляя меня наедине с тестем.

— Документы подписаны, вы муж и жена, — будто оправдываясь начинает он. В голове эта странная реакция отдается тревожным сигналом, но я гашу его и подхожу к столу.

— Вы ее ударили… — опускаю ладони на столешницу и смотрю на мразь, которая отводит взгляд и с надеждой косится на дверь.

— Она…она заслужила это. И я её отец, — он оживляется, будто найдя уважительную причину. — Это обычный процесс воспитания.

Пожимает плечами, словно ничего страшного не произошло, но тушуется под моим прямым немигающим взглядом и пытаясь избежать давления встает и отходит на пару метров, теребя узел галстука.

— Поднять руку на девушку, — медленно отталкиваюсь от стола и подхожу к мудаку с удовлетворением отмечая, что тот еще больше занервничал. — Может только трус и последняя мразь, да Витя?

Тот вздрагивает, когда я подшагиваю ближе ударяя его плечом. Отступает, я снова толкаю, пока он не упирается в стену спиной. Испуганный взгляд мечется по кабинету и замирает на моем лице, когда я начинаю говорить.

— Мне обещали нетронутую невесту, — медленно чеканю, но этот мудила снова тянется к узлу галстука, и я психую и хватаю его за грудки, вжимая в стену. — Но девчонка в синяках. Какого хуя, Витя? Какого хуя?

— Он-на, я… — Хватает ртом воздух, когда усиливаю нажим на горле. — Это просто пощечина, в остальном она в порядке, как и обещал: невинна и здорова.

— Невинна… — веду подбородком в сторону мысленно усмехаясь.

— Да, да! Это точно, я все устрои…то есть следил, чтобы она…, чтобы ее никто…

Разжимаю руки и отец Ангелины начинает жадно глотать воздух, согнувшись пополам. Отступаю, безотчетно хмурясь.

— Извинишься перед ней, когда я позволю вам встретиться, — отдаю приказ и урод торопливо кивает продолжая стоять в полусогнутом, опираясь на колени руками. — Загладишь вину, и если мне покажется, что ты не достаточно старался…

— Я понял. Понял.

Дверь открывается и в кабинет входит отец. При виде помятого мудака он бросает короткий укоризненный взгляд на меня, но я отвечаю пристальным я тяжелым. Он вздыхает.

— Мы закончили, — киваю ему и обернувшись к отцу Ангелины угрожающе щурюсь. — Всего доброго Виктор Петрович.

Выхожу из кабинета, в котором царит гробовое молчание, и иду по коридору к лестнице, но тяжесть внутри не отпускает.

Надо было ему въебать.

Но партнеров по проекту не принято пиздить. Даже если они и добились сотрудничества приложив к сделке хорошенькую кошечку. На кону миллиарды, и я делаю глубокий вдох, но это не помогает. Желание вмазать по этой мерзкой роже не проходит.

Невинна, значит.

Интересно, что папаша Ангелины врал мне в лицо даже не краснея.

Хоть бы постеснялся, зная что дочь накануне переспала с мужиком. Или он думал, что все срастется обратно?

Долбоеб.

Телефон в кармане звонит, и я поднимаю трубку, предвкушая интересный разговор. Но меня ждет облом.

— Ну что, выяснил, кто заказал?

— Пока нет, — на том конце провода долбит музыка, но звуки затихают, когда Рус выходит на улицу. — Есть предположения, но лучше удостовериться.

Киваю, безотчетно касаясь бока, порез на котором еще не до конца затянулся.

— Но зато есть хорошая новость, — Рустам шумно вдыхает, видимо делает глубокую затяжку. — Нашел тех пидоров, которые собирались помять девочку. Что с ними делать?

— Вези на адрес, я подскочу позже. Придержи их там до приезда.

— Сделаю…

Рус отключается, а я убираю телефон в карман, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Надо отложить дела, ведь я только что женился на строптивом Ангеле. И пришло время для брачной ночи.

33

Ключ в замке поворачивается легко, и я толкаю дверь, готовясь ко всему. Ударит? Возможно. Закричит? Скорее всего. Разрыдается? Вполне может. Вот только этой пантере все равно удается меня удивить. Она стоит у окна и, обхватив себя руками смотрит на чернеющее небо.

Вхожу негромко прикрыв за собой дверь, Лина оборачивается и равнодушно скользнув по мне кошачьими глазами отворачивается, так будто я не достоин ее царского внимания.

Подхожу к ней сзади, и останавливаюсь за спиной, не касаясь её. Руки в карманах брюк так и чешутся, чтобы я протянул их и сжал тонкую талию, но я делаю над собой усилие, продолжая стоять и изучать хрупкий силуэт в отражении стекла.

— Отец уехал? — её голос звучит ровно, и я ловлю себя на мысли, что хочу снова увидеть ту строптивую пантеру, что орала на меня в коридоре. Её покорность меня пугает. Только не сейчас. Не в этой ситуации.

— Обсуждают условия сделки.

Ангелина невесело ухмыляется будто вдруг узнала что-то, чего итак ожидала и вздрагивает, когда я поддаюсь эмоциям и сгребаю её талию, прижимая малышку к себе. Она вцепляется в мои запястья, чтобы оттолкнуть, но я лишь крепче обхватываю её тело, и утыкаюсь в сгиб тонкой шеи. Вдыхаю и чувствую как кровь превращается в огонь от одного ее запаха. Она точно так же пахла прошлой ночью, когда я трахал её до срыва дыхания.

— Убери свои руки! — повышает голос, и я чувствую как ее тело деревенеет и становится напряженным. Это вызывает странную реакцию внутри и адреналин ударяет в голову и пьянит, растекаясь по венам. — Как ты посмел?

— Ангел, ты… — разворачиваю ее к себе лицом. От ее податливости я теряю бдительность, и в паху взрывается боль. Сгибаюсь пополам хватая ртом воздух, а пантера отскакивает на безопасное расстояние. — Какого черта на тебя нашло?

Слова получаются рваными, потому что все еще не могу отдышаться. Она чуть смазала удар в сторону, но он все равно получился ощутимым.

— Какого черта нашло? — отскакивает, когда выпрямляюсь и делаю шаг к ней. — Какого черта нашло?! — громче повторяет будто я итак не расслышал ее крик. Янтарные глаза мечут молнии, а пухлые губы упрямо поджаты — соблазнительное зрелище, но не когда ваши яйца всмятку. — Ты запер меня в своей комнате! Запер как шавку! И после этого спрашиваешь что на меня нашло?

Значит напускное равнодушие и спокойствие — это маска.

Скалюсь с интересом оглядывая хрупкую пантеру и улавливаю короткий взгляд на дверью

— Даже не думай, — обрубаю, но Лина все равно кидается в ту сторону, но я успеваю поймать ее и сжимаю извивающееся в руках тело. — Прекрати, иначе мне придется наказать тебя, Ангел.

Она будто не слышит угрозы в моем голосе, продолжая биться, царапаться извиваться, и я подхожу к кровати и швыряю Лину на матрас. Она на секунду теряется, и я воспользовавшись этим перехватываю ее запястья и рывком стянув галстук блокирую ее руки, привязывая к изголовью.

— Пусти! Развяжи! Я ненавижу тебя! Ты трус! Обманщик! — теперь пришла моя очередь не обращать внимания на ее ядовитый голос. Лина выгибается, пытается сдвинуться подальше, и я вскидываю на нее тяжелый взгляд, от которого у моих подчиненных стягивает горло, но этой пантере кажется плевать на угрозу. Она продолжает сыпать ругательствами презрительно глядя в мое лицо. Адреналин в крови сменяется злостью, и я цепляю подолее платья и рывком дергаю вверх, оголяя её тело до талии. Лина замирает только сейчас сообразив, что перевес в мою пользу и прекращает извиваться, испуганно распахивая глаза. — Не смей! Не трогай меня!

Холодно ухмыляюсь и поддергиваю ее платье выше, стягиваю его с груди оголяя черное кружево ее белья. Стараюсь не смотреть на черные чулки и трусики в тон, слишком большой удар по выдержке. Дойдя до шеи, аккуратно стягиваю платье-водолазку, хотя Лина так окаменела, что не помогает но и не мешает мне раздеть ее окончательно. Ткань скользит по рукам и комкается в месте, где кисти связаны галстуком, но этого и без того достаточно, поэтому я оставляю платье в покое, скрывая под ним ее руки и перехватив мятежный взгляд в котором теперь появился отчетливый оттенок страха, начинаю свою пытку.

34

Нависаю сверху и руки уже не поддаются сигналам мозга и скользят вниз. Нежная кожа под ними начинает пылать, и Лина рвано выдыхает, когда пальцы касаются кружева ее белья. Расстегивать бюстгальтер нет времени и терпения, и я просто стягиваю ткань с груди, нарочно небрежно касаясь сосков. Они уже затвердели и меня кроет от желания коснуться их языком, но это позже.

— Ты ударила меня, Ангел, — наверно надо произнести это тверже, но член уже ломит, а в горле пересохло, поэтому вместо слов звучит шепот. Лина тяжело дышит, и я вижу как ее грудь часто вздымается, а глаза полные паники не отрываются от моего лица. — И это было в первый и последний раз, поняла?

Она выгибается, пытаясь стряхнуть мое прикосновение, но я плотнее обхватываю полную грудь, чувствуя как она удобно ложится в ладонь. По телу прокатывается волна жара и сжимаю нежную плоть, дразня сосок большим пальцем.

— Поняла меня Ангел? — намеренно медленно обвожу ореол опуская вторую руку на грудь и повторяю пытку. Дыхание Лины сбивается, а глаза прикрываются на секунду. — Отвечай.

— Да… — звучит будто она не отвечает на мой вопрос, а просит не останавливаться, и я повинуясь инстинкту склоняюсь и дразню языком острые вершинки. Моя кожа покрывается испариной, сердце выбивает барабанную дробь, а в паху продолжает ломить, но не от боли, а от желания ощутить какая она тесная. Прошлой ночи оказалось чертовски мало. И я хочу еще. — Да.

Красивый голос звучит будто в тумане, и я заставляю себя отрезветь и оторваться от сладких сосков, чтобы заглянуть в кошачьи глаза с оттенком расплавленного золота.

— Умница… — голос хрипит, и я опускаю взгляд на заострившиеся соски, которые поблескивают от моих ласк. Все мысли вылетают из головы, кроме одной бьющейся на повторе: сдернуть все тряпки скрывающие это тело и как можно скорее оказаться в ней. — И ты больше никогда не станешь со мной бороться, уяснила малышка?

Мои ладони горят, а может это ее кожа пылает под ними. Скольжу ниже, очерчиваю тонкую талию и замираю, когда пальцы касаются резинки ее трусиков. Они тонкие и черные и не скрывают практически ничего, и я сглатываю размышляя, стянуть их медленно зубами или порвать к чертям.

Лина молчит, и я вспоминаю, что задал вопрос, это маячит на границе сознания, заставляет оторваться от созерцания черного треугольника кружев.

— Отвечай, детка, — пальцы проникают за границу белья и скользят ниже к чувствительной точке. Всхлип срывается с губ Лины, когда мой палец касается нежной плоти и ее тело выгибается от ласки. Чувствую какая она мокрая и меня еще сильнее ведет от этой мысли, и я наплевав на желание мучить ее медленными бесконечными ласками выпрямляюсь, скидываю пиджак и рывком сдергиваю рубашку, слыша стук отлетевших пуговичек о паркет. Брюки тоже оказываются на полу, и я опускаюсь на Лину сверху, вспомнив что так и не стянул с ее ног чулки, но не до них сейчас.

— Не надо… — её ответ тонет в поцелуе, когда накрываю пухлые губы одновременно проводя раскаленным от желания членом по кружеву чертовых трусиков. Тянусь и срываю их, накрывая влажную плоть пальцами. — Нет!

Лина отводит бедра, но её голос почти не слышен за гулом ударов сердца в висках, прикусываю нижнюю губу, проводя по контуру языком, и одновременно наставляю член, нетерпеливо давлю, чтобы поскорее проникнуть внутрь, но Лина отводит бедра с силой вжимаясь в матрас.

— Арман, нет…

Головка уже проникла внутрь ее тесной плоти, и один толчок отделяет меня от срыва в бездну, и я машинально обхватываю тонкую шею рукой и заглядываю в глаза цвета плавленого золота.

— Да, Ангел. Да… — толкаюсь внутрь, Лина вскрикивает, понимание взрывается в голове фейерверком, и мои глаза распахиваются шире, а с губ срывается рык.

— Какого хрена?

35

Весь запал мигом испаряется, и я трезвею, чувствую протест из-за неутоленной жажды в теле. Лина краснеет и отводит взгляд, но я заставляю ее повернуться ко мне.

— В глаза смотри. И отвечай, — чеканю чувствуя как возбуждение уступает место злости. — Это что сейчас было?

Член по-прежнему внутри, и Лина морщится, когда инстинктивно толкаюсь в нее, чувствуя как мокро внутри от, сука, гребаной крови.

— Больно… — она зажмуривается, а у меня внутри все горит от желания подняться и встряхнуть эту строптивую сучку, чтобы узнать наконец правду. Лежу на ней сверху, чувствуя как нежные бедра касаются моих, а мягкая грудь сминается под моей твердой, потому что дышу как после стометровки, и злость застилает глаза, но я делаю еще один толчок, входя глубже и одновременно туже сжимая шею. — Арман… — закусывает губу, от боли с оттенком наслаждения и я толкаюсь снова, глядя в красивое лицо этой маленькой лживой сучки.

— Отвечай, — рычу в губы, почти касаясь их своими. И тут же захватываю их, вгрызаясь в её рот грубым поцелуем. К черту эти гребаные ответы!

Лина стонет, когда выпустив из плена губы целую щеку, прикусываю шею, зализываю укус. Каждая ласка сопровождается нетерпеливой фрикцией, проникаю в нее до основания, долблю намеренно грубо, чтобы заклеймить, чтобы впечатать в ее кожу, оставить там след от каждой венки. Потому что моя.

— Это…не я… это… — тонкий голос срывается, воздуха не хватает потому что я все сильнее сжимаю её горло, абсолютно не контролируя силу. Меня кроет так безумно, что не могу включить разум и остановиться. Вместо этого толкаюсь глубже, срывая каждым проникновением тихий стон с пухлых губ, которые распухли от поцелуев. Лина дергает руками, но они связаны и это делает ее беззащитной. Галстук натягивается, она громче стонет, а я снова толкаюсь, туго входя в нежную плоть. Стук сердца превращается в монотонный гул от скорости ударов. Злость сжирает внутренности от понимания, что она могла и раньше меня наебать, а значит первым мог быть не я, а кто-то другой…

— Лгала мне? — рычу в ухо, ощущая как тесно внутри и разум вопит, что надо сбавить обороты, но не могу, больше не контролирую страсть, а отдаюсь ей. — Если узнаю, кто еще тебя касался, убью его, сука.

Лина стонет еще громче, вздрагивает от толчков, выгибает спину, рвано дышит, а я как озверевший трахаю ее грубо вжимая в матрас своим телом. Она раздвигает бедра чуть шире, хочет глубже, и ее молчаливый призыв срывает планку окончательно, и я выпрямляюсь и обхватываю ее попку руками и начинаю долбить еще чаще почти не вынимая с дикой скоростью приближаясь к срыву.

— Арман, пожалуйста… — откидывает голову, мотая ей из стороны в сторону. Хватает воздух большими глотками, и внезапно ее накрывает. Спина выгибается, грудь приподнимается, и Лина распахивает глаза, натыкаясь на мой озверелый взгляд и начинает кончать, извиваясь подо мной.

Вижу как капельки пота поблескивают на нежной коже, как расплавленное золото подергивается дымкой удовольствия и красивые глаза закрываются, когда Лину отпускает.

Парой толчков догоняю ее, стискиваю зубы и ворвавшись внутрь так глубоко как только могу, застываю. Горячая волна ударяет в член и я кончаю толчками изливаясь внутрь. Лина тяжело дышит, смотрит на меня из под опущенных ресниц и внезапно как вспышка в мозгу взрывается дежавю.

Точно так же прошлой ночью мы уже кончали вместе, только тогда она еще не знала кто я, а я не знал, что моя невеста может быть такой обманщицей.

— Ты делала это раньше? — Лучше выяснить сейчас, потому что неопределенность слишком мучительна. Тяжело дышу, опираюсь на выпрямленную руку у ее головы, а второй рукой развязываю черный галстук, освобождая тонкие запястья. — Сколько у тебя было мужчин?

Лина опускает руки и сверкнув мятежным взглядом растирает запястья огрызаясь.

— Ни одного.

Интересно, она и меня не посчитала за мужчину?

Мне бы впору злиться, но непроизвольно улыбаюсь, чувствуя странное облегчение внутри.

Касаюсь ее скулы кончиками пальцев, вглядываясь в сердитые глаза.

— Сколько до меня?

Она вздыхает и на секунду злость сменяется усталостью.

— Ты мой первый. Просто отец заставил сделать это, когда сказала ему.

Опускает глаза и у меня внутри все сжимается от дикой потребности защитить Лину от всего плохого. Хотя это означает защитить ее и от меня самого.

— Прости, что сделал больно.

— Не так больно как в первый раз, — она поднимает на меня взгляд и дыхание перехватывает. — Я все равно тебя ненавижу.

Она кажется не лжет, и я подавляю улыбку. Она не обманывала. Просто ее папаша долбоеб. Облегчение прокатывается по телу, и я поднимаюсь, аккуратно выходя из нее.

— Идем в душ, — встаю с постели и протягиваю руку, приглашаю Лину подняться, но она игнорирует мой жест и сверкнув взглядом встает сама, обходя меня стороной. Её протест веселит, и я улыбаюсь глядя в спину своей жене. Ну ладно, не в спину. И внутри зреет мысль. Почему же меня так кроет от этой малышки?

36

Выхожу из душа и закутываюсь в белый халат. Между ног немного саднит, и я стараюсь двигаться аккуратнее. Арман входит в ванную, преграждая мне путь, и я вскидываю на него сердитый взгляд. И снова у меня ощущение, что я дико его веселю. Уголок губ дергается, но засранец не улыбается, хотя в черных глазах я вижу оттенок иронии.

— Нам надо поговорить, — тянется к моей щеке, чтобы убрать мокрую прядь прилипшую к коже, но я отшатываюсь, и он опускает руку. — Подождешь, пока я выйду из душа?

Поджимаю губы и он все верно понимает и отступает, проходя мимо меня вглубь ванной. Он абсолютно голый и мне стоит огромных усилий не пялиться на его крепкую задницу. Синяки на его теле окончательно прошли лишь небольшой шрам в месте пореза напоминает о том дне, когда я привела этого мудака в свою квартиру, чтобы ему помочь.

Вхожу в спальню и машинально плетусь к кровати. Хочется упасть прямо тут посреди комнаты и уснуть, потому что усталость навалившаяся на меня после ванны как огромный булыжник лежит на плечах и я ощущаю как она давит заставляя с трудом переставлять ноги.

Постель в беспорядке, и на простыни я вижу небольшой след от первой брачной ночи. Лед сковывает сердце, и я стою и пялюсь на кровь на простынях и внутри зреет протест.

Почему я позволяю им так с собой обращаться? Почему не сопротивляюсь, когда они делают из меня марионетку? Неужели я настолько слабохарактерная, что не могу дать им отпор?

Да, раньше я не сталкивалась с такой открытой агрессией со стороны отца. Он как правило вечно пропадал на работе, мое воспитание поручал няням и учителям, приходящим на дом. Может поэтому я так растерялась, когда папа впервые меня ударил? А ведь я готова была мириться с его грубостью, даже с явным отсутствием проявлений отцовской любви могла бы прожить. Но я не могу позволить ему впредь поднимать на меня руку. Никому из них.

Мысли невольно вернулись к мужчине, который моется сейчас за дверью ванной.

Он ничем не лучше отца. Такой же грубый и высокомерный, готовый пойти на все чтобы добиться цели. И даже не важно на чьи головы при этом наступит, кому сделает больно. Чего уж говорить, лгать он умеет как дышать.

Значит ни в коем случае нельзя поддаваться его чарам и позволять себе забываться рядом с ним, как я сделала это сегодня на этой постели. Это в любом случае принесет одни лишь несчастья, и лучше мне держаться от него подальше.

Но надо придумать, как это сделать, ведь я сейчас живу в его доме, а значит должна спать в его постели. Всё против меня.

Слышу, как шум воды затихает, видимо мой муж закончил мыться. Он сказал, что хочет поговорить, но я категорически не хочу видеть его сейчас. Поэтому машинально прохожу к кушетке у окна и опускаюсь на нее, плотнее кутаясь в огромный халат. Глаза закрываются в тот момент, когда дверь ванной распахивается и на пороге появляется Арман. Не вижу его но чувствую шаги по ковру, которые звучат все ближе.

— Ангел, — ненавижу этого мужчину за то что так и не внял моей просьбе не называть меня так. Ненавижу за то что сделал со мной и с моей жизнью. Ненавижу за этот ласковый с нотками хрипотцы голос, который сейчас проникает в сердце провоцируя меня распахнуть глаза и откликнуться.

Но я не двигаюсь. Делаю вид, что сплю, потому что не хочу снова плясать под его дудку.

Слышу короткий вздох, а потом шаги удаляются, но спустя пару секунд я ощущаю как плед бережно опускается на меня и становится теплее.

Наверно это странно, но я не помню, чтобы меня кто-то хоть раз вот так укрывал. Понимание болью прошивает сердце, и мне стоит огромных усилий сдержать подкатившие слезы.

Слышу, как входная дверь открывается и закрывается, а через какое-то время тьма окончательно поглощает мой разум.

37

Просыпаюсь я закутанная в одеяло на кровати. Открываю глаза и долго пытаюсь сориентироваться, но никак не удается сообразить, где я.

Светлая комната в холодных стальных тонах. Широкие окна через которые струится утренний свет, мебели немного но она четко вписана в интерьер. Но все какое-то безликое, холодное, будто нежилое. А потом до меня доходит…

Арман.

Сажусь на постели стряхиваю с себя одеяло и с облегчением понимаю, что спала все в том же халате. Простыни другого оттенка, не те на которых мы вчера… Видимо их сменили, прежде чем лечь спать. Это единственное, что изменилось в комнате со вчерашнего вечера.

Перевожу взгляд на тумбу и замечаю короткую записку, а рядом бархатную коробочку. Не беру в руки, смотрю на это как на гремучих змей, боясь, что стоит протянуть руку, и я снова включусь в игру этого мудака.

В дверь стучат, и я откликаюсь напряженно глядя на выход из комнаты. В проеме появляется горничная.

— Ваш завтрак, Ангелина Викторовна, — женщина подходит к столику и ставит на него поднос. — Арман Ренатович звонил, спрашивал проснулись ли вы.

Вспоминаю, что мой сотовый так и остался в моей квартире, а другого способа связи с этим мудилой видимо нет.

— Спасибо, но я не голодна, — встаю с кровати, плотнее завязывая халат. Оглядываюсь в поисках вещей, но моей одежды нигде нет. — Скажите, а где мое платье?

Горничная спохватывается, прикладывает руку к груди и ее глаза округляются.

— Ваши вещи уже доставили, и я собиралась начать их разбирать, но боялась вас разбудить. Скажите, что предпочтете надеть, и я подготовлю это.

— Мои вещи? — как попугай повторяю, пытаясь сообразить, о каких вещах речь. Тех, что в моей квартире или же тех, что в доме отца. Сердце простреливает болью, когда вспоминаю вчерашний день, но тут же прячу эти мысли подальше, чтобы не думать о грустном.

Горничная кивает в сторону гардеробной, и я хмурюсь и иду в смежную комнатку. Свет загорается как только я переступаю порог небольшого помещения и я оглядываю груду чемоданов и пакетов. Подхожу ближе и заглядываю в один из них, недоумевающе разглядывая вещи.

Не знаю, где их взяли, но это точно не моя одежда.

Не нравится мне все это.

— Пожалуйста, подготовьте платье, в котором я вчера приехала. — Выхожу из гардеробной и обращаюсь к горничной, которая уже начала застилать постель. — Спасибо.

Прохожу в ванную и закрываю дверь за щеколду.

И что теперь делать? Как поступить? Ни вещей, ни телефона. Я даже не знаю, есть ли кто-то в доме помимо меня и горничной. Тупая растерянность раздражает и я вздыхаю, понимая, что мне придется действовать вслепую. И первым делом я должна привезти сюда свои настоящие вещи.

Открываю воду, собираясь умыться, закатываю рукава и застываю. Пульс ошибается на удар, и я сглатываю, напряженно глядя на синяки на запястьях. Небольшие, но отчетливые полосы как браслеты опоясывают кисти, и я стискиваю зубы, понимая что это следы от чертового галстука, которым меня вчера как шавку привязали к постели. Сволочь!

На шее есть небольшой, но заметный след, и это точно не от галстука. Скорее всего этот мудила оставил его, удерживая меня в момент когда мы…

— Дьявол! Урод! Скотина! — припоминаю ругательства, но на ум ничего не приходит. Видимо, надо пополнять запас, но рядом с Арманом я уверена очень быстро выучу новые оскорбления.

Руки потряхивает, а глаза сверкают гневом, и я заставляю себя успокоиться и сделать глубокий вдох. При встрече я выскажу ему все что думаю.

Заканчиваю умывать и вхожу в комнату, заметив на постели свое платье и белье. Бюстгальтер уцелел, а вот трусики безнадежно испорчены, благо хотя бы чулки без стрелок.

Горничной нигде не видно, и я скидываю халат и переодеваюсь. Носа касается едва уловимый аромат свежести, обычно я люблю то, как пахнет выстиранная одежда, но сейчас лишь раздражаюсь предусмотрительности этого гада.

Взгляд снова цепляется за записку на тумбочке, и зависнув на несколько секунд я все же подхожу и отодвинув бархатную коробочку беру в руки лист бумаги.

Сегодня в семь буду ждать тебя в ресторане Гранд Хаус.

Надень кольцо.

А.

Взгляд снова обращается к бархатной коробочке, и я поджимаю губы. Откладываю записку и беру в руки футляр от Тиффани.

Изящное колечко из платины поблескивает бриллиантом в обрамлении камешков поменьше. Красивая вещь. Безупречная. Но ведь она от него. От человека, оставившего синяки на моей коже.

Захлопываю крышку и возвращаю на место записку и футляр.

Он прописал четкие инструкции.

И я не собираюсь их выполнять.

38

Зал ресторана переполнен, яблоку негде упасть, при том что сегодня даже не выходной.

Называю администратору фамилию моего новоиспеченного мужа и служащая ресторана расплывшись в улыбке приглашает меня следовать за ней.

Поджимаю ярко накрашенные губы и делаю глубокий вдох, готовясь к предстоящей войне, то есть встрече.

Прекрасно понимала, что Арман взбесится, когда увидит, что я не надела подаренного им кольца и проигнорировала то шмотье, которым по его приказу наполнили гардеробную. От этой сволочи мне не надо ничего, и если он думает, что его подарочки компенсируют вранье и грубость, его ждет сюрприз.

Хасанов уже поджидает меня, сидя за столиком на две персоны. Черный костюм предательски шикарно сидит на его мощной фигуре, и я с трудом отвожу взгляд от красивой формы пальцев, в которых он держит смартфон. При нашем появлении, Арман затемняет экран, откладывает гаджет, поднимается и поблагодарив администратора, обходит столик чтобы помочь мне сесть.

Замечает что я по-прежнему в своем старом бордовом платье-водолазке, и его губы поджимаются. Отсутствие кольца тоже не остается незамеченным и как только я усаживаюсь на стул, на мои плечи ложатся те самые руки, от которых я не могла отвести взгляда.

— Мне нравится это платье, — фраза, которую я никак не ожидала услышать, заставляет меня непонимающе моргнуть, прислушиваясь к глубокому бархату его голоса. — Напоминает о прошлой ночи.

Горячее дыхание касается волос над ухом, и я прикрываю глаза, понимая, что он снова меня обставил.

Намеренно подчеркнуто не акцентирует внимание на моем протесте, чтобы разозлить еще больше. Что ж, ему удается.

Беру салфетку со стола и встряхиваю нарочито громко, глядя на широкую сп

Пролог

– Я хочу, чтобы ты лишил меня девственности, – моя просьба повисает в воздухе, делая его густым и давящим.

Мужской силуэт выделяется черным пятном на бежевых простынях, и в темноте комнаты кажется еще огромнее.

Я сглатываю, но ком так и стоит в горле, не позволяя произнести больше ни слова. Да и к чему разговоры?

Делаю шаг вперед, и пальцы тянутся к шелковому поясу халата. Руки подрагивают, и мне ни сразу удается справиться с ним, и от этого я еще больше начинаю нервничать.

– Зачем ты просишь меня? – густой бархат мужского голоса заставляет меня замереть в паре метров от кровати и крепче вцепиться в нежно розовый шелк. Не вижу в темноте лица собеседника, но мне кажется, что он хмурится, потому что отчетливо слышу нотки неодобрения в его голосе, но мне не хочется анализировать еще и его реакцию на это. Он в этой игре просто пешка, удачно подвернувшаяся под руку.

– Потому что… – мну пояс халата, хотя мне уже давно следует его развязать и снять эту проклятую штуку. – Ты подходишь.

– Подхожу… – не говорит, смакует, как будто перекатывает на языке каждую букву и моя кожа начинает пылать от хрипотцы в его голосе. Мелкое покалывание зарождается где-то в солнечном сплетении и опускается вниз живота от мысли, что сейчас под халатом я совершенно голая. А он словно сканером пронизывает взглядом который даже сквозь пелену ночной тьмы будто ударяет разрядами тока. – А разве ты не должна хранить себя до свадьбы? Ты явно не из тех, кто зашивается перед брачной ночью.

Его вопрос бьет точно в цель, и я раздраженно поджимаю губы. Это не его дело.

– Плохая идея просить тебя… – разворачиваюсь, чтобы уйти, но стоит мне коснуться ручки, на дверь ложится мужская ладонь, не позволяя мне открыть ее.

Замираю, осознав, что к спине прижимается мощная грудь, и почему-то чувствую себя пойманной в ловушку, хотя это именно я затеяла все это.

Пульс ошибается на пару ударов, когда его кисть опускается поверх моей и медленно сжимает пальцы, отводя их от металла ручки. Мой взгляд утопает в пространстве, и пересохшие губы горят от волнения.

– Ты же понимаешь, какие могут быть последствия? – вкрадчивый шепот мне на ухо заставляет нервы натянуться, и я киваю, подтверждая насколько спятила.

– Да… – Не теряя ни секунды оборачиваюсь в кольце его рук и поднимаю голову, чтобы заглянуть, но тьму его глаз, но я не вижу их выражения. На его лице непроницаемая маска, подтверждающая, что этот человек абсолютно бесчувственен. А значит, я сделала правильный выбор. – Понимаю.

– Тогда раздевайся.

Глава 1

Музыка долбит по ушам, отдаваясь болью в виски. Пара коктейлей явно была лишней, но красный диплом же необходимо обмыть. Так сказала Аня, сейчас явно ни сколько не страдающая от головной боли и головокружения в центре танцпола в кольце рук какого-то красавчика.

– Можно минералки без газа? – кричу бармену, мой голос утопает в гуле голосов и общего шума, но он все равно меня слышит и кивает, отворачиваясь к холодильнику. По губам читает? – Через секунду на стойке напротив меня возникает запотевшая бутылка воды и кладу купюру на гладкую поверхность, забирая ее. – Спасибо.

Откручиваю крышку и жадно припадаю к холодному горлышку, но вдруг в спину ударяет невидимая сила, и моя рука вздрагивает. Чувствую, как белую кофточку заливает льдом, и прикрываю глаза только бы не начать орать.

Оборачиваюсь, натыкаясь взглядом на пьяного в дупель парня, который едва стоит на ногах, но все же не падает, потому что за шкирку его держит другой, при взгляде на которого я чувствую, как у меня ошибается пульс.

– Извинись, – короткий приказ, от которого не только мой взор замирает на суровом лице. Бухой парень тоже поднимает голову, трезвея на глазах, и тут же торопливо выдает извинения, глядя на высокого незнакомца. Тот морщится и кивает в мою сторону, и взгляд пьяных глаз фокусируется на мне.

– Извиниттттьи.

Едва сдерживаю улыбку, когда сильная рука разжимается, и гость едва не падает, лишившись поддержки, и на нетвердых ногах отходит, и я остаюсь один на один с рыцарем в черной кожане.

Хочется рассмотреть его получше, но неизвестно откуда взявшийся страх предостерегает от ошибки.

– Спасибо, – приходится снова повысить голос. Поднимаю глаза, и щеки тут же вспыхивают, когда понимаю, что рыцарь не отводит взгляда от моей промокшей кофточки. Кремовое кружево отчетливо вырисовывается под прозрачным шелком, и я машинально вскидываю руки, чтобы прикрыться.

Никогда не ходила по клубам, и начинать было плохой идеей, тем более что уже завтра отец возвращается из командировки и ему могут настучать, что меня не было дома. Надеюсь, он не убьет меня сразу, а сначала даст объяснить.

– Отвезти тебя домой? – низкий голос, обращенный ко мне выбивает из колеи и я сглатываю, отчего-то смущаясь под прямым немигающим взглядом незнакомца. Он больше не пялится на мою грудь, но я все равно чувствую себя неуютно.

– Не надо, я тут не одна, – машинально вглядываюсь в лица танцующих, ища знакомое, но подруги нигде не видно, как и ее красавчика. Она же меня не кинет?

– Ладно, – пожимает плечами и отходит, и я мгновенно расслабляюсь, стоит дистанции между нами увеличиться. Головой я понимаю, что парень ничего мне не сделает, но где-то внутри шестое чувство вопит, мне надо поскорее убраться подальше, слишком опасным выглядит незнакомец.

Черная кожанка обтягивает широкие плечи, отчего его силуэт кажется просто пугающе огромным, и я ощущаю себя Дюймовочкой на его фоне.

Мокрая кофточка неприятно липнет к телу, и я решаю, что предложение отвезти меня домой не лишено смысла, оставаться в клубе мне точно не зачем, поэтому двигаюсь в сторону гардероба, попутно выискивая на танцполе знакомое лицо. В туалете и курилке Аньки тоже не оказывается, и я устав от бесцельных поисков подхожу к гардеробу.

– Могу я воспользоваться вашим телефоном? – вместе с номерком протягиваю гардеробщице купюру, и та секунду подумав, достает из кармана мобильный. – Спасибо.

Набираю по памяти номер Аньки, и отшагиваю в сторону, когда один из посетителей тянется за курткой.

Подруга не отвечает, и я хмурюсь набирая снова и снова, и после пятого провала понимаю, что я в пролете. А ведь мы договаривались вместе уехать. Гардеробщица начинает волноваться, и я решаю заказать такси с ее телефона, потому что свой принципиально не взяла, иначе папа без труда бы выяснил, что я нарушила его запрет. Назвав оператору адрес, завершаю звонок и натягиваю куртку, мечтая поскорее оказаться дома, и киваю гардеробщице, которая показала мне смс с номером назначенного авто.

Выхожу на улицу, боясь пропустить такси, и облегченно выдыхаю, когда вижу нужную машину. Делаю шаг к авто, но из клуба вываливается огромная компания людей, и один из гостей тут же уверенно подбегает к машине и садится на переднее, а потом остальные утрамбовываются сзади.

Ээээ…

Хлопаю глазами, наблюдая как таксист, даже не спросив тот ли заказ принял, трогается и желтая машина с шашечками скрывается за поворотом, оставляя меня в совершенном одиночестве.

– Ну что, надумала?

Оборачиваюсь, вздрогнув от низкого голоса, пронизавшего кожу мурашками.

– Преследуете меня? – не хочу язвить, но с губ против воли срывается упрек. – Спасибо сама как-нибудь.

Да, не самая умная мысль, тем более что у меня нет даже телефона, сейчас ночь, и я одна на темной улице рядом с этим пугающим незнакомцем.

– И как интересно? – он никак не унимается, явно забавляясь, а я поджимаю губы и отхожу только бы увеличить между нами расстояние. – Пешком? У тебя кажется даже телефона нет…

Бросаю сердитый взгляд на незнакомца, и тот поднимает руки в примирительном жесте.

– Ладно, удачи, – он говорит что-то еще, но я не слышу, хотя внутренний голос подсказывает, что с его губ срывается тихое ругательство.

Из клуба вываливается толпа каких-то парней, и я ускоряю шаг, но как говорится, если вам не везет, то не везет по-крупному, и в спину мне летит чей-то пьяный оклик.

– Эй, киса, подожди!

Закатываю глаза и не оборачиваясь ускоряю шаг, но какой-то парень незамедлительно меня догоняет, слишком уверенной походкой для нетрезвого человека.

– Подожди, сказал, слышь? – дергает меня за плечо, и я машинально отбрасываю его руку, отступая на шаг.

– Отвали… – волнение вперемешку со страхом скользкими щупальцами проникает под кожу, и я оглядываюсь, понимая, что вся компания решила выбрать меня в качестве развлечения на ночь.

– Куда собралась? Мы не закончили… – еще один полупьяный голос заставляет отступить, и я натыкаюсь на чью-то каменную грудь, и тут же отскакиваю, осознав, что это один из них.

– Не дергайся, давай прокатимся… – подцепляет меня за локоть и ведет к черной машине у обочины, и я собираюсь звать на помощь, но слишком поздно осознаю, что на улице никого кроме этих четырех парней и меня нет. Хотя… У стены клуба лениво курит тот самый незнакомец, которого я отшила дважды за вечер. Облако дыма растворяется в воздухе, когда он делает последнюю затяжку и бросает в сторону сопротивляющейся меня равнодушный взгляд. Вот козел! – Сань, открой!

Сигналка пикает, и я сильнее дергаюсь, очень надеясь, что камеры у клуба засекут номера похитителей и в конечном итоге кто-нибудь придет мне на помощь.

Вот только я сделала все, чтобы никто из людей отца не знал, куда я отправилась, потому что в противном случае меня за шкирку вернули бы в квартиру и приставили к дверям охрану. Что ни говори, а отец помешан на контроле. И я у него единственная дочь.

– Пустите!

Меня толкают на заднее сиденье, и я, не удержав равновесия, падаю под дружный смех толпы. Один из них хватает мою ногу и дергает на себя, цепляя вторую под коленом. Пытаюсь взбрыкнуть, но мое сопротивление только веселит пьяных парней.

– Не надо так кричать, киса. Мы тебя не обидим. А если будешь послушной, еще и заплатим, – вкрадчивый голос мертвой хваткой цепляется за шею, и я ощущаю предательские слезы страха, подступающие к глазам. – Не сопротивляйся, и мы сделаем тебе приятно, да парни?

Он дергает меня на себя и вклинивается между разведенными ногами, продолжая сжимать мои бедра.

Желчь подкатывает к горлу.

– Поехали отсюда, не будем же мы прямо тут… – голос водителя заставляет остальных закивать, и парни начинают рассаживаться, а я снова пытаюсь вырваться, но тот кто меня держал лишь толкает в машину и садится рядом.

Страх уже пропитал все естество, меня трясет и даже зубы стучат, но я все равно слышу этот низкий голос, который привлекает внимание толпы друзей, и вижу как те замирают, не успев рассесться.

– По-моему девушка против…

– Парень, иди по-хорошему, слышь? – тот кто первым меня окликал отступает от открытой двери и делает шаг к незнакомцу. – Или ты хочешь получить пизды?

Самоуверенный вид пьяного задиры позабавил бы, если бы я не дрожала так сильно. А сейчас я перепугана так, что готова разрыдаться, прося их оставить меня в покое. Глупо! Глупо было вообще все это затевать. Но Аня так слезно умоляла нарушить запрет и пойти в клуб, что я поддалась на уговоры. И чем все это выходит? Меня скоро пустят по кругу четверо парней, а потом, когда папа узнает, что со мной сделали, пустит по кругу каждого из них, и никакого шанса избежать этой участи ни у них, ни у меня нет. Отлично погуляла Лина!

– Отдайте мне девушку и я уйду, – он разжал ладонь, глядя на железку в своей руке и снова сжал, поднимая глаза на собеседника. Маска равнодушия на его лице пугает, и одновременно внушает странное спокойствие, что я не одна. – Серьезно, парни. Проблемы не нужны ни мне, ни вам. Давайте по-хорошему.

– Слышали? – водитель вероятно почувствовав кураж обходит машину и встает рядом с другом. Пьяными они больше не выглядят, скорее взбудораженными. Захотелось взвыть. Сейчас они вырубят моего защитника и увезут меня в лес. А может в квартиру. Воображение, прекрати! – По-хорошему!

Четверка рассмеялась, и я пользуясь тем что они отвлеклись медленно подсаживаюсь к краю сиденья, но парень сзади дергает меня на себя и вжимает в торс.

– Сиди тихо, сучка, – его рука ползет под полу моей куртки, и я всхлипываю, и этот звук привлекает внимание незнакомца.

– Ладно, – роняет спокойно и тут же размахнувшись врезает по роже водителю, и тот с диким воем отлетает к машине, хватаясь за челюсть. Хочет что-то сказать, но получается мычание, видимо незнакомец сломал ему челюсть. Больше никто из парней не дергается, все затихли, боясь шелохнуться, только второй, стоявший рядом отскакивает от незнакомца как от огня, но мой защитник даже не смотрит в его сторону. Он пронзает взглядом меня и медленно произносит. – Иди сюда.

Рука на моем теле растворяется, меня больше никто не держит, и я уже не скрывая слез соскакиваю и на нетвердых ногах подбегаю к спасителю, хватаясь за его руку. Он стряхивает меня, настойчиво отводя за спину и сует в руку ключи.

– За углом черный мерин. Садись и жди меня, – приказ которому я безапелляционно подчиняюсь и бросив на незнакомца благодарный взгляд убегаю в указанном направлении. Сердце колотится в горле, тошнота утихла, но ее место сменило головокружение от дикого облегчения, и мне ни сразу удается успокоиться, поэтому забегаю за угол и, прислонившись к стене, зажимаю рот рукой, чтобы не выдать рвущийся наружу всхлип. Руки дрожат так сильно, что мне не сразу удается найти на брелоке кнопку, пластик в руке ходит ходуном и я зажимаю ключ двумя руками и вглядываюсь в обозначения.

Черный мерседес мигает фарами, и я дергаю пассажирскую дверь и падаю на сиденье. Лихорадка не проходит, и я отбрасываю ключ на водительское и закрываю лицо ледяными ладонями. Слезы градом катятся по щекам, и я уже не сдерживаю громких рыданий как в детстве, когда не можешь остановиться, и твою душу рвет от боли.

А если бы они…

Если бы им удалось…

Внезапно водительская дверь распахивается и я вскрикиваю и вжимаюсь в сиденье. С губ спасителя срывается ругательство и он обходит машину и, достав в заднего бутылку вискаря, насильно всовывает мне в руки.

– Пей.

Мотаю головой, волосы липнут к щекам, и я все еще дрожу и вою.

– Нет…

– Пей! – хватает меня за подбородок и вливает в рот бухло, отчего я едва не захлебываюсь и сгибаюсь пополам, хватая воздух ртом.

Хватка на шее сзади заставляет разогнуться, и спаситель приближает мое зареванное лицо к своему и медленно чеканит слова.

– Еще пей, пока обратно не полезет, ясно?

Спорить сил нет, и я киваю как болванчик и сама выхватываю из его горячих рук бутылку. Один глоток и выпитое проваливается в горло, обжигая рот, второй, и виски встает в горле, но я сглатываю и отдаю ему бутылку.

– Умница, – нагибается и открывает бардачок, в котором я вижу пачку салфеток. Он протягивает их мне и отворачивается, заводя мотор.

Руки дрожат, но уже не так сильно, да и внутри тремор утих, правда голова стала чужой и все еще кружится. Но это уже от выпитого. Привожу себя в порядок, отгибая козырек и глядя в зеркальце. Боже, какой кошмар! Тушь потекла, на щеках черные полосы и глаза красные вдобавок к красному носу. Вытираю мейк, начисто счищая его с лица. Убираю салфетки в бардачок.

Перевожу взгляд на спасителя и замираю, изучая чеканный профиль. Черные волосы ниспадают на высокий лоб, нос с горбинкой, которая скорее следствие уличной драки, нежели национальности, четкоочерченная челюсть, покрытая черной как ночь щетиной. Она делает его похожим на пирата. Или бандюка. Только вот незадача: именно он меня спас от насильников. Сглатываю, когда свет от фонаря падает на его лицо и в горле пересыхает, когда красивой формы губы искривляются в улыбке.

– Нравится?

Ну конечно он видит, что я его разглядываю, и мои щеки мгновенно вспыхивают, и я резко отворачиваюсь.

Говорить не хочется, и я удобнее устраиваюсь на сидении, почему-то совершенно не задумываясь, куда он меня везет. Голова ватная, в глаза будто насыпали песка, и я ненадолго их прикрываю, чтобы не так жгло.

А дальше провал.

Глава 2

Просыпаюсь от молоточков, которые стучат в голове. Где-то вдалеке маячит тошнота, и я ложусь на другой бок с закрытыми глазами. А потом замираю. Тревога заставляет резко сесть на постели и осмотреться. Не моя комната. Не моя постель. Торопливо соскакиваю, но с запозданием осознаю, что спала голой. Машинально прикрываюсь черной простыней. В комнате никого нет, я могла бы добежать до ванной, но не рискую, вместо этого оглядываюсь в поисках своих шмоток. Ничего.

Рядом с постелью лежит мужская рубашка, и я около минуты на нее смотрю, взвешиваю все за и против, а потом смиряюсь с неизбежным и надеваю.

Рукава подгибаю почти в два раза, сама же рубашка чуть выше колен. Огромная рубашка для огромного мужика.

Хреново.

Вчера я вероятно вырубилась в его машине, и он не придумал ничего лучше, кроме как отвести меня к себе? А если папа узнает? Нам обоим крышка. И моему спасителю в первую очередь.

Аккуратно спускаю ногу на пушистый ковер у кровати и медленно встаю. Голова чуть кружится, но тошнота вполне терпимая, и я подхожу к двери и медленно ее открываю. Пустой коридор. Стены из белого кирпича. Пара дверей и арка, ведущая к лестнице. Иду к ней, прислушиваясь к посторонним звукам. Где-то вдалеке слышу мужской голос. Он кажется знакомым, и сердце замирает от мысли, что это тот самый парень из клуба. Тот, что спас меня.

Касаюсь гладкой поверхности перилл и медленно спускаюсь, пытаясь гасить дрожь волнения. А что если я так напилась, что не заметила, как он трахнул меня? Это мерзко, но факта не исключаю, потому что не могу найти объяснение, почему спала голой.

За потерю девственности отец меня убьет. В буквальном смысле.

И моего спасителя тоже под шумок.

Иду на голос, и замечаю арку в кухню. Пространство большое, кухня из черного мрамора, в центре островок, у которого на барном стуле сидит незнакомец.

Он раздет по пояс, на нем только черное трико. Он прижимает телефон к уху плечом и попутно набирает что-то на ноутбуке. Дыхание перехватывает, когда черные глаза в обрамлении угольных ресниц отрываются от ноута и фокусируются на мне. Вдоль позвоночника пробегают мурашки.

– Доброе утро, – прерывает звонок и хлопает крышкой компа, поднимаясь со стула. Выжидательно на меня смотрит.

– Мне надо домой, – роняю глухо, горло саднит, так будто я всю ночь орала в караоке. Короткая улыбка служит ответом. Повторяю свою просьбу, но он только улыбается.

Если я не успею вернуться до приезда отца, он поймет что что-то не чисто и поедет проверять. Моя квартира пуста, там же телефон как мне кажется с сотней пропущенных.

– Хочешь позавтракать? – произносит и кивает в сторону плиты. Я отрицательно мотаю головой и машинально одергиваю подол рубашки, которая вдруг начинает казаться прозрачной. Слишком волнующий взгляд у моего собеседника.

– Где моя одежда? И почему я спала голой? – голос прорезается, и незнакомец шире ухмыляется, так будто голые девушки в его постели по утрам обычное дело. А может, так оно и есть…

– Её постирали. Идем, – незнакомец проходит мимо меня и я отступаю, только бы не коснуться его мощного торса. Меня окутывает ароматом свежести, что это, его одеколон или гель для душа?

Ступаю за ним по коридору первого этажа и прохожу в самый его конец, там белая дверь. Он открывает и пропускает меня вперед. В прачечную. Запах порошка ударяет в нос, и я вижу корзину с моим бельем. Оно сухое и чистое. Подхожу к ней, забыв что не одна, а когда решаюсь спросить, голос незнакомца звучит над самым ухом.

– Твоя кофточка была залита водой, уж извини, не мог оставить тебя спать в мокрых вещах.

Сглатываю, чувствуя его присутствие за спиной. Он не касается меня, но ощущение, что его рука медленно обхватывает мое горло и сжимает выдавливая воздух из легких.

– Между нами что-то было? – задаю самый главный мучивший меня вопрос и замираю, когда незнакомец подходит вплотную, вставая за моей спиной. Жар его кожи проникает сквозь тонкую ткань рубашки, и я чувствую себя голой.

– Если бы я тебя трахнул, поверь, ты бы это запомнила.

Мой взгляд утопает в пространстве, когда голос касается волос гад ухом, и я застываю, борясь с желанием отпрянуть или придвинуться ближе. Не знаю почему, но стоять безучастно просто невозможно.

– Переодевайся, и я отвезу тебя домой.

С этими словами он разворачивается и уходит, оставляя дрожащую меня в одиночестве.

Переодетая выхожу из прачечной и иду в сторону кухни. Как и ожидалось, хозяин дома стоит здесь, одетый в темные джинсы и кожанку, но не ту что вчера. Сейчас куртка приталена, отчего его торс кажется еще рельефнее и притягательнее. Одергиваю себя и киваю в сторону двери.

– Едем?

Он сгребает ключи со стола и ведет меня к боковой двери. Украдкой разглядываю его короткостриженый затылок и поражаюсь, насколько сексуальной может быть эта стрижка. На макушке волосы чуть длиннее и даже слегка вьются, возможно, потому что влажные.

Поток прохладного воздуха ударяет в лицо, когда мы выходим на улицу, и я плотнее запахиваю кожану и застегиваю ее.

Незнакомец ведет меня к мотоциклу и внутри все начинает трепетать. Сжимаю кулаки и разжимаю, возбужденно оглядывая черный обтекаемый кузов. Да он просто… Обалдеть!

– Держи, – как ни в чем не бывало протягивает мне шлем, не обращая внимания на мой восторг. А я едва не прыгаю от радости, потому что обожаю мотоциклы! Я упрашивала отца подарить мне легкий байк, но тот наотрез отказался, пояснив, что этот вид транспорта не для дочери респектабельного бизнесмена и что мне следует передвигаться на машине с личным водителем. Так ему спокойнее. – Помочь?

Видимо не догоняя, почему я все еще не надела шлем, незнакомец забирает его из моих рук и натягивает мне на голову, прижимая волосы. Машинально поднимаю руки, чтобы надеть удобнее и с запозданием осознаю, что положила ладони поверх его кистей. Жар ударяет под кожу так резко, что я мгновенно отдергиваю руки и приподнимаю подбородок, позволяя незнакомцу застегнуть ремешок. Адреналин бьется в крови как лава и заставляет меня нетерпеливо переминаться с ноги на ногу в ожидании когда мы поедем.

Мой спутник застегивает свою куртку и вдруг несказанно меня удивляет.

– Садись за руль.

Моргаю, не веря своим ушам. За руль? Он шутит? Наверно в шлеме я оглохла.

– Давай, пока я добрый.

Не даю ему возможности передумать и торопливо запрыгиваю на железного коня. Дыхание сбивается, когда касаюсь руля, чувствуя бархатистость резиновой ручки. Безумная мощь и вся в моих руках. Едва не взвизгиваю от восторга и выжимаю газ, но пока мотик на нейтралке он не двигается с места. Но рычание мотора как бешенного зверя внутри железки проникает в кровь и я прикрываю глаза от кайфа. Вибрация проходит по телу, и я вздрагиваю, когда сильные руки опускаются на мою талию и прижимают ближе к стальному торсу незнакомца. Его ладони такие огромные, что закрывают почти всю талию, и возбуждение ударяет в голову, и я расслабляюсь, позволяя ему прижаться теснее. Теснее, чем необходимо…

– Ногу на газ, – его рука с талии медленно скользит по бедру вниз. Именно скользит, хотя он мог бы просто поддеть мое колено и поставить ногу на педаль, но незнакомец выбирает иной путь. – Вот сюда, малышка, умница.

Сжимает, чуть задержав кисть на сгибе, а потом наклоняется и накрывает мою руку своей.

– Это сцепление, это газ, а тут тормоз, – он накрывает вторую мою руку, и я замираю. Ощущение что я в полной власти этого мужчины пьянит как хорошее вино. Его торс жмется к спине, пах к моей попке, ноги бережно обхватывают мои бедра, а руки как плед накрывают мои и меня бросает в жар. В сотый раз за это утро.

Мурашки прокатываются по коже, и я машинально веду плечами, утопая в желании повернуться и прижаться теснее. Но остаюсь на месте, прислушиваясь к командам незнакомца и медленно выезжаю асфальтированную дорожку ведущую к проспекту.

Удивительно, но он не высадил меня из-за руля, позволил доехать до моего дома и ни разу не критиковал мою манеру езды. Пускай пару раз от волнения я тупила с переключением скоростей, но ни разу не услышала в свой адрес упрека.

Заехав во двор дома, где располагалась моя квартира, я припарковалась на свободном месте у подъезда и заглушила мотор. Вибрация стихла, но тремор все еще не прошел, и я отпустила руль и сжала и разжала кулаки.

Кайф!

Расстегнуть ремешок не удалось, видимо с непривычки еще не знала как это делается, да и пальцы слегка дрожали, поэтому я повернулась к незнакомцу.

– Поможешь?

Тот кивнул и поднялся, снял свой шлем и потянулся к застежке моего. Его черные волосы растрепались, и я с трудом подавила желание потянуться и поправить их. Натяжение на подбородке ослабло, и я опустила голову, когда мужчина снял с меня шлем. Поднялась, слезая с железного коня, и аккуратно ступив на тротуар замерла, отчего-то желая продлить этот момент еще немного. А ведь мы больше не увидимся…

Оглядела пустой двор и подняла взгляд на незнакомца.

– Спасибо за все. Я не знаю, что со мной случилось бы, если бы ни ты, – Покоробило обращение на «ты», но ведь он уже давно не церемонится, к чему мне делать это?

– Готова отблагодарить за спасение?

Весь трепет в момент растворяется, и я мысленно ухмыляюсь. Ну конечно! Ожидать от него великодушие не стоит, а я уже возомнила, что он рыцарь на белом коне! Да он ничем не лучше тех парней, только не так открыто проявляет свои желания.

Ну и дура же я!

– Скажи номер карты, я отправлю тебе деньги, – в конце концов он и правда меня спас, поэтому заслужил награду.

Видимо холод моего голоса его забавляет, и он ухмыляется, наслаждаясь моей враждебностью.

– Я не о деньгах сейчас, – равнодушно отрезает, и я кривлюсь от отвращения. Да он похуже тех парней. – Расслабься, детка.

И вместо того, чтобы отскочить напрягаюсь сильнее, когда он цепляет мою талию и врезается в губы жестким поцелуем. Выставляю ладони вперед, пытаясь оттолкнуть, но его наглый язык так мастерски раздвигает мои губы, что невольно забываю о намерении отступить. Грубая лапища сжимает мою талию, а вторая ложится на шею, обжигая ее прикосновением, и я застываю.

Его губы жесткие, но касаются моих удивительно нежно, руки не сжимают, а лишь придерживают аккуратно, но настойчиво. И постепенно я забываюсь в этих дерзких ласках. Дыхания не хватает, и я делаю вдох, но воздух такой горячий, что им невозможно надышаться. Хватаю еще и еще, и безотчетно отвечаю на его поцелуй, подталкивая наглый язык своим. Хриплый рык застревает между нашими губами, и хватка на шее невольно каменеет, и мне ближе притягивают к массивному телу, сминая оставшиеся попытки сопротивляться.

Прикусывает мою губу, и колени слабеют, а голова чуть отклоняется назад, но он держит меня, поэтому расслабляюсь, окончательно утопая в нем.

– Сладкая, – обреченно шепчет и проводит по моим влажным губам большим пальцем. – До встречи…

И внезапно отступает так же резко как до этого сгреб меня в объятия и ухмыляется, буквально трахая меня взглядом.

– Не думаю, что мы еще увидимся, – отрезаю глухо, пытаясь сохранить остатки достоинства.

– Увидимся.

Так уверенно, что становится страшно. Отступаю и медленно повернувшись иду к подъезду, чувствуя как спину жжет его черный взор. У самой двери оборачиваюсь, и дыхание сбивается, когда натыкаюсь на обжигающий взгляд.

Увидимся.

Одними глазами, но так четко ощущается, что вдоль позвоночника проходит холодок.

И его уверенность передается мне.

Глава 3

Квартира встречает тишиной, и я скидываю обувь и снимаю кожану. Прохожу в гостиную и беру со столика телефон. Десять пропущенных и три смс. Дыхание перехватывает.

Читаю сообщения от Ани и горько ухмыляюсь.

«Лина, я у Пашки»

«Ах черт, у тебя же нет телефона»

«Прости подруга, вылетело из головы. Звони утром»

Удаляю сообщения, очень надеясь, что папа не заподозрит меня во лжи. А ведь мой телефон с маячком и на прослушке. И мне повезло, что Анька не написала что-то в стиле «Подруга бегаю по клубу где ты, черт возьми? Неужели уехала с тем красавчиком, который спас тебя от толпы парней?».

Перезванивать Аньке не вижу смысла, но среди пропущенных вижу один папин и жму на иконку вызова.

Абонент недоступен.

Наверно еще летит.

Откладываю телефон и встаю с дивана.

Я даже не спросила имени незнакомца. Кто он? Как зовут? Зачем пришел в тот клуб? Даже о его возрасте я могла только догадываться, ему могло быть как двадцать три, так и тридцать три. Потому что он выглядел аккуратным подтянутым и ухоженным. Ухоженным не в плане лака на ногтях, а именно его облик вцелом. И пускай даже волосы могли быть в беспорядке, но безукоризненная стрижка все равно делала его очень привлекательным, а щетина очень аккуратно выделялась на щеках, не создавая ощущения неопрятности. Он один из немногих моих знакомых, кому идет небритость. Реально идет.

Так, хватит о нем думать. Подумаешь, мужчина. Мне все равно не следует больше с ним пересекаться, потому что отцу не понравится моя дружба с таким опасным типом.

Прохожу в ванную и встаю перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Глаза чуть припухли, но скорее из-за слез, нежели от выпитого. Взгляд цепляется за отражение и сердце пропускает удар. Серьга! На правом ухе она на месте, а вот левая мочка пуста. Черт! И когда я умудрилась ее потерять? У клуба, когда отбивалась от парней, или позже, когда надевала шлем?

Так обидно, это первые серьги, которые я тайком купила на свои деньги.

После окончания учебы, я задержалась в столице еще на три месяца, чтобы пройти практику. Отец был против выбранной мной профессии, но я с детства мечтала быть учителем начальных классов, и с трудом уболтала его позволить мне учиться на педагогическом. А потом под предлогом, что летом будут проходить ускоренные курсы по экономике, осталась еще на три месяца, чтобы оттянуть возвращение домой. Но вместо экономики я договорилась с директором одной из школ, что буду вести у них летние занятия для отстающих учеников, и освободилась только сейчас.

А тут Анька со своим клубом…

Прекрасно знала, что отец отмахнется от моего диплома, сочтет это баловством, он приверженец старых традиций уверен, что женщине ни к чему работать, она обязана сидеть дома и воспитывать детей. Мне и уговорить его отправить меня на учебу удалось лишь потому, что я уверила его: учить своих детей проще, если знать хотя бы основы педагогики. Он сдался.

А я поняла, что до безумия люблю заниматься с детьми. Они как солнышки, которые мне предстояло зажечь. А какая безумная отдача! От одной их улыбки хочется расправить крылья и лететь. За те три месяца, что я занималась с классом, я получила столько положительных эмоций, сколько ни получала за всю жизнь! А на последнем уроке то и дело смахивала слезы, потому что понимала, больше не увижу своих первых учеников.

Я вкладывала душу в их обучение, но получала в ответ гораздо больше. Их искреннюю преданность и любовь.

А что на свете может быть лучше улыбки ребенка?

Расстегиваю серьгу и кладу на полочку раковины.

Сначала в душ, а потом попытаюсь дозвониться отцу. Может он согласится дать мне поработать в школе хотя бы немного.

Выхожу из ванной, суша волосы полотенцем и слышу звонок. Бегу в гостиную, и поднимаю трубку.

– Привет, пап, – опускаюсь на диван, слушая знакомый голос.

– Дочь, я сейчас в аэропорту. Только прилетел, через час буду дома и хочу чтобы ты ждала меня в особняке. Есть срочный разговор.

Ни здравствуй, ни как дела. Коротко и по делу. В этом весь папа.

– Хорошо, я приеду.

– Я позвонил водителю, он выехал за тобой, так что собирайся. Увидимся дома.

На этом он прерывает звонок, а я откладываю телефон и вздыхаю.

Что-то случилось, судя по тому, что папа даже не спросил, как я долетела.

Неприятное предчувствие скребнуло внутри, и я поднялась, услышав звонок в домофон.

– Ангелина Викторовна, доброе утро, машина ожидает у подъезда, – голос консьержа звучит дружелюбно, но я едва ли это замечаю, все мысли заняты словами отца.

– Спасибо, я спускаюсь, – прерываю связь и иду в спальню, чтобы переодеться. Папа приверженец классики, поэтому вместо любимых джинсов надеваю черное кашемировое платье с глухим воротом. Накидываю пальто и обуваю черные лодочки.

Черт, забыла серьги!

Не разуваясь на цыпочках крадусь обратно в спальню к шкатулке. Достаю серьги колечки и вдеваю в уши. Так-то лучше.

Закрываю квартиру, и убираю в карман ключи.

Всю дорогу до особняка я не нахожу себе места, и нервно ерзаю на сиденье. И как оказывается, предчувствие меня не обманывает, потому что как только отец входит в дом он без предисловий рубит на корню все мои наивные надежды.

– Через месяц ты выходишь замуж.

Слова отца как ледяной душ окатывают меня и дыхание перехватывает.

– Но пап…

– Идем в мой кабинет, – обрывает на полуслове и не глядя на меня выходит из гостиной, а я не чувствуя ног иду за ним, слыша как осколки мечты хрустят под ногами. Преподавательская карьера, мои детки, которых мне хочется учить – все это осталось в прошлом, а впереди меня ждет другая бездарная жизнь жены какого-нибудь зажравшегося бизнесмена, которому некогда заняться поисками половинки и он предпочитает выписать ее по каталогу. Ну, или у друга перехватить.

Унизительно.

Папа входит в кабинет и швыряет кейс на стол, отчего тот грузно падает и сносит подставку под карандаши. Но бизнесмен Королев не обращает на это внимания, он проходит к окну, упирает руки в бока начинает говорить.

– Семья твоего жениха готова была подождать, пока ты окончишь учебу, мне удавалось уговорить их не спешить, но сейчас прошло более чем достаточно времени и они ждать не могут. Им тоже нужны наследники и они не намерены больше терпеть отсрочки.

Он говорит со мной, но до сих пор так ко мне и не повернулся, все еще глазеет в окно. Становится трудно дышать.

– Зачем ты согласился на эту сделку? – Сдавленно произношу, хотя знаю ответ, но негодование все равно рвется из груди, заставляя глаза защипать. – Не надо было…

– Ангелина! – резко обрывает и оборачивается, сверля меня взглядом. – Я сразу сказал, что жениха подберу тебе сам. Ты росла с этой мыслью и глупо сейчас высказывать что-то мне, потому что все уже давно оговорено.

– Но я надеялась, ты передумаешь… – хочу проглотить язык за мольбу в голосе. От безысходности хочется выть. – Я думала ты хотя бы скажешь мне кто он или позволишь познакомиться с ним, а вдруг он… – дыхание перехватывает, и я замираю. – А вдруг он стар. Папа ты отдашь меня за старика?

– Он не старик, но безусловно старше тебя. Разница в возрасте пойдет тебе на пользу, он будет сдерживать твои порывы и феминистские наклонности. Он заставит тебя остепениться и стать матерью. И никакой карьеры. Так лучше для всех!

– Но папа! Я хочу хотя бы увидеть его. Это же так просто…

– Ладно. Сегодня на приеме тебе это удастся. Но учти, если ты хоть слово скажешь против, я больше никогда не пойду тебе навстречу! – Отрезает, и я осекаюсь под его суровым взглядом. Весь запал мигом улетучивается и силы покидают. Я сажусь в кресло в его кабинете и обмякаю.

– Во сколько прием? – мой бесцветный голос рвет нервы.

– В восемь надо быть у Климовых. Твой жених тоже там будет.

Слова твой жених бьют под дых, и я вздрагиваю и поднимаю затравленный взгляд на папу. Он как всегда непоколебим и уверен в своей правоте. А меня всю трясет.

– Я…тогда я пойду.

Сжимаю подлокотники и поднимаюсь, стараясь не разрыдаться при отце.

– Ангелина. Я не стал бы соглашаться на ваш союз, если бы не видел в нем потенциала, – ну еще бы. Кто бы сомневался. – Прежде всего, для тебя. Ты еще спасибо мне скажешь.

Возможно, жених скажет спасибо за молодую жену девственницу. Но никак не я…

Разворачиваюсь и выхожу из кабинета, но в спину летит повелительный голос.

– У меня для тебя кстати подарок. У крыльца увидишь там, – и отец замолкает, когда его телефон начинает звонить. Он отвечает, но я уже не слушаю его. Бездумно иду к выходу из особняка, чтобы поскорее добраться в свою квартиру и удариться в слезы.

Открываю массивную дверь и оказываюсь на улице, и взгляд тут же натыкается на красный мерседес. На капоте машины золотой бант, и я понимаю, о каком подарке говорил отец. Вот только обида никак не стирается под напором радости от его широкого жеста. И я как последняя зажравшаяся идиотка подхожу к машине и поднимаю с капота ключ. Верчу его в руках с одной единственной мыслью: лучше бы отец подарил мне свободу.

Глава 4

Когда сзади раздается низкий голос, я сразу его узнаю.

– Неужели не рада подарку? Отец хотел сделать тебе приятно.

Оборачиваюсь и натыкаюсь взглядом на папиного коллегу.

– Здравствуйте, дядя Виталя, – безрадостный голос лучше любых слов говорит о моей неблагодарности отцу за дорогой подарок, и я пытаюсь хоть как-то исправиться ситуацию и натягиваю на лицо улыбку. – Красивая машина.

– Но ты все равно грустишь? – Он толкает руки в карманы и впивается в мое лицо прямым взглядом. Я никогда не говорила папе, но этот мужчина меня пугает. И дело даже не в его шраме, полосующем лицо от брови к скуле, и не в этом пронизывающем взгляде. Хотя от него бегут мурашки отвращения, потому что он вкупе с воркующим голосом создает ощущение, что он говорит со мной как с любовницей. Меня снова передергивает.

– Нет, просто немного голова болит, – я почти не вру, после разговора с отцом голова и правда разболелась. А может все дело в легком похмелье? – Ну я пойду.

Собираюсь поскорее убраться отсюда, но мою руку с ключом накрывает другая мозолистая ладонь. Она холодная и слегка влажная. И тошнота подкатывает к моему горлу, но я сохраняю невозмутимый вид, хотя и пытаюсь стряхнуть его клешню.

– Подожди, я научу тебя обращаться с машиной, – он понижает голос еще на пару октав, и я не выдерживаю и резко отдергиваю свою кисть.

– Спасибо, я умею, – открываю водительскую дверь и падаю на сиденье тут же захлопнув ее за собой как щит отделяющий меня от монстра, который сжирает людей заживо. Почему-то именно такая ассоциация у меня с этим человеком.

– Ангелина… – протягивает как голодный волк. – Ангел. Не потому ли грустишь, что насильно замуж отдают?

Против воли замираю и вскидываю испуганный взгляд на мужчину.

– Так и знал… – он наклоняется и опирается о мою дверцу, заглядывая в салон. – За нелюбимого отдают да?

Не отвечаю, просто молчу, потому что не хочу говорить с ним, но как назло не могу завести мотор и сдвинуться с места. Почему-то не получается. Я продолжаю смотреть на папиного коллегу и мелко дрожать.

Он протягивает руку и касается моей щеки, но я как от огня резко отклоняюсь, не позволяя мозолистым пальцам коснуться кожи.

– Это мой долг, – говорю ровно, словно это не я только что уговаривала отца не отдавать меня замуж.

– Долг, который ты не брала, но почему-то должна отдать.

Сглатываю, не понимая, к чему он клонит.

– А я мог бы помочь.

Рука тянущаяся к кнопке зажигания и застывает на полпути, и я вскидываю глаза на собеседника.

– Вы можете отговорить отца? – надежда в моем голосе выдает меня с головой, и я перестаю дышать и не пытаюсь отпрянуть даже тогда когда он снова касается моей щеки теперь уже наслаждаясь дозволенной свободой.

– Я могу сделать так, чтобы свадьбы не было, – он по-прежнему растягивает слова, явно забавляясь над моей беспомощностью. – Если ты хочешь.

– Хочу! – так резко выпаливаю, что мерзкая улыбка полосует его лицо, и шрам становится заметнее. – Пожалуйста, поговорите с папой, может вас он послушает?

Виталий резко выпрямляется, и я едва заметно выдыхаю с облегчением, потому что наконец-то не ощущаю его мерзкого давления.

– Считай, что ты уже свободна, Ангел. Но учти, – вижу как в нашу сторону движутся два каких-то типа. Они тоже меня пугают, но я понимаю, что скоро смогу уехать отсюда и больше их не увижу. – Когда придет время, я попрошу тебя о маленьком одолжении взамен моей услуге…

Его голос как в тумане, потому что эти типы все приближаются, странное чувство накрывает, и я пытаюсь стряхнуть его, и торопливо завожу мотор и бросаю последний взгляд на собеседника.

– Спасибо… – на большее сил не хватает, резко дергаю рычаг переключения и давлю на газ, срываясь с места как раз в тот момент, когда двое ровняются с нами. Не смотрю на них, но чувствую дикую опасность, исходящую от этих двоих и меня бросает в холодный пот.

Думать о том, что только что произошло нет сил. Отгоняю дурные предчувствия, и сосредотачиваюсь на дороге…

Надо подготовиться к вечеру, и быть может, мне уже не придется жертвовать собой ради отца.

Глава 5

На прием я решаю ехать на новой машине, и одевшись в длинное темно-синее шелковое платье в пол и меховую накидку в тон я сажусь за руль, чтобы успеть к началу.

Волосы укладываю максимально просто: убираю наверх, закрепив десятком шпилек. Пара прядей выбивается из прически, но переделывать не хочется, поэтому позволяю себе эту небрежность.

Папа ожидает меня на подъездной дорожке у особняка Климовых. Подъезжаю, тут же передаю ключи служащему, который паркует машины.

– Тебе очень идет это платье, – отец протягивает руку, и я кладу кисть на сгиб его локтя. Мне кажется, он напряжен, но я не уверена.

– Спасибо, пап.

Особняк встречает нас ослепляющим светом. Сотни три гостей, между которыми снуют официанты в форме, предлагая всем желающим напитки и закуски.

Цепляю с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского, совершенно забыв, что приехала за рулем, и жадно отпиваю глоток.

У входа в зал нас встречает хозяйка приема, Инесса, с которой мы тут же обмениваемся приветствиями и перекидываемся парой ничего не значащих фраз.

Отец извиняется и отходит, ссылаясь на то, что должен сделать звонок, а я рассеянно ему киваю и размышляю, удалось ли дяде Витале уговорить отца не отдавать меня замуж.

Недалеко от нас группа мужчин о чем-то оживленно спорят, и это невольно привлекает внимание. Они не стесняются повышать голос, что заставляет остальных гостей оглядываться в их сторону. Трое наперебой объясняют что-то собеседнику, который нахмурено их слушает. Он выглядит вполне привлекательно: подтянутая фигура, выразительные черты лица, присущая богачам надменность, которая кстати ему к лицу. Но поражает не это. Стоит мужчине открыть рот, чтобы ответить, в радиусе трех метров воцаряется тишина. Мне кажется, даже птицы перестают петь, чтобы послушать, что же он скажет. Он явно обладает огромным авторитетом. На вид мужчине около сорока, но может, я ошибаюсь.

– Кто это, Инесса? – киваю в сторону гостя, и хозяйка дома следит за направлением моего взгляда.

– Это Ренат Хасанов. Неужели не слышала о нем? – у нее такой вид, будто я сказала, что планирую сменить пол к этим выходным. – Владелец крупной сети ювелирных, один из учредителей «Росстали», дважды отец и сейчас, кстати, в поиске очередной жены.

Она отпивает шампанского и мне кажется, раздевает гостя взглядом.

– Почему я должна слышать о нем? – пожимаю плечами и пробегаю глазами по залу в поисках папы, но того нигде не видно.

– Потому что твой отец с ним в довольно тесных отношениях. Я думала, тебе лучше знать о, их совместных проектах.

Кто-то из гостей окликает хозяйку дома и она извиняется и отходит, оставив меня одну.

Совместных проектах…

Никогда не спрашивала у папы чем он занимается, а он особо не рассказывал. Отец не из тех, кто любит делиться деталями сделок и тонкостями своего бизнеса.

Прием, как и все подобные вечеринки, навевает жуткую скуку, и я решаю пройтись по залу и найти отца. Если он уже поговорил с Виталей, и тот отговорил его, то находиться здесь мне ни к чему, поэтому я пробегаю взглядом по лицам гостей, ища знакомое.

Папу я встречаю в коридоре, ведущем к лестнице на второй этаж, и решаю не бросаться с места в карьер и осторожно заговариваю.

– Ты хотел показать мне жениха…

Ну же, скажи, что свадьбы не будет, скажи!

– Он все еще не приехал. И вообще, что это ты наплела Мазурову днем интересно мне знать? Виталя пытался отговорить меня отдавать тебя замуж, дочь что на тебя нашло?

– Пап, я…

– Ты же знаешь, я не люблю, когда мои решения подвергаются сомнению, а ты снова это сделала.

Слова застревают в горле, и вместо оправдания я лишь хлопаю глазами, надеясь, что никто нас не слышит.

– Надо было сразу с тобой поговорить, но важный звонок отвлек. Я не позволю тебе обсуждать мои решения с посторонними, поняла? И чтобы я больше не слышал…

– Папа!

– Не перебивай Ангелина! – он сердито на меня смотрит осаживая взглядом, и я снова чувствую себя так, словно мне пять лет. Хочется провалиться сквозь землю, а лучше уйти! – Ты выйдешь замуж, ясно? Ангелина!

Его слова летят мне вслед, а я уже развернулась и рванула к дверям на выход. Едва дожидаюсь, когда мне подгонят машину, переминаюсь с ноги на ногу, нетерпеливо теребя подол платья.

Как он мог отчитывать меня как маленькую девочку? Я больше не ребенок! И если он решил что ответственность за разговор с Виталей лежит полностью на мне, он ошибается. Мазуров сам предложил помощь. Тоже мне рыцарь!

Передо мной останавливается сверкающий красный мерс, и я сажусь за руль, благодарно кивая служащему.

Слезы застилают глаза, когда я выезжаю с парковки, смахиваю их и крепче вцепляюсь в руль.

Музыку не включаю, хотя больше всего на свете хочется заткнуть в мозгу разъяренный голос отца.

Ты выйдешь замуж, ясно?

Почему все вокруг все решают за меня?

Выезжаю на магистраль и несусь по ней в сторону города. Машин почти нет, поэтому поездка немного расслабляет, и слезы уже не щипают глаза, что очень кстати, потому что присмотревшись к дороге, замечаю сбоку какую-то тень.

Это собака на обочине или…

Человек!

Даю по тормозам, и открыв дверь выскакиваю из машины, не отрывая взгляда от черной массы в пяти метрах от меня.

Это мужчина. Черные джинсы и кожанка перепачканы пылью и грязью, но присмотревшись я понимаю, что это скорее всего кровь. Она заливает гравий под безжизненным телом, понимаю это когда подхожу вплотную. Меня начинает мутить.

Опускаюсь около тела на колени и дрожащей рукой сжимаю плечо мужчины, переворачивая окровавленное тело на спину. И ахаю.

– Ты? – он закашливается, и я вижу, как его губы окрашиваются в цвет крови. Руки дрожат, и я пытаюсь сообразить, где телефон, чтобы вызвать помощь, но мысли путаются, паника накрывает, и я просто оседаю рядом с ним на обочину.

– Что произошло? Как… – голос подводит, и пропадает. Стон срывается с губ незнакомца, и я смаргиваю слезы. – Тебе надо в больницу.

Поднимаюсь, но мое запястье стягивает железная хватка, не позволяющая позвать помощь.

– Не смей, – он стискивает зубы, словно говорит через боль. – Мне туда нельзя.

Как нельзя, он что, хочет умереть?

Мимо нас проносится какая-то иномарка, но водитель даже не останавливается, и я не знаю, что лучше: объяснять кому-то что произошло, или же попытаться самой помочь парню.

А ведь я перед ним в долгу…

– Ладно. Попытайся встать, – беру себя в руки и пытаюсь просунуть кисть под спину раненного, чтобы помочь ему. Со второй попытки нам это удается, и я веду его к своей машине. Благо он в сознании, потому что тащить его в одиночку я просто не смогла бы, он слишком огромный.

Открываю заднюю дверь, и незнакомец падает на сиденье, и я слышу витиеватое ругательство.

Захлопываю дверь и оббегаю машину. Выжимаю газ до упора и срываюсь с места. Всю дорогу судорожно прислушиваюсь к шумному дыханию незнакомца, боясь, что он попросту перестанет это делать и умрет. Но он дышит, хотя и со странным свистом, и я продолжаю гнать, сжимая руль до побелевших костяшек.

В городе дважды проезжаю на красный свет, и как только заезжаю в свой двор нервы сдают.

Рано, еще слишком рано расклеиваться.

Стираю со щек капли, и выхожу из машины, чтобы помочь незнакомцу.

Он пока в сознании, но его тело становится тяжелее с каждой секундой. Игнорирую вопросительный взгляд консьержа, и подвожу мужчину к лифту, судорожно долбя по серебристой панели будто это поможет ускорить эту многотонную штуковину.

Подъем почти финишная прямая, и как только дверцы на моем этаже расходятся, мужчина теряет сознание.

Чтобы дотащить его до постели в комнате для гостей мне требуется еще пятнадцать минут, хотя расстояние всего ничего. Но сложность в том, что он без чувств и я буквально волоком тащу его по гладкому мрамору пола.

Как только мне удается обрушить его безжизненное тело на матрас, я выдыхаю и позволяю истерике завладеть разумом на несколько секунд.

Громкий всхлип заставляет опомниться. Стираю со щек слезы и опускаю голову на широкую грудь незнакомца, прислушиваясь. Кажется, пульс есть, но очень слабый. Надо осмотреть его на наличие ножевых или огнестрела.

Не зря же он категорически не позволил вести его в больницу.

Дрожащими руками расстегиваю окровавленную куртку и замираю, видя что черная футболка насквозь пропитана кровью. Прижимаю руку, поднимаю и вижу как кожа окрасилась бордовым.

– Боже…

Соскакиваю и бегу в ванную за тазиком с водой и полотенцем. Там же цепляю аптечку и ножницы.

Расстригаю одежду на нем так быстро, насколько позволяют дрожащие руки. Джинсы, футболка, рукава куртки – все это лохмотьями ложится на кровать под могучим телом, и я макаю белое полотенце в воду и начинаю смывать с мужчины кровь. Вода так быстро окрашивается в бордовый, что приходится дважды ее сменить. Его мощный торс, мускулистые бедра, накачанные руки сплошь покрыты синяками и кровоподтеками.

Его так сильно избили, что удивительно, как он вообще выжил. Хотя странно, на лице ссадин почти нет, лишь одна кровавая рана на виске, но промыв ее понимаю, что она поверхностная.

На теле лишь синяки, но сбоку вижу тонкий порез, будто от ножа. Он неглубокий вряд ли задеты какие-то жизненно важные органы, но именно из-за него он потерял столько крови.

Приношу еще одно полотенце и меняю воду, промывая раны. В аптечке находится бинт, который я туго привязываю к месту пореза, щедро посыпав рану обеззараживающим порошком. Не знаю, все ли верно делаю, но действую скорее на автомате. Незнакомец так и не приходит в себя, и я пытаясь не тревожить его прикрываю сверху тонкой простыней и замираю.

Почему-то раньше, он казался старше, хотя сейчас рассмотрев его хорошенько, я понимаю, что ему нет и тридцати. Аккуратно опускаю голову ему на грудь и слушаю. Кажется пульс есть, значит жить будет. Уношу его вещи в мусорное ведро, но в последний момент решаю проверить карманы и я удивлением обнаруживаю пропуск в стрелковый клуб «Сокол» на имя Каримова Рустама. Значит, Рустам.

Откладываю пластиковую карточку и выбрасываю тряпье.

Подхожу к зеркалу и ужасаюсь. Плечи, грудь и руки в крови. Видимо, когда я несла его, перепачкалась сама. Надо принять душ.

Скидываю платье прямо в комнате для гостей и подцепив полотенце иду в душ. Нельзя там долго задерживаться, вдруг незнакомец придет в себя.

Нет, не незнакомец.

Рустам.

Слышу шумный вдох, и вся сонливость мигом спадает. Открываю глаза и сажусь на постели, пытаясь понять, где я и что происходит.

– Ты очнулся, – хрипло произношу, глядя на мужчину рядом со мной. Его глаза открыты, но взгляд все еще несфокусирован. После душа я натянула пижаму и легла поверх покрывала прямо рядом с Рустамом, и теперь он проснулся, но на улице по-прежнему темно, значит все еще ночь. – Как ты?

Нависаю над ним, пытаясь понять, слышит ли он меня, а может бредит? Касаюсь колючей щеки, но тут же охаю, он невероятно горячий. У него жар!

Вскакиваю с кровати и иду в ванную, где мочу еще одно полотенце, и когда возвращаюсь в комнату, пациент пытается сесть. Но ему не удается, рана на его боку начинает кровить снова.

– Лежи, тебе нельзя напрягаться, – подхожу к нему, и вижу, что он наконец-то меня заметил. Опускаю мокрое полотенце ему на лоб, но мое запястье перехватывают, и я вздрагиваю от силы хватки. – Больно.

– Мне надо позвонить… – он разжимает руку и откидывается на подушки, и я откладываю полотенце на тумбу и встаю, чтобы принести телефон.

– Держи, – разблокирую мобильный, и он берет его слегка дрогнувшей рукой, а я замечаю, что его костяшки разбиты.

Карие глаза впиваются в мое лицо, и я поражаюсь глубине их цвета. Они кажутся почти черными, с крошечными вкраплениями золота у зрачка. А потом до меня доходит, почему Рустам так смотрит на меня, и я поднимаюсь и выхожу из комнаты, чтобы он мог поговорить без свидетелей.

Через пять минут я вновь стучу в дверь, и слышу короткое войдите. Очень странно, что из хозяйки дома я превратилась в служанку этого человека, пускай он и ранен, выглядеть королем не перестал, и это раздражает.

– Никто не должен знать, что я здесь. Это для твоей же безопасности, – он уже полусидит на постели, пара подушек подложены под его спину, и я вижу, что рана больше не кровит, бинт лишь слегка окрашен. – Спасибо, что спасла мне жизнь.

– Я здесь не причем, просто ехала мимо, – принимаю протянутый им телефон и отчего-то смущаюсь под его взглядом. Карие глаза сканером проходятся по моей фигуре от еще влажных после душа волос до кончиков пальцев ног, скрытых серыми шелковыми штанами. Маечка в тон теперь кажется слишком тонкой, и я подавляю инстинктивное желание прикрыть грудь, потому что соски вмиг затвердели. – Тебе лучше показаться врачу.

Его взгляд поднимается к моему лицу, и мои щеки словно обдает жаром, потому что во взгляде без труда читается то самое, от чего меня ограждал отец все эти годы.

Похоть.

– Мне нельзя в больницу, – он поджимает пухлые губы, и мне только сейчас в голову приходит мысль, что я уже знаю, какие они на вкус. – Поехать туда, все равно что нарисовать на груди цель и встать перед снайпером.

– Но твои раны…А вдруг есть внутренние повреждения? – толкаю телефон в карман пижамных штанов, и резинка на талии натягивается, оголяя полоску кожи, на которую тут же падает взгляд черных как ночь глаз моего собеседника.

– Поверь, лучше мне не высовываться, – что-то в его голосе заставляет меня замолчать, потому что я вдруг понимаю, спорить бесполезно.

И тут же мысленно ругаю себя. Он спас меня от тех пьяных парней, а я выгоняю его из дома. Раненого и избитого. Хорошо же я плачу за добро…

– Можешь оставаться столько, сколько понадобится, – замолкаю, видя в глубине черных глаз удовлетворение. – Пока не поправишься.

– Спасибо, – он откидывается на подушку, и я вдруг замечаю какой он бледный. Отхожу к аптечке и достаю обезболивающее, которое тут же вместе со стаканом воды, налитым в ванной протягиваю пациенту.

– Выпей.

Он с подозрением косится на таблетку, и я поясняю.

– Обезболивающее.

С секунду удерживает мой взгляд, а потом закидывает таблетку в рот и залпом выпивает стакан воды с такой жадностью, словно не пил неделю, а я вдруг не подумав выпаливаю.

– Меня зовут Ангелина, – забираю стакан и ставлю на тумбочку, а потом выключаю светильник, теперь комната освещается только через приоткрытую дверь в ванную.

Собираюсь выйти, но у самой двери слышу его тихий ровный голос.

– Знаю, Ангел.

Глава 6

Думать, откуда Рустам знает мое имя страшно. Я точно не называла его до этого, значит, он как-то выяснил это, но как? Если папа узнает, что обо мне расспрашивал какой-то парень, он сможет догадаться, что я обходила его запрет на выход из дома без охраны, а это еще один неприятный разговор, в дополнение к другим разговорам, которые каждый день между нами происходят.

Да мы ссоримся каждый день.

Папа уверен, что я упираюсь из глупости, а я злюсь, что он постоянно мне выговаривает за тот разговор с Мазуром. Замкнутый круг, если учесть что я не просила Виталия напрямую отговорить отца. Тот лишь намекнул, что может помочь, а я с дуру повелась. Не надо было с ним вообще заговаривать.

Беру ноутбук и сажусь за кухонный стол с полной чашкой горячего какао. Надо проверить почту, вдруг там есть письма от моих учеников, с которыми мы договорились быть на связи.

Загружаю браузер, и слышу негромкое покашливание сзади.

– Спасибо за одежду.

Оборачиваюсь и взгляд натыкается на моего нового сожителя. Широкие плечи обтянуты черной футболкой с надписью No Pasaran, бедра довольно плотно облегают спортивные штаны Найк. Эти вещи у меня валяются с тех пор как отец останавливался у меня проездом, пока в нашем загородном доме был ремонт. А что ни говори, Рустам гораздо крупнее него, и одежда отца на нем сидит слишком…

Идеально.

– Не за что. Твою пришлось разрезать, она пропиталась кровью, – машинально захлопываю крышку ноутбука и поднимаюсь со стула. – Тебе уже лучше? Хочешь, приготовлю завтрак?

На мой вопрос парень кивает, и я вздыхаю, поняв, что ляпнула не подумав.

Готовка – не самая сильная моя сторона.

– Омлет подойдет? – подхожу к холодильнику и достаю яйца помидоры и зелень. Оборачиваюсь, так и не дождавшись ответа, и натыкаюсь на задумчивый взгляд карих глаз.

– Вполне… – Рустам словно только опомнился, рассеянно пожаимает плечами, усаживаясь на стул у кухонного островка.

Нарезаю помидоры и зелень и вываливаю это все на сковороду, и пока овощи томятся на медленном огне, взбиваю яйца, задумчиво глядя в окно.

Если кто-то из охраны отца узнает, что у меня в доме живет мужчина, это плохо кончится. Сегодня утром я спустилась на первый этаж и всеми правдами и неправдами уговорила консьержа молчать о том, что он вчера видел. Возможно, актриса из меня неубедительная, но десять тысяч вполне разумная плата за его молчание. И раз отец сегодня утром по телефону не спросил, кого я вчера тащила к себе домой, значит, он все еще не в курсе. Осталось только поговорить с новым гостем.

Вываливаю взбитые яйца на сковороду, и кухня наполняется ароматом жареных помидор и омлета. Сказать по правде – это единственное блюдо, которое я умею готовить. Обычно ко мне по утрам заскакивает Наталья Николаевна: она закупает продукты и готовит, но сегодня я позвонила и отменила ее визит, сообщив, что справлюсь сама. А значит, придется учиться готовить.

– Слушай, Рустам, я…

Черные глаза впиваются в мое лицо и, мне кажется, в них мелькает растерянность. Черные брови моего гостя сходятся на переносице, и он чуть склоняет голову.

– Моему отцу не понравится присутствие в моей квартире мужчины, поэтому, пожалуйста, постарайся никому не говорить, где ты сейчас, ладно?

– Почему ты называешь меня Рустам? – вдруг выпаливает, и я непонимающе моргаю, он что, не слышал о чем я просила?

– В твоей куртке был пропуск в стрелковый клуб. Там были твои имя и фамилия. А что? – спрашиваю, ведя плечом. Он не представился мне, может поэтому удивлен, откуда я знаю как его зовут? – Ну так, что, ты не станешь никому говорить…?

– Чего ты так боишься, Ангел? Испортить репутацию? – уголок его губ дергается в насмешке, и я стискиваю кулаки, машинально шагая к гостю.

– У меня есть жених, поэтому лишние слухи ни к чему, – все еще вижу эту его самодовольную улыбочку, ощущение такое, словно он насмехается над моей просьбой, и это не на шутку злит. – Я не хочу, чтобы до моего жениха дошли слухи, что я жила с другим мужчиной до свадьбы.

– С другим мужчиной? – он поднимается, и я слишком поздно осознаю, что подошла слишком близко. Один его шаг в мою сторону, и я уже зажата между столешницей и его мощной фигурой. – Ты серьезно ни о чем не догадываешься, Ангел?

Тянется к моей щеке, и я отшатываюсь, не позволяя коснуться кожи. Взгляд против воли падает на его сбитые костяшки, но слишком поздно. Он охает, когда я упираюсь рукой в его живот, пытаясь оттолкнуть, и нечаянно касаюсь пореза сквозь ткань.

– Прости… – потрясенно застываю, убирая руку и приподнимаю край футболки, замечая что рана кровит, и повязка пропитана насквозь. – Прости, я сейчас все исправлю.

Выныриваю из под его руки и бегу в спальню, где оставила аптечку. Возвращаюсь в кухню, и вижу что мой гость уже сидит на стуле. Его челюсти плотно сжаты, а лицо белее мела. Приподнимаю футболку и опускаюсь на колени у стула. Аккуратно поддеваю край бинта и срезаю повязку.

– Рану надо промыть, – поднимаюсь, хватая чистое полотенце и намочив его в раковине возвращаюсь к гостю. – Тебе нельзя ходить, рана снова разошлась, – аккуратно смываю кровь, мысленно ругая себя за неосмотрительность. Чувствую запах яичницы, и вскакиваю с места, с опозданием осознав, что все сожгла. Снова! Выключаю конфорку и удрученно вздыхаю, поворачиваясь к пациенту. – Может, закажем пиццу?

Рустам ухмыляется, а потом морщится, словно любое движение причиняет боль, но его голос звучит ровно, с легким налетом приказного тона.

– Подлатай меня, Ангел, а потом я приготовлю нам поесть.

Смотрю, как этот широкоплечий огромный мужчина орудует у плиты и разрываюсь между двумя странными желаниями: бесконечно наблюдать за ним и сорваться с места и с криками убежать, потому что он нравится мне и одновременно пугает. Рядом с ним я испытываю какой-то благоговейный страх, хотя и понимаю, что он ничего мне не сделает. Эта мысль плотно засела в подкорке, но я все равно не могу унять эту предательскую дрожь, когда он рядом.

– Где соль, Ангел? – он невозмутимо оборачивается, а мой взгляд скользит по обнаженной груди к белоснежной повязке, которую я только что ему поменяла. Вид синяков на мощном теле немного коробит, но я пытаюсь избежать прямого взгляда, поэтому продолжаю смотреть куда угодно только не в его невероятные черные глаза, потому что боюсь – он прочтет в моем взгляде все мои мысли.

– В шкафу, – мотаю головой в нужном направлении, и с губ срывается еще одна необдуманная фраза. – Ты можешь не называть меня Ангел?

Рустам достает соль и, не оборачиваясь ко мне, негромко фыркает, будто мои слова его смешат. Я поджимаю губы, непроизвольно раздражаясь.

– Меня зовут Ангелина. Ты можешь звать меня Лина или Геля. Как тебе больше понравится. Только не Ангел ладно? – моя рука тянется к салфетке и я беру тонкую бумагу и комкаю в руках, только бы чем-то себя занять, чтобы не чувствовать эту неловкость.

– Лина… – задумчиво произносит и мне кажется, улыбается. – Почему ты нарушила запрет отца и убежала из дома?

Вскидываю взгляд на широкую спину и замираю, пытаясь понять, когда рассказала ему о взаимоотношениях с отцом. На ум ничего не приходит.

– С чего ты взял что я…

– Той ночью в клубе. У тебя не было телефона, и ты была без машины. Боялась, что тебя найдут по ним? И ты сказала, твой отец не обрадуется, если узнает, что ты привела в дом мужчину.

Он пояснил, и мне вмиг полегчало. Не знаю почему, но мысль что Рустаму известно о нарушенном запрете напрягла. Это не его дело. Хотя он согласился не говорить никому, что живет у меня, значит мы стали сообщниками поневоле. И глупо что-то от него скрывать.

– Я…подруга уговорила меня отпраздновать получение диплома. Я совсем недавно вернулась из столицы, и она позвала в клуб, – сгребаю разорванную салфетку и поднимаюсь на ноги, чтобы выбросить в урну, и невольно натыкаюсь на Рустама. – Прости.

Опускаю взгляд на бинт, но тот по-прежнему белый, значит рана не кровит. Замечаю большой синяк под ребрами и безотчетно касаюсь его края. Кожа гладкая и горячая, и до меня не сразу доходит, что я касаюсь торса полуголого мужчины. Но когда слышу рваный выдох, отдергиваю руку и испуганно вскидываю глаза.

– Тебе больно?

Вместо ответа Рустам перехватывает мое запястье и прижимает мою ладонь к своей коже, отчего по телу снова пробегает дрожь. Пульс сбивается, и я облизываю губы.

– Кто сделал это с тобой… – непроизвольно срывается с моих губ, и напряжение в воздухе спадает. Рустам разжимает запястье, и моя рука опускается вдоль тела, но я не отхожу. – Что за люди могли так избить…

Словно не замечая моих вопросов, он отворачивается и достает из шкафа тарелки, а мне наконец удается кинуть в урну салфетку.

– Мои люди уже ищут их, – отвечает ровно и выкладывает наш завтрак на тарелки. – Но найти исполнителей мало. Надо выяснить, кто за всем этим стоит.

Слушаю его, в одновременно не могу отвести взгляда от широкой спины на которой бугрятся мышцы.

– И что ты сделаешь, когда найдешь заказчика? – В горле пересыхает, когда спина каменеет, и Рустам медленно оборачивается и впивается взглядом в мое лицо.

– Сделаю так, чтобы они пожалели, что родились на свет.

Глава 7

Сижу в гостиной ожидании отца и как никогда чувствую себя маленькой девочкой. Сейчас, если я все сделаю правильно, папа похвалит меня, и мы помиримся, а если снова начну перечить, будет новая ссора. Вроде бы все просто, но до трясучки бесит, но я продолжаю спокойно сидеть, хотя внутри начинает закипать ярость.

Когда он сказал, что отдаст меня замуж по своему усмотрению, мне было всего пятнадцать, и не смотря на трудный возраст, я безропотно согласилась, потому что верила – папа знает как лучше. Но когда дошло до дела, я поняла, как ошиблась. Не хочу замуж! Что за глупости? Становиться женой какого-то старикана и рожать ему детей сидя дома, пока он как мой папа будет пропадать на работе. Мне всего двадцать один! Губить жизнь даже не успев насладиться ею – самая глупая на свете вещь. И в пятнадцать я добровольно на нее согласилась. Но я ведь не понимала всей сути слов отца, а сейчас меня уже никто не спрашивает…

– Рад, что ты вовремя, – отец входит в комнату и устало опускается в кресло. – Я сейчас разговаривал с Хасановым, и он подтвердил намерения породниться с нашей семьей.

Знакомая фамилия резанула по ушам, и я глянула на отца, чуть наклоняясь вперед.

– С Хасановым? – переспрашиваю, и тут же поднимаюсь с дивана, когда слышу как хлопает входная дверь в доме. Пулей вылетаю в коридор и подбегаю к окну, в котором прекрасно вижу своего будущего жениха: тот самый мужчина со званого ужина, которого мне показала Инесса. Ренат Хасанов. Холостяк с двумя детьми. Господи, неужели это он? Да он же ровесник отца! – Зачем ты так, папа…

Рвано выдыхаю, глядя как мужчина садится в черный седан, и водитель трогает с места.

Позволяю себе несколько секунд постоять у окна, глядя на опустевшую подъездную дорожку и разворачиваюсь чтобы вернуться в гостиную.

Отец откладывает планшет, когда слышит мой вздох и переводит взгляд на садящуюся напротив меня.

Диван настолько мягкий, что я проваливаюсь в него, но это не успокаивает, а только раздражает, потому что сейчас мне хочется быть прямой как палка, и не показывать насколько я расстроена.

– Ренат сказал, ты можешь выбирать свадебное платье и заказывать банкет. Сегодня с тобой свяжутся организаторы, с которыми ты будешь обсуждать тонкости предстоящей свадьбы. Расходы он разумеется оставляет на тебя.

Слова как грубые пальцы теребят струны натянутых нервов, и я закусываю губу изнутри, только бы не начать спорить.

– Все расходы жених берет на себя, – повторяет папа. – Дату свадьбы пришлось немного сдвинуть, Ренат не объяснил почему, но думаю две недели погоды не сделают.

Папа все говорит, а ком в моем горле растет, пока я не набираюсь храбрости и не размыкаю побелевшие губы.

– Зачем ты отдаешь меня за него? – сглатываю, и словно плотина прорывается и я начинаю тараторить как одержимая. – Дело в деньгах? Я не верю, у нас с ними проблем нет. Может, хочешь объединить бизнес? Но это жестоко использовать меня как разменную монету. Хочешь внуков? Ну так я родила бы тебе но со временем, когда встретила бы подходящего мужчину, которого ты бы одобрил. Зачем отец? Объясни…

– Потому что я не хочу, чтобы ты потеряла голову от какого-нибудь охотника за моими деньгами. А таких поверь, будет море, стоит мне позволить тебе жить обычной жизнью. Думаешь им нужна будешь ты? Им нужны будут деньги, которые женитьба на тебе для них обеспечит. Я не хочу, чтобы ты стала билетом в красивую жизнь для какого-нибудь обаятельного парня, который вместо твоей красоты будет видеть нули на твоем банковском счету. И довольно споров. Семья Хасановых очень влиятельна и расторгать с ними помолвку, все равно что прилюдно объявить войну. Тема закрыта Ангелина, ты выйдешь замуж. Точка.

И подчеркивая, что разговор окончен, отец снова берет в руки планшет и утыкается в него, оставляя подавленную меня сидеть на диване напротив.

Глава 8

Домой я захожу в диком раздрае.

Швыряю ключи от машины и стягиваю куртку. Всю дорогу до дома психовала и сейчас лучше не стало.

– Проблемы? – Рустам сидит на диване в гостиной и листает каналы, но при виде вошедшей меня хмурится и откладывает пульт. – Обидел кто?

Прикрываю глаза и отрицательно мотаю головой, устало опускаясь на диван.

– Я встречалась с отцом, – стягиваю с волос заколку и пряди рассыпаются по плечам и спине. И мне сразу становится немного легче, головная боль чуть утихает. Тянусь и прочесываю волосы пальцами, блаженно прикрыв глаза. – Он сказал, что в ноябре я выйду замуж.

Замолкаю, потому что горло перехватывает от горечи, и подтягиваю под себя ноги, садясь удобнее. Рустам молчит, но тишина не давит, мне отчего-то спокойно и я не чувствую неловкости. Несколько секунд никто из нас не произносит ни звука, и я поднимаю взгляд на собеседника, я застываю.

От непринужденности не остается и следа, потому что я замечаю каким взглядом Рустам на меня смотрит. Черные как ночь глаза кажется стали еще чернее, они прожигают насквозь, будто касаются меня физически, не отрываются от моих распущенных волос, и мне становится неловко. Опускаю руки, перебрасывая пряди на одно плечо, и дымка в глубине его глаз рассеивается.

– Ты этого не хочешь? – его голос чуть охрип, и нотки, сквозящие в нем до ужаса напоминают его баритон в те минуты когда он подвез меня домой и поцеловал. – Выходить замуж?

Опускаю взгляд и вздыхаю, пробегая глазами по комнате.

– Я мечтала получить диплом и найти работу в школе. А отец отдает меня замуж за своего ровесника, – замолкаю, осознав, что ляпнула лишнего. Мои планы на будущее никого не касаются. Я никогда не делилась ими. И впредь не должна. – Я не горю желанием становиться чьей-то собственностью.

Рустам выпрямляется и хмурясь, заглядывает в мое лицо.

– С чего ты взяла, что за ровесника? – Он выглядит слегка сбитым с толку, и от этого я на секунду забываю о своих горестях и едва не улыбаюсь, таким милым мне кажется его лицо.

– Я видела своего жениха сегодня. Мужчина в возрасте. Отец двоих детей и все такое…

– Господи… – Рустам откидывается на спинку и прикрывает глаза рукой. – Ангел ты шутишь?

Его плечи начинают содрогаться, и я снова злюсь. Почему все что касается меня его так смешит?

– Глупо было обсуждать это с тобой, – поднимаюсь с дивана так резко, что едва не спотыкаюсь. Не хочу, но голос все равно пропитан ядом. Отступаю, и мою кисть перехватывает сильная рука, Рустам подтягивает меня к себе.

Его лицо все еще хранит следы иронии, видно, он пытается взять себя в руки и не улыбаться так явно, но мне все равно хочется вырвать руку.

– Прости, Лина. Я не должен был так реагировать, – он поднимается и скользит по моему запястью, вызывая ворох мурашек. Он выше меня, и рядом с ним я кажусь себе Дюймовочкой. Хочется отступить, но я не могу сдвинуться с места, словно магнитом притянутая к огромному торсу. – Тебе нужно расслабиться, ты напряжена.

Его руки медленно скользят по моей коже к плечам, оставляя ожоги прикосновений. Мне следует остановить его, оттолкнуть, но я продолжаю стоять и впитывать в себя эту грубоватую ласку. Чувствую просыпающийся где-то в глубине души голод и прикрываю глаза.

Жесткие пальцы опускаются на плечи и начинают разминать затекшие мышцы и мои колени подкашиваются. Хватаюсь за талию стоящего напротив мужчины и слышу сдавленный стон.

Черт, повязка!

– Прости.

Руки на плечах замирают, а я свои отдергиваю и поднимаю виноватый взгляд на Рустама. Его красивые губы поджаты, глаза закрыты, а между бровей залегла складка.

– Дай посмотреть… – приподнимаю край черной футболки и вижу что бинт пропитывается кровью. – Тебе нужно наложить швы.

Его лицо на секунду преображает улыбка, которая тут же стирается когда я стягиваю с него футболку.

– Просто мне надо держаться подальше от тебя, Ангел.

Подкол в мой адрес заставляет улыбнуться, и я ухожу за аптечкой чтобы сменить повязку. И в голове совершенно некстати мелькает мысль: а что было бы, не задень я его рану?

Глава 9

Сегодня примерка свадебного платья, но я как ни странно на нее не хочу. Тем не менее заставляю себя подняться с постели утром и идти в душ.

Прохладная вода приводит в чувства, и я закутываюсь с белый халат и захожу в комнату.

– Доброе утро, Ангел.

Вздрагиваю, когда вижу развалившегося на моей кровати Рустама. Машинально хватаюсь за полы халата и сжимаю в кулаках, стягивая на груди.

– Что-то случилось? – голос сдает меня, уже привычной дрожью, и мне с трудом удается отвести взгляд от мощного торса, который за последнее время стал еще привлекательнее, потому что за те две недели, что Рустам живет тут, синяки на его теле почти прошли, как и тот порез, который теперь заклеен лишь пластырем телесного цвета. – Зачем ты вошел в мою комнату?

Сглатываю, машинально отступая к туалетному столику, и опускаюсь на пуф, продолжая стискивать халат.

– Ты избегаешь меня? – Рустам смотрит в упор, и его взгляд, как и присутствие заставляет нервничать. Сглатываю, когда взгляд черных глаз на секунду опускается к голым ногам в вырезе халата, и тут же запахиваю ткань, отчего гость снова впивается глазами в мое лицо. Уголок его губ дергается, намекая на насмешку, но затем лицо снова принимает то замкнутое выражение.

– Нет. Просто у меня дела. Подготовка к свадьбе…

Пытаюсь оправдаться, хотя отговорка напоминает слабую соломинку, за которую я ухватилась, чтобы не сорваться с обрыва. Он прав. Все эти дни я намеренно избегала гостя, потому что слишком остро ощущала его присутствие, и это бесило. Ни разу не встречала мужчину, способного так влиять на меня физически и морально. Рядом с этим человеком я постоянно дрожу. И мысль, что он где-то рядом через стенку заставляет меня мучиться бессонницей, сходить с ума, покрываться мурашками и сгорать на медленном огне.

– Чего ты боишься Ангел? – он намеренно подчеркивает последнее слово, растягивая гласные, хотя прекрасно помнит, что я просила его так меня не называть. И судя по таящемуся в глазах лукавству, понимает, как меня это накаляет, но продолжает дразнить, намеренно выбивая из колеи. – Что я начну распускать руки?

Господи, это просто невыносимо!

– Хватит, пожалуйста…– мольба в моем взгляде стирает насмешку в черных глазах, и собеседник хмурится. – Мне нужно ехать на примерку свадебного платья, ты не мог бы выйти?

Поднимаюсь, мысленно молясь, чтобы он понял и ушел, и Рустам вздыхает и встает с постели. Его шаги заглушает пушистый ковер, а удары моего сердца в ушах все ускоряются, пока не превращается в сплошной гул. Мужчина замирает в сантиметре от меня, и поддев подбородок заглядывает в мои глаза.

– Я не трону тебя, если ты сама этого не захочешь, – его голос обволакивает как горячая волна, и я ощущаю как мышцы внизу живота напрягаются, а соски царапают ткань халата изнутри. – Не будь такой трусихой. Лина.

– Ты закончил?

Злит его наглая ухмылка, поэтому отбрасываю его кисть и отступаю, демонстративно отворачиваясь от гостя. Шагаю к шкафу, слыша негромкий смешок.

– Мне нужны мои вещи. Но для этого мне придется назвать твой адрес своему другу, – повисает короткая пауза, а потом красивый голос снова дразнит мои нервы. – Либо ты можешь забрать сумку на нейтральной территории торгового центра.

– Хорошо, – соглашаюсь, только бы он поскорее ушел. – Позвони другу и сообщи, что я буду ждать его на парковке «Кристалла» в час дня.

Рустам молчит, и я оборачиваюсь, всем своим видом демонстрируя недовольство. Этот мужчина невыносим!

– Спасибо, – теплая улыбка таится в глубине его голоса, и собеседник протягивает мне пластиковую карту что я нашла в его кармане. – И передай пропуск Рустаму, я брал его на один день.

И не обращая внимания на ошарашенную меня, он выходит из комнаты, оставляя после себя сводящую с ума недосказанность.